ИСТИНА

ГЛАВА 1

Больница Джона Хопкинса в Балтиморе входит в число лучших в стране.

Когда я пришла на работу и зашла в кабинет, моя новоиспеченная секретарша Дейзи ещё не появилась. Вероятно, задержалась в какой-нибудь кофейне.

Дейзи Уокер – та самая секретарша, которая стремится сделать карьеру быстро. Она стала уже шестой по счёту за прошедшие два года, так как молодежь быстро утомлялась монотонной работой и попросту увольнялась.

Дейзи окончила какой-то экономический университет и в поисках заработка, чтобы платить за съемную квартиру, устроилась к нам в государственную клинику. Без особого энтузиазма. Насколько я могу судить со стороны.

Дейзи – девушка весьма… любопытная. Не в смысле, что она совала нос не в свои дела, хотя и тоже бывало. Просто Дейзи постоянно задавала вопросы: о протоколах, врачах, пациентах, смысле жизни, в конце концов. Сначала это раздражало, но потом я привыкла. Даже стала немного объяснять ей вещи, о которых она расспрашивала с наигранным интересом. Может быть, потому, что я чувствовала какую-то вину за то, что талант Дейзи (с актерской деятельностью она бы точно покорила подмостки Бродвея) пропадает в стенах унылой клиники.

Дейзи, конечно, не ангел. Однако она быстро схватывала информацию и так же быстро пользовалась ею. Иногда, чтобы обхитрить меня, иногда, чтобы подлизаться к врачам, иногда, чтобы добиться своего. Но в хитростях Дейзи не было злобы, скорее наивный расчет. Она стремилась вырваться из порочного круга обыденной жизни.

И я, честно говоря, не винила её за это. Кто из нас не хотел? Просто у Дейзи желание особенно явное, почти осязаемое. Она напоминала пружину, сжатую до предела, готовая выстрелить в любой момент. И я знала, что рано или поздно Дейзи найдет способ вырваться. Вопрос только в том, куда её занесет этот выстрел?

Я не спеша раздеваюсь и вешаю пальто на вешалку в шкаф. Затем подхожу к рабочему столу Дейзи и смотрю на составленное расписание. Каждый час занят записью нового пациента. Для практикующего психиатра, конечно, хорошо, когда нет недостатка в пациентах, но сегодня я чувствовала себя неважно и совсем не была настроена на продуктивный день.

Тяжело вздохнув, потираю переносицу. Плотный график означает долгий и утомительный день, полный чужих проблем, тревог и надежд, которые мне предстоит выслушать, проанализировать и, по возможности, помочь разрешить с положительным исходом.

А что с моими собственными проблемами? Кто поможет мне?

В этот момент в дверь робко постучали.

– Войдите, – буркнула я, не поднимая глаз от расписания.

В кабинет ворвалась Дейзи, немного запыхавшаяся, с большим стаканом кофе в руке и немного растрепанной прической.

– Доброе утро, доктор Пирс! Простите за опоздание, на дорогах ужасная пробка, – она быстро скинула верхнюю одежду, поставила стакан с кофе на стол и принялась энергично расправлять блузку.

– Доброе, – отвечаю, стараясь звучать бодрее. – Ничего страшного, Дейзи. В следующий раз старайся приезжать вовремя. У меня сегодня и без тебя голова кругом.

Дейзи виновато опустила глаза.

– Больше не повторится, обещаю. Вам кофе сделать, доктор Пирс?

– Не стоит, спасибо. Я по дороге на работу выпила. Лучше помоги разобраться с графиком. Сегодня как я посмотрю, – тычу пальцем в график, – адский день! С утра онлайн-конференции, потом приём пациентов, а вечером ещё отчёты нужно закончить! Боюсь, без твоей помощи, Дейзи, я просто не справлюсь.

Дейзи тут же оживилась. Она подхватила расписание и принялась внимательно его изучать.

– Так, давайте посмотрим… Конференция в десять, потом пациенты… Миссис Джонсон в одиннадцать, мистер Сбиксей в двенадцать… – Она быстро проговорила все назначения, попутно что-то отмечая в своём блокноте.

Я облегченно вздохнула. Дейзи умеет навести порядок в хаосе. Она не просто ассистент, а настоящая находка. С ней можно быть уверенной, что ни одна важная деталь не будет упущена.

– Тогда ты займешься обзвоном пациентов, напомнишь им о приёме. А я пока подготовлюсь к конференции. И, пожалуйста, закажи нам ланч. Думаю, сегодня будет некогда выходить в кафетерий.

– Всё сделаю, доктор Пирс! – бодро отвечает Дейзи и тут же принимается за работу.

– Спасибо. Я, пожалуй, начну работать. Подготовь, пожалуйста, карточку первого клиента.

Снова кидаю взгляд на расписание, собираясь с духом. Что ж, придется надеть маску профессионализма и окунуться в мир чужих переживаний. Может быть, хотя бы кому-то сегодня станет немного легче.

Открываю ноутбук и углубляюсь в материалы конференции. Тема сложная, она касается новых методов диагностики редких психических заболеваний. Необходимо быть во всеоружии, чтобы достойно представить клинику.

Время от времени приходиться отвлекаться на телефонные звонки, но Дейзи четко фильтрует входящую информацию, избавляя меня от лишней нагрузки.

В десять, как запланировано, выхожу в сеть и подключаюсь к онлайн-конференции. Всё проходит успешно. После своего блока выступления, тут же покидаю чат. Время поджимает, наступает время приёма пациентов. У меня несколько минут, чтобы перевести дух, отключится от научных проблем, и перейти к более реальным. Да, мир жесток и бессердечен. Все мои пациенты – заложники системы или собственных надуманных проблем, которые постепенно превращаются в тревожные состояния, депрессии и более тяжелые случаи.

Первый пациент – молодая женщина по имени Эмили, которая пришла с жалобами на панические атаки. Я внимательно выслушала её историю, задавая уточняющие вопросы и стараясь понять корень проблемы. Эмили говорила о давлении со стороны родителей, о страхе не оправдать их ожидания, о чувстве вины за то, что не может соответствовать идеалу, который они для неё создали и как следствие погружение в затяжную депрессию.

Следующий пациент – полная противоположность Эмили. Мужчина средних лет, уверенный в себе, успешный бизнесмен с именем Майлз. Он пришёл с проблемой эмоционального выгорания и полной потерей смысла в жизни. Казалось, у Майлза есть всё, о чём можно мечтать, но мужчина чувствовал себя опустошенным и несчастным. Мы долго разговаривали о ценностях и жизненных приоритетах, о том, что на самом деле для него важно. Майлз последнее время начал всерьез задумываться о том, чтобы сменить сферу деятельности или хотя бы найти новое хобби, которое будет приносить радость. Да, даже у миллионеров не всё гладко в жизни, если вы думали, что для счастья в жизни нужны лишь шуршащие бумажки.

Ближе к обеду в кабинет ворвался аромат свежеприготовленного ланча. Дейзи предусмотрительно заказала мои любимые сэндвичи с авокадо и креветками. Мы быстро перекусили, обсудили последние новости в больнице, коллег, и планы на предстоящие выходные.

Дейзи обладала удивительной чертой, она знала, как поднять настроение. А в этом я как ни странно нуждалась. Последнее время меня многое угнетало. Знаете, то чувство, когда засасывает повседневная рутина. Ты понимаешь, что необходимо иногда выбираться из образовавшегося кокона, но когда добираешься до дома, мысли, кроме как принять душ, перекусить и добраться до подушки, совсем не остается. И это в мои тридцать лет! Мне претило самой, что я превратилась в какую-ту унылую женщину средних лет. Хотя в тридцать не знаю точно, я ещё девушка или уже женщина?

После обеда, когда эндорфины были удовлетворены, я приняла пожилую пару, которая пришла с проблемами в межличностных отношениях. Они прожили вместе больше сорока лет, но в последнее время стали часто ссориться и отдаляться друг от друга. Я помогла им вспомнить, что их когда-то связывало, дала рекомендации, как слушать и слышать друг друга, находить компромиссы. К концу сеанса они держались за руки и смотрели друг на друга с нежностью.

К концу дня я чувствовала себя выжатой как лимон. Но, несмотря на усталость, я испытывала удовлетворение от того, что смогла кому-то помочь. Даже небольшая поддержка может изменить жизнь человека к лучшему. Может быть, я не могу решить все проблемы мира, но ежедневно я делаю его немного светлее для тех, кто приходит. Каждый пациент – это уникальная история, требующая особого подхода и внимания. Я несу ответственность за каждое слово, совет, рекомендацию, за каждую технику, которую предлагаю, и за каждый выписанный рецепт.

Последней приходит Сандра, страдающая от псевдодепрессии, естественно после расставания с парнем. Она казалась совершенно потерянной и обессиленной. Мы говорили о чувствах, переживаниях, планах на будущее. Я пыталась помочь Сандре осознать, что расставание – не конец жизни, а начало нового этапа. Мы вместе разработали план действий и курс лечения, который поможет ей постепенно вернуться к нормальной жизни, найти новые интересы и цели.

Когда она покинула кабинет, усталость навалилась тяжёлым грузом. Казалось, что меня переехал каток. Голова гудела, мысли хаотично метались в голове. Слишком много ненужной информации, чужих проблем, заморочек и потраченной энергии. Да, родители воспитали во мне сострадания к ближнему или нуждающемуся. С полным чувством самоотдачи. Чтобы не случилась, я должна всегда помогать тем, кому требовалась помощь. Возможно, это неплохо до определенного периода. Однако, когда ты выбрал профессию психотерапевта-психолога, чувство сострадания мешает. Я не могу полностью абстрагироваться от чужой проблемы. Я, как Робин Гуд, хочу всех спасти.

На часах восемь вечера. Самым сложным оставалось написание отчётов о прошедшем дне. По опыту знаю, что лучше это делать сразу и не оставлять на последующий день.

Пришлось прибегнуть к помощи Дейзи. Она распечатала необходимые данные и подготовила черновики. Оставалось только внести корректировки.

Просматриваю свои записи, анализируя каждую деталь за прошедшую сессию. Стараюсь увидеть закономерности, найти новые подходы, улучшить свои навыки. Постоянное самосовершенствование – неотъемлемая часть моей работы. По крайне мере, я так себя настраиваю. Возможно, я слишком самокритично к себе отношусь, опять же таки, спасибо родителям! Всю сознательную жизнь я стремлюсь, стать лучшей версией себя лишь для того, чтобы они меня похвалили, гордились моими успехами и спокойно могли встречать старость, зная, что они воспитали хорошего человека.

У меня уходит минут двадцать на заполнение отчетов.

Когда я выхожу из кабинета, Дейзи не поднимает глаз. Она увлеченно с кем-то переписывается в телефоне.

«Хоть у кого-то есть нормальная личная жизнь!».

– Как прошёл ваш день, доктор Пирс?

– Довольно напряженно. Хотя бывало и хуже.

– Поражаюсь вашей выдержанности и стойкости. Я бы давно прибила кого-нибудь из пациентов. Вам ведь приходиться часами выслушивать чужие жалобы.

Я хмыкнула, скорее из вежливости, чем в знак согласия. Действительно, работа меня хорошенько выматывала. Не столько сами пациенты, сколько ощущение бессилия перед их страданиями. Я видела, как болезнь выгрызает жизни пациентов, как рушатся их семьи, как надежда угасает. И всё, что я могу – выписывать таблетки, давать советы и надеяться на чудо.

– Они не нытики, Дейзи. Люди просто порой нуждаются в человеческой помощи, – стараюсь сохранить спокойный тон. – И моя задача – им эту помощь оказать.

Дейзи отрывается от телефона и смотрит на меня с лукавой улыбкой.

– Я знаю, доктор Пирс. Просто иногда так хочется немного драмы, – она подмигивает. – Ладно, не буду вас больше доставать. Лучше расскажите, что за сегодня произошло нового? Может, появился интересный пациент, с которым можно почесать языки? Выходящая за пределы разума история?

Вздыхаю и качаю головой.

– Боюсь, ничего интересного. Всё как обычно: депрессии, тревоги, панические атаки. Люди пытаются справиться с жизнью, как могут.

Дейзи отворачивается и снова берёт телефон в руки.

– Ну и скука смертная, – бормочет она себе под нос. – Хорошо, что у меня есть виртуальная жизнь. Там хоть что-то происходит.

Я понимаю её. В нашей работе трудно оставаться оптимистом. Каждый день мы сталкиваемся с чужим горем и страданием. И чтобы не утонуть в море негатива, нужно уметь находить отдушину, способ отвлечься и восстановить силы. Для Дейзи таким способом является – её телефон. Для меня – бутылка вина.

Смотрю на Дейзи с легкой грустью. Ее слова, хоть и сказаны в шутку, но они отражают распространенное заблуждение о психических расстройствах. Многие люди, не сталкивавшиеся с ними лично, склонны недооценивать серьезность проблемы, считая ёе лишь проявлением слабости или нытья. Но депрессия, тревога и панические атаки – реальные болезни, которые требуют профессиональной помощи и поддержки специалиста.

– Тебе кажется это скучным, потому что ты не видишь, что стоит за диагнозами, – отвечаю, стараясь не звучать назидательно. – Ты не видишь отчаяния, страха и безысходности, которые испытывают пациенты. Не видишь, как они борются за каждый прожитый день, пытаясь найти хоть какой-то смысл в жизни.

Дейзи отрывается от телефона и смотрит на меня с удивлением. Кажется, мои слова задели её за живое.

– Простите, доктор Пирс, не хотела вас обидеть, – говорит она искренне. – Просто мне сложно представить, что кто-то может чувствовать себя настолько плохо, чтобы идти делиться своими проблемами с посторонним человеком. У меня в жизни все вроде бы нормально!

Улыбаюсь ей, понимая, что она говорит правду. Дейзи – молодая, красивая и успешная девушка. У нее есть работа, друзья, увлечения. Ей действительно сложно понять, что чувствуют люди, страдающие от психических расстройств.

– Дело не в том, чтобы понять, Дейзи, а в том, чтобы попытаться проявить сочувствие. Врач не обязан переживать чужую боль, чтобы признать её существование. Важно просто помнить, что за каждым диагнозом стоит живой человек, с уникальной историей и переживаниями.

Снимаю с вешалки пальто и накидываю на себя, наблюдая за тем, как Дейзи задумчиво смотрит в окно. За окном кипит жизнь: люди спешат по делам, машины сигналят, солнце играет в листве деревьев. Внешне всё кажется таким простым и беззаботным. Но под этой поверхностью скрывается множество драм, трагедий и личных битв.

– Угу, – произносит Дейзи тихо. – Я просто никогда не думала об этом в таком ключе. Знаете, я всегда считала, что если человек захочет, то он сможет справиться со своими проблемами самостоятельно. Просто нужно собраться и взять себя в руки. Не раскисать, быть сильным и уверенным. Человека ничто не может сломить, если он захочет выжить.

– Довольно распространенное заблуждение. Психические расстройства – это не вопрос воли, Дейзи. А болезни, которые влияют на химию мозга и функционирование нервной системы. Они требуют детального лечения, как и любые другие болезни. Одного желания и силы воли недостаточно.

В её взгляде скользнула тень – то ли сочувствия, то ли презрения. Невозможно понять.

– Да, конечно. Ваша святая миссия, спасти планету, доктор Пирс! – пробормотала она, возвращаясь к экрану телефона.

Её слова кольнули меня, как ледяной иглой. Святая миссия… Легко говорить, когда ты сидишь в тёплом офисе, окруженная дизайнерской мебелью и потягиваешь латте. Легко рассуждать о чужих проблемах, когда собственные не выходят за рамки выбора цвета новой сумочки.

Я не стала ничего отвечать. Спорить с Дейзи бесполезно. Она живет в своём мире. Мире глянцевых журналов и модных тусовок. мМре, где страдание – не более чем неприятное слово из новостей.

– Может, выпьем чего-нибудь покрепче, доктор Пирс? – вдруг предлагает Дейзи, откладывая телефон в сторону. В её голосе прозвучали неожиданные нотки искренности. – Знаю отличное место здесь неподалеку. Забудем о работе хотя бы на пару часов.

Я улыбнулась.

– Хорошая идея, Дейзи. Иногда ведь даже «святым» нужна передышка. Но сегодня мой вечер занят. Давай сходим в другой раз.

У меня совершенно нет настроения, идти с новенькой секретаршей распивать кофе, выслушивая очередную историю её жизни и так далее и тому подобное.

– Что ж, тогда хорошего вечера, доктор Пирс!

– И тебе.

ГЛАВА 2

Оказавшись на возвышающейся, покрытой шиферной плиткой крыше больницы имени Джона Хопкинса, взору открывается лабиринт из труб и телевизионных антенн, простирающийся во все стороны. Картина невольно вызывает ассоциации с известной сказкой «Малыш и Карлсон».

Утро выдалось сегодня не самое спокойное в моей практике.

– Не самый плохой вид, правда? – произношу, бросив взгляд влево, на сгорбившуюся фигурку, находящуюся примерно в трех метрах от меня.

Её зовут Пенни, и сегодня ей исполняется пятнадцать лет. Она хрупкая и миниатюрная, с большими, беспокойно моргающими зелеными глазами, и кожей, белой, как чистый лист бумаги. На ней лишь больничная пижама и вязаная шапочка, скрывающая отсутствие волос. Химиотерапия – беспощадный стилист.

На улице всего восемь градусов тепла, но из-за пронизывающего ветра кажется, что температура опустилась ниже нуля. Мои пальцы окоченели, и даже в обуви, надетой на капроновые колготки, я едва чувствую кончики пальцев. Пенни же стоит в шлепанцах на босу ногу.

Я понимаю, что не смогу спасти Пенни, если она решится прыгнуть или случайно сорвется вниз. Я даже не успею до неё добежать при всём желании. Между нами примерно два метра расстояния. Пенни не подпускает ближе. Она делает это умышленно. Как сказал её онколог, у Пенни невероятно высокий уровень интеллекта. Она хорошо разбирается в нейробиологии, планирует поступать в медицинский университет, знает несколько языков, но, ни на одном из них не желает со мной говорить.

Мы стоим так довольное продолжительное время. Я задаю Пенни вопросы, рассказываю различные истории, чтобы как-то отвлечь её от навязчивой идеи совершить смертельный прыжок. Я уверена, что она слышит меня, но мой голос, вероятно, для Пенни – лишь фоновый шум. Девочка погружена в свой внутренний мир, решая, жить ей или нет.

Мне необходимо вовлечься в её внутренний диалог, но для этого требуется согласие Пенни.

Существуют строгие протоколы, разработанные Национальной службой здравоохранения, касающиеся поведения в ситуациях с заложниками или попытками суицида. Сформирована группа экстренного реагирования, состоящая из опытных врачей, полицейских и психолога. Сегодня эта роль выпала мне. Первостепенная задача – узнать о Пенни как можно больше и выяснить, что подтолкнуло её к такому непростому решению. В данный момент пока я с Пенни на крыше, внизу, ведётся опрос врачей, медсестер, пациентов, а также её друзей и родственников.

Пока я единственное ключевое звено, от которого зависит жизнь подростка. Именно поэтому я стою здесь, замерзая, в то время как остальные находятся в тепле, пьют кофе, беседуют с коллегами и изучают документы.

Что мне известно о Пенни? В её правом полушарии мозга, в височной доле, находится новообразование, расположенное в непосредственной близости от жизненно важных структур. Опухоль вызывает различные головные боли, а иногда и лицевой паралич. Пенни проходит третий цикл химиотерапии. Утром к Пенни приходили родители. Онколог Майкл Спектр (который так же является главврачом нашей больницы) сообщил родителям Пенни обнадеживающую информацию: размер опухоли пока не прогрессирует. Значит, появилась надежда, что она при последующих процедурах начнет уменьшаться. Спустя несколько часов, после такого результата, Пенни по какой-то причине покинула палату, и выбралась на крышу через аварийное окно высотки.

Вот и всё, что я знаю о подростке, которая, возможно, пережила больше, чем многие её ровесники. Мне неизвестно, есть ли у Пенни подруга, любимый актер, музыкальная группа, мальчик который ей нравится. Я осведомлена о болезни Пенни больше, чем о ней самой. Поэтому я стараюсь изо всех сил разговорить её, вывести на диалог.

Меня беспокоит страховочный пояс, надетый у меня под свитером. В экстренном случае, пояс должен спасти меня в случае падения, если, конечно, его правильно закрепили. Звучит абсурдно, но именно такие мелочи часто упускают из виду в критических ситуациях. Возможно, мне следует вернуться и попросить проверить крепление. Непрофессионально? Возможно. Разумно? Безусловно.

– Пенни, возможно, это не имеет значения, но мне кажется, я понимаю, что ты чувствуешь, – произношу не громко, пытаясь установить с ребёнком контакт. – Я тоже в твоём возрасте переживала нечто подобное…

В наушнике раздается треск. «Стелла, давай без философии – слышу я. – Просто верни девочку внутрь помещения!».

Вынимаю наушник. Кладу его в карман брюк, чтобы Пенни не видела, что нас подслушивают.

– Психологи часто говорят своим пациентам: «Все будет хорошо». Они говорят так, потому что не знают, что ещё сказать. Я не буду произносить сейчас данную фразу. В данной ситуации она не уместна. Ты согласна?

Пенни молчит.

– Большинство людей не знают, как реагировать на чужую болезнь. К сожалению, нет четких правил или руководств на этот счет. Поэтому тебя встречают либо полными слез глазами, выражающими: «Я не могу этого вынести», либо натянутыми шутками и притворно оживленными разговорами. В худшем случае тебя просто игнорируют.

Пенни молчит.

Её взгляд устремлён куда-то вдаль. Она обнимает себя обеими руками и просто не шевелится. Пенни стоит ко мне спиной на самом краю крыши, но я знаю, она прекрасно слышит меня.

Внизу собрались все спецслужбы: пожарные машины, скорая помощь и полицейские машины. На одной из пожарных машин лестница, которую должны разложить и устремить ввысь. С какой целью они это делают? Пока рано. Они могут испугать Пенни!

В этот момент девочка наклонилась, чтобы посмотреть вниз. Она садится на самый край крыши, вцепившись пальцами ног в водосточный желоб, словно птица, сидящая на ветке.

Вдруг доносится дикий крик, и я не сразу осознаю, что его издаю я. Я кричу Пенни во всё горло. Яростно машу руками, требуя, чтобы пожарные убрали лестницу. Кажется, именно я собираюсь совершить самоубийство, в то время как Пенни остаётся совершенно спокойной.

Она поворачивает голову и смотрит на меня как на сумасшедшую.

Я нащупала наушник в кармане брюк, вставила его в ухо и услышала царящий там хаос. Спасатели кричали на начальника пожарной службы, который в свою очередь кричал на своего заместителя, а тот кричал ещё на кого-то....

«Господи, сделай так, чтобы безумный день поскорее закончился».

– Не делай этого, Пени! Пожалуйста, подожди! – В моем голосе звучит отчаяние. – Посмотри на лестницу. Пожарные её убирают! Видишь? Они не причинят тебе зла. Пенни, пожалуйста, не делай…

Кровь бешено стучит в моих висках. Пенни по-прежнему сидит на краю, сжимая и разжимая пальцы. Боковым зрением вижу, как медленно поднимаются и опускаются её темные, длинные ресницы. Наверняка, сердце Пенни бьётся, как у птенца, просто ей как-то удаётся не паниковать.

– Как думаешь, Пенни. Если бы ты была птицей, куда бы ты хотела улететь? В какую страну?

Она посмотрела вниз, размышляя. А потом обхватила свои колени, словно пытаясь согреться.

Это хороший знак.

– Я бы хотела стать орлицей, – вдруг неожиданно отвечает Пенни.

Второй хороший знак.

– Почему?

– У неё размах крыльев больше двух метров. Это свободная, хищная, самая сильная и крупная в мире птица.

– Не хотела бы я стать твоей добычей.

– Правильно. Не рекомендую, доктор «как вас там». Орел может высматривать добычу часами.

– Стелла Пирс. Если бы ты решила поохотиться на своё окружение, кто станет первым? Прыщавая занудная зубрилка из класса? Или сосед по парте, который как правило, придурок?

– Родители.

– Почему?

– Хватит с меня тех мучений, которыми они меня подвергают, каждый раз уговаривая пройти курс химиотерапии. Я сыта по горло, доктор Стелла Пирс!

Пенни можно понять. Немногие методы лечения имеют такие ужасные последствия, как химиотерапия. Тошнота, слабость, запоры, низкий уровень железа и сильная усталость могут сломить любого взрослого, что говорить о ребёнке.

– Что говорит доктор Спектр?

– Говорит, что опухоль возможно в скором времени начнет уменьшаться. Пока она не прогрессирует и типа это большая победа! Слышали когда-нибудь подобный бред?

– Но ведь это хорошо, Пенни. Разве не так?

Она тихо смеется.

– Врачи мне и раньше так говорили. На самом деле они просто преследуют рак по всему телу, а он не исчезает. Всегда находит, где спрятаться. Ловко маскируется. Никто никогда не говорит о выздоровлении, только о ремиссии. Иногда со мной даже не разговаривают. Доктор Спектр просто перешептывается с моими родителями о чем-то. Мама и папа думают, что я боюсь умереть, но это не так. Если бы они только увидели других детей здесь. У меня хотя бы была жизнь длинною в пятнадцать лет, а некоторые не доживают и до пяти. Я не боюсь смерти, Стелла… Или как вас там?

– Доктор Пирс. Но можешь называть меня Стелла. Сколько сеансов химии тебе ещё осталось?

– Около восьми. Потом нужно будет подождать и посмотреть. Я не беспокоюсь о своих волосах, внешнем виде, ломающихся ногтях. Нет, меня это ничуть не беспокоит. Я просто устала жить, доктор Пирс. Просто устала.

Пенни разворачивается ко мне лицом. С одной стороны, мне полегчало, что между нами завязался диалог. С другой, стало ещё страшнее. Теперь Пенни сидит спиной к пропасти, и сорваться от стремительного порыва ветра проще простого. Несмотря на то, что я психолог, психотерапевт и просто высококвалифицированный специалист в своей области, мне страшно. Я не хочу, чтобы на моих глазах погибал ребёнок. Если Пенни прыгнет с крыши, это будет преследовать меня всю жизнь. Все, включая родителей Пенни, обвинят меня сразу же в смерти подростка. Будут искать массу причин, почему я не смогла уговорить или не кинулась вслед, когда она падала с крыши. Людям сразу потребуется козёл опущения. А я – идеальный кандидат!

– Пенни, послушай меня, – стараюсь, чтобы мой голос звучал максимально спокойно и убедительно. – Понимаю, что сейчас тебе кажется, что это единственный выход. Но давай поговорим. Расскажи, что на самом деле случилось? Я здесь, чтобы выслушать, понять и помочь. Детка, не делай того, о чём потом будут горько сожалеть твои родители. Пойми, как бы тебе не казалось абсурдным, но они любят тебя. И все химиотерапии, лекарства, реабилитации, это всё, чтобы сохранить тебе жизнь, Пенни. Поверь, ни один, даже самый «отбитый» родитель, не желает своему ребёнку смерти.

В её глазах плещется отчаяние, смешанное со страхом. Сейчас любое неосторожное слово, любое резкое движение может толкнуть её к краю. Пенни достаточно отпустить карниз и наклониться назад и она стремительно полетит вниз. Я стараюсь сохранять визуальный контакт, но не впиваться в неё взглядом, не давить. Нужно показать, что я не враг, что я здесь, чтобы помочь, а не чтобы заставить.

– Я прекрасно понимаю, что ты, наверное, не доверяешь мне. Мы видимся впервые. Но поверь, я действительно хочу тебе помочь, Пенни. В жизни бывают моменты, когда кажется, что выхода нет, но это не так. Всегда есть возможность что-то изменить, найти другое решение. – Медленно делаю шаг вперед, сокращая расстояние между нами, но сохраняя достаточно пространства, чтобы она не почувствовала угрозу. – Я могу представить, как тебе сейчас тяжело. Но я уверена, что ты сильнее, чем думаешь. Мы вместе сможем найти способ справиться с ситуацией. Просто дай мне шанс. Позволь помочь тебе.

В моей голове проносятся сотни техник, приемов, слов, которые я должна сказать. В сложившейся ситуации главное – быть честной и искренней.

Я замираю, ожидая её ответа. Ветер усиливается, он беспощадно треплет наши волосы. Я промерзла до нитки, меня трясёт мелкой дрожью, и, скорее всего, я завтра слягу с простудой. Сердце колотится в груди, как бешеное. Я готова к любому развитию событий. Главное – чтобы Пенни осталась жива.

В наступившей тишине я слышу, как стучат зубы Пенни.

– Если химия не сработает, родители хотят, чтобы врачи назначили мне другой курс. Они не оставят меня в покое! Понимаете? Даже если я их порошу, они будут настаивать на своём. А я просто хочу, чтобы они оставили меня в покое. Если мне суждено умереть в пятнадцать, так тому и быть, доктор Пирс!

– Ты достаточно взрослая, чтобы принимать собственные решения, Пенни. Попробуй сказать родителям о своих желаниях. Я не уверена, что химию стоит прекращать, если у тебя намечается прогресс, но перерыв ты сделать можешь. Думаю, даже доктор Спектр не будет против дать тебе небольшую передышку. Я готова переговорить с твоими родителями в присутствии тебя. Так ты убедишься, что они точно не обманут тебя.

Пени качает головой, и я вижу слезы, стоящие у неё на глазах. Она пытается их остановить, но они просачиваются сквозь густые ресницы, и Пенни вытирает их рукой.

– Есть ли у тебя тот с кем бы ты хотела поговорить по душам?

– Мне нравится одна медсестра. Она очень добра ко мне. Её зовут Бэк.

– Прекрасно! Почему бы нам не зайти внутрь, чтобы мы могли поговорить? Я больше не могу здесь находиться. Кажется, даже мои кишки и те уже провертелись от порывов ветра. Не знаю как ты Пенни, а я бы, не отказалась от горячей кружечки какао и круасана. Как тебе идея?

Она молчит, и я вижу, как опускаются её плечи. Пенни снова погружается в свой внутренний мир.

– У меня есть племянница, ей восемь лет, – говорю я, пытаясь удержать внимание Пенни. На самом деле я лгу. Никакой племянницы у меня нет. – Я помню, когда ей было три года, мы были в парке, и я катала её на качелях. Она сказала: "Знаешь, тётя Стелла, если ты крепко-крепко зажмуришься, досчитаешь до десяти, то, когда ты откроешь глаза, увидишь мир в новых красках. Хорошая идея, да?».

– Но это ведь неправда.

– Почему нет?

– Только если ты сделаешь вид, только в этом случае, мир заиграет новыми красками.

– А почему бы и нет? Что тебя останавливает?

– У меня неоперабельная опухоль головного мозга, – недоверчиво отвечает Пенни.

– Да. Я знаю.

Интересно, кажутся ли мои слова Пенни такими же бессмысленными, как и мне. Она обрывает мои мысли:

– Вы ведь врач?

– Да. Психотерапевт.

– Они что, серьёзно думают, что мне нужно пообщаться с психотерапевтом? Я отдаю себе отчет в своих действиях, если, что доктор Пирс. Без обид.

– Я просто пришла поговорить с тобой, а не ставить диагноз, Пенни.

– Тогда скажите, почему я доложена добровольно уйти отсюда?

– Потому что здесь холодно и опасно, и я видела людей, упавших с этой самой крыши. Пойдем внутрь. Давай согреемся.

Она смотрит через плечо, вниз. Смотрит на вереницу машин скорой помощи, пожарных, полицейских и телевизионных фургонов.

Я замираю. Внешне требуется оставаться невозмутимой и спокойной. Не могу судить о своем внешнем виде, но внутри у меня полнейшая паника. Пенни не мой ребёнок, но меня мутит даже от одной мысли, что если бы она им была.

– Вы обещаете поговорить с мамой и папой?

– Конечно.

Она пытается встать, но её ноги замерзли и онемели.

– Пенни, оставайся на месте. Я сейчас подойду к тебе.

Сама удивлена тем, как смело это прозвучало.

Нет, я не забыла о ремне безопасности, я просто уверена, что никто не подумал о том, чтобы его пристегнуть. Пока я аккуратными шажками продвигаюсь к Пенни, моя голова полна образов того, что может произойти.

Несмотря на её неподвижность, я вижу перемену во взгляде Пенни. Еще недавно она была готова прыгнуть с крыши без тени сомнения. Сейчас она хочет жить, и высота под ней кажется пропастью. Я вижу, как Пенни сильнее вцепляется пальцами в водосточный желоб.

Всего пара метров отделяет меня от Пенни. Её лицо побледнело, и даже дрожь прекратилась. Плотно прижавшись спиной к кирпичной стене дымоходной трубы стене, я вытягиваю ногу вперёд, и протягиваю руку.

Пенни смотрит на неё, а затем медленно тянется ко мне. Я хватаю её за запястье и тяну к себе, обхватывая за тонкую талию. Кожа Пени ледяная.

Отстегнув переднюю, часть ремня безопасности, я удлиняю стропы, обматываю их вокруг живота Пенни, продеваю обратно в пряжку, и теперь мы связаны. Её шерстяная шапка касается моей щеки.

– Что мне делать? – спрашивает она сорвавшимся голосом.

– Молись, чтобы другой конец был к чему-нибудь привязан.

ГЛАВА 3

Сегодня пятница.

Наконец-то последний день перед выходными.

На уик-энд я запланировала навестить родителей. Мама пропилила мне мозги, что я много работаю и совсем не навещаю их с отцом.

Припарковав машину возле работы, выхожу на улицу и вдыхаю прохладный осенний воздух.

До меня доносится резкий звук автомобильного сигнала, и я оборачиваюсь. У самой кромки тротуара останавливается броский, черный спорткар – "Ауди". За рулем доктор Луис Бишеп, который приветливо машет мне рукой в кожаной перчатке (наверняка от «Луи Виттон). Луис, внешне напоминает скорее мажорного адвоката, а не анестезиолога.

Он с особым шармом выходит из своей шикарной тачки, ставит её на сигнализацию и переходит через дорогу, поравнявшись со мной.

– Привет, Стелла!

– Луис? Как ты напугал меня! Не боишься штрафа за неправильную парковку?

– У меня есть волшебная отмазка, – отвечает он самодовольной улыбкой, указывая на медицинское удостоверение под лобовым стеклом. – Незаменимая вещь в неотложных случаях.

Луис стоит, облокотившись на капот моей машины, и улыбается во все свои отбеленные зубы. Его темно-каштановые волосы слегка растрепались от ветра, а в глазах пляшут озорные искры. Луис воплощение спокойствия и уверенности, и сегодняшнее утро не исключение. Таких людей, кажется, никогда не беспокоят обычные бытовые проблемы. И это, прямо сказать, бесит.

Его беззаботность заразительна, но в тоже время действует на нервы. Я, например, полчаса, ищу место, чтобы припарковать свою машину, а он, видите ли, может бросить тачку где угодно и отделываться медицинской "отмазкой". Причем, уверена, что никакой неотложной ситуации у него и в помине нет. Просто захотел меня удивить, заставить почувствовать… как обычно, простушкой на его фоне.

– Прости, не хотел напугать, – произносит он, приближаясь. – Просто увидел тебя и не смог удержаться, чтобы не поздороваться. Как ты, Стелла?

– Все хорошо, спасибо. Собираюсь навестить родителей на выходных. А ты как?

– Отлично! – и его взгляд задерживается на мне чуть дольше, чем следует. – У меня, кстати, тоже грандиозные планы на уик-энд. Собираюсь пойти в горы, подышать свежим воздухом, зависнуть с палаткой, варить глинтвейн на костре и жарить пойманную рыбу.

Внезапно я почувствовала себя немного смущенной. Луис всегда воспринимался мной коллегой, приятным и профессиональным. Но сейчас, стоя здесь, на улице, в осеннем воздухе, он показался мне совсем другим. В его взгляде промелькнуло что-то новое, что заставило сердце биться быстрее.

– О, нет, горные походы точно не мой формат!

– Почему?

– Не любительница природы, предпочитаю больше комфорт и уют. Книга и горячий чай, вот мои идеальные выходные!

Луис усмехается, и в этой усмешке есть что-то дразнящее.

Он что клеит меня?

– Что ж, каждому своё, Стелла. Но поверь, горный воздух творит чудеса. Он прочищает голову и дарит ощущение свободы. Может, когда-нибудь рискнешь? Могу взять тебя с собой. Без проблем. Сама убедишься, что природа сотворит с твоим духовным миром.

Пожимаю плечами, стараясь скрыть образовавшуюся неловкость. Да, вроде бы мы ведём непринужденный диалог, и в тоже время он больше смахивает на флирт со стороны Луиса.

– Вряд ли. Но спасибо за приглашение.

Очередная неловкая пауза мгновенно повисает в воздухе. Ощущаю, как мои щёки слегка покраснели. Луис смотрит на меня с каким-то непонятным интересом, и мне становится трудно дышать.

Вдруг, он протягивает руку и убирает с моего лица упавшую прядь волос.

– Тебе идёт осень, Стелла, – шепчет он, приближаясь на шаг ближе, и его пальцы на мгновение задерживаются на моей щеке.

Моё сердце колотится с бешеной скоростью. Мир вокруг на секунды замедлился, и остались только мы, в опьяняющем осеннем воздухе, полном обещаний и невысказанных желаний.

– Луис, не думаю, что нам следует пересекать профессиональные отношения.

Отступаю на шаг назад.

– Ты советуешь как психотерапевт или как женщина?

Вопрос застаёт меня врасплох. Я немного растерялась и не могу подобрать нужных слов. В горле пересохло, я сглотнула, пытаясь восстановить самообладание. Если бы я думала как женщина, то мы точно бы уже кувыркались в его тачке на заднем сиденье.

– И как психотерапевт, и как женщина, – наконец отвечаю, стараясь говорить как можно более ровно. – Мы оба знаем, это будет неправильный путь. Личная жизнь и работа для врачей несовместимы. А вариант по-быстрому перепихнуться в подсобке, тоже не мой формат. Извини, если разрушила твои иллюзии.

Луис усмехнулся, и в его глазах мелькнуло разочарование. Он медленно убрал руку.

– Возможно, ты права. Но иногда правила созданы для того, чтобы их нарушать, Стелла.

Делаю глубокий вдох, стараясь успокоить, бешено колотящееся сердце. Слова Луиса звучат провокационно и будоражат воображение. Однако я должна оставаться рациональной. Слишком много поставлено на карту, чтобы поддаться мимолетному влечению.

– Нарушать правила можно, когда речь идёт о выборе ресторана или фильма на вечер, а не о серьёзных вещах, которые могут повлиять на нашу карьеру и репутацию. Подумай на досуге, Луис.

Он смотрит на меня, и я вижу, как в его взгляде борются желание и понимание. Наконец, Луис кивает, словно признавая мою правоту.

– Хорошо, Стелла. Я тебя понял. Правда не могу обещать, что моя симпатия к тебе изменится по щелчку пальцев. Извини, так устроены мужчины.

Я улыбнулась, чувствуя облегчение.

– Спасибо за понимание. Теперь мне пора, я опаздываю.

Луис посмотрел на меня, и я увидела в его взгляде вызов. Часть меня, хотела поддаться порыву страсти, забыть обо всем и просто отдаться моменту. Но другая часть, более ответственная, предостерегала от очередного необдуманного, безбашенного шага. Мне прекрасно известно, если мы пересечем допустимую черту, то пути назад не будет. А я не уверена, что готова к таким последствиям. Я всегда держала дистанцию на работе, избегая любых намеков на романтические отношения.

В прошлом, у меня уже случился горький опыт отношений с врачом-травматологом. Его звали Стефан, и мы познакомились в больнице сразу после того, как я устроилась туда после ординатуры, лечащим врачом. О боже, что это было за безумное время. Мы оба молоды, ненасытны и похотливы.

Стефан был высоким парнем, с атлетическим телосложением, пронзительным взглядом серых глаз и очаровательной харизмой. Он источал уверенность, которая меня притягивала, как магнит. В операционной он работал безупречно, хладнокровно и собрано, а вне – Стефан становился горячим и страстным любовником. Наш роман развивался стремительно: в перерывах между многочасовыми сменами, в пустых кабинетах и на крыше больницы под покровом ночи. Мы были опьянены друг другом, диким желанием и ощущением, что весь мир принадлежит только нам.

Мне прекрасно было известно, как Стефан пользовался популярностью у медсестер и пациенток, но я наивно полагала, что я – особенная, что он видит во мне то, чего не видят другие мужчины. Как же я ошибалась. Сказка стара как мир, однако я в неё долго верила. Думаю, всему виной детские сказки, которые мы зачитывает до дыр с самого детства. Ведь в сказке образ принца идеален. Разве принц изменяет кому-то? Нет. В финале любой сказки есть единственна фраза: «И жили они долго и счастливо!». Вот примерно на этом и строился мой мир преданной любви к Стефану. Да, согласна, идиотка. Но мы все учимся на своих ошибках.

Со временем очарование Стефана начало тускнеть в моих глазах, обнажая эгоцентризм и потребность во всеобщем внимании. Он флиртовал с другими женщинами прямо у меня на глазах, оправдываясь тем, что "просто поддерживает беседу". Наши совместные ночи стали реже, а разговоры короче. Стефан становился всё более отстраненным и раздражительным, винил меня в своих неудачах и частенько критиковал мою работу.

Однажды я случайно увидела его в ресторане. С молодой медсестрой. Они держались за руки и смеялись, а потом он её страстно поцеловал. Так, как целовал раньше только меня, когда мы познакомились. В тот момент многое стало ясно. Мой мир в одночасье рухнул. Разочарование обрушилось как тонна кирпичей. Рухнул карточный домик наивных представлений, оставляя после себя лишь пепел и горький осадок. Я чувствовала себя обманутой не только Стефаном, но и самой жизнью, которая так жестоко развеяла волшебные «единорожьи» фантазии. Казалось, весь мир сговорился против меня, подсунув фальшивого героя вместо обещанного сказочного принца.

Каждый взгляд Стефана, улыбка, прикосновение, казались фальшивыми, наигранными, рассчитанными на то, чтобы очаровать очередную жертву. Я мучительно вспоминала наши разговоры, пытаясь найти хоть какой-то намек на его предательство, но находила только подтверждение собственной слепоте. Как я могла быть такой наивной? Как могла не видеть очевидного?

Но, наверное, самое болезненное было осознание того, что я позволила себе быть настолько уязвимой. Я открыла Стефану сердце, доверила мечты и надежды, а он просто растоптал их, не задумываясь о последствиях. Возможно, это и есть настоящая любовь – риск, на который мы идём, зная, что можем быть обманутыми, преданными, растоптанными.

На следующий день мы расстались. Было больно, обидно и унизительно. Но я знала, что должна порвать с ним. Стефан никогда не любил меня так, как я его. Я стала очередным трофеем, ещё одной его победой в бесконечной гонке за признанием. Я устала от боли, от разочарований, от фальшивых обещаний. Я захотела построить свой собственный мир, где не будет места принцам и сказкам, где буду только я и мои собственные правила. Мир, где я смогу быть счастливой без необходимости ждать чуда, без страха быть обманутой, где я буду сама себе королева. Просто я. Подобный опыт научил меня многому. Прежде всего, как важно ценить себя, и не соглашаться на меньшее, чем заслуживаешь.

– Прости, Луис, мне и, правда, нужно бежать. Через десять минут начинается приём первого пациента, а я даже не добралась до кабинета!

– Без проблем. Меня тоже ждёт операционная. Я сегодня заступил на сутки.

Мы вместе двинулись в сторону больницы.

Солнце поднялось над горизонтом, окрашивая небо в нежные оттенки розового и оранжевого. Больница, возвышавшаяся впереди, казалась огромным, слегка зловещим монстром, поглощающим наши жизни, наши силы, наши мечты.

Мы шли, молча, каждый погрузился в собственные мысли. Луис, с его спокойным, уверенным взглядом, наверняка просчитывал ход предстоящей операции, представлял каждое движение и реакцию человеческого организма на дозу наркоза. Я же, наоборот, пыталась сосредоточиться на предстоящем дне, на том, чтобы быть максимально чуткой и внимательной к пациентам, каждому из которых предстояло поделиться со мной частичкой своей боли.

Опередив меня на лестнице, Луис распахнул входную дверь

– Кстати, Стелла, я вчера видел тебя по телевизору. Ты ведь теперь супер звезда! Спасаешь жизни подросткам, рискуя собственной. Меня бы на крышу и силой не затащили, будь там хоть целый класс детей.

– Звезды гаснут быстро, Луис, – отвечаю, пожимая плечами. – Сегодня меня покажут, а завтра забудут. Важнее, что произошло там, на крыше. И что та девочка сейчас в безопасности.

Мы вошли в холл больницы, где вовсю кипела жизнь. Санитары катили каталки, врачи спешили по коридорам, из кабинетов доносились приглушенные голоса пациентов. Ощущение монстра, поглощающего жизнь, усилилось.

– Я уверена, Луис, ты бы…

– Слушай, забыл рассказать про мои прошлые выходные. Я ездил на охоту с друзьями. Представляешь, мне удалось подстрелить утку!

– Ты охотишься на уток?

– Неважно, – отмахнулся он. – Так, баловство.

Консьерж потянул за рычаг, открывая бронированную дверь, и мы вошли в служебный лифт. Луис внимательно разглядывал себя в зеркале, стряхивая перхоть с плеча своего дорогого, но помятого костюма. С его фигурой был полный порядок, и я быстро отогнана мысли о том, как он выглядит без костюма.

– Всё возишься с… безумными пациентами? – спросил он, чтобы разрядить обстановку напряжения в лифте.

Ненавижу замкнутые пространства, особенно, когда рядом привлекательный парень.

– Провожу консультации, оказываю медикаментозное лечение, назначаю терапевтические сессии.

– А, вот как это теперь называется! – расхохотался Луис и похлопал себя по карманам. – Как тебе здесь платят, Стелла? Больше, чем на прежнем месте работы?

Он бы ни за что не поверил, что для меня не столько важна оплата, как результат пациентов.

– Не обижают. Хватает на жизнь.

Он замолчал и покраснел. Я едва сдержала смех.

– Луис, тебе не понять моего увлечения психологией, как и мне твоего анестезией.

– Ох, ну это другое дело. По крайне мере, я работаю с адекватными людьми. А ты с психами.

– Неправда. Не все пациенты психи.

Лифт наконец-таки остановился.

Мы вышли, прошли по длинному коридору, каждую минуты приветствуя того или иного коллегу, потом завернули за угол, и Луис бросил взгляд в мою приёмную. Там сидел мужчина, преклонного возраста, крепко сжимая в руке трость.

– Не понимаю, как ты можешь этим заниматься? – пробормотал Луис.

– Чем заниматься?

– Бесконечно слушать их.

– Так, я понимаю, в чём их проблема.

– К чему сложности? Выпиши антидепрессанты и отправь домой.

Я стала ощущать, как знакомый запах антисептика и лекарств обволакивает. Звуки кашля, стонов, шагов – сливались в единый больничный гул, который сопровождает меня каждый день.

Луис не верил, что в душевных болезнях есть психологический или социальный компонент. Он утверждал, что их природа исключительно физиологическая, а значит, они излечимы с помощью лекарств. Главное – подобрать правильную комбинацию.

– Слушать людей теперь считается старомодным. Пациенты ждут, что я выпишу им волшебные пилюли, которые решат мгновенно их проблемы. Когда я говорю, что хочу просто поговорить, они выглядят разочарованными.

– Ладно, Стелла, оставляю тебя на растерзание.

Луис поднимает правую руку и оставляет меня возле кабинета.

Когда я вхожу, Дейзи уже на месте. Сегодня она ярко вырядилась. На ней платье цвета фуксии, которое, кричит о своей цене, и туфли на шпильках, которые, я уверена, неудобные, но чертовски эффектно выглядят.

Я усмехнулась. Дейзи любит моду и можно только восхищаться её смелостью. А как же. Путь к хорошей карьере Дейзи планировала сделать через удачный брак. А для этого ей необходимо подцепить какого-нибудь врача.

– Доброе утро, доктор Пирс! – воскликнула она, как только заметила меня. Её голос полон энергии, как всегда. – У вас сегодня вереница встреч. Мистер Хендерсон в 10:00, он ждёт за дверью, миссис Смит в 11:30, и обед с доктором Майклом Спектром в час дня.

– Спектром? – снимаю пальто, вешаю на вешалку в гардеробную. Ежедневный ретуал.

– Да. Он вчера просил внести вашу встречу в расписание.

– Хорошо. Наверное, хочет выписать премиальные, за спасение Пенни.

– Он не уточнял, – Дейзи хлопает большими ресницами.

Я глубоко вздохнула. Звучит как обычный сумасшедший день.

– Хорошо, Дейзи. Подготовь необходимые документы на мистера Хендерсона, и убедись, что в кабинете есть чай и кофе. И напомни в конце рабочего дня, чтобы я позвонила маме.

– Все сделаю, – отвечает Дейзи, с лучезарной улыбкой. – Ах, и ещё кое-что. Вам прислали цветы. Огромный букет роз. Без подписи.

Розы? Кто бы это мог быть? Не помню, когда получала цветы без подписи с тех пор, как… Нет, это не может быть Стефан. Сразу отбрасываю подобную мысль. Слишком много времени прошло.

– Поставь на мой стол, Дейзи, – отвечаю безразлично, стараясь, чтобы мой голос звучал равнодушно. – И да, можешь принести мне кофе, пожалуйста.

День обещает быть долгим. Пока Дейзи готовит кофе, захожу в кабинет и ловлю собственный взгляд в зеркале. Строгий костюм, аккуратная прическа. Тёмные волосы, голубые глаза, неброский макияж, ничего броского или вызывающего. Образ, вполне располагающий для клиентов. Успешная бизнес-леди, за которой прячутся истинные чувства. Разбитое сердце и полное разочарование в жизни.

Интересно, видят ли люди мою усталость? Или, может быть, страх?

Вскоре Дейзи входит с кофе и, робко улыбаясь, указывает на огромный букет роз, стоявший на моём столе. Цветы действительно великолепны: алые, бордовые, кремовые – как маленький сад, выросший посреди строгого кабинета.

Дейзи быстро скрывается за дверью, и я остаюсь одна. Подхожу ближе к букету. Вдыхаю аромат. Запах пьянящий, волнующий, пробуждающий воспоминания. Осторожно достаю карточку, спрятанную среди бутонов.

На ней нет имени, только одно слово, написанное знакомым почерком: "Помнишь?"

Моё сердце бешено заколотилось. Не может быть… Просто невозможно! Однако почерк… я узнаю из тысячи.

Воспоминания хлынули, как лавина: летние ночи, смех, поцелуи под звездным небом, обещания вечной любви… Все казалось таким далеким, словно случилось в другой жизни.

Почему Стефан вернулся сейчас?

Что ему нужно?

Мы расстались два года назад. Я специально перевелась из Нью-Йорка, в больницу Балтимора, чтобы никогда не пересекаться с ним.

В груди приятно защемило от воспоминаний, но я не собиралась идти на попятную.

Нет.

Стефан, навсегда вычеркнут из моей жизни.

Сжимаю карточку в руке так сильно, что бумага почти смялась. Нужно успокоиться. Это может быть чья-то глупая шутка, злая ирония судьбы. Даже если цветы прислал Стефан, я не позволю ему снова ворваться в мою жизнь и всё перевернуть с ног на голову. Больше я не та наивная девушка, которая верила в сказки о вечной любви.

Бросаю карточку в мусорное ведро и возвращаюсь к работе. Сегодня сложный день, полно пациентов. Нельзя позволить каким-то воспоминаниям отвлекать меня.

Первый пациент мистер Том Хендерсон. Он попал в автомобильную аварию пару лет назад. Ему удалось выжить, что нельзя сказать о его покойной супруге. Мистер Хендерсену 72 года, и он страдает паническими атаками. Курс лечения, который я назначила, помогал, но иногда случались острые фазы.

Сегодня мистер Хендерсон выглядел уставшим и поникшим. Он сел в кресло напротив моего, сгорбившись, будто неся на плечах груз всей своей скорби. Взгляд потускневших глаз блуждал по кабинету, избегая встречи с моим.

Я ждала, пока мистер Хендерсон соберется с духом, зная, что слова даются ему нелегко.

Наконец, тишину нарушил тихий, дрожащий голос:

– Доктор Пирс, мне становится хуже. Я больше не могу… Эта вина, она меня душит. Каждую ночь я вижу Маргарет во сне… Её лицо… В тот момент…– Он замолчал, сглотнув комок в горле.

– Мистер Хендерсон, я понимаю, как вам тяжело. Но вы должны помнить, вы не виноваты в том, что произошло. Произошёл несчастный случай, трагическое стечение обстоятельств. В том, что случилось, нет вашей вины.

– Ведь я находился за рулем! Я должен был защитить мою Маргарет! – в его голосе звучало отчаяние. – Тот, кто врезался в нас, был чертовски пьян, но я ведь мог увернуться или заранее предвидеть такой исход! Понимаете, мне много лет и реакция не та. С тех самых пор, я поклялся себе и Маргарет, что больше никогда не сяду за руль. Ни за что на свете!

Я внимательно выслушала его, стараясь подобрать нужные слова. Мы говорили о чувстве вины, потере, страхе перед будущим. Постепенно, слово за слово, мистер Хендерсон начал раскрываться, выплескивая накопившуюся боль и отчаяние. К концу сеанса старик выглядел немного легче, будто часть груза, который он носил, хоть немного уменьшилась. Впереди долгий путь психологической реабилитации, но сегодня сделан очередной маленький шаг к исцелению.

Следующей стала миссис Смит. По началу, если честно, я не видела смысла в наших сеансах. На первых порах я вообще не понимала, зачем ей психотерапевт. Миссис Смит была типичной женщиной, которая любила тратить много денег на всякую ерунду. В общем, шопоголик. Мужу было плевать, где, чем и как занимается его жена, главное, чтобы не лезла в его жизнь. Они жили вроде бы вместе и в тоже время каждый своей жизнью. Так их брак длился продолжительное время. Как и наши бестолковые сеансы. Я рекомендовала ей обратиться просто к психологу, но она категорически отказывалась и хотела ходить только ко мне. Миссис Смит приходила систематично, и каждый раз выливала свои домыслы о том, кто такие мужчины. Я отстраненно выслушивала, выписывала витамины, успокоительное и она довольная отправлялась дальше по торговым центрам. Миссис Смит не хотела лечиться от зависимости, просто она была одинока и ей необходимо с кем-то разговаривать, кроме подруг.

Всё продолжалось до того момента пока однажды миссис Смит пришла ко мне совершенно подавленная. Оказалось, её муж внезапно заявил, что больше не хочет видеть рядом с собой женщину, которая тратит бездумно деньги направо и налево, покупая ненужные вещи. Она поняла, что всю жизнь строила иллюзию счастья, пытаясь заполнить пустоту внутри себя дорогими вещами. И теперь перед ней встал выбор – продолжать жить во лжи или попытаться разобраться в себе и изменить жизнь?

Мы начали работать над тем, чтобы выявить истинные причины зависимости от покупок. Постепенно выяснилось, что привычка тратить деньги возникла ещё в детстве, когда родители уделяли ей недостаточно внимания, и единственным способом привлечь их внимание стали покупки новых игрушек. Эта детская потребность в любви и внимании трансформировалась во взрослую зависимость от материальных вещей.

Работа шла медленно, но уверенно. Мы исследовали прошлое, выявляли скрытые страхи и тревоги, учились распознавать эмоции и справляться с ними здоровыми способами. Со временем, миссис Смит начала осознавать, что счастье не зависит от количества купленных вещей, а приходит изнутри, благодаря внутренней гармонии и самопринятию. Постепенно она научилась ставить цели, планировать бюджет и радоваться простым вещам. Теперь она проводила больше времени с мужем, занималась хобби, которое приносило ей радость и удовлетворение. Их отношения стали теплее и ближе, ведь теперь они стали общаться друг с другом, а не замещали общение материальными благами.

И хотя путь к изменениям был долгим и трудным, миссис Смит смогла преодолеть свою зависимость и обрести настоящее счастье. Её история показала, насколько важно уметь заглянуть внутрь себя и признать свои проблемы, чтобы начать работу над их решением.

Когда миссис Смит ушла я посмотрела на часы. Они показывали 12:45.

В кабинет заглянула Дейзи.

– Доктор Пирс, пора сделать перерыв на обед. Тем более у вас встреча с доктором Спектром.

– Спасибо, Дейзи. Сейчас закончу оформлять карту пациента и спущусь в кафетерий.

Я быстро закончила заполнять медицинскую документацию, поправила прическу, покрутилась перед зеркалом и спустилась в кафетерий.

ГЛАВА 4

Здесь меня уже ждал доктор Майкл Спектр, увлечённо листающий свежий выпуск медицинского журнала.

Майкл Спектр – глава нашей больницы. Ему слегка за пятьдесят, он уважаемый врач-онколог. Выглядит солидно и внушительно. Мужчина среднего роста, крепкого телосложения. Лицо овальное, выразительные серые глаза смотрят строго и мудро одновременно. Короткая стрижка, седые волосы придают дополнительный авторитет. Обычно одет в строгий костюм или белый медицинский халат поверх рубашки с галстуком. Во внешности ощущаются спокойствие и уверенность, характерные для зрелого мужчины, который прошел долгий профессиональный путь.

Психологически Майкл относится к типу интровертированных рациональных лидеров. Он отличается глубоким аналитическим мышлением, вниманием к деталям и склонностью к систематизации. Легко воспринимает новую информацию, мгновенно схватывая суть. Предпочитает действовать продуманно и последовательно, избегая импульсивных решений. Чёткое понимание целей и задач помогало Майклу эффективно организовывать рабочий процесс в больнице и управлять коллективом.

Несмотря на внешнюю сдержанность, Майкл обладает эмпатией и способен чутко реагировать на потребности окружающих. Однако предпочитает выражать заботу и поддержку действиями, а не словами. Скромен и не любит привлекать излишнее внимание к собственной персоне.

Его сильные стороны – ответственность, надежность, способность вдохновлять команду личным примером. К слабым сторонам я бы отнесла чрезмерный перфекционизм и требовательность, как к другим, так и к самому себе.

– Привет, Майкл! Чем увлечён?

– О, Стелла, звезда моя, присаживайся скорее! Вот тут интересная статья о новой методике лечения тревожности… – он тычет пальцем в научный журнал, который лежит перед ним на столе.

– Уже читала! Мэри прислала ссылку утром. Что думаешь?

– По-моему, звучит перспективно, но нужны дополнительные исследования. Кстати, давно хотел спросить твоё мнение по поводу нового препарата, который, сейчас, активно раскручивает крупная фармацевтическая компания с которой мы сотрудничаем. Если мне не изменяет память, против бессонницы…

– Хорошее средство, но имеет побочные эффекты, особенно при длительном приёме. Лучше начинать с мягких методов терапии.

– Знаешь, Стелла, у меня недавно был случай, пациент жаловался на постоянную усталость и раздражительность…

– Похоже на симптомы депрессии, обязательно проверьте уровень гормонов щитовидной железы и кортизола.

– Интересно, а как часто в твоей практике пациенты скрывают настоящие причины своих жалоб? Например, жалуются на головную боль, а на самом деле страдают от стресса или эмоционального напряжения?

– Часто бывает такое, Майкл. Люди не хотят признаваться себе в собственных проблемах. Важно внимательно выслушивать пациента и замечать детали, которые могут подсказать настоящую причину заболевания. Недавно у меня был пациент, который уверял, что страдает от аллергии, а оказалось, что у него пищевая непереносимость. Только тщательное обследование помогло установить правильный диагноз.

Я не совсем понимала, зачем Майкл устраивает мне тест на знание своей профессии. Могу только предположить, что так он выказывает свою значимость и превосходство. Всё-таки глава больницы должен соответствовать заявленному статусу.

– Мне нравится, как ты работаешь, Стелла, – он слегка улыбнулся.

– Спасибо. Но ведь ты не для этого меня позвал на обед, чтобы осыпать комплементами?

– Аха-ха…Почему же я не могу пообедать с одной из сотрудниц, просто так?

– Потому что, ты слишком прагматичен, Майкл. Не припомню, чтобы мы просто так с тобой частенько обедали. Никак премию хочешь мне выписать?

– О, милочка, бюджет не резиновый. Но я постараюсь, поощрить тебя. Все-таки ты спасла жизнь ребёнку!

– Как Пенни?

– Пока в норме. Я переговорил с её родителями по твоей рекомендации, и они согласились дать Пенни передышку. Будем надеяться, что за это время опухоль не начнет прогрессировать.

– Отлично! Рада за неё. Она хорошая девочка, просто в возрасте пятнадцати лет, трудно справиться с раком. Пенни должна встречаться с парнями, ходить на школьные вечеринки, а вместо этого она проходит очередной курс химиотерапии. Несправедливо.

– Полностью с тобой согласен, Стелла. Жизнь порой бывает, жестока и несправедлива. Но, к сожалению, мы не в силах изменить всё и спасти всех. Единственное, что мы можем – делать всё возможное, чтобы облегчить страдания тех, кто в этом нуждается. И ты, Стелла, делаешь это прекрасно. Твоя преданность делу и сострадание к пациентам – то, что делает тебя ценным сотрудником.

Я слегка покраснела от его слов. Не часто Майкл рассыпался в комплиментах. Обычно он был сдержанным и даже немного отстраненным. Но сегодня в его глазах я видела искреннее восхищение.

– Я просто делаю свою работу, Майкл. И если она может помочь хотя бы одному ребенку не прыгнуть с крыши, то я считаю, что живу не зря.

– Ты делаешь гораздо больше, чем просто работу, Стелла. Ты даришь надежду. Вселяешь веру в то, что даже в самые темные времена есть место свету. И это бесценно. Но, вернемся к нашим делам, – он откашлялся, переходя на более деловой тон. – Есть одно деликатное дело, в котором понадобится твоя помощь.

Майкл замолчал, делая паузу, подбирая правельные слова. Я чувствовала, что сейчас последует что-то важное.

– Стелла, у меня дело к тебе, но оно касается не работы.

– Вот теперь другой разговор! – улыбнулась я. – Ты долго собирался с мыслями.

– Да, наверное… – Майкл замялся. – Видишь ли, хочу обсудить одну личную проблему…

– Ого, Майкл Спектр обращается за советом? Я польщена!

– Не ёрничай. Скажем так, возникли некоторые сложности личного характера, и я подумал, что твоя профессиональная помощь будет кстати.

– Расскажи подробнее, в чём именно заключается ситуация?

– Давай договоримся сначала об одном условии: диалог останется строго конфиденциальным.

– Само собой, разумеется, – киваю. – Мы коллеги и твои личные дела останутся исключительно между нами, Майкл.

– Спасибо. Тогда слушай… Моя жена последнее время стала странно себя вести. Сначала я думал, что из-за стрессов на работе, всё-таки у прокурора не самая спокойная работа. А недавно я заметил, что Синтия постоянно отвлекается. Она стала раздражительной и почти перестала общаться со мной, как в духовном плане, так и физическом. Может, у неё проблемы со здоровьем?

– Хм… Понятно, почему ты обратился ко мне. Такое поведение действительно настораживает. Возможно, у твоей жены развивается тревожность. Стрессы на работе копятся месяцами, а иногда и годами. Однако организм не резиновый, и он иногда тоже хочет отдыхать. Такое состояние скрытой тревожности переходит в разные фазы. Нужно для начала провести исследование на состояние здоровья Синтии и психологического самочувствия, взять кое-какие анализы. Без них ставить какие-либо диагнозы не имеет смысла. Ты и сам прекрасно понимаешь.

– Именно это я и хотел услышать. Думаю, стоит назначить Синтии консультацию с хорошим специалистом.

– Хороший выбор. Могу порекомендовать отличного психотерапевта, которому доверяю.

– Хм…Стелла, я бы хотел, чтобы ты сама взялась, – Майкл посмотрел на меня прямым изучающим взглядом.

– Нет, исключено.

– Почему?

– Сам подумай, вряд ли Синтия захочет появляться в нашей больнице и тем более в отделении неврологии! Майкл, для женщины важно сохранять конфиденциальность. Поэтому, я настаиваю на другой клинике и абсолютно стороннем специалисте. И для начала, пусть сходит к психологу и неврологу. Вовсе необязательно начинать лечение с тяжелой артиллерии, как психотерапевт.

– Возможно, ты права, Стелла. Я как-то не подумал. Ладно, уговорила. Надеюсь, твоя рекомендация окажется эффективной.

– Уверена, что да. Главное – действовать осторожно и деликатно. Если хочешь, можем вместе составить план действий.

– Буду благодарен за твою поддержку, Стелла.

– Всегда рада помочь, Майкл. А теперь вернёмся к нашему обеденному меню. Обед скоро закончится, а мы даже не приступали к еде. Что закажешь?

– Наверное, возьму салат с говядиной и рукколой, и суп «Минестроне», – отвечает Майкл, открывая меню. – А ты что выберешь?

– Закажу салат «Цезарь с креветками» и пасту с фрикадельками на горячее, – задумчиво произношу, изучая страницы меню.

– Так вот, возвращаясь к беседе… Как думаешь, стоит ли сразу сказать Синтии, что я планирую записать её на приём к психологу?

– Нет, лучше сделать подводку постепенно, аккуратно, так сказать подготовить почву. Для начала стоит убедиться, что Синтия я не беременна.

Майкл резко вскинул на меня такой удивленный взгляд, будто я сказала, что на планету высадился десант гуманоидов.

– Исключено, – он помотал головой.

– Эм…

– Я же сказал, в последнее время физический контакт между нами не происходил.

Я закатила глаза.

– Исключено – это, конечно, аргумент! Как будто непорочное зачатие настолько редкое явление, что о нем даже упоминать не стоит. Майкл, я понимаю, деликатность и всё такое. Но ты сам говоришь, что у нее перепады настроения, она раздражительная и плачет по пустякам. Это классические признаки. И, поверь, если она окажется беременной, а ты её поведешь её психологу "просто так", она будет в ярости.

Он нахмурился, явно обдумывая мои слова. Видимо, перспектива разъяренной Синтии была для него более пугающей, чем возможная беременность.

– Ладно, – наконец сказал он. – Что ты предлагаешь? Купить тест?

– Я бы пошла более простым путём. Просто спроси её об этом.

– Как? Мы два месяца не спим в одной постели. Она решит, что я подозреваю её в измене!

Он замолчал. Майкл видимо только что осознал, что такой вариант далеко не исключён. Возможно, у него разваливается брак уже как два месяца, а он этого не замечал.

Я откинулась на спинку стула, наблюдая за тем, как лицо Майкла стремительно меняет оттенки от бледно-розового до багрового. Паста с фрикадельками внезапно показалась мне не самой лучшей идеей для обеда. Что-то подсказывало, что сейчас аппетит у меня совершенно пропадёт.

– Ну… – протянула я, стараясь говорить как можно непринужденнее, – может, просто Синтия не до конца честна с тобой насчет причин своего "недомогания" и сама не знает, как тебе в этом признаться? В любом случае, прямой вопрос – самый эффективный. Только задай правильно. Создай атмосферу доверия, а не допроса.

Майкл застонал и потер переносицу.

– Легко сказать. Атмосфера доверия после двух месяцев раздельного сна? Звучит как сценарий для комедии абсурда.

– Слушай, ты ведь не хочешь, чтобы Синтия узнала о визите к психологу из моих уст, верно? Или, ещё хуже, чтобы все всплыло на приеме у врача, когда она будет рыдать, пытаясь понять, зачем ты её туда притащил. Так что соберись, ладно? Это в твоих интересах.

– Ты права.

– Если всё-таки твоя супруга не беременна, тогда начни с обсуждения общих проблем её постоянной усталости, стресса, эмоционального выгорания. Постепенно выведи разговор на тему эмоционального состояния, мягко предложи посетить специалиста ради общего благополучия семьи. Предложи сходить вместе. Не исключено, что Синтия до сих пор нуждается в твоей поддержке.

– Похоже, твой опыт действительно бесценен, – усмехнулся Майкл. – Спасибо за совет, Стелла.

– Всё-таки моя профессия накладывает отпечаток, – отвечаю улыбнувшись. – Иногда, кажется, будто врач-диагност живёт прямо в моей голове.

– Ты прекрасно справляешься с ролью врача и друга одновременно. Редкое сочетание качеств, Стелла.

– Значит, мои старания и многолетняя практика оправданы, – говорю, слегка покраснев. – Приятно слышать тёплые слова от начальства.

Обед прошёл спокойно и непринуждённо. Мы обсудили рабочие моменты, поделились впечатлениями о недавних прошедших конференциях и планах на ближайшие месяцы. После десерта, Майклу позвонили, и он быстро умчался к себе, помахав на прощанье рукой. Мне тоже пора было возвращаться. Ещё несколько пациентов, а потом долгожданные выходные.

В кафетерии больницы стало довольно много людей. Здесь обедал только персонал, поэтому стоял шум и гул, не хуже чем в школьной столовке. Все что-то обсуждали, делились историями, спорили.

Я собиралась незаметно улизнуть, после разговора с Майклом, как меня настигла Кларисса. Она практикующий хирург.

– Привет, Стелла! – окликнула Кларисса, энергично протискиваясь сквозь толпу врачей. Её яркий халат выделялся на общем серовато-зелёном фоне больничной формы.

– О, привет! – радостно приветствую её, останавливаясь возле автомата с напитками. – Твоя смена закончилась? Или решила перекусить?

– Перекусить, конечно, – смеётся она, потирая ладонью подбородок. – Две сложных операции подряд, я совсем забыла о нормальной еде! Чувствую себя высушенным изюмом.

– Нелегко приходится, понимаю тебя, – сочувственно киваю. – Отдохнёшь хотя бы завтра?

– Завтра дежурство, так что особо не разгуляться, – вздыхает Кларисса. – А ты как поживаешь, Стелла? Говорят, твои пациенты довольны? К тебе не прорваться просто так.

– Ты преувеличиваешь! Не слушай всякие сплетни. Я просто делаю свою работу хорошо. Стараюсь изо всех сил. Работы много, но приятно осознавать, что я кому-то помогаю.

– Вот-вот, я тебя понимаю, – добавляет Кларисса, пригубив горячий чай, который она взяла из автомата. – Знаешь, иногда хочется просто сбежать отсюда куда-нибудь подальше! Например, отправиться путешествовать на Багамы.

– Путешествия – отличная идея! Правда, кто бы знал, когда найдётся свободное время.

– Верно, сказано, – рассмеялась Кларисса. – Врачи вечно заняты спасением мира, некогда думать о собственном здоровье!

– Кстати, о здоровье. Ты ведь давно хотела попробовать новый метод восстановления после длительных дежурств? Слышала, в соседнем корпусе открылся инновационный центр, где предлагают что-то невероятное. Говорят, даже самым истощенным врачам помогает!

Кларисса нахмурилась.

– Звучит заманчиво, жаль, что у меня нет времени на эксперименты. Да и не очень-то я верю в новомодные штучки. Лучшее лекарство для практикующего врача – сон и нормальная еда!

– Ну, твоё дело, конечно, – пожимаю плечами. – Просто хотела помочь. Знаешь, иногда стоит попробовать что-то новое, чтобы вырваться из рутины.

– Может, в этом есть смысл, – задумчиво произнесла Кларисса, глядя в свою кружку с чаем. – В последнее время я чувствую, что действительно начинаю выгорать. Бессонные ночи, постоянное напряжение, дежурства… Иногда кажется, что я больше робот, чем человек.

Я почувствовала искреннее сочувствие к ней. Кларисса всегда такая энергичная и жизнерадостная, а сейчас в её голосе слышалась усталость и тёмные круги под глазами говорили о постоянном недосыпании.

– Тогда, может, всё-таки стоит узнать о центре поподробнее? Могу дать телефон, если хочешь. Никто не заставляет тебя сразу записываться, просто послушаешь, что они предлагают.

Кларисса немного поколебалась, но потом кивнула.

– Ладно, уговорила. Давай телефон. Хуже точно не будет. Спасибо, Стелла. Ты всегда знаешь, что сказать.

Улыбаюсь, довольная тем, что смогла хоть немного подбодрить подругу. Найти время для себя и здоровья действительно важно, особенно когда работа отнимает все силы.

Быстро нахожу в телефоне номер центра и диктую.

К нам подходит один из молодых ординаторов, сообщая Клариссе о вызове на срочную операции.

– Может, ты и права. Рутина меня скоро поглотит. Ладно, Стелла, мне пора! Как видишь, покой нам только снится! Была рада тебя видеть!

Быстро попрощавшись, Кларисса поспешила к выходу, оставив меня размышлять о непростых буднях медицинского персонала.

Стоя в кафе, я смотрела вслед уходящей Клариссе и понимала, насколько важна наша работа. Несмотря на усталость и бесконечные часы труда, мы делаем то, что приносит пользу окружающим. Наши усилия позволяют многим вновь обрести надежду и вернуть утраченное здоровье.

Возвращаюсь к себе. В приёмной уже ожидает следующий пациент.

Боже, главное продержаться до конца смены!

В шесть вечера ко мне заглянула Дейзи с напоминанием о звонке маме.

– Спасибо, Дез.

– Предстоят выходные с родителями? – интересуется она, стоя в дверях.

– Типа того. Давно их не навещала.

– Ммм… Значит, предстоит семейное воссоединение, – улыбнулась Дейзи, глядя широко раскрытыми глазами. – Родители наверняка соскучились по вам, доктор Пирс.

– Еще бы, – соглашаюсь, отодвигая бумаги на столе. – Представляю, сколько рассказов придется выслушать обо всём подряд. Мама любит поговорить, а папа… ну, папе достаточно молча смотреть футбол и комментировать каждое движение мяча.

Дейзи тихо хмыкнула, представляя подобную картину.

– Родителей сложно обмануть, правда? Особенно мамочку. У нее какая-то особая интуиция на плохое настроение или усталость.

– Ты права, – засмеялась я. – Мама всегда чувствует, когда я устала или расстроена. Поэтому важно отдохнуть заранее, чтобы не выдавать эмоций раньше времени. Иначе она меня не отпустит назад, а увидев мою худобу и бледность кожи, будет откармливать куриным супом и тефтелями.

– Зато приятно чувствовать родительскую заботу, – мечтательно произносит Дейзи. – Просто иногда хочется спрятаться и никого не видеть, правда?

– Бывают дни, когда мечтаешь оказаться на необитаемом острове, – подтвердила я. – Без звонков, сообщений и обязательств. Но такие минуты мимолетны, и вскоре начинаешь скучать по родным лицам и домашнему теплу.

Я откинулась на спинку кресла, устало потирая переносицу. Родители, конечно, скучают, но их "скучаю" обычно выливается в каскад непрошеных советов, критических замечаний по поводу моей личной жизни и дежурных вопросов о карьере, которые, как им кажется, они имеют право задавать, раз оплачивали в своё время моё обучение в медицинском.

– Надеюсь, встреча пройдет гладко, – пробормотала я, глядя в потолок.

Дейзи засмеялась.

– Да ладно вам, доктор Пирс. Вы сильная женщина, справитесь! Просто улыбайтесь и кивайте, как говорится. А потом сбежите обратно в свою берлогу.

– Золотые слова, Дейзи, – благодарно улыбаюсь. – Именно так и поступлю. Спасибо, что напомнила.

Она кивнула, соглашаясь:

– Идеально сбалансированная жизнь невозможна, зато эмоции и ощущения делают её особенной.

– Пусть следующие дни принесут тебе столько же приятных моментов, сколько моих родителей ожидает моя поездка, Дез.

– Желаю хорошей дороги и приятной атмосферы, доктор Пирс, – пожелала Дейзи, отступая назад. – И передайте родителям привет от меня.

– Обязательно. Наверное, пора, совершить душераздирающий звонок.

Она подмигнула мне и вышла из кабинета.

Мы с Дейзи сближались. Мне нравилась её непринужденность и вечный оптимизм. По-хорошему, следовало перейти на «ты», однако я пока соблюдала дистанцию. Не то чтобы я была выше по статусу. Если я врач, а она секретарь, это ещё ничего не значит. В первую очередь мы люди. Просто я хотела сохранить более деловые отношения. Иначе, как только мы разопьем бутылку вина, Дейзи будет не остановить. А такую подружку я точно не хотела заводить.

Дейзи обладала редким даром – заражать хорошим настроением окружающих. В её присутствии даже самый серый день казался немного ярче. Она постоянно что-то напевала себе под нос, рассказывала забавные истории из жизни, и, казалось, никогда не унывала. И это при её-то работе! Секретарь – наверное, одна из самых неблагодарных должностей в больнице. Постоянный поток людей, жалобы, вопросы, необходимость оперативно реагировать на разные ситуации – я бы точно не выдержала и недели. Но Дейзи справлялась играючи, умудряясь при этом сохранять лучезарную улыбку.

Однако что-то в ней меня настораживало. Слишком она была идеальной. Слишком старалась всем понравиться. Я не верила в такую безусловную доброжелательность. У каждого человека есть свои скелеты в шкафу, слабости и недостатки. У Дейзи, казалось, их нет совсем. И это меня беспокоило.

Несколько раз я ловила себя на том, что внимательно наблюдаю за ней. Пытаюсь разгадать её секрет, понять, что скрывается за маской вечного позитива. Но каждый раз безуспешно. Она была непроницаема. И это только усиливало моё подозрение.

Возможно, я просто завидовала Дейзи. Завидовала её умению радоваться жизни, её легкости и непринужденности. Я же, напротив, была слишком серьезной и рассудительной. Всегда все анализировала, взвешивала «за» и «против», и редко позволяла себе плыть по течению. Поэтому я продолжала держать дистанцию и старалась не сближаться с Дейзи, слишком сильно.

В конце концов, работа есть работа. И я по-прежнему остаюсь её начальницей. А дружба с подчиненными – всегда рискованно. Может привести к конфликту интересов, к предвзятому отношению, да и просто к неловким ситуациям. Поэтому я решила, что лучше всего – оставить все как есть. И сохранить с Дейзи исключительно деловые отношения. По крайней мере, пока.

Я вздохнула, собралась с духом и набрала номер мамы. Гудки тянулись медленно, испытывая моё терпение. В голове звучали мамины вопросы: "Почему так долго не звонила? Как работа? Кушаешь ли ты нормально?". Я улыбнулась, предвкушая допрос с пристрастием.

– Алло, дорогая! Как хорошо, что ты позвонила!

– Привет, – стараюсь придать голосу бодрость.

– Доченька! Наконец-то! А мы думали, что ты совсем про нас забыла. Как ты там? Всё в порядке? – Мамин голос звучит взволнованно, но тепло.

– Все хорошо, мам. Работа кипит. Собираюсь вырываться к вам на выходные. Соскучилась.

– Ох, как мы рады! Отец как раз ворчал, что давно тебя не видел. Приезжай, Стелла, отдохнешь, наберешься сил. Я тебе таких пирогов напеку! И супчик куриный, как ты любишь.

Я рассмеялась, представив мамины кулинарные изыски.

–Спасибо, мам. Звучит заманчиво. Постараюсь не растолстеть.

– Как вы там?

– Ой, милая, всё хорошо! Твой отец возится с машиной, а я тут как раз готовлю курицу в ананасовом маринаде. Тетя Рэйчел дала новый рецепт. Не знаю, что из этого получиться, но папа в предвкушении. А ты, как справляешь со своей нелегкой работой, Стелла?

– Мам, всё как обычно. Приём, пациенты.

– Знаешь, все-таки у тебя талант к медицине, это точно. Когда тебя показали по телевизору, я долго рыдала. Потому что мы гордимся тобой, Стелла. Однако ты подвергаешь себя каждый раз опасности, лазая по крышам спасая детей. Может, тебе стоит подумать о дерматологии? Там и график более спокойный, и пациенты не такие… болезненные.

Я закатила глаза. Вот оно, началось.

– Мам, я люблю свою работу. И мне нравится быть психиатром. Знаешь ли, дети не каждый день прыгают с крыши. Это единичный случай, просто как раз в тот день я была дежурным психиатром.

– Да-да, конечно. Но мы просто волнуемся за тебя. Ты совсем не следишь за собой, работаешь допоздна… И когда ты познакомишь нас с приличным молодым человеком? Все твои однокурсники давно женаты, а у некоторых уже и дети! А ты подвергаешь себя опасности каждый день. Ведь твои пациенты далеко не стабильные люди, Стелла. Кто знает, может кто-то из них принёс с собой оружие? Или кто-то будет винить тебя во всех своих неудачах! Ты ведь работаешь с людьми, а это самое неблагодарное дело!

– Мам, пожалуйста, давай не будем об этом. Я знаю, что вы с папой волнуетесь, но я в состоянии о себе позаботиться. И мои пациенты – не монстры, а люди, нуждающиеся в помощи.

На том конце провода повисла короткая пауза. Я знала, что мама переваривает мои слова, обдумывая, как лучше продолжить гнуть свою линию. Она никогда не сдавалась так просто.

– Хорошо, хорошо, не будем. Ты хотя бы кушаешь нормально? Не забываешь о себе? Твоя работа – это важно, но и ты сама тоже! А то совсем исхудала, в репортаже, который показывали по телевизору, одни глаза остались, – с напускной легкостью произнесла мама. – Ладно, не буду тебя задерживать. Ты, наверное, занята? Позвони, как будет свободная минутка. И передавай приветы от меня своим пациентам.

Я улыбнулась, представив, как мама изображает мои "приветы пациентам". Она всегда видела во всем опасность, даже в самой безобидной ситуации. Но в этом и заключалась ее любовь – в безусловной, немного навязчивой заботе.

Я глубоко вздохнула, стараясь сохранить спокойствие.

– Мам, я приеду завтра. Давай поговорим обо всем лично. Просто… постарайтесь не давить на меня, ладно?

– Хорошо, дорогая. Мы просто хотим, чтобы ты была счастлива. Ждем тебя с нетерпением! И, пожалуйста, оденься во что-нибудь приличное.

– Ладно, мам. До встречи.

Кладу трубку, чувствуя, как снова начинает болеть голова. Кажется, Дейзи права. Это будет долгий и трудный процесс "воссоединения".

Я немого посидела, улыбаясь своим мыслям. Городская суета, дедлайны, вечная спешка – все на миг отступило, оставив лишь предвкушение предстоящих выходных. Я уже чувствовала запах маминых пирогов и слышала папины ворчания по поводу футбола.Впереди меня ждали два дня, полных домашнего уюта, вкусной еды и душевных разговоров.

Около часа мне потребовалось, чтобы добрать до дома.

Когда я вошла в квартиру, то ощутила привычную тяжесть в плечах.

Скинув туфли и бросив сумку на диван, я прошла на кухню. Хотелось чего-то простого и согревающего. Чашку травяного чая и тишины. За окном зажигались огни города, но в квартире царил полумрак.

Я быстро скинула рабочую одежду и переоделась в домашнюю пижаму.

Чайник уже кипел, источая тихий свист. Я заварила любимый чай с чабрецом, добавив ложку меда. Аромат, разлившийся по кухне, немного успокоил.

Сделав глоток обжигающего напитка, я прикрыла глаза, стараясь отпустить заботы уходящего дня. В микроволновке разогревалась лазанья.

На кухне было тепло и уютно. Я присела на подоконник, наблюдая, как осенний ветер гонит по улицам опавшие листья. Город жил своей жизнью, полной движения и шума, но здесь, в моей маленькой квартире, царил покой. Мне нравилось ощущение уединения и защищенности.

«Святая миссия»… вспомнились слова Дейзи. Она даже не представляла, как далека от истины. Я не святая. Я всего лишь человек, пытающийся помочь другим людям найти выход из лабиринта их собственных страхов и травм. Человек, который каждый день сталкивается с болью, отчаянием и безнадежностью. И эта боль иногда становится невыносимой.

В такие моменты меня спасает одно – осознание того, что я могу хоть немного облегчить чьи-то страдания. Могу протянуть руку помощи, когда кажется, что выхода нет. Могу напомнить о том, что жизнь, несмотря ни на что, стоит того, чтобы за нее бороться.

Наспех перекусив даже не включая телевизор, я помыла за собой посуду и прошла в гостиную. На диване меня ждал плед и недочитанная книга. Забравшись под плед, я открыла книгу и погрузилась в историю, забыв обо всем на свете.

Постепенно усталость давала о себе знать. Глаза слипались, буквы плясали перед глазами. Закрыв книгу, я отложила её на столик и зевнула. Пора спать. Завтра снова начнется работа, встречи, звонки, но сейчас необходимо позволить себе расслабиться и отдохнуть.

В спальне я приоткрыла окно, впуская свежий ночной воздух. Я легла в кровать, укрывшись теплым одеялом. В голове крутились обрывки мыслей, но постепенно, под мерный шум ночного города, они стихли, и я провалилась в сон.

Телефонный звонок вырвал меня из сладкого сна. На экране высветился незнакомый номер.

С неохотой отвечаю.

– Доктор Пирс? Беспокоит отделение скорой помощи. У нас пациент, назвавший ваше имя как контактное лицо. Кажется, у него острый психоз…

Я вздохнула.

– Имя?

– Том Хендерсон. Семьдесят два года.

Моё сердце екнуло. Острый психоз – всегда непредсказуемо. Это хаос в сознании, буря эмоций, вырвавшаяся на свободу.

Глубоко вздохнув, я резко соскакиваю с кровати, одеваюсь, хватаю сумку и выхожу из квартиры.

***

В приёмном покое царит суета. Врачи и медсестры снуют туда-сюда, раздавая указания, успокаивая перепуганных родственников. Найти нужного пациента оказалось несложно. Пожилой мужчина в смирительной рубашке яростно кричал что-то нечленораздельное, его глаза были полны ужаса.

Подхожу к нему и беру за руку

– Мистер Хендерсон, всё хорошо. Я здесь. Вы узнаёте меня?

К моему удивлению, старик затих и уставился на меня, совершенно диким взглядом. В его взгляде промелькнуло что-то похожее на мольбу.

– Помогите… – прошептал он, слова прозвучали как крик души.

– Вы узнаете меня, мистер Хендерсон?

– Да… Доктор Пирс… Вы должны мне помочь. Они… они… следят за мной.

В моей голове пронеслись обрывки информации из личного дела Тома Хендерсона. Одинокий старик, страдает от посттравматического синдрома после перенесенной автокатастрофы, в которой он потерял жену. Пару лет назад случались эпизоды панических атак, но медикаментозное лечение помогло стабилизировать его состояние. Что могло на этот раз спровоцировать такой серьёзный рецидив?

– Кто следит за вами, Том? – спокойно спрашиваю, стараясь не повышать голоса. – Расскажите.

– Они… Они… повсюду. В стенах, в телевизоре, в моих мыслях. Они хотят забрать меня, доктор. Не дайте им! Моя Маргарет… представляете, даже она приходила ко мне. Я видел, видел её! Видел собственными глазами, так же ясно, как я сейчас вижу вас. Что если она выжила в той аварии, доктор?

Я почувствовала, как его костлявые сильные пальцы судорожно сжимают мою руку. В глазах старика плескался первобытный ужас, и я понимала, что сейчас мистер Хендерсон живёт в совершенно ином мире, где реальность переплелась с кошмаром. Нужно как можно скорее вернуть его в реальность.

– Послушайте, мистер Хендерсон. Я не позволю никому вас забрать. Я буду с вами рядом. Мы в больнице, вы в безопасности. Постарайтесь дышать ровно. Сосредоточьтесь на моём голосе. Что вы видите вокруг? Постарайтесь описать это.

Он тяжело дышал, взгляд метался по палате. Наконец, старик остановился на моём лице, словно искал спасение.

– Я… я вижу… вас, доктор Пирс. Белый халат… стол… книги… Но я знаю, они здесь тоже есть. Прячутся. Ждут.

– Да, вы видите меня, мистер Хендерсон. И стол, и книги. Это реальность. А те, кто прячутся, – только игра вашего воображения. Мы вместе сможем разобраться, почему они появились. Помните, как мы работали над техниками заземления? Давайте попробуем одну из них. Почувствуйте свои ноги на полу. Пол холодный или тёплый?

Он опустил взгляд вниз, на свои ботинки, и несколько секунд молчал.

– Холодный… Пол холодный.

– Хорошо. Теперь прислушайтесь к звукам вокруг. Что вы слышите?

Его лицо немного расслабилось, напряжение в пальцах ослабло. Медленно, но верно, мистер Хендерсон возвращался. Нужно действовать осторожно, шаг за шагом, чтобы не спугнуть хрупкое ощущение реальности, которое начинало пробиваться сквозь пелену паранойи. Укол успокоительного и снотворного, который ему сделали в скорой, начинал действовать.

Впереди меня ждала долгая ночь. Полная разговоров, успокоения, попыток достучаться до затуманенного сознания. Ночь, в которой я снова стану тем самым человеком, протягивающим руку помощи в самый тёмный час.

Присаживаюсь рядом с ним на койку, стараясь говорить мягко и спокойно.

– Я здесь, чтобы помочь вам, мистер Хендерсон, – произношу, чуть ли не по слогам, глядя ему прямо в глаза. – Расскажите, что вы чувствуете.

Он молчит, лишь часто дышит, а по щекам текут слезы.

Нужно время. Время и терпение, чтобы завоевать его доверие и пробиться сквозь стену безумия.

Несколько часов мы провели в тишине, прерываемой только всхлипами мистера Хендерсона и моими тихими словами поддержки. Постепенно, лёд тронулся, мистер Хендерсон начал отвечать. Сначала односложно, потом более развернуто.

Мистер Хендерсон говорил о голосах, которые преследовали его, о видениях, которые пугали до смерти. О чувстве потерянности и одиночества, которое сжигало изнутри после потери жены. Детей у них не было, сестры живут далеко, и старик остался совсем один. Я слушала внимательно, не перебивая и не осуждая. Просто слушала и давала ему понять, что он не один.

К рассвету состояние мистера Хендерсона стабилизировалось. Ярость утихла, в глазах появился проблеск осознанности. Он поблагодарил меня за то, что я была рядом, за то, что выслушала. Я улыбнулась и сказала, что это только начало пути. Путь к выздоровлению долгий.

Мистер Хендерсон попросил устроить его в пансионат для пожилых людей с психическими заболеваниями под круглосуточное наблюдение врачей. Он боялся оставаться наедине с собой. Медицинской страховки должно хватить на всё его время проживания, до конца жизни. Решение далось нелегко, но и я и он понимали, что так будет лучше. Старик боялся смерти в одиночестве. Да и мне не хотелось отпускать его домой в таком нестабильном состоянии. Я пообещала подготовить необходимые документы для перевода.

Уходя, я ощутила дикую усталость, но и удовлетворение. Ещё один луч света, пробившийся сквозь тьму. И это придаёт силы продолжать, несмотря ни на что. Ведь пока есть надежда, есть и шанс на спасение.

ГЛАВА 5

Мне удалось поспать три часа. Надо было пораньше встать и выехать, чтобы успеть проскочить пробки. Родители живут в штате Дэловер, и добираться туда предстояло несколько часов.

Выбегаю из дома, проверяя наличие ключей и кошелька в сумочке. Машина стоит на своём месте, блестя капотом под утренним солнцем. Включаю радио, настраивая на любимую радиостанцию, откуда доносятся знакомые звуки музыки.

Первая половина пути проходит относительно спокойно. Затем шоссе начало заполняться машинами. Пробки становились плотнее, приближаясь к границе штата.

Подъезжая ближе к Дэловеру, ощущаю лёгкое волнение от предвкушения встречи с родителями. В памяти всплывают образы семейного ужина, долгих прогулок вдоль реки и теплых летних ночей, проведенных в саду у костра.

Когда я была маленькой, подобные поездки за город, казались бесконечными, наполненными детским нетерпением и запахом свежего сена, доносившимся с полей по обе стороны дороги. Сейчас, сидя за рулем собственной машины, я испытываю ностальгию по тем временам, когда мир казался проще и беззаботнее. Тогда дорога была приключением, а не испытанием на прочность в борьбе с плотным трафиком.

Мысли витали в голове, перескакивая с одного воспоминания на другое. Вспомнился старый бабушкин дом, скрипучие половицы, огромная яблоня в саду, на которой мы строили с соседскими детьми шалаш. Дедушка и бабушка всегда умели создать атмосферу уюта и тепла, где каждый чувствовал себя любимым и защищенным. Именно этого тепла мне так не хватало в последнее время, утопая в рутине городской жизни.

Наконец, впереди, показался указатель на Дэловер. Сердце забилось чаще, как будто маленькая девочка снова проснулась внутри меня. Волнение нарастало с каждой милей, приближая к знакомым улицам. Скоро я смогу обнять маму и папу, услышать их голоса, почувствовать их тепло.

Сворачиваю на подъездную дорожку родительского дома. Выхожу из машины и вдыхаю аромат до боли знакомого воздуха. Запах родительского дома, соседей которых знаешь с самого рождения.

Шум и краски летнего пригорода наваливались со всех сторон. Оглядываюсь по сторонам. Дети проносятся мимо на велосипедах, одетые в настежь распахнутые куртки и вязанные шапки. Мистер Хамото, владелец частного автосалона подстригал свою лужайку. Супруги Брейн прогуливались под руку; когда-то они основали сеть книжных магазинов, но теперь она стала частью более крупной. Возле дома Стейтанов играли в баскетбол; ни с кем из игравших я знакома не была. С заднего двора Пирманов ветер доносил запах барбекю. Дом Уилсонов на углу, все того же жуткого салатового цвета и с тем же пластиковым гномом на лужайке. Абигейл Уилсон была в свое время на несколько классов старше меня и тогда казалась нам с подругами высшим существом. Она постоянно воевала с родителями и тайком курила в сарае позади дома. Её парень приезжал за ней на спортивной тачке. В прошлом году я случайно увидела Абигейл в одном супермаркете в Балтиморе и ожидала, что буду разочарована, как это обычно случается, когда спустя много лет встречаешь кумира. Но Абигейл выглядела превосходно и казалась вполне счастливой.

Я дома. Чемодан остался лежать в багажнике. Сейчас мне нужно было только одно – увидеть родителей. Я быстро прошла по дорожке к дому, поднялась на крыльцо и постучала в дверь. Стук отдавался эхом в голове, смешиваясь с учащенным сердцебиением.

Дверь открылась. На крыльцо вышли родители. Отец, высокий и худощавый, улыбался широкой улыбкой, а мать прижимала руки к груди, сдерживая слезы счастья.

– Добро пожаловать домой, доченька! – громко произнёс папа, крепко обнимая меня. – Нам так тебя не хватало! Надо по чаще встречаться.

– Милочка, как ты похудела, – прошептала мать, нежно касаясь моих волос. – Тебе следует побольше отдыхать, Стелла. И следить за питанием, дорогуша.

– И вам привет, мам, пап!

– Заходи скорее в дом, я только что вытащила из духовки штрудель!

Войдя в дом, я вдыхаю знакомый аромат свежесваренного кофе и пирога, который испекла мама специально к моему приезду.

Гостиная выглядит точно так же, как и в детстве: старые фотографии на стенах, диван, покрытый бабушкиным покрывалом, книжные полки, забитые книгами отца. Казалось, время остановилось здесь, оставаясь неизменно тёплым и гостеприимным.

Отец достаёт из шкафа одну из бутылок красного вина, которые он хранит специально для особых случаев, а мама суетливо наставляет на стол: нарезанный кусочками домашний яблочный пирог, жаркое, салаты и кучу разной еды. Складывается впечатление, что родители собираются устроить вечеринку. Такого количества еды нам точно не съесть троим.

Надо немного рассказать о моих родителях.

Итак, начну с отца. Стэнли Пирс – гений медицины. Его имя упоминается во многих современных медицинских изданиях. Папа автор статей, которые кардинально изменили подходы и принципы к лечению военных медиков.

Представьте, когда личный врач, которого сам Господь Бог наградил талантом, представляет доклад на международном медицинском форуме, естественно, его выступление вызовет фурор. Папе будут предлагать престижные должности, от которых он вежливо откажется, ссылаясь на утомляющие командировки и исследовательские программы над которыми он работал днём и ночью.

Его отец, мой дед, был одним из основателей Главного Медицинского Совета и рекордсменом по сроку пребывания на посту председателя. Его заслуги, скорее в административной сфере, чем в клинической практике, но его вклад в историю медицинской этики неоспорим.

Таков мой род. Я, долгожданная дочь, которая должна была априори продолжить медицинскую династию, однако я стала слабым звеном, оборвавшим эту цепь. Возможно, отец должен был предвидеть это, заметив мою неспособность и нежелание играть на фортепьяно или заниматься скрипкой для всестороннего развития. С тех пор в его глазах мои недостатки только множились, и я стала его личной неудачей. Он не понимал моей заинтересованности к его усопшей двоюродной сестре Глэдис, да и я не пыталась объяснить. Глэдис была белой вороной в нашей семье, как дядя Росс, ставший фермером вместо белого воротничка в офисе, или кузен Билл, уличенный в краже шоколадки из магазина.

Родители никогда не говорили в стенах нашего дома о Глэдис. Информацию приходилось выуживать у дядей и тётей, и дальних родственников, по кусочкам собирая общую картину. Глэдис работала медсестрой во время Великой Отечественной войны, в полевом госпитале. В то время она и её семья жила в Австрии. Так получилось, что Глэдис забеременела от случайного солдата, погибшего на фронте. Шестнадцатилетняя, одинокая и несчастная, она услышала от своей матери: «Никто никогда не женится на женщине с ребенком!», и тогда Глэдис отправили в Дэловер. Она видела своего ребенка только раз, когда его родила. Больше о судьбе малыша никто ничего не знает или тайну серьёзно похоронили. По крайне мере, в Дэловер, Глэдис приехала без ребёнка. Глэдис психологически сломалась, и ни один врач не смог ей помочь. Нэнси, моя троюродная сестра, утверждала, что где-то в семейных архивах сохранилась единственная фотография с Глэдис. Она была сделана, когда её поместили в психиатрическую лечебницу в Ричмонде, где Глэдис и стала жить, когда я поступила в университет.

Мама сообщила мне о её смерти во время экзаменов на втором курсе, которые я с треском провалила. По заключению коронера, пожар начался в столовой и быстро охватил лечебницу. Температура была такой высокой, что от комнаты Глэдис осталась лишь горстка пепла. Она всегда говорила моему папе, что её вынесут из дома только в гробу. В итоге Глэдис просто смели в мусорный ящик.

К тому времени я ещё не решила, хочу ли я быть врачом. Я не знала, что выбрать, у меня возникало в голове больше вопросов, чем ответов. Смерть Глэдис тронула меня до глубины души. Не могу толком объяснить почему. Я её совсем не знала, видела только на фотографии. Возможно у меня хорошее воображение, а может повышенное чувство эмпатии. Глэдис была близка мне по духу. Когда она умерла, я почти физически ощутила её боль. Поэтому я отчаянно хотела разобраться в её нелепой смерти. Понять, почему Глэдис так боялась окружающего мира, и мог ли кто-нибудь ей помочь? По слухам она специально неадекватно себя вела, чтобы попасть в психушку и никогда оттуда не выходить. Она стала вести затворнический образ жизни, ударилась в религию и редко разговаривала. Даже когда её хотели вписать, Глэдис умышлено напала на медсестру с ножом. Никто не пострадал, однако, Глэдис, конечно больше не выпустили на свободу.

Итак, после провальных экзаменов я удачно их пересдала осенью и продолжила обучение, выбрав для себя специализацию – психиатрия. Отец не упускал случая назвать меня «психологиня» и подшучивал при каждом удобном случае, упоминая, что мне, наверное, надо будет заказывать каждый месяц грузовик песка и запастись граблями, чтобы пациентам было проще расслабиться. Ха-ха, очень остроумно. Даже когда мою диссертацию опубликовали в известном журнале, он ничего не сказал. Его молчание сопровождало каждый этап моей карьеры.

После окончания университета, я работала в медицинском департаменте Сиэтла. Затем переехала в Нью-Йорк, потихоньку обрастая опытом и повышением по карьере. Я продержалась два года, а потом сбежала из-за Стефана в Балтимор. И именно этот город показался мне родным.

Теперь о матери. Лилиана Пирс. У неё милое лицо с изящным, чуть курносым носом, и прямые волосы, которые я помню всегда одинаково аккуратно уложенными в гладкую прическу, зафиксированную серебряными заколками. К сожалению, от отца я унаследовала непокорную копну волос. Достаточно им отрасти хоть на сантиметр больше положенного, и они становятся совершенно неуправляемыми, создавая впечатление, будто я пережила удар током.

Всё в облике моей матери отражает её роль жены врача: плиссированные юбки, блузки спокойных оттенков и туфли на небольшом каблуке. Преданная привычкам, она берёт сумку с собой, даже когда просто выгуливает собаку. Мама способна организовать званый ужин на дюжину персон быстрее, чем сварится яйцо всмятку. Она всегда организовывала мои праздники в саду, школьные мероприятия. А так же успевала распространиться своей неуемной энергией на церковные торжества, благотворительные акции, экскурсии, ярмарки, соревнования по ходьбе, крестины, свадьбы и похороны. И при всех этих талантах мама прожила жизнь, так и не узнав баланса своего банковского счета, ни разу не приняв решения об инвестициях и не высказав публично свои политические взгляды. Она предоставляла эти вопросы моему отцу. Каждый раз, размышляя о её жизни, я удивляюсь этому воплощению нереализованных надежд и упущенных возможностей.

В восемнадцать лет мама получила стипендию на изучение математики в университете Кардиффа. В двадцать пять она защитила диссертацию, после чего представители американских университетов выстроились в очередь, чтобы заполучить её к себе. И что выбрала мама? Вышла замуж за моего отца и посвятила себя жизни, полной правил и компромиссов.

Мне нравится представлять, как она однажды сядет и напишет откровенный роман. Как Лилиана Пирс отбросит осторожность, приличия и самодисциплину и будет танцевать босиком на залитом солнцем лугу и покорит Таити. Приятные фантазии…. Это, конечно, гораздо привлекательнее, чем представлять маму стареющей под звуки телевизора, ворчание отца и чтение его посланий в различные газеты.

И хотя мама пожертвовала карьерой ради семьи, я не уверена, что она ни о чем не сожалеет. Хотя сколько я себя помню, мама позиционировала, что главным достижением её жизни было моё счастливое детство и успешное будущее.

Мы расположились за столом.

– Мам, мы кого-то ждем в гости?

– Нет. С чего ты взяла? – она удивленно уставилась на меня.

– Здесь столько еды, что мы за неделю не управимся.

– Твоей маме всегда кажется, что еды на столе мало, – засмеялся папа, разливая по фужерам вино.

– А ты что, против большого количества еды? – лукаво подмигнув, возразила мама, расставляя тарелки и приборы.

– Нет, – пошутила я, покусывая ломтик пирога. – Если будешь готовить столько еды всякий раз, когда я приезжаю в гости, скоро откроешь ресторан.

– Ха, вот это стоящее предложение, Лилиан! – засмеялся отец, приподняв фужер. – Давайте выпьем за встречу!

Мы единогласно поддержали папину идею и принялись за еду. Пирог с сёмгой таял во рту, жаркое источало ароматы трав и мяса, салаты хрустели свежей зеленью. В комнате царила теплота и уют, создаваемые общими усилиями родителей.

По мере насыщения едой, наступила очередь воспоминаний. Папа начал рассказывать анекдоты времен своей юности, мама делилась смешными эпизодами из моего детства.

– А помнишь, как ты училась водить машину, Стелла? – засмеялась мама, обращаясь ко мне. – Приехала домой грязная, потому что колесо спустило, и пришлось тебе на трассе менять его самостоятельно.

– Ой… Да, я помню, как стыдно было признаться, что мне никто тогда не помог, – смущенно признаюсь, пряча лицо за салфеткой.

– Эх, молодежь нынче слабенькая пошла, – заворчал отец, пожимая плечами. – Раньше женщины сами могли справиться с любым колесом и никакой помощи им не требовалось.

– Стэнли, раньше женщины рожали детей на сеновале прямо посреди уборки урожая, потом, заворачивали младенца в пеленку и шли пахать дальше, – с язвинкой добавила мама. – И не было никакой эпидуральной анестезии, гимнастических шаров для облегчения схваток итд…

– О, женщина, остановись… Я понял, что мне не выиграть этот раунд. Вас двое, а я один.

– Правильное решение, Стэнли.

– А вот как-то однажды, в конце лета, мы решили устроить семейный пикник на озере, – продолжала мама, улыбаясь, – ты, Стелла, решила, что будет забавно ловить рыбу голыми руками. Ты стояла в сапогах, а внизу скользила большая щука, и ты её почти схватила, но она ушла в волны, оставив только мокрую полосу на песке.

– Ага. Пап, ты тогда был настолько горд мной, что даже забыл, как закрыть крышку на гриле, и почти сжёг весь наш ужин! – подхватила я, подмигивая ему.

Смех раздался по всей комнате. Отец отодвинул в сторону бокал.

– Подгорелое мясо все отлично уплетали, – провёл он пальцем по бокалу. Так, я пойду, принесу ещё бутылку вина.

Мы остались с мамой наедине.

– Ты ведь знаешь, – добавила она, беря кусок пирога, – что я всегда хотела, чтобы ты выросла в женщину, способную не только менять колёса, но и менять мир.

– Как тебе новое место работы? – послышался голос вернувшегося папы. – Ты ведь занимаешь должность руководителя отделения?

– Да, пап, на меня возложена большая ответственность, – отвечаю, положив кусочек салата в рот. – Много работы, пациентов, и возможностей развиваться профессионально.

– А что скажешь о вашем новом главвраче? – вмешалась мама, заинтересованно изучая на меня.

– Отличный начальник! Майкл Спектр. Он врач-онколог. Пока справляется с обязанностями неплохо, зарплатой не обижает, посмотрим, что покажет время.

– Главное, чтобы коллектив работал слаженно, – подхватил отец. – Как говорится, хороший руководитель делает команду сильнее.

– Согласна, – кивнула я. – Очень надеюсь, что мы сможем добиться значительных результатов совместно.

– Стелла, а какие у тебя планы на ближайшее будущее? – полюбопытствовал отец.

– Скоро намечается проведение конференции, посвящённой проблемам депрессии и фобий. Хочу представить новую программу профилактики для раннего выявления таких симптомов.

– Интересная инициатива, – восхитилась мама, положив ложку красной икры себе на тост намазанный маслом. – Насколько велика вероятность успеха проекта?

– Довольно высока, учитывая современные технологии и возможности исследований, – уверенно заявила я. – Планирую привлечь лучших специалистов и экспертов в своей отрасли.

– Надо полагать, потребуется немало усилий и терпения! – философски заключил отец. – Надеемся, твой проект даст положительные результаты.

Наша беседа проходила непринужденно, переходя от работы к личным вопросам, планам и мечтам. Свет висевшей над столом люстры отражался в бутылке вина, создавая уютную обстановку вечера. Тихий шелест листьев за окном дополнял атмосферу семейной гармонии и единства.

– Стелла, милая, ты разве не помнишь, какой сегодня день? – неожиданно спросила мама, с неким укором в голосе.

На секунду я задумалась, перебирая возможные варианты, а потом отрицательно покачала головой.

– Господи, как ты могла забыть!? Сегодня день памяти твоей сестры. Миранде бы исполнилось двадцать семь, – мама закрыла лицо руками и тихонько заплакала.

Такая резкая смена маминого настроения, буквально обескуражила меня.

– Дорогая, – папа, сидевший рядом с мамой, обнял её, крепко прижав к себе.

– Прости, мам, совсем вылетело из головы, – я виновато опустила глаза.

Комната сразу погрузилась в тяжелую тишину.

Я сидела неподвижно, ощущая стыд за то, что забыла о такой важной дате. Отец продолжал держать маму в объятиях, пытаясь утешить. Слезы катились по её лицу, оставляя мокрые следы на щеках. Потеря ребёнка оставляет глубокую рану, которая никогда не заживёт полностью.

– Мам, прости меня, пожалуйста, – наконец выдавила я, стараясь сохранить самообладание. – Простите, я должна была помнить. Просто в последнее время я перегружена работой. И как бы я не пыталась выкинуть её из головы ничего не получается толком. Поэтому я могу казаться рассеянной и невнимательной.

– Мы понимаем, – тихо промолвил папа, гладя маму по спине. – Жизнь продолжается, и память о Миранде навсегда останется в наших сердцах.

Мама кивнула, вытирая слёзы бумажной салфеткой. Глубокий вздох потряс её тело, и она всхлипнула:

– Как больно, когда понимаешь, что больше никогда не увидишь своё дитя живым…

Я встала с места, подошла и обняла родителей. Никто не говорил ни слова, мы просто замерли, окружённые болью и грустью. Наше семейное прошлое в эти секунды переплеталось с настоящим, делая границы между ними едва различимыми. Минуты тянулись медленно, растворяясь в создавшейся тишине.

Наконец мама распрямила плечи и решительно убрала волосы с лица:

– Ладно, простите меня за сентиментальность. Давайте не омрачать себе праздник. Миранда на небесах и она знает, что мы её любим.

В конце концов, когда разговоры потихоньку исчерпали себя, а еды осталось по-прежнему много, родители пригласили соседей присоединиться к нашему столу.

Ближе к часу ночи я валилась с ног.

Оставив веселую компанию на летней веранде, я отправилась спать. Меня разместили в моей бывшей детской.

Я легла на кровать, закрыла глаза и стала вспоминать о сестре, с которой я прожила несколько дней, перед тем как её больше не стало.

Когда Миранда родилась, мне исполнилось около двух лет. Помню, какая шумная была мамина выписка роддома. Всё как положено с застольем близких, родственников, шарами и подарками.

Мама по приезду положила Миранду, этот сморщенный комочек в кроватку и сказала:

– Стелла, познакомься со своей младшей сестрёнкой.

Но та маленькая девочка, которой я была тогда, робко глядела на крошечную фигурку, скрученную в пелёнки, не понимая, какое огромное событие произошло в моей жизни. Я помню лицо Миранды всего две секунды, за которые успела бросить беглый взгляд на маленькую девочку, спящую в кроватке. Этого хватило, чтобы запечатлеть образ сестры в своём сознании навсегда.

Помню, как однажды, гуляя во дворе детского сада, я услышала, как взрослые говорили, что Миранда умерла. Тогда я не могла воспринять слово «умерла», в его трагическом значении, мне казалось, что сестра просто убежала поиграть, и вот-вот вернется. Но в течение дня даже воспитатели шептались так тихо, что я начала догадываться, что случилось что-то непоправимое.

Переворачиваюсь на бок и пытаюсь выкинуть мысли о Миранде из головы. Мне не хочется погружаться в болезненные воспоминания. Однако мысли лезут в голову против воли.

Мне вспоминается сделанная фотография после возвращения из роддома. На снимке мама держит новорождённую Миранду на руках, а я стою рядом, нерешительно прикасаюсь к мягкой ткани одеяльца, которым обернута малютка. Лицо мамы сияет счастьем, гордостью и нежностью, отцовские ладони бережно поддерживают её спину.

Через три дня после того как Миранду выписали, родители повезли её к врачу на осмотр. Она родилась с некоторыми осложнениями на лёгкие. Дома Миранда постоянно кашляла, а через неделю после выписки у неё появились сильные хрипы. Мама связалась с врачом, и он сказал, срочно привезти малышку в больницу для госпитализации.

Машина родителей была старая, не оснащённая в то время современными системами безопасности. Погода в тот день стояла ужасная – дождь и туман резко ухудшил видимость. До сих пор не ясно, что послужило причиной аварии: водитель грузовика, перевозившего стройматериалы, утверждал, что не увидел движущуюся навстречу легковушку. Катастрофа произошла буквально в нескольких километрах от больницы. Маленький легковой автомобиль, столкнувшись лобовым ударом с огромным грузовичком, перевернулся и врезался в дерево. Детского кресла в салоне не было (медицинский осмотр Миранды требовался срочно, и времени подготовиться должным образом попросту не нашлось). Результат удара стал смертельным для маленького тела моей сестры.

Сообщение бабушке и дедушке пришло ночью: машина разбита, двое взрослых госпитализированы, грудной ребёнок погиб на месте происшествия. Помню, как бабушка громко закричала, дедушка пытался её успокоить, однако ему не сразу удалось. Только когда сбежались соседи, бабушка взяла себя в руки. Ей предстояло ехать в больницу и на опознание тела Миранды.

Тогда моё сознание отказывалось воспринимать происходящее. Душа не разрывалась от боли. Я просто не понимала, что значит потерять сестру, потому, что я даже не успела побыть в роли старшей. Зато я боялась потерять родителей. Боялась, что мама или папа умрут в больнице. И вот тогда во мне действительно поселился дикий страх. Благодаря профессионализму врачей моих родителей удалось спасти.

Мужчину виновного в аварии осудили на десять лет, за непредумышленное убийство новорожденного. Почему дали такой маленький срок? Его оправдала погода. Адвокаты фирмы, в которой работал Эрик Фармер, (обвиняемый) сделали всё возможное, чтобы скостить срок своему сотруднику и выплатить как можно меньше денежную компенсацию нашей пострадавшей семье. Они привели доводы, что на дороге была плохая видимость, отвратительные погодные условия и к тому же, у папы перегорела одна фара (что было правдой). Из-за этого, водитель фургона его не увидел.

Сейчас, оглядываясь назад, я понимаю, как несправедливо складываются человеческие судьбы. Та короткая жизнь маленькой девочки навсегда связала нас незримыми сестринскими нитями. Миранда стала для меня неким символом уязвимости, хрупкости, напоминанием о быстротечности человеческой жизни. Эта страшная автокатастрофа навсегда изменила мою семью, заставив пересмотреть отношение к близким людям и ценности каждой прожитой минуты.

Конечно, пережив такую травму в детстве, испытав сильный стресс, и видя, как моя мама долго восстанавливалась после потери Миранды, в какой-то момент, на третьем курсе медицинского университета я и решила стать врачом- психиатром. Так, я стремилась помочь людям справиться с тяжелой трагедией или ситуацией, которая пробралась в их жизнь.

Утро встретило меня солнечным светом и ароматом свежих булочек, которые мама испекла специально для меня.

Воскресенье пролетело незаметно. Мы съездили на кладбище к Миранде, и в обед я выдвинулась домой.

Покидая родительский дом, я поняла, насколько важны подобные встречи для восстановления энергии и обретения новых сил.

ГЛАВА 6

Утром следующего дня, я появилась на работе, как обычно за пятнадцать минут до начала приёма.

Дейзи с кем-то трещала по телефону. Как только она увидела меня, сразу бросила трубку.

– Доброе утро, доктор Пирс.

– И тебе, Дейзи. Ты сегодня прекрасно выглядишь!

– О, спасибо большое, – делано улыбнулась она, поправляя блузку. – Новую кофточку, купила вчера на распродаже.

– Она идеально подходит к твоим глазам, – отметила я, проходя к кабинету. – Какие новости сегодня?

– Первый пациент придёт ровно в десять. Мартин Фармер, – сообщила Дейзи, записывая что-то в дневнике. – Потом у вас график плотный, перерывы минимальные.

На секунду я оторопела от услышанной фамилии.

Нет, не может этого быть…

Мало ли Фармеров на свете?

– Дейзи, дай-ка карточку мистера Фармера.

– Она на вашем столе.

– Ну что ж, приступаем, – бодро произнесла я, входя в кабинет.

– Как прошли ваши выходные, доктор Пирс?

– Отлично! Мама откармливала меня не хуже чем гуся на фуагра.

– Ваша мама мастер кулинарного искусства, – рассмеялась Дейзи, записывая следующую строку в журнале. – Наверняка кормила фирменными блинчиками?

– Совершенно верно, – отвечаю, снимая пальто. – Плюс пирог из сёмги, домашние котлеты, овощной салат, булочки. Целую неделю, буду восстанавливать форму после такого праздника живота.

– Главное, чтобы питание приносило радость, – наставительно произносит Дейзи, поправляя карандаш в руке. – Кстати, пришли результаты анализов миссис Айзерис. Не слишком хорошие.

– Запиши её на дополнительный приём. Итак, Мартина Фармера сразу пригласи на приём когда он придёт, пожалуйста.

Вхожу в кабинет и плотно закрываю дверь. Надо отдышаться и взять себя в руки.Сердце бешено колотилось, в висках стучала кровь.

Фармер… Это не может быть простым совпадением. Слишком много лет прошло, но фамилия Фармер врезалась в мою память намертво, как шрам.

Я схватила со стола карточку пациента. Мартин Фармер, 35 лет. Причина обращения: тревожность, панические атаки. Ничего не говорило о его связи с тем самым Эриком Фармером, виновником гибели моей сестры. Но интуиция кричала об обратном.

Сажусь в кресло, пытаясь успокоиться. Впереди сеанс с человеком, чья фамилия вызывает во мне бурю эмоций, ворошит прошлое, причиняет душевную боль. Смогу ли я быть объективной? Достаточно ли профессиональна, чтобы отбросить личные чувства и помочь этому человеку?

Так. Надо успокоиться. Я врач, и мой долг – помогать людям, независимо от их фамилии или обстоятельств.

Ровно в десять Дейзи стучит в дверь.

– Доктор Пирс, к вам мистер Фармер.

Делаю глубокий вдох, выход и произношу:

– Пригласите.

Послышался лёгкий стук в дверь.

– Да, входите.

Дверь отварилась, и на пороге появился молодой человек.

– Мартин Фармер?

– Да.

– Проходите, пожалуйста.

– Вы доктор Стелла Пирс?

– Она самая.

Парень неуверенно входит в кабинет и закрывает плотно дверь. Он выглядит подавленным и потерянным. Встаю не без усилий из-за стола, чтобы поприветствовать его, и наши взгляды встречаются.

Высокий ростом, стройный, с широкими плечами и длинными ногами, подчёркивающими спортивную фигуру. Волосы тёмно-русые, густые, слегка растрепанные, придающие образу небрежную привлекательность. Лицо выразительное, черты правильные: прямой аккуратный нос, тонкие губы, высокие скулы и глубокие карие глаза, излучавшие смесь беспокойства и любопытства. Губы слегка приоткрыты, дыхание неровное, что выдает его внутреннее волнение. Манеры мягкие, движения плавные, однако видно, что нервы берут верх. Внешне Мартин производит впечатление интеллигентного, воспитанного мужчины, стремящегося произвести хорошее впечатление на собеседника.

– Присаживайтесь, мистер Фармер, – вежливо приглашаю его пройти, жестом указывая на кресло перед столом. – Чем могу быть полезна?

Мартин садится, нервно теребя ремешок наручных часов. Замечаю, что он выглядит бледным и взволнованным, вероятно, испытывает беспокойство перед предстоящей беседой.

– Доктор Пирс, я здесь по рекомендации вашего коллеги, – начинает он, чуть, заикаясь. – У меня серьёзные проблемы со сном, частые кошмары и повышенная тревожность вот уже несколько месяцев подряд.

– Расскажите подробнее, – прошу я, делая пометки в карточке пациента. – Какие конкретно симптомы беспокоят?

Мартин начинает подробно описывать мучающие его проблемы: хроническая бессонница, панические атаки, навязчивые страхи и снижение работоспособности, отсутствие нормальной половой жизни.

Внимательно слушаю, фиксируя важные детали и задавая уточняющие вопросы. Как бы я не пыталась абстрагироваться, но меня так и подмывает спросить о его фамилии.

– Судя по вашему состоянию, мистер Фармер, возможна комбинация факторов, включая психологический стресс и физиологические нарушения, – предполагаю я, заканчивая осмотр его медицинской карты. – Для начала потребуется комплексное обследование и назначение курса антидепрессантов и снотворных препаратов.

– Так просто? – он смотрит изучающим взглядом.

– А что вас смущает?

– До этого я лечился у доктора Фримена. И он ни грамма не помог. Я пропивал курсами таблетки, колол уколы, однако состояние с каждым месяцем становится только хуже. Кажется, вы не совсем внимательно меня слушаете, доктор Пирс, – в голосе Мартина звучит неприкрытая горечь и презрение.

Откладываю ручку и внимательно смотрю на него.

– Лечение депрессии и тревожности не всегда быстрый и простой процесс, мистер Фармер. Подбор подходящей терапии требует времени и индивидуального подхода. То, что не помогло одному пациенту, может оказаться эффективным для другого. Важно не терять надежду и продолжать искать оптимальное решение. Что именно вам назначал доктор Фримен?

Мартин называет несколько препаратов, известных своими побочными эффектами. Сверяюсь в карточке пациента с выписанными Фрименом препаратами, а потом киваю, подтверждая свои подозрения.

– Действительно, лекарства, которые вы перечислили, могут вызывать привыкание и не всегда подходят для длительного применения. Мой подход заключается в комплексной терапии, включающей медикаментозное лечение в сочетании с психотерапией и изменением образа жизни. Стоит начать с обследования, чтобы исключить возможные органические причины вашего состояния. А затем обсудим варианты психотерапии и подберем более современные и безопасные препараты. И, да, если вы не против, расскажите о своей семье. У вас есть братья или сестры?

– Зачем вам?

– Для полноты общей картины.

Марин явно мне не доверяет ни как врачу, ни как человеку. Его можно понять. Девяносто процентов пациентов негативно относятся к психотерапевтам.

– Обязательно исповедоваться о семье?

– Семейная история может дать ценную информацию о предрасположенности к определенным заболеваниям, а также о паттернах поведения и способах преодоления трудностей, которые формировались в вашей семье. Это поможет мне лучше понять контекст вашей жизни, и разработать наиболее эффективный план лечения. К тому же, наличие братьев и сестер часто влияет на формирование личности и взаимоотношения с окружающими.

Мартин смотрит с сомнением. Видно, как ему трудно открыться.

Терпеливо жду, стараясь показать своим видом, что я здесь для того, чтобы помочь, а не осудить.

– Я вижу в вас потенциал для изменений и уверена, что вы сможете вернуться к полноценной и счастливой жизни. Главное – не терять надежду и продолжать работать над собой.

– Ладно. Да, у меня есть старший брат.

– Прекрасно. Вы ладите?

– Общаемся, как обычные люди. Ничего сверхъестественного.

Наши взгляды снова встречаются. Мартин смотрит на меня не просто, как пациент. Он ведёт себя немного вызывающе, надменно и в тоже время, я чувствую, как он хочет завладеть моим вниманием.

Чуть склоняю голову, стараясь не показывать удивления или смущения от его прямого взгляда.

– Хорошо, – отвечаю спокойно, – Расскажите немного подробнее о вашем брате. Чем он занимается? Какие у вас отношения были в детстве? – мягко подталкиваю Мартина к рассказу, надеясь, что информация о семейной динамике поможет мне лучше понять корень его проблем.

Мартин начинает рассказывать о Джейке – успешном бизнесмене, всегда пользовавшимся вниманием родителей. В его голосе слышится легкая зависть, но и гордость. Он описывает сложные взаимоотношения, полные соперничества и недосказанности. Мартин вспоминает детские обиды и эпизоды, когда чувствовал себя в тени брата.

Внимательно слушаю, не перебивая, позволяя ему выговориться. Иногда задаю уточняющие вопросы, чтобы глубже понять контекст. Кажется, Мартину требуется не только лечение, но и возможность быть услышанным, понятым. И возможно, впервые за долгое время, он получает такую возможность прямо сейчас.

Закончив говорить о брате, Мартин немного расслабляется. В его взгляде появляется меньше напряжения. Пока не перехожу на личные темы. Не спрашиваю, женат ли он, есть ли дети, для этих тем пока рано. Мартин нестабилен. Он легко выходит из себя. И конечно корень проблемы где-то в его семейных отношениях. Если верить анкете, в графе семейное положение, указано, что он женат.

– Хорошо, мистер Фармер. Нам есть над чем поработать. Главное, что вы сделали первый шаг – обратились за помощью. Это уже маленькая победа, – улыбаюсь. – Давайте начнем с полного обследования, а затем вернемся к разговору о психотерапии. И помните, мистер Фармер, вы не одиноки в своей борьбе.

– Доктор Пирс, можно задать личный вопрос?

Я немного удивлена. Мартин впивается в меня взглядом. Взгляд прямой, требовательный. Ловлю себя на мысли, что мне нравится его заинтересованность. Киваю, стараясь сохранить профессиональное выражение лица, хотя любопытство уже вовсю гложет меня изнутри. Нет, конечно, я не заигрываю с пациентом, просто чувствую, как Мартин рассматривает меня через призму женской привлекательности. У многих моих пациентов мужчин, образ врача женщины, частенько вызывает пошлые фантазии. У них сразу меняется взгляд. Он становится именно таким, как сейчас у Мартина.

– Конечно, мистер Фармер. Но помните, я не всегда смогу ответить, если вопрос будет касаться слишком личной информации обо мне. Постараюсь ответить максимально откровенно, насколько позволит профессиональная этика.

Он немного помедлил, словно собираясь с духом.

– Вы верите в любовь с первого взгляда, доктор Пирс?

Вопрос застаёт меня врасплох. Точно не ожидала подобного поворота. Мой мозг лихорадочно ищет правильный ответ, который не заденет чувства Мартина и в то же время не даст ложных надежд.

– Хм…Я верю в сильные чувства, возникающие внезапно, мистер Фармер. Любовь – сложное понятие, требующее времени и усилий, чтобы перерасти во что-то устойчивое. Но первое впечатление, искра – она, безусловно, существует. А почему вы спросили?

Мартин усмехается, ерзает в кресле, но в его глазах читалось некое разочарование.

– Просто интересно ваше мнение, доктор. Иногда мне кажется, что я слишком идеализирую людей. Вижу в них то, чего нет на самом деле. Возлагаю слишком большие надежды. А потом разочаровываюсь. Вы красивая женщина, доктор Пирс. И умная. И слушаете меня. Это ценное качество.

Чувствую, как кровь приливает к щекам. Комплимент был неожиданным и немного обескураживающим, особенно в контексте терапевтической сессии. Стараюсь сохранить профессиональное выражение лица, хотя внутри все немного перевернулось.

– Мистер Фармер, я ценю ваши теплые слова, но мне кажется важным напомнить о границах наших отношений. Я здесь для того, чтобы помочь вам разобраться в ваших чувствах и проблемах. Моя роль заключается в том, чтобы слушать и поддерживать вас как профессионал, а не как объект романтического интереса.

Он кивнул, опустив взгляд.

– Ага. Я понимаю, доктор. Просто… иногда мне сложно отделить профессиональное от личного. Вы кажетесь мне очень… живой.

Я мягко улыбнулась.

– Понимаю и ценю вашу откровенность. Но, поверьте, как только мы начнем пересекать профессиональные границы, наша работа станет невозможной. И в конечном итоге это навредит вам. Поэтому, я прошу, мистер Фармер, постарайтесь помнить о том, что в первую очередь я ваш врач. Давайте вернемся к тому, что вы говорили о своих разочарованиях в людях. Что именно заставляет вас идеализировать их?

Ему не понравился мой ответ. Возможно, Мартин пытается флиртовать. И надо признаться, при других обстоятельствах, возможно, я бы ответила взаимностью.

Мартин снова усмехнулся, но на этот раз в его усмешке сквозила какая-то обреченность. Он откинулся на спинку кресла и уставился в потолок.

– Наверное, я просто ищу идеал, которого не существует, доктор Пирс. Хочу, чтобы люди соответствовали моим ожиданиям, а когда этого не происходит, чувствую себя обманутым. Как будто они меня предали. Хотя, по сути, они ничего мне не обещали.

Я выдержала паузу, позволяя ему собраться с мыслями.

– Это очень распространенная проблема, мистер Фармер. Идеализация других людей – некий способ избежать разочарования в себе. Вам проще видеть недостатки в других, чем признавать собственные. Вы словно проецируете на других свои нереализованные желания и надежды. А когда они терпят крах, вините других, а не себя.

– Получается, я просто бегу от себя? – пробормотал Мартин, не отрывая взгляда от потолка.

– Возможно. Но это не приговор. А отправная точка. Первый шаг к осознанию проблемы. Теперь нам требуется разобраться, почему вы избегаете себя. Что именно вам в себе не нравится? Чего вы боитесь? Какие травмы из прошлого заставляют вас искать спасение в идеализации других людей?

– Доктор Пирс, а вы… вы сталкивались с чем-то подобным в своей жизни? С потерей смысла, с ощущением… пустоты? С чувством того, что не хочешь жить, потому что всё слишком сложно? – его голос звучит тихо, почти неуверенно. В глазах искренняя надежда на понимание.

Вопрос задевает что-то глубоко внутри меня. Вспоминаю собственные моменты отчаяния, периоды, когда мир казался мне серым и бессмысленным. Но в этой комнате я врач, и моя задача – помочь Мартину, а не делиться личными переживаниями.

Делаю глубокий вдох и отвечаю, стараясь, чтобы в голосе звучало сочувствие и профессионализм:

– Мистер Фармер, как и у каждого человека, в моей жизни были трудные моменты. Однако сейчас я здесь для того, чтобы помочь вам. И поверьте, даже если вы чувствуете себя одиноким в своей борьбе, выход есть. Главное – не опускать руки.

Замечаю, в его глазах разочарование. Возможно, он надеялся на более откровенный ответ. Мартину необходима уверенность в том, что он не один и что ему помогут. Он отводит взгляд. Кажется, его глаза увлажнились. Однако Мартину удается сдержаться. Он научился прятать эмоции.

В воздухе повисает неловкое молчание, которое я стараюсь заполнить, переводя разговор в более практическое русло.

– Мистер Фармер, давайте поговорим о том, что конкретно вас беспокоит. Какие мысли чаще всего приходят вам в голову? Что заставляет вас чувствовать эту… так называемую пустоту?

Стараюсь задавать вопросы мягко, не наседая, позволяя ему самому определять, насколько глубоко он готов погрузиться в свои переживания.

– Пока я не готов всего рассказать, доктор Пирс. Есть сугубо личные моменты в моей жизни, которые я бы не хотел рассказывать первому встречному человеку, даже, несмотря на то, что вы доктор. И мне кажется, совсем не плохой.

– Я не настаиваю. Будем двигаться постепенно.

– Доктор Пирс?

– Да.

– Вы замужем?

– Какое это имеет отношение к нашей беседе?

Пытаюсь сдержать раздражение, напоминая себе, что Мартин сейчас не в лучшем состоянии и его вопросы могут быть продиктованы отчаянием.

– Мистер Фармер, я понимаю ваше любопытство, но сейчас важнее сосредоточиться на ваших проблемах. Моя личная жизнь не имеет значения в контексте нашей работы.

Мартин смотрит на меня с вызовом, пытаясь прощупать почву, понять, насколько я готова ему открыться. Чувствую, как между нами нарастает напряжение.

– Хорошо, – произносит он, наконец, отворачиваясь к окну. – Тогда расскажите мне о… ваших методах. Как вы обычно помогаете людям, которые чувствуют то же самое, что и я?

– Каждый случай уникален, мистер Фармер. Нет одного универсального решения. Я использую различные терапевтические подходы, чтобы помочь пациентам разобраться в себе, определить причины их состояния и найти способы справиться с трудностями. Мы можем использовать когнитивно-поведенческую терапию, психоанализ, гештальт-терапию – все зависит от ваших потребностей и от того, что окажется наиболее эффективным. Главное – желание работать над собой и моя готовность вам помочь.

Мартин молчит, устремив взгляд в серые облака за окном. Кажется, он обдумывает мои слова, взвешивает, стоит ли доверять мне.

Тишина затягивается, становясь почти осязаемой. Он вздыхает и поворачивается, обратно. Его глаза кажутся чуть менее напряженными.

– Когнитивно-поведенческая… психоанализ… звучит как что-то сложное. Не уверен, что понимаю, о чем вы говорите.

– Не стоит беспокоиться об этом сейчас, мистер Фармер. Медицинские термины не так важны. Главное – то, что мы будем работать вместе.

Мартин кивает, но я вижу, что в его глазах осталось сомнение. Понимаю, что для установления доверия потребуется время и терпение. Но я готова к этому. Я знаю, что внутри человека сидящего напротив, скрывается глубочайшая боль, и моя задача – помочь её преодолеть.

– Позвольте рассказать одну историю, мистер Фармер, – начинаю, надеясь, что это поможет ему расслабиться и почувствовать себя комфортнее. – Представьте себе, что вы садовник. У вас есть прекрасный сад, но в нём растут сорняки, которые мешают расти прекрасным цветам. Мы можем рассматривать ваши негативные мысли и чувства как эти сорняки. Вместе мы научимся их распознавать, выдергивать с корнем и заменять на что-то более полезное и красивое.

Он немного оживляется, кажется, метафора ему понятна.

– И как мы будем это делать, доктор Пирс? – спрашивает он с легким любопытством.

– Разными способами. Будем анализировать ваши мысли, выявлять те, которые приводят к негативным эмоциям и поведению. Мы будем учиться заменять их на более реалистичные и позитивные. Станем работать поведением, чтобы вы могли лучше справляться со сложными ситуациями. Это потребует времени и усилий, но я уверена, что вместе мы сможем добиться хороших результатов.

Вижу, как в глазах Мартина появляется надежда. Он осторожен, но не так напряжен, как в начале встречи. Раз пошёл такой разговор, решаюсь зайти немного на опасную территорию.

– Мартин, у вас есть семья? Дети?

На долю секунды он замешкался, прежде чем ответить.

– Есть, доктор Пирс. Супруга. Я бы не хотел распространяться сейчас на эту тему.

– Понимаю, – отвечаю, стараясь не давить. – Это абсолютно ваше право. Просто, иногда, семейные отношения могут быть как источником стресса, так и мощной поддержкой в процессе выздоровления. Мы обязательно вернемся к теме, когда вы будете готовы.

– Хорошо. Спасибо.

Вот сейчас как раз момент, чтобы узнать есть ли у него отец по имени Эрик, который в прошлом лишил мою новорожденную сестру жизни.

Во мне нарастает внутреннее напряжение. Вопрос может многое изменить. Подтвердить худшие опасения или развеять их, оставив меня в неведении.

– Мартин, скажите, вашего отца звали Эрик? – стараюсь сохранить невозмутимый тон. Внутри все сжимается от страха перед ответом.

На лице Мартина мелькает недоумение, а затем тень тревоги. Он отводит взгляд, пытаясь избежать моего прямого взгляда.

– Довольно неожиданный вопрос. Да, моего отца звали Эрик, – наконец произносит он, его голос звучит глухо и неуверенно. – А почему вы спрашиваете?

Моё сердце бешено колотится. Мир вокруг замедляется. Эрик… Эрик Фармер.. Это имя преследует меня всю жизнь. И вот, оно всплывает здесь, в моём кабинете, а человек напротив, может быть его сыном! Во мне поднимается волна ярости и отчаяния. Однако я должна держать себя в руках. Нельзя допустить, чтобы эмоции взяли верх.

– Мистер Фармер…Каким человеком был ваш отец?

Мартин хмурится, явно не понимая моего внезапного интереса к его отцу. Он пожимает плечами и неуверенно отвечает:

– Он… он был строителем. Работал всю жизнь не покладая рук, насколько я помню. Умер, пару лет назад. От аневризмы.