Капитолий

Артём

Находясь в допросной в ожидании тюремщика (или как их здесь называют?) Артём отрешённо смотрел на сильно пошарпанный стол, намертво прикрученный к полу, и тихо охреневал с развития событий, их насыщенности и тупости, а также проклинал вселенскую несправедливость предвзятого отношения к себе.

Как? Ну вот как его угораздило вляпаться в такое непотребство? И ведь не просто подошву замарал. Нет. Мало того что жижеобразная субстанция накрыла его с головой, так она ещё усердно продолжала тянуть дальше, на самое дно. И те незатейливые планы на ближайшее будущее, реализация которых даже не требовала значительных усилий, заволокло сраной «вуалью Тьмы».

Кто бы мог подумать, что не до конца затушенный окурок вонючей сигареты из достаточно бюджетного сегмента приведёт к возгоранию, в результате которого будет практически полностью уничтожено западное крыло районной поликлиники, основанной в позапрошлом веке каким-то известным историческим деятелем?

Если это такой важный памятник архитектуры, то за каким хреном вы тогда сюда экскурсии утраиваете? Ещё и первокурсникам-раздолбаям. И вообще, такие значимые объекты культуры надо прекращать эксплуатировать.

Взяли, новую клинику построили, туда дружно переехали, а этот «экспонат» в «готическом» стиле на лопату, и всё. Нет же, водят всех кого ни попадя и без присмотра оставляют. Курящих причём.

Вот Артём и покурил сигаретку на ущерб государству и статью с перспективой внушительного срока. Так ещё иск в таком размере припаяли, что правнукам останется. До чего же тупо, нелепо и дорого получилось. Сигарета ценою в жизнь… Шутка ли? Но философствовать настроя не было, зато вот удавиться – вполне.

В какой-то момент у их экскурсовода зазвонил телефон, и она отлучилась, попросив не расходиться и подождать её несколько минут, желательно вообще не сходя с места. И наличие на этаже винтажных скамеек тому вполне располагало, поэтому все мигом расселись и уткнулись в свои телефоны.

*  *  *

Трое парней, с которыми Артём ещё толком не успел познакомиться, сразу рванули в туалет на перекур, несмотря на прямой запрет, а он, как самый «умный», решил выйти на лестничный марш запасного выхода, дверь которого оказалась не заперта.

Судя по состоянию, бывали здесь крайне редко. И даже несмотря на стойкий запах ремонта: лакокрасочных покрытий, шпатлёвки и дерева, перебить запах сырости и затхлости было невозможно.

Отслоившаяся местами краска, многочисленные трещины по стенам, почерневшая паутина под потолком и углам довольно выразительно подчёркивали почтенный возраст здания, а также общую усталость от жизни.

В том, что туалетные курильщики спалятся, даже сомнений не было. Туалет – штука такая, довольно посещаемая комната. Персонал в нём точно не курит, пациентов на этаже нет, и сложить дважды два труда не составит.

Всех сразу предупредили: шаг влево, шаг вправо и отчисление. Прыжок на месте – попытка улететь. Поток оказался больши́м, а из-за чьей-то оплошности в дирекции института, зачислено оказалось значительно больше лимита.

Как так получилось – толком никто объяснить не смог, но факт оставался фактом. И попытки избавиться от излишка «методом тыка» привела резонансному скандалу, поэтому ректорат начал действовать аккуратнее, тоньше, но не менее эффективно.

Ужесточили контроль за всем, чем только можно было. Строгий учёт посещаемости, регулярные проверки общежития… Вот и эта экскурсия тоже относилась к своего рода проверке «на вшивость». И Артём её не прошёл. И это если прям мягко выразиться.

*  *  *

Блин, а он ведь ещё даже учиться толком не начал. Становиться врачом в его планы никогда не выходило, хотя и планов-то особых тоже и не было. Однако именно в данном учебном заведении в сфере высшего образования, ему удалось сдать вступительные экзамены и попасть в список зачисленных.

Теперь же всё это не имело никакого значения. Вышедшие из допросной несколько минут назад следователь с адвокатом, дали ясно понять, что на ближайшие минимум лет десять, жизнь его уже расписана буквально по минутам.

О сложностях в выборе одежды, планировании досуга и прочих житейски-бытовых нюансах впредь можно не заморачиваться. Определят шконку (кажется, так называется тюремная кровать), выдадут робу с номерком на груди и станут кормить пайкой в соответствии с нормами питания, если таковые вообще соблюдаются.

Изоляция от общества… именно эту меру наказания озвучил следователь с ехидной ухмылкой. Скотина! Усмехается он ещё! Меня посадят на десять лет, а ему весело! Десять лет… За это время ребята уже закончат институт, пойдут работать, обзаведутся семьями. Люди будут путешествовать, ездить отдыхать на моря.

Будут дышать полной грудью воздухом свободы! Будут жить! В то время как он будет отбывать срок за высоким забором, проживая каждый день ночным кошмаром замкнутого круга, из которого не вырваться. И всё это в окружении отбросов общества, аморальных уродов и прочих нравственных отщепенцев.

*  *  *

Десять лет… не вырваться… А что потом? Да и какие потом, когда ещё не известно, как его жизнь на самой зоне сложится? Самые мрачные перспективы, из того, что довелось слышать и где-то читать, он гнал от себя всеми силами.

«Всё будет хорошо» – успокаивал сам себя. Он же не один такой? Даже в таких местах есть нормальные люди. Наверное. Их же не может не быть? «Ну а вдруг…?» – предательски звучал в голове мерзкий голос из мрачных уголков сознания. «А что если…?».

Внезапно накатившее полное осознание конца прежней жизни и растущее напряжение перед неизвестностью, поневоле плавно подвели к нехорошим мыслям. А стоит ли так жить? Кому он нужен? Его даже ждать большему некому. Единственный родной человек уже два года, как покинул его. Елизавета Никитична была бабулей старой закалки, волевой и решительной, женщиной-кремень, одна воспитавшая внука.

Родителей он лишился ещё будучи малышом и практически не помнил их, бабушка же старалась эту тему обходить стороной. Как бы это ни прозвучало, но хорошо, что она не дожила до этих времён.

Для неё он так и остался добродушным шалопаем, любящим манную кашу, но почему-то стыдящимся этого. А какие эпитеты порой выдавала Елизавета Никитична, что ты! Филологи и сапожники тихо плакали по ночам в подушку. Утрата этого единственного дорого ему человека далась нелегко.

Так что, в первое время лишь тараканы за холодильником будут скучать в его скромной квартирке, доставшейся по наследству. Кстати, а что будет с жилплощадью? Платить-то некому станет, как и следить за ней. Отберут? И куда он после освобождения, если до него ещё доживёт?

На теплотрассу доживать свой век? Во жизнь прожил, даже терять нечего… Резкий лязг, отпираемого замка массивной двери, заставил Артёма подпрыгнуть от неожиданности и выдернул из пучины утопии, куда тот намеревался непременно вернуться, как только его оставят наедине.

Боже, до чего же мерзкий звук у этого механизма, пробирающий до самой глубины души. «Готов поспорить, его в каком-то НИИ специально разработали» – подумал он, поднимаясь со стула, ножки которого были намертво забетонированы в пол. Однако выводить его не торопились…

*  *  *

– Климов Артём Алексеевич? – прямо с порога поинтересовался чересчур жизнерадостный мужчина средних лет в деловом и явно недешёвом костюме тёмного-синего цвета. Не дожидаясь от ответа, тот небрежно бросил на стол увесистую папку и замер с улыбкой в ожидании то ли ответа, то ли реакции восхищения от своего появления. Захотелось даже в ладоши пару раз хлопнуть.

«И с чего этот подозрительный дядя такой жизнерадостный?» – подумал Артём, хмуро осматривая неожиданного посетителя. «Тоже какой-то следак, решивший зайти и поржать над «бедолагой» перед приговором? Чем откровеннее улыбка и жизнерадостней лицо, тем вероятнее потери и шансы вляпаться в говно» – подытожил экспромтом его внутренний скептик.

– Да, это я. А вы, просите, собственно, кто? – поинтересовался он, присаживаясь обратно за стол.

– А я ваш спасательный круг! – улыбка стала шире. Если он не остановится, то с большой вероятностью порвёт себе лицо, – У вас, Артём Алексеевич, есть замечательная возможность не просто избежать наказания, в виде лишения свободы, но и свести под ноль исковые требования. Как вам такая перспектива? Согласитесь, звучит очень заманчиво?

– Почку не отдам, – буркнул Артём в ответ, в предвкушении подвоха, без которого не просто не могло обойтись. Он был настолько морально опустошён, что хотел только одного: чтобы его завели обратно в камеру, где бы он смог выдохнуть и тихо удавиться со спокойной душой.

– Аха-ха! Рад, что вы не растеряли чувство здорового юмора. Поверьте, мне нет интереса до почек, как и до остальных органов вашего организма. Можно даже сказать, что я наоборот, заинтересован в их наличии и полной исправности. Однако же мне совершенно не нравится ваш взгляд. Я уже видел такие пустые глаза, это признак очень нехороших мыслей и решений впоследствии. А нам такое совершенно ни к чему. Итак, вы готовы меня выслушать?

– Я и так этим уже занимаюсь.

– Вот и отлично! – Артём внезапно понял, с кем у него ассоциируется данный тип, с доктором Ливси из старого советского мультфильма «Остров сокровищ». Правда, мультипликационный персонаж внушал куда больше доверия, чем эта самодовольная и слащавая морда, – Вам говорит о чём-нибудь слово: КАПИТОЛИЙ?

– Конечно, это одна из первоочерёдных построек в Героях третьих. Если речь о чём-то другом, то римская история меня интересует мало.

– Ого! – восхитился «китайский Ливси», – У вас только тонкое чувство юмора, вы ещё и достаточно эрудированный человек! Просто удивительно!

*  *  *

 «Боже, как у тебя ещё рот не порвался?» – тоскливо подумал Артём, которому вообще не шуток было. Он отвечал машинально, даже не задумываясь над тем, что и как говорит. «Хочешь знать, откуда эти шрамы?» – вдруг всплыла в голове фраза Джокера из одноимённого фильма, что непроизвольно вызвало ухмылку. Впрочем, «Ливси» растолковал всё иначе.

– Ну вот, совсем другое дело! Нет, Артём Алексеевич, КАПИТОЛИЙ наших реалий – это нечто иное. Это аббревиатура, которая расшифровывается, как: Купол Аномальных Проявлений Изолированной Территории Отчуждения Локального Инцидента. По крайней мере, это официальное название и его расшифровка. Люди науки довольно своеобразны… м-да. Так вот, наверняка вы уже поняли, о чём идёт речь?

– Так это вы про ту жопу, что эти самые учёные и создали? Там вроде жесть какая-то, весь мир на ушах до сих пор. Информации в открытом доступе мало, и она настолько противоречива, что многие обоснованно считают всё это выдумкой.

– А вы?

– Я? А я… простите, как вас по имени-отчеству?

– Можно просто Роман, – отмахнулся «Ливси».

– Как скажете, – пожал плечами Артём, – А я, Роман, считаю, что курить действительно вредно. Вот до чего это доводит, – вздохнул он, разведя руки в стороны, – И любые другие трагедии вселенских масштабов невольно блёкнут на фоне личных неурядиц.

*  *  *

– Да уж… с такими аргументами спорить действительно сложно, – сочувственно отозвался Лжеливси, на секунду даже перестав улыбаться. Только лучше бы он этого не делал, так как лицо Романа сразу обрело хищные черты. Такие люди отлично вписываются в роли антигероев, злодеев, коварных и опасных противников. Вот по какой причине его улыбка не вызывала расположения. Не Пеннивайз, конечно, но суть та же, – Только я так и не понял, как следствие так быстро вышло на вас?

– Камеры…, – печально отозвался Артём, который в глубине души сильно негодовал по данному поводу. Зачем вы своими камерами видеонаблюдения портите исторический интерьер?! Это же кощунство какое-то! А те рабочие, что не до конца прибрали за собой строительный мусор? Ну как можно быть таким мудаком безалаберным? Это же памятник архитектуры! Там в бахилах ходить надо! А не… курить, и бычки разбрасывать.

– М-да-а-а, – протянул Роман, – Так что скажете о моём предложении? Вы согласны?

– Извините, видимо, пропустил тот миг, когда вы его озвучивали, – на полном серьёзе ответил Артём, силясь припомнить, в какой же именно момент ему было что-то предложено.

– Ах да, действительно! – улыбка снова порвала фасад головы «Ливси», – Итак, хватит ходить вокруг да около. Государство даёт вам шанс искупить свою вину…

– Кровью? – не удержался Артём.

– Чем? – растерялся на секунду Роман, – А, нет, что вы, – усмехнулся он, не отводя взгляда, – Контракт на два года. Считай, как в армию сходить. Служба на одном из блокпостов нулевого рубежа. Однако на словах это звучит куда страшнее, чем является на самом деле. Фактически, сторожем подработать, только на контракте.

*  *  *

– Так и подвох-то в чём? Радиация?

– Да нет, фон там даже ниже, чем в любом другом крупном городе.

– Тогда не понимаю, – нахмурился Артём, мозг которого нехотя принялся анализироваться полученную информацию, – Если два года моей жизни так высоко оцениваются, то не могу ли ещё парочку заложить хотя бы за половину стоимости по курсу?

– Извините, не совсем понимаю вас.

– Вот и я тоже. Знаете такое выражение: бойся данайцев, дары приносящих?

– Не, ну определённые правовые последствия у данной службы всё же имеются… подписка о неразглашении и запрет на выезд из страны. Пожизненные, – быстро уточнил Роман, поймав взгляд, полный скептицизма.

– Вы можете прямо ответить на вопрос? В чём, я вас спрашиваю, подвох? Почему два года службы Там находятся на одном уровне с несколькими годами в изоляции, да ещё и иском, выплатить который я и за всю жизнь вряд ли смогу, – голова Артёма окончательно прояснилась и начала соображать.

– Эм… – замялся прежде уверенный в себе Роман, который, казалось, за словом в карман не полезет, – Сложно сказать…

– Вот это откровения, – усмехнулся Артём, – Где, говорите, подписать не глядя?

– Дослушайте сперва, – довольно резко ответил «Ливси», не оценив сарказма, – Ничего сверхъестественного там действительно нет. С территории отчуждения ничего не выползает и сожрать тем более никого не пытается. Помимо запрета на выезд из страны с довольно серьёзной подпиской о неразглашении, имеется ещё один… наверное, правильнее будет сказать, нравственный нюанс, который не каждому приемлем будет.

*  *  *

– И в чём же он заключается?

– В обязанности не пропускать любителей приключений, ну… и не выпускать никого обратно. Извините, но большего я вам сказать, увы, не могу. Поскольку даже эта информация относится к категории «для служебного пользования».

– Не выпускать, в каком смысле?

– А в самом прямом, – Роман быстро взглянул на часы и резко перешёл на официальный тон, – Оружие там именно для этого и выдают, молодой человек. В общем, вы подумайте, Артём Алексеевич, утро вечера всегда мудренее. Бумаги я вам оставлю, почитаете спокойно, изучите, – раскрыв папку, он вынул и положил на стол внушительную пачку бумаг, – Поскольку завтра у вас суд по избранию меры пресечения, то времени на раздумье будет максимум до обеда. Если решитесь раньше, то сообщите дежурному, если же предпочтёте отказаться, то в обед он сам заберёт бумаги у вас. У меня всё, хорошего вам вечера.

Когда Артёма завели обратно в камеру, и по ушам снова резануло мерзким лязгом запираемого замка, он был готов не просто подписать бумаги, а прямо сейчас отправиться к месту несения службы. Да хоть к чёрту на кулички. И даже пешком.

В тот момент пришло полное осознание, что за решёткой он просто не сможет жить. Не приди этот мутный Роман со своей мерзкой улыбкой и своим сомнительным предложением, рассвет на нарах встретило бы уже остывшее тело – камера его сломала очень быстро. И вне зависимости от содержания в оставленных бумагах, он уже знал, каким именно будет его положительный ответ.

*  *  *

Как и ожидалось, какая-либо конкретика в тексте отсутствовала. Сплошные обтекаемые фразы, дающее лишь поверхностное представление о том, с чем именно предстоит столкнуться. Даже вдумчивое чтение по слогам во второй раз особой ясности не внесло.

Уточнение о вероятном применении оружия на поражение по живым людям, на удивление, особого впечатления не произвело. Артём попытался хорошенько распробовать эту мысль, но внутри ничего не ёкнуло, что не совсем соответствовало его миролюбивому характеру в целом.

Действительно, странно. С другой стороны, а что тут такого? – рассуждал он про себя. Территория изолирована ведь, проход запрещён. И если кто-то настырно лезет под табличку «Стой, стрелять буду», то это уже сугубо его личный выбор. Главное, чтобы в жизни вообще был хоть какой-то выбор…

Уснуть так и не удалось. До самого утра он проворочался с боку на бок, пытаясь представить, как именно будет выглядеть и проходить служба. В голову лезли истории про сталкеров, аномалии, всяких жутких тварях и прочее.

А что, если это всё замануха для лохов? Ездят по тюрьмам, где тупо собирают «пушечное мясо» из преступников и прочих отщепенцев социума, которых нормальная и спокойная жизнь в обществе не устраивает. Тех, кого действительно не жалко?

Но ведь Артём не такой, но сам жертва обстоятельств! Ну и что? Да и вообще, какие к чёрту аномалии с монстрами? Меньше фильмов смотреть надо было и не забивать себе голову научно-фантастической ерундой. КАПИТОЛИЙ – придумают же. Однако в названии слово «аномалия» всё же присутствовало…

*  *  *

На утреннем подъёме Артём, чуть ли не пританцовывая от нетерпения передал, дежурному подписанную кипу бумаг и попросил сообщить о принятом им решении. Тот с какой-то странной ухмылкой посмотрел на него, молча принял документы и лишь кивнул в ответ.

А этого что так позабавило? – подумал Артём. Да вообще похрен! – тут отозвался сам себе. Несмотря на не особо аппетитный внешний вид, пахла казённая пайка весьма недурственно, и он слупил её всю подчистую, так как силы теперь явно понадобятся.

После завтрака началось томительное ожидание. Секунды превратились в минуты, те же, в свою очередь, в часы, а последние в настоящую, вязкую вечность. На деле же не прошло и часа с момента передачи документов дежурному, как его снова отвели в допросную, где ожидал человек в форме.

– Климов Артём Алексеевич? – спросил военный так, словно к нему завели военнопленного на допрос, отчего сразу стало не по себе.

– Он самый.

– Вы ознакомились с предоставленной информацией? Уточняющие вопросы имеются?

– На предварительном этапе, я так понимаю, конкретики всё равно не будет, – спросил Артём, стараясь выглядеть уверенно и непринуждённого, хотя прекрасно понимал, что нихрена у него не выходит.

– Правильно понимаете, – кивнул вояка.

– Тогда вопросов нет.

– Вот и замечательно. Согласны заключить контракт с министерством обороны сроком на два года?

– Согласен…

Ефим

– Нет, ты мне ответь, вот за каким хером надо было делать эту вылазку? Выходить на охоту и сбор? У нас пока вполне всего хватает. Да почему вообще глава поселения, да и все остальные слушают этого высокомерного и заносчивого урода? – шёпотом поинтересовался Молодой у товарища, затаившегося вместе с ним под пышным кустом.

– Ты бы поменьше трепался, – нехотя отозвался рыжеволосый Васёк, перехватывая самодельное ружьё вспотевшими от волнения ладонями. Он всегда нервничал, когда выходил за периметр поселения, но ничего не мог с этим поделать, хоть и пытался, – Во-первых, этот, как ты выразился, «высокомерный и заносчивый урод» и Поводырь, и Егерь в одном флаконе, а это является такой редкостью, что даже не припомню подобных примеров. Также прошу заметить, что один, что второй – единственный в нашем поселении. После гибели твоего отца с группой ходить за ограду вообще некому стало, а охотиться так и подавно. И это очень показательный пример того, что совмещать пост главы с Поводырём или Егерем не лучшая затея, со всем уважением к твоему папе. Поэтому как минимум мы должны быть молча благодарны судьбе, что та послала нам нового главу и Ефима.

– Ну да, как же…

– Не перебивай. Во-вторых, у нас кончаются антибиотики, а без них вообще никуда. В случае воспаления, ни Мясной щавель, ни Хлебный клубень, тебя не спасут, а Синий гриб, мало того, что под ногами не валяется и в огородах расти отказывается, так его ещё и найти надо. Так если вылазка становится вынужденной, то почему бы не совместить приятное с полезным? Тем более, если знаешь, умеешь и практикуешь. А свеженинки, знаешь ли, тоже иногда поесть хочется, и сильно сомневаюсь, что ты откажешься от поджаристого куска сочного мяса. М-м-м-м…, – Васёк на секунду мечтательно прикрыл глаза и покачал головой, – Ну и в-третьих, нам было велено лежать молча и не шевелиться. И как показала практика, к словам Ефима лучше прислушиваться. Так что, будь добр, заткнись и лежи молча.

*  *  *

Мясной щавель – уникальное растение, которое можно было смело использовать в качестве изображения на гербе КАПИТОЛИЯ.

Щавелем его прозвали за определённую схожесть с обычным огородным и одноимённым растением. Литься хоть и отличались большими размерами и толщиной, но имели сходную форму, также росли пучком и на стеблях.

Мясным же он стал из-за волокнистой мякоти бурого цвета, очень напоминающей слегка заветренное красное мясо и по цвету, и по своей текстуре. Но главная уникальность крылась во вкусе – он действительно был мясным, хоть и далёким от оригинала.

Выраженный вкус, как, например у той же говядины или баранины, отсутствовал, да и само «мясо» походило на несколько раз перемороженный продукт, однако в том, что ты жуёшь именно мясо, сомнений не возникало.

Кто пробовал соевое, говорит, что они чем-то похожи, но при этом Щавель существенно выигрывает во вкусе. Самым близким оказалось сравнение с выветрившейся, сильно вываренной говядиной.

В отличие от мяса животного происхождения Щавель не нуждался в обязательной термической обработке и был готов к употреблению прямо с грядки. Однако стоило его запечь или подарить, как вкусовые качества существенно возрастали.

Фактически по всех поселениях Мясной щавель являлся основным источником белка, хоть и растительного, и одной из наиболее выращиваемых растений, кормивших всё население КАПИТОЛИстической коммуны.

Хлебный клубень – не имел такого важного пищевого значения в отличие от Щавеля и скорее относился к продуктам, дополняющим основное блюдо, но не способное стать ему полноценной заменой. Без которых можно и обойтись, но с ними вроде как вкус интереснее.

Представьте себе картофелину в виде небольшого кабачка, мякоть которой напоминает рыхлое, переспевшее яблоко, но со вкусом пшеничного хлеба. Объективно – такое себе. Поэтому особой популярностью он не пользовался.

Популярность этого растения, несуразность которого даже затмевала Щавель, составляла примерно пятьдесят на пятьдесят. Однако выращивали его повсеместно, на всякий случай и в силу его неприхотливости.

Подсушенные пластины обладали более интересной консистенцией, но сохли они непозволительно долго. Само растение чем-то напоминало чертополох, только без цветов и с более широким листом. С одного куста выходило от пяти до восьми клубней.

*  *  *

– Мы тут уже минут двадцать валяемся! – зашипел Молодой, который даже не подумал затыкаться, – Может, он тупо нас здесь бросить решил? Да что мы вообще о нём знаем-то? Дядя Коля ничего не рассказывает, а у него самого спросить… ты его рожу вообще видел? Такой прирежет, и глазом не моргнёт. Сколько раз его уже просили подобрать кандидата в ученики, а? Чего он тянет? А я тебе скажу, – разошёлся Молодой, откидывая рукой в сторону слипшиеся, засаленные волосы, напоминающие дреды, – Чтобы упиваться своей значимостью! Кстати, я вполне могу и без мяса обойтись. Лучше уж без него, чем самому им стать. Порох – вот он точно лишним не бывает, и тратить без острой нужды такой ресурс точно не следует. Если на Поселение нападут, свеженинкой уже не отмашешься. А перебиться можно и Мясным щавелем. Его, если правильно приготовить, за уши не оттащишь! Да и вообще, мне Ефим не указ! Кто он такой? А дядя Коля – глава поселения и названный муж моей тёти Софии, между прочим! – выпятил тот грудь, насколько позволяло лежачее положение.

– Молодой, когда ты уже поумнеешь или хотя бы заткнёшься, а? – раздражённо зашипел в ответ Васёк, который искренно не понимал, зачем новый глава отравляет своего пасынка-недоумка практически по всем вылазкам. Этот бесполезный идиот никогда никого не слушал и был мудаком ещё с пелёнок, хотя и старался выглядеть нормальным. Да только говно в мешке не утаишь – пованивать в любом случае будет, даже если не трясти, – Какой ещё значимостью? Ты, что ли, готов Поводырём или Егерем стать, а? Чего молчишь? То-то и оно. Ссут все, и я в том числе, но не стыжусь этого. Чтобы одному ходить, да ещё водить за собой, яйца между ног нужны. И непростые, как в кожаном мешочке, а самые настоящие, бубенцы из стали. Так что будь добр, заткнись уже нахрен и перестань шороха наводить, пока нас какая-нибудь тварь не услышала…

На крохотную полянку, на краю которой под кустом и «замерили» Молодой с Васьком, медленно вышел Слепыш и замер напротив них, припав к земле, судорожно вращая мелкими остроконечными ушами во всех направлениях. Несмотря на не особо грозное название, зверь являлся очень серьёзным противником.

*  *  *

Слепой заглот или Слепыш – видовая принадлежность не определена. Крупное и крайне опасное существо, представляющее собой сомнительную и порочную связь гориллы с рептилией.

Гладкая, округлая голова внушительных размеров без намёка на шею сразу переходила в мощные плечи. Глаза отсутствовали в принципе, однако исключительный слух с лихвой компенсировал полное отсутствие органов зрения.

Практически всю внутреннюю поверхность непропорционально широкой пасти покрывали мелкие, крючковатые, костяные наросты, вырваться из захвата которыми было вообще нереально. Гладкими оставались лишь тонкие жёсткие губы, напоминающие хрящевой нарост.

Физиология твари позволяла заглатывать целиком довольно крупную добычу, но не превышающую половины размеров собственного тела. Если же «кусок» оказывался слишком крупным и несговорчивым, то Заглот начинал трепать свою жертву, словно Тузик грелку, разрывая плоть до более податливых размеров.

Передвигался Слепыш быстрыми скачками на манер гориллы, опираясь на мощные передние лапы, втрое превосходящие задние/нижние конечности. Крепкое, безволосое тело, покрытое переплетением мощных мышц, было надёжно защищено гладкой и очень прочной шкурой.

Предпочитал любую труднопроходимую местность, на которой жертве будет сложнее уйти преследования. Поэтому мог встретиться как в лесной чаще, так на скалистой гряде, но никогда на равнинной поверхности, где даже рядовому человеку убежать не составляло особого труда.

Как правило, нападал из-за укрытия, нанося мощный удар передними лапами, сжатыми в огромные кулаки. Сама по себе тварь не сказать, что являлась неприметной и тихой, поэтому шанс заметить её раньше всегда был очень высок.

А вот случайно выйти на Слепыша, прилегшего отдохнуть в своей манере, где попало, можно было запросто. И в данном случае шансов он не уже оставлял, так как в рывке увернуться от молниеносной атаки ещё никому не удавалось, а пробуждалась тварь мгновенно.

Более того, Слепые заглоты являлись практически неуязвимыми для большинства стрелкового оружия. Поэтому при отсутствии тяжёлого вооружения, схватка с ними требовала определённого мастерства, крепких нервов и меткого глаза.

В затылочной области кожа образовывала складки и была настолько нежной, что пронзить ту не составляло труда любым относительно острым предметом. Сердце твари располагалось как раз под этими складками. Всего один выстрел или точный удар ножом, сделать который порой становилось непросто.

Как правило, охотились Слепыши в одиночку и крайне редко встречались парами. Правда, оставалось загадкой, кого именно те представляли – семейный подряд или же обычный дует, так как внешние половые признаки отсутствовали, а внутренние обнаружить не удалось.

 Рост взрослой особи достигал внушительных двух с половиной метров, а вес мог переваливать за триста килограмм, что в совокупности с прочной шкурой и большой физической силой, превращало тварь в настоящее оружие биологического происхождения.

Хоть Слепые заглоты и относились к всеядным, но предпочтение отдавали свежей белковой пище, падаль в их рацион не входила. Мясо было пригодно к употреблению после стандартной термической обработки и вопреки облику животного отличалось восхитительным нежным вкусом.

Умение охотиться на Слепышей ценилось очень высокого, так как помимо внушительного запаса отличного мяса, их шкура практически не требовала обработки, но при этом сохраняла свою эластичность и прочность, что позволяло изготавливать одежду, обладающую отличными защитными свойствами.

*  *  *

Заметив, как Молодой дрожащими руками начал поднимать свою самодельную берданку под двенадцатый калибр, Васёк не без сожаления принялся мысленно попрощаться с этим светом. Поскольку даже имбецилы знали, что лишний раз не стоит привлекать внимание слепой твари и уже тем более стрелять той куда попало.

Желательно просто прикинуться ветошью и не отсвечивать, если вдруг не решил свести счёты жизнью столь экзотическим способом. Имелся небольшой шанс, что животное не заметит товарища «суицидника», поэтому он тихо выдохнул, прижался щекой к земле и замер, зажмурив глаза.

Когда внезапно что-то глухо чавкнуло и следом раздался утробный всхрип Слепыша, Васёк, не выдержав напряжения, немного обмочил штаны. Правда, отнёсся к этому философски, так как лучше быть живым и обосанным трусом, чем мёртвым и сухим храбрецом. Тем более, всем известно, что не боятся только дураки, а мама ему с детства говорила какой он у неё умный.

– Ну, и хрена вы там загораете? – проворчал хмурый Ефим, выдёргивая древко короткого тяжёлого копья из трупа поверженной твари, – С вас шкура и мясо. И чтоб всё подчистую с костей срезали. Давайте пошевеливайтесь, пока сюда ещё кого не притянуло на запах, а я пойду ещё Грибов соберу, – тщательно обтерев наконечник пучком жёсткой травы, он отточенным движением закинул оружие в специальный чехол за спиной.

– Ты же нас специально здесь оставил! – заверещал Молодой, подскакивая на ноги с выпученными глазами и большущим мокрым пятном на штанах, на фоне которого Васёк выглядел весьма мужественно, – Слышь, – повернулся тот к товарищу, – Он же из нас приманку сделать решил!

– Даже если и так, – безразличным тоном отозвался Ефим, – Пока за мной ходите, мне решать, что вам и как делать. Пора бы уже это запомнить. Это первое. Второе, если бы кто-то свою пасть закрытой держал, а помело бескостное за зубами сомкнутыми, как и было велено, Слепыш бы вас не заметил, даже споткнись. И третье, что касается «высокомерного и заносчивого урода»… это твоя последняя вылазка со мной. Всё, харе лясы точить. Начинайте свежевать тушу, закончить надо до наступления сумерек, если вернуться хотите. Живыми, – пробасил тот и скрылся в кустах.

– Ты это, за руками-то своими следи, – тихо процедил Васёк сквозь зубы, заметив, как товарищ проводил стволом Ефима, – Или сам дорогу обратно искать будешь?

– Ты чего? – отозвался Молодой с наигранной улыбкой, словно не понял, о чём идёт речь, – Слышал, что было велено? – скинув рюкзак со спины, он вынул нож, – Давай разделывать, нам ещё волокушу делать. Видал, сколько мяса! Сегодня свеженинки хоть поедим…

– Ну-ну, – чуть слышно произнёс Васёк, закидывая ружьё за спину, и вынул точно такой же нож из клыка Саблезубого кабана.

*  *  *

Саблезубый кабан – крупное парнокопытное животное, являющееся видоизменившейся дикой свиньёй. Соответственно, встреча возможна исключительно в лесном массиве. Чем лес гуще, тем выше вероятность.

Зрение развито слабо, чего нельзя сказать о слухе и особенно обонянии. Голова вытянутая, крупная. Шея массивная, короткая. Туловище в передней части крупнее и развито лучше задней. Короткие, мощные ноги заканчиваются остроконечными копытами, способным с лёгкостью пробить человека насквозь.

Считается условно всеядным – отсутствие белка, компенсирует растительной пищей или падалью, но в целом предпочитает охоту. Нападает внезапно и не раздумывая, вне зависимости от численности и размеров противника. Как говорится, страха нет, один задор.

Известных способов отражения нападения, атакующей в лоб взрослой особи, не существует, поскольку череп выдерживает попадание даже крупного калибра, а несмотря на габариты и массу, скотина с места развивает очень приличную скорость, практически не оставляя времени на прицеливание.

Гарантированно свалить с копыт можно, лишь поразив сердце. То, что расположено, как и полагается слева и то, что зеркально бьётся справа. При отсутствии такой возможности эффективна стрельба по запястным суставам или «коленям», как говорят местные.

Перебитые ноги тварь не убьют, но существенно снизят мобильность и прыть. Правда, попасть в сочленение костей – задача не из простых. В остальном же поливать свинцом и сталью свинью можно очень долго, а поодиночке встречаются они редко.

На нижней челюсти расположено четыре клыка, по два с каждой стороны, один за другим. Передние имеют слабый изгиб и могут достигать аж тридцати сантиметров в длину без учёта корня.

Задние имеют загиб, редко превышают двадцати сантиметров и выступают наружу сильнее относительно плоскости передних. Отличительной чертой и тех и других является сплюснутая форма и невероятная острота с феноменальной прочностью.

Клыки представляют собой полноценные клинки крайне неприхотливые и устойчивые к агрессивной среде. В дополнительной заточке и обработке не нуждаются, да и практически им не поддаются. Единственная податливая часть – корень, который достаточно грамотно обмотать полоской кожи, чтобы получить нож, способный распороть хоть шкуру Слепыша, хоть металл.

Шкура представляла ценность только из-за высоких огнеупорных свойств. Мясо в пищу не употребляют, хоть то и считается условно съедобным. Помимо продолжительной термической обработки, требуется отдельное обеззараживание.

*  *  *

– Я же сказал, нет! – пробасил раздражённо Ефим, – Не возьму я с собой больше твоего приёмыша! Хочешь его научить чему-то? Отлично, только делай это сам, а я в няньки к нему не нанимался. Мне надо, чтобы меня не просто слушали, но ещё и слышали, понимаешь, о чём речь? Вот, и делали так, как сказано, а не думать начинали и рассуждать о вечном. И вообще, скажи спасибо, что назад его привёл. Не будь, мы с тобой так хорошо знакомы, Коля, и не находись рядом второй ни в чём не повинный бедолага, с радостью позволил бы Слепышу размозжить пустую башку этому недоразвитышу. Ёпта, да он же ему чуть в лоб не выстрелил со своей берданки! Удивительно, как такие вообще доживают до своих лет.

– Ефим, – не унимался глава, пытаясь охладить пыл товарища и разобраться в причине столь эмоционального поведения, – Чё ты так разошёлся-то? Ну, вспомни себя в молодости. Когда у желторотых мозги-то были? Хех!

– А я и не забывал, Коля! И взрослых слушаться, ещё сидя на горшке, научился. Тебе напомнить, откуда этот шрам появился? – поинтересовался тот, указывая на грубый рубец, пересекающий практически всё лицо по диагонали.

– Не надо… Но всё равно, не понимаю тебя. Можешь нормально объяснить, с чего ты такой заведённый? Что там случилось-то?

– Мне за спиной провожающие стволом не нужны. Так понятнее стало? Ведь зарекался же! Чего ты вообще с ним возишься? Он ведь даже не от Софы твоей? Кстати, она и сама не слишком высокого мнения о своём племяннике и не особо это скрывает. Короче, ещё раз со мной пошлёшь, даже возражать не стану, но вернусь без него. Вот моё слово.

– Вот даже как… – нахмурился тот, – С этого и следовало начинать. Хорошо, закрыли тему. Пора с ним поговорить по-взрослому, – резко развернувшись, он быстрым шагом направился в сторону своего жилища.

– Пора, да только поздно…

Проводя его взглядом, Ефим тяжело вздохнул и посмотрел на фиолетово-синее небо. Эх, а ведь когда-то оно было голубым, а дождь мог быть только холодным, грибным, затяжным и проливным.

Теперича всё иначе. Порой солнце пару дней не заходит или, наоборот, а с неба льётся такое, что если вовремя не укрыться, то и костей не останется. Порой даже не верится, что когда-то было иначе.

Что по лесу можно было гулять, не опасаясь стать гарниром науке неведомой твари или каким-нибудь плотоядным кустом. Что была зима, а с неба шёл снег. А воду хоть из лужи пей, если глистов не боишься.

*  *  *

Законы же новой реальности и правила выживания в ней, требовали исключительного их соблюдения. Цена ослушания была фиксированной и равнялась жизни, и зачастую не только самого ротозея, но и находящихся рядом.

Два несмышлёных подростка, ослушавшись старших, решили похоронить своего верного четырёхлапого друга по старинке – погребя в землю, а не кидать в печь, как всё чаще поступали с людьми и как было велено.

 Кто бы тогда объяснил, насколько изменился мир, и что выполнять указания старших надо беспрекословно, без проявления инициативы и ненужных раздумий. Сказали – сделал. Точка. Говорят, что на своих ошибках быстрее учатся, правда, некоторые уроки жизни могут оказаться настолько первыми, насколько и последними.

Пока они усердно, утирая слёзы и сопли, рыли яму в рыхлой земле, верный друг по кличке Джанго решил вернуться к жизни. Несмотря на разодранный в клочья бок блоховоз ожил, но к прежнему псу эта тварь никакого отношения уже не имела. Клацнув внезапно увеличившимися клыками, она бросилась на подростков.

По счастливой случайности один из взрослых решил проверить, куда запропастилась шпана, что должна была уже вернуться, он-то и спас раздолбаев от неминуемой гибели, получив на память грубый шрам, пересекающий практически всё лицо по диагонали.

– А ведь я предупреждал, Коля, – кривясь от боли, произнёс спаситель, когда с обработкой раны было покончено, – Нехер молодняк натаскивать пытаться. Нет там ещё мозгов, не сформировались. Надо было не вмешиваться. Не умеют слушать старших, пусть жизнь сама учит. Она и без слов некоторые вещи так объясняет, что всю жизнь потом понят.

– Ты говоришь о моём племяннике, вообще-то.

– Да? Ну так тем более. Впредь сам за ним и смотри тогда, а с меня хватит, я в няньки к нему не нанимался…

Новый мир менялся с такой скоростью, что поспевали далеко не все, а опоздавшим в нём не ждали. Наверняка положиться можно было только на себя любимого, потому и о богах забыли очень быстро, оставив религиозную блажь до лучших времён. А те немногие, что решили продолжить поиски ответов свыше, сгинули в первые три-четыре года, не пройдя дарвинский отбор. Каламбур… ей-богу.

*  *  *

Вопреки мнению большинства, на которое Ефим откровенно клал с прибором, он не затягивал ситуацию с подбором кандидата для обучения науке Поводыря или Егеря. Более того, он был бы только счастлив отвлечься и вырваться из рутинной жизни поселения, которая тянула дно, затягивала, словно болото.

Сидеть за высоким забором, надёжность которого определяется лишь силой уверенности в нём, было невыносимо. Имей он хоть какое-то подобие цели, сорвался бы в путь не раздумывая. Хоть ночью под кислотным дождём, но иди в никуда – билет в один конец.

В целом, Ефим не особо боялся смерти и был готов принять её в любом виде, отчасти, как заслуженный отдых, однако какое-то непонятное чувство неисполненного предназначения не позволяло, разбежавшись, прыгнуть со скалы.

Но и при всём при этом он даже близко не видел среди поселенцев кандидата, кому смог бы передать тот бесценный опыт и знания, что накопились. И оттого на душе становилось ещё паскуднее. Здесь его ничего не держало, но идти больше некуда, не к кому, незачем, да и не с кем.

Мало того что данное Поселение полностью состояло из «калек», так ещё несколько лет и здесь вообще никого не останется. Люди сгинут. Исчезнут, как неприспособившийся вид. Никто и ничто не сможет повлиять на ситуацию.

Ефим заглянул глаза каждого и не увидел в них ничего. Пустые глаза мертвецов, смирившихся со своей участью. Все они уже были мертвы, просто ещё не знали об этом. И раз Коля молчал, то либо отказывался принимать реальность, либо… товарищ стал «слепнуть».

*  *  *

Они вышли к этим людям случайно и по стечению обстоятельств именно в тот момент, когда те лишились в одночасье и своего главы, и Егеря, и группы собирателей. Саблезубый кабан – залётный гость в таком редколесье, потому и встреча с ним застала врасплох.

Буквально в нескольких метрах от поселения, возвращавшейся с вылазки группе, перегородил дорогу целый выводок лесных свиней. Из без того агрессивные твари впали в состояние необъяснимого бешенства и покинули место лишь после того, как никого не осталось. В буквальном смысле.

Было решено ненадолго задержаться, помочь людям, да самим отдышаться. Но нет ничего более постоянного, чем временное. Между Колей и Софией – сестрой покойного главы пробежала та самая искра, что коротит мозги, и замыкает здравый смысл.

Час за часом, день за днём, и вот они уже не представляют себе жизнь друг без друга, а поселенцы видят в нём единственного кандидата на роль погибшего главы. И всё, и Коля потёк, как сыр по сковородке – в разные стороны и без шанса вновь обрести прежнюю форму.

Но Ефим не винил товарища и даже понимал где-то. Не завидовал, нет. Просто для себя давно решил, что потерял в этой жизни уже достаточно, чтобы стремиться к этому вновь. А когда терять нечего, то и сожалеть потом не приходится.

Всего самого дорогого его давно уже лишили, и переживать подобное снова желания не возникало. Впрочем, коренастый, угрюмый, седовласый мужик с вечно недовольным, перечёркнутым жутким шрамом, лицом не располагал к заведению знакомств.

Однако при этом в свои почти восемьдесят лет он выглядел крепким и ещё находился в отличной физической форме, что не поддавалось какому-то логическому объяснению, и что с каждым годом становилось сложнее скрывать.

Ефим с тоской посмотрел на вечереющее небо и тяжело вздохнул, он понимал, что дорога двух давних товарищей начала расходиться. Это не хорошо, но и не плохо. Это просто данность, которую предстояло принять.

А ещё, он чувствовал грядущие перемены, но никак не мог ухватить их природу. Нечто подобное ему уже доводилось испытывать, и ничем хорошим тогда это не кончилось. Так в итоге они здесь и оказались …

*  *  *

Их группа тогда возвращалась из затяжной, но очень удачной вылазки. Почти две недели во власти Диких земель, израсходовали почти все боеприпасы, но пёрли полные рюкзаки ценного груза и при этом ни одной потерянной единицы! Вертались в полном составе.

Однако разделить со всеми общий позитивный настрой у Ефима не получалось. И дело даже не в том, что они ещё не дошли, хоть и оставалось буквально пару шагов. Ноющее, противное чувство уже случившейся беды, усиливалось буквально с каждым шагом.

У всего имелась своя цена, и их удача тоже оказалась проплаченной – Дикие земли уже взяли с них плату, авансом, просто люди об этом ещё не знали. Внезапно донёсшийся запах гари мог означать только одно – на Поселение совершено нападение, и это были не твари.

Точнее, не дикие твари, которые не бросались на ограждения в принципе. Занятное наблюдение: животное никогда не сможет вести себя как человек, а вот человек как животное – запросто. И нападения на поселения являлись большой редкостью.

Во-первых, этому должен способствовать весьма серьёзный повод. Во-вторых, требовались ресурсы, которые относились к категории зажиточной роскоши, а именно: достаточное количество людей и оружие получше, чем однозарядки поселенцев.

Причём люди непростые, а обученные, полноценные стрелки. Ведь грохот выстрелов всегда привлекал внимание вечно голодных и любопытных тварей, и в подобных ситуациях, зачастую бой ведётся на два, а то и на три фронта.

По этой причине глушитель становился желанным обвесом для каждого, являлся показателем достатка и поводом не поворачиваться спиной к незнакомым людям – в Диких землях убивали и за меньшее.

Вот только ни одно из поселений не могло похвастаться ничем из вышеперечисленного. Да и в новых реалиях взаимовыручка и сотрудничество приносили поселениям куда больше пользы, чем вражда и конфликты.

Значит, это была одна из Цитаделей…

*  *  *

Цитаделями начали называть идеологические группировки, образовавшиеся на изначальном хорошо укреплённых и добротно защищённых объектах с внушительным запасом прочности, отличающиеся определённой иерархией и своеобразными взглядами на жизнь.

От поселений они отличались также большей замкнутостью.  Посторонних без особой надобности на территорию не пропускали, а к новобранцам относились настороженно, проводя тщательный отбор по своим индивидуальным критериям.

Помимо этого Цитадели могли похвастаться наличием такой неслыханной роскошью, как тяжёлое вооружение и полноценный автопарк исправной техники, требующей значительных затрат на содержание и обслуживание.

На территории КАПИТОЛИЯ было известно всего трёх подобных объектах, о существовании же других ходили лишь ничем не подтверждённые слухи, на которые давно перестали обращать внимание.

«Пятнистые» – пожалуй, являлись обладателями лучшего вооружения и хорошего снаряжения в совокупности с крепкой защитой территории. Группировка сложилась из бывших военных, в целом не агрессивные, но и поддержки от них не дождёшься.

Предпочтут пройти мимо, нежели протянуть руку помощи. Отличались наибольшей замкнутостью перед другими. Чужаков принимали лишь в исключительных случаях. В дела и нужды поселений предпочитали не вникать и не вмешиваться.

Правда, весь их нейтралитет заканчивался там, где возникал конфликт интересов. Если им что-то потребовалось, то могли и отнять, не моргнув глазом. Но! На поселения не нападали, ничего от них не требовали, а с некоторыми вели даже обмен на регулярной основе.

Во главе группировки находился бывший командир той воинской части – полковник Егоров Дмитрий Александрович, ныне известный, как Батя или Бык. Мужик суровый, с выраженным чувством собственности, нетерпящий обсуждений его приказов и поступков.

Точный его возраст был никому не известен, но поговаривали, что столько не живут. По крайней мере, обычные люди. Несмотря на довольно противоречивый характер, пользовался авторитетом и уважением внутри коллектива.

*  *  *

 «Красные» – группировка, состоящая в основном из бывших ментов, а также пожарных, фсиновцев и медицинских работников ведомства. Этакая сборная солянка из силовых структур и специальных служб, обладающая своими преимуществами.

От вояк отличались более разветвлённой иерархией, практически полным отсутствием тяжёлого вооружения, но не менее надёжной защитой, неплохим снаряжением и обширным автопарком лёгкой техники. Основное преимущество заключалось в медицине – стольких специалистов в различных областях и полноценного операционного блока больше ни у кого не было.

Группировка занимала территорию бывшего межведомственного госпиталя, что делил часть своей территории со складами, благодаря чему и обладал хорошей защитой периметра. Руководил ими Кум – бывший начальник уголовного розыска, также известный как Степаныч, который, несмотря на уже почтенный возраст, обладал очень острым умом.

Если «пятнистые» являлись относительно прямолинейными и предсказуемыми в своих поступках, то с «красными» дела обстояли сложнее. Могли и кинуть при определённых обстоятельствах, но также могли запросто прийти на выручку, не попросив ничего взамен при этом.

Часто подряжались в качестве сопровождающих для караванов и туристов, обеспечивали охрану поселенческих ярмарок и прочих мероприятий, требующих вооружённых людей, но цена подобных услуг всегда кусалась.

Без острой надобности, что к одним, что к другим, старались не обращаться, и лишний раз избегать встреч, однако общее мнение сводилось к общему знаменателю – вести диалог с «красными» получилось значительно проще, чем с «пятнистыми».

*  *  *

 «Чёрные» – самая многочисленная группировка, практически полностью состоящая из бывших заключённых, захвативших в своё время территорию учреждения, где отбывали своё наказание. По сравнению с первыми двумя, вообще не имели тяжёлого вооружения и обладали самым скромным снаряжением и автопарком.

Но! При этом имели самую защищённую и фактически неприступную территорию с несколькими рубежами, а также небольшое собственное производство очень многих полезных вещей, как, например, простое оружие. И не только холодное. Да, изделия получались достаточно примитивные, но со своей задачей справлялись.

 Как несложно догадаться, встреч с этой группировкой требовалось избегать полностью. Они устраивали засады, угоняли людей в рабство, особенно женщин, да и целом, вели себя соответствующим образом. Правда, ничего другого от них и не ждали. Менялся только мир, но не люди, населяющие него.

«Чёрные» – единственные, кто действительно мог совершить дерзкий и быстрый налёт на Поселение, а затем в привычной манере отсидеться «в чуриках» за высоким забором. Соответственно, отстреливали их все кому не лень и при каждой возможности без лишних слов.

И именно поэтому набег с их стороны был возможен только на коротких дистанциях. Да и на полноценный марш у них просто не хватило бы духа. Смелыми они были, только когда позволяли обстоятельства.

Говоря на их языке, «смотрел» за ними какой-то чумазый вор-Егор по кличке Хаким – человек хоть и отбитый на голову, но далеко не дурак. В разговорной речи представителей данной группировки чаще называли просто паскудниками.

*  *  *

– Ну, что скажешь, Ефим? – поинтересовался Николай, после того они зачистили периметр от остатков переродившихся с заблудшими тварями, и товарищ закончил осмотр территории, – Есть предположения кто? Уж не Дмитрий ли Александрович вспомнил?

– Сложно сказать, – протянул тот хмуро, выдержав паузу, словно сомневался в своей оценке, – Но точно не Бык, уверен. Земля ещё сырая, походу здесь перед нашим приходом хорошенько пролило, и все следы нахрен смыло. Однако даже без них странностей хватает. Вот, к примеру, – наклонившись, он двумя пальцами ловко подхватил стреляную гильзу калибра 5,45 мм, – И их здесь валяется… Походу вообще не собирали за собой.

– И кто же это у нас такой зажравшийся и охеревший одновременно? – отозвался Николай, убедившись, что остальные парни «встали на часы», – Есть мысли, раз не «пятнистые»?

– Честно, теряюсь в догадках. Следов не осталось, ограждение без повреждений, значит, сами впустили. Получается, знали напавших и доверяли настолько, что такую пехоту с оружием запустили. Бред какой-то. Судя по запаху, – Ефим поднёс горловину гильзы и медленно втянул носом воздух, – Это произошло не больше трёх дней назад. Но повторюсь, на «пятнистых» не похоже, хотя это чуть ли не единственные, кто бы мог себе позволить такое расточительство. «Красные» от нас далековато, да и не пересекались мы в последнее время, нечего делить с ними было…

– «Паскудники»?

– Остаются они, – кивнул товарищ в ответ и, нахмурившись, снова принюхался к стреляной гильзе, – Вот только слишком борзо и дерзко даже для них. Это раз. Хрен бы им кто ворота открыл даже в нетрезвом уме. Это два. Плюс, сильно сомневаюсь, что они на такое расстояние от своего курятника отойти осмелились бы. Да и чего ради? Брать у нас здесь ведь практически нечего. Нет действительно ценного ничего, понимаешь? Ерунда какая-то. Нет, тут что-то другое…

– Ну, не соседи же? – нервно хмыкнул Николай, которого жутко напрягало отсутствие понимания того, кому и зачем понадобилось вырезать Поселение под корень.

– Нет, конечно… Слушай, этот запах. А ну-ка, держи! – Ефим резко протянул гильзу товарищу и резко выдохнул носом.

*  *  *

– Постой-постой, – Николай прикрыл глаза и принюхался к гильзе снова, – Ты хочешь сказать…

– Вот ты мне и скажи, что я тебе сказать хочу. Ну? Хватит её уже нанюхивать, оближи ещё.

– Гильза неместная, – уверенно ответил товарищ и принялся с удивлением её рассматривать, словно первый раз в жизни видел нечто подобное, – Запах пороха странный какой-то, да и маркировка необычная. Она точно с Той стороны, в том плане, что здесь таких нет. Какого хрена здесь происходит, Ефим?

– Очень хороший вопрос, дружище. Очень хороший и правильный. Жаль только ответить на него некому… Знаешь, а давай-ка сваливать отсюда.

– Но куда идти? Наш дом здесь…

– Не наш, а их, – уточнил Ефим, убирая возвращённую гильзу в нагрудный кармашек, – И не дом это уже, а погост. А нашего с тобой дома давно уже нет, Коля, – добавил он, хлопнув подбадривающе товарища по плечу, – Теперь только пристанища…

– Но поселенцы не были нам чужими.

– Нет, – легко согласился Ефим в ответ, – Но и близкими не стали. По крайней мере, мне. Хотя шпану твою действительно жалко, были там толковые ребята…, – он секунду замер, задумчиво проведя большим пальцем правой руки по рубцу на лице, и направился в сторону выхода, – В общем, ты как знаешь, а я пошёл.

– Ефим, неужели ты вообще ничего не чувствуешь?

– Ну почему же, – усмехнулся тот, оборачиваясь, – Запах же учуял. А если серьёзно, не нравится мне всё это. И отчётливее запаха, я чувствую только то, что отсюда пора уходить. И чем быстрее, тем лучше.

– Но куда?

– Не знаю, на восток. Подальше отсюда.

– Как восток? – изумился товарищ, – Ведь в том направлении в нескольких днях пути вообще ничего нет же!

– Вот именно, Коля. Послушай, я понятия не имею, кому и зачем понадобилось уничтожать обычное, абсолютно ничем не примечательное Поселение. Какой-то абсурд, неподдающийся никакому, даже притянутому за уши, объяснению. Здесь же элементарно расходы компенсировать нечем. Ради чего? Самой возможности? Хрень какая-то, а я от всякой хрени, тем более необъяснимой, предпочитаю в стороне держаться. Потому и двигать надо туда, куда не ходили прежде. Не знаю, как это объяснить, но чувствую и вижу ситуацию я именно так. Ты у нас тоже давно самостоятельный мальчик и один Ходить умеешь, потому волен сам определиться, что и как теперь делать. Поэтому уговаривать и тянуть за собой тебя с остальными не стану. Ну, бывай, что ли? – произнёс Ефим, потягивая ладонь товарищу.

Из уничтоженного поселения на восток отправилось только двое. Остальные предпочли пойти на запад, где в нескольких часах хода располагались ближайшие соседи. Иди, дословно: «хер пойми куда», из их группы никто не захотел. Николай же предпочёл положиться на чутьё товарища, которое прежде никогда не подводило…

Авария

– Тебя долго не будет? – поинтересовалась женщина, заботливо поправляя галстук, который муж за столько лет так и научился нормально завязывать, – Сегодня к ужину хоть успеешь?

– Даже не знаю, дорогая, – пожал плечами мужчина и с заранее извиняющейся интонацией продолжил, – Сегодня особенный день, понимаешь? Запланирован пробный запуск системы. И всё будет зависеть от того, как именно он пройдёт. Просто поверить сложно, что этот день наконец-то наступил! Только представь, сколько времени было потрачено, сколько сил было вложено и вот оно! Да что я тебе рассказываю, ты у меня и сама всё…

– Понятно, – вздохнула женщина с погрустневшим лицом и отвернулась, не дожидаясь, пока он закончит.

– Эй! Ты чего?

– Да ничего, – не оборачиваясь, ответила та и прикусила губу от обиды, – Просто я узнаю этот взгляд. Ты так смотришь и говоришь, когда уже наверняка знаешь, что задержишься. А в последний раз вообще не пришёл домой ночевать! – закончила она уже дрогнувшим голосом.

– Родная, да ты чего? – мужчина нежно обнял её за плечи и прижал к себе, – Я же не где-то там шлялся, я был на работе. Произошёл сбой в системе, я же тебе рассказывал… Ну, не дуйся, слышишь? Мы же с тобой столько раз это всё уже обсуждали, надо немного потерпеть. Я и сам уже устал, если честно, но это вклад в наше будущее. Да у меня, кроме вас, и нет никого больше.

– Ага, нас и работы…, – грустно отозвалась женщина, а затем резко развернулась, взяла мужа за руки и пристально посмотрела ему в глаза, – Может, возьмёшь на сегодня отгул? Проведём этот день вместе, а? Погуляем по лесу, приготовим что-нибудь вкусненькое вдвоём? Потом посмотрим фильм какой-нибудь, давай?

– Да что с тобой, Лиза? – удивлённо усмехнулся он, стараясь говорить как можно мягче, – Сегодняшний день вообще пропускать нельзя! Мы ради этого все и работали. Обещаю, на следующей неделе возьму отгулы и поедем куда-нибудь, развеемся. Только ты, я и наш малыш, хорошо? – улыбнулся он, положив руку на уже заметно округлившийся животик, – Но сегодняшний день просто нельзя пропустить, он может войти в историю, между прочим. Только представь, твой муж – часть великой истории, а? Потом ещё гордиться мной будете!

*  *  *

– Не знаю, Женя, – выдохнула она, стараясь взять себя в руки, – Ты не поймёшь, наверное, но какое-то нехорошее предчувствие у меня. Прям дышать вот тяжело, – положив ладонь на грудь, с силой сжала её в кулак, – Может, гормоны? Не знаю. Ты у меня ещё такой некультяпый. До сих пор помню, как ты гвоздь забивал…, – хмыкнула женщина и снова стала серьёзной, – Ладно, обещаешь, что так и будет? Нет, давай-ка клянись!

– Клянусь! – выпалил тот, вытянувшись и подняв руку в пионерском приветствии, – Не скучайте тут без меня, – поцеловав её в щеку и в живот, он выбежал из квартиры.

От военного городка, где они проживали, до научно-исследовательской лаборатории закрытого типа было около часа езды по единственной дороге, неотмеченной на картах и проходящей через заповедник с особо охраняемым статусом.

Каждый раз, трясясь по грунтовке, Алексей задавался одним и тем же вопросом: на кой ляд между объектом и городком такое большое расстояние? Почему их нельзя было разместить по принципу: одно при другом, или хотя бы в непосредственной близости друг от друга? Как это делают нормальные люди в воинских частях.

Конспирация, маскировка, секретность? Да, НИИЗТ-0с (Научно-исследовательская лаборатория закрытого типа с нулевой формой допуска) действительно являлась сверхсекретным объектом, но она и без того располагалась в такой жопе мира, что местные жители ближайших сёл даже не подозревали о её существовании.

К их квадрату вела единственная дорога, бравшая начало с территории старой пилорамы, окружённой с трёх сторон густым лесом, деревья которого буквально подпирали старый, но всё ещё крепкий и неприступный забор.

Специальное КПП располагалось в самом дальнем углу территории внутри распиловочного цеха, что продолжал использоваться по прямому назначению для конспирации. Поэтому Алексей и не понимал, зачем было так разделять городок от Объекта? Да том в лесу даже звери с пропусками на шее ходили, наверное.

*  *  *

– Евгений Анатольевич? – окликнул мужской голос со спины, как только он вышел из своего «Патриота», заехав под навес из маскировочной сети, над которой кроны деревьев росли так плотно, что полностью скрывали небо.

– Извините, а мы с вами разве знакомы? – смутился тот в ответ, оглянувшись на незнакомца.

– Только заочно, – улыбнулся мужчина средних лет с тёмными волосами и необычными бледно-голубыми глазами, протягивая руку. Серое поло, потёртые джинсы и мокасины, несколько затрудняли вывод о потенциальном статусе обратившегося, – Позвольте представиться, Герман Валентинович.

– Ого! Очень рад нашему знакомству! – излишне эмоционально отреагировал Евгений, отвечая на крепкое рукопожатие, – Не ожидал встретиться с вами лично!

– Чтобы руководитель Проекта и пропустил первый запуск системы? – усмехнулся тот в ответ, хлопнув Евгений по плечу, – Ну, начнём?

– Конечно!

– Тогда ведите, а я постараюсь не отставать.

Отметившись на посту, они прошли в шахту лифта, расположенную в подземном бункере, и спустились на минус третий этаж, где непосредственно и располагалось сердце – лабораторный блок с оборудованием, которое к этому моменту были откалибровано, десятки раз переправерено и подготовлено к пуску персоналом.

– Евгений Анатольевич, позвольте поинтересоваться вашим мнением о шансах на успех, прежде чем мы приступим? – спросил руководитель.

– Знаете, Герман Валентинович, я никогда не относился сторонникам преждевременных выводов и беспочвенных прогнозов, – замялся Евгений, пытаясь точнее сформулировать ответ и сохранить при этом официальный тон, – Однако из всех представленных на исследование образцов ранее, данный осколок небесного тела представляет наибольший интерес. Материя внутри по некоторым показателям несколько отличается от предыдущих объектов и менее стабильна, но при этом и концентрация её значительно выше. А это уже как минимум совершенно иная ответная реакция. А ещё, думаю, что сегодня просто замечательный день для новых открытий.

– Я вас услышал, – улыбнулся начальник, удовлетворённый ответом, – Тогда давайте уже начинать! Я практически не спал последние пару дней от предвкушения пуска!

– Прекрасно вас понимаю. Вот… ваш костюм, Герман Валентинович, – немного смутился Евгений, протягивая комплект защитной одежды, – так положено.

– Положено так положено. Требования для всех одинаковы. Как и закон, – немного подумав, добавил он, усмехнувшись, и принялся облачаться.

*  *  *

Они разместились в небольшой комнате центра управления за особым многослойным стеклом, способным удерживать все известные виды излучений и переносить колоссальные физические нагрузки. По другую сторону от них располагался «колодец», в центре которого в специальных зажимах находился тот самый осколок небесного тела.

Суть эксперимента сводилась к попытке разорвать материю настоящего, получить так называемый пространственный разлом. В общем, очередная попытка выйти за пределы действующих законов физики к новым горизонтам открытий.

Когда методом бесчисленных проб и ошибок был нащупан весьма многообещающий способ реализовать задуманное, выяснилось, что процесс требует просто колоссальных энергозатрат даже для пробного пуска.

Решение проблемы сводилось к строительству собственной АЭС, то есть, упиралось в тупик на ближайшее десятилетие как минимум. Подобную данность учёные умы отказывались принимать, справедливо допуская, что стройка может превратиться в вечность.

Однако здесь неожиданным образом выяснилось, что таким источником может послужить материя, обнаруженная в некоторых осколках небесных тел, когда-то упавших на землю. Она могла дать энергетический всплеск необходимой величины, хоть и разово, а заодно поспособствовать достижению цели.

Спустя несколько лет кропотливой работы учёными удалось-таки собрать установку, способную расшевелить изотопы нового элемента, называемого пока просто «материей». Мир оказался на пороге грандиозных открытий, просто он ещё не знал об этом. И не был готов.

Информацию держали в строгой секретности с информационной разбивкой. В ряде случаев одна группа исследований не знала и не предполагала о существовании другой, а результаты их трудов рассматривались уже третьей. За рубежом даже не догадывались о проводимой работе.

Поскольку конечный результат не поддавался полноценному прогнозированию и обладал соответствующими никому не известными рисками, проводимые исследования носили полулегальный характер. Получение официального разрешения на эксперимент требовало слишком много сил и времени, а великие открытия, как известно, промедлений не терпят.

*  *  *

– Постам доложить о готовности! – произнёс Евгений в микрофон пульта управления, сосредоточенно следя за показателями.

– Подтверждаем! – донеслись из динамиков поочерёдно голоса, полные предвкушения.

– Хорошо. Тогда начинаем последовательное подключение квантовых резонаторов согласно инструкции…

– Это нормально? – встревоженным голосом поинтересовался Герман Валентинович, когда вибрация достигла такой амплитуды, что для удержания равновесия уже требовалось прилагать усилия.

– Чёрт возьми, конечно же, нет! Вырубайте питание нахрен! Слышите! Почему оно до сих пор подаётся?! – сорвавшимся голосом закричал Евгений в микрофон, поддавшись поднимающейся панике.

– Оборудование давно обесточено! – послышался из динамика не менее взволнованный крик, – Энергия идёт от объекта, он питает сам себя! Мы ничего не можем поделать!

– Боже, вы видите… это?

В центре «колодца» над осколком начал образовываться пузырь, переливающийся всеми цветами радуги. Квантовые резонаторы при этом продолжали вращаться сверху по кругу, увеличивая и без того бешеный темп. Поднялся такой гул, что докричаться уже стало практически невозможно.

Когда двое лаборантов в специальных защитных костюмах попытались вручную разжать заклинивший механизм, что удерживал осколок мёртвой хваткой, непонятный пузырь лопнул с такой силой, что по стенам пошли трещины, а радужный свет волной разлетелся в стороны.

Одного из них вопреки всему швырнуло в центр на шипообразный выступ осколка, который с лёгкостью пробил многокомпонентное кварцевое стекло лицевого щитка. Дёрнувшись пару раз, человек замер, заливая пол растекающейся стороны густой кровью.

Дальнейшие события напоминали жуткий кошмар в замедленной съёмке. Напарник кидается к телу погибшего товарища, пытается поднять его, в этот самый момент завывает тревога и мёртвый лаборант бросается на коллегу, начиная буквально рвать того на куски.

– Надо уходить, слышишь! Скорее! Да скорее же! – заорал руководитель, схватив Евгения за рукав, и потащил его от окна к аварийному выходу с лестницей, ведущей наружу. Лифты отключились, как только сработало тревожное оповещение об экстренной эвакуации.

*  *  *

Однако масштаб произошедшей аварии оказался куда глобальнее, чем те могли себе представить. Выбравшись на поверхность вместе с другими сотрудниками, они оказались внутри столба радужного свечения, которое стремительным потом мчалось ввысь.

Кто-то из лаборантов бросился в сторону КПП, но короткая автоматная очередь пресекла попытку покинуть территорию. Сигналов тревоги было несколько, и для каждого имелись свои определённые инструкции. И конкретно данный сигнал служивые боялись услышать больше всего.

Протяжный вой, пробирающий до костей, два отрывистых мерзких рыка и снова протяжный – сигнал, знакомый абсолютно всем служащим лаборатории. Он означал наивысшую степень опасности и запрещал оставление объекта кому бы то ни было до получения особого распоряжения извне, обязывая применять оружие на поражение без предупреждения.

Началась паника. Люди принялись метаться из стороны в сторону. Нарастающий гул, идущий откуда-то снизу, всё усиливался, заставляя землю вибрировать, словно древне зло пробудилось и теперь рвалось наружу явить миру хаос. Животный страх коснулся каждого, и перепуганные лица солдат с оружием на изготовку, лишь усиливали ощущение безысходности.

Стрелявший боец, не найдя поддержки в глазах товарищей, избегающих встречи взглядом, закинул автомат на плечо и поспешил к бездыханному телу лаборанта. Те, кто заметил отметины пуль, пронзивших тело, прекрасно понимали, что там уже ничем не поможешь.

Понимал это и стрелок, но он явно не ожидал того, что случилось. К такому в принципе никто не был готов. И только Евгений с Германом Валентиновичем, переглянувшись, поняли, что это их последние минуты жизни, которые вот-вот обернутся настоящим адом.

Евгений, как человек науки в третьем поколении, выросший вдалеке от религии, в тот момент непроизвольно перекрестился, при этом осознавая, что если бог и существовал, то именно в данный момент он покинул эту грешную землю. Этим балом уже правил Сатана.

Как только боец перевернул тело лаборанта на спину, изо рта убитого вырвался кровавый отросток, с чавкающим звуком пробил ему горло и потянул вниз на себя. Перепуганные солдаты, наблюдавшие за происходящим со стороны, моментально изрешетили пулями оба тела.

*  *  *

– Назад! – истошно закричал один из солдат, судорожно меняя магазин, – Всем назад! При попытке приблизиться – огонь на поражение! – закончил тот кричать уже охрипшим голосом, – Назад, всем назад…, – продолжал он бубнить про себя, поднимая оружие дрожащими руками.

– Что же мы наделали, Женя? – глядя в пустоту, спросил Герман Валентинович, – Неужели происходящее реально?

– Открыли ящик Пандоры… – безучастным голосом отозвался он и тут же спохватился, принявшись лихорадочно ощупывать карманы в поисках «звонилки». Внутри лаборатории связь глушилась полностью, поэтому мобильные телефоны без объектива, карты памяти и диктофона разрешалось не сдавать, – Лиза! – воскликнул тот, когда на звонок ответили, – Слушай меня, пожалуйста, внимательно и не перебивай! Быстро собирай вещи… Нет! Бери только документы и уезжай за пределы района… Лучше региона! У тебя там тётка где-то в деревне живёт, вот сразу к ней давай! Слышишь?

– Женя, – послышался дрожащий голос жены из динамика, – Ты меня пугаешь. Что случилось? А как же ты? Давай мы лучше дождёмся тебя и…

– Нет! – резко прервал её он, не позволив договорить, – Бегом, документы в руки и уезжай! Я приеду… – в этот момент он увидел обречённый взгляд руководителя, и к горлу подступил такой ком, что стало тяжело дышать, – Позже. Нас ещё не скоро отпустят… Уезжайте, слышишь меня! – закричал он, и на глаза навернулись слёзы.

– Хорошо, дорогой, хорошо! Мы будем ждать тебя…

В этот момент над их головами вспыхнул лиловый шар, и от него тут же разлетелось в стороны множество радужных извивающихся световых лучей, словно щупалец, которые хаотично били куда попало и сразу исчезали, будто молнии. Один из них ударил в телефон Евгения и связи прервалась…

– Вот и конец, Герман, – произнёс он, смотря на телефон сквозь слёзы, – Всему…

*  *  *

Однако в глобальном смысле мир не изменился, как предполагали Евгений с Германом, прежде чем стали частью новой, ими же сотворённой реальности. Жизнь, как и прежде, шла своим чередом, но с небольшим нюансом – прежней осталась она не для всех.

Даже самые смелые и безумные предположения вероятных последствий произошедшей аварии не дотянули до сюрреализма фактической реальности. Достигнутый результат, а каким бы тот ни являлся, достигнут он был, оказался за гранью понимания.

Первые два дня с момента трагедии в лаборатории, люди с удивлением наблюдали за столбом перламутрового света, бьющего ввысь откуда-то из непроходимой тайги. Правда, реакция жопного органа оказалась неоднозначной.

Одни стали молча паковать вещи и сваливать от греха подальше, ибо здравый смысл подсказывал, что лучше держаться в стороне от непонятных и необъяснимых явлений. Другие же принялись собираться в поход, дабы разобраться, что к чему.

Однако большинство предпочло расслабиться и получать удовольствие, продолжая сидеть на жопе ровно. Успевшие свалить, потом до конца жизни будут доверять своим чувствам. Несчастные жители Припяти в своё время тоже «любовались» непонятным свечением…

Марс

Артём несколько иначе представлял себе начало службы и новой жизни, в частности. Думал, дадут карамультук с патронами, и «крутись, как хочешь». Воюй вон в ту сторону, и всё будет нормально, как говорится.

Однако государственная структура к выполнению поставленных задач подошла основательно. Начать хотя бы с того, что он оказался в составе полноценного взвода, сформированного исключительно из таких же «счастливчиков», как он сам.

Данное обстоятельство несколько успокоило терзания души и её смутные сомнения. Ведь это означало, что «альтернативная служба» достаточно рабочая схема, а не разовый загон для одинокого «оленя».

Да, вполне могло статься так, что ему просто посчастливилось оказаться в целом стаде себе подобных – парнокопытных, но подобные мысли старательно гнались куда подальше. Зачем нагнетать на ровном месте?

Под конвоем их не водили, в камерах или землянках не держали, да и кормили более чем сносно. Уже по одним только этим показателям он выиграл значительно больше, чем потерял. Точнее, мог потерять.

Правда, без дёгтя тоже не обошлось, и крылся тот половник в подготовке, которую им предстояло пройти. Физическая, огневая, тактическая… только что строевой не было. Учили исключительно тому, что действительно могло пригодиться.

Артём долго и мучительно привыкал к ежедневным затяжным кроссам по утрам. Ведь бегать он не любил в принце. В школе именно из-за этого тройка по физкультуре и стояла, а тут такое, да ещё в избытке.

Первый месяц он регулярно подрывался по ночам от дикой боли в икрах, которые нещадно крючило судорогами. В итоге пришлось обзавестись булавкой, которая решительно вонзалась в мышцу для снятия спазма. И он оказался не одинок в этом, добрая половина личного состава подвывала ночами от судорог.

Изначально Артёму вообще показалось, что его по ошибке записали в какую-то не ту «роту». В спортивную, либо каким-то усиленным физическим уклоном, или какие они там ещё бывают?

Просто раньше при слове «блокпост» в голове возникал образ какого-то рубежа, задачей которого являлось обеспечение охраны на определённом участке местности, точнее, дороги. Шлагбаум, бетонные блоки, все дела.

А на посту какой-нибудь бедолага в режиме вахтёра, только с автоматом в руках. Ну, ещё и в каске с бронежилетом. Поэтому, когда на втором месяце подготовки начали давать основы диверсионной деятельности, смутные сомнения начали закрадываться с новой силой.

*  *  *

А нахрена им всё это? Их точно готовили для несения службы на блокпостах? По ощущениям, не сегодня завтра их выпнут из самолёта где-то над джунглями Амазонки для ликвидации повстанцев.

Благо с парашютом обращаться не учили. Пока… Просто подрывное дело, инженерная подготовка, тактическая, ориентирование на местности… Зачем? Причём действовать учили как единолично, так и в составе подразделения, и малочисленной группы.

Тяжело оказалось не только физически, но и морально. Смена привычного ритма жизни требовала привыкания, времени на которое не оставалось. В первый месяц он, как и многие другие, готов был послать всё к чёрту, если бы не нюанс…

Во-первых, подписанный контракт являлся билетом в один конец. В том смысле, что подарочки не отдарочки. Встать и выйти, как посреди урока, не выйдет – вышки с автоматчиками хоть и отсутствовали, но центр подготовки имел весьма внушительное ограждение с несколькими рубежами.

Во-вторых, идти особо некуда. Точнее, вариантов имелось немного. А если быть ещё более точным, то вообще один – обратно за решётку с ещё более сомнительными перспективами на будущее и на куда более продолжительное время.

Поэтому в первое время показательно подгоняли автозак с конвоем, предлагая уехать на поиски лучшей жизни, а потом и вовсе в категоричной форме заявили, что если кто-то ещё хоть раз заикнётся или выскажет своё недовольство, то больше предлагать не будут – выпнут нахер сами.

И это подействовало! Да ещё как! И еда вкуснее сразу показалась, и солнце ярче засветило, да и трудности на то и есть, чтобы их преодолевать. Даже дышаться и бегать многим легче стало, в том числе и Артёму. Особенно после того, как одного недовольного бедолагу действительно увёз автозак в неизвестном направлении.

Вышло тоже показательно, но уже с другой стороны. Дали ясно понять, что сюсюкаться больше ни с кем не станут и насильно здесь никого держать не собираются. Что сюда пришли сами, совершив добровольный выбор. А значит, и мандеть нехер.

В итоге к концу третьего месяца Артём так втянулся, что на удивление начал получать настоящее удовольствие от происходящего. Пытливый ум впитывал информацию как губка. Тем более, материал в учебке действительно умели преподносить. Один раз сказали – на всю жизнь отложилось.

*  *  *

В коллективе существенно преобладала дружеская атмосфера, ведь делить им было нечего, да и одной из первых наук стало уважительное отношение друг к другу. Ведь, не ровён час, прикрывающий спину, может сам в неё и выстрелить.

По мере знакомства друг с другом выяснялись и обстоятельства, послужившие причиной оказаться в рядах будущих «Церберов» – как их окрестили сами инструкторы, отталкиваясь от одноимённого названия самой программы обучения, носившей пробно-экспериментальный характер.

Цербер – мифический трёхголовый пёс, охранявший выход из царства мёртвых. Достаточно символично, согласитесь? В общем, всех участников программы объединяло одно – перспектива получить немалый срок, причём буквально на ровном месте.

Кому-то передали право подписи на день для разорения фирмы и рейдерского захвата; кто-то оказался не в то время, не в том месте; кого-то откровенно подставили или кинули. Правда, имелась ещё пара интересных и объединяющих их всех нюансов.

Во-первых, никто прежде и близко не планировал связывать жизнь со службой или чем-то подобным. А во-вторых, физической подготовкой тоже похвастаться никто не мог. Сплошной гуманитарий или, как они сами над собой подшучивали – «ботанический сад».

Совпадением такое назвать было сложно, а считать заговором глупо – слишком муторным казался отбор кандидатов по данным критериям. Да и для чего такие заморочки? Нелогично же.

Предположение же, что «ботанам» легче усваивать информацию, и они более податливые для лепки нужной формы, не выдерживало никакой критики в принципе и выглядело совой, натянутой на глобус.

 Так или иначе, несмотря на выраженную предрасположенность каждого к гуманитарным наукам, все они с небывалой лёгкостью познавали и усваивали совершенно другую – науку выживания.

*  *  *

При всём качестве подхода к бытовым условиям организация досуга оставляла желать лучшего. Мобильная связь, как и доступ в интернет, отсутствовала по определению, библиотеку же с фильмотекой вполне можно было назвать идеальной подборкой, но только в прошлом столетии.

На этом фоне центровым развлечением стали нарды, сделанные в нескольких экземплярах инициативной группой. В итоге большая часть свободного времени за неимением альтернативы посвящалась данному увлечению.

Артём, прежде даже ничего не слышавший об этой достаточно древней игре, настолько проникся, что абсолютно всё свободное время посвящал «катанию на доске». В результате девять из десяти партий он выигрывал с «марсом», половину из которых составляли «домашние».

Несмотря на отсутствие разногласий в коллективе и дружескую атмосферу, желающих садиться с ним за игру становилось всё меньше и меньше. Столь нездоровое увлечение нардами и очевидные достижения в них повлекли за собой определённые последствия.

За довольно короткий промежуток времени на смену Артёму пришёл «Марс» – именно так всё чаще стали называть его товарищи и не сказать, что это всегда звучало с позитивным оттенком. Так или иначе, придумывать позывной ему не пришлось даже.

 Общий курс обучения и подготовки составлял всего шесть месяцев. Да, немного, но зато каких насыщенных! И по завершению программы от «ботанического сада» не осталось и следа. Прежде нерешительные ребята куда-то исчезли.

На смену им пришли крепкие парни с цепким, оценивающим взглядом; с незаурядными навыками рукопашного боя, обращения с оружием и прочими весьма специфическими знаниями. Настоящие «церберы», которым теперь не хватало практического опыта.

*  *  *

Оглядываясь назад, Марс смотрел на прежнего Артёма с определённым призрением и не хотел иметь больше ничего общего с ним. Более того, он и на «гражданке» себя больше не видел. За столь короткий период времени во взглядах на жизнь произошли кардинальные перемены.

Стоит отметить, что подобные перемены затронули практически всех, и лишь трое участников проекта пребывали в сомнениях и подумывали над возращением к прежней жизни после окончания контракта. Остальные же планировали остаться на службе, которой толком ещё не видели даже.

А куда, к чему и зачем возвращаться? – рассуждал про себя Марс. Куда – в свою «хатку бобра», мгновенно утратившую теплоту и уют после смерти бабушки? Так у него сейчас условия проживания если не лучше, то явно не хуже прежних. И одет, и обут, крыша над головой, живо непустой. Тепло, хорошо и мухи не кусают, как говорится.

К чему – к прежней жизни? Снова поступить или попытаться восстановиться в институт, чтобы просиживать штаны на парах ради получения профессии, по которой в итоге даже работать не будешь, но без которой никуда не возьмут? Ну, такое себе.

Зачем – что осталось такого ценного и дорого в прежней жизни, чего он лишился, утратил? Столько бы раз он не пытался найти и даже притянуть аргументы в пользу возвращения, каждый раз оказывался на пороге пустой комнаты.

Так если ни якоря, ни паруса из прошлого не осталось, зачем плыть против течения к пустым и безжизненным берегам? Если отбросить полемику, то солнце светит везде одинаково на земле – сверху. А вот запах оружейной смазки и приятный толчок приклада родного «Винтореза» в плечо, действительно поискать придётся.

Одним из уникальных преимуществ «церберов» являлось их право на самоопределение в плане личного вооружения. Понравившийся образец и породнившийся экземпляр закреплялся за боевой единицей на постоянной основе, вне зависимости от места дальнейшего прохождения службы.

Достаточно хитрый и коварный ход, ведь к своему оружию привязываешься как к питомцу, впоследствии отказаться от которого, отдать в чужие руки очень непросто. И неважно, что предмет неодушевлённый, душу в него вкладывает сам человек. Причём свою, а своих не бросают.

*  *  *

Не смотря, что вхождение в новый ритм жизни, как и в неё саму, дался со скрипом, полгода пролетели достаточно незаметно. Четверть контракта, считай, минула. Парни настолько втянулись, что когда утром им объявили об окончании обучения, все здорово приуныли, и воздухе повисло гнетущее чувство тоски.

После завтрака было приказано паковать чемоданы для отправки к местам несения службы, а прямо перед обедом прошло распределение «церберов» по объектам. Так что после приёма пищи они уже грузились в ожидающий транспорт.

– Сержант Климов, позывной Марс!

– Я!

– Блокпост специального назначения номер: ноль-пять-дробь-два ноля-двенадцать-Ка-точка-ноль-дробь-ноль-Вэ-А!

– Есть!

– Сержант Разумов, позывной Торпеда!

– Я!

– Блокпост специального назначения…

Если бы не приставка «специального назначения», то распределение по блокпостам не выглядело бы столь знаково, по крайней мере со стороны  простого обывателя. Ведь основная суть крылась именно в том цифро-буквенном коде.

Первые цифры до дроби обозначали номер сектора, в котором расположен блокпост, следующие – его порядковый номер и буква «К» обозначала сам объект охраны – КАПИТОЛИЙ. Эти значения относились больше к номенклатуре и были не так интересны, как те, что шли после точки.

Первая цифра обозначала степень удалённости от Купола запретной территории. Градация выглядела так: 0-10-20 км. То есть, вокруг КАПИТОЛИЯ располагалось три охранных кольца.

Вторая цифра через дробь обозначала рубеж, коих в каждом кольце также насчитывалось три: 0-1-2. Каждый рубеж приглядывал за расположенным перед ним и только нулевой ни за кем не приглядывал, так как смотрел прямо на Купол.

Буква же в самом конце уточняла степень активности на рубеже и формировалась из Количества инцидентов на Расчётный период, равный двум календарным месяцам, следующим друг за другом.

*  *  *

Инцидентом признавалось любое событие, требующее действий в соответствии с проколом Инструкции. И неважно, была то попытка нарушения границы КАПИТОЛИЯ, экстренная необходимость каких-то внеплановых ремонтных работ или что-то ещё.

Считалось, что любой, даже незначительный отвлекающий фактор в значительной степени снижает боеготовность рубежа. Формула расчёта оказалась нехитрой: от пяти и более инцидентам за месяц присваивался литер ВА – рубеж с высокой активностью, до пяти: А – активный рубеж, и всё остальное: СА – рубеж со слабой активностью.

Если на каком-то из рубежей смена активности сохранялась более двух расчётных периодов подряд, то ему автоматически присваивался соответствующей литер с усилением вооружения поста, но без его понижения в последующем.

«Церберы» до конца действия контракта закреплялись за одним конкретным рубежом, буквально как инвентарная единица. Потому и жетоны их в значительной степени отличилась от общевойсковых.

На одной стороне располагалась гравировка с указанием ФИО и группы крови с резус-фактором, а на другой красовалось авторитетное место несения службы. И в случае с Марсом выглядело это так: БСН №05/0012К.0/0-ВА.

Со всего их курса лишь трое выделялись на общем фоне. Те самые, что планировали свою жизнь на гражданке после завершения контракта. На распределении они не присутствовали и ждали отдельный борт вечером в стороне от других прямо с подъёма…

Последствия

На третий день, после произошедшей в лаборатории аварии, бьющий ввысь столб света резко раскинулся огромным радужным Куполом, словно мыльный пузырь, накрыв собой огромную территорию. Но даже в тот момент люди не сразу осознали, что переливающаяся полусфера стала тем «медным тазом», из-под которого уже не выбраться.

Полное осознание безысходности произошло в два последовательных акта. В первом пришло понимание, что пропавшая мобильная связь не временный сбой, а свершившийся факт постоянства. Во втором выяснилось, что Купол наглухо запечатал пространство внутри себя.

По крайней мере, это касалось предметов материального мира и различного вида волн и излучений, как, например мобильная связь. Со временем появились так называемые «окна», позволяющие проникать сквозь Купол в обоих направлениях, но к тому моменту появились и заградительные кордоны, радикально пресекающие попытки таких переходов.

Мир под Куполом начал меняться буквально на глазах и такими темпами, что Дарвин бы перекрестился. И поднявшаяся волна паники среди местного населения оказалась слишком запоздалой реакцией, когда уже ничего нельзя было изменить. Прежний мир рухнул в один миг.

Фауна КАПИТОЛИЯ претерпела такие радикальные изменения, что некоторые из них просто в голове не укладывались. Прежний облик сохранили лишь человек и насекомые, удивительно. Словно чья-то злая ирония таким образом уровняла людей и букашек, поставив их в один ряд.

Флора тоже не осталась в стороне, однако пострадала не столь кардинально. Растения хоть и обрели новые виды, но при этом умудрились сохранить какую-то свою часть в первозданном виде. Но прежний мир рухнул и исчез без остатка.

*  *  *

В новых реалиях смерть уже не всегда становилась концом и могла послужить началом новой жизни. Новой во всех смыслах. Порой даже отсечение головы не всегда подводило черту в данном вопросе.

Мёртвые возвращались к жизни уже другими и зачастую очень далёкими от прежнего человеческого облика, но при этом всегда в крайне агрессивной и опасной форме. И случиться перерождения могло как моментально, так и по истечении нескольких дней после смерти.

Поэтому от трупов избавлялись теперь без промедлений и церемоний, словно от опасной заразы. Прощание с усопшими очень быстро вышло из моды. Особенно после того, как опытным путём обнаружили определённую закономерность: трупы без головы перерождаются со значительной отсрочкой.

Соответственно, о каких почестях усопшим могла идти речь, когда голову отсекали буквально с последним вздохом, если подворачивалась такая возможность. Ношение при себе соответствующего… инструмента, достаточно острого и увесистого для этих целей, для большинства стало нормой.

Гарантировано в этом вопросе ставил точку только огонь, но такая роскошь была доступна далеко не всем. Также имелся ещё один более экзотический, но не менее эффективный, способ – скармливание тел различным «трупоедам».

Что первый, что второй вариант помимо Цитаделей могли себе позволить лишь крупные поселения, коих не так уж и много было. Огонь обходился дорого по причине требующихся ему ресурсов, а содержание трупоедов являлось крайне хлопотным, сопряжённым с определёнными рисками, делом.

Поэтому в большинстве случаев тела рубили на куски помельче, а затем раскидывали по округе подальше от периметра, дабы не прикармливать кого попало под забором. К слову, необъяснимым феноменом оставался факт крайне редких нападений тварей на поселения. Казалось бы – кормушка с людьми, но нет.

Даже полутораметровый дощатый забор вполне мог стать временной преградой, правда, не внушающей доверия. В причинах подобного поведения никто никогда не разбирался, поскольку самого факта местным было вполне достаточно.

Зачем лезть туда, где и без того всё хорошо работает? Боги ушли, а вот суеверия остались. Кстати, это касалось и вопроса полного исчезновения птиц, и отсутствия альтернативных летающих тварей – нет и хрен с ними. И без того проблем хватало.

*  *  *

Спустя неделю с момента происшествия, когда стало очевидно, что утаить подобное с видом полного контроля над ситуацией не получится при всём желании, и само по себе подобное не рассосётся, как бы ни хотелось, была предпринята довольно противоречивая, нелогичная и откровенно необдуманная попытка поставить точку.

В целях профилактики распространения, пресечения возникновения эпидемиологической вспышки и ликвидации источника хрен пойми чего, Оперативный штаб постановил нанести ракетно-бомбовые удары по густонаселённым местностям.

И это при наличии на тот момент подтверждённой информации о неприступности Купола, который в очередной раз доказал это, сдержав последствий практически все попадания. Практически все… Какая-то часть умудрилась проскочить в Окна, о существовании которых тогда ещё не было известно.

Мало того что на ситуации столь не изуродованное интеллектом решение вообще никак не повлияло, так ещё дало людям, оказавшимся взаперти, чёткое понимание сложившегося отношения к ним и перспективам на их спасение.

Дожидаться второй порции никто не стал, люди предпочли покинуть границы жилой застройки подальше от «руки помощи». Городки, посёлки и сёла быстро опустели, превратившись в Заповедники – так назвали места с высокой концентрацией и разнообразием различных форм жизни, встреч с которыми в КАПИТОЛИИ желательно было избегать.

*  *  *

Проводить же зачистку на земле так и не решились. Во-первых, очень быстро стало понятно, что для выполнения поставленной задачи людей придётся действительно искать и принуждать, а ни к чему хорошему подобное никогда не приводило.

Во-вторых, сам Купол являлся неприступной преградой, и наличие Окон, живущих своей жизнью, практически ничего не меняло. Как минимум по причине размеров, не позволяющих пройти технике. О пешем же марше речи даже идти не могло.

По всему выходило, что сперва предстояло избавиться от Купола, но как это сделать, науке только предстояло выяснить. Оставалось только взять его под охрану, наблюдать и надеяться, что он не станет расти. И надежды оправдались – за всё время границы так и не сдвинулись с места.

Также не поднимался вопрос и о возможности проведении спасательной операции. Официальная версия сводилась к неизбежности карантина, вот только отчего именно и как фиксировать потенциальное заражение оставалось неясным. Однако верили в неё слабо.

Большинство склонялось к тому, что правительство, после неудачной попытки «разрешения ситуации» решило тихо отсидеться, дать пыли улечься самостоятельно, а заодно подождать, пока все местные не передохнут от естественных причин. Данная версия выглядела более правдоподобной.

Так или иначе, закончив с возведением кордонов, начался отчёт естественного течения времени, а учёные приступили к изучению неизвестной аномалии, но выдающихся результатов достичь так и не вышло.

Пожалуй, первым и последним прорывным открытием оказалось описание Окон, но прогнозированию и систематизации те не поддавались. И постепенно Купол вообще перестал представлять выраженный научный интерес, справедливо уступив место его содержанию…

*  *  *

Первое и довольно продолжительное время люди, оказавшиеся взаперти, полагали, что выбраться из-под Купола физически невозможно, поскольку даже попытки подкопа ни к чему не привели. И некоторые вполне обоснованно полагали, аномалия имеет сферическую форму. Хотя для большинства, это ни на что не влияло.

Но даже после появления информации о наличии определённых брешей на поверхности Купола, массовой миграции или её попыток не произошло. И на то мелось сразу несколько причин.

Во-первых, передача информации в КАПИТОЛИИ скатилась к истокам и закрепилась на уровне «сарафанного радио», информацию из которого зачастую приходилось делить на два. Во-вторых, до границы предстояло ещё как-то добраться.

А для этого требовались люди, оружие и чёткое понимание направления движения, ведь изнутри Купол не имел таких чётких очертаний, и, находясь даже в метре его, можно было легко не заметить, пока буквально лбом не упрёшься.

В-третьих, пройти сквозь Окно удавалось единицам, так как большинство получало пулю, только показавшись на его пороге. В-четвёртых, вышедшие из-под Купола местные, обратно больше не возвращались.

И дело даже не в том, что возвращаться вроде как не за чем, всё дело тех самым слухах, в которые в данном случае было принято верить. Что оказывавшиеся по ту сторону превращались в подопытных кроликов и навсегда исчезали в секретных лабораториях. Тот случай, когда предположение било точно в цель.

В-пятых же, никто просто не верил, что по ту сторону их ждёт новая или прежняя жизнь. Стремление помочь людям уже наглядно продемонстрировали. И те, кто приходил с Большой земли – так назвали территорию за пределами КАПИТОЛИЯ, не были волонтёрами Красного креста.

*  *  *

Первый «счастливчик», самостоятельно выбравшийся из-под Купола, появился где-то на третий год с момента аварии, когда некоторые представители Оперативного штаба начали полагать, что внутри никого в живых уже не осталось. Очень отзывчивые ребята там заседали.

И не пристрелили того «пионера» КАПИТОЛИЯ на месте только благодаря группе учёных, что случайному стечению обстоятельств в тот самый момент находились на запретке – так называлась запретная территория шириной в пределах пяти метров непосредственно перед границей Купола.

Выход и нахождение на запретке требовалось согласовать с командиром блокпоста, который давал команду на обесточивание автоматизированной системы охраны периметра, и выставлял дополнительных людей для обеспечения безопасности.

Однако вдохновила учёных не вырвавшаяся на свободу душа, а впервые представившаяся возможность её изучения. Правда, радость оказалась недолгой. На второй месяц у испытуемого произошла внезапная остановка сердца, запустить которое не успели.

Неожиданным образом, без какого-либо вмешательства оно запустилось само, но совершенно в ином ритме и теле. Пробудившая тварь, ещё пару секунд назад являвшаяся человеком, успела растерзать троих лаборантов, прежде чем её успокоили, изрешетив пулями.

Больше ни у кого изучать жителей КАПИТОЛИЯ желания не возникало. По рубежам тут же разлетелась новая директива относительно выходящих – валить ещё на подходе. Были усилены посты, появились минные заграждения, а на людях под Куполом поставили окончательный крест.

*  *  *

Но если интерес к людям пропал окончательно, то к происходящему внутри он не угасал никогда. Постепенно в КАПИТОЛИИ удалось найти и наладить постоянные контакты. Мобильную связь восстановить так и не вышло, но вот сеансы спутниковой и радиосвязи организовать получалось.

Так начался планомерный сбор информации о произошедших и происходящих под Куполом изменениях, их последствиях и прочем. Постепенно стал возникать интерес к различным растениям и организмам, обладающим просто фантастическими свойствами:

Синий гриб – достаточно редкий и самый уникальный гриб КАПИТОЛИЯ, обладающий просто невероятным антибактериальным эффектом. Растёт поодиночке и исключительно в среде, ставшей для него естественной. Попытки одомашнивания ни к чему не привели.

Внешне напоминает укороченную версию Эноки, щедро вымоченный в синих чернилах, что значительно затрудняет обнаружение, учитывая его пристрастие к тени. Синий гриб являлся полностью готовым к употреблению антибиотиком растительного происхождения.

Его можно было смело жевать прямо с земли без какой-либо дополнительной обработки. Вкус хоть и своеобразный, но противным его назвать язык не поворачивался. Более того, отфильтрованный экстракт не менее смело можно было вводить внутримышечно, что значительно усиливало действие.

При этом аллергических реакций или побочных эффектов выявить не так и удалось. Единственное, под Куполом сорванный Гриб или экстракт из него мог сохранять полезные свойства до полугода; стоило же только вынести их КАПИТОЛИЯ, как на вторую неделю тот превращался в бесполезный материал.

Но даже за столь короткую продолжительность «вне воли» Синий гриб успел спасти уже немало жизней. Он очень высоко ценился по обе стороны, и сбор его требовал определённых навыков, опыта и знаний.

*  *  *

Плотоядная лиана – не менее уникальное растение, паразитирующее на деревьях и не имеющее выраженной предрасположенности к какому-то определённому виду среди них.

Как можно догадаться, своё название она получило не просто так. Несмотря на своё и без того паразитирующее существование, весьма охотно потребляла белок животного происхождения.

Стоило случайно коснуться поверхности практически гладкого стебля, как из него моментально выстреливались иглы, вызывающие сильный болевой и парализующий эффект, по принципу стрекательных клеток медузы.

При этом сам стебель, словно щупальце, мгновенно обхватывал жертву и начинал обвиваться вокруг кольцами, пока не превращал добычу в своеобразный кокон, из которого тут же начинал высасывать все соки, оставляя лишь кости, обтянутые иссушенной кожей.

Казалось бы, но! Сок Плотоядной лианы обладал феноменальным свойством заклеивать довольно глубокие раны, останавливая кровотечение, повышая регенерацию тканей и обладая антисептическим действием.

Вот только своих свойств она не сохраняла в принципе и требовала применения, что называется, по месту. Ни один из предпринятых способов вынести растение, сохранив его уникальные свойства, не увенчался успехом.

Плотоядная лиана – являлась прерогативой исключительно местных КАПИТОЛИстов, как и Пластырь – растение, напоминающее обычный Подорожник, только с более вытянутыми листьями, которое наглухо запечатывало неглубокие раны до полного их заживления.

Несмотря на великое множество всяких полезных разностей, КАПИТОЛИЙ не был готов ими делиться, и всякий выход в Дикие земли – так назвалось всё, что располагалось за ограждением, таил не меньше опасностей.

*  *  *

Потому и Ходить по Диким землям тоже мог далеко не каждый. Одно дело перебирать ногами, и совершенно другое – перебирать ими так, чтобы ещё назад вернуться, да не с пустыми руками. Тут опыт требовался и определённый талант.

Так появились Поводыри и Егеря – люди без страха перед Дикими землями. Понимающие Новый мир, способные видеть его и чувствовать, ориентироваться в нём. Но этом схожесть между ними закачивалась.

Поводыри – не являлись добытчиками и «чувствовали» природу поверхностно, однако этого вполне им хватало. Да, они вполне могли сорвать что-нибудь по пути, но знать где искать что-то определённое, уметь добыть это – не про них.

Их главным преимуществом являлось умение водить за собой группы. Но не так, как это звучит в прямом понимании, когда впереди идёт вожатый, а за ним, как цыплятки, семенят ребятишки, верёвочкой подвязанные. Нет.

Они превращали группу и один большой организм, каждая часть которого находилась во взаимосвязи с другими. Знал, что ему делать, как и когда. Поводыри умели управлять группой и делали это мастерски. И это только на первый взгляд может показаться сомнительным навыком.

В реальной обстановке, при столкновении с противником или тварями, люди теряются, начинают действовать без оглядки на окружающих, из-за чего гибнут там, где этого можно было бы избежать. Поводыри видели происходящее словно со стороны, будто наблюдали сверху, а ещё они умели говорить так, что их слышали все.

Егеря – представляли собой полную противоположность в этом моменте. Это были одиночки, способные уходить в затяжные походы и всегда возвращаться с добычей. Вести за собой он не мог, так как растворялся в окружающей обстановке. Видел и слышал Дикие земли так, как больше никто не мог.

Добыть мясо, выстрелив от ворот, мог практически каждый, но пойти и найти мясо в лесу, уже совершенно другое дело. А твари по непонятным причинам к поселениям подходили очень редко, да и далеко не каждая годилась в пищу. А мясо любили кушать все.

Оба таланта ценились в равной степени. Некоторые поселения, расположенные недалеко друг от друга, периодически устраивали своеобразные ярмарки на заранее подготовленной для этого территории и расположенной, как правило, в центре пересечения их путей.

Для этого нанимали стрелков, которые за сутки приходили в нужное место и брали периметр под охрану, чтобы у прибывающих поселенцев не было неожиданностей и неприятных сюрпризов. Вот тут-то без Поводырей обойтись становилось сложно, а обмен имел большое значение для выживания.

Однако при всём при этом люди не стремились сбиваться под одну крышу. Парадокс. Жить небольшими поселениями оказалось проще и спокойнее. До централизации им ещё только предстояло дойти. Люди откатились к началу своего пути.

Поводыри водили, обеспечивали взаимодействие между поселениями, а Егеря ходили, обеспечивая поселения. Но был ещё и третий тип, самый уникальный и крайне редкий, сочетающий в себе сразу оба навыка.

Такие, как Ефим, которых иногда называли Ходоками, пользующиеся непререкаемым авторитетом. Между Цитаделями с поселениями велась постоянная борьба за такими людьми, предлагая им всевозможные блага и преимущества.

*  *  *

По прошествии времени, интерес к возможностям КАПИТОЛИЯ оказался настолько велик, что на государственном уровне стали образовываться полноценные каналы связи с территорией отчуждения.

Бартер между двумя мирами стал статьёй немыслимой прибыли и поводом для естественной коррупции на местах. Всем, всегда и везде чего-то да не хватало. Бензин, оружие, порох, снаряжение – этого в КАПИТОЛИИ, например, взять было неоткуда.

Сперва госведомства, военные на местах, всевозможные учёные с фармацевтическими компаниями и «предприимчивые предприниматели» наивно решили, что в состоянии самостоятельно добывать всё необходимое, не спрашивая, так сказать, разрешения, но просчитались.

Да и глупо было бы рассчитывать на радушный приём со стороны тех, кого сперва хотели уничтожить, но в итоге бросили на произвол судьбы, окружив блокпостами с военными, стреляющими на поражение ещё на подступах.

Маятник, как известно, качается в обе стороны одинаково, и ответ оказался зеркальным. Раз одним не дают выйти, почему другим позволительно входить? В конце концов, хуже уже не будет, да и что им сделают в КАПИТОЛИИ-то?

Учитывая, что под Куполом много чего не хватало, а гости всегда приходили хорошо экипированными, особо с ними не церемонились и, как правило, валили тех сразу. Причём все, кто только мог. Так стало понятно, что без договорняка никак не обойтись, и последнее слово всегда оставалось за изолированными от Большой земли.

Со временем военные на местах тоже освоились, пообжились и за определённую плату достаточно охотно пропускали авантюристов и прочих любителей приключений на территорию отчуждения. Правда, возвращались далеко не все и по ряду вполне объективных причин.

*  *  *

Во-первых, военные продолжали оставаться всё теми же людьми, с их слабостями и прочим тёмными сторонами, невидящими ничего зазорного в мародёрстве, грабеже или разбое. Что может быть проще, чем завалить выходящих, прибрав к рукам груз? Тем более, когда этого требует инструкция.

И такое случалось, но крайне редко. Все прекрасно понимали, что если туристы – так стали звать всех, заходящих под Купол, перестанут ходить, то зарабатывать станет не на ком. Курочка по зёрнышку, а с миру по нитке, как говорится.

Во-вторых, опытным путём было установлено, что предельный срок безопасного пребывания в КАПИТОЛИИ равнялся тридцати календарным дням. По истечении которых в организме начинали происходить необратимые изменения, возвращающие умерших обратно даже за пределами территории отчуждения. На тридцать первый день шансов вернуться на Большую землю не было ни у кого.

В-третьих, выходить следовало исключительно через тот же блокпост, через который входили. «Чужих» туристов вояки валили без лишних слов и вполне охотно. Поэтому, прежде чем показаться, требовалось себя обозначить оговорённым сигналом. Плюс, на блокпосте вели свой учёт вошедших, отмечая дату и время входа/выхода, численность и прочее.

В-четвёртых, человеческий фактор – людям свойственно ошибаться и забывать. Поэтому завалить на выходе могли просто нечаянно. Ну, ошибся человек, с кем не бывает? Правда, не с каждыми туристами можно было ошибаться. За некоторых могли и спросить по-взрослому. Без трусиков.

В-пятых, внешние факторы – группа могла не дождаться подходящего окна, что крайне редко, но случалось; заблудиться, что происходило куда чаще; или же стать жертвой нападения тварей или паскудников, что происходило систематически. Поэтому каждое возвращение обоснованно считалось значимым событием.

*  *  *

Казалось бы, а что мешало напасть на туристов, выпытать сигнал для выхода, переодеться в их экипировку и вырваться из-под Купола на Большую землю? Однако препятствие всё же имелось и обойти его было невозможно. Фон отчуждения – так нарекли то, что исходило от всех «пропитавшихся» КАПИТОЛИЕМ.

Помимо стационарных коридоров пропуска, миновать которые невозможно и оборудованные специальными встроенными детекторами, у каждого военного имелся личный переносной дозиметр. Которым «светили» всех без разбора и исключения.

Что именно считывали датчики никто достоверно не знал, так как информация находилась под грифом, но работал прибор безошибочно и безотказно, чего вполне было достаточно. Даже поговорка появилась: где надышался, там и остался.

Несмотря на всю схожесть с некоторыми событиями, ранее описанными в литературных произведениях, понятие «сталкерство» не прижилось. Вероятно, причиной послужило то обстоятельство, что по территории отчуждения, как и в армии по плацу – одиночные передвижения были запрещены.

Ходить в одиночку по Диким землям могли только Поводыри, Егеря и «Ефимы», или же Ходоки. Для всех остальных одиночные пикеты заканчивались одинаково – ногами вперёд. Это знал каждый и оспаривать данную истину не брались.

Плюс ко всему, сохранившиеся карты местности с Большой земли не соответствовали фактической картине. На территории отчуждения изменилось многое, включая ландшафт, русла рек, водоёмы. Что-то вовсе исчезло, что-то наоборот появилось. Новые рисовать было некому, так как небо оставалось непокорённым – взлететь не на чем, а техника сбоила.

Имелись корявые зарисовки определённых участков местности, но делиться ими не спешили, тем более с пришлыми. Потому чаще полагались на внутренний компас, опыт, полученные знания и небесные светила для определения сторон света.

Остальные способы ориентирования на местности утратили актуальность, а компасы не работали. То есть, без местных провожатых шансы на возвращение у туристов сводились к нулю.

Какой же ты сталкер, если зайти самостоятельно можешь, а выйти нет? Однако по неподтверждённой статистике ежегодно сотни авантюристов-одиночек исчезали под Куполом, а на их место приходили другие. Парадокс природы человека – кто ищет способы выжить, а кто-то с жизнью расстаться.

*  *  *

За долгие годы смогли сформироваться и устаканиться вполне устойчивые связи. Так, представители государственных структур и ведомств сотрудничали исключительно с «пятнистыми», сохранившими «верность присяге». По крайней мере, так было принято считать.

«Красные» залезли под шкуру почти на всех блокпостах, и вполне успешно взаимодействовали с ними уже на регулярной основе, водя по Диким землям группы туристов в основном из представителей различных крупных компаний, коммерческих исследовательских институтов и тех, кто был в состоянии заинтересовать.

Не смотря, что с «паскудниками» на постоянной основе никто не сотрудничал и дел, лишний раз, не имел, они всё равно умудрялись урвать свой кусок. Или брались за отказников своих конкурентов, или же подпирали ключи к непокорным замкам. Как говорится, любовь любовью, принципы принципами, но жрать охота всем.

Потому водили они вообще всех. При этом за своих туристов стояли куда более решительно остальных – репутация дорогого стоила, а отказываться от возможности заработать в тех условиях было бы глупо. И нередко выхлоп с «турбизнеса» «паскудников» превышал конкурентов.

С учётом сложившихся особенностей столь занимательных взаимоотношений, туристы всех трёх группировок тоже обрели свои определения для ясности в общении: «визитёры» у «пятнистых», «гости» у «красных» и «посторонние» у «чёрных».

Из трёх перечисленных категорий с поселенцами, по вполне объективным причинам, взаимодействовали только первые две группы. И всё это являлось лишним подтверждением высказывания, что человек та ещё скотина – ко всему приспособится.

Блокпост

– Товарищ капитан, сержант Климов прибыл в ваше распоряжение для дальнейшего прохождения службы!

– Да ты расслабься, сержант Климов, – отмахнулся офицер с проседью на висках, открывая папку личного дела, прибывшего пополнения в единственном лице, – Мы здесь одна небольшая, но весьма дружная семья. Это первое, что тебе следует запомнить. Козыряют друг другу, пусть тыловые крысы, а у нас здесь линия соприкосновения как-никак и подобные формальности ни к чему… Однако забываться и терять нюх тоже не следует, хех! Та-а-ак, – протянул тот, перелистывая бумаги с ухмылкой на лице, – О! Так ты из «церберов»! А мы думали байки всё это. Так, очередные бредни кабинетных затейников. А тут, надо же, вот он, на пороге стоит. Как намотало-то? – хмыкнул капитан, поднимая глаза.

– Покурил неудачно…

– Это как это?

– Одно здание, представляющее культурное наследие, малость подгорело от незатушенного окурка. Моего окурка.