Я выбираю тебя

Предисловие

В опустевшем городе трудно было найти место, где можно собраться с мыслями. Правительство закрыло все, что могло, и рестораны работали только на доставку. Cотрудники маленьких кафе, чтобы как-то выжить, были совсем не прочь пустить одинокую посетительницу, готовую заказать на четверых, хотя сама вряд ли могла бы «справиться» и с чашкой чая.

В кафе на севере Москвы, куда обычно заходят только водители и студенты первых курсов, пахло пирогами и гречкой с грибами. Я села за стол, застеленный клеенкой и, озираясь по сторонам, достала из прямоугольной, сделанной из натуральной кожи сумки толстую тетрадь и положила ее на стол. На первой странице я прочитала: «Антонина». Фамилию разобрать не смогла, так как ее уничтожила большая капля запекшейся крови, и были видны только две последние буквы: «ва». Беспокойство охватило меня, и, когда старая дверь кафе открылась, издав противный, резанувший уши звук, я невольно закрыла дневник, подумав, что это полиция, что они пришли за мной. Но это был шальной посетитель, которому сказали, что кафе закрыто в связи с указом президента. Я отвлеклась на секунду, удивившись, почему они так не сказали мне, а потом вспомнила слова Тони: «Ваше лицо не располагает к ответу "нет"». Я снова открыла дневник сразу на второй странице и начала читать.

У каждого человека есть тайны. Разница лишь в том, что одни их них имеют тайны от других, другие – от себя самих. Ибо мы не знаем, кто мы и что мы такое, пока жизнь не столкнет нас с тем, что находится вне зоны нашего комфорта или понимания.

Глава 1

Самый центр столицы, город в городе, конгломерат денег, искусственных архитектурных и технических совершенств и искусственных людей, не менее совершенных в своем умении зарабатывать огромные деньги или просто выглядеть успешными. Они получают обычную зарплату клерка, треть которой вылетает в трубу на ежебудничные бизнес-ланчи в «Фишере».

– Лиза, все ли аудитории и залы готовы к переезду сотрудников? Я просила тебя лично проследить за установкой необходимого оборудования. И где табличка на входе?

– Вот она, на полу стоит. Рабочие еще не успели повесить, – Лиза спешно начала разворачивать бумагу, что было сложно сделать с ее маникюром. «Центр развития Рассвет».

Директор вздохнула и осмотрела с ног до головы эту почти двухметровую красоту, которая теперь будет ее правой рукой вместо расторопного и очень смышленого Олега, не соответствующего больше формату Москва-Сити. Он был ее единомышленником и правой рукой долгие годы, одинаково хорошо умел составлять бизнес-планы и быть удобной жилеткой, когда в поисках денежных спонсоров Алина Сергеевна слышала холодное «мы вам перезвоним». Он увлекался видеосъемкой, коллекционировал старые книги и значки с Гарри Поттером, любил сгущенку и зимнюю рыбалку, мастерил поделки дома. Это были не те хобби, которыми было принято кичиться в стенах элитных башен. Директор, наученная на бизнес-тренингах легко прощаться с прошлым во имя будущего, написала ему короткое сообщение об увольнении и попросила бухгалтера сделать расчет. Олег отнесся с пониманием, потому что как еще он мог к этому отнестись.

– Новые клиенты спрашивают, как теперь расшифровывается название агентства. Этих вопросов со «старыми» как-то не возникало. Ну, «Подсолнух» и «Подсолнух». А теперь вот «Рассвет». Нет, я понимаю, вернее, Олег мне объяснил, что «Рассвет» – это центр Райцовой Алены Сергеевны. Я не понимаю, что такое «свет» и как с ним быть, – рассеянно сказала Лиза, пытаясь свернуть своими тонкими руками бумагу, в которую была упакована вывеска, так, чтобы она поместилась в ведро для мусора.

– Свет, Лиза, это свет. Его нельзя объяснить, его либо чувствуешь, либо хотя бы видишь вдалеке и идешь на него, либо нет… – Алина Сергеевна с горечью вздохнула и пошла от ресепшен направо по коридору: она решила посмотреть, как проходят занятия в трех аудиториях, где уже кипела жизнь.

– Ну, вот, – тихо, так, чтобы ее не услышала директор, Лиза стала набирать номер телефона Олега. – Не знает она, а еще говорит, что филолог и лингвист (или это одно и то же, уж не знаю), а объяснить толком не может, что это за свет и как его увидеть. Олег, это я. Я знаю, что ты видишь, что это я. Но я так всегда говорю, когда звоню…

– Лиза, я слушаю тебя. Чем могу помочь?

– Олег, ты не мог бы еще раз объяснить мне, кто мы?

Зная Олега уже семь лет, я никогда не могла понять, шутит он или говорит от души. Пожалуй, он был единственным, кто воспринимал Лизу серьезно, а может быть, это его природное чувство такта, привитое еще бабушкой, воспитавшей его в столь далекой, сколь близкой сердцу русской деревне.

– Лиза, найди, пожалуйста, документ для заметок (он на рабочем столе в левом верхнем углу, там, где написано «полезная информация для Лизы»).

– Нашла.

– Открывай на второй странице в самом начале. Прочитай, пожалуйста:

«Мы – центр развития «Рассвет», который помогает всем пришедшим раскрыть внутренний потенциал, понять себя, преобразиться внешне, внутренне. Мы предлагаем (и это отнюдь не исчерпывающий список) следующие услуги: уроки вокала, уроки живописи, занятия в актерской группе, в группе психологической поддержки, тренировки по йоге, танцам.»

– Спасибо, Олег. Мне пора. Есть умники, которые не читают чат, где я черным по белому написала (ну, то есть, напечатала), что дверь сегодня открыта. А они звонят и звонят.

Красота потянулась, чтобы открыть дверь, но женщина оказалась проворнее, и они чуть не столкнулись лбами, вернее, лоб женщины бы столкнулся с упругой грудью Лизы, так как она была гораздо ниже.

– Это центр развития? Я знаю, что у вас есть предварительная запись, но, может быть, для меня вы сделаете исключение. Я слышала о ваших занятиях…

– Вам, наверное, к Андрею, – улыбнулась Лиза. – На уроки вокала?

– Как вы догадались? – спросила женщина, снимая пальто (был март, погода переменчивая, и пальто было явно слишком тонким, чтобы согреть ее, она дрожала). Хотя, может быть, тому были другие причины.

Лиза промолчала. В ней, как мне тогда казалось, полностью отсутствовало чувство юмора и сообразительность, но она была отличным исполнителем и помнила, что Алина Сергеевна велела всех неопределившихся и с растерянным видом по умолчанию (смысл этого выражения ей потом объяснил Олег) отправлять к Андрею.

Пока они шли по коридору, новая клиентка, имя которой, согласно заполненной анкете, было Марина, с любопытством смотрела по сторонам. Центр был оформлен по последнему слову моды и техники. У нас даже был мини-отель на десять спальных мест, который, к слову, уже пригодился для рабочих, занимавшихся ремонтом. Алина Сергеевна сэкономила немаленькую сумму денег на их проживании и общей стоимости ремонта. Вдоль левой стены стояли пухлые, как сытые бегемоты, улыбающиеся мне диваны и не менее упитанные пуфы всех цветов радуги. На противоположной стене висели два огромных плазменных телевизора. Чуть дальше горделиво стояли столы с компьютерами, напротив которых уютно расположилось кафе «Ласточка» с огромной птицей у входа. В кафе кроме бармена сидел молодой человек (про Костю я расскажу вам чуть позже) и мальчик лет десяти, который задумчиво грыз яблоко. Прямо за кафе была женская комната отдыха с раздевалками, душевыми и сейфами.

– Вы можете оставить ваши личные вещи в шкафчике. Андрей просит приходить к нему на занятия без посторонних вещей, не допускаются никакие гаджеты и даже телефон.

Марина, которая всю дорогу озиралась по сторонам, почувствовав, что, как только ее вещи растворятся в темноте ящика, обратной дороги уже не будет, замешкалась и, как будто прося совета у Красоты, выдавила из себя:

– Я ведь совсем не умею петь. У меня никогда к этому не было таланта, да и возраст уже…

На вид Марине было не больше тридцати, но постоянные прикосновения ко лбу (как будто она пыталась разгладить отсутствующие морщины) делали ее старше.

– Вы не волнуйтесь, – стала успокаивать ее Лиза, – Андрей вам поможет. Он говорит, что все умеют петь. Если не голосом, то сердцем уж точно. Просто нужно немного помочь раскрыться… Андрей! – прервала она свой монолог, увидев, как стройный мужчина лет тридцати пяти выходит из зала №1.

Глава 2

Был конец марта, и странным было появление снега на улицах Москвы. Он, казалось, заменил попрятавшихся по домам прохожих и заполнил безлюдные улицы. Я озябла и попросила у расторопной продавщицы еще капучино. Капучино, который я когда-то пила в Италии, это было назвать трудно, но он полностью выполнял поставленную перед ним задачу – согреть меня и остановить дрожь в теле. От мыслей руки тряслись так, что я не могла перелистывать страницы.

Я ждала звонка от Юлии Ивановой, – она была постоянной клиенткой нашего центра еще в те времена, когда мы были просто клубом культурного досуга, а не элитным центром развития. По профессии Юля – врач, который дважды меняла свою жизнь: первый раз, уехав в Европу и начав там медицинскую практику, второй раз, бросив все в стране неограниченных возможностей и вернувшись на службу в белокаменную в должности врача-реабилитолога. Но сейчас, когда самым популярным словом в лексиконе каждого жителя Земли от 5 до 95 лет стало «вирус», она, как и многие другие врачи, перевелась в одну из инфекционных клиник. В сумочке настырно зазвонил телефон:

– Где ты? – я услышала встревоженный голос Юли. – Как в кафе? Почему ты так убежала? Курс лечения не помог, но я уверена, что мы можем попробовать снова. Альтернативную медицину. Есть, в конце концов, храм…

– Юля, перестань. Нужно быть реалисткой. Меня нельзя вылечить.

– Что вы здесь делаете? – я услышала за спиной голос полицейского. С ним был человек в штатском, но в маске, перчатках и защитных очках, наверное, доброволец. В Москве объявлен карантин.

– Я пыталась попасть в больницу. Здесь недалеко лежит моя подруга. У нее подтвержденный ковид. Я ходила поговорить с врачом, но меня не пустили. А потом я зашла купить еду домой.

Продавщица, она же кассир и повар, утвердительно кивала, – не хотела получить штраф.

– Представьтесь, пожалуйста.

Я ничего не ответила (не могла произнести свое имя, мозг поставил блокировку, смысл которой я пойму гораздо позже) и просто протянула паспорт в ожидании худшего.

Но, к моему удивлению, полицейский попросил меня вызвать такси и дождался, пока оно приедет. Я забрала еду, которую даже не заказывала, и растворилась в бежевом салоне «Форда», пропахшего сигаретами и приторными духами. Резкий запах не давал моей голове отключиться. Я настолько привыкла играть роль немой и умственно ограниченной, что мозг иногда мне тоже подыгрывал и отказывался думать. Придя работать в центр развития, я боялась, что меня узнают, несмотря на измененные фамилию и внешность, поэтому избегала знакомств и представлений. Вот и сейчас со стражами порядка я сначала потерялась, но быстро пришла в себя и вышла из игры.

Водитель не переставал говорить, я кивала, не слушая его. Потом снова достала из сумки дневник. Открыв его машинально на середине (там, где была закладка), я обратила внимание на то, что на этом месте цвет чернил изменился: с зеленого (это был любимый цвет Тони) на алый.

Я задумалась. Если бы мы знали место искажения прямой, отправную точку, когда все пошло не так, и, если бы у нас была возможность туда вернуться, могли бы мы что-то изменить?

Ненавижу психологию и психологов. Хотя единственный человек из внешнего мира, с которым я общалась – Юлия – внушала мне, что это не просто работа, а миссия. Она одна знала о моем плане отмщения. Но сейчас не об этом.

С жадностью странника в пустыне, которому дали воду, я начала читать.

Запись 1

Мой первый день в центре «Рассвет» (справа на полях было нарисовано солнышко с глазками). На почти 300 кв. м площади расположились 2 спортивных зала, гостиная с блестящим от тесного контакта с воском паркетом, 3 аудитории для проведения занятий разной направленности, музыкальный зал, косметологический кабинет, кафе и кабинет психолога. Мне сюда. Я выпускница профильного факультета МГУ, и это моя первая работа по новой специальности. Я безумна рада быть здесь и помогать людям. Секретарь Алины Сергеевны Лиза провела меня по центру. На стене напротив кафе я увидела портреты сотрудников. Расторопная красавица решила познакомить меня со всеми заочно.

Георгий – тренер по самозащите. Лиза назвала его Брюсом Всемогущим. Грозный, большой, с ярко выраженной растительностью на лице, он, казалось, не нуждался в самозащите, потому что нападение было последним, с чем он ассоциировался у всех здравомыслящих людей.

Художница и учитель живописи Ангелина Бесоева. Она же Геля. Стройная как лань брюнетка с карими глазами цвета жареных каштанов на улице Монмартр, которые пронзали насквозь даже с настенной фотографии. На первый взгляд в ней было все идеально: от гибкого стана до кончика длинных волос. Из чуть расстегнутой белоснежной рубашки мне в глаза светил нательный крестик. При всей ее лучезарности была в ней какая-то неизведанная пустота и внутренняя боль.

Андрей Владимирович Крылатов – педагог по вокалу. Моя веселая спутница, улыбнувшись, назвала его «Вамкнему». Фотография показалась мне… обычной, внешность банальной. И тем интереснее стало узнать происхождение его прозвища. Говорили, что он способен создать звезду из пыли и вдохнуть жизнь в тех, кто, казалось, уже потерял ее смысл.

Сергей Сергеевич Сибиров – учитель бальных танцев. Лиза назвала его «Падре». На мой немой вопрос она хихикнула и сказала, что, конечно, сан он не принимал, но за советом к нему здесь обращались многие. Хотя, наверное, с приходом профессионального психолога ряды его «прихожан» поредеют.

Я отметила для себя эту игру слов, позже узнав от Лизы, что эту, как и многие другие фразы, Красота переняла у Олега.

Любовь по прозвищу «Штучка» – тренер по растяжке и стрип-пластике. Пышногубая блондинка, бедра и стан которой были лучшим украшением этих 300 квадратных метров. О ней говорили как об одинокой, своенравной и эгоистичной особе. Они, кажется, дружили с Гелей.

Розалия (Лиза звала ее «Аленький цветочек», но сам «цветочек» это прозвище раздражало) – жгучая испанка, обучающая страстному танцу танго, из принципа не учившая русский язык. Иногда объясняясь жестами, иногда взглядами, иногда просто делая вид, что она ничего не понимает, что, как она сама признавалась, было очень удобно.

Эрнест Альбертович Романов – педагог по сценической речи, актерскому мастерству, коуч по деловому этикету и личностному росту. Я долго всматривалась в этого чудо-человека, который мог оказаться как просто гением, так и обычным шарлатаном.

В школе были и другие, внештатные, преподаватели, которых приглашали вести спецкурсы, классы по зумбе, йоге и даже резьбе по дереву. Оказывается, вырезая и выжигая фигурки, мы отдаем деревянной дощечке накопившуюся отрицательную энергию и освобождаем место для позитива. Никогда бы не подумала.

В ожидании собрания я коротала время в кафе. Как всегда, со мной была записная книжка и ручка. Лиза пошла открыть кому-то дверь. Оставшись в одиночестве, я стала представлять людей, которые посещают этот центр. Кто они? Что они ищут? И что они находят?

Запись 2

Вы когда-нибудь спрашивали себя, почему некоторые люди кажутся нам красивыми, а другие нет? Всегда ли первая оценка, которую формирует мозг в течение первых трех секунд, является верной и объективной? А ум, вернее, «умный вид» – ну, в чем он выражается, помимо наличия очков, залысины, строгой одежды и спокойного, уверенного взгляда. Стереотипы.

Я увидела, как из одной двери в сопровождении вечно улыбающейся Лизы выходит женщина лет тридцати пяти. Я уверена, что она была моложе, но штрихкод безысходности и тоски в ее глазах прибавлял ей лет пять или десять, в зависимости от того, насколько удачно выбран макияж и форма одежды. Бегающий взгляд и сам образ этой особы, которую Лиза назвала Мариной, говорил мне сразу о нескольких вещах (в стиле профессора лечебной психотерапии Громова и моего любимого Конан Дойла устами Шерлока Холмса):

– она замужем, давно, несчастна;

– ее муж успешен, а может, и она сама, в семье точно есть достаток, и он появился не вчера;

– помимо общей «проблемы» бренности бытия, ее беспокоит что-то новое, и это новое съедает ее изнутри;

– она испробовала все и, отчаявшись, решилась на последнее, что в нормальном состоянии ей бы не пришло в голову, – обратиться к творчеству.

Дедуктивный метод и выученная теория столкнулись с первым разногласием, но ситуацию спас приятный молодой человек, который внезапно появился из музыкального класса. Судя по фотографии на стене и кошачьему взгляду Лизы, это был Андрей. Его улыбка победила теорию Громова и дедуктивный метод Холмса, и женщина во мне сделала вывод: красавец. При повторном рассмотрении я добавила: харизматичный, уверенный в себе.

Видно было, что гостья не может найти себе места и мысленно ищет пути отхода. Но «добрый день» Андрея и улыбка чеширского кота остановили ее. И, чтобы ускользнуть от его острого взгляда, она останавливает взор в проеме двери – стены цвета созревающего персика, огромные панорамные окна, два настоящих, в ее рост апельсиновых дерева, удобные высокие кресла с подушками, подставки для нотной тетради и эти восторженные лица учеников… Я смотрю на руки бедняжки, которые не могли перестать теребить складки длинного платья.

– Вы присоединитесь к нам? – спросил Андрей, протянув левую руку. Марина инстинктивно подняла свою, и их руки сблизились. – Я обязательно помогу вам, – добавил маэстро.

– Вы можете проходить в аудиторию. Первое занятие у нас бесплатное, – тут Марина очнулась и поняла, что рука Андрея просто показывала направление к открытой двери, а не была направлена к ней. Неловкий момент сгладила улыбка учителя. Скоро дверь за ними закрылась. Лиза поспешила на свое рабочее место.

– Ну, вот еще одна попалась в паутину, – услышала я чей-то звонкий, но негромкий голос. За столом в углу сидел мальчик лет десяти.

– Кто попался? – спросила я.

– Для чего вы кричите? Муха. Я охраняю эту паутину от Галины Михайловны.

– Почему охраняешь?

– Ну… чтобы она, убираясь, не смела случайно паутину. Я наблюдаю, как паук заманивает свою жертву, а потом играет с ней!

Размеренный цокот каблуков перебил нашу беседу. Я увидела трех девушек, одетых в латекс, которые бодрым шагом продефилировали из зала №2, – так породистые лошади вбегают на круг перед скачками.

– Вы уже купили платья для выступления? – спросила брюнетка постарше у двух других, пока они заказывали в баре кислородные коктейли. Обе отрицательно помотали головой, и она добавила:

– Я сама позвоню и закажу вам такое же, как у меня! И коктейли, девочки, сегодня с меня, я угощаю.

– Это, наверное, ученицы Сергея Сибирова. Бальные танцы? – тихо спросила я у мальчика.

– Нет, посмотрите на размер и форму каблуков, – мальчик фыркнул и закрыл ладонями уши в знак возмущения. – Это стрип-пластика. Разве не очевидно?

Скоро в коридоре снова послышалась шаги. Вернее, размеренный стук каблуков уверенной в себе женщины. К ученицам подошла девушка невысокого роста с шикарной копной волос. По блеску в глазах и «энергии», которая будто текла по ее венам вместо крови, я поняла, почему ее называют «Штучкой».

– Как тебя зовут? – снова повернулась я к мальчику. – Ты чей?

– Я сам по себе. И зачем вам мое имя? Только потому, что я рассказал вам про паука? Сразу видно, что вы психолог, спешите узнать все про всех.

Бармен включил музыку. Эд Шэрон сладко запел что-то про совершенство. Из зала №3 вышли ученики. По сверткам в их руках и стильным фартукам я поняла, что это был урок живописи. Абсолютно счастливые лица. Они наперебой обсуждали особенности движений кисти при работе масляными красками. Натурщица в длинном объемном халате мышью пробежала до бара.

– Как обычно? – усатый барный король смотрел, как пояс халата медленно начал ослабляться, оголяя шею его юной обладательницы.

– Спасибо за какао, – ответила натурщица и, заметив его взгляд, быстро затянула пояс халата.

Перед входом в кафе на мягких пуфах сидели красивые стройные ребята, будто сошедшие с обложки глянцевого журнала. За столиком справа от меня чинно вели беседу дамы постарше, но их возраст, пожалуй, выдавала только чопорность и неторопливая речь. За столиком в углу разместились две пары, жены которых делились впечатлениями о первом совместном танцевальном классе.

На каждом столе стояла ваза с живыми цветами. В воздухе пахло ванилью. Как же я люблю цветы и ваниль! Меня всегда окружали цветы – на обоях, скатертях, на одежде и обуви. Наверное, идеальная работа все-таки бывает. И сейчас она «бывает» и в моей жизни.

Глава 3

Пронзительный «крик» тормозов, предвещающий неизбежное, внезапный гром, скрежет металла, резкое ругательство водителя. Ужас сковывает меня, но не от мысли о том, что произошла авария. Я боюсь, что водитель сейчас вызовет сотрудников ДПС, начнется доскональная проверка документов, уже за полночь, мой пропуск просрочен, меня заберут в участок, а там… Боже мой! Я останавливаю себя, думаю, что Бог здесь ни при чем, открываю с трудом дверцу машины и выхожу к бедолаге.

– Можно я поеду? Мне очень надо домой.

– Сейчас я вызову патрульных, они запишут твои показания и поедешь.

– Пожалуйста! – я сделала шаг навстречу водителю. – Ради Бога, отпустите меня.

Снова отругав себя за то, что Бог и здесь ни при чем, достаю кошелек и вынимаю из него все, что там есть – 1530 рублей. Отдаю. Видя сомнение и насмешку в глазах водителя, снимаю кольцо и протягиваю его… Водитель берет деньги, но жестом отказывается от кольца.

– Уходи. Постой, у тебя кровь на лбу, наверное, от удара.

До дома пятнадцать минут пешком. Прижимая сумку с дневником и документами к груди, я быстрым шагом пробираюсь сквозь мрак ночи. В карантинные дни ночью город был совсем пустынным. Антонина, чудо-человек, верила в волков-оборотней. Так же, как верила в ангелов. И в то, что доброе, искреннее отношение может изменить самое бесчувственное существо и сделать из него человека. Я на минуту задумалась: а что или кто может изменить людей? Как происходят эти метаморфозы? Какой силой должен обладать человек, чтобы «менять» жизнь других?

Около подъезда я увидела влюбленная парочку, которая неспешно прогуливалась, держась за руки. В период ограничений и такие прогулки были роскошью. Что может быть хуже добровольной самоизоляции? Только принудительная самоизоляция. Раньше я думала, что хуже такого принуждения ничего быть не может. Но я ошибалась. Представьте, что по чьей-то злой воле вы находитесь в замкнутом пространстве и один из вас – хладнокровный убийца…

Зайдя в квартиру, я быстро разделась, бросив одежду у двери (на автомате, по привычке, которая была продиктована карантином и уже стала частью нашего распорядка дня), зашла в ванную и стала набирать воду. Вытерев со лба размазанную водителем кровь, я сползла по стене, обняла обеими руками колени, наблюдая, как красные струйки растворяются в белых пузырях воды. Тишина. Красное на белом… Я могла бы просидеть так еще долго, но вспомнила про дневник. Набросив на мокрое тело халат и натянув тапочки с изображением зайчихи из детского фильма «Зверополис», подаренные мне Антониной, я снова стала читать.

Запись 3

– Я вас никогда раньше не видел в нашем центре. Можно присяду? – по фотографии на стене я узнала Георгия. Накаченный, мускулистый, с трехдневной щетиной и взглядом, в котором играли бесята. В общем, типичный представитель брутала. Я загадала про себя, что будет дальше. Решив, что если угадаю, то позволю себе кусочек фисташкового торта.

– Такая красивая девушка, и сидите здесь грустите…

Улыбаясь, я подала знак официанту, и он потянулся за кусочком сладкого лекарства. Мою улыбку самопровозглашенный брутал расценил как призыв к действию и быстро присел рядом со мной. Некоторые люди так предсказуемы! Назови умную девушку красивой, а красивую – умной, и дело в шляпе.

Закончилось занятие по вокалу. Андрей вышел из зала №1, за ним последовали ученицы, которые наперебой делились впечатлениями от занятия. Поравнявшись со мной, он прищурился и посмотрел на остатки торта.

– Я тоже очень люблю сладкое, – ответил он, улыбаясь. И не дождавшись моей реакции, удалился под щебетание девушек. Марина вышла следом за ними в сопровождении еще одного ученика. Она выглядела другой – спокойной и одухотворенной. И я еще раз поймала себя на мысли о том, что Андрей умеет вернуть к жизни любого.

Парень проводил ее к банкомату, который притаился за пальмовым деревом и ящиком для писем, раскрашенным во все цвета радуги. Георгий сказал, что в школе не принимали кредитные карты, и Марине нужно было снять наличные деньги, чтобы купить абонемент.

В новом центре пока были открыты только три зала, но во время перерыва между занятиями я увидела, как эти 300 квадратных миров оживают и наполняются жизнью. Алина Сергеевна рассказывала мне, что большинство клиентов – успешные в своей сфере люди, у некоторых есть семьи и друзья, но все они приходят сюда не только, чтобы научиться ораторскому мастерству, вокалу, танцам, живописи, самообороне, но и чтобы найти себя. Центр она видела как отдушину, как островок искренних эмоций. Банкиры, бизнес-леди, адвокаты, юристы оставляли в удобных раздевалках свои отчеты, проекты, мысли о будущем, проблемы, комплексы, сомнения и учились жить настоящим. Абонементы даже по московским меркам стоят довольно дорого. И, помимо занятий, центр организовывает разные мероприятия, концерты, приемы. И все они тоже требовали денежных вложений. Но что такое деньги? Эти люди были готовы отдать все, чтобы наконец научиться чувствовать себя где-то смешными, где-то неловкими, чувствовать радость, чувствовать себя собой. Во время нашей первой встречи Алина Сергеевна назвала центр «театром». И, немного помолчав, добавила: это театральные подмостки, блеск, свет софитов центрального зала, но это еще и «закулисье», где каждый может снять маску и побыть собой. За это уставшие от жизни люди готовы платить. И дорого.

Помимо тех, кто был готов и выкладывал круглые суммы за членство, за право нахождения здесь, были и те, кто платили десятую часть от абонемента. Костя был одним из них. Он и раньше ходил в «Подсолнух» или ездил туда на велосипеде, а сейчас приезжал в «Рассвет» по карте «Тройка», участвовал во всех концертах и был неотъемлемой частью этих стен, бара, залов… Кроме Кости центр бесплатно посещали люди, которые были, по словам Алины Сергеевны, «декорациями» к ее «театру»: харизматичные мужчины, красивые девушки легкого нрава, «крепкие семьи» (по крайней мере, они должны были составлять такое впечатление), несколько медийных лиц.

Запись 4

В баре стало слишком шумно, и я решила подождать начала собрания на диване около зала №4, где обычно проходили уроки сценической речи. Мимо меня прошла Марина, она с кем-то говорила по телефону, прикрывая лицо ладонью. Быстро передав новенькие купюры Лизе, она поспешила скрыться за дверью. Перед тем, как уйти, она осмотрела ресепшен, будто подбирая слова. Проворная Лиза пришла ей на помощь и сказала:

– До свидания!

Женщина растерянно посмотрела в глубину зала и тихо, будто пугаясь собственного голоса, прошептала: спасибо.

В двух залах уже начались занятия, и в коридоре стало тихо. Быстро поприветствовав Лизу, гладко выбритый мужчина в модном пиджаке, иностранец, быстро преодолел пространство от входной двери до зала №4 и зашел в него, прикрыв за собой дверь. По тому, как Красота улыбнулась, отбросила волосы назад и приподняла грудь, я сделала вывод, что: а) они знакомы; б) незнакомец либо свободен, либо, по мнению Лизы, может таковым стать; в) состоятелен; г) не на всех действуют чары пышногрудой обольстительницы.

Моя воспитательница в детском доме говорила: «совершенство не в недостатках, которые мы принимаем за достоинства, а в том, что то, что с первого взгляда кажется совершенством, всегда есть изъян». Казалось бы, рабочие Москва-Сити не могут позволить себе допустить ошибку, но правда в том, что все они их допускают. Прокладка новой двери была установлена так, что не полностью примыкала к раме, и секундой позже я услышала «Hello, man!» (пер. с англ. «Привет, чувак»!) и ответное «Glad to see you, Jack» (пер. с англ. «Рад тебя видеть, Джек»). По акценту я безошибочно определила, что гость был американцем.

– Я думал, ты зайдешь сразу по прилете из Коннектикута. А ты не появлялся целую неделю.

– Эр, – так американец называл Эрнеста Альбертовича, – ты переживаешь, как моя мама накануне Дня благодарения, думая, что во всех магазинах Коннектикута не останется ни одной индейки. А я ей каждый год говорю: мам, я тебе найду дюжину этих индюшек, а если хочешь, и сотню! Так вот и тебе я говорю, брат, найду я тебе птичек…

– Джек! – перебил его учитель.

Американец замолчал и достал из кармана пиджака электронную сигарету.

– Джек! Мы в Москва-Сити! Это как курить в Белом доме и бросать пепел на коврик президенту.

– В отличие от вас, мы живем в свободной стране, можем и в Белом доме курить, и президенту сигарету предложить, и у него стрельнуть! Эр, ну, улыбнись и порадуйся моим успехам в вашем, мать его, русском языке со всеми его падежами и склонениями! Теперь я знаю слово «стрельнуть»! Моя училка (так вы говорите, брат, да?), у нее такие таланты, ну, ты меня понимаешь… ха-ха-ха. Она творит просто чудес… нет… чудеса! Точно, мать твою, чудеса!

– Я рад за вас, Джек. Скажи, я могу на тебя рассчитывать… в нашем общем деле?

– Конечно! Оф кос! Когда я тебя подводил? Как рыба об лед!

– Ты, наверное, хотел сказать «зуб даю»?

– Да! Эти ваши фразеологизмы, крылатые фразы, пословицы! Ха-ха-ха. Не волнуйся, все будет, как мы договорись! Дело в шляпе! Хотя с вашим-то климатом больше бы подошло: «дело в шапке»!

После минутного молчания послышались хлопки (кто-то кого-то похлопал по плечу) и шаги.

– Скажи мне, Эр! – я снова услышала американский акцент. – Есть что-то, что я никак не могу андерстэнд: в Америке женщины приходят в подобные центры, чтобы научиться быть сильнее, уметь защищать себя физически и словесно, закалиться. Русские женщины приходят сюда, чтобы научиться стать слабее… Парадокс.

– Мне пора, Джек. Скоро будет собрание. Я хочу успеть пообедать в «Фишере». Сегодня день тунца.

– Я могу составить тебе компанию, я люблю тунца с картошкой фри.

– Тунца с картошкой фри? Джек, может, тебе походить на мои занятия? Ты еще скажи «запить это все пивом»!

– Эр, разве смысл всех твоих занятий не в том, чтобы человек полюбил себя таким, какой есть, с мать его, картошкой фри и с пивом! И подать себя миру таким?!!

– В другой раз пообедаем вместе! Когда нам будет, что отметить. Ты понимаешь меня? А сегодня мне надо подумать.

Сама не знаю, почему, но я инстинктивно вставила в уши наушники и сделала вид, что слушаю музыку. Эрнест Альбертович и Джек вышли из зала. Первый сдержанно кивнул мне, второй – улыбнулся.

В детском доме я привыкла наблюдать за действиями людей. Анализировать я их боялась, так как мысли окружающих меня пугали, но детальное наблюдение спасало меня от черных мыслей, ненужных проблем и дурной компании. Я никогда не лезла на рожон, не задавала вопросов, просто наблюдала, чтобы не сойти с ума от царившей там агрессии, старалась видеть добро даже там, где его не было. И в тех, которые не знали, что это такое. И странное дело: иногда добро в себе начинали находить даже те, кто не знали, что это такое.

Посидев еще минут десять, я решила подойти к компьютеру и найти книгу, прочитать которую мне все время не хватало времени – «Цветы для Элджернона». Когда я почти поравнялась с зоной отдыха, меня чуть не сбил с ног мужчина лет сорока, несшийся по коридору со словами: «Где она? Где эта Роза?». Красота на высоких каблуках, на бегу поправляя короткую юбку, бежала за ним:

– Подождите! Если вам нужна Розалия, то занятие по танго у нас проходят по понедельникам, средам и пятницам. Приходите завтра.

– Завтра? Почему я должен ждать завтра? Жена рассказывала какой-то подружке по телефону, что сегодня у вас здесь общее собрание.

– И правда, зачем ждать завтра? – ответила женщина с испанским акцентом, сидящая с бокалом красного вина за центральным столиком. Она, бесспорно, была лучшим украшением этого бара. Яркая, с двумя свечами вместо глаз, в обтягивающей черной юбке и белой кофте с открытыми плечами, обнажавшими ее смуглую красоту. В школе, кстати, было запрещено распитие алкогольных напитков. Но Розалию это распоряжение не касалось.

– Составьте мне компанию, – Розалия жестом пригласила мужчину присесть к ней за столик. – Мне будет приятно, – добавила она чуть тише, проводя длинным пальцем по краю бокала.

Мужчина перестал кричать и безропотно подчинился ее взгляду.

– Я хотел поговорить с вами о моей жене, Софии Вознесенской. Она полгода ходит на ваши занятия. И я совсем ее не узнаю.

– Вы тоже так хотите? – спросила она, пододвигая к нему уже пустой бокал.

– Что именно? – спросил он, не отдавая себе отчет в том, что машинально наполняет бокал Розалии вином.

– Хотите, чтобы вас тоже не узнали?

***

Все-таки «Рассвет» – это место, которое меняет людей.

Глава 4

Никогда не могла понять, – это место меняет людей или люди меняют место. Я вспомнила свой первый день в старом здании центра. Как я тайком заглядывала в залы через полупрозрачные стеклянные двери, воодушевленные лица учеников, преподаватели, которые для меня были небожителями. Про себя я называла центр «раем», «раем на земле», где успешные и не только люди находили «себя» и «обретали смысл жизни».

На моих глазах люди перерождались. Если бы я была фотографом и могла сделать снимки в первый день занятий и, скажем, несколько месяцев спустя, вы бы не узнали эти лица. Я проводила в школе все мое время, каждый день, и, просыпаясь с утра, мне хотелось идти туда снова.

Бой часов с кукушкой (подарок деда) вернули меня из прошлого в настоящее. С детства я страдаю боязнью тишины. Поэтому, когда я дома одна, включаю телевизор или радио, музыку на полную. Пульт был под рукой, поэтому из трех «лекарств» выбор пал на телевизор. «Москва 24», как всегда, пугала ужесточением карантина, новыми случаями заражения, новыми жертвами: оператор переносит зрителя из какой-то больничной палаты в здание Москва-Сити: я вижу родной этаж, вывеску на двери. Меня начинает тошнить. Я хватаю пульт и твердым нажатием выключаю эту «говорящую коробку». Когда-то мне посчастливилось быть музыкантом, скрипачкой, но из-за сильного обморожения подушечки моих пальцев были повреждены, и я не могла больше играть. Помню, как два года я искала себя, ходила по врачам, потом по судам…

Я налила себе вина. На верхней полке шкафа стояла бутылка, которую мне подарил центр в день рождения. Залпом осушила бокал.

В комнате с выключенным телевизором царила убивающая тишина. Инстинктивно, в поиске звука, я вышла на лестничную клетку. Сосед курил.

– Тебя давно не было видно, – на мое молчание он протянул сигарету. Я взяла и стала вертеть ее в руках. Я не курю, но тогда мне очень хотелось начать.

– Ты не видела Петровых?

– Нет, – ответила я. – Не видела и не слышала.

Петровы были нашими соседями уже более трех лет, часто ссорились, поэтому все соседи постоянно были свидетелями драматического театра на двоих.

– Знаешь, я тут понял, что этот карантин – подарок судьбы. Он решает то, что люди не могут решить годами. Те, кому суждено расстаться, расходятся, а те, кому судьбой написано быть вместе, вновь обретают друг друга, – продолжал сосед.

Первый блин оказался комом. Я закашлялась, выбросила сигарету и вернулась в квартиру. Снова включив телевизор, я открыла сумку и достала деньги, аккуратно сложенные в пачки и обернутые бумагой. Много денег. Слишком много. Посмотрев на это неожиданное богатство, я убрала все в сумку.

Немного успокоившись, я снова взяла в руки дневник Тони.

Запись 5

В коридоре стало шумно. Сергей и его ученики сдвинули несколько столов вместе и, удобно разместившись, что-то обсуждали, весело перебивая друг друга. Невысокого роста, слегка небритый, с пышной шевелюрой и непослушной челкой, с тихим, но уверенным голосом, он и правда чем-то походил на падре. На груди у него весела цепочка. Судя по тому, что она была натянута как струна, на ней что-то висело. Может, медальон, может, кулон. Свободный свитер под горло, в который Сергей оделся после классов, не давал мне увидеть, что именно это было. Ученики обсуждали грядущее выступление, наперебой предлагали идеи по поводу костюмов. Я обратила внимание на худого молодого человека, он ничего не говорил, но внимательно следил за всем происходящим. На нем были оригинальные ботинки с квадратным носом. Про себя я окрестила его Дональдом Даком.

– Костя, скажи, пожалуйста, что ты думаешь по поводу костюмов для вальса? – спросил учитель, жестом прося других учеников замолчать.

– Пусть он просто кивнет или страницу в каталоге откроет, Сергей Владимирович!

– Мила, – перебил ее «падре», – Костя может ответить сам.

Мой новопровозглашенный Дональд Дак начал говорить, и я поняла, почему он молчал раньше: парень сильно заикался. Ему было тяжело и стыдно говорить, мускулы лица напрягались, вены на руках выдавали внутреннюю боль и отчаяние. На лицах учеников читалось нетерпение, но учитель был неумолим: вместо того чтобы разрешить Косте показать понравившуюся одежду на картинке в каталоге, «мучитель» хотел, чтобы он произнес это и объяснил свой выбор.

– Девушки, – Сергей обратился к ученицам, – кто сможет встать в пару с Константином и поддержать его в майском конкурсе?

Потенциальные партнерши делали вид, что не слышат его вопроса.

– Есть специальные методики, которые помогают избавиться от заикания. Я могу… – не выдержав, я встала и сделала шаг в сторону шумной компании.

Не дав мне закончить фразу, парень встал и быстрым шагом пошел по направлению к комнате отдыха. Незаметно ребята разбежались: кто на следующее занятие, кто в раздевалку или к ресепшен.

Мне не давало покоя, что Костя ушел после моих слов, и я, то ли в поиске оправдания, то ли чтобы доказать свою непричастность, подошла к столу Сергея, который неспешно допивал свой капучино.

– Добрый день. Меня зовут Антонина. Я новый сотрудник службы психологической поддержки и администрирования.

– Я знаю, кто вы, – холодно ответил учитель, не отрываясь от капучино.

Признаюсь, это задело мое самолюбие, и вместо того, чтобы спокойно удалиться, я сказала:

– Можно опробовать одну методику, я о ней читала.

– Вы читали? – улыбнулся учитель, расправляя края салфетки под уже пустой чашкой.

– Вы думаете, ему нельзя помочь?

– Я думаю, Антонина, что помогать нужно тогда, когда тебя об этом просят, вам так не кажется?

Глава 5

Мне нужно было сделать паузу. Противоречивые чувства одолевали меня. Внезапно нахлынувшая нежность к этой нелепой Тоне и ненависть ко всему, что ее окружало. Я посмотрела на свои руки. Когда-то и я могла познавать мир наощупь: отличить шелк от шерсти с закрытыми глазами, кожу ребенка от морщинистого лица старухи, почувствовать в руках, как крошится багет, когда его разламывают на две части, попробовать пальцами чашку и понять, горячий ли еще кофе, приятную нежность каждый раз, когда я расчесывала волосы моей дочке. А главное – я могла играть: на скрипке, фортепьяно, флейте, чувствовать инструмент, перелистывать нотную тетрадь, брать в руки микрофон и чувствовать пальцами его вибрацию. Я могла жить.

Долгие месяцы лечения, боли, стыда. Кому нужен музыкант, который не может играть. Я пыталась устроиться смотрителем в государственную библиотеку, но так как у меня повреждены все подушечки пальцев на руках, меня не взяли с формулировкой: «Вы не пройдете проверку, это государственный объект, а у вас даже отпечатки пальцев нельзя снять!» Смешно, глупо, нет, жестоко, что в наше время, чтобы получить официальную работу, нужно сделать дактилоскопию, пройти полиграф и беседу с психологом… Ненавижу психологов. Из-за них мне тоже отказывали в трудоустройстве. «На лицо перенесенная психологическая травма», «кандидат неуравновешен и нестабилен». Да кто этим всезнайкам от этой лженауки психологии дал право решать, подхожу я или нет. И как они об этом судят? По тому, нарисовала ли я квадрат или круг и какой краской я раскрасила фигуру?! Существует множество способов обмануть всезнаек и выучить заранее «правильные ответы». Но я не хотела этого делать. Ненавижу психологов!

С экрана вновь говорили о том, что правительство заботится о гражданах, и во время вынужденной самоизоляции все их права будут соблюдаться. Да, так же, как соблюдались мои…

Мне вспомнился день, когда я пришла работать в «Подсолнух». Это было рискованно. Глупо и дерзко одновременно. Алина Сергеевна меня не узнала. Оно и немудрено: я похудела на 18 килограммов, вернулась к натуральному цвету волос, изменила прическу. А главное: для того, чтобы узнать, надо помнить. Она меня просто не помнила. Как не помнят случайных прохожих или людей, которые не сыграли в твоей жизни никакой роли. Хорошо иметь плохую память. На интервью я сказала, что всегда любила искусство и мне настолько нужна работа, что я готова к сверхурочным. Причем, я не врала. И она, очевидно, почувствовав это, сказала «да». Когда-то давно, обивая пороги адвокатских бюро, в очереди к очередному «это сложное дело, понадобятся внушительные денежные вложения», я прочитала фразу, которая как нельзя точно отражала нашу ситуацию с директором: «Люди часто говорят правду, чаще, чем вы думаете. Но они говорят не всю правду».

Уговорив бутылку вина за двадцать минут, ровно столько шли новости по «ОРТ», я снова решила открыть дневник. Затуманенное сознание бывшего трезвенника и дрожащие пальцы сделали свое темное дело, и я открыла его там, где была закладка в виде засушенной розы:

… По лицу я поняла, что меня ждет что-то ужасное. Ожидание было даже страшнее того, что случилось потом. Удар был такой силы, что я упала на пол.

Я захлопнула книгу, вытащив розу. Кто же мог ударить эту блаженную? У кого бы поднялась рука?!

Самая трезвая мысль, которая посетила мою голову и ужилась в тесном соседстве с бутылкой вина, была читать все по порядку. Посмотрев еще раз на розу, я открыла дневник Тони на том месте, на котором закончила читать раньше.

Запись 6

Костя сидел на диване и смотрел на удава. Удав не смотрел ни на меня, ни на Костю. Ему вообще, кажется, было все равно. И нас обоих это устраивало.

Я села рядом с ним, и мы вместе слушали шум водопада. Я хотела извиниться, но не знала, как. Хотя больше, чем извиниться, я хотела ему помочь.

Дверь неспешно открылась, предупредив нас о том, что скоро кто-то перебьет наш немой диалог. Это был маленький любитель пауков.

– Привет, – сказала я.

– Мы уже успели стать приятелями? Вам совсем необязательно говорить со мной только потому, что я зашел. Берите пример с питона. Дольше проживете, и шкура будет толще!

– Мне нравится твое чувство юмора, – непосредственность мальчика меня обезоруживала. Он подошел к водопаду и нажал несколько цифр на еле заметной панели. Как в сказке перед ним открылась еще одна дверь: было видно, что там было помещение в примерно 40 квадратных метров, где стояли кровати, несколько тумбочек, шкаф и увесистый ящик, напоминающий сейф.

– Хорошего отдыха, – сказала ему я. – Я тоже, когда устану, воспользуюсь этой комнатой, – вторая фраза была произнесена мной в шутку, но мальчик воспринял ее серьезно.

– Это только для тех, у кого есть ВИП-пропуск, – дерзко отрезал он.

– А что такое ВИП-пропуск? – я продолжала игру.

– То, чего у вас нет, – мальчик продолжал свою линию.

– Думаю, мы с ним подружимся, – сказала я, смотря уже на Костю.

– Ну, да, и будем ходить друг другу в гости на чай с вареньем, – закрывая за собой дверь и уже не поворачиваясь, закончил мою мысль мальчик.

Костя улыбался, – наш забавный разговор отвлек его от своих мыслей.

–– Это сы-ы-ы-ы-ы-ын А-ла-ла-ли-ны-ы-ы Сер-сер-геевны-ы – Павел. Ему м-можно.

Я вышла из райского места с твердым решением помочь Косте. Видно было, что мы здесь оба не от мира сего. Но мне, по крайней мере, повезло не иметь ограничений по речи и никаких других ограничений, а он мучится от того, что никто с ним не говорит и никто его не слушает. К тому же Костя прихрамывает, хотя видно, что ему бы очень хотелось танцевать. Еще у меня есть работа, а Костя, я уверена, безработный, не зря же он здесь проводит столько времени. Он из числа тех, кто выполняет роль (как мне не нравится это сравнение) массовки, декорации. Но зато у него есть возможность посещать занятия, развиваться. И когда он заговорит, то точно найдет себе работу. А я ему в этом помогу.

Мою дорогу к компьютеру преградили две клиентки центра, которые быстрым шагом шли к Красоте:

– Ваш банкомат снова проглотил наши карты. Мы хотели снять наличные, чтобы оплатить занятия по стрип-пластике.

– Так вы что, две карты сразу решили попробовать? – невозмутимая Лиза быстро преодолела расстояние от ресепшен до банкомата.

– Ну, да… Сначала попробовала Маша. Но карта не вернулась, тогда я тоже решила попробовать.

– Даша всегда за мной повторяет!

Не прошло и пяти минут, как Красота достала одну за другой обе карты. Проведя несколько манипуляций уверенными движениями длинных пальцев, она достала новенькие купюры, ловко отсчитала стоимость абонемента и вернула разницу вместе с двумя пластиковыми виновницами происшедшего. Маша и Даша пригодились только для того, чтобы ввести код.

Маша направилась в раздевалку, а Даша пошла в кафе. Обняв раскрасневшегося от ее внимания бармена, она присела за столик к блондинке. Про таких, как она, воспитатели мне всегда говорили: «Тоня, ты должна учиться, потому что на этой земле одни женщины рождаются для того, чтобы работать, а другие – наслаждаться жизнью». Любовь – я ее узнала по портрету на стене – была еще более неземной, чем на фото. Как бы сказала Алина Сергеевна: удачно вложенные деньги.

– Даша! Рада тебя видеть. Присаживайся. Я как раз думала сделать заказ.

– Может, по коктейлю сельдерей-яблоко с клетчаткой?

– Замечательный выбор, Даша.

– С утра были белковые блинчики и отварное белое мясо. Все взвешено до крошки, как вы учили, без грамма масла и жира.

– Ты молодец, Даша, замечательный результат. Невооруженным взглядом вижу, что тебя можно поздравить с потерей еще одного килограмма и минимум трех сантиметров в талии. Я помню, как смотрелись на тебе эти джинсы раньше… – она хотела сказать что-то еще, но ее внимание отвлек Джек, который присел за барную стойку. Он бросил ей небрежное «хай». А она, слегка прищурившись, как грациозная кошка на солнце, улыбнулась, погладив левой ладонью правую.

– Вам принести стакан воды к коктейлю?

Вместо ответа Любовь подарила Даше еще один вариант своей улыбки.

Через пару минут они попивали свои коктейли так, как героиня рекламы «Даниссимо», и весело обсуждали планы на выходные. До меня доносились только отдельные слова: грандиозно… пп… высшее удовольствие… брокколи на пару и никакой тыквы… планка… сложные углеводы… утонченный… БЖУ… водно-солевой баланс…

Джек весело улыбнулся, вытирая капельки с запотевшей бутылки «Короны». Алина Сергеевна рассказывала, что у центра не было лицензии на крепкий алкоголь, но веселый бармен был рад предложить засидевшимся после занятий клиентам, ожидающим их и просто посетителям Москва-Сити холодного пива или сидра по ценам, которые управляющий «Фишером» видел только в страшном сне.

Посмотрев на часы, Даша быстро скрылась за дверью душевой, не забыв записать в приложение на телефоне количество потребленных калорий. У входа она столкнулась с Машей и показала ей жестом на столик, где сидела Любовь.

– Мы хорошо поработали сегодня, я заслужила небольшое поощрение, – сказала Даша, от нетерпения стуча пальцами по барной стойке.

Уже через несколько минут бармен принес, широко улыбаясь, Любови и Джеку большую чашку какао и кусочек фисташкового торта для Даши.

Милая, как ребенок, который еще не научился лукавству, трогательная, как девушка, которая еще ни разу не страдала от любви, она виновато посмотрела в лицо преподавателя и спросила:

– Я же это заслужила?

– Конечно, Машенька, – незамедлительно ответила Любовь. – В жизни каждая из нас должна позволять себе маленькие радости, баловать себя. Дженнифер Лопес никогда не может сказать «нет» маленьким кулинарным радостям. Ты же помнишь ее героиню в «Ешь, молись, люби»?

Подруга Любы Геля покачала головой в знак неодобрения:

– Разве можно так? Двойные стандарты – одному говорить одно, а другому другое.

– Можно. Я лишь поддерживаю их внутренние желания. Даю им быть собой.

Ангелина покачала головой и поправила крестик на груди.

– У тебя такая короткая юбка. Алина Сергеевна может снова сделать тебе замечание.

– Не могу ей отказать в этом удовольствии, – Люба забросила ногу на ногу и коснулась губами чашки с капучино.

– It’s an incredible country! (перев. с англ. «Это удивительная страна!») – не выдержал Джек, который все это время внимательно следил за тем, что происходило за соседним столиком. – How this woman is doing it with such a genuine look! I will never understand this country. And these fucking Soviets. (перев. с англ. «Как эта женщина делает это с таки-и-им невинным взглядом! Я никогда не пойму эту страну. И этих чертовых советских людей»).

Через 15 минут все участники собрания были в сборе: Алина Сергеевна, Красота, Андрей Крылатов – «Вамсюда», Сергей Сибиров – «Падре», Георгий, Ангелина, Любовь – «Штучка», Розалия, Крис (приглашенный учитель по зумбе), член попечительского совета Марк Иосифович Иванов, Эрнест Альбертович. Вскоре за Эрнестом к дверям подошел Джек в сопровождении еще одного американца, которого я вычислила по ярко выраженным скулам, волевому подбородку и манере надевать белую рубашку под джинсы. Они оба немного замешкались перед входом, пропустив еще одну особу в струящемся пальто цвета весенней Сены и с идеально уложенными волосами. Алина Сергеевна, увидев особу, встала и пошла ей на встречу:

– Сlaire, ma Cherie, quel plaisir! (перев. с фр. «Клэр, моя дорогая, какая радость!») – Алина Сергеевна разровняла уголки улыбки на усталом лице.

Француженка сдержано улыбнулась, и я заметила, как она, потупив взгляд, всего за пару секунд успела оценить обстановку и рассмотреть всех присутствующих. Алина Сергеевна протянула ей руку, и они вместе присели в первом ряду. Я еще несколько минут смотрела на эту неземную женщину: как бы я ни старалась, я не могла назвать возраст de cette charmonte femme (перев. с фр. «этой очаровательной женщины»). Ей могло быть от восемнадцати до сорока пяти.

Джек и его спутник замешкались у банкомата, не скрывая глубоко проникающих взглядов и недалеко идущих мыслей:

– Black, what a lovely little French thing! (перев. с англ. «Блэк, какая прелестная французская штучка!»)

– Gorgeous, Jack! It’s like a Christmas present packed in the box with a nice card smelling like my first girlfriend! (перев. с англ. «Шикарная, Джек! Как рождественский подарок, упакованный в коробку с карточкой, от которой пахнет так же, как и от моей первой подружки!»)

– I’m just (перев. с англ. «я просто») устал, Блэк, от этих русских мамочек с их барища-ами, hate this word (перев. с англ. «ненавижу это слово»), и заботай. I just want (перев. с англ. «я просто хочу») французский поцелуй ха-ха-ха. Give only (перев. с англ. «дай только») нимнога вриэмини ха-ха-ха. Я раскалю этат арешик!

Мы подошли к двери одновременно. Джек, увидев меня, на секунду остановился, но потом все-таки решил зайти первым, не пропуская меня вперед. Я этому ничуть не удивилась – мужчины никогда не открывали передо мной дверь, не дарили мне цветы и не проявляли никаких знаков внимания, которыми обычно пользуются девушки. Под мелодичное «Добро пожаловать в "Рассвет"!» я зашла в аудиторию и присела на свободный стул рядом с Сергеем.

Лучшие подружки Люба и Геля о чем-то весело щебетали, смотря при этом в противоположные стороны. Эрнест наблюдал за всеми, стараясь этого не показывать. Розалия всем видом показывала, что делает этим стенам одолжение своим присутствием.

Глава 6

– Добро пожаловать в первую городскую! – сказал старый доктор больницы, расположившейся неподалеку от Красноярска. – Вы, деточка, наверное, чем-то приглянулись кому-то там наверху, потому что, пролежав столько времени в снегу, без еды и воды, остались все-таки живы. Вы теперь местная звезда. Около нашей клиники никогда не толпилось столько журналистов и зевак.

– Доктор, сколько я уже здесь? Мне нужно позвонить няне, узнать, как моя дочь. Доктор, дайте мне телефон!

Два интерна, стоящие рядом, почему-то отвернулись в сторону. Медсестра взяла со столика баночку с надписью «Нашатырный спирт». Доктор стоял рядом и даже не думал доставать мне телефон. Внезапный ужас охватил меня, как в детстве, перед разговором с отцом. Я приподняла голову и посмотрела на себя – мои стопы были перебинтованы по щиколотку, а руки по запястье. Я пыталась пошевелить пальцами ног, потом рук – и ничего не почувствовала.

– Успокойтесь, Валентина! Вы выжили. Вам невероятно повезло, что вас нашла какая-то пожилая пара. Они и доставили вас сюда.

Доктор пытался снова уложить меня в кровать.

– Танцевать, конечно, вы никогда не сможете, но вот после двух-трех месяцев реабилитации сможете ходить. А это уже чудо.

– Доктор! А мои руки? Я музыкант…

– В жизни ведь есть и другие профессии. Можно…

Он не успел договорить, потому что у меня началась истерика. Я видела, как меня привязывают к кровати.

– Вколите ей успокоительное, – бросил он медсестре.

Интерны продолжали держать мои руки и ноги, хотя они и так были привязаны. Успокоительное начинало действовать, и я чувствовала, как слабеют мои мышцы и куда-то борзыми лошадьми уносятся мысли. Я пытаюсь вцепиться пальцами в конец больничного одеяла, собраться с мыслями, но обрывки памяти, как куски разбитого стекла, никак не могли сложиться вместе. Я пытаюсь вспомнить, зачем поехала в эти богом забытые сибирские деревни, снегопад, который застал нас в дороге, сломанный автомобиль, километры шагов против ветра… холод, потом тепло, потом пустота и беспамятство… Я еще тогда не понимала, сколько времени мне предстоит провести в этом занесенным снегами месте и что по возвращении в Москву моя жизнь не будет прежней. Тогда я еще не знала, что пробыла в больнице уже две недели и первый раз очнулась в ясном сознании. Хотя несмотря на то, что я пришла в себя, я ничего не помнила. Личных вещей при мне не нашли. Наверное, их поглотила снежная буря.

Доктор подошел поближе к кровати, проверил мне пульс, и я почувствовала тепло его руки у меня на лбу. Он заправил мои волосы за уши, наклонился и сказал так, чтобы услышала только я:

– Вы смогли сделать то, чего бы не смогли другие, вы выжили. Теперь надо смириться со всем, что вы не в силах изменить.

Запись 7

– Мои дорогие сотрудники, я собрала вас здесь для того, чтобы поздравить с нашим официальным переездом в это роскошное здание. В течение года мы периодически проводили занятия в стенах Москва-Сити, но сейчас мы переезжаем полностью и надолго, – Алина Сергеевна выдержала паузу, напрашиваясь на аплодисменты, которых не последовало. – Мне многое пришлось пережить и многим пожертвовать.

Мои руки вспотели и невольно намочили края Тониной тетради.

Думаю, лучше всего нам расскажет об этом Эрнест Альбертович, – Алина Сергеевна передала микрофон учителю ораторского мастерства. Мне всегда казалось, что для человека филологического склада ума и рода деятельности у него была идеальная, почти военная выправка.

Выбрав место во втором ряду сразу за Джеком и Блэком, я прогадала, потому что за их широкими, богатырскими американскими спинами мне не было видно происходящее на сцене. Я инстинктивно пододвинула мой стул поближе к ним и выровняла его так, чтобы моя голова оказалась между их шеями. Мало того, что за ними было ничего не видно, так еще и плохо слышно, так как они все время ерзали на стульях, постукивали кулаками по ручкам, то что-то оживленно обсуждали, то умиленно посмеивались, поглядывая на Клэр.

– Those French ladies have something so mysteriously attractive that Matryoshki will never have… (перев. с англ. «У этих француженок есть что-то мистически привлекательное, что никогда не будет у матрешек…»)

– Тш-ш-ш… – зашипела на них Красота. Трудно было понять, что ей двигало: то ли желание навестить порядок и призвать к тишине во время собрания, то ли банальная женская ревность.

– Мы все – сотрудники центра развития – призваны выполнять благую миссию: пробуждать к жизни тех, кто устал от нее, разочаровался, перестал видеть ее в цвете, пережил какое-то душевное потрясение. Мы созданы для людей одиноких по жизни или одиноких в своем сердце. Наши клиенты – успешные люди. Вы все знаете, что абонемент в наш центр стоит недешево. Но зачастую в погоне за успешностью мы перестаем «чувствовать вкус жизни». Достигнув всего, или, по меньшей мере, многого, мы перестаем получать от нее удовольствие. Наша задача – через искусство вернуть им блеск в глазах, заставить их сердца биться. Мы не просто ПЕДАГОГИ, мы ЛЕКАРИ человеческих душ.

Несколько людей в зале начали аплодировать. Среди них был Георгий, Красота, Сергей, Клэр и еще несколько человек.

– …человеческих душ… Душ, как ванная, но душ. Человеческий… I’m at a loss, Black. The more I study this language the less I understand it! (перев. с англ. «Я в недоумении, Блэк. Чем больше я изучаю этот язык, тем меньше понимаю его!»)

– Помимо того, что все мы опытные педагоги и даже лекари, мы еще сотрудники одной компании, мы предприниматели, которые теперь будут работать на себя, – Алина Сергеевна взяла у нашего профессионального оратора микрофон и, спустившись со сцены по боковой лестнице, встала по центру перед первым рядом. Казалось, она хочет создать замкнутый круг и поделиться чем-то очень сокровенным.

– Все вы знаете, как непросто мне было найти это помещение, заключить арендный договор с владельцем, оборудовать залы и комнаты отдыха, – она посмотрела с благодарностью на члена попечительского совета Марка Иосифовича, Блэка, Джека и Клэр и добавила: – И с гордостью могу вам сказать, что наш центр развития – самый передовой многопрофильный культурный центр столицы!

– Have you ever heard it before, Black! The best Russian Cultural Center run by 2 American Pindoses, a French lady who surely inherited her fortune from a rich Daddy or gained it being a mistress of some Lyagushatnik and an old Jewish guy with the Russian passport! (Перев. с англ. «Ты это слышал, Блэк! Лучший русский культурный центр, которым управляют два пиндоса и француженка, которая наверняка унаследовала свое состояние от богатого папочки или получила его, будучи любовницей какого-то лягушатника, и старый еврей с русским паспортом!») – не унимался Джек.

– It’s just the way all the Russian business is made (перев. с англ. «на этом строится весь русский бизнес»), – прошептал ему в ответ Блэк.

– С’est plutot la premiere variante (перев. с фр. «скорее, это первый вариант»), – ответила француженка, которая, как оказалось, обладала не только утонченной красотой, но и незаурядным слухом. – Je suis la deuxieme generation et j’en suis fiere. (перев. с фр. «Я из второго поколения. И очень этим горжусь»).

– Мы самый крупный центр развития, который находится в самом современном бизнес-центре. Поэтому я призываю вас всех соединить два эти понятия, – Алина Сергеевна внимательно смотрела на лица собравшихся, стараясь понять их реакцию.

– Превратить искусство в бизнес? – первая не выдержала Геля.

– Не превратить, а совместить. Мы все живем в материальном мире, и, думаю, никто не хочет возвращаться к «Подсолнуху», – парировала директор.

– Алина Сергеевна, что конкретно мы должны поменять в формате нашей работы?

– Вы задаете очень правильный вопрос, Эрнест Альбертович. В сотрудничестве с несколькими психологами и директором по продажам одной крупной творческой студии мы составили «Перечень стандартов поведения», «Свод правил с поощрениями и вычетами» и «Кодекс учителя центра искусств», – последнюю фразу она произнесла с какой-то особенной гордостью.

– Мы можем с ними ознакомиться? – спросила Люба с недоверием.

– Всему свое время, Люба. Сначала подумайте, готовы ли вы меняться и соответствовать новым условиям работы.

– Почему мы не можем преподавать так же, как раньше? Мне кажется, «Подсолнух» зарекомендовал себя с лучшей стороны, – снова послышался звонкий голос Гели.

– Такие правила. Хочешь жить (то есть иметь высокооплачиваемую работу), умей вертеться, то есть подстраиваться, – шепнула ей на ухо Люба, очевидно, забыв, что взяла микрофон.

– Мы живем в конкурентном мире и должны предложить клиенту что-то большее… – парировала Алина Сергеевна.

– Для меня они не клиенты, они мои ученики, – в какой-то момент мне показалось, что Сергей сейчас уйдет с собрания.

– Все мы в этом мире делимся на тех, кто потребляет услугу, и кто ее предлагает. Причем одновременно вы можете покупать одну услугу и продавать другую. И искусство состоит в том, чтобы…

– Искусство состоит в том, чтобы продавать искусство. Ха-ха-ха-ха! – Красота высказала свои мысли вслух и, по ее растерянному взгляду было видно, что она не заметила, как они превратились в слова.

– Mi traductor me dice que tenemos que cambiar nuestra manera de trabajo. ¿Y que vamos a recibir nosotros en cambio? (перев. с исп. «Мой словарь переводит мне, что нам нужно поменять нашу манеру работы. А что мы получим взамен?») – голос Розалии нельзя было спутать ни с чьим.

– Я ждала этого вопроса. Начиная со следующего месяца ваш заработок будет соразмерен вашему вкладу в развитие нашего центра и нашей сети.

– Entonces a partir de ahora vamos a tener que buscar los clientes nosotros mismos (перев. с исп. «То есть, начиная с этого момента, мы будем искать клиентов сами»).

– Центр поощряет тех педагогов, которые приводят в наши стены новых клиентов, но ваша основная задача – удержать тех, которых привели мы, то есть создать такие условия, чтобы ученикам не хотелось уходить.

– Это значит, вы хотите, чтобы мы не просто преподавали, но и отвечали за уровень продаж? – Геля явно нервничала, трогая руками шею и нижнюю часть лица.

– Я хочу, чтобы вы все профессионально преподавали, как и раньше, но применяли психологические методики, направленные на то, чтобы ваши ученики могли максимально раскрыться, воспринимать вас не только как учителей, но и как наставников…

– Я не знаю всех этих ваших психологических штучек, – слукавила Розалия.

– Вы явно принижаете свои способности, Розалия. Вы можете манипулировать любым человеком, не только учеником. А для всех других я отвечу, что центр вам поможет. На базе нашей школы будут работать профессиональные психологи с большим опытом. По контракту они начнут работу через месяц. Но уже с завтрашнего дня к работе в нашей команде приступит новый специалист. Попрошу поприветствовать Антонину. Она будет проводить регулярные беседы с вами для сбора анкетной информации. Хотя у Антонины еще совсем мало опыта, она хорошо зарекомендовала себя в университете, и я надеюсь, что вы будете с ней любезны.

Она сделала почти незаметный кивок Андрею, как будто это он должен был взять мне на поруки и не дать этим звездам шоу и других бизнесов проглотить меня как рыбешку. Но я чувствовала, вернее, верила, что этой помощи не понадобится.

Глава 7

В центре развития пахло свежим морским бризом, пряной ванилью и надеждой. В коридоре, кабинете директора и психолога, в комнате отдыха стояли декоративные растения и вазы с цветами.

– Проходите, София. Розалия уже ждет вас, – сказала Красота, отмечая ее в таблице.

В моей голове плохо сочетались слова «Розалия» и «ждать». Такие женщины обычно не ждут, ждут их. Иногда всю жизнь. Почти всегда напрасно.

– Вы уже собрали вещи, София? – Розалия, как всегда безупречная и отдохнувшая, разминалась у станка, и за этим можно было наблюдать бесконечно.

– Да, мы сделали это вместе. Муж никогда раньше не участвовал в сборе вещей. Для него всегда было важно, чтобы я соответствовала статусу и могла поддержать беседу с женами его партнеров. А теперь я на равных общаюсь с ними самими.

– Куда в этот раз летите? Снова Ницца? – спросила Розалия, приглашая ученицу жестом к соседнему станку.

– Нет, – ответила София с нежностью в голосе, – в Нормандию, погулять по лавандовым полям, съездить на местную винодельню. Научиться печь хлеб и обжигать глиняную посуду.

– Это то, чего вы всегда хотели, милочка.

– Да, то, чего я ждала семь лет брака, вы помогли мне добиться за два месяца. Я даже не знаю, как вас благодарить, – в какой-то момент я думала, что она бросится к Розалии, но, как достойная ученица своего учителя, она обуздала эмоции и принялась оттачивать новые «адорно».

– Все уже было в вас, милочка, я лишь просто помогла вам выразить себя истинную.

– Розалия, вы сделали меня такой уверенной в себе, что я твердо решила: будет так, а не иначе. И сказала об этом мужу. Он должен уважать мое мнение и желания. Он даже вспылил, сказал, что найдет вас, убежал, но потом вернулся… и сказал, что давно хотел отправиться со мной в путешествие. А еще, представляете, он спросил у меня, есть ли у вас парные занятия.

Вскоре в зал зашел партнер Софии, и под «очо кортадо» я успела удалиться из зала. Хотя центр уже полностью функционировал, работы в нем оставалось очень много. Я приходила до открытия и приводила в порядок то зал, то комнату отдыха, начиная получать удовольствие от осознания того, что меня никто не замечает и я могу ходить, куда хочу. Я никогда ни с кем не говорила, носила незаметную одежду и постепенно сливалась с этими стенами. Меня никто ни о чем не спрашивал, не называл по имени. Никто, кроме мальчика лет десяти. Как-то я услышала разговор, где меня назвали глухонемой. Я не стала их переубеждать, надеясь, что это приблизит меня к моей цели. Только мысли о музыке и моей дочери могли бы вылечить меня от ненависти и желания мести, но у меня отняли ребенка и лишили возможности играть. Ненависть надолго поселилась во мне, немного остыв, как блюдо в ресторане. Я затаилась, как тигр, выжидая, когда можно будет напасть.

Приемная перед кабинетом Алины Сергеевны пока пустовала. Лиза была всегда на ресепшен. Ей поручили найти секретаря, но все предложенные кандидатуры не прошли строгого отбора. Достав из коробки копии дипломов и сертификатов преподавателей, я стала развешивать их на стену.

За дверью, которая была не такой плотной и надежной, как все остальные, было отчетливо слышны два голоса. Думаю, Алина Сергеевна об этом не знала. Даже уверена – так оно и было.

Эрнест Альбертович и Алина Сергеевна строили планы о будущем центра.

– Я так долго об этом мечтала. Ты бы знал, какой долгий я прошла путь, чтобы иметь самую большую студию в Москве. Иногда мне приходилось поступаться своими желаниями, иногда совестью и принципами, но я знаю, что все это было оправдано. Мы будем через искусство нести свет людям, мы будем давать им смысл жизни, исцелять их, знакомить с самими собой…

– Мы будем строить успешный бизнес, – дополнил ее перечень Эрнест Альбертович.

– Мне не нравится, когда ты называешь дело моей жизни бизнесом.

– Я не хочу, чтобы «дело твоей жизни» осталось просто в теории, а так оно и будет, если мы не сможем построить удачный бизнес. Вам с Олегом повезло, вы нашли инвесторов, которые заинтересовались идеей и вложили деньги, которые еще никто и никогда не вкладывал в центры искусств. Но мы должны не только отдать их, но и приумножить.

– Я знаю это.

– Алина, мне не хочется тебе напоминать, что в эмоциональном порыве ты предложила отдать свою квартиру в залог. Хотя об этом никто и не просил… Но в момент подписания юрист Джека вспомнил об этом и добавил соответствующий пункт в договор.

– Я все помню.

– А что с Олегом? Где он?

– Он больше не работает в центре развития. У нас были разные взгляды на расширение. Мы расстались мирно. Он не спорил, просто ушел.

Оба замолчали на несколько минут, думая, должно быть, каждый о своем. Директор первой нарушила молчание.

– Ты видел эти одухотворенные лица после занятия с Сергеем? А учеников Андрея? А девочек после класса Гели или Розалии? Георгий…

– Я видел всех. Ты собрала лучших педагогов в самом центре Москвы. Наши залы оснащены по последнему слову техники. Мы даже в группах работаем с каждым индивидуально. Но за условия, о которых можно только мечтать, надо платить, – мой безупречный слух музыканта уловил, как воцарившуюся тишину нарушает стук костяшек Эрнеста Альбертовича по столу из зеленого малахита. Педагог с большой буквы, он был для меня всегда человеком железной воли, не прощавшим чужим ошибки, а себе – слабости.

– Послушай, я не меньше, чем ты, заинтересована в успехе нашего дела, но я не хочу, чтобы мы в погоне за продвижением и продажами забыли, для чего все это создали…

– Для того, чтобы «дух искусства» жил, нам нужно укрепить стены. Новый финансовый план был разработан одним из лучших финансистов. Кроме того, наши коучи и профессиональные психологи в сфере продаж будут работать непосредственно с каждым преподавателем, обучать их правильному общению и ведению клиентов…

– Учеников, Эрнест, учеников.

– Да, Алина, учеников. Мы будем работать в нескольких направлениях: привлечение новых учеников; плановая работа по изучению психотипа каждого учащегося и выявление их интересов (я убежден, что школа может заменить им спортивный зал, хобби, чтение и даже поменять круг их общения и интересов); привлечение спонсоров и распространение их продукции среди наших подопечных и сотрудников их компаний. Не надо забывать о том, что к нам приходят руководители и другие значимые люди нашей страны, высокопоставленные представители посольств и международных компаний. Совместно с нашими психологами мы создадим новую торговую сеть!

Глаза Эрнеста Альбертовича заблестели. Окрыленный новыми планами, сродни наполеоновским, он открыл маленький холодильник между кофемашиной и письменным столом директора и невольно поморщился, увидев, что в нем нет ничего безлактозного.

– Лучше работать на износ, чем быть вынужденными прибегнуть к махинациям, чтобы закрыть долговые дыры.

Сделав пару глотков, он продолжил:

– Как тебе Антонина? Она ведет себя со всеми очень дружелюбно, но, похоже, никто их учителей не воспринимает ее всерьез, – педагог по сценической речи делал себе черный кофе.

– Это сиротская девочка доверчива, как собака, всю жизнь прожившая с одним хозяином, который ее холил и лелеял. Мне кажется, мы ее идеально выбрали. Она то, что нам надо. Преданная, наивная, с высоким уровнем эмпатии. Под предлогом реформирования центра и сбора персональных данных для опытных психологов, – слово «опытных» Алина Сергеевна выделила особо, наливая себе капучино, – мы соберем информацию, которая нам нужна, и найдем эту «крысу». Никто не воспринимает Тоню как следопыта, шпиона или даже психолога. Она наивная идеалистка, которой будут рады излить душу. Наша студентка все аккуратно запишет и передаст нам. Ну, а дальше – это уже моя забота. Надо бы подобрать ей другую одежду. Ее платья с цветочным принтом и сумка в стиле Надежды Крупской не сочетаются с нашим интерьером.

– Я позабочусь об этом… Алина, ты думаешь, мы хорошо поступаем, что используем ее рвение и юношескую наивность?

– Эрнест, соглашаясь на любой оплачиваемый труд, мы соглашаемся на то, что нас будут использовать: наши физические и умственные возможности, навыки, наш опыт и природный талант. Мы взяли девочку без опыта и будем платить ей зарплату за то, что она беседует с нашими сотрудниками… Мне кажется, что такие, как она, могут только мечтать об опыте работы с такими людьми и в такой компании!

– Алина, может, нужно было просто обратиться в полицию или хотя бы к частному детективу. Тогда мы и так узнаем, кто пишет доносы.

– Эрнест, у частного детектива на лбу написано, как он зарабатывает на хлеб. Что касается полиции, то зачем нам привлекать внимание людей в форме к нашей бухгалтерии и внутренней кухне? Да и мало кому из наших учеников понравится присутствие полицейских в центре. Мы все решим собственными силами.

Запись 8

Я чувствую себя причастной к чему-то грандиозному и особенному. Алина Сергеевна попросила меня составить личностный портрет штатных преподавателей и «экспериментальной» группы.

Мы – одна сплоченная команда. Это счастье – понимать, что мы работаем, чтобы делать людей счастливыми. Вспоминаю заученные лекции из университета, в который я поступила ради того, чтобы получить диплом и открыть собственную практику. И помогать. И вот я здесь, в месте, где через искусство и заботу помогают людям обрести себя и полюбить жизнь.

Вот список учеников, на которых будет опробована новая методика.

Марина Белова, 36 лет

Я, кажется, видела ее в коридоре центра.

В юности писала детективы, романы. Потом стала художником, дизайнером интерьеров. Закончила Академию в С.-Петербурге. Выиграла грант и стажировалась в Париже. Дослужилась до должности руководителя реставрационного отдела одного из крупных музеев города на Неве, но после замужества ушла с работы.

Не курит. Не пьет, только на приемах с участием ее мужа или на семейных винодельнях, чтобы поддержать гостей. Перед объективами камер. По настоянию мужа. Жена (такие имена я боюсь произносить вслух) медийного чиновника первого эшелона.

Воспитывает троих его детей.

Любимый цвет: строгий черный.

Любимый вид искусства – авторизованный семьей. То есть никакой. У нас в центре появилась по настоянию мужа и свекра. У чиновников стало модным – вкладывать деньги налогоплательщиков в искусство. Особенно, если это можно выгодно представить в прессе.

Александр, 50 лет

Очень даже ничего. Не выглядит на свой возраст, по фотографии притягивает и отталкивает одновременно.

Ресторатор, судя по приличному перечню ресторанов и кафе во владении, в бизнесе не первый десяток лет, коллекционер, ценитель антиквариата, приверженец здорового образа жизни, – настолько, что владеет собственным элитным спортзалом (что же он делает у нас?), искусствовед в душе, испытывающий непреодолимую тягу к лицедейству, в частности к кинематографу.

Семейное положение: холост, даже если женат.

Дети: есть, информация по количеству уточняется.

Энергичный, взбалмошный, деятельный, последовательный, не всегда адекватный, но объективно один из самых интересных собеседников, которые у вас были.

Леля Лилова, около 30 лет

(Я таких видела только в журналах)

Родилась в Новосибирске, потом переехала с семьей в Тверскую область. Грезила музыкой, но закончила ин. яз. Дипломированный учитель английского языка. Работала персональным ассистентом известного человека, но продолжала при любой возможности участвовать в вокальных конкурсах. Однажды ей выпал счастливый билет, и она в составе музыкального коллектива попала на телевизионное музыкальное шоу, где ее заметил известный продюсер. Через полтора года работы, изнуряющих тренировок и двух пластических операций она ворвалась на все радиостанции, а ее дебютный клип крутили в прайм-тайм 40 недель подряд. Потом она внезапно исчезла. Кто-то поговаривал, что она заболела или вышла замуж заграницу.

Не замужем.

Детей нет.

Настоящее имя и фамилия, а также точная дата рождения держатся в строжайшем секрете.

Богдан Липецкий, 45 лет

Некогда военный. Говорят, работал в горячих точках нашей страны и за ее пределами. Но точная информация о его боевых успехах под грифом «секретно». Ныне начальник охранного агентства для селебритис, которое специализируется не только на охране знаменитостей, но и на поиске пропавших людей и документов. Человек уважаемый, но не публичный. Носит либо прищур, либо черные солнцезащитные очки.

Немногословен, конкретен. Человек дела. Все доводит до конца.

Среди своих увлечений называл работу, охоту и снова работу.

Не женат.

Информацию по детям и другим родственникам давать отказался.

Рината Каримовна Файзулина, 39 лет

(Я думала, что она старше. Строгий черный костюм с тяжелым поясом, удобная обувь, короткие темные волосы. Макияж отсутствует, кроме черной подводки для глаз.)

Финансовый директор компании Х (транспортные перевозки), зампред металлургического завода, счастливая обладательница ордена Труда, почетный профессор Плехановской академии, автор книг по экономике.

Не замужем.

Имеет 9-летнюю дочь, которая живет с ее мамой.

Баллотируется в Думу. Пришла к нам, чтобы научиться быть ближе к народу.

Григорий Верный, 40 лет

Приталенная рубашка и зауженные к низу брюки подчеркивают его спортивную фигуру, а чуть расслабленный на шее галстук говорит о том, что владелец носит его совсем недавно и еще не успел к нему привыкнуть.

Владелец ликеро-водочного завода, почетный дегустатор, некогда завсегдатай светских раутов и приемов.

В разводе. Его бывшая жена – владелица ликеро-водочного завода, Изольда, 42 года.

Среди хобби назвал спорт, танцы, путешествия и новые знакомства.

Глава 8

Итого – шесть учеников экспериментальной группы. И шесть основных преподавателей нашего центра: Сергей, Андрей, Георгий, Ангелина, Любовь и Розалия.

Среди них – одна беззащитная жертва и один хладнокровный убийца. И человек, который мог бы все изменить.

Все, как в жизни. Есть охотник и есть добыча. А еще есть человек, который может остановить охоту.

И все обычно начинается с малого. Котенок на дереве. Избиение мальчишками более слабого товарища. Несправедливое отношение учителей к ученику, и наоборот. Бытовая ссора на улице, которой можно было бы избежать. Случайно потерянный кошелек или кольцо, которые можно было бы поднять и вернуть. Ведь это может спасти чей-то семейный бюджет, да что там – и саму семью. Хищение на работе и равнодушные люди, которых это якобы не касается. Равнодушные дети. Родители. Учителя. Ученики. Сотрудники. Руководство. Равнодушный мир, управляемый равнодушием.

Адский коктейль из амбициозных, но уставших от жизни людей и не менее амбициозных преподавателей, возомнивших себя лекарями человеческих душ. Эрнест Альбертович не вошел в группу обучающих. По официальной версии, он напрямую общался с группой психологов и маркетологов, которые составляли программу, и был так называемым «мостиком» между теоретиками и вынужденными практиками.

Я чувствовала, что грядут изменения. И что мой план воплотится в жизнь. Алина Сергеевна разрушила мою жизнь. И я хотела разрушить ее. Оставаясь многие годы безмолвной тенью, я выжидала, когда смогу разоблачить ее корыстные намерения и заставить заплатить за мои страдания. Она использовала людей. Именно Алина отправила группу молодых музыкантов на гастроли. Мы объехали несколько городов Сибири. Для экономии средств использовались списанные автомобили, даже не внедорожники. Меня часто привлекали, в том числе, в качестве водителя. После концерта я собирала и отвозила на одной из машин концертную одежду и часть инструментов. Однажды по дороге из Новосибирска начался снегопад, и я застряла почти на день в сугробах. Несмотря на мои неоднократные просьбы срочно прислать эвакуатор или хотя бы забрать меня, она искала вариант подешевле. В итоге я осталась без топлива, обогрева в почти 30-градусный мороз…

Когда меня привезли в больницу, она позвонила только один раз – узнать, поправлюсь ли я. Другие нюансы ее не интересовали. На слушания она отправляла адвоката. Я проиграла суд, потому что, как и другие артисты, работала без контракта. Как ни крути, в личных отношениях, как и в рабочих, официальный статус еще никому не навредил, особенно когда начинаются проблемы. Я сначала думала, что она не узнала меня, потому что я сильно изменилась: прическа, – 12 кг веса, длинные платья в пол и вечные головные уборы при любой погоде. Только потом я поняла, что для того, чтобы помнить, нужно знать и замечать. Название нашего коллектива когда-то гремело на всю Россию, Алина Сергеевна набрала несколько составов, число которых росло как на дрожжах, и мы гастролировали. Пользуясь известным именем и паучьими связями нашей «Королевы», мы, музыканты, колесили от жаркого юга до Крайнего севера. Сейчас тоже есть такие «Алины», которые поставили искусство на конвейер и даже открыли школы, где готовят молодое поколение будущих гастролеров с самых юных лет. Мы все были для нее расходным материалом. Сейчас я все это понимаю.

Глава

9

– What a fu-u-ucking nation, those Soviets! Did you hear it, Jack? (перев. с англ. «Что за чертова нация, эти советские люди! Ты это слышал Джек?»)

Джек, Блэк, Клэр и Эрнест Альбертович сидели в комнате для медитации.

Дверь ВИП-комнаты была приоткрыта. Я молча застилала кровати и раскладывала на полки диски с медитациями.

Джек, прежде чем ответить, кивнул в мою сторону.

– Она глухонемая. Сколько лет ее знаю, ни одного слова от нее не слышал. Да и не думаю, что если дальше бы слышала, то могла бы понять хоть слово. Говорят, она умалишенная. Но свою работу знает.

– I have heard it, Black (перев. с англ. «Я слышал это, Блэк»). Алина хочет сделать из школы искусств настоящий центр психологической помощи.

– У успешных людей тоже есть свои «жуки».

– Тараканы, Джек, мы говорим тараканы… Людям, у которых есть все и даже больше, иногда не хватает простых человеческих эмоций, ощущения себя самого в этом мире. Небогатые люди приходят в искусство за тем же, за чем и успешные – за «чувствами». Одни в вечной погоне «дом-работа-дом-работа-дача-шашлыки-дом-работа» не успевают почувствовать, что такое жизнь, другие, напротив, испытали в жизни все, все им приелось, и они снова жаждут вернуться к истокам… Ну, представьте, что вы каждый день едите черную икру.

– Никогда не понимал, как можно отдавать такие бабки за рыбьи яйца. Я не по этой части. Ха-ха-ха!

– Мы знаем, что ты не по этой части. Мы знаем, по каким ты частям… Но сейчас не об этом. За последние два месяца к нам обратилось около пятидесяти человек, и наши консультанты-психологи выбрали шесть из них.

– Эрнест, pourriez-vous (перев. я фр. «не могли бы вы») нам сказать, по какому principe (перев. с фр. «принципу») были выбраны эти испытуемые? – при произнесении последнего слова Клэр сверху вниз посмотрела на американских коллег, явно гордясь тем, что может произнести его сразу, не деля на слоги.

– С удовольствием, Клэр. Избегая излишних научных слов и психологических терминов, эти шесть человек были выбраны из всех желающих на основании трех критериев:

1. Успешность и востребованность в сфере их деятельности, возможность продвижения продукции наших спонсоров через их компании.

2. Разные психотипы, интересные для изучения. Мы значительно экономим на оплате труда психологов, потому что они защищают свои докторские и кандидатские на наших учениках. Но это внутренняя информация, закрытая.

3. Каждый из них в настоящий момент находится в состоянии внутреннего кризиса, мы через искусство вылечим их и обретем постоянных учеников и надежных спонсоров.

– Je ne comprends pas (перев. с фр. «я не понимаю») наших целей. Мы же центр развития, а я постоянно слышу слова «спонсор», «продвижение продукции», «использовать», – Клэр достала из портсигара тонкую сигарету и поднесла ее кончик к четко очерченному рту.