Инкассаторы Собственной Перспективы, или Шар и Маяк

Воздух в гараже был густым, как невыстиранное полотенце после трёхдневного запоя, и пахло смесью машинного масла, старой резины и той особенной, сладковатой пылью безнадёги, что оседает только в местах, где время остановилось, смирившись с поражением. Свет одной-единственной люминесцентной лампы, мигавшей с аритмией сердечного приступа, выхватывал из полумрака призрачные очертания: груду покрытых брезентом трофеев, напоминавших спящих зверей, и фигуры тех, кто считал этих зверей своими.

Макс Кранц прислонился спиной к холодному борту фургона, чувствуя, как металл прожигал тонкую ткань куртки. Он не курил – это была слишком очевидная деталь для нервничающего человека, – но пальцы его правой руки непроизвольно сжимали и разжимались, будто перебирали чётки из невидимых костяшек. На сетчатке левого глаза, там, где когда-то был вживлён пиратский коммуникатор, плыл мутный шлейф данных: сканы периметра, зашифрованные переговоры полицейских частот, уровень адреналина в его собственной крови, зашкаливавший за все разумные пределы. «Гараж Саши и Руслана», – подумал он с горькой усмешкой. Не логово, не штаб, а именно гараж. Место, где чинят сломанное, а не планируют кражи века. И всё же здесь, среди ржавых ключей и пропитанных бензином тряпок, родился их самый безумный план.

– Он слишком тяжёлый, – сказала Лиза, и её голос, низкий, с хрипотцой от тысяч выкуренных сигарет, разрезал липкую тишину. Её звали «Скальпель» не за тонкость натуры, а за безжалостную, хирургическую точность вскрытия сейфов и жизней. Она сидела на ящике с инструментами, длинными, нервными пальцами разбирая и собирая компактный плазменный резак. Каждое движение было отточенным, лишённым суеты. Её лицо, с острыми скулами и глазами цвета стального болта, казалось высеченным из того же гранита, что и её решимость. – Не физически. Энергетически. В нём маяк.

Саша, она же Space, отозвалась, не отрываясь от голографической схемы банка, парящей в центре гаража. Её прозвище было данью не любви к космосу, а вечной рассеянности, способности «улетать» в самый неподходящий момент. Но в её «улётах» часто находились гениальные, пусть и абсурдные, решения. – Маяк мы глушим. Руслан написал софт. Он будет транслировать петлю пустоты. Для всех систем груз станет фантомом, пятном тишины.

Руслан, «Мефедрон», лишь кивнул, и свет лампы заиграл на его идеально лысой, как бильярдный шар, голове и пышной, огненно-рыжей бороде, которая казалась единственным источником тепла в этом холодном помещении. Он был тихим, его мысли текли по каналам, недоступным остальным, а пальцы летали по клавишам портативного терминала, будто исполняли сложную, диссонирующую симфонию. Он не говорил лишнего, но его код был красноречивее любых слов.

– Вопрос не в маяке, а в весе, – проворчал Родион Танквайтер, массивной тенью ковыляя от стены к стене. Он получил своё прозвище не за любовь к тяжёлой технике, а за непробиваемый, «танковый» оптимизм и способность впитывать удары судьбы, как броня – осколки. – Как мы его вынесем? Он размером с небольшой холодильник и, наверное, столько же весит. Нельзя просто закинуть в сумку и сделать вид, что идёшь с покупками.

– Значит, не будем делать вид, – Макс оттолкнулся от фургона. Его план, выстроенный в голове с маниакальной точностью, теперь казался карточным домиком в ураган. Но отступать было поздно. Банк, «Кредиториум №7», манил их не столько деньгами, сколько легендой о «Шаре» – квантовом накопителе, физическом сгустке данных, вмещавшем в себя чертежи, ключи, возможно, даже цифровые души. Не валюта, а валюта будущего. Грабить банк ради информации – это звучало так же абсурдно и претенциозно, как и вся их жизнь. – Мы пойдём через главный вход. Как короли. Точнее, как инкассаторы.