Стынь. Самая темная ночь
Пролог
Холод вечен, стынет самая темная ночь.
Леденеет кровь, острые осколки наполняют вены. Холодеют ноги. Странно, что может выделить каждый палец на них.
Замирает сердце, остановленное тысячами игл. Крошево разбитых ребер тонет во внутренностях, перерывая то, что еще осталось целого после пьяной, слетевшей с тормозов лавины.
Остывает дыхание. В широко открытых голубых глазах запечатлеваются звезды, далекие и равнодушные к боли, истерзавшей лишенную сил жертву. Намокшей светлой бахромой раскиданы пряди волос. Человек расстилается на пушистом ковре, раскрытыми руками объяв весь равнодушный мир. Последние объятия слабеют, прощальный зимний поцелуй рвет губы красными цветами.
Смутно понимается, что должно быть холодно. Но это не так.
Запаздывают реакции, мысли несутся впереди. Тело не успевает догонять.
Медленно опускаются и опять поднимаются ресницы, стекленеющий взгляд отчаянно пронзает ночь. На роговицы тихонько оседают снежинки, ничуть не тревожа. Зубы стучали раньше, теперь челюсть крепко стиснута спазмированными мышцами, а во рту – привкус крови, натекшей из разбитого черепа. Сладкий ледяной леденец, который можно слизывать с зубов.
Что Кирилл и делает. Но нет живого тепла, а лед не тает.
Снег должен быть белым, он все еще помнит это, но… нет. Снег черный. И красный. Твердый. Цепкий. Не отпускает, прижимает к земле, приклеивает. И присыпает сверху. Уже не тает, ложится ровным плотным покрывалом, сглаживая все раны и проломы, через которые как вор торопится сбежать жизнь.
Должны быть слезы, они разъедают горло. Мучительно режут веки.
Там и остаются.
Тяжело; раздавливает грудь. Нечем дышать, рыхлый воздух забивает нос и застревает там. Дрожит. Вылетает обратно, раз нет дальше ходу.
Пальцы уже ничего не чувствуют.
Деревья оттеняются черным. Размываются, теряются в таких же силуэтах и сплетаются с ними. Нет четких очертаний. Нигде нет, ни в чем.
Холодеет внутри. Там, где еще недавно разливалась горячая кровь, теперь цветет стужа. Мерзлота. Пустота.
Нет сил смотреть. Он устал держаться, да и нет в том смысла, помощи не будет, лишь продляет агонию. В последний раз опускаются веки. Пузырится на губах дрожащий выдох. Тоже последний. Самый легкий, который унесется прочь и прекратит все. Оборвет двадцать три года воспоминаний, желаний и стремлений, которым суждено исчезнуть в зимнем лесу.
Точно умирающий зверек, он брошен среди ошеломленного жестокой расправой молчания деревьев, в пронзительном одиночестве.
По щеке пробегает едва заметная дрожь: в ушах еще слышится голос Виктора. Резкий и очень испуганный. Кричащий что-то, а потом оборвавшийся. Он появился позже основной толпы, но определенно не отдельно от нее; ведь все его друзья были здесь. Совсем недавно. Или все же давно… Время не ощущается, смотрит на человека и мягко огибает его, скользит прочь.
И несмотря на то, что брат все видел, все знает и ничего не сделал, Кирилл до боли хочет его видеть. Чтобы он взял его за руку и держал. Пусть молчит, пусть ненавидит, пусть думает что угодно, но лишь бы не оставлял. Не так умирать, не на земле, не в застывшей ночной тишине, когда от любого шороха душа обрывается.
И словно исполняя последнее желание, его кисть обхватывает чужая рука. Вынимает мятый лист, прилипший к ладони. Пожимает, сначала легонько, как проверяет, а потом сдавливает крепко. Смещаются кости, с губ умирающего срывается беззвучный стон.
И все же Кирилл рад. Черты лица распрямляются, он жмет руку в ответ, не в силах удивляться, отчего она такая холодная. Либо сам перестал чувствовать, либо брат действительно замерз.
Хочет позвать его. Мысленно у него получается, а пожатие делается теснее. И Кирилл улыбается, зная, что страх теперь отступит, и позволяет покою завладеть им.
Уголок рта трескается. Боль после этого не приходит, как выдохлась вся, поняв, что ничего больше уже не добьется. Оставляет человека в покое.
– За дело ль несешь кару такую?
Кирилл слышит голос, пожимает плечами и на секунду вспоминает, что они вывихнуты. Но это ничем о себе не дает знать, а потому ему все равно. Злости нет. Обиды нет. И от сожалений остается только тень.
Он устал выживать. Доказывать. Оправдываться перед всеми и знать, что никто его не слушает. Может, оно и к лучшему – такой конец.
– Душа-то не спешит никуда, хотя пора ей давно. Держит ее что еще здесь?
Только голос умирающему не знаком.
Рядом с ним не Виктор. Не его брат. Кто-то еще имеет привычку гулять по пригороду, бродить в растущем здесь лесу. И задавать странные вопросы истекающему кровью человеку вместо того, чтобы впасть в ожидаемую истерику или вызвать помощь. Сделать вид, что никого не находил на крайний случай, и благополучно сбежать, как поступила свора, бывшая здесь, когда протрезвела, оглядела место встречи и сообразила, что дела обстоят печально.
Кирилл вдруг вздрагивает и пытается рассмотреть того, кто составил ему компанию на оставшееся время.
– Ищешь ли ты справедливости или на что надеешься, цепляясь за жизнь? Ты стынешь. Ты уже застыл. Ты – лед.
Кирилл не может анализировать это утверждение, но то, что он ощущает, не похоже на холод. Поэтому он отрицательно качает головой, которая тяжело переваливается с одной щеки на другую, а его тусклые глаза замирают на бесцветном старческом лике. И в тот момент, когда дедушка повторяет за ним выдох, а снежная пыль оседает на его белой бороде, злость, которой миг назад не было, возвращается внезапно, как удар под дых. От взрыва внутри Кирилл заходится в вопле, зарываясь головой в землю под собой. Зияющий раной рот не издает ни звука, голос сорван, из-под зажмуренных век скользят льдинки. Дыхание уплотняется.
Старик шепчет ему в ухо, а Кирилл кивает.
Старик посмеивается, наблюдая за возобновившейся борьбой, и подбадривает несчастного одним своим довольным видом. Ничего не говорит. И ничему не удивляется.
Он есть. Этого достаточно.
Кирилл выгибается дугой, вдруг ощутив себя всего в том виде, в котором был. Каждый порез, каждый разрыв и удар, на которые не скупились. Дрожь охватывает все тело сразу и стремительно, не дав подготовиться.
Он кричит без единого звука, голос замерзает и наружу выходит легким облачком изморози. Он сворачивается как яйцо, как вновь нарождающаяся жизнь.
Протягиваются все осколки, чтобы собраться вместе, спаиваются, смерзаются, воссоздавая бывшую клетку для сердца, которое бьется все резче, сильнее, без малейшей осторожности кроша застывшую кровь в венах и заставляя ее двигаться.
Покалывая, затягивается коркой льда пробоина у виска, поверх ложатся волосы. Краснеют, чернеют, выкрашиваются в совершенно немыслимые цвета, а потом смешиваются до густоты обожженного кирпича.
Он не блондин. Теперь нет. Никаких приятных глазу солнечных оттенков; тягучей массой накрывают снег темные волны.
Пососав кусочек льда, поперекатывав языком, Кирилл сплевывает его. Горло саднит. В носу щиплет, но это быстро проходит. И вот уже першение сменяет приток прозрачного до боли воздуха, проникшего наконец внутрь и охладившего горевшие легкие.
Живительный кислород расправляет грудь.
Он может вдохнуть.
Он открывает глаза. Льдистые, холодного прозрачного цвета, сменившие прежний небесный тон.
Его лицо выбелилось снегом, кожа засияла белым золотом. В его венах стынет лед, а глаза колются лютой стужей. Серебряные письмена очерчивают тело как напоминание о заключенном уговоре, и сияют в лунном свете, а жгучий холод, смертельный конец для живого, становится ему добрым другом.
Любое испытание имеет конец. И ему он был подарен.
В день солнцеворота истончается грань между мирами, открываются врата в темные слои. Навь проглядывает в прорехи, проникает в Явь. Она касается живых, она воодушевляет мертвых. Она незаметно дышит в затылок и невесомо трогает позвоночник; до мурашек. Темный кудесник Мороз застужает своим дыханием.
В кругу солнцеворота ночь в его власти, он полноправный хозяин безграничного междумирья. И пока врата будут открыты, не пробиться лучам солнца, не упасть им на измученную душу. В замкнутом коле продолжатся забавы Мороза. Случайность или испытание, посланное забытыми богами, которое душе придется перенести, чтобы темный бог одарил покидающего Явь своей милостью.
Кирилл был светловолосым парнем с голубыми глазами, улыбчивый и ясный как Ярило-солнышко.
В день солнцеворота он умирал, как умирает солнце.
Он начал новый цикл.
1
Осень только началась. Первое число. Какой-то проклятый день.
Какая глупость, раздражался Кирилл, хаотично мечась по спальне в поисках ключей от машины, которые засунул куда-то вечером. Ему двадцать три года, за плечами служба в армии и два года работы администратором ночного клуба, а сейчас потеет как первоклассник при мысли о том, что проспал первую пару. Еще умудрился и Карину подставить. Вообще-то она и была главной причиной взмокшей спины, сам выговора не боялся.
Мелькнула мысль, нужен ли ему тот диплом, и тут же была отброшена. Отец сказал, что нужен.
Кирилл бросил быстрый взгляд в зеркало на будущего юриста и выскочил из комнаты, промелся по лестнице вниз и выбежал за дверь. Теперь нужно было в темпе долететь до стоянки, забрать машину, забрать Карину и представать пред очи преподавателя.
Виктор со смеху помрет, наблюдая за ним из университетских окон, он-то давно уже на паре.
Кирилл не шел бы этой дорогой, если б не нужно было срезать путь, а короче всего было свернуть в частный сектор и пробежаться по годами утаптываемой земляной колее. Не стал бы соваться туда, по уши измазался в грязи, но перед первым учебным днем не мог уснуть ночью, отключился под самое утро, проспал. Плюнул бы, так Карина ждала. Отказалась идти одна, сказала, в аудиторию зайдут они только вдвоем.
Ее сестра придет в ярость.
Кирилл, пока бежал, стараясь не сильно задирать ноги и спасти хотя бы спину с рюкзаком от размокшей после дождя глины, гадал, нарочно ли Карина доводит Киру. Склонялся все же к тому, что да. Кира цедила слова с первой же встречи и делала вид, что этот парень недостоин ей даже сумки носить. Она переругивалась с сестрой из-за него, и все же их отношения не шли ни в какое сравнение с холодной войной, тянувшейся между Кириллом и Виктором, сводным братом по отцу. Младшим братом, мать которого стала Кириллу мачехой после того, как умерла его родная мама. Побочная семья, так сказать, долгое время проживающая в тени и выжидающая, когда же больная женщина освободит место в доме.
Оксану и Виктора можно было ненавидеть за это, но странный итог знакомства со второй семьей отца вышел: ненавидели именно они ребенка от первого брака. А так как они превосходили количеством ровно вдвое, а отец самоустранился от разборок, то жизнь Кирилла легкой не стала. В обидах не последнюю роль сыграли и рестораны, и «Ликарис», гордость покойной мамы, сумасшедше дорогой ночной клуб, расположенный за Алежейском, в хвойном царстве предгорий Кавказа, который к великому разочарованию Оксаны Ирина Ликарис успела подарить сыну. Своему сыну.
Кирилл не хотел бы подозревать с ним проживающих людей в такой низости. Поэтому он тщательно отыскивал другие причины для ненависти к себе. Одной из них стала ревность Виктора, тоже положившего глаз на девушку сводного брата, голубоглазую блондинку, несмотря на то, что с Кириллом она встречалась не один год. С этим он смириться мог, это укладывалось в рамки понятного ему соперничества, пусть и было неприятно знать, что каждый раз вроде как брат пялится на Карину совсем не с братскими помыслами. Но Виктор за годы показал, что дальше огрызаний дело не идет, к тому же на некоторое время такие причины отвлекали.
Кирилл перепрыгнул низкий бордюр и утопил подошвы туфель в чьей-то клумбе, решив, что хуже уже не сделает; ни себе, ни кучковатым сорнякам. Несколько домов осталось до угла, за которым ютилась небольшая площадка, а дальше простиралась стоянка. Это место находилось недалеко от дома, вдобавок работали там знакомые люди, с которыми часто пересекался в клубе, поэтому Тойота Кирилла там и обосновалась. Все из-за того, что Оксана гараж заняла своим транспортом, а перед домом ничего видеть не хотела. Не став раздувать из этого проблему, которых и без того в достатке накопилось, ее пасынок оставлял свой внедорожник на платной стоянке, а охрана исправно приглядывала за автомобилем.
И никакой ругани из-за машины.
Та площадка перед стоянкой с одной стороны оканчивалась местным ларьком, а у его стены рядом с банкоматом стоял глубокий старик в расстегнутой поношенной кофте, под которой виднелась клетчатая рубашка, и в брюках. На ногах кеды, жидкие седые волосы аккуратно причесаны. Несколько растерянно он смотрел на калейдоскоп роликов на экране, а сжатые на пластиковой карте пальцы мелко дрожали. Глянув на него мельком, Кирилл промчался мимо.
А потом притормозил. И обернулся: старик все так же стоял, один как столб в поле. Всем своим видом демонстрировал полную неспособность сунуть карточку в картридер, и как бы Кирилл ни спешил, он прошел несколько шагов и остановился окончательно.
Совесть заглушить не смог. Миг сомнений, напоминание себе об убегающем времени – и он вернулся.
Снять деньги – дело одной минуты, решил. Может, человеку они сильно нужны.
– Вам помочь?
– Торопишься, небось? – понимающе отозвался старик и оглядел Кирилла, с трудом выстаивающего на месте. Пожал плечами, как посмеялся над собой: – Новшества эти…
Человек выглядел абсолютно беспомощным. Жертва цифровой эпохи, неспособная под нее подстроиться, пришло на ум Кириллу.
– Сбивают с толку, – согласно он подхватил и взял протянутую карту. Заодно увлек старика ближе к аппарату. Помнил о камере, поэтому постарался в объектив не попадать. – Смотрите, тут полоска. Карточку вот в таком положении вставляете сюда. – С тихим щелчком картридер проглотил пластик, а на экране высветился список возможных действий. – Вводите код, потом жмете…
Кирилл честно отвернулся, чтобы не подсматривать, какие цифры набирает старик. Где-то просигналил клаксон, напоминая и о Карине, и о звонке. Не хотелось быть невежливым, но… С долей досады подумал о родственниках, которые должны помогать тем, кто в возрасте.
Время поджимало, с большим нетерпением метался между близкой стоянкой и не особо торопившимся стариком. Но ведь он не обязан был дожидаться окончания, подсказал и хватит.
– Если дальше разберетесь, то я пойду.
Не услышав ничего в ответ, Кирилл обернулся. Думал распрощаться и бежать дальше. Мысленно уже набирал номер Карины и объяснялся, успел даже задуматься, почему она сама ни разу не позвонила после того, как назвала место встречи, и не поинтересовалась, чем он занят.
Странно, мелькнула мысль, и Кирилл на всякий случай проверил звонки и сообщения. Ничего, пусто. Тревожно становилось. Не став раздумывать дальше, занес палец над клавишей вызова. Но к экрану прикоснуться не успел: среагировав на движение, от телефона поднял голову.
Только оказался не готов к тому, что увидел, а потому застыл, приоткрыв рот и разом растеряв все слова. Спешка сменилась оторопью, а сам парень вытаращился на дедушку с тем же выражением, с каким дедушка недавно пялился на банкомат.
Старик морщил лоб, сосредоточенно глядя на экран. Обеими руками держал кипу денег, пачку банкнот по пять тысяч, как разглядел Кирилл.
– Карту-то он отдаст? – спросил озабоченно, имея в виду банкомат. – Там еще есть. Средства-то для жизни.
Кирилл заморгал, переводя взгляд с денег на лицо старика, и вдруг обрадовался, что площадка пуста и никто не видит немощного богача, которого того и гляди ветром сдует. А от людей куда ему отбиться.
– Дедушка, – сказал в итоге, понизив голос, – вас, может, проводить? Вы деньги убрали бы с глаз.
Спохватившись, старик начал рассовывать купюры по себе, на что Кирилл против воли закатил глаза. И поразился, что в трех карманах без особого труда уместились все деньги, на вид – так их было больше. А еще поймал себя на мысли, что к беспокойству за Карину теперь прибавились опасения за деда, будто он стал его заботой. И никак отвязаться от зуда не мог.
Сдался.
– У меня машина рядом. Давайте отвезу вас, куда скажете.
Опоздал так опоздал.
– Езжай, – отказался дедушка и махнул уже пустыми руками. Под рубашкой весь раздулся, карманы смешно оттопыривались. – За помощь спасибо, может, свидимся еще, и я смогу рассчитаться как-нибудь. Чем-нибудь.
Кирилл чуть не рассмеялся от предложения, но ограничился лишь вежливой улыбкой. Подумал, что на этом может закончить; в конце концов, он никто этому человеку, и его безопасность – не его забота. Запоздало решил, что и его старик опасался, поэтому в машину не сел. Похвалить, наверное, можно за мудрое решение, пешком и в людных местах и правда спокойнее будет.
– Хорошего дня вам тогда, – проговорил и помчался на соседнюю крытую площадку, где уже дожидался у заведенного внедорожника человек из охраны. Протянул руку, пожал ладонь и указал на открытую дверь.
– Прогрел.
– Спасибо, – выдохнул Кирилл на бегу, влетел за руль, дернул на себя дверь и, убедившись, что дорога свободна, выехал со стоянки. Не больше пары минут уделил другому человеку; убеждал себя, если Карина ждала его столько времени, то их и не заметит.
Пока гнал Тойоту к автобусной остановке, несколько раз превысил скорость, попался на камеры и, уверен был, что фото ему вышлют на пару со штрафом. Все бы ничего, но Оксана, если выяснит, не преминет ткнуть отца носом. Как нарочно, Виктор мог похвастаться идеально чистой историей вождения.
Вечное соперничество. Поморщившись, Кирилл выкинул дурную мысль из головы.
На остановке Карины не оказалось.
Не было ее и в квартире, куда он направился сразу после того, как попробовал дозвониться еще раз, и снова безрезультатно: гудки шли, трубку никто не брал. И в сети она не появлялась с утра, а стрелки часов подбирались уже к десяти.
Вторую пару пропускали.
Глаза Кирилла скользнули по наручным часам, а мозг судорожно пытался понять, как ему поступить.
Оставалась вероятность, что занятия пропускал он один, а Карина доехала до университета и давно сидела на лекции. Телефон перевела на беззвучный режим, поэтому и не отвечала. Либо обиделась, наказать решила. Пусть в это Кириллу верилось с трудом, но в тот момент уцепился за эту причину. И поехал к центральному кольцу, за которым расположились учебные корпуса Тарпанальского техуниверситета, не став тянуть время дальше. Успел даже выпить воды и привести голову в порядок, прежде чем на телефон упало гневное шипение от Киры, не горевшей желанием общаться напрямую. Из короткого сообщения, привычно пропустив основную массу дряни, ему удалось выделить главное: что она до сих пор ждала сестру, а значит, в Тарпанале Карина не появлялась.
И тут ему стало страшно. О том, что ехать в университет нет смысла, стало понятно сразу, как выслушал Киру. А то, что Карина ушла из дома в половине восьмого утра вместе с Кирой, и сейчас ее в квартире нет, сообщила их бабушка. Возвращаться и выяснять, не напутала ли бабуля чего, Кирилл предпочел не делать. Вместо того завел машину и поехал обследовать все места, где они с Кариной гуляли, в надежде, что найдет ее там, злую или в слезах, и тогда сможет все объяснить.
Зря не позвонил сразу.
Зря потратил те две минуты на старика, надо было позвать хозяйку ларька.
Зря вообще ложился спать под утро. Знал ведь, что будильники – не его тема.
Не отводя глаз от дороги, механически реагируя на светофоры и сигналы, на бегущих по переходам людей, Кирилл не прекращал сканировать тротуары и открытые кафе, сворачивал в каждый переулок, останавливался, пешком проходил до знакомых лавочек и, обнаружив их пустыми, возвращался к прочесыванию окрестностей. Несколько раз пытался звонить Кире, пока не очутился в черном списке, отчего не стало легче. И Виктор игнорировал звонки.
От Карины доносилось глухое молчание. Телефон оставался включен. Она могла его потерять. Могла в эту минуту сама ругать себя и обшаривать места, где проходила.
Не в ее характере было так долго отсиживаться где-то. Они были знакомы достаточно давно и к играм в молчанку прибегали крайне редко, а точнее – в самом начале притирки друг к другу, пока узнавали, кто где готов уступать и на каких условиях.
Версии множились и следом отбрасывались как нелепые, а мысли Кирилла устремились в самые безлюдные районы Алежейска, где оброненный мобильный мог трезвонить себе, никем не подобранный и не присвоенный. В голову лезла только окружная дорога, узкий серпантин всего в две полосы, бегущий от кольца на север, огибающий населенные пункты по пролеску, дальше расходящийся на два полотна. Одно забредало в глубь леса и служило указателем к ночному клубу, второе, прокатив смельчаков на горках, возвращалось в город и, вливаясь в ряды таких же дорог, продолжало плутать там. Добравшись аж до самой развилки, Кирилл на ней и остановился, запоздало подумав, что вообще зря время здесь теряет – Карина пешком ни за что не зашла бы в такую глушь. Не настолько она обижаться умела.
Рассматривал вариант ехать, становиться под домом и до упора ждать Карину на одном месте, чтобы не разминуться наверняка. Рассматривал вариант поднять на уши ее родителей, но недолго и не всерьез. Злился на Киру, на ее дурную привычку чуть что, сразу бить черным списком, из которого потом Карина тайком убирала номер Кирилла.
Бешеная девица, слово «компромисс» отсутствовало в ее лексиконе.
Шлепнул по рулю, но злость не прошла. Стала сильнее, подпитывалась бессилием и неспособностью решить все немедленно.
Езда стоила ему почти целого дня и не принесла ни капли прояснения. Постояв, поглядев на обманчиво спокойный лес, каждый год в котором терялись туристы, а потом нагонялись толпы спасателей и добровольцев для их поисков, что тоже служило своего рода развлечением и давало повод местным для шуток, Кирилл развернулся, отчаянно захотел хлебнуть кофеину, которого не было и в помине, да и вода заканчивалась к тому же, и выбрал тот же путь, по которому сюда добирался. Уже на обратной дороге, почти на подъезде к городу, когда появились на горизонте слепящие блики окон многоэтажек, Кирилл увидел ее. Совершенно случайно. Отвернул голову вбок, поймав отсвет от капота. Потерял ход мыслей.
Движение привлекло внимание, Кирилл сузил глаза. Вроде видел четко, и все равно мозг отказывался укладывать картинку в голове, а пальцы вцепились в руль. Нога выжала до упора тормоз, с визгом протащилась резина по асфальту. Запахло гарью.
Запахло бедой.
Ступню свело судорогой, а Кирилл продолжал продавливать пол. Только боль, прострелившая ногу до самого бедра, отрезвила. С трудом разжав кулаки, он толкнул дверь и выскочил наружу. Сошел с трассы и побежал по траве с нарастающей скоростью, чувствуя, как начинает вылетать сердце.
Мазанул взглядом по окружавшему его лесу.
Карина сидела под деревом, прижимая к уху телефон, и заходилась в рыданиях. Она была в полном беспорядке, сумка валялась в нескольких метрах, тетради рассыпались по земле. От ног в одних носках взгляд Кирилла метнулся по содранным в кровь коленям, по зажатой между ног юбке. Горло стянуло обручем, не мог вздохнуть. Не мог спросить.
Карина плакала в трубку, давясь и повторяя имя сестры. Подняв глаза, увидев своего парня, начала заикаться сильнее, а с лица сошли последние краски. Что хотела сказать, он не понял, но имя Кирилла прозвучало ужасным воем.
– Карина… – Паника захлестнула Кирилла с головой, глаз зацепился за оторванные пуговицы на блузке, края которой его девушка стягивала на себе трясущейся рукой. – Господи…
Карина выронила телефон. Она сжалась в комок и только смотрела, как подходит Кирилл.
Она готова была бежать без оглядки.
Кирилл медленно поднял вверх руки в успокаивающем жесте.
– Кто… – Сглотнул и медленно присел на корточки. Пиджак не надевал, о чем сильно сейчас пожалел, поэтому торопливо начал расстегивать свою рубашку. При виде выражения в глазах Карины ему стало тошно. – Для тебя. Прости, больше ничего нет. Как… оказалась здесь? Кто…
С силой зажмурился, стиснув зубы.
– Кто это был? – резко бросил и затрясся весь, срывая с себя рубашку и опуская ее на колени Карины. – Надень!
Карина схватила одежду, не спуская глаз с пылающего злостью лица Кирилла.
Он, чтобы не смотреть, как она прикрывается, занял себя раскиданными вещами: сгреб в охапку тетради и сунул в сумку, ее повесил на плечо. Шагнул к Карине, она заледенела. Что здесь произошло – большого ума не требовалось, чтобы догадаться.
– Надо в полицию.
– Нет!
Первые слова, которые ему удалось услышать от нее. Сорванный голос, страх в нем ударили под дых. Перед глазами все поплыло, Кирилл запрокинул голову вверх, заставляя себя чередовать вдохи и выдохи. Его сотрясала дрожь, но никого рядом, на ком мог бы выместить ярость, не было. Только он сам, только его опоздание. Тогда, не сладив с собой, взялся за дерево. Содрал костяшки сразу же. Боль привела в некое подобие сознания.
Сколько бы шума ни производил, как бы ни кричал – а вокруг стояла глухая тишина. Насильник место выбрал идеальное.
– Кто это был? – по слогам повторил, не поворачиваясь. Лоб вдавил в шершавую кору. До упора вогнал ногти в ладони, чтобы не сорваться и не бежать вдогонку за тем, кто посмел тронуть Карину, и все равно не помогало, рвалось изнутри. Что за сволочь так уверена была в своей безнаказанности, не понимал. Вряд ли малолетка, урод точно был на машине, раз смог добраться аж сюда, значит, совершеннолетний. А еще Карина села в эту машину, значит, он ей знаком. И ему тоже. – Имя мерзоты назови!
Орал сам как ненормальный.
Сбавил тон. В который раз глубоко вдохнул и уронил лицо в ладони. Он не мог адекватно оценить состояние Карины, он не знал, насколько все плохо.
У него тряслись руки. Не выходило стоять на месте.
Торчать здесь продолжил бы только дурак, Карина двух слов связать не могла, только задыхалась. Машина припаркована была буквально под рукой, но как довести ее туда, не представлял. Любое движение в свою сторону она не воспринимала хорошо, и Кирилл боялся, что истерика только начинается.
– Телефон… – начал.
Карина уронила взгляд на землю. Не смотрела на него и этим причиняла мучения сильнее, чем если бы прямо обвинила в том, что не забрал вовремя с улиц.
– Проспал. Прости, – прошептал Кирилл, сам подбирая мобильный. На экране множились пропущенные вызовы, и зажать трубку в кулаке не успел, как на экране высветилось имя Киры.
Ни звука, ни вибросигнала.
Вот и отгадка.
Так как Карина движения не сделала, чтобы забрать свой телефон, Кирилл, сунув его в карман брюк и освободив руки, стиснул зубы до хруста и вновь начал закипать.
– Надо в полицию!
Карина затрясла головой и размазала по лицу слезы. Крепче вцепилась в рубашку, и Кирилл, надеясь увидеть ее лицо, шагнул от дерева. Карина отпрянула, втянула носом. Прикусила губы, чтобы не дрожали.
– Не…
Кирилл прикрыл глаза, вынуждая себя не пороть горячку и слушать.
– Не хочу. Чтобы обсуждали.
– Тогда я разберусь сам. Я ведь его знаю? – с угрозой выплюнул. Его щека задергалась. – Иди сюда… Дай обнять. Ты ведь знаешь меня сто лет, Карин! Неужели думаешь, что…
Карина испуганно вскинула глаза на молящий голос Кирилла, а ему воздуха не хватало, чтобы выразить все, что чувствует. Раскрыл объятия, как всегда безопасные.
Карина отвела глаза от обнаженного торса, обошла парня и поплелась к дороге. Ощущая, как сумка пригибает к земле, Кирилл последовал за ней.
– В машину, – осторожно подсказал, когда Карина, замешкавшись на миг, вышла на дорогу и развернулась в сторону города.
Карина остановилась, и Кирилл тоже.
– Ты ведь не пойдешь пешком.
– Молчи, – прошептала она искусанными губами. Его рубашка на ней подхватилась ветром, и Карина уставилась на рывки белой ткани с мокрыми разводами.
– Молчу.
– Ни слова. Не сейчас.
– Но…! – взвился Кирилл и мгновенно прикусил язык. Ремень сумки врезался в ладонь. – Да. Я буду слушать молча, без комментариев. И в ближайший час никого убивать не стану. Обещаю.
Взгляд, брошенный на него Кариной, предпочел не заметить. Пусть она и собиралась закрыться от него, не мог этого позволить.
Ситуация паршивей некуда, и его вины в ней не меньше, чем того, кто поспешил унести ноги. Так, по крайней мере, ощущал. И стыд поедал, но заставлял себя не прятать взгляда.
– Кто он?
Карина мотнула головой, а слезы опять потекли по щекам. Ее лицо сморщилось, тонкие руки в ссадинах поползли к плечам и обхватили их. Она открыла рот.
Кирилл подался вперед, замирая от бешеного нетерпения.
И он, и она забыли о дороге, поэтому не видели, как из-за крутого близкого поворота вылетел грузовой фургон и на полной скорости столкнулся со стоявшим на обочине внедорожником Кирилла. Отбросил Тойоту, стеклянным фонтаном брызнули осколки. Сверкнула на солнце глянцевая краска и смялась в волны. Машины сцепились с жутким скрежетом, открытая дверь задела Карину.
Тойота накренилась, на миг зависнув над землей.
Самого удара Кирилл не помнил. Однако в память врезались подхваченные ветром тетрадные листы. Все небо в мелкую клетку.
2
Белый цвет повсюду. Белый, как снег, как отсутствие красок. Как лицо Карины в лесу.
Кирилл с открытыми глазами лежал, уперев взгляд в потолок, пока обзор не заслонило пятно.
– Как себя чувствуешь? – спросил голос. – Кирилл, верно? – Прошуршала бумага, пятно стало четче, став похожим на розовый овал. При попытке рассмотреть его закружилась голова, а очертания уплыли в сторону и дальше, а потом и вовсе спрятались в темноте.
Напрягшаяся было шея уронила голову обратно.
– Снова потерял сознание, – сухо подытожил врач и на медсестру посмотрел недовольно, а молодая помощница, обрадовавшаяся тому, что пациент пришел в себя, тихонько вздохнула. – Не мельтешите так. У него черепно-мозговая, а вы… Серьезнее, вы в реанимации находитесь.
Сделав себе пометку быть сдержаннее, медсестра кивнула и перевела взгляд на безжизненно-расслабленное лицо предпринимателя, самого молодого владельца «Ликариса». Странно было видеть его таким: под слоями бинтов. Яркий свет ламп подчеркивал его серость и заострял черты; застывший – не сказать, что чем-то отличался от других пациентов хирургии. С виду обычный студент, и ломался так же, как и остальные люди. Как его подруга.
При мысли о второй жертве аварии медсестра вздохнула тяжелее.
– Он спросит…
– Если начнет буйствовать, то погрузите в сон. Не считаю, что новости поспособствуют выздоровлению.
– Но его родственник… – попробовала возразить медсестра и тут же сникла под взглядом врача. – Да, доктор.
Помимо отца, взвинченной мачехи парня и очумевшего вида брата, не считая убитой горем семьи с другой стороны, имелись еще и следователи, третью неделю сменявшие друг друга в коридоре. Это дежурство порядком нервировало, но персоналу не привыкать, обстановка и без них была рабоче-напряженной. Выглядели эти люди так, будто верили, что полумертвый водитель разбитого внедорожника вскочит с реанимационного стола и сбежит. А ждали сотрудники полиции, пока молодой Ликарис придет в себя настолько, чтобы дать вразумительные ответы, так как второй водитель скончался на месте и их дать не мог. И следователям, и родственникам жертв аварии не терпелось допросить водителя Тойоты, но всем придется ждать. Эта толпа, естественно, рассчитывала и на Карину, только тот случай оказался неутешительным: девушке дверью раскроило череп, консилиум установил смерть мозга, а то, что она до сих пор дышала, было заслугой старшего Ликариса и аппаратов жизнеобеспечения. Хотя между собой медсестры сходились во мнении, что лучше бы обойтись без такой благотворительности.
Проходя мимо двери второй реанимации, медсестра на минуту прилипла к крошечному стеклу. Там, за толстой мутной перегородкой, в палате-близнеце, окруженная капельницами и писком, которого не слышала, облепленная датчиками, существовала Карина Левина. Еще одна причина, по которой следователи так ждали пробуждения Кирилла Ликариса.
Нет, поправилась, оглядываясь назад, не следит ли кто за ней, одна из причин. Парень отметился так, что отец может наизнанку вывернуться, только ничего не поправит. Изнасилованная в лесу девушка прославилась уже на весь Алежейск, запись ее последнего разговора с сестрой не слышал только глухой, свидетели есть, что уходила она на встречу с Ликарисом, показания мачехи, угрюмое молчание старшего Ликариса, которое трактовать можно как признание того, что не все с его сыном ладно. Не спешил Влад Ликарис отчаянно защищать Кирилла. Возможно, там действительно было из-за чего сомневаться. Все-таки нельзя успешно управлять ночным клубом и оставаться тихоней.
Медсестра, заметив внимательно наблюдавшего за ней полицейского, оборвала свои мысли, отошла от двери и поспешила вернуться в первую палату.
Следователь привстал со стула. Медсестра, краем глаза заметившая это, ускорилась. И протиснулась в дверь быстрее, чем расслышала вопрос. Лечащий врач запретил болтать, а сегодняшний коридорный сторож, судя по всему, этим и хотел заняться, между прочим повыяснять что-нибудь вне протоколов.
Это грозило выговором.
А пациент, сдирающий с себя трубки, мог доставить проблем и побольше.
Медсестра, застав пациента на ногах, испугалась, как и Кирилл, не ожидавший возгласа. Он дернулся на звук, зацепился за штатив и после короткой борьбы за равновесие рухнул на пол. Падение сопроводил страшный грохот и два взгляда: один – медсестры, второй – следователя, который стоять не стал и бросился к пациенту, вяло копошащемуся в ворохе трубок и простыней.
На следующий день Кирилл предпринял вторую попытку побега, а после третьей врач решил, что пациент достаточно пришел в себя для посещений. Ранним утром из реанимации его переместили в палату, а санитарка, принесшая тонкое больничное одеяло, охотно рассказала, что случилось с его подругой, и где она сейчас.
Кирилл слов будто не понимал. Он смотрел сквозь и мимо, как на устремленный в бесконечность горизонт. Отстраненно наблюдал, как шевелятся губы. Пустое выражение, не сходившее с лица парня, убедило больничную нянечку, что парень все еще находился под действием влитой в него химии, потому, не получив реакции, на которую рассчитывала, она уронила одеяло на больного и оставила его. Пошла в ординаторскую обсудить слухи, а сам Кирилл тем временем сполз с койки, перед этим опять выдернув из руки две иглы, подававшие лекарство. Успел догадаться, что его усыпляют, а заторможенные реакции и разбитость не проходили, несмотря на то, что валялся он, по словам санитарки, не один день. Сразу подумал об отце, о том, что по его просьбе, скорее всего, так заботятся о том, чтобы сын не встретился с полицией раньше времени. Наверняка хотел быть первым, кто узнает, что случилось в лесу.
Кирилл еще раз попытался осмыслить то, что бормотал недавний голос. Всем весом налег на руки, приподнимаясь, а пульс от усилий подскочил до самого горла. Конечности будто ему не принадлежали, все мышцы превратились в кашу, и к тому моменту, как он принял вертикальное положение, возвращение в кровать стало едва ли не единственной мыслью, занимавшей голову. Сильнее было только желание узнать, правду ли сказала женщина, бросившая его задыхаться под одеялом.
Конечно же, дальше палаты уйти незамеченным ему не удалось. Не успел открыть дверь, как на него налетела молодая девушка в немыслимо белой одежде, и с ходу подняла крик. Чувствуя, как к горлу подкатывает тошнота, Кирилл вывалился в коридор, прямо на медсестру, и той пришлось его ловить и удерживать. Кричать перестала, вместо того попыталась затолкать пациента обратно, но тот успел прихлопнуть за собой дверь и спиной уперся в нее.
– Вернитесь! – Девушка начала шарить в поисках ручки, которую заслонял от нее Кирилл. Стоило ей зацепить бок, как у парня потемнело в глазах, а желание прилечь стало вовсе нестерпимым. – Вам нельзя вставать, тем более ходить! После такой операции!
– Почему бы вам не отстать от меня.
Медсестра ослабила хватку, на миг растерявшись. А потом грозно сдвинула брови.
Кирилл ощутил на себе всю силу воспитательного тона, который безотказно подействовал бы на ребенка, но вот физической мощью девушка не блистала. Даже в таком жалком состоянии пациент преодолел это затруднение и двинулся по коридору, вчитываясь в таблички на дверях. И хоть давно должен был свалиться к ногам не отпускавшей его рукав сестрички, держался на чистом упрямстве. Болезненно поморщился, задев угол плечом при повороте, и тут же замер, лицом к лицу столкнувшись с двумя следователями. Он их знал, на посетителей, навещающих родственников, они походили в той же мере, что и он сам. Цепкий колючий взгляд одного и ленивая улыбка на губах второго – парочка, способная вытянуть множество ответов при явном нежелании выкладывать что-либо. Они ему нравились, обычно в клуб заходили не только по делу.
Но сейчас они были при исполнении. Сейчас они нацелились на него. И с недоумением Кирилл, уже начавший их обходить, приостановился, когда услышал обращенный к нему вопрос. Если бы один из мужчин не оказался быстрее подогнувшихся колен, то упал бы. Но его успели ухватить сначала под локоть, а после довольно неаккуратно выпрямили, перехватив иначе и не слишком заботясь о его ранах.
– Нагулялся? – прозвучал сухой вопрос, а хмурый взгляд уперся в цеплявшуюся за парня сестричку. – Нас уверяли, что ты при смерти.
– Но он… – заступилась медсестра.
– Будешь выделываться, лояльности поубавится, – предупредил второй дежурный, а первый в подтверждение слов напарника сдавил Кирилла сильнее, и тот практически повис на следователе, хватая ртом воздух. На медсестру никто из них внимания не обращал.
– Пусти… – прохрипел Кирилл, чувствуя, как качаются перед глазами голые больничные стены. До реанимации ему, очевидно, добраться не судьба. Не сегодня. – Радик…
– Кирилл, – в тон отозвался следователь, тогда как его карие глаза раздраженно оглядывали коридор в поисках лишних зрителей. – Еще немного, и я поверю, что в реанимации ты прятался от следствия.
– Но он…! – возмутилась медсестра, так и не решившись звать врача. Ликарис сам нарвался на следователей.
– Скоро месяц будет, как мы тебя караулим, – снова не дослушал ее напарник Радика. Хмурый полицейский сжалился, освободил из тисков ребра больного, приобнял его за плечи и мягко развернул, задавая движение в ту сторону, откуда Кирилл на них вылетел.
– Побеседуем? – Улыбнулся спокойно, будто не он только что воздух выдавливал из подозреваемого. – О первых числах сентября?
– Ему нужен покой, – попыталась вмешаться медсестра. Радик цыкнул, как не слышал, встретился взглядом с прищуром более приветливого на вид следователя.
– Шагай. Не вынуждай нас тащить тебя в участок, нянечка твоя сказала про покой. – Придержал шаг, когда Кирилл остановился, ища опору в стене. Внимательно вгляделся в бледное лицо и, сообразив, что тот не прикидывается, вздохнул. Опять переглянулся со своим спутником. Решил, наверное, что помощь все же требуется, поднырнул под руку Кирилла и принял на себя его вес. Не встретив сопротивления, так и доставил его в палату, где довольно осторожно уложил на кровать, даже подтолкнул под спину подушку. Устроил его так удобно, как мог.
– Воды?
– Нет.
Радик носком ботинка подволок ближе стул и уселся на него. Точно напротив кровати, смотрел прямо на человека в ней. Находился так близко, что вторгся в чужое пространство; руку протянул бы и коснулся влажной от испарины кожи. При этом не чувствовал ни капли неудобств, тогда как Кирилл неосознанно пытался увеличить расстояние между ними, вжимаясь в подушку за спиной.
– Карина Левина.
От двух слов резко закружилась голова. Кирилл судорожно вздохнул, не отрывая взгляда от непроницаемого лица следователя, а тот сквозь зубы чертыхнулся, покачивая головой. То ли парень придурялся, то ли на самом деле не мог скрыть, насколько расшатали его новости, что бы он ни успел подслушать из разговоров врачей.
– Я кое-что услышал.
– То, что ты услышал – правда. Теперь и я хочу кое-что услышать.
– Мы попали в аварию?
– Ты не помнишь? – резче спросил Радик Деместров.
Кирилл изо всех сил сражался с паникой и проигрывал в этой борьбе. Он застыл, следователь напрягся.
Между ними мягко встрял человек моложе и терпимее. Олег Вешкович, подарив напарнику выразительный взгляд, одновременно сделал знак, чтобы придержал напор. Не сразу, но через время, перестав в упор смотреть на едва живого парня, Деместров опал на стуле, а место вспышки гнева заняло ледяное спокойствие. Предоставив задавать вопросы другому, он не прекращал следить за подозреваемым, до которого удалось добраться с таким трудом.
Еще и невероятно повезло заполучить его без армии адвокатов, которой озаботился старший Ликарис, а младший пока не сообразил, что ему полагается защитник, и что рот открывать он не обязан.
Что он вовсе не свидетелем проходит по делу.
– Дверь твоей машины раздробила череп Левиной, и собирать там особо оказалось нечего. Но хирурги, надо отдать им должное, старались.
Кирилл перестал дышать.
– Карина была твоей девушкой? – сочувственно спросил напарник.
– Она жива?
Вешкович приподнял бровь.
– Жива настолько, насколько позволяют аппараты. Если их отключить, дышать она не будет.
– Кома? – едва слышно прошептал Кирилл.
Следователь Деместров пожал плечами, не особо стараясь быть деликатным.
– Смерть мозга. Это необратимо и само по себе не пройдет, так что надежды я б не питал, – добавил быстро, видя, что Кирилл готов возразить. Заспорить. Вместо этого их подозреваемый уткнулся взглядом в одеяло, которое неизвестно когда Вешкович успел разложить на нем, прикрывая ноги в пижамных штанах. Впору было жалеть парня, но мешали его деньги.
Его семья. Положение в обществе. Статус. Безнаказанность, которую все это обеспечивает.
– Ты изнасиловал свою девушку, – сказал без предисловий. И снова уловил недовольный отклик сбоку, который легко оставил вне зоны внимания. Кирилл вскинул голову и изумленно уставился на знакомого, а тот ответил непроницаемым взглядом незнакомца.
– Как это понимать, Радик? – начал Кирилл, напрягшись сильнее.
– Дословно, – подсказал Деместров, склонив голову. – Что, в согласии азарта нет? Есть куча свидетелей того, что вы договаривались встретиться утром, и сестра подтвердила, что именно ты должен был отвезти Карину в университет. В машине повсюду отпечатки пострадавшей. И кровь. Ты без одежды. Продолжать?
Палата резко сдвинулась вбок. Кирилл уперся руками по обе стороны от себя. Зоркий глаз следователя обшарил его с головы до ног и встретился с паникой во взгляде парня. На миг его охватили сомнения в том, насколько много правды им известно.
– Если дверь… голову… – вытолкнул из себя Кирилл.
– Опустим пока это, – в голосе Вешковича прозвучало предупреждение для напарника. Он все время стоял, облокачиваясь на прутья кроватной спинки, и видя, что светлые волосы парня прилипли ко лбу, разогнул спину и направился к окну, чтобы приоткрыть его и впустить свежий воздух. – Кирилл, нам правда жаль твою девушку…
– Ничерта вам не жаль, – прошептал Кирилл, прекрасно понимая, что жертвы – лишь цифры в статистике, а сочувствие не входит в требования должностных инструкций; излишне эмоциональные выбирают другие профессии. – Я должен ее видеть.
– Ой не советую…
– Просто посиди в своей кровати, – посоветовал Вешкович, незаметно врезав напарнику под стулом. – Тебе что, тяжело?
– Посидеть? – вырвался рык у Кирилла. – Послушать, как я насиловал Карину? А потом разбил ей голову дверью Тойоты, чтобы она не донесла? Это вы хотите на меня повесить?
– Насчет двери ты преувеличиваешь, – со вздохом заверил Вешкович, отметив попутно, что подозреваемый вспотел еще сильнее. – В вас врезался грузовик, тут все ясно. Неясно только, с чего бы водителю так нарезаться в дороге…
Кирилл осекся, тяжело дыша. Рывком смахнул со лба капли.
– Материал? – процедил, вытирая руки о себя. – Доказательства, что это был я? У вас есть? – Точно знал, что ничего бы медэксперты не собрали ни с него, ни с Карины, потому что ничем подобным они не занимались ни в тот день, ни до него. Ни разу. Потому что она только закончила школу и была слишком молода.
– У тебя полный бардачок презервативов, – невозмутимо ответил Вешкович. – Подметали всем отделом по обочине твои резинки.
Тут Кирилл откровенно удивился, а следователь Деместров почти поверил ему повторно. И снова себя одернул.
– Откуда?
Оба следователя пожали плечами, намекая, что владельцу машины лучше знать.
– И чеки туда прибавь, – намеренно холодно добавил Радик, – из аптеки.
Как бы ни гудела голова, но на ум Кириллу сразу пришли возможности, которые давали чеки.
– Номер карты!
– Оплата наличными, – обрубил все надежды Деместров. – Хватит выкручиваться! Из аптеки изъяли пятитысячную купюру вроде той, что была выдана из банкомата еще одной жертве.
– Еще одной? – эхом повторил Кирилл. И вдруг перед глазами возник банкомат. И жмени денег, так поразившие в тот момент. Несуразный старик, камера, в зону которой Кирилл старался не влезть.
– Мужчина, семидесяти двух лет, – прочитал Вешкович с бумаги, которую перед этим достал из нагрудного кармана и мучительно долго разворачивал, разглаживая сгиб. – Первого числа, в девять двадцать снял сумму в размере пятисот тысяч рублей. Камера… – Следователь на миг поднял глаза и чуть улыбнулся, тогда как Кирилл потел все сильнее, догадываясь уже, где прокололся, – … стоянки все это зафиксировала. Тебя, молодой человек, и дедулю. О чем ты с ним беседовал на ушко? Не предлагал ли подвезти? Где договорился его подобрать?
– Это не…
– Не отнекивайся, – добродушно ухмыльнулся Деместров, и в его исполнении эта гримаса приобрела совсем иной смысл. – Дедок растерялся, ты помог… Помог ведь?
– Помог снять…
– Деньги, да, видели. Конец года, скоро налоги платить.
– При чем здесь налоги? Все с бухгалтерией у меня в порядке!
– Конечно, в порядке. Не сомневаюсь, что налоговая проверка это подтвердит.
Кирилл поперхнулся.
– Проверка?
– Сокрытие доходов… – Деместров резко нагнулся, видя себя самого в расширенных зрачках подозреваемого. – Балуешься таким?
Отражение мигнуло, смазанное движением ресниц.
– Чем?
– Теневой бухгалтерией, – с заметным раздражением пояснил следователь.
– Зачем? – озадаченно спросил Кирилл.
Радик Деместров оглянулся на напарника, сгибавшего и разгибавшего копию отчета с камер наблюдения. Тот едва заметно двинул бровью, но промолчал: подозреваемый прикидывался, что не понял ни с первого, ни со второго раза, и он сомневался, что третий исправит ситуацию и заставит его признаться.
Деместров постучал по подбородку. И вздохнул.
– Задвоившиеся договоры на поставку одной и той же мебели, акустики, оплаты за приватные вечеринки под кассой, акты, ничем не подтвержденные. Подписанные, кстати, тобой, Кирилл Владиславович, – перечислил то, что уже откопали к этому времени.
Откуда у следователя эта информация, Кирилл не представлял. И даже на ум не приходило никаких схожих случаев, о которых ему было известно. И все же холодок пополз по позвоночнику. То, что озвучил Деместров, тянуло на приличную статью.
– Блефуешь, – тихо выдохнул, падая на подушку. Затылок впечатался в железную спинку. Голова взорвалась болью.
Оба следователя синхронно поморщились.
– Время и акты покажут, кто из нас лучший комик. – Деместров моргнул, отодвигаясь обратно на прежнее место. – Про дедушку, может, расскажешь, если остальные темы считаешь скучными?
– Скучными, – повторил Кирилл, щурясь на принявшего прежний невозмутимый вид полицейского. – Как ты сказал? Скучными?
Деместров недобро усмехнулся, разглядывая подозреваемого без единой кровинки на лице.
– Все ищешь какие-то… альтернативные выходы помимо признания? Или ждешь дополнительную стимуляцию?
– Радик, – коротко осадил его Вешкович. Деместров отмахнулся, показав, что услышал. Но темп сбавлять не собирался.
– Похищение, изнасилование, побои, грабеж. Попытки скрыться от следствия. Как насчет убийства?
– Что? – тупо переспросил Кирилл.
– Дедуля и банкомат.
– Я помог ему деньги снять.
– Чего за спину ему прятался, когда помогал?
Кирилл в бессилии уставился на Деместрова.
– Он ушел. Не знаю, куда. Он… Я спешил. Опаздывал. Меня Карина ждала.
Деместров понимающе прикрыл глаза.
– Проспал, – закончил Кирилл почти шепотом. Сглотнул. В горле образовалась наждачка. Но воды просить не стал. – Я ей звонил…
Следователь опять перебил Кирилла, заговорив безэмоционально, будто зачитывал незнакомый текст с бумаги:
– Труп того мужчины обнаружили в грязи в проулке, на так называемых задних дворах. У тебя, кстати, все туфли в той глине, как и одежда. Попробуй еще заикнуться, что ты там не был. Жертва убита кухонным ножом. На ноже твои отпечатки. А еще он взят из твоего дома, твоя мать опознала.
– Только мои отпечатки там? – со злостью выплюнул Кирилл первое, за что зацепился. – Я единственный, кто пользуется ножами в доме?
– Ты сейчас в качестве убийцы выдвигаешь кого? – поинтересовался Деместров с выразительной гримасой. – Отца, мать или брата?
– Она мне не мать!
– Неверно выразился, но сути не меняет – кто-то из твоей семьи?
Кирилл тяжело дышал, не сводя глаз с довольного собой Радика. Вешкович нахмурился и бросил взгляд на Кирилла, но тот быстрый осмотр остался незамеченным.
– Так что? – не унимался следователь.
Глаза Кирилла заблестели, и он резко увел их в сторону. Уставился на свои пальцы, рвущие одеяло, и с заметным усилием разжал кулаки. Положил подрагивающие кисти поверх прикрытых колен, обхватив их слегка.
– Я ведь подозреваемый? – догадался уточнить тихо. Повел плечом и задохнулся от острой боли в ребрах. Голова пухла, пытаясь обработать кучу информации, глаза резал белый цвет поверхностей, потолка, краски на стенах. Сердце колотилось так, что проверь медсестра ему пульс, пришла бы в ужас.
Кирилл сжал челюсть, понимая, к чему его подталкивают следователи, и украдкой поискал диктофон или телефон на тумбочках. На виду ничего похожего не обнаружил, но жучки могли быть рассованы по карманам или заранее установлены в палате. Если верить медсестре, у полиции было достаточно времени, чтобы получить все мыслимые и немыслимые разрешения на вмешательство в любые неприкосновенные сферы жизни.
Уловил легкий тик, которым Радик Деместров признал, что недооценил подозреваемого. Кирилл достаточно знал его характер, чтобы раскусить, пусть с запозданием, расчет на подавленное физическое и моральное состояние человека, которое сыграло бы ему на руку. В этих двоих не осталось ничего, что бы напоминало о прежних знакомых. И все равно не мог смотреть на этих ребят в форме иначе, ждал какого-то снисхождения, объяснений. Жеста, мимолетного намека, которые разграничили бы следователей и людей, с которыми он выпивал в клубе. Но границы не видел. От этого становилось тошно. И страшно. Во что он успел влипнуть за одно утро? И что тут раскрутили, пока валялся без сознания?
Выйдем, сделал знак Вешкович напарнику, едва отловил его взгляд. Деместров кивнул, и сам сообразив по выражению лица парня в койке, что ничего они не добьются ни напором, ни уговорами. Момент, когда Ликарис раскис было, они упустили. Теперь тот подозревать начал самих следователей и вряд ли станет болтать. К тому же те, кто остался внизу у входа, дали знать, что к больнице подъехала бригада адвокатов. Очевидно, медсестра не сидела сложа руки, а сообщила кому надо, так что часа не прошло, как примчались защитники, которых видеть сейчас хотелось меньше всего. Деместров не сомневался, что с этого момента Ликарис станет ой каким осторожным в высказываниях.
Это огорчало.
Нехотя он поднялся со стула.
– Отдыхай.
Олег Вешкович хотел что-то сказать, он задержался. Поглядел на опущенную голову парня.
– По знакомству… Разок подскажу. Не ищи в нас спасения, Кирилл, от того, что натворил. Здесь мы тебе не товарищи. – Безрадостно улыбнулся, не дождавшись отклика. – Ты ж вроде дураком не был раньше. Уж не знаю, что нашло на тебя.
Парень продолжал удерживать голову пригнутой, только шея напряглась. Вешкович поджал губу и вышел вслед за напарником. Как и думал, в коридоре виновато мялась та самая сестричка, вызвавшая подмогу. Как только полиция покинула палату, она сразу туда нацелилась.
– Он в порядке! – крикнул Деместров. И тише добавил: – Никто его не пытал. Гадство… А так хотелось.
Вешкович задумчиво проследил, как закрывается дверь. Попытался поставить себя на место Кирилла и безрадостно хмыкнул.
– Бьешь все рекорды по штурму разбитых голов. Боюсь представить, как ты работаешь в одиночку.
– Почти получилось, – ворчливо отозвался Деместров, отступая к стене, чтобы пропустить тройку в костюмах, спешащую для беседы с подзащитным. Стараясь хоть внешне показать спокойствие, поискал в ставшем многолюдном коридоре старшего Ликариса, но того среди людей не оказалось. Наверное, прибудет позже. Прочесал пальцами голову и покосился на напарника, не одобрявшего методы, но, к счастью, державшего это при себе: – Считаешь, перебор?
– Считаю.
– Странное отношение у меня к этому щеглу. С одной стороны жаль его. С другой – пожалуйста, вот тебе мотивы на каждое преступление, полно каких хочешь улик, есть показания. Есть жертвы. Нет алиби. Остались чистые формальности, пару заседаний и прописка в какой-нибудь не слишком удобной камере на долгие годы. – Деместров искривил губы, глядя на собственные пальцы. Потер ноготь. – Не слишком мы загонялись с этим делом, да?
– А ведь щегол сделал дельное замечание, – заметил Вешкович, думая о своем. – Если нож был на кухне, как заявила его… эм… мачеха, то он весь покрыт должен был быть пальчиками. Но ручка будто вылизана.
Деместрова тоже смущала эта деталь. Плохо себе представлял, зачем бы убийце оттирать орудие убийства от чужих отпечатков, при этом оставлять повсюду свои.
– Эти его беспорядочные перемещения по городу… – протянул, имея в виду все эпизоды попадания в зоны слежения дорожных камер. – То ли место искал подходящее, то ли… Левину искал, чтобы в университет отвезти. – Помолчал немного, провожая взглядом знакомого уже врача, двигавшегося к палате. Приклеил доброжелательное выражение на лицо, которое держалось, пока врач не скрылся за дверью. – Слишком быстро все же?
– Вроде того.
Оставшееся время до ухода адвокатов следователи провели молча, разойдясь по коридору. Один устроился на стуле и потягивал кофе из термоса, Радик Деместров прохаживался вдоль стены из одного конца этажа в другой и порядком намозолил глаза персоналу больницы. В своих обходах захватывал также территорию за поворотом, где находилось реанимационное отделение. И размышлял. Наблюдал за родственниками Карины, в особенности за ее сестрой, первой указавшей на Кирилла как на главного подозреваемого. Следователь не сомневался, что Ликарис, как только избавится от надзора и отыщет возможность сбежать из палаты, предпримет попытку выбраться в этот тупичок, и ждал с нетерпением первой встречи его и сестры пострадавшей.
Дожидаться ему пришлось довольно долго, а к ночи Деместров уже потерял всякую надежду. Хмурая Кира Левина несколько раз уходила и опять возвращалась. Следователю эти набеги было не понять, но с расспросами не приставал, да и говорить особо было не о чем, ее показания имелись в деле. Сама сестра не горела желанием общаться, только кивала и уставлялась в окошко. Шепотом что-то узнавала у иногда выходившей медсестры, говорила с врачом. А еще плакала; самая тягостная часть во всей этой процедуре для полицейского, в обязанности которого не входило утешение. Ему оставалось смотреть и чувствовать себя чуток причастным к этим слезам.
Вешкович отлучался в середине дня, спать, наверное. Вечером вернулся. Оба с нетерпением ждали, когда же Ликариса выпишут из больницы и можно будет сдать его в изолятор, чтобы там за ним уже приглядывали и фильтровали посетителей.
– Иди домой.
Незаметно подошел напарник, от его голоса задумавшийся следователь дернулся. И тут же негромко рассмеялся над своей реакцией.
– Я вызвал караул, – добавил Вешкович, многозначительно окидывая взглядом товарища, выглядевшего так, будто его выгнали из дома. – Ребята на подъезде. Мы ж не охрана, в конце концов, чего торчим здесь? Поешь, выспись и приведи себя в порядок. В участке куча бумаг скопилась, туда бы заглянуть.
Деместров выдержал паузу, пока проводил ответное изучение отвратительно цветущего и посвежевшего напарника, после чего кивнул на реанимацию, напротив которой на стуле прикорнула девушка. Вешкович глянул туда же, отметив усталый вид и припухлость на лице старшей из сестер Левиных.
– Не станет она убивать парня.
– Да не… – Радик Деместров протяжно выдохнул, прислоняясь к стене. Глаза на самом деле слипались, идея взять перерыв привлекала все сильнее. Да и запашок от одежды стал раздражать. Но оставалось кое-что, что нельзя было провернуть в изоляторе. – Наоборот, хочу, чтобы они столкнулись. Либо он сюда придет, либо она навестит героя. Рано или поздно они столкнутся, а мне вот любопытно, как пройдет. Так что придется подождать.
***
Адвокаты были до жути дотошны и доходчиво объяснили клиенту, почему ему следует заткнуться со своим видением произошедшего. Обычно такое рвение Кирилл одобрял, но не теперь, когда вся их въедливость оказалась направлена на него одного, а он с трудом сдерживался, чтобы не выгнать их и не зарыться под одеяло. Получить хоть небольшую передышку.
Он элементарно хотел есть, и эта простейшая потребность доводила до отчаяния. Будто не доставало ситуации трагизма, чтобы организм им проникся и примолк. Не понимал, как в голову вообще лезут мысли о еде, поэтому на дежурную медсестру рявкнул так, что она с тележкой поспешно ретировалась, не успев озвучить, что на ужин.
Некое удовлетворение Кирилл все же получил, сосредотачиваясь на голодных спазмах. При этом понимал, что долго на глюкозе внутривенно он не протянет. Только особо размышлять над перспективой сдохнуть с голода не стал, ему не позволят. Больше анализировал сейчас, насколько существенно он распустил язык при следователях, и чем это грозит.
Владислав Ликарис появился, когда за окнами стемнело. Привел с собой Оксану. При ней Кирилл не сказал ни слова, сделав вид, что спит. Поверил отец или нет, но отсидев положенное время на стуле, он ушел, пригасив перед этим в палате свет. Все, что его интересует, он выяснит у адвокатов, а разговоры с сыном у него никогда не клеились, так что к лучшему, подумал Кирилл. Эмоции переполняли до дрожи в губах, которые пришлось напрячь до боли, чтобы лежать неподвижно и не выдать себя.
Не успел перевести дыхание, как следом в щель протиснулся Виктор. Пробрался как вор, верхний свет включать не стал. Сквозь ресницы Кирилл следил, как тот пренебрежительно разглядывает обстановку и пустые стены, с одной из которых по требованию полиции сняли, а потом куда-то дели небольшой телевизор. Наверное, чтобы не стал слишком осведомленным раньше, чем ему позволят. Странно, но эта деталь заставляла себя чувствовать настоящим заключенным. Указание на его положение.
Кирилл старался не сбиться с дыхания, пока брат шарился по палате, задевая то стулья, расставленные для адвокатов, то тумбочку, отодвинутую к стене. Скрипнула дверца, прошуршали пальцы по пустым полкам. Что хотел посетитель – осталось тайной, но окликать его Кирилл не стал, отчаянно желая остаться в тишине. Да и роль Виктора еще не понимал, кто он – враг или союзник. Хотелось надеяться на второе, но едва ли мог рассчитывать на такую роскошь. С учетом его матери и симпатий к Карине больше склонялся к первому, а потому решил выжидать. Виктор мог растрогаться до слез, а через минуту донести.
Терпеть его присутствие было сложно, всего себя Кирилл сконцентрировал на равномерном движении грудной клетки и веках, которые могли дрогнуть. Закатив глаза, чтобы не реагировать на свет, он считал про себя секунды и ждал, когда же брату надоест обследовать пустую палату и он либо решится разбудить больного, либо уберется восвояси. И когда Виктор все же выбрал исчезнуть так же тихо, как и появился, Кирилл наконец сделал то, ради чего весь день подавлял боль и тем самым сохранил ясность мыслей без лекарств.
Он направился к реанимации, чтобы увидеть Карину. От дальнего окна в конце коридора за ним проследовали два взгляда.
– Что я говорил? – прошептал один из следователей, пихая второго в бок.
– Доволен собой? – отозвался Вешкович, не предвидя ничего хорошего от встречи двух людей, которые не спали в этот час, и которых притягивала одна палата. Спрыгнув с подоконника, оглянулся на напарника. – Пошевеливайся. Чую, разнимать придется.
Деместров шустро потрусил следом, на ходу выцепляя яростный шепот, который быстро перерастал в ругань. О тишине и о том, что находятся среди больных, двое за углом помнили минуту, не больше.
– Как смел припереться сюда? – рявкнула Кира, сопроводив слова шлепком по стене при виде Кирилла. Тот не мог целиком выпрямиться и стоял перед ней, закрывающей собой нужную дверь, прижав локти к бокам. От малейшего движения под ними ныли перетянутые бинтами ребра, а взгляд прилип к окошку, ярко светившемуся за головой девушки. – Как посмел вообще вылезти из палаты?
– Кира… – выдавил Кирилл.
– Поджилки трясутся? – с ненавистью прошипела Кира, выступая вперед. – Не усидел? Своими глазами решил убедиться, что она будет молчать?
Поморгав, Кирилл перевел взгляд на маску, за которой сложно было разглядеть приятную внешность. Приходилось делать над собой усилие, чтобы не дышать полной грудью, потому что темнело в глазах. И не сомневался, что его судороги доставляют Кире море удовольствия. Она б еще и ногами его отпинала. Может, так и сделает.
Он тяжело привалился к стене, чтобы не свалиться раньше времени, как никогда чувствуя себя слабым против горя, в сравнении с которым его собственное меркло.
– Полиция сказала, что…
Кира издевательски вздернула подбородок. В глазах стояли слезы.
– Что моя сестра превратилась в овощ?
Кирилл сглотнул желчь, подступившую к горлу.
– Это ведь не точно. Есть другие врачи.
– Заткнись! – процедила девушка, сжимая кулаки. Кирилла окатил холод от вида перекошенного лица. В нем было столько жестокости, что не сумел отвернуться.
– Лучше бы она говорила… Лучше бы… – шепнул. Он не успел узнать, кому перешел дорогу настолько, чтобы тот неизвестный запросто расправился с кучей людей, лишь бы обвинить его, и это гудело в венах без остановки, заставляло перебирать знакомых и возможных знакомых, искать и копаться в памяти.
Он анализировал любую мелочь, на которую раньше не обратил бы внимания, вплоть до тех, кого обошел на вступительных экзаменах, чьих лиц и имен даже не знал.
Он был невнимателен. Пропустил кулак Киры, который врезался ему в живот. Еще не нога, но уже началось вымещение гнева.
От удара коротко выдохнул и стиснул зубы.
– Она сказала! Успела, урод ты конченый, она вопила твое гребаное имя! Ты был с ней!
Следователи, остановившись перед поворотом, переглянулись. Там и задержались.
– Я был, да, – ответил Кирилл. Передвинул ноги так, чтобы встать устойчивее. – Я нашел Карину на той дороге. Ты должна меня выслушать…
– И что ты там делал? – взвилась Кира, вытягиваясь струной. – У меня и мысли не возникло ехать за город!
– Звонки проходили спокойно, и я подумал, что она потеряла телефон. Объезжал места, где его не подобрали бы. Безлюдные. Ты думала, что Карина со мной. Я думал, что с тобой, – устало пояснил Кирилл. – Какого черта ты постоянно кидаешь меня в черный список? Я ж звонил тебе!
– Ааа, спятить можно! – закричала Кира, с силой толкнув Кирилла. – Это все, что тебя волнует? Черный список? Обиделся?
Он ведь звонил ей? безмолвно уточнил Деместров, на миг оторвавшись от подслушивания. Вешкович кивнул и тут же вздрогнул от вопля, насторожившись.
– Утырок! Паскуда! Пес шелудивый… вшивый убийца!
– Может, хватит? – взмолился Кирилл. Удерживая кинувшуюся на него Киру за одну руку, не всегда успевал уворачиваться от второй, а получив коленом в бедро, и вовсе упал на стену, захлебнувшись вдохом. Задрал голову, прошипев: – Суть я понял!
– Ничем тебя не проймешь, скот! – не унималась Кира и врезала ему по лицу телефоном. Отклонившись назад, Кирилл стукнулся затылком. Отметил сбоку движение, на которое не отвлекся.
– Я хочу…
– Сволочь, твои хотелки дорого ей обошлись!
– Я не…
Кира завизжала во все горло и замахнулась опять. Этаж проснулся окончательно, захлопали двери. Послышался топот ног.
Кирилл машинально закрылся руками, и не думая отбиваться. От очередного удара его спас полицейский, придержавший взбешенную свидетельницу и оттеснивший ее от Кирилла. Так как увещевания не особо помогали, а дежурные медсестры только добавляли шума, родственницу пришлось выставить из больницы. Врач, спустившийся вместе с ней, довольно прохладно напомнил о часах посещения и запер дверь на замок.
Все это прошло мимо Кирилла. Как только пространство освободилось, он прилип к двери и не мог отвести глаз от Карины, силуэт которой размывало толстое стекло. Кончики пальцев холодила эта гладкая перегородка, которую не мог преодолеть и только тер ее безостановочно.
– Я мог бы догадаться, – сердито бросил Вешкович, проходя мимо напарника, чтобы занять место у противоположной стены.
– Мог, – ответил ему Деместров. На самом деле настолько драматичной сцены он не планировал, но кто ж знал, что так оно обернется. Не сказал бы, что сильно сожалел о столкновении лбами и не повторил бы это при случае, но результат заставил его задуматься. Подозреваемому достался пытливый взгляд следователя и, как ни странно, ни единой реплики, на которые Деместров ранее не скупился. После чего полицейский просто ушел, оставив разбитого парня стоять у квадратного окошка. Не сразу Кирилл опомнился, что конкретно этот человек обычно ходит в паре со вторым. Только присутствие второго не ощущалось несущимся в лоб грузовиком; скорее, оно просто ненавязчиво было.
– Ты ведь куришь, – пробормотал, повернув голову. Задержавшись взглядом на вспухшей скуле, без слов Вешкович протянул ему пачку сигарет, из которой Кирилл подцепил ногтями одну, и зажигалку.
Сигарету он всосал за полминуты и выполз из туалета в дымовой завесе. Вешковичу хватило взгляда на его окосевшие глаза, чтобы понять, что курение для парня было в новинку. Но никак не прокомментировал опыт, только проводил до палаты и оставил в покое.