Астерия – Архив Хаоса

Глава 1. 18:18. Архив Памяти

11:30, Четверг, 25 мая. Класс истории.

Мой самый большой недостаток – я не умею забывать.

В отличие от 99% людей, чей мозг милосердно затирает лишние файлы, моя память – это жёсткий диск без корзины. Феноменальная память – это, на самом деле, хроническая перегрузка. Когда учительница истории, миссис Гейбл, в десятый раз с хрустом мела читает о Крымской войне, я не думаю о датах. Я вспоминаю, как три года назад в кафе «Миндаль» на углу Роквилла официант случайно принёс мне латте с сиропом «Ирландский крем», хотя я заказывала мятный. Я помню его бейджик, его растерянное лицо, и точное время 14:04.

Сегодня я сидела в душном классе, пытаясь игнорировать этот внутренний «Архив», но это было сложно. Миссис Гейбл, сухая, как лист пергамента, с натянутым пучком, говорила о причинах конфликтов, но я думала о другом конфликте – о своём.

В 18:18 я родилась, и мир ответил хаосом.

Я родилась в Мюфилде, городе, которого больше нет. Официально это был аномальный метеорологический и сейсмический коллапс. У мамы, Доктора Норд, блестящего педиатра и стопроцентного рационалиста, всегда было логичное объяснение: редкий сдвиг литосферных плит, совпавший с максимальной активностью Солнца, что вызвало мощные грозы.

Но я помню больше.

– Тери! Твои мысли, пожалуйста, не витай в облаках, – резкий голос миссис Гейбл вырвал меня из петли памяти. – Назови две причины Крымской войны. – Экономический интерес Российской империи на Чёрном море и стремление европейских держав контролировать христианские святыни на Ближнем Востоке, – ответила я, не меняя интонации. – Верно, но эмоционального участия ноль, – пробурчала она. – Сядь.

Я опустилась на место, чувствуя, как задёрганная Релли, сидящая впереди, нервно постукивает ручкой.

Я помню, что в тот день, 28 июня 2006 года, моя мать попала в госпиталь с тяжёлым кровотечением. Помню, как она рассказывала это позже, холодно, без эмоций, как клинический случай. Но медсёстры, которые меня видели… они говорили другое.

«Хирургические инструменты сорвались с лотков, Тери, – шептала мне одна, когда я приходила к маме на работу. – Лампы мигали, словно не хотели, чтобы ты пришла в этот мир».

Я помню куклу Майли из «Мюфилд Стор». Я была в том магазине всего один раз, в три года. Я помню её фарфоровое лицо и глаза, серо-голубые с жуткой, едва заметной краснотой у век. Когда я смотрела на неё, у меня было ощущение, что она – мой идеальный макет. Красивая, безупречная, но внутри – пустота, а под веками – огонь.

Моя мать научила меня жить рационально. Она выстроила нашу жизнь в Роквилле по миллиметру, чтобы исключить любой намёк на хаос. Я должна была быть успешной, социально адаптированной, нормальной.

– Асти, не вздыхай так, – прошептала Релли, обернувшись. Она выглядела сегодня на миллион: идеальная фарфоровая кожа, безупречный макияж глаз. – Ты будто идёшь на казнь. – Я просто иду на алгебру. Это одно и то же, – ответила я, собирая учебники.

14:00, Школьный коридор. Отражение.

После уроков мы стояли в коридоре. Релли, несмотря на свою хрупкость, всегда притягивала толпу. Она была той самой «Королевой школы» – не из-за высокомерия, а из-за ауры. Люди хотели быть рядом с ней, чтобы их красота отразилась в её.

– Короче, Райан опять накосячил, – Релли сжимала телефон. – Забыл про наше свидание, потому что «мамочка попросила помочь с гаражом». Ему двадцать лет, Асти! – Ему двадцать, и он по-прежнему мальчик. Ты сама выбираешь этот тип, Рел, – заметила я без осуждения, просто констатируя факт. – Ты говоришь это так, будто я ищу себе эмоциональную бомбу замедленного действия, чтобы потом её обезвреживать, – она криво улыбнулась. – А разве нет?

Релли тяжело вздохнула. Её маска немного сползла, обнажая усталость в уголках глаз.

– Знаешь, я просто хочу, чтобы он был… стабильным. Как твой дом. Как твоя мать. Как ты. – Моя стабильность – это моя тюрьма, – ответила я, поправляя рюкзак. – Если я перестану быть стабильной, я вернусь в 18:18. И никто не знает, что там произойдёт.

Она посмотрела на меня, её янтарные глаза стали серьёзными.

– Не говори так. Ты не катастрофа. Ты просто… фильтр. Ты принимаешь весь хаос мира на себя.

Её слова всегда били точно в цель. Она была единственным человеком, который понимал, что моя феноменальная память – это не про запоминание дат Крымской войны, а про невозможность уйти от травмы.

В этот момент тишину прорезал звук шагов. Не просто шагов, а движения.

У входа в коридор появился он.

14:05. Притяжение Альбиноса.

Он был как с другой планеты. Высокий, невероятно светлая, почти прозрачная кожа. Волосы, не жёлтые и не белые, а цвета утреннего снега, который только что выпал. И глаза. Голубые с золотистыми, почти карими, искрами. Это был альбинос, но в нём не было болезненности, только неземная, мифологическая красота.

Он остановился прямо перед нами. Релли тут же поправила свои идеальные белоснежные волосы.

– Извините, – его голос был тихим, с еле уловимым акцентом. – Я ищу кабинет директора. Я новенький. – Кабинет директора? Идите по коридору прямо до статуи основателя, а там повернёте налево, – быстро протараторила Релли, уже оценив его внешность. – Благодарю, – он повернул голову ко мне. Его взгляд был долгим, проникающим. – А я вас приветствую.

Мой мозг заклинило. Это был не обычный "привет", а какое-то древнее, торжественное приветствие.

– Я… И я приветствую вас, – я почувствовала, что мои щёки горят. – Эврил Вонг, – представился он. – Астерия Норд. – Астерия, – он повторил имя, словно пробуя его на вкус. – Необычное имя.

– И ваше. Вы… один из тех, кого называют альбиносами? – Да. Один процент населения Земли, – он улыбнулся. Его улыбка была внезапной и обезоруживающей. – Мы рождаемся, чтобы напоминать о контрасте.

Релли тут же встряла: – Я Релли Зоукинс, и теперь, когда я знаю ваше имя, вы можете сходить со мной за кофе? Я забыла кошелёк. – С радостью, – сказал Эврил, не отрывая взгляда от меня. – Но сейчас мне нужно увидеть директора.

Он ушёл. Релли посмотрела на меня с восторгом: – Ты это видела? Он похож на бога!

– Он похож на проблему, – пробормотала я. – Ненормальную проблему. И я чувствую, что он каким-то образом связан с 18:18. – Перестань! Он просто красивый парень. Не надо связывать его со своей теорией заговора, – Релли рассмеялась, но я знала, что уже слишком поздно.

2. Цена Роквилла

16:30, Четверг. Роквилл.

Роквилл пах стабильностью. Здесь не было глубоких оврагов, оставленных гравитационными сдвигами, или странного, чуть влажного воздуха, который, по рассказам мамы, всегда стоял над Мюфилдом. Роквилл – это ровный, чистый пригород: дома-близнецы с идеальными газонами, супермаркеты с бесконечными рядами идентичных продуктов и люди, чьи лица никогда не отражают ничего слишком драматичного.

Мама, Доктор Норд, привезла меня сюда, чтобы спасти от ненормальности. Она отчаянно пыталась доказать, что событие 18:18 – всего лишь «природная аномалия, которая просто совпала с родами». Но я, обладательница Архива, знала: Роквилл – это моя клетка стабильности.

Мы с Релли сидели в кофейне «The Daily Grind». Это было наше убежище, единственное место, где мы могли скинуть маски. За окном проносились идеально гладкие американские машины, а внутри пахло пережаренным кофе и корицей.

– Слушай, насчёт новенького, – Релли крутила в руках свой стаканчик с латте, едва притронувшись к нему. – Я загуглила его. Эврил Вонг. Ничего. Только какой-то старый аккаунт на Reddit, где он постил философские цитаты на латыни.

– Я же сказала, он проблема, – я помешивала свой чёрный американо. – Он не проблема, Асти. Он эстетика. И ты ему понравилась. Ты видела, как он смотрел? Он смотрел на тебя, как будто ты – разгадка всех его латинских цитат. – Может, я и есть разгадка. Разгадка того, что такое травма, – усмехнулась я.

Релли отложила телефон. – Асти, ты должна перестать связывать каждого нового человека в своей жизни с этим чёртовым Мюфилдом. Тебе семнадцать. Ты можешь просто встречаться с красивым парнем, не ища в нём следов космического заговора. – Я не ищу заговор. Я ищу причину.

Я знала, что за этим фасадом беззаботности Релли скрывалась собственная боль. Ей легче говорить о моей «теории заговора», чем о своих постоянных срывах из-за Райана.

– Кстати о проблемах, – я кивнула в сторону входа. – Принц Роквилла со своей свитой.

16:45. Тайлер Ллойд и Усталость.

В кофейню вошёл Тайлер Ллойд – школьный квотербек, воплощение всего, что Роквилл считал идеальным. Загар, бейсболка, натянутая улыбка, словно на рекламном плакате. С ним были двое его приятелей, которые смеялись так громко, будто отрабатывали комедийный скетч.

Тайлер заметил Релли. Он был одним из тех парней, которые считали, что такая девушка, как Релли, должна быть аксессуаром для кого-то вроде него, а не встречаться с таким «токсичным» парнем, как Райан.

– Зоукинс! Привет, – он подошёл к нашему столу. Его взгляд скользнул по мне, как по невидимому предмету. Тайлер всегда игнорировал меня, и это было идеально. – Привет, Тайлер, – Релли тут же натянула свою самую очаровательную улыбку. – Отлично выглядишь. Ты на тусовке в субботу? – Ещё не знаю, – Релли наслаждалась его вниманием.

Тайлер посмотрел на мой американо, на мои тёмные, чуть спутанные волосы, на одежду, которую я выбрала по принципу «меньше всего привлекает внимания».

– А, привет, Норд. Ты здесь. Что, опять философствуешь о своей теории чёрной дыры? – Я была рождена в тот момент, когда две чёрные дыры столкнулись. Мне есть что обсудить, Тайлер, – ответила я ровно.

Тайлер скривился. – Да ладно, это была просто сильная гроза. Твоя мать, помню, в газетах говорила, что это «эффект коллективной паники». – Моя мать – врач, Тайлер. Её работа – рационализировать хаос. Моя – его помнить.

Он усмехнулся, бросив взгляд на Релли, как бы говоря: «Твоя подружка – псих». – Ладно. Увидимся, Зоукинс.

Они ушли. Релли тут же расслабилась, её плечи опустились. – Господи, как я устала от этого притворства. – Он воплощение Роквилла. Идеальный фасад, внутри – вата, – сказала я. – Ты же понимаешь, почему он тебя бесит? Он напоминает тебе о твоём отце: внешняя сила, за которой нет ничего, кроме агрессивного контроля. – О боже, Норд! – Релли рассмеялась, но в её глазах была боль. – Ты всегда должна всё препарировать? Нельзя просто сказать, что он зануда? – Нельзя, – я покачала головой.

17:30. Улица Кленовых Листьев.

Мы шли пешком в сторону дома Релли. Вечер в Роквилле был тихим, только слышно, как стрекочут сверчки в идеально подстриженных кустах.

– Я думаю, я поговорю с Эврилом, – внезапно сказала Релли. – О чём? О латыни? – О тебе, дурочка! Он смотрит на тебя не как на девушку, а как на тайну. А ты сидишь в своей раковине и ждёшь, пока он догадается, что ты – катастрофа.

– Может, я не хочу, чтобы он узнал. Это не его дело. – Асти, он альбинос. Он сам – «необычность». Он знает, каково это – быть не вписывающимся. Ты помнишь, как ты мне рассказывала про свою тень? Как она тебе казалась живой?

Я вздрогнула. Я рассказывала это Релли, когда мы были совсем маленькими.

– Да. Я говорила, что моя тень – это моё второе «я», и оно меня ненавидит. – Вот. А Эврил, возможно, видит твою тень и готов её обнять. А ты пытаешься убежать от него в свои архивы.

Мы остановились у её дома. Это был красивый, но пустой особняк. Золотая клетка.

– Ладно, – Релли обняла меня, прижимаясь всем телом. – Я иду домой, чтобы выдержать эту драму. Пожелай мне удачи. – Будь сильной, Рел. И не поддавайся на его газлайтинг. – Как будто ты мне позволишь, – она улыбнулась.

18:10. Дом Доктора Норд.

Я вошла в наш дом. Он был идеальным: чистота, порядок. На кухне меня ждал ужин. Мама только что пришла с работы.

– Привет, Тери. Как день? – Нормально, мам. Миссис Гейбл опять меня доставала. – Ты просто слишком умна для неё. Как Релли? – Пытается разобраться в жизни с Райаном, – я налила себе воды.

Мама села рядом. Её черты были напряжены, но она всегда контролировала себя. – Ты видела Тайлера? – Да. Он спросил про мою теорию чёрной дыры, – я посмотрела ей прямо в глаза. – Тери, мы это уже обсуждали. Это не теория. Это был природный катаклизм. Твоя задача – преуспеть здесь. В Роквилле. Поступить в приличный университет. Стать рациональной частью общества. – Ты боишься, что я сорвусь, да? Что я приму свой «хаос»?

Мама взяла мою руку. Её хватка была крепкой. – Я боюсь, что ты примешь мистификацию за реальность, Тери. Твоя память – это научный дар, а не проклятие. И то, что произошло в Мюфилде… должно остаться в Мюфилде.

Она встала, чтобы разогреть ужин, но я видела её тревогу. Я знала, что она лгала. Она боялась не только за меня, но и за себя. Она, врач, должна была рационализировать событие, которое сожгло их прошлое.

Я пошла в свою комнату. Я посмотрела на себя в зеркало. Обычная девушка. Серо-голубые глаза, тёмные волосы. Никакой мистики. Но я видела там что-то ещё, отражение красноты у век, как у той фарфоровой куклы.

Я достала из шкафа старую коробку, заклеенную скотчем. Внутри лежали пожелтевшие черновики моего отца. Он был профессором философии и физики, гением, который верил в юкплоидов и межпространственную гравитацию.

Я взяла в руки его зарисовки: карта звёздного неба и странная формула с символом 18:18.

«Моё рождение не совпадение. Моё рождение – это реакция», – прошептал внутренний голос, который мама так старалась заглушить.

3. Фарфоровый Контраст

18:45, Четверг. Особняк Зоукинс.

Дом Релли был воплощением сдержанной роскоши Роквилла: огромный, белый, с безупречно подстриженными кустами гортензии. Но для Релли это была Золотая Клетка. Внутри царила стерильная тишина, нарушаемая лишь редкими, высокомерными репликами её матери, Милли Зоукинс.

Релли не хотела сидеть на кухне, где царила Милли, женщина с холодным, идеально накрашенным лицом и глазами, которые постоянно что-то сканировали и критиковали. Релли направилась в свою комнату – единственное место, где она могла дышать.

Её комната, вопреки ожиданию, не была подростковым бардаком. Это был музей красоты: идеальный туалетный столик, заваленный косметикой класса люкс, белые ковры, кремовые обои. Релли считала, что если она сможет создать идеальный внешний мир, то её внутренний хаос не вырвется наружу.

Она сбросила рюкзак, устало рухнула на кровать и открыла телефон. От Райана, разумеется, пришло сообщение.

Райан (18:35): Привет, детка. Ты злишься? Маме правда нужно было помочь. Завтра отработаю, обещаю.

Релли почувствовала, как её желудок скрутило. Знакомый цикл: ожидание, разочарование, рационализация, а затем – тревога.

Она набрала Астерию.

– Алло, – голос Асти был спокойным, как всегда. – Асти, он написал. И он, кажется, даже не чувствует вины. Он просто списал это на маму. – Конечно, списал. Ему так проще, Рел, – голос Асти звучал по громкой связи. – Что ты ему ответила? – Ничего. Я жду, пока ты мне скажешь, что я не идиотка.

19:10. Исповедь.

Релли села перед зеркалом и начала ритуал. Она взяла дорогую кисть и нанесла на скулы едва заметный хайлайтер, словно полируя свой фарфоровый фасад.

– Знаешь, в чём проблема? – Релли говорила быстро. – Вчера он сказал, что моё новое платье слишком откровенное. А сегодня он «занят» с мамой. Он пытается контролировать меня, чтобы я была его идеальной вещью, а когда я сопротивляюсь, он отстраняется. И я схожу с ума, Асти. Я начинаю думать, что если я буду идеальнее, если мой макияж будет идеальным, если я буду меньше говорить о своих проблемах, он вернётся. – Это знакомый сценарий, Рел. Ты ищешь подтверждения, что ты достаточно хороша, чтобы тебя любили, – Асти всегда использовала термины из психологии, и это, как ни странно, помогало. – Ты ищешь контроль, потому что у тебя его никогда не было.

Релли закрыла глаза. И тут, как всегда, пришёл флешбэк. Не как яркое видение, а как эмоциональный сдвиг.

Семь лет. Летний вечер, день рождения Шона (отца). Смех, который резко превратился в крик. Звон бьющегося стекла. Голос матери, полный боли и страха. Релли, спрятавшаяся под столом, сжимая в руках старую, сломанную куклу. Шум, агрессия, неконтролируемая сила, которая уничтожила всё, включая маму и нерождённого брата/сестру. Затем тишина. Гулкое, невыносимое одиночество.

– Я помню тишину, – прошептала Релли. – После того, как папа… после того, как он ударил маму… Помнишь, я говорила, что мама потеряла ребёнка? Он потом сидел, обхватив голову руками. И он не мог ничего вспомнить. А я помню. Я помню его ярость, и я помню его беспомощность. – Ты должна перестать брать ответственность за его болезнь, Рел. Он болен. Он агрессор. – Но я… я боюсь, что если я найду того, кто меня контролирует, я смогу предсказать его срывы. И тогда я буду в безопасности. Райан – это слабая копия. И я не могу с ним порвать. Потому что что, если я буду одна? Что, если я не справлюсь? – слёзы потекли, разрушая идеальный контур глаз.

Асти говорила тихо: – Ты никогда не будешь одна. Ты просто боишься вакуума. Ты боишься, что если уйдет Райан, в это пространство придет что-то более разрушительное. Но ты сильная, Рел. Сильнее, чем думаешь.

20:00. Природа Зоукинс.

Релли наконец положила телефон. Она поправила макияж. Умылась. Снова начала. Идеальное лицо вернулось. Маска была снова на месте.

Она спустилась в гостиную. Милли Зоукинс смотрела новости о каком-то политическом кризисе, попивая вино.

– У тебя опять был этот ужасный молодой человек? – спросила Милли, не отрываясь от экрана. – Мы не встречались. Он был занят, – ровно ответила Релли. – Умный мальчик. У него есть приоритеты. Тебе нужно научиться меньше требовать и больше давать, Релли. Внешний вид – это только начало. Мужчины ценят покорность.

Милли говорила о контроле, но с другого полюса. Её красота была оружием, а её слова – ядом, которые она передавала дочери.

Релли подошла к огромному панорамному окну. Снаружи, в идеально подсвеченном саду, сидел маленький кот. Он не был похож на идеально ухоженных породистых животных Роквилла. Он был тощим, уличным, и его глаза светились в темноте.

– Убери эту мерзость с газона, – приказала Милли. – Он портит вид.

Релли смотрела на кота, который, казалось, воплощал весь дикий, неконтролируемый хаос, которого не должно быть в этом мире. Она почувствовала к нему привязанность. Как к Астерии.

В этот момент ей пришло сообщение. От Эврила Вонга.

Эврил Вонг (20:05): Я получил расписание. У нас завтра будет общая литература. Я с нетерпением жду, когда ты расскажешь мне о «Плеядах звёзд» в глазах твоей подруги.

Релли улыбнулась. Впервые за день эта улыбка была настоящей.

– Завтра, мама, – сказала Релли, поднимаясь наверх. – Я буду очень покорна. И очень красива.

Она знала, что Эврил – не Райан. Он был другим. И он смотрел на Астерию. И Релли, как её астральная проекция, была обязана ему помочь. Если она не могла спасти себя от Райана, она хотя бы могла помочь Астерии не убежать от Света.

Внутри идеального дома Зоукинс впервые за долгое время зашевелилась надежда. Хрупкая, но яркая, как та краснота у век, которую Асти так боялась.

4. Алхимик Света

13:00, Пятница. Библиотека Роквилла.

Библиотека в Роквилле была похожа на мавзолей: строгие ряды книг, столы из тёмного дерева, абсолютная тишина, которую охраняла пожилая библиотекарша в очках на цепочке. Это было идеальное место для Астерии. Здесь царствовал порядок.

Я сидела за дальним столом, окружённая учебниками. Релли сидела напротив, но она не читала. Она была моим личным оператором связи, сканирующим пространство.

– Он идёт, – прошептала она, не отрываясь от телефона, но я знала, что она видит его в отражении экрана. – Начинай выглядеть загадочно. – Я не умею выглядеть загадочно, Рел. Я выгляжу напряжённо.

Эврил Вонг вошёл, и тишина библиотеки на мгновение стала ощутимой. Его снежно-белые волосы и почти светящаяся кожа были настолько не в масштабе с этой серой реальностью, что он казался голографической проекцией.

Он подошёл прямо к нашему столу.

– Приветствую, Астерия, Релли. Надеюсь, я не нарушаю порядок. – Здесь нельзя нарушить порядок. Это Роквилл, – я сделала глоток кофе, который был слишком горячим, чтобы быть комфортным.

Эврил сел рядом со мной, прямо напротив Релли, но его внимание было приковано ко мне.

– Релли намекнула, что ты обладаешь… необычной способностью. – Она преувеличивает, – отрезала я. – У меня хорошая память. – Феноменальная, – поправила Релли, расплываясь в улыбке.

Эврил склонил голову, его голубые глаза с золотыми искрами вспыхнули. – Хорошая память – это про факты. Феноменальная память – это про груз. Ты помнишь не только, что было, но и как ты это чувствовала. Я прав?

Я отложила ручку. Он ударил прямо в нерв. – Моя память – это архив, который не даёт мне забыть хаос, с которого началась моя жизнь. И это не дар. Это контроль. Если я помню каждую деталь, я могу предсказать следующую катастрофу. – А что, если катастрофа – это часть баланса? – спросил он.

13:15. Диалог о Дуальности.

Релли достала блеск для губ и демонстративно отвернулась, давая нам пространство.

– Я вырос, зная, что я – аномалия. Один процент. Люди смотрят на меня и видят недостаток – недостаток пигмента, недостаток защиты. Но я вижу контраст. Мой отец, который всегда говорил о восточной философии, называл это Инь и Янь. Он говорил: ты можешь быть Светом, но ты должен нести в себе Тень. Иначе ты не цельный.

– Я – Тень, – ответила я. – А ты – Свет. Ты жизнерадостный. Ты видишь красоту в том, что ты не такой, как все. Я вижу в этом опасность. – Ты видишь опасность, потому что твой внутренний архив забит травмой. Ты родилась, и мир разрушился. И ты решила, что ты и есть это разрушение. Но что, если ты – не разрушение? Что, если ты – проводник, который пропустил через себя это разрушение и теперь может его балансировать? – Ты говоришь как мистик, Эврил. Я говорю как человек, который вырос с матерью-врачом. Всё имеет рациональное объяснение. Чёрные дыры – физика. Моя память – неврология.

Эврил откинулся на спинку стула, его лицо было спокойным. – Физика и философия – это просто разные языки для описания одного и того же явления. Ты хранишь в себе слишком много информации, Астерия. И ты боишься забыть, потому что думаешь, что если ты забудешь, катастрофа повторится.

Он посмотрел на мои глаза. И снова, его взгляд был слишком проницательным. – Я вижу в твоих глазах не просто сине-серый. Я вижу золото. Вижу то же напряжение, что и я. Твои глаза… они хранят не только память о Мюфилде. Они хранят знание.

Мне стало невыносимо жарко. Я никогда не позволяла себе верить в мистику, но его слова звучали как истина, замаскированная под философию.

– Я слышала, ты увлекаешься поэзией, – сменила я тему, чтобы восстановить контроль. – Поэзия – это попытка перевести невыразимое на человеческий язык. У нас завтра литература. Я написал кое-что. Надеюсь, оно тебе понравится.

13:45. Тревога Релли.

Релли тут же повернулась, её глаза горели, но уже не от ревности, а от предвкушения. – О боже, ты написал стихи? Посвящённые Асти? Я умираю от любопытства!

– Нет, Релли, – улыбнулся Эврил. – Стихи не посвящаются человеку. Они посвящаются чувству, которое этот человек вызывает.

Он встал, чтобы уйти, забрав свой рюкзак. – Я должен заглянуть в кабинет мистера Сэмюэльса. До завтра, Тени. – До завтра, Свет, – ответила я, ощущая, как напряжение медленно отступает, сменяясь странным, тёплым спокойствием.

Как только он скрылся за полкой с романами, Релли набросилась на меня.

– Это было ошеломительно! Он – просто идеальный контраст для твоего постоянного пессимизма! Он видит в тебе не травму, а космическую загадку! – Он просто очень хорошо читает людей. Он видит мой страх. – Он видит, как ты прячешься за своей «рациональностью», – Релли была серьёзна. – Он альбинос, Асти. Он живёт с физической аномалией каждый день. Он знает, каково это – быть отмеченным. И он не сбежал, он принял это.

Релли проверила телефон. Снова сообщение от Райана – короткое, контролирующее.

– Я ему не отвечу, – сказала она твёрдо. – Я сейчас не буду искать его подтверждения. Я буду ждать завтрашнего дня. Потому что завтра ты увидишь, как кто-то другой видит тебя. А это важнее, чем моя драма.

Я посмотрела на неё. Релли, которая всегда была на грани срыва, сейчас была моим якорем. Она, с её тревожным типом привязанности, толкала меня к новому, здоровому риску.

Впервые за семнадцать лет я почувствовала, что контроль моей матери над моей жизнью начинает ослабевать. Мой Архив, полный данных о катастрофе, не смог предсказать приход этого Алхимика Света, который видел в моём хаосе не проклятие, а возможность.

Я закрыла учебник по физике.

– Пойдём. Нужно подготовиться к завтрашнему уроку. Чувствую, он будет слишком… личным.

5. Поцелуй и Коллапс

10:00, Суббота. Кабинет Литературы.

Кабинет мисс Лоен был светлым, но не в стиле Эврила. Это был жёсткий, официальный свет, который высвечивал каждую пылинку и каждое пятно на парте. Сегодня мы должны были читать свои стихотворения, написанные в качестве домашнего задания.

Я сидела, сгорбившись, проклиная задание. Мои стихи были сухим, ритмичным перечнем данных, отражающим мою внутреннюю отчаянную потребность в структуре.

Эврил сидел на первой парте. Он выглядел сегодня ещё более ослепительно, чем обычно. Его кожа отбрасывала слишком много света, а белоснежная рубашка только усиливала этот эффект. Он был катализатором, и я чувствовала, что сегодня он взорвёт мою тщательно выстроенную реальность.

Мисс Лоен, женщина в твидовом пиджаке, предложила начать. Несколько человек прочитали стихи о природе и сломанных сердцах. Было скучно.

– Эврил Вонг. У вас, я уверена, что-то… философское, – сказала мисс Лоен с лёгкой иронией.

Эврил встал. Он не смотрел на мисс Лоен или класс. Он смотрел только на меня. И это было хуже, чем все сплетни Тайлера Ллойда.

– Моё стихотворение посвящено дуальности, – начал он, и его голос, тихий и глубокий, наполнил кабинет. – И тем, кто вынужден нести в себе этот контраст.

Он читал, и его слова были как чистый, неразбавленный Свет.

Твои глаза – словно луна, Где Архив и Пустота слились. Ты прячешься от вечного сна, Где катастрофы вновь родились.

Мой сон – лишь нежный изумруд, Но ты, ты – моей души плеяда звезд. И не исчезнет, как мираж, твой труд, Сквозь хаос падающих грез.

Ты – Тень, я – Свет, но мы – одно. Позволь же знанию освободить тебя. Не бойся помнить, то – давно. Не бойся жить, найдя себя.

В классе повисла тишина. Никто не хлопал. Все были потрясены такой интимностью. Я сидела, чувствуя, как слёзы закипают в глазах. Он использовал слова, которые принадлежали только нам: Архив, катастрофы, Тень, Свет. Он видел всё. Он видел мою борьбу.

Релли счастливо всхлипнула. – О боже, Асти. Это же… он!

Я не могла говорить. Я просто закрыла лицо руками, пытаясь сдержать рыдания. Это было не от грусти. Это было от невыносимой, оглушающей красоты. Мой мозг, привыкший к сухому анализу, был затоплен чистой, нефильтрованной эмоцией.

Эврил подошёл. Он не спрашивал разрешения. Он просто наклонился и обнял меня прямо за партой. Его руки были холодными (эффект альбинизма, как я знала), но объятие было невероятно тёплым.

Его ладонь легла мне на щёку, аккуратно убирая слёзы. И затем он поцеловал меня.

Поцелуй был мягким, но оглушительным. Это был не просто поцелуй; это было признание. В нём была нежность и глубокое уважение. Я почувствовала, что он целует не моё лицо, а мою травму, моё проклятие, мою феноменальную память. Он принимал весь мой хаос.

Весь класс взорвался. Это был не смех, это был громкий, сфокусированный шёпот сотен голосов.

Эврил отстранился, его глаза сияли. Он был счастлив.

– Ну, мы, ребята, дали жару! – рассмеялся он, пытаясь разрядить атмосферу, но было поздно.

10:20. Коллапс.

Мы с Релли вышли в коридор. Релли была на седьмом небе от счастья. – Асти, ты его! Ты видела лицо Тайлера? Он просто сгорел от зависти! – Мне неловко, Рел, – я пыталась отдышаться. Я чувствовала, что моё сердце бьётся слишком быстро. – Да брось, это был самый страстный поцелуй, который видела эта школа!

Мы вошли в столовую. Шум был невыносимым: стук подносов, сотни голосов. Но я слышала только шёпот.

– Она? Серьёзно? Мышонок? – Это всё её пиар-ход. Она, по-любому, нашла кого-то ещё на стороне. – У неё же какая-то странная болезнь, из-за которой она родилась в этот… хаос. – Она тихушница. Она притворяется тихой, а внутри у неё хаос.

Слова, усиленные моим Архивом, били по мне как гравитационная волна. Внутренний голос завопил: Они правы. Ты ненормальная. Ты – хаос.

Внезапно все мои воспоминания о дне рождения наложились на эту реальность: шум, мигающие лампы, крики, паника, гравитационный резонанс. Всё смешалось. Я видела не столовую, а ту родильную палату, где инструменты парили в воздухе.

Я почувствовала, как моё тело отказывает. Мой мозг, перегруженный эмоциональным шоком и травматическими воспоминаниями, объявил забастовку. Это был не просто обморок – это был психологический коллапс.

Поднос с едой вылетел из моих рук. Ноги подкосились. Я слышала крик Релли, но он был далёким, словно я уже летела сквозь километры воды.

Моё последнее ощущение: Тьма, в которой я чувствовала, что падаю сквозь пол. Точно так же, как в 2006-м, я провалилась в свой собственный, неконтролируемый коллапс реальности.

6. Откровение Феникса

9:00, Воскресенье. Дом Доктора Норд.

Я очнулась в своей кровати. Первое, что я почувствовала – это не головная боль, а перегрузка. Мой «Архив» лихорадочно прокручивал сцену в столовой, анализируя каждое слово, каждую эмоцию, приведшую к коллапсу.

Над моей кроватью, словно три ангела-хранителя, склонились мама, Релли и Эврил.

– Слава богу, зайка! – Мама тут же обрушила на меня волну материнской тревоги, пытаясь укутать меня одеялом. – Фу, мам, я не мёртвая, – я застонала, но тут же почувствовала её тепло.

Мама, Доктор Норд, была напряжена. В её глазах читалось беспокойство, но она быстро надела маску клинического спокойствия. – Никаких «фу». Ты пережила сильный вазовагальный эпизод, Тери. Это стресс, резкий выброс адреналина и… возможно, гормональный всплеск. – Гормональный всплеск из-за поцелуя? – уточнила я с сарказмом. – Из-за публичного эмоционального перенапряжения, – поправила она.

– Ты нас напугала до чёртиков, Асти! – Релли была бледной, но её глаза горели. – Эврил не отходил от тебя всю ночь. Он спал на кресле в гостиной. – Прости, – я посмотрела на Эврила.

Он сидел на краю кровати, его светлые волосы были взлохмачены, а его спокойствие было непоколебимым. – Ничего. Я просто рад, что ты вернулась. Я думаю, твой Архив просто не ожидал такого резкого скачка эмоциональных данных. Он перегрелся. – Спасибо, философ, – усмехнулась я.

Я попросила маму оставить нас. Она колебалась, но, увидев мой твёрдый взгляд, уступила.

– Это из-за меня, Асти? – Эврил подошёл ближе. – Нет, Эв. Это из-за меня. Я думала, что если я буду контролировать информацию, я смогу контролировать себя. Но когда ты… ты меня поцеловал, а потом они начали шептаться, я услышала все голоса из своего прошлого. Голоса, которые говорили: «Ты – ненормальная, ты – хаос». – И ты должна поверить им или мне? – тихо спросил он. – Тебе, – ответила я, ощущая внезапную ясность.

9:45. Новости, которые Не Должны Были Прийти.

Мы спустились на кухню. Если для Релли дом был убежищем, то для Эврила – музеем. Он снова восхищённо осматривал фрески с греческими богинями, расписанные мамой.

– Я как будто под чем-то, – прошептал он, держа в руках кружку с травяным чаем. – Это просто греческий стиль, Эв, – отмахнулась я.

В этот момент вошла мама с газетой в руках. Её лицо сияло, и впервые за долгое время в её глазах не было тревоги, а была ностальгия.

– Дочь, у меня отличные новости! – Она хлопнула газетой по столу. – Мюфилд получил государственное финансирование и полностью восстановлен!

В кухне повисла звенящая тишина.

– Ты шутишь? – выдохнула я. – Дом на Вошер-стрит, 44, стоит! Он абсолютно новый, даже лучше, чем был. Город нуждается в заселении. Я думаю, мы… переедем обратно. Там мой университет, там моя прежняя жизнь. – Переедем? – Релли выронила ложку.

Я почувствовала, как моё сердце стучит. Мюфилд. Эпицентр. Место, которое мама пыталась запечатать в моём Архиве как «закрытое дело».

– Мам, мы же можем туда съездить хотя бы на каникулах? Я хочу увидеть это. – Безусловно. Возможно, даже на этих. Город нужно заселять, – сказала она. – И, конечно, можете взять своих друзей.

10:15. Визит Прошлого.

В дверь позвонили. Мама, в приподнятом настроении, пошла открывать. Вернулась она с невысокой, нервной женщиной в цветастом кардигане и с огромными очками. Это была Миссис Перкинс – наша соседка из Мюфилда.

– О, Дженнифер! Я так рада тебя видеть! – Мама попыталась обнять её. – Элизабет, я пришла, как только увидела новости в газете, – Миссис Перкинс говорила сдавленным шёпотом. – Тери, дорогая, ты так выросла! Помнишь меня? Я дарила тебе ту старую лошадку.

Я помнила. Я помнила даже цвет её занавесок в 2006 году.

– Я помню, Миссис Перкинс.

Миссис Перкинс наклонилась ко мне, её глаза были дикими. – Ты едешь обратно? Ты должна быть осторожна, девочка. Они говорят, что город восстановили, но они не смогли восстановить Небо. – Что вы имеете в виду? – спросила я.

– В тот день, когда ты родилась, – она оглянулась на маму, которая наливала кофе, – это было не цунами. Это была волна. Волна, которая пришла из самого Неба. И она оставила что-то в нашей земле. Когда мы уезжали, на Вошер-стрит всё дрожало, и в воздухе был запах металла и фиалок. И это не ушло! Они могут построить новые дома, но энергия там осталась. Она ждёт тебя, Тери.

Мама тут же подошла к ней, накладывая на неё свою рациональность, как смирительную рубашку. – Дженнифер, это было травматическое событие. Твой мозг просто искажает воспоминания. Это всё стресс. Мы, врачи, это прекрасно понимаем. – Никакой это не стресс, Элизабет! – Миссис Перкинс ударила кулаком по столу. – Твоя дочь – не просто ребёнок. Она родилась в нулевой точке!

Мама быстро увела Миссис Перкинс в гостиную, чтобы успокоить.

Я посмотрела на Эврила и Релли. Они сидели, не проронив ни слова, но их лица говорили обо всём.

– «Запах металла и фиалок». «Волна из Неба», – прошептал Эврил. – Я же говорил. Это не просто неврология, Астерия. – Воу, – сказала Релли, приходя в себя. – Значит, наша поездка в «Тейрис» будет немного горячей.

Я почувствовала, что моё решение принято. Это была моя возможность, мой единственный шанс сопоставить мой Архив с реальностью.

– Мы едем. Мы едем в Мюфилд. И мы узнаем, что такое «запах металла и фиалок».

7. Разработка Мифа

16:30, Воскресенье. Комната Астерии.

Моя комната была единственным местом в доме, где хаос имел право на существование, хотя и был тщательно замаскирован. Стол был завален черновиками отца, которые я достала из коробки. Я сидела на полу, а Эврил и Релли – на моей кровати. У нас было всего несколько дней до каникул, и мы должны были создать идеальный Миф.

– Итак, – начала я, разложив на полу карту США. – Мюфилд находится в зоне, которая официально была закрыта семнадцать лет. Если мы скажем родителям, что едем туда, они привяжут нас к батарее. – Моя мама вообще вызовет полицию и скажет, что я сошла с ума, – сказала Релли, нервно поправляя волосы. – Я уже представляю: «Релли, ты едешь в город, где был АПОКАЛИПСИС?! Разве ты не понимаешь, как это портит твою репутацию?»

– Нам нужна идеальная ложь, – сказал Эврил, который, как ни странно, был самым практичным в этой ситуации. – Ложь должна быть скучной. Неприметной. – Тейрис, – предложила я. – Южный Иллинойс. Скучный, маленький городишко. Я скажу, что там открыли филиал той летней школы, в которую я собиралась, и там курс по «Рациональному анализу данных». – Фу, – скривилась Релли. – Звучит отвратительно. Идеально.

– Моя мама купится, – подтвердила я. – «Рациональный анализ» для неё – синоним стабильности. – Моя купится, если я скажу, что мы едем в Тейрис, потому что там есть отличный спа-центр, и я еду туда «для ментального здоровья», – сказала Релли. – Это её язык.

Эврил кивнул. – Мои родители более свободны, но они религиозны. Я скажу, что в Тейрисе есть старая, малоизвестная церковь, и я еду, чтобы изучить архитектуру.

17:00. Логистика и Наследство.

– Отлично. Миф создан, – Эврил взял ручку и наметил наш реальный маршрут. – Теперь логистика. Кто ведёт? – Я, – сказала я. – У меня есть права, и я знаю маршрут до Мюфилда наизусть, потому что это сидело в моём Архиве семнадцать лет. – Я возьму на себя провизию. И аптечку, – сказал Эврил. – Наличные, вода, консервы. Мы едем в неизвестность. Моя интуиция подсказывает, что это не просто музей. – Я беру на себя связь и моральную поддержку, – заявила Релли. – И бензин. У меня есть кредитка от бабушки, которую мама не отслеживает.

Мы работали как команда, чётко распределив роли: Я – Мозг, Эврил – Прагматика, Релли – Финансы и Душа.

– Асти, что мы ищем? – спросила Релли, возвращаясь к сути. – Ищем ответы. Что на самом деле произошло в 18:18. Миссис Перкинс говорила о «запахе металла и фиалок» и «энергии». Мой отец… – я указала на его черновики.

Я подняла один лист, покрытый мелким, невротическим почерком. На нём были нарисованы странные диаграммы и символы.

– Он писал о «Юкплоидах» и «гравитационных отдачах», которые могут создавать порталы или сдвиги в реальности. Он не был сумасшедшим, он был гением. Мама спрятала эти записи, чтобы защитить меня от его «безумия». – И ты думаешь, что этот портал находится в твоём доме? – тихо спросил Эврил. – Я не знаю, – я была честна. – Но я помню, как чувствовала, что земля под нами – тонкая. Как будто я могу провалиться. И я хочу проверить.

17:30. Тревога и Решимость.

Релли слезла с кровати и подошла ко мне. Её тон стал серьёзным, избавившись от подростковой иронии. – Асти, давай честно. Если ты найдёшь там правду, и эта правда будет о порталах и юкплоидах… что ты будешь делать? Ты разрушишь ту стабильность, ради которой мы все тут так стараемся. – Я устала от стабильности, которая держится на лжи, Рел. Ты боишься потерять Райана, потому что это знакомая боль. Я боюсь узнать правду, потому что это неизвестная боль