Навья

Глава 1

Антон Егорович умер во сне. Вечером двенадцатого ноября он отправился спать, чувствуя себя вполне сносно, насколько это возможно для мужчины в возрасте восьмидесяти двух лет. А ночью у него просто остановилось сердце.

Эта смерть стала для всех неожиданной. Особенно для меня. Я была твердо уверена, что старик проживет не менее ста лет, и очень удивилась, когда обнаружила его остывшее тело.

Похороны были тихими и скромными. Ни бывшие коллеги, ни многочисленные приятели провожать его в последний путь не пришли. Когда священник служил по Антону Егоровичу панихиду, у гроба стояли всего четыре человека: я, Олег Павлович, пенсионер из дома напротив, с которым покойный играл по выходным в шашки, его жена Вера Борисовна и Филипп Викторович Суворин – внучатый племянник умершего старика.

Суворин жил в другом городе и приехал хоронить деда на правах наследника. У Антона Егоровича не было детей, поэтому все свое имущество он завещал старшему внуку родной сестры.

В организации погребения Филипп Викторович не участвовал. Мы с Верой Борисовной взяли все заботы на себя, а наследник приехал сразу на отпевание, так как, по его же словам, не имел возможности вырваться раньше.

Я думала, что вместе с ним приедут родственники: как минимум, четверо братьев – один родной и трое двоюродных, две тетки, дядя и мать. Но Филипп почему-то явился один.

На кладбище мы пробыли не более получаса. День был тусклым, холодным и сырым, поэтому погребение получилось скомканным. Ежась на студеном ветру, мы наскоро простились с покойным, после чего крепкие ребята в грязной спецодежде опустили гроб в яму и живо забросали ее землей.

Поминали Антона Егоровича в его же доме. Накануне мы с Верой Борисовной приготовили для этой трапезы большую кастрюлю куриного супа, три сковороды котлет, а также великое множество жареного мяса и рыбного филе в хрустящем кляре.

Вера Борисовна, добрая душа, вызвалась мне помогать по собственному почину. Я ценила ее чуткость и внимательность, поэтому помощь приняла с благодарностью, хотя понимала, что в одиночку с приготовлением поминального обеда справилась бы гораздо быстрее.

Вот и сейчас, сидя с мужем за поминальным столом, старушка решила проявить свою доброту. Когда я удалилась в кухню, чтобы принести чистые тарелки, она повернулась к Суворину и спросила:

– Филипп Викторович, что вы намерены делать с Вероникой?

Ее слова были мне хорошо слышны, и я немного задержалась, чтобы послушать ответ. Так как разговор велся обо мне, я имела на это полное право.

– А что я могу с ней сделать? – удивился Суворин.

– Я имею в виду, оставите вы ее в домработницах или нет, – объяснила старушка. – Дед ваш, царствие ему небесное, Веронику как дочку любил. Она у него работала лет семь, а то и больше. Не только полы мыла и супы стряпала, но и выхаживала его, когда он болел. По санаториям возила, когда у него печень забарахлила. Одежду ему покупала – брюки, рубашки, пальто… Оформляла всевозможные документы. Почитай, все дела Антона Егоровича на себе тащила. И что же, бедняжка теперь отправится на улицу?

– Боюсь, мне домработница не нужна, – ответил Суворин. – Я благодарен этой милой девушке за заботу о моем деде, однако ей все-таки придется найти другую работу. Полгода назад дедушка переписал этот дом на меня, и я собираюсь его продать. Причем, в самое ближайшее время.

Что ж, это было ожидаемо. Судя по тому, что Антон Егорович рассказывал о своем внуке, последние несколько лет у него были проблемы с деньгами.

По правде сказать, мой бывший хозяин Филиппа уважал. Тот был единственным родственником, который поддерживал с ним связь. Если, конечно, можно считать связью телефонные звонки на день рождения и Новый год. Впрочем, остальная родня старика попросту игнорировала.

Возможно, если бы Антон Егорович чаще приглашал их в свой особняк, и хотя бы иногда помогал деньгами и дорогими подарками, внуки и племянники любили бы его гораздо больше. Однако тот делиться накоплениями не спешил, а потому снискал репутацию бездушного старого скряги.

Филипп был единственным, кто звонил деду бескорыстно. По крайней мере, разговоров о деньгах он не заводил ни разу, и Антона Егоровича это подкупало.

– Филька – парень хороший, – бывало, говорил он мне. – Хотя и дурак. В школе умницей был, толковым, башковитым, на одни пятерки учился. А как подрос, поглупел. Жалко его.

По мнению Антона Егоровича, глупостью со стороны племянника был выбор его профессии. Вместо того, чтобы освоить денежную специальность, вроде стоматологии или юриспруденции, Суворин подался в историки. Успехи, которых он добился на этом поприще (к своим тридцати годам он уже во всю читал лекции в университете и имел степень доцента), дедушка во внимание не принимал. Что толку от лекций и степени, если твой ежемесячный доход в два раза ниже, чем у младшего брата, который ремонтирует машины в автосервисе?

Антон Егорович утверждал, что сидение в кабинете и изучение пыльных фолиантов испортят Филиппу всю жизнь. Их тлетворное влияние было видно уже сейчас. Так, Филипп все еще не был женат, в то время как его братья давно обзавелись собственными семьями. А также имел худощавую фигуру («Это от недоедания, точно тебе говорю!») и бледное лицо.

Сложив эти обстоятельства, Антон Егорович решил сделать его своим наследником в обход прочих родственников. Как самого воспитанного и убогого.

Словно предчувствуя скорую смерть, старик действительно заранее переоформил на него дом. Все остальное: гараж с трехгодовалой иномаркой, два земельных участка в пригороде и внушительную сумму денег на банковском счете, – Филипп Викторович должен был получить только через полгода.

Сейчас он по-прежнему оставался стесненным в средствах, поэтому домработница, конечно, была ему не нужна.

– Веронике некуда идти, – сказал между тем Олег Павлович. – Она не местная, да к тому же сирота. Мать ее давно умерла, отца убили какие-то негодяи. Есть брат-близнец, да и тот уже несколько лет сидит в тюрьме. А Вероника – девушка золотая. Честная, добрая, хозяйственная. Видите, как вокруг все блестит? Она постаралась! Антон на нее нарадоваться не мог. Вероника живет прямо тут, в доме. Егорыч ее нарочно держал поближе к себе, чтобы она и завтрак приготовила, и скорую помощь, если что, вызвала. Неужели теперь девочка будет одна одинешенька?..

Факты моей непростой биографии Суворина не впечатлили. Он пожал плечами и невнятно пробубнел, что обязательно позаботится о моей судьбе. Это, конечно, было враньем. На меня, как на человека, которого он видел первый раз в жизни, Филиппу было глубоко плевать.

Я вернулась в столовую, и разговор ожидаемо сошел на нет.

Старики посидели еще немного, после чего взяли поминальных конфет, чтобы угостить ими соседей, и отправились домой. Суворин помог мне убрать со стола, после чего сказал:

– Вероника, мне нужно с вами поговорить. Надо обсудить один важный вопрос.

– Давайте обсудим, – согласилась я. – Только я не Вероника. Меня зовут Виринея.

– Простите, – удивился Филипп. – Соседи называли вас Вероникой. И дедушка тоже. Я точно помню, во время наших бесед он говорил о вас именно так.

Я пожала плечами.

– Старикам мое имя казалось немного странным, поэтому они придумали ему более привычный аналог. Если хотите, может звать меня, как они. Мне это не принципиально.

– Я буду звать вас Виринеей, – качнул головой Суворин. – Имя у вас и правда нераспространенное, но, как по мне, вполне нормальное. Итак, Виринея. Я знаю, что вы несколько лет добросовестно работали на моего деда, однако он умер, и я вынужден расторгнуть ваш трудовой договор. К сожалению, у меня нет возможности платить вам зарплату, да и жить в этом городе я не намерен. Соседи сказали, вам некуда идти. Однако оставить вас здесь я никак не могу. Мне очень жаль, что все так получилось. Если хотите, я помогу подыскать съемную квартиру и дам немного денег, чтобы вам было полегче первое время, пока вы будете искать работу…

– Филипп Викторович, – я подняла руку, и мужчина замолчал, – вам не нужно обо мне беспокоиться. Честное слово, я все понимаю. Спасибо за участие, но поверьте, я не пропаду. Я давно хотела сменить профессию, но не могла оставить Антона Егоровича одного. Теперь меня ничто здесь не держит, и я без всяких обид, наконец-то, уйду в свободное плавание. Деньги, кстати, мне не нужны. У меня есть кое-какие сбережения, да к тому же, накануне своей смерти ваш дед выплатил мне зарплату. Единственное, о чем я хотела бы вас попросить, это позволить мне остаться здесь на пару дней. Вы ведь знаете, что я живу в этом доме, да? Я сама найду себе съемную квартиру, но пока я буду ее искать, мне надо где-то ночевать. Обещаю, я буду вести себя тихо и никак вас не побеспокою.

Мои слова Суворина обрадовали. Из его взгляда пропали неловкость и напряжение, плечи заметно расслабились, уголки губ скользнули вверх.

Мне отчего-то подумалось, что улыбка делает Филиппа похожим на Антона Егоровича. В остальном это были совершенно разные люди. Бывший хозяин до самой смерти оставался смуглым коренастым мужчиной с черными волосами, чей цвет отлично просматривался даже среди густой седины. Внук же был высоким, худощавым и светлокожим. Волосы имел русые, а еще большие голубые глаза, спрятанные за стеклами прямоугольных очков.

– Вы можете пробыть здесь до конца недели, – сказал Суворин. – Дом большой, места хватит всем.

Он задал мне еще несколько вопросов о системе отопления и коммунальных платежах, после чего мы разошлись в разные стороны и в этот день больше не виделись.

Судя по стуку дверей в подвале и в хозяйской спальне, наследник взялся разбирать его вещи. Я же отправилась к себе – в просторную комнату, расположенную рядом с кухней.

Изменения, которые ушатом холодной воды обрушились на мою голову, придали мне сил и энтузиазма. Несмотря на мерзкую погоду за окном и прошедшие похороны, мое настроение взлетело до небес, и мне ужасно хотелось петь и плясать.

Я провела в этом доме семь лет, а с его бывшим хозяином и того больше. За это время и тот, и другой настолько мне опостылели, что предложение Суворина убраться, куда глаза глядят, было самым лучшим подарком за всю мою жизнь.

До вечера я развлекалась тем, что листала в интернете объявления об аренде жилья. Некоторые из них мне понравились, и я договорилась с их владельцами о встрече, чтобы осмотреть квартиры вживую.

При этом меня продолжало распирать от радости и страшно хотелось ею поделиться.

Поздно вечером, когда в доме стихли все звуки, я заперлась в своей спальне, уселась за туалетный столик и поставила перед его большим круглым зеркалом горящую свечу. Затем погасила верхний свет и сосредоточенно уставилась на свое отражение.

Почти минуту ничего не происходило, а потом отражение начало меняться. Мои густые темные волосы стали значительно короче. Лицо увеличилось, заострились скулы, нос стал немного длиннее, губы – уже, на подбородке появилась трехдневная щетина. Зато глаза остались прежними – большими и темно-коричневыми, как крепко заваренный чай.

Теперь из зеркала на меня смотрел молодой мужчина, чрезвычайно на меня похожий.

– Здравствуй, Ярополк, – с улыбкой сказала ему я.

– И тебе не хворать, сестрица, – ответил он, улыбнувшись точь-в-точь, как я. – Как дела? Похоронили твоего старого пня?

– Похоронили, братец, – кивнула я. – Слава святым звездам, отмучалась я с ним. И это не единственная хорошая новость.

Я кратко пересказала брату разговор с Сувориным, и с каждым моим словом улыбка Ярополка становилась все шире и шире.

– Вот это новость так новость! – хлопнув в ладоши, сказал он. – Выходит, этот Филька ничего не знает? Повезло же тебе, Виринея! Считай, на полгода раньше освободилась.

– Да разве ж это свобода? – я поморщилась и махнула рукой. – Эти шесть месяцев мне все равно придется провести в этой реальности.

– Зато не надо будет выполнять дурацкие приказы и прислуживать тупому остолопу. Эх, кабы мой хозяин помер так же скоропостижно, как твой! Был бы я тогда самым счастливым во всех девяти измерениях! Но мне такой удачи не видать. Весь срок отслужу, до последней минутки.

– Тебе отбывать осталось всего-то полтора месяца, – заметила я. – Самую малость.

– Это да. Особенно по сравнению с тем, сколько я тут пробыл… Постой-ка, сестрица. А как же кольцо? Оно у тебя?

– Нет, – я отрицательно качнуло головой. – Кольцо лежит в хозяйской спальне. Завтра я попробую его оттуда достать.

– А коли не достанешь?

– Не велика беда. Суворин не знает, какую ценность оно собой представляет. Если он найдет его раньше меня, для него это будет просто перстень. А через шесть месяцев перстень и вовсе станет простой безделушкой.

В глазах брата появилось сомнение.

– Ты все же постарайся его забрать, Вира. Мало ли что может случиться? Пусть лучше он хранится у тебя до самой деактивации. Мне так будет спокойнее, да и тебе тоже.

– Само собой, Яр. Кстати. Ты уже знаешь, что станешь делать после освобождения?

– Конечно. Я приду к тебе. Мы вместе дождемся твоей свободы, а заодно продумаем дальнейшие планы. Надеюсь, ты понимаешь, что в покое нас не оставят, и вернуться домой ни за что не дадут?

Я глубоко вздохнула.

– Понимаю, братец. Еще как понимаю.

***

Утром я по привычке проснулась первой. Некоторое время лежала в кровати, прислушиваясь к шумевшему за окном ветру, и думала о том, что впервые за много лет мне не нужно вставать ни свет, ни заря, чтобы приготовить завтрак. В холодильнике было полно еды, которая осталась после вчерашних поминок, и ее наверняка хватит на несколько дней.

Я привела себя в порядок, после чего явилась в кухню и заварила себе чай. Суворин, судя по всему, еще спал, поэтому завтракала я одна. Это давало возможность подумать и распланировать свои действия.

Во-первых, следовало проникнуть в спальню Антона Егоровича и выкрасть волшебный перстень. Проблема состояла в том, что перстень находился в заколдованной шкатулке, а та стояла в одном из тайников, которыми покойный старик напичкал свою комнату. Отыскать нужный тайник было не сложно. Я нашла его через несколько минут, после того, как обнаружила, что мой хозяин скончался. К сожалению, ларчик был плотно закрыт, а наложенные на него чары не позволили мне даже к нему приблизиться.

Эх! Если бы я знала, что Филипп Викторович не в курсе моих отношений с его двоюродным дедом, я бы дала деру из этого дома еще позавчера.

Впрочем, кого я обманываю? Оставить мертвого старика гнить в собственной постели мне не позволила бы совесть. К тому же, если бы Суворин все-таки знал, какой силой обладает треклятое кольцо, он бы вернул меня в дом даже из космоса, и мой побег оказался бы напрасным.

Таким образом, сегодня и завтра я буду приглядывать за Филиппом и, если увижу, что шкатулку он все-таки открывал, попробую или выпросить перстень, или, опять же, его украсть. Мужчина ведь может оставить кольцо на столе или неплотно закрыть шкатулку. Чары тогда работать не будут, и я свободно заберу колечко себе.

Если из моей затеи ничего не выйдет, я все-таки уйду без него, ибо желание покинуть этот дом с каждым часом росло, и бороться с ним становилось все сложнее и сложнее.

Во-вторых, следовало съездить в город и взглянуть на одну из квартир, которые я вчера присмотрела для переезда. Я договорилась встретиться с ее хозяйкой в одиннадцать часов утра, а значит, это дело следовало выполнить первым.

Допив чай, я переоделась в джинсы и свитер, после чего облачилась в пальто и вышла на улицу.

Там было пасмурно и тихо. Ветер больше не шумел, по небу плыли тяжелые серые облака. Голые деревья торчали со всех сторон, как искореженные подагрой пальцы, на асфальте чернели провалы холодных луж. Я никогда не любила ноябрь, однако сегодня его мрачные мистические краски показались мне восхитительно прекрасными.

С нарочитой неторопливостью я дошла конца улицы, и вместе того, чтобы спрятаться за углом и перенестись в нужное место порталом, свернула к автобусной остановке. Больше не надо было спешить, постоянно смотреть на часы и экономить каждую минуту. Можно было просто шагать по дороге или ехать в мягком автобусном кресле и наслаждаться всем, что тебя окружает.

Обратно я вернулась после обеда. Назначенная встреча прошла великолепно. Квартира оказалась просторной и выглядела вполне прилично, а ее хозяйка была очаровательна и мила. Впрочем, я находилась в таком расположении духа, что мне бы понравился даже сырой подвал с плесенью и пауками.

Я вручила хозяйке задаток, она мне – ключи, и мы расстались чрезвычайно довольные друг другом. После этого я отправилась в городской центр, погуляла по набережной, перекусила в кафе, потом зашла в магазин за новыми перчатками, и только затем поехала собирать вещи для переезда.

Суворин сидел в кухне и задумчиво вертел в руках зеленую папку с какими-то документами. Рядом с ним стояла широкая тарелка с недоеденной котлетой.

– Добрый день, – поздоровалась я, пробегая в свою спальню.

– Добрый, – откликнулся Филипп. – Виринея, не могли бы вы немного задержаться. Я снова хочу кое-что спросить.

Я вошла в кухню и села на соседний стул.

– Слушаю вас.

– Вчера я до поздней ночи разбирал документы Антона Егоровича, хотел найти ваш трудовой договор. Но почему-то не нашел. У вас случайно не осталось своего экземпляра?

Я качнула головой.

– Мы не подписывали никаких документов. Я помогала вашему деду по устной договоренности.

– Понятно. Знаете, просматривая бумаги, я обнаружил в этой папке, – он помахал ею перед моим лицом, – интереснейшее письмо. Я хочу, чтобы вы его прочитали.

Суворин протянул мне белый конверт. На нем почерком Антона Егоровича было написано: «Филиппу Суворину. Лично в руки».

В конверте лежал сложенный в несколько раз лист бумаги. Я его развернула и быстро пробежала глазами строчки, выведенные тем же знакомым почерком:

«Дорогой Филя, если ты читаешь это письмо, значит, меня уже нет в живых. Как и обещал, я оставляю тебе все, что нажил за эти годы. Дом, гараж, землю и все остальное. Завещание давно составлено, и ты, скорее всего, уже его видел. Распоряжайся наследством по своему усмотрению. Ты парень грамотный, и все сделаешь, как надо.

Вместе с домом к тебе перейдет Вероника, девка, которая следит в моих хоромах за порядком. Сама себя она зовет Виринеей, но на Веронику откликается тоже.

Филя, дорогой мой мальчик, ни в коем случае не давай ей расчета. Эта девка не простая. Это волшебная щука, золотая рыбка и джинн из лампы Алладина в одном флаконе. Дело в том, что она – ведьма и при помощи своего колдовства исполняет любые желания.

Ты, конечно, скажешь, что я сошел с ума, и несу всякую околесицу. А между тем, Филя, мои слова – чистая правда. Откуда, ты думаешь, я взял деньги, чтобы нажить для тебя такое наследство? Твоя бабка, наверное, рассказывала, что я полжизни работал на заводе простым слесарем, а потом вдруг взял и выбился в главные инженеры. Считаешь, я сделал это сам?

Нет, Филя. В инженеры меня вывела Вероника. Благодаря ее ворожбе я получил все, что имею.

Девка она тихая и расторопная. Служила мне, послужит и тебе. А чтобы не артачилась и, не дай Бог, от тебя не сбежала, надень и носи перстень с фиолетовым камнем.

Он лежит в деревянной шкатулке, а шкатулка стоит в моей спальне. Там на стене у окна висит моя старая фотография. Нажми на стену под этим снимком, тайник и откроется.

Вероника того кольца страсть как боится. Кто его носит, того она и слушается. Как наденешь кольцо на палец, скажи: «Вороново отродье, будь мне верной рабой». И тогда Вероника сделает все, что ты ей прикажешь.

Человек, который дал мне это колечко, велел сделать именно так, и ведьма ни разу меня не ослушалась и не подвела».

Я подняла глаза на Суворина. Пока я читала, тот сидел тихо и молча ждал, когда я закончу.

– Что вы об этом думаете, Виринея?

Я пожала плечами.

– Антон Егорович последние годы был не в себе. Время от времени у него появлялись странные причуды и помороки. Например, он прятал чайные чашки – боялся, что их украдут соседские дети. Или начинал звать давно умершую жену. В прошлом году мне пришлось вызвать рабочих, чтобы они перестелили в гостиной пол. Антон Егорович уверял, будто в нем есть щели, через которые в дом проникают кроты. Наверное, это письмо было написано во время одного из таких помороков.

– Похоже на то, – согласился Суворин. – Но знаете, я последовал дедушкиной инструкции и нашел в его спальне секретную полку, на которой стоял резной ларчик удивительной красоты. А в ларчике лежало это.

Филипп сунул руку в карман и вынул из него серебряный перстень с овальным фиолетовым камнем.

У меня внутри все похолодело.

Прожитые годы научили меня держать лицо в любой ситуации, поэтому я снова пожала плечами, ничем не выдавая своего волнения.

– Красивая штучка.

– Красивая, – кивнул Суворин. – Тонкая, очень искусная работа. Знаете, Виринея, мне показалось странным, что дедушка в своем письме отзывался о вас так неуважительно. Девка, ведьма, вороново отродье… Вы с дедушкой находились в сложных отношениях? Конфликтовали? Скандалили?

– Нет, мы общались нормально. Можно сказать, жили душа в душу. Видите ли, Филипп Викторович, у Антона Егоровича было особое отношение к женщинам. По его мнению, все они являлись глупыми и недалекими людьми, поэтому он часто отзывался о них пренебрежительно. Свою покойную супругу он называл бабой, а Веру Борисовну старухой или старой каргой. Так что девка – это не ругательство. Это… мое название.

– А ведьма? И все остальное?

– Не знаю. Возможно, Антон Егорович за что-то на меня обиделся. Или эти прозвища показались ему забавными.

Суворин понятливо кивнул. Взгляд его стал задумчивым. Я же решила сменить тему разговора.

– Я сняла квартиру, – сообщила ему. – Вещей у меня мало, поэтому я могу съехать уже сегодня вечером.

– Замечательно. Рад за вас, Виринея.

Я встала из-за стола. Вроде, пронесло.

Во истину, в этой реальности царит благословенный век. Сила человеческого разума достигла таких высот, что вытеснила из людской жизни все чудеса. Можно выйти на центральную площадь и творить любую волшбу, а горожане будут принимать ее за фокусы и оптическую иллюзию. Чародеев они назовут шарлатанами, а рассказы о волшебстве – выдумками и сказками.

В этом мире чародей может жить сыто, вольготно и совершенно незаметно. Магии не существует – каждый умный образованный человек это знает.

В отличие от своего покойного деда, Филипп Суворин – человек умный и образованный, а значит, я могу уйти и спокойно ждать, когда закончится срок моего заключения.

Я вежливо улыбнулась Суворину и сделала несколько шагов к выходу из кухни, как вдруг за моей спиной прозвучало:

– Вороново отродье, будь мне верной рабой!

Перед моими глазами вспыхнула и погасла вспышка света. Голову на мгновение сжало тисками, ноги стали тяжелыми, как гири.

Светлые звезды, только не это!..

Я остановилась на полном ходу, а потом снова повернулась к Суворину.

Тот улыбнулся и развел руками. На среднем пальце его правой ладони был надет перстень с большим фиолетовым камнем.

– Я не мог не попробовать. Не обижайтесь, Виринея.

– Что вы, какие обиды, – я вернулась за стол и уставилась на него испытующим взглядом.

– Как ощущения? – с той же улыбкой поинтересовался Филипп. – Не появилась потребность выполнить какое-нибудь желание?

В его голубых глазах плясали веселые искорки. Похоже, господин историк изволил пошутить. Только мне сейчас было не до смеха. Магия волшебного камня вырвалась наружу и привязала меня к новому хозяину.

– Вы пожелайте, а там посмотрим.

– Что ж, – Суворин доел котлету и вытер салфеткой губы. – Передвиньте взглядом этот стул к холодильнику.

Я усмехнулась и бросила на указанный предмет мебели быстрый взгляд. Тот сорвался с места и отъехал в сторону, противно скрипнув по ламинату деревянными ножками.

Суворин что-то хотел сказать, но застыл с открытым ртом. Несколько секунд он тупо смотрел на стул, а потом перевел взор на меня и спросил:

– Обратно подвинуть сможете?

Секунда – и стул вернулся на место.

– Прекрасный фокус, – заметил Суворин. – Как вы это сделали, Виринея?

– Взглядом. Как вы и сказали.

– Очень смешно. И все-таки, как?

Я развела руками.

– Ничего не понимаю, – Филипп протер глаза. – Ладно. А поднять стул в воздух можете?

– Тоже взглядом?

– Если вам не трудно.

Стул поднялся на уровень столешницы и остался висеть, словно подвешенный на невидимых нитях. Суворин вскочил на ноги, ощупал его со всех сторон, после чего дернул вниз. Стул с громким стуком опустился на место. Когда Филипп поднял на меня глаза, в них плескался едва ли не ужас.

– Кто вы такая?!

Я коротко вздохнула.

– Волшебная щука, золотая рыбка и джинн из лампы Алладина в одном флаконе. Вы же читали письмо Антона Егоровича. В нем все написано.

– Вы сказали, дед последние годы был не в себе.

– Да, – кивнула я. – Он заговаривался, чудил, постоянно обо всем забывал. Возраст, знаете ли.

Суворин покачал головой.

– Магии не бывает. Ну, не бывает же, Виринея!

– Послушайте, Филипп, – я тоже встала на ноги, и теперь мы находились на расстоянии вытянутой руки. – Давайте сделаем так: я подтвержу, что все произошедшее вам показалось, а вы позволите мне уйти. Вы говорили, что мое присутствие в этом доме больше не имеет смысла. Я с вами согласна и с удовольствием освобожу помещение, чтобы вы могли его спокойно продать.

Суворин поднял руку и снова покачал головой.

– Не торопитесь, Виринея. Вы еще успеете уйти. Сначала я хочу разобраться, что сейчас произошло, и каким образом вы заставляете летать стулья.

Я поджала губы.

Похоже, мне придется вернуть той милой женщине ключи от ее квартиры. Этот проклятый дом и его проклятые хозяева просто так меня не отпустят.

Глава 2

Ночью мне п