Трезвость

С сегодняшнего дня, с утра, с сейчас, и до… Покуда хватит воли? Нет. Всё. Решено. Да. Да? Решено ли?! Вчера была последняя, точно последняя. А сегодня… Но ведь вчера вечером не успел. Да нет, хватит, довольно. Дыши. Сомнительно-уверенно.

Такие перемежающиеся мысли ворочалась односекундно и томительно в черепной коробке Висимова, перескакивали с одного недомогания на другое, весело бренчали на струнах возжеланий инфернальную мелодию, и пластинка уже изрядно заела. Но тот день отличителен от долгой и тянущейся череды прежних, ведь именно в его утро было приведено в исполнение предъявленное Висимовым по отношению к тому же, но другому Висивому, требование по прекращению беспорядочных шизофазических употреблений. И сколько же их понадобилось для такого, не то что раздумия – решения? Страшно подумать, кошмарно прожить. Но вот, на удивление самого завязочника, лист очистился от чернильных клякс и жирных пятен – Висимов не курил уже полных 23 часа.

И тому первому чистому дню было суждено начаться с поездки в парк, что затесался на южной окраине города у чернильно-лоснящегося тусклыми солнечными отблесками пруда. Место выбранное не на обум, а с некой психоритуальной подоплёкой, место, в котором начался отсчёт выкуренных Висимовым свёрнутых косых, вынюханных раскрошенных таблеток и растворённых под языком пропитанных кислотами бумажных квадратиков. Наш очищенный носитель всех перечисленных пороков решил символически ступить на точку старта своего вихлястого пути, чтобы начать новый, стремительный и уверенный забег, и нагонять того, старого плетущегося себя по пять раз за круг, самопожираясь стремящийся в себя уроборосом.

Но для начала стоило окончательно пробудиться и физически прочувствовать полноту трезвого восприятия, чего Висимов не делал на протяжении последнего десятка лет, собраться и пуститься в путь, но по обычаю загвоздки растрёпанными в швах нитками повылазили сразу же.

Собирая необходимые вещи и силы, он нигде не мог отыскать ключи. Чувствовал детскую растерянность и микроскопичность даже перед пустяковыми обстоятельствами. Прощупаны были все карманы всей верхней одежды в квартире, обыскан каждый шкафчик тумб и трельяжей, и выдвигая из них последний, в поле зрения грубо и неожиданно врезался замызганный прямоугольник под мутной пеленой – справка о выписке из реабилитационного центра в мультифоре. Возникшая из ниоткуда вспышка воспоминания повлекла за собой, как поезд тащит следом вагоны, но с противоположной лёгкостью, тянущиеся и прокручивающиеся события тех лет. Прокручивались они всегда и повсеместно, но потаённо, в отдалённых участках подсознания, в его пыльных углах, от которых Висимов всячески одёргивал влекомое внимание. Прощально мелькающие за зарешёченным больничным окном ветви, хлорный запах после неохотных уборок в палате, грубость многократно недостиранных простыней пропитанных присутствием давно выписанных и умерших пациентов, давящая изуродованная белизна потолка. Всё ощутилось всеобъемлющим разом, иглой, колющей только позвоночник но тем пронизывающей всё тело.