Исток росы. Крапивка и магия миров. Книга 3

© Натали Байкова, 2025

ISBN 978-5-0068-6953-0 (т. 3)

ISBN 978-5-0068-4958-7

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Аннотация

Тишина леса разорвана. Сквозь открытый мост между мирами льётся новый шёпот – шелест крыльев из фиолетового неба и перекличка ручьёв, поющих звонкие, иные песни. Для Лешего- это тревожный знак. Для Крапивки – зов.

В её руки попадает послание на забытом языке фей. Оно говорит о её рождении из росы не как о случайности, а как о знамении. Оно ведёт к Истоку – древнему сердцу мира её предков, навеки скованному льдом и цепями.

Теперь Крапивке предстоит сделать выбор который изменит все.

Пролог

Леший-Боровичок сидел, прислонившись спиной к шершавой коре старого дуба, и слушал как по его лесу разносится новый шёпот. Не тревожный, как когда-то, а живой, многоголосый: в нем слышался шелест крыльев из мира, где небо было фиолетовым, перекличка ручьёв из измерений, где вода пела звонкие песни о чем-то вечном, словно рунные напевы.

Он смотрел на лавку с моховой крышей. Теперь она светилась не только тёплым светом жилья, но и призрачными отблесками иных реальностей, льющимися из-под двери и окон.

«Началось, – подумал старый дух. – Мост построен. Теперь по нему ходят все, кому не лень. И хорошие, и не очень».

Его взгляд упал на Крапивку, которая перебирала дары на крыльце. Он помнил тот день, когда она родилась из капли росы. Помнил, как это удивило даже его. Рождение феи – всегда чудо. Но рождение из росы… это было не просто чудо. Это было знамение.

И теперь, когда миры сдвинулись, это знамение начало подавать голос.

«Ищешь ответы, дитятко, – мысленно промолвил он, наблюдая, как она замирает со старым свитком в руках. – Что ж, путь твой только начинается. И он приведёт тебя туда, куда даже моя власть не простирается».

Он отломил кусок гриба-дождевика и медленно прожевал его. – Что-то мне подсказывает, старине Боровичку, что скоро опять придётся за тобой присматривать, – проворчал он в пустоту. – Только на этот раз… придётся присматривать куда внимательнее.

«Потому что тайна, что звала её все эти годы, наконец проснулась. И теперь она сама пойдёт по её следу»

Глава 1. Послание из иного мира

Утро в лавке начиналось с тишины. Не с привычного щебета птиц или шелеста листьев – те звуки остались в том, прежнем лесу, что существовал до моста. Теперь поутру лавку окружало безмолвие, будто сама природа затаила дыхание, ощущая новые, чужие ритмы, просачивающиеся сквозь берёзовую арку.

Крапивка, как всегда, первой встала с рассветом. Она любила этот час, когда призрачные отсветы иных миров ещё дрожали в воздухе, но уже готовы были уступить место простому солнечному свету. Она налила воды в медный таз, чтобы умыться, и замерла, глядя на своё отражение. Та же рыжая чёлка, те же зелёные глаза. Но в них появилась новая глубина – отзвук умирающих и возрождающихся вселенных.

– Опять задумалась? – Раздался сонный голос с лежанки.

Лука потянулся, и его тёплая ладонь легла на плечо Крапивки стоявшей рядом. С толстой балки доносилось тихое постукивание – это Кириан деловито раскалывал клювом засохшие ягоды можжевельника. А на пороге, свернувшись клубком сладко посапывала Луна, подрагивая кончиком хвоста во сне.

– Просто… слушаю тишину, – улыбнулась Крапивка. – Она теперь другая. В ней столько голосов.

Она подошла к ящику с дарами, что стоял у порога. Он был полон диковинных вещей, оставленных странными гостями: здесь лежали сверкающие камни, свитки с непонятными письменами, засушенные цветы неземной красоты. Каждый предмет был историей, каждый – загадкой.

И сегодня среди этого богатства её взгляд упал на свёрток, которого она раньше не замечала. Он был туго перевязан тонким серебристым шнурком и лежал чуть в стороне, будто его кто-то осторожно положил, не желая перемешивать с другими дарами.

Любопытство заставило её развязать узел. Шнурок рассыпался в прах, едва она к нему прикоснулась. Внутри, на куске мягкой, похожей на кожу ткани, лежал пожелтевший свиток. Она развернула его. И мир перевернулся.

Сначала она увидела рисунок. Простой, ясный, выведенный уверенной рукой: капля росы на листе крапивы. Её крапивы. Той самой, что росла у порога и в тени, которой она появилась на свет.

Сердце ёкнуло, и забилось чаще. А потом её взгляд скользнул ниже, к строке, начертанной на языке её предков, на языке фей, который она помнила, но на котором почти не говорила.

«Когда миры истончаются, рождаются дети из слёз вселенной. Ищи исток росы – там ответ на первую боль».

Крапивка отшатнулась, будто обожглась. Свиток выпал у неё из рук и покатился по полу.

– Что такое? – встревожился Лука, тут же оказавшись рядом.

Он поднял пергамент, взглянул на рисунок, и его лицо вытянулось от изумления. Он не умел читать на языке фей, но символ был понятен без слов.

– Это… твой знак, – прошептал он. – Твоё рождение.

Крапивка кивнула, не в силах вымолвить слово. Глоток воздуха обжёг горло. Все эти годы она считала своё появление на свет красивой случайностью, капризом природы. А теперь… теперь ей в руки упало послание, которое называло это знамением. Слезой вселенной.

– Кто…, кто мог это оставить? – спросила она, и голос её звучал хрипло. – И почему сейчас? Почему, когда миры открылись, кто-то решил напомнить мне… о первой боли?

Она посмотрела на Луку, и в её глазах читался не страх, а жгучее, неутолимое желание наконец узнать правду.

– Может, потому что теперь ты не одна, – твёрдо сказал Лука, сжимая её руку. – И мы пройдём этот путь вместе. Куда бы он ни вёл.

Глава 2. След на пергаменте

Тишина в лавке стала густой, тяжёлой, наполненной биением двух сердец – одного испуганного и одного решительного.

Даже Луна, с её жёлтыми, как жидкий янтарь, глазами, перестала умываться и смотрела на них пристальным, понимающим взглядом.

– «Первая боль» … – Крапивка медленно, будто боясь обжечься, снова взяла свиток. – Что это может означать? Боль мира? Боль… моя?

Её пальцы скользнули по шершавому пергаменту. И в этот миг она почувствовала не просто холод старой кожи. Она почувствовала лёгкое, едва уловимое покалывание. Словно крошечные искорки магии всё ещё жили в этих чернилах.

– Здесь есть что-то ещё, – прошептала она. – Помимо слов.

Она закрыла глаза, позволив своей собственной, изменённой магии – тёплой и целительной – коснуться пергамента. Она не читала текст. Она слушала его. И пергамент отозвался.

Чернила, изображавшие каплю росы, вдруг засветились мягким серебристым светом. Свет пополз по линиям, и простой рисунок начал меняться. Контур крапивного листа стал изгибаться, превращаясь в причудливые очертания берегов, а капля росы замерла в центре, как компас, указывающий на невидимую цель.

– Лука, смотри! – воскликнула Крапивка.

Они смотрели, как на пергаменте проступает карта. Но это была карта не их мира. В её центре возвышался исполинский замок, сплетённый изо льда и пепла. Его шпили пронзали облака, а стены переливались мерцающим пепельным светом, словно тлеющая память о тысяче пожаров. Вокруг него, простираясь до краёв пергамента, сиял невероятный сад из ледяных деревьев. Их ветви, покрытые хрустальной листвой, образовывали ажурные своды, а с серебристых листьев струился свет, похожий на лунный. Но самым завораживающим был не замок и не сад.

В самом сердце чертогов, в месте куда сходились все дороги сада, стояло Древо. Казалось оно было сотканным из самого времени. Вместо листьев с его ветвей свисали миллиарды замёрзших слёз-вселенных, звенящих печальной музыкой. Его корни, опутанные цепями из застывших мгновений, уходили в сияющий туман реальности. Это был Исток – живое сердце этого застывшего мира.

– Это… Там? – с сомнением спросил Лука, глядя на Древо. – Нам туда?

Свет от капли-компаса пульсировал, словно сердце, указывая именно на это место. А ниже, под проступившей картой, проявилась ещё одна строка, ранее невидимая:

«Первый вздох – в последнем вздохе. Ключ – в замке изо льда и пепла».

Крапивка открыла глаза и посмотрела на Луку. В её зелёных глазах не осталось и тени сомнения.

« – Это не просто послание», – сказала она твёрдо. – Это приглашение. Или… вызов.

Она повернулась к ящику с дарами. Кто бы ни оставил этот свиток, он знал, что найдёт его именно она. И он знал, что теперь, когда миры открыты, она сможет последовать за ним.

« – Нам нужна помощь», – сказал Лука практично. – Мы не знаем, куда идём. Нам нужен кто-то, кто видел больше нас.

Их взгляды встретились, и они произнесли это одновременно: – Леший.

Старый дух знал лес лучше любого. Но знал ли он что-нибудь о мирах за его пределами? И о тайне рождения фей из росы?

Путешествие началось. И первый шаг вёл не к загадочному замку, а в самую чащу леса к старому дубу где, они надеялись, их ждали первые ответы.

Глава 3. Ворчливая мудрость

Дорогу в чащу знали лишь двое – Леший и сам лес. Для всех остальных это была не тропа, а хаос корней, непролазных зарослей и внезапных оврагов, который в любой момент мог развернуться и увести в другую сторону. Но сегодня лес пропускал их будто по ковровой дорожке – ветви сами расступались, а кочки под ногами будто сглаживались. Крапивка чувствовала это – чаща помогала им, чувствуя важность их миссии.

Леший сидел на своём обычном месте – у подножия старого дуба, в кресле из переплетенных корней что уходили в землю, словно каменные змеи. Казалось не он выбрал это место, а сам лес вырастил трон для своего хранителя. Он не повернулся, но его голос, скрипучий, как кора старого дуба, прорезал тишину:

– Чай пить пришли? Али опять мир спасать?

Но когда он обернулся, в его глазах-светляках не было досады. Был интерес. И глубокая, многовековая усталость.

Крапивка, не говоря ни слова, протянула ему развёрнутый свиток.

Леший взял его своими корявыми пальцами. Он смотрел на карту долго, так долго, что Лука уже начал переминаться с ноги на ногу.

А затем он провёл лапой над свитком, не касаясь его. И тогда случилось чудо.

Из его пальцев посыпалась золотистая пыльца воспоминаний. Она оседала на пергамент, и чернила начинали светиться мягким серебристым светом. Над свитком возникло видение: высокие сияющие башни, похожие на застывшие струи водопада, и огромный замок, стены которого были сплетены из живого льда и вулканического пепла.

– Замок Утренней Росы, – прошамкал Леший, и в его голосе впервые прозвучала ностальгия. – Обитель Хрустальных Фей. Древнейший род, хранитель равновесия. А там, за замком, бьётся Исток Росы – сердце их мира.

Он пристально посмотрел на Крапивку, и его светлячки-глаза смягчились. – А ты… Ты та самая, дитятко. Прямая наследница. И в свитке сказано не просто «рождённая из росы». Там сказано: «Когда миры истончаются, рождаются дети из слёз вселенной».

Леший ткнул мохнатым пальцем в пылающие строки. – Мир фей истончился от их вечного бессмертия, стал хрупким. И вселенная «заплакала», послав им тебя – дитя чистой, обновляющей магии. Но сила твоя была слишком сильна даже для Истока. Ритуал посвящения прервался, и он, спасая тебя от распада, вытолкнул твою сущность в виде капли в наш мир. Инстинкт привёл тебя к крапиве – самому стойкому и защищённому растению в моём лесу. Чтобы ты выжила.

Он положил свою ладонь на свиток, и видение замка стало ярче. – «Ищи Исток Росы – там ответ на первую боль», – продекламировал он. – Твоя «первая боль» – это не просто разлука, дитятко. Это боль несовершённого ритуала, разорванной связи. Боль, которую чувствуют и твои родители, и сам Исток. Они не бросили тебя. Они все эти годы искали, не зная, что с тобой случилось.

Леший на мгновенье замолчал, вглядываясь в строки, которые светятся теперь ярче всех. – А теперь слушай самые главные слова. «Первый вздох в последнем вздохе…» Это о твоём рождении здесь. Твой первый вздох девочки случился в момент, когда ритуал в мире фей был на грани – на своём последнем вздохе. А вот это… «Ключ в замке изо льда».

Он обвел лапой всё видение Замка Утренней Росы. Лёд – это застывшее, несовершённое время. Время, которое остановилось для тебя и твоих родителей в день твоего исчезновения. Ты и есть тот Ключ, Крапивка. Ключ, который должен разморозить их время. Вернуться и завершить то, что было начато. Не для битвы, а для исцеления. Чтобы твоя семья и твой мир снова смогли вздохнуть полной грудью.

Крапивка смотрела на видение замка, и слёзы катились по её щекам. Это были слёзы не боли, а узнавания. В глубине души она всегда чувствовала эту пустоту, это ожидание.

– Моя… семья? – прошептала она. – Они… ждут? – Да, – кивнул Леший. – Они ждали всегда. Им тоже было больно все эти годы. Но теперь твой дар пробудился, и они наконец почувствовали тебя. Они зовут тебя домой.

Он медленно опустил ладонь, и видение замка растаяло в воздухе. Свет свитка погас, оставив в лесной чаще только трепещущий свет его светлячков-глаз да тусклое сияние мха на старых корнях.

– Помню, как нашёл тебя, – вдруг сказал он, глядя куда-то вглубь своих воспоминаний. – Утро было, холодное. Роса на паутинках сверкала, словно сеть из алмазов, раскинутая по всему лесу. И на целой поляне – ни звука. Тишина. И только одна крапива шелестела, будто звала меня. Подошёл, гляжу… а меж её жгучих листьев – комочек. Завёрнутый в солнечный свет, будто в пелёнки. Дышал. Смотрел на меня такими глазами, в которых было… всё. И ничего. Самая чистая магия, какую я видел.

Леший кашлянул, смущённо проводя корявым пальцем по шершавому краю свитка. – Думал, ненадолго. Пристрою куда, найду твоих. Ан нет… – Он покачал мохнатой головой. – Пристроился я сам. На всю жизнь. Стал тебе и нянькой, и стражем, и.… отцом.

Крапивка не сдержала рыданий. Она подошла и обняла его мохнатую шкуру, вжавшись лицом в пахнущий дымом и хвоей мех. – Ты… ты мой первый папа, – выдохнула она. – Самый главный. Ты вырастил меня. Ты научил меня всему. Ты любил меня, когда даже я сама не знала, кто я.

Леший замер, а потом тяжело вздохнул и осторожно, почти невесомо, обнял её своей огромной лапой. – Такая уж моя работа, дитятко. Лес хранить. А ты… ты самая редкая былинка в моём лесу. Самая драгоценная. И сейчас… сейчас пришло время тебе расти на своей земле.

Они стояли так молча, и всё, что было между ними за все эти годы – и ночные страхи, и выученные травы, и ворчание, и забота – витало в воздухе, тёплое и живое.

– Они ждут тебя, – наконец, прошамкал Леший, отпуская её. Его голос снова стал ворчливым и твёрдым. – Иди. А я.… а я тут побуду. На всякий случай. Знаешь, где искать, если что.

Крапивка кивнула, вытирая слёзы. Теперь её путь домой был не бегством в неизвестность, а шагом из одного дома в другой. Она несла с собой любовь и мудрость Лешего – самый прочный оберег, какой только могла иметь.

Тишина после откровений Лешего повисла в лесной чаще густым мёдом. Крапивка стояла, скрестив руки на груди так крепко, словно боялась, что иначе её сердце выпрыгнет наружу, пытаясь вместить в себя новую, огромную правду. Лука первым нарушил молчание.

– Значит, идём? – его голос прозвучал негромко, но твёрдо.

Крапивка кивнула. Её взгляд встретился с взглядом Лешего, и в нём она прочитала не только грусть, но и суровую решимость.

– Мы с вороном здесь остаёмся, – твёрдо сказал Леший, словно отвечая на её невысказанную мысль. Он кивнул в сторону, где на ветке старого дуба, невидимый в сумраке, сидел Кириан. – Лавку стеречь будем, да в свитке этом копаться. Там, глядишь, ещё не один секрет записан. Найдём что – передадим. Воронье перо дорогу к вам найдёт

– А свиток? – спохватился Лука. – Без карты мы и в трёх соснах заблудимся!

Леший хрипло рассмеялся, и светлячки в его глазах заплясали. – Эх, парень, не картой единой… Свиток – как замок на двери. Он уже открылся той, кому должен был. – Он ткнул толстым пальцем в собственный висок. – Всё, что нужно для первого шага, уже тут. А кошка… – он многозначительно посмотрел на тропу, ведущую к лавке, – …кошка доведёт. Она видит то, чего в свитках не запишешь – дрожь воздуха между мирами, шёпот дорог, что ещё не протоптаны. Мы же со свитком будем смотреть, что у вас за спиной творится. Иногда самая важная подсказка – знать, что за тобой по пятам идёт.

С ветки донёсся тихий, согласный скрежет – Кириан клювом чистил перо на крыле. Было ясно – он уже готовился к своей роли.

Леший протянул Крапивке маленький, завёрнутый в сухой мох свёрточек. – Держи. Это нашёл я на тебе тогда, в крапиве. Лежало в твоей ручонке.

Крапивка развернула мох. В её ладонь скатилась крошечная, идеально круглая жемчужина. Она была холодной, как лёд, и сквозь её матовую, молочно-голубую поверхность угадывалось мерцание, словно внутри была заключена далёкая звезда.

– Это… – прошептала она. – семя, – подтвердил Леший. – семя Ледяного Цветка Истока. Оно не прорастёт где попало. Ищи Место Трёх Теней, где роса не высыхает даже в полдень. Посади его в почву из двух миров – возьми землю отсюда и жди, когда твой новый дом подскажет, где взять его прах.

Лука выдохнул, ошеломлённый. – То есть нам нужно найти какое-то мифическое место, смешать землю и просто… посадить цветок?

– «Просто», – фыркнул Леший. – А кошка ваша вам в этом поможет. Она тени чует. А теперь идите, пока дорога не растаяла. Мы своё дело здесь сделаем.

Крапивка сжала в кулаке ледяное семя. Холод обжёг ладонь, но внутри неё впервые за долгое время вспыхнуло не тревожное, а тёплое, уверенное пламя. Она смотрела на тропинку, ведущую к лавке, где их уже ждала Луна. Она знала – сзади у них есть крепкий тыл, а впереди – проводник.

– Идём, – сказала она, и на этот раз её голос был твёрдым.

Они шли обратно к лавке, и молчание между ними было особенным – не неловким, а наполненным общим пониманием. Воздух трепетал от значимости момента, и даже лес вокруг, казалось, затаил дыхание, провожая их.

Лука на ходу обшаривал карманы, доставая смятый платок, чтобы завернуть в него пригоршню земли взятой у корней старого дуба – ту самую, «отсюда». Действие было простое, почти бытовое, но от этого – ещё более волшебное.

А Крапивка не выпускала из руки с емя. Ледяной холодок от него уже не обжигал, а лишь мерно пульсировал в такт её сердцу, словно отзываясь на её мысли.

И тут они увидели Луну. Она сидела на пороге лавки в неестественной, напряжённой позе. Два жёлтых глаза, как расплавленное золото, горели в сумерках, пылая неотложным знанием. Прежде чем они успели сделать шаг, кошка бесшумно поднялась. Её тёмный силуэт резко выделялся на светящемся прямоугольнике двери. Она бросила на них короткий, обжигающий взгляд, развернулась и скользнула в сторону леса. На краю тропы она замерла, оглянувшись. Два жёлтых факела в темноте безошибочно говорили: «Путь открыт. Медлить нельзя».

– Пора, – просто сказала Крапивка, чувствуя, как Семя в её ладони отзывается на этот безмолвный зов новым, тёплым импульсом.

– А вещи? – спохватился Лука, уже на полпути к лавке. – Еду, воду… Крапивка покачала головой, не останавливаясь. Её пальцы сжимали Семя. – Там, куда мы идём, наша вода – это роса, а пища – свет зари. Мы не в поход собираемся. Мы отвечаем на зов…

Лука лишь кивнул, крепче завязывая узелок на платке с землёй. Больше вопросов не было. Было только решение и два жёлтых огонька впереди, что плыли вглубь чащи, увлекали за собой, растворяясь в густеющих сумерках.

Они оставили позади тёплый свет лавки, ставший теперь крошечной точкой, как последняя звёздочка уходящего детства. Лес смыкался за их спинами, и с каждым шагом знакомые тропинки становились чужими, наполняясь иным, древним шепотом. Крапивка не оглядывалась. Лёгкий, почти невесомый шаг Луны был её компасом, а ровный ток тепла от Семени в кулаке – подтверждающем, что они идут в верном направлении. Их путешествие началось не с утра, с сборов и планов. Оно началось здесь и сейчас – в сумерках, на пороге миров, с пустыми карманами, но с сердцами, полными доверия к зову.

Глава 4. Три тени на лунной росе

Лес, в который их повела Луна, был не тем знакомым лесом, что окружал лавку. Воздух здесь был гуще, пах влажной землёй и перезрелыми ягодами, а ветви деревьев сплетались так плотно, что лунный свет пробивался сквозь них лишь редкими призрачными лучами, выхватывая из мрака бледный ствол берёзы или внезапно святящийся лист папоротника, словно звезду, затерявшуюся в зеленые гуще травы.

Лука шёл позади Крапивки, и его плечи непроизвольно напрягались. Каждый шорох казался ему чужим шагом, каждый хруст ветки звучал как предупреждение о чем-то незримом. Он сжимал в кармане свёрток с землёй, и этот маленький комочек глины и корней был единственным твёрдым напоминанием о том, что где-то ещё существует нормальный мир.

Крапивка же, наоборот, чувствовала, как странное спокойствие наполняет её. С каждым шагом по мшистой земле ей казалось, будто она не пробирается через чащу, а вспоминает дорогу, которую когда-то знала наизусть. Она почти не видела тропы – Луна вела их не по ней. Кошка то исчезала в темноте, то возникала впереди, сидя на замшевом валуне и вылизывая лапу с видом полного безразличия, но её жёлтые глаза всегда были прикованы к ним, проверяя, следуют ли они. А в руке у Крапивки пульсировало семя. Его холод сменился ровным, глубоким теплом, словно крошечное сердце билось в такт с сердцем самого леса.