В списках не значились: «1961»

Глава 1

Сергей Викторович и Диана Валерьевна жили той самой жизнью, о которой иногда с тоской вспоминали в московских высотках, – жизнью простой, обкатанной и до боли знакомой. Геленджик. Солнце. Море, которое из ярко-синего летом к декабрю становилось свинцово-серым и суровым. Их мир снова сузился до размеров уютной «трёшки» в панельной пятиэтажке.

Сергей снова был начальником отдела футбола городского спорткомитета. Его дни состояли из бумажек о выделении мячей для дворовых команд, споров с директором стадиона «Спартак» насчёт стоимости покраски раздевалок и вялых турниров между местными «Спартой» и «Волной». Он носил те же самые костюмы, иногда выпивал свои «Хадыжи» и с тем же азартом обсуждал с приятелями в обеденном перерыве, сможет ли «Спартак» (московский, конечно) взять верх над «Динамо».

Диана снова вернулась в салон красоты «Лотос» на центральной набережной. Её мир теперь пах не дорогими духами и зверинцем, а лаком для волос, перекисью и клиентскими сплетнями. Вместо жён политбюро её окружали загорелые курортницы, мечтавшие о мелировании «как у Татьяны Веденеевой из «Голубого огонька», и молодые отдыхающие, желавшие «нечто такое, чтобы курортный роман случился наверняка». Она снова стала просто Дианой – лучшим стилистом-парикмахером Геленджика, чьи руки помнили и пышные локоны партийных дам, и чёлки первых советских стиляг.

Их московская одиссея с макакой-комсомольцем, Василием Сталиным и Лаврентием Берией постепенно стала похожа на общий сон – яркий, подробный, но невероятный. Они почти перестали о нём говорить. Слишком нелепо это звучало бы за бутылкой «Абрау-Дюрсо» и тарелкой жареной барабульки. Это было их общей тайной, закопанной глубоко-глубоко, как клад, в существование которого уже и сам не веришь.

В тот день они, как всегда, вернулись с воскресной прогулки по набережной. Декабрьское солнце грело слабо, но по-курортному ласково. Они купили свежего хлеба, пару пачек селедочки и, придя домой, почувствовали вдруг одну и ту же мысль – смертельную, обволакивающую усталость. Не физическую, а какую-то душевную. Словно их жизнь стала слишком предсказуемой, слишком плоской.

Геленджик

– Сереж, а давай поспим? – сказала Диана, скидывая пальто. – Часика на два. Как в старые времена.

– А что, идея, – с облегчением отозвался Сергей. – Будильник на девять. Потом дела домашние будем делать.

Они забрались под стёганое одеяло, пахнущее свежестью и домашним уютом, и почти мгновенно провалились в глубокий, беспробудный сон, словно их годы напролёт копили эту усталость для одного-единственного погружения в небытие.

Толчок был резким, грубым и до боли знакомым. Таким же, как тогда, в далёком 1953-м, когда Кирилл Валерьевич Кузнецов чуть не свалился со стула, услышав шепот: «Товарищ, проснитесь! Вы на съезде!».

Сергей и Диана открыли глаза одновременно. И замерли.

Вместо уютной полутьмы их спальни их ослепил резкий, люминесцентный свет. Вместо тишины, нарушаемой лишь тиканьем ходиков и завыванием ветра за окном, их уши пронзил оглушительный, нарастающий гул, скрежет металла и гулкие голоса.

Они сидели рядом на жёстком пластиковом сиденье цвета грязного асфальта. Диана, придя в себя, первым делом посмотрела на мужа – и едва не вскрикнула. Сергей сидел, выпрямив спину, с отсутствующим видом глядя куда-то перед собой. Но это был не её Серёжа! Его лицо, всегда гладко выбритое, теперь украшали аккуратные, совсем седые усы – те самые, что были в дикой моде лет сорок назад. На нём был добротный, но немодный пиджак из толстой шерсти, а на коленях он сжимал ручки старого, потёртого кожаного портфеля с потускневшим замком. Он выглядел как образцовый советский служака из какого-нибудь производственного фильма о покорителях целины.

Сергей, в свою очередь, обернулся на вздох жены – и его глаза округлились. Диану облачили в лёгкое весеннее пальто из тёмно-синего драпа, под которым угадывалось строгое платье-футляр серого цвета. На ногах – туфли-лодочки на невысоком каблуке. А на голове – элегантный, чуть скошенный набок берет из той же ткани, что и пальто. Она выглядела как образцовая советская интеллигентка начала 60-х – сотрудница НИИ, библиотекарь или редактор. Они уставились друг на друга в немом оцепенении, пытаясь понять, не является ли это странным продолжением их дневного сна.

И тут их сознание наконец начало обрабатывать окружающую реальность.

Они сидели в вагоне метро. Не в современном, сияющем пластиком и хромом, а в том самом, из их первого путешествия. Деревянные лавки, обшитые тёмно-коричневым пластиком, матовые светильники под потолком, массивные ручки-«кожаные» ремни, свисающие с поручней. Вагон был набит битком. Пахло металлом, махоркой, дешёвым одеколоном «Шипр» и мокрым сукном.

Сергей инстинктивно посмотрел направо. Рядом с ним, раскачиваясь в такт движению поезда, сидел немолодой мужчина в очках и фетровой шляпе. Он внимательно читал свежий, пахнущий типографской краской номер газеты «Правда». Мужик водил пальцем по строчкам, шевеля губами.

Сергей, всё ещё не веря своим глазам, машинально скользнул взглядом по первой полосе. Его мозг, отточенный на изучении футбольных схем, мгновенно зафиксировал главный заголовок, набранный огромным, победным шрифтом:

«СЛАВА ПЕРВОМУ КОСМОНАВТУ ПЛАНЕТЫ ТОВАРИЩУ ЮРИЮ АЛЕКСЕЕВИЧУ ГАГАРИНУ!»

Ниже, чуть меньшим кеглем, стояла дата: «19 апреля 1961 года».

«СЛАВА ПЕРВОМУ КОСМОНАВТУ ПЛАНЕТЫ ТОВАРИЩУ ЮРИЮ АЛЕКСЕЕВИЧУ ГАГАРИНУ!»

В ушах у Сергея Викторовича Сырова зазвенела абсолютная, оглушительная тишина, сквозь которую пробился лишь его собственный, перекошенный ужасом шёпот, обращённый к жене:

– Диночка… Кажется, мы снова промахнулись мимо своей эпохи. На этот раз – на восемь лет вперёд. И, кажется, мы опять в Москве.

Вагон подземки с грохотом нырнул в очередной туннель, оставив за стеклом тёмное, бездонное прошлое, в которое они только что провалились. Их новая, безумная игра с Историей только что началась. И ставки, как и в прошлый раз, были беспощадно высоки.

Глава 2

– Диночка, не смотри по сторонам, смотри на меня, – сквозь зубы прошипел Сергей, ощущая на себе любопытные и слегка осуждающие взгляды пассажиров. Его мозг, привыкший к нестандартным ситуациям ещё со времён геленджикских турниров и кремлёвских интриг, лихорадочно работал. Первый шок прошел, сменившись холодной, цепкой решимостью выжить. Они уже проходили это. Значит, пройдут и сейчас.

Он судорожно расстегнул молнию на своем новом, чужом портфеле. Взгляду открылось несколько аккуратных отделений. В первом лежали пачки денег. Но не те, привычные серые и коричневые купюры, а совсем другие – на вид более солидные, плотные, с сложными водяными знаками. Четкие цифры: «5 рублей», «10 рублей», «25 рублей». И везде дата: 1961. Новые деньги. Денежная реформа. Он смутно помнил о ней из учебников истории.

Рука сама потянулась к внутреннему кармашку пиджака. Там лежал паспорт. Тёмно-зелёная обложка, герб. Он щёлкнул кнопкой. Фотография его собственного, но чуть более уставшего лица с новыми усами. «Сыров Сергей Викторович. 1927 г.р.» Адрес прописки заставил сердце ёкнуть и на мгновение перехватило дыхание: «г. Москва, Краснопресненская наб., д. 14, кв. 78». Та самая квартира. Их крепость. Их рай с видом на Кремль. Значит, они здесь не призраки. Они здесь… свои.

Под паспортом лежала папка с документами. Он отщёлкнул резинку. Верхний лист был выполнен на плотной, почти картонной бумаге с водяными знаками и угловым штампом. Это был приказ за подписью какого-то заместителя председателя Совета Министров СССР. Сухой, казённый язык: «Назначить тов. Сырова Сергея Викторовича на должность Министра спорта СССР с 19 апреля 1961 года…»

Сергей захлопнул папку, не в силах пока осознать этот новый, оглушительный виток своей карьеры. Из начальника по футболу Геленджика – в министры всей страны. Василий и Берия остались в прошлом, но их тень, казалось, накрыла его с головой, вознеся на невероятную высоту.

Рядом Диана, побледнев, но сохраняя удивительное присутствие духа, изучала содержимое своей изящной сумочки из кожи рептилии. Зеркальце, помада, ключи… и маленькая, тёмно-бордовая книжечка с золотым тиснением. «Удостоверение. Всесоюзный Дом моделей одежды. Художник-модельер.» К удостоверению были приколоты визитные карточки на плотном сероватом картоне с тем же логотипом и её именем. Её пальцы дрожали, но голос, когда она заговорила, был удивительно твёрдым:

– Серёж… Я, кажется, на Кузнецком Мосту работаю. Художник-модельер. – Она подняла на него огромные глаза, в которых читался и ужас, и просыпающийся азарт. – Ты представляешь? Это же… это же самое начало. Сюда приедет Диор, Карден… Идеально. В этом времени как раз начнётся бум советской моды.

В этот момент из динамиков, скрипя и шипя, раздался голос дикторши – чёткий, с легким московским акцентом, без намёка на эмоции:

– Станция «Охотный ряд». Переход на станции «Площадь Свердлова», «Проспект Маркса». Берегите себя, выходите аккуратно.

«Охотный ряд». Сердце Сергея ёкнуло.

– Выходи! – его команда прозвучала резко, по-военному. Он вскочил с места, сжал Диану за локоть и, не глядя по сторонам, ринулся к открывающимся дверям, расталкивая неторопливую толпу.

Они выплеснулись на перрон, и поток людей понёс их к эскалатору. Сергей шёл почти бегом, ведя за собой Диану. Его новый портфель яростно стучал по ноге. Они поднялись по движущимся ступеням, обгоняя медлительных пассажиров, и вырвались в вестибюль станции.

И тут их остановила стена звука.

Она обрушилась на них, едва они вышли из метро на улицу. Не просто шум города – гул. Мощный, низкий, ликующий и непрерывный. Он шёл отовсюду: с неба, из стен домов, из самой земли. Он был соткан из тысяч голосов, гудков машин, музыки из репродукторов и какого-то всеобщего, электрического возбуждения, витавшего в самом воздухе.

И этот гул вёл к одной точке.

Сергей, не раздумывая, потянул Диану за собой, и они вышли с узкой улицы на необъятный простор Манежной площади.

И замерли.

Красная площадь. Но не та, привычная, парадная и почти музейная, которую они знали. Она была живой. Кипящей. Ликующей. Она была запружена людьми до самого предела. Море голов – в шапках, платках, шляпах, фуражках. Люди стояли на тротуарах, сидели на плечах друг у друга, висели на фонарных столбах, заполнили все крыши и подоконники ГУМа и Исторического музея. Всюду полосатые будки милиции, и на каждом углу – офицеры с рациями, с напряжёнными, но счастливыми лицами.

Воздух гудел, как гигантский улей. Повсюду развевались красные флаги, транспаранты. И над всем этим – из всех репродукторов, установленных на столбах, гремел могучий, сводящий с ума от восторга голос Левитана:

«…продолжают поступать поздравительные телеграммы со всех концов мира… трудящиеся ГДР вышли на стихийные митинги… в Ханое тысячи людей…»

Сергей поднял голову. И увидел Его.

Над зубцами Кремлёвской стены, прямо над Спасской башней, в чистом, холодном апрельском небе висел огромный, невероятных размеров портрет. Улыбающееся, озорное, невероятно молодое и знакомое до слёз лицо в гермошлеме.

ГАГАРИН

В этот миг гул толпы взметнулся вверх, перейдя в сплошной, оглушительный, восторженный рёв. Тысячи рук взметнулись вверх, указывая на небо. Казалось, сама земля дрожала от этого всеобщего ликования.

Диана стиснула руку Сергея так, что кости хрустнули. Слёзы текли по её щекам, но она даже не замечала их.

– Серёжа… – её голос был едва слышен в этом вселенском гомоне. – Мы попали в самый день…

Сергей не отвечал. Он стоял, вцепившись в ручку своего министерского портфеля, и смотрел на это море счастья, на это улыбающееся лицо героя в небе. И его собственная новая, невероятная должность, и паспорт, и деньги – всё это вдруг показалось ему смешным и ничтожным. Они снова оказались в эпицентре истории. Но на этот раз история была не мрачной и опасной, как в 53-м, а светлой, ликующей, полной невероятной гордости и надежды.

Он обнял за плечи свою жену, свою Диану-модельера, и прижал её к себе.

– Держись, – прошептал он ей в ухо. – В этот раз, кажется, будет весело.

Глава 3

Они стояли, прижавшись друг к другу, как два кораблика в бушующем море всеобщего ликования. Гул толпы, музыка, торжественный голос Левитана – всё сливалось в единый, победный симфонический хор. Сергей машинально провёл рукой по новым усам, словно проверяя, на месте ли его новая, официальная маска. Его взгляд скользнул по малиновым стенам Кремля, по Спасской башне с её неустанным циферблатом, и… задержался на Мавзолее.

Он был таким же, гранитным и строгим. Но надпись на нём заставила Сергея на мгновение остановить дыхание. Высеченные в камне буквы складывались в две знакомые, немыслимо громкие фамилии:

ЛЕНИН СТАЛИН

Мавзолей 1961 г.

Они всё ещё были вместе. Эпоха ещё не сделала свой окончательный выбор. Это был 1961-й – самый пик оттепели, но её символы ещё не стёрли прежних богов.

Внезапно массивные ворота Спасской башни, которые обычно были глухими и неприступными, с глухим скрежетом начали раскрываться. Из проёма, ощетинившегося штыками охраны в парадной форме, выплеснулась яркая, шумная делегация.

В центре, похожий на разбушевавшийся вулкан в мешковатом костюме и с сигарой в руке, шел сам Фидель Кастро. Его могучая борода, улыбка до ушей и пламенные глаза гипнотизировали толпу, которая взревела с новой силой. Рядом с ним, сияя лысиной и широкой, хитрой улыбкой, семенил Никита Сергеевич Хрущёв. Он что-то эмоционально рассказывал, размахивая руками, а переводчик едва успевал переводить его скороговорку на испанский.

Их окружала свита – серьёзные мужчины в плащах и шляпах, офицеры КГБ с каменными лицами, репортёры с фотоаппаратами.

Хрущёв что-то говорил, указывая рукой на ГУМ, как вдруг его взгляд скользнул по толпе и… зацепился за Сергея. Его глаза, маленькие и пронзительные, расширились от удивления, а затем засияли искренней, почти детской радостью.

– Сергей Викторович! – его голос, громкий и немного хриплый, перекрыл на мгновение общий гул. Он откровенно обрадовался, как будто встретил старого друга в самой неожиданной точке планеты. – Да ты как здесь оказался?! Иди к нам, иди!

Все взгляды – и свиты, и Кастро, и охраны – устремились на Сергея. Тот, собрав всю свою волю в кулак, сделал шаг вперёд, мягко подтягивая за собой ошеломлённую Диану.

– Здравствуйте, Никита Сергеевич! – ответил Сергей, стараясь, чтобы голос не дрогнул. Он почувствовал, как его новая, министерская осанка сама собой выпрямила спину.

Хрущёв, не обращая внимания на протокол, схватил его за локоть и повернул к Кастро, затараторив переводчику:

– Говори ему, говори! Знакомь! Это наш, советский! Сергей Сыров! С сегодняшнего дня – самый молодой министр в правительстве! Министр спорта! – Хрущёв похлопал Сергея по плечу, сияя от гордости, словно это был его личный проект. – Этот парень в прошлом году, руководя всего-то футболом, сделал наших ребят чемпионами Европы! Представляешь? Выиграли у всех! Англичан, итальянцев! Вот я его и выдвинул! На повышение! Пусть всю страну поднимает! Знай наших!

Переводчик зашептал что-то на ухо Кастро. Тот внимательно посмотрел на Сергея, его лицо озарилось широкой, дружелюбной улыбкой. Он что-то громко и быстро сказал по-испански, протянув руку.

– Команданте говорит, что он тоже любит бейсбол, но уважает народ, который так играет в футбол, – перевёл переводчик. – Он поздравляет вас с назначением.

Сергей пожал могучую, твёрдую руку кубинского лидера, чувствуя себя персонажем из киножурнала «Новости дня».

– Спасибо. Будем стараться, – нашёлся он что сказать.

Затем взгляд Хрущёва упал на Диану, которая пыталась стать незаметной. Его лицо снова расплылось в улыбке.

– Ну здравствуй, здравствуй, Диана Валерьевна! – заговорил он с ней почти по-отечески, но с намёком на придворный флирт. – Хоро́ша! Как картинка! Совсем как та актриса… как её… Ладынина! Товарищ Кастро, а это наш главный секрет по завоеванию мира! – Он снова обратился к Фиделю, жестом представляя Диану. – Наш главный художник-модельер! Она наряды наши будет делать такие, что все парижские кутюрье курить в сторонке будут! Прославит наш советский стиль на весь мир!

Диана, краснея, попыталась сделать реверанс, но Хрущёв уже продолжал, не давая ей и слова вставить:

– А ещё она, представляешь, зоопарк наш московский в лучший в Европе превратила! Бегемоты у неё как на подбор, попугаи разговаривают, а обезьяна одна так и вовсе… – он замялся на секунду, махнул рукой, – …в общем, умная очень! – Он вдруг подмигнул Сергею. – А ещё я ей говорю: может, директором ГУМа станешь? Товары у нас отличные, а подача – хуже не придумаешь! Ладно, ладно, – он рассмеялся, видя её испуганное лицо. – Освоишься в Доме моделей – тогда и поговорим! Вариант рассмотрим!

Он обернулся, поймав взгляд одного из помощников, который почтительно указал на часы.

– Ну, всё, товарищи! – рявкнул Хрущёв, снова становясь официальным. – Работайте! Новые должности – это вам не на курорте отдыхать! Скоро на приёме в Кремле увидимся, доложите о первых успехах! Фидель, пойдём, я тебе мавзолей покажу…

Ф. Кастро и Н. С. Хрущев

Он снова взял под руку изумлённого кубинца и, продолжая что-то громко рассказывать, повёл делегацию вдоль кремлёвской стены. Охрана плотным кольцом двинулась за ними, оттесняя толпу.

Сергей и Диана остались стоять на том же месте, словно их только что переехал каток истории. В ушах ещё стоял громовой голос Хрущёва, в носу щекотал запах дорогой кубинской сигары, а в руке Сергея всё ещё ощущалось твёрдое рукопожатие Фиделя Кастро.

Диана первой пришла в себя. Она выдохнула, и её глаза, широко раскрытые от шока, постепенно начали наполняться знакомым Сергею огнём – смесью ужаса и дикого, неукротимого азарта.

– ГУМом… меня… – она прошептала, бессильно опускаясь на ближайшую скамейку. – Он предложил мне руководить ГУМом… Святая простота…

Сергей грузно опустился рядом, положил драгоценный портфель на колени и провёл рукой по лицу.

– Зато про Семёна он, кажется, всё-таки ничего не знает, – хрипло пошутил он. – А то бы уже министром культуры назначил нашу обезьяну.

Они сидели друг рядом с другом, два случайных путника во времени, в самом центре ликующей Москвы, с новыми паспортами, новыми должностями и новой, совершенно невероятной жизнью, которая только что началась. И над ними, с портрета над Кремлём, им улыбался самый главный герой этого дня – Юрий Гагарин.

Глава 4

– Ну что, – выдохнул Сергей, сжимая руку Дианы, – пойдём домой? Надо всё это… осмыслить. Или хотя бы просто посидеть в тишине.

Они поднялись с скамейки, и Москва 1961 года обрушилась на них во всей своей послеполуденной красе. Воздух, ещё звонкий от недавнего ликования, теперь был наполнен будничным гулом. По асфальту, уже подсохшему после утреннего дождя, неслись не угрюмые «Победы» и величавые «ЗиСы» их прошлой жизни, а новые, яркие машины – стремительные «Волги» ГАЗ-21 с оленем, похожие на жуков, «Москвичи-407». Сигнал троллейбуса звучал, как фанфара новой эпохи.

Люди спешили по своим делам. Девушки в коротких пальто и беретах, с сумками через плечо; мужчины в куртках и узких брюках; пожилые женщины с авоськами, из которых торчали длинные батоны и пучок редиски. Повсюду витал запах бензина, свежей выпечки из открытых окон булочной и лёгкий, едва уловимый аромат духов «Красный мак».

Они шли по знакомому маршруту, и сердце Сергея билось чаще с каждым шагом. Вот она, громада гостиницы «Окраина», всё так же величественно стоящая у излучины Москвы-реки. Её шпиль, увенчанный золотой звездой, был ярко освещён заходящим солнцем. Это была не просто одна из сталинских высоток. Это была их высотка. Их крепость.

Швейцар в ливрее, узнав их в лицо (очевидно, новая жизнь позаботилась и об этом), почтительно распахнул тяжёлую дверь. Их встретил всё тот же, знакомый до слёз, воздух – прохладный, пахнущий дорогим паркетным воском, старой медью и тишиной. Гигантские хрустальные люстры под высоким потолком вестибюля отбрасывали на стены знакомые блики. Тот же лифтёр, уже седой, но всё такой же невозмутимый, молча кивнул и повёз их на седьмой этаж.

– Ничего не изменилось, – прошептала Диана, глядя на знакомые двери, бронзовые таблички, узор на ковровой дорожке в коридоре. – Ровно так, как мы ушли.

Сергей дрожащей рукой вставил ключ в замочную скважину их двери – №78. Лязгнул хорошо знакомый механизм. Дверь отворилась.

Их обдало волной тепла и уюта. Тот самый паркет, отполированный до зеркального блеска. Тяжёлые портьеры на огромных окнах, за которыми открывалась панорама Москвы – уже не сталинская, а хрущёвская, с новыми стройками, но всё так же величественная. На стенах – те же самые мирные пейзажи и натюрморты вместо портретов вождей. В углу стоял тот же самый рояль, накрытый кружевной скатертью.

Всё было на своих местах. Каждой вещи – от хрустальной пепельницы на столике до книг в стеллаже – было отведено своё, привычное место. Казалось, они не уходили, а просто вышли на минуту.

Они молча скинули пальто, разулись и босиком прошли в гостиную, ощущая под ногами прохладу лакированного дерева. Тишина была оглушительной. Только тиканье напольных часов в углу отмеряло секунды этой новой, невероятной реальности.

И вдруг эту тишину нарушил лёгкий, скребущий звук. Он шёл из глубины квартиры, из приоткрытой двери дальней комнаты – той самой, где когда-то Диана затеяла строить вольер.

Сергей и Диана замерли, переглянувшись. Звук повторился – настойчивый, узнаваемый. Скреблась обезьяна.

Не веря своим ушам, они на цыпочках двинулись по коридору. Дверь в комнату была приоткрыта. Сергей медленно толкнул её.

Комната преобразилась. Это был уже не полустроящийся вольер, а уютный, обжитый кабинет с книжными полками и большим письменным столом. У окна, на спинке кожаного кресла, сидел он.

Семён.

Их макак-резус. Он выглядел почти так же, лишь немного поседел на мордочке. На нём была надета смешная маленькая жилетка, явно сшитая на заказ. В своих цепких, почти человеческих пальцах он держал карандаш и с умным, сосредоточенным видом водил им по развёрнутой перед ним газете «Правда», оставляя на полях каракули и закорючки. Увидев их, он поднял свою морщинистую, испытующую физиономию.

Наступила секунда ошеломлённой тишины. Затем Семён отложил карандаш, слегка наклонил голову и… рванул к Сергею на руки.

– Сёмочка! Родной наш!

Макак, издав тихое, довольное урчание, спрыгнул с кресла и грациозно вскочил на плечи к Сергею, обняв его шею своими длинными руками и начав перебирать его модную стрижку, словно ища знакомые пряди.

Диана стояла как вкопанная, чувствуя, как комок подступает к горлу. Она смотрела на эту сцену – муж и их обезьяна, их талисман, их немой свидетель всех безумств, – и понимала, что это самый главный знак. Они не просто вернулись в прошлое. Они вернулись домой. Их странная, чудесная, неправильная семья была в сборе.

Семён, закончив инспекцию волос Сергея, перевел свой умный, пронзительный взгляд на Диану. Он что-то пробормотал себе под нос на своём обезьяньем языке, затем слез с Сергея, подошёл к Диане и потрогал ее новое, официальное платье, явно одобряя фасон.

Потом он взял Сергея за руку и повёл к письменному столу. Там, среди бумаг, лежала потрёпанная записная книжка. Там, рядом с его каракулями, было криво, но разборчиво выведено карандашом чьей-то твердой рукой:

«ЖДУ ОТЧЁТ. К.В.К.»

Кирилл Валерьевич Кузнецов. Их экономист. Их друг. Он был здесь. Он их ждал.

Сергей опустился в кресло, и макак устроился у него на коленях, по-хозяйски устроившись. Диана прислонилась к его плечу.

Они сидели втроём в тишине своего странного дома, глядя на огни зажигающейся вечерней Москвы за окном. Ужас и смятение постепенно отступали, сменяясь странным, непоколебимым спокойствием. Они снова были вместе. И это значило, что они справятся с чем угодно. Даже с 1961 годом.

Глава 5

Тишину их невероятного возвращения разорвал резкий, настойчивый телефонный звонок. Аппарат, тяжёлый, чёрный, с диском для номеров, трещал так, будто ему было больно. Сергей вздрогнул. В его новой жизни этот звук, вероятно, был привычным, но для него, только что перенёсшегося из тихого Геленджика, он прозвучал как сирена воздушной тревоги.

Он снял трубку.

– Алло? – голос его прозвучал чуть хрипло.

– Сергей Викторович? – донесся из трубки молодой, подчёркнуто официальный и немного взволнованный голос. – С вами говорит помощник министра, Пётр Ильич. Напоминаю о завтрашнем графике. В одиннадцать – заседание Совмина с кубинской делегацией по вопросам культурного обмена. В четырнадцать – банкет в Георгиевском зале. Форма одежды… – голос запнулся, – …парадная, но без излишеств.

Сергей молча кивнул, словно его могли видеть.

– Понял, – буркнул он.

– Но это не всё, Сергей Викторович, – голос Петра Ильича понизился до конспиративного шёпота. – В десять ноль-ноль вас ждёт лично Никита Сергеевич у себя в кабинете. Со списком ваших кандидатов в заместители. Он сказал: «Пусть молодой министр сразу расставит свои кадры. Посмотрим, какой у него глазомер».

Трубка выпала из ослабевшей руки Сергея и повисла на шнуре, раскачиваясь как маятник, отсчитывающий время до его позора. Он побледнел так, что даже его новые усы казались на его лице ещё более тёмными.

– Заместители… – прошептал он, глядя на Диану широко раскрытыми глазами. – Списком… Кого?! Я же тут никого не знаю! Ну, кроме Боброва, который шайбу гоняет, да Симоняна, который за «Спартак» играет… И то, представляешь, приду к Никите и скажу: «Вот, Никита Сергеевич, мой первый зам – Всеволод Бобров, он будет отвечать за… за точность передач в правительстве!»

Диана, несмотря на весь стресс, пожала плечами. Семён, сидевший у неё на плече, фыркнул и заскалил зубы в подобии ухмылки.

Сергей начал метаться по гостиной, теребя усы.

– Спортсмены… тренеры… Кого назначить? Тарасова? Он же гений, но с характером! Он Хрущёву первую же лекцию о тактике прочтёт! Старостина? Легенда, но… – Он замолчал, и в его голове вдруг всплыло имя. Одно-единственное, горькое и сложное. – Вася… – тихо выдохнул он.

Он остановился напротив окна, глядя на огни большого города, который ему вручили в управление. Он знал. Он помнил из смутных уроков истории. Василий Сталин. Ссылка. Казань. И… дата. 19 марта 1962 года. Он помнил её, потому что это было через несколько дней после его собственного дня рождения. Смерть сломленного, никому не нужного человека, когда-то бывшего повелителем орлов ВВС и его пьяным собутыльником.

– Он в Казани, – тихо сказал Сергей, оборачиваясь к Диане. – Спивается. Умрёт через год. Совсем один.

В его голосе прозвучала такая тоска и такая решимость, что Диана подошла и взяла его за руку.

– Сережа… Ты что задумал?

– А то, что он нам друг был, – твёрдо заявил Сергей. Его глаза загорелись знакомым азартом, тем самым, что когда-то заставлял его кричать его друга Кирилла Валерьевича «Свободу Нагорному Карабаху» в азербайджанских ресторанах. – Пусть он не министр. Но он знает футбол и хоккей как никто другой! Он фанат! Он гореть будет! Я завтра приду к Никите и скажу: «Никита Сергеевич! Дайте мне Василия Сталина в помощники! Пусть курирует наши клубы! Он ошибки признал, он искупил! Дайте человеку шанс послужить Родине!» – Он говорил всё громче, входя в раж, размахивая руками перед воображаемым Хрущёвым. – И Боброва назначу! И Старостина! И Тарасова! Пусть друг с другом дерутся, а не со мной! А потом…

Он замолк, и на его лице расплылась хитрая, почти мальчишеская улыбка.

– Потом я скажу: «А ещё, Никита Сергеевич, есть один экономист-гений. Очень скромный, в тени работает. Но без его аналитических отчётов ни о какой золотой медали на Олимпиаде и мечтать нельзя! Кирилл Валерьевич Кузнецов. Надо его найти, обязательно!»

Диана смотрела на него с восхищением и ужасом.

– Он тебя в психушку отправит, Сережа! Про Василия… это же опасно! Его же все боятся, как огня! Он же сын…

– А я не боюсь! – с вызовом заявил Сергей. – Я его другом был. И останусь. Или ты забыла, как он нам в тот раз с Лубянки Диану вытащил? – Он подмигнул жене. – Ну, может, не совсем вытащил, но морально поддержал!

Он схватил со стола блокнот и карандаш, который только что держал Семён, и начал лихорадочно писать:

– Василий Иосифович Сталин – советник министра по клубной работе.

– Всеволод Михайлович Бобров – зам по игровым видам.

– Никита Павлович Симонян – зам по футболу.

– Анатолий Владимирович Тарасов – зам по хоккею.

– Кирилл Валерьевич Кузнецов – начальник планово-экономического управления (НАЙТИ!).

Семён, слезший с плеча Дианы, подошёл, посмотрел на список и ткнул пальцем в фамилию «Кузнецов», издав одобрительное урчание.

– Вот видишь! – торжествующе сказал Сергей. – Даже Семён за! Команда собирается, Диночка. Новая старая команда. Теперь главное – не переборщить и не назначить его, – он кивнул на макаку, – ответственным за развитие спортивной гимнастики. Хотя… – он прищурился, глядя на Семёна, – с его-то данными…

Телефонная трубка, всё ещё раскачивающаяся на шнуре, вдруг завизжала: «Сергей Викторович? Сергей Викторович, вы меня слышите?»

Сергей поднял трубку.

– Всё слышу, Пётр Ильич! Готовьте машину на утро. И найдите мне, пожалуйста, последние номера газеты «Красный спорт» и всё, что есть по Казани. Лично. Секретно. Спасибо.

Он положил трубку и посмотрел на свой список. Страх сменился знакомым, давно забытым чувством – азартом большой и безумной игры. Завтра он пойдёт к Хрущёву. И попросит у него в заместители опального сына Вождя Народов. Ну и чего-то там ещё по мелочи.

Глава 6

Утренний луч, пробившийся сквозь щель между тяжеленными портьерами, упёрся Сергею прямо в глаз. Он застонал и потянулся к тумбочке, где уже трещал, как сумасшедший сверчок, новый советский будильник «Слава» в виде ракеты. Шесть утра. Его первый рабочий день на посту министра спорта СССР начинался с визита к самому Хрущёву.

Диана, зарывшись лицом в подушку, только мычала что-то нечленораздельное. Её новый, элегантный образ модельера явно не предполагал таких ранних подъёмов.

– Дина, ты сиди дома, – сказал Сергей, уже натягивая подаренные судьбой кальсоны. – Осваивайся. Без меня никуда. И тем более – к себе на работу не ходи. Мало ли что там в твоём Доме моделей ещё придумали.

Он рылся в гардеробе и с изумлением обнаружил там несколько идеально сшитых костюмов – явно не советского производства. Ткань тяжелая, добротная, фасон – строгий, но с намёком на европейский шик. Он выбрал тёмно-серый, с едва заметной полоской. К нему – белоснежную сорочку и галстук с абстрактным, но сдержанным узором. Одежда сидела на нём безупречно, как влитая. «Работает новая легенда», – с усмешкой подумал он, поводя плечами.

Под окном его уже ждала машина. Но не ЗиС, не «Победа», и даже не «Волга». Это была чёрная, как смоль, «Чайка» ГАЗ-13 – невероятной красоты и роскоши автомобиль, символ новой советской элиты. Его длинный капот и хромированные решётки сияли в утреннем солнце.

Рядом с машиной, прислонившись к крылу, стоял мужчина. Он был в форме шофёра – тёмно-синий китель, фуражка с лакированным козырьком, но на нём всё сидело как-то по-особенному, по-фронтовому чётко. Лет сорока, подстрижен коротко, с умными, немного усталыми глазами и спокойным, уверенным лицом. Увидев Сергея, он выпрямился во весь свой немалый рост и щёлкнул каблуками.

– Здравствуйте, Сергей Викторович. Меня зовут Игорь. Ваш новый водитель. К вашим услугам.

Его голос был низким, немного хриплым, но очень собранным. В нём не было и тени подобострастия, лишь уверенная профессиональная готовность. Сергей, привыкший к Пал Палычу, почувствовал разницу. Это был не просто шофёр. Это был телохранитель, солдат.

– Здравствуйте, Игорь, – кивнул Сергей, пытаясь соответствовать. – Поехали. Нам сразу к Никите Сергеевичу.

– Так точно, – коротко бросил Игорь, открывая массивную дверь. – В Кремль.

«Чайка» тронулась с места с бархатной, почти неслышной мощью. Игорь вёл машину уверенно, но без лихачества, плавно обходя трамваи и редкие в этот час «Москвичи». Сергей смотрел в окно на просыпающуюся Москву. Город был другим. Более оживлённым, более светлым. На улицах уже было полно людей – спешили на заводы, в институты, на стройки. Повсюду висели плакаты с гагаринской улыбкой и лозунгами о скорой победе коммунизма.

– Народ после вчерашнего всё ещё под впечатлением, – негромко, словно про себя, заметил Игорь, кивая на группу студентов с транспарантами, которые что-то весело распевали. – Хорошее дело. Объединяет.

Сергею показалось, что в голосе водителя прозвучала тёплая, одобрительная нотка.

Въезд в Кремль был уже не тем пугающим прыжком в пасть льва, как в 53-м. Охрана, проверив документы у Игоря, отдала честь и пропустила «Чайку» без лишних вопросов. Всё было чинно, благородно и по-деловому.

В здании Совмина его уже ждал тот самый молодой помощник, Пётр Ильич, теперь смертельно бледный и похожий на студента перед госэкзаменом.

– Сергей Викторович, прошу вас, за мной! Никита Сергеевич уже спрашивал!

Его провели по знакомым, но теперь казавшимся более светлыми коридорам. Дубовые двери, ковровые дорожки, портреты уже не Сталина, а Ленина и Маркса. В воздухе пахло не страхом, а дорогой бумагой, свежим кофе и властью нового образца.

Дверь в кабинет Хрущёва распахнулась. Помощник почти прошептал: «Заходите, он вас ждёт», – и исчез, словно испарился.

Кабинет был не таким, как у Сталина или Берии. Он был просторным, светлым, залитым утренним солнцем. Стол был завален бумагами, моделями тракторов и кукурузных початков. На стенах висели карты целинных земель и фотографии строительных объектов. И посреди этого хаоса, похожий на энергичного, румяного бульдога, за столом сидел Никита Сергеевич Хрущёв. Он не читал бумаги, а с азартом что-то чертил карандашом на огромном листе ватмана.

Хрущев в кабинете

Услышав шаги, он поднял голову. Его глаза, маленькие и острые, как буравчики, сразу нашли Сергея.

– А-а-а! Молодой министр! – загремел он, отшвыривая карандаш. – Входи, входи, не стесняйся! Выспался? С похмелья не страдаешь? А то я своих министров с утра на запах проверяю! – Он самодовольно рассмеялся своему собственному юмору.

– Здравствуйте, Никита Сергеевич, – сказал Сергей, стараясь держаться уверенно. – Выспался. К работе готов.

– Вот это я люблю! – Хрущёв вышел из-за стола и обстоятельно, по-хозяйски оглядел Сергея с ног до головы. – Костюмчик хороший. Чешский, что ли? Ладно, дело не в костюме. Садись. Говори, кого набрал в свою команду? Список составил?

Сергей сел в кожаное кресло напротив, положил портфель на колени и достал заветный листок. Рука чуть дрожала. Он сделал глубокий вдох. Азарт пересилил страх.

– Составил, Никита Сергеевич. Лучших из лучших.

Глава 7

Никита Сергеевич Хрущёв за своим рабочим столом напоминал не столько главу могучей державы, сколько этакого румяного, взъерошенного домового, забравшегося в самую большую игрушечную крепость мира. Он был невысок, плотно сбит, и казалось, неиссякаемая энергия вот-вот разорвёт его мешковатый пиджак. Его лицо, обветренное и испещрённое морщинами, то хмурилось грозовой тучей, то внезапно озарялось до ушей простодушной, почти детской улыбкой. Маленькие, очень живые глаза постоянно бегали, всё подмечая, всё оценивая. Он не сидел на месте – то вскакивал, чтобы что-то показать на карте, то раскачивался в кресле, то стучал по столу короткими, толстыми пальцами, усеянными веснушками. От него исходил запах дорогого табака, лаврового листа от вчерашнего супа и неукротимой, грубоватой силы.

Сергей, внутренне подобравшись, протянул ему заветный листок. Хрущёв, бормоча что-то под нос про «кадры решают всё», нацепил на нос пенсне и уткнулся в бумагу.

Тишина в кабинете длилась ровно три секунды.

– Ты что, СЕРЁЖА, ОБАЛДЕЛ?! – громовое рычание, от которого задребезжали стёкла в стеллажах, заставило Сергея вздрогнуть. Хрущёв вскочил, сжав список в кулаке, и ткнул им в воздух, словно штыком. Его лицо из румяного стало пунцовым. – КАКОЙ ЕЩЁ ВАСИЛИЙ СТАЛИН?! С ДУБА РУХНУЛ, что ли?! Ты забыл, как он тут чудил?! Как по посольствам пьяным бегал, китайцев с толку сбивал своим бредом, народу на площадях скандалы устраивал?! Он же позор страны! Пьяница и бездельник! Пусть в Казани сидит, коли жить по-человечески не хочет! И не выёживается!

Хрущев

Сергей, чувствуя неловкость, всё же не опустил глаз. Он видел не просто гнев начальника. Он видел личную обиду, почти отцовское разочарование.

– Никита Сергеевич, – начал он, стараясь, чтобы голос не дрожал. – Мы раньше с ним… общались. Он, может, и начудил, да. Но спорт он понимает как никто! Его «орлы» из ВВС… это же была настоящая сила! Давайте дадим ему шанс. Под мою ответственность! Пусть курирует клубы, молодёжь. Он горит этим!

– Горит?! – Хрущёв фыркнул так, что оставшиеся волосы на лысине заколыхались. – Он от водки горит, а не от спорта! Перестань нести ЧУШЬ! Он сейчас, кроме как из горлышка да по стеночке, ничего не понимает! Сережа, я его сам… – голос Хрущёва внезапно сник, в нём послышались нотки усталой грусти, – …я его сам чуть ли не на руках носил. Мальцом он был, шустрым таким. Всё поменялось, Сережа. Всё. И люди тоже. Ты парень талантливый, голова на плечах есть. Занимайся спортом. На благо страны! А не этими пьяницами!

Он швырнул список на стол, тяжело опустился в кресло и снял пенсне, с силой протерев глаза.

– Ладно, – выдохнул он, уже спокойнее. – Кто там ещё у тебя? Бобров… Старостин… Тарасов… – он водил пальцем по фамилиям, бормоча: – Легенды… С характером, конечно… Ну, ладно. С ними хоть поговорить есть о чём, а не только выпить. Посмотрим.

Его палец остановился на последней строчке.

– А это кто такой? Кузнецов? Кирилл Валерьевич… – он поднял на Сергея испытующий взгляд. – Не слыхал про такого экономиста. Это который?

Сергей почувствовал, как по спине пробежали мурашки. Главная ставка.

– Очень скромный, узкий специалист, Никита Сергеевич. Гений цифр и анализа. Без его расчётов ни о каких олимпийских победах и мечтать нельзя. Работает в тени, но результаты – феноменальные.

Хрущёв почесал затылок, разглядывая фамилию.

– Ну… Экономисты мне сейчас нужнее, чем штангисты. Ладно, бери его. Сегодня же с собой на совещание с кубинцами приведи. Час у тебя есть. Я скажу, чтоб его нашли и привезли. – Он потянулся к телефону. – Посмотрим на твоего гения. А теперь давай, готовься. И чтоб лицо у тебя было повеселее! Кубинцы народ эмоциональный, не любят кислых лиц!

Сергей, чувствуя, что его вот-вот хватят за локоть и вытолкают из кабинета, поднялся.

– Спасибо вам, Никита Сергеевич! За доверие! Не подведу!

– То-то, не подведи, – буркнул Хрущёв, уже набирая номер. – А про Василия… – он вдруг сказал, прикрыв трубку рукой, и его взгляд стал острым и предупредительным, – …забудь. Это не просто просьба. Это приказ. Ясно?

– Ясно, – кивнул Сергей, понимая, что битва проиграна. Но война за друга только начиналась.

Он вышел из кабинета, и дверь закрылась за ним, оставив его одного в тихом, ковровом коридоре. Он прислонился к прохладной стене, чувствуя, как колотится сердце. Провал по Василию был горьким. Но Хрущёв дал добро на остальных. И главное – он сейчас прикажет найти Кирилла. Их команда начинала собираться. Медленно, со скрипом, но собиралась.

Он выпрямился, поправил галстук и твёрдо зашагал по коридору навстречу своему первому официальному дню. У него был всего час, чтобы найти своего экономиста и подготовить его к встрече не только с Совмином, но и с самим Фиделем Кастро.

Глава 8

Сергей, всё ещё переживая после грозовой аудиенции у Хрущёва, едва не столкнулся в коридоре с невысоким, щуплым человеком в идеально сидящем тёмном костюме. У того были густые, тёмные, залихватски закрученные усы, острый, проницательный взгляд из-под густых бровей и лицо, которое в 2025 году знали бы в основном по этикеткам с надписью «Колбаса „Докторская“ от мясокомбината им. Микояна». Но здесь, в 1961-м, это был Анастас Иванович Микоян – живая легенда, «хитрый лис» политбюро, переживший всех – и Ленина, и Сталина, и верный соратник самого Хрущёва.

– Осторожнее, молодой человек, – произнёс Микоян голосом, в котором смешались кавказский акцент и чистейшая московская ирония. – В министры спорта произвели, а смотреть под ноги ещё не научили? – Но в его глазах играли добрые, почти отеческие искорки. Он узнал Сергея. – А, Сыров! Ну здравствуй, новый министр! Ну как, Никита отчитал? Я слышал, он там кого-то из твоих замов уже в опалу определил?

Сергей, опешив, смог только кивнуть.

– Здравствуйте, Анастас Иванович. Да, немного… обсудили кадровый вопрос.

– Обсудил, значит, – Микоян усмехнулся, поправил идеальный узел галстука. – Ну, не кисни. У Никиты характер – ураган. Сейчас пройдёт. Пойдём-ка лучше в столовую, чайку попьём. У меня как раз двадцать минут до встречи с кубинцами по сахару. Надо подкрепиться.

Он ловко взял Сергея под локоть и повёл его по коридору, мимо замерших в почтительных поклонах секретарей. Столовая оказалась не огромным залом, а уютным кабинетом с несколькими столиками, застеленными белыми скатертями. Пахло наваристыми щами, свежим хлебом и дорогим чаем. На стенах висели не портреты, а скромные пейзажи.

А. И. Микоян

Микоян, явно свой человек, кивнул официантке:

– Машенька, два борща, сметанки, сальца маленько. И чайник, сам заварю. Садись, Сережа, не стесняйся.

Когда еда была подана, Микоян принялся с истинно кавказским гостеприимством подкладывать Сергею сало и сметану.

– Ну, рассказывай, как ты? Освоился? Чувствуешь себя на новом посту как рыба в воде или как селёдка в компоте?

– Пока больше, как селёдка, Анастас Иванович, – честно признался Сергей, пробуя борщ, который оказался на удивление вкусным.

– Ничего, обсохнешь, – махнул рукой Микоян. – Главное – голова на плечах. А я слышал, ты её включать умеешь. Кстати, про твоего зама… этого… Кузнецова. Уже нашли. В МГУ он, оказывается, экономику преподаёт. Умный мужик, я поглядел его статьи. Сейчас привезут.

Сергей чуть не поперхнулся.

– Он… он в курсе, что его к Хрущёву везут?

Микоян хитро прищурился, его усы дёрнулись.

– А как же! Ему сказали: «Собирайтесь, товарищ Кузнецов, вас в Кремль требуют. Срочно». Он, бедный, наверное, думает, что на расстрел. – Микоян рассмеялся, но в его смехе не было злобы. – Я бы на его месте тоже перепугался. Ни с того ни с сего – раз! и в Кремль. Не каждый день экономистов из МГУ к председателю Совмина вызывают. Молодец, Сергей, правильно мыслишь. Надо свежие мозги привлекать. А то у нас тут одни старые пни, которые только и могут, что на партсобраниях кивать.

Он налил крепкого, душистого чая в стаканы с подстаканниками.

– За успех! И за то, чтобы твой экономист не упал в обморок при виде Никиты. А то он у нас не любит, когда перед ним в обморок падают. Считает, что это от избытка совести. А у нас, – Микоян понизил голос, – совесть вся в госбюджете записана. Ты уж его подготовь, своего Кузнецова. Объясни, что Никита хоть и рычит, но кусается редко. Если, конечно, не предлагать ему Василия Сталина в заместители. – Он многозначительно поднял бровь, давая понять, что ему уже всё известно.

Сергей понял, что находится в компании не просто высокопоставленного чиновника, а настоящего мастера политической игры, который видел всё и вся.

– Постараюсь, Анастас Иванович.

– Вот и хорошо, – Микоян отхлебнул чаю и удовлетворённо крякнул. – А теперь давай доедай быстрее. Скоро твоего гения привезут. Надо встретить, а то охрана, дубьё, ещё испугает его до смерти. Они у нас людей по лицу встречают, а не по уму.

Глава 9

Сергей стоял в прохладном, ковровом коридоре, нервно поглядывая на массивные двери лифта. Из кабинета Микояна доносился его ровный, спокойный голос – видимо, он уже обсуждал с кем-то по телефону цены на кубинский сахар. Внезапно лифт с лёгким звонком остановился, двери разъехались, и из кабины, ведомый суровым офицером в форме КГБ, вышел он.

Кирилл Валерьевич Кузнецов.

Он был бледен как полотно. Его глаза, обычно хитрые и насмешливые, были округлены от чистого, животного ужаса. На нём был тот же самый нелепый, «народный» пиджак, в котором он явился в 1953-м, только теперь он казался ещё более чужеродным на фоне кремлёвской роскоши. В одной руке он сжимал потрёпанный дипломат, в другой – зажатую в комок газету, видимо, купленную по дороге для прикрытия.

Офицер кивнул Сергею:

– Товарищ министр, ваш человек.

Сергей не сдержал широкой, радостной улыбки. Он шагнул вперёд и схватил ошеломлённого Кирилла в объятия, похлопывая по спине так, что тот едва не закашлялся.

– Кирилл Валерьевич! Здравствуй, дружище! Поздравляю с назначением! С сегодняшнего дня ты – мой заместитель! Замминистра спорта СССР! – Он отстранился, держа Кирилла за плечи, и с наслаждением наблюдал, как на том лице ужас медленно сменяется полным, абсолютным когнитивным диссонансом.

Кирилл молчал. Его губы беззвучно шевелились, пытаясь выдать хоть какой-то звук. Он был похож на человека, которого только что вытащили из ледяной проруби и сразу же сунули в парную.

Сергей наклонился к его уху и быстро, почти беззвучно прошептал:

– Вы давно здесь?

Кирилл, наконец, нашёл в себе силы выдохнуть:

– Со… со вчерашнего дня…

Эмоций, кроме шока, на его лице пока не было. Он был чистым листом, перемазанным кремлёвской сажей.

В этот момент из соседнего кабинета вышел ещё один человек. Невысокий, плотный, с густыми, тёмными бровями и характерной, тяжёлой челюстью. Его причёска – знаменитая «брежневская» шевелюра – была ещё тёмной, лишь с проседью на висках. На его лице играла ленивая, немного сонная улыбка, но глаза, внимательные и цепкие, всё замечали. Это был Леонид Ильич Брежнев, в то время – Председатель Президиума Верховного Совета, а по сути – один из ключевых людей в стране.

– Товарищи! – его голос был густым, немного хрипловатым, с лёгким украинским акцентом. – Не задерживайтесь в коридорах, а то Никита Сергеевич подумает, что мы тут заговоры строим. – Он подошёл к ним, окинул Кирилла дружелюбным, оценивающим взглядом. – Через двадцать минут заседание в Большом зале начинается. С кубинцами. Не опаздывайте. А то Фидель обидится, он у нас горячий.

Он похлопал Сергея по плечу, затем протянул руку Кириллу.

– Брежнев. Леонид Ильич. Рад знакомству. Слышал, вы наш новый экономический гений? Очень кстати. У нас тут с бюджетами на спорт вечная неразбериха.

Кирилл, всё ещё в ступоре, молча пожал его руку. Его собственная ладонь была холодной и влажной.

Брежнев улыбнулся, поняв, что новичок полностью дезориентирован.

– Ну, я пойду, подготовлюсь. Удачи на совещании, товарищи.

Когда он удалился, Сергей снова обхватил Кирилла за плечи и повёл в противоположную сторону от зала заседаний.

– Так, Кирилл Валерьевич, пойдёмте-ка лучше в столовую. Нам срочно требуется пятьдесят грамм коньяка. А то вы сейчас на совещании в обморок грохнетесь, а мне потом с Хрущёвым объясняться. Я вам там всё расскажу. Краткий курс молодого бойца.

Л. И. Брежнев

Они зашли в ту самую столовую. Микояна уже не было. Сергей уверенно направился к свободному столику и жестом подозвал официантку.

– Машенька, родная, два коньяка, пожалуйста. Армянского. И два кофе покрепче. По секрету от Никиты Сергеевича.

Когда перед ними поставили две стопки и две маленькие чашки с чёрным как смоль кофе, Сергей отхлебнул коньяка, вздрогнул от его крепости и посмотрел на Кирилла, который всё ещё смотрел на стопку, как кролик на удава.

– Ну, вот, – начал Сергей, понизив голос. – Краткая сводка. Год – 1961-й. Месяц – апрель. Вчера Гагарин в космос слетал, все до сих пор пьяные от счастья. Я – министр спорта. Ты – мой зам. Сейчас у нас совещание с кубинцами, там будет Фидель Кастро лично. Хрущёв – наш шеф, он громкий, но, в целом, свой в доску, если ему не перечить. Ты здесь со вчерашнего дня, значит, уже должен быть в курсе основ. Главное – кивай, улыбайся и не говори ничего лишнего. Про 1953-й год – забыть. Про Василия Сталина – забыть в квадрате. Всё понятно?

К. В. Кузнецов

Кирилл медленно поднял на него глаза. Шок начал потихоньку рассеиваться, уступая место привычному для него циничному любопытству. Он взял свою стопку, залпом выпил, поморщился и хрипло выдохнул:

– Понятно всё, кроме одного, Сергей Викторович. Это что, теперь навсегда? Мы тут застряли? Или это такой… новый сезон нашего сюрреалистического шоу?

Сергей хитро улыбнулся.

– А кто его знает? Но пока мы здесь – давай делать деньги… то есть, развивать советский спорт! За победу! – Он чокнулся с Кириллом своей чашкой кофе. – А теперь давай, приводи себя в порядок. Через пятнадцать минут тебе предстоит удивлять кубинцев своими экономическими познаниями. Постарайся не рассказывать им про криптовалюты.

Глава 10

Большой зал заседаний Совета Министров поразил их не столько помпезностью, сколько мощью. Не золото и хрусталь, а тёмный, полированный дуб, алые бархатные драпировки и гигантский стол под зелёным сукном, за которым могло бы разместиться полсотни человек. Воздух гудел от приглушённых разговоров и скрипа кресел. Сергей и Кирилл, найдя свои таблички с именами где-то в середине стола, скромно устроились, стараясь не привлекать внимания.

Ровно в одиннадцать дверь распахнулась, и в зал вошёл Леонид Ильич Брежнев. Он был серьёзен и величав. Зал мгновенно затих.

– Товарищи! – начал Брежнев своим неторопливым, густым баритоном, в котором слышались степь и заводские гудки. – Разрешите открыть заседание, посвящённое вопросам братского сотрудничества между Союзом Советских Социалистических Республик и Республикой Кубой в области культуры, экономики… и спорта. – Он сделал многозначительную паузу, кивнув в сторону Сергея и Кирилла. Его речь текла плавно, размеренно, как мёд. Он говорил о дружбе народов, об общих целях, о светлом будущем, которое непременно настанет, если работать сообща. Говорил красиво, но без особого огня, словно читал по давно заученному тексту. Сергей ловил себя на том, что начинает поддакивать в такт его плавным, убаюкивающим интонациям.

И тут дверь снова распахнулась. И в зал, словно ураган, ворвался он – Фидель Кастро. Не в костюме, а в своей привычной военной форме цвета «олива», с пышной бородой и сигарой в руке, которую он, однако, тут же потушил о поднос с пеплом у входа. Зал взорвался овациями. Делегации вскочили с мест. Кастро шёл к трибуне уверенной, размашистой походкой победителя, улыбаясь своей ослепительной улыбкой и раздавая направо и налево крепкие рукопожатия.

Фидель на трибуне

Он встал за трибуну, откашлялся, и полилась речь. Она была совсем не похожа на речь Брежнева. Это был огненный, страстный, почти поэтический поток испанского языка, который переводчик едва успевал переводить, срывая голос.

– Товарищи! Братья! – гремел Фидель, и его кулак сжимал воздух. – Империализм – это гиена, которая хочет растерзать нашу свободу! Но мы, как Давид, победим этого Голиафа! И в этой борьбе наш самый верный друг, наш щит и наш меч – это великий Советский Союз! Он говорил о Кубе, о революции, о сахарном тростнике и о том, что кубинские спортсмены обязательно будут бороться за золотые медали плечом к плечу с советскими братьями. Его речь длилась минут пятнадцать, но энергии в ней было на три часа. Зал аплодировал, неистовствуя. Сергей и Кирилл вскочили с мест, хлопая до онемения ладоней.

Едва стихли аплодисменты, как к трибуне, под ободряющие возгласы, подбежал сам Никита Сергеевич Хрущёв. Он выглядел возбуждённым, как мальчишка, его лицо сияло.

– Ну что, товарищи! – начал он без преамбулы, перекрывая последние шумы. – Слышали? Наш Фидель – это не человек, это – вулкан! – Он хлопнул Кастро по плечу, и тот раскатисто рассмеялся. – А теперь слушайте меня! – Хрущёв начал свою знаменитую скороговорку. Он хвалился всем подряд: и ракетами, которых Америка «как вшивая собака дрожит», и кукурузой, которая «уже до самого Северного полюса доросла», и заводами, которые строятся «быстрее, чем любовницы у капиталистов меняются!». Он не забыл и про спорт: – А у нас новый министр! Молодой, зубастый! И заместитель у него – экономист-гений! Скоро мы всех на Олимпиадах заткнём за пояс! И ваших американцев тоже! – Он указал пальцем в сторону Сергея и Кирилла, и те снова были вынуждены вскочить под взрывы аплодисментов.

Заседание длилось около часа. Сергей сбился со счёта, сколько раз ему пришлось подниматься с места – то за успехи кубинских сахароваров, то за советское машиностроение, то просто за «мир во всём мире». Кирилл, сидевший рядом, к концу уже просто механически вскакивал, как заведённая пружинка, с абсолютно каменным лицом.

Наконец, Хрущёв, довольный и раскрасневшийся, объявил:

– Ну, а теперь, товарищи, все в Георгиевский зал! Фуршет ждёт! Выпьем за дружбу! За Кубу! За Гагарина! И за то, чтобы у Джона Кеннеди штаны от страха сползали!

Зал взревел от восторга. Все начали двигаться к выходу. Сергей, протискиваясь к Кириллу, схватил его за локоть.

– Ну что, экономист, как ощущения? – спросил он, едва сдерживая смех.

Кирилл Валерьевич медленно повернул к нему своё бледное, истощённое лицо.

– Сергей Викторович, – произнёс он хрипло. – Я аплодировал успехам в области производства минеральных удобрений. Я аплодировал плану по увеличению поголовья северных оленей. Я, кажется, аплодировал лично Никите Сергеевичу за то, что он сегодня позавтракал. Если сейчас ко мне подойдёт официант с икрой, я, наверное, встану и начну ему аплодировать.

Сергей расхохотался.

– Держись, зам! Это только начало! Теперь нас ждёт фуршет. Там надо будет есть, пить и одновременно улыбаться Фиделю. Главное – не перепутай вилку для омара с лопатой для сахара.

И он потащил своего оглушённого заместителя навстречу новому витку кремлёвского безумия.

Глава 11

Георгиевский зал сиял под потоками света хрустальных люстр. Золото, мрамор, алые ковры – всё дышало имперским величием, слегка смягчённым советской символикой. В центре бури, окружённый плотным кольцом свиты и фотографов, метался Никита Хрущёв. В одной руке у него была стопка водки, в другой – тарелка с икрой, которой он пытался угостить Фиделя Кастро.

Фидель и Хрущев

– Фидель, друг, попробуй, наша, русская! С первача! Голодная белуга плакала, когда её доили! – горячился Хрущёв, тыча ложкой в сторону слегка смущённого команданте.

Кастро, впрочем, был занят другим. Его острый взгляд, скользнув по залу, наткнулся на Сергея, который пытался затушеваться за спиной внушительного маршала. Фидель широко улыбнулся, схватил под руку Че Гевару – того самого, с густой шевелюрой и пронзительными глазами – и мощным броском прорвал круг охраны.

– ¡Mi amigo! ¡El ministro deportivo! – прогремел он, обхватывая ошеломлённого Сергея в медвежьи объятия, от которых затрещали кости нового министерского костюма. Он что-то быстро и эмоционально говорил Геваре на испанском, тыча пальцем в Сергея. Переводчик, задыхаясь, пытался успевать: – Команданте говорит… что вы выглядите как настоящий боец… а не как кабинетная крыса… Он хочет выпить с вами за спорт… который объединяет народы!

Хрущёв, увидев, что центр внимания сместился, тут же примчался к группе, подталкивая официанта с подносом.

– Правильно, правильно! Серёжа у нас не только министр, он сам как сто грамм выпьет – сразу в футбол играет! Садитесь, товарищи, садитесь!

Они устроились за одним из столиков. Хрущёв налил всем по стопке «Столичной». Фидель, улыбаясь, поднял свою.

– ¡Por la amistad entre Cuba y la Unión Soviética! – громко провозгласил он, и все дружно выпили. Сергей почувствовал, как по телу разливается знакомое тепло. Кирилл, сидевший рядом, выпил свою стопку с видом человека, принимающего горькое, но необходимое лекарство.

Че Геварра и Хрущев

Фидель, разгорячённый алкоголем и атмосферой, обернулся к Сергею.

– Скажи мне, товарищ министр, – через переводчика прозвучал его вопрос, – а что ты знаешь о моей Кубе? О нашей Revolución?

Сергей, у которого в голове благодаря странным скачкам во времени смешались знания из прошлого и будущего, сделал глоток воды и улыбнулся.

– Куба – это остров свободы, Фидель. Это «Гранма», высадившаяся с горсткой героев. Это штурм казарм Монкада. Это легендарная битва при Санта-Кларе, где товарищ Че со своими бойцами пустил под откос бронепоезд. Это ваши гордые слова: «¡Hasta la victoria siempre!» – До победы всегда!

Он говорил уверенно, с искренним жаром, называя даты, имена, детали. Фидель слушал, и его глаза сначала выражали лёгкое удивление, а затем – всё нарастающий восторг. Он хлопал по столу ладонью, обнимал Гевару, который согласно кивал, смотря на Сергея с новым интересом.

– ¡Él lo sabe! ¡Él realmente lo sabe! – кричал Фидель в полном восторге. – Он знает! Он действительно знает!

В этот момент официант поднёс к столу десерт – воздушные безе с кремом. Фидель, увлечённый разговором, взял одно из пирожных и, жестикулируя, откусил большой кусок. И вдруг… его глаза расширились от ужаса. Он схватился за горло, его лицо начало синеть. Он подавился. Громкий, хриплый, беззвучный камень вырвался из его груди. Он не мог дышать.

Паника мгновенно охватила стол. Хрущёв вскочил, побледнев. Охрана ринулась вперёд, но они были слишком далеко. Че Гевара попытался обхватить товарища сзади, но не успел.

Сергей действовал на чистом рефлексе. Год назад, будучи ещё начальником футбола в Геленджике, он проходил обязательные курсы первой медицинской помощи для сотрудников спорткомитета. Картинки из учебника всплыли перед глазами с кристальной ясностью.

– Отойдите! – рявкнул он так громко, что даже охранники замерли.

Он вскочил, подбежал к задыхающемуся Кастро, встал сзади, обхватил его руками под грудью и резко, с силой, надавил кулаком вверх под диафрагму. Приём Геймлиха. Ещё один резкий толчок. Изо рта Фиделя вылетел кусок пирожного и упал прямо в тарелку с икрой. Команданте судорожно, с хрипом вдохнул воздух и рухнул на стул, давясь кашлем, но уже дыша.

В зале воцарилась мёртвая тишина, нарушаемая только хриплыми вздохами Фиделя. Затем все заговорили разом. Хрущёв обнимал Сергея, кричал что-то врачам, которые уже подбежали. Охрана расступилась, смотря на Сергея с новым, почтительным ужасом.

Фидель, откашлявшись, поднял на Сергея слезящиеся глаза. Он был бледен, но жив.

– …Gracias, mi amigo… – прохрипел он. – Me salvaste la vida… Ты спас мне жизнь.

Он встал, всё ещё пошатываясь, и крепко, по-мужски обнял Сергея.

– Ты должен приехать на Кубу! «Срочно!» – говорил он через переводчика, и в его голосе звучала неподдельная страсть. – Будешь моим личным гостем! Мы будем охотиться, ловить рыбу, говорить о революции! И звони мне! Всегда! В любое время! – Он вырвал у своего адъютанта блокнот, что-то быстро написал и сунул листок Сергею. – Мой личный номер! Прямой!

Хрущёв смотрел на эту сцену со смешанным чувством зависти и гордости. Его министр только что спас лидера дружественной страны! Это был дипломатический триумф!

Они просидели ещё минут двадцать, выпили за здоровье Фиделя. Тот уже полностью пришёл в себя и снова шутил. Затем он снял с запястья массивные, красивые часы с кубинским гербом на циферблате.

– Держи, compañero. Чтобы всегда помнил о сегодняшнем дне.

Че Гевара, молча наблюдавший за всем, с улыбкой достал из-за пояса изящный охотничий нож в кожаных ножнах.

– Para ti, economista, – он протянул нож Кириллу Валерьевичу, который сидел, всё ещё не веря происходящему. – Чтобы всегда… резать правду-матку.

Кирилл, получив такой подарок от самого Че, от избытка чувств и выпитой «Столичной» вдруг вскочил из-за стола.

– Товарищ Фидель! – завопил он с неожиданным энтузиазмом. – За дружбу! За Кубу! Давайте танцевать!

И прежде, чем кто-либо успел опомниться, худощавый экономист попытался поднять могучего команданте для танца. Получилось, конечно, нелепо, но невероятно искренне. Фидель расхохотался и попытался исполнить несколько па под одобрительный гогот Хрущёва и сдержанную улыбку Гевары.

Сергей смотрел на это безумие, сжимая в кармане бумажку с номером телефона Кастро. Его новая жизнь набирала обороты с такой скоростью, что даже махровый хулиган из 1953-го мог бы позавидовать.

Глава 12

Вернувшись домой, дверь их квартиры на Краснопресненской набережной закрылась с тихим щелчком, отгородив их от безумного дня. В прихожей пахло домашним уютом, жареным картофелем и чем-то вкусным, что томилось в духовке. Из гостиной донёсся голос Дианы:

– Серёж, это ты? Как совещание? Не разорвали тебя кубинцы на сувениры?

Она вышла в прихожую, вытирая руки о фартук. Увидев за спиной мужа второго человека, она замерла на секунду, присмотрелась, и её лицо озарилось широкой, радостной улыбкой.

– Кирик?! Батюшки, это ты?! Давно не видела тебя в приличном обществе! – воскликнула она, забыв про фартук и протягивая ему руки. – Иди ко мне, старый хрен! Как ты?

Кирилл Валерьевич, всё ещё находившийся под впечатлением от ножа Че Гевары и танца с Фиделем, смущённо улыбнулся.

– Диана Валерьевна… вы… вы не поверите. Меня, можно сказать, нашли и привезли. С назначением.

– Какому ещё назначению? – удивилась Диана, помогая им снять пальто.

– Замминистра спорта СССР, – с гордостью объявил Сергей, разваливаясь на диване в гостиной. – У нас тут день выдался… насыщенный.

Они устроились на диване, и Сергей с Кириллом, перебивая друг друга, стали рассказывать Диане о событиях дня. Про списки Хрущёву, про яростный отпор по поводу Василия, про совещание, про Фиделя, про пирожное, про приём Геймлиха, про часы и про нож Че Гевары. Диана слушала, открыв рот, то хватаясь за сердце, то заливаясь смехом.

– Нож?! Тебе, Кирик, сам Че Гевара нож подарил?! – она смотрела на него с новым уважением. – Береги его. Это теперь твой главный аргумент в спорах. Просто клади на стол во время заседания.

Потом её лицо стало серьёзным.

– А что с Васей? – тихо спросила она. – Никита и слышать не хотел?

Сергей вздохнул.

– Ни в какую. Сказал, забыть. Приказ. Но мы с Кириллом всё равно его вытащим. Просто нужно время. Подготовиться. Придумать такой план, чтобы Никита сам его захотел вернуть.

В этот момент зазвонил телефон. Диана подняла трубку, и её лицо постепенно стало озабоченным и деловым.

– Да, да, я вас слушаю… Кристиан Диор? В Москву? Через неделю?! – Она замолчала, слушая, и её глаза загорелись знакомым Сергею огнём – огнём большого проекта. – Поняла. Да. Спасибо за информацию. Я всё организую.

Она положила трубку и повернулась к мужу и Кириллу с сияющим лицом.

– Ну, товарищи, держитесь. К нам едет сам Кристиан Диор! С визитом доброй воли и, я подозреваю, с желанием посмотреть, что тут у нас творится в моде. Минкульт в панике, им нужно срочно организовать показ, достойный «высокой моды» и не ударить в грязь лицом перед Западом.

Она прошлась по комнате, потирая руки.

– И у меня есть идея. Есть тут один паренёк, молодой Вячеслав Зайцев. Работает на какой-то фабрике. Его еще в Доме моделей никто не знает. Вот его им и открою. Вот и представлю его эскизы Диору! Пусть весь мир знает, что и у нас есть своя мода, не хуже парижской!

Сергей, впечатлённый её энтузиазмом, улыбнулся.

– Отличная идея! А знаешь, что ещё нужно? Нужен главный гость. Такой, чтобы затмил собой даже Диора. Чтобы все газеты писали не о платьях, а о том, кто на них смотрит.

Диана и Кирилл с интересом посмотрели на него.

– И кто же это? – спросила Диана.

– Гагарин, – торжественно провозгласил Сергей. – Самый главный герой планеты. Я позвоню Никите, скажу, что это вопрос международного престижа. Что Диор – это, конечно, хорошо, но Гагарин – это наше всё. Он придёт, я уверен. Представляешь? Первый космонавт Земли и первый кутюрье Франции в одном зале! Это будет взрыв!

Кирилл, до сих пор молчавший, вдруг оживился.

– А я могу посчитать экономическую эффективность этого мероприятия! – воскликнул он. – Окупаемость, рост экспортного потенциала советского текстиля…

Все трое рассмеялись. Вечер, начавшийся с усталости, теперь был наполнен новыми, безумными планами. Они сидели в своей тёплой квартире, на краю истории, и строили проекты спасения опальных друзей, организации модных показов с космонавтами и перекраивания реальности под себя. За окном горели огни Москвы 1961 года, а они чувствовали себя его полноправными, хоть и очень странными, хозяевами.

Глава 13

Сергей, глядя на Диану, которая всё ещё перебирала в уме эскизы Зайцева и образы для показа, почувствовал внезапный прилив нежности. Вся эта безумная круговерть – министерство, Хрущёв, Кастро – началась так внезапно, что у них не было ни минуты просто побыть вместе. Он взял толстую пачку новых, хрустящих рублей в своём министерском портфеле.

– Всё, – решительно заявил он, хлопая себя по коленям. – Заседание окончено. Диночка, а ну-ка переодевайся во что-нибудь презентабельное. Кирилл Валерьевич, вы тоже. Едем шопиться.

Диана удивлённо подняла бровь.

– Серёж, ты в себе? Какое шопиться? У меня завтра к Диору готовиться…

– Именно поэтому! – не отступил Сергей. – Ты не можешь встречать парижского льва в домашнем халате, даже в таком красивом. Игорь! – крикнул набрав номер телефона своего водителя. – Машину! Едем в ГУМ!

Через полчаса чёрная «Чайка» уже плавно катила по направлению к Красной площади. Кирилл, примявшийся на заднем сиденье, нервно теребил подаренный ему нож и бормотал что-то о нерациональной трате бюджетных средств. Диана смотрела в окно на вечернюю Москву, и в её глазах уже просыпался азарт охотницы.

ГУМ встретил их не просто как магазин, а как настоящий храм потребления эпохи развитого социализма. Звуки шагов под высокими сводами, переливы света от тысяч лампочек на гирляндах, запах дорогого парфюма, кофе и свежей выпечки. Сергея, как и в прошлый раз, узнали мгновенно. К ним немедленно подошёл немолодой, импозантный администратор в безупречном фраке.

– Сергей Викторович! Какая честь! Чем можем служить? – он скользнул взглядом по скромному костюму Кирилла и домашнему платью Дианы, но его лицо не дрогнуло.

– Моей супруге требуется обновление, – с важностью заявил Сергей. – Что-нибудь… от кутюр. Из последних поступлений.

– Пожалуйте в наш салон «Силуэт», – администратор сделал изящный жест рукой, и они двинулись вглубь магазина, к самым роскошным отделам.

ГУМ

Диана, попав в свою стихию, преобразилась. Она деловито и строго окидывала взглядом манекены, щупала ткань, отбраковывала одно, приценивалась к другому. Наконец её взгляд упал на платье. Оно висело чуть в стороне, на отдельной вешалке, как произведение искусства. Это было платье из тёмно-синего шёлка, с завышенной талией, короткими рукавами-фонариками и сложным драпированным лифом. Оно было одновременно строгим и невероятно элегантным. Ярлык скромно сообщал, что оно прибыло из Италии.

– Это, – сказала Диана, и в её голосе прозвучала непоколебимая уверенность.

Когда она вышла из примерочной, Сергей и Кирилл замерли. Платье сидело на ней безупречно, подчёркивая и стройность фигуры, и её новую, короткую стрижку. Она выглядела так, словно только что сошла с парижского подиума – не советской женщиной, принарядившейся для выхода, а настоящей светской львицей, рождённой для роскоши. Даже администратор не сдержал восхищённого вздоха.

– Теперь твоя очередь, – сказала она Кириллу, указывая на отдел мужской одежды. – Твой пиджак пахнет нафталином и страхом перед партхозактивом.

Пока Кирилл, краснея и отнекиваясь, примерял строгий костюм из чешской шерсти, Сергей отошёл к витрине с галстуками. И тут он увидел Его.

У следующего прилавка, с интересом разглядывая коробку с запонками, стоял сам Юрий Алексеевич Гагарин. Он был не один, с ним была его супруга, Валентина Ивановна, но в данный момент он отвлёкся. Он был в штатском – в хорошем, но простом костюме, и выглядел удивительно… обычным. Молодым, симпатичным парнем, выбирающим подарок жене.

Сергей, не раздумывая, подошёл.

– Юрий Алексеевич? Разрешите поблагодарить вас лично. За ваш подвиг. За вашу улыбку.

Гагарин обернулся. Его лицо озарила та самая, знаменитая на весь мир улыбка.

– Да что вы… – смущённо сказал он. – Я просто работу делал.

– Позвольте представиться, Сергей Сыров. А это моя супруга, Диана. А там, в примерочной, мой заместитель, Кирилл Кузнецов, прячется от нового костюма.

Гагарин весело рассмеялся.

Ю. Гагарин с женой

– Понимаю его. Я тоже до сих пор в своей форме чувствую себя увереннее, чем в этом, – он указал на свой пиджак.

Диана, сияющая в новом платье, сделала шаг вперёд.

– Юрий Алексеевич, это огромная честь встретить вас здесь. Мы как раз хотели… то есть, я работаю в Доме моделей, и на следующей неделе у нас будет мероприятие с участием Кристиана Диора. Мы были бы бесконечно рады, если бы вы оказали нам честь и посетили наш показ.

Гагарин посмотрел на свою супругу, которая одобрительно кивнула.

– Диор? – удивился он. – Это который платья шьёт? Для жён космонавтов, что ли? – он снова улыбнулся своей простой, обаятельной улыбкой. – Да, я слышал. Конечно, с удовольствием приду. Интересно же посмотреть!

– Это будет не просто показ, это будет событие! – подхватил Сергей. – Первый космонавт и первый кутюрье в одном зале!

– Ну, если я не буду ему мешать, – скромно сказал Гагарин. Потом он посмотрел на них и на их покупки. – А вы знаете, я как раз собирался предложить Вале сходить в ресторан. Отпраздновать кое-что. Не составите нам компанию? Будет не так скучно.

Сергей и Диана переглянулись. Приглашение от самого Гагарина в ресторан? Это был сюрреализм высшей пробы.

– Мы будем счастливы! – немедленно согласилась Диана. – Только сейчас нашего экономиста из примерочной вызволим. Кирилл Валерьевич! – крикнула она. – Вылезай! Мы идём ужинать с Юрием Гагариным!

Из-за шторки раздался глухой стон и звук падающей вешалки. Похоже, день для Кирилла Валерьевича Кузнецова собирался стать ещё длиннее и невероятнее.

Глава 14

«Арагви» встретил их не просто как ресторан, а как старый, добрый знакомый, который за годы ничуть не изменился. Тот же приглушённый свет, тот же запах дорогих сигар, лаврового листа и жареного мяса, те же бесшумные официанты в белых кителях. Метрдотель, увидев компанию, во главе которой шёл Гагарин, лишь чуть заметнее выпрямил спину и повёл их не в общий зал, а в уютный кабинет с низким сводчатым потолком и видом на ночную Москву.

– Здесь поуютнее будет, – пояснил Юрий Алексеевич, скидывая легкое пальто. – И не так много глаз.

Они устроились за резным дубовым столом. Гагарин с супругой, Сергей с Дианой и немного потерянный, но старающийся держаться Кирилл. Юрий Алексеевич, к всеобщему удивлению, взял меню и с видом знатока предложил начать с шампанского.

– «Абрау-Дюрсо», полусухое, – сказал он официанту. – Хорошее, своё, родное. Не хуже заграничного.

Когда бутылку принесли и откупорили с тихим, благородным хлопком, Гагарин наполнил бокалы. Он поднял свой, и его знаменитая улыбка стала чуть более серьёзной.

– Ну, что же… Выпьем за знакомство! За интересных людей! За то, чтобы наша жизнь на земле была такой же яркой, как звёзды, которые мне довелось увидеть!

Все с радостью чокнулись. Первую пару минут все немного робели, но тёплая, искренняя манера Гагарина, его простота и обаяние быстро растопили любую скованность.

Юрий с женой Валентиной

– Юрий Алексеевич, а правда, что… – не удержалась Диана, но сразу смутилась.

– Юра, – поправил он её с улыбкой. – Давайте на «ты». А то я тут один, как на пресс-конференции. И спрашивайте, что хотите. Только про «Поехали!» и про то, видел ли я Бога, я уже всё рассказал, – он подмигнул.

– А страх был? – спросил Сергей. – Вот там, наверху, один?

Гагарин задумался на секунду, крутя бокал в руках.

– Знаешь, Сергей, страха не было. Была… колоссальная ответственность. Ты сидишь в этом шарике и понимаешь: за тобой – страна, тысячи людей, которые это сделали. И ты не имеешь права подвести. А потом, когда вышел на орбиту и увидел Землю… – он на мгновение замолчал, и его глаза стали немного отрешенными, – …все страхи куда-то ушли. Осталась только красота невероятная. И тишина. Такая тишина, которую на земле нигде не услышишь.

В этот момент внесли главное блюдо – огромного, румяного, хрустящего поросёнка с яблоком в зубах и гречневой кашей. Аромат заставил всех замолчать и посмотреть на это великолепие.