Пылающий символ. Том 2

Размер шрифта: 13

* * *

Capitolo XII

Римская империя.

Декабрь 270 года – ноябрь 271 года

Рынок в Наиссе славился шерстью. На улице, ведущей к форуму, располагалось множество лавок, предлагавших жителям города шерсть в любом виде: мытую, чесаную, тонкорунную, грубую, белую и окрашенную.

Клавдия привела Елену в лавку Евтропия, торговавшую шерстяными нитями. Там в корзинах лежала пряжа блеклых цветов.

– А почему не торгуете яркой? – поинтересовалась Елена.

– Это баловство, – ответила Клавдия. – Красители нынче недешевы. Покрасить недолго, да вот только дорогие нитки покупатели брать не будут!

– Однажды постоялец нашего мансио приказал фуллонам выкрасить его полотно в красный цвет, – стала рассказывать Елена. – Я отыскала в библиотеке отца рецепт и купила красители. Конечно, в портовом городе выбор больше и цены ниже, но их можно поискать и в Наиссе.

В ответ Клавдия по-доброму улыбнулась:

– Ну, что же, попробуй, дочка.

В тот же день в сопровождении раба Оригена Елена отправилась в публичную библиотеку, здание которой возвышалось над форумом. Она бесшумно скользила в мягких кальцеях по мраморному полу вестибюля мимо бюстов великих авторов, но задержалась лишь у Эзопа, высеченного из лунского мрамора[1]. Глядя на него, с улыбкой припомнила, как отец читал его басни, голосом изображая животных.

Сердце сжалось от тоски. Здоровы ли отец и Иосиф? И что она делает в этом холодном краю, среди незнакомых людей? Где Констанций, какие тяготы он переносит?

Елена вытерла слезы и, отогнав печальные мысли, вступила в огромный зал. Ей тут же пришлось зажмуриться от яркого света, который лился откуда-то сверху. Когда она открыла глаза, то увидела многочисленные книжные шкафы, разделенные пилястрами[2]. Узкая галерея опоясывала помещение, давая доступ к свиткам на втором этаже.

Служитель проводил Елену к шкафам, где были размещены описания путешествий на греческом языке.

Преисполненная благодарности, она спросила библиотекаря:

– А на втором ярусе хранятся сочинения на латыни?

Пожилой служитель улыбнулся наивности юной читательницы:

– Наверху хранятся городские архивы.

Елена отыскала свиток Дионисия Фракийского и устроилась за столом в центре читального зала. Было холодно, однако теплая пенула ее согревала. Прокрутив свиток до нужного места, Елена переписала рецепты красителей на восковую дощечку.

Все необходимое для приготовления она отыскала в крошечной лавочке на форуме.

Скучающий торговец посетовал:

– Местные жители не оценили мой превосходный товар и предпочитают красить шерсть свеклой и сеном. Для такой благородной матроны, как вы, я сделаю скидку на корень марены[3] и белую землю[4]. Могу раскрыть секрет, который сделает красный цвет необыкновенно глубоким. – Он заговорщицки понизил голос: – Перед окраской пропитайте нити водой с добавлением оливкового масла. Вы вспомните обо мне и еще не раз придете в мою таберну![5]

Вернувшись в родительский дом Констанция, Елена с порога радостно сообщила:

– Я нашла старинные рецепты и купила двадцать мин[6] сушеной марены!

Свекровь поджала губы, не одобряя своеволие невестки.

Но Елена обняла ее, уговаривая:

– Ты столько всего знаешь, матушка. Научи меня красить нити!

Слово «матушка» само выскочило из уст Елены и растопило сердце Клавдии, она обняла невестку и пообещала:

– Завтра пойдем в красильню и опробуем твой рецепт.

Окрашивание нитей оказалось трудоемким и долгим делом. Только к Сатурналиям[7] корзина с клубками изумительного красного цвета оказалась в магазине Евтропия. Несмотря на высокую цену, пряжа была раскуплена в течение дня.

Сатурналии – праздник, который предписывал веселиться хозяевам и рабам всю неделю. Родители Констанция преподнесли Елене традиционные подарки – забавные восковые фигурки – и пригласили в храм Сатурна совершить совместное жертвоприношение. И тут ей пришлось признаться, что она христианка и чтит единого Бога.

Lawrence Alma-Tadema – Preparations for the festivities, 1866

Евтропий и Клавдия недовольно переглянулись и ушли без нее.

Когда в лабиринте рудничных туннелей во мраке и тишине Констанций осознал, что благородный легат Сервий Юлий провел его, как мальчишку, злость выбила из него остатки страха.

Но он был жив и хорошо помнил дорогу от грота до деревянного настила через провал. Если он туда доберется, то будет спасен. Констанций снял шарф, подарок отца, подрезал нить и, распустив вязание, смотал нить в клубок. Свободный конец зацепил за выступ и, разматывая клубок, осторожно двинулся вперед. Каждый тупиковый ход Констанций помечал кучкой камней, а нить возвращала его в исходную точку.

Духота вытягивала силы, лабиринт его вымотал, время исчезло. Констанций сел на землю и сделал несколько глотков из фляги. Воды осталось совсем немного.

Ощутив едва заметное движение воздуха, он встал и, нащупывая путь ногой, побрел навстречу потоку. В конце концов это спасло ему жизнь: при очередном шаге нога не нашла опоры. Констанций отшатнулся назад, присел на корточки и обследовал рукой край провала. Он бросил камень, звук падения раздался через семь ударов сердца. Внезапно его осенила мысль: помост через провал, по которому они прошли к семнадцатой штольне, убрали по приказу легата. Значит, он на правильном пути. Чтобы оказаться на свободе, надо преодолеть это препятствие.

Слева стена обрывалась в пустоту, а вот справа Констанций нащупал узкий карниз. Мысленно произнес короткую молитву: «Тебе, Иисус, вручаю свою судьбу» – и, прижавшись спиной к стене, ступил на карниз. Он сделал восемь маленьких шагов, на девятом карниз оборвался в бездну. Констанций набрал в легкие воздуха, оттолкнулся и полетел. Он жестко приземлился на другой стороне провала, ободрал колени и руки, но это уже не имело никакого значения.

Где-то впереди должны быть ступени.

Сотня осторожных шагов в темноте – и Констанций спустился на нижний уровень. Несколько минут он стоял и просто упивался сладостным воздухом, как вдруг услышал звук хлопнувшей двери и шаги. Из-за далекого поворота сочился слабый свет, который показался ему ярче солнца. Констанций дождался, пока затихнут шаги, и двинулся к боковому проходу, где слабый свет позволил увидеть нишу, в глубине которой пряталась грубо сколоченная дверь. Он толкнул ее и шагнул в темноту.

Констанций ощупью исследовал помещение, где вдоль стен тянулись полки со свитками и пачками прошитых документов. Эта находка навела его на мысль о настоящем учете, который велся в потаенной комнате в глубине рудника. Он взял наугад первый попавшийся свиток, сунул его за пазуху и вышел, прикрыв за собой дверь.

Через несколько минут, к немалому удивлению охранников, Констанций появился в гроте, сказал, что утром отстал от группы легата, показал свой мандат и потребовал коня. Было уже темно, и по всему выходило, что он блуждал в подземелье больше шести часов.

Когда Констанций достиг лагеря в Апулуме и вошел в жилище своих кавалеристов, они уставились на него, как на привидение.

– Ты жив, командир?! – декурион не скрывал своей радости. – Префект лагеря сообщил, что ты упал в пропасть, и приказал нам всем убираться.

– Еще повоюем! – пообещал Констанций.

В своей комнате он развернул похищенный свиток и понял, что это отчет о добытом золоте за весь предыдущий год. В нем были отметки об обозах, отправленных через Траянов мост, а также о перевозках через Данубий в Ратиарию, о которых государству не сообщалось. Таким образом, подозрения Констанция подтвердились. Тем же вечером он вместе с декурионом составил план дальнейших действий.

Ранним утром выздоровевший квестор выдал декуриону Констанция стопку тяжеленных липовых кодексов, и декурия[8], усиленная парой вьючных лошадок, покинула каструм Апулума. Однако направилась она не на юг, как было заявлено легату Сервию Юлию, а к золотому руднику.

У ворот форта Констанций разделил декурию на две группы: пятеро остались с лошадьми, получив наказ никого не выпускать, остальные последовали за своим командиром.

Продолжить чтение