Облако в штанах

© Издательство «Яуза», 2020

© ООО «Яуза-каталог», 2020

Ко всему

Я

I. «По мостовой…»

• По мостовой
• моей души изъезженной
• шаги помешанных
• вьют жестких фраз пяты.
• Где города
• повешены
• и в петле облака
• застыли
• башен
• кривые выи –
• иду
• один рыдать,
• что перекрестком
• распяты
• городовые.

1913

II. Несколько слов о моей жене

• Морей неведомых далеким пляжем
• идет луна  –
• жена моя.
• Моя любовница рыжеволосая.
• За экипажем
• крикливо тянется толпа созвездий пестрополосая.
• Венчается автомобильным гаражем,
• целуется газетными киосками,
• а шлейфа млечный путь моргающим пажем
• украшен мишурными блестками.
• А я?
• Несло же, палимому, бровей коромысло
• из глаз колодцев студеные ведра.

• В шелках озерных ты висла,
• янтарной скрипкой пели бедра?
• В края, где злоба крыш,
• не кинешь блесткой песни.
• В бульварах я тону, тоской песков овеян:
• ведь это ж дочь твоя  –
• моя песня
• в чулке ажурном
• у кофеен!

1913

III. Несколько слов о моей маме

• У меня есть мама на васильковых обоях.
• А я гуляю в пестрых павах,
• вихрастые ромашки, шагом меряя, мучу.
• Заиграет вечер на гобоях ржавых,
• подхожу к окошку,
• веря,
• что увижу опять
• севшую
• на дом
• тучу.
• А у мамы больной
• пробегают народа шорохи
• от кровати до угла пустого.
• Мама знает –
• это мысли сумасшедшей ворохи
• вылезают из-за крыш завода Шустова.

• И когда мой лоб, венчанный шляпой фетровой,
• окровавит гаснущая рама,
• я скажу,
• раздвинув басом ветра вой:
• «Мама.
• Если станет жалко мне
• вазы вашей муки,
• сбитой каблуками облачного танца,  –
• кто же изласкает золотые руки,
• вывеской заломленные у витрин Аванцо?..»

1913

IV. Несколько слов обо мне самом

• Я люблю смотреть, как умирают дети.
• Вы прибоя смеха мглистый вал заметили
• за тоски хоботом?
• А я –
• в читальне улиц –
• так часто перелистывал гроба том.
• Полночь
• промокшими пальцами щупала
• меня
• и забитый забор,
• и с каплями ливня на лысине купола
• скакал сумасшедший собор.
• Я вижу, Христос из иконы бежал,
• хитона оветренный край
• целовала, плача, слякоть.
• Кричу кирпичу,
• слов исступленных вонзаю кинжал
• в неба распухшего мякоть:
• «Солнце!
• Отец мой!
• Сжалься хоть ты и не мучай!
• Это тобою пролитая кровь моя льется дорогою дольней.
• Это душа моя
• клочьями порванной тучи
• в выжженном небе
• на ржавом кресте колокольни!
• Время!
• Хоть ты, хромой богомаз,
• лик намалюй мой
• в божницу уродца века!
• Я одинок, как последний глаз
• у идущего к слепым человека!»

1913

Нате!

Шумики, шумы и шумищи

А вы могли бы?

Послушайте!

Адище города

Скрипка и немножко нервно

Облако в штанах

^{Тетраптих}

• Вашу мысль,
• мечтающую на размягченном мозгу,
• как выжиревший лакей на засаленной кушетке,
• буду дразнить об окровавленный сердца лоскут;
• досыта изъиздеваюсь, нахальный и едкий.

• У меня в душе ни одного седого волоса,
• и старческой нежности нет в ней!
• Мир огромив мощью голоса,
• иду – красивый,
• двадцатидвухлетний.

• Нежные!
• Вы любовь на скрипки ложите.
• Любовь на литавры ложит грубый.
• А себя, как я, вывернуть не можете,
• чтобы были одни сплошные губы!
• Приходите учиться –
• из гостиной батистовая,
• чинная чиновница ангельской лиги.

• И которая губы спокойно перелистывает,
• как кухарка страницы поваренной книги.

• Хотите –
• буду от мяса бешеный
• – и, как небо, меняя тона –
• хотите –
• буду безукоризненно нежный,
• не мужчина, а – облако в штанах!

• Не верю, что есть цветочная Ницца
• Мною опять славословятся
• мужчины, залежанные, как больница,
• и женщины, истрепанные, как пословица.

1

• Вы думаете, это бредит малярия?

• Это было,
• было в Одессе.

• «Приду в четыре», – сказала Мария.

• Восемь.
• Девять.
• Десять.

• Вот и вечер
• в ночную жуть
• ушел от окон,
• хмурый,
• декабрый.
• В дряхлую спину хохочут и ржут
• канделябры.

• Меня сейчас узнать не могли бы:
• жилистая громадина
• стонет,
• корчится.
• Что может хотеться этакой глыбе?
• А глыбе многое хочется!

• Ведь для себя не важно
• и то, что бронзовый,
• и то, что сердце – холодной железкою.
• Ночью хочется звон свой
• спрятать в мягкое,
• в женское.

• И вот,
• громадный,
• горблюсь в окне,
• плавлю лбом стекло окошечное.
• Будет любовь или нет?
• Какая –

• большая или крошечная?
• Откуда большая у тела такого:
• должно быть, маленький,
• смирный любёночек.
• Она шарахается автомобильных гудков.
• Любит звоночки коночек.

• Еще и еще,
• уткнувшись дождю
• лицом в его лицо рябое,
• жду,
• обрызганный громом городского прибоя.

• Полночь, с ножом мечась,
• догна́ла,
• зарезала, –
• вон его!

• Упал двенадцатый час,
• как с плахи голова казненного.

• В стеклах дождинки серые
• свылись,
• гримасу громадили,
• как будто воют химеры
• Собора Парижской Богоматери.

• Проклятая!
• Что же, и этого не хватит?
• Скоро криком издерется рот.

• Слышу:
• тихо,
• как больной с кровати,
• спрыгнул нерв.
• И вот, –
• сначала прошелся
• едва-едва,
• потом забегал,
• взволнованный,
• четкий.
• Теперь и он и новые два
• мечутся отчаянной чечеткой.

• Рухнула штукатурка в нижнем этаже.

• Нервы –
• большие,
• маленькие,
• многие! –
• скачут бешеные,
• и уже
• у нервов подкашиваются ноги!

• А ночь по комнате тинится и тинится, –
• из тины не вытянуться отяжелевшему глазу

• Двери вдруг заляскали,
• будто у гостиницы
• не попадает зуб на зуб.

• Вошла ты,
• резкая, как «нате!»,
• муча перчатки замш,
• сказала:
• «Знаете –
• я выхожу замуж».

• Что ж, выходи́те.
• Ничего.
• Покреплюсь.
• Видите – спокоен как!
• Как пульс
• покойника.

• Помните? Вы говорили:
• «Джек Лондон,
• деньги,
• любовь,
• страсть», –
• а я одно видел:
• вы – Джоконда,
• которую надо украсть!

• И украли.

• Опять влюбленный выйду в игры,
• огнем озаряя бровей загиб.
• Что же!
• И в доме, который выгорел,
• иногда живут бездомные бродяги!

• Дразните?
• «Меньше, чем у нищего копеек,
• у вас изумрудов безумий».
• Помните!
• Погибла Помпея,
• когда раздразнили Везувий!

• Эй!
• Господа!
• Любители
• святотатств,
• преступлений,
• боен, –
• а самое страшное
• видели –
• лицо мое,
• когда
• я
• абсолютно спокоен?

• И чувствую –
• «я»
• для меня мало.
• Кто-то из меня вырывается упрямо.

• Allo!
• Кто говорит?
• Мама?
• Мама!
• Ваш сын прекрасно болен!
• Мама!
• У него пожар сердца.
• Скажите сестрам, Люде и Оле, –
• ему уже некуда деться.
• Каждое слово,
• даже шутка,
• которые изрыгает обгорающим ртом он,
• выбрасывается, как голая проститутка
• из горящего публичного дома.

• Люди нюхают –
• запахло жареным!
• Нагнали каких-то.
• Блестящие!
• В касках!
• Нельзя сапожища!
• Скажите пожарным:
• на сердце горящее лезут в ласках.
• Я сам.
• Глаза наслезнённые бочками выкачу.
• Дайте о ребра опереться.
• Выскочу! Выскочу! Выскочу! Выскочу!
• Рухнули.
• Не выскочишь из сердца!

• На лице обгорающем
• из трещины губ
• обугленный поцелуишко броситься вырос.

• Мама!
• Петь не могу.
• У церковки сердца занимается клирос!

• Обгорелые фигурки слов и чисел
• из черепа,
• как дети из горящего здания.
• Так с трах
• схватиться за небо
• высил
• горящие руки «Лузитании».
• Трясущимся людям
• в квартирное тихо
• стоглазое зарево рвется с пристани.
• Крик последний, –
• ты хоть
• о том, что горю, в столетия выстони!

2

• Славьте меня!
• Я великим не чета.
• Я над всем, что сделано,
• ставлю «nihil».

• Никогда
• ничего не хочу читать.
• Книги?
• Что книги!

• Я раньше думал –
• книги делаются так:
• пришел поэт,
• легко разжал уста,
• и сразу запел вдохновенный простак –
• пожалуйста!
• А оказывается –
• прежде чем начнет петься,
• долго ходят, размозолев от брожения,
• и тихо барахтается в тине сердца
• глупая вобла воображения.
• Пока выкипячивают, рифмами пиликая,
• из любвей и соловьев какое-то варево,
• улица корчится безъязыкая –
• ей нечем кричать и разговаривать.
• Городов вавилонские башни,
• возгордясь, возносим снова,
• а бог
• города на пашни
• рушит,
• мешая слово.

• Улица муку молча пёрла.
• Крик торчком стоял из глотки.
• Топорщились, застрявшие поперек горла
• пухлые taxi и костлявые пролетки.
• Грудь испешеходили.
• Чахотки площе.

• Город дорогу мраком запер.
• И когда –
• все-таки! –
• выхаркнула давку на площадь,
• спихнув наступившую на горло паперть,
• думалось:
• в хорах архангелова хорала
• бог, ограбленный, идет карать!

• А улица присела и заорала:
• «Идемте жрать!»

• Гримируют городу Круппы и Круппики
• грозящих бровей морщь,
• а во рту
• умерших слов разлагаются трупики,
• только два живут, жирея –
• «сволочь»
• и еще какое-то,
• кажется – «борщ».

• Поэты,
• размокшие в плаче и всхлипе,
• бросились от улицы, ероша космы:
• «Как двумя такими выпеть
• и барышню,
• и любовь,
• и цветочек под росами?»

• А за поэтами –
• уличные тыщи:
• студенты,
• проститутки,
• подрядчики.

• Господа!
• Остановитесь!
• Вы не нищие,
• вы не смеете просить подачки!

• Нам, здоровенным,
• с шагом саженьим,
• надо не слушать, а рвать их –
• их,
• присосавшихся бесплатным приложением
• к каждой двуспальной кровати!

• Их ли смиренно просить:
• «Помоги мне!»
• Молить о гимне,
• об оратории!
• Мы сами творцы в горящем гимне –
• шуме фабрики и лаборатории.

• Что мне до Фауста,
• феерией ракет
• скользящего с Мефистофелем в небесном паркете!
• Я знаю –
• гвоздь у меня в сапоге
• кошмарней, чем фантазия у Гете!

• Я,
• златоустейший,
• чье каждое слово
• душу новородит,
• именинит тело,
• говорю вам:
• мельчайшая пылинка живого
• ценнее всего, что я сделаю и сделал!

• Слушайте!
• Проповедует,
• мечась и стеня,
• сегодняшнего дня крикогубый Заратустра!
• Мы
• с лицом, как заспанная простыня,
• с губами, обвисшими, как люстра,
• мы,
• каторжане города-лепрозория,
• где золото и грязь изъязвили проказу, –
• мы чище венецианского лазорья,
• морями и солнцами омытого сразу!

• Плевать, что нет
• у Гомеров и Овидиев
• людей, как мы;
• от копоти в оспе.
• Я знаю –
• солнце померкло б, увидев
• наших душ золотые россыпи!

• Жилы и мускулы – молитв верней.
• Нам ли вымаливать милостей времени!
• Мы –
• каждый –
• держим в своей пятерне
• миров приводные ремни!
• Это взвело на Голгофы аудиторий
• Петрограда, Москвы, Одессы, Киева,
• и не было ни одного,
• который
• не кричал бы:
• «Распни,
• распни его!»
• Но мне –
• люди,
• и те, что обидели –
• вы мне всего дороже и ближе.

• Видели,
• как собака бьющую руку лижет?!

• Я,
• обсмеянный у сегодняшнего племени,
• как длинный
• скабрезный анекдот,
• вижу идущего через горы времени,
• которого не видит никто.

• Где глаз людей обрывается куцый,
• главой голодных орд,
• в терновом венце революций
• грядет шестнадцатый год.

• А я у вас – его предтеча;
• я – где боль, везде;
• на каждой капле слёзовой течи
• распял себя на кресте.
• Уже ничего простить нельзя.
• Я выжег души, где нежность растили.
• Это труднее, чем взять
• тысячу тысяч Бастилий!

• И когда,
• приход его
• мятежом оглашая,
• выйдете к спасителю –
• вам я
• душу вытащу,
• растопчу,
• чтоб большая! –
• и окровавленную дам, как знамя.

3

• Ах, зачем это,
• откуда это
• в светлое весело
• грязных кулачищ замах!

• Пришла
• и голову отчаянием занавесила
• мысль о сумасшедших домах.

• И –
• как в гибель дредноута
• от душащих спазм
• бросаются в разинутый люк –
• сквозь свой
• до крика разодранный глаз
• лез, обезумев, Бурлюк.
• Почти окровавив исслезенные веки,
• вылез,
• встал,
• пошел
• и с нежностью, неожиданной в жирном человеке,
• взял и сказал:
• «Хорошо!»

• Хорошо, когда в желтую кофту
• душа от осмотров укутана!
• Хорошо,
• когда брошенный в зубы эшафоту,
• крикнуть:
• «Пейте какао Ван-Гутена!»

• И эту секунду,
• бенгальскую
• громкую,
• я ни на что б не выменял,
• я ни на…

• А из сигарного дыма
• ликерною рюмкой
• вытягивалось пропитое лицо Северянина.
• Как вы смеете называться поэтом
• и, серенький, чирикать, как перепел!
• Сегодня
• надо
• кастетом
• кроиться миру в черепе!

• Вы,
• обеспокоенные мыслью одной –
• «изящно пляшу ли», –
• смотрите, как развлекаюсь
• я –
• площадной
• сутенер и карточный шулер!

• От вас,
• которые влюбленностью мокли,
• от которых
• в столетия слеза лилась,
• уйду я,
• солнце моноклем
• вставлю в широко растопыренный глаз.

• Невероятно себя нарядив,
• пойду по земле,
• чтоб нравился и жегся,
• а впереди
• на цепочке Наполеона поведу, как мопса.

• Вся земля поляжет женщиной,
• заерзает мясами, хотя отдаться;
• вещи оживут –
• губы вещины
• засюсюкают:
• «цаца, цаца, цаца!»

• Вдруг
• и тучи
• и облачное прочее
• подняло на небе невероятную качку,
• как будто расходятся белые рабочие,
• небу объявив озлобленную стачку.

• Гром из-за тучи, зверея, вылез,
• громадные ноздри задорно высморкал,
• и небье лицо секунду кривилось
• суровой гримасой железного Бисмарка.
• И кто-то,
• запутавшись в облачных путах,
• вытянул руки к кафе –
• и будто по-женски,
• и нежный как будто,
• и будто бы пушки лафет.

• Вы думаете –
• это солнце нежненько
• треплет по щечке кафе?
• Это опять расстрелять мятежников
• грядет генерал Галифе!

• Выньте, гулящие, руки из брюк –
• берите камень, нож или бомбу,
• а если у которого нету рук –
• пришел чтоб и бился лбом бы!

• Идите, голодненькие,
• потненькие,
• покорненькие,
• закисшие в блохастом грязненьке!

• Идите!
• Понедельники и вторники
• окрасим кровью в праздники!
• Пускай земле под ножами припомнится,
• кого хотела опошлить!

• Земле,
• обжиревшей, как любовница,
• которую вылюбил Ротшильд!

• Чтоб флаги трепались в горячке пальбы,
• как у каждого порядочного праздника –
• выше вздымайте, фонарные столбы,
• окровавленные туши лабазников.

• Изругивался,
• вымаливался,
• резал,
• лез за кем-то
• вгрызаться в бока.

• На небе, красный, как марсельеза,
• вздрагивал, околевая, закат.

• Уже сумасшествие.
• Ничего не будет.

• Ночь придет,
• перекусит
• и съест.

• Видите –
• небо опять иудит
• пригоршнью обрызганных предательством звезд?
• Пришла.
• Пирует Мамаем,
• задом на город насев.
• Эту ночь глазами не проломаем,
• черную, как Азеф!

• Ежусь, зашвырнувшись в трактирные углы,
• вином обливаю душу и скатерть
• и вижу:
• в углу – глаза круглы, –
• глазами в сердце въелась богоматерь.

• Чего одаривать по шаблону намалеванному
• сиянием трактирную ораву!
• Видишь – опять
• голгофнику оплеванному
• предпочитают Варавву?

• Может быть, нарочно я
• в человечьем месиве
• лицом никого не новей.
• Я,
• может быть, самый красивый
• из всех твоих сыновей.

• Дай им,
• заплесневшим в радости,
• скорой смерти времени,
• чтоб стали дети, должные подрасти,
• мальчики – отцы,
• девочки – забеременели.

• И новым рожденным дай обрасти
• пытливой сединой волхвов,
• и придут они –
• и будут детей крестить
• именами моих стихов.
• Я, воспевающий машину и Англию,
• может быть, просто,
• в самом обыкновенном евангелии
• тринадцатый апостол.

• И когда мой голос
• похабно ухает –
• от часа к часу,
• целые сутки,
• может быть, Иисус Христос нюхает
• моей души незабудки.

4

• Мария! Мария! Мария!
• Пусти, Мария!
• Я не могу на улицах!
• Не хочешь?
• Ждешь,
• как щеки провалятся ямкою,
• попробованный всеми,
• пресный,
• я приду
• и беззубо прошамкаю,
• что сегодня я
• «удивительно честный».

• Мария,
• видишь –
• я уже начал сутулиться.
• В улицах
• люди жир продырявят в четыреэтажных зобах,
• высунут глазки,
• потертые в сорокгодовой таске, –
• перехихикиваться,
• что у меня в зубах
• – опять! –
• черствая булка вчерашней ласки.

• Дождь обрыдал тротуары,
• лужами сжатый жулик,
• мокрый, лижет улиц забитый булыжником труп,
• а на седых ресницах –
• да! –
• на ресницах морозных сосулек
• слезы из глаз –
• да! –
• из опущенных глаз водосточных труб.

• Всех пешеходов морда дождя обсосала,
• а в экипажах лощился за жирным атлетом атлет:
• лопались люди,
• проевшись насквозь,
• и сочилось сквозь трещины сало,
• мутной рекой с экипажей стекала
• вместе с иссосанной булкой