Отель «Персефона»

Размер шрифта: 13

Художественное оформление: Редакция Eksmo Digital (RED)

В оформлении использована фотография:

* * *

Греция, о. Кос

Май 2013 г.

Двухместный автомобиль с открытым верхом вынырнул на вершину холма и, следуя плавным изгибам асфальтированной дороги, начал спуск к морю. Поблизости не было видно ни других машин, ни людей; эта оконечность острова, отделенная от центральной его части узким перешейком, даже в разгар высокого сезона, не говоря уже о начале мая, оставалась пустынной. Если где-то и обитали немногочисленные туристы, в этот час они, устроившись на террасе прибрежных кафе, пили кофе с метаксой[1] и обсуждали планы на завтра.

Стройная темноволосая женщина, сидевшая рядом с водителем, с любопытством смотрела по сторонам. Когда с высоты холма открылось море, мягко подсвеченное заходящим солнцем, ее глаза распахнулись от сдержанного восхищения. Выпрямившись, женщина словно завороженная смотрела на бескрайнюю водную гладь, но в следующую минуту машина, огибая холм, резко свернула, и море исчезло из виду.

Женщина разочарованно вздохнула.

– Потерпи, Эрика, – сказал водитель. – Скоро мы будем на месте. Окна нашей спальни выходят на море. Просыпаясь и засыпая, ты всегда будешь его видеть.

– Как думаешь, мне там понравится?

– Уверен! Ты ведь всегда хотела жить у моря. Теперь твоя мечта осуществится.

– Наверное, это у меня в крови. – Эрика улыбнулась. – Забавно. Моя мать родилась и выросла на Родосе, я свободно говорю по-гречески, но только сейчас впервые оказалась на исторической родине.

– Но ты ведь путешествовала до того, как познакомилась со мной?

– Только по Франции и немного по Италии. А до Греции так и не добралась.

– Что ж, теперь этот пробел в твоей биографии будет восполнен.

Внезапно мужчина напрягся. Его поза выдавала плохо скрываемое нетерпение. Он вытянул руку, указывая направление:

– Видишь тот парк впереди?

– Да! – Эрика и сама уже заметила зеленый массив, к которому они приближались. – Не знала, что он такой большой. На фотографиях всё кажется гораздо меньше.

– Только парк. Сам отель маленький по современным меркам: всего два трехэтажных корпуса, никаких отдельных бунгало или чего-то подобного.

– Это не важно. О, Роберт, здесь мы будем счастливы!

– Мы уже счастливы, разве не так? – водитель с улыбкой взглянул на женщину. – Я, по крайней мере, счастлив последние пять лет – с той минуты, как встретил тебя.

– А я – с той минуты, как мы поженились, – поддразнила его Эрика.

– Статус. – Роберт кивнул. – Я забыл, что только статус способен сделать женщину счастливой.

Слева потянулась ржавая ограда с острыми пиками, за которой плотной стеной стояли деревья.

– Какой жуткий забор, – пробормотала Эрика. – Понятно, что без него нельзя, ведь это частная территория. Но почему его не заменили или хотя бы не покрасили?

– Скорее всего, не успели. – Роберт притормозил перед поднятым шлагбаумом рядом с пустой будкой охранника. – До открытия еще три недели. Ремонтная бригада работает без выходных.

– Зачем здесь шлагбаум? – Эрика недоуменно смотрела на деревянный брус с облупившейся краской, под который нырнул автомобиль, свернув с основной дороги.

– Отель пустовал двадцать лет. Наверное, поставили, чтобы не лазили местные мальчишки.

Машина медленно катилась по грунтовке к видневшимся впереди распахнутым воротам.

– Здесь нужно проложить асфальт, иначе таксисты будут высаживать постояльцев возле будки.

– Вживаешься в роль управляющей? – посмеиваясь, спросил Роберт.

– Просто не люблю беспорядок.

– Мне не хватало твоих замечаний, твоего беспристрастного взгляда. Теперь, когда мы вдвоем, дело пойдет гораздо быстрей. Обратного пути нет. Все номера забронированы. Все до единого – начиная со второго июня и до конца сезона.

– Не слишком ли велика ответственность? – с сомнением заметила Эрика.

– Не забывай, раньше я уже владел отелем. Правда, в Корнуолле, но принцип управления, в общем, везде одинаковый. Надо работать с полной отдачей, забыв про «не хочу» и «не могу». Да и может ли быть по-другому в таком замечательном месте? Море, солнце, хвойный аромат, никаких полуфабрикатов из супермаркета… Мы попали в рай, и я собираюсь насладиться им сполна!

Над их головами тесно смыкались ветви деревьев; одна ветка больно царапнула Эрику по лицу; она пригнула голову и ехала так до самых ворот, на створке которых болталась толстая ржавая цепь.

Когда автомобиль въехал в ворота, Роберт заглушил мотор, и сразу стало очень тихо.

Лучи заходящего солнца почти не проникали сюда сквозь плотный шатёр из крон, в ветвях которых щебетали птицы. Заросшую травой площадку и уходящую вглубь территории подъездную аллею обволакивал вечерний сумрак, пронизанный мягким золотистым светом, струящимся сверху.

В воздухе разливался смешанный аромат кипарисов, сосен, тимьяна и роз; он был таким остро-насыщенным, что у Эрики внезапно закружилась голова. Она распахнула дверцу машины и осторожно ступила на траву, усыпанную сосновыми иголками.

За пышными кустами бугенвиллей смутно белели стены отеля.

– Пойдем дальше пешком? – предложила она.

– Конечно.

Роберт вышел из машины и, приблизившись к Эрике, обнял ее за талию. Она ощутила знакомое тепло сильного тела, которое любила так самозабвенно, что порой ей становилось страшно – что будет с нею, если Роберт вдруг исчезнет?..

Эрика с невольным сожалением отстранилась от мужа и пошла по аллее, волнуясь, словно ребенок в ожидании обещанного сюрприза. На мгновение ей захотелось закрыть глаза, но она подавила это детское желание: следующей зимой ей исполнится сорок, ей уже пора бы повзрослеть.

Подъездная аллея переходила в широкий заасфальтированный полукруг, к выпуклой оконечности которого примыкал основной корпус отеля, выстроенный из монолитных бетонных плит и соединенный крытым переходом с другим корпусом, стоявшим немного в стороне.

За распахнутыми окнами темнели проёмы пустых номеров. На балконах был сложен строительный мусор. Такой же мусор, вперемешку со сломанной мебелью, устилал дно глубокого бассейна, который, по всей видимости, не заполнялся водой уже очень давно.

Вокруг не было ни души. Стояла странная тишина, нарушаемая лишь пением птиц, а между тем Эрика ожидала многолюдья, шума инструментов, перекликавшихся внутри здания голосов – словом, всего того, что сопутствует ремонту, проводимому в максимально сжатые сроки.

У входа стоял пикап, означавший присутствие по крайней мере еще одного человека. Легкий ветерок гонял вокруг машины обрывки пожелтевших от времени обоев.

Вместо ожидаемой радости Эрика ощутила вдруг смутную тревогу. Повернувшись к Роберту, который, стоя у края бассейна, что-то пристально разглядывал на дне, она спросила:

– Ты уверен, что работы действительно ведутся?

– Уверен, – ответил Роберт, хотя выражение его лица свидетельствовало об обратном. – Это машина кирие[2] Заробаласа, бригадира. Пойдем, разыщем его.

Он направился к раздвижным дверям. Эрика последовала за ним. Ее не отпускало ощущение беспокойства – совершенно необоснованного, если учесть ее недавнее настроение. Возможно, виной всему было удручающее запустение, царившее вокруг. И еще отсюда не было видно моря. А она жаждала увидеть его снова, поскольку лишь два часа назад прилетела из холодного, дождливого Лондона.

В пустом холле Эрику встретила та же тишина, которая почему-то уже не казалась ей странной. Потолочные лампы не горели, скупой вечерний свет почти не проникал сквозь высокие окна, и просторное, неправильной формы помещение тонуло во мраке. Впереди виднелась стойка ресепшн, в дальнем конце холла смутно угадывались двери лифтов.

Стоя посреди пустынного холла, Эрика думала о том, что в этот отель следует как можно скорее вдохнуть жизнь. Нужно было приехать сюда раньше, с запоздалым сожалением подумала она. Услышала голос мужа и пошла на зов.

Роберт стоял у двери, ведущей на внутреннюю лестницу, по которой можно было подняться на верхние этажи, если по какой-то причине не работали лифты.

– Кирие Заробалас на втором этаже, – сказал он, убирая телефон в карман. – Пойдешь со мной или подождешь здесь?

– Конечно, я пойду с тобой.

– Хорошо. Я буду светить фонариком. Иди за мной, только будь осторожна.

Роберт вошел первым и придержал для Эрики дверь. На миг ее окружила абсолютная темнота, но Роберт включил карманный фонарик и направил его на ступеньки. Эрика стала подниматься по лестнице, почти вплотную к мужу, чтобы в случае чего успеть ухватиться за него и удержаться на ногах. Вскоре выяснилась причина такой темноты: хотя на площадке между этажами имелось окно, снаружи к нему подступала старая сосна, широкий ствол которой не давал свету ни малейшего шанса.

Лестница вывела их в длинный коридор, по обеим сторонам которого тянулись закрытые двери номеров. Здесь горели слабым светом указатели аварийного выхода, расположенные почти под самым потолком и работавшие от автономного генератора.

– Он в торце здания, – сказал Роберт. – Насколько я помню планировку, направо до того поворота.

В этот момент они услышали мужской голос, говоривший по-английски с сильным акцентом:

– Мистер Трейси, я здесь! Иду вам навстречу.

Из-за угла появился плотный бородатый мужчина. Он шел быстрым размашистым шагом и вскоре поравнялся с Робертом и Эрикой.

Бригадиру Заробаласу на вид было около пятидесяти лет. Невысокого роста, одетый в рабочий комбинезон и кепку с эмблемой футбольного клуба, он являл собой пример типичного грека: темноволосого, загорелого и, судя по широкой белозубой улыбке, абсолютно довольного жизнью.

– Мистер Трейси! – повторил он, протягивая Роберту руку для пожатия. – Я хотел спуститься вниз, но не успел. Вы меня опередили.

Он повернулся к Эрике и отвесил ей церемонный поклон.

– Миссис Трейси? Рад знакомству.

Эрика ответила на его родном языке, и на лице Заробаласа отразилось изумление.

– Госпожа знает греческий? У вас отличное произношение.

– Должно быть потому, что я наполовину гречанка, – улыбнулась Эрика.

– Вот как? – бригадир окинул Эрику оценивающим взглядом. – Да, вы определенно…

– Кирие Заробалас, я хочу поговорить о текущем состоянии дел, – резко сказал Роберт.

– Да, конечно, – Заробалас тут же сменил тон на деловой. – Идемте в кабинет управляющего. Это единственное место, куда проведен свет. Остальные помещения обесточены. Госпожа Трейси может подождать нас на террасе, оттуда открывается чудесный вид на море. Ей вряд ли будет интересно…

– Моя жена пойдет с нами.

– Разумеется, – после секундной заминки ответил бригадир. – Пойдемте.

Кабинет управляющего (то есть будущий кабинет Эрики) представлял собой скупо обставленную комнату, освещенную настольной лампой. После темного коридора контраст оказался таким резким, что в первую секунду Эрика невольно зажмурилась. Кирие Заробалас услужливо придвинул ей стул, и она села. Прямо перед ней было распахнутое окно, выходящее на детскую площадку с ржавыми качелями, бесформенной кучей песка в окружении сгнивших досок – то, что когда-то было песочницей, – и каруселью для малышей, с которой облезла вся краска.

«Делалось ли здесь хоть что-нибудь?» – изумленно подумала Эрика.

Мысль о том, что уже через три недели сюда прибудут первые постояльцы, казалась абсурдной. Догадывался ли Роберт о масштабе бедствия? Судя по всему, нет. Когда этим утром они покидали свою квартиру на Риджент-стрит[3], Роберт был уверен, что ремонтные работы практически завершены, и в ближайшие дни в отель начнут завозить мебель.

Реальное положение вещей наверняка стало для него неприятным сюрпризом.

– Хотите выпить? – спросил бригадир, открывая навесной шкафчик. – Тут есть кое-что. Метакса, узо[4], немного рецины[5]…

– Я смотрю, вы неплохо проводите время, – сухо заметил Роберт.

– Нет-нет, мистер Трейси! – Заробалас поспешно захлопнул дверцу и поднял руки ладонями вверх, словно отрицая саму возможность столь нелепого предположения. – Иногда позволяю себе пропустить стаканчик после долгого рабочего дня, а так, уверяю вас…

– И чем обычно занят ваш долгий рабочий день? – насмешливо поинтересовался Роберт.

Эрика напряглась. Она не любила, когда муж говорил с подчиненными в такой манере: пренебрежительно, с явным превосходством и желанием продемонстрировать собственную значимость. В такие минуты он становился чужаком, с которым она, заговори он так с ней в день их знакомства, не пожелала бы иметь ничего общего.

– Понимаю. – бригадир отвел глаза. – Вы ожидали увидеть несколько иную картину…

– «Несколько иную» – не совсем точная формулировка. Что, черт возьми, здесь происходит?

– Роберт, пожалуйста… – пробормотала Эрика.

– Я собирался вам написать, но потом решил, что будет лучше, если вы узнаете, когда приедете.

– Узнаю о чем?

Заробалас молчал, опустив глаза. Роберт сдерживался из последних сил. В воздухе повисло напряжение – Эрика ощущала его физически. Она переводила взгляд с одного мужчины на другого, пытаясь понять, насколько серьезна проблема, с которой они столкнулись, и возможно ли решить ее за столь короткий срок.

– Работы приостановлены, – наконец произнес Заробалас. – Бригада – все пятнадцать человек – шесть дней назад неожиданно попросила расчет.

– Почему?

Он пожал плечами.

– Они просто сказали, что отказываются работать, сложили инструменты и ушли. Я грозил им неустойкой, но их это не испугало.

– Значит, причина была веской. Не может быть, чтобы вы не знали, в чем дело. Наверняка в бригаде имел место конфликт. Или между рабочими, или у них с вами.

– Никакого конфликта не было.

– Возможно, с кем-то произошел несчастный случай, а остальных это напугало?

– Нет. Говорю же, все случилось неожиданно.

– Ладно, с причиной позже разберемся. Почему вы не наняли новую бригаду? За шесть дней на острове, где полно безработных, с этим справился бы даже дилетант! Вы потеряли почти неделю, при том, что отель открывается меньше чем через месяц.

– Мистер Трейси, я…

– Мне рекомендовали вас как опытного бригадира, но теперь эта рекомендация кажется мне весьма сомнительной! – бушевал Роберт. – Что, черт возьми, делали ваши люди с того момента, как я купил этот отель и подписал с вами контракт? Со дня моего отъезда в Англию ничего не изменилось.

– Неправда. Мы много чего успели. Вывезли старую мебель, поменяли проводку и сантехнику, демонтировали устаревшее кухонное оборудование, модернизировали систему канализации, поклеили обои, покрасили стены… Осталось привести в порядок территорию и укомплектовать отель всем необходимым. Если найти людей, они вполне успеют к приезду первых постояльцев.

– Так найдите! Или, может, мне самому заняться этим?

– Возможно, вам повезет больше, – пробормотал бригадир, отвернувшись.

– Что? – резко спросил Роберт. – Что вы сказали?

Теперь Эрика жалела, что не последовала совету Заробаласа и не отправилась на террасу любоваться морем. Несомненно, бригадир знал, что им предстоит тяжелый разговор, и не хотел, чтобы Эрика в этом участвовала. Ей было неловко из-за поведения мужа, она тревожилась за будущее отеля и мучилась вопросом: почему уволились рабочие?

Эрика чувствовала, что, пока она здесь, кирие Заробалас не скажет ничего определенного. Если бы Роберт попросил ее уйти, она, не споря, покинула бы кабинет. Но Роберт не обращал на Эрику внимания – казалось, он вообще забыл о ее существовании.

– Кирие Заробалас, мне нужна достоверная информация, – сказал он со всем убеждением, на какое был способен. – Я ведь всё равно узнаю правду. Будет лучше, если я узнаю ее от вас.

– Это не первая бригада. До этого была еще одна группа рабочих. Они, правда, продержались дольше… Мы работали в три смены, поэтому так много успели сделать. Я как чувствовал… – Заробалас осекся и кинул на Роберта испуганный взгляд.

– Так вы знали, что этим кончится?

Бригадир не ответил.

– Зачем же вы наняли этих людей, если сомневались в их надежности?

– Послушайте, отель в порядке! Пройдите по корпусам и убедитесь, что к установке оборудования и мебели почти всё готово, а территория… Что ж, я готов заняться этим лично, если…

– Если не удастся нанять новую бригаду?

– Я занимаюсь поисками уже пять дней. Но многие мужчины уехали на заработки на более крупные острова или в страны Евросоюза, а молодежь не хочет работать руками, им подавай офисную жизнь. Хороших работяг на Косе почти не осталось.

– Предложите людям двойную оплату. Поговорите еще раз с теми, кто работал в первой бригаде. Решайте проблему или убирайтесь!

Роберт резко встал, едва не опрокинув стул. Бригадир тоже поднялся. Их разделял стол, и только это, чувствовала Эрика, удерживало мужчин от открытого столкновения. В следующую минуту Заробалас, признавая себя побежденным, вскинул руки и примиряюще сказал:

– Не переживайте, мистер Трейси. Сейчас же поеду в город и возобновлю поиски.

– Хорошо. Что с нашей комнатой? – спросил Роберт более сдержанным тоном.

– Она готова. Как вы и просили, на третьем этаже основного корпуса, окнами на море. Там, правда, почти нет мебели, только кровать и шкаф, зато можно пользоваться санузлом.

– Прекрасно, – буркнул Роберт. – Хоть с этим вы справились.

– Если мне позволено дать совет, не лучше ли вам пока пожить в соседнем отеле? В «Жемчужине Коса» почти все номера свободны, там собственный пляж и отличная кухня. Я предупредил управляющего, что вы, возможно, захотите…

– Мы останемся в нашем отеле, нам не нужен чужой, – перебил Роберт и повернулся к Эрике. – Ты ведь не против ночевать здесь?

– Конечно, нет. Но как же быть с ужином? Я умираю с голоду, и ты наверняка тоже…

– Рекомендую таверну «Золотая олива», – оживился Заробалас. – Ее держит двоюродный брат моей жены. Здесь недалеко, буквально за соседним холмом. Если вы поедете за мной, я покажу вам дорогу и попрошу Памфилоса, чтобы обслужил вас по высшему разряду.

Роберт снова взглянул на Эрику, и она кивнула.

Втроем они спустились по той же лестнице и вышли из отеля. Роберт хранил мрачное молчание, и бригадир счел за лучшее последовать его примеру.

Эрика и Роберт сидели в сумрачном зале со сводчатым потолком и белеными стенами, в котором кроме них больше не было посетителей, и ждали, когда им принесут сувлаки[6], овощной салат с брынзой, жареный сыр и ассорти маринованных оливок.

Перед ними стояли бокалы с домашним вином, которое им подала в глиняном кувшинчике официантка в традиционной греческой одежде: белой рубашке с широкими рукавами, черной вышитой жакетке и красном переднике, прикрывающем длинную юбку спереди и сзади.

– «Жемчужина Коса», «Золотая Олива», – покачал головой Роберт. – Откуда они только берут такие вычурные названия?

– Может, и нам стоило придумать что-то в этом роде?

– Меня вполне устраивает то название, которое ты предложила. В любом случае, уже поздно что-то менять: оно указано на нашем сайте и в рекламных проспектах, которые мне удалось распространить по всем мало-мальски солидным турагентствам Лондона.

– Отель «Персефона», – задумчиво проговорила Эрика, отщипывая кусочек от лежащей в корзинке поджаристой лепешки. – В честь моей матери… Ты согласился, фактически мне уступил, но, возможно, сам склонялся к другому варианту?

– К сожалению, мне не довелось познакомиться с Персефоной, она умерла до того, как мы встретились, но я уверен, она была прекрасной женщиной и достойна того, чтобы отель носил ее имя.

В порыве чувств Эрика схватила руку Роберта и прижала ее к своей щеке.

– О, Роберт, ты такой славный! Ни одна женщина не могла бы пожелать себе лучшего мужа.

– Прежде всего, дорогая, я делец, надеющийся извлечь прибыль из очередного сомнительного предприятия, – со смехом возразил Роберт. – Не забывай об этом, когда в следующий раз соберешься петь мне дифирамбы.

– Ты считаешь наше приобретение сомнительным? – Эрика интуитивно вычленила из шутливой фразы мужа то, что беспокоило и ее. – Но туризм сейчас на подъеме, многие стремятся отдохнуть именно в Греции. Здесь чистое море, исторический колорит, безопасность…

– Ты повторяешь фразы, которыми изобилуют наши рекламные проспекты. Я не сомневаюсь в привлекательности Коса для туристов, но при том раскладе, который обнаружился сегодня, нам не успеть к открытию, даже если Заробалас сегодня же найдет рабочих.

– Но мы еще не провели инспекцию корпусов! – из чувства обостренной справедливости возразила Эрика, хотя в душе разделяла опасения Роберта. – Утром нужно хорошенько все осмотреть и уж тогда делать выводы. Если всё обстоит именно так, как сказал бригадир, за три недели мы успеем привести в порядок территорию и укомплектовать отель всем необходимым. Оставшиеся мелочи можно устранить уже в процессе работы, без каких-либо неудобств для постояльцев. Самое главное, персонал уже найден, нужно лишь провести инструктаж, чтобы сотрудники могли приступить к работе за несколько дней до заселения.

– Если они не сбегут, как те рабочие, – мрачно сказал Роберт. – Радует одно: на острове безработица, и те, кого мы отобрали из немалого числа претендентов, наверняка обеими руками ухватятся за возможность заработать… Чёрт, где наш ужин? Неужели для того, чтобы накромсать овощи для салата, требуется столько времени, при том, что мы здесь одни?

– Мы сделали заказ всего десять минут назад, – успокаивающе произнесла Эрика. – Повар не знает, что мы сегодня успели только позавтракать.

Помолчав, она спросила:

– Как ты думаешь, из-за чего они уволились?

– Мне эта мысль не дает покоя. Заробалас явно знает причину, но молчит. Что бы ни было, я доберусь до правды. И если он виноват, пусть пеняет на себя. А, вот, наконец, и еда. Долго же вас не было, моя милая!

Девушка, пробормотав извинения, стала расставлять перед ними блюда. Она отводила глаза, хотя Эрика настойчиво пыталась встретиться с ней взглядом. Поняв, что официантка не расположена к общению, Эрика, тем не менее, приветливо заговорила с ней: представилась и сделала комплимент таверне (хотя на деле это было заурядное заведение с примитивным интерьером и скромным меню).

Эрика рассчитывала сразу по приезде наладить дружеские контакты с местными жителями. Это должно было сыграть им с Робертом на руку, ведь они собирались не просто здесь жить, но и вести бизнес, что налагало на них определенные обязательства, в том числе по отношению к ближайшим соседям.

Однако ее попытка потерпела фиаско. Поспешно поставив на стол последнюю тарелку, официантка метнулась прочь. Прежде чем исчезнуть в арке, ведущей на кухню, она обернулась и бросила на Эрику быстрый взгляд – испуганный и любопытный.

– Хм, недурно! – сказал Роберт, с жадностью принимаясь за шашлык. – Попробуй-ка это, Эрика.

– Тебе не показалось, что девушка чем-то напугана?

– Ерунда. Если кто напуган, так это я.

– Перестань. Ты, как всегда, сгущаешь краски.

– Я не привык подводить людей и не выполнять свои обязательства, особенно финансовые.

– Переезд в другую страну – испытание не из легких. Даже если бы всё шло по плану, ты бы нашел, к чему придраться. То, что сейчас кажется тебе неразрешимым, утром предстанет в ином свете.

– Мне нравится твой оптимизм, однако, боюсь, в данном случае одними утешительными словами не обойтись.

– Я сделаю всё, что в моих силах, чтобы помочь тебе! – воскликнула Эрика. – Но мы должны быть полностью откровенны друг с другом, ничего друг от друга не скрывать.

– Я и не думал ничего скрывать. – Роберт удивленно посмотрел на Эрику.

– Сейчас – возможно. Пообещай, что так будет и впредь. Если ты что-то узнаешь…

– От Заробаласа?

– От него или кого-то другого… Ты сразу мне расскажешь.

– Что за странный разговор! – досадливо поморщился Роберт, но, взглянув на странно серьезное лицо жены, добавил: – Если для тебя это так важно, обещаю. Давай закажем еще вина. Будет не так страшно возвращаться в отель и бродить по запутанным коридорам в поисках нашей спальни, – мрачно пошутил он.

– Может, нам пока лучше пожить в «Жемчужине Коса»?

– Нет. – Роберт упрямо сжал губы. – Я не для того вложил уйму денег в «Персефону», чтобы ночевать в чужом отеле. Нам ничего не угрожает, особенно если запереть входную дверь.

– Как раз это мы не сможем сделать.

– Почему?

– Дверь центрального входа реагирует на движение – створки разъезжаются в стороны, когда подходишь к ним достаточно близко. Сейчас, при выключенном электричестве, дверь зафиксирована таким образом, что между створками остался только неширокий проход. Рабочие явно пользовались черным ходом, когда заносили внутрь оборудование, материалы и все прочее.

– Ну, тогда просто запремся в номере. Вряд ли кто-то захочет сломать себе шею на темной лестнице, чтобы добраться до нас.

В этот момент к их столику подошла официантка с очередным кувшинчиком. Услышав слова Роберта, девушка посмотрела на него с тем же испуганно-настороженным выражением в темных, словно маслины, глазах, и поспешно отвела взгляд.

Но на этот раз помимо испуга на лице юной гречанки читалось что-то еще.

Предостережение?..

Она словно хотела предупредить их о чем-то, но не решалась.

Глупости, осадила себя Эрика. Просто у нее разыгрались нервы. Вероятно, ей передалось взвинченное настроение мужа. Не стоило заказывать дополнительную порцию вина. Роберт прав, им предстоит непростой обратный путь, прежде чем они доберутся до своей новой постели.

При мысли о темной громадине посреди заросшего парка Эрика вновь ощутила смутную тревогу. Потянувшись за бокалом, который наполнил для нее Роберт, она неловким движением смахнула со стола пустую хлебную корзинку и поспешно нагнулась, чтобы поднять ее.

Официантка оказалась проворнее. В какой-то момент их головы почти соприкоснулись. Прежде чем распрямиться, девушка едва слышно, но настойчиво произнесла:

– Уезжайте отсюда. Скорее!

– Что… – начала Эрика, но гречанка уже отошла от стола.

– Дорогая, что с тобой? – вернул ее к реальности голос мужа. – Подумаешь, уронила корзинку. В ней ведь не было хлеба.

– Официантка хочет, чтобы мы уехали.

– Да? – Роберт недоверчиво хмыкнул. – По-моему, она не проронила ни звука. Ты не опьянела ли часом? Молодое вино – коварная штука. На вкус как компот, а действует как водка.

– Наверное, я просто устала. – Эрика провела ладонями по лицу. – Давай вернемся в отель. Хочу пораньше лечь спать, чтобы завтра с рассветом заняться осмотром корпусов, а потом искупаться.

– Вода еще прохладная.

– Не страшно. Ты ведь составишь мне компанию в утреннем заплыве?

– Вряд ли. Если Заробалас не позвонит с добрыми вестями, я сам поеду в город искать рабочих.

Эрика проснулась с колотящимся сердцем. Ей приснился кошмар, и она оставалась в его власти, охваченная липким, тошнотворным страхом. Резко сев в постели, она пыталась выровнять дыхание. Эрика была уверена, что кричала во сне. Роберт продолжал спать, отвернувшись к стене и накрывшись с головой одеялом. Его сон обычно был очень крепким.

Когда сердце перестало биться где-то в горле, грохотом отдаваясь в барабанных перепонках, Эрика спустила ноги с кровати и настороженно прислушалась. Если бы не размеренное дыхание Роберта, тишина в комнате была бы абсолютной.

Все вокруг казалось мирным и безобидным. Тогда почему ужас по-прежнему держал ее в тисках, словно кошмар продолжался уже наяву?

Просторная спальня, казавшаяся еще больше из-за почти полного отсутствия мебели, тонула в предрассветном сумраке. На окнах не было ни штор, ни жалюзи, но они почти не давали света: ночь выдалась безлунной.

Эрика вышла на балкон и полной грудью вдохнула прозрачный воздух – совсем не такой, к какому она привыкла в Лондоне.

Перед ней простиралась неподвижная громада деревьев и кустарников, создававших иллюзию заколдованного леса из детской сказки, а дальше темнела водная гладь, сливавшаяся на горизонте с чуть более светлым оттенком неба.

Море. Море, о котором она так долго мечтала.

Всего через пару часов она пойдет купаться, и неважно, что вода, если верить прогнозу, едва прогрелась до восемнадцати градусов.

Чтобы попасть на пляж, следовало пересечь всю территорию отеля, выйти через калитку в дальнем конце ограждения и спуститься с холма в укромную бухточку. Маленький частный пляж, окруженный с трех сторон скалистыми утесами, принадлежал отелю. Этим пляжем могли пользоваться только постояльцы и сотрудники «Персефоны». Местные жители и пришлые туристы довольствовались общественным пляжем, граничившим с территорией отеля «Жемчужина Коса».

Всё это Эрика узнала от Роберта, который, когда они накануне благополучно добрались до спальни, немного повеселел. Не включая света, они сбросили одежду и занялись любовью, а потом долго лежали в темноте, обнявшись и вслушиваясь в звуки сада. В этих звуках не было ничего тревожного: шелест ветвей, далекий плеск моря, пение одинокой ночной птицы…

И вот теперь, созерцая морскую гладь, Эрика пыталась понять, что явилось причиной ее ночного кошмара. Вероятно, дурной сон – но она, как ни силилась, не могла припомнить даже обрывков этого сна. Должно быть, решила она, дело в обманчиво легком вине, коварное действие которого продолжалось даже после того, как прошли видимые симптомы опьянения. Следовало соблюдать осторожность при употреблении местных напитков.

Эрика уже собиралась вернуться в постель, когда услышала это. Далекий тихий плач – не детский, как ей вначале показалось, а женский.

Замерев, она прислушалась.

Да, определенно плакала женщина. Эрика перегнулась через ограждение и посмотрела вниз, но с высоты третьего этажа разглядеть что-либо в темноте на каменных плитах дорожки, окаймлявшей корпус, не представлялось возможным.

Внезапно Эрика выпрямилась. Ужас вернулся – только теперь он был не абстрактным, а вполне осязаемым. Она внезапно поняла то, что должна была понять сразу.

Плач раздавался не с территории отеля.

Плакали внутри здания, этажом ниже. Вероятно, в номере, расположенном по соседству от того, над которым находилась спальня, иначе Эрика вряд ли бы что-то услышала.

Она стояла неподвижно, пытаясь унять сердцебиение. Босые ноги на бетонном полу окоченели, руки сковало странное оцепенение, и только голова оставалась ясной, хотя Эрика предпочла бы вовсе не думать, ведь за мыслями обычно следуют выводы, а выводы были таковы, что…

Внезапно плач прекратился: смолк так же резко, как и возник.

Эрика напряженно вслушивалась, но снизу больше не доносилось ни звука.

– Мне послышалось, – прошептала она. – Здесь, кроме меня и Роберта, никого больше нет.

Но разум упорно твердил, что плач был настоящим, а это означало только одно: в отеле, помимо них, присутствовал кто-то еще.

Повинуясь внезапному порыву, Эрика метнулась в спальню, быстро пересекла ее по прямой, стараясь не касаться пятками пола (чтобы не спугнуть того, кто мог находиться этажом ниже), выскочила в коридор и резко остановилась, словно наткнувшись на невидимую преграду.

Коридор, скупо освещенный указателями аварийного выхода, тянулся влево на пару десятков метров, а потом резко сворачивал направо. Лестница, ведущая на второй этаж, находилась почти перед самым поворотом. Добраться до нее можно было, только пройдя по длинному темному коридору, мимо закрытых дверей, за которыми таилась неизвестность.

Повинуясь инстинкту, Эрика вернулась в спальню, повернула в замке ключ и прислонилась спиной к двери, чувствуя неприятную слабость в ногах.

Она попыталась рассуждать здраво, отбросив мысли о привидениях и прочей чепухе, в которую не верила. Плач либо послышался ей, либо нет. Если послышался – значит, нужно лечь в постель и постараться уснуть. Если нет (а Эрика склонялась именно к этому варианту), значит, внизу кто-то есть.

Это не казалось таким уж невероятным. В отель мог проникнуть кто угодно, ведь ни ворота, ни центральный вход не были заперты. Другой вопрос, кому и зачем понадобилось делать это в кромешной темноте, рискуя свалиться в лестничный пролет и сломать себе шею.

Если только…

Ну конечно! Доведя цепочку рассуждений до логического завершения, Эрика почувствовала некоторое облегчение. Она знала, что на острове много беженцев из охваченных локальными войнами ближневосточных стран. Наверняка целая семья (а может, не одна) самовольно заняла номера в пустующем отеле. Разумеется, утром им придется уйти. Как ни было Эрике жаль этих людей, оставаться здесь дольше они не могли. Завтра приедет новая бригада (во всяком случае, ей хотелось в это верить), и ремонтные работы возобновятся.

Странно, что кирие Заробалас не знал о незваных жильцах. Как бы тихо они себя ни вели, рано или поздно кто-то выдал бы себя неосторожным звуком. Или знал, но предпочел не выгонять беженцев из их временного пристанища?

Чувствуя ломоту в висках, грозившую перейти в мигрень, Эрика вернулась в кровать. В какой-то момент она преисполнилась решимости разбудить мужа и рассказать ему о неприятном открытии, но потом передумала. Это потерпит до утра. Всё равно сейчас они ничего не смогут сделать.

И кроме того…

Существовала вероятность – небольшая, но ее нельзя было сбрасывать со счетов, – что Эрика ошибалась. Она не хотела думать, кто еще, кроме беженцев, мог прятаться на втором этаже. Тот, кто мог подняться по лестнице, пройти по коридору и отомкнуть с той стороны дверной замок, который был скорее формальностью, нежели реальным средством защиты от непрошеных гостей.

Эрика закрыла глаза, но даже не пыталась заснуть. Она напряженно прислушивалась, однако ничего не нарушало тишины. Даже птицы, утомленные ночными бдениями, наконец-то умолкли.

За окнами постепенно светало. Спустя два часа, показавшиеся Эрике нестерпимо долгими, проснулся Роберт. Он требовательно притянул Эрику к себе, но она выскользнула из его объятий и отправилась в душ, где долго стояла под слабыми струями чуть теплой воды, раздумывая – говорить или нет. И в конце концов решила, что не стоит.

Роберту и без того хватало забот. Возможно, с наступлением утра чужаки покинули отель; возможно, плач ей и вовсе послышался. Так или иначе, осматривая номера, они непременно обнаружат следы чужого присутствия – если оно, конечно, имело место.

– Я бы сейчас не отказался от кофе, – сказал Роберт, когда Эрика вышла из ванной.

– Я тоже. Но пока придется довольствоваться водой.

Эрика вынула из дорожной сумки бутылку и протянула мужу.

– Осмотрим корпуса, потом я немного поплаваю, и поедем завтракать.

– Как тебе спалось?

– Отлично, – не моргнув глазом солгала она.

– Вот, возьми второй фонарик. И на всякий случай не уходи от меня далеко.

Эрика пристально взглянула на Роберта. Неужели он тоже что-то слышал?

– Думаешь, здесь опасно? – осторожно уточнила она.

– Вряд ли. Но я предпочитаю быть готовым к любым неожиданностям.

Оба корпуса, к их немалому удивлению, оказались в гораздо лучшем состоянии, чем можно было ожидать. Стены и потолки были заново оштукатурены, полы выложены терракотовой плиткой, в окна вставлены стеклопакеты; на стенах висели указатели и информационные таблички. Правда, на балконах большинства номеров был свален строительный мусор, но эту проблему можно было решить за несколько часов – при наличии достаточного количества рук, разумеется.

Когда они осматривали второй этаж основного корпуса, Эрика призвала на помощь всё свое хладнокровие, чтобы не выдать охватившего ее волнения. То странное событие произошло всего три часа назад. Что, если эти люди по-прежнему здесь? Что, если в эту минуту они наблюдают за новыми хозяевами отеля, сами оставаясь невидимыми?

Ни о чем не подозревавший Роберт заходил в каждый номер, проверял наличие сантехники, положенное количество розеток и отсутствие косметических дефектов, делая пометки в своем наладоннике.

Все номера выглядели одинаково необжитыми, без следов чьего-либо присутствия: ни забытого на полу одеяла, ни остатков еды, ни пластиковой посуды, которой обычно пользуются неимущие… Убедив себя, что женский плач был лишь плодом ее воображения, Эрика перестала вздрагивать от каждого шороха и немного расслабилась.

Проверив номера, Роберт и Эрика перешли к осмотру подсобных помещений, расположенных в цокольном этаже основного корпуса: кухни, медпункта, прачечной и прочих. С лица Роберта, поначалу настроенного весьма скептически, не сходило удивленно-недоверчивое выражение.

– Ты знаешь, – сказал он, – всё совсем не так плохо, как казалось вначале.

– Заробалас не солгал: осталось только завезти мебель и оборудование.

– Не выгораживай его! Замечаний у меня достаточно. – Роберт потряс наладонником. – Я уж не говорю про территорию, которая выглядит как зона отчуждения вокруг Чернобыля.

– Я его не выгораживаю. Я просто говорю, что…

– Этот прохиндей заслуживает хорошей взбучки. Если через час здесь не будет рабочих, я разорву с Заробалосом контракт и выставлю ему неустойку, превышающую его годовой заработок.

Они стояли посреди огромного пустого зала, отведенного под ресторан, где должны были проходить завтраки, включенные в стоимость проживания, а также ужины a la carte.

По периметру зала обрамляли колонны в древнегреческом стиле, в нишах стояли массивные глиняные амфоры. Стены, облицованные мрамором с кракелюром под старину, украшали барельефы и фрески. Высокие французские окна вдоль фронтальной стены выходили на просторную террасу, где планировалось расставить столы для тех, кто предпочитал принимать пищу на свежем воздухе.

Для обедов, которые многие постояльцы обычно игнорировали, предназначался маленький боковой зал. Уязвленная резким тоном мужа, Эрика направилась туда, но, не дойдя пары шагов до распахнутых двустворчатых дверей, внезапно остановилась.

В полумраке обеденного зала мелькнула тень: стройная фигура, окутанная полупрозрачным газовым облаком.

А потом раздался смех: тихий, исполненный горечи, внезапно оборвавшийся. Женский смех.

Эрика резко обернулась. Роберт стоял спиной к ней. Подняв голову, он с интересом рассматривал фреску на потолке и явно не слышал того, что слышала она.

Она колебалась всего мгновение, а потом решительно направилась к дверям.

Обеденный зал оказался гораздо меньше, чем основной ресторан, и скромнее по оформлению: ни колонн, ни барельефов, ни античных ваз. Окна здесь были обычные, не французские, и выходили на заросший парк, деревья которого вплотную подступали к зданию, образуя почти такой же сумрак, какой царил на внутренней лестнице. Дальняя часть помещения тонула во тьме, не позволяя рассмотреть, есть ли в противоположной стене еще одна дверь.

Эрика остановилась на пороге, не решаясь пересечь невидимую черту. Минуту назад здесь была женщина. Она видела ее, слышала ее печальный смех. Эта женщина не могла просто раствориться в воздухе – значит, помимо входа, возле которого стояла Эрика, в зале был и выход.

Ее инстинкты обострились до предела, сигнализируя опасность. От страха стало трудно дышать. Эрика хотела позвать Роберта, но не смогла выдавить ни звука. Она кожей ощущала чье-то присутствие.

Опасно, кричало подсознание. Уходи, опасно!

Развернувшись, Эрика бросилась бежать.

– Милая, что с тобой? – удивился Роберт. – У тебя такой вид, словно за тобой приведение гонится.

Эрика пыталась сформулировать ответ, который не выставил бы ее сумасшедшей в глазах собственного мужа, но, окончательно растерявшись под его пристальным взглядом, пробормотала:

– Мне показалось…

– Что тебе показалось?

– В том зале есть другая дверь?

– Нет.

– Ты уверен?

– Разумеется! Я сам составлял план помещений.

– Может, всё-таки проверишь?

– Мне не нравится твой вид. Ты до смерти напугана. Пойдем-ка на свежий воздух.

– Сначала проверь, – упрямо повторила Эрика.

Испустив страдальческий вздох, Роберт направился к дверям. Замерев от напряжения, Эрика наблюдала за мужем. Он вошел в обеденный зал и спустя минуту вернулся.

– Там никого нет. Ладно, хватит этих глупостей. Заробалас прислал сообщение. Он нашел людей, но я должен уладить все формальности, в том числе с расценками. Они требуют столько, что на эти деньги можно построить Диснейленд.

– Можно мне поехать с тобой?

– Плохая идея. Ты ведь, кажется, хотела искупаться? Если всё сложится удачно, через час я привезу сюда бригаду, и работа закипит полным ходом. Так что надевай купальник и ступай на пляж.

– А как же завтрак?

– На обратном пути я заеду в закусочную и куплю навынос кофе и сэндвичи.

– Хорошо.

– Проводить тебя в нашу комнату?

Эрика колебалась. Искушение было слишком велико. Она не может идти туда одна. Нужно подняться по тёмной лестнице, пройти по коридору, а потом проделать весь обратный путь…

Роберт нетерпеливо переминался с ноги на ногу и посматривал на часы.

– Я справлюсь, – сказала Эрика.

– Отлично. Тогда я поехал. Если что – звони.

Несколько минут после ухода Роберта Эрика постояла в пустынном вестибюле, собираясь с силами, потом вынула из кармана фонарик и медленно направилась к внутренней лестнице.

Ключ подошел: калитка со скрипом открылась. Эрика окинула восхищенным взглядом раскинувшуюся перед ней панораму.

Она стояла на скалистом пригорке, высушенном солнцем и выбеленном морскими ветрами. У ее ног начиналась, змейкой спускаясь вниз, узкая тропинка, исчезавшая далеко внизу, среди массивных валунов. Дальше начинался пляж – небольшой островок белого песка – и море.

Этим утром оно было зеленовато-лазурным, как на картинах маринистов. Мелкие барашки пенились у кромки прибоя, слабые волны набегали на песок и лениво отступали обратно. Несмотря на ранний час, солнце уже начинало припекать, и прохладная чистая вода так и манила окунуться.

Камешки с тихим шорохом выпрыгивали из-под сандалий и скатывались вниз. В одном месте, где тропинка делала особо крутой изгиб, Эрика едва не сорвалась с приличной высоты. Выровняв равновесие, она возобновила спуск, внимательно глядя под ноги.

Спустившись с пригорка, Эрика сняла сандалии и дальше пошла босиком, по щиколотку утопая в прохладном мелком песке бледно-бежевого, почти белого цвета.

Возле самой кромки Эрика разделась и вошла в воду. Она была холодная, но не слишком: бодрила, но не вызывала желания немедленно выскочить обратно. Когда вода достигла груди, Эрика оттолкнулась от дна и поплыла.

Вскоре она уже не чувствовала холода: разогретая движением кровь быстрее побежала по жилам. Перевернувшись на спину, Эрика отдала себя на милость волн; они мягко покачивали ее, словно в гамаке. Плеск воды убаюкивал, гипнотизировал… ей хотелось, чтобы время замерло, остановилось навечно, оставив ее в этом состоянии безмятежности.

Выйдя из воды, Эрика растянулась на полотенце, подставив солнцу истосковавшееся по загару тело. Закрыв глаза, она слушала размеренный шепот волн и думала о том, что все, в сущности, не так уж плохо. Они с Робертом будут здесь счастливы. Иного просто не дано.

Она с детства мечтала вернуться к своим истокам – в страну, откуда были родом ее дед и мать. Пусть не на Родос, а на любой из многочисленных островов, разбросанных в Эгейском архипелаге. Ведь не зря Эрика в совершенстве знала греческий, на котором после смерти Персефоны ей не с кем стало разговаривать, так что отдельные слова даже стали забываться, подчиняясь неумолимому натиску лондонского английского.

Персефона… Гордая черноволосая красавица с оливковой кожей и миндалевидными глазами, передавшая единственной дочери яркую внешность, ум и чувство собственного достоинства.

Она ушла из жизни шесть лет назад – сгорела как свечка, хотя ей едва исполнилось пятьдесят. Персефону не мучили болезни, и даже рак, этот вездесущий бич современности, обошел ее стороной. Доктора не могли поставить сколько-нибудь достоверный диагноз, который объяснил бы и ее затяжную апатию, и отсутствие аппетита, а главное – упорное нежелание жить, хотя Эрика делала все возможное, чтобы вдохнуть в мать искорку, дававшую надежду на выздоровление.

Но ее усилия оказались тщетными. После того, что пережила Персефона много лет назад, надеяться на лучшее было просто глупо. Она еще долго продержалась. Будь Эрика на месте матери, воспоминания давно свели бы ее с ума.

Крепкая психика и здоровье позволили Персефоне прожить достаточно, чтобы убедиться, что ее дочь способна сама о себе позаботиться. Единственное, о чем жалела Персефона – о том, что Эрика не замужем. Ей было бы легче покинуть этот мир, будь у ее дочери любящий муж и дети.

Когда неумолимая судьба отсчитывала последние минуты Персефоны, Эрика, держа мать за руку, пообещала, что обязательно встретит достойного мужчину и соединит с ним судьбу.

До ее знакомства с Робертом оставалось меньше года.

Эрика открыла глаза. Должно быть, она задремала, убаюканная плеском волн, и теперь проснулась, дрожа от холода. На солнце набежала туча и подул резкий ветер – в этом проявлялось коварное непостоянство майской островной погоды.

Подниматься по каменистой тропе было проще, чем спускаться, и вскоре Эрика уже входила в калитку, за которой начиналась территория отеля. Она не знала, сколько прошло времени, и привез ли Роберт рабочих. Ей очень хотелось есть, а еще больше – выпить кофе, без которого не начиналось ни одно утро.

Эрику в очередной раз неприятно удивил вид неухоженных лужаек, растрескавшихся асфальтовых дорожек, через прорехи в которых прорастали молодые побеги кустарников, разрушенных детских площадок. «Персефона» наполовину принадлежала ей, поэтому Эрика смотрела на всё глазами рачительной хозяйки, жаждущей как можно скорее навести здесь порядок.

Она не понимала, почему отель, так близко расположенный к морю, имеющий такую обширную территорию, столько лет простоял заброшенным; еще год-другой – и здание пришло бы в окончательный упадок. Говорили, будто прежний владелец разорился, и новых желающих купить отель не нашлось. Потом случился экономический кризис, растянувшийся почти на два десятилетия; местным бизнесменам такая покупка была не по карману, а иностранные инвесторы не спешили вкладываться в греческую недвижимость, несмотря на то, что туризм снова был на подъеме.

Только Роберт не побоялся рискнуть. Он все вложил свободные средства, оставшиеся от продажи корнуолльской гостиницы, в отель, который был выставлен на продажу по смехотворной, особенно по английским меркам, цене (даже с учетом последующего ремонта).

Теперь оставалось довести начатое до конца и принять первых постояльцев, купивших путевки за половину стоимости – распространенный маркетинговый ход, позволяющий заполнить отель сразу после открытия, ведь люди обычно неохотно едут в новые мечта, предпочитая проверенные отели с положительными отзывами.

Услышав мужские голоса со стороны основного корпуса, по-прежнему скрытого деревьями, Эрика прибавила шаг, но внезапно остановилась и подняла с асфальта порванную золотую цепочку с крестиком, потемневшую от времени.

Вещь определенно принадлежала ребенку – об этом свидетельствовал размер цепочки. В том, что мальчик, бегая по парку, потерял крестик, не было ничего необычного. Но почему мать или другой родственник не хватились пропажи и не стали ее искать? Почему никто из постояльцев, возвращавшихся с моря этим путем, не увидел цепочку и не отнес ее дежурному администратору?

Опустив находку в карман, Эрика пошла дальше, но вскоре опять нагнулась – на этот раз, чтобы поднять женские солнцезащитные очки. Пластик выцвел, но это не помешало Эрике узнать известный бренд, популярный лет двадцать назад. Такие очки когда-то были у Персефоны, Эрике нравилось примерять их перед зеркалом и воображать себя взрослой важной дамой.

Конечно, очки могли выкинуть за ненадобностью, если бы не одно обстоятельство. Стекла в них были целыми, дужки – не погнутыми, все детали остались на месте. Значит, хозяйка их обронила. Но по какой-то причине не стала затрудняться поисками. Как и в случае с цепочкой, очки никто не поднял, хотя они лежали на видном месте.

Еще через несколько метров Эрика наткнулась на несессер с косметикой, давно пришедшей в негодность. Чуть дальше, среди разросшихся кустов акации, стоял пластмассовый лежак с накинутым на него истлевшим пляжным полотенцем.

Создавалось впечатление, что люди покидали парк в спешке, словно на отель внезапно обрушился ураган, заставивший постояльцев кинуться в укрытие.

Но после непогоды постояльцы обычно возвращаются за своими вещами.

Нахмурившись, Эрика с минуту задумчиво созерцала лежак, а потом пошла дальше.

На подъездной дороге стоял микроавтобус, возле него толпились мужчины в рабочих комбинезонах. Обступив кирие Заробаласа, они с хмурым видом слушали его распоряжения, периодически поглядывая в сторону Роберта, и их взгляды нельзя было назвать дружелюбными.

Роберт периодически перебивал бригадира, вставляя свои замечания, и тот с готовностью соглашался, вызывая у слушателей еще большее недовольство.

Один из рабочих что-то сказал, сплюнув под ноги; Роберт вспыхнул и резко ответил. Эрика стояла слишком далеко, чтобы их услышать, но по лицу мужа она поняла, что замечание рабочего его разозлило. Благодаря Эрике Роберт немного знал греческий – во всяком случае, понимал простые фразы, хотя изъяснялся с трудом. Парень, не ожидавший, что его слова будут поняты нанимателем-англичанином, угрюмо взглянул на него и отступил за спины товарищей.

Чтобы предотвратить неприятную сцену, Эрика еще издали крикнула по-гречески:

– Доброе утро! Спасибо, что согласились нам помочь.

Все взгляды, как по команде, обратились на нее. Эрика натянуто улыбнулась и добавила:

– С вашей помощью отель станет таким же, каким был много лет назад.

Мужчины переглянулись. Один из них, по виду самый старший, уточнил подчеркнуто вежливо:

– Вы уверены, кирия, что хотите именно этого?

Пока Эрика пыталась понять, что означают его слова и как ей реагировать, кирие Заробалас поспешно повел бригаду к отелю, на ходу продолжая что-то объяснять.

– Они, похоже, не особо рады своей подработке, – растерянно заметила Эрика, глядя вслед замыкавшему шествие рабочему; прежде чем протиснуться в раздвижной проем центрального входа, тот с минуту стоял в нерешительности, словно какая-то сила не пускала его внутрь.

– Это их личные трудности! – отрезал Роберт. – Главное, что мне удалось заручиться их согласием закончить ремонт. За немалые деньги, разумеется. Эти греки – сплошные бездельники, хотят, чтобы манна небесная падала им на головы, а они бы и пальцем не шевелили. Прости, – спохватившись, добавил он. – Разумеется, не все твои соотечественники такие.

– Я не обиделась. К тому же ты прав. Их нежелание работать объясняется именно ленью. Ведь других причин не существует, правда?

– Ты с пляжа? – спросил Роберт, проигнорировав вопрос. – Как вода?

– Довольно прохладная.

– Поехали завтракать. Я не успел ничего купить по дороге – торопился привезти бригаду.

– Я должна принять душ и переодеться.

– Только не задерживайся. Я пока прикину, во что нам обойдется ремонт бассейна. Вся плитка в чаше растрескалась, и я почти уверен, что система слива воды вышла из строя.

Роберт подошел к краю бассейна и спрыгнул в глубокую чашу, облицованную кафелем.

– Чёрт! – почти сразу послышался его удивленный голос. – А это что такое?

Эрика, не успевшая отойти далеко, остановилась и обернулась. Над краем бассейна показалась голова Роберта. Он выпрямился, держа в руках нечто бесформенное и недоуменно разглядывая находку.

– Что ты нашел? – спросила Эрика.

Роберт не ответил. На его побледневшем лице застыло удивленно-брезгливое выражение.

– Дай посмотреть.

Эрика направилась к бассейну, но Роберт остановил ее резким окриком:

– Не подходи!

– Но…

– Я, кажется, велел тебе не вмешиваться.

– Милый, позволь мне взглянуть. Я тоже нашла кое-что странное. – Эрика вынула из кармана цепочку и очки в подтверждение своих слов. – Вот, посмотри. Это валялось в парке.

– Всего лишь очки.

– Да, но…

– Эрика, пожалуйста. Мы собирались позавтракать. Иди в отель и переоденься.

Роберт вновь разговаривал прежним тоном – уверенным, не допускающим возражений. Его замешательство, вызванное находкой, прошло. Только лицо оставалось бледным.

Эрика не понимала, что мог найти Роберт среди мусора. Этот бассейн не использовался двадцать лет. Возможно, его облюбовала для своих игр местная детвора. Или наркоманы. Наверное, Роберт нашел использованный шприц или что-то подобное. Может, поэтому у въезда поставили шлагбаум, а на ворота навесили толстую цепь?

Так или иначе, их находки меркли по сравнению с тем фактом, что в отеле обитала женщина, имевшая обыкновение то плакать, то смеяться. Эрика решила найти незнакомку и поговорить с ней. Если несчастной негде жить, можно предложить ей работу. Хотя штат был уже набран, существовала вероятность, что кто-то из персонала в последний момент передумает. Горничные нужны всегда, особенно в высокий сезон, который наступит в «Персефоне» совсем скоро.

Если, конечно, рабочие вовремя закончат ремонт. Эрика вспомнила их недовольные лица и явное нежелание заходить в здание, и по ее спине пробежал холодок.

Возможно ли, что о незнакомке знает не только она? Не об этом ли пыталась предупредить Эрику официантка в таверне «Золотая Олива»?

Ни на один из этих вопросов у Эрики не было ответа. Пока не было. Она решила, что непременно докопается до правды, хотя бы потому, что не приемлет необъяснимых событий, которые заставляют ее съеживаться от страха и озираться по сторонам на своей собственной территории.

Эрика знала, что не сможет почувствовать себя в полной мере хозяйкой отеля, пока в нём обитает некто с предположительно недобрыми намерениями.

В следующий раз Эрика увидела незнакомку только через пять дней. В тот момент она находилась на террасе ресторана, наблюдая за тем, как грузчики заносят и расставляют по периметру террасы столы и стулья.

Стоял безветренный теплый вечер. Эрика уже успела привыкнуть к тому, что с безоблачного неба не капает нудный дождь, а очередное утро обещает быть таким же погожим, как предыдущее. Она не могла поверить, что прожила в холодной дождливой стране бо́льшую часть своей жизни, вместо того чтобы еще в юности перебраться в солнечную Грецию. С другой стороны, в этом случае она не встретила бы Роберта. Пожалуй, это было единственное, что примиряло ее с Англией.

Уловив в парке какое-то движение, Эрика повернула голову и замерла.

Она была там – стояла в просвете между деревьями и смотрела на отель.

На незнакомке, молодой девушке, было платье из воздушного белого шифона, окутывавшее ее полупрозрачным облаком. Длинные темные волосы почти сливались с фоном кустов за ее спиной, отчего казалось, будто бледное лицо девушки парит отдельно от хрупкой фигуры.

– Скорее, посмотрите! – напряженным голосом позвала Эрика рабочего, сгружавшего на пол очередную партию стульев.

– Что, кирия Трейси? – парень непонимающе уставился на нее.

– Посмотрите направо. Только не спугните ее.

– Кого?

– Ту девушку в белом платье.

– Но там никого нет.

Эрика перевела взгляд обратно на парк. Незнакомка никуда не делась, только теперь смотрела на ярко освещенные окна второго корпуса, где рабочие расставляли доставленную этим утром мебель.

– Вы слепой? – раздраженно спросила Эрика. – Вот же она, в десяти метрах от нас!

– Простите, – пробормотал парень, пятясь к выходу. – Я вспомнил, меня там звали помочь…

Он выскочил в зал ресторана и принялся что-то сбивчиво рассказывать остальным, то и дело озираясь назад. Эрика ждала, что сейчас парень покрутит пальцем у виска: хозяйка, мол, свихнулась. Через панорамные окна ей было отлично видно выражение его лица: изумленное, напуганное.

Она спустилась по ступенькам террасы в вымощенный плиткой двор, удерживая глазами фигуру в белом. Незнакомка метнулась в сторону и исчезла в темных зарослях.

– Постойте! – крикнула Эрика. – Я хочу с вами поговорить.

Она перешла на бег и вскоре оказалась на том месте, где недавно стояла девушка. Вокруг Эрики полукругом смыкались деревья, за ними начинался густой кустарник, где, судя по всему, и укрылась незнакомка. Эрика пристально, до рези в глазах, вглядывалась в плотно сомкнутые ветви, но не видела и намека на белое платье. Тем не менее, она сказала со всем дружелюбием, на какое была способна, стараясь не подавать вида, что напугана:

– Послушайте, я не причиню вам вреда. Как вас зовут? Если вам нужна помощь…

Раздался тихий хруст, словно кто-то осторожно уходил по сухому валежнику прочь от кустов.

Эрика внезапно осознала, что стоит одна в сгустившейся темноте, вдали от Роберта и остальных, кто мог бы прийти ей на помощь.

Она побежала обратно через двор, по ступенькам террасы, в ярко освещенный зал. Ее не волновало, в каком виде она предстанет перед рабочими и что они подумают о ней.

Эрика чувствовала… нет, знала наверняка, что минуту назад избежала смертельной опасности.

– А этот повар умеет готовить, – сказал Роберт, отправляя в рот очередную оладью, политую черничным джемом.

Эрика и Роберт завтракали на террасе второго этажа. Аромат свежезаваренного кофе смешивался с запахами кипарисов и цветущей акации, создавая иллюзию праздности, словно они проводили здесь очередной отпуск, а не готовились к открытию отеля, сопряженному со множеством трудностей.

– Меня это не удивляет. Ты отсмотрел не меньше полусотни резюме, прежде чем отобрал десять кандидатов, один из которых тебя полностью устроил.

– А как ты хотела? К вопросу питания нужно подходить не менее ответственно, чем к обустройству номеров или уборке помещений. Если мы станем кормить гостей посредственными обедами, к нам перестанут ездить. В век информационных технологий информацию о ненадлежащем сервисе утаить невозможно.

– С нашим сервисом всё будет в порядке. Во всяком случае, с едой уж точно. Этот пожилой грек знает множество рецептов. Кстати, он обещал приготовить на ужин рыбное ассорти на гриле.

– Когда вы успели пообщаться? – удивился Роберт. – Он ведь приступил к работе только вчера.

– Я заходила на кухню перед завтраком. Кирие Адамиди уже вполне там освоился. И знаешь, он невероятный чистюля. Все котлы надраил до блеска, хотя у него пока нет помощника. Помнишь, в каком состоянии мы нашли в подвале эти котлы? Хорошо, что не выбросили. Профессиональная посуда стоит недешево.

– Как и твоя идея кормить рабочих обедами. Ты прекрасно знаешь, что мы должны экономить, пока не начнем получать прибыль.

– Роберт, ты ведь хочешь, чтобы ремонт был закончен вовремя и качественно?

– Разумеется, что за вопрос?

– Если ты ждешь от рабочих высокого результата, то и сам должен приложить усилия. В жестком стиле управления есть свои плюсы, но, если ты проявишь немного доброты, это никому не повредит. Лишняя миска салата не так дорого стоит, зато рабочим не придется носить обеды из дома. Они организованно поедят в столовой для персонала и вернутся к работе с удвоенной энергией, зная, что мы не только оплачиваем их труд, но и проявляем о них заботу.

– Что ж, с этим трудно поспорить. К тому же работают они неплохо.

– Неплохо? – удивленно повторила Эрика. – По мне, они очень стараются. Столько всего успели сделать за эту неделю, оба корпуса просто не узнать. А бассейн? Стал как новенький, хоть сейчас запускай воду и плескайся по утрам. Хотя с морскими купаниями это, конечно, не сравнится.

– Сегодня они начнут разбирать старую ограду и устанавливать новую.

– Давно пора, – она передернула плечами. – Эти острые ржавые пики выглядят отвратительно.

Роберт взглянул на Эрику с беспокойством.

– Ты плохо спишь, – сказал он. – Вчера ночью кричала во сне, металась…

– Наверное, снился кошмар.

– Тебя что-то тревожит?

– Нет. Много забот, только и всего. Я, как и ты, хочу, чтобы открытие прошло безупречно. Завтра здесь соберется весь персонал на оформление и инструктаж. У меня еще никогда не было в подчинении столько людей. Дежурные администраторы, менеджеры по расселению, горничные, официанты, уборщицы и прачки, охранники… Как подумаю обо всём этом, голова идет кругом.

– Я буду тебе помогать. – Роберт ободряюще сжал ее руку. – Наш отель небольшой по сравнению с такими монстрами, как «Жемчужина Коса». Там персонал исчисляется десятками, если не сотнями.

– Но мы в любом случае не имеем права на ошибку! С самого начала всё должно функционировать четко, как механизм в швейцарских часах. У нас не будет второго шанса произвести первое впечатление.

– Рад, что ты относишься к семейному бизнесу с такой ответственностью. Я и сам такой же. Постоянно прокручиваю в голове то одно, то другое, пытаюсь не забыть о тысяче важных вещей, контролирую любые мелочи… А тут еще время работает против нас. Я сам виноват: нужно было реально рассчитать возможности и перенести открытие на середину июня, тогда бы мы точно всё успели.

– По крайней мере, бригада больше не отказывается от работы, как это случилось перед нашим приездом. Ты ведь именно этого боялся?

– И этого тоже, – кивнул Роберт. – Всё-таки твои соотечественники немного странные… Не могу понять, что у них в головах, что ими движет. Постоянно жду какого-то подвоха.

– Ты говоришь так, будто греки – инопланетяне.

– Для меня да, ведь мы говорим на разных языках. Ты способна понять их лучше, чем я.

– Какой прок от того, что я знаю греческий, если я не обладаю твоим влиянием на людей? Я никогда не смогу разговаривать с ними так жестко, добиваться того, что мне необходимо, и…

– И не нужно, – с улыбкой перебил Роберт. – Для этого есть я.

– Да. Есть ты, – задумчиво повторила Эрика. – И это самое замечательное, что случилось в моей сознательной жизни.

– Кое-что не менее замечательное еще может случиться.

Эрика мгновенно напряглась.

– Пожалуйста, не начинай, – сказала она глухим голосом, в котором звучало предостережение.

– Конечно, сейчас не самое подходящее время: переезд, открытие отеля… Но мы женаты почти пять лет. – Роберт помолчал, подбирая слова. – Милая, мы уже не в том возрасте, чтобы вновь откладывать это на неопределенное время. Ты знаешь, что до тебя я был женат, но в том браке не случилось детей. И теперь, когда мне перевалило за сорок пять, я не могу не думать о наследнике. Да дело даже не в этом, – он взъерошил волосы, как делал всегда, когда волновался. – Я просто хочу детей. Хотя бы одного ребенка. Нашего общего. Твоего. Ты понимаешь?

– Сейчас действительно не время. Давай обсудим это позже.

– Позже, – с горечью повторил Роберт. – Через полгода тебе исполнится сорок.

– Ну и что? У нас есть знакомые, которые обзавелись детьми уже после сорока.

– Проблема не в возможности, а в желании.

– Ты прав. – Эрика, прищурившись, смотрела на море, переливающееся лазурными бликами под лучами утреннего солнца. – Я не хочу детей. Настало время честно признаться тебе в этом.

– Но когда мы только планировали пожениться…

– Я думала, что смогу себя пересилить. Но ничего не получается. Извини.

– По-твоему, достаточно просто извиниться?!

– А что еще? Я не могу пойти против собственной природы, только чтобы тебе угодить!

– Вообще-то именно в этом заключается смысл супружества, – горько заметил Роберт. – Когда и муж, и жена готовы поступиться чем-то ради друг друга.

– Даже у таких уступок должны быть границы. Дети – это слишком серьезно.

– Чего ты боишься? Того, что не сможешь стать хорошей матерью? Самих родов? Скажи. Я постараюсь развеять твои страхи. Мы преодолеем их вместе.

Зазвонил сотовый Эрики. Она поспешно схватила его со стола и ответила на звонок.

– Менеджер из кадрового агентства, – пояснила она Роберту и перешла на греческий.

Роберт поднялся и молча ушел.

Ближе к вечеру Эрика отправилась с инспекцией по корпусам, чтобы проверить, что бригада успела сделать за текущий день.

Отель приобретал всё более обжитой вид, но кое-где еще оставались недоделки – на первый взгляд незначительные, однако способные доставить дискомфорт взыскательным постояльцам.

Эрике как управляющей отелем предстояло разбирать конфликты и претензии, поступающие от придирчивых гостей. Она понимала, что не сможет заранее оградить себя от таких моментов, но хотела свести причины их возникновения к минимуму, а для этого следовало устранить огрехи, оставленные рабочими по недосмотру или небрежности.

Эрика выходила из ресторана, где утром на столы постелили белые накрахмаленные скатерти с искусно выполненными мережками, когда услышала, как ее зовут, и обернулась. К ней спешил повар.

– Кирия Трейси, я могу с вами поговорить? Если можно, наедине.

Эрика вошла в подсобное помещение, где хранились полотенца и скатерти, закрыла и повернулась к старому греку, который, войдя следом, прикрыл за собой дверь.

– Какие-то проблемы, кирие Адамиди? – спросила она.

– Я хотел спросить, что делать с несъеденным обедом?

– Но мы с Робертом съели все до крошки. Мусака была великолепна.

– Я не о вашем обеде, а о том, который я приготовил для рабочих.

– Вы приготовили больше, чем нужно? Остались лишние порции?

– Не лишние. Все остались.

– Им не понравилось? – Эрика начала терять терпение. – Объясните толком!

– Я приготовил суп с бараниной и голубцы, но они к ним даже не притронулись. Сказали, что будут есть свою еду, чтобы я не переводил на них продукты. Бригадир пытался их урезонить, но они его не послушали. Достали свои контейнеры и бутылки с водой, даже от чая отказались. А что у них было с собой? Бутерброды с сыром да овощной салат… Разве сравнится с наваристым супом?

– Когда это произошло?

– Часа два назад.

– Почему вы сразу не поставили меня в известность?

– Я был занят, принимал продукты у поставщика, для завтрашнего обеда. Но теперь не знаю, есть ли смысл готовить столько новых порций…

– Я разберусь.

– Может, они решили, что я невкусно готовлю? – не унимался повар. – Может, тот, кто также хотел попасть на это место, распустил обо мне грязные слухи? Я поваром почти сорок лет, и ни разу со мной такого не приключалось! Я сюда недавно переехал, а до этого работал в пятизвездочном отеле в Афинах, однажды обслуживал правительственную делегацию из семи иностранных государств…

– Не принимайте это недоразумение на свой счет. Когда ситуация прояснится, вы получите соответствующие распоряжения. Не исключено, что мы не будем кормить рабочих обедами. Возвращайтесь на кухню и не переживайте по пустякам.

Когда повар вышел, с лица Эрики сошла маска спокойной уверенности. Происшествие с обедом отнюдь не было пустяком или случайностью. Вся бригада отказалась от еды, бесплатно предоставленной работодателем. Что это – бунт? Желание лишний раз продемонстрировать хозяину-иностранцу свое отношение к нему? Или за всем этим скрывалось что-то более серьезное?

Только бы Роберт не узнал. Если он узнает, дело кончится плохо. Рабочие и без того настроены к нему враждебно, а Роберт не скрывает, что испытывает к ним аналогичные чувства. Нельзя позволить, чтобы дошло до открытого конфликта, когда до заселения осталось чуть больше недели, а столько еще предстояло сделать.

Эрика решила поговорить с бригадиром и выяснить, какие настроения витают среди рабочих. Не получил ли Роберт в их лице бомбу замедленного действия, которая может рвануть в любой момент?

Заробалас руководил разгрузкой модулей новой ограды, представлявших собой стальные каркасы с сетчатыми полотнами. Их должны были установить взамен проржавевших металлических прутьев, разобранных и вывезенных на свалку.

Рабочие вынимали модули из грузовика и складывали с внешней стороны ограждения, от которого осталась условная граница в виде примятой травы. Их лица были хмурыми и сосредоточенными. Никто не смеялся, не подтрунивал друг над другом, как это обычно бывает во время выполнения монотонной физической работы.

Создавалось впечатление, что этих людей пригнали сюда силой и силой заставили работать, хотя в действительности им пообещали двойную оплату, и за первую неделю деньги уже были выплачены. Их никто не обманул и не собирался обманывать впредь, поэтому у них не было причин для недовольства.

Увидев Эрику, Заробалас поспешил ей навстречу.

– Кирия Трейси, – бригадир склонил голову в знак приветствия, хотя за этот день они виделись уже несколько раз. – С установкой ограды придется подождать до утра, скоро стемнеет.

– Что произошло в столовой для персонала?

– В столовой?

– Повар сказал, что рабочие отказались есть обед, приготовленный специально для них.

– О, это такой незначительный эпизод, что…

– Незначительный эпизод?

Эрика невольно повысила голос, и несколько голов повернулось в ее сторону, несколько пар любопытных глаз впились в ее лицо.

– Я жду объяснений, – тихо сказала Эрика, повернувшись к рабочим спиной. – Назовите мне вескую причину, по которой ваши люди отказываются от бесплатной еды.

– Вероятно, они рассматривают ее как подачку.

– Обед, предоставляемый компанией своим сотрудникам – обычная практика. Это делается не для того, чтобы унизить, а для того, чтобы проявить заботу. Персонал, который заселится в отель через несколько дней, тоже будет питаться за наш счет, это оговорено в трудовом контракте.

– Вы не предупредили, что с сегодняшнего дня моим людям полагается бесплатный обед, и они, как обычно, принесли еду с собой. Разумеется, они не захотели ее выбрасывать.

– Значит, дело только в этом? И если вы скажете рабочим, что завтра для них опять приготовят обед, они оставят свои контейнеры дома?

Эрика посмотрела Заробаласу в глаза, и бригадир, не выдержав ее взгляда, отвернулся.

– Я не могу указывать, что им есть, – сказал он после паузы. – Я им не нянька.

– Я не прошу им указывать! Я пытаюсь понять, в чем дело. И если они снова откажутся…

– Они откажутся. Просто примите это как данность и не переводите зря продукты.

– Кирие Заробалас, – Эрика коснулась руки бригадира, тот вздрогнул и поднял на нее глаза. – Скажите, что произошло в этом отеле? Ведь что-то произошло, да? Сейчас или в прошлом…

Эрика видела, что Заробалас колеблется. Она ждала рассказа, который мог бы объяснить и нежелание людей работать, и их отказ от обеда, и ее странные находки в парке…

– Я ничего не знаю, – сказал бригадир с отстраненной вежливостью. – Прошу меня простить.

Быстро кивнув, он вернулся к рабочим.

Эрика смотрела ему вслед и отчетливо понимала: здесь действительно случилось нечто серьезное. И не недавно, а еще когда он стоял заброшенным.

Или – что более вероятно – когда отель функционировал, то есть двадцать лет назад или даже раньше. Если Заробалас в то время жил на Косе, он должен быть в курсе той давней истории.

Помимо странного поведения рабочих, оставалась еще незнакомка. Эрика не сомневалась, что Заробалас знает о ее существовании. Он наверняка видел эту девушку, а может, даже разговаривал с ней. Но не сказал о ней ни слова.

Что ж, найдутся другие, более разговорчивые. Эрика решила наведаться в ближайший поселок и расспросить местных жителей. Она пойдет туда завтра, сразу после того, как проведет инструктаж персонала. Вот тогда-то ей и пригодится свободное владение греческим.

– Ты куда-то собралась?

Роберт отвлекся от счетов, которые он просматривал в своем кабинете. Кабинет Эрики располагался напротив, через коридор.

– Хочу прогуляться до поселка, заглянуть в местные магазинчики. Дашь мне немного наличных? Возможно, там не принимают кредитки.

Роберт вынул из ящика несколько купюр и протянул ей.

– Купи мне пену для бритья.

– Хорошо. Я вернусь к ужину. Не скучай без меня!

– Постараюсь. – Роберт улыбнулся Эрике и вернулся к своим счетам.

Выйдя из главного корпуса, Эрика направилась к воротам. По пути она машинально отмечала изменения, которые произошли вокруг за последние сутки.

Работы по благоустройству территории велись полным ходом. Команда озеленителей подстригала кусты, вырубала засохшие деревья, приводила в порядок лужайки. Взрослый и детский бассейны были заполнены водой, пока что временной; через несколько дней, убедившись, что системы слива и обеззараживания работают без сбоев, ее заменят пригодной для купания. На очереди было подключение фонтанов. Плотники стучали молотками, устанавливая в тени кипарисов детский городок.

Идиллическая картина, ничем не напоминающая того удручающего запустения, которое царило здесь совсем недавно. Верилось с трудом, что за столь короткий срок удалось достичь такого прогресса в борьбе с разрушительными силами природы.

Но Эрику не оставляло беспокойство. Хоть и сглаженное присутствием большого количества людей, оно не исчезло совсем. Ей было по-прежнему не по себе, когда она возвращалась в свою комнату по пустынному коридору или осматривала помещения второго корпуса, или, как сейчас, шла по аллее, обсаженной старыми деревьями, почти не пропускающими солнечного света.

Ее не покидало ощущение, что за ней следят. Несколько раз Эрика оборачивалась, уверенная, что увидит мелькнувшее среди деревьев белое платье, но там никого не было.

Выйдя за ворота, Эрика дошла до асфальтированного шоссе, пересекла его и направилась по тропинке, петляющей по поросшим чахлой растительностью каменистым холмам к поселку, расположенному на вершине самого большого холма. Дневная жара спала, сменившись комфортным теплом, которое с началом лета станет доступным только по ночам.

Поравнявшись со старой неплодоносящей оливой, раскинувшей крючковатые ветви наподобие шатра низко над землей, Эрика уселась в ее тени, чтобы немного отдохнуть. Перед ней простиралось море – отсюда совсем далекое и поэтому более насыщенного синего оттенка. Сейчас оно напоминало огромный, переливающийся на солнце сапфир с вкраплениями зеленого и голубого.

Отель, окруженный обширным парком, с высоты казался маленьким, почти игрушечным. Где-то там полным ходом кипела работа, а здесь, под оливой, царили умиротворение и покой. Эрике захотелось продлить минуты этой праздной безмятежности. Она представила, что находится здесь на отдыхе, как представляла уже не раз, сидя на террасе с чашкой кофе в руке или загорая на пляже после утреннего купания.

Она знала, что их с Робертом ждет немало трудностей, которые порой будут казаться им неразрешимыми. Собственно, проблемы уже начались. Прежде всего, незнакомка. Возможно, она преследовала вполне безобидные цели, появляясь то в отеле, то в парке с завидной регулярностью, но Эрике это определенно не нравилось. Дальше – рабочие, отказавшиеся от обеда. И, наконец, утренний инструктаж персонала, обернувшийся очередным неприятным открытием.

Сразу после завтрака Эрика вошла в конференц-зал, где собрались будущие сотрудники «Персефоны». Менеджер из рекрутинговой компании протянула Эрике поименный список с указанием должностей и отметками о присутствии возле каждой фамилии. Пробежав глазами список, состоящий более чем из тридцати человек, Эрика подняла на менеджера удивленный взгляд:

– Что это значит?

– Да, пришли не все, – нервно сжимая в руках кожаную папку, признала девушка. – Я такого не ожидала, но, понимаете…

– Не все? – изумленно переспросила Эрика. – Да здесь едва половина наберется!

– Нет-нет, вы ошибаетесь. Из тридцати трех человек не хватает только десяти.

– Да, но кого! – Эрика более внимательно просмотрела список. – Бухгалтера, двух дежурных администраторов из четырех, водителя, начальника административно-хозяйственной службы, старшей горничной, кастелянши, медсестры… Отель не сможет функционировать без этих людей!

– Для меня это такая же неожиданность, как и для вас. Я постараюсь решить проблему как можно скорее.

– Надеюсь, хотя бы эти не сбегут? – Эрика окинула взглядом собравшихся людей.

Вид у них был не особо бодрый. Без пяти минут сотрудники сидели с каменными лицами; в ее сторону никто не смотрел.

Эрика почувствовала неприятный холодок в желудке. «Бедный Роберт!» – мелькнула в ее голове мысль и тут же улетучилась, вытесненная набиравшим обороты гневом.

– Простите, как вас?..

– Геба Цавахиду, – услужливо подсказала менеджер.

– Кирия Цавахиду, у вас есть ровно два часа, чтобы найти замену тем, кто не явился. Мы заключили договор с вашим агентством не для того, чтобы вы подвели нас накануне открытия. Десять человек, чьи кандидатуры были нами отобраны, в последний момент передумали работать в «Персефоне». Вероятно, у них нашлись веские причины. Но это не значит, что я или мой муж должны самостоятельно решать эту проблему.

– Я вернусь в агентство и подберу альтернативные кандидатуры на незакрытые позиции.

– Их квалификация должна быть не хуже, чем у тех, кто значится в этом списке.

Кирия Цавахиду поспешила к выходу. Выждав минуту, Эрика поднялась на подиум и тепло поприветствовала собравшийся персонал. Она испытывала искреннюю благодарность к этим людям. Даже если они окажутся не идеальными сотрудниками, будут допускать промахи и получать за них нарекания, все они в ее глазах обладали немаловажным достоинством: смелостью.

Разумеется, кирия Цавахиду не смогла никого найти так быстро – собственно, Эрика на это и не рассчитывала. Она выслушала сбивчивые объяснения девушки, попросила подключить руководство агентства (менеджер заверила, что руководство уже в курсе) и выразила надежду, что вопрос решится в ближайшее время. Кирия Цавахиду с жаром пообещала.

Эрика решила пока не расстраивать Роберта. Она не верила, что на таком большом острове, как Кос, невозможно найти людей, способных худо-бедно выполнять обязанности администратора, бухгалтера и горничных. Пусть хотя бы начнут работать, а позднее можно подобрать им замену.

Это неприятное происшествие – неявка трети сотрудников – возбудило в Эрике еще большее желание узнать правду. Какую тайну скрывает «Персефона»? Почему местные жители боятся отеля? Неужели много лет назад там произошло нечто такое, о чем люди помнят до сих пор? Помнят и рассказывают своим детям, ведь за это время на Косе успело вырасти новое поколение.

Поднявшись с нагретой земли, Эрика возобновила подъем. Тропинка становилась все более пологой и вскоре вывела ее на шоссе.

Поселок состоял из двух десятков домов: чистеньких, с белыми стенами, синими ставнями и буйно цветущими геранями. Дома тянулись вдоль главной улицы и смотрели окнами на море. «Как бы я хотела здесь жить!» – подумала Эрика в порыве внезапной зависти, тем более странной, что она являлась совладелицей отеля и явно находилась в более выигрышном положении, чем местные жители, по большей части не имеющие постоянной работы и зависящие от туристического сезона.

Магазинчики, кафе и таверны располагались на боковой улице, отходящей от основной почти под прямым углом и упиравшейся в лесной массив, спускавшийся вниз до самого основания холма.

В лавочках можно было купить незатейливые продукты, сладости, кое-что из одежды и кухонную утварь, а в тавернах – попробовать блюда местной кухни, стоившие до смешного дешево. За всем остальным, в том числе за медицинской помощью, жители поселка ездили за перешеек.

Двери домов были по местной привычке распахнуты, но за ними не наблюдалось никакого движения. Только на ступеньках одного крыльца сидел согбенный старик, на вид лет восьмидесяти, и читал газету. Почувствовав на себе взгляд, старик поднял голову, и Эрика увидела, что глаза у него редкого голубого оттенка: смесь бирюзы и лазури, неожиданно молодые на морщинистом лице.

– Добрый день, кирие, – поздоровалась Эрика.

Старик отложил газету и ответил на приветствие.

– Вы с большой земли? – спросил он. – Что-то раньше я вас тут не видел.

– Я действительно приехала сюда недавно. Но живу не в поселке, а там, внизу.

– Это где же – внизу? – старик приподнял седые кустистые брови. – Вроде там домов нету. Правда, я давненько с холма не спускался. Мне и тут неплохо, – он рассмеялся. – Неужели на берегу домов понастроили? Странно, внуки ни словом не обмолвились, а они каждый день там ездят… Хотя молодежь нынче не особо разговорчивая, не то что мы, старики.

– Я живу в отеле «Персефона». Мы с мужем его купили и теперь приводим в порядок.

– «Персефона»? – старик покачал головой. – Не слыхал.

– Раньше он по-другому назывался.

– Я только «Жемчужину Коса» знаю. Работал там лет тридцать назад. За садом тамошним ухаживал. Я ведь к растениям со всей душой. С ними проще общий язык находить, чем с людьми.

– Наш отель рядом с «Жемчужиной Коса». Мы с ними практически соседи.

– Так это тот, что с большим парком?

– Да. Как он раньше назывался, не знаете?

– Знал, да запамятовал.

Старик с трудом поднялся, с явным намерением уйти в дом.

– Подождите, кирие! Всего один вопрос…

– Пора лекарство принимать. Дочка будет браниться, если пропущу прием.

Он начал медленно подниматься по ступенькам.

– Вы что-то знаете? Знаете, но не хотите говорить? – воскликнула Эрика с отчаянием в голосе.

Старик обернулся и пристально посмотрел на нее.

– Уезжали бы вы оттуда, моя милая. И чем скорее, тем лучше, – сказал он и исчез за тюлевой занавеской, прикрывающей вход в дом.

Эрика беспомощно смотрела ему вслед. Она не уходила – просто не могла заставить себя уйти. Так и стояла напротив дома, ожидая, что старик передумает и вернется, но тут в окне появилась сурового вида женщина и спросила, что, собственно, ей тут нужно. Эрика медленно пошла по дороге, чувствуя спиной недоброжелательный взгляд женщины.

Свернув на боковую улицу, она остановилась в тени старого платана. Мысли в ее голове скакали, словно резиновые мячи. Почему старик ушел так внезапно? Что побудило его посоветовать ей уехать из «Персефоны»? То же самое сказала и официантка таверны. Эрика почувствовала, что сойдет с ума, если не узнает правду, что бы за этой правдой ни стояло.

«Торговая» улица была застроена каменными домами, на первых этажах которых помещались магазинчики и таверны, а на верхних – жилища хозяев. Из кафе, в котором варили замечательный кофе с пряностями, все столики были вынесены и расставлены под полосатыми тентами, хотя Эрике больше нравилось внутри, в темном зале с низким потолком и старинными гравюрами на беленых стенах. Но сейчас она прошла мимо, не обращая внимания на притягательный запах кофе, в иных обстоятельствах побудивший бы ее войти внутрь.

Эрика не знала, куда идет и зачем. Она забыла, что обещала Роберту купить пену для бритья и что ей нужно купить кое-что для себя. Она дошла почти до самого конца улицы, когда ее взгляд упал на вывеску «Домашние варенья».

Повинуясь внезапному импульсу, Эрика переступила порог и оказалась в небольшом магазинчике, всё пространство которого занимали полки, уставленные разнокалиберными банками с привязанными к горлышкам картонными ярлыками. Солнце, попадая через открытую дверь, выхватывало из полутьмы то золотистый мандарин в сиропе, то дольку фиолетового баклажана, уваренного до консистенции цуката, то изумрудно-зеленый джем из киви.

Эрика любила греческое варенье, приготовленное по особому рецепту, делающему дольки сочными, пропитанными прозрачным сиропом. Персефона каждый год варила несколько видов такого варенья в начале осени. Но из фруктов, которые продавались в лондонских супермаркетах, варенье получалось не таким вкусным и ароматным, как то, что Персефоне удавалось купить в районе, где жила греческая диаспора и куда варенье доставляли с Родоса или Крита.

Когда глаза Эрики привыкли к полутьме, она разглядела за прилавком, втиснутым в дальний конец зала, древнюю старуху, дремлющую на стуле. Закутанная в шаль, с всклокоченными седыми волосами, морщинистой шеей и изуродованными артритом руками, неподвижно лежащими на прилавке словно два музейных артефакта, она производила отталкивающее впечатление.

Протиснувшись по узкому проходу между двух рядов заставленных банками стеллажей, Эрика подошла к прилавку и кашлянула. Старуха не пошевелилась. На миг Эрику посетила страшная мысль, что та умерла во сне. Но тут старуха испустила руладу храпа, и Эрика от неожиданности отскочила назад.

– Простите, – сказала она и повторила уже громче. – Простите, пожалуйста!

Старуха открыла замутненные катарактой глаза и уставилась на Эрику.

– А? – надтреснутым голосом сказала она. – Что? Что вы хотите?

– Вы продаете варенье? – задала Эрика наиболее глупый из всех возможных вопросов.

– Не только варенье. Ещё мед. Чудесный мед с острова Тасос. Он с тимьяном. Вы любите тимьян?

– Не особо. А варенье из томатов у вас есть?

– Второй стеллаж слева, верхняя полка. Достаньте сами, мне тяжело ходить.

– Да, конечно. Не беспокойтесь.

– Осторожней, не разбейте там ничего!

Эрика сняла с полки полукилограммовую банку матированного стекла, внутри которой сквозь гущу сиропа просматривались плотно уложенные дольки помидорных цукатов – настоящее объедение. Для комплекта она прихватила с соседней полки баночку варенья из грецкого ореха и еще одну, из спелых инжиров, и составила всё на прилавок.

Старуха взяла лупу, изучила приклеенные к банкам ценники, подбила сумму на калькуляторе, с трудом нажимая на кнопки скрюченными артритом пальцами, и показала Эрике.

Эрика вынула из кармана купюру и протянула старухе.

– Выговор у вас не островной. Из Афин, что ли? – спросила та, рассмотрев купюру со всех сторон.

– Нет, я местная.

– Что-то раньше я вас тут не видела.

– Я живу внизу, у моря, – пояснила Эрика и добавила с нарочитым спокойствием, уже зная, какой эффект произведут ее слова. – В отеле, который двадцать лет стоял заброшенным, а теперь готовится к новому открытию.

Гречанка вздрогнула и отпрянула назад; на ее лице, словно на лакмусовой бумажке, проступили растерянность и страх.

– Я слышала… – прошептала она едва слышно, словно разговаривая сама с собой. – Да, слышала, но не верила. Не хотела верить.

Эрика наклонилась ближе, чтобы лучше разбирать слова, смысл которых ускользал от нее: старая продавщица шамкала беззубым ртом, что вкупе с местным диалектом делало ее речь невнятной.

– Там происходят странные вещи, – сказала Эрика. – С первого дня, как мы туда въехали.

– Так это вы купили отель? А мне говорили, будто новые владельцы – англичане.

– Мой муж англичанин. Я родилась и выросла в Англии, но моя мать была гречанкой. Поэтому я свободно изъясняюсь на вашем языке.

– Зачем вы это сделали? – старуха сокрушенно покачала головой. – Зачем его купили?

– Но мы ничего не знали. – Эрика помолчала. – Мы и сейчас не знаем. Вы мне расскажете?

Старуха словно бы не слышала. Она полностью ушла в себя, погрузившись в раздумья. Выражение страха на ее лице сменилось печалью.

– Кирия! – позвала Эрика. – Кирия, вызнаете правду?

– Знаю ли я? – горько повторила старуха. – Еще бы! Та давняя история стоила мне потери внучек.

– Давняя? Значит, что-то случилось в отеле перед тем, как он закрылся?

– Не закрылся. Его закрыли. Да, им пришлось это сделать.

– Кому – им?

– Правительству Греции, милочка. Только всё это было засекречено. И всех нас – всех, кто жил на этой оконечности острова – заставили дать подписку о неразглашении.

– Что произошло?

– Вы уверены, что хотите это знать?

Старуха в упор взглянула на Эрику, и ее взгляд оказался неожиданно осмысленным; в нем не осталось и следа прежней апатии.

– Боюсь, у меня нет выбора. Можно мне сесть?

Эрика придвинула к прилавку табурет, предназначенный для снятия товара с верхних полок, и опустилась на него. В этот момент зазвонил ее телефон. Взглянув на дисплей, Эрика увидела номер Гебы Цавахиду, менеджера из кадрового агентства. Нажав на отбой, она отключила телефон.

– Киприде, моей старшей внучке, тем летом исполнилось двадцать три. Она собиралась замуж и хотела заработать на свадебное путешествие, потому что ее жених был небогат. Зиновия только окончила школу. Ей и восемнадцати не было. Она устроилась в отель, несмотря на мои возражения. Хотела стать самостоятельной, как ее сестра. Уверяла, что это только на один сезон, а потом она пойдет учиться дальше. Ей нужны были деньги, чтобы продолжить образование. Она хотела стать переводчицей.

– Они обе погибли? Это был несчастный случай?

– Это было преступление. Самое настоящее преступление, только виновных так и не нашли. Хотя кое-кто утверждал, что не обошлось без вмешательства потусторонних сил. Но я не верю в эту чушь. Ни минуты не верила. – Старуха помолчала. – Обе внучки были на моем попечении. Их отец, мой единственный сын, умер, а невестка повторно вышла замуж и уехала в Салоники. Киприда и Зиновия остались со мной.

– Что с ними случилось?

– Вы хотели сказать, что случилось с теми восьмьюдесятью? – уточнила гречанка со странным, леденящим душу смешком.

– Восьмью… – Эрика запнулась и в ужасе посмотрела на старуху.

У нее мелькнула мысль, что несчастная страдает старческим слабоумием, но продавщица отнюдь не выглядела помешанной. Ее цепкий взгляд свидетельствовал о ясности ума.

– Кто-то умер сразу, другие уже в больнице. Об этом мало кто знает. Я узнала от своей подруги, которая работала медсестрой в госпитале Коса. В тот день была ее смена. Она успела мне рассказать прежде, чем с нее взяли ту подписку. Да она бы в любом случае рассказала, ведь речь шла о моих внучках, единственных, кто у меня остался после смерти Хермолаоса.

– Что произошло?

– Отравление.

– Отравление?!

Происходящее всё больше напоминало театр абсурда. Одна часть Эрики не хотела в этом участвовать, не хотела ничего слышать. Но другая ее часть, более хладнокровная, ждала продолжения. Эрика нетерпеливо подалась вперед, почти коснувшись грудью прилавка.

– Они отравились некачественной пищей? Возможно, в плохо прожаренном мясе был возбудитель сальмонеллы, и на жаре…

– Нет! Отрава была в воде.

– В воде… – эхом повторила Эрика, еще не до конца осознавая смысл этой зловещей фразы.

– Всё случилось очень быстро, никто толком ничего не понял. Отель был полнехонек. Середина июля, разгар сезона, девять часов утра. Кто-то принимал душ или чистил зубы, кто-то завтракал, а кто-то плавал в бассейне… Уцелели только те, кто, проснувшись, сразу отправились на пляж. Их оказалось очень мало, этих любителей раннего морского купания: человек пятнадцать из ста постояльцев и сотрудников отеля. Им повезло. Да, им повезло, – задумчиво повторила старая гречанка. – В отличие от моих внучек. Зиновия выпила стакан воды после того, как перестелила два десятка постелей, а Киприда была инструктором по плаванию и отрабатывала технику ныряния с одной из туристок.

– Я не понимаю, – пробормотала Эрика. – Вы хотите сказать, отрава была в любой воде на всей территории отеля?

– Кроме бутилированной. Но тогда, двадцать лет назад, пластиковые бутылки были еще не в ходу. Воду пили из-под крана, это считалось безвредным. Сговор производителей бутилированной воды произошел уже позже, в начале двухтысячных. Тогда-то нас и стали убеждать с экранов телевизоров, что вода из-под крана – это яд. Впрочем, в тот день вода действительно оказалась ядом.

– То есть кто-то просто взял и влил в воду заразу? Разве такое вообще возможно?

– Да, в это трудно поверить. Тем более доказательств так и не нашли. После того, как отель оцепили военные, были взяты пробы. Везде: в бассейне, и в номерах, и на кухне, даже в прачечной.

– И что?

– И ничего. Пробы оказались чистыми. Обычная вода, не хуже, чем в других отелях.

– Но почему же тогда решили…

– Они кричали. Те, кто умирал в то утро. Корчились в судорогах, хватались за горло, катались по земле. Почти у всех были обожжены губы, трахея и пищевод. Как если бы они выпили синильную кислоту, только не концентрированную, а разбавленную. Они кричали, что отравились водой. Что она жжет их, жжет изнутри. Моя подруга работала в отделении интоксикации уже пятнадцать лет. Она не могла ошибиться – и врачи, дежурившие в тот день, тоже не могли.

– Неужели никого не удалось спасти?

– Только нескольких человек, кому вода просто попала на губы или в рот – при чистке зубов, например. Они отделались ожогами слизистой. Но это всё были взрослые. Дети оказались слабее.

– Дети? Да, в самом деле, там должны были отдыхать дети. И сколько… сколько…

– Кажется, около трети всех погибших.

Какое-то время Эрика молчала. Услышанное не укладывалось в голове. Наконец она сказала:

– Нужно быть настоящим чудовищем, чтобы убить детей. Да еще таким жутким способом…

– Вы правы. Тот, кто это сделал – чудовище.

– Неужели его так и не нашли?

– У полиции имелись подозрения, но без доказательств нельзя выдвинуть обвинения. И дело закрыли. Засекретили, насколько это возможно. Отель законсервировали, врачей обязали хранить молчание, а выжившим и тем, кто тем утром ушел на пляж, выплатили кругленькие суммы за молчание. Уж не знаю, как правительству удалось замять скандал на высшем уровне, ведь почти все погибшие, за исключением сотрудников отеля, были гражданами других стран. Думаю, их родственникам были выданы липовые свидетельства о смерти. И уж конечно, о том, что смерть носила массовый характер, никому – ни родственникам, ни консулам – не сообщили. Всё сделали очень быстро, в обстановке строгой секретности. В тот же день у отеля поставили шлагбаум, возле которого несли круглосуточную вахту военные, а территорию обнесли высоким забором. Правда, спустя некоторое время охрану убрали. Поняли, что в отель и так никто не сунется. Местные обходили его стороной. Мало кто верил, что отравление воды – дело рук человеческих.

– А чьих тогда? Вы же не думаете, что…

– Я – нет! – отрезала старая гречанка. – У меня, слава Господу, есть голова на плечах. Я уже говорила, что не верю в потусторонние силы, как тут болтают некоторые, кому фантазию девать некуда. Соседи кого только ни поминали: и дьявола, и инопланетян, и приведение…

– Приведение? – быстро переспросила Эрика.

– Я же говорю: каких только глупостей не болтали! А вот до правды охочих не нашлось. К кому я только ни обращалась, чьи пороги ни обивала… Тогда я еще была полна сил – едва за шестьдесят перевалило. Горе-то меня не сразу накрыло. Я вначале не верила, что внучек больше нет. Пока ходила по инстанциям, сил было достаточно. А как поняла, что толку не будет, сразу болячки навалились. То инсульт, то рак… а еще меня в психушку пытались упрятать, чтобы лишнего не болтала.

– Кто? Власти?

– Если бы! Родной племянник. Решил, будто мне опасность угрожает, и спровадил в лечебницу, якобы для укрепления нервов. Тут я смекнула, что, пожалуй, слишком далеко зашла, а Киприду с Зиновией все равно не вернуть. После первого инфаркта Орестес меня к себе забрал. Это его магазин. Вот, помогаю ему, пока силы есть.

Эрика видела, что старая гречанка утомлена разговором и расстроена неприятными воспоминаниями, но у нее был еще один вопрос.

– А владелец отеля? Что с ним случилось?

– Разве я не сказала? Он тоже погиб в тот день.

– Это ужасно.

– Кирие Вергопуло был плохой человек. – Старуха поджала губы. – Киприда всякое про него рассказывала. Но, каким бы ни был, он не заслужил такой смерти.

– И у него не осталось родственников?

– Насколько я знаю, нет. А если б даже остались, им бы все равно не позволили владеть отелем.

– Получается, власти просто конфисковали его, а спустя двадцать лет выставили на продажу, потому что вышел срок давности?

– Получается так.

В этот момент в магазин вошла женщина с хозяйственной сумкой для покупок. Бросив любопытный взгляд на Эрику, она остановилась у полки с медом и стала перебирать банки.

Сложив покупки в пакет, Эрика направилась к выходу, но на полпути остановилась, обернулась и спросила:

– Кирия, а как тогда назывался отель?

– «Вергопуло». По фамилии владельца. Этот человек, милочка, явно не отличался оригинальностью. А может, у него просто была мания величия.

Было уже темно, когда Эрика вернулась в отель. Спускаясь с холма, она несколько раз падала на каменистой тропинке, разбив сначала колени, а потом и банки с вареньем. Она не шла, а практически бежала, не разбирая дороги. Еще ни разу в жизни Эрике не было так страшно.

Рассказ старой гречанки на многое пролил свет. Загадочные слова девушки в таверне, странное поведение рабочих, неявка части сотрудников на инструктаж, найденные в парке вещи – всё это были звенья одной цепи, отголоски того ужасного события.

Как ни кощунственно, Эрика чувствовала своего рода облегчение. По крайней мере, теперь она знала, что не страдает чрезмерной мнительностью. Единственным неясным моментом оставалось периодическое появление незнакомки, но Эрика решила, что разберется с этим позже. Сейчас следовало как можно скорее рассказать новости Роберту.

Эрика не помнила, как миновала подъездную аллею, пересекла вестибюль и поднялась на лифте на второй этаж. Почему-то она была уверена, что найдет Роберта в кабинете, позабыв, что ушла из отеля больше трех часов назад. Время ужина давно миновало, а телефон она выключила.

Роберта не оказалось ни в кабинете, ни в спальне, ни на террасе, где они обычно ужинали. Эрика обошла весь основной корпус, зовя его по имени, но ее везде встречала тишина.

Вернувшись на первый этаж, Эрика остановилась посреди вестибюля, не понимая, куда мог подеваться муж. Ей не пришло в голову, что у Роберта наверняка при себе телефон и можно просто ему позвонить. Рассказ старой гречанки подействовал на нее так сильно, что она утратила чувство реальности, хотя вряд ли отдавала себе в этом отчет.

Часы в вестибюле показывали половину девятого. Рабочие разъехались по домам, и в опустевшем на ночь отеле было непривычно тихо.

Внезапно Эрика ощутила опасность. Волоски на руках встали дыбом, словно наэлектризованные. По коже прошел знакомый холодок. Сердце зашлось как бешеное.

За спиной послышался слабый шорох.

Резко обернувшись, Эрика вгляделась в дальний конец вестибюля. Там перегорела одна лампочка, и часть помещения тонула во мраке. Вначале Эрике показалось, что там никого нет. Она уже хотела облегченно перевести дух, как вдруг различила на фоне бежевой стены более светлое пятно.

Платье.

Белое платье незнакомки.

Пятно медленно отделилось от стены и вышло на свет. Да, это была она – девушка с длинными черными волосами и бледным лицом. Она молча смотрела на Эрику. Смотрела прямо в глаза: без страха, без угрозы или ненависти, вообще без эмоций. На ее юном лице застыла спокойная отрешенность. Так, должно быть, выглядят лунатики, когда ходят во сне.

Их разделяло не более двадцати шагов. Шли секунды – томительные, невыносимо долгие. Эрика силилась сказать хоть слово, но не могла. Ее волю и разум парализовал этот спокойный, равнодушный взгляд. «Беги! – пульсировало в ее мозгу. – Беги же!». Но ноги словно приросли к полу.

Со стороны центрального входа послышался звук подъезжающего автомобиля. Эрика обернулась на этот звук, а когда повернула голову обратно, незнакомка исчезла. Эрика кинулась к дверям и едва не налетела на Роберта.

– Где ты была? – закричал он. – Я чуть с ума не сошел, разыскивая тебя!

– В поселке. Я же предупреждала…

– Ты ушла четыре часа назад!

– Почему ты мне не позвонил?

– Не позвонил? – переспросил Роберт со странной интонацией. – Я набирал много раз. Твой телефон выключен.

Эрика вытащила из кармана телефон и посмотрела на темный дисплей.

– Да, действительно, – пробормотала она. – Извини.

– Что мне нравится в тебе, Эрика, так это твоя манера просить прощения. Сказав «извини», ты как будто перешагиваешь через свой проступок и считаешь разговор оконченным!

– Роберт, сейчас не время для нотаций. Произошло нечто серьезное. Я…

– Ты не пришла к ужину, не отвечала на звонки, бродишь где-то в темноте. Я обошел все магазины и таверны, потом колесил по округе…

– Да выслушай же меня! – потеряв терпение, закричала Эрика.

Роберт осекся на полуслове, с изумлением глядя на нее.

– Раньше ты никогда не повышала на меня голос, – сказал он после подчеркнуто долгой паузы.

– Раньше ты всегда меня слушал!

Только тут Роберт заметил, что Эрика выглядит не лучшим образом: на сбитых коленях и ладонях запеклась кровь, одежда испачкана, волосы растрепались, лицо искажено страхом.

– Что произошло? – изменившимся тоном спросил он. – На тебя напали? Тебе… причинили вред?

– Я кое-что узнала. Спешила, чтобы рассказать тебе и, наверное, упала.

– Что ты узнала?

Эрика посмотрела туда, где недавно стояла незнакомка. Наверняка она была где-то поблизости и сейчас слушала их разговор.

– Роберт, давай поговорим в машине.

– Но почему…

– Не спрашивай, просто сделай, как я прошу!

– Сначала не нужно обработать твои ссадины.

– Это подождет. Пойдем, ну пожалуйста!

В машине Эрика повернулась к мужу и, глядя ему в глаза, сказала:

– Пообещай, что отнесешься серьезно к моему рассказу.

– Милая, давай без театральности. – Роберт устало провел ладонями по лицу. – Если тебе есть что рассказать, просто сделай это. Постарайся быть краткой и по возможности неэмоциональной.

– Мы должны немедленно остановить работы и продать отель. Если, конечно, кто-то согласится его купить.

– Эрика, ты в своем уме?

– Двадцать лет назад здесь произошло преступление. Погибли люди, в том числе дети.

– Что с ними случилось?

– Их отравили. Послушай, это совершенно невероятная история…

По мере того, как Эрика рассказывала, на лице Роберта всё отчетливее проступало недоверие.

– И ты в это веришь? – наконец спросил он, не скрывая скепсиса.

– Конечно! Почему, как ты думаешь, первая бригада отказалась работать? Почему тебе с таким трудом удалось найти новых рабочих? Почему они не стали есть обед, который приготовил наш повар?

– Какой обед? О чем ты говоришь?

Эрика поняла, что проболталась, но это уже не имело значения.

– Они всё знали с самого начала! И кирие Заробалас знал, только ничего нам не сказал, чтобы не лишиться выгодного заказа. Местных жителей в своё время заставили молчать, и они по-прежнему боятся обсуждать случившееся. Не побоялась только та старая гречанка, которая продает варенье.

– Бредни выжившей из ума старухи! – фыркнул Роберт. – В жизни ничего глупее не слышал. Как ты можешь этому поверить? Отрава в воде, надо же! Это похлеще, чем высадка инопланетян на Трафальгарской площади.

– Тогда от чего умерли все эти люди?

– Во-первых, мы не знаем, сколько человек в действительности пострадало. Я допускаю, что несколько туристов могли наглотаться неочищенной или слишком хлорированной воды и умереть, не получив экстренной медицинской помощи. Возможно, среди них был ребенок. Такое может произойти в любом отеле, если нарушать правила эксплуатации и халатно относиться к обязанностям. Разумеется, народная молва увеличила количество жертв в несколько раз – на то она и молва. Сколько, ты говоришь, народу погибло в тот день? Восемьдесят человек? Милая, это просто смешно. О трагедии такого масштаба стало бы моментально известно. Я не помню ничего подобного – во всяком случае, в английских СМИ об этом не было ни слова.

– Ты находишь гибель людей смешной? – вскинулась Эрика.

– Я выразился фигурально. И имел в виду только то, что эта история не более чем выдумка.

– Но как тогда объяснить поведение рабочих? Они даже воду нашу не пьют – приносят с собой в бутылках! А сегодня треть сотрудников не явилась на инструктаж и заключение договора.

– Что? – Роберт резко повернулся к ней. – И я узнаю об этом вот так, между прочим?

– Менеджер из кадрового агентства обещала подобрать им замену. Но сейчас я думаю, что это даже к лучшему… нам все равно придется отказать тем, кто уже согласился.

– С чего бы нам это делать?

– Роберт, мы должны закрыть отель! – воскликнула Эрика. – Нельзя допустить, чтобы снова пострадали люди. В «Персефоне» не должны находиться не только постояльцы, но и персонал, по крайней мере пока мы не убедимся, что им ничего не угрожает. Да и нам с тобой тоже.

– Ты всерьез веришь в эту чушь?

– Верю. И это не чушь.

– Ну хорошо. – Роберт вздохнул. – Допустим – только допустим! – это действительно произошло. Но почему ты думаешь, что та давняя история будет иметь последствия в настоящем? Даже если двадцать лет назад что-то попало в систему распределения воды, это уже не сможет никому навредить, ведь мы заменили трубы и оборудование. Система очистки воды в бассейне тоже соответствует всем критериям. Ты меня знаешь: я бы ни за что не пренебрег такими важными вещами.

В салоне повисла тягостная пауза. Эрика пыталась подобрать аргументы, которые смогли бы переломить упрямство Роберта. Она отчетливо понимала, что проигрывает, что уже проиграла в противостоянии бездоказательных эмоций и трезвого рассудка – оружия, которым ее муж без труда повергал и более сильных соперников.

– Роберт, мне страшно. После того, что я узнала, я не смогу спокойно здесь жить. Гулять по парку, купаться в бассейне, ходить по коридорам мимо номеров, в которых погибли люди… погибли жуткой, мучительной смертью… Нельзя допустить, чтобы в отель въехали ничего не подозревающие семьи, особенно с детьми. Мы не можем подвергать их опасности!

– Никакой опасности нет! – отрезал Роберт. – Чтобы успокоить твою мнительность, утром я поговорю с Заробалосом. Даже если окажется, что двадцать лет назад здесь произошло нечто неприятное, для нас и для туристов то давнее событие не будет иметь никаких последствий. Я с трудом представляю, чтобы все вдруг взяли и умерли, просто выпив чашку чаю или приняв душ.

– Но именно так и случилось!

– Эрика, это становится утомительным. – Роберт распахнул дверцу и вышел из машины. – Я устал и проголодался. Пойдем ужинать. Повар оставил для нас еду в подогреваемых судках. Но сперва займемся твоими коленями. В ссадины попала грязь, надо их промыть и наложить повязки.

Когда они поднялись в спальню, Эрика безучастно позволила Роберту проделать довольно болезненные манипуляции. Со стороны могло показаться, что она или смирилась с поражением, или, вняв доводам Роберта, осознала беспочвенность своих опасений. Но это было не так. Эрика решила провести самостоятельное расследование и предоставить Роберту такие доказательства, которые он не сможет проигнорировать.

Эрика понимала, что должна действовать не откладывая. Через несколько дней отель заполнится постояльцами, и будет поздно что-либо предпринимать.

Если она не успеет, им останется только ждать. Чего? Эрика и сама не знала. Но что-то определенно должно было случиться – в этом она не сомневалась.

Проведя очередную бессонную ночь, Эрика, едва рассвело, осторожно перебралась через спящего Роберта и пошла варить себе кофе.

Кухня с надраенными до блеска плитами и мраморными разделочными столами была пуста – кирие Адамиди должен был приехать через час, чтобы приготовить завтрак Эрике и Роберту. До заселения гостей весь персонал на ночь разъезжался по домам.

Заняв столик на террасе ресторана, Эрика открыла лэптоп и вышла в интернет. Осторожно прихлебывая из кружки горячий кофе, она раз за разом вбивала в поисковую систему различные комбинации словосочетаний, однако попытки найти хотя бы крупицу информации о той истории оказались безрезультатными. В интернете не нашлось ничего про отель «Вергопуло», массовую гибель людей и прежнего владельца отеля. Складывалось впечатление, что до появления Роберта отель просто не существовал на карте острова.

– Это невероятно… – пробормотала Эрика. – Должно быть хоть что-нибудь! Невозможно настолько засекретить случившееся, чтобы не осталось даже намека.

Откинувшись на спинку стула, она задумалась. Где еще могли содержаться сведения о местных происшествиях? В подшивке старых газет. Где хранятся такие пошивки? Очевидно, в библиотеке.

Эрика вбила в поисковик страничку местной публичной библиотеки. Она оказалась расположена в центре Коса – одноименной столицы острова. Читальный зал открывался в девять утра. Сейчас была только половина восьмого. Скоро здесь соберется весь персонал, проснется Роберт, и тогда ей уже не удастся улизнуть незамеченной.

Эрика села в машину, припаркованную у центрального входа, завела мотор и вырулила на подъездную аллею. Она умела водить, но делала это редко, предпочитая ездить в качестве пассажира. Ей еще не доводилось садиться за руль на Косе, и она надеялась, что успешно преодолеет все спуски и подъемы, которыми изобиловала прибрежная часть острова.

Следуя подсказкам навигатора, Эрика миновала узкий перешеек, соединяющий оконечность с «большой землей», и дальше поехала гораздо уверенней, прибавив скорость до разрешенного максимума. Дорога в этот ранний час была практически пустынна – ей встретились всего две или три машины. Эрика слышала, как в сумочке периодически звонит телефон, но не стала съезжать на обочину, чтобы перезвонить. Она не хотела выслушивать очередную порцию нотаций от Роберта и объяснять, куда она уехала, а главное – зачем.

Эрика не оспаривала главенствующую роль Роберта в семье. Она мирилась с тем, что он принимает решения за нее, будучи уверенным, что это пойдет ей на пользу. Но порой его чрезмерная опека раздражала Эрику. Она была взрослой женщиной, и, хотя Роберт был старше ее на семь лет, обладала достаточным жизненным опытом, чтобы проявлять самостоятельность, особенно в тех вопросах, которые так или иначе затрагивали ее интересы.

За годы брака Эрика научилась безошибочно определять те моменты, когда нужно брать ситуацию под свой контроль и действовать, не ставя мужа в известность. Конечно, потом он узнавал и очень злился, но дело, как правило, было уже сделано. Эрика подозревала, что в конечном счете Роберт соглашался, что она поступила правильно, только не признавал этого вслух, чтобы не ронять авторитет.

Эрика припарковалась на площади Свободы, неподалеку от православной церкви Святой Параскевы, к которой, несмотря на ранний час, стекались паломники. Вплотную к трехэтажному зданию Музея Археологии в центре площади прилепилось еще одно – маленькое, почти не заметное на фоне внушительного соседа. В нем располагалась городская библиотека, где Эрика рассчитывала найти сведения об отеле «Вергопуло».

До открытия оставался почти час. Сев на скамейку под старым платаном, Эрика проверила пропущенные звонки. Пять, все от Роберта. И сообщения: «Где ты?» и «Черт возьми, перезвони!».

Нет, она не будет звонить. Что она скажет Роберту? Любые слова, любые попытки объяснить свое поведение, продиктованное желанием узнать правду, только сильнее его разозлят.

Проблема заключалась в том, что Эрика знала больше, чем могла рассказать мужу. Например, о незнакомке в белом платье. Или о поведении рабочих. А без этих сведений рассказ старой гречанки выглядел не таким правдоподобным. Роберт, с его рациональным мышлением, не верил в сам факт отравления воды – но не потому, что это невозможно было осуществить технически (такая возможность наверняка существовала), а потому, что для столь чудовищного поступка требовалась веская причина, назвать которую продавщица не смогла. Или (что, по мнению Эрики, было ближе к истине) не захотела.

На площади становилось всё оживленнее. Владельцы кофеен открывали ставни и расставляли на тротуарах столы и стулья, дети спешили в школу, проезжали экскурсионные автобусы, из окон которых выглядывали любопытные туристы.

В какой-то мере Эрика тоже ощущала себя туристкой. Несмотря на то, что она знала греческий, на Косе всё было чужим, принадлежало к иной культуре. Ей и раньше мало верилось, что Греция – это насовсем. А после последних событий верилось еще меньше. Если рассказ старой продавщицы окажется правдой, им с Робертом придется продать отель и уехать. Не обязательно возвращаться в Англию, можно купить недвижимость где-нибудь еще. Теплых морей поблизости много, как и стран, этим морям принадлежащих. Им всего лишь придется сменить Грецию на Италию. Или Францию. Эрике было всё равно где жить, лишь бы рядом был Роберт.

Мимо, цокая каблучками по брусчатке, прошла темноволосая стройная женщина в элегантном бирюзовом платье. Подойдя к библиотеке, она достала ключ, открыла дверь и вошла внутрь.

Эрика бросила нетерпеливый взгляд на часы: без четверти девять. Устав ждать, она поднялась и направилась ко входу.

Читальный зал представлял собой уютное помещение с журнальными столиками, цветами на этажерках и ситцевыми занавесками. Книжные полки тянулись вдоль левой стены. Всё пространство справа, где были окна, представляло собой своеобразный уголок отдыха: тут стояли удобные кресла и мягкие диванчики.

Конторка библиотекаря обнаружилась за книжными полками в дальнем конце зала. За конторкой никого не было. Подойдя ближе, Эрика увидела приоткрытую дверь, ведущую, по всей вероятности, в книжное хранилище. Там кто-то ходил и что-то передвигал. Эрика кашлянула, и из-за двери показалась знакомая женщина.

– Первый посетитель – и так рано! – воскликнула она. – Обычно раньше одиннадцати никто не приходит.

– Зачем же вы тогда открываетесь в девять?

– Для того, чтобы разобрать книги и навести порядок на полках.

– Тогда я, наверное, вам помешала…

– Ничего подобного! Читатели важнее книг. Книги, в отличие от людей, могут подождать. Меня зовут Димитра Иоанниди, я старший библиотекарь. Вы пришли записаться? У вас ведь нет абонемента?

– Нет… Я не захватила с собой паспорт.

– Достаточно водительского удостоверения.

Эрика вынула из сумочки права и протянула библиотекарю.

– Так вы из Англии, кирия Трейси? – удивленно спросила кирия Иоанниди.

– Я жила там с рождения. Недавно мы с мужем переехали на Кос.

Библиотекарь внесла личные данные в компьютер, распечатала пропуск, заламинировала его на специальном устройстве и протянула Эрике; вся процедура заняла не больше пяти минут.

– Теперь вы можете пользоваться книгами нашей библиотеки. И в читальном зале, и в отделе выдачи. Вам сделать подборку?

– Не сегодня. Я хочу посмотреть газетные подшивки.

– Какая газета вас интересует?

– «Вестник Коса»[7] и «Ежедневные новости»[8] за 1993 год.

– Двадцатилетней давности? – удивленно уточнила женщина. – Боюсь, такие старые подшивки мы отправляем в городской архив. Подождите, я проверю.

Вернувшись, библиотекарь подтвердила, что газеты за 1993 год уже сданы в архив.

– А фотокопии вы делаете? – с надеждой спросила Эрика.

– Разумеется. Пойдемте.

Она отвела Эрику в дальний конец зала, где стояли компьютеры, разделенные плексигласовыми перегородками. Включив один, библиотекарь вывела на рабочий стол две папки: «Вестник Коса. 1993» и «Ежедневные новости. 1993».

– Каждый номер – это отдельный файл в формате PDF.

– Сколько у меня времени?

– Мы закрываемся в восемь.

Папка «Вестник Коса» содержала порядка ста файлов – газета выходила дважды в неделю. Название каждого файла включало месяц и порядковый номер выпуска, что существенно облегчало задачу поиска. Эрика быстро промотала список до июля. Первые два номера изучать не имело смысла – старая продавщица говорила про середину месяца. Эрика бегло просмотрела пятьдесят первый номер, вышедший в начале второй недели, и более внимательно – следующий. Приём официальной кипрской делегации, пожар в порту, рождение второй подряд тройни в семье выходцев из Алжира…

Остальные номера за июль также не содержали упоминаний об отеле «Вергопуло». Если информацию о трагедии засекретили, журналистам наверняка запретили о ней писать, все средства массовой информации подверглись цензуре. Просмотрев выпуски «Ежедневных новостей», Эрика только укрепилась в своем мнении.

Впрочем, существовала вероятность, что продавщица ошиблась (в силу преклонного возраста и давности случившегося), и массовое отравление людей произошло, например, в июне или августе. Поэтому в течение последующих двух часов Эрика скрупулезно изучала все выпуски за летний период, но так ничего и не нашла. Разочарованная и уставшая, она хотела уже выключить компьютер, но что-то ее остановило. Какое-то подспудное чувство неудовлетворенности… нечто, ускользнувшее от ее внимания, но очень важное.

Эрика попыталась мысленно восстановить последовательность своих действий с того момента, как села за компьютер. Внезапное осознание пронзило ее как яркая вспышка. Вернувшись к папке «Вестник Коса», она снова промотала список файлов до начала июля. Семь номеров. А должно быть восемь: с сорок девятого по пятьдесят шестой.

Пятьдесят третий номер отсутствовал.

Эрика вывела на экран вечный календарь и нашла 1993 год. «Вестник Коса» под номером 53 должен был выйти в пятницу 16 июля. Но не вышел. Или вышел, но был сразу изъят из продажи, поэтому не попал в библиотеку. Не потому ли, что в нем содержалась статья о трагедии в «Вергопуло»?

В папке «Ежедневных новостей» числа вообще шли одно за другим, прерываясь только на воскресенья. Файлы «15 июля» и «17 июля» имелись. А между ними – пробел.

Значит, массовое отравление людей произошло или 16 июля, или накануне.

Эрика вернулась к стойке библиотекаря, и кирия Иоанниди спросила:

– Вы нашли то, что хотели?

– К сожалению, нет. В папках содержатся не все номера.

– Вы уверены?

– И в «Вестнике Коса», и в «Ежедневных новостях» не хватает по одному номеру за июль.

– Возможно, в те дни, которые вам нужны, газеты просто не выходили.

– Не хватает именно порядковых номеров, а не дат.

– Вы хотите сказать, между выпусками есть промежутки? – библиотекарь нахмурилась.

– Да. Может ли это быть небрежностью сотрудника, который делал фотокопии?

– Прошло столько лет, сотрудники давно сменились… Но, если бы речь шла о небрежности, не хватало бы только одного номера. Но два сразу и в одном и том же месяце – это уже система.

– Не просто в одном месяце. За одно и то же число.

– Тогда это тем более странно. Скорее всего, в тот день газеты по какой-то причине не поступили в библиотеку, поэтому с них и не были сделаны фотокопии.

– Нет ли у вас случайно адреса редакции «Вестника Коса»?

– Конечно. Сейчас посмотрю в телефонном справочнике.

Сев в машину, Эрика набрала Роберта, позвонившего ей за это время несчетное количество раз.

– Где ты? – начал он без предисловий. – Почему не отвечаешь?

– Я в городе, возникло одно неотложное дело…

– У меня тоже срочные дела в городе! Ты могла поставить меня в известность, а не брать машину без спроса. Мы могли поехать вместе. Я довез бы тебя до нужного адреса.

– Я встала очень рано. Ты еще спал.

– Надеюсь, ты сейчас возвращаешься в отель?

– Пока нет. Если тебе срочно нужно уехать, вызови такси.

Редакция «Вестника Коса» располагалась в обветшалом трехэтажном здании без лифта. Поднявшись на последний этаж, Эрика вошла в приемную, уставленную этажерками, на которых громоздились кипы газет разной степени желтизны. В спертом воздухе непроветриваемого помещения стоял неприятный запах: смесь типографской краски, пыли и растворимого кофе.

За столом, заваленном бумагами, сидела секретарша неопределенного возраста. Она разговаривала по телефону, одновременно набирая текст на компьютере. Кинув на Эрику хмурый взгляд, женщина кивнула на единственный стул – очевидно, это было приглашение садиться.

Взглянув на обивку сомнительной чистоты, Эрика осталась стоять. Помимо этажерок, столов и офисной техники, в комнате имелась дверь с табличкой «Главный редактор». Повесив трубку, секретарша повернулась к Эрике.

– Вакансия закрыта.

– Что?

– Вакансия закрыта!

– Но я не…

– Вы насчет должности внештатного корреспондента?

– Нет. Мне нужен главный редактор.

– Вам назначено?

– Нет, – повторила Эрика. – Но, если он на месте, я бы хотела с ним поговорить.

Секретарша прошла в соседнюю комнату. Через минуту она вернулась и сказала:

– Проходите.

Кабинет главного редактора разительно отличался от приемной – и не порядком как таковым, а отсутствием всего лишнего (скорее даже, всего необходимого). Голые стены, голое окно, пустые книжные шкафы и пустой письменный стол, на котором, за исключением лампы и стаканчика с отточенными карандашами, ничего не было.

Из-за стола навстречу Эрике поднялся худой лысеющий мужчина лет шестидесяти, в потертом твидовом пиджаке и джинсах.

– Мы, кажется, не знакомы? – спросил он, пристально глядя на Эрику.

– Меня зовут Эрика Трейси.

– Тезеус Ксенакис. Прошу, располагайтесь.

Эрика опустилась в кресло напротив стола. Она нервничала и надеялась, что это не сильно бросается в глаза.

– Чем могу служить, кирия Трейси?

– Я совладелица отеля, который раньше назывался «Вергопуло». Теперь у него новое название: «Персефона».

Лицо кирие Ксенакиса осталось невозмутимым, лишь в глазах промелькнуло странное выражение. Он молча смотрел на Эрику, ожидая, что она скажет дальше.

– Я прошу вас рассказать, что случилось в отеле двадцать лет назад.

– Почему вы решили, будто я что-то знаю об этом?

– Вы были ответственным редактором в год, когда произошла трагедия. Я видела вашу фамилию в составе редакционной коллегии за июль 1993-го.

– Что ж, в логике вам не откажешь. Позвольте задать вам встречный вопрос, кирия Трейси. Если вы знали о трагедии, зачем купили отель?

– Покупкой занимался мой муж. В любом случае мы ни о чем не догадывались, пока не приехали сюда. Роберт и сейчас не знает. Точнее, я пыталась ему рассказать, но…

– Но он не поверил, – главный редактор кивнул. – Мужчины крайне неохотно верят в подобные вещи, особенно если речь идет о недавно приобретенной собственности. Хотите чего-нибудь выпить? Могу предложить минеральную воду, чай, кофе.

Эрика вспомнила запах дешевого кофе в захламленной приемной и поспешно сказала:

– Минералку, пожалуйста.

Кирие Ксенакис достал из мини-холодильника запотевшую бутылку газированной воды, открыл ее и, наполнив два стакана, поставил один перед Эрикой.

– Значит, вы решили провести маленькое расследование. И начали, по всей вероятности, с городской библиотеки, где хранится подшивка «Вестника Коса».

– Вначале я пыталась расспросить местных жителей.

– Вряд ли они смогли – или захотели – вам помочь.

– Одна пожилая женщина рассказала, что в отеле погибли две ее внучки.

– Кажется, я понимаю, о ком вы говорите, – кирие Ксенакис кивнул. – Да, я определенно ее помню. Она не могла смириться, что расследование замяли. Долго лежала в больнице, потом пропала.

– Она по-прежнему живет в поселке неподалеку от отеля.

– Так что вы от меня хотите, если вам уже всё известно? – немного нетерпеливо спросил главред.

– Подтверждение, что это произошло. В тот день действительно погибли люди?

Эрика была уверена, что кирие Ксенакис, подобно большинству своих соотечественников, с которыми она успела пообщаться, уйдет от ответа. Какой резон ему отвечать на расспросы незнакомой иностранки, тратить на нее свое время? Эрика удивлялась уже тому, что он не закончил разговор сразу, узнав о цели ее визита. Она совсем не ожидала того, что последует дальше, а именно – что кирие Ксенакис кивнет, подтверждая ее слова, и спокойно скажет:

– Порядка восьмидесяти человек, насколько я помню.

– Они… были отравлены?

– Отравлены или отравились – я не знаю. На этот вопрос полиция так и не нашла ответ.

– Ваша газета успела написать об этом до того, как информацию засекретили?

– Да, – главный редактор с любопытством взглянул на Эрику. – Откуда вы… Хотя, понимаю. Вы не нашли в подшивке нужный выпуск и сделали соответствующие выводы.

– Вы почти угадали. Почти – потому что подшивки двадцатилетней давности уже сданы в архив. Но остались фотокопии всех выпусков за 1993 год. Номер от 16 июля отсутствует, как и в подборке «Ежедневных новостей». Трагедия произошла именно в этот день? Или накануне?

Кирие Ксенакис молча подошел к сейфу, набрал код и извлек папку из пожелтевшего картона с обтрепанными завязками. Положив папку на стол, он вынул из нее газету.

У Эрики перехватило дыхание.

– Это… та самая? – ее губы пересохли от волнения.

– Единственный сохранившийся экземпляр. Когда пришли изымать то, что не успело разойтись по точкам продаж, он лежал на моем столе – еще пахнущий типографской краской, только из печатного станка. Я сунул газету в ящик, а потом переложил в сейф. Там она и пролежала все эти двадцать лет.

– Можно мне…

– Конечно. – Главный редактор небрежно подвинул газету к Эрике, словно это была ничего не значащая бумажка. – Статья на первой странице.

Дрожащими руками Эрика развернула сложенную пополам газету – ссохшиеся от времени страницы захрустели, словно пергамент. На верхнем колонтитуле была напечатана дата: 16 июля 1993 года. В глаза Эрике бросился кричащий заголовок: «Массовая гибель людей в отеле «Вергопуло!». Ниже помещалась фотография отеля – нечеткий, но вполне узнаваемый снимок: подъездная аллея, центральный вход и улыбающиеся постояльцы в купальных костюмах, вернувшиеся с пляжа или только собиравшиеся туда идти.

«Сегодня утром в отеле «Вергопуло» на дальней оконечности острова произошла страшная трагедия. Многие постояльцы и сотрудники отеля стали жертвами загадочного отравления. Большинство отравившихся скончались еще до того, как были доставлены в госпиталь. К прискорбию, среди жертв немало детей. По неподтвержденным сведениям, владелец отеля, известный греческий бизнесмен Арес Вергопуло, также скончался. Предположительно, причиной отравления стала проточная вода, в которую необъяснимым образом попали химикаты или неустановленное ядовитое вещество. Ведется расследование, причины устанавливаются. Мы будем следить за развитием событий. Подробности – в нашем специальном выпуске!».

– Специальный выпуск так и не вышел?

– Разумеется. Военные оцепили издательство, с каждым сотрудником провели индивидуальную беседу: что можно говорить, а что нельзя. Фактически, нельзя было ничего. Не то что обсуждать с друзьями или родственниками, а даже и друг с другом. Нам приказали забыть. Это, как сказал их главный, в наших интересах. С ним никто не спорил.

– Но мне вы все-таки рассказали.

– Прошло двадцать лет. Власти сменились, отель перешел к новому владельцу. Кроме того, лично меня земные заботы скоро перестанут волновать.

– Вы хотите сказать…

– Врачи отводят мне максимум полгода. Поэтому, если хотите, это моя исповедь. Я должен был кому-то рассказать… и тут появились вы, весьма кстати. Значит, не зря я хранил номер от 16 июля.

– Мне очень жаль.

– Я готов повторить свой рассказ вашему мужу. Вам нужно только позвонить мне и договориться о новой встрече. Я не каждый день бываю в редакции.

– Как получилось, что в тот день вы так быстро узнали о трагедии? Ведь номер уходит в печать рано утром, и если вы написали о случившемся в тот же день, значит, должны были получить информацию, так сказать, по горячим следам…

– Мы и получили ее по горячим следам. А насчет ранней печати – не совсем верно. Да, номер верстается заранее, но мы всегда оставляем временной зазор на случай неожиданных сенсаций, поэтому фактически тираж печатается не раньше одиннадцати. У нас формат еженедельника, а не утреннего дайджеста. Мне сообщили о массовом отравлении около десяти утра, через полчаса после того, как в госпиталь начали доставлять пострадавших. Мы срочно заменили статью на первой полосе, и номер ушел в печать. Спустя два часа выпуск от 16 июля прекратил свое существование. За исключением этого экземпляра, – кирие Ксенакис кивнул на газету.

– Вы рисковали, – заметила Эрика. – Если бы информация не подтвердилась, репутация газеты…

– Репутации «Вестника» ничего не угрожало, – перебил главный редактор. – Наш информатор был человеком проверенным, надежным на все сто процентов. Кроме того, в городе началась такая свистопляска – завывание сирен «скорой», полицейских машин, пожарных расчетов, – что не осталось сомнений: произошло нечто из ряда вон выходящее. Мы незамедлительно отправили в госпиталь нашего человека, и, пользуясь всеобщим замешательством, он получил подтверждение первоначальных сведений. Запрет на нераспространение информации ввели не сразу.

– Ваш информатор работал в отеле «Вергопуло»? – прямо спросила Эрика.

Она понимала, что кирие Ксенакис имеет право не отвечать. Если он решил быть с ней откровенным, это отнюдь не означало, что в ореол его откровенности должны попасть другие люди, которые даже сейчас предпочли бы умолчать о том, что им известно. Ими руководил извечный страх, заставляющий хранить молчание независимо от того, сколько лет прошло с того страшного дня, когда их принудили подписать бумаги о неразглашении.

– На момент трагедии уже нет.

В ответ на удивленный взгляд Эрики главный редактор пояснил:

– Тем летом к нам в редакцию устроилась Хестия Сифакису, вести колонку спортивных новостей. Перед этим она уволилась из «Вергопуло», где работала инструктором по плаванию.

– Почему она уволилась?

– По веской причине.

Кирие Ксенакис посмотрел на Эрику с таким видом, словно тщательно обдумывал формулировку ответа.

– Дело в том, что за несколько дней до этого Хестия едва не погибла.

Эрика молча ждала продолжения. Ее ладони взмокли от напряжения, сердце колотилось.

– В то утро – десятого июня – она должна была проводить групповое занятие по аква-аэробике в открытом бассейне, но у нее неожиданно поднялась температура, и врач прописал Хестии постельный режим. О том, что случилось, она узнала от соседки по комнате, которая работала инструктором по фитнесу. Все, кто совершал в бассейне утренний заплыв, погибли внезапной и мучительной смертью. Раздались крики, женщины пытались выбраться из воды, барахтались, уходили ко дну. Те, кто находился поблизости, кинулись им на помощь. Они пытались перетащить несчастных через бортик, те соскальзывали обратно в воду… Несколько человек прыгнуло в бассейн, чтобы вытащить тех, кто потерял сознание. Но они не только не помогли, но и сами погибли.

– Вы хотите сказать… вода и в тот раз оказалась отравлена?

– Да. Но только в бассейне. Июньское происшествие, как я предполагаю, явилось своеобразной репетицией более масштабной трагедии. Злоумышленнику понадобился месяц, чтобы довести свой замысел до совершенства, охватить весь отель, а не только его локальный участок. Каким бы техническим гением ни был тот человек, столь серьезная задумка требовала тщательной подготовки и генерального прогона для выявления возможных недочетов. Событие – назовем его так – должно было случиться всего один раз. А значит, его реализатор не имел права на ошибку.

– Но это же чудовищно! Как можно такое спланировать? Как можно хладнокровно наблюдать за гибелью людей, отмечая для себя, что следует улучшить?

– Кирие Трейси, вы, по всей видимости, имеете слабое представление о психологии маньяков и социопатов. А в моей жизни был период (к счастью, недолгий), когда я имел возможность воочию лицезреть всё многообразие нюансов, сопровождающих душевную болезнь в ее острой фазе… Нет-нет, я не лежал в психиатрической клинике, как вы могли подумать, а работал там санитаром. Пока не нашел более подходящее для себя занятие.

– Значит, если бы тем утром Хестия не слегла с температурой, то погибла бы вместе с остальными?

– Да. С тех пор десятое июня Хестия считает своим вторым днем рождения.

– Но почему отель не закрыли сразу? Стольких жертв можно было избежать, если бы полиция…

– В полицию не сообщили.

Эрика молча уставилась на главреда, внезапно растеряв весь свой словарный запас. Тот кивнул:

– Понимаю, вы шокированы. Но бывает так, что разрозненные поначалу звенья складываются в общую цепочку только на определенном этапе. В какой-то момент происходит ключевое событие, проливающее свет – увы, задним числом – на вроде бы незначительные происшествия, которые в действительности выступали предвестниками. Именно так произошло в «Вергопуло». Пока не случилась более масштабная трагедия, владелец отеля не предполагал, во что выльется его желание замять тот инцидент в бассейне. Он понимал: если информация о таинственной гибели людей просочится наружу, отель придется закрыть. К тому же никто из сотрудников не связал случившееся с чьим-то преступным умыслом. Решили, будто что-то попало в систему очистки воды. Какая-то непонятная гадость, вызвавшая тяжелую форму отравления. Воду слили, систему очистки заменили, ответственного за обслуживание бассейна уволили. Через несколько дней бассейн уже снова работал.

– Но не мог же владелец просто зарыть трупы под деревьями!

– Нет, конечно. Арес Вергопуло воспользовался связями и деньгами. Большими деньгами, однако не такими большими, которые он потерял бы в случае официального расследования. Правда, в конечном итоге он заплатил куда более страшную цену – потерял не только отель, но и жизнь.

– И все же я не могу поверить, чтобы в конце двадцатого века, в центре Европы, а не где-нибудь в Сомали, можно было безнаказанно избавиться от погибших, к тому же наверняка иностранцев.

– Их было не так много, как вы думаете. Пять или шесть женщин, две из которых – подданные азиатской страны, и трое официантов из местных, которые обслуживали столики у бассейна и первыми кинулись в воду, чтобы вытащить тех, кто, как им казалось, неожиданно начал тонуть.

– А как же многочисленные свидетели, которые всё видели и слышали? Та же Хестия – почему она не заявила в полицию?

– Вы не знаете, что за человек был Арес Вергопуло. У всех были семьи, и у Хестии в том числе. Хотя она не была замужем, у нее имелись родители и младшие братья. Она не могла ими рисковать. Поэтому промолчала, как все остальные.

– Но вам она рассказала.

– Утром шестнадцатого июля Хестия находилась в редакции, дописывала статью. Ей позвонил из отеля приятель, работавший там, и сказал, что июньский кошмар повторился, но уже в более серьезном масштабе. Хестия прыгнула на свой мотоцикл и помчалась в отель. Вернувшись, она всё мне рассказала. У меня не было причин ей не верить. Хестия была прямой, откровенной, честной девушкой. Ей стоило немалых душевных мук подчиниться угрозам Вергопуло и сохранить в тайне историю месячной давности. Потом, конечно, она обо всем рассказала полиции. Хестия была в числе тех, кого заставили подписать бумагу о неразглашении. Так что по большому счету неважно, кто инициировал молчание свидетелей: Арес Вергопуло или полиция. Итог один: на острове до сих пор не любят вспоминать о той трагедии и не заговорят о ней по своей воле, разве что веские обстоятельства принудят их к этому.

– Хестия по-прежнему работает в «Вестнике Коса»?

– Нет, что вы. Два года спустя она вышла замуж и переехала с мужем на соседний остров, Нисирос. Они держат таверну неподалеку от причала.

– Как вы думаете, она согласится со мной встретиться?

– Я могу попросить ее об этом. Мы иногда созваниваемся, обмениваемся новостями… Ее муж Алексис – мой дальний родственник по материнской линии.

– Вы сделаете это для меня? Позвоните ей?

– Только если вы, кирия Трейси, ответите на один вопрос. – кирие Ксенакис вперил в Эрику пристальный взгляд. – Зачем вам это нужно?

– Вы имеете в виду, зачем мне… знать?

– Именно. Ваш муж выкупил отель, вы сделали ремонт, скоро заселятся гости. Прошлое забыто, и нет никаких причин опасаться повторения давнего кошмара. Зачем будоражить неприятные воспоминания, оживлять призраков? Напротив, вам следует всячески ограждать постояльцев от неприятных слухов, способных погубить ваш семейный бизнес на корню. Даже если кто-то из персонала ранее работал в «Вергопуло», уверяю вас, они будут хранить молчание. Так что с этой стороны…

– Я боюсь не слухов! – перебила Эрика.

– А чего же?

Эрика не нашлась с ответом, хотя ответ был очевиден. На территории отеля ее не отпускало чувство страха. С каждым днем этот страх становился всё сильнее. Он не давал ей спать по ночам, мучал ее видениями и странными звуками, а самое главное…

– Так чего же вы боитесь, кирия Трейси? – повторил кирие Ксенакис.

– Я вижу незнакомку!

– Незнакомку? – быстро переспросил главред, явно заинтересованный.

– Девушку в белом платье, с черными волосами… Она преследует меня, словно хочет о чем-то предупредить. Я видела ее много раз, всегда только в отеле. Один раз слышала, как она плачет, а в другой раз – как смеется.

– Вы с ней разговаривали? Пытались узнать, что ей нужно?

– Она молчит. Не отвечает на вопросы и исчезает так же внезапно, как появляется.

– Кирия Трейси, мне неудобно задавать вам этот вопрос… вы уверены, что та девушка – не плод вашего воображения? – осторожно уточнил главный редактор.

Эрика посмотрела на него так, словно увидела впервые. До этого ей не приходило в голову, что на самом деле незнакомки не существует. Или точнее – что она существует, но лишь в ее голове.

Додумывать мысль до конца Эрике не хотелось.

– Вы думаете, я сумасшедшая? – резко спросила она.

– Разумеется, нет!

– Тогда что вы подразумевали вашим вопросом?

– Только то, что в отеле может обитать приведение. Например, не находящая покоя душа одной из погибших девушек.

– Да, это возможно. Что, если незнакомка – одна из внучек той пожилой женщины? Она действительно похожа на гречанку. Но в таком случае почему ее вижу только я?

– А вы в этом так уверены? Если привидение видел кто-то из мужчин, он вряд ли в этом сознается. А много ли женщин, кроме вас, находится сейчас в отеле?

Эрика покачала головой.

– Фактически я одна. Уборщицы приезжают только по утрам и всего на несколько часов, чтобы убрать последствия ремонта за прошедшие сутки.

– Вот вы и ответили на свой вопрос, кирия Трейси.

– Вы действительно полагаете, что в «Персефоне» живет привидение? – Эрика пристально взглянула на главного редактора, пытаясь понять, не шутит ли он, не разыгрывает ли ее.

Она испытывала необъяснимое облегчение, хотя любой, кто оказался бы на ее месте, наоборот встревожился бы перспективой паники впечатлительных постояльцев, не привыкших к встрече с потусторонними силами.

– Я допускаю такую мысль, – ответил главред. – Чем иначе объяснить присутствие девушки, которую кроме вас никто не видит?

– В общем, это не так важно… – медленно произнесла Эрика. – Важней другое. Мне кажется, что случившееся двадцать лет назад рано или поздно повторится.

– Ну-ну, перестаньте. У вас сдают нервы, только и всего. Не удивительно после всего, что вы узнали, – кирие Ксенакис успокаивающе похлопал Эрику по плечу. – Ваши страхи напрасны. Я свяжусь с Хестией, но, честно говоря, не знаю, чем она сможет вам помочь.

– Буду вам весьма признательна, кирие Ксенакис.

– Позвоните мне завтра.

Главный редактор протянул Эрике визитку.

– Обязательно. Спасибо!

Главный редактор проводил Эрику задумчивым взглядом, снял телефонную трубку, набрал номер и произнес:

– Хестия? Здравствуй, моя дорогая. Я должен кое-что тебе рассказать… нечто очень важное.

Припарковав машину возле отеля, Эрика отправилась на кухню. Ее ранний завтрак состоял из одной чашки кофе, и сейчас, когда время перевалило за полдень, возмущенный желудок требовал пищи. Кирие Адамиди вряд ли успел приготовить обед, но у него можно было разжиться сэндвичем.

Обеды для рабочих больше не готовили. В любом случае, бригада, возглавляемая Заробалосом, фактически выполнила весь объем работ и в ближайшие дни должна была получить окончательный расчет. В отеле теперь трудились декораторы – оформители, которых Эрика выписала из Афин. Благодаря им отель с каждым днем приобретал всё более обжитой и нарядный вид. Время неумолимо приближалось к торжественному открытию и праздничному ужину для первых пятидесяти постояльцев, заезд которых ожидался совсем скоро: первого июня.

Едва Эрика вошла на кухню, по которой витали восхитительные ароматы готовящейся мусаки, кирие Адамиди взволнованно сказал:

– Кирия Трейси, вас разыскивает ваш супруг. Он просил передать, что ждет вас в своем кабинете.

Мрачное лицо Роберта не предвещало ничего хорошего. При виде Эрики он выскочил из-за стола и стремительно преодолел разделявшее их расстояние. На миг Эрике показалось, что Роберт сейчас ее ударит. Она еще никогда не видела его таким рассерженным.

– Роберт, я должна объяснить…

– Эрика, я поражен. – Роберт смотрел на нее сверху вниз, его ноздри трепетали от сдерживаемого гнева. – Честно говоря, я не ожидал от тебя такого вероломства.

– О чем ты? Какое вероломство?

– Ты ведешь себя так, словно мы абсолютно чужие друг другу люди. Тебе плевать на мои переживания, на то, что я с ума схожу, когда в очередной раз не могу до тебя дозвониться, понятия не имея, где ты находишься и в какую передрягу могла попасть. Вчера ты заявилась с разбитыми коленками и таким лицом, будто за тобой гналась банда. Сегодня взяла машину и уехала, не поставив меня в известность, не удосужившись ответить хотя бы на один из моих многочисленных звонков!

– Послушай, я…

– Что происходит, Эрика? С того дня, как мы здесь, твое поведение стало абсолютно непредсказуемым. Я не знаю, что еще ты выкинешь – сегодня, или завтра, или в любой другой день. Какую ерунду вобьешь себе в голову, какие истории сочинишь мне назло. У меня и так полно проблем с отелем, а ты мало того, что не помогаешь их решать, так еще и добавляешь своих.

– Значит, ты так это воспринимаешь? – звенящим от напряжения голосом спросила Эрика. – Что я сочиняю истории тебе назло?

– А как еще воспринимать чушь, которую ты несла вчера вечером?

– Это не чушь, а правда! – перестав сдерживаться, заорала она. – Только ты не хочешь в нее верить, потому что тогда придется продать отель. Куда проще закрыть глаза на очевидное, только бы оградить себя от лишних хлопот!

– Успокойся, не заводись. Я просто имел в виду…

– Это я завожусь? – Эрика рассмеялась. – Кто бы говорил! Ты себя со стороны видел? Не дал мне ничего объяснить, набросился с обвинениями, вместо того чтобы… – она сделала паузу и продолжила уже более спокойным тоном. – Знаешь, что я думаю? На самом деле тебе все равно, что со мной происходит. Ты печешься о собственном благополучии. Тебе важно, чтобы все шло по плану: ремонт, заселение гостей, получение прибыли. Если со мной что-то случится, твои планы нарушатся. Меня надо будет лечить, или, не дай бог, хоронить – а это лишние хлопоты и лишние расходы. Не удивительно, что ты беспокоишься. В самом деле, вдруг я, взяв без спроса машину, не впишусь в поворот и упаду с обрыва? Придется объяснять полицейским, куда я поехала и зачем, а ты не сможешь это сделать.

– Я не верю, что это говоришь ты. Такие ужасные вещи, в которых нет ни слова правды, ты просто не можешь их говорить.

– Ни слова правды? – изумилась Эрика. – Если бы тебе было не все равно, ты бы внял моим опасениям, узнал бы вместе со мной то, что мне пришлось узнавать в одиночку. Но ты занимаешься тем, что решаешь хозяйственные вопросы и выискиваешь способы, как бы сэкономить на зарплате рабочих. Ты донимаешь меня звонками не потому, что беспокоишься, а потому, что я всегда должна быть у тебя под рукой: надзирать за уборщицами, инструктировать персонал… Тебе невыносима мысль, что, пока ты работаешь, я прохлаждаюсь.

– Стоп, Эрика, стоп! – Роберт поднял ладони вверх. – Эдак можно до чего угодно договориться. Возможно, я немного погорячился, но уж точно не заслужил всех этих обвинений. Тебя послушать – так я закоснелый эгоист, которому нет до жены никакого дела. Но это не так. Когда придешь в себя, тебе станет стыдно за то, что ты тут сейчас наговорила.

– Мне нечего стыдиться, – упрямо сказала Эрика, в глубине души сознавая, что Роберт прав. – Вчера, когда мы сидели в машине, я сказала тебе правду.

– Где ты была?

– В библиотеке Коса.

– Что ты там делала?

– Искала доказательства.

– Нашла?

– Да! – Эрика вскинула подбородок. – Я встретилась с главным редактором газеты, который не только подтвердил рассказ продавщицы варенья, но и сообщил новые факты о шестнадцатом июля. А ты? – она пристально взглянула на мужа. – Ты расспросил Заробаласа, как обещал?

– Он утверждает, что ничего подобного на острове не могло произойти. Что это нечто вроде местной легенды, которую рассказывают экскурсоводы впечатлительным туристам.

– Кто бы сомневался.

– У меня нет оснований ему не верить.

– Значит, всё останется как прежде?

– Что ты имеешь в виду?

– Мы остаемся, открываем отель, заселяем гостей…

– Конечно! – Роберт удивленно вскинул брови. – А какие могут быть варианты?

– Никаких. Я просто уточнила.

– Эрика, мне не нравится твое настроение.

– Зачем начинать сначала? В конце концов, это ведь мое настроение.

– Послушай. – Роберт подошел к Эрике и взял ее ладони в свои. – У тебя нет причин для беспокойства. Если случится нечто непредвиденное, я буду к этому готов. Но ничего не случится. Я понимаю, на тебя столько всего навалилось… Проблемы с рабочими, с наймом персонала. Ты принимаешь это слишком близко к сердцу. Доверься моему опыту и интуиции.

– И что говорит твоя интуиция?

– Что нас ждет успех! Через неделю, когда постояльцы будут плескаться в бассейне и распивать коктейли в баре, ты вспомнишь этот день с улыбкой и поймешь, что для тревог не было оснований.

– Роберт, ты не понимаешь. – Эрика посмотрела на мужа с грустью, как смотрит мать на ребенка-несмышленыша. – Когда гости заселятся, наши тревоги не закончатся. Наоборот, они только начнутся.

Перекусив сэндвичами, Эрика отправилась на поиски Заробаласа, полная решимости припереть его к стенке и заставить сознаться в том, что он сказал Роберту неправду. В ней клокотала глухая ярость. Она была сыта по горло всеми этими недомолвками, лицемерием и откровенным враньем, продиктованным предрассудками. Что могло грозить свидетелям той давней истории по прошествии стольких лет? Разумеется, ничего. Но они упорно не желали делиться тем что знали, хотя, если подумать, это был их долг, поскольку Роберт и Эрика как новые владельцы отеля имели право знать правду. По-хорошему, их должны были предупредить еще до оформления сделки купли-продажи. Но Эрика прекрасно понимала, что рынок недвижимости – настоящее болото, в котором нет прозрачности, одна только вязкая муть.

Заробалас знал. Наверняка знал. Он или сам работал в то время в «Вергопуло», или работал кто-то из его знакомых. И сейчас он ей все расскажет.

Эрика увидела бригадира издали – тот стоял у боковых дверей второго корпуса, откуда обсаженная рододендронами асфальтовая дорожка вела к детской площадке с мелким бассейном для малышей, наполненным водой неестественной голубизны.

Внезапно Эрика представила маленькие тельца, скрюченные в предсмертной агонии… детские крики, полные боли и ужаса…

Она настолько чётко увидела эту картину, что даже остановилась. Закрыла глаза, медленно досчитала до десяти, подождала, пока сердце перестанет неистово биться, и только тогда пошла дальше, стараясь не смотреть на бассейн.

– Госпожа Трейси. – Заробалас в своей обычной манере наклонил голову, приветствуя Эрику.

– Нам нужно поговорить! – резко сказала она.

– Что-то случилось?

– Да. – Эрика посмотрела греку в глаза. – Двадцать лет назад.

На секунду лицо Заробаласа исказилось, но он взял себя в руки и сухо осведомился:

– Вы хотите спросить меня о том же, о чем этим утром уже спрашивал господин Трейси?

– Давайте присядем. Я не привыкла разговаривать на бегу.

– Боюсь, рассиживаться некогда. Сегодня моя бригада получает окончательный расчет. Я должен составить акт приемки работ.

– Вы не получите расчет, пока не поговорите со мной.

Заробалас вздохнул с таким видом, словно был вынужден мириться с неизбежным злом.

– Ну, хорошо. Идемте в беседку.

Беседка, оплетенная побегами дикого винограда, осталась еще с тех времен. Ее основательно обновили: покрасили, заменили прогнившие доски, поставили новые скамейки и столик, особым образом выстригли плети, до этого почти полностью заслонявшие вход, и беседка приобрела одновременно уютный и таинственный вид.

Дневной свет почти не проникал внутрь, и несколько секунд глаза Эрики привыкали к темноте. Разглядев скамейку, она села; Заробалас остался стоять. Он загораживал вход своей массивной фигурой. Почувствовав безотчетную тревогу, Эрика тут же перешла в наступление.

– Выкладывайте, что вам известно! – потребовала она.

– Госпожа Трейси, если вы действительно хотите что-то узнать, возьмите другой тон.

– Другого тона вы не заслуживаете! Водите за нос меня и Роберта. Вы солгали ему, заявив, что ничего не знаете. Но я убеждена в обратном.

– Ах вот как? – грек усмехнулся, не скрывая презрения. – Значит, вы убеждены? Значит, это именно ваша проблема, не моя. Почему я должен вам помогать? Неужели только на том основании, что ваш муж платит мне за работу, которую я выполняю вовремя и без нареканий?

Эрика взирала на бригадира с изумлением. Он стоял, скрестив руки на груди, – внешне спокойный, но она ощущала исходившую от него враждебность.

Эрика не находила слов, чтобы заставить Заробаласа играть по ее правилам. Задача, еще недавно казавшаяся ей легкой, внезапно превратилась в практически неосуществимую.

– Аникетос, пожалуйста, помогите мне! – Эрика вскочила. – Я должна знать, иначе сойду с ума… Мне кажется, я уже схожу с ума. Понимаете, это действительно очень важно. Я знаю, что здесь погибли люди. Нет смысла отрицать очевидное. Вы вольны говорить Роберту все, что угодно. Но мне солгать не сможете. Не сможете!

– Почему вы так в этом уверены?

– Потому что вы были здесь в тот день.

– Нет. – Он покачал головой. – Нет, вы ошибаетесь.

– Значит, был кто-то, кто вам рассказал, – гнула своё Эрика.

– Госпожа Трейси, это просто легенда. Страшилка для потехи охочих до сенсаций туристов. Вместо того, чтобы копаться в прошлом, лучше сосредоточьтесь на настоящем. Через неделю здесь будет не протолкнуться от придирчивых толстосумов, и вам понадобится немало сил, чтобы их удовлетворить.

– Вы видели ее?

– Кого? – бригадир, уже собиравшийся выйти из беседки, резко обернулся.

– Девушку в белом платье, с черными волосами.

– О ком вы говорите, госпожа Трейси?

Эрика могла бы поклясться, что в голосе бригадира кроме удивления отчетливо прозвучал страх.

– Она бродит по отелю и парку. Неужели вы ни разу с ней не встречались?

– Нет. А вы?

– Я же говорю, что видела ее несколько раз! – потеряв терпение, воскликнула Эрика.

– Не понимаю, о ком вы говорите, – повторил Заробалас. – На территории отеля я видел только рабочих, вас и вашего мужа. И еще уборщиц. Возможно, эта женщина – одна из них?

Эрика покачала головой.

– А господин Трейси? Он тоже ее видел?

Они стояли неподвижно, глядя друг другу в глаза. Эрика не выдержала первой – отвела взгляд.

– Вы можете идти, кирие Заробалас. – пробормотала она.

Бригадир кивнул и вышел из беседки.

Не стоило говорить ему про девушку, подумала Эрика, сжав кулаки так, что ногти впились в ладони. Она чувствовала, что совершила ошибку. Но сказанного было не вернуть.

Эрика резко села в постели, задыхаясь от ужаса, пытаясь сдержать рвущиеся наружу рыдания. Была глубокая ночь – часы показывали без четверти три. Всё повторялось вновь, в который уже раз: сначала безуспешные попытки заснуть, потом погружение в беспокойное забытье и, наконец, яркий, словно наяву, кошмар, влекущий за собой мучительное пробуждение.

Совсем как в ту первую ночь, когда она слышала плач.

Только теперь Эрика спала одна на широкой кровати. Роберт перебрался в другую комнату.

Их отношения, до недавнего времени безупречные, дали основательную трещину. Причиной была не столько нервотрепка перед официальным открытием, которая не могла не сказаться на и без того вспыльчивом характере Роберта, сколько его упорное, граничащее с тупым упрямством нежелание отнестись всерьез к событиям двадцатилетней давности.

Они теперь почти не разговаривали друг с другом спокойно, только на повышенных тонах. Роберт постоянно огрызался, и Эрика старалась как можно реже общаться с мужем, обращаясь к нему только по служебным вопросам. Они больше не завтракали вместе на террасе. В довершение всего, накануне Роберт перенес свои вещи в номер, смежный с кабинетом. Он объяснил, не глядя Эрике в глаза, что так ему удобнее, поскольку он часто засиживается с документами допоздна и не хочет будить ее полуночными возвращениями. Но Эрика понимала, что это лишь предлог.

Самое неприятное заключалась в том, что она испытала едва ли не облегчение от поступка мужа. Возникшее между ними отчуждение свело на нет любые проявления нежности, а значит, об интимной близости – по крайней мере, в ближайшие дни – не могло быть и речи. Эрике было проще ложиться одной в постель, хотя засыпать стало еще сложней. Раньше она прижималась к широкой спине мужа и постепенно погружалась в дремоту, а теперь подолгу лежала с открытыми глазами, чутко прислушиваясь к окружавшим ее звукам, с покорной обреченностью ожидая повторения кошмара, повторяющегося почти каждую ночь.

Она нащупала выключатель и зажгла прикроватную лампу. Темнота отступила, рассеялась по углам. Схватив бутылку воды, Эрика жадно припала к ней и пила, пока не утолила жажду. От открытой балконной двери тянуло ночной прохладой. Выпростав ноги из-под спутанной простыни, Эрика встала, накинула поверх сорочки халат и завязала кушак.

Что-то ее насторожило. Она не могла понять, что именно, и стояла не шевелясь, вся обратившись в слух. Это не было отголоском недавнего кошмара. Это было нечто, происходящее наяву. И происходило оно совсем рядом.

Эрика подкралась к двери и прислушалась. По коридору действительно кто-то ходил. Но кроме нее и Роберта, в отеле никого больше не было. Во всяком случае, никого из тех, кого она знала.

Открыв дверь, Эрика крикнула срывающимся голосом:

– Роберт! Роберт, это ты?

В дальнем конце коридора мелькнуло светлое пятно. Кто-то свернул за угол, но Эрика успела заметить мелькнувший подол белого платья. Не раздумывая, она помчалась туда, мимо закрытых дверей номеров, мимо лифтов и запасного выхода. Достигнув поворота, Эрика остановилась и, пытаясь выровнять дыхание, осторожно выглянула из-за угла.

Казалось, незнакомка не идет, а плывет по воздуху, едва касаясь ногами пола. Она пересекла рекреацию и была уже довольно далеко, хотя шла медленно, слегка запрокинув голову с копной распущенных волос, словно они были слишком тяжелы для нее.

Внезапно девушка остановилась, открыла дверь одного из номеров и вошла туда. Ей не составило труда это сделать, поскольку система магнитных ключей еще не была введена в действие.

Эрику охватила злость. Незнакомка вела себя так, словно это был ее отель. Судя по всему, она прекрасно знала расположение комнат и часто ими пользовалась.

Подкравшись к той самой двери, Эрика рывком распахнула ее и вошла внутрь. Это был стандартный двухместный номер с узким тамбуром, из которого другая дверь вела в ванную комнату.

Пошарив рукой по стене, Эрика включила свет. К ее изумлению, номер оказался пуст. Эрика заглянула в ванную, открыла дверцы шкафа, потом вышла на балкон – разумеется, тоже пустой.

– Она не могла исчезнуть. Просто взять и раствориться в воздухе. Это…

Внезапно ночную тишину прорезал женский крик. Точнее, вопль ужаса, переходящий в визг. Эрика кинулась обратно в коридор, уверенная, что кого-то убивают.

Вопль повторился, оборвавшись на самой высокой ноте и перейдя в хриплое бульканье – более жуткое, чем сам крик.

Охваченная ужасом, Эрика замерла посреди тускло освещенного коридора. Обливаясь холодным потом, тяжело дыша и поминутно озираясь, она пыталась понять, за какой из многочисленных дверей происходит то, чего она предпочла бы никогда не видеть и не слышать. Но мозг отказывался повиноваться.

Снова этот звук – приглушенное бульканье, от которого кровь стыла в жилах. Внезапно его заглушил грохот упавшего тяжелого предмета. На этот раз Эрике удалось установить направление звука. Она бросилась к угловому номеру, граничившему с рекреацией, представлявшей собой зону отдыха с мягкими диванами, столиками для чаепитий и пальмами в кадках.

За дверью было тихо. На короткий миг Эрика почти уверилась, что в действительности никто не кричал, что во всем виновато ее воображение, подхлестнутое страхом, поэтому ей можно вернуться в кровать и попытаться снова заснуть…

Внезапно раздался новый звук: шум льющейся воды. Эрика прижалась ухом к двери, одновременно скосив глаза в сторону, чтобы не пропустить того, кто, возможно, уже крался к ней сзади – незнакомка или кто-то другой с недобрыми намерениями.

Да, в номере определенно принимали душ. Возможно, Роберту не понравилась его новая спальня и он перебрался сюда? Ерунда, не стал бы он это делать посреди ночи, да и вообще…

Опять бульканье. Словно кто-то неумело полоскал горло, давясь и захлебываясь. Решительно повернув ручку, Эрика переступила порог и остановилась, отказываясь верить собственным глазам.

Номер заливал электрический свет. Посреди прохода лежала перевернутая прикроватная тумбочка, перегораживая доступ к жилой комнате. Из-за неплотно прикрытой двери в ванную, где тоже горел свет, доносился шум включенного на полную мощность душа.

Виниловая шторка на ванной была задвинута. По ней изнутри хлестали струи воды. Зеркало над раковиной запотело, по стенам мелкими каплями стекал конденсат. На полу образовалась лужа.

Эрика рывком отдернула шторку и замерла от изумления. В ванне никого не было. Из закрепленной на кронштейне лейки душа лилась горячая вода. Эрика кинулась к кранам, поскользнувшись в луже и едва не растянувшись на кафельном полу, и перекрыла их.

Она силилась заплакать, но не могла. Погасив свет, вышла из номера и, с трудом переставляя ноги, побрела по коридору обратно в свою спальню.

Проснулась Эрика от того, что ее тряс за плечо Роберт.

– Приехала менеджер из кадрового агентства! Сколько можно спать?

Она села, неохотно вынырнув из темной субстанции, в которой пребывала несколько часов. Тело ломило, словно его избили палками. Болела голова, во рту пересохло. Из окна лился яркий солнечный свет, вызывая резь в глазах. С трудом сфокусировав взгляд на муже, Эрика пробормотала:

– Который час?

– Четверть двенадцатого. Там кирия Цавахиду. Ты назначила ей встречу на одиннадцать.

– Проводи ее на террасу. Скажи, что я приду через десять минут.

– Эрика, ты в порядке? – Роберт вгляделся в ее лицо. – Вид у тебя нездоровый.

– Немного простыла. Сейчас выпью пару таблеток аспирина, и все пройдет.

– Ладно. – он встал. – Приводи себя в порядок и спускайся.

Когда за Робертом закрылась дверь, Эрика спустила ноги с постели, дождалась, пока перестанет кружиться голова, и осторожно встала. Каждое движение давалось с трудом, отзываясь мучительной болью в мышцах и суставах, напоминая о том, что случилось ночью.

Эрике хотелось верить, что это был лишь кошмар, порожденный уставшим от постоянного напряжения мозгом, но внутренний голос твердил, что все случилось наяву: и бродящая по коридорам незнакомка, и женские крики, и включенный душ.

Обхватив голову руками, Эрика застонала. Отель открывался через несколько дней, а у нее не осталось ни моральных, ни физических сил, чтобы помочь мужу. Роберт не слышал ее, не хотел ей помочь, смеялся над ее страхами. Она больше не могла рассчитывать на него. Она снова осталась одна – как тогда в Лондоне, когда умерла Персефона.

Натянув одежду и кое-как причесавшись, Эрика спустилась в лифте на первый этаж и поплелась на террасу ресторана. Мельком взглянув на себя в зеркало, она вздрогнула: лицо было неестественно-бледным, губы потрескались, под глазами – темные круги. Эрика попыталась вспомнить, когда в последний раз спала нормально. Неудивительно, что она выглядит как испуганное приведение. Подавив готовый вырваться наружу истерический смешок, Эрика вышла на террасу.

Кирия Цавахиду, сидевшая за столиком, при ее появлении вскочила.

– Кирия Трейси, отличные новости!.. О, вы себя плохо чувствуете?

– Я вас слушаю.

– Мы нашли новых сотрудников вместо тех десяти человек, которые отказались… не захотели…

– И где вы их нашли? Неужели на Косе?

– Нет… – менеджер замялась. – У нашего агентства филиалы на всех крупных островах, а головной офис находится в Афинах. Мы поставили в известность руководство компании, и нам помогли найти людей. В основном на отдаленных островах, где почти нет работы.

– Их квалификация, полагаю, оставляет желать лучшего.

– Что вы, кирия Трейси! – воскликнула девушка с обидой в голосе. – У каждого из них приличный стаж работы и положительные рекомендации. Я распечатала их анкеты.

Она вынула из папки пачку листов и положила на столик.

– Я потом посмотрю. А что с оплатой? Они не потребуют больше, чем мы готовы предложить?

– Наоборот, – кирия Цавахиду наклонилась к Эрике и доверительно прошептала. – Поскольку многие давно сидят без работы, удалось заполучить их за смешные деньги. На каждой анкете я карандашом проставила сумму. Начальник службы безопасности готов получать как обычный охранник. Конечно, он рассчитывает на ежеквартальную премию, но тут уж решать вам.

– Привозите их завтра к одиннадцати. Отель открывается через пять дней, в ближайшую субботу. В среду утром все сотрудники должны выйти на работу. С этого дня им будет начисляться зарплата.

Эрика поднялась, давая понять, что разговор окончен. Гречанка тоже встала и, пробормотав набор дежурных фраз, удалилась.

Эрика медленно опустилась обратно на стул. От головной боли ее подташнивало. Она понимала, что не сможет дойти до кухни, поэтому воспользовалась сотовым телефоном.

– Кирие Адамиди, принесите чашку крепкого кофе, стакан воды и аспирин. Я на террасе.

Солнечный свет невыносимо резал глаза, и Эрика прикрыла их ладонями. В воздухе разливалась полуденная жара. Внезапно она поймала себя на мысли, что уже много дней не купалась. О том, чтобы поплавать в бассейне, нечего было и думать, хотя прохладная голубая вода манила, переливаясь на солнце и обещая отдохновение. А на то, чтобы дойти до моря, у нее не было времени.

Отвернувшись от бассейна, Эрика увидела повара, который спешил к ней с подносом. Кирие Адамиди составил на стол всё, что она просила, и участливо спросил:

– Может быть, приготовить вам завтрак?

Искренняя тревога на лице пожилого повара вызвала у Эрики новый приступ раздражения.

– Если мне что-то понадобится, я дам вам знать.

Достав из пузырька пару таблеток, Эрика кинула их в рот и запила водой. Выждала пару минут и принялась за кофе, но вопреки обыкновению его вкус и аромат вызвали у нее не прилив бодрости, а новый приступ тошноты. Отставив недопитую чашку, Эрика задумалась. Ей нужно было срочно попасть на центральный причал Коса, откуда через полчаса отходил паром на Нисирос.

Кирие Ксенакис сдержал слово и организовал Эрике встречу с Хестией Сифакису.

О том, чтобы взять машину Роберта, не могло быть и речи. Во-первых, с того дня, когда Эрика самовольно отправилась в город, он стал носить ключи с собой, а во-вторых, она не смогла бы сейчас сесть за руль – слишком плохо себя чувствовала. И поэтому вызвала такси.

Через час Эрика стояла на палубе парома и смотрела туда, где на стыке неестественно-синего неба и изумрудно-зеленой воды вырисовывались далекие очертания Нисироса. Соленые брызги летели в лицо, оседали на обнаженных руках. На ней были солнцезащитные очки, волосы она покрыла шелковым шарфом, концы которого свободно развивались за ее спиной. Солнце стояло высоко в небе, но благодаря навесу над палубой Эрика оставалась в спасительной тени.

Вода, пенистыми волнами расходящаяся от бортов парома, остро пахла солью. Дул довольно сильный ветер, и почти все пассажиры спрятались внизу, в кают-компании с панорамными окнами. На палубе, помимо Эрики, остались лишь несколько туристов. На их шеях висели фотоаппараты, из карманов торчали путеводители, а на лицах читалось жадное нетерпение: Нисирос считался одним из ключевых пунктов туристического маршрута благодаря потухшему, но по-прежнему «дышащему» вулкану и церкви Пещерной Богородицы, икона которой, по слухам, исцеляла от всех болезней.

Остров становился всё крупнее, пока не превратился в островерхую громадину с поросшими зеленью склонами, к которым лепились белые, словно сахарные домики с голубыми ставнями.

Паром вошел в маленькую гавань и пришвартовался у причала, вокруг которого покачивались на воде рыбачьи лодки и прогулочные яхты. Пассажиры потянулись к выходу. Оказавшись на бетонном понтоне, Эрика тут же ощутила на себе безжалостность дневного солнца и невольно посочувствовала туристам, которые уже садились в автобус, чтобы подняться по горному серпантину в пропахший серой кратер вулкана, где было гораздо жарче, чем на пристани.

Сразу за паромным терминалом начинался городок Мандраки, он же – столица Нисироса. Сверившись с адресом, Эрика пошла по извилистому променаду, вдоль левой стороны которого тянулись жилые дома, магазины и лавочки, а вдоль противоположной – набережная, сплошь застроенная ресторанчиками на открытом воздухе. Столики, расставленные под разноцветными полотняными навесами, упирались в парапет, за которым плескалось море.

Таверна, которой владели Хестия и ее муж, располагалась в узком трехэтажном доме, возведенном из серого камня несколько веков назад. Над входом висела вывеска с непритязательным названием «Обед рыбака». Внутри, в душном полутемном зале, не было ни одного посетителя, хотя близилось время обеда. Стоявшая за барной стойкой девушка протирала стаканы, напевая себе под нос какую-то мелодию. Увидев Эрику, она улыбнулась:

– Добрый день, кирия! Если вы хотите пообедать, перейдите через дорогу и садитесь за столик под навесом. Утром и днем мы обслуживаем на улице. Здесь только коктейли по вечерам.

– Мне нужна хозяйка. – Эрика заглянула в бумажку. – Хестия Димитриади.

– Сейчас я ее позову.

Девушка ушла, а Эрика осталась стоять у входа, разглядывая развешанные по беленым известью стенам репродукции живописных видов Нисироса. Когда из дальней двери показалась женщина, одетая в простое льняное платье, Эрику охватило внезапное волнение. Она назвала свое имя, не сводя глаз с хозяйки таверны, которая, в свою очередь, так же пристально смотрела на нее. Высокая, изящная, с гладкой оливковой кожей, вьющимися медвяными волосами и янтарными глазами, Хестия Димитриади гораздо уместнее смотрелась бы на подиуме или на развороте глянцевого журнала, несмотря на то, что уже приблизилась к сорокалетнему рубежу или даже переступила его. Проще говоря, она была ошеломительной красавицей.

– Спасибо, что согласились встретиться со мной, кирия Димитриади.

– Просто Хестия.

– Хорошо. Тогда и вы зовите меня по имени.

– Вы не против, если мы побеседуем снаружи, Эрика? Вот-вот нахлынут посетители из числа наиболее голодных, – Хестия улыбнулась, хотя глаза ее были холодны.

Они перешли через дорогу и нырнули под тент одного из импровизированных ресторанчиков, мимо которых недавно проходила Эрика. Только сейчас она поняла, что все заведения подобного рода работали по одинаковому принципу, перемещаясь на летние месяцы из душных помещений на открытый воздух. Владельцам приходилось оплачивать дополнительную аренду участка на набережной, но прибыль, получаемая от туристов, предпочитающих за обедом любоваться морем, оправдывала расходы.

Хестия подвела Эрику к столику возле парапета, откуда просматривался весь ресторан, уже начинавший заполняться посетителями. Сев лицом к морю, Эрика увидела вдалеке паром, доставивший ее на остров. Через два часа он отплывал обратно, и Эрике нужно было успеть на него.

– Этот вид никогда не надоест, – сказала она, прервав затянувшееся молчание.

– Ради него я перебралась сюда с Коса, – откликнулась Хестия. – А сейчас уже не замечаю.

– Должно быть, у вас много забот с таверной?

– Я лишь помогаю мужу. У него еще два ресторана в разных районах Мандраки. Как насчет обеда? Сегодня в качестве дежурного блюда «Гаридес саганаки»[9].Наш повар замечательно его готовит.

– Спасибо, я не голодна.

– Тогда выпьем чего-нибудь прохладительного. – Хестия сделала знак официантке. – Итак, что привело вас сюда?

– Разве кирие Ксенакис не сказал вам?

– Тезеус попросил меня быть с вами предельно откровенной – насколько это возможно, конечно, – в пересказе известных событий двадцатилетней давности. Но он не рассказал ничего о вас, кроме того, что теперь вы владеете отелем.

– Отелем владеет мой муж Роберт. Я ему помогаю – как вы своему. Мы приехали из Англии…

– Вот как? – быстро переспросила Хестия. – Разве вы не гречанка?

– Только по крови. Я родилась в Лондоне, где жила до недавнего времени.

– Но вы бывали на Косе раньше?

– Нет. О чём теперь жалею.

– Не стоило вашему мужу покупать «Вергопуло», – помолчав, сказала Хестия.

– Теперь у отеля другое название.

– Неважно. Это про́клятое место! – с внезапным жаром воскликнула она. – Преступление не имеет срока давности. Души людей, умерших насильственной смертью, так и не обрели покоя. Отель населен призраками, и никто не сможет чувствовать себя там в безопасности.

Внезапно Эрику пробрал озноб, несмотря на жару и яркое солнце, пробивавшееся сквозь ткань тента. Вздрогнув, она машинально обхватила себя руками; холодный сок в украшенном апельсиновой долькой бокале уже не вызывал желания его попробовать.

– Разумеется, я выражаюсь фигурально, – добавила Хестия прежним спокойным тоном. – Я не верю в потусторонние силы и считаю, что бояться следует живых. Конечно, в отеле нет никаких призраков, но…

– Вы в этом уверены?

Тон, которым Эрика это сказала, заставил Хестию пристально взглянуть на свою собеседницу.

– В «Персефоне» обитает по крайней мере одно приведение. Я видела его много раз.

Хестия помолчала, прежде чем спросить:

– Как оно выглядит?

Эрика подробно описала незнакомку в белом платье и добавила:

– Возможно, это девушка, которая жила или работала в отеле и погибла в тот день. Во всяком случае, она прекрасно знает расположение номеров и прочих помещений.

– Почему вы решили, что она призрак, а не кто-то, выдающий себя за него?

– Потому что она исчезает так же внезапно, как и появляется. Буквально растворяется в воздухе, стоит мне настичь ее.

– Вы очень смелая, – Хестия покачала головой. – Я бы не смогла преследовать приведение, хоть и говорила недавно, что не боюсь умерших. Правда, если бы кто-то посягал на мою собственность, пусть даже из другого мира…

– Расскажите, что случилось в тот день, когда вы заболели.

– Я работала в «Вергопуло» второй год. Работа была сезонная, хорошо оплачиваемая, и, кроме того, она мне нравилась. Вопреки стереотипам, я не считала зазорным учить плаванию привередливых иностранок, поскольку легко находила с ними общий язык. Дело было не только в том, что я в совершенстве знала английский и могла сносно изъясняться на немецком и испанском. Я не считала себя вторым сортом, так же, как не считала всех этих женщин выше себя по положению. И пусть они видели во мне лишь инструктора по аква-аэробике и технике ныряния, это не мешало им относиться ко мне с уважением. Я с самого начала так себя поставила, в отличие от всех тех дурочек, моих ровесниц, которые, устроившись горничными, считали, что им несказанно повезло, и готовы были пресмыкаться перед богатыми туристками. Работая с мая по октябрь, я помогала своей семье и при этом почти ни в чем себе не отказывала. Единственная проблема заключалась во владельце отеля. То, что Арес Вергопуло приставал к смазливым сотрудницам, еще полбеды. Этим многие мужчины грешат, а Арес был мужчина видный, хотя и говорил всегда таким тоном, будто ты грязь у него под ногами. Водились за ним делишки и потемнее. Я старалась его избегать, и в основном мне это удавалось. Я ведь почти всё время проводила или в бассейне, или на пляже, если кто-то оплачивал индивидуальные занятия в море. Но пару раз я едва не оказалась в его апартаментах, куда он пытался меня затащить силой. Это было в разгар первого сезона, поэтому я решила: отработаю до окончания контракта, и больше в этот отель ни ногой. Но к следующему лету неприятные воспоминания стерлись из памяти, и когда меня пригласили на ту же должность, я согласилась. В тот год сезон стартовал рано, в двадцатых числах мая. Жара стояла не в пример нынешней. Но я умудрилась подхватить вирус и слегла с высокой температурой. Это случилось девятого июня, а на следующий день…

– Кто-то отравил воду в бассейне.

– До сих пор не понимаю, как ему это удалось.

– Ему? Вы имеете в виду Ареса Вергопуло?

– Нет, он бы не стал этого делать, разумеется. Но ведь кто-то же это осуществил. Столь дьявольский замысел требовал сноровки, осторожности и знания технических коммуникаций: всех этих труб, разветвлений и так далее. Кроме того, требовалось раздобыть не просто отраву, а такую отраву, которая за считанные минуты исчезала вместе с проточной водой.

– Кирие Ксенакис сказал, что те, кто плавал в бассейне, погибли практически мгновенно.

– К счастью, не на моих глазах. Мне сообщила Арета, соседка по комнате. Вначале я ей не поверила. Хотела пойти посмотреть, но она меня удержала, сказала – не стоит, уж больно жуткое это зрелище. Трупы упаковали в пластиковые пакеты и отнесли в подвал, а потом, когда стемнело, вывезли их на грузовике. Вергопуло собрал всех в конференц-зале и приказал хранить молчание. Сотрудникам запрещалось не только выносить информацию об инциденте за пределы отеля, но и обсуждать между собой. За каждым отделом закреплялись ответственные за нераспространение слухов, обязанные следить за своими коллегами и доносить на них Аресу. Все прекрасно знали, что этот человек угроз на ветер не бросает, поэтому о случившемся так никто и не узнал.

– А как же те постояльцы, которые находились возле бассейна и всё видели?

– Их было всего несколько человек. Вероятно, Арес их подкупил. Кроме того, существовала официальная версия: якобы в систему очистки воды попал хлорный концентрат. Техника, обслуживающего бассейн, уволили. Думаю, как раз по той причине, что тот прекрасно знал: хлор не при чем. Поймите одну вещь, Эрика: Арес Вергопуло умел быть убедительным. Когда он хотел внушить человеку определенную мысль, ему это без труда удавалось. Что уж говорить об остальных, если даже я, яростная поборница правды, согласилась молчать.

– Он и вам заплатил за молчание?

– Нет! – вспыхнув, резко ответила Хестия. – У Ареса нашелся более действенный рычаг давления: мой брат Филон. Он был младше меня на два года, но уже успел попасть в неприятную историю. Если бы Арес сообщил в полицию, Филон получил бы тюремный срок.

– Получается, не заболей вы в тот день…

– Я бы погибла. Да и жертв было бы гораздо больше. Мне пришлось отменить утреннее занятие по аква-аэробике, поэтому почти все, кто обычно ею занимался, отправились на пляж. Лишь немногие остались, чтобы поплавать в бассейне.

– Преступник вряд ли мог это предвидеть.

– О том, что я заболела, знали только Арета, менеджер по персоналу и врач. Но я думаю, отравитель не ставил целью уничтожить как можно больше людей. Это была проверка.

– Репетиция… – пробормотала Эрика, вспомнив слова главного редактора. – Зачем же ему понадобилось ждать больше месяца до следующего раза?

– Система труб для подачи воды – вещь довольно запутанная. Чтобы в ней досконально разобраться, требуется время. И потом, у задержки могла быть еще одна причина…

– Какая?

– В начале июня отель был заполнен лишь на треть. Через месяц – почти полностью.

– Значит, конечной целью было именно массовое убийство?

– Да. Это-то и напугало меня сильнее всего, – ответила Хестия.

Они с Эрикой посмотрели друг на друга, и Эрика увидела в глазах гречанки страх, словно та заново переживала события двадцатилетней давности.

– Поэтому вы уволились?

– На следующий же день. Меня никто не удерживал. Всем, кто решил уйти (а я была не одна такая), тут же дали расчет. На освободившиеся места быстро нашлись желающие: с работой на Косе всегда было туго. Арес понимал, что даже уволившись, сотрудники будут молчать о случившемся. Он был не из тех, кто угрожает впустую, и умел внушить страх. Я уходила в никуда, но вскоре устроилась в «Вестник Коса». Новая работа оплачивалась меньше и была не такая интересная, зато куда более спокойная. По крайней мере, в редакции я могла не опасаться за свою жизнь.

– То, что случилось потом, стало для вас полной неожиданностью?

– Я бы так не сказала. – Хестия задумчиво помолчала. – Наверное, подсознательно я ждала чего-то подобного… знаете, такие вещи – я имею в виду десятое июня – почти всегда имеют если не продолжение, то далеко идущие последствия.

– Вам сообщил кто-то из сотрудников отеля?

– Хипатос. Он работал помощником шеф-повара. У нас… в общем, тем летом мы встречались, – щеки Хестии слегка порозовели. – Ничего особенного, обычный короткий роман. Когда он позвонил тем утром, я, слушая его, сначала испытала неверие и ужас, а потом – осознание ужасной вины, ведь если бы я не испугалась угроз Ареса и сразу пошла в полицию, трагедию можно было бы предотвратить. Я не помню, как добралась до отеля. То, что я увидела, повергло меня в шок. Но на эмоции времени не было, я понимала, что скоро отель будет оцеплен, а все, кто находится на его территории – то есть те, кому повезло остаться в живых – изолированы от остальных жителей острова. Я вскочила на мотоцикл и помчалась в редакцию. Меня обгоняли «скорые» с сиренами, приходилось сворачивать на обочину, чтобы уступить им дорогу. Центр города напоминал театр военных действий, причем в буквальном смысле слова. Надо отдать Тезеусу должное: он сразу мне поверил, хотя мы были едва знакомы, а история мало походила на правдоподобную. Он отправил кого-то в госпиталь выяснить подробности, а мне велел написать статью, которая спешно ушла в печать.

– В тот же день военные изъяли все отпечатанные экземпляры.

– Верно. – Хестия удивленно взглянула на Эрику. – Тезеус многое вам рассказал.

– Насколько я поняла, кирие Ксенакис тяжело болен…

– У него рак, – гречанка помрачнела. – К сожалению, неоперабельный. Врачи отводят ему не больше полугода. При таком раскладе можно позволить себе быть откровенным.

– А вы? – Эрика пристально взглянула на нее. – Почему вы откровенны со мной, Хестия? Неужели только потому, что мой муж купил этот проклятый отель?

– Вы живете там – значит, имеете право знать правду. Вы не пришли бы ко мне, если бы вас не мучило прошлое, которое уже влияет на настоящее, а ведь отель еще даже не открылся.

Эрика ощутила знакомые предвестники подступающей паники: ледяные пальцы сжали ее сердце, стало трудно дышать.

– Вы думаете… что, когда отель откроется… – пробормотала она.

– Будь я на вашем месте, не допустила бы открытия. Вам следовало свернуть работы и попытаться продать отель, едва вы узнали правду о «Вергопуло».

– Если бы это было так просто! Роберт и слышать не хочет о той истории. Он считает, что это чушь, обычная страшилка. И что нашим постояльцам ничего не угрожает.

– Мужчины все упрямы. – Хестия покачала головой. – Я не знаю, чем вам помочь, Эрика. Разве что советом: держите ухо востро. Не пускайте на территорию подозрительных людей. Никому не верьте: ни сантехникам, ни водопроводчикам, якобы вызванным вашим мужем или кем-то из персонала для ремонта труб. Прежде, чем допускать их до работ, проверьте, в самом ли деле они те, за кого себя выдают. Если бы тем летом Арес не проявил такую беспечность, он и сейчас был бы жив, – добавила она изменившимся голосом, устремив взгляд на морскую гладь, расстилавшуюся за парапетом.

– Он вам нравился? – прямо спросила Эрика.

– Что? – Хестия едва не подскочила от неожиданности.

На ее лице отразилось замешательство, подсказавшее Эрике, что каким-то необъяснимым образом она угадала правду.

– С чего вы взяли? – резко спросила Хестия. – Арес был отъявленный мерзавец…

– Женщины часто влюбляются в мерзавцев. Такова уж наша природа.

– Не в моем случае. У меня замечательный муж. Я рада, что встретила Алексиса и вышла за него.

Хестия вызывающе вскинула голову, и Эрика вновь поразилась ее ничуть не поблекшей с годами красоте, испытав невольный укол зависти.

– У вас есть дети? – спросила она.

– Дочь восемнадцати лет. Через три месяца она родит, так что скоро я стану бабушкой, – Хестия усмехнулась, словно прекрасно понимала, сколь мало это звание соотносится с ней, женщиной, не подвластной разрушительному воздействию времени.

– Вы счастливая! У вас есть все, что только можно пожелать: дом на берегу моря, свой ресторан, любящий муж, взрослая дочь, а скоро будет еще и внук…

– Разве у вас всего этого нет? – удивленно вскинула брови Хестия.

– Только Роберт. И отель… но он, в отличие от рыбной таверны, – сомнительное удовольствие.

– Поверьте, с таверной тоже много хлопот.

– Хестия, если позволите, я задам еще один вопрос. – Эрика сделала паузу и продолжила, только когда ее собеседница согласно кивнула. – Вам знаком Аникетос Заробалас?

– Он был деловым партнером моего отца – владельца строительной фирмы. А что?

– Заробалас руководил ремонтными работами в «Персефоне». Что он за человек?

– Сложно сказать. Прошло двадцать лет, как я его последний раз видела. И у меня с ним не было никаких общих дел, разумеется.

– Но вы должны хоть что-то о нем помнить! – настаивала Эрика. – Возможно, ходили какие-то слухи… или ваш отец говорил о нем. Разумеется, это останется между нами.

– Почему вы им интересуетесь? Он напортачил вам с ремонтом?

– Нет, бригада хорошо справилась со своей работой. Как к специалисту у меня к нему нет нареканий. Но он странный человек. Скрытный, недружелюбный… После разговора с Заробалосом остается неприятный осадок, словно он уличил тебя в чем-то неприглядном.

– Да, он всегда был таким. Когда я училась в старших классах, отцу пришлось продать свой бизнес, и Заробалас перестал бывать у нас дома – к радости матери, которая его терпеть не могла. Как же я была удивлена, когда столкнулась с ним в «Вергопуло» почти сразу, как устроилась туда работать!

Эрика насторожилась.

– Вот как? И что он там делал? – быстро спросила она.

– То же, что и всегда: руководил ремонтом. Во втором корпусе укрепляли несущие конструкции или что-то в этом роде.

– Это было тем летом, когда произошла трагедия?

– Нет, предыдущим. В мой первый рабочий сезон.

– Он вас тогда узнал?

– Да. Мы перекинулись парой слов. Аникетос поинтересовался, как дела у отца, а я из вежливости спросила про его семью. После этого я видела его мельком пару раз, пока велись работы, но больше с ним не разговаривала.

– Понятно.

– Вижу, вы разочарованы моими ответами.

– Нет-нет, вовсе нет.

– Может, всё же пообедаете? Я угощаю.

– Я бы с удовольствием, но паром отходит через десять минут, я должна на него успеть.

– Ну, тогда… – Хестия поднялась. – Мне тоже пора. на кухне сейчас самые горячие часы, в прямом и переносном смысле. Смотрите, уже нет ни одного свободного столика.

– Рада была познакомиться, Хестия. – Эрика протянула руку для прощального пожатия. – Если я как-нибудь еще загляну к вам, вы не сочтете меня назойливой?

– Разумеется нет. Приезжайте, если появится необходимость или просто желание отвлечься от повседневных забот. Жаль, что я не смогла помочь. Лишь подтвердила то, что вам рассказали другие.

– По правде говоря, я надеялась, вы знаете того, кто это сделал. Или хотя бы подозреваете.

– Нет, я не… – Хестия запнулась.

– Значит, кого-то вы все-таки подозревали?

– Честное слово, сейчас уже не помню… Климена, ты опять подаешь канапе без шпажек? – сказала Хестия пробегавшей мимо официантке с подносом. – Извините, Эрика, мне нужно идти!

Кивнув, она направилась к столику, за которым сидело шумное семейство с целым выводком детей, один из них истошно вопил.

Эрика чуть не опоздала на паром. Когда она вбежала на пристань, матросы готовились отдать швартовы. Пассажиры наблюдали, как она бежит по причалу, размахивая руками, чтобы привлечь к себе внимание. Высокий бородатый грек в капитанской куртке помог Эрике подняться на палубу. Двигатели взвыли, вода вокруг корпуса вспенилась, став похожей на молочную пенку для капучино. Паром плавно отошел от причала и взял курс в сторону Коса.

Всё время обратного пути Эрика провела в задумчивости. Она не замечала ни ветра, бросавшего в лицо пригоршни морских брызг, ни норовивших отдавить ей ноги пассажиров, толпившихся на тесной палубе; она не обращала внимания на крайне неудобное место, которое досталось ей как опоздавшей, поскольку остальные сиденья были уже заняты.

На первый взгляд, встреча оказалась бесполезной: Хестия лишь подтвердила то, что Эрика и так уже знала. Однако у Эрики сложилось убеждение, что гречанка рассказала ей не все, умолчав о чем-то важном. Ее реакция на вопрос Эрики о подозреваемом была слишком неоднозначной, чтобы ее можно было списать на обычную неловкость при скомканном прощании. Но если бы Эрика не остановилась в своих расспросах, проявила настойчивость – Хестия как источник дополнительной информации оказалась бы для нее потеряна. Поэтому она решила спустя некоторое время вновь наведаться к бывшей сотруднице «Вестника Коса» и попытаться разузнать у нее то, о чем та на этот раз умолчала.

Был еще один важный момент, ради которого стоило сплавать на Нисирос: присутствие Заробаласа в «Вергопуло» за год до трагедии. Это означало, что бригадир уже тогда знал планировку корпусов и технические коммуникации отеля. Арес Вергопуло мог нанять его на подрядные работы и год спустя: в отеле всегда есть что отремонтировать или усовершенствовать. Значит, существовала вероятность, что Заробалас находился в отеле тем утром, когда была отравлена вода в бассейне.

Но если так, почему он упорно это отрицал? Не потому ли, что имел косвенное отношение к преступлению? Даже если Заробалас не был сообщником, он мог знать отравителя.

Эрика понимала, что припирать Заробаласа к стенке бессмысленно. Она пыталась это сделать и потерпела поражение. У нее не было доказательств его причастности, а все домыслы и предположения он решительно отметал. Если бы Роберт принял ее сторону, он бы заставил бригадира сказать правду!

Но Эрика не могла рассчитывать на мужа, который явно не собирался менять свою точку зрения.

О том, что нужно воспрепятствовать заселению гостей в отель, твердили все, с кем Эрика успела пообщаться: продавщица варенья, главный редактор, Хестия… Она и сама понимала, что постояльцы и персонал «Персефоны» помимо своей воли будут вовлечены в русскую рулетку – страшную лотерею, проигравшим в которой достанется смерть.

События минувшей ночи доказали, что в отеле происходят необъяснимые, пугающие вещи. Перед глазами Эрики по-прежнему стояла зловещая фигура незнакомки, в ушах звучал шум льющейся воды и грохот падающей мебели. Она не сомневалась, что незнакомка задалась целью выжить Эрику из отеля, который по какой-то причине считала своим. Эта бледная темноволосая девушка – призраком ли она была или человеком из плоти и крови – объявила Эрике войну и теперь демонстрировала, на что способна. Эрика не сомневалась: если они с Робертом не покинут отель, им придется об этом пожалеть.

Но для того, чтобы остановить всё теперь, когда средства от продажи путевок поступили на расчетный счет, а с местными жителями были подписаны контракты, расторжение которых грозило серьезной неустойкой, требовалась веская причина. Настолько убедительная, чтобы от нее не смог отмахнуться даже Роберт, чей закоснелый скептицизм и жажда наживы вызывали у Эрики все большее раздражение. Она и раньше знала, что ее муж – делец, поставивший своей целью получение прибыли любыми разрешенными законом способами, но лишь сейчас осознала, насколько неприглядной может быть обратная сторона этого, в общем-то, вполне обоснованного стремления.

Ее худшие опасения подтвердились, когда она, отпустив такси, вошла в вестибюль. Увидев Роберта, спешащего ей навстречу, Эрика приготовилась к привычному отражению нападок мужа, но радостная улыбка на его лице говорила о том, что он в кои-то веки пребывает в хорошем настроении.

– Эрика, замечательные новости! Все номера забронированы до конца сентября, а на июль и вовсе выкуплены! Туроператоры обрывают телефоны, а я вынужден им отказывать.

Эрика вымученно улыбнулась, раздавленная нахлынувшим вдруг ощущением беспомощности и обреченности. Он нее больше ничего не зависело. Хотя, если смотреть правде в глаза, она и раньше мало что могла. Разве что во всем соглашаться с Робертом – только тогда он был ею доволен.

– Ты не рада? – подозрительно спросил он.

– Конечно, рада. Просто устала.

– Где ты была?

– Роберт, пожалуйста, не начинай…

– Я просто спросил, где ты была!

– Ездила в город по делам.

– По каким делам?

– Это допрос? – Эрика вспыхнула.

– Да, если хочешь! У тебя… у тебя появился любовник?

Эрика влепила мужу пощечину и кинулась к лифту. Прижав ладонь к щеке, Роберт ошеломленно смотрел ей вслед. Конечно, ему не следовало задавать этот вопрос… во всяком случае, не так прямолинейно. Но Эрика никогда прежде не поднимала на него руку. Да что там руку – даже голос. Такая метаморфоза, случившаяся с ней буквально за считанные дни, наводила на неприятные размышления, но предаваться им Роберту было некогда.

Он не вспоминал об Эрике до самого вечера, а когда она не пришла к ужину, лишь пожал плечами и в одиночестве принялся за телячью отбивную, поскольку успел изрядно проголодаться.

Роберт понимал, что относится к Эрике с небрежением, которого она не заслуживает, но надеялся загладить вину после открытия отеля. Когда напряжение последних недель спадет, он вновь станет любящим, заботливым мужем, ставящим интересы Эрики превыше собственных. Ее навязчивые страхи наверняка были лакмусовой бумажкой его собственных переживаний и носили такой же, как у него, временный характер. А значит, хотя бы об этом можно было не беспокоиться.

Утром первого заселения Эрика стояла в вестибюле и наблюдала за горничными, расставляющими в напольных вазах букеты экзотических цветов с высокими стеблями и крупными фиолетовыми бутонами, едва успевшими распуститься и источавшими тонкий сладковатый аромат.

Снаружи рабочие, стоя на стремянках, закрепляли над входом гирлянду из разноцветных воздушных шаров – на взгляд Эрики, полнейшая безвкусица, но она устала спорить с декоратором, который придерживался прискорбно-традиционных взглядов на оформление новых отелей, и в какой-то момент просто позволила ему делать все, что он хочет.

Дежурный администратор усердно натирала полиролью стойку ресепшн, и без того сверкавшую чистотой. Две ее помощницы раскладывали возле компьютеров стопки электронных ключей в картонных конвертах. На первом этаже царила лихорадочная суета, предшествующая массовому заселению гостей; такая же суета наблюдалась и на остальных этажах. Старшие горничные проверяли, аккуратно ли застелены постели, расставлены ли в ванных моющие средства и наполнены ли мини-бары прохладительными напитками, а начальник административно-хозяйственной части, двигаясь по коридорам с методичностью робота, проводил рукой в белой перчатке по стенам, плинтусам и подоконникам, чтобы убедиться в отсутствии грязи.

Но самая жаркая работа кипела на кухне. Кирие Адамиди, су-шеф и два их помощника готовили завтрак на тридцать пять человек, соотечественников Эрики и Роберта, которые должны были вскоре прибыть из аэропорта. Еще около двадцати гостей, прилетавших более поздним рейсом из Гамбурга, ожидались к обеду. А к восьми вечера – началу праздничного ужина – кухня планировала приготовить несколько перемен горячих блюд (холодными закусками и десертами «Персефону» обеспечивало кейтеринговое агентство).

Эрика, как управляющая отелем, несла ответственность за все в нем происходящее. Тот факт, что по совместительству она являлась женой владельца «Персефоны», не означал, что ей положены поблажки и послабления, но Эрика и не собиралась манкировать своими обязанностями.

По опыту прежних лет она знала, что Роберт не даст ей спуску даже за малейшую оплошность, и личные отношения были не при чем. Независимо от того, пробежала между ними кошка или царило полное взаимопонимание, Роберт сохранял нейтралитет во всем, что касалось работы. Он хвалил Эрику, когда она этого заслуживала, и устраивал безжалостные разносы за промахи, если она их допускала. Эрика научилась стойко сносить справедливую критику мужа (Роберт редко позволял себе быть необъективным) и не реагировать на нее по-женски, слезами и обидами. Такой рациональный подход позволял супругам Трейси вести совместный бизнес, основанный на взаимном доверии и не зависящий от эмоций и прочих субъективных причин.

Однако в случае с «Персефоной» хорошо отлаженная схема не сработала. Эрика винила в этом твердолобость и прагматизм мужа, а Роберт – невесть откуда взявшуюся взвинченность и экзальтированность жены. Ее вера в глупую легенду о массовом отравлении крайне его раздражала, не позволяя спокойно общаться с Эрикой, которая зациклилась на приведениях, якобы бродящих по отелю, и грозящей постояльцам опасности. Правда, в последние дни она присмирела и в разговорах с Робертом (когда им все же случалось разговаривать) больше не поднимала эту тему, очевидно поняв, что это бесполезная трата времени и нервов.

Все усилия Роберта были сосредоточены на том, чтобы в процессе заселения не случилось ничего непредвиденного. Когда он узнал, что все путевки выкуплены до конца сентября, его первоначальное неверие сменилось сумасшедшей радостью. Весь отель будет полон. Оба корпуса, четыре месяца подряд! Это означало, что издержки на приобретение и ремонт отеля, покупку мебели и наем персонала окупятся быстрее, чем предполагал в своих осторожных прогнозах Роберт, когда составлял бизнес-план.

В глубине души он не сомневался, что первый сезон в «Персефоне» пройдет успешно. Он предусмотрел любые мелочи, подстраховался везде, где возможно. Придерживаясь правил разумной экономии и вычеркивая из смет всё лишнее, Роберт, однако, не копейничал, если речь шла о престиже отеля и безопасности постояльцев. Он понимал, что достаточно нескольких негативных отзывов, выпущенных на просторы Интернет-форумов, и от «Персефоны» отвернутся не только турагентства, но и туристы, самостоятельно планирующие отдых. А на восстановление репутации требуется куда больше усилий и средств, чем на раскрутку нового отеля, предлагающего бонусы при раннем бронировании.

Роберт знал о ходящих среди местного населения слухах относительно массовой гибели людей, якобы имевшей место много лет назад. Тайком от Эрики он расспросил нескольких знающих людей, в том числе специалистов по прокладке водопроводных труб, поговорил с кирие Заробалосом и начальником местной полиции, попытался отыскать информацию в Интернете (поиски не увенчались успехом), и в конце концов пришел к выводу, что все это – полная чушь. Вначале он еще пытался образумить Эрику, но, видя ее упорное сопротивление, махнул рукой, рассудив, что она излечится от своего временного помешательства, когда убедится, что людям ничего не угрожает.

День открытия стремительно приближался, и чем дальше, тем меньше думал Роберт о второстепенных вещах, то есть обо всем, что не имело прямого отношения к отелю. Он и Эрика, находясь под одной крышей, обитали как бы в параллельных мирах: спали, ели, отдыхали и предавались раздумьям независимо друг от друга – настолько, насколько это было возможно. Ежедневно в определенный час Эрика являлась в кабинет Роберта с докладом о проделанной работе. Она приносила на подпись счета, касающиеся ее компетенции, рассказывала о проблемах, если таковые возникали, и о том, что было сделано для их устранения. Они обсуждали планы на завтра, после чего Роберт благодарил и Эрика уходила, расправив плечи и вскинув подбородок в присущей ей манере, которая раньше так ему нравилась, а теперь неизменно раздражала.

Всякий раз, поднимая взгляд от стола, на котором были разложены принесенные Эрикой бумаги, Роберт видел в глазах жены ожидание… невысказанный вопрос… а иногда – неприкрытое отчаяние. Тогда он поспешно отводил взгляд и говорил еще более отстраненным тоном, чем прежде. Временами ему страстно хотелось обнять Эрику, осыпать поцелуями ее лицо, но всякий раз он мысленно себя одергивал. Они все наверстают после открытия. Эрика не разлюбит его только потому, что последние дни они спят в разных комнатах и завтракают на разных этажах.

Их слишком многое связывало, чтобы можно было вот так просто взять и всё разрушить.

– Кирия Трейси, автобусы подъехали! – взволнованно воскликнула администратор, которая несла добровольную вахту возле центрального входа.

Через стеклянные двери Эрика наблюдала за двумя автобусами с яркими логотипами туристических агентств на белых глянцевых боках. Автобусы, описав плавный полукруг по подъездной аллее, остановились, и их них, как из рога изобилия, посыпались люди.

«Начинается», – безучастно подумала Эрика. Накануне ей удалось заснуть лишь с помощью двух таблеток снотворного, и их действие еще не до конца закончилось.

Туристы хлынули в вестибюль, тотчас создав ощущение хаоса, как всегда бывает, когда люди слишком долго находятся в дороге, и вот, наконец, их выпускают на волю – сначала из салона самолета, а затем и из автобуса.

Отовсюду слышалась возбужденная английская речь, перемежаемая плачем младенцев и гомоном детей постарше. Вдоль стойки выстроилась очередь из желающих немедленно попасть в свой номер. Коридорные заносили в вестибюль чемоданы под аккомпанемент указаний их владельцев. И над всем этим многоголосьем слышались спокойные, хорошо поставленные голоса менеджеров турагентств, которые направляли и успокаивали своих временных подопечных.

Отступив вглубь вестибюля, Эрика отрешенно наблюдала за этой суетой. Хотя туристов было всего три десятка, казалось, что их не меньше сотни. Едва первые гости получили вожделенные ключи от номеров, они ринулись к лифтам, и Эрика сочла разумным убраться с их пути. Если бы ее реакции не были заторможены снотворным, она бы посмеялась над пресловутой «сдержанностью» англичан, от которой не оставалось и следа, стоило им покинуть свой остров.

Эрика поискала глазами Роберта. Сегодня они еще не успели увидеться, но он наверняка находился где-то поблизости – следил за тем, чтобы все прошло гладко, хотя это утро сотрудники отеля репетировали не единожды, отрабатывая свои действия до автоматизма. Она подумала о том, что таких суматошных заездов будет еще как минимум пять в ближайшие дни, пока отель не укомплектуется полностью, а потом начнется бег по кругу: одни выезжают, другие въезжают, и так до конца сезона, пока один за другим не освободятся все номера и отель не опустеет до следующей весны.

Если, конечно, он не опустеет гораздо раньше.

Эрика испугалась этой мысли, попыталась думать о чем-то другом, но мысль упорно возвращалась, взращённая недавними кошмарами. С той памятной ночи, когда Эрика преследовала по коридорам незнакомку, та больше не появлялась, и несколько последних ночей выдались спокойными, но Эрика подозревала, что это лишь затишье перед бурей, которая рано или поздно разразится.

Следующий час она посвятила решению проблем, неизбежно возникающих при массовом заселении, особенно когда отель только начинает работу. Всегда найдутся туристы, недовольные своим размещением или пренебрежительным, как им кажется, отношением персонала. Одним не нравится, куда выходят окна их номера (все хотят только вид на море), другие возмущены размерами комнаты или скудным ассортиментом мини-бара – причины для недовольства могут быть любыми.

Вскоре после того, как вестибюль опустел, к центральному входу подъехал новый автобус, с немецкими туристами. На сей раз, к счастью, обошлось без эксцессов. Когда за последним гостем, закрылись двери лифта, Эрика облегченно вздохнула и, поблагодарив дежурного администратора, вышла наружу, чтобы погреться на солнышке. Кондиционеры в вестибюле работали на полную мощность, нагоняя холодный воздух, и, хотя на Эрике был костюм из плотного материала, чулки и закрытые туфли, ее конечности буквально заледенели.

Эрика замерла, едва раздвижные двери бесшумно сомкнулись за ее спиной. Устремив взгляд на центральный бассейн, она почувствовала, что холодеет теперь уже от ужаса. В воде плескались женщина и ребенок.

Не раздумывая, Эрика устремилась туда, пытаясь сохранить видимость спокойствия.

Купальщицы, молодая женщина и девочка лет пяти, обе с белокурыми волосами и голубыми глазами, получали от процесса явное удовольствие. Они барахтались, брызгались и заразительно смеялись. На девочке был розовый купальник, на ее маме – сиреневое бикини. Молочно-белая кожа выдавала людей, долго обходившихся без солнца и успевших по нему соскучиться.

– Что вы делаете? – резко спросила Эрика, остановившись у кромки бассейна.

Ей пришлось повторить свой вопрос, поскольку в этот момент девочка завизжала особенно громко, подброшенная в воздух руками матери и с шумным плеском приземлившаяся обратно в воду.

– Простите? – вежливо переспросила женщина, поворачиваясь к Эрике.

Выговор выдавал в ней жительницу одного из северных графств Англии.

– Я спросила…

– Да, вы спросили, что мы делаем. – На лице женщины, облепленном мокрыми волосами, мелькнуло удивление, потом она улыбнулась. – Разве не очевидно? Мы купаемся.

– Немедленно выходите из воды.

– Мама, смотри, как я умею нырять! – закричала девочка и скрылась под водой.

– Я не понимаю. – англичанка нахмурилась.

– Мама, ты не смотришь! – возмутилась девочка, выныривая.

– Подожди, моя радость. Объясните, в чем дело.

Подплыв к краю бассейна, женщина оперлась руками о бортик и смотрела на Эрику снизу вверх.

– Здесь нельзя купаться.

Эрике стало не по себе от устремленного на нее недоуменного взгляда, но еще больше она боялась того, что…

Девочка снова нырнула.

– Выходите! – потеряв терпение, закричала Эрика.

– Хорошо, хорошо. Дженни, иди ко мне!

Англичанка вытащила девочку из бассейна, несмотря на ее сопротивление и возмущенные крики, потом выбралась сама. С ее бледного худощавого тела стекала вода.

– Может, все же объясните? – спросила она, внешне спокойная, однако ее глаза метали молнии.

– Бассейн еще не совсем готов для эксплуатации, – пробормотала Эрика.

Теперь, когда купальщицы покинули опасное место, на смену напряжению пришла неловкость за свою несдержанность. Эрика понимала, как нелепо вся троица выглядит со стороны: мокрая полуголая туристка, плачущий ребенок и она сама – в пиджаке, длинной юбке и закрытых туфлях.

– Видите ли, отель только открылся после ремонта… необходима дополнительная очистка воды, чтобы в этом бассейне могли купаться дети, – нашлась она.

– В таком случае вам следовало поставить предупреждающую табличку.

– Да, вы правы. Извините.

Женщина накинула на плечи хнычущей девочки полотенце и ласково сказала:

– Не плачь, милая. Пойдем-ка лучше на море.

– А я смогу там нырять?

– Ну конечно сможешь, глупышка. И мы поищем красивые камушки для нашего аквариума.

Они ушли, а Эрика осталась на месте. Она не могла отвезти глаз от потревоженной воды, мокрого бортика и следов босых ног на плитах, окаймлявших бассейн по периметру.

«Именно здесь всё тогда случилось. И именно здесь что-то нашел Роберт в тот день, когда приехали рабочие… Интересно, что именно?».

Резко развернувшись, она пошла обратно к отелю и в дверях едва не столкнулась с мужем, который как раз выходил из вестибюля.

– Что произошло? – спросил Роберт.

– Где? – Эрика сделала вид, что не поняла.

– У бассейна. Почему эта женщина выскочила из воды как ошпаренная?

– Малышка внезапно раскапризничалась. Наверно, с непривычки перегрелась на солнце. Вроде бы первый заезд прошел неплохо, как ты считаешь?

– Да, более-менее. И все-таки, что ты делала у бассейна?

Что-то в тоне Роберта подсказало Эрике, что ей не удастся уйти от ответа.

– Мы немного поговорили, эта женщина тоже англичанка. Она спросила, теплое ли море, и я ответила, что вода уже достаточно прогрелась. Мне не следовало с ней разговаривать? – Эрика вызывающе посмотрела на мужа.

– Нет, ну что ты. Всё в порядке. Ты проголодалась? Постояльцы заканчивают завтрак, и нам тоже не мешает подкрепиться. – Роберт приобнял ее за плечи. – Я попросил сервировать для нас стол на террасе с видом на море.

Эрика посмотрела на мужа. Он улыбался – слишком широко, чтобы улыбка могла сойти за естественную. Его глаза оставались холодными, взгляд – напряженным.

Словно он не знал, что от нее ожидать, и на всякий случай решил держаться дружелюбно.

– Мне не хочется есть. – Эрика вывернулась из его объятий. – Я недавно пила кофе, и…

– Недавно? Ты пила его в восемь утра и ничего не ела. Надеюсь, ты не откажешься от сэндвичей с крабовым мясом и оладий с кленовым сиропом?

Его якобы шутливый тон не допускал возражений, и Эрика вынуждена была подчиниться. Лишь позже в тот день она спросила себя, откуда Роберт мог узнать, что утром она ничего не ела. Ведь кофе она пила в своей спальне, где Роберт давно уже не появлялся.

Неужели муж следил за ней? Это казалось невероятным, но Роберт явно расспрашивал персонал о ее распорядке, интересуясь даже такими мелочами, как несъеденный завтрак.

От этой мысли Эрике стало не по себе. Глупо было надеяться на то, что охлаждение между ними носит временный характер. Прежний Роберт не стал бы следить за Эрикой исподтишка. Он вызвал бы ее на откровенный разговор, разобрался бы в ее страхах, разложил их по полочкам и аргументированно доказал, что ей нечего бояться.

Раньше Роберт именно так и поступал. Но с тех пор, как они переехали в «Персефону», многое изменилось. Теперь Эрике приходилось рассчитывать на собственные силы в борьбе с неизвестным злом, которое поселилось в «Персефоне».

Роберт наполнил бокалы шампанским и произнес тост. Он, конечно, надеялся, что сезон будет удачным, но не предполагал, что настолько удачным. И за это, разумеется, следует выпить.

Эрика и Роберт сидели в ресторане, где подавали приготовленную на гриле рыбу, фаршированных кальмаров и мидий, тушенных в белом вине. Панорамные окна ресторана, расположенного в центре города Кос, выходили на гавань, в этот вечерний час подсвеченную россыпью огней. На столах, покрытых белыми скатертями, горели свечи в плошках из матированного стекла. Официанты разносили блюда в дизайнерских тарелках неправильной формы. Это было пафосное и весьма недешевое заведение, рассчитанное на обеспеченных туристов, но Роберт решил, что они заслужили этот ужин. В качестве закуски он заказал русскую икру, а на горячее – омаров.

– Даже не верится, что «Персефона» официально включена во все реестры туристических агентств. Твоя мама гордилась бы тобой, милая. Отныне ее имя станет нарицательным на Косе.

«Не уверена, что маме пришлась бы по душе такая слава», – подумала Эрика. В свое время Арес Вергопуло дал отелю свое имя, которое тоже вошло в историю острова – настолько прочно, что до сих пор, услышав это название, местные жители вздрагивали от ужаса. Осознав, что Роберт ждет от нее какой-то реакции, Эрика заставила себя улыбнуться.

– Я в тебе не сомневалась. Ты отлично справляешься со всем, за что бы ни взялся.

– Я бы не справился без твоей поддержки.

– Мне показалось, что я, наоборот, тебе только мешала.

– Неправда! – Роберт вспыхнул, застигнутый врасплох прямолинейностью жены. – То есть, конечно, были разногласия, но теперь они в прошлом. У нас больше нет поводов нервничать и третировать друг друга. Отель работает как хорошо отлаженный механизм. За эту неделю не случилось никаких происшествий, и жалоб от постояльцев, насколько я знаю, не поступало.

– Было несколько мелких, но все разрешилось благополучно.

– И с персоналом никаких проблем.

– Да, кадровое агентство неплохо справилось. Меня, правда, смущает врач. На мой взгляд, он слишком молод, чтобы обладать достаточной квалификацией на случай, если произойдет нечто непредвиденное. Но у него отличные характеристики с прежнего места работы.

– Давай не будем говорить о делах этим вечером. – Роберт накрыл своей ладонью руку Эрики и улыбнулся. – Мы заслужили маленькую передышку. И знаешь, что? Хочу попросить прощения. Я срывался, грубил, вел себя неподобающе… Больше это не повторится.

– Извинения принимаются. Я рада, что ты всё же поверил.

– Поверил во что?

– В то, что случилось двадцать лет назад – и что может повториться, если мы не будем начеку.

Роберт переменился в лице.

– В эту чушь с отравлением я не поверю никогда! – запальчиво сказал он. – Я извинился только за то, что позволил обстоятельствам взять верх над нашими чувствами, допустил некоторое отчуждение…

– Понятно. Извинение с оговоркой. – холодно произнесла Эрика.

– Эрика, неужели ты не можешь простым усилием воли избавиться от той нелепицы, которую тебе внушают местные жители – эти ограниченные, суеверные люди, завидующие нашему благополучию?

– Я тоже гречанка, если ты забыл.

– Я вовсе не национальность имел в виду! Рядом с нашим отелем находится «Жемчужина Коса». Что, если слухи идут оттуда? До открытия «Персефоны» у них не было конкурентов, ведь других отелей на той оконечности острова нет. А мы, получается, перешли им дорогу. Неудивительно, что владелец «Жемчужины» пытается выжить нас отсюда, не гнушаясь способами.

– У «Персефоны» и «Жемчужины» разные ценовые категории. В «Жемчужине» останавливается более взыскательная публика, которая вряд ли прельстится тем набором услуг, которые предлагаем мы.

– Не важно. В любом случае в нас видят конкурентов. В таких случаях обычно нанимают специалиста по черному пиару и предоставляют ему полную свободу действий. Поверь, я знаю, как это делается.

«Я и сам так раньше делал», – повисла в воздухе непроизнесенная фраза.

– Разве сложно подкупить жителей поселка? – продолжал Роберт. – Всех этих официанток, продавщиц, и кто там еще потчевал тебя небылицами…

– По-твоему, главного редактора газеты тоже подкупили?

– Не знаю. Не хочу копаться в мотивах людей, пытающихся выжить нас с Коса. Достаточно того, что мы с тобой постоянно ссоримся – и сейчас, кстати, тоже, – вместо того чтобы отмечать совместный успех. Давай выпьем, и катись оно к чёрту!

Всю обратную дорогу Эрика хранила молчание. Когда Роберт обращался к ней с вопросом, она отвечала односложно и вновь замолкала, глядя на мелькавшие за окном деревья, которые в чернильной темноте южного вечера казались злобными великанами, распростершими корявые руки над петляющей серпантином дорогой.

Эрика размышляла над тем, что сказал Роберт в ресторане. Он был прав: за неделю, прошедшую с открытия отеля, не случилось никаких неприятных происшествий. Никто не пострадал, не обратился в медпункт с симптомами отравления и тем более не умер.

И никто не жаловался на то, что повстречал приведение.

Получается, незнакомку видела только Эрика. Возможно ли, чтобы девушка в белом платье была лишь плодом ее воображения? Нет, конечно нет. У Эрики не было сомнений в реальном существовании незваной гостьи, имевшей обыкновение разгуливать ночами по отелю.

Но если девушка являлась именно Эрике, другие обитатели отеля были ей неинтересны. Какую цель она преследовала? Хотела предостеречь Эрику от беды или, наоборот, замышляла недоброе?..

Как бы то ни было, прошло уже десять дней с момента их последней встречи. Заполненный людьми отель явно не способствовал ночным прогулкам по коридорам, и теперь Эрика могла хотя бы не бояться внезапного появления зловещей фигуры, окутанной полупрозрачной дымкой.

Однако в остальном ее опасения не уменьшились. Находясь на территории отеля, Эрика ощущала опасность повсюду; разве что на пляже, в те редкие моменты, когда ей удавалось выкроить время, чтобы искупаться, она чувствовала себя более-менее спокойно. Но чем ближе Эрика подходила к отелю, возвращаясь через парк после утреннего заплыва, тем сильней ее охватывало чувство опасности.

Она теперь всегда была начеку: прислушивалась, присматривалась, внимательно наблюдала за постояльцами и персоналом, особенно за незнакомцами, если таковые вдруг появлялись на территории отеля. Больше всего Эрику угнетали бассейны: основной, напротив центрального входа, и лягушатник, расположенный возле второго корпуса. Будь ее воля, она бы не допустила, чтобы в этой обманчиво безобидной воде беспечно плескались взрослые и дети. Но последнее слово всегда оставалось за Робертом. Эрика привычно играла роль второй скрипки. Впервые, с тех пор как она стала помогать мужу, ее не устраивало такое положение вещей.

Не будь постоянно довлеющего над Эрикой страха, она получала бы удовольствие от дела, которым занималась. С раннего утра и до позднего вечера Эрика была доступна для служащих отеля, которые являлись в ее кабинет по разным поводам: от незначительных до требовавших срочного вмешательства. Не имея физической возможности находиться одновременно в разных местах, Эрика тем не менее всегда знала, что происходит на всей территории отеля.

Роберт не преувеличивал, когда говорил, что без Эрики не справился бы. Она и в самом деле была его правой рукой. Если бы не ее ответственность и компетентность (незадолго до вылета на Кос она окончила курсы по гостиничному делу), Роберту пришлось бы самому решать множество вопросов.

Эрика видела, что Роберт хочет наладить с ней отношения, заметно охладевшие за прошедший месяц. Она понимала душевный порыв мужа, но не могла на него ответить. С того дня, как Роберт высмеял ее страхи и отказался продать отель, он не просто упал в ее глазах. Он стал чужим человеком – бизнесменом, на которого она работала, получая жалованье, как остальные служащие отеля. Однако Эрика не помышляла о том, чтобы уйти от Роберта. Ее так измотали ожидание беды и бессонница, что она не имела ни сил, ни желания прогнозировать судьбу их брака.

Они по-прежнему спали в разных комнатах, и Эрика уже забыла, когда в последний раз испытывала физическое влечение к мужу, и когда он сам проявлял к ней интерес. Поэтому она сильно удивилась, когда Роберт, проводив Эрику до спальни, вознамерился войти следом.

– Что ты делаешь? – спросила она.

– Пытаюсь попасть в свою комнату.

– Твоя комната дальше по коридору.

– Ты понимаешь, что я имею в виду…

– Роберт, я устала. Давай поговорим об этом завтра.

– Меня не разговоры интересуют.

Роберт надавил на дверь плечом и вошел. Эрика, глядя на него чуть ли не с изумлением, отступила вглубь комнаты. Она не испытывала страха, поскольку не верила, что Роберт сможет воспользоваться преимуществом силы – не такой он был человек.

Однако выражение его лица не предвещало ничего хорошего.

– Чего ты хочешь? – настороженно спросила Эрика.

– Тебя. Возобновления наших отношений. Той близости, которая была между нами раньше.

– Для этого недостаточно просто заняться сексом.

– Начнем хотя бы с этого. А там посмотрим.

Роберт приблизился к Эрике и попытался обнять, но она увернулась и отступила еще на шаг.

– Пожалуйста, не надо! – попросила она, постаравшись смягчить отказ голосом. – Я, в самом деле, не расположена…

– Прекрати, Эрика. Ты моя жена, и я имею на тебя права, нравится тебе это или нет.

С этими словами он повалил ее на постель. Вначале Эрика еще пыталась сопротивляться, но, осознав тщетность этой попытки, позволила Роберту овладеть собой. Ее безучастность и холодность лишь сильней подстегнули его страсть.

Когда всё закончилось, Роберт с удовлетворенным видом перекатился на свою сторону кровати и моментально уснул.

Глядя в потолок сухими глазами, Эрика спрашивала себя, как она могла дойти до того, что ее изнасиловал собственный муж. За ее спиной размеренно дышал получивший своё Роберт, а ей хотелось вовсе перестать дышать. Она мечтала провалиться в блаженную темноту, в которой нет ни страха, ни боли, ни горечи – вообще ничего нет.

Эрика вспомнила, как всего месяц назад стояла у стойки регистрации в лондонском аэропорту, с нетерпением ожидая посадки на рейс до Коса. Теперь ей казалось, что между тем днем и сегодняшним пролегла глубокая пропасть.

Когда Эрика проснулась, Роберта рядом уже не было. О том, что эту ночь он провел в ее постели – точнее, в их бывшей общей постели, – свидетельствовала лишь вмятина на соседней подушке. Эрика вспомнила, что произошло накануне, и вспыхнула от гнева. Время, однако, не располагало к бесплодным эмоциям: часы показывали четверть восьмого, пора было приниматься за работу.

Накинув халат, Эрика отправилась в душ. Она планировала, наспех перекусив, пройтись с утренней инспекцией по цокольному этажу основного корпуса, где находились основные вспомогательные службы отеля.

Встав под душ, Эрика открыла краны, отрегулировала воду до комфортной температуры и потянулась к полочке, на которой лежали купальные принадлежности, но взять флакон с гелем не успела: тело внезапно пронзила боль.

В первую минуту Эрика не поняла, что происходит. Кожу обожгло огнем, словно на нее плеснули раскаленного масла, которое потекло с груди по животу и бедрам. Отпрянув назад, Эрика попыталась открыть глаза, но резь была такая, что из-под сомкнутых век хлынули слезы. Это лишь усилило панику; прижавшись спиной к стене, Эрика судорожно хватала ртом воздух, всхлипывая от боли и ужаса.

Она решила, что из-за технической неисправности из душа потек кипяток, но капли льющейся воды, отскакивавшие от бортика ванны, были едва теплыми. Эрика попыталась выбраться из ванны, но поскользнулась и упала на дно, больно ударившись коленками и локтями. При этом ее голова оказалась под хлещущими струями. Она испуганно вскрикнула, и ее рот мгновенно наполнился водой. Машинально сглотнув, она почувствовала сильное жжение в горле.

Она была в воде – кислота, или какая-то отрава, а может, то и другое вместе. Охваченная паникой, почти теряя сознание от боли, Эрика кулем перевалилась через бортик и съежилась на кафельном полу, отчетливо сознавая, что сейчас умрет. Кислота выжгла ей рот и гортань и уже добралась до желудка, который болезненно сжимался в попытке извергнуть смертельное содержимое.

Время шло, а Эрика всё еще была жива. Нащупав кусок чего-то мягкого (это оказался коврик для ног), она промокнула глаза и осторожно их приоткрыла. Боль, хотя и не ушла совсем, уже не была такой нестерпимо-сильной. Держась за бортик, Эрика с трудом поднялась на ноги. Ее трясло, желудок сжимал спазм, дыхание со свистом вырывалось из обожженного горла. Она взглянула в зеркало, висевшее над раковиной, и отшатнулась.

На ее обнаженном теле багровели уродливые пятна. Одни были размером с монету, другие – гораздо крупнее. Лицо покраснело и опухло, на губах запеклась кровь.

Повинуясь инстинкту самосохранения, Эрика схватила банный халат, завернулась в него и выбежала из номера – босая, с мокрыми волосами и искаженным от ужаса лицом.

Она пронеслась по коридору третьего этажа, едва не сбив с ног изумленную горничную с хозяйственной тележкой, которую та в последний момент успела убрать с ее пути, на секунду притормозила в рекреации, где ожидали лифта собравшиеся на ранний завтрак постояльцы, и повернула в сторону внутренней лестницы.

Вбежав в медпункт, Эрика повалилась на кушетку и выдавила:

– Поликсена, я умираю.

Медсестра – молодая гречанка в накрахмаленном белом халате и форменной шапочке – взирала на нее с изумлением и испугом.

– Кирия Трейси, вам плохо?

– Позовите кирие Камбанариса!

– Сейчас. Сейчас!

Медсестра метнулась в смежную смотровую, откуда послышался ее взволнованный голос. Доктор Камбанарис быстро подошел к кушетке и склонился над Эрикой, профессионально-цепким взглядом охватив ее всю разом, от макушки до пяток. Его отстраненно-собранный, сосредоточенный вид необъяснимым образом успокоил Эрику, заставил панику немного отступить.

«Если я еще жива, – подумала Эрика, – то, возможно, уже не умру».

– Что случилось, кирия Трейси?

Она попыталась сесть, но доктор придержал ее за плечо:

– Пожалуйста, лежите.

– Я принимала душ, и на меня вдруг потекло нечто… нечто ужасное. Оно было в воде.

– Что именно?

– Не знаю. Какая-то кислота… серная, может? Она попала мне в рот, и…

– Если бы вам в рот попала серная кислота, мы бы сейчас не разговаривали, – доктор позволил себе намек на улыбку. – Из-за технической неисправности из душа потек кипяток и ошпарил вас. А поскольку это всегда неожиданно и болезненно, вам показалось…

– Нет! Вода была комнатной температуры, но у меня все тело в ожогах. Смотрите!

Эрика распахнула полы халата, не смущаясь того, что доктор видит ее обнаженной. В такой момент вопросы ложной скромности ее не волновали.

– Они по всему телу, и на лице…

Выражение лица доктора заставило Эрику умолкнуть. Он смотрел так, словно столкнулся с неразрешимой дилеммой. Сзади маячила медсестра, вытягивая шею в надежде что-нибудь разглядеть – широкие плечи врача заслоняли ей обзор.

– С вами всё в порядке, – после невыносимо долгой паузы произнес кирие Камбанарис. – Нет никаких ожогов.

– Что? – удивленно спросила Эрика. – Вы шутите?

– Поликсена, принесите зеркало.

Медсестра подала врачу прямоугольное зеркало в металлической оправе.

– Убедитесь сами, кирия Трейси.

Эрика дрожащими руками взяла зеркало и посмотрелась в него. Ее лицо было неестественно бледным – бледность проступала даже через загар. Шея и грудь были слегка розоватыми. Никаких уродливых багровых пятен, которые так напугали ее несколько минут назад.

Эрика возмущенно воскликнула:

– Я вам говорю, ожоги были, я чувствовала боль! Как вы смеете мне не верить?

– Успокойтесь, кирия Трейси. Вы чересчур возбуждены – вероятно, вследствие испуга. Вы не беременны?

– Нет! – Эрика вспыхнула, словно доктор заподозрил ее в чем-то неприличном.

– Поликсена, три кубика тиоридазина внутримышечно.

– Что вы собираетесь делать? – с подозрением спросила Эрика, наблюдая за тем, как медсестра набирает в шприц лекарство из ампулы.

– Успокаивающий укол, чтобы снять напряжение. Не волнуйтесь, никаких побочных эффектов…

– Вызовите мне «скорую». Я отравилась, у меня желудок крутит и весь рот обожжен, а вы хотите вколоть мне успокоительное?

– Для отправки вас в больницу нет оснований. Если, как вы утверждаете, в воде был яд, к нам обратились бы и другие пострадавшие. Вряд ли вы одна во всем отеле принимали душ.

– У вас на все отговорка найдется! Не просто так, значит, я сомневалась в вашей квалификации, доктор Камбанарис. Сегодня же поставлю вопрос о вашем соответствии занимаемой должности… если останусь жива, конечно.

– Думаю, вы будете жить, – улыбнулся врач. – Это даже не вызывает сомнений.

Он подошел к стационарному телефону и набрал номер.

– Кирие Трейси, не могли бы вы подойти в медкабинет? Здесь ваша жена. Да, спасибо.

– Зачем вы вызвали моего мужа? – вскинулась Эрика.

– По инструкции я обязан связаться с ближайшим родственником пациента. Так вы не возражаете против укола, кирия Трейси?

Медсестра, про которую Эрика уже успела забыть, застыла рядом с кушеткой, держа в руке шприц. Вид у девушки был напуганный. Она смотрела на Эрику так, словно боялась, что та выкинет какой-нибудь фортель.

Эрику накрыла волна возмущения. За кого они ее принимают? За сумасшедшую?

Она молча повернулась к медсестре боком и задрала полу халата, надетого на голое тело. Доктор тактично отвернулся. Эрика почувствовала, как игла вошла в кожу, и следом – тянущую боль от вводимого лекарства. Стиснув зубы, она постаралась дышать спокойно.

– Ну вот, – неестественно бодрым голосом произнесла медсестра. – Всё в порядке.

Эрика села, дрожа от пережитого унижения и ярости. Усилием воли отключившись от внешних раздражителей, она попыталась сосредоточиться на своих внутренних ощущениях.

У нее сильно болела голова, но никакой другой боли она не испытывала. Желудок успокоился, рот перестал гореть, а глаза – слезиться. Сердце сильно билось – неудивительно, учитывая, что ей пришлось пережить.

Окажись вода в самом деле отравленной, с каждой минутой Эрике становилось бы хуже. Кроме того (в этом доктор был прав), пострадала бы не только она, но и другие постояльцы.

Неужели ее просто хотели напугать? Но кто и зачем это сделал?.. От внезапной догадки по спине Эрики пробежал холодок.

Открылась дверь, и быстро вошел Роберт.

– Милая, ты заболела? – встревоженно спросил он.

Эрика замялась, не зная, говорить мужу правду или он все равно ей не поверит.

– Кое-что случилось, когда я принимала душ…

Она покосилась на доктора, который, стоя в отдалении, внимательно наблюдал за ней.

– Что произошло? – Роберт нахмурился.

– Я… на меня… – Эрика запнулась, подбирая слова.

– Ваша жена утверждает, что на нее из душа вылилась кислота, – вмешался кирие Камбанарис.

Эрика увидела, как мужчины обменялись быстрыми взглядами.

– Кислота? – растерянно повторил Роберт.

– Может, не кислота, но что-то подобное. Я была вся в ожогах, когда выскочила из ванной. Немного воды попало в рот, я ее проглотила… сразу прибежала сюда, но он, – Эрика с негодованием кивнула на врача, – просто вколол мне успокоительное и заверил, что все в порядке!

– Но с вами действительно все в порядке, кирия Трейси. У вас нет никаких следов…

– Подождите! – резко перебил Роберт. – Доктор Камбанарис, моя жена утверждает, что на нее пролилось нечто, оставившее на ее теле ожоги, а часть воды попала в желудок. Если так, вы должны немедленно вызвать «скорую» и отправить ее в больницу! Мы теряем время, а в такой ситуации, насколько я понимаю, каждая секунда дорога.

– Можно вас на минутку, кирие Трейси?

Первоначальное недоумение на лице Роберта сменилось откровенным изумлением.

– Вы хотите поговорить со мной наедине? – уточнил он.

– Если вас не затруднит пройти со мной в смотровую.

– Говорите при мне! – запротестовала Эрика. – Речь идет о моем здоровье.

– Я прошу вас, кирие Трейси, на два слова, – настойчиво повторил Камбанарис.

– Милая, – Роберт колебался. – Если доктор считает нужным…

– Он не доктор, а шарлатан.

Камбанарис вспыхнул и резким движением сорвал с курчавой головы шапочку.

– Послушайте, если в моей квалификации сомневаются… – гневно начал он.

– Успокойтесь, вы оба! – Роберт повысил голос. – Эрика, прекрати оскорбления. Идемте, доктор.

Эрика едва сдерживала клокотавшую внутри нее ярость. Она с самого начала знала, что Роберт ей не поверит, что он встанет на сторону постороннего человека только на том основании, что этот человек исхитрился получить диплом врача.

Если до этого дошло, как они станут жить дальше? О каком супружеском единении может идти речь, если пропасть между ними не уменьшается, а наоборот, увеличивается с каждым днем?..

Подкравшись к неплотно закрытой двери смотровой, Эрика прислушалась. Роберт и Камбанарис говорили тихо, но все же она смогла разобрать обрывки фраз:

– Психосоматика… абсолютно убежден… видите сами. Седативный препарат купировал… и конечно, никаких стрессов.

– … в больницу?

– Нет, можно обойтись… постоянное наблюдение…

От трели телефона, раздавшейся за спиной Эрики, она едва не подскочила.

– Медицинский кабинет, – произнесла в трубку Поликсена и, выслушав собеседника, крикнула. – Доктор Камбанарис, вам звонят с ресепшн! Возле бассейна ребенок потерял сознание, тепловой удар.

Эрика успела отпрянуть от смотровой за секунду до того, как оттуда вышел врач. Схватив чемоданчик-укладку и даже не взглянув на Эрику, он покинул кабинет. Следом появился Роберт. Вид у него был одновременно встревоженный и раздосадованный. Проблемы с женой явно не входили в перечень текущих дел, обозначенных в его ежедневнике.

– Милая, пойдем. – сказал он напряженным голосом. – Тебе нужно отдохнуть.

– Поликсена, у ребенка действительно тепловой удар? – спросила Эрика, игнорируя Роберта.

– Так сказал администратор. Не волнуйтесь, доктор Камбанарис хорошо разбирается в симптоматике заболеваний, – добавила медсестра с едва уловимым сарказмом.

– Почему ты задала этот вопрос? – спросил Роберт, когда они вышли из кабинета.

– Потому что ребенок потерял сознание у бассейна.

– И что?

– А то, что в бассейне – вода! Я сама пострадала от воды. Вдруг с этим ребенком то же самое?

– Ты не пострадала.

– Ну разумеется, если ты так считаешь…

– Эрика, давай не будем пререкаться на публике. Идем, я провожу тебя до спальни.

– И повторишь то, что сделал вчера?

– Нет! Прости, я не должен был так поступать. Возможно, ты поэтому… – он не договорил.

– Думаешь, мои ожоги возникли из-за изнасилования? Как там выразился этот знаток женской психологии? Психосоматика?

– Идем, я тебя провожу, – повторил Роберт.

– Я отправляюсь к бассейну.

– Но доктор сказал…

– Плевать на него! С завтрашнего дня он здесь больше не работает. И вряд ли ты можешь осуждать меня за то, что я не собираюсь валяться в постели посреди рабочего дня.

– Никто и не думает тебя осуждать. Сегодня ты имеешь полное право…

– Роберт, это становится утомительным. Займись своими делами, а меня оставь в покое.

Пересекая вестибюль, Эрика спиной чувствовала взгляд мужа. Она шла быстрым шагом, расправив плечи, всем своим видом демонстрируя уверенность. К счастью, она чувствовала себя значительно лучше, чем полчаса назад. Возможно, помог укол, хотя Эрика слабо в это верила. Она запретила себе думать о том, что случилось в ду́ше, хотя совершивший это злодеяние наверняка рассчитывал, что Эрика долго не оправится от пережитого испуга. Но нет – она не доставит ему (точнее, ей, поскольку Эрика догадывалась, чьих это рук дело) такого удовольствия. Она во что бы то ни стало сохранит ясность рассудка.

Под полотняным тентом, натянутом над лужайкой возле бассейна, наблюдалось оживление: толпились люди, раздавались голоса. Эрика направилась туда, стараясь не смотреть на бассейн, в котором резвились дети, чей возраст позволял не ограничиваться лягушатником возле второго корпуса.

Доктор Камбанарис, выделявшийся на фоне полуобнаженных тел своим белым халатом, склонился над мальчиком лет восьми, неподвижно лежавшем на ротанговом диванчике. Рядом, устремив на ребенка полный отчаяния взгляд, стояла молодая женщина в ярком парео, накинутом поверх купальника. Эрика услышала ее взволнованный голос – та спрашивала по-английски:

– Доктор, когда Томми очнется?

– Да должен бы уже. – Камбанарис выпрямился, хмуро глядя на неподвижное тельце, по самую шею завернутое в мокрую простыню.

– Что случилось? – спросила Эрика, поравнявшись с группой любопытных, окруживших диванчик.

– Мальчику внезапно стало плохо. Скорее всего тепловой удар, но нельзя исключать и более серьезную причину. Приняты экстренные меры: холодное обертывание, нашатырь. Он вот-вот должен очнуться, но в любом случае «скорая» уже в пути.

– Вы мать мальчика? – обратилась Эрика к перепуганной женщине.

– Да… Да. – та скользнула по Эрике невидящим взглядом и вновь перевела его на ребенка.

– Я управляющая отелем, Эрика Трейси.

– Памела… Памела Робертсон.

– Что произошло, миссис Робертсон?

– Я не знаю… – женщина мучительно сглотнула. – Я не видела.

– Вы оставили ребенка одного в воде?

– Да там полный бассейн народу! Я загорала на лежаке возле самого бортика и приглядывала за Томми. В какой-то момент не увидела его голову над водой… встала, чтобы посмотреть, и тут дети закричали, что кто-то утонул. Я почему-то сразу решила, что это Томми. Нырнула, и… – голос женщины дрогнул. – И вытащила его. Он был без сознания.

– Что могло случиться, как вы думаете?

– Не знаю! – яростно повторила женщина.

– Томми страдает каким-нибудь хроническим заболеванием? Эпилепсия, судороги…

– Нет-нет, ничего такого. Обычные сезонные простуды.

– Он мог перегреться на солнце?

– Мы только два дня назад прилетели из Бирмингема, поэтому я не позволяю сыну подолгу находиться на солнце.

– На его теле нет красных пятен, ожогов? Вообще чего-нибудь необычного?

– Что вы такое говорите? – изумилась миссис Робертсон.

Доктор бросил на Эрику предостерегающий взгляд, но Эрика не обратила на него внимания.

– У мальчика в желудке была вода? – спросила она.

– Нет, Томми не успел нахлебаться. Миссис Робертсон вовремя его вытащила.

Взвизгнув шинами, у центрального входа остановился реанимобиль.

– Миссис Робертсон, поезжайте с сыном в больницу, – сказала Эрика матери мальчика. – Если Томми оставят под наблюдение, не возражайте. Нужно исключить возможные последствия. Он слишком долго находится без сознания.

Когда Томми увезли, Эрика подошла к бортику бассейна и крикнула, стараясь перекрыть визг и хохот резвящихся детей:

– Выходите из воды! Все выходите из воды.

Вызвав техника, она велела установить по периметру бассейна таблички «Купаться запрещено».

– Пусть купаются в море. В конце концов, именно за этим они сюда и приехали.

– Может, слить воду, кирия Трейси? – уточнил техник.

– Не надо. А то кто-нибудь непременно убьется, спрыгнув в темноте с бортика.

– Но что мне сказать господину Трейси, если он спросит…

– Не спросит. Я сама ему все объясню.

Решив сразу с этим покончить, Эрика отправилась в кабинет Роберта и сообщила:

– Я распорядилась закрыть центральный бассейн.

– Что? – Роберт изумленно приподнялся с кресла. – Зачем ты это сделала?

– Там едва не погиб ребенок. Он так и не пришел в себя, и его увезли в больницу. Пока не выясним причину, мы не можем рисковать здоровьем постояльцев.

– Такие вещи вначале согласовываются со мной! – Роберт покраснел от злости.

– Я думала, что управляющий вправе сам решать…

– Ничего подобного! Во всяком случае, не любой управляющий.

– Хочешь сказать, у меня недостаточная квалификация? – вскинулась Эрика.

– Не в квалификации дело. Ты сейчас не в лучшей форме: эмоционально неустойчива, подвержена перепадам настроения… То, что случилось утром, яркий тому пример.

– По-твоему, я сумасшедшая?

– Не передергивай. Между нервным срывом и сумасшествием – большая разница. Правда в том, что ты стала мнительной и взвинченной, а в таком состоянии сложно принимать объективные решения. Прости, но я вынужден на время отстранить тебя от управления отелем. Тебе надо отдохнуть.

– Может, сразу отправишь меня в психушку? Камбанарис тебя поддержит.

– Эрика, что с тобой происходит? – помолчав, тихо спросил Роберт.

Выражение его лица изменилось. С него сошли злость и раздражение; перед Эрикой стоял растерянный мужчина, от энергичности и самоуверенности которого не осталось следа. На миг Эрика преисполнилась к нему жалости, но тут же отогнала от себя это неприятное чувство.

– Со мной все в порядке, – отрезала она. – Если не считать того, что я стала мнительной и взвинченной, все в полном порядке.

– Ты хорошо себя чувствуешь… физически? Ты сказала, что наглоталась той воды, и…

– В воде ничего не было. Мне показалось.

– Я рад, что все обошлось. Ты меня порядком напугала. – Роберт растерянно крутил пуговицу на пиджаке, глядя куда-то в сторону. – Что ты намерена делать?

– То есть? – удивленно спросила Эрика.

– Теперь, когда я отстранил тебя…

– Так ты это всерьез?

– Эрика, пойми, я не могу сейчас рисковать! Мы только неделю назад открылись. Любой неверный шаг – и все пропало. Я лучше буду решать все вопросы сам, рассчитывать на собственные силы. Пусть это и тяжело, но все же проще, чем расхлебывать последствия твоей эмоциональной неустойчивости.

– Что ж, ладно.

– Прости. Мне правда очень жаль.

– Я не нуждаюсь ни в твоем сочувствии, ни в твоих извинениях.

– Как только ты придешь в норму…

Резко развернувшись, Эрика направилась к выходу.

– Куда ты?

– У меня появилась уйма свободного времени, и я собираюсь им воспользоваться.

Она сохраняла внешнее спокойствие, пока шла по коридору и поднималась на третий этаж. Но едва оказавшись в своей комнате, перестала сдерживаться и разрыдалась. Это были слезы обиды и бессилия, а еще – страха: она не могла помешать тому, что должно было случиться. Своим решением Роберт связал ее по рукам и ногам.

Наверняка в этот самый момент он обзванивал руководителей подразделений и информировал их о том, что теперь они должны выполнять только его распоряжения. Что подумают о ней сотрудники отеля? Эрика с удивлением поняла, что ей на это наплевать. Может, даже к лучшему, что отныне она не обременена многочисленными обязанностями, отнимающими столько времени и сил. Теперь она может полностью сосредоточиться на том, как уберечь постояльцев от грозящей им опасности.

Внешне всё было в порядке. Отель функционировал в штатном режиме, подразделения слаженно взаимодействовали между собой, служба охраны пресекала любые попытки проникновения на территорию посторонних лиц, в бассейнах ежедневно брались пробы воды, и технику были даны строгие указания сообщать руководству о малейших отклонениях от нормы.

От постояльцев не было нареканий ни к качеству пищи, ни к уборке номеров, ни к дополнительным услугам, оказываемым за отдельную плату. Всё как в обычном отеле: напоминающие нашествие варваров завтраки, жалобы уборщиц на разбросанные повсюду мокрые полотенца, регулярно улетающие с балконов купальники и плавки, которые горничные выуживали у постояльцев, проживающих этажом ниже, яростные схватки гостей за свободные лежаки, пляжные вечеринки с неумеренным потреблением горячительных напитков и шумными дискотеками.

Всё говорило о том, что волноваться Эрике не о чем, что нужно радоваться их общему с Робертом успеху, наслаждаться жизнью у моря, не забывая, впрочем, о служебных обязанностях, налагавших на нее ограничения как в проявлении эмоций, так и в действиях, ущемляющих права постояльцев.

Закрытие бассейна было хоть и не существенным, но все же ущемлением прав. При всей близости моря и очевидной неполезности хлорированной воды все же находились любители «ограниченных» водных процедур – вероятно, в связи с нежеланием (или отсутствием необходимости) удаляться от отеля больше чем на десять метров. У Роберта были все основания злиться на импульсивное решение Эрики: если бассейн продержать закрытым хотя бы сутки, начнутся жалобы, а туристические сайты пополнятся негативными отзывами об очередном так-себе-отеле, который не подготовился к новому сезону.

Проблема заключалась в том, что только Эрика знала, какую потенциальную опасность таит в себе бассейн. Ей вспомнилась фраза из прочитанного много лет назад русского романа, название которого она позабыла: «Быть пророком тоскливо: ты всё знаешь, но тебе никто не верит»[10]. Ей действительно никто не верил: ни Роберт, ни Заробалас, ни этот недоучка Камбанарис. Все они считали ее сумасшедшей. Пожалуй, только Хестия вполне разделяла ее опасения. Но Хестия жила на Нисиросе, у нее были свои заботы, и вряд ли она могла поддержать Эрику в неравной борьбе с мужским скептицизмом.

С недавних пор Эрика стала видеть их в коридорах и на внутренних лестницах. Вначале это случалось только в сумерках, но вчера Эрика встретила их при свете дня. Она едва не прошла мимо: бестелесные, полупрозрачные силуэты почти сливались со стеной, подсвеченной лучами полуденного солнца, бившими через панорамное окно рекреации. На сей раз это было целое семейство: отец, мать, девочка-подросток и мальчик лет шести. Родители сидели в ротанговых креслах, девочка примостилась на подоконнике, а мальчик, стоя на коленках на полу, катал по низкому столику игрушечную машинку.

Увидев их, Эрика остановилась как вкопанная. Ее охватил сонм противоречивых ощущений: волнение, замешательство, любопытство, жалость – всё, кроме страха. Она уже знала, что их, в отличие от незнакомки, бояться не нужно. Они не собирались ей вредить, поскольку сами были жертвами. Эрика догадывалась, что в тот злополучный день гибли целые семьи, но только теперь ее догадка подтвердилась. Казалось, они не обращают на нее никакого внимания: муж с женой, склонив друг к другу головы, неслышно переговаривались, девочка смотрела в окно, а мальчик занимался машинкой. Но в следующий момент женщина обернулась и посмотрела Эрике в глаза.

– Добрый день, – произнесла она. – Сегодня чудесная погода, не правда ли?

Голос звучал у Эрики в голове: приятный тембр с ощутимым романским акцентом. «Немцы или австрийцы, – решила Эрика. – А может, швейцарцы».

– Из какого вы номера? – спросила она.

– Из триста пятнадцатого.

– Вы давно приехали?

Этот простой вроде бы вопрос вызвал у женщины замешательство. Она повернулась к мужу:

– Сколько времени мы уже здесь, дорогой?

– Давно, – буркнул мужчина. – Так давно, что я уж и счет вести перестал.

– Наверное, скоро домой возвращаетесь? – спросила Эрика.

– Домой? – женщина покачала головой. – Нет, ну что вы. Наш дом теперь здесь. В отеле.

То же говорили Эрике и другие. Они считали отель своим единственным домом, потому что не могли пройти таможенный досмотр, подняться на борт самолета и через несколько часов оказаться там, откуда двадцать лет назад начали свое путешествие. Поэтому они со всем возможным тактом, стараясь никого не обременять своим присутствием, обитали в номерах, отдыхали в рекреациях, пользовались лифтами и, быть может, даже обедали, хотя насчет последнего у Эрики все же имелись сомнения.

Эрика не сразу поняла, что отель заселен не только нынешними, но и предыдущими постояльцами. Эти две группы отдыхающих существовали в двух параллельных мирах, никак между собой не сообщающихся. Она бы не удивилась, узнав, что кроме нее, их никто больше не видит. Они и ей-то показались не сразу, а лишь после того, как она, по всей вероятности, прошла некую проверку.

Эрику их присутствие не пугало. Она боялась только одного обитателя отеля: незнакомку в белом платье. Видели ли они эту девушку так же, как ее видела Эрика? Была ли она одной из них, или представляла собой совершенно иную субстанцию?.. Эрика не решалась спросить их об этом, поскольку знала, что ответ ей в любом случае не понравится.

Когда слезы, вызванные несправедливым решением Роберта, иссякли, Эрика почувствовала себя лучше. На смену напряжению, не отпускавшему ее последние дни, пришло странное облегчение, вызванное неожиданным ощущением свободы. Посмотревшись в карманное зеркальце, Эрика нахмурилась: опухшее от слез лицо покрывали безобразные красные пятна. Но теперь они, по крайней мере, не были вызваны ожогом от неизвестного вещества.

Несколько минут Эрика собиралась с силами, прежде чем переступить порог ванной комнаты, откуда этим утром она выбежала, охваченная животным ужасом, уверенная, что сейчас умрет. При воспоминании о тех мучительных минутах ее вновь охватила дрожь. Задержав дыхание, Эрика мысленно досчитала до десяти. Если сейчас она не преодолеет свой страх, потом всю оставшуюся жизнь будет избегать ванных комнат и всего, что связано с водой.

Приблизившись к раковине, Эрика осторожно повернула краны. Вода потекла тонкой струйкой – чистая, прохладная… Эрика, словно завороженная, смотрела на нее, думая о том, что за этой внешней безобидностью может скрываться зло. А потом решительно подставила ладони под струю.

Она вздрогнула, ощутив, как прохладный поток омывает ее руки. Первым ее побуждением было стряхнуть с себя воду, но Эрика заставила себя стоять неподвижно. Убедившись, что ничего страшного не происходит, она склонилась над раковиной и плеснула немного воды на лицо. Ее нервные окончания оголились до предела, она ощутила почти физическую боль и, не сдержавшись, вскрикнула.

Набрав полные ладони, Эрика погрузила в них лицо, дрожа от страха и радостного возбуждения: она переборола себя, она смогла это сделать!

Вернувшись в комнату, Эрика связалась с медкабинетом.

– Доктор Камбанарис, есть новости из больницы?

– Томми Робертсон пришел в себя. Он рассказал, что, неудачно нырнув, ударился головой о дно бассейна. И поэтому потерял сознание.

– Вот как.

– У него сотрясение мозга. Он пробудет в больнице день-другой, но это скорее мера предосторожности, чем необходимость. Его жизни ничто не угрожает.

– Понятно. Спасибо.

– Кирия Трейси… – Камбанарис нерешительно замолчал.

– Я вас слушаю! – резко сказала Эрика.

– Мать Томми обеспокоена тем вашим вопросом…

– Каким вопросом?

– Не было ли на теле ее сына пятен неизвестного происхождения.

– Не помню, чтобы я спрашивала о чем-то подобном.

– Я слышал, как вы спрашивали.

– Возможно. И что дальше?

– Она хочет выехать из отеля, как только Томми выпишут.

– Откуда у вас такая информация?

– Миссис Робертсон недавно была у меня. Она хотела узнать, что значил ваш вопрос. Я ответил, что вы, конечно, не имели в виду ничего конкретного, но она вряд ли мне поверила.

– Спасибо, что выгораживаете меня перед постояльцами, доктор Камбанарис, но я бы предпочла, чтобы вы консультировали их исключительно по медицинским вопросам, а по всем остальным направляли непосредственно ко мне.

– Но миссис Робертсон хотела…

Не дослушав, Эрика дала отбой и тут же набрала другой номер.

– Кирия Зервас, подготовьте документы на увольнение доктора Камбанариса как не прошедшего испытательный срок. Предложите ему написать заявление по собственному желанию, думаю, он не станет возражать… Почему не сможете? Понятно. Нет-нет, не страшно. Спасибо.

Эрика застала Роберта за ланчем, который тот поглощал на террасе ресторана. При виде жены он поспешно поднялся.

– Милая, прости, что не предложил тебе присоединиться. Я думал… гм… ты не в лучшем настроении после нашего разговора.

– С удовольствием составлю тебе компанию. О, сэндвичи с тунцом! Можно мне один?

– Хоть два. – Роберт заботливо подвинул для Эрики стул, положил сэндвич на тарелку и налил в бокал минеральной воды. – Какие у тебя планы на сегодня?

– Хочу съездить в город. Пройдусь по магазинам, куплю новое платье для поднятия настроения… Я возьму машину? – небрежно спросила Эрика, наблюдая за мужем из-под полуопущенных век.

– Конечно, – ответил Роберт после секундной заминки.

Вынув из кармана ключи, он протянул их Эрике.

– Ты больше не сердишься на меня, дорогая?

– Нет. – Эрика коснулась руки Роберта. – Ты прав, я действительно устала. Подготовка к открытию плохо сказалась на моих нервах. Думаю, через неделю все придет в норму.

– Возможно, тебе стоит пропить курс успокоительного? – осторожно предложил Роберт. – Чтобы, так сказать, ускорить процесс выздоровления.

– Я не больна, – мягко напомнила Эрика. – А просто устала.

– Черт, вечно я ляпаю что-нибудь не то. Да и делаю тоже.

– Роберт, тебе не в чем себя винить. Ты правильно поступил, отстранив меня от управления отелем. Я сейчас не способна принимать объективные решения. Тут требовалась сила воли, и ты молодец, что настоял на своем. Я хочу тебе помогать, а не быть обузой. Будем считать, что с сегодняшнего дня я взяла небольшой отпуск. Прогуляюсь по центру города, загляну в магазины, в кондитерскую… Обычные маленькие радости, которые доставляют женщинам столько приятных минут.

– Ты не представляешь, как я рад это слышать! Я боялся, что ты сочтешь меня жестоким, а мои действия – несправедливыми. Я люблю тебя, поэтому мне вдвойне тяжело быть объективным.

– Понимаю.

– Теперь-то ты наверняка согласишься с тем, что для закрытия бассейнов не было оснований.

– Не было.

– Поэтому я распорядился их открыть.

– Что ж, я бы и сама это сделала, если бы ты не запретил служащим выполнять мои распоряжения.

– Если позволишь мне загладить свою вину…

– Роберт, ты ни в чем не виноват. Мы это уже выяснили.

– И все же позволь сделать тебе приятное. Вот кредитная карточка, можешь пользоваться ею без ограничений.

– Спасибо, – Эрика положила карточку в карман.

– А вечером тебя ждет романтический ужин. С вином, десертом и приятным сюрпризом.

– Звучит заманчиво. Тогда мне нужно ехать, чтобы успеть вернуться к ужину.

Послав мужу улыбку, Эрика встала из-за стола, спустилась по ступенькам и направилась по обсаженной рододендронами дорожке к машине. По мере того, как она удалялась от террасы, ее лицо становилось все более мрачным.

Яростно нажав на педаль акселератора, она рванула с места так резко, что взвизгнули шины, а шедший от бассейна официант с уставленным пустыми бокалами подносом шарахнулся в сторону.

Припарковавшись возле редакции «Вестника Коса», Эрика поднялась на третий этаж и вошла в приемную главного редактора. Секретарша, как и в прошлый раз, набирала текст на клавиатуре допотопного компьютера, периодически поглядывая на рукописный лист, лежащий справа от нее.

– Мне нужен кирие Ксенаксис. Он у себя?

Женщина подняла на Эрику ничего не выражающий взгляд.

– Кирие Ксенакис не сможет вас принять, – сказала она.

– Скажите, что его хочет видеть Эрика Трейси. По важному вопросу.

– Кирие Ксенакис в больнице.

– Что с ним случилось?

Секретарша молчала, и тут Эрику пронзила догадка.

– Он в онкологическом центре?

– Вообще-то я не вправе разглашать конфиденциальную информацию о здоровье сотрудников…

– Прошу вас, скажите! Мне очень нужно его повидать.

– Вы правы, – с неохотой признала женщина. – Кирие Ксенаксис в онкологическом хосписе.

– В хосписе? Хотите сказать, он…

– Я больше ничего не скажу, – секретарша поджала губы. – Извините, у меня много работы.

Эрика вышла из унылого здания на залитую солнцем площадь. Несмотря на пекло, ее колотил озноб. Обхватив себя руками, она пыталась согреться. В ее голове сумбурно метались мысли. Главный редактор говорил, что врачи отводят ему полгода, но Эрика тогда усомнилась в его словах. Всего три недели назад кирие Ксенакис был бодр и – по крайней мере, внешне – выглядел вполне здоровым. Он не производил впечатление тяжело больного, о чем свидетельствовал его взгляд: живой, цепкий. Возможно ли, чтобы меньше чем за месяц с человеком произошла перемена столь разительная, что он попал даже не в больницу, а в хоспис, куда отправляют умирать безнадежных пациентов?..

Хоспис располагался в глубине острова, на значительном расстоянии от побережья и туристических троп. К двухэтажному строению из шлакобетона вела узкая асфальтированная дорога, проложенная между обширными проплешинами поросшей чахлыми деревцами земли.

Оставив машину на пустой парковке для посетителей, Эрика вошла в вестибюль, заранее смирившись с тем, что ничего хорошего ее здесь не ждет. Как и большинство здоровых людей, она относилась к подобным заведениям с предубеждением, невольно примеряя на себя физические и душевные страдания неизлечимо больных. «Неужели у Тезеуса Ксенакиса не нашлось родственников, которые могли бы за ним ухаживать? – думала Эрика. – Медленное угасание на больничной койке, в окружении таких же страдальцев… какой страшный, несправедливый финал».

К ее удивлению, дежурный администратор без лишних формальностей сообщил Эрике номер палаты кирие Ксенакиса.

– И я могу так просто к нему пройти? – недоверчиво уточнила Эрика.

– Ну конечно. У нас ведь не тюрьма, – улыбнулась администратор.

– Разве не нужно спросить разрешение у врача? Вдруг кирие Ксенакис плохо себя чувствует…

– Если пациент временно не может принимать посетителей, мы получаем об этом информацию в режиме реального времени. В данный момент напротив фамилии Ксенакис стоит зеленая отметка – это значит, что ограничений на посещения нет. Комната 210 на втором этаже, по коридору направо.

– Я должна надеть бахилы или что-то в этом роде?

– Нет-нет, – терпеливо ответила девушка. – Проходите, пожалуйста.

Поднимаясь по лестнице, Эрика буквально заставляла себя делать каждый шаг. Она понимала, что непременно должна увидеть главного редактора, но все ее существо отчаянно противилось этому.

Эрика ощущала брезгливость, жалость, растерянность, но над всем доминировал глубинный, первобытный страх. Ей казалось, что невидимые болячки отлипнут от стен и перекинутся на нее, и что когда она выйдет отсюда, то будет уже больна. Правда, это следовало признать, вокруг царила безукоризненная чистота. Не пахло ни выделениями немощных тел, ни лекарствами; не ощущалось даже запаха дезинфицирующих средств, неизбежного спутника всех больниц. Не было слышно ни криков боли, ни стонов (чего Эрика особенно боялась). Двери палат с прозрачными стеклами, прикрытыми опущенными шторками, были плотно закрыты. Никто не нарушало тишины, и Эрика внезапно поняла, что именно это и нужно людям, находящимся сейчас в палатах: умиротворение и покой, чтобы никто не мешал их мыслям и приготовлениям… к чему бы они ни готовились.

Она остановилась возле двери с номером «210» и нерешительно постучала. Никто не ответил. Тогда Эрика повернула ручку и, внутренне подобравшись, вошла.

Первое, что бросилось ей в глаза – больничная кровать с приподнятым изголовьем и штативом для капельницы. Застеленная белым покрывалом, она была пуста. «Неужели он умер?!» – ужаснулась Эрика. Она застыла на пороге, отказываясь верить, что это случилось так скоро.

– Кто там? – раздался мужской голос из-за двери.

Эрика поспешно вошла в палату и закрыла за собой дверь. Ее охватило облегчение: кирие Ксенакис в накинутом поверх пижамы халате, который был явно ему велик, сидел в кресле в углу комнаты и сам с собой играл в шахматы.

– Слава Богу, вы… – Эрика запнулась, вовремя удержавшись от бестактности.

Главный редактор рассмеялся:

– Вы не первая, кто так пугается. Я просил разрешения передвинуть кресла в зону видимости посетителей, но у них тут свои порядки.

Выглядел он гораздо хуже, чем в их первую встречу. Исхудавшее лицо, обтянутое землистого цвета кожей, запавшие в глазницы глаза, горящие лихорадочным блеском, свойственным пациентам в последней стадии болезни. Угадав чувства Эрики по ее лицу, Ксенакис невесело усмехнулся:

– Я сам не ожидал, что сдамся так быстро. Впрочем, нет. Я еще не сдался. Пожалуйста, садитесь.

Эрика опустилась в другое кресло, не сводя с Тезеуса Ксенакиса потрясенного взгляда.

– Вы ведь говорили… я думала…

– Превратности последней стадии. Иногда прогнозы врачей неоправданно оптимистичны.

– Вам очень больно?

– Боль – не самое страшное. Куда страшнее ощущение беспомощности и безысходности. Его, в отличие от боли, не снять анальгетиками. С этим ощущением можно только смириться. Что я и пытаюсь сделать на протяжении последних трех дней, с тех пор как попал сюда.

– Неужели у вас нет родственников, которые могли бы о вас позаботиться?

– Моя жена умерла, а сын живет в Штатах… точнее сказать, формально числится там.

В ответ на удивленный взгляд Эрики главный редактор пояснил:

– Он вирусолог. Бо́льшую часть времени проводит в странах третьего мира: берет пробы воды, купирует вспышки инфекционных заболеваний и творит прочие безрассудства. Моя жена вечно с ума сходила от беспокойства, пока не довела себя до сердечного приступа, ставшего для нее фатальным.

– И больше никого, кто мог бы…

– Младшая сестра живет на одном из соседних островов, но мы практически не поддерживаем отношений. Ну ладно, хватит о моих родственниках. Вы ведь пришли не для того, чтобы говорить о них?

– Честно говоря… – Эрика потерла виски, собираясь с мыслями. – Я не знаю, зачем пришла. То есть, я не думаю, что вы можете помочь. Но…

– Но я единственный, кто верит, что в вашем отеле происходят странные вещи? – со свойственной ему проницательностью угадал кирие Ксенакис.

– Да. Вы и еще Хестия. Когда мы встретились, она сказала, что мое первое впечатление об отеле не было обманчивым, и что мне еще многое предстоит узнать… Тогда я не понимала, что она имеет в виду, но теперь все иначе. Теперь я понимаю.

– Вы по-прежнему видите ту девушку в белом платье?

– С тех пор, как открылся отель, она не показывается мне на глаза. Зато появились другие.

– Другие? – кирие Ксенакис подался вперед, его глаза зажглись любопытством.

– Души постояльцев, погибших в тот злополучный день.

– Души? – переспросил он странным тоном. – Любопытно.

– Души или призраки – не все ли равно, как их называть? Я вижу их, даже беседую с ними…

– И о чем вы беседуете?

– Об отвлеченных вещах, не имеющих отношения к их гибели.

– И у вас не возникает искушения спросить их о том, что тогда случилось?

– Я… – Эрика запнулась. – Я просто не знаю, как это сделать. Там дети… так много детей!

– А кроме вас, их еще кто-нибудь видит?

– Вряд ли. Иначе по отелю разнеслись бы слухи о привидениях.

Кирие Ксенакис смотрел на Эрику взглядом, смысл которого был ей непонятен.

– Вы мне не верите? – спросила она. – Думаете, я все придумала?

– Нет, кирия Трейси, я думаю, вы действительно видите души людей, погибших в «Вергопуло».

– Но почему их вижу только я? – воскликнула Эрика в отчаянии.

– А разве кроме вас и Хестии, кто-то еще верит той истории?

– Я боялась, что схожу с ума, что все это происходит у меня в голове. Я должна была поговорить с тем, кто не отнесется скептически к моим словам, как бы нелепо они ни звучали… Что им от меня нужно?

– Это сложный вопрос, кирия Трейси. Я не специалист по теологии и никогда не сталкивался с метафизическими явлениями. Но есть один человек, который мог бы вам помочь.

– Мой муж?

Кирие Ксенаксис взглянул на Эрику с удивлением.

– Я незнаком с господином Трейси, но вряд ли он разделяет ваши… гм… идеи. Нет, я имел в виду Хестию. Если она приедет в «Персефону», то, возможно, увидит или почувствует то же, что и вы, ведь она раньше работала там и сама едва не погибла. Известны случаи, когда люди, спустя много лет посетившие место, где произошла трагедия, вспоминают нечто, открывающее им глаза на случившееся.

– Вы думаете, Хестия согласится? – с сомнением спросила Эрика. – В тот раз, когда мы встречались, она с неохотой говорила о «Вергопуло». У меня сложилось впечатление, что она хотела бы забыть, никогда не возвращаться к этой теме, потому что воспоминания слишком болезненны для нее.

– Если я попрошу, Хестия мне не откажет.

Внезапно лицо главного редактора исказила гримаса боли. Он закусил губы, пытаясь сдержать стон, и судорожно сжал подлокотники кресла.

– Вам плохо? Позвать медсестру? – испуганно спросила Эрика.

– Ничего, – прошептал Ксенакис. – Сейчас отпустит.

На его лбу выступил пот, кожа посерела. Эрика в замешательстве смотрела на него, готовая сорваться с места, чтобы позвать на помощь.

«Он не может сейчас умереть! – в отчаянии подумала Эрика. – Кто мне поможет кроме него?..»

– Все в порядке, – Ксенакис обессиленно откинулся на спинку кресла. – Простите, что напугал.

– Помочь вам перебраться на кровать?

– Если вас не затруднит.

– Обопритесь на мое плечо. Вот так, потихоньку…

Эрика помогла главному редактору подняться и осторожно довела до постели. Вытянувшись поверх покрывала, Ксенакис прикрыл глаза и затих.

– Мне пора, – пробормотала Эрика. – Вам лучше отдохнуть.

– Скоро придет медсестра ставить капельницу. До ее прихода я должен успеть поговорить с Хестией. Я могу дать ей ваш номер, кирия Трейси?

– Разумеется! Но это не срочно, можете позвонить ей завтра…

– Видите ли, тут есть одна проблема. До завтра я могу и не дожить.

Ксенакис открыл глаза и посмотрел на Эрику. Это не было фигурой речи – каждый день действительно мог стать для него последним. Внезапно Эрика осознала это с поразительной четкостью.

– Я могу навестить вас снова, к примеру, в воскресенье? – спросила она.

– Воскресенье? Замечательный день для визитов.

Он умер в ночь с пятницы на субботу – заснул и больше не проснулся. Об этом Эрике сообщила Хестия, позвонившая в субботу утром. Она спросила, пойдет ли Эрика на похороны, которые состоятся в понедельник. Эрика, не раздумывая, согласилась. Ее душили слезы, и она хотела уже повесить трубку, когда Хестия прибавила:

– После похорон я могла бы заехать в «Персефону».

– Если вас не сильно затруднит…

– Тезеус попросил меня. Получается, это была его последняя просьба.

– Он вам рассказал?..

– Да. – Хестия помолчала. – Будьте осторожны, Эрика.

– Вы считаете, мне грозит опасность?

– Я считаю, что вы напрасно приехали на Кос, – ответила гречанка и повесила трубку.

Тезеуса Ксенакиса похоронили на маленьком кладбище возле горной деревушки Зия, откуда он был родом. С вершины острова Кос открывались панорамные виды на побережье и пышный лесной массив, но Эрика, глаза которой не просыхали от слез, не замечала ничего вокруг. На протяжении всей церемонии она держалась рядом с Хестией и ее мужем, широкоплечим угрюмым Алексисом. Они подсказывали ей, куда идти и что делать во время основных ритуальных моментов.

Эрика, формально принадлежащая к англиканской церкви, имела весьма смутное представление о греческой похоронной церемонии. Следуя совету Хестии, она оделась во все черное и купила букет из четного количества роз. Потом заехала в порт за Хестией и Алексисом, прибывшими утренним паромом, и повезла их по петляющему горному серпантину в Зию, где уже собрались родственники и друзья покойного. Эрику представили сыну, сестре и племянникам кирие Ксенакиса, после чего все отправились в православную церковь, где состоялось отпевание с последующим захоронением.

Когда гроб опускали в могилу, Эрика уже не плакала. Ее охватило странное оцепенение, вызванное не горем, – ведь она почти не знала главного редактора, – а более эгоистичной причиной. Со смертью кирие Ксенакиса число тех, кто верил Эрике, сократилось ровно вдвое. Теперь только от Хестии зависело, останется ли Эрика в полном одиночестве или сможет рассчитывать на посильную помощь.

Вновь оказавшись в отеле, Хестия, возможно, вспомнит нечто такое, что прольет свет на происходящие там явления. Тогда Эрика перестанет блуждать в темноте с завязанными глазами. Тогда она сможет, наконец, действовать.

После поминок Эрика отвезла Алексиса обратно в порт, к отплывавшему на Нисирос парому. Оставаясь в машине, она смотрела, как Хестия пытается в чем-то убедить мужа. Когда тот все-таки поднялся на палубу, Хестия вернулась в салон. Ее застывшее лицо напоминало непроницаемую маску.

– Все в порядке? – осторожно спросила Эрика.

– Да. – Хестия скупо улыбнулась. – Не обращайте внимания на Алексиса. Сегодняшнее… гм… мероприятие выбило его из колеи, и он рассчитывал, что я вернусь домой вместе с ним… Мужчины как дети – постоянно нуждаются в нашей поддержке, не правда ли?

Эрика подумала о Роберте – всегда собранном, уверенном в себе, не нуждающемся ни в чьей поддержке – и промолчала. Она завела мотор и выехала с парковки, явственно ощущая присутствие Хестии в салоне, видя боковым зрением ее четкий, как на старинных монетах, профиль в обрамлении вьющихся волос. Она не знала, что говорить, как вести себя с этой женщиной. Вежливая отстраненность Хестии сковывала Эрику, заставляла чувствовать свою вину перед ней: если бы не предсмертная просьба кирие Ксенакиса, Хестия сейчас возвращалась бы на Нисирос вместе с мужем. Вместо этого она ехала туда, где много лет назад чудом избежала гибели, где для нее всё было пронизано неприятными воспоминаниями и населено призраками прошлого, – в прямом и переносном смысле.

Словно в ответ на мысли Эрики, Хестия пробормотала:

– Как давно я здесь не была. Как же странно оказаться здесь снова!

Машина, перевалив через холм, неумолимо приближалась к «Персефоне»; уже были видны пышные кроны деревьев парка, окруженного новой оградой. Будку и шлагбаум разобрали, но каждый раз, проезжая мимо этого места, Эрика вспоминала свое первое впечатление от увиденного на въезде в отель: удивление, беспокойство и смутный страх, ничем не объяснимый в тот первый день на Косе.

Миновав распахнутые ворота, возле которых круглосуточно дежурил охранник, Эрика свернула на подъездную аллею, привычно снизив скорость до минимума.

– Территория выглядит ухоженной, – заметила Хестия нейтральным тоном, хотя ее поза выдавала скрытое напряжение.

– Да, мы многое здесь обновили… конечно, не мы с Робертом лично, а рабочие Заробаласа.

Едва Эрика заглушила мотор, Хестия тут же вышла из машины и устремила пристальный взгляд на отель, позолоченный лучами заходящего солнца. Картина – для непосвященных – напоминала пасторальную: живописный благоухающий парк, неумолчный щебет птиц, журчание воды в фонтане…

– Он кажется вполне безобидным, правда? – заметила Эрика с нервным смешком.

– Я не была здесь двадцать лет. Целых двадцать лет… – словно не слыша ее, промолвила Хестия, с любопытством оглядываясь вокруг.

Всюду – на дорожках, у бассейна, на лужайках и детской площадке – кипела праздная жизнь, создававшая иллюзию вечного отпуска. Постояльцы пили коктейли, неспешно прогуливались по аллеям, плескались в бассейне, флиртовали, демонстрировали бикини разной степени откровенности, дизайнерские плавки и летние платья из новых коллекций. Дети баловались, смеялись, плакали, бегали наперегонки, требовали мороженого, лишая родителей остатков терпения.

– Все опять… как тогда.

– Вы имеете в виду то лето?..

– Тот день, когда я заболела и отменила занятие в бассейне. Наверняка так же было и год спустя, когда я уже не работала в «Вергопуло». Вот так же безобидно, без малейшего предчувствия несчастья…

– Иногда достаточно одной минуты, чтобы перевернуть привычную жизнь с ног на голову.

– Если бы только перевернуть. У многих из тех, кто отдыхал здесь тогда, жизнь и вовсе отняли… Эрика, вы говорили, что несколько раз видели странную девушку в белом. – без всякого перехода сказала Хестия. – Где именно?

– В отеле. Всегда в разных местах: в вестибюле, в коридорах, в обеденном зале… Правда, однажды я увидела ее в парке. С той, противоположной стороны здания.

– Что она делала?

– Просто стояла и смотрела на отель. Окна ресторана были ярко освещены, внутри как раз расставляли мебель. Я попыталась ее догнать, но она словно растворилась в воздухе.

– Интересно, кто она все-таки такая.

– Я не знаю. С тех пор, как в отель заселились постояльцы, она ни разу не появлялась. Сейчас меня больше беспокоят те, другие… кирие Ксенакис рассказал вам?

– О том, что вы видите прежних обитателей номеров и даже беседуете с ними?

– Звучит дико, да? – Эрика снова нервно усмехнулась.

– Да. Для тех, кто не верит в подобные вещи, – рассеянно отозвалась Хестия, по-прежнему пристально глядя на отель.

– Может, войдем внутрь? – неуверенно предложила Эрика. – Мы могли бы проверить…

– Нет, в отель я не пойду! – резко перебила Хестия. – Отведите меня туда, где стояла девушка.

Подивившись про себя такой просьбе, Эрика молча развернулась и направилась к дорожке, огибавшей основной корпус отеля. Она слышала за спиной шаги Хестии и думала о том, что вся эта затея, похоже, не имеет никакого смысла. Хестия не медиум, она не способна заглядывать в прошлое и предвидеть будущее. Что толку от ее посещения «Персефоны», если она даже не хочет осмотреть отель изнутри? Хестию интересовала незнакомка – что ж, Эрика тоже не отказалась бы узнать, кто она такая и что ей нужно. Но то, что отель населяли и другие призраки, похоже, совершенно не волновало Хестию, – во всяком случае, она не придавала этому факту большого значения.

Еще бы, с внезапной злостью подумала Эрика, сворачивая за угол основного корпуса. Хестии не приходится каждый день вздрагивать при виде очередной бесплотной фигуры и выслушивать их излияния о невозможности вернуться домой. Если так будет продолжаться и дальше, она, Эрика, просто сойдет с ума. Она боялась признаться самой себе, что, возможно, это уже происходит, и что процесс, начавшийся в ее голове, необратим.

– Вон там она стояла. – Эрика остановилась и указала в сторону парка. – Видите деревья, что растут полукругом, и за ними – кустарник?

– А где в тот момент были вы?

– На террасе.

– Это терраса ресторана?

– Да. По ступенькам можно спуститься в парк, а по дорожке – обогнуть корпус по периметру, как мы только что сделали. Увидев незнакомку, я кинулась к ней, но она юркнула за кусты и пропала. Там есть просвет между ветвями, вероятно, через него она перебралась на другую сторону.

– Сейчас вы говорите о ней так, словно она – живой человек, – заметила Хестия.

– Да, в самом деле, – удивленно согласилась Эрика. – Иногда мне кажется, что эта девушка – не бесплотный дух, а такая же, как вы или я – из плоти и крови.

– Вы, наверное, стараетесь избегать этого места?

– Вовсе нет. На террасе всегда кто-то есть: гости любят после еды выпить кофе или коктейль на свежем воздухе. Многие после этого отправляются прогуляться по парку… Да я почти не вспоминаю о том давнем инциденте. Вот где мне по-настоящему страшно – так это возле бассейна. На днях там чуть не погиб мальчик. Мне сказали, он ударился головой, когда нырял, и поэтому потерял сознание. Но мне кажется, дело в другом.

– Почему вы так думаете?

– Из-за той находки.

– Какой находки?

– Роберт что-то нашел в бассейне. В самом начале, когда мы только сюда приехали. Бассейн тогда стоял заброшенный, в нем валялся разный мусор. Роберт спрыгнул в чашу, чтобы прикинуть затраты на ремонт, и поднял нечто…

– Что именно?

– Он не показал. Но по выражению его лица я поняла, что находка оказалась не из приятных. Я тогда почему-то подумала, что это шприц, который оставляют наркоманы.

– Но теперь считаете иначе?

– Будь это всего лишь шприц, Роберт не стал бы прятать его от меня. Заброшенные здания часто облюбовывают бродяги или неблагополучные подростки… Я не кисейная барышня, чтобы скрывать от меня правду жизни. Если Роберт предпочел не афишировать находку, значит, причина была веской.

– А вы не пробовали спросить его об этом? Просто задать мужу вопрос, на который он, возможно, и ответил бы – пусть не сразу, но спустя какое-то время.

– Вы не знаете Роберта, – Эрика покачала головой. – В последнее время… Словом, чем откровеннее мой вопрос, тем выше градус раздражения, которое этот вопрос у него вызывает.

– Странные между вами отношения, – бесстрастно заметила Хестия. – Я всегда думала, что счастливые браки основаны на взаимном доверии и уважении…

– Не вам судить о моей личной жизни! – вспыхнув, резко сказала Эрика.

В эту минуту она явственно ощутила свою второсортность по отношению к уверенной в себе, красивой, успешной Хестии – счастливой матери и супруги.

В ее душе шевельнулось нечто вроде ненависти.

– Вы правы, Эрика, – произнесла Хестия виновато (пожалуй, эти нотки прозвучали впервые за время их знакомства). – Извините, я не хотела показаться бестактной… Можно мне взглянуть на бассейн?

– Разумеется. Вы ведь приехали сюда, чтобы все осмотреть, – холодно отозвалась Эрика. – Правда, там сейчас не протолкнуться от купальщиков, которым лень пройти лишние сто метров до пляжа. Обычно они оккупируют бассейн после обеда и плавают до наступления темноты.

– Ничего, – мягко отозвалась Хестия, стремясь искупить голосом допущенную бестактность. – Постояльцы мне не помешают.

Они двинулись в обратный путь так же, как пришли: Эрика – впереди, за ней Хестия. Стоял теплый безветренный вечер, окрашенный медвяно-охристым оттенком заходящего солнца. В воздухе разливался сладкий аромат цветов, смешанный с солоноватым привкусом моря. Вокруг все было пронизано не надуманным, а настоящим покоем. Ничто не напоминало о ночных кошмарах, которые сейчас казались Эрике не более чем отголосками дурных сновидений.

«Мне бы наслаждаться всем этим, – подумала Эрика с горечью. – Почему же я чувствую себя так, словно отбываю наказание в тюрьме?..» Ее мучило ощущение, что дальше будет только хуже. Теперь, когда их с Робертом связывали исключительно деловые отношения, Эрика ощущала себя наймитом, вызывающим постоянное недовольство у работодателя. Рано или поздно ее поставят перед фактом, что в ее услугах больше не нуждаются. Вопрос заключался лишь в том, на какой размер выходного пособия она сможет рассчитывать при «увольнении».

Бассейн встретил Эрику привычными звуками: визгом резвящихся детей, предупреждающими окриками взрослых, плеском разлетающейся в разные стороны воды. Остановившись метрах в десяти от бассейна, Эрика раздраженно сказала:

– Вот так каждый день. Словно дикари какие-то!

– В какое время проводятся занятия по аква-аэробике? – спросила Хестия. – Только по утрам? Или и вечером тоже?

– У нас вообще нет аква-аэробики. Роберт считает, нет необходимости.

«Потому что это позволяет сэкономить на зарплате инструктора».

Хестия удивленно приподняла брови и заметила:

– Если гостей некому организовывать, они невольно превращаются в дикарей.

Эрику вновь покоробил ее снисходительно-поучительный тон, но она не успела отреагировать, поскольку ее внимание привлекла совершенно возмутительная картина.

На бортике стоял, готовясь прыгнуть в воду, малыш лет четырех. На нем не было ни надувных нарукавников, ни плавательного круга. Мальчик, размахивая руками, балансировал на самом краю – одно неверное движение, и свалится в воду. Что, если он не умеет плавать и захлебнется? Или расшибет голову и отправится в больницу? Это будет уже второй случай за неделю, и тогда отелю не избежать неприятностей.

Охваченная в равной степени страхом и гневом, Эрика ринулась к бассейну, забыв про Хестию.

– Чей ребенок? – крикнула она. – Кто позволил ребенку нырять во взрослый бассейн?

С лежака приподнялась полная блондинка в чересчур открытом купальнике и, смерив Эрику недовольным взглядом, заговорила с мальчиком по-немецки. Тот нехотя отошел от бортика.

– Маленьким детям нельзя здесь плавать, – сказала Эрика по-английски, четко выговаривая слова. – А тем более нырять с бортика. Это нарушение правил отеля. Вы поняли?

Немка, не удостоив ее ответом, демонстративно перекатилась на другой бок. Стиснув зубы, чтобы не заорать от ярости, Эрика обернулась к Хестии… и вздрогнула от неожиданности.

Хестия смотрела на нее во все глаза, побледнев от ужаса. Она силилась что-то сказать, но не могла. Вероятно, за ту минуту, что Эрика разговаривала с немкой, что-то произошло. Хестия увидела кого-то, вызвавшего у нее страх настолько сильный, что она буквально лишилась дара речи.

Увидев, что Эрика направляется к ней, Хестия резко развернулась и пошла прочь, всё ускоряя шаг, пока не перешла на бег.

– Хестия, подождите! – крикнула Эрика, совершенно ничего не понимая.

Гречанка не останавливалась. Эрика нагнала ее уже на подъездной алее. Схватив Хестию за плечо, она воскликнула:

– Да стойте же! Объясните…

Хестия наконец обернулась, одновременно резким движением скинув руку Эрики с плеча.

– Мне нужно домой, – пробормотала она. – Немедленно.

– Собираетесь идти пешком до самого порта? Это больше десяти километров.

Хестия тяжело дышала, как после интенсивной пробежки. Постепенно краски возвращались на ее лицо, щеки слегка порозовели. Но она все еще была сильно напугана.

– Что произошло? – потеряв терпение, резко спросила Эрика. – У вас такой вид, словно вы увидели призрак. – Внезапно ее осенила догадка. – Она была там? Девушка в белом?

– Да.

– Где она стояла?

– Возле бассейна. Я была не готова, и поэтому испугалась…

– Дело не только в этом, верно? Вы узнали ее. Готова поклясться, что узнали.

Хестия кивнула. На ее лице появилось затравленное выражение.

– Кто она?

– Я не помню ее имени.

– Она работала здесь тем летом?

– Работала или жила в качестве гостьи… Я не знаю, я не хочу это обсуждать! – с внезапной яростью крикнула Хестия.

– Хорошо, хорошо, только успокойтесь. Пойдемте в бар. Выпьете чего-нибудь крепкого.

– Нет. – Хестия упрямо сжала губы.

– Но вы не можете ехать в таком состоянии! Переночуйте здесь, а утром я отвезу вас в порт.

– Я должна вернуться домой сегодня. Я обещала Алексису. Последний паром отходит на Нисирос через час. Мне нужно на него успеть.

Эрика поняла, что уговаривать Хестию бесполезно.

– Хорошо, – вздохнула она. – Садитесь в машину. Поедем прямо сейчас.

Вынув из кармана ключи, Эрика направилась к машине, припаркованной неподалеку. Открыв дверцу и обернувшись, она обнаружила, что Хестия по-прежнему стоит на месте, напряженно глядя в сторону бассейна.

– Ее там нет! – крикнула Эрика. – Она всегда появляется неожиданно и почти сразу исчезает. Ну же, Хестия, возьмите себя в руки. Вы что, призраков никогда не видели?

В этот момент она увидела Роберта, спешившего к ней от центрального входа.

– Эрика, где ты пропадала? – начал он еще издали. – Я везде тебя ищу.

– Что на этот раз? – Эрика со злостью захлопнула дверцу.

– ЧП с одной из горничных.

– Несчастный случай?

– Я толком не понял, старшая горничная не смогла внятно объяснить. Она с ног сбилась, тебя разыскивая. Ты бы включала телефон для разнообразия.

– Я должна отвезти Хестию в порт, она опаздывает на паром, – сказала Эрика, проигнорировав язвительный совет мужа.

– Это твоя знакомая? – спросил Роберт, с интересом взглянув на гречанку. – Как ее зовут?

– Хестия Димитриади. Она с Нисироса. Я вернусь самое позднее через полчаса и…

– Нет. Давай ключи, я сам отвезу кирию Димитриади в порт.

Роберт протянул руку, и Эрика после минутного колебания отдала ему ключи.

– С ней все в порядке? – спросил Роберт, пристально глядя на стоявшую в отдалении Хестию.

– Не совсем. Шок после похорон друга. Где кирия Георгиу?

– Ждет в твоем кабинете.

Эрика направилась к отелю, злая на Роберта, на Хестию и старшую горничную, а еще больше – на незнакомку, появившуюся у бассейна так некстати.

Хотя, может, и кстати. По крайней мере, Хестия смогла убедиться, что Эрика не страдает галлюцинациями. Она сама захотела сюда приехать, никто ее не заставлял. Что ж, теперь Хестия нескоро вернется в «Персефону» – если вообще когда-нибудь вернется. И хорошо, мрачно подумала Эрика, вспомнив взгляд, каким Роберт смотрел на Хестию. Должно быть, так на нее смотрели все мужчины. Но одно дело, когда красивой женщиной восхищается посторонний мужчина, и совсем другое, когда это делает твой собственный муж.

Прежде чем войти в вестибюль, Эрика обернулась. Машины на подъездной аллее уже не было.

– Что случилось, кирия Георгиу?

Дородная женщина лет пятидесяти в форменном платье старшей горничной при появлении Эрики вскочила со стула. Вид у нее был одновременно раздосадованный и виноватый.

– Я тут не при чем, кирия Трейси! – зачастила она. – Честное слово, не при чем…

– Переходите к сути.

– Эти девицы, Ленора и Делия, с самого начала мне не понравились. Будь моя воля, я бы…

– Кирия Георгиу!

– Извините. Они утверждают, будто во втором корпусе обитают привидения.

– Что? – Эрика изумленно уставилась на старшую горничную. – Что вы сказали?

– Привидения, ни больше ни меньше! На дворе двадцать первый век, а они талдычат невесть что. Хорошо хоть не успели напугать своими россказнями постояльцев, я вовремя услышала, не хватало нам тут еще паники, и так слухи разные об отеле ходят, а если еще…

– Подождите! Просто помолчите минуту, хорошо?

Старшая горничная умолкла на полуслове, не сводя с Эрики удивленно-вопросительного взгляда. Эрика откинулась на спинку стула и прикрыла глаза. Она вновь почувствовала неимоверную усталость, давящую на нее словно многотонной плитой. Это отель давит на меня, подумала она. Жуткий, зловещий отель со своими тайнами, давними трагедиями и нынешними проблемами.

Она никогда не будет счастлива здесь, никогда не почувствует себя в безопасности.

Неужели существует лишь один способ избавиться от этого кошмара – уехать отсюда навсегда?..

Эрика решительно встала, усилием воли подавив искушение.

– Пригласите сюда этих девушек, – велела она.

– Кирия Трейси, неужели вы хоть на минуту поверили…

– Дело не в том, чему я верю. Есть проблема, и ее надо решать. Или вы хотите, чтобы завтра о привидениях говорил весь отель?

– Сейчас я за ними схожу.

Эрика подошла к окну и захлопнула створки, чтобы отгородиться от раздражающего гомона детей, игравших на площадке. Вскоре дверь открылась, и кирия Георгиу бесцеремонно вытолкнула вперед двух горничных.

Это были типичные молодые гречанки без связей и перспектив, получившие посредственное образование и наверняка из малообеспеченных семей, иначе после школы их отправили бы учиться дальше или удачно пристроили замуж. Эрика остановила взгляд на одной из девушек и доброжелательно ей улыбнулась.

– Вы Ленора или Делия?

– Делия.

– Расскажите, что произошло во втором корпусе.

Горничная покосилась на свою непосредственную начальницу, загораживавшую внушительной фигурой дверной проем.

– Не бойтесь, рассказывайте, – подбодрила Эрика.

– Убираю я вчера в триста тридцать пятом. Протираю пыль на туалетном столике и случайно смотрю в большое зеркало, что над столиком висит. А в нем другое зеркало отражается – которое на противоположной стене. И вдруг…

– Что отразилось в зеркале?

– Не в одном зеркале, а как бы между двумя… Не знаю, как объяснить. Будто между зеркалами вдруг возник коридор. Как в старинных гаданиях, когда жгут свечи и загадывают на жениха.

– И что вы увидели в этом коридоре?

– Мужчину и женщину. Фигуры были размытые, нечеткие. И очень быстро исчезли.

– Ну и фантазии! – фыркнула кирия Георгиу.

– Но это правда! – возмущенно вскинулась Делия. – Если вы сами не видели, так не говорите.

– Кирия Георгиу, вы можете идти, – с нажимом сказала Эрика. – Мы закончим без вас.

Старшая горничная хотела возразить, но, поймав взгляд Эрики, передумала и молча вышла.

– Клянусь, я не выдумываю! Кирия Георгиу решила, что я была пьяна, но я в рот спиртного не беру. А сегодня утром и Ленора кое-что увидела, только уже в другом номере.

– Тоже мужчину и женщину? – Эрика повернулась ко второй горничной, которая за все это время не проронила ни слова.

– Нет, – буркнула та с неохотой. – Ребенок в ванной комнате баловался.

– Мальчик?

– Не знаю… я его не видела, только слышала.

– Поподробнее.

– Я кровати перестилала, и вдруг в ванной зашумела вода. Я решила, что хозяева с пляжа вернулись. Заглянула в ванную, а там никого, только вода из кранов течет. Выключила я воду и к уборке вернулась. Через минуту опять то же самое. Что за чертовщина, думаю? Только краны завернула, как раздался этот смех. Мой младший брат так смеется, когда набедокурит. Я свет включила, а на запотевшем зеркале рожица нарисована. И отпечатки мокрых босых ног на полу. Маленьких таких…

– Вы, наверное, сильно испугались?

Ленора пожала плечами.

– А чего пугаться? Известно, чьих это рук дело.

– Чьих? – бесстрастно спросила Эрика.

– Да тех, которые здесь тогда перетравились. Вы наверняка в курсе той истории.

– Я-то в курсе, а вот вы откуда знаете?

– Да об этом только ленивый не говорит! Меня тетка предупреждала, чтоб я не лезла сюда. Да только где еще заработать, как не здесь? В другие отели конкурс по пять человек на место, а сюда – пожалуйста, еще и обрадовались, что согласилась.

– Ленора, прекрати! – шикнула Делия.

– А что? Оба корпуса наверняка кишмя кишат призраками. Странно, что кроме нас с Делией их никто не видел, но если хотите знать мое мнение, это только начало.

– Вы о чем, Ленора? – резко спросила Эрика.

– О том, что скоро они из всех щелей полезут! – выпалила девушка, не заметив зловещих ноток в голосе управляющей. – Вот вы сами, кирия Трейси, неужели их не видели? Не может быть, чтобы ни разу!

Ленора вперила в Эрику пристальный взгляд, не имеющий ничего общего с тем смущенно-испуганным взглядом, когда она только переступила порог кабинета.

Девчонка что-то знает, растерянно подумала Эрика, иначе она не вела бы себя так вызывающе. Возможно, до нее дошли какие-то слухи… Не из медкабинета ли? Вполне возможно, если Ленора и медсестра – подружки.

– Я не верю в потусторонние силы, – спокойно сказала она. – И вам не советую. Это плохо сказывается и на душевном равновесии, и на выполнении своих профессиональных обязанностей. За пределами отеля вы можете верить во что угодно, но в «Персефоне» обязаны сохранять здравый смысл и хладнокровие. Должностные инструкции исключают распространение панических слухов и домыслов, и отдел кадров строго пресекает подобные попытки – вплоть до увольнения нарушивших правила. Не забывайте о нашей общей цели: обеспечить постояльцам комфортный отдых и не дать им повода разочароваться в своем выборе. Я понятно излагаю?

– Конечно, кирия Трейси, – поспешно сказала Делия и толкнула в бок Ленору, которая, не глядя на Эрику, хмуро кивнула.

– Если вы опять кого-то увидите… – Эрика сделала паузу, давая понять, кого она имеет в виду. – Не посвящайте ни кирию Георгиу, ни других коллег. Идите сразу ко мне.

– Хорошо.

– И не бойтесь их. Они не причинят вам вреда.

– Но вы же только что сказали, что не верите в потусторонние силы, – хмыкнула Ленора.

И тут же, не дожидаясь ответа, захлопнула за собой дверь.

Эрика задержала дыхание, чтобы унять очередной приступ гнева, и сжала пульсирующие болью виски. То, чего она так боялась, случилось: они решили расширить границы, перестав довольствоваться общением только с Эрикой.

Что будет, когда о них узнают постояльцы? Несомненно, в отеле начнется паника. Гости станут массово покидать отель. О нем пойдет дурная слава, и Роберту останется лишь подсчитывать убытки.

«Персефону» придется закрыть.

Это было именно то, чего Роберт больше всего боялся.

И то, чего с недавних пор втайне желала Эрика.

Ее опасения, что обитателям «Персефоны» грозит опасность, за последние несколько дней только усилились. Эрика ощущала опасность всюду, где бы ни находилась: во всех помещениях отеля и в самых отдаленных уголках прилегающей к нему территории. Она жила ожиданием, что вскоре произойдет нечто непоправимое. Иногда она ловила себя на кощунственной мысли, что даже хочет, чтобы это нечто наконец произошло – тогда, по крайней мере, уйдет изматывающее чувство ожидания.

Но вслед за этими мыслями приходило раскаяние. Эрика верила, что несчастье можно накликать, просто думая о нем, и корила себя за умственную несдержанность, способную нанести вред неповинным людям. Лучше отелю закрыться до того, как что-то случится. Пусть все они уедут отсюда, гонимые паникой – и гости, и персонал. Тогда большого несчастья удастся избежать.

За окном стемнело. Эрика бросила взгляд на часы – половина девятого. Роберт уже должен был вернуться. Она вышла из кабинета и отправилась на поиски мужа. Машины на привычном месте не оказалось, и Роберта никто не видел. Эрика набрала его номер, но телефон не отвечал. Возможно, что-то произошло в дороге? Это было маловероятно – Роберт водил очень аккуратно – но дорога изобиловала резкими поворотами, и на слабо освещенных участках шоссе всякое могло случиться.

После нескольких безуспешных попыток Эрика позвонила Хестии, не особо надеясь на успех. Но Хестия все же сняла трубку. Сдержанным голосом, в котором сквозило напряжение, она сказала, что подплывает к Нисиросу. Да, Роберт около часа назад высадил ее в порту, после чего сразу уехал.

– Хестия, вы как?.. В порядке?

– Да, – сухо ответила Хестия и разъединилась.

В этот момент послышался шум подъезжающего автомобиля. Облегченно вздохнув, Эрика выбежала наружу через раздвижные двери, не обращая внимания на удивленный взгляд администратора. Роберт припарковался у центрального входа, на отведенном для их машины месте.

– Где ты был? – спросила Эрика, сдерживая раздражение.

– Странный вопрос. – Роберт удивленно вскинул брови. – Отвозил твою знакомую в порт.

– Хестия уже на Нисиросе! Ты давно должен был вернуться.

– Я зашел в бар и выпил пива. Мне следовало спросить у тебя разрешения? – бросил Роберт через плечо, направляясь ко входу.

– Ты мог предупредить, что задержишься!

– Беру пример с тебя, дорогая. Только не говори, что беспокоилась.

– Представь себе, да. Куда ты идешь? Мы еще не закончили…

– Я устал и проголодался. Хочу перехватить чего-нибудь на кухне и лечь спать. Не ходи за мной, Эрика, прошу тебя, – обманчиво мягким голосом добавил Роберт; его глаза холодно блеснули. – Давай перенесем разговор на утро. Сейчас не лучшее время для очередного выяснения отношений.

Он развернулся и ушел, оставив Эрику в бессильной ярости. Между нами все кончено, билось в ее мозгу. На самом деле все было кончено уже давно, просто она отказывалась в это верить, цепляясь за призрачную надежду. Что дальше? Развод? Возвращение в Англию? Ну уж нет, Роберту не стоит рассчитывать на легкую победу. Она его жена, со всеми правами – финансовыми и юридическими. Именно об этом она напомнит Роберту утром, когда он соизволит снизойти до разговора с ней. Пора раскрыть карты и поговорить о будущем – совместном или раздельном, это уж как решит Роберт; Эрика прекрасно понимала, что решение о том, сохранять семью или нет, останется целиком за ним.

Мысль о том, что ей в очередной раз предстоит подняться в пустую спальню и улечься в холодную постель, не добавляла радости. Выскользнув наружу через боковую дверь, Эрика углубилась в парк, выбрав отдаленную аллею, чтобы не столкнуться с постояльцами, которые обычно прогуливались по парку после ужина. На этой аллее фонари стояли довольно далеко друг от друга, и большие участки гравийной дорожки были погружены во тьму, которая казалась еще более плотной из-за деревьев и кустарников, росших по обеим сторонам аллеи.

Эрика шла, не глядя по сторонам, отдавшись мрачным мыслям, страдая из-за невозможности что-либо изменить. Через полгода ей исполнялось сорок, однако в душе она оставалась все той же маленькой девочкой, которая много лет назад искала утешения в объятиях матери. Но Персефона покинула ее; теперь очередь была за Робертом. Она вновь останется одна, ей придется все начинать сначала. Это не страшно, когда тебе двадцать или тридцать, но после сорока все становится куда более запутанным и сложным, а главное – ненужным. Зачем начинать новый бег по кругу, если финал заранее известен? К чему в очередной раз тешить себя иллюзиями, если…

Внезапный резкий звук заставил Эрику остановиться. Впереди хрустнула сухая ветка, а потом раздался тихий переливчатый смех, который Эрика знала слишком хорошо.

Она бросила тоскливый взгляд на островок света от фонаря шагах в двадцати от нее – островок этот сейчас казался недосягаемым, как планета за пределами Солнечной Системы. Волоски на ее руках встали дыбом – верный признак надвигающейся опасности. Ноги свело судорогой, и когда Эрика попыталась отступить назад, она поняла, что не может сдвинуться с места.

Незнакомка появилась из-за куста бугенвиллии и остановилась посреди дорожки, глядя на Эрику отрешенным взглядом, в котором не было ничего человеческого. Девушка стояла примерно на одинаковом расстоянии между фонарем и Эрикой, но все же немного ближе к фонарю. Ее распущенные темные волосы как будто стали длиннее.

– Зря ты это сделала, – печально сказала незнакомка.

Это были первые слова, которые услышала от нее Эрика. Ее настолько поразил сам факт того, что девушка заговорила, что все остальное сразу стало неважным.

– Что? – спросила она растерянно. – Что я сделала?

– Не нужно было приглашать сюда Хестию. Теперь события не остановить. Точка невозврата пройдена. Эти люди еще не знают, что скоро станут жертвами.

– О ком ты говоришь? – крикнула Эрика. – О постояльцах отеля?

– Не стоит так волноваться, – губы девушки раздвинулись в зловещей улыбке. – С тобой ничего не случится. И с твоим мужем тоже. А другие… тебе на них наплевать, не так ли?

– Неправда! Я не хочу, чтобы пострадал хоть кто-то из обитателей «Персефоны».

– «Персефона!» – девушка рассмеялась. – Что за глупая идея – дать отелю имя умершей матери?

– Откуда ты знаешь?..

– Ты ничего не сможешь сделать. Помни: теперь события не остановить. Бедная Эрика, тяжело тебе придется! Прощай. Мы не увидимся больше. Ты именно этого хотела? Чтобы я исчезла навсегда?..

С этими словами незнакомка сошла с дорожки и пропала за кустами. Вновь стало тихо, и в этой тишине Эрика отчетливо услышала громоподобные удары своего сердца.

Ей стало трудно дышать. Картинка перед глазами расфокусировалась и поплыла, а потом все исчезло – осталась только мягкая обволакивающая пустота.

– Глубокий обморок, – сказал кто-то смутно знакомым голосом.

Эрика медленно приходила в себя. Ей не хотелось возвращаться в реальность – слишком неприглядную, чтобы с ней можно было мириться. Она хотела еще хоть немного побыть в благословенном небытии, из которого ее вырвали самым бесцеремонным образом, сунув под нос что-то резко и дурно пахнущее.

Сквозь полусомкнутые веки они видела склонившееся над ней нечеткое лицо мужчины, рот которого смешно двигался, как у выброшенной на берег рыбы. Вероятно, именно он и произносил слова, которые казались Эрике далекими и не имеющими к ней отношения.

– Может, отвезти ее в больницу? – раздался голос Роберта.

– Я не хочу в больницу!

Эрика попыталась сесть, но чьи-то сильные руки уложили ее обратно.

– Лежите спокойно, кирия Трейси. Не бойтесь, никуда вас не повезут.

Доктор Камбанарис, вот это кто. Зачем он ее удерживает? Где она находится? Почему так ужасно болит голова?.. Эрику захлестнула волна паники.

– Роберт! Роберт! – задыхаясь, крикнула она.

– Я здесь, милая.

Осунувшееся от усталости и тревоги лицо Роберта приблизилось к ее лицу.

– Что со мной случилось? – пробормотала Эрика.

– Тебя нашли в парке, в самой дальней его части. Ты лежала на дорожке без сознания. Доктор Камбанарис предположил, что причиной обморока мог стать внезапный испуг. Возможно, ты увидела кого-то или что-то… Ты вспомнила? – быстро спросил Роберт, увидев, как распахнулись глаза Эрики.

– Нет, – ответила она, отворачиваясь. – Нет, я ничего не помню.

– Тебе нужно отдохнуть. Эту ночь ты проведешь под наблюдением доктора, а утром я перенесу тебя в спальню.

– Где я?

Эрика пыталась сориентироваться, но вокруг был полумрак, горела только настольная лампа в дальнем конце помещения, почти не дававшая света.

– В медпункте. Постоялец, который нашел тебя в парке, принес тебя сюда примерно час назад.

– Значит, сейчас все еще… – Эрика напрягла память. – Четверг?

– Через десять минут будет уже пятница. Ну, раз ты пришла в себя и все в порядке… все ведь в порядке, доктор Камбанарис?

– Нужно понаблюдать в динамике, – уклончиво ответил тот.

– Тогда я пока не нужен?

– Конечно, кирие Трейси. Если что – я позвоню.

– Да, сразу же звоните. – Роберт поцеловал Эрику в лоб и выпрямился. – Постарайся уснуть, дорогая. Спокойной ночи!

В его устах это прозвучало как издевка. Какая, к черту, спокойная ночь?! Разумеется, она все вспомнила, едва Роберт сказал про парк. Встреча с незнакомкой. Предупреждение, больше похожее на угрозу. Зловещий смех, торжествующая улыбка и равнодушный взгляд – взгляд человекоподобного робота, безупречного снаружи, но дефектного внутри.

– Я хочу пить, – сказала Эрика.

Возле кушетки возникла фигура в белом халате. Доктор помог Эрике приподняться и дал напиться через трубочку. Его лицо было абсолютно непроницаемым, хотя он наверняка знал, что Эрика пыталась его уволить, и, если бы не вмешательство Роберта, он бы сейчас искал новую работу.

– Вам необязательно дежурить возле меня всю ночь, – сказала Эрика. – Я в порядке, только голова немного кружится.

– Что вы увидели в парке, кирия Трейси? – тихо спросил врач, помогая Эрике снова лечь. – Что напугало вас до такой степени, что вы потеряли сознание?

– Я уже сказала Роберту, что ничего не помню.

– Возможно, со мной вы будете откровеннее, чем со своим мужем?

– Вам я тем более ничего не скажу!

– У вас расшатаны нервы, кирия Трейси. Это может плохо кончиться.

– По-вашему, я представляю опасность для окружающих?

– Для окружающих вряд ли. Скорее для себя самой.

– Вы спите и видите, как бы упрятать меня в психушку.

– У вас в корне неверное представление о врачебной миссии в целом и обо мне – в частности.

– Сомневаюсь.

– Кирия Трейси, я хочу вам помочь, хоть вы этого и не заслуживаете. – доктор Камбанарис придвинул к кушетке стул, уселся на него и наклонился к Эрике, словно намереваясь сообщить ей некую тайну. – Для меня вы сейчас не жена босса, а пациентка, нуждающаяся в помощи. С вами происходит нечто, подтачивающее вас изнутри. Разрушающее вашу психику. Заставляющее вас совершать поступки, которые сторонним наблюдателям кажутся бессмысленными и нелогичными, а вам самой – единственно правильными. Если бы вы не руководили отелем, я бы прописал вам успокоительное и поручил вас заботам мужа. Но вы отвечаете за безопасность более ста человек, проживающих и работающих в «Персефоне», и, если существует хоть малейшая вероятность того, что ваше неадекватное поведение причинит этим людям вред, я просто обязан вам помешать.

– Я как раз и пытаюсь предотвратить несчастье! – Эрика приподнялась на локте. – Прекратите ставить палки мне в колеса, иначе неприятностей не избежать.

– Кому грозят неприятности?

– Всем обитателям «Персефоны».

– С ними должно что-то случиться?

– Да. Только я не знаю, что именно и когда… подозреваю, что в ближайшее время.

– Откуда у вас такие сведения?

– Вы знаете, что случилось здесь двадцать лет назад?

– Еще бы мне не знать.

Сказав это, доктор Камбанарис отвернулся.

– В тот день погибла моя мать, – после долгой паузы произнес он. – Она работала в «Вергопуло» горничной. Мне тогда было шестнадцать.

– О… – Эрика сглотнула. – Я не знала… мне очень жаль.

– Когда ее не смогли спасти, я решил, что стану врачом. После медицинского института несколько лет работал на «скорой помощи», потом в отделении травматологии Центральной больницы Коса. На моем счету десятки спасенных жизней, говорю это без ложной скромности. Когда стало известно, что в «Персефону» набирают персонал, я, не раздумывая, уволился из больницы и успешно прошел собеседование – с моим опытом это было нетрудно.

– Вы наверняка потеряли в зарплате.

– Деньги для меня не главное. На жизнь мне вполне хватает, семьей я пока обзаводиться не собираюсь. Хуже то, что здесь скучно с профессиональной точки зрения: приходится лечить несварения желудка, солнечные удары и последствия неумеренных алкогольных возлияний. Все более-менее сложные случаи перенаправляются в городские медучреждения. Иной раз за целый день ничего не происходит. Для постояльцев это, разумеется, хорошо, как и для репутации отеля. Но еще год-другой таких «каникул», и придется серьезно восстанавливать свои навыки.

– Зачем же вы устроились в «Персефону»?

– Однажды, когда мне было лет тринадцать, я приехал сюда на велосипеде – передать матери ключи от дома или что-то в этом роде, сейчас уже не помню. В тот день я все здесь облазил, все осмотрел, включая пляж. Мне понравилось, и я подумал о том, как было бы здорово работать в таком отеле. Я тогда не сознавал, что для персонала пребывание здесь – отнюдь не отдых, а каждодневный тяжелый труд. Когда матери не стало, я вычеркнул «Вергопуло» из памяти. Но когда услышал о вновь открывающемся отеле, внутри будто щелкнуло что-то. Я понял, что непременно должен здесь работать. Меня влекло сюда, как магнитом.

– Да, – задумчиво сказала Эрика. – Это место действительно обладает притягательной силой…

– Почему вы думаете, что людям в отеле грозит опасность?

– Мне сообщили.

– Кто?

– Я не могу сказать. Но этот источник… скажем так, заслуживает доверия.

– Тогда вам следует незамедлительно сообщить в полицию.

– У меня нет доказательств. Нужно, не теряя времени, эвакуировать всех, кто находится в отеле.

– Эвакуировать? – удивленно переспросил доктор.

– Организованно вывезти отсюда и персонал, и гостей. Я давно говорила Роберту, что «Персефону» нужно закрыть, но он меня не послушал. Хотя бы на вас, доктор, я могу рассчитывать?

Камбанарис молча прошелся по кабинету. Он выглянул в окно, бесцельно передвинул стопку бумаг на столе, потом вернулся к кушетке и мягко произнес:

– Кирия Трейси, уже поздно. Вам нужно отдохнуть. Сейчас я сделаю вам укол снотворного… абсолютно безвредный препарат, который поможет уснуть. А утром мы вернемся к этому разговору.

– Хорошо. – Эрика откинулась на подушку. – Я действительно устала и у меня болит голова.

После укола она погрузилась в глубокий сон без сновидений. Доктор Камбанарис приглушил свет настольной лампы и придвинул к себе телефон. Набирая номер, он хмурился и кусал губы.

– Кирие Трейси? – сказал он в трубку. – Хорошо, что вы не спите. Мы должны поговорить… Да, прямо сейчас. Только не здесь, не в медпункте. Я сам к вам поднимусь.

Эрика проснулась как от толчка. Ее разбудили взволнованные голоса, раздававшиеся за дверью. Кто-то пробежал по коридору, а в следующую минуту резко зазвонил телефон.

Вздрогнув от неожиданности, Эрика села на кушетке и осмотрелась. Она по-прежнему находилась в медпункте. В окно ярко светило солнце, часы показывали без четверти десять. Эрика не помнила, когда в последний раз спала так долго и притом без ночных кошмаров. Она чувствовала себя отдохнувшей, голова почти не болела. Нужно выпить кофе, подумала она, и приниматься за работу. Наверняка возле ее кабинета уже столпилась очередь из сотрудников, желающих обсудить насущные проблемы отеля.

Телефон продолжал настойчиво трезвонить. Выпростав ноги из-под простыни, Эрика подошла к столу и сняла трубку.

– Срочно нужен врач!

– Врача здесь нет, – растерянно ответила Эрика.

– Ну хоть медсестру сюда пришлите!

– Куда это – сюда?

– С кем я говорю? – рявкнул мужчина.

– Эрика Трейси, управляющая отелем.

– Простите, миссис Трейси, не узнал. – собеседник сбавил обороты. – Это Артур Хоупман.

– Что случилось, мистер Хоупман?

– Вы разве не в курсе? – удивился начальник службы охраны. – В отеле массовое отравление.

– Что? – выдохнула Эрика.

Ее пальцы судорожно сжали трубку телефона, норовящую выскользнуть из руки.

– К счастью, проблемы только у сотрудников. Отдыхающие не пострадали – по крайней мере, на данный момент жалоб от них не поступало. Но отравление, похоже, серьезное. Людей наизнанку выворачивает, мои ребята всю комнату отдыха забле… простите, привели в непотребный вид. Администратор вызвала «скорую», но одной бригадой медиков тут не обойтись. И Камбанарис, как назло, куда-то запропастился…

– Вы уверены, что это действительно отравление?

– Придите сами и посмотрите! – начальник службы охраны бросил трубку.

Эрика выбежала из медкабинета и помчалась по коридору цокольного этажа к комнате отдыха охранников. Еще издали она услышала характерные звуки, почуяла тошнотворный запах, который ни с чем невозможно было спутать, и поняла: дело плохо.

Незнакомка выполнила свою угрозу. Она перешла к активным действиям, решив вначале нейтрализовать охранников, а потом приняться за всех остальных. Хоупман сказал, что пострадали не только его люди… Кого еще она отравила? И главное – как ей это удалось? Подмешала что-то в еду? Или прибегла к старому проверенному способу – через воду?..

Распахнув дверь, Эрика застыла на пороге. Помещение отдыха представляло собой комнату без окон, с креслами, диваном, журнальным столиком и мини-кухней.

Обычно здесь находилось одновременно не больше двух-трех человек, сменявшихся с круглосуточной вахты. Однако сейчас комната была полна народу. Четверо крепких рослых мужчин скрючились на креслах в неудобных позах, прижав колени к груди и обхватив их руками. Бледные лица покрывала испарина, сквозь сжатые зубы вырывались сдавленные стоны. Двое лежали на диване валетом, свесив головы к тазикам, стоявшим на полу. Одного рвало, второй вытирал рот грязным носовым платком. Кондиционера не было, и в спертом воздухе стоял смрад, усиленный едким запахом пота напуганных людей.

Над всем этим хаосом в прямом смысле возвышался Артур Хоупман – англичанин под два метра ростом, переехавший на Кос несколько лет назад. Он хмуро смотрел на подчиненных, скрестив руки на груди с таким видом, словно готовился устроить им грандиозный разнос. Увидев Эрику, Хоупман кивнул в сторону дивана:

– Этим хуже всего, поэтому я позволил им лечь. Остальные периодически бегают в туалет, но я заставил их принять по двойной дозе абсорбента. До приезда «скорой» должны продержаться.

Некоторое время Эрика молча смотрела на охранников, прежде чем задать Хоупману первый из вертевшихся на языке вопросов:

– Вы сказали, что отравились и другие сотрудники. Их много?

– Всего человек пятнадцать, включая моих. В основном мужчины.

– И среди них ни одного постояльца?

– Насколько я знаю, нет. Но вам лучше спросить у своего мужа, миссис Трейси. Он должен располагать самой свежей информацией.

– Когда это началось?

– Часов в шесть утра. Сначала их просто мутило, потом начались проблемы с желудком, открылась рвота и поднялась температура. У всех примерно одинаковые симптомы. Доктор Камбанарис предположил пищевое отравление. Вряд ли это алкоголь. Не знаю, как в других подразделениях, а мои ребята не пьют ничего крепче пива.

– Пиво – это тоже алкоголь.

– Знаете, госпожа Трейси, местное пиво такой крепости, что его может пить даже ребенок, – усмехнулся Артур Хоупман. – А импортные напитки сотрудникам не положены – только гостям.

– Если предположить пищевое отравление – чем, по-вашему, они могли отравиться?

– Вчера вечером персоналу подавали мясо… Эй, Сетос, вы все ели мясо на ужин, так ведь?

– Пожалуйста, шеф, не надо о еде! – простонал охранник.

– Да, парням сейчас не сладко. Их лучше не трогать, – Хоупман поскреб подбородок. – Судя по тому, что проблемы начались еще до завтрака, это все-таки мясо. Сам я ел рыбу – выпросил у шеф-повара кусочек. Если хотите знать мое мнение, менеджера службы питания нужно уволить. Это однозначно его вина. Наверняка заказывает продукты у сомнительных поставщиков, чтобы сэкономить несколько евро.

– Я разберусь, мистер Хоупман. Вы, конечно, потом тут все отмоете?

– Да уж в таком виде не оставлю.

За дверью Эрика сделала несколько глубоких вдохов. Внешний вид охранников испугал ее гораздо сильнее, чем она это показала. Эрика была почти уверена, что никто из них не выживет, независимо от того, насколько быстро их доставят в больницу. Еда тут, конечно, не при чем – для сотрудников готовили из тех же продуктов, что и для постояльцев. Нужно было срочно раздобыть полный список пострадавших и понять, что еще, помимо общего ужина накануне, могло их объединять.

Роберт сразу снял трубку, словно ждал ее звонка.

– Ты уже знаешь? – спросил он.

– Да. Только что была у охранников. Где ты?

– В конференц-зале второго корпуса. Здесь разместили всех заболевших, лучше изолировать их от остальных, пока не выяснится причина отравления.

– И сколько… сколько их?

– Двенадцать человек.

Эрика быстро прикинула в уме. Двенадцать, и еще шестеро охранников… половина всего штата. Это еще не катастрофа, но и хорошего, конечно, мало.

– Постояльцев среди них нет? – спросила она вслух.

– Нет. Повезло. Тут доктор Камбанарис и медсестра, оказывают посильную помощь. «Скорые» должны подъехать с минуты на минуту. Сможешь встретить врачей и проводить сюда?

– Да, конечно. Роберт… – Эрика запнулась.

– Говори быстрее, мне нужно идти!

– Думаешь, это пищевое отравление?

– А что еще это может быть? – раздраженно ответил Роберт вопросом на вопрос.

– Ты сам как себя чувствуешь?

– Нормально. Вчера вечером я так не успел поужинать.

Эрика вспомнила события прошлого вечера: визит Хестии, взгляд, которым Роберт смотрел на нее, его категоричное желание отвезти Хестию к парому и его длительное отсутствие, их разговор на повышенных тонах, ее отчаяние…

Сейчас не время, одернула себя Эрика. Сейчас необходимо разобраться с происходящим.

Она быстро пересекла холл, боковым зрением отметив, что внешне все выглядит как обычно. По крайней мере, никого не тошнило – уже одно это можно было считать удачей. К ней подскочила дежурная администратор, но Эрика, не сбавляя шаг, бросила: «Позже!».

Сирены она услышала сразу – пока еще далекие, они, несомненно, приближались. Эрика только сейчас сообразила, что появление нескольких карет «скорой помощи» вызовет у постояльцев в лучшем случае ненужные вопросы, а в худшем – панику. Заболевших придется выводить (если не выносить) из отеля на глазах у тех, кто еще не успел отправиться на пляж или, наоборот, уже вернулся после утреннего купания, а таких в зоне видимости Эрики было не так уж мало. Слух о некачественной пище распространится мгновенно. Сначала гости – особенно те, кто отдыхает с детьми – откажутся от обеда, а потом начнут паковать вещи.

Эрику охватило двойственное чувство. С одной стороны, она боялась паники, которая была почти неизбежна в сложившихся обстоятельствах, с другой – испытывала мрачное удовлетворение. Теперь массовое выселение постояльцев из отеля было, фактически, делом решенным. То, против чего категорически возражал Роберт, должно было случиться независимо от его воли. Эрика дала себе слово, что не станет злорадствовать, не станет напоминать, что она предупреждала и он сам во всем виноват. Роберт относился к числу тех, кто предпочитает учиться на собственных ошибках. Что ж, сегодня ему представится возможность извлечь прекрасный урок из случившегося.

Первая карета «скорой помощи» остановилась напротив входа. Следом за ней на подъездной алее показались еще две машины. Эрика подождала, пока все бригады выйдут из автомобилей, отправила двоих врачей с Артуром Хоупманом, выражение лица которого было красноречивей любых объяснений, а остальных повела по центральной аллее ко второму корпусу.

Им пришлось идти мимо бара, где готовили прохладительные коктейли, мимо палатки с мороженым и бассейна, лежаки вокруг которого были заняты загорающими. Головы, как по команде, поворачивались к зловещей процессии; врачей провожали недоуменными или встревоженными взглядами. Кто-то крикнул: «Что случилось?», но Эрика сделала вид, что не расслышала.

– Хорошо здесь! – заметил врач, шагавший рядом с Эрикой. – А вот нам отдыхать некогда.

– Много вызовов?

– За утро уже на пяти адресах побывали. Правда, в отели нечасто вызывают. С начала сезона – второй раз. Не завидую владельцу. Теперь проверками замучают.

– Что? – Эрика даже остановилась.

– Если факт массового отравления подтвердится, санэпиднадзор наложит запрет на работу кухни до выяснения причин. А если, не дай бог, кто-то из пострадавших умрет, отель закроют на весь сезон. Я слышал, лет двадцать назад в этих местах произошла похожая история. В одном из отелей перетравилась куча народу, причем с летальным исходом. Отель законсервировали, а историю, как водится, замяли. Сам-то я переехал на Кос недавно, мне коллеги рассказывали… Да не волнуйтесь вы так. Все будет хорошо. Сделаем промывание, может, и без госпитализации обойдемся.

Картина в конференц-зале в целом напоминала ту, которую Эрика застала в комнате охранников, разве что была более масштабной. Пострадавшие лежали на сдвинутых вместе креслах или сидели в скрюченных позах, страдая от желудочных болей. В воздухе стоял тот же тошнотворный запах, правда, не в такой концентрации – кондиционеры здесь работали на полную мощность.

Эрика отметила, что почти все отравившиеся – мужчины, за исключением трех женщин, которые чувствовали себя явно хуже мужчин: двоих тошнило, третья громко стонала, обхватив руками живот.

Роберт и доктор Камбанарис стояли в дальнем конце зала, на небольшом возвышении, обычно использовавшемся под трибуну, где был развернут импровизированный госпиталь. Стоя возле стола с медикаментами, они о чем-то яростно спорили, увлекшись настолько, что не заметили появления врачей. Безошибочно определив наиболее тяжелых пациентов, бригады в первую очередь занялись ими. Каждому из четырех докторов досталось по три человека в более-менее схожем состоянии. Отельная медсестра металась между рядами кресел, пытаясь помочь всем одновременно, меняя тазики и разнося стаканы с водой; на ее лице была полнейшая растерянность.

– Врачи здесь, – сказала Эрика, поднявшись на возвышение.

Камбанарис обернулся и посмотрел на зал.

– Двоих я знаю, – сказал он. – Мы вместе работали на «скорой». Пойду помогу. Им не хватает рук.

– Одну минуту, кирие Камбанарис. – остановила его Эрика. – Что произошло с сотрудниками?

– Острое отравление.

– Это и так очевидно! Чем конкретно они отравились?

– Скорее всего пивом.

– Пивом? – удивленно переспросила Эрика.

Это было что-то новое: она ожидала услышать уже знакомую версию про мясо.

– Все заболевшие пили пиво за ужином. Те, кто предпочел другие напитки, чувствуют себя хорошо, хотя вчера все сотрудники ели одно и то же блюдо: мясное рагу с жареной картошкой.

– Что за пиво? Откуда оно взялось?

– Вчера утром служба снабжения получила от оптового поставщика четыре ящика. Пиво местное, производится в Салониках. Оно некрепкое, поэтому каждый из них, – Камбанарис кивнул на зал, – выпил по две бутылки. Это все, что мне удалось узнать. Конечно, необходимы тщательные анализы, чтобы что-то утверждать наверняка. Извините, мне нужно к больным.

– Подождите! Вы действительно думаете, что это пиво? – спросила Эрика, понизив голос.

Доктор бросил быстрый взгляд на Роберта, который разговаривал по телефону в паре метров от них, и увлек Эрику за собой.

– Что вы имеете в виду? – спросил он, отведя ее на достаточное расстояние от возвышения.

– Вспомните наш ночной разговор. Прошло всего несколько часов, а мои слова уже нашли подтверждение.

– Неужели вы думаете…

– Кирие Камбанарис, – нетерпеливо перебила Эрика, – все настолько очевидно, что даже у отъявленных скептиков должны отпасть всякие сомнения.

– Под отъявленными скептиками вы, разумеется, подразумеваете меня и вашего мужа?

– До этого момента вы не очень-то мне верили. Да и сейчас, похоже, все еще сомневаетесь.

– Ну, хорошо. Что конкретно вы от меня хотите?

– Анализы должны быть сделаны с особой тщательностью. Нужно проверить не только пиво, но и еду, которую вчера давали персоналу. Отравление могло наступить не за ужином, а раньше – кажется, это называется инкубационным периодом? Ищите не только возбудителей кишечных инфекций, но и следы любых посторонних веществ.

– Вы имеете в виду яд, кирия Трейси? – прямо спросил Камбанарис.

– Да! – Эрика яростно сверкнула глазами в ответ на скептический взгляд доктора. – Предвидя ваши возражения, скажу, что яд не обязательно должен быть смертельным – возможно, сотрудников просто хотели вывести из строя. Кстати, мне нужен полный список пострадавших.

– Список у медсестры. Что касается анализов, они, к сожалению, не в моей компетенции. Этим займется санэпиднадзор. Как только пострадавшие окажутся в больнице, в «Персефону» прибудет проверяющая комиссия. Ее представители изымут для экспертизы оставшееся пиво и образцы продуктов, которые попадут под подозрение. Пока ситуация не прояснится, на работу кухни и баров будет наложен запрет. Выяснение займет неделю, а то и больше. Все это время постояльцам придется питаться в другом месте. Ближайший ресторан находится в «Жемчужине Коса», а цены там немаленькие. Вам придется компенсировать расходы на питание, иначе дело закончится судом.

– Вы намекаете на то, что не в моих интересах добиваться проведения анализов? – уточнила Эрика. – А также на то, что лучше не допускать отправки пострадавших в больницу?

– Кирия Трейси, я ни на что не намекаю! – Камбанарис нетерпеливо передернул плечами. – Я говорю, как есть. К тому же, вопрос о госпитализации решать не нам, а бригадам, приехавшим на вызов.

– Вы говорили, среди них есть ваши знакомые.

– И что? – Камбанарис уже не скрывал раздражения. – Хотите, чтобы я уговорил врачей не госпитализировать наиболее тяжелых и тем самым взял на себя ответственность за их состояние?

– Наоборот. Я хочу, чтобы в больницу доставили всех, независимо от тяжести отравления.

Камбанарис изумленно уставился на Эрику, но в этот момент его позвали, и он, машинально извинившись, отправился на зов.

Почувствовав спиной чей-то взгляд, Эрика обернулась. Роберт пристально смотрел на нее, словно пытался понять, о чем она говорила с доктором Камбанарисом. Встретившись глазами с Эрикой, он спрыгнул с возвышения и направился к ней. Вблизи стало понятно, что Роберт сильно нервничает. Его лоб покрывала испарина, несмотря на холод, нагоняемый кондиционерами. Губы подергивались, лицо было пепельного цвета.

– Что случилось? – отрывисто спросил он.

– Ничего.

– Мне показалось, вы с доктором Камбанарисом о чем-то спорили.

– Ты тоже с ним спорил, когда я сюда пришла. Или мне тоже это только показалось?

– Как ты себя чувствуешь, Эрика?

Роберт умел с ходу переводить разговор на другую тему, едва его переставала устраивать предыдущая. Эрика давно к этому привыкла, научилась так же быстро переключаться, но вопрос мужа насторожил ее. Он явно не имел в виду состояние ее желудка в связи с возможным отравлением. В его тоне она уловила агрессию.

– Нормально, – осторожно ответила она. – Почему ты спрашиваешь?

– Вчера вечером ты потеряла сознание и всю ночь находилась под воздействием снотворного.

– Сейчас я в порядке.

– Все же тебе лучше пойти к себе и отдохнуть. Я сам справлюсь. Врачи почти закончили осмотр и оказание первой помощи, поэтому…

– По правилам отеля, любое чрезвычайное происшествие – будь то пожар, несчастный случай или массовое отравление – требует вмешательства управляющего. Ты хочешь отстранить меня от моих прямых обязанностей?

– Не отстранить, а оградить от лишних волнений. Любая другая на твоем месте была бы рада…

– Я не любая другая, и не собираюсь отсиживаться в своей комнате, пока ты будешь тут один справляться.

Роберт устремил на Эрику полный бешенства взгляд, который она, не дрогнув, выдержала. Тогда, используя свой последний козырь, он тихо сказал:

– Наверно, ты успела забыть о том, что я уже отстранил тебя от дел. Еще несколько дней назад.

– Но я думала, тот запрет уже не…

– Запрет будет действовать до тех пор, пока твое душевное равновесие не придет в норму! Если бы ты работала не на собственного мужа, то уже получила бы расчет. Не вынуждай меня отсылать тебя обратно в Лондон, Эрика.

– Я не вещь, чтобы отсылать меня за ненадобностью! – Эрика вспыхнула. – И буду делать то, что считаю нужным, нравится тебе это или нет.

Круто развернувшись, она направилась к врачам «скорой помощи».

– Вы закончили осмотр? – спросила она у врача, с которым беседовала по пути во второй корпус.

– Вероятность пищевого отравления – девяносто процентов. Необходимы срочные анализы. Семерым совсем плохо, мы забираем их с собой. Остальные останутся под наблюдением доктора Камбанариса, но при первых же признаках ухудшения…

– Нет! – отрезала Эрика. – Вы заберете всех.

– Но, послушайте…

– Всех, – повторила она с нажимом. – Включая тех шестерых, которые находятся в первом корпусе. Мы не можем надеяться на авось, не можем подвергать жизни людей опасности. Вы не знаете, чем они отравились. Если им внезапно станет хуже, где гарантия, что вы успеете довезти их до больницы?

– Вообще-то она права, – пробормотал кто-то. – Лучше сделать всем промывание в условиях стационара и понаблюдать хотя бы сутки…

– В наши три машины все не поместятся. От силы половина.

– У отеля есть микроавтобус, – сказала Эрика. – Доктор Камбанарис поедет сопровождающим.

Камбанарис одобрительно кивнул:

– Хорошая идея.

– Подождите, что вообще происходит? – раздался за их спинами возмущенный голос Роберта. – Решения здесь принимаю я! Никто никуда не поедет, обойдемся без больницы. Где вы видите тяжелых? Банальное отравление пивом – подумаешь, пару раз стошнило.

Лежащие на креслах люди, обессиленные рвотой и сильными болями, красноречиво свидетельствовали об обратном, но Роберта было уже не остановить. Его лицо раскраснелось, глаза метали молнии. Эрика взирала на мужа со смесью отвращения и жалости.

– Доктор Камбанарис проследит, чтобы все получили адекватное лечение. И, конечно, больше никакого дешевого алкоголя в отеле. С сегодняшнего дня для персонала вводится сухой закон.

– Но вы не можете брать на себя такую ответственность! – возмущенно сказал пожилой врач – по-видимому, самый опытный из всех. – Мы не знаем, чем вызвано отравление. Пиво только предстоит отправить на экспертизу, как и образцы продуктов с кухни. Возможно, дело вовсе не в еде, и тогда…

– Вы, вероятно, успели пообщаться с моей женой? – с усмешкой перебил его Роберт.

– Позвольте мне закончить! Тот факт, что вы являетесь владельцем отеля, не дает вам права распоряжаться жизнями сотрудников, а дело может действительно кончиться плохо, если в ближайшее время не оказать пострадавшим квалифицированную помощь.

– Сотрудники напишут отказ от госпитализации.

– Даже те, которые находятся без сознания? – не скрывая сарказма, уточнил врач. – Они лежат вон там, ближе к выходу – идите, попытайте счастья.

По лицу Роберта промелькнула растерянность. Он явно не ожидал, что дело приняло настолько скверный оборот.

– Так, забираем тех семерых, – врач отвернулся от Роберта, словно потерял к нему всякий интерес. – Принесите из машин носилки для тех, кто не может передвигаться самостоятельно. Кирия, как быстро получится подать автобус к дверям?

– В течение пяти минут, – Эрика вынула из кармана телефон. – Сейчас позвоню водителю.

– Кстати, сюда уже выехали представители санэпиднадзора. Их сможет кто-нибудь встретить?

– Разумеется. – Эрика кивнула. – Я предупрежу администратора.

– Как? – снова вмешался Роберт. – Вы что же, успели сообщить?..

– Это моя обязанность, – отрезал врач. – Отель под завязку забит отдыхающими. Не хватало только повторения истории двадцатилетней давности.

– Все прямо помешались на той проклятой истории! – перестав сдерживаться, заорал Роберт. – Может, сразу закроете отель, и дело с концом?

Он буквально кипел от возмущения. Испугавшись, что муж пустит в ход кулаки, Эрика коснулась его руки и, сделав над собой усилие, мягко произнесла:

– Роберт, ты не можешь им помешать. Пусть делают свою работу. Огласки все равно не избежать. Пусть уж лучше это будет огласка про отравление, чем про летальный ис…

Не дослушав, Роберт развернулся и быстро пошел к выходу.

Эрика окликнула пробегавшую мимо медсестру и попросила список заболевших. Та вынула из кармана измятую бумажку, сунула Эрике в руки и побежала дальше.

Помимо охранников, в списке значились заместитель административно-хозяйственной службы, три официанта, портье, рассыльный, две уборщицы, кастелянша, сантехник, слесарь и садовник. Представители практически всех служб отеля, за исключением бухгалтерии и отдела кадров. Никакой системы… на первый взгляд.

Эрика вернулась к первым шести фамилиям в списке. Служба охраны состояла из восьми человек, включая Артура Хоупмана. Помимо него, не отравился только один охранник, взявший накануне отпуск по случаю рождения ребенка.

Что, если ее первоначальная догадка оказалась верна? Что, если целью отравителя действительно была служба охраны? А остальные попали за компанию, просто для отвода глаз?..

Тот факт, что отель временно остался без охраны, осознавала сейчас, похоже, одна Эрика. Остальным сотрудникам было не до того: кто-то радовался, что не попал в печальный список, другие прислушивались к организму – не выдаст ли тот какую-нибудь неожиданность, – а остальные (Эрика подозревала, что таких было меньшинство) переживали насчет неблагоприятных для отеля финансовых последствий, к которым могло привести массовое отравление.

Эрика отправилась обратно к первому корпусу, от которого как раз отъезжала первая из трех карет «скорой помощи», увозившая заболевших охранников. Артур Хоупман, стоя возле центрального входа со скрещенными на груди руками, провожал машину мрачным взглядом.

– Мистер Хоупман, нам срочно нужны временные охранники.

– Я уже и сам об этом подумал, – кивнул тот. – В отделе образовалась порядочная брешь… строго говоря, остался только я один. Вряд ли Анхиз согласится досрочно выйти из отпуска.

– Где нам их найти?

– Я позвоню своему приятелю – владельцу охранного агентства. Пусть даст пару свободных ребят.

– Можете позвонить прямо сейчас?

Начальник службы охраны внимательно посмотрел на взволнованное лицо Эрики и после небольшой паузы ответил:

– Не думаю, что дело настолько срочное. Вряд ли отелю угрожает опасность нападения.

– Вы не понимаете! – нетерпеливо воскликнула Эрика. – Именно что угрожает.

– Простите, госпожа Трейси, я не совсем…

– Неужели не ясно, что ваших сотрудников намеренно вывели из строя?

– Эта мысль не приходила мне в голову, – медленно проговорил Хоупман. – Честно говоря, я с трудом могу представить… Что, у вас есть основания так предполагать?

– Взгляните. – Эрика протянула ему список. – В каждой службе отравились один-два человека. И только ваш отдел выбыл в полном составе.

– Это я как раз могу объяснить. Мои ребята охочи до пива, что правда – то правда. Они все вчера основательно приложились к новому сорту, доставленному из Салоников – даже те, которые несли вахту, хотя им категорически запрещено пить на посту. Боялись, видите ли, что им не достанется. Мясо, как оказалось, тут не при чем, его все ели. Кроме меня – я, как уже говорил, поужинал рыбой.

– Я не исключаю, что отрава была именно в пиве. Но у нас нет времени строить предположения. Даю вам час на доставку в «Персефону» временных охранников. И не двоих, а четверых. А пока вы тут один, удвойте бдительность и в случае чего сразу связывайтесь со мной.

– В случае – чего?

– Любой ситуации, которая покажется вам подозрительной или тревожной.

– Госпожа Трейси, вы имеете в виду что-то конкретное? Вы получили сигнал, или предупреждение, или нечто в этом роде? Лучше расскажите как есть, чтобы я знал, чего ожидать.

– Я и сама не знаю… Я только чувствую, что отелю грозит опасность.

– Ощущение опасности не всегда приводит к ее возникновению, – начальник службы охраны позволил себе улыбнуться. – Постараюсь уладить вопрос с временными охранниками как можно скорее. Кстати, к нам гости. – он кивнул на машину, показавшуюся на подъездной аллее. – Надеюсь, не журналисты? Только их здесь не хватало.

– Это представители санэпиднадзора, – ответила Эрика, наблюдая за приближением машины.

– Пошел звонить, – бросил Хоупман и скрылся за раздвижными дверями.

Эрика вошла в холл следом за ним и подозвала дежурного администратора.

– Сейчас сюда войдет группа из нескольких человек, сразу отведите их в кабинет кирие Трейси.

– Хорошо. – девушка замялась. – Простите, кирия Трейси… У нас очень серьезные проблемы, да?

– О чем вы? – резко спросила Эрика.

– Об этом отравлении… – администратор, окончательно растерявшись, покраснела. – Нам ведь нечего опасаться? Я хочу сказать, что симптомы бы уже проявились, да?

– Если вас заботит только это – опасаться вам действительно нечего, – сухо ответила Эрика.

– Не думайте, что я боюсь за себя! – зачастила администратор, пытаясь оправдаться. – Что, если теперь очередь за постояльцами? В отеле столько детей…

– У вас всё, Кибела? Тогда возвращайтесь к своим обязанностям.

Поднявшись в свой кабинет, Эрика заперла дверь на ключ, налила минеральной воды и села в кресло, машинально отпивая из стакана. Ей необходимо было хоть несколько минут побыть в тишине, сосредоточиться и понять, что делать дальше.

Она чувствовала, что ситуация вот-вот выйдет из-под контроля. Собственно, фактически Эрика уже ничего не могла контролировать. Роберт, окончательно сбросивший маску любящего мужа, показал себя во всей красе и, несомненно, еще покажет, как только она вновь попытается ему перечить. Его грубость, неприкрытая злоба, упорное нежелание выносить информацию о случившемся за пределы отеля – даже в ущерб здоровью пострадавших – откровенно пугали, заставляя усомниться в его адекватности. Эрика вспомнила бурный спор Роберта с доктором Камбанарисом и догадалась о предмете этого спора. Наверняка доктор пытался убедить Роберта, что отравившихся сотрудников нужно поскорее отправить в больницу, а тот возражал. И только под влиянием категоричного мнения врачей со «скорой» был вынужден уступить. Бизнесмен Трейси отчаянно пытался сохранить завоеванные позиции, внушая себе и другим, что ситуация в «Персефоне» не выходит за рамки штатной и не сознавая, что рискует не только репутацией отеля, но и жизнями всех его обитателей.

Внезапно Эрика осознала, какую ошибку совершила, направив представителей санэпиднадзора прямиком к Роберту. Ей следовало присутствовать при их разговоре, взятии проб воды и продуктов. Как можно быть такой дурой – доверить Роберту то, против чего он категорически возражал!..

Эрика вскочила, едва не выплеснув на себя остатки воды из стакана, и кинулась к двери.

Роберт сидел за столом в кабинете, задумчиво вертя в пальцах карандаш.

– Где инспектора? – с порога спросила Эрика.

– Какие инспектора? – он изобразил удивление.

– Из санэпиднадзора.

– Они уехали.

– То есть как – уехали?

– Очень просто. Сели в машину и уехали.

– Не взяв пробы воды и продуктов для экспертизы?

– Обошлись без проб.

– Ты хочешь сказать… – медленно произнесла Эрика, – что заставил их уехать?

– Ты переоцениваешь мои способности, дорогая. Три человека при исполнении… думаешь, я им угрожал или, может, применил силу?

– Но тогда… тогда остается одно. – Эрика пристально посмотрела на мужа, пытаясь угадать по выражению его лица, насколько верна ее догадка.

– Свои соображения держи при себе. – жестко сказал Роберт, мгновенно сменив наигранно-шутливый тон. – Происходящее в этом кабинете тебя не касается.

– Меня хоть что-нибудь вообще касается?

– Сядь, Эрика. Нам нужно поговорить.

– Нет, я не…

– Сядь! – рявкнул Роберт.

Поколебавшись, Эрика опустилась на стул, не сводя с Роберта настороженного взгляда. Их разделял стол, но она чувствовала исходящую от мужа враждебность. В то же время – она готова была поклясться – Роберт был растерян, хотя и старался этого не показывать.

– Чего ты пытаешься добиться, Эрика? – напрямик спросил он.

– Ничего я не пытаюсь.

– Неправда! Ты ведешь себя как самая настоящая саботажница. Все, что бы я ни делал, ты воспринимаешь в штыки и перекраиваешь на свой лад – вопреки здравому смыслу, просто из принципа, чтобы показать, что ты имеешь на этот отель такие же права. Я терпел, позволяя тебе поиграть в хозяйку, пока это не стало переходить всякие границы.

– О чем ты говоришь? – изумленно воскликнула Эрика.

– Эрика, пора тебе запомнить, что владельцем «Персефоны» являюсь я, а тебе разрешено заниматься административными вопросами, но только не в обход моих интересов!

– Иными словами, мне разрешено лишь плясать под твою дудку?

– А как ты хотела? – удивился Роберт. – Управляющий – лицо наемное и потому подневольное.

– Что-то я не помню, чтобы ты платил мне зарплату.

– Ты как лазутчик в стане врага. Вроде бы со мной заодно, а в действительности хочешь только одного – чтобы отель закрылся.

– С тех пор, как над «Персефоной» нависла опасность – да! Но ты ошибаешься, утверждая, будто я действую за твоей спиной. Сколько раз я пыталась рассказать тебе об опасности – ты хоть раз меня выслушал? В конце концов ты вынудил меня рассчитывать только на собственные силы. И теперь, когда несчастье действительно произошло, ты чуть ли не в злом умысле меня обвиняешь!

– Сбавь обороты, Эрика, прекрати орать. Насчет ощущения опасности… – Роберт помолчал, подбирая слова. – Прости, но у тебя развилась навязчивая идея. Паранойя, если по-научному. Острое психическое расстройство, которое подлежит лечению. Ты не виновата – эта чертова история про якобы массовую гибель людей кого хочешь выведет из равновесия, особенно если о ней твердят на всех углах… Но очевидно, что ты не в состоянии справиться с проблемой самостоятельно. Это не только мое мнение – доктор Камбанарис тоже так считает, а у меня нет причин сомневаться в его опытности.

– И когда вы успели это выяснить?

– Очевидно, отель является постоянным раздражающим фактором, пагубно воздействующим на твою психику, Эрика. Тебе всюду мерещится опасность. Ты чуть ли не в каждом видишь врага. Враг для тебя сейчас – любой, кто не разделяет твоих опасений. Ты внушила себе, что в отеле должно произойти то же, что двадцать лет назад. Даже если предположить, что та давняя история – правда, глупо считать, что она непременно должна повториться.

– Но сегодня…

– Факт массового отравления налицо, но это не дело рук какого-то негодяя, а досадное стечение обстоятельств, от которого ни один отель не застрахован. И теперь, когда нам надо действовать сообща, когда любое неосторожное слово или непродуманная фраза могут привести к крушению наших надежд, ты чуть ли не во весь голос заявляешь, что сотрудников намеренно отравили!

– Но если это действительно так?

– Нужны доказательства.

– И это говоришь ты? Ты, давший взятку инспекторам, которые как раз и приехали за доказательствами, а уехали без образцов воды и продуктов?

– Насчет взятки – это исключительно твои измышления, советую их не афишировать. Кроме того, инспектора уехали не с пустыми руками…

– Еще бы! – Эрика издевательски рассмеялась.

– Они уехали не с пустыми руками, – повторил Роберт, повысив голос, – а с образцами пива, которым предположительно отравились сотрудники.

– Разумеется, вскоре предположение превратится в уверенность.

– Что ты имеешь в виду?

– Тебе выгодно, чтобы отраву нашли именно в пиве. Тогда можно свалить вину за случившееся на недобросовестного производителя и не искать истинную причину. Ты отдал пиво на экспертизу, заранее оплатив результат, который тебя устроит.

– Камбанарис прав, – Роберт сокрушенно покачал головой. – У тебя в самом деле паранойя.

– И что ты сделаешь? Отправишь меня в психушку?

– Для начала – просто в Лондон.

– Думаешь, я так просто возьму и уеду?

– Я уже купил тебе билет. Рейс в пятницу. У тебя будет три дня, чтобы собраться и передать дела.

– И что я буду делать в Лондоне? – уточнила Эрика.

Губы плохо ее слушались, поэтому она проговаривала слова с особой тщательностью.

– Восстанавливаться после… гм… нервного срыва. Я прилечу к тебе, как только найду нового управляющего. Мы сходим на консультацию к грамотному специалисту на Харли-Стрит[11], и после нескольких сеансов терапии твое самочувствие, несомненно, улучшится.

– Ну хватит! Сейчас не девятнадцатый век, когда женщина, выйдя замуж, автоматически становилась собственностью мужа! Я вольна сама распоряжаться собой. Могу уйти от тебя хоть завтра. Могу подать на развод или уехать на другой конец света, и ты не сможешь мне помешать.

– Прекрасно. Любой из этих вариантов меня устроит. – Роберт вынул из ящика конверт и положил на стол перед Эрикой. – Здесь билет и наличные. Еще столько же я переведу на твою банковскую карту, как только ты окажешься в Лондоне.

– Ты не можешь заставить меня уехать!

– Вынужден закончить нашу беседу. У меня назначена встреча, но сначала я должен позвонить.

Эрика молча встала и пошла к двери.

– Ты забыла конверт.

– Не надейся, что сможешь откупиться от меня так же, как откупился от инспекторов, – не останавливаясь, бросила Эрика. – Я остаюсь в «Персефоне», даже если ты снимаешь меня с должности. Буду жить как частное лицо, могу даже оплатить номер – из собственных средств.

– Это что, вызов?

– Не говори ерунды. – Эрика задержалась на пороге. – Я просто отстаиваю свои права, но прежде всего – забочусь о безопасности постояльцев. Пока я здесь, надеюсь, нового несчастья не случится. – с этими словами она вышла из кабинета.

После разговора с Робертом, расставившего все точки над «i», Эрика испытала едва ли не облегчение. Она предпочитала знать правду, вместо того чтобы блуждать в потемках, безосновательно надеясь на лучшее. Утратив права на Роберта и на отель, взамен Эрика получала полную свободу действий и могла поступать по своему усмотрению. Вряд ли Роберт выставит ее из «Персефоны» насильно. В любом случае, у нее еще оставалось время до пятницы.

Возможно, запоздало подумала Эрика, ей следовало подыграть Роберту, сделав вид, будто она согласна на его условия, тогда контроль над ней в эти три дня до отъезда был бы ослаблен. Но нет – она не станет притворяться: слишком противно и не стоит того. Никто не сможет сказать, что Эрика Трейси, в девичестве Джоунс, потеряла остатки самоуважения из страха перед мужем (фактически, уже бывшим).

Неужели с момента ее приезда в «Персефону» прошло всего полтора месяца?..

Сейчас это казалось почти невероятным – настолько быстро сменяли друг друга события.

Эрика не могла, не хотела продолжать борьбу за собственное счастье. Видно, ей и в самом деле лучше быть одной. Она притягивает беды, как стоящее посреди поля дерево притягивает молнии. Когда это началось? Наверное, со смерти Персефоны.

Очнувшись от глубоких раздумий, Эрика обнаружила, что сидит на террасе обеденного зала. Перед ней стояла тарелка с запеченными баклажанами и овощным салатом. Когда она успела это заказать и главное – съесть почти половину порции?.. Эрика явственно ощущала во рту вкус еды, но сам процесс почему-то выпал из ее памяти.

Несмотря на время ланча, на террасе она была одна. Обеденный зал тоже был практически пуст – Эрика видела свободные столики через панорамное окно. Значит, слухи об отравлении уже разнеслись по отелю. Что ж, тем лучше. Ей предстоит меньше работы.

Промокнув губы салфеткой, Эрика поднялась и спустилась по ступенькам в благоухающий жимолостью и розами сад. Первыми ей встретились молодожены (а может, просто влюбленная парочка): нордического типа парень и девушка, которые прогуливались по алее, взявшись за руки.

– Уезжайте отсюда! – поравнявшись с ними, сказала Эрика.

– Простите? – недоуменно переспросил парень с сильным акцентом.

– Немедленно уезжайте из отеля. Речь идет о вашей безопасности.

– Что, Клаус? – спросила девушка по-немецки. – Что она говорит?

Парень перевел, и его спутница удивленно распахнула глаза:

– Как мы можем уехать? Наша путевка действительна еще пять дней!

– Администрация вернет вам деньги за неиспользованные дни, – нетерпеливо сказала Эрика. – Уезжайте, если хотите остаться в живых!

– Это из-за отравления пивом? – уточнил парень. – Но ведь никто не умер. Или мы не все знаем?

– Вам никто не скажет правду. Послушайтесь моего совета… пока не стало слишком поздно.

– Кто вы? – нахмурился Клаус.

– Считайте, что я ваш друг, – ответила Эрика и быстро, не оглядываясь, пошла дальше.

Следующей оказалась молодая мама с двумя маленькими детьми. Женщина лежала на шезлонге, наблюдая через солнцезащитные очки за мальчиком и девочкой, которые возились в песочнице. Ее волосы и лицо скрывали поля широкополой шляпы.

Эрика подошла к шезлонгу сзади и громко, с нажимом произнесла:

– Простите!

Женщина едва не подскочила от неожиданности. Резко сев и обернувшись, она раздраженно спросила по-английски:

– В чем дело?

– Это ваши дети, мэм?

– Мои. – женщина сняла очки и удивленно взглянула на Эрику; у нее были темно-карие глаза под широкими дугами черных бровей. – А в чем дело? – повторила она.

– Уезжайте отсюда. Сегодня же. Соберите вещи, возьмите детей и перебирайтесь в другое место.

– Но мы только два дня назад приехали! По какому праву вы нас выгоняете?

– Не выгоняю, а настоятельно советую переехать в другой отель. Вам с детьми грозит опасность!

– Какая опасность?

– Вы знаете, что произошло этим утром в «Персефоне»?

– Нет. – женщина нахмурилась. – Мы все утро провели на пляже. А что случилось?

– Массовое отравление. Пострадало почти два десятка человек. Причина пока не установлена, но я бы на вашем месте не рисковала. В ваши планы явно не входит провести отпуск в больнице, ведь так?

– Я позвоню мужу. – после минутного раздумья сказала женщина. – Он в баре.

Она вынула из пляжной сумки телефон и уже совсем другим тоном добавила:

– Спасибо, что предупредили.

В течение следующего часа Эрика обошла весь парк, сообщая всем, кто встречался на ее пути, ту же информацию и уговаривая людей немедленно покинуть «Персефону». Она старалась быть убедительной, но все же не была уверена, что ее доводы одинаково подействовали на всех постояльцев. Правда, женщины с детьми казались напуганными в достаточной степени, чтобы последовать совету Эрики – во всяком случае, она надеялась, что к вечеру детей в отеле практически не останется.

После парка Эрика спустилась на пляж, но здесь из-за дневной жары, которая как раз достигла пика, почти никого не оказалось, кроме нескольких смельчаков, безрассудно загоравших под палящими лучами солнца. Трое мужчин и две молодые девицы с пирсингом – по виду хиппи, вряд ли когда-либо испытывавшие проблемы с желудком – выслушали Эрику с изрядной долей скепсиса, после чего один из мужчин заявил, что лично он с места не сдвинется – хотя бы на том основании, что на эту чертову путевку он вкалывал весь год и не намерен дарить оплаченный номер какому-нибудь проныре.

– Как угодно. – Эрика пожала плечами. – Не говорите потом, что вас не предупреждали.

Она медленно поднялась по каменистой тропинке и побрела по аллее обратно к отелю. Она устала – устала так сильно, что не могла ни о чем думать. Это была не столько физическая, сколько моральная усталость. Эрика чувствовала себя полностью выжатой, словно пропущенный через соковыжималку лимон. Она представила, как в эту минуту напуганные постояльцы спешно пакуют вещи в своих номерах – и не испытала ни радости, ни удовлетворения от проделанной работы. Уедут всё равно не все. Если повезет, то родители – из числа самых ответственных – хотя бы увезут детей.

Эрика знала, что большинству из тех, кто останется в «Персефоне», суждено погибнуть. Она знала это так же хорошо, как и то, что ход событий, заранее предопределенный, невозможно изменить. Перед ее мысленным взором, как в замедленной съемке, проплыли образы незнакомки в белом платье, обитающих в отеле бесплотных духов и лица людей – испуганные, любопытные, насмешливые, недоверчивые, – которых она пыталась предупредить о надвигающейся беде…

– Кирия Трейси! – кто-то бежал Эрике навстречу, громко выкрикивая ее имя. – Кирия Трейси!

Эрика узнала Кибелу, дежурного администратора. Та подбежала – запыхавшаяся, с потным красным лицом – и выдохнула:

– Пойдемте скорее… У нас там такое!

– Что случилось? – Эрика невольно прибавила шаг. – Кто-то еще отравился?

– Нет… – девушка, тяжело дыша, пыталась не отстать. – В отеле паника. Массовый выезд… Люди требуют возврата денег за путевки. Кабинет кирие Трейси штурмом взяли… К центральному входу такси одно за другим… ужас что творится!

– Где мой муж?

– Я не знаю! – Кибела всхлипнула. – И охранники, как назло, все в больнице. Кирие Хоупман пытался этих ненормальных урезонить, но они его чуть не растоптали… Да и что он может сделать, один против всех? Это из-за отравления, да? Я знала, что бедой кончится, я не зря у вас утром спрашивала…

– Заткнитесь, Кибела.

Девушка умолкла. Они шли в едином ритме – быстро, стараясь не перейти на бег. Эрика слышала шумное дыхание Кибелы, чувствовала слабый запах ее пота, пробивающийся сквозь аромат дезодоранта. Кибеле было страшно, но страх этот был вызван не животным предчувствием беды, а всего лишь боязнью потерять работу в разгар туристического сезона. Постояльцы покинут отель, «Персефона» закроется, и сотрудники окажутся на улице, без особых шансов устроиться куда-либо еще.

Глупая дура! Как же все они слепы… Словно кроты, копошащиеся в темноте своих тесных норок.

Когда Эрика подошла к отелю, ей хватило одного взгляда, чтобы понять: ситуация далеко не такая критическая, как описала ее Кибела, очевидно склонная к преувеличениям.

Возле центрального входа стояли всего две машины такси. Портье укладывали в багажники чемоданы. Взвинченные женщины – судя по речи и жестикуляции, итальянки – усаживали в салон упиравшихся детей, а их мужья топтались рядом, пытаясь сохранить мужской авторитет при том, что им пришлось уступить прихоти жен, испугавшихся банального отравления.

Возможно, остальные постояльцы уже успели уехать, но это было маловероятно: с того момента, как Эрика начала свою «подрывную деятельность», прошло немногим более часа. За это время сложно собрать вещи и детей, и еще сложнее – добиться у администрации возврата денег за неиспользованные дни. Эрика сомневалась, чтобы Роберт выдал этим людям хотя бы один евро наличными. Максимум, на что могли рассчитывать уезжающие, – на письменное обязательство перерасчета и последующего перечисления денежных средств на банковскую карту, да и то при благоприятном стечении обстоятельств, ведь факт нарушения договора со стороны «Персефоны» еще следовало доказать.

Удивительно, но в бассейне кто-то плавал. Эрика насчитала пять или шесть человек, плещущихся в голубой воде. Еще несколько лежали на шезлонгах под полотняным тентом. Мальчик лет восьми самозабвенно облизывал рожок с пломбиром возле палатки мороженщика. К бару, торгующему свежевыжатыми соками и безалкогольными коктейлями, выстроилась небольшая очередь.

Отель продолжать жить обычной жизнью – и это потрясло Эрику больше всего.

– Вы видите то же, что и я, Кибела? – удивленно спросила она у дежурного администратора.

– Ну конечно, уехали не все. Человек тридцать – тридцать пять… Остальные, наверное, решили остаться, несмотря на то, что кто-то пытался посеять панику среди гостей. Вашему мужу удалось убедить многих, что опасности нет. Кирие Трейси пообещал продлить на несколько дней проживание всем, кто передумал уезжать – за счет отеля, разумеется.

– Глупец, – пробормотала Эрика сквозь зубы. – Идиот.

– Простите, что вы сказали?

– Нет, ничего. Проследите, чтобы все, кто уезжает, сдали номера в надлежащем состоянии.

– Но те, кто хотел, уже выехали, и в такой спешке…

– Если из номеров что-то пропало, или не оплачены счета за пользование мини-баром, я вычту это из вашей зарплаты.

Эрика поднялась на лифте в свою комнату. Она не могла поверить, что Роберту удалось ее переиграть. Если бы не его обещание бесплатного проживания, отель опустел бы как минимум на половину. Он воспользовался старой, как мир, приманкой, сыграв на природной жадности людей, которые, почувствовав сладкий аромат халявы, заглушили в себе инстинкт самосохранения. «И поделом им! – со злостью подумала Эрика. – Скупой платит дважды – на редкость справедливое утверждение».

Она задернула шторы, легла на заправленную постель и закрыла глаза, намереваясь немного поспать. Внезапно дверь распахнулась, и в комнату ворвался разъяренный Роберт.

– Вот ты где! Улеглась и отдыхает. Молодец, нечего сказать.

– В чем дело, Роберт? – Эрика села.

– Ты еще спрашиваешь? Подговорила гостей уехать, посеяла панику, подняла на уши весь отель!

– Я не понимаю…

– Перестань притворяться! – заорал Роберт с перекошенным от ярости лицом, сжав кулаки. – Кто еще, кроме тебя, мог это сделать?

– Сразу после того, как мы поговорили, я поднялась сюда и…

– Гнусное вранье! Когда в мой кабинет ворвалась толпа потерявших рассудок постояльцев, мне удалось не только их успокоить, но и кое-что узнать. Описание женщины, которая подбивала их немедленно выехать из отеля, удивительным образом совпадает с твоей внешностью, Эрика. Высокая, темноволосая, по виду гречанка, неоднократно замечена беседующей с персоналом…

– Под это описание попадает любая местная, работающая в отеле. – холодно ответила Эрика. – Не понимаю, почему ты позволяешь себе разговаривать со мной таким тоном, а тем более – предъявлять голословные обвинения. Если кто-то из гостей решил уехать раньше времени – это их право. Факт массового отравления не скроешь. Многие, став свидетелями утренней госпитализации наших сотрудников, решили, что безопаснее будет убраться отсюда.

– Да, увиливать ты мастерица. Но на этот раз я легко выведу тебя на чистую воду. Достаточно предъявить тебя тем, кто передумал уезжать, чтобы установить личность доброжелательницы, как называла себя эта женщина. Уверен, они тебя узнают! Пойдем-ка со мной. – Роберт схватил Эрику за руку и потянул к двери.

– Перестань меня запугивать! – Эрика вырвала руку. – Устраивай очные ставки кому-нибудь другому, я не собираюсь участвовать в твоих полицейских методах расследования.

– Признайся, что это ты подбивала постояльцев уехать. Тогда тебе не придется никуда идти.

– Чего ты хочешь добиться, Роберт? – Эрика посмотрела мужу в глаза. – Что хочешь услышать?

– Правду. – он ответил ей таким же пристальным взглядом.

Она не выдержала и отвернулась.

– Что бы я ни сказала, ты все равно не поверишь.

– Я знаю, что это сделала ты. Больше некому. Ты обманщица…

– А ты – убийца! – Эрика вскинула голову. – Да, именно так. Ты подвергаешь жизни людей опасности вместо того, чтобы воспользоваться шансом и уберечь их от беды. В отличие от тебя, я хоть что-то пытаюсь сделать… Твое поведение ничем не лучше обыкновенного убийства.

– Я жалею, что купил билет на пятницу. Нужно было отправить тебя в Лондон сегодня же.

– Я не собираюсь в Лондон ни сегодня, ни в пятницу.

– Эрика, тебе придется уехать. Это ради твоего же блага.

– Может, скажешь, ради какого?

Роберт, кусая губы, обдумывал ответ. Эрика напряженно ждала.

– Ты уверена, что в отеле должно случиться нечто страшное. – наконец сказал Роберт, глядя мимо Эрики. – Я не знаю, откуда у тебя эта уверенность. Объективные данные, полученные мной из разных источников, говорят о том, что людям, проживающим здесь, ничего не угрожает. Никакого нападения извне, никакой заранее запланированной акции… ничего такого, что могло привести тебя в то состояние, в котором ты пребываешь уже довольно продолжительное время. А значит, опасность – у тебя в голове. Ты внушила себе, будто в «Персефоне» должна повториться та трагедия, и попыталась внушить ту же мысль мне и другим сотрудникам, в частности, доктору Камбанарису и начальнику службы охраны. Но мы усомнились в твоих словах, и тогда ты взялась за постояльцев.

– Постояльцы сами решили уехать, узнав об отравлении.

– Отравление было вызвано некачественным пивом, не предназначенным для гостей. Я объяснил это, пообещал усилить контроль за поставляемыми в отель продуктами…

– И бесплатное проживание тоже пообещал.

– А что еще оставалось делать после того, что ты учинила? Это не так накладно, как массовый возврат денег. Да и вряд ли гости останутся здесь дольше положенного. Не сбегут раньше времени – и на том спасибо. В любом случае, репутации «Персефоны» конец, – горько добавил Роберт. – Все пошло наперекосяк. Я и в страшном сне не мог представить, что произойдет нечто подобное. Я ведь опытный бизнесмен, я все предусмотрел, просчитал на много месяцев вперед… Этот отель – какое-то про́клятое место! – в сердцах воскликнул он.

– Уедем вместе, Роберт. Оставим все и уедем. Еще есть шанс…

Он покачал головой.

– Это невозможно.

– Если последуешь моему совету, сможешь вернуть бо́льшую часть вложенных в отель денег.

– О чем ты говоришь?

– Отель можно продать, но только до несчастья. Когда «Персефону» законсервируют, тебе не позволят…

– Хватит, Эрика, хватит! Я больше не желаю слушать ни о каких несчастьях. Если ты боишься, лучше уезжай. Собственно, это единственное, что тебе остается. Обещаю не начинать процедуру развода, пока ты полностью не придешь в себя. Так что на этот счет тебе нечего опасаться.

– Мой самолет в пятницу, – пробормотала Эрика, словно разговаривая сама с собой. – И что я буду делать до пятницы?

– Мне жаль, но тебе придется провести оставшееся до отъезда время в этой комнате.

– Ты собираешься посадить меня под замок?

– Это ради твоего же блага. Разумеется, тебе будут приносить еду, и…

– Я не желаю слушать этот бред. Я ухожу.

Эрика направилась к двери, но Роберт крепко ухватил ее за плечи и крикнул:

– Доктор Камбанарис!

Камбанарис вошел и плотно закрыл за собой дверь. Он опустил руку в карман, в котором что-то лежало, но медлил доставать это наружу.

– Тихо, кирия Трейси. – ровным голосом произнес он, глядя Эрике в глаза. – Все будет хорошо.

– Предатель! – презрительно бросила Эрика. – Иуда. Обещали помочь, а сами за моей спиной состряпали мне диагноз. Довериться вам? Ну уж нет. Не настолько я сумасшедшая.

Мужчины переглянулись, и Роберт едва заметно кивнул. В следующий момент он быстрым выверенным движением развернул Эрику левым боком к Камбанарису, зажав ей рот рукой.

Эрика почувствовала, как в ее вену вонзилась игла, и закричала, но ладонь Роберта заглушила крик. У нее закружилась голова, в глазах потемнело. Вскоре темнота поглотила Эрику целиком.

Некоторое время мужчины прислушивались к ровному дыханию спящей. Потом они вышли из комнаты, и Роберт повернул в замке ключ.

Эрика проснулась от жажды. Во рту у нее пересохло, губы потрескались. Электронный будильник показывал без четверти пять утра. Шторы на окне были плотно сдвинуты, и слабый утренний свет не проникал в комнату.

Эрика села, застонав от головной боли, железным кольцом обхватившей виски и затылок. Ей потребовалась минута, чтобы вспомнить все, что предшествовало сну: разговор с Робертом, цепкий взгляд Камбанариса и боль от иглы, вонзившейся в руку.

Потом она вспомнила кое-что еще. Подошла к двери и повернула ручку. Дверь не открылась.

Мозг Эрики отказывался верить происходящему. Ее усыпили, словно бессловесное животное, и будут держать на снотворном до пятницы, а потом посадят в самолет в полубессознательном состоянии, чтобы исключить любые попытки сопротивления. Оказывается, и в наши дни можно с легкостью избавиться от неугодной жены, которая слишком многое себе позволяет.

Какое-то время Эрика стояла, глядя на дверь, а потом, стряхнув оцепенение, стала действовать.

Вынув из шкатулки с бижутерией две шпильки, она распрямила одну, придала ей форму отмычки и вставила в замочную скважину. Вторая шпилька, согнутая в виде петли, должна была сыграть роль рычага. Осторожно водя отмычкой вверх-вниз, Эрика подвигала стопорные штифты замка, пытаясь определить, какие из них приподнимаются свободно, а какие – с трудом. Ей уже приходилось открывать замки таким способом, и она надеялась, что пальцы помнят правильную последовательность действий.

Эрика работала осторожно, медленно, почти не дыша. Малейшая неточность могла привести к застреванию штифтов и блокировке замка. Если это произойдет, открыть его уже не получится. Она постоянно держала в голове эту мысль, не позволявшую ей совершить досадную ошибку.

Наконец, после бесконечного количества минут, раздался желанный щелчок. Сомкнув пальцы на дверной ручке, Эрика медлила. Она чутко прислушивалась, но из коридора не доносилось ни звука.

Эрика приоткрыла дверь на пару сантиметров и тут же снова ее закрыла. Ей нужно было убедиться, что путь свободен. Идти в таком виде (на ней по-прежнему были блузка и юбка, которые Роберт не удосужился с нее снять, прежде чем уложить в постель) она не могла, поэтому переоделась в спортивный костюм и теннисные туфли. Волосы Эрика скрутила в тугой узел, закрепила на затылке оставшимися шпильками и спрятала под капюшон. На спину она надела маленький рюкзачок, в котором лежало все необходимое.

Теперь она была готова.

Эрика не знала, сколько у нее времени, но понимала, что нужно торопиться. Доктор Камбанарис мог прийти в любой момент, чтобы ввести ей новую дозу снотворного. Если Роберт узнает, что пленница исчезла, он кинется искать ее по всему отелю. До начала утренней смены уборщиц оставалось полчаса, а там и постояльцы-«жаворонки» подтянутся.

Эрика вошла в лифт для персонала, неприметно расположенный возле служебной лестницы, и нажала минус первый этаж – технический подвал. Лифт привез ее в маленький тамбур, за которым находилась массивная железная дверь с кодовым замком. Быстро набрав нужную комбинацию, Эрика проскользнула в дверь, которая с тихим щелчком захлопнулась за ее спиной.

Впереди простирался длинный коридор, скудно освещенный мигающими лампами дневного света. Вдоль низкого потолка тянулись водопроводные трубы. Тишина здесь была абсолютной.

Эрика уверенно шла по коридору, свернув один раз направо и потом еще раз – налево, пока не уперлась в очередную запертую дверь. Она снова набрала код и вошла в небольшое помещение без окон. Пошарив рукой по стене, Эрика нащупала выключатель. Под потолком вспыхнула одинокая лампа, которой едва хватало на то, чтобы заполнить помещение слабым рассеянным светом, и Эрика включила фонарик, который предусмотрительно захватила с собой.

Практически всё пространство занимал трубопровод, соединяющий внутренний водопровод отеля с внешним источником водоснабжения, находящимся за пределами «Персефоны». По трубопроводу, один конец которого – ввод – упирался в кирпичную стену, подавалась вода для хозяйственно-питьевых и технических нужд. В месте подсоединения ввода к наружной водопроводной сети были установлены колодец и задвижка, при помощи которой в случае необходимости отключалась подача воды.

Вода из внешнего источника проходила через сложную систему очистительных фильтров, обеззараживалась ультрафиолетом и по распределительным магистралям внутреннего трубопровода поступала в водонапорный бак, установленный на верхнем этаже основного корпуса. Из этого бака очищенная вода при помощи насосов подавалась во все помещения отеля: от кухни и прачечной до гостевых номеров. Отдельное ответвление снабжало водой бассейны и парковые фонтаны, а также противопожарный гидрант.

Между чугунной трубой водопровода и стеной оставался небольшой зазор, что-то вроде узкого коридора. Эрика медленно пошла по этому коридору, светя фонариком на стену. Она внимательно вглядывалась в кладку кирпичей, намертво скрепленных цементным раствором, и вскоре увидела небольшую неровность, практически незаметную для непосвященного глаза. Эрика с силой надавила на кирпич в центре неровности, и он провалился внутрь кладки, оставив вместо себя зияющую пустоту. Эрика осторожно засунула руку в образовавшийся прямоугольник, пошарила за кладкой и, когда пальцы нащупали знакомый предмет, не смогла удержаться от радостного возгласа.

Объемная металлическая фляга была покрыта толстым слоем пыли и грязными разводами, но внутри, судя по весу и бульканью, оставалось достаточное количество жидкости. Колпачок был плотно привинчен к горлышку фляги. Эрика не рискнула отвинчивать его, предварительно должным образом не экипировавшись. Она опустила флягу в рюкзачок, вернула кирпич на место и направилась к выходу.

Кнопка «3+» имелась только в лифте для персонала, вызвать который можно было, предварительно приложив специальную магнитную карту к считывающему устройству. Помимо «официального» третьего этажа с гостевыми номерами, в здании имелся дополнительный этаж, о котором знали далеко не все. Именно здесь был установлен распределительный бак для воды объемом сто кубических метров. Зал, в котором располагался бак вместе со всеми трубами и наносами, фактически занимал весь этаж. Система была полностью автоматизированной, поэтому не требовала постоянного присутствия сотрудника, ответственного за подачу воды. Сюда поднимались либо с плановой проверкой, либо, что случалось еще реже, если дистанционные датчики выдавали техническую неисправность.

Бак – огромная полипропиленовая бочка высотой два метра и шириной около десяти метров – был полностью герметичен, но в верхней его части имелось заткнутое пробкой отверстие, из которого периодически осуществлялись заборы проб на соответствие воды нормам качества. Добраться до этого отверстия можно было по узкой металлической лесенке, приставленной к баку.

Надев респиратор и резиновые перчатки, Эрика осторожно отвинтила колпачок, наклонила флягу и позволила нескольким каплям вытечь на пол – просто чтобы убедиться, что за столь долгое время жидкость не уменьшилась в объеме и не потеряла своих свойств. Этих капель хватило бы, чтобы убить несколько десятков человек, но во фляге оставалось еще достаточное количество смертельного вещества – даже больше, чем нужно, однако на этот раз Эрика собиралась использовать всё без остатка.

Закрутив колпачок, Эрика стала подниматься по металлической лесенке. Она не испытывала ни страха, ни волнения. Голова ее была ясной, мысли – предельно сконцентрированными. Она не помнила, было ли ей страшно в тот первый раз. Наверное, да – ведь тогда она еще не знала, насколько точно сработает ее план и удастся ли ей остаться неразоблаченной.

Эрика полностью отдавала отчет в том, что собиралась совершить. На краткий миг она испытала эффект дежа-вю, вновь ощутив себя девятнадцатилетней девушкой, движимой ослепляющей жаждой мести, под влиянием которой все прочие чувства – жалость, сомнение, раскаяние, страх – теряли смысл. В этот раз она собиралась отомстить совсем другому человеку, но орудие в ее руках оставалось прежним. С ее стороны весьма предусмотрительно было оставить в тайнике запас – Эрика словно предчувствовала, что он ей еще пригодится. Хотя на самом деле в тот день она просто заметала следы содеянного, а лучшего места, чем подвал, было не найти.

Положив флягу на специальную подставку, на которую обычно устанавливали емкость для забора проб, Эрика потянула за резиновое кольцо, удерживающее пробку в отверстии бака. Пробка подалась нехотя, но все же выскочила из отверстия, издав характерный хлопок.

Внезапно Эрика насторожилась. Ей показалось, что в ровный шум насосов вклинился некий посторонний звук, идущий с дальнего конца зала, где находилась дверь… словно кто-то заговорил недопустимо громко, но тут же, спохватившись, приглушил голос. Взяв с подставки флягу, она медлила. Ею овладело нехорошее предчувствие. Эрике оставалось отвинтить колпачок и вылить содержимое фляги в бак, но что-то удерживало ее от последнего шага, влекшего за собой необратимые последствия.

На мгновение Эрика представила испачканные мороженым лица детей, распростертые на лежаках тела загорающих взрослых, плещущихся в бассейне беспечных подростков… Скоро все они будут корчиться в судорогах боли, не понимая, что происходит, но четко сознавая, что это – конец, что жить осталось несколько минут, и даже спасительные звуки сирен «скорой помощи» не изменят печального финала – разве что для нескольких счастливцев, но тех, кому повезет, будет ничтожно мало.

Нет. Она не должна думать о них – этих случайных жертвах. В конце концов, они сами виноваты – им предоставлялся шанс покинуть «Персефону», но они им не воспользовались. Эрика сделала все что могла, и совесть ее была чиста. Ответственность полностью лежала на Роберте. Это он остановил готовых съехать постояльцев, посулив им бесплатное проживание. Это он отнял у Эрики сначала работу, а потом и статус жены, полагая, что достаточно купить ей билет на самолет, чтобы вычеркнуть ее из своей жизни. Что ж, она освободит его даже раньше, чем он думает. Вот только цена этой свободы будет велика.

Эрика отвинтила колпачок и занесла флягу над отверстием, но в этот момент дверь с грохотом распахнулась. В зал ворвалась целая толпа, и чей-то властный голос крикнул:

– Остановитесь, кирия Трейси!

От неожиданности Эрика дернулась и потеряла равновесие. Первой на пол полетела фляга, разбрызгивая вокруг себя ядовитое содержимое, а следом упала сорвавшаяся с лесенки Эрика. Она плашмя распласталась на бетонном полу, не в силах сделать хотя бы вздох от резкой боли в ребрах. К ней уже бежали люди. Впереди был Роберт, за ним Эрика разглядела мрачные лица Артура Хоупмана, доктора Камбанариса и незнакомых людей в форме – вероятно, охранников, которых Хоупман вызвал взамен выбывших сотрудников.

Роберт поднял Эрику на руки и сдернул с ее лица респиратор.

– Зачем? – яростно воскликнул он. – Зачем ты это сделала?..

Эрика закрыла глаза, чтобы не видеть взгляда, в котором застыли ужас и отвращение.

Спустя час она сидела на диване в кабинете начальника охраны. Напротив нее на стульях расположились все те же: Роберт, Артур Хоупман и доктор Камбанарис. Двое охранников дежурили с той стороны двери, готовые задержать Эрику в случае попытки бегства. Но Эрика – ошеломленная и не до конца оправившаяся от падения – не помышляла о побеге. Она с трудом понимала смысл вопросов, которые задавал Артур Хоупман, и мучительно выдавливала из себя ответы. Ее надломленный голос звучал так тихо, что Хоупману постоянно приходилось переспрашивать.

– Миссис Трейси, двадцать лет назад вы совершили в этом отеле то же, что пытались сделать сегодня. Зачем вы это сделали?

– Нет. – Эрика покачала головой. – Я этого не делала. Нет.

Артур Хоупман вынул из картонной папки пожелтевшую анкету с наклеенной в верхней части фотографией и протянул Эрике:

– Вы узнаете женщину на этой фотографии?

Эрика посмотрела и вздрогнула.

– Узнаете? – с мягкой настойчивостью повторил начальник службы охраны.

– Да, – прошептала она. – Это она… незнакомка.

– Говорите громче, пожалуйста. Незнакомка, вы сказали?

– Да… Та самая, в белом платье… Я много раз видела ее в отеле, но не знаю, кто она такая.

– Миссис Трейси, это ваша фотография двадцатилетней давности.

– Что? – Эрика резко выпрямилась, охнув от боли в ушибленных ребрах. – Что вы сказали?

– Анкета на имя Эрики Джоунс – это ваша девичья фамилия, верно? – была заведена полицией по делу о массовом отравлении в отеле «Вергопуло» 16 июля 1993 года. Мне удалось получить ее в архиве полицейского управления Коса. Недавно с этого дела был снят гриф секретности. Эрика Джоунс была в числе подозреваемых, но ее – то есть вас – оправдали за недостатком улик. Вам тогда здорово повезло, миссис Трейси.

– Что за ерунду вы плетете? – возмутилась Эрика. – Это – фотография незнакомки, она разговаривала со мной, угрожала мне, это из-за нее я потеряла сознание в парке…

Артур Хоупман открыл рот, чтобы возразить, но Камбанарис предостерегающе покачал головой.

– Ладно. – после паузы сказал Хоупман. – Продолжим.

– У меня очень болит голова. Мы можем отложить этот разговор?

– Боюсь, что нет, миссис Трейси. Нам нужно закончить по возможности поскорее. Доктор Камбанарис даст вам лекарство от головной боли. Я прошу вас сосредоточиться на сути моих вопросов.

– Послушайте, но если у нее и в самом деле… – начал Роберт.

– Вы обещали не вмешиваться, мистер Трейси! – резко перебил Хоупман. – Или вы предпочитаете, чтобы вашу жену официально допросили в полиции?

– Нет, – глухо ответил Роберт и отвернулся.

– Двадцать лет назад вы прилетели на Кос из Лондона, где жили с момента рождения, и устроились на летний сезон горничной в отель «Вергопуло» – нынешнюю «Персефону». Вам было девятнадцать лет, вы были студенткой второго курса фармакологического факультета медицинского колледжа, о чем в анкете имеется соответствующая запись.

– Я не знаю… Не помню.

– Вы должны вспомнить, миссис Трейси. Вы должны все нам рассказать.

– Зачем? – прошептала Эрика. – Если вы все равно передадите меня полиции.

Хоупман переглянулся с Камбанарисом, и тот произнес:

– Если удастся доказать, что вы находились в острой фазе психического заболевания…

– Тогда меня поместят в психушку… то же пожизненное заключение, только с ежедневными сеансами психотерапии и уколами.

– Из психиатрической клиники проще выйти, чем из тюремной камеры, – возразил Камбанарис. – Во всяком случае, вам стоит попытаться.

– К тому же, один раз вам уже удалось это сделать, – сухо добавил Хоупман.

– Что удалось? – недоуменно переспросила Эрика.

– Выйти из психиатрической клиники, в которую вы тогда попали по возвращении с Коса.

– Что? – воскликнул Роберт. – Вы спятили, Хоупман?

– Вы явно задаете вопрос не тому человеку, мистер Трейси! – огрызнулся тот.

– Откуда у вас такие сведения?

– До переезда на Кос я двенадцать лет прожил в Лондоне. Вам это прекрасно известно, как и то, что все эти годы я возглавлял отдел по расследованию особо тяжких преступлений, пока досрочно не вышел на пенсию после ранения. Именно руководствуясь моим послужным списком, вы наняли меня на должность начальника службы охраны «Персефоны». Мне достаточно было позвонить своим бывшим коллегам, и они оперативно предоставили досье на вашу жену.

– Вы действовали за моей спиной! – возмущенно воскликнул Роберт.

– Я собирался вам рассказать, но события стали развиваться слишком быстро. Когда у меня возникли определенные подозрения относительно душевного здоровья миссис Трейси, я, посоветовавшись с доктором Камбанарисом, взял на себя смелость…

– Ладно, сейчас это не важно. – перебил Роберт. – Эрика действительно лежала в клинике?

– С диагнозом «острый невроз». Ее поместила туда мать, вскоре после возвращения миссис Трейси – тогда еще мисс Джоунс – с Коса. Особенностью заболевания вашей жены явилась полная потеря памяти. Из мозга мисс Джоунс стерся сам факт ее трехмесячного пребывания в Греции. Лечащий врач записал в медицинской карте, что невроз, вероятно, явился следствием сильнейшего потрясения, которое незадолго до этого испытала пациентка, поэтому потеря памяти оказалась скорее благом, чем требовавшим дополнительного лечения обстоятельством. Спустя полгода мисс Джоунс была выписана из клиники в удовлетворительном состоянии и вернулась к учебе в колледже. Вот копия медицинского заключения, мистер Трейси. Можете прочесть.

– Позже, – отмахнулся Роберт. – Если двадцать лет назад с моей жены были сняты все обвинения, почему вы утверждаете с такой уверенностью, что тех несчастных отравила именно она?

– Ее отпустили за отсутствием улик, мистер Трейси, а это совсем не то же самое, что очевидное доказательство невиновности. Полицейским просто не удалось доказать, что именно мисс Джоунс вылила яд в распределительный бак. Во-первых, тогда в отеле еще не было камер видеонаблюдения, которые так помогли нам сегодня. Во-вторых, скорее всего мы имеем дело с уникальным составом, отравляющие свойства которого полностью нейтрализуются спустя некоторое время после растворения в воде. Именно поэтому тем летом полиции Коса не удалось обнаружить в проточной воде никаких посторонних примесей. Мы отправим остатки содержимого фляги на экспертизу, но я практически уверен, что мое предположение подтвердится. А кроме того… – Хоупман выдержал многозначительную паузу. – То, с какой уверенностью миссис Трейси действовала сегодня, говорит о том, что она не только знала про тайник с ядом, но и знала, как этим ядом пользоваться. Ее целенаправленные действия…

– Довольно. Ваш ход рассуждений мне понятен.

– Поэтому я спрашиваю, миссис Трейси, – Хоупман снова повернулся к Эрике. – Зачем вы это сделали? Должна существовать очень веская причина для столь серьезного поступка. И тогда, и сейчас.

Еще до того, как Хоупман закончил говорить, Эрика вспомнила все. Меньше минуты потребовалось, чтобы восстановить в памяти то, что долгие годы пряталось в самых укромных ее уголках. Словно яркая вспышка, пронеслись перед Эрикой события того страшного лета. Кусочки сложного паззла встали на места. То, что раньше казалось необъяснимым, внезапно обрело смысл.

Анкета, которую дал Эрике Хоупман, по-прежнему лежала перед ней на столе. Вновь взглянув на фотографию, Эрика узнала себя девятнадцатилетнюю: бледное лицо в обрамлении длинных черных волос и отрешенный, ничего не выражающий взгляд.

Взгляд Незнакомки.

– Я буду говорить. – Эрика подняла голову. – Я расскажу всё.

– Не делай этого! – воскликнул Роберт в порыве отчаяния. – Сейчас я позвоню адвокату, и…

– Мне не нужен адвокат. Я должна рассказать прямо сейчас… пока помню. Я ведь снова могу все забыть, не так ли, доктор Камбанарис?

– Да, – медленно ответил Камбанарис. – Медицине подобные случаи известны.

– Тогда не будем терять времени.

– Вы не будете возражать, если я включу диктофон? – вежливо уточнил Артур Хоупман.

– Что? – рассеянно переспросила Эрика. – А, конечно. Пожалуйста.

Начальник службы охраны нажал на кнопку и кивнул:

– Можете начинать, миссис Трейси.

Эрика узнала тайну своего рождения, когда ей исполнилось пятнадцать. В тот холодный февральский вечер она дежурила у постели тяжело больного деда. Ставрос Париос попал в больницу с тяжелой двухсторонней пневмонией, практически не оставлявшей шансов на выздоровление. Иммунитет семидесятилетнего Ставроса был подорван перенесенным на ногах гриппом, осложнением которого, скорее всего, и стала пневмония. Когда пожилого грека доставили в больницу с температурой под сорок, он находился без сознания. Дежурный врач прямо сказал Эрике, что состояние ее дедушки тяжелое, и попросил вызвать в больницу кого-то из старших родственников.

Отец Эрики, Виктор Джоунс, погиб два года назад. Мать, Персефона Джоунс, сотрудница риэлтерского агентства, находилась в служебной командировке в Бристоле. К счастью, она оставила Эрике телефон отеля, в котором остановилась. Эрика позвонила ей из больницы, и Персефона пообещала вылететь первым же рейсом. Хотя до Лондона было меньше двухсот километров, сесть за руль в такую непогоду она не решилась.

Ставроса поместили в одноместную палату, и Эрика уговорила дежурного врача позволить ей оставаться с дедушкой, пока не приедет Персефона. Сидя рядом с кроватью, Эрика вслушивалась в прерывистое дыхание больного. В груди Ставроса клокотало и булькало, впалые щеки алели лихорадочным румянцем, под плотно сомкнутыми веками беспокойно перекатывались глазные яблоки. Медперсоналу не удалось сбить температуру, и Ставроса подключили к капельнице, которая должна была хоть отчасти стабилизировать его состояние.

Держа сухую горячую руку деда в своей, Эрика мысленно читала православную молитву, которой еще в детстве ее научила мать. Не замечая, что плачет, она молила Николая Чудотворца сохранить жизнь Ставроса, которого любила так же сильно, как Персефону.

Внезапно Ставрос открыл глаза и обвел блуждающим взглядом палату. Остановившись на лице Эрики, взгляд стал осмысленным.

– Эрика… – прохрипел старый грек.

– Да, дедушка! – глотая слезы, отозвалась Эрика. – Все будет хорошо. Ты поправишься.

– Как она похожа на него… – пробормотал Ставрос, отвернувшись. – На своего отца, негодяя…

– Что? О ком ты говоришь, дедушка?

– О твоем отце… – голос Ставроса ослабел, звучал еле слышно. – Все черты переняла у мерзавца.

Было очевидно, что дедушка бредит. Виктор Джоунс был рыжим голубоглазым ирландцем, а Эрика внешностью пошла в мать-гречанку, унаследовав от нее черные волосы, оливковую кожу и карие глаза. Кроме того, Ставрос уважал покойного зятя и не позволил бы себе подобных эпитетов в его адрес.

– Арес Вергопуло… – снова прохрипел Ставрос. – Скоро мы встретимся, и ты за все ответишь!

– Дедушка, милый… дать тебе воды? – Эрика приложила ладонь к пылающему лбу больного. – Температура поднимается. Я позову медсестру!

Она вскочила, но следующая фраза деда заставила ее замереть на месте.

– Я не смог уберечь Персефону от твоих грязных лап. Ты надругался над моей чистой девочкой, оставил в ее чреве свое грязное семя, мерзкий ублюдок. Теперь я призову тебя к ответу! Недолго тебе ходить безнаказанным.

Эрика в совершенстве знала греческий, но в ту минуту она решила, что неправильно поняла смысл дедушкиных слов – настолько чудовищно, а главное, неправдоподобно они звучали. Стряхнув с себя минутное оцепенение, она побежала за медсестрой.

Дальнейшие события развивались таким образом, что целый месяц потом у Эрики не было ни возможности, ни желания возвращаться к тому ночному кошмару. Персефона успела вовремя, чтобы в последний раз обнять и поцеловать отца. Под утро Ставрос Париос умер.

После похорон прошло немало дней – тоскливых, горьких, наполненных душевной болью, – прежде чем Эрика вспомнила страшные слова умирающего деда. Они с Персефоной сидели в гостиной их небольшого коттеджа на окраине Лондона. По оконным стеклам барабанил холодный мартовский дождь, и Персефона встала с кресла, чтобы подбросить в камин немного дров.

– Кто такой Арес Вергопуло? – спросила Эрика.

Полено выпало из рук Персефоны, со стуком ударившись о железную решетку камина. Она медленно разогнулась и посмотрела на дочь. Ее лицо побледнело, в глазах застыл ужас. Эрика никогда прежде не видела Персефону такой напуганной.

– Откуда ты знаешь это имя? – после затянувшейся паузы спросила она.

– Дедушка назвал его перед смертью.

Эрика помолчала, но потом все же спросила – словно нырнула головой в холодный омут:

– Виктор Джоунс на самом деле не мой отец, да?

Она ждала, что мать накинется на нее с руганью, обзовет глупой девчонкой, а потом твердо скажет, чтобы она выбросила из головы эти глупости, потому что Виктор Джоунс и в самом деле ее отец, а кто такой Арес Вергопуло – она знать не знает.

Но ничего этого Персефона не сделала. Она медленно вернулась к креслу и тяжело опустилась на него, избегая встречаться с Эрикой взглядом.

– Я боялась, что когда-нибудь это случится. Что в конце концов правда выплывет наружу.

– О чем ты говоришь, мама? – растерянно спросила Эрика.

– Арес Вергопуло… я долго пыталась стереть из памяти это имя, и мне почти удалось. Почти – потому что в действительности он никогда не покидал моих мыслей, а я только делала вид, что все забыла, ведь забыть такое можно, только умерев и заново родившись!

Застыв от ужаса, Эрика во все глаза смотрела на мать. Сейчас перед ней сидела не Персефона, а совершенно незнакомая женщина – с горящим ненавистью взглядом, со скорбными складками в уголках рта, со сжатыми в кулаки ладонями и неестественно выпрямленной спиной.

– Так ты хочешь знать, кто твой отец? – внезапно спросила Персефона прежним спокойным тоном, от которого по спине Эрики поползли мурашки.

– Мой отец – Виктор Джоунс! – выкрикнула она, цепляясь за родное имя как за последнюю ниточку, еще соединявшую ее с прежней, такой безгрешной и упорядоченной жизнью.

Персефона покачала головой и расправила сбившуюся кружевную салфетку на спинке кресла.

– Виктор Джоунс познакомился со мной, когда тебе было полтора года, Эрика. Он женился на мне, а тебя удочерил. Мне следовало самой дежурить у постели умирающего отца, тогда бы ты никогда не узнала… но что случилось – то случилось, и теперь глупо скрывать от тебя истинное положение вещей, ведь ты бы все равно не успокоилась, пока не докопалась до правды.

– Я не хочу… – Эрика сглотнула. – Я не хочу ничего слышать. Молчи, мама. Пожалуйста, молчи!

– Тебе станет легче, когда ты узнаешь правду, – увещевающим тоном сказала Персефона. – Ты все равно уже знаешь главное: что Виктор Джоунс не был твоим биологическим отцом. Так почему бы тебе не узнать остальное?

Какое-то время обе молчали, а потом Эрика, подчинившись неизбежному, тихо спросила:

– Я действительно похожа не на тебя, а на того, другого?..

– В тебе есть мои черты. Да, безусловно. Глаза у тебя мои, и овал лица, и изгиб губ… Если бы у меня сохранились фотографии пятнадцатилетней давности, я бы тебе показала, и ты бы увидела сходство. Но мы так спешно бежали с Коса, что почти ничего не взяли – только самое необходимое: деньги, документы и кое-что из одежды.

– С Коса? – недоуменно повторила Эрика. – Но вы с дедушкой приехали с Родоса…

– Мы всем так говорили. Точнее, дедушка говорил, а я никогда не оспаривала. Мне хотелось забыть… забыть всё, даже название острова, на котором я родилась! – яростно проговорила Персефона.

– И что случилось там, на Косе? – спросила Эрика.

Она и хотела, и боялась услышать ответ. Смутные догадки роились в ее голове… она была уже достаточно взрослой, чтобы знать подробности отношений между мужчиной и женщиной – разумеется, пока только в теории. Она знала, что отношения эти могут быть как созидательными, основанными на взаимной любви и уважении, так и грязными, всеми осуждаемыми, подчиненными животной похоти. Эрика всегда считала, что сама она – дитя искренней, чистой любви. Сколько она себя помнила, отец – то есть Виктор Джоунс – относился к матери с уважением и нежностью, и Персефона отвечала ему тем же. Для Эрики союз отца и матери был идеалом, к которому она стремилась. Ей хотелось, когда она вырастет, иметь такую же крепкую семью, за одним лишь исключением: в ее семье будет не один ребенок, а много детей – трое, четверо или даже больше. Эрика недоумевала, почему Персефона ограничилась только ей одной, и находила этому лишь одно объяснение: возможные проблемы со здоровьем, которыми мать, разумеется, с ней не делилась.

И вот теперь выстроенный ею хрустальный дворец стремительно рушился, и она падала вниз, и осколки оставляли на ее душе глубокие кровоточащие порезы.

Персефона надолго ушла в себя. Она сидела не шевелясь, обхватив колени руками и глядя в одну точку; ее губы сжались, превратившись в две узкие полоски.

– Мама! – позвала Эрика. – Так что случилось на Косе?

– Что? – Персефона очнулась и посмотрела на дочь с некоторым удивлением. – Я разве до сих пор не рассказала? Прости. Должно быть, я рассказывала кому-то внутри себя, и этот кто-то мне даже отвечал… – она помолчала, собираясь с мыслями. – Знаешь, Эрика, я была очень красивой девушкой. Ты тоже уже почти красавица, но все же не сравнишься со мной, шестнадцатилетней. На меня заглядывались все местные парни, а я не обращала на них внимания. Гордая была, цену себе знала. Мы жили вдвоем с отцом. Мама умерла, когда я была совсем маленькой, а отец так и не женился снова – не хотел, чтобы у меня была мачеха, а может, просто не нашел женщину, которая смогла бы занять мамино место. У него был маленький магазинчик, в котором продавалась всякая всячина. Жили мы не богато, но на жизнь вполне хватало. Я с десяти лет вела домашнее хозяйство, хотя отец старался не нагружать меня тяжелой работой, многое сам делал по дому. Он меня баловал. Покупал красивые платья, отпускал гулять с подружками и не контролировал, куда я хожу и с кем, и я его доверие оправдывала. Он настоял, чтобы я окончила полный школьный курс, и хотел, чтобы я пошла учиться дальше – в колледж или даже в университет. Деньги на мою учебу откладывал – а они нам совсем для другой цели пригодились…

Я хорошо помню то лето. Стояла страшная жара, и все ходили практически раздетыми, на грани приличия. Я сшила себе коротенький сарафанчик на узких лямках, не сарафанчик даже, а так – одно название… на белом фоне – ярко-красные маки, а по подолу зеленые листья. Кожа у меня была загорелая, ноги длинные, а волосы я поднимала наверх, только несколько прядей падали на спину и плечи, а все остальное улиткой лежало на затылке. Когда отец увидел меня в этом сарафане, то впервые изменил своей привычке и запретил мне его надевать. «Если хочешь, носи дома, – сказал. – но на улицу в нем выходить и думать не смей!». Я пообещала, чтобы его не расстраивать, но как только он ушел на работу, облачилась в обновку и отправилась купаться. Тогда-то и увидел меня Арес Вергопуло. Я шла по дороге в сторону пляжа, а он проезжал мимо в своем черном автомобиле. Автомобиль затормозил рядом со мной, стекло опустилось, и я увидела лицо Ареса: красивое, хищное, надменное. Я отвернулась и быстро перешла на другую сторону, а автомобиль рванул с места и уехал. Весь день я с содроганием вспоминала этот оценивающий, раздевающий взгляд. На меня никто так прежде не смотрел. Хуже всего было то, что мною заинтересовался сам Арес Вергопуло – а это сулило неприятности. Его на острове прекрасно знали. Ему еще не было сорока, но он успел сколотить состояние, занимаясь всякими темными делишками. Поговаривали, что он не брезгует ни денежными махинациями, ни сутенерством, ни торговлей наркотиками, хотя его бизнес – тот, что на виду – был вполне легальным: он держал гостиницу и несколько магазинов. Полиция в его дела не вмешивалась, и многие подозревали, что причина была вовсе не в законопослушности Вергопуло, а в том, что он купил всех власть имущих на Косе, чтобы безнаказанно творить свои дела. Как бы то ни было, а я его ни разу не то что не привлекли к ответственности, а даже ни в чем не обвинили – уже одно это о многом говорило.

Вскоре я успокоилась, наивно рассудив, что Арес Вергопуло не станет меня преследовать, поскольку наверняка и думать забыл о той встрече. Он не знал недостатка в женщинах, и шестнадцатилетняя девчонка, почти ребенок, вряд ли могла его заинтересовать. Однако на следующий вечер отец вернулся домой мрачнее тучи. Он сказал, что днем за ним прислал Арес Вергопуло, передав через посредника, что имеет к нему, Ставросу Пареосу, деловое предложение. Отец подумал, что это каким-то образом связано с его торговлей, сел в машину и поехал к Вергопуло. Тот встретил отца приветливо, угостил выпивкой, а потом озвучил свое предложение. Его суть сводилась к тому, что отец отдает меня в безраздельное пользование Аресу на неопределенный срок, а взамен получает крупную сумму на развитие своего бизнеса, причем отцу предлагалось самому назвать эту сумму.

Разумеется, отец ответил решительным отказом. В возмущении покидая кабинет, он поймал взгляд Вергопуло, и от этого взгляда, как признался отец, ему сделалось страшно. «Мы должны уехать! – сказал он мне. – На Санторини живет мой двоюродный брат, он давно зовет нас к себе. Бросим все и уедем, ради твоей безопасности!». Я попыталась успокоить отца. Я сказала, что Арес Вергопуло хоть и внушает многим страх, но все же его власть не простирается настолько далеко, чтобы причинять зло невинным людям. Я привела несколько весомых аргументов, почему мы не можем так сразу уехать: магазин отца, мой последний год в школе, выплаты по кредиту, которые прекращались только через два месяца… Мы уедем, но закончив прежде все дела, чтобы ничто не омрачало переезда. В конце концов, отец внял моим доводам. Он прекрасно понимал, что и в самом деле не может спонтанно уехать, поэтому позволил себя уговорить, что Вергопуло наверняка смирился с отказом, а тот его взгляд был просто взглядом не получившего своё человека. Хотя в действительности предложение Ареса Вергопуло раскрывало всю его беспринципную сущность. Очевидно, что человек, делающий подобного рода предложения отцам несовершеннолетних дочерей, ни перед чем не остановится.

Шли дни, ничего не происходило, и отец мало-помалу успокоился, да и я как прежде разгуливала по улицам Коса, правда, тот злополучный сарафан уже не надевала. Мы больше не поднимали тему переезда, но я знала, что отец подыскивает покупателей для магазина и досрочно выплатил банку кредит, несмотря на предусмотренный в таких случаях повышенный процент. Я не хотела покидать Кос, где родилась и выросла, но понимала, что лучше нам уехать. «Береженого Бог бережет», – любила повторять моя бабушка. Меня одолевали дурные предчувствия, но я от них отмахивалась, ведь мне было шестнадцать, а в этом возрасте любое неординарное событие воспринимается как приключение.

На исходе второй недели я возвращалась домой от подружки по безлюдному переулку. Внезапно у тротуара остановилась черная машина. Из нее выскочили двое парней, схватили меня, затолкали в салон, и машина рванула с места. Я была так ошеломлена, что не сразу испугалась. Вначале мне казалось, что это происходит не со мной, потом – что это просто игра, и меня сейчас отпустят. Я прозрела, лишь когда машина въехала в высокие глухие ворота и остановилась возле трехэтажного каменного дома, из которого вышел Арес Вергопуло.

Меня вытащили из машины и поставили перед ним. Он посмотрел на меня тем самым взглядом, и внезапно я с предельной ясностью поняла, что будет дальше. Вероятно, он прочел это в моих глазах, потому что, усмехнувшись, сказал: «Ты умная девочка. Знаешь, что сопротивляться бесполезно. Здесь тебя никто искать не станет. С этой минуты ты – моя собственность, и я могу делать с тобой все что захочу». Я ответила, что отец обо всем догадается и обратится в полицию. Удивительно, но я нашла в себе силы спокойно разговаривать с этим чудовищем, вместе того чтобы рыдать и умолять меня отпустить. Впрочем, моя выдержка ничего не дала. Заплачь я, упади в обморок или хладнокровно начни торговаться – Арес Вергопуло уже все решил. «Ни один полицейский сюда не сунется, – сказал он. – И потом, неужели ты думаешь, что ты одна такая? Вспомни истории о пропавших на Косе девушках. Как думаешь, где они сначала были и куда потом делись? Нет-нет, они все живы, – добавил он, увидев, как я побледнела. – И сейчас ублажают мужчин в турецких борделях, а я получаю за это неплохие деньги. До отправки товара на экспорт я должен убедиться, что он не просрочен и соответствует повышенным требованиям, которые клиенты предъявляют к моим девушкам, – Вергопуло снова усмехнулся. – Поэтому, прежде чем отправиться дальше, ты на какое-то время останешься здесь». По его знаку меня поволокли в пристройку за домом, в которой была всего одна дверь и ни одного окна.

В этой пристройке я провела месяц, прежде чем мне удалось сбежать. Это были самые длинные, самые страшные тридцать дней в моей жизни. Арес Вергопуло приходил почти ежедневно, особенно в первое время… Ему нравилась моя беспомощность, мои неумелые попытки сопротивляться. Он получал дополнительное удовольствие, видя мое отчаяние. Кроме него, я не видела ни одной живой души. Еду мне передавали через специальное отверстие в двери. Я потеряла счет дням и была уверена, что прошло уже несколько месяцев и меня давно перестали искать. Я хотела умереть, и, если бы не мысли об отце, наверняка нашла бы способ – в крайнем случае просто перестала бы принимать пищу. Я и так почти ничего не ела, поэтому сильно исхудала.

В конце концов Аресу Вергопуло надоели мои слезы. Я плакала почти не переставая, и мое лицо наверняка подурнело. Я говорю «наверняка», потому что ни одного зеркала в пристройке не было. Возможно, Вергопуло испугался, что ежедневные истязания испортят внешний вид «товара». Поэтому в один из дней он сказал, что вскоре меня отвезут в Бодрум[12]. Я притворилась, будто равнодушно восприняла новость, но на самом деле мой отупевший от слез и недостатка кислорода мозг моментально включился и заработал в полную силу. Я стала продумывать план бегства. Если и была возможность спастись, то только до того момента, как я покину Кос. На турецкой территории меня никто искать не будет. Я пополню ряды девушек, регулярно пропадающих на нашем острове.

Когда меня вывели из пристройки во двор, стояла глубокая ночь. Я полной грудью вдохнула напоенный сосновым ароматом воздух и спокойно села в машину, должно быть, немало удивив своих тюремщиков, ожидавших сопротивления и борьбы. Вергопуло среди них не было. Один мужчина сел за руль, а двое других разместились на заднем сиденье, по обе стороны от меня. Я нащупала в кармане кусочек мыла и незаметно сунула его в рот. Гадость была ужасная, но это был единственный путь к спасению, и я принялась сосать кусочек, накапливая во рту слюну.

Глаза мне не завязали, и я поняла, что мы едем в порт окружной дорогой, по которой весьма редко проезжали машины. Когда впереди показался лесной массив, я вдруг захрипела, закатила глаза, выгнулась и стала биться головой о сиденье, выпустив изо рта мыльную пену. Мужчины испуганно закричали, машина съехала на обочину и остановилась. «Эпилепсия… – прохрипела я. – «Приступ…».

Мои сопровождающие растерялись и не понимали, что делать. Я боялась, что они позвонят Аресу Вергопуло, и тот разгадает мой нехитрый план, но они почему-то не позвонили – возможно, у них имелись четкие указания не связываться с ним, пока «товар» не окажется у покупателя. «Воздуха! – прохрипела я. – Мне нужно на воздух». Дверцу распахнули, но я все равно продолжала «задыхаться». «Если она умрет, – мрачно сказал водитель. – Нам не поздоровится». «Давайте вытащим ее из машины, – предложил другой. – Пусть полежит на обочине, авось очухается». «А если сбежит?» – с сомнением возразил третий. «Да куда она сбежит в таком состоянии? Господи, ну и жуткое зрелище!».

Меня вытащили из салона и положили на теплую, усыпанную сосновыми иголками землю. Я хрипела, выгибалась и стонала, а сама незаметно осматривалась, прикидывая наилучший путь к бегству. Сразу за обочиной начинался крутой, поросший травой спуск, а внизу, метрах в трех от дороги, густо росли деревья вперемешку с кустами. Собравшись с духом, я резко крутанулась в сторону и покатилась по спуску, а потом вскочила на ноги и побежала. Мои тюремщики с криками бросились за мной, но мне удалось выгадать две-три спасительные секунды, за которые я добежала до деревьев. Здесь было еще темнее, чем на дороге, а на мне, к счастью, была темная одежда. Преследовали продирались через кусты, а я замерла всего в нескольких метрах от спуска, спрятавшись за толстым стволом. Я боялась пошевелиться и почти не дышала. Они прошли практически рядом со мной – при желании я могла бы протянуть руку и дотронуться до одного из них. Это был критический момент, и я едва не потеряла сознание от напряжения. Убедившись, что преследователи ушли далеко вперед, я двинулась через лес параллельно дороге, а когда увидела нечто вроде естественной пещеры, образованной корнями выкорчеванных непогодой деревьев, забралась внутрь и просидела там до утра.

Отец не узнал меня, увидев на пороге. Он был уверен, что меня уже нет в живых. Позже он рассказывал, что принял меня за бродяжку – в таком я была состоянии. Лицо и руки разодраны в кровь, волосы свалялись в колтун, щеки ввалились, глаза распухли от слез, на запястьях – синяки от веревок. Я накинулась на воду и хлеб, а отец, плача одновременно от облегчения и горя, спешно собирал в дорогу необходимые вещи. Он достал из сейфа паспорта и деньги, усадил меня в машину и рванул в аэропорт.

Мы взяли билеты на ближайший рейс до Лондона, и спустя час уже сидели в самолете. Только тогда я смогла, наконец, перевести дух. Еще до того, как взревели моторы, я провалилась в глубокий сон и проспала до самой посадки.

В Лондоне отец сразу отправился в греческую диаспору, руководитель которой приходился ему старым приятелем. Нам предоставили временное жилье, а меня предложили отправить в больницу, но я отказалась. Больница означала официальное расследование, которого я всеми силами стремилась избежать, чтобы не подвергаться дополнительной опасности быть обнаруженной Вергопуло. Узнай он, что я сбежала в Лондон и донесла на него полиции, моя жизнь оказалась бы под угрозой. Поразмыслив, отец согласился, что меня можно вылечить и в домашних условиях. Мои синяки и порезы довольно быстро зажили. Тот факт, что я беременна, открылся лишь спустя два месяца, когда меня стали мучить приступы тошноты. Временное отсутствие месячных я списывала на последствия пережитого шока, к тому же, мой цикл в силу возраста еще не полностью выровнялся, и задержки были делом обычным.

Гинеколог в молодежной консультации, осмотрев меня, сообщила то, о чем я и так уже догадывалась. При заполнении медицинской карты я указала свой возраст – 17 лет, потому что на днях мне действительно исполнилось семнадцать. Но врач все равно попросила прийти на повторный прием с мамой или старшей сестрой. Вспыхнув, я ответила, что живу с отцом. Врач стала что-то быстро, с жаром говорить. Я неплохо понимала по-английски, тем не менее смысл ее фраз ускользал от меня. Но главное я поняла: срок десять недель, и аборт делать поздно.

Прости, Эрика, но первым моим желанием было избавиться от плода любым способом – пусть даже в обход закона. Ты должна меня понять. Я не хотела рожать ребенка от насильника. Я не могла выпустить в этот мир такое же чудовище, каким был Арес Вергопуло.

Придя домой, я во всем призналась отцу. Я думала, он одобрит мое решение и поможет найти соответствующую клинику. Но отец и слушать не стал об аборте. Он сказал, что ребенок – прежде всего мой, а уж потом чей-то еще, и что он воспитает его достойным человеком. Он фактически заставил меня сохранить беременность, а когда ты начала активно толкаться, я наконец осознала, что внутри меня – новая жизнь, и что я едва не совершила убийство. Я полюбила тебя еще до того, как ты появилась на свет. Я пела тебе колыбельные песенки на греческом и рассказывала обо всем, что вижу вокруг.

Мы жили в скромной съемной квартире в районе, где в основном проживали греки, и, хотя отцу удалось устроиться на работу, продолжали экономить, поскольку предстоящие роды стоили недешево. Когда тебя положили мне на живот, мокрую, красную и возмущенно орущую, я заплакала от облегчения, что ты девочка, а не мальчик – значит, не станешь такой, как Арес Вергопуло. Мне еще не исполнилось восемнадцати, а я уже стала матерью. Я пыталась осознать этот факт, и все никак не могла. Ты стала смыслом моей жизни, моей собственной маленькой Вселенной…

Когда тебе исполнился год, я поступила в колледж, а спустя несколько месяцев встретила Виктора Джоунса. Я так и не открыла ему обстоятельства твоего появления на свет, а он никогда не задавал вопросов о моем прошлом. Мы жили счастливо, если не считать того, что я все никак не могла решиться на второго ребенка. Физически я могла рожать, но мысль о новой беременности приводила меня в ужас, напоминая о тех первых месяцах в Лондоне, когда я пыталась забыть кошмар, приключившийся по моей собственной вине. Не надень я тогда тот злосчастный сарафан, Вергопуло не обратил бы на меня внимания, он просто проехал бы мимо. Я изводила себя мыслью, что собственными руками искалечила свою судьбу. Виктор догадывался, что я испытала сильную психологическую травму, но надо отдать ему должное, не пытался залезть мне в душу. Я решила, что расскажу ему обо всем, когда тебе исполнится шестнадцать. Почему я выбрала именно этот срок давности – не знаю. Но Виктор погиб раньше, так и не узнав тайну твоего рождения.

– Если бы не внезапная дедушкина болезнь, я бы тоже ее никогда не узнала, – сказала Эрика.

Огонь в камине давно погас, и комната погрузилась в темноту. Это избавило двух женщин от тягостной необходимости смотреть друг другу в глаза. Эрику колотил озноб, и она стиснула зубы, чтобы не стучали. Она силилась заплакать, но слезы, как назло, куда-то запропастились.

В тот памятный вечер прежняя жизнь, с ее бесхитростными радостями и проходящими печалями, закончилась. Эрика вступила в фазу взросления совсем не так, как большинство сверстниц – ее втащили туда силой. Фактически она повторила судьбу матери, с той лишь разницей, что подверглась не физическому, а моральному насилию. Отныне Эрика всегда должна была помнить, что ее отцом является не офицер ирландского происхождения, а насильник и сутенер с греческого острова Кос.

С этого дня ее жизнь оказалась подчинена только одной цели: мести.

После окончания школы Эрика поступила в Королевский медицинский колледж на факультет фармакологии, без труда сдав вступительные экзамены, поскольку одним из ее любимых школьных предметов была химия. Ее выбор никого не удивил, а сама Эрика увлеченно рассказывала своим знакомым и родственникам со стороны отца – то есть Виктора Джоунса, – как проходила практику в одной из аптек и с каким удовольствием помогала провизору изготавливать притирания, порошки от кашля и заживляющие мази. Внешне она оставалась все той же беззаботной, смешливой и приветливой девушкой, и Персефона, поначалу с опаской присматривавшаяся к дочери, в конце концов вздохнула с облегчением. Похоже, рассказанная ею история действительно не оставила в душе Эрики никакого следа. С присущей юности беспечностью Эрика приняла факт своего рождения, как принимала все остальное, с чем сталкивала ее жизнь. В маленькой семье Джоунсов имя Вергопуло больше не произносилось, и Персефона решила, что на удивление легко отделалась: с одной стороны, облегчила душу, открыв дочери правду, а с другой – счастливо избежала негативных последствий, к которым эта правда могла привести.

Разумеется, Персефона заблуждалась, как и все, кто судил о людях исключительно по внешнему виду. Каждое новое утро Эрика начинала с мысленной клятвы отомстить Аресу Вергопуло. Для выполнения клятвы требовалось время – возможно, несколько лет, и Эрика заранее запаслась терпением, постепенно, шажок за шажком приближаясь к намеченной цели. По окончании первого семестра она вошла в десятку лучших студентов курса, а в середине второго семестра поднялась уже на пятое место. После занятий Эрика пропадала в учебных лабораториях, допоздна засиживаясь среди колб, реторт, микроскопов и предметных стекол. Она с таким упоением заучивала наизусть химические формулы, как поэты заучивают для декламации собственные поэмы. Не меньший интерес представляли лекции по анатомии, которые обязаны были посещать все студенты колледжа, независимо от выбранной специализации. Вручая Эрике аттестат с оценками за второй семестр, декан факультета заявил, что ей стоит всерьез подумать о поступлении в университет, а колледж окажет в этом всяческое содействие.

Персефону несколько смущало такое увлечение дочери учебой. Она считала, что в ее возрасте – Эрике недавно исполнилось восемнадцать – следует уделять больше времени общению с подружками и молодыми людьми. Эрика расцветала все ярче, обещая в недалеком будущем стать такой же красавицей, какой была в ее возрасте Персефона. Ее греческие корни давали о себе знать, выгодно выделяясь на фоне невзрачных англичанок с их бледной кожей, мышиного цвета волосами и невыразительными чертами. И хотя за Эрикой увивалось немало студентов, она оставалась равнодушной к их ухаживаниям. Злые языки утверждали, будто Эрика предпочитает не противоположный пол, а свой собственный. Но слухи эти ничем не подкреплялись: с девушками Эрика держалась с той же вежливой отстраненностью, что и с парнями, и ни одна из ее окружения не могла похвастать тем, что является задушевной подружкой «заумной» Джоунс – такое прозвище закрепилось за Эрикой в колледже.

На летних каникулах Эрика прошла свою первую практику в аптеке неподалеку от дома, снискав восторженные отзывы старших коллег и пообещав владельцу аптеки, почтенному мистеру Олдриджу, подумать над его предложением устроиться к нему младшим провизором после окончания колледжа. Он в самом деле намеревался сохранить за ней место, разглядев в Эрике талантливого химика. Про себя мистер Олдридж считал, что такие девушки, как Эрика Джоунс, достойны гораздо большего, нежели рутинная работа в обычной аптеке, поскольку в будущем они становятся если не нобелевскими лауреатами, то, по крайней мере, успешными научными деятелями. Разумеется, он не высказал своего мнения вслух, чтобы не завышать самооценку мисс Джоунс, и без того, по его мнению, завышенную чуть больше, чем следовало.

Когда Эрику спрашивали, над чем она в данный момент трудится в лаборатории, она обычно отговаривалась общими фразами (если задавший вопрос был далек от химии), или называла формулу безобидного вещества, полезные свойства которого она якобы собиралась улучшить (когда ее работами интересовались люди сведущие).

На самом деле Эрику интересовало только одно вещество: капсаицин[13]. Этот алкалоид, содержащихся в жгучих стручковых перцах – таких, как Нага Джолокия, при определенной концентрации мог убить не хуже любого яда. Однако капсаицин обладал настолько жгучим вкусом, что совершенно не годился к использованию в чистом виде. Его невозможно было растворить в самом доступном из имеющихся в природе неорганических растворителей – в воде, так же, как и в водном растворе щелочей. Для растворения годился только этиловый спирт и некоторые виды сложных эфиров, что значительно сужало область применения этого алкалоида.

На протяжении третьего семестра Эрика тайно работала над сложнейшей формулой вещества на основе капсаицина, способного убить человека в течение нескольких минут после попадания в организм. У нее не было четкого плана – она не знала даже, жив ли Арес Вергопуло. Его могли посадить в тюрьму, он мог умереть или переехать в другую страну. Эрика собиралась его разыскать, но после успешного преодоления первой ступени своего плана. Она упорно выводила варианты формулы, последовательно добавляя к капсаицину (заполучить который ей удалось не совсем честным путем) соединения различных ядов, чьи свойства многократно усиливались в сочетании с зловещим алкалоидом.

Результатом полугодичной работы стало создание яда столь высокой концентрации, что даже при растворении в больших объемах жидкости он не терял своих смертельных свойств. Эрика провела несколько успешных экспериментов над подопытными животными и осталась довольна результатом. Испробовать яд на себе подобных она не решилась – разоблачение и последующее наказание могли стать серьезным препятствием в осуществлении поставленной цели.

Эрика завершила работу над проектом в начале апреля и сразу приступила к поискам Ареса Вергопуло. В то время Интернета и сотовых телефонов еще не существовало, поэтому ей пришлось буквально по крупицам собирать нужную информацию, прибегнув (в тайне от Персефоны, разумеется) к помощи все той же греческой диаспоры. Она узнала, что Арес Вергопуло по-прежнему живет на Косе и владеет отелем, названным в свою честь. Разыскав телефон отеля, Эрика связалась с отделом кадров и спросила, не требуется ли им сотрудник, свободно владеющий греческим и английским, а также навыками оказания первой помощи. Ей ответили, что набор персонала к летнему сезону начинается через неделю, и что она может приехать на собеседование.

За неделю Эрика успела досрочно сдать сессию, купить билет до Коса и придумать для матери правдоподобную историю – якобы ей предложили по знакомству подработать медсестрой в одном из греческих отелей: что-то вроде летней практики, на пару месяцев или немного больше.

– Но ведь ты не медсестра, – заметила Персефона.

– Я прослушала двухгодичный курс анатомии и физиологии, а по оказанию первой помощи получила самые высокие оценки в своей группе. Мне сказали, что работа несложная, и, кроме того, ее можно совместить с отдыхом. Только представь: я буду жить в отеле на берегу моря, да еще получать за это деньги! – Эрика рассмеялась.

– Где находится этот отель?

– На Нисиросе.

– Но это же совсем недалеко от… – Персефона запнулась.

– Ты же не против, что я поеду в Грецию? – Эрика пытливо взглянула на мать.

– Не хочу, чтобы ты ехала, – честно ответила Персефона. – Тебе придется лететь до Коса.

– Да, ты права. Международный аэропорт есть только на Косе. Но я не собираюсь там задерживаться и сразу отправлюсь на Нисирос. Я узнавала – паромы ходят ежедневно.

– У меня плохое предчувствие. Откажись от поездки. Может, вместе отправимся на Лазурный Берег? Мы давно хотели там побывать, и это совсем не так дорого, как кажется.

– Раз уж я решила связать жизнь с медициной и фармакологией, то должна совмещать отдых с совершенствованием своих навыков, так делают все будущие врачи.

В этом Эрика не лукавила: она действительно планировала усовершенствовать свои навыки, точнее, применить на практике результаты своих многомесячных трудов в лаборатории. Узнай Персефона об истинных намерениях дочери, она пришла бы в ужас и заперла ее дома. Но провожая Эрику в аэропорт, Персефона оставалась в счастливом неведении. Ее мучили дурные предчувствия, но совсем иного рода. Когда объявили посадку на Кос, и Эрика затерялась среди других пассажиров, хлынувших к выходу на летное поле, Персефону охватил такой сильный приступ страха, что она едва не бросилась за ней вслед, но усилием воли сдержала себя. Эрика выросла, и она, Персефона, больше не распоряжалась ее судьбой. Призраки прошлого, мучившие Персефону, не должны были отравлять жизнь ее дочери.

Оказавшись в самолете, Эрика облегченно перевела дух. Она до последней минуты боялась, что мать догадается об истинной цели ее поездки. Теперь оставалось надеяться, что посылка, которую накануне Эрика отправила на свое имя в отель, где собиралась поселиться, доедет до Коса без приключений. На дне посылки, завернутая в старый свитер и спрятанная под ворохом одежды, лежала фляга с ядовитым веществом. Его хватило бы, чтобы отправить на тот свет несколько сотен человек, но оно предназначалось только одному человеку – Аресу Вергопуло.

У Эрики по-прежнему не было четкого плана, она собиралась действовать по обстоятельствам. Из аэропорта она отправилась в скромный двухзвездочный отель, в котором заранее забронировала номер. В таких отелях обычно не проверяют, какого рода посылки получают постояльцы, и, кроме того, Эрика не собиралась разбрасываться деньгами. Если повезет, через несколько дней она будет жить в «Вергопуло».

Сидя в рейсовом автобусе, Эрика с жадным любопытством смотрела в окно. Это была ее первая поездка в Грецию, и неестественно-яркие после серого дождливого Лондона краски окружающего пейзажа казались нарисованными: лазурная полоска моря на горизонте, серебристые заросли старых олив, увитые виноградниками зеленые холмы, выбеленные солнцем дороги… Эрика пыталась осознать, что все это – родина ее деда и матери, а значит, и ее собственная. Англия внезапно отодвинулась на второй план, стала размытой и далекой. Эрика ощутила себя истинной гречанкой, в ней проснулось чувство гордости за страну, которой она совсем не знала. Но в следующую минуту она вспомнила об Аресе Вергопуло, и мимолетное ощущение исчезло, уступив место холодной сосредоточенности.

Переночевав в маленьком семейном отеле, где на завтрак подавали домашний овечий сыр и густой йогурт, утром следующего дня Эрика отправилась в «Вергопуло». Она оделась изысканно, но не броско, тщательно уложила волосы и слегка подкрасилась. Ей пришлось вызвать такси, потому что отель находился в самой отдаленной части острова, и автобусы туда не ходили. Справившись у портье насчет посылки на свое имя, Эрика узнала, что почту обычно привозят во второй половине дня. Пусть мисс не беспокоится, посылку отнесут прямо в ее номер, заверил портье.

Эрика с удовольствием поболтала по-гречески с таксистом, который вежливо заметил, что у нее приятный иноземный акцент.

– Зачем вам понадобилось в «Вергопуло»? – спросил он. – Отель еще закрыт для постояльцев.

– Хочу устроиться туда на работу.

– Я бы не советовал. Условия там не очень. Для персонала, я имею в виду. Моя племянница как-то два месяца там отработала. Так ей и половины не заплатили того, что причиталось – удержали в виде штрафов за якобы нарушенные правила. – Водитель резко крутанул руль, едва успев вписаться в очередной поворот, которыми изобиловала дорога. – Если вам нужна работа, попытайте счастья в других отелях. Их на побережье много, наверняка найдете более приятное местечко.

– Спасибо. Но я все же начну с «Вергопуло». Мне его рекомендовали.

– Как знаете. Мое дело предупредить.

Пройдя через калитку (ворота оказались закрыты), Эрика направилась по подъездной аллее к видневшемуся среди деревьев корпусу. Стоял конец апреля, и отель еще только готовился к заселению постояльцев. «Что, если я опоздала? – подумала Эрика. – Или меня не возьмут из-за отсутствия опыта?». Но она напомнила себе, что решила действовать по обстоятельствам, и все как-нибудь устроится. Главное, чтобы приехала посылка – без нее вся затея теряла смысл.

К облегчению и удивлению Эрики, все устроилось как нельзя лучше. Менеджер по персоналу, узнав, что у Эрики греческие корни, что она студентка престижного английского колледжа и располагает свободным временем до сентября, предложила ей на выбор должность официантки или горничной.

– Сожалею, но медсестру мы уже взяли, да и опыта у вас недостаточно.

– Но опыта работы официанткой у меня и вовсе нет, – честно призналась Эрика.

– Это не страшно. Пройдете инструктаж и недельную практику. Будь вы местной, я бы вам отказала, но вы в совершенстве знаете английский, а у нас половина постояльцев – англоязычные. Правда, на большую зарплату можете не рассчитывать. – Менеджер назвала сумму, которая показалась Эрике просто смешной. – Желающих найти работу очень много, сами понимаете…

Эрика сделала вид, будто размышляет – соглашаться или нет, – а на самом деле решала, какая должность будет более полезной. Если она выберет работу официантки, область ее перемещений будет ограничена кухней и рестораном. Горничная же может беспрепятственно ходить по всему отелю.

– Я бы, пожалуй, попробовала себя в роли горничной, – неуверенно сказала она вслух.

– Отлично. Тогда я заношу ваши данные в список. Сезон начнется двадцатого мая, две недели вам придется пожить где-нибудь в другом месте. Найдете, где остановиться?

– Я сняла номер в гостинице на противоположной стороне острова.

– Инструктаж персонала состоится двенадцатого, а пятнадцатого сотрудники приступают к работе. Контракт подпишете после недельного испытательного срока. Жить будете в служебном корпусе. Вам полагается бесплатное двухразовое питание. Работа в утреннюю или вечернюю смену согласно графику. В свободное время можете пользоваться пляжем. Выходной один раз в неделю, обычно сотрудники проводят его вне отеля, но это как пожелаете.

– Я слышала, здесь предусмотрена система штрафов…

– Как и в любом отеле, мисс Джоунс. Правила нарушать нельзя, особенно обслуживающему персоналу. Мы дорожим репутацией «Вергопуло», наши постояльцы ценят комфорт и сервис.

– Владелец, наверное, англичанин или немец?

– Что вы, нет! Арес Вергопуло местный, он родился на Косе.

– Вергопуло? – Эрика сделала вид, что удивлена. – Так отель назван в честь владельца?

– Вроде как не слишком скромно с его стороны, да? Но кирие Вергопуло много сделал для острова, отельный бизнес лишь одно из направлений его деятельности. Здесь все его уважают и…

«Боятся», – наверное, хотела добавить менеджер, но вовремя осеклась.

– Кирие Вергопуло, наверное, нечасто появляется в отеле? Разъезды и всякое такое…

– Наоборот, он почти всегда здесь. Весь летний сезон живет в апартаментах наверху. Кирие Вергопуло привык все контролировать лично. Конечно, есть управляющий, но последнее слово всегда остается за хозяином… Извините, мисс Джоунс. Через пять минут у меня очередное собеседование. Жду вас двенадцатого мая. – Менеджер поднялась, давая понять, что разговор окончен.

Выйдя из основного корпуса, Эрика свернула на подъездную аллею. В этот момент мимо нее проехал черный внедорожник. Машина остановилась, из нее вышел коренастый лысеющий мужчина лет шестидесяти и направился к центральному входу. Эрика интуитивно поняла, кто этот человек. Ее охватила дрожь, голова закружилась от внезапного приступа слабости.

Почувствовав ее взгляд, Арес Вергопуло обернулся. Их глаза на мгновение встретились, а потом Эрика развернулась и быстро пошла прочь, задыхаясь от пережитого потрясения.

Посылка прибыла на следующий день. Вынув флягу из вороха одежды, Эрика убедилась, что колпачок герметично закручен, вернула ее обратно в ящик, а ящик спрятала под кровать. Впереди у нее были две недели ничегонеделания, и она отправилась изучать остров. Часами бродила по берегу моря (вода еще не прогрелась для купания), сидела за столиками уличных кафе, дегустировала местные блюда, – не менее вкусные, чем в исполнении Персефоны, и даже сплавала на пароме на Нисирос – на случай, если Персефона станет расспрашивать ее об острове.

На исходе второй недели Эрика набралась смелости и отправилась в район, где раньше жили дедушка и мать. Она без труда отыскала их дом, давно принадлежащий другим владельцам, и бывший магазинчик Ставроса Париоса – теперь в нем располагался современный супермаркет. По этой улочке Персефона, совсем еще девчонка, бегала на пляж. А вон по тому переулку она шла однажды вечером, когда рядом притормозила черная машина…

Призраки прошлого, о котором Эрика могла по большей части лишь догадываться, нахлынули на нее с сокрушительной силой. Прошло немало времени, прежде чем она смогла, наконец, сдвинуться с места и уйти прочь от дома, в котором когда-то была счастлива ее мать. Эрика вновь и вновь вызывала в памяти тяжелый, изучающий взгляд Ареса Вергопуло у входа в отель. Должно быть, так же он смотрел на Персефону, когда ее вытащили из машины и поставили перед ним – напуганную, дрожащую от понимания того, что будет дальше.

Если у Эрики и имелись сомнения, не слишком ли много она на себя берет, то теперь эти сомнения исчезли. Она укрепилась в своем решении и стала выжидать – с ясным умом, расчетливостью и абсолютным осознанием последствий того, что собиралась совершить. С самоуверенностью, граничащей с безрассудством, Эрика знала, что ей удастся остаться безнаказанной. Знала она и то, что помимо Ареса Вергопуло, пострадают другие люди – но это являлось частью ее плана. Ей хотелось, чтобы имя Вергопуло и спустя много лет вспоминали с содроганием. Если умрет он один – о нем быстро забудут. Но если он прихватит с собой несколько десятков человек, то будет проклят родственниками невинных жертв и не обретет покоя на том свете.

На протяжении последующих трех недель Эрике пришлось делать множество противных ее природе вещей: прибирать в номерах, драить унитазы, терпеть оскорбления невежественных постояльцев, выслушивать нотации старших горничных и лишиться невинности с начальником службы охраны. Только таким незамысловатым, старым как мир способом Эрика смогла получить доступ к кодам и ключам от помещений системы водоснабжения. По ночам, когда туповатый, похожий на гориллу Созонт крепко засыпал, утомленный любовными утехами, Эрика бесшумно выбиралась из постели, вынимала из кармана Созонта ключи и отправлялась изучать территорию, на которой вскоре ей предстояло стать полновластной хозяйкой – без права на ошибку или минутное промедление. Ей пришлось самостоятельно изучить хитроумную систему подачи воды, проследив весь ее путь из подвала с водозаборной станцией до технического этажа, где находился распределительный бак. С хладнокровием ученого, готового на любые жертвы ради чистоты эксперимента, Эрика прикидывала оптимальную концентрацию яда для растворения в воде – важно было точно рассчитать дозировку, что при таких больших объемах бака оказалось отнюдь не легкой задачей.

Эрике пришлось провести вынужденную репетицию. Слишком уж рискованно было осуществлять эксперимент с первого захода, не имея не только практической, но и теоретической подготовки, ведь раньше этим ядом никто не пользовался – его попросту не существовало в природе.

Эрика узнала, каким образом вода попадает в основной бассейн, и утром десятого июня использовала первую, сравнительно небольшую, порцию содержимого фляги. Осторожно выглядывая из-за шторы в номере с окнами на бассейн, Эрика бесстрастно наблюдала за предсмертной агонией первых жертв. Она все рассчитала верно – несчастные умерли, а не просто отравились. Не менее значимым результатом эксперимента явился тот факт, что, как Эрика и рассчитывала, уже через полчаса после инцидента яда в воде не оказалось; это показали пробы, взятые отельным врачом из самого бассейна и из емкости, откуда подавалась вода. Эрика опасалась, что о случившемся станет известно полиции и властям, но к ее облегчению, Арес Вергопуло запретил предавать странный несчастный случай огласке – под страхом не только увольнения, но и более крупных неприятностей.

С того дня Эрике на некоторое время пришлось вновь набраться терпения: меры безопасности в отеле усилили, сотрудников замучили допросами, а сам Вергопуло рвал и метал от бешенства – не столько потому, что ему пришлось тайно избавляться от трупов и улаживать прочие формальности, сколько потому, что виновного так и не нашли. Эрика, сидя в конференц-зале вместе с остальными сотрудниками, со злорадным удовлетворением слушала его гневные речи. Вергопуло угрожал, взывал к совести тех, кто что-либо знает, обещал награду тому, кто донесет на злоумышленника, и жестокие кары всем тем, кто покрывает чужое преступление. Скромно опустив глаза, она сидела в последнем ряду, в окружении испуганно перешептывающихся горничных и уборщиц, а в мозгу ликующим рефреном билась мысль: «Получилось! У меня получилось!..»

Арес Вергопуло не догадывался, что жить ему оставалось чуть больше месяца. По горькой иронии, к тому времени он практически завязал с преступным прошлым, переквалифицировавшись, если можно так выразиться, в бизнесмена, ведущего относительно честный образ жизни. Разумеется, в случае необходимости он пользовался прежними связями – например, когда потребовалось выдать инцидент за досадную случайность и спрятать концы в воду (в фигуральном и буквальном смысле этого слова). И вот, когда Вергопуло наслаждался непривычным для себя статусом добропорядочного гражданина, пожинающего плоды многолетних усилий по обретению этого статуса, его настигла месть – причем, умирая, он так и не смог сообразить, кто стоит за этой местью, ведь недругов у него хватало.

Вначале Эрика хотела избавиться от фляги, в которой осталось больше половины содержимого, но поняла, что выносить ее из отеля слишком рискованно. Она не ожидала, что массовое отравление получит такой резонанс, и побоялась забрать флягу из тайника в подвале. Буквально через час после случившегося отель перевели на военное положение. Персонал заставили покинуть «Вергопуло», позволив забрать только личные вещи. Хватило одного автобуса, чтобы вывезти оставшихся в живых постояльцев и сотрудников; бо́льшая часть тех и других была мертва.

В течение последующих дней Эрика исправно разыгрывала на публике смятение и страх, не скрывая слез облегчения оттого, что оказалась в числе немногих счастливцев, избежавших контакта с ядовитой водой. Ее наряду с остальными, кто не пострадал, внесли в список подозреваемых. Эрика горячо отрицала свою непричастность, поскольку достоверно знала от Созонта об отсутствии в отеле камер видеонаблюдения (в то время они только начинали внедряться в системы гостиничной безопасности и стоили очень дорого, а Арес Вергопуло не гнушался экономии). Тем не менее, ежедневный стресс, испытываемый Эрикой на протяжении двух недель, не лучшим образом сказался на ее самочувствии. Пока шло расследование, Эрика не ощущала колоссального напряжения, в котором пребывала во время своих вынужденных визитов в полицию и в перерывах между ними. Она боялась, что могла оставить какую-нибудь улику, или что тайник все-таки обнаружили (хотя на фляге в любом случае не было ее отпечатков пальцев), и вначале пыталась заглушить страх алкоголем, но от крепких напитков ей становилось плохо, а молодое вино предательски развязывало язык. Когда расследование, к возмущению местных жителей, неожиданно свернули – этому немало способствовали власти острова, всячески пытавшиеся избежать международного скандала, – Эрика не сразу поверила, что свободна. Ей выдали соответствующую бумагу, принесли извинения за то, что продержали ее на Косе дольше положенного, и даже купили билет до Лондона, предварительно взяв подписку о неразглашении тайны.

Эрика почувствовала себя плохо уже в самолете. У нее поднялась температура, спуталось сознание и начались галлюцинации. Она изрядно напугала стюардесс и пассажиров. Из аэропорта ее доставили в больницу, куда вскоре примчалась напуганная Персефона.

Эрика бредила и звала деда. Ее щеки горели, голова металась по подушке. Она не узнавала мать и бормотала что-то невнятное, цепляясь за край простыни сведенными судорогой пальцами. В какой-то момент Персефоне показалось, что она услышала имя Ареса Вергопуло. Смутная догадка мелькнула в ее мозгу, оформившись вначале в подозрение, а затем в уверенность. Она с ужасом смотрела на мечущуюся в лихорадке дочь, пытаясь понять, возможно ли такое, что в действительности Эрика летала в Грецию, чтобы встретиться со своим отцом.

Персефона не знала, где и как Эрика провела три последних месяца – все это время девушка вполне могла находиться не на Нисиросе, а на Косе. Проверить это можно было только одним способом: обзвонить все отели Нисироса, которых на маленьком острове было не так уж много, и уточнить, не работала ли Эрика в одном из них. Но Персефона не стала этого делать – слишком непредсказуемым мог оказаться результат. Она решила дождаться, когда Эрика придет в себя, задать ей осторожные вопросы и по ответам понять, что могло стать причиной внезапной болезни дочери.

Через два дня острая фаза миновала, но Эрика по-прежнему была не в себе, и лечащий врач сказал Персефоне, что нужно показать девушку психиатру. «Очевидно, что незадолго до болезни мисс Джоунс пережила сильное потрясение, – сказал врач. – Если мы не поможем ей в ближайшее время, неизвестно, какими будут последствия этого потрясения. Обычная медицина в данном случае бессильна, поэтому консультация психиатра не только уместна, но даже необходима».

Вердикт «острый невроз», озвученный специалистом, хотя и расстроил Персефону – прежде ей не приходилось сталкиваться с проявлениями душевных болезней, – но все же был не таким безнадежно-пугающим, как, например, шизофрения или маниакальный психоз. Она без колебаний подписала необходимые бумаги, и следующие полгода Эрика провела в одной из частных клиник в пригороде Лондона, специализирующихся на подобного рода диагнозах. Персефона навещала Эрику в дни, разрешенные для посещений, с каждым разом замечая пусть маленькие, но все же улучшения в поведении дочери, дающие надежду на полное выздоровление. Врач запретил Персефоне расспрашивать Эрику о событиях, предшествующих болезни, мотивируя это тем, что нежелательные вопросы могут разрушить тщательно выстроенную схему лечения, и Персефоне нескоро представился случай спросить о том, что не давало ей покоя с того вечера в больничной палате.

Прошло около трех лет после выписки Эрики из клиники. Эрика успешно окончила колледж и работала провизором в аптеке мистера Олдриджа. Она по-прежнему жила с матерью в маленьком коттедже, доставшимся им от Виктора Джоунса, не стремясь хоть как-то разнообразить свое существование, ограниченное работой и домашним бытом: не ходила на свидания, не путешествовала, не встречалась с подругами, словно заранее разуверилась в том, что когда-нибудь будет счастлива.

Однажды, разбирая альбомы со старыми школьными фотографиями, Эрика наткнулась на снимок, на котором она, тринадцатилетняя, отмечает окончание учебного года в компании одноклассниц. Эрика с задумчивой улыбкой смотрела на снимок, погрузившись в воспоминания. Персефона наблюдала за ней из дальнего конца комнаты, боясь спугнуть состояние безмятежности, в которое впервые за долгое время погрузилась дочь. Внезапно, почувствовав взгляд матери, Эрика подняла голову, и безмятежное выражение на ее лице тут же исчезло.

– Что случилось, мама? – спросила она. – Почему ты так смотришь?

– Ты сейчас казалась такой счастливой! Совсем как раньше. – вырвалось у Персефоны.

– Когда раньше?

– До того, как ты… – Персефона запнулась. – До твоей поездки в Грецию.

Эрика вставила снимок обратно в альбом, захлопнула его, положила в коробку, где уже лежали другие альбомы, и взяла следующий. Она молчала, и Персефона, обмирая от страха и заранее кляня себя за возможные последствия, спросила хриплым от волнения голосом:

– Ты так и не вспомнила, что тогда произошло?

Эрика подняла голову. В ее глазах мелькнула досада.

– Я никогда не была в Греции. И не понимаю, что именно должна вспомнить.

– Но до того, как ты попала в клинику… бывает так, что после некоторых усилий, и когда проходит время, разумеется… – Персефона пыталась сформулировать мысль, но окончательно смешалась.

– Кажется, ты о чем-то хочешь меня спросить, мама? Не бойся, спрашивай.

Персефона собралась с духом и выдохнула:

– Эрика, ты помнишь, кто был твой отец?

– Конечно! – Эрика удивленно распахнула глаза. – Мой отец – Виктор Джоунс. Разве я могу забыть имя человека, давшего мне жизнь?

Ее изумление казалось неподдельным, и в душе Персефоны загорелась надежда.

– А как умер твой дедушка, ты помнишь?

– Конечно. Он умер в больнице от скоротечной пневмонии.

– Вскоре после его похорон я рассказала тебе историю нашего с ним переезда в Лондон. И причину, по которой мы вынуждены были уехать из Греции…

– Тебя изнасиловал какой-то мерзавец. Ты еще училась в школе.

– Как его звали?

– Не знаю. Ты не говорила. – Эрика нахмурилась. – К чему эти расспросы?

– Я совсем забыла! – Персефона вскочила. – У меня же пирог стоит в духовке!

– Таймер еще не звенел.

– Пахнет горелым. Наверное, слишком сильный огонь. – Персефона быстро вышла из комнаты.

На кухне она прислонилась пылающей щекой к кафельной стене. «Не может быть, чтобы она не помнила! Неужели Эрика способна так притворяться? Нет, конечно же, нет. Я прекрасно знаю свою дочь. Она действительно не помнит про Ареса Вергопуло. Настанет ли день, когда и я смогу наконец забыть?»

– Кирие Хоупман, – в дверь заглянул охранник. – Приехала Хестия Димитриади.

Услышав знакомое имя, Эрика подняла голову. Ее взгляд скользнул по находящимся в кабинете мужчинам и уперся в открытую дверь. Хестия вошла и остановилась на пороге. Ее лицо застыло от напряжения, пальцы нервно теребили длинный ремешок сумки.

– Доброе утро, кирия Димитриади. Спасибо, что приехали так быстро.

– Я успела на первый утренний паром.

– Вы узнаете эту женщину? – Артур Хоупман указал на Эрику.

– Это Эрика Трейси, жена владельца отеля «Персефона» – Роберта Трейси.

– Что еще вы можете сказать о ней, помимо ее нынешнего статуса?

– Двадцать лет назад она – тогда Эрика Джоунс – работала горничной в отеле «Вергопуло».

– Вы это точно знаете?

– Я узнала ее. Я сама работала в отеле тем летом.

– Вы имеете в виду лето, когда здесь произошла массовая гибель людей?

Хестия нервно дернула ремешок сумки, соскользнувший с ее плеча.

– Будьте добры, кирия Димитриади, ответьте на вопрос, – мягко попросил Хоупман.

– Да… – выдавила Хестия и повторила уже громче. – Да.

– Вы сразу узнали Эрику Джоунс в нынешней Эрике Трейси?

Хестия озадаченно посмотрела на начальника службы безопасности.

– Я имею в виду вашу встречу на Нисиросе. – пояснил тот.

– А, нет. Тогда ее лицо просто показалось мне знакомым. То есть я была практически уверена, что уже видела кирию Трейси раньше. Но поскольку сама я ни разу не была в Англии, а она сказала, что приехала в Грецию впервые, я решила, что ошиблась.

– Когда вы поняли, что Эрика Джоунс и Эрика Трейси – одно лицо?

– В тот вечер, когда приехала сюда после похорон Тезеуса Ксенакиса.

– Зачем вы приехали в «Персефону»?

– Кирия Трейси меня пригласила. Она решила, что мне будет интересно взглянуть на отель после реконструкции, ведь я работала здесь когда-то.

– Это была единственная причина? – уточнил Артур Хоупман.

Испуганный взгляд Хестии метнулся к Эрике, словно ища поддержки, но та сидела с непроницаемым лицом, словно речь шла не о ней.

– Кирия Димитриади, я прошу вас быть полностью откровенной. Расскажите всё, что уже рассказывали Роберту Трейси. Нужно, чтобы вы повторили это в присутствии свидетелей.

– Кирию Трейси мучили видения… Она утверждала, будто ее преследует незнакомка, якобы живущая в отеле.

– Это она ее так называла – «незнакомка»?

– Да. И еще она говорила, что видит призраков, даже разговаривает с ними. Кому-то это могло показаться бредом, но я знала печальную историю «Персефоны» и не удивилась бы, обитай здесь и в самом деле души несчастных, погибших такой ужасной смертью. Я подумала, что, возможно, смогу помочь кирии Трейси разобраться с непонятными вещами, происходящими в отеле.

– Что произошло, когда вы приехали сюда тем вечером, о котором говорите?

– Мы прошлись по территории отеля. Кирия Трейси показывала преобразования, и я нашла, что все выглядит очень мило. – Хестия замолчала.

– Так, и дальше?

– Она показала место, где, по ее словам, впервые увидела незнакомку. Честно говоря, я скептически отнеслась к ее словам. Должно быть, кирия Трейси это почувствовала, потому что ее настроение переменилось.

При этих словах Эрика снова подняла голову. Она смерила Хестию пристальным взглядом и улыбнулась краешками губ, словно услышала очевидную глупость, но из вежливости промолчала.

– Кирия Трейси стала грубой, попросила вас уехать? – продолжал расспрашивать Хоупман.

– Нет, ничего такого… Мы отправились к бассейну, и там кирия Трейси сорвалась на мать ребенка, который хотел прыгнуть в бассейн с бортика. Она практически кричала на эту женщину, а я смотрела и, помню, удивлялась тому, что управляющая отелем позволяет себе разговаривать с постояльцами таким тоном. В какой-то момент кирия Трейси повернулась, и я… – голос Хестии упал до шепота. – Я ее узнала.

– Узнали кого? Говорите громче, пожалуйста.

– Эрику Джоунс. Она стояла в той же позе и была одета так же, как в тот день накануне массового отравления: в черное приталенное платье и черные туфли.

– Разве горничные в «Вергопуло» не носили униформу?

– Униформой как раз и было черное платье с белым фартуком. Вероятно, у Эрики Джоунс в тот день был выходной, поэтому она сняла фартук.

– Итак, вы ее узнали.

– Да, и очень испугалась.

– Почему?

– Понимаете, это было так неожиданно… Кирия Трейси утверждала, что до того, как ее муж купил на Косе отель, она ни разу не была в Греции. И вела себя так, словно действительно знала о трагедии только со слов местных жителей. Как вы думаете, что я должна была почувствовать, когда поняла, что бывшая горничная «Вергопуло» теперь является управляющей этого отеля, но делает вид, будто она на Косе впервые?

– Вы не сказали кирие Трейси, что узнали ее?

– Нет. Боюсь, я повела себя не очень адекватно… – Хестия замялась. – Попросту бросилась бежать. Она нагнала меня на подъездной аллее. Сказала, что отвезет меня на пристань, но я отказалась. Я не хотела находиться рядом с кирией Трейси. Она напугала меня, и мне нужно было все хорошенько обдумать. В этот момент появился ее муж. В отеле что-то произошло, и там требовалось присутствие управляющего. Кирие Трейси сказал, что сам доставит меня к парому. Она отдала ему ключи и ушла, а мы сели в машину и поехали.

Роберт с интересом следил за рассказом Хестии, как и остальные мужчины. Одна только Эрика продолжала делать вид, будто все происходящее нисколько ее не интересует, наблюдая, однако, за Хестией из-под полуопущенных век.

– По дороге я во всем призналась кирие Трейси. Рассказала о визите его жены на Нисирос, о ее странном поведении, о том, как она ведет себя с гостями. И, наконец, о том, что узнала ее.

– Мистер Трейси, вы поверили кирии Димитриади?

– Я не усомнился, что она говорит правду, поскольку и сам уже знал, что с Эрикой далеко не все в порядке. Рассказ кирии Димитриади только подтвердил мои подозрения. Тем не менее, то, что она сказала затем, шокировало меня.

– Что именно она сказала?

Роберт долго не отвечал.

– Что, по ее мнению, именно Эрика отравила воду в «Вергопуло», – наконец произнес он.

– Это правда? – спросил Хоупман у Хестии.

– Да. Я вдруг поняла это очень отчетливо. Это было так, словно передо мной в ускоренном темпе прокрутили кинопленку со старой записью. Я сопоставила разрозненные факты, все, что знала об Аресе Вергопуло и о странном поведении Эрики Джоунс тем летом. Ее несколько раз заставали в таких местах, где горничным быть не положено, поэтому и подозревали больше, чем остальных, когда началось расследование. В итоге ее отпустили за отсутствием улик и вскоре она уехала с Коса. А потом, спустя двадцать лет, она снова появляется в «Вергопуло» – то есть теперь уже в «Персефоне», но абсолютно не помнит того, что когда-то уже работала в этом отеле. Само по себе это не преступление, и в глубине души я не верила, что Эрика, с виду тихая и приветливая девушка, способна кого-то отравить, а тем более – с такой изощренной жестокостью. Я сказала кирие Трейси, что это только предположение, доказательств, разумеется, у меня нет. Он высадил меня в порту и уехал, а я отправилась на Нисирос.

– Вы не передали жене содержание того разговора? – спросил Хоупман у Роберта.

– Я был бы последним глупцом, если бы это сделал. Эрика находилась в таком состоянии, что обсуждать с ней подобные вещи было попросту опасно. Когда я вернулся в отель, она устроила мне сцену и убежала. Вскоре ее нашли в парке без сознания. Это случилось позавчера вечером, и с того момента события стали развиваться очень быстро.

– Тем не менее, вы хотели, чтобы ваша жена улетела в Лондон, и даже успели купить ей билет.

– Честно говоря, я сделал это сразу после того, как отвез кирию Димитриади в порт. Я сказал Эрике, что зашел в бар выпить пива, но на самом деле поехал в офис авиакомпании. Когда я отдал ей билет, она решила, будто я хочу избавиться от нее, и заявила, что никуда не поедет. В последнее время мы часто ссорились, но разводиться я не собирался, поскольку все еще любил ее и надеялся… – Роберт помолчал. – Тем не менее, мне нужно было что-то придумать, чтобы Эрика не догадалась об истинной причине моего решения, и я сказал, что между нами все кончено. Я думал, что если отравление действительно дело ее рук, будет лучше, если она уедет отсюда. Я хотел защитить ее, поэтому уговорил Камбанариса ввести Эрике снотворное и запер ее в спальне. Я намеревался продержать ее там до самого отлета, чтобы она не смогла натворить ничего такого, что обернулось бы против нее. Боюсь, иначе как насилием с моей стороны это не назовешь, но я действовал из лучших побуждений… как известно, благими намерениями выстлана дорога в ад. – Роберт криво усмехнулся. – В конечном итоге, моя затея привела к обратному результату. Эрика выбралась из комнаты и отправилась в подвал. Остальное вы знаете по камерам видеонаблюдения, установленным в подвале и на техническом этаже.

– Я не подумала про камеры, – подала голос Эрика. – Надо же, не учла такую элементарную вещь… – она не договорила, покачав головой, очевидно, изумляясь собственной глупости.

– Кирия Димитриади, спасибо за помощь, – сказал Хоупман. – Вас отвезут обратно в порт или в любое другое место на Косе, куда пожелаете. Я распоряжусь.

– Что теперь с ней будет? – Хестия посмотрела на Эрику.

В кабинете повисла томительная пауза. Все молчали.

– До свидания, – бросила Хестия и быстро вышла.

– Лично я настаиваю на психиатрической экспертизе, – сказал доктор Камбанарис. – Велика вероятность, что кирию Трейси признают невменяемой. Впрочем, экспертизу в любом случае назначит полиция. Если, конечно, вы дадите делу официальный ход, – негромко добавил он.

– Что значит – «если»? – резко спросил Хоупман.

– Решать, как я понимаю, господину Трейси.

– Решать не ему, не мне и уж тем более не вам, кирие Камбанарис! Я настоятельно рекомендую вам не касаться вопросов, находящихся не в вашей компетенции.

– Тот факт, что кирия Трейси якобы видит призраков, тоже не в моей компетенции?

– Якобы? – возмутилась Эрика. – Но я действительно их видела! И не только я.

– Кто еще, кирия Трейси?

– Горничные. Эти две девушки… Ленора и Делия, кажется. Их приводила ко мне кирия Георгиу… как раз в тот день, когда приезжала Хестия. Они рассказали, что с разницей буквально в один день видели призраков в номерах, где убирались. Можете сами их спросить, если не верите.

Доктор Камбанарис и Артур Хоупман переглянулись. Хоупман вздохнул.

– Лучше сразу с этим покончить, – пробормотал он, придвигая к себе телефон.

Он сказал пару фраз в телефонную трубку и, закончив разговор, ответил на безмолвный вопрос Камбанариса:

– Она сейчас придет.

Дверь снова открылась. Вошел охранник.

– Здесь кирия Георгиу, – сказал он. – Говорит, вы ее вызывали.

Старшая горничная вошла и остановилась на пороге. В ее взгляде застыла настороженность.

– Доброе утро, кирия Георгиу. – поздоровался Хоупман. – Извините, что приходится отрывать вас от дел, но мы тут проводим небольшое расследование… Вы, конечно, не откажетесь помочь?

– Если это в моих силах, – пробормотала женщина. – Я, разумеется…

– У меня к вам, собственно, всего один вопрос. На днях вы приводили к кирии Трейси двух горничных – Ленору и Делию. Зачем вы это сделали?

– Но я же уже рассказывала вам, кирие Хоупман, – недоуменно ответила старшая горничная. – Я ведь к вам именно с этим пришла сразу после того, как поговорила с кирией Трейси.

– Расскажите еще раз.

– Пожалуйста, – кирия Георгиу пожала плечами. – Обе девчонки попались на воровстве. Мелком, конечно, но сам факт от этого не становится менее неприятным. Ленора стащила у одной немецкой фрау браслет, инкрустированный камнями, похожими на настоящие, с виду и не отличишь. А Делия прикарманила дорогую зажигалку в номере состоятельного англичанина. Постояльцы заявили о пропаже, личные вещи горничных обыскали, разумеется, обнаружив припрятанное. У меня достаточно опыта в подобных делах, – фыркнула она. – Я-то знаю, где нужно искать. Вещи вернули, перед постояльцами извинились, а я отвела девчонок к кирии Трейси. Конечно, можно сразу уволить нарушивших правила, но обычно вначале делается предупреждение, за нарушителями наблюдают, и если все в порядке, их оставляют работать. Кирия Трейси в моем присутствии сделала Леноре и Делии строгое внушение, и они заверили, что подобное больше не повторится. Но я все равно обязана была сообщить в службу безопасности об инциденте, ведь в инструкции четко указано…

– Что вы такое говорите? – изумленно перебила Эрика. – Вы привели горничных, потому что они стали распускать слухи о привидениях, которых видели в номерах!

Женщина решительно покачала головой:

– Кирия Трейси, вы ошибаетесь или просто забыли. Я присутствовала при том разговоре и могу со всей ответственностью заявить…

– Позовите сюда Ленору и Делию, – потребовала Эрика. – Устроим очную ставку.

– Спасибо, кирия Георгиу, вы можете идти, – вмешался Артур Хоупман.

Старшая горничная, поджав губы, кивнула и вышла.

Трое мужчин переглянулись. На их лицах отражались различные эмоции: у Роберта – горечь пополам с обреченностью, у доктора Камбанариса – спокойное удовлетворение, у Хоупмана – мрачная решимость. Он побарабанил пальцами по столу и сказал:

– Что ж, мы выяснили все, что хотели. Теперь я должен сообщить в полицию.

– Подождите, прошу вас! – воскликнул Роберт. – Давайте еще раз все обсудим…

– Нечего обсуждать, мистер Трейси, – сухо возразил начальник службы безопасности. – Ваша жена едва не отправила на тот свет весь отель. Нам повезло, что мы успели перехватить ее до того, как она… – он не договорил и поднялся. – Миссис Трейси, сейчас вас отведут в вашу комнату, где вы побудете до приезда полиции. У двери будет дежурить охрана, поэтому номер, который вы провернули при помощи шпилек, больше не пройдет. Мистер Трейси, у вас есть на Косе знакомый адвокат?

Роберт молча кивнул.

– Свяжитесь с ним и попросите его немедленно приехать. – Хоупман распахнул дверь и отдал необходимые распоряжения охранникам. – Миссис Трейси, прошу вас.

Эрика встала и, ни на кого не глядя, прошествовала к двери. Ее плечи были расправлены, подбородок выставлен вперед. Она шла с видом оскорбленного достоинства, и на ее лице было написано холодное презрение к окружавшим ее мужчинам.

– Я могу немного побыть с женой? – хрипло спросил Роберт.

Артур Хоупман внимательно взглянул на него.

– Если не наделаете глупостей, мистер Трейси.

– Все глупости, какие только возможно, я уже совершил, – бросил Роберт и вышел за Эрикой.

– Ну вот и все, – задумчиво проговорила Эрика, глядя в окно. – Надеяться больше не на что.

– Не говори так! – Роберт приблизился к ней, хотел ободряюще дотронуться до ее плеча, но не посмел и опустил руку. – Я найму лучшего адвоката и добьюсь максимального смягчения приговора.

– Зачем? – Эрика повернула голову и взглянула на него чуть ли не с удивлением. – Роберт, ты, наверное, еще не осознал, что именно я сделала. Это я убила всех тех людей и собиралась убить новых.

– Ты не сознавала, что творишь. Действовала в состоянии аффекта. Камбанарис прав: суд назначит экспертизу, и тебя признают невменяемой.

– Уж лучше пожизненное заключение в тюрьме, чем в психиатрической больнице. Я провела там всего полгода, но мне хватило, чтобы понять, что это такое. Нет, туда я больше не вернусь.

– Но должен же быть какой-то выход! – в отчаянии простонал Роберт. – Если бы только знать заранее… Господи, я ведь сам, сам подтолкнул тебя к тому, что ты сегодня пыталась сделать. Я виноват не меньше тебя. Если бы я не купил этот проклятый отель…

– Прекрати! – жестко перебила Эрика, но тут же смягчила тон. – Пожалуй, есть один выход, наилучший для меня. Но потребуется твоя помощь.

– Ты хочешь, чтобы я помог тебе сбежать?

– Конечно нет. Меня непременно поймают, так что и пытаться не стоит.

– Что тогда?

– Принеси мне немного жидкости из той фляги. Всего несколько капель. Я видела – Хоупман положил ее в ящик своего стола.

– Ты с ума сошла.

– Я напишу в предсмертной записке, что запасная пробирка с ядом хранилась в этой комнате, так что опасаться тебе нечего.

– Я не позволю тебе умереть. Даже не мечтай.

– Я уже все равно что мертва, – спокойно возразила Эрика. – Но, если ты не выполнишь мою просьбу, агония растянется на долгие годы. А так все закончится очень быстро. Ты станешь свободным и сможешь снова жениться, завести детей…

– Нет. – Роберт яростно помотал головой. – Я не возьму такой грех на душу.

– Тогда придется выпутываться самой.

– Что ты имеешь в виду?

– Пока ничего конкретного. Но можешь не сомневаться – выход я найду.

Роберт сел на кровать, обхватил голову руками и стал раскачиваться из стороны в сторону, пытаясь утишить терзавшую его боль. Совершенно некстати мелькнула мысль о том, что отель теперь придется продать, и вряд ли удастся выручить слишком много, ведь слухи разнесутся очень быстро, а у отеля и без того дурная слава… Роберт ужаснулся чудовищности своих мыслей и застонал от бессилия, ярости и горя.

– Скажи, что ты нашел в тот день в бассейне? – донесся до него спокойный голос Эрики.

– В бассейне? – тупо повторил Роберт.

– Помнишь тот день, когда мы только приехали в отель? Ты спрыгнул в чашу бассейна, увидел там что-то среди мусора и поднял, но мне не показал.

Лицо Роберта исказила гримаса боли.

– Ладно, какой смысл теперь скрывать… – нехотя проговорил он. – Это был мумифицированный детский плодик. Маленький, сантиметров пятнадцати в длину. Наверное, у женщины, которая в тот момент находилась в бассейне, неожиданно случился выкидыш.

– В то утро, когда…

– Да. – Роберт поднял голову и посмотрел на Эрику. – Думаю, именно в то самое утро. Эта несчастная просто не смогла выбраться… не успела. Потом воду слили, а что там плавало на дне, просто не заметили: не до того было. Отель ведь очень быстро законсервировали.

– Теперь ты сам видишь, Роберт, какое я чудовище. – Я не имею права жить.

– Имеешь или нет – решит суд присяжных.

– Я только одного не могу понять: почему ты мне не верил? Я ведь пыталась до тебя достучаться, но в погоне за прибылью ты сделался глухим и слепым!

– Глухим и слепым, – медленно повторил Роберт. – Да, так и есть. Я ведь должен был насторожиться еще в тот день, когда агент привез меня сюда, чтобы показать выставленный на продажу отель. Оба корпуса стояли заброшенные, и знаешь, что меня поразило? Внутри все осталось нетронутым. На заправленных постелях лежали пожелтевшие от времени покрывала, на распахнутых окнах колыхались полуистлевшие занавески, в ресторане столы были накрыты к завтраку – всё, как полагается: скатерти, стаканы, ножи и вилки. На стойке ресепшн лежали рекламные проспекты, на журнальных столиках – кипы газет двадцатилетней давности. Я спросил агента, что это значит, и он понес какую-то чушь, явно застигнутый врасплох моим вопросом. Мне бы разузнать, что и как, но глаза мне застила стоимость – смехотворно низкая, даже с учетом предстоящей модернизации. Понимая, что это его первый и последний шанс продать отель, агент еще сбросил цену процентов на десять, и это решило дело. Я подписал бумаги и уплатил задаток. Безумец, слепой осел, глупец!..

– Ты ничего мне не рассказывал об этом.

– Да, потому что в глубине души мне это сильно не понравилось, и я побоялся, что если ты узнаешь, то начнешь задавать вопросы, на которые я не смогу ответить.

– Ну что ж, зато теперь все прояснилось. – Эрика улыбнулась. – Не казни себя, Роберт. В сущности, ты был замечательным мужем. Жаль, что я оказалась тебя недостойна.

В дверь просунулась голова охранника:

– Кирие Трейси, здесь полицейские. Артур Хоупман просит вас спуститься в его кабинет.

Роберт подошел к Эрике, быстро поцеловал ее в уголок губ и пробормотал:

– Будь стойкой, милая. Я что-нибудь придумаю. Обещаю.

Когда дверь за ним захлопнулась и в замке повернулся ключ, Эрика пробормотала:

– Ты действительно глупец, Роберт Трейси. Не прошел последнюю проверку. Теперь я знаю, что на самом-то деле ты ни капельки меня не любишь.

Она прошла в ванную, открыла кран и налила воды в стакан для зубных щеток. Заперла дверь на защелку, вынула из кармана крохотную колбу, отвинтила крышку и вылила прозрачное содержимое в стакан. Разболтала, немного подумала и забралась в ванну. Прислонилась спиной к прохладной спинке, вытянула ноги и удовлетворенно вздохнула.

На миг Эрика испугалась боли, которую ей предстояло испытать, прежде чем все закончится. Но потом она вспомнила о детях, которым наверняка было гораздо больней, и о женщине, потерявшей ребенка прямо в бассейне, и в два глотка осушила стакан.

Вначале она ничего не почувствовала. Прошла минута, вторая, но ничего не происходило. «Неужели я ошиблась? – в панике подумала Эрика. – Неужели с годами ядовитые свойства капсаицина разрушаются?..». Но в следующее мгновение ее губы загорелись огнем, нестерпимый жар охватил гортань, раскаленной лавой спустился в желудок, и от дикой боли потемнело в глазах.

Стиснув зубы, чтобы не закричать, Эрика крепко ухватилась руками за бортики ванны в ожидании первой неизбежной конвульсии. Ее тело внезапно выгнулось, обессиленно опало и выгнулось вновь. Кто-то уже ломал дверь, и Эрика торопилась поскорее уйти. Она не хотела, чтобы ее увидели в таком состоянии, или, хуже того, попытались реанимировать.

В ее мозгу мелькнула последняя осмысленная вспышка, а потом всё погрузилось в темноту.

В этот момент Роберт, наконец, выломал дверь.

1 Метакса – греческий крепкий алкогольный напиток, смесь виноградного бренди и вина.

2 Кирие – вежливое обращение к мужчине в Греции.

3 Риджент-стрит – известная улица в лондонском Вест-Энде, важная городская магистраль.

4 Узо – анисовая греческая водка.

5 Рецина – греческое вино с ароматом и привкусом смолы.

6 Сувлаки – традиционная греческая закуска, мясные шашлычки на деревянных шпажках.

7 Название вымышленное.

8 Название вымышленное.

9 Гаридес саганаки – популярное греческое блюдо: креветки, тушенные в помидорно-сырном соусе.

10 Перефразированная цитата из романа братьев Стругацких «Гадкие лебеди».

11 Харли-Стрит – улица в Лондоне, на которой сосредоточены частные медицинские клиники премиум-класса.

12 Бодрум – район в турецкой провинции Мугла, на севере залива Гёкова в Эгейском море, напротив острова Кос.

13 Капсаицин – алкалоид, содержащийся в различных видах стручкового перца; в больших концентрациях может быть смертельно опасен.

Продолжить чтение