Обреченные пылать

Глава 1.

Дождь начинал аккуратно накрапывать, уверенно врезаясь прозрачными каплями в лобовое стекло моей Skoda Fabia II. Заметив первую каплю, я машинально перегнулась через руль и попыталась отскрести её от стекла указательным пальцем, после чего поняла, что проблема находится снаружи. Вздернув голову, я бросила взгляд на тучи, напоминающие посеревший от старости хлопок, и боковым зрением заметила переменившийся цвет светофора. Уверенно положив руку на рычаг, я надавила на педаль газа и не спеша двинулась вперед.

…Успев зайти в душное кафе прежде, чем дождь вступил в свою силу, я по одному лишь затылку узнала человека, ради которого потратила уже десять минут своего обеденного времени, вместо того, чтобы пообедать через дорогу от офиса, в котором я зависала последние два года своей бурной жизни.

Уверенно прошагав к дальнему столику неплохой, по Лондонским меркам, забегаловки, я поздоровалась с Кристофером прежде, чем успела устроиться на стуле напротив него.

– Привет, – радушно заулыбался на моё приветствие парень, и я вдруг заметила, как сильно он изменился. Кристофер был голубоглазым блондином, ростом около метра восьмидесяти, может немного меньше, с почти идеальной улыбкой, зачастую отчего-то кажущейся немного грустной. Сколько мы не виделись? Восемь или даже десять лет? До сих пор не могу вспомнить нашу последнюю встречу – события последнего десятилетия для меня зачастую окутаны плотным туманом. – Как твои дела? – то ли из общепринятой вежливости, то ли из искреннего любопытства поинтересовался он.

– В норме, – улыбнувшись, поджала губы я. Чего врать? Я, мои дела, успехи и неудачи всегда были в норме – ни больше ни меньше. “В норме” – это вроде как мой личный предел. Ни хорошо, ни плохо. Ни хорошо…

– Что ты там мне принес? – посмотрев на темно-синюю папку-планшет, покоящуюся перед Кристофером под его красивыми руками, поинтересовалась я. Если честно, я мало надеялась на то, что меня действительно сможет заинтересовать это загадочное “нечто”, но ставки были слишком высоки, чтобы отмахиваться от, возможно, недооцененных мной предложений.

– Уверен, что тебя заинтересует, – подняв папку со стола и протянув её мне в руки, едва заметно улыбнулся парень, явно убежденный в том, что я не пройду мимо.

Не успела я взять в руки папку, как у нашего столика возник официант с двумя порциями шепердс-пай* и двумя апельсиновыми фрешами (* “Пастушья” запеканка из картофеля и баранины). Кристофер заранее узнал у меня, чем бы я хотела отобедать и, по-видимому, дублировал мой заказ и на себя тоже.

После того, как с обедом было покончено, я сняла пиджак своего черного брючного костюма и осталась в белой рубашке с голубым отливом, от духоты закатав рукава до локтей. Кристофер внимательно наблюдал за тем, как я во второй раз изучаю всего одну-единственную бумажку.

– Что скажешь? – напряженно поинтересовался парень, ненавязчиво желая выдавить из меня ответ.

– Я скажу, что это риск.

– По истечению первого месяца возможно продление контракта.

– А возможно и нет, – захлопнув папку, сдвинула брови я, в очередной раз подумав о том, что речь идёт о больших деньгах, а большие деньги – это всегда определённый риск.

…Мне предлагали контракт, подписав который моя текущая заработная плата умножалась вдвое. Двойная зарплата за один месяц – это больше, чем просто здорово. Больше, чем то, на что я могла рассчитывать. Однако работник требовался временный, контракт заключался всего на один месяц. Никто не мог гарантировать мне того, что по истечению грядущих тридцати дней мне, отказавшейся от текущей стабильной работы, не придется искать новое место, и оно не станет менее оплачиваемым, чем нынешнее.

Большой риск. Очень большой риск. Мне нужно было подумать.

Примерно именно это я и сказала Кристоферу, прежде чем, сняв свой идеально выглаженный пиджак с соседнего стула, попрощалась с ним и ретировалась за стеклянной дверью кафетерия, смешавшись с Лондонской толпой, сжимающейся от промозглого ветра.

Уже подъезжая к дому я отметила, что дождь прекратил накрапывать, и отключила поставленные на автомат дворники, которые сначала отказывались включаться с первого раза, а теперь запротестовали моим попыткам их остановить. Едва ли с продажи этой старой клячи можно было выручить много денег, и я скептически относилась к тому, что её вообще согласятся купить хотя бы на детали, так что даже не развивала данную идею. И всё же, не смотря на старость этой развалюхи, стоит признать, что я её любила. Можно даже сказать, что она была достойна моей любви – слишком вымученная, слишком желанная и слишком часто выручающая. Куда я без нее?.. Ни-ку-да…

Припарковавшись в миниатюрном гараже, в котором помимо моей компактной развалюхи помещался еще и новенький мотоцикл Нат, я достала с заднего сиденья бумажный пакет с продуктами, из которого соблазнительно торчал свежий, еще не до конца остывший, ароматный багет.

Наскоро закрыв ворота гаража и быстрым шагом дойдя до порога дома, чтобы редкие дождевые капли не попали на “чудо французской выпечки”, я достала из сумочки связку ключей и поспешно вставила необходимый ключ в замочную скважину. Не успела я переступить порог и ощутить домашнее тепло после прохладной улицы, как до моего слуха донеслись восторженные ноты звонкого голоса Нат:

– О-о-о… Подруга, ты вовремя опоздала, – ухмыльнулась она.

Нат сидела напротив телевизора в одной белой майке и трусах-шортах, и на её голове красовалась ловко завязанная сзади бандана, что означало, что девушка занята покраской корней своих волос. Если честно, я даже не знаю, каким был натуральный цвет волос моей компаньонки по съему жилья, так как сколько я её помню, её короткое каре, не достающее до плеч и украшенное роскошной биозавивкой в виде крупных локонов, всегда было выкрашено в шикарный рыжий цвет с едва уловимым красноватым отливом. И всё же, если судить исключительно по цвету корней её регулярно отрастающих волос, в натуральном цвете она должна была быть ближе к тёмно-русому оттенку.

– Вовремя опоздала? – сняв обувь и стащив с себя пиджак, повела бровями я, уже шагая в сторону кухни с бумажным пакетом перед собой.

Нат, явно учуяв запах горячего хлеба, а не из-за чисто дружеского желания рассказать мне свежие новости, сразу же поспешила вслед за мной. В случае с новостями она бы точно не поднялась с дивана, так как она в принципе не любила трепаться по пустякам, да и я бы сама рано или поздно вышла бы к ней из кухни, а вот свежая выпечка с недавнего времени стала её слабостью. Поэтому я даже не стала повторно уточнять, что именно подразумевает собой сказанное ею замысловатое словосочетание “вовремя опоздать”.

– Что снова произошло? – поставив пакет на кухонный стол, я тяжело выдохнула и, упершись руками в бока, обернулась. Рыжеволосая, не обращая на меня внимания, сразу же нырнула изучать содержимое принесённого мною пакета.

– Ничего особенного – всё по стандартной схеме. Элизабет снова сцепилась с Ширли, что дало Фултонам очередной повод для вызова копов. До их приезда вся улица слышала, как Ширли поносила Элизабет на чем свет стоит, и хотя последняя незначительно отставала от первой в знании нецензурной брани, её напору можно было позавидовать – единожды она даже перекричала свою соперницу по территории. Думаю, Элизабет и вправду не успокоится, пока не заполучит квадратные метры Ширли. И ведь весь парадокс заключается в том, что дом принадлежит Генри, а не кому-то из этих двух истеричек, – криво ухмыльнулась Нат, достав замороженные овощи из пакета. – Брокколи и салат? Мы что, садимся на диету?

– На долговременную, – на мгновение закрыв глаза, вновь тяжело выдохнула я. – Ты ведь в курсе.

– Да, я в курсе, – прикусив нижнюю губу, приглушенно вздохнула рыжеволосая, после чего, заглянув мне в глаза, на секунду положила свою ладонь на моё правое плечо. Быстро отведя взгляд, она отправилась нарезать свой любимый багет, чтобы затем намазать его тонким слоем масла. Повернувшись к старому деревянному буфету, я наполнила чайник холодной водой из-под крана и, поставив его на огонь, аккуратным шагом вытекла из кухни – пока я буду сбрасывать с себя груз очередного прошедшего мимо меня дня, Нат сделает и бутерброды из багета с маслом, и крепкий черный чай с мёдом, мятой и лимоном.

На следующий день мы с Кристофером встретились в том же месте в то же время.

– Готова дать окончательный ответ? – сразу после приветствия поинтересовался парень, не дождавшись, пока я окончательно опущусь на место напротив него. На самом деле, уже ложась в постель этой ночью, я знала, каким именно будет мой ответ, однако я не торопилась его озвучивать.

– Мне необходимо узнать об этом деле получше. Объясни мне в чём загвоздка. Я ведь понимаю, что она есть, но никак не могу раскусить, в чём именно она заключается.

– Загвоздка сама девчонка. И это мягко сказано. Она с колыбели наследница бриллиантового бизнеса – от такого у кого угодно может сорвать резьбу.

– Напомни, сколько ей?

– Ирма Риордан – шестнадцать лет.

– И суть моей работы заключается в том… – я поджала губы, после чего резко выпустила воздух из легких, словно из сжатой помпы. – Чтобы присматривать за взрослым человеком?

– Относительно взрослым – ей шестнадцать. Помнишь свой переходный возраст? – повёл бровью Кристофер, и я неосознанно поморщилась. – У Ирмы он настолько отвратительный…

– Что её предки готовы платить совершенно постороннему человеку за присмотр за ней столько, сколько их чадо не заработает и за всю свою осознанную жизнь, – прервала Кристофера я.

– Я, конечно, хотел бы, чтобы ты согласилась на это место, но, Таша, ты должна понимать, на что подписываешься, – Кристофер многозначительно посмотрел на меня исподлобья. Как и вчера, мы оба были в деловых черных костюмах, от чего могло создаться впечатление, будто мы работаем в одной фирме и пришли в этот кафетерий вместе просто для того, чтобы скоротать очередной невзрачный обед офисных клерков. – Мистер Риордан еще никогда не увольнял никого из своего персонала – почти все уходили сами. Почти все – это те, кто хотя бы немного контактировал с Ирмой. Понимаешь? Почти все, – по-видимому для убедительности, в третий раз повторил Крис. – Ветераны до сих пор держатся на плаву лишь благодаря тому, что их контакт с ней сведен к минимуму, который они, порой, очень сложно переносят. Твоя предшественница уволилась после того, как девчонка, прищемив ей дверью палец, сломала его в двух местах. Мистеру Риордану пришлось выплатить женщине круглую сумму, чтобы та ушла с миром. Перед ней были и другие: девушка, выпившая молоко с подсыпанным в него Ирмой чили – бедняга едва не прожгла себе носоглотку; женщина, которую Ирма заперла в туалете на сутки лишь ради того, чтобы сбежать на дискотеку с подругами; старуха, в самокрутки которой Ирма подложила мощную травку, после чего у бедняги открылась рвота… Никто еще не продержался дольше одного месяца.

– Я всё обдумала, Кристофер. Всё равно я уйду со своего действующего места в поисках бо́льших денег. Тридцати дней мне будет более чем достаточно, чтобы подыскать себе на замену что-нибудь стоящее – в процессе подзаработаю на месяц вперед и, если повезёт, и малолетка сломает мне хотя бы один из двадцати пальцев, тогда мистер Риордан выплатит мне даже больше той суммы, на которую я буду рассчитывать изначально.

– Ты согласна? – удивлённо вздёрнул брови Крис, явно удовлетворённый моим согласием.

– Давай сюда договор, – взмахнула рукой я.

– Ты должна быть на рабочем месте уже в понедельник, – наблюдая за тем, как я подмахиваю документ, уточнил он, явно убежденный в том, что я не осознаю, на что подписываюсь.

– Без проблем, – уверенно-твёрдо ответила я, после чего поняла, что я и вправду не вижу всей картины того, чем именно мне предстоит заниматься. Однако я отчетливо видела картину того, что может произойти, если я не пошевелюсь, и этого для моей уверенности в своих действиях было более чем достаточно.

Если бы я только знала, к чему это всё приведёт! Если бы только знала…

Глава 2.

Уволиться у меня получилось без проблем. Я заранее предупредила мистера Томпсона о своём желании уйти из его подчинения в ближайшее время, внятно разъяснив ему причины своего решения, и так как у меня с моим начальником – грузным, добродушным пятидесятилетним мужчиной – всегда были хорошие отношения, он без лишних вопросов согласился меня отчислить в любой день, когда мне только будет угодно, при этом без требования выработки с моей стороны дополнительных дней по контракту.

Итак…

Пятое мая. Мой первый день на новом рабочем месте…

“Кто не рискует, тот не пьет шампанского”, – написал мне вчера в мессенджере Кристофер, явно воодушевленный тем, что смог помочь мне с “легкими” деньгами (если только в итоге их можно будет таковыми счесть). Откуда ему было знать, что я не пью шампанского? Только вино или что-нибудь покрепче.

Оказалось, что мистер Риордан, как раз накануне моего вступления в свои обязанности, вынужденно уехал в Швейцарию по делам семейного бизнеса. Для меня было непонятно, как можно впускать в собственный дом совершенно постороннего человека в момент своего отсутствия, на что Кристофер посмеялся, объяснив столь беспечное поведение своего начальства тем, что каждый предмет из столового серебра защищен индивидуальной мини-камерой, так что Риорданам едва ли когда-либо приходила в голову мысль беспокоиться о безопасности сбережений в стенах своего поместья.

Наверное именно поэтому они с такой лёгкостью доверились обслуживающему персоналу в щепетильном вопросе подбора компаньонки для их дочери. Новую компаньонку для Ирмы искал едва ли не весь штат, но Кристофер стал первым, кто предложил свою кандидатуру (меня), поэтому вопрос считался закрытым уже спустя сутки после увольнения моей предшественницы.

И всё же подобный поступок мистера Риордана казался мне опрометчивым. Фактически я была незнакомкой с улицы, могла оказаться даже воровкой-рецидивисткой, которую он свободно впускал в собственный дом в своё отсутствие лишь потому, что доверился выбору своего водителя…

Итак, мистер Риордан улетел на три недели, оставив свою единственную дочь на попечение абсолютно постороннего человека. Этот миллионер явно кого-то из нас троих (я, Кристофер, Ирма) недооценивал.

Всё, что я знала о Риорданах, это то, что они сказочно богаты, и, как сразу выяснилось, для меня этой информации оказалось более чем достаточно. Одно только тяжеловесное слово “миллионеры” опрометчивым легким мазком составило моё общее видение семьи, на которую мне предстояло работать. И всё же, блин, мне стоило узнать у Кристофера об этих людях побольше информации, но я этого так и не сделала, так как утратила всё своё природное любопытство ещё когда мне было лет тринадцать. Итого – в результате хронически отбитого любопытства у меня на руках так и остались глупые предрассудки о своих новых работодателях.

…Прежде от своего дома до рабочего офиса я добиралась за сорок пять минут без учета пробок, сейчас же, осознав, что время уменьшилось на десять, а с учетом отсутствия пробок даже на тридцать минут, я внутренне улыбнулась данному факту. Двадцать минут езды по свободной магистрали без пробок – мечта любого водителя. Что ж, еще одно подтверждение того, что этот хлеб не дастся мне легко – ну не может всё складываться настолько удачно. Только не в моем случае.

День был солнечным, хотя солнце зачастую и перекрывали быстро бегущие кучевые облака. Март и первая половина апреля отличились достаточно засушливой погодой, зато со второй половины апреля и до сих пор британцы боялись рисковать выходить из дома без зонта или дождевика, так что мой зонт безвылазно валялся на заднем сиденье.

Я уже подъезжала к въезду в город, когда заметила перекрывающий дальнейшую дорогу шлагбаум. Кристофер заранее предупредил меня о том, что “деревня миллионеров” по всему периметру окружена современной охранной системой и в нее возможно попасть лишь двумя дорогами, обе из которых оснащены шлагбаумами и пуленепробиваемыми будками с посменно дежурящим в них конвоем. Как позже выяснилось, попасть внутрь города можно было не только двумя дорогами, но и только двумя способами: либо иметь электронный ключ, который необходимо было прижимать к дисплею, установленному перед будкой охраны, после чего шлагбаум, как по волшебству, вздымался вверх, либо быть внесенным в “специальный список” охранника-вахтовика. Исходя из слов Кристофера, сегодня утром я должна была значиться в “специальном списке” как гость мистера Риордана, но уже к вечеру у меня на руках должен появиться персональный ключ от этого чуднóго сим-сима* (* «Сим-сим, откройся!» – заклинание, которое в сказке «Али-Баба и сорок разбойников» открывает вход в пещеру с сокровищами).

Подъехав к контрольной будке, я немного напряглась, словно собиралась вывезти с одного из здешних объектов минимум три бриллианта в минимум пять карат.

– Ваше имя, – опустив солнцезащитные очки, безэмоционально поинтересовался старик-охранник, после чего уперся взглядом в миниатюрный лист в своих руках, что могло говорить о том, что сегодня, должно быть, гостей в охраняемом им Изумрудном Городе* мало – иначе “специальный список” был хотя бы немногим внушительнее в своих размерах (*Изумру́дный го́род – вымышленный город из цикла повестей Лаймена Фрэнка Баума о сказочной стране Оз).

– Таша Палмер, – не менее безэмоционально представилась я.

– Гостья мистера Риордана, – констатировал в свои густые седые усы охранник, после чего шлагбаум, до сих пор преграждающий мне путь, резко вспорхнул вверх.

Уже когда я пересекала черту города, мне показалось, будто старик со своим напарником оценивающе оглядели мою машину, но я предпочла думать, будто они это сделали чисто из-за профессионального любопытства, нежели из-за банального удивления перед тем, что колеса столь непрезентабельного автомобиля будут колесить по столь тщательно оберегаемому ими “алмазному” асфальту.

– Не обижайся, они знают, что ты хорошая, – тихо прошептала я, погладив руль своей развалюшки. Обычно я не общаюсь со своим автомобилем, за исключением тех нередких случаев, когда мне просто необходимо выругаться на вновь заглохший мотор или зачахший кондиционер, но сейчас мне почему-то показалось, что моя и без того маленькая машинка еще больше сжалась в своих размерах. Она, в отличие от меня, на “богатой” территории словно стала чувствовать себя не в своей тарелке, что я поняла по внезапно возникшим шумам в моторе, которые, впрочем, исчезли так же быстро и так же фантомно, как и появились.

Я в очередной раз бросила беглый взгляд на дисплей своего телефона, при помощи GPS которого уже почти добралась до пункта назначения.

Еще перед подъездом к нужному повороту я заметила Кристофера. С идеально прямой осанкой, он стоял на обочине всё в том же черном костюме, в котором я его уже привыкла лицезреть. Заметив меня издалека, парень трижды махнул мне рукой, явно желая, чтобы я заехала в гараж, напротив которого он меня поджидал.

Увидев Кристофера в классическом костюме, я немного расслабилась. Весь мой “приличный” гардероб состоял из пары деловых костюмов, пары брюк, пары рубашек и пары стоптанных туфель родом из позапрошлого года. Собственно, от стандартного работника обыкновенного Лондонского офиса не требовалось изысканий либо извращений в плане шмоток, так что мне даже повезло в этом плане: строго + бюджетно = мой вкус.

Сомневаюсь, что на новом рабочем месте от меня будут требовать соблюдать определенный дресс-код и ожидать от меня ношения брючного костюма, как и сомневаюсь в том, что на мой деловой стиль, продиктованный моим финансовым положением, поставят табу. И всё же я постаралась сегодня выглядеть минимально по-офисному: на мне были высокие, расширенные к низу черные брюки, подпоясанные ремнем с лакированной черной пряжкой, черные начищенные туфли из экокожи на низком каблуке и белая блузка с неглубоким декольте и короткими рукавами, зашпиленными крупными пуговицами. Никаких пиджаков и галстуков.

Припарковавшись в гараже, на который указал мне Кристофер, я заглушила мотор и, положив в карман брюк свой допотопный телефон, доставшийся мне в наследство от старшей сестры, вышла из машины.

– Некоторое время ты можешь парковать свой автомобиль здесь, – сразу после приветствия сообщил Крис. – Мистер Риордан продал одну из своих машин, из-за чего его малый гараж на данный момент пустует.

– Разве? – едва уловимо вздернула брови я, взглянув на Hyundai Accent, возле которого я припарковалась. Машина хотя и выглядела не сильно потёртой, всё же я, как человек более-менее разбирающийся в автомобилях, понимала, что данная модель является одним из самых бюджетных вариантов для автолюбителей.

– Даже не думай, – ухмыльнулся Кристофер, явно уловив ход моих мыслей. – Риордан не балуется подобной мелочевкой. У него в ассортименте Lamborghini, Bugatti Veyron, Aston Martin… Mercedes-Benz он предпочитает в случаях, когда пользуется услугами водителя.

– А это тогда чьё счастье? – поинтересовалась я, пытаясь понять, какая машинка дешевле – моя или вот это вот “чудо”.

– Это машина повара. Кстати, она одна из новеньких в штате прислуги. Устроилась сюда месяц назад. Говорят, что даже Ирма, не смотря на все свои иголки, оценила её пудинги… Итак, планы на сегодня, – бодро начал Кристофер, когда мы уже вышли из гаража. Он нажал на кнопку брелка в своих руках и ворота плавно начали опускаться. – Вот, держи. Это замок от гаража и ключи от входа в особняк. А вот это… – он запнулся, доставая из внутреннего кармана своего пиджака белую карточку из плотного пластика, пронизанную синими полосами. – Это ключ от въезда в город. Впрочем, городом это место сложно назвать. Постоянно живут здесь только несколько переулков, остальные домики набиваются битком только перед большими праздниками вроде Рождества.

– И сколько здесь домов?

– Пятьдесят два.

– Ого, как точно, – ухмыльнулась я, после чего окинула взглядом дом, который мы проходили (по-видимому, дом Риорданов был следующим – он стоял в тупике). – Однако, я бы не сказала, что здесь живут миллионеры.

– Я тоже так думал, когда год назад впервые сюда пришел, – ухмыльнулся Крис, явно соглашаясь с ходом моих мыслей. – Большинство особняков отделаны обыкновенной белоснежной штукатуркой, вроде особняка Риорданов и дома их соседей. Такое можно встретить и на домах обычных смертных. Редкие особняки, вроде владений Сомерхолдеров или Вуйничей, отличаются величием и помпезностью.

– Вся дороговизна заключается внутри, да?

– И да, и нет, – остановившись на пороге поместья, ухмыльнулся Кристофер. – Внутри дома и вправду неоправданно дорогая отделка и есть немало безумных вещей, вроде фарфоровых ваз, превышающих стоимость твоего автомобиля в два раза. Но вся загвоздка заключается в стоимости земли. Дело в том, что мы находимся буквально под Лондоном, в поселке, организованном в начале нулевых самыми богатыми людьми Британии. Большинство этих домов представляют из себя резиденции толстосумов, уставших от светских тусовок и городского шума, и в то же время не имеющих сил отказаться от Лондонской жизни надолго. Миниатюрный клочок земли в этом месте стоит как одна твоя почка. Может даже две… – многозначительно задумался Кристофер.

– Прекрати меня пугать, – едва уловимо улыбнулась я и, чтобы вывести собеседника из транса, слегка толкнула его в плечо.

Глава 3.

Следующие полчаса я знакомилась с внутренней обстановкой особняка Риорданов. Этого времени оказалось более чем достаточно, чтобы запомнить расположение всех комнат на трех этажах, включая “нижний”, который официально считался нежилым, хотя это, как позже выяснилось, являлось “маленькой ложью”.

Коридор, который одновременно служил прихожей, имел два пути: справа располагалась комната для гостей с совмещенным санузлом и отдельной гардеробной, от вида которой меня вдруг передернуло, так как эти квадратные метры выглядели в сто раз лучше всего того дома, который я арендовала напополам с Нат; второй же путь вел вглубь дома, и он оказался куда интереснее.

Справа от выхода из прихожей была расположена полукруглая лестница из светлого дерева, ведущая на второй этаж, и сразу под ней располагалась точь-в-точь такая же лестница, ведущая вниз, на “подвальный” этаж. По сути сразу за прихожей была расположена небольшая площадка с двумя лестницами, но, если пройти чуть дальше, слева можно было заметить две двери – первая, которая была напротив, вела в уборную, вторая, которая расположилась на стене справа от уборной, была заперта и вела в кабинет мистера Риордана. Если не обращать внимание на эти двери и двигаться прямо от входа, тогда сразу из этой площадки можно было попасть в просторную, светлую столовую с панорамными окнами. Посреди этой столовой стоял длинный овальный стол из красного дерева, который по всему периметру обрамляли мягкие стулья с роскошной вышивкой из золотых нитей. Стол был накрыт белой льняной скатертью с вышивкой в виде шелковых цветов, края которой были украшены изысканно плетеным кружевом. Посреди стола стояла миниатюрная ваза с нежными крокусами.

Помимо всего прочего в столовой расположился шкаф, верхняя часть которого демонстрировала художественно разложенное и начищенное до блеска столовое серебро и удивительные расписные тарелки с солонками и сахарницами. Еще здесь был комод и небольшой столик для корреспонденции, которые, как и вся остальная мебель, были выполнены исключительно из отполированного красного дерева. Люстра, висящая над столом, выглядела как отдельное произведение искусства, как, собственно, и остальные люстры, которые позже я увидела в этом доме.

Сразу из столовой можно было попасть на открытую террасу, ведущую в сад, но мы не стали заострять на этой части поместья внимания, сразу перейдя на кухню, расположенную слева от столовой.

К моему удивлению, кухня оказалась небольшой, даже маленькой, как вдруг Кристофер заявил, что это не кухня вовсе, а всего лишь муляж. Я непонимающе уставилась на своего собеседника, после чего он пояснил мне, что в доме есть еще одна, “основная” кухня, на которой и свершаются кулинарные причуды, здесь же только хранят некоторые продукты вроде недоеденного печенья, воды, чая, фруктов – в общем всего того, что может понадобится хозяевам для внепланового перекуса. Для меня это показалось странным, но я не собиралась зацикливаться на причудах своих работодателей, потому просто пропустила лишнюю информацию мимо себя.

Справа от столовой, за широкой аркой, разместились еще две комнаты: гостинная с камином и гостиная без камина. Обе гостиные, перетекающие одна в другую, имели между собой границу в виде мягчайших ковров на блестящей паркетной доске и встроенных от потолка до пола сквозных полок длинной в метр. Обе комнаты были обставлены роскошно и, в то же время, уютно. Это был тот редкий случай, когда первое не поглощало второе. Миссис Риордан, по-видимому, обладает замечательным эстетическим вкусом, если только она не прибегла к услугам дизайнеров.

На втором этаже всё было немногим проще: две ванные комнаты, четыре спальни и мини-ботанический сад – комната с высокой, покатистой стеклянной крышей, отведенная под разнообразные роскошные растения в изысканных фарфоровых горшках. Кроме растений здесь располагалась пара плетеных кресел-качалок, которые я не сразу заметила из-за гигантского розового дерева, стеклянный столик с глянцевыми журналами и крупногабаритный, изумительной красоты домашний фонтан. Увидев это, я уже не сомневалась в том, что миссис Риордан – личность с хорошо развитым вкусом. Правда, я никогда не была из тех, кто быстро озвучивает свои мысли вслух, поэтому Кристофер так и не услышал моего мнения об увиденном, и мы вновь спустились на первый этаж, чтобы спуститься еще ниже.

Подвальный этаж, как бы странно это не звучало, оказался для меня самым интересным. Спустившись вниз по закругленной лестнице, мы оказались на мелком пяточке, выложенном квадратами из плитки горчичного и антрацитового цветов. Как только Кристофер открыл перед нами дверь и мы зашли внутрь, я сразу почувствовала легкую, ненавязчивую прохладу, которая присуща всем пустующим подвальным помещениям. Однако передо мной предстал далеко не заброшенный подвал. Здесь словно существовал в параллельной реальности отдельный мир, едва уловимо связанный с тем, что раскинулся наверху.

По левую сторону от входа расположились комнаты отведенные под кладовые, которые были заполнены моющими и чистящими средствами. Рядом с ними, за одной из дверей, пряталась достаточно просторная прачечная с двумя стиральными и одной сушильной машинами. Здесь же, у стены, покоилась пара гладильных досок, утюг и отпариватель.

Следующая комната занимала площадь в два раза превышающую площадь прачечной – здесь разместилось около двух десятков различных тренажерных оборудований. Всё в этой комнате выглядело так, словно её посещали регулярно, и это, как уточнил Кристофер, было не далеко от правды. Мистер Риордан был приверженцем спорта, хотя и предпочитал посещать тренажерный зал. Когда же он не работал с личным тренером, он зачастую проводил своё свободное время здесь. Плюс ко всему здешняя уборщица наводила лоск во всем доме регулярно два раза в неделю, так что пыли у Риорданов не существовало даже на подвальном этаже.

Напротив тренажерного зала располагалась пара скромных спален, на случай, если обслуживающему персоналу необходимо будет ночевать на рабочем месте. В каждой из двух комнат было по две одноместные кровати, два шкафа и два ночных столика – всё из светлого дерева. Этакий минимализм, не лишенный особого шарма.

Кладовые, прачечная, тренажерный зал и комнаты для обслуживающего персонала связывала комната в виде большого пустого квадрата, преодолев который мы попали в просторный зал. Весь пол от входа и до сих пор, без разрывов на отсутствующие пороги, был покрыт обыкновенным серым ковром с резиновыми вставками, а единственным источником дневного света здесь являлись длинные прямоугольники (удачное подобие окон), врезанные по периметру по всей восточной стене.

Первым в глаза бросился элегантный бильярдный стол, следующим пунктом стали кожаные диваны и кресла, но когда справа от входа я увидела самую настоящую барную стойку, я не смогла не улыбнуться.

– Нравиться? – ухмыльнулся Кристофер, обойдя один из барных стульев, после чего похлопал ладошкой по столешнице. – Самый настоящий, в любой момент готовый к функционированию, личный бар. Кстати, и это тоже красное дерево. С ума сойти, правда? Эта штука, если её перепродать, будет стоить как моя квартирка на окраине Лондона. Класс?

– Это скорее жутко, чем классно, – ухмыльнулась я.

– Зато представь, какая у меня квартира, – задорно подмигнул мне Кристофер, заставив меня улыбнуться ему в ответ. – За баром есть дверь, за которой нет ничего интересного: холодильники с продуктами, ящики с пивом, банки с консервами. В общем, хранилище еды. А вот за этой дверью у нас целый мир, – заговорческим шепотом произнес Кристофер, подойдя к двери, врезанной в правую стену от бара. – Та-да-а-ам, – распахнул дверь мой проводник, но сразу же растерялся. Только спустя мгновение я поняла, что он ожидал застать кого-то врасплох. – Джина, должно быть, куда-то вышла… Вот, собственно, это кухня и, бонусом, пристанище всего персонала, работающего на семейство Риордан.

– Немного вас, – заметила я, оглядывая комнату. Просторная, белоснежная и стерильно чистая, она, в отличие от кухни наверху, действительно выглядела муляжом идеальной кухни.

– Пока начальство в отъезде, побочный служащий персонал без надобности. Положа руку на сердце, тут всегда немного пустовато. Садовник и уборщица приходят пару раз в неделю, в то время как постоянными являются только повар, его помощник, два водителя и надзирательница Ирмы.

– Надзирательница? Выходит, так звучит моя новая должность.

– Не говори, что я не предупреждал тебя о том, что наручники и дубинка должны быть при тебе, – ухмыльнулся Кристофер.

– Ты сказал – два водителя. У тебя есть напарник?

– Был. Решил выйти на пенсию в свои шестьдесят пять, так что неделю назад мы его почётно проводили на заслуженный отдых. Пока что мистер Риордан не изъявил желания нанять кого-нибудь на его место.

– Зато надзирателя для Ирмы начал искать еще за пару часов до того, как действующий вышел из строя, – послышался довольно приятный женский голос в дверях, и я обернулась, чтобы посмотреть на вошедшую женщину.

– Вы, должно быть, Таша Палмер? – ставя по всей видимости достаточно тяжелый ящик на стул у входа, тяжело дыша, выдавила из себя вопрос незнакомка. – Меня зовут Джина Остин, я местный повар, – протянув мне руку, улыбнулась молодая женщина.

– Взаимно, – едва уловимо улыбнулась в ответ я, отметив, что у моей собеседницы весьма крепкое рукопожатие, что характеризовало её как сильного человека (я знаю, о чем говорю, так как сама обладала внушительной силой в руках).

– Таша уже успела оценить твой автомобиль. Вы теперь соседки по гаражу, – Кристофер перевел свой взгляд на ящик, который Джина притащила из кладовой. – Попросила бы меня, я бы принес.

– Тебя пока дождешься… – женщина не продолжила, отвлекшись на содержимое ящика.

Джина Остин не была красоткой и всё же её внешность не была лишена особенной привлекательности, которая зачастую заманивает мужчин в женские сети даже более результативно, чем смазливое личико или грудь седьмого размера. Кстати, грудь у Джины была, насколько можно было судить через её униформу повара, первого размера. Волосы тёмно-золотистые, глаза голубые с необычными желтыми крапинками на радужках, на носу с десяток мелких веснушек, левое ухо проколото в двух местах. Ростом она была заметно ниже меня, что примерно могло равняться метру шестидесяти семи – девяти. Если бы меня спросили, сколько бы я дала Джине лет, я без сомнений назвала бы точную цифру, которая подходила к её внешности так, как, возможно, не подходили мне мои двадцать три года. Тридцать лет – ни больше, ни меньше.

До трех часов дня я вникала в суть своих обязанностей, в чем мне усердно помогали Кристофер с Джиной и лэптоп*, который, в течении следующего месяца, должен был стать моей личной картой жизни Ирмы Риордан – шестнадцатилетнего подростка с завышенным самомнением, чья жизнь была расписана едва ли не поминутно (*Персональный переносной компьютер). От меня требовалось лишь одно – чтобы я следила за точным исполнением жизненного графика своей подопечной: гольф, конный клуб, танцы, лепка глиной, большой теннис, фортепиано, дополнительные занятия по французскому – и всё это расписано на несколько недель вперед с учетом выходных и будничных занятий в частной школе.

Я должна была посещать каждое мероприятие, судя по всему, для тотального контроля Ирмы. Как пояснил Кристофер, необходимость в столь сильном контроле над девочкой возникла из-за того, что мистер Риордан пару лет назад выбросил пятьдесят тысяч долларов на образование своей “принцессы”, разбросав купюры по конным и гольф-клубам, а спустя некоторое время выяснилось, что Ирма не посетила и половины из того, что было им оплачено. Всякий раз водитель привозил девчонку к месту проведения занятий, но Ирма, как оказалось, на занятиях не присутствовала, вместо этого отдавая предпочтение бесконтрольным прогулкам по Лондону или его окрестностям, после чего она с абсолютно спокойной душой возвращалась к уже ожидающей её в назначенное время машине и ехала домой.

Пятьдесят тысяч долларов!.. У меня едва приступ не случился от услышанной суммы.

Итак, с тех пор, как обман девчонки всплыл на поверхность, мистер Риордан меняет надзирателей Ирмы словно перчатки, так как долго дамочки на этом месте удержаться не в состоянии – подросток делает всё, чтобы избавиться от “назойливых мух”.

– Но если она не хочет заниматься в конном клубе или лепкой, тогда зачем это всё? – с неподдельным непониманием посмотрела на Кристофера я. – Ради чего мистер Риордан заставляет её всё это делать?

– Мистер Риордан не из тех непонимающих мужчин, которые заставляют детей заниматься дополнительными занятиями против их воли или в разрез с их интересами. Напротив, он весьма демократичен с Ирмой. По факту, он обеспечивает Ирму блестящим образованием, тем самым предоставляя ей одно из лучших мест в высшем обществе, но он не настаивал бы на дополнительных занятиях французским или на большом теннисе, если бы это было необходимо лишь для идеального образа в светском обществе. Чем лучше образована женщина в статусе выше среднего, тем больше её уважают, а не смотрят на нее как на безмозглую наследницу миллионов. Более того, Риордан не из тех, кто позволит девчонке потратить хотя бы одну неотконтроллированную тысячу долларов. Если бы Ирма в самом начале сказала, что не хочет заниматься дополнительными занятиями по плаванию или аэробике, мистер Риордан не оглядываясь уменьшил бы её нагрузку до минимума, оставив ей какой-нибудь конный спорт и фортепиано, но ведь Ирма решилась на ложь, которая обошлась ему в пятьдесят тысяч долларов. В итоге Ирма, из-за стыда перед её вскрывшейся ложью, полгода ходила красной, а мистер Риордан, в свою очередь, удвоил её нагрузку, сказав, что девчонка будет отрабатывать каждый выкинутый им доллар вплоть до её совершеннолетия. Поэтому Ирме Риордан ничего не остается, кроме как к восемнадцати годам стать развитой, разносторонней личностью с блестящим образованием за плечами.

– Представляю, что её ждет, когда она поступит в университет, – едва заметно поморщила носом я.

– Только не думай, что Риордан завышает планку. Риорданы не просто из крепкого теста – они из заколённой стали. Они привыкли бороться, зачастую соперничая друг с другом. Поэтому их не сломаешь дополнительным французским – только сильнее станут.

– Звучит так, словно они вообще ничего не знают о настоящей борьбе, – заметила я.

– Разве?.. Их жизнь заметно отличается от жизни простых смертных, но и у них бывали в жизни ситуации, от которых хотелось лезть на стену не только их семье, но и работающему на их семью персоналу, – многозначительно добавил Кристофер, отведя свой взгляд в сторону.

Мне стало интересно, о каких именно ситуациях Крис говорит, но я ведь не была из тех, кто отличается обостренным любопытством по отношению к жизням посторонних людей, так что уже спустя мгновение я забыла о своем секундном любопытстве, как о мимолётной слабости.

Глава 4.

Внешне я была очень похожа на свою мать, хотя и не являлась её точной копией. Мы обе были достаточно высокими – мой рост равнялся метру семидесяти семи – у нас обеих были густые волосы цвета темного шоколада, мы обе отличались прямой осанкой и на щеках у нас во время улыбки проявлялись одинаковые ямочки. Самым весомым внешним отличием между нами были, пожалуй, глаза – у матери они были мягкого василькового цвета, в то время как мои зелёные глаза отдавали нефритовым оттенком.

По факту, своей головокружительной внешностью я была обязана красоте обоих своих родителей. Вот только, сколько себя помню, моя внешность здорово усложняла мне жизнь. Ослепляющая людей красота, на самом деле может стать для её обладателя тяжкой ношей. Когда мужская часть твоего окружения хочет затащить тебя в постель, женской части остается только ненавидеть тебя постфактум. Это всё равно, что находится между двух огней – рано или поздно душа, заточенная в обжигаемом сосуде, рискует стать пеплом. Но, кажется, мне это не грозит. Когда тебе наплевать почти на всё – тебе почти ничего не угрожает.

Я родилась и выросла в большой, и на редкость дружной семье. Моё детство прошло в непримечательном городке с населением в пятнадцать тысяч человек. До Лондона было рукой подать, благодаря чему я познакомилась с сердцем Великобритании еще в утробе матери – она пролежала в Лондонском роддоме на сохранении почти всю свою последнюю беременность.

Улица, на краю которой стоял наш двухэтажный домишка, обшитый деревянной вагонкой сизого оттенка, была обрамлена роскошными ивами, ветви которых никогда не обрезались, отчего, сколько себя помню, они подметали своими длинными косами края неровных тротуаров. Особенно я любила эти ивы с наступлением осени – казалось, в их кронах можно было спрятать всю свою сезонную грусть.

Отец был руководителем небольшой полиграфической фирмы, в то время как мама занималась домашним хозяйством, разделяя повседневные тяготы домохозяйства с прабабушкой (бабушкой отца). Прабабушка, которую мы всегда называли просто бабушкой Амелией, жила с нами столько, сколько я себя помню, и даже больше. Кажется, вокруг нее и была выстроена вся наша семья вместе с крышей самого дома.

Родители, отличающиеся едва ли не эталонной любовью к своим детям, всё же любили друг друга куда больше, чем нас. В детстве мне казалось – исчезни все мы внезапно, папа с мамой, из-за своей чрезмерной сосредоточенности друг на друге, даже не заметят этого. Конечно же это было не так, но я не преувеличивала, когда, будучи маленькой пипеткой, рассказывала своим бабушкам о том, как сильно мои родители любят друг друга, буквально до “пожирания”. И, судя по участивым взглядам бабушек, это осознавала не только я…

В нашей семье, помимо меня, были и другие дети, так что всё моё детство прошло в шумном детском обществе, и хотя я и была рождена последней, со временем я всё-таки смогла утратить статус самого младшего члена семьи.

Мой брат Энтони был самым старшим ребенком – я появилась на свет спустя семь лет после него. Еще в детстве я заметила, как сильно он отличается внешне от остальных моих братьев и сестер. Все дети в нашей семье обладали разными оттенками зеленых глаз и только Энтони отличился темно-карими. “Мятными глазами” в нашей семье не обладала только голубоглазая мать и бабушка Амелия с глазами невероятного цвета топленой карамели. В то время как остальные дети были словно выращены на молоке и мёде, Энтони была присуща едва уловимая худоба, которая с возрастом переросла в худощавость. Все дети в семье обладали словно нарисованными курносыми носами, в то время как Энтони, с веселой гордостью, носил свой необыкновенный нос картошкой.

Но самым главным отличием Энтони была даже не бледность его кожи и не наличие веснушек на щеках, а цвет его волос. Энтони был рыжим мальчишкой, что с самого детства выделяло его среди нас, обладателей густых волос цвета темного шоколада.

Бабушка Пандора – мать моей матери – всякий раз приезжая к нам погостить, глядя на Энтони никогда не забывала громко всплеснуть в ладони, чтобы с какой-то странной эмоцией, которую я позже определила как ностальгию, сказать нам о том, как сильно Энтони похож на её деда. Пандора говорила, что Энтони является едва ли не точным отражением своего предка, отчего я с раннего детства жалела о том, что у бабушки не сохранилось ни единой фотографии моего прапрадеда – мне хотелось посмотреть, как будет выглядеть Энтони, когда превратится в древнего старика. На это бабушка всегда отвечала мне, что Энтони станет настоящим “красавцем”. Что ж, в этом она оказалась права, но лишь с иронической точки зрения.

В детский сад мы не ходили, нам более чем хватало общения с соседскими детьми и детьми внутри семьи – иногда я даже испытывала его переизбыток. Так как Энтони был самым старшим ребенком, а я самой младшей, наши интересы редко пересекались – мы предпочитали проводить большинство своего свободного времени в кругу ровесников. И всё же, не смотря на это, у меня осталось очень много детских воспоминаний о шалостях Энтони. Естественно мы все шалили, но так, как делал это Энтони, не мог ни один из нас.

Самая первая шалость, связанная в моих воспоминаниях с Энтони, так сильно врезалась в мою память, что я до сих пор улыбаюсь, вспоминая тот весенний день. Весна в том году была на редкость сырой и казалось, будто не мы искали грязь, а она сама находила нас.

Сразу за нашим домом раскинулся редкий березняк, плавно переходящий в поле. Энтони с Джереми обожали в нём играть, в основном строя из себя индейцев, но в такую слякоть, которая развелась в том году, родители запрещали им туда ходить, пока первые лучи солнца не припекут грязевую жижу в небольшом рву, отделяющем наш задний двор от желанного для мальчишек березняка.

Мне шел второй год от роду, когда Энтони решил не дожидаться момента, когда трясина во рву застынет. До сих пор помню, как сильно я плакала, увидев идущее на меня чудовище, и как сильно смеялась, поняв, что это Энтони возвращается из березняка. Он был покрыт густым слоем грязи с головы до пят – его глаза едва разлеплялись от тяжести мокрой земли, а когда он приблизился ко мне и до ушей улыбнулся своей неописуемо широкой улыбкой, я, кажется, не могла успокоить свой смех вплоть до ужина. Правда в итоге Энтони не было так смешно, как мне. Родители посадили его под домашний арест на целую неделю, а для Энтони это было страшнее перловой каши, которую он терпеть не мог. Зато всю последующую неделю он был стерильно чист, словно стеклышко льда в не до конца оттаевшем роднике.

Это воспоминание является самым первым моим воспоминанием о проделках Энтони, но точно не самым ярким. На фоне самой яркой его проделки все остальные его шалости меркнут, словно щебенка на фоне алмаза. Я говорю о таких проделках, как съеденный Энтони живой кузнечик (он ведь бесстрашный индеец!), обрезанные любимые мамины клумбы (хотел порадовать маму свежими цветами на столе), проглоченная и, впоследствии, найденная им в унитазе круглая батарейка (и о чем он только думал?!), проколотое дыроколом ухо соседского пса (он так и не успел просунуть в его ухо бабушкину золотую серьгу – дядя Генри оттащил его за ухо от бедного пса). Энтони взрослел и его проделки масштабировались – поцарапанная отцовская машина (взял без спроса, чтобы похвастаться перед другом), украденные сто фунтов из пенсии прабабушки (не хватало на покупку нового плеера), выкрашенные в ярко-синий цвет волосы (на спор с друзьями-одноклассниками, которым тоже не хватило ума, но зато хватило мужества, чтобы перекраситься в кислотные оттенки, правда, пять из семи среди них были девушками), забросанный яйцами автомобиль директора школы (Энтони и его напарника буквально схватили за руки – оказалось, что они подобным образом выражали свой протест переформирования школьной футбольной команды). Из-за Энтони родители не успевали покидать кабинета директора школы, как им снова необходимо было туда возвращаться. В выпускном классе Энтони даже поставили на учёт за разбитое окно в классе химии (по словам самого Энтони, он слишком сильно увлекся защитой одноклассника-гея, который решил стащить у другого одноклассника декоративную ручку, так как был в него влюблен), но даже это не переплюнуло самой “мощной” проделки Энтони.

Это произошло когда мне было восемь лет. Всегда шумный и гиперактивный пятнадцатилетний Энтони внезапно исчез из вида, но, почему-то, заметила это только я. На улице только что прошел легкий летний дождик, загнавший всех детей домой. Уже около получаса мы, в компании мамы и бабушки Амелии, словно завороженные смотрели документальную передачу по BBS, рассказывающую о жизни доисторических рептилий, название которой я уже не вспомню. Я обожала подобные передачи настолько, что оторвать от их просмотра меня могли только две вещи: другой ребенок или необузданное желание поесть. Однако на сей раз меня оторвало кое-что другое – рыжая макушка головы, быстро промелькнувшая в окне гостинной. Если бы Энтони просто прошел мимо окна, я бы не повела и глазом, но он явно таился. Хитро ухмыльнувшись, как охотник улыбается при виде обнаруженной им цели, я тихо поднялась с пола и аккуратно ретировалась из гостинной, не вызвав у взрослых никаких вопросов, пока остальные дети были слишком заняты поглощением домашнего попкорна, чтобы обращать на меня своё внимание.

На цыпочках добежав до входной двери, я дернула ручку, и мои глаза сразу же округлились – дверь была заперта снаружи на ключ. Это было удивительно, так как двери нашего дома летом были открыты с раннего утра и до поздней ночи – дети то и дело бегали туда-сюда, отчего запираться взрослым не имело никакого смысла. Однако факт оставался фактом – мы были заперты.

Подумав и покусав нижнюю губу пару секунд, я поняла, что это проделка Энтони – мама с бабушкой Амелией находились внутри дома и не могли запереть дом снаружи, а до возвращения отца с работы было еще около получаса. Почувствовав себя частью загадочной игры, я скользнула в кладовую. Забравшись на стиральную машину, отработавшую сегодня очередной сложный день – ей пришлось справляться с пятнами варенья на одежде Джереми и Пени – я открыла защелку на окне, после чего подняла его нижнюю половину вверх. Окно было маленьким, так что через открывшееся мне пространство мог протиснуться только ребенок. Высунувшись в него, я планировала аккуратно вылезти наружу, но, в итоге, уже в ближайшие пять секунд потерпела красочное фиаско. Приземлившись на влажную траву пятой точкой, я даже не запереживала о внезапно возникшей резкой боли в щиколотке. Вскочив на ноги, я быстро осмотрела свои розовые шорты. Как я и опасалась, влажная трава оставила на них несколько слишком заметных разводов, от которых мама точно не будет в восторге. Тяжело выдохнув, я отряхнула с локтей влагу и на цыпочках побежала за дом. Пробежав мимо отцовского самодельного турника, на который он регулярно загонял своих сыновей и даже собственного брата, я сделала шаг потише, словно боясь спугнуть свою добычу. Всё еще на цыпочках я дошла до края дома, после чего буквально прилипла к стене боком и аккуратно заглянула за угол.

Энтони сидел на корточках перед небольшим муравейником, прилегающем к стене нашего дома, и выливал на него воду из прозрачной бутылки.

– Что ты делаешь? – приглушенно поинтересовалась я, уже не таясь и выйдя из-за угла.

– А… Таша, – вздрогнув, взглянул на меня брат. – Как ты вышла из дома?

– Ты запер нас, да? Зачем?

– Чтобы вы не мешали мне.

– Не мешали в чем? Поливать муравейник водой? – задорно ухмыльнулась я. – Но ведь только что прошел дождь.

– Это не вода, – ответил Энтони и замолчал с видом взрослого парня, занятого очень важным делом. Сделав еще один шаг вперед, я случайно толкнула пустую бутылку и нагнулась, чтобы прочесть красно-белую этикетку на ней.

– Керосин? – удивленно вздернула брови я. – Энтони, где ты это взял? Украл из папиной мастерской?

– Не украл, – нахмурился Энтони, кинув на меня сосредоточенный взгляд. – Я просто взял. Ведь когда я беру на кухне сахар и об этом никто не знает, я ведь его не краду.

Сдвинув брови, я мысленно согласилась с братом. Он и вправду предпочитал обычным сладостям рафинированный сахар и, хотя ему и запрещали им злоупотреблять, он приноровился брать его в моменты, когда взрослых не было рядом. Бабушка Амелия постоянно удивлялась тому, как Энтони до сих пор диабет не заработал. Я же не понимала, что такое диабет, поэтому не рассказывала взрослым о том, что Энтони тайком берет сахар с верхних полок кухонного гарнитура.

– Ты что, хочешь отравить бедных муравьёв? – нахмурилась я.

– Я всего лишь помогаю отцу.

– Но папа не хотел их убивать. Он хотел перенести их дом в лес.

– Он так сказал, чтобы вас не расстраивать. На самом деле муравьи точат дом и от них нужно избавиться прежде, чем они съедят его весь. Ты хочешь, чтобы они съели наш дом?

– Нет, – насупилась я.

– А представь, что однажды они заберутся к тебе в кровать…

– Не заберутся, – прервала брата я. – Скорее они весь твой сахар съедят, который ты прячешь за холодильником.

– И что в этом хорошего, если они съедят весь сахар в доме? Бабушка не сможет больше печь свои вкусные пироги, а ты ведь любишь пироги?

Мне не нравилось, что он разговаривал со мной словно с малолеткой.

– Скоро папа приедет. Пусть он разбирается с муравейником, – продолжила хмуриться я, держа двумя руками пустую бутылку из-под керосина.

Услышав о том, что папа должен уже скоро приехать, Энтони заторопился, чтобы успеть решить свои “взрослые” дела прежде, чем ему в этом помешают настоящие взрослые. Я не сразу поняла, что именно он достал из левого кармана своих шорт, как вдруг спичка в его руках вспыхнула и в следующую секунду упала на муравейник. Огонь еще не вспыхнул, но неосознанный, леденящий страх уже успел сковать все мои мышцы. С округлившимися глазами и сжатой обеими руками бутылкой, я застыла на месте. Внезапно огонь взвился вверх и над муравейником возникли не только желто-красные, но и синие языки пламени.

– Почему он так сильно горит?! – испуганно вскрикнула я, как вдруг заметила у ног Энтони еще одну пустую бутылку, выкраденную им из мастерской отца.

– Глупая, это ведь керосин! – восторженно ответил мне Энтони, явно радуясь результату своей бурной деятельности. Подняв бутылку у своих ног, он закупорил её и бросил в огонь. Я продолжала стоять на месте словно вкопанная, пока спустя несколько секунд брошенная Энтони в огонь бутылка не лопнула. По-видимому, в ней оказались немалые остатки горючей жидкости, отчего костер вдруг с новой силой взмыл вверх.

Как только бутылка лопнула, я буквально подпрыгнула на месте, после чего увидела, как языки пламени перебрасываются на стену дома, к которому прилегал муравейник. Дождь был косой и замочил лишь лицевую часть дома, оставив заднюю стену абсолютно сухой. Энтони еще не понял к чему идет дело, но я уже начала испуганно оглядываться по сторонам в поисках хоть какой-нибудь помощи. Слева от нас жил младший брат отца, дядя Генри. Засушливым летом он неустанно поливал свой газон из зеленого шланга, который я вдруг увидела сейчас лежащим на краю с нашим газоном. Наш задний двор и задний двор дяди Генри не были ограждены никакими заборами, представляя из себя одну сплошную территорию, но границы между ними всё же были видны – Генри чаще подстригал свой газон, чем мы.

Бросив пустую бутылку из-под керосина куда-то в сторону, я со всех ног бросилась к дому Генри. Добежав до него, я с трудом умудрилась открутить кран, торчащий из стены, после чего, схватившись за край извивающегося шланга, на полной скорости, на какую только могла быть способна восьмилетняя девочка, бросилась в сторону муравейника.

Языки пламени уже окончательно перебрались на стену дома и теперь жадно облизывали его сухую вагонку. Энтони, осознавший что именно происходит, так сильно испугался, что не смог сдвинуться с места. Он смотрел на разрастающийся пожар широко распахнутыми глазами, пребывая в явном глубоком шоке. И без того бледный цвет его лица окрасился в мертвенно-белоснежный, отчего со стороны мне вдруг показалось, будто его душа вот-вот выскочит из его тела.

К моменту, когда я подбежала к пылающему муравейнику, огонь уже дошел до середины стены, продолжая стремительно прокладывать себе путь к крыше. Всё то время, что я бежала навстречу пожару, вода из шланга вырывалась струей с огромным напором, отчего все мои ноги уже были залиты, а шорты промочены насквозь.

Направив поток воды на огонь, я вдруг особенно остро осознала, что напор в шланге слишком сильный, но было слишком поздно. Как только вода соприкоснулась со стеной, моё хрупкое тело восьмилетнего ребенка отпружинилось назад, шланг вырвался из скользких рук и начал прыгать по всему газону, заливая меня и Энтони с головы до пят. Сидя на пятой точке и упираясь ладонями в газон, я, сквозь мокрые волосы, бросила беглый взгляд на Энтони, в смутной надежде на то, что он сию же секунду схватит шланг и потушит не собирающееся сдаваться пламя, но Энтони всё еще пребывал в пугающем меня трансе. Поняв, что помощи от него ждать нельзя, я всем своим телом бросилась на шланг, словно пытаясь словить извивающегося питона (за неделю до того я видела такого же зеленого питона в зоопарке и мое воображение в экстремальной ситуации отчего-то перенесло знакомый образ на шланг). В момент, когда шланг оказался у меня в руках, я уже была промокшей насквозь, и все оголенные участки моего тела были покрыты черными точками чернозема, в котором отец в прошлом году высадил новый газон.

Вновь направив струю воды на огонь, я вдруг поняла, что по моим щекам начинают течь неожиданно теплые слезы, как вдруг из-за угла дома, словно из ниоткуда, выбежал отец. Он приехал немногим раньше обычного и, судя по всему, бежа к нам мимо своего турника, расположенного между нашим домом и домом дяди Генри, он видел, как я неистово боролась со шлангом.

Заметив языки пламени на стене, отец выхватил из моих рук шланг, и огонь был потушен им уже спустя какие-то мгновенные пятнадцать секунд.

Черное пятно на обугленной вагонке до сих пор красуется на заднем фасаде родительского дома. Для меня оно стало своеобразным напоминанием, для отца, как выразился он сам спустя много лет, знамением, для остальных же оно было просто черной кляксой на стене, которую никто не видит…

Наш дом получил ожог, но не сгорел. Это важно. Прошло немногим больше пяти лет с момента того пожара, когда я мысленно вернулась к нему, чтобы, в итоге, понять своеобразную тайну человеческой жизни - ожоги неизбежны, но нельзя позволять себе сгорать.

…Муравьи больше никогда не селились возле нашего дома, навсегда эмигрировав на участок дяди Генри.

Глава 5.

Ирма Риордан, как я и ожидала, оказалась обычным подростком – без звезды во лбу, без короны на голове и без радуги под ногами. Но если исходить из того, как она себя ставила – она явно чувствовала у себя под ногами если не радугу, тогда точно алую ковровую дорожку.

Вот уже битый час я слушала, как она ломает французский язык, и пришла к выводу о том, что девчонка вовсе не жаждет доканать преподавателя, просто Ирме не интересно. Она повторяла за миссис Ришар, судя по всему, чистой француженкой, заученные ею наизусть монологи, но не старалась хотя бы немного поработать над произношением или ударениями. Когда в очередной раз наступил момент, в который казалось, будто Ирма сквернословит на ломаном латинском, а не разучивает “Из Макиавелли” Вольтера, не выдержала даже я. На строке “…В смертельной схватке вепрь не будет с вепрем биться…” – я закатила глаза к небу и отвернулась в сторону. Прежде я даже представить себе не могла, что столь мелодичные строки Вольтера смогут буквально выцарапать мой слух.

…В три часа дня мы с Кристофером подъехали к зданию частной старшей школы, в которой училась Ирма. Впрочем, на стандартную школу данное заведение никак не походило, напоминая собой больше неоготический мини-дворец.

– А вот и она, – криво улыбнулся Крис, бросив взгляд на девчонку в короткой юбке. – Прежде её было не дождаться, но всё изменилось после того случая, как одна из её “надзирательниц” решила оборвать наше ожидание своим походом в школу. Ирма так громко и слёзно жаловалась мистеру Риордану на то, что одноклассники теперь считают, будто к ней приставили няньку, что он едва ли не впервые в жизни решил её игнорировать. Кажется, они тогда неделю не общались – Риордан не из тех, кого можно заставить плясать под дудку. Тем более это не по силам сопливому подростку. С того случая прошло уже пару лет, а Ирма до сих пор не позволяет себе опаздывать, если знает, что за ней приедет одна из новых нянек. – Кристофер немного помолчал, а потом вдруг добавил. – Она этого, естественно, не покажет, но она была в предвкушении тебя.

– Ждала свежего мяса, – ухмыльнулась я в момент, когда мы затормозили напротив девчонки в школьной форме в виде белоснежной рубашки с гербом и синей клетчатой юбки. Я не оторвала свой взгляд от планшета с нашим расписанием, чтобы одарить её своим вниманием, что, похоже, сразу же задело её тонкую душу.

– Вообще-то, я не должна самостоятельно открывать себе дверь автомобиля, – возмущенно заявил подросток, бросив свой портфель на заднее сиденье и громко захлопнув за собой дверь.

– Если у тебя есть руки, значит есть и определенные способности, – с присущей мне безразличностью отозвалась я, что, по-видимому, привело в замешательство не только подростка, но и сидящего слева от меня Кристофера.

Сделав вид, будто не заметила тишины, повисшей в салоне автомобиля, я продолжила ознакомление со своим рабочим графиком.

– Вообще-то я обращалась к водителю, а не к опустившейся до должности няньки особе, – еще более воинственно отозвалась Ирма, порядочно зарядившись злостью и наконец найдя правильные слова для дерзкого ответа.

– Да мне плевать, – хладнокровно констатировала правду я.

Весь оставшийся путь мы проехали в абсолютном молчании, но я уже знала, что девчонка моё хладное отношение к своей персоне просто так не оставит – в то время как Кристофер старался притвориться невидимкой, план мести наверняка уже начал созревать в голове этого пышущего негодованием подростка.

Что касается внешности моей подопечной, Ирма оказалась весьма симпатичной девушкой, с большими голубыми глазами и волосами цвета варёной сгущенки. Её блестящие волосы были подстрижены до плеч идеальной лесенкой, выступ каждой ступеньки которой был слегка завит в сторону, отчего они напоминали собой острые иглы. Что ж, пожалуй это был самый симпатичный дикобраз из всех тех, что мне доводилось встречать в своей жизни.

Наблюдая за тем, как Ирма занимается французским, я случайно пересеклась взглядом с миссис Ришар. Молодая женщина, на вид не старше тридцати пяти, казалось, была уже изрядно измучена. И это не смотря на то, какие деньги мистер Риордан платил ей за образование своего чада. Что ж, я её понимала так, как может понять лишь человек, час слушающий скрежет неисправной скрипки.

Взяв в руки планшет, я открыла онлайн-блокнот и зашла в раздел отчётов. Я должна была составить доклад о проделанной Ирмой работе, но совершенно не знала, как это делается. Попытавшись найти отчеты своих предшественниц и ничего не отыскав, я прикусила нижнюю губу и, сдвинув брови, быстро набрала в разделе “ПОНЕДЕЛЬНИК -> ФРАНЦУЗСКИЙ ЯЗЫК” следующие строки:

«Занимается неохотно. Возможно, не до конца понимает, зачем ей это нужно + не жаждет из кожи вон лезть на глазах у новой “надзирательницы”. И всё же склонность к языку определенно есть».

Еще немного подумав, добавила:

«Произношение как у шахтера из-под земли».

Закрыв планшет, я вновь встретилась взглядом с миссис Ришар. Она преподавала на дому и на данный момент мы все втроем находились в её гостинной. Судя по фотографиям, висящим в углу комнаты, миссис Ришар была замужем и имела двух сыновей приблизительно десяти и восьми лет. Спортивная семья – футбол, настольный теннис, рыбалка…

К окончанию занятия с миссис Ришар Ирма практически убила во мне всяческую любовь к французской поэзии.

– Итак, ты, должно быть, хочешь знать, как будут складываться наши отношения, – бросив портфель в дальний угол своей комнаты, Ирма обрушилась на кровать и начала стаскивать с себя белоснежные гольфы, окаймлённые синими полосами. – Ты мне не подруга и никогда ей не станешь. Ты – обслуживающий персонал, и я даже имени твоего знать не должна. Всё, что от тебя требуется – это исполнять мои прихоти и…

– Твой отец уехал всего лишь на две недели и, если у меня возникнет надобность, по его возвращению я обсужу с ним подробности того, что от меня требуется, – невозмутимо оборвала собеседницу я, скрестив руки на груди.

– Мой отец, – криво ухмыльнулась Ирма, явно взволнованная моими словами. – Значит, мой отец… – она явно не ожидала, что я буду шантажировать её возможностью своего “неблагожелательного” для неё разговора с одним из её родителей. – Замечательно! На момент, когда мой отец вернется из Швейцарии, тебя здесь уже не будет.

Девчонка делала ставки. Что ж, я не была из тех, кто отклоняет вызовы.

– Насколько я понимаю, – сдвинула брови я, – тебе необходимо отцовское одобрение. Ты ведь из кожи вон лезешь, чтобы поднять свой рейтинг в его глазах. Видела бы ты себя со стороны на французском – жертвенный ягненок, не иначе. Хочешь испортить мне жизнь? Дерзай. Но только не думай, что твоя в это время будет слаще моей.

– Не хватает еще, чтобы ты сказала мне, будто здесь и сейчас нет моего папочки, чтобы заступиться за меня! – подпрыгнув с кровати, воскликнула Ирма, сжав свои ладони в кулаки и отведя их назад, словно готовясь взять прыжок в длину.

– Я знаю всё о твоих планах на ближайшие две недели, – невозмутимо повела бровью я. – Ты, вроде как, хотела попасть на какую-то вечеринку своей подруги? А что, если я тебя обломаю?

– Ты не сможешь!

– Почему же? – продолжала источать абсолютное спокойствие я. – Просто твой отец узнает о том, что ты пытаешься прогулять занятия в конном клубе.

– Но я не… – разъяренно начала Ирма, но сразу же осеклась, неожиданно осознав, о чем идет речь. – Ты не посмеешь! Я здесь хозяйка! – неожиданно топнула ногой девушка, что со стороны выглядело очень смешно.

– Возможно ты здесь и хозяйка, – холодно, но не без капли удовольствия от победы, начала я, – но я управляю твоим расписанием. Захочу заменить занятие гольфом дополнительным уроком французского, потому как сочту, что второе у тебя получается хуже первого, и будешь зубрить иностранный язык всю последующую неделю.

– Мой… – начала Ирма, но почему-то осеклась. – Отец тебя уволит! – закончила начатое предложение девушка, явно возмущенная моей дерзостью и напуганная столь резким напором. Похоже мои предшественницы не догадывались загнать девчонку в угол столь вескими аргументами, явно страшась своего преждевременного увольнения.

– И всё же советую меня опасаться, – прищурилась я, что окончательно выбило Ирму из колеи. Похоже, она впервые в жизни встретила достойного противника, и всё же я не обманывалась, прекрасно осознавая, что в любой момент могу оказаться слабее нее.

Захлопнув дверь спальни Ирмы, я спустилась на первый этаж, чтобы посмотреть на раздавленного Кристофера.

– Ну как там? – уже спускаясь с лестницы, поинтересовалась я, заметив вошедшего в прихожую парня. Десять минут назад Ирма специально расплескала по всему заднему сиденью автомобиля литровую бутылку спрайта.

– Начистил до блеска. Главное, чтобы липкость со временем не проявилась.

– Мне еще домашние задания у неё проверять, – тяжело выдохнула я. – Нужно сообщить Джине о том, что Ирма вернулась и готова есть.

– Думаю, Ирма откажется от приема пищи. Она часто выражает своё недовольство подобным образом.

Мне повезло, что Кристофер не ошибался – Ирма отказалась от еды, благодаря чему мне достался её сибас с тушеными овощами на пару. Насладившись вкусным ужином, я решила, что, пожалуй, мне стоит почаще сподвигать свою подопечную на голодный протест.

Исходя из контракта, мой рабочий день заканчивался сразу после того, как Ирма сдавала мне все свои домашние задания. А так как она, по всей видимости, хотела избавиться от меня поскорее, сегодня я вернулась домой уже в семь часов вечера.

Я знала, что наши отношения не заладятся с самого начала, и знала, что Ирма ещё придумает, как выжить меня со своей территории, но сегодня мне не хотелось об этом думать. Поэтому я проигнорировала жвачку, приклеенную к моему рабочему лэптопу, хладнокровно оформив и приклеив аналогичную к планшету своей подопечной, пока та выходила в туалет. Что ж, даже если она проткнет мне ногу ножницами, я знаю где достать в ответ спицы поострее.

Уже завернув на свою улицу, я увидела свет полицейских мигалок прежде, чем заметила автомобиль правоохранительных органов у родительского дома. Не нужно иметь семь пядей во лбу, чтобы понять, что именно происходит. Тяжело вздохнув, я заехала в арендованный вместе с домом гараж, как всегда припарковав свою клячу слева от байка Нат.

Этот дом я стала снимать несколько месяцев назад, заехав в него в конце января. Причин моего переезда из Лондона обратно в эту глушь было слишком много, и дешевая арендная плата не являлась основным показателем, хотя и приятно грела душу.

Подобие дома, который мы с Нат арендовывали напополам, стояло на самом краю “заброшенной” улочки, в трехстах метрах от отличной, просторной “семейной” улицы с красивыми двухэтажными особняками и детскими горками за белыми заборчиками. Улица, на которой я родилась, выросла и, с некоторых пор, продолжила своё проживание, считалась не просто отщепенцем города, но и единственной, на которой жил самый настоящий призрак, которого, естественно, никто никогда не встречал. По легенде, Белая Дама была убита здесь в конце девятнадцатого века собственным ревнивцем-мужем, вот только никто не учел того факта, что эта улица возникла в середине двадцатого века. Хотя, может быть ревнивец-муж прикончил Белую Даму прямо посреди поля – кто его знает? И всё же, если верить нашему восьмидесятилетнему мэру, тело неизвестной молодой женщины и вправду было найдено в окрестностях нашей улицы в конце девятнадцатого века, что было задокументировано местной полицией и обнародовано в начале нулевых, после чего нашу улицу накрыла новая волна легенд и загадок.

На самом же деле это была обыкновенная, наполовину заброшенная улица, и ничего на ней интересного не происходило. За исключением моей семьи. Она разбавляла скучную жизнь порой не только этой улицы, но и целого города. До сих пор помню реакцию Нат, когда она узнала о том, что я являюсь членом громко известной на весь город семьи, чей дом красовался через дорогу слева от нас (напротив арендованного нами домика грустила пустая поляна, заросшая сорной травой).

– Одна из этих чокнутых?! Ты ведь не серьезно?! – едва не взвизгнула моя компаньонка, но было уже слишком поздно – дело было сделано, мы уже две недели как жили вместе. И всё же, если бы Нат узнала о моем происхождении сразу, едва ли она согласилась бы делить кров с одной из Грэхэмов, о чем она, спустя месяц после своего открытия, мне честно сама и призналась. – Погоди, но ведь твоя фамилия Палмер, а не Грэхэм! – восклицала первую минуту над моими вскрытыми картами Нат. Бедняга, откуда ей было знать, что я сменила фамилию? Ей следовало уточнить обо мне побольше информации, прежде чем соглашаться делить со мной крышу над головой лишь потому, что я не против алкоголя и сигаретного дыма.

Следующие сутки после моего откровения Нат ходила в явном трансе от того, что связалась с одной из семейства “чокнутых”, однако не прошло и трёх дней, как она с новым огнем в глазах продолжила своё хобби – каждый вечер по моему возвращению из Лондона, огневолосая рассказывала мне свежие новости о моем семействе, от которых у неё порой мурашки по всему телу бегали. И не только у неё одной.

– Что на этот раз? – поинтересовалась я у знакомого полицейского, ожидающего своего напарника в машине у дома моих родителей.

– Действующая миссис Грэхэм в очередной раз сцепилась с еще не вступившей в свои официальные права миссис Грэхэм, – подняв на меня взгляд из-за опущенного окна, поджал губы Тэн.

Тэну Бенсону было двадцать девять лет – я знала это точно, так как он, в своё время, учился на класс младше Энтони и сейчас время от времени обновлял о себе информацию в социальной сети, в которой значился у меня в друзьях. Когда-то этот застенчивый голубоглазый блондин с весьма завидным телосложением был влюблён в меня, но боялся мне в этом признаться, постоянно впадая в краску при каждом моем появлении на его горизонте. При таком цвете лица только круглая дура не поймёт, что именно у парня в голове, но он был слишком уж “хорошим” для меня, и так как я не хотела ранить хорошего человека, я делала вид, будто не замечаю его чувств. Благо он так и не набрался смелости мне признаться в своих душевных муках, а позже и вовсе наши пути разошлись на почве моей учебы в Лондоне.

Тэн, как я уже сказала, был хорошим парнем, а хорошие парни, как известно, долго не пылятся на холостяцких антресолях. Едва ему исполнилось двадцать четыре года как он женился на первой же своей девушке, которая сразу разглядела в парне неограненный алмаз. Так уже в свои двадцать девять лет Тэн Бенсон успел дважды стать отцом – вторая девочка родилась чуть больше года назад.

– А-а-а, Таша, – тяжело выдохнул мистер Иден, неслышно подошедший ко мне сзади. Этот грузный пожилой мужчина шестидесяти лет не имел на голове ни единого седого волоска не смотря на то, что уже успел обзавестись дюжиной внуков. Что поделаешь – в нашем маленьком городке все знали друг о друге порой даже больше, чем о себе. – Пришла поинтересоваться, что вновь произошло? Миссис Грэхэм сцепилась с миссис Элмерз. Подозреваю, что первая разбила губу второй, однако вторая решила умолчать о данном факте, так как отомстила своей обидчице серьезной царапиной на щеке. Вызов вновь оформили Фултоны.

– Снова выписали штраф? – приподняла бровь я, заметив шевеление в кустах за отцовским гаражом.

– Фултоны на вас разбогатеют, честное слово, – тяжело фыркнув, мистер Иден протер лоб белоснежным платком, после чего добавил. – Сочувствую, Таша. Ладно, нам пора ехать. На Цветочной улице подрались подростки, нужно разобраться…

Моё внимание уже было всецело приковано к кустам, поэтому в ответ собеседнику я лишь положительно кивнула головой, после чего аккуратным шагом направилась к цели. Прежде чем полицейская машина развернулась, я успела подкрасться к кустам впритык.

– Бум! – попыталась не слишком громко воскликнуть я, чтобы не перепугать детей больше необходимого, но меня, по-видимому, караулили с самого начала. Пятилетняя Жасмин с криком “А-а-а!” кинулась на меня из кустов словно маленький львёнок, в то время как двухлетняя Мия сидела на траве чуть поодаль и давилась смехом в свои крохотные ладошки.

– Тётя Таша, тётя Таша, отпусти меня! – Жасмин бросалась смехом, словно цветным бисером, пока я, схватив девочку сзади, щекотала её бока.

– Тётя Таша, тисе, у нас тут уклытие! – прошептала малышка Мия, приложив указательный пальчик к своим губкам. Для своих двух лет и девяти месяцев Мия весьма хорошо разговаривала, хотя, по сравнению с Жасмин, и была очень тихим ребенком.

– У вас тут укрытие? – переступив через старый, неподстриженный куст кизила, переспросила я. – От кого вы укрываетесь? – окинув взглядом аккуратно разложенные вокруг разросшегося кустарника пластмассовые игрушки, поинтересовалась я, совершенно наплевав на тот факт, что забыла переодеться в домашнюю одежду.

– Ото всех, – многозначительно ответила Жасмин, приподняв вверх указательный палец.

– Вот как? Ото всех… Но я слишком большая для этого куста, так что предлагаю перенести штаб за дом. Согласны? – подтянув к себе Мию и взяв её на руки, предложила я, после чего встала на ноги и отправилась, как и предлагала, за дом. Жасмин, идущая рядом быстрым шагом, тут же схватила меня за свободную левую руку, чем отвлекла меня от указательного и среднего пальца Мии, которые она, по вредной привычке, вновь засунула себе в рот.

– Мия, не засовывай пальцы в рот, – попросила я и как бы мимолетом добавила. – Где ваша мама?

– Она в гараже спит, – не сбавляя шага, ответила Жасмин, увлекающая меня вперёд за собой.

Уже спустя полминуты я с племянницами сидела на старой, почерневшей от проливных дождей лавочке, прислоненной к той самой стене дома, которая пятнадцать лет назад пострадала от энтузиазма Энтони. Правда черное пятно на стене располагалось слева, намного дальше от нас, так что сейчас оно не привлекало моего внимания.

– Ну, малышки, как у вас дела? – улыбнулась я, усадив спокойную Мию к себе на руки и заглянув в глаза рядом сидящей Жасмин.

– У нас как всегда всё хорошо, а у тебя как? – заулыбалась Жасмин, явно радуясь моему обществу. Желая честно ответить на вопрос племянницы, я вспомнила не лучшее знакомство с Ирмой Риордан, после чего нахмурилась и ушла в себя буквально на несколько секунд, как вдруг Мия выдернула меня из тяжелых мыслей о том, что в недалеком будущем мне определенно придется искать себе новую работу.

– Потему Элизабет и Шилли лугаютя? Они так мешают спать маме, – тяжело выдохнула девочка.

Даже портовые пушки не помешали бы их матери спать, но я не хотела разговаривать со своими племянницами на языке сарказма, поэтому решила не оглашать все свои мысли вслух.

– Почему Ширли и Элизабет ругаются? – задумчиво переспросила я. – Просто они из одного теста, – попыталась улыбнуться я.

– Из одного теста? – округлила глаза Мия.

– Да, это как я с тобой, – убедительно кивнула головой Жасмин.

– Мы с тобой никогда не лугаемся, – нахмурилась Мия.

– Я имела ввиду, что ты моя сестра, значит мы слеплены из одного теста, – с нотками безнадежности вздохнула Жасмин. И вновь я мысленно заметила, что и здесь Жас права лишь фифти-фифти*, так как хотя у них и была общая мать, отцы-то у них были разные, и вновь мне пришлось сдержать свой сарказм (*50 на 50).

Как объяснить детям отношения взрослых? Ведь объяснить подобное бывает даже сложнее, чем понять.

Ширли, жена дяди Генри, буквально выжила своего мужа из дома, который он купил в молодости сразу после их свадьбы. Генри перебрался жить в дом к своему брату, который, по совместительству, являлся его соседом и моим отцом, а Ширли, уже спустя два месяца, заселила на его место своего любовника. Вместо того, чтобы разобраться с первой женой, развестись с ней и разделить имущество, наш добродушный дядя Генри попал в расставленные сети другой женщины – Элизабет Элмерз.

У Генри и Ширли не было детей, зато у Элизабет было две дочери одна другой краше. Роканера, старшая дочь, работающая стриптизершей в Лондоне, дружила с головой куда лучше своей матери и сестры. Не смотря на свою профессию, Роканера была неплохой женщиной – по крайней мере я уважала её за честность. Вторая же дочь Элизабет, Хлоя, была сущим ходячим наказанием своей матери и, что-то мне подсказывало, что она являлась точным отражением её собственной молодости.

Генри буквально запутался в сетях Элизабет, а когда понял это, было уже поздно – Элизабет, вместе со своей младшей дочерью, на данный момент пребывающей на шестом месяце беременности, переехала под крышу, которую ему благодушно и безвозмездно уже несколько лет предоставлял мой отец. Моему отцу, собственно, уже давно было безразлично, что именно происходит в его доме, так как он дни и ночи напролет проводил в своей мастерской. На его месте я бы погнала весь этот табор куда подальше из своего дома, за исключением дяди Генри конечно, но отцу действительно было наплевать. Как ни странно, но и в этом я его тоже понимала.

Став соседками, Ширли и Элизабет начали бессмысленную и беспощадную войну за территорию, которая им даже не принадлежала. Ширли не желала отдавать Элизабет дом Генри, Элизабет же, в свою очередь, жаждала заполучить эти заманчивые квадратные метры. И только Генри оставался в стороне, не обременяя себя войной за территорию, которая, по факту, принадлежала ему.

Все любили Генри за его добрую душу, но его добродушие зачастую перерастало в мягкотелость. Ему давно следовало вышвырнуть Ширли с её приживальцем из своего дома и избавиться от глупостей со стороны Элизабет и её младшей дочери, но он словно не находил в себе сил сказать твёрдое “нет” всем тем вздорным женщинам, которые облепили его, словно злобные осы бесплатный мёд.

В сложившейся ситуации мне хотелось защитить всех своих близких людей, однако я сомневалась в том, что в силах защитить хотя бы себя. Я была правнучкой, внучкой, дочерью, сестрой и даже тётей, но едва ли я справлялась на отлично хотя бы с одной из этих многочисленных ролей. Все эти роли – это одно единое я, раздробленное на острые осколки. Кажется, у меня в душе никогда уже не будет покоя. А всё потому, что осколки прежде были цельной мозаикой, от которой внезапно отделились и потерялись пазлы, без которых картина уже никогда не сможет стать прежней.

Глава 6.

Одной из причин, почему я променяла аренду квартиры в Лондоне на аренду “спичечного коробка” в глухомани под столицей, была моя прабабушка. Амелии Грэхэм без трех месяцев было девяносто три года и, хотя она держалась бодрячком, Элизабет вздумалось поднять в нашей семье тему дома престарелых. Прабабушка не требовала к себе особого внимания или ухода, обладая в свои девяносто два невероятно трезвым умом и отточенной способностью передвигаться по дому со скоростью полуторагодовалого ребенка – то есть достаточно быстро, чтобы самостоятельно организовывать себе завтраки, обеды и ужины. Отец и Генри наотрез отказались сдавать свою бабушку по отцовской линии в дом престарелых, но Элизабет всё ещё грела свои грязные надежды, с жадностью смотря на квадратные метры Амелии.

– Эта нехорошая женщина хочет забрать мою комнату, – смиренно улыбнулась бабушка, сидя в своем кресле-качалке напротив небольшого окна, за которым виднелся березняк. – Этот дом построил мой муж, в нем я родила своего сына, воспитала внуков и увидела правнуков, у которых уже есть свои дети. Элизабет больше не заговаривает с Генри о доме престарелых, но я знаю, что она ждёт моего исчезновения, чтобы отдать мою комнату своей беременной дочке. Она говорила об этом Хлое на кухне, не заметив моего появления. По крайней мере эта алчная женщина боится того, что если меня отдадут в дом престарелых, я начну отдавать свою пенсию тебе… О, мой бедный внук! Когда же Генри уже наконец хватит ума и душевных сил выпроводить этих бездельниц из нашего дома?!

…За последние десять лет наш дом изменился до неузнаваемости – только спальня родителей по прежнему оставалась спальней родителей. Генри переехал в пустующую комнату моих братьев, позже подселил к себе Элизабет, а еще немногим позже Жасмин и Мию переселили из спальни для девочек, в которой прошло всё моё детство с сёстрами, на первый этаж в маленькую комнатушку, которая всю жизнь, сколько себя помню, принадлежала прабабушке. Нашу же детскую, просторную комнату, отдали Хлое и её еще не родившемуся ребёнку, поясняя это тем, что её животу нужно больше пространства, чем моим племянницам. Бабушку же переселили на чердак, перед этим утеплив его и настроив открытый лифт – по-другому сюда подняться либо спуститься было невозможно.

По факту бабушка жила в отдельной части дома, где её никто не мог побеспокоить, и она, в свою очередь, никого не беспокоила. Каждый день она наматывала круги по чердаку, трижды в день спускаясь на кухню, чтобы приготовить себе, а иногда и ближайшим родственникам, чего-нибудь съестного. Элизабет умела готовить только самые простые блюда вроде яичницы или макарон, зато бабушка готовила так, как, пожалуй, никто больше не умеет готовить во всей Британии. Это было не удивительно – её руки кормили не одно поколение нашей семьи. Приготовление еды разбавляло её преклонную старость тремя-четырьмя часами в сутки, еще пару часов занимали Жасмин и Мия, обожающие бабушкины рецепты, сказки, и её “таинственный” чердак, переполненный чудокаватыми вещицами из прошлых веков и всё равно остающийся достаточно просторным для тихой старости. Старалась не забывать заглядывать в гости к бабушке и я, регулярно приходила к ней в гости моя сестра Пени со своей семьей, остальные и так не давали о себе забыть, а некоторые не давали от себя и отдохнуть, хотя всем и хотелось бы того. Едва ли бабушка чувствовала себя одинокой, но я не решалась у нее спросить об этом напрямую, возможно, боясь услышать противоречащий моим желаниям ответ.

– Все мы одиноки, – лежа на диване в пижаме в виде коротких хлопковых шорт и белого топа, Нат выпустила струю сигаретного дыма в потолок, в ответ на мои мысли на счёт Амелии. – Ей ещё повезло, что у неё есть родственники, которые задумываются о подобном.

– Едва ли состояние в родственных связях со мной можно считать везением, – криво ухмыльнулась я, сидя справа от входной двери на деревянном столике, который мы с Нат обычно использовали для прессы. Мы договорились не курить в стенах дома, чтобы мебель не пропахла дымом, но на улице начался дождь, а у Нат сегодня был сложный день, так что выкурить одну сигарету в гостиной сегодня для неё не считалось преступлением. Я тоже хотела курить, но сегодня решила воздержаться. В конце концов в моей жизни бывали дни и похуже, да и я была уверена в том, что сигареты мне ещё понадобятся.

– Ненавижу подростков, – совершенно спокойным тоном произнесла Нат, запустив очередное кольцо дыма в потолок.

Натаниэль – так звучало полное имя моей соседки. Во всем мире данная форма имени официально признана мужской, но история о том, как так получилось, что такую красивую девочку назвали звонким мужским именем и, впоследствии, не переименовали, слишком длинная, а я сегодня не способна на длинные истории.

Нат работала учителем французского языка в местной старшей школе. Пожалуй, она была самым брутальным учителем французского, которого я только встречала на своем пути – до встречи с ней еще никто в моей практике не произносил летящий французский словно мотодор на корриде. Подростки при виде её трепетали – ею восхищались и её боялись, с ней хотели дружить сопливые девчонки и мечтали переспать прыщавые девственники. Она была эталоном современного учителя, грозой среди коллег-старпёров и подражанием для молодых практикантов. Сегодня какой-то очередной влюблённый в неё подросток вложил в её учительский журнал анонимное любовное послание и, честно говоря, ему повезло, что он решил остаться анонимом – иначе бы Нат заставила его съесть его наивную писанину вместе со всеми его грамматическими неточностями. “…Chaque jour je pense à toi, j'aime ton sourire et je rêve de te rencontrer dans le coulloir de l'école…”. По-видимому парнишка хотел донести до Нат то, что он каждый день думает о ней, наслаждается её улыбкой и мечтает о встрече с ней на школьном коридоре.

– Он либо заика, либо страдает хронической, неконтролируемой страстью к удвоенным согласным, – недовольно хмурила лоб Нат. – Я не для того учу этих недоумков, чтобы они даже любовное послание без ошибок написать не могли.

Я хотела сказать, что парень всего лишь описáлся в одном-единственном слове “coulloir”, почему-то совершенно необъяснимо доставив лишнее “l”, однако я вспомнила построение единственного предложения в его записке и пришла к выводу о том, что составить его можно было бы более грамотно, потому и не стала тратить свои силы на защиту таинственного анонима.

– Жаль, что тучи небо заволокли, звёзд из-за них не рассмотреть, – не докурив, Натаниэль потушила в натёртой до блеска хрустальной пепельнице сигарету, явно переживая из-за закончившегося на прошлой неделе освежителя воздуха.

Что происходит?

Мие два года и девять месяцев, ей необходима серьезная операция на правом лёгком. Чем раньше операция будет проведена, тем лучше её крохотный, но ежедневно растущий организм зарубцует шрамы. Самые результативные операции на детских легких, затронутых подобным недугом, проводятся в Берлине. Подобная процедура стоит столько, сколько одному человеку нереально заработать за ближайшие пять лет, при этом работая без выходных двадцать пять часов в сутки. У нас был год, не больше, чтобы накопить необходимую сумму. Позже Мие прогнозируют серьёзные проблемы со здоровьем, которые могут не позволить ей больше вести обычный образ жизни здорового ребенка.

Благотворительный счет был открыт, рекламные акции выброшены в сеть и прессу, но оказалось, что люди, в большинстве случаев, одиноки в своем горе. За месяц с момента открытия счёта на нём накопилось всего лишь 103 $. Мне нужна была сумма, равная 157 000 $. И это только на операцию с последующей полноценной реабилитацией, без учета проживания хотя бы одного взрослого родственника в пределах Берлина в течении всего предоперационного и реабилитационного периода. Без учета стоимости тех лекарств, которые Мия на данный момент принимает, чтобы глушить свою одышку и сжатие под рёбрами, которое стало проявляться чаще одного раза в месяц…

Сто пятьдесят семь тысяч долларов… Эту сумму можно повторять бесконечно. Даже если я продам обе свои почки, мне всё равно не хватит денег. Почки остальных членов моей семьи не в счёт – все забракуют по старости, либо по преждевременной изношенности. Оставалось только узнать, смогу ли я жить без печени, селезёнки и пальцев ног. Ничего ценнее органов и частей тела в моём арсенале давно уже не осталось.

Итак, мой рабочий день на новом месте начинался в два часа дня. Приезжая в “Изумрудный город”, я парковалась рядом с машиной Джины, после чего мы с Кристофером ехали за Ирмой. Я не до конца понимала, зачем за девчонкой необходимо ехать двум взрослым людям, но не хотела оспаривать право Кристофера на вождение автомобиля, чтобы он вдруг ненароком не подумал, будто я покушаюсь на его хлеб.

– Сегодня у вас мини-гольф? – как только мы выехали в Лондон, решил начать непринужденный разговор Кристофер.

– Не у нас, а у нее, – заметила я.

– Ошибаешься. Гольф – одно из немногих её занятий, которые распространяются и на её компаньонку.

– Компаньонку? – ухмыльнулась я. – Мы теперь так будем это называть? Что ж, всё лучше, чем быть няней или надзирательницей. Ты хорошо знаком с её расписанием?

– У меня хорошая механическая память. Я каждый день занимаюсь тем, что развожу Ирму по её интересам – волей-неволей маршруты запоминаются.

– Да ну-у-у… Можешь рулить без навигатора? – задорно ухмыльнулась я.

– Что за погода, – улыбнувшись в ответ, заметил Кристофер. – Как думаешь, будет сегодня дождь?

– Да брось, прогноз погоды обещал беспросветную и безветренную облачность.

– Тогда, скорее всего, занятия по гольфу пройдут на открытой местности… Слушай, не знаю как сегодня, – внезапно выпалил мой собеседник, – но мы должны с тобой как-нибудь пересечься после работы, чтобы выпить по чашке горячего шоколада. В конце-концов мы с тобой единственная компания в этом опустевшем особняке.

– Горячий шоколад? Звучит замечательно. Но ты забываешь о Джине.

– С Джиной я уже пил горячий кофе.

– Вот как? – не смогла удержаться от усмешки я. – Только не говори, что тебе не понравилось с ней, поэтому ты решил попробовать со мной?

– Ты меня раскусила. Правда, я не пробовал угощать Джину горячим шоколадом – только крепкий кофе, чтобы она не приняла мои намерения подружиться за нечто иное. Ты ведь должна понимать, что кофе – это дружба. Заинтересовавшую девушку не приглашают на чашечку кофе. Да и на шоколад, если честно, тоже не приглашают, но когда ты не хочешь пронзать свои намерения острыми ганшпугами* сразу, ты начинаешь пороть чушь (*Спицы).

Я не стала уточнять у Кристофера, что именно он имел ввиду, так как уловила ту тонкую нить флирта, которую он сумел, словно мастер душ высшего класса, протянуть к моему вниманию. Я же так давно не флиртовала, что внезапно возникший, ни к чему не обязывающий, буквально прозрачный флирт стал мне если не интересен, тогда, по крайней мере, приятен. Естественно я не собиралась смотреть на Кристофера как на своего возможного парня и тем более не собиралась давать ему надежду на то, что подобные отношения между нами возможны. Нет, это определенно было невозможно, но в этот момент между нами определенно возникла та прозрачная ниточка, которая, отдавая вибрацией, заставляла нас улыбаться друг другу веселее и чуть-чуть ярче, чем это обычно случалось с другими нашими собеседниками.

– Ты, должно быть, знакома с моими достижениями, относительно твоих предшественниц, – идя на шаг впереди меня, наверняка чтобы не встречаться со мной взглядом, предположила Ирма.

– Получила более чем исчерпывающую информацию, – не доставая рук из карманов брюк, хладнокровно отозвалась я.

– От Кристофера, полагаю, – криво ухмыльнулась девчонка, остановившись напротив первой лунки. – Знаешь, я ведь впервые решила носить клюшки самостоятельно, отчего пришлось ограничиться одной. А всё для того, чтобы поговорить с тобой.

Остановившись, я, не посмотрев на собеседницу, запрокинула голову вверх и взглянула на небо, затянутое беспросветной густой серой пеленой, после чего, спустя несколько секунд, вновь посмотрела на Ирму. Мы встретились взглядами. Кажется, до этого она говорила что-то о том, что хочет поговорить со мной… Что ж, пожалуй, интересно.

– Почему ты в форме для большого тенниса? – приподняла правую бровь я.

– Я перепутала, – слегка стушевавшись, отозвалась девушка, поправив при этом козырек своей теннисной кепки. – Почему-то решила, будто по расписанию на сегодня теннис… Ну, знаешь, у меня бывают сдвиги в графике – не всегда гольф по вторникам и французский по понедельникам.

Молча, едва заметно кивнув головой, я, не нагибаясь, положила мяч для гольфа на разметку. Потратив еще несколько секунд на то, чтобы прицелится, я с одного удара загнала мяч в лунку. Удар получился неожиданно красивым, с отскоком и прямым попаданием в цель.

Я перевела взгляд на Ирму. Её явно заинтересовало увиденное.

В детстве я обожала играть с мамой в мини-гольф, хотя и делала это всего пару-тройку раз в год. Мама научила играть в эту игру всех своих детей, но именно я увлеклась ей больше остальных. По крайней мере больше, чем мои сёстры.

Ирма явно восприняла моё прямое попадание в лунку если не как вызов, тогда как намёк на соревнование, потому уже спустя несколько секунд тщательно выбирала угол для своего удара. Цель была лёгкой, так что я даже не сомневалась в том, что у неё получится попасть в лунку с первого раза, как и не сомневалась в том, что возможная осечка заставит её изменить тон общения со мной не в лучшую сторону.

Ирма, как я и предполагала, с первого раза закинула мяч в лунку, отчего на её лице проявилась мимолётная улыбка – признак её угасающего детства, от которого она так скоро спешила избавиться. Как, наверное, и все мы.

Повернувшись ко мне лицом, она больше не улыбалась, явно стараясь настроить со мной ритм серьезного, “взрослого” разговора.

– Послушай, ты боец, да? – попыталась заглянуть мне в глаза девчонка, пока мы шли к очередной лунке.

– Чего ты хочешь? – отстранённо поинтересовалась я, остановившись напротив следующей лунки, положив мяч и уже начав целиться.

– Научи меня, – внезапно выдала Ирма, отчего моя клюшка зависла в воздухе. Медленно опустив её, я посмотрела прямым взглядом на собеседницу.

– Научить чему? – едва уловимо приподняла брови я, при этом не теряя ни капли своего хладнокровия.

– Ну вот этой вот твоей крутой манере, – пояснила девушка, но я продолжала пронизывать её непроницаемо-холодным взглядом, отчего она решила разъяснить мне свою просьбу более доходчивым языком. – Послушай, я на тебя вчера весь вечер злилась. Даже хотела дождаться, когда ты забудешь свой телефон где-нибудь на столе, чтобы поджечь его чехол, честное слово!

– Верю, – убедительно отозвалась я, после чего врезала клюшкой по мячу, и уже думала, что промахнулась, как вдруг мяч отскочил от флажка и влетел прямиком в лунку.

– До сих пор все те курицы, которых нанимал… Нанимал мой отец… Они были тупыми, словно пробки! Ну вот как можно приставлять ко мне тупую пробку и надеяться на то, что я от неё научусь чему-нибудь гениальному?! – негодовала девушка.

– Ты не должна ни от кого ничему учиться – ты должна просто посещать занятия по саморазвитию, – спокойно заметила я.

– Но ведь именно она, то есть ты, и являешься моей основной компанией, за исключением круга моего школьного общения. Он говорит, что я должна общаться с теми, кто ниже нас по классовому статусу, чтобы не забывать о существовании другого мира, и одновременно хочет вырастить из меня высокообразованного эрудита. Но как я буду говорить: “Ami au prêter, ennemi au rendre*”, – когда курица, делающая вид, будто присматривает за мной, заявляет, что она бы переспала с деловым партнером моего отца? (*В долг давать – дружбу терять). И это еще не самое худшее! Предпоследняя особа, занимающая твоё нынешнее место, вообще ничего не делала, при этом регулярно жаловалась моему отцу на то, что я её уматываю, подкрепляя свои заключения, пока он того не видел, крепкой нецензурной лексикой всякий раз, когда спотыкалась о порог моей спальни. Она во всём пыталась угодить мне, буквально в рот мне заглядывала в ожидании чаевых. Моего отца это изрядно смешит, честное слово!.. Я о том, как ведут себя эти дуры из среднего класса. Однажды услышав, как “колоритно” твоя предшественница бранится в телефон, пытаясь объяснить своему сыну где именно находятся его чертежи, он так долго смеялся, что вышел в сад, чтобы не задохнуться. Перед тобой были десятки женских лиц – брюнетки, блондинки, рыжие, окрашенные в лиловый, тридцати-сорока-пятидесяти и даже шестидесятилетние особы без личного мнения и взглядов на жизнь. Им платили и они прыгали вокруг меня, словно забавные обезьянки из зоопарка.

– И тут тебя впервые попытались заткнуть, отчего ты и пришла в восторг? – решила прервать необузданную тираду разгорячившегося подростка я. – Ты что, мазохистка? Ненавидишь, когда к тебе относятся с душой и хлопаешь в ладоши, когда ставят на место?

– Ничего подобного, – сдвинула брови Ирма, явно недовольная поставленным мной ей диагнозом. – Ты не дала мне договорить… Я злилась на тебя весь вчерашний вечер, но потом я увидела жвачку на своем планшете, которую ты виртуозно вкрутила в его корпус, и поняла – ты мне поможешь.

– Я так до сих пор и не поняла, в чем именно ты просишь меня тебе помочь. Твой удар, – ткнула клюшкой в сторону лунки я, но Ирма была так возбуждена, что не могла сосредоточится на игре.

– Понимаешь, у меня есть проблема по имени Хизер Додсон. Представь себе длинноногую блондинку с нарощенными волосами, ресницами, ногтями и, в недалеком будущем, парой нарощенных сисек и губ. Я не шучу – она уже выбрала, в каком именно медицинском центре будет вживлять в свою задницу импланты, когда ей исполнится восемнадцать. Представляешь, я даже с университетом определиться не могу, а она уже с хирургом определилась, стерва.

– Тебе-то что до неё? – хмыкнула я, решив не дожидаться, пока моя собеседница захочет вернуться в игру, и вновь установила шарик у своих ног.

– Мне до неё нет никакого дела, это она залезла своей задницей на мою территорию! Я со средней школы занималась актёрским мастерством с лучшими педагогами Британии…

– Поздравляю.

– Спасибо. Так вот. Год назад я вступила в школьный драмкружок. Видишь ли, я поняла, что не хочу становиться дешёвой актриской, поэтому свернула свои занятия с переоценёнными педагогами, твёрдо решив свести театральное мастерство до состояния хобби. В прошлом сезоне наш драмкружок взял на себя смелость поставить “Ромео и Джульетту”, где я исполнила главную женскую роль. Успех был колоссальный! В школе не осталось ни единого, даже самого замурыженного ботаника, и ни одного родителя этого самого замурыженного ботаника, который не знал бы звезду спектакля – Ирму Риордан! И вот, в этом сезоне вновь ставится Шекспир, на сей раз “Отелло”. Роли розданы, текст на руках… В таких случаях говорится – ставки сделаны, ставок больше нет! Но нет! Здесь оказывается, что Хизер Додсон, расчитывающая на роль Дездемоны бездарность, оказалась недовольна тем, что ей впарили роль служанки, не предложив даже роли Бьянки, которую она, естественно, тоже не хотела на себя примерять. В общем, её папочка оплатил директору школы, что весьма прозрачно, поездку на Мальдивы или что-то в этом роде, после чего было объявлено, что вскоре будет назначена дата “пересмотра ролей”. Пересмотра ролей, представляешь?! Секси-секретарша директора школы так и сообщила по радио! Уже позже в туалете я узнала о том, что это дело рук Хизер – она делилась своей маленькой гнусной тайной со своей свитой никчёмных подстилок. Я не могу отдать ей эту роль, понимаешь? Она её не заслужила! Из-за этой тупой дуры никто из актёров не может учить свой текст, в то время как спектакль уже висит на носу! Наш театральный руководитель в шоке от такого поворота, а я уже заранее знаю, что буду бороться за роль с той, кто два слова связать не сможет, пока не сделает селфи в зеркале туалета.

Пока Ирма тарабанила свою речь в мои перепонки, я раз десять сыграла в лунку, умудрившись дважды промазать. Тяжело вздохнув, я посмотрела на девушку и уже без холода в голосе повторила свой вопрос:

– Чего ты от меня хочешь?

– Подожжём покрышки её идеального малинового кабриолета?

– Нет.

– Жаль. Тогда научи меня, как втоптать её блондинистую головку в грязь. Ты самая молодая и холодная из всех своих предшественниц, давай же, помоги мне восстановить справедливость в этом мире.

В очередной раз осмотрев Ирму с головы до пят, я поняла, что она ещё никогда не сталкивалась с настоящей несправедливостью. Что ж, в любом случае её настрой был мне на руку. Пока эта девчонка будет заглядывать мне в рот в поисках ответов на дурацкие вопросы “вселенской важности” исключительно её вселенной, я смогу тихо-мирно копить на операцию для Мии. Нет, я не собираюсь “делать вид, будто помогаю”, я просто собираюсь подзаработать на том, что для моей подопечной необходимо больше всего. По неизвестной мне причине, Ирма внезапно увидела во мне объект для своего подражания, из чего я сделала вывод, что она явно нуждается в чём-то другом, более важном. Я говорю о тормозах.

Глава 7.

Посторонние люди, не имеющие никакого представления о моей семье, считают, что моя сестра Пени глухонемая. С момента, когда родители заподозрили неладное в чрезмерной тишине своего второго ребёнка, появившегося на свет спустя два года и семь месяцев после Энтони, её немоту никто не может объяснить. Доктора списали отсутствие речи на тугоухость, выявленную в младенчестве и считающуюся врожденной. Третья степень потери слуха – это неспособность слышать большинство звуков. С таким диагнозом Пени могла и должна была рано или поздно заговорить, ведь она не была абсолютно глухой, а степень её глухоты даже не достигала четвёртого уровня, но она продолжала упорно молчать. Пени не исполнилось и пяти лет, когда доктора впервые решили списать её немоту на несуществующую психологическую травму.

В любом случае, за свои двадцать восемь лет жизни Пени в итоге не произнесла ни единого слова. Зато каким смехом она обладает! Он всегда казался мне волшебным.

В детстве мне часто было жаль, что Пени не может разговаривать, но я так сильно хотела общаться с этой невероятно милой девочкой, что уже в три года на зубок выучила дактилологию – азбуку пальцев, специальный знаковый язык, при помощи которого родители общались с моей старшей сестрой. Да, Пени не была глухой и, если я говорила ей прямо на ухо или очень громко кричала ей что-то со своего горшка, она могла расслышать мои слова, но отвечала она исключительно на пальцах. Тогда я впервые в своей жизни сдалась и уже в двухлетнем возрасте начала обучаться разговаривать на языке сестры.

И всё же Пени понимала речь, так почему же она так и не заговорила? Загадка, которую не смогли разгадать ни британские медики, ни французские и даже немецкие.

…Не смотря на свой недуг Пени росла весьма жизнерадостным ребенком. Я до сих пор твёрдо убеждена в том, что в моей старшей сестре, солнечной, неподдельной детской радости больше, чем может уместиться в десятке взрослых людей. Отчасти её теплота не расплескалась благодаря её вовремя возникшим отношениям с Рупертом МакГратом, но это произошло гораздо позже…

Моё первое детское воспоминание о Пени связано с тощей старой таксой. Мне было полтора года, когда пятилетняя Пени притащила домой какое-то страшно грязное, костлявое существо с огромными плачущими глазками и тремя лапами. По-видимому такса долгое время бродяжничала и совсем недавно потеряла правую переднюю лапу, из которой всё ещё струилась алая жидкость. Когда я увидела, как Пени аккуратно кладет неведомое мне существо под лавку в прихожей, у меня изо рта выпала пустышка – настолько сильно я раззявила рот.

Отец сделал для таксы протез в виде колеса, и она прожила в нашей семье ещё два года, прежде чем скончалась от старости. До сих пор помню, как Пени выбирала самую красивую коробку из-под бабушкиной обуви, чтобы похоронить в ней эту таксу. Кто хоронит собак в коробках? Да ещё и перламутрового цвета…

Пени минимум один раз в год притаскивала в наш дом какое-нибудь существо, которое нуждалось в крыше над головой. Подозреваю, что эта её привычка давала о себе знать ещё до моего рождения, и старая такса не являлась её первенцем. В разные периоды у нас жила пятёрка разномастных собак, три кота, выброшенная соседями карликовая черепаха, искалеченная морская свинка, спасенный от ворон хомяк, сбежавший из зоомагазина, цыпленок выросший в полноценную курицу и даже прибившийся к отцовской мастерской ёж-альбинос. Как ни странно, родители не запрещали Пени тащить весь этот зоопарк в дом. Сейчас же я понимаю, что это было связано с их особой любовью к своему второму ребенку. Пени ещё в детстве своей неподдельной добротой завоевала звания любимой дочери, лучшей сестры и подруги, со временем пополнив общий список должностями идеальной жены и нежной матери. Единственное звание, которое она добродушно уступила мне – это звание лучшей тёти, и-то относительное. Жасмин и Мия считали меня “лучшей тётей” лишь потому, что я больше остальных своих братьев и сестёр провозилась с ними в их детстве. Что ж, хоть для кого-то в какой-то момент я смогла показаться лучшей, хотя и подозреваю, что это всего лишь очередное детское заблуждение моих племянниц. Подобных заблуждений было достаточно и в моём детстве…

Однажды жарким летом, когда мне было не больше пяти лет, родители отпустили нас играть на задний двор. Они всегда так делали, когда хотели запереться в своей спальне на пару часов – просто выпроваживали нас на улицу, прося старших детей присмотреть за младшими. Но так как наш задний двор не был отделен от двора дяди Генри, мы носились и по нашему, и по соседскому двору одновременно.

Снова оказавшись под присмотром старших детей, на сей раз я не доставляла никому из них проблем – накануне я неудачно упала с велосипеда и теперь моя правая нога до колена и всё правое запястье были перемотаны эластичным бинтом, и всё ещё доставляли мне дискомфорт. Чтобы лишний раз не чувствовать неприятную, тягучую боль, я сидела на старом самодельном шезлонге под окном дома дяди Генри и наблюдала за тем, как остальные дети носятся по газону, играя в догонялки.

Прошло примерно полчаса, когда Энтони решил без разрешения взрослых наполнить водой большой надувной бассейн, стоящий на заднем дворе дяди Генри. Всё закончилось тем, что все дети пришли домой мокрые с головы до пят, а Джереми ещё и с разбитым носом – поскользнулся, когда вылезал из бассейна. Сухими остались только я и Пени, и-то благодаря тому, что первая боялась лишний раз шевелить пострадавшей рукой, а вторая не умела плавать. Возможно родители и вовсе не разозлились бы на детское своеволие, если бы не хлещущая из носа Джереми кровь. Энтони, как инициатор свершившегося хаоса, был на волоске от наказания посредством домашнего ареста, когда Пени взяла вину на себя, на пальцах сообщив отцу, что это она предложила детям оккупировать бассейн. Отец мгновенно смягчился, так как любил Пени больше, чем других своих детей вместе взятых (возможно я преувеличиваю, однако любовь отца к Пени действительно была и остается безграничной), но что-то мне подсказывает, что он ни на секунду не поверил в то, что зачинщиком опасного беспорядка могла быть его любимая тихоня-дочь. Тогда я поняла, что доброта Пени способна не только спасать жизни бездомных животных или задницы окружающих её детей, но и смягчать сердца взрослых.

Над немотой сестры в нашей семье никто и никогда не смел явно, и тем более тайно подшучивать. Данный пункт никогда не обсуждался, так как в этом попросту не было необходимости: наша всеобщая любовь к Пени затмевала даже допущение мысли о том, что над ней можно смеяться и, тем более, смеяться над её проблемами со слухом и речью.

Все дети в нашей семье имели прекрасный музыкальный слух и каждый ребенок, за исключением, естественно, Пени, играл хотя бы на одном музыкальном инструменте. Энтони до десяти лет занимался игрой на трубе, но так как ему музыка давалась тяжелее, чем остальным детям, он забросил это дело в пользу баскетбола, но и его к шестнадцати годам оставил. После Энтони в нашей семье по старшинству шла Пени, и так как она не могла заниматься музыкой, она всерьез увлеклась рисованием – талант, который в полной мере передала ей наша мать. Джереми же, в отличие от Энтони, добился успехов и в занятиях с саксофоном, и в баскетболе. Хьюи начал с игры на фортепиано и, впоследствии, с головой ушел в синтезатор, в то время как Миша и я серьёзно занялись скрипкой. Каждый ребёнок в семье умел обращаться со старым фортепиано, стоявшем в углу гостиной, и, в итоге, хотя я и занималась клавишами лишь в рамках любительства, под руководством матери я смогла достичь определенного мастерства, в то время как Хьюи к тринадцати годам стал неплохо управляться с моим смычком.

Именно наши музыкальные способности однажды стали серьёзным поводом для столь редких конфликтов в нашей сплочённой семье.

Миша в одиночку готовилась к конкурсу по игре на скрипке, снова и снова прогоняя по струнам одну и ту же мелодию, снова и снова фальшивя на одном и том же отрезке, что её в тот момент безумно злило. Хотя в музыкальной академии мы с Мишей и считались эталоном для подражания по классу скрипки не только среди ровесников, но и среди детей старших возрастов, и взрослые возлагали на нас весьма большие надежды в мире музыки, у меня всегда получалось обойти Мишу хотя бы на полшага, благодаря чему я в тот момент уже разучила необходимую мелодию и, сидя за столом в столовой, меланхолично смотрела в окно, ожидая, пока сестра наконец осилит нужную ноту.

Миша начинала нешуточно злиться, что отразилось в последней её попытке сыграть ровно, как вдруг сидящий на полу в гостиной Энтони произнёс что-то вроде того, что даже глухонемая Пени сыграла бы эту мелодию лучше нее. Эти слова услышали не только Миша, я и Джереми, играющий в углу гостиной с котом, но и вошедшие в этот момент в комнату родители. Пени же, мирно сидящая на диване и, как всегда, с головой ушедшая в поглощение “взрослой” литературы (кажется, ей тогда было двенадцать и она читала “451 градус по Фаренгейту”), естественно ничего не расслышала и даже глазом не повела в сторону брата. Впоследствии она говорила отцу, что слова Энтони не несли в себе негатива и не оскорбили бы её, даже если бы Энтони нарочно желал её уязвить, однако это был тот редкий случай, когда отец был неумолим даже перед своей любимицей. Он всегда слишком остро воспринимал замечания посторонних людей по поводу немоты Пени и особенно больно реагировал на слово “глухонемая”, на которое Пени вообще не обращала никакого внимания. Отец готов был рвать на себе рубашку, доказывая всем, что Пени не глухая, а немая, и что это не означает отсталая, и, кажется, все знакомые нашей семьи уже давно засекли у себя на носу, что эту папину дочку лучше не обижать даже намёком.

Слова же Энтони отец всерьез расценил как оскорбление Пени. В итоге он не разговаривал со своим старшим сыном ровно неделю. Все дети сочувственно смотрели на поникшего брата и умоляюще на грозно молчащего в его сторону отца, но отец был непоколебим в своём тяжеловесном выговоре. Это страшное “немое” наказание продлилось бы еще неизвестное количество дней, а, зная целеустремленность и усидчивость отца, может даже и недель, если бы Джереми, играя в баскетбол на соседней улице, не сломал себе руку. Пока Джереми накладывали на руку гипс, отец и Энтони вновь нашли общий язык, а уже на следующий день на порог нашего дома явилась нервная дама, заявив, что Энтони разбил её сыну губу сразу после того, как тот случайно толкнул Джереми, что и послужило причиной его перелома. Отец тогда так и не смог решить, наказывать ли Энтони за распускание рук или хвалить его за защиту брата.

В шестнадцать лет Пени твёрдо знала, какую именно профессию она хочет освоить. Когда она озвучила, насколько это возможно сделать жестами пальцев, своё желание оставить школу и не продолжать необходимое для поступления в университет обучение, отец не только ни слова не сказал против её желания, но даже поддержал её мечты освоить профессию визажиста, которой она бредила уже несколько лет, пересматривая все возможные каналы на ютюбе и практикуясь на сёстрах, подругах и одноклассницах. Восемнадцатилетнего Энтони разочаровала подобная реакция родителей, совсем недавно оспоривших его желание отказаться от поступления в университет в пользу волонтёрской работы в заповеднике Кении, оплату которой, по его понятиям, они должны были взять на себя с не меньшим энтузиазмом, чем оплату его образования. В итоге Энтони так и не получил образование юриста, но это было позже, а пока он с горем пополам учился на первом курсе юридического факультета, в то время как Пени постепенно становилась профессиональным визажистом. Она с детства мечтала стать тем самым визажистом, который раскрасит сестёр и невест братьев на их свадьбах. Что ж, её мечта исполнилась только наполовину – она действительно стала первоклассным визажистом, однако никто из нас, за исключением её самой, до сих пор так и не вышел замуж, и не женился.

Во время своего обучения в Лондоне Пени познакомилась с неким Рупертом МакГратом. Сначала она упомянула о нём один раз, потом ещё раз и ещё раз, а потом вдруг этот огромный мужчина возник на пороге нашего дома. Говоря “огромный мужчина” я не преувеличиваю. Высокий (выше Пени на две головы) и раскаченный едва ли не до умопомрачения, отчего не знаешь с какой стороны его обойти, чтобы не ушибиться об его бицепс… “Самый настоящий бык”, – раздраженно ворчал отец, скрестив руки на своей груди в ожидании, пока закипит чайник. Его любимая доченька, не ожидавшая прихода своего нового знакомого, так называемого “быка”, только что надела своё любимое платье и ушла гулять с этим… Бородатым незнакомцем!.. Отец, всю жизнь лелеющий свою “жемчужинку”, явно не был готов передать свою сияющую нежным блеском драгоценность в копыта какого-то “быка”… В тот момент он даже не подозревал, что впоследствии именно этот парень станет лучшей партией для его дочери и идеальным зятем для него самого. Тогда же было только начало мая, Руперту, тянувшему минимум на двадцать семь лет от роду, шёл двадцать третий год, а до восемнадцатилетия Пени оставалось ещё целых пять месяцев.

Было забавно наблюдать за тем, как отец хмурится и громко ставит чашку на блюдце при виде Руперта, и как “бык” напрягается при каждом лишнем звуке со стороны отца его возлюбленной, и словно пытается вжать все свои прокаченные мышцы поглубже в себя, будто извиняясь за то, что занимает слишком много пространства в нашем домике, оборудованном не иначе как для гномов. Но что действительно заставляло всех улыбаться до ушей, кроме, естественно, напряжённого отца и отсутствующего Энтони, в тот момент уже второй год учащегося и живущего в Лондоне, так это то, как этот громадный мужик буквально “на пальчиках” разговаривает с Пени. Он, как и я в своё время, так сильно жаждал общения с моей сестрой, что ради неё всего за несколько недель вызубрил язык жестов, но всё ещё владел им слишком уж неуверенно. Этот амбал вообще был “мистер неуверенность в себе”, когда на его горизонте появлялась Пени или хотя бы звучало её имя. Пени же, выглядящая на фоне Руперта хрупкой веточкой, долгое время считала, будто Руперт действительно просто очень хороший человек и просто хочет с ней подружиться, пока не выяснилось, что этот гигант преследует корыстные цели, о которых отец настойчиво сигнализировал нашей матери, беспечно улыбающейся новому знакомому своей дочери, и которых он так СИЛЬНО опасался.

В общем, примерно где-то в первой половине июня Руперт всё-таки решился поцеловать Пени и поцеловал её прямо в губы. Об этом узнала только я, так как всегда находилась в статусе родственной души, которой Пени доверяла больше остальных. Рассказывая мне об этом головокружительном происшествии, пунцовая от стеснения Пени едва не пищала от испытанного ею восторга.

То, какими стеснительными в самом начале своих отношений эти двое становились при виде друг друга и какими счастливыми они стали впоследствии, заставляет меня улыбаться всякий раз, когда я думаю об их отношениях, и даже верить в то, что, возможно, настоящая любовь и вправду может существовать.

Они впервые переспали почти спустя три месяца после того, как Пени исполнилось восемнадцать. Это произошло сразу после Рождества, на день рождения Руперта, за которым вскоре следовал Новый год. Зная Руперта, едва ли этот “уверенный в себе бык” решился бы сделать “это” со своим предметом обожания раньше её совершеннолетия, и зная Пени, едва ли она рассказала бы о подобном кому-либо, даже мне, но к тому времени абсолютно всё в нашей семье изменилось и, предполагаю, она пыталась меня поддержать хоть какими-то положительными эмоциями, разделив со мной своё тайное счастье…

Пени едва исполнился двадцать один год, когда Руперт МакГрат надел на её безымянный палец кольцо, превратив отцовскую мисс Грэхэм в свою миссис МакГрат. Счастью в нашей семье не было предела, тем более мы к тому времени в нем слишком остро нуждались, но со стороны семейства МакГрат всё было не так гладко.

Союз Руперта и Пени нельзя назвать ничем иначе, как только судьбой. Руперт МакГрат был родом из нашего города, но так как он был намного старше нас (Энтони, самый старший ребенок в нашей семье, был на четыре года младше Руперта, а остальные дети, в арифметической прогрессии, ещё младше), наши пути с этим “взрослым парнем” прежде не пересекались. Если честно, наши семьи вообще не знали о существовании друг друга, пока Руперт не познакомился с Пени в Лондоне и позже не выяснилось, что они являются земляками.

К моменту же, когда Руперт решил познакомить Пени со своими родителями, те уже успели нарыть информацию о семье, из которой происходила его возлюбленная. Неудивительно, что они остались недовольны тем, что узнали о нас, так как к тому времени о нашей семье уже весь город гремел – мы были на языках даже у маленьких детей. Плюс ко всему родители Руперта присмотрели своему единственному сыну “отличную партию” в лице четвёртой дочери какого-то столичного дипломата, от которой сейчас они сами пребывают в шоке – в итоге, к своим тридцати годам, девушка из высшего общества превратилась едва ли не в алкоголичку, при этом успев четырежды развестись и при этом умудриться не завести ни единого ребёнка. Мать Руперта до сих пор хлопает в ладоши и возводит взгляд к небесам, когда благодарит высшие силы за то, что её сына миновала сия чаша. Но прежде она умоляла те же силы, чтобы Руперт бросил “ущербную”, “неполноценную”, немую девчонку из неблагополучной семьи. Родители Руперта даже не побрезговали его страшить тем, что от “неполноценно развитой” девушки могут родиться аналогичные дети, что, в итоге, закончилось для них хотя и непродолжительным, но серьёзным разрывом с сыном – Руперт прервал своё общение с родителями на год, но Пени, сразу после обручения с возлюбленным, уговорила его на примирение с родителями.

У мистера и миссис МакГрат было ровно десять месяцев перед назначенной датой свадьбы, чтобы свыкнуться с мыслью о том, что их сын женится на той, кого выбрало его сердце, либо они с лёгкостью могли потерять его навсегда – других вариантов Руперт им попросту не предоставил. За это время мистер МакГрат и наш отец без проблем смогли найти общий язык посредством совместной рыбалки, однако миссис МакГрат, не смотря на все свои действительно искренние старания, за прошедшие десять месяцев так и не смогла принять Пени.

Отношение свёкра и, в отдельности, свекрови к Пени кардинально изменилось только после того, как она впервые забеременела. Миссис МакГрат словно оттаивала, наблюдая за тем, как у моей сестры растёт живот. Говорят, что когда миссис МакГрат узнала о том, что у неё будет первый внук, она взвизгнула и едва ли удержалась, чтобы не подпрыгнуть к потолку. Первая беременность Пени определённо улучшила её отношения с родителями Руперта – их буквально магнитило к её животу.

К моменту этой беременности Руперт, не без помощи своих достаточно обеспеченных родителей (отец – судья, мать – журналист) достроил дом на улице, примыкающей к той, на которой выросла его жена, и они с Пени перебрались из съёмной квартиры Лондона обратно на свою малую родину, уже в личные апартаменты. Пени не хотела уезжать далеко от отца, и Руперт только поэтому решился строиться в этом городе, до этого желая перебраться в окрестности Бирмингема, запавшие ему в душу ещё в детстве. Данный факт заставил миссис МакГрат, уже не надеющуюся отговорить сына уезжать так далеко, сделать ещё один шаг в сторону своей невестки. Впоследствии, Руперт, в компании обоих отцов, завершил строительство своего дома уже спустя восемь месяцев кропотливого труда.

И хотя Пени всего лишь переехала на соседнюю от нас улицу, казалось, будто она перекочевала в совершенно иной мир: уютный двухэтажный домик с просторными комнатами, верандой и балконом, красивым палисадником, белым заборчиком и прудом с золотыми рыбками на заднем дворе. Я любила зависать здесь после занятий в старшей школе. Казалось, будто Руперт создал для моей сестры отдельный, идеальный мир, только чтобы видеть, как она улыбается ему одному. И у него были причины желать подобного.

Не смотря на свою немоту, Пени была словно магнит для мужских взглядов. Все дети в нашей семье были красивыми, но особенно красивыми были девочки. У Пени ещё в школе было много поклонников, на которых она не обращала никакого внимания, занимаясь вышивкой, рисованием или просто читая лучшие из книг всех времён. В то время как Энтони в свои восемнадцать лет перецеловал не один десяток девчонок, а четырнадцатилетний Джереми косо смотрел на каждую девчачью юбку, шестнадцатилетняя Пени, в отличие от своих ровесниц, словно даже и не думала о том, чтобы завести с кем-нибудь отношения. Родители даже начинали немного переживать о её половой зрелости, как вдруг на пороге нашего дома нарисовался Руперт и у неё всё сложилось с ним с первого раза, словно его одного она и ждала. Вот только Пени не рассказывала родителям о том, что Руперту буквально стопками приходилось отстранять от неё назойливых ухажеров, что зачастую разжигало в нём нешуточную ревность. Доходило до того, что вместо запланированного похода в кино или бар, где на его девушку неизбежно заглядывались другие парни, он выпрашивал у Пени выходные, безобидно проведённые с ним в постели.

На самом деле поводов для ревности у Руперта была масса: какой-то парень начал подкатывать к Пени в метро, пока он отвлёкся на покупку проездных билетов, ещё один попросил номер её телефона пока Руперт расплачивался с официантом и ещё один напрямую предложил ей свидание в момент, когда Руперт отошёл к тележке с мороженым. И это всё в течении одной недели, после которой Руперт месяц не отходил от Пени, буквально прижимая её к себе в общественных местах. Подобные инциденты не прекращались и после их помолвки, и после свадьбы, в общем, до тех пор, пока Пени не переехала из большого города обратно в глушь, после чего Руперт словно вздохнул с облегчением, спрятав свою драгоценность подальше от чужих глаз. Пени только потому и согласилась выйти так рано замуж, чтобы Руперт прекратил дергаться по поводу того, что она может уйти к другому мужчине. Он не мог просто принять тот факт, что она не может жить без него. Да, многих парней впоследствии отталкивала её немота (многих, но не всех), но основным фактором её зацикленности на Руперте была невероятная, безмерная, я бы даже сказала настоящая любовь. Их брак был основан именно на ней. И всё же что-то мне подсказывает, что Руперт до сих пор боится потерять мою сестру. Столь сильный страх в его сердце зародился после того случая, когда они едва не порвали спустя год своих невероятно чувственных отношений.

Толчком к до сих пор единственной их сильной размолвке стала именно ревность. Друг Руперта, теперь уже бывший, начал делать весьма многозначительные комплименты в сторону Пени, на которые она отвечала лишь улыбкой, а уже спустя неделю после их знакомства этот парень наизусть выучил одну-единственную фразу жестами, от которой у Руперта буквально пар из ушей пошёл. Это произошло в пятничный вечер в одном из столичных баров: Руперт пересекся с парой-тройкой своих друзей, некоторые из них пришли со своими девушками. Среди друзей было и несколько одиноких парней, в состав которых входил и неравнодушно смотревший на Пени блондин. Когда все уже достаточно залились пивом, этот парень, не стесняясь Руперта, обратился к недавно пришедшей Пени и языком жестов произнес: “У тебя настолько красивые глаза, что я хотел бы утопать в них вечность”. Руперт мгновенно вытащил парня за шкирки из бара, однако Пени успела разнять их прежде, чем они наделали бы глупостей. В итоге Руперт около получаса отчитывал Пени за то, что она когда-то улыбалась этому идиоту, на что Пени не выдержала и сбежала из их съёмной квартиры к подруге, которую недавно, как визажист, оформляла невестой. Не прошло и суток, как гнев Руперта сменился страхом. Прожив же неделю без Пени под мышкой, он едва ли не обезумел от ужаса, лишь на восьмой день разыскав её на квартире общей знакомой. Они были на грани, от которой оба едва не сошли с ума. Больше эти двое никогда не отпускали друг друга. В буквальном смысле никогда. Руперт даже присутствовал на родах своих детей.

Рэйчел родилась абсолютно здоровым ребёнком уже спустя два дня после шумно отмеченного нами двадцатитрехлетия Пени. Хотя все и молчали об этом, всё же мы все опасались того, что немота Пени может передаться и её ребенку тоже, но, хвала небесам, ничего подобного не произошло.

Руперт, прежде носившийся с беременной женой, словно с лебединым пёрышком, стал точь-в-точь так же носиться и с Рэйчел, с ещё более помешанной улыбкой заглядывая в глаза моей сестры. Со временем стало понятно, что верхнюю часть своего личика Рэйчел скопировала у матери, а вот нижнюю часть своего фейса она явно отсканировала с отца. Правда заметить невооруженным взглядом схожесть четырехлетней Рэйчел с её отцом сейчас практически невозможно, так как Руперт отрастил себе идеально подстриженную густую чёрную бороду, а вот сходство полуторагодовалого Барни с ним настолько режет глаза, что они могут даже заслезиться.

Когда обожающая свою единственную и неповторимую внучку миссис МакГрат узнала о том, что Пени беременна ещё одним её внуком, мистеру МакГрату пришлось искать нюхательную соль, чтобы привести жену в чувства. В своё время миссис МакГрат так и не решилась завести второго ребёнка, из-за полученной после трудных родов психологической неуверенности, отчего пришла в величайший восторг от решительности своей невестки.

После рождения Барни мистер и миссис МакГрат стали души не чаять в Пени, с ужасом вспоминая ту девицу, которую изначально прочили Руперту в невесты. Кажется, миссис МакГрат даже слишком сильно полюбила Пени, что наталкивает меня на мысль о том, что счастливая бабушка двух внуков возможно надеется на то, что её невестка через пару-тройку лет вновь захочет подарить их семейству ещё одного младенца. Кто знает… Я же считаю, что счастье стоит того, чтобы на него надеяться.

Глава 8.

Переписка Ирмы Риордан с Ташей Палмер:

07:45 (И.Р):

– Ты ведь можешь притвориться моей лучшей подругой перед моими врагами?

07:47 (Т.П):

– Вне рамок моего рабочего времени прошу меня не беспокоить.

P.S: Мой рабочий день начинается в 14:00.

P.S.S: Ты слишком молода, чтобы иметь врагов. Успокойся. И научись приветствию в начале диалога.

07:48 (И.Р):

– П-р-и-в-е-т! Теперь, когда мы поздоровались, можно побеседовать с более сговорчивой частью тебя? Мне просто позарез необходимо, чтобы ты притворилась моей подругой! Понимаешь? Ты не можешь меня кинуть!

08:00 (Т.П):

– Во-первых, могу. А во-вторых – я хочу поспать еще минимум полчаса, так что ты зря растрачиваешь своё и моё время.

08:05 (И.Р):

– Ладно, поняла свою ошибку. Исправляюсь.

Во-первых: пожалуйста, мне это действительно необходимо.

Во-вторых: суть вопроса заключается в том, что силиконовая

кукла Хизер Додсон собирается на шоппинг в компании Кейси Абрахам, начинающей британской моделью, от которой тащатся все те парни в нашей школе, для которых её имя не пустой звук (остальные просто ещё не видели её фото в бикини). Короче сегодня ночью в общем чате нашей школы я ляпнула, что у меня в подругах состоит не просто моделька местного разлива, а уже успешная Нью-Йоркская супермодель, зарекомендовавшая себя в сотрудничестве с Дианой фон Фюрстенберг. В общем, теперь каждая из нас, чтобы не упасть в грязь лицом, должна показать свою “подругу” всем неверующим. Да-да-да, я знаю, что с моей стороны было глупо ляпнуть подобное, но я не смогла удержаться… В общем, подруг-моделей у меня нет, а одалживать у МОЕГО ОТЦА я не хочу. Ты же очень даже смахиваешь на приличную модель, зарабатывающую пару десятков тысяч долларов своей улыбкой с ямочками на щеках.

Ну же! Я всего-то прошу тебя мне помочь. Мы ведь договорились во время игры в гольф, что ты мне поможешь.

08:07 (Т.П):

– О том, что я помогу тебе конкретно в этом цирке мы не договаривались.

Короче, после подобного бреда я окончательно проснулась… Окей, я тебе помогу, но взамен ты мне не будешь переходить дорогу. Понятно?

08:08 (И.Р):

– Более чем. Предлагаешь договор, да? Окей, договорились. Можно еще вопрос?

08:10 (Т.П):

– Нет. Не влезай в моё личное время со своими бредовыми идеями. И забудь мой номер до тех пор, пока он тебе действительно не понадобится.

08:11 (И.Р):

– Например для чего?

08:12 (Т.П):

– Например для того, чтобы навсегда удалить его из своих контактов. Отцепись.

– То есть, вы сотрудничаете, – сидя напротив меня за столом на кухне для обслуги, заинтересованно вздёрнул брови Кристофер.

– Думаю, это лучше, чем прибивать друг друга к стенке, – наблюдая за тем, как Джина готовит горячий шоколад для Ирмы, пожала плечами я, не вытаскивая рук из карманов брюк.

– Во сколько ты сегодня освободишься?

– Не знаю, – вновь повела плечами я. – Как только проверю её домашнее по алгебре.

– Ты реально сечёшь в алгебре?

– Нет, но я в курсе существования онлайн-решебников. Подозреваю, что и Ирма тоже. Просто сверяю ответы.

– Ясно, – поджал губы Крис, пока я неотрывно наблюдала за тем, как Джина разливает шоколад. – Просто я подумал, что мы могли бы выпить сегодня где-нибудь в Лондоне по чашке чая. Только чаепитие не должно занять больше часа – у меня ещё дела. Ты как?

– Оу-у-у… Свидание, – хитро заулыбалась Джина, протягивая мне горячий шоколад Ирмы.

– Брось, – ухмыльнулся Кристофер, тут же словив мой взгляд. – Я был знаком с её братом Джереми по баскетбольной команде, ну и с Ташей по совместительству познакомился, но с тех пор много воды утекло и мы не пересекались целую вечность. Просто дружеские посиделки, так? – вновь встретившись со мной взглядом, уточнил Кристофер, но что-то в его “так” отбрасывало в моё направление луч сомнения.

– Так, – попыталась улыбнуться я, после чего развернулась и вышла из кухни с чашкой горячего шоколада в руках, не заметив, как при упоминании имени Джереми внутри меня вдруг будто что-то сжалось.

Я не должна была подавать Ирме напитки, так как не была прислугой в буквальном смысле, однако я хотела поскорее завершить свой рабочий день, а для этого мне нельзя было мешать девчонке списывать с онлайн-решебника, поэтому я и спустилась вниз за шоколадом.

К моменту, когда я вошла в спальню Ирмы, она успела решить десять уравнений и три геометрические задачи. Просто кладезь математических знаний, а не сложно контролируемый подросток, как мне её нарисовали ещё до нашего знакомства. Мысленно криво ухмыльнувшись самой себе, я сверила ответы и перевела взгляд на девчонку, сидящую на краю своей кровати в позе лотоса с явно выраженным на лице мученическим ожиданием. Наконец словив мой взгляд, Ирма выпрямила спину и слегка подалась вперёд, удерживая своими руками кончики пальцев на ногах.

– Завтра четверг, а это значит, что и девяти вечера не успеет стукнуть, как Хизер выложит свои паршивые фотографии с шопинга в компании Кейси Абрахам.

– Хочешь, чтобы я оставила им отзыв? – захлопнув тетрадь по алгебре, приподняла правую бровь я.

– Пожалуйста, перестань иронизировать. К тому времени мне срочно нужно выложить на своей страничке фото со своей знакомой моделью.

– То есть ты всерьёз думаешь, будто тот факт, что я работаю на твоего отца, со временем не всплывет наружу?

– Брось! Со временем ты уволишься, на твоё место придёт другая жертва кризиса и никто ничего даже не заподозрит.

Ирма либо слишком сильно привыкла к смене лиц, либо всё ещё лелеяла не беспочвенную надежду на моё увольнение в самом ближайшем будущем.

– Мне всего-то нужно сделать пару выгодных селфи с твоим участием, – не отставала она. – Можешь назвать свои размеры?

– Не думаю, что я рискую не влезть в объектив, – скептически отозвалась я, уже выходя из комнаты подростка и предвкушая ужин в каком-нибудь сносном Лондонском кафе за счет Кристофера.

– Сбрось мне сообщением! – выкрикнула мне в спину Ирма, явно довольная своим ещё не свершившемся обманом соперницы. – Только не забудь!

Я не забыла. Как можно забыть о том, что тебе ежечасно напоминают посредством смс-сообщений?

– Пальто из прорезиненной ткани, – сидя на кресле, задумчиво хмыкнула я, занеся простой карандаш над кроссвордом. Нат нашла на чердаке стопку газет и журналов родом из 1995-го года, благодаря чему последний месяц мы практиковались в разгадывании кроссвордов и судоку. – Макинтош, – самой себе под нос пробубнила правильный ответ я, начав заполнять свободные квадратики.

– Значит, ты решила замутить с Кристофером? – сделав глоток пива из горла стеклянной бутылки, поинтересовалась рыжеволосая, сидя в своей любимой позе с запрокинутыми ногами на подлокотник нашего небольшого диванчика. Этот диван можно было выдвинуть, и тогда перед нами возникло бы два спальных места, но в сложенном виде на нём невозможно было вытянуться в длину, отчего Нат взяла за привычку откидываться на мятую подушку и выкидывать свои ноги за пределы дивана. В коротких хлопковых шортах её широкие бёдра могли показаться мечтой порноактрис, и стройные ноги казались более длинными, нежели были на самом деле. Со своим ростом в метр семьдесят семь я была выше Нат на целую голову, но это едва ли было заметно вне нашей гостиной, так как за её пределами рыжеволосая всегда вставала на каблуки разных форм и размеров, отчего её бёдра при ходьбе непроизвольно вырисовывали такую блестящую походку, о какой не может мечтать даже заправская модель.

– У нас всего лишь лёгкий флирт, – отозвалась я, боковым зрением наблюдая за знакомым сюжетом комедии “Няньки”* (*Кинокомедия 1994 года автора сценария и режиссёра Джона Парагона). Прежде этот фильм мне нравился, но сейчас что-то в нём меня раздражало. Наверное, он наводил меня на тяжёлые мысли о моем текущем положении.

– Лёгкий флирт? – переспросила огневолосая. – Это такой, после которого следует мимолётный поцелуй, или тот, после которого разочарованно смотришь в спину парня?

– Скорее всего мне просто приятно с ним флиртовать, но не более того.

– Это всё из-за того, что у тебя давно не было отношений.

– Существо с туловищем коня, с головой и грудью человека, – по привычке пробубнила очередной кроссвордный вопрос я.

– Кентавр, – мгновенно отозвалась Нат, резко отстранив бутылку пива от губ. – Ладно, по поводу отношений я переборщила. Может они тебе сейчас и даром не сдались. Но как насчёт секса? Сколько прошло с того момента, как ты порвала с Картером? Полгода или даже больше… У тебя не было секса больше полугода – от такого даже с кентавром начнёшь флиртовать.

– Брось. Кристофер вполне симпатичный парень. Просто он не в моём вкусе.

– Не в твоем вкусе, говоришь? Что ж, о вкусах не спорят, но я ведь с тобой не об отношениях говорю… Может быть тебе необходим секс без обязательств?

– Только не с Кристофером… Вихревое, бурное движение атмосферы, сопровождающееся обильными осадками и сильной облачностью… Циклон…

– Почему нет?

– Никаких романов на работе – это моё кредо.

– Тогда, может быть покажешь мне этого Кристофера? Если он такой милый, каким ты его мне описала, тогда я с ним закручу.

– У тебя есть Байрон, забыла?

– У меня с Байроном несерьёзно. Так, шутки…

Я исподлобья посмотрела на Нат из своего кресла, чтобы незаметно оценить выражение её лица в момент, когда она говорит о том, что у неё с Байроном “не серьёзно”.

Байрон О’Кконелл занимал должность директора старшей школы уже два года и год как был непосредственным начальником Нат. Они были самыми молодыми из преподавательского состава – ему тридцать один, ей двадцать шесть – так что не удивительно, что не прошло и двух месяцев их сотрудничества, как они запали друг на друга, а после вечеринки в честь Дня святого Валентина, устроенной в школьном спортзале, переспали в его кабинете прямо на его столе. Это произошло в неурочное время, но что-то мне подсказывает, что Байрон рисковый парень, раз с такой завидной регулярностью рискует своей должностью лишь ради того, чтобы лишний раз придавить Нат к своему столу. Рыжеволосая определенно не осознаёт, что попала в сети опытного паука. Он уже начинает из неё все соки выжимать, не даёт ей прохода… На прошлой неделе уговорил её впервые заняться любовью вне его кабинета. Так Нат провела все выходные в одном из номеров “Hilton London Tower Bridge”, после чего вернулась в нашу каморку выжатой, словно лимон. Я готова была поставить сто баксов на то, что Байрон её до добра не доведёт (я имею ввиду венец, под который он её, вероятнее всего, в итоге и затащит), вот только моя подруга явно не осознавала опасности своего положения.

Вот почему глядя на всё это я не хотела даже предполагать, что между мной и Кристофером могут возникнуть хоть какие-нибудь интимные отношения. Служебные романы – самые безрассудные из всех возможных, а я сейчас не могла себе позволить ничего из того, что могло бы даже косвенно подразумевать собой безрассудство.

– Премьер-министр Великобритании в 1940-1945 и 1951-1955 годах, – продолжила бубнить себе под нос я. – Черчиль. Но тогда не подходит бурбон… Нет, бурбон не из тех напитков, которые могут мне не подходить. Уж лучше пусть Черчиль не подходит, – тяжело выдохнула я, после чего отбросила газету с карандашом на стол и, скрестив руки на груди, сосредоточенным взглядом уставилась в телевизор. Возможно Нат права и мне необходимо наладить если не личную жизнь, тогда хотя бы сексуальную. Но я определенно не хотела заводить отношения, более того, я ещё никогда в жизни не спала с мужчиной не состоя с ним в отношениях. От этой мысли я вдруг впервые в жизни почувствовала себя старой. Мне всего лишь или уже целых двадцать три года – может быть я уже слишком стара для секса без обязательств, раз мысль о подобном меня отталкивает? И всё же, я отчего-то зацепилась за неё, словно за сдувающийся спасательный круг, пока, спустя полчаса, не отвлеклась на приготовление чая. В итоге эта дикая идея утонула в моём подсознании так же внезапно, как тридцатью минутами ранее и всплыла в нём на поверхность.

Глава 9.

“Мустанг” оказался не просто конным клубом, а конным клубом для тех, кто зарабатывает в месяц не меньше двадцати тысяч долларов. Во всяком случае в моем представлении именно такая зарплата должна была быть у тех, кто приходит в этот клуб, чтобы удовольствия ради покружить по загону на чистокровном английском скаковом жеребце, от стоимости которого волосы на затылке могут за секунду встать дыбом. Ирма же, по-видимому за всю свою жизнь успевшая привыкнуть получать от отца только всё самое лучшее, смотрела на черного, словно восточная ночь, десятилетнего жеребца по кличке Дакар так, словно он всего лишь ручное пони. У меня же при виде него кровь в жилах стыла.

– Нравится? – ухмыльнулась Ирма, заметив мой немой восторг и секундное оцепенение. – Фризская лошадь – порода лошадей, выведенная в Фрисландии, провинции на севере Нидерландов, – констатировала она. – Отличается от остальных своими фризами – это длинные ворсинки от пута до венечка.

– Только не говори, что ты будешь на нем кататься, – протянув руку к носу жеребца, словно завороженная произнесла я.

– Я?! Нет! Оседлать этого гиганта может только другой гигант.

– Твой отец настолько большой? – не выходя из транса, поглаживала красавца по его роскошной морде я.

– Большой?! Не-е-ет, – задорно усмехнулась Ирма. – Он не просто большой – он очень высокий и крупный мужчина. Дакар как раз ему по размеру. Я бы даже сказала, что они слеплены из одного теста. Хочешь узнать, за сколько он купил этого жеребца?

– Вот чего знать не хочу, того не хочу, – повела бровью я.

– Ладно, пусть эта тайна умрёт вместе со мной, – поджала губы Ирма, после чего поспешно пробубнила себе под нос. – Как и то, сколько мы отдаем за содержание наших лошадей.

Ирме принадлежала чистокровная арабская трехлетка рыжего окраса. Мистер Риордан подарил кобылу Ирме месяц назад и за это время девчонке удалось неплохо поладить с Дарианой – так она назвала эту заморскую красавицу. Ирма стала первой наездницей Дарианы и сейчас пыталась почаще с ней заниматься, чтобы приучить кобылу к седлу, но одновременно не травмировать её излишним напором.

– Вот, – протянула мне подозрительную сумку Ирма, но я не спешила её взять в свои руки, опасаясь спрятанной в ней бомбы, потому она решила пояснить. – Переоденься в форму для езды верхом как я. Нам необходимы убедительные фотографии, которые мы должны успеть выложить в сеть прежде, чем Хизер запостит свои.

Спустя десять минут я вышла во двор из домика для переодевания в черных бриджах, рединготе* и сапогах под цвет бридж, решив не надевать белоснежные перчатки и шлем обитый бархатом, пока этого не потребует кадр (*Сюртук прилегающего силуэта).

– Воу! Ты и вправду красотка, – довольно ухмыльнулась Ирма, упершись руками в бока. – Просто выгравированная из хрусталя и мрамора модель. Если честно, я никогда не жаловалась на свою внешность, но ни на секунду бы не засомневалась, если бы мне предложили обменять свою на твою.

О том, что я была действительно красивой, я знала не понаслышке – я трезво оценивала своё отражение в зеркале, да и слышала об этом минимум по три раза в месяц. Не то, чтобы это меня напрягало, но ещё в подростковом возрасте я поняла, что с этой ношей мне будет не просто жить. Думаете, природная красота – это роскошь? Бред. Обретите эту роскошь и ею захочет воспользоваться каждый встречный, а кто не захочет воспользоваться, возжелает её заполучить или разрушить. Представьте, что у вас едва ли не ежедневно хотят отобрать вас же. Располовинить вас, чтобы присвоить осязаемую часть себе, а невидимую выбросить на свалку. А теперь представьте, что вы вынуждены жить с этой “роскошью” всю свою жизнь. Ну, или хотя бы до глубокой старости, пока осязаемая часть вас не превратится в никому ненужную труху. Зато с вашей душой всё будет в порядке – она как никому не была нужна, так и останется никому ненужной. Роскошно, правда? Роскошь – это лишь внешнее великолепие. Копните глубже и ничего под этим словом не найдёте.

– Слушай, а я ведь тебя вне твоих брюк и рубашки не видела, – продолжала свою тираду Ирма. – Я имею ввиду не то, чтобы без одежды – меня интересуют исключительно парни. Просто, может быть, ты начнёшь носить что-нибудь более раскрепощённое, нежели свою дурацкую униформу родом из офиса?

– Ты хотела совместное фото со мной? Валяй, – тяжело выдохнула я. – Доставай свой айфон.

– Айфон – это прошлый век, – постаронившись, ухмыльнулась Ирма. – Я заказала профессионального фотографа. Мне нужны только лучшие кадры. Ну и несколько селфи, конечно же… Что?! Не смотри на меня так… Больше трех твоих фотографий я не выложу в сеть. Постить больше пяти однотипных фото вообще дурной тон.

Мы посторонились, чтобы пропустить лошадей, как вдруг я поняла, что из стойла вывели не только кобылу Ирмы, но и Дакара, черная грива которого при дневном свете, казалось, стала ещё более смоляной.

– Ты ведь прежде сидела в седле? – прищурившись, посмотрела на меня девчонка.

– Что?.. Нет…

– Нет?! Ты британка и ты никогда не сидела на лошади?!

Я была британкой только наполовину, но не хотела затрагивать тему своей родословной в разговоре с взбудораженным подростком. Да, я действительно никогда не сидела на лошади, если не учитывать того пони, который сбросил меня в холодную лужу из талого снега, когда мне было лет пять от роду.

– Когда мне было тринадцать лет, я хотела записаться в конный клуб, но как-то не сложилось, – поджав губы, призналась я, вспомнив неприятные воспоминания о том, как много у меня не сложилось начиная с мрачной середины моего тринадцатилетия и до сих пор.

– Да ла-а-адно! – проревела мне в ухо Ирма.

– Вы никогда не катались верхом? Не верю! – буквально вцепился в меня взглядом проходивший в этот момент мимо симпатичный парень лет двадцати семи. Судя по его внешности, в его жилах текла испанская кровь: черноволосый, смуглый, черноглазый. Он был выше меня на полголовы, обладал неплохим телосложением и неплохим набором прокачанных мышц – насколько я могла судить по скрывающей большую часть его тела чёрной футболке – и носил красиво уложенную стрижку “принстон”. Больше всего в его лице привлекали глубокие ямочки на щеках, прячущиеся под недельной щетиной. Пожалуй, я могла бы назвать его красивым. Во всяком случае, именно от такого типа мужчин большинство женщин укладываются штабелями.

– Не волнуйтесь, я вас подстрахую, – врезался в мои глаза пронзительным взглядом незнакомец, произнеся свои слова каким-то странным тоном, от которого я, должно быть, должна была обомлеть или хотя бы поплыть. Наверное я была слишком чёрствой, но мои коленки не задрожали от этого приторного тона и сердце у меня не возжелало выпрыгнуть из груди. И всё же я ему улыбнулась. Возможно, этот симпатичный мужчина вызвал бы во мне больший интерес, если бы секундой ранее Ирма не заявила, что я должна оседлать Дакара.

Пятью минутами позже какая-то женщина, представившаяся профессиональным фотографом, отфотографировала нас с Ирмой на фоне лошадей (Ирма держала за узду свою кобылу, вручив мне в руки узду от Дакара, рядом с которым всё внутри меня переворачивалось), после чего мы ещё сделали пару удачных селфи и разошлись по сторонам – Ирма вскочила на свою лошадь, меня же перехватил “черноглазый ловелас”, судя по всему исполняющий роль инструктора, которого ранее Ирма вызвала специально для меня.

– Дункан Наварро, – улыбнулся белоснежной улыбкой парень, протянув мне свою мускулистую руку. Наварро, значит. Всё-таки испанец.

– Таша Палмер, – невозмутимо произнесла я, но как только почувствовала разницу температур наших пожатых рук, поняла, что либо мой новый знакомый жжётся, либо температура моего тела приблизилась к температуре тающего льда.

– Переживаете? – ухмыльнулся парень, притянув к себе за узду Дакара.

– Нет, – не колебаясь решилась на откровенную ложь я.

– Зря. Я бы переживал, если бы мне пришлось взбираться на этого гиганта. Он целиком и полностью принадлежит своему хозяину. Кроме Риордана на нём никто никогда не восседал. Едва ли Дакар с лёгкостью позволит кому-то другому сесть на свою спину… – встретившись с моими распахнутыми настежь глазами, Дункан остановился. Кажется, после его слов я побледнела минимум на два оттенка и, кажется, он осознал, что наговорил лишнего. – Не переживай, ведь я буду контролировать его, а не ты. Ты просто залезешь на коня, а я буду его водить по периметру загона. Окей? – более аккуратно проговорил он, словно пытаясь своим успокоительным тоном убаюкать во мне страх. Я же так давно не испытывала столь реальной, осязаемой боязни, что, пожалуй, это неожиданно всплывшее на поверхность моего естества чувство вскружило мне голову. Иначе как объяснить тот факт, что, в итоге, я, вместо того, чтобы попятиться назад, сделала шаг вперед?

…Всё закончилось так же быстро, как и началось. Дункан подсадил меня на коня, но не успела я ухватиться за узду, как Дакар встал на дыбы, что и послужило моему успешному полету через него.

Упав спиной на траву, я почувствовала, как из моих легких буквально выбился клок воздуха, после чего я сразу же ощутила резкую боль в правой лодыжке.

Отвлекшись на меня, Дункан выпустил из своих рук узду, и конь мгновенно отскочил от места своего преступления, пока я, лежа на спине, пыталась понять, все ли мои косточки цéлы.

– Ты как?!.. В порядке?!.. – затараторил мгновенно подскачивший ко мне мужчина. Не сводя взгляда с голубого неба, всё ещё боясь пошевелиться, чтобы ненароком не почувствовать боль где-нибудь ещё кроме лодыжки, я приглушенно выдавила:

– Ты вообще инструктор или как?..

– Прости… Мой косяк… У тебя что-нибудь болит? Давай, я помогу тебе встать…

Он аккуратно посадил меня на пятую точку, после чего я поняла, что забыла надеть шлем, отчего теперь шишка на моём затылке была обеспечена. Уж лучше бы я перчатки забыла напялить!..

Уже спустя десять минут я сидела на входе в одну из конюшен прикладывая лёд к затылку и дожидаясь, пока Дункан найдёт необходимую мазь для моей пострадавшей лодыжки. Мне повезло – никакого перелома или растяжения, просто незначительный ушиб, который, впрочем, всё-таки заставит меня некоторое время прихрамывать на правую ногу.

– Вот, нашёл! – провозгласил Наварро, вернувшийся откуда-то с огромным белым тюбиком в руках. – Но предупреждаю – вонять будет несусветно. Советую заранее заткнуть нос.

То ли от услышанного, то ли от того, что у меня затекла рука держать лёд на затылке, я тяжело выдохнула. Дункан же опустился на колено напротив моей вытянутой лодыжки. Перед этим он установил у меня отсутствие растяжения, благодаря чему у меня уже был снят носок.

Я не успела понять, что именно он намеревается сделать, как вдруг его горячие пальцы аккуратно коснулись моей холодной ноги. Я замерла, наблюдая за тем, как он аккуратно растирает мазь от моих пальцев до пятки и обратно. Наверное, обычно девушки в подобных ситуациях плавятся от смущения, но я не почувствовала ничего подобного. Абсолютно невозмутимым взглядом я начала рассматривать сидящего передо мной мужчину, словно пытаясь составить для себя более точный его портрет. Он был мускулистым, но до качка он немного не дотягивал, обладал определенной харизмой, но одновременно не мог сразить наповал одним только взглядом… А ещё он слишком сильно старался втереть в мою ногу мазь, и я не могла не заметить, что в какой-то момент он просто начал поглаживать мою ступню кончиками своих горячих пальцев, словно пытаясь меня заставить томно выдохнуть. Сказать, что мне было неприятно, значит соврать, но и долго делать вид, будто я не замечаю его нежностей, я не смогла.

– Кхм… Пожалуй… Пожалуй уже достаточно, – не смогла ничего более убедительного выдать я, стараясь при этом не слишком резко выдёргивать свою ногу из горячих рук испанца.

– Ты смелая, – вдруг ухмыльнулся Дункан, чем, почему-то, ввёл меня в замешательство.

– Прости, что?

– Ты первая, кто не побоялся хотя бы попробовать оседлать Дакара. До тебя Ирма приводила сюда женщин разных возрастов, но ни одна из них так и не приблизилась к этому красавцу ближе чем на десять метров. Ты её новая компаньонка, да?

– Погоди… Ирма знала, что Дакар сбросит меня, – ухмыльнулась я, наконец поняв, что стоило мне только на мгновение расслабиться, как девчонка сразу же подставила меня.

– Я ведь говорил, что на коне никто кроме мистера Риордана никогда не сидел, – пожал плечами Наварро.

– Это сделала ты! – подходя к машине, в которой нас ожидал Кристофер, воскликнула Ирма. Я, скрестив руки на груди, ожидала её снаружи конного клуба, решив остудить пыл девчонки прежде, чем он сожжёт кожаную обивку мерседеса её родителей.

– Ты о чём? – холодно поинтересовалась я, не дрогнув ни единым мускулом на лице.

Естественно я знала, о чём говорит Ирма, краснея прямо у меня на глазах. Девчонка не по годам пристрастилась к J’adore Dior* (*Бренд парфюмерной воды). Именно её привязанность к духам позволила мне сегодня сполна отплатить ей за урок верховой езды. Было не сложно – Ирма оставила свою сумку со сменной одеждой открытой, а сверху на её блузке лежали духи. Естественно флакон откупорился без моей помощи и естественно без моей помощи он разлился по всей сумке. Просто девочке нужно быть аккуратнее с подобными вещами.

– Ты хоть знаешь, сколько стоят эти духи?! Или блузка, которая ими пропахла…

– Полагаю, она стала еще дороже, обретя столь знаменитый аромат.

– Ты выплатишь мне компенсацию!

– Нет, потому что это сделала не я.

– Что?.. Ты… Ты ведь только что сама сказала!

– Во-первых – я ничего не говорила, во-вторых – в раздевалке нет видеонаблюдения, и в-третьих – спасибо тебе за форму, в комплект к которой входили перчатки, так что отпечатков моих пальцев ты тоже не найдёшь.

– Это из-за того, что я подсунула тебе коня, который не принимает никого кроме своего хозяина?

– Ты хотела, чтобы я тебя научила общаться с соперниками или, как ты ещё их называешь, врагами? Так вот тебе мой первый урок – никогда не ожидай от них снисходительности.

Ирма замерла и, спустя буквально пару секунд, совершенно неожиданно просияла:

– Это круто! Нет, серьёзно, мне это нравится!

Мысленно я напряглась. Девочка явно была склонна получать удовольствие от военных действий на своей территории и явно воспринимала каждый свой проигрыш всего лишь как очередную попытку начать всё заново.

– Мы на самом деле договаривались и ты на самом деле меня круто сделала. Один-один, – самодовольно заключила девушка. – Видишь, я признала твою победу.

– При этом не забыв утвердить свою, – заметила я.

– Я просто хочу играть честно. Я тебя сделала, ты меня сделала, счёт: один-один. Но ты ведь не можешь отрицать, что тоже получила кайф?

В ответ я лишь вопросительно вздёрнула брови. Неужели она и вправду считает, будто я, подобно ей, могу получать наслаждение от холодной войны?

– Да брось! – широко ухмыльнулась Ирма. – Я говорю о Дункане. Правда красавчик? Я видела, как он едва ли не лобызал твою лодыжку. Радуйся.

– Ты о чём?

– Говорят, что когда-то он подрабатывал стриптизёром. Врут, конечно, чтобы приукрасить его образ, но так хочется в это верить…

– Прекрати нести чушь и садись в машину, – почему-то рассердилась я, направившись к машине слегка прихрамывающим шагом.

Дункану было не так уж и далеко до комплектации стриптизёра, и всё же он не дотягивал. Хотя… Кроме Роканеры, старшей дочери новой зазнобы дяди Генри, я больше стрипизёров не знала, так что не могла побиться об заклад на то, что в этом бизнесе не изменились мужские стандарты. Вдруг теперь в моде не крупные качки, а просто слегка подкаченные парни с брутальной внешностью? Хотя Ирма ведь сказала, что это было в прошлом, а не сейчас… Да наплевать. Я больше не собиралась всовывать свою подбитую лодыжку в сильные руки этого инструктора. Даже если слова Ирмы о нём ложь. Просто я не люблю мужчин, которые дают обещание сохранить твою целостность и в итоге тупо не могут удержать твою лошадь. Результат – ушибленная лодыжка. Разве после подобного можно доверять этому мужчине более ценные свои органы? Так и с разбитым сердцем остаться можно.

Глава 10.

Фотографии. Десять штук. Пять тысяч лайков. В инстаграме. Вот я улыбаюсь в обнимку с Ирмой, небрежно держа в левой руке шлем, вот я совершенно спокойно тискаю коня-гиганта, а вот я уже лечу с него спиной вниз. Моё испуганное лицо на последнем кадре спасают только мои взвившиеся к небесам локоны. Интересно, Ирма доплатила фотографу за этот кадр? В общем… Пять тысяч лайков.

– Тебе не понравились фотографии? – вздернула брови Ирма, непринуждённо вращая вокруг своей оси станок с бесформенным куском глины. Пятница – день лепки.

– Что ты, очень понравились.

– Правда? – окинула меня резким, удивлённым взглядом девушка, явно ожидавшая от меня негодования. Почти по локоть измазавшись в глину, я пыталась вылепить из бесформенного куска нечто хотя бы отдалённо напоминающее чашу, но у меня явно ничего не получалось.

– Правда, – не смотря на свою собеседницу, кивнула головой я. – Я даже пролайкала каждую.

– Ты, что?!.. Лайкнула?!.. Когда?!

– Около часа назад. Сразу после того, как увидела эти замечательные снимки.

– Нет! Мои одноклассники увидят твой лайк и найдут твой профиль… Они поймут, что ты никакая не Нью-Йоркская модель!

– Правда? – наигранным тоном выдавила я.

– Ты специально…

– Постить больше пяти однотипных фото – дурной тон, – процитировала свою же собеседницу я.

– О, нет! Убери свои лайки, сейчас же!

– Не видишь, я занята. У меня руки в глине.

Пока я смеялась, Ирма грязными пальцами машинально водила по экрану своего дорогостоящего айфона. Кажется, ещё никто не нуждался в моих фотографиях так остро, как и не удалял их со столь молниеносной скоростью как эта девчонка.

– По-моему, никто не заметил… – с облегчением выдохнула Ирма.

– Мне на тебя подписаться? – решила добить подростка я.

– Не вздумай этого делать, – сквозь зубы процедила девушка, нервно вытирая испачкавшийся в глине айфон о свой белоснежный фартук.

– Считай это очередным бесплатным уроком. Никогда и никому не позволяй собой пользоваться.

– Ты просто невыносима, – громко возмутилась Ирма, после чего хлопнула себя по коленям и встала из-за станка. На сей раз она не радовалась моей очередной победе над её ухищрениями. Что ж, можно в равной мере считать это прогрессом в её воспитании, как и толчком к очередной её подростковой выходке.

– Что произошло на сей раз? – поинтересовалась я, приблизившись к Нат. Рыжеволосая стояла на крыльце нашего домишки и, небрежно держа сигарету у рта, наблюдала за тем, как Ширли и Элизабет изредка бросают друг в друга садовые принадлежности, всё же предпочитая брать противника силой голосовых связок.

– Ширли утверждает, что Элизабет стащила её ведро для полива её отвратительной клумбы, в то время как Элизабет не признаёт данного факта, хотя и не считает, будто не может взять что-то из двора, который принадлежит Генри. Фултоны уже выходили на улицу, чтобы насладиться представлением и немного в нём поучаствовать, так что не думаю, что патрульная машина заставит себя ждать, – не успела Нат договорить эту фразу, как я спиной почувствовала приближение красно-синих мигалок. – О, а вот и они, – обернувшись, сделала очередную затяжку подруга. – Ну что, будешь ужинать? Я приготовила сегодня бюджетные блинчики из кабачков. Как тебе?

– Звучит неплохо, – прикусив нижнюю губу, отозвалась я, уже наблюдая за тем, как шериф Иден и его напарник Тэн Бенсон вылезают из патрульной машины, чтобы в очередной раз составить акт о нарушении спокойствия на двух вздорных женщин. Если бы не Ширли с Элизабет, жизнь копов в нашем городке не была бы такой весёлой.

– Так ты как, заходишь? – поинтересовалась Нат, уже переступив порог нашего дома.

– Пожалуй я поужинаю позже.

– Что ж, как знаешь, – пожала плечами девушка и легким движением руки захлопнула передо мной дверь.

Полицейские разговаривали с Ширли и Элизабет возле своего автомобиля, кивая головами в сторону дома Фултонов. Думаю, ни для кого не было секретом, что Фултоны ненавидят нашу семью всеми фибрами своих душ, хотя, если хорошенько присмотреться к этой пожилой чете, тогда можно заметить, что они в принципе не склонны к благоприятным отношениям с социумом. А так как для этой парочки мы были самыми ближайшими его представителями, на нас они и отрывалась по полной программе. Наверняка их номер телефона в полицейском участке автоматически определяется как “Фултоны против Грэхэм – миссия невыполнима”.

Участвовать в этом абсурде – себя не уважать.

Сжав кулаки, я направилась в сторону отцовской мастерской – это был маленький домик, расположившийся справа от родительского дома и спрятавшийся в старых кустах роз чуть поодаль от гаража.

Колючий кустарник роз разросся по всему периметру вокруг мастерской, буквально обнимая её со всех сторон. Розы были очень раскидистыми и настолько старыми, что в сезон цветения в сумме на кусте едва ли можно было насчитать с десяток бутонов. За ними давно никто не ухаживал, но отец отказывался их выкорчёвывать. Разве можно выкорчевать память?..

Пройдя по заросшей травой тропинке, я аккуратно открыла скрипучую дверь мастерской и тихо переступила через порог. Едва уловимый запах канифоли, необработанного дерева и развешанных на стенах конских волос мгновенно врезался в мой нос. Ещё здесь пахло лаком, чуть меньше клеем, но больше всего здесь всё-таки пахло именно деревом. Все эти запахи смешивались в один причудливый аромат, пропитавший многие мои воспоминания о детстве.

Мой отец не всегда был мастером скрипок, хотя и мастерил их со своего десятилетнего возраста. Однажды он изготовил скрипку невероятной красоты, её резьба и окрас могли по праву считаться произведением искусства, но её звучание не было чистым. В итоге её выкупили по цене пяти инструментов, но отец до сих пор считает эту скрипку худшей из своих работ. Всё потому, что она никогда не сможет исполнить предназначения, ради которого создавалась.

Иногда я чувствовала себя этой скрипкой. Слишком красивой, чтобы исполнить хоть что-то по-настоящему качественное или важное своим надломленным нутром. Словно за внешние данные мне пришлось расплатиться тем, что не увидеть смертному человеческому глазу.

– Привет, пап, – отодвинув деревянный стакан с простыми карандашами от края стола, поздоровалась я.

– Таша?.. Что-то произошло? Ты редко заходишь просто так.

– Прости, – я сдвинула брови. – Ты ведь знаешь, что я не Пени.

– И всё равно я к Пени прихожу чаще, чем она ко мне, – его голос звучал приглушенно. Впрочем, как и у всех, кто переступал порог его мастерской.

– Она приходила бы чаще, если бы у нас в доме не была столь неблагоприятная обстановка для её детей.

– Но ведь Жасмин и Мия как-то живут в этой обстановке.

– Сколько раз я тебе говорила, что нужно проветривать помещение, – нахмурившись из-за неприятной темы, произнесла я, после чего распахнула форточку над его рабочим столом.

– Вновь пришла просить у меня прогнать Элизабет с Хлоей из нашего дома? Это решать твоему дяде Генри – это ведь его выбор с ними жить.

– Выбор его, но по итогам с ними живут все. Я имею ввиду тебя, твою бабушку и твоих внучек.

– Я понимаю, что именно ты имеешь ввиду, но ничем тебе помочь не могу. Об этом тебе лучше поговорить с Генри. Вылови его как-нибудь между ночными дежурствами.

– Легко сказать, – нахмурившись, прикусила нижнюю губу я.

Дядя Генри работал сторожем в ночную смену, отчего в первой половине дня отсыпался, а когда я приезжала с работы, он уже успевал ретироваться на свою.

Отец перевел взгляд с ещё не лакированной деки скрипки, которую держал в своих руках, на меня. Его зелёные глаза были красивыми, моими. Изумрудный цвет его глаз передался всем его детям, за исключением рыжеволосого Энтони, скопировавшего внешность прапрадеда по линии матери. И всё же мы с Мишей больше остальных детей были похожи именно на мать…

– Завтра суббота, – констатировала я. – Поеду к Хьюи. Можешь меня не ждать – сама ещё не знаю, во сколько освобожусь.

– Ты работаешь и на выходных?

– Я ещё тебе не говорила… Я сменила место работы. Теперь работаю на какого-то толстосума, присматриваю за его дочерью. Пока он не вернётся из Швейцарии мне придётся присматривать за ней и на выходных.

– Хм… Что ж… Должно быть, там платят побольше, чем на твоей прежней работе.

Мы оба знали, что моей зарплаты на прежнем месте для меня было более чем достаточно. Однако дело было не во мне.

– Да, больше… – выдохнула я. – А у тебя как с клиентами?

– Ничего не изменилось.

– Ясно… Что ж… Кхм… Я, пожалуй, пойду… Заходи к нам с Нат как-нибудь на чай.

– Хорошо, – кивнул в ответ отец, после чего вновь склонился над декой в своих руках. Я уставилась взглядом в его затылок, заметив один из первых седых волосков на его голове… Иногда ему было совсем тяжело со мной общаться – слишком сильное внешнее сходство с матерью словно заслоняло мою личность перед его глазами.

Внезапно почувствовав першение в горле, я тихо прокашлялась в кулак, после чего направилась к выходу, стараясь понять, почему же у меня так сжимается нутро и начинает колоть глаза.

Выйдя на улицу и сделав глубокий вдох, я списала своё мимолётное удушье на терпкий запах смеси лака с канифолью. Самый выгодный вариант, чтобы не признавать свою слабость.

Сидя на кухне и поедая блины Нат, я заполняла очередной отчёт для мистера Риордана.

“ПЯТНИЦА -> ЛЕПКА ИЗ ГЛИНЫ”:

«Занимается без особого интереса. Предпочитает практику теории. Возможно, это связано с отсутствием усидчивости, отчего занятия в конном клубе за прошедшую неделю оказались самыми продуктивными.

P.S: Надежда на то, что ей это дело со временем понравится, всё же есть».

Конечно же мне хотелось написать в своём отчёте о том, что у Ирмы руки из жопы, но я предпочитала продолжать верить в то, что она всего лишь не хочет демонстрировать мне все свои блистательные таланты.

– Прошла неделя, а ты так толком и не знаешь, на кого работаешь, – произнесла вошедшая на кухню Нат, увидевшая, чем я занимаюсь. – Этот мистер Риордан, кто он? Может быть его жена снайпер, а он сам наркоторговец? Или сутинёр?

– Он просто богатый мужик, у которого не хватает времени на общение с дочерью.

– Зачем заводить детей, если ты не можешь проводить с ними время?

– Без понятия. Хочешь, чтобы я узнала у него при встрече?

– Долго ждать придется – он ведь в конце месяца возвращается, так?.. А вдруг он окажется каким-нибудь тираном? Нет, ты только представь. Будет гнобить тебя за каждую повышенную интонацию на его чадо… А миссис Риордан вообще начнёт презирать тебя за эти твои густые шоколадные волосы, зелёные глаза и ямочки на щеках. Такое ведь с тобой уже было в отделе продаж, помнишь?

– К чему ты клонишь?

– К тому, что ты должна наслаждаться отсутствием своего начальства. Помнишь старый добрый анекдот: “Если у вас хватает работы, и вы не можете, как говориться, «разорваться» – не переживайте, вас обязательно разорвёт ваш начальник”?

– Меня не так уж и просто разорвать, а вот ты выглядишь потрёпанной. Снова встречалась с Байроном во внеурочное время?

– На сей раз у него в машине. Он уже меня достал…

– Тебе не нравится с ним спать? – удивлённо вздёрнула брови я, явно давая понять, что я знаю ответ на поставленный мной вопрос.

– Я с ним не сплю! Мы просто занимаемся сексом. И, положа руку на сердце, он в этом деле лучший, кого я встречала на своём пути. Но вот эти вот его разговоры о серьёзных отношениях меня словно из колеи выбивают. Думаю порвать с ним. Едва ли превосходный секс стоит моих потраченных нервов на то, чтобы объяснять ему, что я не собираюсь тратить себя на то, чтобы заваривать ему кофе по утрам…

– Или он тебе.

– Что?..

– Или он тебе будет заваривать кофе по утрам.

– Пффф… – фыркнула в ответ Нат и тут же притихла, явно представив, как Байрон тащится в её постель с подносом в руках с утра пораньше, и ей не приходится самостоятельно торчать над сковородой со шкварчащей яичницей.

Нат могла примерить на себя многие роли, но точно не роль домохозяйки. Это было очевидно, вот только замечал ли это Байрон О’Кконелл?

Глава 11.

– Лиловый цвет – полный отстой, – выдала Ирма, вытащив из своего шкафа роскошное платье в стиле лофт. Около получаса назад мы выяснили, что Ирма в течении моей первой рабочей недели вела себя достаточно сдержанно, чтобы я не мешала ей с походом на вечеринку, которую она ждала весь прошедший месяц. – У меня всё расписано. До обеда мы должны успеть выбрать платье и туфли, затем у меня массаж, маникюр и педикюр, и, наконец, прическа. К семи часам я должна быть в полной боеготовности. Трейси заедет за мной, и её водитель отвезёт меня домой ровно в час ночи. Мы обо всём договорились.

– Думаю, мне необходимо связаться с твоим отцом, чтобы уточнить, разрешены ли тебе столь поздние гуляния, – заметила я.

– Таша, всё уже обсуждено ещё до твоего прихода в этот дом, иначе как бы по-твоему вечеринка оказалась в моём расписании? Отец ведь собственноручно утверждает его, прежде чем передать в руки моему надзирателю.

Мне не показалось – Ирма с презрением произнесла последнее слово в своем предложении. Что ж, у нее было на то полное право. Мне бы тоже не нравилось, если бы меня контролировала посторонняя особа, которой за это еще бы и отсчитывали крупную сумму наличными.

Уже в элитном магазине брендовых женских туфель я поняла, что день будет долгим. Ирма решила немного поэкспериментировать и вместо того, чтобы купить платье под туфли, сделала всё с точностью да наоборот. В итоге она перемерила с три десятка туфель на высоком каблуке, прежде чем остановилась на ярко-бирюзовых лабутенах с камнями на пряжках в виде массивных капель, на которые лично я никогда бы даже внимания не обратила. Перевернув лабутены подошвой кверху, чтобы лицезреть цену сего чуда, я едва сдержалась, чтобы не выдать своего шока – пятьсот фунтов за пару. Отдав туфли в руки довольной девчонки, я предпочла не высказывать своего мнения по поводу её расточительности. Я прекрасно понимала, что то, что для меня считается расточительностью, для Ирмы считается нормой и может казаться даже экономией, с учётом того, что она являлась дочерью богатого человека. И всё же я не могла свыкнуться с мыслью о том, что эти лабутены могли бы покрыть моё месячное пропитание.

Следующим пунктом стало платье. Ирма долго колебалась между стилем лофт и ампир, в итоге остановившись на первом и купив невероятно красивое салатовое платье длинной чуть выше колен. Да-да, именно салатовое, не бирюзовое, из-за чего нам пришлось возвращаться в обувной магазин и делать это совсем не для того, чтобы поменять туфли, а для того, чтобы докупить такую же модель, только в салатовом цвете, и это с учётом того, что платье нам обошлось в девятьсот фунтов!

Ожидая выхода Ирмы из маникюрного салона, я нервно сжимала пакеты с покупками, опасаясь того, что их в любой момент могут украсть, чтобы сорвать большой куш. Я держала в руках две минимальные зарплаты среднестатистического британца и была в курсе того, что Ирма собирается потратить столько же, если не больше, всего лишь на маникюр и причёску, и всё это ради какой-то второсортной вечеринки для избалованных детей миллионеров. Кажется, моё сердце начинало стучать быстрее.

Из тяжёлых мыслей о том, что Ирма явно делает что-то неправильное, меня выдернул Кристофер, появившийся прямо передо мной буквально из ниоткуда.

– Крис? – от удивления дёрнулась я, так как не ожидала увидеть его в торговом центре.

– Ирма попросила забрать у тебя покупки, чтобы ты не заходила в маникюрный салон как бык в посудную лавку.

– Но я не собиралась туда заходить.

– Она просит тебя зайти, чтобы ты посоветовала ей с узором для маникюра.

– Но почему она мне не написала?.. А… Да, написала… – отдав пакеты с покупками Кристоферу, я бросила взгляд на свой телефон. – Крис, подожди, – окликнула я уже уходящего парня. – У тебя ведь есть номер телефона мистера Риордана?

– Да, конечно.

– Можешь продиктовать?

Списывая с телефона Кристофера интересующий меня номер, я не замечала, как он смотрит на меня.

– Вообще-то мне нельзя распространять личные контакты Риорданов, – произнес он, ожидая, пока я перепроверю номер. – Но ты ведь работаешь на него, поэтому, думаю, я могу выдать тебе его номер.

– То есть, если бы я просто так попросила номер его телефона, ты бы мне его не дал? – задорно ухмыльнулась я.

– Тебе бы я отдал даже свои почки, – взаимно улыбнулся Кристофер.

– Хорошо, что не сердце.

– Почему хорошо? Хотя нет, не отвечай. Даже не хочу знать ответа на этот вопрос.

Развернувшись, Кристофер размашистым шагом направился прочь от меня, оставив меня улыбаться ему в спину.

Тяжело вздохнув, я посмотрела на записанный мной номер и вспомнила слова Нат о том, что мистер Риордан может оказаться “не очень хорошим” начальником. Вообще я никогда не была из робкого десятка, но кончики моих пальцев поледенели прежде, чем я решились нажать кнопку вызова.

Когда раздался первый гудок, по моему телу пробежал холодок. Ещё гудок, ещё один и ещё один… После седьмого я уже хотела сбросить вызов, как вдруг в моё ухо врезался брутальный, звучный мужской баритон, от которого я на мгновение застыла и из-за которого по моему телу пробежали мурашки.

– Слушаю, – первое слово, которое произнес мистер Риордан, но вместо того, чтобы ответить ему, я мысленно прикинула, что моему нанимателю, с учетом возраста Ирмы, должно быть около сорока лет, однако по его голосу невозможно было установить его точный возраст. – Я слушаю вас, – терпеливо повторил голос по ту сторону трубки.

– Добрый день, – постаралась как можно более спокойно произнести я, но, возможно мне просто кажется, мой голос немного дрогнул. – Мистер Риордан, мы пока ещё лично не знакомы… Меня зовут Таша Палмер, и я…

– Таша Палмер, – неожиданно прервал меня собеседник. – Я знаю кто Вы. Ирма выложила в инстаграм несколько фотографий с Вашим участием. Ваш полёт со спины Дакара получился очень красивым. Надеюсь Вы не ушиблись?

– Нет, благодарю за беспокойство, – неожиданно хихикнула я, совершенно не отконтролировав этот свой нервный порыв. – К сожалению я Ваших фотографий не видела, но уверена, что Ваш тандем с Дакаром со стороны более фотогеничен… Эмм… Я звоню Вам по поводу Вашей дочери.

– По поводу дочери? – заметно напрягся мистер Риордан, наверное ожидая услышать от меня дальше нечто неприятное.

– Не переживайте, с Ирмой всё в порядке. Я лишь хотела уточнить, действительно ли Вы разрешили ей посетить вечеринку с присутствием на ней до часа ночи? Я могу не переживать об этом?

– Да, конечно, мы с ней договаривались об этой вечеринке. Можете быть спокойны – Вам не нужно контролировать её этим вечером.

– Отлично, – прикусила нижнюю губу я, заметив, как Ирма энергично машет мне рукой через стеклянную витрину, явно требуя, чтобы я к ней присоединилась. – И ещё. Ирма потратила тысячу четыреста фунтов только на платье и туфли, и, судя по всему, это только начало. С этим всё в порядке? Не поймите меня неправильно, просто это мой первый опыт и я совершенно не в курсе того, какой именно суммой Ирма может распоряжаться…

– Всё в порядке, – вдруг усмехнулся мистер Риордан, оборвав меня. – Пока она занята шопингом Вам ничего не грозит. Мне уже пришли оповещения о её покупках – я отслеживаю этот хаотичный процесс, так что можете не волноваться.

– Хорошо, спасибо Вам за внимание, – наблюдая за тем, как Ирма ещё сильнее начинает жестикулировать мне из-за витрины, торопливо произнесла я.

– Не за что… – только и успел отозваться мистер Риордан, после чего я сразу же бросила трубку, чтобы вышедшая ко мне девчонка не поняла, что я разговаривала с её отцом. И лишь спустя мгновение я осознала, что мистер Риордан ещё что-то говорил мне в момент, когда я оборвала связь. Почувствовав себя неотёсанной грубиянкой, я едва сдержалась, чтобы не хлопнуть себя ладонью по лбу, после чего отправилась за подпрыгивающей на месте Ирмой, настойчиво требующей, чтобы я поскорее посоветовала ей форму узора для указательного пальца. Кажется, эта девчонка была единственной во всём мире, кого буквально прожигал вопрос подобного значения, и это при том, что она не являлась примером гламурной особы.

Ровно в семь часов вечера к особняку Риорданов подъехал лексус из разряда бизнес-класса и из него буквально выпорхнула навстречу Ирме худенькая, белокурая девушка в тёмно-синем платье с ассиметричным низом. Девушка была немногим мельче Ирмы и тянула на возраст от пятнадцати до шестнадцати лет. По-видимому это и была лучшая подруга Ирмы – Трейси.

Засунув руки в карманы своих брюк, я из окна прихожей наблюдала за тем, как девушки кружатся друг напротив друга. Не нужно было быть гением, чтобы понять, что Ирма была не единственной, кто сегодня выбросил на ветер тысячи долларов лишь ради того, чтобы покрасоваться перед ровесниками. Я и вправду была из другого мира, потому что никак не могла этого понять, хотя пару раз даже сделала попытку.

Некоторое время понаблюдав за веселящимися подростками, я спустилась вниз, чтобы попрощаться с Кристофером и Джиной. В итоге Джина уехала пораньше, чтобы забрать сына из вечерней школы, а мы с Крисом проторчали на кухне ещё час, разговаривая обо всём и одновременно ни о чём. Впоследствии я даже не вспомнила, что именно в его словах заставило меня несколько раз улыбнуться.

…В центре Лондона я оказалась в половину десятого, а из больницы вышла без пятнадцати полночь. У меня было строгое правило проводить здесь не меньше двух часов в неделю, хотя моя совесть временами и грызла меня за то, что этого слишком мало. Минимум два часа из моей жизни еженедельно просачивались и замирали в стенах этого ненавистного здания, а я даже не знала, помогает ли это Ему. Мне точно не помогало.

Воскресенье, девять часов утра, а я уже стою на пороге дома Риорданов. Наверное, я впервые в жизни так сильно ждала начала будних дней, ведь в эти дни я меньше времени тратила на возню с Ирмой, нежели должна была это делать в выходные.

Ирма уже должна была проснуться, но, войдя в её спальню, я застала её в постели. Только раскрыв шторы я оценила масштаб того беспорядка, который она устроила накануне, по-видимому пытаясь стащить с себя то самое платье за девятьсот фунтов, которое сейчас валялось на полу с пятнами неопределенного происхождения на юбке. Подобная халатность по отношению к вещам, а вернее к деньгам, мгновенно заставила меня нахмуриться, и в следующую секунду я перевела свой взгляд на постель девчонки. Её глаза явно болезненно отреагировали на прямые солнечные лучи, из-за чего она решила с головой зарыться под одеяло.

– Ирма, вставай, – попыталась без раздражения в голосе произнести свой призыв я. – У тебя сегодня гольф, забыла? – Ирма никак не отреагировала на мои слова, из-за чего мне пришлось подойти к её кровати и стащить с её головы одеяло. – Гольф с половины одиннадцатого до трёх. Подъё-ом! Быстро. Давай вставай. Сегодня я не буду присутствовать на занятии, так как в этом нет необходимости… – и тут я поняла, что от девчонки несёт алкоголем. Меня в одно мгновение передёрнуло, как и её, когда она встретилась со мной взглядом.

– Ты пила… – шокировано произнесла я, отстранившись от её постели с одеялом в руках. Но это была вечеринка подростков от тринадцати до семнадцати лет, ведь так? Там не должно было быть алкоголя…

– Всё в порядке, – протерев лицо ладонями, заявила девчонка и, сев, спустила ноги с кровати.

– Когда мистер Риордан узнает, он… – я не договорила.

– Таша… Таша… Подожди, – уже вставая с кровати, начала тяжело дышать Ирма. – Он ничего не должен узнать… Он мне голову открутит.

– Я не против.

– Не против значит? – воинственно остановилась напротив меня девчонка, дыша на меня вчерашним перегаром. Впрочем, судя по всему, она выпила не так уж и много. – Как ты думаешь, что он сделает первым делом, когда узнает о том, что я пила спиртное, фактически находясь под твоей опекой? Думаешь, он тебя по головке погладит?.. Думаешь, не уволит?..

– Я не держусь за это место, – хладнокровно солгала я, и моя ложь мгновенно подействовала на Ирму именно так, как я того и хотела.

– Таша, подожди… Давай договоримся. Ты ведь любишь договоры, так? Что мне сделать для того, чтобы ты оставила всё в секрете?

– Ирма, тебе шестнадцать и ты просыпаешься с похмельем.

– С легким похмельем.

– Здесь важна не степень, здесь важен факт, – многозначительно ответила я, отбросив ещё тёплое одеяло обратно на кровать.

– Подожди, – взъерошилась девчонка, ещё не до конца отошедшая ото сна. Кажется до неё начинало постепенно доходить, что я настроена серьёзно. Резко развернувшись, она схватила свою сумочку и вытащила из неё кошелёк. – Каждый месяц я получаю карманные деньги… Ровно тысячу долларов. В этом месяце я ещё не успела их растратить, с его разрешения расплачиваясь его личной банковской картой… Возьми взамен за своё молчание о произошедшем и забудем, – тяжело, словно уставший от жизни взрослый, выдохнула Ирма, после чего вдруг сунула мне в руку какую-то бумажку. Так я впервые в жизни увидела тысячу долларов одной купюрой. Словив на себе мой резко озлобившийся взгляд, Ирма мгновенно стряхнула со своего лица самоуверенность. – Мало?.. Хорошо… Я буду отдавать тебе каждый месяц по тысяче. Неплохо ведь, правда? Заработать в течении года двенадцать штук только за одно своё молчание…

– Помнится, что ты делала ставки на то, что ноги моей в этом доме не будет к тому моменту, когда твой отец вернётся из Швейцарии, а теперь ты пророчишь мне целый год, – таким жёстким тоном я ещё с ней не разговаривала. Но ей было шестнадцать и она смотрела на меня через пелену похмелья, которое постепенно, слой за слоем сползало с неё с каждым произнесённым мной словом. – Быстро приняла душ и спустилась вниз. – отчеканила каждое слово отдельно я, смяв купюру в кулаке и выбросив её на ещё не успевшую остыть кровать.

Жестким шагом пройдя мимо окаменевшего подростка, я звучно захлопнула за собой дверь и, остановившись на месте, до боли сжала кулаки.

Малолетняя идиотка!..

Идиотка!..

Идиотка!..

Кажется, я мысленно повторяла это слово словно мантру всю дорогу до гольф-клуба словно пытаясь понять, кто именно из нас двоих носит на плечах погоны с этим званием. Ещё и Кристофер подставил. Позвонил мне за полчаса до нашего выезда и сообщил, что сегодня не сможет выйти на работу, и вместо себя пришлет некого друга по имени Ральф, который подменит его до завтра. Этот друг должен был приехать к половине десятого, но не объявился даже к десяти. Времени его ждать больше не оставалось, поэтому мне пришлось самостоятельно везти Ирму в гольф-клуб. На своей машине.

По-моему, Ирма была в шоке узнав, что в мире существует какая-то ещё обивка сидений, кроме экокожи. Но она не сказала на этот счёт ни слова, явно боясь меня раздраконить и услышать от меня то, чего она, на данный момент своей безрассудной жизни, боялась больше всего на свете.

– Таша… – начал подросток, когда до места назначения оставалось не больше двух километров, но я её оборвала, буквально выпалив вертящееся на языке слово.

– Идиотка, – жёстко процедила сквозь зубы я. – Ты идиотка, в курсе? Конечно нет, ведь тебе до сих пор никто ничего подобного не говорил, верно?

– Да чего ты так разгорячилась?! – наконец решилась на противостояние девчонка.

– Я чего разгорячилась?! – воскликнула я, после чего мысленно одёрнула себя и вновь начала цедить через зубы, словно общаясь сама с собой. – Я чего разгорячилась… Ты в курсе, что бывает с теми, кто думает, что не злоупотребляет?

– Да это было всего-то один раз!

– Не ври мне, – резко взглянув прямо в глаза собеседнице, приказала я. – Слышишь? Ещё раз соврёшь – и пойдёшь пешком в свой драгоценный гольф-клуб, плевать, что ты дочь миллионера.

– Да с чего ты взяла, что я тебе вру? – едва ли не слёзно поинтересовалась она.

– Потому что говоришь, что это было всего один раз, а не первый раз…

– Ты цепляешься к словам.

– Девочка, не думай, что я буду с тобой сюсюкаться лишь из-за того, что твой отец платит мне немногим больше, чем среднестатистическому офисному работнику. Начнём с начала – с признания. Давай, признавайся мне в том, что ты пьёшь.

– Я не…

– Ирма.

– Окей, хорошо, я пью! Довольна?! Теперь ты довольна или как?!

– Или как… – неожиданно тяжело выдохнула я, словно сдавшись посреди кульминации.

– Ты чего? – испугалась собеседница и, не получив ответа, решила уточнить. – Ты ведь не расскажешь ему?..

– Почему я не должна ему рассказывать? Он твой отец и он должен знать, чем дышит его ребёнок.

– Я обещаю, что это больше никогда не повторится… Честное слово, – умоляюще положила свою руку на моё запястье Ирма как раз в момент, когда я припарковалась напротив велодорожки. Я не стала убирать рук с руля, не желая тем самым отвечать на её молящее прикосновение. – Таша, честное слово… Я больше никогда не буду пить. Только, пожалуйста, не рассказывай ему о произошедшем.

Ирма была ещё настолько неопытна, что даже обещания давать не умела. Будь она хотя бы чуть-чуть взрослее, она бы знала, что в обещаниях никогда нельзя использовать слово “никогда”.

Глава 12.

Отдав платье Ирмы в химчистку сразу после того, как оставила девчонку в гольф-клубе, я начала перебирать варианты того, что мне делать до трёх часов дня. По правде говоря, вариантов было всего два: вернуться в поместье либо застрять в Лондоне до окончания занятий Ирмы. Ни один из вариантов не привлекал меня, однако я решила остановиться на первом, так как день обещал быть жарким и мне совсем не хотелось торчать на жаре в той консервной банке, которую я всерьёз принимала за машину.

Вернувшись в поместье и оказавшись в нём наедине с собой, я вдруг осознала, насколько этот дом большой. Пройдя на кухню, которую Кристофер смеясь называл декорацией, я нашла чайную пиалу, маленькую ложку, рафинированный сахар и чай. В итоге чаепитие заняло у меня всего лишь пятнадцать минут, после чего я, не зная, что делать дальше, отправилась в гостиную. На час заняв себя просмотром комедийного сериала, я поняла, что второсортные комедии – это не моё, как вдруг мне на мобильный пришло сообщение от Джины:

“Привет! Ты случайно не наверху? Как появишься, можешь взять в столовой ту огромную вазу цвета слоновой кости, стоящую у гарнитура? Прислуги перед отъездом мистера Риордана забыли спустить её вниз, а я как раз нашла её близнеца в кладовой. Было бы круто их объединить. Только осторожно с ней – эта штука родом из конца девятнадцатого века и стоит 18.000$”.

Да ла-а-адно… Неужели существуют в мире вазы такой стоимости?

Заинтригованная, я выключила телевизор и направилась в столовую. Остановившись напротив большущей вазы, стоящей слева от гарнитура с декоративной посудой, я присела на корточки, чтобы сверить её с фото, присланным мне Джиной. И правда близняшка. Вот только в то, что подобная вещь, не отличающаяся особой красотой и узором, может стоить восемнадцать штук, я никак не могла поверить, хотя и не сомневалась в том, что Джина мне не врёт.

Тяжело выдохнув, я аккуратно, но одновременно уверенно взяла вазу обеими руками, после чего выпрямилась и, начав осматривать её, направилась к двери. Уже подойдя к ней впритык я осознала, что входя захлопнула её. Я слегка наклонилась вперед, чтобы нажать на ручку, как вдруг дверь со скоростью молнии распахнулась в мою сторону. Меня слегка оттолкнуло назад ударом в плечо и я даже не до конца осознала, что именно произошло, как в следующую секунду услышала странный треск, одновременно с этим почувствовав острую боль в правой ладони.

– Ш-ш-ш… – только и смогла выдавить я, зажмурив глаза и стараясь не морщиться от неприятного болевого ощущения.

Когда я наконец распахнула глаза, я увидела перед собой большого… Нет, просто огромного парня. Его рост был не меньше метра девяноста, из-за чего я, при своем достаточно высоком росте, смотрела на него снизу вверх. Каждый резной мускул его идеализированного тела был настолько прорисован, что казалось, будто он сошёл с глянцевого журнала о жизни среднестатистических серфингистов. Более того, он обладал большими глазами невероятного голубо-синего цвета, а его густые, выгоревшие на солнце русые волосы с тёмным отливом, длина которых опускалась ниже плеч, так небрежно обрамляли его загоревшее лицо с щетиной недельной давности, что так и хотелось врезать по его роскошной физиономии, чтобы впредь смотрел куда прёт напролом, словно буйвол в загоне кроликов.

– Ральф? – вопросительно заглянула амбалу в глаза я, не скрывая в своем голосе ноток агрессии.

– Да… – парень замер, глядя мне в глаза, словно кролик на удава.

– Кристофер сказал, что к половине десятого ты будешь на месте, чтобы заменить его на сегодня, а в итоге ты появляешься в… – посмотрев на свою ладонь, на сей раз замерла я. Порез был всего один, неглубокий, но кровь уже успела растечься по всей моей ладони и начинала спускаться вниз по запястью.

– Нужно обработать, – схватив за запястье, слегка притянул меня к себе парень.

– Угу, – не отрывая глаз от раны, отозвалась я. Нужные слова буквально застряли у меня в горле тяжёлым комом.

– Аптечка, – не выпуская моей руки, произнес он таким обеспокоенным тоном, словно кровь текла не у меня, а у него.

То ли уловив моё “замыкание”, то ли почувствовав своей обжигающей рукой, как похолодела моя кожа, незнакомец слегка встряхнул меня за локоть, тем самым заставив меня поднять голову кверху и встретиться с ним взглядом. – Ты как?.. Обморок?..

– Нет… Всё нормально… Аптечка на кухне, – кивнула головой по направлению к кухне я.

Пока я не опустила голову, тем самым не разорвав наши обеспокоенные взгляды, парень не сдвинулся с места, но как только он потерял со мной зрительный контакт, он сразу же выпустил моё запястье и быстрым шагом направился на кухню. Спустя несколько секунд я отправилась вслед за ним, но вдруг ощутив резкий запах крови, поняла, что мне не хватает дыхания.

Пока Ральф искал аптечку в нижних полках, я, вместо того, чтобы сказать, что часом ранее видела её в верхней полке справа от холодильника, аккуратно прислонилась к стене и тихонечко начала сползать вниз, пока не села на пятую точку. Были времена, когда я не млела от вида крови, это начало происходить со мной десять лет назад, после того как… После того…

Кажется, я начинала терять сознание – перед глазами появились мушки, а в ушах постепенно разливался причудливый медный звон.

– Эй, ты чего? – опустившись напротив меня с какой-то ватой в руках, произнес Ральф. Он был настолько крупным, что казалось, будто он своим телом заслонил передо мной полмира и темнеет у меня в глазах только из-за его горы мышц, а не из-за реакции мозга на вид крови.

– Всё нормально, – поморщившись, отозвалась я, но так и не смогла побороть свои закрывающиеся веки. Как только мои глаза закрылись, в мой нос совершенно неожиданно врезался настолько резкий запах, что буквально вонзился острой иглой в мой медленно засыпающий мозг. От шока я резко распахнула глаза и, выпустив изо рта странный звук-восклик, изо всех сил, что оставались в моём обомлевшем теле, оттолкнула от себя руку Ральфа, в которой он держал вату, смоченную нашатырным спиртом. И вновь я почувствовала разницу температур наших тел.

Заткнув нос уцелевшей ладонью, я продолжала морщиться, но мне уже не хотелось впадать в сон.

– Ты что творишь? – возмущённо пропищала я.

Не обратив на мой тон абсолютно никакого внимания, парень взял мою ладонь в свои руки и с неожиданным облегчением выдохнул.

– Это всего лишь царапина. До свадьбы заживёт… Думаю, неделя – и следа не останется.

– Меня подкашивает от вида крови, – всё ещё судорожно дыша, призналась я. – Дай мне салфетку… Мне нужно избавиться от этого… – я отстранила окровавленную ладонь в сторону.

Всего ушло примерно пятнадцать минут на то, чтобы обработать и заклеить мою рану, которая и вправду оказалась всего лишь лёгкой царапиной. Всё это время я сидела на барном стуле напротив своего нового знакомого и наблюдала за ловкими движениями его пальцев, оказывающими мне первую помощь.

– Ты что, доктор? – с подозрением поинтересовалась я.

– Нет, просто оканчивал курсы первой помощи, – поджал губы в извиняющейся улыбке парень. Очевидно же, что это должно было притупить мою обиду, но почему-то чем больше я приходила в себя, тем больше мне хотелось посчитать дубинкой рёбра своего обидчика.

– Как ты попал в дом? – с подозрением прищурилась я, подсознательно начиная искать причину для того, чтобы прикончить собеседника на месте.

– Это ведь очевидно – Кристофер отдал мне свои ключи.

– Кристофер не из тех, кто стал бы отдавать свои ключи. Он мне-то выдал номер телефона Риордана едва ли не разбив экран своего мобильного.

– Да, Крис из тех парней, для которых конфиденциальность превыше всего, – ухмыльнулся Ральф, но, заметив, что я всё ещё ожидаю прямого ответа на свой вопрос, выпрямил спину и серьёзным тоном, который обычно используют на собеседованиях, добавил, явно начиная меня дразнить. – Просто мы с ним давние друзья и он мне доверяет как себе.

– Странно, – сдвинула брови я.

– Что именно? – заулыбался парень.

– Странно, что такой человек как Кристофер, может тебе доверять.

Секунда, и наши взгляды врезаются друг в друга, отчего комната начинает заметно наэлектризовываться. Кажется, у моего собеседника напряглись мышцы и свелись скулы, будто он начал готовиться к неожиданному броску. Впрочем, я не была из тех, кто ожидает нападения – я сама была из нападающих.

– Меня зовут Таша, и сейчас я пожала бы твою руку, если бы не боялась того, что в довершение ты мне её окончательно сломаешь, поэтому давай обойдёмся без рукопожатий и… О, нет! – я буквально замерла, за секунду растеряв всю свою браваду.

– Что ещё? – слегка пригнувшись в мою сторону, напрягся парень, явно решивший, будто меня хватил приступ.

– Ваза мистера Риордана! – я буквально спрыгнула со стула, бросившись мимо собеседника прямиком к двери. – О-о-о… Неси сюда свой нашатырь – я сейчас умру, – упершись руками в бока, дрожащим голосом простонала я, глядя на груду осколков у своих ног.

– Это всего лишь ваза, – пожал плечами остановившийся рядом со мной парень, словно мы разбили не произведение искусства, а всего лишь дешёвую пепельницу из барахолки.

– Это всего лишь ваза?! – мне вновь пришлось смотреть на парня снизу вверх, чтобы заглянуть ему прямо в глаза. – Да мне теперь почку придется вырезать, чтобы отдать мистеру Риордану… О-о-ох… Она ведь стоит восемнадцать тысяч долларов!.. Стоила…

– Да ладно? – ухмыльнулся парень, упершись взглядом в раздробленные осколки.

– Так-так-так… Пф-ф-ф… Кажется, мне плохо… – я отодвинула от застеленного белоснежной скатертью стола стул и, опершись руками о столешницу, начала постепенно впадать в панику. – Это… Это очень плохо… Очень-очень…

– Да брось…

– Нет-нет-нет… Ты не понимаешь… Восемнадцать тысяч… Девять! Девять тысяч, – подняла голову на стоящего рядом собеседника я и в очередной раз зацепилась взглядом за ярко-чёрную татуировку в виде причудливых линий на его плече, продолжение которых скрывалось под его футболкой. Никогда не была ценителем данного вида искусства, но на этом парне действительно было изображено нечто прекрасное.

– Что девять? – буквально перехватил мой взгляд со своего тату он.

– Мы ведь вместе разбили её, верно? Девять тысяч с тебя и девять тысяч с меня…

– А нельзя просто заменить эту вазу похожей?

– Заменить похожей?.. Точно! – подскочила со своего места я, едва не ударившись о нового знакомого. – У этой вазы есть близняшка. Она в подвале… Нет… Нет-нет-нет… Это низко… Я не могу так поступить… Просто нужно всё рассказать мистеру Риордану… Я сейчас позвоню ему… – я машинально достала телефон из кармана брюк и уже хотела начать поиск номера телефона своего работодателя, как вдруг Ральф накрыл мой телефон своей большой ладонью.

– Не думаю, что это хорошая идея.

– Да, – прикусив нижнюю губу, на автомате согласилась я, всё ещё пребывая в растерянности. – Пожалуй ты прав. Расскажу ему, когда он вернётся из Швейцарии. Он должен приехать в конце месяца. Пф-ф-ф… Как думаешь, он меня прикончит?

– За вазу? Никто никого не прикончит…

– Если не он, тогда миссис Риордан, – продолжала накручивать себя я.

– Миссис Риордан?

– Мать Ирмы… Если дочь пошла в неё, тогда мои дела совсем плохи…

– Так, всё, хватит нести бред. Сколько там до их возвращения из Швейцарии осталось? Полмесяца, говоришь? Замечательно. Здесь и сейчас нет никакого мистера Риордана, так что никто тебя не казнит. Сейчас мы подметём осколки и ничего словно не бывало.

– Да, словно не бывало восемнадцати тысяч долларов, – нервно ухмыльнулась я.

– Так, ясно, убирать буду я. Присаживайся, – странным образом пребывая в абсолютном спокойствии, произнес Ральф, после чего положил на моё плечо свою мощную руку и буквально заставил меня сесть на выдвинутый мной же стул.

– Стой, не выкидывай! – перехватила ведро из рук Ральфа я, когда он наконец сгрёб в него все осколки.

– Ну что ещё? – тяжело выдохнул парень, скрестив руки на груди.

– Мы не можем это выкинуть.

– Почему же?

– Вдруг её ещё можно склеить? – произнесла я и, словив на себе насмешливый взгляд, признала. – Да, это глупость, но вот так вот просто выкидывать осколки того, что когда-то стоило восемнадцать тысяч долларов… – я нервно сглотнула, после чего, вновь ощутив на себе улыбающийся взгляд, внезапно вся взвинтилась. – Это всё ты виноват! – резко подняла взгляд на собеседника я и сразу же поняла, что не ошиблась – он действительно позволял себе нагло улыбаться наблюдая за тем, с каким трепетом я прижимаю к себе ведро. – Если бы ты не был таким быком, ваза бы сейчас была цела!

– Быком?! – ещё задорнее заулыбался он.

– Тем самым быком, что в посудные лавки заходит. Идёшь напролом, не останавливаясь… – уже направляясь на кухню, чтобы спрятать в одном из пустующих шкафчиков ведро с осколками, продолжала свою тираду я. – Ты вообще мог бы меня затоптать, попади я под твои ноги на людной улице. Даже не заметил бы…

– Я бы тебя точно заметил.

– Пытаешься иронизировать? Так вот это не смешно. Ты здесь всего на пару часов – пришёл и ушёл, никаких проблем. А я здесь работаю, понимаешь? Мне, блин, деньги нужны, поэтому я здесь торчу и, откровенно говоря, надеялась проторчать максимально долго, а ты всё взял и испортил. Завтра ты уже в другом месте будешь таранить другую свою жертву, а я буду становиться заикой перед мистером Риорданом, пытаясь объяснить этому миллионеру, не знающему значения понятия “финансовые трудности” и что за ним стоит, как так вышло, что именно я участвовала в убиении его вазы, и какую именно почку я отдам ему взамен. – Ральф продолжал улыбаться, что меня ещё больше выводило из себя. – Так, всё, достаточно речей. Пошёл вон из кухни.

– Что?! – парень явно удивился моему напору, но всё ещё не снимал нахальную улыбку со своего лица.

– Давай, шагай отсюда, – буквально развернув корпус противника вокруг его оси, начала выталкивать его тело за пределы кухни я. – Ты меня из себя выводишь!..

– И чем же это я тебя вывожу из себя? – начал срываться на смех парень, наконец расцепив скрещённые на груди руки.

– Вместо того, чтобы понять мои чувства, ты высмеиваешь их.

– Ничего я не высмеиваю! – поднял руки вверх он.

– Ты здесь вообще зачем? – вдруг поинтересовалась я, обойдя оппонента и едва сдерживаясь, чтобы не встать на цыпочки, чтобы сравняться с противником взглядом и буквально пронзить его мощью молний из своих глаз. – Ты здесь водитель на час.

– Звучит так, будто я девушка лёгкого поведения.

– Вот, держи, путана, – буквально врезавшись ключами в раскаченную грудную клетку парня, произнесла я с неприкрытой целью ужалить собеседника побольнее, но его это только ещё больше развеселило. Решив временно не обращать внимание на радостное выражение лица своего соперника, я добавила. – Ты хоть водить-то умеешь? Или водишь так же, как и ходишь – тараня всё на своём пути?

– Раз уж Кристофер меня прислал вместо себя, значит хоть как-то водить я всё-таки умею, – не в силах обуздать свою улыбку, он явно наслаждаясь моим взбудораженным состоянием. Мы направились к выходу.

– “Хоть как-то”? Выходит, я вожу лучше тебя. Вот ведь отстой. Почему Крис прислал именно тебя? – уже выходя из дома, негодовала я. – Я ведь тебе теперь даже велосипед побоюсь доверить в руки, не то что автомобиль.

– Хватит уже ненависти в мою сторону. Я ведь здесь всего лишь на пару часов.

– О-о-о, скорее бы они прошли и глаза мои тебя больше не видели. Ладно, забей… И всё же, с тобой за рулём я предпочла бы поехать на своей машине. Её хотя бы не страшно убивать, а вот за мерседес начальства я всерьёз переживаю. Даже больше чем за себя. Случись со мной что – мне не придётся выплачивать Риорданам долг, а вот случись что с их автомобилем, и мне придётся не только почки лишится. Так и вижу распродажу всех своих органов с десятипроцентной скидкой на печень и лёгкие.

– Почему именно на них?

– Пью, курю, ругаюсь матом, – уже подходя к гаражу, выдавила я.

– Ты серьезно?

– Конечно нет. Матом ругаются только люди с маленьким словарным запасом и те, у кого не хватает денег на первые два пункта.

– Боюсь, что ты ошибаешься.

– Тебе бояться нужно не моих ошибок, а меня, – уже подойдя к автомобилю, фыркнула в ответ я, всё же постепенно отходя от воинственного настроя. – Вот, на этой машине мы поедем. Только прошу тебя, аккуратнее с ней. Мне иногда дышать в ней страшно, чтобы не повредить её обшивку, а здесь ещё и ты нарисовался…

– Та-а-аша! – поднял глаза и руки к небу Ральф, отчего у меня едва не закружилась голова, пока я смотрела на высоту его роста.

– Что?

– Давай дружить. Хотя бы до окончания этого дня. Тебе понравится, вот увидишь.

– Веришь в дружбу между мужчиной и женщиной? – вновь оценивающе посмотрела на парня я и вновь пришла к выводу, что Кристофер выдернул его не иначе как из самого сердца Голливуда – настолько он был хорош собой.

– А ты? – ухмыльнулся он.

– Нет.

– Повезло, что я тоже не верю в эту чушь.

– И кому же это повезло?

– Нам, – ухмыльнулся красавчик, после чего обошел машину и уверенно сел за руль.

Постояв с секунду на месте, я направилась к соседней дверце с кривой ухмылкой беспощадного разбойника на губах. Что этот нахал имел ввиду? Да я его размажу, стоит мне этого только захотеть… Или ему. Но лучше, конечно, по обоюдному желанию.

Глава 13.

– Как тебе работается нянькой подростка? – решил начать непринуждённую беседу Ральф, косясь на меня взглядом. Что ж, машину он водил неплохо, но вслух признавать данный факт я не собиралась.

– Это точно не работа моей мечты, но терпимо… Это ведь Кристофер подсунул мне это место, в курсе?

– Нет, мы с ним о тебе не разговаривали, – пожал плечами парень. – Девчонка сильно строптивая досталась?

– Изначально Крис запугал меня историями о том, что с полсотни женщин уже сбежали из поместья Риорданов с горящими концами волос и, если честно, я даже не сомневалась в том, что мне придётся здесь несладко. В мой первый рабочий день Ирма даже пообещала выжить меня из дома до возвращения мистера Риордана, но, в итоге, мы заключили договор.

– Договор? Что-то типа соглашения?

– Не важно…

– И что же, она ни разу тебя не подставила?

– Если бы! Я ведь не говорила, что она резко превратилась из взрывного подростка в душку. С чего бы ей меняться ради меня?

– Только если “из-за” тебя, – явно выделив скобки, ухмыльнулся парень. Я внимательно посмотрела на него. Язык так и поворачивался назвать его мужчиной, так как он выглядел достаточно внушительно, чтобы считаться обычным парнем, но едва ли он был старше меня больше чем на пять-шесть лет. – Так что она натворила? – решил продолжать непринуждённую беседу мой новый знакомый.

– Во-первых, она выложила в сеть эту дурацкую фотографию, где я лечу через Дакара. Это конь мистера Риордана… А, нет, это не первое – это второе. Первое – это то, что она специально подсунула мне непослушного коня, зная, что он обязательно взбунтуется против нового наездника. Ты бы видел эту исполинскую лошадь! Жеребца… Это особь мужского пола. До сих пор не понимаю, как решилась не то что попробовать на него сесть, а просто стоять с ним рядом. Ты вот любишь лошадей?

– Не то слово – я их обожаю. У моего отца в детстве была конюшня – меня оттуда невозможно было выдернуть. А ты как относишься к лошадям?

– А у моего отца не было конюшни. Так что меня восхищают эти животные, но у меня с ними было всего два опыта и оба печальные.

– Второй, я так понимаю, был связан с конем мистера Риордана. Что за первый?

– В глубоком детстве упала с пони.

Он не выдержал и засмеялся таким красивым баритоном, что меня даже передёрнуло.

– Ничего, в следующий раз получится, – Ральф продолжал освещать салон автомобиля своей белоснежной улыбкой до ушей, но ещё больше светились его яркие глаза.

– Никакого следующего раза не будет, – уверенно заявила я. – Я твёрдо и бесповоротно решила, что в этой жизни больше никогда не взберусь на коня.

– Ты серьёзно? – округлил глаза мой собеседник. – Только из-за пары неудач? Отказываясь от конной езды, ты многое теряешь.

– Не думаю, что могу потерять нечто большее, чем жизнь, потому и не собираюсь доказывать себе, будто из меня может получиться нормальный верховой наездник.

Посмотрев на собеседника ещё раз, пока он отвлёкся на дорогу, я в очередной раз удивилась его эталонно раскаченным мышцам и вновь заострила внимание на его чёрной татуировке, уходящей рисунком под светлую футболку, под которой отлично очерчивались кубики пресса. И хотя он был выше меня не больше чем на двенадцать сантиметров, мне он казался просто гигантом.

Переведя взгляд на его светлые джинсы, а затем на коробку передач, я глубоко выдохнула, пытаясь представить его с доской для сёрфинга под мышкой. Наверное на подобный образ этого парня меня наталкивал его ровный загар.

– И что же ещё твоя подопечная выкинула за неделю твоей работы на Риорданов? – снова решил поддержать разговор он.

– Выяснилось, что девчонка в шестнадцать лет уже серьёзно выпивает, и что-то мне подсказывает, что я не первая нянька, которая это заметила.

– Ты имеешь в виду, что Ирма регулярно пьёт? – сдвинул брови Ральф.

– Не то чтобы регулярно… Да и вообще не в регулярности дело. Сегодня она проснулась с похмельем на всю голову – этого должно быть достаточно, чтобы отвинтить ей эту самую голову и прочистить спрятанный в ней мозг изнутри… И это с учетом того, что накануне я созванивалась с мистером Риорданом и он одобрил присутствие Ирмы на вечеринке, на которой она и набралась. В следующий раз буду выходить на связь с миссис Риордан. Может быть её мать окажется более строгой.

– Думаешь, Ирме не хватает внимания?

– Думаю, ей не хватает ремня. Но вообще она в том возрасте, когда влияние родителей или его отсутствие может сильно сказаться на её будущем. Подожди, поверни здесь… Мне ещё нужно забрать её платье из химчистки, которое она, по-видимому, выстирала вчера в пунше.

Пятен на платье как и не бывало, как и ста фунтов на их изничтожение. Теперь этот наряд официально можно признать переоценённым. Завернув его в чехол, я дотащила бесполезную драгоценность до машины и положила её на заднее сиденье, дверь к которому Ральф для меня галантно открыл.

– Платье хоть красивое? – поинтересовался парень, захлопнув дверь.

– Оно неприлично дорогое, – сдвинула брови я.

– О чём задумалась? – мгновенно словил меня на мысли он.

– Думаю о том, насколько же деньги распускают людей. Вот ты бы отдал девятьсот фунтов за платье, тысячу за две пары лабутенов одной модели только разного цвета и ещё сто фунтов на химчистку упомянутого выше платья? Я бы, наверное, поседела, если бы мне пришлось с таким расточительством относиться к деньгам.

– Брось, ведь это всего лишь деньги. Есть вещи намного ценнее купюр, – садясь за руль, выдал мудрую фразу Ральф.

– И некоторые из этих более ценных вещей можно приобрести только за купюры, – парировала я, потянувшись за ремнем безопасности.

– Только не говори, что ты веришь в то, что за деньги можно купить любовь.

– Я верю в то, что за деньги можно спасти жизнь. Ни больше, ни меньше. Но этого достаточно.

Я так и не заметила, как именно Ральф отреагировал на мои слова – меня отвлекло пришедшее на мобильный смс-сообщение.

Кристофер (14:37):

– Привет. Прости что подставил сегодня. Даже не знаю, как загладить свою вину.

Таша (14:38):

– Всё в порядке. Тем более Ральф всё-таки появился – сейчас едем забирать Ирму из гольф-клуба, так что всё под контролем.

– Получается, что ты ещё не встречалась с мистером и миссис Риордан и не знаешь, что они из себя представляют?

– Нет, – поджав губы, оторвала взгляд от своего мобильного я.

– И даже не пробивала их через интернет? Чисто из любопытства. Так сейчас все делают, когда интересуются малознакомыми людьми.

– Я не любопытна. Да и, если честно, у меня есть аккаунт только в одной социальной сети, и-то я не до конца понимаю, зачем он мне нужен. Только если один раз в год просмотреть друзей, чтобы узнать, кто женился, а кто родил.

– Значит, всё-таки любопытство в тебе есть.

– Думаю, оно заложено в каждую женщину в виде отдельной шестерёнки, просто есть женщины, которые смазывают эту шестеренку регулярно, и женщины, которым не хватает времени или желания смазывать её, так как они заняты другими деталями своего механизма. Из-за плохого ухода эта шестерёнка любопытства со временем ржавеет, перестаёт функционировать должным образом и, в самых запущенных случаях, прекращает свою работу окончательно.

– Так чего же тебе не хватает? Времени или желания? – уже завернув на улицу, на которой располагался гольф-клуб который посещала Ирма, поинтересовался Ральф как раз в момент, когда мне вновь пришло смс-сообщение от Криса. Я снова уткнулась взглядом в свой мобильный.

Кристофер (14:41):

– Только не говори мне, что Ральф – это твой невидимый друг. Потому что мой Ральф, который должен был меня подменить и не смог, сейчас у меня на глазах чинит мотор своего автомобиля.

<ФОТО>

Уставившись на селфи Кристофера с ковыряющимся в машине парнем, который ни капли не был похож на моего собеседника, я замерла. Кровь в моих жилах давно так быстро не холодела.

– Останови машину! – не додумавшись скрыть испуг в своем голосе, потребовала я.

– Что? – переспросил лже-Ральф, слегка придавив педаль тормоза, но не затормозив до конца.

– Сейчас же тормози! – повторила свою просьбу я, резко отстегнув ремень.

Заметив, что я открываю дверь на ходу, он мгновенно свернул на обочину и сразу же нажал на педаль тормоза. Автомобиль резко остановился, и я пулей вылетела на тротуар.

– Что происходит? – выйдя из машины, развёл руками незнакомец. – Мы не доехали до места назначения всего несколько метров.

– Кто ты? – облокотившись левой ладонью о капот мерседеса, прищурилась я. Покинув пределы запертой машины, я вновь превратилась в слиток бесстрашия.

– Ты о чём? – словно действительно не понимая о чём я его спрашиваю, вздёрнул правую бровь парень. Думаю, он не дурак и прекрасно осознавал силу своей красоты, вот только я настолько сильно была избита собственной, что его теперь меня мало задевала.

– На этой фотографии Кристофер чинит автомобиль в компании с Ральфом, роль которого ты так отлично сыграл, – протянув свой допотопный телефон к лицу актёра, произнесла я. – Кто же ты? – без капли испуга, с неприкрытым интересом в голосе повторила свой вопрос я, отстранив телефон от лица собеседника.

Я едва сдерживала улыбку, словно детектив, раскрывший преступника, стоящий же передо мной парень едва уловимо и как-то загадочно улыбался мне в ответ, смотря на меня в упор и буквально прожигая меня взглядом, словно неуловимый грабитель, которого всё-таки сумели поймать и он вот-вот расскажет всему миру о том, как он умудрился всех дурачить на протяжении многих десятилетий.

– Дариан! – раздался пронзительный визг знакомого голоса буквально в шаге справа от меня. Ещё одно мгновение, и Ирма повисла у моего преступника на шее. Наверное мои глаза слишком сильно округлились, но я уже не могла контролировать свои эмоции.

Оторвав ноги Ирмы от земли и начав раскачивать девчонку в воздухе, парень, не отрывая от меня взгляда, продолжал загадочно улыбаться, пока шёпотом, одними лишь губами, не выдал:

– Я её брат, – смотря своими большими, улыбающимися голубыми глазами вглубь моего потрясённого сознания, наконец выдал правду он.

Глава 14.

Выдержка из интернет-энциклопедии:

“Дариан Риордан – единственный сын Тристана Риордана, основателя крупнейшего ювелирного бизнеса в Европе под названием “RioR”, рождённый от брака с Мэй Риордан (Хоран).

Имеет единокровную сестру Ирму Риордан, рождённую во втором браке Тристана Риордана с Пенелопой Бинош (скрипачка до замужества, после – домохозяйка). Тристан и Пенелопа Риордан трагически погибли в 20**-ом году, спустя полтора года после рождения дочери. Опеку над детьми взял компаньон Тристана Риордана, заместитель главы компании “RioR”, впоследствии исполняющий обязанности генерального директора Аарон МакМахон, умерший на пляже в Ницце четыре года назад (20**-ый год) от кровоизлияния в мозг.

Дариан Риордан в 20** году стал самым молодым миллионером в Британии, в 20** году окончил Оксфорд, в 20**-20**-ых расширил свой бизнес до стран СНГ, увеличив своё состояние вдвое. По данным Forbes, состояние Д.Риордана в 20**-ом году составило не менее *********$.

Общие данные:

1) Дата рождения – 31.07.*** (27 лет);

2) Место рождения – Лондон, Великобритания.

3) Рост – 1.92;

4) Вес – 101 кг;

5) Цвет глаз – голубо-синий;

6) Вероисповедание – католицизм.

Спортсмен, филантроп…”

Дальше я читать не стала (не отличалась любопытством). Тяжело выдохнув, я посмотрела на сидящего слева от меня за рулём мужчину и словила на себе его самодовольно улыбающийся взгляд. Еще один Риордан. Что ж, по-видимому наглость у этих двоих течёт в крови и, исходя из того, что у них общий отец, а не матерь, непроизвольно напрашивается вывод о том, от кого именно им передалась эта черта характера.

Я красноречиво отвернула голову в противоположную от него сторону, явно давая понять, что я не настроена простить его даже с учётом того, что, как оказалось, именно он начисляет мне зарплату. Выходит, вчера по телефону я разговаривала именно с ним…

Говорят, что любопытство до добра не доводит, меня же подвело отсутствие всякого желания узнать о работодателях немногим больше, чем их фамилию. Какая же я дура! Всего один раз спроси я у Кристофера на кого именно я буду работать или просто забив фамилию “Риордан” в поисковик сети, и я не позволила бы себя развести, словно пятилетнюю девчонку!

– Да ладно тебе, – прервал мои мысли, пылающие огнём жажды мести, Риордан. – Хватит дуться. Ты ведь только что википедию шерстила, верно?

– Выходит, тебя зовут Дариан.

– М-м-мда, – не смог сдержать довольной ухмылки мужчина, но, словив на мне мерцающий молниями взгляд, осёкся. – Прости-прости… Просто это действительно было очень забавно. У меня в жизни никогда ни с кем ничего подобного не получалось провернуть.

– А здесь ты нашёл дуру и теперь твоему счастью нет предела.

– Прекрати. Мне хватило минуты, чтобы понять, что ты не дура.

– Вообще-то я бы с этим поспорила, – вставила свои пять копеек Ирма. Сначала она едва ли не взорвалась от разрывающего её изнутри фейверка счастья в честь возвращения брата, но потом она резко затихла, по-видимому вспомнив предыдущую ночь.

– Ирма, – неодобрительно посмотрел в зеркало заднего вида Дариан.

– Да, кстати, Ирма, – не оглядываясь назад, обратилась к девчонке я. – Именно ты внушила мне, что я работаю на твоих родителей, умолчав о наличии у тебя старшего брата.

– Просто не сдержалась, когда услышала от тебя фразу: “Твой отец уехал всего лишь на две недели и по его возвращению я обсужу с ним подробности того, что от меня требуется, если у меня возникнет на то потребность”, – передразнила меня девчонка. – Ты сама подставилась.

Я так и видела затылком, как Ирма победоносно пожимает плечами у меня за спиной.

– Правда? – заинтересовался Риордан. – Подробности чего именно ты хотела со мной обсудить? – он вновь посмотрел на меня.

Только после этого его вопроса я обратила внимание на то, что мы свободно общаемся на “ты”, что меня немного напрягло – я не собиралась становиться его подругой.

– Вы ведь должны были вернуться в конце мая, так почему же вернулись прежде назначенного срока? – не убирая скрещенных рук с груди, к середине своего вопроса заглянула в глаза собеседника я, явно очертив между нами линию своим обращением к нему на “вы”. Улыбка Риордана, которую я прежде не смогла стереть ни одной из своих колкостей, внезапно исчезла, после чего он буквально впился в меня взглядом. Хотела бы я думать, что его так подкосило моё обращение к нему, буквально выбросившее его персону за пределы моего пространства, однако я склонна была мыслить здраво, потому восприняла его резкий перепад настроения за факт того, что его поездка в Швейцарию, скорее всего, была неудачной.

– Успел подписать необходимые контракты за одну неделю, – всё ещё смотря мне прямо в глаза, невозмутимо произнес он, после чего вопросительно приподнял свои идеальные густые брови в явном вопросе о том, серьёзно ли я только что обратилась к нему на “вы”. В ответ я демонстративно замолчала, пытаясь ещё больше травмировать его стальную психику, что, как мне хотелось бы думать, подействовало – всю оставшуюся дорогу до въезда в город мы не проронили ни слова.

– Мистер Риордан! – весело воскликнул охранник границы города современной буржуазии. – С возвращением!

– Спасибо, Марк, – широко улыбнулся Дариан, проезжая мимо будки старика.

– Он что, тебя ещё не видел? – поинтересовалась с заднего сиденья Ирма.

– Нет, здесь с утра нёс вахту другой парень. Таша, ты видела Марка, когда мы выезжали из города?

– Нет, здесь был другой мужчина… – я перевела взгляд на собеседника. – В связи с Вашим возвращением, я могу быть на сегодня свободна?

– Да, конечно, – буквально выдавил из себя каждое слово Риордан. На сей раз я не сомневалась в том, что он точно не был рад услышать моё повторное “вы”. – Может быть, хотя бы пообедаешь с нами?

– Джина не была предупреждена о Вашем возвращении, – перевела свой взгляд на боковое окно я. – Наверняка она будет в шоке от того, что у неё не рассчитаны продукты на приготовление дополнительной порции, да и я хотела бы пообедать у себя дома.

– Как пожелаешь, – пожал плечами Дариан, продемонстрировав, что не смотря на мой открытый протест, не собирается переходить со мной на “вы”.

Что ж, это его выбор.

Как только мы припарковались в гараже, я с облегчением выдохнула и поспешно покинула пределы замка на колёсах, преждевременно перенесясь мыслями в мир моей уютненькой клячи, которая должна была “домчать” моё тело до моего милого, трухлявого домишки.

– Всем до завтра, – обойдя машину, на автомате произнесла я и, получив в ответ от уже стремящейся в сторону поместья Ирмы что-то вроде “досвидос”, уже наполовину повернула своё туловище к тропинке, ведущей к гаражу, в котором дремали авто персонала, как вдруг боковым зрением заметила, что Риордан протягивает мне руку. Резко затормозив, я обернулась и протянула ему свою, никак не ожидая, что предполагаемое рукопожатие закончится пожатием предплечий. Дариан почти накрыл мой локоть своей ладонью, я же не смогла хоть немного дотянуться до его, потому всего лишь вцепилась в накаченное мужское предплечье. Пожалуй это было самое чудаковатое рукопожатие за всю мою жизнь.

– До завтра? – резко встряхнув моё предплечье с силой, едва ли не заставившей меня подпрыгнуть, произнёс Риордан.

– Хорошего Вам дня, – специально вставила в свой ответ обращение “вам” я, после чего попыталась так же сильно встряхнуть собеседника за его руку, но мои усилия скорее могли привести лишь к вывиху моего же плеча, нежели заставить Риордана шелохнуться. Я уже хотела отпускать его руку, но он не собирался выпускать мою, отчего я немного напряглась.

– Кстати, насчёт вазы, – невозмутимо произнес он, но моё сердце даже не ёкнуло от услышанной фразы – я словно надела на свою голову корону невозмутимости и теперь сияла во всей её красе.

– Хочешь получить от меня компенсацию? – хладнокровно поинтересовалась я, врезавшись в собеседника колким и в то же время отстранённым взглядом.

– Можешь забыть, она мне всё равно не нравилась.

– Что ж, значит у Вас всё-таки есть чувство вкуса, – уже отцепив свою руку от его предплечья, не смогла сдержать колкость я, в ожидании, когда же он, наконец, выпустит из своей хватки мой локоть. Я специально перешла на одно мгновение на “ты”, чтобы потом ловко вернуться к “вы”, и это работало – его действительно передёргивала моя форма обращения к его персоне. Кажется мне начинало нравиться стирать в порошок его самонадеянность.

– Иди пока что, – совершенно неожиданную фразу выдал Риордан, после чего выпустил мой локоть из своей хватки, явно наслаждаясь моим вдруг растерявшимся взглядом. Впрочем, я не собиралась дарить ему ни единой лишней секунды наслаждения за мой счёт. Резко развернувшись, я быстрым шагом направилась в противоположную от Риордана сторону и, спустя десяток шагов, наконец скрылась за углом гаража, вступив в зону недосягаемости его взгляда.

Только сев за руль своей машины я поняла, что меня трясёт. Сделав пару глубоких вдохов и выдохов, я списала своё состояние на приступ необоснованной злости, после чего, наконец, вставила ключ в зажигание.

Глава 15.

Половину своих выходных я обычно проводила в больнице, возможно надеясь на то, что это помогает если не мне, тогда хотя бы тем, кто находится рядом со мной.

Покинув здание, регулярно вытягивающее из меня едва ли не всю жизненную радость, словно проклятый дементор, я сразу же ощутила облегчение и, наконец, решила ответить на сообщение Кристофера:

Таша (19:00):

– Да, конечно, можем встретиться. Я как раз в Лондоне. Ужасно хочу есть. Давай через полчаса в кафе “Вкус жизни”.

Отправив и перечитав своё сообщение, я криво улыбнулась иронии, незаметно проскользнувшей в названии кафетерия, в котором подавали мои любимые тёплые маффины с горячим шоколадом. Недолго думая, я перенабрала сообщение.

Таша (19:01):

– Хотя нет, давай лучше в “Убить пересмешника”. Там отменные стейки.

Я не хотела объяснять Крису, что на самом деле выбираю кафе не по подаваемым в нём блюдам, а по названию. Мне действительно хотелось убить пересмешника, но едва ли такой светлый парень как Крис смог бы понять мой порыв правильно.

Восемь часов вечера, мы с Крисом плотно поужинали и уже допиваем полусладкое красное, с предварительным расчётом допустимого содержания промилле в крови, дабы разъехаться по домам на собственных машинах.

– Ладно, соглашусь с тобой, – отставив бокал в сторону, поджал губы Кристофер. – Ты круто облажалась с Риорданом. Так круто, как я в своей жизни никогда не лажал. Словно тебя обставили на пустом месте. Никакого шанса на реабилитацию в его глазах у тебя точно нет.

– Вообще-то, я не требовала от тебя никакого согласия и тем более не хотела услышать столь опускающую моё самомнение речь, – прищурившись, выдавила я, после чего на моё лицо в буквальном смысле “прорвалась” усмешка.

– Думаю ты в курсе того, что у тебя очень красивая улыбка, – улыбнулся в ответ Кристофер, продолжая разговаривать со мной совершенно обычным тоном, тем самым не стараясь оттенить свои слова загадочными нотками откровенного флирта в голосе, что мне весьма понравилось.

– Я ещё в детстве осознала, что мне легче остальных детей удаётся заполучить лишнюю конфету, если я пошире улыбнусь взрослому, – ещё раскрепощённее заулыбалась я. – Так почему ты сегодня не пришел на работу? Зная твоё повышенное чувство долга, будет интересно послушать о причинах твоего неожиданного прогула.

– Маверик поскользнулся на лестнице и заработал ушиб голеностопа. Пришлось вести его к травматологу. В отличие от твоей хромоты, заработанной тобой в конюшне и от которой сейчас у тебя не осталось и следа, ему теперь придётся не меньше недели прыгать на одной ноге словно кузнечику.

– Маверик – это?.. – вопросительно посмотрела на Кристофера я, отставив свой бокал в сторону и едва уловимо улыбнувшись.

– Мой сын.

“А-а-а… Поня-а-а-тно… Твой… Кто?.. Сын?.. Кхм… Сын?!. У тебя есть сын?!” – это всё, что успело выдать моё подсознание за последующие десять секунд, пока я сидела перед Кристофером с застывшей на губах улыбкой, превратившейся в неестественную маску.

– Если честно, я даже не предполагала, что ты женат, – я не придумала ничего лучшего, кроме как сказать правду.

– Ты разочарована?

– Брось. Я всё равно не хотела с тобой ничего замутить. Мне просто нравился наш лёгкий флирт, – продолжила сыпать горстями правды я.

– У меня нет жены, – поджав губы, произнёс парень, после чего сделал очередной глоток вина.

– Оу, мне жаль… – начала я, но Крис меня оборвал.

– Нет-нет, Саммер жива.

– Но ты точно не мог её бросить, узнав о её беременности, – прищурившись, констатировала я.

– Мы с тобой даже не близкие знакомые, а кажется, будто ты знаешь меня словно облупленного, – вздохнул Кристофер. – Нет, я не бросал Саммер. Она бросила нас.

– Оу… – непроизвольно вырвалось у меня из груди.

– Мы с Саммер познакомились в университете. Она была моей одногруппницей и на последнем курсе у нас завязались “лёгкие” отношения, которые продлились полгода, по истечению которых она вдруг забеременела. Нас вполне устраивал статус наших “непринуждённых” отношений, поэтому мы решили не оформлять их официально. Просто съехались, оставив общежитие позади и сняв квартиру в Актоне – не самая красивая часть Лондона, зато самая выгодная по ценам. Сразу после университета, благодаря одному знакомому, мне подвернулась неплохая вакансия – так я попал в пожарную часть. Затем Саммер родила, и мы стали жить втроём в однокомнатной квартире. Со временем у нас начали возникать некоторые финансовые затруднения, и Саммер пришлось устроиться кассиром в супермаркет… Знаешь, она была не из тех девушек, от которых стоит заводить детей. Пожалуй, я изначально знал об этом, отчего никогда не пренебрегал предохранением с ней, но она всё равно забеременела… В общем, моя зарплата не устраивала её, да и жизнь в компании с “наполовину пожарным” и рождённым от него, регулярно орущим по ночам младенцем её тоже не прельщала. Мы расстались пять лет назад, едва Маверику исполнилось два года. Она ушла не в “никуда”, а к какому-то мелкому французскому бизнесмену, который старше неё на целых пятнадцать лет. Я знал, что она была ветренной ещё до встречи со мной, и даже вступив со мной в отношения она продолжала флиртовать с другими парнями, поэтому сразу после нашего разрыва я решился сделать тест на отцовство. Хвала небесам – сын оказался моим. За два года я так сильно к нему прикипел, что к моменту получения результата теста твёрдо решил, что даже если Маверик окажется рождённым не от меня, я всё равно оставлю его при себе. В общем, сейчас Саммер живёт где-то на юге Франции, состоит в неформальном браке с тем самым мужчиной, к которому ушла от нас пять лет назад, и ждёт скорого рождения дочери. Она создала подобие новой семьи, но я готов поставить все имеющиеся у меня деньги на то, что если вдруг её мелкий бизнесмен в какой-то момент не сможет больше позволять себе её содержание – она не оглядываясь бросит на него их дочь и умчится с каким-нибудь более состоятельным итальянцем в Рим…. – Кристофер тяжело вздохнул. – О Маверике она вспоминает регулярно два раза в год, как по часам – на Рождество и на его день рождения. Но думаю, что это даже к лучшему… Думаю, нам с Мавериком без его матери-кукушки даже проще, что ли… Недавно у нас появился личный таунхаус*, которого для нас двоих бывает даже много, хотя из-за вечного беспорядка из разбросанных повсюду игрушек, со стороны наверное и может показаться, что места маловато… (*Таунха́ус – малоэтажный жилой дом или общественное здание на несколько многоуровневых квартир, как правило, с изолированными входами). Год назад я сменил место работы и, по моим подсчётам, для окончательного погашения кредита, который я оформил для приобретения жилплощади, мне необходимо проработать на текущем месте ещё пару лет. Ты хоть в курсе того, что на службе у Риордана я состою не только в качестве водителя, но и как охранник?

– Не-а, – всё ещё с застывшей улыбкой на лице отозвалась я. На меня словно вылили ледянной чан чужой жизни, почему-то заранее не предупредив меня о столь опрометчивом намерении.

– Двойная должность… Зарплата вдвое больше, чем на предыдущем месте работы… Тебя, наверное, немного потрясла новость о том, что у меня есть сын?

– Да нет, – без запятых ответила я.

– Точно, ты ведь успела преждевременно признаться мне в том, что не хочешь со мной “замутить”, – в ответ задорно улыбнулся Кристофер. – Жаль. Я как раз искал мать своему ребёнку и планировал рождение дочери, – вновь перешёл на волну непринуждённого флирта он.

– Да брось ты издеваться, – хлопнув парня по плечу, усмехнулась я, уже вставая из-за стола. – Из меня мать, как из тебя балерина. Скорее я стану шахтёром, нежели решусь на материнство в ближайшее десятилетие, – отшутилась я, осознавая, что откровения Криса прорвали во мне платину чистой как кристалл правды.

И всё же я была под лёгким шоком от того, что рассказал мне о своей личной жизни Крис. Не думаю, что отцу-одиночке сложнее найти себе пару, нежели одинокой матери, однако быть молодым папашей семилетнего сына – это безусловно титаническая ноша. Подумать только – парню только двадцать девять, а у него за плечами уже сплёлся и запутался такой жизненный клубок из ошибок и ответственностей за них, что об этом невозможно думать без порции вина или чего-нибудь покрепче. Во всяком случае, у меня не получилось избавиться от гнетущего ощущения чужой безысходности вплоть до момента, пока я не подъехала к своему дому, который одним только своим убогим видом выдернул меня из мыслей о чужой жизни и окунул в ещё более холодный омут собственной.

Глава 16.

– А что, из тебя бы вышла неплохая мать, – сидя на диване и уже докрашивая ногти на ногах, подытожила Нат мою новость о том, что у Кристофера есть сын.

– Брось. Я не собиралась с ним заводить отношения.

– И всё-таки, раз уж его девушка забеременела с учетом того, что они предохранялись, должно быть Кристофер очень хорош в постели. Даже слишком. Нет, с таким не стоит спать… – задумчиво вскинула голову к потолку Нат.

– Почему? Ты ведь только что сама оценила его “невероятные постельные способности”.

– Я бы ни за что в жизни не переспала с тем, кто способен оплодотворить мою яйцеклетку не снимая с себя презерватива.

– Куда Байрон на сей раз тебя везёт? – решила поинтересоваться я и, словив на себе непонимающий взгляд собеседницы, решила пояснить своё умозаключение. – Ты делаешь педикюр только в тех случаях, когда Байрон везёт тебя в какой-нибудь отель.

– Мы всего лишь идём на ночной сеанс в кино. Он заедет за мной в половину десятого… Вот блин, осталось всего двадцать минут, – Нат машинально начала размахивать кисточкой для лака со скоростью света. – Мне ещё одеться нужно.

– Воу, это что-то новенькое.

– Ты о чём?

– Вы встречаетесь не для того, чтобы раздеть друг друга, а для того, чтобы посмотреть фильм.

– Ладно, ты угадала, потом он всё-таки везёт меня в отель. Мы забронировали номер на два часа, так что жди меня около четырёх утра.

– Вам ведь обоим завтра рано вставать на работу.

– Мне ко второму уроку, а он уж пусть сам решает, как разгребаться с последствиями бессонной ночи. В конце концов, это ведь не моя идея…

Ох, уведёт у меня соседку этот О’Кконелл и придётся мне платить по коммунальным счетам в одиночку.

Я не до конца понимала, что именно заставило меня прийти в себя: режущие мою кожу осколки стекла, залепившая глаза кровь, невозможность сделать глубокий вдох из-за налипших на лицо волос, сжатие лёгких под рёбрами или факт того, что кто-то тормошит меня за плечо.

– Таша… Таша, проснись…

Уже раскрывая глаза я услышала собственный стон.

– Ты опять кричала, – спустя мгновение, убедившись в том, что я уже не сплю, произнесла Нат.

В мою комнату проникал тёплый луч света. Крадясь от напольного торшера в гостинной, он, всегда оставаясь незамеченным, украдкой вскарабкивался на мою кровать.

Нат протянула мне завёрнутый в прозрачную обёртку леденец, и я, едва шевеля пальцами, развернула его, чтобы почувствовать сладкую мяту под языком. Всякий раз, когда я начинала мучиться во сне, Нат прокрадывалась в мою спальню, чтобы угостить меня чем-нибудь мятным. Наверное, она считала, что это может мне помочь. Глупость.

У меня регулярно случались приступы ночных кошмаров, от которых я кричала во сне. Всех их отличал от реальности один очень важный пункт – красочность. Человеческая память не способна воссоздать события в тех красках, в которых способны изощряться кошмары. Страшнее бывает только тогда, когда воспалённый переживаниями мозг начинает реагировать на картинку и дорисовывать детали, придумывать новые страшные моменты. Ненавижу кошмары. И всё же я ночевала с ними бок о бок на протяжении последних десяти лет своей жизни. За это время не прошло ни единого месяца, чтобы я не просыпалась в холодном поту или с криком в подушку. Сначала меня это выматывало, но теперь мне кажется, что я просто привыкла.

Я привыкла быть в какой-то степени истощённой.

– Ты уже вернулась? – положив леденец под язык и тяжело выдохнув, нахмурилась я.

– Только что. Уже пятнадцать минут пятого… Ты как?

– Навряд ли смогу снова заснуть… Полежу немного и пойду на кухню. Всё в порядке.

Как только Нат встала с края моей постели и вышла из комнаты, я перевернулась на спину и уперлась взглядом в потолок.

Сколько времени прошло… Сколько же прошло времени… Неужели этот кошмар никогда не покинет пределов моего мира? Никогда…

Сидя на кухне в своих любимых штанах-шароварах и тонкой розовой кофте на замке, настолько старой, что я даже вспомнить не могу, в каком возрасте она у меня появилась, я, держа правой рукой стоящую на столе большую железную кружку, левым пальцем водила по дисплею своего телефона. Не знаю зачем и как, но мои пальцы сами потянулись найти Дариана Риордана в инстаграме. Однако, по неведомой мне причине, я, в итоге, вбила в поисковую строку совершенно не то имя.

Дункан Наварро оказался не из тех, кто постит каждую мелочь из своей жизни. Несколько фотографий из конюшни, фото за столиком в баре с пинтой пива в руках, одно фото в компании друзей на бейсбольном матче, ещё пара фотографий из Коста-Рики и подборка из фотографий Мадрида с хештегом “Родина”.

Последнее залитое им в сеть фото имело четырехдневную давность. На нём Дункан сфотографирован в профиль и, с задумчивым выражением лица, подпирает рукой свой прямоугольный подбородок. Весьма красивый кадр. Проскролив немного вниз, я увидела подпись: “Думаю о девушке с мятными глазами и самыми красивыми ямочками на щеках”.

Проморгавшись, я перечитала подпись. Ещё раз взглянув на время поста, я поняла, что он был опубликован спустя три часа после того, как мы с Ирмой покинули “Мустанг”. Мало ли на свете девушек с ямочками на щеках и мятными глазами? Тем более ямочки-то у меня едва заметные и появляются только во время улыбки, да и глаза не “мятные”, а зелёные. Или всё-таки мятные?..

Не знаю почему и на что, но я вдруг разозлилась. Хотя злостью это едва ли можно было назвать – так, скачок не отошедших от дурного сна нервов. И всё же… Где-то в глубине души я надеялась на то, что, когда в следующий раз приду в конный клуб “Мустанг” с Ирмой, я всё-таки застану там Дункана Наварро.

– Только не говори, что в кружке чай, – зайдя на кухню, зевнула Нат.

– В кружке не чай.

– Отлично. Плесни и мне того же, что необдуманно вливаешь в себя перед рассветом, и пойдём на чердак.

– Мой рабочий день, в отличие от твоего, начинается в два часа дня, – приподняв бровь, заметила я.

– Зато я, в отличие от тебя, не запиваю кошмары алкоголем. Ты вообще в курсе того, что именно так можно начать постепенно спиваться?

– Не учи учёного, – встав из-за стола, я налила в кружку Нат порцию белого полусладкого, подаренного ей на день рождения её братом – полгода назад он прислал из США десять бутылок лучшего вина. – Я ведь в курсе того, что ты больше моего выпиваешь. Как, собственно, и выкуриваешь.

– Ла-а-адно, – сонно протянула рыжеволосая. – Если честно, Байрон выжал меня, словно лимон, и всё же на чердак с винишком в руках мне сейчас хочется больше, чем в постель.

Нат поднималась на чердак каждую безоблачную ночь. Я же, в отличие от подруги, могла прожить несколько суток и без звёзд. Каждый раз беря с собой чай или, реже, чего-нибудь слабоалкогольного, мы поднимались по скрипящим, трухлявым ступенькам впритык к потолку, поднимали закрытую дверцу и аккуратно ступали дальше, пока не попадали на чердак. По-большей части он был покрыт слоем пыли, но Нат “расчистила себе путь к звёздам” ещё до того, как я заехала в этот дом. Тропинка от входа на чердак до окна всегда была вычищена от пыли, всё же остальное пространство занимали стопки из книг и журналов, последние из которых не были прикрыты никаким полотном.

Прямо напротив окна расположилась наша личная обзорная площадка – сломанная мягкая лавка без спинки, накрытая посеревшим от времени и вечной пыли сукном, и огромный телескоп, родом из девяностых годов прошлого века, который Нат бережно хранила под тонким тёмно-синим пледом. Этот телескоп достался ей от отца и она берегла его словно зеница око, и порой относилась к нему так, будто он являлся одушевлённым членом нашего маленького сообщества звездочётов.

Кажется, Нат знала всё о звёздах, от их размеров и до историй их наименований. Её саму отец назвал в честь Беты Тельца Нат, или по-другому Эль-Нат – второй по яркости звезды в созвездии Тельца, бело-голубого гиганта спектрального класса B7. Мои родители так не заморачивались, нарекая меня Ташей. Предполагаю, что просто более красивые имена достались детям, рождённым в нашей семье раньше меня, а мне осталось то что осталось – Таша.

Звёзды уже постепенно начинали гаснуть, хотя до рассвета оставалось ещё около получаса.

– Знаешь, а я ведь однажды брошу курить, – сев рядом со мной, произнесла Натаниэль, когда я первой посмотрела в телескоп.

– Ты это чего? – отдёрнув глаз от телескопа, посмотрела на рыжеволосую я. Нат не была из тех, кто бросался обещаниями о том, что завяжет с вредными привычками. Наоборот, она была тем человеком, который упрямо доказывал, что вредная привычка – это неотъемлемая часть твоей вредной личности.

– Да я так… Просто дурачусь, – сделав глоток вина из своей кружки, приглушённым тоном отозвалась рыжая. – Кто тот красавчик?

– Ты о ком?

– Я взяла твой телефон, когда ты наливала мне выпить, чтобы посмотреть время, и увидела, что ты просматриваешь инстаграмм какого-то красавчика. Наварро? Он что, португалец?

– Испанец, судя по всему.

– Так кто он такой?

– Инструктор из конного клуба, в котором занимается Ирма.

– Значит, вы встретитесь на этой неделе снова, – констатировала Нат, и мы вновь замолчали.

В полном молчании мы просидели на чердаке ещё около получаса, по чуть-чуть лакая заокеанское вино и по очереди смотря в телескоп, пока первая предрассветная синева не начала заливать майское небо.

От разогревающего алкоголя, отгоняющего от кожи утреннюю прохладу, по моей душе незаметно разливалась мягкость.

Спустившись обратно в свою спальню, я, не переодеваясь, легла на кровать и закрыла глаза, неосознанно издав страдальческий выдох. Мой лоб неконтролируемо хмурился под тяжестью мыслей о том, когда же это, наконец, пройдёт. Тикали секунды, минуты, часы, дни, недели, месяцы, года… Целого десятилетия оказалось для меня недостаточно. Ни единого свободного от оков тупой боли вдоха или выдоха. Я чувствовала себя… Я чувствовала…

Не помню, как отключилась, но спала я без снов. По-видимому, я вновь позволила вину обмануть свой уставший от вечного напряжения разум.

– Ты всегда будешь приходить в брюках и блузке? – бегло осмотрев меня с ног до головы, поинтересовался Риордан.

– Вас что-то не устраивает? – скрестила руки на груди я, стараясь не слишком сильно морозить собеседника холодом в своём голосе. Мы стояли посреди столовой – он выловил меня в момент, когда я направлялась вниз к Кристоферу и Джине.

– Как твоя рука? Присаживайся, – он выдвинул из-за стола стул.

Окатив собеседника холодным взглядом, мне хватило пяти секунд, чтобы понять, что присесть мне всё же придётся.

– Нормально, – уже опустившись на указанное мне место, ответила я, стараясь обуздать совершенно необоснованное желание нагрубить человеку, который накануне, на протяжении целых двух часов, лепил из меня идиотку.

– Ты всё ещё дуешься на меня за вчерашнее? – сев напротив, выдохнул Риордан, после чего посмотрел на меня своими огромными голубо-синими глазами.

– Нет, – скрестив руки на груди, твёрдо ответила я.

– Значит дуешься. Прости меня, – вновь тяжело выдохнул Дариан. – Я ведь тебе простил за вазу.

По тому, как выпрямилась спина моего собеседника, я поняла, что он словил ту молнию, которую я выпустила своим взглядом в его направление.

– Ты, сам, разбил, свою, вазу, – отдельно отчеканила каждое слово я, после чего сделала глубокий вдох и на одном выдохе добавила. – Ещё и ладонь мне порезал.

– Ладно-ладно! – поднял руки вверх Риордан. – Я понял, что был не прав с самого начала нашего знакомства и до самого его конца. Действительно, в разбитой вазе виновата только моя невнимательность и разыгрывать тебя было не лучшей идеей, но я не смог удержаться… И вот…

– Дариан, Вы мой начальник, и я не собираюсь портить с Вами отношения лишь из-за того, что Вы с первой секунды нашего знакомства сделали всё возможное, чтобы в итоге я почувствовала себя идиоткой. Давайте остановимся на том, что Вы пообещаете мне больше подобного не повторять, а я пообещаю Вам, что постараюсь не мешать личные счеты и эмоции с работой…

– Хорошо, – хлопнул ладонью по столу мой оппонент. – На этом и остановимся. Я хотел с тобой поговорить о тех отчётах, которые ты ежедневно составляла для меня в онлайн-блокноте. Если честно, ты должна была просто отмечать в таблице посещение Ирмой занятий плюсом и её отсутствие минусом соответственно, при этом выставляя её старательности общий балл от одного до десяти, но так как тебе никто этого не объяснил, ты просто заполняла таблицу коротким мнением о том, как проходило то или иное занятие. Больше всего меня насмешило одно из первых твоих замечаний, касательно занятий Ирмы французским языком: “Произношение как у шахтёра из-под земли”, – взяв огромный планшет в руки, не смог сдержать усмешку Риордан. – В общем, мне очень понравилась идея с краткой оценкой трудов Ирмы в форме отзывов. Читая их, я всерьёз задумался над тем, чтобы изменить её расписание. Я обсудил это вчера с Ирмой, но она была без настроения из-за встряски, которую я ей устроил в честь её похмелья, поэтому я решил обсудить с ней этот вопрос повторно, когда у неё хватит храбрости со мной заговорить вновь. Сейчас же я хочу узнать твоё мнение о том, что именно Ирму интересует больше всего, а от чего она хотела бы откреститься.

Он наехал на Ирму из-за того, что я, по неведению, слила ему информацию о её похмелье. Девчонке, конечно, нужна была встряска, но звуковая волна, которая изыдет от этого землетрясения, явно скоро дойдёт и до меня.

Я тяжело выдохнула.

– Что ж… Ничего не могу сказать по поводу танцев и фортепиано, так как на прошедшей неделе их не было, но Ирма явно недолюбливает французский и ещё ей скучно на лепке из глины, но не советую их исключать из программы. Можно просто сократить занятия, поставив на освободившееся время те уроки, которые ей нравятся больше.

– Например гольф, большой теннис и верховую езду?

– На Ваше усмотрение, – пожала плечами я.

– Но ведь тебе за ней таскаться по занятиям.

– Но мы ведь не мои предпочтения сейчас обсуждаем. Думаю, Ирма сама даст правильные ответы на вопросы о том, что её интересует больше всего, – ответила я, поправив локон, зацепившейся за пуговицу на коротком рукаве своей блузки. – Хотя мне иногда кажется, будто она сама не знает, чего именно хочет.

– Согласен. В этом мы с ней сильно отличаемся.

Глава 17.

С возвращением хозяина дома его внутреннее течение жизни кардинально изменилось. Во-первых появилось много новых лиц среди прислуги: пара уборщиц, садовник и флорист (это два разных человека), помощник повара, какой-то грузчик, пополняющий запасы еды в кладовой… Все эти люди суетились на нижнем этаже, пока наверху царило спокойствие и безмятежность. Выловив в этом хаосе новых лиц знакомые черты Кристофера, я напомнила ему о том, что нам пора ехать за Ирмой, после чего мы незаметно ретировались за пределы кухни.

– Вход и выход для обслуживающего персонала, – пояснил Кристофер, открыв передо мной до сих пор незнакомую для меня дверь, ведущую на улицу. – Появляться утром на рабочем месте и уходить по завершению трудового дня мы с тобой, в отличие от остального персонала, должны через главный вход, чтобы Риорданы видели, что мы прибыли или отбываем. Остальные же не должны мелькать наверху, если на то нет особой необходимости – например такой как сервировка стола или плановая уборка. Чем меньше мы мозолим этим двум глаза, тем нам же лучше. Понимаешь?

– А как же, – ухмыльнулась я. – Правда мне деньги платят как раз за то, что я мозолю глаза Ирме, но факт того, что у меня есть отходные пути, меня очень даже воодушевляет… Как думаешь, он скоро меня уволит?

– За что? – не скрыл своего удивления Крис.

– Меня наняли для того, чтобы я присматривала за Ирмой, но ведь Дариан вернулся…

– Твоя должность была создана не смотря на то, что Дариан всё это время находился рядом с Ирмой, забыла? При Ирме с малых лет были няньки. Ты просто должна продолжать контролировать её обучение.

– Если честно, я не до конца понимаю, за что мне платят, – пожала плечами я, уже садясь в автомобиль.

– Ирма весьма импульсивный подросток. Думаю, что Риордан надеется на то, что твоё присутствие и контроль над её образованием не позволят ей совершить лишних глупостей, когда она того захочет. А она этого обязательно захочет, можешь даже не сомневаться.

– Ты рассказала ему! – буквально взрывалась от негодования Ирма, сидя на заднем сиденье, пока Кристофер профессионально делал вид, будто находится вне автомобиля и руль в салоне крутится сам собой. – Ты ведь обещала не рассказывать!

– Я обещала не рассказывать твоему отцу и, насколько я могу судить, Дариан не является твоим отцом. Если бы ты не морочила мне голову и сразу сказала о том, что я работаю на твоего брата, он бы, возможно, не узнал о твоих выходках.

– Ты сказала “выходках”?! Значит, ты ему ещё что-то разболтала?..

В воздухе так и повисло немое обещание Ирмы уволить меня до конца текущего месяца. Что ж, хотя бы один месяц, но я обязательно заработаю на вредности этой девчонки.

На большом теннисе мы с Кристофером стояли за ограждающей сеткой и, скрестив руки на груди, наблюдали за тем, как Ирму уделывает тридцатилетний инструктор, словно специально раздраконивая её ещё больше.

– В связи с преждевременным возвращением Риордана, у тебя хотя бы следующие выходные пройдут вне компании Ирмы, – поджав губы, произнёс Кристофер.

Последние полчаса мы с Крисом разговаривали о техобслуживании автомобилей, налогах и ценах на молоко, что мне весьма нравилось – я словно слушала тихий прибой далёкого от меня моря, одновременно участвуя в его созидании.

– Выходные без Ирмы – звучит неплохо, – криво ухмыльнулась я, расцепив руки и засунув их в карманы своих брюк.

На самом деле последнее десятилетие своей жизни я не любила выходные дни. В школьные годы я занимала их до позднего вечера дополнительными факультативными занятиями или чтением книг в библиотеке, в студенчестве мои выходные уходили на спорт и подработку, позже я стала работать на выходных до трех часов дня, а оставшееся время проводила с племянницами. Едва ли я смогу насчитать за последние десять лет больше десятка своих выходных дней, в которые я проторчала бы в четырёх стенах, не нагружая свой мозг настолько, насколько это возможно сделать, чтобы забыться… В учёбе, работе, спорте и даже игре с племянниками главной моей целью было отрешение от тяжёлых мыслей.

– Не хочешь сходить в кино? – вдруг совершенно неожиданно выдал Кристофер.

– В кино? – слегка растерялась я, взглянув на парня.

– Будет премьера детектива-триллера “Стрелок из Орегона”. С Мавериком на подобное не сходишь.

– Понимаю, – усмехнулась я. – Пожалуй, можно было бы сходить, – добавила спустя секунду я.

Почему бы и нет? Я ведь уже прокололась в том, что у меня на Кристофера нет никаких планов, и он сам не против нашего лёгкого дружеского флирта. Плюс ко всему я сама хотела сходить на этот фильм, но до сих пор никак не могла определиться с датой и компанией.

– Отлично, – поджав губы, удовлетворенно кивнул головой парень. – Как тебе воскресенье, в семь часов вечера?

Ирма в очередной раз заперлась в комнате, заранее отказавшись от ужина, по-видимому подобным образом пытаясь показать брату, что её необоснованная обида на него больше, чем его справедливое взыскание по факту её безответственного поведения. Не знаю, что именно между этими двумя произошло, да и, если честно, меня это мало интересовало, но не заметить холод между Риорданами было невозможно.

Умяв ужин Ирмы, я похвалила работу Джины и поспешно ретировалась через выход для прислуг, чтобы Риордан, уже успевший взболтнуть, что на сегодня я могу быть свободна, не передумал и, вместо того, чтобы самостоятельно проверить выполнение его сестрой домашних заданий, не заставил бы меня сталкиваться с её выпадами.

В связи с бойкотом Ирмы мне удалось оказаться дома раньше обычного. Нат, как и всегда, давно была дома, но на сей раз не встречала меня новостями о моих родственниках, вместо этого тихо-мирно посапывая в своей постели. Когда-нибудь Байрон выжмет её без остатка и она не будет в силах вернуться в свою постель, навсегда застряв в его. По крайне мере, я на это надеялась, желая подруге счастья в личной жизни, и одновременно боялась этого, страшась отсутствия компании вечером перед телевизором.

Переодевшись, я, не теряя времени, направилась в родительский дом, в надежде застать дядю Генри на месте. Мы толком не общались уже около трёх месяцев, лишь изредка пересекаясь возле дома и бросая друг другу радушное “привет”, отчего всякий раз, когда у меня выпадала возможность поболтать с ним, я пыталась её не игнорировать.

Дверь мне открыла Жасмин, и я сразу же заметила покраснение вокруг её серо-зелёных глаз. Переступив порог, я присела напротив неё на корточки.

– Хлоя съела мою порцию мороженого, – раздражённо прошептала Жас, прежде чем я успела спросить её о том, что именно у неё случилось. – Это уже не первый раз. На прошлой неделе она съела йогурт Мии, так что мне пришлось отдать сестре свой. Она постоянно съедает чью-нибудь порцию. Даже яблоки ест с огрызками. Позавчера затрескала яблоко, которое я спрятала от неё для дедушки за упаковкой молока.

– Я поговорю с ней об этом, хорошо?

– Хорошо, – протерев нос рукавом кофты, не до конца удовлетворенно отозвалась Жас, явно подозревая, что мои слова не смогут окончательно поставить Хлою на место. – Ладно, я пойду к Мие. Мы с ней у девчонок Рассел шалаш построили из старых простыней миссис Рассел.

– Ладно, беги, – похлопав племянницу по плечу, отозвалась я, после чего девчонка промелькнула сквозь меня, словно мелкая шаровая молния.

Значит, простыни миссис Рассел… Если честно, я бы никогда не решилась сделать себе шалаш из подобного материала. И всё потому, что шесть лет назад, будучи семнадцатилетним подростком, застукала Даррена Рассела с Паулой Андерсон за пикантным занятием в автомобиле первого. Точнее сказать, я не видела самого процесса (о, как же мне повезло сохранить свою психику!), зато слышала неистовые звуки и видела, как ходит ходуном автомобиль. Парочка припарковалась за домом, стоящим напротив дома дяди Генри. В принципе, отличный вариант для подобного мероприятия, с учётом того, что на нашей улице после десяти часов вечера люди уже тогда боялись разгуливать, вот только я в то время увлекалась ночными пробежками, а этого они учесть не могли…

Правда, никто кроме меня об этом так и не узнал – я буквально на носочках умчалась от любвиобильной парочки на соседнюю улицу, но всю оставшуюся пробежку в моих ушах так и звучали стоны Паулы, от которых у меня холодок по коже пробегал. Может, Даррен тогда её резал, а я просто сбежала с места преступления, не оказав жертве ни малейшей помощи?.. В любом случае, мои сомнения развеялись уже на следующее утро, когда выяснилось, что Даррен Рассел выкупил дом напротив Генри под своё семейное гнёздышко, в котором уже спустя десять месяцев появился первый “птенец”.

Даррен и Паула были необычной парой. Во-первых, слишком молодой, чтобы иметь пяти, четырёх и трёхлетнюю дочерей. Во-вторых – едва ли найдутся пары, которые способны родить сразу трёх детей погодок (я бы пристрелилась, узнав, что в будущем меня ждёт подобное – и как только Даррен уговорил Паулу на подобное безумие?!). И, наконец, в-третьих – Даррен был чернокожим парнем, а Паула была бела, словно мел.

Межрассовый брак давно не новинка для Великобритании, вот только у этой пары не обошлось без серьёзных проблем на этой почве.

Даррена Рассела я достаточно хорошо знала, так как он был одноклассником Пени, а Паула, в свою очередь, училась на класс младше. Именно в старшей школе они и начали свою страстную любовную историю. В выпускном классе Даррен являлся одним из тех красавчиков, по которым млеет бóльшая половина девчонок, Паула же была той смазливой красоткой, которую природа наделила не по годам действительно крутыми формами, несправедливо обделив подобным счастьем её одноклассниц. Как только эти два огня сошлись, они сразу же стали самой обсуждаемой парочкой среди подростков нашего города.

Даррен выпустился из школы на год раньше Паулы и, поступив в университет, уехал в Лондон, но расстояние между влюблёнными было не таким уж и большим, чтобы помешать паре регулярно видеться. Спустя ещё год Паула не смогла поступить в университет и осталась в городе, закончив курсы и начав работу маникюршей. Даррен окончил университет, вернулся в город ради Паулы и, при помощи своей одноклассницы и, по совместительству, моей сестры Пени, устроился тренером в тренажёрный зал её мужа Руперта. Основные же проблемы этой жгучей парочки как раз и начались после возвращения Даррена на родину.