Между двумя мирами. Школа выживания

Размер шрифта: 13

Иллюстрация на обложке – Ирина Круглова

Любое использование материала данной книги, полностью или частично, без разрешения правообладателя запрещается.

Пролог

Семь поколений назад случился чудовищной силы магический взрыв и в Тевете абсолютно все, а не только обладатели Истинного света, получили дар. Этот же взрыв свел вместе две параллельные вселенные, прежде не знавшие о существовании друг друга. Абрис, мир темных ведунов и рунического колдовства, приблизился настолько, что стал различим даже невооруженным глазом. В небе Тевета погасли звезды и расцвел далекий призрачный город, находящийся в изнанке вселенной. Началась новая эпоха.

Ее назвали эпохой после Схождения.

Глава 1
Скольжение

Был поздний летний вечер. В заброшенный ангар, где когда-то была ткацкая мануфактура, набилась толпа народа. Куда ни кинь взгляд, встречались знакомые лица. Возникало ощущение, что шла середина учебного семестра, а не середина каникул, и мы все собрались в университетском спортивном зале на соревнованиях между артефакторами и алхимиками. Только призом служила крупная сумма золотых монет, а не жестяной кубок, радующий разве что самолюбие деканов.

Да и было это вовсе не соревнование, а запрещенная игра «скольжение».

Несколько человек переправлялись в параллельный мир Абрис, в лабиринте незнакомых улиц находили магические ворота и переносились обратно в Тевет. Выигрывал один, самый быстрый, но рисковали участники одинаково, ведь после окончания Десятилетней войны, около двух поколений назад, границу между мирами закрыли. Перемещения находились под запретом и карались реальным сроком. Только вот опасность загреметь в застенок никого не смущала. Будем честными, кто откажется от попытки за какие-нибудь пятнадцать минут заработать сумму, которой хватит для оплаты целого учебного семестра?

Развлечение пользовалось бешеной популярностью у адептов университета[1]. Насколько бешеной, я оценила, когда вместе с Крис оказалась в ветхом ангаре.

– Змеюшник тоже здесь, – предупредила подруга.

– Где? – Я оглянулась.

В паре ярдов от нас в компании ярко одетых хихикающих девчонок стояла светловолосая красавица Аглая. Она же королева университета и первая университетская ведьма. Нас с Крис она, мягко говоря, недолюбливала. Вернее, не любила меня, а подружка, учившаяся с нею на факультете изящных искусств, вечно попадала под раздачу.

– Лерой, не пялься на них! – сквозь зубы пробормотала Крис.

Но одна из приспешниц, в смысле фрейлин, нас все-таки заметила и что-то возбужденно заговорила остальным. На хорошеньком личике Аглаи моментально расцвела мерзостная усмешка. Удивительно, что такая вообще имелась в арсенале столь красивого создания.

– Ну вот! Я же просила не пялиться, – жалобно простонала Крис. – Они же хуже диких собак!

Не успела подружка договорить, как прозвучал сладкий фальцет блондинистой королевы:

– Эй, Святоша Крис! Ты вечернюю молитву не пропустишь?

Отец Кристины служил молельщиком в храме Судьбы и держал семерых детей в таком кулаке, что изворотливость подруги, ловко нарушающей многочисленные правила, невольно вызывала уважение. Если бы ее родители узнали, что Крис пришла поглазеть на запрещенную игру, то до старости заперли бы авантюристку дома. Хотя, скорее всего, мой папа, обладавший нечеловеческим терпением, поступил бы так же.

– Проклятие! Я ее сейчас ударю светочем, – покраснела Крис, озираясь на ухмылявшиеся лица университетских сплетников, только и ждущих хорошего повода посудачить.

– Ты не умеешь делать светочи, – напомнила я. – Просто наплюй…

– Тихоня Лерой, ты тоже здесь? – немедленно взялась на меня блондинка. – Думала, что ты в это время уже спишь. У тебя бессонница? Хочешь, подскажу адресок хорошего здравника?

– Стесняюсь спросить, от чего он лечил тебя? – ответила я шпилькой на шпильку.

Девчачьи скандалы всегда привлекали народ. Мы невольно оказались в центре внимания, а Аглая определенно напрашивалась на побои и не желала делать вид, будто мы незнакомы.

– Кстати, Валерия, слышала, что твой лучший друг обручился?

Насмешка ножом вонзилась в грудь, даже дышать стало больно, но я настолько поднаторела в искусстве лжи, что легко изобразила милую улыбку.

– Кстати, Аглая, он все еще принимает поздравления. Хочешь, подпиши карточку. Мне несложно напомнить Тину, откуда вы знакомы.

Усмешка с лица противницы исчезла.

В середине весны у ведьмы случился короткий роман с моим лучшим другом Валентином Озеровым, сыном королевского советника. Интереса Тина хватило всего на месяц, а Аглая, судя по реакции, все еще страдала.

– Так что? – поднажала я. – Передать или воздержишься?

Синие глаза блондинки сузились от досады.

– Он ведь не догадывается, что ты, Валерия, вовсе не тихоня, а отменная стерва.

– Не догадывается. – Я пожала плечами. – Он знает.

Аглая резко развернулась, махнув длинным подолом струящегося платья, и направилась сквозь расступающуюся толпу в противоположный угол ангара. За предводительницей разноцветным хвостом потянулась свита. Изредка фрейлины оборачивались и что-то зло шипели, судя по всему, не здоровья нам с Крис желали.

– Змеюка, – фыркнула подруга. – Чего ей в жизни-то не хватает?

– Мозгов ей в жизни не хватает, – хмыкнула я.

– Она правда еще по Валентину сохнет?

– По всей видимости.

– Вот ведь дурочка!

Последнее замечание я предпочла не расслышать. Когда знаешь болевые точки противника, его легко дразнить. С Аглаей мы различались лишь тем, что о моей безнадежной, болезненной любви к Валентину Озерову не догадывалась ни одна живая душа.

– Я бы никогда не подумала, что он решит жениться так рано. – Крис, похоже, собиралась обсудить случившееся в моей жизни горе, в смысле помолвку друга детства, во всех удручающих подробностях. Сама мысль о том, что скоро он станет главой семейства, вызывала в душе волну возмущения.

– Угу, – молясь, чтобы она не надумала развить тему, без энтузиазма промычала я.

К счастью, появление ведущего, невысокого плюгавенького типа в ярко-голубой тунике, избавило меня от необходимости продолжать неприятный разговор. Игра начиналась.

– Смотрящие, вы готовы? – Народ зашелся в одобрительном вопле. – Показываем игровое поле…

На стене оживили нанесенную с помощью стило[2] топографическую руну. Знак вспыхнул, рассылая по поверхности голубоватые огоньки. Светляки рисовали на досках хаотичные выжженные линии, словно ребенок непослушной рукой калякал странный узор. Однако вскоре изображение приобрело четкость и появилась схема абрисских улиц. В одном из тупиков светился круг, символизирующий магические ворота.

– Бросаем жребий, господа! – В руках ведущего появился черный мешок, куда при входе в ангар желающие сыграть складывали записки со своими именами.

Предвкушение гонки оказалось заразительным, я поймала себя на том, что встала на цыпочки, чтобы не пропустить ни одной детали. Назвали имя первого игрока, и ангар огласился одобрительным воплем.

– В прошлый раз он взял приз, – пояснила Крис с горящими от нетерпения глазами и завизжала от радости, когда вторым игроком оказался победитель прошлогодней игры.

Оба парня учились со мной на факультете прикладной артефакторики, и я никогда не догадалась бы, что они участвовали в подпольных играх. Хотя за три года мне, фанатичной зубриле, удалось изучить разве что повадки завсегдатаев магической лаборатории и немножко похуже – обитателей университетской библиотеки.

От восторга Крис пританцовывала на месте.

– Проклятие! Вот это будет раунд! Два победителя разом! – звенящим голосом пятый раз повторила она.

– Третий участник! – выкрикнул ведущий, запуская руку в мешок, и вытащил скомканную шариком бумажку. – Тихоня Лерой!

В первый момент почудилось, что я просто ослышалась.

– Какого…

Народ зашушукался, не понимая, кому выпал жребий.

– Лерой, ты бросила в мешок свое имя? – изумилась Кристина.

– Нет, – ошарашено покачала я головой.

– Вон она! – в восторге завизжали фрейлины Аглаи, указывая в нашу сторону, и моментально стало ясно, кто меня подставил.

Толпа расступилась, как по мановению волшебной палочки, и мы с Крис оказались вдвоем на опустевшем пятачке.

– У нас играет милая барышня? – расплылся ведущий в улыбке и сделал рукой приглашающий жест. Мол, добро пожаловать в преисподнюю.

Лично мне было очевидно, что место «милой барышни» явно не на пороге в Абрис и даже не в ангаре, а на садовых качелях, где она будет почитывать новый номер альманаха «Новейшие артефакты». Ориентирование на местности никогда не входило в число моих сильных сторон. Кусая губы, я лихорадочно прикидывала, как поступить лучше. Отказаться и стать посмешищем? Или согласиться, с позором проиграть и все равно стать посмешищем?

Противники, стоящие в воротах, с самодовольным видом стукнулись сжатыми кулаками. И этот жест, намекающий, что мне не давали даже четвертушки шанса на победу, вдруг показался очень обидным. Я и сама не поняла, как сделала шаг вперед.

– Лерой, ты будешь участвовать? – в ужасе зашипела Крис, пытаясь меня остановить.

– Кажется…

– Ты с ума сошла?!

– Ну… как сказать…

Под одобрительные выкрики зрительного зала, я пересекла ангар и вошла в нарисованный на полу магический круг. Пока народ делал ставки, нам вручили одно на всех стило – нарисовать руну «слежение», чтобы толпа могла наблюдать за перемещениями на схеме города.

Откровенно говоря, для меня коллективное пользование одним стило приравнивалось к тому, как одной ложкой на троих хлебать из общей миски суп. Брезгливо, но, конечно, не смертельно. Когда магический «карандаш» перекочевал ко мне, то я не удержалась и под понимающими усмешками парней обтерла его о леггинсы, а только потом одним росчерком поставила на раскрытой ладони знак.

От легкости, с какой небрежно нанесенная руна наполнилась магическим светом, у ведущего хищно блеснули глаза.

– Госпожа Истинный свет?

Пришлось оставить замечание без комментариев и побыстрее сжать кулак, чтобы предательский свет потушить. Когда я снова раскрыла кулак, то на ладони остались тонкие, едва заметные линии.

Я никогда не скрывала, но и особенно не выпячивала то, что являлась обладательницей древнего дара. Это в эпоху до Схождения истинный магический дар делал человека особенным, а, миновав поколения, в обществе неофитов[3] он превращал своего обладателя в белую ворону.

Нам вручили карты абрисского города, и перемещение началось. Ворота ожили. Круг на полу засветился, а по контуру вспыхнули символы. Знаки завертелись стремительной каруселью, превращаясь в размазанную линию. В воздухе затрещали магические разряды. Лица людей искривились, словно оказались за плохо отлитым стеклом.

Я не успела ни осознать, во что ввязалась, ни испугаться, ни запаниковать, только зажмурилась, чтобы не затошнило. Земля под ногами разверзлась, я резко ухнула вниз, хотя ожидала, что меня начнет возносить, ведь Абрис светился именно в небе.

Все закончилось неожиданно. Под ногами появилась твердая опора. Меня переместило в чужой мир.

* * *

Я ожидала, что меня перенесет на городскую улицу, но очухалась от скольжения в холодном помещении с плотно закрытыми портьерами на окнах. Темнота пахла книжной пылью и табаком. На мгновение сознание обожгла паническая мысль: что, если я не сумела пересечь границу между мирами? Что, если ворота просто переместили меня в чужой особняк в родном Тевете?

В растерянности раскрыла ладонь и зажгла магическую искру – голубоватый огонек, похожий на нежный язычок свечного пламени. Стараясь разобраться, куда меня все-таки занесло, огляделась. Под магическим светом на стенах, обтянутых темной материей, на потолке и даже на полу начали искриться незнакомые руны. Я сама исхитрилась попасть в центр сложного символа. Стараясь не задеть контуров, осторожно переступила на чистый островок наборного паркета.

Совершенно точно это был не Тевет.

Растерявшись еще больше, я мяла в руке злосчастную карту, непрозрачно намекающую, что меня должны были перенести в город, а не в чужой дом, и не понимала, куда теперь бежать. Еще раз огляделась. Пустые книжные шкафы, массивный стол, дверь в чулан… Неожиданно в мертвой тишине разнеслось эхо чужих шагов. Сжав кулак, я мгновенно погасила искру, и комната погрузилась в беспросветную темноту.

Шаги зазвучали отчетливее.

Едва различая предметы вокруг, я бросилась в сторону чулана. Влажными от страха пальцами нащупала ручку и, прошмыгнув в тесную комнатенку, бесшумно закрыла дверь. В ушах шумела кровь, а сердце грохотало так сильно, что я не услышала шороха, а скорее почувствовала, что за спиной кто-то стоял.

Секунды текли, длинные и страшные. Стены давили. Ожидание нападения было похоже на ожидание грома во время грозы: понимаешь, что громыхнет, осознаешь, что испугаешься до мурашек, но не знаешь, в какой момент… Когда рот накрыла чужая ладонь в кожаной перчатке, я замычала, затрепыхалась, но все равно оказалась прижатой к крепкому мужскому телу. Темноту разрезала короткая красноватая вспышка. Мгновением позже в лицо ударил порыв ледяного ветра.

Перемещение из мертвого особняка на осеннюю улицу произошло незаметно. Мне не сразу удалось осознать, что мы стояли возле грязной кареты, в зловонном узком проулке, озаренном непривычным глазу рыжеватым светом фонаря. Под ногами влажно блестела брусчатка, а сверху крапала ледяная морось, даже толком не похожая на настоящий дождь.

В памяти мгновенно всплыли страшные байки о похищенных в Абрис людях и убитых в кровавых ритуалах девственницах. Я начала яростно вырываться из хватких мужских рук, попыталась укусить похитителя, но только обслюнявила его перчатку и перепачкала себе лицо. А когда открыли дверь кареты, то, не желая забираться внутрь, уперлась пятками в ступеньку.

– Обездвижу, – прозвучало над самым ухом по-теветски с едва уловимым акцентом.

Родная речь в устах чужака настолько шокировала, что я обмякла и тут же оказалась внутри. Забилась в угол кареты и, низко опустив голову, брезгливо обтерла рот рукавом летнего плаща. Похититель уселся напротив и насмешливо бросил:

– Совсем страха нет?

Дверь захлопнулась. Мы окунулись в темноту, но едва экипаж тронулся с места, как сверху полился желтоватый тусклый свет. Я не поднимала головы и цепенела, кожей ощущая изучающий взгляд абрисца.

Скорее всего, он видел магический свет в особняке и теперь прикидывал, насколько заложница из Тевета могла оказаться опасной. Впервые в жизни стало жаль, что я недальновидно отказалась от курса самообороны в университете и перед темным колдуном была бессильна, точно ребенок. Неожиданно он потянулся ко мне, заставив испуганно вжаться в деревянную спинку скамьи, и выдернул из рук карту. В кулаке у меня остался жалкий оторванный клочок.

Последовала долгая пауза.

– Ну, и кто ты? – наконец произнес он.

Я прикусила губу, отказываясь отвечать. Он что-то пробормотал по-абрисски, а потом холодно проговорил, как будто обращался к самому себе:

– Ладно, как знаешь. Все равно разговорят.

От страха у меня зашевелились на затылке волосы. Я вскинулась и уставилась на темноволосого мужчину. Он был гораздо старше меня – лет на восемь, не меньше. Глаза стального цвета, яркие и ледяные. В нижней губе, слева, тонкое серебряное колечко.

– Ты ведь знаешь, что у нас не вступают в переговоры со шпионами? – изогнул он брови. – Или ты перебежчица? Такие здесь тоже есть.

Понадобилось время, чтобы набраться смелости и заговорить.

– Куда ты меня везешь?

На одно мгновение у того сделалось странное лицо, он как будто подсознательно ожидал, что у пленницы окажется плаксивый фальцет, а не взрослый голос.

– Для чего ты переместилась в Абрис? – ответил вопросом на вопрос.

– Меня будут пытать? – В панике я выпаливала первое, что приходило в голову. Как будто мысли, едва возникнув в голове, тут же выливались изо рта.

– Что ты делала в доме Исаи Гленна?

– Меня никогда не отпустят?

Возникла долгая пауза. Ведун кивнул:

– Девушка, кто-то должен первым начать отвечать. Из нас двоих ты нарушила границы. – Он сделал приглашающий жест рукой, мол, не стесняйся быть честной.

Нервно облизав пересохшие губы, я призналась:

– Я участвовала в скольжении. Это такая университетская игра. Мне дали карту, – кивнула на смятый листок коричневатой бумаги в руках абрисца, – по ней надо было найти ворота и вернуться обратно. На меня даже деньги поставили. Я не шпионка, а адептка, и не знаю, почему переместилась в тот дом, а не в город.

Во взгляде мага была ирония. Конечно, он не верил ни единому слову.

– Ты мне не веришь, так?

– Как сказать… Я встречал много теветских адептов, но у тебя оказался самый подвешенный язык.

– Я не вру! – прозвучало излишне поспешно, что, наверное, было еще подозрительнее. – Проклятие! Как же тебе объяснить?

Некоторое время мы молчали. Рассматривали друг друга. Взгляд, как зачарованный, все время возвращался к колечку в губе ведуна. Никто из знакомых мне парней никогда не носил лабрет, тем более на лице. В голове крутилась несуразная, совершенно не подходящая ситуации мысль: в трескучий мороз он примерзал?

– Сколько тебе лет? – резко спросила я, стараясь отвлечь себя от странной фантазии на тему того, как темный ведун облизывает зимой губу.

– Назови свое имя.

– Валерия Уварова, – без колебаний представилась я. – Так сколько тебе лет? Двадцать восемь?

– Двадцать четыре, – поправил он с непроницаемым видом. Точно врал. Лгун со стажем навроде меня всегда легко распознает себе подобного.

– Женат?

– Нет.

– Помолвлен?

– Нет.

– Вот! Что и требовалось доказать! – Я щелкнула пальцами, отчего световой кристалл на потолке зашелся в нервическом треске. – Никто не женится до тридцати. Скажи? А парню, с которым я собиралась потерять девственность, исполнилось двадцать три, но он вдруг обручился. Как понимаешь, не со мной.

Судя по тому, что у мага медленно вытягивалось лицо, он ничего понимать не собирался и меньше всего был склонен влезать в шкуру девственницы из Тевета, страдающей по чужому жениху.

– У меня ощущение, что я на прошлой седмице не на обряде обручения сидела, а на поминках по разрушенным надеждам. – Мне следовало заткнуться, но от паники признания лились щедрым потоком, как из сломанного крана, не перекроешь. – До сих пор не могу поверить! Валентин бабник, каких Тевет еще не видывал. Я решила, что просто обязана совершить нечто, доводящее его до бешенства. Увязалась за Крис на скольжение и потом переместилась в тот дом… Называется, сделала больно человеку, который даже не подозревал, что ему делают больно. Аж злость берет! Но знаешь, что меня бесит больше всего? Что прямо сейчас я несу дичайшую ахинею и почему-то не могу заткнуться!

Неожиданно слова закончились. В воздухе повисло напряженное молчание. Совершенно ошарашенная собственным словоблудием, я выразительно моргнула. Кажется, за минуту мне удалось рассказать темному ведуну о личной жизни больше, чем лучшей подруге за последние три года.

Он откинулся на сиденье, сложил руки на груди. Внимательный взгляд взрослого человека, прикидывающего, какое наказание заслужил нашкодивший ребенок, остановился сначала на моем пылающем лице, потом переместился к открытым сандалиям. Чувствуя, что от стыда готова провалиться под землю (особенно если, провалившись, вернусь домой), я спрятала грязные ноги под лавку.

Интересно, если сказать что-нибудь вроде «спасибо, что позволил исповедаться», пришибет смертельным проклятием?

– Извини, – наконец выдавила я, нервно заправляя выбившуюся из пучка светло-русую прядь.

– И много? – вымолвил он.

– Чего?

– Денег на тебя поставили много?

– Понятия не имею, – дернула плечом. – Я ведь не вернулась обратно.

– Что ж… В любом случае, ты бы не выиграла.

– Почему это?

– Ты даже не переместилась в город, так что тебе очень повезло со мной столкнуться.

– Повезло? – опешила я.

Странные у него понятия о везении. В отличие от Тевета, где после Большого взрыва абсолютно все жители получили дар света, в Абрисе равновесие нарушено не было. На полсотни обычных людей встречался только один настоящий колдун, с такой-то редкостью мне и «повезло» столкнуться в пустом доме. Больше, наверное, только утопленникам «везет». А учитывая, с какой жестокостью во время войны абрисские ведуны убивали обладателей Истинного света, было и вовсе впору падать в обморок от счастья.

Между тем он постучал в стенку кареты. Со скребущим резким звуком отъехала перегородка, и маг отдал вознице приказ на родном языке. Через некоторое время экипаж остановился. Парень толкнул дверь, впустив в салон пахнущий осенью холод, спрыгнул на пешеходную мостовую и протянул руку, предлагая мне выйти.

– Что ты делаешь? – вымолвила я, боясь высунуть нос наружу.

– То, о чем непременно буду сожалеть.

– Ты меня отпускаешь?

– Останешься в карете?

– Всегда отвечаешь вопросом на вопрос? – буркнула я.

– Только когда раздражаюсь. – Он нетерпеливо помахал рукой: – Вылезай.

Услыхав недвусмысленный намек, я подскочила на лавке с таким проворством, словно подо мной распрямилась крепко сжатая пружина. Без лишнего стеснения схватилась за предложенную руку и, перепрыгнув раскисшую под лошадиными копытами жижу, встала на дорожку под фонарем.

Оказалось, что мы приехали к большому постоялому двору, заставленному распряженными каретами. Ставни были открыты, и в окнах горел свет.

– Зачем мы здесь? – проговорила я, пряча дрожащие руки в мелкие карманы плаща. – Ты ведь… не хочешь… чтобы я… от меня…

Маг с недоумением изогнул брови.

– Оплаты! – выпалила я с горящей, как сигнальный фонарь, физиономией. На лице парня расцвела ленивая улыбка, а на щеках появились ямочки.

– И как, подразумевается, ты со мной расплатишься?

– М-м-м…

Не заставляй произносить это вслух, пожалуйста!

– Ты так мило смутилась, – не преминул заметить он, снимая куртку, как будто заранее начал готовиться к оплате. – Не знаю, чего ты там себе навыдумывала, недоверчивый ребенок, но здесь готовят лучшую еду в городе. Ты голодная? Лично у меня перемещения вызывают зверский аппетит.

Неожиданно абрисец накрыл мои плечи курткой, хранившей его тепло и чистый мужской запах. Кожаные рукава опустились до самых колен. Я ошарашенно замерла оттого, как легко совершенно незнакомый человек ворвался в мое личное пространство.

– Так что? Составишь мне компанию? – спросил он.

– Это такая абрисская традиция – накормить идейного врага, прежде чем прикончить? – пробормотала я.

– Мы вообще гостеприимный народ, – подмигнул новый знакомый.

– Сначала кормите, потом пытаете? – с растерянным видом я проследила, как уверенной походкой, сунув одну руку в карман, он направлялся к дверям постоялого двора, а потом бросилась за ним следом.

В едальной оказалась тьма народа. Подсознательно я ожидала, что, когда мы войдем, на обеденную залу немедленно опустится гробовая тишина и к нам повернутся все головы, но ничего подобного не произошло. Мой попутчик что-то сказал подскочившему подавальщику, и нас тихонечко проводили по деревянной лестнице на второй этаж, в отдельный кабинет с зажженным камином, куда шум общего зала доносился только невнятным гулом.

Меню не предложили. Заказ приняли со слов колдуна. Я все это время предусмотрительно молчала и грелась у камина. Когда за подавальщиком закрылась дверь, новый знакомый вдруг стремительно подошел ко мне. От неожиданности я даже попятилась, но он схватил меня за куртку, не дав прислониться ногами к раскаленной каминной решетке.

– Стой. – С непроницаемым видом, словно не замечая, как я медленно заливаюсь краской, маг принялся проверять карманы. Правый, левый. То, с какой легкостью он рушил понятия о зоне комфорта и прочих глупостях, вызывало паралич. Не потому, что он был темным ведуном, а потому, что был совершенно незнакомым парнем с отличной фигурой, колечком в губе и с особой аурой таинственности. К тому же стоял в полушаге.

– Я сниму, – одними губами беззвучно предложила я, надеясь прервать пытку, когда он запустил руку во внутренний карман.

Абрисец покачал головой.

– Нашел. – В его руках оказалось тонкое стило из мутно-белого камня.

Подойдя к двери, одним росчерком он нарисовал незнакомую руну. Та вспыхнула красноватым светом и истлела, не оставив следа.

– Теперь никто не поймет, на каком языке мы говорим, – пояснил он.

Я разглядывала его. Когда в чулане маг обнял меня, чтобы перенести из особняка на улицу, его тело показалось твердым и мускулистым. Вязаный джемпер с высоким воротом облегал широкие плечи. Движения выдавали в нем хищника, осторожного, но стремительного и опасного. Сейчас зверь притаился, позволял себе играть в спасителя потерявшихся между мирами девчонок.

Парень задрал рукава и продемонстрировал татуировки на предплечьях. Одну руку обвивала змея, на другой с внутренней стороны теснились набитые звездочки. Хотелось надеяться, что обозначали они не количество пойманных в городе и замученных до смерти теветцев.

– Ты мне поможешь вернуться домой? – резко спросила я, наблюдая, как он налил в лохань воду из медного кувшина, чтобы вымыть руки. – И не сдашь в участок?

Новый знакомый бросил на меня быстрый взгляд.

– Да.

– Как?

– Воспользуюсь своим положением.

Чувство самосохранения подсказывало, что уточнять, какое же он занимает положение, не стоило. Меньше знаешь – быстрее вернешься домой.

– Почему ты мне поверил?

– Твоя обувь, – кивнул он, намыливая щелоком руки.

– Обувь? – не поняла я и с недоумением посмотрела на сандалии. Три кожаных ремешка обхватывали грязные ноги.

– После Большого взрыва в Абрисе постепенно смещаются времена года. Подготовленный человек знал бы, что у нас сезон листопадов, и вряд ли оделся бы по-летнему, чтобы не выделяться из толпы. – Вдруг на его лице заиграла широкая улыбка и появились ямочки. – Ну и твоя пламенная речь задела меня за живое. Особенно часть про девст…

– Не надо! – категорично перебила я. – Мне и так стыдно.

В это время в комнату спиной вперед протиснулся подавальщик с подносом и, судя по всему, спас меня от града издевательских шуточек. На столе появились глиняные блюда с едой, забулькала еще кипящая чугунная посудина с густым варевом.

– Попробуй. – Маг плюхнул мне в тарелку разваренное мясо с овощами и сам принялся за еду. Я никак не решалась взяться за вилку, хотя от ароматных запахов набегала слюна.

– Ты принципиально не ешь с идейными врагами? – полюбопытствовал он.

– Я не ем с незнакомыми парнями.

На лекциях о рунической магии Абриса рассказывали, что у темных ведунов имя имело большое значение. Якобы оно открывало двери в душу человека, но маг без колебаний представился:

– Рой. – Он усмехнулся. – Теперь твоя вера позволит тебе поесть?

Жаркое оказалось вкусным и ароматным. Схватив кусок булки, я принялась макать его прямо в бурлящую кастрюльку. Потом не удержалась и облизала пальцы.

Рой следил, как я, прямо сказать, не женственно, а жадно и без стеснения поглощала ужин. Наверное, про себя решил, что все теветские потеряшки походили на голодающих из Выжженной пустоши, год питавшихся корешками и наконец дорвавшихся до нормальной еды. Перемещение через границу между мирами забрало изрядно магических сил, которые восстанавливались или за счет еды, или за счет сна. Поспать мне не светило, зато появилась возможность утолить голод сытным угощением.

– А у вас здесь и впрямь неплохо готовят. – Я обожгла губы очередным куском мяса и зашипела.

– Я же говорил, – усмехнулся Рой и спросил: – Значит, ты учишься? Кем будешь?

– Артефактором.

– Хорошим?

– Очень даже, – промычала я с набитым ртом.

– И боевые артефакты тоже создаешь? – как будто невзначай уточнил он.

– Я изучаю созидательную магию, – запив водой вставший поперек горла кусок, пояснила я. – Не хочу выжигать боевую руну – больно и бесполезно, все равно оружие меня не привлекает. Когда-нибудь я создам самодвижущийся экипаж на рулевом управлении, которому не нужны лошади.

– Не любишь лошадей?

– Мягко сказано. Я их ненавижу! В детстве у меня случилась одна неприятная история, связанная с лошадьми.

– Тебя сбросила лошадь?

– Никогда не ездила верхом, – призналась я. – История не для застольных посиделок, но она о мальчике, который мне очень нравился, белых атласных туфельках и лошади, остановившейся в очень неудачном месте.

– Она тебя лягнула?

– Лучше бы она меня лягнула, – с наигранной грустью вздохнула я. – Потому что тогда мне пришлось бы отменить первый в жизни бал из-за травмы, а не из-за испорченных туфель. Проклятие, я так возненавидела балы и лошадей, что до сих пор не умею управлять экипажем и танцевать!

Рой поспешно схватился за стакан, но смех все равно подавить не сумел.

– Это печальная история! – серьезно заявила я. – Мне до сих пор обидно.

На некоторое время мы замолчали. Сотрапезник лениво потягивал напиток.

– Этот твой жених… – Он бросил поверх кружки пронзительный взгляд. – Сильно просчитался, когда отпустил тебя.

Я поперхнулась и мысленно пожелала провалиться под засыпанную опавшими листьями землю Абриса.

– Не смущайся, кое-чего из твоей пламенной исповеди я все равно не понял, – успокоил Рой.

– Пятьдесят процентов? – с надеждой уточнила я.

Он покачал головой.

– Двадцать?

– Нет.

– Может, хотя бы пять?

Он с сожалением развел руками.

– Тогда что?

– Я впервые услышал слово «ахинея».

– И всего-то? – разочарованно протянула я. Лучше бы он не знал слова «девственница».

– Что оно означает?

– Абсурд, вздор, нелепость. Нужны еще варианты?

– У тебя, я смотрю, богатый словарный запас, – усмехнулся он.

– Я вообще поговорить люблю. Особенно не вовремя, – мрачно отозвалась я и попыталась сменить тему: – Теперь моя очередь спрашивать. Признайся, Рой, таких, как ты, учат ловить таких, как я?

Он усмехнулся:

– Ты явно не захочешь услышать ответ, Лера.

Никто и никогда не называл меня Лера. Интересно, это был такой особенный абрисский шик уменьшать имена, чтобы они звучали как ласковые прозвища?

Не зная, куда деваться от смущения, я вытащила карманные часы и с излишне заинтересованным видом откинула крышку. Механизм точно взбесился! Резные стрелки беспрерывно крутились в разные стороны, как у магического компаса, искавшего части света на месте сосредоточия природной магии.

– Что с моими часами? – удивилась я.

– Давай посмотрю.

Едва Рой дотронулся до артефакта, заряженного Истинным светом, как его пальцы шарахнуло чувствительным разрядом, даже искры посыпались. Он невольно отдернул руку, и часы кувыркнулись в миску с мясом, где и утонули с тихим бульканьем.

Мы ошарашенно смотрели, как золотой краешек скрылся в жирной гуще.

– Светлые духи! – простонала я, пряча лицо в ладонях и стараясь не расхохотаться. – Ненавижу сегодняшний день!

– А по мне, так неплохой день, – хмыкнул Рой, пытаясь ложкой выловить золотой кругляш из мясной жижи. – Особенно его окончание. По крайней мере, так было, пока я не утопил твои часы в соусе…

Поздний вечер сменился холодной ночью. Дождь закончился, ветер разгонял тучи. Они неслись клоками, точно ожившие тени, и в разрывах то и дело выныривала почти полная луна. Я жадно ловила взглядом стремительное мелькание ночного светила, редкого гостя в Тевете. В небе Абриса не было отражения параллельного мира, словно его вовсе не существовало. Жаль, что с погодой не повезло. Скорее всего, в ясные ночи бескрайнюю черную гладь усеивали мириады мерцающих звезд.

Подъехала карета, и Рой открыл дверь:

– Забирайся.

Я нырнула в холодную темноту, уселась на ледяную лавку, едва подавив желание забраться с ногами и натянуть на озябшие колени куртку. Сначала маг о чем-то переговорил с возницей, а когда забрался внутрь и щелчком пальцев оживил световой кристалл на потолке, уселся рядом со мной. От неловкости я боялась пошевелиться, а он принялся раскладывать карту, похоже, одолженную у кучера.

– Покажи квартал, где ты живешь.

Оказалось, Рой держал карту Кромвеля, исполненную со столь скрупулезной точностью, что на схеме улиц были обозначены даже сторожевые будки.

– Зачем тебе?

– Я сегодня уже пару раз перемещался по континенту и сил на прыжок через границу не хватит, только на параллельное скольжение. Подъедем поближе к нужному кварталу с нашей стороны границы, и тебе потом не придется далеко добираться.

Мне хотелось спросить, все ли темные ведуны умели с легкостью перемещаться из мира в мир, но не хватило духа.

– Ты всегда такой внимательный к нарушительницам границ?

– Только к тем, которые мне симпатичны. Показывай, – скомандовал он.

Не зная, как реагировать на небрежный комплимент, я наклонилась к карте и нашла квартал Каменных горгулий.

– Вот здесь.

– Далековато ты оказалась от дома.

– Угу, в параллельном мире.

– Зачем ты решила участвовать в крысиных бегах?

Он так точно охарактеризовал скольжение, что мне стало смешно. Наверное, со стороны мы действительно напоминали крыс, выпущенных в кукольный лабиринт в гонке за кусочком сала.

– Ничего личного, Рой, возможно, твой мир и неплох, но Валентин ненавидит Абрис, а мне захотелось сделать что-то такое, от чего ему тоже станет паршиво.

– Чужому жениху?

– Звучит по-идиотски?

Я подняла взгляд от карты и потеряла мысль, вдруг осознав, что мы практически соприкасались лбами. Близость вызвала чудовищное смущение. Взгляд заметался по его лицу и снова остановился на колечке в губе.

– Оно примерзает зимой? – слыша себя точно со стороны, выпалила я.

Уголок рта у Роя дрогнул.

– Нет.

– Хорошо, – промычала я, – а то было бы неудобно его каждый раз отмораживать.

Что я несу?!

Отодвинувшись, я закуталась в куртку и забилась в уголок кареты. Рой дал распоряжения вознице, мы тронулись с места. Световой кристалл был погашен, занавеска отдернута, и в салон заструился тусклый уличный свет.

– Ехать долго, за городскую стену. Может, поспишь? Иначе свалишься после скольжения, – предложил маг.

– Как я могу? – промычала я, подавив зевок. – Ты же на ногах еще держишься.

– Я сильнее тебя и магически, и физически.

– А еще у тебя самомнение зашкаливает, – отозвалась я и все-таки широко зевнула, прикрыв рот ладошкой.

– Ты со всеми такая прямолинейная?

– Только с людьми, которые мне симпатичны… – пробормотала я, борясь с сонливостью.

Глаза удалось разлепить с огромным трудом. Карета стояла, а Рой тряс меня за плечо:

– Просыпайся, мы приехали.

– Куда приехали? – Я выпрямилась, не сообразив, где нахожусь и почему вокруг так темно. Чтобы вспомнить события последних нескольких часов, пришлось поднапрячься.

– Выходи, – скомандовал он.

Оказалось, что мы стояли на проселочной дороге посреди густого реликтового леса. Вокруг ни души, только высоченные деревья. Когда я выбралась из кареты, наступила в лужу и ноги обожгло ледяным холодом.

– Проклятие!

– Осторожно! – Он подхватил меня под локоть и помог выбраться на твердую землю. – Пойдем.

Рой начал уверенно удаляться от дороги, и мне ничего не оставалось, как идти следом. С тоской я оглянулась через плечо, за голыми кустами светился огонек на крыше кареты.

– Когда проводят ритуалы с жертвоприношениями, то жертва должна быть сытая? – зябко кутаясь в куртку, уточнила я.

– Не переживай, ради жертвоприношения я бы не повез тебя в лес. У нас для этого прямо в городе стоят алтари.

– Ты же пошутил?

– Нет. Можно было сразу из постоялого двора попасть в святилище, – издеваясь, просветил он.

– Ты меня сейчас вообще не успокоил, – проворчала я, стараясь от него не отставать, хотя хождение даже по летнему лесу в сандалиях было еще тем удовольствием, а по осеннему, да в кромешной темноте, превращалось в изощренную пытку.

Едва фонарь растворился во мраке, как Рой остановился.

– Почему здесь? – не утерпела я.

– Подальше от дороги.

Вспыхнул огонек стило, и маг принялся чертить на ладони знак. Из-под светящегося злым красным цветом острия шел дымок, в воздухе ощутимо запахло паленой плотью. На коже появился черный ожог с воспаленными кромками. Светлые руны не калечили тело и после себя не оставляли рубцов. Наверное, было больно до оцепенения, но ведун только морщился.

– Готово. – Он спрятал стило обратно в карман и протянул руку: – Иди сюда.

– Прости?

– Ты мне доверяешь? – в голосе Роя слышалась улыбка.

– Это ведь риторический вопрос? Можно не отвечать? А то врать очень не хочется. – От нервического напряжения меня трясло. – Скажи, мы точно не переместимся в чью-нибудь библиотеку? Нас ведь заберут как воров…

– Трусиха. – Маг резко схватил меня за запястье и привлек к себе.

Я налетела на него и оказалась в кольце рук, тесно прижатая к горячему телу. Он не дал возможности отстраниться или хотя бы возмутиться, лесную мглу рассекла алая вспышка, и под ногами провалилась земля. Мы стремительно ухнули в пустоту. От страха я обхватила Роя руками, да так крепко, будто пыталась сломать ему ребра.

Как и в первый раз, скольжение закончилось неожиданно. Я все еще прижималась к парню, когда поняла, что воздух был насыщен ароматом сухой травы, а в тишине застрекотали цикады.

– Приехали, – тихо произнес Рой мне в макушку.

– Да? – Я подняла голову и огляделась.

Оказалось, что мы находились под каменным мостом рядом с кварталом Каменных горгулий. Расцепив объятия, больше походившие на жесткий захват, я отошла. Рой сунул руки в карманы.

– Ты сегодня нарушил много правил? – спросила я.

– Достаточно. Нарушать правила весело, правда, Лера?

– С первого раза не оценила, – призналась я и помахала рукой: – Прощай, Рой. Было приятно познакомиться, несмотря на то, что ты искупал мой курсовой проект в мясном соусе.

– Прощай, Лера. Надеюсь, что созданный тобой артефакт невозможно уничтожить простым соусом.

– Это бы ударило по моему самомнению. Скажи? – пошутила я.

Через темноту мы смотрели друг на друга в последний раз. Наши дороги расходились навсегда.

– Ты был прав, мне действительно повезло оказаться не на улице, а в том доме, – призналась я. – Без тебя я бы попала в большие неприятности. Спасибо.

Он молча кивнул, принимая благодарность. Если бы на прощанье новый знакомый выдал какой-нибудь нравоучительный монолог, типа, никогда больше не занимайся глупостями и не перемещайся в Абрис, то я бы разочаровалась и тем успокоилась, но Рой решил меня добить.

– Хотел бы я, чтобы ты жила в моем мире, – тихо вымолвил он и исчез, оставив мне кожаную куртку, кучу странных мыслей и такое же количество растрепанных чувств.

* * *

Мы с папой снимали первый этаж старого каменного дома с большой мансардой, окруженного густым одичавшим садом. Жилище, принадлежащее университету, стояло в тупичке, в отдалении от нарядных соседей, выстроившихся на центральной улице.

Когда я, не чувствуя под собой ног, добралась до своего переулка, уже светало. Фонари погасли, небо просветлело, а очертания абрисского города в небе потускнели. Густо пахло влажной от росы зеленью. Я толкнула протяжно заскрипевшую кованую калитку и прошмыгнула во двор.

На плетеных качелях, стоящих на веранде, поджав коленки и закутавшись в плед, сладко спала Крис. Услышав мои шаги, она тут же открыла глаза и поспешно села.

– Лерой, слава светлым духам! Ты где была? Я думала, рехнусь от беспокойства!

– Что значит, где была? – Я устало плюхнулась рядышком с ней, и качели неустойчиво зашатались.

– Проклятие, я как будто в кошмарный сон попала! – Подружка растерла лицо ладонями. – Вы только исчезли, как в ангар нагрянули стражи. Многих схватили. Парни, которые из Абриса скользили, наверное, вообще в руки дознавателей выпали. Тебе повезло, что ты переместилась в город.

– В город? – переспросила я, подозревая, что подружка от страха оказаться в каземате немножко тронулась умом.

– Твой маячок не зажегся, – пояснила Крис. – Все решили, что ты не пересекла границу и выскользнула где-то в городе…

– Так и есть, – поспешно согласилась я, не представляя, как расскажу дикую историю о чужом доме, неожиданной доброте темного ведуна и перемещениях между мирами.

– А грязь-то ты где умудрилась найти? – удивилась подружка.

Она рассматривала мои ноги и заляпанные по колено леггинсы.

– Выпала из ворот прямо в болото, – соврала я. – Хорошо, что в топь не попала.

– А как до дома добралась?

– Меня подвезли. Я выглядела такой жалкой, что извозчик даже куртку дал… Сговорились, что я ему потом на станцию завезу.

– Повезло. – Крис широко зевнула и помахала ладошкой перед лицом, вместо того чтобы прикрыть раззявленный рот. – А мы вдесятером в одном кебе тряслись, да еще до твоего квартала пришлось шлепать час. Сколько там времени?

Я похлопала по карманам, вытащила часы. После мясного соуса золотой корпус на ощупь казался неприятно липким. Стрелки показывали одиннадцать часов вечера, как будто не существовало ночи, проведенной в параллельном мире.

– Часы отстают, – пожаловалась я.

– Неважно, – широко зевнула Крис. – Пойдем спать, а то мне скоро вставать надо.

Она ошиблась, спать нам больше не пришлось. Едва я успела смыть с себя грязь и запахи Абриса, как услыхала, что в дверь дома кто-то принялся яростно стучать. Ранний визитер точно пытался снести с петель тяжелую дубовую дверь, опечатанную специальной руной от взлома. Совершенно не понимая, кого притащили абрисские демоны в то время, когда у соседей только петухи проснулись, я поскорее вылезла из лохани с душистой водой. Раздался звук проскрежетавшей на дверном окошке заслонки, а потом Крис позвала напряженным голосом:

– Валерия, ты здесь нужна!

Подруга никогда не называла меня полным именем, разве что при своем отце. Судя по тому, с какой проворностью она принялась открывать неподъемный засов, в голову пришла странная мысль, что молельщик Серебров приехал за дочерью, чтобы лично препроводить на утреннюю молитву.

Появляться перед отцом Крис в халате было неловко, и я натянула на себя первое, что лежало в корзине с грязным бельем. Как на грех, сверху валялось традиционное теветское платье, которое мне пришлось нацепить на обряд обручения Тина.

В измятом ярко-красном балахоне до пят я вывалилась из банной комнаты в кухню, заменявшую нам с отцом холл и столовую. Белая как смерть Крис хлопала круглыми от страха глазами и держала входную дверь широко открытой.

На пороге стояли двое хмурых стражей, и у меня в животе завязались крепкие узлы.

– Валерия Уварова, дочь профессора истории Демитрия Уварова? – раздраженным голосом вопросил один.

Мы с подругой испуганно переглянулись.

– Что-то случилось, господин дознаватель? С папой что-то случилось?

Первый продемонстрировал свернутый свиток. В руках второго стража, как по мановению магического стило, появились кандалы, перекрывающие силу света.

– Валерия Уварова, вы арестованы по обвинению в незаконном пересечении границы с параллельным миром Абрис.

– То есть с папой все в порядке, – уронила я и в комнате повисла пугающая тишина.

Все молчали и не шевелились. Стражи примерялись, под каким углом скрутить хрупкую девушку, чтобы она не скончалась на месте, а я не могла избавиться от дурацкой мысли, что просто не имею права сесть в каземат без исподнего… В камерах же ужасно грязно.

– Можно мне переодеться? – наконец с трудом проговорила я.

Глава 2
Хорошая девочка Тихоня Лерой

– Ты будешь говорить или нет?! – Дознаватель шарахнул по столу кулаком. Подпрыгнули самописные перья и бумаги, а я вжала голову в плечи.

К середине утра в комнате для допросов, похожей на каменную клетку, царила невыносимая духота. Воздух казался липким и смрадным. Я тишком следила за беснующимся стражем и не открывала рта. По его лицу тек пот, воротничок рубахи промок. Когда он поворачивался спиной, между лопатками темнела влажная клякса.

Не добившись угрозами никакого результата, страж решил поменять тактику. Уперся большими ладонями в крышку стола и зачастил отеческим тоном:

– Девочка, ты понимаешь, что обвинение в пересечении границы поставит крест на твоем будущем? А ты, говорят, башковитая. Отличница. Ты знаешь, что тебе светит пятнадцать лет на каторге. Ты оттуда в похоронной урне уедешь. Давай сотрудничать? Обещаю год в исправительном доме. Всего год без магического света, даже руны не придется заново учить. Просто назови имя организатора.

В горле ужасно першило, то ли от прогулок по осеннему лесу, то ли от жажды.

– А можно мне водички? – прокряхтела я.

– Ты издеваешься? – рявкнул страж, выкатив глаза. – Ты открыла рот, чтобы попросить водички? Да ты у меня тут от жажды сдохнешь, пока не выложишь, кто устроил ваш поганый шабаш! Скажи, тебе что, совсем не страшно потерять дар?

– Извините… – Я уставилась на грязный воротничок, врезавшийся в кадык стража. – Не подумайте, как будто я тут умничаю, но вы читали мою личную грамоту? Там должно быть сказано, что я обладательница Истинного света, мой дар невозможно перекрыть. И как бы вы мне ни грозили…

– Да ты охамела вконец, финтифлюшка! – завопил дознаватель и закашлялся, поперхнувшись собственной слюной.

Подлец схватил глиняный кувшин с водой и начал пить жадными глотками. А чтобы, видимо, добить меня окончательно, выплеснул остатки в пятерню и обтер взмокший затылок.

– Истинный свет, значит? Думаешь, если в тебе голубая кровь течет, то все можно? В Абрис слетать, как на Кайманские острова, – можно! Собаку каретой переехать – тоже можно! Ты же особенная, все с рук сойдет…

– Извините, господин дознаватель, я не ослышался? – раздался от двери вкрадчивый голос. – Вы только что обвинили мою подопечную в пересечении границы с параллельным миром и издевательстве над животными?

Одновременно с поперхнувшимся стражем мы оглянулись. Пока меня запугивали, в комнату незаметно проник невысокий тип в дорогущем костюме и аккуратных очочках на благообразном, гладко выбритом лице. Правда, взгляд у незнакомца был цепкий и будто проникающий под одежду.

– Я стучался, – уверил он. – Три раза. Но потом услышал гнуснейшие вопли и посчитал, что имею право зайти.

– Вы кто? – удивленно уточнил дознаватель.

– Поверенный советника Озерова и судебный заступник госпожи Уваровой, – представился типчик и, подставив коленку, раскрыл объемный портфель. Оттуда он вытащил личную карточку и тубус для депеш, опечатанный магическим знаком мирового суда.

– Держите мою личную карточку. – Судебный заступник протянул карточку дознавателю, а потом впихнул и тубус: – Это тоже вам. От судьи.

Пока страж вскрывал печать, неумело ковыряясь стило в линиях рунической вязи, визитер устроился рядом со мной на лавке и тихо спросил:

– Валерия, из вас пытались силой выбить признание?

Не зная, как правильно ответить, я дернула плечом.

– Будете писать жалобу? – любезно предложил он.

– Какую еще жалобу? – рявкнул дознаватель, наконец вытащив из тубуса свиток.

– Да вы читайте, господин дознаватель, читайте.

Тот недовольно запыхтел, прочистил горло и бросил в нашу сторону подозрительный взгляд.

– В решении суда сказано, что с вас, Валерия, снимаются все обвинения в незаконном пересечении границы между Теветом и Абрисом, – пояснил судебный заступник. – Однако вы все-таки находились вчера в ангаре и следили за игрой, так что вам выписан штраф в пятьдесят три золотых монеты и сто часов исправительных работ на благо нашего прекрасного города Кромвеля. Вы согласны с решением мирового судьи?

– Да! – мгновенно выпалила я.

– Превосходно. – Типчик улыбнулся своей жутковато-кроткой улыбкой и обратился к стражу: – Господин дознаватель, если вы все-таки справились с этим документом, то у меня большая просьба снять с моей подопечной кандалы.

Тот яростно щурился. На лице ходили желваки.

– Валерия, вы точно решили не подавать жалобу на давление со стороны блюстителей порядка? – бессовестно поднажал судебный заступник.

То, с какой резвостью меня освободили, вызывало непритворное уважение. Но когда я выходила, страж злобно процедил:

– Легко отделались, Валерия Демитровна. Помните, мы будем за вами пристально наблюдать.

– Хорошо, – для чего-то согласилась я и выскользнула в коридор, где меня дожидался судебный заступник, обтиравший взмокший лоб тонким батистовым платочком. Ту самую судебную грамоту он сунул мне в руки и вдруг принялся извиняться:

– Уж простите, Валерия, что не вытащили вас раньше. Ждали официальной грамоты. Нам повезло, что вчера под облаву попали адепты с громкими фамилиями, иначе так легко не отделались бы.

– Это вам спасибо.

– Что ж, позвольте откланяться.

Не дожидаясь меня, он припустил к приемной, где шумели взволнованные родители арестованных игроков. Я поковыляла следом, на ходу изучая судейское решение. Мне надлежало явиться в дорожную службу, а потом убирать мостовые.

Совершенно точно, это была паршивая карма! Теперь все лошади города смогут отомстить мне за ненависть!

На улице царила жара. Висевшее в зените солнце нагрело брусчатку, и воздух точно плавился. Знакомый экипаж семьи Озеровых стоял у пешеходной мостовой, без зазрения совести перекрыв переход на другую сторону оживленной улицы. Кучер слез с козел и открыл дверь, намекая, что пассажир дожидается именно меня.

– Давай быстрее, а то весь холод выпустишь, – прозвучал из кареты знакомый голос.

Я забралась внутрь, скользнула на мягкое сиденье, обитое натуральной кожей. Дверь закрылась, экипаж тронулся с места. Валентин по-прежнему смотрел в окно и делал вид, будто я невидимка.

Мы не встречались со дня его обручения, и я разглядывала друга с болезненной жадностью. Красивый профиль, высокомерный взгляд, капризно сжатые губы. Светлые, хорошо подстриженные волосы. Ухоженные руки сложены на груди. Глядя на них, складывалось ошибочное впечатление, будто Валентин Озеров, сын одного из богатейших людей Кромвеля, никогда не держал ничего опаснее самописного пера или магического стило, но в действительности под дорогими одеждами пряталось жилистое, натренированное тело, а на крепком плече была выжжена боевая руна.

– Они предложили на выбор приют для стариков и уборку мостовых, – вдруг произнес он, разглядывая проплывающую за окном торговую улицу. – Я выбрал уборку.

– Ты же знаешь, что я ненавижу, когда лошади гадят.

– В этом весь смысл. – Тин бросил на меня ледяной взгляд. – Сегодня в мой кабинет ворвалась дочь молельщика, несущая ересь про какое-то скольжение в Абрис. Хвала светлым духам, ты не пересекла границу, иначе даже я не смог бы тебя вытащить. Кретинам, которые вывалились из ворот в руки стражей, светит по пятнадцать лет каторги. Если – заметь, я сказал «если» – они оттуда выйдут, то забудут, как пишутся…

Наши глаза встретились, и он умолк на полуслове. В карете возникла опасная тишина. Тин, умевший читать по моему лицу, как по раскрытой книге, понял, что я там была.

– И как, Лерой? Тебе понравился Абрис? – невесело усмехнулся он.

Лучшему другу было тринадцать, когда его похитили абрисцы и потребовали крупный выкуп. Валентин вернулся домой через три дня и никогда не рассказывал о том, что именно происходило в плену. Однако его спину покрывали выжженные шрамы от темных рун, и он бесился даже при простом упоминании Абриса. Пару лет назад королевские советники вдруг завели речь о примирении, так Тин едва не лопнул от злости. Не удивлюсь, если через отца он поспособствовал провалу переговоров.

– В Абрисе красивые звезды, – отводя взгляд, соврала я, как будто действительно успела рассмотреть ночное небо.

– Конечно, звезды – это важно, – с издевательской интонацией вымолвил Тин. – Кто помог тебе выбраться обратно?

– Кое-кто, – уклончиво отозвалась я. – Оказалось, что абрисцы – очень гостеприимный народ. По крайней мере, могут быть, когда хотят.

– Ты правда так считаешь? – В зеленых глазах сверкнул злой огонек.

Мне хотелось задеть его, но почему, когда я добилась цели, на душе стало еще паршивее, чем после злополучной помолвки? Не желая спорить дальше, я отвернулась, и всю дорогу до квартала Каменных горгулий мы провели в напряженном молчании.

Карета остановилась напротив узкого переулка, ведущего к нашему с отцом дому. Сухо попрощавшись, я выбралась наружу, но не успела добраться до калитки, как Валентин схватил меня за локоть и резко развернул. В обычно надменном лице проявился едва сдерживаемый гнев.

– Ты ведь из-за меня решила участвовать в игре? Я прав, Лерой?

Я многозначительно покосилась на руку с руной обручения, мерцающей на внешней стороне запястья. Мол, отпустить не хочешь? Однако Тин даже не подумал разжать пальцы.

– Из-за меня?! – повторил он. – Просто так, за компанию со своей тупой подруженцией, ты бы даже не приблизилась к месту сборов, потому что знаешь, как я отношусь к Абрису.

Он ловко загонял меня в угол.

– Ради светлых духов, при чем здесь ты? – Я вырвалась, почти уверенная, что на коже останутся синяки. – Ты удивишься, Тин, но в моей жизни не все вращается вокруг тебя. Я приехала в ангар из любопытства, а в игру попала, потому что кто-то бросил мое имя в мешок для жребия. Надо было отказаться, но не хотелось выглядеть папенькиной дочкой в глазах однокурсников. Доволен?

– Не ври, Тихоня Лерой. Ты никогда не совершаешь глупостей…

– Да неужели?

Мы буравили друг друга злыми взглядами.

– Валерия, тебя выпустили? – раздался за спиной изумленный возглас отца.

Не веря собственным ушам, я оглянулась. Папа, одетый в пиджак с золотой нашивкой за заслуги перед Теветом, стоял возле калитки.

– Твоя подруга оставила послание, – пояснил он.

Было страшно представить, как родитель всполошился, прочитав новость о моем задержании.

Первым отмер Тин.

– С возвращением, профессор Уваров.

Я поцеловала отца в небритую щеку.

– Ты же планировал вернуться на следующей седмице.

– Освободился пораньше. – Он поправил круглые лекторские очки. – Как вижу, вы справились и без моей помощи, молодой человек?

– Извините, – для чего-то попросил прощения Тин.

– Что ж… – Отец растерянно оглянулся в сторону дома. – Похоже, мы теперь можем варить пшенную кашу[4]. Заходите.

– Мне пора, – мгновенно отказался Валентин.

– Ну хорошо. – Отец помолчал. – Валентин, передайте родителям, что я загляну на днях.

Прощались скомканно и неловко. Когда мы вошли в дом, посреди кухни обнаружился криво стоящий дорожный сундук с откинутой крышкой. На кухонном столе были свалены свитки и тубусы. Во всем этом: в разбросанных вещах, в ссутуленных плечах отца, в гробовом молчании – чудился немой укор. После смерти мамы папа всегда поступал подобным образом – замолкал, вместо того чтобы поскандалить.

Не произнося ни слова, он направился к себе в комнату.

– Почему ты не накричишь на меня? – не удержалась я. – Накричи. Можешь даже ударить, я заслужила.

Отец оглянулся, в лице появилось удивление. За всю жизнь он ни разу не повысил на меня голоса и не тронул даже пальцем.

– О чем ты толкуешь, Валерия?

– Я знаю, что сильно подвела тебя.

– Ты раскаиваешься, этого достаточно.

Однако на пороге спальни, прежде чем закрыть дверь, он помедлил.

– Но знаешь, дочь, если бы сегодняшним утром я застал тебя голой на диване с молодым человеком, то расстроился бы меньше.

Папа скрылся в комнате. Лучше бы он отвел душу и устроил разбор полетов, тогда я не чувствовала бы себя из рук вон плохой дочерью.

* * *

С отработки я возвращалась поздним утром, когда солнце уже набрало густоту и силу. От непривычки тело ныло так сильно, словно метлой и совком меня колотили, а не заставляли скрести мостовую на торговой улице. Под ногтями появились темные полумесяцы, пыль, кажется, въелась в кожу. Когда я закрывала глаза, видела лишь лохань прохладной воды и баночку с щелоком. Щелок отчего-то представлялся хозяйственный, серого цвета с черными вкраплениями, незнамо как затесавшийся в банные фантазии.

Тут обнаружилось, что у пешеходной мостовой, как раз напротив переулка, ведущего к дому, стоял незнакомый элегантный экипаж, а рядом с нашей калиткой меня поджидала высокая брюнетка в белом платье. Обнаружив фактически под дверью невесту Валентина, я с трудом подавила позорное желание спрятаться в кустах. Утро враз перестало казаться солнечным.

– Кларисса?

Она обернулась. На красивом лице с точеными чертами появилась милая улыбка.

– Извини, что нагрянула без предупреждения, Валерия.

На рассвете, отскребая брусчатку, я была уверена, что начавшийся подобным образом день просто не может стать хуже, но при появлении красивой гостьи стало ясно, что может. И еще как может. Видимо, хозяйственный щелок вместо персиковой эссенции мне виделся к ее визиту, а я-то дурного знака не растолковала.

– Ты выглядишь… усталой, – заметила она.

– С сегодняшнего дня началась отработка. – Я продемонстрировала на внешней стороне запястья знак, поставленный в стражьем участке. На этом месте у Клариссы поблескивала витиеватая руна обручения, вызывавшая во мне зеленую зависть.

– Валентин говорил, что ты в последнее время в дурном настроении. Вот я и подумала, почему бы нам не развлечься?

– Развлечься?

Благодарю от всей души, Кларисса, я уже все утро развлекалась, убирая за лошадьми. Спасибо твоему жениху.

Мало того что от злости Тин обрек меня на грязную тяжелую работу дворничихой, он не успокоился и отправил невесту домучить жертву до смерти. Имея таких внимательных друзей, можно не заводить врагов.

– Сходим померить платья, поболтаем как подружки, – пояснила она, – съедим что-нибудь вкусное. Я от Валентина слышала, что ты знаешь отличные едальни. Так что скажешь?

Убей меня прямо здесь, после обеда с тобой я все равно сдохну от заворота кишок.

– Конечно, давай развлечемся как подружки, – нервно улыбнулась я. – Почему нет? Мне нужно пятнадцать минут на умывальню…

По дороге на торговую улицу я с трудом справлялась с дремотой и была уверена, что от усталости вырублюсь на софе в примерочной комнате или же уткнусь носом в тарелку с поздним завтраком.

Мы приехали в знаменитую на весь Тевет портняжную лавку. На вывеске не значилось имени, только золотой вензель, известный даже мне, далекой от мод и фасонов. Обычно такие лавки я обходила за четверть мили. Когда мы вошли в шикарно обставленный торговый зал, к Клариссе со всех ног бросились белошвейки. Появилась высокая ухоженная женщина и кивнула с видом королевы:

– Госпожа Кларисса, а вот и вы! Новые наряды привезли сегодня утром. Мы их никому не показывали – вас ждали.

– Чудесно, – распевным тоном отозвалась невеста Тина. – Я приехала, как только получила послание.

Нас проводили в примерочную комнату, предназначенную для особых покупателей. Через полчаса и пятнадцать цветных платьев, продемонстрированных Клариссой, я отчаянно перебарывала сон и мечтала во весь рост растянуться на плюшевом белом диванчике, но мне приходилось чинно сидеть и изображать благовоспитанную барышню. Когда я сладко зевнула, едва не вывернув челюсть, белошвейки в шестнадцатый раз раскрыли портьеру. Стоя на возвышении, Кларисса демонстрировала черное приталенное платье с широкой длинной юбкой. Помощницы придерживали зеркало, чтобы придирчивая клиентка получше рассмотрела прелесть наряда.

– Как думаешь, оно понравится Валентину? – спросила она, любуюсь отражением.

– Он не поклонник черного цвета, – машинально отозвалась я.

– Зато поклонник брюнеток. – Кларисса улыбнулась сама себе.

– Я почти уверена, что он не замечал цвета волос девушек. У него были и брюнетки, и блондинки, и рыжие, и… – Под пристальным взглядом невесты я мгновенно исправилась: – Брюнеток он выбирал чаще.

Девушка понимающе улыбнулась и мягко вымолвила:

– Его сложно любить, правда, Валерия?

Из живота поднялась горячая волна. Невесте Тина понадобилось несколько коротких встреч, чтобы разгадать тайну, на какую ему самому не хватило и нескольких лет!

Как часто бывало в делах, касавшихся лучшего друга, мне оставалось изворачиваться и прятать страх под нахальством.

– Ты считаешь, что я влюблена в Валентина? Серьезно?

– А ты хорошо притворяешься. Видимо, сказывается опыт…

Я покосилась на белошвеек, мгновенно зашушукавшихся в сторонке, и, не моргнув глазом, солгала:

– У меня есть парень. И давно.

– Парень? – на лице Клариссы появилось удивленное выражение. – Тогда почему Валентин о нем ничего не знает?

– Было бы странно, если бы я рассказывала ему о своих поклонниках, не считаешь? – отозвалась я.

Соперница кашлянула, не зная, что еще сказать, а потом повернулась к работницам:

– Платье ужасное и сидит плохо. За такие деньги оно должно превращать меня в королеву, а не в дворничиху. Покажите что-нибудь еще.

«Дворничиха» определенно было камнем в мой огород.

Занавеска снова закрылась, но от нервного напряжения усидеть на месте было сложно. Как всегда, я принялась метаться: прошлась по примерочной комнате, вернулась в торговый зал, где несколько клиенток восхищенно закатывали глаза перед одетым в небесно-голубой шелк манекеном.

– Вы можете примерить, – произнесла за моим плечом молоденькая продавщица в форменном платье.

Оказалось, что я замерла перед белым нарядом из тончайшего кружева.

– Платье идеально на вас сядет, – продолжила девушка.

– Я все равно не буду его покупать, – попыталась я отвертеться от примерки.

– Но ведь за пробу денег не берут, – пожала плечами продавщица.

Уже через пять минут я разглядывала свое отражение в высоком зеркале. Платье действительно село как влитое. Я никогда не отличалась формами и, несмотря на всю мою любовь вкусно поесть, со стороны походила на фитилек, но нежная ткань удивительным образом облегала тело, неожиданно подчеркивая изгибы.

– Идеально, – с довольной улыбкой вздохнула помощница. – Покажитесь друзьям?

Она щелкнула пальцами, и портьера отъехала в сторону, открывая комнату для примерок. На белом диванчике, положив ногу на ногу, со скучающим видом сидел Тин. Он повернулся в мою сторону и застыл.

– Ты что здесь делаешь? – удивилась я, стараясь не обращать внимания на ноющую боль, возникшую в груди. Взгляд Валентина заскользил по моей фигуре, затянутой в нежное кружево.

– Кла… – Он поперхнулся и закашлялся. – Кларисса попросила приехать. Не знал, что ты тоже здесь.

– Мы вроде как развлекаемся с утра, – мрачно отозвалась я.

В этот момент распахнулась занавеска в соседнюю примерочную. Стоявшая перед зеркалом Кларисса была облачена в точно такое же, что и я, белое платье, обтянувшее полную грудь и крутые бедра. Казалось, что на женственной фигуре кружево расползалось по швам.

На комнату обрушилась неловкая тишина.

– Красивое платье, – натянуто улыбнулась невеста.

Испуганно покосившись на лучшего друга, я пробормотала:

– Я его сниму.

– Ты должна купить его! – остановила меня Кларисса. – Оно непременно понравится твоему парню.

– Какому еще парню? – мгновенно ощетинился Тин и повернулся ко мне: – И давно у тебя появился… парень?

Упрек в тоне обескураживал. Я открыла рот, не зная, что ответить, но Клара пропела:

– Оказывается, давно.

– Почему я ничего никогда о нем не слышал? – Теперь голос Озерова зазвенел от возмущения.

– Потому что ты мне друг, а не подружка!

– Ты должна нас познакомить, – произнесла Кларисса. – Давайте встретимся вчетвером. Что скажешь, Валентин?

Он ничего не хотел говорить, буравил меня нехорошим взглядом, словно я совершила преступление. На лице ходили желваки.

– У тебя правда есть с кем-то отношения, Лерой?

– Не с кем-то, а с мужчиной. Не понимаю, что тебя удивляет.

– Как его зовут?

Перед мысленным взором вдруг появились глаза стального цвета и тонкое колечко в нижней губе. С момента скольжения прошла всего пара седмиц, но мне уже не удавалось четко вспомнить лица Роя, словно мы встретились в давнем, полузабытом сне.

– Его зовут Роман, – назвала я имя абрисского ведуна на теветский манер. Ему без разницы, что я наплела друзьям, а мне врать проще, представляя перед глазами реального человека.

– Он из Кромвеля?

– Нет… Мы живем в разных городах.

– Сколько ему лет?

– Двадцать четыре.

– Он обладает Истинным светом?

– Его магия… несколько другой природы, – нашлась я и добавила, совершенно искренне рассердившись: – Клянусь, Тин, я не понимаю, почему все еще отвечаю на твои вопросы.

Раздраженно взмахнув рукой, я заставила портьеру скрыть меня от пристального взгляда лучшего друга. Непроницаемое полотно стремительно распрямилось, словно занавес на театральной сцене.

Вечером в мои двери постучались. Посыльный привез большую коробку, перевязанную нежно-розовой лентой. Когда я распутала пышный бант и сняла крышку, под хрусткой бумагой обнаружила аккуратно сложенный белый кружевной наряд с ярлычком известной портняжной лавки. Сверху лежала чистая карточка. Стоило взять ее в руки, как кончики пальцев закололо, и по плотной бумаге замельтешила искра, выжигавшая написанную знакомым летящим почерком строку: «Принарядись для своего парня».

Валентин намекал, что не верил, будто у меня завязались отношения с другим мужчиной.

– Жестокий идиот, – с раздражением я отшвырнула карточку и вернула крышку на коробку.

Ирония заключалась в том, что Рой действительно существовал, дышал, творил магию. С одной оговоркой – он жил в параллельном мире.

* * *

Вокзальная площадь галдела и суетилась. Подъезжали и отъезжали многоместные тяжеловозы, переругивались грузчики. То и дело в гомон людских голосов вплетался пронзительный звон колокольчика, предупреждавшего о прибытии очередного междугородного дилижанса.

Папа уезжал в столицу читать лекции по истории в Королевской академии. После инцидента с игрой, мне с трудом удалось уговорить его не отказываться от выгодной работы. Пришлось поклясться, что я буду вести себя паинькой. Теперь мы стояли у открытой двери в душный омнибус, в растерянности наблюдая за другими путешественниками.

– Отъезжаем через пять минут, – прикрикнул контролер.

– Ну все, дочь. – Отец забрал у меня корзину со снедью и поцеловал в лоб. – Езжай уже домой.

– Не забудь положить еду в холодильный шкаф. Замораживающей руны хватит только до ночи, потом все испортится, – проинструктировала я и осторожненько попросила: – Не говори тетушке Матильде, что я не приехала домой из-за судебного предписания, а то она меня закидает ворчливыми письмами.

– Хорошо. – Он улыбнулся. – Только пообещай, что больше никакого Абриса.

– Я думала, ты сторонник примирения с Абрисом и всего такого, – принялась дразнить.

– Да, но не когда из-за него мою дочь забирают в участок. – Он кивнул. – Ну, иди.

– Пока. Обещаю, что в этот раз ты обнаружишь меня на диване с молодым человеком, а не в стражьем участке. – Я помахала ему рукой. – Отправь сообщение, как доберешься.

Пока я шла к выходу, то несколько раз оглянулась. Наконец он скрылся в омнибусе. Путь до столицы занимал почти весь световой день, было бы проще переместиться с помощью ворот, но отцу строго запретили магические перегрузки и приходилось путешествовать омнибусами.

– Извините, госпожа, – подвинул меня с дороги дородный страж.

– Ничего, – пробормотала я.

Люди в форме стягивались к месту прибытия омнибуса из соседнего городишка Фратска. Правда, к столбу с указателем стражи не приближались, а ждали в отдалении, словно желая понаблюдать за народом. Из подъехавшей кареты на вокзальную площадь вылезали ошалелые с дороги путники. Грузчики поспешно отвязывали дорожные сундуки. Тут с подножки на пешеходную мостовую сошел высокий темноволосый мужчина, помог спуститься неловкой старушке. Я без интереса отвернулась… и замерла как громом пораженная странной догадкой…

Рой!

Снова уставилась на парня, почти уверенная, что обозналась. Он поправил на плече сумку, окинул быстрым взглядом вокзальную площадь, похоже, подмечая стянутых к омнибусу блюстителей порядка. Видимо, они собрались именно по его душу, но Рой не выказывал беспокойства. Спокойно попрощался со старушкой, накинул на голову тонкий шарф на манер капора и двинулся к выходу.

Ему наперерез бросилась пара чрезвычайно хмурых стражей…

– Сюда! – заорала я раньше, чем успела сообразить, во что снова ввязываюсь. – Ты идешь не в ту сторону!

На мой вопль обернулась целая толпа и даже охрана, но не Рой. Сложив ладони рупором, я крикнула:

– Ты оглох, что ли, уничтожитель курсовых проектов?! Повернись наконец! Я здесь!

Он резко оглянулся. Рассеянный взгляд остановился на мне, размахивающей руками. В его лице не появилось и проблеска узнавания, скорее недоумение. Конечно, я не претендовала на то, чтобы обо мне помнили до конца жизни, но даже последний растяпа за пару седмиц не забыл бы человека, которого незаконно перетащил через границу с Абрисом!

Вдруг Рой стянул с головы шарф и позвал меня, уверенно подняв руку:

– Валерия!

Я предпочла не заметить, как сладко заныло под ложечкой, когда он назвал меня по имени невозможным теплым голосом.

Чтобы окончательно сбить с толку соглядатаев в форме, нам стоило броситься друг другу навстречу и крепко обняться на середине пути. Тогда бы стражи точно решили, что у них перед носом случилось воссоединение влюбленной парочки. Однако изображать романтику Рой явно настроен не был и бежать пришлось мне одной. Я буквально повисла у него на шее. Только после секундной заминки он подхватил меня за талию и приподнял над мостовой. Кто-то рядышком охнул, возмущенный попранием приличий.

– Ты вообще понимаешь, что делаешь? – едва слышно пробормотал Рой мне в ухо.

– Пытаюсь вывести тебя с вокзала.

В груди клокотало странное чувство, словно я парила над землей, а не болтала ногами, цепляясь за шею почти незнакомого парня.

– Ну, привет, – с ленивой улыбкой пробормотал он. – Ты еще красивее, чем я запомнил.

– А память-то у тебя коротковата, – фыркнула я ему в лицо. – Немедленно поставь меня на землю, а то юбка задралась!

Со сдавленным смешком он осторожно опустил меня на пол.

Взявшись за руки, мы направились к выходу, а когда проходили мимо стражей, наблюдавших за нами с откровенным подозрением, Рой вдруг приобнял меня за плечи и на ходу поцеловал в растрепанную макушку. Из-за этого краткого, едва ощутимого прикосновения меня с головы и до самых пяток будто пробил магический разряд. Чуть колени не подогнулись.

На залитой солнечным светом привокзальной площади Рой меня отпустил. Короткий отрезок дороги до стоянки наемных кебов мы шли в неловком молчании. Я лихорадочно пыталась придумать, как наладить разговор.

– Эй, молодые, куда едем? – позвал нас кучер.

Когда мы приблизились, то он спрыгнул с козел на мостовую, открыл двери и разложил перед нами ступеньку.

– Ну и жара, хоть бы дождик брызнул, – причитал он. – Куда решили ехать?

– Куда тебя отвезти? – уточнил Рой. – Домой?

– Поешь со мной! – выпалила я.

Проклятие, что?! Поешь со мной?

– Что? – удивленно изогнул брови Рой.

Да что со мной не так? Я же многогранная личность! И организация душевная у меня чрезвычайно тонкая! Ладно, может, не очень тонкая, но почему я всегда говорю о жратве, как будто меня волнует только возможность набить живот?

– В смысле… – покосившись на ухмыльнувшегося кучера, я почувствовала, как начинаю краснеть. – Ты все утро трясся в омнибусе, наверняка проголодался, а я знаю неплохую едальню в паре кварталов. До нее ехать всего-то минут десять. Что скажешь? Конечно, если ты торопишься…

– Я с удовольствием позавтракаю с тобой, – перебил неконтролируемый словесный поток абрисец.

– О… – Я кашлянула. – Хорошо.

Назвав нужную улицу вознице, я забралась внутрь. Скамья была одна, и Рою пришлось усесться рядом. Когда карета, дернувшись, тронулась, я едва не съехала на пол. Смущенно поерзав на лавке, расправила на коленях юбку.

– Что ты делала на вокзале? – вдруг спросил он.

– Отца провожала в столицу. А ты? Когда ты приехал сюда?

От внимательного взгляда мне стало не по себе. Он точно говорил, что я задаю не просто много лишних вопросов, а сую нос в чужие дела. И снова включился мой проклятый словесный фонтан:

– Хвала светлым духам, что отец не выскочил из омнибуса, когда увидел наши… кхм… обнимашки. Иначе бы вместо завтрака вдвоем, мы бы сейчас переживали смотрины втроем. Мы с папой как раз обсуждали парней, кушетки и…

– Когда ты нервничаешь, всегда несешь ахинею, – с улыбкой перебил меня Рой.

– А?

– Я ведь верно использовал это слово?

Я ошарашенно кивнула.

– Меня переместили чуть больше седмицы назад, – быстро ответил он и кивнул: – Что за метка у тебя на руке?

– Метка? А-а, ты про это… – Я потерла руну, и магический знак отозвался голубоватым сполохом. – После возвращения меня арестовали и за скольжение приговорили к принудительным работам. Надеюсь, тебя не наказали.

– Жаль тебя разочаровывать.

– Тебя тоже заставили отрабатывать?

– Нечто вроде того.

– Хотя бы не принудили мести улицы? – с сочувствием уточнила я.

– Отправили сюда.

Я выразительно кашлянула.

– То есть выходит, мы переправляемся в Абрис ради развлечения, а вас сюда отправляют в качестве наказания?

– В наказание мне перекрыли дар, а сюда отправили, чтобы дать старейшинам остыть, – объяснил Рой.

– Надолго перекрыли? – оцепенело повторила я.

– На пару седмиц… Что за жалобный взгляд? – усмехнулся он. – Я никогда не отличался примерным поведением, так что магии меня лишили не в первый раз. Просто в моем возрасте это… как сказать помягче… немного неловко.

– А что не так с твоим возрастом? – не поняла я.

Но тут кеб остановился на узкой улочке напротив крошечной едальни.

Заведение располагалось на первом этаже двухэтажного домишки, утлого и жалкого с виду. Однако моя покойная мама утверждала, что он стоял на этом самом месте еще со времен ее лицеистского детства. Хозяйка, среднего роста ловкая женщина, сама и готовила, и вытирала столы, и подавала.

– Осторожно, притолока, – предупредила я, когда мы входили в низкие узкие двери, и Рою пришлось пригнуть голову.

В лицо пахну́ло печным жаром, запахом паровых булок и наваристого бульона.

– Добро пожаловать, – стоя у очага и помешивая что-то в котле, крикнула раскрасневшаяся от готовки хозяйка.

Мы разместились за крепким длинным столом у окна. Рой уселся напротив меня, пристроил на скамье сумку и с любопытством задрал голову, рассматривая традиционную руническую вязь на потолке.

– Что вам приготовить? – через весь зал крикнула нам стряпуха, но посетители, привычные к местным обычаям, даже бровью не повели.

– Два омлета и паровых булочек, – попросила я.

– И нам еще булочек! – донеслось с другого конца едальни, как будто гости только и ждали удобного случая, чтобы попросить добавки.

– Тетушка, я разбужу охлаждающую руну? – снова прикрикнула я, вытаскивая из сумки стило, похожее на серебристый металлический стержень.

– Да ради светлых духов, – махнула она рукой. – Если силы не жалко, то буди.

Едва магическое перо ощутило приток Истинного света, как на острие вспыхнул голубоватый огонек. Я провела по контурам вырезанного на стене рисунка, чувствуя, как через пальцы вытекает тонкий ручеек силы. Руна вспыхнула и погасла, а в помещении тотчас заметно похолодало.

– У тебя неплохо выходит, – заметил Рой.

– Угу, – с самодовольством согласилась я, пряча стило обратно. – Я вообще хороша во всем, что касается бытовой магии.

Тут хозяйка принесла заказ, мы взялись за вилки.

– Глядя на тебя, никогда не скажешь, что ты не боишься еды, – пошутил сотрапезник, следя за тем, с каким удовольствием я поглощаю завтрак. – Мне нравится.

– Только что я в тебя влюбилась, – промычала я с набитым ртом. – Обычно девицы моего возраста знают, где можно купить красивое платье, а я – где вкусно пожрать. Это ужасно неженственно!

– Никогда не понимал, почему половина знакомых мне девушек при виде отбивной прячутся в дамской комнате, – поддержал он.

– Считается, что девушка старше шестнадцати должна быть сыта салатным листком и каплей колодезной воды. Мы, знаешь ли, в шестнадцать входим в брачный возраст. Не дайте светлые духи, потенциальный жених решит, что не хватит монет прокормить невесту.

– Всегда удивлялся, как на таком питании они способны рисовать руны и не падать замертво.

– Скажи? – поддакнула я, вытирая рот льняной салфеткой. – Повезло, что я худая от природы и никто не может заподозрить во мне здоровый аппетит.

Между тем входная дверь отворилась. По деревянному полу простучали каблучки, а наколдованный холод начал улетучиваться наружу.

– Госпожа, закройте дверь! У нас мерцает охлаждающая руна, – крикнула тетушка.

Я лениво глянула через плечо и выронила вилку, пронзительно звякнувшую о тарелку. Посреди обеденной залы застыла не менее удивленная неожиданной встречей Кларисса. И мне совершенно не хотелось узнавать, какая нелегкая принесла в дешевую едальню дамочку из высшего общества. Ту самую, предпочитавшую салатный листик здоровой отбивной.

Взгляд брюнетки молниеносно переместился на моего сотрапезника, спокойно жующего омлет.

– Валерия?

– Кларисса?

– Завтракаете? – Покачивая бедрами, она приблизилась к столу. – Не против?

Обращаясь ко мне, она смотрела на Роя и уселась за стол, не дождавшись приглашения.

– Я приехала специально за паровыми булочками. Валентин сказал, что они здесь страсть как хороши. Кстати, невеста Валентина. – Она протянула через стол руку, будто невзначай продемонстрировав знак обручения. – Валерия наверняка рассказывала вам о своем лучшем друге?

– Кое-что слышал, – согласно кивнул Рой, пожимая унизанные перстеньками девичьи пальчики. – Приятно познакомиться с невестой того самого Валентина.

Сотрапезник бросил на меня понимающий взгляд и очаровательно улыбнулся.

– А вы, должно быть, тот самый Роман?

– Ты знаешь, Кларисса, мы уже уходим! – процедила я, вполне серьезно собираясь спастись от позора не менее позорным бегством.

– Я был бы тебе безмерно благодарен, тыковка, если бы ты дала мне доесть, – нахально заявил Рой.

Тыковка?! Я попыталась пнуть его под столом, но по ошибке тюкнула деревянную ножку, отчего истерично звякнула посуда.

– Угощайтесь. – Рой дружелюбно указал Клариссе на блюдо с булочками.

– Благодарю, но воздержусь, – отозвалась она.

У меня напрочь пропал аппетит, а от вида надкусанной паровой булочки с ароматной острой начинкой из мяса вдруг стало подташнивать.

– Так, значит, вот как выглядит мужчина, которого Валерия ото всех прячет, – проворковала она.

Я подавилась и схватилась за кружку с холодной водой.

– Говоря «прячет», что вы имеете в виду? – с невинным видом уточнил Рой и одарил меня очередным полным иронии взглядом. Даже страшно было представить, какие издевательские мысли при этом его посещали.

– Мы едва ли не клещами вытащили, что у нее есть парень… мужчина. Я вас представляла другим.

– Каким же?

– Вы старше, чем я думала.

– Разочарованы? – Он бросил лукавый взгляд из-под ресниц.

Прекрасно! Он нахально заигрывал с чужой невестой! Светлую руну воздержания ему на лоб, пожалуйста.

– Кстати, Валерия, что ты рассказала друзьям о нас? – с лукавой улыбкой уточнил он.

– Она ничего не сказала, – с фальшивым разочарованием ответила вместо меня Кларисса. У нее вообще имелась раздражающая привычка говорить за других, будто все вокруг были немыми или не умели связать трех слов.

– Разве что упоминала, что у вас долгие и серьезные отношения, – «припомнила» она.

– Так и есть, – с непроницаемым видом поддакнул Рой, однако утверждение прозвучало вопросительно. Мол, так я встречаюсь с тобой? С каких пор? С тех пор, как перетащил тебя через границу? Или же после того, как тискал на вокзале перед стражами?

– Как жаль, что Валентин в конторе, – между тем с наигранной грустью вздохнула Кларисса. – Он бы с радостью с вами познакомился.

– В следующий раз… когда-нибудь, – попыталась воспротивиться я.

Ни-ког-да!

– Как насчет завтра? – немедленно предложила интриганка. – Здесь же, во время обеда.

– Нет! – рявкнула я. – Рой… Роман завтра утром возвращается во Фратск.

– Валерия упоминала, что вы живете в другом городе, – оживилась неугомонная собеседница. – Вы, выходит, из Фратска?

– Выходит, что так, – согласился он и многозначительно добавил: – Валерии лучше знать. Кстати, я с большим удовольствием познакомлюсь с вашим женихом.

– Ты же уже купил билет на омнибус, – непрозрачно намекнула я, что он вовсе не обязан строить из себя влюбленного кавалера.

– Обменяю, – дружелюбно предложил Рой, давая понять, что неловкая ситуация его настолько развлекает, что он готов изобразить хоть кавалера, хоть крылатую горгулью.

– А если не будет мест?

– Тогда останусь у тебя еще на одну ночь, – с деланым легкомыслием отозвался маг. – Ты же не выгонишь меня на улицу?

Удивительно, как Кларисса не захлебнулась восторгом, когда поняла, что у нас те самые особые отношения. Может, теперь она уверится, что я не покушаюсь на ее жениха, а значит не представляю опасности, и портить мне жизнь не имеет никакого смысла?

Из едальной нам пришлось выйти втроем.

– Значит, договорились? – прежде чем скрыться в элегантном экипаже, напомнила Кларисса о знакомстве мужчин, ни один из которых, строго говоря, моим не являлся. Абрисский гость и вовсе совершенно случайно попал под раздачу, но вместо того, чтобы поднять меня на смех и свалить в туман, вдруг решил пощадить гордость опростоволосившейся врушки.

Провожая задумчивым взглядом уезжающую карету с Клариссой и коробкой паровых булочек, Рой хмыкнул:

– Значит, Роман?

– Проклятие, мне так стыдно, что хочется удавиться! – с чувством воскликнула я. – Ты никогда об этом не должен был узнать! Я же не думала, что мы действительно когда-нибудь встретимся снова!

– Похоже, это судьба.

– Артефакторы не верят в судьбу, – заметила я, – от нашего мастерства зависят жизни.

Небрежно засунув руки в карманы, он щурился в обезоруживающем солнечном свете и улыбался широко, открыто. На щеках были ямочки, в светлых глазах – веселье, и мое сердце вдруг споткнулось.

– Может быть, пора поверить, Лера? – От вкрадчивых интонаций в мягком голосе по спине побежали мурашки.

– Считаешь? – зачарованно вымолвила я.

С первой минуты знакомства мы играли в эту странную игру: задавали вопросы, но не давали на них ответов. Десятки вопросов, повисших в воздухе.

Что мы знали тогда друг о друге? Абсолютно ничего.

Мы еще не догадывались, что нас раз за разом сводила вовсе не судьба, а злой рок. Но если бы догадывались, то попытались бы что-то изменить? Избежать или спрятаться?

Однозначно – нет.

* * *

На рассвете, когда за окном едва-едва забрезжило серое утро, появилась Крис. Каждый шестой день подружке, как старшему ребенку в семье, вменялось посещение службы в центральной молельне. Надо было хорошенько помолиться и привязать ленточки на Древо Судьбы за здоровье всей семьи, но вместо святилища уже два года подряд филонщица приезжала ко мне и досыпала положенные часы, а потом, отдохнувшая и просветленная сытным завтраком, возвращалась домой.

И ее ни разу не поймали!

Удивительно, что при такой небрежности посланца все Серебровы обладали отменным здоровьем. Наверное, сказывалось, что троюродная бабка по отцовской линии обладала Истинным светом. Правда, на ней природный дар и погас.

К тому времени как подружка продрала глаза, у меня полным ходом шли сборы. Я сидела перед зеркалом и битых полчаса расчесывала волосы черепаховым гребнем с особой руной, которая, если верить карточке по использованию, превращала непослушную копну в «блестящий водопад». Единственное, чего мне удалось добиться, так это хорошенько расчесать вечно распушенную шевелюру.

– Что делаешь? – сонно потянулась Крис на кровати.

– На встречу собираюсь, – хмуро отозвалась я, глядя на помятое лицо подруги в зеркало. – На что похожи мои волосы? На водопад похожи?

– Точнее, на хорошо расчесанную гриву, – зевнула она, прикрыв рот.

– Так и знала! Эти гребни – выброс монет на ветер.

– Сколько времени?

Хотя я проверяла время каждые тридцать секунд, бросила еще один взгляд на карманные часы, раскрытые на стеклянной банке с ландышевым молочком для лица.

– Половина десятого! Проклятие, мне скоро выходить!

Я бросилась к старому громоздкому гардеробу и, распахнув скрипучие дверцы, принялась рассматривать развешанные на плечиках платья. В самом конце перекладины, прижатая к деревянной стенке другой одеждой, скромно притулилась черная кожаная куртка Роя.

Вытащив из шкафа синее платье, я повернулась к подруге:

– Как тебе?

– Ты похожа на утопленницу. Лучше выбери белое.

– Угу. – Я бросила синий наряд на пуфик и, вытащив белый легкий сарафан, прижала к груди: – Как?

– Ну… точно наряднее, – одобрила Крис.

Повернувшись к зеркалу, я любовно расправила юбку солнце.

– И кто он? – тихо спросила подружка. – Ради кого ты с самого утра прихорашиваешься?

Мы встретились глазами в зеркальном отражении. Крис была всклокочена, с красным помятым следом от подушки поперек щеки, но улыбалась хитро. Лисица! Как есть рыжая лисица.

– Из-за кого ты вдруг бросилась примерять четыре своих платья? – изображая удивление, проговорила подруга. – Он адепт? Магистр? Я его знаю?

– Нет. Он… не отсюда.

– Когда ты с ним познакомилась, если только улицы метешь и книжки читаешь? До ареста?

– После скольжения он помог мне добраться до дома, – призналась я.

– Так это он тебя подвез?! Так и знала, что не было никакого извозчика! – Она подскочила на кровати и, выпрямившись на мягкой перине во весь рост, ткнула пальцем в сторону гардероба: – Ты все еще хранишь его куртку! Это ведь его куртка, да?

Я так поспешно закрыла дверцы гардероба, словно в действительности вещь своровала.

– То-то мне история показалась странной! – разошлась Крис, имевшая склонность к романтике и экспрессии. – Какой извозчик может позволить себе куртку за двадцатку золотых?

– Сколько она стоит? – поперхнулась я.

Цена куртки равнялась почти половине присужденного денежного взыскания! Отец наотрез отказался платить, и мне, к слову сказать, пришлось взять ссуду у Озеровых, чтобы покрыть долг.

– Ты должна мне все рассказать! – потребовала Крис, усаживаясь на кровати. – Немедленно! Во всех подробностях! Вы уже спали?

– Я сделаю вид, что ничего не слышала.

– Ну вы хотя бы целовались? – придумывала страстный роман подружка. – Он ведь хорошо целуется?

– Я не знаю.

– С ума сойти, Лерой! – фыркнула она. – Таким темпом вы познаете друг друга, когда из вас песок посыплется.

– П-познаете? – поперхнулась я. – Как такое может говорить дочь молельщика? Слушай, ты точно родная в семье? Может, тебя удочерили в младенчестве?

– Сама задаюсь этим вопросом, – пошутила она. – У вас свидание? Можно, я поеду с тобой? Честно, я только постою в сторонке и погляжу на него одним глазком…

– Мы сегодня обедаем с Валентином и Клариссой.

В комнате наступила странная тишина.

– Лерой, ты за этого парня замуж, что ли, собралась? – наконец ошарашенно вымолвила подружка.

– Смерти моей хочешь?

– Да брось, я тебя знаю как облупленную, ты забудешь у отца попросить благословение, но без одобрения Валентина парня за руку не возьмешь.

– Ты преувеличиваешь, – сухо отозвалась я.

– Вовсе нет.

Я было открыла рот, чтобы попытаться переубедить выдумщицу, но та покачала головой:

– Вот думаю, мне оскорбиться за то, что Валентин познакомится с ним первым? Хотя в любом случае мое благословение ты уже получила. Действуй, Лерой! – Она начертала в воздухе божественное знамение, и между нами на пару секунд вспыхнул светящийся знак. – Ладно, надо собираться домой, а то родители решат, что я просветлилась и отправилась в монастырь. Нельзя их так радовать…

С Роем мы договорились встретиться у башни с городскими часами, стоящей на площади в пяти минутах ходьбы от едальни. Боясь опоздать, я вытолкала Крис из дома без завтрака и не стала экономить на извозчике, но получилось еще хуже. В центре города у какого-то экипажа отскочило колесо, улица оказалась перекрыта и на мостовой немедленно выстроился мертвый затор – ни развернуться, ни выехать.

То и дело поглядывая на часы, я мысленно представляла, как Рой уходит, а мне не удается до него докричаться. В конце концов, накрутив себя, я сорвалась. Через открытую перегородку сунув извозчику монеты, выскочила из душного экипажа и припустила в сторону Часовой площади, лавируя между неподвижными экипажами и измученными жарой, нервными лошадьми.

И конечно же, очутилась на месте встречи на полчаса раньше. Это было даже неприлично, учитывая, что нормальные девушки обычно опаздывают.

Отчаянно нервничая, я встала на широких ступеньках у главного входа в башню и неожиданно среди людей заметила Роя, торопливо направляющегося к лестнице. Его взгляд остановился на мне, взволнованно теребившей юбку. На загорелом лице мгновенно вспыхнула улыбка. С гулко бьющимся сердцем я сбежала по ступенькам ему навстречу. Расстояние между нами стремительно сокращалось…

Вдруг что-то неуловимо изменилось.

Рой все еще улыбался, только вот глаза заледенели. Он смотрел на кого-то в толпе, видимо следующего за мной, а потом едва заметно покачал головой, приказывая мне проходить мимо, не останавливаться. Мы разминулись в полушаге друг от друга. Не чувствуя от страха ног, я пересекла площадь и свернула в переулок, ведущий к маленькой едальне.

Валентин с невестой сидели за столом у окна. Подскочив к ним, я выхватила у лучшего друга кружку с холодной водой и принялась пить большими, жадными глотками. Руки тряслись, по подбородку текло.

– Лерой, помедленнее, – удивленно охнул Тин. – Ты захлебнешься.

Как будто накаркал. Вода попала не в то горло.

– Я же сказал, – буркнул он, отбирая у меня кружку.

Когда приступ удушья прошел, я плюхнулась на скамью рядом с Клариссой.

– Почему ты одна? – полюбопытствовала она. – Где твой парень?

– Он опаздывает. – Я не могла заставить себя отвести взгляд от окна, за которым плавилась на солнце улочка с выщербленной брусчаткой. – Извинился и сказал, что оплатит обед, раз уж задерживается.

– Как щедро, – послышалось со стороны Валентина язвительное замечание.

– Не хочешь – забудь.

– Ладно, не злись, Лерой, – протянул он.

Пока Кларисса с особым ехидством сноба, привыкшего к серебряным столовым приборам, тихонечко рассуждала, что можно съесть, чтобы потом не глотать порошки от несварения, я безотрывно следила за людьми на улице. И хотя дураку было ясно, что Рой уже не придет, все равно не могла отвернуться. Вдруг напротив едальни остановился кеб, я даже вытянула шею, надеясь увидеть абрисского гостя, но из кареты появилась пожилая пара.

В животе крепче завязались узлы. Все ли с ним в порядке?

– Эй, Лерой! – видимо, не в первый раз позвал меня Тин.

– Извини? – с трудом переведя взгляд на лучшего друга, пробормотала я. – Ты что-то сказал?

– У меня больше нет времени ждать твоего опаздывающего парня, поэтому…

Я смотрела на него и не слышала, словно стала глухой. Капризный рот шевелился, в глазах светилось недовольство. Несколько долгих лет при взгляде в его красивое высокомерное лицо меня мучила резкая боль в груди, как будто сердце разрывалось на тысячи кусков, но вдруг я осознала, что ничего не чувствую. С плеч как будто сняли многопудовый груз, даже дышать стало легче!

Прерывая Тина на полуслове, я вскочила, прилично шатнув стол, и схватила с лавки сумку. Сотрапезники уставились на меня, как на безумную.

– Мне надо идти… Попросите тетушку приготовить холодную лапшу с уксусом. В жару отлично пойдет.

– Ты забыла? У меня начинается удушье из-за уксуса, – сухо отозвался Тин.

– Правда? Как-то из головы вылетело.

Бегом я бросилась к Часовой площади, почти уверенная, что Рой дожидался меня на прежнем месте, но лестница оказалась пуста. Я стояла на ступеньках, крутила в руках кругляш золотых часов и продолжала ждать. День неумолимо клонился к вечеру, ноги стали деревянными от долгого стояния, и когда на площади растянулись длинные уродливые тени, я сдалась. Усталая и измотанная жарой забралась в полупустой омнибус, идущий к кварталу Каменных горгулий. Специально выбрала место в самом углу, чтобы никто не мешал упиваться жалостью к себе, не просил подвинуться или убрать ноги, однако все равно нашелся неспокойный тип, плюхнувшийся рядом.

Мимо проплывали суетливые городские улицы, окрашенные червонным золотом вызревшего к вечеру солнца. Омнибус прогромыхал по каменному мосту над блестевшей на свету рекой Нерицей, и через оконце в лицо пахнуло речным теплым сквозняком.

У меня не было никакого права чувствовать разочарование, но именно оно стискивало грудь горячим обручем.

– Зачем так долго стояла на солнце? – вдруг произнес сосед.

Узнав мягкий голос Роя, я ошарашенно повернула голову. Он действительно сидел рядышком, скрестив руки на груди, и вместе со мной смотрел в окно. Поверх белой рубашки на нем был черный пиджак.

– У тебя такое лицо, как будто ты увидела призрак, – усмехнулся он.

– Как ты…

– Зашел следом за тобой в омнибус.

– Ты хоть представляешь, как напугал меня на площади? – выпалила я, когда переборола первое удивление. – Сейчас все хорошо?

– Да, – согласился он. – Теперь все хорошо.

Неожиданно он протянул руку и осторожно заправил мне за ухо выбившуюся из пучка прядь волос. Костяшки пальцев были разбиты, как после яростной драки. А когда полы пиджака разошлись, то я, сама того не желая, заметила, что рубашку пятнали бурые кляксы.

– Не ранили? – тихо спросила я, надеясь, что никто из пассажиров, обмахивающих взопревшие лица веерами, не прислушивался к нашему разговору.

– Нет, – едва слышно отозвался он, давая понять, что кровь не его. Оставалось надеяться, что в газетных листах сегодня не будет новости о том, что в центре города нашли труп.

– Поедем ко мне?

Мы оба знали, что мне надо было схватить сумку под мышку, затянуть потуже ремешки сандалий и с визгом броситься наутек от темного колдуна, чтобы он никогда и ни за что не сумел узнать мой адрес.

– И часто ты приглашаешь в гости плохо знакомых мужчин?

– Ты станешь первым, – пошутила я. Рой поперхнулся, а у меня появилось подленькое чувство, что прямо сейчас он сам захотел затянуть потуже шнурки на ботинках и выскочить на первой же остановке.

К счастью, он не стал задавать вопросов, отчего теветская адептка прониклась неожиданным доверием к почти незнакомому абрисскому ведуну. Не ответишь же, что-то вроде «потому что ты, Рой, загадочный парень с колечком в губе, от вида которого у меня сносит крышу».

Квартал Каменных горгулий получил свое название из-за исполинского размера изваяний оскаленных чудовищ, стоявших по обе стороны от въездных ворот. Прогрохотав по старому мосту, под который в прошлый раз мы переместились из Абриса, омнибус остановился. Немногочисленные пассажиры высыпали из него. Рой подал мне руку, помогая спуститься с высокой ступеньки, и после душного салона с липким воздухом показалось, что на улице царила прохлада.

Не сговариваясь, мы проигнорировали извозчиков и прошли под величественной аркой в тихий квартал каменных особнячков, черепичных крыш и цветущих садов. Неспешно прогулялись по широкой улице, повернули в проулок, ведущий к моему дому. Мысль о том, что, наверное, со стороны мы напоминали влюбленную парочку, странно волновала.

Калитка открылась с протяжным скрипом, и мне почему-то стало ужасно неловко.

– Ее надо смазать. Проходи.

У тропинки росли розы, давно переставшие цвести, зато цепко хватавшие колючками за одежду и попортившие мне не одну шаль. На веранде стояли качели со скомканным пледом и забытым с вечера любовным романом. На веревке между шестами болтались пересохшие на солнце простыни.

Сунув руки в карманы, Рой задумчиво рассматривал неухоженный сад, заросший кустами одичавшей малины, пустующий второй этаж с темными окнами без занавесок и облупившимися наличниками. Сбоку к дому прилипла деревянная лестница с высокими ступеньками, даже на вид не слишком-то надежная.

– Наверху никто не живет, мы с папой только первый этаж снимаем, – пояснила я, доставая из-под глиняного горшка с крючком засохшей астры ключи от входной двери.

– Нестрашно одной оставаться? – спросил Рой.

– Я привыкла, да и защитник из моего отца весьма сомнительный. Не подумай, будто я плохо о нем думаю, – тут же оговорилась, отпирая дверь. – Папа у меня замечательный, но он профессор истории со всеми вытекающими.

– Никаких охранных рун? – удивился темный ведун.

– Ты каждый день пробуждаешь руны? – пошире открывая дверь, полюбопытствовала я. – Или как там у вас называется?

– Мы зажигаем руны, – объяснил он и, входя следом за мной в дом, вдруг произнес: – Последний год я живу в общежитии.

– А семья?

– Без семьи.

Рой осматривал большую кухню цепким, изучающим взглядом. Посуду на открытой деревянной полке, прокопченный чайник на потухшем очаге, оставленную мною кружку с недопитым мятным отваром, книжку об устройстве экипажей, заложенную самописным пером.

– Проходи. Можешь не разуваться, – тут же предупредила я и, как будто походя, схватила ночную сорочку, брошенную Крис на спинку стула. – Знаю, что у вас не принято.

– Изучаешь традиции Абриса, Лера? – насмешливо уточнил он, сделав вид, что не заметил, как я нервно сминаю несчастную тряпку в руках, не зная, куда ее припрятать.

– Обязательный курс лекций в университете. Ты хорошо говоришь по-теветски, – заметила я, запихивая скомканную рубашку на полку с полотенцами. – Зубрил или какую-то специальную руну наносили?

– Не то чтобы зубрил… У меня оказались способности к изучению языка. Ну и учительские розги помогали.

На некоторое время между нами воцарилось неловкое молчание. Рой разглядывал наш семейный портрет на стене. Его нарисовали практически перед смертью мамы. Она умирала медленно, от страшной болезни дарстинный свет выжигал ее изнутри. Хотя портретист постарался добавить изможденному лицу толику румянца, в глазах все равно застыла смертельная тоска человека, смирившегося с неизбежной развязкой.

– Ты похожа на мать, – наконец произнес он.

– Такая же бледная?

– Такая же красивая. – Рой бросил в мою сторону быстрый взгляд.

У меня запылали щеки. Испытывая страшную неловкость, я указала на закрытую дверь в банную комнату.

– Купальня там. Принесу что-нибудь переодеться.

Вытащив из отцовского комода льняную рубаху со шнуровкой на вороте, я подошла к купальне и уже занесла руку, чтобы постучаться, как дверь стала сама собой открываться от сквозняка. Щель ширилась, и я замерла, не пытаясь ее закрыть. По пояс обнаженный Рой осторожно промакивал сложенной салфеткой порез на боку. На белой махровой ткани оставались кровавые следы. На сильных руках с прожилками вен не было ни одной татуировки, как будто их заставили отмыть перед ссылкой в Тевет.

– А говорил, что тебя не ранили, – ошарашенно вымолвила я, на самом деле разглядывая крепкое, мускулистое тело, а вовсе не рану.

– Это просто царапина, – оглянулся он. – Если бы не перекрыли магию, давно бы затянулась. Есть чем перевязать?

Я решительно вошла в купальню, повесила сменную рубашку на крючок и, стараясь игнорировать вид полуголого парня со скульптурным торсом, принялась нервно перебирать баночки в корзине с притирками. Тишина наполнилась истеричным звяканьем.

– Ты спокойно реагируешь, – тихо заметил он.

– А мне с истошными криками броситься наутек? – пошутила я.

– Не спросишь, что случилось?

Хотя десятки вопросов были готовы сорваться с языка, задавать их не имело смысла, вряд ли мне дали бы правдивые ответы. Вынуждать нового знакомого врать было бесчеловечно.

– А стоит ли? – с нарочитым спокойствием отозвалась я. – Вопрос в доверии. Плохой человек не станет вытаскивать из неприятностей совершенно незнакомую девчонку. Согласись? Так что я тебя доверяю, Рой.

От моего признания у него вдруг сделалось странное лицо.

– Почему мне кажется, что теперь именно ты хочешь сбежать с истошными криками? – заметила я.

– Кое-кто решил, что без магии я беззащитен, – вдруг ответил он, явно говоря правду. – Мартинсы – полные кретины.

– Завтра в центре города найдут труп? – небрежно уточнила я.

– Вряд ли, – отозвался Рой, его явно веселили мои попытки сделать вид, что в нашей с отцом купальне через день случались шокирующие психику разговоры. – Он ушел на своих двоих. Хотя, может, попадет под омнибус.

– Ну да, карма и все такое, – пробормотала я, наконец находя заживляющую мазь, купленную всего пару месяцев назад, а не в конце прошлого десятилетия. – Помочь с перевязкой?

Когда крышка на баночке была откручена, то в нос ударил ядреный запах камфары.

– Отвратительно пахнет, – поморщилась я, – но хорошо заживляет.

Однако в лечении произошла заминка. Стоило мне легонько прикоснуться кончиком пальца к порезу, чтобы нанести мазь, как Рой содрогнулся. Мышцы живота напряглись.

– Жжет? – спохватилась я. – Давай подую?

– Не надо… – Он попятился.

– Да брось, – настаивала я, собираясь плюхнуться на колени и хорошенько подуть на рану. – Мама всегда так делала…

– Лера, ради всех святых, остановись! – Рой схватил меня за запястья, не давая прикоснуться к себе, и отодвинул на расстояние вытянутой руки.

В молчании мы смотрели глаза в глаза. Пространство между нами густело и почти искрилось от странного напряжения. Я вдруг поймала себя на том, что дышу коротко и неглубоко.

У Роя судорожно дернулся кадык.

– Прости меня, Лера, – его голос сел.

– Тебе не за что извиняться.

– Ты ошибаешься.

Он выпустил мои руки, отчего-то вмиг ставшие свинцовыми, подхватил с пола испачканную в засохшей крови одежду. В растерянности я наблюдала, как гость быстро натягивает заскорузлую рубаху, сует руки в рукава пиджака. В гробовом молчании он вышел из купальни. Вскоре, заставив меня вздрогнуть, хлопнула входная дверь.

Что это было?!

Недолго думая, я сорвалась с места, выскочила на крыльцо и еще успела заметить, как закрывалась скрипучая калитка. Я нагнала беглеца на середине переулка, схватила за руку и заставила обернуться. Его взгляд был мрачным, на лице ходили желваки.

– Как можно так сбегать? – выпалила. – Если не хочешь, чтобы я заработала комплекс на всю жизнь, просто скажи, что я сделала неправильно?

Все произошло преступно быстро. Его ладони мягко обхватили мое лицо, и он прижался твердыми теплыми губами к моим губам. Вкрадчивым прикосновением языка заставил открыть рот. Поцелуй был медленным, осторожным, и в голове мгновенно перепутались мысли. Я вцепилась в пиджак Роя, боясь, что подогнутся колени, а когда в груди уже закончился воздух, он отстранился и прошептал:

– Заставь меня уйти.

– Не хочу, – выдохнула я.

Он невесело усмехнулся и выпустил меня из своих рук.

– Считаешь, что мне стоит остаться?

– Не можешь?

– Нет.

– Тогда встретимся завтра? – предложила я. – Ты задолжал мне нормальное свидание.

– Хорошо, – вздохнул Рой. – Встретимся.

– На Часовой площади? В шесть вечера?

Он согласно кивнул:

– Договорились.

– Договорились, – прошептала я, стараясь подавить внутри удушающую радость.

Он не пришел на следующий день. Не появился на пороге и через седмицу. Через месяц я перестала ждать, а из памяти постепенно стирались черты его лица. И хотя мой собственный мир был удобным и легким, в голову приходила настойчивая, но неправильная мысль, что мне все-таки хотелось бы прикоснуться к его миру.

Умные люди говорят, что надо бояться своих желаний. В полной мере я осознала эту простую мысль, всегда казавшуюся мне ироничной, в дождливую ночь почти в конце лета. В пустом доме загрохотало. Едва-едва задремав, я испуганно подскочила на кровати. Оказалось, что на улице заколотил яростный ливень. Злой сквозняк раскрыл окно, в тишине хлопала рама. Пришлось вылезти из постели и тащиться на кухню.

Дождь бил по жестяной крыше веранды. Воздух был насыщен сладкой прохладой и свежестью, почти забытой за долгие седмицы летней жары. На улице громыхнуло, зажженный светильник, похожий на зыбкое солнышко, заискрился в плафоне, замигал и окончательно погас.

Я пошлепала к раскрытому окну и вдруг обнаружила валявшиеся на деревянном полу карманные часы. С месяц назад они исчезли. Сколько я их ни искала – найти не могла и в итоге решила, что потеряла, когда мела улицы. Обнаружить артефакт посреди кухни казалось и странным, и удивительным одновременно. Наклонившись, я подняла кругляш, но корпус оказался сильно нагретым. Крошечное магическое сердечко под крышкой билось истерично и неистово, хотя по правилам должно было точно повторять сердечный стук создателя.

С часами творилось что-то неладное!

Я не успела их отшвырнуть. Вокруг меня на полу вспыхнуло огненное кольцо, засветились незнакомые символы. Секундой позже, как была, в тонкой кофте и спальных шортах, я ухнула вниз, переносясь в параллельный мир.

Глава 3
Темные руны Абриса

Переход был резким и неестественным для светлой магии. К ногам точно привязали веревку и дернули с чудовищной силой. Плохо соображая, я согнулась пополам, коротко дышала, чтобы справиться с взбунтовавшимися внутренностями. И тут в поле зрения появились затасканные мужские ботинки со сбитыми носами. Холодея от страха, я медленно выпрямилась. Похититель с рыжеватыми, забранными в хвост волосами смотрел на меня со смесью недоверия и восторга.

– Фа-а-ак! – На его лице появилась полубезумная улыбка.

Я диковато огляделась вокруг. В комнате, походившей на полупустую гостиную старинного особняка, были люди. Много людей. Пахло кислым вином, дешевым табаком и дымом из чадящего камина.

Похититель что-то произнес и попытался дотронуться до моих рассыпанных по плечам волос. Все еще плохо соображая, я со злостью оттолкнула протянутую руку. Он удивленно фыркнул, прошипел непонятную фразу и отвесил мне такую оплеуху, что перед глазами заплясали звездочки. Взвизгнув, я кувыркнулась на пол. Во рту появился вкус крови, челюсть пульсировала от боли, а народ взревел от восторга.

И вдруг стало ясно, что они не видели во мне человека. Для них я являлась противоестественным природе созданием, как перерожденный магией трехголовый зверек из Выжженной пустоши. Навредишь – все равно никто не узнает, а узнает – вряд ли накажет, и значит, осторожничать со мной не имеет никакого смысла.

Ведун присел на корточки, схватил меня за подбородок и заставил поднять лицо. У него были светло-серые глаза, как у Роя, но взгляд – сальный, нехороший. И слова он, похоже, говорил пошлые и некрасивые. Иначе отчего бы глумиться нетрезвой толпе?

Злость победила страх. Я вцепилась руками в запястье ведуна, и из-под пальцев вырвалась яркая вспышка. Магический свет мгновенно прожег толстый свитер и вгрызся в плоть похитителя. Мужчина зарычал, с силой меня оттолкнул. Тяжело дыша, я шлепнулась на пятую точку, от кончиков пальцев по полу рассыпались голубоватые искры.

Когда он вскочил на ноги и поспешно задрал прожженный рукав, на коже, покрытой татуировками, краснели отпечатки женских пальцев. Народ охнул. Ведун рванул ко мне, схватил за волосы и размахнулся для очередного удара, но вдруг замер. На лице вновь появилась кривоватая ухмылка, пугавшая гораздо сильнее ярости.

За кофту он вздернул меня на ноги. Ткань жалобно затрещала, разорвался рукав, из прорехи высунулось обнаженное плечо. Мучитель вывернул мне руку до хруста в суставе. Кто-то с пакостной улыбочкой передал магическое стило.

– Нет! – заорала я, в панике пытаясь вырваться. – Не надо рун! Пожалуйста, мне нельзя темную руну!

Но острое жало, наполненное чужеродным током, впилось в ладонь. Боль выстрелила даже в груди. Черная магия, как яд, впитывалась в кровь и отравляла тело. В голове тоненько зазвенело, вернулась тошнота.

Казалось, пытка длилась вечно под ободряющие вопли окружающих. Когда ведун меня оттолкнул, то я едва устояла. Сквозь дурманную пелену попыталась сфокусироваться на изуродованной ладони. Кожу будто распороли тупым ножом. Истинный свет пытался совладать с темной руной, и в порезах переливалось свечение, отчего кровь казалась голубого цвета, а меня стремительно покидали силы.

После потасовки у истязателя выбились из хвоста волосы и неряшливыми прядями свисали вдоль скуластого лица. С плотоядным видом он облизал перепачканный в крови большой палец. Открыл рот, чтобы изрыгнуть очередную пошлость…

– Лера?!

Имя, произнесенное вслух, имело эффект парализующего заклятья. Комната оцепенела, смолкли голоса. Словно выросший из-под земли Рой стоял в центре гостиной, а вокруг него образовалось свободное пространство. Вероятно, люди отхлынули в стороны, стоило ему появиться.

В первое мгновение почудилось, что из-за темной руны у меня начались галлюцинации. Одетый с иголочки, в костюм и дорогущее пальто с меховым воротником, Рой казался инородным в грязной комнате, пахнущей магией и дешевым пойлом. Но нет, ошибки снова не было.

Ледяной взгляд остановился на моем разбитом лице, потом на обнаженном плече, выглядывающем из разорванного рукава, скользнул по сжатой в кулак, окровавленной руке.

– Йен, ты посмел к ней прикоснуться? – произнес Рой тихим голосом с пугающими, вкрадчивыми интонациями и вдруг рявкнул на всю комнату: – Я не слышу ответа!

Похититель переглянулся с приятелями, на шее нервно дернулся кадык.

– Брось, старик. Вечеринка вышла тухлая, вот мы и решили с ребятами развлечься. – Йен переступил с ноги на ногу, будто разминался, чтобы сбежать. – Ну, знаешь, стало любопытно, что за теветские часы ты хранишь. Кто же знал, что артефакт создала сучка…

Я никогда не видела, чтобы человек двигался с такой стремительностью. Казалось, вот Рой стоял в нескольких футах от противника, а уже через мгновение с яростью вцепился ему в ворот свитера. Люди вокруг замерли.

– Ну-ка, – процедил Рой сквозь зубы, – повтори, как ты ее назвал, говнюк?

– Брат, не злись! Я просто пошутил.

– Так ты ранил ее ради шутки? Вытащил светлого мага из Тевета и нанес темную руну, потому что вечеринка вышла тухлая?! Если бы она упала замертво, ты бы продолжал веселиться?

– Да уймись ты! – Противник безрезультатно попытался оттолкнуть взбешенного ведьмака. – Она мне сожгла фамильяр, я психанул…

Неожиданно пространство начало меняться. Воздух словно потемнел и стал гуще, холоднее. Стальные глаза Роя превратились в черные, казалось, радужка слилась со зрачком… Гостиная немедленно пришла в движение. К сцепившимся, точно разъяренные волки, колдунам ринулось несколько человек.

– Зачем драться из-за теветской девки? Не в первый раз ведь! Вернем ее обратно, никто не узнает. Остынь, Кайден…

Его незнакомое имя, точно обретя материальную форму, болезненно ударило в солнечное сплетение, выбило из груди воздух.

Комната окончательно закружилась перед глазами, точно карусель. Как растаскивали скандалистов, я видела сквозь туман накатывающей волнами дурноты.

– Как, говоришь, твое имя? – мой голос звучал слабо, но Рой все равно расслышал.

Он порывисто оглянулся. Лицо вытянулось. Прежде чем свалиться в глубоком обмороке, я еще успела подумать, что он выглядел страшно растерянным.

* * *

Я горела. Жар пульсировал в ладони, поднимался по руке до плеча, разливался в груди и дальше по всему телу. Казалось, что кровь закипала в жилах, а в голове беспрерывно звучали чужие громкие голоса, грохотал безумный хохот. Но вдруг все закончилось. Пробуждение принесло долгожданную умиротворенную тишину. Хотелось лежать с закрытыми глазами и просто наслаждаться безмолвием, но от острой, как иголка, мысли меня точно подбросило.

Где я?

Резко сев на кровати, огляделась. Комната, озаренная лампой со свечой под стеклянным колпаком, утопала в полумраке. За окнами с открытыми ставнями вызревала густая ночь. От зажженного камина шел жар, и, судя по тому, как весело потрескивали поленья, совсем недавно их ворошили. На прикроватном столике стояла плошка с водой и лежали махровые салфетки. Походило на то, что кто-то находился рядом, пока я металась в агонии. Израненная рука оказалась аккуратно забинтованной, но стоило пошевелить пальцами, как на белых полосках ткани проявились красные пятна.

Мне хотелось размотать повязку, чтобы проверить, насколько изуродована ладонь, но неожиданно и совершенно бесшумно отворилась дверь. Поспешно натянув до подбородка одеяло, я уставилась на пришельца. Им оказался высокий, худощавый юноша с копной мелких кудрей, забранных под металлический обод, отчего буйная шевелюра походила на львиную гриву.

– Очнулась? – произнес он. Из-за покалывающей ладонь темной руны я не смогла определить, говорил ли незнакомец на абрисском языке или же на теветском.

Он остановился перед изножьем кровати, скрестил руки на груди.

– Поаккуратнее с рукой. Я нанес заживляющую мазь, так что будет жечь. Как ты себя чувствуешь?

– Сносно, – севшим ото сна голосом, соврала я, хотя чувствовала себя так, будто проспала целые сутки: тело страшно ломило, а голова напоминала чугунный котелок. – Ты здравник?

– У нас принято говорить знахарь, – поправил он.

Выходит, домой меня все-таки не вернули.

– Как долго я здесь?

– Четыре часа. Ты поразительно быстро очнулась.

Проигнорировав недвусмысленный намек на то, что обычному теветскому неофиту было не по силам прийти в себя за столь короткое время, я спросила:

– Когда меня возвратят домой?

– Как знахарь, я советую воздержаться от перемещений хотя бы пару суток…

– Могу я вернуться сегодня? – перебила я. – Не имею никакого желания оставаться здесь дольше.

– Как скажешь. Твое здоровье, тебе им рисковать, – развел он руками, давая понять, что плевать хотел, отправится теветская девчонка восвояси или же сразу на тот свет. – Если хочешь перемещаться сегодня, то тебе надо восстановить магический источник. Или как вы это называете? Свет?

Я коротко кивнула.

– Здесь вещи, – указал он на стул с аккуратно сложенной одеждой. – Одевайся и спускайся в кухню.

– А где Рой? – уже ему в спину спросила я.

– Рой? – удивленно оглянулся он.

– В смысле… Кайден.

– Подозреваю, что вернулся на вечеринку. Он, похоже, решил переломать руки, а заодно и шеи тем кретинам, которые тебе выжгли руну «знание». Сколько надо было вложить черной магии, что даже Голубая кровь не может ее перебороть? Безобразная работа! Как будто стило в руках в первый раз держали. Сволочи!

Услышав название, каким в Тевете называли Истинный свет, я почувствовала, как у меня вытягивается лицо, и севшим голосом поправила:

– Сволочь.

– А? – не понял знахарь.

– Он был один.

– Вот ведь ему не повезло, – со смешком отозвался ведьмак. Он тихо вышел и плотно закрыл за собой дверь.

Стряхнув оцепенение, я кое-как выбралась из кровати, одной рукой умылась в медном тазу, натянула одежду. Длинное вязаное платье оказалось великоватым, зато обувь пришлась впору. Одежда едко пахла лавандовыми шариками от моли, видимо, прежде долго пролежала в сундуке.

Выбравшись из спальни, я неожиданно оказалась перед крутой деревянной лестницей. Внизу горел свет и звенела посуда. Кухня в доме была просторная, по старинке освещающаяся толстыми оплывшими свечами. В воздухе витал запах воска, сухих трав, пучками свисавших с потолочных балок, и ощущался еще один незнакомый аромат, густой и бархатный.

Знахарь снял с огня высокий медный чайник с длинным узким носиком и кивнул на стол:

– Присаживайся.

– Спасибо за вещи, – не двигаясь с места, поблагодарила я.

– Это платье принадлежало моей покойной сестре, – объявил он, наливая в чашку темный дымящийся напиток. – Тебя это не смущает?

На секунду я замялась. Хозяин дома явно не испытывал особенного дружелюбия или сочувствия, перед таким типом было проще выглядеть нахальной, нежели растерянной.

– Надеюсь, она умерла не в нем?

– Кто знает. – Знахарь даже не пытался скрыть ироничной ухмылки. – В то время я еще не вел семейное дело и жил при замковой лечебнице.

– В любом случае вряд ли она обидится, что ты его отдал мне, – пожала я плечами.

– Тут ты права. – Он бросил на меня смеющийся взгляд. – Претензий мы точно услышать не сможем.

– Кстати, меня зовут Валерия.

– Здорово, – вместо ответной любезности произнес хозяин дома и, поставив дымящуюся кружку на стол, уточнил: – Так и будешь там стоять, Валерия?

Он проследил, как я прошла к столу. Казалось, у хозяина дома вызывало исследовательский интерес любое мое движение, точно подсознательно он ждал какой-нибудь демарш. Например, смертоносный светоч, вспыхивающий под потолочными балками и к абрисским демонам сжигающий не первый год пылящиеся веники сушеных трав.

– У меня нет боевой руны, – бросила я, одарив знахаря выразительным взглядом, и принюхалась к темному густому напитку.

– Это кофе, – пояснил парень. – Когда-нибудь пробовала?

– Нет, но кое-что слышала.

Слышать-то слышала, но никогда не могла представить, что в жизни доведется пить самой.

О кофе упоминалось в одной из отцовских колонок для исторического альманаха. Сразу после Великого Схождения, когда народы еще пытались дружить, кофе впервые попал в Тевет. Горьковатый на вкус густой напиток варили из перемолотых жареных зерен, которые выращивали где-то на юге Абриса. Он обладал удивительным свойством быстро восстанавливать силы неофитам, только-только приобретшим магический свет, когда этот самый свет неожиданно затухал в середине дня и человек падал с ног в прямом и переносном смысле. Однако после войны абрисский кофе оказался под запретом, как все, что переправлялось из параллельного мира, а теветский, лишенный темной магии, не обладал даже долей чудодейственного эффекта – водица водицей – и вскоре совсем исчез.

С иронией хозяин дома проследил, как я делаю первый осторожный глоток. Вкус показался чудовищным, горьким и сладким одновременно. Меня скривило, как от противного порошка от мигрени.

– Гадость-то какая этот ваш вареный кофе…

– Вообще мы считаем кофе утренним бодрящим напитком, – с иронией заметил собеседник и прихлебнул из своей кружки.

– Пьете за завтраком?

– Зачастую вместо.

– В таком случае, на ужин вы что, едите серебряные гвозди? – не удержалась я от шпильки.

От очередного маленького глоточка по языку растеклась горечь, сердце забарабанило в груди, зато в руках появилась удивительная легкость – хоть сейчас рисуй сложную руну «невидимость». От прикосновения к кружке даже посыпались крошечные голубоватые искры. Осторожно подняв глаза, я наткнулась на прямой задумчивый взгляд.

– Удивительно, как в таком хрупком теле уживается настолько мощная магия, – заметил знахарь.

– Сила света не зависит от массы тела.

– Так и есть… – задумчиво протянул он и, опрокинув в себя остатки кофе, тихо добавил: – Как, впрочем, и сила притяжения от нее тоже не зависит.

Тут открылась входная дверь, переливчато зазвенели ветряные трубочки, в теплую кухню потянуло уличным сквозняком. Прежде чем я успела оглянуться, мой собеседник спросил:

– Вернулся? Надеюсь, вечеринка закончилась без кровопролития?

Догадываясь, что в доме появился Кайден, я невольно выпрямилась на стуле. Казалось, что внутри сжалась тугая пружина.

– Приятель, не смотри на меня так, как будто я решил ее опоить белладонной с пятилетним коньяком. Это обычный кофе с кардамоном. – Знахарь, безусловно, отвечал на незаданный вопрос, но словно говорил сам с собой. – Валерия решила вернуться сегодня…

– Где мои часы? – Я не потрудилась повернуть хотя бы головы. – Отдай их немедленно!

Последовала долгая пауза.

– Держи, – прозвучало в напряженной тишине.

На физическом уровне я ощущала, как затылок буравит тяжелый взгляд. Кто-то должен был сдаться в нашем столкновении характеров. Победил Кайден, я сдалась. Неприятно проскрежетав ножками стула по деревянному полу, поднялась и повернулась к ведуну. На раскрытой ладони он протягивал часы.

– Берешь?

Приближаться мне не хотелось, дотрагиваться до него тоже, вдруг опять сердце начнет предательски екать. Я громко щелкнула пальцами, отдавая приказ искре света, трепыхавшейся в часовом механизме, подняться в воздух и прилететь ко мне. Однако часы даже не шевельнулись.

Чувствуя себя совершенно по-идиотски и злясь еще сильнее, я простучала каблуками по полу и попыталась выхватить часы, но Кайден ловко сжал кулак, не давая прикоснуться к ним и пальцем.

– Тебе лучше повременить с возвращением. Ты можешь снова потерять сознание.

– Лучше бы ты подумал о моем здоровье, когда без спроса забрал светлый артефакт и перетащил в Абрис, – огрызнулась я. – Или когда позволил с ним развлекаться своим друзьям-душегубам!

Бледное осунувшееся лицо ведьмака окаменело.

– Они мне не друзья.

– Тогда кто? Может, подружки? Или подельники? Как ты сам-то оказался в том отвратительном месте?

– Приехал за своими часами.

– Извини, но за моими часами! – процедила я. – Для чего ты их взял без спроса? Разве ты не догадывался, что меня могут похитить прямо из дома? Например, среди ночи, босую и в нижнем белье. У вас же такие… развлечения в порядке вещей.

– Это моя вина. Я должен был о них позаботиться…

– Проклятие, не понимаю, почему я это обсуждаю! – перебила, окончательно разъярившись. – Просто отдай их!

Он протянул часы обратно. Выхватив кругляш, я немедленно почувствовала, как под нагретой золотой крышкой барабанило магическое сердечко, нестройно и сбивчиво, точно хотело разорваться мелкими клочками. Раньше искра Истинного света повторяла биение моего сердца.

– Если хочешь вернуться домой сегодня, то собирайся. До храма добираться больше получаса, а скоро начнет светать, – вымолвил Кайден. – Не успеем, придется терпеть до следующей ночи. Экипаж ждет во дворе.

Словно больше был не в силах сдерживать раздражение, он направился к выходу. Прежде чем выйти, скомандовал:

– Поторопись.

Когда за ним закрылась дверь, знахарь произнес:

– Ты с ним помягче. Объясняться и оправдываться он точно не будет – не умеет, но есть вещи, от которых человек просто не в состоянии удержаться.

– Если он не может удержаться от воровства, то это душевная болезнь, – взорвалась я. – Не знаю, как здесь у вас, а у нас таким больным ставят обжигающие руны и поят успокоительными порошками. Ты же знахарь, вылечи его.

Тот усмехнулся. По-взрослому, понимающе.

– Все дело в сердце, Валерия. Ты еще молода и не догадываешься, как важно слышать, что чье-то сердце бьется. Особенно на расстоянии.

У меня возникло стойкое ощущение, что он издевается.

– Это вообще что-то должно объяснять? – огрызнулась я.

– Повзрослеешь, поймешь, о чем я толкую.

Хозяин дома вручил мне баночку с заживляющей мазью, пахнущей ничуть не лучше теветской, заставил надеть толстое, изъеденное молью пальто и пошел провожать до кареты.

В Абрисе властвовал сезон голой земли, когда природа печально коченела в ожидании первого снега, а холод казался особенно острым, жалящим даже через одежду. Сад и двор окутывала густая темнота. Фонарь горел только на крыше дорогого экипажа, стоящего за открытыми настежь деревянными воротами. И в этой темноте были видны мириады звезд, теснившихся в небе, ярких, тусклых, составляющих замысловатые узоры.

Я никогда в жизни не видела звездного неба.

Кайден дожидался нас у экипажа. Вдруг мне пришло в голову, что они друг другу подходили, этот излишне вызывающий экипаж и ведьмак в одежде из дорогих тканей.

– Удачи, Валерия, – попрощался со мной знахарь, когда я уже собралась забраться в салон.

– Зря не сказал, как тебя зовут, – отозвалась я. – Я бы завязала ленточку на Древе Судьбы на твою удачу.

– Боюсь, что для теветца хорошо, то для абрисца – смерть, – хмыкнул он. – Постарайся не потеряться между мирами, Голубая кровь.

– Голубая кровь? – скривилась я. – Обычно меня называют Тихоней Лерой.

– Они просто не видели тебя в ярости, – отозвался знахарь.

– Тебе в дом не пора вернуться? – хмуро перебил дружескую перепалку Кайден и скомандовал мне: – Забирайся!

Проигнорировав вежливо предложенную руку, я подхватила подол платья и кое-как вскарабкалась на высокую ступеньку. Сиденья в экипаже обтягивала мягкая замша, в окнах были стекла, на стене переливалась вязь незнакомых рун. Пожалуй, даже парадный экипаж Озеровых, на котором мы с Тином однажды ездили на официальный прием в ратушу, выглядел гораздо скромнее.

Кайден уселся напротив, дверь закрылась, и мы тронулись с места. Темнота скрывала его лицо и фигуру.

– Куда мы едем? – спросила я, нахохлившись в углу, и сама испугалась, как пронзительно звучал мой голос.

– Ближайшие ворота находятся в местном храме, – в отличие от меня, Кайден говорил спокойным голосом с мягкими интонациями, словно пытался утихомирить несвоевременный гнев капризного ребенка.

– С каких пор тебе нужны ворота?

– С тех пор, как меня лишили руны перемещения.

– Снова нарушил правила? – зло усмехнулась я. – И много?

– Одно.

– Должно быть, важное, раз оно потянуло на наказание.

– Очень.

От потаенного смысла, вложенного в короткое, но мне совершенно непонятное слово, ехидничать вмиг расхотелось, однако злость требовала выхода. Хоть запускай в гада проклятыми часами! Наверное, они бы чудно отскочили ото лба. Не в состоянии выплеснуть бурлившие во мне чувства, я сердито молчала и, кажется, даже пыхтела от злости.

– Почему ты ничего не спрашиваешь? – тихо произнес он.

– И что, ты скажешь правду? – Мне самой не понравилась прозвучавшая в голосе претензия, на какую я не имела никакого права.

– Попробуй.

– Значит, твое имя Кайден?

– Кайден Николас Вудс, – уточнил он.

– У тебя оно еще и не одно? – фыркнула я. – Возраст?

– Двадцать восемь.

Выходит, что интуиция меня не подвела в нашу первую встречу. И если бы не колечко в губе, вид которого напрочь отключал во мне здравый смысл, я никогда бы не поверила, что ведуну двадцать четыре года.

– Ты старше меня на девять лет! – почему-то вышло обвиняюще.

– Верно.

– Родители?

– У меня непростая семья и отношения у нас сложные.

– Женат?

– Нет.

– Ну, хотя бы в чем-то ты меня не обманул, – пробормотала я.

– Я помолвлен.

– Ты шутишь?!

– С семнадцати лет, – добавил он. – Мне жаль.

– О чем именно ты сожалеешь? Тебе жаль, что ты солгал? Или жаль, что из-за тебя я получила темную руну? – Мне с трудом удавалось перебороть гневные слезы. – Проклятие! Я тебе верила и теперь чувствую себя обманутой!

– Все верно, Лера. Ты имеешь право злиться, – вздохнул он.

Хотелось задеть его, сказать какую-нибудь гадость, может быть, даже оскорбить, чтобы он тоже почувствовал себя оплеванным, но мне было неизвестно, какие слова могли бы ранить почти незнакомого человека.

– Знаешь, Кайден, а давай ты не будешь называть меня по имени? – выпалила я, не придумав ничего поумнее. – У меня мурашки начинают бегать, когда ты вот так запросто его произносишь.

– Как пожелаешь.

Он не проронил ни слова, пока мы петляли по лесной, погруженной в кромешную тьму дороге. Нас заметно мотало, скрипели рессоры экипажа, доносились сдавленные проклятья кучера. Когда мы добрались до храма, на горизонте появилась светлая полоска. Святилище стояло на вершине высокого холма и походило на мрачную заброшенную башню со стенами, затянутыми пожухлыми побегами дикого плюща.

В Тевете молельни строили вокруг Древа Судьбы, как правило, взращенного до гигантских размеров разлапистого дуба. На ветви прихожане повязывали разноцветные ленты, жгли записки с воззваниями к сонму светлых духов и курительные палочки, а на праздники взрывали петарды. Другими словами, сплошной шум и яркая круговерть, как вечное лето.

Абрисский храм изнутри выглядел еще мрачнее, чем снаружи. Гладкие стены испещряли выжженные черные знаки, вероятно, когда-то светившиеся от магии храмовника. Посреди зала темной громадой застыл каменный жертвенник. При входе Кайден опустил пальцы в наполненную водой чашу и, что-то пробормотав, прижал их к губам.

Он без труда выбрал нужную руну из огромного количества магических литер, нанесенных на стены. Вокруг жертвенного алтаря скользнул стремительный огонек, зажегший ворота. Круг засветился, развеяв предрассветный полумрак гулкого храма, и вокруг вспыхнули колдовские письмена, похожие на созвездия. Не произнося ни слова, я переступила через границу. За чертой воздух казался теплее, чем в выстуженном святилище.

– Я перемещу тебя поближе к дому, – заранее успокоил меня Кайден.

– Хорошо, – коротко отозвалась я, старательно избегая встречаться с ним взглядом.

Он кивнул, отошел от ворот на шаг. Вспыхнули символы, закрутились и замельтешили, от них в разные стороны разлетались красноватые магические разряды. Резкий ветер, взбунтовавшийся в храме, поднял пыль и мусор. Он трепал пальто Кайдена, ерошил темные волосы. Пространство стало кривиться, лицо ведьмака словно оказалось за плохо отлитым стеклом. Мысль, что я запомню его вот таким, с перекошенной физиономией и растянутой, точно неровная тень, фигурой, отчего-то неприятно уколола внутри… И тут все закончилось.

Я уже приготовилась к знакомому неприятному ощущению свободного падения, но ворота погасли, и у меня перед глазами заплясали радужные круги. В храме стало очень тихо, снова нахлынули предрассветные сумерки.

– Что случилось? – Кайден выглядел удивленным не меньше моего.

Он прикоснулся к руне, полумрак разрезала красноватая вспышка, и стены снова зажглись колдовскими письменами, но круг на каменном полу оставался безжизненным.

– Похоже, тебя что-то не отпускает, – последовало предположение.

– Не отпускает? – от паники у меня перехватило горло, но внезапно блеснула догадка: – Мои часы!

Когда я нащупала артефакт в кармане пальто, оказалось, что корпус практически раскалился и чувствительно жег руку. Магическая жилка билась как обезумевшая.

– Если проблема в часах, то в них надо потушить магический свет, – вынужденно призналась я, понимая, что прямо сейчас он увидит мое настоящее лицо.

В Тевете считали, что маг в истинном обличье был прекрасен, но мне никогда так не казалось. Не понимаю, кому может понравиться пугающее существо со светящейся кожей и мутно-белой пеленой на глазах, на человека-то толком непохожее? Я сама свечения видеть не могла, но, подозреваю, со стороны выглядела не краше зомби, разве что живая.

– Чем мне тебе помочь? – уточнил Кайден.

– Помоги тем, что выйдешь.

– Как скажешь. – Он не стал спорить или проявлять любопытство, действительно вышел из храма, оставив меня наедине с испорченным артефактом, холодом и бледнеющей темнотой.

Когда тяжелая дверь со скрипом затворилась, я вытянула раскрытую ладонь. Часы медленно поднялись в воздух, зависли. Щелчок пальцами. Часовой механизм резко разлетелся на части и замер. Шестеренки, колесики, перламутровый циферблат, золотой корпус – артефакт будто лежал передо мной, похожий на разобранную на кусочки мозаику. В центре отбивала магический пульс искра Истинного света, ослепительная капля, заливающая ярким сиянием заброшенное святилище. Внутри сердечка сокращался комок черной магии, принадлежащей Абрису. Без колебаний я протянула руку и сжала искру в кулаке. Из-под пальцев вырвались острые лучи. Свет погас. В воздухе остался висеть разобранный на части, обездушенный механизм.

Забирать с собой мертвый артефакт я не собиралась, но и оставить в параллельном мире не решилась. От моей ладони заструилось тусклое свечение, и шестеренки принялись сворачиваться трубочками. Закрутился винтом корпус, раскрошился перламутровый циферблат. Рука опустилась, и искореженные части со звоном посыпались на пол.

Я хотела позвать Кайдена, но когда повернулась к двери, то обнаружила его стоящим на пороге.

– Ты светилась, – не сводя с меня пристального взгляда, произнес он в неземной тишине. И кажется, сказал негромко, но в гулком храме звук утраивал силу.

– Знаю.

– Никогда больше не делай этого в Абрисе. Здесь опасно демонстрировать Истинный свет.

– Не думаю, что когда-нибудь вернусь, – отозвалась я, вставая в круг.

Все повторилось заново. Ворота ожили, вспыхнули знаки. Прежде чем распрощаться с ним навсегда, я позволила себе последний короткий взгляд. Он был хорош, проклятый. Взрослый привлекательный мужчина, совершенно мне не подходящий. И почему даже сейчас он казался лакомым куском именинного пирога?

– Прощай, Кайден.

– Прощай, Лера.

– Давай больше никогда не встречаться.

Мгновением позже его фигура размазалась, а я ухнула в бездонную пропасть, возвращаясь в Тевет.

* * *

Скольжение закончилось, под ногами наконец появилась опора. Однако голова закружилась, словно у юнги, только-только сошедшего на берег после длительного плавания. Комната, похожая на забитый старой мебелью чердак, завертелась перед глазами, и я рухнула на грязный деревянный пол. Прижимаясь горячей щекой к холодным доскам, уставилась на толстый слой пыли под диваном, накрытым посеревшим чехлом.

В голове молоточком стучала неприятная мысль, что надо было вставать и уносить ноги, пока меня никто не обнаружил и не вызвал стражей, но ноги-то как раз не слушались. Да что там ноги, тело точно налилось свинцом, не хватало сил даже мизинцем пошевелить. Не знаю, сколько времени прошло, но когда голова наконец прояснилась, на улице заливались веселым щебетом птицы, а на чердак проникали первые солнечные лучи. В их прозрачно-желтоватом свете плавала пыль.

Кое-как поднявшись, я выглянула в окно и увидела с высоты второго этажа собственный сад, глянцево-свежий после ночного ливня, а потому кажущийся ухоженным. Не знаю, каким образом Кайден вернул меня прямехонько в особнячок в тупике тихой улочки, но почувствовала не удивление, а облегчение, что не пришлось добираться до дома через весь Кромвель. На подобный марш-бросок мне не хватило бы сил, так бы и заснула где-нибудь в парке на лавочке.

Чтобы выйти из запертой мансарды, руну «ключ от всех дверей» пришлось рисовать пальцем. Способ был так себе, сказать откровенно. Без стило, концентрирующего магию на острие, свет впитывался в дерево, как вода в песок, и к концу рисования у меня заметно тряслись руки. Замок послушно щелкнул, но на двери возле замочной скважины остался кривой выжженный рисунок, говоривший лучше любых слов, что кто-то воровато выбрался наружу. А на веранде меня ждал неожиданный сюрприз. Завернувшись в колючий плед и подложив под щеку ладони, на качелях сладко спала моя лучшая подружка.

– Крис, – присев на корточки, я потрепала девушку по плечу. – Ты что здесь делаешь?

Она сонно приоткрыла один глаз, потом завозилась, почмокала губами.

– Ты где была, Лерой? Я тебя ждала полночи.

– Кое-куда… отлучалась, – буркнула я. – Почему ты опять спишь у меня на веранде? Тебя из дома наконец выгнали?

Сладко, до хруста в суставах, потягиваясь, она лениво улыбнулась и пропела:

– Ночью я участвовала в скольжении.

– Ты… что? – Я почувствовала, как у меня вытягивается лицо и усиливается дурнота. – Ты перемещалась в Абрис?

– Лерой! Это было потрясающе! – Она подскочила на качелях, отчего те истерично затряслись, и, схватив меня за руки, больно сжала пораненную ладонь. – Я выиграла! Вернулась самая первая и обставила Аглаю! Представляешь? Ведьма переместилась обратно только через сорок минут. Полный провал! А еще я видела звезды!

Глядя в веснушчатое заспанное лицо подруги, я никак не могла переварить услышанное. Перед мысленным взором, точно представление в театре ужасов, мелькали воспоминания о прошедшей ночи. Дом, полный темных ведьмаков, стило, изуродованная, словно вспоротая ножом ладонь, растерянный Рой, оказавшийся Кайденом, холодное прощание в ледяном храме, похожем на склеп. К горлу подступила желчь, а во рту стало горько.

– Звезды – это без сомнения важно, Крис. – Я осторожно высвободила руки.

– Лерой, что-то случилось? – тут же посерьезнела она и спохватилась: – Почему у тебя перебинтована ладонь? Поранилась? И почему ты так странно одета? Ходила на маскарад?

– Нечто вроде этого… – медленно кивнула я. – Меня затащили на очень паршивую вечеринку. Было невесело. И руку поранила.

В доме остались следы ночного перемещения. На полу чернел выжженный круг с острыми лучами, словно посреди кухни случился магический взрыв. От светлого ореола в разные стороны разлетелись выжженные брызги.

– Что это? – удивилась Крис.

– На улице лило, и на вечеринку меня переместили, – сказала я полуправду. – Раз! И я в преисподней. Как ты думаешь, если я прикрою ковриком, отец заметит?

Жаль, что зарубки на памяти нельзя прикрыть ковриком.

– Лерой, а где проходила вечеринка? – тихо спросила подружка, разглядывая улику вопиющего непослушания.

– Как понимаешь, не здесь, – уклончиво отозвалась я и тут же попыталась отослать ее в банную комнату: – Иди мыться первая?

Когда она скрылась за дверью, то я прямо в одежде завалилась на кровать, смятую еще с ночи. В голове крутилась тревожная, не дававшая покоя мысль: каким образом Кайден переместил меня именно домой? Не под мост, как в прошлый раз, не в какую-нибудь деревенскую молельню с замершими десятки лет назад воротами, а именно в особняк?

Темный ведун оставил в доме метку!

От возникшей догадки я стрелой слетела с кровати. Когда Крис вышла из купальной комнаты, то обнаружила меня, занятую поисками. Я как раз стояла на карачках и изучала внутреннюю сторону посудной полки.

– Стесняюсь спросить, Лерой. Ты заначила на черный день золотой, а теперь не можешь вспомнить куда?

– Не я…

– Твой отец? – Подруга даже перестала вытирать полотенцем влажные после купания волосы. – Спрятал, а ты решила грабануть? Одобряю. Я со своим часто такое проделываю. Он же все равно не станет поднимать скандал из-за денег, о которых не знает маменька…

Замолчать ее заставило лишь то, что я со всего маха шибанулась о полку шкафа, когда выбиралась наружу, и было несложно догадаться, какой страшной смертью умрет любой, кто отпустит хоть одно ехидное замечание по поводу моей неуклюжести.

– Проклятие!

– Больно? – осторожно уточнила она.

– Щекотно! Особенно затылку.

Крис мгновенно ретировалась в спальню и уже оттуда крикнула:

– Не забудь снять пальто, когда пойдешь спать. Я не настаиваю, но оно воняет мокрой псиной.

Метка нашлась на улице под лестницей на второй этаж, и мне понадобилось почти три часа, чтобы ее обнаружить. Некоторое время совершенно ошарашенная тем, что догадка подтвердилась, я рассматривала четкий, без витиеватостей и красивостей росчерк, оставленный чужим стило. Знак надо было уничтожить, чтобы темный маг не нашел дорогу из Абриса в мой дом и не выскользнул неожиданно из пространства, как бес из табакерки, где-нибудь посреди кухни или, того хлеще, в спальне.

Решительно прислонив ладонь к стене, я вдруг оцепенела, не в силах позволить свету вырваться наружу и сжечь к абрисским демонам метку.

Давай, Лерой! Сейчас же!

– Проклятый ведьмак! Ненавижу! – уронив руку, я в сердцах пнула стену и нетвердой походкой, пошатываясь от слабости, поковыляла к веранде.

Чистое солнечное утро казалось продолжением сна. Темная руна, чуть потемневшая от жара магического света, по-прежнему помечала мой дом.

Глава 4
Метки

Изматывающая жара отступила, и омытый последними летними дождями город большими глотками с наслаждением пил солнечный свет. Семимильными шагами приближался сезон первых заморозков, и по ночам в воздухе уже ощущалась острая печальная прохлада, характерная для самого начала осени.

До нового учебного семестра оставались считаные дни. Торговые улочки, где продавались канцелярские товары и учебная форма, превратились в преисподнюю, наводненную адептами, лицеистами и предприимчивыми мамашами великовозрастных чад. Они тащили за собой, как на прицепе, этих самых чад, а еще растерянных папаш со связками учебников в обеих руках.

В лавке с готовыми ученическими мантиями было не протолкнуться, но Крис не смущали ни толкучка, ни духота, ни даже явно завышенные цены. С деятельным видом она вытаскивала хламиды синего цвета, прикладывала к груди и придирчиво разглядывала себя в большое овальное зеркало, стоявшее у стены.

– Проклятие, – ворчала подружка, – почему никто не догадывается, как синий отвратительно сочетается с рыжими волосами? У меня от собственного отражения кровь идет из глаз.

– Тогда, может, уступишь зеркало кому-нибудь еще? – предложила я, обмахивая лицо газетной листовкой. Синий цвет действительно не подходил рыжеволосой, конопатой подруге. – Я опаздываю в библиотеку.

– Ты серьезно собралась просидеть в архиве весь семестр? – протянула Крис.

– Это единственный способ вернуть Тину долг.

Деньги на выплату штрафа мне пришлось занять у лучшего друга (не идти же к ростовщику), и было бы форменным свинством сделать вид, будто я забыла о ссуде.

– Для него пятьдесят золотых – это сущие пустяки, – справедливо заметила ворчунья.

– Для него, но не для меня.

– И как тебе работается в университетской библиотеке? – со вздохом уточнила Крис.

– Смотритель немножко не в себе и принимает меня за призрак читального зала.

– Значит, ничего не изменилось, – фыркнула она, намекая, что за время учебы я настолько срослась со стулом, корпя над учебниками в университетской библиотеке, что местные должны считать меня или своей, или уж предметом интерьера. – Слышала, что всех каторжников пригласили в зал собраний?

«Каторжниками» она ласково называла нас, попавших в стражий участок в ту ночь, когда случилась облава. Себя же она считала гуру скольжения.

– Угу, – промычала я, мечтая переместиться в холодное библиотечное хранилище прямо из душного, заполненного разноцветными хламидами зала, а не трястись полчаса по запруженным улицам в городском омнибусе. – Записку от декана прислали вместе с новым расписанием. Там четыре дня в седмицу какое-то дополнительное занятие.

– Думаю, что вас накажут, – заявила она, вытаскивая очередную мантию. – У тебя уже есть работа, так что остальных наверняка заставят пахать уборщиками.

– Сколько можно наказывать за одну и ту же глупость? У меня и так все ладони в мозолях от метлы.

– Обидно, правда, Тихоня? – вдруг прозвучал сладкий голосок Аглаи. – Ты просто постояла в воротах, а все равно пришлось махать метлой.

Оказалось, что в соседнем проходе между рядами разноцветных мантий, как абрисская шпионка, засела университетская королева в окружении стаи, в смысле свиты. При виде красоток, с легкой руки которых мне пришлось скользить в Абрис, внутри появилось нехорошее чувство. Оно ширилось и явно требовало выхода.

– Аглая, ты достала своего портного и он выставил тебя взашей, поэтому заглянула в лавку для простых смертных? – демонстративно закатила я глаза.

– Как тебе работалось дворничихой? – Местная ведьма сделала вид, что не услышала ни моей насмешки, ни издевательского фырканья Крис, после выигрыша в скольжении явно переставшей тушеваться перед сворой университетских красоток.

– Нам-то не пришлось махать метлой! – подхватила одна из расфуфыренных фрейлин. – Мы всего лишь посуду мыли в богадельне…

Удивительно, как от страшного взгляда предводительницы бедняжка только прикусила язык, а не проглотила его.

– Ну что вы так на меня смотрите? – манерно передернула та плечами. – Приют для стариков ведь лучше загаженных улиц. Разве нет?

Я-то была с ней полностью согласна, но подружки, похоже, имели собственное мнение, приличными словами не выражаемое, и просто хмуро молчали.

– Лучше же! – толкнула опростоволосившаяся болтушка в плечо товарку, но та только злобно цыкнула. Мол, мозгов у тебя, конечно, нет, но зубы-то имеются, вот и держи их сомкнутыми.

– Значит, приют для стариков? – протянула я с издевательской интонацией. – То есть я хотя бы вошла в ворота, а ты просто постояла рядышком, а все равно целый месяц батрачила на благо города?

– Зато во второй-то раз я скользила! – Она с яростью сузила глаза.

– И проиграла мне, – подняв пальчик, с милой улыбочкой ввернула Крис.

– У меня были высокие каблуки! – огрызнулась Аглая. – Зато, в отличие от тебя, Уварова, я смогла переместиться в параллель!

На ее пронзительное восклицание обернулось несколько человек, и крикунье пришлось сбавить громкость.

– Да, тебе сказочно повезло оказаться в Абрисе, – хмыкнула я, – доскакать до ворот и не сломать ни каблуков, ни шеи. Шею было бы особенно жаль. Скажи?

– А ты стала злой за это лето, Валерия, – растянула она губы в гаденькой улыбочке.

– Просто, когда ты близко, во мне пробуждается темная сторона, – понизив голос, вымолвила я, точно поделилась страшным секретом.

Оскорбленно фыркнув, Аглая развернулась и застучала каблучками по деревянному полу в сторону глухой стены, за ней потянулась свита. Потом девушки коллективно догадались, что уткнулись носами в тупик. Произошла некоторая заминка. Изменение дислокации потребовало времени, но все равно одна из фрейлин запуталась, а потому энергично засеменила перед носом идейной вдохновительницы, явно грубо вклинившись в строгую иерархию передвижения.

– Если бы Аглая вдруг исчезла, я бы расплакалась, – вздохнула Крис, провожая долгим взглядом девичью стаю, поспешно покидающую торговую лавчонку.

– Раньше ты считала ее абрисским демоном, – заметила я.

– Да, но теперь абрисским демоном стала ты, Тихоня Лерой. И это комплимент! – ухмыльнулась подружка и кивнула в сторону прилавка с кассой: – Пойдем? Я все-таки выбрала из пяти синих мантий самую синюю.

Так называемый комплимент, больше походивший на завуалированный намек на то, что обычно приветливая Лерой злобно накидывалась на людей, прозвучал сомнительно. Абрисский демон? Невольно рука с темной руной, почти незаметной невооруженным глазом, сжалась в кулак.

Благодаря чудодейственной мази, шрамы, больше похожие на рубцы, сначала побледнели, а потом и вовсе стали невидимыми, ощутимыми разве что при прикосновении. Жаль, что язвительный знахарь так и не назвал своего имени, мне много раз хотелось привязать к ветвям святого Древа Судьбы благодарственную ленточку… А иногда приходилось бороться с соблазном зажечь курительную палочку за удачу колдуна, двойное имя которого я поклялась забыть и не вспоминать даже в страшных снах. Жаль, что сновидения не подчинялись моим желаниям.

* * *

– Барышня, подойдите, пожалуйста, – величественным жестом подозвал меня смотритель читального зала, сгорбленный, похожий на сморчок старик в черной бархатной мантии, такой же старой, как хозяин.

Я огляделась, пытаясь понять, ко мне ли он обращался. Напарница между тем с непроницаемым видом продолжала протирать от пыли и расставлять по полкам фолианты.

– Вы мне, господин смотритель? – уточнила я.

– Вам-вам, – нетерпеливо помахал он рукой.

Пришлось снять матерчатые перчатки и подойти к громоздкой, потемневшей от времени библиотечной стойке, перед которой мялся высокий нервный парень в клетчатой жилетке.

– Принесите глубокоуважаемому господину будущему историку вот этот сборник. – Смотритель с напыщенным видом передал мне клочок, оторванный от разлинованного листа, где нечитабельным почерком было накарябано название фолианта.

– Называется «Абрис – земля обетованная». Это сочинение Эррона Вудса, – явно нервничая, подсказал парень. Фамилия Кайдена прозвучала столь неожиданно, что я поперхнулась воздухом и кашлянула в кулак.

– Он был переселенцем из Абриса, – продолжал умничать «книжный червь». – Самым первым.

Я насторожилась. «Самым первым» означало, что его сочинения были написаны тучу лет назад, а значит, хранились в подземелье библиотеки.

– Они находятся в подземелье, – словно прочитал мои мысли смотритель.

Отлично! Я с возмущением покосилась в сторону напарницы, с самым довольным видом продолжавшей расставлять книги на вытертые от пыли полки. Теперь становилось ясно, почему она притворилась глухонемой. Спускаться в ледяное, темное хранилище ни у кого из сослуживцев не возникало ни малейшего желания. Собственными глазами видела, как перед закрытием библиотеки двое из малого читального зала скидывались на «камень, ножницы, бумага», чтобы решить, кому относить возвращенные читателями фолианты.

– Барышня? – поднял кустистые седые брови смотритель. – Вам показать, где вход в подземелье?

– Да знаю, – вздохнула я и обреченно пообещала любителю древней литературы: – Через пять минут книга будет у вас.

– Спасибо, – улыбнулся тот. – Я буду здесь, на своем обычном месте и никуда не уйду… Валерия.

Ох ты ж! Мы знакомы? Вероятно, вид у меня сделался столь удивленным, что парень окончательно покраснел и пояснил, неопределенно махнув рукой:

– Мы с тобой обычно сидели за соседними столами. Ты мне однажды дала нож для заточки карандашей.

– Нож – это серьезная заявка, – с натянутой улыбкой ради вежливости отозвалась я. Даже не подозревала, что всегда садилась на одно и то же место. Не хотелось думать, что меня действительно принимали за предмет интерьера.

– Ну иногда ты переходила в другой конец зала, – окончательно смутился парень. – А еще был раз…

– Я принесу альманах, – впервые обрадовавшись, что собираюсь в подземелье, поторопилась отчалить я. Так недолго договориться до чашечки травяного чая в отвратительной студенческой едальне.

– Кстати, меня зовут Тимофей, – донеслось мне в спину. – Для друзей просто Тима!

– Уважаемый юноша, тише! Вы в библиотеке, храме знаний, в окружении интеллектуалов! – повышая голос, забрюзжал смотритель на «просто Тиму». – Только последний паразит начнет тут орать как оглашенный, как будто ему в зад ткнули раскаленным клеймом!

В хранилище вела винтовая каменная лестница с высокими металлическими перилами и крутыми ступенями. Чтобы не скатиться кубарем вниз, я зажгла искру. Голубоватый лепесток Истинного света, похожий на язычок свечного пламени, вырос на раскрытой ладони, и огромный круглый зал подземелья залило ярким неживым светом. От пола до потолка тянулись бесконечные полки с книгами. На крюках к ним цеплялись высокие деревянные лестницы.

На пюпитре лежал рукописный каталог. Я прокляла день, когда Эррон Вудс решил переселиться в Тевет, пока нашла нужную полку и даже не удивилась, что книга хранилась под самым потолком. Это было бы удачей, если бы она скромненько занимала место у пола.

Больше высоты я, наверное, боялась только мышей. Подчиняясь мысленному приказу, искра налилась и переросла в неяркий светоч размером с надувной мяч. Световой шар скользил у меня над головой, озаряя ненадежную лестницу, забираться по которой было весьма спорным удовольствием.

– Вот ты где! – пробормотала я, потянувшись за нужной книгой, да так и замерла с поднятой рукой. Чуть выше, в соседнем ряду, стиснутый со всех сторон, прятался фолиант с абрисской вязью на черном кожаном корешке.

Не веря собственным глазам, осторожно, словно находка кусалась, я дотронулась до книги кончиками пальцев. Ладонь с темной руной вдруг болезненно закололо. На поверку оказалось, что контуры метки вспыхнули голубоватым светом, будто на руке пробудился светлый, а вовсе не темный символ. Когда он погас, а я подняла взгляд к абрисской книге, то совершенно неожиданно сумела разобрать выдавленное золотом название: «Руны». Прочесть чужие письмена получилось абсолютно естественно, словно язык параллельного мира являлся для меня родным. Трясущейся рукой вытащила том, открыла на середине. Бумага пахла плесенью, а листы были рыхлыми, будто фолиант долгое время находился во влажном помещении. Страницы занимали аккуратно начертанные чернилами руны, сложные, простые, похожие на дивные орнаменты. Никаких объяснений и приписок, только короткие названия, накарябанные витиеватым почерком, громоздким и таким неразборчивым, что слова угадывались только интуитивно.

Вдруг в неземной тишине архива прозвучал сердитый каркающий голос смотрителя:

– Вы что там делаете, барышня? Вы там что, простите, книги читаете?!

Мгновенно захлопнув абрисский фолиант, я обернулась к открытой двери, светившейся практически под потолком. Сгорбленная стариковская фигура застыла на лестнице.

– Все еще ищу, – ляпнула я и тут же подумала, что надо было соврать, мол, действительно зачиталась наинтереснейшими рукописями абрисского перебежчика. Точно выглядела бы солиднее.

– Барышня, если вы не в состоянии найти книгу на полке, то каким образом вы стали библиотекарем? – ехидно поинтересовался смотритель.

– Ой, нашла! – пришлось продемонстрировать руническую энциклопедию. Все равно с дальнего расстояния не разглядит, что написано на обложке.

– Поторопитесь! – Едва он развернулся, как я молниеносным движением задвинула справочник поверх книг и осторожно, молясь о том, чтобы не свернуть себе шею, спустилась с верхотуры.

Вечером я вызвалась расставить в подземелье поднятые в читальный зал книги. Сослуживцы так сильно обрадовались, что не заметили ничего подозрительного. Мне даже удалось расставить десяток фолиантов, к счастью, стоявших на нижних полках, когда сверху веселый голос объявил:

– Эй, новенькая! Мы уходим, но ты закончи, а то старикан завтра взбесится! Он ненавидит, когда книги остаются неразобранными.

Для надежности я еще подождала некоторое время и, сгорая от нетерпения, полезла за абрисской рунической энциклопедией. Потом, прислонившись спиной к полкам, уселась на пол и принялась перелистывать книгу, надеясь найти хотя бы какие-нибудь пояснения. Взгляд упал на надпись: «Перемещение», и сердце сжалось. Руна походила на круглую спираль, исходящую из точки. Кончиками пальцев я мягко дотронулась до середины, провела по тонким линиям.

Секундой позже знак вспыхнул, в глаза ударил яркий свет. От неожиданности я дернулась и вдруг завалилась на ледяной пол, потому что за спиной совершенно необъяснимо исчезли книжные полки. Светоч мгновенно погас, и меня окутала тьма.

– Проклятие! – потирая ушибленный затылок, я кое-как уселась и раскрыла ладонь, чтобы зажечь новый шар. Едва затеплился легкий язычок магической искры, а Истинный свет озарил помещение, меня словно парализовало. Комната со старыми книжными шкафами и задернутыми портьерами на окнах казалась полузабытой, точно привидевшейся в кошмаре. Везде, куда ни кинь взгляд, переливались и поблескивали незнакомые сложные руны.

Меня утянуло в Абрис!

Не было никакого свободного падения, неприятной щекотки в желудке, противной слабости в руках и ногах – ничего, что обычно сопровождало скольжение. Я шутя оказалась в том самом доме, куда переместилась, впервые войдя в магические ворота!

Секунды шли. Светоч окончательно разгорелся, сорвался с ладони и вознесся к потолку, заливая комнату в чужом мире белым светом. В ушах тоненько зазвенело, в голове стало пусто.

Как Кайден назвал это место? Дом Исаи Гленна?

Неожиданно внутри точно распрямилась тугая пружина. Трясущимися руками я схватила с пола библиотечную энциклопедию, сминая, разрывая бумагу, принялась искать руну перемещения, но когда все-таки открыла нужный разворот, то страница оказалась пуста! Ничего, чистый лист!

– Что за хрень?! – точно со стороны услышала в своем голосе истерику. Паника накатывала волнами, по спине побежал пот, дыхание обрывалось. Хотелось вскочить и бежать со всех ног. Только вот куда убежишь из параллельного мира?

Стараясь взять себя в руки, я резко выдохнула и пробормотала:

– Спокойно, Лерой! Просто нарисуй ее…

Выжигала руну пальцем прямо на паркете, не жалея магического света. Она получилась кривоватая, похожая на спиралевидное яйцо, а не на круг, и, что не особенно удивляло, не пробуждалась. Просто безжизненный, не очень-то аккуратный рисунок, который было невозможно наполнить магией. Что ж, чуда не случилось.

– Проклятие!

Взгляд заметался по стенам в поисках нужного символа, но «перемещения» среди многочисленных знаков не нашлось. Возможно, она была в других комнатах. Поднявшись на колющие иголками ноги, я прижала к животу проклятущую энциклопедию и, плохо представляя, как поступить правильно, направилась к закрытой двери, но только потянулась к ручке, как та повернулась. Со скрипом дверь открылась…

Из коридора на меня смотрела Аглая. Над ее головой плыл белый, похожий на шаровую молнию светоч.

Заклятые подружки, мы узнали друг друга мгновенно. Глаза девушки расширились от изумления. Попятившись назад, я прижала палец к сомкнутым губам, умоляя Аглаю не выдавать меня.

– Как ты здесь очутилась? – на хорошеньком лице появилась недоверчивая улыбка. – Да нет, ты мне просто кажешься… Откуда тебе здесь появиться-то?

Все еще отступая в глубь кабинета, я случайно шагнула в круг, светившийся на паркете, и тело пронзило магическим разрядом, будто нога угодила в колдовскую ловушку. От боли из груди вылетел весь воздух, а фолиант выскользнул из ослабевших рук.

И снова перемещение случилось незаметно и совершенно неощутимо. Меня обступила густая, тяжелая темнота университетского библиотечного архива. Хватая ртом воздух, я пыталась прийти в себя, дрожала после внезапного перемещения через границу и еще более неожиданной встречи в Абрисе. Осталось непонятным, какая из сотен рун, прожигавших пол в доме Исаи Гленна, вернула меня в Тевет.

* * *

Лето закончилось тихо, без дождей и гроз, как будто вовсе не собиралось уходить. Первое осеннее утро встретило Кромвель солнцем и чистым небом. Начался новый семестр, ожил безлюдный университет, в холле стало не протолкнуться.

На центральной лестнице тоже запросто проскочить не удавалось, приходилось двигаться зигзагом, перепрыгивая через ступеньку. Особенно злили первокурсники, сомнамбулами таращившиеся по сторонам и едва-едва передвигавшие ноги. А я ненавидела опаздывать! Не выносила входить в лекционную залу уже после начала переклички, когда все присутствующие поворачивали головы на звук открывающейся двери (не дайте светлые духи, она еще и скрипела). Терпеть не могла мяться на пороге и мямлить неразборчивые извинения за то, что на мосту перед зданием университета каждое утро выстраивался длинный затор из-за экипажей золотой молодежи. Богатенькие адепты выходили вразвалочку из дорогих карет, а нам, простым смертным, приходилось выскакивать из омнибусов и, неизбежно опаздывая, нестись на всех парусах к главному входу. Но все-таки в первый день именно это и случилось!

Стоило заскочить с утра в монетный двор, чтобы отправить Тину золотые в счет долга, как я попала в мертвый затор, а теперь опаздывала на встречу с ректором, ставшую среди адептов легендарной еще задолго до начала семестра. Все делали ставки на то, как накажут половину факультета артефакторики, раз выгнать не решились.

Успеть удалось в самый последний момент, когда уже закрывали тяжелую дверь в зал заседаний. На ходу натягивая неприлично помятую серую мантию адепта-артефактора, я крикнула:

– Не закрывайте, пожалуйста!

Дверь замерла, давая мне возможность избежать позора, но, когда я втиснулась в оставленную щелку и подняла голову, слова благодарности замерли на губах. Надо мной возвышался Кайден.

За несколько долгих секунд, пока я таращилась на него, не в силах закрыть рот, почти удалось убедить себя в абсолютном, окончательном и неизлечимом помешательстве. Я смотрела на взрослого, почти незнакомого мужчину, с которым попрощалась навсегда в заброшенном святилище. Темные волосы были красиво подстрижены, из губы исчезло крышесносное колечко, а светло-серые глаза смотрели с вежливым безразличием, как на любого постороннего человека.

– Вы проходите? – Этот новый, странный Кайден кивнул в сторону зала, где уже выстроились шеренги артефакторов. Ведьмак притворялся, будто не помнил меня, и все-таки это был он!

– Прохожу, – стряхивая оцепенение, промямлила я и проскользнула в зал, все еще пытаясь рукой попасть в широкий рукав мантии.

Когда ректор, невысокий, пузатенький господин с блестящей лысиной и густыми усами, заслышал быстрые шаги, вкрадчиво разнесшиеся по гулкому помещению, то не поленился оглянуться и пронзительным взглядом прожечь во мне дыру.

За спиной начальственной особы, сложив руки, хмурился секретарь, оказавшийся книжным червем Тимофеем.

– Опаздываете, госпожа Уварова, – резюмировал ректор и без того очевидную вещь. Это было проклятие всех профессорских детей – преподавательский состав и ректорат, вплоть до помощников, знал их в лицо и по имени.

– Извините, – поклонилась я и заняла место в первом ряду.

После ошеломительной встречи с абрисским колдуном выразительный взгляд хозяина университета, обычно пронзающий насквозь, меня уже ни капли не впечатлил. Тимофей с короткой улыбочкой почти незаметно помахал мне рукой. Наверняка все посчитали, что мы знакомы ближе, чем были на самом деле.

Ректор долго и нудно объяснял, что мы опорочили не только благородных родителей (вероятно, тут он намекал на отпрысков мэра, городского судьи и своего родного племянника, зевавшего аккурат мне в затылок), но и весь университет, а мой взгляд возвращался к высокой, широкоплечей фигуре Кайдена. Сложив руки на груди, он со скучающим видом разглядывал старинные витражи на высоких окнах. Тимофей, как приличествовало случаю, хмурился, согласно кивал, точно душой проживал и переваривал каждое ректорское слово.

– И коль вам, балбесы, не хватило одного курса лекций по Абрису, чтобы понять, что соваться туда опасно и вредно, – голос ректора повысился, – то в этом семестре вы прослушаете курс еще раз! Полученные баллы по предмету аннулируются!

Народ недовольно загудел.

Курс по традициям и истории Абриса сдавали на первом году обучения всем потоком по три раза, и воспоминания, вероятно, были еще свежи. К слову сказать, предмет вел мой отец. Я без сомнений стала бы изгоем как дочь главного университетского изувера, но мне самой удалось получить позорные шестьдесят девять баллов только со второго раза. Папа искренне верил, что сами абрисцы не знали своего мира на сто баллов, куда уж нам, теветским бездарям.

– Однако в этом семестре профессор Уваров преподает в Королевской академии, поэтому курс прочитает приглашенный лектор, господин Оливер Вудс, – продолжил ректор, и по залу разлетелся облегченный коллективный вздох. – Господин Вудс является потомком первых переселенцев, а потому культура Абриса ему в некотором роде близка…

Близка настолько, что он просто живет в параллельном мире! Интересно, он перемещается туда на ужин? Или же заглядывает домой к невесте только в выходные дни?

У меня вырвался издевательский смешок, раздавшийся аккурат в тот момент, когда ректор примолк, чтобы набрать в грудь побольше воздуха, а потому прозвучавший неприлично громко в воцарившейся тишине. Кайден пронзил меня недобрым взглядом и вопросительно изогнул брови.

– Госпожа Уварова, я сказал что-то смешное? – вкрадчивым голосом уточнил ректор.

– Нет, – стараясь проглотить рвущийся наружу истеричный смех, покачала я головой. Стоило испугаться, но мне стало еще смешнее.

– Валерия, ваше присутствие в этих, как бы сказать поприличнее, рядах… – широким жестом он обвел игроков, – вызывает у меня недоумение, а вам, оказывается, еще и весело. Считаете происходящее забавным?

– Прошу прощения, – проклятая нахальная улыбка так и растягивала губы.

– С вашего позволения, господин ректор, мне необходимо подготовиться к лекции, – тихо произнес Кайден, поторапливая начальство.

– Конечно-конечно, Оливер, – зачастил тот, – скажете что-нибудь нашим… вашим… этим?

– Занятия будут проходить четыре первых дня каждой седмицы. Завтра начинаем, – объявил колдун и добавил, обведя народ холодным взглядом: – Учитесь прилежнее.

Затем он развернулся и сопровождаемый гробовым молчанием направился к двери. Нахмурившись, я смотрела ему в спину. Знакомый разворот плеч, уверенная походка, рука в кармане строгих черных брюк.

Как он оказался в университете? Зачем?

– Все свободны, – милостиво распустил не очень-то стройные шеренги адептов ректор. – Не опаздывайте на занятия!

Едва нам позволили уйти, я сорвалась с места.

– Валерия, как твои дела? – вырос у меня на дороге Тимофей.

– Нормально.

Некоторое время мы тыркались то вправо, то влево. Ректорский секретарь как будто специально не давал пройти.

– Извини, но мне правда очень надо… – сдалась я и, путаясь в проклятущей мантии, бросилась вон из зала.

– Попозже поболтаем, – крикнул мне в спину Тимофей. – В библиотеке…

Перед началом занятий коридоры пустели. Мне тоже следовало галопом нестись в лабораторию к научному руководителю, чтобы окончательно не испортить реноме серьезной адептки с претензиями на большое будущее, но я как завороженная следовала за Кайденом. Его фигура в темном дорогом костюме резко выделялась на фоне пестрой массы учащихся в разноцветных мантиях.

Коридоры накрыл переливчатый звонок, созывавший адептов на первое в семестре занятие. Разноликая толпа медленно втягивалась в аудитории. Меня не волновало, что со стороны девчонка в сером ученическом балахоне, преследующая преподавателя и сверлящая пристальным взглядом его затылок, скорее всего выглядела странно.

На профессорском этаже, куда мы в конце концов поднялись, было безлюдно и тихо. Свидетелей не осталось.

– Постой! – окликнула я Кайдена, когда тот собирался скрыться на кафедре истории.

Он оглянулся, в лице появился вежливый вопрос:

– Вы мне?

– Ты кого-то здесь еще видишь? – твердым шагом я приблизилась к абрисцу.

Хотелось выглядеть холодной, безразличной и обязательно взрослой, но, судя по всему, получалось плохо. Еще и голову приходилось задирать, чтобы посмотреть в лицо ведуну. В нем что-то неуловимо поменялось (помимо того, что он избавился от сексапильного лабрета). Выражение лица казалось чужим и незнакомым, но мне уже было известно, что Кайден являлся отличным притворщиком. Умел лгать так ловко, что дал бы фору любому аферисту.

– Это новая игра? Университетский преподаватель. Ты серьезно? – Я делано хмыкнула. – Зачем ты снова появился? Мы вроде договорились никогда не встречаться.

– Мы? – недоверчиво переспросил он, словно никак не мог поверить, что какая-то незнакомая девица не только ему тыкает, но еще и предъявляет претензии.

Возникла странная пауза. В его взгляде читалось искреннее недоумение.

– Я не уверен, что верно запомнил ваше имя во время встречи с ректором. Так как вас зовут?

– А как тебя зовут по-настоящему? Рой, Кайден, Оливер. Такое ощущение, что ты никак не можешь выбрать себе имя.

Тут губы мужчины дрогнули в ироничной усмешке, и у меня внутри шевельнулась необъяснимая тревога.

– А-а-а, – протянул он, одарив меня высокомерным взглядом. – Кажется, начинаю понимать. Вы, госпожа адептка факультета артефакторики, не только скользите в Абрис, но еще заводите там близкие знакомства?

– Перестань ерничать… – тихо произнесла, стараясь подавить внутри неприятное ощущение неправильности. – Я знаю, что это ты! Ты даже не позаботился о том, чтобы придумать новую фамилию!

– Госпожа адептка, вы знаете, что Вудсы являются одним из трех самых многочисленных кланов Абриса? – припечатал он. – Каждый десятый в параллельном мире носит эту фамилию. Хотя откуда, если судить, что вы всем курсом сдавали предмет больше трех раз… Кстати, вы изучали право и законы Тевета?

Готова поспорить, что у меня вытянулось лицо. Последний раз меня так сурово отчитывали в начальных классах лицея.

– Я же не собираюсь служить судебным заступником, – смутилась я.

– В таком случае вы не догадываетесь, какое наказание предусмотрено законом за предательство светлого мира?

Если Кайден и врал, притворяясь другим человеком, то у него дьявольски хорошо получалось!

– Я не понимаю, о чем ты… вы… сейчас говорите.

– О том, что ты перепутала меня с другим человеком, – кивнул он. – Ты спрашивала, как меня зовут? Так вот, можешь называть меня «господин преподаватель». А как мне к тебе обращаться?

– Ва-валерия, – без прежней уверенности и запинаясь, пробормотала я, нервно теребя лямку матерчатой сумки. – Валерия Уварова.

– Хорошо. – Он коротко улыбнулся. – Я сделаю вид, что этого странного разговора никогда не было, госпожа Уварова.

А в следующий момент случилась совершенно необъяснимая штука: он вытащил дорогое, штучной работы стило и с легкостью пробудил на дверном косяке запирающую руну. Она вспыхнула, наполнившись магическим светом, а потом раздался щелчок открывшегося замка.

– Встретимся на лекции, Валерия? – напоследок бросил мужчина и скрылся на кафедре.

Ошеломленная, я таращилась на дверь как баран на новые ворота. Совершенно точно темный ведун не смог бы пробудить светлую руну! Ни в каком виде, ни при каких обстоятельствах.

Тогда кто этот человек?

* * *

Сидя за общим столом в университетской едальне, невидящим взглядом я скользила по строчкам в учебнике артефакторики и даже не пыталась понять, о чем в нем написано. Не были слышны громкие голоса сотрапезников, не ощущались запахи, витающие в липком, тяжелом воздухе обеденного зала. В голове снова и снова, точно карточную колоду, я перебирала наши встречи с Кайденом. Пыталась припомнить его лицо, жесты, мелкие детали, способные доказать, что человек, сегодня поутру пробудивший светлую руну, – это он, а не чужой мужчина, похожий на него, как брат-близнец. Но образ ускользал, в памяти четкими оставались только детали, казавшиеся мне особенно важными: колечко в уголке нижней губы, пристальный взгляд стальных глаз, цвет которых так сильно походил на цвет моей магии, прикосновение губ к моим губам.

Может, это было какое-то особенное колдовство, туманившее воспоминания?

– Валерия, я могу присесть? – чужой голос вывел меня из тяжелых раздумий. Оглянувшись, я растерянно уставилась на начищенную пуговицу на форменном пиджаке, а только потом подняла голову. Сверху вниз мне улыбался Тимофей с глиняной кружкой травяного чая в одной руке и кусочком хлебушка с тонким слоем маслица – в другой.

– Занято, – подвинула его бедром Крис и, подняв мою сумку со скамьи, плюхнулась рядом. Когда полный надежды взгляд ректорского секретаря остановился на узеньком пространстве между нею и соседом по столу, то она отрицательно покачала головой:

– Нет.

– Тогда поем стоя, – вздохнул Тимофей, очевидно рассчитывая надавить на жалость.

– Больше влезет, – отозвалась она с милой улыбкой.

Бедняга икнул от удивления. Он же не догадывался, что моя лучшая подруга выросла в многодетной семье, где действовал суровый жизненный закон: «Кто первый встал, того и домашние туфли», и очень чувствительно относилась к вопросам собственного комфорта. Даже в мелочах.

– Откуда ты знакома с этим лунатиком? – буркнула она, когда Тимофей поплелся в противоположный конец зала, где обычно ковырялись в тарелках злые, как абрисские демоны, помощники преподавателей.

– Он утверждает, что мы сидели за соседними столами в читальном зале.

– Говорила же тебе, что библиотека – это страшное место, – фыркнула подруга. – Этот лопоухонький зубрила похож на маньяка. Такие как раз с ножами для резки бумаги нападают на круглых отличниц. Так что ты в группе риска.

У меня вырвался смешок.

– Похоже, я как-то дала ему нож, чтобы он поточил карандаш.

– Какая ты доверчивая! Надеюсь, что этот нож не всплывет в каком-нибудь кровавом деле, а то потом не отвертишься, – с деловитым видом подруга подхватила мою кружку с травяным чаем и, отхлебнув, спросила: – Много начитала?

С удивлением я посмотрела в открытую книгу, не сразу сообразив, что держу учебник вверх тормашками.

– О чем ты так глубоко задумалась, что в первый учебный день даже не попыталась вызубрить… – Крис заглянула в учебник и продекламировала: – «Принцип действия магических ворот»… Проклятие, Лерой, тут пометка, что это твой курсовой проект! Серьезно? В этом вообще возможно разобраться?

– Научный руководитель сказал, что их действие я уже испытала, значит, должна знать, как создавать.

– Похоже, он решил тебя отчислить.

Некоторое время я пристально смотрела на подружку, прикидывая, посчитает ли она меня сумасшедшей.

– Что? – изогнула она брови, продолжая прихлебывать чай. – Мне правда-правда тебя жаль. Попалась один раз, а расплачиваться до самого выпуска.

Захлопнув учебник, я выпалила:

– Ты веришь в теорию абрисских двойников?

Крис удивленно моргнула светлыми ресницами и осторожно уточнила, точно приняв меня за чокнутую:

– Ты о том, что у каждого человека в Абрисе существует точная копия?

Я кивнула:

– Может, в параллельном мире мы с тобой даже не знакомы, или вообще враждуем, или…

– Ох, Лерой, остановись на мгновение! – затрясла головой подружка. – Ты нарисовала такую картину, что жить расхотелось. Если где-нибудь существует еще одна Кристина Сереброва, то надеюсь, что ее отец не служит в храме, потому что быть единственной неверующей в семье молельщика – это невыносимо.

– Скажи? Не бывает таких совпадений, – пробормотала я.

– По-моему, ты слишком много думаешь о странных вещах, – завела подружка любимую песню, но ее прервал возглас, донесшийся с другого конца длинного стола, где сидела шумная веселая компания.

– Эй, Святоша Крис, как дела?

Несколько человек с любопытством обернулись в нашу сторону. Она с веселой улыбкой помахала рукой.

– Чего сидишь в отстойнике? Иди сюда! – немедленно позвали подружку.

Удивленно изогнув брови, я следила за неожиданным действом. С каких пор Крис стала пользоваться успехом в университете? Еще в прошлом семестре она считала за счастье тихонечко спрятаться в уголке едальни, лишь бы ее не заметила королевская стая, или же вообще пропускала обед.

Вдруг среди обладателей разноцветных мантий я узнала несколько лиц. Не все парни встретились мне тем неудачным вечером на заброшенной мануфактуре, возможно, с кем-то мы сталкивались на общих лекциях, но совершенно точно они были скользящими.

– Пойдем к ним? – Крис тут же подхватила сумку и поспешно поднялась, будто боялась, что второго приглашения не последует.

– У меня через десять минут начинается смена в читальном зале. – Я решительно запихнула учебник в сумку.

– Ну я тогда… – Крис смущенно потрогала волосы. – Ничего, если я пойду к ним?

– Они ведь скользящие? – глядя ей в глаза, прямо спросила я.

Подруга изменилась в лице.

– Как и мы.

– Я не отношу себя к этому… клану самоубийц и тебе не советую, – кивнула я на компанию. – Заканчивай с этим, Крис. Крысиные бега не приводят ни к чему хорошему.

– Крысиные бега? Лерой, – усмехнулась подруга, – с каких пор ты стала снобом? Никто не виноват, что тебе не повезло и ты оказалась в черном списке.

– Проклятие, Крис! – в сердцах воскликнула я и невольно заметила, что соседи с любопытством прислушиваются к нашей перепалке, пришлось умерить пыл: – Я выскребла совком пятьсот миль загаженной мостовой, и меня это бесит. Меня бесит отрабатывать штраф в библиотеке и лазить в ледяное хранилище. Все так! Но я уже по уши в неприятностях и просто не хочу, чтобы в них вляпалась ты!

Она стояла, я сидела. Приходилось задирать голову, и это словно делало мои слова незначительными, но подняться означало бы признать, что впервые с момента знакомства мы действительно ссорились.

– Я понимаю, что ты за меня волнуешься, но я уже взрослая девочка, Лерой, и вовсе не тихоня, – отозвалась Крис, вешая сумку на плечо. – Увидимся завтра. Надеюсь, у тебя будет не такое мрачное настроение.

Развернувшись и улыбаясь во весь рот, она помахала рукой компании. Сквозь беспрерывный гомон обеденной залы до меня донеслись одобрительные возгласы.

Я вышла не оглядываясь, а когда, расстроенная и подавленная, спускалась в холл по широкой каменной лестнице, встретилась с процессией, возглавляемой дорого одетой женщиной в жемчугах. Перед ней, беспрестанно заглядывая в глаза, вместо того чтобы смотреть под ноги, вытанцовывал (без преувеличений) декан факультета изящных искусств.

– Сюда, госпожа, пожалуйте! – приговаривал он, неловко указывая направление рукой, будто с единственной во всем здании лестницы можно было куда-нибудь свернуть. Гостья выглядела сердито: губы поджаты, брови сведены, в руках крошечная золотая сумочка, на волосах – маленькая кокетливая шляпка. На потуги декана она явно не обращала внимания и беспрестанно о чем-то перешептывалась с господином в форменном мундире королевского розыскного бюро.

Вместе с остальными адептами я освободила дорогу, отодвинувшись к стене.

– Это мать Аглаи Коваленко, – зашептались между собой две подружки в ярко-синих, как у Крис, мантиях. – Слышала? Говорят, что ведьма-то пропала.

У меня похолодело внутри.

Дама с каменным выражением лица прошла мимо, оставив после себя шлейф резковатых, но явно сделанных на заказ благовоний, а девчонки, продолжая перешептываться, начали спускаться. Нагнав их, я спросила:

– Вы говорили, что Аглая пропала. Давно?

Адептки с недоумением оглянулись в мою сторону.

– Я в читальном зале работаю. Дала без записи ей книжку из хранилища, – моментально соврала я, – если не вернет, то меня четвертуют.

Сплетницы смотрели недоверчиво.

– Знаете же, что ей отказывает только самоубийца, – добавила я.

– А ты разве не кузина Валентина Озерова? – уточнили те.

– Подруга детства, поэтому меня она ненавидела сильнее, чем остальных.

Образ жертвы, вероятно, оказался однокурсницам близок. Проверив, далеко ли ушла госпожа Коваленко-старшая, одна из девчонок быстро проговорила:

– Говорят, что четыре дня назад ведьма уехала из дома и не вернулась. Вроде бы даже записку оставила, что умотала в столицу за покупками, но в городском доме так и не появилась. Вот и начался переполох. Так что… – она похлопала меня по плечу, – сочувствую по поводу книги.

Не дождавшись благодарностей, они снова схватились под ручку и захлебнулись очередными предположениями:

– Мне кажется, что она просто сбежала с Валентином Озеровым.

– Ты совсем глупая? – возмутилась вторая. – Он же обручился летом с какой-то столичной богачкой.

– И что? Невеста – не фонарный столб, может и подвинуться. Все знают, что ведьма по нему сохла…

Перед мысленным взором вновь появилось удивленное и даже недоверчивое лицо университетской красотки в ту минуту, когда мы столкнулись в доме Исаи Гленна. Было непохоже, чтобы ее держали в Абрисе силой. Более того, она выглядела откровенно расстроенной моим появлением, словно обнаружила нежданную конкурентку.

Что же происходило в том доме?

Невольно я оглянулась и успела заметить, как хвост из черно-белой свиты матери Аглаи втягивается в коридор, ведущий к ректорской приемной. Похоже, привычку окружать себя толпой приспешников и прихлебателей дочь переняла от родительницы.

* * *

Домой я возвращалась в глубоких сумерках. В безлюдном переулке горел единственный фонарь, как правило, ночью мало спасавший от густой темноты. Толкнув калитку, я уж было собралась войти в сад, но помедлила. Впервые с момента, как мы с отцом поселились в доме, петли не скрипели истошным скрипом, заставлявшим соседей осенять себя божественным знаком. С удивлением я подергала калитку вперед-назад. Кто-то действительно смазал развалину! И это было не последнее удивительное открытие. В окнах на втором этаже горел свет. К нам приехали соседи!

Только споткнувшись о перевернутый на садовой дорожке цветочный горшок, я поняла, что иду с задранной головой и неотрывно таращусь на мансарду, пытаясь в окнах за белыми занавесками разглядеть силуэты.

Не сказать, чтобы они, эти неожиданные соседи, оказались шумными, но в старом доме были слишком тонкие стены и перекрытия, о чем мы с отцом за прошедшие годы просто не имели возможности узнать. Ведь прежде на втором этаже, больше похожем на голубятню, никто не селился.

То и дело наверху слышались шаги, изредка что-то звякало. Открывалась и закрывалась дверь – сами того не зная, новые соседи заставляли меня думать не о домашнем задании, а о выжженной руне «ключ от всех дверей», оставленной после возвращения из Абриса. Видимо, новые жильцы (или все-таки жилец, а может, жиличка?) пытались избавиться от метки, чтобы ее случайно не пробудил залетный вор.

– Извините… – задрав голову, пробормотала я, осознавая, что уничтожить нарисованную мной руну простым неофитам просто не под силу, а предложить помощь в ее уничтожении означало бы расписаться в авторстве. Более неловкого знакомства не придумаешь.

Вдруг сверху громыхнуло с такой силой, точно в мансарде рухнул шифоньер. С перепугу я вжала голову в плечи, съежилась и прикрыла макушку учебником артефакторики, будто кожаный переплет сумел бы меня защитить, если бы сверху ухнул потолок.

– Эй, вы там живы? – тихонечко позвала я.

Прозвучало невнятное ругательство. Голос был один, и мне почудилось, что он принадлежал мужчине. Вдруг снова с такой яростью громыхнуло, что сверху прямо на учебники, раскрытые на кухонном столе, посыпался песок и шлепнулись куски побелки. В изумлении я задрала голову и обнаружила возникшую поперек потолка кривую трещину.

И тут в дверь постучали.

На одно сумасшедшее мгновение подумалось, что парень действительно проломил пол, провалился на веранду и теперь постучался ко мне в надежде получить первую лекарскую помощь… или же попросить помочь затащить обратно на второй этаж шкаф. К слову, оба варианта даже мысленно прозвучали паршиво, но последний мне нравился еще меньше первого.

Вскочив со стула, я бросилась открывать. На пороге, спрятав руки в карманы, стоял Валентин. На лице ходили желваки, а губы были крепко сжаты. Он явно злился.

Некоторое время в гробовом молчании мы разглядывали друг друга. Наконец Тин вытащил руку из кармана брюк и продемонстрировал зажатый между пальцами сложенный конвертиком голубой квиток. Я перевела холодный взгляд с чека, отправленного в счет долга, на позднего визитера.

– Сегодня утром мой помощник получил в монетном дворе вот это, – в его голосе звучало плохо сдерживаемое отвращение. – Не предложишь войти?

– Ладно. – Я открыла дверь пошире, немедленно вспомнила о выжженном посреди кухни ореоле от магических ворот и категорично заявила: – Давай поговорим у тебя в карете.

Однако ругаться в экипаже Тин не собирался, видимо посчитав мою кухню местом более подходящим. Бесцеремонно отодвинув меня в сторону, вошел в дом и первым делом, не успела еще захлопнуться дверь, уставился на черный круг.

Последовала долгая и пронзительная пауза. Судя по тому, как гость изменился в лице, он догадался, что именно испоганило деревянный пол в моем доме.

– Теперь я уже не знаю, о чем мне хочется поговорить больше. Об этом… – Он снова продемонстрировал квиток, а потом кивнул на дубовые доски: – Или об этом.

– Откровенно говоря, Тин, у меня нет никакого желания обсуждать с тобой ни одну из этих двух вещей, – сердито отозвалась я, складывая руки на груди, словно он мог заметить почти невидимые линии от темной руны на ладони. – У меня был очень длинный день…

– Ты тогда молчи, говорить буду я, – перебил он и, твердыми шагами пройдя к столу, бросил квиток на разворот открытого учебника. – Давая тебе деньги, Лерой, я не предполагал, что ты оскорбишь меня настолько, что станешь их возвращать.

– Я оскорбила тебя тем, что не хочу оставаться должницей?

– Лерой, мы были друзьями большую часть нашей жизни…

– Именно! – воскликнула я. – Для тебя пятьдесят золотых – мелочь, для меня прорва денег. Даже эти десять монет не достались мне просто. Почему ты отказываешься их принять? Я их заработала. Отказаться от них означает наплевать на все усилия, которые я приложила. Может, мне тоже оскорбиться?

– Лерой, да что с тобой происходит?! – рявкнул Тин. – Тебя как будто подменили! Ты всегда была такой… покладистой.

– Какой? – опешила я, вдруг действительно почувствовав себя обиженной.

Тут-то меня и осенило. Очевидно, что обалдевшая и ослепшая от безответной любви, я не замечала простых вещей. Никогда, ни при каких обстоятельствах Валентин Озеров не обратил бы внимания на заботливую подружку, через день таскавшую ему в контору корзинки с едой. Подружку, которую он брал с собой на официальные приемы, чтобы она отпугивала не в меру прытких девиц, и ставшую ненужной, когда нашлась подходящая партия.

– Все из-за этого? – Он указал пальцем в сторону выжженного круга. – Как вы называете себя? Скользящие? Ответь, Лерой!

Я не успела даже рта раскрыть, чтобы опровергнуть нелепое предположение, как Тин в сердцах схватил меня за руку. Не знаю, чего он пытался добиться, но пространство рассекла алая вспышка и нас ударило мощным магическим разрядом. Мы отпрянули друг от друга, точно облитые водой коты. На стене вспыхнула и погасла световая руна. Дом погрузился в темноту и опасную тишину, только было слышно, как наверху ходил таинственный жилец.

– Проклятие, что это было, Лерой?! – держась за грудь, словно у него прихватило сердце, выдохнул Валентин.

Знак, выжженный на моей ладони, едва заметно мерцал, пальцы подрагивали. Приятель замер.

– Лерой… – его голос звучал хрипло. – Когда это случилось?

– Что случилось? – Я невольно попятилась, когда он сделал шаг.

– Когда тебе нанесли темную руну? Кто?

– Это важно?

За каким-то абрисским демоном Тин попытался прикоснуться к моему лицу, будто руна была нанесена на щеку или лоб, а теперь светилась на потеху всему свету.

– Выходит, они похитили тебя из дома? Так, Лерой?

Спиной я прижалась к закрытой двери, отступать стало некуда.

– Тин, ты можешь остановиться? – вдруг стало ясно, что мы больше не кричали, даже не говорили в голос, а шептали, точно любые упоминания об Абрисе превращали нас в преступников.

– Покажи мне ее. – Он громко сглотнул.

Я сжала пальцы, но острые голубоватые лучи пробивались через кулак.

– Мне надо ее видеть… Пожалуйста, Лерой.

Никогда прежде мне не доводилось слышать в его обычно самоуверенном голосе мольбы, и я раскрыла ладонь с неровными широкими рубцами, мерцавшими в темноте. Прикосновения Тина к изуродованной коже оказались неожиданно мягкими, осторожными. Он щекотно провел большим пальцем по линиям. Ладонь закололо, раздался едва слышный треск.

– Руна «знание», – выдохнул он, неожиданно выказывая осведомленность об абрисских магических символах. Умел ли Тин прикосновением пробуждать темное колдовство, как это вышло у меня?

– Во время той игры… я попалась. – Признание вырвалось неожиданно, хотелось бы прикусить язык, но, сказав первый слог, было глупо не произнести окончания слова. – Мне помогли вернуться, но в Абрисе остался артефакт, который я создала для курсовой работы. Тот ведьмак выдернул меня из дома с помощью часов. У них там, знаешь ли, так забавляются на вечеринках – вытаскивают из Тевета неофитов. Слава всем светлым духам, они не догадались об Истинном свете. Было страшно и больно.

– Тебе сделали еще что-нибудь… плохое?

– Нет, но прежде чем Кай… – Я запнулась, с ужасом осознав, какую ошибку едва не совершила, и быстро исправилась: – Прежде чем все закончилось, мне нанесли темную руну.

– Почему ты мне не рассказала? Почему переживала это в одиночку?

– После того, как тебя вернули из Абриса, ты смог с кем-нибудь поговорить о том, что твой дар осквернили?

– Нет, – после паузы признался он.

– Ты получил ответ.

Мы надолго замолчали. Я осторожно освободила руку. Нас разделял жалкий полушаг, но отчего-то близость подтянутого мужского тела вызывала чудовищную неловкость. Напряженно глядя на меня в темноте, он медленно склонял голову. Капризный рот приближался к моим губам.

В прошлом я тысячи раз прокручивала в голове сладостный момент нашего первого поцелуя, а теперь внутри что-то сжималось. Нервы не выдержали, я отвернулась.

– Тебе лучше уйти, Тин.

Он застыл так близко от моего лица, что на щеке ощущалось его теплое дыхание. Не споря и не настаивая, отстранился.

– Хорошо.

За его спиной тихо закрылась дверь. По веранде прошелестели шаги. Я стояла в темноте, сжимала кулаки и старалась успокоить бурлившие внутри чувства, но нелепость ситуации злила.

Внезапно в доме вспыхнули световые шары и кухню залил непривычный желтоватый свет, заставивший светильники испуганно затрещать. Схватив со стола голубой квиток, я выскочила на крыльцо.

– Постой, Валентин!

Добравшийся до калитки парень оглянулся через плечо и остановился. Сбежав по ступенькам, я стремительно приблизилась к нему и выпалила, дрожа от возмущения:

– Больше не смей этого делать! Не смей превращать меня в плохого человека!

– О чем ты, Лерой?

Он прекрасно понимал, что я имела в виду попытку меня поцеловать, но все равно продолжал ломать комедию. Молодец, очень по-взрослому!

– Может быть, ты на минуту забыл, что обручен с красивой умной девушкой? – резко выпалила я, дрожа от ярости.

– Кларисса вернулась на учебу…

– Ты надо мной издеваешься?! – От возмущения я даже задохнулась. – Как ты посмел приравнять меня к своим девкам, с которыми изменяешь невесте? Тин, это грязно!

– Не могу поверить, Лерой, что ты использовала такое отвратительное слово!

– Ты же сейчас не пытаешься со мной спорить? – процедила я сквозь зубы. – Если ты продолжишь в том же духе, то мы больше не сможем оставаться друзьями. Хорошо?

Некоторое время он пытливо рассматривал меня. На лице ходили желваки. Тин терпеть не мог говорить о своих ошибках вслух, тем паче искренне извиняться. Он никогда не чувствовал за собой вины, даже когда оказывался по-настоящему виноват.

– И еще. – Я протянула квиток. – Не заставляй меня ездить в монетный двор каждый день, чтобы пересылать тебе деньги. Ты удивишься, но адепты на четвертом курсе очень занятые люди.

Через долгую, мучительную паузу он сдался.

– Хорошо, Лерой. – Он забрал чек. – Надеюсь, теперь ты не будешь на меня злиться.

– Не уверена, поэтому сделай милость, избавь меня от своей компании на пару седмиц, – холодно отозвалась я.

Но все равно по старой привычке тайком выглянула из сада, чтобы проследить, как он уходит по переулку к дорогой карете, обычно вызывавшей у местных старушек-сплетниц взрыв возмущения. Благо калитка больше не скрипела и Тин не мог догадаться о тайной слежке. Нырнув обратно в темноту нашего запущенного двора, я увидела спускавшегося по лестнице со второго этажа высокого мужчину.

Как много он слышал и видел?

Стараясь подавить неловкость, я решила изобразить фальшивое радушие:

– Здравствуйте! Добро пожаловать…

В первое мгновение, когда он вышел на свет, меня подло покинул дар речи. Несколько раз я беззвучно открыла и закрыла рот, пытаясь выдавить что-нибудь остроумное или по крайней мере умное, но только полной грудью глотнула воздуха. Приличных слов найти не удавалось, ведь таинственным соседом, поселившимся в старой мансарде, был Кайден. Вернее, новый лектор, господин преподаватель Оливер Вудс.

– Да ты, должно быть, шутишь, – процедила я себе под нос.

Сосед сунул руки в карманы и посмотрел на меня из-под бровей. Рукава домашнего джемпера были собраны до локтя и открывали сильные предплечья с выступающими венами. Кожа чистая, ни одной татуировки, на внешней стороне кисти поблескивал символ обручения, пылавший в темноте. Мужчина точно специально демонстрировал, что вырос здесь, в Тевете.

– Я заново пробудил руну освещения, – произнес новый жилец.

– Вы же не надеетесь, что в благодарность я брошусь стряпать приветственный пирог?

Он мог бы ради приличия тоже изобразить удивление нежданной встречей, но мы оба знали, что дом принадлежал университету, так что о соседях ему наверняка рассказали еще до переезда. Интересно, с каким чувством он заселялся в мансарду, понимая, что первый этаж занимает моя семья?

Ощущая внимательный взгляд, буравивший мне затылок, я поднялась на крыльцо, но не справилась с соблазном и, прежде чем спрятаться в доме, обернулась. Новый жилец стоял внизу. Свет падал на его знакомое и одновременно чужое лицо, замкнутое и как будто даже сердитое.

– Кстати, господин преподаватель. – Наши глаза встретились. – На всякий случай, вдруг пригодится в следующий раз… В Тевете весь свет всегда белый.

Я захлопнула дверь.

Глава 5
Незнакомцы с общим прошлым

Занятия по традициям Абриса проходили совместно с первым курсом факультета изящных искусств, и я, привыкшая к мужской компании в учебных аудиториях, впервые встретила в одном лекционном амфитеатре столько экзальтированных девиц. Вчерашние лицеистки и благородные барышни, вырвавшиеся из оков домашнего обучения, оккупировали первые ряды и, толкаясь локтями, с придыханием слушали привлекательного профессора с ледяными серыми глазами.

Он снова проигнорировал преподавательскую мантию, что, на мой взгляд, являлось сознательным преступлением, учитывая, как сильно ему шел узкий пиджак и как ладно брюки облегали длинные ноги. В азарте лекции подлец еще и разоблачился. Остался в костюмном жилете и белой рубашке, а когда закатал рукава до локтя, продемонстрировав сильные красивые руки, девицы не только перестали глупо хихикать, но, кажется, даже дышать. И в аудитории воцарилась столь дивная тишина, словно любой шорох мог заставить его одеться обратно.

Лучше бы оделся, честное слово. Смотреть на него без досады было совершенно невозможно, поэтому по большей части я таращилась в огромное окно, выходящее на людный внутренний двор университета, и иногда поглядывала на подружек Аглаи, оккупировавших тихие места в противоположном конце аудитории. Главная ведьма снова не появилась, но свита явно не чувствовала грусти. Более того, в стае вырисовывалась новая предводительница, пожиравшая привлекательного лектора жадным взглядом.

– Итак, – громко произнес Вудс. – Я обещал, что в конце лекции мы ответим на вопрос, насколько различается магия Тевета и Абриса?

– Они абсолютно разные, – раздался несмелый девичий голосок. – Магия Тевета – светлая и чистая. В Абрисе используют темные руны.

Сама того не желая, я прислушалась к дискуссии.

– И что? – в голосе Оливера слышалась ирония.

– Свет созидателен по своей природе. Разве темные руны не вредят?

– Смотря кому, – удивительно, как Вудсу хватало терпения объясняться с незамутненными талантами. – Ведуна темная руна точно не убьет, зато свет ему навредит. В Абрисе есть пословица: что для теветца хорошо, то для абрисца – смерть.

Борясь с внезапно вспыхнувшим желанием посмотреть на доску, я принялась выводить на чистой странице слово «позер».

– Проклятие, в каком мире живет это визгливое существо в синей мантии? – пробормотал староста, сидевший справа от меня, и с раздражением швырнул на раскрытую страницу тетради самописное перо.

– В мире, где живут сказочные единороги и все пони розовые, – едва слышно отозвался один из наших однокурсников.

– Скорее синие, – подхватил шутку другой.

– Ребята, мы попали в загон к синим пони, – мрачно добавила я. – Готовьте плетки.

По ряду разлетелся сдавленный издевательский смешок.

– Господа скользящие хотят высказать свое мнение? – тут же предположил преподаватель, и мои сотоварищи, прямо сказать, расслабленно продремавшие большую часть лекции, заерзали на скамье. Жирно замалевав в слове «позер» первую и последнюю литеры, я приписала сверху «к» и «л».

Желание таращиться на преподавательскую кафедру нарастало, как снежный ком. Сдаваясь, я подняла голову и немедленно увидела на доске пробужденную руну «внимание» – знак, какой обычно использовали экзаменаторы, чтобы ученики сосредоточивались исключительно на своих ответах и не пытались списать у соседей. Судя по тому, что остальные адепты легко отвлекались, руну нарисовали исключительно по мою душу. Не очень-то честно и совершенно непедагогично силой заставлять кого-то в аудитории слушать лекцию.

– Предлагаю рассмотреть с такой точки зрения. – Вудс повернулся к доске, и пока он с помощью стило уверенно чертил символ, являвшийся точным отражением мерцающей руны, все дамы любовались прекрасным видом широкой спины, обтянутой жилетом, и глотали слюни.

Жаль, что я уже исправила в слове «позер» все буквы до ругательства, оставалось написать новое, пообиднее.

– Абрисская руна «внимание», – объявил наконец лектор, указав пальцем на черные линии готового рисунка. – Заметили странность?

Слушатели возбужденно зашептались. Абсолютно уверена, что ни одна даже самая паршивенькая темная руна не пятнала досок знаменитого университета. Если хотя бы одна из девиц проговорится не в меру заботливой мамаше, чему именно ее учили на занятиях по традициям параллельного мира, то новому лектору за подобный финт наверняка прилетит от дисциплинарной комиссии.

– Похожи? – Оливер обвел слушателей насмешливым взглядом. – К следующей седмице я жду от вас эссе на страницу о том, чем, по вашему мнению, отличаются магии Тевета и Абриса.

Народ обиженно загудел.

– Так! – Он тихо хлопнул в ладоши, давая понять, что ставит точку в лекции. – Теперь я готов ответить на вопросы.

– Господин преподаватель, вы женаты? – раздалось из конюшни синих пони.

– Нет. – Он сверкнул белозубой улыбкой и тут же продемонстрировал тускло поблескивающую руну обручения.

– Меня сейчас стошнит, – пробормотал староста, впервые за четыре года вызвавший во мне искреннюю симпатию.

Откинувшись на спинку скамьи, я следила за Оливером и постукивала кончиком самописного пера по странице блокнота.

Ты хотел внимания, господин преподаватель? Мне не жалко.

– Что такое фамильяр? – уверенным голосом проговорила я, и в аудитории вдруг стало тихо. Как правило, абрисские слова тоже не витали в воздухе университета. Разве что очень редко, и в основном ругательства, значения которых мало кто понимал.

На лице Вудса не дрогнул ни единый мускул.

– Ведьмаки покрывают руки татуировками и называют их фамильярами, – пытала я, а потом добавила со значением: – Иногда рисунки исчезают…

Мне ведь не показалось, что уголок губ господина преподавателя дернулся в кривоватой усмешке?

Он развернулся к доске и начертал слово на абрисском языке. Народ зашушукался, догадываясь, что на их глазах происходило что-то скандальное, но, что именно, разгадать не выходило. В отличие от других адептов, я без сложностей прочитала слово. Он написал: «Паладин».

– Фамильяр – боевой дух-хранитель, способный принимать любую форму, – последовало короткое объяснение. – Форму меча, метательного ножа, кнута…

– Змеи, – подсказала я.

– Или сущности, – согласно кивнул лектор. – Магия высшего порядка. Чтобы вы понимали, в отличие от Тевета, где сила света не зависит от родословной, в Абрисе все решает наследственность. Сила магии всегда стремится к нулю. В смешанном браке между колдуном и человеком всегда рождается человек. У родителей со слабым даром ребенок не сможет позволить себе боевую руну, будет вынужден стать травником. Боевых магов верховной касты единицы. Их называют паладинами и именно им даруют фамильяры. Всех остальных, не говоря уже о людях без дара, сложная магия просто убьет. У кого-то есть вопросы по теме лекции?

Вудс обвел притихших адептов вопросительным взглядом.

Мысли разбегались – не собрать в кулачок. Почему каждый раз после очередной попытки его поддеть я оставалась шокированной до нервического тика какой-нибудь неприятной правдой? Как будто на едва заметный щелчок по носу получала в ответ мощный удар пыльным мешком по затылку.

– Постойте, господин преподаватель! Вы только что произнесли «верховная каста»…

Совершенно точно, глядя на меня, можно было легко предположить, насколько я ошеломлена смыслом его по большей части коротких фраз, словно разрезавших воздух.

– Как правило, паладинами становятся сыновья в правящих кланах. Только после получения фамильяров они наделяются реальной властью, – пояснил он. – Что вы еще хотели узнать, госпожа Уварова?

А есть что-то еще?! Я и сегодняшние признания буду переваривать до конца следующей седмицы. Надеюсь, что не умру от заворота кишок.

– Они охотятся на Голубую кровь? – все-таки не удержалась.

– Нет, Валерия, – покачал он головой. – Всех боевых магов, тем более паладинов, с детства учат убивать обладателей Истинного света. Не думаю, что нужно объяснять разницу.

По коже прошел мороз. Я поймала себя на том, что вовсе не дышу.

– А можно еще вопрос? – поднял руку один из артефакторов.

– Прошу. – Оливер мгновенно потерял ко мне интерес.

– Про этих палантинов… – Народ зашелся истеричным смехом, и парень исправился: – В смысле паладинов, или как там их называют, надо будет отвечать на экзамене?

– Это внеклассное чтение специально для любителей скататься в Абрис, – усмехнулся Вудс. – В темном мире очень трепетно относятся к традициям. Вы сможете узнать некоторые тонкости из сочинений Эррона Вудса и тогда, может быть, в следующий раз подумаете, прежде чем запрыгнуть в магические ворота.

– Сочинения Эррона Вудса, говорите? – выкрикнул кто-то из скользящих.

– Именно.

– То есть вашего предка?

– Верно.

– Продвигаете своих, господин преподаватель? – подколол шутник.

Ответить на остроту лектор не успел – по коридору рассыпался переливчатый звон колокольчика, объявившего об окончании занятия, и народ принялся собираться. Аудитория ожила, наполнилась разговорами и движением.

– Не забудьте об эссе! – повысил голос Вудс.

Из-за мерцающей на доске руны я была не в состоянии оторвать взгляда от его фигуры и продолжала сидеть на месте, дожидаясь, когда невольное заключение закончится. Он как будто специально вложил магии больше, чем того требовала ситуация, или не умел правильно рассчитывать силу света? Можно было бы и самой потушить знак, но с такого расстояния я бы наверняка сожгла половину доски, а за порчу университетского имущества адептов отстраняли от занятий. Пришлось наблюдать, как привлекательного преподавателя окружили первокурсницы и принялись наперебой задавать незначительные вопросы.

И это было совершенно нелогично, но перед мысленным взором снова и снова появлялся Кайден в дорогущем пальто, стоящий перед раскрытыми воротами знахарского дома. Свет от фонаря на крыше шикарного экипажа озарял его замкнутое лицо, а я слишком злилась, чтобы понимать, что, кажется, начинала влюбляться в человека, способного свернуть мне шею одним неуловимым движением…

– Вы что-то еще хотели спросить, Валерия? – вывел меня из тяжелых раздумий Вудс. Он стоял внизу, возле преподавательской кафедры, прятал руки в карманах брюк и вопросительно изгибал брови.

– Вы забыли загасить руну, – сдержанно объяснила я. – Сильно обяжете, если погасите ее прямо сейчас.

Подлец даже не извинился. Прикоснулся острием стило к нарисованному знаку, по линиям пробежала искра, и символ испарился полупрозрачным дымком, а меня наконец отпустило. Тело расслабилось. Поднявшись, я сердито запихала в сумку вещи и, стуча каблуками, спустилась с верхотуры. Демонстративно избегая смотреть в сторону мужчины, мол, хватит, налюбовалась уже, попыталась проскочить к двери, но совершенно неожиданно Оливер схватил меня за локоть. Движения его оказались точны и ловки, и в них ощущалась выучка.

– Если сейчас кто-нибудь войдет, я заявлю, что вы меня домогаетесь! – возмущенно воскликнула я, когда оказалась стоящей с двумя вытянутыми руками и растопыренными пальцами. Он держал осторожно, но крепко – не вырвешься и не сожмешь кулаки.

Притворившись глухим, Вудс проверил раскрытые ладони. От догадки, что именно он пытался отыскать, меня бросило в жар. Боевой запал вмиг испарился, я оцепенела и вкрадчиво вымолвила, едва шевеля языком:

– И что, по-вашему, вы делаете, господин преподаватель?

– Так и знал. – Он усмехнулся и мягко сложил мои пальцы, позволяя скрыть отметину. – Почти незаметна.

Мы встретились глазами.

– Да кто ты вообще такой? – выдохнула я, отшатываясь от него, и бросилась вон из аудитории.

* * *

На улице уже смеркалось, в читальном зале на столах зажгли лампы, и их свет разгонял сгущающиеся тени. Тихонечко выйдя в коридор, я обнаружила Валентина, полностью поглощенного видом опустевшего двора в окне. Выглядел приятель так, словно заскочил в университет по дороге в тренировочный зал.

– Смею предположить, что ты здесь не потому, что сильно соскучился по факультету теветского права, – мой голос прозвучал в тишине неестественно громко, и Тин оглянулся. – Пришел подлизываться?

Его губы дрогнули в легкой улыбке. Глаза были настороженными.

– Лерой, как ты смотришь на дружеское свидание?

– А-а, – издевательски протянула я, складывая руки на груди, – опять не с кем поужинать?

– Кто сказал, что мы собираемся есть?

И ведь не обманул! После получаса тряски по дурной брусчатке городских переулков он привез меня в бойцовский клуб. Стоя на пороге спортивного зала и теребя ремешок сумки, я разглядывала просторное помещение с высоким потолком и со стенами, прожженными боевыми шарами. Холодный воздух был крепко пропитан мужским духом. Совершенно точно еды здесь не водилось.

– Что скажешь? – Тин опустил на пол набитый заплечный мешок.

– У меня нет слов, – покачала я головой, чувствуя себя лазутчиком на вражеской территории. – Надеюсь, ты не решил превратить меня в боксерскую грушу в отместку за то, что я тебя отшила?

– Проклятие, Лерой! Обязательно быть такой прямолинейной? – фыркнул он.

– Извини, не сдержалась, – пожала я плечами, рассматривая длинную лавку и спортивные снаряды, жавшиеся по углам. В центре зала был очерчен круг, видимо, в нем проходили спарринги. – А где все?

– Кто тебе еще нужен?

– Просто… разве по вечерам здесь не занимаются люди? В смысле много людей?

– Сегодня зал закрыли для нас. – Тин присел на корточки и принялся копаться в мешке.

– Зачем?

– Не хочешь узнать основы самозащиты?

– Никогда об этом не задумывалась…

В следующий момент в мою сторону полетела пара кожаных перчаток с обрезанными пальцами, которые надевали, чтобы во время борьбы не разбить костяшки. От неожиданности я замахала руками и сумела поймать только одну, а вторая угодила мне точно в лоб.

– Вообще-то я в юбке, – растерянно пробормотала я, поднимая упавшую перчатку.

– Мои штаны подойдут? – Тин продемонстрировал извлеченный из мешка сверток.

– Ты все предусмотрел?

– Даже прихватил перекус. Ты всегда ворчишь, когда хочешь есть.

– Ненавижу тебя.

– Знаю. – Он швырнул в мою сторону штаны, которые я едва успела подхватить за брючину. – Но переодеться все равно придется. Если, конечно, не хочешь падать в юбке. Переодевайся, я подожду снаружи.

– Придется падать?! – ужаснулась я, прижав штаны к груди.

И не зря ужаснулась. Лучше бы сразу, не вступая в переговоры, притупляющие бдительность, развернулась и бросилась наутек, потому что за следующий час на моем теле, кажется, не осталось живого места. Зато обнаружилось столько болевых точек, сколько у нормального человека просто не могло быть. Конечно, никто и не говорил, что я нормальная. Девушка в собственном уме никогда бы не позволила такого издевательства!

– Светлые духи, Тин! Обязательно меня избивать? – простонала я, лежа спиной на ледяном полу и глядя в желтоватый потолок с кривыми трещинами. – Просто позволь мне умереть тихо и мирно, прямо на этом полу. Клянусь, я не стану приходить к тебе во сне и мстить.

– Ты просто невнимательна, Лерой, – склонился надо мной Тин и протянул руку.

– Нет, я отказываюсь подниматься!

– Вставай, Тихоня!

Кряхтя, как старуха, я кое-как встала, потерла ушибленную при падении пятую точку. Наверняка завтра в том месте появится черный синяк. Каждый мускул на теле требовал лечь обратно, закрыть глаза и притвориться мертвой.

– Повторим еще раз. – Изувер одарил меня неодобрительным взглядом. – Все, что тебе надо, – это возможность убежать. Бьешь и бежишь. Доберешься до двери, тренировка закончится.

– А если я к ней тихонечко поползу на карачках, это засчитается?

– Нападай, Лерой!

– Снова?

– Вспомни, что я тебе показывал. – Тин опустил руки, открываясь для удара.

– Показывал?! Как можно что-то увидеть, если все время падаешь?

В следующий момент я захлебнулась словами, потому что оказалась прижатой спиной к твердой груди. Рука Тина нешуточно сжимала мне горло, не давая вздохнуть. Я замычала, попытавшись вырваться.

– Тебе не хватает внимания, Лерой! Ты должна защищаться!

Секундой позже я со всей силы ударила его по голени. Тин крякнул, ослабил хватку. Удар в живот, в челюсть, подсечка… Валентин Озеров, до блеска отполировавший грязный пол моей спиной, сам оказался опрокинутым на лопатки.

– Так защищаться? – ухмыляясь, я склонилась над поверженным противником. – Господин боевой маг, вам помочь подняться?

Секундой позже Тин крепко схватил меня за предплечье и с силой дернул. Совершенно по-девчачьи взвизгнув, я плюхнулась на него сверху. Головокружительный разворот – и меня пригвоздило к полу жилистым разгоряченным телом. Руки оказались заломленными над головой, ноги – сжатыми его коленями. Противник склонился надо мной. Светлые волосы выбились из хвоста, на виске от напряжения бугрилась вена. Глаза горели весельем. Запыхавшиеся, мы оба тяжело дышали.

– Ты забыла второе правило, Лерой, – произнес он. – Убегать.

– Куда убежишь из Абриса?

– Даже в Абрисе можно найти безопасное место. – Тин откатился от меня, уселся, скрестив ноги, и потер челюсть. – Проклятие, у тебя тяжелая рука.

– Вообще-то это был мой локоть, – поправила я.

Чуть позже мы устало сидели у холодной стены и, передавая друг другу флягу, прихлебывали восстанавливающий силы отвар. Светильники были притушены, и обшарпанный зал утопал в полумраке.

– Было больно выжигать боевую руну? – разглядывая черное от темноты слепое окно, спросила я.

– Не больнее, чем когда мне жгли спину в Абрисе, – сдержанно отозвался Тин.

– Не жалеешь, что поставил ее?

– Нет. – Он покачал головой и бросил на меня быстрый взгляд. – Вначале было сложно управлять агрессивным светом. Дар не слушался, пришлось на пару месяцев отказаться от бытовой магии и много тренироваться. В конце концов Истинный свет подчинился. Почему ты спрашиваешь? Хочешь поставить после выпуска?

Я дернула плечом, не подтверждая, но и не опровергая его слов.

– С отцом уже обсуждала? Ты талантливый артефактор, Лерой…

– Да знаю я, что с боевой руной смогу создавать только оружие, – в моем голосе прозвучало раздражение.

– Ты ненавидишь оружие.

– Откровенно говоря, Тин, я много чего ненавижу. Чувствовать себя беззащитной в том числе.

– Не злись, Лерой. – Он потрепал меня по коленке. – До окончания университета еще два года, прорва времени, чтобы хорошенько подумать и взвесить все за и против.

– Ты взвешивал прежде, чем поставил?

– Нет. – Тин помолчал и добавил, словно резанул по живому: – Но я и не придумывал красивой магии, как это делаешь ты.

Некоторое время мы молчали. И вечер казался таким томным, словно взятым из нашего общего прошлого, когда я еще не насочиняла глупостей, обрядив Валентина Озерова, обладателя на редкость паршивого характера, в белые одежды светлого духа, и не начала испытывать в его компании смущения. Мне нравилось, что рядом с ним сердце перестало болезненно сжиматься, а прикосновения больше не вызывали трепета.

– Я решил погасить обручальную руну, – вдруг огорошил он меня.

Едва не подавившись питьем, я уточнила:

– Говоря погасить, ты имеешь в виду разорвать помолвку?

– Угу.

– Вы с Клариссой поссорились?

– Мы не ссорились. Просто… – Он устало запрокинул голову и тяжело вздохнул. – Думаю, что поторопился. Клара возвращалась в столицу, а я смотрел, как она входит в ворота, и испытывал облегчение.

– Может, у тебя истерика перед свадьбой? Ну вроде страха перед переменами? Как у невест, когда они подхватывают юбки и бросаются наутек от обручальной чаши.

Валентин растер лицо ладонями и признался:

– У меня портится настроение, когда представляю, что мы не сможем с ней сидеть за одним столом, чтобы не вгрызться друг другу в глотки, как мои родители.

– А когда ты выжигал руну, выходит, умирал от любви? – усмехнулась я. – Тебе стоит уже повзрослеть, Тин. В жизни так не бывает: захотел – обручился, захотел – передумал. Поставь себя на место Клариссы. Уверена, что она будет в шоке.

– Проклятие, Лерой, ты знаешь, как заставить человека почувствовать себя дерьмом! – рассердился он.

– Не вынуждай меня извиняться за правду. Будь на твоем месте чужой человек, я бы сказала: «Вперед, делай, как хочешь», но ты мой друг и имеешь право на честность.

Понимая, что еще пара фраз, и мы, едва-едва заключив шаткий мир, снова рассоримся в пух и прах, я поднялась на ноющие от усталости, натруженные ноги, подхватила сумку с вещами. Если завтра удастся сползти с кровати, то буду считать себя героем.

– Схожу в купальню и поедем домой.

Неожиданно Валентин схватил меня за руку, заставляя остановиться.

– Я скучаю по тебе, Лерой, – его голос звучал глухо. – Скучаю по нашим разговорам, по этим твоим дешевым едальням, даже по твоему вечному ворчанию. Куда ты исчезла?

Внутри неожиданно шевельнулась досада.

– Я никуда не исчезала, просто ты был слишком занят, – освободившись, я направилась к приоткрытой двери в купальню.

– Похоже, у тебя действительно кто-то появился, – полетело в спину. – Но где он сейчас? Почему этот парень не помогает, когда ты в беде? Почему оставил тебя одну?

Когда я обернулась, обнаружила, что Тин поднялся, словно собирался за мной бежать.

– Он не живет в Кромвеле.

Глупее оправдания не придумаешь.

– Да, я слышал. Во Фратске. Но, Лерой, разве Фратск находится на другом континенте или в Абрисе? – с обвиняющей интонацией высказал он, и у меня вырвался ироничный смешок. – Ничтожное расстояние, полминуты в магических воротах. Как он позволил тебе пройти через похищение в одиночку?

Глубоко вздохнув, я произнесла:

– Некоторые ничтожные расстояния очень трудно преодолеть, Тин. Даже если идти навстречу друг другу.

– Вы расстались, – резюмировал он. – Лерой…

– Парень, решивший разорвать помолвку через три месяца после обряда, хочет мне посочувствовать? Ты сам хорош, Валентин Озеров!

А в следующий момент я вдруг оказалась в объятиях лучшего друга. Сжавшись, уперлась ладонями в грудь Тина, готовая в любой момент его оттолкнуть, но он просто гладил мои растрепанные волосы, успокаивая, как маленького ребенка.

* * *

Рано утром, когда в окне забрезжил серый полупрозрачный свет, в комнату прошмыгнула Крис, как всегда сбежавшая из молельни. Шурша, как мышка, она стала быстренько раздеваться. Сквозь сон до меня доносились ее едва слышные ругательства.

– Входную дверь закрыла? – промычала я хриплым ото сна голосом, не открывая глаз.

– И даже руну охранную пробудила, – пропыхтела она и, подобравшись к кровати на цыпочках, скользнула под одеяло. – Холодно-то как!

Она и сама пахла осенним холодом и лавандовым мылом. Ноги и руки оказались ледяными. Минуту спустя, пригревшись, Крис сладко засопела, уткнувшись в подушку, зато у меня сон как рукой сняло. Некоторое время я лежала, прислушиваясь к тишине, а потом все-таки сдалась и, кряхтя, слезла с кровати. После тренировки ныла каждая мышца. Удивительно, как получилось добраться до кухни.

По-стариковски покряхтывая, я доковыляла до очага и уже собралась пробудить руну, чтобы зажечь огонь, как взгляд упал на кухонный стол, заваленный раскрытыми учебниками и блокнотами. На стопке книг примостился старинный фолиант в кожаной обложке, тот самый, выроненный мною в доме Исаи Гленна. Сердце замерло. Не веря собственным глазам, я бросилась к столу и осторожно, точно книга кусалась, дотронулась до переплета с абрисским названием.

Как она оказалась в моем доме, если осталась в параллельном мире?

– Крис, вставай! – громко позвала я подругу и, схватив книгу, бросилась в спальню. За спиной раздался грохот полетевшей на пол стопки учебников.

– Отец пришел?! – Подруга испуганно подскочила и, мгновенно слетая с кровати, бросилась к стулу с одеждой.

– Эту книгу ты принесла? Ты скользила в Абрис? Или встречалась с Аглаей и она велела отдать ее мне?

– Почему ты истеришь, Лерой? – удивленно моргнула она.

– Просто ответь, ты была в доме Исаи Гленна?

– Ты о чем вообще?

– Об Абрисе!

– Вообще-то книга лежала на крыльце. На улице идет дождь, я решила, что она испортится, и занесла в дом. Довольна?

– Тогда откуда она? – опешила я.

– А мне почем знать?! – Подруга начала со злостью натягивать узкие леггинсы.

– Куда ты собираешься?

– В молельню! – рявкнула она, путаясь в вороте традиционного платья – серого балахона с вышивкой. – Идея послушать проповедь о дружбе и любви вдруг перестала казаться тошнотворной!

Я перекрыла ей проход. Крис дернулась в одну сторону, в другую, рыкнула от злости.

– Отойди с дороги, Валерия Уварова, пока я не ударила тебя светочем!

– Ты не умеешь делать светочи.

– Научусь! Немедленно, прямо сейчас!

– Не стоило на тебя срываться! Прости! – протараторила я. – Просто эта книга сводит меня с ума!

Она уперла руки в бока, сдула со лба рыжую прядь.

– Обещаю, что приготовлю на завтрак глазунью с зеленью и дам тебе поспать до обеда! – Это был откровенный подкуп.

– И сладкий чай с ромашкой, – сдалась она.

– Договорились, – широко улыбнулась я.

И тут сверху прозвучали шаги. Похоже, поскандалив, мы разбудили «господина преподавателя».

– У вас появились соседи? – округлила глаза Крис.

– Один. Сосед, – поправила я. – Оливер Вудс.

– Тот горячий препод с кафедры истории?! Охренеть! – взвизгнула она и тут же прикрыла рот ладошками.

Могу поклясться, что со второго этажа донеслось сдержанное покашливание.

– О нем говорят на каждом углу! – горячо зашептала Крис, начиная вновь стягивать одежду. – Я сама была бы не против повторить курс по традициям, но в этом семестре надо сдавать творческий проект, придется чертить до кровавых мозолей. Кстати, ходят слухи, что вы друг к другу неровно дышите и все время цапаетесь на лекциях. Теперь понимаю почему. Если бы я жила с таким горячим мужиком в одном доме…

– Спи, Крис, – перебила я и решительно вышла из комнаты.

– А ты что собралась делать? – крикнула она.

– Кое-что выбросить…

От книги было проще избавиться, чем возвращать в хранилище. Если засечет смотритель, то проблем не оберешься – он даже должников называл воришками. Я намеревалась вышвырнуть фолиант в мусорный ящик и навсегда забыть о странных событиях, с ним связанных, как о страшном сне.

На улице действительно шел дождь, мелкий и холодный. Плотная завеса серых облаков скрыла небесный город. Мрачный, тронутый осенним увяданием сад куксился, осыпал голову крупными дождевыми каплями. Садовая дорожка хлюпала под ногами.

Проходя мимо лестницы в мансарду, под которой была спрятана ведьмовская метка, я помедлила в нерешительности. Теперь, когда в доме появился чересчур внимательный к мелочам жилец, росчерк мог навлечь на меня еще большие неприятности.

Был ли день достаточно паршив, чтобы разорвать еще и эту ниточку, соединявшую меня с Абрисом?

Решительно забравшись под лестницу, я отыскала метку с темными следами моих собственных пальцев. Надо было жечь быстро, пока не передумала. Ладонь легла на росчерк, и вдруг перед мысленным взором неожиданной вспышкой появился четкий образ Кайдена. Серые серьезные глаза, колечко в губе, темные волосы… Я резко отдернула руку, выронив разнесчастную книгу с рунами в мокрую траву.

– Обалдеть!

В прошлый раз подобных фокусов не происходило!

Ладонь снова легла на метку, в голове мелькнуло знакомое лицо, а секундой позже меня резко швырнуло вперед, словно кто-то дернул за руку. Неожиданно к глазам приблизился пол, и я с оглушительным грохотом растянулась посреди чужой комнаты.

– Валерия?! – прозвучал изумленный голос соседа.

Проклятие! Это была мансарда!

– Твою ж мать! – вырвалось у меня.

Завозившись на полу в безуспешной попытке подняться, я запуталась в длинной кофте, словно муха в паутине, и в конце концов замерла. Оставалось только жалобно смотреть снизу вверх на остолбеневшего Оливера.

На грохот он явно выскочил из купальной комнаты. Обнаженное тело прикрывало кое-как замотанное вокруг бедер полотенце. С мокрых волос стекала вода, на скульптурном крепком торсе блестели капельки влаги. Ребра пересекал тонкий шрам. Кто бы сомневался, что «господин преподаватель» находился в отличной, совершенно неподобающей преподавателю форме. Не придумав ничего получше в столь идиотской ситуации, я подняла руку и выпалила:

– Утречка, господин преподаватель!

И в этот момент с его бедер стало сползать полотенце, не иначе как тоже изумилось невообразимой соседской наглости. Выругавшись сквозь зубы, Оливер едва успел подхватить тряпицу, лишив меня возможности обозревать его тело во всей первозданной красе, и процедил:

– Вон!

Он с яростью шибанул дверь в купальню, едва не снеся ее с петель. Не сомневаюсь, что грохот разбудил даже Крис, мирно посапывающую в моей кровати.

Позабыв про ноющие мускулы, я на удивление ловко поднялась и, вместо того чтобы сбежать домой, подскочила к банной комнате, горя нестерпимым желанием не затягивать с объяснениями.

– Послушайте, господин преподаватель! Не подумайте ничего плохого! Я случайно тут у вас на пол приземлилась. Мне для курсового проекта приходится изучать действие магических ворот. Кто бы мог подумать, что они перенесут меня прямехонько в вашу спальню? Какая нелепость! Ха-ха! Эй, господин преподаватель, вы меня слышите?

Даже мне было очевидно, насколько несуразно прозвучала ложь! Но подтверждая истину, что одна совершенная глупость тянет за собой десяток идиотских поступков похлеще, я громко постучалась. С другой стороны что-то со звоном упало на пол, видимо сорванный шпингалет, и дверь легко распахнулась, открывая потрясающий вид на полностью обнаженного мужчину, поспешно вытиравшего мокрые волосы.

Мы оба оцепенели. Я – с открытым ртом. Он – с поднятыми руками, точно специально демонстрируя натренированное тело. Взгляд медленно скользнул по поросшим темными волосками ногам и, как приклеенный, остановился на том самом месте, которое у статуй стыдливо прятали под лоскутами. Тут мне, как воспитанной девственнице, следовало покраснеть и упасть в обморок, но, сама от себя не ожидая, я облизнула губы и неприлично громко сглотнула. Выронив полотенце, молниеносным движением Оливер прикрыл мужское достоинство ладонями.

– Клянусь, мне не с чем сравнивать! – подняла я руки.

В лице онемевшего от изумления мужчины появилось такое выражение, что стало ясно, если бы он был облачен хотя бы в фиговый листочек и имел возможность свободно двигаться, то первым делом свернул бы мне шею.

– Хотя сравнивать неприлично, да? – попятившись, пробормотала я и бросилась наутек.

Вылетела под дождь, скатилась с лестницы, до звездочек ударившись копчиком о последнюю ступеньку. Прогрохотав по деревянному полу веранды, ворвалась в дом и закрыла дверь на засов. Прислонившись спиной к стене, я съехала на пол и спрятала лицо в ладонях. Однако стоило закрыть глаза, как перед мысленным взором возникало мужское тело.

– Кто-нибудь, убейте меня! – простонала я, растирая глаза, но образ точно отпечатался в подсознании и вылезал во всех привлекательных и шокирующих подробностях.

Из комнаты вышла заспанная Крис и, зевнув, промычала:

– Наверху так грохотало, что весь сон пропал. А ты чего сидишь на полу как бедная родственница?

Тут раздался категоричный стук во входную дверь, а следом прозвучал голос Оливера, пугающий ледяным спокойствием и тем самым мягко намекавший, что его обладатель в ярости:

– Валерия, открой.

– Лерой? – округлила подруга глаза. Я подскочила к ней с таким проворством, точно подо мной распрямилась тугая пружина, и заткнула ей рот ладонью. Крис протестующее замычала, пытаясь отбиться.

– Умоляю, тише!

– Ты его ограбить попыталась? – прошептала она, отталкивая мою руку.

– Лучше бы ограбить!

– Абрисские демоны! Ты пыталась взять его силой, а он защищался?

Оттого, насколько подруга оказалась близка к истине, просто пытаясь хохмить, у меня вырвался испуганный смешок.

– Не спрашивай! Я не смогу пережить этот позор дважды! – пробормотала я, чувствуя, как у меня горят не только щеки, но даже уши.

– Валерия, глупо прятаться. Я знаю, что ты в доме, – сдержанно позвал сосед, стоя под дверью.

Подруга округлила глаза, и я прижала палец к губам, уговаривая ее держать язык за зубами. Наконец он ушел. Хотелось верить, что мужчина решил, будто дом опустел, а опростоволосившаяся соседка провалилась от стыда под землю и ее не стоило поджидать в саду, чтобы высказать накипевшее.

Когда, выждав время, я короткими перебежками вернулась под лестницу, оказалось, что книга исчезла. Не оставалось сомнений, сборник темных рун забрал Оливер. Значит, росчерк абрисского ведьмака он тоже видел. Как любой светлый маг, он был обязан избавиться от метки, так жителям Тевета велел закон и здравый смысл, но она по-прежнему украшала стену старого дома.

* * *

Дождь всю ночь частил по мостовым и тронутым увяданием садам, угомонился только к следующему утру. Жители квартала Каменных горгулий отсиживались дома перед каминами. По безлюдным улицам гулял ветер, и в холодном воздухе ясно ощущалась осень, стремительно набиравшая силу. Я бы тоже не казала носа за дверь, но при пустом холодильном шкафу и с хлебным коробом, печально усыпанным окаменелыми крошками, сила притяжения к продуктовым лавчонкам становилась практически нереальной. Такой, думается, даже в магических воротах не имелось.

Прихватив зонтик и корзину для продуктов, я поскорее прошмыгнула к калитке, а потом припустила к торговой площади квартала с таким проворством, словно за мной гнался сам господин преподаватель в черном плаще на голое тело и желал продемонстрировать – кхм – мужское «хозяйство». Безусловно, я оглядывалась несколько раз, проверяя почти безлюдную улицу, не потому, что эта мысль казалась мне исключительно привлекательной.

В булочной было тепло, сладко пахло свежим хлебом и горячей сдобой. Обычно в лавке толпился народ, но паршивая погода распугала покупателей. Я как раз протягивала монетки за длинный батон с хрусткой корочкой, когда открылась входная дверь, брякнул колокольчик, а следом прозвучал до боли знакомый спокойный голос:

– Здравствуйте.

Рука дрогнула, мелочь рассыпалась. Несколько монеток звонко покатились по полу. Ругнувшись сквозь зубы, я моментально нырнула под прилавок и даже успела подхватить пару медяков, прежде чем они провалились между половицами, но один проворный четвертак, точно живой, ускользнул из-под пальцев и врезался в начищенную мужскую туфлю. Пока я тянулась, стоя на коленках, Оливер монетку поднял.

– Доброе утро, Валерия, – произнес он. Клянусь, сама не ожидала, что вздрогну!

И почему каждый раз, когда мы сталкивались, я обязательно валялась у него в ногах? Какая-то дурацкая традиция. Чувствуя, как заливаюсь краской, я задрала голову.

– Господин преподаватель?

– Вам помочь? – Изогнув брови, он смотрел на меня сверху вниз.

– Как-нибудь сама… – Поднявшись, я с излишним старанием принялась отряхивать коленки, лишь бы не смотреть ему в лицо, и не только в лицо. – Какая неожиданная встреча!

Вот уж точно неожиданная! В квартале три пекарни. Тебе, господин преподаватель, было сложно завернуть в булочную на соседней улице?

– Как приятно вас видеть таким… – Я запнулась, пытаясь подобрать слова, но перед глазами, как будто на соседе не было несколько слоев одежды, снова возник отличный пресс и несколько размыто – то самое место, которое чуть позже оказалось спрятанным под ладонями. – Таким одетым!

Он кашлянул в кулак.

– Мне тоже приятно видеть тебя именно в булочной…

– Аж не верится, правда?

Проклятие! Мы были такие неестественно вежливые, будто случайно переспали, а теперь не знали, как смотреть друг другу в глаза! Судя по глумливой ухмылке булочника, он точно решил, что переспали мы не раз, а два – за раз, а может, и поболе. И даже не в добропорядочной миссионерской позе.

С милой улыбкой я протянула раскрытую ладонь и, получив непонимающий взгляд, произнесла:

– Отдайте четвертак, господин преподаватель. Мне не хватает на хлеб.

– Конечно. – Оливер вложил монетку мне в руку и случайно мазнул кончиками пальцев по коже. От незначительного прикосновения я нервно и громко икнула, изумив даже саму себя. Оставалось только шустренько расплатиться, зажать батон под мышкой и спастись малодушным бегством. Когда одной ногой я уже переступила через порог, а сквозняк заставил колокольчик истерично звенеть, Вудс позвал:

– Валерия!

– А? – резко оглянувшись, я едва не вмазалась лбом в острое ребро двери. Никогда не замечала за собой столь чудовищной неуклюжести!

– Ты забыла корзинку, – изогнул он брови.

– Какую еще корзинку?

– Вот эту. – Он указал на корзину, оставленную на полу рядом с прилавком. – Или тебе ее принести?

– Нет! – страшным голосом, словно там лежали сворованные бриллианты, а не кочан капусты, воскликнула я. – Не переломлюсь, господин преподаватель!

Впечатлений от Оливера Вудса в домашней обстановке мне хватало с избытком! Было страшно представить, какие грязные мыслишки поселились бы в голове, окажись он на моей территории.

Вернувшись к прилавку, я схватила корзинку и, снова попрощавшись с пекарем, открыто потешавшимся над странными покупателями, вылетела на улицу. И наверное, стоило прогуляться, несмотря на плохую погоду, а не бежать сломя голову домой, потому что едва за мной закрылась входная дверь, а в кухне от движения зажегся свет, раздался настойчивый стук.

На пороге стоял знакомый дознаватель в компании молоденького стража, одетого в форменный плащ. За короткое мгновение в голове промелькнула целая сотня испуганных мыслей. Самым важным был список жизненно необходимых в каземате вещей.

– Господа? – Я вопросительно подняла брови.

– Позвольте войти? – Дознаватель неопределенно кивнул. Помня о том, как безобразно он вел себя на допросе, можно было с уверенностью сказать, что сейчас мне демонстрировались самые лучшие его манеры. – Мы хотим задать несколько вопросов.

– Я могу узнать о чем? – несмотря на правовую, мягко говоря, безграмотность, даже я понимала, что без специальной грамоты в чужой дом они все равно не войдут.

– О ком, – поправил он. – Об Аглае Коваленко.

Сердце совершило кульбит.

– Ее нашли?

– В некотором роде, – согласился он. – Нашли ее тело.

Страшная весть, как удар, выбила из груди воздух. Перед мысленным взором мгновенно промелькнул образ университетской королевы, необъяснимым образом оказавшейся в доме Исаи Гленна. Что с ней случилось?

Дознаватель переступил порог и цепким взглядом окинул кухню. Присмотрелся к кругу с черным ореолом на полу, потом к учебникам по артефакторике на кухонном столе, открытым как раз на главах о магических воротах.

– Изучаете перемещения? – изогнул брови он.

– У меня курсовой проект, – пожала я плечами и указала на диван перед остывшим камином: – Присаживайтесь, господа. Позвольте заварить вам имбирного чая? В такую погоду…

– Не стоит, – отказался дознаватель и лишил меня единственной возможности потянуть время, чтобы вернуть самообладание.

– Хорошо.

Усаживаясь на краешек отцовского клетчатого кресла с высокой спинкой, я следила за тем, как грозный визитер внимательно разглядывал наш семейный портрет. Его молоденький спутник, по виду вчерашний адепт боевой академии, развалился на диване и вальяжно закинул ногу на ногу, явно чувствуя себя в гостях как дома. Было бы неплохо, если бы еще и разулся, как дома, а не топтал грязнющими сапогами натертый до блеска дубовый пол.

– Скажите, госпожа Уварова, в университетах теперь изучают принцип действия магических ворот? – стоя точно на выжженном круге, спросил дознаватель. Внимательный взгляд переместился с семейного портрета на мое лицо.

– В этом можно разобраться? – моментально вклинился молоденький страж, демонстрируя ложное восхищение.

Я слабо улыбнулась:

– Кто-то же их создал.

Эти двое явно разыгрывали спектакль на тему «хороший и плохой страж», а мне оставалось изображать фальшивое смущение, чтобы выглядеть недалекой финтифлюшкой, каковой летом на допросе я и была в глазах господина дознавателя. Однако шестое чувство подсказывало, что сейчас противник знал обо мне гораздо больше, чем при первой встрече, и образ полной тупицы его вряд ли обманет.

– Госпожа Уварова считается исключительно талантливым артефактором. – Он одарил меня крокодильей улыбкой, подтверждая самые паршивые опасения. – Так ведь?

– Я в университете на неплохом счету, – уклончиво отозвалась я, боясь сказать лишнее слово.

– Не прибедняйтесь, – поцокал он языком. – Знаю, что за вашими учебными проектами фабриканты уже становятся в очередь. Вы ведь не получаете ни медяка с прибыли?

– Все артефакты адептов, созданные во время учебы, принадлежат университету, – повторила я строчку из соглашения о неразглашении, которое вынуждали подписывать всех артефакторов и алхимиков. – Похоже, вы действительно собрали полное досье, раз откопали даже такие вещи.

– У нас неплохие информаторы, – кивнул он, почему-то продолжая обсуждать меня, здоровую и живую, а не погибшую бедняжку Аглаю.

– Значит, вы должны знать, что по выходным лаборатория в университете закрыта. Мне приходится экспериментировать дома. Вчера во время опыта я переместилась на второй этаж к соседу, университетскому преподавателю. Он подтвердит.

– Зачем вы оправдываетесь?

– Вы уже определили, что из этой кухни я куда-то перемещалась, а мне ужасно не хочется из-за недопонимания оказаться первым номером в черном списке городской стражи.

– Вас давно вычеркнули из списка, – развел он руками.

– Потому что я исправилась?

– Потому что у вас очень влиятельные покровители, госпожа Уварова, – многозначительно поправил меня дознаватель.

– В таком случае почему вы здесь? – Настороженный взгляд остановился на молоденьком страже. – Если это допрос, то я бы предпочла говорить в участке и в присутствии моего судебного заступника.

Словосочетание «судебный заступник» обладало поистине волшебным действием.

– Мы пришли к вам неофициально, – нехотя признался мальчишка, тут же выпрямляясь на диване и принимая благообразную позу, даже колени попытался свести.

– Вряд ли мне удастся рассказать вам что-то новое, мы с Аглаей никогда не были подругами…

– На ее теле обнаружили выжженные темные руны. Четыре штуки на правой руке, – перебил дознаватель, и невольно я сжала кулак с темным знаком. – Мы не сомневаемся, что именно они стали причиной смерти госпожи Коваленко, поэтому опрашиваем всех, кто мог хотя бы что-то знать по поводу ее увлечения Абрисом.

Внутри завязались крепкие узлы, даже затошнило. Не оставалось сомнений, что из всех людей в Тевете, я была последней, кто видел университетскую королеву живой.

– В последний раз мы встретились в лавке форменной одежды за несколько дней до начала семестра. Думаю, вы уже в курсе, что мы поцапались. Аглая все время ко мне цеплялась.

– Почему?

– Моя семья дружит с семьей Озеровых, а она влюблена… была влюблена в их старшего сына Валентина. Об этом все знали.

– Вы не заметили ничего странного во время последней встречи?

Столкнуться в Абрисе, в пугающем месте, разрисованном темными рунами, многие из которых вряд ли нашлись бы в обычных справочниках, что может быть необычнее?

– Нет, господин дознаватель, ничего необычного.

Проклятие! Я чувствовала себя преступницей, но стоило сказать правду, как мне пришлось бы признаться во всем остальном. Смерть Аглаи словно стала финалом цепочки страшных событий, которые случились со мной. Или же… это был вовсе не конец, а всего лишь еще одно звено?

Когда стражи выходили, я почти решилась и позвала:

– Господин дознаватель!

Он оглянулся через плечо, вопросительно изогнул бровь.

Давай же, Лерой, скажи им! Расскажи про Абрис, про странный дом и про то, что Аглая прекрасно осознавала, где находится. Они никогда не докопаются до истины, если ты не скажешь! Если это не конец, то, возможно, ты сможешь спасти чью-нибудь жизнь…

Меня бросило в жар. Правда встала поперек горла, как кость.

– Если я что-то вспомню или вдруг услышу, то обязательно дам вам знать.

– Спасибо, – кивнул он. – Всего доброго, госпожа Уварова. Надеюсь, что ваши эксперименты не переместят вас в параллельный мир.

– Учебные ворота могут переместить меня разве что к соседу в купальню.

Шутка вышла так себе, жалкая.

За страшными визитерами закрылась входная дверь. Я прикрыла глаза, грудь точно сдавливал горячий обруч. Казалось, что в испуганной тишине дома мужской хрипловатый голос снова и снова повторял: «На ее теле обнаружили выжженные темные руны». Меня тошнило от собственной трусости.

Распознал ли дознаватель ложь?

Вытащив из шкафа бутыль с солодовым виски, я откупорила пробку и сделала пару поспешных глотков. По горлу прокатилась огненная волна, обжигающий ком упал в пустой желудок. От крепости перехватило дыхание, а на глазах выступили слезы.

– Гадость-то какая… – выдохнула я и на свет проверила, сколько имелось мерзкого пойла в бутыли. Виски внутри плескалось столько, что мне гарантированы не просто блаженная отключка, а летаргический сон.

В год, когда не стало мамы, стараясь забыться, я училась как обезумевшая, ночами штудировала учебники по световым рунам, даже кровь носом шла от усердия, а папа прятался в пыльных исторических фолиантах и заглушал терзания солодовым виски. Позже опытным путем и не без участия Валентина Озерова я выяснила, что отцовский способ скрываться от уродливой реальности был гораздо проще и действеннее. Оказалось, что меня развозило даже от полпинты легкого имбирного пива, а крепкий алкоголь и вовсе приводил в состояние, близкое к коматозному. И никакой крови из носа, только если по пьяной лавочке впишешься в дверной косяк.

К седьмому глотку отвратительный привкус исчез, зато появилась легкость в теле, белый шум в голове, а в животе – настоятельная потребность закусить. Корзинка с закупленной снедью по-прежнему стояла неразобранная у входной двери. Правда, чтобы определить точное расстояние, пришлось прищуриться, и путь до еды превратился в славное приключение, учитывая, как смешно из-под ног уходил пол.

Я почти добралась до корзины, когда кто-то сдержанно постучал в дверь. В общем-то, жизнь у меня уже наладилась, совесть захлебнулась в виски, поэтому мысль о душевной компании показалась ужасно привлекательной. Навалившись на дверь всем телом, сама того не ожидая, я неловко вывалилась на веранду. Из прижатой к животу бутыли щедрым потоком выплеснулся огненный напиток. И так его было жалко, что хоть с пола слизывай!

– Осторожно! – прозвучал над макушкой изумленный мужской голос.

Уличный холод отлично студил горящие щеки. Подняв голову, я прищурилась для лучшего прицела. Соседи, а их было три бравых парня, смотрели на меня с нескрываемым недоумением.

– О! Господа преподаватели! Вы толпой? – Язык слушался плохо. – Хотя ты ж один такой похожий…

– Ты забрала корзинку, но забыла хлеб, – несколько ошеломленно вымолвил тот.

Нечеткий взгляд сфокусировался на протянутой булке.

– Еда! Подержи-ка… – всучив гостю бутылку, я выхватила хлеб и гостеприимно предложила: – Не стесняйся, преподаватель, угощайся. Раздели со мной унции чистого счастья, раз уж закусь притащил.

– Какого черта… – Он поднес горлышко бутыли к носу и мгновенно сморщился. – Это виски?!

– Чего скривился от благородного бухла, как будто тебе сивуху подсунули? – пробубнила я, надкусывая горбушку, и добавила с набитым ртом: – Он старше меня будет! Побольше уважения!

– Уважения? – повторил Оливер. – Какого… Валерия, ты что… Ты напилась?!

– Я бы попросила, господин преподаватель, полегче с определениями! – прожевав хлеб, поправила я. – Воспитанные девушки не напиваются, они просто сильно устают. Так вот я сегодня так устала от трезвости, что чу-у-уть…

Тут веранда поплыла в сторону, и Оливер дернулся, надеясь спасти меня от падения. Однако ж не успел – стена оказалась проворнее, подперла как дочь родную, не давая нам с хлебом растянуться под ногами у привлекательного гостя. В конце концов, что это я все на коленках перед ним да на коленках?

– Все хорошо! – торжественно подняла я руку, прислонившись спиной к ледяной обшивке дома. – Я и батон в полном порядке. Кстати, ты там между делом по-абрисски, что ль, ругнулся? Ик!

– Да ты в дрова! – охнул Оливер. – Господи, когда успела? Ты сбежала из булочной всего полчаса назад.

– Ну что сказать?.. – Я взмахнула надкусанным батоном. – Мы с виски очень быстро находим общий язык.

– Сколько ты выпила? – С брезгливой миной Оливер взболтал темную бутыль, пытаясь определить остаток. – Проклятие, зачем?!

– Знаешь, господин преподаватель, за эти полчаса, пока ты блуждал по кварталу, я совершила самый трусливый поступок в своей жизни и меня прямо с души воротило. Оч… неприятное ощущение. Поэтому если у тебя есть чего пожрать, то пойдем закусим? Иначе меня вывернет под лестницей, я протрезвею, и снова начнет воротить.

Тут от жалости к себе на глаза навернулись слезы, я громко шмыгнула носом. Оливер оцепенел с бутылкой наперевес, в лице нарисовалась неподдельная паника нормального мужика, до дрожи боявшегося женских истерик. Кажется, он собирался сбежать, не имея никакого желания превращаться в добровольную жилетку для похрюкивающей в рыданиях страдалицы.

– Фи, как по-мужски! – сморщилась я. – Все желание поплакать отбил.

У него удивленно изогнулись брови.

– Мне кажется, что тебе надо проспаться. Немедленно. – Он быстро поставил бутыль на перила. – Я тебя провожу, госпожа Уварова. Иди-ка сюда…

– А ты мне сегодня снился.

Оливер замер в шаге от меня и с излишней осторожностью опустил протянутые руки. Он троился, и взгляд во всех шести серых глазах сделался исключительно странным.

– В чем мать родила, – добавила я и глупо хихикнула. – Ты даже вытеснил из снов этого гадского обманщика, а уж он, поверь мне, был фаворитом последних месяцев! Вот слушай, у меня опыта маловато, но ты взрослый обрученный парень и наверняка сечешь в таких делах… Это глупо, что я чувствую себя изменщицей? Никто не может управлять снами, правда? А в женской фантазии голый мужик однозначно выигрывает перед мужиком, одетым в пальто. Так ведь?

– Я знаю совершенно точно, Валерия, что завтра ты пожалеешь о каждом сказанном слове, – предупредил он.

– Считаешь? – Я усмехнулась (как мне кажется, но скорее всего опять глупо хихикнула). – Ты на него так сильно похож…

Сосед начал медленно меняться во всех трех размытых лицах.

– В смысле, не пойми неправильно, ты убедил меня, что ты не он, – промямлила я, чувствуя прилив героической смелости. – Но, проклятие, как же ты сильно похож на Кайдена, господин преподаватель! Поэтому… можешь войти в мое положение и на пять минут притвориться им?

– Кем из них? – не понял потерявший бдительность сосед. – Кайденом или гадским обманщиком?

– Обоими.

И пока действовал эффект неожиданности, свободной рукой я схватила его за ворот, с силой дернула на себя, вынуждая наклониться, и прижалась губами к его сухим, крепко сомкнутым губам. Ошеломленный Оливер вытаращился на меня широко раскрытыми глазами. Вблизи его искривленное лицо выглядело до смешного нелепым. Пару секунд спустя, отойдя от первого шока, он схватил меня за плечи и резко отодвинул на расстояние вытянутых рук, едва не впечатав спиной в стену.

Последовала странная пауза.

– Ой! – Я снова пьяно хихикнула и посмотрела на него через растопыренные пальцы.

– Ой?! Ты сказала «ой»?! – с возмущением рявкнул он.

– Надо было сказать, что ты хорошо целуешься?

– Це… целуешься?! – Оливер поперхнулся словами и в отчаянном жесте взлохматил темные, влажные от дождя волосы.

– Почему ты все время за мной повторяешь? А если я матом начну ругаться?

Последовала долгая пауза. Походило на то, что матом был готов ругаться сосед.

– Мне однозначно надо выпить… – с мрачным видом он схватил с перил бутылку, приложился к горлышку и, даже не поморщившись, сделал большой глоток.

Я же, решив спастись очередным бегством, попыталась мышкой юркнуть в дом, но совершенно точно юркие мышки никогда не пили виски, притуплявший ловкость движений и четкость зрения. Дверь волшебным образом раздвоилась, и вместо щели я торжественно вошла лбом в острое ребро.

Тюк!

– Твою ж мать! – за спиной выдохнул Оливер, когда меня отбросило назад, аккурат в его подставленные руки. На волосы выплеснулся виски, по лицу потекло, а бутылка разбилась, но все равно хорошо поймал, очень удачно. Второй удар, уже затылком о пол, точно превратил бы меня в дурочку.

Последнее, что запомнилось из самого короткого в моей жизни пьяного дебоша, как стремительно захлопнулась входная дверь и как многообещающе вспыхнула на притолоке охранная руна.

Глава 6
Все еще Лерой

Я еще толком не проснулась, но уже ощущала оглушительную, ни с чем не сравнимую головную боль. Бледный утренний свет резанул по глазам, заставил болезненно зажмуриться. От пробуждения тело било мелкой дрожью, точно у меня началась лихорадка. Когда рука потянулась за бутылью с отцовским двадцатилетним виски, я даже не вспомнила, от какого чудовищного похмелья обычно страдала на следующий день. Зато цели добиться удалось! Никаких мук совести, я могла думать только о том, что стоило умереть еще вчера в пьяном угаре.

Кое-как удалось сфокусироваться на обстановке комнаты. Тут меня поджидал сюрприз, и не сказать, чтобы очень приятный. Если вчера я и рассчитывала заснуть в своей кровати или, на худой конец, на диване перед нечищеным камином, то во время пьянки явно что-то пошло не по плану. Нечищеный камин, источавший зловоние остывшей золы, конечно, имелся, только стоял он в чужой спальне.

Я резко села, борясь с подступившим к горлу тошнотворным комком, и испуганно огляделась, узнавая преподавательскую мансарду. Ни одного воспоминания или предположения, каким образом мне удалось оказаться в спальне Оливера Вудса, в трещавшей голове не возникло.

И ладно бы просто в мансарде! Больше смущало то, что я проснулась в его постели, очень красноречиво завернутая в простыни. Осторожно пальцем оттопырила простыню и проверила, в каком виде спала. Голая грудь, живот и трусы, милые, в горошек, совсем девчачьи. Тошнота усилилась троекратно. Почему все началось так благопристойно, а закончилось в кровати гадского Оливера Вудса?

«Можешь войти в мое положение и на пять минут притвориться им?»

– Только не это! – Я схватилась за дурную голову, а потом пару раз чувствительно шлепнула себя по губам: – Не облизывайте кого попало! Не облизывайте кого попало!

Оливер так вошел в роль, что сейчас я в одних гороховых трусах почивала в его постельке? Откуда вообще возникла идиотская мысль наброситься на соседа с поцелуями?! Похоже, теперь от позора меня мог спасти только переезд! Желательно на другой континент Тевета. Но для начала, чтобы переехать, надо было по крайней мере вернуться в собственную спальню.

В доме царила настороженная тишина, намекавшая, что хозяин ушел. Видимо, из деликатности решил проявить сочувствие к умученной веселой ночью соседке и удалился на работу раньше, чем случилось бы очередное неловкое утро. Быстренько соскребшись с кровати, я едва успела прижать к голой груди майку и подхватить с пола домашние портки с безобразно вытянутыми коленями, как за спиной прозвучало:

– Проснулась?

Никогда не подозревала в себе подобной резвости. Словно голова вовсе не раскалывалась от похмелья, я резво нырнула обратно в кровать, завернулась в простыни и в изящном кувырке врезалась лбом в деревянное изголовье. Пространство содрогнулось от отборных ругательств, каких в нормальном состоянии я не решусь повторить даже мысленно.

– Валерия, ты в порядке? – когда поток брани иссяк и наступила тишина, уточнил Оливер. – Ты вчера тоже здорово ударилась лбом. Эй, ты там жива?

Господин преподаватель, ты встречал мертвеца, так залихватски вопящего матом?

– Вас стучаться учили? – промычала, не шелохнувшись.

– Клянусь, я ничего не увидел.

– Правда? – приподнявшись на локтях, я осторожно покосилась в его сторону. Высокая фигура заполнила дверной проем. Выглядел сосед так себе, на небритом лице явно читалась бессонная ночь.

– Почти, – признался он.

– Вон! – Я уткнулась гудящей головой в подушку.

Он кашлянул, надеюсь, пытался выкашлять извинения, и вышел. Выпутавшись из простыней, я стремглав оделась, пометалась в поисках обуви, но, похоже, домашние туфли потерялись где-то между первым и вторым этажом. Пришлось выбираться босиком, на цыпочках.

В комнате пахло крупяной кашей и специями. Оливер стоял у очага, спиной ко мне, и что-то помешивал в дымящейся кастрюле. Не зная, как реагировать на неожиданную хозяйственность соседа, я замерла в дверях, и латунная ручка чувствительно тюкнула в поясницу, заставив подвинуться.

– Оделась? – Он оглянулся через плечо.

– Угу. Я пойду.

– Садись есть. – Проигнорировав мой светлый порыв смыться, Оливер вернулся к помешиванию. – Я приготовил кашу по волшебному рецепту деда Вудса.

– Говоря «деда Вудса», вы ведь не себя имеете в виду? – промычала я, неловко теребя край кофты.

– Нет, – послышался смешок. – Мой дед готовил из рук вон плохо, но знал толк в лечении похмелья. Если хочешь умыться, то чистые полотенца лежат на полке в шкафу.

В молчании я прошмыгнула в купальню.

– Шпингалет сломался еще в прошлый раз, – крикнул он, заставляя меня в красках вспомнить ситуацию, при которой эта проклятая защелка слетела.

Поплотнее прикрыв дверь, я первым делом бросилась к зеркалу и шокированно вытаращилась, не узнавая собственного отражения. Ладно волосы свалялись вороньим гнездом, а глаза опухли, как у пьяницы с многолетним стажем, но поперек лба шла алая ровная полоса с запекшейся кровью. Она-то откуда взялась? Прикоснувшись к ранке, я зашипела от боли и немедленно вспомнила столкновение с острым ребром двери. Нет, точно! Лучше бы мне умереть в пьяном коматозе, чем наутро вспоминать позорные подробности дебоша!

Не найдя новой зубной щетки, я сунула в баночку с мятным порошком палец и уже хотела было втереть в зубы, изобразив чистку, как остановилась.

После вчерашнего, даже если ничего и не было, нас с Оливером Вудсом можно было считать почти родственниками. Совершенно точно он знал обо мне больше, чем родной отец. И в каком только неприглядном виде не заставал!

– Какого демона? – уточнила у своего помятого отражения.

Выхватив из деревянного стаканчика хозяйскую щетку с черными щетинками, я щедро обмакнула ее в мятный порошок и с большим удовольствием почистила зубы. Потом осторожно поплескала в лицо водой, расчесала волосы щеткой Оливера и, приняв относительно благообразный вид, вышла.

Сосед как раз что-то сыпал в тарелку с кашей. Надеюсь, не крысиный яд.

– Садись завтракать, – кивнул он на стол напротив окна.

– Что за навязчивая идея меня накормить? – пробормотала я и, направившись к двери, буркнула: – Приятного аппетита, господин преподаватель.

– Поешь со мной, Валерия.

Нелепые слова, когда-то, в другой жизни, сказанные мною Кайдену, заставили остановиться. Я резко развернулась, некоторое время в натужном молчании пытливо разглядывала его реального двойника. Оливер стоял посреди мансарды, бледный свет раннего утра озарял осунувшееся лицо. Под глазами лежали бессонные тени. Сердце загрохотало как безумное. Хотелось верить, что от перебора вчерашнего виски.

– Почему я оказалась у тебя в кровати, а не у себя?

– Ты опять мне тыкаешь.

– Я почистила зубы твоей щеткой и расчесала волосы твоей расческой.

– Надеюсь, ты хотя бы полотенце взяла чистое? – Откровение его позабавило, он едва сдерживал улыбку, но мне вообще-то весело не было. Ни разочка.

– А еще мы видели друг друга без одежды, так что панибратство не самая наша большая проблема.

– Справедливо. – Оливер спрятал руки в карманы.

– Так что случилось?

– Входная дверь захлопнулась и пробудила охранную руну. Ты пришла сюда по собственному желанию.

– На своих ногах?

– Точнее, на моих руках.

– То есть ты тащил меня на второй этаж. С этим ясно, но где ты спал? На полу? Здесь нет нормального дивана. – Я обвела рукой комнату. – И кровать только одна.

В углу стояла старенькая козетка с вытертой обивкой. Конечно, голова нещадно ныла, и точных расчетов сделать не получалось, но каким бы бубликом мысленно я ни сворачивала высокого, широкоплечего соседа, в лежачем виде на подушки он не помещался.

– Выходит, что мы спали вместе? – с нажимом вопросила я.

– Ты ведь не расскажешь об этом в ректорате? – В серых глазах искрился смех. – Не хочу, чтобы меня уволили.

– Я проснулась голая.

– Что могу сказать? Ты очень задорно раскидывала вещи по комнате.

– Мы что-то делали?

– Мы спали. Ты, кстати, храпела. – Он уже открыто надо мной потешался.

– Хорошо, господин преподаватель традиций Абриса, позволь спросить по-другому… Вчера, в тот момент, когда я захрапела… кхм… я все еще оставалась девственницей?

В лице Оливера появилось очень странное выражение, даже не знаю, что именно: удивление или мужское любопытство. Он кашлянул, почесал бровь и, безуспешно пряча ухмылку, произнес:

– Думаю, тебе лучше знать, потому что лично я спал здесь. – Он, конечно же, кивнул на проклятую козетку и добавил, непрозрачно намекая, какие лишения по моей милости пережил: – Всю ночь сидя.

Наши глаза встретились. К счастью, ему хватило такта не засмеяться в голос, но даже от ироничной улыбочки хотелось удавиться. Светлые духи, почему вы не проявили милосердие и не заставили меня проглотить язык прежде, чем я принялась размахивать перед носом Оливера своей девственностью, как кипенно-белым знаменем?

– Что-то есть ужасно захотелось! – соврала я и кинулась к столу. – Давайте, уважаемый соседушка, скорее испробуем волшебную кашу от похмелья, а то я умру прежде, чем чего-нибудь съем.

Стараясь не смотреть на насмешника, уселась на скрипнувший стул.

– Можете компанию мне не составлять, – легкомысленно махнула я ложкой. – Вы, наверное, на первую лекцию рискуете опоздать?

– У меня сегодня занятия в обед, – объявил он, усаживаясь рядом.

– Проклятие, – едва слышно пробормотала я.

Горячая густая каша исходила ароматным дымком. Белую глянцевую поверхность украшали полоски разноцветного молотого перца, красные, черные и желтоватые. Хотелось надеяться, что Оливер готовил лучше своего деда.

Едва я зачерпнула клейкую массу ложкой, как Вудс вымолвил:

– Насчет вчерашнего…

– Тот детский чмок даже поцелуем нельзя назвать! – перебивая его, выпалила я. Мужчина выглядел ошеломленным, но вдруг удивление уступило место широкой ленивой улыбке, медленно расцветшей на лице.

– Значит, кое-что тебе все-таки вспомнить удалось? – Он откинулся на спинку стула, сложил руки на груди, приобретя до раздражения вальяжную позу. – Вообще я не настолько жесток, чтобы добивать человека, умирающего от похмелья, но раз уж ты сама затронула эту тему…

И тут, не давая ему продолжить измывательство, на улице заорали дурным голосом:

– Лерой, ты дома? Тихоня Лерой!

На вопросительный взгляд соседа, я покачала головой, мол, в пьянке, может, и замечена, но собутыльников ранним утречком точно не ждала. С высоты второго этажа было видно, что у крыльца крутился парень. Стараясь разобраться, не ошибся ли адресом и не пытается ли в ранний час разбудить какое-нибудь добропорядочное семейство, он задрал голову и оглядел обшитый рейками фасад старого дома.

Сердце тревожно заныло, голова затрещала еще сильнее. Пусть его лицо было разбито, но я мгновенно узнала одного из скользящих, сидевших в прошлый раз в университетской едальне. Явно доведенный до отчаянья, парень крикнул:

– Здесь живет Валерия Уварова?

В соседском саду истошно залаяла собака.

– Ты его знаешь? – оказалось, что Оливер стоял у меня за спиной и смотрел в окно.

– Что-то случилось с моей подругой, – чувствуя, как из-под ног уходит пол, я бросилась к двери.

Утро оказалось холодным и влажным. Не замечая, что выскочила из дома Оливера босая, я быстро спустилась по лестнице. Парень забрался на выступ в стене и, прикладывая ладони домиком, пытался через кухонное окно разглядеть обитаем ли первый этаж.

– Что случилось с Кристиной? – громко спросила я, останавливаясь на углу дома.

Ранний гость оглянулся. Его одежда была такой грязной, словно ночь он провел на свалке или под мостом на въезде в квартал Каменных горгулий.

– Ты Тихоня Лерой?

Скользящий спрыгнул на землю и отряхнул руки.

– Что с Крис? – начала я психовать, понимая, что просто не в состоянии переживать еще и долгие объяснения.

– Ночью была новая облава. Святошу поймали. Она просила, чтобы я нашел тебя. Сказала, ты сможешь ее вытащить.

– Она в городском участке? – меня разрывало между желанием впасть в истерику и злостью на Крис.

– Нет, в участке за городской стеной.

– Она скользила сегодня? – резко спросила я, мгновенно пытаясь прикинуть, насколько у Крис плохи дела.

– Ее поймали, когда она с остальными пыталась сбежать из молельной.

– Ты сказал: молельня? – ужаснулась я, чувствуя, что голова готова лопнуть, как переспелый арбуз. – Да она с ума сошла!

Как дочь молельщика позволила себе осквернить святилище вместе с остальными вандалами? На мой взгляд, это было сродни тому, как плюнуть в лицо собственному отцу точно под Древом Судьбы.

– Все в порядке? – раздался за спиной спокойный голос Оливера.

– Господин Вудс? – удивился парень, узнавая преподавателя, и для чего-то спросил очевидную вещь, ткнув пальцем в сторону мансарды: – Вы здесь живете?

– На первом этаже, – не моргнув глазом, соврал сосед и поставил мне под ноги мужские домашние туфли. – Обуй, а то простудишься.

Ступни утонули в его обуви.

– Я должна ехать за Крис, – заявила я и, нещадно загребая туфлями, направилась к веранде, даже не понимая, насколько противоречу сказанной Оливером лжи.

– Мне поехать с тобой? – предложил он.

– Не хочу вас обидеть, господин преподаватель, но моей подруге сейчас нужен хороший судебный заступник, а не учитель по традициям Абриса, – отказалась я от добровольного сопровождения и промолчала, что Валентин придет в бешенство, если увидит на пороге целую компанию соседей.

Парень следил за нами с открытым ртом.

– Господин Вудс, а разве вы не сказали, что живете на первом этаже? – уточнил он, указав в меня пальцем.

– Ты ослышался, – с ледяной интонацией отрезал Оливер, заставив адепта отказаться от любых расспросов и даже вытянуться в струнку.

* * *

Несмотря на ранний час, застать Тина в особняке Озеровых мне не удалось. Лакей, открывший дверь, объявил, что «молодой господин уже уехал», пришлось прыгать в кеб и нестись в центр города в контору Озеровых. И Валентин заставил меня промаяться в помпезной приемной два часа.

Сидя на краешке велюрового дивана, я не сводила глаз с высоких напольных часов с золотым ободом на циферблате, нервно стучала ногой по дубовому наборному паркету и постоянно ловила сочувственные взгляды секретаря. В отличие от меня, он не понимал, почему лучшая подружка Озерова-младшего попала в немилость.

Наконец, когда я действительно собиралась вломиться в кабинет, тяжелые двустворчатые двери отворились. Валентин вышел, надевая на ходу пиджак. За ним следом выкатились бледные, как призраки, советники. Видать, тоже попали под горячую руку. По утрам дурным настроением молодой хозяин мог помериться с мифической горгульей, и не факт, что последняя оказалась бы злее.

Вскочив с дивана, я изобразила жалобную мину и принялась теребить лямки матерчатой сумки, чтобы Тин уж с ходу оценил степень отчаянья. Однако спектакль не прошел. Он смерил меня ледяным взглядом и стремительной походкой направился вон из приемной. Пришлось припустить следом, точно собачонка. Что-что, а заставлять людей чувствовать себя ничтожествами у него отлично получалось.

– Что за синяк на лбу? На тебя больно смотреть, – бросил он, когда мне удалось его нагнать. – Ты выглядишь так, будто у тебя тяжелое похмелье.

– Угадал.

– Мой ответ: нет, – продолжил он тем же резким тоном, который заставлял скачущих следом советников икать от страха.

– Я еще ничего не сказала!

– Слышал, что сегодня ночью была облава. Арестовали пару десятков игроков. Видимо, дочку молельщика тоже схватили? Это единственная причина, которая могла заставить тебя прийти ни свет ни заря в контору. Так вот, мой ответ: нет! Никакого судебного заступника я не дам. Думаю, что пару лет в исправительном доме вернут ей чувство реальности! – отрезал Тин.

– Валентин, ты же понимаешь, что ее семья не может себе позволить хорошего судебного заступника.

Он резко остановился, советники испуганно столпились и боясь налететь на молодого хозяина. Вперив в меня гневный взгляд, Тин зло прошипел:

– Дочь молельщика…

– У нее есть имя.

– Наплевать! – Он резко втянул воздух через раздувающиеся ноздри, на виске пульсировала жилка. – Она втянула тебя в это дерьмо с Абрисом! Смотри, чем все для тебя закончилось! Что за глупая жажда приключений? Сколько чокнутых должно погибнуть, чтобы вы уже прозрели?

– Если ты не заметил, меня не окружает толпа друзей! Я, знаешь ли, не очень уживчивая. И сегодня моя единственная подруга попросила о помощи.

Он молчал, буравил меня тяжелым взглядом. Пауза затягивалась.

– Ты мне должна артефакт, Лерой! Будь это заводная кукла или очередная бездонная сумка, наплевать. Ты сделаешь его для моей мануфактуры, – наконец процедил он. – Поняла меня?

– Дорожный сундук, – поправила я, припоминая, как бесился Озеров-старший, когда проект дорожного сундука, разработанный для курсовой в прошлом году, уплыл в руки королевской мануфактуры, где производили простые бытовые артефакты.

– Чего?

– Это был дорожный сундук, но неважно. – Я сжала губы, чтобы не расплыться в довольной улыбке. Это была полная и абсолютная победа!

– И чтобы думать забыла о боевой руне! – Валентин не был бы сыном самого богатого дельца Кромвеля, если бы не начал торговаться. – Я не позволю тебе профукать талант из-за глупой паранойи. Если страшно жить одной, переезжай к моим родителям.

– Ладно.

– Переедешь? – изумился он, не веря собственным ушам.

– Подумаю, нужна ли мне руна.

– Сегодня мы идем на тренировку.

– Вот это уже шантаж! – от мысли, чтобы в похмелье летать по спортивному залу, как подбитая ворона, голову заломило пуще прежнего.

– Тогда с тебя ужин в выходные.

– Могу даже сама приготовить. Я покладистая сегодня, правда?

– Сегодня не смей появляться в участке! Езжай на учебу и не высовывай носа из лаборатории, судебный заступник все сделает сам. Тебе ясно? – бросил Тин и, кивнув советникам, направился дальше по коридору, застеленному зеленой ковровой дорожкой.

– Спасибо! – крикнула я ему в спину. Не оборачиваясь, он только раздраженно помахал рукой.

Знакомый экипаж, принадлежащий семье Озеровых, дожидался меня у пешеходной мостовой, как раз напротив главного входа. Когда кучер открыл дверь и я забралась в салон, обнаружила знакомого судебного заступника, уже просматривающего какие-то бумаги. Конечно, Валентин знал подругу детства как облупленную и даже не сомневался, что первым делом я брошусь в участок.

– Добрый день, госпожа Уварова, – улыбнулся поверенный одними губами, на секунду оторвавшись от работы. – Хорошо выглядите.

– Вы мне явно льстите, – хмыкнула я, удобно устраиваясь на мягком сиденье.

– Валентин решил, что ему будет спокойнее, если вы доедете до участка со мной, а не на общественном транспорте. Вероятно, он не жалует городские омнибусы.

– Откровенно говоря, он вообще мало что жалует, – согласилась я светским тоном. – Особенно утром.

– Не против? – Судебный заступник показал бумаги.

– Не буду отвлекать. – Я тут же вытащила из сумки учебник по артефакторике и, наверное, разобрала бы тему пропущенной утренней лекции, если бы не вырубилась быстрее, чем успела прочитать первый абзац.

Когда мы остановились, я не сразу сообразила, что нахожусь в карете. Судебный заступник складывал бумаги в портфель.

– Останетесь в карете? – любезно уточнил он, сделав вид, будто не обратил внимания, что попутчица всю дорогу прохрапела с открытым ртом, некрасиво запрокинув голову.

– Нет, – стараясь не смотреть в его сторону, отозвалась я и спрятала учебник обратно в торбу.

– Так я и думал.

Поверенный оказался претенциознее самого Озерова-старшего. Он не вышел из кареты, пока кучер не раскрыл зонт. Любезно предложил мне уцепиться за локоть. Жаль, что торжественный проход по раскисшей от конских копыт и колес повозок грязной жиже подпортил эффектное появление. Ну и я умудрилась споткнуться на пороге участка.

В приемной толпился возбужденный народ. Судя по всему, большинство из штурмующих участок людей являлись родителями игроков. Разговоры велись тихие, лица были растерянные. Видимо, всех, кто пытался скандалить со стражами порядка, успели приструнить.

– Это не займет много времени, – уверил меня судебный заступник и направился к дежурному стражу.

Я огляделась, пытаясь среди незнакомых людей найти кого-то из четы Серебровых, но родителей Крис не было. Зная суровый характер ее отца, не оставалось сомнений, что он решил преподать старшей дочери урок и в воспитательных целях не забирать на поруки.

Они – поникшая Крис и лощеный поверенный Озеровых – появились через полчаса, я не успела ни разнервничаться, ни прикорнуть в уголочке. Подруга выглядела бледной как смерть, даже веснушки посерели. В углу рта алел кровоподтек, губа опухла.

– Тебя били? – выпалила я первое, что пришло в голову, и за спиной мгновенно заволновались перепуганные родители.

– Нет. Я упала. – Она низко опустила растрепанную голову, спрятала лицо в ладонях и горько заплакала. На внешней стороне запястья стоял знак, говоривший о том, что Крис – нарушительница порядка. Сама таким же половину лета пугала степенных соседей.

За все время знакомства я впервые видела жизнерадостную подружку рыдающей и даже растерялась. Не зная, что сказать и как правильно успокоить, обняла ее за плечи и неловко похлопала по голове, хотя, наверное, стоило пригладить взлохмаченную макушку.

– Да брось. Все уже закончилось, Крис…

– Отец закроет меня в монастыре, – прорыдала она.

– Думаю, что модистка с разрешительной грамотой устроит твою семью больше, чем монахиня, – уверила я.

– Да? – С покрасневшими от слез глазами она подняла голову и, заглядывая мне в лицо, шмыгнула носом.

– Так подсказывает здравый смысл.

– Лерой, ты совершенно не умеешь успокаивать, даже обняла меня не сразу. И по голове не погладила, а настучала.

– Ты заслужила, и не спорь.

– Дамы? – позвал нас судебный заступник и, покосившись на настенные часы, деликатно намекнул, что нам следовало садиться в экипаж, если мы не хотим добираться до города на омнибусе.

Домой я вернулась в глубоких сумерках. Под вымокшими от мелкой мороси деревьями уже сгущалась темнота. В мансарде горел свет. И вдруг в груди странно заныло, а мысль, чтобы закрыться дома и провести вечер в одиночестве, показалась такой унылой, хоть вой. Не заходя к себе, я тут же поднялась на второй этаж и постучалась. Раздались шаги. Оливер открыл дверь. Некоторое время в молчании мы разглядывали друг друга. Я стояла, прислонившись к влажным от дождя перилам, он привалился плечом к косяку.

– Перцовая каша деда Вудса еще осталась? – вымолвила тихо. – Есть хочу.

Оливер пошире открыл дверь и подвинулся, позволяя мне войти.

– Что с подругой?

При воспоминании о скандале, случившемся в доме Серебровых, меня до сих пор пробирала дрожь.

– Должны назначить дату суда. Думаю, обойдется принудительными работами, но отец хочет отправить ее в монастырь. – Я подняла взгляд на Оливера, в его лице читалось одобрение. – Только попробуй сказать, что согласен.

Тот развел руками:

– Вам, ребятки, пора вернуться в реальный мир.

Они точно по выходным не встречались с Валентином Озеровым, чтобы сыграть партийку другую в карты и обсудить поганость Абриса?

– Между прочим, Абрис, господин преподаватель, твоя историческая родина.

– Поэтому я знаю, что туда не стоит соваться без разрешения, – парировал он.

Презрительно фыркнув, я ретировалась в купальню, чтобы помыть руки, а когда вернулась, то стол оказался накрыт к ужину, а комната пустовала. В мансарде было тепло, свет горел желтоватый, и он добавлял особенного уюта. В тарелках уже дымилась каша, на очаге гудел закипающий ковш с водой для чая. Оливер как будто исчез.

Пытаясь его отыскать, я тихонечко подошла к приоткрытой двери в спальню, хотела позвать соседа по имени, но слова замерли на устах. Он стоял спиной ко мне и был раздет до пояса. От каждого движения под кожей перекатывались мускулы. На правой лопатке темнела вытатуированная незнакомая руна. Линии переплетались в сложном рисунке, настолько необычном и искусном, что хотелось рассмотреть каждую мелкую деталь. Возможно, даже прикоснуться. Надо было бы уйти, но ноги точно вросли в пол.

Неожиданно мужчина оглянулся через плечо и в тишине спокойно произнес:

– Это обычная татуировка, никакой магии.

– Извини, – отшатываясь, пролепетала я. Он услышал мое возбужденное сопение, ведь не мог же различить неприличный грохот сердца?

– Сними воду с огня, а то выкипит, – тем же ровным голосом велел он.

– Угу…

Быстро сняв ковш с очага, я отложила прихватку и скоренько направилась на выход.

– Ты куда? – донеслось мне в спину.

– А?

Уже облаченный в джемпер Оливер с удивлением наблюдал за моим отступлением.

– Кое-что хотела в сумке взять, – моментально соврала я, ткнув пальцем на брошенную прямо на пол торбу.

– Садись есть, а то окончательно остынет. – Он кивнул на стол, сделав вид, что никакого конфуза не случилось. Может, посчитал, что каждая уважающая себя девственница раз в жизни имеет право не только ворваться к голому красивому мужику в купальню, но и подглядеть за ним в замочную скважину?

Усевшись, некоторое время я таращилась на полоски молотого перца на поверхности каши, а потом решительно перемешала варево, приобретшее сероватый оттенок. Едва я сунула в рот ложку, даже толком не почувствовав вкуса, как на скатерть лег знакомый сборник темных рун. Еда пошла не в то горло.

– Очень остро, – выпив залпом почти стакан воды, промычала я.

– При похмелье отлично помогает острая горячая еда, – спокойно размешивая кашу в тарелке, отозвался Оливер, а потом, как будто между делом, спросил: – Почему ты ее не выжгла?

Враз стало ясно, что он говорил про метку Кайдена на стене дома, а не про перцовое варево.

– Просто.

– Просто обладатель Истинного света оставляет метку паладина у себя в жилище? Ты понимаешь, что приглашаешь его в Тевет? К себе в дом…

– Да!

– Ты наивная или просто дура?

– Я наивная дура! Еще вопросы есть? – огрызнулась я и со звоном отшвырнула ложку. – Что за мерзостная привычка говорить на серьезные темы во время еды? Весь аппетит отбил.

– Ты ведешь себя как ребенок.

– Извините, господин преподаватель, что не оправдываю ваших завышенных ожиданий! – фыркнула я, сложив руки на груди. – Раз тебя беспокоит метка, то уничтожил бы сам. Чего ты ее оставил?

– Потому что не по силам. Во мне нет магического света.

– Какая глупая отго… Чего?!

Оливер одарил меня ироничным взглядом и, усмехнувшись, сунул в рот ложку с кашей. На секунду его перекосило. Запив несъедобное кушанье водой, он наконец пояснил:

– Я говорил, что сила темной магии всегда стремится к нулю, а в смешанных браках она исчезает полностью уже к четвертому поколению. Скорее всего, мои внуки будут светлыми неофитами.

– Тогда как ты пробуждаешь руны?.. Ах, конечно! В твоем стило стоит кристалл? – через мгновение ответила я на собственный вопрос.

Оливер согласно кивнул.

И как только раньше не догадалась? Кристаллы-ловушки, вбирающие магический свет из пространства, появились уже давно, но из-за дороговизны использовались только для штучных артефактов. Адепты университета не могли себе позволить роскошь заплатить бешеные деньги за крошечный камень.

– Красивая магия, – заметила я. – Дашь посмотреть?

– Нет.

– Жалко?

– Не хочу, чтобы ты его из любопытства разобрала на части.

– Семейная реликвия?

– Нет, дорого заплатил артефактору.

– Никогда бы не подумала, что ты такой мелочный. – Я поднялась из-за стола. – Приготовлю омлет, а то каша по рецепту деда Вудса что-то совсем несъедобная. Кулинар из тебя, господин преподаватель, сказать честно, посредственный.

– Ты мне польстила. – Он с благодарностью отодвинул от себя тарелку и поднялся. – Помочь?

Подстегиваемые голодом, мы работали слаженно и быстро. Пока я нарезала зелень, Оливер взбивал яйца в глиняной плошке. Плюхнув на очаг тяжелую сковороду, я привычно щелкнула пальцами, чтобы зажечь огонь, и перед глазами блеснула вспышка.

Вместо крошечных голубоватых язычков, пробегавших по диаметру конфорки, к потолку вырвался ослепительный столб пламени, подкинувший чугунную посудину. Казалось, что время замедлило ход. Широко раскрытыми глазами я смотрела на сплетенные струи огня, настолько жаркие, что воздух плавился и дрожал.

Внезапно Оливер сбил меня с ног. Мы повалились на пол, но он ловко принял удар от падения и прикрыл мне голову руками. Тяжело дыша, я уткнулась носом в его грудь. В нескольких дюймах от нас с грохотом приземлилась сковородка. И вдруг все стихло. Вокруг разливалась испуганная, настороженная тишина и ощущался горький запах гари.

Оливер приподнялся на локтях и заглянул мне в лицо:

– Ты в порядке? Не поранилась?

От шока не удалось выдавить ни слова, только кивнуть. Откатившись, он пружинисто поднялся и протянул руку мне. Я помедлила, прежде чем вложить пальцы в раскрытую ладонь. То, как преподаватель принимал решения, с ходу, не раздумывая, буквально на инстинктивном уровне, словно в совершенстве владел телом, снова навело на мысль о боевой подготовке.

На потолке над очагом темнел неровный выжженный круг.

– Надо будет побелить, – резюмировал сосед, не выказывая ни жестом, ни голосом досады из-за нежданного ремонта.

– Угу, – вздохнула я.

Перед мысленным взором невольно появился потолок в другом доме, нашем столичном особняке. Испуганные и ошеломленные, вместе с мамой мы задирали головы и разглядывали прожженную до перекрытия дыру. Кухня лежала в руинах, искореженный очаг покрылся гарью. Мое белое платье с воланом стало черным от копоти. Мы недоуменно переглядывались и еще не понимали, что это было начало конца.

– Испугалась? – переспросил Оливер, возвращая меня в реальность. – На тебе лица нет.

– Мою мать сжег Истинный свет, – произнесла я. – Болезнь начиналась так же. Сначала исчезала созидательность светлой магии.

– Абсолютно уверен, что ты пытаешься себя накрутить. Очаг старый, руны давно не обновлялись, как раз хотел вызвать мастера. Странно, что он раньше не бабахнул, – голос мужчины звучал твердо, убежденно.

– Да. – Я вздохнула и сжала кулак, пряча пробудившуюся темную руну. – Скорее всего.

* * *

Сегодня проводили обряд сжигания Аглаи Коваленко, и казалось, будто одна часть университета оцепенела, а другая продолжала жить как ни в чем не бывало. В холле раздавался хохот, улыбались влюбленные парочки, сплетничали, спрятавшись за стеллажами, библиотекари. В беззаботной молодости страдание доставляет только личное горе.

Когда я вошла в лабораторию, то оказалось, что мой стол возле окна был занят новеньким адептом, прежде не появлявшимся в нашем кабинете. Как правило, учеников допускали до проектов только на втором курсе, но к этому времени обычно оставалась только пятая часть потока. Одни сами переводились на специальности попроще, вторые сбегали, других выгоняли за плохую успеваемость, так что свободных мест всегда было предостаточно, больше, чем в читальном зале.

Перед новичком лежали горка мелких деталей, деревянная шкатулка и куча свитков со вскрытыми печатями. Замечу, моими именными печатями. Видимо, преподаватель посоветовал для практики разобраться в шкатулке с секретом, придуманной мной еще в средних классах лицея. Безделицу я сделала из скуки маме в подарок и, когда показывала руководителю, не подозревала, что по моему проекту начнут натаскивать начинающих артефакторов. Новенький с угрюмым видом пытался разобраться в описании и явно не понимал, с чего начать.

Когда я встала возле стола, он сделал вид, что не заметил моего появления. Пришлось постучать двумя пальцами по столешнице, чтобы привлечь внимание. Парень скосил глаза.

– Чего тебе? Кабинет кройки и шитья дальше по коридору.

– Так ты оттуда выбрался? – Настроение было под стать погоде, такое же паршивое.

– Я адепт по обмену.

– Надеюсь, обмен был не с факультетом изящных искусств?

– С Королевской академией, – козырнул он названием элитарного учебного заведения.

– А-а-а, понимаю, – издевательски протянула я. – Хотели отчислить?

– Решил открыть новые горизонты, – высокомерно парировал тот.

– Послушай, адепт по обмену, ты тут товарищ новый и пока не знаешь, что у нас не принято занимать обжитые места. Собирай свои вещички и отвали за соседний стол.

– А здесь подписано? – ухмыльнулся новенький и указал на свитки: – В этой хрени много мелких деталей и еще больше рун, а у меня со зрением не очень. Нужен свет, а стол у окна.

Гудящая лаборатория вмиг смолкла, и за спиной наступила звенящая от любопытства тишина.

– Не подписано, говоришь?

Понимая, что поступаю по-детски и рисуюсь, прямо пальцем я вывела на столешнице: «Лерой». Метка, стоявшая на всех придуманных мной артефактах, угрожающе вспыхнула голубоватым свечением, заставляя парня поморщиться. На деревянной поверхности остался выжженный росчерк.

– Лерой? – фыркнул нахал, начиная раскачиваться на стуле. – Карамелька, ты серьезно?

– Ты меня сейчас конфетой обозвал? – изогнула я брови.

– Все знают, что Лерой – парень.

– Да неужели?

Умник по обмену качался на моем почти колченогом стуле и всем видом напрашивался на неприятности. Не устояв перед соблазном, я ударила ботинком по давным-давно болтавшейся ножке – сама же за два года и расшатала. Раздался хруст, и, нелепо взмахнув руками, парень с грохотом кувыркнулся на спину. Воздух содрогнулся от отборных ругательств. Народ загоготал как сумасшедший. Пока побежденный противник копошился на полу, я по-хозяйски плюхнула сумку на стол, невольно смахнув пару деталей.

– А я предупреждал! – радовался кто-то из артефакторов. – Предупреждал его, что Лерой перекашивает, когда этот стол занимают!

– Капец тебе! – рявкнул адепт, поднявшись с пола, но тут вмешался староста группы, видимо уставший от клоунады. Он перехватил руку новичка и процедил:

– Остынь, придурок, и свали на другое место. Достал уже.

– Пусть она уходит!

– Подписи не видишь? – фыркнул староста, кивнув на только-только остывший росчерк.

Некоторое время парни таращились друг на друга, словно коты, готовые драться за территорию. Хорошо, что хотя бы без воинственного шипения. Вырвавшись, новичок зло цыкнул в мою сторону, со звоном ссыпал детали в шкатулку и, теряя по дороге свитки, переместился за соседний стол. И вроде отступил, но окончательно испоганил и без того отвратительное настроение.

Я прекрасно знала, что в гневе не стоило браться за магию – все равно или не получится вязь, или придется переделывать, однако из упрямства (зря, что ли, устроила переполох) вытащила из стола ящичек с деталями. За спиной перешептывались парни и приходилось делать вид, будто на меня напала внезапная глухота.

– Все девушки раз в месяц на людей кидаются.

– Почему?

– Соблюдайте тишину! – не оборачиваясь, рявкнула я.

– Видишь? Даже тихони звереют.

– Может, называть ее Буйная Лерой?

Те люди, кто считает, будто склоки и сплетни случаются только в женских коллективах, никогда не сидели в одном кабинете с тридцатью парнями, любящими помериться длиной магического стило.

Стараясь справиться с раздражением, я заставила части миниатюрной конструкции подняться над столом и попыталась их соединить в правильный узел.

– Она Голубая кровь? – зашипел кто-то из новеньких.

– А ты думал, они только в Королевскую академию поступают? – отозвался другой.

– Так они правда светятся? Охренеть!

Детали со звоном осыпались на стол. Застонав, я растерла горящее лицо ладонями.

– Заткнитесь, дамы! – рявкнул староста. – Учиться мешаете!

Встретившись с ним взглядом, я благодарно кивнула.

Части снова поднялись в воздух. Они перемещались под разными углами, отскакивали друг от друга, точно однополярные магниты. Руны, нанесенные на поверхность, сплетались в вязь, никак не желавшую пробуждаться. Я была готова сдаться, но вдруг у меня на глазах части стали заворачиваться буравчиком, быстрее и быстрее. Усмирить их не выходило, детальки сминались и крошились. Из символов вырывалось кроваво-красное свечение, не имевшее ничего общего с Истинным светом.

– Проклятие! – прошипела я, начиная впадать в панику. Магия точно взбесилась. Любой пасс руками не замедлял, а ускорял верчение и раскалял воздух.

Еще секунда – и детали взорвались облаком пепла! Горячая волна ударила мне в лицо. Пока я надрывно кашляла, народ зачарованно рассматривал кружение похожих на черный снег крупных хлопьев…

Точно в полусне, я добралась до кабинета университетского здравника. Первым делом, не успев умыться, отправила записку Валентину, а потом долго терла лицо и руки едким хозяйственным щелоком. Часов в закутке, где стояли три узкие, застеленные простынями койки, не было, и время тянулось бесконечно. Казалось, мне пришлось прождать полдня, но, когда Тин появился, даже занятие не успело подойти к концу.

Лучший друг ворвался в университетскую здравницу и, увидев меня, сгорбившуюся на кровати, оцепенел на пороге. Выглядела я жалко, как бездомный котенок, случайно спасенный из пожара. Волосы и брови опалило, одежду посекло мелкими прожженными дырочками. Под ногтями чернели полумесяцы: отмыть грязь в ледяной воде не удалось.

– Лерой… – у Валентина сел голос, и он кашлянул, прежде чем спросить: – Ты ранена?

Чувствуя, как к горлу подступает комок слез, я отрицательно покачала головой.

– Ты в порядке? – тихо вымолвил он.

И я снова покачала головой, а потом выдохнула:

– Нет.

– Ты написала, что в лаборатории случился взрыв.

– Меня перестает слушаться магический свет. – Самой стало страшно, как безнадежно прозвучал высказанный вслух приговор.

Тин побледнел, во взгляде появилось замешательство, как во время погребальной церемонии, когда сжигали тело моей матери. Костер полыхал, я рыдала, а Валентин не понимал, нужно что-то говорить или надо молчать. И теперь он будто мысленно представлял меня, сгорающую в том самом пламени. Уже хоронил.

Пауза длилась так долго, что, вероятно, другим стало бы неловко.

– Так было… – наконец вымолвил он, но все равно осекся.

– Да, именно так было у мамы.

В четыре шага Тин преодолел разделявшее нас расстояние и, схватив меня в охапку, так крепко прижал к себе, что стало трудно дышать.

– Ты волнуешься раньше времени, Валерия.

– Она меня убивает. Темная руна меня убивает! – мой голос истончился.

Сдерживать слезы всегда оказывается сложнее перед тем, кто понимает величину твоего страха.

– Не решай за здравника, – выдохнул он. – Все будет хорошо.

Мы оба знали, что в его словах имелась только крошечная капля правды.

– Разве можно так расплачиваться за одну совершенную глупость? Это нечестно, – прошептала я, хотя прекрасно понимала, что дело не в коротком скольжении в Абрис. Жизнь наказывала меня за встречу с темным паладином, за непонятные чувства к нему, за ломившее от тоски сердце. Таких, как Кайден, с детства учили убивать таких, как я. Видимо, для этого не всегда был нужен меч.

Не знаю, сколько мы простояли, тесно прижавшись, но вдруг дверь тихо отворилась. На пороге появился Оливер. Взгляд остановился на нас с Тином, застывших в объятиях. В лице мелькнуло странное выражение, будто набежала гневная тень, и он вышел, не произнеся ни слова.

* * *

Несмотря на дорогую мебель, шелковую ткань на стенах и дубовый паркет, кабинет здравника все равно пах лечебницей. В воздухе веяло валерьяновой настойкой. Может, каждый раз, когда очередной пациент узнавал, что с его магическим даром творилась какая-нибудь дрянь, ему требовались успокоительные капли?

Сидя перед массивным столом, я пыталась справиться с напряжением и стискивала колени, чтобы не трясти ногой и не стучать каблуком по полу. Кажется, на собеседовании при поступлении в университет перед комиссией из десяти уважаемых профессоров было не так страшно, как в ожидании лекарского заключения. Валерьянка мне бы точно не помешала, даже подумывала спросить, но здравник, дородный господин в очках с золотой оправой, оторвался от чтения записей и обратил на меня внимательный взгляд.

– Что ж, у меня есть две новости.

– Начните с хорошей, – попыталась пошутить я, едва шевеля языком.

– Я не нашел ни одного признака болезни.

– Правда? – на лицо полезла счастливая улыбка, даже дышать стало легче. Это было ужасно глупо, но больше всего меня обрадовала мысль, что теперь не придется рассказывать отцу о страшном приговоре.

– Но совершенно точно темная руна изменила Истинный свет, – закончил он, давая понять, что праздновать рановато.

– А?

– Когда магам ставят боевую руну, то дар перерождается. Процесс болезненный и физически, и морально. Бывает, что у людей меняется характер. Из света исчезает созидательность, приходится прилагать усилия, чтобы подчинить агрессивную магию.

– Погодите, вы пытаетесь сказать, что теперь я смогу создавать только оружие? – уточнила я, вдруг осознав, что никогда всерьез не задумывалась над тем, чтобы отказаться от мирной артефакторики.

– Я говорю о том, что темная руна изменила твой дар, сейчас он гораздо сильнее. Созидательность и агрессивность магии увеличились в равной степени.

– Поэтому у меня получилось пробудить темную руну?

Конечно, о том, что руна не только пробудилась, но и переместила меня в параллельный мир, я не рассказывала, но даже упоминание, что нарисованный в абрисском сборнике символ ожил, привело профессора в большое возбуждение.

– Пока ты привыкнешь, могут возникать неприятности, но в конце концов боевые маги тоже сживаются с перерожденным даром. Проблема заключается в том, что свет может и дальше набирать силу.

Готова поспорить, у меня вытянулось лицо.

– Хотите сказать, существует вероятность, что я сама превращусь в боевой артефакт?

– К сожалению, я не специалист в воздействии темных рун на Истинный свет, но мой коллега из столицы как раз изучает взаимодействие светлой и темной магии, тебе стоит показаться ему.

– Ясно.

Яснее всего стало то, что мне придется рассказать отцу о темной руне, ведь оправдать свое появление в столице и счет из кабинета здравника нелепым «взбрело в голову» вряд ли удастся. Иногда в проницательности папа не уступал дознавателю, хотя со стороны казался форменным растяпой.

– Я сегодня же отправлю письмо в столицу и опишу твою проблему, – предложил здравник. – Моего коллегу зовут Оливер Вудс.

Сердце замерло.

– Простите, профессор, как вы сказали? – оторопело вымолвила я. – Оливер Вудс?

– Да, он абрисец в пятом поколении, потомок первых переселенцев. Темные руны в некотором роде его стихия.

Казалось, что подо мной плыли и пол, и стул, и все здание.

– Но разве он сейчас не в Кромвеле? – Я настаивала, как упрямый ребенок, хотя уже знала уродливую правду.

– Это невозможно, Валерия, – мягко улыбнулся здравник. – Господин Вудс уже много лет прикован к инвалидному креслу и никогда не выезжает за городскую стену.

Он потянулся к одной из деревянных рамочек, стоящих на столе, и повернул в мою сторону. На подкрашенной водными красками гравюре были изображены несколько мужчин в мундирах королевской здравницы, а в центре на деревянном инвалидном кресле сидел худой лысый человечек с ногами, накрытыми клетчатым пледом.

Мир замер.

В ушах зашумела кровь. Перед мысленным взором появилось красивое породистое лицо, ледяные глаза, крепко сжатые губы. В нашей мансарде жил Кайден. Конечно, он. Теория абрисских близнецов – полная чушь, а люди, в нее верящие, наивные идиоты.

Почему я позволила себя обмануть?

Снова.

Тело охватывало оцепенение. В груди ныло, ломило руки и пальцы. В первый раз, когда мы расстались, меня мучила только обида, а теперь стало нестерпимо больно, как будто в сердце засела заноза, ведь Кайден появился в тот момент, когда я уже была влюблена в воспоминания о нем.

Профессор давал наставления, но смысл не доходил до моего сознания. Не вспомнила я и о том, что в приемной ждал Тин, и сильно удивилась, когда он вскочил с кресла, рассыпав по полу лежавшие на коленях бумаги. Не заметила и дороги домой. По инерции отвечала на вопросы, кивала, соглашаясь с планом ехать вместе к столичному профессору, тому самому, чьим именем назвался мужчина, разрушивший мой мир светлых рун и детских заблуждений.

«Прощай, Кайден».

«Прощай, Лера».

«Давай больше никогда не встречаться…»

Еще одна ложь.

В дверь постучались. С удивлением я обнаружила, что по-прежнему, как и на приеме в здравнице, одета в закрытое платье с белым воротничком, делавшее меня похожей на гувернантку, и мелко шинкую кочан салата. На очаге кипел почти готовый суп.

Снова раздался сдержанный стук. Отложив нож и вытерев руки о полотенце, я открыла, понимая, кого увижу. На веранде стоял Кайден Николас Вудс, притворяющийся университетским преподавателем и хорошим человеком. Он был одет в костюм и дорогое пальто, в руке держал портфель, с которым появлялся на лекциях.

Некоторое время мы смотрели глаза в глаза. Казалось, он догадался, что я уже обо всем знаю.

– Ты голоден? Я варю суп.

Он кивнул.

Пока я, едва не раня пальцы, кромсала салатные листья острым ножом, гость разделся. Сняв пиджак, закатал рукава рубашки и принялся мыть руки в кухонной раковине. Он вел себя как дома и не задавал вопросов.

– Мне сказали, что я здорова. Зря устроила панику.

Он промолчал, но даже на расстоянии я различила облегченный вздох.

– Ты оказался прав, – продолжила. – Дело было в старом очаге, а в артефакте нашлась ошибка. Неправильно вывела руническую вязь, и случился взрыв. В последнее время мне совершенно не удается сосредоточиться на учебе.

– По-моему, ты слишком сосредоточена на учебе, – его голос звучал мягко.

– Думаешь? В таком случае можно мне не сдавать эссе?

– Нет.

– Так и знала. В тирании адептов ты дашь фору моему отцу.

– В чем провинилась капуста? – услышала я над самым ухом и от неожиданности даже вздрогнула.

Он подошел абсолютно бесшумно, как обычно без раздумий вторгнувшись в личное пространство, а теперь заглядывал мне через плечо.

– Это салат.

– За что ты его наказала?

Я кашлянула, пытаясь избавиться от вставшего поперек горла комка.

– Слушай, господин преподаватель, не обижайся, но ты стоишь слишком близко, – пробормотала я, поведя плечами.

Но Кайден придвинулся еще теснее, не оставляя между нами даже крошечного пространства. Неожиданная близость мужского тела заставила затаить дыхание. Его руки уперлись в столешницу, заключив меня в ловушку. Выпустив нож, я замерла.

– Я думал, свихнусь, – щекоча дыханием, прошептал он на абрисском языке, и по спине побежали мурашки. – Слава богу, что все хорошо.

В параллельном мире верили в единого бога, всевидящего и могущественного, ему молились и приносили жертвы. На мой взгляд, теветские светлые духи были куда как человечнее. Считалось, что они все когда-то являлись людьми.

– Ты ведь помнишь, что я понимаю абрисский? – тихо произнесла я, ниже склоняя голову. – Почему мне так сильно хочется промолчать? Такая жалкая.

– Говори.

– Сегодня на столе у здравника стоял портрет настоящего Оливера Вудса. Он калека в инвалидном кресле.

Кайден глубоко вздохнул и отошел от меня. Обман открылся, и его молчание казалось невыносимым, даже воздух сгущался от напряжения. В кастрюле кипел суп, растворялись в кашу клецки, и этот звук булькающего варева был совершенно неуместен. Рассматривая мелкую стружку салата на разделочной доске, я до побелевших костяшек сжимала край столешницы. Чтобы голос звучал ровно, без истерики или укора, приходилось прикладывать усилия.

– Кайден Николас Вудс. Двадцать восемь лет. Темный паладин. Без пяти минут глава клана. Патологический лгун. – Я обернулась. – Ни в чем не ошиблась?

Он стоял всего в нескольких шагах, но как будто на другой стороне невидимой границы, в Абрисе. Руки спрятаны в карманы, лицо – непроницаемая маска, высокомерный взгляд из-под ресниц.

– Не надо оправдываться, Кайден, просто скажи что-нибудь.

– Погаси очаг.

– Что? – у меня вырвался смешок.

– Суп выкипает.

– Не могу поверить… – меня захлестнула ярость, я шлепнула ладонью по огненной руне, заставляя очаг погаснуть. – Почему ты появился и снова начал врать?! Неужели я недостойна честности?

Сейчас передо мной стоял настоящий Кайден, отстраненный и почти незнакомый. Со стороны казалось, что брошенные в лицо обвинения отскакивали от него, как от непробиваемой стены, не задевая душевных струн. Может, у таких людей вообще слово «душа» отсутствовало в словаре?

– Ответь, Кай! Я не смогу принять, но постараюсь понять. Ведь есть в этом абсурде хоть какая-то причина?

– Я люблю тебя.

Тишина, последовавшая за неожиданным признанием, была пронзительной.

– Ты сейчас издеваешься? – Из грозного обвинителя я мгновенно превратилась в смущенную девчонку.

– Сколько, по-твоему, нужно времени, чтобы влюбиться?

– Я… я не знаю.

– Достаточно мгновения. В тот вечер в карете ты все время прятала лицо, а потом вдруг посмотрела на меня. Когда ты несла чушь про лучшего друга, я уже понимал, что люблю тебя. Глаза, руки, жесты, манеру говорить – абсолютно все, – в его голосе слышались и отчаянье, и злость. – Увидеть и влюбиться в неиспорченное юное создание из Тевета – нелепость! Совершенно бессмысленно и неуместно.

А он был жесток, этот настоящий Кайден.

– Я вроде как для тебя недостаточно хороша? Или что? – выпалила срывающимся голосом. – Скажи хотя бы раз правду!

– Правда в том, что ты совершенно не вписываешься в мою реальную жизнь.

Лучше бы он меня ударил, ведь слова ранили больнее оружия. В голову не шло ничего умного, пауза длилась и длилась.

– Думаю, Кайден, тебе лучше уйти. – Наши глаза встретились. – Я не хочу… Нет, не так. Я отказываюсь тебя видеть.

– Для человека, требующего честности, ты сама довольно уверенно врешь, Лера, – ответил он в тишине.

Не произнеся больше ни слова, не бросив на меня даже мимолетного взгляда, обманщик собрал вещи и вышел, впустив в теплую кухню поток холодного воздуха и влажный запах осеннего сада. Дверь осторожно закрылась. Тихо щелкнул замок. Запретив себе плакать, я кинула смену одежды в дорожный саквояж и отправилась на вокзал, как раз к последнему омнибусу в столицу.

Кайден был прав, какая-то неправильная любовь у нас выходила, нелепая и бессмысленная (слово-то подобрал какое обидное). Мы даже расстаться толком не могли, за три месяца знакомства прощались «навсегда» уже в третий раз.

* * *

Омнибус, отправляющийся в столицу, ломился от пассажиров, и мне пришлось купить билет на крышу, а значит, предстояло целую ночь мерзнуть. Забравшись на верхотуру, я сунула под лавку саквояж и немедленно закуталась в казенное колючее одеяло, пахнущее кошками и табаком. По гулкому безлюдному вокзалу разнесся свисток контролера. Возница дернул поводья, и тяжеловесный, нагруженный людьми и багажом экипаж тронулся с места. Звонко зацокали копыта крепких тяжеловозов.

Когда мы выезжали, в городе уже зажглись уличные фонари. За воротами карету обступила густая тьма, едва-едва рассеянная единственным огоньком, свисавшим с крыши. В чистом небе светился далекий город, тонкие яркие линии очерчивали башни и длинные шпили. Из Тевета параллельный мир выглядел удивительно красивым.

Я незаметно задремала, уткнувшись носом в одеяло, а проснулась оттого, что омнибус остановился. В тусклом фонарном свете к нам приближались несколько человек в плащах. Страж, сопровождающий рейс, спрыгнул с козел и поспешил навстречу незнакомцам. Громко заговорили пассажиры, встревоженные остановкой, заволновались кони. В воздухе вспыхнул яркий большой светоч, заливший неживым белым светом дорогу и окрестный лес. Выходило, что среди людей, затормозивших карету, находился боевой маг.

Неожиданно охранник, секунду назад мирно говоривший с незнакомцами, согнулся пополам, схватившись за живот. С открытой всем ветрам крыши было прекрасно видно, как он, скрюченный, повалился на дорогу. У меня оборвалось сердце, а сонную тишину разрезал женский визг, раздавшийся изнутри кареты. Видимо, народ следил за происходящим из окон.

Они набросились на экипаж, как саранча. Вытаскивали женщин, били мужчин. Разлетался распотрошенный багаж, к небу возносились вопли. В сумятице я едва не свернула шею, когда соскочила с лестницы на землю. Скатываясь, толкнула одного из нападающих и шар, озарявший место бойни, погас. Абсолютно все ослепли от густой темноты, в том числе и я. Дезориентированная, не сразу поняла, что уже оказалась захваченной и прижатой к ядрено пахнущему, давно немытому телу.

– Ты куда собралась, голубушка? – прохрипели над ухом сорванным голосом.

Не зря Тин тренировал меня в зале, тело двигалось инстинктивно. Удар по голени каблуком, в живот локтем, коленом между ног – сильно, чтобы звездочки у подонка из глаз посыпались. Не знаю, что насчет звездочек, но он так сипел, словно собрался отдать концы.

Надо было прятаться! Недолго думая, я припустила в сторону леса, надеясь притаиться за кустами.

– Ловите девку! – завопили мне в спину.

За мной бежали. В висках громко стучала кровь, сердце бешено билось в груди. Через несколько десятков ярдов меня толкнули в спину. Потеряв одну туфлю, я кувыркнулась вперед и со всего маху ударилась о скрытую в пожухлой траве корягу. Во рту появился солоноватый вкус крови.

– Попалась. – Он говорил на абрисском языке.

Дыхание обрывалось. Застонав, я с трудом перевернулась на спину. Преследователь согнулся, уперев руки в колени, и пытался восстановить дыхание.

– Вставай! – Он потянулся ко мне. В темноте на внешней стороне запястья сверкнула алая спираль руны перемещения. Это был шанс!

Он не ожидал, что убегающая жертва извернется и намертво вцепится в его руку. В ладонь ударило мощным магическим разрядом, и темноту разрезала яркая вспышка.

Скольжение в параллельный мир в этот раз оказалось подобно удару плашмя о водную гладь. Из груди выбило весь воздух, даже задохнулась, а через мгновение на меня сверху сверзился перетащенный преступник. От резкого, противоестественного природе перемещения он потерял сознание, навалился недвижимым кулем и впечатал меня в пол.

– Да отвали ты! – Оттолкнуть обмякшую, почти неподъемную тушу не вышло, только с трудом выползти из-под нее.

Неожиданно бандит дернулся, а секунду спустя с громким сипом, точно его вытащили из воды, резко сел и открыл глаза. Недолго думая, я вскочила и, поскальзываясь на паркете, бросилась наутек. Руны на полу вспыхивали при каждом шаге, и вдруг вся комната загорелась сотнями символов.

– Вытащи меня из этого проклятого места! – заорал абрисец мне вслед, определенно догадавшись, где находится. – Вытащи меня отсюда!

Стащив с ноги единственную туфлю и оставшись в разодранных чулках, я бросилась вдоль длинного коридора. Через открытые двери были видны абсолютно пустые комнаты, изрисованные незнакомыми магическими символами. Выскочив на балкон, я по инерции налетела на перила, к счастью, оказавшиеся крепкими. Внизу, посреди просторного холла, стоял каменный жертвенник.

– Не бросай меня здесь! – орал в глубине страшных комнат преступник. – Я не хочу здесь сдохнуть!

Но я уже сбежала с лестницы и неслась на всех парусах к входной двери. За пределами дома клубился плотный, непроницаемый туман. Он подступал к крыльцу, дымкой стелился по деревянному влажному полу веранды. Едва я попыталась сделать шаг в сизую пелену, то будто ослепла, даже пальцев вытянутой руки не смогла рассмотреть. Похоже, выйти из дома Исаи Гленна было невозможно, только переместиться.

– Попалась! – Преследователь схватил меня за шкирку, втащил обратно в холл и поволок к руне «перемещение», выжженной на стене.

– Зажигай! – Он толкнул меня. Выставив руку, я налетела на символ и провалилась в пустоту.

От неожиданно мягкого скольжения перед глазами поплыло, к горлу подступила острая тошнота. Нахлынули звуки музыки и разговоров, запах духов и алкоголя. В ошеломлении я обнаружила, что оказалась посреди огромного зала, а вокруг танцевали люди. Под потолком плыла желтоватая, отбрасывающая неяркий свет дымка. Мне никогда не приходилось видеть или ощущать подобной магии, пахнущей горько и вяжуще вересковым запахом уходящего лета.

– Кто это? Как она здесь появилась? Из воздуха вынырнула… – неслось со всех сторон. – Посмотри, у нее кровь…

Действительно, наборный паркет под моими ногами усеивали алые свежие кляксы. Оказалось, что шрам на ладони точно вспороли ножом. В порезах сверкал Истинный свет, а кровь светилась.

– Какого черта?! Где стража? – выкрикнула дама солидного возраста в черном платье. На морщинистой шее у нее болтался кулон с руной перемещения. Судя по тому, что от переизбытка магии, витавшей в воздухе, рисунок вспыхивал, амулет создавал обладавший темным даром человек.

Нас разделяло всего три шага, дотянуться просто. Без раздумий я нырнула в ее сторону и сорвала с шеи кулон. Незнакомка завопила как резаная, а через мгновение зал накрыла ослепительная вспышка.

В голове стучала паническая мысль, что мне жизненно необходимо переместиться к Рою, иначе – конец!

Из пространства я выпала посреди расчищенного двора, бухнулась об обледенелую землю с такой силой, что от боли из груди вырвался лающий кашель. Подняв голову, огляделась и в сизой темноте узнала крыльцо знахарского дома, утонувшего в сугробах. На первом этаже не горел свет, и впору было впасть в отчаянье, но вдруг дверь в дом открылась. Блеснул огонек.

– Кто здесь? – произнес знакомый голос.

По деревянному крыльцу простучали быстрые шаги. Надо было подняться, но резкие, хаотичные перемещения отняли силы. Холод забирался под одежду, ноги не слушались, как, впрочем, и не ощущались. Знахарь схватил меня за плечо, заставил развернуться. Его лицо в паутине буйных кудрей казалось размытым пятном.

– Валерия?! – охнул он. – Как ты здесь оказалась?

– Не ждал?.. – прошептала я, закатывая глаза.

– Эй, Голубая кровь! – по щеке похлопали. – Не смей помирать посреди моего двора!

Он попытался поднять меня на руки, но поскользнулся на оледенелой земле, и мы вместе свалились обратно. Приложившись спиной, я глухо застонала и начала терять сознание.

В том, как угробить девушку, абрисские знахари разбирались определенно лучше темных паладинов.

Глава 7
Непреодолимое расстояние

Мне снилось странное место, разделенное на половины невидимой границей. Одна походила на мою старую детскую спальню в столичном особняке Уваровых, другая представляла собой строго, но дорого обставленную мужскую спальню. Мы с Кайденом стояли каждый на своей стороне, и я безуспешно боролась с острым чувством опасности, ведь не было ничего правильного в его пронизывающем взгляде. Он не смотрел, а наблюдал за мной, словно хищник перед прыжком. Неожиданно в руке Кайдена появился длинный клинок. Точное движение, и меч с гладкой рукоятью без навершия оказался направлен мне в солнечное сплетение.

– Кай, не надо! – в ужасе отпрянула я назад, чтобы спастись от смертельного удара.

Но по воздуху, как по водной глади, разбежались затухающие круги. Оказалось, что нас разделяла прозрачная перегородка, и непроницаемое лицо темного паладина с черными, как смоль, глазами подернулось рябью…

Задыхаясь от паники, я села на кровати, сипя, хватала ртом воздух. Кто-то похлопал меня по спине.

– Эй, Валерия, очнись! – сквозь звон в ушах донесся голос.

Все еще находясь в кошмаре, до жути похожем на явь, я попыталась сфокусироваться на знахаре.

– Пришла в себя? – спросил он.

– Сколько я была без сознания?

– Всего минут двадцать. Не вставай, а то опять дурнота накатит.

Он вернулся к поленьям, сложенным у камина, а я проверила руку. Пальцы и ладонь были перепачканы в крови, но порезы уже затянулись и превратились в свежие рубцы.

– Хотел обработать тебе руку, – поделился знахарь, кивнув на приготовленный ящичек с лекарскими инструментами и баночками с мазями, – но у тебя уже все зажило. Руна, скорее всего, разошлась из-за резкого перемещения.

– Вот как? – пробормотала я.

– Я сейчас вскипячу воду, но вся женская одежда на чердаке. Моя подойдет, чтобы переодеться?

– Вполне, – отозвалась я, опускаясь обратно на подушки.

– Как ты в этот раз убежала от паладинов? – спокойно спросил знахарь, видимо, считавший, что меня снова похитили ради развлечения.

– В этот раз меня не похищали, строго говоря… – призналась я. – По дороге в столицу на мой омнибус напала банда. Среди грабителей был темный маг.

– Он перетащил тебя в Абрис?

– Что-то вроде этого…

– Тебе везет как утопленнику, даже в Тевете сумела нарваться на темного мага. Скорее всего стихийник, – пустился знахарь в рассуждения. – Они слабенькие, а руна перемещения слушается только сильного колдуна. Вот и утянул тебя в Абрис. А как ты ко мне попала?

– К тебе? – Я задумалась. – Не знаю. Когда скользила, то отчаянно молилась светлым духам приземлиться у тебя во дворе. Может, услышали?

– Не хочу настаивать, но теория явно прихрамывает…

Вдруг он умолк на полуслове, поднял голову и прислушался к тишине, царящей в доме.

– Что случилось? – насторожилась я.

– У нас гости.

– Какие еще гости? – От страха меня бросило в жар.

– Вставай, Валерия.

Не задавая лишних вопросов, я соскочила с кровати на ледяной пол и пошатнулась, все поплыло в глазах. Знахарь потушил ночник, единственный источник света в комнате, и мы оказалась в сизой темноте.

В коридоре и вовсе было хоть глаз выколи.

– Сюда, – еле слышно произнес хозяин дома, отодвинув незаметную панель в нише, и мне пришлось залезть в длинную дыру на уровне пола. – Придется здесь посидеть.

– Хорошо, – поджав колени, я прижалась спиной к стене, а когда грот был заложен досками, оказалась замурованной в крошечном убежище, где было невозможно повернуться. В воздуховодах слышался яростный вой ветра, задувал ледяной сквозняк, но тяжелые шаги на деревянном крыльце прозвучали неожиданно четко. Открылась входная дверь. В кухню вошли чужаки.

– Чем обязан появлению паладинов клана Гленн? – Голос знахаря звучал так ясно, словно мы находились в одной комнате.

– Мы ищем теветку, – резко вымолвил один из грозных визитеров.

– Со сна что-то плохо соображается. – Хозяин дома говорил с таким недоумением, что даже я поверила, будто он не понимает, о чем, в смысле о ком, идет речь. – Кого именно?

– Двуликого, – спокойно вступил в беседу другой голос, отчего-то показавшийся знакомым.

Судя по тяжелой паузе, последовавшей после этого слова, ничего хорошего оно не означало.

– Это девка. Она переместилась в центральный зал и сорвала амулет у Маризы Гленн. Была ли это провокация, или она просто заблудилась, мы не знаем, но сейчас амулет хранительницы в твоем доме, а значит, и теветка здесь.

Двуликий – это я, что ли?

Перед мысленным взором появилось скорченное от гнева старушечье лицо. Амулет потерялся во дворе, когда меня вышвырнуло из пространства на обледенелую землю, и, наверное, сейчас его завалило снегом – точно не найдешь. Похоже, своим неожиданным появлением я испугала темных колдунов ничуть не меньше, чем напугалась сама.

– То есть, Йен, – когда в тишине прозвучало имя человека, выжегшего мне темную руну, дыхание перехватило, – хочешь сказать, что я прячу в своем доме выродка? Чего ради? Меня и так привязали к этому богом забытому месту на пять лет и поводок спустили всего на милю. Полагаешь, мне жить надоело, или я не помню, что меня могут в любой момент казнить?

– Ходят слухи, что Сердце Абриса едва теплится, и сейчас сам Кайден Вудс пытается отыскать в Тевете двуликого. Не слышал? Разве вы с Вудсом лучшие друзья?

– Я не злопамятный, но после суда завязал дружить с наследниками верховных кланов. А что до столичных сплетен… Если ты не заметил, у меня тут окрестности безлюдные, новости не доходят, слухи тем более.

– В таком случае, Рой, ты ведь не станешь возражать, если мы осмотримся?

– Мой дом в вашем распоряжении, – с непередаваемым спокойствием отозвался тот. Легко представлялось, как он развел руками в насмешливо-приглашающем жесте. И вдруг добавил с незнакомыми ледяными интонациями: – Но, Йен, когда ты здесь никого не найдешь, то немедленно уберешься. Я, знаешь ли, за последний год несколько поотвык от гостей, которые не имеют привычки разуваться в дверях.

По комнатам ходили люди. От напряжения я даже не чувствовала холода, сидела, боясь пошевелиться. Тяжелые шаги прозвучали на деревянной лестнице, половицы прогибались под подкованными сапогами. Человек остановился точно напротив моего грота, и я затаила дыхание.

– Нашли что-нибудь? – тихо спросил Йен у подельников.

– Ничего.

Шаги начали отдаляться, и вдруг кто-то из стражей произнес:

– Посмотрите, господин Гленн, мне кажется, что здесь в стене закрыта ниша.

У меня потемнело в глазах.

– Гляньте, щель между панелями.

Секундой позже в стену шарахнули, над головой раздался оглушительный треск. Чтобы сдержать крик, я вцепилась зубами в рукав и сжалась комком, невольно стараясь быть незаметнее.

– Пусто.

В просветах между досками пробивались острые лучи света.

– Дерьмо, – сплюнул Йен. – Все проверили? Шкафы? Чуланы? Чердак? Он точно блефует.

– Разве что он ее во дворе спрятал.

– Не успел бы. Похоже, она перемещалась не один раз, и если выпала здесь, то точно без сознания, – рассудил паладин, собственно, недалеко уйдя от истины.

– Так, может, она переместилась в лес рядом с его домом?

– Ладно, надо убираться из этой дыры, – напоследок Йен громыхнул ногой по стене, отчего бешено стучавшее сердце чуть не остановилось.

Не знаю, сколько мне пришлось просидеть в ледяной гробнице, но к тому времени, как знахарь, которого, как оказалось, звали Роем, со стуком убрал дощечки, я перестала чувствовать тело. С трудом подняв голову, сощурилась на свет лампы.

– Эй, Голубая кровь, они ушли, так что вылезай, – произнес Рой. – Кажется, у нас назрел разговор по душам…

Я сидела за кухонным столом, мяла в кулаке перепачканное пальто и ощущала обвинительный взгляд Роя. Хозяин дома стоял, прислонившись к кухонному прилавку, и ждал. В мрачной тишине было слышно, как в каминной трубе стонал ветер, старый дом скрипел и ворчал на метель.

– Я жду, – поторопил меня знахарь.

Быстро оглядевшись, я нашла единственную руну на деревянном боку ящичка с лекарскими принадлежностями.

– Ладно, – не выдержал Рой. – Я тебе давал шанс, моя совесть чиста…

– Это спящая руна? – тихо перебила его я.

– Да.

– Какая?

– Холод.

Единственная руна, какой мне волей или неволей пришлось пользоваться, была руна скольжения, но каждый раз она действовала по-разному: один раз перемещала через границу совершенно незаметно, другой, как сегодня, буквально выхватывала из светлого мира и точно толкала с головокружительной высоты в воду. Хотелось верить, что после пробуждения охлаждающей руны, подобной той, что в Тевете вырезали на холодильных шкафах, пол в доме знахаря не покроется коркой льда.

Протянув окровавленную руку, кончиками пальцев я дотронулась до символа. По вырезанным глубоким бороздкам пробежала юркая искра, вспыхнул контур, а потом руна разгорелась. На лице знахаря не дрогнул ни единый мускул, когда он следил за тем, как стенки ящичка покрываются тонким налетом инея.

– Как понимаешь, темные руны в Тевете сложно найти. Я случайно обнаружила, что могу их пробуждать. В библиотеке был рунический сборник. Вероятно, ее составлял человек, обладавший темным даром, потому что руны оказались живыми. Я даже не поняла, как переместилась в то странное место, которое Кайден назвал домом Исаи Гленна. Светлой руны скольжения не существует в природе, так что я до сих пор не знаю, как сумела оттуда выбраться.

– Понятно, – только и произнес Рой. – Гасить тоже можешь?

– Не пробовала.

– И не надо. – Парень взял со стола стило и потушил руну, потом некоторое время молча наблюдал, как тает белая ледяная пудра, а ящик темнеет от влаги.

– Я не соврала, когда сказала, что сегодняшней ночью на мой омнибус напала банда. Так все и было. Просто это не меня переместили в Абрис, а я утащила за собой того разбойника.

– Тебе не надо оправдываться, – бросил на меня быстрый взгляд знахарь. – Я ни в чем тебя не обвиняю.

– Я не оправдываюсь, а заткнуться не могу.

– Кстати, где амулет ведьмы Гленн?

– Потеряла во дворе.

– Зачем ты его украла?

– Я не крала! Вернее, сорвала, конечно, но не специально. Сначала мы выпали в доме Исаи Гленна. Я сбежала от грабителя, но, когда переместилась в толпу народа вместо улицы, запаниковала. Если бы увидела руну на стене, то пробудила бы ее, а так от страха вцепилась в амулет. Всегда плохо соображаю, когда начинаю истерить.

У Роя вырвался смешок.

– Ладно, Голубая кровь, здесь не зал суда, а тебе надо отдыхать. Я попытаюсь найти Кая. Надеюсь, он все-таки в Абрисе.

– В Тевете, – сказала я. – Город Кромвель, квартал Каменных горгулий. Улицу и строение тоже назвать?

– Ты ему подбросила талисман-маячок? – фыркнул знахарь.

– Мы живем вместе, в смысле в одном доме. Я на первом этаже, Кайден – в мансарде.

Последовала странная пауза. На языке крутился десяток вопросов, но после ночных злоключений вряд ли мне хватило бы сил переварить очередную порцию правдивых ответов.

– Мне кажется, что я сейчас умру от избытка признаний, – честно сдалась я и направилась к лестнице на второй этаж, но потом остановилась: – Я не подслушала, а просто услышала твое имя. Рада познакомиться, Рой.

Он не улыбнулся в ответ и невпопад произнес:

– Я не подслушал, а просто услышал, что он называет тебя Лера. Так?

Оставалось только медленно, настороженно кивнуть.

– Вряд ли ты знаешь, что в переводе с древнего рунического языка «лера» означает неизбежность. Чем дальше он бежит от тебя, тем ближе к тебе оказывается. Это к тому, что ты можешь называть меня по имени, Валерия, но совершенно точно я не рад нашему знакомству.

– Вы, абрисцы, такие искренние в душевных порывах, что даже плакать хочется.

Едва передвигая ноги, я поднялась на второй этаж, добрела до стылой, темной спальни и завалилась в одежде на кровать поверх холодного покрывала. Меня тошнило от упадка сил и бесконечного дня. Закрыв глаза, я провалилась в глубокий сон, больше походивший на обморок.

* * *

То ли Рой пытался извиниться за грубость, то ли просто был гостеприимным хозяином, но с утра меня ждала теплая вода в купальной комнате, а на стуле женская одежда. Более того, дом пропах горелой кашей, видимо, он собирался еще и завтраком меня накормить. Я хотела от души поблагодарить его за вынужденную заботу и предложить приготовить приличный обед, но когда спускалась на кухню, то услышала, как он с насмешкой вымолвил:

– Ты, старик, задержался.

– Где она?! – громыхнул голос Кайдена, и, вцепившись в деревянные перила, я застыла на середине лестницы, не понимая, отчего так сильно перепугалась. В кухне прозвучали быстрые шаги.

– Эй, у тебя такой вид, как будто ты хочешь свернуть ей шею.

– Угадал, – невесело отозвался гость. – Именно это я и планирую сделать!

Кайден появился на первой ступени и замер, увидев меня. Ощупал злым взглядом от макушки до пяток. Он был небрит, взъерошен и под расстегнутым пальто одет в ту же рубашку, что и накануне, когда мы вдохновенно выясняли отношения.

– Откуда у тебя царапина на щеке? – требовательно вопросил он.

Недолго думая, я развернулась и, едва не потеряв одну туфлю, бросилась наутек.

– Не могу поверить, – устало выдохнул он. – Ты сейчас пытаешься сбежать от паладина?

Могла бы огрызнуться, но только слепец не заметил бы, что для споров господин Вудс находился явно в озверелом настроении. Однако спрятаться в спальне мне не дали. Только я повернула ручку, как Кай вынырнул из воздуха и ладонью яростно прихлопнул приоткрытую дверь.

– Ой!

– Ты хотя бы представляешь, что я пережил в эту проклятую ночь?! – рявкнул он.

Без преувеличений, я вжала голову в плечи, точно боялась, что получу затрещину. Последовала длинная пауза. Похоже, вид у меня получился столь жалкий и испуганный, что Кайден резко выдохнул, явно стараясь вернуть самообладание.

– Иди сюда.

Он мягко притянул меня к себе и крепко обнял. Это были первые настоящие объятия с момента нашего знакомства. Он пах мускусным, сугубо мужским ароматом, кружившим голову. Я чувствовала, как под моей прижатой к его груди ладонью колотилось сердце.

– Ради всего святого, кто так поступает? – произнес Кай с укоряющей интонацией. – Устроить грандиозный скандал, собрать вещи и молча укатить на вокзал. Мы ведь не дети.

Спорное утверждение. Относительно меня – так точно. На его фоне я наверняка выглядела как неразумное дитя.

– Скажи, что мне было делать, когда под утро в дом пришли стражи и попросили поехать на опознание тела? – корил меня он. – Клянусь, я оставил в участке лет десять жизни! Какое счастье, что тебя просто перетянули в Абрис. Отсюда я, по крайней мере, могу тебя вернуть…

Внезапно он примолк и отстранился, чтобы озадаченно посмотреть мне в лицо.

– Кстати, Лера, а как ты оказалась здесь?

Тут я осознала сразу две вещи. Кайден действительно не догадывался о том, что со мной сделала темная руна. А второе, знахарь не передал ему ни слова из нашего ночного разговора, оставив за мной выбор: снова соврать или открыться.

– Переместилась? – неуверенно вымолвила я, точно спрашивала, устроит господина Вудса такой ответ.

Некоторое время мы друг друга рассматривали. Не знаю, в какой момент он все понял – его лицо оставалось непроницаемым, ни один мускул не дрогнул. Он выдал замешательство, когда, отстранившись, запустил руки в растрепанные волосы и со странным видом прошелся по коридору, а когда вернулся, то крепко сжал мои плечи ладонями, заставляя чувствовать себя маленькой и очень хрупкой.

– Как давно ты узнала? – склонившись и заглядывая мне в лицо, тихо спросил он.

– За пару дней до твоего появления. Совершенно случайно, когда нашла тот сборник рун в библиотеке.

– Кому-то рассказывала?

– Только здравнику.

– Хорошо. – Он помолчал. – Понятно.

Уронил руки и направился к лестнице.

– Кай… – позвала я. – Объясни, что происходит? Что за переполох? Те люди, которые сюда ворвались вчера, назвали меня двуликой.

Он замер на секунду, точно ноги отказались идти, и, не оглядываясь, произнес:

– Мне надо выпить… И чего-нибудь покрепче.

Секундой позже Кайден исчез и, судя по всему, оказался в кухне. То, с какой естественностью он пользовался темным даром, даже не пытаясь скрыть его силу, наводило на мысль, что в Тевете ему постоянно приходилось себя контролировать.

– Виски с утра? – услышала я Роя, насмехавшегося над другом. – Сюрприз удался?

– Не то слово, – хмуро отозвался Кай, и вдруг в воцарившейся тишине с такой яростью шибанула дверца посудного шкафа, что я даже вздрогнула.

– Полегче, старик, – вспылил знахарь, – этот шкаф сколотил еще мой дед.

Когда я спустилась в кухню, пропахшую подгорелой кашей, мужчины одарили меня одинаково мрачными взглядами. Невольно я заметила на кухонном прилавке откупоренную пузатую бутылку виски. Похоже, пили они прямо из горла.

– Ладно, вы тут выясните отношения, а я пока вздремну, – объявил Рой, позволяя нам остаться наедине. – Только, чур, не бить посуду и не ломать мебель.

На втором этаже стихли его шаги, а мы по-прежнему не произнесли ни слова.

– Я знаю, о чем ты хочешь узнать, – заговорил Кайден. – Двуликий. Обладатель Истинного света, способный зажигать темные руны, существо, по сути, противоестественное природе магии. Изменяется ли магия из-за постоянных перемещений, из-за нанесенных рун или еще по какой-то причине – неважно. Время от времени такие появлялись в Абрисе, и те, которые мнили себя избранными, обязательно приносили несчастья. Как правило, они долго не жили.

– Выходит, окажись на моем месте другой человек, ты бы его приговорил?

– Это нечестный вопрос, – мягко осек меня Кайден.

Он был прав. Вынуждать его подстраиваться под мир романтических оборок и девичьих фантазий о благородных темных ведунах, несущих добро и справедливость, нечестно. И еще нелепо. С самого начала было ясно, что человек, натренированный убивать, никак не вписывался в образ идеального героя, и либо я принимала Кайдена со всем его багажом, либо жила без Кайдена. Второй вариант вызывал глухую боль в груди, в районе сердца.

– В Тевете ты искал двуликого?

Он кивнул.

– Зачем тебе нужен двуликий? Ведь не для того, чтобы просто поймать и казнить… или что вы там делаете…

Молчание.

– Не скажешь?

– Нет. – Он покачал головой. – Ты просила уважать твое право на честность, так что не вынуждай меня снова лгать.

– Выходит, Рой был прав. Когда ты вернулся в Тевет, то не собирался со мной встречаться? Никогда?

– Я не буду извиняться за то, что считаю правильным даже сейчас, – спокойно парировал он.

– Но ты ведь не мог не понимать, что мы снова столкнемся в университете?

– Откровенно говоря, я не знал, где именно ты учишься, Валерия. Кромвель – академический город, помимо университета в нем пять академий и институт благородных девиц.

– Ладно, с этим ясно, но зачем ты поселился в моем доме?

– Вообще-то дом принадлежит университету, – мягко намекнул он, что его расквартировали по распоряжению ректора, как когда-то нас с отцом.

Я почувствовала себя окончательной дурой. В глубине души мне нравилось думать, будто он перебрался в Тевет исключительно из-за тоски по мне. Фантазии обычно противоречили логике и не позволяли трезво мыслить.

– Двуликие всегда появлялись там, где происходили хаотичные перемещения через границу, – продолжил он. – В разное время ими являлись простые путешественники, исследователи Абриса, преступники и в этот раз им определенно был скользящий. Прикинуться преподавателем оказалось самым простым способом попасть в университет. В конце концов, кто знает традиции Абриса лучше самого абрисца? Оливер Вудс назвался моим отцом и дал рекомендации ректору. Мне оставалось только следить за игроками.

– Тогда почему ты не увидел этого во мне? Я испугалась, когда решила, что умираю.

– На самом деле я все время слишком пристально наблюдал за тобой, – отозвался Кайден. – В этом вся проблема. Когда ты рядом, я теряюсь в пространстве.

Он сделал большой глоток виски прямо из бутылки и вытер губы тыльной стороной ладони.

– Ты быстро опьянеешь, если будешь пить без стакана, – заметила я.

– Было бы неплохо, – вздохнул он, но бутылку закупорил.

В растерянности я смотрела в окно. В воздухе порхали крупные хлопья снега, и тишина казалась до жути глубокой. Он рассказал мне так много, но фактически ничего не сказал. Наверное, паладинов с детства учили искусству недоговаривать.

– И что теперь? – тихо произнесла я.

– Ни о чем не беспокойся, просто живи, как жила прежде. Никто не знает, кто ты и где тебя искать. Я позабочусь о том, чтобы так и оставалось.

– А ты? – В груди странно заныло. – Ты попадешь в неприятности?

– Неприятности? – Он невесело хмыкнул, давая понять, что ситуация гораздо хуже, чем мне кажется. – Вероятнее всего. Но, Лера, для меня не стоит выбор между мной и тобой. В любом случае это всегда будешь ты. Я осознавал это раньше и еще яснее осознаю теперь.

Меня охватило оцепенение. В животе завязались крепкие узлы.

– Выходит, мы снова прощаемся? – язык еле-еле шевелился. – Ты прощаешься со мной?

– Вообще-то, если мне не изменяет память, именно ты хочешь расстаться. Цитируя дословно: «Давай больше никогда не встречаться». И еще: «Я отказываюсь тебя видеть». Разве не твои слова?

– Мои, – не стала отпираться я. – Поэтому ты вдруг решил послушаться и исчезнуть?

– А ты бы приняла меня?

– Да, – не раздумывала ни секунды я.

Последовала долгая пауза. Сердце билось в груди как безумное.

– Дурочка, – наконец мягко усмехнулся Кайден, – ты должна была отказаться.

Я следила, как, выйдя из-за кухонного прилавка, он приближался, неторопливо, не срезая путь стремительными, отчасти пугающими перемещениями, а просто подошел и обнял меня. Было здорово оказаться в его руках, но я стояла по-глупому напряженная, точно нашкодившая лицеистка.

– С каждым разом отпускать тебя становится сложнее, – вымолвил он. Губы едва ощутимо коснулись моих еще влажных после купания волос, и тело от макушки до пяток пронзило магическим разрядом, будто я превратилась в громоотвод и по мне в землю прошла молния.

– Если отпустишь меня окончательно, то потом будешь до конца жизни жалеть, – пригрозила я.

– Знаю.

– Ты мне душу наизнанку выворачиваешь, – вдруг вырвалось совершенно некстати и как-то очень жалобно для самого серьезного в моей жизни признания. Оставалось только носом шмыгнуть.

– И это я тоже знаю, – вздохнул он.

Позже Кайден устроил мне допрос с пристрастием. Было непонятно, о чем он думает, слушая рассказ о нападении и о темном маге в доме Исаи Гленна, ведь его лицо оставалось непроницаемым. Более того, он даже смотрел не на меня, а в окно, но напряженная поза со сложенными на груди руками говорила о том, что он слышал и оценивал каждое слово.

– И еще кое-что… – Я наконец решилась рассказать про убитую королеву школы. – Когда я переместилась в первый раз, то столкнулась с Аглаей Коваленко.

– Погибшая адептка? – Он бросил на меня острый, пробирающий до мурашек взгляд.

– Она была в том доме, и похоже, по собственной воле. Позже ее нашли с четырьмя вырезанными рунами на руке. Что это вообще за место такое странное? Оттуда невозможно выйти через дверь.

– Ворота между Теветом и Абрисом.

– А почему их называют домом Исаи Гленна? – опешила я.

– Потому что когда-то ворота и были домом колдуна, виноватого в магическом взрыве.

Похоже, вид у меня сделался столь дурацкий, что Кайден впервые за последний час усмехнулся.

– Что, госпожа Уварова, вас учили другой истории Абриса?

– Сам как будто не знаешь, – отозвалась я, вспоминая, как зубрила уроки истории, где говорилось, что причиной Большого взрыва был магический катаклизм. Странно прожить почти двадцать лет и вдруг услышать, что катаклизм имел имя и фамилию.

В Тевет мы вернулись глубокой ночью, хотя начали перемещаться в тот час, когда заметенные окрестности дома знахаря погрузились в вечерние сумерки. Я не понимала, от чего зависело время скольжения. Мы то перемещались за минуты, то проваливались в пустоту на пару часов.

Столицу поливал ледяной осенний дождь – неожиданный и неприятный сюрприз. Нам с трудом удалось поймать кеб, и когда возница остановился напротив нашего дома, я отодвинула кожаную занавеску. Родительский особнячок за кованой оградой спал, озарены были только окна на первом этаже, в кабинете отца. Дорожку к каменному крыльцу засыпали опавшие кленовые листья. Ступени блестели под светом тусклого фонаря, висевшего под козырьком.

– Пойду. – Я бросила на Кайдена, сидевшего напротив, быстрый взгляд. Его лицо терялось в темноте салона. – До встречи.

Он сдержанно кивнул. Выбравшись под дождь, я сложила ладони над головой и ринулась к крыльцу, перепрыгивая лужи на выложенной плитками дорожке. Заскочила под козырек, но не успела потянуться к бронзовому дверному молоточку, как Кайден схватил меня за локоть и резко развернул к себе. На его волосах и лице блестели капли дождя. Глаза были шальными.

– Ты что делаешь? Если папа увидит…

Я осеклась, когда холодными пальцами он сжал мой подбородок. Его губы нашли мои. Поцелуй был мягкий, легкий, скорее намек, обещание чего-то большего, чем настоящий поцелуй.

– До встречи, Лера. Я уже по тебе скучаю.

Все произошло так быстро, что я даже не успела ни распробовать, ни насладиться, так и стояла дура дурой с широко открытыми глазами и следила, как Кай возвращался в карету.

Звякнул дверной колокольчик, когда-то давно еще повешенный мамой (при жизни она любила всевозможные уютные мелочи). Открылась дверь.

– Валерия? – услышала я испуганный голос отца и резко оглянулась. – Светлые духи, это ты!

Помятый, в расстегнутом домашнем халате, он остолбенел в дверном проеме и, не делая попытки обнять или просто пропустить в дом, таращился с таким ужасом в осунувшемся лице, точно увидел привидение. В этом мы с ним были похожи, в шоке и панике всегда начинали туго соображать.

– Привет, пап… – И я понимала, что нас ждал сложный для обоих разговор.

Где-то далеко безлюдная улица наполнилась звонким цоканьем лошадиных копыт и грохотом отъезжающего кеба.

– Какое счастье, что ты цела! – наконец отмер родитель, заключая меня в объятия.

* * *

Дознавателем, появившимся в обед на следующий день, пришлось скормить сказку, будто я убежала от грабителей, заблудилась ночью в лесу и почти сутки добиралась до столицы. Хотя версия не выдерживала никакой критики, мне не задали ни одного лишнего вопроса. Видимо, все были счастливы просто оттого, что жертва появилась живой и здоровой.

Когда, изображая гостеприимных хозяев, мы всей семьей, то есть я, отец и тетушка Матильда, поили исключительно нелюбопытных стражей дорогущим цветочным чаем, по первому этажу разлетелся настойчивый стук дверного молотка.

– Посмотрю, кто пришел, – заявила я, заметив, с какой готовностью тетка приподнялась с полосатого дивана. Дудки! Кто первый на ноги вскочил, тот из гостиной и сбежал!

Когда я открыла входную дверь, даже ойкнуть не успела, как оказалась стиснутой в крепких объятиях Валентина Озерова. Он с такой силой привлек меня к худощавому, жилистому телу, что я даже прикусила язык, в прямом смысле этого слова. От гостя пахло мужским благовонием и кисловатым запахом, характерным для перемещений сквозь магические ворота. Над нами от сквозняка истерично звенел колокольчик, на окне рядом с дверью парусом надувалась занавеска, а народ в гостиной с большим удивлением следил, как мы вдохновенно обнимались, и вряд ли что-то понимал.

– Ты что делаешь? – зашипела я, пытаясь освободиться.

– Заткнись, Лерой, и постой спокойно, – пробормотал он, зарываясь лицом в мои распущенные волосы. – Я потратил целое состояние на твои поиски, так что заслужил компенсацию.

– Я, типа, так отрабатываю? – упираясь ладонями в его грудь, процедила я.

– Молодые люди, закройте входную дверь, иначе все тепло выпустите, – прозвучал сдержанный голос тетушки Матильды. Отец немедленно закашлялся, подозреваю, что пытался замаскировать смех.

Наконец заметив посторонних, Тин отпрянул от меня, как от чумной. Думала, что даже дверь закроет с другой стороны, но врожденное нахальство дало о себе знать. Он с достоинством прошел в гостиную и со всей вежливостью поклонился присутствующим.

– Валентин Озеров, – представился гость дознавателям. Те странно переглянулись, вероятно оценив звучность фамилии и все, что за ней стояло, и быстренько попрощались.

– Весь чай выдули. Может, ждали, что их еще и накормят? – вздохнула тетушка и, с тоской посмотрев на дно опустевшей чашечки, вылила в рот последние капельки. – Молодые люди, как насчет обеда?

– У меня еще дела, – немедленно отказался Валентин.

– Я провожу тебя к карете, – предложила я, накидывая на плечи вязаную шаль.

Столицу Тевета не зря называли Кленовым городом, с приходом сезона листопадов улицы расцветали желто-красными факелами. Обычно под ногами шуршали листья, и дворники едва успевали сгребать разноцветный ковер на пешеходных мостовых, но в этом году осень зачастила дождями, в пестрых кленовых шевелюрах уже светлели заметные проплешины. На улице гулял сильный ветер, срывал с деревьев ледяные дождевые капли, трепал волосы и одежду.

До экипажа дошли в молчании. Тин на ходу натягивал кожаные перчатки, а я куталась в шаль.

– Как тебе удалось добраться до дома? – спросил он тихо, прежде чем забраться в салон.

– Как-то, – дернула я плечом, старательно избегая встречаться взглядом и стуча носком домашней туфли по выступающему камню.

– Ты была в Абрисе эти сутки?

Я резко вскинулась и посмотрела в его бледное лицо, вдруг заметив темные круги под глазами.

– Нет. – Пауза оказалась слишком долгой, чтобы он поверил моей лжи. – Да и как бы я туда попала?

– Мои люди нашли выжженный круг в лесу. Оттуда явно кто-то перемещался.

И хотя я понимала, чем яростнее огрызаюсь, тем подозрительнее оно выглядит, все равно спросила:

– Почему ты говоришь так, как будто обвиняешь меня в чем-то?

– Я не обвиняю, Лерой. – Тин покачал головой, а потом осторожно убрал мне за ухо выбившуюся от ветра прядь волос. – Я до смерти испугался. Кстати, в участке сказали, что опознание тела проводил ваш сосед по дому? У вас появился сосед?

– Подселили кое-кого, – туманно отозвалась я. – Преподавателя. Он единственный был в доме, когда ночью пришли стражи. Ну, ты езжай…

Он усмехнулся, догадываясь, что его просто выставляют, чтобы не отвечать на неприятные вопросы.

– Иди в дом, потом поеду.

– Ладно, – согласилась я и быстренько посеменила к крыльцу.

– Лерой, постой! – позвал Тин, заставив меня оглянуться.

Он подошел стремительной походкой, вновь стягивая перчатки.

– Что случилось? – удивилась я.

Внезапно он обнял мое лицо теплыми ладонями, а потом прижался горячими губами к моему лбу. Не знаю, было ли в планах Тина ошеломить меня, но я вытаращилась на него как баран на новые ворота.

– Что это было?

– Не знаю. – Он одарил меня полуулыбкой. – Что это было?

В ответ я очень по-умному моргнула. Нет, когда он полез ко мне целоваться по-взрослому, было хотя бы ясно, как реагировать, но сейчас ему действительно удалось сбить меня с толку. Не вмажешь же по лицу за детский чмок в лоб. И наверное, я была ужасным человеком, если невольно вспоминала прошлую ночь, невыносимо нежный поцелуй Кайдена и то, как неистово, до боли сжималось сердце.

– Увидимся, Лерой. – Валентин едва заметно щелкнул меня по носу.

– Ага, – промычала я в ответ, а когда он повернулся спиной, сама от себя не ожидая, потерла лоб ладонью, будто прикосновение мужских губ оставило отпечаток, похожий на след от губной помады. Краем глаза я заметила, что на окне первого этажа шевельнулась занавеска. За странным прощанием следила тетушка Матильда.

– Я за вами подглядывала, – без стеснения заявила она, когда я вернулась в дом. – Мне не нравится Валентин Озеров. Он играет с тобой.

– Знаю.

До вечера я заперлась в отцовской библиотеке и изучала книги о параллельном мире, пытаясь найти хотя бы упоминания о Сердце Абриса или о двуликих, но складывалось впечатление, будто сами абрисцы слыхом не слыхивали ни о том, ни о другом.

Когда ко мне заглянул отец, вдруг стало ясно, что в комнате давно царят грязноватые сумерки и холод – я не зажгла свет и забыла пробудить руну тепла. Папа щелкнул пальцами у светильника, и на стене одновременно вспыхнули все лампы, а библиотеку залил белый свет.

– Я получил подтверждение от профессора Вудса, завтра он ждет тебя, – произнес родитель.

– Спасибо, – отозвалась я.

После вчерашнего возвращения мне пришлось рассказать ему почти про все: про темную руну, про странности, происходящие с даром Истинного света, и даже про невольное путешествие в Абрис.

– Что изучаешь? – спросил он, вытаскивая с полки толстый том по истории Тевета.

– Ты когда-нибудь что-нибудь слышал о Сердце Абриса?

Он задумался, а потом покачал головой:

– Не приходилось. Абрисцы вообще очень скрытные, когда дело касается магии. В Тевете магическим светом владеют абсолютно все, там – только избранные. Они занимают верхушку, и зачастую обычные люди сами не разбираются в рунах родного мира.

Некоторое время папа молчал. Как всегда, когда собирался сказать нечто важное, но просто не знал, с чего начать.

– Говори уже, не томи, – пробурчала я, закрывая книгу.

– Может, тебе сделать перерыв до осени? – вдруг огорошил он меня. – Я считаю, что тебе нужна пауза. Приведешь в порядок магический свет, обдумаешь будущее. Ты же знаешь, что тебя всегда ждут в Королевской академии. Ты ведь не хочешь переводиться из-за Валентина?

– Глупости.

– Ты увлечена им.

Вот и наступил неловкий момент, когда без двух седмиц совершеннолетняя девица неожиданно вынуждена говорить с отцом «про мальчиков»!

– Да, была, – согласно кивнула я, – но университет выбрала только из-за программы по артефакторике.

Лгунья! Если бы Тин не надумал уехать из столицы обратно на малую родину, я, не сомневаясь ни секундочки, приняла бы приглашение от Королевской академии и создавала бы магию в лучшей артефакторной учебной лаборатории в Тевете. Но моя первая любовь умотал в провинцию. Сейчас, когда наваждение Валентином Озеровым прошло, я поняла, как было глупо выбирать университет только из-за парня, но, сам того не подозревая, он привел меня к Кайдену. Точно неизбежность! Наверное, стоило поблагодарить Тина и угостить хорошим обедом.

– Так ты подумаешь насчет перерыва?

– Хорошо, подумаю, – вздохнула я, исключительно чтобы его успокоить.

Прошлой ночью, после тяжелого разговора, он закрылся в кабинете, накачался виски, как бывало во времена маминой болезни, а потом плакал, тихо и горько, так могли плакать только убитые горем отцы дочерей, попавших в огромные неприятности. Думала, у меня сердце разорвется.

В дверь постучались, и в библиотеке появилась тетушка. В руках она несла коробку.

– Посыльный принес. – Матильда протянула посылку.

– От кого? – удивилась я. В столице у меня почти не осталось друзей.

– Тебе лучше знать, – усмехнулась тетка и, прежде чем выйти, объявила: – Скоро будем ужинать. И не смейте приносить в столовую макулатуру!

Макулатурой она бесцеремонно называла книги. После смерти мамы трапезы в нашем доме проходили в гробовом молчании, способном отбить аппетит даже у человека, месяц проголодавшего в Выжженной пустоши. Я ела, как правило, уткнувшись в какой-нибудь учебник по магической физике или алхимии, а отец – в исторический альманах. Уважение и к еде, и к теткиным усилиям проснулось во мне чуть позже, после нашего с отцом переезда в Кромвель, тогда стало ясно, что без Матильды и ее стряпни нам грозит голодная смерть.

Внутри коробки лежала тонкая пластина из белого камня размером с женскую ладонь. Артефакт, позволяющий передавать сообщения на расстоянии, просто записав их на поверхности пластины, назывался магическим планшетом. Я встречала забавную безделицу в дорогущей магической лавке, куда захаживали только представители высшего общества. Ну и Тин меня затащил ради нового стило, к сожалению, безвозвратно потерянного в разграбленной карете на дороге между Кромвелем и столицей.

Я считала, что придумка принадлежит теветским артефакторам и по-хорошему завидовала мастерству создателя, но круг рунической вязи в углу пластины был образован незнакомыми символами и на осторожное касание отозвался красноватым сиянием темной магии. Выходило, что идею стащили у абрисцев! Даже как-то обидно за родину.

– Что там? – вероятно, заметив подозрительную вспышку, полюбопытствовал отец.

– Сувенир от Валентина, – выпалила я, поспешно опуская крышку и пряча абрисскую вещицу от чужих глаз.

Закрывшись в спальне с розовыми стенами и расставленными на полках моделями артефактов вместо фарфоровых кукол, я уселась за письменный стол и вытащила почти невесомую пластину из коробки. На дне пряталась сложенная вчетверо записка:

«Скучаю».

В отличие от меня, у Кайдена был четкий, понятный почерк.

Едва руна разгорелась, как белая глянцевая поверхность приобрела матовость, характерную для листа обычной бумаги, и немедленно появилась первая надпись на абрисском языке:

«Лера, ты в порядке?»

С глупой широкой улыбкой я вытащила из ящика стола старенькое ученическое стило, перечеркнула послание, отчего оно немедленно исчезло, и нацарапала по-теветски:

«Ты в Тевете?»

«Нет».

«Жаль».

«Что-то случилось?»

«У меня есть новость».

«?!»

«Я до смерти в тебя влюблена».

По-моему, откровенное признание было написано слишком неразборчиво, просто как курица накарябала левой лапой. Не почерк, а позорище! Хоть печатными буквами пиши.

* * *

В кабинете профессора Оливера Вудса против моих ожиданий пахло не здравницей, а густым ароматом кофе (он ведь в курсе, что абрисские товары в Тевете запрещены?). На стенах вместо портретов и пейзажей висели заключенные под стекло изображения темных рун, причудливых и многообразных. Мебель стояла на значительном расстоянии, вероятно, чтобы легко проезжало инвалидное кресло.

Сам теветский абрисец оказался абсолютно лысым тщедушным человечком и терялся на фоне высокой деревянной спинки. Его кожа выглядела пергаментной, сероватой, руки заметно дрожали от старости, но взгляд темных, до жути молодых глаз словно буравил во мне дыру. Я сидела с такой прямой спиной, будто снова оказалась в младших классах лицея и строгая преподавательница отвешивала шлепки линейкой по плечам, если замечала, что кто-то сутулился.

– Что ж, барышня. – Профессор сцепил пальцы в замок. – Как правило, в случаях, похожих на ваш, я предлагаю угнетать магический свет, чтобы не возникало проблем, но вы артефактор. Откровенно сказать, даже я пользуюсь тем замечательным дорожным сундуком без дна.

– Вы пользуетесь мануфактурной моделью, – спокойно объяснила я. – В прототипе мне удалось решить проблему веса, но это оказалось слишком сложным для массового производства…

Проклятие? Что я несу? Совершенно точно, когда я нервничала, как сейчас, мне стоило пить не валерьяновую настойку, а травки для немоты, чтобы уж изо рта не вылетело ни одного ненужного слова.

– Извините, – краснея, пробормотала я и, взяв со стола стакан с водой, отпила маленький глоточек, но тут же, как назло, поперхнулась.

Профессор понимающе улыбнулся.

– В вашем случае, Валерия, остается только одно средство – держаться подальше от всего, что связано с параллельным миром, и уж точно от темных рун. Свет перестанет набирать силу, и вы в конечном итоге научитесь им управлять, как это происходит с боевыми магами.

– Забавно, что ваш коллега из Кромвеля провел такую же параллель, – нервно улыбнулась я.

И тут случилось совершенно неожиданное. Ловко управляя инвалидным креслом, профессор подъехал к горящему камину и, вытащив из кожаной папки все бумаги с моей историей болезни, швырнул их в огонь. Листы мгновенно начали темнеть и съеживаться, стремительно превращаясь в пепел.

– Что вы делаете? – Я точно приросла к дивану.

– Спасаю вам жизнь, милая барышня, – с мягкой улыбкой глянул на меня профессор и бросил в камин последнюю бумажку.

В кабинете на некоторое время воцарилась глухая тишина.

– Я знаю, в кого превращаюсь! – резко выпалила я, вцепившись в ткань платья.

Он повернул голову и остановил на мне внимательный взгляд, выдержать которой оказалось ох как непросто. Пауза длилась и длилась. От волнения в висках стучала кровь, лицо горело.

– Похоже, Валерия, у вас накопилось множество вопросов и сюда вы пришли за ответами? – наконец улыбнулся он.

– Да. – Наши глаза встретились. – Мне посоветовали ни о чем не беспокоиться и жить как прежде.

– Вам сделали щедрый дар, позвольте заметить. Если параллельный мир, не дай светлые духи, узнает о таких, как вы, то финал бывает невеселым.

– И как мне жить, если я меняюсь?

– Справедливый вопрос.

– В таком случае вы расскажете? Объясните, почему они убивают таких, как я? Двуликих…

– Поразительно, вы только что произнесли это слово – «двуликий» – на чистом абрисском языке. Никакого акцента.

– Простите, я пока не различаю, когда использую их язык. Он звучит для меня как теветский.

Профессор сложил пальцы домиком.

– Думаю, вы знаете, сколько обязательных ключей[5] в светлых рунах?

– Один, – машинально ответила я. – Ключ «свет».

– Верно, всего один, и он заставляет руну пробуждаться. Созидательная магия проста и понятна. Она легко подчиняется, особенно обладателям истинного дара, переданного при рождении от родителей. Но темная магия изначально другая по природе. В основу любой темной руны закладывается семь ключей и каждый из них важен.

– Семь? – Я невольно посмотрела на ладонь со шрамом. Руна «знание» выглядела простой, как пять медяков: квадрат и несколько изогнутых линий.

Сама не знаю для чего, я вытерла влажную ладонь о платье и немедленно заметила внимательный профессорский взгляд.

– «Знание» является одним из таких ключей, – последовал ответ на невысказанный вопрос.

– Ясно, – смутилась я.

– Темная магия не любит небрежности, важен каждый ключ. Но разве может оценить эту важность человек, привыкший к простой и понятной магии света? Он не подчинит темноту, она слишком сложная. Последний двуликий, заявивший о себе в Абрисе, поднял из могил целое захоронение воинов. Возможно, он и не пытался создать армию живых мертвецов, но не справился с рунической вязью. Через ворота их перенесло в Тевет, кровавые последствия той авантюры вы изучали на уроках истории.

– Вы имеете в виду Десятилетнюю войну? – изумилась я.

Профессор кивнул.

Десятилетняя война началась именно с нашествия зомби, оживших мертвецов, неведомым образом перебравшихся через границу из Абриса. Они напали на мирный город на Третьем континенте и за одну ночь сожрали почти всех жителей. На этом месте теперь чернела Выжженная пустошь, потому что остановить давно умершую армию вышло только огнем. Абрис объявили агрессором и ответили ударом на удар. Война, к слову сказать, закончилась ничем. Миры подписали соглашение о ненападении, разорвали дипломатические отношения и перекрыли границы.

– Тогда ясно, почему они нас недолюбливают… – пробормотала я со смешком. – Что ж, воскрешать мертвецов я точно не стану.

– Зато какие можно создавать артефакты на основе темных и светлых рун, не находите? – многозначительно изогнул брови профессор.

– Нахожу, – согласилась я, понимая его намек.

Соблазн уничтожить границы и запреты действительно был велик до необъятности, но я не настолько жаждала славы, чтобы рисковать собственной головой.

– Вы что-то еще хотели узнать? – уточнил профессор.

– Да. – Я глубоко вдохнула, чтобы решиться. – Сердце Абриса… Что это?

На одно мгновение глаза Оливера Вудса расширились от изумления, но он быстро вернул самообладание. Видимо, железный контроль над эмоциями в клане Вудс являлся одной из семейных черт.

– Думаю, бесполезно спрашивать, где вы услышали про Сердце Абриса?

– Так и есть, – согласилась я.

Полуулыбка на лице старика стала деревянной, будто высеченной резцом. Я видела, как он напряженно думает и перебирает в уме слова, точно продвигается осторожными шагами по тонкому льду.

– Это очень древняя руна, идеальное сочетание семи ключей, – наконец прозвучал ответ-пустышка.

– И что будет, если эта очень древняя руна вдруг погаснет? – осторожно уточнила я, чувствуя, как сама мгновенно вступаю на тот же самый лед.

– Изменения.

– Необратимые?

– Как знать…

В пугающей тишине профессор повернул обода на колесах инвалидного кресла и рывками вырулил к столу.

– Записей о вас, милая барышня, не осталось, а я страдаю ужасной забывчивостью. Все время забываю людей, которые сюда приходят, о чем они говорят, какие вопросы задают. Возраст, знаете ли.

Он меня откровенно выставлял за дверь, давая понять, что раскрыл достаточно чужих секретов, но и я противиться не собиралась. Надо было переварить и осознать все, что прозвучало в профессорском кабинете. Поднявшись, я расправила длинную бархатную юбку, помяла в руках ридикюль.

– Спасибо, профессор.

Оливер Вудс не поднял головы и не оторвался от изучения манускрипта, лежащего перед ним на столе. Складывалось ощущение, будто я превратилась в человека-невидимку. Оставалось напоследок поклониться и уйти.

Погода точно издевалась. С утра небо, казалось, просветлело и в разрывах бегущих облаков выглядывало бледно-лимонное солнце, но когда я вышла из дома профессора, то снова пошел дождь. Сначала осыпался крупными каплями, а потом полился стеной, как бывало весной во время грозы. Люди прыснули в разные стороны, ища убежище, я заскочила под полосатый матерчатый козырек над дверьми торговой лавки и, пока влага не впиталась в мягкую ткань платья, принялась поспешно отряхивать одежду. Улица быстро пустела, только по мостовым грохотали экипажи с возницами, проклинающими изменчивую осень.

Кайден появился неожиданно, точно вышел из громыхающего по мостовым дождя. Спокойно встал под навес рядом со мной, сложил зонт, стряхнул с него воду. Абрисский гость был одет с иголочки: в очередное узкое пальто, на шее намотан шарф, руки в перчатках из тонкой кожи. Выбрит и выхолен, совершенно не похож на хулигана с колечком в губе, прошлым летом вытащившего меня из дома Исаи Гленна. Похоже, сами того не подозревая, даже разделенные границами и обстоятельствами, мы незаметно меняли друг друга. В меня влюбился крышесносный парень, но в любви признался взрослый привлекательный мужчина.

От его ласкающего взгляда под ложечкой сладко заныло. Кажется, я разучилась дышать.

– Разве ты не в Абрисе? – сначала выпалила, а потом прикусила язык – не услышал ли кто-нибудь.

– Верно, но в один момент я вдруг понял, что будет здорово позавтракать с тобой.

– Сейчас обед.

– Что ж, в отношениях на расстоянии есть свои минусы, – с иронией отозвался он и, открыв зонт, предложил мне локоть. – Знаешь поблизости хорошее место, где можно поесть?

– Сомневаешься?

Я чувствовала себя странно, точно парила над залитой дождем пешеходной мостовой. Прикасалась к мягкой ткани его пальто, чувствовала аромат благовония, чистый и сугубо мужской. А в груди становилось тесно от счастья, такого невообразимо огромного, что оно не помещалось во мне и почти приносило боль.

– Как ты узнал, где меня искать? – полюбопытствовала я.

– Подсказали, – уклончиво ответил он и, переложив зонт из одной руки в другую, скомандовал: – Погоди!

Кайден легко подхватил меня за талию и перенес через большую лужу.

– Злишься? – спросила я.

– Нет. – Он поставил меня на брусчатку. – Оливер – гениальный знахарь.

– Гениальный здравник… прости, знахарь сжег бумаги с историей моей болезни.

– Потому что ты, слава богу, не больна, – пояснил Кайден. – Что тебе посоветовали?

– Никогда не изучать темные руны.

– Мудрый совет.

– Подумываю им воспользоваться. Не хочется случайно оживить пару десятков мертвецов на каком-нибудь абрисском кладбище.

Трактир на Судной площади, где в эпоху до Схождения проходили казни, никогда не жаловался на отсутствие посетителей, а в дождь, заливающий Город кленов, и вовсе оказался переполнен. Обеденный зал ломился от едоков, едва поместившихся за длинными столами. Толкаясь локтями, посетители набивали животы знаменитой солянкой и запивали промозглый день горячим вином с гвоздикой.

Мы подумывали поискать место потише, но подавальщик остановил нас почти в дверях и пообещал за пару медяков дать кабинет на втором этаже, «куда обычно хозяин чужих не пускает». Не знаю, чего он напридумывал, но обещанный кабинет оказался номером для постоя, разделенным резной ширмой. На одной половине стоял большой круглый стол со стульями, а на другой – круглая кровать с высокой периной, тюлевым балдахином и пошлым золотым покрывалом с алыми сердцами. Не могу сказать, что именно меня смутило больше: сердца, кровать или многозначительная ухмылочка подавальщика, но щеки и уши загорелись.

– Что ж, стол и стулья есть, значит, обедать мы будем сидя, а не лежа, – резюмировал Кайден с таким серьезным видом, что и не уловишь издевки.

– А вы есть собираетесь? – не понял подавальщик.

– А вы предполагали, что бой подушками устраивать? – изогнул брови абрисец. – Любезный, я заплачу половину золотого за кабинет, в котором не будет кровати, а нас все-таки накормят.

Неразбериха закончилась, нас усадили в приличный кабинет, где имелись и стол, и камин, и стулья, но не было никаких кроватей и ярких покрывал. Прислужник разжег огонь и, пообещав «накормить как родных», наконец закрыл за собой дверь.

– Сегодня точно день подавальщика, – фыркнула я, расстегивая душегрейку и усаживаясь за стол. – Спорим, после смены он уволится и потом откроет собственный трактир?

Кайден прошел по комнате, снимая на ходу пальто, под которым оказался превосходно сидящий костюм. И в голову пришло, что, возможно, он сбежал ко мне с какого-то другого, слишком удручающего завтрака в Абрисе.

Только я хотела открыть рот, чтобы спросить, что его беспокоит, как снова возник подавальщик. Перед нами появилось блюдо с жареным мясом и овощами, кувшин с напитком, мелкие тарелки с острыми закусками. Судя по прыткости, хитрец притащил чужой заказ и совершенно не испытывал никаких угрызений совести.

Когда он снова убрался восвояси, мы принялись за еду. Вернее, принялся Кайден, а я только следила, как он разрезает мясо на мелкие кусочки.

– Почему не ешь?

– Поздновато для завтрака, – отшутилась я.

– У меня есть новости. – Он бросил на меня быстрый взгляд. – Теветку, ворвавшуюся на прием клана Гленн, считают погибшей. Маг, которого ты перетащила в дом, исчез. Может, сам выбрался, может, вытащили, сейчас не определишь.

Кайден, не задумываясь, поменял местами наши тарелки, забрав пустую, а передо мной поставив с горой еды.

– Почему ты так на меня смотришь? – изогнул он брови. Я действительно не могла отвести от него глаз. – Ешь.

– Спасибо. – Есть совершенно не хотелось, даже ни кусочка пробовать. – У тебя все в порядке?

– Конечно. – Он улыбнулся и небрежно, точно рассказывал, что накануне в Абрисе неожиданно потеплело, уронил: – Вчера я официально разорвал помолвку.

И я подавилась так сильно, что стало нечем дышать. Схватилась за стакан с водой, плеснула себе на юбку. Отхлебнула и, конечно же, снова подавилась.

– Похлопать? – услужливо уточнил Кай.

Замотала головой.

– Как отреагировала невеста? – когда дыхание вернулось, прохрипела я.

– Не знаю.

– Не знаешь?!

– Когда мы виделись в первый и последний раз, ей не было десяти лет. Вряд ли родители спрашивали ее мнение по поводу обряда обручения. Почему у тебя такое лицо, как будто я не от помолвки отказался, а придушил обрядника?

– Зачем ты разорвал помолвку? Я не настолько наивна, чтобы не понимать, что это договор между кланами, и не просила… – Он смотрел со снисходительным пониманием, и слова вдруг закончились, как и воздух. – В смысле если позже ты пожалеешь…

– Не пожалею. Решение не спонтанное, у меня было время подумать. Говоря откровенно, Лера, очень много времени. Я не отпущу тебя до тех пор, пока ты сама не захочешь уйти, поэтому не надо чувствовать себя обязанной.

– Я вовсе не чувствую себя обязанной. Кайден, просто… ты так пытаешься вписать меня в свою реальную жизнь?

– Что? – Он хохотнул. – Лера, порой ты делаешь ужасно смешные выводы. Я не пытаюсь вписывать тебя в свою жизнь, это даже звучит оскорбительно, а меняю свою жизнь так, чтобы она подходила тебе…

На некоторое время мы замолчали, завороженно глядя друг на друга. Миры исчезли, растворились шумный трактир и тарелки с треклятой едой. Я бы хотела, чтобы мы стали деревьями, тесно переплелись корнями, запутались кронами и веки вечные стояли вместе. Всем назло неделимые. Неважно, какую цену пришлось бы заплатить.

– Скажи, Лера, где бы найти третий мир и спокойно жить? – вымолвил Кайден. – С тобой. Вдвоем.

Что у него происходило там, за границей Тевета, куда мне был закрыт путь? Он не рассказывал, а спросить не хватило духа.

– Ты же знаешь, что в любое время можешь сбежать ко мне? – тихо спросила я. – Обещаю, в моем мире тебе будет спокойно.

Перед уходом из трактира я заглянула в дамскую комнату и едва не споткнулась на пороге – у зеркала стояла Кларисса. Она засекла меня в отражении и, открывая баночку с алой помадой для губ, уточнила, будто и правда боялась ошибиться:

– Валерия?

За последний месяц из памяти напрочь выветрилось, насколько невеста Тина была красива.

– Привет. – Я подошла к раковине и принялась мыть руки.

– Давно в столице?

– Позавчера приехала.

– А здесь?

– Обедала с другом.

– А у тебя много друзей, – с нехорошей усмешкой заметила Кларисса и принялась мизинчиком мазать губы помадой, превращая их в расцветший алый мазок. – Еще один друг детства? Этот хотя бы не помолвлен?

– Нет.

– Наконец-то нашла свободного парня?

– Он не друг детства, – сухо ответила я, стараясь не реагировать на подначку. Выглядело так, будто Клара собиралась вцепиться мне в волосы.

Тут рукав ее платья спустился и обнажил погасшую руну обручения, теперь похожую на нанесенную хной татуировку. Судя по тому, что рисунок был совсем свежим, помолвку парочка разорвала совсем недавно. Без преувеличений, у меня глаза полезли на лоб. Догадавшись, на что именно я таращусь, Кларисса поскорее закрыла помаду и скривила алый рот:

– Удачи, Валерия.

Она вышла, но, как оказалось, ненадолго. Не прошло и полминуты, ревнивица вернулась обратно и, встав на пороге, уперла руки в бока. В зеркале было видно, что у нее пылали щеки. Изогнув брови, я послала вопросительный взгляд.

– Хотела промолчать, но сил моих нет! – заявила она и сдула со лба выбившуюся из прически прядь волос. – Ты, наверное, счастлива теперь?

Точно вернулась, чтобы вцепиться мне в глотку за разрыв помолвки! Выяснять отношения с отражением было по меньшей мере глупо. Пришлось развернуться к разъяренной девице лицом.

– Сегодня молельщик погасил наши руны! – Она резко выставила руку, демонстрируя потухшие линии. – Помолвка разорвана!

Я почти открыла рот, чтобы высказать приличествующие случаю сожаления, но она воскликнула:

– Не смей говорить, что ты сожалеешь! Так и знала, что нельзя его было оставлять одного, нельзя было уезжать из вашего паршивого городишка! – Она начала приближаться, выплевывая обвинения: – Знаю, что ты захлебывалась от ревности, когда я появилась. А что в тебе такого есть? В отличие от тебя, я богата, красива и желанна для мужиков. Но знаешь, что меня унизило больше всего? Что после молельщика, он притащил меня в эту чертову дешевую жральню, потому что ты когда-то заявила, будто здесь нормально кормят! Что? Расстаться как цивилизованные люди?! Ха-ха три раза! Он решил отметить наш разрыв! Козел!

Тут уж не поспоришь. Как есть козел.

Она подошла ко мне почти вплотную, нос к носу, невольно заставив попятиться и вжаться спиной в раковину.

– Нечего сказать, Валерия?

– У тебя помада размазалась.

С дико горящими глазами скандалистка отшатнулась от меня, взмахнула рукой и попыталась влепить пощечину. Не на ту напала. С лету я схватила ее за запястье, а когда в ход пошла другая рука, то перехватила и вторую.

– Отпусти! – потребовала бывшая невеста. – Отпусти, тебе говорят! Ты заслужила!

– Чем же? – холодно уточнила я, с силой отталкивая ее.

Взвизгнув, она снова попыталась сделать выпад, точно взбесившаяся кошка.

– Кларисса, – теперь еще крепче перехватывая ее запястья, процедила я. – Умоляю, не заставляй меня это делать…

И когда та попыталась дотянуться до моей шевелюры, без того взлохмаченной ветром и дождем, ловко заломила ей руку за спину. Видимо, подобной прыти от соперницы скандалистка никак не ожидала и, вытянувшись по струнке, даже растерялась.

– Ты красивая и богатая, но почему же такая жалкая? – процедила я ей на ухо. – Неужели не понимаешь, что единственный человек, которого Валентин любит по-настоящему, это он сам! Радуйся, что вы разбежались прежде, чем он сделал тебя глубоко несчастной женщиной!

В этот душещипательный момент «разговора по душам» в дамскую комнату вошла госпожа средних лет. Увидев нас, она моментально попятилась и пробормотала:

– Извините.

– Нет-нет, не терпите! – выглядывая из-за плеча скрученной истерички, позвала я. – Мы уже закончили.

Клариссу пришлось вывести в коридор с заломленной рукой, чтобы она не попыталась снова вцепиться мне в волосы.

– Какого абрисского демона тут происходит? – раздался недоуменный возглас Валентина, вероятно, потерявшего бывшую невесту в уборной. Он стоял в проходе и выглядел как никогда возмущенным. Тин вообще ненавидел публичные скандалы, всей душой любимые его матушкой. Немедленно выпуская пленницу, я слегка толкнула ее в спину для ускорения, а еще надеясь выиграть пару секунд на случай нового раунда «кошачьих боев».

– Лерой, как ты здесь оказалась? – настаивал Тин, переводя недовольный взгляд с меня на растрепанную после туалетной потасовки спутницу.

– У меня свидание. – Сделав вид, что не заметила, как вытянулось у приятеля лицо, я добавила: – И мне пора.

– Да уже перестань врать! – скривилась Кларисса, видимо, решившая, будто не до конца испытала мое терпение. – Все знают, что нет у тебя никакого парня. Когда ты предъявила этого – как его там? – я решила подыграть, потому что надеялась, что ты уже отстанешь от моего жениха.

– Клара, перестань нести чушь, – встрял в обличительную речь Тин. – Ты же не собираешься выяснять отношения перед уборной?

– Я несу чушь? – Она истерично хохотнула. – Как будто ты не знаешь, что твоя тихая подружка влюблена в тебя с самого детства!

Я покосилась на Валентина, лицо которого окаменело.

– Знаю, – наконец вымолвил он, и, клянусь, у меня отпала челюсть.

Ради всех светлых духов, что он сейчас сказал?! Он знал, что я по нему сохла, но все равно седлал каждую мою подружку и мало-мальски симпатичную знакомую? Ну, кроме Кристины, бесившей его с первого дня знакомства. А может, просто до нее руки не дотянулись.

– Вот ты скотина, Озеров! – вырвалось у меня от искреннего возмущения.

Я была готова разорвать парочку на лоскуты, но тут на сцене появился Кайден, и на его фоне в общем-то жилистый и крепкий жених, не поделенный дамами, стал походить на субтильного юношу.

– Валерия, ты встретила друзей? – спокойно произнес абрисец, заставив участников скандала обернуться.

Пауза была достойна театральных подмостков. Мужчины скрестили тяжелые взгляды, не делая попыток выглядеть любезными, как предписывали правила приличий и просто здравый смысл. Видимо, когда речь шла о защите территории, этот самый здравый смысл и вовсе напрочь отбивало сложными для женского понимания химическими процессами в мужских мозгах.

Хотелось как-нибудь разрядить напряженное молчание, оскверненное возгласами из обеденного зала, например, попытаться представить двух важных для меня людей друг другу, но я начисто забыла, каким именем назвала Кайдена, когда летом знакомила с Клариссой, поэтому просто кусала губы и не понимала, как поступить лучше.

Вдруг дверь уборной чуть-чуть приоткрылась и в образовавшийся проем выглянула крайне смущенная дама, вспыхнувшим скандалом замурованная внутри.

– Молодые люди, я слышу, у вас тут тихо стало. Если вы закончили выяснять отношения, то позвольте мне выйти? – прошептала она, ткнув пальчиком в кружевной перчатке в сторону обеденной залы.

– Извините, – проблеяла я.

– Мы уходим! – рявкнув в унисон, Кайден и Валентин снова обменялись крайне нехорошими взглядами.

Дама испуганно юркнула обратно в уборную, словно черепаха в панцирь, а потом все-таки вынырнула и по стеночке, прижав сумочку к объемной груди, прошмыгнула к выходу, но наткнулась на Кайдена, ойкнула и пробормотала:

– Какой красивый мужчина…

Тот немедленно уступил дорогу и протянул мне руку:

– Пойдем, Лера.

– Надеюсь, вы еще передумаете насчет помолвки, – вымолвила я, обращаясь к неслучившимся супругам, и, вложив руку в раскрытую ладонь Кая, кивнула: – Пойдем?

Молчание, каким нас проводила бывшая парочка, било по нервам. Спиной я чувствовала тяжелый взгляд Тина, и вдруг в голову пришла догадка, что он изумлен тем, кто именно был моим парнем.

– Вы с Валентином знакомы? – посмотрела я в лицо Кая.

– Когда ты называла фамилию Озеров, я даже не догадывался, о ком шла речь, – усмехнулся тот. – Тебе интересно, где мы познакомились?

– Очень даже.

– Пару лет назад, когда обсуждали примирение между Абрисом и Теветом.

– Валентин участвовал? Он ведь ненавидит… – осекшись, я торопливо огляделась, не слушает ли кто, и все равно проглотила окончание фразы.

– На сто процентов, – отозвался Кайден, открывая передо мной дверь трактира.

Мы вышли на омытую осенним дождем Судную площадь.

Глава 8
Сердце Абриса

Когда я толкнула калитку и вошла в наш старый, залитый вечерними сумерками сад, то невольно глянула на окна второго этажа. Конечно, они были темны. Кайден предупреждал, что подаст в отставку и съедет, чтобы не привлекать лишнего внимания, но отчего-то старая махина с деревянной мансардой и с лестницей, заваленной опавшими листьями, вдруг показалась осиротевшей.

Под дверью, разметенные ветром, валялись письма. Быстро собрав пачку, я вошла в дом и, бросив на пол почти пустой дорожный саквояж, где лежали только сувениры для Крис, перебрала послания. В основном письма адресовались отцу, но на одном из плотных сероватых конвертов стояло мое имя. Отправителем значился Оливер Вудс. Не веря, я изучила сургучную печать с хвостиками вощеной нити, но ошибки не было – послание действительно отправил профессор. Он даже не поскупился на ускоренную доставку, судя по тому, что послание прибыло в Кромвель раньше меня самой.

Отложив остальную почту, я открыла конверт и с удивлением обнаружила внутри плотную прямоугольную карточку, какие обычно использовали для печати портретных гравюр. Тонкими чернильными линиями на ней была нарисована изящная руна. Та самая, что была вытатуирована на спине у Кайдена. Под символом стояла подпись на языке параллельного мира: «Сердце Абриса». Чувствуя, как меняюсь в лице, я перевернула карточку. В центре имелась коротенькая надпись без каких-либо комментариев:

«Абрис – земля обетованная». Э. Вудс. С. 168.

Похоже, здравник советовал мне поискать упоминания о самой древней руне в сочинениях первого переселенца Эррона Вудса, хранившихся в университетской библиотеке!

Но с самого начала поиск книги пошел через пень-колоду. Казалось, до тайны было добраться очень просто, стоило всего лишь протянуть руку, но иногда даже самое короткое расстояние под гнетом обстоятельств растягивалось до размера пропасти! Трудности поджидали меня еще на старте. Едва на следующий день я возникла в читальном зале, как похожий на сморчок смотритель ткнул мне в лицо увольнительной грамотой, завизированной самим ректором.

– За что? – охнула я, чувствуя, как из рук уплывает долгожданная разгадка.

– Вы пропустили три рабочих дня без серьезной на то причины, – прошамкал он, строго поглядывая поверх узеньких лекторских очков с одним треснувшим посередке стеклышком.

– Господин смотритель, вы слышали что-нибудь об омнибусе, на который на этой седмице напали грабители? – осторожно уточнила я.

– Полагаете, я газетных листов не читаю? – возмутился вредный старик.

– Конечно, читаете! – замахала я руками. – Но разве вам не передали, что я тоже была в числе пострадавших? Где еще серьезнее найти причину пропуска?

– Так выходит, вы в начале рабочей недели запрыгнули в карету и сбежали в столицу, не потрудившись взять отгул? – с победоносным видом уточнил смотритель.

С такой точки зрения вопрос я, конечно, не рассматривала, пришлось со вздохом согласиться:

– Выходит, что так.

– Тогда держите грамоту. – Он всучил мне свиток. – Расчет получите в конце месяца.

Старик уселся на привычное место за библиотечной стойкой.

– Идите, идите! – помахал он рукой, точно отгонял надоедливую муху. – Разговор окончен.

Совершенно сбитая с толку, я действительно развернулась и сделала несколько шагов по проходу между пустующими столами, но затем резко развернулась.

– Послушайте, господин смотритель, но ведь читальный билет мне не аннулировали? – пришлось проигнорировать злобный прищур старика. – Мне нужны сочинения Эррона Вудса. «Абрис – земля обетованная». Она стоит в хранилище, на верхней полке…

– Светлые духи, барышня, я получше вашего знаю свое хранилище! Вы здесь даже не служите!

– В этом хранилище я провела время больше, чем в читальном зале, пока тут у вас на побегушках скакала!

Ненавижу, когда умаляют заслуги других. За тот месяц, что я работала стажером, редкий библиотекарь спускался в подвал! Оставляли книжки на тележках, надеясь, что поутру разберет новенькая, чтобы старикан полдня не ворчал за коллективную лень.

– Увы, барышня, – вздохнул сморчок, – книгу так и не вернули.

– Как не вернули?

– Потише! Вы своей, позвольте, громогласностью мешаете добропорядочным читателям!

– Каким?! – вызверилась я, обводя пустой гулкий зал рукой. Единственный посетитель, первокурсник в красной мантии алхимического факультета, заснувший за столом, вздрогнул и резко поднял голову. Убедившись, что дрыхнет в читальном зале, а не перед преподавателем, он закрыл глаза и снова тюкнулся лбом в раскрытый учебник.

– Как я могу назвать имя читателя, если вы здесь даже не служите? – отбрил меня смотритель.

– Вы разжаловали меня пять минут назад, – в сердцах возмутилась я. – Еще вчера я числилась здесь стажером.

– Ну, так и приходили бы вчера, – вздохнул старик, поднялся со скрипучего стула и, держась за поясницу, оставил меня наедине с пустым залом беситься сколько душеньке влезет. Влезало в меня много, если честно.

Как только сухонькая фигура в черной бархатной мантии скрылась за стеллажами, я зашла за стойку и быстро перебрала карточки посетителей, стоящие в ящике с пометкой «Должники». Оказалось, что книгу абрисского переселенца не вернул Тимофей Доходяга.

– Что еще за Тимофей? – нахмурилась я и мгновенно перед мысленным взором появился образ зализанного помощника ректора, посылавшего мне улыбку маньяка. – Ах, просто Тима!

В тишине зашаркали старческие шаги. Быстро запихнув карточку в карман, я поправила на плече матерчатую торбу с учебниками и вышла из-за стойки.

– Вы все еще здесь? – проворчал смотритель. – Назад все равно не возьму.

– И не надо, – буркнула я себе под нос и торопливой походкой направилась к высоким дубовым дверям читального зала.

Тимофея мне удалось отыскать только к последней лекции. Он выскользнул из дверей ректората, предварительно проверив, много ли народу в людном коридоре. Я даже головой покачала, когда бедняга бочком влился в поток, и, пока он не скрылся за разноцветными мантиями, позвала:

– Тимофей!

От моего крика на прилизанной макушке вдруг встопорщилась прядка, а сам он вжал голову в плечи и припустил быстрее. Пришлось догонять беглеца, лавируя между адептами.

– Тимофей, стой же ты! – настигнув ректорского помощника почти у лестницы, я схватила его за рукав.

– Ой, Валерия! – несколько раз недоуменно моргнув, наконец улыбнулся он.

– Эррон Вудс у тебя?

– Где?

– Ты брал фолиант «Абрис – земля обетованная»? – Я вытащила из кармана помятую карточку, сворованную в читальном зале.

Глаза Тимофея покруглели. Побледнев в цвет белой простыни, он поспешно огляделся вокруг, не подслушивает ли кто-нибудь.

– Отойдем! – Зубрила изо всех сил вцепился в мой локоть и, выказывая неожиданную прыть, потащил вниз по лестнице.

– Что случилось-то? – едва не теряя равновесия, я частила по ступенькам. Мы как будто не библиотечную книжку обсуждали, а посеянную депешу о заговоре против короны.

Пришлось прыгать до первого этажа и прятаться под темной лестницей рядом с дверью в хозяйственный чулан, будто кому-то было дело до стащенных библиотечных фолиантов или до нас самих.

– Как можно говорить такие вещи на людях? – высказал претензию Тимофей, буквально загнав меня в угол.

– Какие вещи? – озадачилась я неожиданным волнением ректорского помощника.

– Я… я не могу вернуть книгу в хранилище! – с надломом вымолвил он. – У меня ее отобрали!

– Кто?! – моему изумлению не было предела. В голове рисовались странные, с любой точки зрения, фантазии, как Тимофея Доходягу, полностью оправдывающего свою фамилию, припирают к стенке под этой самой лестницей, грозят шваброй и отбирают библиотечную редкость.

– Мама! – прошептал он с покрасневшими от непролитых слез глазами.

– Чего? – смешок пришлось замаскировать под кашель.

– Она сказала, что благородным юношам не пристало читать о грязном мире.

– К-к-каком? Почему он грязный-то?

– Так мама говорит. Такой стыд! Это же почти воровство книги!

Он отошел, схватился за голову, потом вдруг сжал мои плечи. Мельтешение его длинных худых рук происходило так быстро, что я даже несколько смешалась.

– Позор! – причитал бедняга. – Конец всему! Мы теперь не сможем заниматься за соседними столами! Как мы еще будем видеться?

Он вдруг шмыгнул носом, а я моментально почувствовала себя пресловутым мужиком, на широкой груди которого собиралась пустить слезы и сопли кисейная девица. Ощущение меня напугало так нешуточно, что в голову не пришло уточнить, на кой ляд нам, в принципе, сдалось видеться. Лично мне и без господина Доходяги, выглядящего как маньяк-зубрила, неплохо жилось и училось. Но отчего-то с уст сорвалось:

– Не переживай, Тимоха, не лишат. Держи. – Я сняла со своих плеч дрожащие Тимины руки и вложила в его влажную ладонь смятый библиотечный формуляр, мною лично же сворованный из-под носа вредного старика смотрителя.

– Я не имею права! Из-за моей безответственности тебя уволят со службы. – Он попытался сунуть карточку мне обратно.

Светлые духи, что за бред? Светлые духи, почему я в нем участвую?!

– Не надо стесняться… – Упоминать о том, что меня выперли еще с утра, в столь трагичный момент показалось излишним, поэтому пришлось формуляр засунуть парню в карман черного форменного пиджака.

– Ты идешь на жертвы? Ради меня? – Тима вытащил порядком поистрепанный прямоугольник картона и любовно разгладил между пальцами.

– Да какие уж там жертвы… Слушай, а фолиант-то ты сможешь у матери забрать? – решила я перейти к сути вопроса, потому как опаздывала в молельню, где меня ждала Крис.

– Попытаюсь, – со всей серьезностью кивнул он и с надеждой уточнил: – Хочешь, завезу к тебе домой сегодня вечером?

– Домой не надо! – моментально замахала я руками, вдруг представив, как потом каждое утро в любую погоду с видом маньяка Просто Тима станет ждать меня на выезде из квартала Каменных горгулий, чтобы вместе добраться до университета. – Завтра заберу у тебя сама, встретимся в едальне после второй пары. Идет?

– Завтра выходной…

– Точно, – из-за дурдома, воцарившегося в моей жизни, я потерялась в пространстве и времени.

– А может… – пожевал он губами и тут просиял: – Может, встретимся в чайной на Часовой площади в три часа пополудни?

– М-м-м?

– Точно! Так и поступим! – обрадовался он собственной придумке.

С недавних пор я ненавидела Часовую площадь. Встречи, назначенные под часовой башней, всегда заканчивались какой-нибудь гадостью. Все до единой.

– Договорились, – нервно улыбнулась я и указала пальцем ему за плечо. – Мне пора.

– Ах, конечно! – Он поспешно освободил мне дорогу и прикрикнул в спину до неприличия радостным голосом: – До завтра, Валерия! Не забудь, в три часа.

На ходу оглянувшись, с милой улыбкой я помахала ему рукой, врезалась в дверной косяк и, выругавшись сквозь зубы, пошагала в университетское фойе.

По бесконечным заторам в молельню удалось добраться только в самом разгаре службы. Пришлось наплевать на удивленных прохожих и переодеться в традиционное платье прямо на пороге храма. Бродяга, просивший милостыню у входа, не без любопытства следил, как я выудила из сумки изрядно помятый наряд и, скинув пальто, натянула прямо на одежду – теветское платье все равно походило на длинный балахон, ни кожаных штанов, ни широкой блузки под ним не разглядишь. Можно было и пальто, откровенно говоря, не снимать.

Я юркнула в храм, но услыхала за спиной хриплый голос бродяги:

– Поклон!

– Проклятие… – пробормотала я и тут же, устыдившись, хлопнула себя по губам. Ругаться в молельной запрещалось, что, впрочем, никогда не мешало Крис вместо воззваний к светлым духам бурчать под нос скабрезные песенки.

Попятившись на ступеньки, я осенила себя святым знамением, блеснувшим в воздухе ярко-голубым световым хвостом, отвесила поклон и наконец по всем правилам вошла в святилище. Пальто повесила на свободный гвоздик, торчавший вместо крючка на стенной вешалке.

Внутри храма стоял ядреный, густой запах сандала, обычно намертво въедавшийся в одежду и волосы. Прихожан было немного, и вся жиденькая толпа во главе с молельщиком Серебровым закладывала святые знаки бесконечности вокруг Древа Судьбы. Крис отбывала трудовую повинность в качестве молельного служки и в ярко-желтом балахоне мальчишки, обычно после службы махавшего по полу святилища веником, вытаскивала из чаш с песком погасшие курительные палочки.

Я пристроилась с краешка толпы, сделала со всеми вместе полукруг возле дерева, устало гнувшего обвешанные лентами ветви, и оказалась рядом с подружкой.

– Пойдем, – пробормотала она.

Мы тихонечко смылись в закуток, отделенный от основного святилища резными ширмами. Перегородки были увиты вечнозеленым (не без помощи магии) плющом, а потому походили на непроницаемую стену.

В центре на высокой каменной подставке стояла медная чаша с монетками на дне. Рядом стол с записками. Страждущие писали просьбы к светлым духам, а потом сжигали в магической чаше. Считалось, что святые получали послание вместе с дымом, но без медяка, брошенного на дно, огонь не разгорался и записка просто валялась на куче монеток, брошенных более щедрыми прихожанами.

Уж насколько я не верила во всю религиозную чушь, но все равно схватила бумажку и накарябала отвратительным почерком: «Светлые духи, помогите Кайдену».

– Лерой, ты с каких пор стала верить в доставку? – ухмыльнулась Крис.

– Поверишь тут…

«Доставкой» обряд обозвала именно я, когда высказала мнение, что обязательный медяк – это плата за доставку сообщения на солнечное облако и за услугу молельня хочет получить деньги вперед. Больше всего меня веселило, что некоторые прихожане сыпали медяки горстями, вроде как доплачивали за скорость и сервис.

Задрав платье, я покопалась в карманах кожаных штанов в поисках медяка, бросила монетку в чашу, а следом и записку. Пока воззвание ежилось в голубоватом магическом пламени, я мучилась мыслью, не предадут ли меня светлые духи анафеме за то, что получили просьбу помочь темному паладину?

– Проклятие, не могу поверить, что я вообще об этом думаю! – пробурчала я себе под нос.

– Ты похожа на сумасшедшую, когда сама с собой говоришь, – заметила Крис, успевшая навести порядок на столе.

Удивительно, но молельная служка из нее действительно вышла сносная. Видимо, очень хотелось на волю из-под домашнего ареста.

– Рассказывай, что у тебя случилось, – потребовала она. – До меня доходят кровожадные слухи.

– Я уехала в столицу, а на омнибус напали грабители, – пожала я плечами.

– Слышала, что твой труп опознавал Оливер Вудс?

– К счастью, не мой.

– Романтично.

– Опознавать труп?! Я думала, что он на следующий день мне шею свернет! – осознав, что выпалила лишку, я прикусила язык, но глаза подружки уже вспыхнули от любопытства.

– Вы уже на том уровне отношений, когда он имеет право свернуть тебе шею? Признавайся, Тихоня, у вас есть грязный секретик с участием смятых простыней и задернутых портьер?

– Тебе не стыдно такие вещи в молельной говорить? – буркнула я.

– Да брось, – отмахнулась она. – Дело-то житейское. Я бы и сама с ним задернула шторы и смяла простыни. Пару раз точно, а может, и больше.

– Нет, тебя точно удочерили, – фыркнула я.

– Уклоняешься от ответа? – сощурилась подружка. – Значит, люди правду говорят, что он ушел в отставку из-за тебя.

Она, как никогда, была близка к истине. Дознавательница недоделанная.

– Крис, ты точно под домашним арестом?

– Живу монашкой, но папенька, кажется, меняет гнев на милость, – поделилась та, – на следующей седмице должен выпустить.

– Я тебе купила в столице платье, – произнесла я, вытаскивая из сумки сверток с ярким платьем и коробку из известной кондитерской лавки, перевязанную золотистой лентой. – И шоколад.

– Моя прелесть! – Крис прижала подарки к груди, а потом быстренько припрятала от отца под стол с воззваниями, до самого пола скрытый скатертью.

– Ладно, – принялась прощаться я. – Поехала, а то не хочется добираться в потемках.

– Что, даже службу не достоишь? – делано возмутилась Крис. – Слабачка! Кстати, Лерой, у меня просьба есть. Прикроешь меня на выходных?

– В смысле?

– Я тут папеньке сказала, что после нападения ты боишься оставаться одна, и попросилась на выходных у тебя переночевать.

Внутри завязался крепкий узел.

– Крис, ты сейчас говоришь, что снова будешь скользить? – осторожно уточнила я.

– Тихо ты! – цыкнула неугомонная подруга и быстро выглянула из-за вечнозеленой стены, чтобы проверить, нет ли кого.

– Совсем крыша съехала? – зашипела я. – Ты едва не загремела в застенок!

– Эй, Лерой, полегче, – обиделась она. – Мне даже улицы не пришлось мести!

– Да, и за это я должна Валентину Озерову создать артефакт! Не абы какой, а реальный, чтобы он заработал на нем кучу денег!

Крис изменилась в лице. Конечно, я знала, что шантажировать подругу собственными счетами перед семьей Озеровых нечестно. Немедленно захотелось запихнуть претензию обратно себе в рот, но сказанные слова, к сожалению, вернуть было невозможно.

– Извини, что доставила тебе столько неприятностей! – конечно, обиделась она.

– Послушай, Крис, дело не в артефакте. Я боюсь за тебя. Скольжение опасно и для твоего дара, и для жизни. Аглая погибла, ты чуть не попала в исправительный дом. Скажи, ради всех светлых духов, что еще должно произойти, чтобы ты очнулась?

– Я тебя умоляю, только не надо меня учить жизни, – закатила она глаза. – Аглая была неудачницей…

– Не могу поверить, что ты это сказала! – перебила я.

– Да ладно, Лерой, я все понимаю. – Она кривовато усмехнулась. – Честно. Но не могла бы ты завидовать, молча?

– Что… что ты сказала?

– Конечно, гениальный артефактор, за тебя боролись университеты и академии, но знаешь что? От тебя все всегда шарахаются, потому что ты не-прос-тая! К тебе на хромой козе не подъедешь! Думаешь, мне много счастья доставило, что принцесса артефакторики захотела дружить с неудачницей, затравленной ведьмовским шабашем? Вот уж дудки! Ты не заметила? Я больше не та девочка, над которой все издевались. Теперь у меня куча друзей!

– Ясно, – тихо вымолвила я. – Только где были эти друзья, когда тебя схватили стражи? Неужели непонятно, что Абрис – не место для игры в догонялки!

– Откуда тебе знать, если ты даже не смогла туда переместиться?!

– Потому что в тот раз я переместилась и попалась! – заорала я, потеряв самообладание, и, раскрыв ладонь с темной руной, ткнула едва ли не в нос упрямице: – Вот что Абрис сделал со мной! Мне повезло, я выжила, но что будет с неофитом от такой руны?! Что будет с тобой, Крис?

Ошеломленная девушка разглядывала розоватые рубцы, ставшие заметными после последних перемещений. И чем дольше она таращилась на мою дрожащую руку, тем отчетливее на ее маленьком веснушчатом личике проявлялась брезгливость.

– Со мной такого никогда не случится…

– Дура!

Тяжело дыша, словно наперегонки бежали стометровку, мы буравили друг друга злыми взглядами. Во рту стало горько от подступившей желчи.

– Крис, ты моя лучшая подруга, и я уверена, что завтра мы обе отчаянно пожалеем об этом разговоре… Но если ты хочешь портить себе жизнь, то так и поступи, останавливать тебя не стану. Только больше не проси моей помощи, потому что я умываю руки! Не желаю следить за тем, как ты себя уничтожаешь!

Служба уже закончилась, молельщик Серебров читал проповедь о том, что светлых магов отличает от темных человечность. Басовитый голос возносился к куполу святилища и терялся в кроне Древа Судьбы. Выскочив из-за ширмы, я направилась к выходу, яростно стуча каблуками по мраморному полу, и, зашептавшись, народ начал оборачиваться в мою сторону.

До последнего мгновения мне казалось, что Крис попытается остановить меня, потому что три года близкой дружбы что-то да значат для нас обеих, но она просто позволила мне уйти.

* * *

День за окном уютной чайной обманчиво казался погожим. Часовую площадь озаряло бронзовое остывшее солнце, только тепла все равно не было. Высокая часовая башня отбрасывала длинную ломаную тень. Сильный ветер, расчистивший небо от облаков, задал работы дворникам. Обсушил мостовые, но растрепал лысеющие кроны деревьев, распушил примятые дождями ковры опавших листьев. По огромным лужам разбегалась рябь, точно по потревоженной озерной глади, а недовольный народ придерживал шляпы и подхватывал полы разлетающихся одежд.

Дожидаясь Тимофея, я переписывалась с Кайденом, но предусмотрительно прикрывала ладонью темную руну, вспыхивающую розоватым отблеском каждый раз, когда приходило очередное сообщение из Абриса.

«С подругой помирилась?» – спрашивал он.

Утром я отправила Крис записку, что готова ее прикрыть, но посыльный вернулся с нераспечатанным конвертом.

«Она делает вид, что мы незнакомы».

«Как ты выбираешь круг общения?» — менторским тоном уточнил Кай, словно проворчал на ухо.

– Сказал человек, почти месяц морочивший мне голову! – раздраженно огрызнулась я, приблизив магический планшет к губам, как будто через руну он мог услышать недовольное ворчание.

Тут в чайной, окутанной ароматами бергамота, лимонграсса и мяты, открылась дверь, и сквозняк внес Тимофея с букетом из пяти белых мохнатых астр в руках. Следом вплыла дама с объемной сумкой на локте и в драповом пальто с воротником из лисы, настоящей, выпотрошенной и, очевидно, когда-то бегавшей по лесам Тевета.

Тима остановился, поправил очки. Торчащие уши краснели от уличного холода, взгляд был растерянным. Когда взгляд очкарика остановился на мне, то на прилизанной макушке вдруг восторженно затопорщилась прядка.

– Кай, как хорошо, что ты меня сейчас не видишь… – обреченно вздохнула я.

А через мгновение у меня самой встопорщились волосы на голове, притом все разом, потому как дама с лисьим воротником двинулась следом за Тимофеем. И без представлений стало ясно, что он явился в компании своей не к добру помянутой матушки. Хотелось верить, что просто не сумел отбить абрисский фолиант у родительницы, а потому доставил их, в смысле родительницу, книгу и мертвую лису, прямехонько в чайную.

– Здравствуйте, – поднялась я из-за стола, чтобы отвесить госпоже Доходяге вежливый поклон.

– Сидите, сидите, – отозвалась она и приказным тоном указала сыну: – Чего замер? Подари девочке цветочки.

Тима сделал попытку сунуть мне букет, и пару секунд, усыпая скатерть лепестками, мы передавали веник из рук в руки с обоюдным желанием от него избавиться. Похоже, для нас обоих ноша была непосильной.

– Не стоило, – сдалась я, все-таки принимая астры, но тут же положила их на край стола, как будто крупные венчики-шары обжигали, как борщевики.

– Это моя мама, – протянул парень. – Мама, это Валерия.

– Много слышала о вас от Тимошеньки, милая девочка, – усаживаясь на отодвинутый сыном стул, объявила та. – Можете называть меня мамой.

Милая девочка, то есть я, икнула и, плюхнувшись обратно на свое место, прихлебнула остывший чай. Пристроился и Тима. За столом повисло напряженное молчание, которое попытался нарушить подавальщик, но быстро смылся в глубь чайной, отосланный рукой госпожи Доходяга.

– Вы, дети, общайтесь, – наконец предложила она. – Не обращайте на меня внимания.

На мой вопросительный взгляд Тима покраснел и вымолвил:

– Книжка у мамы в сумке.

Выходило, что сочинение абрисского переселенца сделали заложником.

– Валерия, – вдруг вымолвила женщина, – так где вы живете в Кромвеле? Арендуете комнаты?

– Дом у университета, – кивнула я, заметив, как она недовольно поджала губы.

– А в столице?

– У нас особняк.

– Хорошо-хорошо. – Она постучала пальцами по столу и все-таки уточнила для ясности: – То есть проблем с жилплощадью нет? В каком же квартале?

– Чистых прудов.

– Вот как. Чистые пруды? Недалеко от Королевского сада? Я как-то гуляла по этому району. Очень живописное место. И кленов много…

Я зачарованно кивнула, почему-то глядя на лису, казавшуюся ужасно несчастной.

– Не поймите неправильно, – спохватилась матушка. – Я о вас много слышала, но не только хорошее. Да и девочки сейчас такие стали… Знаете… На все готовенькое хотят прийти. Им и дом подавай, и лису на воротник, и карету с гнедой. Кстати, у вас есть лошади?

– Нет, – не понимая, почему продолжаю отвечать на вопросы, отозвалась я и снова нервно отхлебнула чай.

– А карета?

– Мама, зачем им карета, если у них нет лошадей? – отгородившись от меня ладонью, громко зашептал Тима.

У меня закончился чай, и запивать госпожу Доходягу, вопреки фамилии казавшуюся чрезвычайно здоровой и сытой, стало нечем.

– Тимошенька, закажи девочке еще чайку, – приказала она, заметив, как я с тоской разглядываю дно опустевшей кружки.

– Мне ничего не надо! – от испуга, что семейство воспримет чай, как согласие отписать родительский особняк, подскочила я.

– Да не стесняйтесь, Валерия, – отмахнулась она, а когда сын поднялся, заметила: – Только монетки раздели, чтобы мы за свое заплатили. Мы же вовремя пришли…

В мою сторону была послана улыбка, мол, ну, вы же понимаете, Валерия, нечего было приходить раньше и распивать дорогущие напитки. Я вдруг почувствовала, что бергамотный аромат встал поперек горла, а потому выдавила:

– Я ничего не хочу.

– Ну, хорошо, – очень быстро согласилась мама Тимы и фыркнула сыну: – Тимошенька, садись.

Тот присел.

– Хотя нет, встань, – приказала она, заставляя беднягу снова вскочить со стула. – Покушаете?

– Не увлекаюсь десертами, – немедленно отказалась я, проклиная секунду, когда согласилась прийти в чайную. Знала же, что встречи на Часовой площади никогда не проходили по-человечески.

– Садись, Тимошенька.

Сын покорно уместил пятую точку на стул.

– Так, значит, Валерочка… – На этом имени я снова икнула, позорно и громко. – Вы увлекаетесь Абрисом?

– Нет, – немедленно отказалась я, понимая, что одно неосторожное слово – и нарвусь на длинную лекцию, а фолиант все равно не получу. – Мой отец пишет статью, там что-то связано с Абрисом. Вот и попросил найти книгу…

Глаза мадам блеснули.

– Тимошечка, ты слышал? Профессор Уваров пишет новую статью! Валерочка, а секретарь ему не нужен? Ты, верно, знаешь, что Тимошечка неплохо печатает на машинке.

Она покосилась на сына, намекая, что раз уж у нас любовь до погребального костра, то невестка могла бы и продвижению по службе поспособствовать.

– Нет, не слышала, – пробормотала я и снова схватилась за кружку, а потом вспомнила, что она пустая. Почему пить-то хотелось так сильно? Мадам Доходяга явно действовала на меня иссушающе.

– Он использует технику двух пальцев! Я сама его этому научила. Знаешь, два пальца гораздо производительнее одного! – Она наконец полезла за фолиантом.

– Помощник отца печатает слепым десятипальцевым методом… – не удержалась я и немедленно пожалела, что ничего не соврала, ведь едва появившийся из сумки краешек фолианта немедленно нырнул обратно.

– Кстати, Валерия, – снова перешла она на официоз, – Тимошечка говорил, что ты неплохой артефактор?

– Мама, она лучший артефактор университета, – пробормотал он.

– И сколько ты на своих поделках зарабатываешь?

Поделки?! Она обозвала мою магию поделками?! Я всегда считала, что обладаю крепкими нервами, но от мадам Доходяги у меня задергалось нижнее левое веко.

– Пока у меня нет лицензии, артефакты продает университет.

– То есть ты живешь на матушкино наследство?

Тима бросил на меня виноватый взгляд и протянул:

– Ну, ма!

– А что ма? – возмутилась та. – У девочки такая репутация, что другая мать к своему сыну ее на пять миль не подпустит! Как она тебя содержать собирается? Что мы скажем твоему папе, когда ты к ней жить пойдешь?

– П-п-простите… – вклинилась я, совершенно теряя нить беседы (если, конечно, происходящий цирк с конями, вернее с лисьим воротником, можно было назвать беседой). – Кого содержать?

– Ну, ты же не рассчитывала, что сможешь жить у нас? – недоуменно развела руками мадам. Клянусь, даже у лисы на морде и у Тимы на мор… физиономии тоже появилось недоуменное выражение. Не зная, что придумать, я выпалила:

– Но я ухожу в монастырь и собираюсь до конца жизни содержать алтарь!

– Как?! – в два голоса изумились мать и сын.

– Насовсем! – не понимая, как придумала столь идиотскую ложь, растянула я губы в фальшивой улыбке. – Я решила посвятить себя служению светлым духам и создавать артефакты для молелен. Вернее… с детства мечтала!

– И ты не передумаешь? – расстроилась мама Тимофея.

– Такие решения нельзя отменять, – с надрывом отозвалась я.

– Проклятие, какое приданое пропадает даром, – пробормотала мадам с недовольным видом и, поднимаясь, оповестила: – Тимошечка, мамочка пошла в уборную, а ты тут со святой сестрой попрощайся.

Едва она скрылась за дверью в известное место, я прошипела:

– Давай мне книгу, и я ухожу!

– Так ты правда хочешь стать монахиней? Поэтому вчера в молельню ездила? – прошептал с надрывом Тима.

– Ты за мной следил? – опешила я, не понимая, съезжала ли крыша у нас коллективно или у всех по очереди.

– Извини. – Он часто-часто заморгал и вытащил из мамашиной сумки вожделенный фолиант, но когда я схватилась за книгу, то не позволил ее забрать и даже со смущением потянул на себя. – Можно, мы тебя проводим?

– У меня еще назначена встреча, – дергая фолиант к себе, соврала я.

– За тобой вчера ехал не только я.

– Что? – у меня поползли на лоб брови.

– Был еще человек. Я решил, что перед молельнями много странных типов бродит, но он следил именно за тобой.

В животе завязались крепкие узлы.

– С чего ты так решил?

– Когда он заметил меня, то исчез, – уверенно пояснил Тима.

– Исчез?

– Растворился в воздухе, как привидение. Ты веришь в призраки?

– Не очень, – встревоженно отозвалась я.

Одновременно мы отпустили книгу и разнесчастный томик свалился на пол, вывернув наизнанку исписанные убористым почерком желтоватые листы. Мы вместе склонились за распотрошенным фолиантом и до звездочек шибанулись лбами.

– Извини, – чуть не плача, просопел Тима. – И за маму тоже.

– Увидимся в университете, – буркнула я, потирая голову. – Цветочки оставь маме.

* * *

Центр Кромвеля всегда был людным и суетливым: толпы народа, кареты, постовые. Приходилось прикладывать нечеловеческие усилия, чтобы не озираться по сторонам, пытаясь разгадать среди прохожих того самого преследователя. Но кто ищет, тот всегда найдет! Переходя шумный перекресток, я все-таки засекла подозрительного типа в длинном плаще, стоящего на омнибусной остановке, и сердце совершило испуганный кульбит.

Самое ужасное, что в ожидании экипажа, идущего до квартала Каменных горгулий, пришлось встать рядом с этим незнакомцем. Стоило карете подъехать, как я запрыгнула в салон, растолкав локтями остальных пассажиров, даже тех, кто пытался выйти. Едва омнибус тронулся с места, я не удержалась и выглянула в окно. Пропал ли странный человек? Безучастный к городской суете, он по-прежнему разглядывал брусчатку у себя под ногами и, не делая ничего подозрительного, выглядел ужасно подозрительным.

– Дурища, – едва слышно фыркнула я, откидываясь на спинку сиденья.

Откровенно говоря, Тимоху хотелось убить, трижды. За маму, за растерзанный фолиант и за неожиданно обострившуюся манию преследования. Может, мужик был местным юродивым, а его с легкой руки в преследователи записали!

И все равно дома я заперла дверь на засов и зажгла световые руны. Во всех комнатах, даже в купальне.

Усевшись за стол, я открыла написанный предком Кайдена фолиант сразу на указанной профессором странице. Мало того что у автора был нечитаемый почерк, а текст написан на абрисском, в самом центре листа строчки оказались размыты, да и весь разворот стерся от старости. Пришлось изрядно поломать голову, чтобы соединить разрозненные фразы в сносный текст, который тут же переписывался на листочек.

«Ни одно сердце не способно биться вечно, сердце магии тоже останавливается. Каждый раз мы вынуждены его пробуждать. Но однажды придет черный день: оно заснет навсегда, и тогда начнут умирать ключи, один за другим, мучительно и неизбежно. Первым погаснет ключ «сила», и мир ослабеет. Последним умрет ключ «время», и магии не останется. Мы не будем прежними, наша жизнь изменится».

Выходило, что Кайден искал двуликого, чтобы оживить древнюю руну?

Я поспешно вытащила из сумки магический планшет, пробудила символ в углу пластины и, когда она приобрела матовость, быстро написала:

«Как давно погасло Сердце Абриса?»

Время шло. Секунды складывались в минуты. Ответа не было.

«Где ты?» — наконец отозвался Кайден, и от каждой литеры веяло ледяным холодом.

«Дома».

Кто-то резко постучал во входную дверь. От неожиданности я подскочила, и планшет со звоном кувыркнулся на пол. Конечно, выбраться из Абриса, чтобы устроить мне головомойку, Кайден так быстро не мог, подобная скорость просто противоречила законам магии. Грешным делом, в голову пришла мысль, что ко мне нагрянули господа Доходяги, чтобы вручить оставленный в чайной букет, но с улицы прозвучал голос Валентина:

– Открой, Лерой.

Если бы год назад кто-нибудь сказал, что мне не захочется пускать его в дом, то я покрутила бы пальцем у виска, но сейчас мне было жизненно необходимо пространство, чтобы перебороть страх. Похоже, в темном мире все летело к собачьим демонам, а Кай находился в самом эпицентре разрушений. Валентин Озеров, вероятно, будет счастлив. От мысли, что глаза друга детства наполнятся детским восторгом и совершенно недетским торжеством, меня затошнило.

– Валерия, не глупи, у тебя горит свет! – крикнул он, сопроводив восклицание очередным ударом по двери, злым и резким.

Не придумав ничего умнее, я щелкнула пальцами и потушила все руны света на первом этаже, в том числе на крыльце. Осенью смеркалось рано, старый сад быстро окунался в темноту, так что комнаты погрузились в холодный полумрак. В тишине я ждала затихающих шагов, но услыхала, как закряхтел, отъезжая в сторону, железный засов на двери. Онемев от изумления, я следила за тем, как нежданный гость без разрешения вламывался в мой дом.

Когда он открыл дверь, я уже стояла посреди кухни, сложив руки на груди. Тин вошел. Пришлось хлопком снова пробудить руну света, и на стенах вспыхнули лампы. Глаза резануло.

– Когда я потушила свет, ты не понял намека, что тебе здесь не рады? – в моем голосе звучал лед.

Валентин выглядел незнакомцем с тяжелым взглядом из-под бровей. Никогда такого у него не замечала.

– Я пришел задать тебе только один вопрос. – Он выдержал паузу, надеюсь, не для трагичности. – Ты знаешь, кто он?

Мгновенно стало ясно, что речь шла о Кайдене Вудсе.

– Ты вошел без разрешения.

– Так знаешь?!

– Да.

Челюсти Тина сжались.

– Ты получил ответ, – добавила я. – Уходи.

– Он тебя вытащил из Абриса, когда ты застряла там во время игры? – наконец вымолвил он.

– Это уже второй вопрос.

– Отвечай, Лерой! – рявкнул Валентин.

– Верно, Кай вернул меня домой.

Вдруг гость нехорошо усмехнулся:

– Поэтому он?

– Нет.

– Тогда объясни, я никак не могу взять в толк, почему именно он? Ты окружена парнями, но почему, демон тебя дери, Лерой, ты выбрала именно наследника темного клана?! – краснея, неожиданно завопил Тин. – Как вы вообще встретились? Вы две параллельные прямые, которые не могут пересечься! Проклятие! Вы живете не просто в разных мирах, а в разных вселенных! Объясни мне как?!

– Откровенно говоря, Валентин, ты лезешь не в свое дело! – голос зазвенел от возмущения. – После скандала в трактире как ты смеешь появляться мне на глаза? Пять лет я пыталась избавиться от дурацкой привязанности! Весело было, наверное, наблюдать, как я металась? Держал меня вместо карманной собачки, а когда я пыталась сбежать, то натягивал поводок и снова заставлял егозить у ног! Когда я об этом думаю, у меня кровь закипает. Отвратительно!

Тин стремительно приблизился, протянул руки и сжал мое лицо в ладонях. От него резко и сильно пахло виски.

– Выходит, ты просто мстишь? Потому что я планировал женитьбу, так ведь? Да? Ты все неверно поняла, Лерой. Я никогда не испытывал к ней привязанности, ничего такого. Отец Клариссы имеет связи с Абрисом, а мне так сильно нужны были его связи, но теперь все изменилось. Вон он я!

– Да, вот он ты… И ты пьян, Тин, – сухо отозвалась я и заставила его убрать руки. Но едва я освободилась, как он впился нервными пальцами в мои плечи.

– Если не мстишь мне, то почему ты с ним? Он что-то попросил взамен, когда помог? Так ведь? Ведьмаки не помогают. Никогда! Они заключают сделки. Что захотел Кайден Вудс от тебя? Магический свет? Артефакты? Что?

– Да пошел ты! – рявкнула я, пытаясь сбросить его руки.

– Как ты можешь его любить? – его губы сложились в невеселую усмешку. – Как? Мы же одинаковые с тобой. Ненавидим Абрис одинаково. Разве нет? Посмотри, что они с тобой сделали…

На некоторое время Валентин замолчал, как будто о чем-то задумавшись, и даже отошел на шаг. Я напряженно следила за изменениями в его лице. Вдруг оно осветилось догадкой.

– Так ты сама позволила ему осквернить свой дар? – вкрадчиво произнес он.

– Я не верю, что позволяю тебе здесь стоять и нести полную околесицу! – взорвалась я и ткнула пальцем в сторону двери. – Выметайся из моего дома, Валентин Озеров, и возвращайся, когда протрезвеешь!

– А тело? – вкрадчиво вымолвил он, словно не слыша, что его выставляют за дверь. – Тело ты тоже позволила ему запачкать, Лерой?

Вспыхнув от ярости, я размахнулась и влепила ему пощечину. Голова обвинителя мотнулась, на щеке расцвел красный след от пальцев. На мгновение Тин закрыл глаза и перевел дыхание. Новый взгляд был темный от гнева.

– Клянусь, я хотел, чтобы все произошло по-другому. – Валентин сделал шаг, и я отступила, неожиданно ощутив исходящую от него угрозу. – Я хотел дать тебе шанс, но ты больше не моя тихая милая подружка. Теперь я вижу, он что-то испортил в тебе…

Он вдруг начал снимать пиджак. Испуганно пятясь, я следила за тем, как он зло расстегивал пуговицы, рвал узел галстука, и отказывалась верить в реальность происходящего.

– Тин, что ты делаешь? – от паники язык едва слушался.

– Просто запомни, Валерия, не я, а он превратил тебя в пустое место.

– Остановись, ради всех светлых духов! – Я уперлась поясницей в спинку дивана и отступать стало некуда. – Просто прекрати, потому что ты меня очень сильно пугаешь!

– Но ты же всегда хотела попробовать, как это будет со мной. Я ошибаюсь? – отозвался он.

И я отбивалась, отчаянно и иррационально, не помня про уроки самообороны, не обращая внимания на треск разрываемой одежды. Ведомая животным страхом, изворачивалась, пытаясь сбросить насильника, и судорожно сжимала колени. В голове крутилась совершенно нелепая мысль, что если он раздвинет мне ноги, то все будет кончено.

Свобода пришла неожиданно, когда я почти выбилась из сил. Валентин отлетел на пару ярдов, врезался в закопченную каминную решетку и болезненно застонал. Между нами выросла высокая фигура Кайдена. Надо было бежать, пока насильник не пришел в себя, но разбитое тело не слушалось. Вцепившись в разодранный ворот платья, я подтянула к подбородку колени и съежилась в углу дивана. Меня сотрясала крупная дрожь.

Кай шагнул к отброшенному противнику, схватил его за грудки и, перевернув на спину, ударил кулаком в лицо. В тишине раздался тошнотворный глухой звук, из носа Тина потекла кровь. Но сдаваться он не собирался, ловко повернулся и, впечатав Каю ногу в живот, оттолкнул от себя.

Неясное движение – и оба исчезли, а вывалились из пространства уже посреди кухни. Удары, стоны, грохот выбитой в отцовскую спальню двери и разлетевшаяся вдребезги посудная полка. Новое перемещение. Тин учился бою, отвечал, нападал и даже попытался зажечь боевой светоч, мгновенно наполнивший воздух магическим током, но был отброшен на спину очередным ударом в челюсть.

Мне никогда не приходилось видеть мужской драки, яростной, без криков, слов или издевательских смешков. Противники не задирали друг друга и не красовались перед толпой. В моем доме происходило убийство. Лицо Валентина превратилось в кровавое месиво, и только слепец бы не увидел, что живым его отпускать не собираются.

– Остановись! – выкрикнула я, когда Кайден схватил противника за плечи и пригнул, чтобы ударить коленом в подбородок.

Пауза. Кай повернул ко мне голову. Скула разбита, лицо – застывшая маска, никаких эмоций. Кипевшую в нем ярость выдавали только черные, как смола, глаза.

– Просто вышвырни его из моего дома… – тихо вымолвила я.

В следующую секунду он толкнул Тина, и тот кулем растянулся на полу.

– Вон, – голос абрисца пронизывал холод.

Повозившись, Валентин кое-как встал, ноги его не держали. Внешней стороной кисти размазал кровь по разбитым губам, сплюнул на пол. Подняв пиджак, он встряхнул его и вдруг засмеялся. Сначала тихо, а потом все громче и громче, пока не захохотал как безумный.

– Проклятие! Ты, похоже, действительно влюблен в мою маленькую подружку, раз не показал своего настоящего лица! – Он брызгал кровавой слюной. – Темный паладин, разбивающий мне физиономию? Самому не смешно?

– А ты считаешь себя противником, достойным магии?

Кайден сграбастал Валентина за шиворот, точно щенка, и оба растворились в воздухе. Стало очень тихо. Кухня лежала в руинах: пол усеивали капли крови, черепки разбитой посуды, сметенные со стола книги с вывернутыми, растерзанными переплетами. Валялись перевернутые стулья, зиял пустотой дверной проем в отцовскую спальню.

Я заставила себя встать, переодеть разорванное платье и умыться. Плохо соображая, убрала дом, попыталась отдраить полы, но только размазала по доскам бурые пятна. И когда делать стало нечего, то вытащила из холодильного шкафа вилок капусты и начала резать. Один кусок, второй. Нож замелькал, полетела капустная стружка. Приходилось сосредоточиваться на том, чтобы усилием воли сдерживать дрожание руки, а не на воспоминании об отвратительных минутах насилия. Однако в этот раз ни готовка, ни уборка не помогали успокоиться, перед мысленным взором продолжало стоять побагровевшее от напряжения лицо Валентина, раздиравшего ворот моего домашнего платья.

В кухне появился Кайден, я не сумела заставить себя поднять голову, только почувствовала возмущение воздуха в момент перемещения. Было мучительно стыдно смотреть на человека, спасшего меня от самого чудовищного унижения, какому в своей жизни могла подвергнуться женщина.

Раздались тихие шаги, и он остановился за спиной. Кай не произнес ни слова, только осторожно обнял. От него пахло осенним холодом. Костяшки пальцев были сбиты, на рукавах остались бурые пятна чужой крови. Из рук выпал нож, громко всхлипнув, я прижала к искривленному рту ладонь. Одна мысль о том, чтобы разрыдаться из-за чудовища, притворявшегося моим другом детства, вызывала глухую ненависть, но позорные слезы все равно потекли по щекам.

– Я испытываю такой стыд, – прошептала я. – Не понимаю, почему мне так ужасно стыдно?

Он резко выдохнул мне в шею и произнес:

– Я хочу его убить.

– Знаю. – Помолчала и призналась: – Я тоже.

– Уйдем отсюда?

– Да, было бы неплохо. Хотя бы ненадолго.

Понятия не имею, куда мы скользили, но когда ноги провалились в пустоту, то подумалось, что теперь придется полностью перестилать пол. Вряд ли после нас кто-нибудь захочет жить в доме с кухней, испорченной следами скольжения в Абрис.

* * *

Мы переместились в обнесенный высоким забором двор перед низким, будто вросшим в землю домом с островерхой крышей. Мороз стоял трескучий, такой сильный, что снег под ногами хрустел и совершенно не спасало пальто. Сугробы доставали до окон, но расчищенная дорожка, ведущая от добротных ворот к деревянному, чисто выметенному крыльцу, наводила на мысль, что о потерянной, казалось бы, в густом лесу заимке кто-то заботился.

Засунув руки в глубокие карманы, я ежилась и приплясывала, мечтая поскорее спрятаться в тепле. Кайден и вовсе был в одном джемпере, а потому торопился. Пошарил рукой над притолокой в поисках ключа. Отперев навесной замок, быстрым касанием погасил охранную руну и открыл передо мной дверь, обитую изнутри войлоком.

– Осторожнее, здесь ступеньки. – От его дыхания шел пар.

Действительно, в комнату вели три нисходящие ступеньки. Обычно пустующие дома быстро промерзали, воздух в них был промозглый и студеный, но внутри оказалось теплее, чем снаружи. Видимо, печь недавно протапливали.

– Я пару лет не обновлял руну светового полога, поэтому только так… – предупредил он, зажигая прилепленные к деревянной крестовине толстые восковые свечи. Комната озарилась тусклым светом и наполнилась тенями.

– Ничего.

Я осмотрелась. Снаружи дом выглядел маленьким и приземистым, как заимка егеря, но внутри комната оказалась просторной. И она заменяла кухню, спальню и даже купальню, если судить по кадке для омовений, стоящей рядом с печью. При взгляде на большую самодельную кровать, накрытую лоскутным одеялом, на меня вдруг напала ужасная растерянность.

– Здесь убираются, – вымолвил Кайден, видимо, неверно истолковав мое смущение. – В двадцати минутах езды деревня, и я плачу, чтобы за домом присматривали.

– Чей он? – наконец вымолвила я.

– Деда Вудса.

– Ты здесь часто бываешь?

– После его смерти почти не приезжал.

Он начал возиться с печкой. Сунул поленья, принялся разводить огонь.

– Ты был привязан к деду? – спросила я, рассматривая его затылок.

– Не знаю. Наверное. – Кайден прикрыл черную от копоти дверцу и поднялся. – Дед Вудс был крутого нрава, неуживчивый и не ладил с кланом. Но он единственный помнил о том, что я все еще жив.

Некоторое время мы в молчании смотрели друг на друга. Говорить о себе он, определенно, не любил. Впрочем, я тоже не горела бы желанием ворошить прошлое, будь воспоминания настолько паршивы, что хотелось бы притворяться, будто они принадлежат другому человеку. Судя по всему, у Кайдена имелся целый ворох паршивых воспоминаний.

– Когда мне было семь, отец вышвырнул меня в закрытую школу для мальчиков. Он называл это мужским воспитанием – в той школе отлично умели вытравливать человечность. Каждую зиму дед забирал меня на пару седмиц из ада в нормальный мир, и я чертовски благодарен ему за это.

– Ясно, – неожиданно охрипшим голосом произнесла я и поймала себя на том, что нервно расковыриваю заусенец на пальце. Видимо, продолжения ждать не стоило. Стараясь заполнить повисшую неловкую паузу, я вымолвила:

– У тебя скула разбита. Надо обработать, иначе на лице шрам останется.

– Дед считал, что шрамы украшают мужчин, и не держал в доме заживляющих мазей.

– Тогда просто промоем. Рана выглядит нехорошо.

– Ладно. – Он не спорил, наверное, чувствовал, что я находилась на грани.

В лесном домике было удивительно уютно и очень спокойно. На печи в кастрюльке набухала каша с шиповником по рецепту тетушки Матильды, то есть без перца, соли и масла, потому как на почти пустых полках мне удалось найти только пшенку в льняном мешочке и сухие, сморщенные ягоды. Подозреваю, что собранные задолго до кончины хозяина дома.

Когда я осторожно промывала Кайдену рану, то он даже не морщился, однако ловкой сестрой милосердия меня было сложно назвать. От страха причинить ему боль руки мелко дрожали.

– Мне трудно понять, Лера, что ты сейчас на самом деле испытываешь из-за того, что… тот ублюдок… – Он запнулся, я замерла. – Тот парень, пытался сделать, но ты можешь поговорить со мной. Мне кажется, плакать в этой ситуации нормально.

– Если я осознаю, что человек, с которым нас в детстве укладывали в одну кровать, пытался надо мной надругаться, то свихнусь, – неожиданно даже для меня самой голос истончился. – Я чувствую себя такой униженной.

– Иди сюда, – вздохнул Кай, забирая влажную салфетку, и привлек меня к себе.

Он сидел, я стояла, обнимая его за шею. Объятия Кайдена всегда дарили ощущение безопасности, надежности и спокойствия.

– Знаешь, о чем я жалею больше всего? – промычала я ему в плечо.

– О чем?

– Что не сама сломала говнюку нос!

У Кайдена вырвался смешок. Я отстранилась, погладила его по щеке, осторожно большим пальцем провела по сжатым губам. Вдруг он перехватил мою руку.

– У тебя такие маленькие руки, Лера. Такие тонкие пальцы.

– Руки как руки, – отозвалась я. – Пальцы как пальцы.

– Но они умеют создавать удивительную магию.

– Когда мне было десять, я оживила всех своих кукол. Они танцевали в детской польку, и тетушка Матильда упала в обморок от страха. Тогда никто не подумал, что моя магия удивительная. У меня отобрали стило, а кукол закрыли в чулане. Они там еще седмицу скреблись, пока в рунах не погас магический свет.

– Что было дальше?

– Дальше? – Я попыталась вспомнить, какими проделками доводила родственников. – Дальше я научила кухонную табуретку шагать.

– Тебе наказали? – Кайден не сдержал смеха.

– Не помню, но табуретка маршировала пару седмиц. Тетка пригрозила, что прибьет к полу все мои игрушки, если я хотя бы еще раз трону мебель. Потом родители признали, что вряд ли из меня выйдет благородная девица, купили первое рабочее стило и вместо кукол начали дарить учебники по артефакторике. Больше всех расстроилась мама, она до конца надеялась, что я начнусь играть на клавесине.

– Хорошие были времена, – улыбнулся Кайден и, как будто привычно, точно делал это уже много раз, поцеловал мою ладонь.

– Сейчас тоже неплохие, – пробормотала я. Сердце заколотилось как сумасшедшее, сто ударов в минуту, не меньше, ведь касание его мягких губ показалось самой интимной лаской из всех, что мне доводилось испытывать в своей жизни. Да и опыта у меня было маловато. Вернее, совсем не было.

На счастье или к досаде, мне не удалось разобраться в растрепанных чувствах, в печи неприятно зашипело, и по комнате распространился запах горелого.

– Наш ужин! – всполошилась я, отскакивая от Кая с проворством бешеной домохозяйки, и бросилась спасать еду.

Впрочем, кое-что спасать принципиально не стоило. Например, диетическую кашу по рецепту тетушки Матильды. Блюдо оказалось совершенно несъедобным, даже хуже, чем у деда Вудса. Семейный деликатес темных ведунов по крайней мере имел вкус, пускай и вкус перцовой смеси. Несмотря на голод, обычного спутника перемещений через границу, я сдалась после третьей ложки и только наблюдала, как Кай стоически ковырялся в тарелке. Вдруг он аккуратно вытащил изо рта невесть каким образом попавший в крупу камушек.

– Зато у тебя талант к созданию артефактов, – пробормотал он, точно уговаривая меня не расстраиваться из-за кулинарного провала.

Столько раз хотела накормить его своей стряпней, но меня все время что-нибудь останавливало. И вот выдался, называется, удачный случай порадовать любимого деликатесом. Лучше бы не рисковала! Видимо, до сегодняшнего дня небеса пытались деликатно намекнуть, что не стоило испытывать судьбу и Кайдена на крепость желудка.

– На самом деле я хорошо готовлю. Просто крупа в мешке была моей ровесницей.

– Верю.

– Ну правда! В Тевете есть пословица: «Первый блин всегда комом».

– А будут и другие блины? – Кай так искренне изобразил испуг, что было впору зааплодировать.

– Ты сейчас по-настоящему задел мою гордость! – фыркнула я и из чистой вредности сунула в рот очередную ложку варева, но тут же схватила кружку с водой – подгорелая клейкая масса просто отказывалась проглатываться всухую.

– Не переживай, тыковка, – подбодрил меня мужчина. – Я правда совсем небедный человек и вполне могу позволить нанять для нас стряпуху. Не придется тратиться на знахарей.

Он говорил так, как будто мы могли позволить себе жить вместе, в одном доме, нанимать прислугу, возвращаться по вечерам со службы, прогуливаться по выходным по кленовым аллеям. Словно у нас действительно было будущее. Почему ж мне не хватало розового стеклышка, при взгляде через которое мир казался веселее и жизнерадостнее? Однако поправлять Кая казалось кощунством, оставалось ответить шуткой:

– Если ты еще раз назовешь меня тыковкой, то трат на здравника тебе не избежать.

Наши глаза встретились, и в комнате стало очень тихо. Реальность все-таки ворвалась в уютный уголок.

– Откуда ты узнала про Сердце Абриса? – откинувшись на спинку стула, спросил Кайден.

Он резко сменил тему, и я не сразу сообразила, как ответить, а потому выпалила первое, что вертелось на языке:

– У тебя на спине погасшая руна или все-таки тату?

– Руна. Символ власти. Нанесли в шестнадцать лет, когда меня объявили отцовским преемником.

Что ж, мы явно делали успехи и уже научились не только спрашивать, но и отвечать. Похоже, даже правду.

– Люди, которые обыскивали дом Роя, упоминали в разговоре Сердце Абриса, – в свою очередь призналась я. – Они сказали, что Сердце едва теплится и ты ищешь двуликого. Почему в Тевете не знают об этой руне, если она такая важная?

– Поэтому и не знают. – Кайден снисходительно улыбнулся. – Абрис скрытен, когда дело касается колдовства. Сердце – это идеальное сочетание семи основных ключей. Считается, что именно этот знак является источником силы. Старые гримуары утверждают, что если руна погаснет, то ключи начнут отмирать, и в конце концов наш мир лишится магии.

– Совсем?

– Должно быть. Правда в том, что она гаснет не в первый и, думаю, не в последний раз. – Он выглядел на удивление спокойным для человека, только что объявившего, что их мир, возможно, ждет конец света. – Но если ключи начнут отмирать, то когда? Через месяц, десять лет, через поколение? Когда именно наш мир лишится магии? Походит на бред сивой кобылы, но гримуары молчат, а неизвестность вселяет в людей страх, поэтому старейшины дергаются.

– Как ее пробуждают, вашу руну? Если я прикоснусь к твоей спине, то она вспыхнет?

Некоторое время Кайден молчал. Видимо, ему отчаянно не хотелось рассказывать о том, какая судьба поджидала несчастного, научившегося зажигать темные руны.

– Сердце Абриса – это не то, к чему можно прикоснуться. Она не похожа на руны перемещения, холода или света. Знак на спине вспыхнул только один раз, когда его нанесли. – Он старался избегать моего взгляда. – Чтобы зажечь Сердце, проводят ритуал. Двуликому наносят семь ключей, один за другим, и они постепенно, капля за каплей, иссушают его.

– После ритуала возможно выжить?

– Если не повезет.

– Остаться в живых ты считаешь невезением?

– Ты сможешь жить калекой без капли магического света? Понимать как, но не иметь возможности создавать артефакты? Да что там артефакты, не иметь возможности просто зажечь световую руну в доме.

– Нет, – отозвалась без раздумий.

Он кивнул: вот тебе и ответ. В комнате повисло тяжелое молчание, и когда пауза стала невыносимой, Кайден усмехнулся:

– Черт возьми, ты была права, когда говорила, что вести серьезные разговоры за едой – отвратительная привычка. Напрочь отбивает аппетит.

Кай отодвинул тарелку и поднялся из-за стола, тем самым давая понять, что сыт серьезными разговорами по самое горло. Присев рядом с печкой, он открыл заслонку и разворошил кочергой угли, чуть отстранившись, когда в лицо пахнуло жаром.

Понимая, что вытянуть что-то еще из него не получится даже раскаленными клещами, я с самым решительным видом принялась за мытье посуды. Пока терла тарелки в деревянной шайке, Кайден примостился на краешке стола и, сложив руки на груди, помогал мне тем, что просто не вмешивался в уборку.

– У меня есть еще один вопрос, – старательно избегая смотреть на него, произнесла я и с запинкой осторожно вымолвила: – Аглаю… убили твои родственники? Приняли ее за двуликую?

– Нет, – неожиданно он поправил мой сползавший с локтя рукав. – Если бы ее похитили наши, то тела не нашли бы. Выглядит так, будто кто-то пытался превратить твою подругу в двуликую. И похоже, она осознавала, на что именно шла, иначе забилась бы в истерике, когда вы столкнулись в доме Исаи Гленна.

– Но для того, чтобы магу нанести темную руну, по крайней мере нужен абрисский ведун, – опешила я.

– Паладин, – поправил Кайден. – Простому магу не по силам нанести руну обладателю Истинного света. И я совру, если скажу, что меня эта история не беспокоит.

Он протянул руку и убрал мне за ухо постоянно лезшую в глаза прядь волос. Краснея, я отвела взгляд и немедленно увидела деревянную кровать с лоскутным одеялом. Мыльная тарелка мгновенно выскользнула из рук и плюхнулась ребром на дно таза. В разные стороны брызнула мыльная вода, под пенной шапкой булькнула расколотая посуда.

– Проклятие! – прошипела я, вытаскивая из воды глиняный полумесяц вместо целой тарелки. – Надеюсь, это не была любимая тарелка деда Вудса.

– Зачем ты вообще решила мыть посуду посреди ночи? – не удержался Кайден.

Потому что мысль, что сейчас мы избавимся, как минимум, от части одежды, потушим свечи и уляжемся в одну кровать, вызывала во мне нешуточную панику!

– Лучше бы сразу выкинула, все равно окажется в мусорном коробе, – продолжил измываться он.

– Пока разбита только одна, – фыркнула я и, следом нашарив половинки от второй тарелки, выудила черепки из воды. – Не пойму, ты провидец, что ли?

Надеясь еще потянуть время, я даже решилась заглянуть в кастрюлю с застывшей кашей, но, смирившись с тем, что посудину ждет мусорная яма, закрыла крышку обратно. Поводов не ложиться вроде как не осталось. Еще минут десять с тем же усердием, с каким терла тарелки, я умывала лицо, а когда с полотенцем в руках обернулась в сторону кровати, застыла на месте. Кайден стянул через голову джемпер и остался в исподней рубашке, облегавшей плечи и такой тонкой, что через рукава просвечивали похожие на татуировки фамильяры.

Я таращилась на него и лихорадочно соображала, стоило ли мне раздеваться полностью, или что-то оставить, или улечься спать в вязаной кофте и леггинсах? Вообще существуют ли какие-то правила засыпания с мужчинами? И если существуют, то почему их никогда не описывали в учебниках по артефакторике?!

Вдруг некстати, как будто мне было мало, вспомнился день страшного позора, когда я вломилась к Кайдену в купальню и застала его обнаженным. Перед мысленным взором появилось превосходно сложенное тело, скульптурный торс и еще кое-что, о чем было не принято говорить вслух, но что отлично удалось рассмотреть. Сердце предательски заколотилось о ребра, а щеки вспыхнули.

– Ложишься? – глянул искоса Кайден.

Почти уверенная, что в моей горящей, как сигнальный фонарь, физиономии прекрасно угадывались все грязные мыслишки, посещавшие гудящую от усталости голову, я выпалила:

– Как ты спрятал фамильяры, когда был в Тевете?

– Пришлось замаскировать под обручальную руну. Тебе бы одного касания хватило, чтобы они снова по рукам расползлись.

При мысли о прикосновениях, любых: к рукам, рунам и вообще, меня бросило в жар. Я тут же принялась расстегивать кофту.

– Не раздевайся, – остановил меня Кай, вынудив не просто замереть, а буквально оцепенеть от неожиданности.

– Почему?

Светлые духи, я только что спросила, почему мне не надо раздеваться?! Отрежьте мне, пожалуйста, язык! Спасибо.

– Под утро печка остынет и станет холодно.

Проблема того, сколько одежды оставлять, отпала сама собой. Пока я хлопала глазами, стоя посреди комнаты, как последняя дура, он спокойно улегся полностью одетый и приоткрыл для меня одеяло.

– Идешь?

– Угу.

Потушив свечи, почти вслепую я добралась до кровати и осторожно улеглась на самый-самый краешек, повернувшись к Кайдену спиной.

– Иди поближе, так теплее, – пробормотал он, обхватив меня сильной рукой и прижав к себе. От нечеловеческого смущения на меня напал нервный паралич. Я лежала неподвижно, точно бревно, утыкалась носом в подушку, пахнущую влажным пером, и боялась пошевелиться.

– Лера, – щекоча дыханием, пробормотал Кайден мне в затылок, – расслабься, я не кусаюсь.

– Совсем? – пропищала я и немедленно захотела покусать себя сама. Да хоть бы тяпнуть за длинный язык!

Он хмыкнул, но, к чести, ничего не стал отвечать.

Пока я сходила с ума над вопросом, что же будет дальше, а если будет, то что именно, его дыхание стало глубже. Рука, обнимавшая меня, отяжелела. Он крепко заснул, видимо, утомленный перемещением через границы. Повозившись, я свернулась калачиком у него под боком и не заметила, как провалилась в сон.

И снова оказалась в большой странной комнате, точно поделенной на две части прозрачной стеной. Кайден стоял на своей половине за невидимой границей. Он смотрел внимательно и пристально, изучающе, так хищник присматривается к жертве, решая, как ловчее вгрызться в горло.

Сердце колотилось. Чувства спутались: неверие, радость, страх – все вместе крепким клубком. Вокруг руки Кайдена заклубился черный дымок, и из воздуха выплелся длинный клинок без навершия с замотанной тонкими кожаными полосками рукоятью. Острие смотрело в пол.

Пока смотрело в пол…

– Кай, ты меня пугаешь. Пожалуйста, убери оружие, – просила я, вдруг осознавая, что он видел не меня саму, а незнакомку, обладательницу Истинного света.

В ответ он резко толкнул стену. Преграда рухнула, и меня сбило воздушной волной. Опрокинувшись на спину, я болезненно застонала и испуганно приподнялась на локтях. Мы оба оказались на одной стороне мира, в строгой мужской спальне, с камином, серым шелком на стенах и наборным паркетом.

Не разрывая зрительного контакта, страшный незнакомец в личине Кайдена сделал шаг. Еще один. Остановился. Острие меча уткнулось мне во впадину между ключицами, туда, где истерично бился пульс.

– Ты будешь жалеть до конца жизни! – обретя голос, выпалила я.

– Серьезно? – уголок рта дернулся в кривоватой усмешке.

Стальное жало меча впилось мне в горло…

В ужасе я дернулась, открыла глаза, вдруг осознав, что нахожусь в горячей темноте, рядом с моим, заботливым и надежным, Кайденом. Он нависал надо мной, с тревогой вглядываясь в лицо.

– Ты кричала. Что тебе снилось?

Я цеплялась за его плечи, все еще не веря, что похожий на реальность сон оказался всего лишь ночным кошмаром. В висках зашумела кровь, сердце тяжело колотилось о ребра.

– Мне приснилось… что ты меня убил…

Кайден оцепенел и, кажется, даже дышать перестал.

– Я никогда не смогу причинить тебе вред, Лера.

– Знаю…

Мы смотрели глаза в глаза, не говоря ни слова. Пауза длилась и длилась. Он начал медленно опускать голову, точно давая время на размышления. Я была расстроена и плохо осознавала, что именно он предлагал, а когда твердые губы прижались к моим губам, мягким и податливым, то все мысли улетучились из головы. Я оказалась ошеломлена бесконечными поцелуями в душной темноте, словно мы делили одно дыхание на двоих. Оторвавшись на секунду, Кай прихватил зубами мою нижнюю губу, а потом лизнул ее.

– Ты как? – прошептал он.

– Хорошо? – почему-то прозвучало вопросительно.

И снова меня опаляли поцелуи, стиравшие ощущение реальности. Его рука забралась под кофту, скользнула по ребрам, словно изучая рельефы моего горящего огнем тела, легла на грудь. Совершенно незнакомые ощущения заставили кровь закипеть в жилах, внизу живота сладко тянуло, и я инстинктивно обхватила Кайдена ногами, немедленно ощутив внутренней стороной бедра его восхитительную твердость.

Отстранившись, он сдернул через голову рубашку, бережно освободил от одежды меня, а потом снова склонился, чтобы оставить горячую дорожку из поцелуев. Едва я прикоснулась рукой к татуировкам-фамильярам, как в ладонь ударило магическим разрядом, а руны на коже вспыхнули голубоватым сполохом и погасли. Кай содрогнулся.

– Прости. – Я испуганно отдернула руку, но он резко перехватил мое запястье и прижал ладонь к своей груди туда, где быстро колотилось сердце.

– Я хочу, чтобы ты до меня дотрагивалась.

– Послушай… – облизала припухшие, горящие от поцелуев губы, – это глупо и некстати, но… Ты же знаешь, что я… что никогда…

– Ничего не бойся. – Его глаза казались большими и темными. – Ты ни о чем не пожалеешь.

Всегда считала, что четко запомню свой первый раз, каждую мелочь и незначительную деталь, но нет, ночь прошла точно окутанная туманом. В странном полузабытье, задыхаясь, я ловила ртом воздух, стонала, позабыв о смущении. Я была мягкой глиной в опытных мужских руках, способных даже острую боль превратить в изысканное удовольствие. И потом, когда все закончилось, а мы, оставаясь по-прежнему слитыми, тяжело дышали, в голову пришла до смешного нелепая мысль: «Значит, вот из-за чего весь переполох».

Глава 9
Расколотый мир

Возвращаться в Тевет совершенно не хотелось, так бы и осталась в Абрисе, но в середине седмицы у четвертого курса проходил промежуточный экзамен по артефакторике. К сожалению, кафедра не разделяла мнения, что лично мне не имело никакого смысла доказывать знания, которыми я владела лучше иных преподавателей, так что Кайден переместил нас из заснеженного безлюдного леса в осенний Кромвель. Почти всю ночь, наплевав на усталость после скольжения, мы занимались такими вещами, о которых хорошие девочки не рассказывают мамам (плохие, впрочем, тоже), а подружкам – по большому секрету и заговорщицким шепотом.

Пробудившись от короткого сна, я даже не сразу сообразила, что лежу в собственной кровати, а за запотевшим от ночных заморозков окном греется на солнце увядающий яблоневый сад. Через приоткрытую дверь в спальню проникал густой запах свежесваренного кофе. Мы купили его прошлым утром, когда прогуливались по рынку в той самой абрисской деревне, что находилась неподалеку от убежища деда Вудса. Натянув через голову исподнюю рубашку, взлохмаченная и сонная, я выбралась из спальни. Мышцы ныли, и болело в том особенном местечке, о котором раньше не приходилось задумываться.

Кайден стоял у очага и внимательно следил за тем, чтобы из ковшика не убежал кофе. С полузакрытыми глазами я подошла, обняла мужчину руками за талию и прижалась к теплой спине щекой. Он пах удивительно.

– Давно проснулся? – пробормотала я.

– Угу.

– Меня возмущает, что ты такой бодренький.

– У меня опыт.

– Лучше бы ты промолчал, – буркнула я, отрываясь от него, и заработала насмешливое фырканье. Его веселила моя привычка брюзжать по утрам.

– Я привык мало спать, – уточнил он.

– Поздно, первое слово дороже второго.

Кайден перехватил меня за руку, ловким движением подхватил под ягодицы и посадил на кухонный прилавок. Наши губы оказались на одном уровне. Короткий взгляд глаза в глаза, и мы потерялись в ошеломительном, лишающем воли и разума поцелуе. Когда горячие губы прочертили обжигающую дорожку поцелуев и с моих уст сорвался чувственный хрипловатый стон, то в кухне раздалось сдержанное покашливание.

Я увидела застывшего в дверях отца в дорожном плаще и даже не оттолкнула Кайдена, а отпихнула, проворно соскакивая на пол. Абсолютно уверена, что вырвавшееся у меня бранное словцо, емко описавшее абсурд ситуации, меньше всего расстроило шокированного родителя.

– Я, конечно, говорил, что предпочитаю застать тебя по возвращении с парнем, а не в стражьем участке, но не думал, что ты примешь мои слова как руководство к действию, – глубокомысленно изрек отец, следя за тем, как мы поспешно поправляем одежду.

– Здравствуйте, господин Уваров, – произнес Кай, одергивая на мне задравшийся подол сорочки.

– Здравствуйте, господин Вудс, – согласно кивнул нежданный хозяин, вешая на крючок шляпу и снимая пальто.

– Вы знакомы? – из-за жутчайшего стыда на меня напало странное отупение.

– Несколько дней назад господин Вудс пришел ко мне для официального знакомства, чем, признаться, сильно удивил. – Папа улыбнулся уголками губ, демонстрируя потрясающую способность владеть собой. – Но, судя по тому, что я тут увидел на… кхм… кухонном столе, вы, господин Вудс, у меня не разрешения спрашивали, а ставили в известность об отношениях с моей пока несовершеннолетней дочерью.

Стоило признать, Кайден действительно выглядел смущенным.

– В Абрисе ваша дочь давно совершеннолетняя, – отозвался он и кашлянул, определенно пожалев, что не промолчал.

– Но мы пока живем в Тевете, – одарил его многозначительным взглядом отец.

– Вообще-то мне исполнится двадцать через седмицу, – вставила я.

После неосторожного замечания в комнате повисла оглушительная тишина, даже в ушах зазвенело. Мне точно намекали, чтобы юные девы не вмешивались в сугубо мужские разговоры.

– Господин Вудс, понимаю, что никак не могу помешать этим… отношениям, – произнес папа с таким лицом, будто проглотил кол, – но уж попросить вас покинуть мой дом имею право.

– Папа! – воскликнула я и заработала уже два многозначительных взгляда, говоривших, что девам точно слово не давали.

– Мне действительно лучше уйти, Лера, – тихо произнес Кай и тут же покачал головой, не позволяя разразиться потоком восклицаний, мол, не спорь. – Прошу прощения, господин Уваров, за то, в каком виде… За сегодняшнее утро.

– Вы же не думаете, что я приму извинения? – уточнил отец, изогнув брови.

И все-таки Кайден оставался Кайденом. Прежде чем уйти, несмотря на накаленную обстановку, он мягко поцеловал меня в лоб и пробормотал:

– Береги себя. Я загляну через пару дней.

Нервно покосившись на отца, скривившегося от слов потенциального зятя, я кивнула:

– Ладно. Хорошей дороги.

Натянув теплую парку и сунув ноги в войлочные сапоги, найденные в сундуке у деда Вудса, он стал напоминать заблудившегося в городе лесника. Тем чуднее было наблюдать за уважительным поклоном в сторону отца.

Когда мы с папой остались наедине, то уставились друг на друга, точно враги.

– Почему ты указал ему на дверь?

– Это ведь риторический вопрос? – уточнил он и, пройдя к очагу, принюхался к ковшику. – Кофе? Надеюсь, ты не пила эту гадость?

– Я про тот день, когда вы познакомились. Не представляю, чего ему стоило прийти к тебе.

– То есть ты в курсе, кем на самом деле является господин Вудс? – уточнил папа, выливая кофе в раковину и пуская воду из медного крана.

– Да.

– Ты же понимаешь, в какие неприятности можешь попасть по его вине? – наконец произнес родитель. – Кайден Вудс, возможно, неплохой человек и, возможно, действительно испытывает к тебе чувства, но, Валерия, как ты думаешь, что станет с тобой, когда о вашем романе узнают?

– Похоже, ты уже придумал ответ, – усмехнулась я.

– От тебя избавятся, дочь! Немедленно.

Правда резала как ножом.

– Проклятие, мне только девятнадцать лет, я не собираюсь к венчальной чаше! И прекрасно понимаю, что у нас с Кайденом нет будущего, – у меня перехватило дыхание, – но еще точно знаю, что люблю его. Я не желаю думать о том, что случится через пять лет! Почему мы не можем жить здесь и сейчас?

– Потому что ты совершенно не вписываешься в ту жизнь, которую наследник правящего клана ведет здесь и сейчас в Абрисе! – отрезал отец, а потом добавил чуть мягче: – Я не могу тебе помешать встречаться с этим человеком, но хорошенько запомни мои слова: я потерял твою мать, Валерия, и не желаю потерять свою замечательную дочь из-за этого… из-за какого-то абрисца, кем бы он там, у себя, не являлся!

После он собрался закрыться в спальне, но, обнаружив зияющий пустотой дверной проем вместо двери, замер на полпути. До меня донесся обреченный вздох.

Стараясь подлизаться, я приготовила завтрак и, прежде чем сбежать из дома в университет, позвала:

– Поешь, а то остынет.

Папа ничего не ответил, будто подчеркнув, что с сегодняшнего дня мы находимся в состоянии холодной войны.

Обычно у человека в дурном настроении абсолютно все валится из рук, словно невидимые тучи, сгустившиеся над головой, сыплют мелкими неприятностями, как дождем. Опоздав на омнибус, я не попала на первую лекцию. Лаборатория оказалась переполнена, а привычное место снова занял выскочка из Королевской академии, которому, видимо, хотелось отыграться за прошлый раз. Когда я остановилась в дверях, то он нахально подмигнул и развел руками, мол, кто первый встал, того и домашние туфли. Плюнув, я сбежала в университетскую едальню.

Сегодня заканчивался срок домашнего ареста Крис. Заходя в привычно пахнущий капустной похлебкой (как будто ничего другого там не готовили) обеденный зал, я поискала подругу взглядом. Среди скользящих, как всегда сидевших в самом центре, у всех на виду, ее не оказалось. Недолго думая, я подошла к шумной компании.

– А где Крис? – прозвучало не очень-то любезно, без приветствий, но настроение у меня было не самое вежливое. – Ее не отпустили в университет?

Никто не повернул ко мне головы и не прервал разговора. Стало ясно, что ответа не добиться. Стоять перед ребятами было и глупо, и унизительно, но показное игнорирование вызывало нехорошие подозрения.

– Эй, народ! С Крис все в порядке?

Ноль эмоций.

– Придурки! – прошипела я со злостью и в ярости двинулась вон из едальни, но едва выбралась в коридор, как один из скользящих нагнал меня.

– Подожди, Лерой! – произнес он. Одного короткого взгляда на виноватое лицо хватило, чтобы понять, что случилась большая беда.

– Она застряла там? – только и смогла выдохнуть я с замирающим сердцем.

– Тише ты! – пробормотал сокурсник, увлекая меня к стене, а когда убедился, что до нас никому нет ровным счетом никакого дела, забормотал: – Я пропустил ту игру, но люди говорят, что ее схватили. Никто не понимает, как Святоша вернулась. Она в Тевете, дома. Все очень скверно… Ей нанесли руну…

Кажется, последние слова он произнес уже мне в спину, потому что я сломя голову неслась по коридору к лестнице, ведущей в гардеробную. Забрала пальто, намотала шарф и, плохо соображая, бросилась к лучшей подруге, снова попавшей в паршивую историю.

До тихого квартала семьи молельщика Сереброва пришлось добираться почти час двумя омнибусами. Дом был большим и неуклюжим. С каждым прибавлением в семействе он разрастался разновеликими пристройками, прилепленными со всех сторон. На стене светился знак святого знамения, означавший, что жилище принадлежит молельщику. Вокруг никакого забора – служителям светлых духов запрещалось отгораживаться от страждущих. Дверь мне отворила госпожа Сереброва, среднего роста рыжеволосая женщина, ожидавшая еще одного наследника.

– Валерия? – уточнила матушка Крис.

– Здравствуйте, – промямлила. – Я проведать Кристину. Слышала…

– Да-да… – Она рассеянно потеснилась в дверях, позволяя мне войти. В обычно шумном живом доме стояла неприятная тишина, царил идеальный порядок и резко пахло курительными сандаловыми палочками. Совсем как по покойнику.

– Она заперлась у себя в комнате, ни с кем не разговаривает. Лежит. Может, у тебя получится уговорить ее что-нибудь съесть…

Глаза хозяйки дома наполнились слезами, и я вдруг почувствовала себя ужасно виноватой, как будто собственными рученьками толкала подругу в ворота в Абрис.

– Ладно.

– Отец за нее молится… – пробормотала она, пока я разувалась. – Мы все за нее молимся.

Во мне укрепилась уверенность, что теперь-то родители точно наплюют на желание иметь в семье дипломированную модистку и запрут Крис в монастыре. Возможно, она даже не будет против.

Комната подруги находилась на чердаке, и к ней вела крутая лестница. Под ногами неприятно скрипели половицы, надрывно и обиженно, точно плакали. Даже не постучавшись, а осторожно поскребшись, я толкнула дверь и тихонечко вошла. Внутри стоял тяжелый запах влажного холода, единственное окошко было зашторено. Кристина, завернутая с головой в одеяло, лежала на кровати, отвернувшись к стене.

– Крис… – Я присела на краешек матраца и осторожно погладила подругу по плечу.

– Как ты справилась с тем, что твой дар осквернили? – ее голос прозвучал глухо.

– Я старалась не думать о том, что произошло.

Не говорить же лучшей подруге, что трагедию с изгаженным даром начисто перекрыл шок от того, как жестоко меня обманывал темный паладин, косвенно виноватый в появлении руны.

– Когда они меня схватили, то я уже понимала, что меня пометят. Словно животное… – вымолвила Крис. – Они не видят в нас людей.

Вдруг она вывернулась и крепко обняла меня, уткнувшись лбом в плечо. Пока подруга рыдала, сотрясаясь худеньким телом, я растерянно гладила ее по спине с проступающими даже через кофту лопатками, по спутанным, похожим на воронье гнездо волосам и не представляла, какие слова утешения она хотела бы услышать.

Люди по-разному переживают личные трагедии. Мне не требовалось чужого присутствия – я не могла говорить о своем горе вслух, только переживать молча, глубоко внутри. Постороннее участие заставляло облекать боль в ограниченные слова, вынуждало держать себя в руках, чтобы эти самые слова подобрать. И она, боль, оставалась внутри, таилась, не уходила. Лишь в одиночестве, выплакавшись, переварив горе и жалость к самой себе, я начинала трезво мыслить и строить планы. Ведь планы, пусть самые идиотские, доказывают, что жизнь продолжается и даже самая страшная беда тоже проходит.

– Крис, – наконец прошептала я, говорить в голос казалось неуместным, – так будет не всегда.

– Но не для меня! – прорыдала она.

Отстранившись, подруга рванула ворот кофты, открывая место чуть пониже ключиц, где посреди грудной клетки краснели красные, обожженные линии незнакомой руны. У меня на затылке зашевелились волосы.

Знак поблескивал.

– Крис, почему она теплится? – вмиг севшим голосом вымолвила я.

Идиотский вопрос. Когда темный паладин Йен нанес мне символ «знание», то темную магию из крови выжег Истинный свет, вернее, как выяснилось позже, не выжег, а просто смешался с ней, превратив дар в непонятный чудовищный коктейль неясного цвета. Но слабый свет неофита был просто не способен справиться с руной. Чужая магия отравляла Крис. По коже уже разбегалась тонкая красная сеточка воспаленных сосудов.

Мы все за нее молимся…

Громко всхлипнув, она приложила к зареванным глазам ладонь, для чего-то стараясь скрыть слезы, и покачала головой.

– Погасить не получилось, – просипела она. – Не вышло даже выжечь, и магию она тоже не дает перекрыть. Целитель сказал, что справиться с черной магией должен мой собственный дар. Только он не справляется, а выгорает.

Сколько ей останется, если руна не заснет? Сутки, двое?

Поэтому Крис отпустили в Тевет, понимали, что знак не сумеет уничтожить даже целитель, знающий, как выжечь темную руну с тела светлого мага. Руну способен потушить только темный маг… паладин или кто-нибудь столь же сильный. Где такого найти в мире светлых рун и дурочек, гоняющих в Абрис ради мутного развлечения? Успею ли я вызвать Кайдена? Но согласится ли он помочь скользящей?

– Крис, ты же знаешь, что ты моя единственная подруга и я ни за что не позволю тебе умереть? – не сводя глаз с переливающегося на груди подруги символа, уточнила я. В конце концов, если мне удается пробуждать абрисские знаки, то удастся и погасить. Наверное.

– Лерой, что ты…

Она не успела договорить, потому что в следующий момент я приложила ладонь к руне на ее груди. В руку ударило мощным магическим разрядом. Мгновенная вспышка света ослепила. Крис замычала и выгнулась дугой, в воздухе сильно запахло паленой кожей, а у меня перед мысленным взором мелькнул размытый образ мужского лица. Рыжеватые волосы, ледяные глаза стального цвета, крепко сжатый рот с узкими губами. Йен! Рисуя рунический узор, паладин вплел в вязь личную метку! А значит…

Прежде чем неведомая сила, способная разнести на осколки пространство, утянула меня к создателю руны, я отдернула руку. Потеряв сознание, подруга рухнула на подушку. На усеянной веснушками коже в разрезе кофты темнел похожий на татуировку рисунок. Чтобы привести Крис в чувство, пришлось похлопать ее по бледным щекам. Она с трудом разлепила веки и пробормотала:

– Я, кажется, умираю.

Хотя я прекрасно понимала, что теперь-то она точно будет жить, все равно поддалась панике.

– Я сейчас позову твою маму! – Вскочила с кровати и, высунувшись из комнаты, заорала на весь дом: – Матушка, Кристине нехорошо!

– И пить очень хочется, – простонала оживающая Крис. – И поесть было бы неплохо.

Матушка примчалась мгновенно, а увидев не слишком аккуратно выжженный след вместо живой руны, всплеснула руками и зарыдала:

– Светлые духи нас услышали!

Сбежать из дома Серебровых удалось до начала коллективной молитвы, пока вместе с ними не пришлось благодарить светлых духов за то, что я превратилась в уродца, способного управляться и со светлыми, и с темными рунами. Ну, или пока набожное семейство не разобралось, в чем дело, и не приравняло меня к ожившему светлому духу.

В сезон листопадов день стремительно убывал, а ночь наполнялась бархатной темнотой и была длинна до бесконечности. Когда я вышла из дома молельщика, на улицу, засыпанную опавшими листьями, опускались пахнущие острым холодом сумерки. По пешеходной мостовой уже шаркал фонарщик, зажигавший уличные огни…

Человек в черном, тот самый, с омнибусной остановки на Часовой площади, стоял на противоположной стороне улицы, рядом с фонарным столбом. Я точно споткнулась, заметив его, а когда направилась вдоль улицы, то он тоже начал двигаться. Он глядел под ноги, не пытался нагнать или перейти на мою сторону дороги. Сама не заметив, я ускорила шаг, а потом, поддавшись панике, бросилась бежать.

На омнибусной остановке была куча народа, в салон уместиться не вышло, пришлось по лестнице подниматься на крышу. Только я плюхнулась на лавочку, как меня подперли плечом. Скосив глаза, я увидела колени в черных кожаных штанах и перестала дышать. Сжала в карманах пальто кулаки и принялась лихорадочно соображать, где лучше выскочить. Городской рынок показался самым удачным решением, от него было рукой подать до стражьего участка.

Едва карета остановилась, я рванула вниз, надеясь затеряться в толпе и обмануть молчаливого преследователя, но, когда моя нога коснулась пешеходной мостовой, тело точно дернули за веревку. Последовал болезненный удар, даже в глазах потемнело. На сумасшедшую секунду почудилось, что я просто за что-то зацепилась и шибанулась лбом о брусчатку. Было бы все так просто… Подо мной оказалась не ледяная выщербленная мостовая, а грязные половые доски, и зловоние рынка сменилось на затхлый пыльный запах заброшенного дома.

– Попалась, тварь? – раздалось над головой.

Меня схватили за шиворот и заставили поднять голову. После резкого перемещения перед глазами плыло, и сфокусироваться на паскудно ухмыляющейся физиономии паладина Йена удалось не сразу.

– Черт, я тебя знаю, – сжав мне щеки пальцами, отчего рот невольно округлился, прошипел он. – Маленькая дрянь, лишившая меня фамильяра. Знал бы Вудс, кому спас жизнь. Смотрю, ты в своем Тевете созрела в урода?

Мне хотелось сказать, что единственный урод, притом не только моральный, в этой комнате он сам, но провоцировать безумца решился бы еще больший безумец. Я тяжело дышала, почти пыхтела и упрямо молчала.

– Ты же понимаешь, что я говорю? По глазам вижу, что понимаешь… Сейчас ты будешь хорошей девочкой и покажешь, как погасила мою метку, и тогда я не убью тебя.

Он склонился ко мне и прошептал на ухо:

– Но не могу говорить за других.

Невольно я покосилась на свидетелей издевательства, некоторые были совсем мальчишки, мои ровесники. Они скалились, следя за чужими унижениями. Не в той ли школе их учили, где из хороших детей вытравливали человечность?

Йен толкнул меня на пол и раскрыл над полом ладонь. Напряженная рука подрагивала, вокруг растопыренных пальцев заклубился черный дымок. Не отрываясь, я следила за тем, как он оставляет метку прямо на исхоженном, истертом паркете. Она походила на нарисованную ребенком каракулю, такая же впрядалась в рунический рисунок на груди Крис.

– Гаси, – кивнул паладин.

Я не пошевелилась.

– Это ведь ты погасила метку у рыжей суки! – рявкнул он, схватив меня за взлохмаченный затылок. – Гаси, твою мать!

– Я не щенок, чтобы тыкать меня носом в дерьмо! – со злостью выпалила я, сбрасывая его руку. – Говнюк!

На огромный зал опустилась зловещая тишина. Видимо, выругаться получилось без акцента, очень чисто. Ни дать ни взять истинный абрисский сапожник. Похитители таращились с открытыми ртами. У Йена вырвался странный смешок.

Глядя в его напряженное лицо со сжатой челюстью, думала, что ударит, но он резко поднялся, направился к двери и бросил на ходу:

– Вызывайте Вудса-младшего. Скажите, что у нас есть двуликий.

Я закрыла глаза и выдохнула.

Пусть у Кайдена не окажется младшего брата! Иначе мне останется только молиться, чтобы дорога на солнечное облако была легкой и безболезненной, а компания светлых духов – веселой.

* * *

Ждать пришлось долго. Меня закрыли на втором этаже в пыльной библиотеке без книг. Было жутковато смотреть на темные провалы пустых полок и черную пасть прогоревшего камина. В охранники поставили двух мальчишек, и они развлекались тем, что на спор метали в стену плоские широкие ножи. Поджав колени, я сидела на диване с грязно-серой обивкой и следила за игрищами.

– Десять пени на то, что попаду в тот цветок! – указал парень на какую-то точку прямо над моей головой. Не успела я опомниться, как возле уха просвистел нож, заставивший меня испуганно вжать голову в плечи. Раздался глухой звук. Невольно оглянулась, клинок вошел в стену по самую рукоять, точно в мягкое сливочное масло.

Мальчишка приблизился ко мне, присел к дивану и ухмыльнулся:

– Испугалась?

Щелчок пальцами – и метательный нож появился в его руке, заклубившись черным дымком.

– А ты хорошенькая. – Паладин облизнул губы. – Очень. Что будет, если мой нож случайно заденет тебя… вот здесь?

Острой кромкой он провел у меня по щеке. Кожу защипало. Было и страшно, и досадно, что теперь на щеке начнет нарывать порез.

– Охренеть! И вправду светится, – протянул он, впившись взглядом в царапину. Видимо, ранка блеснула на мгновение, когда Истинный свет поглотил крохи черной магии.

– Весело пугать девчонку? – тихо, чтобы скрыть дрожь в голосе, вымолвила я. – Наверное, чувствуешь себя крутым парнем?

– Марк, прекрати! – Второй мальчишка то ли был поумнее, то ли потрусливее. – Если с ней что случится, нам голову свернут!

– Заткнись ты! – рявкнул тот через плечо.

Он отвлекся, и, воспользовавшись заминкой, я резко схватила его за запястье. Брызнула яркая вспышка света. Магический разряд мгновенно развеял нож, взорвавшийся черным дымом. Мне казалось, что паладины владели телом на уровне инстинктов, но от неожиданности мальчишка просто выдернул руку и зашипел, вздергивая рукав и поспешно проверяя фамильяры:

– Я же пошутил, идиотка!

– Я тоже пошутила, говнюк, – ответила с ледяной интонацией. – Знаешь, в чем проблема всех паладинов? Вы слишком самоуверенны.

От расправы меня спасла открывшаяся дверь. Злой сквозняк затушил большую часть свечей, а с порога прикрикнули:

– Шевелитесь! Вудсы здесь!

Под потолком холла плавала похожая на перистые облака золотистая дымка, заливающая помещение желтоватым светом. Народу было неожиданно много, целая толпа, но тишина стояла как в заброшенном склепе, а холодный воздух едва ли не трещал от напряжения. Казалось, щелкни кто-нибудь пальцами – и старый особняк взлетит к абрисским праотцам, а потом осыплется щепками и обломками.

Быстрым взглядом я отыскала Кайдена. Он выглядел преступно расслабленным: небрежная поза, руки в карманах, взгляд в замусоренный пол. Пока меня вели, он даже головы не поднял. Парни за его спиной таращились с жадным любопытством – не каждый день им доводилось видеть двуликого. Но, когда стало ясно, что он это она, вернее я, юная, похожая на фитилек девочка с длинными спутанными волосами, то Вудсы начали недоуменно переглядываться. У абрисцев никак не приживалась в голове простая теветская аксиома: сила света не зависела от массы тела. От внешности, роста и умственных способностей тоже не зависела.

Народ поспешно расступался, как будто я болела заразой, передающейся через прикосновения. Меня поставили перед гостями. Быстро покосилась на Кайдена, но на его лице не дрогнул ни единый мускул, эмоции были спрятаны под бесстрастной маской. Он не позволил себе ни одного жеста, способного натолкнуть на мысль, что мы были чем-то связаны или даже просто знакомы.

В голове грохотали пророческие слова отца, в сердцах брошенные сегодняшним утром.

Как ты думаешь, что случится, если о тебе узнают? От тебя избавятся! Немедленно.

Если бы папа догадывался, что говорил «под руку», наверное, вообще бы промолчал.

– Узнаешь, Вудс? – ухмыльнулся Йен.

– А должен? – Кайден оглядел меня с головы до пяток. – Значит, она двуликая?

– Точно.

– И у нее расцарапано лицо…

От мрачных интонаций даже я поежилась.

– Кто ее охранял? – Он бросил острый взгляд на кого-то за моим плечом, и раздалось тихое покашливание. – Ясно…

– С чего Гленны вообще решили, что нам нужен двуликий? – остановил неуместный допрос коренастый, среднего роста Вудс с черной повязкой на одном глазу, делавшей его похожим на пирата.

– Но наследник же здесь, – отозвался Йен, и только глухой не различил бы в его голосе торжества.

– Справедливое замечание, – вздохнул «пират».

Он приблизился ко мне, сжал мозолистыми, шершавыми пальцами подбородок и заставил поднять голову. Смотрел мне в лицо внимательно, но без интереса, как будто изучал неказистого пони, разве что в рот не заглядывал проверить зубы. Не знаю, что пытался обнаружить, может, думал, что у обладателей Истинного света кожа поблескивала или в зрачках подмигивали звезды.

– Утверждаешь, что она двуликая? – произнес он, дыхнув табачным перегаром. – Да ее к земле пришибет от первой же руны. Как думаешь, Кай?

– В прошлый раз эта крошка выжгла мне фамильяр, – вымолвил Йен. – Пришлось ставить новый.

– А-а-а, – протянул одноглазый. – Отчаянная, значит. И молоденькая совсем.

– Понравилась? – не удержалась я. Абрисская речь из моих уст очередной раз произвела эффект парализующего заклятья. Кривой даже в лице изменился и уронил руку.

– А ты не обманываешь, Гленн? – пробормотал он. – Она шпарит по-абрисски не хуже нас с тобой.

– Не верите? – явно оскорбился Йен.

– Ты свой лимит доверия исчерпал еще в прошлом месяце, – рявкнул на него кривой, видимо, намекая на какой-то инцидент. Похоже, опальный паладин выкрал меня исключительно для того, чтобы выиграть пару очков у правящего клана. Впрочем, его представители, явившиеся на встречу, больше всего напоминали головорезов и, похоже, ими же и являлись.

– Пусть руну начертит, – подсказал кто-то. Я бы обязательно рассмеялась, если бы от страха не тряслись коленки. Откуда им знать, что моему магическому свету не подчинялась ни одна боевая руна? С другой стороны, можно было начертить символ «огонь» и развести костер посреди холла. Спалить особняк вряд ли выйдет, но хотя бы согреюсь.

– Что скажешь, Кай? – повернулся кривой. – Лично я не рискну заставлять ее чертить светлые руны.

– Поставь ей метку, – спокойно посоветовал тот, и я оцепенела. – Если она двуликая, то сразу станет видно голубую кровь.

Кайден Вудс, ты точно шутишь! На мой яростный взгляд он не отреагировал.

– Как скажешь. Метку так метку, – пробормотал маг.

– Я сам. – Кайден отодвинул родича в сторону. Вокруг руки заклубился дымок, выплетая стило.

– Только попробуй, и я убью тебя! – процедила сквозь зубы.

Пустой, чужой взгляд, замкнутое лицо, сжатая челюсть. Роль абрисского мерзавца всегда удавалась ему с особым шиком, хоть аплодируй стоя.

– Дашь руку сама или силой?

И я протянула раскрытую ладонь, ткнула в грудь. На, подавись!

– Подними рукав, – последовал следующий приказ. Со злостью вздернула рукав пальто, обнажив тонкое бледное запястье с прожилками вен. Кайден мог легко обхватить его двумя пальцами, и еще бы запас остался.

Его руки, в отличие от взгляда, были очень теплыми. Когда стило коснулось кожи, то показалось, будто в плоть воткнулось игольчатое острие. Брызнула красноватая вспышка. Я охнула от резкой боли. Стило запнулось, мгновенно зависло в нерешительности. Ладонь Кайдена стала влажной от нервного напряжения. Он мягко сжал мне запястье, мол, потерпи немного, а потом быстро, чтобы не затягивать, заскользил по коже ранящим острием, рисуя руну «перемещение». В порезах заблестело голубоватое свечение, точно в жилах действительно текла не кровь, а расплавленный магический свет.

Он выпустил мою руку, и одежда скрыла нанесенный знак. Кровь потекла по пальцам, самая обычная, красная, как у всех, и капала на пол. Кайден наклонился, отчего наши лица оказались на одном уровне, и с сексапильной ухмылкой подлеца произнес:

– Ну, привет, двуликая.

– Пошел ты! – фыркнула я, совершенно серьезно желая врезать ему по гадской физиономии.

Нахально улыбаясь, он заправил мне за ухо выбившуюся прядь волос.

– Ты такая милая, когда злишься.

Кожу на запястье покалывало, но я не чувствовала дурноты или упадка сил, сваливших меня с ног в прошлый раз. Говорят, если принимать яд по капле, то в конце концов он перестает убивать. Возможно, темная магия превратилась для меня в тот самый безопасный яд, или же все дело было в том, как наносилась руна.

Кайден выпрямился и, обернувшись через плечо, бросил:

– Мы уходим.

– Нет, приятель, постой, – осклабился Йен. – А как же моя награда?

– Награда? – Кай переглянулся с одноглазым Вудсом и спокойно бросил: – Убрать всех.

Совершенно точно, когда он подтолкнул меня в расступившееся пространство, я находилась в шоке ничуть не меньшим, нежели сами Гленны. Скольжение было мгновенным, даже в глахах помутилось, и мы переместились на заснеженный темный двор. Лицо обожгло ледяным холодом, дыхание перехватило от мороза. Я бы рухнула в снег, если бы Кайден не поддержал меня за локоть.

– Потерпи, детка, мы должны уйти подальше.

Еще одно скольжение. Я вывалилась на изъезженную дорогу посреди окоченевшего ночного леса. К горлу подкатывала тошнота. Что ж, прыжки в пространстве явно не являлись моей сильной стороной.

– Надо двигаться, – подогнал Кайден.

– Постой, сил нет, – пробормотала я, хватая его за куртку. – Мне нужна минута.

– Здесь небезопасно.

– А где безопасно?! В подземелье Вудсов?!

Я уселась на корточки и, спрятав лицо в перепачканных кровью ладонях, зарыдала в голос. Всхлипы разлетались по испуганному звонкому лесу, возносились к голым кронам высоченных деревьев. Кайден не делал попыток меня успокоить, позволил нарыдаться всласть, видимо, догадывался, что надолго запала все равно не хватит. Наконец истерика отступила. Шмыгнув носом, я поднялась и резко выдохнула.

– Ну что? Успокоилась? – тон не предвещал ничего хорошего. – В таком случае объясни, бога ради, как тебя поймали?

Проклятие, он действительно был в ярости! Удивительно, как смог так долго продержаться.

– Кристина попалась во время игры, и ее пометили…

– Ты погасила метку, и Гленн дернул за поводок, – договорил за меня Кайден. – Дура!

– Ты меня только что обозвал дурой? – возмутилась я.

– Какого черта ты взялась ее спасать? Я много раз тебе говорил, за глупость надо платить!

– Так почему ты дал мне руну перемещения?! – заорала я на весь лес. – Чем я лучше?! Мы все заслуживаем смерти, раз совершаем глупости! Оставил бы в подвале Вудсов без возможности сбежать!

Между нами повисло напряженное молчание. От гнева даже холода не чувствовалось. Неожиданно Кайден схватил меня за локоть и, дернув к себе, попытался обнять.

– Отпусти! – принялась упираться я, совершенно иррационально желая продолжить скандал, но противник был сильнее и стискивал руки так крепко, что не дернешься.

– Не могу поверить, что мы ругаемся в такой момент, – пробормотал он.

Сопротивление было сломлено, я перестала вырываться, сникла. Злость лопнула, как мыльный пузырь, и снова ужасно захотелось плакать.

– Кем бы я была, если бы оставила подругу умирать?

– Ты права, Лера. Нельзя было срываться.

Кайден отстранился и, нагнувшись, стал говорить, точно объяснял маленькому ребенку правила поведения в людном месте, глаза в глаза, чтобы ничего не перепутала и не забыла:

– Прямо сейчас переместишься к Рою, туда никто никогда не сунется. Начнется большой переполох, поэтому в Тевет мы вернемся только через пару седмиц. Главное, без паники.

– Они решат, что ты меня отпустил! – обомлела я. – Тебя будут подозревать!

– Я скажу, что ты ускользнула при перемещении.

– Для тебя это будет конец? – Меня затрясло не от холода, а от паники. – Конец как для наследника клана, так ведь?

– Наплевать.

Он сжимал мои плечи, мягко улыбался… и вдруг без предупреждения с силой отшвырнул в сторону. Взвизгнув, я пролетела не меньше ярда и бухнулась лицом в сугроб. Снег забился в нос, рот и под пальто. Отплевываясь, я перевернулась. Кайден упал на одно колено посреди занесенной снегом дороги и прижимал руку к животу. Перед ним буквально из воздуха выткалась высокая мужская фигура в кожаной куртке. Я мгновенно узнала Йена, выжившего в кровавой резне в особняке.

– Я-то думал, что меня так сильно напрягло? А ларчик просто открывался. Оказывается, я поймал летунью, принадлежащую наследнику Вудсов. – Он посмотрел в мою сторону. – Какая ирония…

Напрасно подлец решил ерничать. Мгновение, и он кувыркнулся на спину. Взрыв черного дыма, и Кайден уже направлял ему в грудь острие меча. В гробовом молчании. Он всегда молчал во время драки. Очевидно, считал, что тратить слова на покойников бессмысленно.

Не теряя времени, я задрала рукав и приложила ладонь к выжженному на коже знаку, но свежая руна не отозвалась! Черная магия отказывалась подчиняться теветской девчонке.

Все происходило с пугающей стремительностью. Распластанная на обледенелой дороге фигура паладина растворилась дымкой, и острие меча пронзило снег. В лицо ударил злой поток воздуха, я отшатнулась. Передо мной, заслонив от убийцы, вырос Кайден.

– Лера, бога ради, проваливай уже отсюда!

– Не выходит…

Краем глаза я заметила неясное движение. В меня летел нож Йена! Вокруг острия и широкого клинка кружились алые искры, светились острые кромки. Он замер в нескольких дюймах от моей переносицы, точно застрял в густом прозрачном желе, и я провалилась в пустоту.

Выпав на расчищенную дорожку, я сжалась в комок, все еще пытаясь спастись от смертельного удара. Мне удалось переместиться. Над головой черным ковром, расшитым бриллиантами, расстилалось бескрайнее ночное небо. Нож остался в лесу, вероятно, воткнулся в ствол дерева или же просто сгинул в снегу. Тяжело дыша, я приподнялась и с облегчением обнаружила, что все-таки попала в знакомый двор. В старом доме знахаря горел свет, под козырьком теплился фонарь, слишком слабый для глубокой темноты.

Дверь распахнулась, огонек в лампе вспыхнул ярким светляком, отреагировав на движение, и на крыльцо выскочил Рой.

– Кто здесь?

Я с трудом поднялась на ноги.

– Рой, это я!

– Голубая кровь?! Как ты здесь оказалась?

Внезапно волна возмущенного воздуха взвихрила с поверхности сугробов сухие снежинки. Сквозняк захлопнул входную дверь. Из пустоты во двор вывалился Кайден и ничком растянулся на дорожке.

Время замерло.

Он не делал попытки подняться, валялся лицом в снег, точно был без сознания, точно… умер.

– Какого черта?! – всполошенный Рой проворно слетел во двор. – Что с вами произошло, кретины вы этакие?!

Он переворачивал лучшего друга, а я не могла идти, точно ноги налились свинцом. Знахарь хлопал Кайдена по щекам, проверял на шее пульс, что-то кричал. Снег под ним потемнел.

Кровь. Очень много крови.

Даже у паладинов она была красная, как у всех, но сейчас почему-то казалась черной.

– Помоги мне затащить его в дом! – позвал знахарь и прикрикнул со злостью: – Возьми себя в руки, Лера! Быстро!

И у меня точно что-то щелкнуло в сознании. Не знаю, откуда взялись силы и куда подевалась паника. Мне даже не стало дурно, когда, уложив раненого на стол, знахарь рванул на нем одежду и обнажил живот с двумя черными ранами.

– Он толкнул меня в снег, и ножи попали в него, – выдохнула я.

– Ненавижу вас обоих, – огрызнулся Рой, растирая руки. – Как же вы меня достали! Почему вам надо было влюбиться? Почему вы не можете жить, как все нормальные люди, каждый в своем мире?! Проклятие, неизбежность у них! Идиоты!

– Ты ведь его спасешь, Рой?

– Сомневаешься? – Он бросил на меня высокомерный взгляд. – Думаешь, сколько раз я его вытаскивал с того света?

К счастью, вопрос был риторическим и ответа не требовал, а уточнять знахарь не стал.

Он приложил раскрытые ладони к истерзанному животу Кайдена. Ослепительная вспышка. Тело подпрыгнуло на столе, выгнулось дугой, снова безжизненно опало.

– Так, Голубая кровь, ты же знаешь, что магию лечит только магия? – процедил Рой, а когда получил в ответ уверенный кивок, то скомандовал: – Хватай его за фамильяр и молись светлым духам. Или кому вы там, в Тевете, молитесь?

Не колеблясь ни секунды, я задрала окровавленный рукав раненого, обнажила змею, обхватывающую предплечье. Едва ладонь легла на рисунок, как фамильяр дернулся, точно живой, а потом засветился голубоватым светом. Помолиться, правда, не удалось, мир начал стремительно сужаться, а мертвенно-бледное лицо Кайдена отдаляться. Сознание помутилось, и в голове замелькали воспоминания из чужой жизни.

Его жизни, наполненной мною.

…Пришелица из Тевета, схваченная в междумирье, молча кусает губы. Смотрит пристально, так, будто пытается прочитать мои мысли. Испуганные глаза, расширенные зрачки почти заполняют радужку. Растрепанные волосы падают на маленькое бледное личико.

– Куда ты меня везешь? – произносит она взрослым голосом, совершенно не подходящим для юной девчонки. Без преувеличений, я вздрагиваю. В голове раздается резкий щелчок, будто внутри у меня что-то ломается.

…Перед глазами плывет старая кухня, и физиономия Роя тоже плывет. Он утверждал, что теветский виски поможет избавиться от мыслей о теветской невинной девочке, но ошибся, никакого блаженного отупения, грудную клетку сдавливает сильнее. Может, пойло дерьмовое, или я окончательно свихнулся? Если так, то это особый сорт сумасшествия – безумие с первого взгляда.

Меня мучает невозможность обладания. Желать кого-то, знать вкус губ и запах волос, но никогда не позволить себе приблизиться даже на дюйм. Всегда думал, что подобная ересь случается только с кретинами.

– Кай, мужик, – пьяный в хлам Рой еле-еле шевелит языком, – хочешь совет от лучшего знахаря нашего охрененного мира?

– Нет.

– Так вот совет. Тут у нас в храме рядом с деревней есть старые ворота. Оживи их, вернись в Тевет и уже трахни эту свою крошку. Сразу отпустит. Потому что, если ты заставишь меня пить хотя бы еще один день, клянусь, я скопычусь!

– Так и сделаю, – соглашаюсь я с лучшим другом и залпом приканчиваю остатки виски в стакане, убеждая себя, что нельзя бежать к ней, надо бежать от нее, во весь опор, теряя по дороге подковы. И это ад.

Я живу в гребаном аду!

…Рой в бешенстве, рвет и мечет. Последний раз видел его таким, когда в Зале Правосудия он с улыбкой выслушал приговор, а потом разнес в щепки половину мебели в родительском доме, где ему предстояло просидеть взаперти пять лет.

– Кай, она дитя по сравнению с тобой! Невинный ребенок! Сколько ей? Восемнадцать? – Он тычет пальцем в сторону кровати, где лежит Лера, похожая на тряпичную куклу, белая как кипенная простыня.

– Девятнадцать, – мрачно поправляю я.

– Она носитель Истинного дара. Голубая кровь!

– Я заметил.

– Ты заметил? Всего-то?! Ты реально не в себе, мужик! – Он крутит пальцем у виска. – Просто чокнулся!

Чокнулся настолько, что желаю растерзать Йена за то, что он пометил ее темной руной. В Тевете они считают это осквернением магического света, почти изнасилованием. Мысль приводит меня в бешенство. Кулаки сжимаются. Переломать бы подонку Гленну руки!

И свернуть шею.

– Господи боже, клянусь, мне сейчас стыдно за то, что я отправлял тебя в Тевет, чтобы ты ее… – Рой затихает. – Это плохо закончится! Точно плохо закончится!

Я не слышу половины из его причитаний, перед глазами проносятся упоительные картины, где Йен, когда-то бывший моим соседом по комнатушке в интернате для высокородных скотов, расстилается бессознательной, взбитой до мягкости тушей.

– Кай, ты меня вообще слушаешь?

– Да. – Я смотрю на друга в упор, от ярости у него сокращается мускул на щеке. – Мне кажется, я схожу с ума. Ты же лучший знахарь Абриса, скажи, что мне делать, чтобы не свихнуться окончательно?

…Она светится, в прямом смысле этого слова. Стоя посреди старого храма, где камни алтаря еще помнят щедрые потоки жертвенной крови, а руны, нанесенные на стены, мерцают от возбуждения и желания выпить удивительное сияние до капли, она сияет, смело и дерзко. В своей жизни я не видел ничего прекраснее. Юная девочка из Тевета притягивает меня силой гораздо большей массы, чем ее собственное тело. Я бегу от нее, но неизбежно оказываюсь рядом. Моя неизбежность.

Она разобрала на части часы, единственную ниточку, которую я позволил протянуть между ею и собой. Крутятся в воздухе часовые детали: шестеренки, винтики. И в центре разлетевшегося механизма нервно пульсирует крошечная капля света, озаряющая храм ярче солнца.

Лицо Леры сосредоточено. Она хмурится, как будто замечает в крошечном чистом сердечке какой-то изъян. До конца не верю, что она разрушит прекрасное создание, уничтожит филигранную магию, столь же красивую, как Истинный свет, как она сама, но ее рука безжалостна и тверда. Невинное сердечко сжато в кулаке. Сквозь пальцы разлетаются острые длинные лучи, храм погружается в полумрак, едва рассеиваемый ее собственным свечением.

…Перед глазами пляшут облезлые стены. Это место называют покойницкой, и меня просят подождать пять минут, чтобы приготовить тело. Хочется возмутиться, что нельзя называть кого-либо, пусть ушедшего на тот свет, телом, это подлое неуважение, но я молчу. В зародыше уничтожаю желание опуститься на лавку, как древний старик. Прислоняюсь к стене, запрокидываю голову к сероватому, в разводах, потолку и, чувствуя себя этим самым стариком, просто жду. Пять минут превращаются в бесконечность. Так страшно мне было только один раз, когда отец объявил, что теперь я наследник клана Вудс. Мне было шестнадцать, и я занял место погибшего старшего брата.

В памяти вдруг всплывает воспоминание, как Лера без колебаний загасила магическое сердце в артефакте, и в гудящую голову приходит идиотская мысль, что она действительно на редкость жестока и безжалостна. Кажется, что прямо сейчас уверенной рукой она сдавливает мое собственное сердце. Превращает в бездушную вещь, пустую оболочку, как те самые часы.

– Входите, господин Вудс, – выглядывает из дверей плюгавый тип в очках с толстыми стеклами. Он достает мне до груди, на макушке – лысина, в руках – какая-то жратва. Булка, что ли… И мне хочется запихнуть эту булку ему в пасть, чтобы он проглотил ее одним махом и перестал чавкать, но помимо нас двоих в ледяной комнате еще трое стражей.

Белая простыня очерчивает контуры женского тела, лежащего на столе.

– Лицо целехонькое, – говорит плюгавый с набитым ртом. – Сможете опознать?

Я киваю и мечтаю об одном, чтобы он прекратил жрать. Может, к чертовой матери выбить ему челюсть? Тогда он точно не сможет жевать, разве что прихлебывать жиденькую кашку из чайной ложки. Станет ли мне легче? Приходится мысленно повторить пару раз, что сейчас я не паладин, умеющий свернуть шею за три секунды, а интеллигентный университетский преподаватель. Черт бы меня подрал!

И тут плюгавый откидывает простыню. Вот так запросто, без предупреждения. Сердце обрывается. Взгляд останавливается на лице покойной. У той, кого прятала проклятая тряпка, черные волосы и разбитые губы. Обруч, сдавливающий грудную клетку, начинает слабеть, но так и не исчезает до конца.

– Это не Валерия Уварова, – словно со стороны, слышу я свой спокойный, холодный голос.

– Везунчик, – буркает служка, накидывая простыню обратно, и давится булкой.

Надо было пожалеть убогого, но я срываюсь и бью его в челюсть. Легонько, но ему хватает, чтобы опрокинуться и потерять сознание. Что ж, никто никогда не считал меня хорошим человеком.

Меня выпихивают в коридор.

– Ничего, парень. В такой ситуации я бы сам разбил гаду морду, – хлопает меня по плечу один из стражей, на удивление понятливый. – Иди домой, хлебни виски и выспись. Все закончилось.

Он не догадывается, что все только-только началось.

…Лера на полу, отползает от меня, не сводя затравленного взгляда. Я наступаю, шаг за шагом, направляя острие фамильяра в ложбинку, где сходятся хрупкие ключицы и бьется пульс. В детстве нас учили, что если туда ударить, то человек умрет мгновенно.

– Кай, – шепчет она, – остановись. Слышишь? Ты будешь жалеть до конца жизни!

Удар меча. Я ее убиваю.

…Убиваю.

…И снова.

– Голубая кровь! – Кто-то потряс меня за плечо, заставив выбраться из болезненных воспоминаний, как из темного глубокого колодца. – Голубая кровь! Отпусти его руку, иначе отдашь свет до капли!

Придя в себя, я обнаружила, что по-прежнему цеплялась за руку Кайдена. Быстро разжала пальцы. Змея исчезла и выглядывала из-под закатанного рукава. От прикосновения обладателя Истинного света она, как живая, уползла к локтевой впадине, а на коже под моими пальцами отпечатались красные ожоги.

– Что случилось? – пытаясь стряхнуть с себя остатки воспоминаний, спрятанных в сознании Кайдена, хрипло спрашиваю я.

– Ты отдала слишком много и улетела на солнечное облако, – произнес Рой. – Он будет в порядке, но надо переложить его на кровать. Хватит сил помочь?

– Хватит, – поспешно я вскочила на ноги, и подо мной поплыл пол, точно превратившись в корабельную палубу.

– Иди-ка ты спать, Валерия, – отослал меня знахарь. – Сам справлюсь.

Когда, прихватив свечу, я отправилась в комнату, то помолилась светлым духам, чтобы подарили мне ночь без сновидений.

* * *

Я открыла глаза и обнаружила, что, полностью одетая, уткнулась лицом во влажную подушку. Спальня была погружена в темноту, за окном по-прежнему стояла густая ночь. Тихонечко поднявшись, на цыпочках я вышла в коридор. Дверь в соседнюю спальню была открыта, и потемки разрезал прямоугольник желтоватого света.

Заглянула внутрь. Горели свечи, Кайден все еще без сознания лежал на большой кровати с деревянными столбиками. Рой дремал в кресле у зажженного камина, откинув на спинку голову и вытянув ноги поближе к огню. Видимо, он услыхал шорох и немедленно открыл глаза.

– Ты на ногах? – удивился он.

– Не спится.

– Черт, Валерия, ты меня пугаешь, – произнес он, потирая переносицу. – Кай забрал у тебя половину магии, а ты как огурчик. Ты вообще человек?

Самой интересно, человек ли я теперь? А если да, то насколько? Здравник предсказывал, что магия будет расти, но не прошло и седмицы с моего появления у Оливера Вудса, а сила увеличилась в разы и бурлила в крови, точно я каждые три часа глотала по галлону абрисского кофе.

– Ты теперь меня называешь по имени? – попыталась перевести я разговор.

– Ты спасла жизнь моему лучшему другу, – наверное, насмешник Рой не мог выглядеть серьезнее, чем в тот момент.

– Да, но ранен-то он был из-за меня.

– Что ж, никто не обещал, что вам будет просто сжиться в одном мире, – ухмыльнулся он. – Иди уже, Валерия, не создавай шум. Хочешь посыпать голову пеплом, почисть камин на кухне. Кстати, отличное занятие, чтобы скоротать бессонную ночь.

– Я побуду здесь.

– Не обижайся, детка, но сейчас твоему парню важнее близость знахаря, а не любимой девушки, если, конечно, она не сестра милосердия. Так что иди. Я позову, когда он очнется. И дверь за собой прикрой, тянет холодом, – напоследок проворчал он.

Спорить с гостеприимным хозяином, не задавшим ни одного серьезного вопроса о том, что с нами произошло, я не посмела, хотя больше всего на свете хотела остаться рядом с Кайденом.

Мучаясь от бессонницы, я сварила бульон и нормальную молочную кашу по рецепту Валерии Уваровой, сладкую и со сливочным маслом. Потом оттерла от крови пол, перемыла посуду, расставила по размеру баночки со специями в шкафу. Когда кухня засияла чистотой, а за окном едва-едва забрезжил рассвет, стараясь успокоить нервы, я принялась мастерить бабочек из перевязочной ткани, мотка алой нити и булавок.

Чем занять руки – проблем не было, кто бы научил, как перестать думать! Перед мысленным взором проносились воспоминания, украденные у Кайдена, бесконечная мрачная симфония одержимости взрослого мужчины незрелой девчонкой… мной. И последним оглушительным аккордом, после которого наступала пугающая тишина, был страшный сон, так похожий на явь, где он меня убивал. Не знаю, кому принадлежал кошмар: мне, ему или нам обоим? Кто-нибудь вообще видит одинаковые сны?

– Куда я попал? – со второго этажа спустился взлохмаченный и заспанный знахарь. – И что здесь случилось?

– С твоей кухней случился порядок, – невнятно промычала я с булавками во рту. – Кай очнулся?

– Думаю, что еще пару часов проспит. Так что сиди, где сидишь, и делай то, что делаешь. Кстати, а что ты делаешь?

– Бабочек, – не поднимая головы, отозвалась я и осторожно, булавка к булавке, приколола к тряпичному телу крылышки из неровных лоскутов, исписанных рунической вязью. Из-под пальца брызнула голубоватая вспышка, и обрезки срослись без единого стежка.

Рой снял деревянную крышку с ведра, зачерпнул ковшом воды и уже поднес ко рту, как вдруг замер.

– Мм… Ты испоганила мой дом светлой руной? – констатация факта почему-то прозвучала вопросительно, будто он не был уверен, откуда на очаге появился черный след после потушенной светлой руны «огонь». – Моя матушка, царство ей небесное, впала бы в истерику и разломала очаг одной силой мысли.

– Извини, не нашла как зажечь, пришлось нарисовать. Руна бытовая и со временем исчезнет.

– Вообще-то мы зажигаем очаг лучиной.

– Не догадалась, – отозвалась я, приращивая второе крыло, и перетянутая красной нитью гусеница превратилась в кривенькую бабочку. – Ешь кашу, пока не остыла. Она без перца.

– Кай говорил, что ты артефактор? – вдруг спросил Рой.

– Угу.

– Хороший?

– Неплохой.

– Пошла по стопам отца? Он тоже артефактор?

– Преподаватель истории и разбирается в создании магии, как дед Вудс в кулинарии, – пошутила я.

– Почему ты выбрала мужское ремесло?

– Почему ты стал знахарем?

Подняв голову, я обнаружила, что знахарь, затаив дыхание, следил за моими руками.

– Оказался слишком слабым магом, чтобы стать паладином.

– Ну, а я слишком сильным, чтобы изучать древнюю литературу. Думаю, что алхимик из меня тоже вышел бы недурственный, но бесит их одержимость философским камнем. Едва упомянешь, и они начинают вести себя как чокнутые сектанты.

Взмахом руки я заставила бабочку с опавшими, словно увядшие лепестки, крыльями подняться в воздух. Тряпичная заготовка закрутилась над столом. Краем глаза я заметила, что Рой оторопело замер с открытым ртом.

– Свечусь? – усмехнулась уголками губ и раскрыла изуродованную темной руной ладонь.

В центре затеплился язычок, как от свечного пламени, крошечный, не больше семечка подсолнечника, но такой яркий, что сумрак зимнего рассвета растворился, словно в комнате засияло ослепительное солнце. Блестящая молния сорвалась с руки и окутала бабочку облаком света, а когда сияние потухло, то под тканью у куклы дрожал голубоватый огонек. Я щелкнула пальцами. Магическое сердечко забилось в такт моему собственному сердцу, а по тряпичным крыльям разбежались тонкие прожилки – светящаяся руническая вязь.

Бабочка ринулась к потолку, заложив над нами круг не как глупое насекомое, а как настоящая птица.

– Что она делает? – произнес Рой странным голосом.

– Учится летать. Удивительно, правда? – улыбнулась я. – Настоящее волшебство. Я испытываю благоговение, когда они оживают.

Между тем летунья уселась Рою на плечо, зацепилась красными лапками-нитками и сложила крылья. Знахарь пересадил бабочку себе на палец, внимательно присмотрелся к пульсирующему под тонкой перевязочной тканью огоньку, потер пальцами лоскуты крыльев, изукрашенных голубоватыми прожилками сложного рунического плетения.

– Клянусь, мой мир больше не будет прежним.

– Почему? – хохотнула я.

– Всегда считал магию света примитивной. Что можно придумать, когда вы используете только один ключ и пририсовываете кружавчики? Но превращать ничто в нечто…

– Вообще-то ничего сложного.

– Ничего сложного? – изогнул брови Рой. – Голубая кровь, ты ведь прибедняешься, когда называешь себя неплохим артефактором?

– Чуть-чуть, – согласилась я.

– Что ты еще умеешь оживлять? – полюбопытствовал он.

– Мебель.

– Надеюсь, ты от скуки не оживишь табуреты у меня на кухне? – тут же отреагировал он.

– Я не настолько жестока. – Я аккуратно сложила бинты и булавки, смотала остатки ниток и поднялась из-за стола. – Пойду к Каю.

– Не вини себя, – внезапно остановил меня знахарь. – Он сознавал, что вам не дадут спокойно жить. Не сегодня, так завтра или через год проблемы все равно начались бы, поэтому не вини себя.

– А если бы ты его не спас?

– А если бы он не спас тебя? – тут же переиначил знахарь, и меня точно окатили ледяной водой.

Когда мне было восемь, отец купил двух попугайчиков, выбрал из-за необычного мятного окраса влюбленную парочку. Но через седмицу кошка тетушки Матильды свернула самке шею, а еще через три дня осиротевший самец упал замертво прямо в клетке. Оказалось, что таких попугаев называли неразлучниками, они погибали друг без друга в прямом смысле слова.

И сейчас, после всех тех страшных воспоминаний Кайдена, я вдруг осознала, что, кажется, мы тоже начинали походить на этих самых птичек. Если не станет одного из нас, как долго второй сможет сохранять рассудок? Сложный вопрос.

– Если вдруг меня не станет, я хочу, чтобы он все забыл. Как будто меня никогда не существовало, – вымолвила я, но отчего-то прозвучало сердито.

– А ты бы стерла воспоминания, чтобы спокойно жить дальше?

– Разумеется. – Никогда в жизни мои уста не произносили более чудовищной лжи. – Некоторые воспоминания убивают похуже смертельного яда.

В кухне повисла оглушающая тишина. За покрытым инеем окошком рассветало зимнее утро, хмурое и серое. Совершенно точно было слишком рано, чтобы вести сакраментальные беседы.

Я уже поднималась по лестнице, когда услышала Роя:

– Где ты научилась так складно врать, Голубая кровь? – сказал вроде негромко, но не для безмолвного дома, окутанного незыблемой тишиной. – В Тевете искусству вранья учат в университетах?

Не думаю, что он ждал ответа.

Я решила, что Кай спит. Глаза были закрыты, грудь спокойно поднималась и опускалась. Руки лежали поверх одеяла, костяшки пальцев были сбиты. Огонь в камине едва-едва теплился, и только я принялась ворошить кочергой угли, как услышала хрипловатый голос:

– Привет.

– Думала, что ты спишь, – оглянулась я через плечо.

– Иногда мне снятся такие сны, что лучше уж вообще не спать, – пробормотал он. – Как ты себя чувствуешь?

– Человек с двумя дырками в животе спрашивает о том, как себя чувствую я? Что ж, в отличие от тебя, я передвигаюсь на своих двоих.

– В таком случае на своих двоих иди пошустрее ко мне. – Он похлопал ладонью по постели, предлагая устраиваться рядом.

Без споров я забралась на высокую кровать и нырнула под одеяло. Кайден поднял руку, предлагая мне улечься к нему на плечо и прижаться теснее, но тут же поморщился от боли.

– Осторожно! – всполошилась я. – Если у тебя разойдутся раны, то знахарь меня четвертует!

– Рой всегда ворчит, как старик, – фыркнул Кайден.

Он, конечно, хорохорился, но явно чувствовал себя отвратительно. Некоторое время мы молчали.

– Йен больше тебя не побеспокоит, – произнес он.

– Я догадалась. Если бы он остался жив, то сейчас бы тут был полный дом Гленнов.

– Верно. – Кайден помолчал. – Твой отец, наверное, с ума сходит.

– Мы жутко поссорились после твоего ухода, так что, скорее всего, он думает, что я сбежала к тебе в Абрис, и в общем-то не ошибается.

– Теперь он точно нас не благословит.

– Вряд ли он сможет злиться так долго.

– Интересно, что для тебя значит долго? – Кайден неодобрительно поцокал языком, точно услышал страшную глупость. – Скажите, госпожа Уварова, из-за вашей неразумной смелости меня ранили, так?

– Это удар ниже пояса! – возмутилась я, приподнимаясь на локте и заглядывая в его бледное, расцарапанное, должно быть, во время драки лицо. Он лежал с закрытыми глазами. На щеках темнела двухдневная щетина, губы были сухие и бледные, ни кровинки.

– Все так, – продолжал рассуждать он. – Теперь вы просто обязаны повести меня к венчальной чаше.

– Кай, ты серьезно? – замерла я.

– Да. – Он открыл глаза, ясные, цвета стали, цвета моей собственной магии. – Что скажешь?

Что мы, Кайден, все больше и больше похожи на птиц-неразлучников. И это меня пугает до мелких абрисских бесов.

– Совершенно точно я обязана сделать вас честным мужчиной, господин Вудс, – пошутила я, чертя кончиком пальца линию на его скуле, где тянулась длинная тонкая царапина. – Только сначала встаньте на ноги, потому что невеста не собирается тащить жениха к венчальной чаше на закорках. Все решат, что я женю тебя силой.

– Надеюсь, что твой отец не умеет пользоваться оружием.

– Он говорил, что когда был адептом, то отлично стрелял из спортивного лука. Даже золотую медаль на городском соревновании выиграл, – припомнила я. – Но не переживай, в Тевете отстрел неугодных женихов проходит только в сезон листопадов.

– В Тевете сейчас как раз сезон листопадов, – заметил Кай.

– Значит, мы обрадуем папу ближе к зиме. Если он спустит тебя с крыльца, то ты закатишься в сугроб, будет не так обидно, как уткнуться носом в ворох грязных листьев.

– Я просто перемещусь.

– Нет, – пригревшись, я почувствовала, как на меня начала накатывать дремота, а веки налились сонной тяжестью. – Ты специально скатишься, чтобы просто к нему подлизаться.

– Как догадалась?

– Вы, неподходящие женихи, такие предсказуемые…

Ночью что-то разбудило меня, будто хлопнули в ладоши над ухом. Мгновенно приходя в себя, я села на кровати. Кайден спокойно спал. В окно лился лунный свет, озарявший комнату, однако не разгонявший темноту. Дверь в спальню оказалась открытой, а в дверном проеме застыла черная фигура.

– Кто здесь? – в сонной тишине дома голос прозвучал неестественно громко. Человек резко отступил назад, сливаясь с коридорной тьмой.

– Что случилось? – проснулся Кайден.

– Здесь кто-то есть!

Раскрыв ладонь, я зажгла огонек, и комнату залил неживой белый свет.

– Господи, детка, уменьши яркость, – пробормотал он, щурясь и закрывая глаза ладонью.

Наверное, со стороны я выглядела последней истеричкой, потому что слетела с высокой кровати и, шлепая пятками по дощатому полу, бросилась проверять коридор.

– Ложись спать, тебе просто показалось, – уговаривал Кайден. – В доме никого нет.

– Кто-то стоял прямо в нашей комнате! – настаивала я. В коридоре, конечно же, никого не нашлось.

Кровать заскрипела. Оказалось, что Кайден спустил босые ноги на пол и довольно шустро для раненого принялся натягивать теплый свитер. Судя по тому, как он болезненно морщился, тело мстило за наплевательское отношение.

– Ты куда собрался? Решил от меня сбежать? – растерялась я и тут же получила в ответ выразительный взгляд.

– Проверю дом, чтобы ты могла спать спокойно.

Он направился в мою сторону, прижимая ладонь к животу.

– С ума сошел? Тебе нельзя много двигаться! – Я так перепугалась, что ему навредит обыск дома, что сжала кулак, и искра мгновенно погасла, окутав нас густой, непроницаемой темнотой. Мы замерли.

– Зажги свет! – потребовал Кайден.

– И не подумаю. Сама все проверю…

– Лера, – перебил он, – со мной тебе нечего бояться! Просто верь мне.

* * *

На следующий день небо заволокло низкими снежными тучами и безлюдную, сонную лощину накрыла яростная метель. В каминных трубах стонал ветер, за окошком мело и даже ворот было не разглядеть.

Втроем мы обедали в кухне, единственной хорошо обогреваемой комнате. С момента, когда Кайдена ранили, прошло чуть больше суток, а он уже выглядел вполне сносно. Пока ели, рассказали Рою, что с нами случилось. Знахарь с любопытством изучил руну «перемещение» у меня на руке. Тонкие линии спиралевидного символа выглядели как белесые ниточки, вживленные под кожу, бледные и почти незаметные. Руна совершенно не походила на ту, которой наградил меня погибший паладин.

– Ювелирная работа, – одобрительно кивнул Рой и подмигнул: – Руна от наследника Вудсов дорогого стоит. Кстати, хватит еще на одно перемещение.

– А что потом? – вопросительно посмотрела я на Кайдена, с аппетитом прихлебывающего суп.

– Потом она исчезнет, – пояснил он. – Разве со светлыми рунами происходит по-другому, если их нанести на тело? Они оставляют след, как бытовые?

– Нет, исчезают со временем, но светлая магия не прожигает насквозь, а «перемещение» – знак темный… – Я примолкла под выразительными взглядами мужчин и резюмировала: – Дело в том, что я уже не совсем светлый маг, да?

– Не бери в голову, детка, – пробормотал Кай. – Хочешь постоянную руну, чтобы скользить по Абрису?

– Нет! – категорично отказалась я.

– Так и думал… – И тут он замер, не донеся до рта ложку, и заметно напрягся.

Рой с тревогой посмотрел в слепое от снега окно, а я без наводящих вопросов догадалась, что снежная распутица привела в знахарский дом нежданных гостей. Хотя вряд ли в их появлении был виноват снегопад.

– Валерия, поднимайся наверх и закройся в спальне, – приказал Кайден.

Без споров и промедлений, я схватила приборы, почти пустую тарелку и бросилась к лестнице. От поспешности споткнулась, ложка со звоном проскакала по ступенькам, пришлось поднять. Когда раздался звук отодвигаемых стульев, я не успела добраться до спальни и замерла в коридоре, прижавшись спиной к стене. Заскрипела дверь, прозвучали тяжелые шаги – людей было несколько.

– Здравствуй, отец. – Кайден говорил с ним отстраненно и холодно, как с чужим человеком.

– Слышал, что двуликая ускользнула? – у его родителя оказался сорванный хриплый голос. Какие теплые семейные отношения, даже не поинтересовался самочувствием сына!

– Гленн попытался ее отбить, и она ушла, – без малейших колебаний соврал Кай.

– Двуликие на редкость живучие и хитрые твари, – вмешался новый собеседник.

– Слышал, она молоденькая совсем? – продолжил допрос Вудс-старший.

– Не разглядывал.

– Сильная?

– Очень.

Я застыла ни жива ни мертва, боясь пошевелиться или вздохнуть. Наконец набралась смелости, чтобы на цыпочках прошмыгнуть в глубь дома, а если повезет, то даже забраться на чердак, куда вряд ли полезут нежданные гости, но оглянулась и оцепенела. В паре ярдов стоял одетый в черное незнакомец, тот самый, преследовавший меня в Тевете. У него был шрам от уголка рта до брови, стальные глаза паладина и леденящая кровь вкрадчивая улыбка убийцы.

Тарелка выпала из рук. Я пробудила руну «перемещение» раньше, чем темный маг успел отреагировать. Когда пространство вытолкнуло меня посреди библиотеки в доме Исаи Гленна, в ушах еще звучал звон разлетевшейся на черепки посудины. И я не сразу осознала, что нахожусь в комнате не одна. В истертом кресле с высокой спинкой, закинув ногу на ногу, сидел Валентин. На его лице не было ни одного синяка, как будто они не сцепились с Кайденом всего несколько дней назад.

– А ты долго, Лерой, – коротко улыбнулся Озеров. – Выглядишь шокированной.

Не то слово. Меньше всего я ожидала обнаружить в междумирье бывшего друга. Мне почти удалось убедить себя, что его явление не более чем галлюцинация из-за резкого перемещения, как он по-дружески подсказал:

– В этом месте тебе следует спросить, что я здесь делаю.

– Кажется, я окончательно свихнулась.

– Нет, ты не сошла с ума, – оттолкнувшись от подлокотников, Валентин поднялся. – Это самая настоящая реальность. Наша реальность. Твоя и моя.

Заложив руки за спину, он начал неспешно приближаться, шаг за шагом. Я заставила себя стоять на месте и быстрым взглядом осматривала стены, пытаясь среди хаотично рассыпанных символов отыскать заветную руну-спираль.

– Не ищи, ее здесь попросту нет. Ни одной руны перемещения. Мы же не хотим, чтобы ты упорхнула обратно в Абрис раньше, чем совершишь чудо…

Он знал о том, что я умела пробуждать темные руны!

– Что происходит, Валентин? – язык едва-едва шевелился.

– Наконец-то, моя милая подружка детства, ты задала правильный вопрос! – Он одарил меня беззвучными аплодисментами. – Поздравляю, двуликая, тебе оказана огромная честь! Сегодня ты станешь той, кто расколет миры. Я трепещу от предвкушения.

Мы смотрели друг на друга, как делали это много раз прежде, а у меня в голове точно стеклышки цветного калейдоскопа, собранные в замысловатый узор, сходились события последних седмиц, и я видела их глазами Валентина Озерова.

«Лерой, сколько чокнутых должно погибнуть, чтобы вы уже прозрели?!»

Он в бешенстве оттого, что авантюра с созданием двуликой провалилась, но находит в доме Исаи Гленна выроненный мною фолиант темных рун с печатью кромвельской университетской библиотеки. А что, если прямо перед его носом на расстоянии вытянутой руки набирает силу двуликая? Ответ нашелся быстро.

«Покажи мне ее! Мне надо видеть твою руну. Пожалуйста, Лерой!»

Вот я, Тихоня Лерой, влюбленная в друга детства, девочка слегка не от мира сего, действительно оказываюсь помеченной темным паладином.

«Лерой, ты была в Абрисе эти сутки? Мои люди нашли выжженный круг в лесу…»

Валентин следит за мной и провоцирует. Найденный в междумирье и подкинутый на крыльцо дома библиотечный фолиант. Спешное нападение на междугородный омнибус, едва не сорванное, ведь я умотала в столицу раньше, чем планировалось. И свершилось! Я переместилась. Слава светлым духам, проклятые звезды Абриса сошлись, и наплевать на жертвы.

«Отец Клариссы имеет связи с Абрисом, мне так сильно были нужны его связи…»

Через отца Клариссы, крупного дельца, Валентин сумел найти единомышленников в Абрисе. В разных мирах живут разные люди, но цели у них похожи: забрать власть, избавиться от ненавистного соседа, да просто заработать золотые. Теперь капризная, раздражающая невеста ни к чему. Конец романтики всегда такой печальный…

Я скучаю по тебе, Лерой… Куда ты исчезла?

Он пытается соблазнить меня, совершенно неискушенную в любовных делах, а потому неспособную почуять подвох. Даже если необходимость играть в чувства вызывает изжогу, нужно потерпеть, влюбленные дурочки податливые и готовы жертвовать собой. Запудрить мне мозги, кажется, очень просто… Только вот просто не выходит.

Как вы вообще встретились? Вы две параллельные прямые, которые не могут пересечься!

Я встретила мужчину, взрослого, серьезного и очень опасного – наследника темного мира. С такими, как Кайден Вудс, невозможно не считаться и соперничать с такими тоже почти невозможно. Меня словно спрятали за высокими непреодолимыми стенами – не добраться! И все планы Валентина летят к абрисским демонам. Как тут не взбеситься?

«Просто запомни, Валерия, не я, а он превратил тебя в пустое место».

Ему ничего не остается, только действовать грубой силой: попытка изнасилования, неудачное похищение, травля.

Занавес.

– Какой же ты мудак, Валентин Озеров! – в сердцах выпалила я.

– Сочту за комплимент. Потуши ей сознание, – без предисловий приказал он, обращаясь к кому-то за моей спиной.

Шею пронзила резкая боль. Колени тут же подогнулись. Никто не потрудился меня поймать, я обрушилась на пол, как срезанная с ниток марионетка, одним махом, но в беспамятстве боли от падения уже не почувствовала.

Мы с Кайденом снова стояли по разные стороны прозрачной стены. Кошмар я выучила наизусть, знала, что прямо сейчас преграда растает, а меня перебросит из розовой детской в строгую спальню, а потому, не теряя времени, бросилась наутек.

Родительский дом оказался совершенно пустым, вымершим и покинутым. Из комнат исчезла мебель, кто-то снял мамины картины, а в холле содранными полотнищами свешивалась настенная ткань. Задыхаясь от бега, я вылетела на крыльцо и резко остановилась.

На улице цвела густая летняя ночь, озаренная уличными фонарями. На каменных ступеньках, сгорбившись и схватившись за голову, точно страдал жуткой мигренью, сидел парень. Черная куртка, не подходящая для летней погоды, обтягивала широкую спину.

– Кай? – позвала я и на секунду оглянулась, проверяя темный пустой холл за спиной. – Кайден, что ты здесь делаешь?

Обернулся он не сразу. В стальных глазах застыла смертельная тоска.

– Не знаю, – голос звучал хрипло и незнакомо. – Я правда не знаю.

Он двигался с невозможной для обычного человека скоростью. Казалось, только сидел на крыльце и в мгновение ока вырос передо мной, словно выскользнул из воздуха. Некоторое время изучал мое лицо, а потом вдруг обнял. Тесно прижался и, стиснув руками, жадно вдохнул запах волос. Я затаилась, боясь пошевелиться. В его молчании звучал мучительный крик о помощи, а объятия были пропитаны отчаяньем.

– Кто ты? – наконец прошептал он. – Просто скажи мне, кто ты, потому что еще немного – и я окончательно свихнусь…

В чувство меня привела резкая боль в руках. Я лежала на каменном жертвеннике посреди погруженного в полумрак холла. Через окна проникал слабый свет, не справлявшийся с густыми тенями.

Рукава рубахи были разодраны до локтя, а оба предплечья изрезаны темными рунами, в порезах ярко блестел Истинный свет. Одежду пятнала кровь. Не знаю, сколько уж паладин вложил черной магии, когда наносил ключи, но я чувствовала себя так, будто страдала тяжелым отравлением после дешевого виски. Холл перед глазами плыл, происходящее казалось столь немыслимым, что невозможно было понять, где заканчивался привидевшийся кошмар и начинался реальный.

Плохо соображая, я не встала – соскользнула с каменного ложа на ослабевшие ноги. Сделала несколько нетвердых шагов, хотя краем сознания понимала, что сбежать из места, откуда не было выхода, просто невозможно. Тут меня повело и пришлось поспешно опереться о стену, оставив отпечаток кровавой пятерни.

Дом вздрогнул. На потолке и стенах одновременно вспыхнули абсолютно все руны. Колени подогнулись, я плюхнулась на пол, а вокруг началось неудержимое мельтешение. Символы менялись и сливались в сложный рисунок, пока над головой не загорелось подобие карты звездного неба. Вроде той, что нам показывали в старших классах лицея: созвездия, планеты, Млечный Путь. Преподаватель ненавидел Абрис, и через весь урок тонкой нитью тянулась гадкая мысль, что параллельный мир осквернял Тевет просто одним своим соседством.

Неожиданно я ощутила, что плитка под пальцами раскрошилась, превращаясь в песок. Оказалось, что пол покрылся мелкими трещинами, похожими на кракелюры старинных картин. На особняк, простоявший пустым семь поколений, словно обрушилось стремительное старение…

Дом разрушала я!

Резко подняла трясущиеся руки и тогда-то заметила на стене ярко светящуюся спираль. Это было даже не оцепенение, а паралич. Вот оно, спасение, совсем рядом! Но дотронься до руны «перемещение», и граница разлетится вдребезги. Какое тонкое издевательство!

Оставалось сдерживать злые слезы, сверлить символ гневным взглядом и ждать, когда Кайден заберет меня из этого гиблого места.

– Ты всегда была с чудинкой, но ума тебе было не занимать, – раздался в тишине издевательский голос Валентина. – Как быстро ты догадалась. Мое восхищение!

Он неспешно пересекал холл. Высокий, худощавый, с волосами почти до плеч. И что я находила в нем красивого?

Присел рядом, протянул руку к моему лицу, я резко оттолкнула ее, не позволяя себя трогать. На мгновение его перекосило от злости, но на губах снова заиграла улыбка.

– Ты перепачкалась в крови, – произнес он и тут сделал ну совершенно немыслимую вещь: послюнявил палец и провел по моей щеке, видимо, пытаясь оттереть кровавый мазок.

– Меня от тебя тошнит, – прошипела я. Что было недалеко от истины, потому что от слабости меня действительно тошнило.

– А раньше ты меня хотела, – ухмыльнулся он.

– От этого меня тошнит еще сильнее.

– С чувством юмора у тебя тоже всегда был полный порядок, – промурлыкал он. – По большей части, Лерой, ты была ужасно забавной. Мне будет не хватать твоих шуток… Сказать, откуда я узнал об этом месте? Меня здесь держали во время похищения.

– Если прямо сейчас ты хочешь исповедаться, то лучше отвали, – просопела я.

– Зачем мне исповедоваться, если я совершаю благое дело? – как будто даже удивился он, а я поперхнулась от гнева.

– Кем ты возомнил себя, Валентин? Ты, наверное, думаешь, что спасаешь мир? Это смешно. Неужели ты так сильно ненавидишь Абрис, что воображение отказывает? Наши миры намертво срослись. Что случится с тобой, если тебя разрезать пополам? – Я провела пальцем в воздухе от точки на его лбу до подбородка. – Давай проверим? Но сомневаюсь, что ты выживешь.

– Ты же понимаешь, что я все равно заставлю тебя зажечь руну. Одно касание, и все закончится. Светлое останется на свету, темное – в темноте.

– Попробуй.

– С каких пор, Тихоня Лерой, ты стала такой отчаянно смелой?

– С тех пор, как ты натравил на меня банду и убил невинных людей? – Я сделала вид, что задумалась. – Или, может, с тех самых пор, как ты, говнюк, попытался меня изнасиловать?

– Извини за тот случай, – с издевательской ухмылкой сморщился он.

И вот тогда я его ударила. Сжала кулак и вмазала подонку точно в нос. Порезанную руку охватила невыносимая боль, что-то хрустнуло в костяшках, но реакция Валентина того стоила. С ошарашенным видом он неуклюже плюхнулся на пятую точку, а из ноздрей выступила кровь.

– Сука! – рявкнул он, убедившись, что нос действительно был разбит.

Вскочив на ноги, Валентин схватил меня за спутанные волосы, рванул назад, заставляя выгнуться дугой, и размахнулся…

– Только попробуй – и лишишься руки, – прозвучал ледяной голос.

Кайден возвышался за Озеровым и направлял ему в спину меч.

– Лера, поднимайся и иди ко мне. – Он утвердительно кивнул, мол, теперь все нормально. – Постарайся не трогать стены.

Не сводя взгляда с бывшего друга, я неловко встала на ноги и осторожно переместилась в сторону Кая. Он был сосредоточен и внешне спокоен, на лице, как всегда, никаких эмоций.

– Как тебе утренний сюрприз, господин Вудс? – ухмыльнулся Валентин, оглянувшись через плечо. – Говорят, властитель верховного клана сильно удивился, когда узнал, что ты валяешься с ранением у знахаря, убившего твою молоденькую мачеху. Сколько девочке было? Восемнадцать?..

Кайден двигался с такой скоростью, что отреагировать на нападение было бы сложно даже опытному боевому магу, а Озеров и глазом не успел моргнуть, как уже без сознания свалился на пол. И мы бы немедленно сбежали из междумирья, но в холле возникли клубы черного дыма, являя четырех паладинов. Они напали без сантиментов и «предварительных ласк». Первый противник упал замертво, когда я еще не поняла, что начался бой.

– Мартинсы? – удивился Кай.

Пространство вновь пришло в движение. Столкновение было стремительным, без передышек и пауз, в гробовом молчании. Ничего страшнее в своей жизни не видела. В пугающей тишине дома разносился шорох одежд, звенело оружие и раздавались болезненные стоны. Вокруг меня скользили не люди – злые тени, а я будто оказалась заключенной в прозрачный пузырь, внутри которого время шло медленнее, чем снаружи.

Неожиданно у уха просвистел клинок, я даже дернуться не успела, как щеку обожгло, а в воздухе закружились срезанные пряди волос. Мгновением позже в двух футах от меня с хлопком разлетелось облако черного дыма и под ноги свалился убитый паладин. Широко раскрытые мертвые глаза смотрели в потолок, в груди торчала рукоять ножа. Взвизгнув, я отпрянула в сторону и тут же налетела на стену, только чудом не попав рукой в руну «перемещение».

Дом тряхнуло, как при землетрясении, и сверху сорвалась тяжелая люстра. С грохотом она обрушилась на пол, накрыв одного из нападавших. Раздался короткий пронзительный вопль, в разные стороны брызнули осколки. Холл мгновенно замер, мельтешение прекратилось.

Тяжело дыша, противники разглядывали разлетевшийся светильник. Из-под разломанного остова торчали ноги в черных сапогах. Он был третьим. Наверное, то, что я считала убитых, характеризовало меня как плохого человека.

– Детка, постарайся ничего не трогать, – вымолвил Кайден, не сводя глаз с последнего паладина со шрамом, в котором я узнала своего преследователя.

Кай был ранен, и сильно. Правое плечо рассечено, оружие приходилось держать в левой руке. На животе растекались кровавые пятна. Может быть, разошлись прежние раны или же к ним прибавились новые.

– Помнишь меня, Вудс? – прошипел противник.

– Вы, Мартинсы, либо нападаете стаей, либо караулите безоружного, – отозвался Кайден. – Ни одной честной схватки. Может, уже прекратите трепыхаться?

У этих двоих явно имелись старые счеты, и в азарте боя они забыли про Валентина. Он пришел в себя и даже выпрямился, опираясь на стену. Кай стоял спиной к нему, а потому просто не видел того, что видела я. В окровавленной руке Озерова вспыхнул световой шар.

Все случилось слишком быстро, чтобы я успела оценить, правильный ли сделала выбор. Возможно, было достаточно окликнуть Кайдена, и он успел бы увернуться от боевого светоча, ведь паладины способны на многое… Но в панике я ударила ладонью по руне «перемещение». Сорвавшаяся с ладони Валентина шаровая молния влетела в невидимую стену. Шар отскочил от преграды и врезался в грудь своего создателя, припечатав его к стене.

Дом затрясся и точно раздвоился. Прежде чем пространство затопил ослепительный свет, я увидела, как последний Мартинс распластался на спине. Кайден оглянулся, вероятно, чтобы найти меня, а потом исчез, возвращаясь в Абрис.

Секундой позже дом Исаи Гленна затопил ослепительный свет. Я утонула в нем…

* * *

Семь поколений назад случился чудовищной силы взрыв и в небе вспыхнули очертания далекого призрачного города. В жизнь Тевета пришел Абрис, темный мир рунической магии, сложной, красивой и чужеродной Истинному свету. Началась эпоха после Схождения.

Семь седмиц назад в ясный день, в самом конце сезона листопадов, когда догорали багряные пожары на деревьях, а воздух был чистым и прозрачным, по небу, от края до края, разлетелась ослепительная вспышка, словно взорвалось солнце. Народ испуганно задирал головы и следил за удивительным явлением, а небесный город постепенно бледнел.

Стараниями больного мальчишки два мира раскололись. Магические ворота, способные переносить через границу, заснули навсегда. Чистое небо над Теветом на целый месяц погрузило светлый мир в хаос… Так началась новая эпоха. Позже с легкой руки газетных листов ее называли эпохой после Расхождения.

Я ничего не видела и не знала о том, что творилось на улицах городов. Пришла в сознание в собственной розовой спальне, рядом в кресле над вязанием клевала носом тетушка Матильда. В камине потрескивали поленья, а за окном кружились снежные хлопья. В уголках стекла смерзлась льдистая корочка, и свет был бледным, сероватым.

Сколько же прошло времени с тех пор, когда мы с Кайденом оказались в разных мирах?

– Тетушка, – позвала я.

Та дернулась, не сразу сообразив, что происходит, поправила сползшие на кончик носа очки.

– Что, детка?

– Какой сегодня месяц?

– Последний месяц года, – отозвалась она и, поднявшись с кресла, принялась поправлять на мне одеяло. – Как ты себя чувствуешь, моя птичка?

– Отлично выспалась, – хмыкнула я, глядя на то, как она суетится.

Тетка замерла, бросила на меня очень странный взгляд:

– Валерия?

– Ну, пару месяцев назад точно ею была…

И вдруг она затряслась всем телом, присела на кровать и, спрятав лицо в ладонях, зарыдала.

Оказалось, что в тот день, когда грянул новый Большой взрыв и с небесной карты Тевета исчез призрачный город, меня, изрезанную темными рунами, нашли брошенной на торговом тракте – едва не затоптали лошади. Я бредила, что-то бормотала о птичках-неразлучниках, расколотых мирах и темных паладинах. Диагноз поставили однозначный – помутнение рассудка. Мне не помогали порошки, и профессора сделали неутешительный вывод, что больше самый талантливый артефактор последнего десятилетия не придет в норму. Конец красивой магии.

Откуда им было знать, что я не страдала душевным расстройством, а менялась, окончательно превращаясь в существо, способное управлять и темной, и светлой магической стихией?

– Что с Валентином Озеровым? – спросила я, и глаза тетки забегали. – Он погиб, да?

– Ты что-то об этом знаешь? – вытаращилась она. – Его тело нашли в день Большого взрыва в подворотне, почти у королевского дворца. Уже два месяца прошло, как похоронили страдальца. Поменьше об этом думай, тебе нельзя волноваться. Хочешь пилюль успокоительных?

Видимо, когда взорвался дом Исаи Гленна, нас раскидало по Первому континенту.

– Лучше дай мне пшенной каши, – попросила я. – Горячей и с перцем. Есть такой рецепт. Говорят, от похмелья хорошо помогает…

Когда на столицу опустилась ночь, а отец и тетка улеглись спать, я закуталась в теплый плед и вышла на задний двор. Морозило. В черном небе подмигивали мириады звезд, светилась огромная серебряная луна, точно такая же, как над Абрисом.

Пальцем на перилах я начертала имя – Лерой, каким подписывала все свои артефакты. Быстрый росчерк, похожий на метки темных паладинов, вспыхнул алым цветом. Теперь осталось научиться чертить руну «перемещение» и можно было забыть о переполненных омнибусах, так и норовивших застрять в глухом заторе где-нибудь на Королевском мосту. Оглядев пустой заснеженный двор, щелчком пальцев я потушила уличный фонарь и вошла обратно в дом.

Хотелось бы сказать, что столкновение с Абрисом стало для меня, наивной, самовлюбленной девчонки, школой жизни, но нет, это была настоящая школа выживания! И время главного экзамена еще не наступило. Я собиралась создать артефакт, помогающий пересекать пространство, время и непреодолимые расстояния.

Артефакт, способный вернуть меня к Кайдену.

Эпилог

Полгода спустя…

– Валерия, если ты не поторопишься, мы опоздаем в молельню! – орала с первого этажа тетушка Матильда. – Твой отец никогда тебя не простит! Так и знай, не простит!

Сегодня отец женится. Когда весной, в сезон таянья снега, он объявил об обручении, сразу стало ясно, отчего папа вдруг переехал осенью в столицу. Я от всей души поздравила будущего молодожена и согласилась на то, что летом в дом, где когда-то жила мама, переедет чужая женщина с дочерью, моей ровесницей, и белой болонкой с розовыми бантиками. Болонка из всей троицы мне понравилась больше всех, ее я оставила бы точно. Однако жену папа выбирал сам, ему было с ней и ночевать в одной спальне, и ездить на Кайманские острова, и совершать все прочие семейные ритуалы, от каких лично я предпочитала держаться подальше.

Главное, чтобы она не лезла в подвал, где я устроила домашнюю лабораторию. Папа-то позволил, мол, чем бы дитя ни тешилось, лишь бы опять не впало в прострацию на семь седмиц. Зато тетка ворчала, что теперь живет как на магической взрывчатке и даже молится перед сном, чтобы проснуться утром целенькой в кровати, а не на золотом облаке в компании светлых духов.

Надо отдать должное новой маменьке, до обряда она меня особенно не дергала и, по правде говоря, не устраивала танцев с бубнами, пытаясь подружиться. Мы встречались от силы раз пять в дорогих ресторациях. Дочь Полина и болонка Кнопочка, само собой, присутствовали. И каждый раз после я мучилась несварением желудка. Надеюсь, что будущая мачеха тоже. Ведь из всей троицы только болонка плевать хотела на то, что по зиме я лечилась от помутнения рассудка, мои руки были изрезаны абрисскими рунами, а глаза потеряли темный пигмент.

Для обряда венчания мачеха выбрала для меня розовое платье. Надеюсь, в такую же безвкусицу она обрядит и свою дочь. Под стальной цвет глаз подходило, прямо сказать, паршивенько. Ни дать ни взять – темный паладин в нелепых кружавчиках. Зато на фоне тетушки Матильды, в розовом и вовсе похожей на клубничную пироженку, я явно выигрывала. В основном, за счет молодости и худобы.

– Светлые духи! Валерия, ты куда провалилась? Кеб уже ждет! – возопила она в последний раз и закашлялась.

– Иду! – крикнула я, ладонью пригладив волосы, развернулась и остолбенела.

Комнату точно разделили на две части невидимой линией. На моей половине была детская с нелепыми занавесками, белым туалетным столиком и моделями артефактов в шкафу. В окно светило летнее солнце, и в косых лучах, разделенных оконной решеткой на узкие полосы, плавала пыль.

Другая часть представляла собой строгую мужскую спальню с серым шелком на стенах, ковром на паркетном полу и огромной, аккуратно заправленной кроватью. В окно хлестал дождь, и комната утопала в полумраке.

Неожиданно на другой половине распахнулась дверь и появился высокий, статный мужчина. Темные одежды подчеркивали широкие плечи. Он на ходу стянул через голову свитер, оставшись в исподней тонкой рубахе, повернулся…

Наши глаза встретились.

Кайден.

Я мечтала о нем долгие дни и ночи, искала крошечную лазейку в Абрис, но сейчас, оцепенелая, в растрепанных чувствах, застыла на своей половине разделенной комнаты и не смела пошевелиться.

Он начал медленно приближаться, шаг за шагом, не позволяя разорвать зрительный контакт. Лицо замкнуто, ни одной эмоции, ни проблеска узнавания. В нижней губе снова было колечко, всегда казавшееся мне ужасно сексапильным. Волосы подстрижены коротко.

Кайден остановился перед чертой, разделявшей наши миры, осторожно прикоснулся пальцем к невидимой стене. Я даже попятилась от неожиданности, почти уверенная, что граница разлетится, как бывало во сне, и меня перебросит в Абрис к пугающему незнакомцу с лицом моего любимого мужчины, но по воздуху просто разошлись круги, как по водной глади, не более.

Неожиданно вокруг его руки заклубился черный дым и секундой позже появился знакомый длинный меч с рукоятью, оплетенной тонкими кожаными полосками. Пока острие смотрело в пол.

Я забыла, как дышать. Голова опустела, ни одной мысли, только удушающая паника. Ведь увидеть этот самый меч, обращенный против меня, в реальности оказалось гораздо страшнее, чем во сне.

И все же, когда преграда исчезнет, что ты сделаешь, Кайден? Поднимешь меч и убьешь меня? Или…

Конец первой книги

1 Имеется в виду Кромвельский королевский университет магических наук, входящий в тройку лучших учебных заведений светлого мира Тевет.

2 Стило – магический инструмент для рисования, выжигания и активации рун. Напоминает самопишущее перо с острым концом.

3 Неофиты – жители Тевета, получившие магический дар благодаря Большому взрыву. Сила некоторых неофитов не уступает силе обладателей Истинного света, но в общей массе неофиты являются слабыми магами. Они быстро истощаются, дольше восстанавливаются, и их силы света, как правило, хватает лишь на простые бытовые руны.

4 По древней традиции соленой пшенной кашей родные встречают освободившихся из застенка заключенных.

5 Ключ – обязательный для написания элемент в руне (аналог – ключи китайской письменности). Сочетание ключей, их порядок и окружающие символы определяют назначение руны и ее жизнеспособность.

Продолжить чтение

Между двумя мирами. Школа выживания

Пролог

Глава 1Скольжение

Глава 2Хорошая девочка Тихоня Лерой

Глава 3Темные руны Абриса

Глава 4Метки

Глава 5Незнакомцы с общим прошлым

Глава 6Все еще Лерой

Глава 7Непреодолимое расстояние

Глава 8Сердце Абриса

Глава 9Расколотый мир

Эпилог

Глава 1
Скольжение

Глава 2
Хорошая девочка Тихоня Лерой

Глава 3
Темные руны Абриса

Глава 4
Метки

Глава 5
Незнакомцы с общим прошлым

Глава 6
Все еще Лерой

Глава 7
Непреодолимое расстояние

Глава 8
Сердце Абриса

Глава 9
Расколотый мир