Планета нервных. Как жить в мире процветающей паники

«Тото, у меня такое чувство,

что мы больше не в Канзасе».

Дороти, «Волшебник страны Оз»[1]

Разговор год назад

Я был изможден.

Я ходил кругами по комнате, пытаясь выиграть спор в Сети. Андреа смотрела на меня. Или мне казалось, что смотрела. Я не мог точно сказать, потому что пялился в свой телефон.

– Мэтт? Мэтт?

– А, что?

– Что происходит? – спросила она с отчаянием в голосе, которое появляется у людей в браке. Точнее, в браке со мной.

– Ничего.

– Вот уже час ты не отрываешься от своего телефона. Ходишь кругами и натыкаешься на мебель.

Мое сердце бешено колотилось. В груди была тяжесть. Бей или беги. Я чувствовал, что в Интернете меня припер к стенке кто-то, кто живет в восьми тысячах милях от меня и кого я никогда в жизни не увижу, но этот кто-то успешно загубил мои выходные.

– Мне просто нужно кое с чем разобраться.

– Мэтт, хватит уже.

– Мне просто нужно…

Вот какая штука с нашей психикой: так много вещей дарят нам сиюминутное счастье, но эти же вещи играют с нами злую шутку в отдаленной перспективе. Мы отвлекаемся, хотя на самом деле то, что нам нужно, – это познать себя.

– Мэтт!

Часом позже мы ехали в машине; за рулем была Андреа. Она бросила на меня быстрый взгляд.

Я уже не смотрел в телефон, но крепко сжимал его в руках, как монашки обычно сжимают четки.

– Мэтт, с тобой все в порядке?

– Да, а что?

– Ты выглядишь потерянным. Ты выглядел так, когда…

Она осеклась на словах «когда у тебя была депрессия», но я знал, что́ она хотела сказать. К тому же я чувствовал, что депрессия и тревога подбираются ко мне. Что они уже близко. Словно ореол воспоминаний, до которого я почти мог дотронуться в спертом воздухе салона.

– Я в порядке, – соврал я. – В порядке, в порядке.

Всю неделю я валялся на диване, провалившись в приступ тревоги, одиннадцатый по счету.

Жизненная правка

Я боялся. Не мог не бояться. Страх – неотъемлемая часть тревоги.

Приступы участились. Я начал волноваться о том, к чему это приведет. Казалось, что отчаянию нет предела.

Я пытался переключиться. Опыт, однако, подсказывал мне, что алкоголь – вариант неподходящий. Поэтому я делал то, что когда-то помогло мне выкарабкаться. То, что я забывал делать в повседневной жизни. Я внимательно следил за своим рационом. Я занимался йогой. Я старался медитировать. Я ложился на пол, клал руки на живот и глубоко дышал – вдох-выдох, вдох-выдох – и сосредотачивался на прерывистом ритме своего дыхания.

Все давалось мне сложно. Даже выбирая, что надеть утром, я мог расплакаться. Не имело никакого значения, что раньше я уже испытывал это. Когда у вас болит горло, вам не становится легче только потому, что когда-то оно уже болело.

Я пытался читать, но мне было сложно сконцентрироваться. Слушал подкасты. Смотрел новые сериалы на Netflix. Заходил в социальные сети. Я старался выполнять свою работу досконально и отвечал на все электронные письма.

Я открывал глаза по утрам, хватал телефон и молился найти там хоть что-то, способное отвлечь меня от самого себя.

Но – внимание, спойлер! – это не работало.

Мне становилось хуже. Почти все способы переключить внимание затягивали меня все глубже в отчаяние. Как в «Четырех квартетах» Т. С. Элиота, я был «в отчаянье отчаявшимися от отчаянья»[2].

Я с ужасом пялился на неотвеченное электронное письмо и не мог написать ответ. Затем я заметил, что когда заходил в Twitter – мою онлайн палочку-выручалочку по отвлечению внимания, – тревога усиливалась. Даже просто листая ленту сообщений, я чувствовал, как мои душевные раны обнажаются.

Я читал новостные сайты – еще один способ отвлечься – и совершенно не понимал, о чем читаю. Осознание того, как много страданий в мире, мешало мне трезво взглянуть на свою боль. Я чувствовал бессилие; чувствовал себя жалким оттого, что парализован своим незначительным горем, в то время как в мире так много горя настоящего. Мое отчаяние росло.

Поэтому я решил хоть что-то сделать. Я вышел из Сети.

Я решил не заглядывать в социальные сети, настроил автоответчик на своей электронке, перестал смотреть и читать новости. Я не смотрел ни телевизор, ни видеоклипы. Я избегал даже журналов. (Во времена моего первого нервного срыва каждый раз перед сном в моем сознании вертелся лихорадочный калейдоскоп ярких образов со страниц журналов.)

Когда я отправлялся спать, то оставлял свой телефон на первом этаже. Я старался чаще бывать на свежем воздухе. На моем ночном столике царил хаос из каких-то проводов, гаджетов и книг, которые я даже не брал в руки. Так что я навел порядок и здесь.

Я выключал свет в доме и пытался как можно чаще находиться в темноте – так иногда справляются с мигренью. С тех пор как в двадцать лет меня впервые посетили суицидальные мысли, у меня появилась идея: выздоровлению способствует некая жизненная правка. Генеральная уборка.

Приверженец минимализма Фумио Сасаки сказал: «Счастье в том, чтобы владеть малым». Во время первых панических атак я избавился только от тяги к алкоголю, сигаретам и крепкому кофе. Теперь, годы спустя, стало понятно, что я был перегружен чем-то более глобальным.

Речь о жизненном перегрузе. И конечно, о перегрузе технологическом. Единственное, что я позволял себе во время моего выздоровления – помимо машины и кухонной плиты, – были ролики по йоге на YouTube, которые я смотрел на экране с пониженной яркостью.

Тревога не исчезла волшебным образом. Конечно нет. В отличие от моего смартфона у тревоги нет функции «отключить».

Однако мне не становилось хуже. Процесс замер. А спустя несколько дней я почувствовал себя спокойнее.

Я довольно быстро встал на знакомый путь выздоровления. Воздержание от стимулирующих веществ – их список не ограничивается алкоголем и кофеином, он гораздо длиннее – это часть пути.

Если коротко, я снова начал ощущать себя свободным.

Как появилась эта книга

Большинству людей известно, что современный мир оказывает на нас физическое воздействие. Это воздействие, хоть и имеет свои очевидные плюсы, опасно для жизни: автомобильные аварии, курение, загрязнение воздуха, диванный образ жизни, пицца навынос, облучение, четвертый бокал мерло.

Даже пользоваться ноутбуком может быть вредно: мы сидим весь день в одной позе и зарабатываем проблемы со здоровьем, вызванные монотонной деятельностью. Один офтальмолог сказал мне, что моя глазная инфекция и непроходимость слезного канала являются следствием работы за компьютером. Оказывается, глядя на экран, мы реже моргаем.

Если физическое и психическое здоровье взаимосвязаны, нельзя ли то же самое сказать о современном мире и состоянии нашего ума? Может ли то, как мы живем, быть причиной того, как мы себя чувствуем?

Речь идет не только о вещах, но в том числе и о ценностях современной жизни. Эти ценности побуждают нас хотеть больше того, что у нас есть. Ценить работу больше отдыха. Сравнивать худшее в себе с лучшим в других. Чувствовать, что нам постоянно чего-то не хватает.

По мере того как день за днем мне становилось лучше, у меня появился замысел книги – вот этой самой книги.

Я уже писал о своем психическом здоровье в книге «Влюбиться в жизнь: Как научиться жить снова, когда ты почти уничтожен депрессией»[3]. Но сейчас вопрос не в том, почему стоит жить. На этот раз мой вопрос шире – как нам жить жить в сумасшедшем мире и не сойти с ума?

Новости с планеты нервных

Когда я начал свое исследование, то довольно быстро обнаружил, что цепляющие внимание заголовки в прессе отражают нашу пожирающую внимание эпоху. Новости, разумеется, созданы для того, чтобы мы чувствовали напряжение. Если бы они нас успокаивали, то это были бы уже не новости, а, скажем, йога. Ну или щенок. Есть в этом доля иронии – новостные агентства освещают феномен тревожности, хотя сами ее усиливают.

Как бы то ни было, вот некоторые загловки:

«Стресс и социальные сети обостряют ментальные расстройства у девочек» – The Guardian;

«Хроническое одиночество стало эпидемией современности» – Forbes;

«Facebook может сделать вас несчастным», – заявил Facebook» – Sky News;

«Резко участились случаи самоповреждения среди подростков» – ВВС;

«73 % сотрудников подвержены стрессу на рабочем месте» – The Australian;

«Знаменитости виноваты в стремительном росте пищевых расстройств» – The Guardian;

«Самоубийство в университетском городке и бремя поиска идеала» – The New York Times;

«Количество жертв стресса на работе неумолимо растет» – Radio New Zealand;

«Рабочие места наших детей достанутся роботам?» – The New York Times;

«Американские старшеклассники страдают от стресса и всплесков жестокости в эпоху Трампа» – The Washington Post;

«Детей в Гонконге учат жить ради достижений, а не ради счастья» – South China Morning Post;

«Высокий уровень тревожности: все больше и больше людей принимают наркотики, чтобы справиться со стрессом» – El Pais;

«Армию психотерапевтов отправят в школы, чтобы купировать эпидемию тревожности» – The Telegraph;

«Интернет заражает нас СДВГ?»[4] – The Washington Post;

«Наш ум может быть похищен: разработчики технологий рисуют мрачные картины развития смартфонов» – The Guardian;

«Подростки становятся более тревожными и подавленными» – The Economist;

«Instagram – самая опасная угроза для психического здоровья молодежи» – CNN;

«Во всем мире стремительно растет число самоубийств. Почему?» – AlterNet.

Как я уже сказал, ирония состоит в том, что мы читаем о вещах, провоцирующих тревожность и депрессию, и тревожимся еще сильнее; заголовки выше говорят сами за себя.

Я не преследую цель рассказать в этой книге о том, какая катастрофа разворачивается вокруг и как все мы «попали»; для этого у нас уже есть Twitter. Нет. Я даже не преследую цель сказать, что дела современного мира намного хуже, чем раньше. Наоборот, в некоторых аспектах дела заметно улучшились. По данным Всемирного банка, число людей, испытывающих серьезные экономические трудности, значительно упало, а за последние тридцать лет более одного миллиарда людей вышли из условий полной нищеты. Здесь же можно подумать о миллионах детей по всему миру, жизни которых были спасены благодаря вакцинации. В одной из своих статей 2017 года журналист The New York Times Николас Кристоф заметил: «Если самое страшное, что может случиться с родителем, – это смерть ребенка, то сейчас вероятность детской смерти вдвое меньше, чем в 1990 году». Поэтому, несмотря на существующее насилие, нетерпимость и экономическую несправедливость, царящие на Земле, у нас – в мировом масштабе – есть причины для гордости и надежды.

Проблема в том, что любая эпоха сталкивается со своим набором уникальных и трудных задач. Многое становится лучше, но не все. До сих пор существует неравенство. К тому же возникают новые проблемы. Зачастую люди, которые более чем обеспечены в материальном плане, живут в страхе, чувствуют себя неполноценными и даже склонны к самоубийству.

Однако я отдаю себе отчет в том, что бесполезно искать преимущества в современном мире, такие как уровень здоровья, образования и среднего дохода. Это все равно, что призывать человека в депрессии почувствовать благодарность за то, что все кругом живы и здоровы. Цель этой книги – признать, что то, что мы чувствуем, так же важно, как то, что мы имеем. Что наше душевное здоровье имеет такое же значение, как здоровье тела, и более того – является частью телесного здоровья. И что, учитывая все вышесказанное, с этим мире что-то явно не в порядке.

Если в современном мире у нас на душе скребут кошки, то какая разница, сколько вокруг преимуществ; чувствовать душевную боль – это отстой. А чувствовать душевную боль, когда тебе говорят, что для этого нет никаких причин, – полный отстой.

В этой книге я хочу добраться до смысла пугающих газетных заголовков и понять, как защитить себя в нашем мире процветающей паники. Какими бы благами нас не окружала современная жизнь, наша психика все же уязвима. Количество ментальных расстройств неизменно растет, и если мы верим в важность нашего психического здоровья, то нам нужно – очень нужно – понять, что же могло стать причиной таких перемен.

Ментальные расстройства это:

✓ не повальное увлечение;

✓ не дань моде;

✓ не причуда;

✓ не тенденция среди знаменитостей;

✓ не результат осведомленности о ментальных расстройствах;

✓ не то, о чем всегда просто говорить;

✓ не то же самое, что случалось с людьми всегда.

Инь и ян

Итак, это сказка о двух реальностях.

Многим из нас есть за что быть благодарными современному миру – это правда. Продолжительность жизни растет, младенческая смертность падает, еда и жилье доступны, глобальных войн нет. Мы удовлетворили наши базовые физические потребности. Многие из нас живут в относительной безопасности, у нас есть крыша над головой и еда на столе. Но разве после решения одних проблем не появляются другие? Разве социальный прогресс не несет с собой новые сложности? Разумеется, несет.

Порой кажется, будто мы временно решили проблему дефицита и заменили ее проблемой избытка. Куда ни посмотришь, везде люди ищут способы изменить свою жизнь за счет отказа от чего бы то ни было. Диеты – наглядный пример нашей страсти к ограничениям. Здесь же стоит вспомнить, как люди склонны посвящать себя веганству или трезвости. И не стоит забывать о растущей потребности в цифровом детоксе. Популярность осознанности, медитации и минималистического подхода к жизни – зримый ответ культуре перегруза. Инь противостоит неистовому ян двадцать первого века.

Срыв

Когда недавний приступ тревоги остался позади, я погрузился в сомнения.

Может, все это глупая затея. Я сомневался в том, стоит ли рассуждать на такую трудную тему. Но потом решил, что как раз замалчивание и есть самая большая проблема. Оно является причиной срывов на работе и в школах. Из-за него больницы и клиники по лечению зависимостей переполнены, а статистика суицидов неуклонно растет. В конечном итоге я решил, что лично для меня очень важно понять все это. Я хочу найти причины для позитивного настроя и способы быть счастливым, но сначала необходимо увидеть реальное положение вещей.

Я, к примеру, хочу понять, почему мне страшно сбавлять темп, словно я тот автобус из фильма «Скорость», который взорвался бы, если бы снизил скорость до 50 километров в час. Я хочу разобраться, есть ли взаимосвязь между моей личной скоростью и скоростью мира.

Причина проста и отчасти эгоистична. Мысль о том, куда может завести меня мой ум, вводит меня в ступор, ведь я знаю, где мы с ним уже побывали. Я также подозреваю, что мой образ жизни в двадцать лет стал одной из причин моей болезни. Алкоголь, проблемы со сном, стремление быть кем-то другим и социальное давление в целом. Я ни за что не хочу возвращаться в то состояние, поэтому меня заботит не только то, куда стресс может завести людей, но и откуда он, собственно, берется. Мне интересно: если иногда я оказываюсь на грани срыва, возможно ли, что одна из причин тому – мир, который иногда оказывается на грани срыва.

Срыв[5] – крайне неоднозначный термин, поэтому профессиональные медики избегают его использования; однако можно догадаться о буквальном значении этого слова. По большому счету, срыв – это нарушение; словарь дает два значения: 1) механическая поломка, механический отказ; 2) крах отношений или системы.

Перед срывом не так уж сложно заметить предупреждающие сигналы, причем не только внутренние, но и внешние. Возможно, это прозвучит слишком пафосно, но наша планета движется к краху. По меньшей мере нет сомнений в том, что она меняется во многих отношениях – технологическом, политическом, экологическом. Меняется быстро. Поэтому сейчас – больше, чем когда-либо, – нам необходимо понять, какие изменения внести в мир, чтобы он никогда не поломал нас.

Жизнь прекрасна (но…)

Жизнь прекрасна.

Даже современная жизнь. Наверное, особенно современная жизнь. Мы окружены несметным количеством сиюминутного волшебства. Мы можем взять гаджет и связаться с человеком на другом полушарии. Когда мы выбираем место для отпуска, мы можем почитать отзывы людей, которые неделю назад останавливались в приглянувшейся нам гостинице. Мы можем разглядеть все дороги в Тимбукту на спутниковой карте. Когда мы болеем, мы можем пойти к доктору, получить антибиотики и вылечить заболевания, которые раньше убивали нас. Мы можем пойти в супермаркет и купить питахайю из Вьетнама и вино из Чили. Если политик заявляет о чем-то, с чем мы не согласны, в наши дни не составляет никакого труда озвучить свои возражения. Нам доступно больше информации, больше фильмов, больше книг, больше всякой всячины, чем когда-либо.

В девяностые годы слоганом Microsoft была фраза: «Куда ты хочешь пойти сегодня?»; вопрос, конечно, был риторическим. В век информационных технологий на него есть ответ: «Куда угодно». Согласно философу Сёрену Кьеркегору тревогой может быть «головокружение свободы»[6], но свобода выбора – это ведь настоящее чудо. Однако выбор бесконечен, а наша жизнь имеет временные рамки. Невозможно прожить все жизни, посмотреть все фильмы, прочитать все книги или побывать во всех уголках этой прекрасной планеты. Вместо того, чтобы впадать в ступор из-за своих ограничений, нам нужно скорректировать выбор, стоящий перед нами. Нам необходимо выяснить, что именно хорошо для нас, и отбросить то, что нам не подходит. Нам не нужен другой мир. В нашем мире есть все, что нам нужно, но только если мы перестанем думать, будто нам нужно сразу все.

Невидимые акулы

В тревожности есть одна досадная штука – зачастую сложно разобраться в том, почему нам тревожно. Никакой видимой угрозы может не быть, но тем не менее нас охватывает смятение. Как сцена из фильма, в которой нет действия, но есть тревожное ожидание. Словно фильм «Челюсти» без акулы.

Однако в море жизни есть акулы. Образные, невидимые акулы. Ведь даже когда мы чувствуем беспокойство без причин, причины все же имеются.

«Нам понадобится лодка побольше», – сказал Броуди в фильме «Челюсти». Наше внимание приковано к метафорическим акулам, но его нужно сместить на метафорические лодки. Вероятно, мы лучше справлялись бы с этим миром, если бы знали, где эти самые акулы и как нам переплыть жизненное море целыми и невредимыми.

Сбой

Иногда мне кажется, что моя голова – это компьютер, на рабочем столе которого открыто слишком много окон. На рабочем столе – хаос. У меня внутри есть радужный курсор ожидания. Я подвисаю, и он вращается. Если бы я только мог закрыть хоть какие-то окна и выкинуть хоть какой-то мусор в корзину, мне стало бы лучше. Но как выбрать, что́ именно закрыть, когда все окна кажутся такими важными? Как освободить свой перегруженный мозг, если весь мир перегружен? Мы способны думать о чем угодно. Поэтому кажется разумным, что рано или поздно мы начинаем-таки думать обо всем. Время от времени нам просто необходимо быть достаточно смелыми и выключать гаджеты для того, чтобы включить самих себя. Прервать одно соединение с целью восстановления другого.

Вещи, которые стали быстрее, чем раньше

✓ Почта.

✓ Машины.

✓ Бегуны на Олимпиаде.

✓ Новости.

✓ Производительность.

✓ Фотография.

✓ Кадры в фильмах.

✓ Финансовые транзакции.

✓ Путешествия.

✓ Рост мирового населения.

✓ Вырубка лесов в джунглях Амазонки.

✓ Навигация.

✓ Развитие технологий.

✓ Отношения.

✓ Политические события.

✓ Мысли в вашей голове.

Круглосуточная катастрофа

Слово «волнение» само по себе звучит довольно приятно, и кажется, что не так уж сложно противостоять ему. И все же волнение о будущем – будь то следующие десять минут или десять лет – это главное, что мешает нам жить здесь и сейчас и наслаждаться моментом.

Я паникер. Я не просто волнуюсь. Нет. Мое волнение честолюбиво. Оно безгранично. Моя тревожность – даже если само слово начинается со строчной буквы – настолько велика, что способна поглотить все. У меня всегда легко получалось нарисовать себе худшее развитие событий и продумать его до мельчайших деталей.

Я такой, сколько себя помню. Много раз я, уверенный в своей неминуемой смерти от болезни, которую сам себе диагностировал по Интернету, обращался к доктору. Когда я был в начальных классах, мама забирала меня из школы, и если она опаздывала, то мне хватало всего минуты, чтобы убедить себя в ее смерти в жуткой аварии. Мама так и не попала в аварию, но это не отменяло вероятности того, что катастрофа все равно могла произойти. Когда мамы не было рядом, я боялся, что она больше никогда не придет.

Картины жутких катастроф в мельчайших подробностях, вроде искореженного металла и россыпи бело-голубых стеклянных осколков, поблескивающих на асфальте, занимали мой ум намного чаще, чем разумная мысль о маловероятности таких событий. Если Андреа не берет трубку, я ничего не могу с собой поделать и представляю возможные варианты развития событий: она упала с лестницы или, что тоже вероятно, самовоспламенилась. Я волнуюсь о том, не обижаю ли я людей, сам того не желая. Волнуюсь о том, что я редко вспоминаю о всех преимуществах своего положения. Волнуюсь о заключенных, отбывающих срок за преступления, которые они не совершали. Меня волнуют нарушения прав человека. Меня волнуют предрассудки, политика, загрязнение окружающей среды и весь этот мир, который унаследует поколение моих детей. Я волнуюсь за все биологические виды, исчезающие по вине человека, и еще за объем углеродных выбросов. Меня волнует то, как сильно я поглощен собой, из-за чего я погружаюсь в себя еще больше.

Задолго до того, как я начал заниматься сексом, я легко мог представить, что болен СПИДом, – так сильно на меня влияли социальные ролики, которые крутили по телевизору в 80-х годах по заказу британского правительства. И если я ем что-то с немного подозрительным вкусом, то немедленно воображаю, как я уже госпитализирован с пищевым отравлением, хотя таковое случилось со мной всего один раз в жизни.

Находясь в аэропорту, я всегда чувствую себя – а следовательно действую – подозрительно. В любой припухлости, язвочке или родинке я вижу потенциальный рак. В любом провале памяти – ранние признаки болезни Альцгеймера. И так далее и тому подобное. Все это происходит со мной, когда я чувствую себя более или менее здоровым. Когда же я болен, способность создать катастрофу на ровном месте превращается в суперспособность.

Если подумать, то эти картинки являются для меня ключевой характеристикой тревоги. Нескончаемая работа воображения на тему «как дела могут стать еще хуже». Лишь с недавних пор я начал понимать, как много воды льет на эту мельницу современный мир. Как сильно состояние нашей психики – больны ли мы по-настоящему или просто измотаны – зависит от состояния нашего общества и наоборот. Я хочу понять, чем именно отравляет нас планета нервных.

Есть огромная разница между усталостью и настоящей болезнью. Скажем, такая же, как разница между чувством голода и голодной смертью; эти два состояния имеют следующую взаимосвязь: то, что плохо воздействует на нас в первом состоянии (скажем, нехватка еды), воздействует еще хуже во втором. Есть вещи, от которых я чувствую себя плохо, когда здоров, но сильно устал; зачастую от этих же вещей мне становится намного хуже, когда я болен. Чему учит болезнь, так это тому, как предотвратить ухудшение после ремиссии. Боль – чертовски хороший учитель.

Еще больше поводов для волнения помимо упомянутых в прошлой главе

(ведь поводов мало не бывает)

✓ Новости.

✓ Поезда метро. Когда я спускаюсь в метро, я представляю себе все, что может пойти не так. Поезд может застрять в тоннеле. Может возникнуть пожар. Может случиться террористическая атака. Меня может хватить сердечный приступ. Справедливости ради, нужно добавить, что однажды со мной приключился ужасный эпизод в подземке. Я вышел из поезда в парижском метро и попал в жгучую дымку слезоточивого газа. Наверху как раз происходили столкновения между членами профсоюзов и полицией; последняя применила слезоточивый газ близко от станции. Но тогда я этого не знал. Закрывая лицо шарфом, чтобы можно было дышать, я решил – это теракт. Это оказалось не так. Но мысль о теракте стала травматичной для меня. По словам Монтеня: «Кто боится страданий, тот уже страдает от боязни»[7].

✓ Самоубийство. Раньше у меня были суицидальные наклонности: в юности я почти бросился с обрыва; но с недавних пор тяга совершить самоубийство превратилась в страх совершить его.

✓ Разные проблемы со здоровьем. К примеру, внезапные серьезные повреждения сердца из-за панических атак (их вероятность смехотворно мала); развитие настолько безнадежной депрессии, что я больше не смогу двигаться и, словно после взгляда Медузы Горгоны, окаменею навсегда; рак; сердечно-сосудистые заболевания (у меня высокий уровень холестерина и наследственность); умру слишком молодым; умру слишком старым; бренность всего сущего в целом.

✓ Внешний вид. Фраза «Мужчинам все равно, как они выглядят» – устаревший миф. Меня всегда волновал мой внешний вид. Раньше я регулярно покупал журнал Men’s Health и добросовестно тренировался, чтобы выглядеть как модель с обложки. Меня всегда волновали мои волосы – их густота и возможное выпадение. Также меня волновали родинки на лице. Я подолгу смотрел на себя в зеркало, словно ждал, что отражение изменится. Я все еще волнуюсь из-за морщин на лице, но уже не так сильно. Горькая ирония состоит в том, что самое действенное средство от боязни старения – это, собственно, само старение.

✓ Вина́. Порой меня накрывала вина за то, что я недостаточно идеальный сын или муж, или гражданин, или человеческий организм. Я чувствовал вину, когда работал слишком много и пренебрегал семьей, и наоборот, когда работал не в полную силу. Впрочем, у вины не всегда есть причина. Иногда вина просто есть.

✓ Неполноценнность. Я волнуюсь о том, что мне чего-то не хватает, и о том, как я могу это восполнить. Мне кажется, внутри меня есть что-то вроде ледяной черной дыры, и в разные периоды жизни я пытался заполнить ее, чем ни попадя – алкоголем, вечеринками, твитами, лекарствами по рецепту, легкими наркотиками, спортом, едой, работой, популярностью, путешествиями, тратой денег, зарабатыванием денег, изданием своих книг, – но это, конечно, не сработало. Все, брошенное мною в эту пустоту, делало ее только бездоннее.

✓ Ядерное оружие. Если по телевизору показывают новости о ядерном оружии – а это случается все чаще и чаще в наши дни, – мне кажется, что из каждого окна я вижу ядерные грибы. Слова бывшего генерала армии США Омара Нельсона Брэдли сегодня отзываются жутковатым эхо: «Наш мир – это мир ядерных гигантов и нравственной инфантильности. Мы больше знаем о том, как убивать, чем о том, как жить».

✓ Роботы. Здесь, конечно, есть доля шутки, но лишь доля. Наше роботизированное будущее – вполне оправданный повод для беспокойства. Я бойкотирую кассы самообслуживания; таким образом я выражаю протест против роботов в защиту людей. Но есть и обратная сторона: мысли о роботах порой помогают мне ценить волнительную тайну жизни.

Пять причин быть счастливым потому, что вы человек, а не робот

1. Уильям Шекспир не был роботом. И Эмили Дикинсон не была. Роботами не были ни Аристотель, ни Евклид, ни Пикассо, ни Мэри Шелли (хотя она писала как раз о роботах). Все, кого вы любили и кем дорожили, не были роботами. Мы создания, способные восхищать друг друга. Мы люди.

2. Мы непостижимы. Мы не знаем, зачем мы здесь. Нам нужно создавать смысл своего бытия. Робот создан для выполнения определенных задач. Тысячи поколений людей жили на земле, но мы до сих пор в поиске ответов на свои вопросы. Наша тайна зачаровывает.

3. Наши не такие далекие предки писали стихи, храбро сражались на войне, влюблялись, танцевали и с тоской наблюдали закаты. А предками будущих роботов с искусственным интеллектом будут кассы самообслуживания и неисправный пылесос.

4. В этом списке только четыре пункта. Для того, чтобы запутать роботов. В общем, я поспрашивал своих друзей в Сети, почему люди лучше роботов, и в числе их ответов было вот что: самоирония, любовь, мягкая кожа и оргазмы, умение удивляться, эмпатия. Возможно, в один прекрасный день роботы смогут развить в себе все это, но сегодня нам с вами стоит помнить о том, что мы весьма особенные.

Где кончается тревога и начинаются новости?

Описанное мною паникерство иррационально, но оно имеет огромное влияние на нас. Об этом знают не только те, кто страдает от приступов тревоги. Об этом знают:

– рекламщики;

– продавцы страховок;

– политики;

– редакторы новостей;

– политические агитаторы;

– террористы.

На самом деле, продается не секс. Продается страх.

В наше время нам совершенно не нужно представлять жуткие катастрофы. Мы можем их увидеть. В прямом смысле. Камера на телефоне сделала всех нас тележурналистами. Когда случается что-то ужасное – теракт, лесной пожар, цунами, – люди всегда тут как тут, чтобы снять это.

Сейчас у нас больше поводов для ночных кошмаров. Мы не получаем информацию из одного достоверного источника – газеты или новостного репортажа, как прежде. Сейчас мы получаем ее из новостных сайтов, социальных сетей и электронной почты. Кроме того, телевизионные новости стали иными. Сегодня экстренные новости непрерывны. Чем ужаснее новости, тем выше рейтинг.

Это не означает, что все журналисты охотятся за плохими новостями. Хотя, судя по тому, как некоторые из них подают новости, очень даже охотятся. Но даже лучшие новостные компании гонятся за рейтингами; с течением времени они разобрались в том, какие приемы работают, а какие – нет, и борьба за внимание аудитории стала еще острее; именно поэтому можно провести параллель между новостями и тревожным расстройством. Разделенные экраны, комментаторы и бесконечные всплывающие баннеры – это визуальный образ того, как чувствуется тревожность. Все эти споры на повышенных тонах, шум, скандальные драмы. Напряжение от просмотра новостей может появиться даже тогда, когда день не богат событиями. Ведь на самом деле сейчас не существует такого понятия, как «день, не богатый событиями».

Когда случается что-то по-настоящему страшное, никому не помогают бесконечные трансляции в аккаунтах очевидцев, видео-хроники произошедшего и пустые рассуждения. Это шумиха, которая не несет никакой информации. Если вам кажется, что новости ухудшают ваше душевное состояние, вам нужно ВЫКЛЮЧИТЬ их. Не позволяйте страху завладеть вами. Человек, парализованный и ослабленный непрерывным потоком новостей, вряд ли сделает что-нибудь хорошее.

Новости строятся по тому же принципу, что и чувство страха: концентрация на худшем развитии событий, паранойя, бесконечный поток информации на одни и те же волнующие темы. Так что сложно сказать, где в наши дни кончается тревожное расстройство и начинаются новости.

Именно поэтому нужно запомнить следующее:

✓ нет ничего постыдного в том, чтобы не смотреть новости;

✓ нет ничего постыдного в том, чтобы не выходить в Twitter;

✓ нет ничего постыдного в том, чтобы отключиться от Сети.

«Почти никто не знает, например, что наши самые сокровенные мысли и эмоции в действительности не являются нашими собственными. Ведь мы мыслим с помощью языка и образов, которые мы не изобрели сами, а получили в процессе воспитания в обществе».

Алан Уотс «Культура и контркультура: Исправленные транскрипты»

Жизнь движется довольно быстро

Разумеется, с точки зрения вселенной, вся история человечества – это мгновение.

Мы здесь совсем недолго. Возраст нашей планеты составляет примерно 4,6 миллиарда лет. Наш особый, удивительный и весьма проблематичный вид – Homo sapiens – живет на планете 200 000 лет. И лишь 50 000 лет назад скорость происходящего увеличилась. Мы начали носить одежду из шкур животных, стали хоронить умерших, усовершенствовали способы охоты.

Самое древнее из известных нам наскальных изображений сделано в Индонезии, вероятно, 40 000 лет назад. По меркам мира это было совсем недавно. Искусство, впрочем, старше сельского хозяйства. Последнее, по сути, зародилось вчера.

Фермы появились 10 000 лет назад. А письменность, по имеющимся данным, – всего 5000 лет назад.

Возраст цивилизации, зародившейся в Месопотамии (примерно там, где сейчас Ирак и Сирия), составляет менее 4000 лет. С появлением цивилизации события стали развиваться очень быстро, и настало время пристегнуть ремни. Деньги. Первый алфавит. Первая система записи нот. Пирамиды. Буддизм, индуизм, христианство, ислам и сикхизм. Философия Сократа. Концепция демократии. Стекло. Мечи. Военные суда. Каналы. Дороги. Мосты. Школы. Туалетная бумага. Часы. Компасы. Бомбы. Очки. Шахты. Оружие. Более современное оружие. Газеты. Телескопы. Первое пианино. Швейные машины. Морфин. Холодильники. Трансатлантический телеграфный кабель. Многоразовые батарейки. Телефоны. Машины. Самолеты. Шариковые ручки. Джаз. Телевикторины. Кока-кола. Полиэстер. Термоядерное оружие. Ракеты на Луну. Персональные компьютеры. Видеоигры. Чертова электронная почта. Всемирная паутина. Нанотехнологии.

Вжих.

Все эти изменения – даже за последние четыре миллиона лет – это вовсе не красивая прямая линия, идущая вверх на графике. Скорее, это кривая, словно трасса с крутыми виражами, которой испугался бы даже профессиональный скейтбордист. Процесс изменения может быть постоянным, а темп – нет.

Как оставаться человеком в переменчивом мире?

Терапевты, проанализировав триггеры психических расстройств, признали самым значимым из них радикальные перемены в жизни. Часто переменам сопутствует страх. Переезд, потеря работы, женитьба или замужество, уменьшение или увеличение дохода, смерть близких, проблемы со здоровьем, сорокалетие – да что угодно. Иногда эти перемены кажутся хорошими со стороны – рождение ребенка, продвижение по службе. Дело не в качестве. Именно масштаб перемен может стать потрясением для системы.

А что если речь идет не о личных переменах?

Что если перемены касаются всех?

Что происходит, когда все общество – или вся человеческая популяция – претерпевает серьезные изменения?

Что тогда?

Эти вопросы, разумеется, содержат в себе предположение о том, что мир меняется. Так как же он меняется?

Самыми очевидными и ощутимыми можно назвать технологические изменения. Кроме них, конечно, есть и другие перемены – социальные, политические, экономические, экологические, – однако технологии имеют отношение ко всем перечисленным изменениям и лежат в их основе, поэтому мы начнем именно с них.

Безусловно, человечество формировалось за счет технологий. Они стали фундаментом для многого.

Слово «технология», по большому счету, означает инструмент или прием. Инструментами могут оказаться язык, огниво или сухие щепки для разведения костра. Многие антропологи говорят о том, что технологический прогресс – самое важное условие для развития общества.

Человек научился добывать огонь, изобрел колесо, плуг и печатный станок – все эти изобретения были важны не только сами по себе, но и с точки зрения их вклада в развитие общества в целом.

В девятнадцатом веке американский антрополог Льюис Генри Морган заявил, что технологические изобретения могут привести человечество в новую эру. Он выделил три этапа социальной эволюции – первобытность, варварство и цивилизация; переход от одного к другому происходил за счет технологического прорыва. Я думаю, что сейчас эта теория выглядит сомнительно, ведь скачок от дикаря к цивилизованному человеку кажется довольно неправдоподобным.

Другие эксперты тоже выдвигали свои предположения.

В 1960-х русский астрофизик и охотник за пришельцами по имени Николай Кардашёв полагал, что измерять развитие лучше всего в единицах информации. В самом начале наши гены содержали незначительное количество информации. Далее возникли язык, письменность, книги и, наконец, – информационные технологии.

Современные социологи и антропологи согласны с тем, что мы живем в стремительно развивающемся постиндустриальном обществе, и перемены сегодня происходят быстрее, чем когда-либо.

Но насколько быстрее?

Согласно закону Мура – названного так в честь Джона Гордона Мура, сооснователя компании Intel, – мощность компьютеров удваивается каждые несколько лет. Эта геометрическая прогрессия и есть причина того, что производительность смартфона в вашем кармане намного больше той, которая была у громадных – с комнату величиной – компьютеров в 1960-х.

Однако такой высокий темп развития касается не только компьютеров. Он возникает в различных технологических сферах – от хранения информации до скорости Интернета. Все это говорит о том, что технологии не просто развиваются – увеличивается скорость их развития. Прогресс порождает прогресс.

Сегодня без особенного вмешательства человека компьютеры создают компьютеры. Из-за этого многие люди задумываются над понятием «сингулярность». Кто-то стремится к ней, кого-то посещают горячечные галлюцинации и ночные кошмары. Сингулярность – это момент, когда искусственный интеллект превзойдет самый острый человеческий ум. А затем – и здесь многое зависит от того, в какой пропорции в вас уживаются оптимизм и пессимизм, – либо мы объединимся, пойдем вперед вместе с этой «новой жизнью» и станем бессмертными счастливыми киборгами, либо наши думающие роботы, ноутбуки и тостеры завоюют нас, и тогда мы будем их питомцами, рабами или обедом из трех блюд.

Кто знает?

Но мы движемся именно в этом направлении. По мнению всемирно известного изобретателя и футуролога Рэя Курцвейла, сингулярность уже близко. Дабы подчеркнуть важность этой идеи, он написал бестселлер, который, как ни странно, называется «Сингулярность уже близко».

На заре века он заявил: «В XXI веке 100 лет прогресса будут ощущаться как 20 000 лет (по сегодняшним меркам)». Курцвейл не какой-то там обкуренный чудак, одуревший от научно-фантастических фильмов. Его предсказания имеют свойство сбываться. К примеру, в 1990 году он предсказал, что к 1998 году компьютер победит чемпиона мира по шахматам. Над ним смеялись. Но потом в 1997 году компьютер Deep Blue, разработанный IBM, выиграл партию у величайшего игрока мира Гарри Каспарова.

Просто подумайте о том, что произошло в первые двадцать лет этого века. Поразмыслите над тем, как быстро меняется то, что мы считаем нормальным.

Интернет овладевает нашими жизнями. Мы все больше привязаны к нашим умнеющим на глазах смартфонам. Машины секвенируют человеческий геном в огромных количествах.

Кассы самообслуживания сейчас – новая норма. Беспилотные машины от далекого пророчества стали совершенно реальным бизнесом, и таксисты боятся потерять работу.

Просто подумайте. В 2000 году никто не слыхивал о селфи. Google уже существовал, но никакого глагола «гуглить» не было. Не было ни YouTube, ни видеоблогов, ни Википедии, ни WhatsApp, ни Snapchat, ни Skype, ни Spotify, ни Siri, ни Facebook, ни биткойнов, ни гифок в Twitter, ни Netflix, ни iPad, ни «LoL», ни ICYMI[8], ни смеющегося до слез смайлика; почти ни у кого не было навигаторов, мы просто рассматривали фотографии в альбомах, а облака лишь плыли по небу, и из них шел дождь. Я пишу этот абзац и понимаю, как быстро он устареет. Как много будет нелепых упущений в этом списке через несколько лет, ведь так много брендов и изобретений, которые еще не появились. Как невероятно устаревают технологии за какие-то несколько лет. Вспомните факсы, старые мобильники, компакт-диски, подключение к Интернету через модем, видеокассеты Betamax и VHS, первые электронные книги, службу бесплатного хостинга GeoCities и поисковую систему AltaVista.

Итак, вне зависимости от того, что вы или я думаем о сингулярности, нет сомнений в том, что: а) наша жизнь насквозь пронизана технологиями; и б) технологии развиваются с невероятной скоростью.

Точно так же как технологии всегда лежали в основе социальных перемен, головокружительный темп их развития запускает другие перемены. Мы движемся к разного рода сингулярностям. К разным точкам невозврата. Мы, вероятно, уже прошли некоторые из них, даже не заметив.

Изменения в мире, которые нельзя назвать удачными

Возможно, мир быстро развивается в некоторых сферах, но скорость перемен не способствует нашему спокойствию. Некоторые изменения, особенно те, которые спровоцированы технологиями, произошли куда быстрее остальных. Вот, например:

✓ Политика. Политическое разделение на левых и правых частично подпитывается нашими замкнутыми мирками и зонами боевых действий в социальных сетях, где давно нет места таким понятиям, как компромисс, общие точки соприкосновения и объективная истина; эти понятия считаются устаревшими. По мнению американского социолога Шерри Теркл, мы живем в мире, где «ожидаем большего от технологий, чем друг от друга». А ведь, чтобы быть собой, нужно быть открытыми перед людьми. В каком-то смысле эти изменения можно назвать хорошими. Вирусная природа Интернета сыграла свою положительную роль в распространении знаний о психическом здоровье. Однако есть и кое-что плохое. Растущее количество сфабрикованных новостей в социальных сетях, злобных политических ботов в Twitter и повсеместных нарушений конфиденциальности в Сети направило политику в странное и необратимое русло.

✓ Работа. Компьютеры и роботы захватывают рабочие места. Работодатели уменьшают количество выходных. Трудоустройство перестает быть ориентировано на человека, словно человек существует для работы, а не наоборот.

✓ Социальные медиа. Социальные сети быстро поглощают наши жизни. Мы листаем странички в Facebook, Twitter и Instagram, словно журналы наших жизней. Полезно ли это для нас? Все чаще мы сталкиваемся с нарушениями этики, к примеру, Cambridge Analitica незаконно составляет психологические портреты пользователей Facebook и использует эту информацию, чтобы влиять на результаты выборов. Кроме того, социальные сети – это источник психологического давления. Ведь мы вовлечены в постоянную гонку самопредставления: изображаем из себя кого-то, кем не являемся на самом деле. Да еще постоянно сравниваем себя с другими: они хорошо выглядят и делают что-то веселое, чего не делаем мы.

✓ Язык. Согласно исследованию Университетского колледжа Лондона, английский язык меняется так быстро, как никогда за свою историю. Сегодня сообщения стали распространенным коммуникативным средством, и обилие в них аббревиатур, акронимов, смайликов и гифок является наглядным примером того, как развитие технологий влияет на язык. Вспомните еще о том, как много веков назад развитие книгопечатания привело к стандартизации орфографии и грамматики языка. Выходит, дело не в том, что говорят люди, а в том – как они это делают. Миллионы людей в наше время чаще общаются по электронной переписке, чем вживую. Эта беспрецедентная трансформация произошла в рамках всего одного поколения. Не стоит думать, что это плохо, но над этим явно стоит поразмыслить.

✓ Окружающая среда. В этой сфере определенно есть перемены к худшему. По правде говоря, эти перемены просто ужасны. Изменения нашей планеты настолько серьезны, что некоторые ученые утверждают, будто мы – или наша планета – вступили в фундаментально новую фазу. На Международном геологическом конгрессе в 2016 году в Кейптауне ведущие ученые пришли к выводу о том, что подходит к концу эпоха голоцена (эта эпоха длится уже 12 000 лет; для нее характерен стабильный климат, не менявшийся со времен последнего ледникового периода) и человечество вступает в новую эпоху антропоцена – или «новую эру человека». Массовые выбросы углекислого газа, снижение уровня моря, загрязнение океанов, растущее производство пластика (по данным Всемирного экономического форума, с 1960-х годов оно увеличилось в 20 раз), вымирание животных видов, вырубка лесов, промышленное сельское хозяйство и рыболовство, урбанизация – все это означает, что мы достигли нового периода развития Земли. Попросту говоря, современная жизнь медленно убивает планету. Немудрено, что такое токсичное общество может нанести ущерб и нам.

Будущее время

Когда развитие происходит так стремительно, кажется, что будущее уже свершилось в настоящем. Когда смотришь популярное видео, где робот человеческого роста делает кувырок назад, кажется, будто реальность стала научной фантастикой.

Нас поощряют принимать такое положение дел. Примите будущее «с распростертыми объятиями» и «отпустите» прошлое. В основе идеи потребления лежит постоянное желание приобрести что-то новое, а не довольствоваться тем, что у нас есть. Именно так выглядит отличный рецепт несчастья.

В нас не культивируют желание жить настоящим. Нас готовят к жизни в будущем. Сначала нас отправляют в ясли или детский сад, которые готовят нас к тому, что ждет впереди, – школе. Как только мы попадаем в школу в довольно раннем возрасте, нас методично готовят к тому, чтобы сдавать тесты. В итоге эти тесты перерастают в настоящие экзамены, от которых, как мы знаем, зависит развитие будущих событий – пойдем ли мы в институт получать высшее образование или решим устроиться на работу в шестнадцать или семнадцать лет. Хотя с поступлением в университет тревога о будущем не заканчивается. Там нас ожидает еще больше тестов, экзаменов и туманной неопределенности; еще больше вопросов о том, где вы видите себя через несколько лет, какая карьерная стезя вас привлекает; еще больше нотаций из серии «хорошенько подумай о своем будущем» или «все окупится в долгосрочной перспективе».

Система образования приучает нас ориентироваться исключительно на будущее. Выходит что-то вроде семинаров по футурологии, на которых под прикрытием математики, литературы, истории, информатики или французского нас учат жить в будущем, а не в настоящем.

Если мы учимся не ради знаний, а ради того, чтобы эти знания окупились в будущем, это нивелирует чудесную суть человеческой природы. Мы – дивные, любознательные существа, наделенные способностью думать, чувствовать, создавать искусство – понимаем себя и окружающий мир через познание. Оно и есть самоцель. Помимо информации, которую мы сможем указать в анкете, познание способно дать нам нечто большее. Оно позволяет нам любить жизнь здесь и сейчас.

Я начинаю понимать, насколько ошибочными были мои стремления. Я сильно оторван от своего настоящего. Мне всегда хотелось получить больше того, что у меня уже было. Я должен научиться опираться на свое настоящее и, как говорила моя бабушка, довольствоваться тем, что имею.

Правила игры

Вы будете счастливы, когда получите хорошие оценки.

Вы будете счастливы, когда поступите в университет, или когда поступите в правильный университет. Вы будете счастливы, когда вас примут на работу, или повысят вам зарплату, или вы получите повышение. Вы будете счастливы, когда наконец-то начнете работать на себя. Вы будете счастливы, когда станете богаты. Вы будете счастливы, когда у вас будет собственная оливковая роща на Сардинии.

Вы будете счастливы, когда кто-то посмотрит на вас по-особенному. Вы будете счастливы, когда вступите в отношения, выйдете замуж или женитесь. Вы будете счастливы, когда у вас появятся дети и когда ваши дети будут именно такими, как вы себе представляли.

Вы будете счастливы, когда покинете родительский дом. Вы будете счастливы, когда приобретете свой собственный дом и оплатите ипотеку. Вы будете счастливы, когда у вас будет сад побольше, конечно, в сельской местности, с приятными соседями, которые будут приглашать вас на барбекю в солнечные субботы июля, и будет дуть теплый ветерок, а ваши дети будут играть вместе.

Вы будете счастливы петь. Вы будете счастливы петь перед публикой. Вы будете счастливы, когда ваш дебютный альбом получит Грэмми и будет первым в хит-парадах тридцати двух стран, включая Латвию.

Вы будете счастливы взяться за перо. Вы будете счастливы, когда вашу книгу опубликуют. Вы будете счастливы, когда ее опубликуют снова. Вы будете счастливы, когда ваша книга станет бестселлером. Вы будете счастливы, когда она станет лучшей среди других бестселлеров. Вы будете счастливы, когда вашу книгу экранизируют, и потом будете счастливы еще разок, когда этот фильм окажется великим. Вы будете счастливы, когда станете Джоан Роулинг.

Вы будете счастливы, когда будете нравиться людям. Вы будете счастливы, когда еще больше людей полюбят вас. Вы будете счастливы, когда вы станете нравиться всем. Вы будете счастливы, когда люди начнут мечтать о вас.

Вы будете счастливы хорошо выглядеть. Вы будете счастливы, когда люди начнут оборачиваться вам вслед. Вы будете счастливы, когда ваша кожа станет нежнее. Вы будете счастливы, когда у вас будет плоский живот. Вы будете счастливы, когда у вас появятся шесть кубиков пресса, а потом и восемь. Вы будете счастливы, когда каждое ваше фото будет получать десять тысяч лайков в Instagram.

Вы будете счастливы, когда сможете превозмочь все земные беды. Вы будете счастливы, когда испытаете единство со вселенной. Вы будете счастливы, когда поймете, что вы и есть вселенная. Вы будете счастливы, когда станете одним из богов. Вы будете счастливы, когда будете главным богом. Вы будете счастливы, когда станете Зевсом, правящим небесами с заоблачной вершины Олимпа.

Возможно. Наверное.

Может быть.

Может быть

Может быть, счастье вовсе не в нашей индивидуальности. Возможно, это не то, что приходит к нам. Может, счастье ощущается, когда что-то отдаешь, а не получаешь. Может быть, счастье – это не то, чего мы заслуживаем. Может, счастье не в том, что мы можем получить, и даже не в том, что мы уже имеем. Возможно, счастье – это то, что мы можем отдавать. Возможно, его не поймаешь в сачок, словно бабочку. Может, нет единственного способа быть счастливым. Надо полагать, гипотезы можно строить бесконечно. Если «Навек – из множества Сейчас» (как писала в одном из своих стихотворений Эмили Дикинсон)[9], то, возможно, «сейчас» состоит из множества гипотез. Быть может, смысл жизни как раз в том, чтобы отпустить уверенность и довериться прекрасной неопределенности.

«Довольно странно, что молодежь смотрит на искаженные изображения и считает их правдой».

Дэйзи Ридли о своем уходе из Instagram

Несчастные красавицы

За всю историю у человечества еще никогда не было такого множества товаров и услуг, которые делали бы нас моложе и привлекательнее.

Дневные кремы, ночные кремы, кремы для шеи, кремы для рук, отшелушивающие средства, спреи, туши для ресниц, антивозрастные сыворотки, антицеллюлитные кремы, маски для лица, консилеры, кремы для бритья, триммеры для бороды, тональные основы, помады, наборы для домашней депиляции, восстанавливающие масла, корректоры для пор, подводки для глаз, ботокс, маникюр, педикюр, микродермабразия (по звучанию – нечто среднее между современным пилингом и средневековыми пытками), грязевые ванны, обертывания водорослями и комплексная пластическая хирургия. Есть триммеры для волос на лице, триммеры для носа и для удаления волос на лобке (или «грумеры для тела»). Можно даже отбелить анус, было бы настроение. («Интимное отбеливание» – процветающий субрынок.)

Мы живем в век бьюти-блогов, видео-блогов о макияже и онлайн фитнес-инструкторов – мир еще никогда не видел такого количества советов о том, как хорошо выглядеть. Нас со всех сторон атакуют книги по диетам, абонементы в тренажерные залы, тренировки «пресс вашей мечты» и «супергерой», видео по йоге для лица, доступные на YouTube. А цифровых приложений и фильтров, чтобы улучшить то, что не удалось исправить всеми перечисленными способами, еще больше! Превратиться в то, какими мы видим себя в своих фантазиях, и создать еще большую пропасть между своим реальным отражением в зеркале и образом, улучшенным с помощью цифровых технологий, – проще простого. Стоит только захотеть. Женщины – и все чаще мужчины – больше, чем когда-либо, делают все возможное для улучшения внешности.

Тем не менее, несмотря на все новые методы и приемы, помогающие выглядеть лучше, многие по-прежнему недовольны своей внешностью. Крупнейшее глобальное исследование в этой области, проведенное группой GfK и опубликованное в журнале Time в 2015 году, показало, что миллионы людей не удовлетворены тем, как они выглядят. Например, 38 % японцев серьезно недовольны своей внешностью. Опрос выявил интересную закономерность: удивительно, но то, как вы относитесь к внешнему виду, гораздо больше зависит от страны проживания, нежели, скажем, от пола. На самом деле, уровень беспокойства по поводу внешности во всем мире одинаково высок как у мужчин, так и у женщин.

Если вы из Мексики или Турции, то, скорее всего, будете довольны своим отражением в зеркале, так как более 70 % жителей этих стран «полностью удовлетворены» или «вполне удовлетворены» своей внешностью. Тогда как жители Японии, Великобритании, России и Южной Кореи чаще чувствуют себя жалкими и ничтожными, глядя на себя в зеркало.

Так почему же так много людей – за исключением мексиканцев и турок – недовольны своей внешностью?

Кажется, есть несколько причин:

1. Несмотря на то что выглядеть мы стали лучше, чем когда-либо, стандарты красоты тоже стали гораздо выше.

2. Никогда еще на нас не сыпалось столько изображений людей, которые по стандартам считаются красивыми. Не только с экранов телевизоров, кинотеатров и билбордов, но и через социальные сети, где каждый выставляет напоказ миру лучшую, самую отфильтрованную версию себя.

3. Так как люди в целом становятся более невротичными, растет и беспокойство из-за внешности. По словам авторов другого опроса (для Национального центра биотехнологической информации США от 2017 года), люди, которые были недовольны своей внешностью, «чаще страдали неврозом, уходили в себя, были склонны к нездоровым привязанностям и проводили больше времени перед телевизором».

4. Наша внешность представляется как одна из проблем, которую можно решить с помощью денег (на косметику, фитнес-журналы, правильное питание, посещение тренажерного зала и т. д.). Но это не так. И кстати, вы не перестанете беспокоиться о внешнем виде, даже если начнете соответствовать всем стандартам. В Японии и России столько же красивых людей, сколько в Мексике и Турции. И конечно, многие очень красивые люди – например, модели – больше обеспокоены своей внешностью, чем те, чей заработок не связан с подиумом.

5. Мы все еще смертны. Все эти продукты, нацеленные на то, чтобы мы выглядели моложе и ярче или меньше походили на зомби, не решают главную проблему. На самом деле, они не могут сделать нас моложе. Clarins и Clinique выпустили тонну антивозрастных кремов, но люди, которые ими пользуются, все еще стареют. Просто эти люди чуть больше беспокоятся, отчасти благодаря миллиардным маркетинговым кампаниям, цель которых – заставить нас стыдиться морщин, складок и старения. Стремление выглядеть молодо обнажает страх старения. Так что, возможно, если бы мы приняли старение, приняли свои и чужие морщины, маркетологи лишились бы такого инструмента, как наш страх, который они используют и подпитывают.

Неуверенность в себе не связана с внешностью

Я был самым высоким парнем в школе, и при этом худым, как щепка. Я переедал и пил пиво, лишь бы только стать потолще. Как я понимаю, вероятно, я страдал от дисморфии. Я был несчастлив в своем теле. И недоволен им. Я делал подходы по 50 отжиманий и корчился от боли, стремясь выглядеть как Жан-Клод Ван Дамм. Я не просто не любил свое тело, я люто ненавидел его. Я испытывал сильнейший стыд за него, хотя все считают, что он присущ только девушкам и женщинам. Я хотел бы вернуться назад и сказать себе: «Прекрати. Это все не имеет значения. Расслабься».

Подростком я так ненавидел родинку у себя на лице, что взял зубную щетку и попытался ее соскоблить. Но проблема была не в родинке, а в том, что я смотрел на свое лицо сквозь призму собственной неуверенности. Сейчас мне нравится эта родинка. Ума не приложу, почему она так раздражала меня, почему я смотрел на нее в зеркало и хотел, чтобы она исчезла.

Гамлет сказал Розенкранцу: «Ибо нет ничего ни хорошего, ни плохого; это размышление делает все таковым»[10]. Он говорил о Дании. Но то же можно сказать и о нашей внешности. Возможно, людей пытаются заставить чувствовать себя неполноценными, но они не должны поддаваться, ведь чувство никак не связано с тем, что беспокоит нас на самом деле. Кажется, чем больше мы думаем об опасности ожирения, тем меньше беспокоимся о других проблемах с нашим внешним видом. Если мы ужасно чувствуем себя из-за того, как выглядим, то нужно сконцентрироваться именно на чувстве, а не на внешнем виде.

Профессор Памела Кил из Флоридского университета всю жизнь изучала расстройства пищевого поведения и проблемы, связанные с образом женского и мужского тела, и пришла к выводу, что смена внешности никогда не решает проблему неудовлетворенности внешним видом. В начале 2018 года, представляя результаты своего последнего исследования, она задала вопрос: «Что на самом деле сделает нас счастливее и здоровее: если мы сбросим десять фунтов или пересмотрим деструктивное отношение к своему телу?» Когда человек не чувствует такого сильного давления по поводу того, как он выглядит, становится легче не только его уму, но и телу. «Когда люди довольны своим телом, они больше заботятся о себе, а не воспринимают тело, как врага, или, что еще хуже, как объект. Хороший повод переосмыслить свои новогодние обещания».

Это может объяснить, почему результаты исследования показывают рост случаев ожирения. Если бы мы были довольны своим телом, то были бы добрее к нему.

Ровно так же, как и чрезмерное беспокойство из-за денег парадоксальным образом может привести к спусканию их направо и налево, беспокойство из-за фигуры не гарантирует, что наше тело станет лучше.

Нас заставляют беспокоиться о внешности, правильном питании, наличии «просвета» между бедрами, о готовности к пляжному сезону, и это давление всегда было гендерно-ориентировано: рекламодатели намного сильнее давят на женщин. Сейчас все больше мужчин также попадают под это влияние (их призывают выглядеть так, как мужчины обычно не выглядят, иметь тело качка, стыдиться своих физических недостатков, хорошо смотреться на селфи и беспокоиться о седине или выпадении волос), но подобное давление на женщин сильнее, чем когда-либо. Вместо того, чтобы попытаться уменьшить беспокойство по поводу внешности у женщин, мы повышаем его у мужчин. В некоторых сферах, в каком-то искаженном представлении о равенстве, мы, похоже, пытаемся сделать всех одинаково тревожными, а не одинаково свободными.

Буквально минуту назад я залез в Twitter и увидел статью из New York Post под заголовком «К 2019 году появятся секс-куклы, имитирующие мужчин с бионическими пенисами». Картинки прилагаются: гладкие и донельзя подтянутые тела, с волосами, которые никогда не выпадут, и пенисами, которые никогда не подведут. Конечно, бионические секс-роботы в виде женщин тоже развиваются, и куда стремительнее. Так вот, желание выглядеть как отфотошопленная модель с обложки журнала – это одно. Но что дальше? Желание выглядеть столь же безупречными и совершенными, как андроид или робот? Может, еще попробуем оседлать радугу?

Элис Уокер пишет: «В природе нет ничего идеального, и одновременно все идеально. Деревья могут быть кривыми или изогнутыми странным образом, но все равно красивыми». Наши тела никогда не будут такими же крепкими, симметричными и вечно молодыми, как бионические секс-роботы. Поэтому мы должны довольно быстро научиться быть счастливыми без этого нереалистичного образа «лучшего» тела и довольствоваться тем телом, что нам дано. Ведь недовольство не делает нас красивее; от него становится только хуже. Мы намного лучше самых совершенных бионических секс-роботов. Мы – люди. Давайте не будем стыдиться нашего внешнего вида.

Послание от пляжа

Привет. Я пляж. Меня создали волны и течения. Я сделан из обточенных водой камней. Я живу рядом с морем. Я существую уже тысячи лет. Я был на заре самой жизни. И мне нужно сказать вам кое-что.

Мне плевать на ваши тела.

Я пляж. Мне буквально по барабану. Мне абсолютно безразличен ваш индекс массы тела. Меня не впечатлить рельефными мышцами живота. Я этого не замечаю.

Вы одно из 200 000 поколений людей. Я видел вас всех. И я увижу все поколения, которые придут вам на смену. Но их не будет так уж много. Мне жаль. Я слышу шепот моря. (Море ненавидит вас. Изверги. Так оно называет вас. Знаю, звучит немного театрально. Но именно так вы воспринимаете море. Драма и только.)

И да, вот еще что. Даже другим людям плевать на ваше тело. Им просто плевать. Они смотрят на море или одержимы своей внешностью. А если они и думают о вас, что с того? Почему вас, людей, так заботит, что́ думают другие? Почему бы не последовать моему примеру? Позвольте омыть себя. Позвольте себе быть самими собой. Просто будьте. Будьте пляжем.

Как не волноваться о старении

1. Поймите, согласно многочисленным опросам, пожилых людей вообще не беспокоит старость. Последнее такое исследование было проведено американской исследовательской фирмой NORC[11] в 2016 году. Опрос более 3000 человек показал, что в отличие от молодых, пожилые люди оптимистичнее воспринимают старение: 46 % опрошенных в возрасте до 40 лет сказали, что они положительно относятся к старению, и такой же ответ дали 66 % опрошенных в возрасте за 70. Похоже, страх старости – признак того, что вы молоды. И главная причина оптимистично относиться к старости в том, что пожилые люди сами по себе оптимистичны. Кажется, с возрастом растет и жизнестойкость.

2. Это произойдет. Старение – это то, с чем мы не можем ничего поделать. Можно правильно питаться, заниматься спортом и жить осознанно, но мы все равно будем стареть. Дата нашего восьмидесятого дня рождения нам известна. Мы, конечно, можем приложить все усилия, чтобы дожить до нее, но остановить бег времени невозможно. Определенность обнадеживает. Когда мы ничего не можем изменить, беспокойство начинает уменьшаться. «Все умирают, – писала Нора Эфрон[12]. – И с этим ничего не поделаешь. Неважно, съедаешь ты по шесть миндалин в день или нет».

3. Вы вряд ли столкнетесь с теми проблемами, которые ассоциируются у вас со старостью. Вы не Нострадамус и не можете знать, что ждет вас в преклонном возрасте. Например, угаснет ли ваш разум или же засияет еще ярче, как у Матисса, который создал свои лучшие произведения в 80 лет.

4. Будущее нереально. Будущее абстрактно. Настоящее – это все, что у нас есть. Одно настоящее сменяет другое. Мы должны жить настоящим. Есть миллиарды разных версий будущего «я». Но версия «я» настоящего – лишь одна. Сосредоточьтесь на ней.

5. Вы будете сожалеть о страхе. В книге «Пять главных сожалений умирающих» Бронни Вэр – медсестра паллиативной помощи – поделилась своим опытом общения с людьми на пороге смерти. Больше всего они жалели о том, что боялись. Многие из пациентов Бронни очень страдали от того, что всю жизнь из-за чего-то тревожились, жили во власти страха, беспокоились о мнении других людей. Из-за этого беспокойства они не были честны с собой.

6. Примите старость и не сопротивляйтесь ей. Если перестать переживать из-за возраста, можно избавиться от любого беспокойства. Это получится сделать лишь путем принятия, но не отрицания. Не нужно бороться, нужно почувствовать. Не колите себя ботоксом, а лучше поработайте со своим разумом. Переосмысляйте свои представления о красоте, бунтуйте против маркетинга, стремитесь стать мудрее с возрастом, окутайте себя замысловатой элегантностью тающей свечи. Будьте картой с тысячами дорог. Будьте оранжевым закатом, что прекраснее розового рассвета. Будьте тем, кто осмеливается быть собой.

Страх и время

«Единственное, чего мы должны страшиться, – это сам страх». Именно об этой фразе Франклина Д. Рузвельта, впервые произнесенной им в 1933 году во время инаугурационной речи, я думал, пожалуй, больше всего в жизни. Она дразнила меня во время первого приступа панического расстройства. «Достаточно одного лишь страха», – думал я. Фраза крутилась у меня в голове, когда я писал эту книгу. Она стала в один ряд с прочими клише вроде «время лечит» по понятной причине – в ней была сила правды.

Если подумать, большинство моих страхов связано со временем. Я беспокоюсь из-за старения. Беспокоюсь, что наши дети тоже стареют. Беспокоюсь о будущем и о том, что люди уходят. Беспокоюсь, когда не успеваю доделать работу. Даже сейчас, пока пишу эту книгу, боюсь не успеть в срок. Я беспокоюсь о времени, потраченном впустую, и времени, когда я болел. Исследуя эту тему, я начал задумываться – а что, если наша концепция времени сама по себе временная? Возможно, наше отношение ко времени изменилось? Может быть, чтобы освободиться от страха, нам нужно выстроить новые отношения с утекающими минутами, часами и годами? Думаю, что время – это ключ к пониманию того, как мой – и, возможно, ваш – ум реагирует на современный мир.

Остановите часы

У нас не всегда были часы. По большому счету все эти «без пятнадцати пять» или «четыре сорок пять» бессмысленны для истории человечества.

Нет ни одного наскального рисунка времен неолита, на котором кто-то просыпается в панике, потому что проспал и пропустил совещание в девять утра. Когда-то давно было всего лишь два времени. День и ночь. Свет и тьма. Бодрствование и сон. Конечно, было и другое время. Время приема пищи, время охоты, время борьбы и время отдыха, время игр и время поцелуев; но оно не было искусственно продиктовано часами, цифрами и бесконечными делениями на циферблате.

Первые методы измерения времени обычно сохраняли священность этой дуальной структуры. В конце концов, когда древние египтяне смотрели на тени от обелисков, а римляне – на солнечные часы, они могли делать это только днем. Даже когда в начале XIV века в Европе появились первые механические часы на церквях, они были довольно простыми. На них не было минутных стрелок, и их не было видно из большинства спален.

Первые карманные часы появились в XVI веке и, как и многие дорогие и желанные вещи, с самого начала были эксклюзивными символами статуса – новинками для знати. Модные карманные часы середины этого столетия стоили около 15 фунтов стерлингов – это больше годичного заработка сельского рабочего. Целое состояние за часы, у которых не было даже минутной стрелки! Похоже, именно карманные часы и заставили людей чуть больше нервничать из-за времени. Или, по крайней мере, чаще его проверять.

Когда в Лондоне в 1665 году автор знаменитого дневника Сэмюэл Пипс впервые приобрел себе «очень хорошие» карманные часы, он – как и многие современные пользователи Интернета – быстро понял, что доступ к информации дает свободу, но за это мы платим свою цену. Вот его запись от 13 мая:

«Но боже мой! Сколько во мне еще старой глупости и ребячества, раз я не могу спокойно держать часы в руке и по сотне раз на дню не проверить время. Я все думаю, как же я так долго без них обходился! Однако с тех пор, как они у меня появились и я понял, какая беда в них кроется, я решил больше никогда в жизни не носить часов».

Несомненно, поведение любого человека, у кого когда-либо был смартфон или аккаунт в Twitter, можно назвать навязчивым. Проверить, проверить, проверить – и еще разок просто заглянуть. Когда способность что-то проверять превращается в навязчивую привычку, мы с ностальгией вспоминаем то время, когда у нас вообще не было этой способности.

Дело в том, что карманные часы Пипса не были очень хорошими. Их даже сносными-то сложно было назвать. Настоящий кусок дерьма по цене годовой зарплаты! Но ни одни карманные часы в 1665 году не были хорошими, ведь время они показывали неверно. Только спустя 10 лет с изобретением пружинки, контролирующей скорость балансового колеса, можно было говорить о хотя бы приблизительно точных карманных часах.

С тех пор, конечно, способы измерения времени стали еще более продвинутыми. Сейчас мы живем в эпоху атомных часов. Это невероятно, пугающе точные часы. Например, в 2016 году немецкие физики создали такие точные часы, которые за 15 миллиардов лет не ускорятся и не отстанут ни на секунду. Оправданий для опоздания у немецких физиков больше нет.

Мы слишком хорошо осведомлены о цифровом времени, но ничего не знаем о времени естественном. На протяжении тысячелетий люди могли просыпаться в 7 утра. Но за последние столетия все изменилось, и сейчас мы просыпаемся, потому что нам нужно проснуться в 7 утра. Мы идем в школу, колледж или на работу в определенное время дня не потому, что это наиболее естественно для нас, а потому, что это заданное время. Мы отдали наши инстинкты часам. Все чаще мы служим времени, а не время нам. Мы беспокоимся о нем. Спрашиваем, куда оно ушло. Мы одержимы временем.

Телефонный звонок

– Мэттью? – это моя мать. Она единственная, кто зовет меня Мэттью.

– Да.

– Ты меня слушал?

– Эм… Да. Что-то насчет похода к врачу…

К своему стыду, я не слушал. Я смотрел на недописанное электронное письмо. Так что я меняю стратегию и говорю ей правду.

– Прости. Я за компьютером. Очень много дел. Сейчас совсем нет времени.

Мама вздыхает, и я мгновенно слышу этот вздох, хоть она и в двухстах милях от меня.

– Да, я понимаю, о чем ты.

Нам нужно время, которое у нас уже есть

Дело в том, что сейчас у нас должно быть больше времени, чем когда-либо. Только подумайте. За последнее столетие средняя продолжительность жизни людей, живущих в развитых странах, увеличилась более чем в два раза. И не только это. Никогда еще у нас не было такого количества устройств и технологий, экономящих время.

Электронные письма быстрее обычных. Электронагреватели быстрее огня. Стиральные машины быстрее ручной стирки в раковине или реке. Некогда трудоемкие процессы, вроде сушки волос, путешествий за 10 миль, кипячения воды или поиска данных, теперь делаются почти мгновенно. У нас есть вещи, которые позволяют экономить время и силы, например, тракторы, автомобили, стиральные машины, конвейеры и микроволновые печи.

И все же большую часть жизни мы просто сбиваемся с ног. Говорим что-то вроде: «Я хотел бы больше читать / научиться играть на музыкальном инструменте / пойти в спортзал / заняться благотворительностью / готовить себе еду / выращивать клубнику / увидеться со старыми школьными приятелями / подготовиться к марафону и так далее, если бы только у меня было время».

Мы часто хотим, чтобы в сутках было больше часов, но это не поможет. Очевидно, проблема не в нехватке времени, а в переизбытке всего остального.

Помни

Если ты чувствуешь, что времени не хватает, это не значит, что его не хватает.

Если ты чувствуешь себя уродливым, это не означает, что ты уродлив.

Чувство тревоги не означает, что нужно тревожиться.

Если тебе кажется, что ты малого достиг в этой жизни, это не означает, что ты достиг малого.

Чувство, что тебе чего-то не хватает, не делает тебя менее полноценным.

Избыток всего

Современный мир – это мир избытка всего.

Возьмем какую-нибудь вещь.

Допустим, у вас в руках книга.

Книг очень много. По какой-то причине вы решили прочитать именно эту, за что я вам искренне благодарен. Но пока вы ее читаете, вас также может мучить мысль, что вы не читаете что-то другое. Не хочу еще больше заострять на этом внимание, но существует множество других книг. Опираясь на данные Google, сайт Mental Floss к середине 2016 года насчитал (по очень скромным оценкам) 134 021 533 книги. Сейчас их стало в миллионы раз больше. Но все же, технически, 134 021 533 – это много.

Так было не всегда.

У нас не всегда было так много книг, и на то была очевидная причина.

До появления печатных станков книги изготавливались вручную, их писали на глиняных табличках, папирусе, воске или пергаменте.

Даже после изобретения печатного станка, материала для чтения было не так уж много. В начале XVI века английский книжный клуб оказался бы в весьма затруднительном положении, поскольку, согласно данным Британской библиотеки, в год выпускалось всего около 40 различных книг. Таким образом, заядлый читатель мог легко отслеживать каждую новинку.

– Итак, что вы все читаете? – спросил бы гипотетический член гипотетического книжного клуба.

– Что есть, то и читаем, – прозвучало бы в ответ.

Однако ситуация изменилась довольно быстро. К 1600 году в Англии выпускалось около 400 различных изданий в год – в десять раз больше, чем в предыдущем столетии. Говорят, что поэт Сэмюэль Тэйлор Кольридж был последним человеком, который прочитал все книги. Однако это невозможно, так как он умер в 1834 году, когда уже существовали миллионы книг. Но очень любопытно, что люди того времени действительно верили, что возможно прочитать все. Сейчас в этом никого не убедишь.

Мы все знаем, что, даже если побить рекорд по скорочтению, количество прочитанных книг будет лишь ничтожной частью всего издаваемого. Мы тонем в количестве книг, равно как и в количестве телевизионных шоу. И все же мы можем читать только одну книгу и смотреть только одно шоу за раз. Мы преумножили все, но по-прежнему остаемся отдельными личностями. У нас есть только мы. И мы все вместе взятые – меньше Интернета. Возможно, чтобы наслаждаться жизнью, нам придется перестать думать о том, чего мы никогда не сможем прочитать, посмотреть, сказать и сделать, и начать думать о том, как наслаждаться миром в рамках наших границ. Жить в человеческом масштабе. Сосредоточиться на нескольких вещах, которые мы можем сделать, а не на миллионах задач, которые нам не под силу. Не мечтать о параллельных жизнях. Использовать простую арифметику. Быть гордыми, исключительными и неделимыми.

У мира паническая атака

Паника – это своего рода перегрузка.

Так я воспринимал свои панические атаки.

Избыток мыслей и страха. Перегруженный ум доходит до предела, и на него обрушивается паника. Потому что из-за перегрузки вы чувствуете себя в западне, в психологической клетке. Вот почему панические атаки часто происходят в местах, где очень много внешних стимуляторов, например, в супермаркетах, ночных клубах, театрах и переполненных поездах.

Но что делать, если перегрузка становится главным параметром современной жизни? Потребительская перегрузка. Рабочая перегрузка. Экологическая перегрузка. Новостная перегрузка. Информационная перегрузка.

Следовательно, дело не в том, что жизнь сегодня хуже, чем была когда-то. Во многих отношениях она даже лучше, здоровее и счастливее, чем в прошлом. Беда в том, что она перегружена. Наша задача в том, чтобы найти себя в толпе своих «я».

Места, где у меня случались панические атаки

✓ Супермаркеты.

✓ Универмаги без окон на цокольном этаже.

✓ Музыкальные палаточные фестивали.

✓ Ночные клубы.

✓ Самолеты.

✓ Лондонская подземка.

✓ Тапас-бар в Севилье.

✓ Зеленая комната BBC News.

✓ Поезд из Лондона в Йорк (паническая атака длилась почти всю поездку).

✓ Кинотеатр.

✓ Театр.

✓ Магазинчик на углу.

✓ Сцена, где я чувствовал себя очень неуютно на глазах у тысячи людей.

✓ Во время прогулки по Ковент-Гардену.

✓ За просмотром телевизора.

✓ Поздно ночью дома после тяжелого дня, когда в окно сквозь шторы проникал зловещий оранжевый свет от уличного фонаря.

✓ В банке.

✓ Перед экраном компьютера.

Планета нервных

– Представь, что мир не просто сводит людей с ума, – недавно выдал один мой друг, когда я рассказал ему о том, какую книгу пытаюсь писать. – Представь, что мир безумен сам по себе. Ну, или безумны те части мира, через которые он взаимодействует с нами – людьми. Что если он и вправду безумен? Я думаю, так и есть. И мне кажется, что человеческое общество проживает психологический надлом.

– Да. Как пациент с нервным срывом.

– Ага. То есть понятно, что мир – это не человек. Но он похож на целую систему. Ты сам говоришь, что мир как нервная система. И ты не первый. Я читал про одного парня в девятнадцатом веке. Так вот, он сказал, что все телеграфные провода похожи на нервную систему.

Я стал искать и обнаружил, что этого человека звали Чарльз Тилстон Брайт. Он отвечал за первый трансатлантический телеграфный кабель, а всемирную телеграфную сеть он назвал «мировой системой электрических нервов».

Телеграфов как таковых больше не существует, через них ведь не выложишь видео с ниндзя-котами или эмодзи. Но мировая нервная система никуда не исчезла. Ее масштабы и сложность изменились настолько, что с июня 2017 года, согласно данным Международного союза электросвязи Организации Объединенных Наций (который, кстати, раньше был Международным телеграфным союзом), к Интернету подключено более половины населения планеты.

Год за годом число интернет-пользователей растет. Звучит дико, но если сравнивать, то в 1995 году практически никто не сидел в Интернете: 16 миллионов человек – всего лишь 0,4 % населения мира. Десять лет спустя, в 2005 году, число пользователей достигло миллиарда: то есть в сети было 15 % населения. А к 2017 году эти цифры выросли до 51 %.

В том же году число активных пользователей Facebook – людей, которые используют Facebook хотя бы раз в месяц, – достигло 2,07 миллиарда. В начале этого десятилетия, в 2010 году, во всем Интернете сидело не так много людей. Это очень стремительное изменение. Оно произошло потому, что многие районы мира модернизировались и быстро меняли свою инфраструктуру, чтобы выделить место для широкополосного Интернета. Другой фактор – появление смартфонов, которые в разы упростили доступ к Интернету.

Растет не только количество людей, пользующихся Интернетом, но и количество времени, которое они проводят в Сети.

Технологии связывают между собой все человечество, и это радикальное изменение произошло чуть больше чем за десятилетие. Чем не отличный повод поспорить в Интернете? Как писал Лев Толстой еще в 1893 году в «Царстве Божием внутри вас»: «Чем будут сытее люди, чем больше будет телеграфов, телефонов, книг, газет, журналов, тем будет только больше средств распространения несогласных между собой лжей и лицемерия и тем больше будут разъединены и потому бедственны люди, как это и есть теперь».

И все происходит так быстро (куда быстрее, чем во времена Толстого), что мы не успеваем сделать выводы. Все это обрушивается на нас, вся эта информация, вся эта технологическая вовлеченность. Мировой мозг – простая, но подходящая метафора. Мы – нервные клетки мирового головного мозга, связанные со всеми остальными нервными клетками. Мы шлем свой перегруз туда-сюда. Перегруженные нейроны на планете нервных, которая вот-вот сорвется.

«Интернет – первое творение человечества, которое люди так и не поняли, самый масштабный эксперимент в области анархии».

Эрик Шмидт, бывший глава компании Google

«От выбора горстки людей, работающих на горстку технологических компаний, будут зависеть мысли миллионов людей… Я не знаю более актуальной проблемы, чем эта… Это меняет современную демократию, меняет нашу способность общаться и строить отношения так, как мы хотим».

Тристан Харрис, бывший сотрудник компании Google

Что мне нравится в Интернете

✓ Коллективные действия против социальной несправедливости.

✓ Смотреть старые попсовые клипы, о которых я уже и думать забыл.

✓ Смотреть трейлеры прямо из дома.

✓ Википедия, Spotify, рецепты от BBC Good Food.

✓ Планировать путешествия.

✓ Goodreads.

✓ Возможность найти человека, который разделяет твои чувства, когда тебе грустно.

✓ Общение с читателями, с которыми иначе я бы никогда не поговорил.

✓ Дружелюбие, которое встречается довольно часто.

✓ Смотреть видео про животных, которые вытворяют невероятное (горилла танцует в бассейне, осьминог открывает банку).

✓ Возможность сближаться с людьми через электронную почту или сообщения так, как в реальной жизни у меня бы никогда не получилось.

✓ Смешные твиты.

✓ Ты всегда на связи со старыми друзьями.

✓ Возможность обсудить свои идеи с другими людьми.

✓ Действительно хорошие инструкторы йоги из Остина, штат Техас, чьи практики я могу выполнять, проживая далеко от Остина, штат Техас.

✓ Хорошие видео для расслабления, растяжки и бега.

✓ Исследование недостатков Интернета в Интернете.

То, что я должен делать меньше

✓ Писать о каком-то значимом опыте, вместо того, чтобы в самом деле получить этот самый опыт.

✓ Писать твиты, содержание которых ничего не изменит.

✓ Кликать на статьи, которые я на самом деле не хочу читать.

✓ Просматривать свою новостную ленту в Twitter вместо завтрака.

✓ Читать отзывы на мои книги на Amazon.

✓ Сравнивать свою жизнь с жизнью других людей.

✓ Пялиться на электронные письма, не отвечая на них.

✓ Отвечать на электронные письма, пока мама рассказывает о поездке к врачу.

✓ Чувствовать пустую радость от лайков и добавлений в избранное.

✓ Искать собственное имя.

✓ Выключать клипы в YouTube, которые мне нравятся, не досмотрев их до конца, потому что я увидел другое интересное видео.

✓ Гуглить симптомы и заниматься самодиагностикой (если вы ипохондрик, это не значит, что вы умираете на самом деле).

✓ Гуглить что бы то ни было («количество атомов в теле человека», «полезные свойства куркумы», «актеры „Вестсайдской истории“», «как загрузить фотографии из iCloud») после полуночи.

✓ Проверять обновление твита / фотографии / статуса (и проверять снова и снова).

✓ Хотеть уйти в офлайн и не уходить.

Мир сужается

Жизненный перегруз – это чувство, которое отчасти связано с тем, что человеческий мир ускорился и значительно сжался. В нем возникает все больше связей, и люди, соответственно, тоже связаны между собой сильнее. Понятие «коллективное бессознательное», впервые появившееся в научной фантастике в книге «Вторая ночь лета» Джеймса Шмица в 1950 году, теперь стало реальностью. Наша жизнь, информация и эмоции связаны как никогда раньше. Интернет объединяет, даже если кажется, что все совсем наоборот.

Это сужение мира не произошло мгновенно. На протяжении многих веков люди умудрялись общаться, находясь друг от друга так далеко, что полагаться на силу голоса было бесполезно. Поэтому они использовали все – от дымовых сигналов до барабанов и голубей. Цепочка сигнальных маяков от Плимута до Лондона объявила о прибытии испанской армады.

В XIX веке электрический телеграф соединил континенты.

А впоследствии глобальная нервная система развивалась вместе с телефоном, радио, телевидением и, конечно, Интернетом.

Эти связи во многом сближают нас. Мы можем общаться по электронной почте, отправлять СМС, разговаривать в Skype или FaceTime, играть в ММО-игры в режиме реального времени с людьми, находящимися на расстоянии в десятки тысяч миль. Физическое расстояние становится все менее значимым. Социальные сети запускают коллективные действия (от беспорядков до революций), которые шокирующим образом влияют на результаты выборов. Интернет объединил и изменил нас. К лучшему, или к худшему.

Проблема в том, что, если мы подключены к глобальной нервной системе, наше счастье – и страдания – будут как никогда более коллективными. Эмоции группы становятся нашими собственными эмоциями.

Массовая истерика

История знает тысячи примеров влияния толпы на эмоции отдельного человека, начиная с процесса над салемскими ведьмами и заканчивая битломанией.

Один из самых забавных и пугающих примеров тому – случай во французском монастыре в XV веке, когда одна монахиня начала мяукать, как кошка. Вскоре замяукали и другие монахини. И в течение нескольких месяцев жители соседних деревень испуганно слушали этот мяукающий хор. Мяуканье прекратилось, только когда местные власти пригрозили им плетью.

Есть и другие не менее странные случаи, к примеру Танцевальная чума 1518 года. В Страсбурге на протяжении целого месяца 400 человек танцевали до потери сознания – а иногда и до смерти – безо всякой на то причины. Ни единого звука музыки при этом не звучало.

Или во время наполеоновских войн, когда, по легенде, жители Хартлпула в Англии наперебой убеждали друг друга, что потерпевшая кораблекрушение обезьяна на самом деле была французским шпионом. Бедного, растерянного примата повесили. Об этих фальшивых новостях говорили еще какое-то время.

Теперь, конечно, у нас есть технология (Интернет), которая делает феномены группового поведения более возможными и вероятными. Различные песни, твиты, видео с котиками распространяются ежедневно или ежечасно. Слово «вирусный» идеально подходит для описания заразного эффекта, вызванного сочетанием человеческой природы и технологий. Безусловно, заразными могут быть не только видео, продукты и твиты. Но и эмоции.

Полностью связанный между собой мир может сойти с ума, причем в одночасье.

Первые шаги

Опять двадцать пять.

– Мэтт, выходи из Интернета.

Андреа была права, но, хотя она просто заботилась обо мне, я не хотел этого слышать.

– Все нормально.

– Нет, не нормально. Ты споришь с кем-то. Ты пишешь книгу о том, как справиться со стрессом в Интернете, а сам что?

– Не совсем так. Я пытаюсь понять, как современность влияет на наш разум. Я пишу о мире как о планете нервных. О том, как связана наша психология. Я пишу обо всех аспектах…

Она остановила меня, вскинув руку.

– Хорошо. Не устраивай мне тут лекцию.

Я вздохнул.

– Я просто допишу e-mail.

– Никакой у тебя там не e-mail.

– Ладно. Я в Twitter. Но мне просто нужно донести одну мысль…

– Мэтт, это твое дело. Но я думала, что твоя задача – попытаться понять, как не быть таким.

– Каким?

– Помешанным на бессмысленных вещах. Я просто не хочу, чтобы ты болел. Ведь заболел ты именно из-за этого. Вот и всё.

Она вышла из комнаты. Я уставился на твит, который собирался опубликовать. Он бы ничего не привнес в мою жизнь. Или в жизнь кого-то другого. Я бы только еще чаще стал проверять телефон, как Сэмюэл Пипс проверял карманные часы. Вот и вся недолга. Я нажал «удалить» и почувствовал странное облегчение, когда увидел, как буквы исчезли одна за другой.

Ода социальным сетям

Зеркала

Нейробиологи обнаружили «зеркальные» нейроны, которые возбуждаются в мозгу приматов – включая нас, – когда мы взаимодействуем друг с другом[13]. В эпоху, когда все со всем связано, этот эффект возникает чаще.

Когда после какого-нибудь ужасного события люди испытывают страх, он распространяется подобно цифровому пожару.

Когда люди злятся, гнев порождает гнев.

Мы поддаемся эмоциям человека, с которым у нас совершенно противоположные взгляды по тому или иному вопросу. Например, если кто-то злится на вас в Сети, вы вряд ли примете его мнение, но вполне вероятно, что его ярость передастся вам. Это происходит каждый день в социальных сетях: люди спорят, защищая свои противоположные мнения, но при этом отражают эмоциональное состояние друг друга.

Я делал это тысячу раз, поэтому Андреа так злилась на меня.

Я ввязался в какой-то спор с одним типом, которые назвал меня «неженкой» или «либерастом», и еще с одним, который вопил мне на весь Twitter, что «ЛИБЕРАЛИЗМ – ЭТО ПСИХИЧЕСКОЕ РАССТРОЙСТВО». Я вроде в курсе, что спорить с людьми в Интернете – это не самый лучший способ проводить и без того ничтожно малое количество отмеренных нам дней, но именно этим я и занимался, абсолютно потеряв контроль над ситуацией. Сейчас я это понимаю. И я должен остановиться.

В любом случае, дело в том, что мои политические взгляды крайне отличаются от взглядов тех людей, с которыми я спорю, но психологически мы подпитываем друг друга одинаковым чувством гнева. Политическая оппозиция, но эмоциональная зеркальность.

Однажды я был очень напуган и затвитил какую-то глупость.

«Страх – моя суперсила», – написал я.

Я не имел в виду, что страх – это хорошо. Я хотел сказать, что страх до смешного силен, и мы, люди очень боязливые, идем по жизни, подобно испуганному Кларку Кенту или измученному Брюсу Уэйну, зная секрет, кто мы есть на самом деле. Мы несем на себе бремя миллиарда неконтролируемых мыслей и отчаяния, но иногда убеждаем себя, что еще не все потеряно, что еще есть луч надежды.

Например, лично я благодарен этой суперсиле за то, что она заставила меня бросить курить, стать физически здоровым, задуматься о том, что хорошо для меня, кто заботится обо мне, а кто нет. Благодарен, что она привела меня к тому, чтобы попытаться помочь другим людям, которые испытывают то же самое. И я благодарен, что она заставила меня – благодаря всем хорошим моментам – ярче чувствовать жизнь.

По сути, именно это я написал в книге «Влюбиться в жизнь. Как научиться жить снова, когда ты почти уничтожен депрессией». Но я не очень хорошо выразил это в посте. А потом, внезапно, все атаковали меня в Twitter.

Я решил удалить твит, но люди сделали его скриншот и уже собирали против меня злобную Twitter-армию. «СУПЕРСИЛА???? WTF!!!» «@matthaig1 ОПАСЕН». «Удали свой аккаунт». «Что за кретин» и т. п. И ты испуганно стоишь, глядя на эту аварию, виновник которой ты сам, а твоя жизнь наполняется десятками, а потом сотнями разгневанных людей, убежденных, что голый нерв обязательно нужно потрогать. Кстати, «потрогать голый нерв» – очень неуместная фраза, если вы чем-то обеспокоены. Потому что оголены все нервы.

Гнев стал заразным, и я чувствовал его почти как физическую силу, исходящую от экрана. Мое сердце начало биться в два раза быстрее. Я чувствовал, как гнев все приближается. Воздух стал тоньше. Я был загнан в угол. Казалось, что реальность тает. «Черт, черт, черт!» У меня случилась короткая паническая атака. Я ощутил нездоровую смесь чувства вины, страха и защитного гнева и решил никогда не писать о том, как избавиться от тревоги.

Некоторые мысли лучше оставлять при себе.

Но также – что куда важнее – я хотел найти способ не думать о себе так, как обо мне думают другие. Я хотел выработать эмоциональный иммунитет. Когда вы слишком зациклены на социальных сетях, вы легко можете почувствовать, что находитесь на бирже, где вы – или ваша личность в Интернете – это акции. И когда люди начинают давить на вас, вы чувствуете, что цена ваших личностных акций резко падает. Я хотел освободиться от этого. Я хотел психологически отключить себя. Или, выражаясь языком психологии, быть самодостаточным рынком. Справляться со своими ошибками, зная, что человек – это не только ошибки. Позволить себе осознать, что я куда лучше разбираюсь в своих внутренних качествах, чем какой-то незнакомец. И если другие люди считают меня законченным тупицей – не думать так самому. Заботиться о других, но не об их неправильном восприятии меня в матрице мнений Интернета.

Как не сойти с ума в Интернете:

список утопических заповедей, которым я редко следую, потому что это чертовски трудно

1. Практика воздержания. Особенно в социальных сетях. Сопротивляйтесь любым нездоровым излишкам, вызывающим тягу. Укрепите ваши «мышцы сдержанности».

2. Не гуглите симптомы, если не хотите провести следующие семь часов в полной уверенности, что не доживете и до обеда.

3. Помните, всем плевать, как вы выглядите. Людей волнует только их собственная внешность. Единственный человек на этой планете, кому есть дело до вашего лица, – это вы сами.

4. Поймите, не все, что кажется реальным, реально. Когда романист Уильям Гибсон впервые представил идею «киберпространства» в книге «Сожжение Хром» (1982), он изобразил его как «всеобщую галлюцинацию». Это описание мне очень помогает, когда я чересчур увлекаюсь технологиями. Когда они влияют на мою нецифровую жизнь. Весь Интернет на шаг отстоит от физического мира. Самые сильные его стороны – это зеркала офлайнового мира. Но воссоздание внешнего мира не есть реальный внешний мир. Это реальный Интернет, но не более того. Да, вы можете найти там настоящих друзей. Но нецифровая реальность – все еще полезная проверка этой дружбы. Как только вы уходите из Интернета – на минуту, час, день, неделю, – удивительно, как быстро он исчезает из вашей головы.

5. Поймите, люди – это больше, чем просто пост в социальных сетях. Сколько противоречивых мыслей проносится у вас в голове за целый день? Подумайте о всех неоднозначных позициях, которых вы когда-либо придерживались. Отвечайте на онлайн-мнения, но никогда не судите всего человека по одному опрометчивому высказыванию. Физик Карл Саган сказал: «В космической перспективе каждый из нас драгоценен. Если человек не согласен с вами, оставьте его. В сотне миллиардов галактик вы не найдете другого такого»[14].

6. Не будьте подписчиком-ненавистником. Это мое новогоднее обещание на 2018 год, и пока что оно работает. Такое поведение не дает вашему праведному гневу на чем-то сосредоточиться. Оно питает его. И каким-то странным образом одновременно укрепляет вашу эхо-камеру, заставляя чувствовать, что все мнения, отличные от ваших, экстремальны по своей природе. Не нужно искать несчастий себе на голову. Не измеряйте собственную ценность в сравнении с другими людьми. Не пытайтесь понять против чего вы. Поймите за что вы. И ищите, исходя из этих установок.

7. Не играйте в рейтинговую игру. Интернет любит рейтинги, будь то обзоры на Amazon, TripAdvisor и Rotten Tomatoes, или рейтинги фотографий, обновлений и твитов, лайки, избранное, ретвиты. Игнорируйте это. Рейтинги – это не признак ценности. Никогда не судите себя по ним. Чтобы все любили вас, нужно быть королем льстецов. Уильям Шекспир, пожалуй, величайший писатель всех времен. Его рейтинг на Goodreads – посредственные 3,7.

8. Не тратьте свою жизнь, беспокоясь о том, что вы пропускаете. Не надо быть буддистом в этом смысле – ну ладно, если только совсем чуть-чуть, – жизнь заключается не в том, что вы делаете, а в том – кто вы есть.

9. Никогда не ставьте Интернет выше еды или сна.

10. Оставайтесь человеком. Сопротивляйтесь алгоритмам. Не становитесь карикатурой на самого себя. Отключите всплывающую рекламу. Выйдите из своей эхо-камеры. Не позволяйте анонимности превратить вас в того, кем вы стыдитесь быть в офлайне. Будьте загадкой, а не одним из толпы. Кем-то, кого компьютер никогда не узнает наверняка. Сочувствуйте. Ломайте шаблоны. Не поддавайтесь роботизированным тенденциям. Оставайтесь человеком.

Никогда не сдавайся

Из всех трудностей, с которыми мы столкнемся в следующем столетии вследствие того, что все больше и больше сливаемся с технологиями, одна из самых интересных, пожалуй, вот эта: как оставаться людьми в цифровой среде? Как удержаться и не опустить руки?

Притворяйся осторожно

За десятки лет до появления Instagram, Курт Воннегут сказал: «Мы – те, кем мы притворяемся, и потому нужно очень тщательно продумывать образ, который мы на себя берем»[15]. Для эпохи социальных сетей это особенно актуально. Мы всегда представляли себя миру – выбирали, футболку какой группы надеть, что говорить, какие части тела брить, – но в социальных сетях необходимость себя представлять усилилась. Мы всегда будем на шаг позади наших онлайн-сущностей. Мы становимся ходячим товаром. Наши профили – это наши голограммы из «Звездных войн».

Как сказал Рене Магритт: «Картина с изображением трубки – это не сама трубка». Между означаемым и означающим всегда пропасть. Статус про день, проведенный в парке, – это не день, проведенный в парке. Желание рассказать миру о своем счастье не отражает это счастье.

Секрет счастья

1. Не сравнивайте себя с другими людьми.

2. Не сравнивайте себя с другими людьми.

3. Не сравнивайте себя с другими людьми.

4. Не сравнивайте себя с другими людьми.

5. Не сравнивайте себя с другими людьми.

6. Не сравнивайте себя с другими людьми.

7. Не сравнивайте себя с другими людьми.

Еще один клик

Если крыса нажимает на рычаг и каждый раз получает угощение, она продолжит на него нажимать. Но не так часто, как крыса, которая нажимает на рычаг и получает спорные результаты: иногда угощение, а иногда ничего.

Раньше я думал, что социальные сети безвредны. Думал, что сидел там, потому что мне это нравилось. Но я продолжал, даже когда мне это нравиться перестало. Я вспомнил это чувство. Оно сродни тому, что чувствует человек, сидя в баре в три часа утра, когда все друзья уже разошлись по домам.

Алгоритмы питаются сочувствием

Теперь, благодаря умным алгоритмам, когда мы что-то покупаем, нам сразу предлагают множество других вещей, которые могут нам понравиться. То, что купили бы люди, похожие на нас.

Если мы слушаем музыку в Spotify или YouTube, они составляют список песен, которые почти точно соответствует тому, что мы уже слушаем.

Amazon показывает книги, которые покупают вместе с той, которую мы просматриваем.

Социальные сети говорят нам, что мы должны следить за еще большим количеством людей, похожих на тех, за кем мы уже следим. И похожими на нас.

Нас поощряют оставаться в зоне комфорта и не рисковать, потому что интернет-компании знают, что большинству людей обычно нравится слушать, читать, смотреть, есть и носить то, что они уже слушали, читали, смотрели, ели и носили. Но ведь раньше у нас не было такой возможности. Мы должны были идти на компромиссы и искать общий язык с непохожими на нас людьми. Приобретать то, что нам не нравится. И это было ужасно.

Но сейчас, пожалуй, все еще хуже.

Теперь мы можем люто ненавидеть любого, чье мнение отлично от нашего. Политики даже не пытаются достучаться до оппозиционной стороны. Различие становится чем-то, чего стоит бояться, над чем насмехаются, а не восхваляют. Люди с похожими взглядами заканчивают тем, что сходят с ума, неспособные переварить даже малейшее расхождение во мнениях. И в итоге оказываются в ловушке эхо-камеры за чтением миллиона версий одной и той же книги, слушая одну и ту же песню, ретвитя самих себя до скончания времен.

Но мы люди. Мы можем этому противостоять. Мы можем противостоять тому, что из нас пытаются сделать маленькое цифровое племя. Мы можем принять жизнь во всей ее полноте. Каждый раз мы находим способ. Да, в голове у нас может твориться черт-те что. Но наша сила именно в этом. Мы делаем что-то не просто потому, что в этом есть смысл. В этом Интернет может быть нашим союзником, а не врагом. Интернет – это целый мир. Интернет может быть таким, каким мы захотим. Интернет может привести нас куда угодно. Мы просто должны понять, что ни технология, ни дизайнеры, ни инженеры не способны манипулировать нашим настроением – лишь мы сами делаем этот выбор.

Что люди в социальных сетях думают о социальных сетях

В стремлении изолировать свой разум от нервной планеты я начал представлять, что бы я чувствовал, если бы вообще отказался от социальных сетей. Итак, размышляя, какой будет жизнь без социальных сетей, я отправился в социальные сети, чтобы попытаться выяснить это. Я решил задать некоторым моим подписчикам в Twitter простой, но важный вопрос: «Полезны социальные сети для вашего душевного благополучия или нет?» Вопрос задел за живое. Я получил более 2000 ответов. Картина складывалась очень сложная. Однако, учитывая, что это все были активные и постоянные пользователи социальных сетей, довольно негативная. Я вот о чем: представьте, что опрашиваете самых обычных читателей, любителей кино, наездников или путешественников… вряд ли ответ будет таким противоречивым.

Как бы там ни было, вот репрезентативная выборка:

April Joy @AprilWaterson

Это одновременно и способ справляться с беспокойством, и повод для него. Когда я из-за чего-то волнуюсь, мне нравится бездумно прокручивать ленту и читать посты, чтобы отвлечься. Но в то же время вечная потребность постить то, что люди стопудово будут оценивать, – такое себе спокойствие.

Dean Smith @deansmith7

Нет. Я часто сравниваю свою закулисную жизнь (одиночество, беспокойство и т. д.) с яркими кадрами из жизни других людей (общение, успех и т. д.). Я знаю, что на самом деле все не так, но это все равно очень гнетет.

Miss R! @Fabteachertips

Когда я на грани, то запросто могу часами зависать в социальных сетях, сидя в полном одиночестве в своей постели. Я правда не знаю, почему делаю это, когда можно сделать столько всего полезного. Одно могу сказать точно, лучше мне от этого не становится!

Immi Wright @immi_wright

Я ушла с Facebook после пятой попытки суицида… и поняла, что стала увереннее в себе. Думаю, что FB часто представляет идеальную версию того или иного человека. В Twitter я просто слежу за рок-звездами и @dog_rates, так что поводов для беспокойства стало куда меньше.

Kieran Sangha @kieran_sangha

Полезны в том смысле, что можно общаться с другими людьми, которые понимают, через что вы проходите. Но социальные сети подпитывают зависимость, например от наркотиков, и могут взять власть над вашей жизнью.

Hayley Murphy @hayleym_swvegan

Полезны. В «реальной жизни» никто, в самом деле НИКТО, НИ ОДИН ЖИВОЙ ЧЕЛОВЕК меня не понимает. Социальные сети в буквальном смысле спасают мне жизнь – я знаю, что не одинока. Любой инструмент, используемый неправильно, может быть опасным, но при правильном использовании – может стать настоящим спасением.

Bonnie Burton @bonniegrrl

У меня смешанные чувства. Полезны, потому что я могу легко общаться с людьми, которые меня вдохновляют и которыми я восхищаюсь. И нет, потому что социальные сети становятся платформой для преследования, ведь нет никаких последствий для неприемлемого и ужасного поведения в сети.

Shylah Ellis @MsEels

Будучи ребенком, у которого не было социальных сетей, я реально считала себя единственным человеком, страдающим от депрессии. Я все время чувствовала себя изолированной, и единственные люди, с которыми я общалась, только подливали масло в огонь. Социальные сети дали мне возможность общаться с невероятными людьми со всего мира.

Kyle Murray @TheKyleMurray

Я работаю в социальных сетях, и, хотя, по-моему, в этом есть некоторые плюсы, мне кажется, что если бы были другие способы общения с друзьями, живущими в других точках земного шара, я вообще перестал бы пользоваться соцсетями. Их используют как оружие. Facebook у меня с 2004 года, я не удаляю страничку только из-за какой-то ностальгии.

James @james____s

Недавно услышал фразу: «Facebook – это место, где все лгут своим друзьям. А Twitter – место, где говорят правду незнакомцам».

Abigail Rieley @abigailrieley

Соцсети – это и хорошо, и плохо. В Интернете у меня появились настоящие друзья, и поддержка там тоже настоящая, НО, если ты подавлен и чувствуешь себя бесполезным, социальные сети могут стать окном в мир изоляции, из которого нет выхода.

Kate Leaver @kateileaver

У меня к социальным сетям смешанные чувства, но отношусь я к ним лучше, чем могло бы показаться из-за закрепившейся за ними репутации. Поверьте, реальную дружбу можно поддерживать в социальных сетях, что очень здорово, если вы не способны выйти из дома. Иногда полезно взглянуть на жизнь других людей, когда вам грустно или одиноко.

Jayne Hardy @JayneHardy_

И да и нет, мне приходится выстраивать четкие границы, но когда это получается, социальные сети становятся для меня чем-то положительным.

Gareth L Powell @garethlpowell

Как самозанятый писатель могу сказать, что Twitter – моя отдушина. Место, куда я иду поговорить с друзьями и коллегами. Без него я чувствовал бы себя очень одиноким.

Claire Allan @ClaireAllan

У меня смешанные чувства. Я писатель-одиночка, и соцсети позволяют мне общаться с людьми, что не дает мне свихнуться окончательно. Но думаю, что они выявляют лучшее и чаще всего худшее в человеке, так что социальные сети только увеличивают мое чувство тревоги.

Yassmin Abdel-Magied @yassmin_a

Ни на что не похоже. Соцсети – это здорово, но они требуют грамотного управления, чтобы хорошее перевешивало плохое. С некоторыми из своих новых лучших друзей я познакомилась в Twitter.

Hollie Newton @HollieNuisance

Мне нравятся идеи, новости и красочные картинки. Мне нравится видеть, чем занимаются мои друзья. Общение. Но если я трачу на это больше пары минут… все больше начинаю чувствовать себя неполноценным пустым местом.

Cole Moreton @colemoreton

Нет. Социальные сети провоцируют меня и вовлекают в гневные споры, затем я получаю отпор и просто-напросто хочу все это позакрывать. Порочный круг.

Rachel Hawkins @ourrachblogs

Двояко. Instagram может вызвать у меня чувство зависти. Facebook – ярости, а Twitter иногда выводит меня из себя.

Kat Brown @katbrown

И то и другое. Социальные сети дают мне много всего (работа, смех, друзья, контакты), но я знаю, что моя способность концентрации полностью изменилась. Мое внимание очень часто направлено в Интернет. Что может произойти? Что МОГЛО произойти? Новости и дофамин = черт!

Nigel Jay Cooper @nijay

Бывают моменты, когда кажется, что я нахожусь в комнате, полной людей, кричащих друг на друга и при этом не слушающих, поэтому я хочу отойти подальше от этого всего… но соцсети также соединяют людей, поддерживают и создают чувство общности. (1/2) Я думаю, что та часть уравнения, в которой смартфон «всегда включен», для меня самая важная. Мне нужно выделить время, когда я положу телефон и сосредоточусь на реальном мире, а не на виртуальном. Для меня управление этим – ключ к тому, чтобы не перегружаться соцсетями. (2/2)

Как быть счастливым (2)

Не сравнивайте свое настоящее «я» с гипотетическим. Не тоните в море «если-бы-да-кабы». Не загромождайте свой разум, представляя другие версии себя в параллельных вселенных, где вы принимаете другие решения. Век Интернета поощряет нас выбирать и сравнивать, но не делайте этого с собой. Теодор Рузвельт сказал: «Сравнение – вор радости». Вы – это вы. Прошлое – это прошлое. Единственный способ сделать жизнь лучше заключен в настоящем. Зацикленность на сожалении только превращает наше настоящее в нечто, что вы будете мечтать сделать по-другому. Примите свою собственную реальность. Будьте достаточно человечны, чтобы совершать ошибки. Будьте достаточно человечны, чтобы не бояться будущего. Будьте достаточно человечны, чтобы, ну, быть достаточным. Примите то, где вы находитесь в жизни, и это позволит вам радоваться за других людей, при этом не чувствуя себя ужасно.

Эффект множителя

Эта планета по праву может считаться нервной. Мир бывает ужасным. Политическая поляризация, национализм, увеличение числа настоящих гитлеровских нацистов, плутократические элиты, терроризм, изменение климата, государственные перевороты, расизм, женоненавистничество, лишение права на неприкосновенность частной жизни, все более умные алгоритмы, собирающие наши личные данные, чтобы получить наши деньги или наши голоса, развитие искусственного интеллекта и возможные последствия этого, возобновление угрозы ядерной войны, нарушения прав человека, опустошение планеты. И это далеко не все, что происходит. В конце концов, в мире всегда происходили ужасные вещи. Разница в том, что благодаря телефонам с камерой, экстренным новостям и социальным сетям, а также постоянному подключению к Интернету мы переживаем то, что случается где-то далеко, как очевидцы и непосредственные участники. Опыт умножается и просачивается сквозь тысячи разных точек зрения.

Представьте, например, если бы во время Второй мировой войны существовали социальные сети и телефоны с камерами. Если бы люди во всей красе видели на смартфонах последствия каждой бомбы или то, что происходит в концентрационных лагерях, или окровавленные и изуродованные тела солдат, то коллективный психологический опыт распространил бы этот ужас далеко за пределы тех мест, где это все происходило.

Нам стоит раз и навсегда запомнить, что то, что мы испытываем сейчас – что каждый год хуже предыдущего, – это просто чувство, и ничего больше. Мы все чаще и чаще подключаемся к постоянно творящемуся беспределу и ужасам мировых новостей, и поэтому эффект удручает. Это чувство мирового потопа. Есть большая вероятность, что страх, который мы постоянно испытываем, может сделать мир еще хуже. Вот о чем действительно стоит беспокоиться.

Если нам покажут кадры террористической атаки, мы в два счета представим, что в любое время в любом месте может произойти еще одна. И неважно, что умом-то мы понимаем, что у нас гораздо больше шансов умереть от рака, самоубийства или ДТП, – нашумевший террор, который мы видели в новостях, теперь занимает все наши мысли. И политики используют это, усиливают страхи и создают еще больше разногласий. Что приводит к большей нестабильности и помогает террористам делать свое дело: сеять страх. И тогда политики или политические агитаторы усиливают страх еще больше.

Это сродни тому, как больные обсессивно-компульсивным расстройством постоянно заостряют внимание на своем страхе, не выходя из помещения или моя руки по 200 раз за день. На самом деле, во имя собственной защиты они больше вредят себе. Но только здесь речь идет не об индивидуальном расстройстве. Но о социальном. Глобальном.

Система в шоке

Слово «шок» все чаще встречается в речи политических комментаторов на телевидении. В XXI веке вы смотрите / читаете / листаете новости – и это какой-то непрерывный поток. Поток шока.

«Черт, ну что опять?» Вот она – наша обычная реакция.

Утром вы заходите на любимый новостной портал и вздрагиваете.

Шок может быть неприятен человеку или обществу, но он является действенным политическим инструментом. Спросите любого, у кого случалась острая паническая атака, и он скажет вам, что единственное, о чем ты можешь думать в этот момент, – это сам страх. Если вы в шоке, то вы растеряны. Вы не можете мыслить трезво. Становитесь пассивными. Идете туда, куда говорят идти.

Наоми Кляйн ввела термин «доктрина шока», чтобы описать циничную тактику систематического использования «дезориентации общества после коллективного шока» для корпоративной или политической выгоды. Например, нефтяные компании, использующие военный шок для проникновения в новую страну, или американский президент, использующий терроризм для продвижения жестких антимиграционных мер.

«Мы не впадаем в шоковое состояние, когда происходит что-то масштабное и плохое, – пишет она. – Это должно быть что-то масштабное, плохое и непонятное»[16].

Проблема в том, что теперь новости вещают в режиме нон-стоп, и все это – экстренные сообщения, которые наш мозг не усваивает. Мы находимся в мире новостей, которые как бы естественно проскальзывают по новому происшествию, пестрят заголовками и звуковыми цитатами, и при этом редко дают нам более спокойное, более вдумчивое понимание общей картины.

Шок приводит к негативным, но понятным эмоциям. Страх, грусть, бессилие, гнев. Искушение потратить жизнь на яростные твиты о несправедливости мира – вполне себе человеческое желание, но этого недостаточно. В конечном счете это просто новый вопль в коллективном вопле шока, который только помогает тем, кто находится у власти, или политическим экстремистам, которые хотят отвлечь наше внимание.

Когда человек переживает паническое расстройство, основная его реакция на ужас – это ощущение подавленности и огорчения. Но наступает момент, когда в процессе выздоровления вы должны достичь какого-то понимания и принятия. Не потому, что все не так уж и плохо. Но именно потому, что все действительно настолько плохо.

Помню, как однажды, страдая от депрессии, я смотрел на ясное звездное небо. Чудо вселенной.

На дне ямы мне всегда приходилось заставлять себя искать красоту, доброту, любовь, как бы трудно это ни было. А было трудно. Но я должен был попытаться. Изменения не происходят просто потому, что вы сосредотачиваетесь на том месте, откуда хотели бы сбежать. Они происходят, когда вы сосредотачиваетесь на том, чего хотите достичь. Плохих людей не станет меньше оттого, что появится много хороших. Нужно отыскать надежду, которая есть здесь и сейчас, и помочь ей вырасти.

Представьте

Представьте такой день, когда мы смогли бы назвать людей людьми. Не их национальность. Не религию, которую они исповедуют. Не то, что они британцы, американцы, французы, немцы, иранцы, китайцы, мусульмане, сикхи, христиане, азиаты, черные, белые, мужчины, женщины, генеральные директора Coca-Cola, члены банды, матери троих детей, историки, экономисты, журналисты BBC, пользователи Twitter, потребители, фанаты «Звездного пути», писатели, семнадцатилетние или тридцатидевятилетние, или восьмидесятитрехлетние, консерваторы, либералы. Замените все это на слово «человек». Подобно тому, как всех черепах мы называем черепахами. Человек, человек, человек. Заставьте себя увидеть то, что мы будто бы знаем. Напомните себе, что мы – животные, объединенные как вид, существующий на этом нежном голубом пятнышке в космосе – единственной известной планете, на которой есть жизнь. Окунитесь в это банальное сентиментальное чудо. Осознайте, что нам странно повезло не просто быть живыми, но и осознавать это. Что мы здесь, прямо сейчас, на самой прекрасной планете. Планете, где мы можем дышать, жить, влюбляться, есть тосты с арахисовым маслом, здороваться с собаками, танцевать под музыку, читать «Здравствуй, грусть» и смотреть телевизионные драмы, замечать, как солнечный свет встречается с тенью, чувствовать ветер и дождь на нежной коже, заботиться друг о друге, теряться в мечтах и снах, растворяться в сладкой тайне себя самих. День, когда мы все будем равны в том, что мы люди.

Шесть способов следить за новостями и не сойти с ума

1. Помните, что то, как вы реагируете на новости, зависит не только от того, что это за новости, но и от того, как вы их получаете. Интернет и новостные каналы сообщают о новостях так, что это сбивает нас с толку. Легко поверить, что мир становится хуже, когда новости заставляют нас чувствовать себя хуже. СМИ – это не просто сообщение, но и эмоциональная составляющая этого сообщения.

2. Ограничьте время, в которое вы читаете и смотрите новости. Как недавно сказала моя подруга в Facebook Дебра Морс: «Помните, что в 1973 году мы обычно получали новости дважды в день: утренняя газета и вечерняя передача. И мы как-то смогли избавиться от Никсона».

3. Осознайте, что мир не так жесток, как кажется. Многие авторы, пишущие на эту тему, такие как знаменитый когнитивный психолог Стивен Пинкер, отмечают, что, несмотря на все свои ужасы, сейчас общество менее агрессивно, чем раньше. Историк Юваль Ной Харари сказал: «Насилие, определенно, все еще существует. Я живу на Ближнем Востоке, поэтому знаю об этом не понаслышке. Но если сравнивать, то сейчас насилия меньше, чем когда бы то ни было. Сегодня больше людей умирает от обжорства, нежели от человеческого насилия. Удивительное достижение»[17].

4. Будьте рядом с животными. Животные – отличное терапевтическое средство по разным причинам. Во-первых, в их мире нет новостей. Собакам, кошкам, золотым рыбкам и антилопам буквально на все плевать. То, что важно нам – политика, экономика и все эти непостоянные штуки, – для них не имеет никакого значения. Но их жизнь, как и наша, продолжается. Как писал А. А. Милн в «Винни-Пухе»: «Многие люди говорят с животными, но немногие слушают – вот в чем проблема».

5. Не беспокойтесь о том, что не можете контролировать. В новостях часто сообщают о вещах, с которыми вы ничего не можете поделать. Делайте то, что в ваших силах, – повышайте осведомленность о волнующих вас проблемах, делайте все, что можете, в той области, которая вам нравится, и смиритесь с тем, чего сделать не можете.

6. Помните, плохие новости не означают отсутствие хороших. Хорошее происходит везде. Прямо сейчас. По всему миру. В больницах, на свадьбах, в школах, офисах и родильных отделениях, в залах ожидания аэропортов, в спальнях, почтовых ящиках, на улице, в доброй улыбке незнакомца. Миллиард незамеченных чудес повседневной жизни.

Слава оптимизму

До болезни я цинично относился к благостному настрою, песням о счастье, розовым закатам и оптимистичным словам надежды. Но когда я болел – в самом разгаре болезни, – моя жизнь зависела от того, смогу ли я отказаться от своего негативного Я. Цинизм был роскошью людей, не склонных к суициду. Я должен был отыскать надежду. Синюю птицу. От этого зависела моя жизнь.

Возможно, это покажется несколько притянутым за уши, связь психологического выздоровления с выздоровлением социальным и политическим, но если личное – это политическое, то и психологическое тоже. Нынешний политический климат, похоже, представляет собой разделение – разделение, частично поддерживаемое Интернетом.

Мы должны заново открыть нашу общность как людей. Но как это сделать? Ну, как вариант, вторжение инопланетян, но полностью полагаться на это мы не можем.

Проблема политики – это проблема племен. Философ Джидду Кришнамурти учил: «Когда вы отделяете себя верованием, национальностью, традицией – это порождает насилие»[18].

Психическое заболевание научило меня, что прогресс – это вопрос принятия. Изменить ситуацию можно, только приняв ее. Нужно научиться тому, чтобы шок не шокировал. Не паниковать из-за паники. Изменить то, что можно изменить, и не расстраиваться из-за того, что изменить нельзя.

Посреди всего этого хаоса нет никакой панацеи или утопии, есть только любовь, доброта, стремление сделать лучше то, что возможно изменить. Стремление держать наши умы широко-широко открытыми в мире, который часто хочет их закрыть.

Война за сон

До 1879 года, когда Томас Эдисон разработал первую удобную лампу накаливания, все освещение работало на газе и масле. Лампочка, активно продвигаемая Edison & Swan United Electric Light Company, буквально осветила этот мир. Электрические лампы были удобными – маленькими, дешевыми и безопасными, они излучали только необходимое количество света, – и начали появляться в домах и на предприятиях по всему миру.

Люди наконец-то победили ночь. Темнота – источник многих наших первобытных страхов – теперь исчезала по щелчку выключателя. И поскольку свет вечерами горел дольше, люди все чаще стали ложиться позже спать. Это совсем не беспокоило Эдисона. И правда, он не видел в этом никаких минусов. В 1914 году Эдисон, ставший ныне мировой иконой, заявил, что «на самом деле нет никаких причин, по которым люди вообще должны ложиться спать». Он пошел дальше: он на самом деле верил, что сон вреден и делает человека ленивым. Верил, что лампочка – это своего рода лекарство, и что искусственный свет может излечить «нездоровых и неэффективных» людей.

Конечно, он ошибался. Без сна мы не функционируем так, как следует.

У людей, как у птиц и морских черепах, есть биологические часы. И у них, и у нас есть суточные ритмы. То есть на разное время наше тело реагирует по-разному. Оно эволюционировало так, чтобы по-разному функционировать в дневное и ночное время. Возможно, еще через 150 000 поколений люди смогут эволюционировать и адаптироваться к неестественному свету, но сейчас наши тела и умы ни капли не отличаются от тел и умов людей, живших до того, как Эдисон запатентовал свою лампочку. Иначе говоря, нам нужен наш сон.

И все же мы не получаем того, в чем нуждаемся. Всемирная организация здравоохранения, которая объявила об эпидемии потери сна в промышленно развитых странах, рекомендует спать от семи до девяти часов в сутки. А не так, как многие из нас. Согласно исследованию Национальной американской ассоциации сна американцы, британцы и японцы в среднем спят меньше семи часов в сутки, в то время как другие страны, такие как Германия и Канада, держатся на опасной семичасовой отметке. И, как показывают дополнительные исследования, на этот раз Института Гэллапа, среднестатистический человек спит на час меньше, чем в 1942 году.

Тем не менее искусственный свет – не единственный фактор, способствующий этому. Специалисты по сну также отмечают современный рабочий ритм, рост одиночества и беспокойства, которые усиливают наше желание не спать, круглосуточно переписываясь в чатах или отвлекаясь на развлечения в этом безумном мире.

Так много стимулов, чтобы не спать! Так много писем, которые ждут ответа. Еще столько эпизодов нашего любимого сериала. Так много покупок в Интернете. Или аукционов на eBay. Так много новостей, ведь нужно быть в теме. Множество учетных записей в социальных сетях, которые нужно обновить, концерты, на которые нужно сходить, книги, которые нужно прочесть, потенциальные дамы/кавалеры, с которыми нужно пообщаться, и амбиции, которые сами себя не реализуют. Так много людей – неизвестных учеников Эдисона – хотят, чтобы мы не спали.

Мы все знаем, что склонны быть более грустными, взволнованными, раздражительными и вялыми, когда не спим. Сон – это залог благополучия. Плохой сон может иметь серьезные последствия для нашего физического и психического состояния. Хотя некоторые из этих последствий спорны, по поводу других у медицинского сообщества сформировалось общее мнение. Например, согласно многочисленным параллельным исследованиям и источникам, плохой сон:

– истощает иммунную систему;

– увеличивает риск возникновения ишемической болезни сердца;

– увеличивает риск инсульта;

– увеличивает риск развития диабета;

– увеличивает риск автомобильных аварий;

– ассоциируется с более высокими показателями рака молочной железы, рака кишечника и рака простаты;

– ухудшает концентрацию;

– вредит памяти;

– увеличивает риск возникновения болезни Альцгеймера;

– способствует увеличению веса;

– уменьшает сексуальное влечение;

– увеличивает уровень гормона стресса – кортизола;

– увеличивает вероятность появления депрессии.

Как пишет «ученый по сну» Мэтью Уолкер из Калифорнийского университета в своей книге «Зачем мы спим»: «Нет ни одного крупного органа в нашем теле или процесса в головном мозге, который не испытывал бы положительного влияния сна. По сравнению с физическим и психическим ущербом, нанесенным одной ночью плохого сна, ухудшения, вызванные эквивалентным отсутствием еды или упражнений, ничтожны»[19].

Сон – необходимый и удивительный процесс. И все же он традиционно был врагом потребления. Мы не можем делать покупки во сне. Мы не можем работать, зарабатывать деньги или публиковать посты в Instagram. Очень немногие компании – помимо производителей кроватей, продавцов пуховых одеял и затемняющих штор – фактически заработали деньги на нашем сне. Никто не нашел способ построить торговый центр, куда бы мы могли попасть во сне, чтобы рекламодатели платили за место в наших сновидениях, а мы бы тратили деньги в бессознательном состоянии.

Постепенно сон переходит на коммерческую основу. Теперь есть частные клиники и центры сна, где люди платят за советы по его улучшению. Существуют «трекеры сна», отслеживающие наши движения, но их активно критикуют (например, в статье The Guardian 2018 года о «чистом сне») за ненадежность и бесполезность, так как они только заставляют людей еще больше беспокоиться о сне.

Но во многом сон остается священным пространством, вдали от отвлекающих нас вещей. Похоже, именно поэтому никто не может рано лечь спать.

И теперь, на более поздней стадии капитализма, сон стал рассматриваться не просто как нечто, замедляющее работу, а как реальный конкурент бизнесу.

Исполнительный директор Netflix, Рид Хастингс, считает, что сон – а не HBO, не Amazon, не какой-либо другой потоковый сервис – является основным конкурентом его компании. Журнал Fast Company писал об отраслевом саммите в Лос-Анджелесе в ноябре 2017 года, где Хастингс сказал: «Сами подумайте. Когда вы смотрите шоу на Netflix и подсаживаетесь на него, то долго не ложитесь спать… втайне мы соревнуемся именно со сном. И речь идет об очень большом отрезке времени».

Так что сон – это нечто, вызывающее подозрение, потому что это время, когда мы не подключены к Сети, не потребляем, не платим. А время – это то, что нельзя тратить впустую, просто на отдых, жизнь, сон. Нами правят часы. Электрические лампы. Светящиеся смартфоны. Ненасытность, которую в нас поощряют. Вечное чувство, что нам чего-то не хватает. Наше счастье так близко. На расстоянии одной покупки, сообщения или клика. Оно ждет, сияет, как свет в конце туннеля, которого мы никогда не сможем достичь.

Проблема в том, что мы просто не созданы для того, чтобы жить при искусственном освещении. Мы не созданы для того, чтобы просыпаться по будильнику и засыпать, купаясь в синем свете нашего смартфона. Мы живем в 24-часовых обществах, но не в 24-часовых телах.

Чем-то нужно пожертвовать.

Как спать на планете нервных

Все можно решить с помощью денег и технологий. От устройств для отслеживания сна до лампочек без синих светодиодов, от гипнотерапии до светонепроницаемых масок. Но многие из этих потребительских товаров стремятся увеличить наше беспокойство из-за сна.

На самом деле, все гениальное – просто. Самый лучший совет специалиста – это естественный дневной световой режим, отказ от кофеина, никотина и чрезмерного употребления алкоголя поздно ночью (я могу ручаться за это), физические упражнения в начале дня, отказ от позднего плотного приема пищи, расслабление перед сном.

Десять минут (очень) легких упражнений по йоге и медленное дыхание хорошо помогали мне во время вспышек тревоги, когда заснуть было очень сложно.

Но одно из самых эффективных решений, хотя и немного скучных, потрясающе просто. По мнению профессора Даниэля Форджера из Мичиганского университета, главы группы исследователей, изучающих схемы сна по всему миру, мы находимся в состоянии «глобального кризиса сна», поскольку общество заставляет нас позже ложиться спать. Как он сказал BBC, ответ не в том, чтобы больше лежать в постели. Но в том, чтобы ложиться немного раньше, так как чем позже люди ложатся спать, тем меньше они спят. Тогда как от времени подъема практически ничего не меняется. Но даже сам по себе отход ко сну чуть раньше может потребовать культурных изменений. «Если посмотреть на страны, где люди на самом деле меньше спят, я бы больше беспокоился не о каких-то там будильниках, а о том, что люди делают ночью: устраивают большие ужины в десять вечера или думают об утреннем возвращении в офис?»

Другое решение – дисциплина в использовании телефона и ноутбука. Старайтесь не пользоваться ими в кровати, поскольку синий свет отрицательно влияет на гормон сна – мелатонин.

И да, сейчас я как раз понял, что уже за полночь, а я пишу все эти советы. Закрою-ка я лучше свой ноутбук и попытаюсь заснуть, даже не проверив телефон.

Поездка в приют для бездомных

Даже когда мир не пугает нас так уж явно, скорость, темп и сумасшествие современной жизни могут стать своего рода атакой на ум, которую трудно распознать. Порой жизнь кажется слишком сложной, слишком бесчеловечной, и мы забываем о том, что действительно важно.

Несколько месяцев назад я был в приюте для бездомных. Мало кто может представить, что в богатом лондонском районе Кингстон-на-Темзе настоящая проблема с бездомными.

Меня пригласили поговорить о книгах и психическом здоровье. Отмеченный наградами Джоэл Центр основан не только на идее дать людям ночлег. Его цель – «помогать людям верить в себя». Один волонтер сказал мне, что «люди здесь нуждаются не во сне, а в том, чтобы почувствовать себя нужными и любимыми. Мы стремимся дать им это. Проблема в неприякаянности, а не в бездомности. Когда у тебя нет дома, тебе не хватает не только спальни». Он также добавил, что работа здесь, «вдали от всего этого дерьма», заставила его осознать, что людям «действительно нужно в жизни».

Таким образом, людям в этом приюте дают не только кровать, шкаф с замком, доступ к стиральной машине и ванной, но и возможность сидеть за столом с другими гостями и каждый день есть полезную еду. Часто гости сами помогают готовить, убирать приют, ухаживать за садом и поддерживать местные общины.

Это их приют. Они – часть этого приюта.

После того, как я рассказал о своих проблемах с психическим здоровьем, у меня завязалась беседа с человеком, сидящим рядом. Он был примерно моего возраста. Он выглядел так, как будто пережил очень много, внутренне и физически, но он улыбался. Он сказал, что стал бездомным после расставания, тогда он впал в депрессию, которую пытался отрицать, а затем стал алкоголиком. Центр спас ему жизнь. Он неопределенно указал на дверь и сказал, что жизнь «там» не имеет смысла. Он потерялся в ней.

Он понял, что мир бесчеловечен. Здесь же все было просто: «Просто говорить с людьми, сидеть с ними за одним столом, работать и видеть результат своего труда».

Вот что, по-моему, представляло из себя это место. Оно выявляло то, что нужно человеку в жизни. Вредоносные вещи были под запретом – в центре все было очень строго в отношении напитков, наркотиков и т. д. Там много думали о том, что впускать внутрь, а что – в буквальном смысле – исключать.

Хотя большинство из нас находится в лучшем положении, чем гости Джоэл Центра, его идеалы хороши для всех. И обманчиво просты. Сосредотачиваться на том, что заставляет вас чувствовать себя хорошо, и исключать из жизни то, от чего вам плохо, а также позволять людям по-настоящему чувствовать связь с окружающим миром.

Я думаю, что это самый большой парадокс современности. Мы все связаны друг с другом, но часто чувствуем себя изгоями. Растущая перегрузка и сложность современной жизни изолируют нас.

Еще стоит добавить, что мы не всегда точно знаем, что заставляет нас чувствовать себя одинокими или изолированными. Поэтому так сложно понять, в чем суть проблемы. Это все равно что пытаться открыть iPhone и починить его самостоятельно. Иногда кажется, что общество работает как компания Apple: оно как будто не хочет, чтобы мы взяли отвертку, заглянули внутрь и самостоятельно увидели, в чем там проблема. Но именно это нам и нужно сделать. Потому что зачастую сознательное выявление проблемы становится ее решением.

Одинокие толпы

Парадокс современной жизни заключается в том, что мы никогда не были более связанными друг с другом и одинокими одновременно. Мы заменили автобусы на автомобили. Заводские цеха и даже большие офисы – на работу из дома. Концертные залы променяли на телевизоры. Netflix становится новым кинотеатром. Вместо того, чтобы встречаться с друзьями в пабе, мы сидим в социальных сетях. Twitter заменил разговоры с коллегами у кулера. А индивидуализм пришел на смену коллективизму и сообществам. Мы все меньше общаемся с глазу на глаз и все больше – с аватарками.

Человек – существо социальное. По словам журналиста Джорджа Монбио, «мы – пчелы-млекопитающие». Но наши ульи изменились до неузнаваемости.

Со временем я заметил, что число моих виртуальных друзей растет, а количество друзей, с которыми я вижусь в реальной жизни, – уменьшается.

Я решил изменить это. Я стараюсь выходить и общаться с друзьями, по крайней мере, один раз в неделю, и чувствую себя от этого намного лучше.

Я не ностальгирую по винилу и компакт-дискам, но вот по общению лицом к лицу – еще как. Не в FaceТime. Не в Skype. А по реальному разговору, естественному, такому, чтобы между нами был только воздух. Дома я стараюсь откладывать ноутбук и разговаривать с детьми, чтобы они не выросли с ощущением, что MacBook Pro был для меня важнее. Я стараюсь не отменять встречи с друзьями из-за своей лени.

И это сложно. Это чертовски сложно. Бывают дни, когда мне было бы легче отговорить Северную Корею от программы создания ядерного оружия, чем себя от проверки социальных сетей по семнадцать раз до завтрака.

Онлайн общение – это легко. Это безопасно. Ему не нужно такси или наглаженная рубашка. И иногда это замечательно. Да что там, это очень часто замечательно.

Но глубоко-глубоко в недрах души я понимаю, что не имеющая запаха, искусственно освещенная, оцифрованная, разделяющая, созданная корпорациями среда не может удовлетворить все мои потребности, так же как еда на вынос не может заменить ужин в прекрасном ресторане. И я – тот, чье беспокойство однажды переросло в агорафобию, – все чаще заставляю себя тратить больше времени на эту грязную, ничем не защищенную вещь, которую мы иногда до сих пор романтически называем реальным миром.

Как быть одиноким

Вы когда-нибудь слышали, чтобы родители ныли, что их детей нужно постоянно развлекать?

Ну вы поняли. «Когда я был маленьким, я мог сидеть на заднем сиденье машины и 17 часов кряду смотреть в окно на облака и траву и быть при этом совершенно счастливым. А теперь наш маленький Миша не может проехать и пяти секунд в машине, не смотря при этом «Элвин и бурундуки 17», не играя в приложения и не делая селфи с мордочкой единорога…»

И все в таком духе.

Ну, в этом есть очевидная правда. Чем больше у нас развлечений – тем быстрее они надоедают.

И это еще один парадокс.

Теоретически, никогда еще не было так легко избежать одиночества. Всегда есть кто-то, с кем мы можем поговорить онлайн. Если мы вдали от любимых, мы можем позвонить им в Skype. Но одиночество – это такое же чувство, как и все остальные. Когда у меня была депрессия, мне повезло – меня окружали любящие люди. Но я никогда еще не чувствовал себя более одиноким.

Я думаю, что американская писательница Эдит Уортон сказала самую мудрую вещь про одиночество. Она верила, что лекарство не всегда в том, чтобы иметь компанию, но в том, чтобы найти способ быть счастливым наедине с самим собой. Не нужно специально уходить от общения, нужно не бояться оставаться без него.

Она думала, что лекарство от страданий в том, чтобы «украсить свой внутренний дом так богато, чтобы чувствовать себя в нем комфортно, с радостью приветствовать всех, кто хочет приехать и остаться, но при этом быть счастливым и в моменты неизбежного одиночества»[20].

Сеанс терапии в 2049 году

РОБОТ-ТЕРАПЕВТ: Итак, в чем проблема?

МОЙ СЫН: Ну, я думаю, что все дело в моих родителях.

РОБОТ-ТЕРАПЕВТ: Правда?

МОЙ СЫН: Точнее, в моем отце.

РОБОТ-ТЕРАПЕВТ: Что с ним было не так?

МОЙ СЫН: Он все время разговаривал по телефону. Я думал, что телефон для него важнее меня.

РОБОТ-ТЕРАПЕВТ: Я уверен, что это не так. Многие люди этого поколения не знали всех последствий использования телефона. Они не знали, насколько зависимы. Нужно помнить, что тогда все это было относительно в новинку. И все люди были такими.

МОЙ СЫН: Но теперь у меня проблемы. Я постоянно думал: почему я не так интересен ему, как этот его Twitter? Почему я хуже экрана его телефона? Я чувствовал, что должен отвлечь его, чтобы завоевать его внимание. Как бы я хотел, чтобы это было не так. Конечно, это было до революции 2030 года.

РОБОТ-ТЕРАПЕВТ: Хммм. Где сейчас твой отец?

МОЙ СЫН: О, он умер в 2027 году. Его сбил робомобиль, пока он искал смешную гифку.

РОБОТ-ТЕРАПЕВТ: Как грустно. И чем ты с тех пор занимался?

МОЙ СЫН: Вложил деньги в робота-отца. Я просмотрел все варианты голограммы, но мне нужен был отец, которого можно обнять. И я запрограммировал его никогда не проверять оповещения. И он рядом, когда нужен мне.

РОБОТ-ТЕРАПЕВТ: Рад это слышать.

Как иметь смартфон и оставаться при этом нормальным человеком

1. Не думай, что ты всегда должен быть на связи. Еще совсем недавно, во времена писем от руки и стационарных телефонов, связь между людьми была медленной, ненадежной и трудоемкой. А в эпоху WhatsApp и Messenger это бесплатно, легко и быстро. Но в обмен на эту легкость мы всегда должны быть на связи. Брать трубку. Отвечать на сообщения, электронные письма. Обновлять социальные сети. Но мы можем сказать себе, что не обязаны это делать. Иногда это просто может подождать. Мы можем рискнуть и дать нашим страничкам устареть. И если наши друзья – настоящие, они поймут, что нам нужно немного простора. А если нет, то зачем вообще волноваться из-за возвращения?

2. Отключить уведомления. Это просто необходимо. Это помогает мне оставаться в (почти) здравом уме. Абсолютно все. Все уведомления. Они вам не нужны. Верните себе контроль.

3. Назначьте себе время, которое проведете без телефона. Ну да, я тут не пример. Но у меня уже получается куда лучше. Постоянно телефон не нужен никому. Он не нужен нам у кровати. Во время еды. На пробежке. Вот что я делаю сейчас: иду гулять без телефона. Да, смешно выставлять это как какое-то большое достижение, но для меня это действительно так. Это словно упражнение. И оно требует усилий.

4. Не нажимайте кнопку «Домой», чтобы каждые две минуты проверять, не пришло ли сообщение. Тренируйтесь, и когда чувствуете желание проверить телефон – не делайте этого.

5. Пусть уровень вашей тревоги не зависит от того, сколько зарядки осталось на телефоне.

6. Не кричите на телефон. Не умоляйте его. Не торгуйтесь. Не швыряйте его через комнату. Ему все равно, что́ вы чувствуете. Если у него нет сигнала или заряда, это не потому, что он вас ненавидит. Это просто неодушевленный предмет. Короче говоря, это телефон.

7. Не кладите телефон у кровати. Если что, то я никого не осуждаю. Большинство людей спит с телефоном у кровати, потому что они заменили нам будильники. По большей части я тоже держу телефон у кровати. И мои родители. Да все, кого я знаю. Возможно, однажды наши кровати превратятся в телефоны. Но мне кажется, что без телефона я сплю лучше. Когда он, например, в другой комнате, или даже просто в другом углу. Я знаю, что это невозможно. Но всегда хорошо иметь стремление. Мечту, к которой нужно стремиться. Грезить о дне, когда мы станем достаточно сильными, чтобы обходиться без телефона у кровати. Как в старые времена. В 1800-е годы. В 1900-е. В 2006 году.

8. Практикуйте минимализм в приложениях. Да, избыток приложений и опций – это возможность выбора, но также и стресс от использования телефона. На нас обрушивается бесконечное множество примочек для телефона. Но больший выбор приводит к тому, что нужно принимать все больше решений, и повышает уровень стресса. Вы родились без каких-либо приложений в телефоне. И да, знаете что? Вы вообще родились без телефона. И жизнь была так же прекрасна.

9. Не хватайтесь сразу за несколько задач. Наши телефоны могут делать все, от чтения карт до настройки гитар. И да, очень соблазнительно думать, что мы можем делать столько же вещей, да еще и одновременно. Например, при написании одного этого пункта я сознательно пытался не проверять электронную почту, текстовые сообщения, социальные сети. Это было сложно. По словам нейробиолога Дэниела Левитина, на самом деле, мы не созданы для такой многозадачности, на которую нас поощряет интернет-эпоха. «Несмотря на то, что мы думаем, что так много всего сделали, по иронии судьбы многозадачность явно делает нас менее эффективными», – пишет он в книге «Организованный ум: Как мыслить и принимать решения в эпоху информационной перегрузки»[21]. Многозадачность создает цикл зависимости от дофамина, потому что наш мозг получает «награду» каждый раз, когда мы отвлекаемся. Это также может увеличить стресс и снизить уровень IQ. «Вместо того чтобы пожинать огромные плоды от непрерывных, целенаправленных усилий, мы выбираем пустые награды от выполнения тысячи маленьких сомнительных задач», – заключает Левитин.

10. Смиритесь с неопределенностью. Искушение проверять телефон на ней основано. Поэтому оно так затягивает. Вы хотите, чтобы кто-то ответил вам, но не знаете, получил ли собеседник сообщение. Вы хотите проверить. Вы хотите увидеть обещание и тайну трех маленьких кружков, танцующих свой танец надежды. Вы хотите узнать, как там обновление вашей фотографии или статуса. Но зачем нам знать об этом прямо сейчас? Почему все это не может пождать, пока мы не поваляемся в кровати / встретимся с кем-то / погуляем / посмотрим телешоу / пообедаем / помечтаем? Людям правда нужно проверять телефоны во время собраний или на похоронах? Возможно, если бы мы поняли, что это никогда не принесет нам полного удовлетворения, мы не делали бы этого. Потому что нет предела неопределенности. Нельзя взять и проверить телефон в последний раз. Вспомните, сколько раз вы проверяли его вчера. Действительно нужно было делать это так часто? Мне – точно нет. И я в самом деле сократил это время, но мне предстоит еще много работы. Сколько раз на дню вы трогаете телефон? Или смотрите на него? Сложно сосчитать. Это число может измеряться в сотнях. Я говорю себе так: что если мы будем проверять телефон, скажем, пять раз в день? Что такого страшного произойдет?

Огоньки

В детстве я был одержим светящимися окнами и уличными фонарями. С заднего сиденья автомобиля я безостановочно смотрел на светящиеся розовым сквозь красные занавески окна, похожие на грудь инопланетянина из фильма, и гадал, что же происходит там внутри, по ту сторону. Что-то есть в этом завораживающем сиянии искусственного света. Когда мне было восемь – в 1983 году – у моих родителей был старый путеводитель под названием «Откройте Америку» с двойным изображением ночного Лас-Вегас-Стрип[22]. «Я хочу туда», – объявил я матери, та поморщилась. Она так меня туда и не отвезла.

– Уже поздно, – говорю я Андреа.

Мы немного читаем, затем выключаем свет, всегда позже, чем нужно. Каждый раз я представляю, как светящийся квадрат нашего окна становится черным для всех прохожих.

– Спокойной ночи, – отзывается Андреа.

– Спокойной.

Часы в комнате показывают немного за полночь, темнота, и видно лишь свечение телефона.

– Мэтт, ты собираешься спать?

– Я пытался. Просто куча мыслей в голове.

– Ты должен положить телефон.

– Да это просто звон в ушах меня отвлекает.

– Ну, это мешает спать мне.

– Ладно, прости. Я кладу телефон.

– Ты знаешь, что будет, если ты много дней подряд будешь плохо спать.

– Знаю. Спокойной ночи…

И я закрываю глаза, а в голове по-прежнему рой тревожных мыслей. Они привлекают мое внимание, как светящиеся знаки в Вегасе, и оскверняют мои мечты с тем, чтобы раствориться в дневном свете.

Как встать с кровати

1. Проснуться.

2. Взять телефон.

3. Пялиться в экран 72 минуты.

4. Вздохнуть.

5. Встать с кровати.

Или, как вариант, попробуйте пропустить пункты 2–4.

Проблема в вашем кармане

В начале 2018 года, когда я писал эту книгу, газета The Observer попросила меня поучаствовать в статье, где многие авторы задавали вопросы писательнице и публицисту Зэди Смит. Я согласился в частности потому, что уже видел Зэди на нескольких литературных вечеринках, когда был еще новичком. Я был тогда абсолютно измотан, нервничал, молчал, и не осмелился подойти и заговорить с ней.

Я читал о ее скептицизме по поводу социальных сетей и о том, как она ценит свое «право быть неправым», поэтому я спросил ее: «Вас беспокоит то, что социальные сети делают с обществом?»

Она не стала ходить вокруг да около и начала с критики смартфонов.

«Я терпеть не могу телефоны и не хочу, чтобы они были в моей жизни в какой бы то ни было форме. Из-за них я чувствую себя взволнованной, подавленной, мертвой внутри, психически неуравновешенной. Но я полностью поддерживаю любого, кто считает их восхитительным изобретением, улучшающим жизнь».

Хотя Смит и называет себя «луддитом в завязке», она считает, что настало время задуматься, как мы используем эту технологию. «Что это маленькое устройство у вас в кармане делает для ваших отношений с другими людьми? Для вашего поведения как гражданина общества? Да, возможно, ничего. И, возможно, это абсолютно нормально. А быть может, нет?.. Должны ли телефоны лежать ночью у нас под подушками? Нашим семилетним детям нужны телефоны? Мы хотим передать по наследству зависимость и одержимость? Нужно подумать обо всем этом. Мы не можем просто взять и позволить технологическим компаниям решать за нас».

Я пользуюсь телефоном гораздо чаще, чем Смит, но, несмотря на это – или, может быть, из-за этого, – я разделяю многие ее опасения. И, похоже, обеспокоены даже работники IT-компаний, что означает, что нам нужно беспокоиться еще больше, куда эти колоссально влиятельные компании нас ведут. Например, известно – по крайней мере, с тех пор, как The New York Times сообщила об этом в 2011 году, – что многие работники Apple и Yahoo! предпочитают отправлять детей в школы, которые не используют технологии, например, в Вальдорфскую школу в Лос-Альтосе.

Так же множество технических инсайдеров предостерегают от использования изобретений, к созданию которых они были причастны. Парень, который изобрел кнопку «Мне нравится» в Facebook, Джастин Розенштайн, сказал, что технология настолько затягивает, что в его телефоне есть функция родительского контроля, которая не позволяет ему загружать приложения и ограничивает использование социальных сетей. Кроме того, стоит отметить, что функция «Мне нравится» на Facebook также помогает шпионским программам понять, кто мы такие. Наши онлайн-лайки раскрывают все, от нашей сексуальной ориентации до политических убеждений, лайки можно использовать, чтобы сильнее влиять на нас. Доказательством тому служит скандал с Cambridge Analytica в 2018 году, когда, согласно сообщениям, британская фирма, которая помогает компаниям и политическим группам «менять поведение аудитории» получила незаконный доступ к профилям 50 миллионов пользователей Facebook.

«Такое происходит сплошь и рядом, – сказал Розенштайн в интервью The Guardian в 2017 году (ну просто современный доктор Франкенштейн!), – люди разрабатывают что-то с лучшими намерениями, а эти изобретения потом несут столько непредусмотренных негативных последствий… Мы все постоянно сбиты с толку».

Двое основателей Twitter выразили аналогичные сожаления. Эван Уильямс, ушедший с поста генерального директора в 2010 году, в 2017-м заявил The New York Times, что он недоволен тем, как Twitter помог Дональду Трампу стать президентом. «Это очень плохо, и Twitter сыграл в этом большую роль».

У другого соучредителя Twitter, Биза Стоуна, свои угрызения совести. В интервью Inc. он заявил, что Twitter, как ему кажется, свернул не туда: возможность отмечать незнакомых людей в своих сообщениях породила среду, полную издевательств. Другой сотрудник, по словам BuzzFeed, назвал Twitter «приманкой для придурков».

А в начале 2018 года генеральный директор Apple Тим Кук сказал группе студентов в Эссексе, что, по его мнению, дети (например, его племянник) не должны пользоваться социальными сетями или вообще злоупотреблять технологиями. Так что это не просто «луддитские» опасения. Действительно, группа бывших технических сотрудников пошла дальше и создала Центр гуманных технологий, цель которого – «перестроить технологии в интересах человечества» и обратить вспять «цифровой кризис внимания».

Теперь мы наконец можем похвастаться множеством примеров того, что люди, связанные со сферой технологий, собираются и обсуждают эти проблемы. Например, на конференции 2018 года в Вашингтоне под названием «Правда о технологиях» среди выступавших были бывший специалист по этике Google, а ныне известный технологический информатор Тристан Харрис и один из первых инвесторов Facebook Роджер Макнейми, а также политики и члены лоббистских групп, таких как Common Sense Media, которые пытаются бороться с технологической зависимостью у молодежи. Обсуждалось очень много разных вопросов, например, то, как Gmail «захватывает» умы, или как Snapchat использует дружбу подростков для стимулирования технологической зависимости с помощью таких функций, как Snapchat Streaks, где пользователи могут видеть, как часто они общались с друзьями на протяжении дня.

Согласно The Guardian, Харрис сравнил мир технологий с Диким Западом в том смысле, что главное – это «понастроить везде казино», а Макнейми сравнил его с табачной и пищевой промышленностью прошлого, где сигареты рекламировались как нечто здоровое, а производители готовых обедов забывали упомянуть, как много в их продукции соли. Разница в том, что, скажем, в случае с никотиновой зависимостью, у сигарет не было на нас никакой информации. Они не собирали наши данные. Они не могли знать нас лучше, чем наши семьи. Интернет, конечно, может знать о нас все. Кто наши друзья, какая музыка нам нравится, о наших проблемах со здоровьем, о личной жизни и политических убеждениях, а интернет-компании могут продолжать использовать эту информацию, чтобы сделать свою продукцию еще более затягивающей. И как предупреждают технические специалисты, в наши дни мало какие нормы и правила могут эти компании остановить.

А между тем все большее количество исследований усиливает опасения. Например, исследования, показывающие, как технологии способствуют состоянию «постоянного частичного внимания» и как они могут вызывать привыкание. Одно исследование, проведенное в 2017 году в Школе бизнеса McCombs в Техасском университете, показало, что даже просто наличие смартфона может снизить «когнитивные процессы».

До сих пор официально не признано, что «зависимость от смартфона» или «зависимость от социальных сетей» является психологическим расстройством, хотя тот факт, что Всемирная организация здравоохранения в настоящее время классифицирует зависимость от видеоигр как официальное психическое расстройство, говорит о том, что мы все больше понимаем масштаб и серьезность влияния технологий на наше психическое здоровье.

Но этому пониманию еще предстоит пройти долгий путь, и оно явно отстает от сумасшедшей скорости технологических изменений.

Однако давление растет. Например, в 2018 году телеканал CNN сообщил, что могущественный Unilever угрожал убрать свою рекламу с Facebook и Google, если те не будут бороться с насущными проблемами – включая проблемы конфиденциальности, нежелательного контента и отсутствия защиты для детей, – которые «подрывают социальное доверие, вредят пользователям и ставят под сомнение демократию». Мы все больше осознаем, что интернет-компании должны работать в стиле Человека-паука, по принципу «с бо́льшой силой приходит большая ответственность». Но все же это довольно спорно: насколько ответственнее станут эти компании, если не давить на них социально и финансово (тем более что это давление только-только возникает?). Как и в случае с фаст-фудом, сигаретами или оружейной промышленностью, компании, получающие прибыль, крайне неохотно видят потенциальные проблемы. Поэтому действительно стоит прислушаться, когда их работники начинают бить тревогу.

«Обломками сими подпер я руины мои».

Т. С. Элиот, «Бесплодная земля»[23]

Осознанность

Когда в 24 года я впервые заболел – когда я «сломался» – мир стал острее. До боли острым. Тени внезапно стали тяжелее, облака серее, музыка громче. Я стал относиться внимательнее ко всему, что меня подавляло. Я заметил, что́ в мире заставляет меня чувствовать себя хуже. Вероятно, эти вещи заставляют многих чувствовать себя так же. Я ощущал утомительное давление рекламы, неистовое безумие толпы и потока информации, удушливую природу социальных ожиданий.

Болезнь может многому научить здоровье.

Но с выздоровлением приходит забвение. Хитрость заключается в том, чтобы сохранить эти знания. Превратить выздоровление в профилактику. Жить так, как будто мы больны, но при этом не болеть.

Надежда

Есть некоторые генетические факторы, влияющие на наше психическое здоровье, вплоть до нервных реакций и химических процессов головного мозга. Но мы ничего не можем сделать с тем, что было передано нам в генетическом коде. Гораздо интереснее преходящие факторы, тригерры, которые со временем меняются в обществе. На них мы можем повлиять.

Конечно, в каждую эпоху возникали свои собственные кризисы психического здоровья. Но не стоит расслабляться только потому, что у каждой эпохи были свои проблемы.

Самое замечательное в этом – я бы даже сказал, освобождающее, – то, что, если наше беспокойство отчасти является продуктом культуры, его можно изменить, изменив нашу реакцию на эту культуру. На самом деле, нам даже не нужно специально меняться. Все может измениться просто от нашей осознанности.

Когда речь идет о человеческом разуме, осознание зачастую и есть само решение.

Детектив отчаяния

Я думаю, что в мире всегда будет твориться хаос. Как и у меня внутри. И может быть, у вас внутри. Но – и это для меня самое важное – я считаю, что хаос может сделать нас счастливыми. Или, по крайней мерее, менее несчастными. Хаос, который поможет нам справиться.

Карл Юнг сказал: «В любом хаосе есть космос, и в любом беспорядке – скрытый порядок»[24].

На самом деле, хаос – это нормально. Как вы уже, наверное, догадались, в этой преднамеренно хаотичной книге я пытаюсь написать о хаотичности мира и разума. Во всяком случае, это мое оправдание. Фрагменты, которые, надеюсь, вместе составляют некое целое. Надеюсь, это все имеет смысл. А если нет, то, надеюсь, бессмыслица поможет вам задуматься.

Проблема не в том, что мир – это хаос, а в том, что мы ждем от него обратного. В нас заложена мысль, что мы можем все контролировать. Что мы можем отправиться куда угодно и быть кем угодно. Что из-за свободы воли в мире выборамы должны иметь возможность выбирать не только, на каких сайтах сидеть в Интернете, что смотреть по телевизору, по какому из тысячи вариантов рецептов готовить, но и что чувствовать. И поэтому, когда мы не чувствуем того, что хотели бы чувствовать, это сбивает с толку и угнетает нас. Почему я не могу быть счастливым, когда выбор так велик? Почему мне грустно и тревожно без всякого повода?

Когда я впервые заболел, то поначалу даже не знал, чем болен, не говоря уж о том, что эту болезнь спровоцировало. Я не понимал, от чего я, черт подери, хотел убежать, но мне это было просто необходимо. Убежать – и все тут. Если у вас горит нога, вы не знаете, какой температуры пламя. Вы просто знаете, что вам больно.

Позже врачи навесили ярлыки. «Паническое расстройство», «генерализованное тревожное расстройство» и «депрессия». Эти ярлыки пугали, но они были очень важными, потому что теперь мне было с чем работать. Я перестал чувствовать себя пришельцем. Я был человеком с человеческими болезнями, которыми страдали и другие люди – миллиарды людей, – и большинство из них либо эти болезни преодолели, либо каким-то образом нашли способ с ними жить.

Даже после того, как я узнал названия своих болезней, я думал, что все они идут изнутри. Они просто там есть, и все, как, скажем, Гранд-Каньон, – это определенная черта моей психической географии, с которой я ничего не мог поделать.

Я никогда снова не смогу наслаждаться музыкой. Едой. Книгами. Беседами. Солнцем. Кино. Праздниками. Да чем угодно. Я прогнил, до основания, как… как… как… (нет подходящей метафоры для депрессии), как больное дерево. Больное дерево, чья девушка и родители снова и снова говорят: «Ты поправишься. Мы найдем способ, и сделаем так, чтобы ты поправился».

И конечно же, были разные лекарства. Я попробовал диазепам, который дал мне доктор. Попробовал различные настойки, прописанные гомеопатом. Рекомендации друзей и семьи. Я попробовал зверобой и лавандовое масло. Снотворное. Я пытался звонить по телефонам доверия. А потом я перестал пытаться. Мне было плохо, когда я сидел на диазепаме, и еще хуже, когда я перестал его принимать. Вероятно, мне следовало попробовать разные таблетки, но – судите меня, если хотите, – я этого не сделал. Я не мог мыслить разумно. Все осложнялось тем, что я боялся – больше, чем когда-либо, – попробовать другие таблетки или снова попросить помощи, и ничто не могло это изменить.

Когда я упомянул об этом в книге «Влюбиться в жизнь. Как научиться жить снова, когда ты почти уничтожен депрессией», некоторые подумали, что я выступаю против таблеток, поэтому скажу здесь как можно более четко: я не против таблеток. Да, фармацевтическая промышленность – это кладезь всевозможных проблем, а научные исследования все еще не окончены (как это обычно и бывает с научными исследованиями), но я знаю, что таблетки спасли множество жизней. Я знаю людей, которые говорят, что не могли бы без них выжить. Я также верю, что есть лекарства, которые могли бы помочь и мне, но я не нашел их. Я не верю, что таблетки могут полностью решить проблему. Я также считаю, что некоторые неправильно прописанные таблетки в некоторых случаях могут только усугубить положение, но так можно сказать про все на свете. Вам могут выписать неправильные таблетки от артрита или заболевания сердца. И утверждение, что таблетки – это не единственный ответ, – очень здравое. Единственный ответ бывает очень редко. При артрите может помочь йога, плавание и жаркое солнце, ну и таблетки тоже. Это не ситуация или/или. Нужно найти то, что будет помогать именно вам. Что до меня, я был разбит и совсем не мог мыслить здраво.

Если бы я тогда пробовал что-то, что не работало, это только усугубило бы положение. Как я уже сказал, возможно, правильное лечение существовало – терапия или лекарство, – но мне не посчастливилось его найти. Я был недостаточно смел, чтобы отправиться на его поиски. Во мне было ровно столько сил, сколько надо, чтобы выдержать эту нестерпимую боль и остаться в живых. Я не мог рисковать. Каждый день я чувствовал, что стою на грани жизни и смерти. Не потому, что боль была недостаточно сильной, чтобы снова пойти к врачу, а потому, что она была слишком сильной. Я пишу эти строки и понимаю, как нелепо это звучит, но тогда это было моей реальностью. Все мои попытки бороться с хаосом в голове потерпели крах. И честно говоря, врачи, к которым я ходил, не понимали этого. Я искренне верю, что с начала этого столетия многое изменилось.

Так или иначе, я был там, в этой яме, отчаянно пытаясь найти выход, и мне казалось, что все пути к отступлению закрываются прямо на глазах.

И как и многие, оказавшиеся в такой ситуации, я понял, что мы ищем улики, словно детективы, пытающиеся раскрыть убийство. Сначала не было никаких подсказок, или хотя бы подсказок видимых. В те первые несколько недель и месяцев каждый день со мной случались моменты такой сильной эмоциональной боли, что она преграждала путь даже слабому лучику надежды. Но я начал осознавать, что хоть боль и была внутренней, вызывали ее часто внешние обстоятельства. И мне не удавалось найти ничего, что могло бы заставить меня чувствовать себя лучше. Тогда я понял, что некоторые вещи способны всё только усугубить: алкоголь, курение, громкая музыка, толпы людей. Мир тут как тут. Он всегда наносит удар, и ему плевать на наше состояние. Но пока я не заболел, я не знал, как это происходит.

Себе на заметку

Будь спокоен. Не сдавайся. Будь человеком. Иди вперед. Не теряй запал. Совершенствуйся. Смотри из окна. Будь сосредоточен. Будь свободен. Не поддавайся на провокации. Продолжай игнорировать всплывающую рекламу и всплывающие мысли. Не бойся насмешек. Будь любопытен. Держись за правду. Люби. Позволь себе человеческую привилегию ошибаться. Охраняй свое внутреннее пространство и поставь вокруг него забор. Читай. Пиши. Держи телефон на расстоянии вытянутой руки. Сохраняй голову ясной, когда все вокруг ее теряют. Дыши. Вдыхай саму жизнь.

Помни, к чему может привести стресс.

(Помни тот день в торговом центре.)

Страх и покупки

Я был в торговом центре и плакал.

Мне было двадцать четыре, меня окружали толпы людей, куча магазинов и светящихся вывесок, и я не мог с этим справиться.

– Нет, – прошептал я, когда мое дыхание сбилось. – Я не могу.

– Мэтт?

Это была проверка.

Поехать с Андреа, которая тогда была моей девушкой, в этот город недалеко от дома ее родителей – Ньюкасл, на севере Англии, и пойти по магазинам. Я понятия не имел, что именно мы покупали. Главное для меня было просто сделать это без панической атаки.

Быть как любой другой нормальный человек.

– Прости, я просто не могу, я…

Вот он я. Жалкий молодой человек. В мире, который трубил во все трубы – от телешоу до школьной спортивной площадки, – что быть мужчиной значит быть сильным, жестким и молчаливым перед лицом боли; в мире, который показывал нам, что быть молодым – значит развлекаться и быть свободным в ярком, сияющем мире молодежи. И вот я, якобы мужчина в расцвете сил, стою посреди торгового центра и плачу безо всякой причины. Ну нет, не без причины. От боли. И страха. Боль и страх, до тех пор мне не известные. Когда я работал в Испании, у меня случилась паническая атака. Она началась и все не заканчивалась, а затем смешалась с кошмарным, неописуемым чувством ужаса, болезни и безнадежности, глубоко просочившимися в мою плоть и кровь.

Отчаяние было настолько сильным, что почти убило меня. Казалось, выхода нет. И какой бы страшной ни была смерть, этот живой ужас казался еще страшнее. У каждого есть предел – точка, когда ты уже не можешь терпеть, – и, почти безо всякой на то причины, я тогда достиг своего.

– Все в порядке, – говорила Андреа, держа меня за руку.

Скорее как мать или медсестра, нежели девушка.

– Нет, не в порядке. Прости. Прости.

– Ты принимал диазепам утром?

– Да, но он не помогает.

– Все будет хорошо. Это просто паника.

Просто паника.

От ее обеспокоенного взгляда становилось еще хуже. Я уже заставил ее пережить так много. Нужно было просто идти. Идти и дышать, как нормальный человек. Это не высшая математика. Но тогда мне казалось, что именно так и есть.

– Я не могу.

Лицо Андреа стало жестче. Она стиснула зубы и поджала губы. У нее был свой предел. Она злилась на меня и из-за меня.

– Ты можешь.

– Нет, Анди, я не могу, черт подери. Ты не понимаешь.

Люди шли, нагруженные сумками, и бросали на нас косые взгляды.

– Просто дыши. Просто медленно дыши.

Я попытался глубоко вздохнуть, но воздух застрял в горле.

– Я… я… я… Мне нечем дышать.

Мне никогда еще не было так плохо. Просто ужасное невыразимое отчаяние. В автобусе по дороге сюда страх окутывал меня, словно колючее одеяло.

А теперь все мое тело переполнял ужас.

Я застыл прямо там, перед магазином Vision Express, вокруг кипела жизнь, но в то же время я был одинок. Я начал глотать. Чтобы попытаться взять себя в руки. Навязчивое глотание было одним из немногих появившихся у меня легких симптомов ОКР. На этот раз я действительно хотел, чтобы он отвлек меня от худшего. Но это не сработало.

Надежды не было. Выхода не было. Жизнь была уготована другим.

Я сдерживал мир, и теперь он рухнул.

Голос Андреа – моя последняя надежда – звучал где-то вдалеке, пытаясь достучаться до человека, которым я больше не был.

У нас только один разум

Когда я оглядываюсь на случай в торговом центре – один из множества случаев, которые иногда врываются в мой мозг, как вьетнамский флешбэк, только без насилия, – я пытаюсь разобраться в нем. Я переживаю прошлое, чтобы принять его и извлечь из него уроки. Не только чтобы научиться жить без панических атак, но и чтобы понять, как мой разум пересекается с миром и как в целом избежать стресса.

Первая проблема заключалась в том, что это произошло во время моего самого раннего столкновения с тревожностью и депрессией. Когда у вас случается первый приступ психического заболевания, в голове проносится мысль: вот такой жизнь теперь будет всегда. Депрессия, перемежающаяся с приступами паники, и так во веки веков. Это было ужасно. Клаустрофобия. Казалось, что выхода нет.

Вторая проблема была в том, что я еще не знал, как бороться с паническими атаками. На то, чтобы выучить этот урок, уйдут годы.

И наконец, третья проблема – я не понимал, как внешнее и внутреннее связаны между собой. Я не знал, как «то, что ты чувствуешь», связано с тем, «где ты находишься». Я не знал, что мир магазинов, продаж и маркетинга не всегда хорош для ума. В последние годы было проведено много исследований о влиянии внешней среды на здоровье человека. Например, в исследовании Эссекский университет по заказу благотворительной организации психического здоровья Mind в 2013 году прогулка по торговому центру сравнивалась с «зеленой прогулкой» по парку Белус Вуд в Эссексе. Хотя известно, что ходьба полезна для ума – в помещении или на улице, – 44 % людей, гулявших по торговому центру, сказали, что чувствуют снижение самооценки. В то время как почти все (90 %), кто пошел на прогулку в лес, почувствовали обратное. Позже я упомяну, как растет количество подобных исследований о пользе природы для нашего ума. Но тогда я ничего этого не знал. Действительно, большинство исследований тогда еще не было проведено.

В торговых центрах на самом деле сложно находиться, это факт. Торговый центр – это намеренно стимулирующая среда, созданная не для отдыха и спокойствия, а для выкачивания из нас денег. А так как беспокойство часто является стимулом потребления, чувства спокойствия и удовлетворения, вероятно, будут противоречить интересам торговых центров. В торговом центре спокойствие и удовлетворение – это то, чего мы достигаем через покупки. А не то, что там просто есть.

Четвертая проблема – вина. Я чувствовал себя виноватым из-за симптомов, которые не считал симптомами болезни. Для меня это были симптомы как бы меня самого.

Еще один урок, который я до сих пытаюсь выучить – и в чем мне помогает написание этой книги, – что отвлечение внимания не работало и не работает. С одной стороны, торговые центры – это такая среда, которая намеренно очень сильно отвлекает внимание. Но это не помогло мне меньше погрузиться в себя, напротив, я ушел в себя еще больше. Огромные толпы людей не помогли мне почувствовать себя частью человечества. Среди массы людей я чувствовал себя более одиноким, чем когда я был в компании одного человека, или даже наедине с самим собой.

Это была уже знакомая тактика: пытаться отвлечь себя от одного мучения с помощью другого. За годы до появления Twitter, когда я еще не занимался отупляюще-навязчивой проверкой социальных сетей, у меня возникала острая потребность отвлечься. Но в этом нет ничего хорошего. Когда вы боретесь, а не признаете симптомы, вы только больше подпитываете их. Отвлечение – это попытка бегства, которая редко работает. Невозможно потушить огонь, не обращая на него внимание. Нужно признать, что он существует. Нельзя навязчиво глотать, твитить или заливаться алкоголем и перестать чувствовать боль. Наступает момент, когда придется столкнуться с ней лицом к лицу. Перестать прятаться. В мире миллионы способов отвлечься, но разум у нас по-прежнему один.

Манекены, которые причиняют боль

Когда сейчас я думаю конкретно об этом приступе паники, я вспоминаю, как мир атаковал меня. Даже в то время у меня было инстинктивное – если не полностью сознательное – представление о триггерах вокруг меня. К ним добавились даже манекены в магазине.

Вот я. В этом закрытом, искусственном и оживленном торговом пространстве. Прошел точку невозврата. Моя личная сингулярность. Посмотрев на Андреа, я четко понял, что ситуация до боли знакома: наш день будет испорчен.

Я закрыл глаза, чтобы сбежать от торгового центра, и не увидел ничего, кроме монстров и демонов, этакого воображаемого банка существ и образов, пострашнее любых гидр или циклопов. Моя персональная преисподняя, которая теперь была на расстоянии одного лишь мгновения или мысли.

– Давай, ты сможешь. Дыши медленно.

Я пытался следовать ее указаниям: дышать медленно, но воздух не был похож на воздух. Я ничего не чувствовал. Я не чувствовал себя.

Я вытер глаза.

Напротив Vision Express был магазин одежды. Не могу вспомнить, какой именно. Но помню (это отпечаталось и оставило неизгладимый след в моей памяти), что на витрине были манекены в платьях. Манекены с головами. Головы были серые и безволосые, с чертами, абстрактно намекающими на нос и глаза, но без рта. Манекены стояли в неестественных угловатых позах.

Они казались безумно злыми. Как будто они были живыми существами, которые не только знали мою боль, но и были ее частью. Отчасти были ответственны за нее.

И это будет ключевой чертой моего беспокойства и депрессии в течение следующих месяцев и лет. Ощущение, что в некоторых уголках мира есть тайная внешняя враждебность, которая может придавить грузом отчаяния и причинить боль. Эту враждебность можно найти на улыбающемся лице в глянцевом журнале. В дьявольском красном взгляде задних фар. Или слишком ярком синем свечении экрана компьютера. И в зловещей копии человека – манекене в витрине магазина.

Однажды, когда я буду готов противостоять своей боли, эта острая чувствительность действительно поможет мне. Поможет понять, что если одни внешние факторы могут оказать на нас негативное влияние, то другие – положительное. Но тогда я боялся, что схожу с ума.

Я был убежден, что не создан для реального мира. И в некотором смысле был прав. Я не был создан для мира. Я, как и все, был создан миром. Меня создали родители, культура, телевидение, книги, политика, школа и, возможно, даже торговые центры.

Итак. Либо мне был нужен новый Я. Либо новая планета. И я понятия не имел, как найти ни то, ни другое. Вот почему я думал о самоубийстве.

– Я должен выбраться отсюда, – сказал я тогда, вытирая глаза, как потерявшийся в супермаркете малыш.

«Отсюда» было понятием достаточно широким и могло означать что угодно, начиная от «моей головы» и заканчивая «планетой». Но в то мгновение «отсюда», конечно, означало торговый центр.

– Хорошо, хорошо, хорошо, – сказала Андреа.

Она была рядом со мной. Но одновременно где-то очень далеко. Она искала ближайший выход.

– Сюда.

Мы вышли на улицу, на естественный свет. Вернулись к родителям Андреа, и я лег на ее детскую кровать. Родителям я сказал, что у меня немного болит голова. Головную боль им было легче понять, чем этот невидимый циклон. Как бы то ни было, в течение многих недель и месяцев я чувствовал себя в разной степени паршиво, но, в конце концов, начал поправляться. И что еще лучше, начал понимать.

Желание

Я бы так хотел объяснить что-то себе из прошлого. Я бы хотел сказать себе, что дело было не только во мне. Я хотел бы сказать, что могу что-то сделать. Потому что у моей тревоги, моей депрессии были причины. Болезнь, как и травма, часто имеет контекст.

Безумие или отчаяние, полное безостановочных нежелательных мыслей, часто является результатом череды, последовательности тех или иных вещей. Когда я слишком много всего делаю, слишком много думаю, много потребляю, плохо ем, мало сплю, слишком много работаю, слишком измучен жизнью, то вот и результат.

Травма повторяющихся нагрузок разума.

Как существовать в XXI веке без панических атак

1. Следите за собой. Будьте своим другом. Будьте своим родителем. Будьте добры к себе. Следите за тем, что делаете. Вам нужно смотреть последний эпизод сериала, если он идет после полуночи? Вам нужен третий или четвертый бокал вина? Вам это действительно нужно?

2. Упорядочите свой разум. Паника – это продукт перегрузки. В перегруженном мире нам нужен фильтр. Нужно все упростить. Иногда нам нужно отключаться. Перестать пялиться в телефоны. Выделить время, чтобы не думать о работе. Этакий ментальный фэншуй.

3. Слушайте спокойный шум. Вещи, которые не стимулируют так, как музыка. Волны, собственное дыхание, шелест ветра в листьях, мурлыканье кошки и, самое главное, дождь.

4. Пусть это произойдет. Если вы чувствуете нарастание паники, инстинктивная реакция – запаниковать еще больше. Паниковать по поводу паники. Метапаниковать. Хитрость в том, чтобы попытаться почувствовать панику и при этом не паниковать. Это почти – но не совсем – невозможно. У меня было паническое расстройство – состояние, определяемое не случайным приступом паники, а частыми приступами паники и постоянным адским страхом перед следующим приступом. К тому времени, когда у меня случилась уже сотня таких приступов, я начал говорить себе, что хочу этого. Что, конечно же, было не так. Но я изо всех сил старался вызвать панику – в качестве эксперимента, чтобы посмотреть, как я могу с этим справиться. Чем чаще я ее приглашал, тем меньше она хотела оставаться.

5. Примите чувства. И примите как факт, что это просто чувства.

6. Не хватайте жизнь за горло. «К жизни стоит прикасаться, а не душить ее», – сказал писатель Рэй Брэдбери.

7. Выпускать страх – это нормально. Страх пытается сказать вам, что он необходим и что он защищает вас. Попытайтесь принять его как чувство, а не как достоверную информацию. Брэдбери также сказал: «Сначала нужно научиться отпускать, а уже потом – удерживать».

8. Знайте, где находитесь. Окружение чрезмерно вас раздражает? Есть ли такое место, где вам будет спокойнее? Где можно полюбоваться природой? Ищите такое место. Крыши зданий в центре города несут куда меньше напряжения, чем витрины магазинов, находящиеся на уровне глаз. Небо тоже помогает.

9. Растяжка и упражнения. Паника – как физическое, так и психическое явление. Мне больше всего помогает йога. Особенно йога. Мое тело напрягается после того, как я несколько часов сгорбленно сижу над ноутбуком, и йога снова растягивает его.

10. Дышите. Дышите глубоко, чисто и ровно. Сконцентрируйтесь на этом. Дыхание – это темп, на который вы настраиваете свою жизнь. Это ритм вашей песни. Это как вернуться к центру событий. К центру себя. Когда мир хочет увести вас в любом другом направлении. Это было первое, чему вы научились. Самая важная и простая вещь, которую вы делаете. Осознавать дыхание – значит помнить, что вы живы.

Четыре гумора

Давным-давно в Древней Греции доктора толковали человеческое тело через теорию «четырех гуморов». Любой недуг рассматривали с точки зрения избытка или недостатка четырех различных физиологических жидкостей: черной желчи, желтой желчи, слизи и крови.

В свое время древние римляне расширили эту концепцию, и гуморы стали соответствовать четырем темпераментам. К примеру, если бы вам было сложно сдерживать свою злость, то вам сказали бы, что у вас избыток желтой желчи, или огненного гумора. Так что если вам кто-то говорит: «Остынь», – считайте, что это врачебный совет из древности.

Если вы чувствовали подавленность и уныние, это объяснялось избытком черной желчи. На самом деле, само слово «меланхолия» пришло в латинский язык из древнегреческого и происходит от двух корней melas и kholé, дословное значение которых «черный» и «желчь».

Эта система выглядит нелепой и антинаучной. Однако кое в чем ее можно назвать продвинутой. А именно в том, что в ней не было разделения между физическим и психологическим здоровьем.

Кого следует винить в последующем их разделении, так это Рене Декарта. Он полагал, что тело и ум – две совершенно разные вещи. В далеком XVII веке он предположил, что человеческое тело работает как бездумная машина, а ум, напротив, нематериален.

Люди оценили эту мысль. Она произвела сенсацию и до сих пор оказывает свое влияние на общество.

Но это расщепление неоправданно.

Психологическое здоровье затейливо связано со всем телом. И наоброт – все тело так же связано с психическим здоровьем. Разграничивать тело и ум – все равно что разграничивать океаны.

Они сообщаются друг с другом.

Всем известно, что физические нагрузки оказывают положительный эффект при различных ментальных расстройствах от депрессии до СДВГ. А болезни тела оказывают влияние на психику. У людей случаются галлюцинации, когда они болеют гриппом. Диагноз «рак» может привести к депрессии. Астма может стать причиной паники, а сердечный приступ – психологической травмы. Если из-за стресса вы страдаете болями в пояснице – или шумом в ушах, или болями в грудине, или сниженным иммунитетом, или болями в желудке, – это физическая или психологическая проблема?

Мне кажется, что нам не нужно больше рассматривать психическое и физическое здоровье по отдельности, а стоит объединить их. Здесь нет расхождений. У нас есть психика. У нас есть тело. В нас нет несвязанных сегментов. Мы не какой-то там экзистенциальный торговый центр. Мы – это целый мир.

Второй мозг

Мозг материален.

К тому же мысли – это вовсе не продукт мозга. Когнитивист Гай Клакстон в своей книге «Разум во плоти» пишет: «Тело, внутренние органы, органы чувств, иммунитет, лимфатическая система так быстро и запутанно взаимодействуют с мозгом, что невозможно просто провести линию в районе шеи и сказать: „То, что сверху, – интеллект, то, что снизу, – его лакеи“. „У нас есть тело“ – не годится. Мы и есть тело».

Кроме этого, существует еще такое явление как «второй мозг»: желудок и кишечник человека содержат целую сеть из более ста миллионов нервных клеток. Это, конечно, близко не поставить рядом с почти 85 миллиардами нейронов в нашем «первом мозгу», но закрывать на это глаза не стоит. К примеру, мозг кошки тоже содержит сто миллионов нейронов.

Когда мы ощущаем «бабочек» в животе перед собеседованием или когда у нас сосет под ложечкой перед поздним обедом, это наш «второй мозг» взаимодействует с «первым».

Другими словами, из этого следует, что сама идея разграничить психическое и физическое здоровье устарела примерно так же, как парик Декарта.

Тем не менее мы все еще пожинаем плоды этого разделения. Если говорить о труде, то мы различаем работу головой и работу руками; квалифицированный труд, для которого обычно требуется интеллект и «хорошее» образование, и менее ценный неквалифицированный, который чаще всего является ручным. Белые и синие воротнички.

Разум нужен, чтобы двигаться. Он нужен, чтобы танцевать и заниматься спортом. И все же, начиная со школьной скамьи, нас разделяют по способностям к спорту или наукам, или – как это сказано в фильме «Клуб «Завтрак» – делят на «спортсменов» и «умников». Это, впоследствии, сыграет решающую роль в выборе карьеры: будет ли это низкооплачиваемый ручной труд или прибыльная должность и разглядывание электронных таблиц в Excel. Мы также делим культуру на высокую и низкую. Книги, которые заставляют нас смеяться, а наше сердце трепетно биться, считаются менее достойными, чем те, которые заставляют нас думать.

Граница между умом и телом бессмысленна, с каких ракурсов мы бы ее ни рассматривали, и тем не менее она лежит в основе всей нашей системы здравоохранения. И не только. В основе нас самих и нашего общества. Пришло время изменить это. Время воссоединить две части нас. Настало время принять себя целиком как есть.

Записки на полях позора

У нас не принято говорить о своем психическом здоровье до тех пор, пока мы всерьез не заболеем, словно мы обязаны притворяться, что постоянно находимся в добром здравии. Стресс просто не воспринимается всерьез. Или наоборот – воспринимается так серьезно, что людям стыдно говорить о том, что у них трудные времена. Оба подхода ведут к тому, что все больше людей не просто переживают стресс, а заболевают.

Когда человек заболевает, у него появляется право говорить об этом, но здесь он снова получает клеймо.

Чаще всего мы возлагаем на человека намного больше ответственности за его психические болезни, чем за какие-либо другие. Все потому, что душевные болезни рассматриваются в совершенно ином ключе, и даже когда мы говорим о них, то выбираем другие, более пафосные языковые средства. Вспомните слова, которые мы используем для этой темы.

Газеты и журналы часто пишут о знаменитостях, которые «сознались» в том, что страдают от депрессии, тревоги, пищевых расстройств и зависимостей, словно бы все перечисленное – это преступления. А настоящие преступления как раз оправдываются заболеваниями; СМИ намного чаще придают массовым расстрелам и сексуальному насилию контекст «психического расстройства» или «зависимости», чем называют их терроризмом и преступлениями. На самом же деле люди с психическими расстройствами гораздо чаще становятся жертвами преступников.

Также мы почти не знаем, как говорить о самоубийстве. Когда мы все-таки говорим об этом, то используем слово «совершить», которое несет в себе коннотации запретности и преступности, как эхо прошлого, когда суицид считался преступлением. (Недавно я стал использовать фразу «смерть от суицида», но выходит как-то неестественно и натужно.) Многие люди никак не могут смириться с идеей отнятия собственной жизни, ведь это почти оскорбление всем нам, особенно если рассматривать самоубийство как выбор – выбор свести счеты с жизнью, этой священной драгоценностью, такой же хрупкой, как птичье яйцо. Однако я лично знаю, что этот выбор не так уж однозначен. Он может пугать и ужасать, но ему сложно противиться, потому что жизнь приносит боль. Так вот, говорить об этом неудобно. Но говорить нужно, ведь атмосфера стыда и замалчивания может привести к тому, что люди не получат необходимой помощи и будут чувствовать себя еще более одинокими. Короче говоря, это может быть фатальным.

Самоубийства – самая распространенная причина смерти мужчин и женщин в возрасте от 20 до 34 лет, а также мужчин старше 50 лет (по крайней мере, это так в моей стране – Великобритании. Статистика в других европейских странах почти такая же неутешительная. В США, где ситуация еще более безрадостная из-за легального огнестрельного оружия, суициды входят в десятку самых частых причин смерти среди обоих полов и разных возрастных групп, хотя у мужчин вероятность самоубийства в три раза выше, чем у женщин, так же как в Европе, Канаде и Австралии). Эти смерти так часто можно предотвратить. Именно поэтому мы должны пропускать мимо ушей призывы «взять волю в кулак», но найти в себе истинную силу – силу говорить об этом.

Почти все наши слова полны отзвуков прошлого стыда. Вот еще один пример: когда мы говорим, что кто-то «борется со своими внутренними демонами», мы воскрешаем средневековые предрассудки о том, что сумасшествие – это дело рук дьявола.

А эти вечные разговоры о храбрости! Вот было бы здорово услышать однажды, как кто-то из публичных личностей рассказал бы о своей депрессии без медийных словечек вроде «необыкновенное мужество» и «признание». Естественно, это делается намеренно. Но никто не должен сознаваться в том, что страдает, скажем, от тревоги. Люди должны иметь право просто говорить об этом. Ведь это болезнь. Равно как астма, корь или менингит. Это вовсе не позорная тайна. Чувство стыда только усугубляет симптомы. Многие люди, безусловно, отважны. Но мужество не в том, чтобы говорить о своем недуге, а в том, чтобы жить с ним. Каждый раз, когда я слышу слово «мужественный» в свой адрес, меня передергивает.

Представьте, что вы в одиночестве направляетесь на прогулку в лес, и к вам подходит кто-то и спрашивает:

– Куда идешь?

– Иду в лес, – отвечаете вы.

– Ух ты! Круто! – собеседник громко выдыхает и отшатывается.

– Что крутого?

По щеке собеседника стекает слеза. Он кладет руку вам на плечо и говорит:

– Какой же ты храбрый!

– Я?

– Невероятно храбрый! Просто пример для подражания.

Вы раскроете рот от удивления, побледнеете и станете избегать прогулок по лесу.

К тому же уже долгое время существует нездоровое убеждение, что люди рассказывают о своих психических проблемах с целью привлечения внимания.

Внимание, которое ищут люди, может спасти им жизнь.

К. С. Льюис написал вот что: «Частые попытки скрыть душевную боль усугубляют это бремя – куда легче сказать «у меня болит зуб», чем «у меня на сердце тяжесть»[25].

Нам следует стремиться к тому, чтобы в этом мире стало проще говорить о своей боли. Разговор не только способствует повышению уровня осознанности. Как показывает столетний опыт успешного применения терапевтических бесед, у разговоров есть лекарственный эффект. Беседы на самом деле могут облегчить симптомы. Разговоры исцеляют говорящего и слушающего, ведь через них мы даем выход нашей душевной боли и узнаем, что другие чувствуют почти то же самое.

Никогда не бросайте попытки выговориться.

Не верьте людям, которые говорят, что душевные расстройства – это слабость и порок. Чтобы жить с тревогой, а уже тем более, работать и что-либо делать, необходимо обладать такой силой, которую большинство людей даже представить себе не могут. Нельзя больше приравнивать пациента к его состоянию. Нам необходимо тоньше разбираться в том, какое именно давление ощущают люди. Поход в магазин может стать образцом мужества и силы, особенно если на плечах у вас невидимая тяжелая ноша.

Таблица психограммов (пг = психограмм)

Представьте, что появился способ, благодаря которому мы сможем измерять психологический груз каждого из нас. Вдруг он послужит связующим звеном между психическим и физическим? Вдруг он поможет людям осознавать реальность стресса? Вдруг пригодится для того, чтобы справляться с потрясениями современной жизни? Давайте представим это вместе. Давайте назовем эту вымышленную единицу измерения психограмм. «О нет! Я не смогу проверить свою почту, у меня исчерпан лимит психограммов на сегодня».

Примечание: тяжесть психологического груза может резко колебаться. Психограмм – величина субъективная.

«…Столкновение ваших представлений о вас самих с тем, какие вы есть на самом деле, всегда очень болезненно, но вот, что вы можете сделать: столкнуться с самим собой лицом к лицу и попробовать стать тем, кем вы являетесь на самом деле, или сдаться своим представлениям о себе, продолжить жить в иллюзии, в которой вы вероятнее всего и скончаетесь».

Джеймс Болдуин, «Мое имя никому неизвестно»

Я есть то, что я есть

Иногда нужно вернуться назад, чтобы пойти вперед. Нужно посмотреть в лицо боли. Глубочайшей боли. И с недавних пор я готов к этому.

Мне нужно вернуться.

Во времена до панической атаки в торговом центре.

В комнату ослепительной операционной белизны.

«Кто я?» – этот вопрос я задал в одном медицинском центре Испании, где меня настиг мой первый психический кризис.

Понятное дело, когда я в порядке и спокоен, вопрос не кажется таким уж страшным. Кто я? Нет ни «я», ни «ты». Но есть миллионы «я» и миллионы «ты». «Я» – самое большое слово в английском языке.

За каждым «ты» есть еще оно «ты», и еще одно – словно матрешка. Есть ли начальное «ты»? Или начальное «я»? Или наша личность – это не матрешка, а бесконечная спираль? Или наша личность – это вселенная, конца которой достичь невозможно, но которая может привести вас туда, где вы начались?

Когда я чувствовал себя относительно хорошо, мне нравилось бесцельное рассуждение на эти вопросы. Должно быть, есть определенное «я», которое и задает их. Однако когда я заболел, абстрактный интерес прошел. На смену ему пришли отчаянные попытки разгадать эти тайны, словно от отгадок зависела моя жизнь. Но ведь моя жизнь на самом деле зависела от них. Пропало мое чувство самости – оно было вытеснено; мне казалось, что мое «я» оказалось в ловушке бесконечного «я», парит там и не может приземлиться.

Реальность против супермаркетов

Довольно часто панические атаки случаются в супермаркетах.

У меня есть знакомая, у которой в жизни была всего одна паническая атака. И та случилась в супермаркете.

В начале нулевых я частенько просматривал форумы в поисках советов о том, как справляться с тревогой, и в каждом втором сообщении мне попадалась тема «паническая атака в супермаркете». Одна из веток, на которую я смотрю сейчас, начинается с вопроса: «ПОЧЕМУ ПАНИЧЕСКИЕ АТАКИ СЛУЧАЮТСЯ ВО ВРЕМЯ ПОХОДОВ ЗА ПОКУПКАМИ В СУПЕРМАРКЕТ?»

Паника создана нам в помощь. Как и для множества других животных, паника для нас – это сигнал нашему уму и телу к действию. Дерись или убегай. Беги от хищника или сражайся с ним. Но супермаркет – это не медведь, и не волк, и не пещерный воин. Невозможно сразиться с супермаркетом. Вы точно можете убежать из него, однако это лишь увеличит вероятность панического приступа в следующий раз, когда вы снова зайдете туда. И это не обязательно будет один и тот же супермаркет. Если вы начнете играть в избегание, то вскоре все супермаркеты могу стать триггерами. Затем и все магазины. А после и весь мир за окном.

Люди, которым неведомы тревога и паника, не понимают, что речь идет о потере чувства истинности самого себя. Для нас это что-то само собой разумеющееся. Когда вы встаете по утрам и за завтраком намазываете арахисовое масло на тост, вы вряд ли размышляете таким образом: «Ага, хорошо, мое чувство самости в полном порядке, мир все еще реален, и я могу заняться своими делами». Оно просто есть. До тех пор, пока в какой-то миг оно не исчезает. До тех пор, пока вы не оказываетесь в отделе сухих завтраков, где вас объял необъяснимый ужас.

Если пытаться объяснить, что чувствуешь при панической атаке, то проще говорить о явных симптомах: поток мыслей, сильное сердцебиение, тяжесть в груди, удушье, тошнота, ощущения покалывания внутри черепа, в руках и ногах. Но у меня был один сложный для понимания синдром. Впоследствии я понял, что именно в него уходят корнями все мои панические атаки. Этот синдром говорит сам за себя – выпадение из реальности.

Выпадая из реальности, я все же знал, что я где-то есть. Но я не чувствовал, что я – это я. Этакое чувство распада, словно песчаная фигурка рассыпается.

В этом ощущении есть парадокс. Одновременно чувствуются колоссальная мощь и ничтожность идентичности. Точка невозврата – словно бы вдруг я потерял что-то, о ценности чего и не подозревал, и эта ценность оказалось моим «я».

Причина, по которой подобные процессы запускаются в супермаркетах, как мне кажется, в том, что сами супермаркеты – это почти дыры в реальности. Они, как и в целом торговые центры, – места абсолютно неестественные. Сейчас, в эпоху онлайн шоппинга, они кажутся старомодными, примитивными, однако они куда современнее нашей природы.

Там искусственное освещение. Гудение холодильников воспринимается как жутковатый саундтрек претенциозного ужастика. Выбор огромный, и он явно за пределами наших естественных способностей с ним справиться. Толпы людей и стеллажи действуют возбуждающе. Такое изобилие товаров само по себе неестественно. И здесь я не имею в виду, что в большинстве из них содержатся химические добавки, хотя это правда. Я о том, что они были подвержены вмешательству. Рыбные консервы, упаковки с салатом, коробки со сладким воздушным рисом, куриный гужон в панировке, мясные продукты, витамины в таблетках, баночки порезанного чеснока, упаковки чипсов из батата со вкусом перца чили. Все это далеко от натуральности. В такой искусственной обстановке да с необузданной тревогой немудрено почувствовать себя неестественно. Здесь «я» так далеко от своей идентичности, как рулон туалетной бумаги далек от дерева. Во время моих панических атак в супермаркетах предметы на полках приобретали для меня зловещий вид. Они казались мне чужими. И в каком-то смысле они и были – и есть – чужеродные. Их забрали откуда-то, где им было самое место. Похоже, я нашел взаимосвязь. Полагаю, я докопался до сути. Ведь я не чувствовал, где было мое место. Для меня оказалось невозможным обрести покой в таком неестественном перегруженном месте. Единственное, что я ощущал в себе, – это страх. И его усугубляли бесчисленные предметы в супермаркете.

«Предметы не должны нас беспокоить, ведь они предметы», – писал Сартр в своей «Тошноте». Хотя у него самого неделька явно не задалась: «А они меня беспокоят, и это невыносимо. Я боюсь вступать с ними в контакт, как если бы они были живыми существами!»[26]

Так вот, предметы в супермаркетах тоже не совсем нормальные. Это предметы-бренды. Обычные продукты живут в пространстве физического мира, бренды же ищут место в нашем психическом пространстве. Они стремятся залезть к нам в голову. Многие компании нанимают специалистов в психологии маркетинга именно с этой целью. Это манипулирование, ведущее к покупке. Игра с нашим сознанием.

Пещерный человек

Представьте себе пещерного человека, который замерз на 50 000 лет.

Пусть ее имя будет Су.

Представьте, что кусок льда, в котором она провела все это время, растаял прямо перед вашим супермаркетом.

И вот этот пещерный человек – Су – заходит внутрь. Автоматические двери волшебным образом закрываются за ней. Ее пугают свет, обилие красок и толпа людей. Продуктовые тележки кажутся чудны́ми железными существами, которых люди приручили и толкают туда-сюда. Блестящие полки с едой в пластиковой упаковке ставят ее в тупик. Ее шокируют кассы самообслуживания. А хозяйственные сумки выглядят как мешки из странной белой кожи.

«Положите товар обратно в корзину», – говорит касса электронным голосом. «Положите товар обратно в корзину… Положите товар обратно в корзину».

Су начинает паниковать. Она бежит к выходу, но врезается в стекло и начинает вопить: «Ой… Ай… Уууууу».

Много другого шума.

В конце истории нас ждет неожиданный поворот.

(Барабанная дробь.)

Су – по сути дела – это Мы.

(Ироническая усмешка.)

Су – это каждый из нас. Разница лишь в том, что супермаркеты для нас – дело привычное.

Мы – как биологический вид – не изменились за последние 50 000 лет.

Общество же изменилось колоссально. Причем мы должны быть благодарны за все эти перемены. Посудите сами, если бы Су не заледенела, то к своим двадцати двум годам была бы затоптана стадом несущихся кабанов или принесена в жертву в шестнадцать лет. А нам повезло. Разве может повезти больше, если сравнить живого представителя рода человеческого из XXI века и такого же представителя, только мертвого и родом из неолита.

Именно из-за этого везения мы должны холить и лелеять данную нам жизнь. И раз уж мы не может просто чувствовать везение, а кроме него еще спокойствие, счастье, здоровье, то почему бы не разобраться в том, что именно делает мир с нами. Ведь это знание может помочь нам.

Теперь оно помогает мне в супермаркете, в торговых центрах, магазинах IKEA, за компьютером, на людной улице, в пустом гостиничном номере. Да где угодно. Оно помогает мне осознать, что я всего лишь пещерный человек в этом быстром мире, за которым не поспевает ни наш ум, ни наше тело.

Помутнение

Пару дней назад я пошатнулся. Я почувствовал, как меня слегка придавило пасмурным небом. А когда я забирал свою дочь после занятий танцами, я почувствовал, будто тону, стоя на тротуаре. У меня началось непроизвольное сглатывание, и меня настиг приступ старой доброй агорафобии с признаками нежелательного продолжения.

Однако теперь я более осознан, чем в прошлом. Я заметил, что мало спал, слишком много работал, очень волновался из-за этой книги и еще миллиона других мелочей. Поэтому я перестал зацикливаться на электронных письмах, закрыл Word с рукописью, позанимался йогой перед сном, съел здоровый ужин, попытался отключиться. Потом я взял собаку и пошел к морю гулять с ней.

И я осознал: «Это неважно. Не нужно так себя накручивать».

То, о чем я так сильно беспокоился, не привело к существенным изменениям. Я все еще мог гулять с собакой, смотреть на море и проводить время с любимыми людьми.

И тревога сдалась, словно преступник в ходе расследования.

«Вероятно, когда мы начинаем хотеть все подряд, то обнаруживаем себя угрожающе близко к тому состоянию, когда не захотим ничего».

Сильвия Плат

Как стать

Забив сейчас в Google запрос «как стать», я получил от поисковика возможные варианты автозаполнения:

– богатым;

– знаменитым;

– моделью;

– пилотом;

– актером.

Запредельность

Нам продают несчастье, потому что на нем можно заработать.

Бо́льшая часть того, что нам продают, сводится к идее «мы смогли бы стать лучше, чем есть сейчас, если попробовали бы стать кем-то, кем мы не являемся».

Возьмем хоть модные журналы.

Люсинда Чемберс проработала двадцать пять лет редактором раздела моды британского Vogue. Оставив свой пост, она вынесла обвинительный вердикт индустрии, которую покидала. Она заявила, что, несмотря на все разговоры о расширении прав и возможностей, очень мало модных журналов оставляют именно такие впечатления у своих читателей. В интервью модному журналу Vestoj, которое впоследствии стало очень популярным, она сказала: «Чтение большинства журналов порождает беспокойство о том, что ты не попал на нужную вечеринку, не накрыл стол нужным образом или не повстречал нужных людей». Кроме этого, внимание модной индустрии сосредоточено на абсурдно дорогой (для большинства читателей) одежде, что усугубляет ситуацию и заставляет людей чувствовать себя бедными.

«Мода заставляет людей покупать ненужные вещи, – говорит Чемберс. – Нам не нужно столько сумок, рубашек и туфель. Поэтому мы умасливаем, принуждаем или призываем людей продолжать делать покупки».

Модные журналы, сайты и аккаунты в социальных сетях продают что-то вроде запредельности. Выхода или способа сбежать. Но часто все это весьма нездоро́во, ведь для того, чтобы заставить людей выйти за пределы самих себя, сначала нужно сделать так, чтобы люди почувствовали себя несчастными.

Да, в конце концов мы покупаем книгу про диету, чтобы получить такое же тело, как у модели, которая ее придерживается, или духи, чтобы походить на знаменитость, имя которой написано на флаконе, но помимо денег мы платим за это другую цену. Люди могут чувствовать себя отлично во время покупки, но в перспективе мы лишь подкармливаем наше страстное желание быть кем-то другим: кем-то более роскошным, привлекательным, знаменитым. Нас склоняют к тому, чтобы мы отказались от самих себя и хотели жить чужими жизнями. Эти жизни реальны примерно так же, как горшочки с золотом по краям радуги.

Возможно, секрет красоты, которого нет ни в одном журнале, заключается в том, чтобы полюбить свой внешний вид; нужно принять тот факт, что мы выглядим именно так. Мы живем в эпоху фотошопа и пластической хирургии, а вскоре будем жить в эпоху роботов. Вероятно, сейчас самое время принять все наши человеческие причуды, а не стремиться к незамутненному совершенству андроида.

Мы можем размышлять так: «О, мне нужно выглядеть определенным образом, чтобы люди тянулись ко мне». Или так: «Выглядеть и быть собой – лучший способ фильтровать людей, которые мне не подходят».

Недовольство своей внешностью не имеет никакого отношения к внешности; когда модели доводят себя до пищевых расстройств, это случается не потому, что они безобразны или у них есть лишний вес. Конечно нет.

Существуют разные признаки того, что по всему миру растет количество пищевых расстройств. Некоммерческая организация Eating Disorder Hope в 2017 году сообщила о том, что в мире наблюдается тенденция роста пищевых расстройств вместе с вестернизацией и индустриализацией, а также провела исчерпывающий обзор данных международных исследований. Так, в Азии, например, в Японии, Гонконге и Сингапуре, показатели намного выше, чем на Филиппинах, в Малайзии и Вьетнаме, хотя и в последних цифры растут как раз потому, что они «продвигаются вперед» и вестернизируются.

Еще один показательный случай – острова Фиджи. В ходе исследования выяснилось, что уровень пищевых расстройств стал расти там в середине девяностых, как раз с появлением телевидения в островном государстве в южной части Тихого океана. В 1999 году газета The New York Times писала о том, что на Фиджи по сути дела не слышали ничего о пищевых расстройствах до тех пор, пока телевидение не «подарило» им худощавые примеры для подражания из таких хитов как «Мелроуз-Плейс» и «Беверли Хиллз, 90210». Более того, на Фиджи слова «ты пополнела» считались комплиментом, пока к ним не пришло американское телевидение и не принесло с собой другие идеалы женского тела.

В Британии, по данным агентства NHS Digital за 2018 год, менее чем за двадцать лет случаи госпитализации с пищевыми расстройствами увеличились почти вдвое; в группе риска девочки и женщины чуть старше двадцати лет. Когда эти цифры были опубликованы, Кэролан Прайс – сотрудница крупнейшей в Великобритании благотворительной организации Beat, помогающей людям с расстройствами пищевого поведения, – рассказала газете The Guardian о том, что современная культура несет свою долю ответственности за пищевые расстройства, хотя само явление весьма «сложное» и «многофакторное». «Причиной распространения пищевых расстройств отчасти является давление сегодняшнего общества, – рассказывает она. – К примеру, давление социальных сетей или стресс от экзаменов».

Несмотря на то что не только эти факторы влекут за собой возникновение подобных расстройств – и это признают эксперты вроде Прайс, – они вносят свою лепту, особенно в случае людей, предрасположенных к пищевым расстройствам. Согласно данным британского Национального центра расстройств пищевого поведения (NCED)[27], вероятными причинами могут стать генетика, проблемы питания у родителей, насмешки над лишним весом, насилие над ребенком, отсутствие родительской заботы, детская психологическая травма, отношения в семье, друзья, страдающие пищевыми расстройствами, и – последнее, но не менее важное – культура. Особенно проблематичной является культура, в которой всегда найдется новая диета, и в которой – согласно сайту NCED – «уязвимый индивид интернализирует недосягаемо идеальный образ, который мелькает по телевизору и в журналах, и постоянно сравнивает себя с этим образом не в свою пользу».

Тот же сайт сообщает: «Меньше всего пищевым расстройствам подвержены люди, которые восхищаются красивыми моделями, но при этом могут сказать: «Я никогда не смогу выглядеть так, как они, но меня это не слишком волнует». Вероятно, это урок для всех, и он заключается в необходимости разграничить образы, которые мы видим, и нас самих. Нам нужно сформировать что-то вроде иммунитета для ума, чтобы мы могли впитывать мир вокруг нас, но не заражаться им.

Как быть добрее к самому себе

1. Вспомните людей, которых вы любили. Вспомните самые теплые отношения, которые у вас были. Вспомните, как вас переполняла радость, когда вы виделись с вашими близкими. Вспомните, что эта радость не имела отношения к тому, как они выглядели, ведь они были сами собой, и вам было приятно находиться рядом с ними. Станьте другом сами себе. Пусть вам будет приятно смотреть на себя.

2. Измените точку зрения, с которой вы оцениваете свои фотографии. Каждое фото, которое вы разглядываете и думаете: «Я здесь так старо выгляжу», – однажды станет снимком, на который вы взглянете и скажете: «Как же я молод (молода)!» Вместо того чтобы чувствовать себя старым с позиции своей молодости, постарайтесь почувствовать себя молодым с позиции своей старости.

3. Полюбите свои несовершенства. Подчеркивайте их. Именно они отличают нас от андроидов и роботов. Как говорила Натали Львова в «Анне Карениной»: «Если искать совершенства, то никогда не будешь доволен».

4. Не пытайтесь быть похожим на кого-то другого. Наслаждайтесь своей непохожестью.

5. Не переживайте, если вы кому-то не нравитесь. Вы не можете нравиться всем. Уж пусть лучше вас не любят за то, что вы остаетесь собой, чем любят за то, что вы притворяетесь кем-то другим. Жизнь – не спектакль. Не репетируйте. Будьте собой.

6. Обратите свои мысли к внешнему миру. Подумайте о природе. Поищите в сети картинки стеклянных лягушек Амазонки. Вернитесь в лоно природы. Нам известны девять миллионов видов, и это всего лишь двадцать процентов всего существующего животного мира. Жизнь красива, цените это. И вы тоже живы, в прямом смысле слова. Не обращайте внимания на идиотов с ограниченным понятием красоты. Жизнь не откроет им своей диковинной неидеальности.

7. Люди могут думать о вас плохо; никогда не позволяйте, чтобы их мнение о вас стало вашим собственным мнением о себе.

8. Если вы недовольны собой, держитесь подальше от в Instagram.

9. Запомните, никого, кроме вас, не заботит то, как выглядит ваше лицо.

10. Каждый день делайте что-то, что не связано с работой, делами или Интернетом. Потанцуйте. Погоняйте мяч. Приготовьте бурритос. Включите музыку. Поиграйте в Pac-Man. Погладьте собаку. Поучитесь играть на музыкальном инструменте. Позвоните другу. Полежите в позе эмбриона. Выйдите на улицу. Прогуляйтесь. Почувствуйте ветер на своем лице. Или прилягте на пол, закиньте ноги вверх на стену и просто дышите.

Предостережение

Хотеть чего-то – славы, моложавости, десять тысяч лайков, упругих мышц пресса, пончиков – это нормально; но помните, что желание сигнализирует о нехватке чего-то. Именно это означает слово «хотеть». Поэтому стоит быть осторожным с желаниями и следить за тем, чтобы они не изрешетили нас, иначе счастье по капле вытечет из нас, как из дырявого ведра. Момент желания – он же момент неудовлетворенности. Чем больше мы хотим, тем больше себя опустошаем.

Будь вы довольны собой, стали бы вы хоть на что-то тратить деньги?

Счастье не подходит для экономики.

Нас постоянно призывают быть немного недовольными собой. Мы слишком толстые, слишком худые, мы не в тонусе. Наша кожа должна быть загорелой и мерцающей или иметь правильный светлый тон. Печальный факт, но многомиллиардная индустрия средств по отбеливанию кожи растет из года в год.

Это очень удручающий пример, но он хорошо иллюстрирует то, как большинство мировых компаний эксплуатируют идею «я недоволен собой». Более того, иногда кажется, будто бы основная цель маркетинга – сделать так, чтобы мы и правда были недовольны собой.

Послушайте, хотя бы, Роберта Розенталя, автора книги «Оптимаркетинг: Как оптимизировать маркетинг, чтобы разогнать ваш бизнес». В 2014 году в журнале Fast Company он написал следующее: «Если участники рынка хотят преуспеть, им следует думать не о свойствах продукта, а о его преимуществах». Звучит довольно безобидно, правда?

Однако он упоминает, что в преимуществах есть «психологическая составляющая». «Зачастую компании и организации на законных основаниях используют страх, неуверенность и сомнения – иначе СНС[28], – чтобы заставить людей остановиться, подумать и изменить поведение. СНС действует настолько мощно, что способен уничтожить конкуренцию».

Для гуру маркетинга успех кампании – это всё. Цель оправдывает средства. И думать об отдаленных последствиях, вроде повышения тревожности у людей, они не станут.

Даже если рекламные кампании не пытаются вызывать страх в открытую (даже если в рекламных кампаниях страх завуалирован), это все равно может плохо влиять на нашу психику. Если в рекламе нам продают брюки, а вместе с ними – идею «крутости», наше подсознание получает отчетливый сигнал приобрести и удержать эту «крутость». Очень часто после того, как мы покупаем желанную вещь и тратим на нее много денег, мы чувствуем тоску. Стремление получить что-то редко приводит к удовлетворению, когда мы это получаем. Поэтому мы продолжаем желать. И круг замыкается. Нас побуждают хотеть то, что потом заставит нас хотеть еще большего.

Словом, нас поощряют быть зависимыми.

Всегда мало

Нам всегда всего мало.

Я всю жизнь зависел от чего-то. Это что-то менялось, но зависимость оставалась.

Раньше я зависел от выпивки. Я мог пить, выпивать, прикладываться.

Когда я работал в офисном здании – продавал рекламное время в унылом Кройдоне, – я просто мечтал сбежать. Я выпивал три пинты каждый вечер, затем шлифовал их водкой с колой; хотел таким образом смягчить накал страстей, который только усиливался на следующее утро.

Несколько лет спустя я сломался и вдруг обнаружил, что я с легкостью бросил пить, курить, да и все остальное. Я отказался от любых стимуляторов. Даже от кофе, чая и кока-колы. Я постоянно был охвачен паникой и болью, я сделал бы все, лишь бы мой ум отвлекся от самого себя, но к тому времени я уже знал, что алкоголь не помогает. Я решил, что наркотики тоже не помогут. Хотя они, очевидно, работают для многих, я был уверен, что я из тех «счастливчиков», для которых они не сработают. Я также знал, что склонность к зависимости наблюдалась у меня еще раньше. Мне стоило труда осознать, что эта склонность есть у меня до сих пор; только теперь я начал искать «положительные» зависимости. К примеру, бег (его мне посоветовал отец), йога, медитация, работа, успех.

Шло время, и когда я начал чувствовать себя несколько лучше, то снова вернулся к выпивке. Я пил не каждый день, как раньше, и даже не каждую неделю, но если уж пил, то пускался во все тяжкие. Вот только на этот раз я отслеживал, как алкоголь влияет на мой разум. Я увидел замкнутый круг: мне было плохо (не так, как при панических атаках, а так, как при умеренной депрессии), я пил, и мне становилось лучше; затем наступало похмелье, и меня накрывало чувство вины; вина меня затягивала, отчего страдала моя самооценка, что, в свою очередь, создавало потребность в переключении внимания; я снова выпивал – восемь пинт и коктейль с джином. Однако этот способ переключения стал опасным. Сложно быть хорошим мужем, отцом или писателем, когда страдаешь сильным похмельем; ирония заключается в том, что чувства собственной неполноценности и отвращения к самому себе делают будущее похмелье более вероятными. Я понял: как бы сильно мне ни хотелось выпить, вина, которая накроет меня позже, будет сильнее. И это несказанно тяжело. И я искренне сочувствую тем, кто топит свое беспросветное отчаяние в море пьянства, да еще и получает осуждение от людей, которые никогда в жизни не сталкивались с этим болезненным желанием сбежать от самих себя.

Когда люди говорят, что отношение к психическим расстройствам меняется в лучшую сторону, они отчасти правы, но речь идет о депрессии и панических атаках. Однако они не упоминают алкоголизм, селфхарм, психозы, пограничное расстройство личности, пищевые расстройства, компульсивное поведение или наркотическую зависимость. Все перечисленное может стать проверкой широты наших взглядов. В этом кроется сложность темы психических расстройств. Легко не осуждать людей за то, что они больны; гораздо сложнее не судить их за поведение, спровоцированное болезнью. Люди не видят здесь причинно-следственной связи.

Я помню, как ходил на концерты уникального, редкого дарования, каковым была Эми Уайнхаус. Помню, что на глаза наворачивались слезы, когда зрители – и сами в большинстве своем нетрезвые – смеялись и глумились над тем, как у нее заплетался язык в комментариях между песнями и как она, во хмелю, отчаянно пыталась взять себя в руки. А я – сконфуженный и нелепый – пытался телепатировать ей: «Не обращай внимания. Ты справишься. Они просто не понимают».

Прямо сейчас, когда я пишу эти строки, за окном светит солнце, и я мечтаю о кайпиринье – бразильском коктейле. Кашаса, лайм, сахар – блаженство в стакане. Помню, как попивал его в тенистых скверах Испании. Часть этой мечты – стремление вернуться в свои беззаботные двадцать лет. Но к хорошему это не приведет, я знаю. Мне нужно напоминать самому себе, почему мне этого хочется и какие могут быть последствия. Я должен помнить о том, что одним стаканом я не ограничусь. Я обязан помнить, как когда-то мое желание пропустить стаканчик – после вполне приличной деловой встречи днем – закончилось звонком домой в шесть утра с вокзала Виктория и потерянным бумажником. Мне также стоит помнить о последующих провалах в жестокие рецидивы депрессии и тревоги; такие, при которых ты ревешь над ящиком с носками, а от вида серого неба или обложки журнала тебя накрывает чувство беспросветного отчаяния. Так вот – эти воспоминания и осознание причинно-следственной связи помогают устоять. Вечер с блаженством в стакане не стоит целого месяца ада в клетке.

Все вышесказанное касается не только и не столько алкоголя. Все это о структуре зависимости: неудовлетворенность – временное решение – еще большая неудовлетворенность. Это, в свою очередь, является самой распространенной моделью культуры потребления. А также моделью нашего взаимодействия с технологиями. Сейчас опасность чрезмерного использования технологий становится очевиднее, чем когда-либо. Тим Кук, генеральный директор компании Apple, в 2018 году начал говорить о злоупотреблении технологиями: «Я не верю в злоупотребление технологиями. Когда люди постоянно используют их, то для меня это не синоним успеха».

Проблема в том, что сказать «Хватит зависать в гаджетах» легче, чем сделать это. Дэниел Левитин в своей книге «Организованный ум. Как мыслить и принимать решения в эпоху информационной перегрузки» писал: «Не совершайте ошибки: бесконечно проверяя электронную почту, Facebook и Twitter, мы усиливаем нездоровую привязанность и подчиняемся ей». Каждый раз, когда мы заглядываем в социальные сети, «мы натыкаемся на что-то новенькое, чувствуем какую-то странную обезличенную цифровую связь с обществом и получаем порцию гормонов награды, который говорят нам: «Ты кое-чего достиг». Но так как это зависимость, то нельзя полагаться на это чувство достижения. По словам Левитина, «это лимбическая система, запущенная глупым стремлением к новизне, посылает чувство удовольствия, а не префронтальная кора головного мозга с более развитыми когнитивными центрами планирования и перераспределения».

Проведу параллель с жизнью на Ибице и религиозными сектами – сложно понять, в чем именно заключается проблема, если эта проблема есть у всех. Если все часами висят в своих телефонах, листая сообщения и ленты новостей, то это становится нормой. Если все встают спозаранку и работают по двенадцать часов на нелюбимой работе, то какие тут могут быть вопросы? Если всех вокруг заботит их внешний вид, то и нам следует обеспокоиться им. Если все влезают в кредиты, чтобы заплатить за вещи, которые им на самом деле не нужны, разве есть в этом что-то странное? Если вся планета немного двинулась рассудком, то нездоровое поведение выглядит вполне уместным. Если норма становится сумасшествием, то самый верный способ сохранить здравый ум – осмелиться быть непохожим, быть собой, существующим вне материального хаоса и обломков сознания современного мира.

Парадокс

В высокотехнологичном обществе потребления кроется парадокс. Общество поощряет индивидуализм, однако оно не поощряет нас – а скорее запрещает нам – размышлять как индивиды. Это общество не одобряет стремления держаться подальше от его соблазнов (людям, страдающим серьезными зависимостями, приходится делать именно это, чтобы вернуть хоть частичку своей жизни), оно не одобряет вопросы «Что это я делаю?» и «Зачем я делаю это, если оно не приносит мне счастья?». Странным образом, иметь дело с общественно порицаемой зависимостью, например от наркотиков, может быть проще, чем с общественно одобряемыми зависимостями от диет, твитов, шоппинга или работы. Если сумасшествие коллективное, а болезни культивируются, то такие болезни сложно диагностировать и уж тем более лечить. И даже если общественное течение заставляет нас всех плыть в одном направлении, то мы должны – особенно если это самое направление делает нас несчастливыми – уметь плыть в другом. Плыть в направлении истинного я; той истины, которая скрывается за соблазнами. От этого могут зависеть наши с вами жизни.

Вы не просто потребитель

Не позволяйте никому и ничему заставить вас почувствовать себя неполноценными. Не стоит думать, что вы должны достигать большего просто для того, чтобы вас приняли. Будьте довольны сами собой, а не лучшей версией себя. Перестаньте думать об эфемерных целях и финишных линиях. Примите тот факт, который опровергает маркетинг: с вами все в порядке. Вы цельная личность.

«Погоня за легкой жизнью завела в тупик – это был первый опыт такого рода, но далеко не последний. Как часто молодые люди после окончания учебы поступают на работу в известные фирмы, давая себе при этом слово, что будут работать как проклятые, чтобы накопить достаточно, только до 35 лет. Затем займутся делом своей мечты. Но в 35 у них ипотека, дети в приличной дорогой школе, необходимость содержать две машины, оплачивать домработницу… и ощущение, что без приличного вина и отдыха за границей и жить-то не стоит. Неужто возвращаться к примитивному существованию. Нет, выход один – работать больше и продолжать пытаться откладывать».

Юваль Ной Харари, «Sapiens: Краткая история человечества»[29]

«Я хочу со всей серьезностью заявить, что изрядное количество вреда в современном мире приносит вера в добродетельность работы, и что дорога к счастью и процветанию лежит через организованное сокращение работы».

Бертран Рассел, «Похвала праздности»

Работа отравляет

1. Мы работаем совсем не так, как принято было работать исторически. Мы – индивиды – редко потребляем то, что производим. Довольно часто люди не могут получить работу по специальности. Машины постепенно отбирают у нас рабочие места: кассы самообслуживания, роботы на сборочных конвейерах, роботы-телефонисты.

2. Мировая экономика – штука несправедливая. Безусловно, имеются положительные тенденции. Согласно данным Всемирного банка с каждым годом уменьшается количество людей, живущих за чертой бедности. Однако есть и другие неравенства. По данным фонда Oxfam на 2017 год восемь богатейших людей планеты владеют тем же состоянием, что и 3,6 миллиона людей, – это половина беднейшего населения Земли. Исследование Credit Suisse Group говорит о том, что средний класс на Западе сокращается, зато растет пропасть между богатыми и бедными. Меритократия – миф, который развеивается на глазах.

3. Травля на рабочих местах – явление распространенное. Конкурентная природа многих компаний порождает агрессивное соперничество, которое, в свою очередь, может легко превратиться в манипулирование и травлю. Согласно исследованию Университета Феникса, 75 % трудящихся в США стали либо жертвами, либо свидетелями жестокого обращения. Но жертвами становятся не всегда те, о ком мы думаем. По данным Института исследования травли на рабочем месте[30], жертвами становятся вовсе не слабые участники коллектива. Очень часто у жертв больше опыта и квалификаций, чем у агрессоров-старожилов, которые могут представлять реальную угрозу. Британский конгресс трейд-юнионов совместно с Проектом против повседневного сексизма[31] провел исследование и выяснил, что 52 % служащих стали жертвами сексуальных домогательств на рабочем месте.

4. В худшем случае стресс на рабочем месте может стать фатальным. Например, в 2008–2009 годах, а затем в 2014 году французский оператор связи Orange заявлял о всплесках самоубийств среди своих работников. После первой волны, когда за несколько месяцев погибли 35 работников, глава компании списал это на «моду», однако официальный отчет, опубликованный в The Guardian, винил во всем «преследование со стороны управленцев», которое «подорвало психологическое состояние персонала и нанесло удар по физическому и ментальному здоровью сотрудников».

5. Оценочная культура токсична. Пол Верхаге, бельгийский профессор-психоаналитик, считает нездоровым современный способ организации работы, когда компания устроена по вертикальному принципу, за каждым работником наблюдают, оценивают и анализируют его вклад. Даже тем, кто не работает, приходится проходить через нечто похожее – нескончаемые циклы проверок и неусыпный контроль. Школьники уже сейчас обнаруживают, что тестирования и оценки скорее заставляют нас тревожиться о будущем, чем наслаждаться настоящим.

6. Культура может стать причиной низкой самооценки. Нам втолковывают идею, что успех – результат упорной работы, которую проделывает человек. И нет ничего удивительного в том, что когда мы проживаем неудачи – а в культуре достижений, которая наживается за счет амбиционзых иллюзий, мы проживаем их постоянно, ведь планка слишком высока, – мы принимаем их близко к сердцу. Неудачу мы отождествляем с собой. Жаль, но нас не учат разбираться в деталях.

7. Нам нравится работать. Мы чувствуем себя нужными. Однако работа может плохо сказываться на физическом здоровье. В 2015 году Финский институт гигиены труда[32] опубликовал исследование – крупнейшее в этом роде, – в котором пытались найти связь между работой и потреблением алкоголя. Были собраны данные о более 333 000 работников из 14 стран мира и доказано: чем дольше наш рабочий день, тем больше мы пьем алкоголя.

8. Сложно оспаривать нашу культурную одержимость работой. Политики и крупные бизнесмены придерживают идею об упорном труде как одну из главный добродетелей. О «простых порядочных работягах» и «трудолюбивых семьях» они говорят со слезами на глазах и с нотками подхалимства. Мы соглашаемся с пятидневной рабочей неделей, словно это закон природы. Мы нередко чувствуем вину, когда временно не работаем. Мы повторяем себе слова Бенджамина Франклина: «Время – деньги», – забывая о том, что деньги – это еще и удача. Зачастую у людей, которые очень много работают, денег меньше, чем у тех, кто почти не работал в своей жизни.

9. Люди трудятся все больше и больше, однако это усердие не гарантирует увеличение продуктивности. В шведском городе Гётеборг провели эксперимент: медсестры работали шесть часов в день вместо привычных восьми; результаты показали, что при шестичасовом рабочем дне они чувствовали себя счастливее и бодрее. Они брали меньше больничных, меньше жаловались на боли в спине и шее, также увеличилась их продуктивность на рабочем месте.

10. Рабочее место может обесчеловечивать. Нам самим необходимо оценивать, ухудшается ли наше здоровье из-за работы, несчастливы ли мы из-за нее и можем ли мы хоть что-то с этим сделать. Какую ношу мы тащим на себе на самом деле, ведь зачастую мы просто не способны увидеть то, что происходит с нами из-за работы. Разве жизнь – это гонка, в которой мы проигрываем? И в этой бесконечной гонке мы не смеем остановиться и подумать, что для нас хорошо, а что – нет.

Десять способов работать, но не сорваться

1. Попробуйте заняться чем-то, что вам нравится. Если вам нравится ваша работа, вы будете лучше ее выполнять. Если она нравится вам, то вы не будете воспринимать ее как работу. Попытайте относиться к работе как к полезной игре.

2. Задача не в том, чтобы сделать как можно больше, а в том, чтобы у вас было не так много задач. Будьте минималистом в работе. Минимализм – это про то, как делать меньше, но эффективнее. В нашей работе все наоборот – мы стараемся делать много, но неэффективно. Деятельность не всегда равна достижению.

3. Устанавливайте границы. В течение дня или недели у вас должно быть время, свободное от работы, электронной почты и всякой суеты.

4. Не напрягайтесь из-за сроков сдачи. Я не уложился в срок с этой книгой, и тем не менее вы все равно читаете ее.

5. Папка входящих писем никогда не будет пустой. Примите этот факт.

6. Старайтесь, насколько это возможно, работать так, чтобы делать мир немного лучше. Мир формирует нас. Если мы делаем мир лучше, то и сами становимся лучше.

7. Будьте добры к себе. Если недостатки работы перевешивают пользу зарплаты – бросьте такую работу. Если кто-то использует свою власть, чтобы задирать или притеснять вас, не стоит этого терпеть. Если вы ненавидите свою работу, и вам станет легче, когда вы просто уйдете с нее во время обеденного перерыва, вставайте и уходите. И больше не возвращайтесь.

8. Не придавайте работе большего значения, чем нужно. По мнению Бертрана Рассела: «Один из признаков близящегося нервного срыва – уверенность в чрезвычайной важности своей работы»[33].

9. Не беритесь за ту работу, выполнения которой от вас ожидают. Делайте то, что вы хотите. Жизнь всего одна. Самое лучшее, что вы можете сделать, – прожить ее так, как вы хотите.

10. Перестаньте быть перфекционистом. Люди несовершенны. Мы не роботы, мы люди. Будьте несовершенными. Ведь через ошибки мы развиваемся.

Прогресс

Я могу показаться диким ретроградом и консерватором, если скажу, что всеобщий технологический прогресс – это плохо.

Почти никто из нас не променял бы технологии, которые есть сейчас, на жизнь сто лет назад. Кто же откажется от мира с машинами, навигаторами, смартфонами, ноутбуками, стиральными машинами, Skype, социальными сетями, видеоиграми, Spotify, рентгеном, искусственным сердцем, банкоматами и онлайн-покупками? Уж точно не я.

Пока я писал эту книгу, старался оценить, какую психологическую цену платит человечество за этот мир на примере психики, которая хорошо мне знакома, – моей собственной. Я пишу о том, как мы – люди – можем сохранять здравый рассудок в сходящем с ума мире. Мое психическое расстройство – каким бы по-настоящему кошмарным оно ни было – научило меня замечать триггеры и пытки современного мира.

Однако меня по-настоящему волнует то, что мы – как общество – можем предпринять. Нам не дано повернуть время вспять. Мы не можем вдруг отказаться от технологий, да никто и не захочет этого сделать. Так как же мы – в коллективном смысле – можем сделать этот мир лучше для самих себя?

Юваль Ной Харари – один из выдающихся людей, искавших ответ на этот вопрос; профессор истории в Еврейском университете в Иерусалиме в своих прорывных книгах «Sapiens: Краткая история человечества» и «Homo Deus: Краткая история будущего» задает вопросы о том, что именно делает нас людьми и как технологии не только преобразуют наш мир, но и переформатируют само человечество. Он рисует кошмарный сценарий будущего, в котором машины превзойдут своих создателей в развитии, и приходит к неутешительному выводу: «Человек вида Homo sapiens, каким мы его знаем, исчезнет примерно через век».

После прочтения книг Харари я стал задумываться о том, почему люди сознательно стремятся в будущее, в котором они постепенно останутся не у дел. Также я вспомнил о книге Джона Грея «Соломенные псы», которая вдохновила меня чуть раньше. В книге разбирается по косточкам идея о том, что социальный прогресс человечества – опасный миф. В конце концов, мы – единственные животные – насколько мы можем судить, – одержимые мыслями о прогрессе. Может, в мире и есть черепахи-историки, которые поздравляют предыдущее поколение черепах с тем, что те создали более просвещенное черепашье общество, но нам про них точно ничего не известно.

В одной из своих статей в The Observer я спрашиваю Харари о том, стоит ли нам сопротивляться образу как неминуемого технологического скачка. Стоит ли нам попробовать увидеть будущее иначе?

«Вы не можете просто взять и остановить технологический прогресс, – ответил он. – Даже если некоторые страны приостановят исследования искусственного интеллекта, другие продолжат их. Важнее другой вопрос – что делать с технологиями? Ведь мы можем использовать одну и ту же разработку для совершенно разных социальных и политических целей».

В настоящем у нас есть наглядный и очевидный пример – Интернет. Когда-то он был известен как Всемирная паутина, и для нас это еще и пример того, что взяло свое начало в утопических идеях, которые вскоре перестали быть таковыми.

«Если мы обратимся к двадцатому столетию, – продолжает Юваль, – то увидим, как с помощью одних и тех же технологий – электричества и поездов – можно создать коммунистическую диктатуру или либеральную демократию. Та же история с искусственным интеллектом и биоинженерией. Поэтому, с моей точки зрения, людям не стоит задумываться над тем, как остановить технологический прогресс, ведь это невозможно. Вместо этого стоит размышлять над вопросом о том, как именно применить новых технологии. И здесь у нас есть достаточно власти для того, чтобы повлиять на выбор сфер их применения».

Как водится, решение проблемы начинается с ее осознания. Другим словами: в задаче «как сделать наш ум и нашу планету здоровее и счастливее» – решение одно. Когда Харари говорит о том, что мы можем использовать одинаковые технологии для разных целей, это верно как в узком контексте индивида, так и в глобальном контексте общества. Если мы осознаем, как использование технологий влияет на нас, то сможем понять и то, как использование технологий влияет на планету. Планета формирует нас. Но мы тоже формируем планету через наш жизненный выбор.

Случается, мы или наше общество идем в неверном направлении, тогда нам необходимо сделать кое-что очень смелое и очень сложное. Нам нужно измениться.

Эта перемена может принимать различные формы. К примеру, мы можем применять технологии с целью помочь нашему сознанию: закачать приложение, ограничивающее наше время пребывания в социальных сетях, купить регулятор яркости света, больше ходить пешком, тактичнее обращаться с людьми в Интернете, выбрать машину, которая будет меньше загрязнять воздух. В конечном итоге, доброта к себе и к планете – это одно и то же.

«Прогресс, – писал К. С. Льюис, – означает приближение к тому месту, к той точке, которую вы хотите достигнуть. И если мы повернули не в ту сторону, то продвижение вперед не приблизит нас к цели»[34].

Я думаю, эта точка зрения невероятно хороша. Движение вперед – будь то на уровне личности или общества – не может считаться положительным только потому, что это движение вперед. Иногда мы идем в неверном направлении. Иногда общества выбирают ложный путь. Если при этом мы чувствуем себя несчастными, то в этом случае прогрессом может считаться поворот на сто восемьдесят градусов и возвращение к верному пути. Нам – индивидам или целой культуре – никогда не стоит думать, что существует лишь одна неминуемая версия будущего.

Наше будущее в наших руках.

Пространства

В формировании нашего будущего ключевую роль играют пространства. Необходимо, чтобы у нас было пространство, где мы можем быть свободными, быть собой. Физическое и психическое пространство.

В большинстве случаев, города, в которых мы живем, – это места, где мы в первую очередь – потребители, а уж потом люди. Именно поэтому нам так дороги те исчезающие места, где малозначимое с точки зрения экономики бытие все еще возможно, – леса, парки, государственные музеи и галереи, библиотеки.

К примеру, библиотеки – потрясающие пространства, которые сейчас находятся под угрозой. Люди у власти просто закрывают их за ненадобностью в век Интернета. Но они упускают самое главное. Многие библиотеки используют Интернет весьма новаторски, предоставляя людям доступ к книгам и в саму Сеть. К тому же, библиотеки – это не просто скопление книг. Это те из немногих общественных мест, где нами интересуются больше, чем нашим кошельком.

Под угрозой и другие места: нематериальные, временны́е и цифровые пространства. Все чаще интернет-компании хотят нанести ущерб нашей самости, видя в нас не личность, а существо, наполненное информацией, которую можно собрать и продать.

Мы непрерывно жертвуем своим временем в течение дня и недели во имя работы и других обязанностей.

Есть даже состояния ума, находящиеся под угрозой. Все сложнее достичь состояния, в котором можно свободно, или хотя бы спокойно, подумать. Этим можно объяснить не только рост тревожных расстройств, но и рост популярности уравновешивающих практик, таких как йога и медитация.

Люди жаждут обрести физическое и нефизическое пространство, в котором они могли бы быть внутренне свободными; пространство, свободное от непрошенных, отвлекающих мыслей, которые скачут в нашей голове, словно всплывающие рекламные окна с сообщениями из обезумевшего мира. Это пространство можно найти. Но не стоит рассчитывать на то, что оно появится само собой. Мы должны сознательно искать его. Мы можем выбирать время, чтобы почитать или позаниматься йогой, долго принимать ванну, приготовить любимое блюдо или пойти на прогулку. Мы можем даже отключить телефон, закрыть ноутбук – отключиться от Сети. Все это, чтобы найти незамутненную, если хотите, акустическую, версию себя.

Вымысел есть свобода

Книги могут стать источником такого пространства. Сюжеты из художественной литературы.

В одиннадцать лет у меня не было друзей, мне было сложно прижиться в школе; тогда-то я прочитал книги С. Э. Хинтон «Изгои», «Бойцовые рыбки» и «Текс», и вдруг у меня появились друзья. Эти книги и их герои стали моими друзьями. Для меня они были настоящими, ведь они меня здорово выручали. В разные времена я дружил с Винни-Пухом, скаутом Финчем, Пипом и Сесиль из «Здравствуй, грусть». А их истории стали для меня убежищем, где я мог скрыться и чувствовать себя в безопасности.

В мире, который может опостылеть и в котором все меньше места нашему сознанию, выдуманные миры необходимы как воздух. Да, они могут стать уходом от реальности, но не от истины. Скорее наоборот. Мне было сложно играть по правилам реального мира, ведь приходилось следовать определенным законам, говорить неправду, фальшиво смеяться. На этом фоне вымысел не казался мне уходом от истины, а наоборот – обретением ее. Даже если это была истина с монстрами и говорящими медведями, в ней всегда заключалась какая-то правда. Та правда, которая удерживает нас в здравом уме, или хотя бы помогает оставаться собой.

Чтение никогда не было для меня антисоциальным занятием. Наоборот, оно глубоко социально. Чтение оказалось самым эффективным способом социализации. Оно позволяло погрузиться в воображение другого человека, сформировать контакт, свободный от кучи общественных фильтров.

Как часто чтение рассматривают с точки зрения общественной ценности. Его связывают с образованием, экономикой и прочей мишурой. Однако за этим теряется весь смысл чтения.

Читать важно не потому, что это поможет найти хорошую работу. Это важно потому, что чтение дарит пространство, где можно существовать помимо привычной реальности. Оно объединяет людей. Через него взаимодействуют умы. Оно и есть мечты, эмпатия, взаимопонимание, спасение.

Чтение – любовь в действии.

Нам жизненно необходимо такое пространство, и книги не единственный его источник.

Отовсюду трубят о том, что нам нужно получить исключительный и захватывающий опыт, действовать очертя голову, на свой страх и риск или «просто делать это»[35] (как вечно гавкал Nike, словно инструктор строевой подготовки). Будто бы мы все живем ради того, чтобы завоевать золотые медали, вскарабкаться на Эверест, стать ведущими исполнителями на фестивале «Гластонбери» или достичь усиленного оргазма во время прыжка с парашютом над водопадом Ниагара. Раньше мне хотелось именно этого. Мне все время хотелось затеряться в ярких впечатлениях, будто жизнь была шотами текилы, которые нужно опрокидывать. Но жить так невозможно. Чтобы обрести шанс на долгое счастье, необходимо угомониться. Нужно просто быть, а не «просто делать».

Мы наполняем жизнь нескончаемой деятельностью, и причина этому – общепринятое на Западе убеждение: можно достигнуть счастья и удовлетворенности, только если мы что-то покупаем, «ловим момент» и «берем жизнь за рога». Иногда мы можем сделать кое-что получше – воспринимать жизнь не как то, что нужно «урвать» или «достигнуть», а как то, что у нас уже есть. Если мы разберем наш умственный хлам, то сможем сполна насладиться этим.

В книге «Искусство силы»[36] буддийский монах Тхить Нят Хань говорит: «Многие люди принимают воодушевление за счастье», – хотя на самом деле, «когда ты воодушевлен, ты не в состоянии покоя. Истинное счастье основано на покое».

Лично я не хочу жить с ощущением полного, ровного покоя внутри. Время от времени я хотел бы испытывать накал страстей и оживление. Это часть меня. Но сейчас я жажду обрести внутренний покой и чувство принятия больше, чем когда-либо.

Чтобы принять и познать себя, нужно создать особое внутреннее пространство, где вы сможете найти себя; оно должно быть подальше от мира, который зачастую призывает нас терять себя.

Нам необходимо создать пространство для себя, будь то чтение книг, медитация или прекрасный вид из окна. Пространство, где мы не стремимся и не тоскуем, не работаем, не волнуемся и не мудрствуем. Пространство, в котором мы можем себе позволить даже не надеяться. Пространство, в котором мы воспринимаем себя нейтрально, где мы просто дышим, где мы – это просто мы, где нас переполняет простое животное удовольствие от бытия и где мы не хотим ничего, кроме того, что мы уже имеем, – нашу жизнь.

Цель

Наслаждаться каждым мгновением. Не думать о завтрашнем дне. Позабыть все тревоги, сожаления и страхи, порожденные нашим представлением о времени. Не думать на прогулках ни о чем, кроме прогулок. Лежать в кровати, не спать и при этом не волноваться о сне, а просто быть в этом горизонтальном состоянии светлого счастья, свободного от беспокойства за прошлое и будущее.

Деревья сикоморы

Пока я писал эту книгу, моей маме пришлось перенести серьезную операцию на открытом сердце по замене клапана аорты. Операция прошла успешно, и мама поправилась; но неделя, которую она провела в реанимации – с докторами и медсестрами, которым нужно было пристально наблюдать за уровнем кислорода в ее крови, – заставила нас поволноваться. Уровень кислорода был критично низким.

Мы с Андреа решили ночевать в гостинице неподалеку от больницы. Мы с папой дежурили у маминой кровати, а она просыпалась и снова забывалась. Я кормил ее с ложки больничной едой и приносил из магазина смузи, а иногда газету для отца. Моя тревога за маму поглотила все остальное. Мне было ужасно стыдно за то, что я почти не слушал ее рассказы о самых первых походах к доктору.

В больнице я и думать забыл о срочных электронных письмах, на которые не ответил. Я ни разу не испытал соблазна заглянуть в социальные сети. Даже мировые новости мало волнуют, когда ты сидишь в отделении интенсивной терапии, а из-за тонких занавесок доносятся стенания по пациенту на соседней койке, который только что скончался.

Палаты интенсивной терапии – унылое место, но именно здесь – в этих стерильных комнатках, полных людей, балансирующих между жизнью и смертью, – живет надежда. А доктора и медсестры – пример для подражания.

Жаль только, что понять это можно, лишь столкнувшись с потрясениями в нашей жизни или жизни наших близких. Вот если бы мы могли жить с этим пониманием; могли бы всегда расставлять нужные приоритеты, даже когда нам хорошо и мы здоровы. Представьте, будто мы можем думать о наших близких так, как мы думаем о них, когда они в критическом состоянии, и делиться любовью, которая всегда в нас. Вообразите, что мы можем хранить в себе доброту и сердечную благодарность жизни.

Когда моя жизнь переполнена ненужным напряжением, я вспоминаю ту палату, где пациенты были благодарны за возможность смотреть в окно, видеть солнечный свет и деревья-сикоморы, и где жизнь сама по себе значила все.

Любовь

Только любовь спасет нас.

Отрицательный психограмм

(то, от чего становится легче)

Представьте, что наряду с психограммами, есть то, от чего вашему сознанию становится легче. Назовем это отрицательными психограммами или – пг.

И так далее.

Шри-Ланка

Как-то раз меня пригласили в город Галле на юго-восточном побережье Шри-Ланки на литературный фестиваль и попросили выступить на тему психического здоровья. Событие для тех мест особенное, ведь на Шри-Ланке разговоры на тему ментальных расстройств табуированы. Это было очень волнующе – слушать истории о тревоге, депрессии и ОКР, суицидальных наклонностях, биполярных расстройствах и шизофрении, ведь они были рассказаны в культуре, где не принято о них говорить публично. Было ощущение, что стереотипы исчезают на глазах.

Однако мне больше запомнился не сам фестиваль, а день после него. На пляже Хиккадува местные и туристы кормят с рук водорослями огромных черепах. Андреа с детьми тоже были на этом пляже. В свои двадцать лет, когда я страдал» агорафобией, был убежден, что не доживу до тридцати, и отталкивал от себя всех, кого любил, я ни за что на свете не подумал бы, что окажусь там. И вот, в свои сорок, я стоял на этом безмятежном пляже в Южном полушарии рядом с близкими людьми и древними рептилиями. Эти долгожители казались такими мудрыми и спокойными. Я пытался постичь секрет их мудрости и сожалел о том, что люди не могут задавать вопросы черепахам.

Так вот, когда депрессия накрывает меня, я закрываю глаза, открываю «банк памяти хороших дней» и вспоминаю солнечные лучи, смех и черепах. Вспоминаю о том, что иногда невозможное становится вполне возможным.

Жизнь глазами рептилии

– Привет, черепаха.

✓ А, привет.

✓ Дай мне жизненный совет.

✓ Почему ты просишь совета у меня?

✓ Потому что ты черепаха.

✓ И что?

✓ Черепахи живут миллионы лет. На планете вы уже 157 миллионов лет. Вы старше Homo sapiens в более чем в 700 раз. Вы, как вид, должны знать что-то.

✓ Ты путаешь длительность опыта с широтой кругозора.

✓ Люди превратили мир в неизвестно что. Черепахи в этом не участвовали.

✓ Ага. Из-за вас мы на грани вымирания.

✓ Извини.

✓ «Вы» – это про человечество вообще. Но ты его часть.

✓ Знаю. Я человек. Часть вины на мне.

✓ Да, именно так.

✓ Да.

✓ В общем, если тебе еще нужен мой совет, то вот он – хватит уже.

✓ Что хватит?

✓ Хватит гоняться за мелочами. Кажется, что вы так стремитесь избежать чего-то. Почему? Дело в воздухе? Он не удерживает вас на плаву? Может, вам стоит проводить больше времени в море. Так вот, хватит уже. Хватит торопиться, вы и есть ваше время. Можете двигаться быстро или медленно, но помните, что вы всегда берете с собой себя. Наслаждайтесь плаванием в водах бытия.

✓ Точно.

✓ Взгляни на мою голову. Она крошечная. Массу мозга не стоит даже соотносить с массой тела. Но это не важно. Если бережно относиться к жизни, то сможешь замечать главное. Сможешь жить так, как тебе нужно. Сможешь выбрать земноводный подход к жизни. Сможешь поймать ритм целой планеты Земля. Сможешь быть сухим и мокрым. Сможешь настроиться на ветер и на воду. Сможешь настроиться на себя. Знаешь, как здорово быть черепахой?

✓ Наверняка. Спасибо, черепаха.

✓ Ага. А теперь можно мне еще немного водорослей?

Признать непризнанное

Тревога может продолжаться бесконечно. Если она принимает форму болезни, то вы испытываете слепое отчаяние. Единственный выход – прозреть и увидеть свое состояние, хотя это почти невозможно. Иногда фокус заключается в том, чтобы признать непризнанное. У меня время от времени получается принять свое состояние непринятия, или смириться со своим ощущением дискомфорта, или признать тот факт, что я ничего не контролирую.

Вот избитая истина: невозможно дойти туда, куда хочешь, если ты не понимаешь, где находишься. Мир отговаривает нас принимать самих себя. Но уговаривает нас быть богаче, красивее, стройнее, счастливее; он предлагает нам хотеть большего. Когда мы больны, эта истина актуальна вдвойне; именно в болезни жизненно необходимо принимать себя, признавать свою боль, чтобы отпустить ее, мало-помалу отдать миру, который стал ее причиной.

Небо всегда над нами

Я только что посмотрел в окно и мне стало спокойнее. Сегодня кокетка-луна, прикрытая вуалью облаков, красуется в ночной синеве неба. Небо – это палитра чувств. Ее не поймает ни один фотоаппарат.

Я вспомнил кое-что. Лет десять назад со мной случилась затяжная депрессия – это был самый тяжелый период со времен моего срыва в двадцать лет, – и небо было для меня огромным утешением. Мы жили в Йоркшире, где освещение было не слишком интенсивным, поэтому небосвод просматривался далеко и четко. Я выносил мусор на улицу, а потом просто стоял, смотрел на ночное небо и чувствовал, как уменьшался я и уменьшалась моя боль. Я стоял на улице, вдыхал прохладный воздух и рассматривал звезды, планеты и созвездия. Я глубоко дышал небом, словно вдыхал и выдыхал космос. Иногда я клал руку на живот и чувствовал, как мое нервное прерывистое дыхание выравнивалось.

Мне всегда было интересно, почему небо, особенно ночное, так на нас действует. Сначала я думал, что дело в масштабе. Когда мы смотрим в космос, то чувствуем себя песчинками. Мы чувствуем себя маленькими не только по сравнению с космосом, но и со временем. Ведь когда мы смотрим в космос, мы смотрим в историю древнего мира. Мы смотрим на то, какими звезды были, а не какие они есть. До нас доходит их свет. Он не появляется мгновенно. Скорость распространения света равна 186 000 милям в секунду. Кажется, что это быстро, однако это означает, что свет от ближайшей к Земле звезды (после Солнца) идет до нас четыре года.

Некоторые видимые невооруженным глазом звезды находятся в 15 000 световых лет от нас. В своей шедевральной книге «Космос»[37] Карл Саган писал: «Азот наших ДНК, кальций наших зубов, железо нашей крови, углерод наших яблочных пирогов созданы в недрах сжимающихся звезд. Мы сотворены из звездного вещества».

Небо, как и море, может дать нам опору. Оно словно говорит нам: «Слушай, не волнуйся. Ты часть чего-то большего, чем твоя жизнь; часть чего-то космического в прямом смысле слова. Это просто удивительно. Следуй примеру деревьев или птиц и время от времени чувствуй, что ты неотделим от этого естественного порядка. Ты невероятен. Ты все и ничто. Ты мгновение и целая вечность. Ты и есть жизнь вселенной. Так держать!»

Природа

Небо утешает нас. Королевский колледж Лондона в 2018 году провел научное исследование, в ходе которого обнаружилось вот что: когда мы смотрим на небо, то укрепляем наше психическое здоровье. Но речь не только о созерцании неба; то же относится к деревьям, пению птиц, прогулкам и ощущению связи с природой.

Участников исследования просили записывать, как они себя чувствуют, находясь в разных местах. Любопытно, что ученые провели очень тщательную подготовку; они учли такой фактор риска, как ухудшение психического состояния каждого участника, что, в свою очередь, дало возможность оценить, насколько импульсивным было их поведение.

Исследованию было дано весьма меткое название: «Урбанистическое сознание: использование смартфонов для изучения воздействия природы на реальное психическое здоровье». В его ходе было обнаружено, что пребывание на природе хорошо для всех, но особенно положительный эффект оно оказывает на людей, предрасположенных к психическим расстройствам, таким как зависимости, СДВГ, диссоциальное расстройство личности и биполярное расстройство.

«Краткосрочное пребывание на природе имеет измеримый положительный эффект на психическое здоровье», – заключила доктор Андреа Мечелли, которая была задействована в исследовании.

Экотерапия (или «зеленая забота») сейчас на подъеме. Городские фермы и общинные сады используют в терапии для снижения уровня стресса, тревоги и депрессии. Впрочем, во многих случаях это всего лишь следование старому доброму совету: «Пойди подыши свежим воздухом». Еще в 1859 году Флоренс Найтингейл в своих «Записках об уходе» писала: «Темные жилища столь же вредны для здоровья пациентов, как жилища плохо проветриваемые». А также: «Человек нуждается не в любом свете, но именно в свете солнечном»[38]. Наконец-то у нас есть научные обоснования ее словам.

Проблема в том, что сейчас более половины населения Земли живет в городах. В 1950 году более двух третьих населения жили в сельских поселениях. Сейчас же большая часть людей по всему миру живет в каменных джунглях. А так как в наши дни люди проводят больше времени в помещениях, то очевидно, что мы проводим все меньше времени в лесах и под открытым небом.

Пришло время вспомнить о том, что природа может помочь нам и нашим детям. Нам нужно больше свежего воздуха, солнечного света и, возможно – если повезет, – прогулок по полям и лесам. Теперь, имея доказательства, мы, вероятно, сможем сделать наши общие городские застройки зеленее и приятнее, так, чтобы преимущества общения с природой были у всех, а не только у тех, кому повезло.

Мир внутри

Да, красота природы может исцелить. Но на Ибице в 1999 году я стоял на вершине утеса рядом со своей виллой, укрывшись в одном из наиболее тихих уголков на востоке острова, и пытался заставить себя прыгнуть.

Я буквально не мог – или не видел возможности – справиться с душевной болью и свалившимся на меня хаосом, и мечтал, чтобы никому в мире не было до меня дела, чтобы я мог просто уйти и исчезнуть, с минимальными, так сказать, последствиями.

Иногда я думаю об этом утесе. Об этой редкой траве под ногами, сверкающем море и простирающейся вдаль известняковой береговой линии. Тогда ничто не могло меня утешить. Доказано, что природа полезна для человека, однако во время кризиса ничто не помогает. Ни одна на свете теория не облегчила бы мое состояние в ту минуту острой невидимой боли. За двадцать лет мое мнение не изменилось. И все же сейчас я могу стоять там и чувствовать красоту, ощущая себя совершенно не похожим на того испуганного молодого человека, которым был когда-то.

Мир влияет на нас, точнее, на то, что у нас внутри. Там есть пространство, которое не зависит от того, что мы видим и где находимся. Это значит, что мы можем чувствовать боль и в красоте, и в покое. Равно как и ощущать спокойствие в мире страха. Мы можем развивать спокойствие внутри себя, спокойствие, которое живет, растет и заставляет нас двигаться вперед.

Есть одно избитое высказывание про чтение: сколько книг, столько и читателей. Оно означает, что у каждого читателя есть свой взгляд на книгу. Допустим, пять человек прочитали роман «Левая рука Тьмы» Урсулы Крёбер Ле Гуин. У каждого сложится о нем свое впечатление, по-своему истинное. То же самое и с миром. Сколько жителей, столько и миров. Мир существует внутри нас. Наш внутренний опыт не есть объективная константа под названием «Мир». Нет. Наш опыт – это взаимодействие с миром, наша собственная его интерпретация. В некоторой степени мы все создаем свои собственные миры. По-своему прочитываем их. И при этом отчасти можем выбирать, что читать. Мы должны понять, что́ в мире заставляет нас чувствовать грусть, страх, растерянность, болезнь, спокойствие или счастье.

Во всех этих миллиардах человеческих миров мы должны отыскать тот, в котором хотим жить. Тот, который не появится, если мы его не придумаем.

А еще мы должны понять, что мир – это не наши чувства, как бы он на них не влиял. Мы можем чувствовать спокойствие в больнице или умирать от боли, стоя на испанском утесе.

Мы можем противоречить самим себе. Мы можем противоречить миру. Иногда мы можем даже сделать невозможное. Мы можем жить, когда смерть дышит нам в спину. Или продолжать надеяться, зная, что надежды больше нет.

Ты вне сети

Иногда жизнь похожа на перегруженную эффектами песню, какофонию из сотен одновременно играющих инструментов. Иногда, под один только аккомпанемент гитары и голоса, песня звучит лучше. Иногда, когда в ней намешано слишком много всего, песню трудно услышать.

Подобно этой потерянной в обработке мелодии, наша внутренняя мелодия тоже может быть утеряна.

За десятки тысяч лет наша природа совсем не изменилась, и мы должны помнить об этом с каждым новым разработанным приложением, смартфоном, платформой для социальных сетей или ядерным оружием. Мы должны помнить песню о том, как быть человеком. Думать о воздухе, когда мы тонем. Отыскать островок спокойствия в эпоху маркетинга, экстренных новостей и нескончаемого потока ежедневных потрясений, которыми напичкан Интернет. Не боятся своего страха. Быть собой – блестящим, правдивым, красивым, хрупким, дефектным, несовершенным, диким, стареющим, прекрасным «я». Тем самым глубинным «я», застрявшим в ловушке времени и пространства, но освобожденным за счет своей способности останавливаться в любой момент и находить что-то – песню, солнечный луч, разговор, кусочек милого граффити, – что поможет почувствовать невероятное чудо жизни.

Во вселенной существует только одна вещь, которую вы точно можете улучшить, – это вы сами.

Олдос Хаксли

То, что у нас было всегда

Утесы. Папоротники. Общение. Небо. Человек на луне. Сентиментальность рассветов и закатов. Вечная любовь. Головокружительная страсть. Заброшенные планы. Сожаление. Безоблачное ночное небо. Полнолуние. Утренние поцелуи. Свежие фрукты. Океаны. Моря. Приливы. Реки. Неподвижные, как зеркала, озера. Дружба. Комедия. Смех. Рассказы. Мифы. Песни. Голод. Удовольствие. Секс. Смерть. Вера. Пожар. Глубокая безмолвная созерцающая доброта. Свет, что становится ярче от сгустившейся вокруг темноты. Зрительный контакт. Танцы. Бессмысленный разговор. Многозначительное молчание. Сон. Грезы. Кошмары. Монстры, составленные из теней. Черепахи. Рыба-пила. Свежая зелень мокрой травы. Сине-фиолетовые сумеречные облака. Мокрый грохот волн о медленно распадающиеся скалы. Темный гладкий блеск сырого песка. Невероятное облегчение от утоления жажды. Страшное, мучительное осознание жизни. Мгновения настоящего, из которых состоит вечность. Проблеск надежды. Обещание обрести дом.

То, что я говорю себе, когда я не справляюсь

1. Все в порядке.

2. Даже если все не в порядке и ты не можешь никак на это повлиять, не пытайся это контролировать.

3. Ты чувствуешь себя непонятым. Все чувствуют. Не стремись к тому, чтобы люди понимали тебя. Стремись понять себя сам, и все остальное уже не будет иметь значения.

4. Прими себя. Если ты не можешь быть счастлив с самим собой, хотя бы прими себя таким, какой ты есть сейчас. Невозможно изменить себя, если ты не знаешь, кто ты.

5. Не будь крутым. Никогда. Никогда не пытайся быть крутым. Не думай о том, что думают крутые люди. Стремись к людям другого склада. Ведь смысл жизни не в крутости. На крутых поворотах легко свернуть шею.

6. Найди хорошую книгу. Сядь и читай. В жизни обязательно настанут времена, когда ты будешь потерян и сбит с толку. Чтение – это обратный путь к себе. Помни об этом. Чем больше ты читаешь, тем лучше знаешь, как найти выход из любой трудной ситуации.

7. Не зацикливайся. Пусть имя, пол, национальность, ориентация или профиль в Facebook не вводят тебя в заблуждение. Будь больше, чем просто данные о тебе. Китайский философ Лао-цзы сказал: «Когда я освобождаюсь от того, кто я есть, я становлюсь тем, кем я могу быть».

8. Не торопись. Лао-цзы также сказал: «Природа никогда не спешит, но всегда успевает».

9. Наслаждайся Интернетом. Не выходи в Сеть, если это не приносит удовольствия. (Простая заповедь, но как же сложно ей следовать.)

10. Помни, что многие чувствуют себя точно так же. И таких людей можно очень легко найти в Сети. Это один из наиболее терапевтических аспектов эпохи социальных сетей – возможность найти эхо собственной боли, найти кого-то, кто поймет.

11. По словам Йоды: «Нельзя пытаться быть». Попытка – это не жизнь.

12. Недостатки – это то, что делает нас уникальными. Несовершенства. Прими их. Не пытайся отфильтровать свою человеческую природу.

13. Не позволяй маркетингу убедить себя в том, что счастье – это коммерческая сделка. Как однажды сказал американский ковбой-чероки Уилл Роджерс: «Слишком многие люди тратят деньги, которые они с трудом заработали, на вещи, которые им не нужны, чтобы впечатлить людей, которые им не нравятся».

14. Никогда не пропускай завтрак.

15. Чаще ложись спать до полуночи.

16. Даже в безумные времена – Рождество, семейные праздники, среди аврала на работе и городских гуляний – пытайся найти моменты покоя. Время от времени уходи в спальню. Добавь в свой день запятую.

17. Меньше покупай.

18. Займись йогой. Трудно быть утомленным, когда твое тело и дыхание полны энергии.

19. В сложные времена придерживайся распорядка дня.

20. Не сравнивай худшие моменты своей жизни с лучшими моментами жизни других людей.

21. Цени вещи, которых тебе больше всего не хватало бы, если бы они вдруг исчезли.

22. Не загоняй себя в угол. Не пытайся раз и навсегда понять, кто ты есть. Как сказал философ Алан Уотс: «Попытки улучшать или совершенствовать себя подобны попыткам человека укусить свои зубы этими самыми зубами»[39].

23. Гуляй. Бегай. Танцуй. Ешь тосты с арахисовым маслом.

24. Не пытайся чувствовать то, что на самом деле не чувствуешь. Не пытайся быть тем, кем ты быть не можешь. Это опустошит тебя.

25. Общение с миром не имеет ничего общего с Wi-Fi.

26. Будущего не существует. Планы на будущее – это просто планы на другое настоящее, в котором ты строишь планы на будущее.

27. Дыши.

28. Люби сейчас. Люби прямо сейчас. Немедленно! Люби бесстрашно. Дэйв Эггерс писал: «Жизнь в ожидании любви – это не жизнь»[40]. Люби самоотверженно.

29. Не вини себя. В современном мире практически невозможно не чувствовать вину, если только ты не социопат. Мы переполнены чувством вины. Есть вина, которую мы узнали еще в детстве, чувствуя себя плохо, потому что едим, когда столько людей в мире голодает. Вина привилегии. Вина перед экологией из-за того, что мы водим автомобиль, летаем на самолетах или используем пластик. Вина из-за покупки вещей, которые каким-то образом могут оказаться неэтичными. Вина невысказанных или неверных желаний. Вина из-за того, что ты не оправдал чьих-то ожиданий или занял чье-то место. Из-за того, что не можешь делать то, что могут другие, что ты болен, что ты живешь. Эта вина бесполезна. Она никому не помогает. Постарайся делать что-то хорошее прямо сейчас, не утопая в том, что когда-то сделал не так.

30. Представь себя вне рыночных сил. Не соревнуйся в этих играх. Сопротивляйся вине ничегонеделания. Найди в себе что-то настоящее, то, что нельзя купить. Истину. Человека. То, что нельзя измерить цифрами, деньгами или производительностью. Невидимый для рыночной экономики уголок души.

31. Смотри на небо. (Оно прекрасно. Оно всегда прекрасно.)

32. Проводи время с животными.

33. Будь скучным и не стыдись этого. Это может быть полезно. Когда жизнь становится тяжелой, стремись к этим скучным эмоциям.

34. Не оценивай себя по тому, как тебя оценивают другие. Как сказала Элеонора Рузвельт: «Никто не заставит вас почувствовать себя неполноценным без вашего согласия».

35. Мир может быть грустным. Но помни, сегодня случился миллион никем не замеченных добрых дел. Миллион актов проявления любви. Тихая человеческая доброта существует.

36. Не терзай себя за хаос в голове. Это нормально. Вся вселенная – это хаос. Галактики дрейфуют повсюду. И ты просто находишься в гармонии с космосом.

37. Если ты чувствуешь себя психически нездоровым, относись к этому так же, как к любому физическому недугу. Астме, гриппу, чему угодно. Делай то, что тебе нужно, чтобы поправиться. И не стыдись этого. Не ходи на сломанной ноге.

38. Плакать – это нормально. Люди плачут. Женщины плачут. Мужчины тоже. У них есть носослезные каналы и слезные железы, как и у других людей. Плачущий мужчина ничем не отличается от плачущей женщины. Это естественно. Социальные роли отравляют, особенно если из-за них мы не можем избавиться от боли. Или сентиментальных чувств. Плачь, человек. Плачь навзрыд.

39. Разреши себе проигрывать. Сомневаться. Чувствовать себя уязвимым. Менять мнение. Быть несовершенным. Противостоять движению. Позволь себе не мчаться по жизни как стрела, летящая в цель.

40. Умерь желания. Желание – это дыра. Желание – это недостаток. Это часть определения. Когда Байрон писал «Ищу героя!»[41], он имел в виду, что героя нет. Когда мы желаем то, что нам не нужно, мы остро ощущаем пустоту, которой до этого не чувствовали. Все, что тебе нужно, – прямо здесь. Человек совершенен просто потому, что он человек. Мы и есть наш собственный пункт назначения.

Убывающая доходность

Планета Земля уникальна. Это единственное известное место на огромной космической арене Вселенной, где существует жизнь. Это невероятное место. И Земля сама по себе дает нам все, что нужно для выживания.

И вы точно так же уникальны и совершенны. Со дня вашего рождения. При взгляде на новорожденного никто не думает: ой, дорогуша, у тебя нет вот этого, этого и еще этого. Глядя на ребенка, люди думают, что смотрят на совершенство, которого еще не коснулась тень трудностей, на котором еще не висит груз жизни.

Мы приходим в этот мир полноценными. Дайте нам немного еды и питья, кров, спойте песню, расскажите историю, дайте людей, с которыми можно поговорить, о которых можно заботиться и любить, – и все готово. Вот она жизнь.

Но каким-то образом мы подняли порог того, что нам нужно иметь или чувствовать, чтобы быть счастливыми.

Нас поощряют покупать, чтобы быть счастливыми, ведь компании, гонясь за успешностью, в свою очередь, хотят зарабатывать больше денег. Это тоже вызывает привыкание. Но не потому, что делает нас счастливыми. А совсем наоборот. Мы покупаем что-то и радуемся покупке – нам нравится ее новизна, – но недолго, ведь затем мы привыкаем к ней, приспосабливаемся, и теперь нам нужно что-то другое. Нам необходимо чувствовать перемены, чувствовать разнообразие. Что-то более новое, лучшее, совершенное. И так по кругу.

И со временем мы привыкаем все к большему.

И это применимо абсолютно ко всему.

Пользователь Instagram, которому нравится получать кучу лайков на свои селфи, вскоре захочет еще больше лайков, и будет расстроен, если их количество не изменится. Круглый отличник почувствует себя полным неудачником, получив одну-единственную четверку. Разбогатевший предприниматель будет стремиться заработать все больше и больше денег. Качок, которому нравится его идеальное тело, будет тренироваться все усерднее. Работник, получивший повышение, будет стремиться получить еще одно. Планка поднимается с каждым достижением, приобретением или покупкой.

Когда-то я думал, что навсегда стану счастливым, если у меня появятся статьи. Затем книга. А потом еще одна. Потом – если книга станет бестселлером. А потом еще одна. Затем – главным лидером продаж. Потом – если продам права на экранизацию. И так далее. И я, как и многие люди, становился счастливым, ненадолго, с достижением каждой поставленной перед собой карьерной цели, но мой ум быстро привыкал к этому достижению и уже искал новую цель. Чем больше я получал, тем больше мне было нужно, чтобы оставаться на заданной высоте.

Чем больше «успех», тем легче приходит разочарование, когда ты чего-то не получаешь. С единственной разницей: теперь никто тебя не жалеет.

Вне зависимости от того, что мы покупаем и чего добиваемся, это чувство не длится долго. Чемпион всегда стремится к очередной победе. Миллионер – к очередному миллиону. Звезда всегда хочет еще больше славы. Так же, как алкоголик хочет выпить еще, а игрок сделать еще одну ставку.

Но убывающие доходы никуда не денутся.

Ребенок, у которого куча игрушек, все меньше и меньше будет играть с новыми подарками.

Просто задумайтесь. Если бы вы могли позволить себе отпуск в десять раз дороже, чем был ваш последний, вы бы чувствовали себя в десять раз спокойнее? Сомневаюсь. Если бы вы могли тратить в десять раз больше времени на просмотр Twitter, вы бы были в десять раз более информированы? Конечно нет. Если бы вы провели вдвое больше времени на работе, вы сделали бы вдвое больше? Согласно исследованиям – нет. Если бы вы могли купить автомобиль в десять раз дороже, чем ваш нынешний, он доставил бы вас из пункта А в пункт B в десять раз быстрее? Не-а. Если бы вы купили больше антивозрастных кремов, вы старели бы медленнее? Все еще нет.

Мы запрограммированы хотеть больше. Зачастую источник этого программирования – компании, которые тоже хотят большего. Мы всегда априори хотим большего, так уж мы устроены.

Но, подобно тому, как существует только одна планета – планета с ограниченными ресурсами, есть только одно «я». И у него тоже есть ограниченный ресурс – время. Давайте посмотрим правде в глаза: мы не можем создать собственную армию клонов. Перегруженная планета влечет нас к точно такой же перегруженной жизни, но, в конечном счете, невозможно поиграть во все игрушки. Использовать все приложения. Побывать на всех вечеринках. Работать за двадцать человек. Быть в курсе всех новостей. Носить все свои одиннадцать пальто одновременно. Смотреть каждое модное шоу. Жить в двух местах сразу. Можно больше всего купить, получить, больше работать, больше зарабатывать, стремиться к большему, больше всего твитить, больше всего смотреть и хотеть, но в перерывах между каждым новым «больше» наступает момент, когда мы должны ответить себе на один простой вопрос: для чего все это?

Сколько дополнительного счастья я получаю? Почему я хочу намного больше, чем мне нужно?

Разве я не был бы счастлив, научившись ценить то, что уже имею?

Простые идеи для нового начала

✓ Осознанность. Отдавайте себе отчет в том, сколько времени вы проводите, глядя в телефон, сколько новостей крутится у вас в голове, как меняется ваше отношение к работе, как много давления вы ощущаете, как много ваших проблем проистекают из современного образа жизни, а главное, в том, что вы включены в мировую нервную систему. Осознанность – это ключ. Если вы осознаете, что ваша рука дотронулась до горячей плиты, то вы можете отдернуть руку; ровно так же осведомленность о невидимых акулах современной жизни помогает вам избежать встречи с ними.

✓ Целостность. Вам необязательно ощущать пустоту, навязанную обществом, задача которого, похоже, именно в том, чтобы вы ее ощущали. Вы родились такими, какими вам суждено было родиться; вот и оставайтесь самобытными. Вам никогда не удастся быть кем-то другим, поэтому не стоит даже пытаться. У вас нет дублеров. Вы здесь как раз для того, чтобы быть собой; поэтому не сравнивайте, не судите себя с позиции людей, которым никогда не приходилось быть вами.

✓ Мир реален, но ваше восприятие мира субъективно. Изменение вашего восприятия меняет вашу вселенную. Оно может изменить и вашу жизнь. Теория о множественных вселенных утверждает, что каждым нашим решением мы создаем новый мир. Если вы проведете десять минут без телефона, вам может открыться абсолютно невиданная вселенная.

✓ Лучше меньше, да лучше. Перегруженная планета порождает перегруженный ум. Это приводит к тому, что мы засиживаемся допоздна, плохо спим и в три утра волнуемся о неотвеченной почте. В худшем случае это приводит к паническим атакам в отделе сухих завтраков. В одной из своих песен The Notorious B.I.G. предлагает решение – «нет денег, нет проблем». Но не тут-то было. Скорее, мы действуем по принципу «чем дальше в лес, тем больше дров». Упростите свою жизнь. Уберите из нее все, чему в ней не место.

✓ Вы точно знаете, что для вас важно. То, что для вас по-настоящему важно, – это, очевидно, то, чего вам будет сильно не хватать, если оно вдруг исчезнет. Именно этому и нужно посвящать время, когда оно у вас есть. Это могут быть люди, книги, впечатления – да что угодно. Чтобы наслаждаться этим по-настоящему, иногда необходимо отсечь все остальное. Необходимо освободиться.

Кое-что важное

Неделю назад я собрал накопившееся вещи, пошел в благотворительный магазин и оставил их там. И мне было хорошо. Я помог нуждающимся и очистился сам. Еще в доме стало меньше всякого хлама вроде одежды, которую я не ношу, неиспользованных лосьонов после бритья, двух стульев, которые никому не нужны, DVD, которые я не стану пересматривать, и даже – о боже! – книг, которые я не стану перечитывать.

– Ты правда хочешь все это выбросить? – переспрашивала несколько раз Андреа, глядя на кучу мешков для мусора в прихожей. Даже она – адепт генеральной уборки – опешила.

– Ну да, похоже.

Дело вот в чем: пока я расхламлялся в буквальном смысле, я поймал себя на мысли о том, как дорого мне то, что остается. К примеру, когда я разбирал старые DVD, то наткнулся на один диск, который я не просто хотел оставить, но и пересмотреть. Это был диск с фильмом «Эта замечательная жизнь». И я пересмотрел его два дня спустя.

Я точно не хочу пугать вас тем, что вы пропустили что-то важное, да и сам фильм не сказать, чтобы современный, но если вы еще не смотрели его, то, думаю, вам стоит сделать это. В нем нет дешевой слезливости. Но, да, он по-честному серьезный и сентиментальный. Он настоящий. И несет в себе невероятную мощь. Он об огромной важности жизни «малых сих», о том, почему мы важны, какой огромный вклад может сделать обычный человек и почему нам стоит быть живыми. Вы никогда не подумаете, что потратили зря время, посмотрев этот фильм. Ведь он как раз и учит ценить время.

Это простой пример того, как, пока избавляешься от унылого хлама, который занимал ваше время и жизненное пространство, можно заметить то, что дорого сердцу. Также и ограниченный доступ к новостям помогает понять, каковы ваши приоритеты, когда вы снова откроете новостную ленту; или сокращение рабочего времени делает это время более продуктивным и так далее. Избавляйтесь от хлама. Редактируйте свою жизнь.

Честно говоря, генеральная уборка – это самое легкое. Легко вдвое уменьшить количество одежды в своем шкафу. Легко установить хороший фильтр на электронную почту и отключить уведомления. Легко быть добрее к людям в Сети. Относительно легко ложиться спать раньше. Относительно легко осознавать то, как мы дышим, и находить полчаса в день для занятий йогой. Относительно легко ставить телефон на зарядку на ночь в другой комнате. (Ну ладно, это довольно тяжело, но я все равно так делаю.)

Самое сложное – изменить свои убеждения. Как их можно отредактировать?

Общество прошило нас убеждениями. Они касаются того, что вам следует делать и за что вас следует ценить, как вам стоит работать, сколько зарабатывать, что потреблять, смотреть и как жить. Считается, что наше психическое здоровье не связано с физическим; что есть вещи, которых нам, по мнению маркетологов и политиков, стоит бояться; что мы не должны быть удовлетворены собой, дабы экономика и общественное устройство держались на плаву.

Да. Все это непросто. Однако принятие может стать нам основной опорой.

Нужно принять самих себя. Нужно принять реалии общества, но при этом не забыть и о собственных реалиях, нужно перестать чувствовать себя неполноценными. Это ощущение и есть причина того, что наши головы и дома заполняются хламом. Постарайтесь чувствовать себя полноценными. Вы целостная и глубокая личность, и вы здесь с одной лишь целью – быть собой.

«Суть в том, чтобы дать себе свободу, – писала Вирджиния Вулф, пытаясь изо всех сил справиться с этой задачей, – определить себя, но не ограничить»[42]. Кстати, я солгу, если скажу, что я добился этого. Я еще далек от цели. Точнее, я приближаюсь к ней, но нельзя сказать, что я близок. Сомневаюсь, что когда-нибудь я полностью достигну этого блаженного состояния нирваны за пределами нервного мира технологий, культа потребления и отвлекающих факторов, состояния ума кристальной чистоты, как горная река. Здесь нет конечной точки. И речь не о совершенстве. В сущности, наказание себя за свои несовершенства – это часть проблемы принятия себя. Так вот, принятие себя в текущем состоянии – той или иной степени совершенства – это наша основная задача, приносящая, кстати, огромное удовлетворение.

Когда вы знаете, какие жизненные факторы вредны, вам проще защитить себя от них. Это как с едой и напитками. Если вы знаете, что шоколадные батончики и кока-кола вредны, то это не значит, что вы никогда не станете их употреблять. Однако это может означать, что вы будете есть их меньше или получать от них больше удовольствия, ведь это будет особым случаем для вас.

Так вот, вместо того чтобы совсем перестать смотреть телевизор, я смотрю всего лишь одну программу. Вместо того, чтобы проводить весь день в социальный сетях, я время от времени захожу туда на десять минут и всегда поглядываю на часы, дабы не потерять счет времени. Я совершаю хорошие поступки и добрые дела, когда могу. Ничего героического, просто даю немного денег на благотворительность, болтаю с бездомными, помогаю людям с ментальными расстройствами или уступаю место в поезде. Маленькие проявления доброты. Они нужны не только потому, что позволяют почувствовать себя бескорыстным, но и потому, что у хороших поступков есть целительный эффект. Вам от этого хорошо. Этакое психологическое расхламление. Ведь доброта похожа на генеральную уборку души. Возможно, благодаря ей планета нервных становится спокойнее.

Это непрерывный процесс. Я все время пытаюсь спокойно относиться к самому себе. Не чувствовать необходимости работать, тратить деньги или заниматься спортом, чтобы принять себя, или быть настоящим мужчиной – непременно суровым и неуязвимым. Не волноваться о том, что думают обо мне другие люди. И даже когда я чувствую бессилие, когда меня настигают непрошенные страхи и мысли – или ментальный спам, – я стараюсь сохранять спокойствие. Стараюсь даже не стараться. Я принимаю себя таким, каков я есть, и принимаю то, что я чувствую. Только так я могу понять и изменить свой способ взаимодействия с миром.

Мир внутри нас

Мы часть планеты. Равно как и планета – часть нас. В нашей власти выбирать, что мы будем с этим делать. Мы можем выбирать то, что проникает в нас. Да, в каком-то смысле довольно легко увидеть, что планета демонстрирует те же симптомы, что и человек, страдающий тревожным расстройством; но ведь существует не одна версия мира. Этих версий примерно семь миллиардов. Цель – выбрать ту, которая больше всего подходит именно вам.

И помните, все то замечательное, что есть у человека – наша способность любить, творить, дружить, рассказывать истории и прочее, – это не влияние современной жизни, а данность. Если нам не удается справиться с напряжением быстротечного и суматошного мира, мы можем прислушаться к нашей человеческой сути (или душе, если угодно), к спокойному безмолвию бытия и осознать, что мы можем опереться на самих себя.

Все, что нам необходимо, есть в нас самих. И этого вполне достаточно. Нам не нужна лодка побольше, чтобы справляться с невидимыми акулами вокруг нас. Ведь мы сами и есть эта большая лодка, которая способна удержать нас на плаву. «Наш Мозг – пространнее Небес»[43], – сказала Эмили Дикинсон. Замечая, как влияет современный мир на наши чувства, принимая эту реальность, обладая достаточной открытостью, чтобы меняться, когда это необходимо, мы можем взаимодействовать с миром и не волноваться, что при этом потеряем самих себя.

Начало

Я поглядываю на часы на экране компьютера. Я делаю это для того, чтобы засечь количество времени, которое я трачу, сидя за ним. Это помогает контролировать, сколько времени проводишь за разными занятиями. Думаю, осознанность – это главное.

Еще я осознаю, что сейчас у моих ног сидит собака. Я также осознаю, какой вид открывается из моего окна: светит солнце, вдалеке синеет море, на горизонте видны ветрогенераторы (дарящие надежду), пейзаж исчерчен телеграфными проводами, словно картина-абстракция, крыши и дымовые трубы подпирают небо, на которое мы теперь редко смотрим.

Я смотрю на море, и оно успокаивает меня. И я стараюсь настроиться на то, от чего в этом мире мне становится хорошо. Именно так мы можем жить здесь и сейчас; именно так каждое мгновение может стать началом – за счет осознанности, за счет того, что мы отбрасываем ненужное и находим то, что нам необходимо по-настоящему. Будучи осознанными, мы можем найти и удержать себя, продолжая любить этот мир. Именно так. Но это сложно. Чертовски сложно. Но это лучше отчаяния. Будет тяжело до тех пор, пока вы не поймете, что здесь не может быть неудачи; как только вы примите ворох своих недостатков и неудач, станет легче.

Сегодня мне еще предстоит пойти в торговый центр. Мне там не нравится, но панических атак со мной больше не случалось. Чтобы выдерживать походы в торговые центры и супермаркеты, или грубые комментарии в Сети, не нужно игнорировать их, убегать от них или бороться с ними; главное, что можно сделать, это позволить им быть. И признать, что вы не контролируете эти явления, но вы способны контролировать себя.

«В конце концов, – писал поэт Герни Уодсуорт Лонгфелло, – лучшее, что вы можете сделать, когда идет дождь, – позволить ему идти». Да, пусть идет. Пусть планета существует. Другого выбора нет. Но мы можем осознавать свои чувства – плохие или хорошие, – и понимать, что для нас работает, а что нет. Когда понимаешь, что дождь – это просто дождь, а не конец света, это многое упрощает.

Но прямо сейчас нет дождя. Так вот, сразу после того, как я закончу писать эту страницу, я сохраню документ, закрою ноутбук и отправляюсь на улицу. Туда, где воздух и солнечный свет. Туда, где жизнь.

Благодарности

Я хочу поблагодарить всех людей, которых мне довелось встретить лично или в Сети и которые нашли в себе смелость поговорить о своих психических расстройствах.

На обложках книг, как это ни странно, указывается лишь имя автора, хотя, как правило, над изданием трудится целая команда людей, и моя книга – не исключение. Прежде всего, я выражаю безграничную и неиссякаемую благодарность моему потрясающему, участливому, бесстрашному и неутомимому агенту Клэр Конвил и всем, кто работает с ней в С+W, а также Кертис Браун.

Я бесконечно благодарен моему великолепному и многострадальному редактору Фрэнсис Брикмор в Canongate и всем прочим умнейшим людям, которые прочитали предыдущие версии моей книги, а также моим выдающимся редакторам по ту сторону Атлантики – Патрику Нолану из Penguin Random House в США и Кейт Кесседэй из HarperCollins в Канаде. Эта книга не получилась бы без острых глаз Элисон Рэй, Меган Рейд, Лейлы Крукшенк, Джо Дингли, Лоррейн МакКен, Дженни Фрай и управляющего Canongate Джейми Бинга. Также огромное спасибо Питу Эдлингтону за его исключительную работу над обложкой и всех сотрудников Canongate, которые так усердно работали над моими книгами – Андреа Джойс, Кэролайн Кларк, Джесс Нил, Нилу Прайсу, Элис Шортленд, Люси Чжоу и Вики Уотсон.

Спасибо всем моим друзьям в социальных сетях, которые разрешили мне процитировать их высказывания в моей книге.

И конечно же, я благодарен Андреа – самому первому и честному читателю этой книги – за то, что она делает жизнь на планете нервных не такой нервной. Еще я приношу свои извинения Перл и Лукасу за то, что по иронии судьбы из-за этой книги им пришлось провести больше времени за компьютером, чем обычно.

Я благодарю вас за то, что вы выбрали эту книгу из бесконечного множества других книг. Это чрезвычайно важно.