Руки, полные пепла

Размер шрифта:   13
Руки, полные пепла

© Мэй, текст, 2022

© Оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2022

1

Я вернусь. Я обязательно вернусь.

Годы облетят, будто пожухлые листья, ветер снова принесет мой голос, шепотом зовущий тебя по имени. Ты услышишь его, обязательно услышишь. А я вспомню тебя. Потому что никогда не забывала.

Не прощайся.

После успешного выступления в клубе группа чаще всего предпочитала напиться. Нынешний вечер музыканты «Стикс течет вспять» сочли однозначно успешным.

Маленький душный клуб оказался забит под завязку: неоновые огни бара отражались на потных телах танцующих людей. Они передавали друг другу пиво и косяки с травкой, громко смеясь и роняя запрещенный пепел на бетонный пол. Клуб устроили в бывшем заводском помещении, так что под потолком извивались переплетения неработающих труб. Но полумрак надежно скрывал любые недостатки.

Группа успела заявить о себе не только необычным названием, но и густым, неожиданно качественным и «темным» звуком. Четверо участников даже обзавелись собственными поклонницами. Пятым членом группы была клавишница Роуз. Она меняла цвет волос почти перед каждым концертом, а фигуру затягивала в корсеты, украшая кружевом и атласными лентами.

– Боже, Стив, не обкурись до того, что забудешь свое имя! – Она сморщила нос.

В комнате для музыкантов меланхоличный Стив только пожал плечами и сделал еще одну затяжку. Он являл собой живое олицетворение всех стереотипов о бас-гитаристах: невозмутимый и неразговорчивый.

Сияющий Майки беспечно махнул рукой:

– Да ладно тебе, Роуз! Концерт прошел офигенно.

– Мне кажется, ты выбираешь приличные выражения только потому, что я еще не ушла.

– Эй, ты нас бросаешь?

– Меня ждут.

– О, ты про того красавчика?

– Это мой муж вообще-то.

Конечно же, Майки знал об этом, да и с самим Сэмом была знакома вся группа, иногда они даже выступали в том клубе, где он работал барменом. Но Майки никогда не упускал возможность отпустить в его адрес пару шуток – да и в адрес любого другого человека тоже.

– Майки, заткнись, – серьезно сказал еще один участник группы.

Эллиот уже успел вытащить линзы, делавшие его глаза сплошным чернильным пятном. Спрятав их в маленькую коробочку, он протирал очки в тонкой черной оправе. Когда Эллиот водружал их на нос, то меньше всего походил на барабанщика андерграундной группы – скорее на студента факультета философии.

– Сам заткнись, – огрызнулся Майки. – Что ты вечно занудничаешь?

– Вношу рациональное звено в тот хаос, который ты зовешь жизнью.

– Это мой хаос. Он мне нравится.

– Если не будешь его контролировать, он тебя поглотит.

Со стороны сложно было поверить, но Майки и Эллиот еще со школы были лучшими друзьями. Они могли сколько угодно препираться друг с другом, но если бы кто-то попробовал обидеть одного из них, то имел бы дело сразу с обоими.

Майки изобразил обиду и, выхватив косяк у Стива, глубоко затянулся. Стив даже ничего не возразил, закинул руки за голову и уставился в потолок. Обратился он к последнему участнику группы, который молча сидел в углу:

– А что скажешь ты, Гадес?

Они не знали его настоящего имени – по крайней мере ни Майки, ни Эллиот не верили, что кого-то могут на самом деле звать Гадесом, а Стиву, похоже, было все равно. Роуз, правда, верила. Она как-то сказала, что ее второе имя, данное мамой, заставит поверить во что угодно, но самого имени никогда не называла.

Гадес собрал их группу. Он писал бо́льшую часть текстов и музыки, а основная часть поклонников приходила послушать именно его бархатистый, проникающий под кожу голос.

– Отличное выступление, – лаконично сказал Гадес.

Роуз убрала с лица прядь волос, сегодня ярко-розовых, и застегнула молнию на чехле синтезатора.

– Проводишь? – спросила она его. – Или тоже решил обкуриться с этими чудиками?

– Попрошу! – возмутился Майки. – Чудик тут только Стив.

Гадес улыбнулся Роуз:

– Ты же знаешь, эта муть, как и алкоголь, на меня слабо действует.

– Я бы решила, что это вызов, и специально для тебя нашла что посильнее… но, пожалуй, воспользуюсь тем, что ты достаточно трезв, чтобы меня проводить.

Гадес подхватил сумку Роуз и, отсалютовав Майки, Эллиоту и Стиву, пошел за ней. Они быстро протиснулись через толпу людей, чуть не оглохнув от бьющей по ушам басами фоновой музыки, и оказались у изрисованного граффити фасада клуба. Роуз расправила плечи, глубоко вдыхая свежий воздух:

– Не представляешь, как я сейчас хочу пива!

– Так мы могли посидеть в баре.

– Нет, Сэм ждет. Я обещала, что не буду задерживаться. Он… ну, хотел устроить свидание.

Гадес снова улыбнулся:

– По-моему, очень романтично. Вы женаты, а он до сих пор устраивает тебе свидания.

– Ну да. Эх, и как ты до сих пор один? Столько девиц готовы визжать от одного твоего взгляда.

– Это не те женщины.

– Да ты успеешь перебрать половину города, пока отыщешь ту самую! – фыркнула Роуз.

– Не волнуйся о моей личной жизни. Я разберусь сам.

Роуз прикусила губу, понимая, что вообще-то Гадес прав. Но ей всегда хотелось устроить все наилучшим образом. Будь ее воля, она наверняка кормила бы каждого участника группы, просто чтобы быть уверенной, что они поели. На Рождество она совершенно серьезно подарила всем по шарфику.

Заметив машину Сэма, Гадес передал ей сумку:

– Если я подойду, это затянется надолго. Ты же знаешь Сэма, он любит рассказывать о коктейлях, а я люблю слушать. Поэтому не буду задерживать ваше свидание.

– Ты чудо.

Роуз на прощание поцеловала его в щеку и поспешила к машине. А Гадес, прищурившись, осмотрел парковку, как будто хотел увидеть что-то за ней, сквозь нее. Сквозь ночной город, раскинувшийся вокруг.

Он достал сигареты из кармана джинсов и закурил. Прислонился спиной к каменной стене клуба, ощущая бьющие в его тело – в его теле – басы.

Недалеко расположилась группа каких-то девиц, громко хохочущих и обсуждающих прошедший концерт. С легкой улыбкой Гадес слушал сплетни о себе, Майки и Эллиоте. Стива обсуждали реже.

– О… это же ты.

Остальные девушки его еще не узнали, а вот стоящая рядом незнакомка, похоже, да. Гадес скосил на нее глаза, но сделал вид, что не понимает, о чем она.

– Кто – я?

– Гадес.

Его имя прозвучало у нее как-то необычно, как будто она произносила его каждый день, с такими интонациями… Гадес едва заметно тряхнул головой, отгоняя наваждение. А она тем временем напела:

– Попроси его о боли… попроси его о грехе…

И тут же заметно смутилась.

– Прости. Вообще-то я обычно вот так не пристаю к людям. Не знаю, что на меня нашло.

Гадес присмотрелся к девушке. Она казалась совсем юной, и густой слой косметики не мог этого скрыть. Вьющиеся волосы заплетены в две косы, и даже в мутном свете фонарей было заметно, что они рыжие. Правда, не ясно, натуральные или крашеные. Девушка была одета в корсет, короткую юбку и, неожиданно, гольфы, которые резко выбивались из общего стиля посетителей клуба, но удивительно шли именно ей. Похоже, она мерзла в тонкой блузке, но не подавала вида.

– Привет, – сказал Гадес. – Мое имя ты знаешь, а как обращаться к тебе?

– Софи.

– Очень приятно, Софи. Ты куришь?

– Нет, вышла подышать свежим воздухом. Внутри душновато.

Она не казалась девушкой, которая постоянно ходит по концертам и горящим неоном клубам, где играют андерграундные группы. Но неуловимо походила на девушку, которой нравится музыка, звучащая в подобных местах.

– Я правда не знаю, что на меня нашло, – кажется, Софи смущалась все больше. – Извини.

– Ничего. Правда ничего. Главное, не называй мое имя слишком громко, не хочу, чтобы те девицы услышали.

– О… тебе не нравятся поклонницы?

– Мне не нравится их назойливость. А однажды мы с ними все равно встретимся.

– Как загадочно звучит.

Гадес улыбнулся. Он знал, что в тенях его улыбка выглядит одновременно и притягательной, и пугающей.

– Может, я вампир, который живет вечно.

– Скорее ты похож на древнего бога, который рассказывает в текстах песен об истине, но никто ему не верит.

Он вздрогнул. Настолько, что едва не уронил тлеющую в руках сигарету. Давно никому не удавалось вот так выбить его из колеи. Гадес затянулся, впуская в легкие дым и спокойствие, но Софи, похоже, ничего не заметила. Она задумчиво смотрела вперед, на парковку, а потом повернулась к Гадесу и сказала, как будто извиняясь:

– Это из-за вашего названия. «Стикс течет вспять». Сразу думаешь о древних богах. О временах, когда верили в загробную жизнь, в извивающихся змей на голове Медузы горгоны и в Цербера, который сторожит проход царства мертвых.

– У меня есть собака.

Если бы Гадес умел смущаться, то сейчас определенно смутился бы от того, насколько невпопад прозвучала его фраза, но Софи, похоже, восприняла замечание спокойно.

– Здорово, – сказала она. – Мне всегда хотелось собаку. Большую овчарку. Но мама не позволяет.

– Ты живешь где-то рядом?

– В доме на окраине.

– О, один из тех милых домов за крашеным зеленым забором? Идеальный газон, аккуратный почтовый ящик.

Софи рассмеялась.

– Что-то вроде того! На нашем нарисованы звезды, а забор кое-где стоило бы подновить.

– Звезды? Необычно.

– Моя мама – ведьма, ей положено что-то такое экстравагантное. Ты еще не видел ее рекламу в газете! «Гадание на Таро, зелья, оккультизм». Привороты только по субботам.

Софи говорила о работе матери легко, явно не слишком придавая ей особенного значения. А может, привыкнув, что в их доме варились так называемые зелья, а на подоконнике росли травы. Но Гадес невольно напрягся: слишком часто он встречал тех, кто называл себя ведьмами и действительно ими и являлся. И ему эти встречи никогда не приносили ничего хорошего.

– Так что насчет древних богов? – неожиданно спросила Софи. – Тебе нравится мифология? Хотя глупый вопрос. Конечно, нравится. У тебя даже имя в честь Аида, бога мертвых.

– Мне нравится одна легенда о нем.

– Какая?

– Что древние боги не умерли и никогда не могут быть мертвы. Аид до сих пор властвует в своем царстве мертвых. А еще бродит по миру в поисках своей жены, Персефоны. Легенда гласит, что ее мать, Деметра, в древности не позволяла им быть вместе, и половину года Персефона проводила с ней в мире цветущего плодородия, а на вторую становилась властительницей Подземного царства.

Софи нахмурилась.

– Я слышала версию, где Аид ее похищал и забирал с собой насильно.

– Возможно, ей нравилось, когда он применял силу? Как бы то ни было, согласно легендам, Аид бессмертен, а вот душа Персефоны перерождается раз за разом для смертной жизни. И Аид ищет ее, чтобы напомнить, кто она, и снова сделать своей королевой. Только Деметра всегда против. Это она придумала прятать дочь в смертных телах.

– Необычная версия. Тебе стоит написать о ней песню.

Дверь клуба распахнулась, и душная темнота выпустила еще одну девушку. Она огляделась, как будто ища кого-то, а когда заметила собеседницу Гадеса, помахала ей рукой:

– Сеф, черт возьми, я тебя обыскалась! Пошли внутрь, тут дубак.

Девушка вновь скрылась в клубе, а Гадес с удивлением посмотрел на Софи:

– Сеф? Ты же сказала, тебя зовут Софи.

Она скривилась:

– Терпеть не могу полное имя и дурацкие сокращения. Поэтому выбрала что-то максимально близкое, но похожее на человеческое имя.

– Как тебя зовут?

– Персефона. Мама тоже поклонница мифологии.

Она отправилась за подругой, и Гадес дернулся, собираясь пойти следом, но не стал. Он ощутил другой зов, гораздо более древний и глубинный. Как же не вовремя! Но души не могут ждать. Гадес затушил сигарету и выкинул в мусорный бак, а потом зашел за угол, где никто не мог его видеть. Прислонился спиной к кирпичной стене, которая пульсировала басами музыки клуба, прикрыл глаза и наконец-то стянул перчатки, позволяя свершиться древней магии. Души мертвых туманом просачивались в него через приоткрытый рот, через подушечки пальцев, через тело, укрытое черной одеждой. Он позволял им проходить сквозь себя и двигаться дальше, туда, где лениво перекатывались воды Стикса, не имеющего дна. Текущего только вперед.

Он – Гадес, он – Врата.

Небольшая плата за возможность не торчать постоянно в Подземном мире.

Мрак рядом с ним соткался в мощного добермана. Пес подошел к хозяину и ткнулся широким лбом в руку. Гадес почесал его между ушами.

– Ну что, приятель, похоже, я нашел ее.

Рис.0 Руки, полные пепла

2

– Я найду тебя…

Шепчут его пересохшие губы, а тени вокруг клубятся, сжимаются и снова расширяются, эхом повторяя слова: «в аду, в аду, в аду…»

Какая злая ирония! Они уже в аду. В Подземном царстве мертвых. И Стикс рядом величественно несет воды дальше, в туманную тьму. А владыка Подземного мира, Аид, держит на руках свою возлюбленную жену, Персефону.

Она умирает.

И никакие силы в мире не способны ее спасти. Она должна умереть в этом теле – и возродиться в новом. Провести половину человеческой жизни со своей матерью Деметрой, а потом вернуться к мужу. И отдать ему вторую половину жизни. Пока снова не умрет. Пока снова не возродится.

Аиду остается только ждать.

Этот цикл идет веками, но он до сих пор не может привыкнуть.

Не научится прощаться.

Узкая ладошка Персефоны в его руках. Хрупкие девичьи пальцы дрожат, но она старается не показывать страха. И пытается улыбаться, касается лица мужа, оставляя на его коже кровавые разводы.

В этот раз смерть пришла с кровью. Забрала хрупкое, вечно юное тело. И теперь дух Персефоны цепляется за изломанную человеческую оболочку, но его неумолимо уносит.

– Я найду тебя… найду твое новое воплощение. Жди меня.

– Я буду ждать, – шепчет она в ответ. Ей больно, и Аид знает это. Но Персефона не подает вида. У нее и без того мало времени. – Найди меня. И я снова буду твоей. Всегда твоей.

Они оба знают, что Деметра не допустит никакого «всегда», что будут условия. Но им хочется верить. Каждый раз.

– Поцелуй меня, – просит Персефона.

Ее голос будто шелест опадающих лепестков еще не распустившихся бутонов роз. Ее глаза отражают юность весны и полноводность Стикса.

– Я буду твоей королевой. Будь моим королем.

Он целует ее. Чувствует вкус крови и аромат лилий. Привкус гранатовых зерен и пыль рассыпавшихся костей на своих пальцах. Он всегда чувствует смерть. Он и есть смерть.

И она тоже.

Она не узнала его.

Персефона не узнала его.

И Гадес не понимал, его это больше удивляет или расстраивает? Печалит? Вызывает недоумение? Он не знал. Но очень жалел, что алкоголь действует на него куда слабее, чем на обычных людей. Чтобы на самом деле напиться, ему придется провести в баре много времени.

После внезапной встречи с Персефоной Гадес вернулся в клуб. Он разыскал ее и попробовал заговорить. Наверное, еще заходя с морозного воздуха в духоту полутемного помещения, он подозревал правду, но не желал ее признавать.

Как будто стало проще, когда он увидел ответ в удивленном взгляде Персефоны. В ее глазах, которые не менялись от воплощения к воплощению.

Она смотрела на Гадеса, стоя посреди рассеивающейся толпы, между сумраком и бьющими на границе слуха басами приглушенной музыки. Она смотрела и не узнавала так, как узнал ее он – даже если бы на этот раз Деметра отошла от традиции привычного имени.

Он узнавал ее всегда. Не сразу, но всегда.

Какой силой могла воспользоваться ее мать? Гадес не сомневался, это дело рук Деметры. Она всегда считала, что решение богов неверно, и дочь всегда должна оставаться рядом с ней. Как будто того факта, что Персефоне приходится не просто менять тела, а перерождаться, недостаточно.

Как будто то, что Гадес ждет и ищет ее половину жизни, – это мало.

Кто помог Деметре? Она бы никогда не осмелилась в одиночку бросать вызов богам. Да и сил у нее не хватило бы. Не ее стезя. Гадес всегда недолюбливал ее, считая собственницей, не пожелавшей отпускать дочь. Но в этот момент он ее почти ненавидел.

Персефона – или Софи, как она сама себя называла – смутилась и не хотела разговаривать. Она желала как можно быстрее сбежать из клуба и от Гадеса, которого наверняка посчитала навязчивым. Ей бы это удалось, если б не ее подруга. Гадес не запомнил имени восторженной блондинки, но она оказалась фанаткой группы «Стикс течет вспять». Благодаря ей Персефона не убежала сразу.

Но она молчала бо́льшую часть времени, стоя рядом с подругой, которая щебетала о последнем альбоме и жаждала получить автограф. Конечно же, Гадес расписался на протянутом альбоме. А потом еще долго смотрел вслед девушкам, когда они выходили из зала. Он надеялся, чары Деметры дадут трещину, когда Персефона увидит его. Он надеялся, она обернется.

Она не обернулась.

И теперь Гадес сидел в почти пустом баре клуба, не зная, то ли ему попытаться напиться, то ли отыскать дом Персефоны и силой вернуть ее (в конце концов, это было бы не первое похищение жены за его долгое существование), то ли… Гадес не знал, что еще можно придумать.

Но понял, что все это придется отложить, потому что ощутил другое божественное присутствие рядом. И мгновение спустя ему на плечо опустилась рука:

– Аид, дружище!

– Я ненавижу это имя, – сухо ответил Гадес.

– Зато, не сомневаюсь, ты рад меня видеть!

– Привет, Амон.

Он уселся на барный стул рядом и заказал у бармена что-то прозрачное в низенькой стопке. Хрупкий, тонкий, он был похож на семнадцатилетнего мальчишку со встрепанными светлыми волосами. На входе у него наверняка проверили документы.

Пришедший бог осушил рюмку и потребовал еще. И только после этого посмотрел на Гадеса.

– Это твой клуб?

– С какой стати? Нет. У меня группа. Мы тут выступали.

– Серьезно? – Амон обернулся и с интересом окинул взглядом пустующую сейчас сцену. – А что так мелко?

– Зачем мне клуб?

– Не знаю, но это было бы вполне в твоем духе.

Гадес пожал плечами:

– У меня есть целое Подземное царство. К чему мне клуб?

– Для понта.

В ответ Гадес промолчал. Когда-то он, как и многие боги, развлекался тем, что обзаводился на земле всем, что только мог пожелать. И как прочим богам, ему это быстро наскучило. Когда можешь иметь все, обладание быстро становится бессмысленным.

К тому же на самом деле Гадесу всегда было нужно нечто совершенно иное..

– Я нашел ее.

В этот момент Амон как раз рассматривал стопку, решая, стоит ее осушить прямо сейчас или нет. Алкоголь на него действовал как на Гадеса – то есть почти никак. Что-то вроде пива для обычных людей.

После слов Гадеса Амон оторвался от созерцания рюмки и с любопытством посмотрел на него.

– Серьезно? Быстро в этот раз. Так вот почему ты здесь.

Гадес кивнул. Их с Персефоной связь всегда была чем-то необъяснимым даже для них самих. Но его тянуло туда, где рождалось и росло ее новое воплощение. И рано или поздно они встречались. Тогда срок Персефоны у Деметры заканчивался, и она снова уходила с Гадесом.

Но не в этот раз.

– Поздравляю, – сказал Амон. – И где же сейчас твоя темная принцесса?

– Дома, полагаю.

– М-м-м?

– Она меня не узнала.

Вот это заставило Амона сразу же забыть о выпивке. Он выпрямился на стуле и с нескрываемым удивлением посмотрел на Гадеса. Теперь была особенно заметна его необычная форма глаз, как будто слегка миндалевидных. Амону нравилось, когда смертные гадали, откуда он может быть родом, кто его предки. Конечно, никто не угадывал в юноше древнеегипетского бога черного небесного пространства и покровителя Фив.

Он мог не появляться неделю или годы, но потом неизменно находил Гадеса и вел себя так, будто они расстались только вчера.

Впрочем, все боги были такими. Кроме Гадеса. Его вечность отсчитывалась в том числе перерождениями Персефоны. Амон мог сколько угодно иронизировать на эту тему, но знал обо всем лучше многих. Он всегда был другом Гадеса.

Поэтому сейчас сокрытый бог небес оказался искренне удивлен:

– Как это не узнала? Такое разве возможно?

– Как видишь.

– Я не вижу. Но ты расскажи.

И Гадес рассказал. Достаточно кратко, но не упуская деталей. За время его рассказа Амон успел выпить рюмку и взять еще одну.

– И что ты собираешься делать? – спросил он.

– Понятия не имею. Потребовать ответ у Деметры?

– Только спровоцируешь эту стерву. И ты прав, раз она такое провернула, ее кто-то поддерживает. Кто-то сильный. Твой брат не может?..

– Зевс не стал бы.

– Он всегда благоволил Деметре.

– Он благоволит каждой юбке! Но не стал бы раскачивать равновесие.

Амон многозначительно вздохнул.

– Тогда тебе остается только одно, – заключил он.

– Выкрасть Персефону?

– Дурень. Соблазнить ее.

– Что?

– Ну один же раз вышло.

– Тогда она не была против.

– Откуда ты знаешь, что теперь будет? – легкомысленно пожал плечами Амон. – Она ощутит то же притяжение, что и всегда. Тогда наверняка вспомнит. Только не пугай ее сразу, этот твой загробный пафос и вот это все… попробуй быть как человек. Она себя все-таки человеком считает.

Гадес не ответил. Он уставился на ровные ряды бутылок в баре, отсвечивающих мутными боками. Гадес давно жил среди людей, но никогда не думал, что всерьез может стать одним из них. Он даже напиться по-настоящему не в состоянии, какое соблазнение?

– Я не смогу, – сказал Гадес.

– Да ладно. Просто не пугай ее. Она заново в тебя влюбится и все вспомнит.

Амон явно хотел опрокинуть рюмку, но потом неожиданно посерьезнел.

– Вообще-то я здесь не просто так.

Вот оно что. Поэтому он так легкомысленно отнесся к возможному союзу Деметры с кем-то сильным. И не придал значения потере памяти Персефоны. Амона беспокоило что-то другое.

Гадес вопросительно изогнул бровь:

– И?..

– Бальдр мертв.

– Ну он всегда был немного не в себе.

– Ты не понял, Гадес. Он действительно, взаправду мертв. Его убили.

– Невозможно убить бога.

– Все так думали.

Теперь Гадес вздернул обе брови. Бальдр был с Севера, да к тому же покровительствовал весне и свету, то есть друг для друга они были теми еще противоположностями. И не то чтобы друг друга ненавидели… но недолюбливали достаточно, чтобы стараться не встречаться лишний раз.

Но невозможно убить бога. При смерти просто освобождается энергия, и требуется время, чтобы создать новое тело. Персефона единственная, кто в полном смысле слова перерождается.

Этот процесс шел тысячи лет. Ничто его не нарушало.

– Что произошло? – спросил Гадес.

Как и всегда, он оставался собран и задавал вопросы по существу. Амон бросил быстрый взгляд на бармена, но тот был далеко. До этого его не очень-то волновало, что услышит смертный, но теперь, похоже, информация становилась важной.

– Никто точно не знает. Но Бальдра убили. А его дух не высвободился. Он просто оказался уничтожен.

– Откуда известно, что он не исчез?

– Хель сказала. Она-то смыслит в таких вещах.

Ее Гадес знал отлично. Как и он, Хель заведовала умершими, но на Севере. Он не помнил сложных родственных связей в их пантеоне, но не сомневался, если богиня их загробного мира говорит, что Бальдр мертв, значит, он действительно мертв.

– Но как такое возможно?

Амон пожал плечами:

– Никто не знает. Один в ярости, он тоже не поверил, начал искать, а Хель обозвала его старым козлом и заявила, что она уверена, Бальдр исчез из этого мира. Совсем. До конца. Он никогда не вернется и не возродится. Он просто перестал существовать.

Последние слова Амона звучали особенно зловеще. Будь Гадес хоть чуточку более впечатлительным, у него по спине точно пробежали бы мурашки.

– Но самое страшное не это, – продолжил Амон. – Ходят слухи, такое происходит по всему миру. Кто-то убивает богов.

– Только не говори, что хочешь заняться поисками убийцы.

Амон пожал плечами:

– Сейчас каждый из нас будет пытаться провести расследование. Ты поможешь?

– Если смогу.

– Не волнуйся, я не помешаю соблазнению твоей Сеф. Тем более… на всякий случай приглядывай за ней. Она сейчас уязвима. И сам будь осторожен.

Гадес криво усмехнулся.

– Вряд ли кто-то окажется настолько глуп, что полезет к владыке Подземного царства.

– Бальдр тоже думал, что неуязвим.

Рис.1 Руки, полные пепла

3

– Разжигай костры, мой господин. Позволь дыму стелиться вдоль величественных вод Стикса. Вдоль моих позвонков.

Аид улыбается. Хищно, опасно, как будто готов перегрызть глотку любому, кто встанет у него на пути. Проводит рукой по обнаженной спине Персефоны, и она выгибается под его ладонью.

Ее постель усыпана весенними цветами вперемешку с маленькими человеческими косточками. Аид полагает, что это ужасно непрактично, но он склонен к символизму, а Персефоне просто нравится, когда красиво. Поэтому в первую ночь, когда она в новой жизни воссоединяется с мужем на их ложе, она просит усыпать постель цветами и костями. Которые, правда, все равно придется смахнуть на пол, чтобы не мешали.

Им обоим нравятся ритуалы. Что-то постоянное и неизменное. Напоминающее: что бы ни случилось, есть циклы и вещи, которые никто не в силах изменить. Аид всегда стремится к Персефоне, а Персефона хочет воссоединиться с мужем.

– Разжигай костры, мой господин, – шепчет она. – Пусть все знают, что я вернулась.

Он наклоняется так, что его дыхание щекочет ухо Персефоны. Улыбается, в словах перекатывается рычание хищника, опасного и неумолимого:

– А что будет делать моя госпожа?

Она переворачивается на спину, обнаженная, благоухающая сладковатыми цветами с могил.

– Надеюсь, ты скучал по мне.

Гибкий, страстный, он с рычанием приникает к ней.

Всю дорогу до дома Софи слушала восторженный щебет Хелен. Светлые волосы подруги растрепались, тесный корсет она сняла прямо в машине, ничуть не стесняясь того, что осталась в какой-то черной сетке, не скрывавшей темное белье. Софи совершенно всерьез опасалась, что они станут причиной аварии, потому что другие водители таращили глаза на миниатюрную блондинку за рулем.

Сама же Хелен взглядов не замечала и говорила только о прошедшем концерте. По ее словам, группа сыграла все ее любимые песни. И дважды выходила на бис! Хелен отбивала ритм по рулю, пока они стояли на светофоре.

Но больше всего, конечно же, Хелен пришла в восторг от того, как Софи случайно познакомилась с вокалистом «Стикса» и что он нашел их в зале и взял номер Софи.

– Ты ему понравилась! – уверенно заявила Хелен. – Точно тебе говорю. Я видела, как он смотрел.

– Не сомневаюсь, он так смотрит на каждую девицу, которую хочет уложить в постель.

– Он не такой.

– С чего ты взяла?

– Читаю его соцсети.

Софи только фыркнула и отвернулась, а Хелен переключилась на водителя впереди, заявляя, что тот медленнее улитки на заднем дворе ее бабушки.

Софи же думала, что там, перед клубом, Гадес действительно не показался ей ни заносчивым, ни пытающимся ее очаровать. Он был на удивление… обычным. На сцене Гадес казался внушительным, но в жизни был всего на полголовы выше Софи. Собранный, подтянутый, с короткими темными волосами и несколькими маленькими сережками в левом ухе. Разговор тек так плавно, как будто они знали друг друга, как будто беседовали каждый день.

Хотя Софи не сомневалась, она впервые видела этого человека.

Когда Хелен в очередной раз начала щебетать о Гадесе, Софи не выдержала:

– Если он так тебе понравился, может, стоило дать ему твой телефон.

– А вдруг он любит только рыженьких? – вздохнула Хелен.

– Тебе лучше знать, ты за его соцсетями следишь.

Хелен не успела продолжить разговор, они остановились у дома Софи, и та побыстрее распрощалась с подругой.

Низенький забор действительно стоило подновить, а нарисованные на почтовом ящике звезды не были видны ночью. Поежившись от осеннего холода, Софи обхватила себя руками и по дорожке заторопилась к освещенному крыльцу. Она слышала, как за спиной отъехала машина Хелен, и пригородный район снова погрузился в привычную тишину, нарушаемую пением какой-то ночной птицы. Софи в них совершенно не разбиралась.

Дом окутывал теплом и запахом выпечки – похоже, мать снова готовила, ожидая возвращения Софи. Она никогда не ложилась спать, пока та не приходила.

Сняв ботинки в прихожей и повесив куртку на крючок в виде латунной виноградной лозы, Софи провела рукой по чуть растрепавшимся рыжим косам, приводя себя в порядок, а потом прошла в гостиную.

– Мам? Я вернулась.

Она сидела в кресле, в углу комнаты, среди пушистых ковров и маленьких диванов, в мягком свете торшера в стиле ар-деко. Длинные волосы собраны в косу, перекинутую на грудь, пряди цвета спелой пшеницы легли на ткань скромного платья в мелкий цветочек. Заложив пальцем книгу, которую читала, мать строго посмотрела на Софи:

– Ты сегодня поздно.

– Полуночи нет!

– Могла позвонить.

– Мам, я уже не маленькая.

– Если тебе исполнилось восемнадцать, это еще не значит, что ты стала взрослой.

Не выдержав, Софи закатила глаза, что не укрылось от матери.

– Дорогая, я просто о тебе волнуюсь. Время неспокойное, а ты разгуливаешь в таком виде поздно ночью.

– Это нормальный вид. И еще не поздно.

– Я надеюсь, в следующий раз ты позвонишь.

– Прекрати.

– Нет. Это ты прекрати. – Голос матери растерял мягкость, тут же став твердым, почти грозным. В нем звучали бури и ливни. – Я не позволю тебе шататься непонятно где непонятно с кем.

Софи знала, что если не хочет опять ругаться, то лучше промолчать. Тем более мать тут же прекратила бушевать и миролюбиво спросила, как прошел концерт. Как будто она слушала хоть что-то из того, что нравилось Софи, и могла поддержать разговор. Поэтому Софи выдала короткий сухой рассказ, который мать молча выслушала.

Хотя, разумеется, Софи не стала говорить, как вокалист «Стикса» попросил ее номер телефона. Еще жив был в памяти скандал, который закатила мать, узнав о школьном ухажере Софи.

Но на следующий день Софи возвращалась мыслями к тому, что ее номер есть у человека по имени Гадес. И хотя она бы ни за что в этом не призналась, но куда чаще, чем обычно, проверяла телефон. Он хранил молчание всю первую половину субботы.

Гадес позвонил, когда Софи была в оранжерее. Срезала тонкие стебельки трав для матери. На самом деле то, что называли оранжереей, представляло собой всего лишь пристройку рядом с домом, не больше обычного сарая, но с огромными окнами и стеклянным потолком, чтобы на растения падало солнце. Внутри было не развернуться, Софи едва могла сделать два шага в сторону от двери.

Телефон в кармане завибрировал, когда в руке лежало пять упругих стебельков, которые требовались матери. Оставив инструменты, Софи достала телефон и, увидев незнакомый номер, не могла не подумать, что это Гадес. Поэтому не стала выходить из оранжереи – ей вовсе не хотелось, чтобы мать услышала разговор.

– Да.

– Здравствуй. Это Гадес. Надеюсь, ты меня помнишь.

Короткий смешок на той стороне – Софи не понимала его причины, но невольно улыбнулась в ответ:

– Я знаю твой голос.

– О?..

– Слышала много песен.

– О, – повторил Гадес. – Я рад. Может, у тебя будет свободный вечер? Я бы с удовольствием прогулялся и угостил тебя кофе.

Он замялся и негромко добавил:

– Если ты не против.

Софи заметила мать, подошедшую к окну в доме и глянувшую на нее. Словно забеспокоилась, почему дочери нет так долго. Софи махнула ей рукой, указывая на телефон, и отвернулась. Как будто если будет стоять лицом, мать может услышать слова.

Теперь надо ответить. Просто ответить и ничего не испортить.

– Я не против.

– Когда ты свободна?

Ей хотелось сказать, что сейчас. Выходной день, который она обещала провести с матерью, помогая ей, и в который предпочла бы оказаться в другом месте.

– М-м-м, – замялась Софи.

– А что ты делаешь сегодня?

– Сушу с матерью травы, – честно ответила Софи. И тут же выпалила: – Но если ты спасешь меня от этого занятия, я буду очень рада!

Он рассмеялся. Софи невольно зажмурилась от этого смеха… Ощущение, как будто проводишь ладонью по бархату. Как будто гладишь кошку, на миг втянувшую когти.

– Когда за тобой заехать?

Софи растерялась. Заехать? Ей почему-то представилось, что такой человек, как Гадес, наверняка ездит на мотоцикле, а Софи ни разу на нем даже не сидела. Зато видела, как в фильмах у девушек на мотоциклах развевались юбки… а сами они тесно прижимались к мужчинам.

– Через час.

– Где встретимся?

Сначала Софи не поняла, почему не у дома, но потом решила, что ей и самой совсем не хочется объясняться с матерью. Поэтому попросила подождать ее в начале улицы. Гадес согласился и тут же повесил трубку. А Софи еще несколько секунд стояла, убрав телефон и перебирая в руках стебли травы.

Она действительно согласилась. Сделала такую глупость. Но потом Софи подняла голову и улыбнулась. Она не жалела. И вернувшись в дом, легко соврала матери, что позвонила Хелен, которая рассталась с очередным ухажером и хочет встретиться за молочным коктейлем обсудить эту новость.

– Только возвращайся не поздно, – сказала мать, поджав губы.

Бо́льшую часть времени Софи провела перед шкафом, примеряя то одно, то другое. Наряжаться казалось странным, да и мать могла что-нибудь заподозрить. Но джинсы после вычурности наряда для клуба представлялись слишком… обычными. И Софи поймала себя на мысли, что просто не хочет их надевать.

Поэтому она выбрала короткую черную юбку и простую кофту с завязками. Потом вспомнила о мотоцикле и сменила юбку на черные штаны, которые заправила в высокие ботинки. Софи как раз успела накраситься и в третий раз сменить прическу (в итоге просто распустив длинные рыжие волосы), когда подошло назначенное время. Закинув за спину рюкзачок с заклепками, Софи постаралась спуститься вниз как ни в чем не бывало, попрощаться с матерью и не слишком торопиться, идя к началу улицы.

Она сохраняла спокойствие, но, когда издалека увидела фигуру Гадеса, приложила все усилия, чтобы не ускорить шаг и не улыбнуться ему.

Он снова был в черном, и этот цвет ему очень шел. Гадес стоял, небрежно облокотившись на машину – тоже черную. Он поздоровался сухо, но сам улыбнулся ей, открывая дверцу со стороны пассажирского сиденья. И Софи, не задумываясь, нырнула внутрь.

В салоне пахло чем-то смолистым, а еще сладковатыми цветами.

– Мне представлялось, что у тебя мотоцикл, – усмехнулась Софи, когда Гадес уселся рядом.

Он вскинул брови.

– Ты никогда… мне казалось, ты не любишь скорость. И открытые салоны.

– Просто не пробовала.

Взгляд Гадеса был таким пристальным, что, продлись он еще хоть миг, Софи почувствовала бы себя неуютно. Но Гадес отвернулся, заводя машину, и спросил:

– Как насчет прогулки? А потом я угощу тебя кофе.

– Предпочитаю чай.

– Ежевичный, – улыбнулся он.

Софи невольно вздрогнула: она действительно любила чай с листьями ежевики и поразилась, как Гадес мог угадать. Или он сам его любит?

Они гуляли несколько часов. Сначала по мощеным дорожкам парка среди пожелтевших деревьев, а потом по городу, где жухлая листва липла к мокрому асфальту. Софи рассказывала о себе, о работе матери и о маленькой оранжерее, в которой сама так любила бывать. Гадес оставался вежлив, но немногословен, и когда они заходили в уютное кафе, Софи внезапно поняла, что до сих пор ничего о нем не знает, кроме того, что он играет в группе и живет с собакой где-то в небольшой квартирке.

А еще Гадес оказался единственным, кто не спросил Софи о планах на будущее.

Она поступала в колледж в следующем году, очень гордилась этим и за последние годы привыкла, что любимый вопрос окружающих – кем ты собираешься стать.

Гадес не спрашивал. Как будто знал… или не хотел знать.

– Что за место? – с любопытством спросила Софи, оглядывая стены с постерами рок-музыкантов. На улице уже стемнело, а приглушенный свет создавал в помещении уютную атмосферу.

– Кафе моего знакомого.

– Какие у тебя интересные друзья.

– Ты подождешь? Я хочу найти его и перекинуться парой слов. Делай заказ.

Софи кивнула и даже не успела заметить тот момент, когда Гадес исчез – видимо, за дверью служебного помещения. Улыбающаяся официантка тут же приняла заказ. Оставшись в одиночестве, Софи достала телефон проверить, но никаких звонков или сообщений не обнаружилось, так что оставалось только облегченно вздохнуть. У матери клиент этим вечером, и Софи отлично помнила миссис Эриксон. Каждый раз она приходила с паранойей, что муж хочет ее отравить – но почему-то все еще не сделал этого за двадцать лет брака. Миссис Эриксон подолгу пила чай с матерью, а потом та не меньше времени делала ей расклады на Таро – на мужа и любовника, роман с которым тоже длился лет пять без всяких изменений.

И все же Софи поставила телефон на беззвучный режим: ей не хотелось, чтобы мать помешала. Ожидая Гадеса и чай, Софи с интересом рассматривала салфетки с бледной картинкой стилизованного музыканта, приветственно поднявшего руку. Откуда-то из-под потолка лилась приглушенная мелодия рок-баллады, а за стеклом большого окна, около которого сидела Софи, были хорошо видны теплые огни машин и ярких фонарей на улице.

Ей нравилась ее жизнь. Нравился уютный домик, в котором пахло травами и благовониями, комната с постерами и гирляндой под потолком, школа и выпускной класс, ее друзья и блокноты, в которых она рисовала нелепых зверушек.

Но почти всегда у Софи оставалось ощущение, что чего-то не хватает. Как будто она сама – неполная. Словно есть что-то большее, по чему она тоскует, но даже не может назвать. И эта часть ее успокаивалась, когда она в одиночестве брела по темной улице, даже рискуя нарваться на ворчание матери из-за позднего возвращения. Или в полумраке своей комнаты, под мерцание гирлянды, слушала мрачноватую музыку, устроившись на сбитой постели и рисуя у зверушек клыки и когти.

Мать не любила такие картинки. Ей не нравились готические романы Софи, и уж точно она была против музыки, которую предпочитала дочь. Но Софи просто научилась… лавировать. Показывать матери только то, что та хотела видеть.

И продолжать в глубине души тосковать о чем-то невыразимом, чему даже не могла подобрать определения. Ощущение на грани узнавания.

Глупости, как говорила мать. Все это просто глупости подросткового возраста.

Но сейчас, теребя салфетку с силуэтом музыканта, Софи вдруг поняла, что этим вечером ощущала себя уютно. Цельной и законченной. Может, именно поэтому она согласилась на встречу с Гадесом – абсолютно незнакомым ей человеком. Софи ведь никогда раньше так не поступала. А может, работало его мрачноватое обаяние, с помощью которого – Софи это с горечью признавала – музыкант наверняка соблазнял восторженных девиц. И все же Софи не жалела о вечере.

Гадес появился неожиданно, одним плавным движением усаживаясь напротив Софи, как будто тьма перетекла из угла за стол. Чуть нахмуренные брови – что-то его беспокоило – и глаза, казавшиеся в полумраке черными. Но Софи он только сказал:

– Извини, что заставил ждать.

Она неопределенно пожала плечами.

Сейчас Гадес больше чем когда-либо напоминал хищника. Собранного, стремительного и опасного. Не того, который нервно выпускает когти, а того, который застыл, подергивая кончиком хвоста, выжидая удобный момент, чтобы сделать всего одно движение и впиться жертве в горло.

Софи даже не представляла, кто может держать это кафе и что он такого сказал Гадесу. Но тот явно не собирался ей ничего рассказывать, а когда принесли чай и кофе, только приподнял одну бровь:

– Ты не взяла пирожное?

– Не хотела, – Софи опустила голову и не стала признаваться, что постеснялась.

– Тебе стоит поесть. Но если не хочешь, я не настаиваю.

– Я люблю сладкое.

Гадес кивнул, как будто и так это знал. Как будто потому и удивился. Но в следующий момент уже спросил, как Софи кафе, и вновь завязалась непринужденная беседа. Словно когтистая тьма, готовая к обороне и нападению, исчезла, убралась на дно его черных глаз.

Они появились, когда Софи допивала вторую чашку ежевичного чая, а кофе Гадеса почти закончился. Остановились около их столика, со стороны прохода, мужчина и женщина, оба высокие, темноволосые, в пальто. Шею незнакомки украшал большой уютный шарф, женщина казалась спокойнее своего спутника.

Возможно, мужчина выглядел угрожающим, потому что его первыми словами, обращенными к Гадесу, были:

– Бессмертный ублюдок.

– И я рад тебя видеть, – спокойно ответил Гадес. – Рад, что кое-что никогда не меняется. Например, твоя вежливость.

– Ты мог сообщить мне о том, что происходит.

– Ты не оставил номер телефона, когда сменил его в последний раз.

Незнакомец явно хотел сказать что-то еще, судя по его выражению лица, такое же резкое, но женщина мягко коснулась его руки, успокаивая. И огонь того сразу поутих до тлеющих углей.

– Нам надо поговорить.

Как ни странно, Гадес не стал возражать и кивнул. А потом поднялся, таким же плавным, неуловимым движением – как двигаются тени, когда замечаешь их краем глаза. Незнакомец уставился на Софи, и она даже в полумраке увидела, что его кожа смуглого, почти необыкновенного золотистого оттенка, а во всем лице есть что-то яростное и… нездешнее.

– А кто твоя очаровательная спутница? Похоже, ты сам забыл о вежливости и не представил нас.

– Софи. Сет.

Софи не удержалась и в удивлении вскинула брови. Она знала египетскую мифологию и отметила, что незнакомцу удивительно подходит имя бога хаоса, ярости и разрушений. Но они с Гадесом что, специально друг друга нашли по именам?

– Это его жена, Неф.

Не объясняя ничего больше, Гадес кивнул Сету, и оба вышли на улицу. Сквозь окно Софи могла видеть, как Сет достал из кармана пачку сигарет, закурил и начал что-то с жаром говорить, пока Гадес стоял, сунув руки в карманы, и задумчиво смотрел на дорогу и проезжающие мимо машины.

– У мальчиков свои заботы.

Неф уселась напротив Софи, на место Гадеса, и подмигнула, чем сразу же расположила к себе. Она не стала снимать свой огромный шарф, заглянула в чашку Гадеса и сморщила нос:

– Как он пьет эту гадость?

– Может, чаю? – растерялась Софи.

Неф покачала головой.

– Прости, что испортили ваше свидание. Но если Сет решил, что надо встретиться, спорить с ним бесполезно.

– Он выглядит… грозно.

– О, ты еще не видела его в гневе.

И Софи показалось, что в голосе Неф прозвучало что-то мечтательное, как будто она восхищалась этим состоянием мужа. Она еще продолжила говорить о чем-то незначительном, вроде кафе и чая, рассказывая, что самый лучший – это черный, такой горячий, что может обжечь губы.

А потом внезапно нахмурилась:

– Ты мне напоминаешь кое-кого, но… я ничего не чувствую.

Она не успела продолжить мысль, даже если собиралась, – входная дверь хлопнула, и вскоре рядом со столом снова появились Гадес и Сет. Последний держал в опущенной руке телефон, и Софи показалось, что его лицо стало бледнее, чем было.

– Амон пропал, – негромко сказал он.

Вряд ли это было настоящее имя, но Неф явно поняла, о ком речь, потому что ее глаза округлились:

– Надо отыскать.

Сет кивнул и, хотя обращался к Гадесу, смотрел в этот момент на Софи:

– Отвези ее домой.

– С нами безопаснее.

– Ей-то чего бояться? И…

Внезапно Сет осекся. Внимательно посмотрел на Софи, от чего ей стало совсем неуютно. А потом ошарашенно прошептал что-то на языке, которого Софи не знала – но могла поспорить, что это ругательства.

– Софи, – обратился к ней Гадес, – наш друг пропал, и ему нужна помощь. Прямо сейчас. Ты можешь поехать с нами. Или я отвезу тебя домой.

Она не могла понять спокойное выражение его лица, как будто Гадес тщательно скрыл, чего хочет сам, и предоставил выбор Софи. Ровная обсидиановая поверхность эмоций.

Но когда Гадес протянул руку, Софи уже знала, что ответит. Не сомневалась, что сегодня – возможно, впервые в жизни – стоит спустить с поводка ту необузданную и жаждущую часть себя, которая так не нравилась матери.

Маленькая ладошка Софи легла на теплые пальцы Гадеса.

– Я с вами.

Рис.2 Руки, полные пепла

4

Благоухающие розы в его руках.

Цветущая смерть на кончиках ее пальцев.

Персефона сидит в кованой беседке и проводит руками по холодному металлу завитков. Беседку она любит, а вот ждать – ненавидит. И вслушивается в размеренный плеск Стикса у ступенек. Но ждет другого звука.

Едва слышных шагов сквозь туман и морось, по выглаженной, будто стекло, черной гальке на берегу. Персефона покидает беседку и подходит к ступеням, чтобы встретить мужа.

Аид идет темным облаком, сгустком холодной ярости. Он не скрывает эмоций дома и тем более рядом с женой.

– Что случилось? – спрашивает она.

Остановившись у ступенек, Аид поднимает голову. Его глаза темны, как бездна между ударами человеческого сердца, на лице спокойная ярость, которая обещает врагам все что угодно, кроме милосердия.

– Люди, – коротко бросает он. – Амон опять с ними что-то не поделил.

Персефона с трудом сдерживается, чтобы не закатить глаза. Амон всегда был и остается мальчишкой, даром что тоже бессмертное божество. Но иногда до сих пор не понимает мира людей.

Больше всего Персефоне хочется, чтобы Аид вернулся к ней, пил ежевичный чай, заваренный на воде из Стикса.

И она знает, что, если попросит, муж подчинится ее желаниям. Но еще знает, что сам он хочет иного.

Поэтому Персефона говорит:

– Помоги ему.

Уже сев в машину Гадеса, Софи запоздало задумалась, не совершает ли она ошибку. В конце концов, она знала Гадеса едва ли день, а Сета с Неф видела впервые в жизни. В голове сразу всплыли все разговоры матери о том, что не стоит доверять незнакомцам.

Но вечерние городские огни тепло светили за окнами машины, а экзотический восточный парфюм Неф удивительно вплетался в терпковатый запах салона. И Софи не чувствовала, что что-то неправильно.

Она уселась на заднее сиденье, рядом устроилась Неф, тут же размотав свой шарф, и Софи с удивлением заметила, что под пальто у нее что-то блестящее. Сет уселся рядом с Гадесом, но тот не спешил заводить машину.

– Когда он исчез?

Софи опасалась сама задавать вопросы, но, слушая чужие, была готова впитывать информацию. И сейчас вместе с Гадесом ожидала ответа Сета.

Тот пожал плечами:

– Я не могу до него дозвониться. Последние часа три.

– Это Амон. Он мог вообще телефон потерять.

– Мог. Но что-то не так. Я просто… знаю.

Звучало, на взгляд Софи, дико, но, к ее удивлению, Гадес кивнул и наконец-то завел машину.

– Я в курсе, где он остановился.

В этот момент Софи поняла, что даже не представляет, куда они поедут. Она с опаской косилась за окно, где расцветал огнями и неоном Лондон, но пока что узнавала районы. Они как раз оставили позади городской центр, когда Сет негромко сказал:

– Думаешь, все плохо?

Софи заметила нервный, как ей показалось, взгляд Неф, но Гадес оставался спокоен и смотрел на дорогу.

– Увидим, – коротко ответил он. – Если бы Амон был мертв, ты бы почувствовал?

– Не знаю. Возможно. Хотя сомневаюсь.

По спине Софи невольно пробежал холодок. Она подумала, что, возможно, бояться этим вечером стоило, но отнюдь не тех, кто ехал с ней в машине.

Но дальше Сет сказал то, что Софи уже совершенно не поняла.

– Ты знаешь мои методы. Ты – смерть, но я – огонь.

– Ты – хаос и буря. Но я не хочу за тобой убирать.

Сет пробормотал что-то в ответ, но Софи не расслышала что, да и не была уверена, что действительно хочет знать. Происходящее казалось ей все более странным. Возможно, все куда проще и прозаичнее, а она просто не понимает половины сказанного – может, это шифр или речь идет о какой-то игре.

Хотя в глубине души Софи осознавала, что это не так.

На улице начал накрапывать дождь, оседая на окнах машины, превращая ночные огни в световые пятна, а другие автомобили – в размытые силуэты. Мир казался тем же самым, но будто приобрел невнятную тревожность, которую она ощущала. Горчинку на кончике языка. Зуд на подушечках пальцев.

По крайней мере себе-то Софи могла признаться, что ей попросту страшно.

Она не знала район, в котором оказалась машина, остановившись напротив здания с широким крыльцом и каким-то пафосным нечитаемым названием, написанным каллиграфическим шрифтом. Отель.

Все вышли молча, но Гадес не торопился что-то делать, а достал сигареты и медленно закурил. Сет к нему присоединился, мрачный и молчаливый. Неф стояла рядом, просто кутаясь в свой огромный шарф.

Софи видела, что и Неф, и Сет смотрят на Гадеса. Как будто ждут его отмашки, а он… Софи казалось, тот к чему-то прислушивается. Чуть нахмурив брови, глядя перед собой, но словно ничего не видя. Подобный отстраненный взгляд появлялся у него и на сцене, но сейчас было иначе, словно Гадес заглядывал не внутрь себя, а смотрел вокруг.

Он затушил сигарету, рассеянно убрал окурок и провел по волосам, стряхивая с них мелкие капли осевшей влаги. И в этом жесте было что-то почти мальчишеское, что-то очень… простое.

На той стороне влажной дороги, у отеля, показалась собака. Софи моргнула, но большой доберман со ступенек не исчез. Пес спокойно стоял и смотрел на них.

– Он внутри, – сказал Гадес. – Пошли.

Он кинул быстрый взгляд на Софи, но не попросил остаться, и она была рада. Одинокая машина под накрапывающим дождем казалась сейчас более зловещей, чем освещенный отель.

Собака отошла в сторону, когда они приблизились, но Софи с удивлением увидела, как проходящий мимо Гадес потрепал добермана по голове. Пес высунул язык и завилял хвостом. Но внутрь отеля не пошел.

– Ты знаешь собаку? – не удержалась Софи, поравнявшись с Гадесом, пока они проходили через крутящиеся двери.

– Это мой пес.

– Что он здесь делает?

Гадес посмотрел на нее, но теперь Софи невольно задрожала: в этом мазнувшем по ней взгляде уже не было ничего мальчишеского. Как будто Софи поймала отражение бездны в зеркале.

– Вопросы потом, – сказал Гадес. – Ты пошла по доброй воле. И еще можешь вернуться в машину.

Софи упрямо сжала губы и больше ничего не спрашивала. Вот уж нет, она не выставит себя девчонкой с неуемным любопытством! Она может держать себя в руках не хуже, чем эти люди!

Неф подошла к стойке регистрации что-то уточнить, а Сет прошипел:

– Что ты удумал?

Гадес посмотрел на него тем же взглядом. Но Сет, в отличие от Софи, молчать не собирался:

– Я чую, как ты выпускаешь силу. Хочешь тут все разнести? Там что-то есть? Нам бы тоже неплохо знать, что увидел твой пес! Знать, к чему готовиться.

– Все спокойно. Но я не хочу рисковать.

Казалось, Сет чуть не задохнулся от возмущения, покосился на Софи, а потом спросил:

– Это ею ты не хочешь рисковать? А нами можно, не предупреждая, с чем столкнемся?

– Ничего вам не грозит.

Что-то было в его голосе, равнодушном и холодном… Софи подумала, что им ничего не грозит не потому, что опасности нет, а потому, что ее сдержат.

Когда они вчетвером оказались в кабинке лифта, несущейся наверх, Софи наконец-то поняла причину этого ощущения. Ей как будто было тесно, словно не хватало воздуха. Она прислонилась спиной к зеркальной поверхности задней стенки и краем глаза заметила, что Сет и Неф сделали то же самое.

А перед сомкнутыми дверцами стоял Гадес, и его невидимая сила словно размазывала остальных по зеркалам, тонким слоем по внутренней поверхности лифта. Софи не видела, чтобы что-то изменилось, но ощущала это в самом воздухе.

Когда Гадес вышел из распахнувшегося лифта, его шаги, скрадываемые пушистым алым ковром, не были шагами хищника. Это была плавная походка самой смерти. Бесшумная, вкрадчивая и убийственная. Его шаги – последний шелест, который ты услышишь в жизни.

Ничего не изменилось в облике Гадеса. Он просто шел вперед, а Софи старалась держаться поближе к Сету и Неф. Но Гадес шагал неумолимо, и Софи не сомневалась: если бы кто-то попался им на пути, кости несчастного могли превратиться в пыль от одного взгляда.

Гадес толкнул дверь номера, но она оказалась заперта. Он даже не остановился, просто сделал едва уловимое движение рукой, и замок вместе с ручкой прахом осыпался на ковер.

Софи ойкнула. И прежде чем прошмыгнуть в номер за остальными, пригляделась к пыли на ковре и невольно провела пальцами по двери – в том месте, где теперь осталась аккуратная дыра.

Неф уже зажгла свет, Сет вполголоса ругался, но Гадес молчал, и это пугало Софи больше всего остального – до того момента, пока она не увидела, что посреди комнаты на ковре лежит юноша.

Он казался совсем юным. Босой, в одних джинсах, рубашка небрежно валялась в кресле – как будто он собирался в душ или переодевался, но что-то его отвлекло. На фоне грязно-серого ковра юноша выглядел особенно бледным.

– Он жив? – спросила Неф негромко, ее голос дрожал.

Но Гадес не торопился проверять. Он огляделся, и, Софи была готова поклясться, тени в углах зашевелились. Сет уже опустился возле юноши на колени, касаясь его кончиками пальцев, что-то шепча, хотя Софи не могла разобрать ни слова.

Вскинув голову, Сет посмотрел на все еще недвижимого Гадеса:

– Помоги ему!

Не отвечая, тот тоже опустился на колени перед юношей, который, видимо, и был Амоном. Теперь они сидели по обе стороны от него, и Софи хорошо видела, что происходит.

Гадес просто запустил руку в грудную клетку Амона. Как будто не было кожи и ребер, а рука Гадеса – всего лишь туман, иллюзия. Но Софи отчетливо видела, как ладонь погрузилась внутрь… в полной тишине, густой, застывшей в маленьком гостиничном номере.

– Позови его, – глухо сказал Гадес, и в его голосе шелестел пепел сгоревших городов и скрежетали осколки костей.

Софи не сразу поняла, что обращается он вовсе не к Сету, а к Неф, стоявшей позади.

И она позвала.

Софи не была уверена, что Неф сказала «Амон», но не сомневалась, что напевные сочетания звуков именно звали. Откуда-то с изнанки, из пространства под поверхностью мира.

Амон закашлялся. И сел на полу в тот момент, как Гадес убрал руку.

– Какого хрена? – были его первые слова. – Я что, умер?

– Нет, – ответил Сет.

Но Софи показалось, в его ответе звучат вопросительные интонации. Да и посмотрел Сет на Гадеса, будто ожидая подтверждения, что и правда никто не умер. Но тот одним текучим движением поднялся на ноги и отошел в часть комнаты, что еще скрывалась в тенях. Облокотился на стол, его плечи поникли, у Софи возникло ощущение… как в листопад, когда под сильными порывами ветра листва опадает вниз, устилая землю. Так и ощущение сковывающей, мешающей дышать силы исчезало, впитывалось в ковер, стекая все ниже и ниже.

Сет что-то говорил Амону, Неф тоже опустилась на пол рядом с ними, но Софи была здесь чужой. И она подошла к единственному, кого знала в этой комнате чуть лучше, чем остальных.

Софи уважала чужое личное пространство и считала, что не стоит трогать человека, пока он сам этого не разрешил. Но сейчас она даже не задумалась, коснувшись кончиками пальцев обтянутой черной рубашкой спины Гадеса.

Он ощутимо вздрогнул, а Софи показалось, даже сквозь ткань, что его тело слишком горячее. Выпрямившись, Гадес обернулся, но теперь его взгляд был просто спокойным, а не равнодушным, в нем не плескалась бездна.

– Стоило отвезти тебя домой, – сказал он.

Софи не успела ответить, потому что не отличавшийся терпением Сет тут же спросил:

– Не хочешь объяснить, что это было? Он умирал?

Гадес кивнул:

– Что-то вроде того. Амона оставили умирать, и он не смог бы возродиться, должен был просто исчезнуть. Мы пришли вовремя.

– Что это было? Какой-то яд?

Гадес смотрел на Сета спокойно, не опуская взгляда. И негромко сказал:

– Ты просто хочешь, чтобы я подтвердил то, что ты знаешь и без меня? Убить бога может только другой бог.

Разговоры про богов показались бы Софи сущим бредом, но еще она чувствовала, как стоят дыбом волоски на коже, будто наэлектризованные. Неф сидела на диване, Амон успел подняться с пола и накинуть рубашку. Застегивая ее, он смущенно улыбнулся Софи:

– Наверное, эти придурки тебя напугали? Не бойся.

Софи ахнула:

– Они говорят, ты чуть не умер! А беспокоишься обо мне?

– Ты же одна из нас, – пожал плечами Амон. – Я беспокоюсь о своих.

Софи не поняла фразы, но от нее не укрылось, что Амон бросил быстрый взгляд на Гадеса. Тот промолчал. Только Сет вновь не утерпел:

– Давайте уберемся отсюда. Просто на всякий случай. И поговорим где-нибудь в безопасном месте.

Все согласились, а спускаясь вниз в лифте, уже не жались к стенкам. Пока они ехали, Софи, только потому, что стояла рядом, услышала, как Амон негромко сказал Гадесу:

– Я тебя почувствовал.

– Когда мы с Неф вытащили тебя обратно? – Гадес приподнял бровь. – Не дали раствориться и снова привязали к этому телу?

– Нет. Когда ты шел. Мог хоть немного… поумерить силу.

– Я не знал, с чем мы столкнемся.

Амон невольно поежился, а потом вздохнул:

– Спасибо.

– Это Сет поднял тревогу, – ответил Гадес. – Мы пошли за ним.

– Ага, – неопределенно откликнулся Амон.

На улице Софи огляделась в поисках добермана, но не увидела его. А потом пес словно соткался из теней рядом с машиной, когда они подошли. Но садиться в теплый салон никто не спешил даже несмотря на морось. Гадес снова закурил, держа в одной руке сигарету, а другой гладя между ушей собаку.

Сет повернулся к Амону:

– Что произошло?

Тот кутался в пальто, и Неф даже отдала ему свой шарф, но казалось, он все равно мерзнет.

– Ничем не смогу помочь. – Он виновато развел руками. – Я ничего не помню.

– Совсем? – уточнил Сет. – Кто это был? Что произошло?

Но Амон снова покачал головой, и Сет вздохнул, не скрывая разочарования и раздражения.

Оставшись без шарфа, Неф стояла, обхватив себя руками и задумчиво прикусывая нижнюю губу. Дождь ей не шел, в отличие от Гадеса: капли прибивали ее великолепные черные волосы, а на темной коже казались некрасивой масляной пленкой.

– Я не понимаю, почему Амон, – призналась она. – Мы тоже в городе. Ты, Гадес, знаю, некоторые другие…

– Он был один? – предположил Сет.

– Во всем мире сотни богов, – возразила Неф. – Но стоило Амону приехать в Лондон, и именно он именно здесь стал целью. Почему?

– Случайность?

– Не верю я в них.

На какой-то момент Софи потеряла нить разговора. Еще спускаясь в лифте, она ощутила тупую головную боль где-то в затылке, и сейчас на какое-то мгновение она стала совсем нестерпимой, заслонив собой даже холод и неуютный промозглый дождь.

Но в следующий момент она увидела, как на машину навалился Гадес, как будто пытался удержаться на ногах, и сразу позабыла о собственной боли:

– Гадес? Что с тобой?

Он швырнул недокуренную сигарету в лужу и повернулся к остальным:

– Что-то в Подземном царстве. Меня зовут. Я должен ответить.

Доберман у его ног заскулил, но, когда все усаживались в машину, уже исчез.

– А как же пес? – ахнула Софи.

– Доберется сам, – отрезал Гадес.

Он хотел сесть на водительское сиденье, но замер, и только сжимающая дверцу рука с побелевшими костяшками пальцев выдавала его напряжение.

Амон это тут же заметил:

– Э, нет, садись назад. Сет! За руль. Нефтида – рядом с Сетом.

Они втроем устроились на заднем сиденье, и, к удивлению Софи, Гадес не возражал. Он сел между Амоном и Софи, и какое-то время, пока они ехали, ее внимание было сосредоточено только на своей ноге, касавшейся колена Гадеса. Софи никак не могла решить, уместно ли это или стоит потесниться.

А потом Гадес согнулся от боли, и остальное стало неважным.

Софи не знала, что делать, но Амон уверенно положил руку на спину Гадеса.

– Эй, мы скоро приедем.

Потом вскинул голову и почти прорычал Сету:

– Гони!

Тот глянул в зеркало на Амона:

– Это нормально? Что так происходит?

– Конечно, нет! Это категорически, абсолютно ненормально. И еще это значит, что ему надо как можно быстрее попасть в Подземный мир. Гони уже!

Софи перестала понимать, что происходит, не знала, куда они несутся сквозь ночь и размытые дождем огни. Она только видела бисеринки пота на скулах Гадеса, когда тот выпрямился, откидываясь на сиденье. Он молчал, но Софи знала, что он чувствует. Ощущала собственную глухую, пульсирующую боль в затылке.

Они приехали в обычный район на окраине, к стандартному многоэтажному дому. Амон помог Гадесу выбраться из машины и решительно двинулся вперед. Сет и Нефтида следовали за ними. Ничего иного не оставалось и Софи.

Она почему-то думала, что квартира Гадеса должна располагаться едва ли не в подвале, быть заваленной каким-то хламом и не иметь окон.

Все оказалось почти наоборот. Они поднялись под крышу, в квартире было всего несколько комнат, но каждая просторная и чистая. В первый момент Софи подумала, что это порядок жилища, где редко бывают, но потом поняла, что обычная аккуратность. На ее взгляд, не хватало каких-нибудь постеров на стенах или картин.

Только на столе Софи заметила простую высокую вазу, в которой стояли сухие цветы. Почему-то это удивило больше, чем все остальное: ей казалось, Гадес не тот человек, который будет держать цветы. Пусть даже сухие.

Гадес выпрямился и отстранился от Амона. Молча, но посмотрел так, что Амон кивнул, явно понимая, чего тот хочет. А из комнаты вынырнул доберман, нетерпеливо крутясь под ногами, и Софи не сомневалась, это та же самая собака, которая была на улице.

И то, что пес явился изнутри квартиры, убедило ее, что происходит что-то странное. Больше, чем Гадес, в гостиничном номере запускающий руку в грудную клетку Амона.

Больше, чем сияющий силуэт двери, возникший прямо в коридоре. Куда, не задумываясь, шагнул Гадес, мгновенно исчезнув.

Софи подошла к этому месту и провела рукой по обоям: обычная стена, никакого намека на дверь или проход.

– Куда он делся? – спросила она, понимая, что вопрос звучит крайне глупо.

– В Подземный мир, – резковато ответил Сет. – Ты еще не поняла? Наши имена – не просто имена. Аид сейчас где-то там. Он может попасть туда только через дверь в своем доме. Честно говоря, не знаю деталей, сама у него спросишь. Если он захочет ответить.

Софи слышала, что на кухне уже вовсю гремит посуда – похоже, Нефтида быстро сориентировалась. Сет пошел к жене, а Амон рядом вздохнул:

– Чаю?

– Он не скоро вернется?

– Понятия не имею. Как разберется. Но мы будем тут.

Софи подумала, они ждут возвращения Гадеса, потому что все проблемы могут быть взаимосвязаны или потому что предпочитают держаться друг друга? Не озвучив свой вопрос, она молча последовала за Амоном на кухню.

Та оказалась большой и, судя по всему, напичканной какой-то современной техникой. Сет предпочел сесть и хмуро наблюдать за Нефтидой, уже поставившей чайник и заваривающей что-то в еще одном, маленьком и стеклянном. Амон тоже не растерялся и полез в один из шкафчиков, потом заглянул во второй:

– Да куда он печенье спрятал?

Софи присела на краешек стула и огляделась, но собаки снова не было видно, хотя она точно не проходила в светящуюся дверь.

– Это Цербер, – негромко сказал Сет, поняв, кого она ищет. – Воплощение в мире смертных. Для него пространство – ничто. Но он и не существо этого мира. И бо́льшую часть времени проводит в Подземном царстве. Ему не нужна дверь.

Софи сама не знала, почему с такой готовностью поверила в то, что говорили эти странные люди. Хотя… теперь выходит, они не совсем люди?

Нет, решила Софи, слишком походит на бред. Но она успеет подумать об этом позже, у себя дома – если, конечно, доберется туда сегодня. Вытащив телефон, Софи не заметила пропущенных вызовов от матери, но время неумолимо подходило к десяти. Обычно в этот момент она хотя бы отзванивалась, чтобы предупредить, что задерживается. Но сейчас даже не знала, что говорить – и стоит ли.

– Вот оно!

Амон наконец-то нашел то, что искал, и водрузил на стол овсяное печенье.

Сет вскинул брови:

– Гадес любит эту дрянь?

– Ненавидит, – Амон уселся на стул, подогнув одну ногу под себя и взял печенье. – Но я обожаю, и он хранит их специально для меня.

Нефтида расставила на столе чашки с чем-то густо пахнущим, так что Софи посмотрела с удивлением.

– Обычный чай, – пожала плечами Неф. – Но я люблю добавить всяких травок… хотя у Гадеса тут не разбежишься.

– Ты любой кухней недовольна, – махнул рукой Сет. – Если она не твоя.

Когда они с Нефтидой сняли пальто, оказалось, что сам он одет в классический костюм, а Неф – в длинное блестящее платье. Ощущение было такое, будто они ушли с какого-то важного приема, чтобы отловить Гадеса в кафе, где он сидел с Софи. Чтобы рассказать об исчезновении Амона.

Он сам уже принялся за второе печенье, и Софи не могла не спросить:

– Почему… почему вам понадобился Гадес? Чтобы отыскать Амона?

От Софи не укрылся взгляд Нефтиды, брошенный на Сета, но отвечать Неф предоставила ему:

– Он самый организованный из нас. И самый сильный.

– Почему?

– Так сложилось. Он смерть. А боги смерти всегда мощные. У Гадеса целый собственный мир. А тут мы не знали, с чем столкнемся. Никто никогда не убивал богов, знаешь ли.

– Я еще жив, – с набитым ртом заявил Амон.

Сет пожал плечами:

– Но Бальдр мертв. А ты… уж извини, ты постоянно во что-то влипаешь.

– Я был мил и тих, между прочим. Не представлю, кому мог не угодить.

– Возможно, попался под руку, – ответил Сет. – Если кто-то всерьез решил взяться за богов.

Амон запил печенье чаем и показал Сету язык, но Софи зацепилась за другую мысль. Она грела руки о чашку и, нахмурившись, спросила:

– Ты сказал, никто никогда не убивал богов… но до этого, в отеле, говорил, что только бог может убить бога.

– Теоретически. Человеческое оружие в любом случае бессильно, оно может убить тело, но тогда мы просто создаем себе новое.

– Такое же?

– Мы консервативны.

Амон фыркнул, но ничего не сказал, а Софи снова спросила:

– А что за проблемы могут быть в Подземном мире?

– Вряд ли серьезные, – ответил Сет. – Скорее всего, Гадес там давно не появлялся, вот что-то и пошло не так. Но навредить его миру мертвых еще сложнее, чем любому богу.

– Пей чай, – посоветовала Нефтида.

Софи так и поступила. Смотря на темное небо за окном и ощущая на губах вкус ромашки и почему-то корицы. Несмотря на странность происходящего, она поняла, что верит во все это.

Что-то ткнулось в ногу Софи, и она вздрогнула. Но потом увидела, это всего лишь доберман: Цербер положил морду ей на ногу, и Софи рассеянно провела рукой у пса между ушами.

Они все одновременно повернулись к коридору, который просматривался с кухни. Краем глаза Софи заметила Амона: то ли так упал свет на него, то ли дело было в сосредоточенном выражении лица, но он стал казаться старше, гораздо старше, чем до этого.

Гадес почти вывалился из сияющей двери. Упал на колени, упираясь руками в пол и тяжело дыша. Выглядел он не сильно лучше, чем когда только отправился в Подземный мир, – даже наоборот.

Пока Гадес откашливался и переводил дух, чтобы подняться, Сет негромко выругался, Амон же сказал:

– Это очень ненормально.

А Нефтида поставила на стол еще одну чашку.

Рис.3 Руки, полные пепла

5

– Нет!

Персефона срывается на крик, ее тонкие пальцы хватают статуэтку из полупрозрачного черного стекла и отправляют в полет до стены. Осколки брызжут во все стороны.

– Успокойся.

Голос Аида отрезвляет, холодит, проходит по коже струйками ледяной воды. Персефона останавливается, тяжело дышит, едва не запутывается в юбке длинного черного платья. Размазывает по лицу слезы.

– Я не хочу, – спокойнее говорит она и всхлипывает.

– Успокойся.

Персефона садится на пол, прислонившись спиной к красивой двери с вырезанными цветами и псами. Закрывает на миг руками лицо, не столько слыша, сколько ощущая, как рядом садится Гадес. Его плечо в рубашке касается ее обнаженного. Его сила холодит ее собственную.

– Я не хочу, – шепчет Персефона, в ее голосе скребутся шипы роз. – Не хочу этого цикла. Каждый раз. Я просто хочу остаться здесь.

Кончики его пальцев проходят по ее волосам. Почти неощутимо, как ночной ветер. И он роняет слово, будто каплю тьмы:

– Однажды.

– Обещаешь? – Персефона вскидывает голову, хотя знает, что цикл шел сотни лет до этого и будет идти еще столько же. Сотни ее смертей и возрождений.

– Да.

Они все смотрели на него, ожидая объяснений. Сет нетерпеливо постукивал пальцами по столешнице, но даже он молчал. Глотнув еще чая, Гадес подумал, что наконец-то полностью ощущает себя здесь. И сказал:

– Возникли некоторые проблемы.

– Некоторые проблемы?! – взорвался Амон. Он даже вскочил с места и начал нетерпеливо ходить по кухне, что было не так-то просто, учитывая ее небольшие размеры. – Кто-то убивает богов, а ты вываливаешься из собственного царства, как будто тебя пережевали и выплюнули! Некоторые проблемы, да?

– Помолчи, – прервал его Сет. И даже бывалый Амон вздрогнул от интонации его голоса: безжизненность пустыни, шелест иллюзий и ветров. Пепла на выжженном пространстве.

Сет был древним божеством. Древнее Амона. Гадес никогда не интересовался, древнее ли его самого, да это и не имело значения. Но сейчас он почти ощущал невидимую бурю за спиной Сета. Не яростный огонь, который всех испепелит, а вихрь песка, застилающий солнце, забивающийся в легкие.

Иногда глаза Сета отливали красным, выдавая его нездешнюю сущность. Как и сейчас, когда он внимательно смотрел на Гадеса.

– Ты еще не совсем здесь, – сказал Сет. – Пей чай.

Это было почти приказом, но Гадес подчинился. Сделал еще глоток и прикрыл глаза, ощущая на языке горечь трав, сладость меда и терпкость простой воды, не имеющей отношения к Стиксу.

Обычно переход между мирами не занимал много времени и был почти незаметен. Но иногда становилось сложнее: Гадес не знал, зависело это от происходящего в Подземном царстве или от него самого, от настроения или количества выпущенных сил. Но порой, возвращаясь, он по-прежнему ощущал себя больше там, видел только богов сквозь тонкую человеческую кожу, чувствовал их силы, а вместо стен полупрозрачно клубилось Подземное царство.

Гадес знал, что у египетских богов есть своя земля мертвых, которой управляет Осирис, брат Сета. И у братьев всегда были напряженные отношения – настолько, что они не разговаривали столетиями. Но Гадесу казалось, что и без всяких других миров Сет иногда ощущал себя немного не здесь. Поэтому Сет понимал.

Когда Гадес открыл глаза, то первым увидел взгляд широко распахнутых глаз Софи. В них было что-то тревожное, печальное и, где-то в глубине, яростное. Но Гадес постарался не думать сейчас о Персефоне – если она до сих пор ничего не вспомнила, значит, все сложнее, чем он думал.

– А теперь говори, – сказал Сет, откидываясь на спинку стула. – И только попробуй что-нибудь утаить.

Проходя сквозь дверь, Гадес мог оказываться в любом месте своего царства, но знал, что ждать его будут у Стигийских болот, недалеко от любимой Персефоной беседки. И действительно, стоило появиться, как он услышал недовольное:

– Мог и побыстрее.

Харон стоял, скрестив руки на груди, курил дешевые человеческие сигареты и фыркал в бороду. Он казался мужчиной средних лет и носил джинсы и футболку с диким кислотным принтом.

– Не мог, – отрезал Гадес.

На самом деле у него всегда оставалась возможность нырнуть в Подземный мир из любой точки пространства, но это не очень хорошо сказывалось на физическом человеческом теле, да и рисковать сейчас, когда творится непонятно что, Гадес не хотел.

– Что здесь происходит? – спросил он. – Ты звал так, будто все рухнуло.

– Может, по тебе соскучился?

Харон равнодушно выдержал ледяной взгляд Гадеса – одно из немногих живых существ, кто мог спокойно реагировать на бога смерти. И вздохнул:

– Иди, сам посмотри. Вон там.

Харон неопределенно махнул рукой куда-то в сторону. Гадес с трудом сдержался, чтобы не высказать все, что думает о подобной неопределенности. Но напомнить Харону о его месте он еще успеет, сейчас Гадеса больше интересовало, что стряслось.

Подземный мир не был на самом деле спрятан в недрах земли. Он существовал в ином пространстве, напоминал скорее болотистую местность, расчерченную руслами рек. Здесь всегда царил полумрак: низкое небо не искрилось звездами, зато вокруг ярких точек хватало. Светились кончики травы у земли, края листьев на деревьях, искры иногда появлялись в самом воздухе от резких движений. Мягко мерцали темные воды рек, откуда-то со дна, призрачно и спокойно.

Мир черного, фиолетового и призрачно-молочного.

Мир, не меняющийся тысячелетиями и все-таки постоянно находящийся в движении, – травы, листвы, воды, перетекающих друг в друга оттенков бархатной тьмы.

Это был мир Гадеса – и Персефоны, пусть пока она об этом не помнила.

Это мир полнился шепотками и скользящими силуэтами. Древние верили, что души здесь страдают, но Гадес лучше многих знал, что они без проблем могут принять более осязаемый облик, если захотят.

Никого из приближенных видно не было, только Харон продолжал шагать за спиной – Гадес ощущал запах его дешевых сигарет.

– Хоть здесь не кури эту фигню? – Гадес не пытался скрыть раздражения. – Или хотя бы купи, что получше.

– Мне нравится.

– Я мог бы и приказать.

– Тогда я обижусь, и с кем ты будешь пить, когда этот засранец Амон в следующий раз куда-то запропастится?

По правую руку появился неизменный Цербер. Как и Харон, он был существом этого мира, созданный здесь, родившийся здесь, принадлежащий этой земле и этим листьям. Но в отличие от Харона, Цербер никогда особо не стремился в мир людей и предпочитал проводить время здесь, надежно охраняя границы.

В Подземном мире ничто не сдерживало силу Цербера, и он представал в истинном обличье: размером с жеребенка, с широкой грудью и крепкими лапами, покрытый короткой черной шерстью. Все три его головы действительно напоминали доберманьи: изящные, вытянутые, смертоносные.

Его тело представляло собой нечто среднее между плотью и постоянно колышущимися тенями. Гадес положил ладонь на холку Церберу, ощущая, что шерсть того встала дыбом, а в глубине полупризрачной груди зарождается рычание.

Асфодели рассыпались под тяжелыми ботинками Гадеса. Когда он остановился перед тем, что и стало причиной вызова, то некоторое время молчал. Потом сказал:

– Дай закурить.

Харон только хмыкнул и протянул Гадесу свои сигареты.

– Не спрашивай, кто это, – сказал Харон. – Потому что если это не любовник Сеф, которого она тут похоронила, то я понятия не имею.

Гадес молча курил и стряхивал пепел на чьи-то выбеленные кости – определенно человеческие. Сквозь сдвинутые в кучу ребра пробивалось несколько бледных асфоделей.

Утробно рыча, Цербер обошел скелет, обнюхивая. Посмотрел на Гадеса, передавая информацию: да, человек.

– И его забросили сюда уже после смерти, – сказал Гадес. – Давно умершего человека. Откопали, смахнули грязь с черепа и зашвырнули в Подземный мир.

Харон хихикнул:

– Людям на порог дохлых котиков подкладывают, а тебе вот – скелетик.

– Котик тут вскочит и побежит, – отрезал Гадес. – Это мир мертвых. Но не… таких. У нас нет останков и плоти. Это нарушает баланс.

Гадес вспомнил, как однажды Персефона решила, что в мире слишком много несчастных кошек. Она стала собирать их и держать в Подземном замке. Как ни странно, на баланс это не повлияло, просто животные жили, а потом здесь же и умирали… чтобы на следующий день стать похожими на Цербера, созданиями темной плоти, мрака и фиолетовых искр.

– В замке спокойно? – Гадес повернулся к Харону. – В городе?

– Конечно. Но я специально еще раз проверил перед твоим приходом. Никого постороннего. Только сюда, на болота, на самой границе, смогли пробраться и подложить… вот это.

Гадес нахмурился.

Никто не проникает в Подземный мир без его ведома и разрешения.

Никто не смеет… и никто не может. Но скелет под его ногами насмехался почти беззубым ртом, и самим фактом своего существования говорил о том, что на этот раз кто-то проник. Кто-то смог.

Как и смог убить одного бога и едва не уничтожить другого.

Сигарета закончилась, и Гадес сделал едва уловимое движение большим и указательным пальцем, будто растирая её – окурок превратился в пепел и осел в траву сияющими искрами.

Что-то еще не давало покоя с этим скелетом. Что-то неуловимое. Гадес приглядывался к цветам, склонившимся на кости, к фиолетовым искрам, таящимся на бедрах. Определенно человеческий скелет, выбеленный самой землей, но… было какое-то «но». Едва ощутимое. Почти неуловимое. Зуд на кончиках пальцев.

Цербер почуял настроение и желание владыки и начал снова крутиться вокруг скелета, обнюхивая его каждой из трех голов. Сгустки теней с шерсти порой опадали на ребра скелета, а в примятой траве, где только что стояла лапа, копились искры.

Внезапно остановившись, Цербер заскулил и вскинулся, всеми тремя головами уставившись на Гадеса.

Тот отшатнулся, едва не налетев на Харона. Здесь, в собственном мире, когда рядом не было даже приближенных, кроме верного Харона и Цербера, Гадес мог себе позволить не удерживать маску всемогущего бога.

Он – воплощенная тьма. Он – смерть, безжалостная и настигающая каждого.

Но не только.

Опустившись на колени, Гадес протянул руку и несмело коснулся костей. Кончиками пальцев. Трепетно, почти нежно провел по ключице. На миг ему почудилось, что он ощущает запах сладковатых лилий.

– Персефона, – понял Харон, – это скелет последнего тела Персефоны.

Все боги обладали телами, но они немного отличались от человеческих, были способны вместить силу. И если старое по какой-то причине приходило в негодность, создавалось новое.

Все, кроме Персефоны, чей дух перерождался после смерти тела – и ее останки, в отличие от тел других богов, не исчезали, а разлагались, как любые человеческие.

Гадес поднялся, но ощущал, как его бьет дрожь. Цербер ткнулся одной из голов ему в бок, поскуливая – Персефону пес всегда любил.

– Тебе надо выпить, – заявил Харон. – Пошли.

Беседка стояла неподалеку. Черная, кованая, с изящными стальными цветами, такими же опасными, какой иногда бывала сама Персефона.

На столе уже стоял графин с темно-гранатовой жидкостью: человеческая выпивка на богов действовала слабо, но только не настойка на водах рек Подземного мира. Харон налил два бокала, но пить не торопился – Гадес осушил свой залпом.

На порог Подземного мира подкинули вовсе не дохлого зверька. А скелет последнего смертного тела королевы этого места. И вместе с алкоголем по венам Гадеса начинала разливаться ярость. Вторя хозяину, заворчал и Цербер: в беседку он не пролезал, так что улегся снаружи.

Харон ухмыльнулся:

– Вот это выражение лица мне нравится больше. Оно обещает смерть и муки тем, кто посмел нарушить границы.

– Я сам стану их мукой.

– Что случилось? – Харон уселся на один из кованых стульев, болтая в бокале напиток. – Я слишком давно тебя знаю. Не только в костях дело.

– Кто-то убил Бальдра. И чуть не убил Амона.

– О.

На лице Харона не проступило особого удивления. Он хоть и мог появляться среди людей, но всегда предпочитал это место. Он был жителем царства мертвых, его созданием и продолжением. Смерть богов вряд ли могла его взволновать – нарушение границ собственного мира для Харона было куда бóльшим потрясением.

– А еще я нашел Персефону, – спокойно продолжил Гадес. – И она ничего не вспомнила. Считает себя смертной.

Эта новость действительно поразила Харона. Борода ничуть не скрывала удивления на его лице.

– Как так?

Гадес пожал плечами и налил себе еще. Харон как-то беспомощно спросил:

– Но вы должны соединиться, и она вернется сюда как королева.

– Ты мне ее силой предлагаешь взять?

Гадес позволил себе немного язвительности, и это сразу сработало на Хароне. Взяв себя в руки, тот снова взболтнул в бокале вино, допил и посмотрел на Гадеса исподлобья:

– Думаешь, это все дело рук Деметры?

– Потеря памяти – безусловно. Но скелет – это слишком жестоко даже для нее.

– Тебе напомнить, сколько смертных она прокляла, потому что они при встрече ей тапочки не под тем углом подали? – Хмыкнув, Харон налил себе еще. – А что насчет смерти богов?

– Да зачем это Деметре?

– А зачем кому-то еще?

Гадес пожал плечами. Он и правда не представлял. Убийство бога не давало никакой силы убийце, тот просто… исчезал.

– Меня больше беспокоит другое, – сказал он. – Персефона перерождается сотни лет. Это непреложный закон.

– Это прихоть Деметры, одобренная твоим братом, – пробормотал Харон.

Но Гадес не обратил внимания и продолжил:

– Боги тоже вечны. Как и границы Подземного царства. Все законы сейчас нарушаются, и я не знаю, к чему это может привести. Но… ты ощущаешь?

Гадес сделал широкий жест рукой, как будто призывал Харона прислушаться к миру вокруг. Ощутить его. Нахмурившись, тот замолчал, а через мгновение в глазах Харона отразилось понимание.

Подземный мир был продолжением Гадеса, его созданием, его кровью и его силой, всегда ощущавшейся за спиной. Он сразу понял, как что-то неуловимо меняется в самой ткани миров.

Пока никаких разрывов, только помехи, искажения, отдающиеся вибрацией вдоль позвоночника.

– Я не знаю, кто может сознательно нарушать законы мироздания, – глухо сказал Гадес. – Невозможно предсказать последствия. Не знаю, связано ли это все друг с другом и… почему происходит.

Он поставил пустой бокал, но больше наливать не стал.

– Я должен вернуться. А ты следи за тем, что творится здесь, и сообщай обо всех изменениях. Но, проклятье, Харон, научись уже присылать сообщения на телефон!

– Тут мобильники не работают, – хмыкнул Харон.

Взгляд Гадеса мог испепелить: он отлично знал, что силы Харона хватит, чтобы отправить сообщение на простое человеческое устройство.

– Ладно, – проворчал Харон. – А где Гипнос? Он вообще живой?

– Наверное, – пожал плечами Гадес.

– Эй, он в твоей группе играет, тебе лучше знать!

– На днях концерт, поговорю с ним.

– Ладно уж, иди.

– Только сделаю еще кое-что.

Асфодели невольно тянули головки к его ногам, когда он шагал по траве. Цербер шел за спиной Гадеса и остался там же, когда бог смерти опустился на одно колено перед скелетом. Провел над ним рукой, и на миг кости обратились сияющими искрами, а потом пеплом осыпались на землю.

В Подземном мире не было дверей, Гадес мог перенестись из любой его точки, но в этот раз он почти ощущал, как ткань мира не хочет его отпускать. И Гадес отлично знал то, что не озвучил Харон: сейчас место короля в его царстве, чтобы одним своим присутствием вернуть равновесие, укрепить границы и вечные законы.

Но и Харон понимал, что Гадес просто не мог остаться. Только не тогда, когда Персефона одна в мире смертных, беззащитная и не помнящая себя.

Он не только смерть.

Открыв глаза, Гадес посмотрел на внимательного Сета, застывшую Нефтиду и даже замершего в ожидании Амона. Но потом перевел взгляд на Софи:

– Тебе пора домой.

– Что? – Она едва не задохнулась от возмущения. – Сначала вы заявляете, что вы – древние боги… да я тут за один вечер столько увидела, что половины понять не могу!.. А теперь ты хочешь просто отправить меня домой?

– Да.

Софи уже набрала в грудь побольше воздуха, чтобы продолжить, но тут вмешался Амон, осторожно говоря:

– Гадес, она права, ты можешь и ей все рассказать.

– Нет, – отрезал он, вспоминая скелет среди светящихся асфоделей и темной земли Подземного мира. Если Персефона ничего не помнит, значит, не стоит сразу ей рассказывать, кто она такая, а остальным Гадес хотел поведать полную историю. – К тому же нам ведь не нужны проблемы с ее матерью? Только не сейчас.

Амон закатил глаза и понимающе кивнул. Чем дольше Деметра не будет знать, что Персефона уже встретилась с Гадесом, тем лучше.

– Я никуда не поеду, – заявила Софи.

Гадес не был намерен спорить. Он просто подотпустил свою силу, давая ей проникнуть в Софи, на миг сбивая ее дыхание.

– Ты. Поедешь. Домой.

В глубине души Гадес надеялся, что сила, возможно, заставит Софи хоть чуть-чуть вспомнить что-то, но в ее глазах отразилось только удивление и ни капли понимания – она не помнила.

И это каждый раз больно ударяло по Гадесу.

Но он ничуть не изменился в лице и спокойнее добавил:

– Скоро у «Стикса» концерт, приходи, там и поговорим. Но сейчас уже поздно. Я вызову тебе такси.

Софи промолчала – и не произнесла ни слова до тех пор, пока не приехала машина и Гадес сам не открыл ей дверцу. Софи помедлила и хмуро посмотрела на Гадеса. Тот сказал спокойным тоном:

– Приходи на концерт. Там поговорим.

– Обещаешь?

– Да.

Софи это удовлетворило, и она нырнула в машину, а Гадес вернулся в квартиру. И в коридоре, стряхивая с волос и одежды уличную морось, услышал голос Амона:

– Ну вы же понимаете. Он и она. Сила их притяжения будет работать в любом случае. Он хочет ее, а она хочет его. И когда они овладеют друг другом, Подземный мир обретет свою королеву.

Усмехнувшись, Гадес вошел на кухню:

– Вижу, Амон ввел вас в курс дела.

Нефтида кивнула и начала снова заваривать чай. А Сет усмехнулся:

– Если это твоя жена, мог быть с ней и повежливее.

– Я бог смерти, – отрезал Гадес, – а не милоты.

Рис.4 Руки, полные пепла

6

Я пойду за тобою во тьму.

Я паду за тобою во тьму.

Я и есть та тьма, что отражается в глубине твоих глаз.

Персефона говорила ему это. Шептала, не отрывая взгляда от его лица. Сжимая в руке плод граната так крепко, что по белой коже тек алый, будто кровь, сок. Она смотрела в глаза бога смерти и бесстрашно отправляла в рот зернышки, зная, что они привяжут ее к нему, к Подземному царству. К той жизни, которую она выбрала сама и в которую не сможет вмешаться даже мать.

Они повенчаны гранатовым соком.

Терпким вкусом, что смешивался на их губах. Алыми каплями, что срывались в бархатную тьму, которая окутывала короля мира мертвых – а теперь и его королеву.

И в ее приоткрытые губы уже он шептал те же слова.

Я пойду за тобою во тьму.

Я паду за тобою во тьму.

Я и есть та тьма, что отражается в глубине твоих глаз.

Гадес сидел на корточках перед клубом и почесывал Цербера между ушей. Сейчас тот оставался в облике добермана, хотя Гадес ощущал под его кожей и шерстью не только мощные мускулы, но и силу теней и боли.

Группа уже собралась, и остальные проверяли и настраивали оборудование на сцене. Сначала Гадес помогал им, но потом вышел покурить на улицу, и пока ему не хотелось возвращаться. Он сидел в сумерках и ощущал на подушечках пальцев щекочущие души мертвецов.

– Ты что, решил простыть, заболеть и бросить нас на произвол судьбы? Учти, я с твоими фанатками разбираться не буду. Отдам бездыханный труп, пусть растаскивают на сувениры.

– Главное, сохрани самые ценные части, – улыбнулся Гадес.

Появившаяся из дверей клуба Роуз чуть не задохнулась от возмущения, а потом рассмеялась и легонько стукнула поднявшегося Гадеса по плечу:

– Я сохраню твое не дрогнувшее перед красотками сердце!

Гадес сунул руки в карманы, а Роуз, нахмурившись, огляделась:

– Здесь же была собака?

– Убежала, наверное. Ее хозяин наверняка где-то тут.

Роуз продолжала хмуриться, но ее куда больше интересовал предстоящий концерт. Она оглядела начавшую собираться толпу и невольно присвистнула:

– А что будет твориться позже!

– Иди внутрь. Я дождусь друзей и присоединюсь к вам.

– О! – Роуз посмотрела на него с любопытством. – У тебя все-таки есть друзья? Я думала, они не любят музыку.

– Правда, не любят, но сегодня особый случай.

– А Сэм не смог прийти, – Роуз вздохнула.

– Твой муж работает.

– Да знаю! Зато он выбрал мне новый цвет волос. Тебе нравится?

Роуз подергала кислотно-фиолетовую прядку: свои неровно остриженные по плечи волосы она называла креативной прической и расстраивалась, что теперь, кажется, заканчиваются варианты цветов, которые она еще не пробовала.

– Очень красиво, – кивнул Гадес.

– Называется «Пепельный единорог».

– Не уверен, что здесь много пепла, но единорог уж точно присутствует.

Роуз только фыркнула и исчезла внутри клуба. Гадес снова закурил и продолжил ждать, рассматривая скапливающийся народ. Многие тоже кого-то ждали или курили, его самого не узнавали. На улице холодало, и мерзнуть начинал даже Гадес, хотя был одним из немногих южных богов, не особенно чувствительных к температуре – возможно, потому что не принадлежал целиком этому миру.

Сет, Нефтида и Амон появились втроем. Первые двое зябко кутались в пальто и шарфы, а вот Амон, чей звонкий голос можно было услышать издалека, явно чувствовал себя прекрасно. Затушив сигарету и выкинув ее, Гадес ждал, пока боги подойдут ближе.

Амон с восторгом рассматривал вывеску, загорающуюся в подступающих сумерках.

– «Куб»! О, Гадес, это отличное место. Тут все выступают. Вам повезло.

Тот кивнул:

– Может, внутрь? Там теплее. Замерз, пока вас ждал.

Нахохлившийся и явно замерзший не меньше его Сет проворчал:

– Это потому что кто-то «почти собрался», а потом еще полчаса красился заново.

Нефтида вздернула подбородок, от чего ее тяжелые серьги звякнули. Макияжа на ней действительно было много, но он ей удивительно шел, а золотая подводка на глазах гармонировала со смуглой кожей. Ни слова не говоря, Нефтида фыркнула и пошла в клуб. Гадес проводил ее взглядом:

– Они с Роуз подружатся.

В самом клубе народу пока было немного. Техники еще заканчивали свои дела, несколько человек проверяли стоящие на сцене факелы.

– Из них что, реальный огонь будет? – спросил Амон и дождался кивка Гадеса. – Офигеть!

– Меня всегда поражало, как ты приспосабливаешься к эпохе, ее словам и реалиям, – сухо заметил Сет.

Амон в ответ рассмеялся:

– И это ты мне говоришь? Да ты всегда успевал делать бизнес на том, что актуально! Что сказал бы твой братец, узнай он, что ты даже с бутлегерством успел подсуетиться?

Сет пожал плечами:

– Осирис старомоден. Будь его воля, он бы отправил меня сидеть в пустыню на веки вечные.

– И водить караваны туарегов с грузом соли, – хихикнул Амон. – Ну а что? Тоже бизнес.

– Я тебя сейчас стукну, – спокойно сказал Сет.

Нефтида закатила глаза и обратилась к Гадесу:

– Иди, готовься уже к выступлению, поговорим после. А я послежу за этими умниками. И не волнуйся, встречу Сеф, когда она придет.

Гадес кивнул. Он был благодарен, что Нефтида сказала «когда», а не «если». Ему не хотелось думать, что будет, если Софи решит, что они все ненормальные и лучше держаться подальше.

Но он медлил.

– Еще кое-что.

Нефтида и Сет посмотрели вопросительно, Амон даже закончил комментировать происходящее не слушавшему его Сету и тоже замолчал.

– Не говорите Персефоне о ее истинной сущности.

– Почему? – спросил Амон. – Тебе не кажется, она имеет право знать? И так, может, вспомнит. Или хотя бы будет предупреждена о том, что творится.

– Никто не знает, кто она, кроме вас и меня. И Деметры. Пусть так и остается. Чем меньше народу в курсе, тем лучше она защищена.

Гадес слишком хорошо помнил выбеленные кости в темно-фиолетовой траве, расцвеченной асфоделями. Персефона всегда была уязвимее остальных богов. Ее не нужно убивать как бога, можно просто как человека, чтобы запустить новый цикл, чтобы ее дух вновь переродился.

Хотя Гадес не знал, что будет, если ее убьет другой бог. И не хотел узнавать.

Амон пожал плечами, соглашаясь. Нефтида и Сет переглянулись и кивнули. Но Сет не мог промолчать:

– Извини, я должен сказать это вслух… Но откуда ты знаешь, что это именно твоя Персефона? Мало ли девочек так называют.

– Дело не в имени, – ответил Гадес. – Я не узнал ее сразу, но обычно одного разговора хватает, потом в какой-то момент как щелчок – и мы узнаём друг друга. В этот раз так случилось, когда я услышал ее имя… или чуть раньше. Но не для нее. Однако я уверен, это она. Я вижу ее истинную за оболочкой нового, похожего на предыдущие, тела. Это она.

Больше Гадес не мог задерживаться и отправился в маленькую комнатку за сценой, сейчас заваленную вещами. К его удивлению, там еще не было никого из группы, поэтому он успел спокойно переодеться. Почти сразу после этого ввалился Майки, рассказывающий непристойный анекдот, и Эллиот, на ходу снимающий очки и протирающий их футболкой. Почти сразу за ними появилась и Роуз вместе с меланхоличным Стивом.

– Ты видел, сколько народу перед клубом? – с горящими глазами спросил Майки. – Если ты сегодня не выложишься на полную, я тебя убью.

Гадес усмехнулся:

– Чтобы факелы сами зажигались от нашей энергетики?

– Пофиг на факелы, пусть девки рвут на себе футболки и просят расписаться на груди!

– Майки расстался с очередной пассией, – сообщил Эллиот, почти утыкаясь носом в зеркало, чтобы вставить чернильную линзу. – Теперь он в активном поиске.

Роуз застонала: когда Майки искал девушку, лучше было не оказываться у него на пути. А еще это означало, что если он ее не найдет, то напьется в баре.

– Да ну вас! – заявил Майки.

А молчавший бо́льшую часть времени Стив заметил:

– Главное, выбирай не по размеру груди, как ты обычно делаешь.

– Вы ничего не понимаете в женщинах.

– Особенно я, – вставила Роуз. – Вы, кстати, помните, что к факелам близко нельзя подходить? Опалите свои прекрасные тушки.

– Зато какое будет шоу! – мечтательно протянул Майки, за что тут же получил от Роуз швырнутыми в его сторону штанами, выдернутыми из общей кучи вещей. Судя по протестующему воплю Стива, штаны были его.

Они еще долго обсуждали концерт, клуб и девушек Майки – до самого момента выхода на сцену, так что Гадес с досадой тряхнул головой: он рассчитывал хотя бы поговорить с Гипносом до выступления. Просто на всякий случай. Но тот вместе с остальными уже вышел на сцену под оглушительный рев толпы.

Им были рады.

И огонь из факелов взметнулся, приветствуя «Стикс течет вспять», а Майки и Эллиот вступили с первыми гитарными риффами.

Понадобилось ровно две песни, чтобы раскачать собравшуюся в зале толпу.

А на третьей Гадес заметил Софи. Прожекторы осветили зал, и он выхватил взглядом ее маленькую фигурку и распущенные рыжие волосы. Она стояла вместе с Сетом, Нефтидой и Амоном у дальней стены. Это немного успокаивало: в окружении стольких богов Персефоне ничего не угрожало.

А еще Гадес знал, что ее взгляд прикован к нему. Возможно, она этого даже не понимала. Но видела только его.

Сам Гадес, смотря на Софи, не мог знать, что она полчаса выбирала корсет, разложив на кровати всю одежду, которая у нее имелась. Что три раза переделывала прическу, остановившись в итоге на распущенных волосах. Но Гадес смотрел на Софи и видел истинную ее, которая многие сотни лет назад съела гранатовые зерна, чтобы навсегда остаться рядом с ним в окружении фиолетовых искр и асфоделей.

И ни разу не пожалела.

Этим вечером Гадес пел только для нее. Он не говорил этого вслух, но все песни были посвящены только ей. Текстом каждой из них он говорил только с Софи. И его бархатистый голос, обращенный ко всем, на самом деле предназначался только ей. Дотрагивался до ее волос, скользил, будто прикосновение, по щеке и обнаженным рукам, проникал сквозь кожу. Лаская и обещая.

Зал взорвался аплодисментами и трижды вызывал их на бис. Неугомонный Майки предлагал выйти и в четвертый, но Эллиот шикнул на него, напоминая, что остальные тут не сидят на энергетиках. Поэтому когда группа завалилась в гримерку и все уселись, то несколько минут просто молчали. После чего Роуз сказала:

– Это было офигенно.

Майки хихикнул и заметил, что он бы выразился покрепче.

– А я бы выпил чего покрепче, – сказал Эллиот. – Пошли в бар. Ты же девушку собирался искать?

И они первыми ушли в зал.

– Вот же неугомонные, – проворчал Стив.

– Ты просто слишком давно живешь с женщиной! – заявила Роуз. – Ты даже более семейный, чем я.

Ее телефон на столике завибрировал входящим сообщением, и Роуз торопливо его посмотрела. Улыбнулась:

– Сэм уже здесь. Пишет, успел на бис, и это было что-то. Зовет в зал. Я вам больше не нужна?

– Иди уже, – махнул рукой Гадес.

Роуз взглянула на себя в зеркало, поправила макияж и оставила Гадеса и Стива наедине.

– Я хотел поговорить, – сказал Гадес. – О том, что происходит в мире. Ты знаешь, что Бальдра убили?

– Слышал, – сдержанно ответил Гипнос, который предпочитал, чтобы в мире людей его звали Стивом.

– На Амона напали. И границы Подземного мира нарушили… довольно наглым способом.

– Прескверно.

– Я хочу, чтобы ты был осторожен. И твой брат волнуется.

– Харон? – Стив вздохнул. – Я виноват, давно к нему не заглядывал. Но мне хочется использовать все время с Молли.

Гадес кивнул. Он понимал Гипноса хорошо, как никто другой. Тем более что не помнил, чтобы раньше тот увлекался женщинами. А тут у него была Молли, с которой они жили уже шесть лет. Человеческая женщина. Которая состарится и умрет – но в отличие от Персефоны не возродится.

– Я понимаю, – тихо сказал Гадес. – Просто будь осторожен. И береги Молли.

– Конечно.

Гипнос никогда не был многословным, вот и на этот раз он посчитал, что разговор окончен, и начал переодеваться. Гадес же решил, что теперь самое время выйти в зал. Ему хотелось поговорить с Софи. Узнать, как она восприняла все происходящее.

Хотя Гадес знал, в глубине души она верит и в богов, и во все, что видела своими глазами. Потому что там, под человеческой плотью, все еще жила та же Персефона. Горы постепенно разрушаются, моря высыхают, но древние боги остаются неизменными. Они только учатся.

Иногда – приобретать опыт. Иногда – терять тех, кто стал близок.

Дойти до Софи Гадес не успел, его перехватил Амон. И решительно повел к бару:

– Надо поговорить.

Гадес нахмурился: те же слова он буквально пять минут назад говорил Гипносу. Но сейчас Амон выглядел серьезным, между бровей залегла несвойственная ему морщинка.

Заказав две текилы, Амон посмотрел на Гадеса:

– Я не сказал всего о нападении. И это может быть важно. Но не хочу при остальных.

Он выпил принесенную барменом текилу, вопросительно посмотрел на Гадеса, потому что тот и не думал притрагиваться к своей. Амон опрокинул и его стопку, а когда ее стеклянное дно стукнулось о потертую барную столешницу, заявил:

– Я кое-что помню. Там были псы.

– Псы? – приподнял бровь Гадес.

– Да. Теневые псы, чем-то похожие на Цербера, но не такие.

– У многих богов есть псы.

– Ага. Знаю. У Нуаду, например. Вроде у Хель что-то такое не особо мифологичное. А еще у Сета.

Гадес нахмурился и подумал, что зря отказался от текилы:

– Поэтому ты ничего не говорил? Опасался, что Сет причастен?

– Не исключал этого. И не хотел упоминать при Персефоне… пока она не вспомнила себя, может случайно рассказать Деметре. А ты знаешь, я ее не люблю не меньше твоего.

– Зачем Хель кого-то убивать? – пожал плечами Гадес. – А про Нуаду я столетиями ничего не слышал.

– Ага. Мы только знаем, что он редко покидает любимую Англию.

Настал черед Гадеса хмуриться:

– Мы найдем его и поговорим. Что еще ты помнишь?

– Немногое. Я шел в душ, заметил темного пса… сначала решил, это Цербер, но потом показались еще несколько, появились из теней. Они отвлекли меня, а когда я понял, что кто-то стоит сзади, было поздно. Но что он сделал, я то ли не понял, то ли не запомнил. Очнулся уже с вами.

Гадес кивнул:

– В следующий раз не тяни с рассказами.

– Прости, – Амон виновато опустил взгляд и начал пальцем тереть какую-то царапину на столешнице. – Я потом понял, как сглупил.

Гадес взял еще две текилы, и они вместе выпили.

– Ладно, пошли к остальным, – сказал Амон. – Они ждут, а Сеф вообще в восторге.

– Пока она Софи. Иди, я сейчас догоню.

Оставшись в одиночестве, Гадес взял себе виски, но больше не пил, а просто болтал его в стакане и думал. Ему очень не нравилось то, что происходит. Что-то темное, нехорошее, подтачивающее сами основы мира. Заставляющее даже его, бога смерти, нервно ежиться.

Гадес мог понять, зачем Деметре делать так, чтобы Персефона ничего не помнила.

Но Гадес совершенно не представлял, зачем кому-то демонстративно нарушать границы Подземного мира. И тем более убивать богов. Это все не имело смысла.

Гадес хорошо знал Хель. Родом с Севера, у нее свое царство мертвецов. И она сильна, очень сильна. Мотивы и цели Хель вообще никто никогда не мог понять, но Гадес с трудом представлял, чтобы она подбрасывала кости или убивала богов. Хель, конечно, весьма своеобразна, но они часто встречались, и Гадес не мог бы сказать, что у нее найдется мотив.

Нуаду родился здесь, на островах, и о нем Гадес знал мало. Только то, что тот был местным богом, потерял королевство и руку, взамен которой получил серебряную. Он никогда не лез в общие дела и предпочитал держаться в стороне от остальных.

И у него были черные псы.

Тут Гадеса пронзила еще одна мысль. Четкая, грозная, хотя такая же нелепая: псы всегда сопровождали Гекату. Мрачную сестру Персефоны, у которой сбежать от матери получилось куда лучше – хотя Деметра сразу не понимала свою темную дочь, покровительницу ведьм и ворожбы. Она потому и считала, что Персефона совсем не такая.

Но Геката никогда не была так сильна. Да и о ней Гадес тоже ничего не слышал столетиями.

– Мы тебя заждались, – заявила Нефтида, усаживаясь на стул рядом.

– Извини. Пошли.

– Нет, Сет курит на улице, а Софи и Амон вызвались составить ему компанию и подышать свежим воздухом. Сейчас вернутся.

Для сегодняшнего вечера Нефтида выбрала длинное черное платье, разводами кружев обнимавшее ее руки. Она заказала какой-то коктейль, название которого Гадес слышал впервые в жизни, и повернулась к нему:

– Отличное выступление. – Она нахмурилась. – Но тебя волнует что-то другое.

– Ты всегда была проницательна.

– Иначе не смогла бы жить с Сетом. Он иногда сам не понимает, о чем думает и чего хочет.

– Ну, точно знаю, он всегда хочет тебя.

– Фу, – Нефтида сморщила нос. – Вы, мужчины, иногда жутко грубы!

Перед ней поставили коктейль в тонком высоком стакане, и Нефтида поболтала трубочкой, прежде чем попробовать. Одобрительно улыбнулась и снова повернулась к Гадесу. Побарабанила аккуратно накрашенными ноготками по столешнице.

– Давай, выкладывай.

– Меня волнуют псы, – честно сказал Гадес.

Нефтида приподняла бровь:

– У Церби появились друзья?

Гадес не видел смысла что-то скрывать. Он давно знал и Нефтиду, и Сета – не меньше, чем Хель. Но если северной богине смерти он не доверял никогда, то с этими двоими они прошли достаточно много. Не меньше чем с Амоном.

Нефтида слушала задумчиво и к тому моменту, когда Гадес закончил рассказывать, допила коктейль, так что тыкала трубочкой оставшийся на дне лед. Она заказала еще один такой же и, когда его принесли, сказала:

– Вряд ли Хель есть смысл убивать богов… Но ты не думаешь, что она могла подбросить кости в Подземный мир? Ей легче всех туда попасть. Ты даже не узнаешь, она ведь тоже богиня смерти.

– Зачем ей это?

С прямой спиной и неуловимой экзотичностью во внешности в сумраке клуба Нефтида походила на роковую леди из классических нуарных фильмов. Но сейчас она фыркнула совсем не как роковая красотка и тряхнула роскошными темными волосами:

– Ой, да ладно! Хель давно к тебе неровно дышит. Ходили даже слухи… – Нефтида замялась, но под выжидающим взглядом Гадеса вздохнула и продолжила: – Ходили слухи, что вы были вместе после очередной смерти Персефоны. А потом ты ее кинул ради Сеф.

– И ты в это веришь?

От его голоса веяло глухой, первозданной тьмой.

– Я бы тебя поняла, – пожала плечами Нефтида, сосредоточенно тыкая палочкой коктейль. – Не все жизни Персефоны длятся долго. Я знаю, что ее человеческое тело не совсем такое, как у нас. Она не стареет, но может умереть от болезней или ран, как обычный человек. И цикл запускается снова.

Неф украдкой посмотрела на Гадеса, как будто хотела удостовериться, что смена темы удалась. Но тот лишь кивнул.

– Ладно, – Нефтида вытащила палочку и положила на барную стойку, – извини. Я знаю, это просто слухи. Как и знаю, что у тебя бывали только перепихоны с людьми, но никогда ничего больше.

– Перепихоны? – улыбнулся Гадес. – И кто здесь грубый?

В ответ Нефтида только глотнула коктейль. Ее плечи расслабленно опустились.

– Почему Сет позвал меня? – спросил Гадес. – Ты тоже могла вернуть Амона.

Нефтида покачала головой:

– У меня бы не хватило сил. С людьми могла бы, но не с богом. Я далеко не так сильна, как ты или Сет.

– Я видел твои крылья. Я знаю, ты можешь создавать Ветер жизни.

– Чтобы воскресить? Только людей. Амон не откликнулся бы. Ты знаешь, пусть я и богиня смерти в том числе… но у нас с этим сложно. Осирис никого не пускает в загробный мир, а у них с Сетом очень сложные отношения.

– У меня бы тоже были сложные отношения с братом, – хмыкнул Гадес, – если бы он когда-то хотел меня убить.

– Ты знаешь, я не одобряла этих действий Сета. Но Осирис не забыл этого тогда, не забывает и теперь. Хотя не думаю, что у меня в любом случае было бы много сил. А ты всегда был мощным. Сильнее ты только когда вы с Сеф вместе. Думаю, Сет действительно испугался за Амона. И он никогда этого не признает, но соскучился по твоему обществу.

Нефтида провела пальцем по стеклянному боку стакана. А потом залпом допила его содержимое и посмотрела на Гадеса:

– Ты бываешь на ее похоронах? Этих ее воплощений?

– Каждый раз.

Неф вздрогнула, но ничего не сказала. И покачала головой, когда бармен предложил повторить коктейль еще раз. Вместо этого Нефтида достала маленькое зеркальце и губную помаду. Пока она поправляла макияж, Гадес задумчиво смотрел на сцену, где сейчас ходил кто-то из обслуживающего персонала, занимаясь факелами. Хотя мысли его были далеко. Во владениях сумрака, мягкого, фиолетового, и негромкого шелеста рек. Гадесу хотелось просто уничтожить этих собак и того бога или богов, которые за всем стоят. И, взяв тонкую ладонь Софи, привести ее в Подземный мир, уложить на траву и асфодели, наконец-то увидеть в глазах узнавание. Заметить тот момент, когда она действительно станет Персефоной. Собой.

И тогда она обязательно прошепчет, как много раз до этого:

– Аид…

Ему не нравилось, когда его так звали другие. Это имя принадлежало ей.

С негромким хлопком Нефтида закрыла зеркальце и убрала его в сумочку:

– Идем?

Но не успели они отойти от барной стойки, как Гадеса перехватил невысокий мужчина. Он тоже был одет в черное, как и Гадес, но в отличие от него являлся обычным человеком – владельцем этого места.

– Гадес! – Обычно Винсент носил темные очки, потому что яркий свет резал глаза, но сейчас, в полумраке, оставшемся после концерта, снял их. – Было офигенно! Но ты знаешь, что твоя группа напивается на бильярдном столе?

– Прямо на нем? – улыбнулся Гадес.

– Когда я видел их в последний раз, Майки лежал чуть ли не звездочкой среди бильярдных шаров и велел Эллиоту вливать в него больше пива. А Роуз суетилась вокруг.

– Ну либо они сейчас заблюют твой бильярд, либо Роуз выведет всех на улицу. Они довольны выступлением.

– Я тоже, – признал Винсент. – Вообще-то Стив просил передать, что ты ему нужен. Он в гримерке. Я сначала там тебя искал. Так что, как разберешься, поднимайся в ВИП-зону, мы должны выпить!

– Прости, не сегодня. Лучше позвони мне.

Кивнув, Винсент хлопнул его по спине и тут же исчез в толпе, а Нефтида кивнула:

– Приходи на улицу, когда закончишь с Гипносом.

В ее глазах блеснула тревога, и Гадес не сомневался, ее тоже волнует, почему Стив ждет его, а не пришел сам. Возможно, что-то случилось. Несколько мгновений Гадес следил за точеной фигурой Нефтиды, направлявшейся к выходу, а потом устремился к гримерке.

Внутри еще царил беспорядок, но никого не было. Кроме Стива, сидевшего неподвижно, уставившись в стену.

– Гипнос? Что случилось?

Он повернул голову и посмотрел на Гадеса. И тому почудилась во взгляде глубокая плещущаяся печаль.

– Прости, Гадес. Им нужно время, и чтобы ты не смог помешать. А я… Они убьют Молли. Она всего лишь человек, такая хрупкая. Прости.

Пока Стив говорил, он поднял обе руки и свел ладони вместе, а с последними словами сделал быстрый жест, разворачивая их в сторону Гадеса. Тот знал, что происходит, знал, но ничего не мог противопоставить, а его рука только скользнула по ручке двери, но уйти Гадес не успел.

Гипнос может усыпить любое существо.

Даже бога.

Никто не способен сопротивляться Гипносу.

Но засыпая, падая на пол тесной гримерки, Гадес думал вовсе не об этом, а о том, кому и на что нужно время. Он думал о Софи.

Но, конечно, не мог видеть, как в этот момент из теней у стен клуба выходят черные псы, окружая отошедших за угол Сета и Амона, что-то рассказывающего Софи.

7

Он склоняет голову в знак уважения и приветствия. В его голосе шелестят песок и пепел:

– Спасибо за приглашение.

Гадес поднимается, чтобы поприветствовать Сета, а Персефона улыбается. Она придвигает третью пузатую чашку из черного стекла и аккуратно наливает чай, пахнущий сладковатой смертью и весенними травами.

– Где Неф? – спрашивает Сет. – Она должна была прибыть раньше меня. Если ее еще нет, вдруг…

– Она здесь, – успокаивающе отвечает Гадес. – Возится с Цербером.

– Ну хоть не с одним из других ваших подданных.

– Сет! – с укоризной говорит Персефона. Хотя лучше многих знает, как порой несдержанна Нефтида в связях – та сама ей рассказывает о любовных приключениях. Шепотом, со смешками, в полумраке и мягком сиянии светлячков на полях асфоделей. – Любит Нефтида только тебя.

– Знаю. И меня не так волнуют ее прочие похождения.

Но Персефона знакома с Сетом слишком давно и слышит в его голосе глубокую тоску пересохших колодцев. А Гадес поднимает чашку с чаем, заваренным на водах Стикса:

– Попробуй. Сеф сама собирала травы.

Персефона молча пьет чай, с улыбкой наблюдая за непринужденной беседой Смерти и Бури.

Сейчас Софи стояла около «Куба» после концерта «Стикс течет вспять» и куталась в пальто, которым поделился с ней Амон – свою куртку Софи опрометчиво не взяла. Сам Амон, яростно жестикулируя, рассказывал о каком-то общем знакомом Сету. Тот курил и только жестом предложил отойти в сторону от остальных людей перед входом. Так что они втроем стояли чуть за углом, в мутноватом свете фонарей.

От пальто Амона пахло как будто благовониями и чем-то таким, что напоминало Софи о ярком, иссушающем солнце. Но может, просто потому, что ей стало тепло.

Она в очередной раз ловила себя на мысли, что совершенно не представляет, как относиться к происходящему. Эйфория после концерта проходила, и наступало привычное недоумение.

Тогда, дома у Гадеса, Софи оставалась спокойна, но позже в такси у нее было время подумать. И если первой мыслью мелькнуло, что присутствие богов как-то умиротворяло, то через секунду пришла вторая, более разумная: в чай что-то подмешали. Уж кому как не Софи знать, что есть множество даже безобидных травок, которые могут притупить чувство тревоги: ее мать сама их выращивала.

Заявление о богах казалось сумасшествием. Хотя Софи не могла отмахнуться от того, что видела… но правда ли видела? Хелен не раз говорила, что у нее богатое воображение. Так что где-то домыслить, где-то слишком ярко представить… кто знает, что было на самом деле?

Уж конечно, не древние боги.

И либо они там все психи, либо это какой-то хитроумный розыгрыш. В конце концов, тех, кто назвался Сетом, Нефтидой и Амоном, Софи видела впервые в жизни. Кто знает, может, они статисты? Или им заплатили. Слишком даже для Хелен, но она могла счесть это веселым. А потом сказать, что это вообще подарок: сейчас, но как бы на день рождения.

Софи смущало только то, что Гадес точно не статист со стороны, она видела его выступление. И когда он говорил, когда смотрел на нее, Софи знала, просто знала, что он не играет.

Но тогда оставался вариант, что они психи. Или что в том кафе, где они сидели с Гадесом, он ей что-то подмешал… и были ли на самом деле потом эти странные люди, которые заявили, что они вовсе не люди?

Открывая дверцу такси и шагая по дорожке к дому, Софи была уверена, что выложит матери все как есть. Пусть та и пыталась излишне контролировать дочь, но всегда оставалась разумной. И что немаловажно, рассматривала все варианты, даже самые немыслимые.

Но когда рука Софи скользнула по шершавой двери, повернула ручку, и сама она вошла в теплый, пахнущий травами и выпечкой дом, уверенность Софи дала трещину.

Пронзило четкое ощущение, что она должна быть не здесь. Не тут ее дом. На миг Софи даже прикрыла глаза, и ей показалось, она увидела поля, как будто в сумерках, уловила тонкий запах душистых цветов.

– Где ты была?

Мать стояла в дверях комнаты и смотрела на Софи. Та тряхнула головой, подумав, что, возможно, ее действительно чем-то опоили. Она никогда не употребляла наркотики, как может знать ощущения? Ей казалось, все нормально, но вдруг все совсем не так?

– Где. Ты. Была?

Софи торопливо стянула куртку, расшнуровала ботинки, но вопреки первоначальному желанию сказала только:

– Прости, мы засиделись с Хелен, совсем потеряла счет времени.

Мать ее, разумеется, отчитала. Софи выслушала выговор молча, но утвердилась в мысли, что не расскажет ни о чем. В конце концов, ничего же страшного не случилось? А что делать теперь, Софи может решить и сама.

Но первым делом, оказавшись у себя в комнате, Софи уселась на кровать и открыла ноутбук. Под мерцание гирлянды, висящей над окном, она гуглила наркотики и их действие. Но не нашла ничего общего с тем, что видела сегодня. И уж точно не упоминалось никаких богов.

Проверив телефон, Софи убедилась, что сообщений нет, и постаралась все-таки уснуть – хотя это было очень непросто.

За следующие дни Софи успела несколько раз передумать идти на концерт «Стикс течет вспять». И почти увериться, что, раз с ней все в порядке, значит, эти люди – психи. Может, стоит о них куда-то сообщить? Но Софи не представляла, куда.

И было еще кое-что. То самое, что заставило ее даже Хелен рассказать только «краткую версию» свидания, закончив распитием чая в кафешке.

Софи видела собаку. Она не очень-то в них разбиралась, но доберман был слишком похож на того, у Гадеса. Пес появлялся то там, то тут, следовал за ней, но всегда на расстоянии. Порой словно растворялся в тенях, так что Софи начинала думать, не сходит ли с ума она сама.

Пока однажды, когда рядом не было людей, Софи не опустилась на одно колено, пачкая джинсы в грязи, и не протянула руку к собаке, тихонько позвав:

– Цербер?

Что за бред, думала она. Сама себе казалась смешной, какой-то шизанутой… Но пес неожиданно подошел и сунул голову под руку, чтобы его погладили между ушей.

Собака была абсолютно настоящей. Мощный доберман без ошейника.

Когда послышались чужие шаги, Софи опустила руку и обернулась: человек спешил по улице, подняв воротник пальто и не обращая внимания ни на кого вокруг. Но когда Софи снова посмотрела на пса, того уже не было.

Он как будто постоянно оставался на расстоянии. Но Софи не ощущала угрозы, скорее, наоборот, собака ее охраняла.

Мать всегда говорила, что не все в этом мире можно объяснить. И существует множество вещей, которые недоступны сознанию людей. Она зарабатывала тем, что делала настойки из трав, раскладывала карты Таро и умела связываться с духами – хотя по поводу последнего на все прямые вопросы Софи только таинственно улыбалась.

И Софи понимала, что может существовать все, что угодно. Но боги?..

В то же время внутри притаилась уверенность, что все это – правда. Хотя она была склонна думать, что это ее богатая фантазия и жажда чего-то невозможного.

Софи решила сходить на концерт. Просто чтобы удостовериться, что она не совсем рехнулась. Что не ей надо к врачу. Что, возможно, в ту ночь ей действительно все привиделось. Но внутри клуба она встретила Сета, Нефтиду и Амона. Первые двое на этот раз не выглядели так, будто сбежали с важного приема. Нефтида, правда, в длинном шелестящем платье и с густо подведенными глазами и теперь походила на экзотическую королеву. Софи абсолютно не разбиралась в национальностях, а в Лондон кого только не заносило, но она была готова поверить, что родина Нефтиды действительно где-то гораздо юго-восточнее.

Сет предпочел обычные джинсы и футболку с длинным рукавом, видимо, красного цвета, но в клубном полумраке она казалась темнее, будто запекшаяся кровь.

Амон ни секунды не оставался на месте, что-то рассказывая, исчезая, чтобы кого-то поприветствовать, предлагая напитки из бара.

Софи от всего предусмотрительно отказывалась. Если сегодня ее накроют какие-то глюки, она точно будет уверена, что это собственные. Но к ее удивлению, никто из этих троих не говорил о богах. Они вообще вели себя как самые обычные люди.

И Софи растерялась. Она не знала, что думать. Они не похожи на сумасшедших. Она сама вроде тоже. Может, все-таки ей что-то подмешали в ту ночь? Думать так о Гадесе совсем не хотелось, но Софи решила, что соберется с духом и спросит у него напрямую, что это было. Мать всегда говорила, она отлично распознает ложь. Вот и увидит.

– Он когда-нибудь заткнется? – вздохнул Сет, когда Амон в очередной раз исчез. – Я сам его прибью.

Нефтида только коснулась его руки:

– Он тоже беспокоится.

– О чем?

– Обо всем. К тому же он чуть не умер.

Сет явно хотел что-то сказать. Софи тоже – она наконец-то решилась спросить о том, что произошло. Но в этот момент на сцене вспыхнул огонь и зазвучали первые аккорды песни. Говорить стало проблематично, так что Софи решила оставить все до окончания концерта.

А потом музыка действительно ее захватила. Ей нравились «Стикс течет вспять», все их песни. Ей казалось, Гадес смотрит точно на нее. Поет для нее. И тело Софи будто отзывалось, пропускало сквозь каждую клеточку музыку – и она позволяла себе танцевать.

Ей казалось, будто своим голосом, песнями Гадес прикасается к ней, ласкает вдоль позвоночника, нашептывает что-то на ухо. И она разрешает ему.

Разумеется, это всего лишь иллюзия. Гадес наверняка пел, как и всегда, и уж точно Софи тут ни при чем.

Но сейчас, после концерта, она стояла на улице, дышала свежим воздухом, пытаясь проветрить голову и не замерзнуть. Слушала щебет Амона.

И даже пропустила тот момент, когда Сет обратился к ней.

– А? – Софи моргнула и перевела взгляд на Сета. Он курил и смотрел на нее. Даже Амон замолчал.

– Ты так спокойна, потому что считаешь нас психами или начинаешь вспоминать?

– Что вспоминать? – Софи вздрогнула.

– Ну не знаю. Богов. Потому что если нет и считаешь нас психами, то почему ты здесь?

Софи опустила голову, не зная, что ответить. Прямолинейность Сета ее обезоружила, тем более он был во всем прав, а у нее не имелось ни единого разумного объяснения. Хотела убедиться, что все нормальны? Тогда что было той ночью? Признать существование богов и прочих волшебных вещей Софи никак не могла.

Даже с такой матерью она никогда не видела ни призраков, ни магии. Только травы работали безотказно, но их действие объясняла наука.

– Что-то не так.

Софи вскинула голову и посмотрела на Амона. С благодарностью – потому что ей не пришлось отвечать. Но потом нахмурилась, видя, что Амон начал озираться по сторонам.

– Теней слишком много, – заявил он.

Сет пожал плечами:

– Так ведь ночь.

Софи внутренне порадовалась, что хоть один из мужчин кажется нормальным, но на всякий случай глянула в ту сторону, откуда они пришли: если у Амона сейчас начнется приступ шизофрении, Софи предпочла бы оказаться там, где больше людей.

А потом она заметила их. Тени у стен и за границей фонарного света шевелились, перетекали, превращаясь в силуэты псов. Как будто созданных из чернильного дыма. И если это и было галлюцинацией, то явно общей: Амон озирался, скользя взглядом по псам, Сет выругался и потушил сигарету о кирпичную стену «Куба».

– Сет, скажи, что это твои, – в голосе Амона явно сквозила нервозность.

– Ничего подобного.

– Уходим. Медленно. Сейчас вечер, я бессилен без солнца.

– А я – нет, – усмехнулся Сет. – И нельзя вести их к людям.

Софи невольно сделала шаг назад, ближе к стене, и посмотрела в сторону: за углом был вход в «Куб», свет и люди. Оттуда послышался шум и смех, как будто кто-то шел сюда, и Софи уже была готова крикнуть этим людям то ли что-то предупреждающее, то ли просьбу о помощи, моля спасти ее от шизофреников.

Но потом опустилась тьма.

Настолько кромешная и плотная, что в первый момент Софи подумала, будто ослепла. Она подняла руки, пытаясь разглядеть что-то во мраке, нащупать, но не видела ничего. Софи закричала, но ее тут же остановил окрик Сета:

– Заткнись, идиотка!

Его голос хлестнул, приводя в чувство, отрезвляя, так что Софи прикусила губу, а дальнейшие слова, прозвучавшие во мраке, дали ей понять, что во тьме не она одна.

– Какого хрена?

– Тьму наложили. Твою ж мать…

– Где они?

– Везде.

– Сделай что-нибудь!..

– Заткнись.

Софи прикрыла глаза: так ей казалось проще смириться с тем, что она ничего не видит. Будто бы не потому, что вокруг мрак, а из-за того, что она сама закрыла глаза.

Но, похоже, Сет как-то ориентировался – а может, следовал за голосом. Но Софи ощутила, как ее грубовато оттеснили в сторону. В спину уперлись неровные кирпичи, а ухо обожгло жарким дыханием Сета и его шепотом:

– Стой здесь и не рыпайся. Если с тобой что-то случится, я перед Гадесом отвечать не буду.

Сет прижимал ее к стене, пока шептал, так что Софи ощутила, как его тело дернулось, будто от удара. Сет зашипел от боли – по крайней мере, так показалось Софи. Но в следующий момент он уже отпустил ее и куда-то переместился – во тьме Софи понятия не имела, что происходит.

Она слышала только ворчание, как будто собачье, реплики то ли Сета, то ли Амона, но явно не на английском языке. И могла поклясться, что они во тьме не одни. Софи почти физически ощущала присутствие кого-то сильного и грозного.

Она сама не знала, почему подумала о Гадесе. Зажмурившись, вслушиваясь в возню вокруг, ощущая спиной острые камни, крошащийся кирпич под пальцами… она думала о нем. Она могла бы молиться, но все ее существо взывало только к нему.

К Аиду.

Софи услышала женский визг, и ей показалось, это Нефтида. Кто-то выматерился, чей-то вроде не очень трезвый голос интересовался «какого хрена». Снова возня… и словно сдернули пелену. Софи ошарашенно заморгала, глаза привыкали к мутному свету фонарей. Выхватывали отдельные фрагменты общей картины.

Амон почти лежал на спине, упираясь руками в землю, перед ним тьма клубилась несколькими псами. Сложно было сказать, они наступали или просто оттеснили его от остальных.

Кто-то еще лежал на земле, Софи их не знала. И не могла сразу понять, что с ними происходит. Обзору мешали и многочисленные псы. И еще какая-то тень высотой в человеческий рост, скользившая, не шагающая, а будто перетекающая с одного места на другое.

Нефтида сидела на земле, она тоже испуганно озиралась, моргая и привыкая к вернувшемуся свету. Одна ее рука лежала на плече Сета. Он стоял на коленях, с опущенной головой, и сначала Софи показалось, что тот удар был слишком силен, но потом Сет поднял голову, и Софи почти инстинктивно ощутила, сама не зная почему: ему просто требовалось коснуться земли. Почва будто прорывалась сквозь асфальт, ластилась к пальцам.

Сет улыбался. И его улыбка обещала войну и боль.

Он прошептал несколько слов на незнакомом Софи языке, и она ощутила, как будто по земле прошла судорога, отразившаяся в камне здания. Взвилась пыль, мелкая, колкая, так что Софи подняла руку, защищая глаза: она не сомневалась, что этот песок легко может содрать кожу с костей или оцарапать роговицу.

Но сила не была направлена на Софи или кого-то из присутствующих – только на псов, которые тут же рассыпались тенями, будто впитались в землю. Длинная высокая тень, бывшая, несомненно, человеком, застыла на мгновение, пока песок обрисовывал ее контуры, вскинула руки, так что пыль вздулась и тут же опала.

– Хочешь по-настоящему? – ухмыльнулся Сет.

Нефтида тоже смотрела на тень, ее рука продолжала лежать на плече Сета, и Софи не сомневалась, теперь они объединят силу, и тогда никакая тень не устоит. За спиной Сета появились псы, Софи даже хотела его предупредить, но потом поняла, что это другие собаки. Его собственные.

И тут появился Гадес. Его шатало, но он взял вторую руку Нефтиды, которую она протянула. Тень качнулась и исчезла, превращая окружающее пространство в обычный кусок улицы у клуба. С неуловимым ощущением нездешности и песком, скрипящим на зубах.

Гадеса качнуло, так что поднявшиеся Нефтида и Сет с трудом успели его подхватить.

– Гипнос усыпил, – кратко сказал Гадес и посмотрел на Софи. – Но я услышал твой зов.

Нефтида ахнула:

– И смог противиться сну Гипноса?

Сет тоже что-то сказал, Софи не расслышала, но, видимо, это относилось к Гипносу и звучало примерно как «маленький гаденыш», хотя менее прилично.

– Помоги ему!

Сначала Софи не поняла, о ком Гадес, но он смотрел на тех людей, которые, похоже, пришли как раз в разгар тьмы и попали под раздачу. Двое простых людей, они лежали на земле, кажется, без сознания.

– Он умирает. Помоги ему! – рявкнул Гадес. – Я не могу… еще сильны чары Гипноса…

После такого окрика Нефтида не медлила. Она оставила Гадеса на Сета и подошедшего Амона, а сама опустилась на землю около людей.

И тогда Софи узнала их: эти двое были из «Стикса». Один – кажется, его звали Майки – выглядел так, будто сильно напился и отключился еще до того, как приятель вытащил его сюда. Но второй… Эллиот, Софи вспомнила, что это Эллиот. Его очки разбились, на одежде виднелась кровь. И Софи с ужасом поняла, что до него, возможно, добрались псы, и их зубы и когти не были призрачными.

Действия Нефтиды чем-то походили на то, что делал сам Гадес с Амоном. Правда, теперь руки не проваливались в грудную клетку. Нефтида просто взяла Эллиота за плечи и наклонилась, шепча ему на ухо.

И Софи была готова поклясться, она что-то ощутила. Толчок, эхо на границе слышимости.

– Пойдем, – позвал Амон. – Нефтида ему поможет. И проследит, чтобы эти двое убрались отсюда.

Он и Сет поддерживали Гадеса, который явно был готов отключиться, и уже уводили к клубу. Под ногами Софи вился непонятно откуда взявшийся доберман. Он скулил.

– Что с псом? – спросила Софи. Уж на этот вопрос точно могут ответить.

– Ему жаль, – сказал Амон. – Видимо, не мог оставить спящего Гадеса без защиты. И извиняется, что не был рядом с тобой при нападении.

Софи решила, что зря спросила, и думала, будто станет понятнее. Но рассеянно почесала добермана за ушами. И в последний раз оглянувшись, заметила, что Эллиот уже очнулся и садится на земле, поддерживаемый Нефтидой, а она что-то ему говорит.

Она догнала их уже у входа.

Внутри клуба народу стало меньше, после концерта многие разошлись. Но их неожиданно перехватил невысокий человек в темных очках:

– Что происходит?

– Ему надо выспаться, – сказала Нефтида. – Тут есть спокойное место?

Софи показалось, что незнакомец оглядывает их, размышляя, стоит спросить о подробностях или нет. Но потом он просто кивнул:

– Конечно, служебные помещения.

Он повел их мимо залов, куда-то по темному коридору, который окончился небольшой комнатой со шкафами, письменным столом и даже диваном. Человек в очках наблюдал, как Гадеса уложили именно туда.

– Все в порядке? Уверены? Может, еще что надо?..

– Нам – выпить, – хмыкнул Сет, – а ему только проспаться.

Нефтида кинула на него недовольный взгляд и тут же плавно подошла к человеку в очках. Взяв его под руку, она мягко вывела его из комнаты, притворив за собой дверь. Так что остались только Амон с Сетом и Софи.

Она подошла к Гадесу, присмотрелась, но он и правда выглядел как человек, который просто глубоко заснул.

Человек ли? Они вели себя так, будто не являются людьми.

И Софи могла бы подумать, что этим вечером ее опять чем-то опоили. Поэтому она видела эту тьму, теней, песок… но она ничего не пила. Даже не брала сигареты Сета. Зато в комнате снова появился пес и сел рядом с Гадесом, положив морду на диван рядом с ним. И поглядывая на Софи.

– Я схожу с ума, да? – хихикнула она. – Может, вас вообще нет? Может, я даже из комнаты своей не выходила. Или уже давно в психушке. Вот Хелен удивится.

Софи ничего не могла с собой поделать. Она хихикала, пока не ощутила, что сквозь смех по ее щекам катятся слезы. Но другого объяснения не было: она и правда сумасшедшая.

Усевшийся на столе Амон смотрел на нее с растерянностью, но Сет развернул к себе лицом и дал легонькую пощечину. Софи ойкнула, но это действительно привело ее в чувство. Она хлопала глазами, смотря на Сета. А тот сухо сказал:

– Ты не сумасшедшая. Ты знаешь, что все это правда.

Она знала. Действительно знала. Как говорила мать, в этом мире так много непознанного. Почему бы не быть и древним существам, которые называют себя богами? Будет величайшей глупостью отказываться от приключения только из-за того, что считаешь его нереальным.

К тому же Софи помнила тьму. И псов. Это не могло быть игрой воображения.

Сет не торопился отходить. Он стоял, держа Софи за плечи, заглядывая ей в глаза, вынуждая взглянуть на него. И Софи не оставалось ничего другого, кроме как подчиниться.

Она видела, что глаза Сета темные, но как будто с красноватым оттенком. Она видела в них пустыню и дюны, бури и огонь, борьбу и войну.

На миг перед ее глазами встала другая картина: темные скалы где-то посреди пустыни. Софи почти слышала, как ветер играет песком, видела ослепительно-яркие звезды над головой. И костер, у которого сидели двое, – она узнала Сета и Гадеса.

И снова были только глаза Сета. В горле у Софи пересохло, но почему-то, подумав о глотке воды, она представила узкий и длинный колодец, на дне которого плещется вода.

– Ты не сумасшедшая, – сказал Сет, и его голосом говорила пустыня. – Ты Персефона.

Он наконец-то отпустил ее, но продолжал вглядываться в лицо. А Софи моргнула, не понимая, о чем он. Да, это ее полное имя. Наверняка Гадес им рассказал.

– Какого хрена, Сет? – взвился Амон. – Гадес же просил.

– Да не пойти бы вам всем?! – Сет наконец-то обернулся на Амона. – Любите ходить вокруг да около! Осторожничать. А ты вообще ничего не можешь сделать без чужого разрешения? Обязательно следовать правилам?

– Говнюк, – огрызнулся Амон, но беззлобно. – Гадес боялся, это может навредить.

– Он боялся другого. Что даже после этого знания она ничего не вспомнит. Правильно боялся.

В последних словах Сета послышалось что-то странное, чего Софи не понимала. И почему-то именно это напрягло ее даже больше всего остального.

– Чего не вспомню? – требовательно спросила она.

Сет снова посмотрел на нее. Вглядываясь в лицо и, видимо, не находя того, что искал.

– Того, что ты тоже богиня. Персефона, перерождающаяся из жизни в жизнь.

Он уселся на один из стульев, а Софи не выдержала и хихикнула:

– Это розыгрыш, да?

– А мы похожи на клоунов? – поинтересовался Сет. – А те собачки были похожи? Или тень?

Дверь распахнулась, и внутрь прошла Нефтида. Она мельком всех оглядела, ее мысли явно были далеко. Но последние слова она услышала и перешла сразу к делу:

– Есть мысли, кто это был?

Амон покачал головой и развел руками:

– Он хорошо замаскировался, но я уверен, за тенью скрывался кто-то из богов. И те же псы…

– И он был настроен серьезно, – кивнул Сет. – Может, решил закончить начатое с Амоном? Эй, кому ты так не угодил?

– Понятия не имею! Но он опять пришел ночью, когда моя сила бесполезна.

– Не знаю, на что рассчитывал, – пожал плечами Сет. – Не знал, что мы тоже тут будем? Нападать на нескольких богов сразу – глупо.

Софи все еще оставалась на месте и не вмешивалась, а Нефтида подошла к Гадесу, вгляделась в его лицо:

– Зато знали, что Гадес точно здесь. Поэтому его усыпили.

– Это не опасно? – спросила Софи.

– А? – Нефтида посмотрела на нее. – Что, сон? Нет. Удивительно только, что он смог хоть на какое-то время прийти в себя. Но это обычный сон, через часик проснется бодрым и отдохнувшим.

– И злым, – вздохнул Амон. А потом посмотрел на Нефтиду так, будто хотел пожаловаться. – Ты представляешь, Сет рассказал все Персефоне.

Нефтида тут же повернулась к Софи:

– Вспомнила?

– Санитаров?

Софи надеялась, что сейчас Нефтида рассмеется и скажет, что это действительно дурацкий розыгрыш. Но та оставалась серьезной.

– Лучше бы так, дорогая. Но увы, это правда. Он – Аид, ты – его Персефона. И если ничего не помнишь, тем хуже для всех. Но я надеялась, Гадес сам тебе расскажет… Сет, зачем?

Тот отмахнулся:

– Нечего тянуть кота за яйца. Не вспомнила, значит, надо решать эту проблему.

– У тебя всегда все просто, да?

– А зачем усложнять? Вам не надоело, а? За сотни-то лет! Только придумываете дурацкие правила, от которых никому не легче!

– О да, давай еще тоже убей какого-нибудь бога!

– Зато я не спал с твоим братом.

Софи казалось, что она присутствует при сцене, которая не предназначалась для чужих глаз. Что-то личное… и старое. Как рана, покрывшаяся коркой, которую так неудачно содрали сейчас, когда все на взводе после нападения.

Амон опустил голову, явно не желая вмешиваться. А Нефтида вскинулась и, резко развернувшись, ушла прочь, громко хлопнув дверью. Сет дернулся, как будто хотел пойти за ней, но поднимался невообразимо долго. И неожиданно сказал:

– Я пойду осмотрюсь. Софи?

Она глянула на спящего Гадеса и добермана рядом, на Амона… и кивнула. Если кто-то и сможет ей что-то рассказать, то сейчас это Сет.

В зале Софи попыталась найти взглядом Нефтиду, но ее видно не было. А вместе с Сетом они сразу вышли из клуба и направились на то место, где на них напали. Софи стояла в сторонке, пока Сет методично осматривал все вокруг. Несколько раз он делал почти неуловимые движения руками, и пыль под его ногами взлетала, появлялся неведомо откуда взявшийся песок. Один раз он будто обрисовал контур собаки.

– Хорошо маскировались, твари, – пробормотал Сет. – И богов среди нападавших было несколько.

Он устало привалился спиной к стене и поморщился от боли. И вместо того чтобы начать выспрашивать о происходящем, Софи испуганно спросила:

– Что случилось?

Вместо ответа Сет приподнял футболку, рассматривая косую рану на левом боку. Как будто его чем-то полоснули – сквозь одежду, на которой не осталось следов, прямо по телу. Крови не было, но темные края выглядели не очень-то хорошо, и чернота как будто ручейками распространялась вокруг.

Софи не показалось тогда во тьме. Его действительно задели.

– Ох! – воскликнула она. – Тебе надо в больницу!

Сет покачал головой, рассматривая рану, потом опустил футболку и достал сигареты.

– Ты еще не поняла? Не веришь? Это рана, нанесенная другим богом. Ни один врач тут не поможет. – Он закурил и внимательно посмотрел на Софи. – Только Нефтиде не говори.

И в этот момент Софи поняла, что верит. В древних богов, тьму и Гадеса.

Рис.5 Руки, полные пепла

8

Она вплетает в волосы черные ленты. Кончики ее пальцев пахнут сладковатыми цветами, начинают благоухать и волосы. Когда Персефона слышит шаги, то не выдает нетерпения, спокойно поворачивается.

Гипнос прикладывает руку к груди и кланяется – хорошо хоть, не преклоняет колено, от этого Персефона его отучила.

– Моя королева…

– Где он?

– Остался улаживать дела на востоке.

Она опускает руки и сцепляет их на коленях. Не хочет, чтобы было видно ее волнение.

– Он… – Персефона медлит. – Он в порядке?

Гипнос позволяет себе улыбку. Уголками губ.

– В полном. Злится из-за задержки.

Персефона знает, когда Аид «злится» – это тьма и смерть для всех вокруг. Колкие звезды мрака и рычащего пламени, что отражаются в глубине всех трех пар глаз верного Цербера.

Персефона знает, Аид вернется, как только сможет. А если возникнут препятствия – он их уничтожит.

– Еще кое-что, – Гипнос медлит. – Твоя мать здесь. Хочет «выпить чая с любимой дочерью».

– И как только узнаёт, когда Аида нет? – вздыхает Персефона. И берет еще одну ленту. – Пусть подождет.

Гадесу никогда не снились сны.

До того момента, пока он не встретил Персефону.

Он даже не знал, что это такое, хотя Гипнос тонко улыбался и рассказывал, что это похоже на реальность, но и отличается, может быть как приятным, так и не очень.

Но Гадес в то время почти не появлялся в мире людей, правил в Подземном царстве и оставался смертью, далекой, но неумолимой. Пока не появилась Персефона – всегда бывшая куда ближе к людям, чем он сам. Они многому учились друг у друга, и именно Гадес первым сказал, что им незачем постоянно сидеть в Подземном царстве, когда вокруг целый мир.

Тонкие пальчики Персефоны гладили ребра Гадеса в постели, пахнущей цветами и смертью. И Сеф рассказывала, что такое сны, какие они бывают. Гадесу хотелось разделить с ней это – и, хотя одинаковых снов они не видели, свои сниться ему все-таки начали.

В них он видел Персефону, когда они не были вместе. В те десятилетия, когда он ожидал ее. Гадес сам не мог сказать, такие сны – благо или проклятие.

Магические видения Гипноса всегда оставались глубокими и приятными. Вот и в этот раз Гадес не запомнил, что происходило, но он видел Подземный мир, увитую слабо мерцающим темным плющом беседку. Кажется, там был Цербер, он вилял коротким хвостом, а из всех трех пастей капала слюна. И Персефона, размытое очертание, но ее смертные тела оставались похожими. Рыжие волосы, большие глаза и прикосновения, которых Гадес жаждал всегда – и никогда не путал ни с чьими другими.

Он проснулся и тоже увидел Персефону. Моргнул несколько раз, прогоняя последние ошметки сна. Но Сеф не исчезла – она почти тонула в потрепанном кресле, неестественно прямая в корсете, теребящая прядь волос. Перед ней, прямо на столе, сидел Амон и что-то рассказывал.

Голос шелестел негромко, как будто они боялись потревожить Гадеса. Хотя от насланного сна вряд ли что-то могло разбудить раньше времени. Ни Амон, ни Персефона пока не заметили, что он проснулся.

Софи, поправился Гадес. Она еще не вспомнила истинную себя. Софи.

Красивое имя, но отзывалось чем-то глубоким и ноющим. У них и так-то может быть немного времени в этом воплощении, а тут еще потеря памяти.

Рядом тихонько заскулил Цербер и ткнулся мокрым носом в лицо Гадеса, тут же начав бесцеремонно его вылизывать.

– Отстань, – отмахнулся тот, садясь на диване, который протяжно скрипнул. – Веди себя прилично, Церби.

Маленький обрубок хвоста добермана нещадно мотался из стороны в сторону.

– О! Как спалось? – поинтересовался Амон.

– Сколько я проспал?

– Около часа. Может, чуть больше. Гипнос явно не расщедрился на магию.

– Я его убью, – мрачно пообещал Гадес.

И он имел в виду именно это. От глухих негромких слов температура в комнате, кажется, упала на несколько градусов, а Софи поежилась и невольно обхватила себя руками:

– Но у него наверняка были причины?

Гадес вспомнил молчаливого Стива, глаза которого загорались, едва он заговаривал о Молли. Впервые за многие сотни лет. И Гадес осознавал, что хоть и злится, но отлично может его понять – что он сам стал бы делать, если бы кто-то угрожал жизни Персефоны?

– Были, – неохотно признал Гадес. – Его шантажировали. Поэтому стоит найти Гипноса и выяснить, что он знает.

– Позвони? – предложил Амон.

Но Стив не возьмет трубку. Даже если Гадес на него не злится, с прощением самого себя у Гипноса точно возникнут проблемы. Он будет чувствовать себя виноватым.

Он предал друга.

Он предал короля.

Но Гадес знал отличный способ найти любого, принадлежащего Подземному миру. А Гипнос ему хоть и не полностью, но принадлежал. Потрепав Цербера по голове, Гадес заглянул в его карие глаза:

– Возьмешь след?

Цербер мог найти почти кого угодно – и уж точно и без проблем того, кто сам частично Подземный мир. Уши добермана встали торчком, но потом внезапно опали, и Цербер посмотрел на Гадеса виновато.

– Кажется, у него проблемы с нюхом, – проворчал Амон.

Гадес покачал головой:

– Нет, след он возьмет, но позже. Сейчас у Цербера проблемы с воплощением в этом мире. Он провел тут слишком много времени. Что, дружок, ты все время здесь сидел?

Когда Гадес разговаривал с Цербером – не важно, в каком обличье тот был, – в голосе бога смерти часто прорезались нотки умиротворенной нежности. Он сам не замечал этого, но с похожими интонациями иногда обращался к Персефоне, нашептывая ей непристойности на ушко.

Продолжить чтение