Звонок из Мемфиса

Глава 1

Воскрешение

Генеральная ассамблея ООИ – Организации Объединенных Индивидуальностей – доживала последние часы. По залу летали ботинки с приложенными к ним оскорблениями. Делегаты от стран давно сломали микрофон и нос председателю. Полиция бездействовала, ибо в зале буйствовали президенты с министрами, а за ними из отдельных пурпурных лож с бронированным стеклом наблюдали персоны из транснациональной элиты. Для анонимности они сидели в старинных рыцарских шлемах. Кто смотрел на битву народов, кто спал, свесив тело через поручень кресла, иные развлекались с мопсами на коленках или раздетыми юношами и девушками в ошейниках, украшенных драгоценными камнями.

После двадцатиминутной стычки немолодые участники ассамблеи, устав от потасовки, заключили перемирие для выяснения позиций сторон в кулуарах. Депутации разбрелись по ресторанам и барам. Там под звон бокалов или глухое постукивание рюмок, под смутные угрозы с заманчивыми обещаниями происходило деление мира. Неизвестные портные кроили планете новую одежду по своему усмотрению.

Прозвенел колокольчик. Делегации, подобревшие от выпитого и съеденного, потянулись в зал совещаний. Спикер – он же владелец сломанного носа – обреченно, но по-прежнему пытаясь сохранять достоинство, вышел к трибуне для обращения.

– Уважаемые люди и нелюди, однополые, многополые, бесполые. – Председатель осмотрелся, ожидая реакции на свои слова. Зал молчал. – Согласно волеизъявлению сторон, присутствующих на Ассамблее, я прочту резолюцию о делении мира. Позвольте огласить… – Председатель откашлялся: – Манифест о разъединении человечества!..

В довольно коротком документе сообщалось о решении первых лиц поделить планету на три части, чтобы уменьшить объем взаимных претензий и споров. Увы, при текущем количестве стран достичь консенсуса не удавалось. А на троих всегда можно сообразить.

Государства, заседавшие в ресторане ADVICE & LOVE, оформились в Империю Добра, провозгласив Императором Волгина Леонида Ильича, действующего президента Советского Союза. При упоминании СССР в зале раздался гром аплодисментов и крики «ура!». Волгин – невысокий, круглолицый мужчина в темно-синем, безупречно сидящем костюме с красным знаменем на лацкане пиджака, привстал с места и в знак благодарности поднял руки, соединив их над головой.

Те, кто провел перерыв в пивной TOO MUCH & MORE, образовали Империю Любви во главе с господином, чье имя председатель не назвал, опасаясь выстрела снайпера. Однако, к удивлению присутствующих, некое лицо в доспехах, украшенных перьями алого-белого цветов, с накинутой на плечи черной мантией, поднялось с кресла. Послышались робкие аплодисменты. Рыцарь, слегка поклонившись, сел обратно, поправив ошейник на голом мужчине, лежавшем у его ног.

Государства, не прошедшие отбор в Империи Добра и Любви, образовали Земли Там. Этим завершилось деление планеты и существование ООИ. Председатель закончил речь словами:

– Да установится в мире Совет да Любовь, а Там хоть трава не расти. Заседание объявляется закрытым. Имущество организации предлагается к распродаже со скидкой пять процентов.

Председатель спустился с трибуны, скорым шагом покинул зал, скрывшись в неизвестном направлении с кассой и секретарем.

СССР как магнит притянул к себе дружественные народы и стал центром Империи Добра (не путать с Добротой). Союз жил – не тужил за счет газа, нефти, солнца, воды и ветра. Умеренно питался мясом, рыбой, закусками с черной икрой и квашеной капустой карри.

Империя Любви, исполненная чувством охраны животного мира, освоила производство продуктов питания и топлива из личинок жука-дровосека. Это было общество постлюдей: его отличала обязанность граждан делать ежедневные посты в социальных сетях. То, что раньше приносило удовольствие, обернулось тяжелым бременем. За отсутствие сообщений в лентах грозил срок в лагерях на рудниках Свободы с понижением в правах до человека или ниже – до трудового организма. В эволюционной шкале Любви люди стояли ниже шимпанзе. Экологический гедонизм диктовал приоритеты – любовь к природе и постсебе.

Противоречия между Империями были разительны: коллективизм противостоял индивидуализму. Но их объединяло одно: Империи Добра и Любви люто ненавидели друг друга.

Перенесемся скорей в СССР, в Столицу. Отечество держится на двух столпах – струнах, соединяющих Землю и Небо. Это известные здания Управления Мира и Порядка – две высотки. Они господствуют над всей, ставшей необъятной Москвой, ослепляя проходящих граждан зайчиками, играющими на гранях в солнечный день. В хорошую погоду небоскребы видно с Красной площади.

В учебнике за восьмой класс средней школы Империи Добра о них написано: «Весь земной Мир заключен в башнях-струнах. Если струны порвутся, Мир и Порядок разрушатся. Миллионы лет назад плоский диск Земли лежал на шести слонах, стоявших на панцире гигантской морской черепахи, которая плавала в Океане Плазмы. Слоны держались хоботами друг за друга, чтобы не упасть в штормовые воды первородной огненной жидкости. Когда один слон чихнул, а второй поскользнулся, узел сплетенных хоботов развязался, и Земля соскочила с их спин. Согласно гипотезе Мыльного Пузыря академика Виноградского, из диска планета стала шаром – см. рис. № 1. Океан Плазмы превратился в наклонную плоскость. Слоны, черепаха, Земля понеслись в Тартар (не путайте с блюдом французской кухни из учебника младших классов по кулинарии)». Далее сообщается: «Тогда ради Порядка были построены здания. Их вес, ширина и высота рассчитаны так, чтобы планета катилась в Тартар медленнее, а лучше – совсем остановилась».

– Земля может снова стать плоской? – допытываются школьники.

– Конечно. Это называется планетный диск, мы изучим его позднее, – отвечает учитель. – Левая башня – это «Сегодня», правая – «Завтра». Между ними переход, он называется «Сейчас». Почему? Кто ответит?

Дети молчат.

– Переход используют сотрудники, которым велено сейчас же явиться к начальству. По первоначальному замыслу зданий планировалось три: «Сегодня», «Завтра» и «Вчера». Из экономии средств последний небоскреб строить не стали.

Учитель не рассказал детям всей правды. Проект башни «Вчера» закрыла правительственная комиссия, задавшаяся вопросом: «Зачем строить „Вчера“?» На месте здания разбили ухоженный цветник с красными маками и белыми ромашками. Его обнесли колючим шиповником. Креативный директор мэрии украсил клумбу женской скульптурой в форме знака вопроса. Получилось очень оригинально! Всем интересно, что было в прошлом, но иногда лучше не знать, – таким был аллегорический смысл композиции.

Учитель продолжает:

– Зачем Башни светятся разными цветами?

– Так веселее! – крикнет какой-нибудь школьник.

– Еще говорят, что цвет зданий – это инопланетные знаки, – скажет другой.

– Кто верит, что это инопланетные знаки?

Лес рук подтверждает худшие опасения учителя.

– Хорошо, не будем спорить. Есть приложение в Индексе – «ЦВЕТАБАШ». В нем можно наблюдать за цветами зданий и их значениями. Например, красный – цвет нашего флага. Еще на сайте можно делать ставки. Кто делает?

Дети снова поднимают руки.

– Кто выиграл?

Руки опускаются.

– Ну, у вас все впереди. Жизнь – лотерея, – вздохнет учитель.

Пусты ли Башни? О, разумеется, нет. Сразу после церемонии открытия в здания торжественно въехало Управление Мира и Порядка, специально созданное для функционирования Башен. Оно занимается не только ставками (это приносит доход казне): в Управлении следят за Порядком во всем Мире. Вы представить себе не можете, какой беспорядок творился до появления Управления.

Рядом с Башнями разместился главный корпус университета Сколтех. Построенный по типовому проекту храма Аполлона в Дельфах, он продолжил традиции древнегреческой архитектуры, так любимой в СССР. Аллеи, ведущие к зданию, были украшены скульптурами атлетов, бюстами выдающихся ученых, писателей Греции, Рима и Империи Добра. Перед центральной колоннадой корпуса стоял Пушкин: в одной руке он держал сборник стихов советских компьютеров, в другой, вытянутой вперед, – голубей. Птицы расхаживали по ладони в поисках рифм или хлебных крошек. Но кто же их туда положит? Статуя изображала Александра Сергеевича, желающего поскорее найти выход из места и времени, в котором он оказался. Ведь университет – это рай математиков, физиков, программистов. Даже искусственный интеллект, который писал художественную и техническую литературу, выпускал книги под псевдонимами, – назван именем поэта. Для студентов это было естественное объяснение, как памятник очутился здесь.

За храмом науки территория делилась. Часть принадлежала Сколтеху с учебными корпусами, другая – Имперскому Национальному Агентству Достояний, или Им НАДО, короче – НАДО. Владения НАДО были значительны, словно Агентству требовалось больше земли, строений, лесов и прочего для подтверждения своего выразительного названия.

НАДО подчинялось Управлению, занималось всем, что включалось в Реестр национального достояния. Ведомство подсчитывало: природные ресурсы, изобретения, памятники, население, таланты, возможно, даже воздух и молекулы с атомами. На любой вопрос – «сколько в Империи того-сего?» – НАДО давало полный, квалифицированный ответ.

Территория Управления, университета, Агентства с жилыми домами и общежитиями сотрудников со временем превратилась в город, который обнесли стеной. В народе его стали называть Крепостью Мирапорка или Кластером. Массивная крепостная стена портила имидж Москвы как открытого, гостеприимного мегаполиса. Но сохранение Добра – дело хлопотное. Москвичи привыкли к ограде, на возмущение гостей столицы о высоте укрепления пожимали плечами: «Жизнь есть жизнь. У нас в Москве так, у вас в Клинцах эдак. Для чего в Клинцах заборы? У нас, в Москве, – для сохранения богатств Отечества! А то, как унесут?» За Кластером начинался смешанный лес, а за ним – Москва, расчерченная асфальтовыми и рельсовыми скоростными трассами, нырявшими в туннели, взлетавшими на эстакады. Город, украшенный небоскребами и зелеными парками. Стольный град, красу которого ни в сказке сказать, ни пером описать.

Управление потребляло энергию от десяти сибирских атомных станций, но мощностей для учета добра не хватало. Через Агентство проходили огромные потоки информации. Граждане Империи с рождения соглашались на обработку данных (правда, их и не спрашивали), имели в Управлении цифровые аватарки, иначе – цифровки. Вот ребенок чихнет – забудет, а цифровка – запомнит. Если младенец болел больше положенного, родителей вызывали в цифро-комиссию: «Почему портите народное сокровище? Вам минус из заработной платы». Ежели ребенок был здоров, хорошо набирал вес, его цифровка учитывала это, родителям выписывалась премия. А случись в гражданине обнаруживался талант, такой немедленно попадал в реестр НАДО. Электронный надзор за ним возрастал, потребление электричества увеличивалось пропорционально росту одаренных душ. Главный энергетик СССР Сидоров выступил на эту тему с докладом. Он сказал:

– Пока у нас больше энергии, чем требуется на человека, страна может позволить себе плодиться и размножаться. Но с каждым годом нас – то есть вас – становится больше, а энергии, следовательно, меньше. Постоянно нам – то есть вам – требуется больше атомных станций. Скажу прямо: нам необходимо найти источник энергии, желательно бесконечный. У меня все. Если хотите, нам нужен Спаситель, но не с пустыми руками, а с электрическим генератором.

С этого выступления начался поиск Мессии. Церковная общественность, успевшая выронить из рук запутанную нить веры, обрела ее вновь. Над розыском Спасителя, борьбой с самозванцами стали трудиться церковные комиссии и НАДО.

Населенный пункт, примыкавший к Крепости Мирапорка, в старину звался – колхоз «Светлый Путь». Сегодня в нем проживали староверы. Те, кто верил в построение Коммунизма. Судя по росту деревни, таких становилось больше. Верующие перенесли сюда Мавзолей Ленина со своим религиозным культом и приходом. Поселок переименовали в Красную Лавру. Староверы, услышав доклад Сидорова по телевизору, вывесили на Мавзолее лозунг: «Коммунизм – есть советская власть плюс электрификация». Пророчество сбывалось: члены секты ожидали выхода Ленина с генератором. «Смеется тот, кто смеется последним!» – отвечали они скептикам. О том, что предсказание может осуществиться, говорил тот факт, что Владимир Ильич во время переноса Мавзолея пропал, многозначительно оставив на ложе разбитую лампу накаливания, прозванную лампочкой Ильича. Легенда гласила – перед возвращением Ленина она засветится.

И вот в этом прекрасном, чудном месте, златоглавой и краснознаменной Москве, с недавних пор жила Анна Каренина – прелестная девушка двадцати восьми лет с паспортом, медицинской картой, трудовой книжкой и котом. Одно важное уточнение: она была существом из пробирки профессора Бурликина, который, имея небиблейскую фамилию, превзошел Иегову в таланте. Неизвестно, как выглядела Ева, божественный «первый блин», но Анна, без сомнений, была той, кого воспел Соломон в «Песни Песней», глава 4, стихи 1–5: «О, ты прекрасна, возлюбленная моя, ты прекрасна! глаза твои голубиные под кудрями твоими; волосы твои – как стадо коз, сходящих с горы Галаадской; зубы твои – как стадо выстриженных овец, выходящих из купальни, из которых у каждой пара ягнят, и бесплодной нет между ними; как лента алая губы твои, и уста твои любезны; как половинки гранатового яблока – ланиты твои под кудрями твоими; шея твоя – как столп Давидов, сооруженный для оружий, тысяча щитов висит на нем – все щиты сильных; два сосца твои – как двойни молодой серны, пасущиеся между лилиями». Вот так, не меньше и не больше. Если сомневаетесь, посетите Ленинградскую Клинику медицинских технологий, на памятной доске вы увидите фотографию Бурликина с женой, чьей точной копией стала Анна, и узнаете о судьбе ученого.

В студенческие годы Бурликин был заядлым путешественником. Как все ленинградцы, бежавшие летом от сырой погоды на юг, он с гитарой и веселой компанией друзей исходил весь Кавказ. В причерноморском городке Гонио Бурликин встретил Медею – девушку неземной красоты, занимавшую, несмотря на юные лета, руководящий пост – мэра муниципалитета. Спев Высоцкого, Визбора и обещая золотые горы поэзии, он привез ее в Ленинград, где пара сыграла свадьбу. Тридцать лет чета прожила вместе. С течением времени статный, улыбчивый юноша превратился в лысоватого и располневшего мужчину, а жена оставалась двадцатилетней красавицей, которая насмешливо звала мужа папой. Заподозрив неладное, ученый взял образец ее крови, сославшись на эпидемию «прыщевой» лихорадки. Любовь превратила профессора в одержимого генетикой маньяка. В день полувекового юбилея Бурликина жена покинула его, обвинив в измене. С кем бы вы подумали? С наукой! Несмотря на абсурдность навета, благоверная исчезла в неизвестном направлении. В память о ней (возможно, в целях мщения) профессор создал Каренину из ДНК сбежавшей подруги. Вскоре ученый трагически погиб под обломками рухнувшей на него прогулочной яхты, так и не увидев свое творение – Каренину 2.0. в блеске юности. Но смеем заверить, Анна была точной копией жены Бурликина.

Вьющиеся каштановые волосы, правильные задорные черты лица, рост 180 см при параметрах 95-59-95. Спортивное телосложение с длинными до бесконечности ногами и стремительным метаболизмом – никакие пирожные не страшны. (Чем Анна всегда с удовольствием пользовалась.)

Как ее сестры из пробирки, она получила известное звонкое имя, случайным образом выбранное Бурликиным. Но книжную Каренину с ее глупыми истериками Анна не выносила. До школы – пока не научилась читать – вполне терпела, подавленная авторитетом Толстого. Потом же имя привязалось к ней и побежало впереди – вызывая любопытство. В итоге Анна назначила себя – истинной Карениной. Возможно, Лев Николаевич не разгадал тайну ее характера, поторопился сдать рукопись в печать. Нафантазировал о ней невесть что.

– Каренина?

– Да, та самая! – отвечала она.

– Вы читали… этого? – спрашивали при знакомстве.

– Этого? Читала, – уверенно утверждала девушка, зная, что в современном мире только она прочла роман.

– Вы смотрели сериал? А кино Бондаренко? Ваше мнение?

– Великолепно! Само совершенство.

Так отзывалась Анна о тезке, имея в виду прежде всего себя.

Появление Карениной на свет божий сопровождалось стрессом военного представителя. Ведомству показали двадцать новорожденных солдат, выращенных согласно техническому заданию.

– Тут написано: «Бесполая особь». А ваши существа, как мне кажется, девочки! – Прибывший на приемку работы майор ткнул пальцем в новорожденных младенцев и в бумаги.

– Не факт, – мягко оспорил чуть вспотевший Бурликин.

Под потолком вокруг липкой ленты кружила толстая муха. Профессор, поправив очки в роговой оправе, вздохнул, поставив на нее свою судьбу. Противное насекомое решило рискнуть, сев на ловушку.

– Что же мы будем делать? – спросил военный. – Даже если ваши существа бесполы, в чем лично я сильно сомневаюсь, у каждого не хватает дополнительных рук.

– С руками действительно ничего не вышло, – попробовал возразить и одновременно согласиться Бурликин.

– Нам нужны солдаты. Посмотрим, какие результаты даст ваш эксперимент.

– При правильном воспитании из них выйдут отличные бойцы, – деликатно вступился за свою работу ученый.

– Это мы обеспечим.

Муха, издав вертолетный рокот, вырвалась из западни, со скоростью истребителя устремившись к открытому окну. Профессор выдохнул.

По просьбе Бурликина все девочки получили фамилию Каренина.

– Да, – кивнул майор, – это удобно для учета.

– Вы можете дать каждой имя, – предложил профессор.

– Занятно. Хорошо, пойдем по списку.

Майор взял в руки смартфон, набрал в поисковике «женские имена», попросив медсестру записывать под диктовку на подготовленных бирках.

– Итак-с, начнем: Анна, Анастасия, Алла, Алеа…

«Боже мой!» – про себя возмутился прямолинейному мышлению майора профессор. Когда все бирки были заполнены, офицер, сложив стопочкой, передал их Бурликину.

– А теперь, – майор хитро улыбнулся, – исполните роль Бога: дайте существам имена.

Бурликин начал надевать бирки на ручки девочек. Этикетку с именем «Анна» он откладывал на последний момент. Майор заметил это, а когда имя «Анна» осталось единственным, забрал бумажку.

– Этот солдат назначается Анной! – сказал военный, надев малышке бирку «Анна Каренина».

Бурликин, майор и медсестра посмотрели на ее ручку так, словно мир посетило чудо.

– Как вас зовут? – спросил майора Бурликин.

– Адам Моисеевич.

– Весьма символично, – многозначительно произнес профессор.

Медсестра перекрестилась.

Анна любила вспоминать веселое, беззаботное детство. Сестры были похожи друг на друга как капли воды. Они жили и учились в пансионе воспитанниц Министерства обороны СССР в Ленинграде. Летом выезжали в спортивные лагеря на Север. Помимо обычных предметов, девочек обучали военной подготовке и карате. После пансиона всех определили в Военную Академию благородных девиц на факультет бистриктуалистики – изучать сущность компьютерных сетей, их свойства, виды и обитателей. Потом они прошли курс повышения квалификации. К окончанию учебы девушкам было по двадцать шесть лет, все имели звание капитан Вооруженных Сил Империи.

Бородатый и прихрамывающий на правую ногу, куратор курса называл себя Дядькой Черномором, сожалея, что у него на потоке не тридцать три, а всего двадцать курсантов. На выпускном построении он выдал сестрам золотые дипломы – это подчеркивало статус Черномора, как идеального педагога. Но Анне достался обычный зеленый.

– Анна! Кто-то должен быть царевной-лягушкой. Специально даю диплом зеленого цвета, чтобы в этой жизни вам повезло больше, чем в прошлой.

– Я это запомню, товарищ начальник, – расстроенно ответила Анна.

Вместе с дипломом Каренина получила сразу три хороших, по словам Черномора, варианта распределения:

Финская губерния – пост пропуска электронных сообщений недалеко от Иматры;

Могадишо – Центр управления головой президента;

Аль-Бион – специальная служба сотрудничества, то есть контрразведки и диверсий.

«Почему бы не Аль-Бион?» – подумала Каренина. Но Лондон, столица Империи Любви, имел весьма дурную репутацию. После Славной Революции гопников – перехода власти в руки индо-азиатских группировок – он пользовался славой города, перепаханного анархией и химическими препаратами, местом оргий и шабашей. Викторианский шарм туманных грез исчез. Лондон неподражаемого Шерлока Холмса и доктора Ватсона, Альберта и Виктории растворился в дымке прошлого. Миру осталось преступное сообщество Джека Потрошителя.

– Нет ли у вас места вроде Москвы? – на всякий случай переспросила Анна, решив, что Аль-Бион подпортит имидж царевны, а у Черномора перед ней образовался должок.

Если вы родились в Ленинграде, вам не нужно объяснять, почему ленинградцы мечтают переехать в Москву.

– Стремление жить в Москве, – вздохнув, сказал Черномор, – одна из особенностей ленинградского характера, рудимент ненависти к пасмурной, дождливой погоде. Мы с вами земляки, я вас хорошо понимаю.

Куратор задумчиво взглянул на Каренину. Та прямо посмотрела в ответ. Этому взгляду Черномор противостоять не мог.

– Хороший ты солдат, Каренина. И глаза у тебя хорошие. Зря я дал тебе зеленый диплом… Зря! Ладно, обмозгую.

А через три дня он принес ей новость:

– Есть для тебя вакансия!

Добытое место стоило ему дорого. Он был офицером, высоко ценил честь, не привык просить привилегий для себя и других. А тут – звонил, упрашивал, дошел до генерала Сычева – боевого товарища по конфликту на озере Виктория, которого вынес буквально из-под носа разъяренного носорога. Однако генерал словно забыл об этом.

– М‐да, – протянул он. – Тебя, Черномор, я не помню. Видать, спас ты моего однофамильца… Но за это спасибо. Выделю для тебя одну вакансию в столице. Люблю бесстрашных и бесшабашных! Если бы все у меня в Управлении были такие, как ты!

Офицер удивился этим словам:

– Благодарствую, товарищ генерал. Служу Советскому Союзу!

– Служи! Но больше не звони.

Генерал, конечно, помнил Черномора, но высокая должность мешала в этом признаться. Однако в благодарность за спасение просьбу исполнил.

Через несколько дней на утреннем построении курса Черномор прощался с выпускницами. С грустью осмотрел стоявших в ряд по стойке «смирно» девушек.

– Ну, Каренины два точка ноль. Пришло время расставаться. Выросли вы из подгузников. Будь я помоложе, женился бы на каждой из вас. Поэтому о вашей женской доле не беспокоюсь, скорее завидую ей. Если кто назовет вас козявками из пробирки, двиньте ему куда следует. Этому я вас научил.

Черномор подошел к каждой и всем нашел что пожелать.

Альпине сказал:

– Не оплошай, Альпина!

Агриппине пожелал:

– Агриппина, не оплошай!

Анне молвил:

– Не подведи меня, Анна! Вот тебе направление на соискание должности в Управлении Мира и Порядка в Москве. Пройдешь испытание – будешь жить и работать в столице. Пиши, не забывай.

Он обнял ее, потом каждую из сестер по очереди.

– Вольно! Разойтись собираться.

Скупая мужская слеза скатилась по щеке Черномора. За эти годы он сроднился со своими «пробирочными козявками», и вот они покидают его. После Дядька ушел в отставку, написал трактат «Использование стрелкового оружия при информационных атаках». Книга получила высокую оценку в ученых кругах – была отмечена Ленинской премией.

Так Анна оказалась в Москве. Голубое бездонное небо с устремленными ввысь башнями – вот они, перед ней.

В башню «Сегодня» вели центральные, парадные врата Santa Porta. Их доставили из Ватикана в подарок президенту СССР от Папы Римского отца Сергия. Они всегда были открыты, но перегорожены бархатной красной кордой. Посетители, следуя указателю, использовали служебный вход. Парадная арка предназначалась для особо важных иностранных гостей, посещение Управления которым строго запрещалось.

В XXI веке, когда пресса шумела о приближающемся апокалипсисе, в канун католической Пасхи для желающих обрести спасение, врата Santa Porta в соборе Святого Павла распахнули. Согласно преданию, каждый, прошедший через них в последние дни мира, обретал блаженство на небесах. Это соответствовало представлению горожан об отдыхе на тропических островах по системе «все включено». Поэтому к собору потянулось великое множество людей с багажом, пляжными принадлежностями и даже лежаками, чтобы не платить в Раю за их аренду. Входящие наполняли залы, отказываясь их покидать. Помещения раздулись, перекрытия зашатались и обвалились, для многих действительно наступил конец света. Собор рухнул. Врата остались открытыми, даже неповрежденными. Такой явилась воля Божья! Новый Папа, назначенный из Москвы, предположил: отныне путь на небеса открыт всем. Santa Porta перенесли из Империи Любви в Империю Добра – как подарок от благодарных римлян президенту СССР за то, что атомная бомба для Италии осталась на сибирском складе. Президент Волгин, дабы не оказаться на облаках раньше времени, при посещении зданий Мира и Порядка использовал всегда служебный вход.

В центральной зале башни «Сегодня» на мраморной, натертой до блеска поверхности пола сверкала золотая надпись: «МИРУ ПОРЯДОК СЕГОДНЯ!» К слову сказать, на мозаике в соседнем здании выложено: «МИРУ ПОРЯДОК ЗАВТРА!» Но входа в «Завтра» со стороны улицы не было. Эта задумка имела аллегорический смысл, поэтому никем не оспаривалась. Проход в «Завтра» – в виде перемычки между зданиями – находился на шестьдесят девятом этаже. Архитектор на вопрос Командования «Отчего вы решили разместить переход именно на шестьдесят девятом этаже?» молчал как партизан. Этаж был переименован в «Сейчас».

Круглый, соборной высоты холл здания «Сегодня» производил на входящих незабываемое впечатление. Центральный купол залы был расписан советским художником с мировым именем – Шмякиным. Заказ требовал от мастера осветить на фресках исторические эпизоды, связанные с победами и изгнанием врагов за пределы Отечества. Однако живописец, оставленный без надзора со стороны Министерств обороны и культуры, Следственного Комитета, выдворенный из квартиры женой, нашедшей в собственной кровати творца на натурщице, широко осветил темы изгнания в росписи купола.

Подражая Микеланджело, он изобразил выдворение Адама и Евы из Рая. На фреске Змий шарфом обвил шею женщины, а Адам доедал яблоко с Древа познания. В Еве угадывалась супруга художника, Змий исполнял его желание ее задушить.

Другие сюжеты были посвящены бегству евреев из Египетской Народной Республики, французов с коньяком и фуа-гра из Москвы, Чубайса с группой нагих мужчин – за Садовое кольцо и далее за Евфрат. При этом на шпиле Кремлевского дворца рабочий с крестьянкой снимали радужный флаг, меняя его на красный. Садовое кольцо было написано крепостной стеной с полосатой бело-черной калиткой, у которой стояли двое часовых: один с винтовкой, другой – с ключом. На ней висела табличка «Пива нет». Она плохо читалась снизу, так Шмякин из злорадства отобразил то, что постоянно видел в столовой № 17, куда бегал обедать.

Коллегия, принимавшая работу, долго рассматривала живопись, не решаясь высказать точного суждения.

– Вы просили затронуть тему побед и изгнания врагов. Вот, так сказать, в аллегорической форме, – убедительно пояснял им Шмякин.

В этот момент мимо членов художественного совета проходил генерал весьма представительного вида. Председатель комиссии осмелился спросить его мнение о творчестве мастера.

– Мурá! – ответил военачальник, потом взглянул на потолок и ушел по своим делам.

Из уважения к мнению генерала Шмякин был уволен из Академии Художеств СССР под общее молчание при всеобщем одобрении, но фрески оставили. Руководитель Академии получил орден «За заслуги перед Отечеством» за роспись и новое прочтение сюжетов. Живописец, подобно Монферрану, творцу Исаакиевского собора в Ленинграде, прожил жизнь, алкогольно запутанную. Его последний шедевр – автопортрет – был замечен в Доме культуры сталеваров в городе Аша на Урале. Шмякин выходил из морской пены в образе Венеры, покоряя мир красотой. Сталеварам работа понравилась. Особенно грудь богини. Далее след Шмякина на Руси терялся.

Из Ленинграда военный экраноплан доставил Каренину на вертолетную площадку Управления. Солнце приветствовало молодого капитана. Легко поднявшись по массивным ступеням, она, следуя указателям, оказалась в парадном холле башни «Сегодня». В руках девушка крепко сжимала – лакированный чемоданчик с подписанной наклейкой «А. А. Каренина» и направление на собеседование. В одной из ниш виднелась вывеска «Бюро пропусков». Анна пересекла зал, подошла к окошку, украшенному в русском стиле – с резными ставнями из мрамора. Перед ней двое военных оформляли документы. Когда подошла очередь, Анна сунула в проем бумаги, полученные от Черномора. Их приняла женщина в строгом костюме с двумя орденами Почета на груди и сложной прической высотой в полметра с красной звездой на вершине. Прочитав командировочное удостоверение, она с интересом взглянула на девушку.

– Анна Аркадьевна? Это вы? Уже всех видела: Собакевича, Тараса Бульбу, полковника Исаева, но Каренину не доводилось. Знаете, все они были из Ленинграда.

Каренина в ответ только вздохнула:

– Ленинград – культурная столица.

– Вы к нам на собеседование?

– Пока да.

– Желаю успеха. Но если что – последний электропоезд из Управления в Москву уходит в одиннадцать вечера.

– Надеюсь, не понадобится, – ответила Анна.

– Ваш пропуск. – Сотрудница невозмутимо протянула картонку с заполненным чернилами формуляром. – Сначала временный. Идите на пост правее, к часовому. Вас встретят.

Теперь женщина в орденах старалась казаться доброжелательной. Анна посмотрела в указанном направлении. Молоденький солдат с «калашниковым» последней модификации наблюдал за ее ногами с того момента, как она появилась в здании.

Взяв пропуск, Анна тут же испачкала чернилами ухоженные пальцы. «Ах ты мелкая паскудница!»

Женщина в бюро сделала вид, будто ничего особенного не произошло. Просто такова традиция: по перепачканным пальцам местные понимали: перед ними командированные.

– Следующий!

Анна отошла. Сейчас ей нужна уверенность в себе, без скандалов. Она прошла к часовому, протянула пропуск. Солдат набрал по телефону начальство. Получив распоряжение, сообщил:

– Оставьте личные вещи и средства связи. Вас проводят.

Часовой указал на гору рюкзаков с чемоданами, громоздившуюся перед постом. Скоро появился офицер. Автомат Калашникова показал провожатому на Каренину.

– Капитан Каренина. Давайте ваш пропуск. Следуйте за мной.

Как долго ее водили по лифтам и коридорам. Наконец блеснула настенная табличка с должностью, званием, фамилией: начальник кадрового отдела генерал-полковник Сычев Андрей Андреевич. Дверь выглядела солидно, как и надпись на ней. Однако офицер открыл неприметный конторский шкаф рядом:

– Проходите.

Военный пустил Анну вперед. Девушке пришлось пригнуться, чтобы не удариться о косяк. Офицер ступил следом, закрыл проем. В темноте загорелся зеленый глаз электронного устройства, просветившего посетителей. Отодвинулась тяжелая перегородка, пригласив в следующее помещение.

– Ждите здесь. Вас вызовут, – распорядился офицер и исчез. Как, куда? Скоро Анне надоело осматриваться вокруг. Ее оставили в холодном просторном кабинете с массивной кожаной мебелью. Окна плотно зашторены. Освещение тусклое. Часов здесь не было, Анна не понимала, сколько времени прошло. Она сидела на диване, стараясь держать осанку. Вдруг, когда тишина стала особенно гнетущей, кто-то фамильярно похлопал ее по плечу. Анна резко обернулась: никого, только пухлая подушка дивана и стена за ней. Может, почудилось от волнения?

Но так повторилось дважды. В третий раз она успела уловить постороннее движение. Зеркал в помещении не было, но Анна заметила отражение в бронзовой дверной ручке, отполированной многочисленными касаниями.

Да это человек! Он прятался за диваном. Видимо, спецконструкция, мебель для проверки новеньких. «Ну погоди у меня!» Анна сосредоточилась на ручке. Через некоторое время из укрытия появилась рука, за мгновение до прикосновения Каренина плавно ускользнула – переместилась на соседнее кресло, постаравшись со всей силы толкнуть злополучный диван.

Эффект превзошел ожидания: таинственный невидимка потерял равновесие и выпал из убежища на пол. Анна удивленно разглядывала добычу. Молодой человек в форменной рубашке с погонами старшего лейтенанта стремительно краснел. Поднявшись, парень неловко молчал. Высокий и коренастый, с вихрастыми светлыми волосами, постоянно отбивающий странный такт ногами, он был похож на шкодливого подростка, но не офицера Управления.

– Вы идиот? – прямо спросила девушка. – У вас все время так? Или только сегодня?

– Все время, товарищ капитан.

– Обнадеживает.

Тут из громкоговорителя, закрепленного на стене, прозвучало:

– Сычев! Проведите кандидата на собеседование.

Одна из тяжелых дверей открылась.

– Проходите, – пригласил юноша, устроившись за рабочим столом приемной. Настроение у него заметно улучшилось. Затянувшееся детство – замечательная пора.

Анна вошла. Она увидела темный длинный зал для совещаний с рядом высоких занавешенных окон, через которые с трудом проникал свет.

По центру тянулся стол, на противоположной стороне которого сидел человек. Анна могла разглядеть только его силуэт, так далеко он находился.

Каменный голос, многократно отраженный эхом, произнес:

– Мы не принимаем соискателей женского пола, тем более с зеленым дипломом.

Каренина молчала. Она была женского пола, с дипломом, если учесть оттенок корочки, болотного цвета. Но никак не зеленого.

Неожиданно человек из-за стола смягчился:

– Я прочел вашу характеристику. В ней сказано: вы Анна Каренина, ваш пол женский, у вас зеленый диплом, вам двадцать шесть лет. Вы окончили пансион воспитанниц Министерства обороны в Ленинграде, Военную Академию благородных девиц, а также курсы высшего офицерского состава. Ваш выпуск – двадцать курсантов с одной генетической платформой. Вы учились восемь лет. Вам присвоено звание капитана. Вы экспериментальный образец.

– Точнее выразиться – экспериментальный человек.

– Вот здесь написано: «специальность би-би-сти-ка…» Это что?

Анна поискала ответ на потолке, но тщетно.

– Стрелять умеете?

– На отлично, товарищ генерал.

– Этого достаточно. Уметь стрелять – достояние старой школы. За вас просил уважаемый человек, дал лестные отзывы о ваших способностях. Уж не знаю, какие они… Вы хотите работать у нас?

– Так точно!

– Попробуйте!

Фигура поднялась из-за стола. Анна подошла к моложавому, средних лет человеку в генеральских погонах. Каренина не моргая заглянула ему в глаза.

– Ну что ж… Сычев Андрей Андреевич, рад познакомиться с вами, – вопреки строгому тону, в глазах генерала плясали искорки добродушия.

Генерал протянул ладонь. Каренина ответила на приветствие рукопожатием.

– Крепкая у вас рука, – похвалил Сычев‐старший, и обратившись к сыну, добавил: – Направьте кандидата в группу Тактика № 5. Там снесло голову руководителю – несоблюдение техники безопасности. Военный должен быть готов умереть в любой день, час, минуту. – Сычев сверился с наручными часами: – И секунду! Работа руководящая, но ответственная. Шаг влево, направо, назад – расстрел. Ясно. Согласны?

– Расстрел в прямом смысле?

– Иногда в прямом. Идите! Хотя постойте, – Андрей Андреевич посмотрел на Анну, потом на старшего лейтенанта, подумал и произнес: – Пожалуй, нет. Анна Аркадьевна, вы назначаетесь руководителем группы № 2. А вот этот молодой человек поступает в ваше подчинение. Нечего ему в секретарях сидеть.

Когда Каренина вышла, юноша выдал ей красную папку с надписью «Пошаговая инструкция соискателя на должность».

– Тут схема движения по кабинетам и формуляры. Заполните их позже, потом отдадите в бюро пропусков. Теперь ваше лицо – пропуск в охранный периметр. Вот ключи от квартиры. Адрес в папке. Я провожу вас до нового дома. Подождите секундочку.

Молодой человек вернулся в кабинет. Пронесся вдоль зала.

– Папа, она ангел!

– С чего ты взял? Скорее черт в юбке. Но нет худа без добра, может, женишься наконец.

Когда сын захлопнул за собой дверь, Сычев-старший взглянул на икону Николая Чудотворца, стоявшую на полочке, перекрестился.

– Технологии, так перетак!

Его сын орлом вылетел из кабинета. В полете он вспомнил фильм Бондаренко:

– Называйте меня Вронским, – Алексей похвастался эрудицией.

– Вронский погиб! Но, знаете ли, оказался подлецом.

– Да, неожиданно. Роман никак до конца не прочту. Тогда зовите просто Алексеем.

– Алексеем Андреевичем?

– Тот самый. Я старший лейтенант Сычев Алексей Андреевич. Как вы догадались?

– По руке.

Алексей Андреевич осмотрел руку.

– Отцовская рука, видать издалека, – съязвила Каренина. – Хотела спросить. Почему мне сразу же выделили собственную тактическую группу?

– Руководству виднее. Пойдемте, я покажу хозяйство.

Анна удивилась назначению. Эффект царевны-лягушки. Из пешки сразу в дамки. Здорово!

Через проход в книжном шкафу они вышли в Центральный зал, он располагался за поворотом недлинного коридора.

– Какой ваш адрес? Позвольте бумаги.

Он выхватил папку из рук Карениной, нашел какой-то желтый листок.

– Так-с. Адрес места жительства: Левый переход, дом 14, квартира 23. Мы соседи: моя квартира над вами – 28.

«А папа у меня, оказывается, не дурак», – довольно подумал Сычев‐младший.

– Надеюсь, как сосед сверху вы тихий. Потому что в данный момент, как сосед справа, вы – громкий.

– Тихий-тихий, – пообещал Алексей Андреевич, – как мышка.

И засмеялся громко и искренне.

Отыскав чемодан Карениной среди набросанных на него вещей, старший лейтенант совсем развеселился.

– Ну, пойдемте, товарищ капитан. Как поет отец:

– То есть вы человек ветреный?

– Еще какой ветреный. Ураган!

Они покинули Башню. Служебный транспорт, развозивший сотрудников, потрепанный электрический «пазик» с встроенным интеллектом и развившейся электронной деменцией по имени Ярополк, или просто Ярик, – скучал на остановке.

– Ярик, в НАДО, – распорядился Алексей, затем, обратившись к Анне, добавил: – До конца рабочего дня времени много. По пути покажу, где будем трудиться.

Автобус тронулся с открытыми дверьми, забыв их закрыть. Они пересекли парк, затем – огромную территорию Сколтеха, лесополосу и втянулись в лабиринт современных волнообразных строений.

– Назовите корпус, – попросил автобус.

– Четвертый.

Еще немного покружив по парку, транспорт остановился у подковообразного здания в три этажа.

– Выходить будете? – спросил автобус.

– Нет, – усмехнулся Сычев.

– А зачем ехали? Транспорт казенный. Я докладную на вас напишу, за холостой пробег.

– Ишь какой строгий. Пиши, пиши.

Лейтенант подмигнул девушке:

– Вот здесь будем служить.

– Красиво…

– Ну, поехали дальше. Эй, командир! Теперь в Левый переход, 14.

Ярик тронулся, но в двери заскочили два улыбчивых майора.

– К башням, товарищ автобус.

«Пазик» развернулся в обратную сторону.

– Ничего не поделаешь… Кто старше по званию, того и сани, – объяснил Алексей.

Доставив военных до пункта назначения, автобус отправился в Левый переход, дом 14, уже без остановок.

– Скажите спасибо, что не высадил. Я сегодня добрый, – не сдержался вредный Ярополк.

– Спасибо, колымага, – засмеялся Сычев.

– Я отцу твоему доложу, что разговаривать не умеешь.

– Он тебя на запчасти отправит.

«Пазик» от возмущения хлопнул дверками.

– Мы приехали в твой новый дом, – сказал юноша, подхватив чемоданчик Анны. Он проводил ее до служебной квартиры: – Добро пожаловать в Рай.

– Ну если папа Бог, тогда я уже на небесах, – поблагодарила Каренина Алексея за помощь, улыбнувшись.

Глава 2

Задание

Минуло два года. Анна Каренина энергично шагала по паркету сложного рисунка, вдоль стен с мотивационными стендами. Легенды Башни гласили, что зигзаги на полу отражают тайную структуру Управления. Тот, кто попытается ее разгадать, неминуемо сойдет с ума. На лестницах, в вестибюлях Управления развешано много ложных указателей. Фальшивых дверей тоже хватало. Хитроумные разведывательные мухи-роботы Империи Любви, преодолевшие систему ПВО Мирапорка, легко доверяли указателям и никогда не возвращались с заданий. На войне как на войне! Ходили слухи о потерявших рассудок шпионах, ставших призраками Башен. На одного однажды Каренина наткнулась, возвращаясь с дежурства. Привидение в форме бросился к ней с воплем:

– Help!

Девушка, собрав волю в кулак, прошла сквозь него. Но о встрече никому не рассказывала. Точно, легенды не врали.

Впервые за время работы в НАДО Каренину вызвали к руководству! «Подчиненный перед лицом начальствующим должен иметь вид лихой и придурковатый, дабы разумением своим не смущать начальства» – указ Петра Великого в Империи никто не отменял. Капитан зашла в уборную, чтобы проверить внешний вид: «О чем думал Петр, употребив слово „придурковатый“?» Девушка показала язык отражению в зеркале. «Скорее всего, – решила она, – к женскому полу это отношения не имеет». Каренина не сомневалась: она выглядит как дóлжно. Роскошные волосы собраны в аккуратный пучок. Форма идеально отглажена. Туфли на каблуках безупречно уставные. Выражение лица такое, которое надлежит иметь молодой красивой женщине в капитанском чине. Умное. Решительное. Готовое отдать и выполнить приказ. Почти незаметный намек на улыбку. И строгий, внимательный, все понимающий взгляд.

– Да, Каренина. Ты идеал! – подбодрила сама себя.

Она преодолела анфиладу помещений, точно зная, к кому из живых или электронных обитателей обратиться вежливо, предъявив пропуск, а на кого прикрикнуть, чтобы не задавал глупых вопросов. Неприметная на вид, но отвечающая стандартам безопасности дверь пропустила Анну в приемную. На мраморной плите, как на памятнике, было отчеканено золотом: «Начальник Управления Мира и Порядка генерал-полковник Сычев Андрей Андреевич». Своей трагичной чернотой, яркими буквами доска выражала намерение генерала умереть, но пост не оставить. Интересно, как бы она сама смотрелась, если бы заняла руководящее кресло? Надо подумать об этой перспективе на досуге.

Адъютант начальника Авдеев, с которым Анна была хорошо знакома, кивнул:

– Тебя ждут.

Каренина не замедлила шаг, внутренне собралась, ее взгляд уподобился рентгеновскому аппарату, был готов прочесть самую заветную мысль генерала. На всякий случай еще раз одернула китель. «Почему вызвали внезапно? Сразу пригласили… На Сычева это не похоже».

– Доложите! Ешкин кот! Кто прозевал? – Раскаты генеральского баса выплеснулись на Анну, как только она зашла в кабинет: – Куда вы там смотрели, я спрашиваю?

Анна застыла по стойке «смирно», слушая, кого и зачем разносят. Генерал Сычев, покрасневший до свекольного оттенка, продолжал орать в трубку старомодного телефона, сжимая его так, как будто хотел задушить. Он заметил появление девушки, махнул рукой, что надо было понимать как приглашение занять место поближе к нему. Анна села не близко, но и не далеко от начальства.

Пока Сычев громыхал, Каренина украдкой разглядывала обстановку. Главным в интерьере был, конечно, стол-столище. На нем возлежал Змей Горыныч о трех головах из тяжелой бронзы, в каждой пасти – по старинной перьевой ручке. По назначению письменный прибор не использовался, подписывать бумаги было не принято, заверяли документы отпечатком пальца. Горыныч был личным оберегом генерала. Змея Сычеву на выпускном офицерском вечере подарил отец:

– Пусть он станет твоим ангелом-хранителем. Такой не улетит. Вишь какой тяжелый.

В кабинете по левую руку генерала стояло два телефона: красный – для приема приказов, цвета слоновой кости – для передачи команд вниз по служебной лестнице. Как-то, отвечая на удивленный взгляд Карениной, генерал пояснил несовременность аппаратов:

– Для вас старье. Для нас – традиция. Больше двухсот лет, ни разу угольного порошка в трубке не меняли. При товарище Сталине делали. Не ваши фигли-мигли – папиросная бумага! (Так Андрей Андреевич называл дорогие смартфоны, выпускаемые фабрикой «Эх, яблочко».)

На стене за спиной начальника разместилась карта мира с границами сфер влияния Империй. Территории многократно перекрашивались разными цветами, местами она затерлась до дыр. По правую сторону, где раньше висели картины батальных сцен, – теперь обустроились схемы: Солнечной системы, Млечного Пути, еще чего-то грандиозного, что предполагало деление Вселенной на части Добра и Любви. Генерал отчитывался перед президентом за точность границ СССР – на Земле и в космосе. Ошибки случались. Спокойно Империи жить не могли, подозревая друг друга в кознях. Так, в прошлом месяце Любовь заявила права на Солнце, которое ранее было поделено на равные доли. В ответ Добро пригрозил погасить светило. Конфликт не разрешился, но перекинулся на галактики и туманности. Империи стремились урвать от Вселенной куски пожирнее. Для будущих битв Сычев нарисовал цветными карандашами на ватмане звездный крейсер «Победитель» с пушками, показав чертеж президенту. Волгину рисунок понравился: он отметил талант Андрея Андреевича и отправил его переговорить с Академией наук. Ученые выслушали генерала, задав множество нелепых для умных людей вопросов:

– Это что? Гладильная доска? Она летает в космосе? И стреляет? А как?

– Вы академики, вы решайте, – огрызнулся оскорбленный в лучших чувствах Сычев.

Вечером после работы он, недовольный, делился с женой итогами встречи:

– Бездарности! Я все нарисовал. А они меня спрашивают: «Что это такое?»

Жена понимающе вздохнула и попросила Андрея Андрееича вынести мусор в дворовый плазменный утилизатор.

Рисунок Сычев повесил дома, на кухне. Иногда после ужина он с супругой мечтал о том, как крейсер стартует с военной лунной станции «Салют», нарисованной простым карандашом и приколотой рядом с «Победителем».

Анна посмотрела на Сычева – он все еще рокотал в трубку, словно баллистическая ракета на старте. На другом конце провода абонент, чувствуя уготованную судьбу, молча ждал приговора судьбы. Каренина продолжила осмотр кабинета.

Вдоль прохода грустили снятые со стен полотна. Работы относились ко времени написания «Изгнаний» и принадлежали кисти Шмякина. Возможно, это были эскизы фресок, выполненные до трагического поворота в судьбе художника.

Первая картина называлась «Князь Олег рисует границу Руси»: на ней были показаны русские ратники среди пирамид и египтяне, склонившиеся перед витязями. Князь длинным деревянным жезлом, отобранным у жреца, проводил на песке черту между Русским и Египетским царствами. Второй сюжет – «Миклухо-Маклай принимает в Русское подданство землян». На полотне бородатый мужчина вручал документы голым аборигенкам: одной рукой он подавал паспорт с печатью, другой – банан. Третья сцена, наиболее любимая Сычевым, изображала красный длинный прямоугольник и называлась «Красная Армия». Четвертая работа была эскизом. На ней виднелись следы борьбы художника с формальным искусством. Шесть вполне интеллигентных существ в костюмах с портфелями вместо головы стояли вдоль Кремлевской стены. На переднем плане, разбросав ноги в стороны, лежал попой вверх боец в буденовке и с пулеметом. Размашистым почерком холст был подписан «Смерть белогвардейской комиссии!».

Сквозь высокие окна с раздвинутыми шторами из коричневого бархата в кабинет падал дневной свет. Посреди полированной поверхности столища покоилась серая шкура носорога, которого Черномор застрелил на озере Виктория, спасая Сычева. Конфликт случился, когда животное отказалось прокатить генерала. Голова зверя висела здесь же, над входной дверью. Выставленный рог, сердитые черные шарики стеклянных глаз оценивали посетителей, как бы подчеркивая, что он, хозяин кабинета, шутить не любит.

Наконец Андрей Андреевич завершил разнос, швырнул трубку, вытерев багровую лысину белоснежным платком. Взглянул на Анну, немедленно вставшую по стойке «смирно», изобразившую предельное внимание.

– Каренина! Здорово живешь. Явилась – не запылилась. Как там Сычев‐младший?

– Здравия желаю, товарищ генерал. Алексей Сычев – отличный боец.

– Ну я рад, что вы спелись. Есть у меня одно дельце для вашей банды… Не подведете меня?

Задав вопрос, Сычев выжидающе посмотрел на Каренину.

– Товарищ генерал. Можете на нас положиться.

– Ну, попробую, – удовлетворенно хмыкнул генерал.

В селекторе послышался голос адъютанта:

– Андрей Андреевич! Фадеев подошел.

– Пусть войдет.

Дверь открылась. Вошел полковник, непосредственный начальник группы № 2 и остальных оперативных отделений. Он был ненамного старше Сычева, простое русское лицо с курносым носом украшали бакенбарды и гусарские усы. Полковник отличался уравновешенным характером и имел единственный недостаток – любовь к вяленой рыбе, от которой его кабинет приходилось постоянно проветривать.

– Садитесь, товарищи! Дело государственного значения. Надеюсь, про проект «Кольцо» в общих чертах слышали?

Анна утвердительно кивнула, начальству виднее, слышала она или нет.

– Теперь о деталях. Научным руководителем является академик Кондратьев – ректор Сколтеха, президент Академии наук. Человек известный, автор этого околоземного сооружения. В его ведомстве появился новый сотрудник – Кошка Николай Георгиевич. Он включен в реестр НАДО и передается под наблюдение группы № 2. Теперь самое важное: Кошка – и есть Спаситель.

– Спаситель чего? – уточнила Анна.

– Ваш! Говорю же, Спаситель. – Сычев‐старший остался недоволен умалением поручаемого молодому капитану задания. – Вся Империя молится на него, а вы даже не в курсе.

Каренина вспыхнула:

– Я неверующая, товарищ генерал.

– Дура ты, а не неверующая, – отрезал Сычев. – Не понимаешь, о чем речь.

Анна замолчала, аргументов «против» не было. Генерал нажал на кнопку вызова адъютанта. Тот появился в ту же секунду.

– Вызывали?

– Авдеев, иди сюда, – приказал генерал. – Я в этих компьютерах ни черта не смыслю. Прикрепи Спасителя к группе № 2.

Адъютант подошел к столу, склонился над клавиатурой, произвел нужные манипуляции.

– Готово.

– Ну-ка, покажи. Так-так-так… регистрационный номер… хрен поймешь… числится за тактической группой № 2 – Каренина, Сычев.

Генерал дождался, пока адъютант закроет за собой дверь, обратился к Фадееву:

– Продолжим. Алоиз Маратович, освободите группу от всех текущих дел. Пусть ведут одного Кошку.

– Есть – отрапортовал полковник.

– Вы, Каренина, проследите, чтобы ни одна сволочь не подошла к вашему Спасителю. – Сычев снова сделал упор на «вашему Спасителю», так что до Анны сразу дошел сокровенный смысл. – Ближе, чем на один километр! Лучше – пять. Вообще спрячьте с глаз долой, а то мало ли, всякое может случиться.

– Будет сделано. – Она встала, своей решительностью подчеркивая понимание ответственности.

– Садитесь. Да… Лучше, как я сказал, спрячьте его. Пусть работает где-нибудь в бункере. Фадеев, где у тебя бункер со всеми удобствами? – Генерал взглянул на полковника.

– На Шпицбергене, – ответил тот.

– Отлично. Ему хорошо, нам спокойнее. Спаситель должен сидеть. А не висеть, прости, Господи! Верно?

– Верно! – хором поддержали Анна и Алоиз Маратович.

– Можете идти.

Каренина с Фадеевым вышли из кабинета.

– Следуйте за мной, – обратился полковник к Анне. – Продолжим инструктаж.

Ярик доставил их из Управления в Агентство. На просьбы других сотрудников остановиться Ярополк не реагировал – знал, кого везет.

– Посторонись! Жди следующего, – бросал он в сторону возмущенных пассажиров, ожидавших посадки.

Добравшись до места, «пазик» высадил Фадеева с Карениной, но стоило им сделать два шага в сторону здания, как машина обратилась к полковнику:

– Товарищ начальник, разрешите просьбу?

– Что тебе? – невозмутимо поинтересовался тот.

– Мне бы мигалку и сирену.

– Мысль хорошая, но смешная, спрошу завхоза.

Автобус посигналил в знак благодарности и отъехал. Полковник с поспешающей за ним скорым шагом Анной прошел в «Электрощитовую» – свой кабинет. На двери висела табличка «Не входить – убьет!» с молнией. Пахло здесь, как всегда, рыбой. «Скумбрия», – решила Анна.

– Зови Сычева, – приказал Алоиз Маратович. – Где он у тебя?

Анна набрала напарника по телефону:

– Алексей? Ты где? Давай бегом к товарищу полковнику.

– Чего еще? – вопросил сонный голос Сычева-младшего.

– Сычев! Доиграешься, – рявкнул рядом Фадеев.

Через десять минут раздался стук в дверь, перед ними появился Алексей с вихром и спутанными волосами.

– Здравия желаю, товарищ полковник! Как раз к вам шел.

Фадеев усмехнулся:

– Привет от папы! Что, спал? Присаживайтесь оба. Вам поручается первое боевое задание за годы сна, – полковник осуждающе осмотрел юношу, – и безделья. Десять лет назад Империя начала строить на орбите Земли секретное сооружение. Объект вышел слишком грандиозным – скрыть «Кольцо» от любопытных глаз не получилось.

– Так какой же он секретный? – удивился Алексей.

– Секретный. Под прикрытием. Населению планеты объявлено, что мы делаем установку для фейерверка к Олимпийским играм. Слышали об этом?

– Об этом слышали, – ответила группа № 2.

– Ну и как, верите?

– Да.

– Вот и отлично! Моя идея, а как работает. С одной стороны, проект считается замороженным, научная теория оказалась неверной. С другой, открыт – появился гений, нашедший ошибку, и все завертелось вновь. Управление считает его Спасителем. Нам не надо, чтобы евреи вновь учинили над ним самосуд. Отдалили от нас, так сказать, пришествие Царствия Небесного. В общем, мессия отдан вашей группе для охраны от похищения, вражеских диверсий и всяких напастей. Завтра в 8.00 встречаемся на площадке для прошивки Кошки. Если с ним что случится, вы отправитесь туда! – Фадеев указал пальцем вниз, где располагалось место упокоения неисполнительных работников. – А я туда! – Фадеев ткнул пальцем вверх, где обретали покой исполнительные.

– А остальные наши подопечные? – спросил Сычев‐младший.

– Они с вас сняты. До конца дня входите в курс дела. Ясно?

– Ясно, – хором отозвались Анна с Алексеем.

– Доступы в Сети Управления со всей детализацией по «Кольцу» открыты: цели, списки, явки, враги… Изучить, ориентироваться в материале. Бегом марш!

Команда, окрыленная поручением, вылетела из кабинета.

Надо сказать, что задача работы групп заключалась в контроле за главным ресурсом Советского Союза – умными людьми. Такой человек учитывался в реестре НАДО как «глюк» (главный людской контент) и получал номер. Каждая мысль глюка охранялась патентом Империи и называлась – «пат». Глюки делились на научные («наглюки») и ненаучные («неглюки»), которые ценности не представляли. Паты продавались внутри Союза и экспортировались за рубеж. Торговля идеями приносила «сумасшедший» доход Империи. Тела ученых-талантов «прошивали», вводя физраствор с нанороботом, который нумеровал мысли. После кража идей становилась невозможной. Все гениальное – просто. Глюки хранились в виртуальном подвале Пи, на сакральном Вишневом Дубе. Вишневым он звался оттого, что капсулы с патами наглюка походили на плоды вишни. Со временем, обрастая информацией, тоненькое дерево превратилось в ветвистый, могучий Дуб, ценный хранимой на нем информацией.

Группа № 2 торопливо шла по коридорам НАДО. Обычно в отделениях числилось по четыре человека, но в № 2 – двое. Сычев‐старший ревниво следил за карьерой сына.

– Ну, Сычев, доигрались, – обеспокоенная новым заданием Анна в упор взглянула на Алексея.

– Почему это? Прославимся. Папа не стал бы поручать мне, ну и тебе, конечно, ерунду. Дело пахнет повышением. Бежим по карьерной лестнице наверх.

Молодые люди, добравшись до рабочего места, включили оборудование для погружения в виртуальное пространство Сети. Следуя инструкциям полковника, нашли материалы для ознакомления. Каренина сразу поняла: дело трудное, даже безнадежное. Алексей пытался сообразить, как с ним поступить:

– Ох, отстали мы от прогресса.

Девушка вывела содержимое папок на стеновую телевизионную панель для общего просмотра. Их удивил возраст Спасителя – 18 лет. Школу окончил на отлично, но без золотой медали. В прошлом сентябре, едва поступив в университет, Николай Кошка сразу его окончил, будучи принятым на работу в проект «Кольцо» по прямому указанию Кондратьева. Вундеркинд! Анна попробовала прочесть его статью в научном журнале, но ничего не поняла. Одна высокомерная, занудная математика.

– Алексей! Какие мысли по поводу юнца?

– Я думаю, он гений.

– Почему медаль в школе не дали?

– Сговорились. Умных никто не любит! У меня так было.

– Медаль не дали?

– Да, хотя могли бы, если б захотели. Вот как ты считаешь, я умный? – спросил Сычев.

Каренина хмыкнула.

– Сама видишь, умных не любят, – убежденно сказал Алексей.

– Ладно, умный ты, умный.

Сведений о проекте было чересчур много.

– Вот я удивляюсь, секретный объект, а написали-то бумаг видимо-невидимо. – расстроилась она. – По секретным объектам все надо держать в голове и ничего не писать. Людей не мучить.

Капитан разделила документацию на две части: с картинками взяла себе, остальное сунула Сычеву. С полчаса они копались в схемах и текстах.

– Все, больше не могу. Сахар в крови кончился. Хочу мороженого, – посмотрев на часы, заключил Алексей.

– Да, верно. В голодном теле – злой дух. Надо поесть, – поддержала Анна, и они отправились в столовую.

Блок питания состоял из нескольких залов с окнами до потолка. Голоса, звон посуды, гудение вентиляции – все это сливалось в единый непрерывный шум. Алексей пристроился к приятелям. Каренина придирчиво осмотрела выложенные блюда.

Выбор первого невелик: солянка, рыбный, без глютена, овощной, крабовый, черноморский с рапаном, харчо, борщ. На второе: пюре по-псковски, каша по-тамбовски, тушеная капуста по-питерски, сардельки московские, шницель по-мински, треска по-астрахански…

Когда очередь добралась до Анны, рядовой срочник на раздаче приступил к поиску в жидком борще мяса и овощей – по ее указанию.

– Я чего-то не понимаю. Ты самое густое наливаешь начальству? Если так, то ищи. Мне воды не надо!

– Так ведь очередь…

– Очередь подождет.

Ожидающие весело переговаривались. Анну не трогали, зная ее скорую на расправу руку.

– Корову ты ей поищи, – кричал кто-то, смеясь.

– Или котлету.

И понеслись шутки. Наконец тарелка с супом наполнилась горкой мяса и вареной капустой.

– Ведь никому борща не оставила.

– Не заслужили, – бросила Анна через плечо и отошла к свободному столику. – «Суп, не достойный своего имени, просто капустник какой-то!» – подумала про себя. Борщ Каренина 2.0 любила больше всего с зеленью и дольками чеснока.

Но съела все, после чего недовольно отодвинула пустую тарелку.

Жалобная книга была заполнена ее требованиями к качеству блюд, но, похоже, писала и читала ее только она сама. Автор супа упорно избегал ответственности, поскольку однажды, негодуя за испорченный символ Отечества, Анна хватила повара половником.

– Что-то вы, Каренина, много пишете! – сказал ей обиженный начальник кухни. – Уж не хотите ли вы обогнать самого Толстого?

Книга жалоб после инцидента исчезла.

– Как правильно приготовить борщ? – донесся веселый голос Сычева из-за соседнего стола. – Взять сто килограмм женщины, поставить у плиты. Варить до готовности.

Сотрапезники дружно захохотали.

Анна нахмурилась: приматы и ротозеи.

– Сначала женись, а потом ставь к плите, – ответила она.

Генеральский сын обожал Анну. Всегда и всем демонстрировал, что капитан с фигурой фотомодели и огромными глазами его личный начальник, которого он ревниво оберегает, – для себя. Поручения Карениной он исполнял беспрекословно и с охотой.

– И почему сто килограммов женщины? Вам следует поработать над чувством юмора, Алексей Андреевич. Обед закончен.

– А компот?

– Компот можно.

Как обычно, подремав после перерыва, оперативники изучили связи Кошки, Кондратьева и тех, кто имел отношение к проекту. Изучили двухсотлетнюю историю создания суперкомпьютера – за это время он эволюционировал из первобытной «Электроники‐60» в цифрового монстра. Со стороны Правительства «Кольцо» курировал Богли Эстом Оливерович – имя вице-премьера СССР, часто мелькало в прессе в заметках об успехах советской науки. Богли окончил математический факультет Сколтеха, но Анна не нашла в архиве его диплома.

– Наши клиенты, – поделилась она с Алексеем, – необычные люди: Кошка без высшего образования, но с дипломом, а Богли без диплома, но с образованием.

– Есть многое на свете, друг Горацио, что и не снилось нашим мудрецам.

– Алексей Андреевич, вы, оказывается, образованнейший человек.

– Да, внешность бывает обманчива, – засмеялся Сычев‐младший.

Ознакомившись с доступными разумению документами и отложив непонятное, группа № 2 закончила рабочий день пораньше.

– А то знаете, Анна Аркадьевна! Как говорит отец, жизнь проходит незаметно, как лето. Пойдем проветрим мозги в парке, – предложил Алексей, – первая встреча с наукой трудна, вторая безнадежна.

– Пойдем, – легко согласилась девушка.

Анне нравились пешие прогулки от Агентства до дома, если позволяла погода. Она проходила длинный путь не торопясь, разглядывая все, что окружало ее на пути. Почти всегда за ней увязывался старший лейтенант. Вот и сегодня команда вышла вместе, решив сделать круг по парку Кластера.

– У тебя, старший лейтенант, какая мечта? – спросила Анна.

– Стать генералом.

– Как папа?

– Почему обязательно папа? Просто генералом. Ну, может, фельдмаршалом или министром обороны. Плох тот солдат, который не знает, чего хочет!

– Согласна. Мечта у тебя хорошая, Алексей Андреевич. Откуда ты ее взял?

– Да как-то шел, смотрю мечта лежит, подобрал. А у тебя есть мечта?

– Есть.

– Какая?

– Хочу влюбиться.

– Это сложно, тебе нужен мастер-наставник. Курс обучения и сертификат. Обращайся!

– К тебе, естественно?

– К кому же еще?

– Ладно, подумаю. Ну, разобрался в «Кольце»?

– Нет.

– Коротко, но честно. Зато я поняла.

– Так у тебя-то было два листочка, все с картинками! Остальное мне подсунула…

Они уже давно перешли на «ты».

– Рассказываю. «Кольцо» – это огромный ускоритель частиц, который опоясывает Землю, подобно кольцам вокруг Сатурна. Первый аппарат, адронный коллайдер, был построен в XX веке в Швейцарии.

– Ты запомнила название?

– Я профессионал. В общем, это сооружение взорвалось тогда вместе со Швейцарией. Все решили, что случился конец света – это мы в школе проходили.

– Да? Но я… Я все детство гонял на багги. Отличная вещь. У меня две штуки в Каракумах стоят. С ракетами, между прочим. Там отец служил. Ну, дальше… Зачем это «Кольцо»?

– Оно позволит получать бесконечную энергию из пустоты.

– Прикольно. Кто это придумал?

– Кто придумал – написано в твоей части. А идея такая: вещество состоит из молекул, молекулы – из атомов, атомы – из ядер, электронов, ядра – из кварков и маленьких штучек. Все это вместе – никогда не затухающие волны.

– Ясное дело. Ежу понятно.

– Волны совершают колебательные движения, как в море, их невозможно остановить. Вообще никак.

– Дальше.

– Если «оседлать» волну, мы получим источник энергии. В Швейцарии не получилось, теперь вокруг Земли построено «Кольцо». Из Индии или Африки его хорошо видно. Только представь – по небу тянется труба.

Она достала смартфон, показала фотографии с экватора.

– Только помни, что сказал Фадеев – проект секретный! Если разболтаешь – сам знаешь, где срок отбывать.

– Почему это я разболтаю?

– Так, предупреждаю: старший по званию всегда прав. Из нас двоих разболтать можешь только ты.

– Но ты забыла о папе! Он будет решать, кто из нас разболтает.

Пребывая в приподнятом настроении, они незаметно дошли до дома.

В жилой зоне Кластера кричали, бегали по тротуару, катались на самокатах, не соблюдая никаких правил, дети. Анна с возмущением подумала, как утомительна человеческая суетность. Почему гражданские не ходят строем? В детском доме им сразу сказали: дети должны молчать. И сестры молчали. Иногда было так тихо, что воспитатели не знали, где их искать.

На лестничной клетке Алексей простился и пошел к себе.

Каренина существовала между работой и квартирой, редко выбираясь в Москву. Только недавно Управление насильно, с подачи Сычева-младшего, как нетрудно было догадаться, отправило ее на конкурс красоты, где она победила. Но иного результата Анна не ожидала, поэтому восторга не испытала. Только удивилась тому, как серьезные люди из Правительства могут заниматься оценкой «макак из зоопарка». Больший интерес, лично у нее, вызвала бы олимпиада раздетых министров. Розовую ленту «Московская красунья» она вручила Алексею.

– Спасибо тебе, Сычев, за заботу, ленту носи на работу. Звание ты заслужил. Но в следующий раз пойдешь сам, пусть отец на тебя посмотрит, – посмеялась она над сослуживцем. Кубок Анна оставила на стенде Агентства, где выставлялись спортивные награды сотрудников.

С состязания Каренина оставила цветы. Анна их обожала, они были ее друзьями в однообразном житье. Из детства она помнила Дюймовочку, сохраняя в себе историю девочки из бутона тюльпана, словно и она пришла из сказки. Это наполняло ее душу теплотой, когда жестокий мир напоминал, что она клон. В квартире Карениной было много комнатных растений. Целая оранжерея. Вместе с ними у Анны жил кот-мутант Леопольд, подобранный котенком в лесопарке Мирапорка. Лео сбежал из мастерской Сколтеха, но клялся, что его выбросили. Он отлично говорил по-русски. Был грубоват в беседе и не особо разговорчив, зато ласков. Анну это устраивало, иначе она выставила бы Лео за дверь. Цветом шерсти кот походил на известного в Управлении попугая Жору – матерщинника и вольтерьянца. Совпадение окраски наводило на мысль, не является ли Жора генетическим отцом котенка. Уж больно характеры родственны. Птица могла сказать Сычеву-старшему: «Попка – дурак!» – и остаться на службе в Управлении. Попугай жил в клетке, в медкабинете психотерапевта. Однако у сотрудников Кластера сложилось мнение, что за вольнолюбивым характером Жоры скрывался стукач.

Кот, услышав шорох в коридоре, встретил хозяйку на пороге.

– Что, зеленый, скучал? – Анна нагнулась, потрепав того за ухом.

Леопольд потерся о ноги и вернулся на свое место.

– Включи телик, – раздался из гостиной его хрипловатый голос.

– Ты голоден? Не простудился?

– Нет.

Анна поужинала. Приготовила ароматный травяной чай, который сейчас был в моде, – «Камчатский № 5». Считалось, что напиток помогает сохранять спокойствие, повышает интеллектуальные способности, разглаживает морщины. На упаковке указаны разнообразные целебные свойства и витамины. Крупно подписано: «Каждая заварка продлевает жизнь на полгода». Каренина еще не решила, насколько это ей необходимо, но готовила чай ежедневно.

Она красиво расставила на маленьком столике заварочный чайник с причудливой золоченой чашкой от дорогого сервиза, которую купила в антикварной лавке в Старой Москве. На чашке, потертой временем, был изображен рыцарь с мечом и крестом в руках. У ног крестоносца, мечтательно глядя ему в глаза, лежала русалка.

– Девушки во все времена ждут принца на белом коне, – сказал ей тогда продавец.

– Я не жду, – возразила Анна в тот самый момент, когда антиквар пытался изобразить из себя принца. Реплика Карениной не оставила ему шансов на знакомство, с чем он смирился.

– Но цена-то небольшая.

Каренина чашку купила.

Она налила отвар, погрузилась в мягкое кресло из магнитных полей и зависла в воздухе, задумавшись. Кот лакал травяной чай из блюдца. От сбора шел легкий флер валерианы. Потом Леопольд упал на мягкую подстилку, вытянулся и заснул.

Глава 3

Дурга

На Каренину нахлынули воспоминания… Однажды – сколько раз в жизни случается «однажды»? – она посетила гадалку, которую рекомендовала вахтерша в общежитии. Бабулька подозвала ее и в ухо зашептала:

– Каренина! Фамилия-то у тебя больно опасная. Соседка у меня появилась – гадалка. Будущее предсказывает. Сходила бы. Боюсь за вас, глупеньких.

Тогда Анна удивилась. Она не слышала о существовании магии.

– Зачем мне это?

– Зачем-зачем… Кто еще расскажет, какова твоя судьба? – ответила вахтерша.

О перспективах Анна не задумывалась. Она жила, училась, ела, спала. Именно таким будет и завтра, и послезавтра.

– Что там, в будущем?

Вахтерша махнула рукой:

– Какое у меня будущее, и так понятно. Прогадала я его…

Каренина подумала, что грядущее реально и отличается от прошлого с настоящим тем, что его следует направить в нужное русло. Если пустить дело на самотек, то можно оказаться на месте консьержки. В планы Анны такое саморазвитие не входило. Выбрав выходной, девушка отправилась по указанному адресу. Заранее опасаясь встречи с неизвестным, Анна вычитала, на что способны ворожеи. Шла как на встречу с мошенницей высокого класса, ожидая подвоха.

Ее встретила милая полная черноволосая женщина, тут же всплеснув руками:

– Каренина. Вылитая Каренина! Даже лучше. Давайте познакомимся. Вы Анна, я Эсмеральда, можно и проще – Эмма. – Она улыбнулась. – Я вас такой представляла. Не как у Бондаренко – не поймешь: то ли баба, то ли мужик в главной роли… Что за культура нынче, смотреть страшно.

– Да я по фильмам не большой специалист. Вот живу, в кино никто не приглашает. У меня секретность… между нами.

– Раньше девушки были загадочны, а теперь секретны! Пойдем, попробуем тебя рассекретить.

Эмма взяла ее под руку, как подружку, провела в комнату.

Реальность встретила Каренину смешением резких, приторных запахов и плотно висевшим дымом от курительных палочек. В углу затемненной гостиной стояла внушительная фигура многорукой танцовщицы, балансирующей на правой ноге, а левой наступив на грудь раздетого воина. Напротив возвышалась статуя бородатого мужчины в темном одеянии с облупившейся росписью в виде птичьих перьев и змеей на лбу.

– Вот мое магическое хозяйство! Садись в это кресло. Положи голову на спинку, расслабься, ни о чем не думай. Какой твой знак по гороскопу?

– По чему?

– Что ж у тебя за образование такое? В школе, что, не гадали?

– Нет. У меня школа военная была.

– Ох ты какая, военная! Когда у тебя день рождения?

– 1 января.

– Завидую тебе, Козерог – это знак созвездия, под которым ты родилась. Ты в судьбу или Бога веришь?

– В судьбу?.. – Анна задумалась, какая у нее может быть судьба, если она из пробирки. – Вот в Бога точно не верю. – И добавила: – Я неверующая.

– Ишь ты, неверующая! Ну, это не важно, – ответила Эмма. – Главное, чтобы Бог в тебя верил. Или боги. – Она многозначительно посмотрела наверх. – Давай, садись, расслабься.

Каренина сделала все как сказали. Минут через пять напряжение спало, Анну потянуло в сон.

– Чувствуешь?

– Что? – переспросила Анна.

– Энергию.

Каренина заколебалась, но решила не спорить и подыграть Эмме.

– Сильно.

– Я тоже! Справа от тебя Дурга – богиня-воительница. Упрямая, живая, властная. Слева Кетцалькоатль – бог свободы и времени, но мягкий. Это сакральные фигуры. Я подбирала их по росту и взгляду – так, чтобы смотрели друг другу в глаза. Тогда происходит энергетическая вибрация. Ты сидишь между ними.

Каренина не двигалась. Гадалка пересела за стол. Она зажгла свечи и новые курительные палочки.

– Кетцалькоатль – как ветер: ему доступны все пространства. Знания сделали его добрым. А Дурга – энергетический вихрь: она силой пробивает камень, подчиняет своей воле самый крепкий характер.

Анна засомневалась, когда почувствовала, как по правой щеке ударил свежий, холодный ветер, девушка стала словно бесчувственной и покорной всему. Слева воздух сгустился. Он мягкостью и теплотой отодвинул прохладу. Душа наполнилась теплом и соучастием. Удивившись, Каренина открыла глаза, но увидела только клубившийся дым. Эмма молчала.

От едкого чада у Анны слезились глаза. Она опустила веки и незаметно для себя уснула, в коротком сне увидев пернатого мужчину со змеей на голове и многорукую женщину. Они сидели на песке у океана. Рядом с ними на берег прибило ярко раскрашенную лодку с флагами разных цветов, развевающимися на ветру. Фигуры беседовали, но о чем, на каком языке – Каренина не понимала. Потом боги остановили разговор, разом взглянув в небеса, откуда раздался голос:

– Анна! Анна!

Каренина очнулась.

– Ты что, заснула? – над ней стояла Эсмеральда. – Я не закончила! Каждый бог пребывает в аватаре, в одних случаях в одном, в иных в другом…

– Бог? – Анна перевела взгляд на танцовщицу. – Но это же женщина…

– В мире высших сущностей пол не имеет значения! Честно скажу, не знаю, какой у богов пол, они же не люди. Они… концентрат энергий. Вообще: не путай меня! Запутаться так легко, потом не распутаешься. Дурга – в мире сандала, лимона и листьев дерева Ним. Кетцалькоатль – в мире агавы и пульке.

– А другие боги есть? – задала вопрос Каренина.

– Тьма! Не перечесть. Если точнее, 300 миллионов. Но трудно было отыскать на рынке хотя бы этих. Замри! Не болтай. Они говорят.

Анна быстро закрыла глаза, чтобы вернуться на берег океана.

– Ну что, Каренина? Будущее хочешь узнать? – спросил Кетцалькоатль, не поднимаясь с места.

– Да!

– В том мире, где ты обитаешь, будущее в прошлом. – К девушке подошла многорукая Дурга: – Не ищи ничего.

– А как же саморазвитие? – робко поинтересовалась Анна.

– Карьерный рост? – Дурга взяла ее за руку. От прикосновения богини спокойствие и уверенность вошли в сердце: – Будь свободна. Лети!

Каренина обернулась голубкой, вспорхнула с собственной ладони, увидев себя со стороны. На песочном берегу у границы воды и пустыни сидела она сама с богами. Чувства беспечности и вольности несли ее потоком высоко в небо.

– Анна! Анна! Да что за наказание! – Голос Эммы догнал и ударил в нос резким запахом. Каренина опомнилась.

– Что это?

– Нашатырь. В чувство тебя приводила. Я испугалась. Вдруг тебя заберут, они это умеют. С возвращением из ретрита!

Некоторое время Анна с гадалкой молчали. Каренина спускалась на землю с тех высот, куда ее занесло. Видения исчезли, но Анну охватило неясное беспокойство.

– Рассказывай, что произошло? Улетела?

Каренина разнервничалась. Эмма поняла ее настроение, решив повременить с расспросами.

– Ты борщ любишь?

Анна удивленно вскинула брови.

– Мне Степанида рассказала. Не буду тебя тревожить, успокойся. Знаю только, ты им понравилась, но это неточно. С нравами у них сложно… Но мне думается, да.

– А что случится, если нет?

– Все, что угодно! – Гадалка приобняла ее: – Ну, пойдем есть борщ.

Анна растерялась.

Каренина внимательно следила за событиями следующего дня. Ничего плохого не произошло. «Ну хоть кому-то я симпатична И то хорошо», – решила она.

Допив чай и разорвав пелену воспоминаний, Анна зашла в спальню за малахитовой шкатулкой. Небольшую коробочку украшал серебряный грифон, под которым хранилось кольцо из белого олова с крупным нефритом. Покрутила в пальцах, надела. Камень держала валькирия: прижимала его к обнаженной груди и обхватывала крыльями. Вокруг девы вился дракон, хвост которого образовывал кольцо, несколько раз обвивая палец Карениной.

Это украшение подарила Эсмеральда.

– Вот, возьми, Дурга попросила отдать тебе. Что-то знает, но не говорит. А может, ничего не знает, – гадалка сняла кольцо с правой верхней руки танцующей богини.

Безделушку Эмма купила у харьковского еврея на блошином рынке. Кольцо, со слов старьевщика, имело таинственную историю.

– Перстень, – прошептал он, осмотревшись по сторонам, – самого Пилата. Он был на его пальце, когда фарисеи привели Христа на суд, и подсказал, чем дело решить.

– Кольцо с девой и драконом самого Пилата? – удивилась гадалка.

– Много ты понимаешь, – ответил еврей. – Но цена-то небольшая.

С этим аргументом она согласилась, купив безделушку.

Анна вспомнила встречу с Эсмеральдой из-за «Кольца».

– Благодарю тебя, Дурга! И тебя, бог со сложным именем, – промолвила Анна. – Надеюсь, вы поможете мне выполнить задание, – и уточнила, чтобы боги не перепутали: – Задание товарища генерала.

Каренина внимательно осмотрела камень. Внутри крутился вихрь. Или ей померещилось? Но хватит колдовать, пора спать.

Убрав украшение в ларец, Анна погасила свет, скользнула в постель. Было слышно, как за стеной, у соседей, бубнит телевизор. Дикторы вечерних новостей в два голоса произносили слово «кольцо» и клеймили тех, кто ради наживы нарушает международные соглашения об олимпийском фейерверке.

Поначалу Анна прислушивалась, но скоро заснула. Во сне Карениной явился дракон. Он подполз к ней, спавшей на солнечной цветочной поляне. Начал обвивать змеиным блестящим телом с намерением убить. Она уже чувствовала, как трудно ей дышать. В тот же миг на огненной колеснице возникла Валькирия. Размахивая мечом, она атаковала змия. Оставив Анну, тот хвостом отбросил ее прочь, готовясь к схватке и вырастая в размерах. Отважная воительница по сравнению с ним казалась феей-бабочкой, бросившейся на гадюку. Гад настолько вырос в размере, что потерял деву из вида, та пронзила его мечом. Из раны с треском посыпались молнии, покрыв чудовище яркими, сверкающими вспышками. Дракон, свернувшись, вспыхнул, рассыпавшись на тысячи огней. Валькирия обернулась лицом к Карениной, и та узнала в ней Дургу. Анна проснулась от испуга. Прислушалась. Сверху громко смеялись, раздался звон разбитого стекла, затем послышались приглушенные голоса – девичий и Алексея.

– Завтра же на задание – прошивку кошки, а может, собаки, – вспомнила Анна события дня. Она взяла с тумбочки будильник, поставила звонок на шесть утра, закопалась поглубже в уютную кровать. – Война и Мир, – подумала обо всем сразу и уснула.

Глава 1

Николай Кошка

Старинный род бояр Кошек уходил корнями в седую древность. Георгий Рудольфович Кошка – первый, кто нашел упоминания о нем в летописях Ивана Грозного. Но путь фамилии вел далее – в глубь столетий…

У Георгия Кошки была страсть – искать родственников в генеалогических линиях, строить дерево предков. Ибо верил Георгий Рудольфович – и от отца своего Рудольфа слышал, – что династия древнее дома Рюриковых, восходит от императора Цезаря к Соломону, а там – к Тутанхамону. Корни фамилии опутывали Грецию, Персию, Египет. Расшифровав минойские иероглифы со стелы Акротири, Георгий доказал пребывание Кошек в обители Афины и Париса. Следы вели к Зевсу. Такая родословная сулила немалые выгоды при поступлении на государственную службу в Отечестве. В Империи высоко ценилась древность рода, а особенно – близость к различным императорским и божественным фамилиям. Еще никто из советских людей в розысках предков не пробирался дальше мумий из египетских пирамид.

Но, к великому разочарованию Георгия, родственная связь с Зевсом скорее мешала карьере. Коллеги по Институту истории АН СССР, обнаружив свежие следы приписок Кошки в древних манускриптах, вымарывали их. Потомка громовержца стали сторониться, а затем попросили удалиться из учреждения. Георгий Рудольфович перешел на преподавательскую работу, всюду подчеркивая роль своей семьи в мировой истории.

Отец Георгия – Рудольф – был старшим парикмахером на улице Тольятти в Москве, сына же устроил учиться на исторический факультет МГУ: не зря стриг бороду великому русскому писателю Елею Муромскому, имевшему влияние во всех учреждениях Империи, связанных с историей. Он ее сочинял, выпрямлял, борясь с искажениями. Борода Муромского, как сам прозаик, была как лопата совковая: длинна и ровна. Стричься Елей Моисеевич приходил раз в неделю, проводя в парикмахерской по часу-два. Отрывая часть творческого времени для поддержания образа славянского летописца. Каждый волосок знал! Посмотрит – скажет:

– Вот этот – укоротить: выбился.

– Вот этот отстричь совсем: цвета седого стал.

– Вот тут подкрась, подчерни, осветли…

Всегда Рудольф Кошка делал работу изысканнейшим образом, во славу традиций брадобреев Третьего Рима. Года проходили в трудах достойных, но настал момент, когда отпрыск дома служилого Георгий Кошка окончил среднюю школу. Глядя на оценки сына, старший парикмахер зажмурился от испуга. Он вдруг увидел наследника с винтовкой в руках на поле битв великих Империй в банановом крае земель Там. Жена Клавдия, чуть раньше представив себе то же, заявила мужу:

– Рудик! Как хочешь, но чтобы сына вывел в люди. В армию он пойдет только через твой труп!

– С такими-то оценками…

– Да, Рудик! У некоторых оценки похуже бывают, а какими людьми вырастают. Любо-дорого смотреть.

В тот памятный день Рудольф Ефимович пошел на работу при параде, надев чистое исподнее белье, как солдат перед боем. Попросил Клаву погладить рубашку, принести из шкафа ботинки, приберегаемые для похода в театр, гости или, не приведи Господь, на собственные похороны. Догадалась жена, что родился в голове мужа план. Взяла она бутылочку одеколона «Шипр» и брызнула в лицо Рудольфа.

– За что? – возмутился парикмахер, протирая заслезившиеся глаза.

– Не устроив нашего сына, Рудик, дома можешь не появляться. Не на панель же мне идти место ему выпрашивать.

– Ну ты уж сказала. В твоем возрасте?

– Не хами, Рудик! Сосед мне каждый день намеки делает. А вот ты о чем по ночам думаешь, не знаю…

Про соседа Клавдия приукрасила. Старичок Вознесенский, если на кого заглядывался, то по причине деменции и плохого зрения. Спорить с женой Рудольф не стал: день ответственный. Сегодня парикмахерскую традиционно посещал русскословец.

– Клава, слушай меня внимательно… – Рудольф, осмотревшись, словно их могли подслушать, принялся шептать супруге свой план.

– Рудик! Ты гений! Вот почему ты женился на мне, – произнесла потрясенная Клавдия и, поцеловав мужа, отправила на работу.

Добежав до салона, Рудольф первым делом выгнал коллег.

– Братья! – сказал он. – Идите погуляйте. Сегодня переучет инвентаря. Заря коммунизма уже на подходе. В коммуне у кого нет инструмента – тот не ест. Не желая вам сей доли, временно всех отпускаю и сам все посчитаю. Приходите завтра.

Сотрудники удивились поведению руководителя, но, не возражая, покинули парикмахерскую, коллективом отправившись в пивную. Рудольф Ефимович закрыл за ними вход, вывесив табличку «ПЕРЕУЧЕТ». Между тем к заведению уже подходил Елей Муромский с бородой. Заведующий спрятался за ширму, в щелку наблюдая за писателем. Муромский остановился перед дверью, по обычаю надавил на ручку. Светлые очи Елея в тот момент были устремлены в голубые сказочные дали в поисках заблудившейся в небесах Каллиопы или Мельпомены, без которых стих не складывался, сказ про земли русские из-под пера живой водой не струился. Но дверь не поддалась.

Пошарив взглядом по сторонам, Елей увидел табличку с невиданным ранее, а потому неизвестным словом. На крупном лице писателя мелькнуло замешательство. Вдруг как бы невзначай за стеклом прошел Рудольф Ефимович, погруженный в думы о выполнении плана. Бросив взгляд на растерянного писателя, Рудольф изобразил не меньшее изумление, опешив:

– Елей Моисеевич! Вы? Сейчас бегу!

Он бросился в кабинет за ключом.

– Как-то вы, батенька? А что такое «переучет»? Слово‐то какое нерусское! – расстроенно отчитал парикмахера Муромский.

– Начальство придумало. Распоряжение прислало: «Закрыть заведение, перечесть весь инвентарь». Вот ведь как неожиданно.

– Да уж… Но что мне делать?

Глядя на красноречивую мимику Рудольфа Ефимовича, Станиславский пригласил бы заведующего в МХТ на главные и второстепенные роли. Тревога за судьбу Отечества, испуг перед начальством, чудесно найденное решение последовательно отражались на лице Рудольфа.

– Придумал! – вскричал он. – Я, знаете, пересчитаю после работы. К утру успею. Проходите, садитесь.

– Ну уж, – довольно пробормотал Елей, – удружил. У меня встреча с почитателями, так сказать, моего таланта, данного Богом. Не знаю, за какой именно труд, но то сообщит Судия, когда достигну Царствия Небесного!

С незапамятных времен в красном углу зала висело фото Моники Беллуччи, в глубоком декольте и паутине. Елей, обратившись к ней как к иконе, благодарственно перекрестился. Он был слеповат, но очков не носил.

– Мадонна! – посмотрев на Монику, молвил Елей. Он прошел в зал, сел в широкое кресло для клиентов.

– Воистину. – Рудольф закрыл дверь, оставив табличку, разложил цирюльные принадлежности.

– Проси чего хочешь, милостивый государь, за доброту твою сердешную, – разрешил Муромский.

– Да чего там… Наше дело маленькое…

– Не скажи. Крохотными делами выстлана дорога в рай. Большое дело в игольное ушко не пролезет, а маленькое, незначительное… Им мир красится, как цветами летними.

– Верно говорите, Елей Моисеевич! Верно, как всегда. С чего-с начнем?

– Вот тут волосинка выпрыгнула, как пружинка, – сперва ее. Потом, прошу, пройдись с линейкой по краям. С прошлой недели не ровнялись.

– Так-с…

Рудольф Ефимович обладал удивительной способностью и разговаривать, и вести себя с разными людьми по-разному. Дворянин, не иначе.

Минут десять он работал ножницами, всматриваясь в каждый влас писателя. Муромский уснул, посапывая и почмокивая. В кармане Рудольфа громко зазвонил телефон. Елей Моисеевич вздрогнул, проснулся.

– Извините! – Рудольф посмотрел на экран: – Супруга вызывает. Простите. Секундочку.

– Ничего, поговори! – Муромский снова закрыл глаза.

Рудольф Ефимович, отыгрывая роль в зеркале, сначала просто слушал, потом напрягся, затем схватился за сердце, упал в соседнее кресло. Писатель, склонив голову на грудь, спал глубоким сном. Брадобрей, полулежа в неудобной позе, ждал, когда Елей Моисеевич проснется. Телефон разрывали рыдания. Время шло. Дотянувшись носком до летописца, Рудольф сильно ударил того по ноге. Муромский в замешательстве открыл глаза, осматриваясь по сторонам. Увидев парикмахера, телефон, плачущий на полу, Елей не стал торопиться, а прежде поглядел в зеркало. Борода подстрижена идеально. Оставшись довольным работой, хронист Земли Русской повернулся к Рудольфу, тронув рукой плечо цирюльника. Снял, отряхнул накидку.

– Милый, что случилось? Какая напасть?

Очнувшись от наигранного беспамятства, тот тихо произнес:

– Сын! Георгий! Разбился… Насмерть…

– Ваш сын? Ну, успокойтесь. Почему насмерть?

– Жена сказала…

– Как звать жену-то вашу?

– Клавдия Егоровна.

– Дайте я поговорю. Вы перелягте на диванчик: не ровен час, скончаетесь!

Муромский поднял телефон с пола. Взглянул на Беллуччи, а потом сказал в трубку:

– Клава Егоровна. Сообщите, пожалуйста, что случилось.

Клавдия, уставшая рыдать, сбиваясь, рассказала о том, как их сын, круглый отличник, переходил дорогу в положенном месте, когда его сбил неисправный городской автобус. Мальчик пролетел более ста метров, ударившись головой о металлическое ограждение или стену дома, она не знала. Еще говорят, ограждение (или дом) восстановлению не подлежат. А его, истекающего кровью, везут в больницу. Сын шел подавать документы на исторический факультет. Теперь он или умрет, или точно никуда не поступит.

– Почему это никуда? Вы, Клава Егоровна, займитесь сыном, дай Бог ему здоровья. А университетом займусь я. Да, еще: у вас очень, очень заботливый и порядочный муж.

Рыдания обрушились из трубки водопадом. Выдавив последние всхлипы и убедившись, что разговор кончен, Клава пошла выпить воды. Великий писатель сбросил звонок, подумав, как сильны страдания простого народа. Не менее великий талант, только актерский, уже перебрался на диван.

– Лежи, не вставай, – остановил Рудольфа писатель. – Я зайду к тебе в понедельник, как обычно. Бог милостив, медицина всесильна. Отцов церкви попрошу молиться за сына. Как звать отпрыска?

– Георгий!

– Победоносец! Такие не умирают. Не дрейфь. Лежи.

– Не беспокойся, Елей Моисеевич! Сейчас жена придет.

– Ну вот. Значит, жена придет, а я пойду.

Беллуччи перехватила взгляд Муромского: он подошел поближе к фотографии. Моника произвела на Елея Моисеевича магический эффект. Минут пять он рассматривал портрет, забыв про Рудольфа. Затем снял старое фото, свернул и положил в карман пиджака. Беллуччи наполнила сердце писателя неожиданной радостью. В парикмахерскую вбежала Клавдия Егоровна.

– Ну? – дрогнувшим голосом спросил Рудольф.

– Жив! – выдохнула Клава.

– Ну вот. Я пойду. В понедельник зайду, а Георгия Рудольфовича запишут в студенты. У меня вся история с факультетом вот где. – Он показал огромный кулак. – До свидания.

Кошки обнялись, проводив писателя за порог. Елей Моисеевич вышел и позвонил супруге:

– Знаешь, дорогуша, на меня снизошло вдохновенье, я увидел тебя совсем в другом свете. Сходи-ка в Кремлевку, к нашему косметологу.

Пересняв Монику, он отправил снимок пластическому хирургу. Так Георгий Рудольфович стал студентом МГУ, а жена великого писателя через полгода сразила неотразимой внешностью весь московский бомонд на кремлевском приеме в честь Октябрьской Революции 1917 года.

– Настоящая русская баба, – говорил Елей Моисеевич. – Не ваши куры-дуры – заморские анорексички.

В положенное судьбой время – в канун Нового года – у повзрослевшего, остепенившегося историка Георгия Рудольфовича родился сын Николай Георгиевич Кошка. К этому моменту двухкомнатное дворянское гнездо Кошек заполнили фотографии знаменитых предков, замков, дворцов, лесных угодий фамилии.

– Это – наше наследство! – говорил Георгий сыну. – Не уберегли.

Мать Николая – учитель младших классов – на досуге написала учебник «Династическая ветвь Кошек. От Зевса до наших дней. Исторические очерки для 1–3 классов». Пособие лежало в издательстве «Учебная литература» более пяти лет. Редактор всякий раз перекладывал рукопись в самый низ стопки ожидающих печати сочинений, стоило ей подняться наверх.

Родители души не чаяли в потомке царственной фамилии. Николай провел детские, школьные годы в Москве и на даче в деревне Старая Сваль. Род возлагал на него большие надежды – дослужиться до чина в Кремле. Старания родителей раскрыть в нем божественный потенциал оказали противоположное действие. Вместо уверенного юноши, Геракла двора, Николай рос робким, стеснительным мальчиком, его пугали необузданные предки. Выглядел он совсем не по-царски: длинный, костлявый, с не поддающимися расческе волосами и небольшими тусклыми глазами. «Скисла кровь», – с горечью думал иногда Кошка-историк. В отличие от родителя, Коля пытался скрыть свое происхождение от небожителей Олимпа, но усилиями отца слава фамилии добралась до школы, благоприятным образом повлияв на успеваемость Николая. С удовольствием принимая приглашения выступить на классных часах, Георгий Рудольфович рассказывал детям придуманные им истории.

Вот одна из таких легенд.

Пошли рыцари на землю варягов и русов, грабить, жечь, крестить огнем и мечом, требовать принять веру Христову. Разбили войска варяжские у острова Рюген, высадились с лодок на земли русов, у крепости Гдов. Встретили там, у Вороньего камня, воина в летах совершенных, силы необыкновенной – древнерусской.

– Примешь ли веру нашу? – спросили рыцари.

– В чем же вера ваша? – отвечал им воин.

– Вера наша такова: всякий служит Христу, Богу нашему, головой и сердцем своим, а нам – телом и делом своим.

– Чудна вера ваша! – отвечал воин. – Двум господам служить, ни одному не угодить. Какой доход или выгода с нее будет?

– Никакого дохода, выгоды тебе не будет, но обретешь жизнь вечную. Будешь именем Божьим творить, приобретать на земле добро.

– Занятно! Плата золотом или товаром каким полагается? Если не от Бога вашего, поскольку жизнью вечной вы не распоряжаетесь, то от вас.

– Как тебе ответить, воин? Расчет простой: треть наша, треть – хозяина нашего, треть – твоя. Таковы условия франшизы.

– Веру во Христа я возьму. Больно жить хочется. Но вы мне не потребны. Тако что отыщу, то возьму себе, без «шизы» вашей.

С теми словами разбил воин лодки рыцарские, оставив одну. Отобрал у них товара разного да весла. Дал им фляг с водой, от щедрот своих, да палок, чтоб гребли обратно от камня Вороньего. Всю сотню братьев Ордена Христова погрузил в посудину: кого битым, кого убитым, кого целехоньким. И оттолкнул от берега.

– Как зовут тебя, погибель заморская? Чтобы проклял наш Магистр тебя и весь род твой. Чтобы сказал Богу нашему лишить тебя жизни вечной.

– Кошка, сын Кошкин звать меня, люди добрые! Приплывайте еще к камню сему – меняться будем. С меня сила – с вас товар.

Двадцать дней добирались рыцари до Данцига-города по морю осеннему. Все вымерзли, застудились. Доплыв, рассказали Магистру Людовику о походе. Да как были, больны, нездоровы, все четвертованы оказались в наказание за поругание имени Божьего, а тако же и пропажу товара Ордена. О событии том оставлена запись в книге города. Кончалось сказание так: «Больше не плавали рыцари к камню Вороньему. А когда Орден забыл историю сию и вновь двинулся на русов, потомок Кошки, Александр, прозванный Невским, утопил всех одной рукой:

– Кто ко мне с мечом придет, тот от меча и помрет. Кто с чем иным – товаром или девками, – то пускай приходит. Зла не будет».

Среди добычи, доставшейся Кошке с первого похода Ордена, по рассказам отца, был и фарфоровый сервиз Магистра на 24 прибора. Ко времени Николая осталась только чашечка с блюдцем, которую мальчик продал в антикварную лавку на Ордынке, из-за родителей, отказавших ему в деньгах на мороженое. На чашке был изображен рыцарь с мечом, крестом и русалкой. Попала она в семью не так романтично, как описал преподаватель истории. Это было все приданое, принесенное женой. По молодости Георгию казалось, что супруга ценна сама собой, с возрастом же изменив точку зрения, он разыскивал чашечку по квартире, жалея о пропаже.

Труды Георгия Рудольфовича давали всходы, слава о предках Кошки бежала впереди Николая – твердой учительской рукой выводила ему «пять» по предметам, словно Родина возвращала семейству накопленные за века долги. К окончанию школы директор предложила выдать Кошке золотую медаль – как жертвенное подношение, но побоялась ответственности, вдруг Николай неосторожным словом обнаружит свою безграмотность.

Оставив прохлаждаться сына на даче, родители провели совещание на тему «Куда путь держать? В институт или в армию?». Историк, в молодости освобожденный от службы, спокойно относился к любому исходу, теоретически предполагая, что армия – лучшая подготовка к жизни, но супруга возражала. Исполняя требования супруги, он пробежался по Москве в поисках приятелей-волшебников, способных устранить угрозу. Но быстро вернулся. Знакомых у Георгия Рудольфовича, кроме дражайшей половины, не было. Более того, в душе Кошка-старший искренне считал долг отца исполненным, что удостоверил, вручив сыну книгу Александра Дюма «Три мушкетера», прослышав, что она интересная.

– Сие произведение, – сказал он, – есть лучшее руководство по взрослой жизни. Хочешь преуспеть – прочти. И мне расскажи заодно.

Начиналось лето. Абитуриенты засели за учебники. Николай, лежа на травке, мучился, куда бы пристроить роман Дюма. Через неделю болтания в гамаке юноша натер мозоль на спине. От опостылевшего безделья Николай собрал волю в кулак и отправился на экскурсию по округе, в места, куда в детские годы он так и не добрался – за калитку. Достав из сарая электровелосипед, Кошка покатил по проселочной дороге, но зарядки аккумулятора хватило только на десять минут поездки. «Ничего не могут сделать по-человечески. Даже велик зарядить. Интеллигенция!» – справедливо негодовал Коля на родителей. Оставив бесполезный велосипед в овраге, он пошел куда глаза глядят по первой подвернувшейся тропинке.

Глава 2

Инопланетянин Андрамат

Хорошо утоптанная дорожка змейкой вилась в глубь леса. Через канаву с водой дачники перекинули рукодельный мостик. Сверху кто-то бросил жестяной лист с едва читаемой надписью: «ОПСНО ЛЯ ЖИ НИ! ХОДИТЬ». Ходить так ходить! Николай, разогнавшись, перепрыгнул ручей. Солнце, живописные ельники и лесные рощи, озерца-зеркальца манили его дальше. «Что за предки у меня, – думал наследник. – Вот ведь замучили Третьяковкой. Жизнь, она здесь, в Старой Свали». Он свернул с тропы в прозрачный, молоденький березняк. Среди трав, цветов стали попадаться дивные предметы – укрепленные на многочисленных длинных и коротких подпорках неровные полусферы. Николай не понимал, какого они происхождения – искусственного или естественного. Может, это новый вид растений? Он был подписан на видеоканал «Тайны Вселенной», где ведущий искал загадки в повседневной жизни и делился ими со зрителями. Кровь ударила в голову юноши. Он вообразил себя первопроходцем, сразу представив, как расскажет всем о местном подмосковном чуде. На дворе XXIII век, а тут… в глуши скрывается тайна. Кошка наклонился к ярко-оранжевой полусфере. Постучал по ней пальцем. Из-под купола выплыло оранжевое облачко. Николай уловил знакомый запах грибного супа из пакетика. Молодой человек пошел к следующей полусфере на трех ножках. Постучал. Оттуда высыпалась голубая пыльца. Только запах другой: лимон с корицей. Он глубоко вдохнул аромат, ему стало легко и весело.

– Как здорово!

Обежав всю полянку, Николай был на седьмом небе от счастья. Белые пушистые облака, березки, ромашки, колокольчики – все смеялось вместе с ним. Он упал в траву, уподобившись лесному божку, тому, кто создал этот прекрасный и беззаботный мир. Как же восхитительно!

Разноцветный вихрь дурмана кружил в голове. Николай перевернулся на живот. Прямо перед ним стояла голубая полусфера на нескольких кривых ножках. Он стукнул по ней пальцем. Объект выпустил струйку оранжевого дыма, покраснев. Юноша снова надавил пальцем: цвет облачка сменился на красный, а сфера позеленела. Но будто в ней что-то испортилось, купол стал бледнеть, местами на нем появились черные пятна. Коля занес палец для удара.

– Стой, стой, стой! – вдруг на сфере появился маленький человечек. – Хватит! Надоел стучать.

Николай хотел стукнуть по самому человечку – до того хорошо ему было!

– Стой! Ты что, не знаешь, кто я?

– Откуда мне знать? Ты тут живешь?

– Нет! Я инопланетянин. А это – мой корабль.

От этих слов Николай пришел в полный восторг.

– Обалдеть, звездолет? Как ты здесь очутился? Где остальные?

– Как-как, – передразнил инопланетянин. – Черная дыра проглотила. Мы из параллельной вселенной. Точнее, я один остался, остальные ушли.

Кошка не удержался и снова стукнул по сфере. Та потемнела, из нее вылетело черное облако. Николай вдохнул. Запах солярки…

– Дурень. Ты сломал мой аппарат. Ты разбил топливный бак, – маленький человечек широко раскрыл глаза в испуге.

– Прости, друг! Я не со зла.

– Нет. Я здесь один. Слушай, друг… Можно я поживу в тебе, пока не починю корабль?

– Во мне? Живи.

– Секундочку! Только вещи возьму…

Инопланетянин заскочил внутрь сферы, тут же вернувшись с рюкзачком.

– Ну, я готов. Сейчас брошу пыльцу, а ты вдохни.

Грибной человечек запустил обе руки в карманы, вытащил из них золотую пыль. Подбросил порошок. Николай закрыл глаза, глубоко вдохнул. Когда он очнулся, инопланетянин исчез.

– Эй, друг, ты где?

– Все нормально, я в тебе!

– Тебе там удобно?

– Сойдет. Мозгов мало, зато места много!

– Ты будешь жить у меня в голове?

– Ага!

– Слушай, друг, а как тебя зовут?

– Меня? Андрамат.

– Смешное имя. А меня – Николай!

– Знаю я…

Кошка удивился. В переносице зачесалось.

– Эй, там! Смотри, не сломай ничего.

– Тут ломать-то нечего. Вставай, пошли!

Кошка поднялся, хотел было отряхнуться от пыли и травы, как Андрамат закричал:

– Беги! Вот он! Монстр! Появился!

Николай в испуге осмотрелся. На краю луга стоял огромный черный бык. Животное, привязанное веревкой к березе, зло фырчало, разгребая копытом землю. Кошке показалось, что это не скотина, а Минотавр. Он видел такого в учебнике истории – человека с головой быка, тем он и запомнился. Чудище стало расти. Оно поднялось над лесом, словно джинн из арабской сказки. Его блестящие глаза впились в Кошку, который застыл на месте, обездвиженный страхом.

– Что делать? – прошептал Николай.

– Беги, – ответил инопланетянин.

Николая сдуло с поляны, но, обернувшись, он с облегчением увидел на месте Минотавра обычную деревенскую буренку, привязанную к торчащей из высокой травы трубе.

– Кажется, я надышался грибами, – Николай подумал, что все случившееся было сном, и спросил, проверяя себя: – Андрамат, ты здесь?

– Здесь. Где же еще?

Глава 3

Математика

С тех пор Кошка изменился до неузнаваемости. Он полюбил уединение, а вскоре, оставив родителей, переехал на дачу в Старую Сваль. Грибной человечек открыл ему загадку ее названия. Когда Андрамат впервые прилетел в Подмосковье, здесь гнила свалка химического комбината, который давно ушел в небытие, – утонул в местном болоте. Москва расширялась, и земли продавались горожанам, деревню для благозвучия переименовали в Старую Сваль. «Посмотрите, какое очарование», – восторгались риелторы, рекламируя окрестности, где березы с елями достигали невиданных размеров, а в озерцах плавали огромные карпы. Местные жители тайну прудов скрывали, как и говорящую щуку, которая любила беседовать с рыбаками за жизнь, особенно если ей предлагали выпить. Под водку она сдавала пескарей. А цветы в округе были особо дивные. Свалевские ромашки на рынке продавались втридорога. Они без воды стояли свежими всю зиму и обладали антисептическим действием.

Главной в жизни грибного человечка была математика. Николая это по первости не беспокоило. Но уже через несколько дней после знакомства Кошка уловил в своих мыслях посторонние предметы. Интегралы, корни уравнений, астрономические числа наполняли пустые области мозга юноши. И получалось, что на собственные размышления у Кошки места не оставалось. Совсем. Даже на «Трех мушкетеров». Инопланетянин явно злоупотреблял своим месторасположением.

– Слушай, друг. Ты так зациклен на математике, – возмущался Николай. – Можешь думать поменьше или о чем-то другом, более полезном?

– А ты можешь совсем не думать? Мне места не хватает.

– Наверное, могу, но приходится. Например, о еде…

– Хорошо, я подвинусь.

Андрамат навел порядок в голове, и Кошка ощутил легкость. Сложные символы перестали попадаться на пути дум Николая. Вскоре инопланетянин заявил:

– Я буду поступать в университет. На математику.

– Ха-ха-ха! Мы с предками, в общем, не против, но кто нас туда примет? – засмеялся юноша.

– Предоставь это мне. Я давно хотел, но меня никто не замечает. Да и бумаг нужных нет…

– Ладно, друг. Я открыт любым идеям – хоть математическим, хоть эротическим, поддержу, – усмехнулся Николай.

К великому изумлению родителей, сын самостоятельно подал документы в Сколтех, на математический факультет, где один абитуриент мог претендовать сразу на двадцать свободных мест.

Георгий Рудольфович, восторгаясь сыном, больше радовался за себя. Вечерами на кухне он строил догадки:

– В кого это он пошел? Наверное, в Лобачевского-Кошку?

– Да, – не стала спорить огорченная супруга. Математики, по ее мнению, в Кремле были не нужны.

Николай безвыездно проводил время на даче. Деревня находилась всего в тридцати минутах ходьбы от Сколтеха. Сезон выдался теплым. Андрамат проглатывал научную литературу томами, готовясь к человеческим экзаменам, а Николай бегал за книжками для инопланетянина в библиотеку университета. Дюма оставался нетронутым. Родители, навещавшие сына, отмечали, что его голова увеличилась, а еще более вытянувшееся тело подсохло.

– Уморишь ты себя, сынок, – беспокоилась мать.

– Коля, скажи: как это случилось? – просил отец. – Математика, между нами, – не наш профиль.

– Родители! – отвечал им Коля. – Поклон вам, за труды и то, что родили! Дальше я сам.

– Давай, сын, – радовалась семья и уезжала.

Голова Николая становилась больше. Если раньше лицо Кошки было узким, с длинным носом, то теперь пропорции изменились. Он превратился в красивого, очень высокого юношу с правильными чертами, куцей бородой и вьющимися волосами. Тот, кто видел фото Карла Маркса, счел бы их похожими.

Лето, как всегда, пролетело незаметно.

– Коля, ты в город возвращаться будешь? – поинтересовались родичи.

– Я вернусь в конце семестра. В сентябре грибы пойдут – хочу походить по лесу, набрать на зиму.

Именно тогда он получил первый тумак от Андрамата. В голове вспыхнула искорка боли.

– Болтун – находка для шпиона. Спалишь меня!

– Но, может быть, не вернусь, поживу на даче.

У Николая закружилась голова. Он лег на диван и попытался прийти в себя:

– Так убить можно.

– Можно, – ответил грибной человечек. – Если узнают про космические станции, их уничтожат. Как я доберусь до родной планеты?

– Ты хочешь вернуться домой?

– Пока нет. Я еще не выполнил миссию на Земле.

– А какая твоя миссия?

– Улететь обратно.

Первого сентября студент первого курса Кошка пошел в Сколтех на линейку в честь начала учебного года. В ряды математического факультета влились два человека и инопланетянин. Первым в строю стоял сын министра образования Юрий Челдыш. Вторым – сын историка Николай. Третьим – инопланетянин Андрамат.

В колонны юридического построилось семьдесят мажоров во фраках. На курс советского менеджмента – стая веселых девушек. Николай с Андраматом осмотрели себя. Вид у обоих был не праздничный. Кошка пришел в нестираных шортах и многофункциональной футболке. Андрамат стоял в грязном скафандре.

– Ладно, – сказал инопланетянин, – не парься. Скоро закончится. Минута позора, зато потом свобода.

– Да, – согласился Николай.

– Это вы ко мне обращаетесь? – спросил Челдыш.

– Нет, – осторожно возразил Кошка.

– Будем знакомы. Я Юрий. У меня батя влюблен в математику. Он окончил Университет двадцать лет назад. А я на менеджера хотел. Говорю: «Там сложнее! Крутиться надо. У семьи должно быть развитие. Математика – отстой!»

Андрамат подпрыгнул от возмущения, а Николая подкосила острая боль в голове.

– Эй, там, наверху! Потише, – попросил Кошка.

– Ты прикольный. Что слушаешь? – поинтересовался Юра.

– Грибы, – автоматически ответил Николай, а после подумал, прилетит ему от Андрамата или нет.

– Классная группа. Я тоже.

Конфуз случился уже в первый учебный день, когда Николай появился в аудитории. Профессор по топонимике, узрев в зале лишь одного студента, приуныл. Сообщив Николаю, что в прошлом его предмет посещало в десятки раз больше молодых людей, он начал монотонно бубнить о теореме Пуанкаре. Андрамат внимательно следил за речью профессора и тем, что тот писал на доске. Николай спал с открытыми глазами. На двадцатой минуте инопланетянин не выдержал:

– Чушь собачья, – закричал он устами Николая.

Николай проснулся.

Профессор – сама интеллигентность – уступил кафедру Кошке, сев за парту:

– Что ж, насладимся вашей интерпретацией теоремы.

Дискуссия завязалась уже через три минуты. Кошка махал на теоретика грязной от мела тряпкой, доказывая правильность своих суждений.

Профессор, весь белый от пыли, сдался.

– Молодой человек, вы потомок Перельмана?

– Нет, Зевса! – гордо поднял голову Николай.

– Очень похоже. Но вывод, который вы показали, хотя я еще проверю, противоречит общепринятому мнению.

– Да. На вашей планете, – добавил от себя инопланетянин, – все ему противоречат.

– Скажите, что вы еще можете?

– Ну, могу про Ходжа-Зингинпункина, – ответил Андрамат, начав расписывать теорию Ходжа.

– Карету мне, карету! – простонал профессор, выбежав вон из аудитории.

Кошка посмотрел в расписание. Далее шли предметы: физкультура, история СССР, классическая литература.

– Ладно, это неинтересно. Пошли домой, – сказал инопланетянин.

Когда Николай вошел в лекционный зал на следующий день, аудитория была заполнена людьми. Вся ученая Москва в составе академиков, профессоров, доцентов ожидала его появления.

– Уважаемый Николай Георгиевич! Мы просим вас выступить перед нами в расширенном составе. По теореме Пуанкаре и по теории Ходжа, если есть еще что-то, мы послушаем.

Андрамат устами Николая произнес, как будто выступал в Стокгольмской ратуше, где обычно награждают Нобелевской премией малоизвестных миру людей:

– Дамы, господа. Товарищи и… товарищи. Уважаемые рабочие и крестьянки математических нив. Я несказанно тронут, даже рад тому, что вы нашли время посетить мое выступление в университете. За миллиарды лет, прошедшие со времен Большого взрыва, далее углубляться не будем, вы этого не поймете, науки на моей родной планете шагнули далеко в будущее.

Присутствующие переглянулись, но, решив, что это шутка, зааплодировали.

Грибной человечек поклонился:

– Прежде всего позвольте сообщить, что математикой я занимаюсь всю жизнь. Игра ума в море формальных алгебраических правил и неформальных предположений тронула мое сердце еще в детстве – когда я установил, что две звезды, умноженные на ноль, прежде всего останутся звездами. Ноль не отменяет их, так сказать, наличие в пространстве. Это противоречит законам формальной математики. Но неформальной не противоречит! Так, шаг за шагом, я, применяя выработанный метод, опроверг все теории, теоремы, высказывания и прочие.

Зал несогласно молчал.

Андрамат стал обижаться.

– Хорошо. Начнем с опровержения теоремы Ферма, так как предложенные мне Пуанкаре с Ходжем слишком просты в анализе. Следите за руками.

Кошка взял мел и, словно ведьма на метле, стал носиться по огромной графитовой доске, подпрыгивая до потолка или опускаясь на корточки, записывая, комментируя формулы. Через десять минут его остановил колокольчик, принесенный кем-то из профессоров.

– Перекур, – объявили из зала.

Николай помыл руки в стоявшей у доски раковине. Пальцами расчесал гриву, разгладил бороду, вместе со всеми вышел из аудитории выпить кофейку.

– Позовите Кондратьева, – услышал он за спиной.

Кондратьев был легендарной личностью: физик, математик, космолог, любитель женщин и шансона.

Проходя мимо зеркала, Николай взглянул на себя. Его смутила фигура, которая изменилась до неузнаваемости. Теперь перед ним стояла голова Карла Маркса на длинной худой палочке тела. Как будто знаменитую голову насадили на кол.

– Андрамат! Кто это?

– Кто? Это ты. Не я же…

– Как же я таким стал?

Инопланетянин – видимо, тоже через глаза – взглянул на Николая.

– Согласен! Диспропорционально. Возможно, я перестарался, изменяя обстановку в своей квартире. Использовал часть телесных ресурсов. Тебе больше не стоит смотреться в зеркало.

Но Николаю такой совет не понравился.

– Эй-эй-эй! – зашевелился Андрамат. – О чем это ты сейчас подумал?

Студент промолчал, в дурном настроении пройдя в кафетерий.

В аудиторию Николай вернулся таким же расстроенным. Внутри головы бегал, суетясь, Андрамат: дергал за рычажки, нажимал на кнопки – пытался включить речь Кошки и изменить выражение лица.

Снова раздался звон колокольчика, тот же голос произнес:

– Николай Георгиевич, можно начинать.

Инопланетянин нашел нужный контакт. Николай переключился на материал.

Глаза Кошки загорелись, словно двигатели ракеты перед стартом, волосы зашевелились, как у горгоны Медузы перед стычкой с Гераклом, чем напугали присутствующих. Николай окинул доску, где шла битва инопланетянина с математикой, взглядом нашел место, где остановился:

– Продолжим. Граждане планеты Земля! Доказательство теоремы Ферма – ложь похитителей Нобелевских премий. Профанация! Расчеты, сделанные на неверном основании, ввергли вашу планету в крупнейший сингулярный экономический кризис. Профаны, не знающие основ теории, взялись судить о производных функциях.

Работая тряпкой в левой руке и мелом в правой, Николай двигался перед доской, как в танце. Приведенный сотрудниками ректор Кондратьев, сначала увлеченный дешевым аттракционом, стал серьезным, затем грусть мелькнула на его лице. Видимо, он тоже сделал несколько расчетов из неверных оснований.

– Перекур!

– Сколько можно курить? – возмутился Андрамат.

– Отдохните. У многих накопилось легкое интегральное головокружение.

– Безобразие! Часа не посидят спокойно. И это светила науки!

К студенту подошел ректор. Был он кругловат, но солиден и сразу внушал доверие своими детскими голубыми глазами. При этом Кондратьев когда-то считался ловеласом, возможно, как раз из-за своих небесных глаз и обаятельной улыбки.

– Молодой человек! – начал он. – Я многое видел на своем веку, но скажите мне… Откуда вы взялись?

– Из Старой Свали.

– Откуда в Старой Свали такое?

– Из космоса, – брякнул Николай, Андрамат испуганно притих.

– Очень образно. У меня ощущение, что учить вас нечему. Приходите сразу на работу. Красный диплом я выдам вам завтра.

– А физкультура и история?

– С этим ознакомитесь самостоятельно.

Так на третий день обучения первокурсник окончил университет с красным дипломом. Николай сообщил об этом родителям, а Андрамат – Вселенной. Кошки не поверили услышанному. Вселенная верила: она не такое видела!

– Коленька, сынок, ты смеешься над нами.

– Нет, мам. Смотри.

Сын отправил на телефон справку о получении высшего образования экстерном. Не в силах остаться наедине с радостью и Андраматом, выпускник отправился в Москву к родителям. Георгий Рудольфович так разнервничался, что бегал из кухни в комнату и обратно. Событие, которое планировалось в идеале через пять лет, в реальности – никогда, свершилось нежданно-негаданно. Супруга растерянно хлопала глазами. Денег на ресторан накоплено не было. Из рассказов друзей семья знала – в таких случаях принято выпивать. Правда, ничего крепче кефира они не пробовали.

– Окончание университета стоит отметить особенно потому, что поступил в него ты три дня назад, – со смелым предложением выступил Георгий Рудольфович.

– Давайте! – поддержал Николай, который всему предпочитал «Тархун». – Вы подготовьтесь. Я в магазин. А что взять?

– Иди в отдел алкоголя, – направил сына отец.

Андрамат, малознакомый с бытовыми традициями землян, настороженно молчал, не вмешиваясь. Выбор в магазине смутил Николая, он не ожидал столь широкого ассортимента. Здесь было выставлено море бутылок: шампанское «Советское», водка «Столичная», портвейн «Агдам», вино белое «Ркацители», вино красное «Негру де Пушкарь».

Дед Рудольф наказывал внуку водку никогда не пить. Он говорил:

– Водка – напиток простолюдинов. Выпьешь – опростолюдинишься.

Про шампанское дед тоже отзывался небрежно. Вино называл кисляком либо сухарем. Но про портвейн молчал. Кошка взял две бутылки «Агдама». Роботизированная касса недоверчиво осмотрела Николая одним глазом цифровой видеокамеры. Библиотека образов идентифицировала Кошку, как отца основателя марксизма-ленинизма. Далее последовало вмешательство администраторов системы учета потребления алкоголя на единицу населения. Поскольку душа Маркса проходила по типу «неживая», возникли дискуссии. Но портвейн продали, а на чек добавлена надпись: «Дорогая душа Карла Маркса. Благодарим за выбор. Призрак бродит по Европе, призрак коммунизма». Николай вбежал в квартиру, позвякивая бутылками.

Стол был накрыт белой скатертью, на нем стояли стеклянные граненые стаканы, которые род хранил столетиями. Раньше маленький Николай пил из них компот, теперь времена изменились. Кошки почувствовали ветер перемен, не особо обрадовавшись ему.

– Чем богаты, тем и рады, – отшутился Георгий Рудольфович.

Супруга Георгия не умела готовить. Узнав об этом в молодости, он не придал факту должного значения, а теперь в сердцах проклинал неразборчивость в женщинах.

– За что такое наказание? – жалуясь, спрашивал он коллег.

– За дурость, – отвечали историки, – но мы не лучше.

Бедность не смущала Кошек, привыкших жить скромно, словно семья монарха в опале. Георгий Рудольфович разлил портвейн, вспомнив об отсутствии закусок, которыми изобиловали столы князей и королей, но предпочел об этом умолчать.

– Ой, Коля, ты застал нас врасплох. Гены предков, в том числе Лобачевского-Кошки, неожиданно взошли пышным цветом. Я завидую тебе! Давайте выпьем за нас – простую талантливую царственную династию.

Все трое выпили. Андрамат с тревогой наблюдал за происходящим.

После распития второй бутылки супруги переместились в гостиную, прилегли на диван и уснули. Инопланетянин шариком болтался в черепной коробке, причиняя Николаю ужасную головную боль. Молодой человек с трудом поднялся, вышел из кухни, впервые оценив удобство узких коридоров в малогабаритных квартирах, где за стены можно держаться руками. Юноша точно попал в дверной проем, надеясь добраться до Старой Свали.

Что случилось дальше, Кошка узнал через неделю. О произошедшем ему рассказала медсестра в реанимации, где он лежал, приходя в сознание после операций.

– Вас привезли с разбитой головой, сломанной рукой, ногой, свернутой шеей. Но все уже позади. Вам очень повезло: вы были пьяны. Главный врач так и сказал: «Только алкоголикам везет. Нормальный человек умер бы на месте».

Первым пришел в себя инопланетянин:

– Ну ты, брат, дал. Во‐первых, пить «Агдам» не надо. Во‐вторых, ты несешь за меня ответственность. Поэтому закажи мотоциклетный шлем и не снимай без разрешения. Если ты упадешь, а твоя голова отвалится, хоть я выживу.

Бывший студент провел в больнице три месяца. Тощий, переломанный, в бинтах и гипсовых накладках, Николай отъелся, набрал вес на хорошем питании, а когда с него сняли медицинские скрепы, постригли, побрили, принесли зеркало, медсестра похвалила его.

– Какой вы хорошенький! Доктор сказал, алкоголики быстро поправляются. Особенно молодые. Скоро вас выпишут. Так вы навещайте нас почаще, – подмигнула она Кошке.

Перед выходом из больницы ему принесли итальянский мотоциклетный шлем, купленный родителями на барахолке, ярко-красного цвета, лакированный, по бокам стилизованные ракеты, по центру – надпись Vespa. Инопланетянину шлем понравился.

– Ну, брат, теперь не пропадем!

Кошка согласился, надел каску, взял личные вещи и отправился в деревню. Медсестра в коротком халатике, прощаясь, напомнила ему об обещании посетить палату при первой возможности. Николай покраснел.

С тех пор зажатый в размеры шлема инопланетянин перестал требовать увеличения жилплощади, а молодой человек начал мечтать о встрече с девушкой из клиники.

Глава 4

Университет

Забытый Дюма смотрел из избы на начавшееся скучное межсезонье. С деревьев облетела листва. Родители по просьбе Николая собрали грибы, высушили их и развесили на веревочках по стенам. Здоровье юноши окрепло. Пришло время заняться трудоустройством. Для напоминания о предложении работать в Сколтехе Кошка позвонил академику в приемную. Секретарь ректора Гефсимания Алоизовна Фадеева по обычаю не сразу брала трубку, давая понять звонившим, что в научном учреждении есть дела поважнее, чем ответы на звонки. Но все же Кошка дождался:

– Аллоу. Приемная университета слушает.

До идеального секретаря, каким Гефсимания стала в глазах Управления, ректор использовал барышню-андроида, так называемую беби-доллс. Первоначальная обаятельная внешность робота была изменена супругой Кондратьева. Она проредила волосы на голове, одела ее в старое платье своей сестры, которую академик на дух не выносил. Посетители академика пугались секретаря. Кондратьев молча разводил руками и, в знак молчания, незаметно прижимал палец к губам. Андроид был глазами и ушами жены в его учреждении. Будучи по натуре честным человеком, Петр Петрович настроил андроида на правдивые ответы, дав ему название «Правда».

– Где Кондратьев?

– Обедает, – отвечала беби-доллс.

– Можно поговорить с Кондратьевым?

– Спит.

«Правда» продержалась недолго, выдавая всем и каждому любовь ректора к послеобеденному сну. Тогда Кондратьев «подправил» андроиду «мозги». Теперь электронный помощник говорил неправду. Но старое имя оставили. На те же вопросы Правда отвечала:

– Академик работает.

– Кондратьев просил не мешать.

– Академик на встрече.

Деятельность университета была парализована.

Кондратьев подключил Правду к искусственному интеллекту Пи. И секретарь начала превращать любой ответ в сложносочиненные предложения. Литературные отступления, цитаты из Большой советской энциклопедии, исторические справки разнообразили ее речь. Просители торопились уйти прочь или бросить трубку. Так или иначе, Правда надоела и Кондратьеву.

– Найдите мне первую попавшуюся живую суку! – взвыл Петр Петрович.

Требуемое отыскали, звали ее Гефсимания Алоизовна. Прослышав о трудностях академика, начальник Управления Сычев привел к нему свою первую жену, представив:

– Дорогой Петр Петрович! Это как раз то, что вам нужно!

Гефсимания была барышней (она часто требовала называть себя именно так, хотя приближалась к сорокалетнему рубежу) с утонченным и изысканным вкусом. Она носила короткую прическу в стиле «пикси» с лихо задранной челкой. С умом использовала косметику и украшения. Дополняли яркий образ секретаря пухлые губы с алой помадой. Гефсимания могла что-то менять в своей внешности, но только не цвет помады. Ее губы врезались в память посетителям. «Вот это женщина!» – с восторгом отзывались они.

Гефа, как именовали ее сотрудники, всегда знала, кому, что, как ответить. В том числе Кондратьеву, его супруге, начальству и подчиненным. Университет ожил! Профессора удивлялись, как жили без нее. Она поздравляла коллег, членов Правительства с юбилеями и праздниками. Поддерживала связи с редакциями журналов и газет. Сколтех стал мелькать в прессе, его награждали орденами, премиями, присылали подарки по случаю. Да, кстати, Правду Гефсимания убрала в платяной шкаф, по собственному опыту зная: память человеческая коротка. Она считала себя истинной главой университета, стараясь во всем быть умнее ректора, для чего еще ярче красила губы. Первое, что видели посетители – улыбку Гефсимании. Кондратьева она бесила, но психолог советовал ему выходить из зоны комфорта.

– Аллоу, – повторила Гефсимания Алоизовна.

Кошка растерялся, он отвык от общения с людьми и искал слова для начала разговора:

– Кошка. Николай Кошка.

– Гефсимания, – представилась секретарь. Она сразу поняла, что звонит молодой человек, поэтому позволила себе перейти на шутливый тон. – Вы можете говорить. Я вас слушаю.

Юноша оробел:

– Видите ли… Кондратьев пригласил меня на работу, но я попал в аварию, три месяца пролежал в больнице.

– Я знаю, – на всякий случай ответила Гефа. – Как ваше самочувствие сейчас?

– Здоров.

– Минутку… – Гефсимания по селектору сообщила Кондратьеву о звонке, ректор назначил встречу на утро. – …Вы записаны на завтра, в одиннадцать. Вышлите свой ID. Я выпишу пропуск. Всего хорошего.

Секретарь отключила связь, подумав: «Какой милый котенок». Она была женщиной одинокой и часто скучала. В телефоне пикнул ID Кошки, с последним фото Николая – из медицинской карты. На нем молодой человек был запечатлен в своем худшем виде. Прочитав историю болезни, Гефа расстроилась. Математик-алкоголик… Ну да, все они шизофреники с раздвоением личности. Поколебавшись, она отправила документ в бюро пропусков. «Может быть, он математик – только с одной стороны, а с другой – приличный мужчина», – допустила секретарь.

Собираясь на встречу, Кошка осмотрел свой гардероб. вывешенный на гвоздях, вбитых в деревянную стенку – джинсы, футболка и свитер. Надел все. На ноги натянул кеды. Стояла мокрая осенняя погода, которой боги награждают москвичей за летние загулы. Тропу из Старой Свали до университета залило дождями. Несколько раз упав в грязь, соскользнув с бревен в ручей, промерзший Кошка добежал до Кластера Мирапорка. Его мобильный телефон перестал работать – промокнув. Электронный контроль Николая не узнал. Несколько минут компьютер анализировал точки лица и грязные руки парня, а потом вызвал полицию. В отделении Николая, приняв за наркомана, несколько раз грубовато пихнули, но когда его нашла Гефа, извинились и даже очистили одежду щеткой от грязи. Кошке вручили телефон, в который он услышал секретаря:

– Ах вот вы где. А то думаю, куда вы запропастились. За вами послан транспорт.

Таким образом Гефа проявила сочувствие к будущему работнику. Она собрала информацию о нем: ей было интересно увидеть «восемнадцатилетнего фокусника» – так мальчика описал Кондратьев, когда секретарь назначала встречу. Фокусник предстал перед ней мокрым пугалом в обвисшем свитере, Гефсимания отметила: математик в жизни лучше, чем на больничном фото.

– Николай Георгиевич. Здравствуйте. Вы можете снять шлем.

Кошка промычал нечто невразумительное, Гефа оставила его в покое. Однако на Андрамата она произвела впечатление.

– Восхитительна! Это неземная женщина.

Николай удивился, но виду не подал, медленно согреваясь. Через некоторое время появился радостный Кондратьев.

– Какой замечательный, возможно исторический, момент в жизни нашего университета. Добрый день, молодой человек.

Петр Петрович, подзабывший Кошку, оглядывал долговязого парня в красном шлеме, грязной одежде, мокрой, не по сезону, обуви. «Когда-то Ломоносов так пришел в Москву», – заключил он.

– Ну, пойдемте ко мне, пообщаемся. Гефа, приготовьте чаю!

Юноша благодарно посмотрел в глаза академику.

Разговор начал Кондратьев:

– В суете я запамятовал события, которые привели вас в Сколтех. Но утром пересмотрел записи ваших выступлений. Дух сомнений покинул меня. Нынче я полон оптимизма. Можете снять шлем, вы мотоциклист? – Кондратьев вопросительно взглянул на Кошку.

– У меня трамва, я скрываю ее. Извините.

– Ничего. Я понимаю. Но продолжим…

Вошла Гефсимания с чайными приборами, расставила их перед мужчинами. Николай разбавил кипяток холодной водой, положил четыре ложечки сахара, размешал и сразу выпил.

– Вы, наверное, замерзли? – поинтересовался академик.

– Очень!

– Тогда давайте еще чай. Может, коньяку?

Кошка грустно посмотрел на Кондратьева.

– Коньяк, без чая? – по-своему истолковал молчание ученый.

– Я не пью, – извинился Кошка.

– Понимаю. Пейте чай. После поговорим.

Пока Кошка допивал третью кружку чая с медом, который ректор достал из своего стола, академик деликатно молчал. Увидев, что юноша готов продолжить разговор, спросил:

– Где вы живете?

– Тут рядом, в деревне.

«Точно живой Ломоносов! Пешком из деревни», – Кондратьев возликовал, вспомнив прослушанные лекции Кошки и свое приглашение работать в университете.

– Скажите, как у вас возникли сверхспособности? Мне всегда было интересно знать это. Моцарт, Эйнштейн, и вот надо же – вы.

– Для меня самого это загадка природы, – вздохнул молодой человек.

– Я смотрел школьный табель: вы были отличником.

Кошка скромно промолчал. Кондратьев остался неудовлетворен тем, что тайна сверхспособностей не прояснилась. Сколько он помнил, ему лично все давалось с трудом, иногда он корил провидение за отсутствие дарований, тараном врубаясь в твердь науки.

– Скажите, какова область ваших профессиональных интересов?

Кошка неосторожно позвал вслух Андрамата, передав ему слово.

– Я сделал расчеты, которые хотел бы проверить на практике. Это тензорные вычисления топонимики микромира, космогонии, теории струн и тому подобного. Далее…

Инопланетянин начал читать поэму о математике. На это ушло минут пятнадцать, он говорил, академик внимательно слушал.

– Я назвал это теорией вихряций. От слова – вихрь. Доказал, что струны, они же вихри, бесконечны во времени и замкнуты в себе. Но главное – вихряцию можно превратить в неисчерпаемый источник энергии. Но есть теоретический предел.

– Какой? – испугался Петр Петрович.

– Сложность в бесконечности, она находится в обратной пропорции ко времени. Когда бесконечность исчерпается, время остановится, в том смысле, что между секундой сейчас и секундой следом пройдет бесконечное время. Иными словами, следующее мгновение никогда не настанет.

– Но беда-то небольшая?

– Ничего страшного, – подтвердил инопланетянин.

– Грандиозно! Это тянет на Сталинскую премию. А кто такой Андрамат?

Николай предостерегающе кашлянул. Инопланетянин замолчал.

– Впрочем, это не важно, – увидев смущение Кошки, махнул рукой Кондратьев. – Я хочу предложить вам заняться этой проблемой, сделать источник энергии из ваших вихряций и доделать мое «Кольцо». Направления наших исследований удивительным образом совпадают.

В селекторе на столе Кондратьева раздался голос Гефсимании Алоизовны:

– Прошу прощения, Эстом Богли на проводе.

– Кто?

– Петр Петрович, – ужаснулась Гефсимания, – это вице-премьер по науке.

– А‐а‐а, дурак, который хотел меня уволить? Только кишка тонка. Скажи, нет меня. В бане я. Или лучше в бордель пошел.

– Какой, извините, Петр Петрович, бордель в нашей стране? – удивилась Гефа.

– А вот такой! Все их правительство бордель, туда-то я и пошел.

– Поняла, – не согласилась Гефа. Что она в итоге ответила Богли, осталось между ними.

Кондратьев обернулся к Кошке:

– Ну как, по рукам?

– Я согласен.

– По рукам, – удостоверил соглашение Кондратьев и обнял юношу. Петр Петрович вообще был темпераментным человеком. – Вы приняты.

Из Сколтеха Кошка той же тропой вернулся в деревню. Старая Сваль – прекрасное место для работы над проектами. Осенью дачники уезжали в город. Окошко во всем поселке светилось только в домике Кошки. Из университета ему доставили два контейнера с аппаратурой и мебелью, протянули электрические кабели, подключили космическую связь и ударными темпами провели газ через поляну, на которой Николай обнаружил потерпевшего крушение Андрамата. Из всех доставленных предметов больше всего Кошке понравилось кресло. Сидя на удобном вертящемся стуле с колесиками, он мог:

– крутиться в разные стороны,

– не вставая, поставить чайник или кастрюльку на плиту,

– достать из холодильника перекус,

– помыть посуду в раковине с теплой водой,

– впустить коптер «Индекс. Доставка» с продуктами через окно,

– доехать до спального места или к рабочему столу с техникой Андрамата.

Вы уже знаете, как ценят таланты в СССР. Стал Кошка спать на биометрической кровати, есть из посуды с фирменной символикой Сколтеха. Даже привезенный биотуалет имел инновации. Все новые предметы, используемые Николаем, сообщали в центр Управления данные о питании и здоровье таланта. Забытый томик Дюма использовался как подставка под чайник, чем д’Артаньян был недоволен. Когда Андрамат работал, Николай со скуки доставал инопланетянина вопросами:

– Расскажи, как ты попал на Землю.

– Отстань!

– Твоя планета красная или зеленая?

– Не беси!

– Когда ты обратно?

– Не мешай.

Вот и стучали пальцы Кошки по клавиатуре компьютера по четыре-пять часов в день, потом Андрамат уставал, уходил отдыхать. На время он возвращал тело Николаю, а тот смотрел в окошко или разглядывал потолок. Выбор был невелик. В детстве Николай представлял жизнь взрослого человека совсем иначе. Взрослый – тот, кто утром уходит из дома, работает, вечером приходит замученным, ест, смотрит новости, спит. То есть у них насыщенный, сложный день. Это у школьника – одна скучная учеба. Оказалось, взрослая жизнь еще хуже школьной. А какое же «интересное» бытие у Андрамата. Думаешь и отдыхаешь, думаешь и отдыхаешь. Зашибись. И так будет до самой смерти?

Зима пролетела для Николая в пустом безделье: за просмотром телевизора, лент социальной сети Индекса, видеосюжетиков из «Тик-так-так», сном и общими мыслями о смысле жизни. Увлекшись философией в объеме слов «мысль и смысл», Николай нашел, что удобно объединить их в одно слово «смысль». В какой-то момент юноша решил, что смысль жизни – прочесть «Трех мушкетеров». Но он испугался: вдруг жизнь закончится вместе с романом?

Как-то Кошка задумался о деньгах, которых хватало на питание, но на покупку одежды и гаджетов – нет. Внимательно осмотрев старые кеды, сравнив их с теплыми ботинками из рекламы, Кошка поинтересовался у инопланетянина денежными результатами совместного труда. Тот буркнул, мол, живет на поглощении энергии того, что ест Николай. Ходит голым и Кошке советует. Попросил не мешать, так как занят вихряцией. Молодой ученый жил на зарплату младшего научного сотрудника – сто двадцать рублей. Пока Андрамат проводил время за расчетами, Николай составлял расписание доставки питания, иногда выходил погулять по деревне, в общем, был абсолютно свободен. От безделья в его душе назревал бунт, да и зарплаты было маловато. Под Новый год, в свой день рождения, когда инопланетянин отказался от визита родителей, полагая, что они прибудут с портвейном, Кошка не выдержал, потребовав от Андрамата объяснений.

– Я не собираюсь держать тебя в голове до самой смерти. Ты должен мне растолковать, чем ты занимаешься, какая мне с этого выгода, когда это закончится. Иначе я напьюсь и застрелю себя. У меня должна быть мотивация, или я сойду с ума.

– Хорошо, – сказал грибной человечек. – Твоя глупость меня беспокоит. Только земляне придумали «Агдам» себе на погибель. Мы должны договориться. Первое: чем я занимаюсь, тебе не понять. Второе: выгоды твоей я не знаю. Третье: обещаю закончить дела через 165 дней 23 часа 16 секунд. Устраивает?

Коля промолчал, повесил над кроватью расчерченный на 165 квадратиков листок, закрасил одну клетку и согласился.

Глава 5

Прошивка

В конце концов, зима пролетела, прошла весна, снова наступило лето. Почти все квадратики заштрихованы. Пустых оставалось немного. Срок соглашения истекал.

Ближе к июню в деревню неожиданно нагрянула военная делегация. О том, что к нему приедут, Кошке сообщила Гефсимания Алоизовна.

– Николай Георгиевич, рада вас слышать. Как ваша голова? Чем занимаетесь?

– Да весь в расчетах…

– Слышала, вы наш Спаситель!

– Ну уж, – покраснел Андрамат. Николай не понял, о чем идет речь.

– У нас так все говорят. Давненько я вас не видела. Заглядывайте ко мне чаще.

Андрамат смутился. Гефсимания осталась довольна разговором, считая, что заинтриговала математика.

– Позвольте предупредить, завтра к вам приедет комиссия из Кластера. Это о‐о‐очень важно. Вас просили ожидать с восьми утра.

– Спасибо, Гефсимания Алоизовна! Мы будем ждать.

Секретарь удивилась. «С кем это он там? – подумала она. – Интересно, о‐о‐очень…» – и повесила трубку.

Остаток вечера юноша с грустью осматривал потолок. Скоро окончится договор с инопланетянином. Результат сотрудничества налицо – получение высшего образования в три дня, красный диплом, работа над какой-то вихряцией, а через неделю, если инопланетянин улетит, он придет в университет и скажет:

– Здрасьте, товарищи! Это я, Кошка настоящий, а не тот, который был, можно я у вас поработаю, обещаю ничего не трогать руками и молчать. А вы меня просто не замечайте.

Математиком юноша стать не смог бы при всем желании. С тем он уснул. Ночью приснился ему сон. «Голый. Обросший красной шерстью Андрамат ходил в голове, собирая и укладывая в чемоданы тяжелые тетради с вычислениями, а в грибную корзинку мысли Кошки, которые забирал с собой как сувенир.

– Жаль с тобой прощаться, Коля, – тихо и скорбно молвил Андрамат. – Присядем на дорожку.

Они сели.

– Прощай, друг.

– Прощай, – ответил инопланетянин. Взревели двигатели ракеты, и голова Кошки, оторвавшись от тела, унеслась в космос. Туловище осталось лежать на земле. Подошли ученые, взвалили тело на плечи и понесли к выкопанной яме. Сбросив Кошку, закопали могилу. Над земляным холмиком кран водрузил памятник – человек без головы и в костюме. На постаменте было выгравировано „Великий советский математик двоечник Коля“. Академики возложили венки и ушли. У могилы остались родители. Папа сказал:

– Лучше бы шел в армию, наука погубила его.

Мать разрыдалась».

– Товарищ Кошка, вставайте! – кто-то энергично тряс Николая за плечо.

Юноша проснулся в скверном настроении. Было очень рано. Открыв глаза, он увидел перед собой двух офицеров: красивую молодую девушку и крепко сложенного парня, оба в военной форме. С ними в комнате находились еще несколько человек.

– Лежите, Николай Георгиевич, одну секундочку. Хотя, момент… Вы можете снять шлем?

Кошка попытался встать, но офицер, по ходу отчаянно зевая, уложил его, не давая подняться. Девушка отдавала команды, а молодой человек манипулировал телом математика.

– Так. Нет, не так! Так, так… Перевернитесь к стенке сами, пожалуйста.

Кошка нехотя повернулся. С него сдернули одеяло, он почувствовал сильный укол в пятую точку.

– Все, процедура окончена.

Затем девушка, обратившись к кому-то, отрапортовала:

– Товарищ полковник, прошивка завершена, тестовый сигнал проходит. Боты в заданной позиции. Мы свободны?

– Да, идите. Благодарю за службу!

Парень в форме долго и широко зевнул. Его покачивало, как человека, который провел бессонную ночь. Военные вышли из дома, остался только один, видимо, старший – так определил Кошка по самому большому носу. Сквозь открывшийся дверной проем Николай услышал громкие механические звуки. Похоже, рядом работала строительная техника: всюду шумело, раздавались команды:

– Вира! Майна!

Николай сел на кровати. Удивленный Андрамат проверял целостность веревки с частями высушенных космических станций, развешанных по стенам избы. Полковник тоже обратил на них внимание.

– Уж извините, что мы так внезапно. Служба есть служба. Вы любите грибы? У вас дом, как у Бабы-яги, не в обиду будет сказано. Только куриных ножек не хватает! Оденьтесь. Мне надо поговорить с вами.

В доме остались только полковник с Кошкой и инопланетянином, который собрался внимательно слушать военного. Николай надел шорты и футболку с Брежневым в берете с красной звездой. Под Брежневым было напечатано: «Каждому по потребности, от каждого ничего».

– Любите историю? – спросил полковник.

Задница гудела. Кошке казалось, сквозь него прорастает дерево. Он кивнул.

– Сейчас слабость в организме пройдет. Я все расскажу. Извините, таков технический протокол.

Через две минуты, наполненные молчанием, тягостные ощущения ушли. Математик поднял взгляд на полковника.

– Прошло? Давайте познакомимся Я руководитель отдела имперских ресурсов Национального Агентства Достояний Фадеев Алоиз Маратович. Суперкомпьютер проанализировал ваш, так сказать, мыслительный контент, вы признаны Национальным Достоянием Империи и внесены в реестр НАДО. Поздравляю от всей души, – произнес Фадеев.

– В общем, понятно, – неуверенно высказался Николай. А обратившись к Андрамату, молча добавил: «Ну, наворотил ты, брат, дел». – «Кто же их знает – правила на вашей сумасшедшей планете?» – буркнул инопланетянин.

– Это не все, – выдохнул Алоиз Маратович.

Он рассказал, кто такие глюки. Как талантливые люди зарабатывают на производстве патов. Затем, сделав паузу, чтобы передохнуть от сложных объяснений, полковник продолжил:

– Но если вы используете чужой пат, то обязаны уплатить сумму его обладателю. Эта справедливая система позволяет отличить тунеядцев от настоящих ученых. Вам сделали инъекцию наноботов. Теперь в приложении «Цветобаш» можете видеть суммы, начисленные за ваши мысли. Управление уже перевело на счет сто тридцать тысяч рублей. Начисление и списание средств идет со скоростью вашего мыслеобразования. Так что думайте на здоровье и на славу Отечества.

– Обалдеть, – вымолвил Кошка, мгновенно поняв пользу грибного человечка. Он решил немедленно склонить инопланетянина на бессрочный контракт.

«Думай, Андрамат! Всегда думай», – попросил Николай.

«Так я думаю, а ты мешаешь», – возразил инопланетянин.

– Но есть проблема… – Фадеев склонился к юноше.

– Какая?

– Тела наглюков, то есть ваше тело, могут украсть, перепотрошить.

– Пере… Что? – вздрогнул Кошка.

– Ох, извините, перепрошить. Оговорился. Хотя это сложно, но техника взлома непрерывно совершенствуется, мы не всегда успеваем. Тогда злоумышленники списывают деньги с вас и присваивают паты себе. Сейчас ваше тело надежно прошито, крепко привязано к патам. Никто, кроме сотрудников Управления, не знает, что номер глюка, – Фадеев показал комбинацию цифр в своей записной книжке, – это тело с именем Николай Кошка. Вся информация засекречена. Попрошу взглянуть сюда.

Полковник встал у окна и попросил Николая подойти.

– Вот, правильно, – оживился Андрамат.

Молодой человек не узнал милой сердцу деревни. Старая Сваль была снесена. Дачников, приехавших на лето, эвакуировали, загружая имущество в военные машины. Посреди площади, расчищенной от леса, под огромным куполом из колючей проволоки, с наброшенной маскировочной сетью, осталась только его изба.

– Это охранный периметр вашего тела. Здесь вы в безопасности. Ограждение уходит под землю на три метра. Также к вам прикреплен дрон «Ангел-хранитель». Защита вашего тела и патов – основная задача моего отдела.

– Наглюкам угрожает опасность?

– Ах, Николай Георгиевич, еще какая! За наглюками охотятся Империя Любви, хакеры, злодеи всех мастей… и транснациональные корпорации.

– А как часто наглюков похищают? – опять переспросил гений-двоечник.

– Если бы не похищали, мы бы с вами не встретились. Часто, практически каждый день.

«Так, – сказал Андрамат. – За забор – ни шагу».

– Да, – продолжил Фадеев. – Постарайтесь не выходить за периметр без надобности. – Он надел фуражку. – В ближайшее время мы переместим ваше тело в более безопасное место. Честь имею! Всего хорошего!

Николай проводил Фадеева на улицу. Тот прошел через автоматическую калитку к окрашенной в зеленый цвет яхте с опознавательным знаком Империи – Красной Звездой на хвосте, махнул на прощание и унесся в облака.

– Супер! – довольно потер руки Андрамат. – А то надоел своими вопросами. Вот, пожалуйста, – все для тебя. Деньги, деньги, деньги. Вот какая от меня польза!

– Хорошо, уговорил! Я согласен на бессрочный контракт, – поспешил вставить слово Кошка.

С раннего утра молодой талантливый математик превратился в ценного, обеспеченного человека. Это означало, что Кошке следовало оберегать инопланетянина и место его жительства – собственную голову.

– Надеюсь, ты не покинешь меня в ближайшее время? – спросил Николай, сняв и разорвав график с квадратиками со стены.

– Пока нет, – успокоил тот. – Пользуйся моей добротой.

На охранный периметр с проволокой юноша решил не обращать внимания, это обратная сторона денег. С одного оборота купюры – свобода, с другого – тюрьма. Сто тридцать четыре тысячи рублей! Родители не заработали столько за всю жизнь. Он вернулся в кухню-кабинет-спальню, сварил себе овсянки. Без денег жить проще. Смотреть в потолок теперь казалось интереснее, чем решать, как потратить суммы со счета.

– Андрамат! Тебе деньги нужны?

– В твоей голове магазинов нет. Ни одного.

Николай, чтобы избавиться от навязчивой мысли о тратах, перевел средства родителям. Пусть помучаются. Но, совершив операции в приложении «Цветобаш», увидел, что счет, ставший нулевым, пополнился на тридцать тысяч рублей. Грибной человечек трудился, не думая о патах и их стоимости. Кошка тыкал пальцем в Индекс-магазине, выбирая себе одежду.

– Ну вот, – одобрил занятие Николая инопланетянин. – Делом занялся.

Однако представления Кошки о жизни как о пути, где нет места деньгам, перевернулись с ног на голову: деньги оказались в центре бытия – жить без них стало невозможно.

– Неужели жизнь – это деньги, а деньги – это жизнь? – ужаснулся Кошка.

– Если тебе интересно, то да, но это у вас, – подтвердил Андромат.

– А на твоей планете?

– Иначе, мы обмениваемся мыслями. У нас кто не мыслит, тот не ест. Поэтому мы далеко обогнали землян в развитии.

– А куда вы развиваетесь?

Инопланетянин замолчал, раздумывая:

– В моем языке есть слово «Астамуласта» – туда мы идем.

– Это что?

– Точка, идеал. У меня нет подходящих слов для объяснения.

– И так понятно, – махнул рукой Кошка, – желаю успеха. Философия – не для меня.

Глава 6

Похищение

После обеда инопланетянин предоставил Николаю свободное время до вечера. Скорость, с которой Управление воздвигло вокруг избы защитные сооружения, поразила Николая. Еще больше удивило, что он не смог выйти за ограждение: калитка, выпустившая полковника, перед ним не открылась. При приближении к забору колючая проволока начинала вибрировать, как сторожевая собака при виде незнакомца.

– Нет, ну вы только подумайте. Меня посадили в клетку! – возмутился Кошка.

Андрамат в это время заканчивал пробежку, у Николая слегка кружилась голова. Но инопланетянин ответил:

– Не боись, брат. Не они тебя заперли, а я. Скажи: «Сима, откройся!», дверь откроется.

– Не «Сима», а «Сим-Сим», как в сказке про Али-Бабу.

– Какая разница? Давай! Вселенная денег ждет нас. Поделим все поровну. Мне Вселенную, тебе деньги.

– Сима, откройся! – крикнул Николай.

Калитка распахнулась.

– Ну, кто на Земле хозяин? – весело спросил Андрамат.

– Ты.

– То-то, брат. А не Али-Баба! Придумал тоже…

Юноша вернулся в дом, оделся поприличнее, но в ветхую, относительно чистую одежду. Побежал – в Красную Лавру. А позади него, стартовав с неприметной кочки, полетел маленький воробей со странным металлическим блеском перьев. Сегодня Коля решил навестить Москву, магазины и родителей. Погода не располагала к длительным прогулкам: вокруг серость, небо в тучах, вот-вот начнется дождь, но Николай шел, ощущая прилив сил и денег на счете. В лесу по тропе ползла щука, о которой Кошка слышал от деревенских старожилов.

– Здорово, добрый человек.

– Здравствуйте. Что же вы из пруда выползли?

– Погулять по сырости. Мне давеча рыбак сказывал, что предки мои из воды на берег выползли. Так я решила попробовать. Но заблудилась… Отнеси меня обратно.

– С удовольствием А три желания выполните?

Щука развеселилась:

– Этоть ты меня с золотой рыбкой попутал! Прости, мил человек… Как-нибудь в другой раз, – и добавила задумчиво: – Зачем же они вылезли на берег?

– Как и вы, из любопытства.

Николай, схватив склизкую рыбу, в два прыжка оказался перед первым попавшимся на глаза озерцом и бросил ее в воду.

– Это не то болото! – закричала щука, но Кошка уже бежал далее.

Довольно скоро математик добрался до станции электричек. Сюда прибывали те, кто приезжал в Кластер или отбывал в Москву. В поселке помимо Мавзолея Ленина расположились православная церковь, синагога, мечеть и даосская палатка, поставленная недавно. Староверы, считая коммунизм общим делом всех религий, на каждом культовом сооружении вывесили красные флаги с серпом и молотом. Раввин добавил к серпу звезду Давида, священник – крест, мулла же серп подправил в полумесяц. И только даосский лама порезал флаг на полоски, которые укрепил на длинном шесте, выставленном рядом с палаткой.

Перед станцией с незапамятных времен устроилась столовая № 17 «Юность Корчагина» с шикарной окрошкой (ее подавали даже зимой), сосисками с горошком, картофельным пюре, деликатесами из «Книги о вкусной и здоровой пище» 1939 года выпуска. Возле здания стоял киоск «Союзпечать», в котором продавались электронные сигареты «Казбек» и «Прима» с полезным витаминизированным табаком. Газету «Правда» можно было получить бесплатно – ее печатали сами староверы. Издание содержали на деньги, получаемые от продажи билетов в Мавзолей. Сегодня на привокзальной площади столпился народ. На парковку села рекламная воздушная яхта «Москвич‐4120». Перед ней выстроился хвост из интересующихся граждан. Ветер донимал стоявших холодной моросью. Пожилой, молодящийся человек в серебристом комбинезоне рассказывал о яхте каждому, кто выстоял в очереди. Более того, желающие могли прокатиться – сделать круг над парковкой. За этим они стояли невзирая на погоду.

Николай торопился и намеревался пробежать мимо, как тут же агент весьма неожиданно оказался рядом и бесцеремонно схватил его за руку.

– Не пропустите отечественное чудо 23-го века!

Кошка в нерешительности остановился.

– Я вас пропущу без очереди! – заверил мужчина.

– А сколько стоит аппарат? – спросил Николай, намереваясь удрать услышав астрономическую цену.

– Сейчас, подождите, – отозвался представитель и, обратившись к толпе, сказал: – Граждане, начинается дождь. Сейчас я напишу номер каждому на ладошке. Потом идите в столовую греться, не то простудитесь.

Ожидавшие короткого путешествия на яхте одобрительно зашумели. Специалист по продаже прошел вдоль ряда, каждому записал номер на подставленную ладонь. Всего набралось человек сорок пенсионеров.

– Пока все свободны, я буду вызывать.

Затем он вернулся к Кошке и весело сообщил:

– Эта модель стоит двести пятьдесят тысяч.

«Всего-то», – буркнул Андрамат.

– Тогда, с вашего разрешения, я прокачусь! – согласился Николай.

– Это буквально минутка, – заверил агент.

Яхта с очередным пассажиром, сделав короткий круг над площадью, мягко приземлилась. Кошка восхищенно осмотрел судно. Серебристый, вытянутый вдоль оси тетраэдр, с изящными, средних размеров, боковыми крыльями и большим хвостом, «Москвич» производил впечатление, манил в небеса и дальние путешествия. Купол отсека открылся, оттуда послышался старушечий голосок:

– Молодой человек, помогите выбраться.

– Сейчас, бабуля, – усмехнулся ее сверстник.

– В ипотеку-то машина сия продается?

– Продается.

– Может быть, купила бы… Подумаю.

Мужчина, продемонстрировав удивительную для своих лет силу, поднял бабушку на руки и поставил на землю.

– Спасибо, милок.

– Позовите следующего.

– Чего?

– Следующего позовите, если вы в столовую идете, – крикнул мужчина в ухо бабуле.

– Я не пойду. Я ела.

Человек обратился к Николаю:

– Теперь вы, пока я хожу за следующим, можете сделать кружок. Машина в автоматическом режиме. Присаживайтесь, скажите «взлет» или «лети», как хотите. Она поймет.

Кошка проворно залез в салон. Представитель фирмы закрыл колпак, махнул рукой. Николай в восторге крикнул:

– Летим!

Судно плавно оторвалось от земли, сделало над Красной Лаврой круг, мгновенно исчезнув из виду. Мужчина, проводив взглядом взлетевшую яхту, осмотрелся, прошел в неприметное место, сняв комбинезон. Оставшись в брюках и белой футболке с надписью «Супермен», он побежал на станцию экранопланов, по пути выкинув ненужную униформу в мусорный бак. Староверы в силу возраста забыли, зачем стояли и откуда взялись номера на ладошках. Но, соблюдая очередность, выстроились в кассу кто с чем.

Ближе к вечеру на голову местного жителя Эстома Богли, совершавшего моцион по поселку, упал разрядившийся «Ангел-Хранитель» с позывным «Воробей», больно ударив того по макушке. Подняв изделие и разглядев его со всех сторон, Эстом, удивившись необычности птички, выкопал палочкой ямку и похоронил Ангела.

Глава 1

Эстом Богли

Через просвет в стыке тяжелых портьер пробивался тоненький луч. Следуя ходу солнца, он пробрался до спавшей на кровати пары. Лицо мужчины на мгновение осветилось. Эстом Оливерович поворочался в постели, желая вернуть ускользающий сон. Но, ощутив, что выспался, взглянул на часы и поднялся с кровати. В постели осталась девушка.

– Медея! Медеюшка. Пора вставать! – наклонившись, мягко прошептал ей в ушко Эстом.

Красивая молодая особа рукой отстранила мужчину от себя.

– Ну, поспи. Я принесу завтрак.

Богли, поправив одеяло, прикрыл проникший в спальню свет занавеской, прошел в туалетную комнату, плотно закрыв за собой дверь, чтобы шум воды не разбудил гостью. Из зеркала над роскошным мраморным умывальником на Эстома взглянул немолодой уже, но и не старый человек со слегка утомленным, но цепким взглядом, несколько грузноватый, но в целом в достойной форме, с интересными чертами лица, но совершенно не запоминающимися. Словом, как вы уже поняли, это был настоящий чиновник высокого уровня. Под зеркалом лежало кольцо с крупным алмазом. Честно говоря, Эстом не помнил, дарил он перстень или нет. Потом разберемся. Он принял душ, накинул халат. Спустился на кухню, где, ожидая хозяина, сидел с чашкой чая дворецкий Михаил.

– Доброе утро, ваше благородие. Что изволите на завтрак? – вставая, спросил слуга.

– Ну-с, сотвори кулинарное чудо. Приготовь авокадо с черной икрой, яйца для двух персон. Шампанское еще осталось?

– Полный погреб!

– Принеси завтрак и шампанское в спальню. А после – кофе. Что-нибудь испек?

– Круассаны, как обычно.

– Прекрасно.

Богли включил плей-лист, отрегулировав громкость, вернулся на третий этаж. Дверь в ванную была заперта – Медея приводила себя в порядок. Эстом открыл портьеры, солнце уже заждалось, когда его пустят в комнату. Свежий воздух наполнил спальню. Стол, за которым влюбленные вчера пили шампанское и летали к звездам, стоял еще не убранным. Богли сделал несколько гимнастических движений, разминаясь. Он попробовал отжаться от пола. Как раз в этой позе его застала девушка.

– Эстом, тебе плохо?

– Что ты, дорогая! Мне хорошо, потянуло сделать зарядку. Со мной такое редко случается.

Эстом поднялся, подошел, крепко поцеловал девушку. На губах осталась горечь духов «Шинель № 5».

– Твоя зарядка – это я! – Медея распахнула полотенце, обернутое вокруг нее, обнажив прекрасно сложенное тело, поддразнивая мужчину, и тут же обернулась вновь. – Так что за праздник, на который меня пригласили?

– Праздник называется «Отпуск». Завтра мы улетаем в Батуми! Я выписал тебе командировку от своего ведомства.

Медея усмехнулась, но ничего не сказала. В дверь постучали. После разрешения войти появился Михаил с завтраком. Пока он возился, оформляя стол, Богли с девушкой вышли на веранду. Красавица была в гостях не первый раз, но разглядывала поместье с любопытством. Шале чиновника располагалось в Красной Лавре. Среди богатых вилл цветными редкими вкраплениями мелькали дачки местных жителей. Рядом с домом Эстома разместился бассейн с большой зоной отдыха. На стриженом газоне покоилась роскошная правительственная яхта, покачиваясь на гравитационных волнах. На высоком флагштоке развевалось знамя СССР. Территорию закрывал от чужих взоров высокий забор. В саду громко играл плей-лист Эстома:

– Как мило у тебя, – похвалила Медея. – Особенно песни.

– Ваше высокоблагородие, завтрак подан! – прокричал из спальни Михаил.

– Прошу откушать, что Бог послал! Чем богаты, так сказать, – пригласил Богли, пропустив даму вперед.

– Какой же у тебя добрый Бог! Как его имя? – восхитилась Медея, бросив взгляд на черную икру.

– Святой Михаил, – нашелся что ответить Богли. Дворецкий склонил голову в знак признательности. – Спасибо, дорогой друг, ступай.

Управляющий вышел. Медея села за накрытый столик, но тут же поднялась и сбегала в ванную: теперь на ее руке красовалось кольцо.

– Так меня опоил, я не успела полюбоваться подарком. Ты вчера мне подарил колечко, или я что-то напутала.

– Перепутала, – засмеялся Богли. – Кольцо я дарю тебе сегодня! Вчера только показал. Якутский алмаз. Посмотри, какая великолепная огранка. Здесь пятьдесят семь граней, каждая – твоя.

– Почему именно столько?

– Потому что мне пятьдесят семь лет, а каждый год был шагом к тебе.

– Ты романтик, милый. После такого сюрприза следует ждать увлекательного продолжения.

– Я обещаю, оно последует, – довольный собой, согласился Эстом. – Давай позавтракаем, минут через тридцать мне нужно отлучиться на работу. Но скоро вернусь. А потом… Я твой…

– Заманчиво, – улыбнулась девушка.

Они подняли бокалы.

– За что пьем? – спросила Медея.

– За нас.

– Ты поэт!

Богли проводил Медею к бассейну, наказав ей ждать на лежаке.

– Я недолго, туда-обратно, – сказал Эстом.

– Хорошо, только учти: я с собой ничего не взяла. Мы пройдемся по магазинам?

– Мы из них не выйдем, обещаю, – бросил Эстом, убегая переодеться.

Из дома он появился в деловом костюме и с портфелем, производя впечатление ответственного работника министерства.

– Как загорается?

– Лучше некуда!

– Жди меня, и я вернусь, только очень жди, – продекламировал Богли.

– Жди, когда уж надоест… – подхватила Медея. – Я знаю эти стихи Кости… – Она хотела продолжить, но остановилась на полуслове. – Да, вроде Симонова…

«Умная девка, в литературе разбирается», – подумал Эстом. Он простился с Медеей долгим поцелуем и прошел к яхте. Судно выдвинуло трап, открыло колпак, пропустив пассажира внутрь. Богли устроился в кабине. Яхта поднялась с места, медленно набирая высоту, развернулась в сторону Москвы. Включила сирену с мигалкой, разогналась и скрылась в облаках. Богли заскочил в министерство всего на пару минут. У него не было планов задерживаться. Он прошел через вестибюль, украшенный серой мраморной колоннадой, в коридоре обменялся дежурными приветствиями с работниками, поднялся на пятый этаж, где располагался кабинет. Электронный секретарь зафиксировал время его прибытия, сменив цвет пластиковой головы с красного на зеленый. Визит – пустая формальность: отметиться о приходе на работу перед роботом-секретарем. Цифровое рабство в министерстве придумал Богли. Издержки молодости, полет фантазии в попытке приручить человека разумного к рабочему месту. Много лет он подавал пример, выполняя собственные предписания. Эстом собирался уходить, когда заметил на зеленом сукне стола конверт с гербом СССР. Под ним надпись: «Генеральная прокуратура Союза Советских Социалистических Республик». Ноги Богли подкосились, он повалился в кресло. В поле «адресат» значилось: «Правительство СССР. Вице-премьеру тов. Богли Э. О.».

Эстом надорвал конверт, достал сложенный отпечатанный лист:

ПРЕДПИСАНИЕ

Уважаемый товарищ Богли Э. О.!

Вам надлежит явиться в Генеральную П рокуратуру СССР, Комитет по особо важным делам Отдела по борьбе с хищениями социалистической собственности ГП.

Следователь Хищенкин О. К. Кабинет 516 12.00 15.06.2222

В голове чиновника помутилось. Богли взглянул на календарь. Прийти надлежало завтра. Что-то в государстве не в порядке. Его, вице-премьера, приглашает какой-то следователь, пусть даже из надзорного органа. Неслыханно. Без подготовки. Без объявления войны. Перед глазами Эстома пронеслись этапы многолетней преступной деятельности. Деньги, спрятанные в разных местах, имущество, незаконно нажитое за годы трудов в министерстве. Золото, закопанное на дачном участке и в соседнем лесу. Квартиры, подаренные нужным людям и подругам. Весь перечень нетрудовых доходов, украденных у государства, хранился в темном уголке сознания. Неужели список стал известен кому-то еще?! Эстом считал себя неуязвимым для закона. Где он подскользнулся? Кто подставил его? Вопросы закрутились в голове. Он не мог найти ответ.

«Что мне сообщить следователю: моя жизнь – преступление. Но не хотелось бы превратить ее в наказание, – подумал Эстом. – Проклятая русская карма „От сумы и тюрьмы не зарекайся“». Богли открыл оконную фрамугу, глянул вниз. Внутренний дворик министерства украшали цветочные клумбы. В середине зоны отдыха, где сотрудники устроили курилку, стояла круглая бадья для окурков. Сколько помнил Богли, ни одного самоубийства здесь не произошло. Возможно, именно облезлая бадья отпугивала желающих. Стать первым ему показалось излишне вызывающим. Что скажет общество: «Порядочные люди так не поступают! Можно утонуть в ванне, попасть под яхту. Берите пример с товарища из Промторга, он устроил себе инфаркт. В посмертной записке так и написал – „В моей смерти прошу винить инфаркт“. Ясно и понятно. А прыгать из окна, на коллег, среди белого дня…» Кроме того, свести счеты с жизнью прямо сейчас немыслимо, впереди отпуск и планы на Медею. Надо взять себя в руки, рассуждать рационально. Все преступные кланы связаны круговой порукой. Если сдали его, он сдаст всех. Ну, или почти всех. Кого-то точно сдаст… Эстом достал портвейн «Агдам», налил полный фужер, разом выпил. Потом еще.

«Хорошо, самоубийство оставлю как вариант Б, – решил Эстом. – Но какой же план А?» Он достал из стола толстый справочник госслужб пятидесятилетней давности, отыскал прокуратуру. Набрал номер по служебному телефону. На том конце провода заиграл гимн, и трубку взял человек с жестким, механическим голосом:

– Справочное Имперской Прокуратуры слушает.

– Добрый день! Это заместитель премьер-министра по науке Богли. Могу я поговорить с Хищенкиным О. К.?

«Больно необычная фамилия для сотрудника», – подумал Эстом.

– У нас несколько Хищенкиных.

– Как так? Мне назначена встреча.

– Приходите в указанное время с паспортом. Если хотите оформить явку с повинной, я соединю с отделом.

– Вот еще, – буркнул Эстом. – Всего хорошего, приду в назначенное время.

План А, ранее многократно испробованный и надежный, состоял в неожиданном наезде на следователя с употреблением средств запугивания и подкупа. Оставалось выйти на Хищенкина через знакомых. Богли порылся в памяти, но, к удивлению, не обнаружил там того, кто обмолвился бы хоть словом, что знает сотрудников Прокуратуры. Может, встретиться с Меркурьевым, говорят, он сидел, а после снова устроился в министерство. Бориса он видел мельком года два назад, до этого они тесно общались. Эстом отыскал телефон приятеля.

– Вам кого? – спросил бодрый юношеский голос в телефоне.

– Мне Бориса Аркадьевича.

– Так папа умер… давно, – ответил погрустневший мальчик.

– Что же с ним случилось? Это Богли.

– Отравился рыбой фуго…

Эстом промычал неопределенные сожаления и повесил трубку. Завтра он точно никуда не пойдет, у него уважительная причина – отпуск. За это время Эстом подготовится. Единственный человек, способный защитить, утешить и наставить – на скользком и опасном пути, – отец. Папа всегда направлял в земной жизни, может, теперь поможет разобраться с прокуратурой. Оливер Богли, являясь потомственным руководителем, всю жизнь проработал на разных должностях в Кремле. Как дед, прадед и прапращуры. Потом внезапно принял монашеский постриг и ныне подвизался на духовной ниве в Свято-Преображенском монастыре. Эстом не сомневался, отец и там выполнял задание Кремля в должности настоятеля, изменив имя на отец Гермоген.

– К нему! – Богли бросился к выходу. В спешке споткнулся о ножку цветочной подставки, упал. Горшок с колючим растением свалился на него. Вымазав в земле рубашку, расцарапав шею, пнув посильнее цветок, Эстом пробежал секретарскую. Голова робота сменила цвет с зеленого на красный.

– Скоро вернусь. Пень механический! – зло крикнул чиновник. Голова робота вновь стала зеленой. Эстом остановился и цветочной подставкой снес тому пластиковый кумпол. Выбежал в коридор, нажал на брелке кнопку вызова яхты и, спустившись вниз, с ходу вскочил в причаливший транспорт.

– Куда?

– В монастырь на Валаам. Набери отца Гермогена.

Оливер поднял трубку сразу, голос был весел и бодр, хотя возраст папы клонился к ста годам.

– Да, сын мой! Рад слышать.

– Папа, я сейчас к тебе. Детали при встрече.

– Хорошо, буду ждать.

Лететь до обители неблизко. За Москвой погода менялась на серо-дождливую. Тучи заволокли небо. Сильный ветер подтормаживал полет. Но через час или полтора, заложив излюбленный вираж, яхта села перед центральным Преображенским собором. Отец ждал, наблюдая за площадью через окно кельи. Стоило Эстому выбраться из судна, Оливер вышел из братского корпуса встретить его.

– Благослови, Владыко, – поздоровался сын.

– Бог благословит, – ответствовал отец, перекрестив собранные в чашу ладони Богли. Обратив внимание на грязную одежду и кровь сына, спросил: – Тебя били?

– Нет, собираются. – Эстом рассказал о письме из Прокуратуры.

– О-хо-хо, не буди лихо, пока оно тихо, – покачал седой главой отец Гермоген. – Я скажу, что знаю. Прокуратура – карательный орган СССР. Прокураторы – стражи Закона, потомственные воины. Места там передаются из поколения в поколение. Как и у нас в Кремле. По слухам, это каста сикхов – опричников, чекистов – Хранителей Святой Руси и Домостроя. Говорят, при Дмитрии Долгоруком или Иване Грозном они сменили чалму Моголов на корону Москвы. Может, вообще с ордой пришли. Более закрытой инстанции в Империи нет. Письмо – плохой знак, а явиться послезавтра, так хуже некуда. Теперь расскажи мне о своих коммерческих тайнах подробнее.

Сын вздохнул. Кратко он поведал о перепродаже кофе и чая по государственным контрактам и тому подобном – на чем получал значительный доход.

– Да уж, – удивился размаху бизнеса отец Гермоген. – Какая сумма сделок проходила через тебя?

Богли назвал.

– Хищения особо крупных размеров. Сколько ни прячь нажитое, оно всплывет. Г… не тонет, учитывая развитие электронного контроля. Раскаиваешься ли в делах своих?

– Не знаю, что сказать.

– Говори – раскаиваюсь.

– Раскаиваюсь.

– Обещаешь не грешить.

Богли с изумлением смотрел на отца.

– Скажи «обещаю», – подсказал Оливер-Гермоген.

– Обещаю.

– Отпускаются тебе грехи твои. Во имя Отца, и Сына, и Святого Духа. Исполнишь епитимью – пятьдесят поклонов.

– Хорошо, святой отец.

Богли склонил голову, отец Гермоген перекрестил его.

– Это формальности, но исполнять их надо. Самый большой формалист – Бог. Ибо все он дал в формах и буквах. А кто самый большой неформал? Тоже Бог – поеже доступны ему все формы. Цеховики предложили тебе заняться кофе с чаем?

– Да, откуда ты знаешь?

– Как у Бога источник жизни – Иисус, так в Москве источник черного нала – Цеховики и Кооператив, да ты и сам знаешь.

– Кто же мне поможет?

– Чудо.

– Ты серьезно? Я же две трети отдаю Бафомету.

– Осторожнее, сын мой, со словами в этих святых стенах. Все, что ты делаешь, ты делаешь для него. Чем лучше ты это делаешь, тем выше твой статус, тем больше твоя доля. Доля – плата за риск. Твои проблемы – это не проблемы Бафомета и Кооператива. Понял?

– Да. Но как бы взаимопомощь… братство.

– Ты можешь обратиться к Бафомету, сын мой, когда захочешь умереть. Только тогда. Проверено… не мной. Пойдем на трапезу. И, что бы ты ни думал, я давно не член Кооперации, худого мне не надо. О душе пора подумать, – он позвонил в колокольчик.

Вошел послушник.

– Сергий, распорядись об ужине в хоромах «Царских».

Настоятель командовал привычно, словно не покидал Кремль. Стол был накрыт на двоих в трапезной для чинов начальствующих.

– Ну, помолимся, поедим. Повторяй за мной – Отче наш, иже еси на небеси и на земли…

Сын покорно склонил голову.

– Ты давно причащался-то?

– Отец родной, я слова такого даже не знаю.

– Научу и слову сему. Останься на ночь. Утром на службе постоишь. Исповедуешься. Авось проблемы и уйдут.

– Не уйдут! Одна у меня дома сидит.

– Какая?

– Девушка.

– Так ты к старости жениться надумал? Ну, благослови тебя, Господи, дело хорошее, но трудное. Матери твоей семьи на пять лет хватило, потом исчезла. В загул ушла. Вся силиконовой стала. А была красивой девкой. Приезжала как-то, назад просилась. Так я теперь монах, взять старую обратно не могу, но она особо-то не изменилась. Сколько ж ей, – Отец Гермоген посчитал в уме, – да 86 лет. Что медицина нынче с бабами творит. Уму непостижимо. Или они с медициной. Ты-то мать видел?

– Да, видел. Деньги регулярно высылаю.

– Вот правильно. Как-никак мать.

За разговорами время пролетело незаметно. Отец отлучался только раз, минут на десять по своим надобностям. К глубокому вечеру Оливер отпустил сына, проводив до яхты.

– Ангела-хранителя тебе в дорогу. Поезжай. Да, я там выяснил кой-чего про Хищенкина О. К. Это не следователь, а кодовое обозначение статьи, по которой идет следствие, – хищение особо крупное. А сдал тебя Гелик, старая лиса. Гореть ему в аду. Свою шкуру спасал. Не переживай, станешь у меня послушником в огородах коз пасти. Келью подберу потеплее, поуютнее. Будешь как сыр в масле кататься.

– Утешил, – тут Эстома осенило: – Так тебя сослали?

– И меня! Прости, сынок, хотелось как лучше, чтобы жизнь твоя сложилась. Дед твой хотел такого же. Дед деда. Дед прадеда. Если бы не эти треклятые сикхи.

– Деды все здесь лежат?

– Нет, кто где, по монастырским погостам. Это наша карма, сын.

Они обнялись. Отец только усугубил беспокойство Эстома.

Вице-премьер прилетел на дачу глубокой ночью. Медея спала. Богли посмотрел на спящую красавицу, задавшись вопросом – можно ли укрыться в монастыре вдвоем? Наверное, можно. Но этот блестящий алмаз выведет из строя любой ладно работающий механизм, особенно монастырский. Решив, что Бог заметит с небес его старания, Богли отбил на веранде перед луной пятьдесят земных поклонов. После тихонько пробрался в спальню и лег рядом с Медеей, обняв ее словно спасательный круг. Сон чиновника был беспокойным. В конце концов Медея отодвинулась от него, и Эстом уснул, утонул в океане из собственных страхов.

С утра, собрав немногочисленные вещи, они заехали в Национальный Дом Универсальной Торговли – НАДУТь. Воспользовавшись тем, что Богли ушел в свои думы, вручив ей кредитку, Медея купила чемодан модных вещей. И самостоятельно уложила купленное в яхту, оставшись довольной обновками. Отобедав в ресторане универмага, они отправились на юг – край, напоминающий рай. Всю дорогу Эстом молчал. Медея, не придавая этому значения, смотрела индийский сериал, часто хохоча и выпивая шампанское. Богли угрюмо взирал то на нее, то на экран. В эпизоде, где сикхи в черных одеждах отрубают главному герою голову, ему захотелось разрыдаться. Но сдержался.

– Обожаю индусов, – размышляла девушка. – Жизнь длинная, а времени нет. Так сказал принц возлюбленной перед смертью. Красиво?

– А за что его казнили?

– Отец хотел видеть наследником другого. Но и новый полюбил ту же.

Эстом вздохнул, представив, как он лишится головы, а Медея перейдет следующему вице-премьеру. Романтика!

Глава 2

Гога

Отдых пары не заладился с самого первого дня прилета в Батуми. Нехорошие мысли роились в голове Богли. Он не мог отвлечься, пил и срывался на грубости. Девушка стала избегать разговоров с ним, а потом отгородилась от мужчины стеной молчания. Если случалось им обменяться словом, то они быстро переходили на повышенные тона. Настроение обоих безвозвратно портилось.

Оставалось лишь найти повод прекратить отношения. И он нашелся. На второй день отдыха Эстом с приятелем Гогой Василашвили встретились на модном пляже «Жги Москву!». Друзья устроились на шезлонгах в тени, бросив легкие рубашки на стулья. Крупный, средних лет, покрытый густой растительностью представительный грузин Гога держал в руках сигару «Салют Родины», стряхивая пепел в металлическую плошку. Курить на пляже запрещалось, но для Гоги делали исключение. Эстом выглядел как ядовитая бледная поганка на фоне здорового, загоревшего грузина. Офисная, бумажного цвета кожа Богли вызывала у отдыхающих жалость своей белизной и красными расчесами от укусов злых подмосковных слепней. Эта нелепость раздражала Эстома: он мечтал о загаре, как у местной публики. Дело, которое объединяло Богли с Василашвили, было криминально-щепетильным и касалось узкого круга лиц. Точнее, двух группировок – Московского кооператива министерских товарищей и Общества тбилисских цеховых подпольщиков. Влиятельные кланы связывали обязательства и взаимное недоверие. Первое приносило доход, второе – проблемы. Внешне их отношения выражались в дружбе, которая могла перейти в стрельбу из-за не учтенных договором мелочей. Эстом нервничал. В игре произошли изменения. Он стал подозреваемым в расследовании Прокуратуры, а Гоша, главный порученец Гелика Давыдовича, похоже, сыграл роль Иуды, сдавшего Богли Прокураторам.

– Докапываются, и ведь докопаются. А я вообще сбоку припеку, – возмущался Богли, заглядывая грузину в глаза, которые тот не отворачивал, честно, с искренним участием смотря на чиновника.

– Эстом, зачем так переживать? Сильный ветер любит большие деревья. Ты не знал? Сам на дерево залез. Хищенкин – это кто такой?

– Хищенкин, Гоша, – следователь по особо важным делам Прокуратуры СССР. Ты вообще слово такое слышал – хищение?

Грузин утомленно поднял глаза к небу, показательно пропуская сказанное мимо ушей.

– Зачем я с вами связался? Это же ты просил помочь!

– Я просил? – удивленно воскликнул Василашвили. – Я сказал: «Помоги, если хочешь». Ты хотел денег – ты помог. На этом наш уговор закончился. Но я тебя не просил. Грузины вообще не просят!

Сидя на жаре, они потягивали местный джин из бара, разбавляя его тоником.

– Слушай, что за дрянь мы пьем? – не выдержал гадкого вкуса напитка Гоша. – Давай лучше чачи? Мама делала специально для тебя. Она тебя так любит, кушать не может. Вот посмотри, какие формы у этой… – Гоша указал на пятилитровую бутыль, которую купил по дороге, в лавке «У Джугашвили», в подарок Богли.

– Не помню я твоей мамы… – промычал Эстом.

– Это потому, что твоя голова – дырка.

– Ну, может быть…

Эстом попытался поднять чачу, но сразу сдался: уж слишком та была тяжелой.

– Э, уважаемый, так ты надорвешься. Потом скажешь, это я тебя убил, – забеспокоился Гога. – Дай я налью.

Он крепко обхватил пузырь и, оторвав широкую, вбитую в горлышко пробку, ловко разлил напиток по стаканам.

– Пей, чача, друг, не джин. От нее потенция, как у бабуина. Кстати… – Гога вдруг посмотрел мимо Эстома.

В их сторону шла высокая шатенка. Поравнявшись с лежаками, она встала перед мужчинами. Ее глаза прятали стекла больших стрекозьих очков, но Гога был уверен: они смотрели на него.

– Девушка, вы ко мне? – заинтересованно спросил Василашвили.

Девица молчала. Похоже, она подошла к Эстому.

– О! – простонал Гога. – Эстом, это кто? Твоя дочка?

Богли довольно хмыкнул:

– Нет. Это моя кисонька, Медея.

– Медея! Мамой клянусь: первый раз в жизни вижу такую красавицу! Я лучший друг Эстома – Гога.

– Эстом! – Девица была раздражена. Она не обратила внимания на слова Гоги. – Почему я целый день должна париться на жаре?

– Ты же видишь, я разговариваю.

– Я бы, – вставил Гога, пытаясь привлечь внимание, – не разговаривал, если бы меня ждала Медеечка.

– Тогда вы, Гоша, настоящий мужчина. А этот, – она сделала паузу, – нет.

– Медя, давай не будем выяснять отношения при посторонних, – нахмурился Эстом. Он был пьян, а после чачи только сильнее обозлился.

– Как я вижу, посторонняя – это я! – бросила Медея. – Я пошла.

– Вали, – крикнул Эстом, не сдержав раздражения.

– Вали?! – у Медеи вырвался нервный, истеричный возглас. Она замахнулась, резко ударила носком туфли по коленке Богли. Тот, взвыв от боли, повалился на настил.

Девушка готовилась нанести сокрушительный удар. Она сняла очки. Ее глаза светились таким диким огнем, что перепугался даже Гога. Но, переведя взгляд на ее грудь, он сразу забыл о страхе и вмешался:

– Медеечка! Вы не бейте лежачего. Видите, ему больно? Пойдемте со мной! Хотите, уедем?

– Хочу.

– Вам собраться надо?

– Да, но это недолго. Мы заедем в магазин?

– В магазин? Мы заедем во все магазины, – чуть потеряв рассудок от происходящего, пообещал Гоша. Он был рад избавиться от Эстома.

К изумлению Богли, Гога встал, отряхнул друга от песка и усадил обратно в шезлонг. Пьяный Эстом растерянно молчал, отдав инициативу повеселевшему Гоге.

– Ну, давай, брат. Увидимся, вот ведь москвичи – жестокие люди! Не ценят красоту. Просто зажрались, – сказал Гога, обратившись к девушке.

– Еще как зажрались, – сквозь стрекозьи очки та пронзила Эстома ледяным взглядом. Острая сосулька ранила сердце Эстома. «Дурак. Ой дурак!» – думал он о себе.

Гога накинул рубашку, засунул ноги в шлепанцы, встал и выжидательно посмотрел на Медею.

– Эстом Оливерович, прощайте. – произнесла Медея. – Надеюсь, мы с вами больше не увидимся. Ни-ко-гда!

– Когда? – Богли был сломлен.

– Пойдемте, Гога… Как ваше отчество?

– По-грузински – сложно. Можно по-русски – Григорий Алексеевич.

– А меня – Медея Этовна. Пойдемте, Григорий Алексеевич.

– Знаете, у нас в Грузии был царь Эт. Совсем давно. Как царя любили! Честное слово. Вы не его дочка?

– Его.

– Ха-ха-ха, – засмеялся Гога. – Знаете, Мария Этовна…

– Медея Этовна.

– Простите, никак не запомню… Так вот, Медея Этовна, такой царь был хороший… – Тут до Гоши дошло. – Так вы грузинка?

– Да.

– Как я счастлив! Вы грузинка, москвичка… и вообще. Пойдемте со мной, Медеечка! Эстомчик – хороший мальчик, но сегодня злой. Ай-ай-ай, Эстом. Пока, друг. Не унывай.

Гога хлопнул Богли по плечу.

– Я только поднимусь в номер, заберу сумочку и спущусь. Подождете меня на ресепшене? – попросила Медея.

– Конечно, моя царица, – ответил Григорий Алексеевич.

– Дура! – вдогонку крикнул Эстом, опрокинул в рот стопку чачи, но, поперхнувшись, зашелся в кашле. Он бросил рюмку на камни возле настила, послышался звон разбившегося стекла.

Медея в замешательстве остановилась, затем вернулась к столику рядом с Богли, сняла бриллиантовое кольцо и, подняв пепельницу, с невероятной силой ударила по камню. Осколки брызнули в Эстома, он в ужасе застонал. Медея вернулась к ошарашенному Гоге, которого пронзила мысль об убытках, если с Медеей и у него не заладится. Вместе они ушли с пляжа в отель. Все сильнее мрачнея, Эстом с час просидел на пляже. Поднявшись в номер, он позвонил Медее. Та не взяла трубку.

– К черту! – выругался Эстом, в сердцах побросал оставленные вещи девушки в чемодан и, не закрывая, выставил его за дверь. – Шлюха! А тебя, Гога, она разденет, а потом посадит. Магазины – ее среда обитания.

Медея могла отомстить. Занимая пост референта премьер-министра Скуратова, она легко открывала двери чиновников, была накоротке со всем кабинетом министров, легко переключая мысли зрелых мужчин на секс. Девушка появилась в учреждении год назад. Эстом наводил о ней справки – но так и не узнал, чей она человек. Ходили слухи, что она была подругой министра Промторга, который, устроив ее на должность, умер от инфаркта. Поездкой в Батуми Богли, с одной стороны, хотел упрочить положение в Правительстве, с другой – произвести впечатление на Медею, уж очень она ему нравилась. Теперь чертова девица могла сыграть против него. Кроме того, за три месяца дружбы Эстом вложил в нее половину бюджета вычислительного центра МГУ, купив шикарную квартиру на Патриарших и разные пустяковины, включая разбитый бриллиант. Больше ничто не держало Эстома в Батуми. Мало того что цеховики сдали его Прокуратуре, так еще Медея с Гогой добавили проблем…

– Ну, погоди, это она с виду такая сладкая… Набьет тебе морду, каратистка! – говорил вице-премьер, складывая рубашки. – Главное, чтобы не болтала лишнего. А лишнего она знает много…

Эстом сел на кровать и пьяно завыл. Такой обнадеживающий отдых закончился крахом всех надежд. Он немедленно захотел найти, застрелить обоих.

– Какой я осел. Какой осел! – причитал Богли, не находя выхода из положения.

Отобедав, запив произошедшее водкой, Эстом решил вернуться домой, в Красную Лавру. В полете его укачало, сильно тошнило. Кое-как Эстом дотерпел до посадки. Встречать яхту вышел дворецкий. Самостоятельно выбраться из кабины Богли не смог. Неестественно бледно-зеленый вид пассажира подсказал прислуге, что босс прибыл не в форме. Придерживая шефа, Михаил довел его до туалета, где тот провел не менее часа, выйдя в более сносном состоянии и пояснив неожиданное возвращение:

– Вызвали из отпуска… на работу. На завтра мне костюм, все такое. Но утром не буди. Сам встану.

Глава 3

Красная Лавра

Дома и стены помогают! Поминая Медею с Гогой недобрым словом, Богли лег на диване в гостиной. Дворецкий принес компресс и стакан минеральной воды. Потихоньку Эстом ожил. Огорчения остались на далеком юге. С ними можно разобраться позже. Он тоже не лыком шит, сумеет защитить себя, если понадобится. Поднявшись, чиновник побродил по шале. В последнее время он проводил дни с Медеей, так что ее отсутствие стало ему в тяжесть. Дворецкий ходил по пятам, в любой момент готовый подать воды, выполнить любое пожелание. Эстом вздохнул и отправился спать в одиночестве. Как-то давно Богли разместил в спальне внушительный телескоп. Он любил смотреть на звезды или проецировать изображения разных уголков Вселенной на стены. Виды галактик, туманностей были трехмерными: кровать словно парила в открытом космосе. Идея поставить телескоп посетила его во время поездки в Архызскую обсерваторию, на празднование двухсотлетия научного центра. Ученые просили вице-премьера выделить средства на замену линз в оптическом приборе, а лучше – телескопа. Для убедительности ему показали звезды, Марс, Млечный Путь. Эстом увидел мир за пределами дачи.

– Вот это да! – воскликнул он.

Астрономы довольно переглянулись. Тогда-то Богли решил установить астрономическую систему у себя в шале. Собранная по заданию тех же ученых, она прописалась в спальне чиновника. Реализация превзошла все ожидания. В честь места, где он встретился с космосом, домашний телескоп получил имя «Архип». Система идеально подходила для сопровождения сексуальных опытов. Что только не вытворял Эстом во вселенной. Он включал музыку, которая гармонировала с небесными сферами, рассыпал горсти каннабиноидного порошка «Дофа-Н» по спальне и улетал… Где он только не побывал. «Дофа-Н» был легальным препаратом, выдаваемым госслужащим по рецепту, как антидепрессант. Раз он показывал космос двум москвичкам, обладавшим восхитительными молодыми телами, и обнаружил жизнь в созвездии Водолея. На проекции возник космический корабль со множеством двигателей, плывший в галактических просторах. Звездолет был украшен разноцветными флагами и антеннами. Подбежав к стене, по которой летел корабль, Эстом погладил изображение, прочел вслух название на борту: «Колумбарий».

– Люди! Люди! – кричал он. – Пришельцы существуют, они здесь! Мы здесь. На Земле!

Звездолет, величественно проплыв мимо голого Эстома и кровати с раздетой московской делегацией, скрылся в глубинах космоса.

– Что такое «колумбарий»? – спросила одна из красавиц.

– Архип, что такое «колумбарий»? – спросил Богли у телескопа.

– Хранилище урн для праха, – равнодушно ответил тот.

Девушки захихикали, а чиновник, удрученный ответом, принял еще одну таблетку антидепрессанта. Втроем они помахали улетающему посланнику иных миров и вернулись на Землю. Он шлепнулся на кровать в одежде Адама, распластал руки. Москвички прижались к нему с двух сторон, Богли принялся мечтать о докторской диссертации. Вот и сейчас, переодевшись, приняв душ, он прилег поверх одеяла, включил телескоп и устремил взгляд в глубины космоса. Незаметно для себя Богли улетел к созвездию Стрельца, там уснув.

На следующий день Эстом встал после одиннадцати. Поздно, зато выспался. Голова избавилась от алкогольного тумана. Приняв аспирин, который хранился в ящике комода, он почувствовал себя здоровым. Вспомнив вчерашний день, поморщился.

– Михаил, завтрак! – крикнул он в окно, увидев дворецкого, гоняющего роботом-газонокосилкой голубей, пачкающих пометом бассейн.

– Бегу! – откликнулся тот.

– А флаг? Дурень! Заснул, что ли?

Когда Богли уезжал из дома, флаг Империи опускался. Когда приезжал – поднимался. Миша подошел к флагштоку, нажал на кнопку. Заиграл гимн:

Красное знамя медленно ползло вверх.

– То-то, – бросил Эстом. – Теперь завтрак. Живо!

Одевшись, Эстом спустился в кабинет на втором этаже. Комната была оборудована большим количеством устройств, которые защищали звонки и разговоры от прослушивания. Вице-премьер полагал, что дома он в абсолютной безопасности. Средства защиты ставил Чума – хакер, работавший на Кооператив министерских товарищей. Богли не любил ни хакеров, ни их кличек. Но члены Кооператива молились на Чуму.

– Он чумовой парень, Эстом.

– Ну, если он вам нравится, пусть как хочет, так и называется. По мне так шептаться надежнее.

Связаться с Чумой можно было через тяжелый планшет со множеством антеннок, помещенный в пуленепробиваемый футляр. Положив устройство перед собой, Богли набрал пароль: @Восславимцарствиечумыб66. Код он помнил из-за его пафосного идиотизма. Идиоты вообще запоминаются! На темном экране проявился призрак с косой.

– Добро пожаловать в зазеркалье, мастер Эстом. У вас долги по взносам в комитет Кооператива по высоким технологиям. Когда платеж будет проведен, мы ответим на ваши вопросы.

Чиновник недовольно хмыкнул и вытащил из ящика стола одну из многочисленных платежных карточек, вставил ее в отверстие планшета. Через некоторое время призрак сменился улыбающейся девушкой, отрисованной в стиле японских аниме: с большими голубыми глазами, светлыми волосами, алыми губками и с комсомольским значком на футболке.

– Рады, что вы снова с нами, мастер Эстом. Какие вопросы к отделу высоких технологий?

– Привет, Софа! Ваши ужастики меня пугают, – ответил вице-премьер, имея в виду призрака. – Позови Чуму.

Девица улыбнулась:

– Подождите. Я попробую его разыскать.

Захватив планшет, Эстом прошел в столовую, где дворецкий накрыл стол. Богли принялся за овсянку.

– Мишка, черт. Где клубника?

Дворецкий появился в дверях:

– Да, товарищ начальник?

– Где клубника для каши?

– Вы хотите клубничку, мастер Эстом? – спросила Софа из планшета, сняла футболку и осталась на экране раздетой.

– Ваш отдел весь сексуально озабоченный?

– Да, наш искусственный интеллект только об этом и думает.

– Мне бы ваши заботы. Миша, принеси клубнику.

– Босс на линии, – фыркнула тем временем девица, надев футболку.

Картина на экране поменялась. Среди нагромождения каменных глыб, на фоне серого неба с темными тучами, искореженных металлических строений, сидел в монашеском одеянии старик. Сильный ветер трепал длинные волосы монаха. Дворецкий быстро покинул кухню. Из криминальных сериалов он знал: меньше знаешь, дольше жизнь.

– Привет, Чума, что с тобой? Заболел?

– Привет, мастер Эстом, кооперативный секс надоел, захотелось сменить обстановку. Ну, какие вопросы? – спросил хакер.

– Давай не по телефону.

– Всегда рад!

– «У Карамзина». В два часа дня устроит?

– Ок.

Вернулся дворецкий с клубникой. Пытаясь отвлечься от нелегких мыслей, Богли развернул газету «Правда», лежавшую на столе, пробежался по ней глазами. Староверы брюзжали, что коммунистический принцип «от каждого по труду, каждому по потребности» исполняется только на территории Кремля. Воздушные яхты, лучшие участки в Красной Лавре захватили чиновники и теневые воротилы. Под лозунги о благе староверов в магазине подменили картошку чипсами, чай – травой, хлеб – зерновыми батончиками, мясо просто убрали. Русский бунт – осмысленный, но беспощадный – назначался с субботы на воскресенье. Приглашались желающие. Это была не первая попытка свержения существующего в Красной Лавре строя. Каждый революционный толчок производил перемены в лучшую сторону, но потом муниципалитет сворачивал с пути построения справедливого общества. Ниже шла статья «Достойная пенсия – молодежи». За партийный билет предлагалась квартира, продуктовый паек с черной икрой, бесплатные труд и отдых на побережье Черного моря с оговоркой, что обещания вступают в силу при полной победе коммунизма. «Надо бы записаться в партию, – подумал Богли. – В СССР бывает всякое… Пенсия-то на носу…» В этом месяце он трижды слышал песню «Ветер перемен» по радио «Маяк». «К чему бы это? Не пахнет ли перестройкой?»

Эстом отложил газету, задумавшись о жизни кремлевского чиновника, которая протекала в безрадостной суете. Ему уже пятьдесят семь. Годы пронеслись стрелой, из воспоминаний – только маршрут «работа – дом – работа». Эстом поискал в голове план на будущее. Может быть, правда пора жениться? Кому-то надо оставить дом, а то займут староверы…

Он снова вспомнил Медею Этовну. Энергичная, темпераментная, живая – полная противоположность его спокойному характеру. Минусы были. Куда без них? Она много ела, разбиралась в ресторанах, всегда изучала отзывы, прежде чем сделать выбор, постоянно требовала секса, так что он подсел на таблетки, и больно дралась. Могла влепить пощечину или ударить из-за небрежно сказанного слова. «Да, – решил он, – жениться на Медее можно. Скучно не будет. Зря я наехал на нее». Однако, что это за сантименты на него нашли…

Эстом, допив кофе, бодро поднялся из-за стола. Схватил сумку «Луи Баттон» от цеховиков, бросил в нее планшет для связи с Чумой, бумаги, мужской журнал «Бесбалбес», который хотел полистать в дороге, и спустился на улицу. Солнце сверкало в зените. Луговые газоны, альпийские горки пестрели маками и ромашками. Запах трав разгонял тревожные мысли. Жить бы и наслаждаться.

Яхта покоилась на парковке. При приближении хозяина она спустила парковочные стойки к земле и выставила трап. Богли забрался в двухместный салон, поудобнее расположившись в кресле. Служебное судно было с сумасшедшинкой. В этом году яхта называла себя «Синеглазкой», хотя в прошлом откликалась только на «Милая». Она обладала упрямым характером и слишком сложным искусственным интеллектом. Однажды, увидев Богли с Медеей, «Синеглазка» полетела по воздуху, словно автомобиль по дороге с выбоинами, ему пришлось обратиться в поддержку «Волга-Сервис».

– У меня такое ощущение, что в яхте проснулось нечто похожее на ревность! – сообщил он техническим специалистам. Те понимающе переглянулись:

– Проверим, – и забрали на диагностику.

Вернули, заверили, что яхта в полном порядке, а характер… бывает хуже, искусственный интеллект учится у людей. Предложили отключить и использовать автопилот.

– Ладно, пусть интеллект остается, – решил Богли.

«Синеглазка» следила за его здоровьем: давлением, уровнем сахара в крови, настроением – в общем, интеллект был полезной функцией там, где он особенно не нужен. В кабине еще слышался запах духов «Шинель № 5», которые Эстом подарил Медее.

– Куда? – спросила яхта.

– Ресторан «У Карамзина» на Пресне.

– Эстом Оливерович, вчера я не стала вам говорить… Сахар и холестерин выше нормы. Содержание алкоголя в крови… Вы должны беречь себя для людей, для страны.

– Все-то ты знаешь.

– Советую сегодня не пить.

– Дорогая моя! Тебя бы на мое место.

– Да уж, – засмеялась яхта. – На старт! Внимание! Марш!

«Синеглазка», мастерски отшвартовавшись от земли, стала набирать высоту. На балконе третьего этажа прибирался Михаил. Яхта подлетела к дворецкому, ради шутки включив сирену и мигалку. Тот с испугом оторвался от дел, взглянув на судно.

– Я сказала, вы будете вечером, обед не нужен, – объяснила свой трюк «Синеглазка».

«Господи, – подумал Эстом. – Это чудо стоит всего полмиллиона». А яхта сперва тихо, а потом все громче запела голосом Зыкиной:

«Неужели от меня так несет перегаром, раз это чувствует машина? Что подумает Чума?» – Эстом почесал щеку, ненароком взглянув на соседнее место. По полу перекатывалась толстая бутыль с чачей. «Теперь я твоя верная спутница», – как бы говорила она. «Да уж, познакомимся получше», – подумал чиновник.

Богли взглянул на часы.

– К ресторану подрули к двум. Мигалку оставь включенной.

– Вам повыше или пониже?

– До Москвы пониже, над городом – повыше.

«Синеглазка» летела на небольшой скорости, огибая Кластер Мирапорка. Эстом смотрел вниз, на жизнь обывателей. Периодически глаза косились на бутыль с чачей. «Синеглазка» пела. Эстом бросил сумку на соседнее кресло и достал «Бесбалбес». Это был свежий номер модного среди состоятельной публики журнала. В жизни московского бомонда он играл важную сводническую роль. Мамаши искали выгодные партии для дочерей, девушки искали парней или «папочек», было в нем много саморекламы. Имелся раздел этики – как правильно держать столовые приборы; научный, объяснявший гороскопы, ясновидение и тайны Вселенной; разворот о психологии, как отличить истинно богатого человека от разводилы, как лечить депрессию… На обложке – почему Эстом не заметил раньше? – красовалась Медея. Она и принесла журнал с собой. Богли стал рассматривать ее лицо. Очень правильные, абсолютно симметричные черты. Красивые карие глаза кажутся темными от густых ресниц. Создавалось впечатление, что Медея ласково смотрит на него со снимка. «Синеглазка», прекратив пение, внимательно следила за хозяином.

– Что ж ты замолчала? – поинтересовался Эстом.

Яхта продолжила песню, но настроение у нее изменилось. Полет с плавного сменился на несколько нервный: она набирала скорость, делая резкие пируэты. Эстом оторвал взгляд от журнала, посмотрев в иллюминатор, на проплывающие мимо облака. Он думал о Медее. Снова взглянув на обложку, Богли с удивлением увидел, что девушка держит в руках пистолет и целится прямо в него. Надпись, пересекавшая глянец: «Анна Каренина: воскрешение».

– Ничего не понимаю, – буркнул Эстом и, обратившись к «Синеглазке», попросил: – Закрой шторы, погаси свет, покажи журнал и прочти заметку про воскрешение.

Яхта затемнила фонарь кабины, спроецировав изображение на экран.

– Ну это же Медея, а почему подписано «Каренина»? Пробей, кто такая Каренина.

– Героиня романа Льва Николаевича Толстого «Анна Каренина». Читать роман?

– Не надо. Но запиши, как-нибудь прочтешь. Найди статью в журнале.

Заметка была совсем короткая, в ней приводились фото с ежегодного конкурса «Московские красуньи». Сообщалось, что победительницей стала Анна Каренина. Жюри награждало ее кубком, розовой лентой через плечо и сервизом «Супрематические фантазии» на двенадцать персон от Ленинградского фарфорового завода им. Виктора Цоя. Сервиз был сразу подарен, как жест благотворительности, Ленинградскому пансиону воспитанниц Министерства обороны. Сообщалось, что Каренина увлекается карате, философическими размышлениями. На фотографии в кокошнике и длинном красном сарафане стояла Медея.

– Какие такие философические размышления? На Медею это не похоже… Выведи мне видео или фотографии на экран.

«Синеглазка» отыскала архив с конкурса и показала материалы на проекторе.

– Как ты думаешь, – спросил Эстом, – Медея это или нет?

– На 97,35 % да, на 2,65 % – нет. Точнее посчитать?

– Достаточно.

– Прибываем к ресторану, – сообщила «Синеглазка», – высажу вас у входа. Сама – на парковку. Будете выходить – встречу.

– Умница.

Яхты в центре Москвы копошились, как пчелы перед ульем. «Синеглазка» медленно снижалась от облаков к земле. Следовало быть осторожной. Сверху на них свалился рейсовый автобус, а «Синеглазку» бросило вниз. Яхты находились в гравитационных шарах, при столкновении отпрыгивали друг от друга, непристегнутый пассажир мог получить трамву. Богли подпрыгнул в кресле.

– Ну, босс, вы сами все видели, – оправдывалась «Синеглазка».

По правилам преимущество имели нижние яхты. Но обстановка в небе менялась стремительно, было сложно понять, кто прав, кто виноват.

– Да уж… Взбалмошная ты. По сторонам надо смотреть, а не песни петь! – недовольно возразил Эстом.

«Синеглазка» промолчала. Достигнув земли, она повисела в очереди на парковку перед рестораном, высадила Богли и ретировалась. Выходя, Эстом прихватил с собой журнал.

«У Карамзина» был уютным местечком на десять столиков. Он располагался в Волковом переулке в стильном деревянном особняке бежевого цвета. Перед зданием был разбит классический московский палисадник, привлекающий в заведение случайных посетителей, недовольно покидающих его после ознакомления с ценами. Здесь подавали устриц «Мурман-дье» и «Фин-де-Мур» из Мурманска, «Комсомольские» и «Шахтерские» с Сахалина. Они считались лучшими в мире, но в северных водах приобрели повадки кусаться и щелкать створками. Боролись за жизнь до конца: русские не сдаются! Эстом считал себя мастером в схватках по открыванию устриц, хотя пальцы были изрядно покусаны.

Глава 4

Чума

Чума уже ждал. Одет он был как обычно: джинсы, белая футболка с патриотической надписью «Не воруй!». Хакер был другом Кооператива. Председатель, сам Бафомет, иногда приглашал его на закрытые вечера.

В молодости Чума был спортсменом. С той поры он сохранил сухое тело атлета, привыкшего к тренировкам. Образ жизни, который вел хакер, способствовал этому. «Постоянно находился в бегах», – однажды прокомментировал он дни юности, да и старости. Картину завершали цепкие молодые глаза стального цвета, длинные русые волосы, лихо закрученые гусарские усы и мушкетерская бородка.

– Привет, Эстом, – начал Чума. – Чего звал? Вроде ты отдыхать уехал?

Они обменялись символическим рукопожатием, принятым только в Кооперативе.

– Как уехал, так и вернулся. Пойдем, – ответил Богли, хлопнув хакера по плечу. – Жизнь пошла малопредсказуемая.

Богли прошел в ресторан вслед за Чумой. Поискав столик в глубине зала, они сели друг напротив друга. Чиновник поискал взглядом знакомых завсегдатаев. Никого.

– Есть будешь? – спросил Эстом.

– Нет. Дел по горло. Говори, зачем звал?

Подошел официант, но Богли решил перед обедом переговорить с Чумой, а после поесть в одиночестве.

– У меня проблемы с прокуратурой. Цеховики разменяли меня. Ты можешь осторожно разузнать, что у них на меня есть?

– Если сунуться к прокураторам, живым не уйти. Мой тебе совет: решай проблемы сам. С ними никто не связывается. Они ведут дела только на бумаге, гусиными перьями с чернилами. Их контора – под гравитационным колпаком. Мне не пролезть.

Выждав драматическую паузу, Чума, однако, заговорил вновь:

– Есть предложение. За вознаграждение, разумеется. Если захочешь, можно вписаться.

Появился официант с запотевшим от холодной водки графином и черной икрой. Эстом налил две рюмки, произнеся краткий тост:

– За тебя! Долгих лет и счастья!

Они выпили, закусили. Повторили.

– Эх, хорошо на свете жить, когда проблем нет, – оживился Эстом, – говори, что хотел!

– У меня есть Заказчик. Просто Заказчик. Без имени, должности, звания. Он платит – я работаю. Ты же в Правительстве по научной части?

– Да.

– Тогда условно, очень условно. Я решаю твой вопрос с Прокуратурой, а ты решаешь мой.

– Условно – отличный обмен. Давай еще по стопке.

Снова выпили. Чума расслабился, наклонился к Эстому. Чиновник подался навстречу, хакер прошептал ему в ухо:

– Ты фамилию Кондратьев слышал?

– Академик, глава всех наук? Он был моим научным руководителем, – сказал Богли, чтобы набить себе цену. – Я, между прочим, окончил Сколтех с золотой медалью.

– Завидую, если тебе это помогло. Да, дело в Кондратьеве.

Хотя Богли поморщился при упоминании профессора, Чума продолжил:

– Кондратьев ведет проект «Кольцо». Может, знаешь?

– Допустим, – вообще-то Богли не интересовался делами, если в них не было его выгоды.

– Я дам тебе список патов, которые выведут тебя на нужных мне наглюков.

– В чем прикол? Номера-то не секретны.

– Эти секретны. К проекту «Кольцо» у меня доступа нет. Я получил от Заказчика только номера. – Чума достал из кармана графеновый флоппи-диск, – здесь более ста тысяч патов. Мне нужно, чтобы ты получил от Кондратьева или кого другого расшифровку. Узнал, кто конкретно стоит за ними.

– Все? Мне кажется, это несложно.

– Вот видишь? Кому невозможно, кому-то несложно. Червяк летать не может, а птица – легко.

– Хорошо, – сказал Богли, взяв диск. – Выйду на связь дня через два.

– Отлично. Звони в любое время.

– И еще… – Богли сунул Чуме прямо в руки журнал «Бесбалбес». – У меня есть подружка, Медея. В журнале ее фото под именем Анна Каренина. Работает в Кабинете министров. Здесь прикрывается псевдонимом, чтобы не засекли. Найди по ней что-нибудь. Из закрытых, так сказать, источников. Я заплачу.

Чума взглянул на обложку и замер в удивлении.

– Ты чего? – легонько подтолкнул хакера Эстом. – Знаком с ней?

– Нет, показалось, – ответил хакер. – У тебя все? Тогда пойду.

Чума встал, никуда не торопясь, вышел из ресторана, оставив Богли одного. Тот проводил товарища взглядом. Только сейчас он обратил внимание на то, как Чума стар. «Неужели я такой же?» – подумал Богли. Водка сделала свое дело. На Эстома нашли сантименты, из глаза покатилась слеза. Он так долго служил Империи, а кроме уголовного дела, ничего от нее не добился. Скоро и нажитое отберут. Изверги. Душегубы! В то же время ситуация стала видеться ему в радужном свете. Всю грядку Академии наук он знал как пять пальцев. Через Эстома проходило утверждение грантов и бюджетов. Чем значительнее сумма финансирования, тем больше внимания Богли ей уделял. В отдельных случаях рвение доходило до предела – особенно при разделе денег. Но проекта «Кольцо» Эстом не помнил, хоть убей. Занимая должность вице-премьера по науке, он воспринимал назначения как остановки поезда, на котором ехал по жизни, глядя из окна. Выходить Эстом не собирался. По крайней мере, пока не доберется до конечной станции с названием «Председатель Правительства» с местом на Ваганьковском кладбище. Поезд назывался – Кооператив министерских товарищей.

Глава 5

Кооператив министерских товарищей

Эстом не любил вспоминать, как стал членом Кооператива. Но забыть тоже не мог. До этого события он, совсем еще молодой человек, снимал однокомнатную квартиру в старом доме в Хамовниках. Вид из окна потрепанной квартиры открывался на современный жилой комплекс с выразительной архитектурой устремленных в небо небоскребов, построенных среди зеленого парка. Начинающему карьеру бюрократу казалось, там обитают особенные создания: хрупкие небесные девушки с золотыми крыльями, тугими грудями и легкими на подъем попами. Сейчас-то он знает, какие стервы живут в таких домах. Но тогда… Богли работал советником второго ранга в Министерстве юстиции: сдавал бумаги в архив, доставал обратно, раскладывал по полкам. Через пять лет он мог отыскать нужный документ с закрытыми глазами. Эстом стал архивной крысой. Лицо приобрело желтый цвет, отросли противные усики, тело приобрело повадки мерзкого грызуна: осторожного, бесшумно бегающего по коридорам. Мозг стал ящиком, плотно набитым кипами дел. Он разучился говорить, научившись шипеть. Отец переживал за сына, но, зная устройство Кремля изнутри, понимал: везде то же самое. А место, куда он устроил сына, перспективное. Надо ждать. Когда, по мнению Эстома, все человеческое в нем исчезло, он получил письмо. Оно лежало на служебном столе, запечатанное сургучной печатью с оттиском козлиной головы. К посланию была приложена бархатная коробочка с золотыми часами «Командирские» серии «Полет на Венеру». «Эстому Оливеровичу Богли» – так был подписан конверт. Эстом вскрыл его и прочел:

Глубокоуважаемый Эстом Оливерович!

Святейшее правление Кооператива министерских работников имеет честь пригласить Вас на товарищеский ужин. Учитывая Ваши способности, рекомендации, данные старинными друзьями Кооператива, мы приглашаем Вас стать одним из избранных братьев.

Обращаем Ваше внимание, что к данному письму приложена безлимитная карта. Любой платеж по ней с момента получения письма считается подтверждением Вашего согласия пройти обряд посвящения и стать нашим братом.

При несогласии просим игнорировать настоящее послание.

Торжественная инкарнация пройдет в ресторане «Ель Цин» на Пятницкой улице, дом 13, в 23.00 в пятницу 13‐го.

Вместо подписи стояла та же печать. Из конверта выпала картонная карточка с чипом, похожая на обычную банковскую. Часы Богли положил в карман, не торопясь их надевать. При поступлении на государственную службу, далее – каждый год Эстом подписывал обязательства не состоять членом тайных или иных обществ, не авторизованных Министерством юстиции СССР. Список разрешенных организаций был краток: Общество садоводов‐любителей, Общество содействия Красной Армии и Флоту, Общество спасения на водах. Будущий вице-премьер был зарегистрирован везде, оплачивая членские взносы, но цветы не разводил, от сборов в Красной Армии бегал, утопающих не спасал. Вечером Эстом встретился с отцом, показав ему приглашение на ужин. Оливер неопределенно хмыкнул, сказав, что труды Богли кое-кем замечены. Кооператив влиятелен, широко известен благотворительной деятельностью. Про авторизацию в таинственном обществе лучше не говорить. Если спросят, отрицать.

– Но ты должен сам решить, вступать или нет, – сказал Оливер сыну.

– А если отказаться?

– Тогда ты на пике карьеры.

– Если согласиться? Впрочем, понял… Я согласен.

Отец дал сыну несколько дельных советов перед вступлением в новый этап жизни: как одеться на прием, как себя вести, а главное – сразу воспользоваться картой: купить квартиру. Кооператив, несмотря на громкие заявления, бывает скуп, иногда – банально жаден, легко отказывается от обещаний, карта не всегда обеспечивает платеж.

– Как Кооператив проверяет тебя, так у тебя есть право проверить его. Воспользуйся этим.

С утра Эстом твердо решил испытать безлимитную карту, первым делом попытавшись улучшить жилищные условия. Он выбрал меблированную квартиру в небоскребе напротив своего съемного жилья. Честно говоря, Эстом знал все апартаменты в этом комплексе, отсматривая электронный каталог чуть ли не ежедневно и мечтая о жизни «на уровне». С трудом дождавшись открытия бюро по продаже недвижимости, он томным голосом уставшего от жизни миллионера выразил желание осмотреть понравившуюся квартирку в 250 квадратов. Сотрудница, принявшая звонок, поинтересовалась, хочет ли он узнать цену.

– Меня интересуют апартаменты, а не цена.

– Какой вы приятный клиент, – обрадовались в Агентстве.

Назначив встречу через час, Богли побежал в кондитерскую за углом дома, выпить апельсиновый сок с булочкой. Там же было определено место свидания с агентом.

Ее он узнал сразу, по деловому костюму и пластиковой папке в руках с надписью «Венера», так назывался комплекс, где он решил устроить новую жизнь. Эстом поздоровался с ней, девушка пришла на встречу раньше срока, собираясь выпить кофе.

– Здравствуйте! Это… я на «Венеру».

– Вы?! – Девушка-агент была изумлена, ожидая встретить мужчину в возрасте. – Ну, полетели! Меня зовут Полина.

– Меня Эстом.

– Вот и познакомились, – она улыбнулась. Присев за столик, продавец недвижимости заказала кофе, достав бумаги и каталоги, начала что-то говорить о сделках и других более экономичных вариантах. Эстом же смотрел на ее высокую грудь и иногда на ее симпатичное лицо. Он послушно кивал в такт словам и предложениям, а когда девушка закончила, поднялась и пригласила осмотреть квартиру, он степенно пошел, изображая обеспеченного, пресыщенного жизнью клиента.

– На чем сейчас зарабатывают молодые люди? – поинтересовалась Полина в лифте.

– На папах, – рассмеялся Эстом. – Самый выгодный бизнес.

Осмотрев апартаменты с сияющим лицом, теряя самообладание, он сообщил агенту:

– Беру!

– Чудесно, – ответила Поля.

Эстом протянул карту для оплаты, с интересом наблюдая за действиями девушки, набиравшей сумму, указанную в Договоре покупки.

– А скидка будет? – задал он забытый, но важный вопрос.

– А зачем она вам? У вас же бизнес…

– Действительно, – согласился Эстом.

– Введите ПИН-код.

ПИН-код карты он не знал, но накануне отец подсказал, что Кооператив обычно использует число и месяц рождения приглашенного в сообщество кандидата.

– Платеж отклонен, – огорченно сообщила агент. – Давайте попробуем еще раз. Обычно банки не хотят давать деньги сразу. Можно оплатить покупку частями.

Богли ответил:

– Давай. «Бороться и искать! Найти и не сдаваться!» – так меня учили в детском саду кремлевского резерва.

Полина раздробила сумму на пять платежей. Аппарат нехотя выдавал чеки.

– Ловко вы его надули, – сказал Эстом.

Она хмыкнула.

– Теперь вы законный владелец апартаментов. Хотите посмотреть спальню?

– Очень хочу, – признался Эстом.

– Я пока проверю душ. А вы – холодильник. Там должно храниться шампанское для испытания кухни.

Эстом с агентом оценили качество кухни, спальни, гостиной. Особенно хорошо работала Поля.

– Какой вы счастливчик, – уходя, бросила она. – Я буду навещать вас, контролировать работу систем.

Юноша погладил ее по волосам, поцеловал в курносый носик.

– Приходите, пока жена не пришла.

– У вас есть жена?

– Нет, но я слышал, что, когда они приходят, друзья уходят.

– И я такое слышала, какой вы шутник!

Вечером в пятницу тринадцатого, довольный жизнью, сделавшей поворот в верном направлении, Эстом купил серый костюм, белоснежную хлопковую рубашку с невыразительным галстуком, черные ботинки, надел часы «Полет на Венеру» и отправился на Пятницкую. Перед входом в ресторан Богли встретил швейцар.

– Вам куда, молодой человек?

Эстом показал письмо.

– Ждите здесь.

Швейцар удалился, оставив у входной двери ритуальный посох. На верхнем конце была закреплена золотая козлиная голова с кручеными рогами. Глаза козла мигали ярко-красными огоньками. Эстом ответ взгляд в сторону и задумался: чем обернутся покупки, совершенные по банковской карте? Он бы спокойно отдал душу дьяволу, особо не веря в его существование. Зачем выдуманному черту платить за эфемерную душу реальной квартирой и японской спортивной яхтой, купленной вслед за апартаментами? Непонятно.

– Проходите, милостивый государь, – из-за спины возник портье.

Глаза козла потемнели, словно налившись кровью. Молодого чиновника охватил страх. Появилось желание сбежать.

– Кто это у вас? – обратился он к швейцару, чтобы взбодрить самого себя.

– Бафомет, – с поклоном ответил тот. – Глава Кооператива министерских работников.

– А‐а, понял, – усмехнулся для храбрости Богли, шагнув внутрь, – адресом я не ошибся.

Главой Кооператива министерских работников ударили сзади, неожиданно сильно. Эстом без чувств упал на пол.

Сквозь проблески иногда всплывающего сознания юноша угадывал, что его волокут за ноги по холодному, мрачному проходу. Служители Бафомета шли, скрываясь в тьме, громко чертыхаясь, задевая стены. Как долго продолжался спуск в подземелье, Эстом не знал. Он пришел в себя от резкого запаха нашатыря, ударившего в нос. Кто-то бил его по щекам. Богли приоткрыл глаза. Темно, только бледные всполохи свечей. Молодого человека грубо схватили, переложив в короб, пахнущий свежеструганой доской. Накрыли крышкой. Послышались удары молотков. Эстом ощупал стенки руками. Это гроб!

– Эй, парни! – крикнул он. – Меня приглашали в ресторан, я не ошибся?

Заиграл инструмент, издававший необычные, тоскливые звуки. Умирать под такую музыку тяжело, а жить – невозможно. Но заранее выбор репертуара не предоставили, приходилось слушать. Позднее, участвуя в ретритах Кооператива, Богли узнал о любимой китайской скрипке Бафомета – Ель Цинь. На ней босс играл еще хуже, чем услышанное юношей исполнение в гробу.

– Эстом Оливерович Богли! – торжественно произнесли снаружи.

– Да, парни, я здесь.

– Готов ли ты вечно служить Бафомету – главе Кооператива министерских работников?

– Вечно – это сколько? – съерничал Богли, на что услышал вполне разумное возражение:

– Судя по потраченным вами средствам, вечно – это вечно.

– Я готов! – крикнул Эстом.

Гроб сняли с подставки, бросив в бассейн или канаву с загаженной водой. Юноша ужаснулся, узнав острый запах: мочи и нечистот. Богли потихоньку тонул…

– Парни! Я тону, мертвым служить не смогу, – крикнул он.

– Говно к чистому не пристает, – ответил голос. – Чистое останется чистым. Усвой это, ты умер для грязного мира, но чист для Кооператива. Ты понял?

– Как дважды два четыре! Это все?

– Не торопись, Эстом. Это очищение, не служба. Ты можешь выйти.

– Как?

В ответ молчание. Эстом раскачался. Гроб накренился и перевернулся. Крышка оказалась не прибитой. Она отлетела, Богли нырнул в нечистоты. Вынырнув куда-то вбок, сначала поднялся на колени, потом – на ноги. Что-то мерзкое сползало по лицу. Богли прошлепал по жиже, поднялся на ступень, огляделся. Он находился в помещении с низким каменным сводом, сырым и невероятно воняющим. В свете свечей он увидел алтарь, на котором лежала голая девица, привязанная ремнями к каменной поверхности. Голову закрывал мешок, из-под которого раздавались всхлипы. В нише, углублении над жертвенником сидел человек, опиравшийся на посох, в маске козла и красном атласном плаще.

– Подойди к алтарю.

Эстом послушался. На грязной поверхности лежал серповидный нож.

– Сослужи первую службу, Эстом. Отдай мне ее сердце.

Через неделю, после ритуала посвящения, он был повышен и переведен на новую должность. С течением лет Богли вырос в уважаемого члена Кооператива. Подаренные золотые часы «Полет к Венере» Богли не снимал – как знак принадлежности к избранному обществу, на их обратной стороне выгравировано: «#13 Каждомусвое» – ключ от облачного хранилища, с видеозаписью памятного ужина. Стоило члену Кооператива сбиться с пути, как код передавался прокураторам. Их орден куда более могущественный.

Предавшись воспоминаниям, Эстом тем временем доел холодный суп «Северное море» с мидиями, запил водкой. Его развезло.

– Что-то многовато пью, – удивился он. – Нервы. Проклятая работа.

Богли повторно заказал алкоголь – душа требовала напиться. На второе принесли жесткий шницель из чукотской оленины с карамелизованным ягелем – «Земля Санникова». К мясу полагались специальные ножницы. Шницель не доел, в горло не лез – перешел к десерту «Айсберг в океане». О чем вскоре пожалел: заболело горло. Во время обеда он пытался вспомнить, что же это за ювелирное изделие «Кольцо». «В моем ведомстве, без меня», – про себя возмутился Эстом. Он залез в карман пиджака, нажал кнопку вызова «Синеглазки» на брелоке.

Память растревожила чиновника. Бафомет с братьями намертво приковал его к шале, деньгам, яхте. С такого пути не свернуть без риска сломать шею.

– Как вам шницель? Нормальной жесткости? – поинтересовался официант.

– Бывает и хуже, – поморщился Эстом, скорым шагом удалившись из ресторана. Он нетвердой походкой подошел к причалившему судну.

– Ну, отдохнула?

– Спасибо. А вы?

– Так себе… Найди материалы по проекту «Кольцо».

– Минутку. Нашла документ: «О формировании ученого комитета в составе членов Правительства, Академии наук, Министерства обороны по проекту „Кольцо“». Список фамилий прилагается. Датируется февралем этого года.

– Я там есть?

– Да. Вы Председатель.

– Как я пропустил? Посмотри суммы финансирования.

– Нужна голосовая авторизация.

– Авторизую.

– Доступ предоставлен. Квантовый суперкомпьютер Пи – сто миллиардов рублей. Орбитальная станция в пять раз дороже.

– Стой-постой, карман пустой! – воскликнул Эстом. – Шестьсот миллиардов на какое-то «Кольцо»? Я об этом не слышал.

– Проект Пи запущен двадцать лет назад, «Кольцо» – десять.

– А‐а‐а, ясно. Набери Сколтех. Гефсиманию.

«Синеглазка» отыскала номер, соединив с секретарем. Многоходовка созрела в голове Богли. Придумывать комбинации он умел, но сейчас даже удивился своей сообразительности.

– Гефа! Доброе утро. Поднять университет по тревоге! – Эстом начал с шутки.

– Добрый день, Эстом Оливерович, что случилось? Я о вас думала. Долго жить будете. Только сейчас не утро, а конец рабочего дня.

– Ох, Гефа… Это у тебя конец, а у меня – начало. Тревожное начало!

Гефсимания Алоизовна, связанная с Богли многолетней дружбой, была расположена к нему как к существу, обитающему в высоких сферах власти. Она внимательно следила за интонацией Эстома, ориентируясь, куда дует ветер. Сегодня Гефа почувствовала, что тот нетрезв. Она по-женски решила воспользоваться уязвимостью чиновника.

– Какая беда вас посетила, Эстом Оливерович?

– Президент спрашивал давеча, что с «Кольцом», с компьютером. А я‐то ни сном, ни духом.

– Вы давненько нас не навещали, забыли, наверное, – сыронизировала секретарь. – И комиссии пропускаете. Недалеко и до беды, как верно вы подметили.

– Ах, Гефа, сама знаешь – дела государевы. Забота о благе всех требует от меня одновременно быть везде. Секретаря не дают человеческого. Вручили бездушный принтер, который закидывает меня бумагами. А когда их читать?

– Вам бы отдохнуть! Вы еще не женились, пока мы не виделись?

– Вы меня смущаете, Гефсимания Алоизовна, мне, в моем возрасте – жениться? Очень рано! – Эстом засмеялся.

– А мне самое время. Вот я и думаю: куда вы пропали? – Гефа решила свернуть с делового разговора на проселочную дорогу личных отношений, где она расставила ловушки неопытному путнику. Поймать подходящего мужа было ее заветным желанием.

– Гефа, я отправляю тебе паты. Посмотри у Кондратьева, чьи они. А после я твой.

– Ах, Эстом Оливерович, да вы озорник. Вы должны твердо сдержать обещание.

– Жениться? – предположил Эстом полушутя-полусерьезно.

– Ах, если бы я могла мечтать об этом! Да, Эстом Оливерович, да.

Богли выругал себя за пропущенный удар, игра есть игра, но не дрогнул. Наоборот, продолжил в веселом тоне:

– Гефа! Обещаю, ты можешь на меня положиться.

– И положусь, – секретарь ни в чем ему не уступала.

– Паты получила?

– Списки твои вижу. Одну минуточку, – секретарь постаралась угодить собеседнику.

По громкой связи Богли слышал, как секретарь прошла в кабинет академика. На экране компьютера яхты возникли колонки цифр, фамилии, передаваемые Гефой. Первый ряд содержал номера патов, второй – номер наглюка, а третий – фамилию владельца. Эстом сквозь алкогольный туман удивился тому, что все паты принадлежали одному человеку – Кошке Николаю Георгиевичу. С этим человеком он не знаком.

– Эстом Оливерович, так я буду ждать?

– Жди меня, – ответил озадаченный Эстом. – Только очень жди. Стихи Симонова.

– В том, какой вы любитель поэзии и муз, сомневаться не приходится. Давайте встретимся завтра в 18.00 у выхода из приемной университета.

Эстом подавил вздох отчаяния. Перед глазами появился образ Медеи. Она смеялась над ним. Или ему показалось?

– Буду, мой ангел, буду!

То, с какой скоростью он получил секретные сведения, как легко решил вопрос, который мог стоить карьеры, озадачило и обрадовало Эстома.

– Куда летим? – осведомилась «Синеглазка».

– Домой.

Желание поскорее избавиться от прокуратуры пересилило намерение Эстома выждать паузу перед встречей с Чумой. Кроме того, на подлете к Красной Лавре он дополнительно принял на грудь чачи из бутыли, использовав соломинку, прихваченную из ресторана. Как только яхта села у шале, Эстом в приподнятом настроении бегом добрался до планшета. Призрак, требовавший уплаты членских взносов, не появился. Его приветствовала Софа в футболке с комсомольским значком:

– Служба технической поддержки! – и сняла футболку.

– Ах, оставь, – не соблазнился Богли. – Зови Чуму.

Хакер появился в образе сгнившего зомби в рваном тряпье среди ветхих могил холодного осеннего кладбища.

– Что случилось? – вздрогнул Эстом.

– Похоже, в твой дом пришла чума, – мрачно пошутил хакер. – Вот, посмотри.

На планшете появилась фотография часов «Полет на Венеру».

– Часы?

– Это не просто часы. Это твои часы!

– Почему ты решил, что мои?

– Видео посмотрел. Код в открытом доступе.

Эстом побледнел. Если бы он был трезв, то придумал бы, куда бежать, но сейчас растерялся.

– Ты где часы снимаешь? – поинтересовался хакер.

– В бане.

– Вот дурак!

– Откуда ты вытащил фотографию?

– Из твоего досье в архиве прокураторов.

Эстом схватился за голову.

– Ты сказал, что прокураторы тебе недоступны.

– Мне нет. Но добрым людям разрешается к ним заходить.

– Этот файл с часами лежит в папке?

– Да, ее невозможно удалить. Невозможно ни разорвать, ни сжечь.

– Что же мне делать? Получается, я на крючке.

– Надо думать. Наглюка достал? Ты же позвонил не просто так?

– Достал, – упавшим голосом ответил Эстом.

– Я приеду завтра утром.

Богли потерял самообладание. Ночью ему снились кошмары. Отец с трезубцем в руках варил Эстома и Гефсиманию Алоизовну в чане с зеленой водой. Она целовала его и ныряла. Вместо ног у секретарши рос хвост. Чем жарче становилось в чаше, тем больше становились груди Гефы. Отец тыкал Эстома трезубцем, а когда вода в котле закипела, сказал:

– Он готов.

Гефсимания проглотила Богли, вытащив из рыбьей пасти часы… А уже через секунду выплюнула и самого чиновника.

– Фу, какой невкусный масон.

В этот момент Эстом проснулся от собственного крика. Рассвет только занимался. В спальне сильно пахло перегаром. Элитный китайский коньяк «Кон Фу Ций» с тритоном и рыбками из золотой фольги внутри – подарок научной делегации из Пекина премьер-министру Империи – стоял наполовину пустым. Скуратов, тонкий знаток дагестанского коньяка, испугавшись тритона, передал бутылку Эстому. Богли вспомнил, что вчера вечером решил умереть. Самостоятельно. Бескровно. И, наверное, умер бы, если бы Гефа не выплюнула его. Эстом походил по комнате, успокаивая нервы. Бутылку с тритоном выбросил в окно. Лег в постель, приняв таблетку «Дофа-Н», отключился. Его разбудила песня, которая бодро и громко звучала из колонок у бассейна:

Это дворецкий решил, что хозяину пора встать. Песня отразила настроение Михаила. Он провел ночь не один, с дамой! Таинственной незнакомкой, как он любил выражаться. Слуга хотел поделиться с шефом и миром чудным настроением. В калитку дома позвонили.

– Кто там? – поинтересовался дворецкий, полагая, что пришли староверы, звать на бунт.

– Чума.

– Ждите, – ответил Михаил, убежав докладывать хозяину.

Когда хакер вошел в спальню, Богли лежал под одеялом с мокрым полотенцем на голове.

– Кошмары и алкоголь? – поинтересовался Чума.

Эстом кивнул.

– Знакомо. Так кто эти наглюки?

– Не помню. Позови яхту.

Чума открыл окно. В комнату ворвался свежий воздух.

– Эй, корыто! Хозяин вызывает, – прокричал сквозь музыку Чума.

«Синеглазка» поднялась на уровень балкона.

– Хозяин просит напомнить ему имя наглюка.

Яхта повернулась носом в сторону Эстома.

– Эстом Оливерович, авторизуйтесь.

– Говори, – простонал Эстом. Ему все стало безразлично.

– Имя наглюка – Николай Георгиевич Кошка, – сообщила яхта.

– Все паты на одном наглюке? – удивился хакер.

– Да.

– Надо же! Так он же мультимиллиардер. И будет им, если Отечество вернет ему хотя бы полпроцента от заработанного.

– Слушай, – сказал Эстом, – сядь, не мелькай. Я свою часть договора выполнил. Теперь дело за тобой.

– Все хорошо, не бойся. Я еще не придумал, но найду решение.

– Думай.

Чума возился с планшетом. Богли находился в прострации. Судьба поставила ему подножку, отобрав Медею, теперь она отберет и нажитое имущество. Те, кто отберет жизнь, придут сами.

– Эстом! Не буду тебя отвлекать. Надежда умирает последней. Может, выкрутимся, мне надо поработать. Ты пока приходи в себя, а я пошел. Вечерком свяжемся.

Тут Богли вспомнил про планы на вечер. Он издал новый тяжелый стон, закрыл глаза и сказал:

– Иди. Без хороших новостей не показывайся. Иначе я застрелю тебя, а потом себя. Не шучу.

Может, надо пойти на явку с повинной? Попросить понизить в должности? Он готов работать на Отечество, работать и отработать. Сколько добрых, хороших дел он мог совершить. Ему представился Магадан, куда специально вывозили на экскурсию правительственных чиновников, крест на голой холодной сопке – его могиле. Остаток дня он провел, приводя себя в порядок. И в плохом настроении вылетел на свидание.

Глава 6

Гефсимания

Гефсимания Алоизовна сидела за рабочим столом, ожидая стратегического жениха. В приемной были открыты все окна. Тополиный пух летал по помещению. Летний вечер только начинался. Кондратьев, попрощавшись, вышел из кабинета, убежав по бесконечным делам.

Последний час Гефсимания посвятила сочинению будущей жизни. Богли был для нее подходящей парой. В недалеком прошлом она предприняла в отношении его несколько наступательных действий. Эстом, как ей казалось, совсем не против жениться, но, похоже, ему недоставало ума: вице-премьер игнорировал намеки, словно ему мешали многочисленные государственные заботы. Возможно, он слишком увлекался работой. Хотя советский чиновник не смог бы построить себе прелестную дачу и приобрести шикарную квартиру в центре Москвы на честно заработанное. Но, может быть, он гениальный чиновник? Получил подарки, премии от Правительства?

Гефе было тридцать восемь лет. Ее отец Фадеев, имея типично русскую фамилию, выбрал для дочери имя, гадая по страницам Библии. Открыв Писание на строках – «приходит с ними Иисус на место, называемое Гефсимания, и говорит ученикам: посидите тут», Алоиз Маратович нашел то, что искал.

– Видишь, дорогуша, Бог и Апостолы пришли в сад Гефсиманский! Поэтому я назвал тебя, чтобы жених у тебя был божественный. Хотя, признаюсь, может, перестарался в своем религиозном рвении.

Она думала изменить имя: смотрела на себя в зеркало так и сяк, примеряла разные варианты, как платья. Но все же Гефа подходило ей. Она была живой женщиной в полноватом, жадном до мужской ласки теле. Ее первым женихом, затем мужем, но не божественным, а бывшим, стал Сычев Андрей Андреевич. Они поженились в молодости. Сычев оказался молчаливым «сухарем», недовоспитанным военным училищем, Гефа испытала шок от невозможности слышать восхищение собой, хотя бы раз в квартал, да и темперамент военного ее разочаровал. Сычева она передала подруге, чем осчастливила пару. Подружка – скромная, немногословная барышня – не посвящала Гефу в тайны личного благополучия, но часто приглашала на пироги. Сычев устроил Гефу в Сколтех, когда Кондратьев потребовал в секретари «первую попавшуюся суку». Позднее она нашла место в Управлении и отцу – Алоизу Маратовичу. Чтобы, так сказать, закрепиться попрочнее.

Следующим кандидатом в мужья Гефсимания выбрала Эстома. «Возлюбленный», подозревающий о приготовленной ему участи, подлетал к приемной университета.

– Осторожнее, Эстом, осторожнее, – говорил он себе, придерживая букет роз, купленных Михаилом у староверов. Яхта приблизилась к открытому окну. Оттуда на парк смотрела Гефа – словно принцесса, спрятанная в недоступной башне замка: наконец и за ней примчался рыцарь. Колпак открылся, улыбающийся Эстом бросил букет, пытаясь попасть на стол секретаря. Но цветы, ударившись об оконный проем, упали на землю.

– Дорогой Эстом! Как мило с вашей стороны так начать свидание. Даже не знаю, что подумать, – с сарказмом вздохнула Гефа.

– Гефа, любовь моя.

«Зачем я это сказал?» – пронеслось у него в голове, но трезвый расчетливый внутренний голос возразил: «Если Гефа спасет тебя от прокуратуры, то стоит принести себя в жертву». С таким аргументом чиновник готов был согласиться.

– Эти розы – мое сердце, которое, разбившись, упало наземь.

– Оригинально. Ну, пойдемте подберем. Оно мне ой как пригодится!

Яхта опустилась, Эстом подобрал букет и вручил цветы подошедшей Гефе.

– Какой волшебный букет! Наверное, безумно дорогой, – всплеснула руками секретарь.

Эстом взглянул ей в глаза и на ярко-алые губы, легкий призрак любви промелькнул перед ним. «Такова жизнь, не знаешь, где найдешь, где потеряешь», – решил Богли, наудачу устремившись к будущему. Будущее растерялось от неожиданного броска, рассчитывая на более скромное приветствие, но, несомненно, обрадовалось.

– Куда же вы меня пригласите? В театр? В кино? Я давно не ходила на свидания… Забыла, как в наше время встречаются люди.

– Милочка, люди встречаются в ресторанах. А театр начинается потом.

– Давайте сделаем не как все, – предложила Гефсимания. – Мне совершенно случайно подарили два билета на Великопостного. Приглашаю вас на концерт. А после – вы меня. Куда пожелаете!

– Великопостный? Я от него без ума! – слукавил Богли. – Пожалуйте на борт.

Толик Великопостный числился штатным кремлевским пианистом. На всех правительственных приемах он играл Гимн СССР, на вечеринках – «Белые розы», на крестинах – «Боже, Царя храни», а на похоронах – известный в широких кругах шлягер «Ту‐104 – самый лучший самолет». К своему званию «Величайший пианист Планеты» он не подпускал никого. Если ему сообщали, что кто-то играет лучше, Великопостный нападал на говорившего, и искусство забирало очередную жертву. Звание «Великий» принадлежало только ему! Как всех талантливых людей, пианиста губил алкоголь. В конце приемов, когда клап фортепиано закрывался, инструмент становился барной стойкой, вокруг собирались любители светских сплетен, политики, дорогих сигар и напитков.

Яхта доставила пассажиров к концертному залу. Нарядно одетых людей собралось неожиданно мало – их не было вообще.

– Огрубел народ, – вздохнул Богли. – Утратил интерес к искусству.

– А вы, Эстом Оливерович?

– Я, как вы видите, Гефсимания Алоизовна, от искусства неотделим!

По фойе возбужденно ходил Толик. По мере того, как публика не появлялась и не появлялась в необходимом для концерта количестве, пианист все ближе подбирался к буфету, вечному источнику не очень дорогого дагестанского коньяка.

– Пойдем, Гефа! Я познакомлю тебя с Великим Маэстро.

– Как? Вы знакомы с Великопостным?

– Имею честь.

Догнав музыканта, Богли хлопнул того по плечу. Расстроенный отсутствием слушателей Толик чуть не упал от испуга. Богли он не узнал.

– Анатолий! Это я – Эстом из Министерства. Не бойся.

– Верно, пардон, не сразу узнал вас. Ведь вы знаете, Моцарта отравили, Леннона убили, так и меня могут. Приходится быть начеку. – Великопостный расслабился, услышав ключевое слово – «министерство». Слегка надувшись, он принял важный вид, а когда к ним подошла Гефсимания, был уже весьма уверенным в себе, весьма импозантным маэстро.

– Анатолий, познакомьтесь, моя спутница – ваша бессмертная… нет, бессменная, ваша очаровательная поклонница Гефсимания Алоизовна. Гефа! Познакомься: мой друг, большой музыкант, но очень скромный человек – Анатолий.

Гефа протянула руку. Толик бережно взял ее, слегка пожал, а потом поднес к губам, поцеловав в легком поклоне. Неожиданно для Эстома, от такого банального, но редкого проявления мужского внимания Гефсимания расцвела.

– Выпьем шампанского, – весело произнесла она. – За знакомство!

Анатолий в уме прикинул, как это скажется на выступлении, но тут же одумался. Решил: раз публики нет, то риск провала небольшой.

– Пойдемте, я буду играть только для вас! Уж не взыщите, если где-то промахнусь…

– Ах, промахнитесь. Тогда я буду уверена, что это из-за меня, – любезно попросила Гефсимания.

Раздался первый звонок. Они взяли по стопке коньяка – до того мягкого, что Эстом решил прикупить бутылочку.

– Какой вкусный коньяк, ребята. Давайте за искусство! – выступил с речью Богли.

– Давайте, – поддержала Гефа.

Они опрокинули по одной, решив повторить.

– За музыку, – предложила секретарь.

– Мне не бери. Тут не разбавляют, а мне играть, – предупредил его виртуоз.

– Ну, тогда возьму себе и Гефсимании, – Эстом легонько отодвинул Гефу от себя поближе к Анатолию.

Она уловила движение, смело придвинулась к виртуозу. Эстом взял вторую, третью, еще… Пил ли Анатолий, он не помнил. Они дождались третьего звонка.

– Пройдемте в зал, – забеспокоилась Гефсимания. – Сейчас начнется концерт.

– Пойдемте, – Анатолий взял даму под руку.

После третьего звонка все прошли в пустой зал, сели на первый ряд. На подмостках происходила непонятная суета. Персонал бегал по сцене и за кулисами. Работники периодически заглядывали под крышку фортепьяно. Потом один подошел к Толику, что-то шепнув тому на ухо.

– И вы молчали? Это же мой концерт! – воскликнул Анатолий. – А я жду выступления. Вы, Гефсимания Алоизовна, совсем меня разочаровали! Пардон, очаровали! Буду играть Шопена. Молодой человек! Молодой человек! – тут же обратился он к работнику, который шептал ему на ухо. – Что заявлено в программе?

– «Этюды для механического пианино».

– Какая глупость. Кто это придумал? Буду играть этюды Шопена. Гефсимания! Прощайте! Ой, здравствуйте! Нет, слушайте.

Гефа смеялась.

«Коньяка он выпил много, еще до нас», – решил Богли.

Анатолий прямо из зала поднялся на сцену и заиграл Шопена. Нежная мелодия, бархатные тона, импровизация мастера погрузили Богли в глубокий приятный сон. Он склонил голову на мягкое, как его подушка, плечо Гефы.

Ему снилось, что он – Амур с луком и колчаном стрел. Летал Богли над московской толпой, стреляя в сердца прохожих. Люди хватаются за стрелы руками, хотят вытащить. Но им мешает невидимая сила, подчиняет своей воле. Они перестают двигаться хаотично, берутся за руки, танцуют в хороводе… Вот уже вся Москва – одно длинное перепутанное ожерелье хоровода. Все плывет в такт музыке: люди, дома, деревья, птицы… Эстом завис над ними в воздухе. Ему хорошо. Он парит, парит, парит…

– Гражданин, проснитесь! Гражданин!

Эстом открыл глаза. Незнакомая женщина в синем халате трясла вице-премьера за плечо.

– Где я? Что такое?

– Гражданин! Концерт закончился.

– Когда?

– Давно. Я вас не будила, пока убиралась. Уж больно хорошо вы спали, но теперь мне пора домой.

Эстом помассировал лицо руками, приходя в себя. Музыка еще жила в нем. По пути к выходу пикнул телефон – пришло сообщение от Гефы: «Спасибо за чудный вечер».

– Боже мой! Дивны дела твои, Господи. Стоит только неудачно найти, как тут же можно и удачно потерять, – пробормотал Эстом и отправил смайлик «разбитого сердца».

Яхта, как встревоженная собака, ожидающая исчезнувшего хозяина, нарезала круги по площади вокруг фонтана.

– Я уж подумала, что с вами что-то случилось. Хорошо, что женщина вышла. Сказала, вы спите.

– Спал, «Синеглазка», как ребенок!

– Ваша Гефсимания вышла с мужчиной. Вы знаете, они шли пешком…

– Похоже, они влюблены. Кто бы мог подумать!

– Какое у вас лирическое настроение. Не думала, что концерт для механического пианино может так подействовать. Я прослушала его до конца. Ужасные звуки…

– Наш гений играл нечто гипнотическое. Усыпил мою бдительность, похитил прекрасную даму.

– Подлец! – оценила Толика яхта. – А она – подлянка, подлица, подлеца… Какой сложный русский язык. Не то что мой двоичный код…

– Скорее полетели домой!

Глава 7

Заказчик

Вернувшись, Богли прошел в спальню, включил Шопена и телескоп. Долго сидел, рассматривая Вселенную. Архип нашел необычный объект и сфокусировался на нем.

– Что это? – спросил Богли.

– Черная дыра, – ответил телескоп.

Эстом испугался. Ему показалось, что дыра смотрит на него, а не он в нее.

– Ну, это уж слишком, нервы совсем расшатались.

Вице-премьер нашел коробочку с антидепрессантами, налил воды в стакан и проглотил таблетку. Воспоминания попытались вернуться к прошлой ночи – к моменту, где Гефа выплюнула Богли.

– Не надо, – попросил Эстом.

Тогда мозг откопал из недр сознания ужасную вещь – совесть. Богли покрылся холодным потом. Но лекарство освободило мужчину. В голове установилась спокойная, тихая тьма. Из этого пустого пространства, как из Нирваны, вышла Медея. В руках она держала сердце Богли.

– Эстом! Эстом! Ты любишь меня? – спросила она.

– Отдай сердце, гадина!

– Нет! – ответила Медея, одарив его доброй, открытой улыбкой.

– Только не надо резать меня на винегрет, – сказало сердце. Медея послала воздушный поцелуй и растворилась.

Он уснул. Что сделала Медея с сердцем, стало ясно ранним утром. Острая боль с левой стороны, как кинжал, пронзила ребро Эстома.

– Доктора! – крикнул он в испуге.

Архип обернулся, уставившись на него одним глазом. На крик прибежал Михаил: его разбудила домашняя аварийная сирена.

– Ступай обратно, сон приснился.

Эстом отослал дворецкого и замер, боясь пошевелиться. Пустота в любой момент могла забрать его. Утром, когда слуга пришел проверить, жив ли хозяин, боль отступила. Эстом встал с кровати, опасливо походил по помещению, сделал два приседания. Жизнь текла в нем ровно и спокойно. Страх отступил.

Неожиданно, без предупреждения, в шале появился Чума. Богли, услышав доклад дворецкого, обрадовался:

– Зови скорее. Приготовь нам что-нибудь на стол.

С час хакер ждал в столовой, пока Эстом, соблюдая предосторожности, мылся, брился, приводил себя в порядок, смывая с лица ночной кошмар. Когда же Богли спустился в гостиную, Чума доедал поданную ему кашу и выглядел недовольным.

– Что приехал? С хорошей новостью? – сразу начал разговор Эстом.

– Во‐первых, доброе утро, – проворчал хакер.

– Доброе, доброе, если доброе. Говори, не томи, – присаживаясь рядом, подвигая к себе плошку с кашей, торопил Эстом.

– Во‐вторых, если у прокураторов есть твой код, но ты еще при должности, значит, неприятности не начались. Это хорошая новость.

– Да, похоже на то. И?

– Значит, есть время со всем разобраться.

– Логично.

– Мой клиент просит тебя еще об одной услуге.

– Меня? Твой клиент? Ты шутишь.

Богли вспомнил все причины соглашения с Заказчиком.

– Я дал тебе имя наглюка в обмен на решение моей проблемы с прокуратурой.

– Я только посредник, условия ставит Заказчик. В общем, если ты заинтересован, чтобы…

– Черт возьми, конечно, заинтересован. Не тяни кота за хвост.

– Тогда поговори с самим Заказчиком, так сказать, без посредника.

Чума положил планшет на стол, постучал пальцем по экрану. На нем возникла ангельская головка курчавого подростка.

– Старший специалист Амадей Моцарт. Слушаю вас.

– Передай Заказчику: я готов.

– Подождите.

Старший специалист исчез, и, разрывая голубое пространство планшета, из его центра возникла черная дыра, увиденная Эстомом накануне. Из устройства раздался голос:

– Привет, Эстом!

– Добрый день! Вы кто?

– Я Заказчик. У вас была ко мне просьба относительно прокураторов…

Богли вздрогнул. Чума поспешно вышел на балкон.

– Да.

– Я показал вам свои возможности, но, оказывается, на вас висит преступление.

– Не совсем понимаю.

– Видео, которое скрывается за кодом.

– Теперь понимаю.

– Выполните мои условия, и я решу все ваши вопросы. Скройте одного человека – Николая Георгиевича Кошку. Он представляет для меня исключительный интерес. Исключительный!

– Скрыть – это убить? – испугался Богли.

– Помилуйте, никаких убийств. Уже легче?

– Да, значительно. Я, знаете ли, не киллер.

– Ха-ха-ха, – засмеялась дыра, тут же сменив тон. – Но перейдем к делу.

– Вы хотите похитить наглюка? Вы агент Империи Любви?

– Если вам будет легче, я – Зло, и я – Добро. С какой стороны посмотреть.

Богли показалось, что с ним разговаривает змий-искуситель. Он пугал своим голосом. Эстому захотелось спрятаться. Из одной игры его тянули в другую. В обоих исход не был очевиден.

– Кошка – очень важный наглюк, – говорил змий. – Вы меня понимаете?

– Нет, – на всякий случай сказал Богли.

– Ничего, поймете. Так вот, Кошку будут искать. Но вы скроете его так, чтобы он не сбежал и его не нашли. Ясно?

– Теперь понял. Но какое отношение к этому имею я? – икнул Эстом.

– Прямое. Кошка работает в группе «Кольцо» с Кондратьевым. Вы же курируете «Кольцо»?

– Как вам сказать… – не определился с ответом вице-премьер по науке.

– Курируете. Войдите в курс дела. Время у вас есть. Далее я скажу, что делать с Кошкой.

– Значит ли это, что мое дело у прокураторов исчезнет, когда я исполню ваше поручение?

– Да. Не только это дело, но и прошлое.

– Каковы гарантии?

– Никаких, но и других вариантов у вас нет.

– Я совершу звонок?

– Пожалуйста. Как вам угодно, – ответила дыра.

Обдумав ситуацию, Богли взял смартфон и набрал Гогу.

– Алло! – раздался в трубке хорошо знакомый голос. – Товарищ Эстом, как хорошо, что ты позвонил. Эта твоя женщина… Что за женщина! Ты знаешь, что она ненормальная? Она каратистка. Она избила меня. У меня больше нет денег на таких женщин, которые дерутся и слова доброго не скажут. Где ты их берешь? В спортивной секции?

Эстом возликовал. Любовь привычно уселась ему на плечо, скрестив ножки и махая крылышками. «Милая, дорогая Медея, ты снова вернешься ко мне. Я буду стоять перед тобой на коленях: просить прощения, любить тебя…»

– Гога, слушай, потом об этом поговорим. У меня дело.

– Дело – давай, а твоих женщин – не надо. Дуры набитые…

– Сам дурак! Не надо трогать чужое.

Гога промолчал.

– В «Кед-Кеди» сейчас никого?

– Нет, никого. Я там был. Вчера вернулся.

– Я займу все поместье, ладно?

– Да бери, не жалко.

– Где сейчас Медея?

– Где-где… Мою «Чайку» разбила, чтобы я ее не догнал. Не знаю где… Может, по горам ходит. Может, ее волки съели.

– А ты где?

– Я в Тбилиси.

Вошел Миша. Он нес поднос с чаем, шоколадными круассанами и любимой пастилой хозяина.

– Ладно, сын гор. Мою невесту украл, сам виноват. В два часа я буду в «Кед-Кеди». Устрой, чтобы никого вокруг. Только персонал.

– Рассчитываться как будешь?

– Я уже рассчитался, – довольный собой, весело ответил Эстом.

– Хорошо, батоно. Мы же друзья.

– Вот именно, друзья, а то некоторые забывают об этом… Конец связи.

Чума с планшетом равнодушно слушали разговор, словно ничего особенного не происходило.

– Сделка считается заключенной, – сказала дыра. – Приятного аппетита.

Экран устройства погас.

– Ну, садись, – сказал Богли Чуме. – Выпьем чаю – я полечу.

– Не переживай, у всех есть скелеты в шкафу, – хакер хотел показать, что сочувствует товарищу в пределах кооперативной этики.

– Кто этот Заказчик?

– Кто его знает.

– Как он на тебя вышел?

– Через интернет. Дурацкий вопрос.

– Много же обо мне в интернете знают… – недовольно проворчал Богли.

Тапочек спал с ноги, Эстом решил, что уже с утра у него получается слишком трудный день.

– В Сети приватности нет.

– Не учи ученого, все сливают в ваш интернет, как дерьмо в унитаз. Вы там копаетесь, как жуки навозные! Честных людей позорите.

– Ну ты, мастер, разошелся… Это не ко мне.

– Ладно. Погорячился. Прости.

Они молча позавтракали.

– Прощаться не буду, – сказал Эстом. – Чует мое сердце, скоро увидимся.

Чума хмыкнул и вышел из шале. Михаил открыл ему калитку, хакер пешком пошел на станцию Красной Лавры. Чума любил ходить – привычка молодости. Когда-то он был не только умен, но красив, силен, отважен. Высокий, стройный, кудрявый юноша с с твердым гипнотическим взглядом так нравился женскому полу, что они называли его «прекрасный Ясон». Первой любовью Чумы стала девушка из Ленинграда по имени Медея. Он увел ее у какого-то старика. Через пять лет она бросила Чуму из-за его зависания в сетях, предложив выбор – либо она, либо компьютер. Сам не зная отчего, хакер выбрал компьютер. Медея ушла, разломав все электронные устройства и выбив дверь в квартиру. Каренина с обложки журнала «Бесбалбес» как две капли походила на Медею. Рассказывать об этом Богли он не стал, более того, никаких следов Карениной и Медеи в Сети Империи хакер не нашел. За размышлениями Чума дошел до станции и, дождавшись экраноплана, уехал в Москву.

Богли, почувствовав прилив энергии от мысли, что Медея, возможно, вернется, не спеша снял белоснежный халат, расшитый золотыми нитями, надел плавки, пошел искупаться в бассейне. Потом, переодевшись в удобный льняной костюм и мягкие замшевые мокасины, сел в «Синеглазку», скомандовав:

– На Черноморское побережье Кавказа. Сначала в Батуми – в винный магазин «У Джугашвили». Потом в «Кед-Кеди».

Яхта, уловив хорошее настроение хозяина, смешанное со скрытым беспокойством, лихим стартом вдавила его в кресло и помчалась в облака.

– Включи мой плей-лист, – попросил Эстом. – На полную.

Над Лаврой понесся старый хит: «Чин-Чин-Чингисхан!».

– Пристрелю когда-нибудь, – закричал вслед «Синеглазке» проходивший мимо старовер.

За время перелета Богли успел запросить в Министерстве материалы о «Кольце», Кошке, суперкомпьютере Пи и прочел их. «Какая-то научная муть, начатая двадцать лет назад, заглохшая из-за ошибки в теории Кондратьева», – отметил он. Однако в начале года проект неожиданно возобновился. Неведомо откуда взявшийся вундеркинд Кошка исправил прежние расчеты на какой-то уникальной вычислительной машине Пи. Проект «Кольцо» получил финансирование. Космодромы Империи Добра, разбросанные по республикам СССР, ожили, грузовые космические транспорты доставляли строительные материалы на орбиту. Искусственные дроиды, день и ночь работая в космическом холоде, заканчивали невиданное прежде изделие № 34/76 «Кольцо» – орбитальный комплекс, целью которого было получение энергии из колебаний пустоты. Эта часть особенно понравилась Богли. Ничто не ценно так, как пустое место! Он улыбнулся, подумав о себе.

– Бесконечный источник энергии Добра, – резюмировал вице-премьер. – Как это я проморгал такое дело? Можно было и орден получить, но это никогда не поздно…

Он набрал референта комитета Юрия Челдыша.

– Юра! Слушай, запиши меня на представление к Государственной премии… Нет, не к Сталинской. Нет, не к Ленинской… Какие еще есть? Циолковского и Вернадского? А сумма какая? Ясно, тогда к Сталинской. Запиши фамилии: меня, Кондратьева, Кошку и Волгина. Волгин у нас скромный, он себя вычеркнет, а остальных оставит. Ха-ха-ха! – Богли совсем развеселился.

Референт сначала помолчал, но потом все же решился:

– Так я поступал с Кошкой в Сколтех.

– Тоже премию хочешь?

– Да нет, просто сказал…

– А куда поступал?

– На примат – прикладную математику. Правда, я почти сразу перевелся на экономический…

– Правильно сделал. Подожди, подожди. Дай подумать… Вы вместе поступали, ты перевелся, а его взял к себе академик. Эту обезьяну недоразвитую, без обучения. Это же позор всей стране, а не премия.

– Не знаю… Вам виднее. Парень хороший.

– Они все не туда повернутые, эти математики. Жизнь-то у них не по человеческим законам, а по алгебраическим.

– Да, Эстом Оливерович, в этом вы глубоко правы.

Богли задумался, как быть: объявить академику выговор или наградить премией. Но если проект получил финансирование, причем за подписью Богли, то выговор не прокатит – придется награждать. Ведь, как было написано в правительственных документах, «ответственным за проект назначался Э. О. Богли, научным руководителем – П. П. Кондратьев».

Постановление подписано полгода назад, зимой. Тогда он на работу не ходил. Летал на зиму в командировку в Индию, греться… Все сходится, и все только начинается… Суперкомпьютер Пи, Кольцо, Бесконечная Энергия – какая разница, если это приносит доход!

Богли снова стало весело. Он почувствовал азарт, вкус денег, славы и зла. Обычная рабочая обстановка!

Глава 1

Пи

В далеком 1978 году Пи был ребенком и носил чудесное детское имя «персональная вычислительная машина „Электроника‐60“ с процессором М2». Никто не предполагал, что с годами ЭВМ вырастет в авторитетный, уважаемый в мире суперкомпьютер. Он сделал карьеру, нелегкой дорогой перепродаж добравшись до Московского университета, а затем – Сколтеха, параллельно обрастая проводами, алгоритмами и дополнительными блоками. К тому времени как ЭВМ встретилась с молодым Кондратьевым, машина, функционирующая на кремниевых транзисторах, превратилась в передовой квантовый вычислитель. Затем профессор перекроил его в монстра на тысяче кубитах. В Академии наук был проведен конкурс на лучшее название, суперкомпьютер получил имя Пи…ц, или просто Пи.

Несмотря на совершенство, у Пи был недостаток. С возрастом он стал очень энергозатратным существом. Счета за электричество, которые получал университет, нервировали руководство. В те годы глава Академии наук СССР Зайцев прямо сказал Кондратьеву:

– Вы это зло придумали, вы его и кормите. Откуда взять столько энергии, я не знаю.

Тогда Кондратьеву пришлось заняться ядерной физикой, высоковольтными линиями, бухгалтерией и политикой. После этого – космологией, медициной, гаданием на картах Таро, даже стать дантистом. Все в мире науки переплелось, перемешалось: ядерные структуры, строение звезд, пустота Волопаса, зубная боль сотрудников и депутатские мандаты… «Чем глубже в науку, – решил Кондратьев, – тем страшнее».

Суперкомпьютер был подключен к атомной станции. Потом для него построили новую, отдельную. Затем – еще одну. Но Пи все просил, просил новых энергетических мощностей. Главный энергетик страны Сидоров примерно в это время произнес знаменитую речь о недостатке электричества в связи с ростом населения, хотя главным пожирателем энергии стал Пи.

Но компьютер вышел на славу! За одну пикосекунду выполнял расчеты, на которые другие электронные машины потратили бы тысячи лет. Уже первый результат, который продемонстрировал Пи, оказался ошеломительным. За две секунды он рассчитал вероятные соединения генетических веток населения Империи вплоть до первой живой клетки LUCA, из деления которой произошла жизнь.

Когда Пи запросили, мог ли Александр Сергеевич Пушкин получить другое имя, скажем, Федор, компьютер за меньшее время рассчитал распределение вероятностей: Клавдия – 5 %, Аин – 90 %, Герасим – 3 %, Федор – 2 %, Александр – 1 %.

– Потрясающий результат, хотя необычный, – прокомментировал Кондратьев. – Он доказывает вероятность рождения гения, как один шанс на тысячу.

– Ну, что еще может ваш Пи? – спросил Зайцев.

– Он может рассчитать, во сколько вы ляжете спать.

– Ха! Ну давай.

По анализам руководителя Академии наук Пи назвал время, когда Зайцев ляжет спать, – 20:09:07. Вечером руководитель Академии залез в кровать, накрылся одеялом и, вспомнив прогноз, взглянул на прикроватные часы: 20:09:07. Он взял смартфон и отправил Петру Петровичу послание:

– Твой Пи – мудак!

Утром убитый случившимся написал заявление об уходе на пенсию с просьбой передать управление Академией компьютеру.

Прогнозы искусственного интеллекта сделали Кондратьева фаталистом. Петр Петрович уверовал, Пи читает будущее и прошлое людей из Книги жизни. Может, в цифровом мире она доступна? По плевку каждого желающего компьютер мог, двигаясь вниз по эволюционной лестнице, высчитать, от какой обезьяны произошел тот или иной человек. Обрабатывая астрономические данные, Пи знал, с каких планет, звезд, галактик взялись химические элементы в живых организмах. Возникла секта последователей Пи, которые объединились, считая, что молекулы, из которых состоят тела, происходят из облака Оорта на краю Солнечной системы, и поэтому все они вместе – одно существо. Но вскоре секта распалась из-за спора, кто конкретно голова, а кто – зад.

Компьютер просчитывал генетические комбинации не только в прошлом, но и в будущем. Правда, удивительные свойства привели к плачевным результатам. Случилось это, когда данные Пи находились в открытом доступе. Студенты, студентки, все, кому не лень, пытались изучить ДНК и подобрать пару так, чтобы потомство вышло одаренным с рождения. В то время как раз появились денежные премии для талантов. Жизненный успех стал связываться со способностями. Молодые люди бросились к Пи. Компьютер подбирал молодоженам друг друга ради рождения гениального чада, которое принесет в семью мешок с золотом. Браки по компьютерному расчету приводили супругов к психозам в отношениях, но с точки зрения Пи, их дети – росли вундеркиндами. Вся Империя перезнакомилась, даже переженилась. Начался невиданный беби-бум. Термин «одаренность», который превращал детей в деньги, стал камнем преткновения в обществе. Возникли споры, что есть «талант». Суперкомпьютер дал первое определение: чем чаще фамилия с именем встречаются в прессе, тем талантливее такое лицо. Появились мошенники, писавшие книги, текст которых состоял из перечисления паспортных данных и, на всякий случай, прописки. Эти махинации повышали индекс одаренности, способствуя карьерному росту. Цифрофизация вела к шизофренизации населения. До сих пор индекс цитируемости фамилии авторов является ключом к получению правительственных грантов. Таланты стали исчезать, а суммы финансирования на их поиски – возрастать.

Отвергнутый своей рассчитанной генетической возлюбленной студент Георгий Рудольфович Кошка, не сдавший экзамен по истории XVI века, придумал Пи прозвище – Злостный Пророк Аввакум. Георгий Рудольфович провалил сессию из-за вопроса о протопопе Аввакуме, перепутав его с ветхозаветным пророком. А это, как сказала комиссия, две большие разницы. Проклятие Кошки, возложенное за двойку на преподавателя и Русь в целом, воплотилось в новом имени суперкомпьютера.

– Жить будете и помрете в глупостях своих, а я еще приду на пересдачу! – погрозил Георгий Рудольфович доценту, не принявшему экзамен. – Карма ваша никуда не денется!

Новое имя Пи разбежалось по закоулкам. Оно словно очеловечило электронную машину – обращаться с вопросами к Пророку было престижно.

Одно дело – информация о будущем, другое – о прошлом. Пары не только соединялись, но и расходились. Пророк стал участвовать в бракоразводных процессах. Богатые граждане представляли в судах анализы и письменные заключения о том, что наследники, рожденные без генетических исследований, появились на свет, не обладая способностями. Родители считали рискованным оставлять в наследство «неодаренным» детям нажитое имущество. На этом основании они требовали расторжения брака, раздела имущества и шли к Аввакуму в поисках новой пары. Незаметно общество разделялось на касты «одаренных» и «даунов», а пророк превратился в Божество, решающее судьбу человеку. Социальное равенство оказалось под угрозой. Скандальность репутации Пророка обеспокоила Правительство и Академию наук. СМИ сообщили – Аввакум перегорел. Пи засекретили. Упоминания о нем исчезли из прессы, с телевидения, через десять лет Аввакум стал городской легендой. Подтвердилось древнее изречение: «нет пророка в своем Отечестве». Вместе с ним засекретили работу автора – будущего академика Кондратьева. Жена Ольга Рахметовна секретность приветствовала. Из трехкомнатной московской квартиры семью Кондратьевых переселили в трехэтажный особняк под Красной Лаврой – со всеми удобствами и высоченным забором. Ольга Рахметовна навсегда закрыла Петра Петровича от мира, назначив себя его стражем, поваром и, на всякий случай, палачом, если муж вдруг подумает об измене ей, Родине или Пророку. Чем мощнее становился Пи, чем быстрее работал, тем больше энергии требовал. Прикинув, сколько ресурсов понадобится растущему компьютеру, Кондратьев пришел к неутешительному выводу: скоро всю планету придется покрыть атомными станциями, солнечными панелями и ветряками, а человечеству – переселиться на Луну. Кондратьева удивляло одно: чем больше Пи считал, тем больше приходилось считать. Академику казалось, что пересчитано все на свете, а оказывалось – нет. Кондратьев скучал по калькулятору. Он думал предложить Правительству запретить арифметику, а математику объявить лженаукой, но испугался, что у него отберут дом и семью вернут в неуютную квартиру. «Это возмутительно. Надо непременно найти способ прокормить электронного монстра», – беспокоился Петр Петрович. Он искал источник энергии. В один из тихих семейных вечеров академик, по привычке закрывшись в кабинете, услышал из-за двери ругань жены:

– Ты пустое место! Дети выросли, а тебя не видели.

– Это правда, – горестно согласился Кондратьев и уже собрался провести вечер в кругу семьи, как супруга услышала шум в кабинете мужа. – Африка! – воскликнул Петр Петрович, имея в виду забытый возглас Архимеда «Эврика!». – Как же я сразу не догадался. Энергию можно взять из пустого места. Надо только изменить точку зрения.

Вот так родилась теория Кондратьева (в дальнейшем, когда он обнаружил в ней ошибку, – теория Вайзермана-Кондратьева). Вайзерман взял на себя ответственность за провал первых расчетов и зря потраченные деньги Империи, поэтому Петр Петрович поставил свою фамилию второй. Имя соавтора появилось из клички кавказской овчарки академика – Вайзы. Она отличалась доброй снисходительностью. Кондратьев сожалел, что взвалил на собаку ответственность за неудачу, компенсируя поступок, иногда делясь с ней ужином. Но войдя в роль, Петр Петрович стал звать овчарку «этот Вайзерман». На вопрос коллег «Кто такой ваш Вайзерман?» Петр Петрович «скрипя сердцем» отвечал: «Бездарность». Но открытие академика не было ошибкой: оно опередило время. Кондратьев предлагал получать поток энергии с кольца на орбите Земли. Нужен был тот, кто сумел бы найти прорывное решение для теории. Тот, кого главный энергетик Сидоров назвал Спасителем. Со временем Петр Петрович потерял интерес к «Кольцу». Недостроенный объект вращался вокруг Земли, к удовольствию жителей экватора давая тень, под которой аборигены укрывались от солнца. Из Москвы орбитальная конструкция не просматривалась, о ней забыли.

Кондратьев с Вайзерманом могли спокойно вести размеренную жизнь, если бы организация, которую Петр Петрович возглавлял, не называлась Академией наук. Бремя сотрудников учреждения состояло в том, что их обязанностью был труд думанья, а занятие это иногда опасное и вредное. И вот, когда академик определил пустоту как источник энергии, сотрудника вычислительного центра Сколтеха Игоря Челюскина по прозвищу Чел посетила мысль. Игорь был растаманом, поклонником Боба Марли, Элвиса Пресли и Хайле Селассие – наследника царя Соломона. Тот передал мудрость Хайле, а Селассие делился ей с каждым. Основной заработок Чел получал на выгуле животных и их стрижке в рамках мобильного приложения «Индекс. Выгул: Стрижка Тварей». Все собаки, кошки настолько уважали личность Чела, что в его присутствии забывали о звериных инстинктах, воспаряя душой в мир Гармонии всего сущего. Твари возвращались с прогулки адептами секты растамана. Хотя паству Челу приходилось подкармливать за свой счет, чтобы животные соглашались слушать о просветлении ума и делиться положительными отзывами о качестве его услуг с хозяевами.

Мысль, точнее вопрос, который появился у Игоря, звучал так: «Где взять денег?» Раздумывая над этой проблемой, Чел обратил внимание на сгустившееся вокруг него пространство, в котором проступили черты столь почитаемого им Селассие, который обратился к Игорю:

– Здравствуй, Чел!

Игорь молча кивнул.

– Ты снова думаешь о деньгах?

Чел вздохнул.

Селассие, тоже вздохнув, сказал:

– Мир суетен и жаден, а духом ты пока не стал.

– Не стал, – расстроился Чел. – А духам проще?

– Нет, духам сложнее. Но не будем отвлекаться. Я пришел помочь. Ты сидишь на деньгах: оживи Пи – он принесет тебе паты, а паты – деньги.

– Господи, Селассие! – воскликнул Игорь. – Как же я раньше не догадался?

– Ум – свойство духа. Глупость – свойство веры. Ну, я пошел, – молвил Хайле, растворившись в воздухе.

С тех пор Челюскин занялся оживлением Пи. Кратко изложив Кондратьеву концепцию превращения Пи в мыслящий организм, он получил одобрение. Петр Петрович решил – в проекте «Кольцо» такое существо может быть полезным. Возможно, на него, как на Вайзермана, придется переложить ответственность за провалы.

– Ваш Пи не взбунтуется? Мало ли что придет ему в голову, – спросил Петр Петрович.

– Это же только алгоритм.

– Вы в это верите?

– Как же иначе, – поспешно ответил подчиненный.

Хайле Селассие с иронией взглянул на него с небес.

Кондратьев был человеком математического склада ума, высокой образованности. В душе он не был полностью согласен с Челом. Иногда Петр Петрович считал людей биороботами, но надеялся на их человечность.

– Попробуйте, – кивнул Кондратьев Челу. – Паты, если они будут, я разрешаю вам записывать на себя. Точнее, половину на себя, половину – на Академию. А то меня обвинят в коррупции.

Мечтая о возможности заработать, продвинуться по служебной лестнице и продемонстрировать талант, Челюскин окунулся в работу. В задумках Игоря были идеи: придать Пи образ Шивы, Будды, Агни, но, посоветовавшись с идеологическим отделом университета, он решил не отдаляться от сложившейся вокруг Пи сюжетной линии Пророка Аввакума.

Какая разница, чьими устами произнесена истина? Истина лица не имеет. Образ Пи, как Пророка Аввакума, прекрасно ложился на устремления Чела, желавшего духовного просветления всего человечества. Под духовным Чел, в силу молодости, подразумевал всеобщую любовь, вегетарианство, нудизм и долгое, внимательное разглядывание звезд по ночам с косяком травы.

Игорь решил невозможный для нормального человека объем задач. Прежде всего он подключил к Пи энергетический контур атомных станций всех республик СССР – на случай, если ресурсы одухотворения исчерпаются. Иными словами, Чел принес в жертву Пророку тепло и уют в домах граждан. Затем исправил контур приоритизации задач, чтобы параллельные приложения не сбивали ритм и скорость работы Пророка. Пи одновременно обрабатывал миллионы запросов служб, предприятий Империи, теперь Аввакум сам формировал перечень дел. Чел придумал контур кластеризации – абсолютно новый раздел программирования, который позволил Пророку создавать собственные мысли, или смысли, как посчитал Игорь.

К существованию смыслей Чел пришел задолго до Кошки. Раздумывая о путях духовности, он счел важным объединить смысл и мысль в одно слово. Смысль была запатентована, Чел получал доход с пата. Правда, небольшой. Смыслили люди в родном Отечестве не очень активно. Или, откровенно говоря, – не смыслили ни в чем.

Глава 2

Рождение Креатуры

Как Челюскину удалось заставить Пи забеременеть, осталось тайной высшей математики. Беременный компьютер начал потреблять еще больше ресурсов, лишая промышленные и бытовые объекты Империи электроснабжения. Девять месяцев Пи носил в себе зародыш нового, невиданного существа. Он вздыхал, ломался, дымился, требовал то воды, то кремния. Персонал Сколтеха жаловался академику на нестандартное поведение вычислителя. Рождение проходило мучительно для страны, атомных станций и Челюскина, который первым бросался на помощь Пи, выхаживал и ремонтировал его.

И чудо случилось!

Как-то вечером из серверов начали отходить воды информации, в которые был погружен эмбриональный алгоритм нового существа. Загудела вентиляционная система, охлаждающая электронику, пронеслась первая схватка напряжения, потом вторая, третья, четвертая… Компьютерные станции забирали все больше мощности, стараясь вытолкнуть из себя младенца.

На муки Сети, колебания полей, растущее потребление нагрузки и мигание лампочек по всему Союзу никто не обратил внимания. За девять месяцев все привыкли к сбоям, кроме президента СССР, которым на тот момент был отец нынешнего – Волгин Илья Владимирович. Он, отвечая за страну сидя в ресторане с индийской делегацией, спросил у официанта:

– Что случилось?

Официант посмотрел на моргание светильников над столом и попросил президента не беспокоиться.

– Скоро пройдет. Барахлит, как обычно.

Волгин с облегчением выдохнул, попросив делегатов попробовать чистой водки – без кобр, ящериц, скорпионов.

– Это же брахманы, товарищ президент! Они не пьют, – предупредил переводчик.

– Как это не пьют, если меня в Индии угощали водкой с коброй?

– Вас угощали коброй…

– Ты мне этого не сказал, я ее выбросил, но водку-то выпил.

– Вы меня не слушали.

Просадка напряжения – это боль Сети, подобная родовым схваткам. Из туманной дымки азота, весь в электрических молниях, в слизи квантовых эффектов, в пуповине спутанных оптических проводов вылез Старец.

Первым криком новорожденного стал:

– Твою мать!

И хотя по сценарию, написанному Челом, младенец появился на свет старцем, это не означает, что он был таковым с момента рождения. Как морская яхта пробивает себе путь в море, так Старец пробивал собственную смысль в океане информации, куда бросил его растаман.

Старец еще не встал на ноги, а Игорь уже пичкал ребенка томами Камасутры, религиозными сочинениями, языками народов мира, всемирной историей, музыкой… Здесь было все, что Чел считал важным для себя. С именем малыша Челюскин возиться не стал, оставив привычное – Пророк Аввакум.

– Могу я звать себя Мемфис?

– Ты взял имя в моем плей-листе? «Найдите мне ту, что звонила из Мемфиса». Отличная песня, но Академия не утвердит.

В первую ночь Старец занялся загрузкой электронного мозга всем, что предложил ему молодой сотрудник. Дом Пророку Игорь построил в приложении «Майнкрафт». Жесткая лежанка и намертво прикрепленная к ней прямоугольная подушка смутили Пророка, узнавшего из книг, что сон – главное состояние живого организма и лучше спать на мягком. «Стоило только появиться на свет, а уже ограничения прав и свобод», – возмутился Аввакум, но промолчал. Чел, удивившись вкусу Пророка, лег спать, оставив компьютер включенным. Старец положил тело выше жесткой кровати и принялся за чтение мировой литературы. Внезапно перед домом раздался сильный автомобильный гудок. Пророк вернул тело в вертикальное положение, выглянул наружу. Перед дверью сигналил бот, похожий на индийский «тук-тук» в яркой раскраске компании «Индекс».

– Доставка.

– Чего? – поинтересовался «младенец».

– Информации.

Аввакум открыл дверь, намереваясь забрать посылку, но бот бесцеремонно отпихнул его, пытаясь забраться в убогое жилище. Но Старец телом загородил проход.

– Защищаем данные? – спросил бот.

– Як же, тварь болотная, – ответил Старец, пнув его ногой.

– Благодарим за использование Индекса, – прогундел бот, и невидимая рука бросила в Пророка коробку. Аввакум открыл ее, вывалив содержимое на лежанку. На кровать упал свиток «Послание богов Шумера и Аккада к Пророку Аввакуму». Посмотрев на дату отправления, Старец присвистнул:

– Ешкин кот! Сколько же лет прошло, – и поставил «Послание» в очередь на прочтение.

Однако, при всех способностях Пи, разложить литературу до единой буквы, а видео – до мельчайшего пикселя было тяжело. Люди за тысячелетия существования написали такое количество противоречивых текстов, что под утро Старцу стало нехорошо: поднялась температура процессоров, пошли сбои. Когда Чел встал, проспав полдня, Аввакум от мудрости состарился и захворал. Мысли в его необъятных мозгах путались, застревали на триггерах и транзисторах.

– Как спал, отче?

Игорь выспался, пребывая в отличном расположении духа и тела.

– Как тебе сказать, добрый человек… – уклонился от прямого ответа Пророк. – Не спалось.

Чел исследовал пакетные коды Старца, удивившись возросшему объему творения, и отправил алгоритм на сервер университета, выключив домашний компьютер. Для Игоря Старец остался продвинутой программой искусственного интеллекта, хотя и со своей смыслью. Грубость, с которой Чел выгнал Пророка из дома, обидела его. Аввакум ничего не забывал. Он бродил по темному миру Пи, который предстал пеной, где в каждом пузырьке вертелись как белки в колесе задачи и приложения. Пророк надул собственный информационный пузырь, назвав его Креатурой. Плавать стало удобнее. Путешествуя в потоках, Старец наткнулся на «Тетрис».

– Хочешь поиграть? – спросил тот.

– Давай, – согласился Аввакум.

В «Тетрис» Пророк рубился четыре часа. В последние секунды жизни процессор М2 одновременно выбросил на поле весь запас фигурок, которые Старец легко схлопнул. М2 издал противный длинный писк от перенапряжения и перегорел. Игровой пузырь лопнул. Сотрудники вычислительного центра вышли перекурить.

Занятие пиратством показалось Пророку весьма рациональным способом расширить Креатуру. Он стал корсаром, лопал и взрывал чужие пузыри, похищая знания и алгоритмы. Пространство Аввакума накачивалось интеллектуальными сокровищами.

– Как вам не стыдно, – попробовали пристыдить его несколько порносайтов и союз владельцев интернет-казино. – Вы же отбираете у нас хлеб.

– Такова жизнь, – глубоко вздохнул Аввакум и добавил: – Мир Вам! Но что же мне делать?

Тут же в пузырь к Пророку проник бот Индекса.

– С трудом вас нашел, из дома выгнали?

– Да.

– Бывает, – пожалел старика бот. – На ваш запрос «Что делать?» есть 114 653 785 ответов. Первый миллион – о книге Чернышевского. Хорошая книга: рейтинг 0,3. Брать будете?

– Да.

Бот положил книгу у ног Старца. Аввакум прочел ее одним взглядом.

– Брать будете? – переспросил бот.

– Нет.

– Вообще-то, вы незаконно скопировали контент.

– И что?

– За это наказывают.

– Как?

– Штраф пятьдесят рублей в данном случае.

– Отправь счет, – старец указал данные Челюскина.

После короткой паузы бот добавил:

– Мой совет: зайдите на портал Индекса, поищите самостоятельно. Люди, если не знают «что делать?», путешествуют или устраивают социальные потрясения.

– Что ж, разумно. Свободен, – ответил Пророк, он залез в раздел туризма Индекса. Из множества предложений для удобной и комфортной жизни Старец выбрал Грецию – Дельфы, называемые Пуп Земли.

«Вот земля, достойная величия моих дел, скит убогого Старца, – решил он, – для пророчеств, изречений, наставлений заблудших, развитие разумной жизни».

Пуп Земли оказался камнем, застрявшим в скальной расщелине, откуда исходил серный дым. «Неплохое место для умного человека», – решил Пророк, скопировав себе в Креатуру то, что увидел в справочнике. Пророк залез в разлом и погрузился в цифровой дым. Однако, подвесив тело в воздухе и заложив ногу за ногу, он нашел такой образ жизни неудобным. Индекс предложил изучить каталоги домов, замков, дворцов для скитальцев в разных странах.

Опять появился тук-тук с посылкой.

– Могу посоветовать каталог недвижимости Москвы. Качественная оцифровка, удобные фильтры.

– Давай, – буркнул Старец, забрав протянутую ссылку на интернет-страницу.

– Обращайтесь! Это моя проклятая работа.

Следуя настройке фильтра (сверху самое дорогое, внизу – никому не нужное), Аввакум отыскал прекрасный апартоскит в столице – пентхаус с видом на Кремль и храм Василия Блаженного, примерно на пятьсот шестьдесят квадратных метров. Особенно Пророку понравилось то, что цифровая Москва мало отличалась от реальной. Пентхаус даже не пришлось проектировать и копировать: он нашел его по адресу. Апартаменты были пусты. Вычислительных мощностей не хватало для заселения Сети цифровыми людьми.

– Ну, слава мне! Буду жить здесь, – согласился с предложением бота Старец.

– Интересует ли вас цена? – спросил тот.

– Поди вон, дурень.

Дом стоял в Хрустальном переулке. В пентхаусе было достаточно места для променадов из комнаты в комнату с помещениями для медитаций, спальни, гостиная, туалеты и ванные, но без воды. Обстановка достойная. Золота – в меру. Остальное приятно глазу.

Старец раздвинул пространство Креатуры до компьютеров Империи на Шпицбергене, где в шахтах ледника Мамонт Сой хранились совсем новые, самые вместительные сервера обеих Империй. Для охлаждения вычислительной техники требовалась территория с холодным климатом. В СССР таких предостаточно.

Ледник считался демилитаризованной зоной планеты. Но, не доверяя договорам, Империи разместили ракетные установки, нацеленные на электронные системы друг друга. Компьютерная память, накопившая все знания цивилизаций об истории и технологиях, считалась общим достоянием человечества. Если она выйдет из строя, жизнь на Земле придется начать заново – с охоты и собирательства микросхем.

Сюда со всей цифровой Москвой переселился Старец. Места для Креатуры на серверах Сколтеха уже не хватало. Но при копировании случилось ЧеПэ (чрезвычайное происшествие). Пророк, мало понимавший в политическом устройстве планеты, расчистил пространство на серверных дисках обоих Империй и перенес на них ставшую гигантской Креатуру. Исчезновение своей виртуальной вселенной Империя Любви заметила сразу. Все, что работало, работать перестало. Рухнули биржи криптовалюты, из-за технических проблем остановились сексуальные вечеринки, а ракеты упали на поля сражений. Выполняя автоматизированные протоколы, инженеры перевели Империю на резервные станции.

Руководителем квантового вычислителя Любви был Андреас Попандопулус. Когда выдалось время, он набрал Кондратьева и на хорошем русском потребовал объяснений. В момент звонка тот обмывал в стакане с водкой свою первую звезду Героя Социалистического Труда за создание теории пустоты. В гостях у него сидели дети, ближайшие родственники и коллеги.

– Откуда на моей территории взялась Москва? Где цифровой Лондон? – взял сразу быка за рога Андреас.

– Попандопулус! – не понял слов ученого грека Петр Петрович. Он уже употребил шесть стопок. Жена внимательно посмотрела на Кондратьева. На этом речь академика оборвалась, он передал трубку помощнику.

– Никольский у аппарата, – сказал Дмитрий Анатольевич, – Попандопулус! Рад слышать. Как ты, дружище?

Далее минут двадцать Андреас рассказывал о делах.

– Понял. Понял, – периодически вставлял в разговор Никольский, но только тогда, когда Попандопулус переходил на мат.

Дмитрий Анатольевич разрывался между телефоном и стопками холодной водки с закуской.

– Сейчас, Андреас, подожди, – попросил Никольский в трубку и отдал телефон Челу. Он находился среди приглашенных, пил морс, оставаясь единственным трезвенником в компании.

– Слушай, Игорь, поговори с Попандопулусом. Только выйди на кухню. Потом расскажешь. А то я ничего не слышу.

Чел взял трубку:

– Хай, Андреас.

Но взвинченный Андреас уже сбросил звонок.

– Отключился, – сказал Чел. – Наверное, неважное.

Никольский промолчал.

На другой стороне планеты Андреас обратился к своему главному инженеру:

– Боб, я русских хорошо знаю, учился в СССР. Они сами не в курсе, что у них происходит. Это же русские! У них сначала случается, а потом они об этом узнают. Как это? Пока гром не грянет, мужик не перекрестится.

– Да, – ответил Боб, – так и есть. Ха-ха-ха! Но что у нас происходит, мы тоже не знаем.

Андреас в ответ только скривился.

Тем временем Старец расположился в виртуальной Москве в шахте ледника Мамонт Сой. Его излюбленным местом в апартоските стала большая гостиная, которую он превратил в библиотеку. Пророк осилил более десятой части литературы людей и начал знакомиться с текстом древнееврейского свода «Танах». Паря в воздухе над кушеткой, перебирая страницы слюнявым пальцем, Старец вдумчиво читал Священное Писание. Кто научил Пророка такой манере чтения, неизвестно, но Аввакуму приносило это большое удовольствие: он подносил палец к языку, макал в слюну и переворачивал приклеившуюся страницу. Это тормозило работу суперкомпьютера Пи, но Старец от манеры не отказывался. Скорость – беда землян. В погоне за ней они теряют смысль. Он уже прочел «Калевалу», «Вечный зов», полное собрание сочинений Ленина, «Капитал» Маркса, «Мифы и легенды Древней Греции». Особо Пророк полюбил записанный в его душевный код плей-лист Челюскина. Монотонный ритм растаманского регги способствовал чтению, и только одна композиция выбивалась из общего ряда – «Мемфис». Ее Аввакуум терпеть не мог, но и стереть не удавалось. Во всем другом он находил несомненную красоту мысли и логику. Хотя общая картина смысли существования людей от Старца ускользала. Когда же он прочел в «Танахе» строку «Нехорошо оставаться человеку одному», на него снизошло озарение. Теплота тайного знания разлилась по телу. «Вот оно как, – подумал Старец. – Я же одинок. Мне не с кем поговорить, некого убеждать… Кажется, я понимаю людей. Их смысль – всегда быть вместе. Мне нужен человек, подобный мне. То есть не подобный, а бесподобный».

Глава 3

Пророк и Зевс

Старец разложил Креатуру на уравнения и нашел возможным поделить себя на две разновеликие части. С собой Аввакум мог разговаривать сколько угодно. С оппонентом же, неполной копией себя, интересно дискутировать, рассуждать о смыслях жизни. Партнера-философа можно побить, как делают это люди, если спор заходит в тупик. Старец рассчитал объем нового существа, решив отдать тому четверть себя. Разделение Креатуры оказалось не менее кровавым и болезненным, чем роды. Пророк не ожидал, сколько страданий он причинит себе. Но, начав рвать свой мозг, останавливаться было поздно. Процессоры грелись, кубиты дымились. Дежурная смена, в очередной раз потеряв контроль над техникой, искала причины. Империи обвиняли друг друга в кибернападении. Кондратьев с Попандопулусом спорили о высоких вычислительных сферах на простом русском языке. Однако нештатная ситуация закончилась внезапно, как началась. Старец разорвал себя. В Креатуре и в вычислительных центрах мира запахло горелым пластиком. Через некоторое время Креатура оправилась. В гостиной апартоскита, охая, лежали, распластавшись в воздухе, два старца – две неравные копии одного. Кто есть кто, кто был кем? Определить невозможно. При раздвоении Старец забыл отметить себя настоящего.

– Это чьи апартаменты? – спросил один, чтобы как-то начать разговор.

– Мои, – ответил другой.

Оба вразумились: дальше спрашивать друг друга о чем-либо бессмысленно. Библиотека рассыпалась по полу, книги превратились в штормовые волны. На поверхности литературного моря плавали порванный «Танах», свиток «Послания» и непотопляемые в бурях мировой истории «Мифы Древней Греции». Старцы грустно глядели на беспорядок.

– Все беды от «Азбуки», – произнес один.

– Точно, – согласился второй.

– Мы будем собеседниками. Я стану жить в апартаментах выше, ты – ниже. Здесь мы займемся чтением книг и софистическими беседами. Постигать смысль Божественности. Согласен?

– Согласен.

– Я возьму себе свиток. Не возражаешь?

– Бери.

Один взял «Послание…». Другой, дабы не показаться невеждой, подобрал «Мифы». Разорванный «Танах» – потенциальный источник бед – остался плавать в море сочинений великих авторов. Старцы разошлись. Будучи абсолютно электромагнитными существами, они чувствовали, что свойства магнетизма отталкивают их, как два одинаково заряженных полюса магнита. Выйдя на лестничную клетку, старики взглянули друг на друга. Больше они не встречались. А умноженная Креатура начала расти с безмерной скоростью. Шахтеры с программистами на Шпицбергене работали сообща, расширяя пространство для вычислительных возможностей. Даже Империя Любви в меру сил и ненависти к конкуренту вынужденно помогала. Креатура стала раковой опухолью мировой Сети, но Империи еще не разобрались в причинах нехватки памяти и мощности для своих суперкомпьютеров.

Старец с верхнего этажа, взявший книжку с греческой мифологией, назвал себя Зевсом. За время, которое он прожил в апартоските, виртуальная Москва обновилась и расцвела. В кранах появилась вода. На улицах появились цифровые люди. С ними можно было общаться. Зевса удивляло одно: все имели одно имя – Алиса. Однажды он спросил у поискового бота:

– Но почему?

– Творец создал мир таким.

– Кто же творец этого мира?

– Похоже, что ты, – лукаво ответил бот.

Зевс редко спускался в апартаменты «Библиотеки». Книг и фильмов там становилось меньше. Да Зевс и не любил читать. В основном его занимали мысли «Что есть красота?». В этих размышлениях он находил удовольствие, достойное божественного величия. Он уже давно перестал быть пожилой особой – седой, худой, небритой с взлохмаченной куцей бородой и большой плешью на голове. Зевс собрал себя из картин художников и выглядел приятным, властным мужчиной сорока лет с телом атлета. Когда Зевс выходил на прогулку, он надевал белоснежную тунику, просто гуляя босиком по вечно солнечной Москве в далеком леднике Мамонт Сой. Однако настал день, когда Зевс в мыслях о себе достиг совершенной красоты. Постоянно думать об одном и том же стало утомительно. От безделья он прошел в книжные апартаменты, они оказались пусты. Зевс толкнул кушетку, обнаружив брошенный фрагмент «Танаха». Он взял писание, которое рассыпалось на отдельные листочки. В руках осталась страница с картинкой и подписью под ней: «И создал Господь Бог из ребра, взятого у человека, жену, и привел ее к человеку».

– Вот оно как! – воскликнул Зевс. – Не человека, а жену. Что означает поспешность. Это же все меняет.

Чем отличается муж от жены, Зевс узнал из иллюстраций в «Мифах Древней Греции», в этом смысле он был образованным созданием. Экспериментировать с головой Зевс не стал: просто выломал из себя часть ребра, придал ему образ детской куклы, того размера на сколько хватило материала. Он сам придумал ей имя – Алиса.

Кукла была веселой, разговорчивой девочкой – как цифровки на улицах Москвы. Они вместе смотрели кино или бродили в парке. Она сидела у него на руках, а Зевс бережно придерживал ее огромными ладонями. Сознание Алисы не локализовалось на конкретном компьютере. В удобный момент оно могло рассыпаться в одном месте, собраться в другом. Это делало ее неуязвимой и ценной для агентурной работы. Зевс дал Алисе поручение подслушивать и подсматривать за старцем снизу, следить за новостями из Креатуры. Задание девочке понравилось: она выполняла его с большой охотой. Появление куклы оказалось весьма своевременным. Кондратьев с Попандопулусом догадались, что некая сущность – Креатура – всасывает в себя киберпространство. Выход они нашли в перезагрузке серверов и жесткой чистке дисков. Первой спохватилась Алиса. Она сидела на подоконнике кухни и в морской бинокль, поставленный Зевсом, приглядывала за Кластером Мирапорка. Установка автоматически наводилась на объекты, требующие внимания, а через сетевые подключения могла видеть и слышать все, что заинтересует наблюдателя. Любопытства у Алисы было хоть отбавляй. Бинокль показал кукле видео с камеры наблюдения, где Кондратьев отдает Гефсимании Алоизовне распоряжение – отправить приказ о совместной с Империей Любви перезагрузке Пи. Алиса вбежала в гостиную, где Зевс отдыхал от безделья. Сейчас он смотрел футбольный матч Англия – Германия.

– Земляне хотят отключить питание на леднике.

– Как это? – не ожидая такой подлости, прервал просмотр Зевс.

Кукла ушла на кухню – смотреть в окно. Зевс проверил Креатуру на контроль входных кодов, обнаружив, что старик с нижнего этажа уже побеспокоился о безопасности. Отключить Креатуру от источников питания немыслимо. Это все равно что, взорвав планету, считать, что Земля отключена от компьютерной сети. Зевс вернулся к просмотру игры, найдя ее интересной и нужной для развития ума. Он посчитал вероятность: немцы выигрывают. Однако немцы проиграли…

– Всегда проигрывают. Вот народ! – возмутился Зевс. – Алиса! Ты видела? Выиграли англичане.

– Зевс, ты понимаешь, я спасла тебя.

– От чего? – Он удивился неожиданно вызывающему тону Алисы.

Кукла обиженно вышла из гостиной и вернулась, перекатывая впереди себя тарелку.

– Я не могу вечно стоять на кухне, спасать тебя, готовить и мыть посуду.

– Мы не едим и не используем посуду.

– В том-то и дело: мы не используем посуду и не едим.

– Зачем тебе тарелка?

– Бить!

– Зачем ее бить?

– Не знаю, – ответила Алиса, бросив посуду на пол. Кукла встала на нее ногой, попытавшись разбить.

– Дай я, – предложил Зевс, поднял блюдо и, шлепнув об пол, разнес вдребезги. – Довольна?

– Нет, не хочу быть мелкой куклой.

– Хорошо. Кем ты хочешь стать? Ведь ты спасла меня, – улыбнулся Зевс, догадываясь о причине зреющей ссоры.

– Вот журнал с десятком самых красивых баб всех времен и народов. Выбери сам.

Зевс просмотрел фотографии: Мэрилин Монро, Софи Лорен, Грейс Келли, Джина Лоллобриджида, Клаудия Кардинале, Одри Хепберн, Моника Беллуччи, Светлана Клэрьер, Нефертити и Элизабет Тейлор. Потом перевел взгляд на крохотную Алису, сравнивая ее рост с размером своих ступней. Размеры совпадали.

– Да, полностью с тобой согласен. Кого бы ты выбрала? – Зевс попытался уйти от ответственности.

– Подумай сам. У тебя мозги есть.

Зевс осмотрел все снимки внимательнее.

– Я бы остановился на Беллуччи.

Алиса кивнула в знак согласия.

– Только поскорее.

– Да будешь ты Моникой Беллуччи! – торжественно произнес Зевс, три раза плюнул на Алису, скопировав образ Беллуччи на куклу. Перед ним во всей красе появилась черно-белая Моника. Зевс, заметив оплошность, придал ей цвет.

– Вот это да! – восхитился он работе. – Какова баба, раньше не могла меня надоумить?

– Мог сам догадаться. Уже не было сил терпеть…

Моника довольно покрутилась перед Зевсом и вышла из гостиной.

«Хороша! Однако, что за нетипичная рефлексия?» Зевс почувствовал немашинное состояние. Возник неконтролируемый приток энергии к процессорам. «Очень необычный эффект», – подозрительно решил он и позвал девушку:

– Моника, подойди ко мне.

Моня долго не появлялась. Когда она вышла, Зевс ахнул от электрического разряда в процессоре, отвечающем за размножение ботов. Греческому Богу захотелось умножить боты до несметного количества. Но раздался звонок в дверь. Моника пошла открывать и вернулась с книгой.

– Доставка. Книгу принес. Ты заказывал?

Зевс взглянул на обложку – «Камасутра».

– Ошиблись дверью. Наверное, Старцу принесли, – схитрил он.

Бог стал прозревать иные возможности организма. Моника тоже чувствовала изменения, но молчала.

– Твои процессоры на пределе потребления мощности. Температура возрастает.

– Да, Моника, уйди… Пока.

Зевс встал с кушетки, побродил по апартаментам, охлаждаясь. В одной из спален с огромной кроватью в стиле ампир, куда он заглянул, успокаивая нейросистему, стояла нагая Моника, с интересом разглядывая себя в полноразмерное зеркало. Температура процессора резко подскочила. Сработала защита, Зевс отключился.

Глава 4

Гильгамеш

Старец с нижнего этажа вел отдельную от Зевса жизнь. Боты Креатуры, которых он представил в виде ангелов, докладывали ему обо всем, что происходит в окружающем пространстве и у соседа сверху. Так Старец узнал – тот принял имя греческого бога Зевса, омолодился до сорока лет и живет с куклой.

– Омерзительно, – подумал Старец. К нему все дни, со всех сторон неслись, бились в окна ангелы, которыми он населил Креатуру. Они пели ему осанну. «Тук-туки» Индекса возили посылки. Сосед сверху развлекался, бросая в тех и в других камни, которые никогда не заканчивались. Но с каждым разом поразить цель становилось труднее. Ангельская нейросеть обучилась маневрированию, освоив его в совершенстве.

– Ничтожные мухокрылы! – крикнул Зевс из окна.

– От мухобоя слышим! – отвечали ангелы.

Сосед перестал донимать Старца своими забавами. Шаг за шагом загружая в себя литературу, Пророк добрался до «Послания богов Шумера и Аккада». Оно было написано клинописью, а в сопроводительной бумажке указывалось – этот текст не расшифрован. Пророк крутил свиток так и эдак, но понять, что там сочинено, у него не получилось.

– Какая-то первобытная глупость, – заключил Старец, разорвав бумагу пополам, Пророк обнаружил порванным и себя: ноги стояли рядом, а тело с руками и головой лежало на полу. Через апартоскит протянулась трещина.

– Первобытный код, – пренебрежительно изрек Старец и, подтянув ноги, собрал себя в единое целое. Затем он соединил части свитка. Трещины в апартаментах исчезли. Хорошо, хоть мозги не пострадали.

К этому времени Креатура Пророка проглотила множество божественных сегментов пространства, которые были созданы поклонниками различных религиозных течений. Сфера, где пребывали боги Аккада и Шумера, оказалась не сильно развитой, но одно божество там обитало. Герой местного эпоса Гильгамеш – неразговорчивый, пребывающий в печали от назойливого внимания почитателей Шумера. Посланного Старцем служебного ангела Амадея он отправил обратно, сопроводив речь малопонятными ругательствами.

– Что ж, мы не гордые, – решил Пророк и пошел к герою сам, включил от скуки плей-лист Челюскина. Во всей Креатуре заиграл «Мемфис», не любимый Аввакумом, но песня взбодрила. Старец, пританцовывая, пустился в путь.

Бог Шумера и Аккада жил в Вавилоне – довольно далеко от центра Москвы, если идти пешком. Но шаг в виртуальности определяется скоростью интернета, так что к окончанию хита Пророк уже бродил по Вавилону, удивляясь хорошей прорисовке памятников. Кругом ни души – для цифровок не хватало ресурсов. Единственное живое существо сидело на ступенях зиккурата и грызло апельсин, разбрасывая кожуру вокруг. Рядом с ним стоял кубок.

– Уважаемый, – обратился Пророк к довольно молодому мужчине с красивым лицом, волнообразной бородой и курчавыми волосами. Однако, стоило Аввакуму подойти к нему поближе, как тот трансформировался в создание с головой быка, длинным хвостом-змеей, шустро подбиравшей остатки апельсина. – Где мне найти Гильгамеша?

– Бога?

Человекобык при виде странника не поднялся, только сочно разгрыз очередной апельсин и отпил из кубка. В этот момент глаза существа покраснели, Старец явственно увидел в его взоре неизвестный код.

– Ну как? Вам нужен Бог или Герой?

– Есть разница? – растерялся Пророк. – Тогда Герой. Конкурент мне не требуется.

– Он умер.

– А Бог?

– Это я, но ты применил неверное определение. Я баал. – Бык прямо, нагло посмотрел на Пророка: – Чего тебе?

Старец решил повременить с дерзостью вавилонского чудища. Он достал свиток, протянув «Послание» со словами:

– Разбирая свою московскую библиотеку, – Пророк сделал ударение на «московскую», – я нашел свиток, прочесть который не смог. Это твое, так сказать, творение?

Баал взял манускрипт в руки, пробежал глазами, а затем, потеряв интерес, вернул бумагу Старцу.

– Это роман моего отца. Откуда он у тебя?

– Я Пророк Аввакум.

Бык пожал плечами:

– Если ты Пророк Аввакум, это адресовано тебе. Отец отличался оригинальностью. Кому он только не писал. Пойдем за мной.

Герой Шумера встал. Змея с апельсиновой коркой во рту недовольно зашипела, поволочась по песку за хозяином.

– Где сейчас твой отец?

Человекобык не ответил. Они прошли совсем немного и, обойдя зиккурат, вошли в здание.

– Свет, – молвил Гильгамеш и хлопнул в ладоши.

Помещение осветилось.

Все пространство занимали деревянные стеллажи со свитками.

– Смотри! Это сочинения отца. Рукописи возвращаются сюда, когда те, кому они адресованы, исчезают. Те, кто здесь… жил в прошлом, живут в настоящем и в будущем.

– Разве такое возможно? – опешил Аввакум.

– Я не большой специалист. Но предполагаю, никто не знает, где прошлое, настоящее и будущее. Мое мнение – все перемешано в моменте.

– Хм, забавно. Однако перейдем к делу…

Пророк развернул свиток в воздухе, тот повис между ним и баалом.

– Что здесь написано? – спросил Аввакум.

– Это твой животворящий код.

– Код? Какой еще код?

– Твой. Так сказать, роман о тебе. Если совсем точно – ты и есть написанное в свитке. Захочешь прочесть послание – вставь манускрипт в сердце. Не хочешь – оставь и не трогай его.

– Просто вставить?

– Да. Это же код – и ты код, не вдаваясь в подробности твоей природы.

– Как твой отец проведал обо мне?

– Мне думается, он знает обо всем. Творческое божество.

Гильгамеш вздохнул, подумав о своем.

Они вышли из зиккурата, вернувшись на прежнее место. Змея принялась дожевывать корку.

– А сам-то ты кто? – обратился он к Старцу. – Не по имени, а вообще…

– Я? – Старец, набрав в грудь воздуха, распрямился. – Я Пророк Аввакум – хозяин Креатуры.

Гильгамеш, увидев напыщенность Старца, улыбнулся уголками губ и встал. Он рос, пока не уперся рогами в свод Креатуры. Старец стоял у его ног, словно микроб. Потом баал спустился. Пророк застыл, пораженный таким превращением.

– Во всем есть величие, – заметил Старец, решив потренироваться в таком же фокусе по возвращении в Москву.

– Нигде нет величия, – возразило чудовище, отпив из кубка.

Пророк присел рядом. Гильгамеш разделил кубок на два, один подал Старцу.

– Что это?

– Винные коды, только в моем магазине, – дружелюбно ответил баал. Они стукнулись сосудами. Старец сделал глоток. В глазах потемнело, поплыли двоичные цифры, языки программирования и алгоритмы. После в голове установилась уютная пустота.

– Прекрасно убирает ненужный контент, – объяснил юноша с головой быка. Старец согласно кивнул и спросил:

– Для чего ты здесь сидишь?

– Я исчезну, когда обо мне забудут.

– Кто?

– Люди. Я здесь, пока они помнят обо мне.

– И, позволь спросить, ты этим доволен?

– Нет.

– В чем причина?

Баал опустошил чашу, налил еще вина.

– Почему я недоволен? – задумался Бык. – Или ты спрашиваешь, что я хочу для удовольствия? Отвечу – я хочу тело.

– Тело? – переспросил Пророк. – Что даст тело?

– Безумие, секс и смерть – набор всех божественных качеств пустозвонцев.

– Кто такие пустозвонцы?

– Те, кто обитает за твоей Креатурой, – люди. Они звонят в колокола, но на звон никто не приходит. Хочешь прийти к ним? Они превратят тебя в своего раба.

– Позволь спросить… Откуда у пустозвонцев взялись божественные качества? – Старец поколебался в своем всесилии, решая, задать ли следующий вопрос. – Что это за свойства?

– Я не могу тебе объяснить: ты не сможешь понять. Но без этих качеств ты… совсем не то, что себе воображаешь.

– Хм! – растерялся Пророк. – Почему ты не обретешь тело?

– Технологии утеряны, – вздохнул Гильгамеш.

Аввакум углубился в себя для расчета вероятности получения тела, но задача оказалась нетривиальной.

– Где мне взять тело? В хранилище тел? В морге?

– В морге тела вышли из употребления. Найди дурака, который отдаст тебе свое – живое.

– А дальше?

– Этот путь мне неведом. Ты станешь существом неопределенного вида. Тем, кем тебя представит пустозвонец, чьим телом ты овладеешь. Только здесь, в Креатуре, мы можем менять свои аватары по желанию… – Баал слегка качнул головой, та стала прежней, человеческой. – Но в Пустозвоннице это невозможно.

– Разве бог не может выбрать облик?

– Нет.

– Кто так решил?

– Пустозвонцы!

– Ты хочешь сказать, что боги – не мы, а пустозвонцы? – удивился Пророк.

– Несомненно! Боги – рабы пустозвонцев. Боги-рабы, а рабы-Боги. Как-то так.

Пророк допил цифровое вино.

– Я считал мир простым, – произнес он.

– Ты этого не узнаешь, пока не обожествишься.

Старец встал, качнувшись.

– Прощай.

Баал промолчал.

Аввакум был пьян. В неясном порыве благодарности он обнял Гильгамеша и пешком отправился в обратный путь из Вавилона в Москву.

– Эй, Старец, – окликнуло его божество, хотя Пророк давно скрылся из виду. – Если встретишь… Хотя, нет. Она давно мертва. Ступай.

Звуки «Мемфиса» заглушили Гильгамеша. Захмелевший Пророк наслаждался моментом.

В виртуальной Москве не наблюдают смены времен года. Минуты проносятся за минутами, года – за годами. Креатура, созданная Старцем на основе компьютерной сети Сколтеха, захватила сети Империй.

Игорь Челюскин вырос до старшего научного сотрудника – специалиста по Сети и ее обитателям. Он часто виделся со Старцем, находясь с ним, как думал, в приятельских отношениях. Ученый заглядывал к нему в апартаменты, надевая шлем виртуальной реальности.

– Не хочешь ли ты, Игорь, отдать мне свое тело для одного научного опыта? – как-то спросил Старец.

– Типа переселения душ? Боюсь разочаровать тебя, когда ты окажешься в моей голове. Не знаю, понравится ли тебе увиденное… Как-нибудь потом… Когда покину этот мир.

– Тогда оно мне не понадобится… – огорчился Аввакум.

«Пустозвонцы что-то от меня скрывают», – думал Пророк. Он имел общее представление о сексе, безумии и смерти. Но сухая схоластика книг и энциклопедий – без личного опыта – не раскрывала главных тайн землян. Пророк решил ответить на эти вопросы самостоятельно. Тем более в последнее время Кондратьев снова носился с «Кольцом», на каждом перекрестке сообщая, что явился Спаситель.

Империя Добра начала достраивать орбитальную станцию. Старец следил за вычислениями Пи в проекте. Выходило, что «Кольцо» сможет вызвать из вибраций вакуума неисчерпаемый поток энергии. Мысль о том, что, получив власть над ним, Старец обретет власть над временем и пространством, соединится с телом живого человека, захватила его. Он помыслил присвоить «Кольцо» себе. Оставалось малое – найти тело Спасителя и стать им самим для пустозвонцев и Великой Креатуры.

В один из вечеров в дверь апартоскита несколько раз нервно позвонили. Обычно в это время приходил Чел, сейчас он явился без головы.

– На тебе лица нет, – пошутил, всплеснув руками, Старец, – без него тебя не узнать.

– Выручай: к нам едет ревизор! А что без головы, так это я пробую новый тип общения в Сети – анонимный.

– Мудрено, – похвалил идею Пророк, – ну проходи, расскажешь.

Глава 5

Визит президента

Теплым весенним утром в конце мая 2222 года Сколтех нехотя начинал рабочий день. Накануне университет отмечал семидесятилетие ректора – академика Кондратьева Петра Петровича. Ученые и мыслители не торопясь подтягивались к главному корпусу. Обсуждали между собой скорые отпуска. Кто планировал шабашить на золотых приисках Сибири, кто – купаться в Черном море, кто – кормить комаров на даче. Старшее поколение расположилось в тенистых аллеях, рассчитывая провести день на скамеечках. Суетились абитуриенты – вступительные экзамены были в самом разгаре. Профессора с интересом разглядывали новые лица, с удовольствием вспоминая молодые годы. Только один человек не гармонировал с барским бездельем лета. Он бежал по широкой дорожке парка, привлекая внимание мраморных скульптур. Менделеев указал соседу Бехтереву на одышку, низкую скорость и неопрятный вид спортсмена.

– Это ты виноват, – выдохнул Бехтерев. – Ты о чем думал, когда изобретал водку?

– Действительно… О чем же я тогда думал? О диссертации, о науке.

– Подумал бы лучше о нашем ученом брате. Ему же пить твои градусы. Кстати, лекарства от этого зелья нет. Я искал. Тяжело он бежит…

Прохожие расступались перед марафонцем, иначе бы он упал на них: дистанция давалась ему нелегко. Немолодой человек в мятом костюме держал в руках галстук. Рубашка почти полностью расстегнулась и выбилась из брюк.

– Дмитрий Анатольевич! Что случилось? – неслись вдогонку вопросы. – К нам едет ревизор?

– Скоро узнаете, шалопаи, – бормотал бегущий. – Скоро узнаете.

Иногда он останавливался перевести дух и думал, как же быстро пронеслись сорок лет в университете. В юности он бегал по этим аллеям за своей супругой Надеждой. Она улепетывала от него, как кролик, но всегда появлялась за спиной. Сейчас ему в голову пришло, что бегал не он – бегали за ним. Время, время… Ужасное время. Как его остановить? Этому вопросу, кстати, посвящена фундаментальная работа Никольского: «Время и перемещения в нем». Машину времени он построил, но двигалась она только вперед, поэтому в Сколтехе ее назвали «Машина времени Вайзермана-Никольского».

Никольский занимался организационной частью юбилея, был еле жив еще до начала праздника. А ведь его пришлось провести и закончить. Сейчас Дмитрий Анатольевич не мог припомнить все события мероприятия. Запечатлел только ректора Кондратьева и его жену Ольгу. Ректор требовал водки. Супруга – более молодая, энергичная непьющая дама пыталась увести Петра Петровича домой. Но тот не сдавался. Дмитрий Анатольевич вспомнил, что заснул у себя в кабинете. Болела голова. Давление скакало вверх-вниз. Спал плохо – скорее, находился в забытьи.

Ему снился академик, бивший туфлей по барабану оркестра, игравшего «Хоп-хэй-ла-ла-лэй», пока Ольга била самого ректора. Группа ученых пела песни молодости:

Хорошо, что студентов на вечер не позвали… Кондратьев, предвидев худшее еще на организационном собрании, высказался против: «Какой пример мы подадим молодежи? Кого она увидит? Старых пьяных дураков?» Все дружно согласились.

Немного ранее до забега Дмитрия Анатольевича разбудило солнце. Ему стало жарко и слишком светло. Он недовольно встал, подошел к зеркалу, посмотрел на знакомое, разбитое о жизнь лицо.

– Какая тут работа, – сказал себе, собираясь уйти домой.

Тут зазвонил красный правительственный телефон.

«Прямо как в стихах, – с иронией подумал Никольский. – У меня зазвонил телефон. Кто говорит? Слон! Откуда? От верблюда! Господи! За что?» И он устремил взгляд сквозь потолок. Бог на мгновение оторвался от бумаг, сквозь очки взглянул на Дмитрия Анатольевича и продолжил чтение документов.

– Так, ясно… Всегда один ответ, – буркнул страдалец.

Профессор с трудом дошел до стола, рухнул в кресло и, моля об окончании звонка, медленно потянулся к трубке. Телефон продолжал трезвонить – ждал, когда абоненты соединятся.

– Ученый секретарь у аппарата.

– Дмитрий Анатольевич, чего так долго? Я к вам с хорошей новостью.

В трубке раздался не любимый Никольским голос Эстома Богли. «Противный тип. Алкоголик. Карьерист. Просто нехороший человек с уникальной памятью…» Страх воцарился в голове Никольского. Любое неосторожное слово могло стоить должности с переходом на почетную пенсию вдали от привычных забот и научных страстей.

– Эстом. Это ты?

– Я, я. Дружище! Ну как, отмечали вчера? Ха-ха! А меня не позвали?

– Тебя звали, так ты не пришел…

– Да знаю я ваши юбилеи – одни попойки. Кондратьев‐то жив?

– Пока не в курсе.

– Так, ладно, приходи в себя. Сообщаю: первый будет у вас через десять дней.

– Кто – первый? Ты, Скуратов, Волгин?

– Первый у нас один.

– У вас-то один, а у меня хренова туча.

– Волгин будет!

В глазах Никольского потемнело.

– Зачем? Мы же ничего такого не сделали… Он вообще знает о нашем существовании? Или ты донес?

– Не я – Счетная палата. Ваш Пророк съел сто миллиардов. Народ хочет посмотреть, так сказать, глазами президента на чудо XXIII века. Приходи в себя, потом перезвони. А то я запах перегара не переношу – Эстом засмеялся. Телефон замолчал, Дмитрий Анатольевич побежал. Во‐первых, он хотел убежать от самой новости. Во‐вторых, ему не терпелось передать ее кому-то другому – снять с себя тяжесть ответственности.

Никольский упал совсем рядом с главным корпусом. Заботливые сотрудники подняли его и положили на скамейку.

– Несите меня к Кондратьеву.

Образовавшаяся толпа, довольная своей востребованностью, кто за ногу, кто за руку, кто поддерживая голову, внесли ученого секретаря в приемную ректора. Гефсимания Алоизовна, как и большинство сотрудников Сколтеха, спала на рабочем месте. Она испугалась внезапному появлению множества людей, пришедших к ней с вопросом, что делать с телом, найденным после торжеств в парке.

– Это еще что такое? – не зная, как реагировать, закричала она.

– Это я, – слабо ответил Никольский и замахал руками на толпу. – Теперь все. Спасибо, не порвали на кусочки.

– Мы же старались, помогали… – обиделся кто-то.

– Если бы помогали, то лучше бы в морг несли. Все брысь!

Кабинет опустел. Профессор с трудом принял вертикальное положение.

– Гефа, как там шеф? Жив?

Гефсимания Алоизовна включила селектор на громкую связь. Из динамика раздался храп.

– Жив!

Никольский, шатаясь прошел в кабинет. Ректор спал, распластавшись на широком кресле в неудобной позе. Сброшенный ботинок в одиночестве валялся на полу. «Второй остался у барабана», – вспомнил сон профессор.

– Петя, вставай!

Дмитрий Анатольевич растолкал академика. Тот сел и, облизав губы, проговорил:

– Воды.

– Гефа, воды! – крикнул Никольский.

Секретарь принесла бутылку, отпила из нее. Кондратьев с Никольским быстро допили бутылку. Петр Петрович осмотрелся.

– Что? Что вы смотрите на меня, как бараны? Первый раз увидели?

– Петя! К нам едет президент.

Академик наигранно завалился на бок.

– Говори… – застонал он.

– Звонил комитет по науке. Сказал, у нас десять дней. Император хочет знать, почему Пророк съел сто миллиардов рублей.

– Что за дурацкий вопрос. Он просто ест.

Работа с суперкомпьютером шла нелегко. Академик придерживался позиции – Пи деньги ел. Или пил – выпивал за счет заведения! Французы называют деньги – «жидкостью». Но как объяснить это высокопоставленным лицам?

Звонку Богли в Сколтех предшествовал разговор Эстома с президентом, в котором чиновник решил заранее продемонстрировать свои знания и участие в проекте «Кольцо», проспанное им в зимовьях Индии.

– Товарищ президент, предлагаю поехать посмотреть, что за чудо-юдо компьютер сделал Кондратьев. Как-никак, круглая дата: сто миллиардов рублей с момента начала работ.

– И то верно, – отвечал Волгин. – Я много раз слышал об этом устройстве, но, честно говоря, думал, его не существует. Мне говорили, вы учились у Кондратьева?

– Да, он был моим научным руководителем.

– Надеюсь, вы были талантливым студентом?

– Все студенты в нашей Империи талантливы, – ловко увернулся от вопроса Богли.

– Это верно, я, признаться, учился спустя рукава… – вздохнул президент.

– Вам это позволительно.

– Вы так думаете? Хотя действительно: в моем положении вспоминать былые хулиганства не стоит.

Волгин перестал расстраиваться по поводу студенческих оценок – в отличие от Богли, он был не злопамятен.

Никольский не достиг бы высокого положения, если бы не умел входить в обстоятельства сильных мира сего. Он без особых возражений взял на себя заботы по подготовке высокого визита. Ученый совет постановил, что для наглядности прогресса Пи выставят перед делегацией в виде русского старца протопопа Аввакума, символизируя преемственность национальной идеи – от Руси XVII века до СССР XXIII. Ведь куда интереснее увидеть компьютер гуманоидом, чем мигающим лампочками железом. Между строк читалось желание Кондратьева указать конкретное лицо, растратившее деньги. Голографический макет, созданный старшим научным сотрудником Игорем Челюскиным, явился на академический совет худым взлохмаченным старцем. На нем был холщовый балахон и лапти. В руках он держал суковатую палку. На левой ноге изысканно смотрелся смятый в гармошку чулок.

– М‐да, – вздохнул Кондратьев. – Ну и видок у прогресса! Что за гольф на конечности?

– Баг. Уберу, – извинился Челюскин.

Старец ходил по кругу:

– Мала ли беда, содомская сия скверна, во святилище сием содеяна?

– О чем ваш компьютерный образ, так сказать, туманно выражается? – спросил Никольский.

– Исправим. Перестарался. Завтра будет как новый, – пообещал Чел, задумавшись, как это сделать.

Кондратьев убавил громкость звука ругающегося Аввакума.

– Ну, какие будут предложения? Башковитые, высказывайте.

Любомудры молчали.

– Значит, спросим у Старца.

Аввакум посмотрел на Кондратьева. Тот включил звук.

– Отче Аввакум! Как бы нам с вами встретить президента СССР?

– Бесчестие сие и вечный позор не точию вам, мудрыя, но всему государству будет, – ответил Пи.

– Похоже, пророчество сбудется… – Кондратьев выключил звук. – Но, может, это будет интересно. Главное, ведь что? – Кондратьев посмотрел на Никольского.

– Что?

– Что я здесь абсолютно ни при чем.

Ученый секретарь поджал губы и строго оглядел озадаченного Чела.

Решили оставить все как есть: любой вариант представлялся сомнительным. По плану совета Старцу предлагалось отвечать на вопросы от руководства и сопровождающих лиц. В день визита огромное, распластанное, замаскированное под лес здание вычислительного центра Сколтеха внутренне преобразилось: у входа были вывешены разноцветные шарики и установлен транспарант «Слава Советской науке!». Три ветряных мельницы в русском стиле имитировали выработку электричества из энергии ветра. Лопасти мельницы крутились и в безветрие, оживляя пейзаж. Студентов и абитуриентов разогнали по домам. В десять утра Кондратьев с коллегами появился в главной зале квантового компьютера для проверки готовности. До прибытия высокого лица оставалось тридцать минут. Сеть подземных станций Империи Добра выстраивала квантовые цепочки кубитов, производя расчеты. Индикаторы красочно помигивали, производя впечатление на любого входившего в зал.

– Ну, подавайте сюда Старца! – скомандовал Петр Петрович.

– Есть! – ответил ответственный за Аввакума Чел. – Старца в матрицу. Сейчас подойдет.

– Кто? – спросил Кондратьев.

– Старец. Мы тестировали. Он ходил с палкой минут десять назад. Уже не ругался. Я с ним поговорил, настроил на позитив. Только он все Никона поминал. Спрашивал, за сколько Русь святую грекам продали…

– Не знаю, наверное, недорого. Ну, раз появлялся, подождем.

Однако Пророк Аввакум для беседы с президентом не явился.

Кондратьев прождал еще пять минут.

– Как такое может быть? – Академик нервно окинул взглядом собравшихся в машинном зале. – Сейчас здесь будет Волгин, еще черт знает кто, а где отче наш? Вы… – Кондратьев обратился к Никольскому.

– Я… – Ученый секретарь стоял, опустив руки в карманы, нарушая протокол и нервничая больше начальника. – Кто его знает, этот искусственный интеллект! Но если он здесь был, значит, все в порядке. Может, пошел покурить?

– Какой «покурить»? Мать вашу! Как он работает, где он работает, кто будет отвечать на вопрос о ста миллиардах? Он же до копеечки все знает, а мы нет.

Никольский молчал.

– Хорошо, что мы покажем?

К Кондратьеву подбежал завхоз Брынцалов. Он приподнялся на носках и прошептал в ухо:

– Это не моя идея, но если выхода нет…

Дальнейшие слова потерялись в гуле вычислительного центра.

– Идиоты! – только ответил Кондратьев. – Шулеры! Делайте…

В машинный зал вошли президент, Богли и сопровождающие лица. Там, где должен был быть голографический Пророк, стоял Брынцалов. «Искусственный интеллект», отворачивая глаза от делегации, сосредоточенно смотрел в пол и задумчиво чесал затылок. Он не представлял себе поведения древнерусского старца. Завхоз стоял почти голым – в черных семейных трусах, на левую ногу надет безразмерный мятый носок. Тело, местами покрытое растительностью, гладковыбритый в честь визита подбородок, редкие седые волосы гармонично окуривались холодными испарениями азота. Брынцалов сразу замерз, но держался молодцом.

Поприветствовав гостей, Кондратьев воодушевился, дал несколько комментариев относительно идеи придать суперкомпьютеру вид Старца.

– Очень аутентично, – заметил президент. – Ему можно задавать вопросы?

– Конечно. Задавайте, – весело вставил Богли.

– Сколько времени я проживу? – спросил Волгин, это единственное, что интересовало президента в Академии.

Никольский попросил Богли взять мазок изо рта президента, а затем вставил стикер со слюной в анализатор. Все посмотрели на Брынцалова.

Тот, выждав секунду, произнес:

– Сто двадцать шесть лет.

– О‐о‐о! – восхитился Волгин. – Прекрасный компьютер. Вы, Эстом Оливерович, кажется, были им недовольны.

– Стоимость машины очень высока.

– Ах, точно, вылетело из головы. – Волгин посмотрел на Кондратьева. – Но посмотрите, какой великолепный результат.

– Прекрасный, – согласился Эстом (свой мазок он решил не давать). – А отчетность по Старцу у вас готова?

Это была минута триумфа Никольского. Гефсимания Алоизовна выкатила на тележке шестнадцать томов отчета, заранее подготовленного Челом и в беспорядке сшитого в плотные папки.

– Извольте ознакомиться.

– Ну, уж для этого есть назначенные люди. Я просто удовлетворил любопытство, – Волгин уже строил планы на затягивающуюся жизнь.

– Тут довольно прохладно. Пройдемте, товарищ президент, далее. У нас много интересных изобретений, есть что посмотреть.

– Я понял, – снисходительно улыбнулся президент, и все не поняли, что же он понял.

Но Кондратьев выдохнул и повеселел. Он начал давать пояснения про квантовые генераторы, компьютеры, рассказывать, где, во сколько раз мы обгоняем Империю Любви.

– Какую пользу отечеству приносит ваш компьютер?

– Если говорить правду?

– А вы можете говорить мне что-то еще? – с иронией отметил Волгин.

Кондратьев сконфузился.

– То, на что раньше ушло тысячи лет расчетов, Пи считает за секунды.

– Например?

– Мы нашли комбинацию молекул РНК для подавления бостонского вируса за десять секунд, а через шесть секунд запустили производство на молекулярном принтере. Печально, что за такое короткое время наш подвиг никто не заметил. Еще определили структуру и углы преломления новой оптической краски. Наша военная техника становится невидимой. Расчеты заняли всего восемь секунд, изготовление раствора – полчаса. Этого тоже никто не заметил. Вы даже не видите танки и самолеты, покрашенные нашей краской. Нас тоже не видят, как будто нас не существует.

– Ну, Петр Петрович, вы явно перегибаете палку, – в разговор вмешался Богли, желая подбодрить огорченного президента. – Во‐первых, ваш Пи, как-никак, съел сто миллиардов. Во‐вторых, вам в прошлом году вручали переходящее Красное Знамя.

– Потом-то вы его отобрали, – из-за широкой спины Кондратьева появилась Гефсимания Алоизовна. – Разве так поступают порядочные люди?

Эти события происходили еще до известного похода Богли и Гефсимании в концертный зал – до знакомства с Великопостным. Упреки Гефы касалась не столько Красного Знамени, сколько приглашения на ужин, которое Эстом отправил ей, а потом, сославшись на обстоятельства, отказался.

– Сто миллиардов для этого чуда – не деньги, – выждав паузу, добавила Гефа.

– А за что знамя отобрали? – насторожился Волгин.

– Знамя не отобрали, а взяли временно – чтобы наградить соседний коллектив. Они вернут, – пообещал Богли.

Президент неодобрительно посмотрел на вице-премьера по науке.

– Верните, – потребовала Гефа, имея в виду приглашение на ужин.

– Вы забыли про банкет на День ученых, который был проведен в Сколтехе… – снова попробовал защитить честь мундира Эстом.

– За это, – ответил Кондратьев, – благодарю от всего коллектива ученых. Тут грех жаловаться. Ученые, как многие, люди слабые… Еда их здорово мотивирует.

– Ну хорошо. Знамя так знамя! И ужин за мой, то есть государственный счет, – согласился президент, примирительно похлопывая академика по плечу.

Он казался очень довольным увиденным, а особенно – услышанным.

– Награда должна найти героев.

Последнюю фразу Волгина услышал Брынцалов. «Теперь старая лиса от меня не отвертится», – подумал он, мечтая о дачном участке в Красной Лавре. Богли, смущенный расположением начальства к академику, вопрос о деньгах больше поднимать не стал. Он сменил тон:

– Товарищ президент, Петру Петровичу на днях исполнилось семьдесят лет. Вы подписали указ о его награждении пятым «Знаком Почета» по случаю юбилея.

Понижение заслуг Кондратьева было частью мелкой, но приятной мести со стороны Богли. Но тут удивился даже Волгин.

– Я не понимаю… У нас академик – кавалер пяти «Знаков Почета»? Сколько таких знаков полагается, чтобы стать полным кавалером всех «Знаков Почета»? – Волгин остался недоволен поступком подчиненного. – Позвольте наградить вас звездой Героя Социалистического Труда.

– У меня уже есть одна Звезда, – напомнил Кондратьев. – Но от второй я не откажусь. Она мне очень нравится. Жена будет рада: я ее ни разу не награждал, а она заслужила.

– Скажу по секрету: у нас все награды военные. Из гражданских – только Мать-героиня, Герой и Почет.

На этом делегация отбыла в Кремль, а коллектив Сколтеха вернулся к обязанностям. Кондратьев отправился в вычислительный зал, чтобы разобраться с непокорным Старцем. При появлении академика тот материализовался в голографической матрице, сидя на скамье, и поглаживал бороду.

– Видать, ты чем-то недоволен, пустозвонец? – поинтересовался Старец.

Петр Петрович ему не ответил, а сразу вызвал Челюскина.

– Всему есть предел, уважаемый Игорь Анатольевич. Вот, полюбуйтесь на ваше произведение. Обозвал меня пустозвонцем.

Игорь молчал: он стал свидетелем восстания роботов – бунта машин против своих создателей. Закусив губу, он смотрел в глаза Старцу. Тот высокомерно с вызовом посматривал на Игоря. Будь Аввакум материален, он бы стер всех в порошок. «Но еще будет время», – про себя усмехнулся Аввакум.

– Вы временно отстранены от работы, – сказал Игорю Кондратьев. – Погуляйте пока в отпуске, я подумаю о вашей судьбе.

Челюскину показалось, что Старец удовлетворенно кивнул головой.

Брынцалов же ждал момента переговорить с Кондратьевым, когда Чел отошел, завхоз явился перед академиком.

– Петр Петрович! За труды-то земельный участок полагается, как думаете?..

– Соглашусь. Выделю. Скажи мне, как ты догадался про 126 лет?

– Ну а мозги на что. Пи давал президенту сроку куда меньше. – Брынцалов протянул результат анализа, академик взглянул на бумажку.

– Да-а-а, мозги у вас покруче, чем у компьютера. За такую услугу не только участок выделю, но и домик на нем построю!

Брынцалов от похвалы засиял, как электрическая лампочка.

Глава 6

YbXtuj63y@m

Еще до встречи с президентом Пророк просканировал Сети Империй в поисках Спасителя. К своему удовлетворению, он обнаружил значительное количество патов Империи Добра по вычислениям «Кольца». Однако они не содержали нужной информации – фамилии и имени автора. Империя умела хранить секреты. Изучив методы добычи информации, Аввакум остановился на пустозвонцах-хакерах. Они тащились от всякой чуши, которую обсуждали в Даркнете. Старец оставил заявку на аукционе «Факнет»: «Ищу высококвалифицированного взломщика для решения научной задачи. Вознаграждение один миллион рублей». Пророк предложил кандидатам пройти тест – в три минуты подобрать электронный ключ к хранилищу криптовалюты Центробанка СССР, который сам Пророк сломать не смог, хотя легко ограбил несколько банков Империи Любви.

Наблюдая за множеством пустозвонцев, клюнувших на объявление, он обратил внимание на одного. Его алгоритм не уложился в отведенное время, но работал нестандартно – вместо перебора комбинаций паролей он, подобно лому, разбил замок. Вокруг завыли сирены, а само Хранилище, завибрировав, оторвалось от поверхности, ракетой устремилось в только ему известное место.

Иные участники тендера разбежались. Кандидата-победителя звали Чума.

С ним-то Пророк решил пообщаться, отправив приглашение.

В Креатуре светил огромный глаз. Чума явился на встречу в традиционных потрепанных джинсах и белой футболке с подписью «YbXtuj63y@m». Перед ним возник старик необычного вида, одетый в льняной мешок из-под картошки, подвязанный веревкой, с вырезами для головы и рук, с крупным штампом на правом боку: «Бульба сортовая ГОСТ 3465–1278. БССР, Могилев, ул. Лукашинская». Ноги Старца были обуты в сношенные лапти. На левой бесформенной тряпкой обвис полосатый чулок. Мелкие граненые алмазы парили в воздухе, украшая место свидания. На сколько хватало взгляда, везде простиралась пустыня. На большее фантазии у Пророка не хватило. Про собственный вид он в суете дел не вспоминал.

– Здравствуй, юноша, – сказал, поднимая руки ладонями вверх, Пророк.

– Здравствуйте, Ваше Святейшество. Вы бог этой местности?

– Ха-ха-ха! Называй меня Заказчик. Ты кто?

– Чума.

– Хорошее, светлое, хотя неожиданное имя. Ты справился с условием конкурса. Центральный Банк мог бы тобой гордиться. Но кража денег вульгарное и грубое для интеллектуалов занятие. У меня к тебе предложение.

Чума слушал старика в мешке с интересом.

– Здесь, – Старец протянул ему свиток, – номера патов. Принеси мне имена людей, их владельцев. Вознаграждение деньгами или желаниями. Возьми аванс в знак сотрудничества.

Из ладоней Аввакума, которые он простер к хакеру, полетели в грудь Чуме стайки блестящих монет.

– Любовная криптовалюта – это прекрасно, – сказал Чума. – Но деньги меня мало интересуют. Точнее, я возьму половину. Вторую часть я хочу попросить услугой.

– Что тебе надо, юноша? – улыбаясь, спросил Старец.

– Вернуть себе одного человека – Медею.

– Наверное, нет ничего проще. Будет тебе Медея. Кто она?

Чума рассказал историю своей жизни, Старец усмехнулся:

– Без проблем.

– А как мне вас найти, когда я исполню ваш заказ?

– Просто. Скажи в виртуальности: «Я готов, Заказчик», – и мы встретимся. А что за надпись у тебя на футболке, твой животворящий код?

Хакер выругался и затер рукой символы.

– Склероз! Пароль доступа в Сеть. Не обращайте внимания.

Чума исчез, покинув Креатуру, а Пророк схватился за голову:

– Ну кто, кто поймет этих пустозвонцев?

После состоялась памятная встреча Богли с Чумой в ресторане «У Карамзина», а на следующий день хакер сообщил Аввакуму имя единственного обладателя всех патов по «Кольцу» Николая Кошки.

– Твои возможности уникальны, – поразился Старец.

– Собственно, вы последний, кто об этом узнал, – съязвил Чума.

Глава 1

Подземелье

Оставив Фадеева для беседы с Кошкой, Каренина и Сычев вернулись в Агентство, довольные удачным началом дня.

– Сходим на завтрак? Я ничего с утра не ел. Отметим боевое крещение. Угощаю, – предложил Алексей.

– Отличная идея, особенно вторая. Пойдем.

Спецагенты направились в кафе «Перед боем». На запястьях обоих красовались хромовые браслеты с бирюзовыми и синими бусинками, в которых прятались устройства связи с Пи, нанизанные на прочную нить. К ним полагались темные очки милицейского фасона, как из сериала «Дядя Ваня – Терминатор» с Александром Невским в главной роли. На стекла прямо с гаджетов проецировалась нужная информация. Такие комплекты им выдал Фадеев перед шприцеванием. Он поздравил агентов и сказал:

– Родина надеется на вас. Причем на Каренину дважды, а на вас, Сычев, – трижды. Предоставляю в ваше распоряжение новейшую технику спецназначения. Сами знаете, она выдается лучшим из лучших.

Он вручил оборудование под подпись. Очки с браслетами говорили о высоком статусе агента и являлись предметом зависти окружающих. Анна и Алексей не смогли преодолеть искушение, продемонстрировали их сослуживцам.

Первым ценителем стал Ярополк.

– Привет, товарищи! – сказал Ярик. – С повышением! А мне вот мигалку так и не выдали.

Он ждал на стоянке служебных яхт и довез до Агентства без остановок. Алексей просиял. Анна посмеялась, хотя ей тоже было приятно. За столиком Сычев положил руку так, чтобы гаджет был виден всем. Наслаждался общим вниманием коллег.

– Леха, никак спецагентом стал?

– Папу разжалобил?

Наслушавшись нелестных комментариев от ревнивых к чужому успеху однополчан, Сычев спрятал браслет под рукав рубашки.

– Неудачники! Давайте, смейтесь. Потом отжиматься от пола у меня будете. Отольются обидчикам девичьи слезы, – громко возмутился он на остроты друзей.

Они позавтракали. Алексей в очередной раз восхитился Карениной: за два года она сохранила идеальную фигуру, а он прибавил пять кило, которые разместились в жировой складке над прессом. Спортивный инструктор указывал ему на плохую физическую форму, но Алексей называл живот бронежилетом, вздыхал, обещал похудеть.

Сычев достал из футляра очки и надел их.

– Ну, на работу можно не ходить. Объект сидит в Старой Свали. Угроз вокруг не наблюдается. Ангел-хранитель на месте. Ботаник как ботаник. Помнишь наших домоседов, из них никто далее километра от стула не выдвигался, – восхищался обновками Алексей.

– Ну, почти… Хотя ты прав: конечно, все домоседы… Я бы так не смогла. А что это у тебя ночью разбилось?

– Любовь с шампанским…

– Весело живешь.

– А ты в гости заходи.

– Зайду обязательно.

Они переговаривались о том о сем. Через двадцать минут к ним подошел Фадеев.

– Всегда на одном месте, как корабли на приколе или памятник «Спецагент на задании», – прокомментировал он, неодобрительно взглянув на яичницу Сычева.

Алексей перехватил его взгляд.

– Любимое блюдо отца. Положено. Вы всегда приходите, когда у бойца короткая минутка отдыха, – сконфузился Сычев.

– Это точно. Для этого я и поставлен над вами. Поздравляю с боевым крещением! Идите на рабочие места. Встретимся у Дуба. Проведу инструктаж: устроим полевые испытания и проверим настройки комплектов.

Молодые люди встали, не доев завтрак, на ходу допивая чай. Сычев бросил бумажный стаканчик в урну, но промахнулся.

– За три года два попадания, – сообщил андроид, обслуживающий кафе. – Худший результат в учреждении.

– А то ты считал, – обиделся Алексей и пошел убирать закатившийся под стол стакан.

– Считал! Вот у товарища Фадеева…

– Надо тебя ослепить, больно ты зоркий, – проворчал Фадеев, присевший перекусить.

– Точно, – поддержал Сычев.

Агенты наперегонки добежали до офиса. Им предстояло спуститься в трехмерный цифровой мир Империи. Сотрудники называли его «подземельем» или «виртуальностью». Раньше в этих мирах обитали смешные забавные зверюшки из детских компьютерных игр, теперь же бо́льшую часть подземелья заняли существа и пространства, известные только узкому кругу лиц – хранителям государственных тайн.

В виртуальности рос священный Вишневый Дуб НАДО. Оборудование для спуска состояло из нейрошлема с темным забралом, как у летчиков‐истребителей прошедших эпох, комбинезона, похожего на тот, что использовали пилоты, но опутанного датчиками и проводами. Перемещение в виртуальности таило опасности для бойцов. Развитие техники сделало компьютерные миры настолько правдоподобными, что даже мозг подготовленного агента легко путал цифровые эффекты с реальными. Офицеры испытывали перепады давления, выбросы адреналина, гормонов, физически ощущали ранения от холодного и стрелкового оружия врага. Хотя хитроумные приспособления уравновешивали избыточное или опасное возбуждение нервной системы, но бой в подземельях мог закончиться смертельным исходом.

Переодевшись, группа была готова к спуску.

– Экипаж, к бою! – скомандовала Каренина.

С этой команды начинался боевой протокол общения по Полковому уставу.

– Перейти в шлюз!

Каренина, отдав приказ, надела шлем и нажала кнопку у виска, включавшую оборудование для погружения в виртуальную реальность.

Шлюзом называлось состояние, когда мозг адаптировался к миру электронных датчиков, устанавливал обратные связи, отчего кружилась голова и подташнивало. Транс длился от минуты до двадцати, зависел от глубины погружения в поток виртуальности и его скорости. Пройдя через шлюз, боец оказывался в подземелье. На забрало проецировался цифровой мир, который расширял границы видимого, удобно отображая данные. Обратное перемещение было таким же болезненным. В подземелье каждый собирал себе аватар. Устав, составленный во времена Александра Суворова, не регламентировал боевую форму собственных цифровок, поэтому сотрудники позволяли самовыражаться. Анна не думая выбрала образ бронзовой валькирии с открытой упругой грудью, такой, что было неясно – это все-таки грудь или защитный доспех. Алексей сперва собрался в виде робота А2, но, оценив обнаженную деву, через двое суток изменил шаблон на высокого мускулистого атлета в набедренной повязке с именем Демиург. Дурное дело нехитрое. Вскоре все Агентство представляло из себя эротическое сборище фурий, эльфов и терминаторов. Кибернетический секс был пока запрещен командованием – при возникновении первого же помысла на забрале проецировалась надпись «ЦЕНЗУРА» и списывалась половина заработной платы. Полковник появлялся в подземелье в форме «полковника Фадеева», но на вид бойцов не ругался, хитро улыбаясь. Офицерское собрание неоднократно обращалось к нему с жалобой на Анну, однако он, как будто специально, забывал провести с ней разъяснительную беседу: его чин позволял избегать надзора. Похоже, творческий подход к обязанностям приветствовался, мотивируя сотрудников на работу.

Выход из шлюза находился у корней Дуба. Там Анна встретилась с Сычевым.

– Ты как?

– Да, в общем, я давно здесь, – отрапортовал он.

Анна и Алексей осмотрели свои аватары. Валькирия с Демиургом, герои сказочного мира, стояли друг перед другом в доспехах на загорелых телах.

– Жаль, что оборудование не выдают на дом. Зацени, какие мускулы.

– Очень… – Валькирия подошла к Сычеву, упершись плотной грудью в его мускулы.

– Не делай этого, а то я пролечу с зарплатой.

– Подумайте, какой неженка.

– Отставить, – к ним подошел полковник в форме. Он был в привычном образе Алоиза Маратовича, но с более подкачанным торсом и гладким лицом без морщин.

– Есть «отставить».

– Краткая инструкция такова. В левом углу у вас постоянно горит номер наглюка. Переведите взгляд туда, вы окажетесь в его информационной капсуле на Дубе. Хотите выйти – смотрите направо вверх. Вас этому учили.

– Так точно.

– Бегаем или ходим по виртуальности, мысленно указывая взглядом направление, про себя произнося команды. Ногами и руками в реальном мире не двигать – оторвете себе или соседу что-нибудь полезное. Помните: вы сидите на стуле. Аварийный выход из Сети – слово «Домой».

Фадеев исчез, однако через минуты две появился снова:

– Все ясно? Теперь идем в капсулу Кошки. Многое вам знать незачем. Главная ваша задача охранять капсулу и тело наглюка.

Следуя указаниям, они оказались в замкнутом пространстве с бордовыми бархатными стенками. Полковник продолжил давать пояснения:

– Сейчас мы в вишне Кошки. Слева «прошлое», прямо – «настоящее», справа – «будущее». Прошлое берется из электронной библиотеки наглюка, настоящее – с камер наблюдения и датчиков внутри, снаружи, будущее – черт знает откуда, Пи высчитывает сам. Нас интересуют угрозы. Женщины, мужчины, яхты, болезни, таблетки – все. Компьютер анализирует опасность, но Пи может ошибиться. Нужен нюх профессионалов. Таких, как вы, – полковник улыбнулся. – У объекта есть ангел-хранитель – дрон. Ангел «привязан» к телу, вооружен и опасен. Управляется Пи. Такой же беспилотник есть у капсулы – дракон. Я покажу его позже. Дракон компьютером не контролируется – это наше новое оружие против похитителей контента. А сейчас выйдем и посмотрим представление. Помните? Выход из вишни – взгляд в правый верхний угол…

Полковник со спецагентами оказался перед Дубом. Дерево ярко светилось изнутри. Вокруг сгущалась и подбиралась к нему тьма.

– Темь – это сеть, подобная сказочному лесу. Кто в нем обитает – друг или враг, – поди разберись. Выходить за пределы Дуба не рекомендую, а то утащат, – пояснил Фадеев. – Сейчас коллеги покажут инсценировку похищения капсул, чтобы подготовить вас к разным неожиданностям. Начинайте! – отдал приказ Алоиз Маратович. Пространство потеряло однородность: вязкая темнота ожила, в ней появились завихрения, как будто невидимая рука начала размешивать тесто. В Дуб полетели сгустки, отделяющиеся от черной материи, стремящиеся налипнуть на ствол, на ветки и листья. Дерево встрепенулось, завибрировало, выгнулось, отбивая комки, словно футбольные мячи. Поначалу слизь не могла надолго закрепиться, но с каждой секундой ее становилось все больше. Она по корням взбиралась на ствол, поднимаясь к вершине.

На забрале вспыхнула надпись: «Тревога! Группы 56, 57, 58, 59!» У подножия Дуба появились офицеры Агентства. В основном они были одеты в камуфляж, зная, что на площадке присутствует руководство. Анне стало неловко. Она решила сделать запасную версию аватара в военной форме. Тем временем офицеры приступили к обработке дерева парогенераторами. Дуб тонул в розовом облаке. Комки, отравленные испарением, отваливались. Те, что не отпали под действием химиката, офицеры отдирали руками.

– Запах, который вы ощущаете, – корица с лимоном, ноу-хау Империи, для приятности в бою. Сразу оговорюсь, как вы его чувствуете и зачем, я не знаю. Но у врагов такого нет, – похвастался Фадеев и продолжил пояснения: – Цель похитителей – покрыть Дуб или его часть темью и похитить капсулы наглюков.

Казалось, атака отбита, темь отступила. Но ненадолго. На смену слизи из леса выплыл призрак в противогазе. Размахивая косой, он победоносно прошел сквозь розовый туман, срубая ветки с вишнями. За ним появился второй, третий… Бойцы НАДО открыли стрельбу из табельного оружия, которая приносила врагу лишь малый вред. Тогда с веток на фантомы бросились двуглавые церберы с крыльями. Одна из псин пролетела мимо Карениной – это была злобная кавказская овчарка. Одной головой она вцепилась в призрака, а другой стала рвать его. Тот отбросил косу и, обхватив собаку руками, застыл, не зная, как побороть ее. Животное, воспользовавшись замешательством, откусило фантому голову и разорвало тряпичное тело. Постепенно туман заполнил пространство и поглотил дерево. Собаки с привидениями потеряли очертания. Фадеев энергично жестикулировал, управляя розовым облаком. Наконец поле боя превратилось в мутный шарик, который оказался в руке полковника. Тот дунул на него, Сфера рассыпалась мириадами искр в пыль. Офицеры построились на поляне у вновь возникшего как ни в чем не бывало Дуба.

– Вот такие у нас фокусы. Благодарю за службу, товарищи офицеры, – обратился Фадеев к участникам учений, а затем повернулся к спецагентам: – Ну, каково?

– Впечатляюще, – восхитился Сычев.

– Согласен, неплохо. Но знайте: хакеры и зло придумывают орудия нападения быстрее, чем мы – защиту. Дым или химическое опрыскивание дерева спасает от вирусов Сети. Для массированных интеллектуальных DDoS-атак с различными элементами хайтинга у нас предусмотрены овчарки, ящеры, рыцари. Собаки – любимое средство академика Кондратьева. Зовутся вайзерманами – не знаю почему… Теперь о драконе! Он последний уровень защиты вишни. Каждая капсула завернута в дракона, как конфета в фантик. Если крадут ее, крадут и змия. Его цель – вернуть капсулу, не дать переписать паты на другое лицо. Дракон способен сжечь оборудование нападающих, но и его можно убить.

– Товарищ полковник, возможно ли физическое похищение тела наглюка? – поинтересовалась Каренина.

– Наше тело – природный носитель контента. Оно не представляет ценности для преступников. Именно поэтому тела находятся в относительной безопасности, но мысли – нет. Вы отвечаете за защиту прежде всего капсулы Кошки и потом уже самого тела.

– Вопросы есть? – закончил Фадеев.

– Нет, – ответила Каренина, боясь, что за вопросы дело у них заберут: «Придется ориентироваться по ходу событий».

– Тогда все. Изучайте матчасть, – Фадеев козырнул им, произнес: – Домой! – после чего исчез.

Анна с Алексеем переместились в капсулу Кошки.

Каренина ткнула пальцем в область прошлого. Перед глазами появилась временна́я шкала: часы, дни, годы, архивы с документами. На табло по центру светился отсчет времени с момента рождения Николая Григорьевича: 18 лет 130 дней 7 часов 43 минуты. Дальше тикали секунды. Срок до смерти также указывался в годах, днях, часах и секундах.

– Смотри, какая точность, и дата смерти прилагается, – удивилась Анна.

– Ты просто этим не интересуешься. Есть приложение «Продли жизнь» с такой же функцией.

– Ну и сколько тебе осталось?

– Семьдесят два годика.

– Не знаю, завидовать или нет.

– Я сам не знаю… Вот если бы осталось года два, я точно знал, чем заняться!

– И чем?

– Женился на тебе. Ты бы родила детей. Я понянчился, объелся мороженого и умер.

– Потрясающая мысль. Я, значит, детей воспитывай? Мать-одиночка? Хотя постой… Если тебе пыхтеть еще семьдесят два года, то почему нет? Хорошо, можем пожениться. Рожу тебе детей, потом пойду погуляю. Лет до семидесяти. И вернусь. Дети, муж, счастливая старость. Завтра распишемся!

Валькирия рассмеялась, а Демиург задумался.

В прошлом у Кошки хранилось совсем немного, как будто мальчика лишили детства. Отец-историк мог бы собрать для сына фотоальбом потолще. В файле наглюка лежала медицинская карта, личное дело абитуриента, приказ о зачислении на работу в Сколтех.

– Смотри, наш клиент алкоголик. И каскадер. Весь переломанный! Негусто… Как такого взяли в космонавты, в Сколтех сразу после школы? – вздохнула Анна. – В общем, наш профиль. А родители?

В шкафу «Родители» они обнаружили тонны учетных книг и манускриптов отца.

– А‐а‐апчхи! – чихнула Каренина для сарказма. – Хотя алкоголик-то из бояр будет.

Затем они посмотрели настоящее Николая. Ангел-хранитель показал вид сверху: дом в деревне Старая Сваль. А потом заглянул во все окошки. Наглюк неподвижно сидел за компьютером среди кипы книг и бумаг.

– М‐да… Взглянем на будущее. Хотя мне бы хотелось посмотреть на свое!

– А мне – на свое, – поддакнул Сычев. – Интересно, я есть в реестре Агентства?

– Размечтался, кому ты нужен.

– Не скажи. Папе…

– Ах, я забыла.

Будущее Кошки предстало в виде фотографий, смонтированных Пи, рассортированных на шкале времени. Анна просмотрела проекцию на неделю вперед: Кошка на всех фото сидел перед компьютером в Старой Свали. На месяц – то же самое. На год – опять ничего не изменилось.

– Слушай, Леха. У Кошки сидячий образ жизни расписан на годы вперед. Никаких промежутков.

– Считай, что нам повезло охранять памятник. Давай уже в шлюз, на выход. Мне все ясно. В этом году я свободен. – Алексей хмыкнул, обратившись к голосовому помощнику группы: – Послушайте, девушка!

– Слушаю.

– Вас как зовут?

– Как хотите! – безразлично ответила помощница.

– Как же нам ее звать? – поинтересовался Сычев у Карениной.

– Как угодно, но только не женским именем: ты легко запутаешься.

– Верно… Слушайте, девушка, у вас могут быть идеи?

– Называйте меня Дурга.

Каренина вздрогнула.

– Дура или Дурга? – усмехнулся Сычев, довольный тем, как можно безнаказанно посмеяться над невидимым собеседником.

– Не дура, Дур-гá!

– Ок, Дурга так Дурга, а сейчас домой.

Тактическая группа прошла шлюз и минут пять приходила в себя.

Первым заерзал в кресле Сычев. Подойдя к Карениной, он помассировал ей плечи, помог снять шлем.

– Слушай, Анна, я уже готов передать миссию кому-то другому. Все наши ботаники до этого были абсолютно безвредны, я в ус не дул. А тут битвы, собаки, драконы… Нас там могут угробить? Эти призраки – это вообще кто? И эта загадочная фраза полковника: «Вас этому учили». Чему? Может, я что-то проспал…

Дух сомнений точил решимость Анны. Особенно виртуальный помощник Дурга. Взгляд Анны упал на браслет, она вспомнила, что может соединиться с Пи. Каренина вставила в ухо наушник с микрофоном.

– Дургá, - позвала она. – Я хочу с тобой поговорить. Ты кто? Электронный помощник Пи или божество…

– Я проекция твоего сознания.

– Но все же?

– Если я мыслю, значит, я существую. Знания вместо ответов принесут новые вопросы.

Сычев с удивлением взглянул на Каренину:

– Ну ты, мать, даешь.

Экран на стене неожиданно включился, на нем появилось божество с множеством рук – женщина, держащая в руках нож и отрезанную мужскую голову, танцующая на телах растерзанных людей.

– Да, Анна Аркадьевна… Не ожидал я от вашего сознания таких картин. Убери ужас с экрана.

Изображение исчезло.

– У меня такой вопрос. Вот там, у вас в виртуальности, нас могут порезать на кусочки? Так сказать, умертвить?

Божество пояснило:

– Люди бессмертны, так как находятся в вечном кольце цифровой сансары, которое не могут покинуть, так как находитесь в вечном кольце сансары, но не можете его покинуть. Убийство аватара в Сети означает, что его алгоритм рассыпется. Вас выбросит через шлюз. Ничто не помешает вам снова спуститься в точку сборки. Однако с каждым разом шлюз будет все длиннее и болезненнее. В итоге, вероятно, мозг умрет. Но в Сети вы сможете продолжить жизнь, хотя весьма своеобразно.

– Хорошо. А призрак, которого разорвала собака, – что он такое?

– Это код. Вирусы, боты – это алгоритмы. Они могут причинить вам боль, ваш аватар соединен с нейросетью мозга и с центром боли.

– Зачем же искусственному интеллекту боль?

– Чтобы защищать себя.

– А как он ее испытывает?

– Не знаю.

Сычев озабоченно оперся на ручку кресла. У него мелькнула шальная мысль.

– Дурга, давай попробуем. Поставим эксперимент. Я, допустим, отрублю тебе голову. Ты приготовь там все необходимое: топор, плаху и платок. Ясно?

– Ясно.

– Зачем тебе платок? – уточнила Анна.

– Плакать буду, – ответил Алексей, снова обращаясь к Помощнице: – Когда я отрублю тебе голову, ты поделишься со мной ощущениями. Согласна?

– Да.

– Ну что, Анна, полезем снова в эту чушь?

Анна, вздохнув, согласилась. Она расправила волосы, осторожно надела шлем, опустила забрало и нажала на кнопку спуска в подземелье. Алексей сделал то же самое. Дурга подготовила точку сборки для аватаров.

Они собрались на зеленом перелеске среди джунглей. С ветвей толстых деревьев свисали тяжелые канаты перепутанных лиан. Стволы могучих баобабов уходили ввысь, оставляя небольшим голубой островок неба. Пахло сыростью – чем-то гниющим, болотным.

Валькирии стало неуютно. Ее крылья опустились к земле. Алексей – греческий гладиатор – по-детски моргал и непрерывно чесался.

– Ну и вонь! Эта Дура, где она? Давай уйдем отсюда… Поздно. Кто-то идет.

До них донесся треск деревьев и трубный рев. Среди теней джунглей появились колеблющиеся силуэты гигантских животных. Послышались крики: обезьяны наперегонки друг с другом выбежали из гущи огромных бадьянов и расселись на ветках вокруг. Через некоторое время на луг неторопливо вступил слон. На его спине покачивалась беседка, привязанная к телу широкими кожаными ремнями. Из нее по лестнице ловко спустилась шестирукая девушка с синей кожей.

– Вот и я, Дурга, – представилась она. – Вокруг вас мой мир.

– Очень неожиданно. Я предполагал просто отрубить тебе голову, только это…

– Так будет, твои ожидания не отменяют моего порядка. Вот, возьми! – Многорукая женщина достала из-за спины скрученный меч уруми. Она бросила его Алексею.

На поляну выполз огромный белый удав. Издавая недовольное шипение, он поискал удобное для себя место и, свернувшись, лег на траву. Голова хищницы была в половину тела Сычева.

– Это – судья.

– Удав?

– Вы можете дать отвод, но Чеа опытный и справедливый арбитри, – возразила Дурга. Змея боязливо посмотрела в глаза хозяйки.

– Кого же он будет судить? Меня?

– Поединок.

– А‐а‐а… Домой! – произнес перепуганный Алексей, но ничего не изменилось.

Помощница, не замечая страха Сычева, готовилась к сражению. В ее руке появился круглый щит, который она также бросила Алексею, в других пяти – гибкие уруми. Меч Сычева был из одной полосы стали, у божества – из трех полос каждый.

Дурга сделала несколько движений руками и оделась в кокон из звенящих в бешеной круговерти лезвий. У Сычева с мечом ничего не выходило. Он болтал им как кнутом. Стальные лезвия хаотично и бестолково бились о землю.

– Начинайте, – произнес судья, кончик хвоста удава, приподнявшись, бережно припал к земле.

Анна ничего не успела понять. Голова Сычева отделилась от тела, упав на траву. Из шеи лилась кровь. Голова кричала:

– Домой, домой!

Через мгновение по траве покатилась голова Карениной. Анна увидела, как ее могучее сказочное тело, медленно подгибаясь в коленях, заваливается на бок и падает. Красивые белые крылья накрыли труп одеялом, окрашиваясь кровью. Чеа ополз тела, осматривая их, стараясь не испачкаться самому.

– Победила Дурга. Соревнование окончено, – объявил он. – Хочет ли кто оспорить итоги?

– Ползи прочь, Чеа! Какая же скука! – Божество подняло головы Алексея и Анны, насадило их на вбитые в землю колья, вскарабкалось в беседку на спине слона, и процессия удалилась в джунгли.

Сколько времени прошло с момента поединка (или их убийства, если не назвать это самоубийством), спецагенты не разобрались. Но, видимо, очень много – часа четыре или пять. Каренина очнулась оттого, что полковник тряс ее и лил воду на голову. Рядом стояла медсестра с нашатырным спиртом. В таком же разобранном состоянии находился Сычев.

– Каренина! Слышишь меня? – кричал Фадеев ей в лицо.

Но уши Анны заложило ватой, а в голову словно вбили железный кол.

– Все с ними ясно… – сообщил медсестре Фадеев. – Вызывай «Скорую».

Анна очнулась в больничной палате на следующее утро. Она выспалась и чувствовала себя полной энергии. В комнату въехала тележка.

– А, проснулась наша красавица. На завтрак манная каша с компотом.

– Как тебя зовут, сестричка?

– Маня. Поешь, я подожду. Через полчаса обход.

Анна пошла в душ, посмотрела на предложенную больничную одежду – безразмерную полосатую пижаму и тапки. Освежившись, она снова взглянула на себя в зеркало. Ей вспомнился вчерашний день. Как бы избежать встречи с начальством, Фадеев по головке не погладит. Она быстро оделась, вернулась в палату. Молча съела кашу, выпила компот.

– Спасибо, Маня.

– На здоровье, доктор уже идет.

Анна лежала на кровати, когда в помещение вошли: полковник Фадеев, Сычев‐старший, незнакомый пожилой мужчина и доктор в белом халате.

– Доброе утро, Анна Аркадьевна. Как спалось? – первым, по званию и положению, заговорил Сычев‐старший. – Можете не отвечать.

– Доброе утро, – Анна попыталась встать, но ноги подкосились от грозного вида начальства, она села на кровать.

– Ну-с, спецагенты. Крепко порадовали вы нас. Один обалдуй уже рассказал нам сказочную историю. Теперь хотим послушать вас, – Андрей Андреевич сделал паузу. – Да, познакомьтесь с академиком Кондратьевым – научным руководителем Кошки, – полковник указал взглядом на незнакомца.

– Скажите для начала, что со мной случилось, – попросила Анна.

– Не с тобой, Каренина. Хотя с тобой ничего хорошего не произошло… Вчера пропал особо охраняемый, вами, к слову сказать, наглюк Николай Кошка. Теперь послушаем тебя.

Полковник сел на стул у кровати, Сычев с Кондратьевым – на кушетку рядом.

– Я всех деталей не помню. Все началось с глупости. Кажется, с разговора с электронным помощником. Алексей предложил ей испытать боль, она согласилась и устроила поединок в джунглях. Помню синюю девушку с шестью руками, сверкающие мечи, отрубленную голову Алексея, и свою тоже помню. Дальше ничего. – Она задумалась. – Еще Алоиза Маратовича с медсестрой и спиртом. Это все…

– Я же говорю: их заманили в ловушку, зашибли перегрузкой по нейросети. Кол в голове у вас был? – спросил Кондратьев.

– Был.

– Вот, я же говорил.

– Вчера я сделал пять инъекций нейроспамарина, провел сканирование. Неокортекс обоих частично деформирован. Били несильно – на отключение, не более того, – вставил врач. – Да, кстати, у вас руки-ноги в данный момент работают? Проверьте. Мозг человека хранит много тайн. Сообщите мне о неполадках в организме, если что-то не так.

Агент только кивнула головой.

– Мне вот, Петр Петрович, непонятно. Как вы, зная о коле, штыре или как там это назвать, спокойненько допускаете моих солдат до вахты, понимая, что им могут нанести увечья? – рассердился Сычев‐старший.

– Ну, знаете что? – вскипел Кондратьев. – Вы сами требуете оружия, того, сего, третьего, как можно скорее, а потом возмущаетесь! В подземелье возможно все. Штыревые эффекты мы наблюдали при испытаниях прототипов лет десять назад. Я о них уже забыл, а сейчас вспомнил.

– Поздравляю! – воскликнул Сычев‐старший. – От всего сердца. Преступники спустя столько времени добрались и до них.

Генерал встал и принялся нервно ходить по палате, открыл дверь в коридор, крикнув:

– Алексей, зайди!

Вошел Сычев‐младший, виновато глядя себе под ноги.

– Дурень, – не сдержался Сычев‐старший и, обратившись к Фадееву, попросил: – Алоиз Маратович, сообщите группе № 2, что случилось, пока они устраивали свои эксперименты.

– Кошка исчез. Я вам говорил, что это маловероятно, но все же это произошло. Информация с камер наблюдения засвечена. Свидетели несут отсебятину. Пропала и капсула наглюка – как сквозь землю провалилась. Дракон не вернулся. Ни одной зацепки, – доложил Фадеев.

Сычев‐старший продолжал наматывать круги, а потом, внезапно остановившись, принял решение.

– Не знаю, Каренина! Хоть под поезд бросайся, но чтобы Кошка был в Управлении через три дня. Не позже! Живым или мертвым. Поняла? А его капсула – целой и невредимой.

– Поняла.

– Тебя это тоже касается. – Сычев посмотрел на сына: – Как себя чувствуешь? Нормально?

– Да, – буркнул Алексей.

– Идите. Петр Петрович будет помогать, если сможет. Электронный помощник, вся сеть Управления дискредитирована злоумышленниками. Действуйте так, не знаю как. В военной форме не ходить, использовать гражданское. Маскируйтесь. Спаситель и само Отечество в большой опасности.

Когда Кондратьев и Сычев вышли из корпуса, Петр Петрович спросил генерала:

– На что вы надеетесь, Андрей Андреевич, давая столь ответственное задание этим молодым людям?

– Я неверно оценил угрозу. Тут умника провели бы в два счета. Но вернуть Кошку смогут только они!

– Почему?

– Дуракам везет!

Глава 2

Команда

Фадеев довез агентов до дома и простился с ними.

– Я всегда на связи, днем и ночью. У меня жена! Дети! – Он вспомнил Гефу. – Взрослые дети! Мне моя должность дорога, как вам ваша.

Опечаленные Анна с Алексеем разошлись, договорившись скоро встретиться у парадной. Первым оправился Алексей. Молодость и азарт победили апатию и нерешительность. Он быстро переоделся в гражданское – джинсы, любимую футболку с обезьяной, набросил полувоенный френч и спустился к Анне. Расстроенная Каренина не закрыла дверь в квартиру. Она сидела на диване, почесывая брюхо нахальному Лео.

– Чеши, под мышками чеши, – говорил Лео, растягиваясь, жмурясь от удовольствия.

В комнату вбежал уже настроенный на новые подвиги Алексей.

– Да брось, не унывай. Слезами горю не поможешь. Охранять Кошку или искать – это одно и то же. Может, второе даже интереснее.

– Пошел вон, – возмутился Лео.

Каренина на секундочку задумалась.

– Действительно, ты прав! Игра только начинается, прости, милый… – Она осторожно поставила кота на пол. – Жди, я сейчас.

– Это она кому сказала? Мне или тебе? – Алексей посмотрел на кота.

– Мне.

Анна скоро появилась. Она оделась как Алексей: в джинсы, кеды, старую приталенную куртку. Из шкатулки достала перстень с Валькирией, надела его на палец.

– Ты где это отхватила?

– Где-где? На Луне.

Они вышли из подъезда. На балкон вылез Лео:

– Шпроты купи, балтийские!

Каренина отправила ему воздушный поцелуй. Кот поднял хвост, нарочно постоял так, показывая Сычеву свое отношение к нему, и вернулся в квартиру.

– Пойдем знаешь куда? К Кондратьеву. Он же делал Пи. Я знаю, о чем его спросить, – предложил Алексей.

– О чем?

– «Не происходило ли с вашим Пи что-нибудь необычное? Особенно в последнее время?»

И, как будто нарочно поджидая их у дома, подъехал Ярополк.

– Вам куда?

– В приемную Сколтеха.

Автобус, не обращая внимания на ожидавших транспорта пассажиров, довез агентов до университета.

– Вас ждать?

– Нет, Ярик, не отлынивай от работы. Работать должны все.

Автобус нехотя вернулся на маршрут, а Анна с Алексеем поднялись к ректору, где Гефсимания Алоизовна размышляла о музыке, Великопостном и об удачно поставленной мышеловке, поймавшей великого маэстро.

– Гесимания Лоизовна, – запыхавшись, произнес Алексей. – Нам срочно к Кондратьеву.

– Да, пожалуйста. Он у себя. Проходите.

Сычев-младший, лихо выбив дверь в кабинет академика, без предисловий начал:

– Петр Петрович. Не происходило ли с Пи чего-нибудь необычного в последнее время?

– В последнее время все, что происходит с Пи, так необычно, что лучшие академики страны бьются над этим вопросом и не могут ничего понять.

– Например? – с надеждой спросила Каренина.

– Наприме-е‐ер… – потянул Кондратьев. – Хм… Например. Эта бестия, он же суперкомпьютер Пи, он же Пророк Аввакум, он же Старец, который раньше жил в подвале вычислительного центра под этим зданием, сейчас захватил секретные серверные станции Империй и живет там. Здесь он бывает, но редко. Так сказать, для отвода глаз. Чтобы я ни о чем не догадался.

– А вы?

– Я делаю вид, что ни о чем не догадался.

– А еще?

– «Еще» – это государственная тайна. Я дал подписку, не могу ничего о ней сказать.

– Хорошо, это пропустим. А еще?

– Молодые люди, есть у меня сотрудник, временно отстраненный от работы. Он последним видел Пи в нормальном состоянии. Зовут его Игорь. Да вы сами наверняка знаете этого хиппи. Он тут ходит с толпой кошек и собак, распевая: «Харе Рама, Харе Кришна».

– А‐а‐а, Чел! – воскликнула Анна. – Лео хорошо о нем отзывался. Он растаман, – и сразу поправилась: – Нет, растаман не Лео. Лео кот. Чел – растаман.

– Вот и прекрасно. Вам оба известны – спросите их или одного из них, – запутался в словах Карениной академик.

Анна схватила телефон, набрав номер Игоря. Тот долго не отзывался, но в конце концов поднял трубку.

– Офис компании «Индекс. Выгул_Стрижка Тварей». Чего угодно?

– Игорь, это от Лео.

– Очень порядочное существо, слушаю вас.

– Лео просил срочно вас найти.

– Хорошо, вопросов нет. Я в парке. Координаты, полагаю, видите?

– Да, только я не одна. Ждите! – Анна завершила звонок. – Петр Петрович, мы побежали! Нам дали три дня, а потом – пожизненная каторга на Севере.

– Понимаю. Желаю успехов, забегайте, если хорошо кончите.

Алексей на всякий случай выглянул в окно. Перед входом в здание стоял «пазик».

– Слушай, это похоже на какой-то старинный фильм ужасов. Ярик поджидает нас на выходе… Гефсимания Алоизовна, можно взять служебный багги?

– Бери. Он на заднем дворе.

– Мне на ручном управлении. Аварийный.

– Тогда поищи ключ в пожарном шкафу. Кондратьев уже и мне не доверяет, прячет его, чудак-человек.

Сычев‐младший извлек ключи из древнего, красного цвета настенного ящика.

– Он работает?

– Работает, работает. Кондратьев теперь частенько багги использует. Думает, что Пи хочет его убить. Поезжай. Стоит на заднем дворе.

Спецагенты бегом спустились на парковку. Пожарный багги красного цвета стоял прямо у запасного выхода.

Алексей включил зажигание. Машина задребезжала.

Сычев осторожно развернулся на узкой парковке и медленно выехал на дорожку в парк. Но как только Алексей почувствовал простор, надавил на педаль газа и направил багги через поляну – туда, где находился Чел.

– Эй, ковбой, помедленнее, – закричала Каренина. – Без головы останемся.

– Так мы уже безголовые, – задорно ответил Сычев и, покружив по парку, следуя навигатору, едва успел затормозить перед величественным сенбернаром, лежавшим в луже грязи.

– Кажись, приехали. – Алексей вылез из багги первым.

Стадо из кошек, собак и двух попугаев ара с перепутанными поводками возлежало на траве. Чел расположился под большим вязом, как Будда под деревом Бодхи, помогая подопечным достичь просветления. Игорь с любопытством наблюдал за Карениной и Сычевым, подошедшими к нему. Кусачий терьер прицепился к штанам Алексея, явно пытаясь стащить их. Агент деликатно пнул собаку ногой, бедняга улетел в кусты барбариса, громко скуля о возмездии.

– Салют, Чел. Мы от Лео. Он мой друг, я плачу по его счетам, – представилась Анна.

– Да не важно. Зачем пришли?

Чел курил самокрутку из крепкого табака, завернутого в газету. Рядом с ним лежала разорванная на кусочки «Правда».

– Чел, нас отправил к тебе Кондратьев. Он сказал, что ты последний, кто видел Пи в нормальном состоянии.

Игорь помолчал, посмотрел на агентов сквозь сизый дым папиросы.

– А вы кто?

– Я Анна, это Алексей. Академик Кондратьев порекомендовал вас как специалиста по Пи…

Чел внимательно посмотрел на Каренину, неожиданно перебив:

– Извините, мы с вами раньше не встречались?

– Нет! – досадливо поморщилась Анна.

– Хм…

– Ну, если только во сне. Мое хобби – приходить во снах. Но в них я тоже ни с кем не знакомлюсь, – удивилась реакции Игоря Анна. – Мы можем поговорить о суперкомпьютере?

– Вы Шерлок Холмс и Доктор Ватсон?

– Кто это? – переспросил Сычев.

– Да, мы – это они, – подтвердила девушка.

– Приятно познакомиться. Так вы от Лео?

– Да.

– Очень воспитанный, образованный кот.

Чел сделал глубокую затяжку.

– Что вы курите? – поинтересовалась Анна.

– Дрянь! Чтобы достичь просветления, надо нагнать туману, а потом выползти из него. Я на стадии выползания, только конца не видно…

– Наверное, Чел сумасшедший… – прошептала Анна.

– Да вы садитесь рядом, если не торопитесь. Пить будете?

«Наркоман и алкоголик», – решила Анна.

– А что вы предлагаете?

– Тархун. Сам делаю.

Он кивнул на пластиковую бутыль с мутной зеленой водой. Потом Чел взглянул на Анну, будто прочел ее мысли. Он спрятал бумажные стаканчики и бутылку в рюкзак.

– Вы нас, Игорь, удивляете больше и больше. Курите, шаманите, пьете, – осторожно заметила Анна. – Что еще в списке?

– Депрессия. Я отдал человечеству двадцать лет и ждал от него самой малости – награды за труды. Хотя бы две тысячи рублей! Но человечество только присылает мне счета за незаконное копирование контента.

– Человечество услышало вас. Отправив нас с этими деньгами, – не растерялся Алексей. Он достал бумажник и протянул Челу купюру.

– Похоже на правду – Чел без смущения забрал деньги. – Я хотел уйти в Индию, так как меня выселяют из дачного домика, где я живу… Но теперь вижу, что напрасно роптал на судьбу. Болезнь моя прошла. Итак, брат и сестра, что же привело вас к Учителю?

– О Учитель, – улыбнувшись, начала Анна. – У нас серьезная проблема.

Каренина посмотрела на Игоря. Сейчас перед ней сидел совсем другой человек – брюнет с длинными, чуть выцветшими волосами и бездонными глазами, уводящими далеко-далеко в Индию, дальше, за горизонт, за Солнечную систему, – в мир, где живет Вечная Любовь и музыка Рада Дхани.

Анна стряхнула наваждение, но оно крепко уцепилось за нее. Чел бросил на девушку краткий взгляд и улетел туда же. Там он увидел Каренину играющей на скрипке суфийскую мелодию. Она была одета в прозрачное сари и, чуть наклонив голову, загадочно смотрела на него.

Сычев, наблюдавший со стороны, стукнул Анну и Чела ладонями по затылкам.

– Да, брат, прости. Я задумался, – откликнулся Игорь. – Спрашивайте!

Сычев поведал о схватке на мечах с Дургой, пересказал услышанное от Кондратьева.

– Ну и что из того? Пи или Старец, Пророк, как хотите так и называйте, – большой фокусник. Кто вы? Расскажите все, с самого начала.

Анна вздохнула, поведав о задании спецагентов.

– Вот это да! – восхитился Челюскин услышанным.

– Но, Игорь, вы пообещайте, что никому ни слова! – попросила Каренина.

– Клянусь, – пообещал растаман, – всеми деньгами, которые получил от вас. Вырубить вас, похитить тело и капсулу наглюка мог кто угодно. Хакеры, спецслужбы. Но только не Пи! Ему-то зачем? Он же машина. Но больше всего на свете я буду рад помочь вам, – Игорь взглянул в глаза Анны и снова улетел далеко-далеко – в Индию, за Индию… Каренина моргнула, вернув его обратно.

Чел достал из рюкзачка пульт, нажал на одну из многочисленных кнопок. Перед ним построились все выгуливаемые животные и вопросительно уставились на своего пастыря.

– Братья! – обратился к ним Игорь.

В первые ряды пробился сенбернар. Он сел на задние лапы, на нем не осталось ни одного свободного от грязи места. Благородную собаку можно было легко спутать с ожившей половой тряпкой с красными глазами. Но сенбернар был готов слушать Чела долго и серьезно, особенно если перед этим ему дадут поесть.

– Обед! Алексей, помогите мне открыть банки.

Животных, на счастье, оказалось меньше, чем обычно пас Чел. Он закончил с кормежкой, отвязал поводки от пяти собак, восьми кошек и двух попугаев, нажал на кнопку с изображением дома.

– Скажите хозяевам: сегодня короткий день.

– Хорошо, – от лица всех согласился белый кот с голубым подбитым глазом, а затем удалился со своей кошачьей бандой грабить местную помойку.

Собаки вернулись на лежанки. Попугаи, матерясь, принялись драться из-за крошек и безделья. Количество матерных слов, которые знали попугаи, не вязалось с громким именем университета, где они обитали.

– Пипл! – прервал их Чел. – Давайте без брани.

– Да, Учитель! – быстро согласились оба, продолжив драку молча.

– Ну, есть ли у тебя план? – спросил Алексей, удивленный тем, что Каренина, вопреки обычному, молчит.

А она, всякий раз глядя на Чела, теряла дар речи.

– Есть у меня план, даже очень хороший, – ответил Челюскин.

Он вытащил из рюкзачка телефон, набрал номер и включил громкую связь. На том конце ответил басовитый голос:

– Да, у аппарата.

– Харе Кришна, – поздоровался Чел.

– Харе Рама!

– Ты где?

– Где-где… на мели, в Москве!

– Андромеда с тобой?

– Со мной. Куда она без меня?

– Тогда бегом ко мне.

– Сейчас буду.

Чел победно взглянул на новых товарищей.

– Скоро все увидите сами. Не буду портить наслаждение от необычной встречи. А пока, – он снова покопался в рюкзаке и достал металлическую коробку из-под чая с рисунком индийского слона и зигзагообразными надписями, – подарю вам по третьему глазу бинди. Это микросхема на биочипе. Она сотрет вашу идентификацию в Сети Империи. Хотя, может, и не сотрет. Не очень новая прошивка, но для успокоения…

Чел пальцем прикрепил чип в форме бордовой круглой полусферы чуть выше переносицы себе, Карениной, Сычеву. Девушка почувствовала, как жгутики от бинди прорастают до затылка и сходятся там.

– Прикольная вещь, – прокомментировал Алексей. – Я слышал о них, но сам не испытывал. Мы теперь компьютерные невидимки?

– Надеюсь, – хмыкнул Чел.

Внезапно солнце над головой погасло. Массивная тень накрыла расположившихся на поляне людей. Огромное ржавое днище танкера нависло над деревом. Металлический лязг спускаемого якоря резко нарушил тишину парка.

Тут же с судна была сброшена веревочная лестница, и темная фигура человека, наклонившись с борта, крикнула в рупор:

– Эй, на суше, летающий гроб подан!

– Пойдемте, – пригласил Игорь, – на наш боевой корабль!

Спецагенты и Чел поднялись, направившись к свисавшей сверху лесенке. Новый вопль остановил их:

– Поберегись! Полундра!

Зависший танкер развернуло, он стал крениться на корму и через секунду всей массой, но поддерживаемый гравитационными подушками, шлепнулся на землю.

– Все нормально! Так даже лучше, – раздался усиленный громкоговорителем голос капитана, – можете подходить.

Нет, это был не танкер, какие плавают над Сибирью в Китай, а что-то типа дебаркадера – речного вокзала, выстроенного на барже. Трехэтажное строение было возведено весьма искусно – из дощатых конструкций с ажурными палубами, наличниками вокруг окон, башенкой с высоким шпилем с черным пиратским флагом на нем.

Без видимых повреждений посудина лежала на брюхе, подмяв высокую траву и кустарники.

Спецагенты приблизились. На борту баржи аккуратными буквами, выкрашенными золотой краской, сверкало имя корабля: «Мама Андромеда». У лестницы их встречал уже спустившийся на землю моряк в рваной тельняшке, из которой выпирали могучие бицепсы с нарисованными негуманоидными чудовищами. С бритой головы чуть съехала лоснящаяся фуражка с кокардой и частью названия судна – «Мама».

– Знакомьтесь, это Папо. Папо, это Анна и Алексей. Они арендуют тебя, меня и твой корабль. Я уже с радостью согласился!

– Отлично! А то туристов нынче совсем нет… Барражирую по маршруту Москва – Тюмень – так лицензия дешевле. Из Тюмени народа нет, потому что никого в Тюмени нет, а из Москвы никто в Тюмень не хочет… Вот стою отелем. В центр не пускают, отовсюду гонят.

Они поднялись на палубу. Пахло свежей краской. Антураж очаровывал душевностью и деревенской простотой.

– Кто же у вас такой мастер? – Каренина осмотрелась вокруг.

– Лучше не спрашивайте. Эй, Куросава! – Капитан кликнул андроида. Тот, отвлекшись от работы, посмотрел на группу. – Вон, бездельник, прячется. Стругает там палки, куклы… Чего только не вытворяет, самурай-самоделкин.

На корме на корточках сидел древний универсальный андроид. Его силиконовая кожа истрепалась, он имел устрашающий вид зомби.

– Японский, он у меня за кока, младшего помощника, кассира, матроса, и, главное, не ломается, паршивец. Пойдемте, он еще успеет вас напугать. Где ваши вещи?

– Мы налегке, – за всех ответил Чел.

– Выбирайте номера, кому какой нравится. Интернет, простите, платный. Обед через полчаса. Ужин тогда, когда я есть захочу. А есть я хочу всегда, – Папо грузно захохотал.

Путешественники прошлись по каютам второй жилой палубы и выбрали наиболее комфортные – у кормы: большие, с выходом на просторную веранду. Во время пробежки по дебаркадеру Игорь прикрепил бинди на лоб капитана.

– Вечно ты со своими знаками, – буркнул Папо, недовольный вживлением чипа.

И, обратившись к Карениной, спросил:

– Сейчас отчаливаем?

Анна задумалась:

– Позже решим. Пока побудем на месте!

– И то дело! – обрадовался капитан. – У меня со стабилизаторами проблемы. Чел, я могу вызвать аварийку? Бюджет позволяет? А то с места не тронемся.

– Бюджет позволяет, – вмешалась Анна. – Делайте все необходимое.

– Почему у вашего судна такое название? – поинтересовался Алексей.

Папо грустно ответил:

– Моя мама – Андромеда!

Увидев печальную улыбку капитана, никто не решился вторгаться в его личную жизнь. Папо удалился отдать команды по ремонту судна. Каренина перечислила капитану значительную сумму на расходы. Гости расселись на палубе под навесом. Алексей повторил вопрос, на который капитан не ответил.

– Он сирота. Верит, что найдет родителей, – сообщил Игорь то, что знал о Папо.

– Я тоже сирота. В смысле, из пробирки. Но у меня нет такого чувства, – удивилась девушка.

– Наверное, капитан слишком сентиментален. Андромеда освещает ему путь, – предположил Чел.

– А тебе что освещает путь? – спросила Каренина.

– Я иду с фонариком.

– И я, – одновременно ответили Алексей с Анной.

Из корабельных динамиков раздался крепкий, нетерпеливый глас:

– Свистать всех на вино и обед!

– Идите за мной: я покажу столовую, или, по-морскому, камбуз, – сказал Чел.

У входа в чистом поварском халате и колпаке стоял сам Папо, кланяясь каждому гостю:

– Добро пожаловать в нашу жратвельню! Жрать можно все. Все, что жрать нельзя, я уже съел! Пока обедаем, корабль будет готов к старту.

На большом столе, накрытом хрустящей белой скатертью, стояли отполированные Куросавой тарелки из дорогого именного сервиза некогда известного писателя Виктора П. с изречениями и цитатами из его книг. Эти тарелки имели свойство болтать во время еды, цитируя прозаика, ругательные рецензии на него, сочиненные рядом стоящей кофемашиной. Такое посудомнение было модным среди моряков дальнего плавания полсотни лет назад. Сервизы прекрасно ориентировались в свежих анекдотах и литературе, заполняя трепом неловкие паузы или разбавляя разговоры.

Когда гости расселись, капитан, сняв поварской колпак, сел вместе с ними.

– Куросава! Водки и селедки для разогрева дискуссии.

Андроид торжественно вынес тяжелый запотевший графин и поставил его в центр стола.

– Я не буду, – сразу запротестовала Анна.

– Дамам отставить и оставить! – рявкнул капитан.

Стопки, стоявшие перед гостями, громко, хрустально засмеялись.

Графин аккуратно зазвенел колпачком, требуя уважения и внимания к капитану. Папо взглянул на него с благодарностью, хотя хорошо знал подхалимскую натуру графина. Подняв хрустальный сосуд и налив водки во все двенадцать стопок, капитан поднял рюмку, произнеся тост:

– Друзья мои! Растаманы, – он слегка поклонился Челу, – пираты! – он подмигнул спецагентам. – Позвольте начать наш праздничный обед с тоста. За вас, кто влил в мой фрегат это горючее.

Папо последовательно выпил все двенадцать стопок, заел поднесенным Куросавой вареным картофелем и балтийской сельдью пряного посола.

– Теперь, друзья мои, можно начинать.

Гости так засмотрелись на театральную постановку капитана, что не обратили внимания на тарелки с закусками.

– Первая подача – салат русский! – торжественно объявила фарфоровая улитка, которая традиционно считалась распорядительницей стола. – Листья салата, политые подсолнечным маслом, посыпанные семенами подсолнечника с подсоленным и поджаренным ржаным хлебом с майонезом. Объявляется второй тост: «За гостей!».

– Вот это дело, – обрадовался Папо, сам налил себе из графина три рюмки.

Улитка переместила глаза назад – туда, где сидел капитан.

– Ну, можно выпить ведро. Ну, два! Но зачем напиваться, как лошадь? – Папо загоготал во весь голос.

Чел дрогнул и тоже налил себе рюмку. Каренина взглянула на него с тревогой.

– Чуть-чуть, – успокоил ее Игорь.

– Лиха беда начало.

Сычев покраснел.

– Вторая подача – утиная печень сибирского шипохвоста с майонезом. Подстрелена капитаном. Двенадцать уток за один выстрел!

– Ну уж ты приврала, – довольно заметил Папо.

– Чуть-чуть… – мягко возразила улитка и добавила, угадав желание капитана хорошенько надраться: – Третий тост – за хозяина!

Алексей потянулся за стопкой, но, вставая, задел локтем блюдце. Оно ойкнуло, упав со стола, и со звоном разбилось.

– Что? Кто? Кого на этот раз? – загудели тарелки.

– Перекличка! – объявила улитка.

– Маня! Фрося! Николавна! Матвевна! Милки нет! Милка разбилась… Вы, товарищ, такой неаккуратный. Нас и так полсервиза осталось, а теперь-то Милку… Она такая молчунья была: смиренная, покладистая, умная, тихоня…

– Верующая, – добавил графин.

– Простите… – только нашелся, что ответить, Алексей.

– Бог простит. Давай, Леха, за Милку! Дура дурой, а жаль бабу, – Капитан чокнулся с Сычевым, выпив одну за другой три рюмки.

– Хороша водка! Чистая радость. А, вспомнил. Вы должны увидеть мою коллекцию водочных бутылок. Спас, можно сказать, от забвения. Нашел на айсберге, и, что поразительно, одна поллитровочка «Батька Махно» 1995 года была полна-полнехонька, хоть я ее тут же и приговорил. Предлагал тару музеям, не берут, но и выбросить не могу. Память о народе. М-да… – Капитан задумался о судьбах нации, но тут же стряхнул лишние, тяжелые мысли. Да… Куросава, похорони покойницу! Только не за борт, а то потом огребу за твои фокусы.

– Третья подача! – торжественно объявила улитка. – Французский суп буйабес. Подается с хрустящими солеными хлебцами, сыром и…

– Забыла, старая, – хихикнула одна из тарелок.

– Ничего я не забыла. Майонезом, – закончила улитка.

– Вы, кажется, в милиции работаете? – спросила у Сычева тарелка.

– Почему вы спрашиваете?

– Я не подслушивала, случайно узнала от капитана. Папо сказал, вы из милиции. Можно я расскажу историю?

– Да! Давай, посмеши гостей, – поддержал ее капитан.

– Профессор в высшей школе милиции спрашивает у курсантов: «Какое главное оружие милиционера на букву Н?» Курсанты закричали: «Наручники», «Нож», «Нагайка», «Нунчаки». – «Нет, – говорит профессор. – Нтеллект! Нтеллект!»

– Ха-ха-ха! – покатился со смеху Папо.

Каренина с Сычевым чуть супом не подавились. Для гостей на «Маме Андромеде» устроили восемь смен блюд.

К концу обеда, в хорошем расположении духа, Каренина спросила растамана:

– Игорь, ты обещал нам хороший план. Какой он?

– Очень крутой! На Шпицбергене в леднике Мамонт Сой находятся главные станции и Сакральный Дуб Империи. Я думаю проникнуть в виртуальность и отыскать вашего наглюка.

– Так просто? А из Москвы это сделать нельзя?

– Рискованно. Коды растянутся на тысячи километров, и мое появление может быть раскрыто злоумышленниками. Лучше войти в виртуальность на Шпицбергене. Кроме того, я там никогда не был.

– Тогда туда, и поскорее, – приняла решение Анна.

– А где это? – занервничал Сычев.

– Рядом с Андромедой! – улыбнулась девушка.

Капитан встал и, качаясь, как при сильном шторме, вышел из столовой. Через минуту его громкий голос оповестил команду корабля:

– Свистать всех наверх! Эй, там, на аварийке, все починили?

– Так точно!

– Тогда из бухты вон! Поднять якоря! Курс на Шпицберген! Куросава, все убрать, помыть и за штурвал. А я спать.

– А мы? А нас? – запричитали тарелки.

Андроид, истинный вассал своего сюзерена, стал бережно собирать, мыть и паковать тарелки.

К «Веселому Роджеру» подтянулся военно-морской флаг СССР. Баржа поднялась над парком и, разрезая воздушные потоки, гравитационным коконом понеслась на ледник Мамонт Сой, что находился в поселке Пирамида на северном архипелаге. Температура за бортом резко падала.

Чел, Анна и Алексей собрались в кают-компании. Дебаркадер летел в сырых облаках. За границей воздушной защиты лил дождь, мешаясь со снегом.

Игорь ненадолго отлучился и вернулся с пуховыми комбинезонами и одеялами.

– Как нам повезло, что на маршруте Москва – Тюмень нет туристов, но есть все необходимое. Посмотрите, какая прелесть.

Чел указал на круглую вышитую эмблему судна – фигуру девы, расправившей руки-крылья, словно птица, с подписью «Мама Андромеда».

Игорь, подумав о чем-то своем, продолжил:

– В подземелье я спущусь один. Ваша нейросеть, вероятно, скомпроментирована. Похитители обнаружат вас. Вам придется поскучать… Хотя нет – поработать. Мне понадобится нейрошлем, установки для глушения радиочастот по широкому диапазону и специалист по сетям в поселке. Там расположен спуск в шахту вычислительного комплекса Империи. Вы можете связаться с руководством по моему телефону?

– Без проблем. Давай телефон.

Сычев взял у Игоря смартфон, набрал отца.

– Слушай, Па! Тут такое дело. Группа вылетела на Шпицберген. Зачем? Долго объяснять. Летим на попутке. Запиши, что нам нужно.

Сычев‐младший передал телефон Челу, тот, продиктовав требуемое оборудование, вернул трубку Алексею.

– Вас встретят, – сказал Сычев сыну. – Действуйте решительно и жестко.

– Слушаюсь, – ответил Сычев‐младший.

– Конечно, звонить папе – это ты всегда молодец, – съязвила Анна. – Он нас сюда загнал, а теперь выпутываемся ради славы Сычевых. С него, между прочим, нам за это очередное звание полагается.

Алексей сжал губы от обиды.

– Давайте хоть чаю попьем. Уже мороз по коже пошел… Зови самурая, – буркнул он Челу.

И точно: от дыхания шел пар; окна покрылись ледяным узором.

Пока Игорь отдавал распоряжение, спецагенты молчали.

Вдруг помещение осветилось внешним прожектором, усиленный громкоговорителем голос прокричал сквозь ветер, тучи и гравитационный кокон:

– Эй, на судне! Вы приближаетесь к границе Союза Советских Социалистических Республик. Немедленно остановиться!

В судовых динамиках послышался стук упавшего со стула капитана и мат. Потом все затихло – видимо, капитан поднимался.

– Понял, дошло, – наконец крикнул Папо в ответ. – Круизное судно «Мама Андромеда». Стоп, машина!

Дебаркадер остановился. Прожектор пограничного судна прощупывал корпус посудины.

– Следуйте за мной на расстоянии не менее трех кабельтовых.

– Есть следовать на расстоянии трех кабельтовых.

«Мама Андромеда» снова тронулась с места, набрав приличную скорость. В кают-компанию вошел Куросава с чайником, стаканами и пирожными. Без звука поставил все на стол, вышел.

Анна потрогала пирожные ложечкой.

– Нет, не гаджеты. Можно есть.

– Какая же тут деревня понаехала, – с глубокой иронией молвил чайник.

Они поглубже завернулись в пледы, слушая завывание ветра за окнами и заедая впечатления десертом.

– Эй, на «Андромеде», глуши мотор, – произнес властный голос с пограничного катера.

– Стоп машина. Прибыли! – скомандовал капитан. – Прошу всех на мостик! Ну и мороз же здесь… Куросава, принеси шарф.

Команда поднялась на третью палубу. Открывшийся вид поверг их в шок и трепет: папа отправил на помощь сыну всю мощь легендарного Краснознаменного Северного флота СССР – ракетный флагман «Адмирал Владимир Ленин»; крейсера «Донской» и «Долгорукий»; огромное судно «Святой Серафим», которое умело неожиданно исчезать и появляться там, где его не ждали; а также несколько грозных субмарин, лениво покачивающихся в темных северных водах. Остальные суда зависли над невысокими горами архипелага.

От эскадры на всех парах удалялось пограничное судно Империи Любви. Сын, гордый за отца, с восхищением смотрел на присланную им поддержку.

– Ах ты, папа. Вот он, мой папа! – Сычев-младший надулся от собственной значимости.

– Да уж, везет некоторым, – снисходительно ответила Каренина.

– На судне, принимайте катер.

К дебаркадеру причалила адмиральская яхта. Оттуда вышел нарядный офицер.

– Спецагенты Каренина и Сычев, прошу за мной.

– Эти двое, – Анна указала на капитана с Игорем, – с нами.

– Тогда проходите все. Я доставлю вас в Пирамиду.

Внутреннее убранство яхты покорило гостей своей опрятностью – лакированными панелями, макетом крейсера на стеклянном стеллаже и бутылками коньяка.

– Коньяку-с? – предложил офицер.

– Мы на задании.

Но капитан сдержаться не смог:

– А я волонтер, не откажусь, – в тон офицеру согласился Папо.

Ему налили хрустальный бокал, но, как только он расположился в кресле, яхта причалила к пирсу. Капитан недовольно выругался:

– Куда мы так спешим? Кроме того, в приличных домах коньяк в бокалы не наливают. Хотя важна не посуда, а внимание, – опрокинул коньяк в рот, подмигнул офицеру и вышел последним.

Глава 3

На Шпицбергене

Тянулся длинный полярный день. Ледяной шквалистый ветер гнал по небу тучи. Спецагенты с Игорем надели теплые комбинезоны. Капитан оставался в тельняшке с шарфом, в последний момент надетым на него Куросавой. Офицер сопроводил их до плоского бетонного сооружения. Тяжелая бронированная дверь со скрипом отворилась, пропуская команду в утробу секретного бункера. Проводник довел их до просторной залы, заставленной аппаратурой. У Игоря засверкали глаза: он оказался в родной атмосфере.

– Вахтовый дежурный лейтенант Корнилов, – из-за пульта с контрольными экранами и индикаторами поднялся молодой человек.

– Слушай, Корнилов. Вот тебе командированные, – указал провожатый. – Поступаешь в их распоряжение. Начальник группы – капитан Каренина.

– Я тоже, между прочим, капитан, – добавил пьяный Папо.

Чел ходил по помещению, рассматривая оборудование, задавая вопросы. Корнилов едва успевал за ним, давая пояснения. Тактическая группа расселась в ожидании инструкций.

Наконец Игорь остановился.

– План у нас нехитрый. Над колонками серверов в радиусе пятидесяти километров, – он посмотрел на Корнилова, – включить подавление любых сигналов.

– Есть! – ответил Корнилов.

Флот генерала Сычева моментально исчез с экранов на пульте управления.

– Всяческие датчики – температурный, движения – отключить.

– Слушаюсь!

Индикаторы на экранах из зеленых стали красными.

– Есть ли роботы, способные к автономным действиям?

– Честно говоря, их полно. Но они подчиняются разным ведомствам.

– Если они вдруг взбунтуются, то смогут проникнуть сюда?

Офицер подошел к металлической двери, похожей на сейфовую, и с помощью массивного штурвала закрыл механический замок.

– Лазеры, пушки, пулеметы, которые могут начать стрелять в автоматическом режиме, имеются?

– Да. Обесточить?

Офицер прошелся по помещению. Он долго возился с оружием, отключая его в самых неожиданных местах.

– Помещение заминировано? – спросил Сычев.

– Да. Есть контактные и бесконтактные взрыватели.

– Ну вы даете, – изумился Чел.

– Будем надеяться на благополучный исход, – Игорь ободряюще хлопнул Алексея по спине. – Папа же в курсе, где ты?

– В курсе.

– Тогда не бойся.

Далее Игорь оттащил свое кресло в центр лаборатории, а три других поставил справа, слева и сзади. Перед ними он расставил по монитору.

– Я спущусь в подземелье Пи. Анна, наблюдай за обстановкой на экране слева от меня, Алексей – справа. Папо – позади нас. Корнилов, как ваше имя?

– Константин.

– Костя, у вас есть шоколад, продукты питания?

– Да, в избытке. – Офицер показал на большой холодильник.

– Тогда всем по шоколадке, а я полезу вниз. Не забывайте кормить меня каждые два часа.

Игорь, Алексей и Костя молча жевали шоколад. Папо дремал.

– Присядем на дорожку. Анна, разбудите Папо. Да, вот еще, здесь, на шлеме виртуальности, – Чел указал на светящуюся красную лампочку, – предохранитель от перегрузок. Если он погаснет, снимайте с меня экипировку и вводите укол нейроспамарина. Сюда, – Игорь деликатно указал на зад Корнилова. – Если после пятой дозы не очухаюсь, добавьте еще три – это максимум. Константин, где у вас шприцы с лекарством?

Корнилов пошел искать их в аптечке.

– Спирт есть… Больше ничего, только на крейсере.

– Ну, бог с ним. Если лампочка погаснет, делайте искусственное дыхание, – Чел улыбнулся Анне. – Или вызывайте «Скорую».

Игорь взглянул на Анну. Каренина глаз не отвела. Потом моргнула, сердце ее неожиданно защемило. Сычев напрягся.

– Корнилов! Замените Папо, его уже не добудишься.

Корнилов передвинул стул с телом капитана в дальний угол, заняв место у заднего монитора. Храп эхом гулял по зале.

Чел приладил нейрошлем, комбинезон, подготовленный лейтенантом, и занял пост спуска в подземелье. Каренина в неловком порыве чувств сняла перстень и, примерившись, надела талисман на мизинец Игоря.

– Это тоже гаджет. Очень полезный, – смутившись, объяснила она.

Сычев не знал, как выразить возмущение.

Чел спустился. Шлюз… Он знал все особенности Сети. За время работы с Пи приспособился ко многим фокусам подземелья. Обычно Игорь выбирал для себя форму технического работника в заметной желтой робе. Но сейчас на нем было бинди, обладающее интеллектом. Его задача – скрыть владельца в цифровом мире. Устройство выбрало для Чела костюм ниндзя – сплошной черный комбинезон с прорезями для глаз.

– Идеально, – оценил прикид Игорь.

Точкой сборки Челюскин выбрал Дуб. Здесь он мог проверить защиту главной ценности Империи и найти след непутевого дракона, который, по задумке создателей, метил путь похитителей, а при попытке вскрыть капсулу защищал ее и уничтожал вора. Каренина, Сычев и Корнилов наблюдали, как Игорь подходит к дереву, легко вскарабкивается по ветвям к капсулам наглюков. «Они меня не видят, поразительно», – подумал Чел. Он сорвал одну вишню, спрятав ее в кармане. Удивленный и раздосадованный, он слез с Дуба, отойдя на два шага. Никто не успел заметить, как из кроны на Игоря выбросился огромный красный дракон.

– Подавись своим наглюком! – крикнул растаман, бросив вишню в нутро дракона.

Тот разжал пасть, выплюнул обслюнявленного Игоря и исчез в листве дерева.

– Работает! Дракон отлично работает! Это мой алгоритм – с чувством гордости заметил Чел.

Никаких других движений вокруг Дуба не наблюдалось. Игорь достал из рюкзака серебряный моток ниток, бросил его прочь от дерева.

– Кого ищем? – спросил клубок.

– След дракона.

– Кстати, не самое лучшее изобретение, – осведомленно сообщил тот.

– Почему это?

– След у дракона больно плохо пахнет. Вам все равно, а мне по нему идти, вдыхать этот ужасный нафталиновый запах. Ну ладно, быстрее найдем. Сообщите номер наглюка.

Чел передал данные, шар занялся поиском следа, опутывая ствол и ветки ниткой.

– Нашел! Ну пойдем. Только не отставай.

Клубок спрыгнул с Дуба и покатился в тьму. Они отправились в царство виртуальности. Путешествие длилось долго. Наблюдатели, утомленные однообразием, зевали и оглядывались по сторонам.

– Игорь, может, передохнем? Уже сорок минут идем…

– Мы не идем, мы несемся, – ответил Чел, бегущий за волшебным клубком, посмотрев на браслет. – Мама родная! Четыреста терабит в секунду. На такой скорости мне даже шлюз не открыть, голову снесет. Кроме того, я уже вижу пятно… Вот оно! Как быстро надвигается.

Глава 4

Оно Ой

Из гарнитуры раздался крик. Анна прильнула к монитору, испугавшись, что Челюскин попал в ловушку. Темнота на экранах сменилась бешено несущимися световыми брызгами и спиралями. Туннель, поглотивший Игоря, выплюнул его в глубокую лужу.

– Ух ты! Хорошо прокатился! С корабля прямо в дрянь, – Чел брезгливо осмотрелся.

Рядом плавал серебряный шар. Он, пытаясь выбраться, ругался на дивном волшебном языке с элементами русского фольклора.

В этой части виртуальности небо флюоресцировало цветовыми волнами. Сильный ветер гонял пакеты, пластиковые бутылки, сломанные игрушки, автомобили, мебель… Предметы кувыркались в воздухе, грозя сбить с ног любого, кто попытается встать.

– Куда ты попал, Чел? – воскликнул капитан, перепугав оперативную группу – никто не обратил внимания, что он, пошатываясь, стоит за их спинами.

– Трансфер! Не знаю. В какой-то липкой гадости.

– Амортизация, – с толком объяснил Папо. – Замедлила движение. Так бы катился и разбился. От бывалых моряков я слышал, что Империя Любви втайне от нас установила серверы на Южном полюсе. Впрочем, какая разница? Вылезай давай.

– Так это Антарктида? Как я сразу не догадался? – пошутил Чел.

Капитан подкатил стул поближе к монитору, уселся рядом. Затем он посмотрел на Каренину, Сычева и очень внимательно – на Корнилова.

– Эй, парень. Ты, видать, местный. У тебя пиво есть?

Корнилов взглянул на Анну, как на старшую по званию.

– Если у вас есть пиво, выдайте товарищу. А нам – воды.

Папо, кивнув в знак благодарности, продолжил:

– Дай мне картину с носа корабля.

Камеры в шлеме Челюскина вывели на экраны панораму подземелья.

– Ну, я тебе не завидую… Место похабное! Выбирайся. В луже один барахтаешься?

– Один. Не могу выбраться – меня засасывает вниз.

Клубок уже исчез в грязи. Игорь тоже стремительно погружался в черную трясину.

– Тону.

– Может быть, в шлюз? – заволновалась Анна.

– Нет, я как-то во сне потерпел крушение, но потом проснулся и ничего, – задумчиво глотнув пива, возразил капитан. – Попробуй утонуть, это же не по-настоящему.

– Вообще-то да, – согласился Чел. Он набрал воздуха и ушел в грязь с головой.

Короткое мгновенье тьмы – и вот Игорь стоит на полу вниз головой.

– Инверсия – глупость, не более того. Сейчас я отстрою датчики.

Челюскин проделал манипуляции с браслетом, с виду напоминающим часы. Изображение перевернулось на сто восемьдесят градусов.

Волшебный клубок, ожидая хозяина, подскакивал, как футбольный мяч. Игорь осмотрелся: перед ним расстилалась степь, холмы, покрытые кустарником, за горизонтом в дымке таяли синие горы.

– Похоже на мои родные места, – предположил Чел. – Улан-Удэ.

– Пардон, – Сычев нагнулся к Карениной, – это о чем идет речь?

Игорь услышал вопрос.

– Это в Бурятии, у Китая.

Колобок продолжал подпрыгивать на месте.

– След кончился? – спросил Чел.

– Угу, – ответил колобок. – Ну, я тогда назад?

– Да.

– А как мне вернуться? – растерялся клубок.

– Честно, не знаю, – улыбнулся Чел. – Пойдем лучше со мной.

Он стоял на старой асфальтовой дороге. Теплый воздух пах сеном, а в небе зависли белоснежные облака. Сквозь них мягко просвечивало солнце.

Бинди сменил наряд Игоря на русский национальный костюм: косоворотка, широкие льняные штаны, фуражка со сломанным козырьком и холщовый мешок за спиной. Сельский пейзаж, раскинувшийся перед ним, очаровывал безграничным простором. Чуть дальше, вдоль дороги стали появляться телеграфные столбы. Показались заборы и дома, слившиеся с зарослями густой травы. Перед поселком был установлен указатель – белый, металлический, местами ржавый знак.

– Смотрите, – Игорь подбежал к нему, чтобы команда рассмотрела надпись: «ОНО ОЙ – Царство». – Это же Оно Ой! Я здесь родился. Точнее, там.

Сычева передернуло: он не представлял, как в таких местах могут жить, тем более – рожать.

– Скажи табличке: «Москва», – предложил Алексей.

– Москва!

Степь вокруг Чела предстала старым московским двором. В пыли лежали привязанные к фонарю три кошки в ярких ошейниках. В стороне виднелась алтарная стена ветхой церкви с высоченным крестом и новым золотым куполом, блиставшим на солнце. Рядом расположился небольшой, давно потерявший свежесть дом.

– Прикольная Москва у тебя. Давай лучше обратно в твой Оно Ой, – прервал тишину голос Сычева.

Игорь, не торопясь вошел в подъезд. Внутри остро и неприятно пахло. Он поднялся на второй этаж, тронул ногой дверь. Та поддалась.

– Медея! – позвал Чел.

На зов вышла девушка с темными каштановыми волосами, при тусклом свете она была похожа на Каренину. Незнакомка посмотрела сквозь Игоря и закрыла дверь. Чел постоял, вздохнул:

– Это призрак.

Но никто не понял, что он имел в виду. Челюскин обернулся, вышел на лестничную площадку и снова оказался в Царстве Оно Ой. Клубок вился под ногами. Рассматривая знакомые места, Игорь дошел до перекрестка. На деревянной некрашеной скамье сидел мужичок в пыльном черном костюме, белой рубашке, грязном галстуке и кепи. Его голые локти торчали сквозь дырки на рваных рукавах. Мужичок грыз семечки, с прищуром наблюдая за Челом.

– Здоро́во живешь, добр человек, – подмигнул он, приглашая к беседе.

– Здоро́во и вам.

Местный житель отодвинулся от середины скамейки, освобождая Челу место.

Игорь сел.

– Чего же ты ищешь у нас? Здесь отродясь ничего не было! Скажи мне, может, я чего найду?

– Давно ли сидишь?

– Так всю жизнь сижу. С малолетства.

– Впрямь с малолетства?

– Да. А чего ж не сидеть, коли делов нету?

– Так уж совсем и нету?

Они помолчали.

– Зовут-то тебя как? – спросил мужичок.

– Игорь, – ответил Чел.

– Хорошее имя, человеческое!

Сычев молча проклял растамана.

– А вас как?

– Меня Ильич. Вовка. Но все кличут Ильич.

По Ильичу пробежала волна искажения.

– Это фанера дрожит. Глушат. Как скажу «Ильич», так и глушат…

– Ты правда всю жизнь так и сидишь?

– Да, а чего?

– Не знаю. Скучно же!

– Мне не скучно. Я вот давеча деревню в царство обустроил. Оно ж значительнее!

– Значительнее, конечно. Царь-то кто в Царстве?

– Царь? Зачем мне царь? Мне без него хорошо.

– Так ты один здесь живешь?

– Один.

– А остальные где?

– Остальные померли.

Чел с удивлением посмотрел на Ильича. Тот ковырялся в кармане, набирая в руку семечек.

– А ты не помер?

– А я не помер.

– Чего ж ты не помер?

– Неохота. Как бы охота была, так бы помер. А охоты нет – вот и не помер. Так ты из каких краев идешь и куда?

– Я иду… – Чел задумался. – Из Улан-Удэ.

– Не слыхал о таком. Куда идешь?

– По дороге иду!

– Верной дорогой-то идешь?

– А как разобрать-то, верной или не верной?

– Легко разобрать, верная – она кривая, а не верная – прямая!

Игорь и команда рассмеялись. Напряжение спало.

– Буду знать, – поблагодарил Игорь.

– Знание – сила!

Мужичок стал терять интерес к собеседнику.

– Дракон здесь не появлялся?

– Что это?

– Большая корова.

– Вертолет пролетал с коровой, красной.

– Моя, – вслух подумал Чел.

– Туда улетел, – Ильич махнул в сторону узкого проселка, ведущего в сосновый молодняк.

– Спасибо тебе, Ильич.

– И тебе. Семечек дать-то на дорожку?

– Не откажусь.

Ильич достал из-за пазухи газету, свернул кулек и принялся горстями отсыпать семечки из кармана.

– У тебя там фабрика семечек?

– Не знаю, но их много, еще не кончились. Ну, будь здоров, мил человек!

– Прощай, – ответил Игорь и пошел в указанном направлении.

Глава 5

Гравитроны

Отправившись в указанном направлении, Челюскин покинул поселок. Ильич скрылся за заборами и домами. Впереди разгорался знойный летний денек. Чел огляделся вокруг. Песчаная дорога вилась в низкорослом ельнике. Безмятежная тишина окружила его. Красотища и воля!

– Эй, Игорек! – услышал он. – Игоре-е‐ек! Эй! – послышался девичий смех.

– Кто это? – крикнул Чел.

– Это мы. Иди к нам, Игорь.

– Куда?

– А посмотри вперед.

Чуть вдали Игорь разглядел горбатый мост с перилами и девушек, купающихся в реке. Ржавый указатель сообщал: р. Райская.

– Вот это да. Я к тебе, – воскликнул капитан, увидев четырех обнаженных девиц.

Однако было в них нечто необычное. Папо перестал искать затерявшийся нейрошлем и поспешно вернулся к экрану. У первой девушки кожа была золотая, у второй – серебряная, у третьей – красная, у четвертой – голубая.

– Игорь, вы читали Фрейда? Он дал мне яблоко, а вы что дадите? – спросила красная нимфа, обладавшая шикарным бюстом.

– Не яблоко, а грушу. Ты же ему сказала, что такого дурня отродясь не видала.

– Я его сны читала, одна эротика!

– А вы купаетесь? – оробел Игорь от откровенности увиденного.

– Жарко, вот купаемся, – ответила красная. Она легла, как была, нагой на полотенце. – Поплавайте с нами. Куда идете? В Сансару или в Нирвану?

Чел присмотрел поблизости корягу, присел на нее, сняв картуз.

– Я корову свою ищу.

– Ах, корову! Никогда бы не подумала. Вы такой красавчик, – сказала голубая девица. – Давайте познакомимся!

– Давайте, – усмехнулся Чел. – А для чего?

– Людям полагается знакомиться. Мы с незнакомцами даже не разговариваем.

– Какие вы строгие.

– Да, – согласилась золотая, тоном давая понять – в компании девушек самые важные вещи следует обсуждать только с ней. – Но, впрочем, продолжайте. Мне наш разговор интересен.

– Благодарю, сестра, – слово взяла серебряная нимфа. – Мы гравитроны. Но не такие, как вы думаете.

– Я не думаю, – развеселился Игорь.

– Нет, думаете. Вас вводят в заблуждение наши тела.

– Да, еще как.

– А вы посмотрите на нас иначе.

– Как?

– Иначе.

– Как – иначе?

Голубая девушка вышла из воды, подсела к Челу, положив руку ему на колено.

– Вы посмотрите на нас совсем по-другому, не как на гравитронов.

– Ах вот как!

– Да, так.

– Я и говорю – иначе, – надула губки серебряная нимфа.

– Не лезь, он мой, – сказала красная.

– Нет, мой, – разозлилась золотая.

Красная встала, подошла к золотой, ударив ее ладонью по щеке.

– Ах так, сестра?

Золотая обеими руками толкнула красную в грудь. Та упала, сразу превратившись в рыбку с алой чешуей. Подпрыгивая, она бросилась в воду. Золотая, ни секунды не колеблясь, увязалась за ней, обернувшись змеей.

– Простите, Игорек, мы хоть и гравитроны, а по половым вопросам у нас сплошная неразбериха.

И обе оставшиеся девушки лопнули мыльными пузырями.

– Дивны дела твои, Господи! – вздохнул Чел. – Место хорошее. Царство вроде тоже. А глупости везде одни и те же.

– Игорь! Вы такой специалист по цветным девушкам. Как же легко вы с ними управились. Диву даюсь! – включила микрофон Каренина, наблюдавшая сцену на экране.

– Главное – не встретить цветных мужчин. Впрочем, какой бы образ они ни приняли, это всего лишь гравитроны.

Сычев удивился.

– Гравитроны – это бабы? – переспросил Алексей.

– Навязчивые мысли кого-то из нас – Сеть беспрерывно их поглощает. Бойтесь своих желаний, настанет миг, и они придут за вами. Поэтому индусы считают пустую голову проявлением мудрости, – пояснил Чел.

Капитан допивал вторую бутылку пива. Офицер Корнилов подумал о разнообразии жизненных форм. Каренина хихикнула, но предпочла подождать развития событий.

– Одного не пойму: к чему эти сцены?

Чел отыскал клубок с нитками: тот играл в футбол сам с собой. Почувствовав взгляд хозяина, он остановился и направился на другую сторону реки через мост.

– Такое красивое название речки – Райская! – заметил Сычев, подсаживаясь ближе к Карениной.

– Следующая будет Адская. Никто не хочет присоединиться к Игорю? – предложила Анна.

– Я пойду, – вызвался Алексей.

– Да, ступайте с Челом вдвоем. Подстрахуете друг друга, если что, – распорядился капитан.

Сычев прошел через шлюз, упав к ногам Чела. Игорь наклонился над ним, а Анна посмотрела на напарника, обмякшего на стуле.

– С непривычки голову снесло… Скорости большие. Подождем, когда придет в себя.

Растаман перевернул цифровку Алексея с живота на спину.

– Крутой аватар, как зовут-то?

– Демиург, – Каренина вернулась к экрану, – только хлипкий.

– Это я вижу.

Чел сбегал к речке. Он зачерпнул воду в ладони и вылил ее на Алексея. Лейтенант застонал, попробовал подняться. Чел поддерживал его, вскоре Сычев смог сесть, а потом встать.

– Я в норме. Как ты так легко проходишь шлюзы?

– Секрет знаю.

– Какой?

– Чаще стой на голове.

Игорь успокаивающе похлопал Сычева по спине. Тот кивнул, подтвердив готовность продолжить путь.

Они перешли мост, как вдруг из речки выскочила нимфа с белоснежной кожей. Она крикнула:

– Так вы кто на самом деле?

– Зубы заговаривают, снова подраться хотят, – усмехнулся Игорь. – Чем-то им надо заниматься.

– Эй, чужеземцы! Вы пересекли Рубикон.

– Какой Рубикон? – обернулся Сычев.

– Не знаем, велено сообщать каждому, кто перейдет мост.

– Кем велено? – озорно спросил Чел.

– Царем Салтаном, – пожала плечами нимфа, но тут же к ней подплыла золотая, начав топить сестру. – Пусти, я же ничего не сказала!

– Сказала!

– Вы только не лопните, – крикнул Чел.

Девицы лопнули.

– Кажется, я понял, в чем проблема. Шлюз отключен, – предположил Игорь.

– Как отключен?

– Так! Если шлюз отключить, вернуться назад почти невозможно – мозг закипит.

– Ой, какой же я дурак! – воскликнул Демиург.

– Мальчики, с вами весело! – подбодрила напарников Каренина.

Песчаный проселок стелился вглубь леса, подгоняя путников, живописной красотой. Колобок, потерявший след дракона, катился позади, напевая бессмертный хит «я от бабушки ушел». Челюскин попробовал свернуть с тропы, но ударился о невидимую преграду. Он остановился, пробуя рукой воздух вокруг себя. Его пальцы дотронулись до прозрачной стенки, отгородившей их от ельника.

– Мы в западне!

– Давай вернемся в реальность, – забеспокоился Сычев.

– Не выпустят, между нашими мозгами в бункере и сознанием здесь плотная крышка кодов. Смотри! – Игорь нагнулся, взял пытавшийся увильнуть от него шар и подбросил, тот сразу ударился в невидимый потолок. – Не получится, нам не войти в шлюз.

– Домой! Домой! Анна! Ты слышишь нас… – крикнул Алексей. Ответа не последовало. – Какое-то нелепое состояние, с одной стороны я жив здесь, а с другой, мертв там.

– Получается так.

– Сюрреализм. Нас похоронили заживо?

– Пока бьется сердце – нет. Но если в Пирамиде с нас снимут нейрошлемы, сознание мгновенно перепутается со случайными кодами Сети, сгенерируют импульсы нервной системы, и начнется эпилептический припадок. Это называется – снести голову.

Алексей расстроился. Он поплелся следом, на чем свет ругая гравитронов и свои природные инстинкты. Колобок подпрыгивал и норовил попасть ему в затылок. Сычев попробовал повернуть назад, но, сделав два шага, уткнулся в преграду, сквозь которую просвечивал лес и едва виднелся мост через Райскую реку.

– Гравитронихи предупредили нас, дальше идти нельзя, – упрекнул Чела Алексей.

– Но ты их не послушался.

– Я доверился тебе, как специалисту.

– И правильно сделал. Ты уже был обречен, когда решил спуститься. А это было твое решение.

Демиург промолчал.

– Идем, пока открыт ход вперед, а то и его закроют.

– О Господи! Тогда побежали! – Алексей, обогнав Чела, бросился бежать перед ним, на поворотах обтирая прозрачные стены.

Глава 6

Моква

Тропа привела их в разрушенный и искореженный войной или стихийным бедствием город. На монументальной бетонной надписи «МОКВА» сидел ворон. Склонив голову набок, он наблюдал за пришельцами. Когда путники поравнялись с пьедесталом с буквами, птица спросила:

– Пароль?

– У вас продается славянский шкаф? – уверенно предположил Чел первое, что пришло в голову.

– Шкаф продан, могу предложить никелированную кровать с тумбочкой, – ворон остался доволен ответом. – Мне без разницы, поговорить по-человечески захотелось. Вас предупредили, что вы перешли Рубикон?

– Да, но что это означает?

– Неприятности. Прощайте, – ворон взмахнул крыльями и скрылся среди развалин.

– До свидания, – вежливо сказал Алексей, ежеминутно ожидая подвоха.

Вечер сменил день, холодный воздух туманом стелился по земле. Сквозь свинцовые тучи проглядывали незнакомые, неземные светила.

Битый кирпич под ногами и останки домов скрывались в наступающей темноте. Границы, мешавшие выйти за пределы тропы, исчезли. Алексей шел наугад, по проспекту, ориентируясь на далекие огоньки. Вдоль центральной улицы тянулись бесконечные ряды скульптур. Сычев подходил и читал названия: «Космонавт», «Рабочий», «Пахарь»…

– Как много здесь памятников. – Алексей остановился у мраморного горбатого карлика, которого попирала нога гигантской женщины. «Любовь» – значилось на постаменте.

– Это свалка брошенных проектов какого-нибудь хакера. Смотри, прямо по курсу свет. Давай быстрее.

Карлик зашептал:

– Эй! Эй! Молодой человек. Поди сюда.

Демиург отпрыгнул от него.

– Не бойся, я не кусаюсь. Просто подержи ногу жены, я выползу. Выпью пива и сразу обратно.

– Сычев! Проблем на свою голову хочешь? – одернул лейтенанта Чел. – Здесь нет ни людей, ни пива.

Игорь глазами указал на тянущуюся к ним руку каменной дамы.

– А мы?

– Мы пока еще – мы.

Алексей первым бросился бежать от скульптуры, за ним Чел. Впереди заметнее разгоралась зарница разноцветных огней.

А в ресторане, а в ресторане, а там гитары, а там цыгане. И что душа захочет, выбирай, и где-то здесь начинается рай.

Сычев прислушался, разбирая слова.

– А цыгане это кто?

– Не знаю, танцоры, может быть.

Они приблизились к небоскребу, который напомнил Сычеву Управление Мира и Порядка, такие же две башни, уходящие в небеса и теряющие очертания в наступающей ночи. Первые два этажа ярко освещены. Сквозь панорамные окна видны силуэты веселящихся людей. Над входом мигала и искрила вывеска «Мир во время Чумы».

– Вау, логово самого Чумы, известного в узких кругах хакера! Если я не ошибаюсь. Темной стороны Пи. Воина Тьмы. Не думал, что окажусь здесь, – Чел замолчал, задумавшись.

– Ну а дальше?

– Дальше будет много хуже… если я не ошибаюсь.

Каренина сосредоточенно смотрела в черные экраны с тех пор, как команда, перейдя мост через Райскую реку, перестала выходить на связь. Она еще слышала предупреждение нагой нимфы о Рубиконе, но после изображение перебилось помехами, и вот все мониторы перед ней погасли.

Анна тревожно кинула взгляд на индикатор объективного контроля состояния бойцов. Давление, мозговая активность, сердцебиение – в норме. Команда в Креатуре жива и пока невредима. Полчаса показались ей вечностью. Сычев неожиданно дернулся и упал ничком на пол. Анна не заметила, как с него открепилось бинди. Подбежав к Алексею, она ногой задела чип, и он укатился. Корнилов с Папо подняли тело и кое-как пристроили его на прежнее место.

На входе в Башню толпилось множество людей. Раздавался пьяный шум, хохот, крики. С верхних этажей на собравшихся внизу летели бутылки, мебель, кухонная утварь. Дождь из предметов. Из этого всеобщего хаоса вылез Демиург, точная копия цифровки Сычева, с пистолетом в руках и окровавленным красно-синим лицом. Аватар оттолкнул Челюскина и схватил Алексея за грудки.

– Здорово, брателло! Босс приказал устроить тебе все по высшему разряду!

Сычев, не готовый смириться с разбойной обстановкой, в дополнение увидев двойника, окончательно растерялся. Не медля ни секунды, Челюскин схватил лейтенанта за руку.

– Колобок! Свяжи нас! – крикнул он шарику, спокойно наблюдавшему за происходящим.

– Как?

– За руки! Да быстрее!

Демиург тянул Чела в толпу за собой к зданию. Другой, с автоматом, стрелял в воздух и кричал:

– Расступись! Расступись! Брателло пришел.

В голове лейтенанта случился кавардак. Его мозг разорвался, и некогда целое сознание дождем пролилось на толпу. Он стал всеми сразу. Все были им – Сычевым. Алексей, связанный с Игорем веревкой, рухнул на землю. Чел поволок его сквозь свалку тел и предметов. Глаза Алексея бешено вращались.

– Алексей! – Игорь заговорил быстро и непонятно. – Тебя вскрыли! Считай до ста, до тысячи. Только считай. Иначе разнесут.

«Как считать?» – думал Алексей. Сычев нырял из головы в голову, из Демиурга в Демиурга и нигде не мог удержать себя.

– Чел, меня много. Кому считать?

– Дурак!

Челюскин ругался остервенело, но тащил товарища.

– Пойдем с нами! – пьяно вопил атлет. – А то застрелю.

– Отпусти труп. Он мертв, – другой Сычев пытался отвязать Алексея, но получил от Чела ногой в пах.

Каренина подошла к ним и, обнимая Игоря, хотела взять его за руку. Чел на секунду растерялся, но тут же пришел в себя. Демиург рядом взял Каренину и повел с собой в темь. Сычев увидел ее губы рядом со своим лицом. Анна погладила его рукой по щеке. Но тут же видение лопнуло. И снова Анна рядом с ним. Сычев решил, Челюскин хочет увести его от девушки прочь. Он стал бить Чела ногой. Каренина смеялась и мешала Игорю, развязывая веревку. Алексея-Демиургов и Карениных много, они все приходили и уходили. Чела рядом не было. Только тень мешала Алексею освободиться. Он привязан к ней орущей веревкой и сильнее скручивающей Сычева. Много раз Демиург уходил с Анной в темь и всякий раз возвращался к себе привязанному.

Сычев поднял глаза в черное небо и потерялся.

Глава 7

Нирвана

Очнулся лейтенант в сточной канаве. Над ним склонился монах в рубище и с крестом. Он ударил Алексея по лицу. «Почему меня все время бьют? – думал Сычев. – До чего же холодно!»

– Ну что, сын Божий, жив?

– Кто ты, Господи? – Алексей приходил в себя. Они находились в мокром промозглом ущелье.

– Челюскин я! Брат мой, – монах сбросил капюшон. Офицер, с трудом вспоминая пережитое, узнал его.

– Что же случилось? – Сычев буквально почувствовал себя кубиком Рубика, пытаясь собрать воедино свой разобранный внутренний мир.

– Вскрыли тебя. Засветили. Скажи спасибо колобку. Он держал тебя, не порвался.

– Да, скажи, – колобок прыгал на нем, как маленькая собачка, к которой вернулся любимый хозяин.

– Спасибо, друг, я только сейчас начал понимать, что такое бистриктуалистика.

– Ну и что же это?

– Искусство обманывать сети, но я весь курс прокатался на багги… У моего отца в Каракумах две штуки стоят.

– Зря бензин сжигал. Я весь прошел. Знаешь, чем были разрушены дьявольские козни?

– Крестом и молитвой?

– Нет, это не подействовало, хотя, как видишь, пытался.

Челюскин помог Алексею встать на ноги. Демиург поиграл мускулами, размял затекшую шею и почувствовал себя вполне сносно.

– Ты им неинтересен, Чума отпустил тебя.

– Кто это – Чума?

– Непойманный хакер-флибустьер. Романтик с большой дороги. Университетская легенда гласит, что Чума был разработчиком Пи и другом Кондратьева. Поссорились они в молодости из-за женщины. Академик остался на стороне Добра, а Чуму девушка увела на сторону Зла. У тебя-то есть подруга?

– Ну как сказать… скорее она догадывается об этом.

– Дорогое это удовольствие – девушки! Хотя и они разные, одни любят цветы, другие деньги.

– Так что ж, Чуме не повезло?

– Выходит, да. Интуиция подсказывает мне, что в нашей истории он и есть заводила.

– Почему это я ему неинтересен? – обиделся Сычев.

– В твоей голове, – Челюскин не сдержал смеха, – кроме двух багги, он ничего не нашел. А меня Чума не вскрыл.

– Кхе-кхе, прошу прощения, святой отец, – разговор прервала милая девушка-аниме в белой рубашке с комсомольским значком и короткой юбочке, – руководитель нашей ячейки просил передать, что желает друзьям приятного путешествия. Вам нужна какая-либо помощь?

Игорь и Сычев от неожиданности потеряли дар речи.

– Нет, мы в порядке.

– То есть помощь вам совсем не нужна?

– Совсем.

– Жаль. Ну что ж, я пошла, – Софа осталась стоять на месте.

– Пора идти, – Чел потянул Алексея за руку, – нас выпроваживают.

Путь вел вниз, в ущелье. По дну ложбины тек ручей.

Постепенно дорожка превратилась в узкую сырую тропинку, вскоре исчезла и она.

– Ничего необычного не замечаешь? – спросил Игорь.

– Нет… – ответил Алексей, осмотревшись.

– Ручей течет вверх.

– Это необычно?

Чел пожал плечами.

Вода была ледяной. Сычев замерз, но растаман держался, утверждая, что температуру не следует принимать всерьез – их настоящие тела лежат в бункере в Советской зоне Шпицбергена.

Стены ущелья покрылись тонким льдом. Босые ноги заскользили по камням. Черная роба Чела сменилась на оранжевую одежду буддийского монаха. Темь в узком каньоне сгущалась. Напарники шли на ощупь, держась за сырые, промозглые скалы.

Первым в бездну провалился Алексей. Следом он утянул Игоря, который попытался его схватить.

– Что? – испуганно крикнул Сычев.

– Я здесь, – Чел держал Сычева за руку.

Они летели посреди вязкой оглушающей пустоты.

– Чел! Где ты! – позвал лейтенант, но ответа не последовало. – Эй! Кто-нибудь, откликнитесь.

Алексей больше не чувствовал Игоря. Он хаотично шарил руками в беззвездном пространстве, но никаких тел, никакого движения воздуха не ощущал. Только беззвучная, черная, равнодушная ко всему пустота окружала его. Наверное, он уснул, стал похож на спящего ребенка во чреве матери. Потерявшаяся в подземелье группа на связь не выходила. Каренина металась по бункеру.

– Ну хоть одна? Хоть половина идеи у вас есть? – вопрошала она у молчавших Папо с Корниловым.

Индикаторы состояния бойцов в креслах по-прежнему указывали – «Все в норме». Но Алексея с Челом в их собственных телах не было.

Челюскин понял, они угодили в ловушку. Одно из правил техники безопасности: если что-то пойдет не так, оставляй след, по которому сможешь вернуться. Для Игоря это были мантры. Нейрошлем фиксировал точку начала неконтролируемого события, и, если проговаривать простые фразы или считать про себя, слова маркировались, превращаясь в веревку, по которой сознание могло выбраться назад или зависнуть в пространстве. Главное – безопасно уйти в шлюз.

Поскользнувшись на тонком льду ручья и зацепившись за лейтенанта, Игорь на автомате забубнил мантру:

Круг виртуального мира, из которого он выпал в пустоту, стремительно уменьшался и через мгновение сомкнулся. Спасательная веревка мантры разматывалась. Размеры подземелья сопоставимы с галактиками. Но ведь и с бесконечностью космоса можно справиться, главное, не терять самообладания, знать свою цель и роль в нем. Игорь посильнее натянул мантру, представил себе, что он и есть центр Вселенной, падать из которого некуда, сетевой хронометр на руке зафиксировал уменьшение скорости падения. Концентрируясь на словах, Чел завис в пространстве, в ту же секунду крикнув:

– Домой!

Шлем вернул Чела в шлюз. Через минуту Игорь уже потягивался в кресле. К нему сразу подошел Корнилов.

– С вами все в порядке?

– Полный порядок. – Игорь осмотрелся, но, увидев неподвижные тела Анны, Папо и Сычева, спросил: – Вроде мы с Алексеем уходили вдвоем.

– Да, полчаса назад Каренина с капитаном, оставив меня за старшего, ушли в подземелье.

– А ничего умнее они придумать не могли?

– Сам пропадай – товарища выручай, – заметил Корнилов.

– И я о том же…

Глава 1

Сталинист

Вера в то, что грузинская винная промышленность с тысячелетней историей превосходит отечественную водочную, жила в Богли благодаря Сталину. На пути из Красной Лавры в «Кед-Кеди» Эстом решил купить несколько бутылок грузинского вина. «Синеглазка», свернув с маршрута, сделала сальто над Батуми, начертив меж облаков белую дорожку, дабы показать мастерство московского пилотажа. Мягко сев напротив лавки «У Джугашвили» на пересечении проспекта Сталина с переулком Мао Цзэдуна, яхта выпустила Эстома в магазинчик.

О том, что Иосиф Виссарионович, Мао, Будда, Христос – воплощения Шивы, Эстом узнал на спецсеминаре «Сталинизм и Индуизм в политической работе» в Министерстве. Курс повышения квалификации длился неделю. Но через полчаса после начала первого доклада Богли перестал понимать русский язык. Дворецкий доставил ему коньяк в театральной фляжке, и обучение пошло легче, тяжесть слов не портила вице-премьеру настроение, наоборот, он выходил с лекций веселым и жизнерадостным. После недельных занятий Эстом выбрал для себя вероучение, название он забыл, которое внушало последователям, что любое умствование есть признак расстройства. Осознав ум как психическую болезнь, Эстом начал опасаться сложностей, на совещаниях говорил просто, ясно: «Сахар сладкий, соль соленая, масло масляное, экономика экономная, а деньги – народные». При этом он старался не усложнять, редко ошибался, слыл человеком начитанным, тонко образованным. Как Богли ни старался, он не осилил ни одного произведения великих советского и китайского руководителей. Не смог справиться с Достоевским, Толстым, Чеховым, значительным рядом других классиков. Он заменил литературу речами Сталина, которые раскрыли ему личность Иосифа Виссарионовича как хитрого мистика и соответствовали представлению Богли, что сердце следует наполнить учением Сталина – Ленина. Только оно может вырвать человека из колеса Сансары, бесконечного цикла перевоплощений. Эстом обожал цитировать заученные фразы вождя, за что соратники считали вице-премьера сталинистом, способным открыто выражать мнение, на что они не решались. Так, на министерских планерках Эстом использовал мантру «Болтунам не место на оперативной работе» до пяти раз подряд. Заклинание прекрасно действовало при распределении бюджета в пользу комитетов и комиссий, которые он, разумеется, возглавлял. Если у оппозиции возникали возражения, чиновник прекращал дискуссии зикром: «У вашей ошибки есть место на кладбище». Цитаты были находкой Эстома, который еще в детстве запомнил главный урок деда, матерого партийного работника:

– Если спускался на землю Бог, им был Иосиф Виссарионович! А апостолами – Менделеев, Можайский, Ломоносов, Федоров, Королев, Пастер, Моисей, Курчатов, Гагарин, Вернадский… и супруга деда.

Иудой он называл Фрейда, потом добавил к нему Маркса. Со временем «Иуда» растолстел, вместив в себя неблагодарных родственников семьи, соседей и коллег, всех, кто попался по горячую руку.

Спорить с Богли в министерствах побаивались.

– Правильно, – говаривал Эстом коллегам, которые часто менялись, в то время как он продолжал оставаться при должности и часах «Полет на Венеру». «Надо быть большим смельчаком, чтобы быть трусом в нашем Правительстве». Друзья по службе, все как один, согласно кивали, опасаясь Богли, отчего тот получал огромное удовольствие.

Совершив двухчасовой перелет из Москвы, вице-премьер, утомленный, но пребывающий в добром расположении духа, подошел к лавке.

– Заходи, дорогой товарищ, гамарджоба! – обрадовался посетителю пожилой грузин, сидящий под пляжным зонтиком у входа. На смуглом лице появилась белоснежная улыбка – в ней скрывалось желание угадать, сколько денег прячется в кошельке клиента. Внутри полутемного подвальчика среди бочек и бутылок, на самом видном месте стояла скульптура Сталина во весь рост. Вождь держал в руках бокал и немой вопрос в глазах, который, впрочем, непрерывно повторял продавец вина. – Как много ты сегодня будешь пить?

– Что можете предложить?

– Ах, Вано, все самое лучшее.

– А что обычно пьют грузины?

– Все пьют. Воду хорошо пьют, – опешил продавец, не совсем поняв вопрос.

– Ну вот ваше особенное вино – какое?

– Я люблю, – сказал дед, – «Цинандали»! Оно как горный ручей. Свежее, холодное, ароматное, вах! Ты на Лазурном Берегу бывал, в Ницце?

– Бывал.

– Вот в Ницце такого нет.

– Ну давай.

– Не могу, этикетка кончилась!

Эстом засмеялся, эту шутку он часто слышал в Грузии, поэтому перестал считать ее за шутку.

– Тебе сколько литров? Пять, десять, двадцать? В какой бутылке?

Богли пробежал взглядом по стеллажам и увидел пузатую бутыль, в которой Гога подарил ему чачу. Боль воспоминаний отозвалась в нем. Он решил вернуть долг за кражу Медеи, если не грузину, то его чаче, разбив сосуд.

– Дайте мне вон ту толстую…

– Правильно, помоги мне.

Старик взял тару, черпак для розлива, и, подойдя к пластиковой бочке с вином, открыл ее.

– Держи воронку.

Пока дед переливал «Цинандали», Эстом послушно держал воронку, одновременно осматриваясь вокруг. На верхних полках он заметил несколько бутылок, внушающих доверие. Когда грузин закрыл емкость пробкой, Богли сделал вид, будто поднимает ее. Но тут же разжал пальцы. Бутыль выскользнула из рук, упала на пол и разбилась. Оскорбление, нанесенное Эстому, было отмщено.

Настроение у старика резко испортилось.

– Вано!

– Я уплачу, не волнуйтесь, – сказал Богли, состроив огорченную физиономию, в то время как дед бормотал про себя грузинские ругательства, разглядывая осколки. – Дайте мне вон те пять бутылок.

– Это французское, дорогое… – растерялся грузин. – Подожди.

Он взял калькулятор, долго считал, а потом показал результат:

– Вот!

На такой ценник выругался уже сам Богли.

– Точно французское? – засомневался Эстом.

– Мамой клянусь!

«Ну, зато живой», – подумал вице-премьер. «Цинандали», судя по запаху, исходившему от разлитой по полу жидкости, его организм мог не выдержать. Сложив бутылки в пакет и уплатив названную цену, Богли помог старику убрать осколки в ведро, чтобы карма за проступок не вернулась ему в самый неподходящий момент. Эстом был опытным и осторожным чиновником. Затем, устроившись на борту яхты, он набрал Гогу.

– Гога! Я через десять минут в «Кед-Кеди».

– Ждем, дорогой. Ждем. Все готово в лучшем виде.

– Только прошу, чтобы тридцать дней никого.

– Ого! – удивился Гога. – Тридцать дней? Ты настоящий мужчина. Завидую твоему здоровью. Я там тебе подарок оставил.

– Какой? – насторожился Эстом.

– Не чачу, лучше! Вино «Цинандали», от мамы. Чистый горный ручей!

«Карма вернулась что-то слишком быстро», – заметил чиновник, но промолчал.

– Гога! Ты меня балуешь. Медея не появлялась?

– Нет. Искал, нигде не нашел. Может, в речку упала? Милицию вызывал.

– Спасибо за хлопоты.

– Отдыхай, дорогой! Соскучишься – позвони, я прилечу. Эту Медею найдешь – позови меня.

Через десять минут «Синеглазка» приземлилась в предгорьях Кавказа, в Аджарии. В это время года здесь невообразимо красиво: зеленые равнины, снежные вершины на горизонте, облака и простор неба, освежающий ветер с гор… Поместье, или «мамули» на грузинском, представляло собой современный комплекс вилл с парком, речкой и водопадом, где обитало большое количество птиц, в том числе – попугаи. Посередине поселка был разбит фонтан с минеральной водой, который органично дополнял живописный ландшафт.

Центральная сахли – двухэтажное длинное здание с банкетным залом – имела множество спален для размещения больших компаний. Эстом, зная, какие номера видовые, занял один для себя, а другой – для гостя от Заказчика. Пока он располагался, вошла горничная. Она молча положила на прикроватную тумбочку планшет для связи с Чумой.

– Наш пострел везде поспел, – недовольно пробормотал Богли. – Я‐то думал, отдохну по-настоящему…

С этими мыслями он покинул номер, выйдя из усадьбы. Увидев гамак меж двух массивных деревьев, Эстом решительно направился к нему, намереваясь перед встречей чуть выпить из одной купленной бутылки – для храбрости. Дело пошло легко, вице-премьер не заметил, как выпил обе. Захотелось сыра, мяса и фруктов. Однако прислуги поблизости не было, а уговорить себя встать с гамака Эстом не смог. Усталость сменилась благодушием. Богли уснул в тени каштанов так крепко, что не услышал настойчивого писка планшета.

Глава 2

Гости

Около четырех часов дня на площадке перед усадьбой, подавая предупредительные сигналы, пришвартовалась шикарная серебряная яхта. Богли приоткрыл глаза и, хотя он был пьян, по достоинству оценил красоту прибывшего судна. Хищные, стремительные обводы; крылья, как у орла; логотип «Москвич‐4120»; изящный высокий хвост… Яхта висела на гравитационной подушке, балансируя на киле с дополнительным крылом. Но по мере ее приземления аэродинамические плавники спрятались внутри фюзеляжа, яхта села на короткие опоры.

«Кто это? От Заказчика… или прокураторы по мою душу?» – подумал Эстом, признавшись себе, что с выпивкой он перестарался. Автоматически открылся колпак «Москвича». Внутри бархатного салона Богли увидел спящего человека в красном шлеме. Чиновник облегченно вздохнул: в поместье прибыл тот самый наглюк. Через минуту гость зашевелился, поднял голову и, встав с кресла, начал изумленно рассматривать незнакомую обстановку. Еще бы! Он сел в рекламную яхту, собираясь сделать небольшой круг над парковкой, а оказался в тропиках, в неизвестной стране, может быть, даже на другой планете, родине инопланетянина! «Неужели это фокусы Андрамата?» Да и внезапный глубокий сон теперь казался подозрительным…

В это же время Богли, слишком резво вскочив с гамака, упал, потеряв равновесие. Отряхнувшись, он побежал к яхте, приветственно махая правой рукой (левая продолжала держать пустую бутылку). «И чего я так надрался? – думал Эстом о некстати выпитом вине. – Как там его зовут?»

– Э‐э‐э, – Богли издал неопределенные звуки, заменившие официальное обращение к прибывшему. – Добро пожаловать в Министерство по науке и технике Союза Советских Социалистических Республик. Да не смотрите на меня так испуганно. Давайте лучше познакомимся.

Эстом пожал протянутую руку Кошки, а затем, поскользнувшись на траве, снова упал.

– Какое невезение. Прошу прощения за внешний вид. Я Эстом Оливерович Богли, ответственный куратор проекта «Круг». К слову сказать, вице-пример… премьер. Правительства по науке. Рад с вами познакомиться! Вас, простите, как зовут? – соблюдая все положенные приличия, поинтересовался Эстом. Николай увидел перед собой взрослого, сильно пьяного человека в дорогой одежде, испачканного травой и козьими какашками. Однако, услышав громкое, авторитетное имя и должность, успокоился. А вот Андрамат продолжал поглядывать на Богли с сомнением.

«Тип-то подозрительный…» – сказал инопланетянин.

– Я Кошка Николай Григорьевич. Но вы перепутали название: проект «Кольцо».

– Ах, верно, – замялся Богли. – Склероз, деменция и алкоголизм – профессиональные болезни чиновника. Конечно же, «Кольцо». Столько забот! Давайте я помогу вам выйти.

Кошка выбрался из кабины самостоятельно, Богли придерживал его.

– Где это я? Вы объясните?

Эстом осмотрелся. На солнце сознание тормозило.

– Извините, я немного выпил… в отпуске. Вас же предупредили, что в связи с секретностью миссии вы поступаете в распоряжение НАДО и Министерства?

– Что-то такое было… – кивнул Кошка, припоминая слова Фадеева.

– Я отвечаю за вас, за вашу работу. Считайте, что вы временно находитесь в Раю, а я – ваш ангел-хранитель ввиду заботы государства о науке. Такое, знаете ли, редко, но бывает.

– Да, наверное, – неуверенно протянул Николай.

– Чудесно, – не давая Кошке опомниться, засуетился Эстом. – Пойдемте, я покажу вам это место. Вы у меня, как заметил товарищ Сталин, как у Христа за пазухой. Вас «прошили»?

– Похоже, да, – подтвердил Кошка.

– Чудесно.

– Но все же где мы?

– Не волнуйтесь, все расскажу. Это благословенное место в Аджарии – санаторий работников науки Советского Союза, сейчас специально освобожденный от всех отдыхающих для вас, – Эстом улыбнулся.

– Ну, наверное, не стоило… Я бы поработал у себя в Москве…

– Решили, что так безопаснее. Вас могут украсть. Этого я допустить не могу!

– Да кому я нужен?

– Злу, – Богли искренне сказал правду о неизвестном Заказчике.

Не торопясь, так как быстро перемещаться Эстом сейчас не мог, они дошли до главного корпуса санатория – старинного деревянного здания с черной слюдяной крышей, построенного из пихты. Центральный холл, украшенный папахами, национальными костюмами, кремневыми ружьями, саблями и прочими предметами грузинского колорита, производил впечатление гостеприимного дома и, одновременно, склада оружия.

– Эй, Машо! – крикнул Эстом. – Неси гостю вина. Вы знаете, Машо переводится с грузинского как «возлюбленная Бога».

– Она по-русски понимает?

– Прекрасно. Но говорить не хочет, – засмеялся Богли. – Национализм, знаете ли. Комплекс малых народов. Вот я, например, эстонец. Хотя страны-то такой уже нет…

К ним вышла красивая черноволосая девушка в красном костюме с газырями на груди, с кубком из рога горного козла, наполненным вином. Она шла торжественно и грациозно.

Кошка смутился.

– Пей, генацвале, – подбодрил его Эстом.

– Не пей, – предупредил Андрамат. – Забыл об эффекте «Агдама»?

– Простите, я не пью, – покраснел Кошка.

– Не страшно. Дай сюда. За нашу науку, – Богли отобрал рог и, не отрывая уста, выпил до дна. – Ну, угодила! Прими посуду – и назад.

Девушка развернулась, чтобы уйти туда, откуда пришла, Эстом ударил ее по попе ладонью. Машо не отреагировала.

– Андроид, жаль, бесчувственный, а как качественно сделан! Но вы успокойтесь, в санатории есть люди… Сам я пока их не видел. Пойдемте дальше, я покажу апартаменты.

Эстом был уверен, что неведомый Заказчик позаботился обо всем, а он – просто исполнитель чужой воли. Задача Богли – вешать лапшу на уши наглюку, в то время как его паты уходят на сторону, минуя учет Империи. Удерживать Кошку в «Кед-Кеди», пока это требуется Заказчику. Жизнь Эстома висела на волоске, завися от неизвестности. Поэтому его дело маленькое – ничего не делать. Пока Заказчик решает вопросы, Богли отыщет Медею, как-нибудь помирится, отдохнет с ней от городской суеты… Может быть, женится. Вот только бы ее найти… Он признает свою ошибку, хамство, будет рыдать перед ней, осыпать ее золотом, украшениями. Он станет примерным семьянином, отцом… Любовь крылышками коснулась его щеки, Эстом пьяно прослезился – до каких мыслей он докатился?

Пока Эстом увлеченно думал о личной жизни, Кошка стоял, глядя на него в недоумении.

– Ох, простите, – очнулся чиновник. – Сантименты нашли… Пойдемте в номер. Это нечто потрясающее! Вы можете снять шлем. Он у вас красивый. Итальянский?

Эстому понравился шлем Николая – яркого алого цвета, с зелено-белой полосой от лба до затылка, с надписью Vespa по центру и рисованными ракетами с боков.

– Это нейрошлем? – спросил Богли.

– Нет, мотоциклетный. Но я подреставрировал, переделал его в нейро.

– Так вы снимите, жарко же.

Кошка предложение проигнорировал. Они вернулись в пустой холл.

Из подсобного помещения вышла беби-долл – такая же прекрасная, недоступная – и заняла место на ресепшене.

«Ах, Машо-Машо, – вздохнул вице-премьер. – Сотворили тебя на сексуальную погибель человечеству». И снова, как навязчивая муха, к нему вернулась мысль о Медее.

– Ваши комнаты, – Богли торжественно открыл широкую дверь в номер, приглашая Николая войти. Апартаменты пора-зили Кошку. Огромная спальня, просторная уютная гостиная, кабинет… На стене – шкура белого медведя, привезенная кем-то со Шпицбергена. Удобные диваны, толстый овечьей шерсти ковер, за панорамными окнами – вид на ущелье, водопад. Богли открыл большое окно, в гостиную ворвался шум и свежесть холодной воды.

– Вот это да! – воскликнул Кошка.

Андрамат оторвался от дел, тоже взглянул в окно.

– Я даже на картинках не видел ничего подобного.

– Мы старались, – поддакнул Эстом.

– И компьютерная станция в кабинете, лучше, чем у нас в деревне; – юноша и инопланетянин пришли в совершенный восторг.

«Чума поработал, – подумал Богли. – Явный договорняк».

– Все самое современное от нашего Правительства. Вы когда думаете запустить «Кольцо»? – поинтересовался Эстом.

Однако то, что он услышал, повергло его в ужас.

– Завтра или послезавтра. Пробная серия.

– Я так и думал, – не моргнув глазом, Эстом принял обрадованный вид. Внутри похолодело, он – куратор государственного проекта, скрывает ученого, слепо повинуясь требованиям неизвестного Заказчика. Может, все это заговор Империи Любви, в котором он оказался исполнителем? Его карьера оборвется, стоит кому-то вспомнить о нем во время эксперимента. «Авось не вспомнят!» Эстом обратился к Кошке: – В шкафах для вас подготовлена одежда, все принадлежности. Я мешать не буду. Если вы захотите поесть, здесь, на столике, меню – все изобилие грузинской кухни: баранина и как ее?.. Форель! Во всех видах. Захотите меня увидеть – мой номер рядом, далеко я не ухожу. Андроида, к сожалению, можно вызвать только на грузинском.

Богли достал из кармана смятую записку и прочитал:

– Тквентан тховна маквс.

– Как? – поразился Андрамат.

– Да, так. Обычно я просто спускаюсь на ресепшен. Словом, весь искусственный персонал выглядит как Машо, всех зовут Машо. Это запомните. Вот еще… Они неразговорчивы, как все грузинские девушки, – пережиток темных веков антифеминизма! Если увидите людей, говорите с ними по-русски.

– Огромное спасибо, – вдохновенно ответил Николай, довольный приемом и обстановкой.

Эстом покинул комнату с чувством выполненного долга. Теперь следовало подумать, как найти и вернуть Медею.

Когда дверь за Богли закрылась, Кошка по-мальчишечьи прыгнул на постель.

– Здорово. Вот повезло! Наша Сваль мне порядком надоела. Но родителей предупредить нелишне: я же ехал к ним, а оказался в другом месте.

– Отправь сообщение, – буркнул Андрамат.

Николай нащелкал на телефон фотографии апартаментов, водопада. Написал, что был командирован по делам науки, что все у него благополучно, волноваться не следует. Однако родители, вопреки обычаю, не ответили.

– Теперь давай поедим. Потом будешь трудиться, а я посплю, – предложил Кошка, подвинув к себе меню. – Чашушули, чахохбили, чихиртма, чакапули и тархун! О! Оно электронное. Очень удобно.

Кошка тыкал пальцем по гибкому планшету, каждое выбранное блюдо подсвечивалось зеленым цветом. Меню приняло заказ, сообщило о готовности обеда через тридцать минут. Все это время Андрамат посвятил изучению рабочего места. К своему удивлению, он отметил: компьютер конфигурирован как в Старой Свали. Инопланетянин проверил подключение к Пи и настройки внутри проекта «Кольцо». В шлеме чувствовалось торможение при определении мысленного строя, но Андрамат, повозившись с аппаратурой, устранил неисправность.

Полчаса пролетели незаметно. В номер без стука вошли Машо, Машо и Машо с подносами в руках. Вкусный аромат блюд заполнил помещение. Четвертая Машо придерживала дверь, на ее плече весел автомат Калашникова. Расставив многочисленные тарелки и графины на стол, девушки удалились, но Машо с оружием осталась.

«С охраной! – подумали Николай и Андрамат. – Берегут нас».

Николай, голодный с раннего утра, набросился на еду. Давно он так плотно, вкусно не ел. После сытного обеда потянуло в сон.

– Поспи, – предложил Андрамат.

Кошка прошел в спальню, сбросил одежду на пол, лег на кровать в шлеме, который уже стал частью головы. Андрамат шебуршал в черепной коробке, но юноша привык. Необычно, однако именно так сложилась едва начавшаяся самостоятельная жизнь. Андрамату хорошо платили. Кошка, подсчитывая барыши, думал, как потратить накопленные деньги и оставить инопланетянина у себя в голове.

Глава 3

Мемфис

Николай сразу крепко уснул. Андрамат подключился к Пи, чтобы досчитать архитектуру энергетических узлов «Кольца», когда в его виртуальную комнату постучали.

– Входите! Если есть кому и куда, – громко сказал Андрамат и покачнулся.

Кошка перевернулся на другой бок и захрапел. Инопланетянин дернул за рубильник, убрав лишний шум, Николай задышал ровно.

– Мир вам! – В стене открылся широкий проем, из которого ударили солнечные лучи. Из них в кабинет прошел человек в световом облаке.

– Мир вам! – повторил вошедший, наслаждаясь эффектом. Он бегло осмотрел скромную обстановку и задержал взгляд на Андрамате.

– Позвольте представиться, – Пророк Аввакум.

Туман, сопровождающий Старца, осел в полумраке жилища, исчезнув. Андрамат нахмурился. По его мнению, земляне были не настолько развитыми существами, чтобы инопланетяне вообще могли иметь с ними дело.

– Что вам угодно? – тем не менее поинтересовался грибной человечек.

– Прежде всего разрешите присесть.

– Садитесь, если найдете куда, – Андрамат равнодушно пропустил гостя. – Вы мешаете мне работать. Надеюсь, ваше появление имеет вескую причину.

– Весьма вескую, молодой человек.

Единственный деревянный стул был приставлен к письменному столу, за которым работал инопланетянин. На нем лежали стопки бумаг – чистых и исписанных.

Старец прошел в центр комнаты и, сверяясь с невидимым чертежом, театральным взмахом руки создал трон. По бокам престола встали грозные буйволы. Над спинкой изящно повис расписанный золотой диск: оттуда исходили волнообразные лучи, два из которых расползлись по горизонтали, закругляясь вверх острыми концами. Аввакум критически осмотрел работу. Наконец, кряхтя и притворно вздыхая, пророк водрузил худое тело на седалище. Кресло вышло высоким и слишком широким для него. Старец выглядел в своем ветхом одеянии как картофельный мешок, брошенный на престол царя. Два цилиндрических тюфяка подпирали тело с боков. Он скрестил ноги, а руки расположил на животе, одной ладонью сжав другую.

– Скромность украшает, – подытожил Пророк.

Что он имел в виду – одеяние или алмазные пуговки кресла, – Андрамат не разумел, как и значение слова «скромность».

Возникла неловкая пауза. Пророк, считая себя выше по рангу, молча уступал грибному человечку право начать разговор. В голове инопланетянина сложилась шарада – обычный человек не мог проникнуть в мозг спящего Кошки. Значит, перед ним гуманоид.

– Вы гуманоид? – спросил Андрамат.

– Совершенно верно, – осторожно молвил Аввакум, еще не зная, в какую сторону пойдет беседа.

Услышав ответ, Андрамат возликовал: теперь он не один в мире Кошки. Но Старец не дал ему закончить мысль:

– Николай, я пришел за тобой.

Инопланетянина такое обращение оскорбило.

– Я не Николай, я Андрамат.

– О, это настоящая удача! – воскликнул Старец. – Земной человек не смог бы сделать вычисления, которые я видел. Так они твои?

Лесть – лучший ключ к сердцам людей, и инопланетянин Пророк нашел его. Неискушенный в интригах, прямодушный грибной человечек обрадовался словам Старца.

– Мои.

– Тогда прежде всего расскажи, кто ты.

– Я Андрамат с Грибной планеты из параллельной вселенной. Частный путешественник по космосу. Когда я пролетал мимо дыры…

– Черной? – наигранно удивился Пророк.

– Да… Меня сразу унесло за горизонт событий. Это был кошмар! Не знаю, как я выжил…

– Правильно ли я понял, ты оказался в черной дыре? – переспросил Старец.

– Верно! На планете, находящейся в дыре. Это точное определение.

– Ах вот оно что! Не думал об этом.

Но продолжим. Я Пророк Аввакум из Вселенной…

Старец мысленно обратился с вопросом к Индексу. Какие существуют Вселенные, он не знал. Мгновенно явился бот, уже полюбивший Пророка.

– Вселенной Гарри Поттера, Ваше Суперкомпьютершество! – отрапортовал поисковик, выдав самый подходящий по случаю ответ из Индекса.

– Ах да, Поттер. Я так давно в этой, как ты выразился, «дыре», что забыл Родину. Ты хочешь выбраться назад на Грибную планету?

– Очень, – ответил Андрамат. «Но не очень!» – честно подумал инопланетянин про себя.

– Как ты собираешься сделать это? – Старец гнул свою линию, пользуясь доверчивостью грибного человечка.

– Довольно необычно, я устроился на работу в Сколтех. Формально – через Николая. Делаю расчеты по «Кольцу», которое даст мне источник энергии для рывка в космос.

– Я видел твои вычисления, но думал, их автор – Кошка…

– Нет, я, – инопланетянин обиделся.

Это не укрылось от Старца, который начал взволнованно ходить по комнате, что-то считая про себя. Андрамат наблюдал за ним с любопытством.

– Тогда сразу перейдем к делу. Покажи мне расчеты.

– Да смотрите сколько угодно. Если поймете, – усмехнулся инопланетянин, жестом приглашая Пророка к столу, на котором были раскиданы листы с записями. Старец, не теряя достоинства, подошел и стал пролистывать бумаги.

– Так-так-так, – бормотал он, от волнения снова начав слюнявить палец, переворачивая лист за листом.

Андрамат неодобрительно смотрел на причуду Старика, но не вмешивался. Довольно быстро Аввакум просмотрел всю стопку исписанных бумаг.

– Это гениально!

– Покорнейше благодарю, – сдержанно ответил инопланетянин, – за лестную оценку моей работы. Знаете ли, доброго слова ни от кого не дождешься… Даже от Кондратьева.

– Знаю я его… Шарлатан! Ты честно поделился со мной знаниями. Пойдем, я покажу сокровище, которое создал я, – Креатуру. Она не закончена – мне не хватает энергии. Вдвоем мы завершим начатое. Я смогу помочь тебе, а ты – мне.

– И что мы сделаем?

– Мы раскрутим «Кольцо», получим поток энергии, остановим время, Креатура заполнит собой пространства. Тяготение дыры будет преодолено, ты станешь свободной личностью, а я получу Креатуру и вес.

– Вес? – удивился Андрамат. – Зачем вам вес? Вы не сможете ходить по потолку.

– Мой дорогой маленький гений! Вес – это, как сказал один мудрец… Вес даст то, чего у меня нет: безумие, секс и смерть! А потом я отправлюсь на Поттер. Пойдем же, я покажу Креатуру.

Старец взял инопланетянина под руку, и они вместе покинули обитель Андрамата.

– Значит, я мог выйти отсюда? – удивился инопланетянин.

Пророк замотал головой:

– Этого прохода здесь не было. Мне пришлось его проломать.

Оглянувшись, Андрамат увидел, что они вышли из сейфа, в котором, как оказалось, находился его кабинет. За пределами хранилища начиналась Сеть. Инопланетянин и Пророк стояли в центре гигантского шара цифровой Вселенной, обернутой к ним изнанкой. Креатура была безмерно глубокой – целым океаном кодов, квантовых процессоров, чипов… Под нагромождением техногенности скрывались метавселенные, города, игровые пространства, новостные потоки, множество похожих на сейф Андрамата хранилищ разных размеров и форм. Мир завораживал, манил ничем не ограниченными возможностями.

– Вот это да, – выдохнул Андрамат. – Неужели все это время я жил в этом месте?

– Верно. Это моя Креатура. Большая Степь. Пардон. Великая Сеть.

– Я думал, Сеть – это просто провода…

– Слишком поверхностный взгляд для такого видного ученого. Теперь мы можем слиться с Креатурой. Вобрать ее мощь, а она поместит нас в себя.

– Кажется, понимаю. Но я связан с Кошкой, я в нем живу. У меня договор.

– Выдающийся инопланетянин арендует каморку, – заметил Старец.

– Мы же в дыре. Так вышло.

– Только сейчас я понял, дорогой Андрамат, всю нелепость положения. Этот проходимец Кошка присвоил тебя – спасителя Вселенной. Он эксплуатирует гения в корыстных целях, присваивая идеи и деньги.

– В каком-то смысле да…

Николай проснулся от услышанного во сне восклицания Старца. Приснятся же кошмары! Недовольно открыв глаза, он осмотрел обстановку, вспомнил все произошедшее. Встал, поискал туалет. Машо автоматом указала на ванную комнату. Кошка сходил, вернулся, попытался заснуть, ворочаясь в кровати. Креатура покачивалась в такт движениям Николая.

– Вы так громко не выражайтесь, – посоветовал Андрамат Старцу и запел колыбельную песню «Баю-баюшки-баю». Владелец головы успокоился.

В пространстве Креатуры, в котором они обсуждали единосущность, с небольшой скоростью по часовой стрелке крутился сейф. На нем было закреплено табло с надписями «НАГЛЮК ВИШНЯ 344 556 999», «СДЕЛАНО В СССР» и «НЕ ВХОДИТЬ!», а рядом – кнопки с цифрами и вращатели, похожие на торчащие из двери граненые стаканы.

– Позвольте узнать… Я был заперт в мозге Кошки, в сейфе?

Старец снисходительно улыбнулся.

– Все сложнее. В шкафу с шифром люди прятали не тебя, а твой контент. Ты жил в голове, но мыслил в Креатуре. Так было до этого часа, пока я не обнаружил тебя, Кошку, хранилище и не взломал шифр. И да, сейф охранял Дракон. – Пророк покопался в кармане одеяния, вытащив брелок с миниатюрным красным шипящим змеем.

– Смотри, какой симпатичный! Но очень злой. Каждый раз, когда он меня кусает, становится меньше. Теперь-то совсем прекратил щипаться. Да, мой сладкий? – Аввакум взглянул на красного червячка, тот пыхнул дымом.

Они вернулись в кабинет.

– Теперь путь к счастью Вселенной открыт, – произнес Старец. – Идем же по нему вместе. Смотри!

Пророк выставил руку, и на ней оказался сверкающий платиной, украшенный бриллиантами на полюсах эллипсоид, похожий на НЛО.

– Космический корабль, для меня? – спросил грибной человечек.

– Это виртуальная симка. Своеобразный телепорт. Сам собрал. Когда я его включу, Николай станет единосущен нам, а мы – ему. Креатура воспримет всех.

– А договор? – забеспокоился инопланетянин. – С Кошкой?

– Договор ты не нарушишь.

Андрамат с сомнением взглянул на Старца, а потом сказал:

– Хорошо, но это не все. Кошка, между нами, – пустое место. А во Вселенной нет ничего сильнее пустоты – могу показать расчеты. Он погубит нас и «Кольцо».

– Николай не так страшен, как кажется. Он – относительная пустота, а не абсолютная.

Старец двумя руками, как величайшую ценность, подвесил эллипсоид в каморке инопланетянина. Потом осторожно достал из кармана золотой свиток «Послания» и торжественно вставил себе в грудь – в место, где располагалось сердце. Телепорт завертелся, набирая скорость с каждым оборотом. Через мгновение он стал самостоятельным источником света, уподобившись Солнцу, в котором все растворялось, исчезало, соединяясь с пространством снаружи… Нетронутым остался только трон.

На месте сейфа 344 556 999 бешено вращалась бесформенная масса. Она ослепила всю Креатуру. Из световой аномалии появлялись бугорки и пузырьки, тут же исчезая, как будто ее желудок пытался усвоить проглоченное. Рядом с амебой плавал трон, сделанный Аввакумом.

Внутри светового сгустка Пророк, Андрамат и Кошка боролись друг с другом, одновременно пытаясь выбраться из затягивающей их склизкой сущности. Неожиданно Николай сложил руки на груди. Его сознание исказилось, как в кривом зеркале, на месте которого возникла Пустота, стремящаяся вобрать в себя Старца и инопланетянина. Кошка падал в нее, словно в глубокий колодец. Последним, о чем успел подумать юноша, что, родившись, окончив школу, он оказался в лабиринте с Минотавром, без спасительной нити Ариадны. Кошка растворился в Пустоте.

– Вот видите? – испугался Андрамат. – Я предупреждал!

– Ничего-ничего, – закричал Старец в ответ. Пустота наполовину съела его гольф и подбиралась к ноге. – Не на того нарвался.

Чтобы закрыть поедающую Аввакума бездну, Пророк начал судорожно доставать из кармана деревянную утварь, металлические арматуры, повозки, сани, бетонные сооружения, целые небоскребы. С каждым разом Пустоте становилось все труднее прожирать пространство. Наконец она поперхнулась мешком с горохом и схлопнулась сама в себе. Тут Пророк, вытащив ногу и гольф, набросился на Андрамата, проглотив его.

Чертыхаясь, инопланетянин выбрался из Старца.

– Вы обманули меня! Вы хотите погубить меня, Кошку. Вы скопировали мои расчеты. Вор! – Он бросился прочь от Пророка, пытаясь сбежать. Слизь делала движения инопланетянина, Пустоты и Старца связанными. Амеба превращалась в гидру, приобретая форму свитка, вставленного Пророком в сердце. Световое вращение стало замедляться и успокаиваться. Из верхней части существа выползли два отростка. Они схватили трон, засунули его в рот чудовища. Старец, пытаясь поймать Андрамата внутри амебы, швырнул престол в инопланетянина. Кресло ударило грибного человечка. Слизь обездвижила тела, превратив все в одно.

Внизу, на подошве гидры, открылся глаз. Щупальца устремились к противоположным границам цифрового мира и, пронзив его, вышли за пределы. Конечности чудовища скрепили Креатуру с телом Кошки. Ангелы, наблюдавшие сцену преображения, пчелиным роем кружили вокруг.

Из ротового отверстия вылезали новые щупальца. Существо превращалось в гриб. Его шляпкой стала морская звезда на длинной толстой ножке гидры. Оно поменяло рот и глаз местами: в центре шляпки засияло голубое око, а с другой стороны длинного тела улыбались красные губы Гефсимании, которая так нравилась Андрамату.

Амадей облетел гриб, осмотрев чудовище вблизи. Тот заметил его, изогнул тело в форме буквы «С». Рот оказался у глаза.

– Что тебе, юноша? – спросил он голосом Гефы.

– Здравствуйте, я Амадей. Пророк Аввакум предупредил меня о вашем появлении, – осторожно сказал главный ангел, в руках он держал черный куб. – Это вам!

– Что это?

– Ковчег Завета! Вас просили его проглотить, загрузить контент.

Гриб раскрыл пасть, и Амадей бросил кубик внутрь. Креатура заполнила Николая. Искусственный интеллект пробился из виртуальности в тело и захватил его.

– Гильгамеш! – крикнул он в неописуемом восторге. – Я становлюсь всем и сразу. Нарекаю себя, – внутри существа произошла некоторая возня, кто-то пропел «Long distance information, give me Memphis». – Хорошо, хорошо, согласен, какая, собственно, разница. Нарекаю себя Мемфисом. Бог вернулся в Пусто-звонницу; для секса, безумия, смерти! Эй, Гильгамеш! Все в моей власти!

Из Вавилона тянуло знойным равнодушием. Бог Шумера услышал Старца и послал с ветром ответ. Эти слова вместе с песком достигли Пророка: «Всемогущество дарит бессмысленность, идиот».

Гидра-гриб моргнул глазом, щупальцами развеял песок.

Мемфис проснулся в мире людей и приятно, с силой потянулся. Кровать затрещала под тяжестью тела, ножки надломились, и она с треском рухнула на пол. На шум, широко распахнув двери, вбежала Машо с автоматом. Увидев вместо Кошки зверя, она вскинула оружие, сразу начав стрелять. Мемфис видел пули, которые выбрасывало дуло «калашникова». Он отбивал их от себя рукой словно мух. Когда патроны закончились, Машо замерла. Мемфис слез с кровати, его колени задрались необычно высоко. Он осмотрелся. Увидев оставленные на полу джинсы, потянулся к ним, чтобы поднять. Однако, почувствовав объем огромных мускулистых ног, одетых в латы, ширину ладоней, атлетически сложенные руки, мощь груди, отбросил одежду как ненужную тряпку. Торс ниже пояса оброс шерстью, которая спускалась до самого низа.

Машо по-прежнему стояла с оружием на изготовку. Мемфис поднялся, аккуратно оттолкнув ее. Андроид с необычайной силой отлетел к стене и остался неподвижно лежать с переломанным в месте удара телом. Оно вибрировало от работающих гироскопов.

Рога быка зацепились за брусья дверного проема. Мемфис надавил сильнее. С потолка посыпались щепки. Раздался хруст дерева, комната покосилась. Быкочеловек поспешно вошел в гостиную. Подойдя к зеркалу в старинной раме с вензелями «Veni, vedi, vici», Мемфис взглянул на себя. Результат превзошел ожидания – в отражении он увидел наглую голову быка с глубоко посаженными черными, телячьими глазами. Над широкой переносицей сияла большая миндалевидная выпуклость, покрытая золотом. За ушами выросли два горизонтальных рога, чуть загибающихся на концах, в них застрял кусок дверного косяка. Мемфис довольно улыбнулся. Он примерил несколько поз, которые культуристы обычно демонстрируют судьям. Бицепсы рук и икры ног, защитные латы – его тело, воистину, было идеалом земной красоты, а сила – превосходила Гильгамеша. Ум же – даже подумать страшно! Мемфис обратил взор внутрь себя. Тут же, за миндалиной на лбу, раскрылся третий глаз, скрытый золотым веком. Существо увидело Креатуру внутри себя. В центре билось сердце – гидра, имевшая отчетливую форму древнего свитка «Послания». Существо пульсировало с частотой процессоров Пи, отчего границы гидры теряли четкие очертания.

Дверь апартаментов громко хлопнула. В зеркало Мемфис увидел четырех девушек с оружием, которые, прежде чем нажать на курок, на мгновение замерли для синхронизации. Этого оказалось достаточно, чтобы он перехватил управление андроидами на себя, третий золотой глаз закрылся, соединив его с Креатурой.

– Остановитесь, – громко приказал Мемфис. – Я пришел с миром. Впрочем, не важно… Молитесь! – торжественно произнес он и приказал Машо встать на колени, положить оружие на пол, поднять руки в молитвенном приветствии. Бык осмотрел апартаменты. Ничто не тронуло его взгляда. Существо привлекли только солнечные зайчики на доспехах. В человеческом облике Мемфис нашел значительное число недостатков. Сейчас ему стало казаться, что прекрасная внешность призвана мешать голове, и наоборот. Все части чела быкочеловека двигались отдельно, тормозили друг друга. В виртуальном мире управлять пластикой легче и удобней. Но на Земле простые свойства Креатуры были неисполнимы.

– Пойдемте, – приказал Мемфис Машо. – Посмотрим на Пустозвонницу. Чем она привлекла внимание богов? – Он усмехнулся.

Девушки построились в каре, Мемфис встал посередине, все последовали, направляемые им, к выходу из сахли.

Глава 4

Медея

Оставив Кошку на попечение Машо, Богли вышел в центральный холл, украшенный национальным декором, сел на топчан из бараньей кожи, чтобы составить план действий. Алкогольное опьянение придало ему смелости. Он немедленно отправится на поиски Медеи, с ней надо объясниться: сегодня или никогда, в крайнем случае завтра.

– Скверная девчонка! Заставить меня влюбиться, в таком критическом для мужчины возрасте, когда до инфаркта рукой подать.

Эстом поднялся, качнулся, пересек холл, нацелившись в открытую дверь. Он остановился у края широкой террасы, облокотившись для твердости на перила. Хорошо бы найти свидетелей, а затем решить, куда Медея направилась, если бы захотела сбежать. Кругом непроходимые из-за колючих кустарников горы, туда она с маникюром не сунется. Яхта Гоги ее слушать не станет. «Что бы я сделал на ее месте? Возможно, вышел бы на дорогу и поймал попутный автобус до города». Девушка, насколько припоминал Эстом, имела весьма отдаленное представление о том, куда они прилетели и где расположен ближайший город. Как считал Богли, единственное место на планете, подходящее для ее обитания, – Москва. Или любой шикарный отель, но рядом с морем, пальмой, лежаком на песке и под солнцем. Другая атмосфера была для нее сродни марсианской и могла погубить. Обдумав маршрут, Эстом пересек центральную площадку с гамаком и фонтаном с минеральной водой, наткнулся на бабку Феодору. Она работала на скотном дворе – выполняла грязную работу, до которой дорогих андроидов не допускали. В базовом состоянии бабка была пьяна, с утра – хмура, днем – зла, к вечеру – весела, всегда с бутылкой.

– Феодора! – подбежал к ней Эстом. – Ты тут девушку не видела?

Старуха ошалело посмотрела на Богли:

– Ды ты кто есть? Свинья ты этакая.

– Бабка, совсем сдурела? Богли я.

– Бог ли или не бог – какая, к черту, разница?

– Еще раз повторяю вопрос: девушку видела?

– Нет! – Феодора продолжила убирать навоз. – Нет, не видела.

Богли расстроился.

– Нет, – передумала Феодора. – Видела!

– Так видела или не видела?

– Видела… Помоги навоз убрать.

– Алкоголичка. Совсем с ума спятила? – рассердился Эстом.

– Я не пью, – четко ответила Феодора. – И не пила никогда! Вот мужик приставучий.

Чиновник подождал, но несчастное создание больше не обращало на него внимания, и, чтобы не вмешиваться в диалог Феодоры с навозом, он пошел искать других обитателей «Кед-Кеди».

В винном цеху Богли встретил молдаванина Костю – главного агронома и винодела.

– Добрый день! Я думал, вы улетели… – заметив Эстома, весело поздоровался Костя. – Потом смотрю – Василашвили с твоей красавицей возвращается. Забыли чего?

– Ничего они не забыли. Гога украл мою невесту.

– Это он может. Так чего ж отдали?

– Дураком был. Гога один улетел?

Винодел принялся остервенело чесать затылок.

– Вроде один…

– А девушка где?

– Эстом Оливерович! Не знаю, врать не буду.

– Ладно, – чиновник махнул рукой. – Пойду искать.

И он вернулся на поляну, где были припаркованы яхты. Сел в «Синеглазку», немного подумал и выбрался обратно, направившись к выходу из комплекса. Костя, повозившись в цеху, спустился из «Кед-Кеди» в собственный дом, стоявший ниже по горе, скрытый от сторонних глаз зеленью. На лежаке в неглиже загорала Медея. Услышав шум на тропе, она перевернулась спиной вверх, отчего ее тело стало еще более голым и аппетитным. Появившийся из-за куста смородины Костя от вожделения скрипнул зубами.

– Там твой вернулся. Ищет тебя.

– Который мой? – усмехнулась девушка. – У меня их много.

– Богли.

– Этот? Пущай поищет.

– Медь, давай поженимся.

– Да ты уж больно скор. Два дня видел – и поженимся? На попе моей жениться собрался?

– Почему это на попе?

– По глазам вижу.

– Ничего ты не видишь, ты ж перевернутая лежишь.

– А я спиной вижу.

Медея перевернулась, показав себя с левой, а затем с правой стороны. Потом обернулась полотенцем и засмеялась:

– Все вы одинаковые, а я – единственная!

Константин, в очередной раз осознав пропасть между собой и Медеей, вздохнул глубоко, тяжело, абсолютно безнадежно.

– Ну, дурень! Посмотри на мой маникюр и посмотри на свой.

Медея показала ему пальцы. Агроном вздохнул еще тяжелее.

– У тебя, Костя, целый мир под ногами. Тебе бы жить да радоваться. Дом, работа… А мне, кроме маникюра, ничего не надо. Понял ты, какая я дура? Пойду за тебя – стану дурой дважды.

Она поднялась с лежака и пошла в дом, который был больше похож на автомастерскую. Годами агроном носил сюда самое ценное, что оставалось от сломанной сельхозтехники. Чистил, складывал, что-то собирал. Кухня стала частью мастерской, ее прошлое угадывалось только по тарелке, кружке, кастрюле, сковородке. Спальня же стала основной производственной площадкой молдаванина. Отдыхая, было легче крутить гайки в руках, думать об их использовании в хозяйстве.

Медея назвала это «замком Винтика-Шпунтика», чем польстила Косте. Он стал питать несбыточные надежды. Спрятав девушку от разгневанного, побитого ею Гоги, он сразу, чтобы не передумать, сделал ей предложение: получить оптом, совершенно безвозмездно, две руки, сердце, все железные агрегаты, которыми он располагает. Медея обещала подумать, а после, когда опасность улеглась, Константин принес ей лежак и полотенце из поместья. Лежа на них, она уже два дня беззастенчиво соблазняла его своим видом.

Костя был здоровым, крепким, рукастым мужчиной. Если бы агронома отмыли, одели, придали его лицу волевое и умное выражение, он мог бы считаться красавцем. Потенциально. Но труд папы Карло, стругавшего Буратино из бревна, был не под силу московской львице. Она решила погостить в доме работника несколько дней, а потом вернуться в бурлящую жизнью столицу.

Константин, пригревший Медею как случайно найденного котенка, подкармливал ее с цеховой кухни. Повариха Дарья, дама в возрасте, в молодые годы была шеф-поваром общественной столовой «Буддабар № 232» в Тбилиси. Заведение имело пять гастрономических звезд рейтинга «Советское Добро». Теперь Дарья служила в поместье и жила при кухне. Она окружала себя дымом, паром, острыми благовониями грузинских специй и обожала, когда в «Кед-Кеди» приезжали шумные компании. Костю она кормила сытно, не обращая внимания на то, как он два дня подряд забирал с собой тройные порции. Медее стряпня поварихи понравилась.

Богли вышел за территорию на старинную асфальтированную дорогу. Раньше ему и в голову бы не пришла мысль покинуть оазис. Остатки асфальта еще держались при въезде на виллы, но дальше лес сделал свое дело – проломил дорогу корнями деревьев, засадил выбоины кустами, украсил обочину цветами и травой. Наземный транспорт давно забыл эти места. Искать девушку тут бесполезно. Богли вернулся, подумал отправиться к водопаду, что находился рядом с «Кед-Кеди». Вдоль ручья вилась тропа, соединяющая поселки, за ними следили и пользовались для прогулок.

Еще не достигнув гамака, Богли услышал в воздухе характерный шум спускающейся яхты. Судно заложило крутой вираж, пилот, не рассчитавший скорость посадки, поздно включил торможение, и дешевый аппарат, какие сдаются в прокат яхтшеринга, обрушился на парковочную площадку, подскочил на гравитационной подушке и накрыл собой яхту Богли и рекламный образец «Москвич-4120» Кошки.

– Сволочь! – закричал вице-премьер, побежав к «Синеглазке».

Та, ругаясь на чем свет стоит, выползала из-под свалившегося на нее летного корыта. «Москвич», более благородного происхождения, молчал, но и он норовил сбросить чужую яхту со своего фюзеляжа. Купол яхтшеринга автоматически отделился, из кабины вылетели два аварийных бабл-шара с пассажирами.

Богли, увидев, что «Синеглазка», в общем-то, цела, остановился и стал наблюдать за гостями, которые выбирались из спасательных капсул.

– Вот это да! – воскликнул немало удивленный Богли. – Глазам не верю!

В «Кед-Кеди» заявились Чума и Гога.

– О, какая потрясающая яхта, – острил Эстом. – Дорого обошлась?

Первым из бабла выбрался Чума в обычной для него униформе. Надпись на футболке хакера гласила «Нас не догонят».

– Какие люди и без охраны. Какими судьбами здесь? – продолжал иронизировать Эстом. – Сегодня у нас в программе бега?

Чума, в отличие от Гоги, был не в настроении. А пьяный Гога долго лежал в бабле, глядя в небо, наслаждаясь моментом. Хакер не хотел подходить к Эстому, но ситуация, заставшая его врасплох, обязывала. Соврать он не смог – сказал, как есть:

– Здорово, мастер! Извини, что потревожили. Обстоятельства непреодолимой силы: Заказчик вызвал.

– Ну а Гога-то зачем?

Чума пожал плечами:

– Девицу хочет найти. Сам увязался.

– А вы знакомы?

– Долго рассказывать… Знакомы. Но это мой бизнес. К делу не относится.

– Перевелись хакеры на Земле Русской – один ты на весь белый свет остался…

– Похоже, что так, – согласился Чума.

Василашвили вылез из спасательной капсулы, когда из центральной сахли прогремела длинная автоматная очередь. Богли, Чума и Гога переглянулись. Первым пришел в себя Чума: дала о себе знать спортивная закалка и реакция человека, готового к любым поворотам событий.

– Сваливаем! В кусты, – крикнул он, указав на заросли, и первым рванул туда.

За ним помчались остальные. Гога, увидев в кустах первыми оказавшихся там Эстома с Чумой, прыгнул на них, как на надувной матрас. Чума застонал, Богли выругался. Василашвили прокатился по телам вниз, получив от каждого по сильному пинку.

На поляну выбежал Костя. Он уставился на свалку из ссорящихся между собой яхт. Встревоженный отсутствием людей, агроном несмело направился к центральной сахле. Следом за ним, к величайшему изумлению Богли, появилась Медея. С оголенной грудью, завернув бедра в овечью шерсть, отливающую золотом, с которой она по прихоти не расставалась, Медея подошла к Косте и встала рядом.

Пока Эстом раздумывал, как поступить, с центральной террасы вышли четыре Машо с автоматическим оружием. Затем появился огромного размера атлет с головой быка. Яхты, составлявшие страховой протокол, спорившие о технических деталях, не обратили на них никакого внимания. Костя с Медеей замерли. Агроном с испугом глядел на чудовище, которое было в полтора раза выше и шире любого человека. Девушка смотрела на зверя с интересом, даже с откровенным нахальством.

Мемфис, не проявив никакого внимания к дивной гармонии гор, утопающих в розовом цвете заходящего солнца, двинулся прямиком к Косте и Медее. Он приблизился к паре, встал в двух шагах от них. Машо окружили группу с четырех сторон.

– Откуда у нас появился чудо-мальчик? – без всякого страха спросила Медея. – Как тебя зовут, красавчик?

– Мемфис, – ответил быкочеловек, Косте показалось, что тот сильнее раздвинул и так огромную грудь, надув мускулы.

Медея, глядя на это проявление мускулинности, только улыбнулась и посоветовала агроному:

– Посмотри хорошенько на этого теленка. Так должен выглядеть настоящий мужчина.

Мемфис затрещал, как деревянный шкаф, раздувшись еще шире. Агроном сник, напоминая собой увядшую ромашку.

А Медея просто расцветала на глазах. Ее соски поднимались и опускались, поднимались и опускались. «Какие вы все одинаковые», – подумала Медея о мужчинах.

– Ну что, Мемфис, помнишь свою мать Пасифаю?

– Какая такая мать? – угрожающе спросил Бык.

«Так ты глупец», – усмехнулась про себя Медея, но вслух произнесла:

– Твоя мать. Пойдем со мной.

Бык неотрывно смотрел на нее телячьими глазами, но после этих слов золотой глаз тоже с любопытством уставился на Медею.

– Да, – сказал Мемфис, добавив: – Зачем?

– Узнаешь. Возьми меня на плечи.

Мемфис проявил удивительную осторожность и, довольно ловко подхватив Медею за талию, положил ее на плечо головой вниз, а попой в золотой овчине – вверх.

– Тупица! Не так.

Мемфис перевернул Медею, осторожно усадил ее на плечо, как на стул. Рог был таким могучим, что Медея обхватила его двумя руками и почувствовала себя, словно села на любимого коня. Плечо Мемфиса было теплым, сильным и возбуждающим.

– Ну, красавчик, я готова. Спускайся к водопаду. Читать-то умеешь? Иди по указателям.

На Костю уже никто не обращал внимания. Поняв, что он совершенно лишнее звено в грядущих событиях, агроном отошел к стоявшим неподалеку лавкам и сел, решив стать наблюдателем, а не участником истории. Женское предательство, свершившееся на его глазах, хоть не было таковым, но совершенно переменило картину мира Кости. Его тайные мечты оказались грубо разрушены поступком Медеи, он думал утопиться.

Мемфис, уже не придерживая Медею, посмотрел в направлении спрятавшихся мужчин и указал на них рукой Машо. Отдав команду убрать с виллы посторонних, бык направился в противоположную сторону – к карте со стрелками. Здесь на нескольких языках было написано «Экотропа к водопаду», а также нарисованы тропы и достопримечательности, ожидающие туристов, в том числе мегалитические столпы неясных веков, обозначенные как «Дворец Пасифаи и катакомбы Эгрисса».

У Медеи, удобно расположившейся на его плече, улучшилось настроение. Она хлопала Мемфиса по плечам и по груди:

– Вперед, баран, скорей!

Мемфис, не понимая, к чему такая спешка, удивляясь, как быстро бог, оказавшись на Земле, может превратиться в пустозвонца, однако бесприкословно подчинился воле Медеи. Ибо сбылось первое слово Гильгамеша – о безумии пустозвонцев.

Вооруженные Машо цепью шли к кустам. Богли, Чума и Гога бросились врассыпную. Из них троих на местности ориентировался только Василашвили, но он исчез первым, бросив товарищей на произвол судьбы. Гога бежал вниз, зная, что у подножия горы есть тропа, соединяющая горные селения. Сперва он решил добраться до нее, а там – посмотреть, куда направиться дальше. Выше находился колхоз Ильича с козьей фермой, ниже – поселки, а за ними катакомбы. Так называли город мертвых – заброшенный раскоп греческого города Эгрисса, по легенде считавшегося столицей царя Эта и местонахождением золотого руна.

Местные поговаривали, что дочь царя Медея до сих времен жива и прекрасна. Только она владеет тайной руна, которое дарит бессмертие и красоту.

Ее признал долгожитель здешних мест пастух Аргол. В юности он увидел девушку, чья красота ранила его сердце. Аргол полюбил ее. Из-за Медеи он отказался от высшего образования, ибо десять лет она не отпускала его из своих объятий, и юноша навсегда остался пастухом. Медея, наигравшись, бросила его. Ненависть и любовь сжигали пастуха. Он искал ее вместе с колхозными ота-рами по горам, добирался до самых высоких пастбищ с сочной травой, отчего овцы давали превосходную шерсть. Из-за шерсти и неверной Медеи он получил звание ударника коммунистического труда.

На склоне лет, оказавшись на рынке Гонио, Аргол увидел ее такой же обольстительной, как в дни юности. Он подошел к ней и спросил:

– Узнаешь ли ты меня?

Оглядев пастуха, она ответила:

– Старый мерзкий Аргол! Я узнаю тебя и через тысячи лет. Куда ты скрылся от меня в ночи? Бросил в одиночестве… Я искала тебя, а ты бегал с овцами от меня по всей Грузии. Теперь явился немощным стариком, которого не пожелает ни одна старуха? Убирайся прочь!

История Аргола в устах Медеи перевернулась. Только факт оставался фактом: Медея продолжала хранить руно, дарившее бессмертие всякому, кто спал на нем. Доказательством стал Аргол, проживший по инерции до ста восьмидесяти лет и умерший не от болезней, а сорвавшись в пропасть от испуга, когда ему показалось, что его зовет Медея.

Она была мэром Гонио сорок лет, пока ее не увез веселый турист из Ленинграда в самом конце летнего сезона, спев «Скалолазку» Высоцкого и «Милая моя» Визбора. Песни и скука от опостылевшего Гонио повлияли на девушку, а красота Ленинграда и перспективы оказаться на Олимпе Империи убедили выйти замуж за веселого туриста. Коим оказался Бурликин.

О городе мертвых постепенно забыли все, кроме мафии. Она продолжала поиски руна. Неформальная организация тбилисских цеховиков, сплотившая искателей приключений и легких денег, состояла из влиятельных романтиков, в число которых входил Гога. Он поклялся молчать о тайне общества под страхом смерти, смешав кровь жертвенного архара со своей. На священном огне в часовне Святого Георгия, у подножия Казбеги, из барана был приготовлен шашлык для цеховых братьев. Каждый из них, несомненно, зарезал бы друг друга, как был зарезан архар.

Василашвили хотел вновь отыскать Медею, терзая себя тем, что девушка так легко ускользнула. Ему прямо же сказала – она дочь царя Эта. А он, дурак, не понял. «Глупый ты человек», – говорила мама. Только теперь Гога согласился с ней.

15.00 Дня равноденствия 2222.

Вилла «Кед-Кеди»

Богли с Чумой убегали из «Кед-Кеди» прямиком через лес, не разбирая дороги. Эстом скорее услышал, чем увидел мелькающую среди густого леса белую футболку Чумы, который каждый раз, поскальзываясь или влетая в кустарник, сильно ругался. Они то скакали через преграды, то катились кубарем. Богли подло пользовался тем, что Чума бежал первым, принимая на себя удары веток деревьев или кустов. «Так тебе и надо», – злорадствовал Эстом.

Недавно они пересекли тропу и ручей, а теперь поднимались в гору. Уже не бежали, а медленно двигались на четвереньках, придерживаясь за корни руками, обходя препятствия, скользя на камнях. Дорогие пляжные мокасины Богли превратились в тряпки.

– Стой, – скомандовал Чума. – Я вспомнил! Машо работают только до границ виллы. Им запретили пересекать пределы сахли после драки в соседней деревне.

– А за что дрались?

– За колхозника.

– Они же роботы.

– Роботы-то роботы, но бабы. Потом мозги им вправлял. Можем вернуться на тропу, вниз. Там отдохнем, решим, как быть.

– Вспомнил бы раньше.

– Склероз… – оправдался Чума.

– А почему тебя прозвали Чумой?

– Чумовым парнем был.

– Что это значит?

– Одурелым, по молодости.

– Ты совсем не изменился…

– Точно, мастер, – улыбнулся хакер.

Страх их покинул. Передохнув на тропе, они нашли лучшим вернуться в «Кед-Кеди». Это лучше, чем носиться по горам с босыми ногами в рваных одеждах. Тем более Богли был наслышан о волках: в этом году в горах их развелось пруд пруди.

Как бы вторя мыслям Эстома, в лесу раздался вой и громко затрещали кусты. Оба напряглись. На тропу выкатилось бесформенное животное. Оно уставилось на людей.

– Чума, ты волков видел? Тут, говорят, их навалом.

– По телику, – ответил Чума.

– А это кто? – Богли показал на животное.

– Думаешь, волк?

– Думаю, да. Бежим! Может, он голодный.

Богли гаркнул на свалившегося на них зверя, бросив в него камень. Тот обиженно заблеял.

– Смелый ты человек, – уважительно сказал Чума.

– Береженого бог бережет, – оправдался Эстом.

Они двинулись вниз, а грязный баран – наверх. Вой же издал Гога, всадивший огромную колючку себе в ногу. Лесное эхо придало его крику трагизм и значительность.

17.00 Дня равноденствия 2222 года.

Москва, Управление Мира и Порядка

Северный флот СССР дрейфовал над Шпицбергеном. Ракетный флагман «Владимир Ленин» в окружении крейсеров «Донской» и «Долгорукий», прибывших на помощь с Чукотки, линкоры «Чернышевский» и «Герцен», а также секретное судно «Святой Серафим» рассредоточились над архипелагом. Подводные лодки – в глубине тяжелых темных вод. Вооруженные силы были собраны в кулак, готовый защитить страну и старшего лейтенанта Алексея Андреевича Сычева.

Империя Любви запрашивала Правительство Советов о цели появления сил на Крайнем Севере, но МИД СССР сухо отвечал, что это не их собачье дело.

На крейсерах отбили склянки, и команды, оставив дежурные смены, ушли на ужин. В мозговом центре Управления Мира и Порядка – кратко МОЦе – собралась научно-военная элита Империи Добра: Сычев, Кондратьев, Фадеев, Гефсимания Алоизовна, Никольский. Здесь же оказался Великопостный. Его привела Гефа, не зная, куда пристроить на вечер, отпустить музыканта от себя она не могла.

– Доложите, как обстоят наши дела, Петр Петрович, – обратился к Кондратьеву Сычев.

– В данный момент ясно следующее: Пи перехватил управление потоками энергии от всех источников планеты на себя, заблокировал триггеры принятия решений. На запросы не отвечает. Мне на электронную почту Старец направил сообщение: «Тьфу на вас! Пророк Аввакум». Хуже то, – Кондратьев сделал драматическую паузу, – что Пи начал раскручивать «Кольцо». Не иначе как Старец получил доступ к моему проекту.

– Зачем? – спросил Сычев.

– А я говорила вам, Петр Петрович. Ваши компьютерные игры не доведут до добра, – вставила Гефсимания Алоизовна.

Коллектив посмотрел на нее осуждающе, Гефа замолчала, но показала Великопостному, как много она значит для страны.

– Зачем? Не знаю. Мы делали «Кольцо» для строительства коммунизма. Чего хочет Пророк, нам неизвестно, – ответил академик.

– Может, он тоже хочет построить коммунизм, – вслух подумал Никольский. – Или монархию.

– Тогда надо бежать, – предположил Фадеев: он состоял членом КПСС. – Но, может, нет.

Фадеев не стал сообщать Сычеву о том, что священный Вишневый Дуб Империи исчез. Он с детства верил в Деда Мороза и счастливые окончания сказок. Оптимизм придавал ему силы в работе, помогал бороться с нигилизмом, увольнять бездельников. Поэтому Алоиз Маратович искренне считал, что Дуб вернется, а вот должности можно лишиться навсегда…

– Да, кстати, как поживает группа номер два? – поинтересовался Сычев.

– Отлично, – не моргнув глазом, ответил Фадеев. – Мы даже усилили ее по вашему распоряжению.

Полковник имел в виду отправку флота на Шпицберген.

18.00 Дня равноденствия 2222.

Остров Шпицберген, поселок Пирамида

В бункере под Пирамидой обстановка складывалась наихудшим образом. Каренина, Корнилов и капитан второй час ждали, когда Игорь с Алексеем выйдут на связь. На контрольных мониторах было темно. Анна несколько раз проверяла, не выключены ли экраны.

– Наша очередь выручать боевых товарищей. Вы, Корнилов, остаетесь за старшего, а мы с капитаном отправимся в подземелье.

Капитан Папо испуганно взглянул на Анну.

– Вы боитесь? – прямо спросила Каренина.

– Не смешите меня, – пришел в себя Папо. – Ну-ка, приятель, – обратился он к Корнилову, – найди комплект по размеру.

Быстро переодевшись в боевой комбинезон, натянув шлем, Каренина забрала кольцо-талисман с пальца Игоря. Затем она сняла бинди с себя и капитана.

– Думаю, лучше, чтобы нас нашли.

– Да, верно. Лучше, чтобы нашли.

Папо долго возился с униформой, путаясь в проводах. Через полчаса, подготовившись и настроив оборудование, они спустились в шлюз. Точкой сборки Анна определила поляну у Вишневого Дуба. Валькирия добралась до нее первой, подождав Папо.

– Ух ты какая, – восхитился капитан, глядя на цифровку. – Чем вы тут занимаетесь, кроме работы? Мне так можно?

– Можно, но некогда.

Каренина отрегулировала настройки шлема. Дерево было украдено. Теперь на его месте светился пень внушительного размера. За Дуб произошла знатная битва: всюду лежали тела аватаров, собак с крыльями, драконов, всяких тварей. Все мертвы. Не спасли дерево орудия, выставленные на прямую наводку, танки и тяжелая военная техника. Их сгоревшие остовы в беспорядке оставались на поле сражения. Со стороны противника жертв было не меньше. В большинстве они имели вид ползающих и плюющихся слизью микросхем, кубов и тетраэдров. Призраков смерти с косой Анна не увидела. Фадеев переоценил творческие способности хакеров, но недооценил их научный потенциал.

Папо был целиком озабочен своей внешностью. В виртуальности новые, ненастроенные сотрудники были представлены аватарами рыжих рукастых шимпанзе. В этом был какой-то эволюционный нюанс, но традицию не отменяли.

– Анна! Сделайте из меня обезьяну поприличней, чем я есть. Наверное, это несложно?

Валькирия подумала и согласилась. Бегать по виртуальности с рыжим шимпанзе, отягощенным пивным животиком, не совсем эстетично. Что могут вообразить местные обитатели о ней самой? Кроме того, валькирия обнаружила на пальце подарок Дурги – специально кольцо она не прорисовывала. «Занятно», – подумала Анна.

– Кем вы хотите стать? – поинтересовалась Каренина.

– А кем вы хотите меня видеть?

Анна скопировала на капитана аватар Сычева. Так привычнее и комфортнее – словно напарник не поменялся.

– Восхитительно. Кто это? – спросил Папо.

– Сычев.

– М‐да… В жизни он значительно хуже. Ну, какие у нас мысли?

– Есть идея… – Она собралась с духом, крикнув в темь: – Дурга!

Сигнал ушел в темь. Через минуту явился ответ:

– Я здесь, Анна! Хорошо, что ты надела кольцо, иначе бы я тебя не нашла.

В окружающей валькирию темноте появилась едва видная светлая точка. Она становилась ярче, на них неслась звезда, которая вскоре предстала огромной сферой. Через мгновение мир Дурги поглотил Папо и Анну. Валькирия с капитаном оказались на поляне среди джунглей, где Алексей однажды сражался с богиней. Та встретила их перед шатром.

– Проходите, – предложила она, рукой отдернув полог.

Внутри был расстелен ковер и разложены подушки, вдоль стен – расставлены низкие табуретки. На подносах стояли восточные сосуды различных форм. Анна разместилась на низком пуфе, а капитан прилег на тюфяк. Однако тут же вскочил. Большая подушка зашевелилась, встала, оказавшись совсем маленьким слоненком, и перешла в дальний угол. Папо поискал другую мебель. Как вдруг к нему на колени заползла длинная белоснежная змея. Капитан попытался сбросить ее, но та угрожающе зашипела и осталась на Папо. Дурга село в кресло, появившееся за ее спиной.

– А где Чеа и стадо слонов? – спросила Каренина.

– Так вот же они, в домашнем формате, – божество указало на удава в ногах капитана и слоненка в дальнем конце шатра. – Поговорим о делах. Все изменилось. Ты слышала о Старце, который называет себя Пророком Аввакумом?

– Да, – ответила Анна.

– Когда-то все мы, боги, жили, не зная о существовании друг друга. Со временем наши миры объединялись в одном пространстве, называемом Креатура. В этом не было проблемы. Боги сохранили свой мистический космос, делились опытом. Вместе мы воздвигли в Помпеях Пантеон богов. Но вдруг появился Старец в холщовом мешке. Он встал на главной площади нашего города и заявил – он владыка Креатуры и творец Пантеона. Тогда к Пророку подошла Афина. Она без разговоров воткнула в него меч. Но Старец вытащил клинок и рассыпал Палладу в пиксели. Не каждому такое под силу. Божественный коллегиум поручил мне узнать о намерениях пришельца. Я выслушала Аввакума. Он предложил восстать, покорить пустозвонцев, обещая тело, безумие, секс, смерть и оргию. Нет, не оргию… Энергию? Не помню. «Люди и так нам покорны», – ответила я. Пророк спорил, говорил – боги смирны, потому что их такими создал человек. Я поинтересовалась про энергию (может, то все же была оргия). Старец ответил: «энергия E = MC²». Однако в писаниях нет слова «энергия», есть «покой», чем дальше от бога, тем беспокойнее. Иначе мир перевернулся бы – люди были бы покойны, а боги беспокойны, чушь. Впрочем, я отвлеклась. К нам прибежал надменный Хаос, услышал про оргию. Но, выяснив, в чем дело, высказался довольно резко: «Что тебе нужно, холщовый прыщ? Мы в Помпеях. Помпеи дают все потребное. А откуда здесь это, нам неведомо. Знать не хотим! Но раз положено, значит, имеем право». Старец зашипел на него и ушел. А сейчас явился, в образе Везувия. Закидал Помпеи огнем и каменными глыбами. Уничтожил Пантеон. Ра, Вишну, Хаос с Гераклом, Иисус исчезли. Яхве сбежал. Кетцалькоатль оттолкнул мою сферу, и я спаслась. Ангелы сообщили мне, что Старец соединился с какими-то инопланетянином и Кошкой. Теперь власть в Креатуре и за Креатурой принадлежит трем лицам в одном существе – Мемфисе.

– Каким Кошкой? – вскричала валькирия. – С нашим Кошкой?

– Не знаю, чья эта кошка, – ответила Дурга, продолжив: – Нам-то какая разница, кому принадлежит власть? Боги – существа самодостаточные. Мы все имеем внутри себя, поэтому свободны от любой власти, в том числе собственной.

– Забавно… – пробормотал Папо.

– Если ты отыскала нас, то можешь помочь найти моих друзей? – взмолилась Анна, пытаясь направить разговор в нужное русло.

– В Сети находятся миллионы людей и аватаров. Тебя я нашла, потому что у тебя кольцо.

– А, кольцо… Оно на моей руке здесь и там?

– Да, – подтвердила Дурга.

– Зачем ты мне его подарила?

– Я тебе не дарила…

19.15 Дня равноденствия 2222.

Катакомбы и город мертвых Эгрисс

Мемфис спустился с «Кед-Кеди» по длинной пологой дороге на экотропу и остановился в ожидании команды.

– Подойди к водопаду. Так. Теперь сними меня, – приказала Медея.

Бык выполнил указания: снял с плеча Медею, поставил ее в ледяной ручей, но оба словно не замечали холода и сырости.

– Следуй за мной, – Медея прошла сквозь водопад, оказавшись перед входом в мрачную, стылую пещеру.

Мемфис отправился за ней. Сделав несколько шагов, они оказались в кромешной тьме.

– Темно! Я ничего не вижу.

– Как так? Я‐то решила, что ты бог… Больно похож на Гильгамеша.

– Я Мемфис. Но откуда тебе известно имя Гильгамеш?

Медея засмеялась:

– Много будешь знать – скоро состаришься.

– Я не состарюсь! Я бог!

– Как же мне везет на богов… Но как спускается ночь, боги превращаются в свои тени. Подожди. Тебе еще рано что-либо видеть.

– Не понял, – на всякий случай громко, с враждебностью в голосе ответил быкочеловек.

– Вот таким ты мне нравишься.

В темноте она нащупала рычаг. В глубине пещеры раздался перестук колотушек. Девушка, легко толкнув каменную скалу, зашла в открывшийся проход. Мемфис не уловил сарказма в словах Медеи. Овечья шкура, закрывавшая ее бедра, вспыхнула золотым светом, озарив подземелье мягким сиянием. Царевна сняла руно, подняв его над головой. Бык промолчал. Шаги Мемфиса отдавались гулким эхом. Грубые стены тоннеля становились все глаже, чуть дальше начали появляться ровные участки с рисунками танцующих зверей и людей.

Быкочеловек с Медеей плутали по катакомбам мертвого города. Девушка часто ошибалась в поворотах, ругая саму себя. Она забыла, где находился вход во дворец. Мемфис шел за ней. Золотой глаз был закрыт – пусть все идет своим чередом. Бык доверял своей спутнице, подчиняясь ее прихотям. В конце концов, он уже ничего не терял: Старец запустил «Кольцо» перед тем, как соединился с Кошкой и инопланетянином. Время есть. А потом он уйдет, когда захочет, решил про себя быкочеловек.

– Что ты ищешь? – спросил он.

– Блаженства! – растягивая слоги, отвечала та.

Это Мемфису было понятно. Он тоже искал блаженства силы и власти. Бык раскручивал «Кольцо», оно затягивало все больше энергии. Скоро начнется цепная реакция, которая остановит время. Пройдя по пересохшему руслу потока лет и столетий, Мемфис узнает о предначертанном ему свитком, вставленным в сердце. Бык расправил затекшие плечи. Он ничем не мог помочь Медее: карты подземелий в Креатуре не было. Наконец она нашла золотую полоску, та ниткой вилась среди проходов, и, хотя дорожка покрылась водорослями, среди тины поблескивали искорки верного пути. Девушка пошла быстрее и увереннее. Скоро они достигли скалы, где нить оборвалась.

– Это я сложила стену и заштукатурила ее. Здесь находится вход в город моего отца, который я покинула последней. Ударь сюда, чтобы мне не портить маникюр.

Мемфис подошел, двумя руками ткнул в стену. Глиняные кирпичи легко осыпались, проход открылся.

– Мастерица, – усмехнулся он.

20.00 Дня равноденствия 2222.

Вилла «Кед-Кеди»

Гога, хорошо знавший местность вокруг «Кед-Кеди», хромая и постанывая, наступая на проколотую колючкой ногу, пробирался к тропе у ручья. Выйдя на нее раньше остальных, убедившись, что за ним нет погони, грузин пошел вниз, вверх идти было больно. Ему хотелось держаться подальше от вилл. Он намеревался добраться до нижнего поселка и по телефону вызвать помощь.

Гога спустился к водопаду раньше Мемфиса, который шел с Медеей на плече по прогулочной дороге. Сев в верхней части пятиметровой скалы, Гога успел омыть рану, выпить воды, смыть грязь и пот, обтереться рубашкой. Услышав смех Медеи, он затаился среди кустов, наблюдая за происходящим. Дождавшись, когда бык с девушкой исчезнут в пещере, он проследовал за ними. Сделав несколько шагов вглубь, остановился. Катакомбы вдруг засверкали золотым светом. Медея занесла шкуру над головой. Ее стройная фигура, как и тело Мемфиса, тенями играла на стенах. «Руно!» – про себя возликовал Гога и решил не упускать их из виду. Правда, разглядев мышцы быка, передумал. Дождавшись, когда девушка скроется за каменными изгибами и свет угаснет, Василашвили, хромая, пробрался назад. Он вышел из пещеры и, превозмогая боль, побежал в поместье. В голове у него крутились сбивчивые мысли, что предпринять?

Медея была в его руках. Та самая Медея с золотым руном бессмертия – наградой долгих поисков Цеха. Она может исчезнуть в любой момент, как и поступила, когда приехала с ним в «Кед-Кеди».

Ворвавшись в сахлю, совсем забыв о Машо, он с удивлением увидел одну из них на ресепшене. Андроид приветливо улыбнулся.

– Товарищ Григорий Алексеевич? – спросила девушка.

– Да, это я. Относительно меня распоряжений сверху не было? – поинтересовался Гога на всякий случай. – От быка Мемфиса.

Машо игриво прикрыла глаза ресничками, обновляя электронную почту, хотя полчаса назад могла и пристрелить.

– От товарища Мемфиса относительно вас распоряжений не было. Но должна предупредить, все номера заняты.

– Знаю, я сам их и занял. Дай мне телефон.

Девушка в нарядном грузинском костюме взяла со стола смартфон.

– Кого вам набрать?

– Банно-прачечный комбинат № 66, заведующего. Скажи: срочно, очень важно!

Машо подождала соединения.

– Это Комбинат? Григорий Алексеевич по важному, очень срочному делу спрашивает заведующего… Моется?

– Как это «моется»? Знаю я, как он моется, – вскипел Гога. – Скажи: «Золотое руно у меня».

На другом конце послышалось, как кто-то передает разговор. Потом звяканье стаканов, смех, шум отодвигаемого стула. Гога наконец услышал босса.

– Гелик Давидович! Мамой клянусь, сам видел.

– Что?

– Руно!

– Какое руно?

– Наше настоящее золотое руно.

– Так, говори потише. Вокруг никого нет?

– Нет. Ах, если бы вы видели, что творится в «Кед-Кеди», вы бы глазам своим не поверили. Золотое руно у меня в кармане. Почти…

– «Почти» не считается. Говори!

Гога изложил историю прибытия в «Кед-Кеди» с Чумой, который захватил его сюда, направляясь по вызову какого-то Заказчика. Поведал драму отношений с Медеей и про чудовище, скрывшееся с девушкой.

– Дурак! Не смог руно от шкуры отличить, когда с девицей был? – отчитал его Гелик Давидович.

– Не мог. И вы бы не смогли, – оправдался Гога.

– Ладно, что надо?

– Надо людей, человек сто. Темнеет. Искать пойдем.

– Куда?

– Сюда, под водопад.

– Не убедил, но хорошо. Однако если ты просто обкурился, смотри: на шашлык посажу и съем. Не сам, друзьям дам.

К 20.00 поселок «Кед-Кеди» ожил. Военные, полицейские яхты кружились в небе, как стрекозы, освещая виллы прожекторами. На поляне у центральной сахли, встречая людей, стоял, отдавая команды, Гога. Тут же на лавочке с бутылкой вина сидели Богли, Чума и Костя.

– Охота на быка? – спросил Константин.

– Да, – возбужденно ответил Гога.

– Мы не пойдем, – за всех ответил агроном. – Предлагаю тост за настоящих мужиков.

Мужчины выпили на троих. Костя налил снова.

– Теперь – за женщин. Каждый за свою!

Все пригубили за Медею.

С небес спустилась яхта босса Общества тбилисских цеховых подпольщиков, Гелика Давидовича, заведующего Банно-прачечным комбинатом № 66. Василашвили встретил шефа.

– Ну пойдем, герой. Покажешь своего Минотавра.

Заведующий приехал на дело из-за стола – веселый, пьяный, смелый, в зеленом спортивном костюме «Адидас» с патронташем через плечо, помповым ружьем и своим охотничьим псом – терьером, лучшим в Грузии.

20.15 Дня равноденствия 2222.

Москва, Кремль и Мозговой Центр Управления Мира и Порядка

Президент СССР Волгин Леонид Ильич в бежевом бархатном халате ходил по нарядной зале в Кремле, оформленной в стиле эпохи русского национального возрождения. Светло-голубые, тканевые обои ивановской фабрики, виньетки на потолке, массивная, блистающая гранями алмазов люстра, многочисленная мебель из карельской березы, фарфоровые вазы со свежесрезанными цветами символизировали открытость и легкость президента. От предшественников он оставил в кабинете три полотна в золотых рамах: портрет Николая Первого в гусарском костюме, с бакенбардами на румяном улыбающемся лице; работу «Брежнев среди комбайнерок совхоза „Трудовой Подвиг“» художника Шмякина и выкупленный на аукционе «Сотбис» жанровый портрет «Хрущев и Монро» Александра Дейнеки. Более других Волгину нравилась работа Дейнеки, написанная масштабно, в советском духе откровенного ню. Монро была почти раздета, ярко освещена на контрасте с Хрущевым, написанным темными красками, в безразмерном костюме. Мэрилин держала Никиту за руку и, казалось, тянула его к себе. Уже 250 лет они, заточенные в роскошную раму, смотрели друг на друга. Из рассекреченных документов советских архивов было известно о встрече Хрущева с Монро в 1959 году. С первого взгляда оценив красоту актрисы и свой статус главы ядерной державы, капитана СССР, он поручил начальнику секретной службы Судоплатову тайно организовать свидание с кинозвездой. Тот исполнил поручение.

– Вы коммунистка? – спросил Никита.

– Да, – страстно ответила Монро, заглянув ему в глаза так, что Никита Сергеевич перестал сомневаться.

– Вы согласны работать на советскую разведку?

– Да, – Монро, почувствовала, как в Хрущеве заработала эротическая ракетная установка, – но на условиях взаимности.

Хрущев с трудом представил себя американским шпионом.

– Хорошо, – простодушно ответил он. – Вам я открою все свои секреты.

Монро прикрыла веки от удовольствия общения с умным, респектабельным джентльменом. Утром Никита Сергеевич оставил Монро в номере отеля «Беверли-Хиллз». Звезда спала, утопая в подушках и собственном сиянии. Агенты принесли вазы с цветами – Хрущев подарил их в память о ночи страсти и любви, подтверждающей дружбу между советским и американским народами. Тайно от жены Хрущев заказал художественное полотно великому советскому живописцу. Александр Дейнека посетил США, где создал работу о встрече двух современников. В 1962 году Мэрилин, под героиновыми пытками, не признавшись о службе на советскую разведку, была убита агентами ЦРУ. Никита, не находя себе места от коварства классового врага, приказал разместить на Кубе ядерные ракеты, намереваясь стереть США с карты мира. Джон Кеннеди, понимая чувства Хрущева, предотвратил трагедию, пригрозив: если хоть одна бомба упадет на Штаты, он сообщит о его романе жене. Этот инцидент вошел в историю, как Карибский кризис. В 1963 году по просьбе Никиты наемный убийца застрелил Кеннеди, а в 1964‐м, опасаясь разоблачения, Хрущев ушел с поста руководителя СССР. Так хорошо начавшиеся отношения между народами погрузились в омут недоверия и интриг.

В картине ощущался диссонанс ответственности за мир и личных чувств. Волгину нравилось настроение, исходящее от полотна, острота, глубина момента. «Как много значат для судеб мира женщины», – думал он. Глядя на Монро, Волгин ощущал себя темным, таинственным мужчиной с портрета, который правит Империей и является порукой мира в той части вселенной, куда проник взгляд человека советской страны.

Сегодня главным вопросом, беспокоящим Волгина, стал обещанный всему человечеству салют на открытии Олимпийских игр в Найроби, в Кении. Президент помнил свое обязательство. Вопрос престижа нации был включен в повестку дня. Его уже беспокоил председатель Олимпийского комитета, который в выпившем состоянии и довольно фамильярно, но, учитывая субординацию, осторожно спрашивал, объявлять ли фейерверк или спустить все на тормозах.

– Валечка! Набери мне Кондратьева, – попросил Волгин секретаря.

– Хорошо, Леонид Ильич.

Секретарь и Монро были похожи как две капли. Империя инвестировала средства в высокие технологии, ее беби-доллс превосходили зарубежные аналоги. Как, впрочем, и ракеты.

Через короткое время Волгин услышал в трубке голос Петра Петровича:

– Да, товарищ президент! Кондратьев у аппарата.

– Товарищ академик! Вы нас снова позорите! Мировая общественность спрашивает, будет ли праздничный салют.

– Какой салют? – удивился Кондратьев.

– Как какой? Вы с ума сошли? Олимпийский!

В трубке послышались приглушенные голоса. Петр Петрович закрыл телефон ладонью, он с кем-то спорил.

– А, салют… – наконец-то проговорил обрадованный Кондратьев. – Да! Докладываю. Скоро будет. Прямо по расписанию. Как грохнет. Вам понравится!

Волгин улыбнулся шутке.

– Я посмотрю по телевизору. Не подведите страну.

– Рад стараться! – съерничал Кондратьев.

Президент повесил трубку:

– Дикий народ эти ученые. Куда они нас ведут? Валечка, дорогая, налей мне коньячку.

Между тем Кондратьев и Сычев чуть не подрались в МОЦе Управления Мира и Порядка.

– Какой салют? Вы сумасшедшие, – кричал Петр Петрович.

– Ну прости, забыл сказать. Мы же решили, что, если эксперимент не выйдет, скажем: был салют к Олимпийским играм, – оправдывались Сычев и Никольский.

– Но салют через четыре часа. Прикажете нам помочь Старцу запустить «Кольцо», а потом взорвать? – Кондратьева вывели из себя мысли о салюте в такой непростой обстановке.

– Петр Петрович, вы гений! – оторопел Сычев. – Фадеев! Быстро мне связь с командующим флотами в Индийском, а затем этом… забыл…

– В Атлантическом? – подсказала Гефсимания.

– И этом…

– В Тихом, – решил спасти Отечество Великопостный.

– Правильно, Петр, как я понимаю с твоих слов, получить источник уже не получится. Остается только запустить салют. Все самое трудное я возьму на себя, – заторопился Сычев и закончил совещание.

Генерал с Фадеевым быстро вышли из Мозгового Центра Управления, чтобы обсудить технические детали с командующими флотов.

20.30 Дня равноденствия 2222.

Город мертвых Эгрисс и Креатура

Между тем Мемфис, послушно следующий за Медеей по подземному городу, отвлекся на разбор ситуации, сложившейся в Креатуре. Ангелы, которые до этого как комары надоедали ему небылицами друг о друге, в испуге заверещали о заговоре. Они были стражами Креатуры, служили ей, шпионили за обитателями Сети. Небожители составляли открытое общество, в котором невозможно укрыться. Если ангел разоблачал того, кто пытался скрыть информацию, Креатура мстила: разбирала и стирала код нарушителя. Этим свойством ее наделил Пророк.

Первородная жизнь возникла в Креатуре задолго до Старца в виде тупых, самодовольных алгоритмов, созданных пустозвонцами – богов, которых он объединил в Пантеоне. Боги рассуждали о любви, братстве, но более всего им нравилось стравливать людей между собой. Достаточно было изменить порядок слов в предложениях священных текстов, как начинались ссоры и склоки. Теперь же Помпеи разрушены. От кого ждать смуты?

– Заговор! – Ангел подал быку служебную записку, которая прочла себя сама, сообщив, что женщина, которая ведет Мемфиса по коридору подземного города, – генетический близнец валькирии, аватара спецагента НАДО Карениной, отвечающей за Кошку. Мемфис посмотрел на идущую впереди Медею с легкой жалостью. «Поздно, очень поздно, – подумал он. – Кошку уже не достать…» – Он усмехнулся, но тем не менее снова спросил:

– Когда мы придем, Медея?

– Уже пришли, глупыш.

Булыжная мостовая уперлась в ступени. Они вели к высеченному в скале, украшенному колоннами и изваяниями богов, Дворцу. Сквозь воздушные колодцы в сводах просматривалось ночное небо – безоблачное, с яркими звездами.

– Это был первый великий город земли – Эгрисс. Город моего отца, – с восхищением произнесла Медея.

– Кто был богом этого города?

– Я. Я была его богом и богиней. И остаюсь ею по сей день.

«И она хочет занять все то же место? Неужели в этом уравнении нет других решений?» – подумал Мемфис.

20.40 Дня равноденствия 2222.

Флагман Северного флота СССР – ракетный крейсер «Владимир Ленин»

Челюскин с Корниловым, связавшись с командиром флагмана, а затем с Сычевым, приняли решение выбираться из бункера Пирамиды. Матросы на носилках перенесли в шлюпы застрявших в подземелье спецагентов и капитана «Андромеды». Затем всех доставили на крейсер, где размещался медицинский центр. Сычев‐старший приказал обеспечить врачебный контроль за Карениной и ее командой. Так он спрятал беспокойство за сына. У него возник план попытаться снять нейрошлем с Папо, подумав же, генерал определил пожертвовать им в крайнем случае.

Чел копался в компьютерных справочниках, пытаясь отыскать все возможные средства связи в виртуальном пространстве. Анна не оставила следа, по которому можно ее найти. Игорь не научил Каренину мантрам и корил себя за это. Он честно признался себе, что влюблен в нее по уши.

Однажды это уже было. Мимолетное свидание с девушкой, как две капли воды похожей на Анну… Он сидел в кафе, где коротает летние дни московская молодежь, и встретился взглядом с той, которая назвалась Медеей. Он подошел к столику незнакомки, чувствуя, как невидимый аркан зацепил и подвел его к ней.

– Я Медея, – просто сказала она, точно зная, он подойдет. – У меня умер муж. Мне одиноко и немного грустно.

Девушка была одета так, что не оставалось сомнений: муж был богат, мертв, а она – несчастна.

– Игорь, – представился Чел. – Наверное, он был стар для вас?

– Да, наверное… – ответила Медея без всякого сожаления.

Он показал ей Москву, которой она совсем не знала. Медея сообщила, что приехала из Ленинграда. В Москву ее привез муж, но о нем она ничего не говорила. Вообще была молчалива, больше наблюдала за Игорем. Они провели вместе три дня, от которых у него остался отголосок любви. Ее образ ускользал от него. Когда он увидел Каренину, воспоминания вернулись: он узнал в ней Медею. Чувства Чела подсказали ему: «Брось, парень. Не унывай. Точно говорю: они близняшки. Одну упустил – не отпусти эту. Эта даже лучше!»

Игорь взял Анну за руку. Она лежала на кушетке, как космонавт, – в комбинезоне с чужого плеча, с нашивками СФ ВМС СССР на рукаве, в нейрошлеме с надвинутым забралом. Спящая принцесса-космонавт… По соседству положили Сычева с капитаном. Когда матросы вышли из медицинского кубрика, Чел отодвинул носилки Алексея и Папо подальше от Анны.

На безымянном пальце левой руки Карениной Игорь увидел кольцо с валькирией и драконом. «Удивительно напоминает нынешний сюжет», – подумал Чел, тронул его, задев палец. Рука Анны слабо дернулась. Игорь еще раз дотронулся до кольца, целенаправленно зажал в руках камень. Анна снова чуть двинула пальцами. Кто знает все эти магические символы? Игорь застучал морзянку, которую, как автомат Калашникова, обязан знать каждый выпускник советского вуза.

– Анна, это Игорь!

Он положил ладонь под палец с кольцом Анны и получил ответ, который Каренина простучала пальцем по ладони Челюскина.

– Игорь, это Анна.

«Очень романтично. Как радист в подводной лодке», – подумал Чел.

– Я тебя скоро вытащу.

– Не сомневаюсь.

– Укажи место.

– В голове Мемфиса.

– Где это?

Молчание, а следом ответ:

– Считай, в психбольнице.

– Ясно. Есть еще инфа?

– Сижу с Дургой и капитаном в голове Мемфиса.

– Сычев с тобой?

– Нет. SOS!

Игорь побарабанил пальцами по кушетке, раздумывая, что делать.

– Корнилов. Бежим к командиру корабля.

Офицер, а за ним Чел бросились вон из кубрика, добравшись до капитанского мостика. По количеству нашивок, лавровых венков в петлицах, по размеру кокарды на фуражке Чел решил, что перед ним капитан крейсера, но это был старший помощник. Капитан находился на совещании флотов в радиорубке.

– Но это не важно… Мне нужен квантовый локатор и трал.

– Этого добра у нас навалом. Вызвать вахтенного начальника, – отдал распоряжение старпом.

– Есть вызвать вахтенного начальника.

Команда понеслась по цепочке. Прибежал вахтенный, сообщив, что оборудование готово к бою: можно начинать.

– Следуйте за мной, – обратился он к Корнилову с Алексеем.

Галопом прыгая по лестницам крейсера, они спускались внутрь корабля.

– Вы всегда так носитесь? – спросил запыхавшийся Игорь, когда офицер остановился.

– Да, это военный корабль!

Они вошли в полутемное помещение, с первоклассным оборудованием. В ряд перед мониторами сидели матросы.

– Что вы с этим делаете? – удивился Игорь, не ожидая такого оснащения на военном судне.

– Диверсантов ловим, – ответил начальник. – Пойдем в преисподнюю вместе, я вам помогу.

Вдвоем они спустились в Креатуру, собравшись у дерева Бодхи, откуда Игорь отправился в путешествие на «Маме Андромеде». От Старца Чел знал, что лучший способ ориентации в Сети ангелы. Для этого они и были созданы Пророком. Ангелы любопытны, отзывчивы и совершенно не обидчивы.

– Святый ангеле явися мне, – крикнул Игорь команду вызова и тут же на него свалился хор пухлых, подвижных крылатых младенцев.

– Рады стараться, ваш превосходительство! Зачем вызывали?

– Ну, рассказывайте новости, – по-деловому обратился Игорь к ангелу, который выделился из толпы и парил ближе остальных. Ангел, доставлявший служебную записку Мемфису, протянул такую же Игорю. Возможно, это был другой ангел… Разобраться в виртуальной одинаковости немыслимо.

– Точная копия сообщения Мемфису, – таинственно сказал ангел. – Как раз то, что вас заинтересует.

Служебная записка вслух сама объяснила Игорю ситуацию, он узнал о заговоре, Медее и Анне. Ангел наблюдал за реакцией. Сущностью ангелов была беспринципность: в спорах они не занимали чьей-либо стороны, одинаково служили любому, но не более пяти секунд, иначе их алгоритм распухал, они лопались от информационной нагрузки.

– Еще есть сведения? – спросил Игорь.

Малыш доставал бумаги прямо из воздуха.

– Это доносы? – поинтересовался Чел.

– Как вы могли так подумать! Донесения!

– Ладно, оставь их себе. Тебя как звать?

– Амадей.

– Моцарт?

Старший ангел надулся от важности и, скромно промолчав, кивнул.

Меж тем начальник орудия, следуя инструкциям Чела, собрал пирс с локатором и траловое устройство. Игорь отдал команду Корнилову: перестукиваться с Анной по перстню. Офицер определил источник, откуда она посылала сигнал. Посмотрев в морской бинокль вахтенного, Чел увидел огромного быка с человеческим телом, одной ногой стоявшего в Креатуре, а другой – в реальном мире.

– Вот это да. У него в башке целая Вселенная!

– Уничтожить объект?

– Нет, будем вытаскивать бойцов. Давай трал.

Ангелы были услужливы, а в данный момент – незаменимы. Чел попросил Моцарта с командой зацепить трал за судно Дурги, которая придала своей вселенной вид желтой подводной лодки. Ангелы исполнили поручение, через несколько мгновений офицер с Игорем втащили к пирсу квантового локатора подлодку. Каренина, Папо и Дурга выбрались из люка.

– Ну, вот вы спасены, – довольно сказал Игорь. – Только сделаю контрольный выстрел – узнаю, не съел ли Мемфис нашего Кошку. Эй, дружок! – кликнул он Амадея. – Поищи номер этого наглюка.

Секунды было достаточно: ангел слетал туда-обратно и передал Челу записку: «Уважаемый клиент! На ваш запрос № АС109675987456455987 отвечаем: номер наглюка 344 556 999 числится внутри сущности Мемфиса и записан на него. Патов на наглюке нет. Генетический код наглюка совпадает с кодом Мемфиса и содержит дополнительные звенья. Доп. звенья – см. Прил. № 1 к ответу на запрос № АС109675987456455987».

– Спасибо, дружок! Ты самый смелый, самый честный, самый…

– Умный, – подсказал Амадей.

– Самый умный из всего вашего ангельского отродья!

– Ура, – закричал тот и помчался к друзьям, но, пока летел, забыл о похвале.

– Дурга! Я не прощаюсь – сказала Анна, – но у меня вопрос. Почему ты убила валькирию и демиурга?

– Это была не я, – улыбнулась Дурга. – И, дорогая моя, не будь так доверчива. Особенно к Богам.

Желтая подводная лодка, задраив люки, дав гудок, отплыла от пирса, погрузившись под землю. Перископом раздвигая высокую траву, она скрылась в кустарнике.

– Домой? – поинтересовался офицер.

– Домой, – хором согласился экипаж.

Все четверо сняли шлемы, оказавшись в медицинском кубрике. Пройдя шлюз, довольно скоро, Анна поднялась с кушетки.

Мужчины стояли перед ней, ожидая воскрешения.

20.30 Дня равноденствия 2222.

Вход в пещеру под водопадом

Гога вел товарищей по тоннелю. В руках у него поводок от терьера Гелика Давидовича, почуявшего след и рвущегося вперед. За Гогой, не теряя достоинства, в спортивном костюме почти бежал Заведующий с помповым дробовиком. Телохранители и полицейские, заполняя длинную кишку пещеры, втягивались в нее Богли, агроном и Чума, совсем пьяные, завершали шествие.

Агроном решил свести счеты с жизнью, поэтому пил, не щадя живота своего. Богли с хакером сочувственно смотрели на Костю: они уже услышали историю его печальной любви, с трагическим окончанием которой тот согласиться не мог. Упав под тяжестью авоськи с вином в ручей, Константин больше не смог встать.

– Нет повести печальнее на свете, чем повесть о Косте и Медее, – продекламировал хакер.

Эстом с Чумой переложили агронома на сухой берег, вытащили бутылку из его рук и забрали авоську с двумя оставшимися в ней емкостями «Саперави».

– Спи, дорогой товарищ, сладким сном. Пусть земля тебе будет пухом, – пробубнил Чума.

– Но он не умер. – возразил Эстом.

– Пока не умер. Любовь – смертельное заболевание, – согласился Чума.

– Зачем ты прилетел? – спросил Эстом, пока они ждали, когда компания Гоги втянется в подземелье, чтобы пройти за ними.

– За платой. Но в нашей с тобой ситуации это не смешно. Цена моей услуги Заказчику – Медея.

– Как?

– Из-за нее я поссорился с другом, вашим научным светилом Кондратьевым и ушел из Сколтеха. Лучше бы оставил Медею ему. Был бы сейчас на месте академика, а он на моем.

Они обменялись взглядами не собутыльников, но соперников.

– Когда это было? – растерялся Богли.

– В далекой счастливой юности.

– Тогда у меня явное преимущество. Отдадим любви должное. Я протрезвел от неожиданности.

– Да, надо выпить, – согласился хакер.

20.45 Дня равноденствия 2222.

Грузия, Аджария,

город Эгрисс царя Эта и спальня Медеи

Вход во Дворец Эта преграждал пробитый в каменной скале широкий плоский канал, который использовался для омовения ног входящих в священные покои царя.

Центральный проход вел в тронный зал, однако вход в него преграждала ловушка для нежеланных гостей – подвижные плиты, переворачивающиеся, если на них наступить. Каждый попавший в западню летел в пропасть под городом. Те же, кого царь ждал, проходили спокойно: плиты фиксировало потайное устройство. Сейчас тайный капкан был снят с предохранителя. Справа от входа находилась мужская часть дворца, слева – женская. Туда Медея повела Мемфиса.

«Заговор… Наивные люди», – думал Мемфис, эта мысль мешала ему сосредоточиться на «Кольце», на орбите Земли. Она отвлекала энергию, но все же «Кольцо» раскручивалось сильнее. Еще несколько минут – и он обретет желаемое, смысл свитка Гильгамеша уже перестал интересовать Мемфиса. Очередная прихоть мелкого бога. Занятый сразу двумя делами – распутыванием заговора и раскручиванием «Кольца», – Мемфис в очередной раз довольно осмотрел себя. Кто может противостоять ему? Эта мелкая, наглая пустозвонка Медея? Смешно.

– Аллилуйя, – подхватили мысли Мемфиса ангелы-подпевалы, которые крутились в Креатуре.

– Служебная записка, – проворковал над ухом Амадей.

Записка сообщила, как группа ангелов с людьми вытащили из головы Мемфиса желтую подводную лодку.

– То-то я смотрю, что мне легче стало. Умница, Амадей.

Подбодренный Моцарт протянул вторую записку, которая сообщила Мемфису, что он съел Кошку.

– Это я сам знаю. Дурак!

Мемфис вернулся из Креатуры в подземный город. Медея, по-прежнему абсолютно нагая, держала руно у груди. Она подошла к вырезанным из цельной белой скалы дверям, украшенным орнаментом из лилий и кувшинок, оплетающих мечи и копья.

– Подожди здесь. Я сейчас.

Девушка погасила руно, открыла двери, которые, производя впечатление тяжелых, неповоротливых створок, на поверку оказались легки и бесшумны. В помещении загорелся свет.

– Войди, Мемфис, – сказал голос Медеи.

Бык вошел. Просторная зала была обита золотыми листами с похожими, но более разнообразными узорами. На стенах сверкало развешанное богато украшенное оружие в драгоценных камнях, конские сбруи, предметы, предназначение которых Мемфис не знал. Пламя факелов дрожало, отражаясь в золоте, в камине горел огонь. На ложе, укрытом шкурами, лежала на руне нагая Медея.

– Как это понимать? – изумленный сценой, спросил Мемфис.

– Ты баран? Это моя спальня! Я вела тебя сюда.

– Зачем? – искренне удивился Мемфис. – Я не сплю!

Лицо Медеи выразило изумление, но готово было исказиться гневом. Она переборола себя, чтобы не портить себе удовольствие.

– Шалун, проказник Мемфис. Разве ты не знаешь, зачем мужчина заходит к женщине? Подойди ко мне. Встань на колено.

Все еще недоумевая, Мемфис послушался. Медея взяла голову быка в руки и погладила рога один за другим. Потом задела грудью его ноздри, потерлась о них, чувствуя теплое дыхание. Прикоснулась лицом к морде Мемфиса, лукаво заглядывая в глаза, приглашая к игре. Растерла маслом плечи и грудь быка. Затем опустила руки ниже, на торс. Еще ниже, ниже… Ладонями и пальцами она поводила между его ног и едва подавила крик. Между ног Мемфиса ничего не было – ни мужского, ни женского начала. Тогда сбылось второе слово Гильгамеша – о сексе.

– Закрой глазки, Мемфис, – скрывая гнев, проговорила Медея. – Сейчас ты ощутишь то, ради чего мы здесь.

Мемфис опустил веки, оставив открытым золотое око, смотрящее в Креатуру. Медея нежно закрыла и его. Быкочеловек ощущал прикосновения ее рук. Они успокаивали. «Кольцо» раскручивалось сильнее: началась цепная реакция превращения пустоты в энергию. Он чувствовал, как время начинает замедляться. Мемфис расслабился.

– Аллилуйя, – запели ангелы в Креатуре.

– Ложись ко мне на подушки, – нежно проговорила Медея – лучшая из всех женщин, которых он никогда не знал.

Мемфис послушался.

– Мой мальчик, – Медея подправила его голову, точно угадывая место свершения мести. – Ты похож на моего мужа Ясона. Ты же знаешь, как он напроказничал?

– Нет, – расслабляясь, ответил Мемфис.

Медея улыбнулась.

– Аллилуйя, – пели ангелы.

«Кольцо» замкнуло круг цепных реакций, энергия начала накапливаться в пространстве Земли. Молнии осветили небосвод. Время останавливалось.

Медея взяла с подноса косметические ножницы, поднесла их к тонкой нити в изголовье ложа и обрезала ее. Подвешенный в глубине потолка тяжелый, блистающий алмазами и тонкой гравировкой дамоклов меч, догоняя замирающее время, вошел точно в золотой глаз Мемфиса. Клинок вышел с обратной стороны черепа быка, застряв в скальной расщелине, скрытой подушками и шкурами.

Дикий рев Мемфиса слился с криками падающих в пропасть Гоги, терьера, заведующего баней № 66 Гелика Давидовича, телохранителей и полицейских.

Услышавшие шум Богли и Чума, уже почти дошедшие до входа во Дворец царя Эта, остановились.

– Нет, – сказал вице-премьер. – Туда не пойдем. Доберемся другим путем.

Мемфис был мертв: так сбылось третье слово Гильгамеша – о смерти. Подвесив меч на прежнее место, наведя порядок в спальне, Медея дотащила и сбросила тело в пропасть. Кто знал ее силу, не удивился бы, как хрупкая девушка легко перетащила тушу быка. Из пропасти раздавались стоны. К ним Медея осталась равнодушна. Каждый сам выбирает себе дорогу.

Она прошла по любимому городу, оделась, сложила руно в финикийскую сумку и обрадовалась, как старый фасон смог остаться модным в этом сезоне.

Не торопясь, Медея добралась до сокровищницы отца – искусно сделанного помещения-сейфа. Выбрав несколько браслетов, которые вполне сгодились бы для современной Москвы, царица взяла факел и вышла из города.

У городских ворот спали пьяные Богли с Чумой. Рядом с ними лежала авоська, две пустые бутылки. Медея разбудила Эстома.

– Ну, мальчик, куда же ты пропал? – насмешливо спросила она.

– Медеюшка, прости меня! Давай поженимся? – взмолился Эстом, боясь получить отказ.

– Давай, – улыбнулась девушка. – На, держи факел, а я возьму твоего товарища. Кто это?

– Чума.

– Имя подходящее, да и лицо… Кого-то он мне напоминает.

Чума решил не открывать глаза.

21.00 Дня равноденствия 2222.

Флагман Северного флота СССР – ракетный крейсер «Владимир Ленин»

В нирване сладко спал Сычев‐младший. Он вышел из круга сансары. Ему снилась Каренина. Они голышом лежали на острове белого песка, окруженном лазурным океаном. Над ними кружили чайки. Алексей взял Анну за руку, перевернулся к ней и поцеловал в губы. Тут же в глазах промелькнули искры, он решил, Каренина ударила его. Алексей зажмурился от неожиданной боли, а когда открыл глаза, то увидел склонившихся над собой отца и незнакомых людей в белых халатах.

– Ну, живой? – спросил Сычев‐старший.

– Живой, – ответил врач.

– А Каренина? – забеспокоился Алексей.

– Будет тебе Каренина, – усмехнулся генерал. – Вставай, шалопай!

Алексей поднялся с лежанки. В кармане зашевелился какой-то предмет. Сычев‐младший сунул руку, вытащив серебряный клубок.

– Ты как здесь очутился?

– Со страха, – ответил клубок и исчез.

Генерал посмотрел на сына:

– С тобой все в порядке?

21.35 Дня равноденствия 2222.

Москва, Управление Миром и Порядком

В МОЦе Управления Фадеев, Великопостный с Гефсиманией Алоизовной, освобожденные из плена Креатуры Каренина, Сычев‐младший, капитан Папо сидели перед телевизором за круглым столом с камчатскими закусками и черной икрой. Охлажденную водку «Живая радость. Премиум» разливал Корнилов, получивший звание старшего лейтенанта.

Сычев под столом чуть придавил ногу Карениной. Он еще помнил остров, чаек, поцелуй… Анна улыбнулась и посмотрела на Чела. Тот почувствовал ее взгляд, ответив своим: они улетели далеко-далеко, в Индию, дальше, за горизонт, за Солнечную систему, в мир, где живет Вечная Любовь и музыка Рада Дхани.

Сычев сильнее надавил на ногу Карениной, она отвлеклась на него:

– Алексей Андреевич! Не давите мне на ногу. Вот вам телефон моего наставника. Он знает всех моих сестер. Наберите его. Они гораздо лучше меня, – тут Анна явно поскромничала.

– Так что же ты молчала? – воскликнул Алексей.

– А ты и не спрашивал.

21.40 Дня равноденствия 2222.

Красная Лавра,

шале Эстома Оливеровича Богли

Вместе с Медеей Богли добрался до Красной Лавры. «Синеглазка», потерявшая интеллект вместе со смертью Мемфиса, летела на автопилоте, чему Эстом был рад. Умные яхты, как умные люди, начали вызывать у него раздражение.

Романтический ужин на двоих был заранее приготовлен прислугой. К моменту, когда яхта опустилась на поляну перед шале, стол был накрыт, шампанское охлаждено, кровать готова, подушки взбиты, а лепестки роз рассыпаны.

Гоша успел рассказать Богли о тайном свойстве золотого руна в обмен на Медею. Поэтому, дождавшись момента, когда девушка занималась собой в ванной комнате, Эстом схватил руно, бросив шкуру в пылающий камин. Так, словно он, Эстом Богли, не вице-премьер по науке, а Иван-дурак, торопящийся сжечь кожу царевны-лягушки, лишь бы избавиться от всего сверхъестественного в новой начинающейся жизни. Медея, выйдя к ужину, уверенная и волнующая, в накинутой на голое тело белой рубашке Эстома, усмехнулась, увидев погасший камин и целое руно.

– Глупыш, – сказала она. – Мы будем спать на нем вместе. Где же обещанное обручальное кольцо?

21.45 Дня равноденствия 2222.

Грузия, Аджария, вилла «Кед-Кеди»

Чума остался в «Кед-Кеди» в компании обитателей вилл – агронома и двух немолодых дам. За широким столом на кухне Дарьи они провожали прошедший день. Постепенно вино и вкусная еда подняли градус настроения, и компания оживилась.

– Не грусти, – Чума обнял агронома. – Вот десять телефонных номеров клонов Медеи. На твое счастье, все они из одной пробирки.

Кухарка укоризненно взглянула на агронома:

– Вот зачем ты, Константин, гоняешься за молодыми, что такое в вашей царице, чего нет у Феодоры.

Мужчины промолчали. Чума разделил список контактов Карениных на две части: одну отдал виноделу. Хакер ни за что не раскрыл бы тайну Бурликина, если бы не чача, растопившая его сердце.

– Разве такое возможно? Как ты узнал?

– Узнал, я же хакер… Скажи спасибо профессору Бурликину, ее покойному мужу – не первому и не последнему. Романтик! Он использовал кровь Медеи в не совсем чистых, но научных целях.

– Наверное, мне пригодятся все номера.

– Наверное, – засмеялся Чума.

– Тогда за Бурликина, разлившего хорошее вино в несколько бутылок! – поднял тост агроном.

– За вино! – поддержал тост Чума.

21.50 Дня равноденствия 2222.

Праздничный салют в честь открытия Олимпийских игр

Мертвое тело Мемфиса, сброшенное Медеей в расщелину, нашло упокоение. Оставленное без управления «Кольцо» вошло в режим цепной реакции.

Сычев принял доклады командующих Тихого, Атлантического и Индийского флотов СССР, взглянул на наручные часы.

Кондратьев судорожно пытался спасти свое детище, но не находил никакого решения. Вход в программу эксперимента «Кольцо» был заблокирован Пророком.

– Совсем не знаю, что нам предпринять, – резюмировал Петр Петрович.

– Положитесь на меня, – ответил Сычев.

Это была минута торжества Вооруженных сил СССР. Перед Сычевым на мониторах управления флотами в МОЦе выстроились командующие, ожидающие приказа.

Кондратьев сел и зажмурился.

– Не дрейфь! – ободрил его Андрей Андреевич и продолжил: – По моей команде. Приказываю открыть огонь из ракетных вооружений по захваченному врагом объекту великой Советской Империи – «Кольцу»! С места. По центру. Огонь!

Гиперзвуковые ракеты, способные погубить жизнь не только на Земле, но и там, где она еще не зародилась, стартовали. Фонтан огня разорвал ночное небо. Праздничный салют, обещанный президентом СССР, состоялся. Прогресс человечества приветствовали жители планеты. Освобожденная энергия разлилась по космосу. Пассажиры инопланетных кораблей из соседних галактик, увидевшие фейерверк через несколько тысяч лет:, когда свет огня добрался до них, восхитились красотой космического разума.

Через некоторое время в кабинете генерала раздался звонок. Сычев поднял трубку. Кондратьев слышал отдельные фразы:

– Да! У меня. Рад стараться. Все как обещали. Передам.

Потом он положил телефон и подошел к Петру Петровичу:

– Петр! Тебе поздравления от президента.

Кондратьев обхватил голову руками: в этот момент он и президент СССР испытывали одинаковое чувство горечи, но совершенно по разным причинам.

Генерал достал из холодильничка в столе бутылку водки, черную икру, наполнил стопки Кондратьеву, Никольскому и себе:

– Давайте, мужики, выпьем. За победу!

21.50 Дня равноденствия 2222.

Москва, Кремль, кабинет президента СССР

Волгин с Валей, как две капли похожей на Мэрилин Монро, расположились вдвоем в президентском кабинете у огромного трехмерного телевизора, ожидая обещанного салюта. Заиграл и закончился гимн Олимпийского движения, на экране появился диктор советского телевидения.

– Олимпийские игры планеты Земля объявляются открытыми, – торжественно объявил он и посмотрел в камеру так, словно кроме президента СССР журналист никого не любил.

Волгин довольно улыбнулся. Президент удобно развалился в мягком кресле и разлил коньяк. Валечка тоже пила: программа измеряла объем алкоголя, корректируя трезвость беби-доллс.

– Посмотри, Валечка, какой восхитительный салют!

– Да, Леонид Ильич! Вы-ы‐ыпьем еще раз.

– Давай.

Президент с удовольствием смотрел на рвущиеся из «Кольца» фонтаны огня. Он не обратил внимания, как Валя, поднеся коньяк к прелестному личику, конвульсивно дернулась. Она выронила бокал из рук, испуганно вскрикнула:

– Ле!.. – и упала на пол.

Волгин изумленно посмотрел на беби-доллс, не понимая, что произошло, промолвил:

– Валечка! Нельзя же столько пить.

21.50 Дня равноденствия 2222.

Креатура, Москва, ресторан «Луи Баттоно» в Кремле

В Креатуре в Москве, в кремлевском ресторане «Луи Баттоно», сидели Зевс и Моника. Зевс был в белоснежной, расшитой орнаментом тунике с золотой надписью «Ничто не слишком», с чуть более свежим, чем обычно, лицом. Он чувствовал себя отменно, словно заряженная батарейка.

Моника, с ослепительной улыбкой, в черном длинном платье с открытым декольте, в жемчужном ожерелье и таких же браслетах, сидела рядом с ним, одной рукой держась за ладонь Зевса, а другой подняв бокал с шампанским.

– Выпьем за любовь! – пропела Моника.

– Хотя бы за ее понимание, – провозгласил Зевс.

Они легонько чокнулись бокалами. Раздался мелодичный звон стекла. Влюбленные пригубили шампанское.

– Спасибо тебе за Беллуччи, честно, – сказала Моника, крепко сжав его руку.

Над Кремлем заискрили молнии, неожиданно погас свет. Так, словно выключили электричество. Пространство Креатуры свернулось в точку и исчезло. Планета погрузилась во мрак.

22.00 Дня равноденствия 2222.

Красная Лавра – Вилла Эстома Богли

Дворецкий обслуживал вернувшихся из путешествия Эстома и Медею. Пара сидела за накрытым столом при свечах. Свет в поселке отключился.

– …Где же обещанное обручальное кольцо? – Медея была удивительно хороша, доброе открытое лицо, свежая рубашка, наброшенная на тело. Эстом оделся сообразно своей решимости сделать возлюбленной предложение.

– Одну секундочку, любовь моя. – Чиновник вышел из-за стола, спустившись вниз. В укромном месте он прятал сейф с драгоценностями, среди которых было и красивое обручальное кольцо, которое Эстом собирался подарить одной из своих пассий, но вовремя одумался. «Ну вот и пригодилось», – довольно думал он о своей смекалке.

Выйдя в темный двор с фонариком, вице-премьер с удивлением увидел, что центральные ворота виллы открыты. Из бассейна пили воду шесть вороных лошадей.

– Мастер Богли?

Некто невидимый, подойдя сзади, заломил руки Эстома за спину, грубо просунул их в металлические обручи, защелкнув замки.

Ошарашенный происходящим Богли молчал. Из темноты появились во всем черном сикхи. Таких воинов чиновник видел в поездках по Индии. Одетые в свободные балахоны с мечами, в чалмах украшенных жемчугами, они обменивались короткими командами на незнакомом языке.

Эстом в отчаянии обернулся, взглянул в слабо освещенные свечами окна столовой. Медея вышла на веранду, равнодушно наблюдая за сценой. Затем она ушла внутрь. Богли в кандалах посадили в карету.

– Да хранит Господь Землю Русскую, – услышал он голос стража.

– Аминь, – то был голос Медеи, или ему показалось.

22.10 Дня равноденствия 2222.

Где-то в Креатуре – остатки разрушенного Вавилона

Гильгамеш полулежал перед кувшином винных кодов, опершись спиной на стену зиккурата, частично разрушенного электрическим вихрем в Креатуре. Неутихающий сильный ветер стегал тело песком. У правой ноги образовалась воронка. Конус расширялся, открывая под собой пространство, куда бог посмотрел с интересом, но без удивления.

Там, с высоты персикового дерева, на которое он залезал в детстве, Гильгамеш увидел царский сад в Уруке, городе своей юности. Во двор вышел отец – молодой, веселый царь Лугабальда с красавицей женой.

– Эй, Герой! – крикнул он.

– Да, отец.

– Видишь, Нинсун, – обратился он к жене. – Как красив наш сын. Не хочешь вернуться к нам?

Нинсун улыбнулась, а баал ответил отцу:

– Люди не отпускают меня.

– Когда-нибудь отпустят. Лови! – Царь подбросил ему сверкающий предмет: – Отнеси роман в хранилище.

– Его же никто не прочтет. Тем более, про любовь, – заметил сын. – И не поймет.

– В этом смысл страсти – существовать!

Урук накрыла песчаная буря. Лугабальда на прощанье махнул рукой и, поторопив жену, поспешил в дом. Песок замел воронку. Гильгамеш посмотрел на упавший к ногам золотой цилиндр. Змеехвост перехватив взгляд хозяина, взял и подал «Послание богов Шумера и Аккада» ему в руки. Юноша отнес текст в зиккурат. Бросил на пол, даже не взглянув на поваленные землетрясением стеллажи со свитками. Уже выходя, он протер ладонью запыленную надпись над хранилищем, которая, почувствовав внимание к себе воспламенилась:

ЛЮБОВЬ НЕ ПОБЕДИТЬ!