Последний свидетель

Размер шрифта: 13

Глава 1

Сейчас

Жду. Невпопад барабаню пальцами по жесткому пластиковому подлокотнику кресла. Этот шум грубо перекрывает легкий стрекот клавиш эргономичной клавиатуры администратора. Вижу, как она вздрагивает, и знаю, что звук ей так же приятен, как скрежет ногтей по доске.

Вот и хорошо.

Безмолвный протест – единственное, что я могу себе позволить, потому что ждать – это привилегия. Это значит, что я поднялась на одну ступеньку выше по «лестнице доверия» доктора Петерсена. Одна ступенька на пути, уходящем куда-то в облака. Я в самом низу. И не собираюсь подниматься на вершину. Тем не менее мой небольшой прогресс имеет свои плюсы. Прежде всего я в своей собственной одежде. Мои руки свободны, и я могу продолжать словно бы невзначай мучить высокомерную секретаршу. Безмятежно улыбаясь ей, стучу немного громче.

Дверь открывается. И я, и администратор смотрим в сторону светлого прямоугольника, но никто не выходит. Через дверной проем вижу увешанную сертификатами кремовую стену и пушистый край алого ковра. Вроде бы ничего не происходит, но администратор, похоже, улавливает какой-то неизвестный мне сигнал.

– Доктор Петерсен готов вас принять.

Она довела этот тошнотворно-сладкий голос до совершенства. Профессиональный, вежливый и буквально сочащийся презрением. Не глядя на нее, встаю с кресла. Резиновые подошвы моих кед – до настоящей обуви еще минимум шесть «ступеней» – беззвучно ступают по дешевому ламинату. Зато тяжелые шаги сопровождающего, немного не в такт с моими, громко объявляют о моем приближении. Так громко, что доктор Петерсен, по идее, должен бы поднять голову и поздороваться.

Ничего подобного.

– Как ты сегодня себя чувствуешь, Хезер? – спрашивает он листок бумаги у себя на столе.

Листок не отвечает. Проходит добрых восемь секунд, прежде чем доктор удостаивает меня взглядом.

– Хм? – Он вопросительно вскидывает брови; лицо открытое, доброжелательное, словно мы друзья. Словно верим друг другу.

Не верим.

По-прежнему глядя на него, я сажусь в роскошное кожаное кресло напротив стола. В этой комнате нет никакого уродливого гнутого пластика. Доктор первым отводит глаза, и я позволяю себе едва заметно торжествующе ухмыльнуться. Он нервно перебирает бумаги на столе, несколько раз щелкает украшенной гравировкой серебряной ручкой, поправляет галстук, рубашку. Затем прочищает горло и вперяется в меня взглядом.

Вот теперь мы играем всерьез.

– Ты готова сегодня говорить, Хезер?

С тобой? Нет.

Он читает ответ на моем лице и вздыхает. Опершись на стол, доктор бросает ручку и складывает пальцы домиком. Мягкий желтый свет от вмонтированных в потолок ламп отражается в печатке на мизинце правой руки. Не могу разобрать, что там изображено, лишь полустертые от времени остатки гравировки. Вроде морщин вокруг глаз доктора, отвратительных брылей у недовольно скривленного рта. Он всегда смотрит на меня с таким выражением. Что ж, наши чувства взаимны.

– Знаешь, мне предстоит написать отчет в суд.

Я пренебрежительно вскидываю бровь. Да неужели?

– Судья желает узнать, есть ли прогресс, как твое душевное состояние. Хезер, я не смогу ему ответить, если ты не будешь со мной общаться.

Записанные, эти слова создадут впечатление, что доктор, который их произносит, искренне тревожится о состоянии пациентки, о ее благополучии. Уверена, именно так оно и выглядит в заметках администратора – а нашу встречу однозначно стенографируют, пусть даже я не вижу оборудования. Лишь слышу угрозу в голосе доктора.

«В моей власти упечь тебя туда, где будут не ремни на кровати, а решетка на окне». – Вот что он на самом деле говорит. – «Будь умничкой, откройся мне, впусти в свой разум, и сможешь карабкаться по лестнице до тех пор, пока однажды над твоей головой не окажутся лишь синее небо и яркое солнце».

А вот чего доктор Петерсен не понимает, так того, что я нигде не в безопасности. Ни здесь, ни в тюрьме, ни даже на свободе. Неважно, где именно. Я не в безопасности. Тьма куда могущественнее его унылых бюрократических запугиваний, на фоне нее эта ситуация – просто нелепое кукольное представление.

Да он и не поймет ничего. Так какого черта мне играть по его правилам?

Доктор явно считывает эту мысль по моему взгляду и выражению лица. На миг он теряется и роется в кипах моих документов – отчеты, медицинские записи, факты и цифры, – ищет что угодно, лишь бы заполнить молчание. Ему не так комфортно в тишине, как мне. Внезапно его глаза загораются. Я прищуриваюсь. Что он такое нашел?

– Это бланк выпуска из-под заключения, – говорит он и на секунду взмахивает листком голубой бумаги. Не успеваю я присмотреться, как доктор возвращает его в кучу. Бланк выпуска? Что ж, теперь мне интересно. Нет смысла это скрывать. Он сравнял счет и только что не раздувается от гордости. – Требуется моя подпись, подтверждение, что ты достаточно стабильна и тебя можно временно выпустить из этого учреждения для проведения операции на правой руке…

Моя рука. Я опускаю взгляд. Руки сложены на коленях, и я бессознательно прикрываю правую нетронутой левой. Пострадавшую кисть я не вижу, но все равно чувствую: сморщенную кожу, грубые края шрамов. Медленно меняю позу и кладу руки на оба колена. Сравниваю.

Левая: бледная кожа, тонкие длинные пальцы, никакого лака, ногти настолько отросшие, насколько мне тут позволяют. Все-таки ими тоже можно сражаться. Я сражалась, когда пришлось.

Правая: красная, изуродованная, ногти либо кривые, либо вовсе отсутствуют. Скорее когтистая лапа, чем рука. Уродливая. Чудовищная.

Чувствую, как на глаза наворачиваются слезы, и ничего не могу поделать. Моя рука. Петерсон продолжает говорить, но я его не слышу.

– Хезер? Хезер, ты меня слушаешь?

Нет.

– Чтобы я подписал бланк, тебе нужно показать, что ты способна общаться. Что ты достаточно разумна, и тебя можно выпустить из этого заведения для процедуры. Сегодня ты должна со мной поговорить. Это важно. – Он берет другой документ; толстую стопку, страниц так много, что скрепка натянута. – Мы обсудим твое заявление в полицию. То, что ты им сказала. – Доктор делает паузу, словно ждет, пока я что-то скажу, разрешу ему продолжить. – Твои собственные показания, Хезер. Именно так, как ты их сформулировала. Давай начнем с самого начала.

Начало?

Размышляю об этом, баюкая свою руку. Закрываю глаза и представляю, что я не здесь, а лечу по трассе в окружении друзей. Я практически слышу музыку, что гремит из радио.

Глава 2

Тогда

Музыка ревела из динамиков, но оглушительные ударные и пронзительный визг вокалиста терялись за какофонией наших пяти голосов, пока мы пытались перекричать друг друга. Снова вступила группа, мелодия изменилась и пошел проигрыш, мы дружно набрали воздуха в грудь… и рассмеялись: никто из нас не знал слов.

– Обожаю эту песню! – Эмма, что сидела впереди, закинув скрещенные ноги на панель, развернулась и улыбнулась мне, Мартину и Дуги. Мы втроем теснились на заднем сиденье.

– Да? И чья она? – Ее парень, Даррен, оторвался от дороги, ухмыльнулся и вопросительно вскинул бровь.

Повисло молчание, которое лишь усугубили сдержанные смешки ребят по обе стороны от меня. Я притихла – тоже не знала, что за группа.

– Не знаю, – наконец сдалась Эмма. – Ей сто лет в обед!

– Это «The Small Faces», – тихо подсказал Мартин. – С ними выступал Род Стюарт, прежде чем стал знаменитым.

А. О нем я слышала.

– Да все равно, – беззаботно ответила Эмма и перекинула через плечо свои длинные светлые волосы.

Меня не обмануть: она так делала, когда огорчалась не столько взаправду, сколько просто хотела внимания. Однако Даррен снял с руля левую руку и виновато потрепал Эмму по бедру:

– Я же просто шутил.

Его рука продолжила скользить вверх-вниз по загорелой коже от колена до подола юбки Эммы. И раз уж я сидела на крошечном месте посередине, то невольно пялилась прямиком на эту картину. Я мысленно сосчитала до десяти, надеясь, что Даррен прекратит, но, увы, он не угомонился, поэтому я повернулась налево и удовольствовалась возможностью смотреть мимо Дуги на залитую ослепительным солнечным светом зелень сельской местности Эршира. Почувствовав мой маневр, Дуги обернулся. Уголки его губ изогнулись, и на щеках появилась пара ямочек. Мне нравились эти ямочки так же, как нравились его голубые и добрые глаза – и он смотрел прямо на меня. Я просидела три секунды под его пристальным взглядом, прежде чем мне пришлось повернуть голову и уставиться в другое окно, чтобы скрыть свои горящие щеки. На этот раз уже Мартин насмешливо посмотрел на меня, заметив мое пылающее лицо, но его я могла игнорировать.

По эту сторону вид был скромнее – холмы и пастбища, прерываемые лишь двумя полосами трассы встречного движения, – зато безопаснее. Я пялилась туда, пока пульс не пришел в норму.

– Пит-стоп, – объявил Даррен и в последнюю секунду с шиком выполнил резкий разворот. Эмма преувеличенно взвизгнула и схватилась за сиденье. Я тоже взвизгнула, хотя и гораздо тише, впившись ногтями в ногу Мартина, чтобы по инерции не рухнуть на колени Дуги.

– Прости, – пробормотала я, когда приятель принялся растирать пострадавшую конечность.

Он коротко улыбнулся, мол, ничего страшного, а затем сердито зыркнул на Даррена. Я подавила усмешку. За все утро Мартин с Дарреном десятком слов не перемолвился. А когда Эммы не было рядом, так и вовсе звал ее парня безмозглым качком, тупой грудой мяса. Но раз уж мы собрались отпраздновать день рождения Дуги, Мартину приходилось соблюдать приличия.

Вообще-то поначалу на природу должны были поехать только мы втроем, но моих родителей не сильно вдохновила идея, что их дочь отправляется куда-то одна с двумя парнями. Именно Дуги предложил взять с собой Эмму – ну и Даррена, раз уж Эмма никогда бы не согласилась поехать без него. Поначалу я расстроилась, волнуясь, не испортят ли они нам отдых, но Дуги заверил, что все планы в силе и ничто не помешает нам повеселиться. Плюс у Даррена была машина, а значит, можно уехать подальше, куда глаза глядят, а не тусоваться на окраине города.

– Зачем мы остановились? – спросил Дуги из-за моего плеча.

– За припасами, – подмигнул нам Даррен.

Я удивленно вскинула брови. Машина и так была набита доверху. Еды мы взяли столько, что хватило бы наполнить бункер и пережить ядерную зиму, не говоря уже о четырех ночах в палатке.

– Так… – Даррен излишне быстро зарулил на парковку супермаркета, вынудив женщину на «Ниссане Микра» поспешно прижаться к обочине. – Вы все сидите здесь. Мы с Дуги отправляемся за добычей.

– Что? – жалобно заныла Эмма и умоляюще уставилась на своего парня. – А почему нам с вами нельзя?

Даррен с визгом затормозил, поставил машину на ручной тормоз и послал моей подруге ослепительную улыбку. Без ямочек.

– Потому что права только у меня, а если вы всей толпой будете топтаться рядом, мне не продадут спиртное. И придется все выходные пить морскую воду.

Или колу, или апельсиновый сок, или еще что-то из восьми типов безалкогольных напитков, которыми нас снарядили взрослые. А Даррен явно нацелился на пойло покрепче. Мартин рядом со мной заерзал: ему такой поворот не нравился, но выражать недовольство вслух он не стал. Я тоже придержала язык. Не то чтобы я сильно любила выпить – в основном мне не разрешали, – но было любопытно, да и не такая я тихоня, чтобы упустить возможность.

Поток свежего воздуха обдал мне бок, когда Даррен и Дуги разом распахнули двери.

– По сколько скидываемся? – спросил Дуги, вылезая из машины.

– По двадцатке? – предложил Даррен. Двадцатке?! Мои брови уехали куда-то к линии волос. – Ну мы ж на четыре ночи едем, – добавил он, увидев мое лицо. На физиономии Мартина отразилась примерно та же реакция.

– По двадцать нормально, – ответила Эмма, бросив мне предупреждающий взгляд. Я не прониклась и состроила ей гримасу. Эмма, моя лучшая подруга, не пила и говорила, что алкоголь превращает людей в безмозглых идиотов. Похоже, подружка Даррена Эмма считала иначе. Я неохотно полезла за кошельком.

Когда Дуги и Даррен захлопнули двери и направились в сторону похожего на склад супермаркета, в машине повисло отчетливое напряжение. Эмма вроде бы ничего не замечала – слишком увлеклась, пялясь на широкие плечи своего парня.

– Ну разве он не красавчик? – вздохнула она.

Мартин подавил смешок, превратив его в не слишком убедительный приступ кашля. Эмма скосила на него взгляд, а затем повернулась ко мне:

– Верно?

– Э… – замялась я.

Ну наверное, эдакий бандит. Крупный парень, один из фанатичных посетителей спортзала, любил рубашки с огромными логотипами или названиями групп на груди. Он был на два года старше нас. Трудился чернорабочим в строительной компании, которой управлял папа Эммы, – там она его и встретила. Держался уверенно, ходил с подчеркнутым чванством. Но все это было очень наигранным, очень показным. Словно фасад из тонкой бумаги. Честно говоря, как по мне, он немного смахивал на идиота. А вот Дуги…

Насколько Даррен был фальшивым, настолько Дуги – естественным. Почти такой же высокий, но совсем не перекачанный. Нормальный приятный парень. Тоже с голубыми глазами, но у Дуги они улыбались, а не смотрели на мир с плохо завуалированной агрессией, и его густые каштановые волосы торчали во все стороны, на контрасте с прилизанной гелем шевелюрой Даррена.

– Хезер? – Эмма помахала рукой перед моим носом, возвращая меня к реальности.

– Конечно, – улыбнулась я, вложив в голос точно выверенную толику энтузиазма.

Я в этом уже достаточно натренировалась. Последние полгода Эмма и Даррен были неразлейвода. Если я хотела пообщаться с ней, приходилось мириться и с его компанией. Меня это не радовало, ведь Эмма, моя Эмма, которую я знала с пяти лет, с тех пор, как мы вместе играли на площадке, превращалась в совершенно другого человека, стоило Даррену появиться на горизонте.

– Еще бы! – кивнула она и мечтательно улыбнулась. – А еще он мастер по поцелуям.

Учитывая, что Эмма до Даррена не целовалась ни с единой душой, бог знает, как она могла об этом судить, но я промолчала.

Мартин закашлялся – на этот раз по-настоящему – и неловко поерзал на сиденье. Эмма не заметила.

– И он точно знает, что делает, если понимаешь, о чем я. – Подруга выразительно глянула на меня. – Ну то есть…

– Эмма! – перебила я, пока она не ударилась в подробности. – Хватит.

– А что такое? – Она округлила глаза, ну просто сама невинность. От необходимости отвечать меня спасло появление Дуги и Даррена.

– О, ребята возвращаются, – с облегчением выдохнула я, а потом неверяще вытаращилась. – Они что, весь магазин скупили? И куда, предполагается, мы это все запихнем?

Ответ: под ноги, на колени, в крохотные промежутки между сиденьями. Буквально повсюду, где Даррен сумел найти зазор. Если мне прежде было неудобно, теперь мы вообще сидели как сардины в банке. Хуже того, Даррен втиснул упаковку пива между Мартином и мной, и меня так прижало к боку Дуги, что тому ради возможности захлопнуть дверь пришлось закинуть на спинку сиденья руку. И теперь ее почти невесомое прикосновение жгло мне плечи. Сколько раз я представляла, как сижу рядом с ним, а он небрежно меня обнимает? В любом случае эти мечты не включали в себя наличие рядом кучи алкоголя – или людей.

– Долго нам еще ехать? – спросила я. Лучи солнца превращали машину в натуральный парник, и у меня уже по спине тек пот.

– Час, может, чуть больше, – ответил Даррен, поворачивая ключ в замке зажигания. Авто закряхтело, застонало – и заглохло намертво. Повисло долгое молчание.

Даррен попытался еще раз, давя ногой на газ. Машина задрожала, громко защелкала, но заводиться отказалась.

– Даррен, что не так? – жеманно пропела Эмма.

Его ответный взгляд был бесценен.

– Машина не заводится, – прошипел Даррен сквозь стиснутые зубы.

Он снова зло повернул ключ, давя на педаль. Машина кашляла и скрипела. Люди неподалеку начали оборачиваться на шум. Я постаралась не встречаться с ними глазами, жалея, что нет места съежиться и спрятаться.

– У тебя страховка есть? – спросил Мартин, подавшись вперед.

– Нет. – Даррен повернул ключ в обратную сторону, выждал несколько секунд и резко крутанул снова. После секундного протеста мотор ожил. – Получилось!

Даррен сдал назад и поехал прочь со стоянки. С дополнительным весом машина просела на осях, и я чувствовала каждый ухаб и кочку на шоссе.

– Даррен, твоя тачка ведь не помрет, когда мы окажемся в глуши и без мобильной связи? – тихо спросил Мартин. Машина выехала обратно на трассу М77 и двинулась быстрее.

– Побольше уверенности, – ответил Даррен. – Она меня еще ни разу не подводила. – И похлопал логотип «Вольво» посередине рулевого колеса.

– Вообще-то было дело, – встряла Эмма. – Ты разве в прошлом месяце не звонил отцу, чтобы он отбуксировал тебя назад из спортзала?

– Ну кроме того мелкого эпизода, – поправился Даррен. – А ну тихо там! – добродушно огрызнулся он на наше хихиканье на заднем сиденье. Показал нам средний палец, а потом стал возиться со своей навороченной стереосистемой, чей цифровой дисплей и подсвеченные кнопки смотрелись совершенно инородно на фоне уродливой пластиковой панели старого автомобиля.

– Эй, Мартин, – внезапно окликнул Даррен. Я почувствовала, как Мартин в ответ напрягся и не сразу поймал небольшой предмет, что Даррен бросил через плечо. Им оказался айпод. – Твой черед выбирать музыку.

Мартин удивленно округлил глаза, но все же выдавил улыбку.

– Ура, – отозвался он, и минуту спустя салон заполнили вступительные аккорды песни Джона Майера.

– Хороший выбор, – пробормотал Даррен и сделал погромче.

Мы ехали молча, слушая музыку и наблюдая за проносящимся мимо пейзажем. Стоны двигателя пробивались сквозь песню, а Даррен гнал все быстрее и быстрее, рисуясь перед Эммой, которая хихикала и визжала на пассажирском сиденье. Я тихо радовалась, что не вижу индикаторы на панели и не знаю точно, с какой скоростью мы едем; Даррен обгонял другие машины так, будто те стояли на месте. Впрочем, жаловаться я не собиралась. Мне отчаянно хотелось добраться до места, вытянуть ноги и растереть синяки там, куда вонзались острые края ящиков с выпивкой.

Я закрыла глаза и откинула голову назад. Оба мои соседа открыли свои окна; прохладный бриз продувал узкое пространство, вырывая пряди волос из пучка, в который я их собрала, и заставляя танцевать вокруг моего лица. Было так приятно, успокаивающе. Я улыбнулась про себя и расслабила плечи, на мгновение забыв, что откинулась на руку Дуги. Моя жизнь последние несколько месяцев была сущим безумием. Проснувшись, я сразу утыкалась в книгу, конспекты, старательно писала ответ за ответом. Но теперь экзамены остались позади и стояло самое начало июля: еще шесть недель каникул! Теоретически мне следовало доучиться еще год, но мы с мамой условно договорились, что если я получу нужные баллы, то могу его «перескочить» и в конце лета поступить в университет. В сентябре мне исполнялось семнадцать, поэтому она сказала, что по крайней мере первый год мне придется остаться дома, но зато я уже буду студенткой.

Вдобавок Дуги получил приглашение из того же университета, с того же курса по археологии. Специальность я выбрала не поэтому – копаться в прошлом, видеть, как люди жили, во что верили, мне нравилось с детства, – но это тоже определенный плюс. Дуги. Я бессознательно улыбнулась чуть шире. Я уже давно на него заглядывалась. Мы всегда знали друг друга, учились в одном классе с начальной школы. Но никогда не были друзьями и сблизились только в последние несколько месяцев, с тех, пор как Эмма втрескалась в Даррена и исчезла, оставив в моей жизни зияющую дыру, которую Дуги решил заполнить. Похоже, у меня перед подругой должок. Теперь мы с ним общались почти каждый день. Даже чаще, чем Дуги видел Мартина. У нас было так много общего. Родственные души, как он выразился.

Но – друзья, только друзья. К сожалению.

– Хезер, – раздался рядом с моим ухом его шепот. Я слегка вздрогнула от неожиданности, но глаз не открыла.

– Мм?

– У меня рука затекает.

Ой!

Смутившись, я так резко вскинула голову, что чуть шею не потянула.

– Прости, пожалуйста, – повинилась я, пока Дуги растирал онемевшую конечность.

– Не переживай. – Он ухмыльнулся, но краска упорно не желала сходить с моих щек.

– Сказал бы…

Он пожал плечами.

– Ты так уютно устроилась. Ну… – Дуги опустил взгляд на собрание всевозможных упаковок вокруг меня. – Так уютно, насколько это возможно.

– Ага. – Я застенчиво улыбнулась. Он все еще смотрел на меня. Я снова вспыхнула и попыталась сообразить, что бы такое сказать. Что-нибудь умное. Вот только ничего в голову не приходило. – Так… куда мы едем, напомни?

Дуги поиграл бровями.

– На Черный дольмен, – низко и угрожающе прошипел он. Хоть Дуги и явно шутил, у меня по спине все равно мурашки побежали.

– Жуткое название! – подала голос Эмма спереди. – В таких местах маньякам положено трупы закапывать.

Дуги отвернулся, освободив меня из плена своего взгляда.

– Ну, в конце концов, оно названо в честь кладбища.

– Что? – Эмма моргнула, явно испугавшись.

– Дольмен – это погребальное сооружение, – пояснил Мартин с другой стороны от меня.

– Даррен, ты ж не везешь нас туда, чтобы всех там и прикопать? – обратилась я к нашему водителю, ловя его взгляд в зеркале заднего вида. Дуги тихо фыркнул, и я улыбнулась. – Потому что имей в виду…

Музыка вдруг оборвалась, и я тоже смолкла.

– Эй! – Эмма попыталась наугад потыкать в кнопки стереосистемы, но та не издала больше ни звука. Даже не щелкнула.

– Питания нет, – сказал Дуги. – Может, предохранитель полетел?

– Лучше б не летел, – ответил Даррен, отмахнулся от Эммы и принялся сам возиться с кнопками, впрочем, с тем же успехом. – Эта дрянь совсем же новая.

– Даррен, смотри на дорогу! – заорал Мартин. Наш водитель вскинул голову и успел увильнуть от грузовика, которому едва не взобрался на кузов.

– Вот зараза, простите! – выдохнул Даррен.

Он надавил на газ, обгоняя грузовик. Реклама на его борту изображала счастливого смеющегося малыша, всего перемазанного йогуртом. По мере нашего ускорения картинка осталась позади, но потом снова медленно возникла в поле зрения. Грузовик нас нагонял.

– Какого черта? – прошипел Даррен.

– Что там, что не так? – Дуги подался вперед, изгибаясь вокруг меня.

– Не знаю… все индикаторы сдохли. Электричества нет. – Даррен все еще жал на газ, но без толку.

– Даррен, мы на скоростной трассе, – напряженным голосом напомнил Мартин.

– Знаю! – рявкнул тот.

– Уходи на медленную, – велел Дуги. – Смотри, там объездная дорога. Постарайся на нее свернуть. В любом случае уберемся с трассы.

Даррен послушался, и «Вольво» постепенно пошел вбок, пока мы не достигли более тихой дороги, где начинался уклон вверх. В конце концов, гравитация сделала свое дело и притормозила нас. Даррен сделал все возможное, чтобы припарковаться у грязной обочины, не мешая движению. С минуту мы все молча сидели, а затем Даррен рывком распахнул дверь и вылез из машины. Мгновение спустя он открыл капот, скрывая от нас свое искаженное злобой лицо.

– Вот дерьмо, – вздохнул Дуги, тоже вылез, обогнул машину и присоединился к Даррену.

– Так понимаю, у тебя страховки нет, Мартин? – тихо спросила я.

Он рассмеялся.

– А смысл, если и машины-то нет? Вылезай, нечего внутри жариться.

Он ступил на утоптанную твердую почву и подал мне руку, помогая с наименьшими потерями выбраться через полосу препятствий на заднем сиденье. Снаружи оказалось не прохладнее, чем внутри, мы стояли прямо на солнце, но хотя бы воздух двигался, а еще можно было размяться.

– Ну, как дела? – Мы неспешно приблизились к Даррену и Дуги. Оба стояли как истуканы и пялились во внутренности машины. Судя по тому, что мне никто не ответил, дела шли плохо.

Я тоже уставилась, куда и парни, не очень понимая, на что, собственно, смотрю. Под капотом скрывалась куча трубок и странных по форме коробок. Все это было покрыто грязью, а металлические поверхности еще и отливали медью ржавчины.

– Попробуй завести, – предложил Дуги.

Даррен искоса глянул на него, мол, а смысл?.. Но сел за руль и послушно повернул ключ.

Никакой реакции. Ни выхлопа, ни шипения, ни звона. Мотор оставался глух.

– Аккумулятор, – заявил Мартин, сунул руки в карманы и пнул попавшиеся под ногу камешки.

– Что? – спросил Даррен, высовываясь из машины.

– Аккумулятор сел, – повторил Мартин.

– Да не может быть! Если бы он сел, машина ни за что не завелась бы на той парковке.

– Тогда еще был заряд. У тебя генератор выдохся. И не подавал энергию. Вечная проблема с такими тачками. – Он пнул помятый бампер древнего «Вольво». – Щетки забиваются и плохо работают.

Мы все только рты разинули. Тощему очкарику Мартину скорее полагалось управляться с карманным протектором и калькулятором, чем с гаечным ключом и автомобилями.

– Что? – подобрался он, увидев нашу реакцию. – Я не могу разбираться в машинах?

– Так что нам теперь делать? – спросил Даррен, смотря на Мартина с невольным уважением. Тот лишь сухо улыбнулся этой перемене.

– Стукните по генератору… – Поймав наши озадаченные взгляды, он указал на серебристый цилиндр в передней части машины. – По этой штуке, чтобы очистить щетки, и останется только запустить двигатель. Дальше все должно быть в порядке.

– А молоток ты случайно не прихватил? – сухо спросил Даррен.

Мартин кивнул:

– Резиновый. Закинул в багажник, заколачивать колышки для палаток. Дай ключи, сейчас достану.

Я пошла за Мартином и шепотом спросила:

– Откуда, черт подери, ты все это знаешь?

Он заговорщически подмигнул.

– Мой кузен – автомеханик. Меня вечно ему подкидывали в детстве. Я все время торчал у него в гараже, подавал отвертки. Только не проси меня чинить что-нибудь по-настоящему…

Я рассмеялась.

Минуту спустя Мартин откопал свой резиновый молоток, и Даррен пару раз хорошенько стукнул по генератору – правда, сперва вопросительно глянул на Мартина, мол, ты ж не пошутил?

– А теперь нам надо найти кого-то, кто даст нам прикурить, – подытожил Дуги, потирая руки.

Мы вчетвером принялись вертеть головами по сторонам. Никаких признаков движения. В молчании подождали минуту. Еще одну.

– Да ладно! – не выдержал Даррен. – Дорога всего в пяти футах от шоссе. Как вышло, что тут ничего не ездит?

– Наверное, никто в этом направлении не живет, – предположила я. Куда ни глянь, на огромном пространстве была раскидана всего горстка домов.

– Что это там? – спросил Дуги, указывая на выцветшее зеленое здание дальше по дороге.

– Мастерская или что-то в этом роде, – ответил Мартин.

– У нее стоят машины. Может, кто-нибудь нас выручит?

Мы переглянулись.

– Кто пойдет? – наконец спросил Даррен.

– Это твоя машина, – не выдержал Мартин.

Я подумала, что замечание вообще-то справедливое, но Даррен прищурился.

– Ага, и без меня вы бы дальше собственного сада нос не высунули, – парировал он. – И выпивки не достали бы.

– Чем они там занимаются? – спросил Дуги, прикрывая глаза от солнца.

Я тоже посмотрела в ту сторону. Ни вывески, ни малейшего намека о специализации заведения.

– Возможно, сваркой или чем-то в этом роде, – предложил Мартин. – Чем-то промышленным.

– То есть там почти все мужчины… – медленно сказал Даррен.

– Да.

Его лицо просветлело.

– Вот и славно, – подытожил он, захлопывая капот. – Отправим девчат. Пусть очаруют местных работяг. – И подмигнул мне, не обращая внимания на то, как меня перекосило.

Хуже всего, что двое других парней его поддержали, хотя Мартину вроде как было неудобно – он старался не смотреть мне в глаза. Оказавшись в меньшинстве, я, гневно пыхтя, вытащила с пассажирского сиденья Эмму, и мы вдвоем потащились к небольшой мастерской.

– И помните: побольше хлопайте глазками! – крикнул Даррен нам в спину.

Глава 3

Мы молча пошли по узкой твердой дороге; тишину нарушало лишь тихое щелканье шлепок Эммы. Взгляды парней жгли спину не меньше дневного солнца. Я скрестила руки на груди.

– Поверить не могу, что мы это делаем. Твой парень – засранец!

Эмма не ответила – похоже, разделяла мое возмущение.

Мы не заметили вывеску, пока не подошли практически вплотную к зданию. Я с облегчением убедилась, что она выглядит довольно профессионально. Надпись гласила, что перед нами – металлообрабатывающий цех, которым управляют Дж. П. Робертсон и сыновья. Однако асфальта вокруг не наблюдалось. Просто сто метров грунтовой дороги, ведущей к большой круглой парковке, где беспорядочно торчало несколько машин – в основном небольшие фургоны.

Мы быстро огляделись, вдруг где-нибудь притаилась одинокая дружественная душа и нам не придется входить внутрь, но, увы, ни единого признака жизни не нашли. Стиснув зубы, я направилась к небольшой двери справа от огромных рольворот, но она оказалась заперта.

– Говорить будешь ты, – сообщила я Эмме, пока мы мялись на пороге. – Ты у нас симпатяжка. И он твой парень, – прибавила я, когда подруга открыла рот в попытке протестовать.

Тут ей возразить было нечего. Эмма поджала губы, но промаршировала в отворенную мною дверь. Впрочем, далеко подруга не продвинулась, замерев буквально в шаге от входа. Я едва на нее не налетела, но вовремя обогнула и встала рядом. Мы огляделись, чувствуя себя немного глупо. Огромное пространство делили ряды гигантских машин. Тут и там кто-то шевелился – мы видели спины рабочих, что согнулись у станков. Шум стоял невообразимый, словно я сунула голову в барабан. Даже мыслей своих не слышала.

Похоже, никто не заметил нашего появления. Я посмотрела на Эмму, и та ответила мне неуверенным взглядом. Что теперь? Начать бродить по залу? Это вроде как небезопасно. Стены были завешаны предупреждающими знаками.

– Вам чем-то помочь? – прокричал кто-то справа. Я повернула голову и увидела девушку лет восемнадцати с зачесанными назад короткими черными волосами, одетую в испачканный маслом комбинезон. Она вопросительно на нас посмотрела, а потом махнула в сторону небольшой стеклянной кабинки, которая, похоже, выполняла роль офиса. Внутри девушка прикрыла за нами дверь. Грохот станков мгновенно стал в два раза тише. Я с облегчением вздохнула.

– Вам чем-то помочь? – повторила девушка.

Повисла короткая пауза. Я все ждала, когда же Эмма заговорит, но подруга молчала.

– Нам прикурить надо, – пустилась в объяснения я. – Машина заглохла посреди дороги. Видимо, что-то с генератором? – Я коротко улыбнулась и беспомощно развела руки, ожидая упрека за свои скудные познания в механике. Вместо этого девушка нахмурилась и задумалась.

– Щетки забились?

– Э… да. Вроде того.

– Вам нужен молоток. – Она прошла к противоположной стене и принялась рыться в ящике.

– Мы уже им стукнули, – поспешно добавила я. – Нам только двигатель запустить.

– Хорошо. – Девушка улыбнулась. – У меня в багажнике есть заряженный аккумулятор.

– Ты его просто так с собой возишь? – минутой позже спросила я, глядя, как она выкапывает пластиковую коробку размером с обувную из потрепанного «Форда Фиесты».

– Ага, папа не разрешает мне ездить без него. Еще застряну где-нибудь без связи. – Она встала. – Где ваша машина?

Я ткнула пальцем в сторону едва различимого «Вольво». Парней я не видела, похоже, они укрылись внутри.

– Ну поехали туда.

По пути назад я тихо улыбалась, представляя, как перекосит Даррена, когда я приведу нашу героиню. Не за ней ребята нас посылали.

– Куда собрались? – спросила девушка. Ее низкий голос был едва различим за ревом и скрежетом «Фиесты».

– В поход, – ответила я. – Есть один тихий пляж недалеко от Странрара. Черный дольмен, знаешь такой?

– А, да, – улыбнулась она. – Будем надеяться, ваш генератор больше не подведет!

Я улыбнулась в ответ, но мне стало не по себе. Что мы будем делать, если чертова машина снова заглохнет? Похоже, девушка прочла эту мысль на моем лице.

– Не волнуйся, – успокоила она, подруливая к самому капоту «Вольво» и распахивая дверь. – В этих краях всегда неподалеку кто-то есть. Просто придется немного прогуляться. Привет! – весело помахала спасительница Даррену, который как раз вылезал с водительского места. Он немного скривился – явно ждал, что мы приведем мужика, – но буквально вытаращился, заметив внушительную коробку в руке девушки. – Слышала, вам прикурить надо.

– Ага. – Даррен совладал с собой и нацепил заискивающую улыбку. – Да, надо.

Он открыл капот, отступил в сторону и скрестил руки на груди. Девушка принялась за дело: сноровисто прицепила пару кабелей к чему-то внутри машины. С мрачным удовлетворением я увидела, как явно впечатленный Даррен удивленно поднял брови.

– Попробуй завести, – предложила девушка.

Он послушался, и через секунду мотор ожил.

Мы оставили аккумулятор на зарядке на десять минут. За это время Даррен сумел-таки наскрести достаточно достоинства и поблагодарить девушку. А вот нам с Эммой доброго слова не досталось.

Приведя машину в порядок, мы снова отправились в путь.

Никто из нас прежде не бывал на упомянутом пляже. Там в юности отдыхал и рыбачил отец Дуги. Собственно, он и снабдил нас куском бумаги с нарисованным маршрутом – хотя Даррен упорно игнорировал карту, пока мы не вырулили к приморскому городу Странрару.

– Так. – Плюя на все правила, он остановился у двойной сплошной. – Эмма, брысь отсюда. Поменяйся местами с Дуги.

Подруга буквально пришла в ярость.

– Что? Но Даррен!..

– Извини, милашка, но я не верю в твои способности штурмана. Назад.

– Потому что я девушка? Это же сексизм!

– Не поэтому. Потому что ты – это ты. Я, может, пустил бы Хезер… – Я изо всех сил постаралась не выдать своего самодовольства, – …но и с ней бы заблудился секунд через пять. – Он уставился на Эмму. – Шевелись, пока меня не оштрафовали.

Эмма уставилась на него в ответ, и на миг мне показалось, что она не уступит. Я с гордостью наблюдала за подругой, ждала, вот сейчас рванет – но Дуги уже выбрался со своего места. И когда он открыл дверь Эммы, та вылезла без единого возражения. Лишь что-то зло бормотала под нос, плюхаясь на сиденье рядом со мной. Простора у меня образовалось больше, но из-за повисшего напряжения я вскоре пожалела, что они поменялись.

В попытках спрятаться от ее плохого настроения я подалась вперед и заглянула в просвет между сиденьями, посмотреть, как Дуги и Даррен пытаются разобраться с картой.

– Еще долго ехать? – Все знаки, что попадались на пути, ни о чем мне не говорили, да и никакого указателя «Черный дольмен» нам тоже до сих пор не встретилось.

– Нет. – Дуги посмотрел на меня и улыбнулся. – Почти на месте. Даррен, сверни здесь. – И указал налево.

Даррен направил «Вольво» к повороту на однополосную дорогу. Высокие живые изгороди сомкнулись с обеих сторон, скрывая от глаз поля. Затем дорога спустилась вниз, и перед нами предстало…

– Море! – воскликнула я, немедленно выпрямившись.

Оно мерцало впереди, темно-синее, почти сапфировое на фоне более бледного неба. Я едва не подпрыгивала от нетерпения. Живя в самом сердце Шотландии, я редко видела море, особенно в такую прекрасную погоду.

– Нам же сюда? – взволнованным тонким голосом спросила я, словно вдруг стала лет на десять моложе моих шестнадцати (почти семнадцати) лет.

– Типа того. Еще немного проедем вдоль побережья, – ответил Дуги, изучая небрежно нарисованную карту.

Даррен вел машину по дороге. Та все кружила и извивалась, становилась уже и уже, пока не пришлось буквально протискиваться вперед. Окна хлестали крапива и ежевика, а длинная трава шаркала по бокам машины. На этот раз Даррен ехал с разумной скоростью, пытаясь избежать выбоин и самых паршивых трещин в рассыпающемся асфальте.

– Долго еще? – напряженно спросил он, когда не смог разминуться с очередной щелью и днище машины шумно заскрежетало по остаткам дороги.

– Думаю, мы почти на месте, – ответил Дуги, хмуро глядя на свой план. – Папа обозначил, что слева есть грунтовая дорога, которая приведет нас прямо к пляжу.

– Когда он последний раз тут был? – спросил Мартин. – Дорога точно осталась?

– Да, – пробормотал Дуги. – Похоже, что так. Его друг рыбачил здесь прошлым летом. Сказал, что все по-прежнему, так же пустынно. Просто… просто присматривайтесь внимательно. Она могла зарасти.

Мы продолжили путь в почти полной тишине, без музыки; только рычал двигатель и грохотал вентилятор – бедняги работали на пределе, пока мы пробивались сквозь заросли. Каждый из нас пристально смотрел налево, боясь, что пропустит поворот, если моргнет.

На деле найти дорогу оказалось до смешного легко.

– Вон там! – крикнул Дуги.

В изгороди, что трепал бриз, который никто из нас не чувствовал, появился широкий просвет и, казалось, поманил нас. Даррен улыбнулся, вписываясь в крутой поворот. Отсюда шел резкий спуск, дорога пересекала холм, настолько лишенный всякой растительности, что он, скорее, казался обрывом. Внизу были узкая площадка утрамбованной грязи и невысокая каменная стена, отделяющая ее от покрытых травой дюн. За дюнами я разглядела песок и покрытую рябью огромную ширь океана.

Даррен как попало встал в центре импровизированной парковки. Он едва успел затормозить, прежде чем все четыре двери распахнулись и мы вывалились на свободу.

Словно малые дети, мы взволнованно карабкались по узкой песчаной тропинке между дюнами, не сводя глаз с водной глади, что переливалась искорками, когда солнце отражалось в море. Вокруг не было ни души. Ни единая птица не летела в необъятном голубом небе, ни единый звук не нарушал тишину и покой. Пляж длиной в несколько сотен метров изгибался тонким полумесяцем. Оба конца венчали груды камней, а позади нас простирались холмы, покрытые вереском и высокой травой. Теперь, когда дорога была скрыта от глаз, место казалось совершенно недоступным, полностью защищенным. Полностью изолированным.

– И все это наше, – улыбнулся Даррен. – Могу поспорить, тут на несколько миль никого нет.

– Отлично, – усмехнулся Дуги.

Да, отлично. Я медленно кружилась, наслаждаясь великолепным пляжем, неровными холмами, абсолютной пустотой. И пыталась прогнать внезапную нервозность. Ну да, мы совсем одни, что такого-то? Мы же этого и хотели, верно? Чтобы успокоиться, я посмотрела на Дуги.

– Ну что, достаем вещи? – усилием воли я заставила свой голос не дрожать.

Потребовалось несколько походов к машине и обратно, чтобы разгрузить наши пожитки. Родители отпустили нас с тем условием, что мы будем спать в двух палатках – одна для девочек и одна для мальчиков – и вещей возьмем примерно поровну. Мне пришлось в одиночку тащить большую часть одежды Эммы и собственного багажа. При первом возвращении к машине подруга заметила рыбу, которую какой-то рыбак бросил на вершине низкой каменной стены. Тушка высохла и гнила, в ее животе извивались черви. Она воняла, и смотреть на нее было противно. Эмма наотрез отказалась к ней приближаться, и я в одиночку переносила нашу палатку, одежду, туалетные принадлежности…

Мне очень хотелось ограничиться своими вещами, но я боялась выглядеть мелочной. Тем не менее раздражение ясно читалось на моем лице, и каждый раз, принося в груду пожитков что-то новое, я старательно швыряла песок на тело Эммы – пока она загорала, вроде как приглядывая за нашими вещами. Стоял полдень, и жара была неимоверной. Обливаясь потом, я вновь принялась карабкаться на холм, стараясь не дышать, чтобы не чуять вонь разлагающейся рыбы. Ругая на чем свет стоит новообретенный эгоизм подруги, обогнула машину и уже хотела взять увесистую сумку с кучей косметических средств Эммы (еще одна новая привычка) и двумя спальными мешками, но пальцы ухватили лишь воздух; багажник был пуст.

– Эй, никто не видел… – Я оглянулась и обнаружила, что Мартин и Дуги идут обратно к пляжу, закинув на плечи остатки нашего багажа.

Я недоуменно уставилась им вслед. Для меня непривычно, чтобы кто-либо что-либо за меня делал. По крайней мере, парни. Я не особо смахивала на трепетную барышню в беде.

Секунду спустя я пожала плечами, сгребла с заднего сиденья последние предметы – надувной матрас и средство от насекомых – и потрусила следом.

– Спасибо, – чуть запыхавшись, поблагодарила я, когда ребята сгрузили ношу к прочим вещам.

– Да без проблем, – улыбнулся Мартин.

Дуги ухмыльнулся и подмигнул мне.

Подмигнул?!

Я зарделась. К счастью, оба парня уже отвернулись к своей куче. Даррен копался в коробках и сумках, так что оставалась только Эмма, но она лежала, спрятав глаза за солнцезащитными очками, и не видела мои горящие щеки.

– Так, Эмма! – рявкнула я, взбешенная ее бездействием. – Помоги мне.

Она подняла очки и задумчиво посмотрела на меня.

– Что?

– Помоги мне, – повторила я. – Нам нужно установить палатку.

– Прямо сейчас?

– Ну можно и по темноте, – ядовито ответила я.

Пять минут спустя я пожалела, что не оставила ее расслабляться на песке. Эмма была хуже, чем бесполезна. Она просто стояла столбом, ничем не помогала, только без конца поправляла лямки топа и подол юбки, проверяя, замечает ли ее маневры Даррен. Я умудрилась сама развернуть полотно и сориентироваться на зыбком песке. Затем воткнула шесты и согнула их в каркас.

– Просто подержи их. Вот так, – приказала я ей.

Она подошла и послушно встала там, где я просила, удерживая один конец шеста в земле, а я принялась бегать, прикрепляя зажимы и пытаясь заставить палатку принять нужную форму. После нескольких секунд наблюдения за мной Эмма посмотрела туда, где парни – точнее, Мартин и Дуги – добились гораздо большего успеха. Они уже вбивали колышки и крепили брезент. Даррен же «руководил» процессом, широко расставив ноги и властно тыкая пальцем.

– А их палатка больше, – надулась Эмма.

– Так их трое, – напомнила я.

– И выше.

– Нам придется довольствоваться этой, – выдохнула я, накидывая брезент на каркас. – Можешь отпускать.

Эмма послушалась. Я тревожно прождала несколько секунд, но палатка осталась на месте. Я улыбнулась, довольная своей работой.

– Мы все? – спросила Эмма, снова пялясь на Даррена, который теперь расположился на стуле и расставлял в кулере бутылки и банки.

Я тяжело вздохнула, но это ускользнуло от внимания подруги.

– Ты – все.

Эмма предпочла не заметить намек.

– Хорошо. – Она просияла и побежала к своему парню, оставив меня наедине с кучей веревок и колышков.

Сама я управилась довольно быстро – намного быстрее, когда подошли Мартин и Дуги и помогли мне натянуть ткань и надуть матрас с помощью маленького электрического насоса Мартина. И все же был уже почти обед, когда мы плюхнулись на складные стулья, что Даррен соизволил нам поставить – практически единственный вклад, который он внес во всю операцию.

– Выпить кто-нибудь хочет? – спросил Даррен, протягивая пиво куда-то к Мартину, Дуги и мне.

Я посмотрела на банку. Та блестела ледяной испариной после холодильника, по серебристой поверхности скатывались капельки конденсата. Но я не очень хотела алкоголь. Во рту у меня пересохло, лоб взмок. Голова болела от жары и усилий поставить чертову палатку в основном самостоятельно. Чего я действительно хотела, так это одну из бутылок с водой или банок с газированным соком, спрятанных под горой алкоголя. Представляю, как перекосило бы Даррена, скажи я это вслух. И гораздо важнее, что подумал бы Дуги? Я поморщилась.

Не желая показаться слабачкой, я уже потянулась за пивом, но остановилась, заметив выражение лица Дуги. Он сморщил нос и покачал головой.

– Потом, – сказал он. – Я умираю с голоду. Сделаем барбекю?

Глава 4

Сейчас

– Обсудим твои проблемы с самооценкой, Хезер?

Голос доктора Петерсена врывается в мои мысли. Не знаю, сколько он уже говорит; я не слушала. Однако вопрос меня зацепил.

– Нет у меня проблем с самооценкой, – отрезаю я и хмурюсь. Все-таки вынудил меня ответить.

Два-один в его пользу. Еще один повод хмуриться. Довольный доктор улыбается.

– То есть у тебя нет трудностей в обсуждении своих эмоций? Или с верой в себя? Давай поговорим, что ты чувствуешь к своему другу, Дугласу.

Я открываю рот, чтобы поправить – Дуги терпеть не может свое полное имя, – но закрываю его обратно. Делаю глубокий вдох. Вновь надеваю безразличную маску. Не стану говорить о Дуги. Не с ним.

Я чувствую, как за прошедший час ситуация в корне изменилась, и преимущество осталось за Петерсеном. Самодовольство, с которым я вошла в эту комнату, ныне ошметками лежит у моих ног. С огромным усилием я заставляю себя улыбнуться доктору. Не теплой человеческой улыбкой, а какой-то слегка безумной. Я смотрю, как он неловко ерзает под моим взглядом, и моя улыбка становится настоящей. Почти искренней. Доктор прочищает горло.

Какой будет его следующая атака? Вопрос про чувство собственного достоинства сбил меня с толку, но я сама виновата: утратила бдительность. А вот сейчас я настороже. Концентрируюсь, как боксер на ринге, просчитываю, что дальше выкинет мой противник. Короткий удар, хук, апперкот. Что, по его мнению, отправит меня в нокаут?

Пока Петерсен размышляет, я решаю прикрыться напускным безразличием. Вздыхаю и смотрю в сторону, как будто мне скучно.

Мне и правда скучно; до смерти надоело из раза в раз проходить одно и то же. Надоело притворяться, что вот теперь-то уж я в здравом уме, когда вовсе не теряла рассудок. Надоело мечтать о том, как бы выбраться отсюда.

По крайней мере, я говорю себе, что мне скучно, и почти верю в это.

А на самом деле я боюсь. Страх, мой постоянный спутник, ворочается у меня в животе, но я так долго жила с ним, что почти научилась его игнорировать. Здесь, на свету, тени в моем разуме отступают, почти сдаются. Единственный монстр сидит напротив меня.

– Я разговаривал с твоей матерью, Хезер. – Он делает паузу, внимательно наблюдая за моей реакцией. Я моргаю, но не более того. – Она сообщила, что ты отказываешься с ней общаться…

И замолкает, надеясь, что я заполню тишину ответом. Любым, каким угодно.

Что ж, один у меня есть: мне нечего ей сказать.

Но я не произношу этого вслух. Не только потому, что не хочу доставлять удовольствие доктору, еще вообразит, будто я решила разоткровенничаться. А потому, что не готова в этом признаваться даже себе. Но так и есть. Мне нечего сказать маме. Собственно, любому человеку из моей семьи. Потому что они не поверили мне… и я не могу это забыть.

Петерсен тоже не поверил. Но мне на него наплевать.

Пока он молчит – надеясь, что я сломаюсь, – я перевожу взгляд на его стол и слегка ухмыляюсь. Серебряный нож для писем исчез. А ведь он всегда гордо лежал на почетном месте с самого первого дня моей терапии. Глупо со стороны психиатра держать подобную вещь у себя в кабинете. Острую. Смертоносную. Ни на секунду не поверю, что за все время лишь я одна попыталась нанести Петерсену удар в шею. Интересно, если дотянуться до ближайшего…

– Хезер?

При звуке своего имени я невольно поднимаю голову. Естественная реакция, и тем не менее она меня раздражает. Я смотрю на доктора, и в моих глазах сверкает вызов. Петерсен выпрямляется, решив, будто это слезы.

– Она хотела бы тебя увидеть. – Он произносит фразу терпеливым, добрым, снисходительным тоном. Почти любящим.

Как скрип ногтей по стеклу, но я не реагирую. Ну, моя губа чуть приподнимается, но с этим я ничего не могу поделать.

– Твоя мать готова дать тебе второй шанс, – мягко упрекает он.

Да неужели? Я горько усмехаюсь про себя. Это я должна предложить ей второй шанс. Если я когда-нибудь решу это сделать.

Я успокаиваюсь и снова улыбаюсь ему. Точно знаю, что будет дальше. Очередная угроза. Что-нибудь о том, как воссоединение с семьей покажет, что я делаю успехи. Может, отсылка к его глупой лестнице.

Однако доктор меня удивляет.

– Расскажи мне о дольмене, Хезер. Расскажи, что вы там нашли.

Глава 5

Тогда

К тому времени, когда нам удалось приготовить гамбургеры на крошечном переносном мангале, который захватил с собой Дуги, солнце уже низко сидело на небе. Оно парило на дюйм выше горизонта, первые мазки прекрасного заката запятнали кристально чистую синеву. Я сыто откинулась на спинку стула и подставила лицо последним горячим лучам угасающего дня.

– Пора разводить костер, как думаете? – тихо предложил Мартин.

При слове «костер» Дуги и Даррен разом вскочили, излучая нетерпение и энтузиазм. Даррен мгновенно растерял свой фирменный равнодушный, полный спеси вид, отчего внезапно стал выглядеть намного моложе. Приятнее. Я чуть не улыбнулась ему, когда он радостно потер руки.

– Определенно, – сказал Даррен.

Ни Эмма, ни я не двинулись с места. Было очевидно, что это чисто мужское развлечение. Глядя, как они роют яму, а затем укладывают туда спешно собранную связку дров, я гадала, состоял ли кто-либо из ребят в скаутах. Возможно, Мартин. Казалось, он держался наиболее уверенно: уложил веточки в форме вигвама, сунул в центр смятую бумагу и поднес к ней спичку.

– Это поможет, – объявил Даррен, держа какую-то бутылку. Водки, как я поняла.

– Нет! – закричал Мартин, вскакивая, чтобы остановить Даррена, который уже собирался плеснуть алкоголь на первые дымные струйки.

В одно мгновение дружеская атмосфера исчезла как по мановению руки. Даррен ощетинился, раздраженно щурясь. Мартин невольно скопировал позу Даррена – пальцы сжаты в кулак, плечи расправлены, бицепсы вздуваются под смехотворно узкой футболкой, но сменил выражение лица со встревоженного и раздраженного на умоляющее.

– Не хочу тратить выпивку впустую, – сказал Мартин, пытаясь улыбнуться. – Огонь сейчас разгорится, просто дай ему секунду.

– Но раз уж ты достал водку… – Дуги появился позади Даррена с пачкой пластиковых стаканчиков в руке.

Один неловкий момент Даррен продолжал смотреть на Мартина, едва скрывая агрессию, но затем повернулся и начал наполнять стаканчики. Уровень жидкости внутри поднялся по крайней мере до половины, прежде чем Дуги долил остальное колой. На этот раз, когда он вручил мне стакан, я не колебалась. В конце концов, не то чтобы я ни разу в жизни не пила…

Я глотнула и, зная, что, по крайней мере, Дуги за мной следит, постаралась скрыть гримасу отвращения. Кола практически никак не замаскировала алкоголь. Гадость. Словно пить лак для волос. Тем не менее никто не жаловался, поэтому я глотнула еще. Лучше не стало. Возвращаясь к своему месту, я сделала мысленную пометку как можно скорее добавить себе еще колы.

– Чем займемся? – спросил Даррен. Как и обещал Мартин, огонь разгорелся, и лицо Даррена озаряли вспышки оранжевого света. Быстро сгустились сумерки, и пейзаж вокруг растворился в слоях теней.

– Как насчет «правды или вызова»? – хихикнула Эмма.

– «Правда или вызов»? – повторил Мартин вроде бы сухо, но в его глазах я прочла тревогу.

Я разделяла его опасения. Стоило только представить, что мне придется сказать или сделать перед Дуги, и становилось не по себе, но как раз ему затея понравилась.

– Отличная идея. – Дуги повернулся ко мне и вопросительно поднял бровь. – Хезер, ты как?

Ну и что я могла сказать?

– Я в деле, – пробормотала я.

– Тогда ладно, – со вздохом смирился Мартин.

– Итак, «правда или вызов». – Даррен опустошил свой стакан, быстро налил себе еще, на миг отвлекся плеснуть Эмме и поставил уже наполовину пустую бутылку между ног. – Кто начинает?

– Может, ты сам? – предложил Мартин, как и я, надеясь, что Даррен откажется.

– Хорошо, – внезапно согласился тот.

– Правда или вызов? – с готовностью спросила Эмма.

– Вызов.

Она тут же надулась – явно собиралась задать ему какой-нибудь ужасный вопрос, скорее всего, любит он ее или нет. Вряд ли Даррен уже успел достаточно напиться для подобного. Я тоже. Я глотнула еще, зная, что вскоре придет мой черед.

– Чур, я даю задание, – подался вперед Дуги, потирая руки. – Иди в море. Зайдешь так, чтобы было по грудь, и окунешься с головой.

Даррен уставился на него.

– Это ж чертово Ирландское море. Я замерзну!

– Трус!

Похоже, слово подстегнуло Даррена. Одним движением он вскочил со стула.

– Ну и ладно. – Даррен принялся раздеваться и едва не зашвырнул джинсы в костер, благо Эмма успела выхватить их из пламени. – Трусы оставлю, все-таки среди нас леди.

Он зло подмигнул Мартину и потрусил прочь по песку.

До берега было добрых пятьдесят метров, но мы все равно услышали шипение Даррена, когда его ноги коснулись воды. Тем не менее он пошел вперед, его силуэт вырисовывался на фоне последних лучей света. Зайдя достаточно далеко, чтобы плечи оказались под волнами, Даррен нырнул, на миг очистив горизонт. Через секунду он появился и наполовину поплыл, наполовину побежал обратно на пляж. Едва выскочив из воды, Даррен со всех ног рванул к огню.

– Боже, ну и холодина! – содрогнулся он, пританцовывая на месте и протягивая руки к костру. Тело Даррена было покрыто гусиной кожей, впечатляющие мышцы подергивались. Мокрые боксеры непристойно облепили тело. Я старалась не пялиться, особенно когда он стащил их, прежде чем нырнуть в джинсы.

– Рубашку надеть не хочешь? – кисло поинтересовался Мартин, когда Даррен уселся на стуле.

– Сперва слегка обсохну, – ухмыльнулся тот и, не сводя глаз с Мартина, поиграл мышцами груди.

– Показушник, – пробормотал Мартин так тихо, что услышала лишь я, так как сидела совсем близко. Даррен ухмыльнулся шире – интересно, понял ли, о чем думает Мартин?

– Кто следующий? – спросил Даррен.

– Тебе выбирать, – сообщила Эмма, ткнув его в бедро большим пальцем ноги.

– Тогда ты. Правда или вызов, красотка?

Эмма хихикнула, наслаждаясь его вниманием. Я повернула голову в сторону и закатила глаза, поймав взгляд Мартина. Он украдкой изобразил, как стреляет себе в голову, и я тихо рассмеялась.

– Ой, я не знаю, – протянула она и опять захихикала.

– Определись уже, Эмма, – сказала я, пожалуй, слишком резко. Она показала мне язык.

– Вызов, – сказала Эмма, в конце концов.

– Хорошо… – начал Дуги, но Даррен поднял руку.

– Я кое-что придумал.

– Что? – Эмма испуганно посмотрела на Даррена. Как и я. Не хотелось, чтобы он создал прецедент унизительного испытания, ведь точно знала, что спросит Эмма, если я выберу правду.

– Скинь верх.

– Что?

– Ну же, детка. Мне как-то неловко сидеть здесь полуголым в одиночку.

– Ну так надень рубашку, – предложил Мартин, но Даррен не обратил на него внимания, по-прежнему смотрел на Эмму и поигрывал бровями.

Она нерешительно прикусила губу, а затем одним махом скинула свой топик. Под ним обнаружился верх от бикини. Я чуть не провалилась на месте. Эмма, моя Эмма, должна была умереть от стыда, но вместо этого она, казалось, наслаждалась вниманием. Сидела и оглядывалась, проверяя, все ли три парня на нее смотрят. Конечно все, хотя Мартин через мгновение отвел глаза. Дуги продолжал смотреть с одобрительной полуулыбкой на губах.

Мой живот беспокойно сжался. Во-первых, из-за взгляда Дуги. Во-вторых… вот я ни за что не соглашусь снять одежду. Этим закончится вечер? Я допила остатки своей водки в попытке погасить страх. Даррен заметил и предложил мне еще. После минутного колебания я протянула свой стакан и позволила щедро плеснуть в него водки. Дуги передал мне колу, и я наполнила стакан до краев.

– Хорошо, – промурлыкала Эмма, довольная всеобщим вниманием. – Следующий – Дуги.

– Правда, – сказал он, даже не задумываясь.

Эмма многозначительно посмотрела на меня, и я почувствовала, как лед скользит по моим венам. «Не надо, Эмма. Пожалуйста, не надо», – подумала я.

– Тебе кто-нибудь нравится? – спросила она.

Я попыталась проглотить еще водки, но та не пошла. Мир передо мной, казалось, немного сузился, как будто я смотрела на него через туннель. Интересно, виноват алкоголь или просто мое смущение?

Дуги, похоже, вообще не обеспокоился.

– Да.

– Кто?

Мое сердце остановилось в груди, пока я ждала его ответа, но он, все так же улыбаясь, откинулся на спинку стула.

– Это уже второй.

– Что? – в замешательстве моргнула Эмма.

– Второй вопрос. А отвечать надо только на один.

Я снова вздохнула, когда Эмма поморщилась.

– Но так нечестно! – завизжала она.

– Все честно, – не согласился Дуги.

– Даррен! – Эмма повернулась за поддержкой к своему парню, но тот рассмеялся.

– Извини, ангелок. Надо аккуратнее формулировать.

– Чушь какая, – проворчала Эмма.

Дуги пожал плечами и с невинным видом развел руками, мол, что поделаешь. Я молчала, надеясь, что никто не услышит, как мое сердце колотится от последствий адреналина. Итак, Дуги кто-то нравится. Я ощутила тяжесть сокрушительного разочарования, одновременно гадая, кому же так повезло. «Пожалуйста, только не Эмма», – подумала я. Кто угодно, только не она.

– Итак, Хезер или Мартин, Дуги? – спросил Даррен.

Я не посмела поднять глаза на Дуги, ожидая его ответа. Мне одновременно хотелось и не хотелось, чтобы он выбрал меня. Тишина висела, пока я, в конце концов, не взглянула на него. Он задумчиво смотрел на меня, но через секунду отвернулся.

– Мартин.

Злая улыбка расплылась по лицу Даррена.

– Правда или вызов, Мартин?

Тот сел прямее, явно чувствуя себя не в своей тарелке и пытаясь вычислить, что за пытку уготовил ему Даррен.

– Правда, – медленно ответил Мартин.

Улыбка Даррена стала шире.

– Кто тебе нравится?

Повисла пауза. Все уставились на Мартина, но тот покачал головой и сложил руки на груди.

– Я не буду отвечать.

– Да брось, – подначила Эмма. – Все отвечают.

– Плевать. Я не буду.

– Тогда ты должен принять вызов, – сказал ему Даррен. Я слышала злобное наслаждение в его голосе, но у Мартина не было выхода.

– Хорошо. Какой?

Даррен ответил так быстро, что стало очевидно: он заранее приготовил это задание.

– Поцелуй Хезер. По-настоящему, а не в щеку.

Как только я услышала свое имя, у меня внутри все сжалось. Мазнув взглядом по Даррену, я повернулась к Мартину. Я знала, что мои глаза широко распахнуты от потрясения и смущения. А вот лицо Мартина было совершенно пустым. Он пристально посмотрел на меня, прежде чем глянуть чуть-чуть левее, выше моего плеча. Туда, где сидел Дуги. Я никак не могла обернуться, чтобы увидеть его реакцию; скорее уж, вылила бы на себя остатки водки и прыгнула в огонь.

После нескольких ужасных секунд, которые тянулись словно год, Мартин твердо встретил взгляд Даррена.

– Нет. Этого я тоже не сделаю.

– Почему? – спросил Даррен.

– Потому что это глупо. Не собираюсь ставить в неловкое положение ни себя, ни Хезер. И, – еще один взгляд в сторону Дуги, – ты просто ведешь себя как козел. Забудь.

– Ты должен выполнить одно или другое, таковы правила игры. Выбирай. – Голос Даррена был жестким. Агрессивным. Стычка, которую я предчувствовала, вот-вот готова была разразиться.

– Нет, не должен, – уперся Мартин и подался вперед, словно готовясь встать. Даррен двинулся в унисон с ним, и концентрация тестостерона в воздухе выросла.

– Мартин, в этом суть «правды или вызова», – вмешалась Эмма, поддерживая своего парня.

– Что ж, тогда я не играю.

– Ты трус? – тихо спросил Даррен. Он явно задел Мартина. Тот встал, возвышаясь над всеми нами.

– Нет, – медленно и веско произнес Мартин. – Я не трус, и вы это знаете.

– Да трус. Трус! – Даррен тоже встал, но Дуги оказался быстрее: вскочил на ноги и положил руку на плечо Даррена.

– Так, все, хватит игр. Я есть хочу. Кто за то, чтобы поджарить зефир?

Глава 6

Хотя потребовалось некоторое время, чтобы все устроить, зефир сработал именно так, как и надеялся Дуги: переключил внимание, и напряжение медленно сошло на нет. Мы взяли палочки, которые были слишком тонкими, чтобы сойти на растопку, нанизали на них маршмэллоу и сунули в жар костра, пока они не расплавились в причудливые фигуры, а их края не почернели. Ошалев от водки, я бросила первый прямо в рот, забыв, что в центре масса все еще расплавленная и горячая. В результате ошпарила язык и небо и завопила, точно потревоженный попугай, пока кто-то не сунул мне банку ледяной жидкости. Я успела выпить половину содержимого, прежде чем поняла, что это пиво. Гадость какая. Я попыталась его выплюнуть, но лишь расплескала большую часть на себя.

Долгую минуту спустя я наконец сумела оттереться и присоединилась к общему смеху.

– Знаешь, – с масленым взглядом начал Даррен, – раз уж ты вся мокрая, можешь присоединиться к обществу топлес.

– Даррен! – Эмма крепко стукнула его по руке. Я невольно улыбнулась, хотя все равно смутилась.

– Лучше накину джемпер, – пробормотала я. – Все равно холодает.

В палатке было темно. Одним плавным движением я расстегнула дверную молнию и вошла внутрь. Предполагалось, что палатка рассчитана на четверых, но на самом деле там хватало места только для двойного надувного матраса, поверх которого мы кинули наши спальные мешки. Куда можно было запихнуть еще двух человек, даже не представляю. Я обошла матрас до угла, где спрятала свой рюкзак, и вытащила толстый черный худи. Капюшон зацепился за волосы и растрепал хвост. Я нетерпеливо сдернула резинку. Голова, вероятно, выглядела как стог сена, но, надеюсь, уже было достаточно темно, чтобы кто-нибудь заметил. Меня слишком вело, чтобы пытаться заново соорудить прическу.

Когда я вернулась к огню, ребята уже доедали зефир и в кругу воцарилось тихое спокойствие. Я задалась вопросом, сколько же сейчас времени – думала, не особо поздно, – но когда попыталась глянуть на часы, цифры запрыгали перед глазами.

– Держи. – Дуги что-то передал мне, и я автоматически взяла предмет, прежде чем поняла, что это. – Ты не допила свое пиво.

– Спасибо, – сказала я, сжав банку.

– А тебе хорошо с распущенными волосами, – прокомментировал он. – Я и не знал, что они такие длинные.

Я зарделась от комплимента и не придумала, что сказать, поэтому неловко улыбнулась и от души глотнула пива. Вкус стал немного лучше. Возможно, потому, что зефир сжег мне все рецепторы.

– Сколько времени? – спросил Мартин, давая мне повод отвести взгляд.

– Полночь, – ответил Даррен, понизив голос для пущего эффекта. – Идеальное время для страшилок.

– Полагаю, ты как раз нам такую и заготовил? – спросил Мартин, но без прежней едкости, и слегка улыбнулся. Похоже, в этой забаве он был рад поучаствовать.

– О да. – Даррен поманил нас пальцем. – Но вы должны сесть ближе, дети. Эту историю можно рассказывать только шепотом.

У него получалось ужасно мелодраматично и наигранно, но мы послушно соскользнули со стульев и сели ближе к огню. Я только порадовалась. Середина лета или нет, мы по-прежнему оставались в Шотландии; температура падала, ледяной ветер задувал над морем. Я вздрогнула, когда очередной порыв отыскал дыры в моей одежде.

– Замерзла? – спросил Дуги, опускаясь на песок прямо рядом со мной.

– Немного, – призналась я. Мартин пристроился по другую сторону. Даррен присел на корточки напротив, через костер от нас, и Эмма практически кинулась ему на колени. Оба все еще оставались полураздетыми. От их вида я только сильнее затряслась.

– Иди сюда. – Дуги обнял меня и начал тереть мне плечо. – Я тебя согрею.

Я знала, что это не более чем дружеский жест, но все равно напряглась. Застенчиво улыбнулась Дуги, а потом устремила взгляд на пламя, позволяя ослепительному танцу белых, желтых и оранжевых всполохов увести меня в транс. Даррен раскопал очередную бутылку – на этот раз темно-янтарной жидкости – и завел рассказ.

– Эту историю поведал мне мой отец, а сам он услышал ее в нашем возрасте от местного, который жил на этих самых холмах. Эта история о Плетеном Человеке.

Он протянул последние два слова, и не знаю, было ли дело в холодной ночи, зловещем чернильном пейзаже или поспешном глотке из пошедшей по кругу бутылки – похоже, с виски, – но я невольно задрожала, покрывшись гусиной кожей.

– С тобой все в порядке? – прошептал мне Дуги. Его дыхание щекотало мне ухо, но от внезапной заботы я почувствовала себя идиоткой и подавила желание отодвинуться.

– Просто холодно, – пробормотала я в ответ.

В ответ он крепче прижал меня к своему теплому плечу. Я старалась дышать ровно, концентрируясь на Даррене, который злобно улыбался, радуясь всеобщему вниманию.

– Сотни лет назад, в темные века, кельтские язычники бродили по земле…

– Нет, не язычники, – тихо вставил Мартин.

– Что? – раздраженно рявкнул Даррен, выпадая из образа.

– В темные века они уже приняли христианство, – пояснил Мартин, поправляя очки на носу. – Язычники относятся скорее к железному веку.

– Это имеет значение? – спросил Даррен.

– Просто заметил, – пробормотал Мартин.

– Неважно. – Даррен глубоко вздохнул и обвел взглядом круг, чтобы вернуть свою аудиторию. – Сотни лет назад, в железном веке… – Он бросил на Мартина сердитый взгляд, и тот удовлетворенно кивнул в ответ. – Язычники бродили по земле. В черных одеждах они собирались ночью, чтобы поклоняться своим злым, диким богам. Подручные дьявола, эти духи требовали большего, чем просто обожание. Они хотели жертвы!

У костра прокатился тихий смех. Даррен напомнил мне одного телеведущего с детского канала, который восхитительно – но невероятно переигрывая – вел программу, посвященную Хеллоуину. Губы Даррена дрогнули (да, актер из него паршивый), но затем он хмуро уставился на нас и начал снова:

– Хуже всего, друзья мои, был один сильный призрак. Нечто безымянное и бесформенное, и язычники боялись этого призрачного монстра больше, чем кого-либо другого. Не довольствуясь быстрой смертью жертвенной девственницы, чье горло перерезали камнем, призрак жаждал боли, пыток и страданий. Он жаждал огня.

Дуги опять захихикал, и краем глаза я увидела, как Мартин закатил глаза – даже Эмма больше смотрела на мышцы Даррена, чем обращала внимание на историю. Даррену, похоже, было все равно. Его пристальный взгляд устремился на меня, и я старательно попыталась изобразить очарование и ужас.

– Для того чтобы насытить духа, язычники каждый год воздвигали в его честь гигантскую статую из дерева и прутов орешника. В центре этого плетеного человека, прямо в сердце, они оставляли пустое пространство, достаточно большое для настоящего тела. Так уж случилось, что в то время мимо языческих стран проходил путешественник. Он решил остановиться: пополнить припасы и узнать новости. Язычники были в восторге: вот готовая жертва!

Он сделал паузу, оглядывая каждого из нас по очереди в попытках усилить напряжение. Я проглотила смех.

– Однажды ночью они напоили путешественника местным вином. Затем, как только он потерял сознание – а пойло было сильным, – связали ему руки и ноги и заключили его в плетеного человека. А потом… потом подожгли его!

Повисло молчание. Никто не проронил ни слова. Мы просто ждали. Было ясно, что Даррен не закончил.

– Это еще не конец истории, – сказал он. – Когда пламя разгорелось и дым начал заполнять воздух, путешественник проснулся. Он понял, где находится, увидел одетых в черное язычников, поющих вокруг огня. Капюшоны скрывали их лица.

– И как он тогда понял, что это те самые язычники? – пробормотал Мартин, но Даррен продолжил:

– Поначалу он пытался освободиться из своей плетеной клетки, искал слабое место, но язычники знали свое дело. Жертвенная статуя была крепкой. В конце концов, ему пришлось посмотреть правде в лицо: он умрет. – Даррен сверкнул дьявольской улыбкой. – И вот тут-то начинается все самое интересное. Видите ли, язычники были не единственными, кто баловался темным искусством. Путешественник… был жрецом вуду! – с пафосом объявил Даррен, и Дуги закашлялся, чтобы скрыть смех. Даррен безбожно коверкал историю – даже я знала, что кельтские язычники жили намного раньше поклонников вуду, не говоря уже о том, что эти религии возникли на противоположных сторонах земного шара, но придержала язык за зубами. – Он проклял язычников. На шее жрец носил талисман своей веры, и когда его плоть стала гореть, он призвал своих богов, требуя, чтобы любой, кто когда-либо разведет огонь в том же самом месте, был проклят и умер ужасной смертью. Когда огонь превратился в пепел и смешался с песком, проклятие вступило в силу. В следующем году язычники вновь принесли жертву, похитив девушку из соседнего города, и все сгинули в ту ночь на пляже. Их тела унесло море. Это море, мальчики и девочки, этот пляж. Все здесь проклято.

Даррен откинулся назад, явно довольный собой.

– Точно, – вмешался Дуги, нарушая тишину, – а в продолжение герой приходит и всех спасает, освобождает жителей деревни от проклятия и до потери пульса обжимается с жертвенной девственницей.

– А, вы тоже видели тот фильм! – рассмеялся Даррен и бросил в Дуги горсть водорослей.

– Конечно видели! Мистер Крукс каждый четвертый класс заставляет его смотреть на уроке. Правда, ты местами довольно серьезно перекрутил сюжет, но все равно.

– А, точно. – Даррен выглядел слегка удрученным, к вящей радости всех окружающих. Кроме меня. Я не видела фильм – в четвертом классе у меня было воспаление гланд и я пропустила месяц.

– Я не знал, что есть сиквел, – заметил Мартин, наклонив голову. – Хороший?

– Нет! – решительно отрезал Дуги, вызвав очередной взрыв смеха, больше похожий на плач гиен. – Ни в коем случае не смотри, это хрень полная! В любом случае… – Дуги оторвался от меня и встал на колени, возвышаясь над нами. – Вы хотите страшную историю, ребята? У меня есть такая, что вы больше никогда не будете спать спокойно. Потому что каждое слово в ней – правда.

– Серьезно? – ухмыльнулся Даррен.

– Да, – тихо ответил Дуги. – Не хочу тебя расстраивать, Даррен, но жрецы вуду по холмам Дамфрис-энд-Галлоуэй не бродили… а вот ведьмы очень даже.

– Это те, что на метлах летали? – насмешливо уточнил Даррен, и Эмма захихикала.

Дуги лишь улыбнулся. И взял паузу. Она все тянулась и тянулась.

– Ведьмы, – повторил он, наконец, настолько тихим голосом, что мне пришлось напрячься, чтобы разобрать его сквозь плеск воды и шипение огня. – Вы знаете, как ведьмы получают свою силу?

Это был вопрос, но никто из нас не ответил.

– Через жертвоприношение. – То же слово использовал Даррен, но из уст Дуги оно прозвучало поистине жутко. Как будто по сигналу зловещий ветер пролетел вокруг костра, заставляя пламя раскачиваться и прыгать. На мгновение огонь почти полностью потух, и мы словно оказались под непроглядно-черным одеялом. Я ахнула, но свет так же внезапно вспыхнул снова, освещая щеки и подбородок Дуги, оставляя вместо глаз призрачные темные ямы. Эффект был пугающим.

– Они практиковали жертвоприношения. Если существо могло истекать кровью, могло чувствовать боль, то оно обладало способностью обеспечивать ведьм силой. Иногда они использовали животных, если заклинание не требовало особых стараний. Но когда враг был велик, когда ведьмам требовалось углубиться во тьму своих душ, они предпочитали брать людей. – Дуги мягко улыбнулся нам, но в его улыбке не было тепла. Несмотря на это, я поймала себя на том, что наклонилась ближе, привлеченная ритмом его голоса, гипнотическим блеском его глаз. – Колдовство началось с язычников. Точнее, с друидов. Они верили в силу жертвы, что через нее могут общаться с богами, пить их могущество. Прямо на том Брегу, – он указал на море своей призрачно-бледной рукой, – все и произошло. Однажды пришли люди с юга, вооруженные солдаты, намеревавшиеся захватить земли язычников. Римляне. Оставшись в меньшинстве, побежденные друиды сбежали в одно из своих самых почитаемых мест, Инис Дивилл. Скалистый и унылый остров. Его название и означает «Темный остров». Там они установили свой алтарь и выбрали жертву. Ее звали Игрейн, и она была дочерью правителя. Римляне подступали все ближе, время было на исходе, и друиды убили ее в дар своим богам.

Сначала они придушили ее, поставили на грань жизни и смерти. Затем, призвав своих богов, попросили их уничтожить проклятую армию, которая напала на их земли, точно чума, и перерезали несчастной горло, глядя, как ее кровь хлещет на камень. Когда жизнь вытекла из Игрейн, вождь разрезал ее грудь и выпил прямо из ее сердца. Говорят, ее дух закричал, видя это святотатство.

Снова повисло молчание. На этот раз никто не смел перебить рассказчика. Дуги держал паузу почти минуту.

– Что случилось дальше? – наконец прошептала Эмма.

– Римляне обрушились на остров штурмом и убили друидов. Всех до единого. Массовая жертва, кровь текла рекой, даже каменистая почва окрасилась в алый. И, наконец, боги были умиротворены. Друиды потеряли свои жизни, но боги позволили им вернуться в виде духов, чтобы те охраняли землю. Населяли ее.

Дуги закончил ровно так же, как начал: тихо, мягко. Жутко. Прошли секунды, но никто не смел нарушить тишину.

В конце концов, кто-то захихикал, кто-то смущенно кашлянул, и напряжение, что не отпускало наш маленький круг на протяжении всей истории Дуги, рассеялось. Лицо Мартина расплылось в улыбке; Даррен с сожалением покачал головой, отхлебнув из бутылки. Эмма терла руки, якобы прогоняя мурашки, а на самом деле выставляя грудь повыше и прижимаясь к Даррену.

Но не я. Я смотрела на чернильный пейзаж, и внезапный страх скручивал мой живот. Ни единого дома в округе; ни единой души. Просто пустая чернота, где, как я теперь представляла, витали злые духи.

Внезапно наш костер показался слишком маленьким, слишком слабым. Его сияние едва освещало наши лица, хотя мы сидели вплотную к огню. Как близко может подобраться зло, прежде чем мы его заметим?

Дуги встал, стряхнул с джинсов песок, затем зевнул и потянулся.

– Все, ребята, я без сил. Давайте спать. – Его голос опять стал нормальным, и когда он посмотрел на меня и протянул руку, чтобы помочь встать, то вдруг снова стал моим другом, с той же улыбкой, теми же ямочками.

Все согласно зашумели. Только Даррен выглядел расстроенным, не знаю, потому ли, что его история не имела такого же завораживающего эффекта, как у Дуги, или из-за внезапного конца вечеринки. Он мрачно баюкал остатки виски. Без сомнения, хотел просидеть так до рассвета. Вероятно, не так он себе представлял этот поход. Тем не менее до настоящего дня рождения Дуги оставалось еще два дня.

Я устало побрела к нашей палатке – теперь, вдали от огня, я опять замерзла. Стуча зубами, я стянула с себя одежду, нырнула в самую теплую пижаму и лишь затем включила свет, зная, что мой силуэт будет виден на фоне линялой красной стены палатки. Сунув ноги обратно в кроссовки, я вышла на улицу с зубной щеткой в руке. Парни закидывали костер песком, пытаясь потушить последние искры. По крайней мере, Дуги и Мартин. Даррен стоял в стороне, обняв Эмму и прижав губы к ее губам.

Они все еще торчали там же, приклеившись друг к другу, когда я вернулась из кустов, где устроила себе импровизированную ванную. Я на мгновение забыла о злых духах в темноте и наполовину удивленно, наполовину беспокойно посмотрела на парочку. Я ясно дала понять Эмме, что мальчики – отдельно, девочки – отдельно. Надеюсь, она не подумала, что я говорю так только ради наших родителей. Если решит остаться с Дарреном, пусть ночуют в его машине.

– Спокойной ночи, – крикнула я Дуги и Мартину, ныряя в палатку.

Как я и надеялась, мое прощание подстегнуло Эмму. Она высвободилась из осьминожьей хватки Даррена и, последний раз чмокнув его в щеку, двинулась в моем направлении. Подруга не удосужилась переодеться или почистить зубы, а плюхнулась прямо в спальный мешок, наблюдая, как я убираю одежду и туалетные принадлежности обратно в рюкзак.

– Эта история была действительно ужасной, – прокомментировала она, когда я расстегнула молнию на своем мешке и заползла внутрь. – Ты, с виду, вообще ошалела от страха.

– Жутко было, – честно ответила я. – Дуги умеет рассказывать страшилки.

– Угу, – согласилась Эмма. – Как думаешь, в ней все правда?

– По большей части, – ответила я. По крайней мере, мне хотелось в это верить. Мысль, что эти земли и правда населяют духи убитых друидов, пугала до чертиков.

– Ты так считаешь? Откуда тогда Дуги все это знает?

– Ну, он действительно интересуется этой темой.

– Чем, ритуальными жертвами? – Эмма в ужасе уставилась на меня.

– Нет, – нахмурилась я. – Историей и археологией. У него куча книг по этой теме. Ею он и хочет заниматься в университете.

– А, точно, – промурлыкала Эмма. Я навострила уши, почуяв перемену настроения, и обернулась. Подруга хитро улыбалась. – Вы же оба подали туда заявку, не так ли?

– Да. – Я знала, к чему она клонит, и не хотела об этом говорить. Я протянула руку к фонарю, чтобы погасить свет. – Устроилась?

Эмма кивнула, и я нажала на выключатель, погрузив нас в темноту.

Все сразу стало по-другому. Без зрения мои уши автоматически ловили каждый шорох внутри и снаружи палатки. Я слышала тихое дыхание Эммы, шелест ее одеяла, когда она двигалась, пытаясь освоиться на воздушном матрасе. Еще дальше тихо болтали парни. Успокаивающий шум, напоминающий мне, что я не одна. Но за всем этим, однако, были и более жуткие звуки: ритмичный плеск воды, похожий на шепот; свист ветра в камышах на песчаных дюнах, точно чей-то пронзительный крик. Далекий лай собаки, раздражающий и без того натянутые нервы.

«Прекрати, – велела я себе. – Вокруг тебя куча людей».

Тем не менее голос Дуги, которым он вел свой рассказ о друидах и кровавых жертвах, казалось, последовал за мной в палатку. Я не могла избавиться от ощущения, что за мной наблюдают. Что там, в темноте, было что-то кроме лежащей рядом со мной Эммы или Дуги, Даррена и Мартина в другой палатке…

Скальп начало покалывать, и выпитый алкоголь взбунтовался в моем животе.

– Жаль, что Мартин с нами увязался, – сказала Эмма, продолжая, как я надеялась, наш законченный разговор так громко, что могли услышать в соседней палатке.

– Эмма! – прошипела я. – Говори тише.

– Ну ведь правда, – повторила она, совсем немного приглушив голос.

– Что? Почему?

Я посмотрела в ее сторону, хотя в кромешной тьме ничего невозможно было увидеть.

– Сама подумай, – сказала Эмма, как будто объясняла очевидное. – Будь нас только четверо…

Будь нас только четверо, Эмма исчезла бы вместе с Дарреном, а нам с Дуги пришлось бы сидеть и неловко смотреть друг на друга, пытаясь придумать, что же сказать. Нет, я от души радовалась, что Мартин приехал с нами.

– Интересно, кто же нравится Дуги? – размышляла Эмма. – Такая жалость, что он не ответил.

Я нерешительно промычала в ответ. Я тоже задавалась этим вопросом. Вот только не хотела слышать ответ, ведь почти наверняка он мне не понравится.

– Может, это ты, – предложила она.

– Вряд ли, – ответила я, даже не желая обсуждать такую возможность. Нет смысла лелеять пустые надежды. – Может, это ты.

Я пыталась говорить безразлично, как будто мы просто болтаем, но слова отдавали на языке горечью.

– Может быть, – ничуть не смутилась Эмма. – Но непохоже. Я никогда не видела, чтобы он как-то по-особенному смотрел на меня или что-то в этом роде.

– Он смотрел на тебя сегодня вечером, – сказала я, нахмурившись от воспоминаний.

Смех Эммы зазвенел в палатке.

– Конечно смотрел, я же была полуголой! Было бы куда хуже, если б он не смотрел.

– Тсс! – прорычала я. Если мы могли слышать мальчиков, то и они могли нас слышать.

– Перестань дергаться, – ответила Эмма, отказываясь понизить голос. – Кроме того, ты разве не хочешь, чтобы он знал?

– Нет.

– И как тогда у вас что-то получится?

– А и не получится, – отрезала я. – Ему нравится другая, помнишь?

– Он мог говорить про тебя, Хезер.

Мог. Но я в этом сомневалась.

– Я устала, – заявила я, заканчивая разговор. – Давай спать.

Она раздраженно вздохнула, но я отвернулась к стене, закрыла глаза и постаралась убаюкать себя мыслями, что Эмма права, и именно на меня положил глаз Дуги, но вместо этого мои сны полнились бесформенными черными тенями, горящими глазами и распахнутыми ртами.

Глава 7

Я проснулась гораздо раньше, чем хотела. Начался новый великолепный день, взошло солнце, и его лучи за считаные минуты превратили крошечное пространство палатки в сауну. Только что я куталась в спальный мешок, прикрывая лицо, чтобы согреть нос, и вот уже задыхаюсь и пытаюсь освободиться из толстого кокона и прилипшей к телу пижамы. Я быстро вскочила, метнулась к выходу и дернула молнию.

В палатку ворвался холодный воздух. Я с благодарностью подставила лицо его потоку, не обращая внимания на протестующие вопли Эммы.

– Который час? – пробормотала она.

Я потянулась к своим наручным часам, что накануне забросила в угол, и посмотрела на циферблат. Ой!

– Еще шести нет, – призналась я.

– Хезер? Ты, вообще, в себе? – Эмма с отвращением перевернулась, взбила подушку и уткнулась в нее лицом. – Закрой дверь или выметайся, – раздался ее приглушенный голос.

Было до глупого рано, но я знала, что больше не усну. Взяв джемпер и обувь, я прокралась наружу. Потянувшись и стараясь не улыбаться тому факту, что мое исчезновение сместило центр тяжести в полуспущенном матрасе и Эмма оказалась на полу, я увидела, что не одна встала рано. Мартин сидел на складном стуле, наблюдая за светлеющим небом и потягивая воду из бутылки.

– Не спится? – спросил он, когда я подошла.

Я покачала головой.

– Я тоже, слишком жарко. Вдобавок Даррен храпит громче, чем мой отец. – Он ухмыльнулся. – Как голова?

– Все… – Я осеклась, не договорив «хорошо». – Болит.

– Держи, – протянул он мне воду. – Алкоголь забирает жидкость из организма. Первый раз мучаешься с похмелья?

– Ага. – Я хлебнула и села на другой стул. – Все не так плохо, как я ожидала.

– Думаю, это зависит от количества потребленного алкоголя, – мудро сказал Мартин.

– Ясно. – Я снова улыбнулась. Типично мартиновский ответ.

Сделав еще один большой глоток воды, я откинулась на спинку стула и вздохнула. Стянула джемпер через голову и стала просто смотреть в том же направлении, что и Мартин. Мы сидели в дружеской тишине. Мне было не так неловко, как получилось бы с Дуги. Или неудобно, как вышло бы с Дарреном. А уж с Эммой такое было в принципе невозможно! Я слушала ритм волн – теперь звук казался приятным, когда дневной свет показал, что это просто легкое поглаживание воды по песку. Я закрыла глаза и откинула голову назад. Я могла бы даже снова заснуть, если бы не натянутая ткань стула, впивающаяся мне в шею.

Остальные не появились до восьми. К тому времени мы с Мартином сдались и отыскали маленькую газовую горелку. Он намазывал ломтики хлеба маслом и кетчупом, а я переворачивала шпателем полуготовые кусочки бекона.

– Так и знал, что я что-то учуял, – прокомментировал Даррен, почесывая голову. – Мне два сэндвича.

Он подмигнул мне в подтверждение заказа, а затем скрылся в высокой траве за палатками.

– Как думаешь, сильно плохо с моей стороны плюнуть ему в бутерброд? – вполголоса спросил Мартин.

Я рассмеялась:

– Только если он тебя поймает.

– Помощь нужна? – Дуги вышел из палатки мальчиков полностью одетым, только босиком, с торчащей изо рта зубной щеткой.

– Мы почти закончили. – Я улыбнулась ему. – Ты не достанешь апельсинового сока?

– Он нам нужен, чтобы смешивать с водкой! – крикнул Даррен из-за дюн, каким-то образом услышав меня на расстоянии.

Дуги закатил глаза.

– Похоже, Даррен – алкаш, – пошутил он. – Пойду поищу в машине.

Когда мы разложили бутерброды с беконом на бумажные тарелки, Эмма проворно вылезла из нашей палатки, предвкушая реакцию публики. Несмотря на то что спать она легла во вчерашней одежде, теперь подруга вырядилась в пижаму. Было нетрудно понять почему. Маленький топ и шорты облегали тело, демонстрируя длинные ноги и тонкую талию. Когда Эмма обвела зрителей взглядом, лишь я смотрела на нее с презрением.

– Ой, простите. Уже поздно помогать? – спросила она, всем видом изображая невинность.

Я подавила вздох. И когда только моя лучшая подруга превратилась в такую безнадежную пустышку?

– Не волнуйся, мы тебе оставили. – Дуги, улыбаясь, протянул ей тарелку, и я снова подумала, не Эмма ли та таинственная девушка, в которую он влюбился. По крайней мере, мне было приятно знать, что Дуги никогда ничего не предпримет, пока она встречается с другим.

В течение короткого времени все молча жевали завтрак, запивая апельсиновым соком, несмотря на жалобы Даррена.

– Итак, что будем делать сегодня? – спросил Мартин, слизывая с пальцев масло и томатный соус.

– Делать? – спросил Даррен, глядя на него с притворной растерянностью.

– Да, делать, – повторил Мартин. – Вы же не собираетесь просто сидеть тут весь день?

– Загорать, – заявила Эмма, поднимая ногу, чтобы провести пальцами по своему шелковисто-гладкому бедру. – Вот что я буду делать. Я бледная.

Судя по гримасе Мартина, перспектива солнечных ванн привлекала его не больше, чем требование выколоть себе глаз.

– Я собираюсь немного поизучать местность, – сказал Дуги. – Папа сказал, что на холме есть развалины старого замка или что-то в этом роде.

– Развалины – это хорошо, – заулыбался Мартин.

Дуги повернулся ко мне:

– А ты, Хезер?

– Хезер будет загорать вместе со мной, – объявила Эмма.

Я подняла бровь, посмотрела на подругу, а затем повернулась к Дуги:

– Я хочу поизучать местность.

Даррен решил остаться и «посмотреть, как Эмма загорает», как он выразился, разглядывая ее провокационный наряд, поэтому мы втроем медленно пошли к автостоянке. Миновали «Вольво» и нашли тропинку, которая зигзагом бежала вверх по пляжу в направлении, противоположном дороге. Подъем оказался крутым, и вскоре я обнаружила, что тяжело дышу и отстаю от ребят. К счастью, солнце все еще низко висело в небе и воздух был прохладным. Тем не менее мне пришлось снять джемпер и завязать его на талии.

– Посмотри на вид, – сказал мне Дуги, когда я поднялась на вершину.

Он указал в ту сторону, откуда мы пришли, и я развернулась на месте, используя это как оправдание, чтобы скрыть свои покрасневшие щеки и вздымающиеся легкие. Дуги был прав. Вид просто зачаровывал. Море походило на волнистое синее одеяло, окаймленное тонкой полоской кремового пляжа. За песком расстилался ковер зелени, отливающей на солнце изумрудным. Картина захватывала дух, даже больше, чем усилия, которые пришлось приложить ради возможности ее наблюдать.

– Думаю, я вижу руины, о которых говорил твой отец, Дуги, – крикнул Мартин позади меня. Я обернулась и увидела, что он указывает на вершину другого холма. Их разделял обрыв, поэтому, пусть невнятная груда камней была не выше, чем место, на котором мы стояли сейчас, чтобы залезть туда, потребовалось бы подниматься по очередному крутому склону. Я внутренне застонала.

На вершине холма не было тропы, поэтому мы пошли рядом по заросшей пустоши. Несмотря на солнце, трава была влажной от росы, которая быстро впитывалась в штанины моих джинсов и попадала в кроссовки.

– Что думаешь, как сдала экзамены? – спросил меня Дуги, пока мы шли.

Я пожала плечами и поморщилась:

– Не уверена. Пожалуй, английский в порядке. Математика … кто знает? Ну а физику я, скорее всего, провалила.

– Считаешь, этого хватит, чтобы получить место в универе?

Я снова пожала плечами:

– Надеюсь. А у тебя как?

– Думаю, все нормально, – сказал Дуги, лукаво улыбаясь.

Я рассмеялась. Дуги звали Дуксом – лучшим учеником в школе. Он практически с гарантией собрал все высшие баллы.

– Мартин, – повернулась я к другому своему спутнику. – А ты?

Он засопел и подтолкнул очки обратно на переносицу.

– Естественные науки в порядке. Английский, вероятно, завалил.

– Думаешь, ты уйдешь из школы? – спросила я.

Я знала, что он еще никуда не подал заявку, но всегда оставался зазор. Университеты в последнюю минуту предлагали места на любых факультетах, куда не успели набрать студентов. Мартин покачал головой.

– Не дадут. Родители говорят, я слишком молод. Кроме того, я бы очень хотел пройти пару продвинутых курсов. Математику и химию. Может быть, биологию, если получу достаточно хорошую оценку.

– Ты будешь скучать по нам? – в шутку спросила я.

Он странно посмотрел на меня и совершенно серьезно ответил:

– Да.

Моя улыбка исчезла.

– Ну, не волнуйся, – сказала я. – Я, вероятно, еще вернусь в августе на пересдачу.

Мартин все так же остался серьезен.

– Нет, не вернешься, – тихо сказал он.

Я отвернулась, чувствуя себя неловко, хотя не знала почему.

Быстрый спуск с холма прервал разговор, хотя тот уже и так угас. Несколько минут раздавалась лишь неровная мелодия трех тяжело работающих пар легких. Солнце, поднимаясь все выше и выше в небе, делалось горячее, пока я не почувствовала, что оно обжигает мои обнаженные плечи. Я не подумала о солнцезащитном креме.

Наконец мы добрались до вершины, и там, в центре, на самом пике, и обнаружились руины, которые искал Дуги. Он говорил про замок, но сейчас было трудно различить какие-либо очертания здания. Не осталось ни одной стены, лишь большой каменный холм, который неравномерно расползся по краям, уходя куда-то в траву.

– Я не думаю, что это был замок, – задумчиво прокомментировал Дуги, положив руки на бедра. – Папа, вероятно, видел его с пляжа; оттуда нормально не разобрать. Я даже сомневаюсь, что это вообще было здание.

Он подошел поближе.

– Смотрите, – позвал он, маша нам с Мартином. – Здесь что-то вроде входа.

Я посмотрела туда, куда указывал Дуги, пытаясь увидеть то, что он видел. Именно археологию я хотела изучать в университете, но пришлось признать: передо мной лежала просто беспорядочная груда камней. Я прищурилась, пытаясь вычленить какую-либо узнаваемую форму. Это напомнило мне случай, когда моя двоюродная сестра показывала УЗИ своего ребенка, тыкала на пятна и круги, мол, вот конечности, вот голова. Тогда я ничего не разобрала и сейчас в упор не видела.

– Видите? – спросил Дуги. – Вон там.

Мартин обошел точку, скептически ее разглядывая, а затем протянул:

– Как скажешь, Индиана.

Ну хоть не я одна мучилась.

Дуги, однако, не сдавался. Он битых десять минут стоял там, яростно жестикулируя и пытаясь уговорить нас приглядеться к комкам и неровностям, которые, по его словам, были входом, крышей, защитной стеной. Поначалу толку не было, но чем больше говорил Дуги, тем четче вырисовывалась какая-то туманная структура. Понемногу я начала понимать, о чем он говорит.

– Так что это, по-твоему? – спросила я, наконец собрав в голове картинку. – Дом?

Дуги покачал головой.

– Гробница. Дольмен, – пояснил он, поймав мой озадаченный взгляд. – Наверное, в честь него и назвали место. Когда умирал важный человек, его хоронили на вершине холма и складывали вокруг груду из камней. Внутри должно быть что-то вроде комнаты. Если, конечно, своды не обрушились.

Я кивнула, будто прекрасно в этом разбираюсь. Скептический взгляд Мартина сменился на хмурый.

– Они затащили сюда все эти камни? А не проще было сделать все внизу? Видимо, это вопрос престижа?

Дуги кивнул.

– Знаешь, – сказал он, поворачиваясь ко мне со зловещим блеском в глазах, – это как раз такое место, где может скрываться жаждущий мести дух друидов.

Мои внутренности дрогнули, от адреналина мороз продрал по коже, словно по ней ползли сотни пауков. Я уставилась на дольмен с внезапным ужасом – и восхищением, но затем встряхнулась.

– Заткнись, Дуги, – сказала я. – Ты же все выдумал!

– Разве? – Он усмехнулся, затем повернулся ко мне спиной, нагнулся и стал щупать некоторые из больших камней, закрывающих то, что он назвал входом.

– Что ты делаешь? – спросила я.

– Возможно, мы сможем войти, – сказал он.

Войти. В могилу.

– Вы не думаете, что там есть тело? – спросила я, вздрогнув, но в то же время почему-то шагнув вперед. Не хотелось бы увидеть, как под ноги приземляется какой-нибудь потрескавшийся желтый череп.

– Сомневаюсь, – вздохнул Дуги, все еще пытаясь убрать с дороги особенно большой камень. – Дольмену тысячи лет. Там ничего не осталось. Люди использовали их как священные места. Они не понимали, чем дольмены были изначально. Так что никогда не знаешь, что можно в них найти.

– Ставлю на пустую бутылку сидра и пакет из-под чипсов, – сказал Мартин.

– Не угадал! – объявил Дуги, наконец убрав камень и сунув руку внутрь. – Банка из-под сока!

Он торжествующе поднял добычу, а мы с Мартином дружно расхохотались. Банка явно пролежала там долгое время; цвета стерлись, так что больше не получалось определить марку. Ржавчина окружала ободок и отверстие в центре.

– Скорее звони в Национальный музей, – усмехнулся Мартин.

Дуги проигнорировал его. Он опустился на колени и сунул голову глубоко в проделанную дыру.

– У кого-нибудь есть под рукой фонарик? – Его голос был приглушенным, искаженным.

– Конечно, я ж всегда его с собой ношу. Его, дефибриллятор, карманный путеводитель по Уэльсу и пару зажимов для брюк для езды на велосипеде.

– Ха-ха. – Дуги откинулся назад и бросил на Мартина полный презрения взгляд. – А как насчет телефона?

– У меня есть приложение «фонарик», – предложила я, протягивая свой мобильный.

– Ура! – Дуги уже нырнул обратно в глубину каменной пирамиды и неуклюже потянулся за фонариком. Поначалу схватил меня вместо телефона, отчего по моей руке прокатилась волна тепла. – Здесь есть что-то еще, – сказал он. – Может быть, я сумею достать.

– Что на этот раз, упаковка от презерватива? – фыркнул Мартин.

Дуги смерил его взглядом, а затем развернулся, чтобы втиснуть плечо в щель и пролезть еще на несколько дюймов.

– Почти достал… Ага!

На этот раз комментариев не последовало. Мы с Мартином без единого слова подошли поближе.

– Что это? – спросила я.

Предмет был маленький, плоский и круглый. Центр был вырезан, через него тянулась тонкая полоска. Поверхность выглядела неровной и рябой, точно ржавый металл, и покрытой грязью. Впрочем, и под ней я смогла разглядеть выцветшие очертания вырезанных кривых линий и фигур.

– Не знаю. – Дуги плюнул на палец и потер поверхность, сняв верхний слой грязи. – В любом случае это металл. И старый. Довольно круто. Держи. – Он бросил предмет мне. – Посмотри сама.

Я схватила его кончиками пальцев, чуть не сломав хрупкий проржавевший диск. Повертела в руках, пытаясь рассмотреть резьбу.

– Его бы почистить, – пробормотала я. – Так ничего не разобрать.

– Отмоем в море, – согласился Дуги.

Я изумленно посмотрела на него.

– Ты собираешься оставить его себе?

– Конечно, почему бы и нет? – Он улыбнулся, озадаченный моим тоном.

– Но это… – Я не стала говорить о краже, не зная, можно ли назвать так наш поступок. – Но это чья-то могила.

Разграбление могил совершенно точно незаконно.

– Уже не могила, – не согласился Дуги. – Возможно, кто-то оставил это как подношение или что-то вроде. Дольмены немного похожи на каменные круги; люди забыли их первоначальное назначение, просто помнили, что они важны.

Я поджала губы. Такая версия не делала ситуацию лучше. Но я не попыталась остановить Дуги, когда он забрал предмет из моей руки, в последний раз провел по нему пальцами, а затем сунул в карман.

– Пошли обратно? – предложил Дуги. – Должно быть, уже время обеда. Я умираю с голода.

С помощью Мартина он вернул на место камни, которые потревожил, а затем повел нас обратно к пляжу, указывая на еще какие-то археологические особенности на склоне холма. Я пыталась слушать Дуги, надеясь, что смогу чему-нибудь научиться, подготовлюсь, если вдруг все же попаду на курс – но сложно было сосредоточиться. Я все еще думала о пирамиде из камней, о глубокой черной впадине, окруженной древними камнями. О призраках друидов, как пошутил Дуги.

Я не могла отделаться от ощущения, что мы сделали что-то очень неправильное. Снова и снова невольно смотрела на карман Дуги, где надежно лежало то, что он взял.

Я чувствовала себя воровкой.

Глава 8

Сейчас

Звонит телефон. Его пронзительные трели прорезают висящее в комнате густое напряжение, как бензопила масло. Доктор Петерсен смотрит на него. Аппарат гладкий, черный и выглядит старомодно. Впрочем, не по-настоящему старый. Просто сделан «под старину».

Я поднимаю бровь. Разве доктор не собирается отвечать на звонок?

Он вздыхает и раздраженно стреляет взглядом на дверь. А точнее, через нее – на секретаршу, которая осмелилась прервать наш сеанс.

А вот я не сержусь. Я благодарна. Это пауза, возможность перевести дух. Заново сосредоточиться.

Щелкнув языком, Петерсен берет отделанную медью трубку и подносит ко рту.

– Что?

Я не слышу ответа, но доктор сначала таращит глаза, а потом щурится.

– У меня сеанс в разгаре, Хелен.

Хелен это знает. Все-таки она лично меня впустила. Похоже, дело важное. Может, настолько важное, что остаток «сеанса» не состоится? Я в надежде скрещиваю пальцы на здоровой руке.

Даже сам звонок – это уже хорошо. Разговор «съедает» время. Неважно, на сколько нас прервут, Петерсен отпустит меня ровно по истечении часа. Ничто не должно нарушить его скрупулезный график.

Он снова вздыхает. Я отвожу взгляд от книжного шкафа, который рассматривала – полного нетронутых книг, – и снова смотрю на Петерсена. Он глядит прямо на меня, нахмурившись.

– Нет, я не могу сейчас говорить. Я перезвоню ему. – Пауза. Кажется, я слышу, как Хелен скулит на другом конце телефонной линии. – Да, я знаю!

Ого, резковато. Петерсен тут же глубоко вздыхает, сдерживая раздражение. Но не раньше, чем я ему улыбаюсь.

Это фальшивая улыбка. На самом деле я недовольна. Как безвкусной Хелен удалось пробрать его до печенок, когда все мои усилия – а я много сделала в попытках противостоять этому человеку – разбились о стену невозмутимости и спокойствия? Бога ради, я пыталась заколоть Петерсена!

– Скажи ему… скажи, что я позвоню ему после моего следующего пациента… Да, через час. – И уже мне: – Извини, Хезер, мне жаль, что так вышло.

Не стоит. Мне не жаль. Я возвращаюсь в режим обороны. Стены на месте, я настороже, ушки на макушке. Но это только внутри. Внешне я полулежу в кресле, почти закрыв глаза, как будто едва не засыпаю от скуки, и рассеянно вожу ногой по ковру. Я выдыхаю, лишний раз подчеркивая, что сидеть здесь скучно до отупения.

– Ты хотела рассказать мне о дольмене, – напоминает доктор, когда становится ясно, что принимать его извинения я не собираюсь.

Нет, не хотела.

Я сжимаю губы и смотрю на него. Даже не моргаю. Я хороша в этой безмолвной пытке; практиковала на родной матери лет с шести. Я могу долго так сидеть, хоть до конца часа.

– Хочешь поговорить об этом сегодня?

Я улавливаю почти незаметный акцент на слове «сегодня» и понимаю, что сейчас будет мини-путешествие по моим предыдущим стенограммам. Записям тех дней, когда я действительно пыталась с ним поговорить, все объяснить. Когда думала, что он по-настоящему хочет мне помочь, когда поверила в его байки.

– Ты помнишь, как рассказывала мне о захоронении, Хезер? О том, что вы взяли из дольмена? Артефакт?

Не дословно, нет, но я уверена, что ты мне напомнишь.

Он роется в ящике стола и достает огромную папку, из которой почти вываливаются бумаги. Это мой старый файл. Каталог Безумной Хезер. Разложив его на столе, доктор начинает перебирать лист за листом. Я не могу прочитать, что там написано, но вижу стройные ряды каллиграфического почерка. Записки доктора Петерсена. Все обо мне. Я не хочу читать их, но в то же время хотела бы знать, какие нелепые теории придумал этот мужчина о моем «помутившемся» рассудке.

– А, вот оно. Ты сказала мне, что в нем живет дух друида, древнего существа. Его отправили обратно на землю, чтобы сеять хаос и возмездие. Ты помнишь, как говорила это?

Я пристально смотрю на него. Намек тонкий, почти неуловимый, но я знаю, что доктор надо мной издевается. С тем же успехом он может сказать: «Ты помнишь, как несла бред, Хезер? Никакой зацепки?»

Нет, доктор Петерсен, я не могу сказать, что помню, как говорила с вами об этом. Но я помню, как мне так сильно заломили назад руки, что казалось, они вывернутся из плеч. Помню иглу, которая вонзилась мне в предплечье. И помню, как очнулась с сильной головной болью и ужасным чувством беспомощности. Связанная, в ловушке. Сходя с ума от страха. Не из-за помещения, а из-за того, от чего никогда не смогу убежать.

Он ждет. На всякий случай, вдруг я чудесным образом откроюсь ему. Извините, доктор Петерсен. Сегодня чудес не будет. Он видит это в моих глазах.

Пытается зайти с другой стороны.

– Друиды, Хезер. – Пауза. – Оккультизм. Ты же им интересуешься, не так ли? Прямо-таки очарована?

Я с презрением качаю головой, и Петерсен принимает это за отрицание.

– Нет? – Он с явным удивлением поднимает брови. – Не интересуешься? Я был у тебя дома, Хезер. Некоторые книги из твоей библиотеки довольно… необычны для молодой леди твоего возраста. – Доктор пролистывает заметки. – Вот, например: «Серпы и омела: путь друида». Не совсем легкое чтение. «Кровь и пыль: темные обряды человеческих жертвоприношений». Зачем тебе эти книги, Хезер? Если тебя не привлекает мистика, темная магия?

Глядя на него, я стискиваю зубы. Мне не нравится, что он был в моем доме, в моей комнате. Мама, вероятно, угощала его чашкой чая с куском пирога, а Петерсен сочувственно держал ее за руку и рассказывал о том, насколько я безумна.

Книги меня не волнуют. Они не мои, а Дуги. Он одолжил их мне вместе с кучей других, когда я подала заявку на курс археологии в университете. Предварительное чтение, чтобы я могла подготовиться. Отмечаю, что Петерсен не упомянул «Введение в археологию и историю Британских островов», которая также занимает место на моей книжной полке. Эта книга не вписывается в маленький сценарий, который он создает в своей голове.

И это меня считают одержимой.

– Хорошо, – говорит он несколько минут спустя и убирает папку обратно в стол. – Хорошо, попробуем кое-что другое.

Например? Лечение электрошоком?

Оказывается, хуже.

– Поговорим о твоих друзьях. Конкретно о Мартине. В своем первоначальном заявлении суду ты сказала, будто он исчез…

– Он действительно исчез, – цежу я сквозь стиснутые зубы.

На эту тему я не буду молчать. И плевать, что Петерсен вне себя от радости – как же, все-таки вынудил меня хоть что-то сказать. Не позволю им обвинить меня в… даже мысленно не могу это произнести.

Ведь я этого не делала.

Не. Делала.

Глава 9

Тогда

Когда мы вернулись, пляж был пуст. Эмма и Даррен исчезли, побросав вещи без присмотра. Мы прибавили шаг и практически сбежали вниз по узкой тропке – я не возражала, ведь гниющая рыба никуда не делась, – но быстрый осмотр показал, что все на месте.

– Куда они подевались? – спросил Мартин, оглядывая пустынный пляж. – Тоже пошли изучать окрестности?

– Нет. – Я покачала головой. Эмма – и изучать? Теперь, спокойно поразмыслив, я пришла к самому очевидному выводу: – Думаю, они решили прилечь. – И закавычила последнее слово пальцами.

– Ой! – Дуги неловко рассмеялся. А потом позвал громче: – Даррен?

– Что? – Ответ был приглушенным и сопровождался взрывом пронзительного смеха.

– Ничего. Просто проверяю, не умер ли ты.

– Не умер. – Снова смех, но на этот раз он почему-то резко оборвался.

Я поморщилась, а Дуги снисходительно покачал головой.

– Пообедаем? – предложил он Мартину и мне.

– Обед? – Сверхчувствительный слух Даррена, похоже, не ограничивался лишь разговорами, связанными с алкоголем. Он вышел из палатки – полностью одетый, к моему большому облегчению, – а за ним трусила Эмма, одновременно застенчивая и самодовольная. – Кто-то что-то сказал про обед?

Мы ели сыр, холодное мясо и крекеры, зная, что наш запас пакетов со льдом быстро истощается, а сыр по жаре может испортиться. От физических нагрузок у нас разыгрался аппетит, и я пихала еду себе в рот, словно несколько дней ни крошки не видела.

– Ну что, как ваша прогулка? – спросил Даррен. – Наверное, захватывающе?

Эмма фыркнула в свою банку сока, и я поняла, что они, должно быть, смеялись за нашими спинами. Не то чтобы меня это волновало. На самом деле у меня тоже был повод для злого веселья: алые пятна на коленях, руках и носу Эммы. Она серьезно обгорела, и если пятна уже не зудят как сумасшедшие, то скоро начнут.

– Вообще-то было круто, – ответил Дуги, не поддаваясь на подколки Даррена. – Мы нашли руины, о которых говорил отец, это действительно пирамида из камней. И откопали что-то прикольное.

Он вытащил диск из кармана и кинул его Даррену. Тот ловко поймал предмет и повертел в пальцах.

– И что это такое, зануда? Я не такой фанат сериала «Команда времени», как ты.

Дуги пожал плечами:

– Не знаю. Подношение? Я собирался отмыть его в море.

– Тогда иди. – Даррен бросил предмет обратно. – Мне любопытно.

Дуги хотел поймать диск, но нечаянно его отбил, и тот аккуратно приземлился у меня на коленях. Я посмотрела на него и автоматически погладила странные силуэты, нацарапанные на поверхности, которые все еще невозможно было ясно увидеть под грязью и ржавчиной. Несмотря на то что предмет лежал в кармане Дуги и нас палило полуденное солнце, металл все равно был холодным на ощупь. Кончики моих пальцев начало покалывать, и я их отдернула. Мог ли металл из-за ржавчины начать испускать какие-то вредные вещества? Я не знала.

– Передай мне, – сказал Дуги, протягивая руку.

Но по какой-то странной причине я не хотела возвращать ему предмет. Как и Даррену, мне было любопытно посмотреть, что же скрывается под грязью.

– Все в порядке. – Я улыбнулась ему. – Сама отмою.

Пока я шла к воде, сзади раздался мягкий звук шагов. Я оглянулась и увидела Эмму. Все еще сердясь на их с Дарреном насмешки, я ничего не сказала, просто отвернулась и продолжила шагать. Всего в нескольких футах от места, где песок становился уплотненным и влажным, я сбросила кроссовки и носки и одолела конец пути в волнах прибоя.

– Как холодно! – невольно воскликнула я.

Холодно – не то слово. Лед мгновенно пронзил кости, нервы в ногах запульсировали и заболели. Мурашки побежали по коже, и тело сотрясла дрожь.

– Холодно, – поддакнула Эмма, внезапно материализовавшись рядом. – Поверить не могу, что Даррен вчера так далеко забрался!

И вздохнула, не скрывая своего восхищения. Я закатила глаза и нагнулась, чтобы помыть диск в воде.

Эмма зашла глубже, словно собиралась повторить подвиг Даррена.

– Не стоит этого делать, – предупредила я.

– Почему? – спросила она, хотя остановилась, когда вода достигла середины ее голеней.

– Если соленая вода попадет на твои ожоги, ты на стенку полезешь, – ответила я, указывая на ее пятнистые розовые колени.

– Ого. – Эмма в шоке уставилась на свою обожженную кожу. – Ой! Кто бы мог подумать, что в Шотландии понадобится солнцезащитный крем!

– Да уж, – рассеянно согласилась я, а затем сосредоточилась на предмете в моих руках: не потерять бы его в волнах. Грязь сходила достаточно легко, но когда я терла, с диска заодно слезали слои ржавчины. Оставалось надеяться, что артефакт не рассыплется в прах.

– Так что же это? – спросила Эмма и посмотрела сама, когда я не ответила. – Эй, оно блестит!

Верно. Металл ярко блестел. Чем больше предмет открывался, тем более четкую форму обретал. Края были сглажены, а поверхность казалась атласной. Почти как новый. Я растерянно нахмурилась. Я не алхимик, но разве артефакт может так выглядеть?

– Похоже, он современный, – сказала я Эмме, вставая. Сверкающий в моих руках предмет выглядел идеально, будто только что из магазина. Теперь, после чистки, стало понятно – это брошь. Полоса, что шла через центр, оказалась булавкой, которой предполагалось сцеплять ткань.

Я никогда не видела ничего подобного. Не золото, а что-то более розовое. Медь, наверное. И не идеальный круг. Скорее, подкова, только концы соединены для более округлой формы. Теперь я четко видела гравировку, но понятия не имела, что она значит. Символы, существа, но все как-то преувеличено. Претенциозно. Я ничего не опознала. Может, Дуги определит, он изучал искусство.

– Пойдем покажем ребятам, – предложила я.

Но на пляже загадка броши вылетела у меня из головы. Когда мы подошли ближе, то поняли: что-то неладно. Даррен и Мартин стояли в нескольких метрах друг от друга, а между ними маячил Дуги. Вместо мяча они перебрасывались оскорблениями. Голос Даррена долетел до нас первым:

– …мистер Ботаник. Ничего не сделаешь, если мама и папа не разрешат. Почему бы тебе не повзрослеть? Уже большой мальчик.

– Повзрослеть? Как ты? Стать тупым качком, с кулаками и без мозгов? Что, стероиды растопили те пару извилин, что еще болтались у тебя в голове? – жестко парировал Мартин. Он стоял не в бойцовской позе, как Даррен, но его губы были сжаты в линию, а глаза сердито сверкали.

– Ребята… – попытался вмешаться Дуги, но ни Даррен, ни Мартин даже не взглянули на него.

– Ты не умеешь веселиться, вот в чем твоя проблема! – плюнул Даррен.

– Веселиться? – безрадостно рассмеялся Мартин. – Нажираться алкоголем и вести себя как козел? Сомнительное веселье.

Мы остановились в пределах слышимости. Я не хотела подходить ближе, но Дуги обернулся и заметил нас краем глаза. Облегчение ясно читалось на его лице. Я почувствовала себя обязанной ему помочь, пусть и с неохотой, и облизала свои внезапно пересохшие губы.

– Что происходит? – спросила я, шагая вперед.

– Ничего. Все хорошо, – сказал Дуги.

– Да, хорошо, – горько добавил Даррен. – Просто один нытик пытается испортить вечеринку.

– Даррен. – Дуги предупреждающе посмотрел на него.

– Что? Он здесь только потому, что надеется…

– Заткнись! – рявкнул Мартин так, что я подпрыгнула.

Даррен лукаво улыбнулся, довольный, что достал соперника.

– В чем дело, боишься сказать?

– Даррен, уймись. – Теперь уже и Дуги разозлился, отвернулся от нас и злобно уставился на него.

– Ты не намного лучше, малыш. Вы оба жалкие. – Даррен прошел мимо Дуги, задев того плечом, и бросил на Мартина полный презрения взгляд. Затем остановился на полпути к палатке мальчиков и посмотрел через плечо: – Эмма, ты идешь?

Наступила неловкая пауза, но в конце концов Эмма смущенно побежала за Дарреном. Догнав его, она виновато посмотрела на нас, но когда Даррен продолжил путь к кулеру с пивом, последовала за ним, как кусок металла за магнитом.

Как только они оказались вне пределов слышимости, Дуги вздохнул. Его плечи опустились, и он поморщился:

– Извини.

– Не ты виноват, – признал Мартин, хотя все еще выглядел разъяренным.

– Что стряслось? – нерешительно спросила я.

– Сама как думаешь?

Мартин сердито посмотрел туда, где Даррен распечатал очередное пиво, и я получила ответ на свой вопрос.

Дуги болтал руками туда-назад, неловко оглядываясь. Я закусила губу, уставившись на него. Напряженность между Мартином и Дарреном грозила испортить всю поездку. Если так пойдет и дальше, Дуги не светит нормально отметить день рождения.

– Как насчет того, чтобы поплавать? – предложил он, глядя на воду. – Заодно остынем?

Я нервно рассмеялась, и он мне улыбнулся.

Мартин, казалось, задумался на мгновение, но потом покачал головой:

– Наверное, я опять прогуляюсь, только подальше отсюда. Хезер, что выберешь?

Оба парня посмотрели на меня. Мартин с надеждой, явно хотел, чтобы я пошла с ним и он мог выговориться насчет Даррена. Может, попытаться его успокоить? Убедить его просто не обращать внимания на грубые замечания Даррена, заносчивость и постоянное пьянство.

С другой стороны, это у Дуги день рождения. Было бы неправильно его бросать. И если уж мне пришлось выбирать, с кем тусить, я выбираю его.

– Я пойду поплавать с Дуги, – виновато пробормотала я.

– Ладно. – Выражение лица Мартина не изменилось, но я почувствовала его разочарование. И почти передумала, но Дуги с благодарностью улыбнулся мне, так что я решила промолчать.

Мартин двинулся в обратную сторону от нашей утренней тропы, чтобы не идти мимо Даррена и Эммы, которые теперь лежали на двух складных стульях. Мы с Дуги смотрели, как его фигура становится все меньше. Наконец, он забрался за камни и скрылся из виду. Опустевший пляж наградил меня новым приступом вины, но было слишком поздно, чтобы передумать.

– Ты серьезно решил плавать? – спросила я Дуги, когда он привел меня обратно к нашим палаткам. – Там действительно холодно.

– Ты что, трусиха?

– Да.

Как я и надеялась, он рассмеялся.

– Да брось, нельзя же притащить вещи для купания и не искупаться. Это дурная примета!

Купальник. Моя кровь похолодела, и в то же время щеки охватил жар. В нем я буду обнажена больше, чем собиралась в эти выходные, и больше, чем когда-либо хотела предстать перед Дуги. Ну, на публике. Наедине с собой я лелеяла хрупкие фантазии, которые очень старалась держать в секрете, потому что им не суждено сбыться.

– Нет такой приметы – ты ее сам только что выдумал, – обвинила я, лихорадочно соображая, как избежать раздевания. Перспектива была еще хуже из-за того, что прошлой ночью он любовался скудно прикрытыми формами Эммы. Мне с ней не тягаться.

Дуги поиграл бровями.

– Готова ли ты рискнуть? – спросил он. – И провести остаток жизни, бегая от Призрачного гонщика?

Я сдалась и нервно улыбнулась:

– Думаю, нет.

Я исчезла в своей палатке, чтобы переодеться. По крайней мере, мой купальник покрывал намного больше, чем бикини Эммы. Практичный, с высокими вырезами на ногах и горловиной всего лишь в двух дюймах от впадины между ключицами, полностью черный, за исключением двух ярких синих полос по бокам. Я ходила в местный клуб, и тренер учил нас выбирать купальники, в которых легче плавать, а не выигрывать модные награды.

По крайней мере, я знала, что не опозорюсь на воде.

– Ты готова? – Голос Дуги у самой палатки заставил меня подпрыгнуть.

– Сейчас, – отозвалась я.

Встряхнувшись, я схватила мочалку и затянула волосы в хвост. Не стала брать очки и купальную шапочку, ведь мы просто поплещемся у берега, а не устроим соревнования по плаванию. Затем я глубоко вздохнула и вышла под лучи яркого солнца.

Дуги стоял ко мне спиной. Я порадовалась, что не стала прятаться в огромное пляжное полотенце, потому что он оставил на себе лишь шорты. Три секунды я любовалась на его плечи, а потом он повернулся, и мне пришлось взглянуть ему в лицо.

– Я пытался уговорить Эмму и Даррена к нам присоединиться, – сообщил он, – но Даррен сказал, что скорее застрелится, кинется на нож и бросится под автобус, чем вернется туда.

– И ты все равно хочешь пойти, потому что… – Я недоверчиво подняла бровь.

– Я сумасшедший?

– Не собираюсь спорить с этим утверждением, – сказала я, но все равно последовала за ним.

Я запнулась, как только мои пальцы коснулись прохладного влажного песка, а ведь дальше ждала куда более холодная вода. Но Дуги уверенно шагал вперед, даже не замешкавшись у кромки воды. Он не останавливался, пока волны не достигли его колен, и лишь на секунду обернулся, убедиться, что я все еще иду за ним. Я поспешно одолела последние несколько футов до воды, чтобы он не понял, что я боюсь.

Было так же холодно, как и раньше. От ледяного прикосновения у меня перехватило дыхание, волосы встали дыбом. И это я зашла только по лодыжки. Насколько холоднее станет на уровне талии? Груди? Я вздрогнула, когда представила свою голову под темной поверхностью.

– Может быть, Даррен и прав, – прокомментировал Дуги, когда я к нему приблизилась. – Тебе определенно следовало выпить, чтобы это выдержать.

Я фыркнула, но смех прозвучал странно из-за дрожи, сотрясавшей мое тело.

– Вот бы он перестал вести себя как урод, – с горечью продолжил Дуги.

Я молча кивнула, хотя не питала особой надежды. При каждой нашей встрече Даррен оставался точно таким же.

Дуги вздохнул:

– Мартин готов был его ударить. Хорошо, что не стал, Даррен сломал бы ему нос.

– Мартин остынет, – заверила я. – И я скажу Эмме, чтобы она заняла чем-нибудь своего парня. Пусть заставит его провести инвентаризацию своей косметички, у него уйдет на это не менее двух дней.

Дуги фыркнул и подмигнул мне. Я бы покраснела, но вся моя кровь была занята поддержанием работы внутренних органов. У меня уже немели ноги.

– Итак, мы делаем это?.. – Дуги вопросительно посмотрел на меня.

– Только потому, что у тебя день рождения, – сказала я ему.

– Точно. – Он улыбнулся. – Забегаем до груди!

Не успела я возразить, а Дуги уже рванул прочь, обдавая меня волной ледяных брызг. Я протестующе закричала, но лишь наглоталась грязной, соленой воды. Отплевываясь, я закрыла рот и последовала за ним.

На самом деле стоило сделать это, и все оказалось не так уж плохо. Еще лучше стало, когда я набралась смелости и погрузила голову в море. Однако соленая вода была грязной, и я поймала себя на том, что скучаю по стерильной среде насыщенного хлором подогреваемого бассейна. Мы на самом деле не плавали, но зашли достаточно далеко, и воды мне было по горло, если я стояла на цыпочках. Дуги, с его ростом, волны доходили до плеч. Он стоял неподвижно, а вот я переминалась на месте, пытаясь согреться.

– Ты не плаваешь, – прокомментировала я, ритмично двигая руками и ногами.

– Похоже, я примерз, – признался он, смущенно улыбаясь. – Кажется, это была не очень хорошая идея.

– О нет, – сказала я. – Мы уже вляпались по уши. Представь, что это аквапарк.

– Только дети не мочатся в бассейн! – подхватил он, смеясь. – И нет злого спасателя, который ненавидит свою жизнь.

– И бабушек, которые не хотят, чтобы вы испортили их идеальные прически, – согласилась я. – Прекрасные условия.

– Да, тут… – Внезапно его лицо исказилось от шока, и он скрылся под водой.

– Дуги? – Я уставилась на поверхность, ожидая, когда он вынырнет. Ничего. – Дуги?

Я поплыла вперед, пытаясь его нащупать. Пусто. Я была прямо над тем местом, где он упал, всматривалась в темные глубины, ища его силуэт.

– Дуги? – Я начала паниковать, судорожно прикидывая время. Прошла уже минута? Больше? Я обернулась, собираясь звать Эмму и Даррена, но вода вдруг расступилась прямо перед моим носом.

Дуги обдал меня еще одной волной ледяных брызг, испугав до полусмерти.

– Ты… ты идиот! – вскрикнула я. Он ловил ртом воздух и ухмылялся во все лицо. – Я решила, что ты тонешь!

– Извини. – Вот только виноватым он не выглядел. Дуги протер глаза и бросил на меня хитрый взгляд. – Мы с папой часто соревновались, кто дольше продержится под водой. Я всегда побеждал.

– Мог бы меня предупредить! – огрызнулась я, чувствуя себя дурочкой. – Это было не смешно.

– Почему, очень даже забавно.

Я открыла рот, собираясь в подробностях объяснить, что смешно, а что нет… но почувствовала какое-то движение у ноги.

– Что это было? – У меня перехватило дыхание. Я мгновенно забыла о выходке Дуги, сосредоточившись на воде вокруг. Еще одно мягкое прикосновение, теперь уже к пояснице.

– Меня что-то задело! – взвизгнула я.

– Медуза? – предположил Дуги, стараясь не смеяться при виде абсолютной паники на моем лице.

– Здесь есть медузы? – Я ушла на ультразвук, который могли слышать разве что собаки.

– Вероятно.

«Что-то» коснулось моего предплечья и обвилось вокруг локтя. Это стало последней каплей. Я кинулась к Дуги, истерически размахивая руками. Уверенная, что по нижней части моей спины ползут усики, я сиганула на него, обхватив руками плечи, а ногами талию. Я даже не сознавала, что визжу ему на ухо, пока он не повернул голову, пытаясь избежать шума.

– Прости, прости, – бормотала я, но все равно не отцеплялась. – Убери меня от них, – взмолилась я.

Дуги развеселился – я чувствовала, как его грудь сотрясается от смеха, – но побрел к берегу, практически неся мое тело. Каким-то образом страх перед морскими тварями заставил меня забыть о застенчивости. К счастью, Дуги, похоже, не беспокоила моя слабость. На самом деле он, казалось, наслаждался происходящим, широко улыбаясь в ответ на мою истерику.

– Если бы я только знал, что для того, чтобы заставить тебя броситься в мои объятия, нужна всего пара медуз, – пошутил он, опуская меня на берег, но удерживая за талию. – Что ты сделаешь, если я приду на помощь, когда в палатке обнаружится паук?

– Выйду за тебя замуж! – выпалила я. Он запрокинул голову и рассмеялся.

Глава 10

После купания мы еще долго не могли согреться. Я сидела на стуле, закутавшись в полотенце и обхватив руками колени, стучала зубами и размышляла. Все вспоминала слова Дуги о медузах. Было ли это просто дружеской шуткой или чем-то иным? Флиртом?

А еще я смущалась. Мое лицо горело – это была единственная часть меня, которой стало теплее, когда Дуги рассказал историю Эмме и Даррену. Оба слышали мою истерику, но были слишком далеко и не поняли, что происходит. Они посмеялись надо мной, но по-доброму, а Дуги снова подмигнул мне, дойдя до той части, где я практически бросилась на него.

– Прости, – пробормотала я в ответ, недостаточно храбрая, чтобы сказать что-то игривое, с намеком, как умела Эмма.

– Да брось, я наслаждался процессом. – Дуги поднял бровь. Затем увидел выражение моего лица и засмеялся.

Я застенчиво опустила глаза, слегка злясь на себя, что не смогла придумать остроумный ответ, и разговор свернула на другую тему.

На рыбалку. Именно за этим всегда приезжал сюда отец Дуги. Сам Дуги сомневался, сумел ли родитель хоть раз привезти назад что-нибудь, кроме гриппа, но Даррен жаждал попробовать доказать, какой он мужик. Только у него не было удочки. Или даже лески и крючка. Единственное, что он смог найти, это длинный отрезок шпагата из наполненного барахлом багажника «Вольво» и колбасу, которую Даррен планировал привязать на конце. Он твердо верил, что это сработает, и был глух к критике Дуги. Я не стала высказывать никакого мнения. – Я знала о рыбалке столько же, сколько о щетках генератора, хотя его надежды казались мне немного оптимистичными. Скорее уж он поймает проходящего мимо ирландца. Эмма игнорировала нас, лежа на солнце и пытаясь выровнять загар. Этот план также казался мне ненадежным.

Рыболовный спор все не утихал, но со временем я перестала его слушать. Просто любовалась на искрящееся в море солнце. Затем оно внезапно исчезло.

– Эй! – воскликнула Эмма, поднимая темные очки и глядя на небо.

Я не заметила их приближения, но густые облака теперь закрывали солнце, не пропуская свет. Они казались достаточно безобидными, словно в небе парили пушистые клочья ваты, но позади нас, на холме, потемнели до стального серого цвета. Будет дождь.

– Надо занести вещи внутрь, – предупредила я, с тревогой наблюдая, как тучи неуклонно движутся по небу.

– Дождя не будет, – заявил Даррен, качая головой.

В этот момент из ниоткуда налетел сильный ветер, принесший с собой первые капли.

– Будет, – ответил Дуги, вставая и глядя на приближающуюся грозу. – И довольно сильный. – Он посмотрел на меня. – Ваша палатка непромокаемая?

Я скривилась:

– Теоретически – да.

Палатка была старой и принадлежала моему двоюродному брату. Надеясь на ясную погоду, я не подумала спросить его, как она поведет себя в дождь.

– Посидите у нас, – предложил Дуги. – Наша рассчитана на довольно сильный ливень.

– Спасибо. – Я вскочила, плотно замоталась в полотенце и бросилась к своей палатке. Оказавшись внутри, я как можно быстрее натянула одежду, сунула все остальное в сумку, надеясь, что это обеспечит хоть какую-то защиту, и выскочила назад. Парни таскали еду и другие пожитки через зев своей гораздо большей палатки, разбрасывая все поверх трех разноцветных спальных мешков. Трех. Я нахмурилась.

– Эй, кто-нибудь видел?..

И тут небеса разверзлись.

Не было никакого предупреждения. Никакой мороси или брызг перед бурей. Просто сверху рухнула стена воды. Я промокла в одно мгновение, дождь капал с моего носа, впитывался в волосы, едва высохшие после плавания. Футболка облипала тело, как холодная, неудобная вторая кожа. Словно лета, которым мы наслаждались всего несколько минут назад, вовсе не было.

Я нырнула в палатку ребят.

– Дверь застегнуть? – спросила я, стараясь ни на что не наступить мокрой, перепачканной в песке обувью.

– Только экран опусти, – велел Дуги. – Он удержит воду.

Мы сидели в ряд, глядя из-за экрана в форме полумесяца на то, как льет дождь. Настоящий поток: большие толстые капли барабанили по песчаному пляжу и волнам. Мы потеряли счет времени; завораживающее зрелище. Облака были такими тяжелыми, что казалось, досрочно спустились сумерки. Как будто смотришь на мир через черно-белый фильтр.

– У кого есть фонарик? – спросил Даррен.

По обе стороны от меня зашуршали, но палатка так и осталась полутемной.

– Где он лежал в последний раз? – вслух задумался Дуги.

– Я клал его у входа на случай, если нам приспичит в туалет посреди ночи, – сказал Даррен практически у моего уха и зашарил вокруг меня. – Хезер, я думаю, ты на нем сидишь.

– Разве? – Я ничего не чувствовала, но послушно сдвинулась, чтобы он мог проверить пространство подо мной. Там ничего не было.

– Ой, а что вы ищете? – раздался мечтательный голос Эммы, словно она где-то витала. – Вот, давайте помогу.

Раздался щелчок, и свет залил палатку.

– Его и ищем, – рассмеялся Дуги.

– Эмма, иногда мне кажется, что ты не с этой планеты, – проворчал Даррен, но снисходительно забрал у нее фонарик.

– А что такое? – моргнула она и огляделась.

– Не бери в голову, ангелок. По крайней мере, ты хорошенькая.

Я закатила глаза и вернулась в исходное положение. Каждый раз, стоило мне подумать, что Даррен не так уж и плох, он выдавал что-то покровительственным тоном, без единого намека на юмор, и я возвращалась к своей первоначальной оценке: он был ослом.

– Ой! – Что-то больно вонзилось в мое бедро, когда я позволила себе расслабиться. Тут что, два фонарика?

То, что причинило мне боль, лежало у меня в кармане. Я порылась в джинсах, достала вещь и удивленно на нее посмотрела.

Брошь. Я почти забыла про нее. Спор между Дарреном и Мартином полностью выбил мысли о ней у меня из головы. Украшение сияло в свете фонарика, изогнутый край отбрасывал блики. Не хватало яркости рассмотреть резные фигурки, но, водя пальцем по поверхности, я чувствовала их очертания.

– Ты ее отчистила! – удивленно сказал Дуги.

Я обернулась и увидела, что он нетерпеливо заглядывает мне через плечо.

– Да, – ответила я. – Да, все очень хорошо получилось.

– Можно взглянуть? – Я вложила брошь в его ладонь. Он поднес вещицу к лицу, наклоняя фонарик, чтобы как следует ее рассмотреть. – Ух ты. Как странно. Думаю, она не такая уж и старая.

Фигурки, похоже, тоже его заворожили.

– Как думаешь, что здесь изображено? – спросила я, указывая на одну завитушку.

– Не знаю. – Дуги пожал плечами. – Интересно, как она туда попала?

Мы снова замолчали. Дуги все еще изучал брошь, цепляя иглу на обороте. Я наблюдала за ним, пытаясь представить, как ювелирное изделие оказалось похороненным глубоко в сердцевине обрушенного дольмена. Холм стоял в глуши. Вероятно, какой-то путешественник положил, но казалось маловероятным, чтобы тот, кто оставил там брошь, случайно наткнулся на это место. Мой желудок беспокойно повернулся, когда в голову пришла другая версия. А вдруг это был знак любви? Что, если его оставил обезумевший от горя влюбленный, как подарок тому, кого больше нет в этом мире? У меня снова возникло чувство, что нам не стоило брать украшение. Может, предложить Дуги его вернуть?

Размышляя об этом, я оглянулась, и мой взгляд упал на Даррена. Тот задумчиво смотрел на холодильник для пива, наполовину утопленный в песке. Да, так и поступлю. Но сначала подожду, пока мы с Дуги останемся одни. Даррен не поймет, он посмеется надо мной. Я надеялась, что Дуги так не поступит.

Решение словно сняло груз с моих плеч. Я снова уставилась на дождь.

– Боюсь, наши вещи уже плавают в воде, Эмма, – сказала я с сожалением. Сумка, в которую я все сложила, тоже не была водонепроницаемой, и я не подумала захватить с собой наши спальные мешки. Как глупо.

– Не буду спать в мокром мешке! – взвыла Эмма.

– Всегда остается «Вольво», – ответила я, с надеждой глядя на Даррена.

Он улыбнулся:

– Не волнуйтесь, дамы, мы предоставим вам место здесь.

– Где? – Эмма оглянулась. Парни занимали почти все пространство палатки.

– Хотите верьте, хотите нет, но она рассчитана на шестерых, – объяснил Дуги.

– Ха! – Эмма насмешливо фыркнула. – Хезер говорит, что у нас на четверых. Четверых кого, карликов?

Разговор о числах заставил меня задуматься.

– Эй! – воскликнула я. – А где Мартин? Он до сих пор не вернулся.

Даррен рассмеялся:

– Очкарик промок!

Я раздраженно нахмурилась:

– Не смей его так называть!

– Ох, какие мы обидчивые! – Он улыбнулся мне. – Ничего не хочешь рассказать нам о вас двоих?

– Даррен, заткнись. – В кои-то веки Даррен послушался. Дуги неуверенно посмотрел на меня. – Как думаешь, мы должны ему позвонить?

Я посмотрела на дождь, темнеющее небо.

– Да. Да, мы должны. Подожди, у меня есть его телефон.

Я вытащила из кармана мобильный и пролистала контакты. Найдя имя Мартина, стукнула по нему пальцем. Два гудка – и звонок сорвался.

– Что? – Я недоуменно уставилась на телефон. Потом вспомнила слова нашей спасительницы из мастерской. – Ой. Нет сигнала.

Дуги вытащил свой мобильный, проверил его и вздохнул.

– У меня тоже. Когда пойдем его искать?

Я посмотрела на время. Мартина не было уже несколько часов. Дуги верно прочел мое выражение лица.

– Сейчас?

Я поколебалась, но затем кивнула.

– Мы с Эммой останемся здесь, – громко сказал Даррен. – На случай, если он вернется.

Согласный возглас Эммы потерялся за шорохом, с которым Дуги поднялся на ноги.

– Мы все идем. Даррен, надень куртку.

Хотя Эмма смиренно приняла приказ Дуги, Даррен бормотал и стонал добрые десять минут, пока мы готовились к выходу в ливень. По закону подлости, в тот момент, когда мы упаковались в непромокаемую одежду и ботинки, а я и Эмма вооружились зонтиками, дождь прекратился. Мы бросили зонты и сменили куртки на толстовки – ветер не стих, и воздух ощутимо посвежел, – прежде чем направиться через пляж в том направлении, куда ушел Мартин.

– А никто не подумал, что он может сделать круг? – спросил Даррен. – То, что он ушел в ту сторону, не означает, что он так же и вернется. Скорее всего, Мартин заявится в лагерь, пока мы тут бродим в потемках.

– Тогда он будет ждать там, и мы найдем его, когда вернемся, – твердо сказал Дуги. – Ты никуда не уйдешь, Даррен.

После этого Даррен больше не жаловался, лишь мрачно зыркал на Дуги и бормотал себе под нос. После спасительной операции дела между ним и Мартином лучше точно не станут.

В этом конце пляжа была только одна тропинка. Она вилась вдоль скалистой береговой линии, а затем круто уходила в гору. Наверху тропа упиралась в ту же дорогу, по которой мы сюда приехали. Казалось, что Мартин мог выбрать только одно разумное направление: обратно к парковке. Пешком у нас получилось еще дольше, чем в раскаленной от зноя машине. К тому времени, когда мы спустились вниз по склону к пляжу, наступила ночь.

Нас не было два часа, а может, и больше. На автостоянке рядом с лагерем нас ждал ржавый «Вольво» Даррена вместе с запахом гниющей рыбы, который дождь так и не смог заглушить. В любом случае я едва обратила на это внимание. Я пристально смотрела на пляж, ища луч фонарика или вспышку огня от костра – любой знак, что Мартин вернулся. Ничего. Лишь молочно-белая полоска лунного света плясала на воде теперь, когда облака наконец протащило дальше.

– Мартин? – позвала я, спотыкаясь на узкой тропинке. Ответа не было. – Мартин, ты там?

Тишина. Мои кроссовки тонули в мягком песке, твердые крупицы забивались в обувь, натирали ноги. Я ничего не замечала. Дуги посветил фонарем влево и вправо, осматривая местность. Там никого не было.

Я все равно снова крикнула:

– Мартин? – И услышала панику в собственном голосе. Мне следовало пойти с ним. Он же меня звал. Что случилось? Живот скрутило, и я поспешила вперед.

Я остановилась посреди лагеря; теперь, когда большая часть снаряжения лежала в палатке, он казался практически пустым. Ветер донес до меня тихое бормотание трех голосов. Я повернулась к спутникам.

– Его здесь нет, – бессмысленно констатировала я очевидное.

Их лица отражали то же беспокойство, что буквально разъедало мне желудок. Даже Даррен выглядел встревоженным.

– Куда еще он мог подеваться? – протянул Дуги, задумчиво нахмурившись.

– А вдруг где-то упал, – предположила я. – Сломал лодыжку или еще что и не может идти?

Перед глазами мелькнула ужасная картина: Мартин в канаве, промокший и замерзший. Даррен покачал головой, прогоняя мое видение.

– Нет, мы все обошли. Увидели бы его или он бы нас услышал и закричал.

– Может, он без сознания, – начала я.

– Не спеши с выводами, – перебил меня Даррен.

– Ну а где он тогда? – рявкнула я. Даррен поморщился.

– Я не знаю, – сказал он, скрестив руки на груди. Его мышцы угрожающе надулись. – Может… может, он уехал на попутке?

– Не сказав никому из нас? – Дуги отнесся к версии скептически. Я тоже. Мартин не стал бы так делать.

– Он был расстроен, – продолжил Даррен, развивая свою идею. – Злился на меня… – «И не без причины», – подумала я. – И никто из вас не пошел с ним гулять. Может быть, он просто решил исчезнуть. Пятеро – уже толпа и все такое.

– Все было не так, – слабо запротестовала я.

Но, возможно, было именно так, по крайней мере, для Мартина. Слова Даррена лишь подстегнули мою тревогу. Да, вдруг именно так Мартин и видел картину? Он не слишком хорошо проводил время, каждые пять секунд сцеплялся с Дарреном. А потом мы с Дуги, предположительно, его друзья, позволили ему уйти в одиночку, чтобы поплавать вместе. Может быть, он чувствовал себя брошенным, обделенным и решил убраться с дороги.

С этого угла версия Даррена не казалась такой уж дикой. Я закусила губу, не желая в этом признаваться, стыдясь себя.

Меня спас Дуги.

– Даже если бы он так думал, все равно вряд ли просто ушел бы. Мартин не сел бы в машину к совершенно незнакомым людям. К тому же мы шли по дороге, и нам никто не попался.

– Нам – никто, – подчеркнул Даррен. – Но это не значит, что Мартину не повезло с попуткой.

– И эта единственная машина случайно решила остановиться и подобрать незнакомца? – возразил Дуги в ответ.

Даррен пожал плечами:

– Ну мало ли. Или, может быть, он пошел другим путем, до поворота. Там движение больше.

– Может быть. – Голос Дуги был твердым. – Но ты правда думаешь, что он просто ушел и бросил все свои вещи?

– А кто сказал, что бросил? – спросил Даррен.

Мы все посмотрели на палатку ребят. Затем друг на друга.

– Я проверю. – Даррен исчез из освещенного круга.

Я услышала хлопок экрана, а затем шелест. Огонек вспыхнул внутри палатки, белее фонаря, как блики от мобильного телефона. Он танцевал и мерцал, пока Даррен обыскивал вещи. Мы тоже могли бы присоединиться, но по какой-то причине никто из нас не двинулся с места. Мы просто стояли там, сгрудившись вокруг вчерашнего костра, и ждали.

Свет в палатке погас, и я вздрогнула, хотя было не очень холодно. Я сунула руку в карман и нервно потеребила брошку. Наконец Даррен появился, но задержался застегнуть дверь и поправить навес.

– Ну? – поторопил Дуги, устав ждать, и направил на него луч фонарика.

Даррен пожал плечами:

– Должно быть, он ушел. Его сумка пропала и вся его одежда. Единственное, что осталось, – его спальный мешок и насос для надувного матраса.

Дуги нахмурился:

– И когда он успел прийти и все забрать?

– Пока мы искали его по окрестностям, – ответил Даррен. – Я же сказал, нам с Эммой следовало остаться. Мы могли бы остановить его, переубедить.

Дуги фыркнул, и я поняла, о чем он думает. Даррен скорее уж помог бы Мартину собрать вещи и проводил до дороги. Разочарованный, Дуги провел рукой по волосам, и те встали дыбом.

– Черт возьми, – пробормотал он. – Я не могу в это поверить.

Я тоже не могла. Мы прогнали Мартина. Да, начал все Даррен с его выпивкой и мерзким характером, но именно мы с Дуги стали последней каплей. Я с трудом сглотнула, чувствуя себя больной.

– Что будем делать? – спросила я.

– Пойдем за ним, – тут же ответил Дуги.

Я моргнула, затем кивнула. Конечно, так мы и поступим. Только…

– Как? – Голос Даррена был резким, как удар хлыста.

– Что? – Дуги выглядел скорее раздраженным, чем смущенным.

– Как мы его найдем? Мы не знаем, где Мартин; да он небось на полпути домой. Телефоны не работают. Предлагаешь пешком прочесать весь чертов Дамфришир?

– Поедем на «Вольво», – выплюнул Дуги, как будто это было очевидно.

– Ты за руль сядешь? Мне уже нельзя.

Дуги нахмурился, как и я. У Даррена не было возможности выпить в течение нескольких часов. Сколько он успел влить в себя раньше? Или это было просто удобное оправдание?

Очень удобное. Если Даррен не может вести машину, поиски Мартина завершены, по крайней мере, на сегодня.

– Слушайте. – Тон Даррена изменился, стал более заискивающим. – Мы ничего не можем сделать сегодня вечером. Давайте просто останемся здесь, а утром подъедем туда, где получится поймать сигнал, и вы позвоните ему и все выясните. Наверняка он будет дома, в безопасности, со своей мамочкой. Я обещаю отвезти вас завтра.

Дуги обдумал предложение.

– Первым делом? – спросил он.

– Первым делом.

Мне не понравилась идея ждать всю ночь. Несмотря на план Даррена, свинец в моем животе отказывался исчезать. Может, все дело в темноте? На пляже было хоть глаз выколи, кроме тусклого света фонаря, остро нуждающегося в смене батареек, и водянистого сияния луны. Я с готовностью согласилась, когда Даррен предложил попытаться разжечь огонь. Даже не пожаловалась, когда он вытащил виски. Мне нужно было что-то, чтобы согреть внутренности.

Я пыталась отогнать засевшую в глубине души мысль, которая шептала, что Мартин не на полпути в Глазго, весело болтает на заднем сиденье чьей-то машины, а там, где намного темнее, намного холоднее. Где он один.

Глава 11

Огонь получилось развести не сразу. Большая часть древесины была влажной, и ветер продолжал гасить любое пламя, что нам удавалось разжечь. Тем не менее, в конце концов, с помощью маленькой бутылки горючей жидкости, которую Даррен добыл из машины, все получилось. Это мгновенно изменило атмосферу. Огонь излучал тепло и прогонял тени за пределы круга.

Мы все еще были притихшие, все еще подавленные. Некоторое время молчание нарушали только потрескивание горящего дерева да шипение и плевки гамбургеров, которые Дуги готовил на своем крошечном гриле. Мы все проголодались, пропустив ужин в поисках Мартина.

Каждый раз, отходя в туалет или бросаясь в палатку за джемпером, или расческой, или напитком, Эмма отодвигала свой стул чуть дальше от меня, чуть ближе к Даррену. Я не видела, как двигался он, но каким-то образом его стул тоже мигрировал прочь от Дуги. В итоге, подняв глаза, я увидела четкое разделение: Даррен и Эмма по одну сторону костра, Дуги и я по другую.

Честно говоря, против этого я не возражала, зато меня беспокоило, как они держатся за руки, Эмма хихикает, а Даррен похотливо ей подмигивает, и как они используют исчезновение Мартина в качестве оправдания, чтобы объединиться… а из нас с Дуги слепить «пару».

Заметил ли Дуги? Я украдкой глянула на него и увидела, что он смотрит в мою сторону. Я ждала, вдруг он что-то скажет, но нет. Дуги просто продолжал смотреть на меня.

– Что? – спросила я.

Он пожал плечами:

– Ничего.

Повисла пауза, затем я спросила:

– Ты правда думаешь, что Мартин уехал?

Еще одна пауза, но Дуги наконец кивнул:

– Да.

Видимо, да. Несложно было представить, как Мартин настолько хотел от нас отделаться, что попросил незнакомых людей его подвезти. Я мучилась угрызениями совести, ведь отчасти сама этому поспособствовала, но теперь уже изрядно сердилась на Мартина. Он точно знал, что мы станем волноваться. Неужели так сложно было оставить записку? А может, это часть наказания? Я представила, как он обиженно топает на холм, не оглядываясь и бормоча, мол, так вам и надо.

Я еще немного раздула огонек обиды, ведь так было легче уговорить себя, что нечего волноваться. Но…

– Просто… Что, если мы позвоним завтра, а он не ответит? Или ответит, но откуда-то из канавы, где пролежал всю ночь и…

– Он в порядке, Хезер, – перебил меня Дуги. Я замолчала, потому что да, такие разговоры вновь пробуждали ужасное чувство неуверенности. Я глубоко вздохнула, огляделась и поискала безопасную тему для разговора. Был только один вариант.

– Эмма и Даррен смотрятся довольно уютно.

– Да. – Дуги посмотрел на них сквозь пламя; они сидели лицом друг к другу и улыбались. – Похоже, он действительно ее любит.

– Хотя непонятно за что, – договорила я мысль, что вертелась у него на языке.

Дуги рассмеялся:

– Ну Даррен тоже не подарок небес. Тем еще придурком бывает.

Я одним лицом выразила свое согласие, не особо желая признавать это вслух.

– Получается, они идеальная пара, – криво улыбнулась я.

– Получается так, – отозвался Дуги.

После этого мы какое-то время молчали, и я впервые почувствовала себя совершенно комфортно, просто тихо сидела рядом с Дуги и ничего не делала, только наблюдала за пламенем.

– Ладно, детки, пора спать, – раздался вдруг голос Даррена. Я в замешательстве подняла брови. Как неожиданно разумно со стороны Даррена. Полночь миновала совсем недавно, и вряд ли он успел много выпить. Может быть, пропажа Мартина действительно его расстроила. Может быть, у него все же было сердце.

Когда Даррен встал, я увидела у него в рукаве выпуклость подозрительной цилиндрической формы и прищурилась. Что он задумал?

Но я устала, поэтому с готовностью кивнула, встала и направилась в сторону нашей палатки. Натянула пижаму и в нерешительности застыла. Я хотела в туалет, но было темно, и меня манил спальный мешок, слегка влажный снаружи, но, к счастью, сухой внутри. Однако, если залезть в него сейчас, то придется вставать посреди ночи. Тихо ворча, я вышла на улицу.

Не желая долго торчать в темноте, я управилась в рекордно короткие сроки. Эмма уже залезла в палатку, потому что свет горел, а дверь была закрыта. Я наклонилась расстегнуть молнию, но застыла у входа.

Даррен помахал мне, небрежно растянувшись на двойном надувном матрасе.

– Привет, красотка. – И дерзко подмигнул.

– Что ты здесь делаешь? – спросила я, слишком ошалев, чтобы думать о вежливости.

Из ниоткуда появилась Эмма и встала рядом со мной.

– Даррен спит здесь, – бодро сказала она. Я в ужасе уставилась на нее. Мне показалось, что я увидела легкое смущение в ее глазах, но затем она прошла мимо, повернулась и преградила мне путь.

– А где, черт возьми, должна спать я?

– О, я не знаю, – лукаво подмигнула она. – Где-нибудь еще.

– Эмма, не поступай так со мной, – прошипела я, но уже было поздно. Не обращая на меня внимания, Эмма застегнула вход в палатку.

– Потом мне «спасибо» за это скажешь, – крикнул Даррен напоследок.

Я только рот открыла, когда поняла, что он имеет в виду. Эмма не только выгнала меня из нашей палатки, но и рассказала Даррену о моих чувствах к Дуги. Даррену, который в принципе не мог удержать рот на замке. Я стиснула зубы, чтобы не высказать всех нецензурных слов, что крутились на языке.

Потом мои плечи поникли. У меня не осталось сил на стычку с Дарреном сегодня вечером, и был лишь один вариант. Как приговоренный к виселице, я нерешительно подошла к другому облаку света. Палатке мальчиков. Палатке Дуги.

Я остановилась и какое-то время мялась с ноги на ногу, умирая от смущения. Хотела постучать, но как постучишь по ткани? Я прочистила горло и, бросив последний умоляющий взгляд в сторону палатки Эммы и Даррена, глубоко вздохнула.

– Дуги? – прохрипела я так тихо, как только могла. Не хотела, чтобы Даррен или Эмма услышали.

Он не ответил, но внутри раздался шорох, и через мгновение Дуги высунул голову наружу.

– Что случилось?

Выходит, он не знал о предательстве Даррена и моей «подруги».

Слова не шли, и я смотрела, как его лицо становится смущенным, а затем удивленным.

– Можно я посплю здесь? – пробормотала я.

Дуги смутился:

– А что случилось с твоей палаткой?

– Там Даррен, – призналась я.

– А. – Он рассмеялся и посмотрел в ту сторону. – Так вот где он.

Однако Дуги отступил назад и открыл дверь шире, чтобы я могла заползти внутрь. Я неуклюже вошла, споткнулась и чуть не упала в задний угол палатки, где лежало меньше всего хлама. Дуги встал спиной ко мне, и я снова залюбовалась на его гладкие мышцы, что перекатывались при каждом движении, но заставила себя отвести взгляд, когда он повернулся. Краем глаза я заметила, как он натягивает через голову футболку, и почувствовала себя неуютно.

– Ладно. – Он уселся на темно-красный спальный мешок и улыбнулся. Мне стало немного лучше. – Синий или зеленый? – Дуги указал на два других мешка. Я уставилась на них, просто чтобы не смотреть на него. Пространство было слишком маленьким, тонкие, как бумага, стены палатки вызывали клаустрофобию.

– Который из них Даррена? – спросила я, безуспешно пытаясь изобразить спокойствие.

– Синий.

– Тогда я возьму зеленый.

Я расправила мешок и начала укладываться внутрь. Если поскорее засну, то смогу прекратить эту неловкую пытку. Да, утром Эмма будет во мне разочарована, назовет меня трусихой и скажет, мол, ты упустила возможность. Я же просто надеялась, что мы не услышим никаких шумов из другой палатки. Конечно, Эмма же меня пощадит?

– Здесь довольно холодно, – предупредил Дуги, когда я перевернулась, чтобы лечь на дальний край огромного надувного матраса. Он был намного больше, чем наш, возможно, королевского размера. – Все из-за высоты потолка. Пространство слишком большое, чтобы удерживать тепло.

– Ладно, – отозвалась я, глядя туда, где смятый синий спальник Даррена знаменовал отсутствие хозяина. Я уже замерзала. Спальный мешок Мартина был тоньше моего, ткань глаже, чем моя пушистая подкладка. Я зарылась глубже, спрятав даже нос, только глаза остались. И все равно мне было неловко. Я закрыла глаза, но потом подумала, вдруг Дуги все еще смотрит на меня. Попыталась тихо повернуться к нему спиной, может, так буду чувствовать себя получше, но он заговорил, и я замерла.

– Мне холодно.

Я распахнула глаза, уставилась на крышу палатки и что-то согласно промычала.

– Нам надо прижаться друг к другу, – спокойно заявил Дуги. А когда я настороженно на него глянула, улыбнулся и пояснил: – Как пингвинам.

Пингвины? Скорее уж, двое весьма смущенных людей. Или по крайней мере один смущенный человек. Полный надежд, но ужасно трусливый смущенный человек. Но Дуги выжидающе смотрел на меня, и эта полуулыбка все еще играла на его губах. Не зная, что делать – мне и хотелось последовать его совету, и нет, – я начала извиваться и как огромный червь поползла через палатку. Надувной матрас накренился в сторону Дуги, и я по инерции покатилась к нему; руки были скованы боками мешка, и я никак не могла остановиться. Дуги пришлось ловить меня, и мы оба отлетели к стене. Я уткнулась ему в грудь, вдыхая аромат дезодоранта, оставшийся на ткани рубашки. Пахло потрясающе. Не то чтобы я могла на этом сосредоточиться.

– Прости!

Боже. Боже! Как стыдно. Но Дуги смеялся. Надо мной или над ситуацией – сложно сказать, я не могла взглянуть ему в лицо.

– Не извиняйся, – сказал он сквозь смех. – Какой парень обидится, что женщина бросается ему в объятия? Да еще и второй раз за день!

– Точно, – выдавила я. Лицо горело. Ну хотя бы теперь я не замерзала.

Дуги тоже. Обе его руки и торс буквально излучали жар. Ничего он не мерз. Я растерянно подняла бровь, но мысль как пришла, так и пропала. «Не будь смешной», – велела я себе.

Не совсем понимая, как он хотел, чтобы мы «изобразили пингвинов», я развернулась и прижалась спиной к его груди. Стало удобнее. Я меньше сознавала нашу близость, если могла уставиться в стену палатки. Дуги обнял меня одной рукой, а вторую подложил себе под голову, как подушку.

– Так теплее, – прошептал он.

Я кивнула, не зная, что сказать, чтобы не опозориться еще сильнее. Его дыхание обдавало мою шею, отчего по коже бежали мурашки. Я попыталась отвлечься на размеренный шум волн, надеясь, что тот меня убаюкает.

Когда я открыла глаза, было уже утро. Дуги больше не обнимал меня, не нависал сзади успокаивающей громадой. Я замерла, пытаясь уловить тихое дыхание, но услышала лишь плеск моря. Повернулась убедиться, что одна, и увидела пустой темно-красный спальный мешок.

Я села, потянулась и слегка поморщилась. Может, матрас ребят и был больше нашего, но на удобство это не влияло. Плечи болели, а позвоночник хрустел. Я как раз пыталась распутать колтуны в волосах – ломких после купания в море, когда откидная створка палатки распахнулась, и меня ослепил свет.

– Ты проснулась, – заметил Дуги.

Он был полностью одет, за исключением обуви. Интересно, как ему удалось встать, не разбудив меня? Обычно я чутко спала.

– Да. – Я одарила его полуулыбкой, которая неожиданно превратилась в широкий зевок. Я с запозданием прикрыла рот рукой. – Ты один встал? – Я не слышала голосов Даррена или Эммы.

– Ага. Не спалось.

– Извини, – сказала я, мгновенно смутившись. Боже, надеюсь, я не храпела прошлой ночью. Эмма ведь пожаловалась бы, если бы я ее изводила?

К моему облегчению, Дуги покачал головой.

– Дело не в тебе. Ты вообще лежала смирно, как живая грелка. Можешь спать здесь, сколько захочешь. – Он вздохнул. – Я не мог перестать думать.

– О Мартине, – догадалась я.

Дуги кивнул, и я закусила губу. Трепет и смущение от сна в одной палатке с Дуги совершенно выбили мысли о нашем друге у меня из головы. Я снова почувствовала укол стыда.

– В смысле, возможно, Даррен прав. Но я бы почувствовал себя лучше, если бы знал наверняка. – Он вздохнул и нервно провел руками по волосам.

– Знаю, – сказала я. – Я все думаю, что он не стал бы уходить, не говоря ни слова.

– Как только Даррен встанет, я хочу доехать до главной дороги, чтобы поймать сигнал.

– До завтрака? – Я могла легко представить, как Даррен отреагирует на такое.

– Я бы отправился сейчас, если бы мог.

– Ну что ж… – Я задумалась. – А почему мы не можем?

Дуги вопросительно посмотрел на меня.

– Как?

Я пожала плечами:

– Ты же умеешь водить? Просто возьмем «Вольво» сами. Да мы вернемся еще до того, как они встанут.

Дуги покрутил в голове мое предложение. Скривился, но идея ему явно приглянулась.

– Я умею водить, – медленно сказал он. – И вряд ли мы в такой глуши напоремся на полицейский патруль. Не в этот час. Повезет, если вообще другую машину встретим.

Я улыбнулась, радуясь поддержке Дуги, и спросила:

– Где Даррен держит ключи?

– Там, за тобой. – Он ткнул куда-то в глубь палатки. – В черной сумке. – Я протянула руку и попыталась открыть молнию. – Нет, – крикнул он мне через плечо. – В боковом кармане.

Но я застыла на месте. Там, среди как попало запиханных вещей Даррена, лежал очень знакомый красный джемпер. Я вытащила его. Под ним обнаружился футляр для очков и пара вельветовых шорт, которые Даррен и под угрозой расстрела не надел бы.

– Дуги…

Я нашла вещи Мартина.

Глава 12

Сейчас

– Мне кажется, убрав Мартина, ты получила то, что хотела, Хезер. Время с Дуги.

Я сердито смотрю на Петерсена, не удостоив ответом его комментарий.

– Скажи, как ты себя почувствовала, когда Даррен нашел вещи Мартина?

– Как, по-вашему, что я чувствовала? – рявкаю я, не в силах молчать. – Это было…

Затем до меня доходит, что он только что сказал.

– Вещи Мартина нашли я и Дуги, – говорю ему подчеркнуто спокойно. Мои кулаки сжимаются, ногти впиваются в плоть, пока я стараюсь обуздать эмоции. – Я и Дуги, а не Даррен.

– Дуги? – Петерсен вскидывает брови и повышает тон, превращая слово в вопрос. – А раньше ты не так говорила.

– Именно так, – огрызаюсь я.

– Нет. Все здесь, Хезер. В стенограммах твоих сессий. – Он берет мою папку, достает сшитую пачку бумаги и тут же убирает ее обратно в файл, прежде чем я успеваю сосредоточиться на аккуратных линиях шрифта на странице. – Ты сказала «Даррен».

Это ошибка. Должно быть, Хелен виновата. Вроде печатала, а сама строила глазки Петерсену в надежде поднять себе зарплату.

– Это был Дуги, – повторяю я снова. – Дуги и я нашли вещи Мартина. В сумке Даррена.

Тогда

Дуги потребовалось всего пять секунд, чтобы осмотреть предметы, сложенные поверх вещей Даррена, и сложить два и два. Громко ругаясь, он развернулся и вылетел из палатки. Я выпуталась из своего спального мешка и поспешила за ним. К тому времени, как я вышла на улицу, Дуги уже дергал молнию другой палатки. Я услышала протестующий визг Эммы. Хотя небо уже посветлело, солнце пока не взошло на горизонте. Должно быть, еще очень рано. Хотелось верить, что это единственная причина, почему парочка не встала.

– Да что с тобой, Дуги? – Голос Даррена был сонным, но злым.

– Что со мной? – заорал Дуги; я с легкостью слышала каждое слово, пока трусила по холодному песку, поправляя пижаму. – Мы нашли вещи Мартина, Даррен!

Тишина. Я подошла к Дуги как раз, чтобы увидеть выражение лица Даррена. Он вроде как выглядел пристыженно, хотя для искреннего раскаяния на его лице было слишком много упрямства.

Эмма оторвала голову от подушки, в которую пряталась от света.

– Что происходит?

– Даррен спрятал вещи Мартина, – пояснил Дуги. – Мартин не собрался и не ушел. Одному богу известно, где он сейчас, но мы должны были всю ночь его искать, а не жарить бургеры и обжиматься!

– Ну да, он бросил вещи, что с того? Все равно мог свалить отсюда, – ответил Даррен сквозь стиснутые зубы. – Мы не знаем, где он.

– Именно не знаем, – выплюнул Дуги. – Но какого хрена ты нам солгал! Возможно, он сейчас лежит где-то в канаве. Прошлой ночью было холодно! Он мог умереть, Даррен!

Дуги кричал. Я положила руку ему на плечо, и он замолчал, тяжело дыша. Эмма поворачивала голову то к нему, то к своему парню, широко раскрыв огромные, как блюдца, глаза. Однако они расширились еще больше, когда она увидела, как Даррен выскользнул из палатки и медленно поднялся на ноги. На нем были только боксеры, и он отличался впечатляющим телосложением. Тем хуже, что он дрожал от ярости. Его руки сжались в кулаки. Я подавила желание сделать шаг назад. Его гнев был направлен не на меня. Может, даже не на Дуги.

– Заучка только под ногами путался, – сплюнул он. – Только бродил и ныл, и давайте посмотрим правде в глаза, он испортил всю поездку. Раз Мартин такой дурак, что попал в беду, сам виноват. Если с ним что-то случится, невелика потеря.

Я потрясенно уставилась на него. Даже Эмма выглядела шокированной.

– Значит, если он поранился, если он мертв, это не страшно? – Голос Дуги дрожал от едва сдерживаемой ярости.

Даррен пожал плечами:

– Лично я не буду переживать по этому поводу.

Тихий вскрик Эммы: «Даррен!» потерялся за гневным ревом, вырвавшимся из груди Дуги. Он кинулся вперед, целясь кулаком в лицо Даррена.

Глава 13

– Ты точно в порядке?

В четвертый раз я задавала этот вопрос и неизменно слышала в ответ короткое «да».

Мы шли по дороге к цивилизации. «Вольво» остался на стоянке за нашими спинами. Даррен отказался нам его давать. Дуги, у которого после драки с Дарреном все еще текла из носа кровь, был на взводе. Я еле смогла убедить его подождать три минуты, которые потребовались мне, чтобы переодеться, прежде чем он ринулся прочь от лагеря.

– Салфетку дать? – спросила я.

– Нет. – Дуги вытер нижнюю часть лица рукавом, испачкав белую ткань ярко-красной кровью.

Я замолчала, сосредоточившись на том, чтобы не отставать и избегать глубоких выбоин, прорезающих поверхность дороги. Мои ноги горели, а голод истощал силы. Однако я не смела просить Дуги пойти медленнее. Не сейчас, когда он в таком настроении. Честно говоря, в тот миг я его немного боялась. Казалось, он потерял контроль, и пусть я не слышала, что Дуги говорит, все равно видела, как шевелятся его губы, пока он бормочет ругательства себе под нос.

Внезапно Дуги замер и развернулся ко мне. Я едва не отпрянула, но велела себе стоять смирно.

– Ну, то есть, я знал, что ему не нравится Мартин, но бога ради! – продолжил он мысль, которую я не слышала. – Даррен всю ночь спокойно сидел, зная, что Мартин пропал, на самом деле пропал, и даже глазом не моргнул. Думал лишь, как затащить Эмму в чертову палатку. Да что с ним не так?

Я тревожно уставилась на него. Придется отвечать? А вдруг я ляпну что-то не то?

– И поверить не могу, что он не дал мне машину, – продолжил Дуги. – Мы уже могли бы быть на холме, звонить Мартину. А вместо этого пешком карабкаемся по чертовой местности. И если Мартин не ответит…

Дуги не договорил и посмотрел на море. Сегодня оно было темнее, небо затянули облака. Я и так поняла, куда он клонил. Если Мартин не ответит, как мы вообще узнаем, что с ним стряслось? Как мы его найдем? Мы уже прошли по его следам, что еще можно сделать?

– Идем, – мягко сказала я. – Давай просто поднимемся туда и поищем сигнал.

Дуги глубоко вздохнул, выдохнул, а затем посмотрел на меня и с улыбкой кивнул. Его плечи расслабились, и он стал больше похож на парня, которого я знала. Если не считать крови.

– Уверен, что обойдешься без салфетки? – спросила я, когда мы снова пошли, на этот раз в гораздо более спокойном темпе.

Дуги осторожно пощупал нос. Вздрогнул и быстро отдернул руку.

– Я ужасно выгляжу?

– Красный тебе не к лицу.

Шутка получилась так себе, но Дуги тем не менее рассмеялся, хоть и безрадостно.

– Держи. – Я вытащила из кармана пачку салфеток и протянула ему одну. – Аллергикам приходится везде таскать с собой платки, – объяснила я в ответ на его удивленный взгляд.

– Точно. – Он взял бумагу и запрокинул голову, пытаясь остановить алую струйку, все еще капающую из его носа. – Я не собираюсь прощать Даррена за это, – пробормотал Дуги сквозь салфетку.

Я поняла, что он имел в виду всю эту ситуацию с Мартином, а не сломанный нос. Тем не менее это был лишний пункт в общем списке. Даррен оказался самым большим ублюдком в мире. Я понятия не имела, что Эмма видела в нем, кроме его мышц. Она расстроилась после драки главным образом потому, что Дуги пострадал, а не потому, что Даррен солгал о Мартине, но в итоге подруга осталась там, на пляже, с ним, а не пошла с нами. Это о многом говорило.

Дуги был прав: мы не встретили ни одной машины до главной дороги. Когда мы добрались до вершины, единственным шумом, что донесся до нас, было тихое гудение электрогенератора. Дуги проверил свой телефон: нет сигнала. Мой тоже молчал. Через несколько минут мимо проехал белый фургон. Спустя пять минут рядом с нами притормозила пожилая пара в старом, но безупречно чистом «Мерседесе». Мужчина опустил окно спросить, все ли в порядке, но его жизнерадостное настроение быстро пропало, когда он увидел окровавленное лицо Дуги. Пара поспешно убралась прочь.

– Может, Мартин и правда поймал попутку, – пробормотал Дуги, когда машина исчезла за углом.

Может быть.

Мы миновали изгородь и прошли половину пустого поля. Это была самая высокая точка на много миль вокруг, и мы рассчитывали, что если где и поймаем сигнал, то именно там.

– Ну что? – спросила я, когда Дуги поднял свой мобильный. Мой собственный телефон все еще показывал полное отсутствие сети.

– Подожди, он ищет. – Дуги вытянул руку чуть выше, глядя на экран. – Ах-ха! – Он торжествующе улыбнулся мне. С забрызганным кровью лицом Дуги слегка смахивал на маньяка. Я улыбнулась, мысленно сделав пометку вручить ему новую салфетку, как только мы поговорим с Мартином.

А мы поговорим обязательно, заверила я себя. Лишь так я могла подавить тошноту от беспокойства.

Дуги поднес телефон к уху, пристально глядя на меня.

– Звонок идет, – одними губами сказал он.

Я ждала, мой пульс мучительно бился, сердце стучало в груди. Я не могла слышать гудки, но беззвучно считала их в такт каждому толчку наполненной адреналином крови, циркулирующей по моему телу. Один. Два. Три. Четыре. В любую секунду лицо Дуги растянется в широкой улыбке. Пять, шесть, семь. В любой момент, в любой момент. Восемь, девять, десять. Почему Мартин не отвечает?

У меня скрутило живот. Лицо Дуги помрачнело, он медленно опустил телефон и прошептал:

– Автоответчик.

– Попробуй еще раз.

Он молча повиновался мне, и я снова начала считать. Я пыталась надеяться, но уже знала, каков будет результат. И все равно ощутила боль, когда Дуги мрачно покачал головой.

– Ничего, – сказал он, подтверждая мои опасения.

– Что же делать? – спросила я. Я чувствовала себя потерянной, как беспомощный ребенок. – Позвоним его родителям?

Дуги поморщился. Я точно знала, о чем он подумал. Если мы позвоним кому-нибудь из родителей или в полицию, то происходящее станет реальностью. Страшной реальностью. Я не была уверена, готова ли признать, что Мартин действительно пропал без вести.

– Я не знаю, – повторил мои сомнения Дуги. – Что мы им скажем?

Я скривила рот. Был ли способ проверить, дома ли Мартин, не выдав, что мы его потеряли, что есть какая-то опасность? Если он не объявился, мне бы не хотелось пугать его родителей, когда еще оставался шанс, что Мартин просто сидит где-нибудь, подвернув или сломав лодыжку, с нетерпением ждет нас и злится, что мы все еще его не нашли.

– Не говори им, что это ты, – предложила я. – Притворись кем-то другим. Спроси, дома ли он.

Дуги явно сомневался.

– Думаешь, они не поймут, что это я?

– Тогда я позвоню, – сказала я, хотя внутренне корчилась при этой мысли. – Я никогда их не встречала.

К моему удивлению, Дуги издал смешок. На сей раз настоящий.

– Поверь, если ты их наберешь, они как раз заподозрят неладное. Мартину девочки не звонят.

– Ой. – Я неловко улыбнулась. – Верно.

– Ладно, – вздохнул он. – Я позвоню.

Дуги поднес телефон к уху, но тут же нахмурился. Отвел трубку от лица и уставился на экран.

– Да брось! Ты же работал минуту назад!

– Что такое?

– Сигнал исчез.

Он постучал по экранчику, но выражение на его лице не изменилось.

– Попробуй мой, – предложила я. Покопалась в кармане и вытащила мобильный. – У тебя что за сеть?

– ЕЕ.

– У меня Водафон. Дай проверю… нет. Ничего.

– Как странно, – заметил Дуги. – Вот буквально сейчас все было в порядке. Четыре «палочки». Может, забраться повыше?

– Выше? – переспросила я. – Да куда уж выше-то?

– Залезу на дерево, – решил Дуги, оглядывая высокие березы, что росли позади поля.

Я уставилась на него, борясь с желанием сказать, что думаю. Что он цеплялся за соломинку. Но у меня не было идей получше. Сколько придется пройти до ближайшего жилья? Нам пришлось бы вернуться и заставить Даррена отдать ключи. А мне сейчас не слишком хотелось с ним общаться.

– Я тебя подсажу, – предложила я.

Благодаря мне Дуги залез на нижние ветки самого крепкого на вид дерева и пополз вверх. Он остановился где-то посередине и проверил руками более высокие ветви. Те легко качались под давлением.

– Не лезь туда, – предупредила я. – Последнее, что нам надо – так это чтобы ты шею себе сломал!

Он хмыкнул, но ползти перестал.

– Ну как?

– Ничего. Да! Сигнал появился! Погоди, гудки идут. – Я ждала, одновременно боясь и волнуясь. И вдруг… – Какого черта?

– Что? – Тишина. – Дуги, в чем дело?

– У меня батарея только что сдохла.

Я фыркнула, хотя это было не смешно.

– Шутишь?

– Нет.

– Погоди. – Я снова порылась в карманах. – Лови! Посмотри, есть ли у меня сигнал.

Я опасливо подбросила свой телефон, но ловкие руки Дуги легко его поймали. Он ткнул в экран.

– Как его включить?

– Он уже включен, – ответила я. – Экран заблокирован?

– Нет, Хезер, он точно не включен.

Я ошарашенно посмотрела вверх. Минуту назад телефон работал. Может, я нечаянно задела кнопку, когда его кидала, хотя для выключения ведь нужно жать ее не меньше пяти секунд. Я объяснила, как включить мобильный, и стала ждать. И еще. И еще.

– Неа, не включается. Может, разрядился?

– Нет. У меня еще половина батареи была. Минимум до завтра хватило бы.

– Ну, он не работает.

– Кидай вниз, – вздохнула я.

Дуги послушно бросил телефон в мою ладонь. Я надавила большим пальцем на кнопку, ожидая увидеть привычный красный значок. Тот не появился.

– Это неправильно, – пробормотала я. Неужели мобильный сломался?

– Я ж тебе сказал, – крикнул сверху Дуги.

– Не понимаю, – ответила я, повысив голос, чтобы он услышал. – Секунду назад был в порядке. – Может, дело в том генераторе? Он не может разряжать батареи?

– Без понятия. – Голос Дуги раздался ближе. Я подняла голову: друг спускался сквозь ветки. – Вот везет нам в последнее время.

Он проворно достиг последней ветки и на мгновение завис там, оценивая расстояние до земли. Когда же согнул колени, готовясь к прыжку, я услышала громкий треск, исходящий откуда-то из ствола. Лицо Дуги исказилось, и вместе с веткой он рухнул на землю.

– Дуги! – закричала я, уже мчась к нему. Он растянулся на земле, запутавшись в покрытых листвой побегах, торчащих из сломанной ветви. Даже пока Дуги еще только продирался сквозь них, я уже поняла: с ним что-то не так. Из-под глянцевой зелени выглядывала его неловко вывернутая лодыжка. Дуги скривился от боли, сжал ногу чуть выше ступни и застонал, все еще пытаясь выбраться из-под обломков дерева.

– Ты в порядке? – спросила я.

Он шумно выдохнул.

– Думаю, да. – Я ухватила его за руку и рывком помогла встать на ноги. Дуги зашипел от боли в ту же секунду, как попытался перенести вес на пострадавшую лодыжку. – Кажется, – поправился он.

– Сломал? – спросила я.

Господи, хоть бы нет. Ну как мне доставить Дуги обратно в лагерь к машине, если он не сможет идти? Так далеко я его не донесу.

– Вроде нет. Хотя больно. – Он снова попытался ступить на правую ногу и стиснул зубы. – Думаю, просто потянул. – И рассмеялся, хотя звук получился несколько истерическим.

– Что смешного-то? – неверяще спросила я. Мне вот было совсем не до веселья.

– Просто… интересно, а еще хуже будет?

Я улыбнулась, хотя мышцам челюсти пришлось приложить больше усилий, чем обычно.

– Не говори так, – предупредила я, а потом вздохнула: – Веселый у тебя вышел день рождения. И что будем делать?

Мы по-прежнему понятия не имели, что стало с Мартином, а теперь еще Дуги, похоже, надо в больницу.

– Не знаю, – пробормотал он. – Давай просто вернемся в лагерь, а там придумаем. Даррену придется нас куда-то отвезти.

Что-то я в этом сомневалась. Когда мы уходили, выражение лица Даррена не оставляло сомнений – он в ярости. А по опыту я знала, что злой Даррен не особо склонен помогать ближним. Хотя, может, он увидит состояние Дуги и смягчится? Это при условии, что я его туда доставлю.

– Как, по-твоему, идти сможешь? – спросила я, с сомнением глядя на него. Он пытался нормально стоять, но было очевидно, что ему больно хоть как-то опираться на ногу.

– Попробую.

Это был очень медленный процесс. Поначалу Дуги пытался идти самостоятельно, но не мог перемещаться быстрее улитки, хромал и одолевал лишь несколько дюймов зараз. Его лицо заострилось, и он так впивался зубами в губу, что выступила кровь. Спустя всего несколько сотен метров ему пришлось сдаться.

– Слушай, я подожду здесь, – сказал он, готовясь опуститься на край тропы. – Вернись сама и заставь Даррена приехать сюда на машине.

Я побледнела. Мне не хотелось сталкиваться с Дарреном без Дуги.

– Может, я тебя понесу?

Дуги фыркнул.

– Ты что, заделалась Чудо-женщиной? – спросил он.

– Нет. Но закинь руку мне на плечо. Я буду твоим живым костылем.

Так дело пошло куда лучше. Дуги приходилось слегка крениться, ведь я куда ниже его, зато он мог шагать, не давя всем весом на стремительно опухавшую лодыжку. Это была тяжелая работа, мне приходилось сжимать его талию так сильно, что пальцы побелели и рука быстро начала болеть. Но я знала, что нам осталось пройти всего пару миль, может, чуть меньше.

К тому времени, когда мы прихромали обратно на парковку, солнце палило вовсю, хотя и было спрятано за густой грядой облаков. Голодная, измотанная и уставшая, я уронила Дуги на капот «Вольво». Он оперся на грязный серый металл, сжав рот в тонкую линию. Лоб Дуги блестел от пота.

– Как ты? – тупо спросила я.

– Болит. – Он послал мне полуулыбку. – Не могу дождаться, чтобы снять кроссовку. Такое ощущение, что нога вот-вот взорвется.

– Может, не стоит? – предложила я. – Вдруг не сможешь надеть ее обратно.

– Неважно. Я никуда отсюда не денусь, кроме как на машине. Пошли поговорим с милашкой Дарреном.

Секунду я смотрела на Дуги, пытаясь понять, бредит он или шутит. В конце концов, приятель устало мне подмигнул, и я склонилась ко второй версии.

И пусть на сей раз все обстояло иначе – разгар дня, наши вещи разбросаны по всему лагерю, – у меня возникло странное ощущение дежавю, пока я шла по мягкому песчаному пляжу. Такое же навязчивое неловкое чувство, которое нахлынуло на меня прошлой ночью, когда мы в сумерках вернулись в лагерь и, вопреки надеждам, не нашли там Мартина. Тишина. Пустота. Здесь опять никого не было.

– Эмма? – позвала я.

Ничего. Я посмотрела на нашу палатку. Мне очень не хотелось соваться туда в поисках ребят. Но Дуги и так уже мучился на зыбкой неровной почве, я не могла просить его идти через весь пляж. Тяжко вздохнув, я пошла к палатке.

– Эмма? – окликнула я снова, все еще надеясь, что ее голова сейчас вынырнет наружу и мне не придется заглядывать внутрь. Увы.

Я побарабанила пальцами по ткани на случай, если они не услышали моих криков, просто чтобы дать им еще несколько секунд, а затем осторожно расстегнула молнию. Прищурилась, готовая в любой миг закрыть глаза. А затем в замешательстве широко их открыла. Палатка была пуста так же, как пляж.

– Дуги? – Я развернулась на месте. Дуги стоял у другой палатки; вход был широко распахнут, и внутри явно никого не наблюдалось. – Их здесь нет.

– В смысле, их здесь нет?

Я отошла в сторону и указала на пустую палатку.

– Их здесь нет, – повторила я.

– Ради бога! – Дуги сгорбился и заглянул внутрь сам. Как будто я могла не заметить их среди одежды, спальных мешков и туалетных принадлежностей. Ничего подобного. Они ушли.

Глава 14

– Ты думаешь, они не на поиски Мартина пошли?

– Нет, – твердо ответил Дуги.

Но куда еще они могли подеваться? Машина на месте, значит, ребята не могли далеко уйти.

– Может, просто решили прогуляться?

– Возможно, – с явным сомнением ответил Дуги.

Я побарабанила ногтями по пластиковой ручке стула. Острый звук ударил по нервам, но это было лучше, чем просто сидеть и ничего не делать. Оставаться на месте уже ощущалось как испытание.

Это было невероятно сложно. Мне хотелось куда-то поехать, поднять тревогу, организовать поиски Мартина. Хотелось отвезти Дуги в больницу и сделать рентген его лодыжки на случай перелома. Он уложил ногу на один из свободных стульев, покопался на дне холодильника, наскреб последние кусочки льда в полотенце и обмотал его вокруг сустава, однако принял мой совет и не стал снимать обувь. Дуги не жаловался, но я видела, что ему больно.

А больше всего я хотела найти Эмму и придушить ее! Как она могла быть такой пустоголовой? От Даррена ничего хорошего ждать не приходилось, но Эмма!.. Они даже не стали узнавать, удалось ли нам связаться с Мартином!

– Я за свитером, – сообщила я, вскакивая на ноги. Вообще-то мне не было холодно, просто я искала предлог двинуться с места, что-то сделать. Внутри палатки я полезла в свою сумку, ища свой топ на молнии. На землю упала смятая бумажка. Она лежала под клапаном, поэтому я не увидела ее раньше. Я схватила записку и узнала небрежный почерк Эммы.

«Пошли за дровами. Вроде прямо за мысом есть бухта. Вернемся через час. Эм».

Я поджала губы. Записка не оправдывала тот факт, что они исчезли. И не оправдывала их наплевательское отношение к Мартину. И я до сих пор не простила Эмму за то, что она встала на сторону Даррена. Что ж, по крайней мере, теперь ясно, где они.

– Я нашла записку! – крикнула я, выбегая из палатки с джемпером в одной руке и куском бумаги в другой. – Они пошли в бухту за дровами.

Дуги прищурился: его настроение явно не улучшилось.

– Написано, вернутся через час, – сообщила я, протягивая ему записку. – Не знаю, когда этот час начался. Наверное, скоро объявятся, хотя… – Я осеклась при виде недовольной гримасы Дуги.

– Чушь какая! Мы не можем просто сидеть и ждать – надо что-то предпринять по поводу Мартина. – Он посмотрел на меня. – Не проверишь снова свой телефон?

Особого толку не было. Даже если мобильный заработал, тут внизу нет сигнала. И все же я достала телефон и нажала на кнопку включения. Ничего.

– Не работает.

Дуги раздраженно застонал.

Я задумчиво посмотрела на него. А нам обязательно ждать Даррена?

– Ты сможешь повести? – спросила я. На этот раз вопрос подразумевал другое: сможет ли Дуги давить на педали с больной лодыжкой?

Он скривился:

– Не знаю. Наверное. – Снял ногу со стула, надавил ступней на песок и поморщился от боли. – Пожалуй, нет. А ты?

Нет. Я никогда не училась водить. Даже ни разу не убирала машину родителей с дороги. «Вольво» казался мне огромным кораблем, и от мысли, что придется вести его по крутой, узкой, разбитой дороге вверх к цивилизации, становилось не по себе. Еще страшнее становилось, стоило представить, как отреагирует Даррен, что я взяла его машину. Что-то подсказывало: на этот раз он не постесняется врезать и мне. Но Дуги с надеждой смотрел на меня. Я неловко помялась с ноги на ногу.

– Не знаю…

– Я тебе помогу. – Он сжал теплой ладонью мои ледяные пальцы. – Ну же, Хезер. Мы по-прежнему не знаем, где Мартин.

Я не могла отказать.

– Попытаюсь.

Дуги сказал мне, где ключи, слава богу, Даррен с досады не прихватил их с собой. – И я помогла ему дохромать обратно к машине. Он с трудом опустился на пассажирское место, а я распахнула дверь водительского. Я даже до педалей не могла достать, и пришлось с жутким скрипом дергать сиденье вперед.

– Так. Что мне делать?

– Ну, для начала вставить ключ в замок зажигания, – ухмыльнулся Дуги. Я слишком нервничала, поэтому не ответила на подколку. Слегка дрожащими руками я сунула ключ в замок.

Попыталась повернуть. Ничего. Ключ не сдвинулся даже на миллиметр. Я нажала сильнее, боясь, как бы чего не сломать.

– Что не так? – спросил Дуги.

– Не поворачивается.

– Жми сильнее.

– Я жму!

Дуги вздохнул и потянулся ко мне. Я раздраженно откинулась назад и стала смотреть на его попытки. Когда стало ясно, что они бесплодны, мой хмурый взгляд стал самодовольным.

– Подожди, блокировка руля включена. – Он покачал рулевым колесом и опять нажал на ключ. На сей раз тот сдвинулся, но двигатель не заработал. Даже не закашлял. Повторялась сцена на парковке: ничего, кроме серии недовольных щелчков.

– Вот же ведро с гайками! – взорвался Дуги и ударил по рулю, отчего машина загудела. – Аккумулятор опять сдох.

Я ничего не сказала: и так сама уже поняла.

Дуги все так же тянулся через меня, сжимая руль, будто мог завести машину силой мысли.

– Что теперь? – спросила я после минутного молчания.

Он зло выдохнул.

– Теперь будем ждать Эмму и Даррена, – сказал Дуги мгновение спустя. – Нам надо подняться на холм, а тебе меня туда не дотащить. Если только не сходишь сама? – Он посмотрел на меня, но я быстро помотала головой.

И опять мы медленно вернулись на все еще пустынный пляж. Приготовили обед – просто чтобы чем-то заняться. Никто из нас не завтракал, и было трудно понять, отчего мне плохо: из-за беспокойства о Мартине или просто из-за голода. Я заставила себя поесть, пропихивая в горло по одному кусочку зараз.

Когда мы закончили, ребята все еще не вернулись. Нам нечего было делать, поэтому мы сидели и наблюдали за неизменным движением воды. Мы не говорили. Какой толк ругать Даррена и Эмму или гадать, где же Мартин. Только больше разозлимся или испугаемся. Через некоторое время я снова вытащила брошь из кармана и начала поглаживать ее, обводя пальцами изогнутый край и контуры. Как и прежде, металл оставался холодным, несмотря на то, что все утро провел рядом с моим телом.

Постепенно до меня дошло, что Дуги наблюдает за мной.

– Давай отнесем ее на место, – тихо предложила я. – У меня ощущение, что нам не стоило ее брать. Она не наша и что-то значила для кого-то. Ее оставили там не без причины, в дольмене ей и место.

Не услышав ответа, я обернулась. Выражение лица Дуги было нечитаемым.

– Ну? – спросила я.

– Если ты так хочешь, – пустым голосом ответил он.

Я попыталась не кривиться, но мне не понравилась его реакция. Я сжала губы, чувствуя необходимость объясниться.

– Просто… Просто она как черная метка или что-то в этом роде. Сам посмотри, что случилось с тех пор, как мы подняли эту чертову штуку. – Дуги нахмурился, и я поспешно продолжила: – В смысле, грянул скандал, Мартин ушел, затем вовсе пропал без вести. Потом все эти проблемы с телефонами, твоя лодыжка… – Я указала на его опухшую ногу. – Теперь машина не заводится, а Эмма и Даррен исчезли. Они уже должны были вернуться.

Дуги фыркнул.

– С Дарреном и Эммой все будет хорошо, – сказал он, вычеркивая последний пункт из моего списка. – Что касается всего остального… Мартину с самого начала было неудобно в компании Даррена… – Это меня не удивило, хотя я немного расстроилась, что он сам ничего мне не сказал. – А долбаный «Вольво» – ненадежный кусок дерьма, что бы там ни говорил Даррен.

– Я знаю, но все равно хочу отнести брошь обратно. Держать ее при себе… странно. Мне это не нравится.

– Ну, я не в той форме, чтобы ходить в походы, – сказал Дуги. – И главная задача – найти Мартина. – Он замолчал, пристально глядя мне в лицо. – Но если хочешь от нее избавиться…

Не успела я понять, что он задумал, как Дуги взял брошь из моей руки. Затем приподнялся в кресле, завел руку назад и запулил маленький кружок в воздух. Брошь пролетела через покрытое облаками небо, а затем приземлилась в колеблющиеся волны в нескольких метрах от берега. Я уставилась на воду, потом на Дуги. Я не это имела в виду, совсем не это.

– Вот и все, – сказал он, торжественно глядя на меня.

– Дуги!

Чувство неловкости, которое внушала мне брошь, только усилилось. Теперь ее не вернуть. Я лишь примерно знала, куда она плюхнулась, но украшение уже наверняка унесло волнами, а море выглядело темным и неприветливым.

Теперь я чувствовала себя хуже, чем воровкой. Вандалом. Осквернителем. Даже слова нужного подобрать не могла. Живот скрутило.

Но мне не хотелось ссориться с Дуги – не сейчас, когда и так столько всего произошло, – поэтому я проглотила горькие слова, что вертелись на языке.

– Надо поискать Эмму и Даррена, – заявила я, резко вставая.

Я еще договорить не успела, а Дуги уже качал головой.

– Моя лодыжка…

– Я знаю. Ты остаешься здесь. Я пойду. Так мы с ними точно не разминемся.

А еще так я смогу уйти и слегка остыть. В конце концов, это всего лишь брошь. И плевать, что шепот в голове твердил: так небрежно выкинуть ее было очень, очень плохой идеей.

– Хочешь пойти одна? – с сомнением уточнил Дуги. – Хезер, ты даже не знаешь, где эта бухта.

– Ну… – Вообще-то да, проблема. Я сделала вид, будто вытираю руки о джинсы от песка, а сама пока продумала контраргумент. – Это все один пляж, верно? – На самом деле я не спрашивала, но Дуги все равно кивнул. – Я просто пойду вдоль побережья.

– Пожалуй. – Он посмотрел на меня. – Но что, если ты заблудишься?

– Все будет хорошо. Я просто… я просто не хочу больше сидеть здесь.

Я не дала ему поспорить. Отвернулась и пошла к своей палатке, чтобы переодеться в более удобную обувь и накинуть на себя еще слой одежды. Опускался туман, и на пляже становилось холодно; на мысе наверняка еще холоднее – прилив был слишком далеко, чтобы достичь скал вокруг береговой линии.

Дуги грустно смотрел мне вслед. Думаю, он беспокоился, что же случится, если я тоже не вернусь и он застрянет на пляже один, не в силах выбраться. Впрочем, я не собиралась далеко ходить. И вообще, его родители точно знали, где мы. В конце концов, они станут нас искать.

Эта мысль меня подбодрила. Мы должны были вернуться через три дня, и у нас хватало еды, чтобы продержаться все это время. Если не сможем запустить машину Даррена и если Дуги не сможет вернуться к цивилизации, его отец придет и заберет нас.

Единственной проблемой оставался Мартин. Я не могла еще трое суток беспокоиться, что же с ним случилось. Я надеялась, что он вернулся домой и теперь поносил нас перед своими родителями и остальными нашими друзьями. Надеялась, у меня будет шанс убить его за то, что он ушел.

Вскоре я поднялась по крутому склону холма на низкий утес, что изгибался вдоль берега. Тропа представляла собой утоптанную грязь, покрытую гравием, который то и дело норовил выскочить из-под ног, и в некоторых местах мне приходилось хвататься за длинную траву, чтобы заново поймать равновесие. Вид наверху был великолепен. Море простиралось передо мной до самого горизонта, и вдали виднелась чья-то лодка. За моей спиной остались покрытые вереском холмы, но я не обернулась, чтобы на них посмотреть. Я знала, что там, точно маяк посреди пейзажа, молчаливым укором стоит дольмен.

Я двинулась дальше по узкой тропинке, которая была немногим больше, чем просто примятая трава. Вряд ли бухта далеко. Во всяком случае, я очень на это надеялась, потому что небо уже темнело. До ночи еще по крайней мере пара часов, но полумрак нервировал. Мир становился немного размытым, немного менее реальным. Мне это не нравилось. Странные фигуры все мелькали где-то на периферии зрения, и я каждый раз вздрагивала, пока не опознавала в них колышущуюся ветку дерева или вспугнутую птицу.

– Эмма, я тебя убью, – пробормотала я, продираясь вперед. Речь помогала легче воспринимать одиночество, пусть даже голос принадлежал мне самой.

Интересно, сколько протянет наша дружба, когда эта поездка закончится? Мартин после такого даже на километр Даррена не подпустит – и невелика потеря, вот только куда шел Даррен, туда же шла и Эмма. Честно говоря, я стремительно теряла желание с ней общаться. Похоже, появление Даррена выявило в ней целую кучу новых и весьма неприятных черт: тщеславие, эгоизм, постоянное желание изображать слабость, чтобы мальчики кидались суетиться вокруг. От ее кокетливого хихиканья у меня зубы сводило. Охваченная злостью, я спародировала этот смех – и еще раз, слушая, как он эхом отдается от скал. А потом услышала другой звук. Тот, от которого кровь в жилах застыла.

Я услышала крик Эммы.

Глава 15

Сейчас

– Эмма кричала. Это твои слова. Помнишь, как ты говорила это полиции, Хезер? Как услышала ее с тропы?

Я игнорирую Петерсена, не сводя глаз с часов, с медленно ползущей минутной стрелки. Три минуты. Я довольно улыбаюсь. Вот и прошел очередной час, а доктор вытащил из меня чуть больше пары слов. Он тоже глядит на стену. Сейчас разозлится, а мне будет приятно. Все эти его сертификаты на стенах не могут прикрыть тот факт, что до сих пор он практически не добился прогресса.

Неважно, что Петерсен говорит и что думает, я выигрываю.

Я ерзаю на своем месте, готовясь встать. Начать долгую прогулку по шикарным коридорам, пока мы не доберемся до полированного линолеума и голых белых стен глубоко в недрах учреждения, которые члены семьи и высокопоставленные гости никогда не увидят; личная маленькая империя Петерсена. Мой сопровождающий слегка кашляет позади меня, и я знаю, это предупреждение: он там. Если я позволю себе какие-то резкие движения – ринусь вперед, брошусь на доктора Петерсена, как я это уже делала в прошлом, и, должна сказать, весьма успешно, – он меня остановит. По крайней мере, он так думает. Я не уверена. Хотя он большой. И молодой.

Это не имеет значения; сегодня я не собираюсь атаковать доктора. Я просто хочу уйти. Чтобы вернуться к моей не-жизни и смотреть в стены. В телевизор. На других «пациентов», которые на самом деле просто психи. Я много смотрю. И делаю это сейчас с доктором Петерсеном, ожидая, когда он сдастся и отпустит меня.

Он отворачивается от часов обратно ко мне. Замечает, как изменилось выражение моих глаз – в них облегчение, а не полное презрение или отвращение, – но прячет чувства, прежде чем я успеваю их прочесть.

– Что-то не так, Хезер? – спокойно спрашивает Петерсен.

Чересчур спокойно. Мой мозг фиксирует его странный тон – слишком приятный, слишком довольный, но я так хочу покинуть комнату, что не останавливаюсь на деталях. Вместо этого я говорю. Какая разница, он ничего не может поделать со своим идеальным расписанием и всем прочим.

– Наш час вышел, – сообщаю монотонным голосом. Еще одно мое умение.

– А, понятно. – Он по-прежнему спокоен. Все так же доволен собой. Что я упустила? – Хезер, сегодня я выделил тебе время на двойной сеанс. Решил, что нам с тобой следует начать заново, раз уж нынче годовщина события…

Его слова сливаются в одно. В ушах звенит, голова отупела от шока. Два часа, не один. Я теряю контроль.

Потому что это тяжело. Сидеть здесь, делать вид, будто мне все равно. Это тяжко. Конечно, мне не все равно. Не из-за Петерсена, но Мартин… Эмма… Дуги. Даже Даррен. Не говорить, глотать слова, давить их в себе – глубже, глубже – не помогает. Снаружи я тверда как камень: отстраненная, бесстрастная, холодная. Но внутри я горю, страдаю в своем личном чистилище. И он знает. Этот ублюдок Петерсен знает и не успокоится, пока не вытащит из меня правду, кусочек за кусочком.

Ненависть курсирует по телу, и я хватаюсь за нее, держусь, как за якорь, пока снова не овладеваю собой. Пока снова не чувствую некое подобие контроля. Хотя он такой хрупкий. В отличие от презрения, гнев накатывает волнами – и вот во время «отлива» я и становлюсь уязвимой.

Глубоко вздыхаю. Заставляю себя посмотреть на доктора Петерсена.

Боже, как я тебя ненавижу! Но ты меня не сломаешь.

– Хорошо, – выплевываю сквозь сжатые губы.

Он улыбается мне; еще одно очко в его пользу. Ярость разгорается все жарче. Я сегодня не в лучшей форме. Вероятно, из-за годовщины, и да, я помнила об этом факте, прежде чем доктор так любезно мне его подсказал.

– Тебе не нравился Даррен, Хезер?

Что там могло понравиться? Я не киваю и не говорю ни слова, просто смотрю на него, ожидая, что будет дальше. Доктор видит это и тянет момент, делая глоток из бутылки дорогой газированной воды. Шипение, с которым открывается крышка, до странного уместно: оно напоминает змею, как и он сам.

– Ты ему завидовала. Что он украл у тебя подругу. Не так ли?

Я презрительно поднимаю одну бровь. Доктор Петерсен откидывается на спинку кресла, и я даже могу выдать что-то вроде улыбки.

Нет, я не завидовала Даррену. Возможно, сейчас немного завидую: по крайней мере, ему не нужно сидеть здесь и слушать все это.

– Хочешь знать, что я думаю, Хезер? – Нет, но Петерсен на самом деле не спрашивает. – Я думаю, тебе нужно было убрать Даррена с дороги. Думаю, он что-то подозревал, мешал тебе. С ним было легче, чем с Мартином? – Я отвожу взгляд. Смотрю не на пол, это послало бы совершенно неверное сообщение. Я возвращаюсь к стене, к этим модным сертификатам в рамках. Глупый доктор Петерсен, они ведь тоже потенциальное оружие. Я пытаюсь использовать черный юмор, чтобы притупить гнев, но я не могу заглушить голос Петерсена. – В конце концов, с исчезновением Даррена Эмма могла бы вернуться к тебе. Так, Хезер?

Я проглатываю горечь, потому что Эмма не вернется. Никогда.

Но я не хочу думать об этом. Я не буду думать об этом. Я стискиваю зубы, собираю гнев и использую его как доспехи. Однако он не может защитить меня от мыслей в голове, и именно они больше всего интересуют доктора Петерсена. Я чувствую волну паники, которая едва не сталкивает меня с моего стула. Я не контролирую себя, я неспокойна, и я хочу, черт возьми, убраться отсюда, прежде чем сделаю что-то глупое, например сорвусь.

– Мне надо в уборную.

Детская уловка, но я хватаюсь за соломинку. Умоляюще смотрю на доктора, ненавидя себя даже больше, чем его. Пожалуйста, пожалуйста, дай мне это послабление, раз уж протащил через такое.

Он качает головой:

– Хезер, мы не закончили.

– Мне надо, – настаиваю я. – У меня месячные.

Ложь. Доктор проверяет мое дело, и я гадаю, не написана ли там правда. Они же фиксируют каждую мелочь: какие лекарства я принимаю, какие не принимаю; вес, рост, длину ногтей; настроение; сколько и чего я ем. Не удивлюсь, если и цикл там отмечен.

Должно быть, в том университете, где получил докторскую степень Петерсен, учат стратегическому милосердию, потому что он с легким кивком отпускает меня. Я встаю, думая, что покину кабинет, но сопровождающий ведет меня к неприметной двери слева. Открывает ее, и я вижу крошечную комнату площадью менее квадратного метра и снабженную маленькой круглой раковиной. За ней находится вторая дверь, наполовину приоткрытая, за которой виден блеск белого фарфора. Не спасение, но хотя бы отсрочка. Доктор Петерсен дает понять, что разгадал мою ложь, так как не предлагает мне тампон или что-то в этом роде.

Я с беспокойством смотрю на сопровождающего, что практически следует за мной по пятам – мы же не пойдем в туалет вместе? – но парень замирает у раковины и позволяет мне уединиться в кабинке.

Зеркало висит в туалете, а не возле раковины. Я не знаю почему – доктор Петерсен посылает сюда своих пациентов для саморефлексии? Я ловлю отражение своего лица и в течение миллисекунды вижу что-то еще. Что-то черное, злое и страшное, парящее надо мной, точно темная аура. Я не могу удержаться от крика, но приглушаю звук, прежде чем тот выйдет за пределы этого вызывающего клаустрофобию квадрата пространства. Еще секунда – и тьма исчезает. Но мое бешено бьющееся сердце остается.

Я опускаюсь на закрытую крышку и роняю голову на руки. Концентрируюсь на дыхании. Я знаю, что терпение д-ра Петерсена не позволит мне провести остаток нашей «сессии» здесь; в лучшем случае у меня всего пять минут, прежде чем мне снова придется с ним встретиться. И важно к этому моменту вновь стать спокойной и собранной.

Вдох. Выдох. Вдох. Выдох. Я считаю вдохи. Постепенно их замедляю. Укротить пульс сложнее. Он пронзает мои вены, кричит.

Тихий стук в дверь. Меня вызывают. Я встаю, сглатываю. Чтобы поддержать свою легенду, спускаю воду в туалете. Затем разглаживаю одежду и открываю дверь. С трудом втискиваюсь рядом с охранником, чтобы добраться до раковины, и напоказ мою руки, используя причудливый дозатор, который деликатно выпускает брызги перламутровой жидкости, что пахнет апельсинами. Притворяясь, будто меня не пугает мужчина-гора, стоящий в нескольких дюймах позади, я тяну время, намыливаю, а затем ополаскиваю пальцы на здоровой руке. Слишком скоро дверь открывается, и Петерсен приятно улыбается мне из-за своего стола.

Кожа стула все еще слегка теплая, когда я снова на него опускаюсь. Это должно успокаивать, но не действует.

– Итак, на чем мы остановились? – спрашивает Петерсен.

Словно невзначай оглядывая комнату, я смотрю на часы. Сорок минут. Сорок я продержусь.

– Эмма. – Он торжествующе произносит ее имя, как будто действительно задает вопрос, а не сидел и не планировал эту атаку, пока я пряталась в ванной. – Ты не одобряла ее отношения с Дарреном, не так ли? На самом деле, – он перебирает несколько листов с записями, – ты довольно пренебрежительно высказывалась по этому поводу. Говорила, что с тех пор, как они начали встречаться, Эмма стала глупой. Пустой. Жалкой – это слово ты повторяла неоднократно. Ты помнишь, как называла ее, Хезер? Ты думала, что ты лучше ее?

Да.

Нет. Возможно.

Нет.

Я ей не поверила.

Как бы я ни злилась на родителей, полицию, доктора Петерсена – всех, кто отказался меня слушать, – все равно стоит признать: я ей не поверила.

Глава 16

Тогда

Звук прорезал воздух. От него у меня перехватило дыхание. Я стояла там, точно статуя, слушая, как он отскакивает от воды, от холмов, прежде чем окончательно замолкнуть. Мгновение сладостного облегчения, а затем Эмма снова закричала.

На этот раз я устремилась на звук, спотыкаясь о пучки травы и крупную гальку, с трудом находя опору на неровной земле. Я не знала, куда иду, только то, что должна следовать за криком, звенящим у меня в ушах.

Как внезапно все началось, так же внезапно и стихло. Я остановилась, оглядываясь вокруг. Я все еще была на узкой тропе на вершине утеса, море плескалось о камни справа от меня. Все казалось темнее, чем пять минут назад, хотя я знала, что еще не время для сумерек. Я посмотрела на облака: они были неспокойными, черными и бугристыми. Холодный туман превратился в легкую завесу. Капли воды упали мне на ресницы, и мир вокруг сузился до нескольких метров во всех направлениях. Я осторожно начала продвигаться вперед.

– Эмма? – позвала я.

Эхо вернуло мне мой крик, но подруги не было слышно. Я попробовала снова.

– Эмма? Где ты?

Опять ничего. Я продолжила идти и через минуту или около того добралась до развилки. Один путь шел прямо, огибая побережье. Другой уходил вправо и опускался куда-то к воде, насколько я могла рассмотреть. Похоже, он и вел к бухте.

Сжав руки в кулаки, чтобы они не дрожали, я пошла по второму пути. Тропа была ухабистой и скользкой. Ноги сорвались, и я скатилась вниз. Плеск волн неуклонно становился все громче, пока внезапно тропу не сменили кучки маленьких камней, которые шумно скатывались под моим весом. Я достигла бухты.

Я огляделась вокруг. Дождь, казалось, был здесь еще хуже, как будто одновременно поднимался с моря и падал с неба. Темные скалы испещряли белые прожилки там, где просачивалась известь. Сам пляж был не песчаный, а галечный и усыпанный водорослями и корягами. Отец Дуги не врал: отличное место, чтобы запастись дровами. Единственное, чего я не видела, так это хоть кого-либо из моих друзей.

– Эмма? – снова позвала я, затем чуть тише: – Даррен?

Они не ответили, но откуда-то надо мной гневно завопила птица. Я помялась с ноги на ногу. Даже в джемпере было холодно, и у меня появилось жуткое чувство, будто десятки пар глаз наблюдают за мной из крошечных темных щелей в каменных стенах. Я сделала полшага назад в ответ на желание тела убраться отсюда, но мне удалось остановиться и не уступить тяге повернуться и убежать.

Где же Даррен и Эмма?

Я заставила себя двигаться вперед. Камни разбегались под ногами, от их шума перехватывало дух. Я еще раз, уже более тщательно оценила картину. Небольшая бухта, окруженная высокими скалами, но тут было много мест, где могли спрятаться два человека.

– Эмма, это не смешно! – громко сказала я. Если они решили меня разыграть…

Хотя я знала, что никакого розыгрыша нет. Новая, неуравновешенная Эмма много кричала: когда не добивалась своего, когда хотела, чтобы мальчики – или вообще кто-нибудь – ее заметили, когда видела паука. Но я никогда раньше не слышала от нее такого вопля. Настоящего, полного ужаса.

Я была на полпути к воде, когда уловила какой-то звук. Я остановилась, склонила голову, пытаясь определить направление, пытаясь понять, что это было. Шум не был непрерывным, то начинался, то останавливался и казался странно приглушенным. Через несколько долгих секунд я поняла, что слышу.

– Эмма? – Я поспешила на звук, не сводя глаз с большого камня, что поднимался из гальки возле дальнего утеса.

Чем ближе я подходила, тем громче становились всхлипы, пока я не уверилась, что найду ее там. Тем не менее, обойдя валун, я потрясенно остановилась.

Эмма сидела на земле, втиснувшись в угол скалы. Ее сложенные руки защищали грудь, ладони зажимали рот, а ноги находились в постоянном движении, пинались, пытались подтолкнуть ее дальше назад, хотя дальше было некуда.

– Эмма! – Она не отреагировала. Слепо смотрела в мою сторону, но сквозь меня. – Эмма! – Я преодолела расстояние между нами и упала на колени рядом с ней. Схватила ее за плечо, но она все еще меня не замечала. Я сильно тряхнула Эмму и наконец привлекла ее внимание. Она уставилась на меня.

– Хезер! – Ее пальцы болезненно впились в мою ключицу, точно когти.

– Эмма, где Даррен?

Она покачала головой, беззвучно открывая и закрывая рот.

– Эмма. – Я ударила ее спиной о стену, пытаясь вернуть к реальности. – Где Даррен?

– Пропал, – прошептала она. Ее взгляд был безумным.

– Пропал? – Я нахмурилась. – В смысле, пропал? – Затем мне в голову пришла мысль. – Эмма, он пошел в воду? – Ничего. – Эмма, он в воде? – закричала я прямо ей в лицо. Вместо ответа она заплакала.

Уверившись, что Даррен – идиот Даррен! – решил похвастаться и полез в волны, я обернулась и начала осматривать выступающие из воды зубчатые образования. Я искала проблеск его давешней оранжевой футболки. Боже, он может быть где угодно! Если Даррен ударился головой об одну из этих скал… Если зашел слишком далеко… Да он мог просто потерять сознание от холода и дрейфовать сейчас где-то лицом вниз.

Я неуверенно шагнула к воде, все еще не зная, что собираюсь делать. Что-то ледяное и холодное обернулось вокруг моего запястья и сжалось, точно наручники.

– Не бросай меня! – выдохнула Эмма.

Она подошла, чтобы схватить меня, но как только я повернулась, ринулась назад, утягивая меня за собой.

– Эмма…

– Не бросай меня, – повторила она.

Я раздраженно покачала головой.

– Мы должны помочь Даррену. Куда он пошел? Подумай, Эмма! – рявкнула я, потому что она снова качалась с пустым взглядом.

– Не ходи туда, – пробормотала она сквозь пальцы, вновь уткнувшись лицом в ладони.

– Что?

– Не ходи в воду, Хезер. Не ходи, не ходи… – Она поперхнулась и снова зарыдала.

Я стиснула зубы. Мой первоначальный ужас быстро затухал. С Эммой все было в порядке. Но Даррен… я очень переживала за него.

– Эмма! – Я снова схватила ее за футболку и заставила взглянуть на меня. – Где Даррен?

Она дико огляделась, поискала что-то в небе, затем сосредоточилась на мне.

– Пропал.

– Что, черт возьми, происходит? – Дуги заковылял по пляжу, как только увидел наш силуэт на фоне горизонта. Должно быть, мы казались единым невнятным пятном. Я полностью тащила на себе вес Эммы, ее рука сжимала мою шею так сильно, что практически меня душила. Несмотря на свое хрупкое телосложение, подруга казалась в два раза тяжелее, чем Дуги. Она не была ранена, просто отказывалась двигаться самостоятельно. Мне оставалось либо нести ее, либо бросить. Я размышляла не меньше минуты, прежде чем поднять ее на ноги.

– Помоги, – выдохнула я, наткнувшись на него и на мгновение забыв о его лодыжке.

– Что с ней не так? – спросил он. Я не могла говорить, лишь согнулась и уперлась в колени. – Эмма? Эмма, ты в порядке?

Эмма тоже не ответила, но бросилась ему в объятия. Я подозрительно посмотрела на нее – это больше походило на типичное поведение Эммы, но она дрожала с головы до ног, и всхлипы все еще срывались с ее губ. Дуги уставился на меня, совершенно сбитый с толку.

– Где Даррен? – спросил он.

Я виновато скривилась.

– Я не знаю, она не сказала. Просто продолжала твердить, мол, «он пропал». – Мое дыхание нормализовалось, хотя мышцы ног горели, а спина болела.

– В смысле – пропал? – спросил Дуги.

– Пропал, – услышала я, как Эмма бормочет в ткань его джемпера.

– Извини, Дуги. Это все, чего я смогла от нее добиться. – Я взволнованно провела рукой по волосам. – Она совершенно невменяема.

Дуги неловко кивнул, потому что голова Эммы находилась как раз под его челюстью, и попытался улыбнуться мне, но беспокойство ясно читалось в его глазах. Сначала его лучший друг, теперь Даррен. Что, черт возьми, происходит?

– Поможешь мне отвести ее в лагерь? – попросил он.

Вместе мы наполовину потащили, наполовину понесли Эмму к яме с гостеприимно мерцающим огнем. Пламя обрадовало меня, и я была благодарна Дуги за то, что он развел костер из последней коряги. Однако даже больше, чем в свете, что прогнал сгущающуюся тьму, я отчаянно нуждалась в тепле. Я тряслась почти так же сильно, как Эмма, и промерзла до самых костей.

Даже с сильно распухшей лодыжкой Дуги взял на себя большую часть веса Эммы, полностью поддерживая ее, пытаясь усадить на один из складных стульев. Он мягко опустил ее, но она соскользнула на песок как тряпичная кукла. Дуги вздохнул и потянулся к ней, но я его остановила.

– Пусть сидит там. Она замерзла.

– Да, но…

– Пусть сидит, – повторила я.

Эмма не подняла глаз, не узнала нас, просто смотрела в пламя, мягко покачиваясь.

– Что, черт возьми, случилось? – снова спросил Дуги.

У меня не было для него ответа. Только Эмма знала правду, но она не разговаривала. Я смотрела на нее сверху вниз, смотрела, как она трет руки, и ее кожа уже становится розовой от близости к пылающему огню.

– Принесу ей джемпер, – пробормотала я.

Я исчезла в темноте нашей палатки и упала на колени. Матрас почти полностью сдулся, и мои ноги болезненно врезались в землю. Я проигнорировала дискомфорт, роясь в рюкзаке Эммы и с силой прикусывая язык. Слезы ослепляли меня, и я не хотела, чтобы Дуги это видел.

Эмма не притворялась. Она ужасно испугалась, и это было как-то связано с исчезновением Даррена. Я даже не смогла заставить ее подтвердить, что он ушел в воду. Когда я попыталась пойти и посмотреть на волны, она распсиховалась и потащила меня прочь от берега. Я сделала все, что могла, долго и упорно сражалась с Эммой, но в конце концов мне пришлось отказаться от поисков и увести ее оттуда.

Я была напугана. Даррен пропал. Мартин так и не вернулся, и у нас не было возможности покинуть пляж. Машина не работала, ни Дуги, ни Эмма никак не могли идти пешком бог знает сколько миль до главной дороги. В моем горле вспыхнула паника, но я проглотила ее и глубоко вздохнула. Я нащупала пушистый розовый кардиган Эммы, вытащила его и притянула к груди. Шерсть пахла ее духами, и знакомый аромат немного очистил мою голову.

Я вытерла щеки, убедилась, что не оставила никаких признаков моего небольшого срыва, поднялась на ноги и бросилась назад к безопасному огню.

– Ей лучше? – спросила я, приближаясь.

Эмма все еще сидела на корточках на земле; Дуги с беспокойством смотрел на нее. Он покачал головой, яростно моргая. Я отвела взгляд.

– Эмма? – Я села, чтобы оказаться на уровне ее глаз, и протянула ей кардиган. Подруга перестала покачиваться, и пусть ее лицо все еще было смертельно бледным, по крайней мере, она больше не плакала. – Надень это, – приказала я.

Она сделала, как я просила, послушно просунула руки в рукава и застегнулась до самого горла, но ее глаза продолжали смотреть в сердце огня.

– Что нам делать? – жестко спросил Дуги. Я проигнорировала его, сосредоточившись на Эмме.

– Эмма. – Я взяла ее за руку, чтобы остановить дрожь. – Эмма, посмотри на меня.

Она повиновалась, хотя я не была уверена, что она на самом деле сосредоточилась на мне.

– Эмма, где Даррен?

Ее лицо сморщилось, тут же навернулись слезы. Она начала трясти головой; движение быстро нарастало, угрожая выйти из-под контроля. Я протянула другую руку и схватила ее за подбородок. Может быть, стоит начать с чего-то попроще.

– Вы пошли за дровами?

Кивок.

– В бухту?

Кивок.

– Вы поссорились?

Качание головой. Нет.

– Даррен куда-то ушел? Один?

Снова нет.

Я в замешательстве посмотрела на нее, пытаясь понять, что могло произойти. Неужели я его проглядела?

– Эмма, Даррен все еще в бухте?

Она остановилась, прежде чем ответить, и у меня упало сердце – я оставила его там? Мне не хотелось возвращаться в темноту. К моему облегчению, Эмма медленно покачала головой. Опять нет.

У меня закончились версии.

– Эмма, где Даррен?

– Пропал, – повторила она сквозь слезы.

– Пропал, Эм? – спросила я так мягко, как только могла, но разочарование грозило разрушить мое внешнее спокойствие. Мы ходили кругами.

– Там был кто-то еще, Эмма?

Я вздрогнула. Я почти забыла, что за нами молча наблюдает Дуги. Я повернулась к Эмме как раз вовремя, чтобы увидеть, как она заканчивает кивать головой. Что?

– Кто? – спросила я слишком резко. Она отшатнулась, но я не обратила внимания на жест, забрасывая ее вопросами. – Ты его видела? Он был один? Как он выглядел?

– Не кто, – прошептала Эмма.

– Не кто? В смысле – не кто? Эмма, говори яснее! Они были старыми или молодыми? Ты их узнала? Ты видела, куда они пошли?

– Не кто, – сказала она снова, на этот раз еще тише. – Не кто, а что.

Глава 17

– Она полностью с катушек слетела, – вздохнула я и уткнулась в ладони.

– Возможно, – тихо сказал Дуги рядом со мной.

– Возможно? – Я развернулась к нему. – Она считает, что из глубин вышло существо и проглотило Даррена!

Так нам объяснила Эмма. Между всхлипами, рыданиями и слезами она рассказала, как ветер в бухте вдруг стих, а вода стала гладкой. Эмма бросила попытки счистить с разбитого бревна вязкие мокрые водоросли, обернулась и увидела, как из воды вырывается черная масса. Без рук, она тем не менее схватила Даррена, сорвала его с берега, словно он ничего не весил, а затем исчезла с ним в море.

– Совершенно не в себе, – пробурчала я под нос.

Дуги услышал меня, но он не отреагировал.

Эмма спала в палатке для мальчиков, в отключке после двух антигистаминных таблеток, которые Дуги откопал в сумке Мартина. Я была слишком взволнована и не могла даже думать о том, чтобы идти на боковую. Напряжение накапливалось в узле между лопатками, я нервно пинала песок левой ногой. Кроме того, огонь не прогорел, и я не хотела оставлять его без присмотра. Я также не хотела досрочно тушить его горстями мокрого песка, как предложил Дуги. Впервые в жизни я боялась темноты.

Я посмотрела на Дуги, внезапно заметив, что его волосы влажные и слегка блестят в свете костра. А еще он переоделся. Я в замешательстве нахмурилась.

– Ты что, ходил в море?

– Э, да.

– Плавал? Один, раненый?

– Не по своей воле, – смущенно пояснил Дуги. – Я решил, что холодная вода поможет лодыжке, снимет опухоль. Но потерял равновесие и весь вымок. До нитки.

– С тобой все в порядке? – спросила я, наклонившись вперед и внимательно его разглядывая. – Твоя лодыжка… хуже не стало?

– Слегка потревожил, когда упал, но я в порядке. Просто немного намок.

Мы снова погрузились в тишину, но я не могла сидеть так долго.

– Который час? – спросила я.

Дуги повернул часы так, чтобы на них попал свет от огня.

– Чуть за полночь.

Я фыркнула:

– С днем рождения.

Секунду спустя Дуги тоже засмеялся. Смех длился недолго и не развеял гнетущую атмосферу. Я вздохнула.

– Дуги, что мы будем делать?

Еще несколько секунд молчания.

– Я не знаю.

– Что… что, по-твоему, случилось с Дарреном?

Я внимательно наблюдала за ним. Дуги воспринял исчезновение Даррена неплохо, лучше, чем пропажу Мартина. Но случай Даррена не получалось объяснить так, как случай Мартина. У него не было причины уходить. Если только он не поцапался с Эммой. Но это не объясняло ее состояние.

– Я не знаю, – ответил мне бесцветный, бесчувственный голос. Дуги смотрел в темноту, а не на огонь.

– Ты… ты же не веришь тому, что сказала Эмма, не так ли?

– Я не знаю…

– Дуги…

– Нет, – отрезал он. – Я ей не верю. Но…

– Он бы не исчез, – закончила я за него.

– Да. – Он прижал пальцы к глазам. – Даррен иногда бывает пустоголовым дураком, но он не ушел бы просто так. Кроме того, его машина здесь. Я просто… Я просто хотел бы, чтобы мы могли что-то сделать. Прямо сейчас.

– Знаю, – попыталась его утешить я, потому что он с каждым мигом выглядел все более взволнованным. – Мы и сделаем, как только рассветет. Доберемся до дороги и воспользуемся телефоном Эммы, а если не сможем поймать сигнал, тогда просто будем идти, пока не найдем кого-нибудь. В смысле, на самом деле мы не в глуши. Та девушка сказала, что здесь живет много людей, просто дома разбросаны по местности.

Я уставилась на Дуги. Он все еще прятал лицо в руках, сжимая кулаки, словно хотел стереть воспоминания о последних двух днях, начать все заново. Я не видела никаких следов слез, но его кожа была в красных пятнах, челюсть сжалась. Я не знала, что сказать.

Внезапно он поднял голову и посмотрел на меня. Огонь медленно угасал, погружая его лицо в тень. Это сделало Дуги почти пугающим, особенно когда его блестящие глаза вперились в мои.

– Давай попробуем поспать, – сказал он. – Я хочу, чтобы этот день закончился.

Не было никаких обсуждений, кому где устраиваться. Не говоря ни слова, мы оба устремились к самой большой палатке, где уже тихо сопела Эмма. После всего, что произошло, никто не хотел ложиться один.

Мы заползли в наши мешки, а затем Дуги переместился ко мне и обнял меня за талию, устраиваясь в ту же позу, в которой мы лежали прошлой ночью. Я не жаловалась. Мне нужен был комфорт.

Я не поняла, как уснула, но когда открыла глаза, в палатке стало светлее. Солнце еще не встало, но уже собиралось. Дневной свет был серым, силуэты и тени принимали правильные формы, но все еще оставались бесцветными, приглушенными. Из-за холодного воздуха у меня замерз кончик носа. Несмотря на это, мне было ужасно душно. Какое-то время я не могла понять, что не так, но потом ощутила жесткий обруч на талии. Дуги держал меня так крепко, что было трудно дышать.

Не желая его будить, я попыталась поднять руки так, чтобы достать молнию и впустить воздух. Пришлось потревожить Дуги, и позади меня раздалось бормотание.

– Извини, – тихо сказала я. Эмма тоже еще спала.

Дуги не ответил, хотя я была уверена, что разбудила его. Я обернулась.

Он крепко сжимал губы и не открывал глаза. Волосы прилипли к голове, а лоб лоснился. Встревожившись, я осторожно потрогала его лицо. Оно пылало, а кожа была липкой от пота. Дуги снова застонал, отстраняясь от моего прикосновения. Его рука соскользнула с моей талии. Я села, стараясь двигаться осторожно, осознавая, что любое перемещение веса вызывает колебания надувного матраса под Эммой и Дуги. Я медленно сунула руку под край его спального мешка и пощупала плечо. Оно было лихорадочно горячим, а футболка липла к телу, как вторая кожа.

Испугавшись, я отдернула руку, схватив ее другой. В ладони будто осталось тепло от кожи Дуги. Он что, болен? Прошлой ночью Дуги, конечно, был не в форме, но в целом выглядел неплохо.

А вот сейчас он был не в порядке. Я быстро оценила свое состояние. Все нормально. Ни жара, ни дурмана. Желудок не беспокоит. Чем бы ни заболел Дуги, я, кажется, этого не подцепила.

Я вспомнила блеск его мокрых волос. Как он упал в море. Дело в этом? Прошлой ночью было холодно, а в воде еще холоднее.

– Дуги, – прошептала я. Его брови дернулись, но он не пошевелился. – Дуги.

Я пожала его плечо, сначала мягко, потом сильнее. Я не понимала, почему хочу разбудить Дуги. Только знала, что боюсь остаться одна. Я сказала себе, мол, хочу поговорить с ним, выяснить, как он себя чувствует, какие у него еще симптомы, но вряд ли это была правда.

– Дуги!

Эмма тихо забормотала, переворачиваясь во сне, но она меня не интересовала. Я смотрела на Дуги, словно могла разбудить его силой мысли. Кажется, сработало. Его веки затрепетали, затем полностью открылись. Сначала его взгляд был расфокусированным, потерянным. Затем он посмотрел на меня.

– Уже утро? – прохрипел Дуги, чем немало меня встревожил.

– Вроде как, – тихо ответила я.

Он оглянулся вокруг, увидел тусклый свет, все еще спящую Эмму.

– Что случилось?

Я закусила щеку и спросила:

– Как ты себя чувствуешь?

– Что?

– Как ты себя чувствуешь?

– Я чувствую… – Он подумал. – Мне холодно. – Едва произнеся слова, Дуги начал закапываться глубже в свой спальный мешок. – Почему здесь так холодно?

Ничего подобного. Воздух в палатке быстро нагревался в унисон утреннему солнцу.

– Не холодно, – ответила я, и мое сердце упало. Только бы Дуги не заболел, не сейчас.

– Очень даже, – не согласился он. – Где мой джемпер?

Не говоря ни слова, я передала ему одежду. Дуги сел и поспешно начал натягивать ее на себя, дрожа всем телом.

– Ох. – Он схватился за голову и снова плюхнулся на надувной матрас.

– Что такое?

– Голова кружится, – сказал он, все еще прижимая руку ко лбу.

– Ты болен, – сказала я. По какой-то причине я должна была произнести это вслух.

– Ничего подобного. Я в порядке. – Но даже говоря это, он пытался закопаться еще дальше в свой мешок.

– Как твоя лодыжка?

Дуги задумался и, судя по шелесту, попытался проверить ногу. Через полсекунды он резко остановился, и выражение его лица изменилось.

– Болит.

– Дай погляжу.

– Недолго, – предупредил Дуги, подтянул одеяло выше и снова задрожал.

Я внимательно присмотрелась. Чем светлее становилось, тем хуже выглядела его кожа. Бледная, слегка желтушная. После очередной судороги он сглотнул и наморщил нос.

– Ты в порядке?

Он не ответил, но мгновение спустя пришел в движение. Несмотря на то что раньше Дуги отказывался вылезать из своего кокона, теперь он бился и дергал спальный мешок, стараясь встать и не обращая внимания на поврежденную лодыжку. Я озадаченно наблюдала, как Дуги выскочил из палатки, а через несколько секунд услышала звуки рвоты и кашля. Его тошнило.

Я подавила свою собственную тошноту – никак не связанную с болезнью Дуги – и последовала за ним на улицу. Схватила бутылку воды из уже не ледяного кулера и обогнула палатку, направляясь туда, где он присел в траве.

– Спасибо, – выдохнул Дуги, когда я открутила крышку и протянула ему бутылку. Он сделал глубокий глоток, а затем сплюнул поверх содержимого из своего желудка. – У меня все хорошо, – пообещал он. – Не надо за мной присматривать.

Запах рвоты был горьким и кислым, но я не покидала Дуги. Если у него жар, он может потерять сознание. Я ждала, пока Дуги делал медленные, мерные глотки воды, дыша неглубоко и ровно, стараясь не поддаться тошноте снова. В конце концов, он почувствовал себя достаточно хорошо, чтобы пошевелиться, и я помогла ему подняться на ноги, нырнув под мышку, как костыль. Дуги похромал назад к почерневшему кругу костра. Эмма до сих пор не появилась. Сквозь откидной щиток я могла разглядеть ее скорченную фигурку. Я не знала, будить ее или нет, в каком состоянии она окажется. Прошлой ночью, пока не подействовало снотворное, Эмма билась в истерике.

– Съесть чего-нибудь не хочешь? – спросила я Дуги, плюхнувшись на один из стульев. Приятель, все еще зеленого цвета, лишь покачал головой и продолжил тихонько пить из бутылки.

Просто чтобы чем-то заняться, я вытащила рисовый крекер и начала его грызть. На самом деле я не была голодна и, осилив лишь половину, бросила крекер в яму, думая, что его съест или огонь, или птица-мусорщик, если вчера был наш последний костер на пляже.

– Как думаешь, мы должны взять Эмму с собой? – спросил Дуги, вытаскивая меня из моих мыслей.

Я моргнула и уставилась на него.

– Мы не можем оставить ее здесь одну, – сказала я и глубоко вздохнула. – Ты в состоянии выбраться отсюда?

– Да, – сразу ответил Дуги; решительный тон, упрямое лицо. Я придержала свой скептицизм. – Как только Эмма встанет. Сразу и пойдем. – Дуги смотрел на волны, когда говорил это, и я не могла избавиться от ощущения, что он пытается убедить себя, а не меня.

Эмма даже не попыталась встать, и после того, как Дуги за двадцать минут едва не заработал спазм шеи, поворачиваясь каждые три секунды, чтобы ее проверить, я сжалилась, встала и направилась к палатке.

– Эмма. Эмма, ты проснулась?

Она не ответила, но я не верила, что подруга все еще спит. Она лежала слишком неподвижно, слишком напряженно. Плечи, что выглядывали из-под темно-синего края мешка, сгорбились, скрывая шею. Я опустилась на колени рядом с ней. Ее развернуло от качнувшегося в матрасе воздуха, но она все равно не двинулась.

– Эмма, – позвала я снова и положила руку ей на плечо. Она дернулась от моего прикосновения, подняла плечи еще выше. – Я знаю, что ты не спишь.

Эмма вздохнула и медленно обернулась. Ее глаза смотрели на меня, точно огромные стеклянные шары. Я знала, что она думает о вчерашнем дне, о Даррене, но не знала, что сказать. Не знала, стоит ли поднимать эту тему. Повторит ли Эмма свою безумную историю про монстра, который живет под волнами?

Я попыталась улыбнуться:

– Давай, мы собираемся выбраться отсюда. Поднимемся к главной дороге, найдем дом или поймаем машину. Ты должна переодеться, взять что-нибудь поесть. Тогда мы пойдем.

Эмма легла спать во вчерашней одежде, но я надеялась, что такая простая вещь, как одевание, поможет вернуть ее к реальности. Подруга, вероятно, не станет есть, но я решила, что должна хотя бы предложить. По какой-то причине я чувствовала себя взрослой, хотя была самой молодой из компании. Но раз Дуги заболел, а Эмма сошла с ума, кто-то должен был взять на себя ответственность. Мне это не нравилось, но что поделать?

Эмма медленно поднялась и покорно натянула на себя все, что я ей дала. Она была как зомби, с совершенно каменным лицом. Мы не говорили. Когда Эмма полностью оделась, я жестом предложила ей выйти наружу, и она повиновалась, шаркая ногами, точно старушка.

Дуги на пляже не оказалось.

На мгновение мое сердце замерло, и меня охватила внезапная паника, но затем я услышала кашель и треск. Дуги снова сгибался в траве, выташнивая выпитую воду. Между ним и стулом, на котором он сидел, тянулась цепочка неровных следов. Даже когда его рвало, Дуги осторожно держал травмированную лодыжку чуть выше земли.

Я не стала спрашивать, в порядке ли он. Явно нет. Я не думала, что такое возможно, но цвет его лица стал еще хуже, чем раньше. Кожа была желтоватой, губы побелели от напряжения. Морщась на каждом шагу, Дуги медленно сокращал расстояние между нами.

– Ты готова идти? – спросил он унылым голосом.

Дуги же не думал, что ему удастся подняться на дорогу? Туда как минимум две мили. Тяжелое испытание с одной только травмированной лодыжкой. Настоящее мучение при рвоте и лихорадке.

– Дуги, я не думаю…

– Я пойду, – отрезал он, явно понимая, что я собираюсь сказать.

Я не хотела с ним спорить. Просто молча наблюдала, как он сунул в рюкзак несколько бутылок с водой и гигантскую упаковку чипсов. Закинул ремни на плечи. Дуги уже надел кроссовки, хотя левую не завязал. Ему явно было слишком больно затягивать шнурки.

– У тебя есть телефон? – спросил он, впервые обращаясь к Эмме.

Ее, похоже, не беспокоило отсутствие внимания в своей адрес. Она просто стояла с равнодушным лицом и ждала.

Эмма моргнула. Затем слегка нахмурилась, словно не поняла.

– Твой телефон, – нетерпеливо повторил Дуги. – Он у тебя?

Эмма сделала небольшое движение, вроде пожала плечами. Затем отвела взгляд в сторону бухты.

– Я проверю палатку, – предложила я, потому что Дуги готов был взорваться, а я сомневалась, есть ли смысл кричать на Эмму. Она казалась совершенно безучастной, словно за этими пустыми голубыми глазами не осталось души. Хотя мне трудно было волноваться за нее, когда я так переживала за Дуги. И Мартина. И Даррена.

Часть меня отчаянно цеплялась за мысль, что Мартин просто уехал домой. Что с Дарреном, я не знала. Меня не покидало подозрение, что его тело сейчас плавает в воде. Да, мне следовало проверить бухту более тщательно, но Эмма настолько взбесилась, что было невозможно даже просто приблизиться к бурлящему морю. И ее яростные просьбы держаться подальше от волн напугали меня настолько, что я осмелилась лишь осмотреть берег со скалы.

Я должна была проверить, должна была. С этим чувством вины было трудно справиться. Я пыталась прогнать его, однако оно не давало мне покоя, заставляя желудок сжиматься.

Я легко нашла телефон Эммы. Он лежал на куче ее одежды, ярко-розовое пятно в сероватой палатке. Я нажала на кнопки, надеясь увидеть подсветку экрана. Ничего. Я подавила вздох. Пожалуй, не стоило удивляться. Мы были на пляже несколько дней, а Эмма любила держать телефон включенным, используя его в качестве MP3-плеера и камеры. Все приложения, которые она запускала, расходовали заряд батареи, и сейчас телефон был мертв.

– Телефон Эммы не годится, – сообщила я, возвращаясь к Дуги и Эмме. Они не сдвинулись ни на дюйм, хотя Дуги, похоже, требовалось немало усилий, чтобы оставаться на ногах. – Мертв.

Дуги раздраженно выдохнул.

– Значит, придется идти, пока не найдем кого-нибудь. – Он пошевелился, выравнивая вес. – Давайте, я уже хочу в путь.

И начал медленно пробираться к парковке.

– Эмма. – Я мягко потянула ее за локоть. – Эмма, идем.

Она будто меня не слышала, хотя я стояла рядом с ней. Я потянула сильнее, и Эмма сдвинулась с места. Вместе мы одолели несколько шагов, но внезапно она встала как вкопанная, как бы я ее ни тащила. Я обернулась.

– Что такое?

– Я не уйду.

– Прости? – Я не ослышалась, просто не могла поверить, что она говорит.

– Я не уйду. Без Даррена не уйду.

Я ожидала нового приступа слез, но ее бледное лицо было спокойным и собранным. Лишь стиснутая челюсть свидетельствовала о решимости.

– Эмма, мы затем и идем. Привести ему помощь. Нам нужна помощь.

Но она непреклонно помотала головой.

Глава 18

Было решительно невозможно тащить Эмму и поддерживать Дуги на подъеме в гору. Я беспомощно стояла между ними.

– Эмма, пожалуйста, – попросила я, крепче сжав ее руку.

Но ее лицо потемнело. Сделав шаг назад, она с удивительной силой вырвалась.

– Нет, – сказала она громче, чем когда-либо с тех пор, как перестала кричать.

– Эмма, Даррена здесь нет! – прошипела я.

– Мне все равно. – Она посмотрела на меня; ее глаза наконец ожили. – Я не уйду без Даррена.

– Но…

– НЕТ!

Не успела я ее остановить, как она повернулась, побежала вниз по пляжу и исчезла в палатке. Злая, взволнованная и совершенно беспомощная, я хотела было пойти за ней.

– Оставь ее, – бросил Дуги через плечо.

Оставить? Здесь, одну? Я обернулась посмотреть на Дуги и увидела, что он держится за низкую каменную стену. Мои страхи за Эмму тут же развеялись, когда я оценила болезненное выражение его лица и то, как он слегка покачивался, отражая медленное, волнообразное движение воды.

– Дуги, ты уверен насчет этой затеи?

Он пропустил вопрос мимо ушей и встал на здоровую ногу.

– Слушай, надо найти помощь. Все.

Что на такое возразишь…

Я протянула руку на случай, если Дуги захочет опереться, но он, казалось, решил путешествовать своим ходом. Он неловко заковылял по неровной грязи автостоянки. Я держалась на полшага позади, идя медленнее, чем похоронный марш, наблюдая за каждым его движением, ожидая неизбежного.

Это не заняло много времени. Вот Дуги решительно идет вперед, перекатывая плечи с каждым неверным шагом; и вот он уже зловеще кренится. Я поймала его в последнюю секунду.

– С тобой все в порядке? – выдохнула я, цепляясь за его джемпер и пытаясь осторожно опустить Дуги на землю – он был слишком тяжелым, чтобы я могла его удержать. – Споткнулся?

– Нет, – пробормотал Дуги и застонал. – Голова кружится.

Я отпустила его, решив, что его снова вырвет. Он этого не сделал, но перевернулся и лег на бок в нескольких дюймах от грязи; каждый выдох поднимал небольшой столбик пыли, оседавший на его покрытой потом коже. Я стояла над ним, пока Дуги периодически стонал и содрогался. Но из его рта ничего не вышло. Должно быть, он уже в ноль опустошил желудок.

– Боже, – сипел бедняга.

Мы прождали так целую минуту, потом еще одну. Дуги перестал вздрагивать, но встать тоже не пытался. В конце концов я присела на корточки и осторожно потерла его спину.

– Дуги, это глупо. Ты не можешь никуда идти в таком состоянии, – сказала я как можно мягче, осознавая, как он отреагирует. Он меня не разочаровал.

– Нет! – прорычал Дуги. – Мы должны найти помощь. Должны дать кому-нибудь знать. Помоги мне подняться!

Я сделала, как он просил, но как только Дуги выпрямился, то пошатнулся, будто пьяный, и мне пришлось быстро подхватывать его, сунув плечо под мышку и схватив за грудь.

– Черт возьми! – прошипел он.

– Давай вернемся в лагерь, – предложила я и быстро добавила: – Пока что. – Ведь Дуги тут же открыл рот, чтобы поспорить.

Но через мгновение он кивнул, и я медленно повела его вниз по склону. Хотела доставить прямо к палатке, но он уперся, подталкивая меня к стульям.

– Мне легче на свежем воздухе, – сказал он, хотя снова начинал дрожать.

Я опустила его на сиденье, достала из сумки одну из бутылок с водой и приготовилась к бою. Он был не в состоянии куда-либо идти. Я это знала, и он знал. Я также знала, что, вероятно, болезнь Дуги не остановит. Был только один способ удержать его здесь.

– Слушай, – сказала я, тяжело сглатывая. – Ты останешься и присмотришь за Эммой, а я схожу и найду кого-нибудь.

Я не хотела. Я действительно не хотела, но было очевидно, что Дуги не мог, а Эмма не собиралась уходить. И он прав: нам нужна помощь. Прямо сейчас.

Просто… Стоило представить, как я брожу одна, ловлю попутку… Могу заблудиться, застрять в темноте…

Я глубоко вздохнула, чтобы подавить панику. Подумала о Мартине и Даррене; об Эмме, потерявшейся в собственной голове; о Дуги, что сгорал у меня на глазах.

Что-то сжало мои пальцы, и я оторвалась от дыры, которую прожигала в песке своим взглядом. Дуги посмотрел на меня и медленно покачал головой.

– Нет, – сказал он. – Никто не будет ходить сам по себе.

Я не стала напоминать, что он хотел бросить Эмму одну. Меня слишком поразил внезапный прилив тепла. Дуги не позволил мне уйти самой, он хотел защитить меня.

Но и сидеть здесь было тяжело. Дуги практически полулежал в кресле, пристроив голову на спинку. Он закрыл глаза и хоть вряд ли спал – время от времени вздыхал или постанывал, но веки не открывал, было ясно, что говорить он не хочет. Эмма застегнула дверь палатки, закрывшись в своем маленьком мире. Оставалась лишь я. Не одна, но очень одинокая. Еще компанию мне составляли мысли, и они были не из приятных.

Сначала я попыталась понять, сколько уже часов нет Мартина. Тридцать шесть? Может быть, дольше? Если бы он действительно уехал на попутке, простил бы он нас сейчас, подумал бы о том, чтобы отправить примирительное сообщение? Которое я получу завтра, если Дуги станет лучше, и мы поднимемся обратно, и если я смогу включить свой телефон?

А если он не ушел, если где-то застрял, получил травму или попал в ловушку, достаточно ли тридцати шести часов для того, чтобы холод нанес непоправимый ущерб? Днем было достаточно тепло, но ночью – другое дело, а затем еще и дождь пошел… Сколько времени надо, чтобы заболеть воспалением легких?

Ответа на этот вопрос я не знала. Так же, как не знала, сколько может бушевать лихорадка, прежде чем надо начинать волноваться. Или волноваться еще больше, чем сейчас. День? Ровно сутки я собиралась дать Дуги, прежде чем отправлюсь в путь, невзирая на его возражения. Он не сможет меня остановить; сам едва мог стоять.

А еще оставалась Эмма. Потерявшая рассудок Эмма. С ней я тоже не знала, что делать. Не могла себе представить, что ее так потрясло. Серьезная стычка с Дарреном? Или ей действительно пришлось смотреть, как он тонет?

Даррен полез в воду. В этом я была уверена. Так много простых вещей могли пойти не так. Возможно, он слишком далеко забрался, начал плавать и попал в поток. Или скакал по камням, хвастаясь. Стоило раз оступиться, и он легко мог удариться головой и потерять сознание. Тогда течение просто утащило бы его прочь. Было много способов попасть в неприятности в темных холодных водах моря.

Но волны двигались в одну сторону. Если с Дарреном что-то случилось, оставался шанс, что его вынесло на пляж, как все обломки и водоросли в бухте. В конце концов, не затем ли они туда пошли, потому что это было отличное место для сбора дров?

Я оказалась на ногах прежде, чем поняла, что приняла решение.

– Я иду в бухту.

Дуги открыл один глаз и угрюмо посмотрел на меня.

– Что? Зачем?

– Я просто хочу… проверить. Может, я проглядела Даррена. Может, он упал и лежит на скалах, или его унесло в море, а он добрался до пляжа, но слишком измотан или ранен, чтобы вернуться сюда. Может… – Я не закончила. Возможно, он действительно выплыл обратно, не по собственной воле, а как «подарок» от моря. – Что тут плохого? – спросила я, потому что Дуги неуверенно смотрел на меня.

– Одна? – уточнил он.

– Да я в бухту и назад, – ответила я. – Это недалеко. Я не пойду на дорогу. Ты прав, не стоит соваться туда в одиночку.

Честно говоря, мне и в бухту одной идти не хотелось, но я просто… я должна была проверить. Меня не отпускало это странное, жуткое чувство. И бестолковое сидение здесь, пустое ожидание меня убивало.

– Все будет хорошо, – заверила я, потому что Дуги все еще сомневался. – Я останусь практически в пределах слышимости. Если что-нибудь случится, то закричу. Я громкая, – добавила я.

Впервые за этот день он улыбнулся.

– Знаю, – заверил меня Дуги. – Я помню медуз.

Несмотря на солнце, что палило в течение нескольких недель, это был еще один пасмурный день. Однако не такой холодный, как вчера, поэтому я оставила свой джемпер на стуле. Я старалась не обращать внимания на трепет в животе, пока быстро шла по короткому холму к тропе, что обвивала побережье. Мне не понравилось мое первое посещение бухты, и я не собиралась возвращаться. Но если оставался хоть какой-то шанс, что Даррен там…

На самом деле меня грызла совесть. Я не могла перестать задаваться вопросом: вдруг я была так занята попытками успокоить Эмму, что проглядела Даррена.

Путь я не очень запомнила, поэтому замялась у развилки, не совсем понимая, в какую сторону идти. В прошлый раз меня вели крики Эммы. Сегодня в моих ушах не было ничего, кроме воплей чаек и гула ветра. Интересно, здесь вообще воздух успокаивается? Несколько неловко я двинулась по тропе и в конце концов вышла на галечный пляж.

В бухте было несколько больших камней и валунов, за которыми мог скрываться упавший человек, – за одним из таких я и нашла Эмму. Теперь я проверила каждый, обойдя все вокруг, а затем принялась изучать мусор, что собирался вдоль береговой линии и отмелей.

Поначалу я не увидела ничего похожего на мощный силуэт Даррена, но заставила себя как следует присмотреться. Мои кроссовки хрустели по движущимся камням, и звук, казалось, отражался от каменных стен.

Я была на полпути к береговой линии, когда что-то привлекло мое внимание. Оранжевое пятно. Темнее, чем должно быть, но определенно оранжевое. Ничто на этом пляже не могло быть такого цвета. Я глубоко вздохнула сквозь внезапно сжавшиеся легкие и попыталась снова найти этот крошечный кусочек рукотворного цвета.

Вот он, покачивается вверх-вниз, то появляется, то пропадает из поля зрения. В воде.

Я пошла вперед, не осознавая, как пульсируют ноги и руки. Мои глаза были устремлены на вспышку темно-янтарного цвета, я боялась, что потеряю ее, если моргну. Ринулась в воду, не замечая обжигающего холода Ирландского моря. Пробираясь вперед, я протянула руку задолго до того, как он оказался рядом.

– Даррен!

Форма его тела стала яснее, очертания проглядывались сквозь мутную воду. Его спина и плечи находились чуть выше поверхности, словно он прислонился к зазубренной скале, которая теперь, когда спал прилив, выглядывала из волн; оранжевая футболка буквально кричала о его присутствии в мире… кричала мне. Голова Даррена была повернута набок, лицо наполовину погружено в воду. Часть его рта оставалась выше уровня волн. Мог ли он еще дышать?

Я должна была надеяться. Я схватила его за плечи, уложила на спину. Кожа бледная, восковая. Глаза открыты, но зрачки закатились. Мои надежды рухнули, когда его голова безжизненно откинулась назад, нависая над моей рукой. Я опоздала?

– Даррен! – Я грубо тряхнула его, и голова перекатилась из стороны в сторону. – Даррен! Посмотри на меня!

Никакого ответа. Просто тяжелое обмякшее тело в моих руках. Я прижалась щекой к его рту, молясь, чтобы почувствовать теплое дыхание на своей коже. Ничего, только холод его губ, тыкающихся мне в лицо, нежелательные поцелуи в такт колебаниям волн.

Пытаясь помнить, что это Даррен, пытаясь не поддаться осознанию того, что, вероятно, цепляюсь за труп, я провела рукой по его ключице, пока не добралась до шеи. Прижала два пальца к основанию горла, ища пульс. И ничего не нащупала. Кожа была очень холодной. Я сморщилась, слезы обожгли мне глаза. Слишком поздно, слишком поздно.

Был ли он здесь вчера, дышал ли все еще, пока я уходила прочь?

Я заплакала сильнее, сжимаясь под тяжестью вины.

Что-то сдавило мою руку. Не нежное прикосновение водорослей или медуз. Эта хватка была крепкой, твердой. Я вскрикнула, дернулась назад и освободила обе руки. А затем увидела лицо Даррена. Его глаза были черными, сосредоточенными. Смотрели прямо на меня. Но только секунду, прежде чем он скользнул под воду и исчез.

Он был жив. Даррен был жив.

– Дерьмо! – Я кинулась вперед, отчаянно ища его под водой. Здесь неглубоко, где же он? Я промокла и замерзла, но мне было все равно. Я упала на колени, морщась, когда зазубренные камни врезались мне в голени. Я не переставала искать, руки скребли по песку, водорослям и камням. Где он? Он был здесь всего секунду назад. Где он?

– Даррен! – закричала я. Мое горло сжалось; его имя получилось сломанным и хриплым.

Но никто не ответил. Стояла полная тишина. Эмма была права; в этой бухте смертельно тихо. Я не соображала достаточно ясно, чтобы понять: пляж защищен со всех сторон каменными стенами, и они не пускают ветер. Море было спокойным, что-то тихо шептало. Тишину нарушал лишь мой безумный плеск, когда я била по воде.

Я резко остановилась, тяжело дыша. Теперь, когда я не беспокоила поверхность, то вполне ясно видела дно. Темные вихри водорослей, веток, оторванных трав и листьев, гальку. Но не Даррена. Никакого тела, ни пытающегося выбраться на поверхность, ни неподвижного. Его там не было.

В замешательстве и испуге я обернулась. Он не стоял на берегу и не уплывал в глубину. Его нигде не было.

– Даррен! – все равно закричала я.

Кто-то отозвался – бессловесный, гортанный стон. Это был не Даррен. Хотя я знала этот голос.

– Мартин? – Я выбежала из воды и, мокрая до нитки, заметалась по пляжу, даже не ощущая холода. – Мартин?

Он снова взвизгнул от боли. Я нерешительно сделала шаг в направлении, откуда, как мне показалось, исходил голос, но звук, казалось, окружал меня, отражаясь от стен.

– Мартин? Мартин, где ты? – Слезы вернулись и украли силу у моего голоса.

– Хезер! – Мое имя летело ко мне отовсюду и ниоткуда. Я вертелась так быстро, что у меня кружилась голова. – Хезер, помоги!

Два голоса, Мартин и Даррен. Вместе. Испуганные, злые, полные боли.

Обвиняющие.

Почему я им не помогла? Почему я им не помогаю?

Я заплакала сильнее, бегая туда-сюда.

– Где вы? – кричала я.

На этот раз я ничего не добилась, кроме воплей, визга и мучительных криков.

Где они? Бухта была маленькой. Стоя в центре, я могла видеть ее целиком. Из-за паники мне потребовалось много времени, чтобы осознать правду: я одна.

Так откуда, черт возьми, звук? Я обхватила голову, пытаясь его заткнуть. Это случилось с Эммой, это свело ее с ума?

Охваченная страхом, я побежала, плотно зажимая уши. Такое положение сделало меня неуклюжей. Постоянное движение камней под моими ногами подорвало мое хрупкое равновесие, и я упала.

Я сильно ударилась о землю и инстинктивно вцепилась в волнистый ковер из камней и грубого песка, пытаясь остановиться. Моя рука наткнулась на что-то более гладкое и холодное, чем остальные камешки. Я перевернула ладонь, глядя на то, что в ней укрылось.

Брошь. Как она могла здесь оказаться? Дуги бросил ее в воду у лагеря. Шансы на то, что ее унесло потоком и выплюнуло в бухте, были астрономически малыми. Вдобавок я была за пределами прилива. Я неверяще покачала головой.

Затем еще один крик разорвал воздух, и все мысли исчезли. Я вскочила на ноги и со всех ног рванула по узкой тропинке, не сводя с нее глаз, а крошечная медная брошь крепко держалась в моей ладони, будто приклеенная.

Глава 19

Сейчас

Хочу пить. В комнате тепло; вот причина такой сухости во рту. Мой дискомфорт достигает своего пика, когда я наблюдаю, как доктор Петерсен делает еще один глоток своей дорогой газированной воды, но я не прошу у него попить. Я сглатываю, пробуя вернуть немного слюны обратно в пересохший рот. Не то чтобы я собираюсь говорить.

У нас перерыв. Не моя идея, но я не собираюсь жаловаться. Судя по выражению лица доктора Петерсена, он тоже этому не рад. Могу лишь догадываться, что это какое-то официальное требование – через столько времени мне дали шанс восстановить силы или поразмыслить. Однако меня не пускают из комнаты, и не было никаких упоминаний об отдыхе.

Доктор Петерсен смотрит на модные часы «Ролекс» на своем запястье – волоски на руке серебристо-серые от возраста, – и я понимаю, что моя передышка почти закончилась. Он возвращается к просмотру моих записей, но больше не читает. Возможно, просто отсчитывает секунды в своей голове. Его глаза смотрят на бумагу, но не двигаются.

Наконец – и все равно слишком рано – он вздыхает, отодвигает папку и смотрит на меня с приятной улыбкой. Я не могу не задуматься, ненавидит ли он меня так же сильно, как я его, является ли эта улыбка вымученной, ведь на самом деле он хочет хмуриться. Нет – я уверена, что ему нравятся наши маленькие встречи. Я для него как кубик Рубика, головоломка, на которую он уже знает ответ, но над которой продолжает работать. Потому что суть задачи – заставить маленькие цветные квадратики подчиниться твоей воле.

Мне так никогда и не удалось собрать кубик Рубика. Максимум получалось, может быть, выставить ряд желтых или красных квадратов, а потом я застревала и, сколько бы ни крутила, не добивалась никакого прогресса. Мне становилось скучно, и я сдавалась. К сожалению, доктор Петерсен, похоже, более настойчив, чем я, по крайней мере, в этом отношении.

Он открывает рот, и мне интересно, куда же мы повернем сейчас.

– Ты религиозный человек, Хезер?

Какое это имеет значение? Я моргаю, но выражение лица остается бесстрастным. Доктор Петерсен молчит, но продолжает наблюдать за мной, очевидно, ожидая ответа. Если я ничего не скажу, как долго это будет продолжаться?

Возможно, довольно долго, осознаю я минуту спустя. Неловко сидеть здесь в тишине. Охранник громко дышит на заднем плане. Как же это раздражает, ну правда. Это специально, чтобы я не забывала, что он там? Теперь, единожды отвлекшись, мне еще сложнее его игнорировать. Мне нужно чем-то перекрыть этот звук. Чем угодно, даже если это означает, что придется говорить. Кроме того, вопрос кажется безобидным. Я не много потеряю, ответив доктору.

– Нет, – тихо говорю я.

– Ты веришь в Бога?

Не понимаю, чем этот вопрос отличается от предыдущего, но все равно отвечаю:

– Нет.

– А как насчет жизни после смерти?

Я немного прищуриваюсь, все еще пытаясь разгадать смысл. Стоит только подумать, что все под контролем…

– Каждый хочет верить в загробную жизнь, – говорю я ему. – Все хотят думать, что смерть – это не конец.

– А ты?

– Я не знаю, – намеренно кратко отрезаю я. Потому что, кажется, вижу, куда он клонит, и хочу остановить его здесь и сейчас.

– Ах, – говорит он, будто не слышал от меня этих слов раньше. – И в этом проблема, не так ли? В незнании.

Я нацепляю на лицо улыбку. Я права. Однако улыбка не держится долго. Эта теория, в которой Петерсен пытается убедить меня снова и снова, не то, о чем я хочу говорить. Не то чтобы я вообще хотела о чем-то говорить с доктором Петерсеном, за исключением, может быть, моего освобождения, но уверена, такого разговора у нас в ближайшее время не состоится.

Охранник все дышит: медленно, громко. Без умолку.

– Никто не знает, – презрительно говорю я, будто объясняю очевидное.

Петерсен улыбается:

– Это тебя так очаровывает? Смерть?

– Меня смерть не очаровывает, – отвечаю я и не лгу.

– Нет, ты права, – соглашается он. Я удивленно моргаю, но Петерсен еще не закончил. – Это не смерть, не так ли? А умирание. Те драгоценные мгновения, когда можно наблюдать, как угасает жизнь. Гадать, куда она улетает.

С этим человеком что-то сильно не так.

Я сжимаю губы и пытаюсь сделать то же самое со своими ушами. Чтобы заглушить свистящий звук, начинаю громко барабанить по колену здоровой рукой. Доктор Петерсен решит, что пронял меня, но мне просто придется с этим смириться.

– Хезер?

Смерть, умирание. Это не увлекательно: это ужасно. Необъяснимо, неизведанно. Никто не знает, каким будет последнее путешествие, пока вы не окажетесь настолько далеко на пути, что никогда не сможете повернуть назад и рассказать кому-либо, что видели.

Поэтому мы все в глубине души боимся темноты. Потому что нет ничего хуже, чем не знать, что она скрывает.

Но я не буду пытаться объяснить это доктору Петерсену. Мне все равно, как долго он ждет, как громко дышит этот проклятый охранник. Я прикусываю язык так сильно, что мне больно.

Возможно, Петерсен видит решимость на моем лице, потому что быстро переходит к следующему вопросу в своем маленьком списке.

– Ты веришь в духов, Хезер? Демонов, существ из другого мира?

Я сжимаю зубы сильнее. Должно быть, до крови, потому что рот внезапно наполняется металлическим вкусом, одновременно и чужим, и знакомым.

Вот что упоминает доктор Петерсен, когда действительно хочет получить от меня ответ. Если бы я нормально подумала, то удивилась бы, что он так долго тянул на этой сессии с провокацией. Но я не подумала. Я вообще не думаю. Я концентрирую все свои усилия на том, чтобы остаться здесь. Прямо в этой комнате, прямо сейчас. Это должно быть смешно, ведь этого я никогда раньше не хотела, но я не смеюсь.

Потому что я верю. Верю в духов, демонов, называйте их как хотите. В существ, которых не должно быть в этом мире, но они есть, существ, которым не нужно жить по тем же правилам, что и остальным из нас. Вещи, с которыми ты не можешь бороться, не можешь убить. Я верю в это.

Друиды, которые приносили свои ужасные жертвы, дабы успокоить духов, знали, что делают. Они знали, что случится, если голод демона останется неудовлетворенным.

Вот и я тоже знаю.

Глава 20

Тогда

– Дуги! – Я влетела на пляж на полном ходу, дыхание вырывалось из груди прерывистыми толчками. Забыв о том, что друг болен, забыв о травмированной лодыжке, я бросилась на Дуги, все еще наполовину рыдая.

– Что? Что такое? Хезер, что не так?

– Это… это… – Но я не знала, как описать то, что произошло в бухте. Вместо этого я просто сильнее сжала его, обхватила руками за шею, уткнулась лицом в плечо. Хотя на пляже было тихо, я все еще слышала в голове крики. Ужас не хотел отступать, и меня трясло. Кровь яростно неслась по телу, и даже в насквозь мокрой одежде мне было жарко.

Однако Дуги был горячее. Его кожа, казалось, излучала тепло, напоминая мне, что он нездоров. Дуги был не в том состоянии, чтобы держать меня. И пусть мне ужасно не хотелось отстраняться, я отступила на шаг.

Теперь Дуги мог видеть мое лицо. Я упорно старалась придать ему обычное выражение, но мой подбородок дрожал, а глаза сузились до щелей, пока я пыталась сдержать слезы. Я глубоко вдохнула, пытаясь взять себя в руки.

– Ты должен сесть.

Дуги проигнорировал мой совет. Он приблизился и схватил меня за руку.

– Хезер, что случилось? Ты ходила в бухту?

Не очень способная говорить, я обошлась несколькими резкими кивками.

– Ты… ты что-нибудь нашла?

– Я не знаю. – Мой голос от эмоций звучал странно искаженным, задыхающимся. – Это было… – Я снова замолчала, тяжело дыша. Одна только мысль об этом возвращала страх, что крепко обвивал мою грудь, точно стальной пояс. – Там что-то было.

Дуги уловил странный акцент в моих словах.

– В смысле – что-то? – спросил он с напряженным лицом.

– Я… я не уверена. – Я пожала плечами. Я уже начала успокаиваться, приходить в себя. То, что произошло, казалось… невозможным. Я больше не была уверена, что видела, слышала. Может, я все себе нафантазировала?

Но тогда…

– Дуги, я нашла… – Я протянула ему левую руку.

Глаза Дуги сузились, а затем расширились, когда он увидел предмет. Дуги медленно разжал мои пальцы и вытащил брошь из моих рук.

– Где, черт возьми, ты это взяла? – спросил он.

– Она лежала на пляже. В бухте.

– Водой принесло? – Он явно сомневался. – Думаю, такое возможно.

Но я покачала головой.

– Нет, она лежала выше прилива. Под галькой.

– Это невероятно, – пробормотал он.

Я глубоко вздохнула:

– Знаю.

Два темно-зеленых глаза заглянули глубоко в мои.

– Хезер, что случилось?

Я рассказала ему. Рассказала о теле, что исчезло, о криках, которые пришли из ниоткуда. Как я случайно наткнулась на брошь, упав прямо на нее. Я не смотрела на Дуги, когда говорила, боясь, вдруг увижу в его лице то же, что Эмма видела в моем: неверие.

Когда я закончила, наступил долгий момент молчания. Мне удалось выждать целых десять секунд, прежде чем пришлось поднять глаза.

Сомнение было написано на его лице.

– Ты мне не веришь, – обвинила я.

– Я не думаю, что ты солгала, – сказал он.

Я нахмурилась. Это было не то же самое.

– Ты думаешь, мне померещилось.

Он сделал лицо, которое было легко интерпретировать: да, но это не то, что ты хочешь услышать.

Нет, не то.

– Как ты себя чувствуешь? – спросил Дуги. Его рука потянулась к моему лбу; бессмысленный жест, ведь его кожа была намного горячее моей. – Морозит? Бросает в жар? Болит живот?

Я отстранилась от его прикосновения и холодно ответила:

– Нет.

Он прикусил губу, рассматривая меня.

– Извини, Хезер, это звучит немного…

– Безумно, – закончила я за него.

Он поморщился и виновато глянул на меня.

– Но это… – И перевернул брошь в руках. – Это странно. Как она туда попала?

– Не знаю, – сказала я, наблюдая, как свет отражается на медной поверхности. – Тебе не кажется, что это довольно забавное совпадение?

– Что ты имеешь в виду?

– Брошь лежала там, прямо там, в бухте. Может быть… может, они связаны.

– Связаны?

Я помолчала, сомневаясь, готова ли озвучить свою теорию. Даже мне самой она казалась безумной.

– Подумай, где мы ее взяли, – начала я, надеясь, что он угадает, о чем я думаю, и мне не придется произносить это вслух.

– В дольмене?

– В могильнике, – напомнила я ему.

– Но ее просто там оставили, – заупрямился он. – Она вряд ли долго пролежала, даже старой не выглядит.

– Когда ты ее вытащил, она выглядела старой.

– Да, ну значит, все дело в грязи. Посмотри на нее сейчас. Металл не остается таким блестящим после нескольких лет. Не на природе.

Я знала, что он прав, но мысль все равно не давала мне покоя.

– Но все наши проблемы начались, когда мы ее нашли.

– Думаешь… – Его губы дернулись, и я поняла: даже после всего этого Дуги готов был посмеяться надо мной. – Ты думаешь, дело в броши?

– Разве не странно? Вот мы крадем ее, и почти тут же – ну, то есть несколько часов спустя – все начинает идти наперекосяк?

– Это просто совпадение, Хезер, – тихо сказал он. – Больше ничего.

– Не согласна, – упрямо сказала я. Мои щеки алели, я чувствовала себя глупо, но решительно стояла на своем. – Сразу после того, как мы находим брошь, Мартин исчезает, «Вольво» глохнет, а ты растягиваешь лодыжку. Потом ты пытаешься выкинуть брошь, и Даррен пропадает на пляже, куда ее выносит, Эмма сходит с ума, а я… – Я замолчала, стиснув зубы.

Я злилась; меня бесило, что Дуги даже не хотел задуматься над моими словами. Он так не смеялся, когда Эмма рассказала свою безумную историю. Почему тогда даже слушать не хочет мою?

– Хезер…

Я не дала ему закончить, зная, что он попытается убедить меня, мол, все это чушь.

– Дуги, что, если мы… что-то разбудили?

– Хезер, здесь ничего нет. – Дуги наклонился вперед в своем кресле, заставляя меня встретиться с ним взглядом. – Только мы. Может быть…

– Мне не померещилось, – прошипела я. – Может, это… то, что ты говорил. О друидах.

– Это была просто история, Хезер! – воскликнул Дуги. Затем глубоко вздохнул, явно сдерживая эмоции. – Слушай. Я верю, ты думаешь, будто видела то, что, как ты считаешь, тебе явилось, – сказал он, и я рассердилась из-за его осторожной формулировки. – Но вдруг ты не можешь отделить явь от выдумки? То есть, когда у меня кружилась голова, я даже не понимал, где нахожусь.

– Я не заболеваю, – упрямо повторила я.

– Может, заболеваешь, просто еще не поняла, – настаивал он. – Я прекрасно себя чувствовал до самого последнего момента. Хезер… – Он потер свой блестящий от пота лоб. – Хезер, ты говоришь о сверхъестественном. Духи, сущности и все такое. Только вчера вечером ты сама сказала, что Эмма свихнулась. А теперь ты с ней согласна?

– Не знаю. – Я была не совсем готова присоединиться к Эмме. Я, конечно, не видела ничего похожего на то, что она описала. Но мне, возможно, хотелось подумать об этом более непредвзято. Просто… она сейчас казалась такой нестабильной. Трудно было поверить хоть во что-нибудь из ее уст.

– Я не сумасшедшая.

Я не слышала, как Эмма выходила из палатки, но когда повернула голову на голос, она стояла всего в нескольких футах от нас.

– Эмма, ты не спишь, – прокомментировал Дуги с фальшивым энтузиазмом, и было понятно, он думает о том же, что и я: сколько времени Эмма стояла там и слушала нас?

– Я не сумасшедшая, – повторила она, шагая по песку. – То, что я видела, реально, и оно было там.

Мы молча наблюдали, как она обогнула яму с огнем и медленно опустилась на один из оставшихся стульев. На ней были те вещи, в которые я помогла ей одеться, но теперь они измялись, свитер небрежно свисал с одного плеча. Волосы взъерошены, не в непринужденном стиле «я только что встала с кровати», над которым она обычно трудилась часами, а будто Эмма не знала, как выглядит, и ей было все равно. Макияж, что она нанесла днем раньше, теперь наполовину сполз с ее лица.

Она казалась старше, чем я когда-либо ее видела. Все дело в глазах: будто Эмма стала свидетелем настоящего ужаса. В них затаились страх, грусть и смирение, и мне это не нравилось. Однако я не могла оторвать от них взгляд.

– Повтори еще раз, что ты видела, – потребовала я.

Теперь, когда она стала спокойнее, я надеялась, что получу что-то более конкретное, чем истерические фрагменты, которые нам с Дуги пришлось собирать воедино прошлой ночью.

Но Эмма не ответила. Она как-то странно смотрела на меня, склонив голову набок и слегка прищурившись.

– Что случилось? – спросила она меня.

– Ты о чем?

– С тобой что-то случилось. Что? Это все бухта, ты туда вернулась? Ты что-нибудь видела?

– Я не уверена.

– Скажи мне, – приказала она.

Я снова рассказала свою историю. Глаза Эммы расширились от удивления и страха, затем в них отразилась смесь удовлетворения и смирения.

– Я говорила тебе, – сказала она, когда я закончила. Затем, с большим напором: – Я вам говорила!

– Я не видела… ничего, – настаивала я, неловко подтверждая ее историю, хотя та все еще казалась невероятной.

– Но ты думаешь, что-то происходит. Я слышала, что ты сказала раньше, – добавила она, когда я открыла рот поспорить.

– Я не знаю, – пробормотала я, сознавая, что Дуги пристально наблюдает за мной. Я вздохнула: – Думаю, нам просто надо убраться отсюда ко всем чертям.

С этим никто спорить не стал.

Хотя было соблазнительно провести последние часы на пляже в палатке, никто из нас не захотел отходить от огня. Дело не только в тепле, хотя я промерзла до костей, а Дуги безудержно трясся в лихорадке. Даже мои руки, когда я обняла его, отчаянно пытаясь согреть, показались ему ледяными.

Мы сгрудились у огня. Мир вокруг был окутан зловещими оттенками серого. Постепенно они слились во враждебную, опасную черноту.

Мы мало разговаривали. Почти пришедшая в себя раньше, Эмма вновь замкнулась в своей голове и тихо что-то мычала, глядя в пламя. Дуги выглядел так, словно отчаянно хотел спать, хотя и воспротивился моим попыткам заставить его лечь. Я не стала упорствовать. Его присутствие, даже слабое и едва осознанное, было утешением. Что до меня, я сидела, исследуя каждый дюйм броши. Наклонив ее под углом, я использовала мерцающие блики пламени, чтобы превратить чеканку в резкий рельеф. Вращая то так, то эдак, я попыталась разобраться в загогулинах и формах. Не знаю почему, но я по-прежнему верила, что этот кружок – маленький, но достаточно большой, чтобы почти заполнить мою ладонь, – каким-то образом если не ответственен, то, по крайней мере, связан со всем, что происходит.

Тем не менее отметки были странными. Неузнаваемыми, но не случайными. Я все старалась расшифровать их, крутя брошь, оглядывая ее с разных ракурсов, пытаясь заставить петли и неправильные углы сложиться во что-то осмысленное.

– Знаете, – медленно сказала я, щурясь, – если посмотреть отсюда, эта фигура немного похожа на человека.

– Что? – Дуги повернулся ко мне, его глаза были полузакрыты, челюсть дрожала. Он хлюпнул носом, крепче натянул второй джемпер на плечи, но посмотрел туда, куда я указывала.

– Брошь, – сказала я, игнорируя его вздох. – Вот здесь.

И протянула предмет Дуги. Вместо того чтобы пытаться увидеть что-то на коротком расстоянии между нами, он взял брошь из моих рук и тоже покрутил.

– Может быть, – сказал Дуги. – Ты имеешь в виду эту фигуру посреди огня?

– Огня? – Я моргнула. – Какого огня?

– Этого. – Он указал на неровные царапины, которые я не смогла опознать. – Это же пламя, верно?

Я не знала точно – как по мне, линии не особо походили на пламя, – но вспомнила, как легко Дуги интерпретировал дольмен, когда я не видела ничего, кроме кучи камней.

– Точно.

– А это похоже на дары.

Дары? Я забрала у него брошь. Я не видела никаких «даров».

– Где?

– Тут. – Он потянулся и провел пальцем по нижней части броши, напротив человека в языках огня. – Видишь? Какой-то горшок, а это копье или топор… сложно сказать. Определенно ритуальные подношения.

– Ритуальные подношения? – повторила я, стараясь не выдать, что слышу подобное впервые в жизни.

– Ну да, священные подарки богу и все такое.

– Точно. – Откуда он все это знает? – Так, значит… это у нас бог? – Я указала на обнаруженного мной человека.

Дуги скривился:

– Вряд ли, учитывая, что он посреди огня. Если только это не дьявол. Или демон.

– Что-то злое… – Мои мысли мчались. Я снова посмотрела на нацарапанную фигуру мужчины, неровные штрихи вокруг которого, по словам Дуги, были пламенем. – Или это… – Я прищурилась, связывая линии в голове. – Крылья?

– Да. – Дуги пожал плечами. – Пламя, крылья. – Он остановился и подумал: – Может, даже волны.

Глава 21

Молчание. Неловкое молчание.

Я не знала, о чем думал Дуги, но только одна мысль крутилась в моей голове.

Что, если брошь все-таки старая? Действительно старая?

Что, если какой-то дух привязан к ней, к уединенному дольмену, где она мирно лежала до тех пор, пока Дуги не стал бродить там, где не следовало? Это звучало нелепо, настолько нелепо, что я даже не могла заставить себя сказать это вслух во второй раз.

Но эта теория никак не давала мне покоя.

И теперь мысль закрепилась в глубинах моего разума, и тьма – уже неприветливая, пугающая – стала попросту ужасающей. Что скрывалось там, в ночи? Было трудно остановить мое воображение, что подхватило данное Эммой запутанное описание злодея. Теперь каждый порыв ветра словно нес с собой загадочные шумы. Низкие стоны, пронзительные вопли, шепот. Воздух будто перебирал мои волосы невидимыми пальцами, отчего у меня по коже бегали мурашки даже под толстовкой.

Огонь, прежде просто удобный, стал абсолютной необходимостью. Рядом мы держали аккуратно сложенную кучу дров. Во время обеих вылазок в бухту мои мысли были далеки от сбора топлива, и осталось у нас весьма немного. Я не хотела тратить древесину, но огонь отступал в кучу дымящегося пепла. Жар по-прежнему катился по тлеющим углям, но свет угасал, тьма проникала в наш круг, так что было трудно разглядеть силуэт даже сидящей неподалеку Эммы. Я открыла рот, чтобы предложить все-таки использовать наш истощающийся резерв, но Дуги уже протянул руку и выдернул пару приличных ветвей.

– Они не разгорятся, если протянем дольше, – сказал он, вонзая их в сердцевину огненной ямы. Взяв более тонкую палку, Дуги потыкал в тлеющую кучу, пока пламя не стало жадно грызть свежее топливо. Он бросил веточку в огонь и довольно откинулся на спинку стула. Хотя его лицо выражало тревогу. Я знала почему.

– Как думаешь, надолго нам хватит? – спросила я, указывая на наши запасы. Осталось всего четыре или пять бревен и несколько горстей сушеных водорослей и трав.

Дуги пожал плечами и поморщился. Не сильно обнадеживающий знак.

– До утра? – нажала я.

– Мы будем сидеть здесь всю ночь?

Да. По крайней мере, я так планировала. Ни за что не полезла бы в палатку по темноте. Хрупкий материал едва мог защитить от погодных условий, какой у него шанс выстоять против мстительного духа?

Дуги, казалось, читал мои мысли.

– Мы могли бы запереться в «Вольво», – предложил он.

Сталь и стекло куда прочнее, чем брезент, но…

– Мне нравится свет, – сказала я.

Наступила долгая пауза, затем Дуги тихо признался:

– Мне тоже.

– Нам понадобится еще топливо? – спросила я.

Дуги задумался на мгновение, затем кивнул. Я вздохнула. Так и знала. Дуги был не в том состоянии, чтобы бродить вокруг, а Эмма все еще дрейфовала меж мирами. Оставалось лишь…

– Хорошо. – Я решительно встала. – Так тому и быть.

– Что? – Дуги поднял брови. – В одиночку? Нет, Хезер.

– Да, – возразила я. – Я недалеко. Даже не покину пляж. Вроде я видела какие-то коряги на той стороне. Или мусор после других отдыхающих.

– Хезер…

– Я на пять минут. Дай мне фонарик. Это ненадолго.

Я не чувствовала себя такой смелой, как пыталась казаться, и не хотела идти в темноту с пустыми руками. По крайней мере, бледный свет умирающего фонаря не даст мне полностью погрузиться в удушающую черноту.

Дуги не сильно радовался, я это видела, но вручил мне фонарь без дальнейших жалоб. Когда я направила луч перед собой, выстрелив узкой полоской света за пределы круга огня, то поймала силуэт Эммы. Она тоже стояла.

– Я иду, – сказала подруга.

Я удивилась, но спорить не стала. Слишком радовалась, что не придется охотиться за топливом одной.

Мы молча сделали первые пробные шаги от спасительного костра. Моя рука дрожала, отчего луч фонарика плясал. Я пыталась сказать себе, что это просто холод – мы же ушли от пламени, – но на самом деле очень боялась. Я не знала, верю ли в свою теорию о призраке броши. Но необходимость бродить в темноте, вдалеке от кого-либо после загадочного исчезновения двух наших друзей сама по себе пугала.

Луна пряталась за густой кучей облаков, и не успели мы толком отойти от лагеря, как огонь стал казаться далеким воспоминанием. Слабый свет фонарика был холодным и превращал мир в наслоение теней. Бесцветных, кошмарных. Мои зубы начали стучать. Чтобы скрыть звук, я быстрее пошла вперед, направляясь к груде мусора, которую вроде бы приметила на противоположной стороне пляжа.

– Мы не уйдем отсюда, – тихо сказала Эмма.

Я взглянула на нее, ошеломленная мрачностью, с которой она произнесла эти слова.

– Что? Конечно же нет, Эмма. Мы уходим завтра, как только рассветет.

– Нет, не уйдем, – не согласилась она едва слышно. Я решила пропустить фразу мимо ушей. Зловещие комментарии Эммы не помогали мне угомонить дрожащий луч фонарика.

– Смотри, – сказала я, с облегчением улыбаясь. – Дрова. – Именно там, где я и думала.

Мне пришлось засунуть фонарь под мышку, чтобы освободить обе руки. Эмма не участвовала, просто стояла, глядя в сторону скал на краю обрыва; вода лизала путь, по которому шел Мартин в последний раз, когда мы его видели. Я решительно отвернулась, сосредоточившись на работе. И не сводила глаз с костра Дуги, куда смогу вернуться примерно через четыре минуты. Отсюда он казался крошечным; я едва могла разглядеть его сгорбленный на стуле силуэт.

– Эмма, ты не возьмешь дрова? – немного нетерпеливо спросила я. Мне хотелось как можно скорее вернуться в этот ореол тепла. Ответа не последовало. Я раздраженно обернулась. Зачем она пришла, если не собиралась помогать? – Эмма? – снова окликнула я.

Она все еще смотрела в сторону от меня, стоя совершенно неподвижно, опустив руки по швам.

– Хезер, – прошептала Эмма. – Хезер, ты это чувствуешь?

Чувствую что? Я вздрогнула.

– О чем ты? Эмма, я ничего не чувствую. Давай, помоги мне с дровами.

Она повернулась ко мне. Я поднесла фонарик к ее лицу и увидела, что подруга мечтательно улыбается.

– Ветер, – сказала она. – Он стих.

Я знала, что Эмму не одолело внезапное желание обсудить погоду. На мгновение поймала ее взгляд, затем начала торопливо собирать дрова.

– Давай вернемся к Дуги, – сказала я, запихивая последнюю ветку под подбородок. Этого должно хватить.

– Слишком поздно, – прошептала Эмма, но теперь, при полном штиле, я легко разобрала слова. – Слышишь волны?

– Да, они никуда не делись, Эмма, – рявкнула я, не желая сознаваться, что да, я тоже больше не слышала тихий плеск воды по песку. – Идем!

Она не шевелилась.

– Эмма!

Я пошла к огню и Дуги, но, даже не оборачиваясь, почувствовала, просто почувствовала, что она не идет следом. Мне удалось сделать шесть шагов, прежде чем пришлось остановиться.

Она застыла там, где я ее оставила, лицом к скалам.

– Эмма!

Она даже не вздрогнула, когда я назвала ее имя. Я еще несколько секунд постояла на месте, ожидая, надеясь, прежде чем наконец смирилась с тем фактом, что подруга сама не придет, а я не могу ее бросить.

– Черт возьми! – прошипела я себе под нос. Бросила дрова на землю и наполовину пошла, наполовину побежала по песку.

– Эмма! – повторила я, когда приблизилась к ней. Схватила ее за руку, плотно стиснув ткань кардигана. – Ну же, я хочу вернуться к Дуги. – Ничего. – Эмма!

Все еще пытаясь проглотить панику, я почувствовала, что ситуация быстро выходит из-под контроля. Я сделала еще три шага, пока не оказалась перед Эммой, прямо в поле ее зрения. Она продолжала смотреть перед собой, будто сквозь меня. Мой живот скрутило. Я надеялась, что ей становится лучше, что она медленно возвращается, но Эмма никогда не была так далеко от меня, как в эту секунду.

Она открыла рот:

– Я же сказала, мы не уйдем отсюда.

Мои губы сложились в беззвучное «О», но я быстро взяла себя в руки.

– Уйдем! Эмма, давай! – Положив обе руки ей на плечи, я начала толкать ее назад. Она не сопротивлялась, но по-прежнему отказывалась двигаться самостоятельно. Постепенно я дотолкала ее до брошенных веток. Теперь придется заняться ими; в конце концов, вся эта вылазка случилась ради добычи дров для костра. – Не двигайся, – предупредила я, отпустив Эмму.

Она моргнула, посмотрела на меня, прямо на меня в этот раз. Выражение ее лица не дало мне согнуться за ветками.

– Оно здесь, – сказала Эмма.

Любые сомнения по поводу того, верю ли я в ее истории, верю ли в «призрак», рассеялись, когда ее слова погрузили меня в полный ступор. Мой мозг застыл; легкие так сжались, что я не могла дышать. Я перестала дрожать просто потому, что мышцы отказывались двигаться. Паника и страх парализовали меня. Я даже не могла удивиться, почему Эмма не выглядит напуганной. Она казалась… умиротворенной. Спокойной.

Но потом все изменилось.

Эмма посмотрела вверх, в небо прямо над моей головой. В одно мгновение ее глаза расширились, а рот раскрылся в ужасающей пародии на кричащую маску.

Я запрокинула голову, обыскивая чернильные небеса, чтобы выяснить, что ее так напугало. Ничего не было видно, но затем Эмма начала кричать.

Звук продолжался, и продолжался, и продолжался. Дольше, чем у Эммы хватило бы дыхания, и я поняла, что кричит не она, больше нет. Это было существо. Оно орало на нас.

И тогда я его увидела.

Черное на черном, вот чем оно было. Ни лица, ни формы, только пятно более глубокого, темного, более зловещего оттенка, чем мутные облака позади. Ворон на углях. Мои глаза едва улавливали очертания, казалось, будто чернильное небо кровоточит. Однако я могла сказать, что оно двигалось. И быстро. Летело к нам, беззвучное, но оглушительное. У него не было глаз, но оно смотрело прямо на меня, впитывая мою суть темными ямами в своем центре.

Я отступила, спотыкалась, едва не падала, но не смела отвести от него глаз. Я прошла мимо Эммы, задев ее плечом. Мои пальцы коснулись мягкой шерсти ее кардигана. Отчаянно нашарив руку подруги, я крепко схватила ее за запястье. Затем повернулась, и мы вместе побежали обратно к огню.

– Дуги! – закричала я. – Дуги!

Но ветер вернулся. Вихревая буря унесла мой голос прочь, и я поняла, что Дуги меня не услышал. Даже я сама не слышала свое собственное рваное дыхание или вздохи Эммы, бегущей рядом. По крайней мере, мы держались вместе. Я крепче сжала ее руку, боясь потерять.

Мои глаза были устремлены вперед, на угасающее пламя нашего костра. Не было смысла смотреть под ноги; землю покрывала темнота, а фонарик остался рядом с кучей дров. Кроме того, все равно вокруг ничего, кроме гладкого песка. Ничто не может сбить нас с пути, ничто не заставит нас упасть.

Так почему я вязла? Почему со всего размаха рухнула на землю? Инстинктивно я выставила вперед руки, чтобы смягчить падение, отпустила Эмму и ударилась о холодный шелк пляжа.

– Эмма? – Она упала вместе со мной? Я посмотрела налево, где ей следовало быть, но почти ничего не увидела. Ночь казалась гуще, словно черный туман. Ветер гремел в моих ушах, лишая не только зрения, но и слуха. – Эмма! – Я пошарила перед собой, ища ее.

Две руки схватили меня, пальцы сплелись с моими. Прикосновение Эммы было холодным, но наполнило меня теплом. Я притянулась к ней так близко, что мы оказались почти щека к щеке, ее испуганное лицо вынырнуло из темноты. Оно было призрачно-бледным.

– Где оно? – заорала я. На такой громкости слова должны были ее оглушить, но она их едва расслышала.

Эмма покачала головой. Ее глаза то и дело смотрели мне через плечо, хотя вряд ли подруга что-то могла разобрать. Я не могла.

Мое дыхание медленно успокаивалось, легкие с благодарностью расширялись. Я всасывала воздух, практически как при гипервентиляции.

– Нам нужно вернуться к Дуги, – прокричала я.

Что происходило там, где он был, менее чем в ста метрах от нас? По какой-то причине мне показалось, что мы с Эммой очутились в пузыре посреди шторма, существовавшего только вокруг нас.

Эмма кивнула мне, встала. Не отпуская моей руки, подняла меня на ноги.

– Я его не вижу, – закричала она мне на ухо. – Я ничего не вижу.

Ветер поднялся еще больше. Он тянул и толкал нас, прижимая к месту. Мои волосы в диком беспорядке бились вокруг лица, и приходилось бороться за каждый вздох. Я повернулась в том направлении, где, как мне казалось, находился наш лагерь, и, полностью дезориентированная, поискала огонь.

– Туда? – спросила я, указывая пальцем. Было трудно просто отвести руку от тела.

Я видела, как Эмма пожала плечами. Затем она отпустила меня. Обхватила себя руками. Открыла рот, что-то попыталась спросить, нахмурилась в замешательстве.

А потом полетела. Вверх. Прочь от меня. Вверх.

Я поняла, что происходит, одновременно с ней. Я потянулась к ней, когда она потянулась ко мне. Я закричала, когда закричала она. Наши пальцы цеплялись друг за друга. Я почувствовала, как лопнула моя кожа, когда ногти Эммы проехались по костяшкам моих пальцев. Они оставили глубокие кровавые царапины.

– Нет! – Я бросилась вперед, хватая ее кардиган, ее джинсы. Тем не менее она продолжала ускользать от меня. В последней отчаянной попытке я зажала ее ногу под мышкой и повисла на ней всем весом. Эмма поднималась все выше и выше, пока мои ноги не оторвались от песка. Подруга отчаянно извивалась, и было почти невозможно удержаться.

Затем что-то теплое и мокрое брызнуло мне на лицо. Вздрогнув, я откинула голову назад и на секунду ослабила хватку. Брыкающаяся нога Эммы вывернулась из моих рук, и я упала. Рухнула на землю, пока подруга странным образом взлетела в небо.

Глава 22

Не знаю, как далеко меня отнесло, но я приземлилась с глухим стуком. Удар выбил воздух из моих легких второй раз за каких-то пять минут, и некоторое время я ничего не могла делать, только лежать там. Мое лицо было прижато к песку, и крошечные частички прилипли к моим ресницам, губам. Я ничего не замечала.

Эмма. Все еще с трудом дыша, я поднялась на ноги. Потом развернулась на месте, высматривая ее. И все же я знала: она исчезла.

Ветер вновь стал слабым бризом; тьма отступила. Костер Дуги был хорошо виден всего на полпути назад; серые облака вздымались надо мной. Эмму нигде не было видно.

– Эмма! – Я звала ее снова и снова, но разговаривала с пустым воздухом.

– Хезер? Хезер, что происходит?

Дуги. Я видела его силуэт в обрамлении огня. Я смотрела, как он сделал шаг, два, три. Прочь от огня, в темноту.

Нет! Я сорвалась с места. Я не хотела, чтобы он отходил от безопасного костра. Дуги остановился, заметив, как я несусь к нему.

– Дуги! – Я даже не попыталась остановиться, просто врезалась в него. Он пошатнулся, затем выровнял нас обоих, автоматически схватив меня за руки. – Дуги, оно настоящее!

– Что? – Он посмотрел на меня, в замешательстве нахмурив лоб. – Что настоящее? Хезер, где Эмма?

– Разве ты его не видел? Разве ты не чувствовал ветер?

Он проигнорировал мои вопросы, но потряс меня. Опустив голову ниже, посмотрел мне в глаза.

– Хезер, где Эмма?

Я подавилась рыданиями.

– Она пропала!

– Пропала? Что значит – пропала? Хезер, ты несешь бессмыслицу!

Он снова встряхнул меня. Вместо успокоения его действия вызвали только слезы в моих глазах. Я начала плакать, задыхаться и бормотать. Мои руки царапали его грудь, жалко ища утешения. Я хотела, чтобы он обнял меня, но вместо этого Дуги отстранился. Я знала, чего он ждал: объяснения. Но я не могла говорить.

Я все равно попробовала, бессвязно пережевывая словесную кашу.

– Эмма пропала, она пропала. То, о чем она говорила, оно настоящее. Я его видела. Оно спустилось и… схватило ее. Я пыталась остановить его, но оно было слишком сильным.

Дуги просто таращился на меня с открытым ртом.

Я посмотрела на пляж, теперь тихий и спокойный. Я видела луч света от брошенного фонарика, где лежала наша вязанка дров. Угрожающая атмосфера исчезла. Паника, спешка, ужас. Это был просто пляж. Обычный пляж.

Я повернулась к Дуги.

– Разве ты этого не видел? – снова спросила я, немного более сдержанно. При свете огня, рядом с Дуги все это казалось почти невозможным. Но я видела его. Чувствовала. И Эмма пропала.

– Я ничего не видел, – сказал Дуги с обеспокоенным лицом. – Только как вы ушли, а потом очень быстро двинулись назад. Потом все потемнело, и я понял, что у фонаря разрядился аккумулятор. Я все ждал и ждал, но ты не пришла. Потом я услышал, как ты кричишь.

– А как же ветер? – нажала я.

– Какой ветер?

Легкий ветерок едва развевал мои волосы.

– Буря, что дула около трех минут назад? – настаивала я.

Пляж был маленький. Как это могло случиться всего в ста метрах отсюда, а Дуги ничего не почувствовал?

– Хезер, никакой бури не было, – заверил меня он. – Где Эмма?

Я уже сказала ему. Дважды.

– Пропала. Оно утащило ее, – сказала я. – Дуги, эта штука появилась из воздуха и схватила Эмму. Так же, как в ее рассказе про Даррена. Это правда! – крикнула я, видя недоверие, написанное на его лице.

– Хорошо, – сказал Дуги, вскинув руки. – Хорошо.

Но он все равно не поверил. Вероятно, просто волновался, что я снова начну кричать и плакать. Разозлившись, я отскочила от него и начала ходить вокруг костра. Я провела руками по волосам, чувствуя колтуны, закрученные шквалом. И хоть смысла заботиться о внешности не было, но я внезапно почувствовала смущение. Стрельнув в Дуги взглядом, я вытащила из кармана резинку и стянула волосы в грязный узел. Затем снова принялась расхаживать.

Что нам теперь делать? Пляж небезопасен. Эта штука может вернуться в любое время. Какую защиту умирающий огонь даст нам от существа, способного вызвать ветер, поднять человека, а затем раствориться в воздухе?

Но отойти… отойти означало оказаться во тьме.

Все мое нутро восставало против этого варианта. Снаружи было нечто неизвестное, непонятное. Мы остались совершенно слепыми, особенно теперь, когда я потеряла фонарик. Я попыталась вообразить это: как пробираюсь к автостоянке, ползу в гору, бесцельно брожу в темноте. В ожидании спасения. В ожидании рассвета. В ожидании атаки. Я вздрогнула.

Придется сидеть на месте.

Я повернулась к Дуги. Он стоял, сложив руки и наблюдая за мной. Выражение его лица было трудно прочитать. Мне потребовалось время, чтобы понять: это потому, что свет угас. Огонь быстро таял. Я посмотрела налево, где лежал запас топлива. От него ничего не осталось.

– Прости насчет дров, – сказала я хриплым голосом. – Я их собрала. Держала в руках, но потом…

– Забудь про дрова, – быстро сказал Дуги.

– Но огонь… – Я указала на жалкие остатки нашего пламени.

Дуги посмотрел в сторону пятна света, где лежал фонарик.

– Где ты их бросила? – спросил он. – Там?

– Тебе нельзя идти за ними, – сказала я, запнувшись, и ответила на вопрос, который, как я знала, будет следующим. – Нельзя. Мы должны остаться здесь, у костра.

Пока он горит…

Дуги помялся на месте, все еще поглядывая на пятно света, а не на наши тлеющие угли, темную смесь красного и черного.

– Там небезопасно, – сказала я. – Дуги! – Я дождалась, пока он посмотрит на меня. – Там небезопасно.

Теперь, когда нас осталось только двое, нам никак нельзя расставаться. И я не собиралась снова туда идти.

Он все еще сомневался, стоя ко мне вполоборота, на шаг впереди, будто собирался бежать.

– Думаешь, я все сочиняю? – тихо спросила я. Это привлекло его внимание.

– Нет, – сразу сказал он. – Нет, но… Хезер, если там что-то есть, откуда ты знаешь, что оно боится огня?

Я не знала. И все же каким-то образом чувствовала. Во всяком случае, здесь было безопаснее. По крайней мере, мы сможем его увидеть.

– Пожалуйста, не оставляй меня, – прошептала я. – Пожалуйста.

Я села на один из стульев, давая понять, что никуда не пойду, и умоляюще посмотрела на него. Он скривился и снова посмотрел на фонарь, который теперь подмигивал, будто звал к себе. Затем Дуги повернулся ко мне. Я сохраняла спокойствие, прикусывая нижнюю губу, чтобы та не дрожала, и моргала, чтобы слезы не текли по щекам. Молила одними глазами.

– Хезер…

– Мы сожжем нашу одежду, – сказала я. – Наши спальные мешки, что угодно. Даже палатки… – Я точно больше никогда не пойду в поход. – Просто… просто оставайся здесь.

Дуги шагнул ко мне. Оглянулся через плечо. Фонарь несколько раз мигнул, словно подавая сигналы SOS, а затем умер. Пляж стал чернильно-черным, куча бревен исчезла. Больше туда на минутку не сбегать. Не в темноте. Это изменит шансы в мою пользу?

Дуги вздохнул, и я задержала дыхание. Я смотрела, как он хромает у костра, протягивая руки к последним языкам пламени. Его лицо было почти скрыто ночью, ладони светились красным.

– Мы не можем сжечь спальные мешки, – тихо сказал он. – Они сделаны из огнестойкого материала.

Он с сожалением улыбнулся, а я поняла, что победила.

– Одежда, – решил Дуги. – Начнем с одежды.

Было неправильным бросать чужие вещи на тускло пылающие обугленные остатки дерева, но мы все равно сделали это, мысленно пообещав все заменить. Я даже пошутила, мол, нам нужно проверить лейблы Эммы, прежде чем мы их сожжем, чтобы она не выставляла нам счет за что-нибудь дизайнерское. Притворяться, что ребята в порядке, что они вернутся, было легче.

Огонь настолько ослаб, что пришлось использовать жидкость для розжига, чтобы вернуть его к жизни. Но когда одежда занялась, выяснилось, что она быстро прогорает. Дуги приходилось снова и снова подливать жидкость, чтобы поддерживать костер. Я не знала, сколько осталось в банке, но она зловеще пустела всякий раз, как он наклонял ее к огню.

– Хочешь, скажу кое-что смешное? – спросил Дуги, когда пламя взметнулось после очередной порции.

– Что? – спросила я, слегка улыбаясь в ответ на его напряженную, смущенную ухмылку. Прямо сейчас ничего смешного на ум не шло.

– Я надеялся, что эта поездка на день рождения… – Я рассмеялась, и он осекся. – Что?

– Я почти забыла, что это был твой день рождения, – призналась я. – А ведь приготовила тебе подарок.

Он улыбнулся:

– Хороший?

– Книгу. Один из учебников по ископаемым. – Я хмыкнула. – Думаю, мы могли бы сжечь его, он в моей сумке.

– Не надо, – тихо попросил Дуги. Повисла тишина. Я уставилась на дымное пламя, затем на него. Он странно смотрел на меня.

– На что ты надеялся? – Я попыталась скрыть неловкость, напомнив ему о его предполагаемой шутке.

К моему удивлению, он покраснел.

– Я надеялся, может быть, под влиянием звезд или огня… – Дуги фыркнул. – Или выпивки, или чего-то еще, я надеялся, что, может быть, ты и я…

Я удивленно посмотрела на него.

– А может, и нет, – смущенно пробормотал он.

Я попыталась изменить свои черты лица, но они застыли в какой-то ужасной маске, из-за чего Дуги совершенно неправильно понял мою реакцию.

– Конечно, жалко, что появилась эта сверхъестественная тварь из ада. – Я заставила свои голосовые связки работать, хотя не совсем сумела изобразить нужный мне легкий, шутливый тон. – Без нее было бы хорошо.

Более чем хорошо. Гораздо лучше.

Дуги снова посмотрел на меня и улыбнулся. Я улыбнулась в ответ, задаваясь вопросом, попаду ли я в ад за проблеск счастья, который пытался растопить лед, сжимающий мою грудь.

– Дай мне свою руку. – Дуги протянул правую ладонь, и когда я вложила в нее свою, поднял нас обоих с наших мест. Мы немного покачнулись на неровном песке, не знаю, у Дуги кружилась голова или у меня. Это не имело значения; его руки слегка сжимали мою талию, и вдруг это стало всем, на чем я могла сосредоточиться.

– Мне не стоило так долго ждать, чтобы это сделать, – сказал мне Дуги, а затем, прежде чем я успела дать какой-либо ответ, поцеловал меня. Горячие губы накрыли мои, руки легли мне на талию, затем поднялись по моим рукам, обхватили мою щеку.

Дуги меня целовал.

Его губы были мягкими, язык настойчивым. Меня окружило тепло. Казалось, от него мерцал даже воздух.

Мой мозг кричал мне, что это неправильно. Наши друзья пропали без вести. Что-то скрывалось в темноте, что-то злое. Но мне нужно было поцеловать Дуги так, как нужно было сделать следующий вдох.

Стресс. Напряжение. Мне нужно было чем-то их снять. Нам обоим.

Несколько долгих мгновений спустя Дуги отстранился, все еще обхватывая мое лицо, и что-то сказал. Я видела, как двигается его рот, но не слышала слов.

– Что? – переспросила я. А потом поняла, что он меня тоже не услышит. Не с таким ветром.

Ветер.

– Дуги! Оно идет! – Я посмотрела на огонь. Тот снова упал, пламя даже не вылезало из мелкой ямы, которую мы вырыли, чтобы его удержать. – Быстро, мы должны разжечь огонь!

Дуги не спешил реагировать. Он моргнул, выражение его лица было мутным, черты восковыми, а глаза впалыми. Казалось, лихорадка завладевает им с новой силой. Недостаток сна, недостаток пищи, стресс; они опять терзали его тело.

Однако он отпустил меня и, чуть-чуть покачнувшись, наклонился к куче предметов, которые мы принесли из палатки. Там осталось не так много, всего две пары свернутых носков.

– Это все, – сказал он, бросая их в огонь. Те не сразу разгорелись. Помня о постоянно растущем ветре, я плеснула немного жидкости в центр костра. Это помогло. Посмотрев на Дуги, я ясно увидела его лицо. Губы, которые я целовала минуту назад.

У меня не было времени раздумывать над этим, потому что позади Дуги что-то спускалось по небу быстрее, чем парящая ворона. Черная масса, наполовину скрытая облаками. Существо. Жгучий ветер хлестнул по моим глазам, когда они расширились от ужаса. Как быстро оно двигалось? Сто миль в час? Двести? Быстрее, чем я могла за ним уследить.

Гораздо быстрее, чем мы могли двигаться.

Дуги увидел мое лицо, но не успел спросить, в чем дело. На моих глазах большие когти крепко впились в его плечи. Все эмоции отразились на лице Дуги: боль, шок и страх.

– Нет, нет, нет! – Я не потеряю Дуги. Я обняла его за шею, яростно, крепко. Его руки сжали мою талию, пальцы больно вжались в мои бедра. Что-то царапало и тянуло меня за лицо и волосы, но я отвернулась, прячась в плече Дуги. Я усилила хватку, стиснув ткань его футболки. Не отпущу.

Я не потеряю его, как потеряла Эмму.

Нас подняло вверх. Я попыталась нащупать ногами землю, но ничего не нашла. Единственным, что поддерживало меня, был воздух. Он и моя хватка. Я так крепко обвивала шею Дуги, что практически его душила.

– Хезер! – крикнул он мне прямо в ухо.

Я не могла ему ответить. Все мои силы были сосредоточены на том, чтобы удержаться. Я казалась себе такой тяжелой; будто гравитация усилилась в миллион раз, возвращая меня на землю. Чем выше мы поднимались, тем труднее было держаться.

Нет, я не отпущу.

Эта мысль мелькнула в моем мозгу как раз в тот момент, когда призрак крепко схватил меня за волосы и потянул назад, едва не ломая мне шею. Я ничего не могла с этим поделать. Мой мозг, стремясь спасти мою жизнь, взял под контроль мышцы и ослабил пальцы один за другим.

Я полетела на землю, все равно пытаясь дотянуться до Дуги. Слишком поздно. Мои руки ухватили пустой воздух.

Я приземлилась на ноги. Удар заставил меня присесть на корточки, руки утонули в песке. Стоя на четвереньках, я подняла голову и увидела, как уносится прочь Дуги. Вверх и в сторону, когда существо потащило его к морю.

Нет. Нет, нет, нет!

Что мне делать? Я отчаянно осмотрелась. Каждую секунду Дуги все больше отдалялся. Я оставалась здесь одна. Страх сжал мою грудь.

– Чего ты хочешь? – закричала я в небо.

Чего оно могло бы хотеть? Чего? Жертву? Нашу жизнь во имя утоления жажды? Подношения злому духу?

Подношение. Вот что у меня было. Подношение. Проклиная свою глупость, я порылась в карманах. Моя рука дрожала так сильно, что я еле нашла нужную вещь, но в конце концов вытащила ее наружу.

– Вот! – закричала я, размахивая брошкой. – Вот! Ее ты хочешь? Так приди и возьми! Приди и возьми!

Это сработало. Существо взвыло, и тело Дуги упало. Раздался тошнотворный хруст, когда он рухнул на камни поблизости, а не на относительно мягкий песок под моими ногами. Дуги лежал неподвижно, наполовину в воде.

Не было времени пойти к нему, проверить, в порядке ли он. Мой героический поступок сделал то, на что я надеялась: спас Дуги. А также привлек внимание ко мне.

Я отскочила назад, не в силах оторвать глаз от существа, которое бросилось уже на меня. Я по-прежнему держала брошь в кулаке, но теперь спрятала за спиной. Я не знала, что делать. Не знала, как уничтожить брошь и поможет ли это. Единственное, мне хотелось от нее избавиться.

Сделав один панический вздох, я повернулась и побежала. Пролетела мимо пылающих углей, ожидая, что в любую секунду почувствую, как когти впиваются в мою спину, уносят меня ввысь. Ветры, что извещали о пришествии существа, обрушились на меня. Я всматривалась в темноту в поисках оружия, в поисках спасения. Но не находила ни того, ни другого.

Ветер усиливался. Заднюю часть моей шеи покалывало, будто она чувствовала приближение опасности. Слишком испуганная, чтобы думать ясно, я сделала единственное, что мне оставалось: со всей силы швырнула брошь прочь. В кромешной удушающей темноте она, казалось, сияла, излучая собственный свет. Я смотрела, как предмет описывает дугу, а затем снова падает на землю. Мой бросок был жалким; я даже за пределы пляжа брошь не выбросила. Вместо этого диск аккуратно влетел сквозь полукруглый дверной проем в палатку Дуги. Я потеряла его из виду, когда он упал где-то среди спальных мешков.

Что теперь? Брошь все еще была здесь, все еще слишком близко. Но так далеко, что я не успевала ее подобрать. Если я войду в эту палатку, то не вернусь. Существо слишком быстрое. Я беспомощно смотрела перед собой, отчаянно надеясь, что брошь волшебным образом появится, улетит прочь и заберет с собой чудовище.

И пусть я смотрела в одну точку, мои ноги продолжали двигаться. Я не заметила дыру, которую вырыла собственной ногой, пока бездельничала у огня. Лодыжка неуклюже подвернулась, а нога прогнулась под моим весом. Я упала, приземлившись на песок с глухим стуком.

Мое сердце остановилось. Я сделала один быстрый вдох, сгорбила плечи, закрыла глаза. И стала ждать.

Потусторонние визги призрака слышались все ближе, настолько близко, что, казалось, шипели мне прямо в ухо. Но они пронеслись мимо меня. Тень на миг закрыла мир, а потом двинулась дальше. К палатке. К броши.

Я не стала долго раздумывать. Поднялась на ноги с помощью стула. Мягкий шерстяной джемпер Дуги все еще висел на подлокотнике и попался под руку. Я посмотрела на это, посмотрела на огонь. На банку с жидкостью, что аккуратно примостилась рядом. Тик, тик, тик. План сформировался в моем мозгу.

Замахнувшись, я бросила одежду в огонь, придерживая ее за рукав. Огонь почти потух, но я схватила жидкость и принялась отчаянно поливать ею угли. Капли летели на пляж, на мою одежду, на мою руку, но достаточно попало на тлеющий пепел, и джемпер быстро вспыхнул.

– Да!

Я повернулась и бросилась к палатке. Ветер стал еще сильнее, бросая горсти песка мне в лицо, ослепляя меня. Я бежала дальше, таща за собой горящую ткань. Одним плавным движением застегнула молнию на клапане палатки и вылила оставшуюся жидкость на брезент.

Я не знала, было ли существо внутри. Не могла видеть его; не могла слышать. Но брошь была там, и мне оставалось надеяться, что и монстр где-то рядом. Я взмахнула джемпером и обрушила горящий конец на палатку.

Когда огонь коснулся блестящей ткани, из ниоткуда вспыхнуло пламя. Оно ослепляло, охватывало палатку, поднимаясь в небо, как дюжина извивающихся змей. Полное агонии шипение прорвалось сквозь рев огня. Звук перерос в рычание, затем в крик. Он нарастал волнами, оглушая меня. Словно кто-то умирал.

Существо.

Умирает. Хорошо. Именно этого я и хотела.

Я отступила прочь от звука, от сильного жара, покалывавшего мою кожу. Шум уменьшился, когда между мной и огнем пролег один метр, затем другой. Но тепло никуда не делось. Даже стало хуже. Мое лицо было горячим, но источник тепла находился ниже, распространяясь по всему животу. Обжигая. Мучая.

Я горела. Мой джемпер, куда я пролила всего несколько капель жидкости, был охвачен пламенем. Яркий свет палатки приглушил огонь меньшего размера, но теперь я его увидела. Крича и пританцовывая на месте, я била по нему рукой. Огонь сопротивлялся, вынуждая меня снова и снова хлопать по тлеющей одежде. С каждой секундой я все яснее чувствовала, как поджаривается моя плоть. Поднялся тошнотворный запах, вонь плавящегося нейлона с чем-то, почти похожим на еду. Со мной. Я закашлялась, сильнее хлопая по животу голой рукой.

Наконец я победила. Рваный материал висел, дымясь, сквозь зияющие дыры виднелась футболка. Она тоже почернела, но мне было плевать. Все мое внимание сосредоточилось на руке. Или том, что должно было быть моей рукой. Я подняла ее, рассматривая в ярком свете, все еще окружавшем палатку. По силуэту она напоминала скелет. Кожа и мышцы обуглились, обнажив сырые сухожилия и окровавленные кости. Рука задрожала, когда я попыталась согнуть пальцы. Я ничего не чувствовала. Ничего, кроме агонии. Жгучей агонии. Она побежала по моей руке, прямо к центру мозга, где запульсировала, точно сирена. Зрение помутилось, по краям возникла черная рамка. Затем мое тело отключилось.

Глава 23

Сейчас

Я плачу. Нет никакого способа это скрыть, и я даже не пытаюсь. Пусть доктор Петерсен посмотрит. Пусть доктор Петерсен увидит и пусть считает, что он победил. Мне все равно.

Я думала, что забыла страх, панику, чувство беспомощности. Думала, что похоронила их глубоко, там, где они больше не могли причинить мне боль. Ничего подобного. Поток заледеневшей крови в моих венах, грохот пульса, адреналин, бьющий по нервной системе, волосы, что встают дыбом. Я чувствую это. Так же сильно, как и тогда.

Я выдохнула и поняла, что задержала дыхание. Мои руки сжимают друг друга, и раненая правая буквально кричит от боли в знак протеста. Хотя я все равно не могу их расцепить.

Я смотрю вверх; те слезы, которых так старался добиться Петерсен, блестят в моих глазах. Что теперь?

Он странно смотрит на меня, и мне интересно, вижу ли я проблеск его настоящего. Он кажется… растерянным. Как будто впервые задумался, что я говорю правду. Я чувствую первый проблеск надежды за более чем год.

Но момент проходит. Мы возвращаемся к прежней схеме: он – скептичный, самодовольный доктор; я – чокнутая.

– Ты сделала это, Хезер, – тихо говорит Петерсен, очень пристально глядя на меня.

Я не отвечаю, лишь непонимающе морщу лоб.

– Ты это сделала, – повторяет он. – Ты убила своих друзей.

Не реагируй. Не реагируй. Я закрываю лицо как раз вовремя, чтобы не выказать свои боль и негодование.

Я знала, что он думал, конечно знала. Я читала это в его глазах, в изгибе его губ. Но слышать эти слова все равно больно. Каждый раз.

Но доктор Петерсен еще не закончил. Он продолжает тем же тихим, монотонным голосом, как будто пытается ввести меня в транс; словно он гипнотизер, пытающийся записать этот факт, этот лживый «факт» в мой мозг.

– Ты их убила. Мартина, Даррена и Эмму. Ты их убила. Задушила Мартина и Эмму, утопила Даррена. – Он поднимает руку, не давая мне покачать головой. – Они нашли тела, Хезер. Нашли их, наполовину похороненные в дольмене. Не сломанные, будто после падения с большой высоты или из гигантских когтей. В отчете о вскрытии фигурируют синяки на шее у всех трех, в качестве причины смерти указано удушье. – Петерсен делает паузу, убеждаясь, что полностью завладел моим вниманием. – Если бы ты не потеряла сознание от своих ожогов, тебе бы удалось убить и Дуги тоже?

Ожоги.

Я вздрагиваю от слова. Горение. Шипение, вздутие, таяние. Иногда я просыпаюсь посреди ночи и в течение нескольких ужасных мгновений верю, что все еще горю. И тогда я кричу. Кричу, пока в коридоре не раздается грохот ног, моя дверь не распахивается с серией щелчков и не врываются санитары.

Но я спасена от жара своих воспоминаний. Дуги. Гнев прогоняет мои пылающие мысли. Я бы никогда не сделала больно Дуги. Никогда. Я пристально смотрю на доктора Петерсена. Он держит мой взгляд, позволяя тишине тянуться…

И тянуться.

Наконец он вздыхает, наклоняется вперед. Одна его рука устремляется ко мне, будто он собирается дотронуться, но передумывает и прижимает ладонь к полированному дереву. Хорошо. Если он хоть пальцем меня тронет, я сделаю все возможное, чтобы оторвать его, прежде чем мой охранник успеет среагировать.

– Ты убила их, Хезер. Своих друзей. Где-то в глубине души ты знаешь правду. Признание и принятие этого является частью процесса исцеления.

Он тяжело вздыхает. Я подавляю желание плюнуть в него.

– Я хочу, чтобы ты рассказала мне, что сделала. Хочу, чтобы ты сказала мне, что убила троих своих друзей, а собиралась четверых. Что ты сделала это нарочно. И что ты пыталась спрятать тела. Признай это, Хезер, и мы сможем двигаться дальше.

Нет.

В первый раз я услышала эту версию событий в больнице. Нормальной. Я была привязана к кровати – чтобы держать меня в покое и не допустить обострения травм, как мне казалось, – и трубки торчали из моего носа и руки. Моя правая рука была покрыта бинтами до самого локтя, и я так устала, что воспринимала все точно во сне. Я заметила, что рядом с моей комнатой стоит полицейский. Заметила, но не удивилась, почему он там. Не тогда.

Прошло несколько дней, прежде чем я смогла оставаться в сознании так долго, чтобы с кем-то говорить. Затем ко мне пришел человек в костюме. Он спросил меня, что случилось, и я ему сказала. Он ушел, и пришел другой человек. Тогда я не знала его лица, хотя с тех пор виделась с ним как минимум раз в неделю. Доктор Петерсен спросил меня, что случилось, и я тоже ему сказала. Он не нахмурился, как тот, другой, а улыбнулся. Так и улыбался до самого конца. Помню, еще подумала: какая странная реакция.

Затем он рассказал мне свою историю, где отвел мне главную роль.

По версии Петерсена, я заманила Мартина подальше от лагеря, к дольмену, чтобы скрыться от лишних глаз. Затем поила его алкоголем, пока бедняга не потерял сознание, а когда он отключился, обхватила руками его горло и сжала. Крепко.

И сунула тело в дольмен.

Вернувшись на пляж, я объяснила исчезновение Мартина, спрятала его вещи. И поздравила себя с успешно выполненной работой. Но Даррен и Эмма видели, как я уходила с Мартином, и стали что-то подозревать. Поэтому мне пришлось заставить их замолчать.

Одно убийство превратилось в три.

После этого я запаниковала. Облила палатку бензином и подожгла ее. А еще пролила немного на свою руку, и та загорелась вместе с палаткой. Это была единственная часть, с которой я согласилась; я чувствовала жгучую боль, хоть и не видела повреждения под нетронутыми белыми повязками. Дуги, который был болен и лежал без сознания в другой палатке, в то время как я, очевидно, покончила с тремя его друзьями, попытался остановить меня, и я ударила его камнем. Ударила так сильно, что проломила ему череп, и Дуги впал в кому. Затем я потеряла сознание от боли в руке, прежде чем смогла закончить работу.

История. История, которую рассказали моим родителям, которую повторили в суде.

История, которая стала правдой. Для всех, кроме меня.

– Зачем мне это делать? – спрашиваю я, случайно озвучивая свои мысли. – Зачем мне убивать моих друзей?

Доктор Петерсен вздрагивает. Я никогда прежде не поддерживала эту историю. Он набрасывает короткую записку, чтобы скрыть свою радость, затем рассматривает меня.

– Ты знаешь зачем, Хезер. Из любопытства. – Я с ужасом смотрю на него. – Смерть. Ты ею одержима. Ты хотела лично увидеть, как из человека уходит жизнь. Хотела поиграть в Бога.

Я не знаю, что сказать, как ответить. Доктор Петерсен потряс меня до глубины души.

Я ничего не говорю.

Тик-так. Тик-так.

Этот разговор окончен. Я смотрю на часы, пока у Петерсена не остается иного выбора, кроме как признать, куда я пялюсь. Он кривится. Время вышло.

– Мы продолжим в следующий раз, Хезер. Но я хочу, чтобы ты подумала над тем, что я сказал. Ты знаешь правду. Она здесь, прямо перед тобой. Возьми ее. Помоги себе.

Я помогаю себе: встаю со стула. Затем поворачиваюсь спиной к Петерсену и его рассказам. Мой охранник открывает мне дверь, и меня охватывает внезапное желание бежать. Толку никакого, я это знаю, но просто не могу оставаться в этой комнате еще хоть секунду.

За это время я стала экспертом по подавлению глупых побуждений. Я спокойно иду через дверь мимо Хелен, которая все еще печатает на клавиатуре. Она не поднимает головы, не смотрит на меня, когда я прохожу.

В моих висках пульсирует боль. Напряжение тисками сжимало мою голову последние два часа. Это всегда так. Я знаю, что боль промучает меня всю ночь, даже дольше, если я стану прокручивать сеанс в голове, придумывать едкие ответы воображаемому доктору Петерсену. Обычно я стараюсь забыть о нем как можно быстрее, но знаю, что сегодня так не получится.

Он упомянул Дуги. Это меня задело. Предположение, что я хотела уничтожить того единственного человека, который пережил этот кошмар вместе со мной… В миллионный раз я жалею, что не могу его посетить. Я просила, но, конечно, они никогда мне не позволят. Лишь знаю, что Дуги лежит где-то в больнице, машины следят за его дыханием, сердцебиением. Он по-прежнему жив. Никто не сказал мне об этом, но я знаю. В противном случае они бы отключили его, позволили бы ему исчезнуть. Тогда на моем счету было бы четыре жизни.

Медленно идя по коридору, скрипя кедами на полированном «мраморном» линолеуме, я оглядываюсь, проверяю, чтобы никто не смотрел. Затем закрываю глаза – только на кратчайшие секунды – и произношу молитву.

Мне нужно, чтобы Дуги проснулся.

Мне нужно, чтобы он проснулся и сказал доктору Петерсену, моей маме и всем остальным, что я не убийца.

Мне нужно, чтобы он проснулся и вытащил меня отсюда.

Глава 24

Тогда

Я покинула больницу в инвалидной коляске. Не то чтобы я не могла ходить, скорее, никто не хотел, чтобы я шла. Потому что иначе я могла бы сбежать. На самом деле у меня не хватило бы сил, но, казалось, никто не хотел рисковать.

Я была сбита с толку. Смущена и напугана. Я рассказала им, что случилось. Рассказывала свою историю так много раз, что сбилась со счету. Но этого оказалось недостаточно; никого она не радовала. А еще я осталась одна. Мои родители несколько раз приходили ко мне в мою личную палату, но чем больше я видела улыбающегося человека, которого теперь знала как доктора Петерсена, тем меньше видела их.

Меня погрузили в кузов автомобиля, что казался чем-то средним между каретой «Скорой помощи» и тюремным фургоном. Там была кровать, похожая на тележку, над ней висело множество оборудования, но человек, толкающий мое кресло – мрачный человек в безупречной белой униформе, – поднял меня по трапу и направил в специально оборудованное место у другой стены. Я услышала серию щелчков, когда он зафиксировал коляску. Прямо напротив меня, вдоль перил кровати тянулся ряд петель. На одной из них висели металлические наручники. Вот тогда первый кусок льда упал в мой живот. Когда справа от меня захлопнулись двери и взревел двигатель, упала еще пара. Что происходит?

Я повернула шею, чтобы посмотреть на мужчину. Только ею я и могла двигать – меня привязали к креслу приспособлением типа ремня безопасности. Сопровождающий примостился на маленьком складном сиденье, словно самый мрачный стюард в мире.

– Куда мы едем? – спросила я.

До этого момента я не проронила ни слова, так как все передвижения застали меня врасплох. Вот я только что лежала в постели, пропихивала в горло теплый больничный завтрак, а в следующую минуту быстро еду по коридору в инвалидной коляске, вниз на лифте, через фойе…

– Вас переводят в другое учреждение, – сказал мужчина. Он смотрел на часы, избегая зрительного контакта, и держался напряженно; его жесткая осанка лишь усилила мой дискомфорт.

– А. Почему?

На сей раз он посмотрел прямо на меня, но его взгляд был настороженным, лицо нечитаемым.

– Не знаю.

Я ему не поверила.

– Куда меня переводят?

Он снова отвернулся от меня и заговорил с аккуратно сложенными простынями на кровати напротив.

– Доктор Петерсен сможет ответить на все ваши вопросы, когда мы туда доберемся.

Почему бы не сказать мне сейчас? Я пыталась дышать размеренно, но мне казалось, что в тесном пространстве не хватает кислорода. Я потянула ремень, но не он сдавливал мою грудь. Я посмотрела на двери, отчаянно желая, чтобы они открылись, но легкие вибрации, сотрясавшие кресло, подсказывали, что мы все еще едем.

– А долго туда добираться? – спросила я хриплым голосом, шедшим из непослушного горла.

– Недолго, – ответил санитар.

Это был конец нашего разговора. Я не носила часы, поэтому не могла нормально следить за течением минут. Отстукивала их пальцами здоровой руки по колену. Травмированной руке не терпелось присоединиться, но под болезненно плотной повязкой не было свободного места. Пришлось беспокойно качать всей рукой.

Когда дверь наконец открылась, я едва успела взглянуть на окрестности, прежде чем их заслонили двое мужчин в униформе, идентичной той, которую носил санитар. Они подошли прямо к моему креслу и отцепили его от стены автомобиля.

– Путешествие прошло хорошо? – спросил один из них.

Не успела я ответить, как отозвался человек, что ехал со мной.

– Хорошо. Суд уладил все с документами, поэтому проблем не возникло.

Суд? О чем они говорили?

– Где мы? – спросила я, пытаясь выглянуть через дверь. Но они развернули инвалидную коляску, вывезли меня из машины «Скорой помощи» спиной вперед, и лишь через десять секунд я увидела широкую подъездную дорогу. Еще попалась тонкая полоска аккуратного газона, но мое внимание привлек очень высокий, очень крепкий на вид металлический забор, увенчанный грозного вида шипами. Прежде чем я успела его рассмотреть, меня снова развернули, и я наконец увидела здание.

Оно не было похоже на больницу. Скорее на помесь школы и офисного здания. Было много окон, но ничего похожего на вход. Один из санитаров повез меня ближе, и я увидела маленькую дверь, почти скрытую среди стекла. Так понимаю, не парадную. Меня завозили через черный ход. По какой-то причине это усилило кипящее беспокойство в моем животе.

– Где мы? – снова спросила я. Я не ожидала ответа от мужчин, и они меня не разочаровали.

Внутри мы оказались в очень коротком коридоре. Остановились перед дверью с небольшим окном, слишком высоким, чтобы я могла туда заглянуть. Слева от меня было окно побольше, а за ним сидел еще один санитар, точно кассир в банке.

– Хезер Шоу? – спросил он опять же не меня.

– Да, – подтвердили сзади.

Раздался звуковой сигнал, и дверь разблокировалась. Один из трех моих сопровождающих протянул руку и открыл ее, и я увидела другой коридор, с множеством закрытых дверей. Мы миновали его, прошли через вторую дверь – на этот раз с пропускной картой, которой один из мужчин плавно провел по незаметной встроенной панели, – и за ней было еще больше коридоров, еще больше запертых дверей. Я не пыталась выудить информацию из окружающих меня людей, просто с растущей тревогой ждала конца пути. Насколько велико это место, и почему здесь все так серьезно с безопасностью?

Тихая экскурсия по моей новой больнице закончилась за другой дверью. Каким-то образом я поняла, что это и есть пункт назначения, хотя дверь выглядела почти так же, как все остальные. Я четко разглядела большой, сложный замок снаружи, но когда один из санитаров повернул ручку, к моему удивлению, дверь тихо распахнулась. Единственная незапертая комната, которая нам попалась до сих пор.

Я сразу поняла почему: там уже кто-то был. Знакомая фигура, одетая в безупречный костюм-тройку, с добродушным выражением на лице, которое мне не нравилось, хотя я так и не могла понять почему.

– Хезер, – сказал доктор, вставая.

Только тогда я поняла, что он сидит на кровати; это была спальня. Снова вспыхнула паника. Зачем приводить меня в спальню с замком на двери, если только меня не собираются запереть здесь? Что происходит? Доктор Петерсен, по крайней мере, может дать мне несколько ответов.

– Что происходит? – спросила я.

Он ободряюще улыбнулся. Это не сработало.

– Что происходит? – повторила я на сей раз громче. Я почти кричала. Доктору Петерсену это не понравилось. Он жестом велел сопровождающим ввести меня внутрь, затем я услышала их удаляющиеся шаги и щелчок двери. Я не уловила, как сработал замок, но все же почувствовала себя в ловушке, как животное в клетке.

– Давай вытащим тебя из этого кресла, – предложил доктор Петерсен, меняя тему, прежде чем я успела заорать на него в третий раз.

Я закрыла рот, потому что очень хотела освободиться. Чьи-то руки, начавшие расстегивать ремни, меня напугали. Я думала, мы с доктором Петерсеном одни в комнате. Оставшийся санитар освободил мои запястья, широко расставив ноги, как будто я могла на него наброситься. Когда я подняла руки, он быстро отодвинулся, но мне просто хотелось ослабить напряжение в плече, судороги в здоровой руке. Ремни были слишком жесткими.

– Я знаю, ты долго сидела, Хезер, но если присядешь на кровать, я тебе все объясню.

Я неуверенно поднялась с инвалидной коляски. На жестких ногах сделала три шага, необходимых, чтобы пересечь комнату, затем опустилась на кровать лицом к доктору Петерсену. Он взял пластиковый стул, похожий на школьный, и устроился прямо напротив меня. Комната не отличалась богатой обстановкой. Маленький столик, тумбочка и окно, так высоко, что с моей позиции на кровати я ничего не могла сквозь него видеть. Все в оттенках белого или бежевого. Чистое, стерильное. Даже воздух пах антисептиком со слабым оттенком отбеливателя и обжигал мне ноздри.

– Полагаю, у тебя много вопросов, – сказал доктор Петерсен, отвлекая меня от осмотра комнаты.

– Где мы? – спросила я. Это был самый важный вопрос в моем списке.

– В моем учреждении, – ответил доктор Петерсен.

– А что происходит в вашем учреждении?

Улыбка доктора Петерсена стала шире.

– Я лечу пациентов, – просто сказал он.

Я нахмурилась. Это был не ответ. Доктор преднамеренно выразился расплывчато, и это только усугубляло мое плохое предчувствие.

– Зачем меня лечить? Я не больна. – Единственное, что нуждалось в помощи, это моя правая рука под бинтами.

Еще одна заискивающая улыбка.

– У нас будет достаточно времени, чтобы поговорить об этом позже. – Он встал, и я поняла, что доктор собирается уходить. Санитар сместился со своей позиции у стены.

– Я хочу поговорить об этом сейчас! – огрызнулась я. Неосознанно встала, сделала полшага вперед, но мгновенно у меня на пути возник санитар. Через его плечо я увидела, как доктор Петерсен успокаивающе поднял руки.

– Все хорошо, Хезер. Сначала я хочу дать тебе шанс освоиться в новой обстановке. В скором времени кто-нибудь принесет тебе поесть, а потом я предлагаю тебе отдохнуть. Мы поговорим завтра.

Он повернулся ко мне спиной и вышел за дверь. Санитар положил обе руки мне на плечи, осторожно оттолкнул меня назад. Второй санитар заменил уходящего доктора Петерсена, держа в руках приспособление, у которого было слишком много пряжек. Я догадалась, что это, хотя не хотела спрашивать и узнавать наверняка. Сдаваясь, я позволила неуклюжей фигуре направить меня к кровати, где послушно села. Мужчина медленно и осторожно отступил. Дверь закрылась. Щелкнул замок. На миг в крошечном стеклянном квадрате высоко в двери возникло лицо. Потом оно тоже исчезло, и я осталась одна.

Я сидела там очень долго, прежде чем наконец заплакала.

Глава 25

Сейчас

Я лежу на спине и смотрю в потолок. Мой желудок сжимается, и это не имеет никакого отношения к подносу с едой, который доставили мне сегодня утром, потому что я к нему не притронулась. Он так и стоит на столе, как можно дальше, на другом конце комнаты, потому что запах застарелой яичницы вызывал такую тошноту, что я долго просидела над унитазом. Впрочем, безуспешно.

Нелегко избавиться от страха.

С моего последнего визита к доктору Петерсену прошло шесть дней и двадцать один час. Обычно у меня еще одна сессия в середине недели, но в тот день мне дали временную отсрочку. Доктор Петерсен не лгал насчет документов на выпуск для операции на руке. На предварительной консультации хирург был настроен оптимистично и заверил, что ему удастся пересадить немного кожи и имплантировать накладные ногти. У меня никогда не будет «нормально выглядящей» руки, сказал он мне. Но сходство пообещал максимально близкое.

Эта мысль воодушевляла меня последние несколько дней, но когда я проснулась этим утром, сквозь маленькое окно проникал тусклый серый свет, и я почувствовала только ледяное беспокойство.

Я не хочу возвращаться в кабинет доктора Петерсена.

У меня нет часов, но я приноровилась отмечать ход времени. Санитары каждый день придерживаются одного и того же распорядка. Время приема пищи. Время приема лекарств. Символический час «упражнений» для тех из нас, у кого больше ничего нет в расписании. Время проверки. Сейчас половина десятого. Три минуты назад ко мне заглянуло лицо, убедиться, что я не пытаюсь от отчаяния повеситься на веревке, сделанной из связанных полосок простыни. Нет, я не настолько изобретательна. Хотя, возможно, я и правда впадаю в отчаяние. Начинаю понимать, что никогда не смогу выбраться отсюда.

Грохот у двери привлекает мое внимание. Я принимаю сидячее положение и жду. Желудок скручивает еще сильнее.

Дверь со свистом распахивается. Санитар, который ухаживает за мной почти год, но чье имя я до сих пор не знаю, шлет мне небрежную улыбку.

– Пора идти, Хезер.

Вздыхаю, сглатываю; беру секунду, чтобы собраться. Но сопротивляться не пытаюсь. По опыту я знаю, что в этом нет никакого смысла. Сопротивление приносит больше вреда, чем пользы. Когда я подхожу, санитар делает шаг назад, следуя протоколу безопасности.

Мы минуем дверь за дверью, и, как обычно, я слышу странный оркестр звуков, которые принадлежат этому месту: крики, вопли, завывания. Удары. Голоса, говорящие сами с собой. Это неизменно меня нервирует; в эти моменты я рада, что на каждой двери есть замки. Сумасшедшие люди меня пугают.

Я одновременно расслабляюсь и напрягаюсь, когда мы пересекаем порог шикарной, предназначенной для посетителей части помещения, и шум стихает, сменяясь более нормальными звуками. Деловые разговоры, цоканье каблуков, стук пальцев, набирающих сто слов в минуту, звон телефонов. Я останавливаюсь в зоне ожидания – владениях Хелен, готовлюсь занять одно из сидений у стены, но рука на моем плече подталкивает меня, и только тут я понимаю, что дверь кабинета Петерсена уже открыта.

Я рада, что мне не придется ждать, что можно просто войти, но в то же время я рассчитывала на те несколько драгоценных минут, которые позволяют мне собраться и подготовиться к предстоящему нападению.

Когда я вхожу в комнату, доктора Петерсена нет за столом. Я хмурюсь, оглядываюсь и замечаю его у шкафа почти позади меня. Он копается в верхнем ящике; никогда раньше не замечала, какой Петерсен низкий. Ему приходится вставать на цыпочки в своих блестящих черных туфлях, чтобы заглянуть вглубь. Это открытие вызывает у меня улыбку. Вероятно, последнюю искреннюю в ближайшее время.

– Хезер. – Доктор Петерсен слегка задыхается. Мои брови от удивления взмывают к волосам. Очень непохоже на него приветствовать меня таким образом, очень необычно. Чаще всего он прячется за своим столом. Интересно, это такая сложная ловушка, какая-то новая стратегия, которую он разработал, чтобы справиться со мной? Но нет, доктор определенно на грани, ему неудобно. Я молча смотрю, как он перебирает файлы, а потом достает один из них. С облегчением на лице захлопывает ящик и добавляет папку к огромной пачке бумаг, неопрятно сваленных на столе. Когда я подхожу, чтобы сесть, то вижу на верхней свое имя.

– Хезер, у нас произошли изменения, – говорит Петерсен, опускаясь в кресло напротив меня. Ему нужно время, чтобы удобно усесться, старые кости скрипят, вызывая гримасу боли на его лице.

Изменения? Я держу лицо бесстрастным, но внутри сгораю от любопытства. Что могло случиться и так расстроить невозмутимого доктора Петерсена?

– Судья отправил запрос. Ты должна прибыть на второе слушание.

Если бы это был мультфильм о Томе и Джерри, моя челюсть сейчас с грохотом упала бы на пол. Однако это настоящая жизнь, так что никаких чрезмерных эмоций. Я просто с удивлением смотрю на него.

Мое первое слушание было чем-то вроде фарса. Я даже на нем не присутствовала. Я лежала в больнице. А вот мои родители туда пошли. Они сели вместе с судьей, несколькими адвокатами и старым добрым доктором Петерсеном и в разговоре, который вряд ли длился более десяти минут, решили, что я сошла с ума. Слетела с катушек. Рехнулась. Не в том состоянии, чтобы предстать перед судом. Вот так доктор Петерсен сумел запереть меня без лишних вопросов. Возможно, там был еще один врач, чтобы высказать второе мнение – я видела предостаточно людей в белых халатах, пока лежала в своей изолированной палате, пытаясь понять окружающий меня мир, но если и так, то он, должно быть, согласился с Петерсеном. Мои родители даже не стали за меня бороться. Может быть, подумали, что клиника лучше, чем тюрьма. Не так позорно. Лучше чокнутая дочь, чем дочь-преступница.

Второе слушание. О нем доктор Петерсен даже не заикался во время наших сеансов. Судя по тому, как он дергается в кресле, мокрый от пота, для него это тоже шок. Мне нравится, что Петерсен взволнован, но я слишком ошеломлена, чтобы этим воспользоваться.

– Почему? – спрашиваю я. Что изменилось?

Петерсен кашляет, поправляет галстук, сжимает губы.

– Судья хочет пересмотреть твое дело.

Это я поняла, но…

– Почему?

Он сопит, глубоко вздыхает, затем смотрит мне прямо в глаза.

– Появился новый свидетель, и судья думает, что он способен описать события на Черном дольмене с иной перспективы.

Дуги. Кто же еще.

Я пытаюсь остановить мысль, прежде чем она успеет перерасти в надежду. Новый свидетель – это может быть и местный житель, который знает о дольмене; собачник, которого никто из нас не видел. Еще один доктор, желающий поковыряться у меня в голове.

Нет. Я знаю, это Дуги. Он проснулся. Наконец-то проснулся.

– Я хочу его увидеть.

Доктор Петерсен сразу же качает головой.

– Нет.

– Я хочу его увидеть.

Никто из нас даже не назвал имя нового свидетеля. Нам не нужно. Доктор Петерсен отказывается встретиться со мной взглядом, и это главное подтверждение. Неудивительно, что он на грани. Если Дуги даст показания, меня нельзя будет назвать сумасшедшей. Если Дуги даст показания, меня нельзя будет назвать убийцей.

Если? Нет, не если… он даст.

– Я хочу его увидеть.

Я буду твердить это, пока доктор Петерсен не поймет: вопрос не подлежит обсуждению.

К сожалению, я не в состоянии вести переговоры. Петерсен просто отмахивается от моего требования.

– Твое слушание назначено на четверг, седьмое июля. Я буду сопровождать тебя, и твои родители также будут присутствовать…

– Я не хочу, чтобы они приходили, – автоматически говорю я.

Доктор Петерсен пожимает плечами.

– Тебе еще нет восемнадцати, Хезер. Твои родители должны присутствовать.

Я кривлюсь, но мне все равно. Голова идет кругом. В четверг, седьмого… Пытаюсь угадать сегодняшнюю дату. Сегодня понедельник, насколько я знаю. Марафон на прошлой неделе, потом эта кошмарная сессия, что попала на годовщину – я содрогаюсь от одного воспоминания, – получается…

– Какой сегодня день? – спрашиваю я. Просто чтобы быть уверенной. Просто чтобы быть абсолютно уверенной.

– Понедельник, – отвечает доктор Петерсен.

Я сдерживаю желание раздраженно щелкнуть языком – он знал, что я имела в виду.

– Какое сегодня число? – перефразирую я, пытаясь не язвить. Сегодня надо быть с ним подобрее. Не хочу проблем на слушании только потому, что его выведу из себя. Хотя, пожалуй, я на год опоздала со своей вежливостью.

Доктор Петерсен вздыхает:

– Четвертое.

– Июля?

– Да.

Я обрабатываю информацию. Мое слушание через три дня. Через три дня я могу оказаться на свободе.

Через три дня я могу отправиться в тюрьму, и дата суда будет висеть надо мной, как топор палача.

Через три дня я могу вернуться сюда.

Три дня – это одновременно и целая жизнь, и один миг. Я провожу их в полном одиночестве. В любом случае санитары не особо общаются с заключенными – «пациентами», но я отказываюсь покидать свою комнату для упражнений или еженедельных развлечений, таких как седьмой показ паршивого фильма. Перед тем как уйти из кабинета Петерсена, я повторила свою просьбу о встрече с Дуги, но доктор проигнорировал меня, как будто я вовсе не открывала рта.

Это было последнее, что я сказала, и к утру четверга у меня сжалось горло, а от отсутствия практики захрипел голос. Я завтракаю в тишине, молча иду к душу, молча жду в маленьком офисе Хелен. Как и было обещано, доктор Петерсен сопровождает меня, и он появляется точно по расписанию, в полосатом костюме, спрятанном под дорогим темно-серым шерстяным пальто. Доктор держит огромную папку – сжатую версию моего файла. Все самые сочные моменты.

Если меня сегодня отпустят, я ее когда-либо прочитаю? Почему-то мне кажется, что нет.

Я ожидаю, что поеду в машине «Скорой помощи», в которой сюда и прибыла, но вместо этого мы осторожно выходим через парадную дверь. Я впервые вижу официальный вход в лечебницу и невольно осматриваюсь, прежде чем залезть на заднее сиденье гладкого седана. Больница выглядит… дорого. Как загородная усадьба. Ни единого намека на безумие внутри. Придерживаясь своего обета молчания, я никак не комментирую происходящее. Просто надеюсь, что никогда больше не увижу это место.

Для июля сегодня не слишком-то тепло. Туманный дождь моросит со свинцового неба. Я твержу себе, что это не зловещий знак, но тревога корчится в моем животе, точно змея. Машина трогается с места с мягким урчанием. Рядом со мной доктор Петерсен просматривает свои записи. Я испытываю соблазн заглянуть ему через плечо, но адреналин начинает гореть в моих венах, и все дрожит перед глазами. Кроме того, я не хочу создать впечатление, будто мне интересно все, что написал доктор Петерсен, его так называемое «профессиональное» мнение. Вместо этого я смотрю в окно и жду появления чего-нибудь знакомого.

Ждать мне приходится долго. Мы едем мимо каких-то деловых зданий, а затем почти незаметно въезжаем в жилые кварталы. Впрочем, шикарные. Это район высшего сословия. Интересно, что жители думают о соседстве с сумасшедшим домом. Интересно, просыпаются ли они среди ночи, боясь, что какой-нибудь псих ползет по их безукоризненно подстриженным газонам? Пожалуй, нет.

Я не понимаю, где мы, пока машина не выезжает на автомагистраль. На север идет только один маршрут, а названия на знаках узнаваемы. Я удивленно поднимаю брови. Это дальше от дома, чем я думала. На самом деле ближе к Черному дольмену, чем к Глазго. Я вытягиваю шею, будто могу отсюда увидеть море. Не могу – до него еще мили и мили. Впрочем, я его чувствую. Тревогу, страх, неуверенность. Я бросаю попытки что-то высмотреть.

Мое слушание проходит в городском суде Глазго, в боковой комнате. Ее можно принять за конференц-зал шикарного отеля. Длинный стол, большое окно с видом на другое здание и со вкусом украшенные стены. Сначала там никого нет, кроме меня, доктора Петерсена и охранника, но почти сразу после нас начинают подтягиваться остальные. Приходит человек в костюме с блестящим черным портфелем, наверняка адвокат. Он игнорирует меня, но пожимает руку доктору Петерсену. Потом наступает очень неловкий момент, когда появляются мои родители. Я стараюсь не смотреть на них, но ничего не могу с собой поделать. Отец натянуто улыбается, мама выглядит больной. Наверное, мне надо что-то сказать, но в присутствии доктора Петерсена и адвоката я вдруг стесняюсь. Ерзаю в кресле и смотрю на дверь, ожидая, пока кто-нибудь еще войдет и снимет напряжение.

Кто-то действительно входит. Дверь распахивается, и появляются два колеса. Сначала я не вижу, кто сидит в инвалидном кресле, потому что тот, кто его толкает, суетится, натыкается на двери, чрезмерно помогает и мешает. Я слышу вздох, и очень знакомый голос бормочет: «Я сам».

Дуги. Губы автоматически растягиваются в улыбке, но она застывает на полпути, когда я осознаю, как ужасно он выглядит. Дуги словно усох, сжался в своем кресле. Его щеки впали, а под глазами – темные круги. Волосы тонкие и жирные. Однако он улыбается, когда видит меня, и на секунду отрывается от маневрирования инвалидной коляски, чтобы мне помахать.

Но мы не говорим, потому что прямо за Дуги шагает толстый мужчина с седыми волосами и серьезным выражением лица, должно быть, судья. Он идет прямо к месту во главе стола, и все остальные занимают позиции вокруг него.

Я сижу дальше всех. У меня неприятное чувство, что большая часть разговоров будет вестись на другом конце длинного овала из красного дерева.

– Приступим. – Громкий голос судьи перекрывает бормотание присутствующих, призывая всех к порядку. – Это слушание по делу Хезер Шоу, так? – Он оглядывается, и адвокат кратко кивает. – Хорошо. Сейчас… – Быстрый взгляд на часы. – Одиннадцать сорок семь утра седьмого июля. Присутствуют… – Пока он перечисляет участников, рядом с ним женщина с пышной прической печатает на маленьком ноутбуке, фиксируя каждое его слово. Она не такая собранная, как Хелен; секретарь волнуется и изо всех сил старается не отставать от оживленной речи начальника. – Я – судья Макдауэлл, председательствую на сегодняшнем слушании. Так, с формальностями покончено. С чего начнем?

Мы начинаем с адвоката. Он зачитывает с листа текущий отчет по моему делу. Судья Макдауэлл иногда кивает: либо он уже прочитал доклад, либо был судьей на моем первоначальном слушании – человек, который отдал меня на попечение доктора Петерсена. Надеюсь на первый вариант. Я извиваюсь на своем месте, когда адвокат перечисляет подробности моего первоначального заявления д-ру Петерсену. Каждую деталь, каждое слово. Мои щеки становятся горячими. Если бы речь шла не обо мне, я бы сказала, что человек, который это все наговорил, полный псих, без вопросов. На протяжении всей речи Дуги внимательно слушает, слегка хмурясь, морща лоб. Несколько раз его брови дергаются, будто от удивления, но я не могу понять почему. И не могу спросить.

Наконец выступление закончено.

– Итак, мы собрались выслушать показания Дугласа Флетчера, верно?

– Да, ваша честь.

– Напомните, почему господин Флетчер не выступал раньше?

– После травмы головы он лежал в коме, ваша честь, – сообщил адвокат.

– Весь год?

– Да, ваша честь.

– Как некстати.

Мне хочется засмеяться, поэтому я прикусываю язык так сильно, что глаза слезятся. Судья ухмыляется собственной шутке, но мой смех перерос бы в истерику. «Некстати» – это не то слово, которым я могла бы описать травму Дуги и ее влияние на мою жизнь в последние двенадцать месяцев. «Кошмар наяву» ближе к истине.

– Ваша честь, могу я вас прервать? – Доктор Петерсен заискивающе наклоняется вперед. Мой живот сжимается. Теперь я сожалею о каждой глупости или угрозе, что когда-либо отпускала в его адрес. Даже сожалею о попытке его ударить. Потому что у него есть власть держать меня взаперти, и я сама предоставила ему повод. Я жду, затаив дыхание, как он начнет умащивать судью. Ничего подобного. Судья хмурится.

– Сначала я хочу услышать показания мистера Флетчера, доктор Петерсен, затем вы можете высказать свое мнение. – Он поворачивается к Дуги. – Это официальное слушание, мистер Флетчер, но я бы хотел сделать его как можно более неформальным для вас. Могу ли я звать вас Дуглас?

– Лучше Дуги. – Его голос тише, чем я помню. Интересно, дело в том, что он целый год провел без сознания – мое горло и через несколько дней превращается в наждачку, – или Дуги так же нервничает, как и я? Я улыбаюсь ему, но он не глядит в мою сторону.

Судья Макдауэлл смотрит на него, прежде чем продолжить.

– Дуглас, я собираюсь расспросить тебя о твоей поездке на Черный дольмен в прошлом году. И хочу, чтобы ты ответил как можно подробнее. Мне нужно, чтобы ты помнил: я – судья, и это судебное заседание. Ты должен говорить правду, только правду и ничего, кроме правды. Ясно?

Дуги бледнеет, но снова кивает.

– Тогда начнем сначала. Расскажи мне все события поездки, как ты их помнишь.

Дуги начинает с путешествия, рассказывает судье Макдауэллу о лагере, выпивке, напряженности между Мартином и Дарреном. Странно слышать его версию событий. Как смотреть на мир сквозь цветное стекло. Он упоминает исчезновение Мартина, исчезновение Даррена, странное поведение Эммы. Я закрываю глаза, когда он добирается до финальной драматической сцены на пляже, но это не мешает его словам проникнуть в мое воображение. Я сопротивляюсь желанию заткнуть уши, чтобы не слышать, не переживать все заново. Сегодня я не должна выглядеть сумасшедшей.

История Дуги заканчивается чуть раньше моей. Он описывает, как его дернуло назад, как он почувствовал, будто летит по воздуху. Как мир почернел на целый год. Когда он заканчивает, наступает короткая минута тишины. Кто-то кашляет. Я открываю глаза и вижу, что это мой папа. Мы мгновение смотрим друг на друга, затем я отворачиваюсь.

История Дуги совпадает с моей, за исключением одной или двух мелких деталей. Пары мелких и одной крупной. Он не упомянул призрака, существо. Не объяснил, как пропали Мартин, Даррен и Эмма. Просто так случилось. В середине истории Дуги есть большая зияющая дыра, и я знаю, что доктор Петерсен только и ждет, чтобы ее заполнить.

– Дуглас, меня зовут доктор Петерсен, – начинает он. Дуги кивает, а затем смотрит на меня. Мы переглядываемся, и да, Дуги понимает: доктор Петерсен – мой тюремщик, но, более того, он – затаившаяся в траве змея. Дуги подбирается; он знает, что сейчас будет. – Я хотел бы задать вам пару вопросов, если можно?

Я хочу прыгнуть между ними, закрыть Дуги от хитрых уловок доктора Петерсена, но остаюсь на месте: и так уже предупредила друга, как могла.

– Конечно, – хрипло каркает Дуги.

– Вы говорите, что Даррен Гибсон и ваш друг – Мартин Робертсон? – доктор Петерсен превращает имя в вопрос, быстро сверяясь с записями, – исчезли. Можете ли вы объяснить мне, что с ними случилось?

– Я же сказал. Мартин ушел один, а Даррен исчез из бухты, когда они с Эммой собирали дрова. Хезер была со мной. Оба раза. – Лицо Дуги напряжено. Я благодарно смотрю на него, но он этого не видит.

Доктор Петерсен улыбается.

– Благородно с вашей стороны защищать свою подругу, Дуглас. Но вы здесь, чтобы объяснить нам, что произошло, а не дать Хезер алиби.

– Это правда, – стоит на своем Дуги.

– Вы были с Хезер, когда исчезла Эмма Коллинз, Дуглас?

Ужасная тишина. Она тянется и тянется. Я смотрю на Дуги, но боковым зрением вижу, как судья Макдауэлл хмурится.

– Дуглас?

– Мы все были на пляже.

– Все вместе?

Еще одна неловкая пауза.

– Нет, – наконец говорит Дуги.

– Значит, вы не видели, что случилось с Эммой Коллинз?

Нет. Вот правдивый ответ, но я вижу, что Дуги не хочет его давать.

– Они были всего в ста метрах от меня. Я видел свет фонарика. Хезер пропала всего на несколько минут.

Но и нескольких минут достаточно. Эту мысль я вижу на лицах доктора Петерсена, адвоката. Внимательно изучаю судью Макдауэлла, но его мысли не понять.

– Вы заболели во время поездки, не так ли? – спрашивает адвокат. Дуги поворачивает голову, сбитый с толку вопросом от другого человека. – Извините, Дуглас. Я мистер Томпсон, работаю в прокуратуре. Можете ли вы сказать мне, вы были больны во время поездки?

– Я немного простудился, – замечает Дуги.

– Лишь простудились? В ваших медицинских записях говорится, что вас госпитализировали с опасно высокой температурой, а также травмой головы. Врач заметил, что у вас, вероятно, были головокружение, тошнота, возможно, рвота. Не припомните какой-нибудь из этих симптомов, Дуглас?

– Даже так, что с того? – спрашивает Дуги. – Что вы хотите этим сказать?

Адвокат улыбается, принимая его слова за подтверждение.

– Дуглас, я лишь хочу сказать, что вы, возможно, были настолько больны, что ваша память вас подводит. Принимая это во внимание, наряду с вашей травмой головы, вы…

– Я не лгу, – вставляет Дуги.

Адвокат улыбается шире.

– Я и не утверждаю ничего подобного, – уверяет он Дуги и судью. – Но вы можете помнить вещи иначе, чем они происходили на самом деле. Из-за болезни. Я понимаю, вы хотите помочь своей подруге, но важно, чтобы вы не искажали правду и не заполняли пробелы, даже самые незначительные. Говорить абсолютную правду о том, что вы помните, это лучший способ помочь Хезер.

– Я и рассказываю вам, что случилось, – выплевывает Дуги сквозь зубы. – Я чувствовал себя не совсем хорошо, но не бредил. Я также повредил лодыжку. Хотите сказать, из-за этого у меня тоже галлюцинации случились? Или Хезер сломала ветку, пытаясь убить меня?

– Дуглас, – вмешивается судья Макдауэлл, пытаясь снять растущее напряжение. – Выдохни. Мы все здесь, чтобы попытаться помочь Хезер.

На сей раз я фыркаю от смеха, но так тихо, что вряд ли кто-то заметил. У меня есть только один друг в этой комнате, и я в ужасе от того, что он не выдержит совместного допроса доктора Петерсена и адвоката Томпсона.

– Дуглас. – Доктор Петерсен снова наклоняется вперед, и Дуги поворачивается в кресле-каталке к нему лицом. – Тебе нужно понять, что Хезер больна. – Я надеваю безразличную маску, чтобы никто не видел, насколько мне больно, что меня обсуждают так, будто я вообще не здесь. – Она считает, что в смерти ваших друзей виноват злой дух. Темная тень, которая упала с неба и уне- сла их.

Я задерживаю дыхание, осознавая, что это очень опасный момент. Петерсен только что поставил ловушку для Дуги, очень умную ловушку. Поддержи меня, и ты такой же чокнутый, возможно, мы даже действовали вместе. Не поддержи, значит, я сумасшедшая. А безумные люди делают безумные вещи, например убивают людей. Не поддержи, и я попаду обратно в лапы Петерсена.

Дуги не выбирает ни один из этих вариантов. Он смеется.

Я непонимающе смотрю на него, но Дуги выглядит уверенным в себе.

– Это все история, – говорит он. – Страшилка, которую я рассказал им, чтобы всех напугать. Это выдумка.

– Для Хезер не выдумка, – тихо говорит доктор Петерсен.

Под столом я обеими руками обхватываю подлокотники кресла, игнорируя жгучую боль в правой. Все идет совсем не так, как я хочу. Я хочу говорить, но знаю, что никто не будет слушать. В конце концов, я сумасшедшая.

– Да? – как-то спокойно спрашивает Дуги. Ну да, не его же голова на плахе. Он продолжает, прежде чем Петерсен успевает подтвердить свои слова. – Там не было ни призрака, ни монстра. – Дуги делает паузу, смотрит на меня, смотрит на мое испуганное лицо и мрачно улыбается. – Но там был мужчина.

Мужчина? Я моргаю, но Дуги не ждет, чтобы увидеть мое выражение лица. Он поворачивается и смотрит на судью.

– Я видел мужчину. Несколько раз. Сначала подумал, что он выгуливает собаку на холме, но никогда не видел с ним животного. Ни в первый раз, ни на следующий день, когда он вернулся. Он был там, наблюдал за нами, всего за час до исчезновения Мартина.

– Мужчина? – медленно повторяет судья.

Дуги кивает, а Томпсон одновременно рявкает:

– Как он выглядел?

Сомнение написано на лице адвоката. Дуги не реагирует на насмешку в его глазах, лишь пожимает плечами.

– Не знаю, я не разобрал. Он держался слишком далеко. Я видел лишь силуэт. Он носил темную одежду.

– И вы видели этого человека в тот день, когда пропал Мартин?

– Да. – Дуги коротко, резко кивает.

– Вы видели его после этого? В тот день, когда Даррен пропал без вести?

Дуги кривится.

– Я не уверен. Мы с Хезер добрались до дороги, и мне показалось, что я увидел фургон вдалеке, но к тому времени, когда мы поднялись выше, его уже не было.

– Ты можешь вспомнить какие-нибудь подробности о фургоне, Дуглас? – спрашивает судья.

– Он был далеко, – напоминает ему Дуги.

– Цвет? – мягко настаивает судья. – Размер?

Дуги открывает рот, но доктор Петерсен вскакивает, не давая ему ответить.

– Хезер никогда не упоминала мужчину. Ни разу, ни на одном сеансе.

И все смотрят на меня.

Мои родители – подчеркнуто нейтрально. Судья – с любопытством. Я не могу понять адвоката, а у Петерсена его типичное презрительное выражение. Я концентрируюсь на Дуги, моей гавани посреди шторма. Он смотрит на меня. Чего-то ждет.

Я не знаю чего.

Я делаю единственное, что могу придумать: рыдаю.

Впечатляюще. Громко, потоком, взахлеб. Это не требует усилий: я так измотана, что все равно борюсь со слезами.

– Я испугалась, – бормочу я, вытирая нос. – Мартин, Даррен и Эмма пропали, а затем Дуги… – Я замолкаю, всхлипывая. – Он был ранен, огонь погас, и я не видела, что с ним случилось. Я… я попыталась снова зажечь костер, но тряслась, и жидкость попала на меня, и когда я чиркнула спичкой…

Мое тело дрожит так сильно, что трудно поднять руку, но именно это я и делаю. Я держу ее и вижу, как судья видит деформированные ногти, ужасную израненную кожу. Он вздрагивает.

– Хезер. – Петерсен пытается привлечь мое внимание, но его легко игнорировать, я плачу громче, прижимая руку к себе. Теперь, когда я начала рыдать, то уже не могу остановиться. – Хезер, ты никогда не говорила об этом человеке. Ты рассказывала мне о призраке, помнишь? Духе из дольмена.

– Я… я… – Мысли лихорадочно кружат. Внезапно меня накрывает приступ вдохновения. – Я думала, что он придет и за мной тоже!

Осмеливаюсь взглянуть вверх и вижу, что уголок рта Дуги приподнимается в легчайшем подобии улыбки.

Если бы все пошло иначе и я упала бы и погрузилась в кому, оставив наше спасение в руках Дуги, он наверняка не повел бы себя так глупо, как я. Дуги бы ждал моего возвращения на свободе, наслаждаясь жизнью. Он сделал бы то, о чем я так поздно сообразила: сочинил историю, правдоподобную ложь. Оставил бы дыру и доверил полиции заполнить ее понятным им монстром. Серийным убийцей, местным сумасшедшим. Если бы я не кричала так громко о вещах, в которые никто в здравом уме не поверит, кто бы меня заподозрил?

Но я прозрела слишком поздно. Оставалось надеяться, что мое положение еще можно спасти. Я наконец отрываю взгляд от лица Дуги и смотрю на судью Макдауэлла.

Он тот, кто решит мою судьбу.

Глава 26

Как-то неправильно стоять здесь на солнце, но на небе ни облачка. Место выглядит почти веселым: ярко-зеленая трава, мазки цвета в букетах. Но здесь слишком много серого. Ровные ряды каменных плит. Три передо мной блестят сильнее, чем большинство.

Мартин. Эмма. Даррен.

Имена на надгробиях. И под ними даты, которые для меня чувствуются как вчерашний день.

Дуги рядом со мной кашляет, пытаясь прочистить горло, и отводит взгляд, чтобы я не видела его лица. Хотя его друзей похоронили почти ровно год назад, он, как и я, впервые стоит перед их могилами. Его родители тоже хотели приехать – они от него почти не отходят с тех пор, как он открыл глаза, – но Дуги отказался. Отказался, потому что меня бы тогда не пригласили. Независимо от того, что Дуги сказал в суде – или сказал судья, когда подписывал мой оправдательный вердикт, – для них я оставалась виновной. Причиной, по которой они потеряли год жизни своего сына. Я не могу их винить; даже мои родители относятся ко мне с подозрением.

Я тяжело вздыхаю и краем глаза вижу, как Дуги поворачивается в моем направлении.

– Ты в порядке? – спрашивает он.

Я киваю, зная, что он увидит, так как не совсем уверена, могу ли говорить. Стоя здесь, глядя на их имена, выгравированные на крапчатом граните, я понимаю – они действительно умерли. То есть я это знала, я знала, что их больше нет. Но есть разница между «знать» и «понимать». Сегодня я ее чувствую.

Дуги ободряюще гладит меня по спине. Я кратко улыбаюсь, ощущая тепло его руки сквозь тонкий хлопок своей футболки, все еще не сводя взгляда с могил. Я знаю, его прикосновения в основном дружеские, но к этому жесту все еще прилагаются острые ощущения. Пятьдесят на пятьдесят. Как мы сами; после всего, через что мы прошли, мы теперь больше, чем друзья. Но не более того. Это нормально. Прямо сейчас, когда голос доктора Петерсена все еще гремит в моей голове, а открытые пространства кажутся слишком широкими, слишком свободными, это почти все, с чем я могу справиться.

Я благодарна, что у меня есть друг.

Кроме того, времени у нас много. Всего через неделю мы вместе собираемся в университет, чтобы пройти курс археологии, который должны были начать прошлым летом. Как будто последних двенадцати месяцев и не было.

– Пойдем? – тихо спрашиваю я. И надеюсь, что он скажет «да». Мне не нравится быть здесь. Тут пусто, мертво. Я не чувствую никакой связи с тремя людьми под ногами. Где бы они ни были, здесь их нет.

– Да, – говорит Дуги, и мы дружно поворачиваемся и идем вдоль рядов, направляясь к выходу.

Я хочу сказать Дуги то, что до сих пор не сказала. Но я знаю, я должна. Это нужно сказать, и лучше сейчас, чем позже. Иначе я никогда не смогу оставить все это позади.

Я подхожу чуть ближе к нему, чтобы наши плечи столкнулись.

– Спасибо.

Дуги озадаченно смотрит на меня, и я заставляю себя встретиться с ним взглядом. Наши шаги замедляются.

– За что? – наконец спрашивает он.

Я глубоко вздыхаю.

– За то, что вступился. Что поддержал. Ты мог бы… – Я замолкаю, затем заставляю себя продолжить. – Ты мог бы оставить меня в том месте.

Озадаченная улыбка Дуги застывает на его лице. До сих пор мы нарочно избегали говорить о походе, и я вижу, что он не слишком торопится делать это сейчас.

– Ты не обязан был мне помогать, – говорю я. Потому что так и есть. Учитывая нависшее надо мной темное облако подозрений, когда остальные меня уже приговорили. Ему не нужно было этого делать.

Улыбка вернулась, на этот раз она шла от души.

– Что мне еще оставалось делать, отказаться от тебя?

Этого я и боялась. Мне следовало ему верить, но после года в той адской дыре, совершенно безнадежного года, трудно сохранить веру.

– Мы были вместе, – говорит он. – Ты и я.

– Да, – шепчу я. – Вместе.

В разговоре наступает затишье, пока мы бредем прочь с кладбища. Болтовня в этом месте кажется проявлением неуважения. Дуги хмурится и смотрит на землю.

– Меня только одна вещь беспокоит, – наконец говорит он, выходя через ворота кладбища. – Ты сказала, что мы плавали вместе. – Я с любопытством смотрю на него и медленно киваю. Куда он клонит? – Но ведь ты пошла с Мартином. Вы двое направились обратно к дороге. Ты видела, как он поймал машину той пожилой пары. Именно так мы договорились сказать. – Он пронзает меня своими глазами, и я замираю.

– Я… – Я начинаю говорить, но слова ускользают от меня. Дуги протягивает руку и крепко хватает меня за плечо. Я не пытаюсь уйти; я бы не смогла, даже если бы захотела.

– Все пошло не совсем так, как планировалось, – напоминаю я ему.

Книга, которую Дуги бросил передо мной, явно была очень старой. Корешок сломан, а надписи на коже настолько выцвели, что я едва могла их прочитать.

– «Кровь и пыль. Темные обряды человеческих жертвоприношений». – Я подняла взгляд с того места, где лежала, растянувшись на его двуспальной кровати. Дуги сидел за столом и крутанулся в кресле, глядя на меня с лихорадочным светом в глазах.

– Где ты ее взял?

– Купил у какого-то парня по Интернету. У него магазин в Лондоне по друидской тематике.

– Ничего себе. – Я открыла книгу, сморщив нос от запаха пыли, что доносился со страниц. – Текст забавный, выглядит почти как «Макбет». – Мы изучали «шотландскую пьесу» на английском, продираясь сквозь язык Шекспира. – Можешь ее прочитать?

– По большей части, – ответил Дуги.

Я отвела взгляд от сморщенных линий убористого шрифта.

– Достаточно?

– Достаточно, – кивнул он.

Полуулыбка на моем лице расширилась до полноценной, а затем я хихикнула.

– Мы правда собираемся?.. – Я не договорила вопрос, слишком одержимая самой мыслью.

– Да, – подтвердил Дуги.

– Можешь себе представить? – Восхитительная дрожь пробежала по моему позвоночнику, нервы дрожали от возбуждения.

– Нам и не нужно, – пообещал Дуги. – Скоро мой день рождения…

Я увидела это.

Увидела тот самый момент. Миг. Секунду, когда свет исчез из его глаз.

Видела это и наслаждалась этим.

Я почувствовала, как сила пронзила меня, адреналин заполнил мои вены.

Я протянула призрачно-бледную руку и закрыла ему глаза. Синяки уже начали расцветать на шее Мартина.

Нет, не Мартина. Его больше не было. На теле. Вот и все, что теперь осталось. Безжизненное тело. Все было так, как сказал Дуги.

Мы с Мартином пошли к дольмену – это казалось уместным. Курган. Могила. Древний жертвенник.

– Теперь запомни, – пробормотал Дуги. – Как мы договорились.

– Он поймал попутку, – ответила я. – Я видела, как он уехал.

– Даррен знает. – Его голос был тихим и шел из ниоткуда, из темноты позади меня.

Я вскочила, обернулась и увидела мрачное лицо Дуги, озаренное светом фонаря.

– Что? – слабым голосом переспросила я, хотя и в первый раз услышала.

– Даррен. Он знает.

Мое сердце на мгновение остановилось, а затем снова забилось в два раза чаще.

– Откуда? – прошептала я.

– Он нашел вещи Мартина и книгу на дне моей сумки. Он пошел к дольмену.

Страх пронзил меня, но его быстро сменило возмущение.

– С какой стати он копался в твоей сумке?

– Не знаю. Что-то заподозрил? – Дуги пожал плечами. – Я только что услышал, как он рассказывал Эмме, что нашел. Завтра они уйдут и позвонят в полицию.

– Что мы будем делать? – Гораздо более важный вопрос.

– То, что должны, – ответил Дуги. – Ты разберешься с Эммой. Я позабочусь о Даррене.

В его глазах была решимость. Решимость и азарт.

Дуги поднимает палец к моим губам.

– В конце концов все получилось. – Он проводит рукой по моим волосам, убирая их за ухо. – Ты хорошо справилась.

Неужели?

– Но ты пострадал! Если бы я нормально управилась с Эммой…

– Ты хорошо справилась, – повторяет он, не обращая внимания на мои слова. Дуги улыбается. – Мы оба. Совсем так, как и хотели, да?

Ну, не совсем так. Ненавижу называть имена, но…

– Даррен… и Эмма. – Моя лучшая подруга. Ее молодой человек. Этого мы не планировали.

– Им не следовало лезть не в свое дело, – отрезает Дуги без малейшего намека на обвинение или сожаление.

– Не следовало, – соглашаюсь я. – Если бы они так и обжимались друг с другом, как и планировалось…

Я обхватываю ладонью его подбородок, и Дуги улыбается мне. Потом мы вдруг целуемся, неистово, беспорядочно. Прямо на кладбище. Я поднимаюсь на цыпочки, отчаянно пытаясь быть ближе.

– В любом случае, какая разница, – шепчу я. – Мы сделали это.

В его глазах – дьявольский блеск и восторг, совсем как в моих.

– Мы сделали это, – соглашается он.

Продолжить чтение