Шел по городу волшебник

Коротко об авторе
Юрий Геннадиевич Томин (наст. фам. – Кокош) родился в 1929 г. во Владивостоке. Позднее семья переехала в Ленинград. Мальчику исполнилось 12 лет, когда началась Великая Отечественная война.
Он был эвакуирован в Сталинград, затем в Горький. Здесь учился в школе, потом – в ремесленном училище. Только в 1945 г. Томин возвратился в Ленинград. Снова школа – 10-й класс.
Прочитав в каком-то журнале рассказ о моряке дальнего плавания, Томин решил поступить в Высшее мореходное училище. Проучившись год, он понял, что ветер романтики занес его не туда. Плавание на кораблях – это проторенная дорожка. Хотелось чего-то необычного, будоражащего ум и воображение. И Томин перебирается на физический факультет Ленинградского университета, который заканчивает в 1952 г., получив специальность «геофизик».
Три года Томин отдал Крайнему Северу: Туруханск, Игарка, Средняя Тунгуска, Верхняя Тунгуска, Енисей… Дальние поисковые партии, нелегкие экспедиционные будни: ночевки на голой земле, многодневные переходы пешком и на лыжах, пот, холод, усталость, комары…
Именно там, в обстановке тяжелого напряженного труда, в окружении суровых молчаливых людей, вырабатывались его жизненные принципы: мужество, честность, верность долгу, товарищество, которые потом и составили нравственный фундамент будущих произведений писателя.
Юрий Томин становится начальником геофизической партии, поступает в аспирантуру, а в 1955–1959 гг. преподает в вузе.
Но целиком посвятить себя науке Томину не пришлось. Увиденное и пережитое не давало покоя, просилось наружу, хотелось поделиться им с самым непосредственным и отзывчивым читателем. И Юрий Томин начинает писать для детей.
Его первая книга «Повесть об Атлантиде» была написана в 1959 г. Герои повести – сибирские мальчишки, мечтатели и романтики, увлеченные красивой легендой и отправляющиеся на поиски необыкновенной страны – Атлантиды.
Вторая книга писателя – сборник «Алмазные тропы» (1960). Это рассказы о людях прямых и отважных, о чести, верности, преданности долгу.
В своем творчестве Юрий Томин стремился отыскать самый короткий и надежный путь к душе юного читателя, говорить с ним о вещах серьезных, жизненно важных увлекательно, без нотаций и унылых поучений.
Именно поэтому после первых двух книг, написанных в реалистической манере, автор обращается к другому типу повествования – так называемой нефантастической фантастике (повести «Борька, я и невидимка», 1962; «Шел по городу волшебник», 1963; «Нынче все наоборот», 1968; «Карусели над городом», 1979; «А, Б, В, Г, Д и другие», 1982).
Суть этой повествовательной манеры заключается в том, что в ней сказочный вымысел не поглощает реальность целиком, а присутствует лишь в виде волшебного элемента. Благодаря ему создаются определенные ситуации, в которых обычная жизнь предстает под необычным углом зрения, поворачивается к читателю своими неизвестными гранями, а характеры героев открываются с весьма своеобразной стороны.
Лучшее произведение Юрия Томина – повесть-сказка «Шел по городу волшебник» – относится к этому жанру. В ней роль чудесного элемента выполняет коробок волшебных спичек, который случайно находит герой повести, четвероклассник Толик Рыжков. Стоит переломить одну – и все его желания исполняются. Читатель, пройдя с героем через целый ряд испытаний, пережив стыд, страх, ужас, понимает в итоге, что ничто в мире не достается даром, без усилий и душевных затрат.
А если так все-таки случается, то не приносит счастья и очень скоро начинает тяготить, разрушая твою прежнюю жизнь и дорогие тебе отношения с родными и близкими людьми.
Произведения Юрия Томина написаны в 60-70-е гг. прошлого века, но интерес к ним не угасает и по сей день. Умные, веселые, увлекательные, его повести помогают юному читателю лучше понять себя и окружающих, учат доброте, отзывчивости, сопереживанию, умению ощущать чужую беду как свою.
Часть первая
Мелкие чудеса
Милиционеры очень любят детей. Это каждый знает. Любят они не только своих детей, а всех подряд, без разбору. Не верите – посмотрите детские фильмы. В фильмах милиционеры всегда улыбаются детям. И все время отдают честь. Как только постовой увидит мальчика, так сразу же бросает свои дела и мчится, чтобы отдать ему честь. А если девочку увидит – тоже мчится. Наверное, ему все равно – мальчик или девочка. Главное – успеть отдать честь.
Если же кому-нибудь попадется милиционер, который не улыбается и не отдает честь, то это ненастоящий милиционер.
А все-таки хорошо, что ненастоящие милиционеры иногда встречаются.
В Ленинграде[1] вот есть один такой. И если бы его не было, то ничего не случилось бы с Толиком Рыжковым…
А случилось вот что.
Шел Толик по проспекту.
Рядом с ним, по мостовой, медленно ехала желтая «Волга». Из динамиков, установленных на крыше «Волги», на всю улицу гремел оглушительный и радостный голос диктора: «Граждане, соблюдайте правила уличного движения! Несоблюдение этих правил часто приводит к несчастным случаям. Недавно на Московском проспекте гражданин Рысаков пытался перебежать дорогу впереди идущей автомашины. Водитель не успел затормозить, и гражданин Рысаков был сбит автомашиной. С переломом ноги он был доставлен в больницу. Граждане, помните: несоблюдение правил уличного движения ведет к несчастным случаям…»
Толик шел рядом с «Волгой» и сквозь боковое стекло видел лейтенанта милиции с микрофоном в руках. Лейтенант был молодой и какой-то очень чистенький. Было странно, что у него такой оглушительный голос, хотя бы и по радио.
Толик внимательно, насколько было видно вперед, оглядел мостовую, стараясь угадать, в каком месте произошло все это с гражданином Рысаковым. Но угадать было невозможно. В обе стороны, одна за другой, катились машины. Здоровенный самосвал, шлепая шинами по асфальту, быстро отставал от вертлявого «Москвича», а их обоих, пренебрежительно пофыркивая, обгоняла тяжелая черная «Чайка». И все они проезжали, может быть, над тем местом, где «недавно» лежал неосторожный Рысаков…
«А что, если бы это случилось не «недавно», а сейчас! – подумал Толик. – Только чтобы машина объехала Рысакова… И – чтобы врезалась в трамвай… Но только чтобы водитель остался цел… А трамвай – сошел с рельсов… Но – чтобы пассажиры все остались целы… А движение по всей улице – остановилось… И тогда нельзя было бы перейти улицу… И я не пошел бы в школу…»
Толик остановился и стал разглядывать пешеходов, которые перебегали улицу, ловко увиливая от автомобилей.
Желтая «Волга» ушла далеко вперед. Толик опасливо покосился на нее и тоже побежал. Он юркнул между двумя автобусами, пропустил трамвай, «скорую помощь» и влетел на тротуар перед самой булочной. Толик направился было к двери и вдруг прямо перед собой увидел милиционера. Тот стоял и смотрел на Толика. Он не отдавал честь и не улыбался.
– Ну, иди сюда, – сказал милиционер.
– Зачем? – пробормотал Толик.
– Иди-иди.
Цепляясь носками за асфальт, Толик подошел ближе.
– Вам в школе объясняли, как нужно переходить улицу? – спросил милиционер.
Голос у него был сердитый и не насмешливый, а какой-то скучный.
– Нам не объясняли, – на всякий случай сказал Толик.
– А ты сам не знаешь, где можно переходить улицу?
– Мне в булочную надо, – тихо сказал Толик.
Милиционер молчал.
– Я очень торопился…
Милиционер молчал.
– У меня мама больная, – уже увереннее сказал Толик. – А в школу я вообще не хожу никогда. Я за мамой ухаживаю. Мне просто некогда ходить в школу.
– Чем же она болеет? – спросил милиционер.
– У нее раны… – сказал Толик и вздохнул. – От снарядов… и от бомб… и от пуль… Она на фронте воевала. Раньше она мало болела, а теперь – каждый день. И папа – тоже в больнице. Он в милиции работает. Его преступники ранили.
– Как фамилия-то? – спросил милиционер уже не скучным голосом.
– Павлов.
– Вроде слышал про такого, – сказал милиционер после раздумья. – Значит, и в школу тебе ходить некогда?
– Совсем некогда… – вздохнул Толик.
– Ну, беги в свою булочную.
Понурясь, Толик медленно направился к дверям. Вид у него был очень печальный. В булочной Толик так же медленно ходил между прилавками, шаркал ногами, горбился и думал, что, наверное, многие замечают, какой у него несчастный вид, и догадываются о том, что у него больная мама и отец ранен преступниками.
Опустив батон в сумку и чуть не волоча ее по полу, Толик вышел из булочной. Милиционер стоял на прежнем месте. Он все-таки не отдал честь и не улыбнулся, но слегка кивнул головой. Мотнул головой и Толик. Теперь он ничуть не боялся милиционера.
Прежде чем перейти улицу, Толик посмотрел налево. Он ступил на мостовую и посмотрел направо. И в этот момент увидел Мишку Павлова. Мишка бежал прямо к нему и орал на всю улицу:
– Толик! Анна Гавриловна сказала, чтобы нам с тобой сегодня в школу прийти на час раньше!
Толик отвернулся от Мишки, как будто Мишка кричал кому-нибудь другому. Но Мишка налетел на него и опять заорал в самое ухо:
– Я сам ее видел! Она сама сказала!
Толик, не обращая внимания на Мишку, посмотрел на милиционера. Тот уже не стоял на месте, а медленно шел прямо к ним.
Тихонечко, боком Толик двинулся по тротуару. Милиционер пошел быстрее. И тогда Толик бросился бежать со всех ног.
Мишка, разинув рот, постоял, посмотрел, как убегают от него милиционер и Толик, и тоже бросился за ними.
Толик бежал, ничего не видя. Если бы ему в эту минуту подвернулась машина, он, наверно, сбил бы машину. Если бы на пути оказалась река, он, конечно, перепрыгнул бы через реку.
Он бежал изо всех сил, потому что на свете нет ничего хуже, чем убегать от милиционера.
Мишка давно уже отстал, а Толик еще и не разогнался как следует. Милиционер, наверное, тоже еще не разогнался. Он бежал далеко, но догонял понемножку.
На улице останавливались прохожие. Их удивленные лица мелькали мимо Толика быстро, как фонари в метро.
Самое страшное было то, что вся улица как будто остановилась и замерла. Как будто отовсюду – с боков и даже сверху – все смотрели на Толика и молча ждали, когда он упадет. А в этой тишине раздавался глухой стук сапог милиционера.
Но интересно, что на бегу Толик успевал еще кое о чем думать. И так как ногами он переступал быстро, а дышал часто, то и мысли его были очень короткие. Примерно такие: «Убегу… Нет, не убегу… А может, убегу?… Мишка видел… Мишка не скажет… Мама не узнает… Анна Гавриловна не узнает… Нужно быстрей… Никто не узнает… А если выстрелит?… Не имеет права!..»
Стук сапог сзади становился все ближе. Толик метнулся к дому и вбежал в парадное. Тут была еще одна дверь – во двор. Толик открыл ее, и в этот момент сзади зацокали по ступеням сапоги милиционера. Толик захлопнул дверь и услышал, как она тут же открылась за спиной. Толику стало страшно. Он уже совсем было хотел остановиться, как увидел слева несколько низеньких домиков – гаражей. Между двумя домиками была узкая щель. Толик бросился в эту щель и почувствовал, как что-то схватило его и потащило назад. Но тут же он выскочил из щели, и почему-то бежать стало легче.
Мальчишки, столпившиеся по другую сторону гаражей, так ничего и не поняли. Они видели, как промелькнуло что-то и вслед за ним промелькнуло еще что-то, а теперь во дворе стоял милиционер и, разглядывая, вертел в руках сумку с батоном. Он постоял немного и пошел к воротам. Мальчишки посмотрели ему вслед и снова принялись рисовать на дверях гаражей звезды и писать мелом, что «Тоська + Вовка = любовь».
А Толик долго еще не мог остановиться. За его спиной уже никто не топал, но Толик на всякий случай пробежал еще четыре двора, пролез сквозь какую-то трубу, спрыгнул с какой-то крыши и оказался в маленьком дворике.
Лишь теперь он понял, что за ним уже никто не гонится. Толик осматривался, ища дверь или ворота, через которые можно было бы выйти, но видел только гладкие стены. Это был очень странный двор. Высокие стены – без окон и балконов – уходили вверх, под самое небо. Двор был круглый, как колодец, и посреди него стояло что-то большое и круглое, как консервная банка.
Толик завертел головой, стараясь найти сарайчик, с которого он спрыгнул, но никакого сарайчика не было.
В здании, похожем на консервную банку, оказалась дверь. Толик отворил ее и очутился в просторном помещении. Это было очень странное помещение. Откуда-то сверху, с невидимого потолка, один за другим медленно опускались голубые шары. У самого пола они вспыхивали голубым светом и гасли, как будто проваливались. Один за одним, один за одним плыли они сверху вниз и лопались, освещая все вокруг мерцающим светом.
Потом он увидел мальчика.
Мальчик сидел за длинным столом. На одном конце стола высилась груда спичечных коробков. Мальчик взял один коробок, внимательно осмотрел его и переложил на другой конец стола.
– Триста тысяч один… – сказал он.
Толик подошел поближе. Мальчик, не глядя на Толика, взял еще один коробок.
– Триста тысяч два…
– Эй, ты чего тут делаешь? – спросил Толик.
– Триста тысяч три… – сказал мальчик.
– Как отсюда выйти? – спросил Толик. – Где тут ворота?
– Триста тысяч четыре… – сказал мальчик.
Толику стало не по себе. Он даже подумал, что это не живой мальчик, а какой-нибудь электрический, вроде робота, которого Толик видел в кинокартине «Планета бурь». Там робот, похожий на человека, ходил на двух ногах и даже разговаривал дребезжащим, как будто железным, голосом.
Толик протянул руку к плечу мальчика и тут же отдернул ее, словно испугался, что его ударит электрическим током.
– Триста тысяч пять… – сказал мальчик.
Толик начал сердиться. Он был не робот, а живой человек. И потому он умел сердиться. А этого, как известно, не умеет делать даже самый лучший и самый электрический робот.
– Триста тысяч шесть… – сказал мальчик.
Толик почувствовал, что он уже не просто сердится, а прямо-таки злится.
– Триста тысяч семь… – сказал мальчик.
Толик почувствовал, что он уже не просто злится, а прямо-таки лопается от злости.
– Триста тысяч восемь… – сказал мальчик.
«Ну ладно, – подумал Толик. – Сейчас ты у меня замолчишь». Толик вытянул руку и провел ладонью по спине мальчика, стараясь найти кнопку, которой он выключается. Спина оказалась теплой и совсем не железной.
– Триста тысяч девять… – сказал мальчик, поднял голову и посмотрел на Толика странными голубыми глазами.
– Ты что, оглох?! – крикнул Толик. – Ты, может быть, глухой, да?
– Я все слышу, – ответил мальчик. – Триста тысяч десять…
– Сейчас ты у меня получишь! – рассвирепел Толик. – Я тебе покажу, как дразниться. Я тебе покажу триста тысяч! Получишь раза два, тогда узнаешь, где триста тысяч!
– Не мешай, – сказал мальчик. – Ты же видишь – я только что начал новую тысячу.
– Мне все равно – новую тысячу или новый миллион! – сказал Толик. И вдруг остановился, увидев, как при слове «миллион» глаза мальчика засветились голубым светом.