Его маленькое (не) счастье

ПРОЛОГ

Алиса

Вечер. Я по-прежнему прячусь в своей комнате, делая вид, что занимаюсь. На самом деле просто лежу на кровати и смотрю в потолок. Слез уже нет, я все выплакала еще несколько часов назад. Нет ничего, только пустота. Может, я неопытная дура, но в моей маленькой голове никак не укладывается, как можно целовать, быть нежным и одновременно позволять своей жене такое…

Почему? Зачем эти громкие слова о разводе? Зачем, черт его побери, давать мне надежду и так больно скидывать в эту пропасть лжи и фальши! Может, это нормально в его мире? Он хотел взять то, что ему может дать жена. А я не могу. Противно. Я же все ему готова отдать. Пусть берет. Но не фальшивит, так грязно касаясь этой женщины. Мне настолько горько, что хочется кричать.

Соскакиваю с кровати, бегу в ванную, в сотый раз умываюсь холодной водой, но это не помогает. Опираюсь на раковину, смотрю на себя в зеркало. Лицо все опухшее, волосы мокрые от воды, губы припухли. Трогаю их пальцами, а потом кусаю до боли. Он их целовал, а потом…

Ненавижу его!

Бью по зеркалу, отбивая ладонь. Беру из шкафчика помаду и пишу ей на зеркале: «Больше не люблю». Смотрю на надпись, чувствуя, как из глаз снова скатываются слезы. Зажмуриваюсь, а они, проклятые, льются и льются. Открываю глаза и смазываю эту надпись ладонью.

Слышу, как в мою комнату кто-то стучит. Я знаю, что Платон здесь, в нашем доме, и Лера тоже. Но легче мне от этого не становится. Я очень боюсь, что он придёт. Не хочу никого видеть, а его — тем более, не хочу ни с кем разговаривать. Мне нужно все пережить самой. Ничего не хочу. Хочу шагнуть с обрыва и лететь, лететь, но не вниз, а вверх. Далеко-далеко отсюда, где нет этой проклятой любви и боли.

— Алиса! — раздается голос вместе со стуком. Это Лерка. Она ни в чем не виновата, но я не хочу общаться даже с ней. Делать вид, что все хорошо, не получится, а отвечать на вопросы я не готова.

— Я занята! — кричу через дверь, не открывая ее.

— Я принесла тебе чай и пирог!

Заботливая девочка. И мои слезы льются ручьём, застилая глаза.

— Я не хочу! — выходит нервно и истерично. За дверью тишина. Уходит. А я скатываюсь по стене, закрывая лицо руками. Это истерика, и мне никак ее не остановить.

Пытаюсь утереть слезы и размазываю по лицу помаду, которую стирала с зеркала. Закусываю руку и беззвучно кричу в нее. Мой телефон вибрирует на столике. Одно сообщение, другое, смотрю на него, но не хочу даже знать кто это.

Но сообщения продолжают сыпаться, действуя на нервы. Встаю, хватаю телефон, сажусь на кровать, читаю:

«Ты маленькая дрянь!»

«И как тебе спится?»

Марьяна.

«Ты разрушила мою семью!»

«Мало того, что ты отобрала у меня мужа, так еще и лишила меня дочери!»

«Будь ты проклята!»

Кажется, у нее тоже истерика, и она похлеще моей.

«Лучше по-хорошему прерви с ним все отношения, иначе я не пожалею ни сил, ни средств, чтобы тебя уничтожить!»

— Да какие отношения! — всхлипываю в голос. — Не было у нас ничего, кроме моих глупых надежд. А Платон — так, поигрался…

Откидываю телефон на кровать. Дышу. А ведь она права. Это все я. Куда-то лезла, что-то доказывала. Я ведь сама навязалась. Но если он жил с Марьяной столько лет, значит, любил. Это я, дура малолетняя, меня пожалели, а я и рада.

Теперь я ненавистна самой себе. Никто не виноват. Только я. От этого еще хуже. Утыкаюсь лицом в подушку, перекрывая дыхание. Не дышу, пока хватает сил. А потом словно выныриваю из глубины, хватая воздух.

В дверь опять стучат. Не реагирую, закрывая уши. Но стук все настойчивее и настойчивее.

— Алиса! — это Милана, голос строгий, но мне все равно.

— Я сплю!

— Если ты сейчас же не откроешь, я позову Мирона, и он сломает дверь! — угрожает она. Ну вот, только Мирона мне здесь не хватает. И всеобщего внимания.

— Сейчас! — кричу ей, чтобы прекратила долбиться. Встаю с кровати и открываю. Сестра быстро заходит, запираясь.

— Что происходит? Что с твоим лицом?

Отворачиваюсь, ложусь на кровать, вновь утыкаясь в подушки. Пусть не смотрит на меня.

— Ничего.

Сестра молчит. Вздыхает, садясь рядом со мной на кровать.

— Алиса, — уже мягче произносит мое имя и гладит по спине. — Это пройдет.

Как я хочу, чтобы прошло как можно скорее. Проснуться завтра утром и ничего не чувствовать. Резко поднимаюсь и кидаюсь к ней, обнимая. Вновь плачу, сестре в волосы.

— Почему я такая дура? — всхлипываю. Падаем вместе на кровать, обнимаясь. Я снова плачу, но мне легче от того, что Милана рядом.

— Ты не дура. Ты очень искренняя и открытая. Тяжело жить с этими качествами. Уж поверь мне, — сестра сжимает меня крепче. А я еще больше рыдаю, заливая слезами ее платье. — Так, а ну-ка прекрати! — Мила поднимает меня за плечи, и сама утирает мои слезы. Мотаю головой. — Послушай меня! — слегка встряхивает. — Мой тебе совет. Дождись развода. Пусть эта женщина окончательно уйдет из его жизни. Будь неприступной. Пусть побегает за тобой, докажет, что ты ему нужна. И вот тогда можешь открывать ему своё сердце. Прекрати лить слезы. Платон еще этого не стоит, — так убедительно говорит она. А мне кажется, что я уже ничего не хочу.

— Так не будет. Он не любит меня! — всхлипываю я.

— Ну а если не любит, тогда это не твой человек. Если мужчина ничего не принес в жертву ради женщины, то он и не стоит ничего.

ГЛАВА 1

ГЛАВА 1

Платон

— Потому что я люблю тебя! — заявляет Алиса.

Ей всего восемнадцать…

Девочка еще.

По крайней мере, до этого дня я воспринимал ее ребенком…

Забавная, непосредственная, хитрая, шкодная, с характером. Она для меня как младшая сестрёнка или подруга. Просто милый ребенок, который нуждался в заботе старшего мужчины.

Все.

Никаких других мыслей и быть не могло. Я старше ее на восемнадцать лет, она сестрёнка жены моего брата и просто милая девочка.

Была просто милой девочкой…

Еще три года назад, до того, как уехала учиться заграницу. А вернулась взрослой, привлекательной девушкой. Во мне будто что-то щёлкнуло. Словно эта девочка меня приворожила. Пытаюсь бороться с собой, гнать крамольные мысли, выдохнуть, но внутри все переворачивается только от ее горящего взгляда, от длинных волос цвета молочного шоколада, от фигуры, он звонкого голоса, от запаха…

Сжимаю переносицу, дышу. Нет, глотаю холодный осенний воздух и не могу надышаться.

Я рехнулся.

Откуда эта тяга к девочке?

А она смотрит на меня огромными карими глазами и не моргает. Такая решительная, смелая и даже дерзкая.

— Я никогда не воспринимала тебя как друга! — заявляет Алиса и делает шаг ко мне. И хочется схватить ее, встряхнуть, чтобы пришла в себя. — Я полюбила тебя с первого взгляда.

— Что ты несешь? — горько усмехаюсь. — Когда мы познакомились, тебе было всего семь лет.

Черт.

Тру лицо руками, пытаясь прийти в себя. Хочется удариться головой о стену, потому что внутри есть отзыв на ее слова о симпатии. По телу льется волна тепла из легкой дрожи.

А так не должно быть.

Это неправильно.

Это выходит за рамки. Это… Черт…

Девочка, что ты творишь?

— И что? Сейчас мне восемнадцать! — так гордо заявляет она, вздергивая подбородок, словно готовила эту фразу.

— Ты всегда будешь для меня ребенком.

— Нет, я сделаю так, что ты посмотришь на меня, как на женщину.

Хочется рассмеяться, но не над Алисой, а над собой, я противоречу ей, а сам смотрю на девочку, как на женщину. На очень привлекательную женщину, которую хочу…

Хватаю Алису за подбородок, немного сжимаю, чтобы пришла в себя и меня отрезвила.

— Там, в доме, — указываю глазами на особняк брата, где мы собрались по поводу дня рожденья Алисы, — моя жена и дочь. Ничего не смущает?

— Ты не любишь свою жену, а с Лерой я дружу.

— Откуда такие выводы, крошка? — усмехаюсь ее наивности и простоте. Такая отчаянная девочка на мою голову.

— Я знаю, я чувствую, — кусает губы, смотря на меня во все свои красивые глаза. Действительно, отчаянная. Вздыхаю, глотая воздух.

— Алиска, дурочка ты маленькая, — усмехаюсь и целую ее в нос. Отпускаю ее подбородок, беру за руку, сжимая ладонь. А она дрожит и далеко не от холода.

От нашей близости.

Ведь правда любит.

Но что она может знать о любви в этом возрасте? Ей сейчас каждая привязанность кажется чем-то очень глубоким. Максималистка. Она, скорее, защиту ищет, пытаясь восполнить отсутствие нормального отца или брата. И мою заботу восприняла неправильно.

— Нет, я не маленькая, — голос начинает дрожать, вся ее решительность куда-то пропадает, сжимает мои ладони в ответ. — Ты ведь не по любви женился на этой… — сглатывает.

Отпускаю девочку. Меня трясет вместе с ней, только я не волнуюсь, это нечто другое… горячее, пошлое и неправильное в нашей ситуации.

— «Эта» — моя жена. Найди себе хорошего парня, Алиса. Ты нафантазировала то, что между нами нет и не будет.

На самом деле эта еще неопытная девочка чертовски права. Я никогда не любил Марьяну. Был момент, когда пытался себя обмануть и придумывал чувства, но с возрастом и опытом понял, что испытываю к жене все что угодно, только не любовь…

Ответственность за дочь, сексуальное влечение, привязанность — много чего, только не любовь. Нет в нашей семейной жизни чего-то глубокого и настоящего, отчего больно сжимает в груди, и дух захватывает. Не прониклись мы друг другом, как, например, Арон с Сашей или Мирон с Миланой. Между ними искрит, а между нами — просто брак. Какое подходящее слово «брак», трепета не вызывает. Но мне комфортно, и ничего менять я не собираюсь, уж тем более пользоваться детской влюбленностью маленькой дурочки.

— Платон! — отчаянно выкрикивает она и зло топает ножкой, вызывая мою усмешку. — Не нужен мне никто! Понимаешь? — решительно подходит очень близко, впритык, заглядывает в мои глаза и опускает холодные руки на мою грудь. От нее пахнет чем-то очень тонким и нежным, какими-то дурманящими цветами, свежестью, молодостью, невинностью — голову кружит. На мгновение теряю разум и представляю, как беру ее холодные ладошки, растираю, согревая малышку.

Ааа!

Надо это все заканчивать.

— Платон?! — позади нас раздается голос Марьяны. — Что здесь происходит? — немного язвительно спрашивает жена. А маленькая дурочка все равно смотрит мне в глаза, будто ждет чуда. Стук каблуков Марьяны режет уши, она встает позади меня. Закрываю глаза и отрицательно качаю головой. Обхватываю запястья Алисы и отрываю от себя, отступая. — Объяснения будут? Или мне додумать самой? — спрашивает Марьяна и прожигает взглядом Алиску.

Разворачиваюсь.

— Нечего додумывать, мы просто разговаривали, — отрезаю я.

— Нет, не просто! — высовывается Алиска. Ох, хочется отшлёпать эту девочку. Несчастье мое! Что ты исполняешь?

— Ммм, как интересно, — усмехается Марьяна и берет меня под руку, словно метит территорию.

Вот только этого мне не хватало.

— Алиса, иди в дом! — рявкаю я.

Нервы сдают.

— Ну зачем ты ее гонишь, пусть выскажется, — Марьяна небрежно взмахивает рукой в сторону Алисы, — если ума хватит, — пренебрежительно фыркает и смахивает с моего пиджака невидимые пылинки. Нашла кого цеплять. Глупую девочку. Алиса хоть и смелая, но все же маленькая, уязвимая девочка.

— Кто бы говорил… — злится Алиса, сверкая глазами. И вот если Марьяна намеренно цыплят девочку, то Алиса искренняя. Чистые эмоции, никакой фальши. Надрыв.

— Ах ты, малолетняя дрянь!

— Хватит! — одёргиваю Марьяну, прерывая. — Обе замолчали! — Ты, — указываю на Алису, — идешь в дом. А ты, — обращаюсь к жене, — собираешь Леру, и мы едем домой.

— А что… — пытается возразить жена.

— Иди за Лерой, я сказал! — подталкиваю ее. — А ты — домой! — таким же тоном указываю растерянной Алисе.

Марьяна разворачивается и уходит, громко стуча каблуками. Алиса глубоко дышит, сглатывает и, поджимая губы, убегает в сторону дома.

Выдыхаю, тру лицо.

И что мне с этим делать?

Зная Алису, понимаю, что она не успокоится. А я так устал…

Нет, не физически — морально истощён. Кажется, что всю свою жизнь я упускаю что-то главное, значимое. Оно проходит мимо меня, а я не успеваю уловить вкус.

Сажусь в машину, выезжаю со двора и жду.

Лерка бежит впереди с криками: «Я сяду вперед!» Марьяна одергивает ее, запрещая.

— Пусть сядет ко мне, — улыбаюсь дочери и с недовольством смотрю на Марьяну.

— Ты всегда ей потакаешь, — фыркает жена, садясь на заднее сиденье. Лерка устраивается удобнее, пристёгиваясь, а Марьяна продолжает выражать свое недовольство: — Она уже ни во что меня не ставит. Слушает только тебя! — нервно дергает ремень безопасности. — Я — запрещаю, ты — разрешаешь.

— Ты слишком много запрещаешь, — подмигиваю дочери, на что та улыбается мне.

Это же девочка.

Моя маленькая девочка, я не могу ей ни в чем отказать. Порой мне кажется, что за все мои годы по-настоящему и искренне я люблю только дочь.

— Платон! — злится, сжимая губы. Кидаю на нее взгляд в зеркало заднего вида, смотрит на меня с недовольством. Да по-другому и быть не может, последние несколько лет в наших отношениях сплошные претензии друг к другу.

— Мы выясним все дома, сейчас просто помолчи, — отвожу взгляд на дорогу, но через минуту торможу.

Пробка.

И никак не объехать. Я в самом эпицентре. Впереди — авария. Позади — поток машин в три ряда.

Замечательно.

Бью по рулю, откидываясь на сиденье.

— Я хочу писать, — пищит Лерка.

— Сильно? Потереть можешь?

— Немножечко, — сжимает ножки.

— Потерпи, зайка, — достаю из бардачка ее планшет. — Поиграй пока, отвлекись. До дома недалеко.

— Я запретила ей планшет. Она наказана за плохое поведение, и ты это знаешь, но все равно суешь ей этот планшет, — фыркает Марьяна.

— И что ты предлагаешь ей делать в этой пробке?! — резко разворачиваюсь.

Мое терпение небезгранично, а Марьяна словно специально доводит меня. Но не находя ответа, утыкается в свой телефон. Вот эту игрушку она любит больше всего. Живет там, на своей гламурной странице, в своем блоге, в выдуманном идеальном мире. Где у нее идеальный небедный муж, умница-дочь, а она супержена. «Яжемать».

Перевожу взгляд на Лерку — играет в головоломки, резво водя пальчиками по экрану. Морщится, когда я поправляю ей челку, лезущую в глаза. Вот просил же Марьяну подстричь ей челку. Но нет, это портит ее образ, а то, что это портит дочери зрение, жену не волнует.

Открываю окно: шумно, машины гудят. Закрываю: душно. Кондер не включить — Лерку продует.

После разговора с Алисой внутри как-то не по себе. И вроде не воспринимаю ее признания всерьез. Девчонка, что с нее взять. А с другой стороны… что-то гложет. Глаза ее карие, искренние, невинные, с надеждой, а я топлю ее, как котенка. В нашем случае, конечно, лучше сразу отрезать, но как-то жестоко для детской психики.

— Алиса завтра идет в аквапарк. Можно мне с ней? — спрашивает дочь.

— Можно, — киваю.

— А у меня вы не забыли спросить? У тебя завтра музыка, никакого аквапарка, тем более с этой малолетней хабалкой, я ей не доверяю.

— Музыка, — морщится дочь.

Я, конечно, придерживаюсь мнения, что детей нужно направлять и иногда навязывать то, что они не хотят ради их же воспитания и блага, но когда ребенок страдает от занятий и воспринимает их как каторгу — тоже не дело. Мы, скорее, воспитываем в ней ненависть к фортепьяно и музыке в целом.

— Мы обсудим это дома, — сквозь зубы уже почти рычу я. Держусь из последних сил, чтобы не начать скандал при дочери, хотя мы и так уже ругаемся. Марьяна подрывает мой авторитет перед дочерью, я, соответственно, ее…

Дождь начинается…

— И если ты не осадишь Алису за навязчивость, это сделаю я, — ревностно выдает жена. — Ты же не думаешь, что я такая дура и не понимаю, что она влюблена в тебя и бегает преданной собачкой?

Пробка начинает двигаться, и я плыву по потоку, крепко сжимая руль. Никогда не бил женщин, а сейчас хочется дать Марьяне отрезвляющую пощечину.

— Алиса тебя любит? — Лерка смотрит на меня, удивлённо хлопая глазами.

— Мама пошутила, — с нажимом говорю, посматривая на Марьяну в зеркало. — Следи за языком! — обращаюсь к жене.

Поток машин начинает рассеиваться на повороте, движение почти приходит в норму.

Дождь усиливается, дорога мокрая.

— А что это ты мне рот закрываешь? Защищаешь ее? Может, тоже неравнодушен? Что это вы сегодня делали в беседке? — из Марьяны льется желчь. Лерка прекращает играть, внимательно слушая и иногда жмурясь, когда ее мать начинает визжать. Дышу ровно, меня держит только присутствие дочери. Хочется высадить Марьяну из машины, чтобы проветрилась и пришла в себя, слишком много шампанского она в себя влила.

— Пап, я очень хочу писать, — ноет Лерка.

— Потерпи еще немного, вон уже видно наш дом.

Прибавляю скорость.

Дождь затрудняет видимость.

Душно.

Нерасторопный водитель спереди перестраивается на другую полосу, дочь хнычет, голова раскалывается. Мысли скачут.

— Или, может, ты уже с ней спишь?! — вдруг выдает Марьяна, подаваясь ко мне.

Не выдерживаю, резко оборачиваюсь к жене, всего на секунду.

— Закрой. Свой. Грязный. Рот, — яростно рычу.

Оборачиваюсь и понимаю, что поток машин снова встал, а я лечу на скорости и не успеваю затормозить.

Выворачиваю руль и понимаю, что сбоку еще машина и удар придётся на сторону дочери. Машину заносит на мокрой дороге, Марьяна что-то орет мне под ухо, Лерка притихла, но я успеваю вывернуть так, что удар приходится на меня…

Толчок.

Хлопок подушек безопасности… Ноги пронизывает адская боль, в глазах темно. А потом все немеет.

Последнее, что я успеваю сделать, это посмотреть в испуганные глаза Леры и убедиться, что с ней все в порядке.

Гул в голове, темнота.

Меня выключает.

ГЛАВА 2

ГЛАВА 2

Алиса

Просыпаюсь по будильнику. Точнее, сквозь сон слышу мелодию и долго нащупываю телефон под подушкой. Выключаю будильник, закрываю глаза, устраиваясь удобнее. Еще пять минуточек или десять… И я встану… Дремлю…

Открываю глаза, щурюсь от солнца. Нащупываю телефон, фокусируя взгляд. Полдесятого! Первая пара уже подходит к концу, и ко второй я тоже не успею.

— Да блин! — хлопаю ладонью по подушке. Милка меня убьет! Резко сажусь на кровати, оглядываюсь. Соображаю. Тишина. Так, а что это сестра меня не разбудила? Не поверю, что тоже проспала. Она у нас ранняя пташка, а я вечно сонная сова.

Странно.

Встаю с кровати и бреду в душ. А вчера хотела подняться пораньше, накраситься, выпрямить непослушные волосы и такая красивая, бодрая поскакать в университет.

Хотела…

Быстро справляюсь с волосами феном. Собираю их в пучок. Надуваю губы, скептически осматривая себя в зеркало. И так тоже сойдет. Художественный беспорядок — тоже причёска. На косметику нет времени. И мое новенькое синее платье теперь тоже не в тему. Вздыхаю, надеваю джинсы и розовую толстовку с капюшоном. Беру рюкзак и выбегаю из комнаты.

— Да блин.

Возвращаюсь за телефоном, хватаю его и вновь убегаю.

Спускаюсь вниз. Яшка сидит на ковре и играет в приставку.

Очень странно.

— А что ты не в школе? Заболел? — забираю у него яблоко, откусываю. Вкусно.

— Нет, — ведет плечом, не отвлекаясь от игры. Чтобы Милана разрешила ему не ходить в школу и играть с утра в приставку…

Не верю.

— Яша?! — привлекаю к себе внимание.

— Отстань!

Ладно, выхожу в холл и встречаясь с домработницей.

— А где Мила?

— Ой, — машет на меня рукой и качает головой. Лица на ней нет.

— Да что случилось?

— Все в больнице, — поясняет она. — Платон Яковлевич с семьей в аварию попал, — почти плача сообщает мне она и прикрывает рот рукой. Внутри все холодеет. Открываю рот как рыба, глотая воздух и ничего не могу сказать.

— Хорошо хоть, Лерочка не пострадала.

— А с Платоном что? — наконец обретаю голос.

— Не знаю я, мне никто не сообщает, — с досадой произносит она.

— А в какой больнице? — спрашиваю и несусь к двери.

— Тоже не знаю, не до меня им было. Некогда было разговаривать… — женщина еще что-то говорит, но я уже не слышу, скрываясь за дверью. Вылетаю во двор, бегу к машине. Сажусь на заднее сиденье, водитель уже на месте.

— В университет? — спрашивает и заводит двигатель.

— Нет, в больницу, — сердце колотится, как сумасшедшее, заходясь аритмией.

— В какую? — буднично спрашивает он и зевает.

— В которой Платон! Вы же знаете? — нервно выдаю я. Хочется стукнуть его по голове.

— Знаю, — кивает.

— Так поехали и быстрее!

Водитель наконец-то соображает и двигается с места. Пытаюсь выдохнуть, откидываюсь на сиденье, дышу, закрываю глаза. Глубокий вдох, медленный выдох. Не помогает. Зажмуриваюсь, в голове несется самое страшное. Но ведь если он в больнице, это необязательно все плохо?!

— Господи… Господи… Господи… Пожалуйста… Пожалуйста… Пожалуйста… — повторяю, кажется, про себя.

— Что вы сказали? — спрашивает водитель и тормозит на светофоре.

— Ничего! Можно быстрее?!

— Светофор, — взмахивает рукой. Снова закрываю глаза, дышу…

Наконец мы приезжаем. Вылетаю из машины. Несусь, не понимая куда. Больница большая. Входов много, почти все закрыты. Хватаю телефон, набираю сестру.

— Да, — тихо отзывается она.

— Мил, где ты? Я здесь, в больнице, куда заходить?!

— Алиса, — выдыхает. Молчит.

— Милана, куда заходить?! — кричу на нее.

— Сейчас я выйду, — сбрасывает звонок.

Жду, постоянно оглядываясь на двери.

Милана появляется через несколько минут и идет ко мне, указывая на лавочку. Стою, не могу я сидеть, когда Платон где-то там… Милана присаживается. Бледная.

— Ну не молчи ты, — все-таки присаживаюсь к ней. — Что с ним?

— Они попали в аварию. С Лерочкой все хорошо. Марьяна плохо себя чувствует, но не критично, она дома. А вот Платон…

Так, наверное, очень плохо думать. Я ужасный человек, но первое, что мелькает в моей голове, что лучше бы было наоборот: Марьяна — в больнице, а Платон — дома.

— Все в норме. Но его ноги зажало в искорёженной машине… Слава богу, не задет позвоночник… — обрывисто говорит она. — Но с ногами плохо…

— А что с ногами?

— Да не знаю я. Мирон и Арон сейчас разговаривают с врачом.

— Ну, ноги — это же не страшно? Правда? Заживут? — с надеждой спрашиваю сестру.

— Да, конечно, будем надеяться… — как-то не очень уверенно отвечает Милана.

— Мил? — Молчит. — Милана! — встряхиваю ее.

— Ну что ты от меня хочешь? Главное все живы, а остальное переживем.

Соскакиваю с лавочки.

— К нему пускают?

— Да, но он сейчас спит под обезболивающими.

— А можно мне к нему?

— Он спит, — повторяет она, прищуривая глаза.

— Да поняла я, что он спит. Я просто тихо посижу.

— Алиса. У него жена и дочь. Успокойся.

— Да при чем здесь это?

— При том, — встает с лавочки и хватает меня за предплечье. — Ты слишком открытая, все эмоции на лице. И я хорошо тебя знаю. Когда ты была маленькая, это выглядело забавно. А сейчас… нехорошо все это. Он взрослый мужчина, а ты маленькая девочка.

— Да что вы все заладили! — нервно выдаю я. — Маленькая, маленькая! Мне восемнадцать. Ты сама-то вышла замуж в девятнадцать за мужчину намного старше. Ничего?! В чем отличие?! — злюсь на Милану, потому что всегда понимающая сестра сейчас не на моей стороне.

— Отличие в том, что Платон давно и глубоко женат! Ты слышишь меня? — сестра тоже повышает голос.

— Я тебя умоляю, — закатываю глаза.

— Так! Я сказала, ехать на учёбу. Вечером мы все вместе навестим Платона. А у его кровати должна сидеть Марьяна.

— Сомневаюсь, что она будет это делать, — кидаю ей и ухожу прочь. Оглядываюсь. Мила следит за мной.

Сажусь в машину.

— Куда? — спрашивает водитель.

— Тут недалеко. Поехали.

Когда мы выезжаем на центральную дорогу, прошу остановиться у ближайшего кафетерия. Выхожу, прохожу внутрь, сажусь за столик возле окна, заказываю моккачино. Жду. Ни на какую учебу я не собираюсь. Я не могу ни о чем думать, кроме как о Платоне.

Беру телефон и листаю инсту, чтобы отвлечься. Почти ничего не вижу, все расплывается. Просто двигаю пальцами, думая о своём. Платону плохо, и я хочу быть рядом. Разве я многого хочу? Просто быть рядом.

Отпиваю кофе — горячо. В глаза бросается фото Марьяны. Да, я на нее подписана. Нет, мне не нравится следить за этой гламурной телкой, и уж тем-более я не читаю ее мотивирующие тупые посты. Просто хочу понять, что он в ней нашел. Она же кукла. Пластиковая кукла. Ничего особенного. Все ненатуральное: губы, нос, ресницы, волосы, грудь, задница — все сделанное. Платону вот это нравится? Таких он любит? Его это заводит?

Открываю пост. Выложен два часа назад. У нее муж в больнице! Самое время выкладывать посты. Идиотка.

Селфи. Марьяна в кровати в шелковой пижаме. Лицо страдальческое, губы надутые. «Мы попали в аварию», смайлики, изображающие ужас. «Слава богу, с моей дочерью все хорошо. Чувствую себя плохо, на грани потери сознания. Но плохо мне от того, что мой муж в больнице. В общем… соблюдайте правила дорожного движения и держите кулачки за моего супруга».

Хочется рассмеяться. Столько фальши я еще не видела. Лицо страдалицы состроила, а накраситься и уложить волосы не забыла. Откидываю телефон на стол. Просто пью кофе и смотрю в окно.

Проходит около часа. Посматриваю на время. Надеюсь, Милана уехала. Выхожу из кафе и вновь еду в больницу. Выдыхаю, когда не нахожу на стоянке больницы машин Мирона и Арона. Уверенно захожу внутрь.

ГЛАВА 3

ГЛАВА 3

Платон

Просыпаюсь от ноющей боли в ногах. Обезболивающее отпускает. Говорят, боль — это хорошо, это чувствительность. Инвалидом не останусь. Но… хочется ее потерять хотя бы на минуту. Боль не острая, но монотонная, ноющая, выматывающая. Голова еще кружится, все плывет перед глазами. Но все же лучше, чем в гробу.

Грохот.

Что-то падает.

Поворачиваю голову, фокусируя взгляд. Алиса. Быстро поднимает с пола телефон и смотрит на меня не моргая. Похожа на испуганную мышку, которую застали за воровством. Молчит, вжимаясь в кожаное кресло. Розовая толстовка, кроссовки, рюкзак, блестки на телефоне, на ногтях перламутровый лак.

Девчонка совсем.

Маленькая милая зайка.

Сон окончательно отпускает, болевой синдром усиливается. Сжимаю зубы. На правой ноге открытый перелом, связки порваны. На левой раздроблены кости, и гипсом не отделаешься. Нужна операция. Остеосинтез. Нужно вживлять металлические импланты.

Это надолго.

Я выпал из строя даже не на месяц. Минимум на полгода. Удручает. Чувство беспомощности раздражает, а боль усиливает нервозность. А в остальном все в порядке. Мне несказанно повезло — так сказал мой доктор.

Дышу. Хочется пить. Тянусь к бутылке с водой на тумбочке. Алиса соскакивает с места и снова роняет телефон.

— Давай я помогу, — такая решительная.

Но вот в жалости и в сиделках я не нуждаюсь.

— В состоянии сам взять бутылку, — не хочу грубить, но голос срывается. Девочка останавливается, моргает, растерянная. Переводит глаза на мои ненакрытые простыней ноги. Вновь кидается ко мне.

— Давай подушки подниму, чтобы было удобно?

— Не надо! — скидываю руки. Нажимаю на ручку кровати, и она переводит меня полусидячее положение. Беру бутылку, пью. В голове немного проясняется.

— Как ты? — спрашивает девочка. Прикрываю глаза. Боль не усиливается, но не отпускает.

— Что ты здесь делаешь? — игнорирую ее вопрос.

— Стою! — дерзко заявляет она. Уже лучше, чем жалость. Усмехаюсь, пытаясь отвлечься.

— Постояла? Можешь идти домой.

— Нет! — упрямая. Подходит к окну, открывает его. — Там дождь прошел, пахнет свежестью. Чувствуешь? — как ни в чем не бывало говорит она. — Внизу есть хороший кафетерий. Принести тебе чего-нибудь? Тебе же можно? Или, может, в магазин сбегать? Тут рядом.

Начинает суетиться. Поправляет простынь, мои подушки, двигает ближе ко мне телефон, воду. Ну вот как без грубости дать ей понять, что я ни в чем не нуждаюсь. Для этого есть персонал, который получает за это деньги.

— Если ты хочешь мне помочь, то… — прерываюсь, поскольку мой телефон начинает вибрировать. Перевожу взгляд на экран. Марьяна. Видеозвонок. Беру телефон, включаю камеру.

— Привет, — тянет она, рассматривая меня. Марьяна дома, в кровати, но с накрашенными губами. Немного усталая, но в норме. Хорошо. — Ну как ты там?

— Как-то так. Терпимо, — перевожу взгляд на Алису. Девочка цокает, но из палаты не выходит. Садится в кресло и утыкается в свой телефон, находя там дофига интересного. Хотя вся во внимании, слушает нас. Все эмоции на лице.

— Плохо выглядишь, — грустно мне сообщает Марьяна.

— Ну извини. Лера как? Где она?

— Спит. Перенервничала, стресс. Но все хорошо. А у меня раскалывается голова. Прям не могу. Таблетки не помогают, — начинает жаловаться жена. Алиса закатывает глаза и морщится. — Я, наверное, сегодня не приду.

— Не нужно, отдыхай. Пусть Лера наберет меня, когда проснётся.

— Да, хорошо. Что говорят врачи?

— Операция нужна.

— Ой. Ну это же не опасно?

— Нет.

— Ну ладно. Я завтра забегу, если станет лучше.

Меня не обламывает, что её нет рядом. Я справлюсь сам, а самоотверженно сидеть возле моей кровати ни к чему. Опять что-то падает, поднимаю глаза. Из рюкзака Алисы вылетела книга. И что-то мне подсказывает, что она неслучайно оттуда упала. Качаю головой.

— Кто там с тобой? — интересуется жена. Скрывать глупо и бесполезно. Я уже не в том возрасте. Да и незачем.

— Алиса, — спокойно отвечаю я. Теперь глаза закатывает Марьяна.

— Мало того, что авария случилась по ее вине, так она ещё и в больнице тебя донимает, — наигранно громко произносит Марьяна, меняясь в лице. Алиса смотрит на меня во все глаза. Испуганная. В недоумении.

— Авария произошла потому, что ты много выпила и несла чушь, — сквозь зубы проговариваю я. Не хватало мне еще, чтобы девочка себя накрутила.

— То есть я виновата?! — не унимается Марьяна.

— Никто. Не. Виноват! — четко проговариваю я и отключаюсь. Откидываю телефон на тумбу, падаю на подушки.

Тишина.

Алиса молчит и, кажется, даже не дышит.

Ну что ты какая впечатлительная-то?

Знаешь же, что Марьяна намеренно цепляет.

— Я виновата? — наконец оживает она.

— Ну давай еще ты начнешь нести чушь, — цокаю.

Вновь просить обезболивающее не хочу. Привыкну к нему, потом будет трудно слезать. Терплю. Монотонная боль хуже острой. Она изматывает. На минуту ухожу в себя, пытаясь собрать все силы. Сконцентрироваться.

Меня приводит в себя теплое прикосновение к руке. Не открываю глаза. Алиса сжимает мою ладонь, поглаживает. Тепло. Нежная девочка, чувствительная, искренняя. Но не для меня.

— Платон, — тихо зовет меня. — Больно?

Открываю глаза.

— Иди домой, — уже спокойно прошу ее. — Я ценю твою заботу и внимание, но это ни к чему.

— Не гони меня. Давай просто поговорим, или… я тихо посижу. Ну хоть немножко, — как ребенок умоляет она. Наклоняется, опускает голову на мою грудь и прикрывает глаза.

Замираю.

Ну вот что с ней делать?

— Я так испугалась… — признается шепотом. — Никогда ни за кого так не переживала. Но ты сильный, и мы справимся. Правда? — и эта ее вера, и «мы» подкупают. Ревёт душу. Поглаживаю ее волосы, убираю выпавшие пряди за уши. Нежная малышка. Ластится. Боль уходит на второй план. Сглатываю. Самое ужасное, что во мне есть отзыв. Вдыхаю глубже. И вот если от Марьяны пахнет терпким грехом и пороком, то от Алисы — чистотой, невинностью. Ранним летним утром, росой на цветущем поле. Жизнью. Ее тепло успокаивает. Прикрываю глаза, поглаживая девочку по спине. И ее присутствие кажется уже правильным.

Нет! Нет. Нет…

Собираюсь с силами. Отрываю девочку от себя. Держу за плечи на расстоянии, смотря, как карие глаза заволакивает поволокой. Плывет. Никогда не видел столько искренности в женщине. Если только в ее сестре. В Милане. Но там не было любви ко мне. А тут…

— Все в порядке. Переживу. Главное все живы. Спасибо за волнение, участие, но нянчиться со мной не нужно. Поезжай домой, — уже с нажимом произношу и отпускаю девочку.

— Я приеду вечером. Что тебе приготовить?

— Ничего мне не нужно. Твое присутствие меня напрягает. Будь добра…

Это неправда. Но по-другому она не поймет.

Долго смотрит на меня, хлопая длинными ресницами, словно не верит. Потом сжимает губы и отступает. Хватает телефон, рюкзак и идет на выход. Порывистая. В дверях оборачивается и прожигает меня гневным взглядом.

— Когда я слушала твое сердце, оно билось очень быстро. Отзываясь, — зло выпаливает она. — Можешь обманываться дальше.

— Это тахикардия от болевого синдрома.

Лгу, конечно. Но так лучше для всех.

— Я приду вечером, и завтра, и послезавтра, и столько, сколько ты будешь в больнице. Ясно? — боевая.

— Алиса…

— Ой, не нужно мне ничего говорить! — гневно перебивает меня и уходит.

Откидываюсь на подушки.

Алиса!

Упрямая. Всегда такой была. И ведь еще ребенком подкупила меня. Несмотря на то, что ее родители отказались от нее, не унывала. Я как-то проникся ей, но как к сестре. Хотелось защитить, стать стеной и опорой. Перестарался. Девочка оказалась впечатлительная.

ГЛАВА 4

ГЛАВА 4

Алиса

— Куда торопимся? — на моем пути встаёт Макс. С виду симпатичный парень, высокий, зеленоглазый, спортивный, старше меня на пару курсов. Но пирсинг на брови, татуировки на шее и руках делают его красоту более агрессивной.

Не отвечаю, сворачиваю направо, но он шустрее — перекрывает мне путь.

— Дай пройти, — толкаю его в плечо, но эту стену просто так не сдвинешь.

— Ах, Алиса, уделите мне немного вашего драгоценного времени, — шутит Макс. Усмехаюсь, закатывая глаза. Сажусь на лавочку рядом. — Ну, так куда торопимся?

— В больницу.

— Заболела? — уже серьезно спрашивает он.

— Нет. Один очень хороший человек попал в аварию.

— Жить будет?

— Конечно.

— И что это за «хороший человек»?

— Ты его не знаешь, — отмахиваюсь я. — Брат мужа моей сестры.

Макс зависает, переваривая и пытаясь понять, кто, кому и кем приходится. Смеется.

— А, родственник.

Не родственник он мне. Но я молча киваю.

— У меня тут совершенно случайно, освободился день. Может, навестим твоего родственника вместе, а потом погуляем? — двигается ко мне ближе, подхватывает прядь волос, накручивает ее на пальцы. — Ну там кафе, кино, набережная, — заглядывает мне в глаза.

— Это свидание? — прищуриваюсь.

— Да ну какое свидание… — смеётся. — Ну, да, — кивает. — Это свидание. Слишком банально?

— Нет. Неуместно, — встаю с лавочки и иду в сторону стоянки.

— Я узнавал, у тебя нет парня, — догоняет меня Макс. — В чем проблема? Не нравлюсь?

— Да, парня у меня нет. Есть мужчина.

— Почему мне не верится? — хватает меня за руку, разворачивая к себе.

— Доказывать ничего не собираюсь, — одергиваю руку. — Мне пора. — Открываю дверь машины и сажусь на заднее сиденье.

— Алиса… — Макс хочет что-то еще сказать, но я закрываю дверцу перед его носом, а она не захлопывается до конца.

— А-а-а-а-а! — слышу крик парня.

Пальцы.

Пальцы!

Он подставил руку.

Вылетаю из машины. Макс тяжело дышит и, морщась, зажимает ладонь.

— О боже! Прости, прости, прости. Дай посмотрю.

Разжимает ладонь, несколько пальцев красные — нет, багровые!

— Пошли в медпункт, — хватаю его за руку и несусь назад в университет. Я сломала человеку пальцы. Вбегаем с ним в здание, и вместо того, чтобы подняться на второй этаж, парень втягивает меня под лестницу и резко прижимает к стене.

— Попалась, — усмехается, ставя руки на стену, преграждая дорогу.

— Ты специально это сделал?! — толкаю его в грудь.

— Не-е-ет, но я пользуюсь случаем. Хотя жуть как больно. Мне отрежут эти пальцы нах… — сглатывает ругательства. — Понимаешь, на какие жертвы я иду ради тебя?

— Ты дурак. Пальцы действительно отрежут! — отталкиваю его. — Пошли в медпункт.

С пальцами не все так страшно. Переломов нет. Они распухли, медсестра сказала, что могут слезть ногти, а в остальном нормально.

— Ну все, после того, что ты сделала, ты просто обязана сходить со мной на свидание.

— Макс, — вздыхаю. — Я правда несвободна.

— Тогда обед.

— Что?

— Простой обед в кафетерии. Ничего криминального. Переживёт это твой мужчина? — скептически спрашивает он.

— Хорошо, но только из чувства вины.

— Для начала неплохо, — ухмыляется Макс, внаглую берет меня за руку и тянет через дорогу к кафетерию.

Мы действительно просто обедаем. Я ем пасту с курицей, а он — лазанью. На самом деле, несмотря на неформальность, Максим довольно приятный, веселый парень. Хороший друг. Только вот он рассматривает меня не как друга.

— Ну так и кто он, твой мужчина? — спрашивает, взмахивая вилкой и призывая меня говорить.

— Он намного меня старше… но мы давно знакомы. Он замечательный. Добрый, справедливый… — задумываюсь. Нет, я могла бы и не делиться этим с Максимом, но нужно немного охладить его пыл.

— Да понял я, что он замечательный, — усмехается, но не верит мне. — Я спрашиваю, кто он?

— Что ты хочешь услышать? Имя, фамилию, род деятельности?

— Да, — кивает.

— Нет. Этого я не скажу.

— Вот, — довольно улыбается. — Никого у тебя нет. Свидание? — не унимается и накрывает мою руку.

— Нет, — выдергиваю ладонь. — Можешь не верить. Мне в принципе все равно, — вынимаю деньги за свою еду и кладу на стол.

— Вот только не нужно меня обижать, — берет мои деньги и запихивает их в мой карман.

— Тогда спасибо за обед, но мне пора.

Он еще что-то говорит, но я не слушаю, пользуюсь моментом и сбегаю, пока Макс просит счет.

Я не умею готовить. То есть могу, конечно, что-то простое, а вот пироги — это уже не мое. Сколько наблюдала за сестрой, повторить не получалось. А Платон любит пирог с курицей и грибами. Хочется его порадовать. Со дня операции прошла неделя. Он уже гораздо проще относится к моему присутствию. Нет, злится, конечно, но больше на то, что я постоянно кидаюсь ему помогать. Это не жалость. А простое человеческое участие. Все лучше, когда за тобой ухаживают близкие, чем бездушный персонал.

Забираю в пекарне заказанный мной свежий и горячий пирог, покупаю в магазине его любимый чай с бергамотом и мчусь в больницу. Мне не обидно, что Платон иногда резок и отталкивает меня. Отступать не собираюсь. Пусть привыкает. Я должна дать ему понять, насколько он мне дорог. Дорог как мужчина. Может, я и дура, но вижу, как иногда он на меня смотрит. Явно не как на ребёнка. Я не последняя тварь. Если бы он любил Марьяну, то, наверное, я отступила бы. Но он ее не любит. А я это чувствую. Знаю.

Забегаю в больницу, здороваюсь с санитаркой и медсестрой на посту. Я уже со всеми познакомилась. Запах от пирога изумительный, желудок сводит.

Прохожу в палату и нахожу Платона, работающего за ноутбуком. В очках. Он надевает их только за работой. А зря, они ему очень идут, придавая солидности и серьезности. Он в инвалидном кресле за столом. Платон будет ходить. Но не так скоро. А в остальном выглядит хорошо. Собранный, чисто выбритый, широкие плечи подчеркивает белая футболка. Не видит меня, увлечённо что-то печатая. Или делает вид, что не видит.

Прохожу, ставлю пирог на стол рядом с ним. Демонстративно включаю чайник на подоконнике, подхожу к Платону сзади и целую в щеку.

— Привет. Я пирог принесла. Твой любимый. Еще горячий.

Замирает. Закрывает глаза, пока я висну на его шее. Так приятно, чувствовать его близость. От Платона уже не пахнет больницей, а чем-то свежим, холодным и мятным.

— Привет, — выдыхает, снимая очки. — Ты неугомонная. Почему не на учебе? — как строгий папочка спрашивает он.

— Я только из универа.

— Рано, — посматривает на часы.

— Выучил мое расписание? — смеюсь. Качает головой.

— Выпьем чаю с пирогом, и я уйду. Поберегу твою психику.

Смеется.

— Милана пекла? — спрашивает, закрывая ноутбук и освобождая стол. Сдался.

— Нет.

— А кто?

— А допустить мысль, что я сама? — открываю упаковку чая, опуская пакетики в кружки.

— Тогда я воздержусь, — ухмыляется гад. Он в курсе моих «выдающихся» кулинарных способностей.

— Да купила я его, — наигранно обиженно выдаю я и завариваю чай.

— Папа! — в палату вбегает Лерка и кидается к Платону, обнимая. — Алиса, — замечает меня и идет обниматься ко мне. Мы дружим, но видимся редко. Марьяна против нашего общения.

— Ну конечно, где ей ещё быть, — фыркает Марьяна, проходя в палату и стреляя в меня злыми глазами.

Я понимаю, что женщина всегда должна выглядеть хорошо, но вот приходить в больницу на шпильках и в кожаных штанах, обтягивающих зад, — как-то слишком. Игнорирую ее, поправляя Лере ободок.

— Привет, дорогой, — Марьяна оставляет сумку на кровати, подходит к Платону и целует его в щеку, а он приобнимает ее за талию. — Ну как ты? — так участливо спрашивает она, что меня начинает тошнить.

Марьяна вдруг резко выпрямляется, переводит на меня убийственный взгляд, всматривается, а потом нервно вынимает из сумки влажную салфетку и кидает ее Платону.

— Блеск сотри! — указывает на щеку, в то место, куда я его поцеловала. — А ты выйди из палаты, — тычет в меня своим острым маникюром. — Мне нужно поговорить с мужем, — приказывает мне, как собачке. Перевожу вопросительный взгляд на Платона. Надо было ей явиться и испортить нам обед.

— Алиса, возьми Леру и погуляйте в сквере при больнице, — спокойно просит меня Платон.

— Не отпущу я с ней свою дочь! — возмущается Марьяна.

— Идите, — с нажимом говорит мне Платон.

Я с язвительной улыбочкой беру за руку Леру и вывожу ее из палаты.

ГЛАВА 5

ГЛАВА 5

Платон

Я дома. В пентхаусе на десятом этаже. Нет смысла лежать в больнице. Хотя можно было переехать на восстановление и реабилитацию в санаторий. Там полный уход за пациентами, что меня в принципе удручает. Чувство беспомощности выводит из равновесия. Мирон звал к себе в особняк, там куча сочувствующих и жалостливых, что меня тоже не устраивает.

Инвалидное кресло — теперь мой постоянный аксессуар до полного заживления.

Отворачиваюсь от окна, смотря, как Марьяна спускает с лестницы сумку.

— Вызови водителя, у меня чемодан тяжёлый, — недовольно фыркает она, кидая сумку на пол. Рассматриваю ее. Беру телефон, вызываю водителя Костю, пусть поможет. Молчу, наблюдая, как жена суетится в поисках вещей. — Ну, Платон, — подходит ко мне, обнимает сзади за шею. — Ты же понимаешь, что в моем возрасте больше не будет такого шанса?

— Да, но… А тебе вообще нужен этот шанс? — снимаю с себя ее руки, отъезжая подальше. Неприятно. Может, конечно, дело в моей посттравматической депрессии, но внутри что-то кардинально поменялось.

— Конечно да, за три месяца контракта платят очень хорошие деньги.

— Тебе не хватает денег? — выгибаю брови.

— Хватает, но дело же не в них. Это я так, к слову сказала.

Входит Костя, откашливается, привлекая наше внимание.

— Там, наверху, мой чемодан. Отнеси его в машину, — распоряжается Марьяна. Парень быстро ретируется.

— А в чем дело? Хочется не упустить шанс посверкать задницей в европейском журнале? Да ты и так местная «звезда», — цокаю я.

— Зачем ты так говоришь? — обиженно надувает губы.

А, в общем-то, зачем я это все…

Черт его знает…

Ее присутствие мне не нужно. Тем более, когда я не в самой лучшей форме. Меньше раздражителей вокруг.

— Я уже не девочка, меня в кои-то веки оценили, пригласили в рекламную компанию, потому что я подхожу им по возрасту и типажу, — иронично усмехается. — Не все малолеткам светиться. Ну… еще знакомый помог… То есть порекомендовал меня. Я не могу отказаться и подвести его.

— Знакомый… — тоже ухмыляюсь.

— Ревнуешь? — сверкает на меня глазами и посматривает на часы.

А я ревную?

Может быть, но это не та причина, по которой я против ее отъезда.

— Разве это важно?

— Что?

— Все вот это важно для тебя? Ты правильно заметила. Ты не девочка уже, а взрослая женщина. Мать. И вот ты готова укатить в Европу за сомнительной карьерой, чтобы что?

— Чтобы… — задумывается.

— Чтобы потешить свое самолюбие, — заканчиваю я. Выходит нервно. Даже зло.

— А при чем здесь материнство? За Лерой присмотрит няня, она же отвечает за уборку и готовку. Ты в моей помощи не нуждаешься. Это всего на несколько месяцев. В чем проблема? Что ты от меня хочешь? Почему нет? — уже тоже нервно выдает Марьяна, запихивая в свою сумочку какую-то косметику с комода.

Чего я хочу?

Да, пожалуй, того, что она действительно не может мне дать. Семьи. Тепла. Уюта. Заботы. И той самой глубины, которой у нас никогда не было.

Мы как-то изначально были на разных полюсах. Сходились только в плане секса, и…

И что?

В тысячный раз задаю себе этот вопрос и никак ничего не могу найти.

Поначалу я заглушал Марьяной душевную боль, точнее, заменял настоящие разрывающие чувства плотскими утехами, куражом, алкоголем. Потом… потом — наверное, на зло Мирону. Я был не в том возрасте, чтобы рассуждать здраво. Мной руководили гормоны и эмоции. А потом случилась Лера. Марьяна — в слезах, я — в шоке. И ведь не косячил никогда в каком бы состоянии ни был — всегда предохранялись. Но вышло так, как вышло. Сокрушаться и выяснять, кто виноват, было бы неуместно. Ребенок уже есть. И я, как истинный «рыцарь», женился. Во мне всегда было повышенное чувство ответственности. Хорошее качество, говорил отец. Только иногда оно мешает жить.

А потом… А потом я втянулся. Дочь, жена-красавица, которая не напрягает, качественный интим… Почему нет?

Любовь?

Я вас умоляю.

Кому она нужна?

Прошли годы, я стал серьезнее, умнее, опытнее и понял, что меня все устраивает.

Устраивало до аварии, пока не сел в инвалидное кресло и не начал переосмысливать ценности. Времени теперь у меня предостаточно. Хотя это, скорее всего, депрессия. Встану на ноги — все пройдет.

— Мне порой кажется, что я уже ничего от тебя не хочу. Поезжай, если это для тебя так важно, — спокойно проговариваю я. Злости нет. Есть недопонимание, но мы всегда общались на разных языках. Хотя нет, последнее время мы его нашли во взаимных претензиях.

Тишина. Марьяна разворачивается, делает несколько шагов в сторону выхода, но останавливается.

— Нет, я могу остаться. Тебе нужна моя помощь? — вдруг спрашивает она, но смотрит на меня глазами жертвы. Немного раздражена, оттого что я рушу ее планы.

— Нет, мне не нужна помощь, — отрицательно качаю головой.

— Платон, — выдыхает, берет себя в руки и с натянутой улыбкой идет ко мне. Присаживается рядом со мной на кресло, перегибается через подлокотник и тянется к моим губам. Отстраняюсь, не позволяя себя поцеловать. Ее рука ложится мне на колено, поднимается выше к паху. — Если я на тебя сяду, я ничего тебе не поврежу? — вдруг спрашивает она. А мне становится жутко смешно, до истерики. — Или я могу… — встает с кресла и начинает опускаться предо мной на колени. Хотя Марьяна здесь ни при чем, мы всегда решали конфликты сексом.

— Не поможет… — отрицательно качаю головой. — Не в этот раз.

Ловлю ее за подбородок, сжимаю, всматриваюсь в глаза, пытаясь понять, чего я вообще от нее хочу. И вдруг понимаю, что ничего. Совершенно ничего. И ее отсутствие наоборот меня успокоит.

— Поезжай, если это тебе нужно, — отпускаю ее. Отъезжаю назад. — В жизни следует делать то, что действительно важно, иначе накроет ощущением несостоятельности, — произношу я, смотря, как Марьяна поднимается с колен.

— Спасибо, что понимаешь меня, — отвечает она. Поправляет юбку, подхватывает сумку и спешит на выход. А я не понимаю… Ничего не понимаю, но Марьяна мне не поможет.

Убегает, быстро стуча каблуками. Дверь захлопывается, воцаряется тишина. Накрывает дикой тоской. Кажется, будто я действительно упустил в своей жизни что-то важное и не состоялся. С яростью сметаю со стола забытый флакон духов жены, он разбивается и наполняет комнату приторным запахом орхидеи.

— Нет, я не хочу! Не хочу! — даже сквозь стены кабинета слышу, как недовольно, почти плача кричит моя дочь. Она с няней. С новой няней, которую наняла перед отъездом Марьяна. Предыдущая не выдержала характера моей жены. Марьяна слишком требовательна к персоналу. Я был против чужих людей в нашей квартире. Нет, я не тиран и не считаю, что все должна делать женщина. Уборки несколько раз в неделю достаточно. А вот ребёнка должны воспитывать родители. Но уступил, когда понял, что няня справлялась с нашей дочерью лучше, чем Марьяна. — Нет! Не буду! — уже плачет Лера. Быстро выезжаю из кабинета.

— Черт! — ругаюсь сквозь зубы, кода врезаюсь в косяк. Никак не могу привыкнуть к этой чёртовой коляске. Выезжаю в гостиную и понимаю, что дочь плачет где-то наверху. А я не могу туда подняться! — Лера! Лера! — зову дочь, врезаясь кулаком в перила. Дочь бежит ко мне, спотыкаясь на лестнице.

— Папа! — кидается мне на колени. Слишком резко. Задевает ногу. Больно. Но я сжимаю зубы и усаживаю ее удобнее.

— Что случилось? — боковым зрением вижу, как няня спускается.

— Я не хочу пить лекарство. Оно невкусное.

— Какое лекарство? — не понимаю, Лера была абсолютно здорова.

— Чтобы спать, — поясняет она.

Что? Поднимаю глаза на Свету. Женщине сорок два года, и Марьяна утверждала, что у нее большой опыт и медицинское образование. Строгая.

— Марьяна Евгеньевна просила давать ей на ночь успокоительное.

— В смысле? Зачем? — ничего не соображаю.

— Она сказала, девочка плохо спит, — разговаривает со мной так, словно я тоже ребенок и ничего не понимаю.

— Ты плохо спишь?

Вчера Лерка спала со мной, и все было хорошо.

— Хорошо. Ну… — вдруг начинаем мяться дочь, обнимая меня за шею. — Один разик… когда ты был в больнице… — замолкает.

— Что было, когда я был в больнице?

— Мне снился кошмар… — шепчет она мне на ухо.

— И что там было?

— Ты умер… Я плакала… А мамы не было.

Сглатываю.

— Я здесь. Я не умер, все хорошо, — глажу ее по волосам, вдыхая самый любимый клубничный запах. — Стой… А где была мама?

Марьяна оставила дочь одну? Ночью?!

— Я не знаю. Я выбежала из комнаты, никого не было. Потом включила мультики и смотрела, пока не уснула на диване. Утром мама сказала, что выходила в магазин.

Ночью… В магазин… Интересно в какой? Ладно, с этим я разберусь позже.

— Не нужны ей никакие успокоительные! — обращаюсь уже к няне.

— Но Марьяна Евгеньевна сказала…

— Я отменяю все, что сказала Марьяна Евгеньевна! — рычу так, что дочь вздрагивает. — Тихо, зайка. Иди неси свою любимую подушку ко мне в комнату. Будешь спать со мной, кровать большая.

— Но девочка не должна спать с отцом! — возмущенным тоном говорит Света.

— Здесь я решаю, что и кто должен. Вы на сегодня свободны!

Хочется освободить ее от нас навсегда. Но…

ГЛАВА 6

ГЛАВА 6

Платон

Дочь делает уроки. Хмурая. Не в настроении. Света готовит на кухне. Пахнет рыбой. Лерка не любит рыбу ни в каком виде.

— Помочь? — спрашиваю, въезжая в кабинет. Да, я распорядился закрыть второй этаж. Моя дочь должна быть у меня на глазах. Поэтому спит она со мной, а уроки делает в кабинете.

— Нет, — продолжает делать вид, что читает.

— Лера, ну что произошло? — отнимаю у нее книжку.

— Света… — подпирает подбородок, надувная губы.

— Что Света?

— Она мне не нравится.

— Слишком строгая?

Дочь молчит, вздыхая.

— Лера, рассказывай.

Я с трудом терплю постороннего человека в доме. Но один не справлюсь на этой чертовой коляске. И мне нужен весомый повод, чтобы освободить Свету от ее обязанностей.

— «Лера, девочки так не сидят, не едят, не говорят, не бегают, не кричат, не пьют». Девочкам вообще ничего нельзя? — кривит лицом.

Смеюсь.

— Можно. Я поговорю с ней.

— Она готовит рыбу, — фыркает дочь.

— Рыба очень полезна.

— А я не хочу ее есть! Я хочу пасту или курицу, только не рыбу. Беее.

— Ладно. Будет тебе паста, — беру телефон, заказываю еду из ресторана внизу. Там хорошо готовят.

— Спасибо, — довольная Лерка хватает телефон.

— Нет, уроки никто не отменял, — отбираю телефон и вручаю ей книжку.

Выезжаю из кабинета и направляюсь на кухню.

Света довольно профессиональная. Готовит в перчатках, кухня в чистоте, ну и запах весьма аппетитный. Лосось под сливочным соусом.

— Светлана… забыл, как вас по отчеству? — привлекаю к себе внимание.

— Я еще не такая старая, чтобы мужчины обращались ко мне по отчеству. Просто Света, — отзывается женщина.

— Хорошо, Света. Вы не могли бы немного мягче воспитывать Леру?

— Я скажу вам так, — Света разворачивается ко мне. — Валерия уже немного упущена. Но девочка не виновата. Виноваты родители, в особенности вы.

— И в чем же моя вина? — выходит раздражительно. Меня начинает утомлять эта женщина.

— Вы слишком много ей позволяете. Упустите дочь сейчас — в подростковом возрасте она станет неуправляема. Мой вам совет…

— Давайте без советов, — обрываю ее я. Все нормально с моей дочерью. — Не воспитывайте ее больше. Просто занимайтесь хозяйством.

Света кивает, сжимает губы и отворачивается к плите. Как-то сразу пропадает аппетит. Не хочется есть еду, приготовленную ее руками. Отравит еще. Разворачиваюсь, чтобы покинуть кухню, но останавливаюсь.

— И да, моя дочь не любит рыбу. Будьте добры это запомнить.

— Хорошо, — не очень довольно отзывается она. Теперь эта женщина не нравится и мне.

Оставшийся день проходит без эксцессов. Лерка смотрит телевизор, Света на кухне, а я в кабинете который час просматриваю резюме нянь. И это, оказывается, очень сложно, когда дело касается собственного ребенка. Выбор большой, а выбирать некого. Одна — слишком молодая, вторая — слишком старая, третья не внушает доверия с первого взгляда. А те, кто внушают, уже не ищут работу. Захлопываю ноутбук, нахожу номер старой няни, которую уволила Марьяна. Милейшая была женщина, и Лерке нравилась, девочка воспринимала ее как бабушку.

— Елена Владимировна. Возвращайтесь, Лерочка по вам скучает.

— Я не могу, Платон Яковлевич, у меня внук родился, я дочери помогаю.

— Удвою зарплату.

— Ну что вы. Не обижайтесь. Внук — он дороже.

— Я понимаю. Извините за беспокойство, — скидываю вызов, откидываю телефон на стол. Тру лицо, хочется напиться. Но лечение и ответственность за дочь не позволяют.

— Папа! Папа! — опять кричит Лера. Дежавю какое-то. Казалось, Светлана меня поняла.

Выезжаю в гостиную и наблюдаю картину того, как Светлана крепко держит мою дочь за запястья, а та пытается вырваться. Внутри меня поднимается волна ярости.

— Опустите ее немедленно! — сквозь зубы проговариваю я. Женщина отступает, Лера садится на диван, утирая слезы. Такая обиженная зайка, сердце сжимается.

— Платон, она… — пытается оправдаться Светлана.

— Замочи! — уже не церемонюсь. — Лера, что произошло?

— Может, я скажу? — недовольно фыркает няня.

— Нет, сначала я послушаю дочь! Лера?! — выходит нервно даже в сторону ребёнка.

— Я просто хотела досмотреть сказку. Тут немножко осталось, — указывает на телевизор.

— И?

— Она не дала, выключила. Сказала, что нужно спать. Но завтра же выходной! — обиженно всхлипывает дочь.

— И все?! Почему она тебя держала?!

— Потому что я не хотела идти спать.

Разворачиваюсь няне.

— Ваша версия, — взмахиваю рукой, призывая ее говорить.

— Во-первых, меня оскорбляет ваше отношение ко мне! Во-вторых, неважно какой день, у ребенка должен быть строгий режим. В-третьих, ваша дочь очень агрессивна ко мне, она меня толкнула.

— Я не толкала! — всхлипывает Лерка, продолжая размазывать слезы, вскидывает руки к лицу, и я вижу красные пятна на ее запястьях.

— Толкала! Вот что я вам говорила об упущенном воспитании. Она не уважает старших! — настаивает няня.

— Хватит! Вы уволены! Немедленно покиньте нашу квартиру! — срываюсь я. До появления этой женщины с моей дочерью было все в порядке. С ней и сейчас все хорошо, но меня почему-то хотят убедить в обратном.

— Меня нанимала Марьяна Евгеньевна.

— Так поезжайте и нянчите Марьяну Евгеньевну. Деньги плачу вам я.

— Хорошо! — зло кидает мне женщина и нервно убегает наверх за вещами. Подъезжаю к дочери, отрываю ее руки от лица, поглаживаю большими пальцами красные пятна.

— Ну все, зайка. Мы справимся сами. Ее ты больше не увидишь, — обнимаю дочь, прижимая к себе. — Какую сказку ты смотрела?

— Золушку, — шмыгает носом Лерка. — Новую.

— Давай иди умойся и досмотри. Можешь взять пончик из холодильника. А я пока провожу Светлану.

Алиса

— Саш, а можно спросить?

Я у Арона и его жены. Они купили соседний дом, снесли забор, и теперь мы живём в одном огромном дворе, но в разных домах. Нет, у Миланы и Мирона большой дом, но каждая семья хочет жить отдельно. Сашка классная. Мы дружим. Даже больше, чем с сестрой. Милана слишком впечатлительная. И я иногда сбегаю к Сашке, когда нет Арона.

— Ну попробуй, — хитро на меня посматривает, заправляя кофе в машину.

— Плохо, когда девушка навязывается?

— Не очень хорошо. Мужчины — охотники. Им азартно брать самим, без разрешения.

Наблюдаю, как она берет чашки и подставляет их под аппарат, делая нам капучино.

— Ну девушка же должна как-то показать свою симпатию. Как ты дала понять Арону, что он тебе нравится?

Сашка смеется, садясь за стойку напротив меня.

— Ничего я ему не показывала, — хитро шепчет мне. — Он просто взял все, что ему нужно. Не спрашивая, похитив меня, — подмигивает мне, спрыгивает с высокого стула и ставит перед нами чашки с кофе.

— Он тебя похитил?

— Да-а-а-а и не раз. Он просто приходил и забирал меня каждый раз, когда мы были не вместе. Пока не присвоил окончательно.

Вздыхаю, отпивая капучино. Становится грустно. Я действительно навязываюсь. Мужчина моей мечты явно не придет за мной и не присвоит. Это даже не грустно. Это горько до привкуса полыни во рту.

— Но ситуации, темпераменты и люди разные, Алиса. Платон — он другой.

— А при чем здесь Платон? — делаю вид, что не понимаю. Я привыкла скрывать этот факт от близких. Милана меня не поддерживает. Точнее, она настолько правильная, что такого расклада не принимает. «Он женат, и ты не должна его любить». Но сердцу все равно.

— Алиса, я заметила твою привязанность к Платону, еще когда ты была ребенком. Ты же вся в нем. И это неплохо. Просто Платон — он гиперответственный, слишком правильный, я бы сказала. Либо слишком холодный и расчётливый, чтобы впустить в свою жизнь чувства и поддаться им. Но навязываться не нужно. Нужно играть. Заинтересовать собой, но близко не подпускать, даже когда ему этого захочется, нельзя сдаваться сразу, пусть прочувствует все на себе.

— Я так не умею… — вздыхаю. Он только посмотрит на меня — и я уже таю. А от его близости, запаха вообще ноги подкашиваются…

— Чувствуй. Ты можешь все это показывать ему, но чувствами и ощущениями, реакцией. В любом случае не сдавайся.

— Сейчас она насоветует. Не слушай ее.

Оборачиваемся, в дверях стоит Арон. Ухмыляется.

— Нейтрализуй Марьяну, хватай Лерку, Платона и вези их подальше. Покажи этому идиоту, что такое настоящие чувства. Иначе до него не дойдет. Помочь?

Смеёмся.

Арон идёт к нам. Подходит к Саше, отпивает из ее кружки кофе, хватает ее за кофту, немного грубо дергает на себя и целует, не стесняясь меня. Долго, откровенно, так, что даже у меня мурашки идут по коже.

— В смысле «нейтрализовать Марьяну»? Не убивать же мне ее, — отвлекаю их.

— Компромат, — ведёт бровями Арон. — Тоже могу помочь.

— Я вам помогу, — игриво толкает его в плечо Саша. — Чему ты учишь ребенка?

— Я не ребенок, — закатываю глаза. Мой телефон звонит. Вынимаю его из кармана. Платон! Он никогда мне не звонил сам. Пока Арон с Сашей разговаривают о своем, сбегаю во двор и с колотящимся сердцем отвечаю. — Платон!

У меня никогда не получится играть с ним, как советовала Саша. Ведь я могла ответить «да» скучающим тоном или просто холодное «алло». Дышу, пытаясь успокоиться.

— Привет, Алиса, — голос у него спокойный и немного хриплый. Мои мурашки живут собственной жизнью, прокатываясь по телу.

«Спокойно, Алиса. Прохладный тон. Дыши!» — приказываю себе.

— Привет…

— Ты не могла бы к нам приехать?

И вот уже мурашки всколыхнули рой бабочек в животе.

— Да, конечно. Скоро буду, — не подумав, выпаливаю я. Дура ты, Алиса, вот поэтому он тебя и не воспринимает серьезно.

— Ждем, — отзывается Платон и скидывает звонок.

ГЛАВА 7

ГЛАВА 7

Платон

Я пригласил ее потому, что так захотела Лера.

Хотя я опять себе лгу, прикрываясь желаниями дочери. У меня не возникло ни одного сомнения после предложения Леры позвать Алису. Она не чужая, Лерка ее любит, и меня не напрягает посторонний человек в доме.

И вот она здесь. Пьет со мной чай, хрустит орешками в шоколаде и загадочно молчит, хотя по натуре болтушка. Забавная. Сегодня с двумя косичками и в джинсовом комбинезоне. Совсем девчонка. Хочется поцеловать в нос и купить мороженое.

— Как ты себя чувствуешь? — спрашивает она, стараясь на меня не смотреть. И это тоже на нее не похоже. Даже интересно, что творится в ее голове.

— Ты уже спрашивала, — усмехаюсь. И ведь эта девочка поднимает мне настроение, что бы она ни задумала.

— А, да… — улыбается, опуская глаза. Прямо кокетка, что тоже на нее не похоже. Алиса очень открытая и прямая.

— Как твои дела?

— Все хорошо, тебе привет от Саши. Арон зайдет завтра.

Киваю.

— К сожалению, вышло так, что мы остались без няни и помощницы. Надо признать, сам я не справляюсь. Особенно, если Лера вне дома, — перехожу к главному. — У меня к тебе предложение… даже просьба. — Алиса, наконец, переводит на меня взгляд и смотрит внимательно. Глаза у нее все же красивые. Никогда не видел такого насыщенного оттенка. — Поживёшь у нас, присмотришь за Лерой?

Молчит, закусывая губы.

— Я заплачу, — предлагаю без задней мысли. Молодая девушка не обязана просто так терять свое время с нами. Но, похоже, Алиса оскорбляется. Распахивает свои карие глаза и смотрит на меня с возмущением.

— Я помогу. Деньги мне не нужны! — фыркает она.

— Я не хотел обидеть. Это просто благодарность за участие.

— В благодарность достаточно «спасибо» и договориться с Миланой, — смеётся.

— Договорились, — улыбаюсь ей в ответ. Девочка встает, начиная убирать со стола. Наблюдаю за ней, одновременно набирая номер ее сестры. Гудки, гудки, гудки, не берет. Скидываю, пишу сообщение, чтобы перезвонила, когда освободится.

Звон посуды, и в мгновение мой телефон, футболку и ноги заливает чай.

— Ой! — вскрикивает Алиска и кидается ко мне. Слава богу, мы долго сидели, чай уже не особо горячий, и эта девочка не лишила меня достоинства. Хватаю со стола салфетки, начиная протирать телефон. Черт с ним, с аппаратом, мне важно содержимое. — Прости, прости, — бегает вокруг меня девочка. Хватает полотенце, начиная промакивать мою футболку и штаны. В какой-то момент переусердствует и сильнее вжимает руку в мой пах.

— Оу! — сокращаюсь, отрываю ее руку от себя. Она растерянно моргает, не понимая, что происходит. А когда до нее доходит, краснеет.

— Прости, — как заведенная, повторяет она. — Тебе нужно переодеться.

Отъезжаю от стола и направляюсь в сторону комнаты. Алиса бежит за мной, перевожу на нее вопросительный взгляд.

— Я помогу…

— Я справлюсь сам, — с нажимом проговариваю. — Положи мой телефон в рис, может, спасем его, — уже усмехаюсь. Заезжаю в спальню, закрываю дверь. Да, скучно не будет. Смеюсь и тру лицо руками.

Я договорился с Миланой. Хотя она была крайне недовольна. Но Мила довольно тактичная и добрая девочка, поэтому не отказала. Алиска привезла к нам целый чемодан вещей, поселившись на втором этаже вместе с Леркой. Дочь довольна, Алиска тоже светится, а мне просто спокойно от того, что рядом с нами родной человек. Пусть она не умеет готовить и заливает мой телефон чаем, это намного лучше посторонних неуравновешенных дам.

Девочки на кухне. Пытаются готовить, не мешаю. Хотя очень хочется. На кухне то шумный смех, то грохот посуды, то шепот. Я пытаюсь работать дома. Профессия позволяет. Пишу проекты, бизнес-планы, составляю договора дня компании Вертинских. Я и раньше мог работать удалённо, но предпочитал делать это в компании, в собственном кабинете, где ничего не отвлекало.

Разговариваю по телефону с Мироном, обсуждая детали проекта. Чувствую запах гари, который усиливается с каждой секундой, и тишина, девочек не слышно. Похоже, они подожгли квартиру.

— Я перезвоню, — сбрасываю звонок, выезжаю из кабинета. Психую, потому что на коляске быстро не получается. В гостиной пахнет гарью, из кухни идёт легкий дымок.

— Лера! Алиса! — зову девочек и выезжаю на кухню. Дым валит из духовки, моих поварих нет. Выключаю плиту, еду к окнам. Быстро открывать створку не получается — ручка высоко. Слава богу, основной дым уходит в вытяжку.

В кухню вбегают девочки.

— Пирог! — вскрикивает Алиса и кидается к духовке.

— Не открывай! — не успеваю. Она уже распахнула духовку, из которой валит дым, а с ним усиливается запах гари.

— Ой, кажется, мы забыли про пирог, — пищит Лера, сжимая в руках расческу и резинки. На ее голове какая-то замысловатая и еще не доделанная причёска.

Алиса начинает кашлять от запаха дыма, не зная, что ей делать с пирогом.

— Так, — беру себя в руки. — Лера, иди наверх! Алиса, вынеси пирог вместе с листом на лоджию и открой окна в гостиной. Слушаются. Лерка быстро убегает, потому что мой тон далеко не мягкий. Алиска с виноватыми глазами хватает лист без полотенца или прихваток. Естественно, обжигается.

— Ай! — выкрикивает и трясёт рукой. Сжимает ладонь, чем делает еще хуже, морщится. Дергаю коляску в ее сторону с такой силой, что почти с нее слетаю.

— Под холодную воду! — командую, подъезжая к раковине, открываю воду и даю ей немного стечь. — Дай сюда руку! — выходит нервно. Алиса нерешительно тянет ладонь, дергаю быстрее под воду, и девочка облегчённо выдыхает. Застываем. Дышим.

— Больно, — пищит Алиса.

— Не помогает?

— Помогает, — хнычет, как ребенок, опуская уголки губ. — Ты руку больно сжимаешь.

Опускаю глаза на ее запястье и медленно разжимаю пальцы. Я и правда не рассчитал силу от волнения за малышку.

— Значит, это был пирог? — нервно усмехаюсь.

— Был… — всхлипывает Алиса. — Мы хотели тебя порадовать. У нас все получилось…

— Я вижу, — оглядываюсь на противень. Дыма уже почти нет. Только запах гари.

— Мы заболтались и забыли про время, — оправдываться девочка. Качаю головой.

«Хотели меня порадовать», — отзывается во мне.

Давно никто не хотел меня порадовать едой. Злость проходит. Тепло становится, несмотря на то, что мой пирог сгорел.

— Что с рукой? — в кухню заглядывает Лерка.

— Неси аптечку, — командую дочери. Убегает.

Беру бумажные полотенца, протягиваю Алисе.

— Вытирай насухо. И в гостиную. В аптечке есть специальный спрей, он обезболивает.

В квартире холодно. Осень. Мы долго проветривали, чтобы вывести запах гари. Девочки сидят на диване под пледом, у Алисы перебинтована рука. Уже не болит. Да и ожог не сильный. Обе смотрят на меня виноватыми глазами. Лерка жмётся к Алисе. Зайки. Я хотел помощницу, в итоге у меня в доме два ребёнка. Смешно.

— В общем так, не готовить без меня. Даже кофе не варить. Ясно?!

Кивают.

— Ужина, как я понимаю, у нас нет?

— Нет, — вздыхает Лерка. — А кушать хочется.

— Я в магазин сбегаю, — подрывается Алиса.

— Сядь, — вынимаю из кармана телефон. Нам всё-таки удалось его спасти. Звоню в ресторан внизу, заказываю доставку. Лерка тут же диктует все, что она хочет.

— Алиса? — интересуюсь ее пожеланиями. Отрицательно качает головой. Она голодная, с обеда ничего не ела. — Алиса, — прикрываю телефон ладонью. — Не зли меня. Что ты будешь? Или закажу на свое усмотрение.

— То же, что и ты, — выпаливает она.

Заказываю две порции утки под азиатским соусом. Это остро. Пусть разделит со мной мои вкусы, раз нет своих желаний.

ГЛАВА 8

ГЛАВА 8

Платон

Шесть утра, девочки спят. Тишина. Мне не спится — ноги ноют, впрочем, как всегда, под утро. Можно наглотаться обезболивающего и спать спокойно, но нужно слезать с этих «волшебных» пилюль. Терплю. Пью кофе на кухне возле раскрытого окна, дыша холодным осенним воздухом. Открываю инсту Марьяны. Куча новых фото: в самолете, кофе в аэропорту Берлина, новый маникюр, новая квартира, пробные съемки и прочее, прочее, прочее… И вот среди этого хлама мне бросается в глаза фото, где ее откровенно обнимает какой-то хрен. Парень лет на пять моложе ее. Худощавый, но весь на пафосе и стиле, лощеный. Я бы даже подумал, что он гей, если бы его рука не лежала на заднице моей жены.

«У меня самый внимательный и терпеливый фотограф».

Я вижу, какой он внимательный.

Набираю номер Марьяны. И мне плевать, который сейчас час. Долго не берет, но я настойчиво снова и снова набираю ее номер. Стараюсь глубже дышать в раскрытое окно.

— Да, — наконец-то сонно отвечает Марьяна.

— Доброе утро, жена, — не очень доброжелательно произношу я. Пауза.

— Платон, ты в своем уме? Какое утро? Я сплю, — уже возмущённо выдает она.

— Ну что ты, милая, — последнее слово цежу сквозь зубы, — так не рада мне?

— Что происходит? — не понимает она, и меня срывает.

— Слушай, милая, ты вообще охренела?! Что за падаль там тебя лапает?!

Опять пауза, долгая.

— Что, милая, так сразу ничего сочинить не получается? — из меня льется яд. Стараюсь говорить тише, чтобы не разбудить девочек, поэтому больше рычу сквозь зубы.

— Ты о чем? — включает голос невинной овцы.

— Думаешь, если я за тысячу километров, в инвалидном кресле, то до меня ничего не дойдет?! — блефую, делая вид, что знаю больше, чем есть. — Можно наращивать мне рога и хвастаться этим публично?!

Тишина. Марьяна переваривает. Долго.

— Слишком долгая пауза, жена!

— Платон, ты не в себе. Я не знаю, что ты там нарыл, но это все неправда! — срывается на истерические ноты.

— Как же некрасиво ты палишься, Марьяна, — иронично усмехаюсь. Я ведь не знаю ничего, это всего лишь мои догадки, а Марьяна уже в истерике опровергает то, чего я не знаю. Ревную ли я? Как ни странно, нет. Нет яростной ревности. Есть чувство гадливости и брезгливости к этой женщине. Не было раньше такого. Нет, я не девочкой брал ее в жены, но как-то было все равно, у всех есть прошлое. Да и непринципиально было. Хотя мне, дураку, Арон вдалбливал, что Марьяна по натуре распутная. Но нет, меня все устраивало. Устраивало… Если нет любви, непринципиально, что у женщины было до тебя. А сейчас… Люди не меняются, и Марьяна мне только что это доказала. Раньше она была осторожнее, а сейчас расслабилась. Думает, вросла в семью Вертинских.

— Платон, давай я приеду, и мы поговорим. Все не так, как может показаться.

— Какая же ты изворотливая тварь, приедешь — шею сверну! — на эмоциях кидаю я и сбрасываю звонок.

С грохотом ставлю чашку на подоконник. Дышу. Адвокату, что ли, позвонить, пусть готовится к разводу. Пока моя благоверная не начала готовить плацдарм для отступления.

Слышу позади себя шорох, разворачиваюсь. Алиса. Стоит на пороге кухни, мнется. Растерянная. Сонная, волосы разметались по плечам, босая, в пижаме, состоящей из шортиков и маечки на тонких лямочках. Быстро моргает, не зная, куда деть руки, словно ее подловили за подслушиванием. И ведь по глазам вижу, что слышала все. Половину моего разговора так точно.

— Почему не спишь? — меня ещё не отпустило, выходит громко и несдержанно.

— Я за водой пришла. Прости, не знала, что ты здесь… — оправдывается, быстро разворачивается в попытке убежать.

— Стой! — Послушная, замирает. — Ты хотела пить? Пей!

Кивает, идет к раковине, наливает стакан воды.

— Что-то случилось? — спрашивает девочка, с ее плеча медленно сползает лямка, и я зависаю. Поправляет.

— Прости, что?

— Что-то случилось?

— Ничего. Все закономерно, — ухожу от ответа.

— Ты злишься? — идет ко мне, садится рядом на стул, заглядывает в глаза.

— Уже нет, — пытаюсь улыбнуться. Она такая мягкая и нежная с утра, хочется любоваться. И я не отказываю себе, рассматриваю. Наверное, впервые смотрю на Алису настолько откровенно, не как на ребенка.

— Ты всегда так рано встаёшь? — её голос становится тише, а дыхание громче. А я бесстыдно блуждаю глазами по ее нежному телу. Шея у нее красивая, плечи, грудь, ножки… Хочется прикоснуться. Заставляю себя поднять глаза, но зависаю на ее губах.

— После аварии — да. Не спится… — упускаю момент с болью. Ей ни к чему это знать. Алиса облизывает губы, а меня кидает в жар от этого жеста. Вдруг до такой степени хочется узнать, каковы ее губы на вкус, что начинает слегка потряхивать. Черт. Закрываю глаза. Отъезжаю от Алисы, подставляю чашку под кофеварку, делая себе кофе. Беру еще одну чашку и делаю капучино Алисе.

Пока кофе наливается, молчим, и мне комфортно в тишине с этой девочкой. От нее даже утром пахнет чем-то очень нежным и цветочным. Девочка встает, собираясь уйти.

— Останься, выпей со мной кофе, — прошу я. Оглядывается на меня, кусает губы, кивает и идет к окну. Облокачивается на подоконник, ложась на него грудью и смотрит в окно.

Ооо. Ее бедра… Давление подскакивает, и я понимаю, что у меня очень давно не было секса. Плохая была идея. Захлопываю глаза, пытаясь взять себя в руки. Это сложно. Ты что творишь, девочка? Сглатываю. Шумно ставлю ее чашку на стол, привлекая внимание. Садится назад на стул. Она ведь и не понимает еще, что нельзя в таком виде крутить перед взрослым мужчиной попой.

— Спасибо. А давай оладушков напечем. Их можно подавать с бананами и «Нутеллой». Вкусно. Лерке понравится.

— Ты уверена, что все получится? — усмехаюсь.

— Ну, Платон! — бьёт меня по плечу. — Я не совсем бездарность. Вчера так вышло…

Смеемся.

— Пеки свои оладьи, малыш, — последнее слово вырывается само собой, а девочка распахивает глаза и смотрит на меня, словно не верит. Черт. Вышло само собой. — Только переоденься, — добавляю я и выезжаю из кухни.

И ведь у нее получается, пахнет вкусно. Ничего не разбивается и не горит. Алиска стол накрыла. Чай, оладушки, сырная нарезка, в творог орешков добавила и мёдом полила. Салфетки, вилочки — все красиво. Прям настоящая хозяйка. Не было в нашем доме никогда такого. Чтобы так тепло, по-домашнему. Вот ради таких моментов мужики и спешат домой. Я никогда не спешил…

— Вкусно, — жуя, проговаривает Лерка. — Можно еще? — тянет тарелку. Алиса красиво укладывает ей оладушки с кусочками бананов и шоколадной пастой. Дочь довольная, уплетает завтрак, перепачкав рот в шоколаде. Хихикают, шепчутся, посматривая на меня. Забавные.

— Давайте погуляем, — предлагает Алиса. — Тут парк недалеко. Погода сегодня хорошая.

— Давайте, — загорается Лерка. — Там вату сладкую продают.

— Идите, погуляйте, — отпускаю их. Нечего им тут со мной сидеть в выходной.

— А ты? Нет, ты с нами, — заявляет Алиса. Отрицательно качаю головой. — Почему нет? — не понимает она.

— Я пока предпочитаю не выходить из дома, — поясняю. Меня напрягает людская жалость и косые взгляды. Всем не объяснишь, что я не инвалид и это не на всю жизнь. Чувствую себя ущербным. Непривычное ощущение, раздражает.

— Здесь большой лифт, пандусы удобные. Парк недалеко. Почему нет? Когда ты последний раз гулял?

— Да, папа едет с нами! — подключается Лерка.

— Нет, девочки, — отрицательно качаю головой. Алиска вдруг соскакивает с места, обходит меня и повисает у меня шее. Неожиданно.

— Ну пожалуйста, — мурлычет, как кошечка. Вдыхаю ее чистый запах. Пьянит. А близость вызывает далеко не дружеские чувства. Стоит повернуть голову, и можно поцеловать девочку в шею. И эта мысль становится навязчивой. — Ну пожалуйста, Платон, — тянет. Моё имя из ее уст звучит как-то по-особенному.

— Папа, — подключается Лерка и тоже кидается мне на шею. Теперь они с двух сторон мурлычут мне под ухо. Ну вот как им отказать?

— Ладно, хорошо, уговорили, — сдаюсь. — Идите собирайтесь.

— Ура! — Лерка целует меня в щеку и убегает из кухни. И тут в порыве Алиска тоже меня целует. Но не чмокает, как дочь, а прижимается теплыми губами к шее и замирает, словно сама только осознала, что сделала.

Втягиваю воздух, обхватываю ее ладони на моей шее, сжимаю. Мурашки по коже. Давно со мной такого не было, чтобы от невинного поцелуя пробирало.

— Собирайся, Алиса, — выходит немного хрипло. Сглатываю. Девочка приходит в себя, отпускает меня и быстро уходит.

ГЛАВА 9

ГЛАВА 9

Алиса

Мне так много хочется ему сказать. Еще больше хочется сделать. Прикоснуться, поцеловать, уткнуться в шею и дышать его запахом. Хочется отдать ему себя полностью. Очень много хочется… но… боюсь, что я и так слишком навязчива. То, что я в его доме, рядом — уже очень большой шаг. Напрягает только незримое присутствие Марьяны, ее вещи, запах.

Платон работает в кабинете, мне хочется просто посидеть рядом с ним, тихо-тихо. Понаблюдать за ним. Возможно, почитать в кресле его книги. У него их много. Все что угодно, только бы находиться как можно ближе. Милана говорила, что это детская блажь, это пройдет с возрастом и мне будет смешно. Не прошло… И мне совсем не до смеха. Я чувствую себя неполноценной без него. И ничего не могу с собой поделать.

Раздается звонок на обычный телефон. В век сотовых на этот телефон звонит только охрана жилого комплекса.

— Да, — отвечаю.

— К вам Вертинский с братом, — оповещает меня мужчина. Здесь все строго, просто так никого не впускают. В принципе, как и в нашем доме с личной охраной. Вертинские довольно известные люди.

— Да, конечно, открываю дверь и бегу к Платону. Подхожу к кабинету, но не решаюсь войти, поскольку слышу его разговор по телефону. У меня нет привычки подслушивать, но я в который раз нарываюсь на его разговор с женой. И он не очень добрый.

— Марьяна, я все сказал! Мы будем выяснять отношения только лично, не по телефону! — нервно выдает Платон. А я стою возле кабинета, словно вкопанная, и не могу отойти. Да, мне дико интересно, что между ними происходит. Настолько, что я опускаюсь до подслушивания. — А ты как думала, родная?! — последнее слово проговаривает как ругательство. — Ты будешь гулять, а я должен глотать это дерьмо? — злится, никогда не видела его таким раздражительным. — Все, даже не хочу слышать. Все разговоры состоятся у нас лично!

Тишина, не понимаю, закончил ли он разговор или нет, но слышу голоса Арона и Мирона. Убегаю в гостиную.

— Привет, Лиса, — Арон всегда меня так называет. Мы дружим. Лерка так вообще его обожает, сколько бы ей ни было лет, всегда виснет на нем. — Это вам девочки, — передает ей бумажный пакет.

— Пирожки! Мои любимые, — радуется Лера. — Спасибо.

— А это тебе от Миланы, — Мирон предает мне большой контейнер. Сестра в курсе моих кулинарных «талантов». Там пирожки. Ее фирменные. Очень вкусные. — Она просила тебя зайти завтра.

— Хорошо, — киваю. В детстве я боялась Мирона. Он слишком серьезный и солидный. Есть что-то в нем заставляющее держать себя в тонусе. Но я привыкла. Воспринимаю его как отца. Он сделал для меня гораздо больше, чем родители. Миланке с ним повезло. Несмотря на всю строгость, он очень ее любит. Я много раз случайно заставала их ласкающимися. Но это Милана, ее все любят.

— У нас семейный совет? — в гостиную выезжает Платон и здоровается с братьями за руки.

— Что-то типа того, — Арон выходит в коридор и приносит оттуда небольшой кейс пива и бутылку коньяка. — Пиво для нас. А наш граф, — указывает на Мирона, располагающегося в кресле, — предпочитает коньячок. Алиска, — протягивает мне небольшой пакет, — нарежь сыр, лимон. — И наверх — есть пирожные, взрослые дяди будут культурно бухать и обсуждать серьёзные дела, — смеётся Арон. Закатываю глаза и ухожу на кухню.

Братья в гостиной о чем-то беседуют. Лерка увлеченно переписывается с одноклассницей, а мне неймется. Выхожу на лестницу, облокачиваюсь на перила. Я плохая девочка. Я подслушиваю.

— Квартиру оставлю ей. Как подарок за дочь. Не буду опускаться до делёжки, — произносит Платон.

— Я очень надеюсь, что в вашем брачном договоре есть пункт, по которому она не имеет права на долю в нашей компании? — холодно спрашивает Мирон. — Иначе не обессудь, я сделаю все, чтобы задавить Марьяну Каретникову.

— Ты за идиота меня приманишь? Она имеет право только на жилье и машины, приобретённые в браке. Пусть забирает, даже связываться не хочу, — на выдохе отвечает Платон. — Я не могу оставить ей дочь и стать воскресным папой. Лера должна быть со мной.

— К сожалению, в нашей стране все преимущества на стороне матери, — констатирует Мирон.

— Я вас умоляю. Если мать окажется недееспособна, не в состоянии обеспечить или доказать ее пристрастие к наркоте… — ухмыляется Арон.

— Ну что ты несешь? Она здорова, наркотиками не балуется ну и при желании ее заработка хватит, чтобы стать «идеальной» матерью, — выдыхает Платон.

— А если договориться мирно, не доводя до суда, и избежать всей этой волокиты? — предлагает Мирон. — Она же любит деньги? Отсыпаем ей щедрых отступных. Надавим. И она все подпишет.

— Чем надавим? За измену не лишают материнства.

— Я нарою тебе столько порочащих ее фактов… — предлагает Арон.

— Не сомневаюсь, — горько усмехается Платон.

Дышу глубоко. Я, конечно, подозревала, что у них что-то происходит, но не думала, что дело дошло до развода. Измена? Ну кто бы сомневался. Марьяна никогда не была похожа на верную жену. Кусаю губы, чтобы прекратить улыбаться.

Они разводятся.

Разводятся!

Арон встает с дивана, направляясь на кухню, и я быстро убегаю в комнату, пока меня не застукали. Сажусь в кресло и закрываю глаза. Он освободится от этой женщины… И у нас все получится. И я здесь ни при чём. Марьяна сама виновата. Как можно изменить Платону? Он же идеальный муж.

— Мама звонит, — сообщает мне Лерка, указывая на планшет. Вспомни ее… — Видео, — поясняет Лера, косясь на меня. Она в курсе, что мы не ладим.

— Отвечай, я тихо посижу.

Как бы я не относилась к Марьяне, она мама Валерии.

— Привет, — отвечает Лерка, включая видео.

— Ты что там вытворяешь? Почему от вас сбежала Света?! — возмущается Марьяна. Ни «здравствуй, дочь» ни «как у тебя дела». Прикусываю щеки изнутри, чтобы не прокомментировать.

— Она не сбежала, ее уволил папа, — Лера надувает губы.

— Потому что ты закатила истерику. Как ты себя ведёшь?!

— Я ничего не закатывала. Света злая!

— Лера! Я хорошо тебя знаю. Ты пользуешься тем, что отец тебе потакает!

Лерка молчит, отворачиваясь. Надулась.

— Где папа?

— Внизу, — недовольно бурчит Лера.

— Что он делает?

— К нам пришли Арон и дядя Мирон.

— Ясно. Больше к вам никто не приходит? — с подозрением спрашивает она. Лерка мотает головой. — Кого он нанял вам помогать?

Эта женщина звонит дочери не потому, что соскучилась, а для того, чтобы выяснить у нее, что происходит. Кусаю губы, но молчу.

— Никого, — врет Лера и переводит на меня взгляд.

— Врешь! Что вы скрываете?! Кто там с тобой? — с претензией спрашивает она. Лерка теряется, начиная бегать глазами.

— Я здесь! — не выдерживаю, встаю с кресла и вхожу в зону видимости камеры. — Я помогаю им.

— Почему я не удивлена? — зло выпаливает Марьяна. — Немедленно покинь мой дом! Прекрати вешаться на моего мужа. Ты меня уже изрядно достала!

— Я… — не успеваю договорить, потому что Лера отключает звонок и переворачивает планшет.

— Я не хочу, чтобы вы ссорились. Ты же не уйдешь? — смотрит на меня, быстро моргая, почти плача.

— Нет, конечно, — сажусь с ней рядом, обнимаю. Молчим.

— Мама сказала, что ты любишь папу, — вдруг заявляет Лера. — Это правда? Ты любишь его?

Вот что я должна ответить? Отрицать не могу.

— Да, я люблю и тебя, и твоего папу, — говорю правду. Лерка тяжело вздыхает и крепче меня обнимает.

— Маме это не понравится.

ГЛАВА 10

ГЛАВА 10

Алиса

Бывают такие дни, когда грустно просто так. Вроде все хорошо. Но… Просыпаешься в плохом настроении, дождь за окном, ком в горле, и чего-то не хватает. Со мной так бывает.

Выхожу из душа, бужу соню Лерку, отправляя ее чистить зубы и умываться. Вчера опять были планы надеть платье и ботильоны на каблуках с плотными колготками… Запихиваю это платье подальше в шкаф, натягиваю джинсы, белую толстовку с длинными ушами на капюшоне и Микки Маусом на груди.

По-детски?

Да плевать. Я сегодня маленькая обиженная девочка. Иногда кажется, что в такие дни у меня просто садятся батарейки и организм уходит в сон. Никаких сильных эмоций, только грусть, тоска и ощущение неполноценности.

Причины?

Да нет никаких причин.

Завтра пройдет.

Расчесываю волосы, заправляю за уши и спускаюсь вниз. Есть не хочется. Но Лерку нужно накормить. Застываю на пороге. Платон на кухне. На столе кофе, творог, тосты. Собран, в чёрной рубашке с высоким воротником. Свежий.

— Доброе утро, — произношу я и наливаю себе воды, хочется уже сглотнуть этот ком в горле.

— Доброе, давайте завтракайте и на учебу. Водитель уже ждет.

— Хорошо, — киваю. — Вы ешьте, а я не хочу.

Выглядываю в окно: небо тёмное, давит. Дождь моросит. Холодно. Глубоко вдыхаю, зависая в этом мрачном небе.

— Алиса? — громко произносит Платон, привлекая к себе внимание. Видимо, я зависла и не слышала его.

— Прости, что? — разворачиваюсь. Молча качает головой, всматриваясь в мои глаза. А я не хочу, чтобы он смотрел. Мне от этого ещё хуже.

Чего я хочу?

Я хочу, чтобы он меня обнял и поцеловал, пусть даже в нос, как ребенка. Хочу уткнуться в его шею и дышать его запахом. Вот так. Хочу и все. Как капризный ребёнок. Но этого не будет. И поэтому я отрицательно качаю головой и закрываю глаза.

— Что случилось?

— Ничего, — пытаюсь улыбнуться, но выходит натянуто.

— Ты плохо себя чувствуешь? — продолжает меня пытать.

— Нет, хорошо.

— Алиса!

— Да все хорошо. Не выспалась, — лгу я.

В кухню входит Лера, хватает со стола тост и тянет мне расческу с резинками.

— Сначала садитесь есть, а прически потом, — строго говорит Платон.

— Я хочу какао, — просит Лера и садится за стол, хрустя тостом.

— Я сделаю, — откладываю резинки с расческой на подоконник, спешу к холодильнику и достаю молоко. Делаю все что угодно, чтобы избежать его изучающего взгляда. — А ты куда? — спрашиваю у Платона, пытаясь отвлечь его внимание.

— В клинику.

— О. Помочь?

— Езжайте на учебу, я в состоянии справиться сам! — с нажимом выдает он. Я понимаю, что его раздражает беспомощность, но с моей стороны это искренность, а не жалость.

— Хорошо, — киваю, не настаивая.

— Алиса? — зовет меня Платон. Поворачиваюсь. Молча заглядывает в глаза, пытаясь понять, что происходит. Позволяю. Почувствуй меня, пожалуйста. Пауза. Замираем. Как я люблю его глаза. Всегда внимательные. И он чувствует, поэтому отводит взгляд. Становится еще хуже. Я рада, что нахожусь с ним рядом в трудную минуту, но сейчас мне хочется сбежать на улицу и выдохнуть.

Провожаю Лерку в школу, прошу водителя остановиться в паре кварталов от университета. Покупаю себе большой стаканчик орехового капучино, натягиваю капюшон с ушами, вставляю наушники и иду пешком. Холодно, мокро, и настроение не поднимается.

Вздрагиваю, когда меня кто-то хватает сзади. И этот кто-то внаглую вырывает мои наушники и обнимает за талию.

— Макс! — вскрикиваю, пытаясь отдышаться. — Напугал! — толкаю его. — Да отпусти ты меня!

А ему смешно.

— Зайка, ты замерзнешь, — дергает меня за ухо на капюшоне. — Давай довезу, — тянет к своей спортивной машине.

— Спасибо, но я хочу пройтись, — вырываюсь, но он снова хватает меня за руку.

— Хорошо. Давай пройдемся, — щёлкает брелоком от машины и идет со мной, не отпуская руки.

— Макс, я не нуждаюсь в сопровождении.

— А я тоже гуляю, — как ни в чем не бывало ухмыляется он.

— Тогда отпусти меня, — дергаю рукой. Отпускает.

— Ну что ты такая колючая? — Обгоняет, поворачивается лицом ко мне и идет задом наперед. — Так неприятно мое общество?

— Дело не в этом. Все твои действия ведут к отношениям. А я не готова.

— Какие отношения? — наигранно удивляется, сталкивается с женщиной, которая возмущённо фыркает. — Мои извинения, — отвешивает ей поклон и уже идет рядом со мной нормально. — Мы можем просто дружить.

— Я могу. А ты хитришь, — хмурюсь.

— Вот какого ты обо мне мнения. Ну отчего ты сегодня такая хмурая, зайка? — опять дёргает меня за толстовку.

— Просто нет настроения, — грустно проговариваю я.

— Да ты моя хорошая. Иди обниму, — хватает меня за плечи прижимая к себе. — Может, тогда ну его нафиг этот универ? Покатаемся? Поднимем тебе настроение.

— Нет, — мотаю головой, начиная улыбаться.

— Ну тогда пошли грызть гранит науки, — прижимает меня крепче, — друг, — добавляет. Он забавный. И, возможно, у нас что-то получилось бы, если бы я не была безнадежно влюблена.

На второй паре в аудиторию заглядывает парень, называет мою фамилию и просит выйти. Препод хмурится, но отпускает. Выхожу в полной растерянности, потому что я не знаю этого человека.

— Алиса? — Киваю. Парень загадочно улыбается. Берет с широкого подоконника круглую бархатную коробку и вручает ее мне. Растерянно беру, не понимая, что происходит. — Это вам. Хорошего дня, — разворачивается и уходит.

Я удивлена, но сердце начинает колотиться от предвкушения. Ставлю коробку на подоконник, аккуратно открываю крышку и начинаю улыбаться, как дура. Там цветы. Много маленьких розовых и белых декоративных розочек, украшенных белыми бусинками. А по кругу шарики бельгийского шоколада. Красиво. Не могу прекратить улыбаться. Сую свой нос в цветы, вдыхая их свежий запах. Беру маленькую белую карточку и читаю послание.

«Надеюсь, этот маленький подарок сотрет твое плохое настроение».

Мне кажется, я сейчас тресну от счастья. Никогда бы не подумала, что Платон такой романтик. Я забываю о лекции, как ненормальная трогаю кончиками пальцев свои первые настоящие цветы от Платона и дышу ими. Меня распирает, хочется мчаться домой и благодарить его. Беру телефон, набираю номер Платона. Но мой звонок перебивает входящий от Макса. Цокаю. Но отвечаю на звонок.

— Я жду, — говорит он.

— Чего ты ждешь? — недовольно фыркаю я.

— Благодарностей, — усмехается он. — Ну это если тебе понравился мой маленький сюрприз. А если нет, то можешь меня послать.

И тут меня накрывает очень горьким разочарованием. Это не от Платона.

Боже, какая я идиотка!

Вижу то, чего нет.

Закрываю глаза, пытаясь сглотнуть ком в горле. Хочется порыдать. Сама придумала, сама обиделась.

— Я надеюсь, ты потеряла дар речи от восторга, — продолжает заигрывать Макс. — Но скажи хотя бы «спасибо».

— Спасибо, — повторяю за ним и сбрасываю звонок. Так и стою в коридоре в ожидании окончания лекции. Хочется выкинуть этот букет. Но он стоит денег. Кощунственно отправлять в мусор такую красоту.

Забираю сумку, прихватываю цветы и убегаю из универа. Лерка еще в школе, потом у нее музыка. Домой не хочется. Я понимаю, что Платон ни в чем не виноват. Но по-женски глупо обижаюсь на то, что не оправдались мои ожидания. Пасмурно, холодно, под стать моему настроению.

Мне просто нужно отдышаться и вернуть себе вменяемость. Сажусь в кафетерии, заказываю себе кофе и самый большой десерт, залитый сливками и ягодами. Ставлю коробку посреди стола, смотрю на нее и поедаю сладкое.

Не знаю, сколько так просидела. Мой телефон разрывался от сообщений и звонков от Макса, но я так и не ответила.

Домой возвращаюсь после обеда. Лерки еще нет, Платона тоже. Я, наверное, впервые рада его отсутствию. Оставляю коробку в гостиной, скидываю толстовку и иду на кухню готовить обед. Режу куриную грудку, овощи, пытаясь повторить рецепт Миланы. Раньше вроде получалось.

Я слышу, как открывается дверь и шорох его коляски, но не выхожу из кухни.

«Он ни в чем не виноват», — повторяю себе. Но разговаривать сейчас и делать вид, что все хорошо, тоже не хочу. Может, это тот самый ПМС?

— Цветы? От поклонника? — довольно спокойно, с усмешкой спрашивает Платон, заезжая на кухню.

— Да. Один парень очень хотел поднять мне настроение, — специально говорю я, не поворачиваясь в его сторону.

— Вижу, у него не получилось, — он такой равнодушный, что мне тошно. Нет, это я наивная дура. Ребенок. Платон вполне адекватный. Взрослый.

— Ну почему же, — резко разворачиваюсь. — Мне очень понравилось. Никто и никогда не делал мне таких подарков, просто чтобы поднять настроение, — хочется сказать это легко, а выходит с раздражением. Платон выгибает брови, наблюдая за мной со снисходительной улыбкой.

— Главное, что тебе нравится, — с сарказмом произносит он, что меня раздражает еще больше. С грохотом закрываю крышкой овощи с курицей, убавляю температуру на плите и иду на выход. Кажется, меня сейчас разорвёт от злости. Иду на выход. Нужно остыть. Иначе выставлю себя истеричкой. Но резко останавливаюсь, когда Платон хватает меня за руку, сжимая ее, и дергает на себя.

ГЛАВА 11

ГЛАВА 11

Алиса

— В чем дело? — спокойно спрашивает он меня, продолжая сжимать мою руку. Не сильно, но ощутимо. У него всегда такие теплые и сильные ладони.

— Да все замечательно, — отмахиваюсь. А он смотрит на меня снизу вверх и прищуривается, не веря. Ну, что я должна ему объяснить?

«Я такая дерганая, потому что мои тараканы с утра поругались. А еще я придумала себе невесть что, на это и обиделась».

Вырываюсь и убегаю из кухни.

— Алиса! — едет за мной. Останавливаюсь в гостиной.

— Платон, правда, все в порядке. Просто проснулась не в настроении, со мной бывает.

— Сядь, — указывает на диван. Глубоко втягиваю воздух, сажусь. Подъезжает ко мне близко-близко, насколько это позволяет коляска. Касается своими коленями моих, теперь мы на одном уровне. — Прекрати от меня убегать. Не находишь это нечестным, когда я не могу догнать.

— Может, и не нужно догонять, — отвожу взгляд.

— Может… — повторяет, недоговаривает. Берет меня за руки, сжимает. Не смотрю на него. Иначе он слишком много прочтет в моих глазах, это все равно что заново обнажиться перед ним и получить отказ. — Так что, серьёзный поклонник? — опять иронично спрашивает, начиная большими пальцами поглаживать мои запястья. По коже тут же разбегаются мурашки, закрываю глаза. Зачем он это делает? — Алиса, поговори со мной.

Распахиваю глаза, смотрю на него. Спокойный и внимательный.

— Разве тебе есть разница? К чему эти вопросы? — заглядываю в глаза, изучая реакцию. А там нет ничего. Спокойствие и равнодушие.

— Просто хочу знать. Ты небезразлична мне.

— Небезразлична, как кто?

Боже, зачем я это спрашиваю?

— Как близкий человек, — выдыхает он, понижая голос.

— Как родственник, — договариваю за него. — Как сестренка? Знаешь что, спасибо за внимание и заботу. Как сестрёнка, скажу: у меня все просто замечательно. За мной ухаживает хороший парень. Мне все нравится, — опять злюсь и несу чушь. Я сегодня не в себе. Вырываю свои руки из его сильной ладони. — Можешь не переживать! — с раздражением кидаю ему. Пусть оставит меня в покое. Пусть не трогает меня! Иначе я опять навыдумываю себе того, чего нет.

Соскакиваю с дивана, но падаю назад, когда Платон слегка толкает меня, вынуждая сесть.

— Да, что ты от меня хочешь еще?!

Заглядываю в его глаза, тоже злится, дышит глубоко. Хочу оттолкнуть, опускаю руки на его грудь, но замираю, когда он резко приближается ко мне и замирает в миллиметре от моих губ. Сглатываю. Мы еще никогда не были так близки.

— Алиса, — шепчет мне в губы, протягивает руку и обхватывает мой затылок, удерживая на месте. Сердце колотится так, что, кажется, сейчас разорвёт грудную клетку. Голова кружится. Облизываю губы и закрываю глаза.

Мамочка…

Нет, он не целует, просто дышит, опаляя мои губы горячим дыханием.

— Малыш… — вновь на выдохе говорит он, но замолкает, прикасаясь к моим губам.

Опять не целует, но мне достаточно его горячих губ. Под моими руками на его груди ощутимо сильно колотится его сердце. И тут меня захлёстывает паникой. Я совершенно не умею целоваться. Но интуитивно раскрываю губы, позволяя ему взять инициативу. Мне хорошо и так, тело словно ватное, опаляет теплом. Сжимаю в ладошках его рубашку и тяну к себе, хотя ближе некуда.

— Останови меня, — уже тихо шепчет он. А я не понимаю, зачем его останавливать. Меня накрывает эйфорией. Сама не замечаю, как издаю стон в его рот, когда тёплые губы всасывают мои. Сильная рука на затылке зарывается в волосы, и меня начинает потряхивать. Его язык сначала аккуратно очерчивает мои губы, а потом вторгается в рот, находя мой язык. Пытаюсь отвечать, пробуя его жесткие губы на вкус, но не успеваю за ним, задыхаюсь. Хотя воздух и не нужен, я дышу этим мужчиной, комкая рубашку на его груди.

Его ладонь в волосах скользит мне на шею, поглаживая кожу в том месте, где так сильно трепещет пульс. Настойчивые губы отпускают, позволяя мне глотнуть воздуха. А я не хочу, чтобы это заканчивалось, мне так мало. Я ждала этого слишком долго.

Тянусь к его губам, боясь открыть глаза, чтобы это наваждение не исчезло. Платон усмехается и слегка кусает меня за губу. Немного сильнее сжимает мою шею, отстраняя от себя. Чувствую, как рассматривает меня, тяжело дыша. Вздрагиваю и откидываю голову, когда его руку на шее заменяют горячие губы. Опять не целует, только водит губами по очень чувствительной коже, заставляя мои мурашки разбегаться по телу. Его руки перемещается на мою талию, сжимают. А я словно пьяная, наслаждаюсь его близостью, летая.

— Такая маленькая, чувственная девочка, — хрипло произносит мне в шею. — Тебя никто никогда не целовал?

— Нет, — шепотом отвечаю я. О чем он говорит? Какие поцелуи. Для меня никого не существует, кроме него.

— Зачем тебе, такой юной и искренней девочке, взрослый мужчина с багажом? — невесело усмехается. — Вся жизнь впереди. Уверен, вокруг много свободных парней, которые дадут тебе гораздо больше.

— Не один из них не даст мне больше, чем ты, — уже громче и увереннее отвечаю я.

— Глупая, — отрывается от меня. — Открой глаза, посмотри на меня, — просит, поглаживая мои губы подушечками пальцев. Распахиваю глаза, смотрю. — С возрастом ты поймёшь, что я не герой твоего романа. И что мы потом с этим будем делать? — голос теплый, по-прежнему хриплый. Такой родной и любимый. — На твоем пути появится кто-то очень наглый, молодой, лучше меня. А я буду уже стар, чтобы конкурировать, — усмехается.

— Ты сейчас меня отговариваешь или себя?

Смеётся. Люблю, когда он такой со мной. Давно этого не было, только в детстве.

— Скорее, себя, — признается и трет лицо руками, словно очень устал.

— И о каком багаже ты говоришь? — выгибаю брови, становясь смелее. — Ты разводишься.

— Все-то ты знаешь. Подслушивать нехорошо, плохая девочка.

Молчу, покусывая губы. И он молчит, рассматривая меня. Не просто так, а словно трогает серым взглядом тело. Какие у него глаза сейчас. Открытые, откровенные.

— Кажется, у тебя там опять что-то горит, — оборачивается в сторону кухни.

— Что? — я настолько одурманена, что в первые секунды не понимаю, о чем он говорит. — Блин! Курица!

Соскакиваю с дивана и несусь на кухню, одновременно слыша, как в дверь звонят.

Все опять сгорело. Есть это теперь невозможно. Прямо проклятье какое-то. Я и кухня — вещи несовместимые.

Выкидываю курицу с овощами в помойное ведро и улыбаюсь, как дура. Меня до сих пор не отпускает эйфория. Слышу голос Лерки и пытаюсь вернуть себе вменяемый вид.

— Привет, — Лера входит на кухню. — Опять не получилось? — сочувствующе спрашивает она, а я смеюсь, кивая.

— Ты опять лишила нас ужина? — как ни в чем не бывало произносит Платон, въезжая в кухню.

— На этот раз виноват ты, — отвечаю ему и тут же замолкаю, просматривая на Лерку.

— Это папа готовил?

— Это папа мешал мне готовить, — комментирую я. Лерка прищуривается, посматривая на нас с подозрением, но, слава богу, ничего не спрашивает.

— Бутерброд сделаешь? — спрашивает она, открывая холодильник.

— Никаких бутербродов. Собирайтесь, я приглашаю вас на ужин в ресторан внизу.

— Ура! — Лерка хватает яблоко и убегает наверх.

— Признаю, моя вина, — Платон выставляет руку вперед. — Оставляй сковородку и собирайся, малышка.

А мне кажется, я сейчас лопну от счастья.

ГЛАВА 12

ГЛАВА 12

Платон

Никогда бы не подумал, что я, взрослый мужчина, буду скрываться от собственной дочери. Мы с Алисой, как шпионы, обмениваемся взглядами, улыбками, лёгкими касаниями, делая вид, что в наших отношениях ничего не изменилось. Не знаю, что произошло. Меня вдруг сорвало от ее детских нелогичных обид. И эти цветы от поклонника, на которые я не отреагировал так, как бы она хотела, и ее злость, обида от разбитых надежд.

Я просто хотел ее успокоить. Поговорить, понять, но что-то пошло не так. Ее свежий запах, огромные глаза, упрямые обиженные губы — и меня несёт не туда. Наклоняюсь, вдыхаю, чувствую её тепло и трепет. Это что-то очень чистое и настоящее. Никакой фальши, алчности, выгоды и похоти. Все построено на чувствах и интуиции. И это подкупает, кружит голову, снося барьеры. Целую, пробую эту невинность на вкус, а в голове только один вопрос: зачем? С ней так нельзя. Либо целовать и забирать себе, либо жестко топить все порывы, как с моей стороны, так и с ее. Но остановиться не могу. Чертова коляска сковывает движения, но так даже лучше. Стараюсь быть максимально сдержанным и нежным. Я уже и забыл, как это. Алиса такая хрупкая, маленькая и неопытная, и это заводит еще больше. Одна мысль, что ее никто не целовал, сносит крышу напрочь, и я уже не понимаю, зачем мне останавливаться.

Только бог знает, как я оторвался от нее и не продолжил начатое. Она бы отдалась и позволила бы мне любую вольность. Но…

Здравый смысл ко мне вернулся только ночью, за закрытыми дверями моей спальни. Нет, разница в возрасте меня не напрягает. Не дает покоя то, что Алиса любит неосознанно, первой детской влюбленностью. Гормоны, максимализм и упрямство. Ведь это пройдет, и она посмотрит на нас совсем другими глазами. Да и мой предстоящий развод не сулит нам легких времен. Марьяна будет бороться до последнего и обязательно пройдется по девочке.

Просыпаюсь рано утром от того, что уже привычно ноют ноги. Я настроен, решительно настроен поговорить с Алисой и притормозить то, что сам начал.

Крепкий кофе, распахнутое окно, утерянная тишина, тикающие часы на стене. У меня есть час наедине с мыслями, пока девочки спят.

Мой телефон переполнен пропущенными звонками и сообщениями от Марьяны. Она за всю нашу совместную жизнь мне столько не писала. Не отвечаю, не читаю, удаляя все. Там ничего нового для меня нет. Там банальная некрасивая истерика, от которой мне тошно. Возможно, я ее не любил, но уважал хотя бы за то, что она мать моего ребенка. А теперь тошнит от ее лжи и фальши. Не знаю, как сказать дочери о том, что наша семья рушится и уже не будет прежней. Как не крути Марьяна, пусть и не самая лучшая, но мать. Как оградить Леру от дележки. А ведь Марьяна начнёт ее дергать и манипулировать. Голова разрывается. Для того, чтобы запустить процесс, я жду компромата от Арона, но очень надеюсь, что мы договоримся без войны.

Слышу позади себя легкие шаги. Мне не нужно оборачиваться, чтобы понять, что это Алиса. Ее выдает запах. От нее сладко пахнет даже утром. Чем-то вкусным и теплым.

Подкрадывается ко мне, медлит, а потом нерешительно опускает ладошки на мои плечи. Тёплая.

Замираем.

Ее ладони скользят по моим плечам, подбираясь к груди, наклоняется, упираясь подбородком.

— Привет, — сонно шепчет куда-то мне в шею. — Опять не спится? — Такая нежная, как кошечка.

— Не спится, новая привычка в связи с неподвижностью, — отвечаю я, накрываю ее теплые ладошки на груди, чтобы унять волну жара.

Утро.

Давление.

Нехватка интима и горячая девочка рядом — вещи взрывные. Алиса явно к ним готова. Но девочка стала смелее, и ее теплые губы уже ласкают мои небритые щеки. Ох, девочка, ты сама не понимаешь, на что нарываешься. Дышу, сжимая ее ладошки.

— Сядь, пожалуйста, — отрываю ее от себя, выходит немного резко. Но это не злость. Это то, что ей еще незнакомо. Послушная, отрывается от меня и садится на стул. Разворачиваюсь к ней. И… вся моя решимость пока тормознуть нас теряется где-то в ее шоколадных глазах, растрёпанных волосах и розовых немного пухлых губах. На ней опять такое шёлковое безобразие в виде маячки и коротких шортиков. Смотрит на меня внимательно, покусывая губы. Моя ошибка была в том, что я впустил ее в дом. Тем самым запустил процесс. И все, что я скажу сейчас, воспримется ей неправильно.

— Платон… — не продолжает, просто произносит мое имя и внимательно смотрит, ожидая от меня разъяснений.

Растерянная, но такая сейчас красивая. Домашняя девочка. Моя девочка. Да, черт побери, моя. Мы не будем торопиться, но и тормозить нет сил. Выросла девочка. Хватит обманываться. Она — самое чистое и правильное, что когда-либо со мной случалось. Надо брать за это ответственность.

— Я что-то сделала не так? — взмахивает ресницами, заглядывая мне в глаза.

— Нет, ты прелесть. Мое маленькое несчастье, — смеюсь. Уже внаглую рассматривая ее шею, родинку на плече, босые ноги.

— Почему несчастье? — обиженно надувает губы.

— Потому что у меня, малышка, совсем не чистые сейчас помыслы. — Хмурится, не понимая, а потом распахивает глаза и краснеет. — Да-а-а-а, это то, о чем ты подумала, — ухмыляюсь, любуясь ее краснеющими щеками.

— Я ни о чем не подумала.

— И врать ты не умеешь. Плохая девочка.

Кусает губы, пряча улыбку. Протягиваю руку, поправляю лямку на ее маячке, медленно ведя пальцем по плечу. А хочется по-другому — не одевать, а раздевать. Закрываю глаза. Не время и не место, да и я не в форме.

— Иди поспи еще немного, — хочется, конечно, вместе с ней, просто потискать ее сонную в кровати. Но…

— Да нет, я уже не усну. Лерка кашу на завтрак хотела с ягодами. Я сварю?

— Вари. Зачем спрашивать?

— Но у меня с кухней проблемы последнее время, — смеётся она. Такая игривая, хитрая, глазки блестят.

— Думаю, с кашей справишься.

Алиска соскакивает с места, открывает холодильник, вынимая молоко и масло. Надо отправить ее переодеться, это же невыносимо. Как оказалось, нет ничего горячее, чем молодая босая девушка на кухне. И я любуюсь, а точнее, просто не могу ни на чем сосредоточиться, кроме нее.

— Алиса, — зову ее.

— Что? — оборачивается.

— Подойди, — серьёзно прошу я. Идёт, смотря на меня с подозрением. — Наклонись. — Медлит. Хватаю ее за маечку и резко притягиваю к себе. Целую. Я стал жаден, мне нужен ее вкус, запах, нежность. Так давно у меня этого не было. Отпускаю. А девочка хватает воздух, плывёт. — Молоко убежит, — указываю ей на плиту, приводя в себя.

Девочки давно на учебе. Время близится к обеду. Я работаю в кабинете.

Тишина.

Но она не позволяет сосредоточиться. Мысленно я возвращаюсь к Алисе. Ее вдруг стало так много во мне. Очень давно женщина не занимала все мои мысли. Не сказать, что мне это не нравится. Тру лицо руками.

Вот это я попал…

Да к черту все!

Почему нет?

Ответа не нахожу…

Возраст?

Не помеха. Назад не отступишь, ей будет больно. А мне очень неприятно от мысли, что я могу причинить малышке боль.

Алиса, Алиса, ты ведь еще в детстве заявила, что выйдешь за меня замуж. Если бы я тогда знал…

Пытаюсь вновь сосредоточиться на работе, но слышу, как открываются двери, и в квартиру кто-то входит. Это не Лера. Она на музыке, водитель пять минут назад отчитался. Посматриваю на часы. Алиса. Рановато. У нее сегодня много пар. Но с нее станется, она может и сбежать. Ой, отшлепаю я сегодня кого-то.

Снимаю очки, отодвигаю ноутбук, немного отъезжая от стола, и жду эту хулиганку. Слышу, как проходится по комнатам в поисках меня и идет к кабинету. Посматриваю на часы, Лерка вернется только через час. У нас есть время. Поиграем немного, внутри все сжимается от предвкушения. Я, определённо, мазохист. Но как представлю, что девочка ещё неискушённая и сколько всего ей придется открыть…

— Ты здесь?

Все моя эйфория пропадает вместе с предвкушением, ее заменяет холодная ярость и злость.

Марьяна.

Явилась.

Рано. Бросила все и прилетела, как поняла, что теряет куш пожирнее, чем угасающая карьера модели.

Замирает на пороге, пытаясь поймать мое настроение. Осматриваю ее. Как всегда, до тошноты идеальная. Туфли на шпильке, черный капрон, строгая юбка и пиджак, под которым ничего нет. Строгая причёска, но ярко-алые губы. Готовилась. Когда-то меня дико заводил вот этот образ. Строгость, граничащая с развратностью. Вспомнила.

— Здравствуй, милая, соскучилась? — из меня льется яд. Почти рычу, оскаливаясь. Мне как-то резко стало все противно и мерзко. Все, что связано с этой женщиной.

— Очень соскучилась, — тянет она томным голосом. Марьяна профессионалка, умеет вовремя включить похотливую кошку. Думает, в этот раз тоже будет все просто, и я поведусь. Решать проблемы интимом стало нашим образом жизни. Начинает медленно расстёгивать пиджак, облизывая губы.

— Оставила своего замечательного фотографа и примчалась ко мне, — усмехаюсь. Так ей не хочется прощаться со статусом жены Вертинского?

— Ну что ты такое говоришь? При чем здесь фотограф? — продолжает строить из себя невинную овцу. — Да, я приехала, потому что ты себя накрутил. Мне никто не нужен, кроме тебя, — так некрасиво лжет, что тошно. — Мне важно, чтобы ты это понял, — расстёгивает пиджак и медленно идет ко мне.

— Зря стараешься, Марьяна. Ты уже ничем не отмоешься.

Игнорирует меня, снимая пиджак, обнажаясь. Подходит к столу, заводит руки за спину, расстёгивая юбку.

— Платон. Я понимаю, что у тебя не самый легкий период, — дёргает юбку, и она слетает с ее бедер. — Моя ошибка в том, что я тебя оставила. Я умею признавать ошибки.

— Не смеши. Все свои умения ты сейчас мне демонстрируешь. Не зли меня еще больше, чем есть! Просто скройся, иначе… — стискиваю челюсть так, что крошатся зубы. А она уже передо мной, во всей красе. Медленно опускается на колени. Не заводит. Все, что мне хочется, это сдавить ее тонкую шею и перекрыть дыхание. — Пошла вон! Не доводи до греха.

— Может, я хочу «до греха», — шепчет мне она и хватается за ширинку. Все. Будет тебе, тварь такая, грех. Хватаю ее за шею, пытаясь оттолкнуть, но Марьяна теряет равновесие и утыкается лицом мне в ноги.

— Платон! — слышу надрывный голос Алисы, поднимаю глаза и вижу девочку на пороге моего кабинета.

— Да твою же… — отталкиваю от себя Марьяну, но Алиса уже убегает… Придушу! — рычу на жену, смотря, как она поднимается с колен.

ГЛАВА 13

ГЛАВА 13

Платон

— Алиса! — выезжаю в гостиную, но девочка уже скрывается наверху. Чёртова лестница! Бью кулаком в перила. Все как в дешевом сериале: она застала его с женой. Ладно. С ней я поговорю потом. Разворачиваюсь и вижу, как Марьяна выходит из кабинета. На ней накинут пиджак, а в руках бокал вина.

— Что она делает в моем доме? — отпивает глоток вина, проходя по комнате.

— А ты ничего не забыла?! — указываю на ее бедра в стрингах и чулках.

— Нет, в своей квартире я могу ходить как захочу. Ты не ответил на мой вопрос, — быстро поменяла тактику и уже строит из себя обиженную жену.

— Она здесь потому, что я так хочу. Оденься! — рычу, посматривая наверх. Только не накручивай себя, малыш.

— Ну, да, это аргумент, — усмехается, присаживаясь на подлокотник кресла. — То есть ты обвиняешь меня в неверности из-за какой-то фотографии, а сам привел в наш дом эту девку? — указывает пальцем наверх. — Решил обелить себя, выставив меня шлюхой?! — в возмущенном тоне шипит она. Лучшая защита — это нападение. Сжимаю переносицу, пытаясь не сорваться окончательно.

Подъезжаю ближе, заглядываю в эти лживые глаза, пытаясь отыскать там хоть каплю искренности. Но нет… Слышу позади себя грохот и резко оборачиваюсь.

У Алисы вылетает телефон, пока она пытается спустить с лестницы свою сумку.

— Вот и она, — язвительно произносит Марьяна, допивая свое вино.

— Рот закрой! — рычу на жену и подъезжаю к девочке, которая поднимает телефон, стараясь на нас не смотреть.

— Алиса, посмотри на меня, — спокойно прошу. Она поднимает на меня глаза. Заплаканная. Ну что же ты, малышка, ведешься-то?

— Я не могу больше тебе помогать. Прости, — почти шёпотом произносит она, оглядывается на Марьяну и срывается с места, убегая в прихожую, еду за ней, но Алиса успевает выскочить в подъезд. Дурочка. И я в таком беспомощном положении, что не могу догнать. Набираю ее номер. Гудки, гудки, гудки… Не берет. Пишу сообщение о том, чтобы дождалась машину, а не бежала сломя голову. Вызываю ей водителя. Может, это и к лучшему. Не нужно ей присутствовать при наших с Марьяной скандалах.

Возвращаюсь в гостиную. Марьяна в кресле уже с бутылкой вина, подливает себе еще. Закрываю глаза, пытаясь дышать ровно. Вдох-выдох. Набираю номер Миланы.

— Привет, возьмёшь Лерку? Водитель завезет ее после музыкальной школы. И Алиса тоже должна подъехать.

— Конечно, без проблем, а что случилось? — взволновано спрашивает она.

— Марьяна прилетела…

— Понятно, — невесело произносит Милана. — За Валерию не переживай.

— Спасибо, — сбрасываю звонок, набираю водителя и прошу забрать сразу двух девочек. Милане я доверяю, как себе. Самому тоже хочется сбежать, но мне предстоит разгребать ошибки молодости.

— Давай так, я закрываю глаза на твои косяки, а ты — на мои, — предлагает мне Марьяна. Уже пьяная. Похоже, начала еще в самолете. — Я никуда не еду и остаюсь с тобой.

— Какое одолжение, — усмехаюсь. Мне действительно смешно. Она откровенно разводит ноги, демонстрируя мне свои трусики. Не заводит, как раньше, даже учитывая то, что у меня давно не было женщины. Отвратительно. Притронусь к ней — больше испачкаюсь. Попробовал чистую девочку и уже не хочу окунаться в грязь.

Снова подъезжаю к ней близко, Марьяна призывно ухмыляется. Хватаю за пиджак и резко притягиваю к себе. Облизывает губы, полагая, что я, как всегда, купился.

— Ты тварь такая, поила мою дочь снотворным, чтобы сбегать по ночам к своим фотографам, пробивая себе дорогу в Европу через свои распахнутые ноги, — сквозь зубы проговариваю я ей в лицо.

— Я не…

— Заткнись! Я не закончил! И все это в то время, когда я валялся в больнице. Даже не хочу знать, какой длины мои рога и как долго я их ношу. Просто скройся из нашей с Валерией жизни. Я оставлю тебе эту квартиру, машину и сумму денег, пока не найдешь себе очередного лоха, — а ведь я хотел по-хорошему, но задыхаюсь от ярости, смотря на эту женщину.

— Что?! Я никогда не дам тебе развод! — шипит мне в лицо, цепляясь за мои руки, пытаясь их оторвать от себя. Но я сильнее.

— Дашь! Иначе я сделаю все, чтобы опустить тебя на дно. Поверь, ресурсов у нашей семьи хватит. Хочешь рискнуть? — выгибаю брови и морщусь, когда ее ногти впиваются в мои ладони. Но мне не больно, эмоции захлёстывают так, что я не чувствую ничего, кроме злости.

— Но я люблю тебя, — так фальшиво пищит она, моргая наращенными ресницами. Вот-вот заплачет. Отпускаю, отталкивая от себя, вынуждая вжаться в кресло. Отъезжаю назад. Хочется вымыться. — Может, я и совершила ошибки, но… — закрывает лицо руками, начиная рыдать. Точнее, пытается сыграть жертву.

— Браво! — хлопаю в ладоши. — Хороший спектакль. Но дешёвый. Не верю, милая. В нашем браке было все что угодно, только не любовь. Ни с твоей стороны, ни с моей.

— Как ты смеешь так говорить? — всхлипывает, открывая лицо. И правда плачет. Либо хорошо вжилась в роль, либо это алкоголь в ней плачет. В принципе мне плевать. — Я родила тебе дочь! — уже кричит. Берет бутылку вина, выливает остатки и выпивает почти залпом. Глубоко вздыхаю, пытаясь взять себя в руки и поговорить спокойно.

— За дочь спасибо. Это единственное искреннее и чистое, что между нами было. Хотя ты забеременела специально. Но я даже рад. Валерия смысл моей жизни. В благодарность я оставлю тебе квартиру, машину и счет на хорошую сумму. Это все, что я могу тебе дать. Давай расстанемся тихо. Не задевая чувства нашей дочери. Жить она будет со мной. Ты можешь видеться с ней, когда захочешь.

— Нет! Я не отдам тебе Леру! — уже нервно кричит она.

— Давай без истерик. Ты в принципе никогда ее не воспитывала, а все заботу перекладывала на нянь. Дочь тебе только мешает.

— Нет! Моя дочь будет жить со мной. Не хочешь по-хорошему — суд будет на моей стороне! — пьяная истерика прогрессирует. — Если разведёмся, я сделаю так, что ты никогда ее не увидишь! — в ход идут угрозы.

— Зачем тебе эта война?! Ты же проиграешь, — устало проговариваю я. Вынимаю телефон, читая сообщение Кости о том, что девочки доставлены домой.

— Ты меня на это толкаешь!

Пишу водителю, чтобы приехал за мной. Я устал от общества этой женщины. Не хочет общаться по-хорошему — будем общаться по-плохому.

— Я не хочу терять семью. Тебя и Леру, — опять рыдает навзрыд, доводя меня до бешенства. Нет у меня к ней жалости. Не верю ни одному слову. Да даже если вдруг на минутку предположить, что Марьяна искренняя, это все равно ничего не изменит. Наш брак был обречён с самого начала.

— Все, Марьяна, успокойся, проспись, приди в себя, завтра поговорим. Развод неизбежен.

Разворачиваюсь, заезжаю в комнату, вынимаю спортивную сумку, закидываю туда одежду на первое время. Направляюсь в кабинет, беру ноутбук, открываю сейф, забираю все документы, включая документы Валерии, и наличку. Одну пачку кидаю на стол для Марьяны. И выезжаю в гостиную.

— Ты куда?! — Марьяна прекращает размазывать слезы и сопли и бежит ко мне, тормозя коляску.

— Туда, где мне спокойно.

— К ней поедешь? К этой ссыкухе?! Ну, конечно, молодое тело лучше.

— Не неси чушь! Отойди! — отталкиваю ее. Выезжаю в коридор. Чертова беспомощность раздражает больше, чем Марьяна. Сумка с моих колен падает на пол. — Черт! — рычу, пытаясь ее поднять.

— Платон! Если ты сейчас уедешь, я… — запинается. — Я что-нибудь с собой сделаю.

В дверь стучат, открываю. Костя. Кивает Марьяне, но быстро отворачиваться, поскольку она в одних трусах, чулках и в пиджаке нараспашку.

— Бери сумки, — велю ему, и бедный парень, стараясь не смотреть на мою жену, подхватывает сумки и вылетает из квартиры. — Не неси чушь. Вызови себе кого-нибудь, пусть утешит, — выезжаю вслед за Костей и захлопываю дверь, слыша, как с той стороны что-то разбивается.

ГЛАВА 14

ГЛАВА 14

Алиса

Вечер. Я по-прежнему прячусь в своей комнате, делая вид, что занимаюсь. На самом деле просто лежу на кровати и смотрю в потолок. Слез уже нет, я все выплакала еще несколько часов назад. Нет ничего, только пустота. Может, я неопытная дура, но в моей маленькой голове никак не укладывается, как можно целовать, быть нежным и одновременно позволять своей жене такое…

Почему? Зачем эти громкие слова о разводе? Зачем, черт его побери, давать мне надежду и так больно скидывать в эту пропасть лжи и фальши! Может, это нормально в его мире? Он хотел взять то, что ему может дать жена. А я не могу. Противно. Я же все ему готова отдать. Пусть берет. Но не фальшивит, так грязно касаясь этой женщины. Мне настолько горько, что хочется кричать.

Соскакиваю с кровати, бегу в ванную, в сотый раз умываюсь холодной водой, но это не помогает. Опираюсь на раковину, смотрю на себя в зеркало. Лицо все опухшее, волосы мокрые от воды, губы припухли. Трогаю их пальцами, а потом кусаю до боли. Он их целовал, а потом…

Ненавижу его!

Бью по зеркалу, отбивая ладонь. Беру из шкафчика помаду и пишу ей на зеркале: «Больше не люблю». Смотрю на надпись, чувствуя, как из глаз снова скатываются слезы. Зажмуриваюсь, а они, проклятые, льются и льются. Открываю глаза и смазываю эту надпись ладонью.

Слышу, как в мою комнату кто-то стучит. Я знаю, что Платон здесь, в нашем доме, и Лера тоже. Но легче мне от этого не становится. Я очень боюсь, что он придёт. Не хочу никого видеть, а его — тем более, не хочу ни с кем разговаривать. Мне нужно все пережить самой. Ничего не хочу. Хочу шагнуть с обрыва и лететь, лететь, но не вниз, а вверх. Далеко-далеко отсюда, где нет этой проклятой любви и боли.

— Алиса! — раздается голос вместе со стуком. Это Лерка. Она ни в чем не виновата, но я не хочу общаться даже с ней. Делать вид, что все хорошо, не получится, а отвечать на вопросы я не готова.

— Я занята! — кричу через дверь, не открывая ее.

— Я принесла тебе чай и пирог!

Заботливая девочка. И мои слезы льются ручьём, застилая глаза.

— Я не хочу! — выходит нервно и истерично. За дверью тишина. Уходит. А я скатываюсь по стене, закрывая лицо руками. Это истерика, и мне никак ее не остановить.

Пытаюсь утереть слезы и размазываю по лицу помаду, которую стирала с зеркала. Закусываю руку и беззвучно кричу в нее. Мой телефон вибрирует на столике. Одно сообщение, другое, смотрю на него, но не хочу даже знать кто это.

Но сообщения продолжают сыпаться, действуя на нервы. Встаю, хватаю телефон, сажусь на кровать, читаю:

«Ты маленькая дрянь!»

«И как тебе спится?»

Марьяна.

«Ты разрушила мою семью!»

«Мало того, что ты отобрала у меня мужа, так еще и лишила меня дочери!»

«Будь ты проклята!»

Кажется, у нее тоже истерика, и она похлеще моей.

«Лучше по-хорошему прерви с ним все отношения, иначе я не пожалею ни сил, ни средств, чтобы тебя уничтожить!»

— Да какие отношения! — всхлипываю в голос. — Не было у нас ничего, кроме моих глупых надежд. А Платон — так, поигрался…

Откидываю телефон на кровать. Дышу. А ведь она права. Это все я. Куда-то лезла, что-то доказывала. Я ведь сама навязалась. Но если он жил с Марьяной столько лет, значит, любил. Это я, дура малолетняя, меня пожалели, а я и рада.

Теперь я ненавистна самой себе. Никто не виноват. Только я. От этого еще хуже. Утыкаюсь лицом в подушку, перекрывая дыхание. Не дышу, пока хватает сил. А потом словно выныриваю из глубины, хватая воздух.

В дверь опять стучат. Не реагирую, закрывая уши. Но стук все настойчивее и настойчивее.

— Алиса! — это Милана, голос строгий, но мне все равно.

— Я сплю!

— Если ты сейчас же не откроешь, я позову Мирона, и он сломает дверь! — угрожает она. Ну вот, только Мирона мне здесь не хватает. И всеобщего внимания.

— Сейчас! — кричу ей, чтобы прекратила долбиться. Встаю с кровати и открываю. Сестра быстро заходит, запираясь.

— Что происходит? Что с твоим лицом?

Отворачиваюсь, ложусь на кровать, вновь утыкаясь в подушки. Пусть не смотрит на меня.

— Ничего.

Сестра молчит. Вздыхает, садясь рядом со мной на кровать.

— Алиса, — уже мягче произносит мое имя и гладит по спине. — Это пройдет.

Как я хочу, чтобы прошло как можно скорее. Проснуться завтра утром и ничего не чувствовать. Резко поднимаюсь и кидаюсь к ней, обнимая. Вновь плачу, сестре в волосы.

— Почему я такая дура? — всхлипываю. Падаем вместе на кровать, обнимаясь. Я снова плачу, но мне легче от того, что Милана рядом.

— Ты не дура. Ты очень искренняя и открытая. Тяжело жить с этими качествами. Уж поверь мне, — сестра сжимает меня крепче. А я еще больше рыдаю, заливая слезами ее платье. — Так, а ну-ка прекрати! — Мила поднимает меня за плечи и сама утирает мои слезы. Мотаю головой. — Послушай меня! — слегка встряхивает. — Мой тебе совет. Дождись развода. Пусть эта женщина окончательно уйдет из его жизни. Будь неприступной. Пусть побегает за тобой, докажет, что ты ему нужна. И вот тогда можешь открывать ему своё сердце. Прекрати лить слезы. Платон еще этого не стоит, — так убедительно говорит она. А мне кажется, что я уже ничего не хочу.

— Так не будет. Он не любит меня! — всхлипываю я.

— Ну а если не любит, тогда это не твой человек. Если мужчина ничего не принес в жертву ради женщины, то он и не стоит ничего.

Засыпала я с мыслями, которые в меня вбила Милана. Платон так и не пришел. Значит так и должно быть. Нет, любить меньше я его не стала. Легче мне не стало. Боль и горечь не прошли. Но я начала выстраивать некую крепкую стену между мной и Платоном. Милана во всем права. За исключением того, что я никого ждать не стану.

Одеваюсь. Сегодня именно так, как я всегда хотела. Плотные колготки, облегающее бордовое платье до колен и ботильоны на каблуке. Волосы вверх, немного туши и помада.

Спускаюсь вниз. Прохожу на кухню, чтобы выпить воды. Но застываю, когда нахожу там Платона. Он, как всегда, не спит, пьёт кофе и смотрит в окно. Тихо разворачиваюсь, чтобы сбежать незаметно, но не выходит.

— Алиса, подожди!

Не хочу с ним разговаривать, не хочу даже смотреть на него, иначе моя стена рухнет.

— Я тороплюсь.

— Я прошу десять минут твоего времени.

Вдыхаю поглубже. Бегать глупо. Нужно поговорить. Разворачиваюсь, прохожу на кухню. Тоже беру чашку и подставляю под кофемашину, делая себе капучино, чувствуя, как Платон рассматривает меня. А меня, дуру, это уже подкупает. Но я приказываю себе не растекаться. Опираюсь бёдрами на столешницу тумбы, складываю руки на груди и перевожу взгляд в окно, стараясь максимально закрыться от этого мужчины.

— Ты сегодня другая, — голос у него хриплый, но теплый, и это тепло моментально разливается по мне. Кусаю до боли губы, чтобы прийти в себя.

— Настроение такое, — пожимаю плечами, стараясь казаться безразличной. Но казаться — не значит быть…

Боже, как переформатировать себя и не выдать реакции на этого мужчину? Я так не умею.

— То, что ты вчера видела, не является правдой.

Киваю. Я даже верю ему. Но дело не только в Марьяне.

— Я ушел от нее, и нам предстоит развод.

— Хорошо, — опять киваю и беру свою чашку. — То есть это нехорошо… Но… — отпиваю кофе, так и не находя слова.

— Я тебя понял, — усмехается. — Иди ко мне, — тянет руку, внимательный.

— Платон. То, что между нами было, это, правда, моя детская блажь, которая вчера прошла. Поэтому давай держать дистанцию, — на одном дыхании проговариваю я, запивая ком в горле горячим кофе, который обжигает губы и язык.

— Прошла… — повторяет за мной. — Посмотри мне в глаза.

Это запрещённый прием. Мои глаза не умеют лгать. И я их закрываю.

— Зачем ты мне лжёшь? — голос у него становится жёстче и холоднее. — Ты знала, что я женат. А то, что ты вчера видела, это недоразумение. Между мной и Марьяной с момента аварии ничего не было и не будет.

— Я верю, спасибо за разъяснения. Вчера я повела себя как ребёнок. Но и между нами ничего не будет. А теперь извини, я опаздываю, — выходит так же холодно, но кофе расплёскивается, когда я ставлю чашку на стол. Руки обжигает. И я спешу сбежать от его слишком внимательного взгляда.

— Алиса, стой! — едет за мной. Но я быстрее. Хватаю пальто, сумку и вылетаю из дома.

Несусь в соседний дом Арона. Двор у нас один, территория охраняется, и у них не заперто.

Сонная Сашка на кухне в комбинации заправляет кофемашину. А я залетаю и сажусь на стул, закрывая лицо руками и пытаясь отдышаться.

— Алиса? Что случилось? — взволновано спрашивает она меня.

— Можно я у вас поживу?

Вдруг понимаю, что не выдержу с Платоном в одном доме.

ГЛАВА 15

ГЛАВА 15

Платон

— Кофе? Хочешь блинчиков свежих? Ты же любишь. Творог домашний есть, — Милана разошлась, суетясь на кухне.

— Я в состоянии сделать себе кофе. А вот от твоих блинчиков не откажусь.

Кивает, начиная вынимать продукты. Несмотря на прошедшее время и материнство, она не изменилась. Все та же милая, нежная девочка, которая когда-то вскружила мне голову. Из-за которой я и наломал дров. Дурак. Нет, я давно переболел. Все прошло. Теперь, спустя время, я пониманию, что происходящее тогда больше задело мое самолюбие, а не чувства. Наблюдаю за ней исключительно с теплыми воспоминаниями, больше подмечая, что у них с Алисой есть что-то общее.

— Ваниль добавить? — спрашивает она. Улыбаюсь. Нет, Милана не пытается угодить лично мне, она сама по себе такая открытая и внимательная к каждому. Даже Марьяну воспринимает по-доброму.

— Доброе утро, — в кухню входит Мирон. Полностью собран, в костюме, в руках кожаная сумка с документами.

— Ты не будешь завтракать? — возмущённым тоном спрашивает она.

— Нет, я проспал. Тороплюсь. Только кофе, побольше сливок. Все из-за тебя, — хватает жену за кофту, притягивает к себе, целует ее смущённую улыбку. Милана немного смягчила Мирона. Никогда за всю свою жизнь не видел его таким. Милана, в общем, принесла в наш дом много тепла, уюта и ощущения полноценной семьи. Она делает брату кофе, подливая больше сливок.

— У меня есть вопросы по проекту. Когда ты можешь со мной связаться и обсудить детали? — интересуюсь я, пока Мирон пьет свой кофе, внимательно наблюдая за Миланой и сводя брови.

— Через двадцать минут у меня совещание, — Мирон смотрит на часы. — Через час — важная встреча. Давай ближе к обеду. — Киваю. — Может, поедешь на реабилитацию в Германию? Я узнал, там есть хороший центр. Через пару месяцев бегать будешь, — предлагает мне брат.

Начать бегать мне не помешает. Алису не догонишь…

— Ну какая Германия? За это время Марьяна отберет у меня дочь.

— Да кто же ей Лерку отдаст? — ухмыляется Мирон.

— Нет. Здесь тоже есть хорошие программы. Мне нужно все решить на месте.

— Тоже верно, — кивает Мирон. — Я бы вообще ее с голой задницей отставил. В чем пришла, в том бы и ушла.

— Да нет. Я благодарен ей за дочь. Остальное пусть все осядет на ее карме.

Замолкаем. Мирон допивает кофе, Милана скармливает ему пару ложек творога. А я отворачиваюсь к окну, вспоминая, как Алиска хозяйничала на моей кухне. Накатывает что-то очень болезненное. Я пока сам не разобрался что это, но… что-то скребёт внутри.

— Милана, где домработница? — строго спрашивает у нее Мирон, меняясь в голосе.

— Я дала ей пару выходных.

— Значит, найми еще одну на замену. И чтобы больше я не видел, как ты скачешь на кухне и ведёшь хозяйство одна!

Приподнимаю брови, оборачиваясь, наблюдая за ними. Раньше он не был против.

— Ну я же не больная. Энергии много. Да и… — закусывает губы, посматривая на меня.

— Не больная. Но лишние нагрузки сейчас — ни к чему. Много энергии? Иди гуляй в сад, на свежий воздух.

— А вы, случайно, не беременные? — высказываю вслух догадку. Они давно хотели второго, но что-то не получалось. Были какие-то проблемы, которые эти двое не озвучивали. Миланка, как Алиса, не умеет лгать, ее счастье сразу отражается на лице.

— Никому пока не говори, — предупреждает Мирон, приподнимая жену и целуя ее в висок.

— Поздравляю, — тяну брату руку, а он пожимает, хлопая меня по плечу.

Мирон уходит на работу, а я не спешу покинуть кухню. Мне нужно поговорить с Миланой.

— Искренне рад за вас.

— Спасибо, — смущенно улыбается Милана.

— Ты не знаешь, что происходит с Алисой? — осторожно интересуюсь я.

— А что с ней происходит? — спрашивает Милана, делая вид, что ничего не знает. Хотя по глазам вижу, что знает.

— Милан… — тру лицо руками.

— Ну что Милана? — уже строго говорит она, начиная выпекать блинчики. — Не был бы ты болен, получил бы от меня пару пощечин, — злая. Забавная. — Она влюбленная дурочка, с ней все понятно. Но ты — взрослый мужчина, — качает головой, отчитывая меня.

— Каюсь, мамочка. Но Алиса мне небезразлична.

— А вот если небезразлична, надо было сначала развестись с женой. А потом показать Алиске ее значимость. Она же еще неопытная в этом. Все впервые и все наразрыв. Она живёт яркими эмоциями и не умеет читать между строк. Возраст такой. И все превращает в трагедию.

— Дело в этом?

— Этого мало? — оглядывается на меня со сковородкой в руках. Страшная женщина.

— Нет. Не мало, — качаю головой. — Ты права. Мне нужно решить свои проблемы. Исправить ошибки, встать на ноги.

— В точку.

— Я тебя понял.

— Ну вот ты мне скажи: у тебя это серьезно? Или так, разогнать тоску после Марьяны?

— Ну что ты такое говоришь? Я знаю ее с детства. Думаешь, я смог бы с ней так поступить?

Милана молчит, продолжая печь блинчики, пополняя стопку.

— В общем, я за вами слежу, — Мила делает мне жест пальцами. — И жену свою уйми. Она ей уже гадости пишет. А Алиса впечатлительная девочка.

— Это Алиса сказала? — сжимаю челюсть, почти крошу зубы. Мне хочется просто придушить Марьяну и решить этим все наши проблемы.

— Она скрытная. Все переживает в себе. И выдумывает тоже сама себе много. Я прочла это вчера в ее телефоне, когда Алиса уснула. Если твоя жена тронет мою сестру, я перестану быть такой терпимой и милой!

— Я тебя понял.

Выезжаю из кухни. Смотрю на часы. Надеюсь, Марьяна уже проспалась и сегодня более адекватная.

Накидываю куртку, выезжая на террасу, набираю номер жены. Не берет с первого раза. Ну кто бы сомневался, она еще спит. Утро для Марьяны наступает в полдень. Звоню еще и еще. На третий раз отвечает.

— Платон, ты где? — такая тихая, как мышка.

— Ты пришла в себя? — игнорирую ее вопрос.

— Да, прости, — голос становится страдальческим. — Я вчера переволновалась и переборщила с алкоголем. Вела себя отвратительно. Тошно от себя, — кается. Но я не верю. Слишком хорошо знаю эту женщину. Именно вчера она была настоящая.

— Без комментариев, Марьяна, — стараюсь быть сдержанным. Актриса сменила амплуа. Из отрицательной героини превратилась в драматичную. — Приходи в себя, собирайся, через пару часов встретимся в кофейне «Мадлен».

— Может, вы вернётесь домой? Я так соскучилась по Лере.

Закатываю глаза. Дышу глубже. Решила манипулировать дочерью.

— Вы увидитесь, когда мы все решим. Если решим. Мирно.

В трубке тишина, но я буквально слышу каждую ее мысль. Но сегодня Марьяна трезва и расчётлива.

— Платон. Неужели одна ошибка может разрушить все, что у нас было?

— А что у нас было? Я всю ночь задавался этим вопросом, но ответа так и не нашёл.

— Ну зачем ты так говоришь? — стонет Марьяна. — Тебе было плохо со мной?

— Смотря где. В постели — пять баллов тебе, Марьяна. Но я, к сожалению или к счастью, вышел из того возраста, когда отношения определяет постель. Да и супружеская постель определяется не только сексом, а чем-то более глубоким. Местом, где хорошо засыпать и просыпаться с человеком. У нас этого не было.

Снова тишина. Марьяна не возражает. Трудно опровергнуть правду.

— Платон, я стану, какой ты хочешь. Не оставляй меня. По факту, кроме тебя и дочери, у меня никого нет.

— Марьяна… — теперь стону я. В ее словах есть доля правды. Ее родители давно погибли. Ее старшая сестра замужем за американцем и живет где-то в Далласе. Подруг как таковых у нее нет. Только такие же гламурные завистливые дивы. И если Марьяна лишится статуса жены Вертинского, все благополучно про нее забудут. Мне немного ее жаль. Как человека. Но жалость — это не то, ради чего можно жить с женщиной.

— Ладно. Хорошо. Через два часа я буду в кафе. Там поговорим, — решительно произносит Марьяна и сбрасывает звонок.

Это будет сложнее, чем я полагал. Гораздо сложнее. Марьяна в отчаянье.

ГЛАВА 16

ГЛАВА 16

Платон

Для встречи я выбрал место в кафе, для того чтобы избежать очередных истерик Марьяны. Хочется все решить спокойно. Нет, я не тиран и не собираюсь отнимать у Марьяны дочь. Мне принципиально, чтобы Валерия осталась со мной. Всегда рядом, всегда на глазах. Я не знаю, как иначе, категорически не понимаю отцов, которые после развода не видят детей. Даже встреч раз в неделю мне не хватит.

Несмотря на то, что я дал Марьяне два часа, она опаздывает. Но время никогда не имело для нее значения. Оно эфемерно. Она живёт вне времени, согласно собственным ощущениям, ей чужда пунктуальность. Но я терпеливо жду. Мой адвокат составил адекватный договор. Я не хочу опускаться до шантажа, не хочу копаться в ее грязном белье. Потому что это и мое белье тоже. Я все это допустил! Но если она вынудит, ради дочери я опущусь и до такого. Арон обещал, что через несколько дней у меня будет достаточно рычагов давления.

Марьяна появляется с опозданием на полчаса. Собранная. Она всегда была ухоженная и стильная. У нее хороший вкус. На ней строгое платье, туфли, уложенные волосы, но на этот в образ монашки совершенно не вписываются солнцезащитные очки. Неудивительно, похмелье дает о себе знать.

— Привет, — тянется ко мне за поцелуем, отворачиваюсь, ее помада смазывается у меня на щеке. Пока Марьяна, сжимая губы, присаживается за стол, стираю помаду салфеткой. — Как быстро я стала тебе противна, — с претензией в голосе усмехается она, снимая очки. Немного опухшая, но все грамотно замаскировано косметикой.

— А как ты хотела? — немного нервно выдаю я. — После твоих загулов я должен лезть в эту грязь?!

Марьяна сглатывает, стреляя в меня яростным взглядом.

— Я уже грязь? Ты свечку держал, ловил меня за руку? Да, я совершила некоторые ошибки. Но…

— Даже не хочу обсуждать твои «ошибки». Это уже твои дела. Давай перейдём к главному, — протягиваю ей копию договора.

— Что это? — недоверчиво посматривает на бумаги. Игнорирует их, заказывая у официанта фреш.

— Это наше мирное соглашение, — поясняю я. — Почитай.

— Платон, — отодвигает бумаги. — Ну ты это все серьезно?

Закатываю глаза, пытаясь держать себя в руках. У меня железное терпение, но у Марьяны дар выводить меня из себя. Раньше это даже заводило, примирительный секс все решал. Сейчас раздражает. Тошно.

— Да, Марьяна. Да! Все очень серьезно. Мы разводимся. Наш брак изжил себя. Это все равно случилось бы рано или поздно. Страсть прошла. Больше между нами ничего не осталось. Нас ничего не связывает. Не считая моих рогов. Я довольно сдержанный, наверное, другой на моем месте убил бы.

— Вот! Ты обвиняешь меня, а сам никогда меня не любил.

Смешно. До истерики. И я смеюсь в ладони.

— Мы были не про любовь, Марьяна. И ты меня не любила. Не нужно сейчас изворачиваться. Просто почитай договор. Я тебя не обидел.

Она отпивает фреш и отворачивается к окну, так и не взглянув на соглашение.

— Может, ты и прав. Да, любви не было. Но сегодня я поняла, что за все годы очень к тебе привыкла и не представляю своей жизни без тебя.

— Марьяна… — на выдохе произношу я. Она привыкла к статусу, деньгам и, естественно, с этим не готова прощаться.

— Прошу, дослушай меня, — выставляет руки, призывая меня замолчать.

Замолкаю, пусть выскажется. Выслушать — это единственное, что я готов ей дать.

— Наш брак не идеален, я не идеальна. Нам есть, над чем работать. Я готова меняться. Я готова исправить все ошибки. Мы можем посетить семейного психолога. Я готова на все, только не на развод, — вполне серьёзно заявляет она, но в глаза не смотрит. А я внимательно ее изучаю. Не верю. Это от отчаяния. И даже если она честна, это ничего уже не изменит.

— Нет, Марьяна. Моё отношение к тебе поменялось. Этого уже не исправишь. Мое мировоззрение перевернулось. Давай разойдёмся спокойно. Друзьями быть не обещаю, но и в помощи тебе никогда не откажу. Ты мать моей дочери, и поэтому я тебя уважаю. Все. Почитай соглашение. Взвесь все «за» и «против», прими правильное решение.

Зову официанта, чтобы расплатиться за заказ.

— Нет. Ничего читать я не буду, — демонстративно рвет копии на моих глазах. — И дочь тоже не отдам. Развода не будет! — уже более агрессивно выдает она, прекращая играть жертву. — Где Лера? Я хочу ее забрать. Я имею право!

— Нет! Подавай тогда в суд. Не хочешь по-хорошему — будет по-плохому, — кидаю на стол деньги и отъезжаю. Хочется глотнуть воздуха. Хочется напиться, отключить мозг… Но больше всего хочется увидеть Алису. Просто прикоснуться, поговорить, вдохнуть чистый запах и…

По дороге домой попадаем в пробку.

Раздражает.

Весь центр стоит.

Разговариваю по телефону с Лерой, потом с ее водителем, прося не упускать ребенка из виду и не отдавать Марьяне. Я не хотел этой войны, но Марьяна вынуждает. Как мне теперь объяснить ребёнку, почему она не может увидеться с матерью? Нет, я не эгоист и не чудовище. Только не нужна ей Валерия. Марьяна свалит все на нянек, а сама будет муштровать дочь. Мое решение позволить Марьяне видеться с Лерой по желанию — тоже во благо.

Пытаюсь работать на планшете, но сосредоточиться не выходит. Оттягиваю ворот душащей рубашки и отворачиваюсь к окну.

Дождь начинается.

Осень в этом году холодная и мокрая. По тротуару спешат люди. Какой-то парень в неформальных шмотках хватает девочку, перебрасывая ее через плечо и смеясь, куда-то тащит. Не вижу лица девушки. Волосы длинные, каштановые, блестящие, как у Алиски. И рюкзак, и платье… чертово короткое бордовое платье, которое было на ней с утра. Она дёргается, бьет парня по спине, одновременно пытаясь прикрыть попу, одергивая платье.

На секунды я забываю, что не могу ходить, дергаюсь, открываю дверь в желании оказаться рядом с ней и забрать девочку домой. Наступаю на ногу и тут же падаю назад в кресло. Стискиваю зубы, зажмуриваясь, матерюсь про себя. Больно. Но физическая боль тут же отступает на второй план. Чертовы ноги. Беспомощность приводит в ярость. Я могу только наблюдать, как какой-то утырок отпускает ее, ставя на ноги, открывает дверь кафетерия, театрально кланяется, пропуская Алису вперед, а она, улыбаясь, заходит внутрь.

Улыбается…

Моя девочка позволяет ему себя лапать и улыбается.

Она не умеет притворяться, всегда искренняя.

А я не могу сдвинуться с места.

Жалкое зрелище, мать вашу!

Зажмуриваюсь и со всей силы впечатываю кулак в спинку переднего кресла, так что мой водитель подлетает на месте, но у него хватает ума не комментировать мое безумие. Поток рассасывается, и мы сдвигаемся с места.

Ну а как ты хотел, идиот?

Она такая молодая, красивая, будет сидеть и покорно ждать тебя, инвалида с багажом в виде развода?

Женщину нужно забирать. Но, пока я не встану на ноги и не разведусь, это невозможно и даже низко.

«А дождётся ли она тебя?» — вкрадчиво, издеваясь, шепчет внутренний голос. Хочется биться головой о стену. А может, и правда прошло… В ее возрасте так бывает. Встретила молодого, неформального, веселого, сравнила и…

Хочется крушить все вокруг. Хочется вернуться назад и все-таки ее забрать. Вот так, внаглую утащить с собой, и плевать, если у нее все прошло. Вернется…

Только состояние не позволяет вот так внаглую. И я уже вбиваю свой кулак в ногу, вызывая очередную вспышку боли, чтобы хоть как-то перекрыть бурю негативных эмоций.

ГЛАВА 17

ГЛАВА 17

Алиса

— Ты улыбаешься, — произносит Макс, когда я специально закусываю губы, которые предательски растягиваются. Он делает все, чтобы поднять мне настроение. Мы прогуляли последние пары, и нам не стыдно. Все мои мысли не об учебе. Нет, я не даю Максу шансов, он сам их берет. Внаглую утаскивая меня в кафе. В прямом смысле закидывая на плечо. Это смешно. Правда, смешно. И я не могу сдержаться. Макс забавный. Действительно хороший парень. И его тату на руках, джинсы с цепями, кожаные перчатки без пальцев и толстовка с черепами меня уже не смущают. Есть в нем что-то мистическое.

Болтаю с ним, ем мороженое, запивая капучино, и в сотый раз задаюсь вопросом: почему не он? Это же так просто — влюбиться в ровесника, который неравнодушен к тебе, и никаких проблем. Но я не выбираю лёгкие пути. В моей голове столько мыслей, что, кажется, голова тяжелеет.

— Можно пару вопросов? — спрашивает Макс, покручивая свою чашку с кофе.

— Ну попробуй.

— Виновник твоего плохого настроения — мужчина?

— Нет, — качаю головой. — Я не буду отвечать. Даже не пытайся.

— Окей, — выставляет руки вперёд. — Забыли. Тогда предложение.

Выгибаю брови, призывая его продолжать.

— Я так понимаю, домой ты не торопишься?

— Не тороплюсь… — вздыхаю.

— Пошли в кино?

— Макс…

— На любой фильм. Какой хочешь, ради тебя я готов стойко выдержать даже мелодраму.

— Нет, таких жертв мне не нужно, — опять улыбаюсь. Макс забавный. Я ценю его желание мне угодить. Даже грустно, что я такая дура и не могу никого полюбить, кроме Платона. — Дело не в фильме… Спасибо за поддержку, но нам не стоит проводить время вместе.

— Почему? Ты вроде не похожа на социопатку?

— Ну при чем здесь это? Я — за дружбу, а ты — за нечто большее.

— Я хоть раз упоминал о большем? — смотрит на меня, прищурившись. — Девушка, прекратите ко мне приставать. Я за дружбу.

Лжет, конечно. Но смешно.

— Я не верю в дружбу между мужчиной и женщиной.

— Отчего же?

— Кто-то обязательно хочет больше, или между ними уже что-то было.

— Интересная версия, — усмехается Макс. — Проверим?

— Макс! — закрываю лицо руками. Он мне нравится. Правда, очень нравится. Но как друг. И если бы я не чувствовала от него явную симпатию, то была бы рада такому другу. Хотя, что я понимаю в мужчинах? Как выяснилось, ничего.

— Окей. Ладно. Черт с ним с кино. Вечером Ден приглашает всех в клуб отпраздновать его очередную победу. Пойдёшь? Никакого интима, как в кинотеатре. Много народу, большая компания, возможность перезагрузиться и все выкинуть из головы.

— Нет, я не пью, да и не знаю там половины.

— Достаточно, что их знаю я. Познакомишься. И пить необязательно.

— Нет, Макс, прости…

Меня, как бедную родственницу, всё-таки пустили к себе Арон и Саша. Я стараюсь им не мешать. Но пока Арон с сыном на тренировке, мы с Сашкой валяемся на кровати и смотрим в их зеркальный потолок.

— Ужас, как ты здесь просыпаешься? — смеюсь я. — Смотреть на себя с утра — то еще зрелище.

Показываю язык, корча себе рожицы.

— Ну, с утра я не на себя смотрю, — улыбается она.

— И вообще зеркальный потолок — это пошло, — шучу я.

— Ммм, — закрывает глаза. — Очень-очень пошло.

А я краснею, представляя себе, как это.

— Даю сто процентов, что такое придумал Арон.

— Да, — тянет она. Переворачиваюсь на живот, иначе мне кажется, что в этом зеркале отпечатались все самые интимные картинки семейной жизни Арона и Саши.

— Саш? — смотрю на нее, отмечая, что она очень женственная. Нет, красивая конечно, но больше женственная, тонкая и одновременно есть в ней что-то игривое, сексуальное. Я не такая.

— Ммм?

— А твой первый мужчина Арон?

Она открывает глаза, осматривая меня.

— И нет, и да, — опять закрывает глаза.

— Это как?

— Если ты про первый секс, то нет, это, к сожалению, был не Арон. Если про первого мужчину, то да. Это он.

Смеется, видя мое удивление.

— Понятнее не стало. У тебя первая была женщина? — округляю глаза.

— Нет, — закрывает лицо руками. — Я имела в виду, что мой первый… он и не мужик вовсе, и секс с ним мне не принес никакого удовлетворения. И вот совсем неважно, кто технически первый. Важно — с кем ты это физически ощутила.

— Да?

— Стой! — садится на кровати. — Не принимать мои слова как руководство к действию! Лучше если это случится с тем, кого любишь, там и ощущения совсем другие.

— Да я и не собиралась действовать. Просто спросила.

Опять падаю на спину и смотрю на себя в зеркало.

— Все у тебя еще будет. Не спеши. Платон слишком ответственен, чтобы совершить это спонтанно. Он встанет на ноги, почувствует себя полноценным мужчиной, и все будет.

— Да я не про него, — фыркаю. Хотя, конечно, про него. И сразу накатывает дикая тоска.

— Ну, да. Ну, да, — Саша встает с кровати и идёт к зеркалу, собирая растрёпанные волосы в высокий хвост.

Вздыхаю. Как долго может быть больно. Когда-то ведь отпускает?

На мой телефон приходит сообщение. Платон. Не хочу читать, но читаю. Не могу его игнорировать. Я только имя его вижу на экране мобильного, а сердце уже разрывает грудную клетку.

«Выйди, пожалуйста, во двор».

Встаю с кровати, выглядываю в окно и вижу Платона в беседке. Если выйду и начну разговор, то сдамся. А я пока не готова. Но ноги уже несут меня вниз.

Надеваю куртку, выхожу. Холодно сегодня, но красиво, хоть и пасмурно. Двор усыпан ярко-оранжевыми листьями. А капельки дождя на них, как бусинки. И воздух такой свежий.

Платон сидит спиной ко мне, руки покалывает от желания повиснуть у него на шее. Но я сжимаю кулаки и иду в беседку. Встаю рядом и молча смотрю на двор. Глубоко вдыхаю, улавливая запах этого мужчины, и мурашки по коже разбегаются.

— Как твои дела? — первая спрашиваю я, чтобы разбавить напряжённое молчание.

— Не могу сказать, что все хорошо. Но решаемо.

— Значит, не все так плохо, — глупо отвечаю я.

— Сядь, пожалуйста. Не могу разговаривать с тобой не на одном уровне, — указывает глазами на лавку. Сажусь, кутаясь в куртку. Он подъезжает совсем близко, и я отвожу взгляд.

— Ты права, моя девочка, — голос у него такой мягкий, тёплый и немного хриплый. Хочется крикнуть, что я не его. Но это неправда… — Пока я не разведусь и не встану на ноги, наши отношения не могут стать полноценными.

И тут мне хочется разрыдаться. Так громко и навзрыд.

— Да при чем здесь твои ноги?! — не выдерживаю, обнимаю его за шею, прижимаясь щекой к его теплой щеке. Дышу. — Для меня это не имеет значения.

— Для меня имеет. Я не чувствую себя мужчиной. Когда не могу догнать свою девочку.

Он тоже глубоко вдыхает мой запах возле уха и задерживает дыхание. Опускает ладони мне на колени, немного сжимает. А я запускаю пальцы в волосы на его затылке. Хочется доказывать ему обратное. Но если мужчина решил найти причину отдалиться, переубеждать его — все равно что вновь вешаться на шею. Это так жалко и горько.

— Нам нужно время. — Молчу, закусывая губы до боли. Но оторваться не могу. Мы словно прощаемся навсегда. — Мне нужно время, чтобы решить все проблемы.

Сжимаю его волосы на затылке со всей силы, молчаливо прося этого не делать. Мне кажется, я уже прокусила губу.

— Девочка моя, — так хрипло и ласково произносит он, что хочется кричать. — Это время и для тебя. Ты должна решить, нужно ли это тебе. Отбрось детскую влюблённость. Что останется в конечном итоге?

Я начинаю злиться. Хочется дать ему пощёчину.

Детскую влюблённость?

Детскую?

Он не воспринимает меня всерьёз?

— Вокруг тебя кипит жизнь. Молодость, энергия. Ты должна все прожить.

— Я вообще не понимаю, о чем ты, — отрываюсь от него. Откидываю его руки и соскакиваю с места.

— Алиса… — на выдохе произносит мое имя.

— Нет! Не хочу ничего слышать! Ты решил избавиться от меня? Да?! Я же ребенок?! Да?! — сама не понимаю, зачем кричу. Сжимаю кулаки, чтобы хоть как-то остановить свою истерику. И это тоже форма навязчивости. Дышу глубоко.

— Алиса, сядь, пожалуйста, и послушай меня! — тоже повышает голос.

— Нет, спасибо. Я все поняла, — уже спокойно и холодно говорю я. Меня топят, как котёнка, окуная в холодную воду, а я, дура, все лезу и лезу. Противно от себя. Ему нужно время. Пожалуйста! — Ты абсолютно прав! Мне нужно жить собственной жизнью! — ухожу. По факту снова убегаю.

— Нет, ты не поняла! — тоже со злостью кричит он мне вслед. Но я зажимаю уши и забегаю в дом. Пытаясь отдышаться, прижимаюсь спиной к двери. Вынимаю из кармана телефон и набираю Макса.

— Уже соскучилась? — хитро спрашивает он.

— Приглашение в клуб еще в силе?

— Конечно, лисичка.

— Заедешь за мной?

— Обязательно. В восемь. Очень рад, что ты передумала.

ГЛАВА 18

ГЛАВА 18

Алиса

Хороший клуб. Большой, один самых популярных у нас в городе. Музыка драйвовая, антураж впечатляет, народ приличный, никакого беспредела. Компания весёлая, Макс всегда рядом. Все просто отлично. Но мне не нравится. Хочется домой. Нет, лгу сама себе. Хочется к Платону. Но он все за нас решил.

Я понимаю. Развод, проблемы со здоровьем, но отчаянно не понимаю, почему мы не можем пройти это вместе. Значит, он меня исключает, как ненужный элемент… И от этого горько.

— Тебе не нравится? — на ухо спрашивает Макс и как бы невзначай касается моей ладони.

— Нравится, — наблюдаю, как его пальцы поглаживают мои. Приятно. Правда, приятно. Но… просто приятно и все, не сравнится с прикосновениями Платона, от которых ноги подкашиваются.

— Чего такая задумчивая? Просто расслабься и попытайся влиться в тусовку. Иногда полезно отключить мозг.

Киваю Максу, улыбаясь. Его наглые пальцы сжимают мои и не выпускают ладонь.

— Может, коктейль? Расслабишься? — Макс сам пьёт что-то голубое. Я равнодушна к спиртному. На Новый год пара глотков шампанского, и то, мне не нравится. Я люблю соки, домашний лимонад, вкусный кофе и молочные коктейли, не нахожу никакой прелести в алкоголе. Никогда не напивалась и не хочу.

— Нет, спасибо, — морщусь. — Я — сок.

— Какая хорошая девочка, — усмехается Макс. — Попробуй. Алкоголь не чувствуется. Он легкий, но расслабляет. Будем на одной волне.

Хочу взять его стакан, но он не дает мне его, а тянет к моим губам. Отпиваю, пытаясь отпустить ситуацию. Что Платон там говорил? Нужно прожить все. Вот я и проживаю.

— Вкусно?

— Да, необычно.

Макс щелкает пальцами официанту и заказывает для меня ещё коктейль. Его ладонь так и не выпускает моей руки. Пусть будет так. Я проживаю все, что должна прожить.

Рядом с нами на угловом диване, вокруг низкого стола, еще три пары. Дэн, наш университетский чемпион по айкидо. Да, спортсмены тоже пьют, отмечая победы. Рядом с ним его девушка, которую я не знаю. Как и остальные пары. У них свои темы для общения, и они увлечены беседой. Макс тоже в теме. А я… а я просто улыбаюсь и всё-таки пью коктейль. Правда, идёт легко, и даже не пьянит. Очень лёгкий. Парни много шутят, смеюсь, начиная расслабляться. Весело. Хорошая компания. Даже не замечаю, как коктейль в моих руках меняется на второй и третий. Но я трезва, просто расслаблена, и мне хорошо.

— Почему ты раньше меня никуда не приглашал? — спрашиваю у Макса и уже сама сжимаю его руку.

— Ты бы пошла? — переводит на меня блестящие глаза, расслабленно улыбается, наклоняется ближе и глубоко вдыхает.

— Не-е-ет, — усмехаюсь. На что он целует меня в нос.

— Ты такая лисичка.

Мне приятно…

Макс продолжает играть с моей рукой и беседует с друзьями. Отворачиваюсь, осматриваю зал. Застываю, натыкаясь на Марьяну. Она совсем рядом, за соседним столом, с двумя подругами, такими же, как она. Они действительно похожи, как клоны. Одинаковые губы, носы, платья, причёски. Сейчас модно подгонять себя под шаблон. Среди них один парень, явно младше лет на десять. Он подливает им шампанского, развлекая беседой. Мне бы отвернуться, но я во все глаза рассматриваю жену Платона. И вот она совсем не похожа на женщину, переживающую развод и скучающую по дочери.

— Ты их знаешь? — шепчет мне Макс.

— Да так, бывшая родственница.

— Родственники бывают бывшими? — усмехается парень и закидывает одну руку на спинку дивана, позади меня, практически обнимая.

— Эта — бывает, — фыркаю я.

Марьяна поднимает глаза и натыкается на меня, тоже изумленно замирает, усмехается, скользя взглядом по Максу, и салютует мне бокалом шампанского.

— Да пошла ты, — говорю одними губами, но, судя по выражению ее лица, Марьяна понимает. Отворачиваюсь. Хочется сбежать домой, но я не буду этого делать.

Все уходят танцевать вниз, в толпу, поближе к ди-джею. А я буквально чувствую на себе взгляд Марьяны. Он бьет мне в спину. Лопатки горят.

— Ну что ты опять такая наряженная? — немного пьяно усмехается Макс, но это видно только по его блестящим глазам и улыбке.

— Да все хорошо, — выдыхаю. Действительно, что это я?

— Мне нравится твое платье, — говорит он, прикасаясь пальцами к моей спине. На мне черное кружевное платье. Почти классика. Нет, оно не просвечивает, все прилично, за исключением длины. Я редко такие ношу, по великим праздникам или по настроению. Сегодня как раз такое настроение.

— Макс, твои руки обнаглели, — одёргиваю его ладонь с моей спины.

— Да? — наигранно удивленно произносит он. — Руки, вы чего?! Не позорьте меня.

Смеемся.

— А пошли танцевать, — хватает меня за руку и тащит вниз так быстро, что я едва успеваю.

— Макс! Макс, стой!

Но останавливается он только на танцполе в толпе. Голова кружится, по телу разливается приятное тепло, музыка заводит. Я словно только сейчас опьянела.

— Я танцую не очень.

— Ой, вот только не нужно мне лгать. Ты танцевала на осеннем балу.

— Так это классика, — усмехаюсь я.

— И тут тоже все просто. Отдаёшься музыке и все. Я помогу тебе.

Разворачивает меня к себе спиной, прижимается к моей спине и начинает двигаться, удерживая меня за талию. Застываю. Слишком близко…

— Поймай мой ритм, — шепчет мне на ухо. Голова кружится сильнее, и я отдаюсь музыке. Так и правда легче. Мы танцуем очень близко, но мне приятно. Мне хорошо, впервые за долгое время выкидываю все из головы и просто проживаю момент. — А говорила, не умеешь, — усмехается мне на ухо.

На самом деле это Макс крутит меня, как хочет, я всего лишь следую за ним и музыкой. Закрываю глаза и плыву. Не знаю, сколько проходит времени, в какой-то момент Макс тянет меня куда-то, и я иду. Темно, музыка становится тише, спину обжигает холодная стена. Руки Макса зарываются в мои волосы.

— Я мечтал об этом с первого взгляда на тебя, — шепчут его губы, почти касаясь моих. — Такая сладкая девочка. Прости меня, не друг я тебе, — он сильнее прижимает меня к стене и стискивает талию, хрипло дыша, а потом целует, впиваясь в мои губы. Мне кажется, я в ступоре. Тело словно парализует, не могу ни вдохнуть, ни выдохнуть. Я как пластиковая кукла, ничего не чувствую, не отвечаю и не дышу. — Алиса, — кусает губы, добиваясь взаимности. И тут я прихожу в себя, упираюсь ладонями в его грудь, пытаясь оттолкнуть. Но в парне столько силы, что он даже не отшатывается.

— Макс… Максим… — мычу ему в губы, колочу по спине. — Отпусти меня! — почти плачу.

Боже, какая я дура!

Тошнит.

Это же не он виноват.

Это я…

Я позволила ему все это, дала повод!

— Ну, пожалуйста, опусти, — уже жалобно пищу, чувствуя, как по щекам скатываются слезы. Максим замирает. Отстраняется, заглядывает мне в глаза, но не отпускает. Его тяжёлое дыхание опаляет кожу. Кажется, я мгновенно трезвею, и вся эйфория улетучивается вместе со спиртным. Толкаю его со всей силы. Мне не хватает воздуха и пространства. Отпускает, разжимая пальцы.

— Я все испортил, да? — с каким-то болезненным сожалением спрашивает он.

— Это я все испортила… — утираю слезы, видимо, размазывая косметику. Оглядываюсь. Мы рядом с туалетами, в полумрачном коридоре. Убегаю в дамскую комнату, запираюсь. Открываю холодную воду, умываюсь, но больше всего тру губы, чтобы стереть чужие поцелуи. Противно и тошно. Тошно от самой себя.

Вытираюсь бумажными полотенцами, смотрю на себя в зеркало и зажмуриваюсь. И ведь ничего сверхъестественного не произошло. Парень пригласил в клуб, я согласилась, он угощал коктейлями, я принимала, он прикасался, я не возражала. Логично, что Максим принял это все за руководство к действию. Я позволила.

Маленькая идиотка Алиса влюблена во взрослого мужчину, который ее отталкивает. А там, за дверьми, есть хороший парень. Кто виноват? Алиса… Потому что дура малолетняя.

Выхожу из туалета в надежде вернуться за сумкой и быстро ускользнуть домой. Но Макс стоит рядом, облокачиваясь на стену, с моей сумкой в руках.

— Спасибо, — забираю у него сумку. Уверенно иду к выходу. Максим — за мной.

Боже.

Мне было бы легче, если бы он не пошёл за мной. Обиделся. Возненавидел… Все что угодно. Только не вот это…

Забираю куртку, быстро одеваюсь и буквально выбегаю на улицу. Я могу позвонить водителю, и за мной приедут в течение десяти минут. Но я не хочу, чтобы кто-то видел меня такой заплаканной и жалкой.

— Я довезу, — Макс щёлкает сигнализацией своей машины.

— Нет, ты выпил…

— Тогда такси?

Киваю.

Мы идем к желтым машинам на стоянке. Макс договаривается с водителем, фотографирует номера такси и открывает мне дверь. Похоже, он тоже отрезвел.

— Максим… Ты прости… Я такая дура… Нет, ты хороший парень… Очень… Но… — что-то мямлю.

— Алиса, ты сейчас только еще больше меня унижаешь. Не говори ничего. Я все понял, — с горечью усмехается он. — Напиши, как доедешь.

— Хорошо, — киваю и быстро сажусь в машину. Такси срывается с места. Оглядываюсь, а Макс так и стоит на стоянке, прикуривая сигарету. Не знала, что он курит.

Всю дорогу тихо рыдаю в руку и ругаю себя. Я так запуталась, что даже не могу справиться с собой и понять, чего хочу. Мужчина, которого я люблю, отталкивает меня, а парня, который неравнодушен ко мне, отталкиваю я.

Очень надеялась тихо проскочить в дом и дойти незамеченной до комнаты. И у меня почти получилось… Если бы не Арон, который неожиданно вышел мне навстречу.

— Поздно… — констатирует он. Киваю. Хочу его обойти, но мужчина преграждает мне дорогу. — И как клуб?

— Откуда ты знаешь, где я была? — стараюсь не смотреть на него.

— Я все знаю. А что с лицом? Плакала?! — уже серьезно спрашивает он. — Кто тебя обидел? — голос становится жестким. Он всегда такой. Его настроение может меняться в секунды. Особенно если дело касается семьи.

— Да я сама себя обидела… Можно я пройду в комнату и переживу это в одиночестве?

— Натворила глупостей? — прищуривается.

— Почти, — выдыхаю, облокачиваясь на стену.

— Ох, отшлёпал бы я тебя на месте Платона, — ухмыляется.

— В том-то и дело, что ему все равно.

— Ошибаешься, — Арон пропускает меня, и я спешу запереться в комнате. Я последнее время постоянно ошибаюсь…

ГЛАВА 19

ГЛАВА 19

Платон

— Папа, — тянет Лера, заканчивая собирать рюкзак в школу. — А мы совсем теперь не будем жить с мамой?

— Жить — нет. Вы будете встречаться. А ты бы хотела жить с ней? — задаю вопрос, который должен был задать изначально. А у самого сердце сжимается: а что, если Лера ответит да?

— Нет, но я скучаю.

— Вы скоро обязательно встретитесь. Позвони ей. — Дочь кивает. А мне снова хочется придушить Марьяну. За всем время она могла хотя бы позвонить дочери и спросить, как у нее дела. — Иди сюда, зайка.

Лера оставляет рюкзак и забирается ко мне на колени. Обнимаю дочь, вдыхая запах ее волос.

— Мы сделали что-то плохое? — вдруг спрашивает она.

— Почему ты так думаешь? — заправляю ее локоны за ушки.

— Мама с нами не живет. Алиса тоже переехала к Арону.

Глубоко вдыхаю, крепче прижимая к себе дочь.

— Лерочка, ты же у меня большая девочка? — Кивает. — Так вот мы с твоей мамой разводимся. Так бывает… Мы не можем больше жить вместе. Но мы всегда останемся твоими родителями и будем тебя любить. Мама просто переживает и пока не может тебе позвонить. Но, думаю, будет рада, если это сделаешь ты, — лгу дочери, но по-другому не могу, не хочу рушить в ее голове образ и так не идеальной матери. — Алиса… — тут мне труднее. Потому что я сам не понимаю ее поступков. — Алисе надо заниматься, и ей там спокойнее. Она вернётся. Вы не общаетесь?

— Общаемся, мы вчера во дворе гуляли. Она мне прическу сделала.

— Вот и спроси у нее, когда она вернется. — Лерка опять кивает. — Ну все, давай чистить зубы и спать. Завтра рано в школу. Но сначала целуй меня, — подставляю щеку. Дочь чмокает меня и спрыгивает с колен, убегая в ванную.

Выезжаю в гостиную. Мне, как и прежде, доступен только первый этаж. Поэтому наши с Лерой комнаты на первом.

В гостиной меня ждет Арон, покручивая в пальцах флешку.

— Давай в кабинет, — предлагаю ему. Рыться в грязном белье всегда неприятно. И совсем отвратительно, когда это касается тебя лично. Арон кивает и идет в кабинет Мирона. Старшего брата нет, он на конференции в Праге.

Арон закрывает дверь, садится за рабочий стол и включает компьютер, подсоединяя флешку.

— Готов? — без шуток спрашивает он. Я не готов, но выхода у меня нет.

— Давай, — киваю я.

— Итак. Каретникова Марьяна, до брака с тобой с девятнадцати до двадцати одного года гастролировала в Эмиратах. Надо признать, девкой она была элитной и дорого стоила, — усмехается Арон. — Совокуплялась исключительно на яхтах, дорогих виллах и исключительно с шейхами. Брала дорого, но не брезговала и групповухами. Доказательства и фото приложены. Будешь смотреть? Есть парочка впечатляющих фотографий.

— Не буду… — морщусь я.

— Итак, вернувшись на родину, продолжила карьеру, но уже ради великой цели — выйти замуж подороже. «Висела» с двумя депутатами, а в эпизодах со мной… С банкиром, пытаясь развести его с женой. Но ее только таскали, используя, не за бесплатно, конечно. На ее счету три аборта. Справки с частных клиник приложены.

— А потом она нашла лоха Платона Вертинского, — констатирую я. Меня уже тошнит от Марьяны. Но и от себя тоже.

— Нет. Платон Вертинский не хотел на ней жениться, а тоже пользовал, чтобы забыться, выплеснуть злость и горечь. И Марьяна это понимала. Поэтому пошла на отчаянный ход, забеременев. Благо, что ума хватило залететь от тебя. Может, она и шлюха, но не дура, понимала, что будут проверять.

Тру лицо руками. И вроде бы это все касается только Марьяны, но чувствую себя гадко я. Словно это меня все имели.

— Это все?

— К сожалению, нет. В браке с тобой ничего особо порочащего я не откопал. Видимо, все-таки боялась потерять свой «счастливый билет». До последнего момента… Расслабилась госпожа Каретникова. Закрутила с неким Демченко. Кстати, довольно профессиональный и популярный фотограф в своих кругах. Марьяна не побрезговала раздвинуть перед ним ноги, чтобы укатить на съёмки в Европу.

— Этот факт я знаю, — невесело усмехаюсь. — Надеюсь, все? — выгибаю брови.

— Ну, в принципе, да. Последнее время пару раз тусила в клубах, заливая горе в сопровождении подруг и местного альфонса. Но это уже не имеет значения. На флешке все: документы, справки, фото. Это копия. Вся информация у меня. На всякий случай. Я бы посоветовал запустить в сеть немного инфы о ее подвигах, самую малость, чтобы ударить по Марьяне и показать ей, что это всего лишь капля, и, если она не угомонится, ты обнародуешь все. Вы по-любому разведётесь. Не по-хорошему, так через суд, который не оставит дочь с такой матерью. Но, думаю, до суда не дойдёт. Марьяна не идиотка. У меня все, — Арон вынимает флешку и отдает мне. Сжимаю ее в ладони. В этом маленьком пластиковом прямоугольнике моя ошибка, грязь, в которую я добровольно окунулся, и одновременно моя свобода. Мне нужно с этим переспать. Хотя вряд ли я усну сегодня.

Утро тянется медленно. Я почти не спал, но мне хватило нескольких часов, чтобы начать новый день. Провожаю дочь в школу, пью кофе, беседуя с Миланой ни о чем, даже стараюсь работать, но постоянно посматриваю на часы. Я хочу, чтобы Марьяна окончательно проснулась и до конца осознала информацию, которую я ей предоставлю.

В полдень не выдерживаю и оправляю ей пару самых «красочных» фотографий из Эмиратов. С подписью: «У меня есть полная коллекция твоей грязи, обменяю на мирное соглашение и развод». Жду, смотря в окно на моросящий холодный дождь. Я очень надеюсь, что мы не будем позориться и выливать эту грязь суду и общественности. Марьяна долго не отвечает, хотя мое послание прочитано.

«Приезжай», — наконец через час отвечает она. Я не хочу войны. Но этот бой мне вновь придётся пережить. Надеюсь, он закончится ее капитуляцией.

Беру флешку, соглашение и отправляюсь к жене. Надеюсь, к бывшей…

У меня есть ключи, но я стучу в дверь. Это уже не моя квартира. Но даже если бы я не оставил ее Марьяне, то все равно бы продал. Не хочу оставлять себе ни единого воспоминания об этом браке.

Марьяна открывает быстро. Сегодня совершенно не собранная. Босая, в халате, волосы небрежно заколоты наверх, без косметики и прикрас. Даже выглядит моложе. И ведь красивая, статная женщина, могла бы многого добиться, но выбрала грязь. Если раньше я испытывал злость и ярость, то сейчас осталось только пренебрежение.

Марьяна проходит в гостиную, садится на диван и демонстративно отворачивается к окну, строя из себя оскорблённую невинность. Но молчит, сказать нечего.

— В общем, так. Вот флешка со всей твоей грязью до сегодняшнего дня, — опускаю флешку на столик. — А это соглашение. Сейчас ты собираешься, и мы едем к адвокату. Подписываем бумаги и быстро, мирно разводимся. Все в силе: квартира, машина и сумма денег — твои. Дочь видишь по желанию. Все.

— А если не подпишу, ты будешь меня шантажировать?! — зло спрашивает она, продолжая смотреть в окно.

— А если не подпишешь, мы все равно разведёмся. Только громко и некрасиво. Твоя грязь польётся со всех щелей, и я уже не буду столь терпим и добр. Буду судиться за каждую копейку, чтобы оставить тебя с голым задом. И, естественно, буду настаивать на том, чтобы тебя лишили материнских прав, — делаю паузу, позволяя ей переварить. Она молчит, по-прежнему смотря в окно, и сжимает губы. — Наверное, не нужно объяснять, что сил и возможностей у нашей семьи хватит, чтобы задавить тебя.

— Вот только не нужно мне угрожать! — взрывается Марьяна, резко разворачиваясь ко мне. — Я никогда не строила из себя девственницу! Да, в красках не рассказывала о прошлом, — она соскакивает с дивана и начинает расхаживать по комнате. — Но и не говорила, что у меня его не было. Ты не интересовался! А теперь ты решил, что я грязь?! — кричит, срываясь на истерику. Молча слушаю, стараясь дышать ровно. — И, кажется, тебя все устраивало? — усмехается. — А сейчас ты вдруг начал строить из себя святого и правильного. Ты у нас отец-герой, а я грязь? Захотелось выкинуть меня, как использованную вещь, и взять новую невинную? Но что-то я сомневаюсь, что твоя Алиса святая. Ты вообще уверен, что она невинна и чиста?! А?! Что она сидит и ждет тебя?!

— Ну что ты несешь? Не нужно брызгать ядом и обливать всех вокруг.

— А ты, я смотрю, не в курсе? Так у меня тоже для тебя кое-что есть, — вновь язвительно усмехается, хватает свой телефон, что-то листает и протягивает мне. — Смотри.

Закатываю глаза, откладывая телефон на стол.

— Нет, ты только посмотри, — настаивает она. Хватает телефон, включает экран и тычет мне в лицо.

Там Алиса… клуб. Неоновое освещение, но у Марьяны хорошая камера. Девочка вместе с неформальным парнем, в ее руках бокал, улыбается, пока парень обнимает ее за плечи. Марьяна перелистывает фото, и вот они уже танцуют. Очень откровенно танцуют… Он прижимается к ней сзади, обвивая руками талию. Не похоже, что Алисе это не нравится. Она наслаждается, откинув голову ему на плечо. Внутри меня начинает скапливаться что-то очень болезненное. Я смотрю только на его руки на теле моей девочки, и мне хочется их сломать. Внутри все горит от ревности. Когда я понял, что мне изменяет жена, то не испытывал даже половины того, что ощущаю сейчас.

Отталкиваю от себя руку Марьяны вместе с телефоном.

— Нет, подожди. Самое интересное впереди, — триумфальным голосом заявляет Марьяна. И включает видео. Вырываю из ее рук телефон, всматриваюсь. Темно, но я четко понимаю, что там Алиса и тот парень. Музыка звучит глухо, они в каком-то коридоре с подсветкой пола. Парень прижимает ее к стене и целует. Всего десять секунд, и видео обрывается. Но мне достаточно, чтобы внутренне разорвало на ошметки, до горечи пепла во рту. Дышу глубоко, чтобы оставаться непроницаемым для Марьяны, которой нужны мои эмоции.

— Не такая уж и святая, — Марьяна вновь садится напротив меня, но смотрит уже с триумфом.

— Личная жизнь Алисы никак не относится к нашему разводу. Мы едем к адвокату? Или будем судиться? — холодно спрашиваю я.

— Едем! — нервно кидает Марьяна и поднимается наверх собираться.

ГЛАВА 20

ГЛАВА 20

Прошло два месяца

Алиса

Осень прошла. Уже конец декабря. А его нет… И мне дико тоскливо, особенно учитывая то, что мы больше не разговаривали. У меня не хватает духа, а Платон…

Он уехал на реабилитацию. Слишком быстро и неожиданно для всех. Особенно для меня. Собрал вещи, перевел Леру на дистанционное обучение и уехал на восстановление в Германию. Я даже попрощаться не успела, пришла с университета, а они уже чемоданы грузят. Только Лерка счастливая вокруг меня скачет, спрашивая, что мне привезти из Германии.

А я стою растерянная, глазами хлопаю и слова сказать не могу. Только смотрю на то, как Платон прощается с Ароном, Мироном, даже Миланка его целует, а я не могу сдвинуться с места. Он лишь кивает мне и пересаживается в машину. Все расходятся, а я так и стою, смотря, как машина увозит его далеко и надолго.

В тот день я прорыдала в своей ванной весь вечер.

За что он так со мной?

Наигрался и понял, что я ему не подхожу?

Хотя над чем тут сокрушаться. Платон никогда меня не любил.

Никогда!

Я для него всего лишь капризный и навязчивый ребенок. И от этого так горько, что хочется кричать. Что я и делала. Кусала подушку и кричала в нее. И его ненавидела так же сильно, как любила. Всех вокруг ненавидела.

Три дня не ходила в университет, притворяясь больной. Милана знала причину моей «болезни», поддерживала, что-то объясняла про то, что Платону нужна реабилитация. Я все понимала. Все. Это здоровье, и оно выше всего. Вот только со мной он не посчитал нужным поговорить… Я недостойна даже звонка и сообщения.

Все два месяца мне писала только лишь Лера, рассказывая, как замечательно в Германии и что они успели посмотреть. Им хорошо там. Про отца я у нее не спрашивала, так же как и он про меня. Все так быстро закончилось… Даже не начинаясь.

Милана сказала, что Платон развёлся с Марьяной. Быстро и тихо. Удивительно, что Марьяна согласилась на все условия. Но, говорят, Платон знал, на что давить. И вот он уже больше месяца свободный человек и стоит на ногах. Но возвращаться не торопится. Я решила вычеркнуть Платона Вертинского из своей жизни.

Никто не знает, сколько раз я строчила ему письма на почту, набирала сообщения и хотела позвонить. Но в последний момент запрещала себе это делать. Как-то Саша сказала очень правильную вещь. Если мужчина хочет видеть женщину, он горы свернет, но встретится с ней, объяснится и даст понять, что она ему дорога. Платон даже пары слов мне не написал… Даже такая дура, как я, поймёт, что ему не нужна. Все, точка.

— Я присяду? — спрашивает Макс, приводя меня в себя. Я в кафе, возле универа, пью капучино и смотрю на кружащийся снег за окном.

— Да, конечно, — улыбаюсь. Мы нормально общаемся, но уже без намёков на отношения. Несмотря на то, что Платон отдалился от меня, я все равно не горю желанием пробовать отношения с кем-то другим. Мне никто не нужен. Не могу… — Где проведешь новогодние каникулы? — спрашивает он, заказывая себе кофе.

— Не знаю, — пожимаю плечами. — Нет планов — наверное, дома.

Последнее время я живу в каком-то вакууме. Хожу на учебу и домой. С кем-то общаюсь, даже иногда смеюсь и улыбаюсь, но все словно в тумане. Мне ничего не хочется: ни праздника, ни веселья. Меня ничего не интересует. Я просто живу. Все, что меня пока отвлекает, это прогулки по городу и музыка в наушниках. Но я очень надеюсь, что это когда-нибудь закончится.

— Новый год с семьёй — тоже хорошо. — Киваю: наверное, это хорошо.

— А ты? — интересуюсь у него, чтобы отвлечь внимание от себя.

— А я… — улыбается. — Нашел себе очень привлекательную Снегурочку и планирую все выходные зависнуть с ней.

— Ммм, хорошо, — я рада за него. Он смог переключиться. Мне бы так. — Она из университета?

— Да, с первого курса, — с улыбкой отвечает он. Видно, что девушка ему нравится. И я рада. — У тебя все хорошо? — уже серьезно спрашивает Макс. Киваю. — Ты какая-то отстранённая последнее время.

— Да все хорошо. Пройдет, — отмахиваюсь я.

— Кто тебя обидел? Тот мужчина? Может, помочь? — искренне предлагает он.

— Нет, спасибо. Помощники у меня есть.

— Все-то у нее есть: и мужчина, и помощники; только настроения нет.

— Ну вот как-то так, — развожу руками. Смеемся.

Впереди новогодние праздники, сегодня двадцать девятое декабря, и я брожу по торговому центру, пытаясь сконцентрироваться на подарках для близких. Трудно выбрать подарки для тех, у кого все есть, а выдумывать что-то креативное — у меня нет настроения.

Натыкаюсь на сувенирную куклу в виде ангела с крыльями. Красивая. Ручная работа. Лерке понравилась бы. Она собирает таких кукол, но ее здесь нет… Я все равно покупаю этого ангела, упаковывая в красивую коробку. Пусть будет. Когда-нибудь они вернутся. Вспоминаю, что Яшка хотел игру на приставку, но Милана запрещала. Покупаю. Племянник будет рад, а с Миланой я договорюсь. Все вокруг весёлые, воодушевлённые. Музыка, елочки, шарики, снежинки, колокольчики создают настроение, а я не чувствую праздника. Совсем. Со мной впервые такое. Раньше я ждала Новый год, как самый главный праздник. Беру Саше и Милане чайные наборы с медовыми муссами и вновь бесцельно брожу по центру. Домой не хочется. Сажусь в кафе, заказываю десерт и какао с зефиром, чтобы хоть как-то поднять себе настроение.

Кручу в руках телефон и пишу очередное сообщение Платону. Это уже стало моим ритуалом.

«Привет, как дела?» — Удаляю.

«С наступающим». — Снова удаляю.

«Я очень скучаю. За что ты со мной так?» — И опять удаляю.

«А знаешь, я тебя уже не люблю. Детская блажь прошла. Можешь возвращаться, донимать не буду», — и это сообщение тоже летит в корзину. Откидываю телефон в сторону и поедаю десерт. Моя депрессия уже начала откладываться в боках и попе. Зато есть занятие на новогодние каникулы. Запишусь в зал, буду сгонять последствия плохого настроения. Я уже давно не рыдаю в подушку, я почти опустела. Кажется, потерян смысл существования. И кто придумал эту любовь?

Возвращаюсь домой вечером с кучей пакетов, полных подарков для близких. Мы будем праздновать одной большой семьей — так решила Милана. А после все разъедутся кто куда. Арон и Саша — на острова загорать. Милана и Мирон — на горнолыжный курорт. Мирон с Яшкой — кататься, сестра — просто дышать горным воздухом. Она у нас в положении. А я… А я остаюсь дома. Мне никуда не хочется.

Прохожу в дом, глубоко вдыхаю и застываю в прихожей. Первое, что я чувствую, это до боли знакомый мужской запах свежести с нотками бергамота, а потом слышу звонкий голос Леры.

Они здесь.

Платон здесь, я точно знаю.

Я безошибочно могу определить только по запаху его пальто на вешалке. В каком-то сумасшедшем порыве провожу рукой по ткани пальто и вдыхаю этот запах. Голова кружится, и сердце начинает колотиться, как сумасшедшее. Не могу сдвинуться с места и показаться ему на глаза. Нет, я до безумия хочу его видеть. Но не могу… Так и стою на пороге с пакетами в руках. У меня сейчас не получится беззаботно сказать «привет, как дела» и подняться наверх. Я не смогу заглянуть ему в глаза. Чтобы там прочитать очевидное. То, что между нами ничего не будет, да и не было никогда, разве только в моем воображении. Я ведь опять стану похожа на навязчивую собачку…

Голоса стихают, быстро раздеваюсь и, словно воровка, на цыпочках крадусь к лестнице, чтобы незаметно проскочить наверх. Мне нужно собраться и договориться с собой.

— Алиса! — навстречу мне неожиданно выбегает Лера и кидается обнимать. Блин! Я, правда, рада ее видеть, но сейчас так не вовремя. — Мы приехали!

— Я вижу, — улыбаюсь, обнимая ее.

— У нас для тебя подарки! Пошли! — хватает меня за руку и тянет в гостиную.

— Подожди. Давай потом, мне наверх надо, — пытаюсь ее остановить. Но девочка не слушается и уже затягивает меня в гостиную. А там он…

Платон твёрдо стоит на ногах, о чем-то беседуя с Мироном.

Мамочки…

Главное — дышать ровно и угомонить колотящееся сердце.

ГЛАВА 21

ГЛАВА 21

Платон

Несмотря на то, что я твердо стою на ногах, пока это даётся мне не так легко, как может показаться, о беге нет и речи. Хромаю, как бродячий пес, испытывая боль. Но это уже лучше, чем в инвалидном кресле.

Мы не планировали возвращаться еще как минимум месяц, но Новый год в чужой стране совсем не воодушевляет. Лерка заскучала, да и мне стало дискомфортно. Но я опять лгу себе, придумывая более рациональные причины моего возвращения. На самом деле я дико соскучился по моей хулиганке. Она мне снилась. Часто. Вот так, без разрешения вторглась в мою голову и творила там, что хотела, напоминая о себе. То рассказывала, что тоже скучает, то злилась за то, что я уехал, то кричала, что больше не любит. Такие реальные сны, что мне нужно было время после пробуждения, чтобы осознать, что это неправда. Решив, что нам нужно время и расстояние, я наказал сам себя. Это мучительно — знать, что моя девочка где-то там, возможно, уже забыла про меня, и все с моей подачи. Нужно было по-другому. Но на то время я был морально вымотанным, и мне казалось, что все правильно.

И вот я дома, на ногах и разведён. Я рад видеть близких и вдыхать запах родного дома. Но больше всего я хочу видеть Алису. Лерка накупила подарков и постоянно смотрит в окно, дожидаясь ее. Я тоже жду, но сдержаннее. Точнее, пытаюсь скрыть свое нетерпение. Возможно, я был слишком самоуверен, и меня уже никто не ждет… Но, черт… Даже не хочу об этом думать.

И вот она здесь. Лера тащит ее в гостиную. Довольная. Она по матери так не скучает. Марьяне Лера купила магнит, и то — потому что я настоял. А для Алисы у нас целый пакет.

Мирон хлопает меня по плечу и удаляется, ссылаясь на дела. Разворачиваюсь. Осматриваю девочку. Красивая. Трогательная. Растерянная. На ней вязаное платье, похожее на длинный свитер, волосы распущены, без косметики, такая лапочка. Руки покалывает от желания прикоснуться. Моя ли ты до сих пор?

Она молчит, точнее, разговаривает только с Лерой, стараясь не смотреть на меня. А я глаз оторвать не могу. От ее волос, разметавшихся по плечам, от улыбки, от мелких веснушек на носу, от порхающих ресниц. Оказывается, я не просто скучал…

Нога ноет, и я присаживаюсь на подлокотник, продолжая рассматривать Алису. А она холодна ко мне. Совсем. Даже не взглянула. Ее выдают только губы, которые она кусает. Она всегда так делает, когда волнуется.

Лерка ей показывает безделушки, заколочки, косметические наборы, шарфики и ещё много всякой ерунды, которой мы накупили. У меня для Алисы есть свой подарок. Но захочет ли она его принять?

— Спасибо. Пошли все рассмотрим в моей комнате, — Алиса хватает пакеты и тянет дочь наверх.

— Даже не поздороваешься? — усмехаюсь, но внутри неприятно жжет. Я тебя потерял, девочка моя?

— Привет, — скованно произносит она, пытается улыбнуться, но выходит бездарно плохо. Хватает за руку Лерку и вылетает из гостиной.

Это что еще такое?!

Сначала соскакиваю с места, иду за ней, несмотря на боль в ноге. Резкие движения мне пока противопоказаны. А потом останавливаюсь.

Там Лерка.

Хорошая ширма.

Молодец, Алиса.

Но нет, не получится. Мы поговорим. Ты посмотришь мне в глаза и все расскажешь про своего неформала. Я убежденный пацифист. Но с удовольствием съездил бы ему по морде.

Ухожу в свою комнату. Снимаю свитер, дышу. Прохожусь, собирая вещи дочери, на комоде стоит небольшая синяя коробочка с серебряным логотипом. Там колечко от «Булгари», которое стоило мне бешеных денег. Нет, не обручальное. Но мне почему-то очень хочется надеть ей на пальчик это колечко из переплетения белого и розового золота. Просто эгоистично хочется присвоить ее себе. Но вопрос: примет ли она это кольцо? Закрываю коробку, прячу в шкаф. Раздеваюсь и иду в душ.

Переодеваюсь в спортивные серые штаны и футболку, выхожу. На комоде разрывается мой телефон.

Марьяна… Она переписывается с Лерой и знает, что мы прилетели. С помощью моего адвоката мы развелись очень быстро. Соглашение подписано, претензий с обеих сторон нет, небольшая взятка — и мы свободные люди. Я выдохнул, словно сбросил груз с плеч. Но сейчас каждый ее звонок меня напрягает, даже не верится, что все так просто. Натура у нее такая — может бомбануть исподтишка.

— Да, — спокойно отвечаю я.

— Привет. Вы прилетели?

— Да.

— Как там Лерочка?

— Позвони, спроси.

— Ну что ты такой резкий? Она же ребенок. Я спрашиваю у тебя, как у взрослого человека. Как у нее дела? — нервно повторяет вопрос.

— У нее все хорошо. Не болеет. В школу пойдёт после каникул. Музыку бросила, записал ее на современную хореографию, — сухо отчитываюсь я.

— Ну какая хореография? Она же непластичная, — возмущенным тоном заявляет Марьяна.

— Лера так захотела! Кружки у нас — дело добровольное. Я не собираюсь насиловать ребенка музыкой, если она не хочет.

— Ей всего девять лет. Она сегодня хочет одно, а завтра другое. Будешь ей потакать?

— Да, буду. Буду водить, куда хочет. Сотни раз. Ребенок должен попробовать все и сам определиться.

— Так всегда. Ты ее балуешь. Она безалаберная, ничего не доводит до конца. Это твоё воспитание.

Сжимаю переносицу, пытаясь все переварить спокойно.

— А какое твое воспитание? Постоянные запреты на основе твоего нежелания понять ребенка и отсутствие времени для нее?! — всё-таки взрываюсь, повышая тон.

— Платон! Я…

— Все, закрыли тему. Ты что-то еще хотела?

— Да, я хотела встретиться с ней! — не просит — кричит в трубку, словно назло мне.

— Хорошо. Завтра. Я позвоню и сообщу время.

— Почему время определяешь ты? Этого в договоре не было.

— Я все сказал! — сбрасываю звонок, с грохотом откидываю телефон на комод. Нам вроде бы нечего делить, но у Марьяны дар выводить меня из себя.

Лерка забегает в комнату довольная.

— Алисе все понравилось, а еще мы завтра пойдем на каток. Можно? Мы уже договорились, — строит мне глазки. Хитрая.

— Мне казалось, что все должно быть наоборот. Сначала надо спросить, а потом договориться.

— Ну, пап, — тянет она.

— Ты завтра встречаешься с мамой.

Дочь сразу опускает глаза.

— Хорошо, — кивает, но без энтузиазма. Даже, можно сказать, расстроено.

— Подарок ей подаришь. Вы давно не виделись, — пытаюсь найти аргументы.

— Да, — соглашается Лера. — А потом можно на каток?

Киваю.

Несмотря на то, что мы с Марьяной развелись, мне неприятно, что дочь стала отдаляться от нее. С матерью должна быть связь…

— Хорошо, давай в ванну и спать. Сама справишься?

— Ну конечно, что я, маленькая, — фыркает Лера.

— Ты моя большая девочка, — целую ее в макушку и выхожу из комнаты. Пора пойти разобраться еще с одной хулиганкой.

Поднимаюсь наверх, подхожу к ее двери, заношу руку, чтобы постучать… Но ведь не откроет же. Нажимаю на ручку — открыто. Замечательно. Будоражит. Тысячу лет со мной такого не было, чтобы все внутри переворачивалось от предвкушения встречи с девочкой.

В комнате горит лишь светильник на тумбе, кровать расправлена, на столе — Леркины подарки, в кресле брошено ее вязаное платьице, колготки и белье, из ванной слышится шум воды…

Закрываю глаза, это так заманчиво. И почти невозможно контролировать. Срабатывают инстинкты, хочется войти в эту ванную и… Черт, в этой комнате все пропитано ей. Девочкой, которая когда-то давно, будучи ребенком, заявила, что выйдет за меня замуж.

Прохожусь по ее спальне, осматриваюсь. Книги на тумбе, в основном романы, но есть парочка серьёзных. Телефон, наушники, серёжки, фенечки, тетрадки. Какая она всё-таки девочка еще.

Вода в душе стихает, проходит несколько минут, и дверь ванной распахивается. Поворачиваюсь, Алиса застывает, смотря на меня во все свои красивые карие глаза. И, черт, все мои серьёзные и вменяемые речи теряются. Она в одном полотенце, волосы влажные, на плечах капельки воды, и румянец на щеках.

Мое дыхание сбивается, сглатываю. Ну что ты стоишь, моя хорошая, беги одеваться, иначе… А девочка застыла, не сводя с меня глаз. И даже когда я подхожу к ней вплотную, прижимая к стене, не отступает, только стискивает на груди полотенце и всхлипывает, закрывая глаза.

ГЛАВА 22

ГЛАВА 22

Платон

— Скажи мне, маленькая… — шепчу, наклоняясь к ее уху, глубоко вдыхая. Голова кругом от ее чистого запаха. Она так сладко дрожит, когда я ставлю руки на стену, отрезая пути к отступлению. Теперь не сбежит. Я на ногах, и наши силы не равны. — Ты меня ждала? — спрашиваю, касаясь губами ее виска. Мне так много хочется, и с нежностью это никак не связано. Я уже и забыл, как это — любить чистую и неискушенную девочку. За годы брака мое тело настроилось на грубость.

Молчит, кусая губы, глаза по-прежнему закрыты. Ее дыхание учащается, а щеки краснеют еще больше. Хочу. Боже, дай мне сил не взять ее прямо здесь и сейчас. Возле этой стены. Меня самого начинает потряхивать от желания. Слишком голодный. А с этой девочкой так нельзя.

— Алиса, открой глаза, — веду губами и аккуратно целую за ушком. Отстраняюсь, заглядываю в карие глаза. А там много всего, спектр эмоций. Неравнодушна. — Я очень скучал, — прикасаюсь пальцами к ее щекам, веду по скулам к губам, которые она уже искусала. Мягкие, тёплые, манящие.

— Не похоже, — шепчет она.

— Что? — я невменяемый сейчас, воспринимаю только язык ее тела. А оно много чего говорит.

— Не похоже, что ты скучал, — уже громче и увереннее заявляет она. Ммм, какая вкусная реакция. — И я не скучала, — упирается одной ладошкой в мою грудь, пытаясь оттолкнуть. Прям сейчас взял и отпустил. Даже не надейся, моя хорошая. — Ты уехал, не посчитав нужным со мной поговорить. Ты не писал мне и не звонил! Конечно. Кто я такая? Вот и я не скучала, — толкает меня. Перехватываю ее руку, прижимаю к стене. Второй рукой сжимаю подбородок, фиксирую и целую. Нет, не нежно. Жадно, всасывая, вторгаясь в её рот. Хочется стонать от удовольствия. Невозможно остановиться.

Девочка не отвечает, но и не сопротивляется. Податливая, приоткрывает губы, позволяя мне пить ее до дна. Рычу, когда она все-таки кусает меня за губу. Это заводит еще больше, кусаю ее в ответ и тут же ласкаю языком. Мы задыхаемся, Алиса дрожит и выгибаясь мне навстречу.

Отпускаю сладкие губы, покрываю поцелуями шею, прижимаюсь губами к трепещущей венке, прохожусь по ней языком, ловя ее тихий всхлип. Да, звучит моя девочка. Крышу срывает окончательно. Веду губами ниже, целую плечи. Руки уже не слушаются, сжимают талию, бедра, забираясь под полотенце, касаясь ее горячей, нежной кожи. Понимаю, что надо остановиться, но это же невозможно. Мне очень хочется. Задыхаюсь, оставляю ей засос на шее. Теряю разум окончательно, когда ее ладошка зарывается в мои вопросы на затылке, когда девочка постанывает и выгибается, предлагая себя.

Замираем, слыша стук в дверь. Вашу мать! Кто бы там ни был, скройся!

— Папа! Ты здесь? — пищит за дверью Лерка. Дергает ручку, и… Слава богу, я додумался закрыться. Утыкаюсь Алисе в плечо, пытаясь отдышаться. — Папа!

— Да, сейчас я выйду!

Отстраняюсь, заглядываю в пьяные глаза Алисы.

— А говорила, что не скучаешь, — усмехаюсь, быстро целуя в припухлые губы. — Я скоро вернусь, — отталкиваюсь от стены. Глубоко вдыхаю, пытаясь прийти в себя. Одёргиваю футболку, чтобы дочь не заметила моего состояния, и выхожу в коридор. — Что случилось? — голос хриплый, выдает меня с головой, надеюсь, что Лерка еще не соображает, что к чему.

— Я не могу найти ту сиреневую пижаму, которую мы купили на ярмарке.

Пижама…

Черт. Усмехаюсь сам себе, разворачиваю дочь и увожу в комнату.

Чемодан, который мы еще не разобрали, перевернут. Аккуратно выкладываю стопки вещей и, естественно, нахожу ту самую пижаму.

— Вот, — кидаю на кровать. Дочь хмурится, кутаясь в халат.

— Ее здесь не было.

— Просто магия, — усмехаюсь. — Это все, что ты хотела?

— Да, — кивает, разворачивая свою пижаму.

— Тогда переодеваться и спать.

— Ты опять к Алисе? А что вы там делаете?

Хороший вопрос. Чего только я ни хочу там сделать.

— Мы разговариваем, — иду к двери, но Лерка не унимается.

— О чем разговариваете?

— О будущем, — почти не лгу, там решается наше общее будущее. — Все, спать, — выхожу из комнаты. Тру лицо руками. Меня еще немного потряхивает от сладкой девочки.

Дергаю ручку ее двери — заперта. Тихо стучу — не открывает. Стучу громче. Тишина. Ну что опять-то не так? Облокачиваюсь на стену. Дышу глубже. Выбить, что ли, эту дверь к чёртовой матери и отшлепать по заднице. Испугалась близости? Могла бы меня просто остановить.

Вынимаю телефон, набираю ее номер. Слышу, как он звонит по ту сторону двери. Не берет. Набираю еще раз… И еще… И потом она будет мне доказывать, что не ребенок.

Отхожу от двери, спускаюсь вниз. Тишина. Надеваю куртку, выхожу на улицу. Снег идет. В свете фонарей двор кажется серебристым. Красиво. Свежо. Но остыть не получается. Меня ломает от ее выходок.

Пишу сообщение: «Выключи маленькую девочку. Поговори со мной».

Ответ приходит почти моментально, словно держала телефон в руках и ждала, что я напишу. Мы в метрах друг от друга, а общаться должны так. Бред. Я в глаза ей смотреть хочу. Я так давно их не видел.

«Не хочу разговаривать».

И все? Лерка и то приводит больше аргументов.

«Мне есть о чем, открой дверь. Трогать не буду, просто поговорим».

«Нужно было раньше разговаривать…»

«У тебя кто-то есть? Разлюбила? Прошла детская блажь?»

«А тебя не касается моя личная жизнь. Ты не спешил меня посвящать в свою, когда уезжал. И ждать тебя не просил…»

Обиженный ребенок. Прячу телефон в кармане. И вот что мне с ней делать? Может, и правда прошло. Кто там занял мое место? Неформал? Значит, на самом деле блажь, раз так быстро разлюбила. Перегнул я. Нужно было по-другому. Меня тогда взорвало видео, от Марьяны в клубе. Пока я немощно сижу в кресле, ее кто-то развлекает, трогает, целует… А я даже догнать не могу. Ничего не могу. На эмоциях уехал лечиться, чтобы быстрее встать на ноги. И вот я на ногах. Поздно…

Да ну нафиг.

Внутри полное отрицание. Это же моя девочка. Моя малышка. Воспитать, правда, не помешает.

Захожу в дом, ложусь в кровать. А уснуть не могу. Вообще ни о чем думать не могу, кроме Алисы. И ведь она права, раньше я не воспринимал ее всерьез. Маленькая девочка с большой фантазией. Очнулся, только когда понял, что тупо теряю время не с той женщиной.

Поздно?

Не верю… Или не хочу верить.

Точно помню, что планировал встать рано и перехватить Алису. Не будет же она вечно прятаться. Но бессонная ночь дала о себе знать. Я проспал. Она опять убежала в университет. Пью кофе снова на улице, но теперь — чтобы прийти в себя и освежить голову. Опять писать ей не хочу. Не в том я возрасте, чтобы сообщениями общаться.

Арон выходит на улицу в одном свитере, с кем-то разговаривая по телефону. Видит меня, кивает и встаёт рядом. Не вслушиваюсь, это его рабочие вопросы. Разговор немного на повышенных тонах.

— Вот скажи мне, откуда столько идиотов? — спрашивает меня Арон, сбрасывая звонок.

— Вопрос риторический, — усмехаюсь. — Идиоты есть всегда. Плохо, когда они маскируются под нормальных.

— Вот и я о том же, — Арон вынимает сигарету, прикуривает и глубоко затягивается. А я ловлю себя на мысли, что тоже хочу. Сто лет не курил. Так, баловался в юности, но как-то обошлось, не пристрастился. А сейчас хочется глубоко затянуться до жжения в легких.

— Не знаешь, у Алисы есть с кем-то отношения? Кто рядом с ней вертится? — интересуюсь. Арон должен все знать, работа у него такая.

— Ммм, — ухмыляется. — Ревность — хороший стимулятор.

— Да не говори, — выдыхаю.

— Ну есть там некий Максим. Крутился раньше. Сейчас — ничего особенного… Дружат чисто платонически. Она же, кроме тебя, никого не видит.

Дружат, значит. Совру, если скажу, что меня отпустило. Но… Видел я как они в клубе «дружат».

— Ой, вот только не нужно анализировать, — хлопает меня по плечу Арон. — Приехал, поймал и увез подальше, туда, где останетесь одни. А дальше — дело техники.

— Хороший совет. С ней только так и надо.

— Я плохих не даю, — ухмыляется Арон и уходит в дом.

ГЛАВА 23

ГЛАВА 23

Платон

Тридцатое декабря. И вместо того, чтобы готовится к празднику, я стою возле университета и нетерпеливо посматриваю на часы. Алиса должна уже закончить. Я проверял ее расписание. Но ее нет, хотя я точно знаю, что эта маленькая хулиганка там. Все спешат домой, погруженные в предпраздничную суету, а она прячется, словно чувствует, что я жду.

Выхожу из машины, застёгиваю куртку, надеваю перчатки. Недалеко кофейня. Хочется чего-то горячего, но, боюсь, пока я буду там, девочка сбежит. А я не намерен больше ее отпускать. Предпочитает вести себя как ребёнок — получит ответную реакцию. Будем воспитывать.

В кармане постоянно вибрирует телефон, выливая потоки сообщений от Марьяны. Она требует встречи с дочерью. А я игнорю. Нехорошо. Я обещал ей встречи по требованию. Но сейчас в моей голове есть только Алиса, виновница моей бессонной ночи. Да и Лерка не горит желанием встречаться с матерью. Это тоже плохо. Какая бы Марьяна ни была, в мои планы не входило воспитать в дочери безразличие к матери.

Холодно. Прохожусь немного. Ну что мне, идти за ней и выводить за ручку? Еще полчаса, и я так и сделаю. Не собираюсь ждать, когда она будет готова для разговора со мной. Я слишком нетерпелив.

Замечаю ее спустя минут двадцать. Останавливается в небольшом сквере возле университета. Забавная. В белой шапочке с пушистым помпончиком, в таком же шарфике, в какой-то модной куртке с яркими нашивками, с рюкзаком. Качаю головой. Девчонка. И что мы будем делать? Но внутри все сжимается от предвкушения. Будоражит.

Делаю шаг вперед, но останавливаюсь, когда из здания вылетает тот самый неформал, хватает пригоршню снега и засыпает Алису. Смеются. Она прямо светится рядом с ним. Алиса разворачивается, кидает рюкзак, тоже набирает снег и кидает парню в лицо, а потом визжит, убегая.

Закрываю глаза. Дышу. Глубоко дышу, пытаясь справиться с собой. Первым порывом хочется переломать этому молокососу руки. Но я сдерживаюсь, продолжая наблюдать, хотя внутренности горят пламенем, сжигая изнутри.

Они играются, как дети, засыпая друг друга снегом. И вот Алиса не убегает от этого парня, как от меня. Они на одной волне. Может, я и правда уже совсем не к месту? Но в данный момент мне плевать, что она там думает, и что там происходит между этой парочкой.

Я заберу ее!

Сейчас!

Иду к счастливой парочке. Хромаю, нога немного ноет от нагрузки, но это все мелочи, еле уловимые детали по сравнению с тем, что я испытываю. Внутри что-то ломается с громким отвратительным хрустом. Стискиваю зубы. Подхожу к Алисе сзади. Она еще пока не видит меня, продолжая отряхивать парня, а он ее.

— Добрый день, — сдержанно произношу я, привлекая к себе внимание. Девочка застывает и убирает руки от парня. А неформал, наоборот, рассматривает меня с интересом. — Ты закончила? — интересуюсь у Алисы. Она медленно разворачивается и смотрит на меня во все глаза. Немного испуганная. Думала, не поймаю тебя? Посылаю ей выразительный взгляд.

— Нет, у нас с Максимом дела, — заявляет она, на что глаза Максима округляются. Но парень быстро схватывает и кивает, подыгрывая моей актрисе. Ах ты, зараза. Точно получишь. Она пытается пройти к парню ближе, но я хватаю ее за капюшон, оттягивая назад.

— Я отменяю ваши дела! — беру ее за руки и ощутимо сжимаю. Ладошка холодная. Без перчаток играла со снегом. Алиса возмущённо пляшет, но я не обращаю внимания. Ну уж извини, ты не оставила мне выбора. Ураган внутри набирает обороты. Мне хочется съездить по морде парню, отшлёпать Алиску и одновременно поцеловать ее. Но не нежно и трепетно, а грубо, наказывая за выходки.

— Отпустите девушку! — нарывается парень, делая шаг в нашу сторону. Алиска уже не дергается, только всхлипывает, когда я сильнее сжимаю ее ладонь.

— Ты кто? — уже более агрессивно спрашиваю я. — Ты ее парень?

Неформал немного тушуется, посматривает на Алису, задавая ей немые вопросы.

— Нет, но я не позволю так с ней обращаться, — категорично заявляет он.

— Я ее мужчина. И я себе позволю! Свободен! — кидаю ему и тяну девочку за собой.

— Алиса, это правда? — не унимается молокосос и идет за нами. А девочка будто язык проглотила. Молчит.

— Ответь парню! — уже рычу на нее. И, видимо, до Алисы начинает доходить, что это все не шутки.

— Да, Максим, это мой мужчина. Прости… — пищит она. Ну хоть что-то выдала.

— Вопросы еще есть? — останавливаюсь возле машины, но Алису не выпускаю, полноценно бегать я еще не могу, а с неё станется дать дёру.

— Нет, — отвечает Максим и отходит от нас на пару шагов. Правильно. Нам не нужна эта война. Она все равно моя. Но я даже ценю как мужчина, что он за нее заступился. В наше время это редкость. Если и правда друг, то ему пять баллов. Но эту «дружбу» я все равно прекращу, у меня еще не стерся из памяти их поцелуй в клубе.

Открываю дверь, сажаю Алису, демонстративно наклоняюсь, пристёгиваю потуже, к чёртовой матери. На секунды задерживаюсь очень близко к ее упрямо сжатым губам. Всматриваюсь в глаза, пока она их не закрывает. Отстраняюсь. Громко захлопываю дверь. Обхожу машину, замечая, что парень так и стоит, внимательно за нами наблюдая. Я бы сказал, с интересом. Всматриваюсь ему в глаза, прежде чем сесть в машину, а этот идиот ухмыляется. Не чувствую от него волну соперничества или ревности, только интерес. Ладно, живи пока.

Сажусь, блокирую двери. Сам пристёгиваюсь. Это не моя машина, непривычно. От моей осталась лишь груда металла. Этот внедорожник я на время взял в гараже Мирона. После праздников выберу тачку по своему вкусу. Завожу двигатель, срываюсь с места. На Алису пока не смотрю, только на дорогу, стараясь не отвлекаться на эмоции. Один раз уже отвлёкся всего на несколько секунд и потерял контроль. Это стоило мне ног.

— Дом в другой стороне, — холодно заявляет мне Алиса.

— Я знаю, — по-прежнему смотрю на дорогу.

— А куда ты меня везешь? — возмущенным тоном спрашивает она.

— Приедем — узнаешь, — стараюсь отвечать спокойно, но выходит бездарно плохо.

— Не хочу я никуда! — дергается, пытаясь отстегнуться.

— Послушай меня! — повышаю тон, заставляя ее успокоиться. — Я впервые сел за руль после аварии. Тогда это все произошло потому, что я был на эмоциях и отвлекся. Поэтому, будь добра, закрой свой ротик. Я дам тебе высказаться, как только мы приедем, — уже сдержаннее, но сквозь зубы произношу я. И, как ни странно, девочка замолкает, отворачиваясь к окну.

Едем мы около получаса на базу отдыха, которая принадлежит нашей семье. Алиска знает это место. Бывала здесь с Миланой. Они любят тут отдыхать иногда. Река рядом, вокруг лесопосадка. Деревянные домики в стиле шале. Зимой здесь особенно красиво. Дышится легче, тишина — идеальное место, чтобы остаться наедине и выяснить все здесь и сейчас.

Дом уже готов, я распорядился. Дорожки расчищены, на летней террасе сложенные колотые поленья для камина. Пледы — на плетеных креслах. И если мы договоримся, на что я очень надеюсь, то проведем здесь несколько дней каникул.

Паркуюсь, выхожу. Алиса упрямо сидит в машине, отвернувшись от меня. Знать бы, что творится у нее в голове. Что там замыслили ее тараканы? Вытравлю всех!

Глубоко вдыхаю морозный воздух. Ну что, поехали. Давно я не выяснял отношения с капризными девочками. Открываю дверцу машины, отстёгиваю Алису, подаю ей руку, игнорирует, выходит сама.

— Ну, и зачем мы здесь? — строит из себя независимую, равнодушную куклу, а сама уже все губы искусала.

— Чтобы провести этот день наедине.

— Зачем?

— Для начала поговорим, ты же в машине хотела высказаться? Прошу, — указываю ей на вход в дом. Идет, вздернув подбородок, и бедрами виляет. Немного выдыхаю. Мы сегодня станем ближе. Она моя девочка.

ГЛАВА 24

ГЛАВА 24

Платон

Алиса проходит в дом. Осматривается. Здесь уютно. Стены из дерева, на потолке стилизованные балки, камин, обложенный камнем, огромный угловой диван с множеством подушек и аккуратно сложенными пледами.

— Раздевайся, располагайся, в холодильнике есть продукты, соки, — указываю ей в сторону небольшой кухни и выхожу на террасу. Набираю поленья, одно из них раскалываю на маленькие щепочки. Заношу в дом. Раздеваюсь и иду разжигать камин. Алиса молча выходит из кухни со стаканом сока, посматривая на меня. — Поставь чайник. Хочется чего-то горячего, — спокойно прошу ее я. Кивает, уходит на кухню. Что-то она подозрительно затихла. Подхожу к двери, запираюсь на всякий случай и прячу ключи в кармане. Так спокойнее. А по дому пусть бегает, сколько хочет.

Возвращаюсь к камину.

— Там есть какао, тебе сделать? — спрашивает Алиска. Какао… Усмехаюсь.

— Ну сделай, — не оборачиваюсь, занимаясь камином. Уходит.

Как только огонь обретает стабильность, поднимаюсь с колен и иду на кухню. Она и правда делает нам какао, заливая его горячим молоком. Не комментирую. Мою руки, вытираю бумажными полотенцами.

— Есть хочешь? — интересуюсь я. Отрицательно мотает головой и не смотрит мне в глаза.

Где моя влюбленная девочка?

Вернись, я скучаю.

— Тогда бери кружку, пошли в гостиную.

Послушная. Берет свое какао и уходит. Так просто? Да не может быть.

Беру свою кружку, прохожу в гостиную. Алиса сидит на диване, грея ладошки на кружке, и смотрит на огонь. Красивая. Трогательная. Волосы в растрёпанной косе на плече, голубой длинный свитер, лосины. Носочки белые. Какое-то время просто любуюсь ее профилем в отблесках огня.

Моя девочка.

Никому не отдам.

Подхожу ближе, ставлю свою чашку на стол. Сажусь в кресло напротив. Нас разделяет только низкий деревянный столик. Пока на безопасном расстоянии. Нам нужно поговорить.

— Ты боишься близости со мной? — задаю резонный вопрос.

— Нет, — тихо отвечает она, отпивая горячего напитка, продолжая смотреть на огонь.

— Тогда почему ты закрылась от меня?

Молчит, кусая губы.

— Алиса, у нас диалог! Отвечай мне, пожалуйста. Расскажи мне все, что творится в твоей голове. Разлюбила — так и скажи.

Я знаю, что не разлюбила. Чувствую. Девочка как открытая книга, я читаю ее легко. И вот там, в этой книге, тысяча страниц о любви ко мне.

— Я очень хотела быть с тобой. И неважно мне было, что у тебя с ногами и с разводом. Разве нет? Но ты решил все за меня. Уехал… И ни слова, ни строчки… — надувает губы, как Лерка, вызывая мою улыбку. Ничего не могу с собой поделать, губы сами растягиваются. — Вот видишь! Тебе смешно! Я ребенок! Ты никогда не воспринимал меня всерьез! — возмущается она, сверкая гневным взглядом. — Захотел — поигрался, захотел — оставил. Алиса же малолетняя дура, она будет ждать, как преданная собачка?! — почти кричит. Молчу. Пусть выскажется, потом буду говорить я. — А теперь что? Скучно стало? Решил опять поиграть? — глубоко вдыхает, продолжая прожигать меня своими красивыми глазами. Любуюсь порхающими ресницами и губами, которые сейчас на меня кричат. Эх, Алиса, у меня железное терпение, не получится вывести меня из себя детскими обидами.

— Все сказала?

— Да! — отворачивается к камину.

— А теперь слушай меня. И будь добра, смотри не меня, — понижаю тон. Не поворачивается. — Алиса, отшлёпаю, как ребенка. Считаешь себя взрослой — веди себя соответствующе.

Сжимает губы, но поворачивается.

— Спасибо за внимание, — ухмыляюсь, зля ее еще больше. — Авария, больница, операции, временная инвалидность, развод с Марьиной нагрузили меня. Но ты скрашивала мои нелегкие будни своим присутствием. Именно тогда я осознал, что ты моя девочка. — С Алисы слетает злость. Уже хорошо. — Мне до сих пор снится, как ты ходишь босая по моей кухне, в тонкой маечке. Такая сонная, мягкая, теплая, вкусная. Но… я в инвалидном кресле, как беспомощная, бродячая собака с перебитыми лапами… И ведь я пытался тебе объяснить. Там, в беседке, но ты не захотела слушать, — на выдохе произношу я. Моргает, глаза уже виноватые, тонкие пальчики сжимают кружку. — Нет, есть доля моей вины, нужно было говорить с тобой иначе, но, к сожалению, я тебя не догнал.

Алиса закрывает лицо руками.

— Но ты же мог сказать, что уезжаешь…

— Мог. Но тебе было не до меня в тот момент. Ты брала от жизни все со своим неформалом, — не нужно было этого говорить, но меня ещё не отпустило.

— Что? О чем ты говоришь? — отрывает руки от лица, смотря на меня в смятении.

— Девочка моя, ты не умеешь лгать, — качаю головой. — И я бы поехал за тобой в этот чертов клуб. Оторвал бы руки и разбил бы губы твоему неформалу за то, что он посмел к тебе прикоснуться. Но чёртова беспомощность… Я мужиком себя тогда не чувствовал… А мужчина должен быть на уровень выше, сильнее…

Дышу, поднимаюсь с места, подхожу к камину, подкидывая поленья.

— Там был только поцелуй… И я остановила Макса… Это была ошибка, — тихо произносит Алиса. — Правда…

— Я тебе верю. Кому, если не тебе, — оборачиваюсь. Делаю пару шагов к ней. Останавливаюсь. — Еще раз спрошу: ты боишься близости?

Молчит, краснея.

— Или стесняешься?

— Ну зачем эти вопросы?

Она права, эти вопросы ни к чему. Надо идти и брать. Но вчера она закрылась от меня.

— Я хочу знать. Ты должна быть откровенна со мной, — уже мягче произношу. Не собираюсь я больше ее допрашивать. Мне вообще не были нужны ее ответы. Я сам хотел высказаться.

— Я не боюсь… — мнется. — Просто…

— Ой, а куда делась моя хулиганка? Готовь попу, будем воспитывать, чтобы больше не бегала, — иду на нее. Смеётся и визжит, забираясь с ногами на кресло.

— Платон! — пищит, когда я подхожу, хватаю ее за талию и поднимаю с места.

— Что Платон? — наигранно серьезно спрашиваю, сам сажусь на диван и тяну девочку на себя.

— Что ты делаешь? — прекращает улыбаться, распахивая глаза.

— Сядь, — дёргаю, вынуждая сесть на меня сверху, лицом к лицу. Послушная, притихла, схватившись за мои плечи. Рассматриваем друг друга. — Ты подтвердила, что я твой мужчина, это на эмоциях или?..

— Или… — тихо отвечает Алиса.

Веду носом по ее шее, глубоко вдыхаю чистый цветочный запах.

— Моя сладкая, — говорю, прикасаясь губами к ее шее. Ее ладошки на моих плечах расслабляются, поглаживают.

— Я соврала, — вдруг признается она и льнет ко мне с таким сладким вздохом.

— Ммм, моя маленькая лгунья, — кусаю нежную кожу на ее шее. Смеётся. Руки уже живут своей жизнью, блуждая по ее телу, очерчивая изгибы. — Ну признавайся, — щипаю за бедро, дёргается, вжимаясь в меня сильнее. Ооо. Ну вот как мне теперь с этим жить? Хочу. Сейчас. Она вообще осознаёт, что со мной творит?

— Я очень скучала по тебе, — шепчет, обхватывая пальчиками мое лицо. — Поцелуй меня, — прикрывает глаза. А я смотрю на нее и глаз не могу оторвать. Хочется познать разные стороны этой девочки. Изучить ее, вдыхать запах, раскрывая новые ноты. Слишком много хочется. Целую. Сдержанно, нежно исследуя губы, но мои руки на ее бедрах сжимаются все сильнее и сильнее. Я не смогу сдержаться. И она вряд ли меня остановит.

Все…

Нас отвлекает вибрация моего телефона. Хотя мне все равно, я обхватываю ее затылок и углубляю поцелуй. Меня уже потряхивает, внутри все скручивает. Крышу сносит окончательно.

— Платон… — выдыхает мне в губы, пытаясь вырваться. Не отпускаю, всасывая пухлые губы. — Платон… — слегка толкает меня.

Ну, нет.

Нет. Не поступай так со мной. Отрываюсь от нее.

— Ну что такое, маленькая? Я буду очень аккуратно тебя любить. Расслабься.

— Телефон, — оборачивается на стол.

— Да какой на хрен телефон! — беру его со стола. Марьяна. Выключаю, кидаю назад на стол. — Иди ко мне, — опрокидываю ее на диван, снимаю с себя свитер, нависаю над Алисой. Улыбается, поглаживая мою грудь. — Страшно? — голос окончательно просел, дыхание сбивается, тело ломает и рвётся. Но я обещал быть нежным.

— С тобой — нет, — шепчет она и откидывает голову, выгибаясь и предлагая себя. И все…

В этот вечер мы перешли все границы. Нет, мы стерли их к чёртовой матери. Несмотря на то, что я причинил ей физическую боль, это самое лучшее, что когда-либо со мной случалось, и самое правильное. В это вечер она окончательно стала моей. Я не смог остановиться, да и не захотел. Она не просто моя девочка. Она моя единственная и настоящая. Та, которая ждала меня много лет. Та, которая хранила себя только для меня. Та, которая отдала мне всю свою чистоту.

(ВНИМАНИЕ! К этой главе добавлен горячий БОНУС в «Книгу горячих бонусов»!

Заходим на страницу автора (нажимаем на имя автора), находим в список всех книг автора, листаем вниз, находим «КНИГУ ГОРЯЧИХ БОНУСОВ», заходим туда, и в содержании находим бонусы к этому роману! Или заходим по ссылке в аннотации!)

ГЛАВА 25

ГЛАВА 25

Платон

Алиса еще спит. После душа мы отрубились прямо на разложенном диване возле камина. Еще рано. Светает. Пусть выспится. Прохладно, на улице морозно. Я снова разжёг камин, чтобы девочка не замерзла. Сижу напротив и разглядываю Алису.

Зимнее солнце пробирается сквозь стекло, щекоча лучами мою девочку. Алиска хмурится. Встаю, задергиваю штору. Во сне Алиса совсем девочка. Несмотря на то, что между нами произошло, все равно чистая и невинная. Только теперь моя. И это чертовски приятно греет душу.

Красивые шоколадные волосы разбросаны по подушке, ресницы подрагивают, пухлые ото сна губы приоткрыты. Хочется их зацеловать. Но я сдерживаюсь, довольствуюсь только созерцанием. Я и так вчера замучил ее. Моя девочка, моя хулиганка. Алиса…

Тру лицо руками, усмехаюсь сам себе. Мог ли я подумать несколько лет назад, что ее слова будут пророческими? А теперь она — мое все. И я ни о чем не жалею.

Девочка переворачивается, раскрывается, обнимая одеяло, обнажая красивый изгиб бедра. Кожа у нее нежная, бархатная, и мои пальцы покалывает от желания прикоснуться. Мне ее мало. Чёртовски мало. Хочется разбудить и еще раз сделать своей. Или не будить вовсе, а взять так, сонную, мягкую тёплую. Но… Не думаю, что она оценит. Боль нам больше не нужна. Какая же эта девочка сладкая, чувственная, податливая. Моя.

Я не представляю, как мы будем жить в дальнейшем, как объяснимся с Леркой, но Алиса будет всегда со мной. Я взял ответственность за эту девочку и чертовски счастлив.

Поднимаюсь, тихо подкидываю поленья в камин. Не удерживаюсь, наклоняюсь, целую девочку в плечо, укрываю ее и иду варить нам кофе.

Сегодня тридцать первое, и, как бы мне ни хотелось, нам нужно вернуться домой. Лерка там, семья собирается вместе, ну и Алису ждет подарок в качестве кольца. Потом мы вернемся сюда, только вместе с дочерью. Возьмём дом с двумя этажами, отдохнём. А дальше все решим. Квартиру нужно купить поближе к школе… Пусть Алиска там все обставит по своему вкусу.

Себе варю кофе покрепче, Алиске добавляю побольше сливок. Делаю нам пару тостов, намазываю маслом, апельсиновым джемом и несу все в гостиную.

Алиса уже не спит. Точнее делает вид, что спит. Дышит часто, ресницы трепещут, закрыла глаза в момент моего появления.

Ставлю поднос на стол. С минуту наблюдаю, как она пытается дышать ровнее и спрятать улыбку. Подхожу, нависаю над ней, упираясь рукой в подушку, рассматриваю.

— Доброе утро, — усмехаюсь и слегка целую пухлые губы. Распахивает глаза, смотрит в мои, нет, топит меня в своём невинном взгляде.

— Привет, — шепчет в ответ. Теряется, краснеет, закрывает глаза.

— Ой ты господи. А куда делась моя дерзкая, плохая девочка? Где она? — поднимаю одеяло, заглядывая. Дергает его, прикрываясь и стесняясь еще больше.

— Ну, Платон! — визжит, когда я пытаюсь сдернуть с нее одеяло. — Я в туалет хочу, — закатывается, соскакивает с места, хватает свои вещи и убегает в ванную. Смеюсь, падая на диван и утыкаясь лицом в подушки. И этот этап стеснения нам тоже придётся пройти. Какая бы Алиса ни была бойкая, она девочка, у которой все впервые, и в этом есть своя прелесть.

Сажусь, собираю одеяла, складываю в стопку, пододвигаю стол, отпиваю кофе и включаю телефон. Через минуту начинают сыпаться оповещения о десятках пропущенных от Марьяны, несколько с незнакомого номера и парочка от дочери. Нехорошо вышло с Марьяной. Я обещал ей беспрепятственные встречи с дочерью. Ладно, разберемся. Перезваниваю дочери.

— Пап, ну ты где?! — обиженно спрашивает Лерка. — Сегодня Новый год!

— Я знаю, мы скоро приедем.

— Мы?

— Я и Алиса, — поясняю. Нужно вскрываться. Не знаю, как к этому отнесется Лера. Нет, она любит Алису, они дружат, но это одно. А как ребёнок отнесётся к тому, что Алиса займет место моей женщины и в будущем жены, это другое.

— Ты там с Алисой? А почему меня не взяли? — обиженно спрашивает Лера. — Что вы там делаете?

Хороший вопрос.

— Нам нужно было поговорить и кое-что решить.

— А где вы? — не унимается Лера.

— За городом, на ручьях. Послезавтра приедем сюда вместе.

— Хорошо. Приезжайте скорее. Я Милане помогаю.

— Ты моя умница.

Скидываю звонок. Алиски долго нет. И меня накрывает легкой паникой. А вдруг ей плохо. Что-то болит после вчерашнего. Она же не скажет. Встаю, стучу в ванную.

— Алиса, открой, пожалуйста.

— Еще пять минут! — отзывается она, голос вроде ровный.

— У тебя все хорошо?

— Да!

Ладно, дышу, пытаясь остановить панику. Доктору бы ее показать. Мне так спокойнее будет. Сажусь на диван, ищу нормальную и работающую сегодня клинику. Слышу, как позади меня распахивается дверь. Оборачиваюсь. Алиса выходит, полностью собранная. Одетая, аккуратная, волосы опять в косе. От моей мягкой сонной девочки не осталось и следа.

— Завтрак, — указываю на стол. Кивает, садится. Тихая. Смущенно улыбается, стараясь на меня не смотреть. Ножки сжимает. Напрягаюсь. Берет кофе, переводит взгляд на огонь.

— Как ты себя чувствуешь?

— Нормально, — кивает, не оборачиваясь.

— Нормально — это не ответ, — начинаю нервничать.

— Да все хорошо, правда. Что ты хочешь от меня услышать?

— Правду о твоем состоянии.

— Немного саднит между ног, но, думаю, это нормально. В остальном все хорошо, — кидает она мне.

— Я нашел клинику и записал тебя на прием через полтора часа, ешь и поедем.

Я понимаю, что о таких вещах ей удобнее разговаривать с женщинами. С Миланой, с Сашкой, например. Но мне важно знать о ней все. Это нормально. Но Алиса еще этого не понимает.

— Что ты сделал? — наконец обращает на меня внимание. — Я никуда не поеду. Со мной все хорошо.

— Даже если так, показаться доктору и проконсультироваться — не помешает, — как ребенку поясняю ей.

— Платон, давай я сама решу этот вопрос. По-женски, без твоего участия, — заявляет она мне.

Вдыхаю поглубже, допиваю кофе, отставляю чашку. Встаю с места и иду к Алисе. Сажусь рядом с ней на диван, беру девочку за подбородок, разворачивая к себе.

— Нет больше «без моего участия». Теперь мы все решаем вместе. Не нужно так со мной разговаривать. И стесняться естественных процессов тоже не нужно. Я переживаю, будь добра, ради меня посети доктора, — как можно спокойнее произношу я.

— Хорошо, — кивает в знак согласия. Но все равно скованная.

— А теперь целуй меня, — улыбаюсь. Она отставляет чашку, тянется ко мне, прикрывая глаза. Перехватываю ее затылок и целую сам, нам срочно нужно раз и навсегда уничтожить ее скованность и неловкость. И это самый лучший способ. — Целуй сама, — шепчу ей в губы, позволяя перехватить инициативу. Нерешительная, неумелая, но такая сладкая девочка, ласкает мои губы, до дрожи в теле, вызывая тысячи желаний и фантазий. Но… нам пока нельзя.

Алиса становится смелее, играя со мной. Обвивает мою шею, проводит по ней ногтями, и я притягиваю девочку к себе на колени, крепче прижимая. Отрывается от меня, хватает воздух, а я веду носом по ее шее, вдыхая самый любимый запах.

— Моя девочка, — поглаживая ее поясницу, прикусываю нежную кожу. — Сегодня поговорим с Лерой и сообщим семье о том, что мы вместе.

— Сегодня? — растерянно спрашивает и опускает голову мне на плечо.

— Да, моя сладкая. Я не собираюсь прятаться, словно школьник. Я все скажу сам, а ты просто будь красивая и улыбайся.

Она сжимает меня крепче и молчит. Слов не нужно. Мне и так все предельно ясно. Она теперь моя, и я отвечаю за эту девочку.

— Я была так зла на тебя и не купила подарок, — шепотом сознаётся Алиса. Целую ее в висок.

— Самый дорогой подарок ты мне уже подарила.

ГЛАВА 26

ГЛАВА 26

Алиса

Как только я вхожу на кухню, где хозяйничают Милана, Саша и Лера, присутствующие замолкают и осматривают меня. Все знают, что мы были вместе с Платоном, и, конечно, понимают, что произошло. Немного неловко, но я пытаюсь изжить из себя это стеснение. Саша, например, не краснеет после ночи с Ароном. А они отжигают не по-детски. Вот и мне нечего стесняться. Это же естественно?

Милана решила, что готовить должны мы. Она считает, что еда, особенно на праздники, должна готовиться женщинами, а не персоналом. Я не против, тем более в этом деле мне нужна практика. Мою руки, поправляю Лерке ободок и принимаюсь чистить вместе с Сашей овощи.

— Все хорошо? — шёпотом спрашивает у меня Сашка. Киваю. — Тебе понравилось? — хитро щурится она.

— Да, — шепчу ей в ответ.

— Потом расскажешь, — усмехается. Милана хмурится, посматривая на меня, но молчит. Здесь Лерка, и мы как шпионки общаемся взглядами.

— Ну так вот, — Саша продолжает беседу, которая, видимо, началась до меня. — Выбираем мы, значит, вчера с Ароном в магазине техники подарок сыну, и, пока я зависаю, рассматривая смарт-часы, Арон где-то теряется. Оглядываюсь, а его нет рядом, — скептически цокает она. — Прохожусь по рядам и нахожу его, мило беседующего со шваброй.

— С кем? — усмехается Милана.

— Девушка высокая, худая и плоская. Ну я решила не мешать им. Стою, наблюдаю. А они так увлечены, что не замечают меня. И если этот гад, который мой муж, просто улыбается, то швабра постоянно его касается: то воротник поправит, то невидимые пылинки стряхнёт. И в рот ему заглядывает, как преданная собака. Глазки блестят. В общем, поплыла швабра, — язвительно выдает Саша, а я прыскаю от смеха.

— Ну, ее можно понять, — говорит Милана и смазывает утку своим фирменным апельсиновым соусом.

— Ее-то я как раз поняла, — смеется Саша. — Этому мерзавцу и делать ничего не нужно, чтобы бабы вокруг него кружили. Но не думаю, что он этого не понимает.

— И? Все живы? — интересуется Милка.

— Ну за кого вы меня принимаете? Я подошла к ним с самой милой улыбкой, которую могла выдать.

— Да не поверю, что все этим и закончилось, — говорю я. Это непохоже на Сашу.

— Правда. Мы просто мило побеседовали, — отмахивается Сашка. — Я представилась, пожала швабре руку и спросила у мужа, не забыл ли он купить мне тампоны.

Не удерживаюсь, начинаю смеяться, сгибаясь пополам.

— А он что?

— А что он? Не растерялся, сказал, что купил самые лучшие. Я поблагодарила его поцелуем в щеку, похвалила маникюр его собеседницы, которая краснела и бледнела, наблюдая за нами. Ну я еще сказала, что если швабра хочет и дальше баловать себя маникюром, то лучше ей не прикасаться к моему мужу, иначе я оторву ей руки, и маникюр станет неактуален.

— Саша! — возмущённо, но с улыбкой ужасается Милана.

— Зачет. Дай пять, — хлопаю Сашу по ладони.

— На том и разошлись. Но с Ароном я пока не разговариваю. Слишком много себе позволяет, — фыркает Сашка.

— Я предпочитаю сразу все выяснять и не дуться, копя обиды, — говорит Милана.

— Ну ты не сравнивай. Мирон никогда не позволит себе флиртовать со швабрами.

— Ой, не поверю, что Арон прям всерьез флиртовал, — отмахивается Милана.

— Я все, — Лерка привлекает к себе внимание, закончив чистить яйца.

— Умница, мой ручки и можешь идти, — отпускает ее Милана. А я кусаю губы. Сейчас они спровадят ребенка и начнут допрашивать меня.

Лерка убегает. Я принимаюсь резать овощи на оливье, делая вид, что очень занята. Но когда Саша закрывает дверь, понимаю, что просто так мне от них не отделаться.

— В общем, не майтесь дурью, — говорит Мила, обращаясь к Саше. — Миритесь. Новый год всё-таки.

— Нее, чем сильнее я подогрею Арона, тем фееричнее будет наше примирение, — хитро щурясь, заявляет Сашка и хрустит соленым огурцом. Смеемся.

— Все в вашем духе.

— Как ты себя чувствуешь? — вдруг спрашивает меня Милана, приобнимая за плечи.

— Хорошо.

Я не дура и прекрасно понимаю, к чему все эти вопросы. И смотрят они на меня сейчас во все глаза не просто так.

— Да что вы все заладили, все со мной хорошо. Я даже к врачу успела сходить. Вам справку, что ли, предоставить? — возмущаюсь.

— К врачу? Что-то не так? — распахивает глаза Милана.

— О боже! — закатываю глаза. — Все со мной так. Платону было это важно.

— Ммм, какой заботливый, — усмехается Саша. — Ну рассказывай.

— Что? Подробности? — краснею. Они всерьёз?!

— Ты счастлива? — уже серьезно спрашивает Милана.

— Да. Я так его люблю, — признаюсь я.

— Ну еще бы, — Сашка чмокает меня в щеку.

Эта ночь действительно перевернула все мое представление о любви. Нет, я не стала любить его больше. Сильнее просто уже некуда. Я стала более трепетна и чувствительна. Будто и правда моя детская любовь переросла во взрослую. Теперь от каждого его взгляда у меня все внутри переворачивается и горит. Это просто близость, а мне кажется, что именно этой ночью он показал мне, насколько я ему дорога. Я почувствовала, что меня любят. Пусть этих слов от него не прозвучало, но… Я впервые почувствовала, что меня любят. Бабочки в животе сошли с ума, они порхают весь день и все никак не угомонятся. Мне бы еще справиться со стеснительностью перед Платоном…

— Я надеюсь, он тебя не обидит и ты не пожалеешь, — говорит мне Милана и улыбается.

— Да ну прекратите вы, — фыркает Сашка. — Мне кажется, Платон самый ответственный и правильный из братьев. И вообще они просто созданы друг для друга.

— Спасибо, — киваю, немного расслабляясь. — Как ты себя чувствуешь? — спрашиваю у Миланы, отвлекая от себя внимания. Щеки уже горят от их любопытства.

— Да, все хорошо. Токсикоз, правда, ужасный, но, слава богу, только по утрам. Переживу.

Милка у нас ждет ребенка. Они хотят девочку. Особенно Мирон.

— Всем привет, — в кухню неожиданно входит Платон, и я опять теряюсь, как школьница. Никогда так не волновалась в его присутствии, даже в детстве. А сейчас сердце начинает колотиться, как сумасшедшее, ладошки потеют, и ноги подкашиваются. Будто этой ночью он опоил меня дурманом.

Девочки кивают и переглядываться. Платон усмехается, посматривая на меня.

Что? Я ничего не рассказывала, они сами догадались.

— Можно я у вас ненадолго украду девочку? — подхватывает меня за талию и уводит, не дожидаясь ответа.

— А мы куда? — спрашиваю, повисая у Платона на руке. А сама как ненормальная вдыхаю его запах. Голова кругом. Мне кажется, последние сутки я никак не могу отрезветь от нашей близости.

— Нам нужно поговорить с Леркой и объяснить ей, что наш статус поменялся.

— Что, прямо сейчас? — пытаюсь притормозить. — Может, после праздника?

— Нет, Алиса, сейчас, — решительно говорит он и тянет меня наверх.

Лерка крутится возле зеркала, примеряя разные заколки в виде корон, и надувает губы, словно маленькая кокетка. Оглядывается на нас, улыбается, хватает расчёску и тянет мне.

— Заплети меня красиво, — просит она.

— Немного позже, мы хотим с тобой поговорить, — Лера прищуривается, осматривая нас.

— На музыку больше не пойду, — вдруг заявляет она.

— Нет, — усмехается Платон, — мы не об этом.

— И телефон сломала не я. Это Яшка!

— Все интереснее и интереснее, — смеется Платон. — Будут еще признания?

Лерка сжимает губы и молчит.

— Нет? Тогда присядь. — Девочка садится в кресло, а я сжимаю руку Платона еще сильнее. — Мы с Алисой теперь вместе. — Лера хмурится, не понимая. — Мы будем жить вместе.

— Мы теперь всегда будем жить здесь? — опять не понимает она.

— Нет, мы купим новую квартиру и в будущем поженимся с Алисой.

Лерка округляет глаза, а я вспыхиваю, утыкаясь носом в плечо Платона.

— Вы любите друг друга?! — с каким-то неподдельным восторгом спрашивает она. Ждет ответа, и я вместе с ней.

— Да, Лера.

Улыбаюсь в его плечо.

— Она будет моей мамой?

— Нет, Лерочка. У тебя есть мама, она ей и останется.

— Ясно, — бегает по нам заинтересованным взглядом. — А вы будете целоваться и обниматься? — хитрая.

Смеемся с Платоном. И, словно в подтверждение, он целует меня в висок, глубоко вдыхая. Выдыхаем. Лерка нормально восприняла эту новость, даже рада. Все у нас получится. А в моей голове звенят слова Платона: мы поженимся и мы любим друг друга.

— Чур мы с Алисой спим в одной комнате, — выдает Лера.

— Нет, комнаты у нас будут разные, — отрезает Платон, а Лерка надувается.

ГЛАВА 27

ГЛАВА 27

Платон

Праздник прошел тихо, спокойно, по-семейному. Девочки накрыли шикарный стол, дети радовались подаркам, а мы хорошо провели вечер. Не зря наш отец всегда хотел видеть нас вместе, семейными людьми. По факту он сделал все, чтобы Мирон, ярый противник брака, женился. Отец хотел, чтобы наш род продолжался. И он продолжается, наша семья растет. Надеюсь, отец доволен. Я все больше убеждаюсь, что он был прав. Семья — не просто слово. Семья — это огромная сила. Это поддержка и тыл.

Я объявил всем, что мы с Алисой вместе, хотя сказанное — просто формальность, все и так это знали, мало того еще и предвидели. Алиска счастлива. Ее немного отпустило. Она стала намного увереннее и раскованнее. Лера вроде тоже довольна. А я… Мне кажется, что я впервые за всю свою жизнь полностью удовлетворён и умиротворён. Словно сложился полный пазл, и только сейчас все встало на свои места. Именно сейчас я делаю все правильно.

Мы с Алиской уснули у неё в комнате, на ее кровати. Нет, близости не случилось. Алиса еще не готова. Но я не упустил возможности ее потискать. Мне вообще очень сложно сдерживаться, постоянно хочется касаться девочки, дышать ей, пробовать на вкус и просто любить. Даже ее неловкость и стеснение заводят похлеще самых развратных девиц. Мне чертовски хорошо с ней просто быть рядом и осознавать, что она только моя.

Я такой идиот. Потратил несколько лет жизни, разменявшись на Марьяну. А с другой стороны, у меня есть дочь, и значит, так должно было случиться. Где-то свыше было написано. Ничего не дается просто так. Главное, что сейчас все встало на свои места.

На часах десять утра. Девочка спит на моей руке, которая уже давно затекла, и я боюсь разбудить Алису. Аккуратно поглаживаю ее по спине, рассматриваю и глубоко дышу. Наш новый год начался с чистого листа. С новой жизни и правильных решений.

Аккуратно поднимаюсь, стараясь не разбудить мою девочку. Накрываю ее, убираю мешающие волосы с лица, не удерживаюсь, целую в плечо и тихо выхожу из комнаты.

Вчера она получила от меня в подарок браслет с жемчугом. Мне почему-то не захотелось на глазах у всех надевать ей на палец кольцо. Это что-то наше, очень интимное и должно остаться только между нами. Тихо прохожу в свою комнату, чтобы не разбудить дочь, беру коробочку с кольцом, прячу в карман и иду назад на кухню.

Сталкиваюсь на кухне с Мироном, который хмуро размешивает в стакане какую-то белую жидкость. Жмем друг другу руки. Я принимаюсь заправлять кофемашину.

— Похмелье? — ухмыляюсь, указывая на стакан.

— Нет, у Миланы токсикоз. Только вот этим порошком и спасаемся, — он берет стакан и выходит из кухни.

Делаю для нас с Алисой латте и тоже поднимаюсь наверх. Девочка до сих пор спит, обнимая подушку с моей стороны. Такая милая и трогательная. Ставлю кофе на тумбу, сажусь рядом с ней. Вынимаю из кармана коробочку, достаю кольцо и надеваю Алисе его на безымянный пальчик. Красиво смотрится.

Моя девочка хмурится, просыпаясь, дёргает рукой, открывает глаза, моргает. Смотрит сначала на меня, потом поднимает ладонь, рассматривая колечко. Наблюдаю. Замирает, распахивая свои красивые глаза.

— Что это? — шепотом спрашивает она, играя пальчиками. Улыбается.

— Ну не знаю… На что похоже? — усмехаюсь. Беру ее руку, целую тонкие пальчики.

— Похоже на предложение? — вопросительно смотрит на меня.

Предложение. Рано ей еще замуж. Но, в принципе, годом раньше, годом позже…

— Можешь не отвечать, — вдруг меняется в лице и нервничает Алиса, отворачиваясь от меня. Слишком долгая пауза.

Ну что же она такая вспыльчивая? Я же не против и, по-моему, еще вчера обозначил свою позицию.

Резко встает с кровати, поправляет лямки на маечке и несётся в ванную.

Эх, Алиса, Алиса…

Встаю, иду за ней. Девочка пытается смыться и хлопнуть дверью. Хватаюсь за ручку, не позволяя Алисе закрыться, вталкиваю ее в ванную и прижимаю к кафельной стене.

— Отпусти! — шипит как кошка. Пытается меня оттолкнуть, толкает в грудь, хватаю ее руки, поднимаю вверх и прижимаю к кафелю.

— Успокойся и послушай меня! — немного повышаю голос, чтобы услышала. Смотрит на меня, сверкая гневным взглядом. Ммм, какая горячая. — Это кольцо я купил еще в Германии, то есть уже тогда решил, что ты будешь со мной. Это кольцо — знак того, что ты моя, и доказательство серьезных намерений к тебе. Это кольцо, определенно, предложение. Но долгосрочное. Ты еще так молода. Тебе выучиться надо, мир посмотреть, возможно, где-то реализоваться. В первую очередь я думаю о тебе. Да, ты будешь со мной в это время, но свадьбу мы сыграем немного позже. Кольцо — знак принадлежности, если хочешь. Знак любви.

Ее взгляд меняется, злость стирается. Карие омуты заволакивает поволокой. Кусает губы, начиная тяжело дышать.

— Спасибо, мне понравилось кольцо, — шепчет мне, прикрывая глаза. Не отпускаю ее, прижимаюсь губами к трепещущей венке на шее, целую. Спускаюсь поцелуями ниже, отпускаю ее руки, которые тут же ложатся мне на плечи, комкая футболку. Цепляю лямки майки и медленно спускаю ее с плеч моей девочки.

— Платон, — всхлипывает Алиса.

— Тихо, — усмехаюсь и впиваюсь в сладкие губы. Хватаю ее под бедра и сажаю на тумбу…

Выхожу из душа, Алиска уже одетая пьёт остывший кофе, пытаясь спрятать улыбку. Хоть не убегает — уже легче, но щеки краснеют. В этом тоже есть своя прелесть. В той самой неискушённости и чистоте.

— Тебе звонила Марьяна. Раза три уже, наверное, — сообщает она мне, указывая на мой телефон на тумбе. Беру остывший кофе, отпиваю глоток, сажусь в кресло и перезваниваю бывшей жене. Не могу больше ее игнорировать.

Марьяна отвечает после первого гудка.

— Ты издеваешься надо мной?! — возмущается, повышая голос. — Я хотела встретиться с дочерью еще тридцатого. Я подарки приготовила… Ты обещал мне… — от злости глотает фразы.

— Так вышло. Вы можете встретиться сегодня.

— Спасибо за одолжение! — фыркает она. — Тогда я заберу ее на несколько дней.

Вдыхаю. Мы планировали отдохнуть за городом. Я уже пообещал дочери.

— Если Лера захочет…

— Почему мне кажется, что ты настраиваешь дочь против меня?!

— Тебе кажется.

— Да, а почему она не особо хочет со мной общаться? — кричит Марьяна, окончательно выводя меня из себя.

— Почему?! — взрываюсь я, повышая тон, а Алиска вздрагивает. Да я почти никогда не повышаю голос. Но у Марьяны дар выводить меня из себя. — Может, потому что тебе всегда было плевать на нее? — встаю с кресла, начиная ходить по комнате. — Может, потому что ребенку, помимо навязывания твоих норм, нужно было внимание?! Может, потому что ты вообще мало интересовалась ее желаниями? Ну нет, тебе же проще обвинить меня, чем уделить внимание дочери!

Марьяна долго молчит, переваривая, а я пытаюсь дышать ровно и успокоиться.

— Я хочу видеть дочь сегодня! Жду ее через час, — холодно заявляет она мне и скидывает звонок. Кидаю телефон на подоконник и сжимаю переносицу.

Теплые ладошки опускаются на мою спину, нежно поглаживая. Алиса молчит, и я за это ей благодарен. Я давно остыл к Марьяне, но когда дело касается дочери…

Девочка обнимает меня и прижимается щекой к моей спине. Дышать становится легче. Накрываю ее ладони на своей груди, и от этого теплее.

— Я должен отвезти Леру к Марьяне. Пусть пообщаются. Я и правда обещал ей.

— Да, конечно, я понимаю. Ничего страшного. Я найду, чем заняться.

— Думаю, мы недолго. Собирай вещи на несколько дней и нас с Алиской собери, если не сложно.

Разворачиваюсь, целую ее ладошку и покидаю комнату. Мне еще предстоит уговорить Валерию.

ГЛАВА 28

ГЛАВА 28

Платон

— Мы не поедем за город? — дуется Лерка, пока мы едем к Марьяне. Настроения общаться с матерью у дочери нет. И, вопреки домыслам бывшей жены, мне это не нравится.

— Поедем, но позже, ближе к вечеру. Мама тоже тебя ждет. Давай не будем ее обижать? — Дочь кивает. — Лер, она скучает.

— Я понимаю, — глубоко вдыхает.

— Тогда улыбнись.

Лерка неохотно тянет губы.

— Зайка, у мамы для тебя подарки.

Не люблю покупать дочь, но мне нужно поднять ей настроение. Лерка заметно веселеет.

Марьяна и правда ждет дочь. Собранная, в строгом костюме, минимум косметики. Выглядит хорошо. Дома чисто, ну тут явно не ее заслуга, это клининг постарался на славу. На столе в гостиной фрукты, Леркины любимые орешки в белом шоколаде, мармелад, зефирки. Елка, под ней несколько коробок с подарками. Мягко говоря, я крайне удивлён. Но, может, в разлуке она все же осознала истинные ценности. Хочется в это верить.

— Лерочка, — Марьяна кидается ее обнимать. Дочь отвечает, даже улыбается, но горящими глазами посматривает в сторону подарков. Марьяна помогает дочери раздеться, интересуется как дела и как мы провели праздник. На что дочь отвечает, что все хорошо, набирает горсть орешков, с удовольствием хрустя.

— Лера, только не злоупотребляй сладким, — наказываю ей. Кивает.

— Я прослежу, — отмахивается Марьяна. — Ну иди открывай, — указывает дочери на подарки. Лера несется к елке, усаживаясь на пол. — Чай, кофе? Может, что покрепче? — предлагает мне Марьяна. Улыбается. Ее словно подменили. Не скрываю удивления, выгибаю брови. Прямо идеальная женщина. Но мне уже не нужно все это демонстрировать. Давно неактуально.

— Кофе.

— Один сахар и побольше сливок, как ты любишь? — Киваю, наблюдая за ней. Хорошее представление. Дружить я ей не обещал. Но и ругаться при каждой встрече — тоже не дело. Все правильно, пусть Лера видит, что мы в хороших отношениях. — Может, пообедаешь? — вдруг предлагает Марьяна. — Ты голодный? — Кусаю щеки, чтобы сдержать смех. Раньше ее не волновал мой голод. Я словно в дешёвой комедии с плохой актрисой в главной роли. — Сама не готовила, но заказала пасту. Свежая, еще горячая.

— Нет, спасибо, кофе достаточно.

Пока Марьяна, делает кофе, а Лерка увлечена распаковкой подарков, сажусь в кресло и открываю входящие сообщения.

Алиса: «Тебе брать спортивные костюмы или джинсы со свитерами?»

Вроде бы бытовая ситуация, но чертовски приятно, когда женщина собирает тебе вещи с заботой.

Платон: «Пару спортивных костюмов с толстовками. Себе и Лерке возьми вещи потеплее, погуляем там. На горках покатается».

Алиса: «Хорошо. А где у тебя станки, пена, гели? Я еще аптечку возьму, мало ли что».

Улыбаюсь. Моя заботливая девочка.

Платон: «В шкафчике под раковиной есть все необходимое. И аптечка там. Там же упаковка презервативов. Их тоже возьми».

Конечно, я мог взять сам. Но мне забавно ее смущать. Сегодня утром она отводила взгляд, пока я распаковывал презерватив.

Алиса: «Хорошо».

Уверен, она покраснела. А не посетить ли мне магазин белья? Куплю ей что-то очень прозрачное, красивое и прочное.

— Кофе, — Марьяна ставит передо мной большую белую чашку с блюдцем и садится напротив.

— Ого, какой большой набор! — Лерка идет к Марьяне с коробкой косметики для девочек.

— Да, там все, что ты хотела.

Начинают распаковывать, вынимая баночки с кремами, шампунями, детскими духами и прочей ерундой. Лерка довольная.

— А еще я заказала для нас SPA и салон. Помнишь, ты хотела себе косую челку?

— Здорово! — восторгается, Лера. — Пап, можно?

Ну как я могу отказать? Не вижу ничего плохого. Девочка все же. Ну и общение с матерью…

— Можно, — киваю дочери. — Часа три вам хватит? — интересуюсь у Марьяны.

— Хватит. Лерка, открой большую коробку, там меховая жилетка, которую ты хотела.

Ну все, заманила дочь женскими штучками. Ну хоть на этой волне они станут ближе. Я тут бессилен.

— Собирайтесь, я вас отвезу. Позвонишь, как закончите. Я заберу Леру.

Алиса оказалась очень аккуратной и ответственной девочкой. Вещи собраны. Не придерёшься. Заботливо уложены. Вся семья разъехалась, дом опустел. Мы обедали в гостиной за просмотром телевизора, щелкая пультом и пересматривая одни и те же новогодние фильмы и шоу. Тысячу лет не смотрел телевизор, но Алиса уговорила. На самом деле это тоже тепло. Просто обедать, смотря всякую чушь рядом с любимой женщиной.

Еду за Лерой в назначенное время. Алиса дома одна, и мне не терпится поскорее к ней вернуться. У нас впереди часовая дорога за город и хороший вечер. Предвкушаю. Настроение отличное, давно я так приятно не проводил праздники. Приятно и очень тепло.

Подъезжаю, паркуюсь, набираю номер Марьяны. Меня настораживает уже то, что она долго не отвечает. Паники еще нет, но неприятно сдавливает грудь. Сбрасываю звонок, набираю саму Леру. Телефон отключен. Ладно, она часто забывает его заряжать. Выхожу из машины, потому что просто так сидеть уже не могу. Еще раз набираю бывшую жену. Гудки, гудки, гудки… Сука! Как нервирует. Я ее придушу.

— Да, — наконец-то отвечает Марьяна.

— Где вы?!

— Платон, ты только не переживай…

Никогда не понимал, зачем люди говорят эту фразу, после которой уровень волнения зашкаливает.

— Где Лера?! — повышаю голос, чувствуя, как начинает болезненно пульсировать в висках.

— Платон…

— Прекрати мямлить… Где моя дочь?!

— Она и моя тоже.

— Марьяна! — почти рычу. Я еще не знаю, что произошло, но уже жалею, что отпустил Леру.

— Мы в больнице. В клинике Шаумяна.

Это детская клиника. Валерия там числится.

— Что с ней? — спрашиваю, а сам уже сажусь за руль и с пробуксовкой разворачиваюсь.

— Ее тошнит, рвет и болит живот.

— Чем, мать твою, ты ее накормила? Я оставил тебе совершенно здорового ребенка!

— Не кричи на меня. Я тоже переживаю! — Марьяна сбрасывает вызов, а я прибавляю газу, нарушая все правила. Стараюсь дышать ровно и подавить в себе желание придушить эту женщину.

Залетаю в клинику, выясняю, где моя дочь, и несусь в отделение. Марьяна сидит возле кабинета и с кем-то болтает по телефону, строя из себя жертву. Подхожу, вырываю телефон, отключая звонок, с грохотом кидая ее чертов айфон на подоконник.

— Платон?! — возмущённо хлопает глазами.

— Где она?

— Там, — указывает на один из кабинетов. — Ей промывают желудок.

— Что? Чем ты ее накормила?!

— Мы были в японском ресторане.

— Где вы были? Ты накормила ребенка сырой рыбой? Ты нормальная?

— Да откуда я знала! Почему ты обвиняешь меня? — возмущается.

К черту ее. Отодвигаю Марьяну, залетаю в процедурную. Моя бледная девочка плачет, согнувшись над раковиной. Рядом стоит доктор, поглаживает ее по спине и уговаривает выпить какую-то жидкость.

— Лерочка.

— Папа, — кидается ко мне, обнимает, ища защиты. — Я не хочу больше. Пожалуйста.

— Выйдите, — выставляет меня женщина.

— Нет, — прижимаю к себе Леру. — Что с ней?

— У вашей дочери отравление. Желудок уже пуст, но нужно это выпить, чтобы не было обезвоживания.

— Я не хочу! — пищит Лерка.

— Тихо, — трогаю щеки, понимая, что у ребёнка температура. — У нее жар.

— Да, я знаю. Давайте сделаем так. Мы оставим ребенка на ночь у нас. Вы будете поить ее постепенно, поставим капельницу, понаблюдаем.

— Хорошо.

— Пап, — Лерка цепляется в меня, — я хочу домой.

— Я побуду с тобой. Утром тебе станет лучше, и мы вернемся домой.

— Можете посидеть в коридоре. Я распоряжусь, чтобы приготовили палату.

Пока я качаю дочь на руках в ожидании врачей, Марьяна сидит тихо, как мышка, пытаясь разговаривать с Лерой, поглаживая ее по волосам. Она и вправду волнуется и чувствует себя виновной. Марьяна просто безответственная дура. Можно обвинять ее сколько угодно, ничего от этого не изменится. Ответственнее нужно быть мне, чтобы предотвратить вот такие ситуации.

— Поезжай домой, — отсылаю Марьяну, на что та отрицательно качает головой.

— Я, может, и виновата, но это не значит, что я не переживаю.

Устало вздыхаю, ничего не отвечая.

Леру кладут в палату и ставят капельницу. Держу ее за руку, отвлекая внимание, смотря, как она хнычет и зажмуривается. И у меня разрывается сердце и телефон от десятков пропущенных от Алисы…

ГЛАВА 29

ГЛАВА 29

Алиса

Снова и снова набираю номер Платона, но он не отвечает. Пишу сообщения, но в ответ тишина. Набираю Леру — телефон отключен. Уже поздно, я одна в большом доме, и меня начинает потряхивать от волнения. Ну не может Платон вот так просто меня игнорировать. Хожу туда-сюда по огромному дому, сжимая телефон в руках, а в голову лезут ужасные мысли. Я почти плачу, снова и снова набираю его номер.

Ноги подкашиваются от счастья, когда Платон перезванивает.

— Алиса… — так устало и хрипло произносит он, и все мои вопросы где-то теряются. Зажмуриваюсь, моля про себя о том, чтобы все было хорошо.

— Платон… — все, что могу сказать ему в ответ, и закрываю глаза. Сердце заходится.

— Алиса… Мы в больнице… — Зажмуриваюсь. Надо спросить, что случилось, мотаю головой, потому что не хочу принимать неприятных новостей. — Алиса? Ты меня слышишь? — взволновано спрашивает он.

— Да… — голоса нет. — Да, слышу, — громче произношу я. — Что случилось?

— Лера отравилась. Мы останемся на ночь.

— О боже! Где вы? В какой больнице? — отталкиваюсь от стены, на которую опиралась, и бегу в прихожую, натягивая меховые кроссовки и куртку.

— Мы в клинике Шаумяна. Но тебе не стоит приезжать сюда, поздно уже. Думаю, завтра мы будем дома.

— Ты серьёзно? Я не могу здесь сидеть просто так! — лечу в домик охраны на входе.

— Алиса, послушай меня, малышка. Уже поздно, Лерка заснула, здесь неудобно. Поспи дома, а утром решим. Хорошо?

Слышу на заднем фоне женский голос и четко понимаю, что это Марьяна. Скидываю звонок. Его бывшей жене можно быть рядом, а мне нет?! Конечно, здравый разум шепчет, что Марьяна мать и поэтому находится в больнице, но где я и где разум. Я хочу быть рядом, я хочу видеть Леру и подержать их. Да я не усну и места себе не найду.

Прошу охрану довезти меня до больницы и оперативно сажусь в машину.

Вбегаю в приемный покой, пытаясь отдышаться. Прошу пропустить меня, но девушка на входе категорически отказывает, прося прийти утром. От отчаянья хочется кричать и топать ногами.

— Девушка, там моя… сестрёнка, — выдумываю на ходу. — Ну, пожалуйста. Валерия Вертинская.

— Еще раз объясняю, часы посещений — завтра, с одиннадцати, — она демонстративно отворачивается от меня, утыкается в бумажки, продолжая что-то писать.

— Ну хоть скажите, в каком она отделении?

— В инфекционном, — недовольно произносит она.

— Ну, пожалуйста, на полчасика.

— Я не могу, меня уволят.

— Хорошо, значит, я буду сидеть здесь до утра, — заявляю я и сажусь на стул.

— Как вам угодно, — скептически цокает девушка.

Сначала набираю номер Платона, но потом быстро сбрасываю. Он прогонит меня домой. Думаю, посматриваю на девушку. За ее спиной карта клиники. Всматриваюсь, изучая. Нужное мне отделение на втором этаже, совсем недалеко. Посматриваю на лестницу. Утыкаюсь в телефон. Жду. Мне бы проскочить мимо этой сторожевой собаки. Но она же поднимет лай. Выхожу на улицу, кутаюсь в куртку, дышу.

Идея приходит быстро. Иду к своему водителю и прошу его мне помочь и отвлечь девушку в приемном покое. Парень быстро схватывает и наказывает мне ждать возле входа. Наблюдаю, как он входит и начинает мило общаться с девушкой. Проходит всего пять минут, и вот уже девушка поднимается с места и куда-то уходит, улыбаясь моему водителю. Заскакиваю внутрь, благодарю парня и бегом несусь наверх.

Поднимаюсь, останавливаюсь, пытаюсь отдышаться. Дальше иду тихо, почти на цыпочках, чтобы не привлекать внимание. Прохожу в отделение и застываю в дверях, а потом и вовсе делаю пару шагов назад…

Там, в конце коридора, на небольшом диванчике сидят Марьяна и Платон. И все бы ничего, они родители и должны быть вместе в такие минуты. Но они разведенные родители…

И мне казалось, что они должны вести себя иначе…

Но они обнимаются… И не просто поддерживая друг друга, а как-то нежно, не выпуская. Смотрю на них через стекло и быстро моргаю, пытаясь не разреветься, как малолетняя дура, которую использовали.

Они сидят вплотную и обнимают друг друга, Марьяна что-то говорит, а Платон поглаживает ее по волосам. Хочется зажмуриться, сбежать и ничего этого не видеть, но я стою на месте и наблюдаю. Долго, в ожидании, когда они отпустят друг друга.

Сглатываю, все-таки отворачиваясь, облокачиваюсь на стеклянную дверь и сползаю на пол. Говорят, беда объединяет и стирает все старые обиды. Говорят, часто объединяет общий ребенок и прожитые годы с общим прошлым… А я… так, временное утешение. Вот почему он не хотел, чтобы я приезжала, вот почему он не хотел жениться так скоро.

— Девушка, вам плохо? — спрашивает меня мимо проходящая медсестра. Молчу, начиная подниматься. — Вы откуда?

— Я уже ухожу, — медленно спускаюсь со ступенек, смотря себе под ноги, считая каждую. Шесть, семь, восемь, девять, пролет. И отсчет начитается сначала. Первая, вторая, третья, спотыкаюсь, пошатываюсь, но вовремя хватаюсь за перила. Хочется вернуться и потребовать объяснений. Но разве в этом есть смысл…

— Девушка, вы как там оказались?! — вопит сторожевая собака на входе. — Немедленно покиньте клинику, иначе я вызову охрану!

Ничего ей не отвечаю, просто киваю и выхожу на улицу. Срываюсь, почти бегу к стоянке, сажусь в машину и сползаю вниз, ложась щекой на прохладное кожаное сиденье.

— С вами все хорошо? — интересуется водитель.

— Да, поехали домой…

Прихожу домой, в гостиной стоят собранные мной сумки. Боже, какая я дура, столько нафантазировала, что тошно от самой себя. Он ведь даже ни разу напрямую не сказал, что любит меня, все какими-то намеками…

Беру свою сумку и поднимаюсь с ней наверх. Кидаю ее в угол, закрываю дверь, дергаю ручку, убеждаясь, что заперто. Раздеваюсь до белья и иду в ванную. На тумбе, возле раковины, часы Платона, это он забыл… Утром… Когда…

Выхожу из ванной, громко хлопая дверью. Ложусь в кровать, утыкаюсь лицом в подушку, глубоко вдыхаю и задерживаю дыхание. От моей постели пахнет Платоном.

«Это кольцо я купил еще в Германии, то есть уже тогда решил, что ты будешь со мной. Это кольцо — знак того, что ты моя, и доказательство серьезных намерений к тебе. Это кольцо, определенно, предложение. Но долгосрочное. Ты еще так молода. Тебе выучиться надо, мир посмотреть, возможно, где-то реализоваться. В первую очередь я думаю о тебе. Да, ты будешь со мной в это время, но свадьбу мы сыграем немного позже. Кольцо — знак принадлежности, если хочешь. Знак любви».

Соскакиваю с кровати, срываю белье и скидываю его на пол. Да здесь все напоминает о нем. За что он так со мной? А сколько слов было сказано, сколько нежности, прикосновений, признаний, он так глубоко во мне, что меня-то и не осталось. Срываю чертово кольцо. Хочется выкинуть. Но я аккуратно опускаю его на стол.

Открываю шкаф, беру свой любимый плед, кутаюсь в него и иду в комнату Миланы и Мирона. У них хорошо, спокойно, тихо, и ничего не напоминает о Платоне. Ложусь в их кровать, поверх покрывала, закрываю глаза. Я не буду плакать! Не буду… Не буду, говорю себе, чувствуя, как проклятые слезы скатываются из глаз.

Просыпаюсь от того, что что-то щекочет лицо. Морщусь. Пытаюсь стряхнуть с себя то, что мешает спать, но натыкаюсь на холодную ладонь. Мне не нужно открывать глаза, чтобы понять кто это. Я чувствую его до боли родной запах, смешанный с запахом морозного воздуха. Он только что приехал и уже нашел меня. Немного шершавые пальцы убирают волосы с моего лица, поглаживают щеки, скулы. Стараюсь дышать ровно и не реагировать. Но когда его пальцы подбираются к моим губам, резко открываю глаза, уворачиваясь.

— Я потерял тебя, малышка, — такой усталый, невыспавшийся, тепло улыбается, а меня начинает тошнить от его фальши. — Почему ты здесь?

ГЛАВА 30

ГЛАВА 30

Платон

Температура спала, и Лера уснула. Целую ее в лоб, еще раз убеждаясь, что жара нет, и выхожу в коридор. На мое удивление Марьяна еще здесь. Сидит возле палаты, сжимая в ладонях пластиковый стаканчик кофе. Несмотря на то, что она виновница всего происходящего и сорвала нам праздничные выходные, я больше не злюсь. Я так устал и морально вымотан, что сил не осталось даже на злость. По факту в этой ситуации виновен только я. Так как просто не должен был оставлять Леру.

Звоню Алисе, объясняю ей всю ситуацию и прошу не приезжать. Поздно, Лера все равно спит. Ну что ей здесь делать? Больница — не самое весёлое место для ночёвки. Уверен, что утром мы вернемся домой.

Марьяна что-то спрашивает, отвлекая меня от беседы. Пока отвечаю, Алиса сбрасывает звонок. Тру лицо от усталости. Ладно, мы обсудим все завтра.

Кофе с аппарата — редкостная гадость. Но другого здесь нет. Сажусь рядом с Марьяной, откидываюсь на спинку, прикрывая глаза.

— Платон… — мнется Марьяна.

— Ты бы ехала домой, — прерываю ее. — Нет смысла здесь сидеть всю ночь. Молчит. Встаёт с дивана, проходится по коридору, выкидывает стаканчик, долго смотрит в темное окно и снова садится рядом со мной.

— Думаешь, я бесчувственная? Не переживаю? — спрашивает у меня.

— Я вообще ни о чем не думаю, — вновь закрываю глаза.

— Я, может, и не мать года, но люблю Валерию.

Молчу. На самом деле мне не нужна ее исповедь.

— Она — это все, что у меня осталось в жизни. Ты же знаешь, родителей уже нет, сестра далеко… И вряд ли вернется. Тетка… Та вообще никого не любит…

— Марьяна, мне не нужно ничего доказывать. Донеси это все Лере. Наладь с ней контакт, пока не поздно. Не покупая ее.

— Я пытаюсь. Я осознаю все свои ошибки. Ну прости ты меня! — с каким-то надрывом просит она.

— Марьяна, — открываю глаза, поднимаю голову, обращая на нее внимание. Глаза мокрые, плачет. — Да не держу я зла. Моя ошибка в том, что я женился на тебе.

Бывшая жена закрывает лицо руками, начиная рыдать. Она хорошая актриса, даже, я бы сказал, гениальная. Не дура, умеет манипулировать. Но Марьяна никогда не плачет.

— Платон, я стараюсь. Поверь мне, пожалуйста. Сегодня я хотела, чтобы все было по-человечески. И опять все испортила… — всхлипывает в руки. Закрываю глаза, глубоко вдыхаю. — Неужели у нас нет ни единого шанса все вернуть?

— Нет, Марьяна, — категорично отрезаю. — И слезами не поможешь. Но у тебя есть шанс стать нормальной матерью. Поработай над этим.

— Я постараюсь, — отрывает ладони от лица и неожиданно кидается мне на шею, прижимаясь. Плачет. Искренне. Ну хоть что-то до нее стало доходить. Испытываю желание оторвать Марьяну от себя. У меня совершенно ничего не осталось к этой женщине. Но не могу. Пусть выскажется. — Только вы не отдаляйтесь от меня. Я же никому не нужна. Подруги… — горько усмехается сквозь слезы. — Все такие твари. В глаза улыбаются, сочувствуют, а за глаза грязью поливают… Боже, сколько мерзости на меня вылилось за последнее время. Я все время боюсь остаться одна.

Я понимаю ее. По сути, Марьяна одинока. Ее образ мышления к этому и вел. Но то, что она это уже понимает, оставляет ей шансы…

Лере стало лучше. Нас отпустили домой, выписав лекарства и диету. Несмотря на то, что дочь поспала, она все равно еще вялая, слабая и бледная немного. Но все будет хорошо. Всю дорогу пытался ее развеселить, наобещав всякой ерунды. Лерка кивает, но все равно хмурится. Поглаживаю ее по волосам и сворачиваю во двор.

В доме тишина. Рано еще. Укладываю дочь в кровать, делаю ей специальный чай, кое-как запихиваю в нее пару таблеток, разрешаю поиграть на планшете и иду к Алисе. Я скучал. Хочется прижать ее к себе и подышать. Захожу в комнату, но моей девочки там нет. Ее одежда брошена в кресле, кровать расправлена, телефон на тумбе и мое кольцо на столе. Беру его, кручу в пальцах, сжимаю в ладони и выхожу из спальни.

Ты его забыла, девочка моя, или специально сняла?

Спускаюсь вниз, обхожу весь первый этаж, нет ее нигде. Охрана уверяет, что девочка дома. Поднимаюсь на второй этаж, осматриваю каждую комнату и, наконец, нахожу Алису в спальне Мирона. Спит, так сладко обнимая подушку и кутаясь в сиреневый плед.

Ну и что ты тут делаешь, малышка?

Явно обиделась. Догадаться бы теперь на что… Ты хоть бы правила этой игры мне озвучила, девочка моя.

На ее лицо падает непослушная челка. Алиса морщится во сне. Тяну руку, аккуратно убирая с лица девочки волосы, прохожусь пальцами по нежной коже, веду к припухлым губам. Алиса открывает глаза и уворачивается от моих прикосновений.

— Я потерял тебя, — улыбаюсь ей. Накатывает невероятная усталость, я совсем не спал. Вымотан. — Почему ты здесь? — веду пальцами по ее плечам, очерчиваю родинки. Натягивает плед, не позволяя к себе прикасаться.

Ну что ты опять выдумала, моя фантазёрка?

Твои тараканы опять взбунтовались?

Убираю от нее руки. Складывается впечатление, что ей неприятно.

— Как Лера? — спрашивает Алиса, садясь на кровати, отодвигаясь от меня подальше, игнорируя мои вопросы. Встаю. Прохожусь по комнате брата и останавливаюсь возле окна, смотря на заснеженный двор.

— Иди и спроси у нее.

— Она дома? С ней все хорошо?

— Да. Выписали таблетки, диету. В общем, все обошлось.

— Хорошо.

— Может, объяснишь мне, почему на твоем пальце нет кольца? — спокойно спрашиваю я. Мне попросту надоело играть в «угадай, почему я обиделась». Я сегодня вымотан, и голова не соображает.

— Объясню, как только ты объяснишь, что происходит между тобой и Марьяной, — вдруг выдает Алиса. Понятнее мне не становится.

— Кроме того, что у нас общая дочь, между нами ничего не происходит, — оборачиваюсь, упираюсь бедрами в подоконник и смотрю, как Алиса обнимает свои колени, продолжая прятаться от меня под одеялом.

— Да? — кривляется, наигранно удивляясь. — А мне показалось, что не только это. Между вами что-то интимное.

Не сдерживаюсь, усмехаюсь.

Вот откуда это все в ее голове!

Нет, я понимаю, что она еще маленькая, неопытная девочка. Но это уже сверх…

— Вот. Тебе смешно, — надувает губы, отворачивается от меня.

— Да, мне смешно. Смешно, оттого что ты выдумываешь себе то, чего нет, — засовываю руку в карман и сжимаю кольцо.

— Я выдумаю? — повышает голос. — Я выдумываю?! Я лично видела вчера ночью, как вы обнимались и шептались. И Марьяна не просто на тебе висла, ты отвечал ей взаимностью! — предъявляет мне она. Молча вдыхаю побольше воздуха, наблюдая за ее истерикой. Девочка соскакивает с кровати, кутается в плед, бежит к двери. А потом оборачивается. — Теперь мне понятно, почему ты не хотел на мне жениться. Надеялся восстановить отношения с бывшей?

— Большего бреда я не слышал, — качаю головой. — Раз ты уж была в больнице, отчего не подошла и не выяснила все?

— А зачем? Мне и так было все понятно.

— Ммм, — снова иронично усмехаюсь. — Ничего тебе, я смотрю, непонятно. Ты даже не хочешь слышать меня. Все время бежишь и даже не пытаешь вникнуть в суть.

— То есть я еще и виновата? — возмущается она, почти топая ногой. Разворачивается и, как всегда, сбегает. А я так и остаюсь стоять возле окна в чужой спальне. Сегодня я настолько вымотан, что не хочу решать эту проблему. Сил нет от слова совсем. Пусть попсихует, договорится со своими тараканами, придет в себя и, наконец, начнёт рассуждать здраво.

ГЛАВА 31

ГЛАВА 31

Алиса

Не хочу с ним разговаривать. Не могу даже видеть его. Мне хочется кричать и скандалить. Мне хочется рыдать, мне хочется уйти из дома и побыть одной, но больше всего хочется кинуться в его объятья и все забыть. Просто стереть себе память и забыть, как он обнимал эту курицу. Может, я малолетняя дура, но я все видела своими глазами.

Запираюсь в своей комнате, быстро принимаю душ, сушу волосы, надеваю голубые джинсы, белый свитер, собираю волосы в хвост и выхожу. Мне хочется видеть Леру. Зайка болеет, и я переживаю. Заглядываю к ней в комнату, тишина, спит. Ладно. Настроения нет, но я спускаюсь вниз и иду на кухню.

Платон в гостиной, и, как бы я ни злилась, сердце сжимается в присутствии этого мужчины. Он разговаривает по телефону и наблюдает за мной. Сначала прохожу мимо, а потом останавливаюсь, возвращаясь. Присаживаюсь на подлокотник кресла, жду, когда он закончит разговор с Мироном по работе. Смотрю в окно, но чувствую на себе его взгляд.

Гад! Ну что ему стоит признать свою неправоту?

Но, видимо, так проще. Иметь меня, как удобную куклу… В горле снова образовывается ком. Горько. Не хочу так о нем думать, но… Закрываю глаза, дышу. Я не буду плакать. Не буду… Обнимаю себя руками, прячась от его пронзительного взгляда.

— Что можно кушать Лере? — спрашиваю, как только он заканчивает разговор.

— Можно овсянку, но она не будет ее есть, — спокойно отвечает Платон. Так спокойно, словно мы не ругались. Делая вид, что снисходителен к моим капризам. Видимо, я ничего не понимаю в отношениях.

Это все нормально?

Объясните мне, дуре, кто-нибудь?

Сашки нет, и Миланы…

— Может, куриный бульон с сухариками? Она вроде любит.

— Можно.

Разворачиваюсь, направляюсь на кухню, Платон за мной.

— Я кисель ей сварю, — поясняет он.

— Можно я сама? — как можно спокойнее спрашиваю. Не выдержу с ним на одной кухне. Либо расплачусь, либо раскричусь. — Я хотела бы остаться на кухне одна, — прошу, отворачиваясь к холодильнику. Платон долго молчит, снова прожигая меня взглядом, а потом разворачивается и выходит.

Я всё-таки плачу.

Проклятые слёзы скатываются из глаз. Какой ты, оказывается, жестокий, Платон Вертинский!

Утираю слезы. Собираюсь. Начиная готовить. Варю бульон из курицы, процеживаю. Лерка не любит варёные овощи. Сама делаю гренки и варю кисель из ягод, благо Миланка запасливая, и в ее морозилке много всего. Аккуратно составляю все на специальный столик-поднос и несу наверх. Хочется порадовать Валерию.

Толкаю бедром дверь, прохожу в спальню. Лерка уже не спит, сонно водит пальчиком по экрану планшета. Такая зайка. Хочется зацеловать.

— Привет! — улыбаюсь, пытаясь поднять ребенку настроение. — Я тебе кое-что принесла. Готовила сама, но без паники, — усмехаюсь, ставлю поднос на кровать. — Все получилось. Все, как ты любишь.

Лерка хмурится, осматривая еду.

— Не хочешь, кушать? — сажусь рядом с ней, поправляю подушки, чтобы ей было удобнее.

— Хочу, спасибо, — отстранённо отвечает она, берет сухарик, кидая его в бульон. Мешает, глядя в тарелку.

— Ну, что ты, зайка? Плохо себя чувствуешь? — поглаживаю по плечу. Мне так жаль ее. Лерка всегда задорная, непоседа, болтушка.

— Нормально я себя чувствую, — словно обиженная, говорит и кидает еще сухарик в суп, так и не кушая.

— А что тогда с настроением?

— Ничего, — отворачивается от меня. Отчаянно не понимаю, что происходит. Мы всегда дружили. Лерка мне родная, я ее с рождения нянчу, и мы никогда не ругались.

— Лер, — слегка толкаю ее плечом. — Ну ты что? Обиделась на меня?

— Нет, но… — берет стакан, отпивает немного киселя.

— Лера! — щекочу ее, но она даже не улыбается, просто отодвигается от меня подальше. Неприятно. — Мне уйти?

Она пожимает плечами, не смотря на меня.

— Лера, я чем-то тебя обидела? — мне вновь хочется рыдать. Ну не может ребёнок за один день так измениться.

— Вы правда поженитесь с папой? — вдруг спрашивает она. Ох. Если бы я знала. Еще вчера я могла уверенно ответить на этот вопрос, а сейчас…

— А при чем здесь это?

— Мама сказала, что вы поженитесь, ты родишь ляльку, и папа будет любить ее больше меня. А тебе я вообще не дочь, и ты про меня забудешь, — всхлипывает Лера, а я теряю дар речи. В моей голове только один вопрос: Марьяна нормальная? Хочется позвонить ей и сказать, какая же она тварь! Зачем говорить ребёнку такие вещи?

— Лерочка, — беру поднос, отставляю его на тумбу и насильно обнимаю зайку. Она дёргается, пытаясь вырваться, но я не отпускаю, заваливаясь с ней на кровать.

— Пусти! — Насильно ее целую, куда попаду. — Ну, Алиса! Алиса! — уже смеется.

— Послушай меня. Каждый человек имеет право высказаться? Правильно?

— Правильно.

— Так вот, послушай меня. Твоя мама не права. Если мы поженимся с твоим папой, это никак не повлияет на любовь к тебе. Ну как ты себе это представляешь? Ты веришь, что папа тебя разлюбит? Да хоть десять лялек. Ты все равно наша любимая зайка. Просто так от меня не отделаешься, — щекочу ее. Смеётся, уже обнимая меня.

— Получается, мама соврала? — так искренне по-детски удивляется она. Я бы сказала, кто ее мама и что она этим хотела добиться, но Лере не нужно об этом знать.

— Нет. Твоя мама просто высказала свое мнение, но оно неверно. Нельзя разлюбить ребенка. Это невозможно.

— Правда?

— Лера, ну ты чего? — наигранно возмущенно спрашиваю я. Она молчит, сильнее меня обнимая. Сжимаю ее в ответ.

Нужно поговорить с Платоном, пусть донесет до своей курицы, что нельзя так манипулировать ребенком.

— Я хочу кушать.

— Вот это другое дело, — поднимаюсь и снова ставлю столик на кровать.

Платон

Прошло семь дней. Неделя еще праздничных дней, а мы с Алисой словно чужие люди. Первые дни я ее воспитывал. Пусть учится нормальному диалогу. Что ей стоит подойти ко мне и нормально поговорить? Я готов к любым вопросам и честным ответам. Думал, остынет, перебесится, и мы спокойно все обсудим. За девушками, конечно, принято бегать, и я не против. Понятно, что все у нас стремительно и девочке не хватает ухаживаний, но она должна учиться слышать меня и доносить свою точку зрения. Девочка импульсивна, и это хорошо, но не всегда.

И вот прошла неделя, а мы играем в какую-то игру, не понимая правил, но не желая уступать до последнего. Алиса упрямо молчит. Нет, она общается, но только при необходимости, по бытовым вопросам. Все свободное время она проводит с Лерой, либо в своей комнате.

Бесит.

Мое воспитание выходит боком именно мне. И я уже схожу с ума от ее игнора.

Кто тут кого воспитывает?

Я дико скучаю по Алисе, находясь с ней в одном доме. Наши совместные каникулы превратились в пытку. Пора заканчивать. Моя хитрая малышка не поддается воспитанию. Я вижу, что она грустит, замечаю, как наблюдает за мной, даже пару раз случайно заставал ее заплаканную. Но характер — дело такое… Она проходит мимо меня с высоко поднятой головой. Ох, надо менять тактику и надавать ей по попе, а потом залюбить.

Хватит!

Рано утром мне доставляют большой букет тюльпанов. Сегодня ночью, пока мне совершенно не спалось без моей девочки, я переосмыслил все наши отношения и принял ее инфантильность. Я вдруг понял, что не хочу в ней ничего менять. Пусть подольше останется девочкой. Непосредственной, иногда вспыльчивой, милой, красивой, яркой, обидчивой максималисткой. Я вдруг понял, что никогда не дарил ей цветы. Алиса не Марьяна. Она настоящая, чистая девочка и еще не прожила все этапы романтики, а я сразу хочу окунуть ее во взрослую жизнь, минуя все эти шаги.

Тюльпаны в январе. Это тот еще квест. Но нет ничего невозможного. У меня в руках большой букет разноцветных, самых свежих цветов. Алиска любит тюльпаны… Еще она любит йогуртовый десерт со свежими ягодами. Чувствую себя школьником на первое сентября — с цветами и десертом в коробке.

Еще рано, девочки спят. Причем спят в одной кровати в обнимку. Складывается впечатление, что Алиса вообще прячется от меня, прикрываясь Леркой. Тихо прохожу в их спальню. Сопят. Зайки. И ведь это мои девочки. Самые дорогие. Все, что есть в моей жизни. Но вот одну из них я хочу видеть каждое утро в своей кровати. Нужно исправлять.

Оставляю цветы и десерт на письменном столе и выхожу, пусть поспят. Лерка уже вполне здорова, можно выбраться в город на каток или покататься на горках. Жалко ребенка, все праздники дома. Хотя они с Алисой не скучают. Дурачатся, готовят вместе, пару раз что-то сожгли. Миланка убьет их за кухню. Шепчутся, плетут какие-то фенечки из бисера, смотрят фильмы. Моей дочери не хватало именно этого. Всю жизнь ей не хватает женщины, которая разделит ее интересы. Марьяна, к сожалению, на это неспособна. Делаю себе кофе, ухожу в кабинет, полчаса ищу культурную программу нам на целый день, потом работаю в ожидании, когда девочки проснутся.

Дверь приоткрыта, слышу, как они ходят по гостиной и шепчутся.

Благодарностей не будет?

Усмехаюсь.

Ну что же, я не гордый.

Выхожу. Тюльпаны украшают одну из полок. Девочки на кухне, гремят посудой. Иду к ним, останавливаюсь в дверях, наблюдая, как они заваривают чай и раскладывают десерт по тарелкам. Лерка облизывает пальцы от крема. Замучила ее диета. Алиска крутится возле шкафчиков, доставая ложечки. Такая хорошенькая с утра. Еще сонная, мягкая, настоящая и опять босая. Ногти на ногах в перламутровом лаке. Закрываю глаза, потому что в голове плывут фантазии, как я целую эти пальчики, закидывая ножки себе на плечи. Хочу. И это не просто физическая потребность, это нечто гораздо глубже.

— Папа, это ты подарил мне цветы и пироженки? — восхищенно спрашивает Лера, с удовольствием съедая ложечку сладкого. — Это потому, что я выздоровела?

Теряюсь на минуту. Конечно, это все девочкам, но отсылка была больше к Алисе. Это ее любимые цветы и ее любимый десерт. Лерка любит ромашки и шоколад. И Алиса это понимает.

— Это вам на двоих, — отвечаю я, пытаясь поймать взгляд Алисы. Прячется от меня, прикрываясь суетой.

— Алиса сказала, что это мне.

Эх, Алиса, Алиса… То есть не принимаешь от меня таких жестов? На белом коне к тебе, что ли, подъезжать?

— Ты будешь чай? — отстранённо интересуется Алиса.

— Нет, я уже выпил кофе.

— А пироженки? — спрашивает Лера. — Попробуешь?

— Нет, — качаю головой. — Это вам, наслаждайтесь.

Покидаю кухню. Сажусь в гостиной, совершаю пар звонков по работе. Лерка пробегает мимо меня.

— Стой! — Разворачивается. — Хочешь сегодня погулять в городе?

— Да! А уже можно?

— Можно. Но нужно почитать немного из того, что задавали на каникулы.

Дочь хмурится.

— А можно завтра? — строит мне глазки. Но со мной это не прокатывает.

— Нет, ты и так ничего не делала. Почитай, и поедем гулять.

— Ладно, — отвечает дочь, словно делает мне одолжение. Усмехаюсь, отправляя ее в комнату.

Через несколько минут, убравшись на кухне, выходит Алиса и тоже пытается смыться наверх. Ну, нет. Я специально отправил дочь читать, чтобы поговорить с этой Снежной королевой, которая отморозилась.

— Стоять!

Замирает на секунды, а потом ускоряет шаг. Ну, нет, моя хорошая. Эта игра мне порядком надоела. Ловлю девочку на лестнице. Дергается, пытаясь вырваться.

— Даже не трать силы, все равно не отпущу! — угрожающе произношу я. Затихает. Перехватываю ее руку, сжимаю и веду Алису за собой в кабинет. Закрываю дверь на ключ, чтобы не бегала. Алиска цокает и присаживаться на подоконник. — Ты разлюбила тюльпаны? — подхожу к ней близко, опираюсь руками на подоконник, заключая девочку в плен. Отворачивается. Глубоко вдыхаю ее запах, смотря на трепещущую венку на шее. Хочу поцеловать. Но мы разговариваем.

— Нет. Тюльпаны очень красивые. Спасибо, — продолжает смотреть в окно и сжиматься, словно ей неприятна моя близость.

— Пожалуйста. Я вдруг понял, что совсем не дарил тебе цветов. Исправлюсь, — наклоняюсь и всё-таки веду носом по ее шее. Как же сладко от нее пхнет. Теплом, чистотой, полевыми цветами, росой, любовью. Самой жизнью.

— Не стоит…

— Алиса, — со стоном произношу ее имя. Не сдерживаюсь и всё-таки целую нежную кожу на шее. — Хватит этого молчания. Я был неправ. Признаю.

Я считаю, что мы оба неправы. Но уступаю девочке.

— Она кинулась мне на шею в слезах. Я не смог оттолкнуть. Но на этом все. Между нами ничего нет и не будет больше никогда. Я понимаю, как это выглядело твоими глазами, и больше такого не допущу. Растай, моя льдинка, — веду губами ниже, отодвигаю лямочки ее маечки и игриво кусаю за плечо. По ее коже разбегаются мурашки, но внешне Алиса все равно холодна. Упрямая. — А ты обещай не закрываться от меня, не сбегать, а все решать в диалоге. Я мужчина, и мне сложно догадаться, что творится в твоей голове. Было бы гораздо проще, если бы ты мне разъясняла. Марьяна всегда будет присутствовать в моей жизни. Она мать Леры. Мы связаны, хотим этого или нет. Научись это принимать.

Мои руки уже блуждают по ее телу, то сжимают, то ласкают. Невозможно сдержаться, когда она так близко. Дрожит, но поджимает губы, продолжая смотреть в окно.

— Алиса, — зову ее. — Поговори со мной, — хватаю ее подбородок и насильно поворачиваю к себе. — Ну что мне сделать? Что ты от меня хочешь? — Опускает веки, пряча от меня свои красивые карие глаза. — Это несерьезно. Тебе не нравится, когда я называю тебе ребенком, так не давай мне повод так говорить! — начинаю злиться.

— Дело не в этом! — распахивает глаза, смотря в мои. Перехватывает мои руки, отрывая от себя. — Дело не в Марьяне. Я понимаю, что она никуда не денется. О ней вообще отдельный разговор.

— А в чем тогда дело?

Отстраняюсь немного, потому что она меня не подпускает, упирается в грудь, пытаясь оттолкнуть.

— В серьезности, — заявляет девочка. Выгибаю брови, призывая продолжать. — Ты знаешь, что я тебя люблю. Я никогда этого не скрывала. Ты знаешь, я на все согласна. А вот про тебя я этого сказать не могу. У меня складывается впечатление, что ты сдался мне под гнетом развода с женой. Я — так… временное утешение.

— Ты сама хоть понимаешь, что несешь? Временное утешение? Ты серьезно? — я не знаю, что мне делать: смеяться или злиться. Может, встряхнуть ее, чтобы пришла в себя.

— Вот, ты не воспринимаешь меня серьёзно. Захотел — подпустил близко; захотел — отстранил. Я так не могу, — она спрыгивает с подоконника и идёт к двери. Дергает ручку. Заперто. Я перевариваю. Да куда уж серьезнее? Это же Алиса. Я бы вообще не стал ее трогать, если бы не был уверен в себе. — Открой! Выпусти меня! — требует опять, желая сбежать.

— Уверена, что хочешь уйти?! — выходит нервно, я бы даже сказал, агрессивно. Кивает. Качаю головой, пытаясь не сорваться. Нервно открываю дверь, выпуская девочку.

Убегает.

Значит, серьезности ей не хватает?

Будет тебе серьезно!

Очень серьезно!

ГЛАВА 32

ГЛАВА 32

Алиса

Похоже, я переборщила с претензиями и обидами. Очень сильно переборщила… После того, как я заявила ему о серьезности и снова сбежала, он холоден со мной.

Дура.

Боже, какая я дура!

Я всего лишь хотела услышать слова любви, три заветных слова. Что мне стоило об этом ему сказать? И ведь мне казалось, что я права.

С того момента прошло две недели. Платон очень холоден. Словно нас откинуло назад. Нет, мы никогда не были столь далеки друг от друга. И мне горько и больно. Нет, я не гордо страдаю. Я пытаюсь сблизиться, но Платон непреклонен. Он словно наказывает меня, игнорируя. И если это так, то это очень жестоко. Мне уже ничего не нужно. Ни слов любви, ни этой гребаной серьезности, о которой я кричала. Только бы все вернуть назад.

Несколько дней я еще строила из себя обиженную, пока вдруг не поняла, что ему все равно. А потом еще неделю пыталась загладить вину. Готовила ему завтраки, пыталась поговорить, ждала его по вечерам, расхаживала в неприлично короткой юбке. Даже притворялась больной, но в нем ничего не дрогнуло. Сухая благодарность за завтрак, совет надеть что-нибудь потеплее и вызов доктора на дом — это все, что он мне дал.

Я в таком отчаянии, что хоть вой. Что, в принципе, и делаю по ночам в подушку, ненавижу то его, то себя за глупость. С каждым днем мне все больше и больше кажется, что все закончилось… И от этого жить не хочется. Вчера я пошла на отчаянный шаг. Посреди ночи меня накрыло такой безысходностью, что я потеряла разум. Соскочила с кровати, укуталась в простыни и пришла к нему в спальню. Нырнула в одном белье под его одеяло и прижалась всем телом. Мне казалось, это поможет. Его тело не способно меня отвергнуть. Ведь он это все специально, воспитывает меня, как ребенка, чтобы больше не ставила ему ультиматумов.

Но ничего не вышло…

Никогда не чувствовала себя настолько глупо и неуместно. Мне хотелось провалиться сквозь землю. Платон прогнал меня, заявив, что я веду себя недостаточно серьезно. Мне одновременно хотелось убить его и убиться самой.

Все кончено…

Утро начинается… Я просто открываю глаза за полчаса до будильника и смотрю в потолок. Спать не хочется, вставать тоже нет желания, даже думать ни о чем не могу, иначе меня вновь накроет истерикой.

«Ты уверена, что хочешь уйти?» — это все, что крутится в моей голове. И я, дура, ушла с гордо поднятой головой. Ушла. Он хоть бы предупредил, что это последний его вопрос и шансов больше не будет…

Не знала, что Платон настолько жесток.

Будильник оживает веселой мелодией. По инерции выключаю будильник, чисто на рефлексах поднимаюсь с кровати и иду в ванную, ничего не чувствую, кроме головной боли. Теплый душ, фен, расческа, одежда. Мне абсолютно все равно, как я выгляжу, беру первое, что попадется, и натягиваю на себя. Сегодня это оказываются черные утепленные лосины и длинная вязаная туника. Похоже, я ее не надевала никогда. Она мне не понравилась, казалось, я в ней как корова. А сейчас все равно.

Собираю волосы в хвост, закидываю в рюкзак тетради, ручки и спускаюсь вниз. Тишина. Все еще спят. Миланка шумит на кухне. Не хочу завтракать, но больше всего не хочу кому-то попасться на глаза. Милана начнет задавать вопросы, а я не готова давать ответы. У меня их просто нет.

Тихо смываюсь в прихожую, быстро одеваюсь и ухожу. Останавливаюсь во дворе. Зима в разгаре, морозно, еще темно. Бреду в гараж, где, по идее, меня должен ждать водитель. Но выехать не получается. Мой водитель задерживается и просит подождать его. Стоять на дворе холодно, возвращаться домой не хочу — сейчас все проснутся, и дом наполнится людьми. Но больше всего я боюсь посмотреть в глаза Платону после вчерашнего позора.

Разворачиваюсь и иду к Сашке с Ароном. Они не задают лишних вопросов. Выпью у них кофе. Прохожу в дом, на кухне что-то разбивается. Сашка снова что-то разбила. С утра она неловкая. Разуваюсь, иду на кухню.

— Что на этот раз?.. — спрашиваю я. Не договариваю, впадаю в ступор. Чашка и правда разбилась, на плиточном полу осколки и брызги кофе. Но этой парочке все равно. Саша сидит на стойке с откинутой головой, закатывая глаза и царапая столешницу, пока Арон…

О боже! Кажется, что я краснею от кончиков пальцев до кончиков волос. Вылетаю из кухни.

Нельзя вторгаться в чужой дом без разрешения! Дура.

Вылетаю на улицу, пытаясь остыть. Очень надеюсь, что они меня не заметили. Иначе я сгорю от стыда. Стыд сменяет горечь. Арон и Саша настоящая пара. Как бы они ни ругались (а поскандалить они любят), это никак не влияет на их интимную жизнь, наоборот, больше разжигает. А меня вчера позорно прогнали… Хочется покричать, чтобы выплеснуть все, что накопилось внутри. Дышу, дышу, дышу, глотая морозный воздух…

Убегаю в машину, ложусь на заднее сидение, кутаясь в куртку, и жду там водителя. Рыдаю и не могу остановиться. Платон… Ну за что ты так со мной? Хватит! Я уже все поняла! Выросла! Из тебя отличный воспитатель. Можно продолжать унижаться и идти просить у него прощение, но я еще не всю гордость растеряла, черт бы ее побрал.

Пары проходят словно в тумане, как, впрочем, и вчера, и позавчера. Я что-то записываю, отвечаю, но ничего не соображаю. Общаюсь с подругами, пью чай в столовой, ковыряюсь в еде, но не чувствую вкуса. Словно все чувства пропали, осталась только горечь. Макс давно в паре с первокурсницей. Хорошая девочка, смешливая, стильная, общительная. Они хорошая пара, и им весело. А я им завидую… Нет, не со зла, по-доброму. У них есть то, чего меня лишили. У них есть воздух, а у меня его нет. Кажется, я не выдерживаю и ломаюсь…

Становится еще хуже, когда занятия заканчиваются. Домой не хочется. Там куча сочувствующих глаз и немых вопросов. Там Лера, там Платон… Хотя последнее время его почти не бывает дома…

Натягиваю шапку, обматываюсь шарфом, надеваю перчатки и иду пешком в центр. В принципе, мне все равно куда, нужно подышать и развеяться. Планирую дойти до любимой кофейни и погреться. Но уже через квартал меня кто-то останавливает, хватая за руку.

Вскрикиваю от неожиданности, оборачиваюсь, пытаясь вырваться, и замираю, встречаясь взглядом с Платоном. Смотрим друг другу в глаза несколько минут, теряя связь с реальностью. Хочется залепить ему пощёчину за издевательство, хочется накричать или послать подальше, но я кусаю губы и дрожу далеко не от холода. Отшатываюсь, когда его рука тянется к моему лицу. Но Платон все же прикасается, нежно поглаживая мои замерзшие щеки. А мне хочется прильнуть и ластиться, как нашкодившая кошка. Он улыбается, качая головой, и тянет меня за руку к машине. Зачем-то сопротивляюсь, находясь в растерянности.

— Даже не думай, закину на плечо и все равно унесу, — угрожающе произносит он и насильно ведет к машине. Иду. Он открывает двери авто, помогает мне расположиться и сам садится за руль, начиная движение. — Еще раз надумаешь гулять в мороз, получишь по заднице, — вдруг заявляет он, смотря на дорогу.

Молчу, кусая губы. Я только сейчас замечаю, что дико замерзла. Щеки, руки и ноги горят от перепада температуры. Я в ступоре. Не знаю, что говорить и как себя вести. Поэтому просто молча делаю все, что он говорит. Я словно маленькая, потерянная девочка, которая наказала сама себя. И вот пришёл взрослый мужчина исправлять ошибки.

Платон тормозит через пару кварталов возле кафетерия. Выходит из машины, открывает для меня дверь и вытягивает на улицу. Я думаю, мы идем пить кофе, но Платон переходит дорогу и заводит меня в свадебный салон. Я ничего не понимаю, но упрямо молчу.

— Добрый день, Платон Яковлевич, — здороваются с ним девушки. — Это наша невеста?

Платон помогает мне раздеться, а я впадаю в ступор.

— Да, это она, — подталкивает меня вперед. — Она вся ваша, — усмехается. — Напоите ее горячим кофе.

— Хорошо. Не переживайте.

— Платон… — разворачиваюсь к нему и растерянно хлопаю ресницами, понимая, что он собирается уходить. Усмехается. Подмигивая мне.

— Девочки, вам хватит пару часов?

Девушки кивают и уводят меня вглубь салона, а Платон смывается.

— Не переживайте, мы сделаем из вас самую красивую невесту.

Меня заводят в основной зал, где развешаны сотни свадебных платьев и прочих аксессуаров.

— Меня зовут Татьяна, для вас просто Таня, присаживайтесь. Леночка, свари девушке кофе, — начинает суетиться Таня. А у меня ноги подкашиваются. Сажусь в кресло, пытаясь дышать ровно.

— Я Алиса, — представляюсь. — А что происходит?

— Я полагаю, вы выходите замуж, — как ребёнку поясняет мне девушка. У меня еще куча вопросов, но, чтобы не выглядеть дурой, задать я их не решаюсь.

— Простите, мне нужно позвонить, — набираю Платона и отхожу подальше, отворачиваясь к витрине.

— Да, — отвечает он.

— Платон… Что я здесь делаю? — шепотом спрашиваю его.

— Ты выбираешь платье, туфли и прочее.

— Платон… Мне казалось, это должно быть по-другому…

— Теперь я решаю, как это должно выглядеть, — отрезает он. — Выбирай платье и наслаждайся, малышка, — уже мягче говорит он и скидывает звонок.

Я, определенно, хотела замуж, но… Блин… От радости внутри ликую и одновременно растеряна настолько, что страшно. Поэтому не могу выдать адекватную реакцию на происходящее.

— Ваш кофе, — приводит меня в себя Таня. — Мы подобрали вам несколько вариантов. Но выбор, конечно, за вами. Я продемонстрирую?

Киваю, принимаю чашку с горячим кофе и сажусь назад в кресло.

Глаза разбегаются, мне нравится все, что висит на вешалках, и совершенно ничего не нравится на мне. Я вдруг поняла, что классика не для меня. Все эти пышные платья принцесс смотрятся нелепо. Но мы его нашли. Идеальное платье. С открытыми плечами, рукавами в три четверти и струящейся юбкой в пол. Ткань шелковая, нежная и серебряная, утонченная вышивка на груди. Мне настолько нравится, что хочется плакать.

Я не хотела фату. Но когда мне показали кружевную ткань на серебряном гребне, которую нужно вплетать в прическу, я пересмотрела свое отношение к фате. Я в нее влюбилась.

— Наверное, нужно подобрать белье и чулки. Думаю, на кружевной резинке будет самое то, — заявляет Таня.

— Можно я подберу это потом, сама, — начинаю смущаться.

— Когда потом? Нам нужно вас полностью одеть. Еще макияж и прическа, а у нас осталось меньше часа.

— Меньше часа до чего?

— Полагаю, до вашей свадьбы, — поясняет мне девушка.

Киваю, чтобы не выглядеть полной дурой, хотя мозг престает соображать. Меня вдруг сковывает страхом и диким волнением.

Дальше я почти не участвую, только лишь киваю, принимая все, что предлагают. Белое белье, чулки, туфли. Откуда ни возьмись появляется парень, парикмахер-визажист. Мной вертят, как хотят, делая макияж и прическу под фату.

И вот я рассматриваю себя в зеркало и не узнаю. На меня смотрит нежная, красивая невеста. Еще утром не хотелось жить, а сейчас по телу идет дрожь от волнения. Я хотела замуж, но не так…

— Ну как там моя невеста, готова? — слышу голос Платона, оборачиваюсь и вижу его тоже полностью одетого. Под графитовым пальто свадебный костюм, стильный, ему невероятно идет. Он вообще всегда был очень привлекательный, а сейчас неотразим. У него в руках небольшой букет из белых маленьких розочек и розовых незабудок. Красиво. Усмехается, ловя мой растерянный взгляд. Осматривает меня внимательно и облизывает губы. Его глаза горят, а мне хочется рыдать. Но если я сейчас заплачу, то испорчу макияж, поэтому я до боли кусаю щеки изнутри. Он подходит ко мне, отдаёт букет и вынимает из большого бумажного пакета белую укороченную шубку. Все верно, к свадебному платью подходит.

Его горячие губы прикасаются к моему оголенному плечу, целуют. Он молча надевает на меня шубу, застёгивает, берет за руку и ведёт на выход. Девочки поздравляют нас, много всего желают, Платон благодарит, а я молчу. Мне кажется, что я вообще сплю. Сейчас проснусь в своей комнате и буду смотреть в потолок.

Мы выходим на улицу, где нас уже ждет машина с нашим водителем. Платон помогает мне сесть, поправляет платье и располагается рядом.

— Куда мы едем? — тихо задаю самый глупый вопрос.

— В ЗАГС, жениться, — сообщает он мне, сжимая мою холодную ладонь. Ну да, все логично.

Киваю, отворачиваюсь к окну.

— Что такое? Недостаточно серьезно? — спрашивает он. И тут меня прорывает, я начинаю плакать. Ненавижу себя за это, но слезы сами льются из глаз, портя макияж.

ГЛАВА 33

ГЛАВА 33

Алиса

Я рыдаю без остановки, ругаю себя за это, но ничего не могу поделать, захлебываюсь слезами.

— Андрей, остановись! — велит Платон. — Иди попей кофе, — отсылает водителя.

Как только парень выходит, он хватает меня в охапку и прижимает к себе. Утыкаюсь носом ему в грудь и не могу успокоиться. Платон молчит, гладит меня по спине, качает, целует в волосы.

— Все, тихо, — шепчет. — Прости.

Мотаю головой, уже не понимая, кто виноват и в чем наш конфликт. Он поднимает мою голову, целует щеки, собирает губами слезы.

— Я так понимаю, замуж прямо сейчас ты не хочешь?

И тут во мне просыпается злость за то, что мучил и наказывал меня, за то, что даже сейчас издевается. Размахиваюсь и даю ему звонкую, хлёсткую пощёчину, отбивая собственную ладонь. Размахиваюсь еще раз и бью его по другой щеке, и еще… Но он ловит мою ладонь, сжимая, и прижимает ее к своей красной щеке, целует.

— Это все спектакль, да?! — распахиваю свою шубу, демонстрируя ему платье.

— Нет, нас правда ждут в ЗАГСе. Ты хочешь выйти за меня замуж прямо сейчас? — вынимает из кармана пальто бархатную коробочку, открывает ее, демонстрируя кольца.

Очень красивые обручальные кольца. Его — широкое, простое, с какой-то надписью. А мое — элегантное, утончённое, необычное, с россыпью сверкающих камушков. Утираю со щек слезы, глаза трогать боюсь — они были так красиво накрашены. Трогаю кончиками пальцев кольца.

— Я отчаянно не понимаю, чего ты от меня хочешь. Я подумал, что тебе, как неискушённой девочке, не хватает романтики, конфетно-букетного периода. Решил поработать над этим, и мне было чертовски приятно дарить цветы, планировать выходные. Я хотел продлить этот период, думал, что он для тебя очень важен. Я хотел показать тебе мир, хотел дать тебе возможность доучиться и реализоваться. Разве не этого хотят женщины? Но ты сказала, что это все недостаточно серьёзно. И меня взорвало! Чего ты от меня хочешь? — уже со стоном спрашивает он, резко закрывая коробочку и пряча кольца в кармане.

— Я хочу за тебя замуж. Но я мечтала, чтобы летом и чтобы вся семья и… — всхлипываю. — Какие кольца красивые, — невпопад говорю я. — Ты меня любишь? — спрашиваю. Напрямую. Я настолько растеряна, что не могу разложить все эмоции.

— Конечно, люблю, — уверенно отвечает он. — Иначе зачем все это?

— Почему ты этого мне не говорил?

— Разве это не очевидно?

— Мне — нет, — мотаю головой, собираясь опять плакать.

— В этом все дело? Да?

Молчу, пытаясь остановить очередной поток слез.

— Серьезно? — усмехается. Я отворачиваюсь. Лучше молчи, Алиса. Иначе… — Алиска, — тянет меня на себя. — Иди ко мне, моя девочка, — поворачивает к себе, прикасается к губам, улыбается. — Дурочка моя маленькая, — шепчет в губы. Проводит языком, всасывает. — Я люблю тебя, малышка, — короткий поцелуй. — Очень люблю, — это всего лишь слова, но внутри я ликую. Мои бабочки снова сходят с ума и порхают, порхают, щекоча изнутри. Уже сама обвиваю его шею, сама целую, пробуя на вкус любимые губы.

Его руки все сильнее и сильнее сжимают мою талию, его губы становятся настойчивее, горячее, жёстче. Дыхание спирает, но мы дышим друг другом. Слезы, обиды, злость, переживания где-то теряются, я только чувствую своего мужчину, по которому дико тосковала.

— Прости… — хрипло говорит мне в губы, позволяя глотнуть воздуха. — Я скучал. Очень сильно скучал и готовился к этому дню. Давай ты всегда будешь все озвучивать вслух. Пойми, для меня это все тоже впервые. Мои отношения с бывшей женой строились иначе.

— Хорошо, — киваю, опуская ему голову на плечо. — Я постараюсь.

— Давай поженимся? — предлагает он. — Ты невероятно красивая. У меня голова кружится от твоей чистой красоты. Я считал, что нам рано жениться… Да… — усмехается, сильнее прижимая меня к себе. — Но пока готовил этот день, так проникся этой мыслью. А летом, в день, который выберешь ты, мы обвенчаемся и сделаем все, как ты мечтала. Нет, я опять все делаю не так.

Берет мою руку, целует, смотря в глаза, сжимает.

— Ты выйдешь за меня? Сегодня?

— Выйду, — быстро киваю, улыбаясь. — Мне нравятся платье и кольца. Я хочу стать твоей.

— Спасибо, малыш.

Мы сумасшедшие. Мы и правда женимся в ЗАГСе. Не в простом зале, а в специальном, с колоннами и расписными стенами, похожем на собор. Девушка не зачитывает нам речь, как сельская регистраторша, она говорит что-то очень красивое, трогательное, отчего хочется опять плакать, но уже от счастья. Я постоянно тихонько себя щипаю, как дура, потому что мне до сих пор кажется, что я сплю.

Говорю заветное «да», и сердце замирает, когда слышу согласие Платона. Руки трясутся, кода надеваю ему кольцо, а он мне.

Все.

Мы женаты.

Внутри что-то взрывается от счастья и разливается по телу эйфорией. Все у нас еще впереди. А сейчас я, словно пьяная, целуюсь со своим мужем и стону ему в губы от удовольствия.

Мы катаемся по городу, пьем игристое и постоянно целуемся. Никогда не видела Платона такого расслабленного, открытого и счастливого. Он шепчет мне нежности и пошлости, от которых я краснею. Он действительно меня любит, как и я его. И это наш самый счастливый день вместе. Мы заезжаем в фотостудию, где у нас фотосессия. Классических фотографий не получается. Мы то дурачимся и смеёмся, то целуемся и ласкаемся, фотограф давно забил на постановки и просто нас щёлкает, пока мы творим что хотим.

Темнеет, я лежу у своего мужа на груди с закрытыми глазами и с довольной улыбкой на губах.

— Я обещаю любить тебя, — тихо шепчет он мне на ухо, обнимаю его крепче. — Я обещаю оберегать тебя, заботиться и принимать такой, какая ты есть.

Я дышу моим мужчиной и никак не могу надышаться.

— А ты, моя девочка, обещай слушать меня и слышать. Обещай делиться со мной всем, что творится в твоей голове. Обещай доверять и полагаться на меня, как на мужа.

— Обещаю.

Мы пьяны, но не от алкоголя, а от этого дня. Теперь я не жалею, что это случилось именно сегодня и только для нас. Мы разделим свою любовь с близкими потом, а сегодня возьмем только для себя.

Я полагаю, что мы едем домой. Уже представляю, как все удивятся и как обидится Лерка. Машина замедляет ход, поднимаю голову и понимаю, что мы выезжаем во двор жилого комплекса.

— Где это мы? — спрашиваю у Платона. Молчит, загадочно улыбаясь. — Ну, Платон! — игриво толкаю его в грудь.

— Наберись терпения.

Вздыхаю, осматриваясь: новый комплекс, охрана, большой двор с красивыми фонарями и современной площадкой. Мы заезжаем в подземный гараж, паркуемся, Платон подаёт мне руку и помогает выйти.

— Платон… — хнычу, но он непреклонен, качает головой и ведет меня к лифту. — Ладно, — набираюсь терпения. Лифт большой, зеркальный. Смотрю сквозь зеркала на своего мужа и строю ему глазки. Не прокатывает. Молчит, гад.

Выходим на шестом этаже. На площадке только две квартиры. Платон открывает одну из дверей своими ключами. Пропускает меня внутрь и запирается. Уютная прихожая. Пахнет свежестью.

Он помогает мне снять шубу, раздевается сам, берет за руку и ведет в гостиную, включая свет. Огромная комната с зоной кухни и столовой. Светлые стены, бежевая мебель, техника. Но главное не это. Возле большого дивана с множеством подушек накрыт стол: игристое, фрукты, мои любимые кокосовые конфеты с миндалем, бутерброды с икрой, креветки и кальмары в темпуре, сырная нарезка с мёдом и орешками.

— О, я такая голодная. — Иду к столу, хватаю креветку и с удовольствием съедаю, закатывая глаза. — Кайф. Можно я сниму туфли?

— Конечно, — кивает Платон и сам снимает пиджак, отстёгивая запонки и закатывая рукава.

— Да-а-а-а, — со стоном, скидываю туфли и сажусь на диван. Платон открывает шампанское. Зажмуриваюсь. Хлопок. Он разливает напиток по бокалам, а я смотрю на кольцо на его безымянном пальце. Ему идет.

— Ты женился назло мне? — выпаливаю я, не подумав. Платон качает головой, подает мне бокал.

— Отшлепаю, — угрожающе произносит он.

— Прости, — усмехаюсь. Беру бокал, чокаемся. Немного отпиваем. Поливаю сыр медом, съедаю кусочек. — Я в раю. — Платон улыбается.

— Нравится квартира? — спрашивает он и тоже берет кусочек сыра, но скармливает его мне.

— Да, уютно.

— Это наша квартира. На втором этаже три спальни. На первом — кабинет.

Теряю дар речи, уже более внимательно осматриваю квартиру. Она наша. Как хорошо это звучит.

— Можно я посмотрю спальни? — соскакиваю с места.

— Успеешь еще посмотреть спальню, — подмигивает мне Платон. Сажусь на место. — Времени изучить тут все у тебя будет предостаточно. Ты можешь здесь все поменять по своему вкусу. Ты хозяйка, тебе решать. Только мой кабинет не трогай. Ну, и у Лерки спроси пожелания. — Киваю, закусывая губы.

— Правда, наша?

— Да.

— Мне нравится.

— Все для тебя, — усмехается. Садится со мной рядом. Поливает сыр медом и скармливает мне. На его пальцах остаётся мед, и я его бесстыдно слизываю. Беру сама сыр и кормлю Платона. Он запускает руку в мою прическу, снимает фату, вынимает шпильки, распуская мои волосы.

— Все, малышка, ты теперь окончательно моя, — шепчет мне на ухо. Целует шею, плечи, находит замок от платья, расстёгивая его. Спускает корсаж вниз, помогает встать и окончательно снимает с меня платье, оставляя в белье. — Ты хотела посмотреть спальню, — голос хриплый, низкий. Мое дыхание сбивается, киваю. Подхватывает меня. — Держись, — вынуждает обхватить его шею и несёт наверх.

Ничего не вижу, кроме моего мужа. Он отпускает меня на большую кровать с белыми простынями, выключает свет, оставляя только прикроватный светильник, встает перед кроватью, рассматривая меня, и медленно раздевается. Это не первый раз, но мое сердце все равно заходится от волнения. Это наша брачная ночь.

Мамочки, не могу поверить: я жена.

Закрываю глаза, дышу. Чувствую, как он нависает надо мной, его горячее дыхание, опаляющее кожу. Чувствую его тело и своё глубокое дыхание.

Сама льну к Платону, обвиваю его тело руками и ногами, прося дать мне больше, потому что это невыносимо. В порыве нежности и страсти к моему мужу, в его бесконечных обжигающих поцелуях даже не замечаю, как он лишает меня белья. Спускается поцелуями все ниже, ниже и ниже…

Выгибаюсь со стоном, хватаю его волосы, сжимаю. Мне кажется, что лучше уже быть не может, но мой мужчина доказывает мне обратное, показывая многогранность нашей близости. Извиваюсь, то шепчу, то кричу его имя. Содрогаюсь, закатываю глаза, хватаю воздух, пока летаю от дикого удовольствия, и дрожу, когда он вторгается в меня.

Уже не больно. Хорошо. Стыдно признаться, но хочется больше, и, по-моему, я словно в бреду царапаю его спину и снова прошу дать мне больше, прошу не останавливаться. Я вообще теряю себя от его умелых ласк. Кажется, не осталось ни кусочка моего тела, которое он не полюбил.

Я взрываюсь, разлетаясь на тысячи осколков, теряя связь с реальностью, чувствуя только его тяжелое дыхание мне в шею и свое сумасшедшее сердце.

Закрываю глаза, поглаживаю его мокрую спину и целую мужа в висок. Хорошо. Это и правда самый лучший день в моей жизни. И я ни о чем не жалею.

ГЛАВА 34

ГЛАВА 34

Алиса

Просыпаюсь, открываю глаза, подтягиваюсь на большой кровати. И ведь это теперь наша с Платоном постель.

Не верится.

Это наша квартира и новая наша жизнь.

Его нет, но я не волнуюсь, чувствую, что он где-то рядом; его запах, его тепло ещё на мне. Я обнажена, запутана в простынях, но мне не стыдно. Чувствую себя желанной и любимой, и это ощущение ни с чем не сравнится.

Поднимаю руку, рассматриваю обручальное кольцо. Красивое и дорогое. Нет, я не представляю, сколько оно стоит. Дорога эта вещь в другом плане. Улыбаюсь. И так хорошо, словно я одурманена.

Поднимаюсь с кровати, в кресле брошена рубашка Платона. Всегда хотела это сделать. Надеваю рубашку на голое тело, закатывая рукава. Приглаживаю волосы, быстро плету косу, перекидывая ее на плечо. Осматриваюсь. Спальня такая светлая. Все в пастельных тонах. Мебели мало, занавесок не хватает, но я это скоро исправлю.

Тихо спускаюсь вниз. Мое свадебное платье и фата аккуратно разложены в кресле. Стол убран, пахнет кофе и выпечкой. Платон в джинсах и белом пуловере пьет кофе, смотря в окно. На стойке, разделяющей кухню и гостиную, мои любимые улитки с корицей. Свеженькие. Пахнет умопомрачительно. Желудок урчит. Платон слышит меня, но не оборачивается, улыбается, отпивая кофе.

Ммм, какой.

Люблю этого гада.

Подхожу сзади, обнимаю его, прижимаю ладони к его груди, ложусь щекой на широкую спину. Глубоко вдыхаю, чувствуя, как равномерно бьется его сердце в мою ладонь.

— Доброе утро, — произносит он.

— Доброе.

— Ты как?

— Отлично, — трусь щекой об его спину. — А помнишь, когда мне было девять, ты сказал, что когда я выросту, то ко мне выстроится очередь из мальчиков, а ты будешь уже старый, и конкурировать с ними станет сложно? — усмехаюсь.

— Помню… И ведь я был прав.

— Не прав! — отпускаю его.

Разворачивается, идет к кофемашине, подставляет чашку, нажимая на «капучино».

— Почему? Мальчики на тебя облизываются, и мне уже сложно конкурировать в связи с возрастом, — дразнит меня.

— А, ну да, так и есть, — шучу я. Отламываю кусочек от булочки, опираюсь бёдрами на стойку, съедаю кусочек под пристальным взглядом Платона. Прищуривается, осматривая меня. Мой кофе готов, муж берет чашку, идет ко мне, ставит кофе на столешницу, но слишком далеко от меня. По телу прокатывается волна мурашек, его взгляд темнеет, дыхание сбивается. Отодвигает тарелку с булочками к чашке с кофе. Хватает меня за талию и под мой вскрик резко сажает на столешницу, с силой разводит ноги и встаёт между них, сжимая бедра.

— И что, много мальчиков? — последнее слово произносит с легким пренебрежением. Его ревность заводит. Сердце колотится как сумасшедшее, кожа горит от его прикосновений.

— А много — это сколько? — невинно хлопаю глазами, а сама царапаю его плечи. Я вдруг понимаю, что такое страсть и дикое желание. Дышать уже трудно.

— Отшлепаю! — угрожающе рычит.

— Ах, — с моих губ срывается стон, когда Платон всё-таки шлепает меня по бедру.

— Так что там с мальчиками?

— Какие к черту мальчики! — выгибаюсь, когда он начинает расстёгивать пуговицы рубашки и кусает меня за губу. — Когда у меня есть такой мужчина! — окончательно теряюсь, когда его руки грубо ласкают, но это не больно, это очень-очень…

Ох… А-а-а-а-а…

Дома мы появляемся к обеду. Наш завтрак несколько затянулся…

Сначала мы задержались на кухонной стойке, потом — в душе, а потом просто валялись на диване, вымотанные активным утром. Мне кажется, я свечусь, как новогодняя ёлка, и постоянно улыбаюсь, как городская сумасшедшая. Волнительно. Семья не знает, что мы поженились. Но больше я боюсь не гнева Миланы, а того, что обидится Лерка. Она была в восторге от предстоящей свадьбы.

Раздеваемся в прихожей. Тишина. Мирон и Арон, видимо, на работе. Идем искать остальных.

— Я боюсь, — шепчу Платону, нервно посмеиваясь в его плечо.

— Тебе станет легче, если я скажу, что тоже боюсь?

— Ты не боишься, ты стебешься!

— Есть немного, — усмехается. — Я все скажу сам. Ты просто стой рядом и кивай, — уверенно говорит он.

Из кухни выходит Милана со стаканом томатного сока. Она у нас пьёт его литрами — вот такой беременный закидон. Ее тошнит от мяса, зато томатный сок заходит на ура.

— Привет, — пищу я.

— Привет. Вы что-то загулялись.

Идём вместе в гостиную. Садимся на диван. Я не отлипаю от Платона.

— Мы квартиру смотрели.

— Класс, — улыбается Милана. — И одновременно жаль. Я привыкла, когда в доме много народу.

— Милана, — начинает Платон, — давайте сегодня всей семьей поужинаем?

— Эм… — хитро на нас посматривает.

— Нет, готовить не нужно. Закажем еду, или я вас приглашаю в ресторан.

Готовит у нас всегда Милка, мы с Сашей только помогаем. Но сейчас ее тошнит от резких запахов.

— У нас для вас новость.

Тут как бы несложно догадаться. Мы держимся за руки, сверкая новенькими кольцами, но сестра не обращает внимания.

— Только не говори, что ты беременна! — с ужасом восклицает Милана. Платон ухмыляется, сжимая мою руку, на что Милана хмурится.

— Да почему сразу беременна? — закатываю я глаза.

— Точно не беременна? Уверена?

— Уверена, — отмахиваюсь. Мы предохраняемся. Я хоть и дура, но к детям еще не готова.

Платон поднимает наши руки, демонстрируя Милане кольца.

— А! Вы об этом… — выдыхает сестра. — То, что вы вчера поженились, все уже знают, кроме детей, — совершенно спокойно выдает она.

— Ммм, как интересно, я вроде не делился ни с кем планами, — говорит Платон. — Откуда информация?

— От Арона.

— А он откуда узнал? — спрашиваю я.

— Арон все знает, — отмахивается Мила.

— Работа у него такая, — добавляет Платон.

— Ну вы так не радуйтесь. Я не в восторге. Хотелось бы побывать на свадьбе сестры, — обиженно произносит Мила.

— Это просто ЗАГС, — поясняет Платон. — Мы венчаемся и устраиваем торжество летом.

— Хорошо. Мне уже меньше хочется вас убить.

Смейся.

Я выдыхаю.

С Леркой тоже оказалось все не так страшно. Мой муж все решил и нашел правильные слова, объяснив, что это всего лишь формальность и бумажки. Все будет летом. Эмоции от того, что у нас своя квартира и Лерка может обустроить комнату как хочет, затмили новость о нашем браке.

Сашка так вообще заявила, что и нафиг бы нам не сдалось это торжество, это наш праздник, и мы имели право провести его, как хотели.

Семья у нас хорошая. Большая и она растет. Я теперь тоже Вертинская и горжусь этим фактом.

ЭПИЛОГ

Прошло пять лет

Платон

Лето выдалось дождливым, радует каждый солнечный день. Можно было слетать куда-нибудь погреться, подышать морским воздухом и восстановить нехватку солнца. Но Алисе пока противопоказаны перелёты. Повод, скорее, радостный. И ведь лично со мной это не в первый раз, но все равно волнительно. И чем ближе срок, тем больше меня накрывает. Самое смешное, что больше парюсь и загоняюсь я, чем моя жена. Алиска вполне спокойна. И это хорошо, паникующая и истерящая мама нам не нужна.

Паркуюсь возле хореографической школы. Жду Лерку. Моя дочь втянулась в танцы. И это неплохо, но она проводит там почти все свободное время. Ей уже четырнадцать. Для меня она по-прежнему ребенок, маленькая девочка. Но по факту — подросток. Девушка, которая начала формироваться и все больше и больше привлекает внимание противоположного пола. Переходный возраст в самом пике. Валерия считает себя взрослой и самостоятельной. Огрызается, показывает свое «я», спорит и обижается.

Девочки…

И ведь не тронешь пальцем, и слишком строгим быть не могу, а воспитывать надо. Алиска подогревает. Они как подружки, постоянно шепчутся и что-то от меня скрывают. Злюсь. Но лучше если Лера будет все ей рассказывать, чем если дочь отдалится от нас. Что-то критичное моя жена доносит до меня.

И вот я, как цербер, жду свою дочь возле студии. У нас тут не только увлечение танцами, а еще и любовь. И черт бы с ним, пусть влюбляется и проживает эти первые эмоции, я не ханжа и не консерватор. Но…

Наша любовь — это парень старше на четыре года. Может, это и не критично, у нас с Алиской большая разница. Но все это хорошо в другом возрасте. А когда девочке четырнадцать, а парню восемнадцать…

Меня это напрягает.

Алиска отмахивается и говорит, что ничего серьёзного нет. Это только Лерка вздыхает по этому молокососу, а он держит её во френдзоне. Но мне все равно неспокойно.

Посматриваю на часы, у нас встреча с Марьяной через двадцать минут, а моей танцовщицы все нет и нет. Набираю ее номер, но сбрасываю, когда замечаю дочь и ее яркие розовые волосы. Это тоже новая прихоть. То мы сиреневые, то пепельно-белые, теперь вот розовые. И ногти у нас разноцветные, в носу гвоздик, а на футболке анимешка. Чем бы дитя ни тешилось…

Усмехаюсь, заводя двигатель. Слава богу, Алиса ждет мальчика и еще одну девочку в доме. Я поседею раньше времени. Напрягаюсь, когда мою дочь догоняет тот самый молокосос и хватает за рюкзак, тормозя. Смеются. Он что-то ей втирает, а та и правда расплывается, смотря на него во все глаза. Ладно. Торможу себя, нервно барабаня по рулю. Но моего терпения хватает ровно до того момента, как молокосос прикасается к моей дочери, поправляя ее волосы, разметавшиеся на ветру. Открываю двери, выхожу.

— Валерия! — зову ее с нажимом. Оборачивается. Лерка морщит нос. Посылаю парню выразительный взгляд. Сообразительный, отступает. Прощаются. Дочь садится в машину, громко хлопнув дверью. Коза!

Сажусь за руль, выезжаю на главную.

— Обязательно было меня звать? — недовольно бубнит. — Я видела тебя.

— Обязательно! — выходит резко.

— Это мой друг! Мне друзей нельзя иметь?! М? — дерзкая стала.

— Друзей — можно, — стараюсь говорить спокойнее, выделяя первое слово. — Он тебе не друг.

— А кто это определяет? — обиженно дует губы. — Ты?

— Да, я! Станешь совершеннолетней — получишь вольную, — усмехаюсь, пытаясь разрядить обстановку.

— Сомневаюсь, — утыкается в телефон.

— Мы едем на встречу с мамой, — сообщаю ей, меняя тему.

— Это обязательно? Я домой хочу.

Не получилось у меня привить Лере любовь к матери. Один я не справился, а Марьяна мне в этом никак не помогала. Первое время она все хотела «купить» Лерку, заваливая ее подарками. Не вышло, Валерия больше прониклась Алисой и общением, чем дорогими безделушками. А потом наша мама вышла замуж за немца и укатила жить в Берлин. Приезжает она раз в год. И каждая встреча дается нам все тяжелее и тяжелее.

— Лерочка. Мама послезавтра уже уезжает.

— Ну и пусть едет, я тут при чем?

И не поспоришь. Я уже давно не выгораживаю Марьяну. Устал.

— Давай так. Пару часов, и я тебя забираю. Все. Если она тебя не уговорит.

— Не уговорит, — бубнит дочь.

Марьяна не изменилась. Внешне все та же — красивая, эффектная, стильная женщина. Но искусственная. Пластиковая, я бы сказал. Мы встречаемся на террасе ресторана при отеле, в котором она остановилась. Лерка кивает на ее расспросы, отвечает односложными фразами и скучающе потягивает коктейль, лениво рассматривая подарки. А потом и вовсе смывается в туалет.

— А ты похорошел, — заявляет мне Марьяна.

— Раньше, значит, был не очень? — шучу я.

— Нет, за страшного мужчину я бы не вышла замуж, — отмазывается. Она так забавно ест десерт, широко открывая рот, чтобы не смазать помаду. Марьяна вышла бы замуж за кого угодно, кто дал бы ей деньги и статус. Но я не комментирую. — Я имею в виду, что возраст тебе идет, ты стал более… — подбирает слова. — Мужественным, что ли, харизматичным, серьезным. Статный такой. Эх, — вздыхает. — Не нужно было давать тебе развод, — шутит и сама же смеётся над своей шуткой, а мне хочется перекреститься. — Слышала, твоя беременна? — как ни в чем не бывало спрашивает она.

— Моя жена ждет нашего ребенка, — серьёзно говорю я.

— Поздравляю. Фридрих тоже хочет, но… Нет, не дождётся, — смеётся она.

И это верно. Единственное правильное решение в жизни Марьяны. Дети — это не ее.

— Ладно, мне пора. Ты попробуй поговорить с дочерью по душам. Мне все труднее и труднее уговорить ее на встречу с тобой, — напрямую говорю ей.

— Ой, это возраст такой, — отмахивается Марьяна, не желая меня услышать.

— Тогда это твой выбор, Марьяна, — поднимаюсь из-за стола, расплачиваюсь за заказ. — Я заберу ее, как только она мне позвонит.

Марьяна недовольно поджимает губы, но молчит. И правильно делает.

Мы снова временно живем в доме Мирона и Миланы. По факту это дом и мой, и Арона, это наш родной дом. Но каждая семья должна жить отдельно. У нас ремонт, мы готовим вторую детскую. Время поджимает, моя девочка на восьмом месяце. И это вышло спонтанно. Нет, мы планировали, но не в этом году.

А когда Алиса меня слушала?

Да какая к черту разница, в каком году. Главное, что это случилось. Моя девочка ждет сына.

Нашего сына.

Сегодня тепло, выходной. Саша, Милана и дети возле бассейна. У Мирона и Миланы родилась дочь. Маленькая, забавная девчушка. Копия Миланка, только глаза Мирона, ну и еще характер. Брат счастлив. Никогда не думал, что он станет таким мягким. Дочь из него веревки вьёт. И вот эта крошка, которая сейчас облизывает пальцы после ягодного суфле, делает из Мирона — главы корпорации Вертинских, человека, которого боятся даже влиятельные люди, — пажа, который исполняет любой ее каприз.

Саша и Арон на своей волне, подозреваю, что она тоже беременна, но они пока не озвучивают. Но, как повелось в нашей семье, все уже знают, только ждут официального заявления.

— Привет, девочки, — киваю. Здороваюсь за руку с Яшкой, он уже парень, треплю за щеку принцессу, на что та фыркает.

Смеёмся.

— Принцесса у нас избалована отцом, — говорит Милана. — Я посмотрю, как он запоет, когда она подрастет.

Да, несладко ему придётся. Столкновение двух Скорпионов — это опасно.

— А где Алиса?

— В комнату ушла, ей на солнце нехорошо.

Киваю, иду к жене.

Как ни странно, вопреки моим ожиданиям, Алиса довольно спокойно переносит беременность. Нет особых запросов, капризов и истерик. Беременность ее вообще изменила. Она словно стала взрослее, женственнее, серьёзнее. Но немного моей девочки все же осталось. Я бы расстроился, если бы Алиска поменялась кардинально. Я люблю в ней маленькую, капризную, импульсивную девочку.

Поднимаюсь наверх, тихо прохожу в комнату. Алиска спит, обнимая подушку. Такая трогательная. Грудь налилась, бедра стали круглее, губы пухлее. Она переживает, называя себя коровой. Мне смешно, потому что она прекрасна, и в доказательство каждый день я зацеловываю те места, которые ей не нравятся.

Прохожу в ванную, мою руки, меняю рубашку на футболку и ложусь с моей девочкой в кровать. Поворачиваюсь к ней, убираю мешающие волосы с лица, не удерживаюсь, целую приоткрытые губы. Спускаюсь ниже, распахиваю лёгкое платье, оголяя большой, круглый живот.

— Привет, — шепчу сыну, целуя животик, прислоняюсь ухом, слушаю, и через пару минут мой сын отзывается, толкаясь.

— Ну вот зачем ты нас разбудил? — хнычет Алиса.

— Сейчас выспишься, а ночью опять будешь бродить и жаловаться на бессонницу.

Молчит, зарывается в мои волосы, перебирает.

— Платон! — смеётся, когда я начинаю водить пальцами по животу. Ей всегда щекотно. — Как там Марьяна? — довольно спокойно спрашивает она. Без ревности и обид, как раньше. Просто интересуется. Поднимаюсь, ложусь с ней рядом.

— Все так же, она неисправима. Даю ей максимум еще час, и Лера попросится домой.

— Ясно. Я все же не понимаю ее, как женщину. Разве мать, может устраивать такое общение с ребенком?

— А может, и к лучшему.

— Может, — задумчиво отвечает Алиса.

Переплетаю наши руки, поднимаю вверх, рассматривая. Это стало привычкой, мы почти всегда так делаем, когда лежим вместе.

— Я даже в какой-то мере ей благодарен. За Валерию. И за то, что она вовремя показала мне свое истинное лицо, чем дала понять, что я теряю время не с той женщиной. А мое маленькое счастье рядом. — Алиска довольно улыбается, целую ее. — Люблю тебя, мое счастье.

Всем огромное спасибо за звездочки и отзывы, очень приятно.

Тех, кто еще не присоединился к моему новому роману — пригашаю в роман «Отпусти меня».

Nota bene

Еще больше книг в Дамской читальне. Ищущий да обрящет!

Понравилась книга?

Не забудьте наградить автора донатом. Копейка рубль бережет:

ego-malenkoe-ne-schaste-b356197