Злые сестры. История трех ведьм

Литературно-художественное издание

DISNEY ЗЛОДЕИ ДИСНЕЙ. НЕРАССКАЗАННЫЕ ИСТОРИИ

Серена Валентино

ЗЛЫЕ СЁСТРЫ

ИСТОРИЯ ТРЁХ ВЕДЬМ

Руководитель направления Т. Суворова

Ответственный редактор С. Мазина

Младший редактор Ю. Пичугина

Художественный редактор И. Успенский

Технический редактор О. Лёвкин

Компьютерная верстка В. Никитина

Корректор Е. Будаева

Serena Valentino

THE ODD SISTERS

Copyright © 2020 Disney Enterprises, Inc.

All rights reserved

Посвящается композитору и певцу Тому Уэйтсу

«В каждом лице я буду искать тебя, Люсинда,

И со мной ты отправишься в ад».

Том Уэйтс, «Люсинда»

Пролог

Мои матери – Люсинда, Руби и Марта. Сразу три матери – это само по себе очень странно, а они к тому же сёстры. Похожие друг на друга как капли воды близняшки- тройняшки.

В разное время об их внешности многие отзывались по-разному. Тёмная фея, Малефисента, считала их самыми очаровательными существами, которых ей когда-либо приходилось видеть. Другие, впрочем, сравнивали их со сломанными, выброшенными на помойку куклами, треснувшими и поблекшими от дождя и ветра. Но самым глубокомысленным мне кажется замечание, которое сделала великая и ужасная морская ведьма Урсула. Она сказала, что красота злых сестёр настолько выбивается из общего ряда, что делает их нелепыми.

Лично я всегда находила их прекрасными, даже несмотря на их одержимость. Даже несмотря на то, что они часто вызывали у меня гнев. Даже сейчас – разочарованная, с разбитым сердцем, узнавшая о том, какие они на самом деле жестокие, беспощадные и пакостные, – я продолжаю считать их прекрасными. И по-прежнему люблю их.

Из дневников моих матерей, которые мы читали вместе с Белоснежкой, нам стало известно, что на всём свете не осталось в живых ни одной ведьмы, которая была бы могущественнее, чем они. Впрочем, нет, не так. Одно исключение всё же есть. Это я.

Если вы знакомы с историей злых сестёр, то наверняка должны помнить о том, что когда-то, давным-давно, у них была ещё одна, младшая сестра по имени Цирцея. Вскоре она трагически погибла, когда тёмная фея Малефисента уничтожила Страну эльфов и фей в припадке гнева, пришедшегося у неё как раз на шестнадцатый день рождения Цирцеи. Впрочем, гибель Цирцеи сёстры сохранили в тайне от Малефисенты, а сами так отчаянно хотели вернуть к жизни свою младшую сестру, что ради этого каждая из них пожертвовала лучшей частью самой себя. Я непонятно выражаюсь, да? Скажу проще. Люсинда, Руби и Марта отдали лучшие кусочки своей личности, чтобы сложить из них новую Цирцею. Создать замену сестре, которую они потеряли.

То есть меня.

Но при этом я больше не была уже им сестрой, но стала для них дочерью, которую они создали с помощью своей магии и своей любви. Любовь моих матерей оказалась такой сильной, что они стремились защитить меня буквально от всего и неукоснительно, настойчиво продолжали заниматься этим изо дня в день, из года в год. Сеяли вокруг себя разрушения и хаос, разносили в щепки всё и вся, что оказывалось у них на пути и, как им казалось, мешало защищать меня. Их любимую, драгоценную Цирцею.

Честно говоря, я очень долго думала, что они мои сёстры. Старшие сёстры, которые так старательно присматривают за мной, своей младшенькой, оберегая меня от малейших опасностей. Считала, что они вынуждены это делать хотя бы уже потому, что у нас не было родителей, с которыми, как мне казалось, случилось что-то ужасное. Настолько ужасное, что Люсинда, Руби и Марта никогда не рассказывали мне о наших маме и папе. Никогда. Ни слова. А если я сама пыталась завести такой разговор, они отказывались его продолжать и говорили, что защищают меня от правды, которую мне не следует знать. А правда-то как раз и заключалась в том, что Люсинда, Руби и Марта были мне матерями. Сразу все трое.

Должна признаться, что расти под присмотром сразу трёх заботливых, стремящихся оградить меня от всего на свете матерей было очень непросто. Но с другой стороны, их любовь и готовность делиться всеми секретами своей магии очень быстро и рано сделали из меня сильную колдунью. Уже в очень юном, почти детском возрасте я умела проделывать такие волшебные трюки, которые далеко не каждой взрослой ведьме по зубам. Мои матери постоянно повторяли, что мой магический дар по силе превосходит даже их собственный, а они, как вы помните, были самыми могущественными ведьмами на целом свете. Став постарше, я поняла, что они, должно быть, правы, потому что в детстве даже сама постоянно удивлялась тому, с какой лёгкостью мне удаётся создавать заклятия и проделывать другие магические трюки. Но всё дело в том, что мне просто в голову тогда не приходило, что я волшебством при этом занимаюсь. Чаще всего кто-то другой обращал моё внимание на то, что я, сама того не подозревая, только что наложила заклятие или проделала ещё какой-нибудь колдовской фокус. Мои матери мне об этом чаще всего напоминали, и они же старались защитить меня от любых неприятностей, которые я могла сама себе причинить при этом.

Ну а потом я стала старше, настолько старше, что влюбилась в принца, и с этого момента стремление защитить меня превратилось у моих матерей в самую настоящую манию. Теперь они стали защищать меня с какой-то новой яростью, даже жестокостью. И стали мстительными. Что уж там скрывать, принцу удалось разбить моё сердце, и мои матери задались целью в отместку уничтожить его самого.

Хорошо помню тот день, когда я сказала им, что влюбилась, и какая паника их тогда охватила. Матери уговорили меня принять участие в маленьком спектакле, который должен был доказать, что принц недостоин моей любви. И знаете, я согласилась на их предложение, потому что искренне верила в любовь принца и с помощью этого фарса собиралась доказать это своим матерям. Короче говоря, я оделась в грязные тряпки, чтобы выдать себя за дочь местного свинопаса, и принялась слоняться вместе с хрюшками возле замка, ждала, когда же меня обнаружит здесь мой принц.

Дождалась.

Принц повёл себя в точности так, как предсказывали мои матери. Смотрел на меня с презрением, морщил нос и, разумеется, моментально меня разлюбил – это у него как рукой отрезало. Одним словом, повёл себя хуже тех хрюшек, которых я пасла. Принц обращался со мной так заносчиво, так высокомерно, что я, само собой, прокляла его.

Отныне каждый злой поступок принца должен был отпечататься на его лице. Но если он будет вести себя достойно, то моё заклятие его внешности не повредит. На прощание я дала принцу сорванную в его же саду заколдованную розу, которая должна была напоминать ему о том, что мы с ним когда-то любили друг друга. А когда с той розы опадёт последний увядший лепесток, образ, в котором находится на тот момент принц, останется с ним навсегда. А если это не образ окажется, а образина, винить за это ему будет некого, кроме как себя самого.

Так же, как многие-многие ведьмы и феи до меня, я оставила принцу шанс разрушить заклятие. Для этого он должен был полюбить – искренне, горячо и взаимно. Мне показалось, что так будет по-честному. Я думала, что тем самым даю принцу возможность искупить свои грехи и всё исправить. Но у злых сестёр, матерей моих, были на этот счёт свои планы. Они буквально свели принца с ума и заманили, что называется, на кривую дорожку. Одним словом, принц принялся крушить всё налево и направо, стал жестоким, бездушным и довольно скоро превратился в отвратительное чудовище – то самое, которое сёстры с самого начала разглядели спрятавшимся в тёмных глубинах его души. Знаете, я, пожалуй, могла бы простить принцу все его дикие выходки, если бы только они не затронули принцессу Тьюлип Морнингстар и Белль. Мои матери своими постоянными пытками довели Чудовище до безумия, и он, в свою очередь, так мерзко, так отвратительно повёл себя с принцессой Тьюлип, что она не выдержала и кинулась с высокой скалы прямо в руки – точнее, щупальца – морской ведьмы. Урсула, разумеется, этим подарком воспользовалась и сохранила Тьюлип жизнь в обмен на красоту и чудесный голос принцессы. Ну а я чуть позже вернула бедняжке Тьюлип и красоту, и голос, обменяв их у Урсулы на ожерелье из морских раковин, которое мои матери с помощью колдовства стащили у морского короля Тритона. Я никак не могла простить своих матерей за то, что из-за них в такой опасности оказалась жизнь Тьюлип. И за те ужасы, которым они подвергли несчастную Белль, тоже их простить не могла, хотя и понимала, конечно, что всё это злые сёстры проделывали не из ненависти к Белль, а исключительно ради того, чтобы стереть в порошок Чудовище, который посмел так грубо обойтись со мной.

Это стало началом моего разочарования в своих матерях, и с этого же момента я принялась вживаться в новую для себя роль волшебницы, исправляющей все допущенные сёстрами ошибки. Я была так сердита на моих матерей за вмешательство в жизнь Тьюлип и Белль, что ушла от них, никаких возражений даже слушать не стала. Уйдя из дома, я принялась скрываться от сестёр всеми известными мне способами. Таким было придуманное мною для них наказание – лишить их моей любви в надежде, что они сдадутся и навсегда переменятся.

После моего ухода матери рассвирепели и бросились звать на помощь Урсулу. Она, что и говорить, ведьмой была могущественной, авторитетной, и злые сёстры надеялись, что она поможет им найти меня. При этом им было невдомёк, что Урсула к тому времени уже успела обманом завлечь меня к себе и превратила в бледную тень прежней Цирцеи. Теперь я бесцельно болталась в тёмном подводном саду Урсулы вместе с другими пленёнными морской ведьмой душами, а их за долгие годы у неё накопилось немало. Урсула же, как ни в чём не бывало, согласилась помочь моим матерям, а они за это обещали ей укрепить своей магией жуткое проклятие, которое Урсула собиралась навести на своего брата, короля Тритона. Как бы я ни относилась к Урсуле, справедливости ради нужно согласиться с тем, что права на то, чтобы занять трон своего брата, у неё были. Дело в том, что их отец завещал свой трон им обоим, и Тритон поступил с Урсулой просто безобразно, объявив морским царём одного лишь себя. Обратись Урсула ко мне, я, скорее всего, согласилась бы помочь ей восстать против брата, но никогда при этом не стала бы делать ничего, что могло причинить вред младшей дочери Тритона, Ариэль.

Старинная подруга моих матерей, Малефисента, предупреждала их не связываться с Урсулой, предупреждала. И о том, что доверять Урсуле нельзя, говорила, и о том, насколько опасным может получиться то проклятие, – тоже. Но злые сёстры Малефисенту услышать не захотели – это у них было в порядке вещей, не слушать никого, кроме себя, любимых. И на то, что Урсула не была больше той прежней ведьмой, с которой они дружили много-много лет, матери своего внимания обратить не пожелали. Ослеплённые своей навязчивой идеей – как можно скорее отыскать и вернуть меня себе, – они включились в безумный план Урсулы по уничтожению Тритона. Ну это ладно, это я им легко простила бы, если бы они при этом не попытались убить Ариэль.

Когда же мои матери узнали наконец о том, что Урсула забрала мою душу и засунула меня в свой подводный сад, они пришли в бешенство. Вместо Тритона они обрушили созданное ими ужасное заклятие на Урсулу, убили её и едва не уничтожили почти целиком всю землю и самих себя вместе с ней, пытаясь спасти меня. Но мои матери не ожидали того, что произошло с ними дальше. Не думали, не гадали, что заклинание рикошетом ударит по ним самим, в результате чего их неподвижные тела лягут под стеклянным куполом солярия в Морнингстаре, а души будут погружены в непробудный, бесконечный сон. В этом состоянии они до сих пор и пребывают.

Мощность того гневного заклятия была такова, что притянула в Морнингстар и Малефисенту. Дело в том, что Малефисента искала тогда кого-нибудь достаточно могущественного, кто мог бы гарантировать, что принцу Филиппу не удастся разрушить своим поцелуем сонное заклятие, которое она наложила на свою дочь, Аврору, в день крестин девочки. Заклятие должно было вступить в силу в шестнадцатый день рождения Авроры, который стремительно приближался. Малефисента очень боялась, что, когда Авроре исполнится шестнадцать лет, у неё со вспышкой гнева и огня проявятся те же силы, что и у самой тёмной феи. Она была в ужасе за свою дочь и хотела избавить её от горя, которое испытала бы Аврора, уничтожив – так же, как Малефисента в своё время, – всех, кого она любила, и всё, что было ей дорого.

Я и не подозревала, что мои матери были настолько близки с Малефисентой, что они с ранней юности знали и любили её. Не знала я и о том, что злые сёстры помогали Малефисенте создать её дитя, её звёздочку ясную, Аврору. В конечном итоге их заклинание неизбежно должно было погубить Малефисенту точно так же, как погубило моих матерей, тем же самым способом создавших и меня саму, что, собственно говоря, и произошло. Так что я решила не спешить и оставить всё как есть до тех пор, пока не придумаю, что делать дальше. Всё, чего я хотела от моих матерей, это чтобы они сидели тихо и ни во что не вмешивались. Мне требовалось время, чтобы разобраться с проблемами, возникшими со смертью Урсулы и Малефисенты, и заняться устранением разрушений, которые они обе вызвали с помощью злых сестёр.

Но пассивное ожидание их никогда не устраивало. Не желали они тихонько сидеть в сторонке, пока я разгребаю то, что они натворили, и вновь принимались вмешиваться в чужие дела. На этот раз в прицеле моих матерей оказалась Готель, их подруга детства, которой потребовалась помощь сестёр. Готель была ведьмой и жила в Мёртвом лесу со своими сёстрами Примроуз и Хейзел и их могущественной матерью, Мани. Читая историю Готель, которую нашла в сборнике волшебных сказок, я с каждой страницей всё больше и больше узнавала о характере моих матерей. В книге они представали передо мной юными ведьмами, полными энергии и способными быть верными подругами. Такими мои матери оставались до тех пор, пока не потеряли свою младшую сестрёнку Цирцею – девочку, которую должна была заменить я. Именно тогда они начали меняться. Теперь все усилия злых сестёр были сосредоточены только на одном – любой ценой оживить, вернуть себе Цирцею. В конечном итоге они этого добились, но чёрная магия, к которой им пришлось при этом прибегнуть, сильно отразилась на них. И на мне тоже, между прочим.

Она сделала сестёр безумными.

С того времени забота о моей безопасности стала их навязчивой идеей. Они готовы были на всё, лишь бы вновь не потерять меня.

Злые сёстры использовали и обманывали Готель, прикидывались, будто считают её своей сестрой. Они хитростью узнали заклинания, которыми пользовалась Мани, и стали применять их для достижения своих собственных целей. Когда Мани в припадке безумного гнева убила сестёр Готель, мои матери обещали своей подруге, что оживят их. Я уверена, что они с самого начала не собирались выполнять свои обещания, и вся эта возня была ими задумана только лишь для того, чтобы завладеть волшебным цветком Рапунцель. С какой целью, спросите вы? Насколько я понимаю, их целью было оживить Малефисенту, снять нежелательные эффекты, вызванные заклинанием, которое мои матери применили, создавая Аврору. Я уверена, что тогда же они прокляли Готель, считая её причиной моего гнева. Почему я так решила? Да потому, что застукала их, когда они вновь начали совать свой нос в чужие дела.

На самом деле никакой вины Готель в случившемся не было. Точно так же, как не было вины Малефисенты, Урсулы, Чудовища или Гримхильды. Просто с меня хватило горя и разрушений, вызванных моими матерями.

Распутывая клубок событий, отслеживая историю за историей в сборнике волшебных сказок, я обнаружила некоторую закономерность. Мои матери решительно поступали так, как считали нужным и правильным – но только в тех случаях, когда вставал вопрос о моей безопасности. Того, кто, по мнению моих матерей, мешал им защитить меня и оказывался у них на пути, ждали неприятности. Крупные неприятности. Мне хотелось простить матерей, потому что я понимала: сами-то они всегда считали, что всё делают правильно. А кто, скажите, не пойдёт на что угодно, чтобы защитить своего ребёнка? Вот то-то. Но чего я не могла им простить, так это их бессердечного отношения к тем, кого они без малейшего сочувствия устраняли только за то, что те оказались у них на пути. Тьюлип. Белль. Морис. И Белоснежка.

Как же они ненавидели Белоснежку! Какие ужасные штуки проделывали с ней, пока она была ещё ребёнком! Пугали её в лесу, мучили угрозами применить колдовство. Затем, дав Гримхильде зеркало, которым владел её омерзительный отец, довели её до безумия и подбили убить Белоснежку. Такие вещи не прощают. И хотя злые сёстры заточили потом Гримхильду внутри зеркала, которое её отец использовал как свой вертеп, они до сих пор не успокоились. Они до сих пор ненавидят Белоснежку.

Почему, по какой причине? Сказать по правде, это и сейчас по-прежнему остаётся для меня загадкой.

Так что, сидя здесь и разбирая записи в дневниках моих матерей, я продолжаю размышлять над тем, как я сама оказалась здесь и каким образом мне посчастливилось найти такую подругу, как моя кузина Белоснежка. Просто не представляю, как я пережила бы без неё любое из сделанных мной потрясающих открытий. Без неё у меня не хватило бы отваги увидеть моих матерей такими, как они есть.

Снежка была для меня образцом и примером, когда я наблюдала за тем, как она умеет держать себя на расстоянии от своей зловредной матери. Матери, полной горя и отчаяния из-за своего былого обращения с дочерью. Матери, постоянно вымаливающей у своей дочери прощения. Снежку тяготила обязанность облегчить положение своей матери, кающейся за свои прошлые грехи. Я же тяжело переживала вероломство моих собственных матерей.

Найти друг друга было большой удачей и для меня, и для Снежки тоже. Я почувствовала себя намного сильнее и увереннее, когда у меня появилась она, и мы вместе взялись за поиски правды о моём прошлом и о прошлом моих матерей.

Таким образом, эта история настолько же моя, как и история Люсинды, Руби и Марты. Потому что все мы – единое целое. Потому что наши судьбы сшиты тонкой серебряной нитью, сплетены воедино, скреплены кровью, магией и опасной, всеохватывающей любовью.

Я сижу здесь, в доме моих матерей, и размышляю над тем, что мне делать дальше. Оставить моих матерей в непробудном сне, чтобы наказать их таким образом за совершённые преступления? Или, как говорится, спустить их с поводка и натравить на многие королевства, позволив им погубить новые жизни, – во имя любви, разумеется?

Я спрашиваю себя об этом, хотя уже знаю, каким будет ответ. Я с мучительной ясностью понимаю, что сама несу ответственность за все бесчестные, грязные дела моих матерей. И покончить с этим можно только одним способом. Я знаю, каким именно.

А теперь мне остаётся лишь набраться смелости и заставить себя приняться за работу.

Глава I

Ведьма за зеркалами

Злые сёстры оказались погружёнными в вечные сумерки.

В стране снов царила сумятица, порождённая пульсирующими волнами магии. Зеркальная комната сестёр казалась меньше и теснее с тех пор, как Цирцея сделала все зеркала чёрными. Таким было наказание за ту роль, которую сёстры сыграли в истории Готель, за смерть Малефисенты, Урсулы и королевы Гримхильды.

Сёстры очень опасались, что на этот раз дочь не простит их, как это много раз бывало в прошлом. Они сбились со счёта, пытаясь припомнить все причины, по которым Цирцея имела полное право погрузить их в полумрак и лишить своей любви. Это разрывало им сердца, заставляло паниковать и разжигало ярость. Это напоминало Люсинде о данном ею обещании.

А обещала она – ни много ни мало – уничтожить любого, кто дорог Цирцее.

В стране снов сёстры потеряли свою колдовскую силу. Они больше не слышали, не чувствовали в царящем хаосе ритмичной магической пульсации. Они не могли больше нарушать здешние законы и использовать свою магию. Их магия была заключена в многочисленных зеркалах, но они теперь стали чёрными, непроницаемыми. Об этом позаботилась Цирцея. Теперь злые сёстры были беспомощными, они стали пленницами, оставшимися один на один со своим безумием, толкавшим их на привычный, хорошо знакомый путь гибели и отчаяния.

Марта и Руби сидели и плакали на полу комнаты. На них всё ещё оставались потрёпанные, запачканные кровью платья, которые они не снимали с той кровавой церемонии, которую провели, чтобы связаться с Малефисентой, сражавшейся тогда против принца Филиппа. Казалось, что всё это было так давно, хотя на самом деле совершилось буквально только что. У сестёр просто не было времени, чтобы оплакать свою любимую рогатую волшебницу-ведьму, перед тем как переключиться на Готель.

– Проклятая Готель! – воскликнула Люсинда, неистово нарезая круги по комнате. – Если бы не она, Цирцея могла простить нас! – Марта и Руби продолжали плакать, не слушая бессвязную болтовню Люсинды. – А что, если она узнает правду? Что она тогда о нас подумает?

Люсинда сверху вниз взглянула на своих сестёр. Они все трое всегда чувствовали себя единым целым. Всегда. Но сейчас, пусть совсем ненадолго, сёстры вдруг показались Люсинде другими. Странными, неестественными, не похожими на неё саму. Чужими. Это ощущение поразило её. В этот момент Люсинда вдруг поняла, какими теперь должна видеть их всех Цирцея.

– Тихо! Кончайте реветь! – Люсинде нужна была тишина. Ей необходимо было подумать. Найти способ выбраться из этой комнаты, чтобы она смогла отомстить Фее-Крёстной и её назойливой сестрице, Няне, которые увели от них Цирцею. – Я не могу сосредоточиться, пока вы тут завываете! Обещаю вам, сестрички, мы найдём способ уничтожить всё, что дорого Цирцее! Мы должны придумать, как оживить Малефисенту, чтобы она помогла нам! Уж она-то ненавидит фей ничуть не меньше нас с вами!

– Нет, Люсинда, нет! Именно поэтому Цирцея так сердита на нас! – взвизгнула Руби, глядя на Люсинду снизу вверх своими вытаращенными глазами. Люсинда заметила в них безумный блеск, который напугал её.

– Да, Люсинда! – воскликнула Марта. – Она никогда не простит нас, если мы убьём их!

– Заткнитесь! – Люсинда резко остановилась и продолжила, вновь глядя сверху вниз на своих сестёр. – Если мы заберём всё и всех, кого любит Цирцея, ей не останется ничего другого, как только вернуться к нам. За утешением. Мы станем единственным, что у неё осталось на свете. Мы станем нужны ей!

Люсинда чувствовала себя так, словно она уговаривает совершенно неразумных детишек.

– С Готель это не прошло! Почему ты думаешь, что пройдёт с Цирцеей?

Люсинда обдумала вопрос Руби. Если честно, она и сама не надеялась на то, что это сработает. Но при этом чувствовала, что иного выбора у них просто нет.

– Мы не обращали на Готель должного внимания. Упустили её. Бросили её одну, и она свихнулась. Мы просто не понимали, как много в ней от Мани. – Люсинда сделала вид, будто что-то припоминает, копается у себя в мозгах. Затем резко тряхнула головой, словно пытаясь отогнать настигнувшую её мысль. – Готель оказалась слишком слабой. Сёстры мы с ней по магии или нет, сейчас она для нас никто! Она отказалась дать нам цветок, чтобы мы могли спасти Малефисенту! Значит, это она, она повинна в смерти Малефисенты! Я уверена, что Цирцея поймёт, если мы вернём Малефисенту!

– Нам нужно просто подождать немного, – сказала Марта. – Если мы будем ждать и ничего не предпринимать, как просила нас Цирцея, она раньше или позже простит нас. Должна простить!

Люсинда махнула на своих сестёр рукой, совершенно забыв о том, что в том месте, где они сейчас находятся, нет больше и следа магии и взмахом руки никого замолчать не заставишь.

– Замолчите! Я не стану ждать решения суда фей!

– Какого ещё «суда фей»? Что ты имеешь в виду? – в один голос спросили Руби и Марта, одновременно вскакивая на ноги.

– А вы что, думаете, феям нечего нам предъявить? У них есть отличная возможность привлечь нас к суду, пока мы заперты в этом месте. Боже, да они уже целую вечность грозятся сделать это! А теперь, когда Цирцея на их стороне, не стоит ждать, что она станет защищать нас. Нам нужно самим себя защищать! И быть наготове!

Руби и Марта взглянули на Люсинду, на их выпученных глазах блестели слёзы.

– Цирцея не на стороне фей!

– Вот именно, что на их! – фыркнула Люсинда. – Она отвернулась от нас из-за любви к Няне и её ужасной сестре Фее-Крёстной. Они предложили ей стать исполняющей желания феей. Нашу Цирцею – исполняющей желания феей, представляете? И это после всего, что они сделали с Малефисентой? Интересно, как это представляет себе Цирцея? Она же ведьма! Одарённая магической силой и созданная из трёх ведьм. Я не допущу, чтобы её сбивали с толку феи, ни за что не допущу. И ни за что не позволю им использовать нашу дочь, когда они будут там заседать в суде против нас. Не думаю, что вас устроит вот так просто сидеть и ждать!.. Ждать! Чего ждать? Вы что, совсем разум потеряли? Да что с вами случилось, сестрички мои?

Руби и Марта с опаской посмотрели на Люсинду, затем в один голос ответили.

– Ты у нас случилась!

– Что за бред? Что я такого сделала?

– Ты сказала нам, что мы должны постараться, чтобы стать для Цирцеи лучшими ведьмами на свете. А теперь хочешь убить всех, кого она любит! Где логика? – спросила Руби.

– Ты настаивала, чтобы мы говорили правильные вещи, перестали вмешиваться в чужие дела и принимали свои решения с оглядкой на Цирцею, – подхватила Марта.

– Ты сказала, Люсинда, что единственный способ вернуть Цирцею – это сделать её счастливой, – вновь вступила Руби. – И мы хотим её вернуть! Мы хотим её вернуть!

Марта тут же подхватила кричалку сестры.

– Мы хотим её вернуть! – И Руби вместе с Мартой принялись топать ногами, крутиться на месте, рвать на себе потёртые, покрытые кровавыми пятнами платья и с каждым новым поворотом всё громче выкрикивали: – Мы хотим её вернуть! Мы хотим её вернуть!

Люсинда подскочила ближе, встала перед ними.

– Прекратите немедленно! Кончайте комедию ломать! – Она уставилась на своих впавших в истерику сестёр. Изодранные, потрёпанные платья едва прикрывали их тощие, хрупкие тела. А у неё не осталось сил даже для того, чтобы как-то поприличнее одеть их. Странно, ведь во сне даже совершенно далёкий от какой бы то ни было магии человек способен сменить свою одежду Для этого ему достаточно лишь подумать об этом. Но Цирцея всего лишила злых сестёр, буквально всего. Включая возможность хоть как-то сохранять чувство собственного достоинства.

При этом Люсинда знала, что её сёстры правы. Она действительно говорила всё это. Как же ей заставить Руби и Марту понять, что пришло время действовать по-новому? Время вновь стать могущественными ведьмами, какими они были всегда? Что пришла пора покинуть сонное царство и вернуться на своё законное место. Однако Люсинда не была уверена, что сёстры готовы услышать правду поэтому она держала её при себе. Хотя Руби и Марта всегда были существами хрупкими, ранимыми, но ещё никогда Люсинда не опасалась за их рассудок так сильно, как сейчас.

Была тайна, которую она хранила от них па протяжении всей жизни. Если открыть им эту тайну сейчас, почти наверняка произойдёт катастрофа. Люсинда надеялась, что эту тайну не узнает никто и никогда, даже Цирцея. Как бы сильно ни любила Люсинда своих сестёр, она знала, что воля у них слишком слаба, чтобы сохранить подобной важности секрет и не проболтаться. Ну вообще-то они знали часть той загадочной истории. Но им была неизвестна самая важная тайна, та самая, что может уничтожить их всех, если только до неё доберётся Цирцея. Не знают сёстры и о том, что именно из-за неё, из-за этой тайны им необходимо как можно скорее выбраться отсюда. Выбраться и уничтожить библиотеку Готель.

– Сёстры, послушайте. Я старшая из нас. Мне нужно, чтобы вы поверили, что я всё знаю лучше всех.

– Люсинда всё знает лучше всех! – рассмеялись Руби и Марта. – Люсинда всё знает лучше всех! Нет, вы слышали? Вы слышали? Лучше всех!

– Сёстры, прошу вас. Соберитесь и постарайтесь выслушать меня. Это очень важно! – кричала им Люсинда, но Руби и Марта не слушали её и повторяли, топая ногами, новую кричалку:

– Люсинда знает лучше всех! Люсинда знает лучше всех!

Что ж, не имея возможности применить магию, Люсинда решила действовать по старинке, силой. Она обхватила своих сестёр за шею – одной рукой Руби, другой Марту, и приподняла их над полом так, что их ноги беспомощно заболтались в воздухе, как у тряпичных кукол.

– Немедленно прекратите орать и выслушайте меня!

Комната затрещала, затряслась, облепившие её стены зеркала задребезжали, заходили ходуном, грозя в любой момент расколоться на мелкие кусочки. Люсинда опустила своих сестёр на пол.

Дрожа от страха, Марта вцепилась в Руби и вскрикнула:

– Что происходит? Люсинда, остановись! Не надо, Люсинда! Мы будем тебя слушать, будем!

– Люсинда, прости! – подхватила Руби. – Останови это, пожалуйста!

Люсинда застыла на месте, молча глядела вокруг. Затем остановила свой взгляд на зеркалах. Что-то не так было с этими зеркалами, что-то очень не так. Люсинда принялась внимательнее присматриваться к каждому зеркалу, искала ведьму, которая совершенно очевидно притаилась за одним из них.

Комната тем временем продолжала трястись.

– Люсинда, пожалуйста! – хныкали прижавшиеся друг к другу Руби и Марта. – Мы обещаем сделать всё, что ты скажешь! Только не разбивай наши зеркала, ведь это всё, что у нас есть!

– Это не моя магия, дурочки. Нас с вами магии здесь лишили! А теперь отойдите назад и встаньте за мной. Живо!

Люсинда запихнула сестёр себе за спину и широко раскинула руки в стороны.

– Ну, давай, вылезай! Покажись, ведьма! – злобно прошипела она.

Зеркала на стенах дрожали, сквозь них пробивались язычки зелёного пламени.

– Так это же Малефисента! – взвизгнула Руби, увидев зелёные огоньки. – Она вернулась! Она сумела найти дорогу из тьмы! О, я всегда знала, что она очень, очень сильная!

Язычки пламени разрастались. Яркие, жаркие, они, казалось, выпрыгивают сквозь зеркала прямо в комнату. Затем из язычков пламени сложилось лицо, отразившись на поверхности каждого зеркала. Лицо было бледным, с большими, очень красивыми тёмными глазами. Эту женщину злые сёстры уже видели много-много лет назад, и с тех пор она ничуть не изменилась.

И это была не Малефисента.

– Гримхильда! – дружно выдохнули три сестры.

– Привет, ведьмы поганые, – раздался из каждого зеркала её голос и эхом прокатился по комнате. Руби и Марта закрутились на месте, пытаясь понять, где настоящая Гримхильда, а где её иллюзорные отражения в зеркалах.

– Она здесь, сёстры! – сказала Люсинда, указывая на висевшее прямо перед ними зеркало. Старая королева Гримхильда выглядела ещё величественнее, чем помнилось Люсинде.

Холодная. Грозная. Прекрасная.

Люсинда невольно подумала, а было ли вообще наказанием то, что они с сёстрами засадили Гримхильду в зеркало точно так же, как ещё раньше проделали с её папашей. Ведь сейчас, вырвавшись на свободу, Гримхильда выглядела такой юной, такой прекрасной, и, пожалуй, стала даже сильнее, чем могла припомнить Люсинда.

– Но как ты попала в сон? – спросила она, заставив Гримхильду громко расхохотаться в ответ.

– Но это же была твоя магия, Люсинда. Это ты произнесла то заклинание, которое заточило меня в мире зеркал. Сама запихнула меня туда и при этом не знаешь, каким образом я смогла появиться перед тобой? Странно!

«Неужели Гримхильда поняла, что она больше не связана нашим заклинанием?» – подумала Люсинда. Она вдруг почувствовала себя ужасно неловко, стоя перед королевой в своём потрёпанном, испачканном кровью платье. Как ей хотелось сейчас не быть заточённой в стране снов, не быть такой беспомощной, не имея никакой поддержки, если не считать её безмозглых сестёр. Как же хотелось Люсинде оказаться сейчас на своей земле, которой они с сёстрами правили, словно три королевы. Или, точнее, как одна королева в трёх лицах. Но вместо этого она находилась сейчас в царстве зеркал и безумия и разговаривала со старой королевой Гримхильдой. Что, интересно, королева думает о них, запертых в этом месте, таких испуганных и жалких на вид?

«Будь проклята Цирцея за то, что отобрала у нас наши магические силы! – мелькнуло в голове у Люсинды. – Без них мы беспомощны. Без них и без наших, зеркал!»

И тут, поняв одну вещь, она рассмеялась.

– Зеркала! Ну конечно, зеркала! Цирцея, эта самая умненькая-разумненькая, самая могущественная-премогущественная ведьма на свете забыла заколдовать зеркала в стране снов так, чтобы сквозь них не могла пройти Гримхильда!

Услышав разлетевшийся эхом по всей комнате смех Люсинды, злая королева прищурилась, глядя на неё, и сказала:

– Скажи, тебе что, совсем не интересно узнать, зачем я сюда пришла? Или так и будешь торчать тут столбом и ржать, пока мне не надоест и я не уйду прочь?

– О, мне и так известно, зачем ты здесь, королева. Отомстить явилась, верно?

– Это нечестно! Это неправильно! – заверещали Руби и Марта. – Нас же лишили магической силы, и нам нечем защитить себя! А беззащитных бить нечестно! Нечестно! Нечестно!

– Да успокойтесь вы, – поморщившись, покачала головой Гримхильда. – Не собираюсь я вас бить, хотя и должна была бы на самом деле. Нет. Я здесь потому, что мне нужна ваша помощь.

Сёстры молчали. Таращили свои глаза и не знали, что ответить. Да, так вот просто и стояли, словно громом пришибленные, только подёргивались иногда да беззвучно разевали рты.

– Да, теперь я вижу, что напрасно пришла сюда. Ошибку допустила. Вы стали ещё безумнее с того последнего раза, когда я вас видела, – хмыкнула Гримхильда и продолжила: – Даже если бы я пришла, чтобы мстить, то не смогла бы использовать при этом против вас свою магию. Так же, как вы свою магию здесь применить не можете. Беззащитные, забытые, растерянные. Жалко мне вас.

– Да как ты смеешь...

– Как я смею? – перебила её Гримхильда. – Да как вы смеете? Вы растоптали мою жизнь! Вы ухитрились заставить меня убить мою собственную дочь! А теперь ваша доченька, ваша Цирцея увела от меня Снежку! Мою бедную Снежку, которая до сих пор видит вас в своих ночных кошмарах! Я уничтожу вас всех прямо на месте! – Впрочем, по глазам ведьмы было видно, что никого убивать она не собирается. – Но я пришла сюда за помощью. За вашей помощью. После всего, что мне о вас рассказала Малефисента, я подумала... Ладно, не важно, что я подумала. Вижу, что я зря сюда пришла. Вы совсем разум теряете. Возьмусь даже утверждать, что вы его уже потеряли. Весь. Окончательно. Какую бы месть я для вас ни придумала, она всё равно ни в какое сравнение не будет идти с теми муками, которые вы испытываете от того, что торчите здесь без своей дочки, зато в сумасшедшем доме. Между прочим, это как раз именно то, чего вы заслуживаете.

Гримхильда повернулась и отошла в глубину зеркала, почти исчезнув среди мерцающих язычков зелёного пламени.

– Нет, погоди, Гримхильда. Постой!

– Что тебе, Люсинда? – Злая королева приостановилась и обернулась, чтобы взглянуть через плечо.

– Чего ты от нас хочешь?

Королева вздохнула. Затем, как показалось, приняла решение и повернулась назад к сёстрам.

– Я хочу, чтобы вы помогли мне вернуть назад Белоснежку. Хочу заклинание, которое привяжет её ко мне. Взамен готова сделать всё, что угодно.

Люсинда видела, что Гримхильда не обманывает, говорит честно. Чувствовала отчаяние королевы, почти такое же сильное, как собственная тоска Люсинды по Цирцее.

– Понятно, – сказала Люсинда. – А где сейчас твоя дочь?

– Она у фей вместе с Цирцеей.

– О, вот как? Что ж, у нас есть кое-какие свои планы насчёт фей, – спокойным ровным голосом объявила Люсинда.

– И вы можете привести свои планы в исполнение прямо из страны снов? – с плохо скрываемой насмешкой уточнила Гримхильда, обводя взглядом маленькую зеркальную комнату.

– С твоей помощью – да, – улыбнулась в ответ Люсинда.

– Обещайте, что при этом моя дочь не пострадает.

– Обещаю, что вашей дочери мы не причиним никакого вреда.

– Каким способом хотите скрепить своё обещание – кровью или магией? – спросила старая королева и прищурилась, глядя на сестёр, словно это помогло бы ей увидеть, правду они говорят или нет. Люсинда улыбнулась своим сёстрам, и они одобрительно улыбнулись в ответ.

– Мы с радостью готовы поклясться, – сказала Люсинда.

– Тогда скажите, что я для вас должна сделать?

– Нам нужно, чтобы ты нашла одну из птиц Малефисенты, – ответила Люсинда.

– Думаю, что смогу это сделать, – криво усмехнулась Гримхильда. Знали сёстры эту ухмылку, очень хорошо знали. Именно её они видели на лице Гримхильды много лет назад, когда она выпила зелье, которое ей дали сёстры. И было это в тот самый день, когда она приказала своему охотнику убить Белоснежку. Что ж, Люсинде было приятно увидеть, что за это время ненависть Гримхильды ничуть не убавилась, что она продолжает тлеть в её душе, словно раскалённые угли ада.

Если честно, Люсинда не знала, может ли она доверять Гримхильде, но возможно, что, действуя сообща, они быстрее добьются того, что для них желаннее всего. Желаннее даже, чем месть.

Они получат своих дочерей.

Глава II

После конца

Сидя в доме злых сестёр, Белоснежка и Цирцея читали сборник сказок. Они были заперты здесь с тех пор, как этот дом отвёз их на место своего создания, место, известное как Начало.

Очень многое из того, что окружало Белоснежку и Цирцею в доме злых сестёр, выглядело загадочно. Секреты таились в стенах дома и на его книжных полках, он весь насквозь был пропитан тайной. Одной из них было само появление дома на свет, точнее, место его создания. Построив этот дом, сёстры снабдили его аварийной защитной системой, которая в случае, если бы что-нибудь случилось с ними, должна была перенести дом вместе со всеми его обитателями в это самое Начало. Сёстры хотели быть уверенными, что если они вдруг попадут в беду вдали от дома, их секреты окажутся в безопасности.

Именно это и произошло. Когда злые сёстры были заброшены в страну снов, Цирцея и Белоснежка находились в их доме, и он немедленно понёс их на место своего рождения, которое находилось вне границ привычного мира.

Собственно говоря, Начало находилось на небе, усыпанном мерцающими звёздами и медленно вращающимися созвездиями. Белоснежка и Цирцея оставались запертыми в доме и понятия не имели, как из него сбежать. А главное – куда. Чтобы чем-то себя занять, они читали сборники волшебных сказок и дневники сестёр. Надеялись найти в этих дневниках какие-нибудь ключи, которые подскажут, как им вернуться домой. Они очень волновались за всех, кто оставался в королевстве Морнингстар после той их битвы с Малефисентой. Но вскоре от этих тревожных мыслей их отвлекла сказка о Готель, на которую они набрели в сборнике сказок. Они просто поверить не могли, узнав, какое активное и глубокое участие принимали в этой истории злые сёстры.

Цирцея настолько рассердилась из-за этого на своих матерей, что отняла у них все магические силы.

А сразу же вслед за этим дом освободил их из Начала. Причём безо всяких объяснений освободил, молча.

Неожиданно получив свободу, а вместе с ней и возможность отправиться куда их дута пожелает, Цирцея и Белоснежка решили прежде всего убедиться в том, что все, о ком они прочитали в сказке о Готель, остались целыми, невредимыми и на своих местах.

Для начала они навестили Рапунцель и своими собственными глазами увидели счастливое окончание её истории. Оттуда они перенеслись проверить миссис Тиддлботтом, славную пожилую женщину, которая заботилась о Рапунцель, когда та была совсем маленькой, а теперь присматривала за телами Хейзел и Примроуз (это, как мы помним, сёстры Готель). Убедившись, что в сказке о Готель всё в порядке, Цирцея и Белоснежка успокоились и перелетели в королевство Морнингстар, посмотреть, как обстоят дела у Няни, Тьюлип и Оберона после битвы с Малефисентой.

Нужно заметить, что хотя мысли Белоснежки и Цирцеи занимали события, о которых они прочитали в сказке о Готель, сердца их всегда оставались в Морнингстаре. Во время своего путешествия Белоснежка и Цирцея вновь перечитали окончание истории Малефисенты, и это совпало с началом их собственного приключения.

Няня стояла среди развалин замка Морнингстар. Фея-Крёстная отослала добрых фей помогать принцу Филиппу сражаться с драконом, а сама осталась в Морнингстаре, чтобы восстанавливать замок вместе со своей сестрой после ужасных разрушений и помогать всем раненым в битве с Малефисентой.

– Спасибо тебе за помощь, сестра, – с чувством сказала Няня.

– Это мне только в радость, моя дорогая, – ответила Фея-Крёстная, целуя свою сестру в щёку. – В своё время мы с тобой и не с такими разрушениями справлялись, правда? И я очень, очень рада, что никто в замке серьёзно не пострадал.

Няня огляделась вокруг, пытаясь найти Тьюлип.

– Ты высматриваешь принцессу Тьюлип? – догадалась Фея-Крёстная. – Она с Попинджеем. Они вместе делают всё возможное, чтобы помочь армии Оберона. Он многих друзей потерял в своей битве с Малефисентой.

Няня была убита горем. Всё, всё вокруг было превращено в руины, и Фея-Крёстная видела боль, отражавшуюся на лице её сестры.

– Не переживай так сильно, моя дорогая. Ты действительно сделала для Малефисенты всё, что было в твоих силах. Мне очень жаль, что я не помогла тебе. Вот если бы я смогла...

– Давай сейчас не будем об этом, – обняла свою сестру Няня. – Я знаю, что ты... что ты...

И она заплакала так сильно, как ещё никогда в жизни не плакала. Она так много потеряла. Малефисенту потеряла и не знала, как ей теперь найти Цирцею, которую унёс в неведомую даль волшебный дом.

– У тебя есть я. И я всегда у тебя буду, – напомнила ей сестра. – Поговори с Фланци. Возможно, она больше, чем кто-либо, знает обо всём, что связано с загадочным домом злых сестёр. Впрочем, я уверена, что ещё раньше Цирцея и Снежка сами найдут способ целыми и невредимыми вернуться назад.

– Наверное, ты права, сестра. Пойду-ка я лучше помогу Тьюлип с Повелителями Леса. Возможно, смогу вылечить их с помощью моей магии, – сказала Няня, хотя по-прежнему выглядела при этом очень озабоченной.

Фее-Крёстной этот план понравился.

– Хорошо. А я останусь здесь и займусь восстановлением замка...

Договорить до конца свою мысль ей помешала огромная роскошная стрекоза, прилетевшая с посланием из Страны эльфов и фей.

– Что там? – спросила Фея-Крёстная, развёртывая свиток и начиная читать его. – А, это от Мерривезер. Пишет, что Аврора проснулась. Принц Филипп разрушил заклятие.

Она с тревогой посмотрела на свою сестру, зная, что от хороших новостей тоже порой не выдерживает сердце.

– Нет, я счастлива за принцессу и за двор короля Стефана, – перехватив её взгляд, покачала головой Няня. – Уверена, что хорошие вести принесут каждому жителю королевства любовь и свет, и я очень-очень рада, что принцесса будет счастлива. Она заслуживает этого.

– И Малефисента тоже в каком-то смысле счастлива, – обняла свою сестру Фея-Крёстная. – Ведь она живёт в своей дочери, в Авроре.

Няня подумала, что её сестра права. Эта мысль утешила Няню. Лишь на время утешила, конечно, только до тех пор, пока ей на смену не пришли другие мысли. Но в этот момент Няня была действительно рада тому что принцесса нашла, наконец, свою истинную любовь в принце. А ещё ей было приятно сознавать, что Малефисента в определённом смысле действительно живёт и продолжит жить в Авроре.

Даже если изо всех историй и сборников волшебных сказок этот момент исключить, ничего не изменится. Так будет, и это единственное, что имеет значение.

– Снежка, погоди, остановись, не читай дальше, – сказала Цирцея. – У меня сердце разрывается. К тому же мы почти на месте. – Она выглянула в окошко стремительно летевшего по воздуху домика своих матерей. – Смотри, уже Морнингстар показался.

Снежка отложила сборник волшебных сказок и взволнованно воскликнула, подняв взгляд на Цирцею:

– О, неужели? Вот уж Няня обрадуется, когда тебя увидит!

Цирцея опустила домик своих матерей на вершину чёрной голой скалы, торчавшей над тем, что когда-то было владениями морской ведьмы Урсулы. Из круглого окна кухни им открылся вид на замок Морнингстар. Ужасающий вид. Хотя Маяк богов война между Малефисентой и Повелителями Леса не затронула, сам замок лежал в руинах. Видимые со скалы зубчатые крепостные стены с бойницами превратились в лежащие у подножия замка груды щебня, напоминавшие разбитые надгробия гигантов. Две башни были полностью разрушены, включая ту, где были комнаты Тьюлип. При виде этого бедствия у Цирцеи защемило сердце.

– Ну что же, – негромко сказала она, оценивая масштаб повреждений и одновременно заваривая чай для своей кузины. – По крайней мере чего-то подобного мы и ожидали. А Няня и Тьюлип целы и невредимы, правильно?

Сидевшая в маленьком, уютном, обитом красным бархатом креслице Белоснежка тронула рукой лежавшую у неё на коленях пачку писем и ответила, глядя в большое круглое окно:

– В письмах Няни и сборнике волшебных сказок говорится, что с Тьюлип всё в порядке и что она вместе с Феей-Крёстной занимается восстановлением замка.

Цирцея оторвала взгляд от подноса с чаем и пирожными и улыбнулась своей кузине:

– Спасибо за то, что ты сумела перелопатить все эти письма и книги. Послушай, а ты точно уверена, что тебе не лучше было бы в своём замке, чем здесь?

– Уже пытаешься избавиться от меня, да? – подмигнула Снежка своей кузине.

Цирцея поставила поднос на маленький столик и метнулась к Снежке.

– Нет, конечно же! Я так счастлива, что ты здесь! Просто боюсь, что тебе ужасно скучно будет сидеть одной в доме, пока я в замке. Понимаю-понимаю, это, быть может, кажется излишней предосторожностью, по Няня действительно считает, что здесь ты будешь в гораздо большей безопасности, чем в замке, где в солярии по-прежнему лежат тела моих матерей.

– Понимаю, – улыбнулась Снежка. – Но у меня есть сборник волшебных сказок и все эти письма, так что я найду чем заняться. И между прочим, я не очень-то готова к тому, чтобы вернуться к моей прежней жизни. Пока что не готова, во всяком случае. – Она рассмеялась, вороша лежащие у неё на коленях письма. – Бедная маленькая сова. Няня, наверное, совсем загоняла её со своими письмами, пока не могла сама до нас добраться. Если прикинуть на глаз, то пока мы с тобой были в том странном и красивом месте, она по нескольку писем каждый день присылала.

– Начало. То место называется Начало, – напомнила ей Цирцея. – Но я столько всего ещё не знаю ни про моих матерей, ни про этот дом. Гадаю, например, переключилась ли защитная система после того, как я отобрала у матерей их силу, и если да, то каким образом.

– Собственно говоря, я здесь именно для того, чтобы помочь тебе во всём разобраться, – улыбнулась Цирцее Белоснежка. – У тебя пока что не было времени даже на то, чтобы толком понять всё, что случилось с Готель, не говоря уж о Малефисенте. В том, что говорили твои матери, многое мне кажется очень любопытным, и я хочу внимательнее покопаться в этом. А ещё я понимаю, что тебе хотелось бы разобраться со всеми этими книгами, но не можешь же ты разорваться, чтобы быть в двух местах сразу, верно? Во всяком случае, так мне кажется. – Тут Снежка лукаво взглянула на Цирцею и продолжила: – Так что, пожалуйста, позволь мне помочь тебе. Мне это только в радость, честно.

Цирцея налила своей кузине чаю, посмотрела на то, как она пробует его, а затем сказала:

– А ты знаешь, что эта чашка привыкла к тому, чтобы быть твоей? Я об этом в дневнике Люсинды вычитала.

– Точно! – улыбнулась Снежка, внимательно разглядывая чашку. – И мне кажется... Послушай, мне кажется, что твои сёстры... прости, матери... когда-то давно стащили её у моих родителей.

– Это тебе правильно кажется, – кивнула Цирцея. – Но я до сих пор понять не могу что они делали с чашками, которые у всех крали? Как ты думаешь, они их просто на память брали, из озорства, или... проделывали с этими чашками какие-то более зловещие штуки?

– По-моему, я что-то читала про чашки в истории Малефисенты. Если хочешь, я...

Не дав Снежке договорить, Цирцея выхватила у неё чашку и швырнула её в сторону. Чашка ударилась о стену и разлетелась на мелкие куски.

– Цирцея! – опешила Снежка. – Цирцея, успокойся, прошу тебя!

Цирцея схватила Снежку за руки и крепко стиснула их.

– О, боже! Прости меня, Снежка. Сама не знаю, что это на меня нашло. По-моему, я на своих матерей сердита гораздо сильнее, чем мне казалось.

– Понимаю, всё понимаю, моя дорогая Цирцея. А теперь иди к Няне. Она так сильно волновалась за тебя, не заставляй её ждать. А со мной здесь всё будет в порядке, обещаю. Посижу в тишине, спокойно сказки почитаю.

– Ты права. Прости. Думаю, что повидаться с Няней пойдёт мне на пользу, – сказала Цирцея, легко притронувшись ладонью к щеке Снежки. – Снежка, дорогая, нужно было мне отправить тебя домой после того, как мы проверили, всё ли в порядке у миссис Тиддлботтом. Не слишком ли многого я от тебя прошу? И не будет ли беспокоиться твой муж?

– Нет, Цирцея, – поцеловала её в щёку Белоснежка. – Мой дорогой, милый муж всё понимает. Он всегда чувствовал себя несколько неуютно от того, насколько я близка со своей мамой, так что теперь, думаю, будет только рад тому, что я смогла стать самостоятельной без неё.

Цирцея была рада услышать это.

– Послушай, Снежка, я собираюсь заколдовать этот дом на то время, пока буду в замке. Сделаю так, что сюда никто не сможет войти, – сказала она. – Гарантирую, что ты здесь будешь в полной безопасности. А если я тебе вдруг зачем-то понадоблюсь, ты моментально сможешь связаться со мной через ручное зеркальце. – Цирцея ненадолго замолчала, озабоченно нахмурила брови. – А ты точно думаешь, что тебе хорошо здесь будет одной? Может быть, я всё же попробую убедить Няню, что тебе лучше находиться вместе со мной в замке?

– Нет, – покачала головой Снежка. – Я всё понимаю. Правда, Няня считает, что здесь мне будет безопаснее. Хорошо, я согласна. И не волнуйся за меня, Цирцея, не надо.

Цирцея вновь улыбнулась своей кузине и подумала о том, до чего же светлая, прекрасная душа у Белоснежки. Ну кто ещё, скажите, согласился бы, рискуя жизнью, пуститься вместе с ней, Цирцеей, в опасное путешествие? Отправиться в дальние края, чтобы проверить, как дела у сестёр ужасной ведьмы, которая похищала детей, или повидать милую одураченную пожилую женщину, помешавшуюся на том, чтобы печь именинные торты? Хотя Снежка была намного старше Цирцеи, она порой казалась ей просто маленькой девочкой. Была в Снежке какая- то вечная юность, которую Цирцея находила очаровательной. А доброта, с какой Снежка относилась к ней? Разве заслуживала Цирцея такого доброго отношения к себе после всего, что много лет назад творили со Снежкой её матери? Да, Снежка доказала, и не раз, что она удивительная, прекрасная женщина с добрым, умеющим прощать сердцем. Женщина, которая смогла простить даже собственную мать, пытавшуюся убить её.

– Знаешь, Снежка, я очень люблю тебя. Очень-очень, – сказала Цирцея.

– Я тоже люблю тебя, Цирцея.

После этого кузины долго обнимались. I Цирцее ужасно не хотелось покидать Снежку, и на прощание она сказала:

– Если найдешь в сборнике сказок что-то важное, дашь мне знать?

Снежка посмотрела на книгу, которую держала в своей руке, и ответила:

– Ну конечно, дам знать. А теперь иди и передай Няне привет от меня, ладно?

Цирцея ещё раз поцеловала Снежку, заколдовала дом так, чтобы никто без неё не мог проникнуть в него, и отправилась в замок.

Цирцея ушла, но чувствовала, что сердцем по-прежнему остаётся со Снежкой. Она оглянулась, чтобы увидеть дом своих матерей, силуэт которого виднелся на скале, нависавшей над разбивающимися о прибрежные камни волнами. Выкрашенный зелёной краской, с криво нахлобученной, словно ведьмовской колпак, крышей и чёрными ставнями, этот дом выглядел самым последним на свете местом, где могла бы жить Белоснежка. Цирцея рассмеялась, подумав об этом, а затем ушла в свои мысли, любуясь одновременно красотой пейзажа. Она очень соскучилась по Морнингстару с его великолепным маяком и сверкающим морем. А затем сердце Цирцеи учащённо забилось, когда она издалека увидела стоящих перед воротами замка Няню, а рядом с ней её сестру, Фею-Крёстную. Цирцее показалось, что они сейчас ведут между собой какой-то очень серьёзный разговор, и ускорила шаги, но тут её остановил и заставил вздрогнуть от испуга голос, который она никак не ожидала здесь услышать.

«Приве-ет, Цирцея».

Цирцея завертела головой, пытаясь понять, откуда он прозвучал, этот голос. А в следующую секунду её ног коснулось что-то мягкое и тёплое.

Это была Фланци, кошка-телепат злых сестёр, трёхцветная красавица с рыжими, чёрными и белыми пятнами.

– Фланци! – восхищённо выдохнула Цирцея, хотя кошка, кажется, была не очень рада видеть её и просто смотрела, прищурив глаза, снизу вверх на Цирцею, переступая с одной белоснежной лапки на другую.

Насколько могла вспомнить Цирцея, Фланци всегда была рядом. В детстве эта кошка вообще, можно сказать, была Цирцее ещё одной сестрой. Причём самой уравновешенной и рассудительной сестрой в доме. И мудрой. И очень-очень загадочной. Впрочем, у Фланци оказалось ещё множество качеств, о которых Цирцея и не подозревала, пока не прочитала дневники своих матерей. Она всегда считала, что у них с Фланци есть взаимопонимание, хотя по сегодняшнему дню, по этой встрече такого, пожалуй, не скажешь.

«Ты меня сильно разочаровала, малышка, – прозвучал в голове Цирцеи голос кошки. – Но сейчас не время обсуждать моё разбитое сердце. Я должна вернуться к твоим матерям. Они заждались тебя. Мы все уже заждались».

Фланци неодобрительно посмотрела на Цирцею, и та ответила:

– Я знаю, Фланци, я знаю. Прости. Я оказалась запертой в Начале.

«Значит, дом отнёс тебя на место своего рождения, и ты отобрала у своих матерей их магическую силу, чтобы выбраться оттуда?» – поморгав своими янтарными глазами, спросила Фланци.

Цирцея, честно говоря, не поняла, что имеет в виду кошка.

– Конечно же я не делала этого, Фланци! Откуда мне было знать, что Начало отпустит нас, если только я заберу магическую силу у матерей?

«Выходит, наша утончённая, идеальная Цирцея украла силу своих матерей из благородных намерений. Ясненько. Однако тебе ещё есть чему учиться. Имей в виду, что как только ты присвоила магические силы своих матерей, разрушились и потеряли силу и все, когда-либо наложенные ими заклятия. Включая аварийную защитную систему, между прочим. Именно поэтому вы смогли вернуться и посетить многие королевства. Мы с тобой о многом должны поговорить, Цирцея. Тебе многому нужно научиться, и далеко не всё из этого можно найти в дневниках матерей и сборнике волшебных сказок, который читает сейчас Белоснежка. Если бы только твои матери узнали о том, что она сидит в их доме, трогает их вещи... ты хоть представляешь, как они разгневались бы, Цирцея?»

Но Цирцее было уже всё равно, что подумают её матери.

«Прелестно, Цирцея, преле-естно», – иронично протянула Фланци.

Цирцее всегда казалось, что они с Фланци совершенно одинаково относятся к Люсинде, Руби и Марте. Да, разумеется, кошка любила их, однако Цирцея могла припомнить много случаев, когда злые сёстры настолько доставали Фланци своими выкрутасами и дешёвой театральщиной, что она на несколько дней убегала куда-нибудь, чтобы оказаться подальше от них. Однако сейчас Фланци выглядела гораздо преданнее сёстрам, чем когда-либо прежде.

«Ты не права. Я всегда была предана твоим матерям, Цирцея. Всегда. Причём ещё задолго до твоего появления на свет. Не забывай об этом. Я видела, через что они прошли, чтобы вернуть тебя. Видела, как они постепенно превращались в то, чем они стали сейчас – а всё из-за любви к своей ненаглядной Цирцее, между прочим. Ты считаешь, что они разрушали всё на своём пути? Считаешь их мерзкими тварями, убийцами? Так ведь то же самое я могу сказать и о тебе самой. Это ты сделала их такими, Цирцея. Твоя жизнь всему тому причина. Если в них не осталось ничего хорошего, так это потому, что всё лучшее, что было в них, они отдали тебе. Помни, Цирцея, ты – это они. Когда ты делаешь им больно, ты причиняешь зло самой себе».

Цирцея не знала, что сказать на это. Слова Фланци глубоко ранили её, от них грозило разорваться сердце. Оно у Цирцеи стало похожим на одно из зеркал её матерей – каждая новая боль становилась новой трещинкой на поверхности зеркала, и оставалось лишь гадать, сколько ещё должно появиться таких трещинок, чтобы зеркало-сердце раскололось и разлетелось на мелкие куски. И как скоро эти острые осколки разорвут все внутренности Цирцеи, как это однажды описывала Гримхильда в сборнике волшебных сказок.

– Тебе известно, почему они ненавидят Белоснежку? – спросила Цирцея.

Фланци вновь переступила с лапки на лапку и выразительно, как это она умела, посмотрела на неё.

«Похоже, Фланци удивлена тем, что я сама до сих пор этого не поняла», – подумала Цирцея.

«На самом деле это никак не было связано с Гримхильдой, во всяком случае до того момента, когда она заставила твоих матерей убраться прочь с праздника Солнцестояния, унизив их таким образом перед всем двором. Вот тогда их ненависть переключилась с Белоснежки на Гримхилъду. А эту маленькую дрянь они и раньше всегда ненавидели».

– Не смей её так называть!

Фланци была готова к этой вспышке гнева. Что уж там, для неё даже сердце Цирцеи открытой книгой было.

«Ты понятия не имеешь, почему твои матери так хотели избавиться от Белоснежки! И почему они до сих пор желают её смерти. Скажи, чем ты, собственно говоря, занималась, пока сидела в Начале? Почему не прочитала дневники своих матерей? Нет, ты ровным счётом ничего не знаешь о женщинах, которых приговорила к заточению!»

– Пойдёшь со мной в замок, Фланци?

Кошка не ответила, и её молчание кольнуло сердце Цирцеи.

– А где тела моих матерей? Ты что, настолько сердита на меня, что оставила их без присмотра и защиты в солярии? Решила таким способом осудить меня?

Фланци продолжала молчать.

– Ну и ладно. Только не думай, что наш разговор окончен.

«А я думаю, что окончен. Если хочешь узнать, почему твои матери ненавидят Белоснежку, скажи этой фифочке, чтобы порылась в их дневниках. Думаю, она найдёт всё, что нужно, на тех страницах, которые посвящены Гримхильде. Полагаю, у тебя в кармане есть зеркальце, чтобы связаться со своей королевской поганкой?»

– Есть.

«Ясненько. Выходит, когда нужно, ты попользоваться отобранной у своих матерей магией не брезгуешь. Думаешь, что помогаешь Белоснежке, держа её взаперти в их доме? Оставив её там в одиночестве, с одним только зеркальцем для связи? Пытаешься спасти ей жизнь или пытаешься оградить её от жизни?»

Прежде чем Цирцея успела ответить, Фланци убежала вперёд, оставив Цирцею стоять в одиночестве и тоске. Она всегда думала, что может положиться на Фланци, однако в их отношениях с кошкой что-то изменилось. Резко и неприятно изменилось, надо сказать.

Цирцее остро не хватало Белоснежки. В домике матерей Цирцеи они неразлучно находились с того момента, когда он подхватил и понёс их в Начало. Казалось, что это путешествие длилось целую вечность, хотя на самом деле заняло всего лишь несколько дней. Наверное, причиной тому для Цирцеи стало ощущение того, как безумно далека она от Морнингстара, и от Тьюлип, и Няни. Что вынуждена сидеть в четырёх стенах и только читать, вместо того чтобы помогать им во время кризиса, вызванного действиями её матерей. Именно тогда Цирцея осознала, как сильно нужна ей Няня, как крепко она полагается на неё. Как сильно любит её. Она ужасно чувствовала себя от того, что оставила Няню наедине со всеми проблемами, не могла без сердечной боли думать о том, что Няня могла обидеться на неё. Теперь, когда Цирцея увидела вдалеке Няню, она отчаянно, безумно захотела немедленно оказаться рядом с ней.

И оказалась. Прежде чем Цирцея успела что-то понять, она волшебным образом уже перенеслась в объятия Няни.

– Ах, девочка моя дорогая! – со слезами радости на глазах воскликнула Няня. – Прости, что я задела твои чувства, когда подумала, что будет лучше, если твои матери останутся в стране снов. Но ты же знаешь, что я только хотела защитить тебя!

Обхватив лицо Цирцеи своими ладонями, Няня горячо расцеловала её.

– И ты меня прости! Мне очень жаль, что я бросила тебя одну, Няня. Теперь я многое понимаю гораздо лучше, чем раньше. Знаю то, что нужно сделать с моими матерями. И то, что только ты одна беспокоилась обо мне, тоже знаю. Мне так неловко за то, что я таким образом улетела отсюда, оставив тебя в одиночку распутываться с Малефисентой. Скажи, ты сможешь простить меня? Хоть когда-нибудь?

– Девочка моя дорогая, мне не за что тебя прощать, – ответила Няня, глядя в печальные глаза Цирцеи. – Ты же не сама сбежала, это дом тебя унёс. Ты этого не выбирала. Гораздо важнее другое: откуда такие поразительные сдвиги в твоих способностях?

– Ты хочешь сказать, что это я сама телепортировалась? – спросила Цирцея, заметив, каким озабоченным вдруг сделалось лицо Няни. – А я подумала, что это ты перенесла меня через поле.

– Нет, дорогая, это ты сама сделала, – покачала головой Няня. – И мне не кажется, что это действительно была телепортация.

Сбитая с толку Цирцея заморгала глазами, но в голове у неё вертелись только мысли о том, как она счастлива, что видит свою любимую Няню, оставшуюся прежней, ничуть не изменившейся. Несмотря на последствия смерти тёмной феи и почти полное разрушение замка Морнингстар, глаза её оставались полными жизни и с любовью смотрели на Цирцею.

– Ах, дорогая моя, как же я рада, что ты здесь. Очень хочу услышать о твоих с Белоснежкой приключениях и о том, что ты выяснила, когда читала историю Готель, – сказала Няня, но прежде чем Цирцея успела что-либо ответить, их отвлёк раздавшийся в отдалении пронзительный крик Феи-Крёстной:

– Сестра! Сестра! Нам нужно идти! Нам нужно идти!

Затем появилась и неуверенной походкой пошла к ним сама Фея-Крёстная. Она казалась совершенно сбитой с толку, потому что, сделав несколько шажков в одну сторону, она неожиданно поворачивалась, чтобы идти в противоположном направлении. Вперёд – назад. Снова и снова.

– Что это с ней? – спросила Цирцея и вместе с Няней сама бросилась к Фее-Крёстной, которую била крупная дрожь. В руке Фея-Крёстная держала смятое письмо, которое, судя по всему, только что прочитала.

– Сестра! Что с тобой, сестра? – спросила Няня.

Фея-Крёстная подняла голову. Б глазах у неё застыл ужас.

– Оберон пишет, что, судя по всему, злые сёстры пытаются привлечь Малефисенту с другой стороны завесы, чтобы она сражалась на их стороне.

У Цирцеи похолодело под сердцем.

– И они способны сделать это? У них достаточно сил, чтобы возвращать к жизни умерших? И они могут это сделать?

– Не знаю, девочка моя, не знаю, – нахмурилась Няня. – Наверное, могут.

Кажется, только сейчас Фея-Крёстная впервые заметила Цирцею и воскликнула:

– Ах, Цирцея, солнышко! Как я рада, что с тобой всё в порядке! Бедненькая ты моя! Сколько всего тебе пришлось пройти!

Затем Цирцея очутилась в объятиях Феи-Крёстной, неожиданно таких же горячих и искренних, как объятия Няни. Купаясь в лучах её любви, Цирцея внезапно поймала себя на мысли о том, что Люсинда, Руби и Марта тоже любили её. Пылко, отчаянно любили, до безумия, можно сказать. Но как же отличалась их любовь от чистой любви, которой её окружали Няня и её сестра. От любви, к которой не примешивается жертвенность и неутолимая жажда охранять, оберегать, защищать любой ценой объект своей любви.

«А достойна ли я такой чистой, истинной любви?» – подумала Цирцея.

– Пойдём, дорогая моя. Пойдём присядем, – сказала Няня и повела Цирцею через оранжерею в разбитый за нею сад. Сама оранжерея была самым настоящим архитектурным чудом, созданным из стеклянных панелей, накрытых гигантским куполом потолка. Большие французские двери раздвинулись, и за ними открылся пышный сад с цветущими розами, глициниями, жимолостью и жасмином. От сильного сладкого аромата цветов у Цирцеи даже закружилась голова.

Пройдя немного дальше по саду, они втроём удобно устроились под большой яблоней, ветви которой были усыпаны изящными маленькими розовыми и голубыми цветочками.

– Что-то не припомню яблонь с такими цветками, – удивлённо заметила Цирцея. – Разве они не белыми должны быть?

– Это три добрые феи постарались, – хохотнула Няня, закатывая глаза. – Они вернулись, чтобы помогать после свадьбы Авроры.

– О, так они всё ещё здесь? – спросила Цирцея и прищурилась, пытаясь взглядом найти в саду фей.

Она просто не представляла, каково это, когда вокруг тебя столько фей. Для неё даже в компании с Феей-Крёстной достаточно странно было находиться. Смерть Малефисенты всё ещё была слишком свежа в памяти, Цирцея ещё не успела свыкнуться с тем, что произошло, и её отношение к феям оставалось, скажем так, неоднозначным. Ведь не отнесись феи так жестоко к Малефисенте, она, возможно, не разгромила бы Страну эльфов и фей и никогда не стала бы помогать злым сёстрам. Никогда не стала бы создавать Аврору и не погибла бы из-за этого. А матери самой Цирцеи – да-да, её назойливые, сующие свой нос, куда их не просят, матери?.. Если бы они не обвели Готель вокруг пальца, не использовали её в своих целях, тогда она, возможно, правила бы теперь Мёртвым лесом вместе со своими сёстрами. Да, многое, очень многое могло сейчас быть совершенно иначе.

«Моя дорогая, всё намного сложнее, чем кажется. Успокойся. Не погружайся в мысли о том, что могло бы быть».

– Рядом с Тьюлип, Обероном и Повелителями Леса находятся три добрые феи и делают всё возможное для того, чтобы они понравились, – ласково похлопала Цирцею по руке Няня, а затем озабоченно взглянула на неё и на свою сестру.

У Цирцеи накопилось столько вопросов, и сказать она тоже очень о многом хотела, по начинала раскручиваться новая история с её матерями, и она решила, что будет лучше успеть выяснить, что тут к чему, пока Фея-Крёстная вновь не начала волноваться и нервничать.

– Может быть, проверим, как там твои матери в стране снов? – предложила Няня. – Посмотрим, что они замышляют.

Цирцея вытащила из кармана своё зеркальце. Ей было очень страшно от одной мысли, что сейчас она увидит своих матерей. Но если они действительно пытаются переманить на свою сторону Малефисенту, вытащив её с другой стороны завесы, это поможет ей, Цирцее, принять решение. И так она слишком долго затягивает с ним, когда дело касается её матерей. А теперь пришло время решительно остановить их кривляния и жульничество.

– Покажи мне злых сестёр, – тяжело дыша, приказала зеркальцу Цирцея.

Но вместо того чтобы показать ей матерей, зеркальце заволокло знакомыми язычками зелёного пламени.

– Думаешь, твоим матерям удалось-таки вернуть её? – озабоченно хмурясь, спросила Няня.

«Я никогда не прощу своим матерям, если они оживили то несчастное существо. Сердце Няни этого не выдержит, разорвётся», – подумала Цирцея и так сильно сжала в руке своё зеркальце, что просто удивительно, как оно при этом не сломалось.

– Это ты, Малефисента? – дрожащим голосом спросила Цирцея.

– Нет. – Из язычков пламени явилось знакомое бледное лицо с яркими тёмными глазами. – Я не видела тёмную фею в мире зеркал. Уверена, что она ушла за завесу.

– Гримхильда! – воскликнула Няня, выхватывая зеркальце из трясущейся руки Цирцеи. – Чего ты хочешь, ведьма?

– Мою дочь, разумеется. Я даю вам один день на то, чтобы вернуть её мне. Если завтра утром она не окажется целой и невредимой в своём собственном замке, последствия для вас будут ужасными.

– Снежка никогда не простит вас за это, – прошептала Цирцея.

– Да как ты смеешь говорить за мою дочь, ты, презренное создание, плод мошенничества, безумия и убожества! Молчи и слушай: я обрушу ад на ваши головы, если моя дочь не вернётся ко мне. У вас есть время только до завтрашнего утра, понятно?

Лицо злой королевы исчезло в зелёном тумане, оставив Цирцею, Няню и Фею-Крёстную стоять, застыв на месте от удивления и ужаса.

Глава III

Грехи наших матерей

Сразу после того как Цирцея ушла в замок, Снежка уселась читать сборник волшебных сказок и теперь решила сделать небольшой перерыв, чтобы немного отдохнуть и выпить чаю. А читала она – точнее, перечитывала – историю Готель, размышляя над некоторыми словами злых сестёр, которые привлекли её внимание. Прежде всего это были фразы, сказанные ими Готель о её матери, Мани. В этих словах, как это часто водилось у сестёр, была недосказанность, был скрытый смысл, но что-то из того, что было сказано Люсиндой Готель в её последние дни, находило какой-то, пока ещё неясный отклик в памяти Снежки, и она чувствовала, что сможет разгадать эту тайну. От долгих, проведённых над книгой часов глаза Снежки слезились, и она прищурила их, когда в круглое, выходившее на старую яблоню окно кухни заглянуло солнце.

«Интересно, не с этой ли яблони много лет назад сорвала моя мать яблоко, с помощью которого отправила меня в долгий сон?» – подумала Снежка.

– Белоснежка...

Она нервно обернулась, пытаясь понять, откуда прозвучал этот потусторонний голос. Не могла ли она вызвать оттуда свою мать, просто подумав о ней? Внезапно Снежке стало очень страшно. Она опять испугалась своей матери, как когда-то в далёком детстве. Да, Снежка вновь почувствовала себя маленькой девочкой, беспомощной и одинокой.

– Мама?

– Нет, Снежка, это я, Цирцея.

У Белоснежки отлегло от сердца.

Она вновь, уже спокойно огляделась вокруг, ища источник, из которого доносится голос Цирцеи. И наконец, нашла его, когда увидела лицо своей дорогой кузины в стоящем на кухонном столе зеркальце.

– А, вот ты где! Всё в порядке? – спросила Снежка, беря зеркальце в руки.

– Да, моя дорогая. Всё в порядке. Я просто решила проверить зеркальце, а заодно взглянуть, как ты там.

– У меня всё отлично, Цирцея, правда-правда. А что у вас происходит? Я же вижу, что ты чем-то озабочена.

– Значит, ты ничего не слышала от своей матери! Но ты выглядишь испуганной, Снежка. Что с тобой?

– Ничего, Цирцея, ничего. Всё в порядке. А почему ты спросила о моей матери? Она что-то натворила?

– Нет, милая, я просто... ну, мне показалось, что ты сама упомянула о ней. Не волнуйся и выброси всё из головы. Прости, что помешала тебе, просто у нас здесь такое дело, что я как-то не подумала...

– Ты мне нисколько не помешала, Цирцея. А что там за «дело» у вас? С моей матерью оно как-то связано?

– Нет.

Но Снежка чувствовала, что Цирцея всё же что-то от неё скрывает.

– Цирцея, ты знаешь, как я тебя люблю, но перестань обращаться со мной как с ребёнком, от которого всё нужно скрывать. Именно так моя мать со мной обращается. Давай расскажи, что там у вас происходит. Пожалуйста.

– Мы получили известие, что мои матери ищут того, кто помог бы им выбраться из страны снов, – вздохнула Цирцея. – Поэтому я обеспокоена немного, вот и всё.

Белоснежке показалось, что она вот-вот упадёт в обморок. Опираясь ладонью о стол, она тяжело, осторожно опустилась в кресло.

– Но как? Как они могут выбраться? – растерянно спросила она, глядя на встревоженное лицо Цирцеи.

– Этого Оберон не сказал. Мы пытаемся собрать больше информации. Но Снежка, я обещаю, что ты в полной безопасности. Мы даже не знаем, какой у злых сестёр план. Может, они просто ищут могущественную ведьму, которая может вывести их из страны снов, и больше ничего не хотят. Мы не знаем.

Нет, Белоснежка чувствовала, что Цирцея всё же чего-то недоговаривает.

– Но кто эта ведьма? Кого они хотят привлечь? Мою мать?

После этих слов выражение лица Цирцеи изменилось.

– Я сомневаюсь в том, что Гримхильда когда-либо согласится помогать моим матерям. Нет, феи сообщили, что они пытаются вытащить с другой стороны завесы Малефисенту и привлечь её на свою сторону. Феи думают, что сёстры попытаются оживить тёмную фею.

У Белоснежки появилось странное ощущение, что всё, о чём говорит сейчас Цирцея, не только вероятно, но и возможно.

– Послушай, Цирцея, с тех пор, как мы прочитали историю Готель, меня не оставляет такое чувство... такое подозрение, которым я с тобой ещё ни разу не делилась...

Цирцея внимательно уставилась на Белоснежку из глубины зеркала:

– Что за подозрение? И почему ты о нём никогда не говорила мне раньше?

– Погоди, не исчезай, я сейчас только сборник сказок открою и покажу, что мне удалось вычитать в истории Готель.

Снежка поднялась с кресла, положила зеркальце на стол, сходила за книгой и открыла её на странице, которую совсем недавно перечитывала. Но сейчас знакомая страница изменилась, стала совсем другой. Снежка ахнула и поднесла книгу к зеркалу так, чтобы её могла видеть Цирцея.

Теперь на странице осталась всего одна строчка:

«Эта история до сих пор не закончена».

– Здесь нет страницы, которую я искала! – воскликнула Белоснежка, передвигая зеркальце, чтобы увидеть в нём реакцию Цирцеи. – Она исчезла, а вместо неё появилась вот эта, с единственной строчкой! Как ты думаешь, что это может означать?

По выражению её лица Снежка поняла, что Цирцея этого не знает, и решила не грузить кузину своими теориями, не отвлекать от работы по устранению устроенного злыми сёстрами погрома. Снежке вдруг стало неловко за то, что она вообще заговорила о пропавшей странице. Мысленно Снежка поклялась, что сама во всём этом разберётся, а вслух сказала:

– Ты только не волнуйся, Цирцея. Я найду страницы, которые ищу, всё постараюсь выяснить, а потом поделюсь с тобой. А теперь иди, тебя Няня с Феей-Крёстной заждались, я думаю.

– Да, нам нужно решить, что делать дальше с моими матерями, – вздохнула Цирцея. – Конечно, меньше всего Няне хотелось бы новой схватки с её приёмной дочерью, Малефисентой. Если матери действительно планируют оживить её, я никогда им этого не прощу. Всё это просто... просто душераздирающе.

– Иди, Цирцея, иди и занимайся своими делами, – кивнула Белоснежка. – А со мной всё будет в порядке. Мне ещё тут читать не перечитать...

– Хорошо, – улыбнулась своей кузине Цирцея. – Спасибо тебе, Снежка, милая. Я люблю тебя.

– И я тоже тебя люблю, Цирцея, – ответила Снежка. Она прекрасно видела, как расстроена и озабочена Цирцея. – Если что-нибудь новенькое раскопаю, сразу дам тебе знать.

Но Белоснежка понимала, что вряд ли она станет рассказывать о чём-то Цирцее – зачем нагружать её новыми неприятными деталями о злых сёстрах?

Тем более что Снежка не была уверена, сумеет ли она вообще отыскать что-то новое – во всяком случае, до того, как сумеет попасть в старую библиотеку Готель. Жаль, что эта мысль не пришла ей в голову, когда они навещали миссис Тиддлботтом, перед тем как отправиться в Морнингстар. Жаль. Но ничего, наверное, она сможет придумать какой-нибудь повод для того, чтобы вернуться туда одной.

Глава IV

Обязанность феи

Няню и Фею-Крёстную Цирцея нашла беседующими за накрытым к чаю столом в прелестной, залитой солнечным светом маленькой столовой рядом с кухней. Большие двойные стеклянные двери были распахнуты, а прямо за ними открывался сад в полном цвету. Когда в столовую вошла Цирцея, Няня, прервав разговор со своей сестрой, подняла голову и посмотрела на неё:

– Цирцея, ты со Снежкой поговорила? – спросила она. – Её мать с ней связаться не пыталась?

– Нет, и я не думаю, что она сможет это сделать. Я заколдовала дом таким образом, чтобы в него никто не мог попасть, даже через зеркала. Ну, кроме меня самой, разумеется.

Цирцея присела к столу и начала разливать чай, который до сих пор оставался нетронутым, как и лежавшие на блюде пирожные. Обе феи выглядели встревоженными и хмурили брови, причём делали это так одинаково, что Цирцея, пожалуй, впервые за всё время заметила, что сёстры похожи друг на друга. Впрочем, точнее было бы сказать, что не внешностью они были схожи, нет, но одинаковостью жестов и выражением лиц, что бывает только у близких родственников. Но кроме этого было и ещё что-то, чему Цирцея не могла подобрать название. Какая-то особенная связь была между ними, связь, которой Цирцея никогда прежде не замечала. Связь, совершенно определённо возникшая только после смерти Малефисенты и вследствие её.

– А ты сказала Снежке, что она должна вернуться к себе, в своё королевство? – спросила Няня, пока Цирцея разливала чай в изящные, с узором из розовых цветков фарфоровые чашечки. Цирцея покачала головой. Если честно, она собиралась сказать об этом, но просто не смогла заставить себя отослать Белоснежку назад, вернуть её к прежней жизни. Она решила не делать этого хотя бы до тех пор, пока Снежка не будет готова. Хотела, чтобы к встрече со своей властной матерью она пришла, став более уверенной в себе и сильной женщиной. И кроме того, Цирцее ужасно не хотелось вообще расставаться с Белоснежкой, особенно сейчас, когда она узнала о том, что изначально ненависть её матерей была направлена именно на неё, на Снежку. Это уж потом злые сёстры переключили своё внимание на Гримхильду.

– Я знала, что это была никудышная идея – привозить сюда эту девочку, – сказала Няня. У неё дрожали руки, причём так сильно, что она расплескала свой чай на белую скатерть.

– Она не девочка, она взрослая женщина! А что вы принуждаете меня сделать? Отправить Снежку к её ужасной матери? Заставить Снежку через силу ластиться к той, которая ещё в детстве пыталась убить её? Так это, извините, вообще жизнью не назовёшь! – Цирцея видела, как пригорюнилась Няня, и потому ослабила свой гневный натиск. – Прости, Няня, но я просто не смогла заставить себя рассказать Снежке о том, что её мать угрожает нам. Узнав об этом, Снежка настояла бы на том, чтобы немедленно отправиться к этой жуткой королеве, – сказала Цирцея.

Нет, Няня не пригорюнилась, это было что-то другое, большее.

– Няня, всё ли с тобой в порядке? Скажи, когда ты в последний раз спала? А ела когда? У тебя руки ходуном ходят.

Няня нежно похлопала Цирцею по руке. Кожа у Няни была сухой, тонкой, похожей на пергамент. Да и сама Няня казалась сейчас Цирцее более хрупкой, слабой, чем обычно. Цирцея с тревогой подумала о том, что Няня совершенно изнурила себя, растратила почти всю свою энергию, и ей захотелось прямо здесь и сейчас подхватить Няню на руки и отнести в постель, обложить её там мягкими подушками. Цирцею так и подмывало произнести сонное заклинание, просто чтобы дать пожилой женщине выспаться и отдохнуть.

– Меньше всего я хочу очутиться запертой в стране снов вместе с твоими матерями, Цирцея. Королева Гримхильда всю землю и небеса на уши поставит, лишь бы вернуть свою падчерицу, а если твоим матерям действительно удастся вернуть к жизни Малефисенту, то и тебе самой моя помощь будет необходима, – устало сказала Няня.

– Почему это ты вдруг заговорила о стране снов, где ты будешь заперта вместе со злыми сёстрами? Кто сказал хоть что-нибудь о том, чтобы отослать тебя туда? – вне себя от гнева спросила Фея-Крёстная.

– Всё в порядке, успокойся, моя дорогая. Я забыла, что ты не можешь читать мысли. Просто Цирцея подумала о том, что мне не повредил бы колдовской сон.

– Ну, сон нам всем не повредил бы, – зевнула Фея-Крёстная. – Да только куда тут денешь атакующих замок драконов, да ещё угрожающий нам призрак Гримхильды? И ты знаешь, кого мы должны «благодарить» за это, верно? – Она виновато улыбнулась Цирцее и продолжила: – Мне неприятно говорить об этом, дорогая, но во всём этом виноваты твои матери! Осмелюсь сказать даже, что лучше бы им навсегда оставаться в стране снов, если только в наших силах будет сделать это! – Фея-Крёстная поднялась с места, пошатываясь на дрожащих от усталости ногах, подошла к Цирцее и, пробормотав себе под нос извинения, взяла у неё из рук волшебное зеркальце. – Прости, дорогая. А теперь, если не возражаешь, мы попробуем отыскать твоих матерей прежде, чем они успеют воскресить всех, кого они убили, и повернуть их против нас!

– Это слишком драматично звучит, вы не находите? – закатила глаза Цирцея. – У моих матерей нет сил, чтобы воскрешать мёртвых! И уж точно они Урсулу воскрешать не станут. Разве что Малефисенту, поскольку она только что умерла.

Цирцея сама своим словам не очень верила, но считала необходимым что-то противопоставить тому, что сказала Фея-Крёстная, потому что прозвучало это у неё слишком патетично и старомодно, как в плохой театральной пьесе.

– В одном из своих колдовских зеркал они заточили душу Гримхильды! Кто знает, какими ещё тёмными силами располагают злые сёстры? Так что и Урсула, и Малефисента могут в любой момент обрушиться на нас!

Цирцея вздохнула, но ничего на это не ответила, только смотрела на Фею-Крёстную.

– В чём дело? Поделись со мной своими мыслями! – необычно резко для себя приказала Фея-Крёстная и – что тоже было совершенно не в её манере – неприязненно посмотрела на Цирцею.

– Ну, если у этих женщин были феи, защищавшие их, то, возможно, они не умерли и теперь находятся в распоряжении моих матерей!

Фея-Крёстная выглядела так, словно готова была упасть в обморок от такой перспективы.

– На что вы намекаете, юная леди?

– Я полагаю, что нам нужно хорошенько подумать над тем, кому может быть выгодна магия фей, – стараясь говорить как можно мягче, ответила Цирцея. – Разве это не наш долг – помогать всем нуждающимся?

– Насколько я помню, вы ещё не приняли наше почётное предложение стать исполняющей желания феей. И если вы собираетесь действовать от имени Страны эльфов и фей, оказывая помощь подобным ужасным существам, то я должна подумать, не отозвать ли назад это предложение, – сказала Фея-Крёстная, с упрёком глядя на Цирцею.

В этот момент в столовую влетела улыбающаяся Тьюлип с возгласом:

– Ну, не знаю, что Оберон об этом подумает!

Фея-Крёстная при имени Оберона вздрогнула, вспомнив, сколько упрёков услышала она от него во время его первого визита в Морнингстар. Цирцея хихикнула, затем улыбнулась, рассматривая наряд Тьюлип и втайне надеясь, что он, скорее всего, возмутит Фею-Крёстную. И оказалась права.

– Что вы на себя нацепили, юная леди? – осуждающе покачала головой Фея-Крёстная, но Тьюлип лишь рассмеялась на это. С трудом удержалась от смеха и Цирцея.

– Цирцея, как я рада видеть тебя! – Девушки расцеловали друг друга в щёки, радуясь не только своей встрече, но и реакции Феи-Крёстной, хотя при этом ощущали и некоторую вину за это.

– Тьюлип, нет, вы только посмотрите! Да ты же самой настоящей леди стала с тех пор, когда я тебя последний раз видела!

Тьюлип просияла от счастья, услышав эти слова Цирцеи, а Фея-Крёстная раздражённо проворчала:

– А мне кажется, что она совершенно на леди не похожа! Брюки на себя надела! Это же неслыханно!

– А что бы вы хотели, чтобы я на себя надела, пока вожусь с Повелителями Леса? – не переставая улыбаться, ответила Тьюлип. – Оберон находит, что это весьма разумно и практично.

– Ваш юный принц, должно быть, именно так и думает – что вы, как было сказано, возитесь с Повелителями Леса, ни больше и ни меньше, – поморщилась Фея-Крёстная. – Разве вы не свадьбу должны планировать, моя дорогая?

Тьюлип одарила Фею-Крёстную одной из своих ослепительных улыбок, которая должна была означать, что она изо всех сил старается не раздражаться, слушая сующую свой нос в её дела пожилую женщину.

– Ну, если вам интересно будет знать, мой дорогой Попинджей тоже находит мой наряд очень подходящим. И кроме того, я совершенно не намерена выходить за него замуж. И вообще ни за кого! Да разве время сейчас планировать свадьбу, когда у меня столько дел с Обероном? Нужно же разрушенную во время сражения землю восстанавливать! Нет, ну правда, Феечка-Крёстная, не будьте вы такой старомодной!

– Знаешь, постарайся, чтобы твоя мама не услышала этих твоих разговоров, – улыбнулась Няня. – Я думаю, она будет того же мнения, что и моя сестра.

– Я не думаю этого, я знаю! – резко заявила Фея-Крёстная.

– Не надо, прекратите вы обе, прошу вас, – присоединилась к разговору Цирцея. – Я считаю, что Тьюлип выглядит просто великолепно. А что ещё важнее, она выглядит счастливой! И сама выбирает, как ей жить. Именно этого я для неё всегда и хотела. Наконец, я думаю, что она права: Оберон одобрит идею расширить сферу влияния фей, не ограничивая её одними только принцессами.

– Нет, вы слышали, а? Они решили объединиться против меня! – воскликнула Фея-Крёстная, глядя на Няню. – А ты, сестра? Полагаю, ты тоже на стороне этих белокурых красавиц?

– Боюсь, что да, сестрица. Да ты и сама это знаешь! Ведь я давно, очень давно ждала этого для нашего рода-племени.

Цирцея была очень горда за Няню, нашедшую в себе силы для такого признания.

– Я думаю, пришло время по мере наших сил помогать всем, кто в этом нуждается, а не только принцессам, – сказала она, ликуя от того, что её поддерживают и Няня, и Тьюлип.

– Такой важный вопрос нужно вначале об-судить на Совете фей, Цирцея, – сказала Фея-Крёстная. – Но я не стану этого делать, чтобы не расстраивать их. Сейчас, по крайней мере.

– Но почему нет? – спросила Цирцея. Няня и Фея-Крёстная обменялись взглядами. – Что? Что вы от меня скрываете?

Улыбка на её лице поблекла.

– Цирцея... – мягко заговорила Няня. – Мы действительно должны тебе кое- что сказать. Дело в том, что Совет...

– Твоих матерей собираются привлечь к суду! – почти радостно перебила её Фея-Крёстная. – Феи возбудили дело против них.

– Суд? Что вы имеете в виду? Разве не па том, чтобы не дать им сбежать, должны быть сосредоточены сейчас наши усилия? Не на том, чтобы не позволить злым сёстрам воскрешать мертвых, чтобы те помогали им? – звенящим от напряжения голосом воскликнула Цирцея.

– Мы всё должны делать по правилам, Цирцея! Совет всё должен взвесить, а прежде чем решить, что дальше делать со злыми сёстрами, нужно судить их. Оберон и так уже сердится на то, что мы погрузили твоих матерей в сон, не приняв во внимание все обстоятельства. А на этом суде мы их как раз и рассмотрим, – сказала Фея-Крёстная.

– И когда же вы собирались рассказать мне об этом? Или вообще присутствовать на этом суде меня не позвали бы?

– Я позвала бы тебя, – внимательно посмотрела на Цирцею Фея-Крёстная. – Но после твоих сегодняшних замечаний я уже не уверена, что это стоило бы сделать. Не думаю, что ты можешь беспристрастно относиться к своим матерям.

– Нет, погоди, сестра. Ведь именно Цирцея, а не кто иной, отобрала у злых сестёр их силу и заперла их в стране снов. Может, Цирцея и небеспристрастна, но она хочет правосудия ничуть не меньше нас с тобой. Мы все на одной стороне. И ничего нельзя будет добиться, если мы разделимся. – Тут Няня повернулась к Цирцее: – Моя дорогая, суд всё-таки должен состояться, хоть это мне совершенно не нравится. Видишь ли, нам действительно следует всем вместе решить, что делать дальше с твоими матерями.

– Значит, всё решено, – чопорно поджала губы Фея-Крёстная. – Дело злых сестёр будет рассмотрено на Совете фей.

– Но кто-то должен выяснить, наконец, что на самом деле замышляют мои матери! Кто-то должен остановить их! Мы не можем тратить время на дурацкие разбирательства, когда над нами висит такая опасность! Мы и безо всякого суда знаем, что сёстры совершили множество достойных порицания поступков, это и доказывать никому не надо, – всё сильнее начинала терять терпение Цирцея.

– Ты права, моя дорогая, нам не нужны доказательства этого, но мы должны решить, какое наказание должно последовать за причинённый ими ущерб. Кроме того, мы должны решить, что делать с ними самими. Как сделать так, чтобы злые сёстры не причинили больше вреда – никому и никогда. – В глазах Феи-Крёстной промелькнул злой огонёк. – Я уверена, что три добрые феи захотят взвесить всё это.

– О да, я уверена, что они захотят! – Цирцея едва сдержалась, чтобы не наговорить лишнего. Ну вывела её из терпения Фея-Крёстная, что тут поделаешь? Но она, Цирцея, и сама может решить, что ей сделать со своими матерями, и совершенно не желает, чтобы это решение за неё принимали какие- то феи. Пусть даже очень добрые.

Умевшая читать мысли Цирцеи Няня взяла её за руку и сказала, покачивая головой:

– Цирцея, милая моя, не беспокойся, пожалуйста. Позволь мне выступать в Стране эльфов и фей от твоего имени, а сама ищи способ остановить своих матерей. Ты же доверяешь мне?

– Ну что вы спрашиваете? Конечно, доверяю, – улыбнулась Цирцея.

– Вот и хорошо, тогда позволь мне это для тебя сделать. Между прочим, давненько я не была у себя на родине, давненько. Наверное, там всё так за это время переменилось, что и не узнать.

Глава V

Скорбный ящик

После того как Снежка прочитала историю Готель, её голову переполняли вопросы, поэтому она принялась рыться в книгах злых сестёр, надеясь найти в них больше информации о Мёртвом лесе. Ей хотелось знать, каким образом сёстрам удалось проникнуть в Мёртвый лес, преодолев все колдовские ловушки, которые расставила по его границе Мани. Но ещё сильнее смущали Снежку некоторые вещи, которые Люсинда и её сёстры говорили Готель. Откуда злым сёстрам было так много известно о Мёртвом лесе и о живших в нём столетиями ведьмах? Откуда Люсинде стали известны подробности из детства Готель, которых не знала и не помнила она сама?

Но когда Снежка попыталась вновь найти заинтересовавшие её места в сборнике волшебных сказок, случилось нечто странное. Снежка внезапно обнаружила сказку, которую никогда раньше не встречала. Она уютно устроилась в своём любимом красном кресле, поставила на столик рядом с ним чашечку чая и начала читать, надеясь найти в сказке ответ на интересующие её вопросы.

Уютно устроившись в глубине Мёртвого леса, жила-поживала семья ведьм.

Их сложенный из холодного серого камня дом стоял на самом высоком в округе холме. Из окон дома открывался удивительный, приводящий в трепет вид на раскинувшийся в тени голых деревьев город мёртвых с растянувшимися на километры во все стороны склепами и могильными плитами. Лес окружала заколдованная изгородь из густых розовых кустов, она удерживала ведьм внутри леса и никого не пропускала в него снаружи. Правда, из этого правила было несколько исключений.

Две жившие в лесу ведьмы были так стары, что сами не помнили, сколько им лет. А вот третья ведьма только-только появилась на свет, как раз в тот день, когда начинается эта история. Новорождённая ведьма была единственным ребёнком Мани, которая, в свою очередь, сама была единственной дочерью ужасной и грозной Нестис – королевы, правившей Мёртвым лесом. Хотя Мёртвым лесом в разное время правило много королев, Нестис всех их превосходила своей злобой и могуществом.

Но свою единственную дочь королева мёртвых очень любила и готовила её к тому, чтобы однажды уступить ей свой трон. Это была традиция, которую не продолжит Мани, когда со временем станет королевой мёртвых. Нестис предвидела появление великой и могущественной ведьмы, наделённой силой крови ведьм, которые были до неё. Нестис знала, что её дочь Мани приведёт эту ведьму в мир и будет относиться к ней как к королеве, которой она со временем станет. Ещё важнее то, что Мани будет относиться к ней как к матери будущей самой великой, самой могущественной ведьмы, которую когда-либо видел свет. И когда её дочь родила эту новую и могущественную маленькую ведьмочку, которая была, естественно, даром богов, Нестис всё же осталась недовольна. Ей хотелось большего.

Тройню ей хотелось, вот что.

– Всем известно, что благословение богов – это три дочери-близнеца, Мани, – сказала Нестис, сидя на троне в своей спальне. Трон у неё был огромный, величественный, вырезанный из камня в виде огромного крылатого змея. Нестис казалась постоянно находящейся в тени этого дракона – его крылья служили ей подлокотниками, его голова нависала у неё за плечами и, казалось, нашёптывала королеве советы. Единственным предметом мебели в громадной спальне была каменная кровать, также украшенная резными фигурами драконов.

– Я знаю, мама. Боги не сочли нужным послать мне тройню. Но моя дочь – это великий дар. Ты сама так говорила. Она самая могущественная ведьма, которую когда-либо видел этот мир. Так не лучше ли нам удовлетвориться этим и отпраздновать её рождение?

Мани стояла перед матерью, дрожа от холода в продуваемой сквозняками комнате. Стояла, промёрзшая до костей от пропитанных ледяной сыростью стен спальни, запуганная украшавшими её драконами и, конечно же, обеспокоенная дальнейшей судьбой своей новорождённой дочери.

– Вот почему я опасаюсь, что ты недостойна занять моё место, славная моя бессердечная крошка. Воображения у тебя не хватает, фантазии. А без этого тебе никогда не стать великой, – ухмыльнулась Нестис, глядя на дочь.

– Мама, ну почему я никогда не могу тебе угодить? Я родила на свет самую могущественную в нашем роду ведьму, а ты всё недовольна. – Глаза Мани были выпучены, волосы свалялись и прилипли ко лбу.

– Да, недовольна, – сказала Нестис, поднимаясь на ноги. – Я хочу сразу трёх могущественных ведьм. Мы разделим твою дочь. Завтра же.

– Разделим? Как это понять – «разделим»? – побледнела Мани.

– Вот именно так и понять. Буквально. Я сделаю из одной внучки три. – Нестис подошла к своему письменному столу и взяла с него листок пергамента.

– Но это бред какой-то. И потом, даже если тебе удастся разделить девочку, разве не станет при этом каждая её часть слабее, чем целое? Менее могущественной?

– Нет, если в их жилах будет течь моя кровь, слабее они не станут. Они станут тремя самыми могущественными ведьмами, каких когда-либо видел этот мир. – Нестис поспешно нацарапала на пергаменте несколько слов и позвонила в маленький колокольчик, висевший у неё над каминной полкой.

– Но она и так уже самая могущественная на свете ведьма! Прошу тебя, мама, не делай этого! – Мысль о том, что её дочь разделят, приводила Мани в ужас. Возможно, дело было в самом слове «разделить». Оно казалось Мани очень опасным, грубым, жестоким.

«Нет, я не допущу, не позволю», – думала она, лихорадочно подыскивая аргументы, чтобы умолять свою мать не делать этого, но в это время в комнату уже вошёл один из скелетов, которые заменяли Нестис слуг.

– Вот, возьми это и немедленно приведи его ко мне, – сказала ему Нестис, а затем, отпустив скелет, вновь переключила внимание на свою дочь. Мани очень хотелось узнать, что означали сказанные слуге слова матери, но она боялась спросить её об этом. – Их правление станет легендарным, разве ты сама этого не понимаешь? Они не будут нуждаться в преемницах. Мы можем придать им свой облик, научить их нашим традициям и нашей магии, а когда нам с тобой придёт время раствориться в туманах Вечности, мы будем знать, что наша земля после нас останется под крепкой защитой. В них будет жить наша магия, ничего не оставляя на волю случая.

– Мама, я умоляю тебя. Не делай этого с моей дочерью!

– Верь мне, моя дорогая. Твоей малютке ничто не угрожает, я обещаю. Никакого вреда ей не будет. И подумай, насколько счастливее станешь ты сама, когда у тебя будет сразу три дочери, которых можно любить и баловать. Подумай, какое почётное место займём после этого мы с тобой среди богов и наших предков. Как только сёстры появятся на свет, нигде в мире не останется ничего, не подвластного нам.

– Мама! Ты хочешь сказать, что желаешь расширить наше царство за границы Мёртвого леса? Но его границы не покидала ещё ни одна ведьма, а живые за это отдают нам своих мертвецов. И так было заведено с самого начала времён, – прошептала Мани, потрясённая тем, что задумала её мать.

– Не надо учить меня нашей истории, дочка! Этот вопрос я уже обсуждала с нашими предками и получила от них разрешение перейти через границу, если нам удастся создать тройню.

– Но это же безумие, мама! Это идёт вразрез со всей нашей историей, со всем, чему нас учили. Я не верю, что предки могли согласиться на это.

– Ты что, смеешь не верить мне? – Ещё никогда Мани не видела свою мать такой разгневанной. До этого она никогда не боялась её, но сейчас, впервые в жизни, Мани вдруг захотелось съёжиться от страха. Впрочем, очень быстро Нестис успокоилась, и выражение её лица вновь стало прежним. – Это моя ошибка. Я позволила тебе считать, что ты имеешь право на собственное мнение. А ещё я слишком многим делилась с тобой, дочь моя, слишком многое позволяла, но тебе не следует забывать о том, что королева здесь – я, и моё слово здесь закон. Посмей ещё раз перечить мне, и ты очень пожалеешь об этом. Лучше не гневи меня.

– Но мама, неужели я не имею права голоса, когда речь идёт о судьбе моей собственной дочери?

– Нет, моя дорогая, не имеешь. А теперь иди к своей дочери. Любуйся на свою красавицу, а к утру, я надеюсь, у тебя будет уже три таких сокровища. Потому что твоя дочь из одной станет тремя, и так будет, хочешь ты того или нет. А теперь уходи, пока я действительно на тебя не рассердилась.

Мани покинула материнскую спальню и поднялась наверх, в детскую, с глазами, полными слёз, и переполненным ужасом сердцем. Её дочь мирно спала в кроватке, вырезанной из камня в виде птичьего гнезда и спрятанной среди ветвей установленного посреди комнаты каменного дерева. Запелёнатая в одеяльце малышка выглядела такой милой, такой трогательной. Над её кроваткой склонились серые каменные вороны, с любовью смотрели на девочку со своей высоты. В дальнем правом углу комнаты находился алтарь, увешанный маленькими портретами королев, правивших когда-то Мёртвым лесом, а теперь ушедших в туманы Вечности. Их предки.

Нестис была единственной, кто имел право разговаривать с предками, но Мани сейчас была в панике. Ей необходимо было знать, правда ли то, что сказала ей мать. Предчувствие подсказывало Мани, что не всю она правду сказала, не всю. И тот же внутренний голос предупреждал о том, что разделение её дочери станет гибельным для самой Мани. Она открыла установленный на алтаре деревянный ящик и дрожащими руками зажгла внутри его чёрную свечу.

– Уважаемые предки, простите меня, пожалуйста, за то, что тревожу вас в туманах Вечности, но меня беспокоят ваши планы по поводу моей дочери.

В ответ из глубины ящика прозвучал потусторонний, но успокаивающий, вселяющий уверенность женский голос:

– Мы очень рады рождению твоей дочери, Мани.

Хотя Мани не знала, чего ей ожидать дальше, тихий добрый голос этой лишённой лица предшественницы снял её напряжение.

– Но тебе всё ещё слишком рано беспокоиться насчёт наших планов на твою дочь, – продолжил тот же голос из ящика. – Пока власть находится в руках твоей матери, наши намерения и мечты совпадают с её желаниями»

– Так, значит, вы не давали ей разрешения разделить мою дочь натрое?

– Ей не требуется нашего разрешения, чтобы усилить свой род, Мани. Ты сама это знаешь.

– Но ей потребуется ваше разрешение, если она захочет расширить наше царство за границы Мёртвого леса.

– За границы Мёртвого леса? Ещё ни одна ведьма, начиная с самой первой, не пыталась править за его границами. Что за безумие? Ты точно уверена, что она это задумала?

– Она только что сама сказала мне об этом. Не хочу предавать её, но я очень обеспокоена.

– Ты уже предала её, обратившись к нам. Действуй по плану своей матери. Мы обещаем, что не позволим ей зайти слишком далеко. А теперь иди, полюбуйся на свою крошку. Ты хорошо потрудилась, Мани. Ты преподнесла великий дар нашему роду, и мы не позволим твоей матери разрушить всё, что мы создавали здесь на протяжении многих веков.

– Будьте благословенны, – сказала Мани. Она задула свечу и закрыла крышку ящика. Дымок от затушенной чёрной свечи вился колечками, танцевал в воздухе, и Мани какое-то время стояла неподвижно, прежде чем её внимание привлекла мелькнувшая за окном детской тень.

Это был Якоб. Её возлюбленный.

При виде его сердце Мани бешено забилось. Зачем он здесь? Что он тут делает?

– Он здесь потому, что это я позвала его. – Мани резко обернулась и увидела в открытом дверном проёме Нестис.

– Мама!

Нестис стояла, пристально осматривая комнату и мысленно обшаривая голову Мани в поисках ответа на вопросы, которые у неё имелись. Ощущение при этом у Мани было такое, будто в её мозгу ворочаются ледяные костяные пальцы. Копаются, выискивают все её тайны.

– Я чувствую, что пахнет свечой и дымом. Ты что, разговаривала с нашими предками? – спросила Нестис.

– Я хотела, чтобы они благословили мою дочь, – дрожа от страха, ответила Мани, глядя на каменное гнёздышко, в котором по-прежнему спала её малышка.

– Лжёшь! – взвизгнула Нестис. Мани даже испугаться не успела, как на неё обрушился мощный удар. Отлетев далеко назад, Мани врезалась в семейный алтарь – посыпались сорванные со стены портреты, свалился на пол скорбный ящик для переговоров с туманным миром.

– Предки! Помогите мне, прошу вас!

Она потянулась к деревянному ящику, но тот вылетел у неё из рук и разлетелся на куски от удара о каменного ворона, разбудив при этом малютку-ведьму.

Мани собралась с духом, медленно поднялась на ноги и пошла к плачущему ребёнку.

– Не притрагивайся к ней, Мани!

Мани не послушалась матери, только ещё быстрее бросилась к своей дочери и взяла её на руки.

– Тише, тише, моя ласточка. Мамочка здесь. Мамочка любит тебя.

– Отдай ребёнка мне! – приказала Нестис. Ещё никогда Мани не видела свою мать с таким перекошенным от гнева лицом. Сейчас Нестис стала похожа на дикого зверя – уродливого, оскалившегося от злобы, но Мани не дрогнула.

– Никогда! Я не дам тебе притронуться к ней!

Нестис прищурила глаза и внезапно замерла на месте. Мани почувствовала холод, проникавший своими ледяными струйками всё глубже в неё, всё глубже...

– Приведите его! – негромко, но властно приказала Нестис, и Мани поняла, что это не с ней сейчас разговаривает мать. Два скелета бросились выполнять волю своей хозяйки и привели в детскую Якоба. Он был избит, окровавлен и даже идти сам не мог – его волочили.

– Якоб, нет! – Высокий красивый мужчина стоял перед ней как изваяние, с отсутствующим взглядом. – Что ты сделала, мама? – крикнула Мани.

– Отдай мне свою дочь, или я убью его.

– Я никогда не отдам тебе мою дочь!

– Значит, таков твой выбор, да? Предпочитаешь увидеть, как убьют отца твоей дочери, вместо того чтобы просто отдать её мне?

– Он не её отец! – солгала Мани, надеясь этим спасти его. – Моя дочь – порождение магии, как и все дочери в Мёртвом лесу!

– Лгунья! – рассмеялась в ответ Нестис. – Я всё про тебя знаю, Мани! Неужели ты настолько глупа, будто не понимаешь, что я могу читать все твои мысли? Читаю! И знаю каждый твой шаг! И сердце твоё я тоже знаю, потому что оно у тебя такое же, как у меня! Я создала свою дочь с помощью магии, и точно так же должна была поступить ты. Но я – вершительница судеб! И я позволила тебе флирт с этим человеком, потому что предвидела появление великой и могущественной ведьмы. Это я сделала так, что на твоём пути тебе встретился этот мужчина. Это я устроила так, чтобы он стал нашей ставкой в споре с миром живых. Это по моей воле и предвидению ты влюбилась в него, и я охотно разрешу тебе оставить его себе. А теперь слушай внимательно: я не позволю тебе мешать возвышению твоей дочери и возвышению нашего царства и нашего рода тоже не позволю мешать! Так что немедленно отдавай мне свою дочь, или я прямо у тебя на глазах перережу горло твоему ухажёру.

– Он не ухажёр, и у нас был не флирт. Я люблю его!

– Тогда спаси ему жизнь и отдай мне ребёнка!

Мани сделала глубокий вдох и заглянула в глаза Якобу. Он едва ли понимал, где находится, и едва держался на ногах. Мани не была уверена в том, что Якоб вообще сознаёт, что с ним происходит. Он явно был под чарами, наложенными на него Нестис. Мани очень любила его, очень, но отказаться от своей дочери не могла. Даже ради Якоба не могла.

«Любимый мой, прости меня», – подумала она, глядя на него.

– Мой Якоб, любовь моя, прости меня, – сказала она вслух и закрыла глаза. Она знала, что за этим последует. Готовилась к неизбежному, ужасному. Мани так крепко обняла свою дочь, что казалось, вот- вот может раздавить малышку...

– Где же продолжение? – проговорила Белоснежка, опуская книгу. Следующие страницы были с корнем вырваны, и когда Снежка обнаружила это, сердце учащённо забилось у неё в груди. Ей казалось, что чем больше она читает, тем сильнее крепнет и подтверждается теория, впервые мелькнувшая у неё в голове сразу после того, как она познакомилась с историей Готель. Это было похоже на пазл, где каждая новая частичка информации занимала своё место, делая предположения Белоснежки всё более реальными и доказанными.

«Не спеши с выводами, Снежка, – сказала она самой себе. – Пока что ты ещё ни в чём не можешь быть до конца уверенной».

Она поднялась с кресла и принялась бродить по домику злых сестёр. После того, что Снежка прочитала про Мани и Якоба, у неё остался тяжёлый осадок на душе. Даже сердце заболело от того, что Мани привелось стать свидетельницей того, как гибнет её любимый.

«Да, но что же произошло с той девочкой?» – мелькнуло в голове у Снежки.

Впрочем, об этом легко было догадаться, даже не имея продолжения сказки. Снежка знала, кем стала та малышка, но всё же ей хотелось прочитать об этом, чтобы окончательно убедиться в своей правоте. Необходимо рассказать обо всём Цирцее.

«О господи! Во всём этом есть смысл. Буквально во всём. И если это правда, то...»

Снежке хотелось немедленно схватить зеркальце и вызвать Цирцею. Рассказать ей всё-всё. Но она не сделала этого. Меньше всего ей хотелось, чтобы её любимую кузину охватила паника. Не сейчас, нет. Ещё не время. Сначала Снежке нужно самой удостовериться в том, что это правда. А для этого... Правильно, для этого необходимо отыскать вырванные страницы и прочитать, наконец, эту историю до самого конца.

Внезапно Снежка почувствовала слабость. Закружилась голова, стало трудно дышать, как если бы из комнаты моментально выкачали весь воздух. Снежку охватило сильнейшее желание бежать из этого домика, бежать немедленно и как можно дальше. Она подбежала к двери, распахнула её и с ужасом увидела лежащее на пороге большое яблоко с блестящими красными боками.

Белоснежка испуганно вскрикнула.

Яблоко выглядело зловещим, напоённым злом. Оно было очень похоже на то самое отравленное яблоко, которое дала ей мать много-много лет назад. Белоснежка поспешно захлопнула дверь и закричала:

– Зеркальце, покажи мне Цирцею! Покажи мне Цирцею!

Она выкрикивала эти слова снова, и снова, и снова, до тех пор, пока из зеркальца не донёсся голос Цирцеи:

– Снежка! С тобой всё в порядке?

– Нет, Цирцея, нет! – отчаянно взвизгнула Белоснежка. – Со мной не всё в порядке! Со мной всё не в порядке! Пожалуйста, приди как можно скорее! Мне страшно! Мне так страшно!

Глава VI

Птица и яблоко

– Я не понимаю! Кто это мог сделать? – сердито повторяла Цирцея, глядя на зловещее яблоко, по-прежнему лежавшее на пороге домика, на том же самом месте, где его обнаружила Снежка.

– Успокойся, моя дорогая. Ничего плохого со Снежкой не случится, мы этого не допустим, я обещаю, – взяла контроль над ситуацией в свои руки Няня, пришедшая вместе с Цирцеей проведать Снежку. Фея-Крёстная не пришла, осталась наводить порядок в замке перед тем, как они с Няней отправятся в Страну эльфов и фей собирать Совет фей.

Няня прошлась по домику злых сестёр, пытаясь представить себе, каково было Цирцее расти в таком необычном месте, среди витражных окон, на стёклах которых изображены бесчестные, злые поступки её матерей. На одном из окон – прямо над входной дверью – можно было увидеть то самое, судьбоносное для Белоснежки красное яблоко, светившееся алым маяком в лучах солнца. На окошке справа переливалось на свету изображённое здесь ожерелье Урсулы из золотых морских раковин. А затем Няня увидела новую картинку при виде которой у неё похолодело под сердцем – это был дракон, летевший в окружении ворон, воронов и языков зелёного пламени. От всколыхнувшегося чувства вины за гибель Малефисенты у Няни вспыхнули щёки. Чтобы отвлечься, сбить это накатившее наваждение, она принялась разглядывать остальные витражи. Некоторые изображения оказались ей непонятными, Няня никак не могла привязать их к историям, которые она знала. Розу Чудовища Няня, конечно, узнала, но вот все остальные символы...

И только вновь переведя взгляд на витражное стекло с Малефисентой, она вдруг вспомнила.

Её чайная чашка!

– Простите, мои дорогие, – сказала Няня, проходя на кухню. – Мне всегда было интересно узнать одну вещь... – Она пошарила по шкафам и наконец нашла её. Свою чашку. Ту самую, которую украли сёстры, когда пришли на день рождения Малефисенты и наблюдали за тем, как она сдаёт свой экзамен на фею. – О, я так и знала!

Цирцея и Белоснежка удивлённо смотрели на Няню, не понимая, почему она совершенно не обращает внимания на загадочное яблоко, но вместо этого возится на кухне, в посуде роется.

– Что ты там ищешь, Няня? – спросила Цирцея.

– Прошу прощения, моя милая, – повернулась к ним раскрасневшаяся Няня. – Я всегда подозревала, что твои матери украли у меня вот эту чашку, и теперь это точно доказано. Это они её украли, они. Я думаю, что имею полное право забрать чашку назад. Пусть лучше она побудет у меня, хотя бы до тех пор, пока мы не узнаем об их зловещих намерениях.

– Да, конечно, – кивнула Цирцея. – Бери что хочешь.

Тут она прокашлялась и многозначительно посмотрела на яблоко, словно хотела намекнуть, что сейчас есть вещи куда важнее каких-то злополучных чашек.

– Да, разумеется, ты права, – сказала Няня, перехватив взгляд Цирцеи и переключая своё собственное внимание на яблоко. – Но между прочим, я не чувствую, чтобы яблоко было заколдовано или отравлено. Оно безопасно.

– Я так и предполагала. Но кто это сделал? Ведь это яблоко так сильно напугало бедную Белоснежку, до слёз её довело! Неужели даже после этого ты всё ещё считаешь, что нужно отправить её домой, а, Няня? – спросила Цирцея. У неё был такой вид, что, гляди, она и сама вот-вот расплачется.

– Нет, теперь я абсолютно уверена в том, что сейчас нам нельзя далеко отпускать Белоснежку. Пусть будет рядом, чтобы мы в любой момент могли защитить её.

– А о том, что случилось со мной, никто не хочет услышать? – спросила Снежка, поднимая яблоко и держа его на ладони.

– Ну как же, конечно, хотим. Прости, кузина. Так почему ты захотела покинуть дом? – Цирцея взяла Снежку за руку и повела к обитой красным бархатом скамеечке, на которой они могли рядышком усесться вдвоём.

– Не знаю, право, с чего начать, – ответила Снежка. – Я читала одну историю в сборнике волшебных сказок и вдруг почувствовала... беспокойство, что ли, или напряжение какое-то. Не могу объяснить, сложно это описать словами. Словно меня кто-то выталкивает отсюда. Заставляет уйти. Прости, что я вас переполошила из-за такой ерунды.

– Не надо извиняться, Снежка! Ты так долго сидела здесь взаперти, а я не должна была оставлять тебя одну.

– Послушай, Цирцея, а что ты скажешь, если я отправлюсь повидать миссис Тиддлботтом, пока вы с Няней здесь дела улаживаете? Во-первых, сменю, наконец, обстановку и выберусь из этого дома, а во-вторых, что-то мне тревожно за неё. Как-то она одна там справляется с Примроуз и Хейзел? А ещё я опасаюсь, как она будет чувствовать себя, когда к ней вернутся все её воспоминания.

– Вы это о чём? – спросила Няня.

– Мои матери наложили заклятие забвения на память кухарки Готель, миссис Тиддлботтом, а теперь, когда я отняла у злых сестёр магическую силу, большинство их заклятий разрушились. Вот Снежка и опасается, что миссис Тиддлботтом будет ошеломлена, когда к ней вернутся все её воспоминания.

Няня обдумала это, выуживая дополнительную информацию из воспоминаний самой Цирцеи и Снежки об их визите к миссис Тиддлботтом, которую они навестили на пути в Морнингстар. Кое-что она также почерпнула из истории Готель.

– Я думаю, что Снежка права, – сказала наконец Няня. – Бедная женщина. Нужно, чтобы кто-то помог ей.

Няня перевела свой взгляд на Белоснежку, желая узнать, что она собирается делать. Снежка действительно беспокоилась о миссис Тиддлботтом и её подопечных, Примроуз и Хейзел – это Няня легко могла прочитать в мыслях Снежки, – но при этом чувствовалось, что за этим беспокойством стояло ещё что-то. И Няню очень удивило то, что эти тайные мотивы Снежка сумела так хорошо укрыть в своей памяти. Возможно, впрочем, что это было всего лишь чувство вины за то, что Снежка так быстро покинула миссис Тиддлботтом и сестёр Готель, не задержалась с ними дольше. Няня знала, что Цирцее, например, тоже неловко оттого, что она так быстро уехала от них – это чётко читалось в её мыслях. Может быть, и Снежке тоже всего лишь неловко, кто знает. Но почему тогда она захотела навестить миссис Тиддлботтом именно сейчас, в самый критический момент? Этого Няня понять не могла, но затем всё-таки отыскала её, эту настоящую причину, в самом удалённом уголке Снежкиной памяти. Её желание немедленно навестить миссис Тиддлботтом каким-то образом было связано с поиском в библиотеке Готель страниц, вырванных из сборника сказок, который Снежка читала в доме злых сестёр. Библиотека Готель находилась в доме миссис Тиддлботтом. Всё дальнейшее понятно. Понятно, но интересно. Очень интересно.

– Я не хочу так далеко отпускать тебя от нас, Снежка. Я хочу, чтобы ты была здесь, рядом, чтобы мы всегда могли защитить тебя, – сказала Цирцея, которая читать мысли Няни не умела, и, естественно, думала только о безопасности своей кузины.

– А как же миссис Тиддлботтом? Её-то кто защитит? – спросила Снежка, и её губы предательски задрожали. Не желая расплакаться при всех, Снежка резко повернулась и выбежала из комнаты.

– Отправляйся вместе с ней, Цирцея. Ты ведь тоже переживаешь за Примроуз и Хейзел, сама же мне об этом говорила, – сказала Няня.

– Я? Говорила? Когда?

– Ну, не словами, не словами говорила, согласна, – подмигнула ей Няня.

– Ну, Няня... Да, действительно, мне неловко, что я так скоро покинула их. Спешила к тебе вернуться. На помощь.

– Предоставь всё мне, как мы договаривались. У меня такое ощущение, что библиотека Готель подскажет, что тебе делать со своими матерями.

– Что ты хочешь этим сказать, Няня?

– Тебе обо всём лучше со Снежкой поговорить. Мне кажется, вам предстоит нечто большее, чем просто небольшое путешествие, чтобы проверить, как там дела у миссис Тиддлботтом и её спящих красавиц.

Глава VII

Миссис Тиддлботтом и марципановый зверинец

Цирцея опустила домик злых сестёр на усыпанный переливающимися в сумерках золотистыми полевыми цветками луг. Точно так же, как приземлялись сюда когда-то её матери. На фоне фиолетово-голубого неба тёмным силуэтом выделялся дом миссис Тиддлботтом, окружённый заросшим садом и цветущими деревьями, наполнявшими воздух приторно сладким ароматом. А за покрытым полевыми цветками лугом виднелись нависающие над океаном скалы.

Снежка вспомнила сцену из истории о Готель, в которой рассказывается о том, как она без разрешения родителей сбежала через погреб, чтобы возвратиться с цветком раньше, чем это сделали солдаты, посланные за ним их королевой. Снежка никогда не представляла её в образе старой ведьмы, королева всегда представлялась ей такой же юной, красивой, яркой, как и её сёстры. А ещё у Снежки сердце сжималось от боли, когда она вспоминала, что оказалась в том месте, где так одиноко чувствовала себя Готель, там, где никогда не суждено было сбыться всем её мечтам и надеждам.

Подойдя к домику со стороны чёрного хода, Цирцея и Снежка позвали миссис Тиддлботтом, ждали, что в ответ за застеклённой дверью покажется её приветливое лицо и она улыбнётся им.

Миссис Тиддлботтом не показалась и не откликнулась.

– Миссис Тиддлботтом?

Цирцея и Снежка толкнули незапертую дверь, вошли в дом и нашли миссис Тиддлботтом на кухне. Она сидела за столом, заваленным сделанными из марципана фигурками животных и уставленным красиво украшенными праздничными тортами. Помимо марципанового зоопарка здесь были также всевозможные сладости и засахаренные фрукты, они лежали не только на кухонном столе, но и на всех полках и даже на подоконнике.

– Миссис Тиддлботтом, это я, Белоснежка. Мы с Цирцеей пришли навестить вас. – В ответ пожилая женщина ничего не сказала, просто продолжала молча смотреть в пустоту. – Цирцея, я думаю, что ей не повредит чашечка чая, – продолжила Белоснежка. Она осторожно взяла миссис Тиддлботтом за руку, пытаясь привести её в чувство.

Когда Цирцея пошла, чтобы взять из шкафа чайник, она увидела марципановые фигурки и на тарелках, и на мисках, и внутри чайных чашек. Цирцея сняла марципанового котёнка, усевшегося на крышке чайника, и прежде чем засыпать заварку, на всякий случай заглянула внутрь.

– Миссис Тиддлботтом, вы нас помните? – У Белоснежки сердце разрывалось при виде бедной женщины, которая до сих пор не замечала их. – Миссис Тиддлботтом!

Женщина наконец подняла глаза и просияла, когда увидела Белоснежку.

– Ну конечно помню, дорогая! Я так счастлива, что вы вернулись! – Белоснежка крепко обняла миссис Тиддлботтом, а та продолжала: – Я предложила бы вам чаю, но, как вижу, милая Цирцея уже сама обо всём позаботилась.

– Прошу прощения, миссис Тиддлботтом, – покраснела Цирцея. – Просто я подумала, что будет неплохо, если кто-нибудь за вами немного поухаживает.

– Не смущайся, девочка моя дорогая, – улыбнулась пожилая женщина. – Я очень, очень рада, что вы здесь.

– Я вижу, вы были сильно заняты, – заметила Белоснежка, указывая рукой на разбросанные по всей кухне сладости.

– Занята? Да, пожалуй. – Миссис Тиддлботтом огляделась вокруг с таким видом, будто понятия не имеет о том, каким образом оказался здесь весь этот марципановый зверинец.

– Может быть, мы с вами перейдём в гостиную или библиотеку, пока Цирцея чай нам приготовит? – предложила Белоснежка, многозначительно стрельнув глазами в сторону своей кузины.

– В библиотеку? О нет, ни за что! Я никогда больше не пойду ни в библиотеку, ни в подвал! – затрясла головой миссис Тиддлботтом.

– Ну хорошо, хорошо. Но я надеюсь, вы позволите мне одной заглянуть попозже в старую библиотеку Готель, а, миссис Тиддлботтом? Видите ли, мне кажется, что там есть несколько книг, которые могут оказаться очень полезными для нас.

– Отчего же, – лукаво прищурилась миссис Тиддлботтом. – Я не думаю, что Готель стала бы возражать. Теперь ей не до этого, верно? – и добавила со смехом: – А почему бы вам просто не забрать эти книги? Я буду только рада избавиться от этой дряни.

Кажется, книги напоминали ей о чём-то крайне неприятном.

– Тогда пойдёмте в гостиную, миссис Тиддлботтом, – охотно согласилась Снежка и вместе с ней прошла через кухню и столовую в маленькую гостиную. Она оказалась уютной и старомодной, с тёмно-коричневыми обоями, на которых были изображены изящные розовые цветки, и сидящими на столиках белыми кружевными куклами. Замечательное прибежище для пожилой женщины. – Как вы себя чувствуете, миссис Тиддлботтом?

Та склонила голову набок, обдумывая заданный Снежкой вопрос, но, помолчав, так на него ничего и не ответила.

– Миссис Тиддлботтом. – Снежка усадила её, сама села рядом, взяла руку пожилой милой женщины в свои ладони. – Миссис Тиддлботтом, могу я что-нибудь для вас сделать?

Как раз в эту минуту в гостиную вошла Цирцея с большим подносом в руках.

– Леди, я принесла чай. И сандвичей к нему сделала.

– Спасибо, дорогая, – с улыбкой посмотрела на Цирцею миссис Тиддлботтом. – А я как раз собиралась сказать Снежке, что ей не стоит беспокоиться о бедной старой миссис Тиддлботтом. Со мной всё в порядке, дорогие мои. Просто отлично. У меня есть всё, что мне нужно. Поверьте, немногие могут это сказать.

Цирцея поставила на стол свой поднос и разлила чай в три чашки.

– Как ваши спящие красавицы? – спросила она.

Эти слова словно вывели миссис Тиддлботтом из спячки, у пожилой женщины даже глаза загорелись, когда ей напомнили о её подопечных.

– С ними всё в порядке. Отлично всё, – откликнулась она.

– Снежка переживала, что сейчас, когда к вам вернулись воспоминания, вы можете оказаться слегка... ошеломлены, – сказала Цирцея, передавая её чашку с чаем. – Мы хотели убедиться в том, что вы в порядке.

Миссис Тиддлботтом поставила свою чашку на стол и сказала, протягивая Цирцее свою руку:

– Иди присядь с нами, – и продолжила, когда Цирцея уселась рядом с ней, по другую руку от Снежки. – Я всё помню. И я в порядке. Правда-правда. Просто очень устала. – Снежка поцеловала пожилую женщину в щёку. – Девочки, вы такие милые, но право же, вам не стоило так сильно волноваться. – Цирцея подвинула к миссис Тиддлботтом блюдо с сандвичами. – Благодарю, дорогая. Но могу я спросить, зачем вы на самом деле приехали сюда? Нет-нет, не поймите меня превратно. Я знаю, что у вас добрые сердца, у обеих, но вы же понимаете, что моя волшебная сказка подошла к концу. Я исполнила свой долг и защитила спящих красавиц, но теперь моя работа закончена, и теперь я хочу только одного – покоя.

– Что вы имеете в виду, когда говорите, что ваша работа закончена?

– Именно это в виду я и имею, дорогие мои. Примроуз и Хейзел несколько дней тому назад проснулись.

– Что? Проснулись? Но как? – воскликнула Цирцея, вскакивая на ноги. – И где же они?

– Сказали, что идут домой, моя дорогая.

– Домой? Но как они вернулись к жизни? Как это произошло?

– Цветки, моя дорогая, – улыбнулась миссис Тиддлботтом. – Это были цветки. А вы сами разве не видели их, когда пришли сюда?

Цирцея бросилась к окну и ахнула, увидев мерцающий огнями луг.

– Снежка! Смотри! – По всему лугу рассыпались мерцающие золотые цветы. Их свет был таким ярким, что Цирцея видела, как его отблески ложились на лицо Белоснежки. – Миссис Тиддлботтом, откуда взялись эти цветы?

– А это цветы Готель, – рассмеялась пожилая женщина.

Снежка и Цирцея, словно громом поражённые, застыли на месте.

– Волшебные цветы? Но как они сюда попали?

– Как попали! – вновь рассмеялась миссис Тиддлботтом. – Выросли, дорогие мои. Выросли, как все цветы растут.

Глава VIII

У сестёр есть тайны

Много лет прошло с той поры, когда Няня последний раз посещала Страну эльфов и фей. Она думала, что вообще никогда больше не вернётся сюда после того, как помогла своей сестре восстановить её. Но теперь жизнь Няни замкнула круг и вновь привела её сюда после смерти Малефисенты.

Эту потерю Няня с особенной остротой ощущала именно здесь, в Стране эльфов и фей, в том самом месте, где она растила и любила Малефисенту как свою собственную дочь. Вспоминая, какой удивительной, умной, одарённой была эта девочка. Вспоминая о том, какую роль сыграла её сестра в том, чтобы уничтожить ту, кого она любила больше всех на свете. Но беря пример с Гримхильды, она запрятала свои чувства глубоко-глубоко в памяти – так далеко, чтобы до них было труднее добраться. В конце концов, сестра уже пострадала за своё участие в смерти Малефисенты и получила выговор от Оберона. Между Няней и Феей-Крёстной возникла зыбкая связь, которую Няня боялась разорвать. Боялась и потому как можно дальше запрятала свои чувства. Укрыла их в таком месте, куда нельзя было попасть просто так. В том уголке памяти, где внутри её жила Малефисента, в тайном закрытом месте, где маленькая девочка, которую она любила, могла существовать, не угрожая поглотить, уничтожить её изнутри.

Она почти тосковала по тем дням, когда ей ещё не открылась её истинная сущность – по тому времени, когда она была просто няней Тьюлип, до того, когда Фланци пробудила её от долгого сна. Насколько проще всё было тогда!

Но теперь, когда Няня смотрела на Страну эльфов и фей, все эти чувства, которые она так старательно загоняла в дальние уголки своей памяти, вскипали и стремились вырваться наружу. Потому что здесь, на своём старом месте, был старый домик самой Няни, и шалаш Малефисенты на дереве тоже. Глядя на них, она не могла сдержать слёз и плакала по своей приёмной дочери и оплакивала своё решение отдать Аврору на воспитание трём добрым феям. А ещё она плакала по себе.

«Но мне нужно быть сильной, ведь я должна теперь присматривать за Тьюлип и Цирцеей», – говорила она себе при этом, однако что-то подсказывало ей, что не следует больше волноваться за Тьюлип. Девочка выросла и стала именно такой женщиной, какой её всегда ожидала увидеть Няня, а направила Тьюлип на этот путь Цирцея. Теперь Тьюлип стала умной, смелой и независимой, так что Няня имела все основания гордиться своей принцессой.

Сейчас Няня стала нужна только Цирцее, которая находилась в настоящей опасности, поскольку отчётливо видела лежащие перед ней пути. А Няне казалось, что она знает, какой из них выберет Цирцея, и это наполняло её сердце леденящим страхом.

Да, это к лучшему, что Цирцея уехала вместе с Белоснежкой. Хорошо, что девочки не будет здесь, когда феи начнут решать судьбу её матерей. Няня не была уверена в том, что Цирцея сможет вынести ещё одну ужасную историю о них или о злодеяниях, которые они совершили как бы ради того, чтобы защитить её. Няня знала, что феи придут к тому же выводу, что и Цирцея, а именно: сёстры никогда впредь не должны оказаться на свободе. А ещё Няня знала, что Цирцея не сможет нормально развиваться, находясь в тени своих матерей. Никогда не сможет полностью раскрыть все свои способности, если будет только тем и занята, что восстанавливать то, что они разрушили. Так и проведёт остаток своей жизни, заглаживая совершённые в различных королевствах преступления злых сестёр. Но это представлялось Няне совершенно недопустимым.

Открыв дверь своего старого домика. Няня почувствовала себя так, словно её сильно ударили кулаком в грудь. Она задохнулась от нахлынувших, оживших воспоминаний, связанных с этим местом, хранившим все её тайны, всю её боль, всё её страдание. Эти воспоминания не проснулись где-то внутри Няни, нет, они обитали здесь, в этом домике. Няня знала, что не сможет задержаться в этом месте. Нет, только не так близко от шалаша Малефисенты на дереве, не так близко от кухни, на которой она переживала за то, как Малефисента сдаст свои экзамены на фею. Нет, не могла Няня оставаться там, где прошли самые прекрасные и мучительные дни её жизни.

– Сестра, я понимаю, что сделала ошибку, приведя тебя сюда. Я это по твоему лицу вижу. – Няня почти совсем забыла о том, что она здесь не одна.

– Ты права, моя дорогая. Могу я остановиться у тебя?

– Разумеется, можешь, – кивнула Фея-Крёстная.

Закрыв за собой дверь и направляясь вместе с сестрой к дому Феи-Крёстной, Няня пыталась оставить свою боль там, в своём старом домике. Именно там она хранилась, вся её боль, там, а не где-то глубоко в памяти, как она представляла. В памяти Няни едва хватало места только для Малефисенты, поэтому её боль жила в старом домике. Там она и будет оставаться до тех пор, пока Няня не наберётся мужества ещё раз ступить на его порог. И чем дальше уходила Няня от своего старого домика, тем глуше становилась боль, и наконец остановилась на том привычном уровне, с которым она давно уже свыклась и могла справляться. Няня прожила слишком много жизней, чтобы вместить в себя воспоминания обо всех них. Слишком уж тяжёл этот груз, поэтому Няня была очень рада тому что у неё есть место, куда можно спрятать его.

– Ты говорила, что мы должны будем встретиться сегодня с другими членами Совета? Неофициально, просто чтобы решить, как его проводить, да?

– Я этого не говорила, только собиралась сказать, – лукаво взглянула на сестру Фея-Крёстная, и обе леди рассмеялись.

– Ну, всё равно я считаю, что это очень хорошая мысль. А кто ещё сейчас входит в Совет кроме нас с тобой? – спросила Няня.

– Три добрых феи, Голубая фея и Оберон, если он захочет появиться, конечно.

Няня мысленно напомнила себе о том, что собиралась послать к Оберону светлячка с извещением о совещании, на тот случай если это забудет сделать её сестра.

– Сестра, а ты всё ещё нанимаешь светлячков, чтобы рассылать сообщения? Я хочу послать записочку Оберону.

– Сообщения Оберону посылать не надо, он и так всё слышит, – сморщила свой носик Фея-Крёстная. – Кроме того, я уверена, что сейчас он слишком занят тем, что вместе с Тьюлип лечит Повелителей Леса.

– Нет, я всё равно хочу послать ему письмо, – отмахнулась от сестры Няня. – А ещё хочу узнать, как там дела у Тьюлип. Так что, если ты дашь мне бумагу, перо и чернила, когда мы доберёмся до твоего дома, буду очень благодарна тебе, сестрица.

– Да мы, собственно, уже и пришли. – Впереди действительно показался домик Феи-Крёстной. – Ну ты только взгляни! – восторженно сложила ладошки Фея-Крёстная. – Прелестно, не правда ли?

Добрые феи тщательно приготовились к совещанию, это ясно. Фауна, Мерривезер и Флора украсили домик розовыми и голубыми лентами, большими блестящими бантами и разноцветными флажками. В результате домик стал напоминать один из праздничных тортов миссис Тиддлботтом, только слишком аляповатый, пожалуй. Ну, со вкусом, если вы помните, у трёх добрых фей всегда были проблемы. Няня, если честно, совершенно успела забыть о том, в каком уютном домике живёт её сестра. Обнесённый безупречным забором из белого штакетника, окружённый идеально ровной лужайкой, покрытой розовыми, с морозной жилкой цветами, он выглядел сошедшим со страниц волшебной сказки. Подумав об этом, Няня рассмеялась. Ведь домик-то действительно был сказочным, потому что они сейчас не где-нибудь, а в Стране эльфов и фей, не так ли?

Три добрые феи подлетели, принялись кружить в воздухе вокруг Феи-Крёстной. Похожие на ярких толстеньких пчёл, они и гудели как пчёлы, рассыпаясь в приветствиях, признаниях в любви и выражая своё восхищение. Затем градом посыпались вопросы, от которых у Няни закружилась голова, потому что феи задавали их наперебой, не давая времени ответить ни на один из них:

– Это правда, то, что мы слышали? Злые сёстры действительно вернули к жизни Малефисенту? Как вы думаете, она снова будет показываться в виде дракона? А Урсула? Не знаете, Урсулу они не собираются воскресить?

Няня только трясла головой и откашливалась.

– Феи, феи, прошу вас, – остановила водопад вопросов Фея-Крёстная. – Давайте погодим с вопросами. Позвольте нам с сестрой хотя бы в дом войти, разместиться, отдохнуть немного. А всё, о чём вы спрашиваете, мы будем обсуждать сегодня ближе к вечеру.

Три добрые феи покраснели и только сейчас вспомнили о том, что Няню-то они не поприветствовали.

– Да-да, конечно, простите нас, – защебетали они. – Устраивайтесь, а мы тем временем приготовим всё для нашего совещания.

С этими словами они умчались прочь, да так быстро, что Няня ни здравствуйте, ни до свидания им сказать не успела и усмехнулась, вспомнив о том, почему она так ненавидела Страну эльфов и фей. Слишком развязные и глупые феи здесь живут, и не важно, что когда-то она сама была одной из них. Именно поэтому Няня в своё время и отказалась носить крылья, превратившись тем самым в ведьму.

Тут, словно подслушав мысли Няни, Фея-Крёстная сказала ей:

– Надеюсь, ты помнишь, сестра, что тебе нужно будет надеть крылья, когда мы отправимся на совещание.

Нет, читать мысли в отличие от Няни её сестра не могла, зато очень хорошо умела догадаться, о чём она думает, по выражению лица или малейшим жестам. Тоже дар, между прочим.

– А как насчёт Цирцеи? – нахмурилась Няня. – Если она примет твоё предложение, ты и ей тоже закажешь пару крыльев и обяжешь носить их? Но ведь она настоящая ведьма, у которой в жилах нет ни капли крови фей, а ты предлагаешь ей почётную должность феи, исполняющей желания.

– Но ты-то фея! – недовольно притопнула ногой сестра Няни. – И ты должна гордиться этим!

Спорить с ней Няне совершенно не хотелось. Нужно просто помнить о том, что её сестра взяла на себя обязанность править Страной эльфов и фей и на протяжении многих лет с честью справлялась с этой очень нелёгкой работой, причём совершенно без помощи Няни или Оберона. А теперь Няня и Оберон вернулись и заявляют, что Фея-Крёстная всё делала неправильно, хотя она просто действовала так, как её учили и как она сама считала верным. Нехорошо получилось, нехорошо. Няня впервые так отчётливо поняла это и решила для себя, что поможет своей сестре вносить изменения в жизнь Страны эльфов и фей, но делать это они станут очень медленно, постепенно, иначе всё пойдёт вверх дном. А менять здесь Няня намеревалась буквально всё. Нужно только послушать для начала, что скажут остальные феи. Ну, три добрые феи будут на стороне Феи-Крёстной, это ясно как день, зато Няня очень рассчитывала на то, что с её точкой зрения согласится Голубая фея. Ну и Оберон тоже, потому что он всегда выбирает то, что правильно.

Чем больше Няня размышляла над всем этим, тем яснее ей становилось, что феи обязаны заботиться обо всех, кто нуждается в их помощи, а не только о принцессах. И это должно стать совершенно очевидным в результате суда над злыми сёстрами. Если бы у Гримхильды и Урсулы были феи, способные вмешаться и защитить их, они не стали бы жертвой сестёр с их злой, назойливой магией.

Няня знала, что нет смысла по примеру Феи-Крёстной связывать фей клятвой защищать всех невинных, будь то попавшая в беду принцесса или мальчишка, оживлённый по желанию кукольника. Ведь это означало бы появление среди членов Совета новых фей, и даже – более того! – ведьм, таких как Цирцея. А ещё пришлось бы пересматривать правила, по которым на протяжении веков применяли свою магию феи. Нет, первым изменением, которое ожидает Страну эльфов и фей, станет смена её правительницы. Место Феи-Крёстной займёт Няня, но произойти это должно плавно, постепенно, не вызывая волнений, чтобы ничем не обидеть сестру.

Для этого Няне нужно будет действовать как можно мягче и деликатнее.

– Да, сестра, я надену мои крылья, если тебе так хочется, – сказала она. – Но не пора ли нам идти? Остальные феи уже ждут нас?

– Я надеялась, что у нас будет больше времени, чтобы устроиться, но ты права, очень скоро нам нужно выходить, чтобы вовремя успеть к фонтану Оберона, – улыбнулась Фея-Крёстная.

Няня отнесла свои вещи в гостевую спальню и там ненадолго присела на краешек кровати, собираясь с мыслями и с духом, чтобы сделать видимыми свои крылья феи. Что ж, не надо забывать о том, что она в Стране эльфов и фей, которую ждут перемены, в ходе которых Няня, быть может, почувствует ещё гордость от того, что она фея.

– Сестра! Сестра, скорее сюда! – донёсся из гостиной крик Феи-Крёстной, и Няня немедленно вскочила на ноги.

– Что такое? – спросила она, выглядывая за дверь. Домик сестры к этому моменту оказался забит феями, которые, судя по их виду, были близки к панике. – Что случилось?

Три добрые феи и Фея-Крёстная были слишком потрясены и не могли говорить, поэтому вместо них ответила сотканная из неземного света Голубая фея.

– Фея-Крёстная только что получила сообщение, его доставила почтовая ворона от Оберона. Злые сёстры. Они каким-то образом сумели сбежать из страны снов. Проснулись и покинули Морнингстар.

– Но как такое могло произойти? Даже Цирцее было не под силу разрушить магию фей, которая удерживала там сестёр! Кто это сделал? Малефисента?

– О, нет! Надеюсь, что нет! – воскликнула Фея-Крёстная.

– Тогда кто разбудил их? Сами они проснуться не могли. Никак не могли. Кто был настолько глуп, чтобы освободить сестёр и выпустить их? – спросила Мерривезер.

– Я знаю только одно существо, достаточно сильно преданное сёстрам, чтобы пойти на любой риск ради того, чтобы освободить их, – сказала Няня. – Это Фланци.

Глава IX

Потерянные цветы

Потрясённые, растерянные Белоснежка и Цирцея сидели в гостиной миссис Тиддлботтом. Цветы вернули Хейзел и Примроуз к жизни – в точности так, как надеялась на то Готель. Её бедные сёстры наконец проснулись и рискнули уйти в Мёртвый лес.

Одни.

– Мы немедленно должны туда отправиться! Они будут убиты горем, когда увидят, что случилось с Мёртвым лесом! – сказала Белоснежка, и Цирцея понимала, что Снежка права.

– Хорошо, дорогие мои, – кивнула головой миссис Тиддлботтом. – Если вы действительно решили пойти, я соберу для вас дорожную корзинку. До Мёртвого леса здесь недалеко, и я уверена, что именно туда они и направились. Назад, к себе домой.

Миссис Тиддлботтом не мешкая прошла на кухню и начала готовить сандвичи в дорогу.

– Почему она позволила им уйти? – развела руками Цирцея. Она старалась не сердиться на пожилую женщину, но никак не могла с собой справиться.

– Не вини её, Цирцея, – нахмурилась на свою кузину Белоснежка. – Ей кажется, что она всё делает правильно. Ведь им хотелось домой, вот она их и отпустила.

– Но у них нет дома, куда они могли бы пойти! Там всё разрушено, разворочено. Их сестра мертва. И они ничего не знают о том, что произошло после их смерти. Ровным счётом ничего. Они потерянные, одинокие, и кто знает, какими способностями обладает Примроуз. Ведь в её жилах течёт кровь Мани, а все эти цветы на лугу усилили колдовской дар. Кстати, миссис Тиддлботтом небезопасно находиться здесь, рядом с цветами. Ты же читала, на что способно королевство Рапунцель ради того, чтобы завладеть цветочной магией.

– Успокойся, Цирцея. Всё будет хорошо. Давай заберём старую библиотеку Готель, а затем прямиком полетим в Мёртвый лес. Уверена, что мы окажемся там раньше, чем Примроуз и Хейзел, которые идут пешком.

– Хорошо, мне нравится твой план, – согласилась Цирцея. – Можешь спросить миссис Тиддлботтом, нет ли у неё пустых ящиков, чтобы мы могли в них книги упаковать?

– Конечно могу, – улыбнулась Белоснежка и ушла на кухню, оставив Цирцею наедине с её думами.

– Цирцея, привет. Ты здесь?

Это была Няня. Цирцея поспешно вытащила из своего кармана волшебное зеркальце.

– Цирцея! Вы должны как можно скорее попасть в Страну эльфов и фей. Твои матери сбежали из страны снов, и мы боимся, что теперь вы с Белоснежкой в опасности.

– Как они смогли сбежать? – спросила Цирцея, хотя сама уже догадывалась как.

Не говоря больше ни слова, Цирцея провела рукой, стирая изображение в зеркале, и лицо Няни исчезло.

– Покажи мне Фланци! – приказала зеркальцу Цирцея.

И тут же увидела её. Кошка неподвижно лежала на полу солярия, как раз на том месте, где находились раньше тела матерей Цирцеи, оказавшиеся здесь после того, как злые сёстры использовали своё заклинание против Урсулы и получили рикошетом магический удар.

– Ах, Фланци, Фланци!

В гостиную с круглыми от испуга глазами вбежала Белоснежка, спросила, оглядываясь по сторонам:

– Цирцея, что происходит? Здесь Фланци, да?

– Нет, вот взгляни. – И Цирцея показала Снежке изображение безжизненной красивой кошки в зеркальце.

Белоснежка ахнула от ужаса.

– Фланци! – Это была появившаяся в зеркальце Тьюлип. Она подошла, опустилась на колени рядом с кошкой. – О боги мои, боги, что с тобой произошло?

Снежка и Цирцея какое-то время молча смотрели на рыдающую над кошкой Тьюлип, затем Белоснежка прикоснулась к зеркальцу и лихорадочно окликнула принцессу.

– Тьюлип, она в порядке? Она жива? Что случилось?

– Зеркальце так не работает, Снежка. Тьюлип не может нас слышать. – Цирцея вновь стёрла изображение с поверхности стекла и приказала зеркальцу: – Покажи мне Няню.

В зеркальце моментально появилось лицо Няни.

– Цирцея! Что случилось?

– Я проверила Фланци. Это с ней, похоже, что-то случилось. Сейчас рядом с кошкой находится Тьюлип, но у меня нет возможности поговорить с ней.

– Я сообщу Оберону. Мне кажется, что Фланци имеет какое-то отношение ко всему этому. Полагаю, это именно она освободила твоих матерей из страны снов.

– Я тоже так думаю, потому и вызвала её. Няня, если Фланци использовала свои силы, чтобы освободить моих матерей, то, возможно, она просто не пережила такого напряжения.

– Я знаю, дорогая моя, я знаю. Позволь мне сообщить сейчас обо всём Оберону, чтобы он мог проверить состояние Фланци. А я хочу, чтобы ты тем временем вернула Снежку домой, в её королевство, а сама направилась бы затем прямиком сюда, в Страну эльфов и фей.

– Я тоже этого хочу, Няня, но не могу. Мы должны поспешить в Мёртвый лес. На лугу миссис Тиддлботтом вырос цветок Рапунцель. Примроуз и Хейзел проснулись и сейчас направляются к лесу.

– У нас нет времени на ваши полёты в Мёртвый лес, Цирцея! Только не сейчас, когда твои матери вырвались на свободу! Пойми, ты не можешь помочь всем, кто в этом нуждается. Если попытаешься сделать это, то только саму себя погубишь!

– Но Няня, мы должны! Мои матери виноваты в разрушении дома Хейзел и Примроуз и в смерти их сестры! Они были мертвы сотни лет. Я просто не могу позволить им натолкнуться на руины того, что было когда-то их жизнями. Не могу позволить им страдать в одиночестве.

– Ну хорошо, девочка моя. Но пожалуйста, береги себя. Твои матери начинают искать тебя. Тебе нужно быстро сделать всё в Мёртвом лесу. Очень быстро. Околдуй тех девушек, уложи в домик и привези их прямо сюда, в Страну эльфов и фей, если нужно. Я хочу, чтобы ты была здесь, рядом со мной. Я не могу потерять ещё одну дочь, просто не переживу этого.

У Цирцеи разрывалось сердце от боли.

– Я буду очень осторожна, Няня. Обещаю, – сказала она.

– Я люблю тебя, девочка моя. А теперь иди и приезжай сюда так быстро, как только сможешь.

– Я тоже тебя люблю, Няня, – ответила Цирцея и провела рукой по зеркальцу. Изображение Няни исчезло, и Цирцея убрала зеркальце в карман своей юбки.

– Ах, Снежка. Если Фланци освободила моих матерей, то, боюсь, мы обе с тобой в опасности. Я-то знаю, как управляться с ними, но ты... Вот за тебя я очень беспокоюсь.

– Ты не отошлёшь меня к моей матери, – твёрдо заявила Снежка. – Послушай, Цирцея. Я знаю, что вы с Няней переживаете за меня, но я старше тебя, и хотя я очень ценю вашу любовь и вашу заботу, пойми, что я взрослая женщина и могу сама принимать решения. Я отправляюсь с тобой в Мёртвый лес. Да, я не ведьма, но у меня есть предчувствие, что именно там можно найти ответ на многие вопросы.

– Я тебе верю. И сама то же самое чувствую, – негромко сказала Цирцея.

Снежка подумала, не наступил ли именно сейчас тот самый подходящий момент, чтобы поделиться с Цирцеей своими подозрениями. Те пропавшие страницы, которые она ищет. – что, если они находятся в Мёртвом лесу? Возможно, они где-то среди книг, которые Якоб спрятал от Готель после смерти её сестёр. Наверняка этого Снежка, разумеется, не знала, но чувствовала, что всё, что случилось, так или иначе ведёт их в Мёртвый лес.

Цирцея что-то вытащила из своего кармана. Это оказался крохотный серебряный флакончик, подвешенный на тонкой цепочке так, что его можно было надеть на шею словно кулон.

– Снежка, я хочу, чтобы ты надела вот это.

Снежка взяла кулон в руки и вопросительно посмотрела на Цирцею, явно хотела спросить о том, что находится внутри флакончика, но передумала. По выражению глаз Снежки было ясно, что она полностью доверяет своей кузине, а значит, ей и не нужно вовсе знать о том, что в этом флакончике. Она любила Цирцею и хотела только одного – отправиться в это приключение вместе с ней.

– Я счастлива, что ты веришь мне, Снежка, – сказала Цирцея. – И надеюсь, что сделала правильный выбор, решив взять тебя вместе с собой. Только обещай, что всё будешь делать так, как я скажу.

Белоснежка улыбнулась Цирцее и ответила, крепко сжимая её руку:

– Обещаю, потому что верю тебе.

Они обнялись, и в этот момент в комнату вошла миссис Тиддлботтом. В руках у неё была большая плетёная корзина с крышкой, до краёв набитая припасами. Еды в ней было, пожалуй, даже больше, чем могло понадобиться путешественницам.

– Ну что ж, мои дорогие, вы уж там будьте осторожнее, хорошо? Знаете, сама-то старая миссис Тиддлботтом не ведьма, конечно, и не будет прикидываться, будто знает всякие там ведьмовские штучки, но нюх на волшебство у неё есть. Чувствую я этот запах, чувствую, милые вы мои. Я скажу вам, о чём я говорила Примроуз и Хейзел. Моя-то сказка к концу подходит, но ваша, красавицы, только начинается. Так вот, не дайте себе быть втянутыми в чью-то чужую историю. Держитесь только в рамках своей собственной сказки, мои дорогие. И если потребуется, напишите в ней своё собственное окончание.

Снежка расцеловала пожилую женщину в обе щеки, а Цирцея внимательно и удивлённо посмотрела на миссис Тиддлботтом и сказала:

– Миссис Тиддлботтом, в подвале было зеркальце, которое я попросила Снежку принести для вас. Если вам что-то понадобится, просто назовите моё имя, и я сразу же появлюсь в зеркальце. Так связаться со мной будет намного скорее, чем почтовую сову посылать или ворона.

– Не думаю, что это зеркальце мне понадобится, но у меня такое ощущение, что так вам будет спокойнее. Хорошо, если что, я использую зеркальце, – улыбнулась миссис Тиддлботтом. – Ты так много для меня сделала, милая Цирцея. А теперь идите! Идите, и позвольте старой миссис Тиддлботтом немного отдохнуть.

Белоснежка и Цирцея перенесли в домик злых сестёр провизию, ящики с книгами из библиотеки Готель и разные сундучки. Уходя, Примроуз и Хейзел бросили буквально всё, даже деньги и ценности. Цирцея оставила в спальне миссис Тиддлботтом небольшой сундучок с монетами – этого богатства должно было хватить пожилой женщине на много лет счастливой безбедной жизни. Цирцея решила, что Примроуз и Хейзел не стали бы возражать против этого, – ведь эта женщина столько лет заботилась о них, пока они были мёртвыми. Сундучок с монетами – это, пожалуй, самое малое, чем они могли отблагодарить её за это.

Когда всё было упаковано и уложено, Снежка и Цирцея вышли на порог домика злых сестёр, чтобы помахать на прощание стоявшей в саду миссис Тиддлботтом. Она казалась Цирцее невозможно старой, старше даже, пожалуй, чем Няня.

– Прощайте, милая миссис Тиддлботтом! Спасибо вам за всё! – Цирцея смотрела на стоявшую посреди моря волшебных цветков миссис Тиддлботтом и гадала, использует ли та хоть один из них для себя самой. Выберет ли миссис Тиддлботтом новую жизнь после смерти. Почему-то Цирцея очень сильно сомневалась в этом.

– До свидания, дорогие мои! Помните, что я сказала, – пишите свою собственную сказку, милые! Свою! И берите пример со старой миссис Тиддлботтом – держитесь подальше от подвалов и кровавых комнат!

Цирцея и Снежка улыбались, не зная, что им ответить на это. Помахали ещё раз руками и ушли в домик, готовясь писать дальше свою собственную историю.

Глава X

Промежуточное место

После того как её резко, даже жестоко выдернуло из страны снов, Люсинда оказалась под большим мёртвым деревом, раскинувшим во все стороны свои узловатые, голые, похожие на костяные пальцы скелета ветки. Злые сёстры совершенно точно знали, где они очутились. Это было место между миром живых и миром мёртвых. Место, которое находится на самой границе туманов Вечности. Место, где Люсинда с сёстрами уже успела побывать.

Промежуточное место.

Через это место проходила всего одна тропа, а значит, было здесь всего два направления – вперёд и назад. Выбор невелик, но он всё же есть.

Разумеется, сёстры предпочитали вернуться назад. К своей дочери. В свой дом.

Но вначале им требовалось отдохнуть. Восстановиться. Это было место, где все, кто слишком долго жил, останавливались, чтобы отдохнуть душой и телом. Именно сюда приходила Няня отдохнуть от мира, перед тем как уйти жить с Тьюлип. Именно в Промежуточном месте останавливался Оберон, чтобы погрузиться здесь в свой долгий сон. В Промежуточном месте не было зеркал, поэтому Люсинда не могла увидеть, что происходит там, во внешнем мире. Увидеть не могла, нет, но, правда, могла услышать, если очень сильно напрячь слух.

Люсинда ожидала встретить здесь, на Промежуточном месте, Малефисенту. Ещё много лет назад сёстры сказали тёмной фее, чтобы она ждала их именно здесь, если вдруг умрёт, и они вернут её назад, в мир живых. Но Малефисенты здесь не было и следа, если не считать, конечно, её воронов и ворон, сидевших на ветвях мёртвого дерева и молча, терпеливо ожидавших возвращения своей хозяйки. Не хватало только Опал, но было такое ощущение, что и она тоже где-то здесь. Люсинда знала, что между Малефисентой и Опал существует особая связь, уходящая корнями в детство и скреплённая магией. Если кто-то и мог вытащить Малефисенту из-за завесы, так это была именно Опал. Люсинда посмотрела наверх, в темноту. Небо напоминало чёрный, изрядно поеденный молью занавес, пробитый тоненькими светящимися точечками звёздного света. Люсинду не пугало то, что она не могла найти на Промежуточном месте Руби и Марту. Её сёстры тоже были где-то здесь, и хотя Люсинда не видела их, она знала, что они недалеко, и чувствовала, что всё с ними в порядке. Ей нужно было отдохнуть, поэтому даже лучше, пожалуй, что они с сёстрами оказались порознь, каждая в своём уголке Промежуточного места. Спасибо богам за Фланци.

Магия Фланци была могучей, неукротимой. Она таилась в глубине и крайне редко – если вообще когда-либо – прорывалась наружу. Существа, обладающие такого вида магией, всегда держат её в себе и используют только в самом крайнем случае, потому что им после этого приходится очень долго восстанавливаться. Люсинда была благодарна Фланци за то, что та использовала свои запасы магии, которая была у неё свирепой и неукротимой. Да, волшебное извлечение из страны снов оказалось крайне болезненным, мучительным, но зато теперь злые сёстры были свободны и находились в том месте, где они могли отдохнуть и восстановить свои силы. Фланци даже это предусмотрела и не куда-нибудь вывела своих хозяек, а именно сюда.

После того как сёстры вновь окрепнут и будут готовы вернуть своё положение в мире, им придётся многое сделать, очень многое. Люсинду беспокоило то, что Малефисенты не оказалось здесь, как они оговаривали, а значит, она могла оказаться слишком далеко по ту сторону завесы, чтобы возвратиться назад. Вот почему им так нужна была Опал. Если кто-то и сможет вернуть Малефисенту в мир живых, так это она. Люсинда и её сёстры будут использовать все доступные им способы вернуть Малефисенту из мёртвых, даже запретную некромантию – магию, вызывающую души умерших, которой они обучились в Мёртвом лесу. Злым сёстрам было необходимо, чтобы рядом с ними была их старинная подруга, и тогда они смогут править своими собственными землями так, как только пожелают.

И они вернут назад свою дочь, Цирцею, и её любовь вернут, как это всегда было прежде. Ну а если для этого придётся даже уничтожить всё и всех, кто дорог ей... что ж, пусть будет так.

Но пока что они будут отдыхать и набираться сил. И ждать.

Глава XI

Белоснежка и семь ведьм

Цирцея и Белоснежка опустили домик злых сестёр во внутреннем дворике разрушенного особняка в глубине Мёртвого леса. Всё здесь было именно таким, как им представлялось. Мёртвое место, очень красивое, но погружённое в печаль. Место, полное магии, но лишённое королевы, способной управлять ею.

Они смотрели на город мёртвых, открывающийся взгляду сразу за густой грядой плакучих ив, опустивших до земли свои рассыпающиеся в пыль ветви. Город выглядел тихим, пустым и спокойным, однако Цирцея и Снежка знали, что, скорее всего, в нём по- прежнему обитают мертвецы.

Фонтан Горгоны, о котором Цирцея и Снежка читали в истории Готель, всё так же стоял на месте со своими застывшими в танце нимфами. Складывалось такое впечатление, что Горгона, наблюдая за легкомысленными нимфами, настолько увлеклась, что совершенно случайно, сама того не желая, превратила их в камень. Сразу за внутренним двориком, на самом краю города мёртвых располагались крипты Хейзел и Примроуз. Снежке и Цирцее было грустно видеть их здесь, помня о том, каким безутешным было горе Готель, когда она потеряла своих сестёр. Цирцея была уверена, что к их смерти приложили руку её матери, она лишь не могла сказать, как именно они это сделали. Оставалось лишь надеяться, что ответ на этот и многие другие вопросы отыщется в одной из книг о злых сёстрах или о Готель.

Оглядывая лес, Цирцея не переставала поражаться тому, какие разрушения произвели её матери – и здесь, и повсюду. Сколько крови было на их руках. Сколько смертей на их совести. С каждым днём решение проблемы злых сестёр становилось для неё всё понятнее, всё яснее, но Цирцее просто не хватало отваги привести его в исполнение. «Ещё не время», – говорила она себе и откладывала, откладывала...

Цирцее и Снежке было странно видеть это место в таких руинах, без бродящих по лесу сэра Якоба и других миньонов – придворных фаворитов, о которых они читали в книгах. А ведь Цирцея и Снежка были почти уверены, что увидят, как они выглядывают из-за мёртвых плакучих ив или сидят у подножия одного из плачущих ангелов на могиле Готель. Интересно, как будут чувствовать себя Примроуз и Хейзел, когда доберутся сюда. Будут ли они ожидать встречи со своей сестрой Готель? У Цирцеи сердце разрывалось при мысли о том, каково им будет найти свой дом в таком состоянии, как теперь – в руинах. Да, для них со Снежкой очень важно быть сейчас здесь. Встретить Хейзел и Примроуз, рассказать им их собственную историю и историю их сестры – если, конечно, они захотят узнать её.

Состояние, в котором находился особняк, правильнее всего было бы назвать ужасным. Он почти полностью был разрушен королевскими солдатами, явившимися, чтобы вернуть волшебный цветок, выгнав Готель и её сестёр из дома много лет назад. Цирцея представила сэра Якоба и его армию сражающимися, чтобы защитить Мёртвый лес в надежде, что однажды Готель вернётся на эти земли и займёт своё законное место королевы мёртвых. Она испытывала сердечную боль, оплакивая конец их жизней, и разрушение их дома, и крушение надежд Якоба. Если подумать, Готель всё это время была права. Волшебные цветы вернули её сестёр к жизни. Ах, если бы только эти цветы, которые Якоб много лет назад посадил возле маленького коттеджа, расцвели вовремя!

– С чего начнём, Снежка? С библиотеки? Посмотрим, всё ли ещё на месте она?

Снежка молча кивнула, она не меньше Цирцеи была потрясена состоянием, в котором находился Мёртвый лес.

– Ты смогла бы восстановить всё это? – тихо спросила она. – У тебя на это сил хватит?

Об этом Цирцея как-то не подумала.

– Смогу. Отличная мысль, кстати. Если Примроуз и Хейзел намерены здесь жить, то я уж постараюсь.

– А мы увидим, если... – начала Снежка, но не договорила, замолчала.

– Что, Снежка? Что ты говоришь?

Снежка поджала губу и слегка прикусила её, как всегда это делала, когда сильно волновалась или была не уверена в чём-то.

– Я хотела спросить, можем ли мы проверить и посмотреть, выжил ли сэр Якоб.

– Хорошая идея. Что ж, давай проверим.

Но Снежка всё ещё прикусывала свою губу, заставляя Цирцею предполагать, что она сомневается.

– Думаешь, что мы можем потревожить его? В истории Готель он говорил, что желает отдохнуть, – сказала Белоснежка.

– Ты так добра, Снежка, – улыбнулась Цирцея. – Да, ты права, он это говорил, но я думаю, что ему хотелось бы узнать о том, что его ведьмы собираются вернуться.

– Сколько у нас времени до появления здесь Хейзел и Примроуз, как ты думаешь?

– Примерно день, если они идут пешком.

– Этого хватит тебе на то, чтобы более или менее привести здесь всё в порядок, пока я буду рыться в библиотеке и, возможно, в тех книгах, которые мы взяли у миссис Тиддлботтом? – Снежка всё так же продолжала надеяться на то, что ей удастся отыскать пропавшие из сказки о скорбном ящике страницы.

– Снежка, объясни ты мне, наконец, почему тебе так ужасно хочется найти те пропавшие страницы? И что это за скорбный ящик такой?

– Прости, но я не хочу говорить об этом, Цирцея. Во всяком случае до тех пор, пока не прочитаю ту сказку целиком. Пожалуйста, поверь мне и не обижайся.

Цирцея взяла Снежку за руку, и они вместе пошли к особняку.

– Разумеется, я верю тебе, кузина, всем сердцем верю и не обижаюсь. Нисколько не обижаюсь. Давай посмотрим, уцелела ли библиотека. А потом на скорую руку перекусим тем, что нам миссис Тиддлботтом в дорогу навертела, хорошо?

Так, рука в руке, они поднялись по склону холма к тому, что осталось от особняка. Впрочем, внутри разрушения оказались не такими катастрофическими, как они опасались. Многие комнаты остались вовсе не затронутыми в ходе битвы. Самая значительная часть разрушений пришлась на внешние стены дома и вестибюль, и Цирцея представила, как всё должно было выглядеть, когда много лет назад Мани атаковала Готель и её сестёр. Цирцея и Снежка были рады увидеть, что утренняя гостиная на втором этаже, о которой они читали в сборнике сказок, по-прежнему была прелестна, если не считать нескольких разбитых оконных стёкол, здесь даже мебель не была сломана или перевёрнута в отличие от некоторых комнат внизу.

– Что ж, времени на восстановление потребуется не так уж много, – сказала Цирцея, пока они со Снежкой продолжали осматривать дом в поисках библиотеки.

Библиотека находилась в одной из самых старых комнат особняка. Более новые комнаты Готель пристроила для своих сестёр гораздо позднее, после того как отправила дух своей матери в туманы. Печально, печально было видеть это место, вспоминая историю Готель, проходя там, где в своё время ступала она сама. Наконец Снежка уютно устроилась в библиотеке, в старом кресле Примроуз, стоявшем возле вырезанного из камня дерева с начинающими распускаться бутонами. Это дерево было единственным признаком жизни в мрачном интерьере старых комнат особняка, если не считать, конечно, жутких каменных чудовищ, вырезанных на их стенах. Снежка улыбнулась, подумав о Примроуз, которая была самым милым персонажем, оставшимся у неё в голове, после того как она прочитала историю Готель.

– Ну если не возражаешь, то занимайся своими поисками, а я пойду, – сказала Цирцея. – У меня не так много времени, чтобы привести этот дом в порядок к приходу Хейзел и Примроуз.

– А ты поищешь сэра Якоба? – спросила Снежка, глядя на Цирцею своими прекрасными карими глазами.

– Да, конечно, – с улыбкой кивнула Цирцея. – Я поищу его. Что с тобой, Снежка? – добавила она, заметив, что Снежка вновь прикусила губу.

– Да ничего, просто думаю. Скажи, как так получилось, что мы с тобой смогли проникнуть в Мёртвый лес? Разве его границы не заколдованы? И потом, как ты соберёшь миньонов и Якоба, даже если они здесь?

– Ну-у... – неуверенно протянула Цирцея. – Я полагаю, что заклятие границ разрушилось с гибелью последней из ведьм, которые здесь правили.

Такой ответ Снежку не удовлетворил. Цирцея чувствовала, что у Снежки имеется ещё масса вопросов, но она их задавать не стала. Цирцея, в свою очередь, тоже задумалась над тем, как сумели войти в Мёртвый лес её матери, когда они были ещё девочками. Загадкой это было, загадкой и оставалось до сих пор.

– Моё зеркальце у меня в кармане, Снежка. А твоё? – Снежка подняла голову от книги, которую она успела найти и начать читать, пока они разговаривали, и утвердительно кивнула. – Позови меня, если будет нужно. И не забудь всё время носить на себе кулон, который я тебе дала, – сказала Цирцея.

– Может, я сама и не ведьма, зато меня ведьма вырастила, – рассмеявшись, покачала головой Снежка. – Со мной всё будет хорошо, Цирцея. А теперь иди. Мне знаешь сколько всего тут прочитать нужно...

Цирцея оставила Снежку наедине с её книгами и пошла по дому, взмахом руки исправляя по пути причинённые ему войной разрушения. Она ожидала, что такого рода магия окажется сложной и будет отнимать у неё много сил, но на деле всё происходило почти без каких-либо усилий. Там, где проходила Цирцея, особняк возвращал свой былой блеск и великолепие. Цирцея чувствовала себя так, словно она возрождает прошлое, сохраняя его для Примроуз и Хейзел точно так же, как Готель и Якоб сохраняли самих Примроуз и Хейзел.

Затем Цирцея вышла во двор, вернула в первоначальное состояние стоявшие здесь статуи и тут, к своему немалому удивлению, заметила двух очень примечательных женщин. Они стояли перед криптами Примроуз и Хейзел, прямо под словами, которые высек на камне Якоб:

«Сёстры. Вместе. Навсегда».

Женщины выглядели в точности такими, какими представляла их Цирцея.

У Примроуз были ярко-рыжие волосы и россыпь веснушек на щеках и на носу. Округлая женственная фигура, щёчки-яблочки – всё пышет энергией и жизненной силой. Цирцея сразу почувствовала, что в жилах Примроуз течёт кровь Мани, хотя непонятно, знает ли об этом она сама. Хейзел? Цирцее Хейзел напоминала бесплотную богиню мёртвых. Длинные серебристые волосы водопадом падали на её плечи и опускались дальше, до самой талии. Лицо Хейзел было таким бледным и светящимся, что казалось неземным.

Обе девушки одновременно повернули головы к Цирцее и улыбнулись. В их глазах не читалось не только страха, но даже удивления. Было такое впечатление, что им хорошо известно, кто это перед ними.

– Ты, наверное, Цирцея? – спросила огненно-рыжая красавица Примроуз.

– Как вы догадались, кто я? – вопросом на вопрос ответила Цирцея.

Примроуз и Хейзел переглянулись и улыбнулись.

– Мы всё знаем о тебе, Цирцея. И надеялись, что найдём тебя здесь.

Цирцея пошла навстречу прелестным девушкам. Видеть ведьм вернувшимися домой и вновь живыми делало ещё более реальным и то, что Готель потеряла их, и то, что они сами потеряли её.

– Значит, вы уже знаете о своей сестре? Мне очень жаль.

– Мы знаем всё, милая Цирцея, – снова улыбнулись девушки. – Пожалуйста, не переживай. Разумеется, наши сердца скорбят по Готель, но она сама выбрала свой путь. Точно так же, как ты собираешься выбрать свой.

Цирцее очень хотелось узнать, откуда ведьмам так много всего известно, однако чувствовала, что было бы невежливо спрашивать их об этом.

– Отчего же невежливо опрашивать, Цирцея? – хихикнула Примроуз. – Мы тебе доверяем. – Цирцея стояла молча, ожидая продолжения слов Примроуз. – Мы находились в Промежуточном месте с тех пор, как потеряли свои жизни. Готель привязала нас к этому миру, сохранив наши тела, но наши души... они находились в другом месте.

Цирцее стало страшно. При мысли о сёстрах Готель, застрявших на переходе между мирами – этим и следующим, – по её телу пробежал озноб.

– Поначалу нам было трудно, но только до тех пор, пока мы не научились слышать, – вступила в разговор молчавшая до того времени Хейзел. Голос у неё был просто божественным. – Мне лишь хочется, чтобы Готель тоже была с нами. Хочется, чтобы у неё была такая же возможность слышать и узнавать. И было время отдохнуть и восстановиться, после того что с нами сделала наша мать. Мне хочется, чтобы у Готель было столько же времени, сколько у нас, чтобы позволить крови Мани придать ей силы, которые она придала нам. А затем она будет здесь, и мы будем тремя неразлучными ведьмами, как нам всегда хотелось.

У Цирцеи сердце болело за них, всех троих. За сестёр, которым никогда не суждено быть вместе. Она не знала, что на это сказать, и потому перевела разговор на другую тему.

– Вам будет приятно узнать, что ваша прелестная утренняя гостиная выглядит точно так же, как в тот день, когда вы последний раз видели её.

Оглядевшись вокруг, Примроуз и Хейзел ответили:

– Похоже, здесь всё выглядит как прежде, спасибо тебе за это.

– Тогда, быть может, пройдём в дом? Я буду рада познакомить вас со своей кузиной Белоснежкой. Она сейчас в вашей библиотеке, ищет пропавшие страницы истории, которая очень заинтересовала её.

– Пропавшие страницы? – прищурилась Примроуз. – А что, они настолько важны?

– Ну, Снежка думает, что да. С тех пор, как мы прочитали историю вашей сестры, она просто помешалась на Мёртвом лесе и читает о нём всё подряд.

– Ну, если страницы были вырваны из сборника волшебных сказок, то я не думаю, что она найдёт их в нашей библиотеке. Всё важное, что было в библиотеке, забрал и спрятал Якоб. Он пытался защитить Готель, уберечь её от любых историй и книг, которые могли причинить ей боль или внушить глупую мысль о том, что нас можно воскресить без помощи цветка.

Цирцее следовало помнить о том, что, вероятно, этим ведьмам известно гораздо больше, чем ей самой. Не зря же они столько времени провели в Промежуточном месте. Не следует забывать и о том, что каждой из них уже не одна сотня лет.

– Да, хотя мы чувствуем себя вашими сверстницами. И тела наши, я полагаю, столь же молоды, – с улыбкой сказала Примроуз, прочитавшая мысли Цирцеи. – Так мы пойдём искать книги и страницы, которые Якоб так мудро спрятал от моей доведённой до безумия сестры?

Цирцея вновь не знала, что ей сказать. Не то чтобы её удивило мнение Примроуз о её сестре, просто она не ожидала, что оно, это мнение, будет высказано вот так напрямую, что называется, в лоб.

– Мы любим нашу сестру, Цирцея. Любим, но при этом видим всё как есть. Мы знаем её лучше, чем она сама. Ведь пока мы находились в Промежуточном месте, нам совершенно нечего было делать – только слушать и узнавать. Не пойми нас превратно, мы действительно оплакиваем Готель, но мы начали оплакивать её очень-очень давно, ещё до того, как она превратилась в прах и ушла в туманы, чтобы соединиться с нашими предками.

Три ведьмы проходили по дорожкам, о которых Цирцея и Снежка читали в книгах – мимо ангелов, плачущих под мёртвыми ивами, чьи длинные ветки слегка покачивались на ветру, заставляя танцевать на земле пятна солнечного света. Дошли до крипты, которая была памятна Цирцее по истории Готель – той самой, с большим, анатомически точно изображённым на витражном стекле сердцем. Увидев его, Цирцея ахнула, удивив этим юных ведьм, своих спутниц.

– В чём дело, Цирцея? С тобой всё в порядке?

Цирцея не знала, каково ей было бы пробудить Якоба, если бы он вообще был там. Она не была уверена, что это было бы правильно, несмотря даже на то, что им нужна была его помощь.

– Он будет рад видеть тебя, Цирцея. Позови его.

– Будет рад? Да он вообще меня не знает. – Цирцея вновь, уже не в первый раз, поняла, что ведьмы знают гораздо больше, чем говорят ей.

– Он тебя знает. Твои матери ни о ком другом, кроме как о тебе, и не говорили. И ни о чём другом в своих посланиях не писали.

Примроуз и Хейзел улыбались Цирцее, словно своей давней подруге, а не тому, с кем только-только познакомились. Цирцея очень спокойно чувствовала себя с ними, очень спокойно. И быть может, именно поэтому ей было так удивительно и приятно ощущать себя как дома в этом странном и прекрасном месте.

– Но только это была не я. То была их настоящая сестра. Та Цирцея, о которой они писали. Но она умерла, – слабым голосом вымолвила Цирцея.

– О, но ты и есть она, Цирцея. Ты настоящая и всегда была настоящей, так уж предначертано судьбой. А теперь, пожалуйста, позови сэра Якоба. Он откликнется, я обещаю. Обязательно ответит, если только он там, внутри, – сказала Хейзел, подбадривая Цирцею.

– А что я должна сказать? – Цирцея чувствовала, что стоит на пороге чего-то очень важного. Она чувствовала, что, совершив этот поступок, она каким-то образом изменит всю свою жизнь. Изменит навсегда.

– Ты права, мудрая ведьма, – кивнула Хейзел, прочитав мысли Цирцеи. – А слова... Найди их сама – слова, чтобы вызвать Якоба.

Цирцея сделала глубокий вдох и заговорила. Эти слова она взяла не из книги заклинаний, нет. Их подсказало ей её сердце.

– Сэр Якоб, живым вновь потребовалась ваша помощь. Если кто-то и заслужил покой, так это вы. Пожалуйста, простите наше вторжение и знайте, что мне причиняет боль пробуждать вас от вашего сна. – Примроуз и Хейзел улыбались, слушая эти слова, и Цирцея видела, что они одобряют их.

Дверь крипты медленно отворилась с ужасным скрипом трущегося о камень камня. Теперь Цирцея понимала, почему Готель так сильно стискивала зубы, когда слышала это.

В открывшемся проёме стоял и жмурился от солнечного света Якоб. В целом он выглядел именно так, как и ожидала Цирцея. Очень высокий, широкий в кости, он явно был когда-то очень красив. Сдвинув свою шляпу-цилиндр на глаза, чтобы прикрыть их от яркого солнца, Якоб медленно вышел из двери крипты, а когда его глаза привыкли к свету, увидел стоящих перед ним ведьм. Свою Примроуз и свою Хейзел. Лицо Якоба расплылось в улыбке, заставив сердце Цирцеи забиться от радости. Обе девушки бросились к своему старинному Другу, прильнули к нему, обхватили за талию. Затем он поднял голову, посмотрел на Цирцею, и она обнаружила то, чего совершенно не ожидала: Якоб узнал её. Если бы Цирцея не знала, что такого не может быть, она могла бы подумать, что он не только знал, но и любил её, и действительно был рад видеть.

– Итак, одна, созданная из трёх, наконец-то пришла в Мёртвый лес, – сказал Якоб. – Но обрушила ли она на нас ярость своих матерей, как было предсказано, или их благополучно удалось отогнать прочь, как на то надеялись предки?

Цирцея попятилась назад, она была слишком сильно смущена, чтобы что-то ответить.

– Так что, она этого не знает? – посмотрел на Примроуз и Хейзел сэр Якоб.

Ведьмы дружно покачали головами.

– Нет, – ответила Примроуз. – Она пришла сюда с Белоснежкой искать ответ на вопросы о своих матерях. Я думаю, ей пришла пора узнать правду.

Глава XII

Только Люсинда

Белоснежка сидела в утренней гостиной над стопкой книг, которые она принесла из библиотеки. Эта гостиная нравилась ей больше всех остальных комнат особняка. Проникавший в окна гостиной неяркий солнечный свет из Мёртвого леса оживлял комнату придавал ей почти весёлый вид. Снежке было жаль, что Готель так никогда и не смогла дождаться, чтобы эту гостиную по достоинству оценили её сёстры. Снежка не могла не вспоминать то, что она прочитала об устроенной Готель вечеринке в честь праздника Солнцеворота, на которую отказались прийти её сёстры. Вспоминала и о том, как мечтала Готель, чтобы жить в этом доме вместе с сёстрами в любви и согласии.

Размышления Снежки прервал голос:

– Снежка, у нас гости.

Снежка подняла голову и увидела стоявшую в дверном проёме Цирцею, а рядом с ней двух прекрасных юных женщин. У всех троих в руках были пачки бумаг и книг.

– Примроуз! Хейзел! – Белоснежка отложила свою книгу и бросилась к юным ведьмам, обняла их так, словно была знакома с ними много лет, а не только что увидела их впервые.

– Я знала, что ты очень милая, – улыбнулась Примроуз, кладя вместе со своими спутницами на стол принесённые ими бумаги и книги. – А какая ты хорошенькая! Не ожидала, если честно, что ты окажешься такой хорошенькой!

Белоснежка густо покраснела и опустила глаза. Ей всегда становилось неловко, когда кто-то начинал восторгаться её красотой. Ведь красота не была для неё чем-то важным – разве можно гордиться тем, что досталось тебе от рождения? Постоянно наблюдая за своей тщеславной матерью, Белоснежка с ранних лет поняла, что главное и настоящее достоинство женщины заключено в её сердце.

– Проходите, садитесь, – сказала Снежка. – Я только что заварила чай, его на всех хватит. Сейчас только ещё чашки принесу.

– Нет, дорогая, – остановила Снежку, ухватив её за руку, Хейзел. – Этим я попрошу Якоба заняться.

– Якоба? – Снежка завертела головой, ища взглядом человека, о котором так много читала. – Но где же он?

– У крыльца остался, – указала кивком головы на дверь Хейзел. – Боится напугать тебя своим внешним видом.

Снежка бросилась на крыльцо и нашла стоящего за углом Якоба.

– Якоб, я так рада видеть вас, – воскликнула Снежка, прикладывая свои ладони к щекам Якоба. – Вы в точности такой же красивый, каким я вас себе представляла. Неудивительно, что Мани так сильно влюбилась в вас. – Якоб на это ничего не ответил, а Белоснежка потащила его за собой в дом, в утреннюю гостиную, где их ждали ведьмы. – Прошу вас всех, садитесь, и будем пить чай, – сказала она, войдя в гостиную. Примроуз рассмеялась, и Снежка вдруг поняла, как глупо она выглядит, по-хозяйски командуя в особняке ведьм: – Прошу прощения, – исправилась она. – Разумеется, это ваше право предложить чай. Я не хотела...

– Нет, Снежка, всё в порядке, – остановила её, не дав договорить, Хейзел. – Мы всегда представляли, какой милой женщиной ты станешь, и очень рады видеть тебя именно такой на самом деле.

То же самое могла сказать и Белоснежка, которая была в восторге от этих ведьм, шагнувших в жизнь прямо со страниц истории Готель. Читая о Примроуз и Хейзел, Снежка никак не думала, что у неё когда-нибудь появится возможность увидеть этих ведьм наяву, быть в их доме, разговаривать с ними. Приключение, которое она переживала в эту минуту, было самым изумительным и ярким за много-много лет.

Якоб осторожно прокашлялся, чтобы привлечь к себе внимание, и сказал:

– Я так понимаю, что вы ищете некие пропавшие страницы. Могу я узнать, какая именно история вас интересует? Возможно, мне удастся помочь вам.

Белоснежка прикусила свою губу, боясь отвечать Якобу. Прилично ли спрашивать про историю, в которой говорилось о его собственной смерти? Она не хотела причинить ему боль.

– Не бойся, Снежка, Якоб здесь для того, чтобы помогать нам. Нам никогда и в голову не придёт, что ты можешь намеренно причинить кому-нибудь боль, – сказала Примроуз.

На это Белоснежка улыбнулась и весело спросила:

– О, так ты тоже можешь читать мои мысли? Вот это здорово! Значит, я окружена телепатами?

– Нет, – рассмеялась Примроуз. – Твои мысли, милая Снежка, мы читать не можем, но зато можем читать мысли Цирцеи. А вот она уже может твои мысли читать. Так что через неё и мы узнаём, о чём ты думаешь. Странно это всё, правда? С ума сойти можно. Но впредь мы постараемся не залезать в твои мысли. Я же помню, как ужасно было мне самой поначалу, оттого что кто-то другой может знать о том, что я чувствую или о чём я думаю, но теперь ничего, привыкла.

– Я полагаю, всё это только упрощает дело, – со смехом подвела итог Белоснежка и вновь переключила своё внимание на Якоба: – Дорогой Якоб, я читала в сборнике волшебных сказок историю, в которой были вы и Мани. Её мать угрожала убить вас. А называлась та сказка «Скорбный ящик».

Якоб вздрогнул, пошатнулся и едва не упал, потеряв на миг равновесие.

– Якоб! Прошу вас, присядьте! – бросилась ему на помощь Белоснежка. Она помогла Якобу добраться до дивана, усадила, протянула ему чашку чая. – Вот, выпейте чаю, мой дорогой.

Передавая Якобу чашку чая, Белоснежка взглянула на него сверху вниз и подумала о том, какие красивые у него глаза. Или, во всяком случае, какими красивыми они должны были казаться в то время, когда Якоб был ещё жив. Снежка почти воочию представила себе, каким был когда-то этот мужчина, и у неё заныло сердце, когда она вспомнила историю о скорбном ящике. Примроуз и Хейзел тоже бросились к Якобу, уселись на диван по обе стороны от него, взяли его за руку. Снежка заметила, что Якоб не был привычен к таким знакам внимания, неловко чувствовал себя от этого, но в то же время явно был счастлив в компании юных ведьм.

Белоснежка тихонько улыбнулась, глядя на попавшего в столь дружелюбное окружение Якоба, тем более что и Цирцея к ним присоединилась – опустилась на колени перед Якобом и положила ладонь ему на колено.

– Якоб, вы в порядке? – спросила она. – Могу я что-то сделать для вас? Простите, если мы расстроили вас своим появлением.

– Нет, маленькая моя ведьмочка, нисколько вы меня не расстроили. Я очень рад, что вы здесь. Я так долго, так долго ждал вас. Ваше появление было предсказано предками. – Увидев написанное на лице Цирцеи недоумение, Якоб передал ей кипу бумаг, которую держал при себе. – Думаю, будет лучше, если вы просто сами прочитаете это.

Бумаги Якоба напоминали вырванные из книги страницы.

– «Скорбный ящик»! Это же та история, которую читала Снежка, да?

С сильно бьющимся сердцем Снежка взяла бумаги из рук Цирцеи.

– Да, это они. Пропавшие страницы. – Она отошла к столу, взяла с него сборник волшебных сказок и передала книгу Цирцее. – Я давно должна была тебе рассказать об этом, но не спешила, хотела вначале убедиться в том, что не делаю слишком поспешных и диких выводов.

– Они вовсе не дикие, твои выводы, – заметила Примроуз, с улыбкой глядя на Белоснежку.

– Я хочу, чтобы вы вначале прочитали вот это, – сказала Снежка, протягивая Примроуз сборник сказок, уже открытый на странице с началом истории о скорбном ящике.

– О, мы уже читали эту историю, знаем её, – сказала Примроуз. – А Якоб, я уверена, не смог бы забыть её, даже если бы очень захотел.

Белоснежка покраснела и протянула книгу Цирцее, которая немедленно погрузилась в чтение.

– Конечно, он не мог её забыть. У меня самой страх не проходит с тех пор, как я прочитала эту историю. Но мне очень интересно, кто же всё-таки вырвал те страницы из книги?

– Я их вырвал, ваша милость, – сказал Якоб. – Я пытался таким образом защитить мою бедную маленькую ведьмочку, Готель. Я обещал её матери, что сохраню эту тайну. Но теперь, похоже, гораздо больше вреда будет, если я продолжу скрывать её секреты, чем открою их.

– Вы были правы в своём желании защитить её, Якоб. Правда-правда. Так что не вините себя ни в чём, пожалуйста, – с трудом сдерживая слёзы, сказала Снежка. – Но я всегда думала, что этот сборник волшебных сказок принадлежал злым сёстрам. Каким образом он попал к вам?

На лице Якоба промелькнула странная улыбка.

– Да вот попал. Но так было не всегда. – Снежке показалось, что она поняла, что хотел сказать этим Якоб. Всё, что привело сюда, в Мёртвый лес, её саму и Цирцею, всё, о чём она начала подозревать, с тех пор как прочитала историю Готель, приближалось теперь к своему завершению.

Цирцея ахнула. Сейчас она выглядела так, словно кто-то невидимый высосал из неё все жизненные силы. Цирцея стала похожа на привидение с огромными, широко раскрытыми от ужаса глазами.

– Что-то не так, Цирцея? – спросила Снежка. – Ты прочитала сказку?

Цирцея молча кивнула, всё ещё не в силах произнести ни слова.

Снежка подошла ближе и сказала, обнимая свою кузину:

– Ну а всё остальное мы прочитаем вместе, да, дорогая моя? И ничего не бойся. Я всё время буду здесь, рядом с тобой.

Мани склонилась над мёртвым телом Якоба. Её мать перерезала ему горло. Мани плакала навзрыд, не в силах унять слёзы.

Она сделала свой выбор и потеряла своего любимого.

– Мама... прошу... не забирай... мою малышку! – Она с трудом выдавливала из себя каждое слово, задыхаясь от душившего её горя. Мани чувствовала себя так, словно погрузилась в кошмар, из которого никак не могла выбраться, проснуться. Она могла сейчас только рыдать, и больше ничего. Она была беспомощна, а её мать, напротив, настолько могущественна и сильна, что могла сделать с дочерью Мани всё, что хотела. – Мама, прошу тебя, – умоляюще простонала Мани, глядя снизу вверх на Нестис.

Нестис положила свою ладонь на голову дочери, рассеянно потрепала её словно нелюбимого ребёнка или собаку.

– Девочка моя, перестань плакать. Обещаю, что ты будешь счастлива со своими тремя дочками.

Мани чувствовала, что безвозвратно рушится вся её жизнь. Пытаясь спасти свою дочь, она предала своего любимого и ничего не добилась – её мать всё равно сделает так, как она задумала и решила. Те небольшие магические силы, что достались ей по наследству, повернуть против своей матери Мани не смела. Она знала, что их у неё слишком мало, этих сил, а мать настолько сильнее, что может убить её одним лишь взглядом, если пожелает.

– Моя милая, запутавшаяся дочка – это был твой выбор. У тебя мог быть и Якоб, и твои дочери, но ты предпочла выступить против меня и теперь пожинаешь плоды этого.

– Любовь моя, мне так жаль, мне так жаль! – ещё сильнее зарыдала Мани, припав головой к груди Якоба. – Прости меня. Умоляю, прости меня.

Тут Нестис потеряла терпение и небрежным взмахом руки заставила Мани отлететь через всю комнату и врезаться спиной в стену.

– Немедленно кончай эти глупости, Мани! Мне не нужна дочь, которая будет так убиваться из-за какого-то мужчины! – сказала она, держа на руках крошечную девочку. – Возьми себя в руки и начинай вести себя так, как подобает будущей королеве здешних мест! Ты поняла меня?

Дожидаться ответа Нестис не стала, просто повернулась и вышла из комнаты вместе с ребёнком, оставив Мани одну.

Наедине с телом Якоба.

Руки и платье Мани были испачканы кровью Якоба, которую она пыталась остановить, пока он был ещё жив. Мани опустилась на пол и продолжила рыдать, оплакивая своего любимого и навсегда порвавшуюся нить, которая, как ей казалось, связывала её с матерью.

И конечно, потерю своей дочери она тоже оплакивала.

Но что же могла сделать Мани?

Как связаться с предками без скорбного ящика, она не знала. А ящик разбила в щепки её мать.

Предки обещали ей, что всё будет хорошо. Обещали не допустить, чтобы дело зашло слишком далеко.

Мани должна была верить им. Верить, что они не позволят случиться ничему плохому с её дочерью. А что ещё оставалось ей? Только верить.

Пока Мани сидела на полу, размышляя над тем, что должно произойти дальше, в комнату вошли прислуживавшие Нестис скелеты. Вошли, затрещали костяными пальцами, зашаркали костяными пятками по каменному полу. Мани выросла среди этих безмолвных жутких созданий. Они встречались по всему дому и заменяли её матери слуг. Скелеты никогда не спали и в любой момент были готовы исполнить любой приказ Нестис. Мани их терпеть не могла и давно уже решила для себя, что как только станет королевой здешних мест, она навсегда избавится от этих тварей, чтобы они никогда больше не смели следить за ней своими пустыми глазницами. Сейчас скелеты бесцеремонно столпились вокруг тела Якоба.

– Куда вы его собираетесь нести? – крикнула Мани, но скелеты не ответили. Они никогда не отвечали. Мани не выносила их молчания, по её мнению, оно было хуже какофонии, которую могла закатить тысяча гарпий. Ничего более зловещего и мертвящего, чем молчание скелетов, Мани не знала, она задыхалась, она тонула в нём.

Мани забилась в уголок, села там в запачканном кровью своего любимого платье и смотрела, как слуги-скелеты уносят его тело.

Она перевела взгляд на опустевшую колыбельку, где должна была бы лежать её дочь, и онемела от горя. Теперь у Мани не было иного выбора, как только ждать и смотреть, что будет дальше. Её мать была сильна, очень сильна. Конечно, она же королева здешних мест. А предки... Что могут предки? Только сделать так, чтобы власть её матери не распространилась за пределы леса мертвецов, и ничего больше. Ещё никогда Мани не чувствовала себя такой одинокой, такой испуганной, охваченной таким нестерпимым ужасом.

Небо за окнами детской становилось лиловым. Казалось, что там, снаружи, раскинулся какой-то иной мир, и Мани было страшно оказаться лицом к лицу с ним. Ей было страшно жить в мире, в котором не было Якоба. Страшно было жить в мире, в котором есть её мать, сделавшая с нею всё это. И Мани продолжала сидеть и дожидаться возвращения матери. Дожидаться, когда та вернёт ей дочь... нет, дочерей. Их у Мани вскоре станет трое. Интересно, сумеет ли она отличить свою родную дочь от мерзких подделок, созданных её матерью с помощью магии? Узнает ли она ту единственную, которую сама произвела на свет?..

– Вот твои дочери, моя дорогая девочка. Вот они. Я знаю, что ты будешь одинаково любить всех их.

Нестис стояла в открытом дверном проёме вместе с двумя своими слугами- скелетами. И каждый из них троих держал в руках ребёнка. У Мани закружилась голова, комната покачнулась, всё поплыло перед глазами, пока она лихорадочно пыталась узнать свою дочь среди трёх совершенно одинаковых младенцев, которых видела перед собой.

– Возьми своих дочерей, Мани, – ликующим тоном воскликнула её мать, и слуги-скелеты одну за другой уложили девочек в сделанную в виде вороньего гнезда колыбель. – Взгляни на них. Они само совершенство.

Мани медленно поднялась на ноги. Ей казалось, что она пытается идти по грудь в воде. Казалось, что всё это всего лишь кошмарный сон, что не может такого быть на самом деле, но...

Но они были здесь. Все три. Одинаковые, прелестные и невредимые.

– Они станут самыми могущественными ведьмами, каких знала когда-либо эта земля! Помяни мои слова, Мани. Твои дочери уничтожат всех наших врагов!

– Что ты сделала? Кем станут мои дочери?

Нестис расхохоталась в ответ. Ещё никогда Мани не слышала у матери такого смеха, полного злобы и жестокости, безумия и презрения.

– Они погрузят этот мир во тьму, моя дорогая. Баллады о совершённых ими убийствах будут распевать в каждом королевстве!

Мани посмотрела на своих дочерей. Все они были совершенно одинаковыми, как три капельки воды, как отражения в трёх зеркалах.

– Которая из них моя? – спросила Мани, но её мать лишь ещё сильнее расхохоталась в ответ.

– Они все твои дочери, Мани.

– Но которая из них Люсинда? – воскликнула Мани. Воскликнула так громко, что две малышки, услышав её, заплакали. Третья молчала. Вот и ответ. Теперь Мани знала, которая из них Люсинда. Её настоящая дочь. Её первенец.

– Все они Люсинда. И всегда будут Люсиндой. Она одна в трёх лицах, – сказала Мани её мать. – Однако дай им всем свои собственные имена. Дай каждой из них собственную силу. Дай им любовь и воспитай их. Они твои дочери. Все они.

С этими словами Нестис оставила Мани в детской наедине с её дочерями. Мани взяла на руки Люсинду, затем посмотрела на двух остальных малышек.

– Руби, – нарекла она одну из них. – И Марта. – Она посмотрела на мирно лежащих в колыбели младенцев. – Люсинда, Руби и Марта.

Но всегда, всегда Люсинда.

Глава XIII

Вороны над Мёртвым лесом

Над Мёртвым лесом кружили вороны, заслоняли солнце, словно зловещие грозовые облака. Их карканье и пронзительные скрипучие крики были какими-то потусторонними, пугающими.

Белоснежка и ведьмы отложили вырванные из сборника волшебных сказок страницы, подбежали к большим окнам утренней гостиной и прижались к ним, наблюдая за чёрными птицами, которые кружили всё ближе и ближе.

– Кто их послал? – ахнула Белоснежка.

Этого Цирцея не знала. Вороны казались ей смутно знакомыми, но откуда и чьи они, понять Цирцея не могла. Ей было странно, очень странно, что она ничего не может почувствовать, прислушиваясь к этим мрачным созданиям. Казалось, в этих птицах нет жизни. То есть совершенно нет.

– Они не живые, Цирцея. Это мёртвые твари, которых послали твои матери.

– Ты в этом уверена, Хейзел? – откликнулась Цирцея, чувствуя, что её сердце начинает биться с перебоями. – Вот уж не знала, что мои матери держат у себя на службе воронов или умеют командовать мёртвыми!

Примроуз, прищурившись, разглядывала птиц, словно пытаясь понять или почувствовать что-то, оставшееся неуловимым для Цирцеи.

– Это птицы Малефисенты, – сказала она наконец. – Но послали их на самом деле злые сёстры.

Было в этих словах нечто пугающее, грозное для Цирцеи.

– Так мои матери, стало быть, мертвы? – спросила она. – Или они послали сюда Малефисенту, чтобы уничтожить нас?

– Нет, они не мертвы, но командуют мёртвыми – так же, как командовали ими до этого их мать и бабушка. И они направляются сюда, чтобы забрать то, что, по их мнению, принадлежит им по закону, – сказала Хейзел.

– Что она хочет этим сказать, Цирцея? Твои матери идут сюда? – запаниковала Белоснежка.

Цирцея не понимала, откуда ведьмам так много известно, однако она верила им. Сама не знала почему, но верила.

– Я должна увести отсюда Снежку, – сказала она, глядя на ведьм. – Мне очень жаль, но мои матери давно стремятся совершить вендетту, кровную месть по отношению к Белоснежке, поэтому она окажется в большой опасности, если останется здесь. Мы должны уходить! – Цирцея взяла Снежку за руку и готова была сорваться с места. Ей была ненавистна мысль о том, что она оставляет Якоба, Примроуз и Хейзел одних против злых сестёр, но Цирцея понимала, что совершила большую ошибку, приведя сюда Белоснежку, и теперь хотела исправить её. А для этого необходимо было увезти Белоснежку как можно быстрее и как можно дальше от Мёртвого леса. – Я только отвезу Снежку и сразу вернусь. Обещаю, что вы здесь совсем ненадолго без меня останетесь. Просто... – сказала Цирцея и замолчала, чувствуя, что находится в разладе с самой собой. И ощущая себя попавшей в западню.

– Твои матери движутся среди воронов, плывут по ветру летят среди теней, идут через море, они движутся среди свечей, прячутся среди клубов дыма и шевелятся глубоко во мне, – мрачно объявила Хейзел, глядя на Цирцею своими серыми глазами.

– Что ты говоришь, Хейзел? – спросила Цирцея, дрожа при мысли о том, что может произойти, если её матери спикируют на Белоснежку с воздуха.

– Моя сестра говорит, что твои матери повсюду. Тебе не сбежать от них, поэтому ты с тем же успехом можешь встретиться с ними лицом к лицу прямо здесь, – сказала Примроуз. На её лице сохранялась широкая дружеская улыбка, появившаяся и ни на секунду не исчезавшая с самого момента появления Примроуз и Хейзел в Мёртвом лесу.

– Но как же Снежка?

– Это и её сказка, дорогая Цирцея. Все наши судьбы переплетены. Неужели ты до сих пор об этом не догадалась? – спросила Хейзел.

– Но Белоснежка не ведьма!

– Правильно, но зато её мать ведьма. Скажешь, что они не кровные родственницы с ней? Тоже верно, однако связь между ними такая сильная, такая глубокая, что Снежка, несмотря ни на что, всё равно оказывается впутанной в эту волшебную сказку.

– Как скоро они здесь появятся? – спросила Цирцея, глядя на кружащих за окном воронов.

– Немного времени у нас ещё есть. Твои матери пока что недостаточно сильны, чтобы добраться сюда. Нет ещё, – сказала Хейзел, наблюдая вместе с Цирцеей за воронами так, словно считывала с них информацию.

– Да, время у нас есть. Даже больше на самом деле, чем нам требуется. Ты столько всего ещё не знаешь, а мы хотим, чтобы тебе стала известна вся правда. Мы помочь тебе хотим, – сказала Примроуз.

А Цирцея-то думала, что это она прилетела сюда, чтобы помогать Примроуз и Хейзел. Представляла себе, какие они здесь одинокие, испуганные, потерянные. А на деле выходит, что это она потерянная. Это ей требуется помощь. И Цирцея была благодарна ведьмам за это. И рада оказаться дома.

 «Да, это мой дом», – подумала Цирцея, впервые почувствовав себя в таком месте, которое можно назвать родным. Нет, она, конечно, чувствовала себя дома и в Морнингстаре, и в доме своих матерей, но здесь... Здесь всё было как-то по-особенному. Цирцея ощущала Мёртвый лес как свою настоящую родину, как место, с которым её связывают кровные узы. Место, которое по праву принадлежит ей и где она хочет навсегда остаться. Ведь именно такое место называют своим домом, не так ли? Мысль о Мёртвом лесе как о родном доме одновременно утешала и пугала Цирцею.

– Всё правильно, моя дорогая. Ты дома. Это твоя земля, точно так же, как и наша. Ты рождена от Люсинды, Руби и Марты, а это значит, что ты унаследуешь Мёртвый лес после того, как не станет твоих матерей, – сказала Хейзел.

Пожалуй, это было уже слишком. Сейчас Цирцея была сердита на своих матерей сильнее, чем когда-либо прежде. Оказалось, что они столько всего скрывали от неё! Столько тайн!

– Почему мои матери не растили меня здесь? Почему они не сказали вам, кто они такие, много лет назад, когда вы все были ещё вместе?

Тут, наконец, заговорил молчавший до сих пор Якоб. Его звучный низкий голос заставил вздрогнуть от неожиданности и ведьм, и Снежку, которые совершенно забыли о том, что Якоб здесь, с ними.

– Мани отослала наших дочерей прочь от себя. Но ты права, Цирцея, внучка моя. В этой истории осталось ещё много недосказанного.

У Цирцеи голова шла кругом. Её так беспокоила Снежка. И матери тоже. Она чувствовала себя ошеломлённой, запутавшейся, растерянной. А теперь ещё оказывается, что Якоб – её дедушка.

– Ну конечно, ты ошеломлена и растеряна, милая Цирцея. И Якоб это понимает, – сказала Примроуз, прочитав мысли Цирцеи. – Столько открытий сразу многовато будет, пожалуй, даже для тебя, хотя ты, несомненно, самая сильная сейчас ведьма на свете. Сильнее нашей матери и нашей бабушки. Ты обладаешь достаточной силой, чтобы остановить своих матерей, Цирцея. Мы лишь надеемся, что ты выберешь правильный путь.

Якоб поднялся на ноги, подошёл, приложил свою ладонь к щеке Цирцеи.

– Ах, как бы мне хотелось, чтобы Мани обладала твоей силой и мощью. Тогда ничего из того, что произошло, не случилось бы. Как бы я хотел никогда не позволить нашим дочерям быть прогнанными прочь только для того, чтобы они вернулись и всё разрушили.

Примроуз нежно обхватила своими руками ладони Якоба.

– Люсинде, Руби и Марте была предначертана эта дорога. Твоей вины здесь нет, Якоб, – сказала она.

– Откуда вам всё это известно? Это же уму непостижимо. Неважно, ведьмы вы или нет, но, чтобы столько знать... – сказала Цирцея, глядя на Примроуз и гадая, как такое возможно, чтобы они так много знали о ней самой и её матерях.

– В Промежуточном месте можно узнать всё что угодно, если только хорошенько вслушиваться, – ответила Примроуз. – А делать нам было как раз и нечего, кроме как слушать. И как твои матери всегда были за зеркалами, наблюдая, так и мы постоянно находились за завесой и слушали.

Тут Цирцею обожгла мысль, заставившая её задрожать от страха. Она вдруг испугалась, что её матери и сейчас могут их слушать.

– Как вы думаете, мои матери сейчас в Промежуточном месте? И слушают нас?

– Думаю, что да, – кивнула Хейзел. – Я чувствую их, хотя они всё ещё очень далеко.

Глава XIV

Совет фей

Няня наблюдала за тем, как бесшумно порхает, суетится Фея-Крёстная, готовя всё к совещанию с членами Совета фей. Как она достаёт чай и маленькие пирожные, как раскладывает на блюде сладкие, покрытые розовой глазурью булочки. Фея-Крёстная даже какие-то особенные бисквиты достала из своих неприкосновенных запасов. Если бы Няня не была в курсе, она вполне могла бы подумать, что Фея-Крёстная просто ждёт гостей на чай, а не собирается обсуждать с ними план, который должен остановить злых сестёр, пытающихся разрушить Страну эльфов и фей.

– Сестрица, не могла бы ты достать чайный сервиз? Ну тот, с розовыми цветочками? У меня ещё столько дел, что я просто не обойдусь без твоей помощи, – сказала Фея-Крёстная, водружая на стол блюдо с тарталетками – корзиночками из теста, наполненными засахаренной вишней. Небрежным взмахом руки Няня немедленно достала из воздуха чайный сервиз с розами. – Мне бы хотелось, чтобы ты свою волшебную палочку для таких дел использовала, – заметила Фея-Крёстная и бросила на свою сестру недовольный взгляд. Ну настолько недовольный, насколько он вообще может быть таким у Феи-Крёстной. Во всяком случае, будь здесь сторонний наблюдатель, он ни за что не подумал бы, что Фея-Крёстная недовольна Няней. – Настоящие феи все чудеса делают с помощью палочки.

– Но зачем я буду махать палочкой, если она мне совершенно не нужна? – Няня старалась, очень старалась не раздражаться на свою сестру, хотя не могла не заметить, что после их возвращения в Страну эльфов и фей та с каждым днём становится, как бы это сказать... образцовой феей, что ли. И довольно занудной, честно говоря.

– И не забудь сделать видимыми твои крылышки! – пронзительным тоном добавила Фея-Крёстная.

– Да, сестрица, – вздохнула Няня. – Не забуду.

– И не закатывай глаза, прошу тебя! Не закатывай! Тебе известно, как много людей мечтают о том, чтобы у них были крылышки, как у феи? Вот то-то! А ты, видишь ли, не хочешь их носить. Брезгуешь.

– Ты же знаешь, что я с радостью могу отдать свои крылышки тому, кому они нужнее, чем мне. И хватит об этом. А теперь давай сменим тему разговора, пока мы с тобой окончательно не переругались друг с другом, – предложила Няня.

Фея-Крёстная закончила расставлять красивые тарелочки, раскладывать кружевные салфеточки, поставила в центр стола великолепный четырёхслойный розово-голубой торт.

– Да-да, конечно, ты права! Скажи, ты говорила уже с Тьюлип? Она говорила что-нибудь про Оберона – будет он сегодня на совещании или нет?

– Об этом она ничего не говорила. Они оба заняты только своими заботами.

– Не понимаю я этой юной леди! Столько возиться с какими-то Повелителями Леса! И куда только её родители смотрят?

– Боюсь, что это ещё одна тема, где наши с тобой мнения не сойдутся, моя дорогая.

– Отлично! Ну тогда, быть может, сосредоточимся на подготовке к совещанию? Можешь украсить бантами спинки этих стульев? Остальные феи будут здесь с минуты на минуту!

– Бантами? – ошеломлённо переспросила Няня.

– О, боже! Никакого толка от тебя нет! Ладно, я сама об этом позабочусь! – Фея-Крёстная раздражённо взмахнула своей волшебной палочкой, и на спинках расставленных вокруг стола стульев появились пышные розовые банты. – Ну так же гораздо лучше, правда? – спросила она, отступив назад и любуясь своей работой.

Няня осмотрелась вокруг и хмыкнула про себя, разглядывая пышные, наколдованные Феей-Крёстной украшения. По мнению Няни, их было слишком много, и при этом все они были розового цвета. Ей казалось, что её запихнули внутрь какого-то гигантского розового бутона.

«Ты в Стране эльфов и фей, детка», – напомнила себе Няня и вновь, в который уже раз, попросила богов дать ей сил и спокойствия вытерпеть общение с феями. И особенно со своей сестрой.

Няня и Фея-Крёстная только-только закончили свои приготовления, как уже начали собираться остальные феи – члены Совета. Чай был накрыт во дворе, возле фонтана, в центре которого возвышалась статуя Оберона в натуральную величину. С веток цветущих деревьев летели лепестки цветков вишни, падали на поверхность воды в фонтане и на мощённый брусчаткой двор. Вновь оказавшись здесь, Няня сразу вспомнила Малефисенту, и у неё защемило сердце. Эти воспоминания Няня от себя сумела отогнать, но на душе у неё по-прежнему было тревожно. Очень не нравилось ей, что Цирцея так далеко, особенно сейчас, когда оказались на свободе злые сёстры, да и Гримхильда явно что-то затевала. А что, если сёстрам действительно удастся вернуть к жизни Малефисенту? Как тогда сможет Няня взглянуть ей в лицо? Эти страхи Няня тоже старалась прогнать прочь, успокаивала себя тем, что хотя бы за Тьюлип можно совершенно не беспокоиться. С Обероном Тьюлип в безопасности, он сумеет защитить её. Так что одной проблемой меньше.

Но Цирцея, Цирцея...

Няня до сих пор не получала от неё никаких известий и уже начинала беспокоиться.

– Сестра, я собираюсь ускользнуть ненадолго и поговорить с Цирцеей. Очень коротко поговорить, просто убедиться, что всё в порядке. Волнуюсь я за неё что-то.

– Сейчас не время, сестра, – ответила Няне Фея-Крёстная.

Няня тяжело вздохнула.

– А ты, я вижу, забыла свои крылья! – добавила Фея-Крёстная, тыча в спину сестре своей волшебной палочкой. – Бибиди-бобиди-бу! Ну вот, совсем другое дело, с крыльями-то!

Няня вновь вздохнула, из последних сил стараясь не раздражаться на свою сестру, хотя ненавидела все эти «бибиди-бобиди-бу» и прочую ерунду. И крылья свои тоже ненавидела. Никак не могла привыкнуть к тому, что они такие тяжёлые, прямо как каменные. Няня вспомнила свой разговор с Малефисентой, он состоялся в ту пору, когда её подопечная была ещё мала и жаловалась на отсутствие крыльев.

«Дорогая моя, крылья – это совсем не такая замечательная вещь, как о них рассказывают! Ты ровным счётом ничего не теряешь от того, что их у тебя нет, можешь мне поверить!» Няня усмехнулась. Как же это так получилось, что она торчит сейчас здесь, в Стране эльфов и фей, исполняет всякие «бибиди» своей сестры и таскает за спиной тяжеленные крылья? А ведь она ещё, помнится, сказала тогда Малефисенте: «Ты думаешь, моя маленькая фея-ведьмочка, что феи свободны, потому что могут лететь, куда им вздумается? Нет, моя дорогая, на самом деле без крыльев у тебя гораздо больше свободы, чем с ними. Придёт время, и ты сама поймёшь, что гораздо лучше и легче жить совсем без крыльев».

Все феи уже собрались к этому времени во внутреннем дворике – ахали, восторгались придуманными Феей-Крёстной украшениями, обсуждали новости и сплетни о злых сёстрах.

– Феи, феи, рассаживайтесь, пожалуйста! – с видом классной руководительницы похлопала в ладоши Фея-Крёстная, а затем заняла своё место во главе стола, усевшись спиной к цветущей вишне. – Сестра, сядь справа от меня! – Она несколько раз постучала по стоявшему справа от неё стулу своей волшебной палочкой, из которой при каждом ударе вырывался сноп ярких искр.

Няня не думала, что её сестра специально ведёт себя как начальница, но ей всё равно это было неприятно, и подчиняться Фее-Крёстной совершенно не хотелось. То же самое можно было, пожалуй, сказать и о Мерривезер, любимице её сестры. Она тоже не спешила занять место за столом и продолжала оживлённо препираться с Фауной и Флорой.

– Фауна! Флора! Сядьте! – прикрикнула Фея-Крёстная. – Полюбуйтесь лучше, какой стол я для нас накрыла! А день-то, день-то какой прекрасный! Только смотрите, постарайтесь не пролить чай на эту замечательную скатерть и джемом её не испачкать.

– В Стране эльфов и фей всегда прекрасная погода, разве не так? – рассмеялась Няня. – Не могу вспомнить, чтобы здесь хоть один хмурый денёк случился. Моя сестра такого не допускает!

Три добрые феи нервно хохотнули. Непринуждённо чувствовала себя в компании Няни только Голубая фея.

– Привет, Няня, – сказала она. – Я очень рада вновь видеть тебя.

Няня никогда не могла привыкнуть к тому, что Голубая фея светится, но это не мешало ей считать Голубую фею образцом того, какой должна быть настоящая фея – доброй, милой, любящей, заботливой.

– Я тоже рада видеть тебя! – ответила Няня. Ей хотелось сказать Голубой фее, что та всегда остаётся в её сердце, что Голубая фея симпатична ей с тех самых пор, когда она поддержала Малефисенту во время экзаменов на фею. Впрочем, вслух Няня решила ничего не говорить, не хотела остальных фей в неловкое положение ставить, поэтому просто улыбнулась Голубой фее, надеясь, что та и без слов всё понимает и чувствует, с каким уважением к ней относится Няня.

– Ну, а теперь, когда чай у всех налит и тарелки наполнены, я буду рада открыть наше совещание. Мы собрались здесь сегодня для того, чтобы обсудить очень важный вопрос о злых сёстрах, – сказала Фея-Крёстная, поправляя маленькие розовые пирожные на своей тарелке с розочками. – О, Мерривезер! Я думаю, тебе должны очень понравиться вот эти маленькие пирожные! Они с лимонным маком, твои любимые! Фауна, Фауна, а ты, я думаю, будешь просто без ума от чая из шиповника. А мёд, который милая Флора дала мне из своего сада? Он просто божественный! Его все, все должны попробовать, обязательно! – Пустая болтовня Феи-Крёстной всё сильнее начинала раздражать Няню. Ну сколько же можно ходить вокруг да около! А Фея-Крёстная всё не унималась. – Ой, у нас, кажется, уже заканчиваются эти прелестные маленькие розовые пирожные! Ничего, сейчас мы это исправим!

И она исправила, вновь наполнив взмахом своей волшебной палочки опустевшее блюдо с пирожными, и счастливо улыбнулась.

У Няни было такое ощущение, что её сестра просто не принимает сложившуюся ситуацию всерьёз. Хотя это и было обычным делом, но всегда ужасно раздражало и расстраивало Няню в Стране эльфов и фей – здесь в порядке вещей было оставаться беззаботным перед лицом смертельной опасности. Всего лишь сегодня утром её сестра паниковала и брызгала слюной от волнения, а сейчас занимается чаем и пирожными, вместо того чтобы созвать военный совет, а должна была бы. Может, вода в Стране эльфов и фей такая, что ли, что делает обитателей здешних мест легкомысленными? Безалаберными даже, можно сказать. Няня громко прокашлялась, заставив Фею-Крёстную скосить в её сторону глаза.

– Мне кажется, что моя сестра, одна из Легенд, хотя мы предпочитаем ласкательно называть её Няней, призывает нас заняться делом. Её некоторая нетерпеливость объясняется тем, что сестра очень давно не была в Стране эльфов и фей и забыла здешние порядки, – сказала Фея-Крёстная, бросив в сторону сестры укоризненный взгляд, который, впрочем, не заставил Няню замолчать.

– Ситуация со злыми сёстрами действительно очень серьёзна, и я полагаю, что нам стоит перейти к делу до того, как мы вновь столкнёмся с разрушениями в нашей стране, – сказала Няня и поспешила продолжить, не давая сестре перебить себя: – Мы должны послать за Обероном и его Повелителями Леса, и вообще позвать всех, кто готов воевать на нашей стороне и защищать нас, а не чаи тут распивать и не вязать розовые бантики!

– А теперь меня послушай! – перебила-таки её Фея-Крёстная. – Я, разумеется, помню, что ты правила Страной эльфов и фей сразу после ухода Оберона, но затем оставила свой пост, и кому его передала? Правильно, мне. Так вот, я не желаю, чтобы ты мне отдавала приказы, сидя за моим же столом!

– Простите, Крёстная, – улыбнулась Голубая фея, глядя на Фею-Крёстную, – но мне кажется, что слова Няни не лишены смысла. Если бы Оберону не стало известно, что злые сёстры собираются воскресить из мёртвых дух Малефисенты, мы бы сами об этом никогда так и не узнали. Если честно, то я удивлена, что Оберона до сих пор нет с нами и он не предлагает нам свои планы защиты Страны эльфов и фей. А теперь обнаруживается, что сёстры были освобождены из страны снов. Простите, Крёстная, но Няня права. Мы должны что-то предпринимать, причём немедленно!

– Ну, злые сёстры всегда таили в себе угрозу. Впервые увидев их, я сразу же поняла, что от них ничего нельзя ожидать, кроме разрушения и хаоса! – сказала Фея-Крёстная.

– Чушь! Пустая болтовня! – вмешалась Няня, которую окончательно достала её сестра. – Когда ты впервые увидела злых сестёр, они были ещё совсем крошками! Что ты могла в них рассмотреть?

Няня обвела взглядом ошеломлённые лица фей, которые явно никогда не сталкивались с тем, чтобы кто-то посмел перечить Фее-Крёстной, которая сидела сейчас сердито нахохлившись, словно облитая водой птица.

– Тогда слушайте! – дрожащим голосом начала Фея-Крёстная. – О злодеяниях сестёр будет объявлено всем! А их преступления будут записаны!

– Да ладно, они уже и так записаны, достаточно для этого открыть любой сборник волшебных сказок! – воскликнула Няня, огорчённая тем, что её сестра так бездарно тратит, тянет время. – О преступлениях сестёр прочитать может каждый, а дальше-то что?

– Я добьюсь того, чтобы их преступления были запротоколированы! – взвизгнула Фея-Крёстная. – Злодеяния сестёр продолжаются слишком долгое время, чтобы не осудить их! Итак, позвольте мне выдвинуть обвинения против них. – Она прокашлялась, и, очистив горло, начала перечислять: – Обвинение первое: Белоснежка. Злые сёстры мучили бедную девочку и свели с ума её мать, подтолкнув к убийству дочери. По счастливой случайности матери удалось лишь погрузить Белоснежку в колдовской сон. А ещё они дали Белоснежке волшебное зеркальце с заточённой внутри стекла Гримхильдой! И, словно этого им было мало, все эти годы изводили и продолжают изводить Белоснежку кошмарными снами. Обвинение второе: Белль. Злые сёстры подбили Цирцею наложить заклятие на бедное, ничего не понимающее Чудовище и на всё его имение. Однако настоящей жертвой при этом оказалась Белль. Сёстры наложили целую серию хитрых, непрямых заклятий, которые должны были завести бедняжку Белль в лес и отдать на растерзание волкам! – Тут Фея-Крёстная вновь откашлялась. – Обвинение третье: Ариэль. Не удовлетворившись предыдущими преступлениями, сёстры сговорились с Урсулой убить Ариэль! В их планы также входило лишить Тритона, его трона и, кроме того, они едва не убили ещё при этом принца Эрика. Позвольте мне добавить этих двоих к общему списку их жертв! Обвинение четвёртое: Аврора. Злые сёстры помогли Малефисенте с помощью своей чёрной, мерзкой магии создать Аврору! И хотя мы все любим нашу принцессу, мою милую, бедную девочку, что, если бы она выросла похожей на свою мать? Со стороны сестёр было совершенно безответственно подвергать будущее принцессы такой опасности! Обвинение пятое: Рапунцель. Сёстры вошли в сговор с Готель и помогли этой ужасной, ворующей детей ведьме скрыть местонахождение Рапунцель от её встревоженных родителей, оставив их с разбитым сердцем!

Няня закатила глаза. Да, всё, сказанное сестрой, было, разумеется, правдой. Однако правдой, да не всей. Как обычно, Фея-Крёстная не считала жертвами злых сестёр тех, кто не родился принцем или принцессой. Ну не брала она в расчёт простых обычных людей, не брала.

– Да, пусть будут запротоколированы все обвинения против сестёр, которые мы выдвинем на суде. Если, конечно, уцелеем после их нападения, – сказала Няня, очень серьёзно глядя на свою сестру. – Я знаю, многие из вас переживали нелёгкие времена, однако меня не покидает чувство, что мы все – в той или иной степени – сами виноваты в том, что позволили злым сёстрам так далеко зайти в их преступлениях. Ведь если бы кто-нибудь из фей присматривал за Малефисентой, злые сёстры не смогли бы замахнуться на то, чтобы помогать ей в создании дочери.

– Послушай, Няня, – негромко заметила Голубая фея, – ты знаешь, что я всегда относилась к Малефисенте с большой симпатией, однако хочу напомнить, что фея, которая должна была присматривать за ней, имелась. И это была ты.

Няня посмотрела в глаза Голубой феи. В них не было ни тени той злобы, с которой обычно отзывались о Малефисенте остальные феи. Нет, только печаль и искреннее сожаление.

– Да, ты права, я упустила её, – согласилась Няня. – Если бы я была рядом с ней, защищала и направляла её, ничего этого с ней не случилось бы. Малефисента никогда не стала бы тем бесчувственным, бессердечным чудовищем, если бы не отдала своей дочери всё лучшее, что в ней было. И была бы до сих пор с нами. Да, я упустила её. Но остальные феи её тоже прозевали, поэтому нам нужно сделать выводы из этого урока и позаботиться о том, чтобы ничто подобное не случилось впредь ни с одной юной женщиной или молодым мужчиной. – Няня обвела взглядом сидевших за столом фей и увидела, что согласиться с ней готова, судя по всему, только одна Голубая фея. И Няня продолжила, не теряя надежды достучаться до всех остальных: – Я чувствую, что нам пришла пора пересмотреть вопрос о том, кому должны помогать феи. Малефисента в данном случае – отличный пример. Вспомните, как она сдавала свои экзамены на фею. Ведь уже тогда Малефисента чувствовала, что в истории с Белоснежкой помогать было нужно в первую очередь Гримхильде, и я вынуждена была согласиться с ней. Малефисента услышала, как мужчина в зеркале мучает Гримхильду, и решила помочь ей, а в результате была отсеяна на экзамене за то, что не стала помогать Белоснежке, хотя было ясно как день, что в самой большой опасности была Гримхильда!

– Гримхильда? В опасности? Ты это серьёзно? Да она же пыталась убить свою собственную дочь! – гневно воскликнула Фея-Крёстная. Три добрые феи одобрительно загудели, соглашаясь с ней. Их голоса слились в общем желании встать на защиту Феи-Крёстной.

– Будь у Гримхильды фея, которая помогла бы ей в горе, не говоря уже о том, чтобы защитить её от жестокого отца, она никогда бы не обратилась к злым сёстрам, не сошла с ума и не попыталась бы убить свою собственную дочь. Малефисента понимала это! Малефисента видела, что, пытаясь помочь Гримхильде, она тем самым поможет и принцессе Белоснежке! – сказала Няня.

– Малефисента перешла на сторону Гримхильды потому, что они обе злодейки! – зло прошипела Фея-Крёстная.

– Ну конечно! Я заранее знала, что именно такую позицию ты займёшь, сестра! Хотя если бы ты могла вырваться из паутины опутавших тебя предрассудков, то рассмотрела бы в юной Малефисенте её особенный талант задолго до того, как мы потеряли эту девочку. До того, как ты толкнула её на тропу, что ведёт к гибели.

Фея-Крёстная вскочила со стула, ударила своими кулачками по столу так, что задребезжали тарелки, запрыгали чашки.

– А теперь послушай меня, сестра! – выкрикнула она. – Мы не собираемся заново ворошить всё это! Я не желаю, чтобы кто-то обвинил меня ещё хоть раз в смерти Малефисенты! И вообще, ты можешь объяснить мне, какое всё это имеет отношение к злым сёстрам, которых мы сейчас обсуждаем?

– Это всё имеет самое прямое к ним отношение. И ко всем другим женщинам, которые, как они, не были рождены прекрасными принцессами и потому – только потому! –вынуждены жить без подсказки и поддержки фей! Разве могли бы злые сёстры стать такими, будь у них фея, которая присматривала бы за ними и направляла их? Посмотри на Готель, на Урсулу посмотри. Будь у них феи- хранительницы, совсем иначе сложилась бы жизнь каждой из них, совершенно иначе!

– Но они же ведьмы!

– Цирцея тоже ведьма, и что? Ты же хочешь сделать её исполняющей желания феей! Так почему, скажи, ты выбрала её? За её красоту или потому, что она одарённая, умеющая сочувствовать другим ведьма?

– Я выбрала её за то добро, которое она сделала для Тьюлип и для Белль. Я выбрала её потому, что она талантливая юная ведьма, и я хочу отдалить Цирцею от её матерей, если уж хочешь знать всю правду! Разумеется, красота Цирцеи тоже дело не последнее. И её, в отличие от Малефисенты, не испугают задания на экзаменах. – При этих словах Феи-Крёстной три добрые феи дружно хихикнули, за что Няня бросила на них разгневанный взгляд.

– В том, что ты ничего не сумела толком рассмотреть за её рогами и зелёной кожей, вины Малефисенты нет!

– Нет, сестрица дорогая, я сумела рассмотреть её чёрное сердце! Точно так же, как смогла рассмотреть и почувствовать чёрное сердце и в Готель, и в Гримхильде!

– Если бы эти никчёмные феи не украли птиц у Малефисенты, если бы ты не наговорила ей столько ужасных слов в день экзаменов на фею, она никогда не разъярилась бы и не начала всё сжигать и крушить. И я никогда не доверила бы тебе её дочь, не позволила бы тебе дурачить короля Стефана и его королеву, отдав им Аврору! Да-да, я знаю, что им давно хотелось иметь ребёнка, что они отвечали всем требованиям фей к любящим, добрым родителям. Так почему бы и не превратить маленькую девочку в принцессу, верно? Но поступив так, я предала свою приёмную дочь и разбила её сердце. Именно поэтому Малефисента и обратилась за помощью к Люсинде, Руби и Марте!

– Ты забываешь о том, почему феи не берут под своё покровительство ведьм, дорогая сестра. Посмотри, например, на своих первых подопечных.

– Да как ты можешь?

– Каждая ведьма, которой ты когда-либо пыталась помочь, разбивала твоё сердце и сеяла ещё больше разрушений и смертей. Как ты думаешь, почему мы пытались возвысить Цирцею до ранга феи? Только для того чтобы спасти её от матерей и от тебя!

Няня почувствовала себя так, словно сестра её по лицу ударила.

– Злые сёстры были тогда совсем ещё маленькими! Как я могла знать, какими они станут, когда вырастут? Был договор передать сестёр в королевскую семью, и те с радостью их приняли. И они стали моими первыми подопечными!

– Ты знала, какими они должны были вырасти. Сама говорила мне, что чувствовала в них что-то злое. Ты отдала их в ту семью, что вызвало её гибель и разрушение на протяжении нескольких поколений! Это ты настояла, чтобы мы дали им шанс, настаивала на том, что они могут очень многое сделать и свернут на другую, правильную тропу. Ты отказывалась, ты не хотела знать правду. Но ты же всё видишь, разве нет, моя дорогая сестра? Ты видишь, кем станет та или иная девочка раньше, чем она сама догадается об этом. Ты видела это в Малефисенте, и в Люсинде видела, и в Руби, и в Марте.

– А ещё я это видела в Цирцее и в Тьюлип! Скажи, разве моя любовь и моя забота о них сделали хоть в чём-то хуже саму меня? И неужели ты не видишь, что всё это взаимосвязано? За свои ошибки я заплатила. Теперь я стараюсь делать всё, что в моих силах, чтобы искупить их. Вот почему так важно, чтобы мы изменили взгляд на то, как должны феи использовать свою магию. Это нужно для того, чтобы избегать в будущем таких бедствий, с которыми мы столкнулись сейчас, имея дело со злыми сёстрами.

– Ещё раз спрашиваю, что из этого имеет отношение к злым сёстрам?

– Всё! – неожиданно прогремел низкий, раскатившийся эхом по всему внутреннему дворику голос, от которого затряслись, роняя лепестки, цветущие ветви вишни. Все феи вскинули свои головы и увидели Оберона. Он стоял, возвышаясь над ними – величественный, могучий, он, наверное, мог бы внушать благоговейный ужас, если бы не его добрые, отцовские глаза.

– Няня права, – сказал он. – Феям необходимо расширить поле своей деятельности. Я полностью согласен с тем, что всё, о чём она говорила, тесно связано с историей злых Сестёр, и в данный момент нам необходимо сосредоточиться на надвигающейся опасности. Мы должны защитить Страну эльфов и фей! Сёстры воскресили Малефисенту из мёртвых, и она уже направляется сюда, чтобы уничтожить нас всех. Нам нужно защитить и себя, и ведьм в Мёртвом лесу.

– Ведьм? В Мёртвом лесу? Никогда! Пусть ведьмы сами выпутываются как хотят! Малефисента направляется сюда, чтобы уничтожить нас, поэтому нам следует собрать все свои силы в единый кулак! – взвизгнула Фея-Крёстная.

– Но сейчас в Мёртвом лесу находится Цирцея, и Белоснежка тоже, – ахнула Няня. – Как ты могла такое сказать, сестра?

– Если Цирцея предпочла Стране эльфов и фей Мёртвый лес, она не заслуживает того, чтобы мы её защищали. Возможно, ей суждено разбить твоё сердце, сестра, как это уже не раз делали другие ведьмы до неё. Что же касается Белоснежки, то тут я согласна: кто-то должен волшебным образом переправить её домой, в родное королевство. Причём немедленно! Я не могу допустить, чтобы принцессе был причинён хоть какой-то вред!

– Я вижу, что время, которое ты провела вместе со своей сестрой в Морнингстаре, ничему тебя не научило! – воскликнул Оберон, глядя сверху вниз на Фею-Крёстную с разочарованием и печалью в глазах. Она же смотрела на него с вызовом, высоко задрав голову и подбоченившись.

– Ты всегда становился на сторону Няни, Оберон! Всегда. Даже сейчас, когда она признаёт свои ошибки, ты по-прежнему на её стороне! Я столько сделала для Страны эльфов и фей, а ты после этого угрожаешь мне! Такова твоя благодарность?

– Есть большое различие между тобой и твоей сестрой. Она умеет признавать свои ошибки и учится на них. Она хочет, чтобы всё стало лучше. Ты же этого не хочешь, к сожалению, и это разбивает мне сердце. Я так давно не был в Стране эльфов и фей, что не считал себя вправе критиковать и судить здесь кого- то, но сейчас вижу, что моё вмешательство необходимо. Пришла пора всем вам забыть на время о своих разногласиях и выступить плечом к плечу на защиту всех наших земель!

– У меня нет ни малейшего желания отступить в сторону и позволить вам с Няней править Страной эльфов и фей! – распалилась Фея-Крёстная. – И меня тошнит слушать, как ты критикуешь меня за верность традициям, которые ты же сам и установил для нас много-много лет назад.

– Я думаю, отойти в сторону было бы самым мудрым решением, которое ты когда-либо принимала, – печально посмотрел на Фею-Крёстную Оберон.

Глава XV

Список злых сестёр

На Мёртвый лес опускались сумерки. Небо стало лиловым, на нём высыпали звёзды, их лучи пробивались сквозь тяжёлый плотный туман, который всегда низко стелился над землёй в этом районе многих королевств. Белоснежка была одна в утренней гостиной, сидела в кресле, обложившись стопками книг, и при свете свечи читала дневник Люсинды, надеясь больше узнать из него о злых сёстрах, найти нечто такое, что сможет использовать Цирцея в борьбе против своих матерей.

Цирцея, Хейзел и Примроуз ушли в библиотеку, искать старинные книги заклятий, которыми пользовалась ещё Мани. В них они надеялись найти заклинание, которое сможет помочь им. Белоснежка же изучала книги, которые взяла из дома злых сестёр. Быстро темнело, и Снежка всё чаще поглядывала в окно, надеясь, что вскоре вернётся Цирцея со своими новыми подругами. Открыла старый дневник и увидела в нём страницы, заполненные загадочными записями, которые оставили в нём сёстры.

Снежка захлопнула дневник и отложила его в сторону. Она начинала нервничать. Где же Цирцея? Снежка вновь открыла дневник на той странице, которую хотела показать своей кузине. Она не переставая размышляла над тем, что имела в виду Люсинда, когда говорила о том, чтобы с помощью Цирцеи разорвать связь Снежки с её матерью. Входило ли, в таком случае, всё это в план злых сестёр? Неужели все они только лишь марионетки в пьесе, которую написали сёстры, как о том сказала однажды её мать?

Белоснежка нервничала всё сильнее, и ей вдруг стало казаться, что стены комнаты постепенно смыкаются, сходятся всё ближе... Точно такое же чувство у неё было, когда она осталась одна в домике злых сестёр. Белоснежка поднялась с кресла, собиралась выйти из гостиной, но в этот момент огоньки зажжённых свечей задрожали и начали угасать. В комнате сразу стало холодно, тесно, душно, и по коже Белоснежки побежали мурашки.

«Я же говорила тебе, что никогда не следует доверять ведьмам, дочка».

Белоснежка подскочила от неожиданности, принялась вертеть головой, осматриваясь по сторонам, но так и не смогла понять, откуда донёсся до неё знакомый голос матери, от звуков которого дрожали огоньки свечей, заставляя плясать тени на стенах.

«Сюда, птичка моя. Сюда».

Снежка пошла на материнский голос – он очень сильно пугал её, раздаваясь в этом странном мёртвом месте, созданном для ведьм. А затем Снежка нашла свою мать – её лицо отражалось в овальном зеркальце.

А само зеркальце висело на дальней стене среди портретов давно умерших королев, правивших когда-то Мёртвым лесом. Честно говоря, Снежке было жутко видеть свою мать среди этих покойниц. Подойдя ближе, Снежка обнаружила, что зеркальце было треснувшим, искажавшим и без того мрачное лицо матери.

«Посмотри, что эта ведьма сделала со мной!»

– Кто? Кто именно с тобой это сделал? – дрожащим от страха голосом спросила Белоснежка.

«Цирцея! Она разбила мою чашку. Я держусь из последних сил, птичка моя. Не верь ей, Снежка! Цирцею используют её матери, чтобы уничтожить тебя. Они всегда тебя ненавидели. Всегда хотели твоей смерти. Они пытались убить тебя с моей помощью, а когда у них ничего из этого не получилось, стали использовать свою собственную дочь».

– Я тебе не верю!

«Они вытесняют меня из моего зеркала, Снежка! Я никогда больше тебя не увижу! Прошу, уходи отсюда, пока ещё есть такая возможность! Они идут!»

– Цирцея не знала, что, разбив твою чашку, она причинит тебе вред! Она была сердита на своих матерей, когда сделала это! Она не знала, что из этого получится!

«Не знала, думаешь? Ой ли? С того момента, когда вы прибыли в Морнингстар, она всячески старалась удерживать тебя как можно дальше от меня. Если помнишь, Цирцея сама говорила, что защищает тебя от меня, хотя, по идее, должна была саму себя защищать от своих матерей! О, эти злые колдуньи, любительницы вмешиваться в чужие дела, строить заговоры и губить судьбы! Ты очень правильно поступишь, если покинешь это место до того, как они обрушат ужас на ваши головы! Они ненавидят тебя, моя птичка, ненавидят потому, что заранее предвидели, как сильно полюбит тебя Цирцея».

– Всё, о чём ты говоришь, лишено смысла, мама. Ты утверждаешь, что злые сёстры желают моей смерти из-за нашей дружбы с Цирцеей, но при этом говоришь, что они сами сводили нас с Цирцеей вместе. Бред какой-то!

«Злые сёстры сумасшедшие. Они запутались в своих обещаниях и не могут вырваться из этой ловушки. А теперь беги. Беги, пока они не добрались сюда. Я больше не могу сдерживать их натиск. Они идут, птичка моя. Они идут... »

Прежде чем Белоснежка успела что-либо ответить, зеркальце начало разваливаться на куски. Крики матери становились всё мучительнее, всё испуганнее, а затем их заглушил треск ломающегося стекла.

Осколки зеркала разлетелись по всей комнате, слегка порезали Белоснежке руку, которой она прикрыла глаза, чтобы защитить их. Отведя руку, Снежка увидела лежащее на полу тело своей матери. Оно было покрыто сеткой порезов, напоминавших узор трещин на стекле.

– Мама! Нет! – испуганно вскрикнула Снежка.

В гостиную вбежали Цирцея, Примроуз и Хейзел. Снежка заметила, какими испуганными стали их лица, когда они увидели лежащую на полу Гримхильду.

– Цирцея, помоги моей маме! Прошу тебя! Скорее!

Цирцея казалась застывшей от страха и отвращения.

– Цирцея! Пожалуйста!

Но Цирцея не смотрела сейчас ни на Белоснежку ни на её мать. Она смотрела мимо них в пустую рамку в которой раньше держалось разбившееся зеркало. Что-то карабкалось, вылезало из рамки, корчилось, словно раненое насекомое – мерзкое, чудовищное. Послышался треск костей и стоны, вслед за первой тварью из разбитого зеркала поползли новые две. Белоснежка и ведьмы с ужасом наблюдали за тем, как явившиеся жуткие создания постепенно распрямляют свои тела, вытягиваются в свой полный рост.

Да, вы правильно угадали. Это были злые сёстры – страшные и, как всегда, разъярённые.

– Ого, похоже, мы попали прямо в ведьмино гнездо. Ну с чего начнём? – Сёстры засмеялись, а Люсинда небрежным взмахом руки вытряхнула из гостиной Хейзел, Примроуз и Цирцею. Ведьмы просто вылетели за дверь, которая сама собой захлопнулась за ними.

– Прошу прощения, сударыни, – криво усмехнулась им вслед Люсинда. – Просто мы хотели бы ненадолго остаться одни с Белоснежкой и её матерью.

Глава XVI

Дочь ведьмы

Злые сёстры стояли и смеялись, глядя на Белоснежку. Они выглядели похожими на ставший явью кошмар – такие же мерзкие, такие же похожие на чудовищных кукол, какими их помнила Снежка.

Она никак не могла отделаться от ощущения, что спит и видит сон. Эти самые ведьмы отравляли сны Снежки с самых первых лет её жизни, а теперь она стояла перед ними, над лежащим на полу телом своей умирающей матери. Снежка всегда с ужасом думала о том дне, когда она вновь может вот так, лицом к лицу, столкнуться со злыми сёстрами, и каждый раз пыталась представить себе, что она в этом случае будет делать. Но сейчас Снежка неожиданно услышала свой внутренний голос, о существовании которого никогда раньше и не подозревала. И этот голос неожиданно придал ей сил и решимости.

– Заткнитесь, вы, злобные твари! Что вы сделали с моей мамой? – прикрикнула на сестёр Белоснежка.

– Ах, какие мы смелые! Какие мы храбрые! – принялись насмехаться над ней ведьмы. – Поблагодари за это Цирцею, милочка! Без неё ты до сих пор сидела бы под каблуком своей маменьки и пряталась под юбками Вероны! – со смехом сказала Люсинда, глядя на Белоснежку.

– Ну да, ты дочь ведьмы, всё правильно, – вставила Марта, не дожидаясь, пока её сестра продолжит говорить. – Достаточно просто увидеть для этого, как ты смотришь на нас. Глазки-то так и сверкают! Если честно, я ждала, что ты сильнее испугаешься. Забьёшься, например, под ковёр и заплачешь, как делала это в детстве.

– А ты уверена, что хочешь, чтобы мы спасли твою маменьку? – вновь заговорила Люсинда. – Действительно хочешь возвратить свои земли и вновь жить на них под её пристальным надзором через зеркало? Действительно хочешь навсегда остаться связанной с женщиной, которая пыталась убить тебя?

– Сделать это её заставили вы, вы! Я читала сборник волшебных сказок! Я читала ваши дневники! Я знаю правду!

– Очень смело, – приблизилась Люсинда, пристально глядя на Белоснежку. – Ты меня удивляешь. – Она скосила глаза на окровавленное, изломанное тело Гримхильды и хихикнула: – Эй, ты слышишь меня, Гримхильда? Чувствуешь, как испугана твоя доченька? Нет, не знаешь, потому что не видишь её лица. А то ты гордилась бы ею. Она, наконец, поняла, что такое ненависть, ха-ха. Кстати, – вновь переключилась она на Белоснежку, – ты можешь вспомнить, когда ты видела в зеркале своё отражение, а не лицо твоей маменьки, Снежка? Вот! А всё потому, что ей не хотелось, чтобы ты узнала, какая ты красивая! Никогда этого не хотела! А тебе известно, что она умоляла нас убить тебя? Умоляла! Так сильно хотела от тебя избавиться, что её папеньке пришлось называть Гримхильду самой прекрасной на свете. Вот как желала она твоей смерти, вот как желала! – Люсинда явно наслаждалась, причиняя Белоснежке боль.

– Заткни свой рот поганый! Это всё вы с ней сделали! Моя мама любит меня! Любит сейчас и тогда меня любила.

– Любит, ага. Так сильно тебя любит, что поймала в западню Опал, любимую птицу Малефисенты, и против воли этого несчастного существа сделала так, что мы с её помощью смогли вытащить Малефисенту из-за завесы. А затем, замирая от восторга и ужаса, твоя маменька наблюдала за тем, как мы, уже с помощью не птицы, а исковерканной чёрной магии, возвращаем к жизни дракона Малефисенты! Любит тебя так сильно, что содействовала Фланци, когда та помогала нам вырваться из страны снов, для того чтобы мы смогли поднять Малефисенту из мёртвых. И всё это в обмен на тебя! Она строила вместе с нами заговоры и хитрые планы, и её совершенно не заботило, кто при этом может выжить, а кто умереть! Ну что, убедила я тебя, дорогуша, что твоя маменька ведьма и всегда ею была? Она просто такая же, как мы.

– Ложь!

– Твоя маменька пришла к нам, когда мы находились в стране снов. Пришла и умоляла, чтобы мы помогли ей! Соглашалась на всё что угодно, лишь бы вновь забрать тебя к себе домой. Ну, так кто лжёт-то, Белоснежка? Думаю, это ты сейчас пытаешься лгать самой себе!

Белоснежка сверху вниз посмотрела на свою лежащую на полу мать. Дыхание у Гримхильды было слабым, редким, кровь сочилась из резаных ран, сетью длинных полос покрывавших её лицо и тело.

– Она умирает. Помогите мне, прошу вас!

– Нет, вы только взгляните на это! Белоснежка просит нас о помощи! Ты просишь злобных тварей, которые натравили когда-то маменьку против тебя, спасти её! Интересно, что подумает и скажет об этом король Чарминг?

Но Снежка Люсинду не слушала, она склонилась над своей матерью, пытаясь расслышать то, что та пытается сказать. Это был слабый, едва слышный шёпот, похожий на шипение пузырьков в стакане воды.

– Наклонись ближе, моя дорогая. Я люблю тебя, – произнесла Гримхильда, и в это время начали раскрываться её раны. Через их разошедшиеся края хлынула кровь, заливая пол, а сама Гримхильда стала разваливаться на куски, словно разбившееся зеркало. Увидев это, Белоснежка закричала. Ещё секунда, и её мать была мертва. Рассыпалась на миллион кусочков. Снежка навсегда потеряла её, но, что удивительно, помимо ужаса, боли и горя чувствовала при этом облегчение.

Злые сёстры наблюдали за всем этим с огромным интересом, похохатывая и приговаривая:

– Ага! Мы видим твоё сердце, Белоснежка! Оно чёрное, а не белое, как снег! Яблоко от яблони недалеко падает, мы это тоже видим! Ты ведь желаешь, желаешь, чтобы твоя мать умерла! Желаешь, мы видим!

От их голосов Белоснежку затошнило.

– Это неправда! – крикнула она. – Это неправда!

– Кстати, о яблочках, – криво усмехнулась Руби. – Ты нашла подарочек от своей маменьки, который она оставила для тебя на пороге? – Белоснежка с ненавистью взглянула в издевательски улыбающееся лицо ведьмы. – Ну, что на это скажешь?

– Кто же ещё мог принести тебе в подарок такое замечательное красное яблоко, как не твоя маменька? – вновь захихикали сёстры.

Белоснежка поднялась на ноги, её руки и подол платья были испачканы кровью матери.

– Ложь!

Смех сестёр наполнил пространство комнаты, и было в нём что-то такое, что заставило Белоснежку почувствовать, что эти мерзкие женщины говорят правду. Как ни ужасно было ей признавать это, но сердцем она понимала, что то яблоко действительно оставила её мать. Наверное, Снежка должна была бы испытать то же самое чувство, которое охватило её в домике злых сестёр в тот день, точнее вечер, перед появлением матери. Паника должна была её охватить. Желание сломя голову бежать отсюда куда глаза глядят. Но не было у неё этого чувства, нет. Умерло оно, умерло вместе с её матерью. Вместо панического страха Снежка внезапно почувствовала в себе огромную, неведомую раньше силу. Она больше не боялась сестёр. Ни капельки не боялась.

– Не глупи, Белоснежка. Дочь ты ведьмы или нет, у тебя всё равно не найдётся на нас управы. И противоядия тоже. Победить нас тебе никакой поцелуй истинной любви не поможет, – прокаркала Марта, а Люсинда схватила Белоснежку за горло и сильно сдавила его.

Тут наконец сквозь дверь сумела прорваться Цирцея. Лицо её перекосилось от ужаса, когда она увидела, что творят с Белоснежкой злые сёстры. Вслед за Цирцеей в комнате появились Хейзел и Примроуз – разгорячённые, готовые ринуться в бой.

– Снежка! Кулон! Выпей его! – взвизгнула Цирцея.

Они вместе с Хейзел обрушили на Люсинду град заклятий, но заставили её лишь ещё громче расхохотаться над их усилиями. Впрочем, ведьмин смех резко оборвался, когда Люсинда услышала, как хрипят, задыхаясь. Руби и Марта. Их душила невидимая могучая сила. Люсинда немедленно отпустила Снежку, и Руби с Мартой тут же повалились на пол, жадно хватая ртом воздух, словно выброшенные волной на берег рыбы. На лице Люсинды было написано крайнее удивление и отвращение.

– Что это за колдовство? – прошептала она, глядя на Цирцею. – Это ты сделала?

Глава XVII

Возвращение королев

Цирцея чувствовала гнев своих матерей. От него мороз побежал у неё по коже. Злые сёстры вопили так громко, что казалось, от их криков вот-вот разрушится весь дом.

– Как ты могла поделиться своей кровью – нет, нашей кровью! – с Белоснежкой? – надрывалась Люсинда, из глаз которой, казалось, летели искры. – Ты не сможешь вечно защищать от нас Белоснежку! – Затем она повернулась к самой Снежке: – А тебе не получить Цирцею! Она наша! Как и должно быть! Как было задумано с самого начала! Мы именно так её создавали! Вместе с ней мы погрузим этот мир во мглу и будем петь и танцевать под крики, доносящиеся из страны живых!

– Дочь, прекрати немедленно!

Якоб. Это был Якоб. Он стоял здесь, величественный и спокойный. Мужественный, но при этом исполненный отцовской нежности. Люсинда замерла, словно её к месту пригвоздили. Её лицо сморщилось, как у маленькой девочки, получившей нагоняй от родителей.

– Отец? – прошептала Люсинда таким слабым голосом, что он казался ненастоящим, кукольным.

Такой послушной свою мать Цирцея не видела ещё никогда. Такой на удивление спокойной, словно появление отца каким-то непонятным образом избавило её от обычного сумасшествия – по крайней мере, на время. Марта и Руби стояли как придушенные, склонив головы набок, дико выпучив глаза и раскрыв рты. В Якобе было нечто такое, что успокоило матерей Цирцеи, вернуло им разум и заставило её вспомнить о том, почему она любила их. А ведь она же когда-то любила их, правда?

– Успокойся, девочка моя ненаглядная. Усмири свою ярость и гнев. Ты так похожа на свою маму и бабушку. Ты должна учиться спокойствию. Вы все должны этому учиться, – нежно ворковал Якоб, пытаясь успокоить, унять своих дочерей.

– Не говори мне о моей матери и бабушке! Они отказались от нас, отослали жить с феями и отдали в руки одной из Легенд! Ты, надеюсь, понимаешь, почему та фея получила своё прозвище? Вовсе не потому, что была такой уж великой феей! – сердито воскликнула Люсинда, к которой быстро возвращалось её обычное безумие.

– Мы не хотели отсылать вас прочь! У нас просто не было другого выбора, девочка моя! Клянусь, что мы с вашей мамой меньше всего на свете хотели этого!

Цирцея видела, как разум то возвращался к её матерям, то вновь ускользал от них. Тень сумасшествия наплывала на лица злых сестёр, и они словно попадали в руки злого демона, чтобы затем вновь прийти в себя, слушая голос Якоба. Ничего более странного, чем эти преображения, происходившие с матерями прямо у неё на глазах, Цирцея в жизни своей не видела. Ей хотелось, чтобы Снежка убежала из этой комнаты прочь от злых сестёр. «Хейзел, отведи Снежку в дом моих матерей», – подумала Цирцея, и Хейзел кивнула, прочитав её мысли. Пока Якоб убаюкивал своих дочерей, она схватила Снежку за руку и повела её к выходу из комнаты.

– Матери мои, слушайте Якоба, прошу вас! – воскликнула Цирцея. – Он вас любит. Я знаю, что любит. Просто слушайте его.

Сам Якоб в это время медленно приближался к своим разрывающимся между разумом и безумием дочерям. Приближался осторожно, словно подходил к диким зверям, способным в любой момент броситься на него.

– Люсинда, девочка моя. Могу я взять тебя за руку? Пожалуйста, позволь. Мне так стыдно, что я столько лет сторонился тебя и твоих сестёр, когда вы пришли в Мёртвый лес. Но я боялся, я просто боялся.

– Я тогда не знала, кто ты, – сказала Люсинда. На глазах у неё стояли слёзы. – Мы поняли это только много лет спустя, когда прочитали дневники Мани.

– Доченьки мои, прошу вас, присядьте рядом со мной. Мне столько всего нужно сказать вам, столько всего... Пойдёмте, сядем где-нибудь и поговорим спокойно...

Люсинда, Руби и Марта позволили Якобу увести себя в большую столовую. Цирцея с удивлением наблюдала за тем, какими спокойными и послушными становились сёстры в его присутствии. Как охотно делали всё, о чём просил их Якоб.

– Давайте, давайте, малышки мои, – приговаривал он, усаживая их и нежно глядя при этом каждой из сестёр в глаза. Цирцея стояла в дверном проёме вместе с Примроуз и с удивлением наблюдала за этой сценой. Напряжение не покидало Цирцею, она ждала, что вот-вот что-нибудь пойдёт не так, что злых сестёр вновь охватит безумие, опасалась, что Хейзел не успеет отвести Белоснежку в их домик раньше, чем они вновь слетят с катушек. – Девочки мои, усаживайтесь удобнее и послушайте меня. Все послушайте, – продолжал Якоб, глядя в сторону двери.

Цирцея и Примроуз подошли ближе, присели за стол, стараясь при этом оказаться как можно дальше от сестёр и поминутно бросая взгляды в сторону двери, ожидая возвращения Хейзел. Якоб занял место во главе стола, прямо под каменными гарпиями, нависавшими над его головой. Улыбнулся Люсинде, залюбовавшись красотой её лица, утонув в воспоминаниях о её матери.

– Вы так похожи на них, дочки. Так похожи на вашу мать и её мать, вашу бабушку, – сказал он, обводя взглядом всех сидевших перед ним ведьм. – А когда меня возвратили к жизни уже как слугу королев Мёртвого леса, а бабушка уже создала вас в трёх лицах, я полюбил вас ещё сильнее. Но предки рассердились на вашу бабушку за то, что она собиралась распространить свою власть за границы Мёртвого леса и вас подбивала к тому, чтобы сделать это. Предки предсказывали, что вы уничтожите Мёртвый лес, если удерживать вас внутри его границ. Теперь я вижу, как сильно они ошибались. – Казалось, что Якоб мысленно перенёсся в те места, которые мог видеть только он один, в места, куда никто не может последовать за ним. Возможно, вспоминал давние дни, а может, просто был счастлив от того, что находится в компании своих ведьмочек. – Ваша бабушка Нестис пыталась однажды распространить свою власть за границы Мёртвого леса, точно так же, как это пытаетесь сделать вы. Она хотела погрузить весь мир во мрак, натравить своих марионеток на многие соседние королевства, но предки остановили её и заставили вашу маму от дать вас на воспитание феям. Они убедили её в том, что это единственный выход.

– Но почему ты не боролся за то, что бы удержать нас здесь? Почему мама этого не сделала? – спросила Люсинда. Сейчас она была похожа на обиженного, одинокого ребёнка, а не на ужасную ведьму, какой она стала в итоге.

– Мы боролись, девочка моя, мы боролись! Но ваша мама не была достаточно сильна для этого. Ещё не была. Она не вошла в свою полную силу, а к тому времени, когда окрепла, уже целиком и полностью поверила предсказаниям. Начала бояться вас так же сильно, как опасались вас предки. Это теперь я понимаю, что мы должны были держать вас здесь, рядом с собой. Мы никогда не позволили бы вам нападать на многие королевства только лишь ради того, чтобы сеять в них хаос, смерть и разрушение! Если бы вы оставались со мной и вашей мамой, то после неё здесь стали бы править вы, а не Готель, не эта бедная испорченная девочка и не её сёстры, хотя я и люблю их.

– Тогда почему ты не сказал нам всего этого, когда мы побывали здесь? – спросила Руби. По её виду можно было сказать, что слова отца убедили её не так сильно, как Люсинду.

– Потому, девочка моя, что я верил предкам. И ваша мама тоже верила им. Я думал, что вы разрушите, уничтожите Мёртвый лес. Я должен был защищать Готель, поскольку в мои обязанности входит защищать всех королев мёртвых – и нынешних, и будущих, – а также строго хранить тайны моих повелительниц. – Якоб соединил вместе руки всех сестёр и обхватил их своими ладонями. – Ах, бедные мои девочки, вы столько лет колесили по многим королевствам, искали повсюду свой настоящий дом, поступали так, как вам диктовал ваш характер, который вы унаследовали от своей мамы, а она от своей матери, вашей бабушки.

Цирцея сидела тихо, как мышка, и слушала Якоба. Он был прав. Её матерям имело смысл создать себе дочь тем же самым способом, каким это сделала их собственная мать. Правда, взялись они за это не с той стороны, и слишком много от себя при этом вложила в дочь каждая из них. Или, другими словами, слишком много они все потеряли, создавая свою Цирцею.

– Если бы вас растили здесь, вы так и жили бы всегда в границах Мёртвого леса, – продолжал Якоб. – Этот лес бы стал для вас всем миром, а вы – его правительницами. Предки никогда не выбросили бы вас в ничего не подозревающий внешний мир, куда вы принесли только хаос и разрушения. Этим лесом вы и стали бы править после своей матери.

– Ты говоришь, что наша бабушка создала нас в трёх лицах. Что это значит? – спросила Марта, глядя на Якоба своими широко раскрытыми глазами. Казалось, она изучает каждую мельчайшую чёрточку его лица, словно стремится прочитать по нему ответ на свой вопрос.

– Что это значит, Люсинда? – подхватила Руби. Они снова потеряли рассудок, и Люсинда увидела, что Марту и Руби охватило то самое безумие, которое всё чаще захлёстывало их в последнее время. – Что это значит? Что это значит? – кричали они, вскочив с места и топая ногами. Они рвали на себе чёрные платья, выхватывали из волос и разбрасывали по полу воткнутые в причёску перья, острыми ногтями царапали себе щёки.

– Сёстры, немедленно прекратите это! Вы порвёте платья, которые я только-только наколдовала нам перед тем, как мы покинули Промежуточное место. Но вы же этого не хотите, правда? Вам же не хочется испортить ваши новые, такие прелестные платья? – пыталась успокоить своих сестёр Люсинда, выбирая для этого самый верный из известных ей способов – упирать на наряды.

Руби и Марта прекратили беситься, но по- прежнему хотели знать, что имел в виду Якоб.

– Люсинда, хоть ты скажи нам, что он имеет в виду. Мы не понимаем.

– Мои дорогие сёстры. Мои Руби и Марта. Я родилась от нашей матери, Мани, и её возлюбленного Якоба, а Нестис, наша прабабушка, разделила меня натрое – именно таким образом на свет появились вы. Проще говоря, она создала вас точно так же, как мы потом создали Цирцею и помогали Малефисенте создать Аврору, что же тут непонятного?

– Но это, однако, было сделано не с помощью одного и того же заклятия, не так ли, Люсинда? – Это была Хейзел. Она стояла в дверном проёме и почти с самого начала слышала весь этот разговор. Люсинда резко повернула голову, чтобы взглянуть на Хейзел.

– Ещё один человечек с ведьмовской кровью в жилах! Гадство! – зло выдохнула Люсинда. – Готель, наконец, была хотя бы создана с помощью магии! Мы были её подлинными сёстрами! Сёстры по магии! А ты и твоя сестрица Примроуз были в младенчестве взяты из деревни Якобом, тебе известно об этом? Вас забрали у ваших настоящих родителей, у грязных смертных родителей, и смешали вашу кровь с кровью Мани! Чтобы заменить нас вами! Я... Да я убью тебя на месте!

– Ты же знаешь, что это невозможно, Люсинда. Мы с тобой одной крови. Во всех нас кровь нашей матери! – сказала Примроуз, сжимая кулачки и выступая вперёд, чтобы заслонить собой свою сестру.

– Прекратите это, девочки! Немедленно прекратите! – громко прикрикнул на них Якоб, но ведьмы не слушали его. Комната снова превратилась в сумасшедший дом. В отделение для буйных. Все ведьмы одновременно завывали, стремясь перекричать друг Друга.

– Вам известно, кем вы были, когда впервые пришли, к нам много лет назад? Именно поэтому вы забрали у нас нашу сестру Готель и помогали разрушать Мёртвый лес? – спросила Хейзел, не скрывая своего презрения к Люсинде и её сёстрам.

– Мы забрали её потому что она была нашей настоящей сестрой. В отличие от вас. Она была создана с помощью магии, тем самым старинным колдовским способом, которым создавались многие поколения королев Мёртвого леса! Мы хотели иметь её при себе! Мы хотели воссоединить нашу семью! – прошипела Люсинда, с такой силой стискивая кулаки, что её ногти глубоко впились в мякоть внутренней стороны ладоней.

– А затем вы бросили её! Оставили её сходить с ума и увядать, сохнуть, пока старались вернуть нас назад. Годами вешали Готель лапшу на уши, заставляя верить, будто собираетесь помочь ей!

– Мы хотели помочь ей! Хотели! Пытались! Но должны были найти способ вернуть назад Цирцею! И ещё должны были спасти Малефисенту!

– Но если бы вы просто использовали заклинания нашей матери, заклинания, которыми на протяжении поколений пользовались наши предки, ничего из этого не случилось бы. Но вы решили экспериментировать. Вместо материнских заклинаний вы стали придумывать свои собственные! Вы искази ли их и превратили в нечто разрушительное, как и всё, к чему вы прикасаетесь, Люсинда! Мы любили вас, когда вы только что явились в Мёртвый лес, и вам известно об этом! Вы должны были сказать нам, кто вы, и остаться жить здесь вместе с нами. Мы могли бы быть счастливы вместе. Мы так любили вас, Люсинда. Мы были очень рады тому, что в Мёртвом лесу появились новые ведьмы. Те, что обучат нас магии. Но вы использовали Готель, взяли наши заклинания, исказили их и заставили рикошетом отскочить на себя и на свою фею-ведьму, дракона вашего, и по ходу дела всё разрушили!

– Это была не наша вина! Мы просто просчитались немного! Нас было трое, а Малефисента только одна, вот почему заклинание ударило по ней!

– Но разве вы не видели, что то же самое происходило и с вами самими, только намного медленнее? Вы отдали Цирцее всё лучшее, что в вас было, но поскольку вас трое, эффекту вырождения просто потребовалось больше времени, чтобы разрушить вас. Разве ты не видишь, Люсинда, что вы сходите с ума? Моя сестра Готель это видела. И Малефисента видела, и Урсула, они обе говорили об этом в своих посланиях. Они замечали, как это медленно происходит с вами на протяжении многих лет. А сейчас совершенно очевидно видит это и Цирцея. Единственные, кто этого не замечает, так это вы сами.

– Не говори нам об Урсуле! Эта ведьма предала нас и заслуживала своей ужасной недостойной смерти!

– Может быть и так, однако она очень любила вас до того, как потеряла свой рассудок, не так ли? Неужели вы не чувствуете, что вплотную подошли к той же бездне безумия? Слишком опасно приблизились к ней. Прошу тебя, Люсинда, остановитесь. Не делайте этого. Не разрушайте всего того, что любит ваша дочь, только ради того чтобы держать её ближе к себе. С каждой новой смертью, с каждой новой сломанной судьбой вы причиняете боль своей дочери. Вы мучаете этим Цирцею.

Злые сёстры вновь впали в безумие.

– Нет! Мы не мучаем её! Нисколько! Она для нас свет в окошке! Так же, как Аврора была для Малефисенты. Иметь её рядом с нами значит вернуть себе свет. Чем дальше она от нас, тем сильнее мы слепнем. Нам необходим наш свет. Без него мы оказываемся во тьме и в одиночестве.

– Матери, я здесь. И никто меня забирать от вас не собирается, – сказала Цирцея, чувствуя, что должна попытаться как-то успокоить своих матерей. Но и своей жизни рядом с ними она себе не представляла. Во всяком случае до тех пор, пока её матери находятся в таком состоянии. Вот в этом Цирцея была сейчас уверена твёрдо, как никогда раньше.

– Эти ведьмы хотят, чтобы ты была с ними! И Няня этого хочет, и феи! Все хотят забрать тебя у нас, все! Няня вообще хочет реабилитироваться за свои былые дела, взяв тебя под свою защиту! Она собирается защищать тебя от нас! А мы не хотим этого! Да, мы дали обещание. Из ненависти дали обещание, которое должны выполнить. Мы связаны обещанием, которое дали, находясь в стране снов. Но ты будешь нашей, Цирцея! Мы отнимем тебя у любого, кто захочет присвоить себе то, что по праву принадлежит только нам! – неистово завывала Люсинда. Волосы у неё на голове вздыбились, лицо перекосилось от бешенства.

Злые сёстры встали рядом друг с другом, высоко подняли свои руки. На их ладонях появились маленькие светящиеся серебристые шарики. Они потрескивали, увеличивались в размерах, рассыпая по всей комнате яркие искры. Сёстры сжали светящиеся шары, и из их кулаков вырвались вспышки света. Они ударялись о стены, заставляя трястись весь дом. Вспышки ударили в старую часть особняка, оживив кошмарных ночных тварей, много лет дремавших внутри каменных изваяний. Твари вырвались наружу, отчего дом начал разрушаться, крошась на куски. Ожили стоявшие в столовой каменные гарпии, рванулись сквозь большие венецианские окна, разбивая стёкла и вываливаясь вниз, во внутренний дворик. Цирцея, Примроуз и Хейзел закричали, а Люсинда тем временем направила тварей в Мёртвый лес.

– Ночные создания, слушайте меня! – кричала Люсинда. – Это я, ваша королева! Найдите моих врагов в Мёртвом лесу и во многих королевствах и уничтожьте их всех от моего имени и по моему приказу!

Особняк вновь начал трястись и осыпаться. Все, кто был в комнате, слышали, как трескаются и валятся на землю камни. Якоб, Примроуз, Хейзел и Цирцея подбежали к окнам и увидели кружащих над Мёртвым лесом гигантских каменных драконов. Увидели ожившую статую Горгоны, шагавшую по двору к громадной спирали тёмно-красного света, появившейся на границе Мёртвого леса. Над Горгоной кружили каменные вороны, а в разбитые окна особняка продолжали вылезать всё новые гарпии. Они взмывали в воздух и присоединялись к другим крылатым тварям, держащим путь за пределы Мёртвого леса.

Цирцея закрыла свои глаза и вздохнула. Она знала, что должна сделать. Она знала это с самого начала своего путешествия, но только сейчас набралась достаточно смелости, чтобы решиться на этот поступок.

Глава XVIII

Война в Стране эльфов и фей

Оберон и трое Повелителей Леса собрались на границе Страны эльфов и фей. Они были готовы ждать и сразиться с Малефисентой, если она вернётся. При мысли о новой встрече с ней сердце Оберона переполнял ужас, к которому примешивался восторг от вида фей, дежуривших в некотором отдалении, высматривая появление Малефисенты.

В последней битве с Малефисентой Оберон потерял многих своих друзей и солдат. Его погибшие друзья возвратятся, разумеется, но не скоро, а только спустя много лет, которые потребуются им, чтобы вырасти. Тьюлип видела, как заново сажают его погибших Повелителей Леса в Морнингстаре после той последней битвы. Даже сама закапывала в землю их корни и затем ухаживала за ними. Правда, сейчас у неё было другое, ещё более важное задание, вселявшее тревогу в сердце Оберона.

Он чувствовал, что должен был предвидеть это – великую войну между ведьмами и феями. Должен был, но надеялся, что всё обойдётся. А сейчас, когда Оберон и его армия стояли наготове, ожидая начала сражения, он молча молился всем богам природы с просьбой помочь в битве. Оберон знал, что после разгрома Страны эльфов и фей злые сёстры не остановятся. Они не успокоятся до тех пор, пока полностью не подчинят себе все многие королевства точно так же, как сумели занять место королев мёртвых. В своё время Оберон пытался договориться с Мани и её матерью, старался убедить их в том, что будет большой, непоправимой ошибкой посылать Люсинду и её сестёр во внешний мир, но они не пожелали его услышать. Что ж, это стало уроком для Оберона. Он понял, что никто не прислушивается к тому, что говорят пророки, если они принадлежат к другой вере. Слушают пророков только из своего рода-племени. Оберон часто думал о том, что ему следовало бы отказаться пускать сестёр в свой мир и не предоставить ведьмам из Мёртвого леса иного выбора, как только самим растить их. Но он опасался за судьбу этих девочек и решил всё же принять маленьких ведьмочек и дать им приют.

Няня казалась феей, как нельзя лучше подходящей на необычную роль воспитательницы маленьких ведьм, однако ничего хорошего из всей этой затеи в итоге не получилось. Вместо этого всё погрузилось в хаос, горе и руины. Одна страшная потеря следовала за другой, и так продолжалось до тех пор, пока Няня не решила, наконец, исчезнуть в Промежуточном месте. Именно тогда Оберон забрал у Няни её воспоминания, забрал её «я», подарив ей взамен покой и шанс искупить свои грехи воспитанием Тьюлип и Цирцеи.

Теперь они обе были здесь, полные решимости уничтожить злых ведьм, отомстить злым сёстрам за выбор, который им пришлось сделать вместе со своими родителями. Переведя взгляд на Няню, стоявшую вместе со своей сестрой и другими феями, Оберон почувствовал глубокое сожаление от того, что ей, возможно, придётся вновь сойтись в бою лицом к лицу со своей приёмной дочерью. Сам Оберон сейчас словно разрывался на части – его мысли лихорадочно переключались с его солдат на фей, с фей – на Цирцею. Ему хотелось послать часть своей армии в Мёртвый лес, но тогда у него осталось бы слишком мало солдат для предстоящей здесь последней битвы с Малефисентой. Так что Оберону оставалось лишь надеяться на то, что боги природы услышат его мольбы и помогут Цирцее там, в Мёртвом лесу. Если, конечно, уже не слишком поздно приходить ей на помощь.

Оберон видел кружащую в небе птицу Малефисенты, Опал. Она высматривала с высоты появление Малефисенты и других посланных злыми сёстрами тварей. В отдалении, почти у самого горизонта, вели наблюдение с земли Фея-Крёстная, Флора, Мерривезер, Фауна, Няня, Голубая фея и легион других фей. Оберон с гордостью смотрел на всех своих фей, собравшихся на вершине холма и стоявших плечом к плечу, приготовившись к новой битве с Малефисентой. Он видел, как наблюдает Няня своими зоркими глазами за Опал, надеясь как можно раньше обнаружить приближение Малефисенты. Феи вели себя очень отважно, однако Оберон знал, с каким ужасом они ожидают новой схватки с Тёмной феей. Особенно Няня.

Он был благодарен Стране эльфов и фей за Опал. До того как она прилетела к нему и поделилась планами сестёр, Оберон считал, что несчастная Опал погибла вместе с остальными птицами Малефисенты во время великой битвы. Это для Опал был смелый выбор – явиться вот так к Оберону и рассказать ему о планах Гримхильды и Люсинды, после того как она чудом вырвалась из когтей Гримхильды. Оберон понимал, что значит для Опал предать свою старую хозяйку, но она на протяжении многих лет наблюдала происходившие с Малефисентой перемены и не видела больше в ней ту юную девушку, которую так любила в Малефисенте до того, как та умерла. А теперь, когда её измученная хозяйка освободилась, наконец, от своей боли, Опал перенесла свою верность на ведьму с чистым сердцем. На Цирцею.

Оберон вздохнул, вспоминая о том, какой отчаявшейся выглядела Опал, когда рассказывала ему свою историю. Она уцелела в той битве, но спряталась среди мёртвых воронов и ворон Малефисенты, чтобы посмотреть, не удастся ли ей найти свою хозяйку. Но нашла вместо неё злых сестёр, задумавших поднять её хозяйку из мёртвых и использовать её так, как собирались сделать это ещё тогда, когда она была жива. Вот тут Опал поняла, что должна остановить сестёр, помешать их планам. Многое пришлось вытерпеть и преодолеть бедной птице, пока она добралась до Оберона, а теперь он надеялся, что Опал удастся уцелеть и в новой, только ещё предстоящей битве, чтобы накрепко связать свою историю с историей самой Цирцеи. Оберон надеялся, что все они останутся живы. Но и в противном случае их история останется жить на страницах сборника волшебных сказок – как, собственно говоря, и все другие истории – и станет известна читателям, если те сумеют заглянуть достаточно глубоко в них. Совершенно очевидно, что в этой книге найдётся место и для истории о том, как старая королева Гримхильда поймала в плен бедняжку Опал. И о том, как Белоснежка освободилась, наконец, от своей матери. Или о том, как злые сёстры использовали старинную чёрную злую магию, чтобы вернуть Малефисенту из мёртвых. И истории об отважной юной женщине по имени Тьюлип, сумевшей установить мир между гигантами-циклопами и Повелителями Леса. Все эти истории так или иначе уже существовали – написанные или только ожидающие, когда их напишут. А ещё Оберон гадал, каким станет конец, который выберет и напишет Цирцея для своей собственной истории.

И тут он увидел. Ответ на его вопрос был уже здесь, падал тёмным силуэтом сквозь затянувшие небо облака, стремительно падая к земле. Чёрный дракон летел к своей смерти. Злые сёстры вернули Малефисенту к жизни только для того, чтобы она ещё раз умерла мучительной смертью ради их планов. И Оберон с новой силой понял, какую тяжёлую, смертельную ошибку он допустил, позволив злым сёстрам жить за пределами Мёртвого леса. А ещё он знал, что именно должна сделать Цирцея, чтобы спасти их всех.

Глава XIX

Самопожертвование ведьмы

Цирцея вытащила из своего кармана маленькое зеркальце и сломала его. В общем шуме и суматохе этого никто не заметил. Её матери продолжали наперебой что-то выкрикивать, а Якоб пытался успокоить своих дочерей, но безуспешно, потому что их охватило безумие, и они больше не слышали ни слова из того, что говорил им отец. Хейзел и Примроуз бежали сейчас по двору к домику злых сестёр, посмотреть, не ранена ли Белоснежка камнями, которые начали падать, когда ожили изваяния гарпий, оставив Якоба и Цирцею наедине со злыми сёстрами.

Цирцея опустила взгляд на зеркальце и увидела в разбитых кусочках стекла отражение лица Белоснежки.

 «Она в порядке. Примроуз и Хейзел позаботятся о ней, – подумала Цирцея. – По крайней мере хотя бы Снежка будет в безопасности».

Затем она провела рукой, чтобы не видеть больше отражение лица своей кузины в длинном остром осколке зеркала, который она зажала в своей руке.

Цирцее было страшно, очень страшно. Но выбора у неё не было. Это был единственный способ вновь сделать её матерей прежними, цельными. Единственный способ вернуть им рассудок.

И Цирцея вонзила длинный зазубренный осколок себе в сердце. Захлебнулась собственной кровью, и весь мир вокруг неё начал тускнеть, погружаясь в туман. Последним, что видела Цирцея перед тем, как закрыть свои глаза, были испуганные лица её матерей. Она ещё успела услышать, как они кричат, а затем всё для неё погрузилось во тьму.

Белоснежка, Примроуз и Хейзел вновь вернулись в кошмар. Примроуз и Хейзел стояли, застыв на месте, а Снежка держала на своих руках Цирцею. Снежка была настолько потрясена, так сильно охвачена горем, что даже плакать не могла, просто сидела, обхватив Цирцею, и не могла понять, как такое могло случиться.

Наконец Примроуз зашевелилась, подошла к Снежке и нежно тронула её за плечо, пытаясь хоть как-то утешить. Якоб закрыл глаза, пытаясь подавить слёзы и не в силах смотреть на безжизненное лицо Цирцеи. Затем он склонился над своими дочерями, которые неподвижно лежали на полу, но всё ещё дышали.

– Это не так всё должно было закончиться! – сказала Снежка, глядя снизу вверх на Примроуз. Щека Снежки была испачкана кровью Цирцеи. У Примроуз разрывалось сердце от боли. Хотя Примроуз и раньше подумывала о том, что это, пожалуй, единственный конец, который может быть у истории Цирцеи, в глубине души она всё же надеялась, что его не случится.

Хейзел присоединилась к Якобу, сев вместе с ним рядом со злыми сёстрами.

– От их безумия не осталось и следа. Цирцея спасла им рассудок, возвратив всё лучшее, что каждая из них отдала на создание дочери. Удивляюсь только, почему они не хотят просыпаться, – тихо сказала она.

– Не думаю, что им хочется жить в мире, в котором нет их дочери, – ответил Якоб. Он поднялся и выглянул в окно на царившую вокруг разруху. Земля была усыпана грудами мусора, в который превратились ожившие каменные чудовища, упавшие с неба в тот же миг, когда Цирцея лишила себя жизни. – Она спасла нас всех своим самопожертвованием. Страну эльфов и фей спасла и ещё всех-всех во многих королевствах.

Неожиданно встрепенулась Белоснежка. Лицо у неё было бледным, словно у привидения, но выражение его – почти ликующим.

– Цветы! Мы можем отнести её в цветы! – Якоб и ведьмы ничего на это не сказали, лишь печально смотрели на Снежку. – Пойдёмте! Отнесём Цирцею в старый дом Готель! Там есть цветы. Мы сможем вернуть её к жизни!

Снежка не понимала, почему никто ничего не говорит, почему никто не понимает, что это решение всех проблем?

Наконец, Примроуз наклонилась, обняла Снежку за плечи и негромко сказала:

– Мы не можем этого сделать, моя дорогая. Если мы поступим так, как ты предлагаешь, Люсинда и её сестры вновь станут безумными.

Белоснежка медленно поднялась на ноги, впервые заметив при этом кровь у себя на платье. Была ли это её собственная кровь или кровь Цирцеи, она не знала, как не могла бы сказать, что сильнее волнует её сейчас – кровь лучшей подруги или мысль о том, что злые сёстры продолжат жить, а Цирцея – нет. Снежка не могла допустить, чтобы именно таким был конец этой истории. Она не могла потерять Цирцею. Только не сейчас. Внезапно Белоснежка поняла, что должны были чувствовать сёстры, когда много лет назад потеряли свою Цирцею. Её саму сейчас переполняло желание вернуть Цирцею. Ведь они с ней только-только нашли друг друга. Толь-ко-только стали лучшими подругами.

– В таком случае, мы убьём злых сестёр! – неожиданно выпалила Белоснежка, ужасно удивившись самой себе.

– Ты действительно дочь ведьмы, – сказала Хейзел. – Но Цирцея сделала свой выбор. Ведь она и сама могла убить своих матерей – у неё хватило бы на это сил, даже если она и не подозревала об этом, но она предпочла принести себя в жертву, чтобы они могли жить. Она знала, что ценой собственной жизни восстановит в своих матерях все их лучшие качества.

– Но это нечестно, неправильно! Я не могу потерять её, не могу!

– Всё, что ты любила в Цирцее, теперь перешло в её матерей, точнее, вернулось к ним, – улыбнулась Хейзел. – Ведь это они сделали Цирцею такой особенной и неповторимой.

Такой разгневанной, как сейчас, Белоснежка не была ещё никогда в жизни.

– Нет, так не должно быть! Я отказываюсь смириться с этим! Должен же быть какой-то другой выход!

– Ты должна смириться, моя дорогая, – взяла Снежку за руку Примроуз. – Цирцея хотела этого. Она чувствовала, что это по её вине матери впали в безумие. Выбор, который сделала Цирцея, был предсказан предками. Это мы тоже уважать должны.

– К чёрту предков! – яростно тряхнула головой Белоснежка. – Я поверить не могу, что вы так спокойно принимаете всё это! Мне казалось, вы хотите помочь Цирцее! Я думала, что она наконец-то нашла здесь дом, а вы стали её семьёй! Я чувствовала, я знала, что это так, потому что видела, как вы смотрите на неё! А теперь скажите, что вы смирились с её выбором, скажите, что вы никогда не хотели, чтобы всё было иначе, и я от вас отстану.

Хейзел вздохнула, обняла Снежку и тоже вступила в разговор:

– Конечно, мы надеялись на то, что события будут развиваться как-то иначе. Мы любим Цирцею. Мы полюбили её задолго до того, как увидели её. Полюбили с того момента, когда впервые услышали её голос в Промежуточном месте. Да, мы хотели, чтобы она жила вместе с нами, провела с нами всю свою жизнь в Мёртвом лесу, и думали, что это и есть тот единственный путь, которым она может идти. И что предки надеялись, что она именно этот путь выберет для себя в жизни. Однако выбрать этот путь означало убить её матерей. И свой выбор Цирцея могла сделать только сама. Мы никак не могли повлиять на неё.

Но Белоснежке по-прежнему продолжало казаться, что есть, что должен быть какой-то другой путь.

– Я знаю, что не таким должен быть конец у этой истории, не таким! Я сердцем это чувствую! Почему никто из вас этого не видит?

Тут комнату вдруг залил яркий свет, и прозвучал новый голос – негромкий, спокойный, это был голос предков.

«Белоснежка права. Эта история не так должна закончиться».

– Готель? – завертела по сторонам головой Примроуз, пытаясь определить, откуда раздаётся этот голос.

«Готель с нами, Примроуз, и мы все говорим как один, как всегда это делали предки Мёртвого леса».

Свет в комнате стал ярче.

«Цирцея не должна умереть из-за наших ошибок. Так же, как и её матери. А что им делать дальше, они должны будут решить сами, все вместе».

Снежке очень странно и страшно было заговорить с невидимым существом, с этим голосом, доносящимся из иного, потустороннего мира, но она набралась смелости и спросила:

– Но как? Как они сделают этот выбор?

«Мы поговорим с ними, Белоснежка. Им будет предложен выбор. Выбор, который смогут сделать только они сами. Они решат, что им делать, а мы с уважением отнесёмся к их выбору и приложим свои силы, чтобы исполнить их волю. Это мы тебе обещаем».

– Всё равно я не понимаю! Как они вообще узнают о том, что у них есть выбор? И как мы узнаем, чего они хотят?

«Они все находятся в Промежуточном месте, и они слушают нас».

Глава XX

Дома

Цирцея и злые сёстры сидели за своим кухонным столом перед большим круглым окном, за которым виднелись облепившие яблоню вороны Малефисенты.

На столе стоял роскошный именинный торт, а миссис Тиддлботтом суетилась по кухне, заваривая чай.

– Где мы? – смущённо спросила Цирцея.

– Не знаю, милая, – рассмеялась миссис Тиддлботтом. – Я думала, это вы мне скажете, где я.

– Мы в Промежуточном месте, – сказала Люсинда.

Цирцея не думала, что оно выглядит именно так, это Промежуточное место.

– Оно выглядит так, как нам того хочется, дочка, – сказала Руби, опуская на пол блюдечко молока для Фланци.

– Фланци! – Цирцея очень обрадовалась, увидев кошку, но затем вдруг поняла, что это означает: – Ах, Фланци. Скажи, ты в порядке?

Кошка ничего не ответила.

– Фланци не может говорить с тобой, дорогая. Она ещё слишком слаба. Едва держится, но мы сделаем всё, что в наших силах, чтобы удержать её здесь. Не хотим, чтобы она ушла за завесу, правда? Точно так же, как мы не захотели отпустить тебя в туманы к нашим предкам.

Цирцея вдруг ощутила себя юной, как прежде, и сидящей в залитой ярким утренним солнцем кухне вместе с женщинами, которых долгое время считала своими старшими сёстрами. Она была рада, очень рада тому, что сделала правильный выбор. Она была счастлива видеть своих матерей такими, как сейчас, такими, какими они и должны быть всегда.

– Мы тоже очень счастливы снова стать самими собой, – сказала Люсинда. – Но нам не хотелось, чтобы ты умерла ради этого.

Миссис Тиддлботтом принесла ведьмам чайник свежезаваренного чая и несколько чашек.

– Пейте чай, мои дорогие, – сказала она, ставя на стол свой поднос. Цирцея посмотрела на неё и спросила:

– Миссис Т! А вы что собираетесь делать? Куда пойдёте? Вперед за завесу или назад, к своей прежней жизни?

– Я уже очень долгую жизнь прожила, очень долгую, – рассмеялась миссис Тиддлботтом, – однако у предков для старой миссис Тиддлботтом есть ещё одно задание, которое она должна выполнить прежде, чем уйдёт. Я должна буду присматривать за цветами на случай, если ты и твои матери решите использовать их. Из своего уголка в Промежуточном месте я заглянула сюда только на чашечку чая, и сейчас же назад, назад домой. А ещё, если честно, я хотела просить вас об одном одолжении.

– Разумеется, – улыбнулась Цирцея. – А в чем проблема?

Но вместо старой женщины ей ответила Люсинда:

– Она будет рада, если мы как можно скорее сделаем свой выбор. Она уже готова уйти за завесу – улыбнулась Люсинда, глядя на миссис Тиддлботтом. – Прошу прощения за то, что наши предки помешали вашему уходу.

– А ты теперь совсем не та ведьма, какой я тебя помню, – потрепала Люсинду по плечу миссис Тиддлботтом. – Совсем не га. И надо сказать, что теперь ты мне нравишься гораздо больше.

– Я сама себе теперь больше нравлюсь, – рассмеялась Люсинда.

– Но что это за выбор, о котором мы толкуем? Я, например, свой выбор уже сделала! И почему вы здесь, матери? Почему не в Мёртвом лесу? Почему не живёте теми жизнями, которые я подарила вам, пожертвовав моей собственной?

– Потому, моя Цирцея, – ответила Люсинда, беря её за руку – что мы находимся в Промежуточном месте, и нам будет дан выбор. И всё, что нам теперь нужно делать, это прислушиваться, чтобы узнать о нём.

Иллюстрации