Заклятые в любви

Глава 1

Плана «Б» не существует

Близилась осень. За последний месяц Эван Грейсен исписал десятки холстов, лихорадочно оттачивая художественные навыки. Он почти не ел и не спал, все время проводя за изношенным мольбертом, доставшимся ему от деда одиннадцать лет назад.

Мольберт несколько раз подвергался серьезному ремонту и был примечателен тем, что имел множество дополнительных креплений и заклепок, был щедро заляпан краской, а в некоторых местах лопнувшую древесину удерживал лишь скотч. Однако свою функцию он выполнял, продолжая служить верой и правдой, даже несмотря на шатающиеся ножки – хоть подкладывай под них картон, хоть нет.

Картин в спальне Эвана скопилось так много, что хватило бы на небольшую персональную выставку. Вот только заниматься чем-то подобным в Нью-Фолле бесперспективно.

Даже если администрация выделит ему самый лучший зал в местной галерее, на выставку в лучшем случае придет десяток больных, кряхтящих стариков, и то из уважения к его матери, а не из интереса. Так что событие тоскливее, чем выставка картин в Нью-Фолле, пожалуй, придумать сложно.

Да и сам Нью-Фолл из окна Эвана напоминал какой-нибудь типичный фильм о конце света: пустынная улица из рассыпающихся домов, давно не видевших ремонта; жухлый бурьян, пробивающийся через трещины в асфальте; высохшие деревья, преждевременно расставшиеся с листвой… И надо всем этим убожеством повисло тяжелое, мрачное небо. Того и гляди из-за угла выбежит зомби.

Такие города, как этот, не вызывают ничего, кроме уныния и депрессии, однако у Эвана были свои причины для художественной одержимости. Поэтому он не мог думать ни о чем другом, кроме творчества, и теперь метался по комнате, ища белила для новой картины.

– Проклятье! – выругался Эван, проверив все имеющиеся банки с красками и с шумом захлопнув ящик прикроватной тумбы.

Белил больше не осталось, а единственный художественный магазин в треклятом Нью-Фолле закрылся пару лет назад. Чтобы купить материалы, нужно проехать сотню километров до соседнего города. Там осталась хоть какая-то цивилизация, включая школу, в которой учился Эван.

Кстати сказать, там по Эвану сохли все девчонки, даже те, что постарше. Их можно понять: высокий, крепкий с виду и хорошо сложенный парень был чуть ли не главным школьным красавчиком. Безупречная внешность Эвана была столь же холодна, как и он сам по отношению к воздыхательницам: светлые волосы всегда аккуратно уложены, тонкие аристократические черты лица неизменно выражали серьезность, а серые глаза таили в себе опасный металлический блеск.

Как бы девушки о нем ни грезили, как бы ни старались завоевать его внимание, все было тщетно. Поскольку сам Эван мечтал совершенно о другом. Однако в такой дыре, как Нью-Фолл, его мечте не суждено было исполниться.

Иногда жизнь в маленьком городке оборачивается трагедией. Так произошло и с Нью-Фоллом. Когда-то он казался вполне привлекательным перспективным местом, обещающим приезжим хорошо оплачиваемую работу на металлургическом заводе. И вот спустя десятки лет процветания завод, не выдержав конкуренции, обанкротился, оставив подавляющую часть населения Нью-Фолла без средств к существованию.

Сайты недвижимости мгновенно заполонили объявления о продаже квартир, но спроса на них не было. Даже самый красивый и богатый особняк больше ничего не стоил в этом богом забытом месте.

Осознав всю плачевность ситуации, большинство жителей побросали свои дома и отправились искать прибежище в других краях. Вскоре город покинули молодежь и квалифицированные специалисты. Тех, у кого не нашлось средств на переезд, ждало худшее – неизбежное падение во все большую нищету, в беспощадную голодную бездну. За пару лет Нью-Фолл превратился из уютного благоустроенного городка с зелеными газонами в позабытый всеми город стариков. Без единого врача. Утопающий в безнадеге и разрухе.

«Убраться бы отсюда хоть куда» – так звучали тайные воскресные молитвы здешних прихожан. И так же звучали их заветные мечты, их ночные грезы, их слабая, но все-таки надежда. Нью-Фолл не сулил ничего, кроме вырождения.

Каждый, кто мог позволить себе уехать, уехал. И всю свою жизнь Эван Грейсен посвятил живописи, чтобы однажды тоже сбежать из Нью-Фолла. Он был лучшим художником среди всех, кого встречал. Круглый год он разъезжал по всевозможным конкурсам, представляя свою школу, и выигрывал главные призы, подпитывая собственные амбиции.

Учителя и члены жюри называли его гением, пророча большое будущее. К Эвану даже несколько раз приезжали репортеры и брали интервью. Ему давались любые жанры и любые направления. Он мастерски писал портреты, пейзажи, натюрморты, архитектуру, а уж как он писал штормовое море – можно было и правда утонуть.

Да, его таланту действительно не было равных. Вот почему все полки в комнате Эвана были заставлены гравированными кубками, изящными хрустальными наградами и дипломами в застекленных рамах. В них – вся его жизнь, все бессонные ночи и все его одиночество. Эван сознательно был нелюдим, отрекся от детства и всех радостей школьной поры. Потому что он точно знал, чего хочет больше всего на свете.

И вот его заветная мечта мелькает на горизонте. Уже завтра он войдет в автобус до ближайшей железнодорожной станции, а там сядет на поезд до Маунтен-Хилла. В столице он поедет в самый дешевый хостел. Койку он забронировал еще в прошлом месяце.

Там, в никогда не спящем мегаполисе с небоскребами, торговыми центрами и шумными барами, посреди огромного зеленого парка с идеально выстриженными фигурными кустами, возвышается прекрасное историческое здание с величественными колоннами, широкой каменной лестницей и огромным витражным куполом.

Это Университет искусств Беллстрид. Легенда среди высших и самых элитных школ, запредельная мечта каждого творца, гавань гениальных студентов и билет в безбедную жизнь. Поступить туда считается чем-то из разряда фантастики, попасть на бюджет – и того сложнее.

Именно выпускники Беллстрида – самые востребованные профессионалы на рынке труда. Если перечислить первую сотню громких имен среди художников, музыкантов, писателей, известных во всем мире, большая часть из них будет выходцами Беллстрида.

Сразу после окончания средней школы, в мае, Эван выслал туда свое портфолио и получил высокие оценки, пройдя на следующий отборочный этап. Далее требовалось подготовить иллюстрированный проект, обосновав, почему именно ты достоин учиться в Беллстриде. Когда Эван прошел и второй этап, остался последний экзамен, самый жесткий. Решающий. На него нужно было явиться лично и за пять часов выжать все, на что ты способен.

Несмотря на огромную цену, ежегодно находились тысячи желающих поступить в Беллстрид, и только самые талантливые проходили эту мясорубку. На художественный факультет выделялось всего пять бесплатных мест и только одно – с повышенной стипендией. Именно о нем мечтал Эван, работая как одержимый. И ничего больше его не волновало. Только Беллстрид. И только повышенная стипендия, потому что без нее никак. Потому что обычной стипендии не хватит, а помочь им с больной матерью больше некому.

Его мать слепла. Чтобы остановить болезнь и вернуть ей зрение, пусть даже не такое хорошее, как раньше, требовалась дорогостоящая операция и дальнейшая реабилитация в клинике, под внимательным надзором врачей и сиделки. Только имея повышенную стипендию, Эван сможет накопить на медицинскую страховку, а примерно через год и на операцию.

Мать была не в курсе его планов. После того как провели обследование и озвучили диагноз, она смирилась с тем, что мир постепенно расплывается и темнеет, а однажды и вовсе навсегда померкнет в ее глазах. Больше всего ее тревожило то, что она не сможет видеть картины Эвана, наблюдать за его ростом и творческим развитием.

Эван никак не мог допустить ее слепоты. Он был обязан получить эту двойную стипендию. Плана «Б» попросту не существует. Ну а если не выйдет… Он сгниет в Нью-Фолле вместе со своей бедной ослепшей матерью. Мысль об этом наполняла Эвана жгучей яростью и желанием бороться до конца, используя любые методы. Бросив картину незавершенной, Эван устало упал на кровать. Он думал о том, что уже завтра обнимет мать на прощанье перед долгой разлукой. Он вспомнил, как та, ни секунды не колеблясь, собрала последние ценности и отнесла их в ломбард, чтобы оплатить сыну прыжок в большую жизнь.

На глаза наворачивались слезы, когда он думал о том, как часто матери приходилось жертвовать ради него. Работая кассиром в придорожном мини-маркете и зарабатывая гроши, которых едва хватало на еду и оплату счетов, она все-таки находила средства для страсти Эвана. Отказывая себе во всем, она каким-то чудесным образом все-таки обеспечивала талантливого сына кистями и красками. И той гордости, что Эван вызывал в ней, ей было достаточно. Она дала ему все, что могла. Дальше все зависело только от него.

Совсем скоро Эван сможет доказать ей и всему остальному миру, чего он стоит. Он будет лучшим на этом чертовом экзамене. Он будет гениальным. С этой непоколебимой установкой, ощущая всю тяжесть ответственности на своих плечах, Эван тревожно засыпал в своей кровати, проваливаясь в черноту. Тогда он еще не знал, в какую ловушку заведет его мечта.

Глава 2

Лишь неудачники уповают на удачу!

Вечерний Маунтен-Хилл встретил Эвана Грейсена шумом, ошалело мчащимися автомобилями и такими же ошалелыми спешащими людьми. Ярко сияли окна высоток. Улицы пестрели цветастыми витринами круглосуточных магазинов, среди которых попадались очень любопытные книжные и художественные лавки, в которые он опрометчиво обещал себе заглянуть. Эван смотрел на столицу из окна автобуса и не переставал удивляться. Рекламе, облепившей фасады, бесконечным торговым центрам чуть ли не на каждой улице, а еще тысяче фонарей, окутавших сумеречный город в теплый оранжевый свет.

Когда автобус затормозил на нужной остановке, Эван поймал себя на мысли, что его колени дрожат вовсе не от усталости (хотя он и правда чертовски устал), а от волнения. Забрав чемодан из багажника, он на всякий случай еще раз сверился с навигатором и торопливо пошел вверх по улице, чувствуя себя как на свидании.

Попав первый раз в столицу, Эван очарованно крутил головой, рассматривая, вдыхая, вслушиваясь. Запах из кофеен с крохотными круглыми столиками преследовал его на каждом шагу. Сердце мегаполиса билось и пульсировало. Эван кожей ощущал этот ритм, отчего крошечные волоски на руках вставали дыбом, а по спине бегали мурашки. Совсем не то, к чему привык парень. Ритм Маунтен-Хилла кричал о громких премьерах, о высоких амбициях, о знаменательных открытиях, о достижениях, прогрессе и о самой сути жизни. И это казалось прекрасным.

Даже обветшалый, убогий хостел с неудобной скрипучей койкой воспринимался Эваном как подарок судьбы. Еще бы – он не на улице. Не в старом фургоне и не в сарае с крысами. Сегодня он прибыл в самый потрясающий город, которому будет плевать, если закроется пара-тройка заводов.

Затолкав чемодан под кровать, Эван установил два будильника (просто на всякий случай), заправил хрустящее постельное белье и устроился поудобнее на жестком матрасе. Ему казалось, что исполнение мечты уже так близко, что стоит протянуть руку – и схватишь. Измотанный долгой дорогой, он блаженно улыбнулся этим мыслям и тут же провалился в сон.

Проснувшись еще до будильника, Эван выпрыгнул из кровати и помчался в душ, что-то весело напевая себе под нос. Наверное, когда чего-то очень долго ждешь и мечта уже стоит на пороге, будильники становятся ни к чему. Радостное волнение захлестывает еще во сне, и мозг сам подает сигнал, что рассвет уже наступил. Что настало наконец то желанное, совершенно потрясающее утро новой жизни.

Утро новой жизни – таким оно и было для Эвана. И оно стало еще лучше, когда Эван наконец увидел Университет искусств Беллстрид собственными глазами. Здание университета с ухоженным парком и круглым фонтаном в центре выделялось на фоне остальных и больше походило на сказочный дворец. Обитель избранных. Пускай Эван не раз видел Беллстрид на снимках в интернете, в реальности университет производил гораздо более сильное впечатление.

Хотя до экзамена оставалось еще полтора часа, к распахнутым высоким дверям уже двигалась целая толпа соперников. Хотя какие они ему соперники? Так, серая масса, не стоящая беспокойства.

Вдохнув поглубже и быстро выдохнув, Эван направился твердым торжественным шагом навстречу своей мечте. Он больше ничего не боялся. Он был уверен в собственных силах и был готов наконец-то выпустить всего себя на свободу. Ведь до сего момента Эван ощущал себя словно запертым в клетке. Той клеткой были нищета, погибающий город и натиск обстоятельств. А сейчас он, точно птица, был готов расправить крылья и взлететь. Его пальцы жаждали схватить кисть, обмакнуть ее в краску и вывести на холсте первые смелые мазки. Какой бы ни была тематика экзамена, он справится. Он завоюет сердца экзаменаторов и вырвет зубами единственную повышенную стипендию Беллстрида. Ради будущего. Ради любимой матери.

Распахнутые двери университета приближались, и абитуриенты обступали Эвана все плотнее. Началась возня, кто-то шумно призывал не наступать на ноги. Но как только все вошли в фойе, по толпе прокатилось благоговейное «а-ах!».

В просторном мраморном холле, больше похожем на роскошную дворцовую залу, играла приятная классическая музыка. Отсюда на верхний этаж уводила невообразимая по своей красоте широкая лестница с золотыми ажурными перилами, устланная темно-синим ковролином. С потолка свисали невероятных размеров золотые люстры. Стены украшали многочисленные высокие зеркала в резных рамах, картины и искусная позолоченная лепнина. Великолепие дополняли мраморные скульптуры на высоких постаментах и раскидистые цветочные композиции в расписных вазонах. Как много света и воздуха! Эван в восхищении поднял голову: свет лился сквозь купольный витраж и причудливо преломлялся на стенах. Разве вся эта красота реальна? Ведь так бывает только в сказках…

Людей здесь собралось изрядно. Многие абитуриенты приехали со своими родителями и теперь выслушивали последние напутствия или слова поддержки. Почти каждый был бледен и до смерти взволнован, с красными после бессонной ночи глазами.

Когда Эван поравнялся с первым рядом массивных колонн, его встретила милая молодая девушка в синем костюме с аккуратным пучком на голове.

– Добро пожаловать в Беллстрид! – Она широко улыбнулась. – Пожалуйста, назовите ваше имя.

– Эван Грейсен, – произнес Эван как можно более отчетливо.

Девушка склонилась над планшетом, ища его в списке.

– Аудитория под номером семь, – вскоре сообщила она, задорно сверкнув синими глазами и указала влево. – Вам туда.

Поблагодарив девушку, Эван свернул за колонну и направился в аудиторию, продолжая оценивать соперников, собирая информацию для анализа по крупицам. Из обрывков фраз можно было судить, что кого-то сюда притащили насильно, вопреки желаниям и способностям ребенка. Ведь если вся семья рисовала, значит, и дитя должно.

– У меня ничего не выйдет! Я не смогу! – слышалось отовсюду.

Испуганные девушки с красными опухшими глазами провожали Эвана взглядом, всем своим видом показывая, что они не верят в свои силы и в свой талант. Трясущиеся парни следили за его прямой походкой и гордо вздернутым подбородком, завидуя его смелости и непоколебимой уверенности. Ни у кого здесь не горели глаза так, как они горели у Эвана. «Посредственности!» – подумал он, сжав кулаки. Ему не терпелось скорее высвободить накопившуюся энергию, переполнявшую его ум и сердце.

Войдя в нужную аудиторию, он сразу встретился взглядом с экзаменатором. Тот сидел за массивным письменным столом и увлеченно читал книгу. К костюму интеллигентного мужчины был приколот бейдж с надписью «профессор Д. Верзяк». Эван поздоровался, привлекая внимание преподавателя.

– Занимайте любой свободный мольберт, молодой человек, – вежливо сказал тот, поправив очки на переносице, и вернулся к книге.

Свободных мольбертов оказалось достаточно. Эван прошел ближе к окну, где больше дневного света, и осмотрелся. На столике рядом лежали упаковка нетронутых профессиональных красок, карандаши и кисти. Тут же была новенькая палитра, блокнот для эскизов, ластик, пара чистых тряпок и пластиковый стакан с водой.

Потерев холодные пальцы, Эван окинул взглядом аудиторию: мест всего тридцать, половина уже занята нервными, дергаными юношами и девушками, которые все время окидывали друг друга оценивающими взглядами. Каждый пытался каким-то неведомым образом угадать, кто пройдет финальное испытание, а кто завалит.

Оставшееся до экзамена время пролетело словно пара минут. Часть мольбертов еще пустовала. Когда прозвенел первый предупреждающий звонок, в аудиторию вбежали еще несколько запыхавшихся ребят, после чего профессор Верзяк поднялся, прошел к двери и захлопнул ее.

– У вас есть пять часов, – строго сказал он, внимательно вглядываясь в лица абитуриентов. – С незавершенных работ будут вычтены баллы. Если вы не можете вписаться в отведенное время, считайте, вы не прошли в Беллстрид!

На этой фразе все собравшиеся судорожно выдохнули.

– Работы будут оцениваться по десятибалльной шкале, однако высшую оценку получит только лучший из вас! Он будет дополнительно награжден повышенной стипендией на весь следующий год. Возможно, этот счастливчик находится прямо здесь, среди нас.

Профессор поочередно задержал свой взгляд на нескольких случайных абитуриентах. Те неловко заерзали.

– Есть вопросы? – спросил Верзяк. Ответом была лишь звенящая тишина. – Что ж, хорошо.

Когда он вернулся к своему столу, раздался второй звонок.

– После третьего звонка будет объявлена тема, и мы начнем, – предупредил он, придвинул к себе книгу, задумчиво перелистнул страницу и продолжил читать. В этот момент в дверь неожиданно постучали. – Хм… – Профессор нахмурился и, повысив голос, позвал: – Входите!

Дверь тихонько скрипнула, и оттуда показалась пышная копна каштановых волос.

– Простите, пожалуйста, – пропищал тоненький голос. – Я…

– Вы опоздали! – строго оборвал профессор. – И поэтому у вас недопуск. Можете идти.

– Но у меня… кхм… особый случай, профессор! – не сдавалась девчонка, протискиваясь в аудиторию. – Университет должен был получить сообщение на электронную почту.

Все собравшиеся обратили на девчонку любопытные взгляды. Интересно, что это еще за особый случай такой нарисовался?

Пока голова опоздавшей торчала в дверях, профессор Верзяк, очевидно, напрягся, что-то вспоминая. И внезапно его лицо озарилось.

– А-а-а, – протянул он. – Вы, должно быть, мисс Вуд?

– Да! – Девушка с энтузиазмом кивнула.

– Тогда проходите скорее! – Верзяк указал на свободное место позади Эвана.

Девушка, опустив залитое краской лицо, тотчас ринулась туда, на ходу пытаясь пригладить растрепанные волосы. Она смотрела в пол, себе под ноги, словно боялась оступиться и упасть у всех на виду.

«Что за черт? – подумал Эван. Его пронзило неприятное чувство, будто сердце покрывается ледяной коркой. – На вступительные экзамены Беллстрида опаздывать категорически нельзя! Но по какой-то причине ей разрешили войти. Ох, не нравится мне это! Наверняка чья-то золотая дочка. Может, даже ректора».

Предчувствуя неладное, Эван пристально изучал ее, выискивая подтверждение своей догадке. Однако мисс Вуд выглядела так, будто стащила случайные чужие шмотки из химчистки. Коричневый полосатый свитер в оранжевую полоску, бордовые вельветовые штаны явно не по размеру, потертая сумка через плечо. Даже в Нью-Фолле так не ходили. Или это какая-то столичная хипстерская мода?

Мисс Вуд, в отличие от остальных ребят, никого не оценивала. Она даже не смотрела на других, пока пересекала аудиторию, лавируя между чужими мольбертами и столиками. Только проходя мимо Эвана, она вдруг подняла голову, и они все же встретились взглядами. На какую-то ничтожную долю секунды… Его серые холодные глаза и ее – зеленые, ясные, яркие. Этого хватило, чтобы в сердце Эвана что-то неприятно кольнуло. Он сглотнул, пытаясь понять, что это было, как раз тогда, когда прозвенел третий звонок. В ту же секунду девчонка уселась за свой мольберт и, поправив ужасный свитер, гордо задрала подбородок как ни в чем не бывало. «Чудачка какая-то», – заключил Эван про себя и брезгливо отвернулся.

– Итак, – вкрадчиво начал профессор Верзяк, привлекая всеобщее внимание, – тема вступительного экзамена… – Он сделал театральную паузу, как в старых телешоу перед кульминационным моментом. – Зима! Приступайте!

– Что? И все? – озадаченно протянул парень в зеленой рубашке справа от Эвана. – Просто зима?!

– Просто зима, – подтвердил профессор, уткнувшись в книгу, всем своим видом показывая, что больше отвлекать его не стоит.

«Слишком просто», – подумал Эван, как будто где-то притаился подвох.

Он украдкой покосился на ребят за соседними мольбертами – они выглядели точно так же сбитыми с толку, как и он. Впрочем, не прошло и минуты, как все потянулись к блокнотам.

Взяв свой, Эван закрыл глаза и погрузился в воспоминания о снежной поре, продумывая будущую композицию. Комната наполнилась шуршанем грифеля по бумаге, а затем, когда эскизы были готовы, карандаши заскрипели и по холсту.

Спустя час напряженной работы на еще недавно белых бездушных полотнах уже просматривались промежуточные результаты. Кто-то писал красивый лесной пейзаж, кто-то изображал зимнюю городскую ночь, кто-то плел кружево морозного инея на замерзших ветвях, а кто-то решил отойти от холодных оттенков и старательно выводил сочными оранжевыми тонами уютный рождественский интерьер с нарядной елью во главе.

В голове Эвана зима ассоциировалась со счастливыми, беззаботными зимними играми, когда в семье все было хорошо, а отец был еще жив. Как только выпадал снег, они всей семьей выходили во двор и бросались друг в друга снежками, лепили уродливых снеговиков или несколько дней подряд возводили из снега корявенький иглу. А уж какие снежные войны устраивались по выходным, когда собирались все соседские мальчишки! То были битвы не на жизнь, а на смерть, после которых краснощекие и запыхавшиеся ребята расходились по домам пить горячий какао.

Может, если бы завод продолжил работать, судьба города и его жителей сложилась совсем по-другому. Грустно улыбнувшись воспоминаниям, Эван продолжил наносить цвет на полотно, повествующее о былых славных временах. Его работы всегда отличались меланхолией и какой-то особой душевностью. Он словно бы пропускал эти сюжеты через себя, свое сердце, проживая ту маленькую нарисованную жизнь. Это отмечали все, кто разбирался в живописи.

Эван всегда творил вдохновенно, но сегодня это ощущалось как-то особенно. Попутно он посматривал на соседние работы, убеждаясь в своих догадках – здесь ему нет равных. «Профаны, – вот что он думал, оценивая уровень соперников. – Стипендия будет моей!»

– О-ох! – жалобно протянул златовласый кудрявый парень в зеленой рубашке, сидевший ближе всех к Эвану. Схватившись за голову, он прошептал себе под нос: – Что я здесь делаю?!

Вообще-то у него получалось не так уж и плохо. Эвану искренне захотелось его поддержать, и он тихо произнес так, чтобы услышал только кудрявый:

– Ты поступаешь в лучший университет искусств в мире.

Парень обернулся. Его лицо, обрамленное соломенными кудрями с золотым отливом, выражало удивление, но спустя секунду он благодарно улыбнулся:

– Ха, надеюсь, что так и есть. – Юноша распрямился и почесал рукояткой кисточки между лопаток. – Надеюсь, что и правда поступлю! И тебе тоже удачи! Хотя… – он смерил полотно Эвана оценивающим взглядом, – у тебя и так все классно. Тебе и удача не нужна.

Эван тоже улыбнулся, про себя отметив, что кудрявый абсолютно прав: ему не нужна удача. За годы взросления он сделал все, чтобы на нее не полагаться.

– Не знаю, как насчет вас, парни, а вот она уже точно поступила, – протянул кто-то позади них.

Оба парня одновременно обернулись, не сразу поняв, что происходит. Вокруг опоздавшей девчонки столпилась половина абитуриентов. Все как один восторженно смотрели на то, как она пишет. Вернее, на то, что она пишет. Разумеется, такую реакцию никак нельзя было игнорировать. Не справившись с любопытством, Эван встал и тоже подошел к опоздавшей, и, как только он увидел ее работу, его сердце замерло. Он никогда не видел, чтобы так рисовали… Девчонка была гением. Он проиграл.

Глава 3

Особый случай

До начала перерыва Эван не хотел даже смотреть на свою картину. Он машинально продолжал работу, мучительно сознавая, что переделывать уже поздно. Кисточка дрожала в руке, а краска ложилась не так, как надо. В нарастающей панике Эвану казалось, что в легких перестало хватать воздуха. Иногда он тряс головой, чтобы проснуться, но это не помогало. Потому что худший кошмар, который он так боялся даже допускать, сбылся.

«Я проиграл, – раз за разом вертелось у него в голове. – Проиграл… Как же так?»

В то время как в работах остальных ребят еще не хватало теней и деталей, ее картина уже казалась завершенной. Но она с улыбкой продолжала что-то выводить, явно наслаждаясь процессом.

Как она только додумалась изобразить зиму летящей белоснежной птицей, умещающей на себе все и вся? По ее крыльям, хохоча, люди скатывались на санях. По ее голове гребнем стелился заснеженный лес, а сверху горели снежинки-звезды. По ее гладкому ледяному хвосту скользили румяные дети и взрослые в ярких шапках и варежках. Как и Эван, она тоже изобразила игры в снежки, и лепку снеговиков, и новогоднюю елку в огнях, и салюты в небе, и метель, и морозные узоры на стекле, но вот КАК она это сделала… О, это был особенный взгляд. Именно такой взгляд и должен называться искусством. Истинным творчеством.

Когда Эван увидел ее волшебную зимнюю птицу, он ощутил тот самый детский восторг, о котором недавно с упоением ностальгировал. Он собственными ушами услышал вьюгу, вдохнул колкий мороз, почувствовал вкус имбирного пряника и обжигающего глинтвейна, от которого валит пар. Ее превосходная картина буквально зарядила ему снежком в лицо, когда он меньше всего этого ожидал. И теперь он никак не мог очухаться. Наверное, она продала душу, чтобы творить что-то настолько потрясающее.

И только сейчас Эван понял, что тема экзамена на самом деле была непростой. От абитуриентов ждали чего-то подобного. Особенного. Не банального. От них ждали сюжет, который не приходит в голову просто так. От них ждали необычайной зимней сказки, но никто больше не справился с поставленной задачей, кроме нее. Мисс Вуд… Вот уж точно «особый случай».

А затем Эвана захлестнула паника. Ведь если он не получит двойную стипендию, его жизнь полетит под откос. Придется искать подработку, чтобы выжить и суметь помочь матери. Даже не одну, а несколько подработок! Но тогда будет риск не справиться с нагрузкой, отстать в учебе или вовсе вылететь из Беллстрида. Из университета его мечты!

С другой стороны, если за оставшееся время он не успеет завершить свою работу, вылетать будет неоткуда. Он попросту провалит экзамен. И тогда – здравствуй Нью-Фолл снова. Эван вполне мог бы стать его первым самым настоящим, лишенным всякой жизни в глазах зомби.

Спохватившись, он с усилием отогнал мрачные мысли и продолжил придавать картине цвет. Настроение всегда отражается в искусстве, хочет того художник или нет. Так, лишившись уверенности, обуянный страхом, Эван никак не мог подобрать нужный оттенок, и картина начала утрачивать задуманную легкость. Ему срочно следовало остудить голову.

Звонок на перерыв прозвенел как раз тогда, когда Эван начал опасаться, что прямо сейчас его голова закипит или даже взорвется. Перерыв пришелся как нельзя кстати.

– У вас полчаса, – напомнил профессор Верзяк вслед выходящим из аудитории абитуриентам, добрая часть которых сразу повалила в столовую.

В холле снова начался гомон. Здесь же, сразу за лестницей, была обустроена небольшая кофейня, в которой мгновенно закончились свободные столики. Рядом с кофейней расположились несколько магазинчиков с напитками, снеками, шоколадками, мороженым, журналами и канцелярией.

Засунув руки в карманы брюк, Эван медленно прошелся вдоль колонн, как обычно анализируя происходящее. Аппетита у него не было. Скорее напротив, от волнения к горлу подкатывала тошнота, которую становилось все сложнее игнорировать.

Ребята сбились в группки и галдели, знакомясь, делясь впечатлениями. Те, кто приехал с родными, поспешили к семье – отчитаться об успехах или за моральной поддержкой. Заметив копну каштановых волос, Эван бездумно побрел за девушкой во внутренний сад, глядя на нее исподлобья, точно хищник на жертву. Он не понимал, почему следует сейчас за ней и что будет делать дальше, но не мог остановиться.

«Мисс Вуд», – прошептал он одними губами и тут же скривил их, словно попробовал что-то горькое, ужасно невкусное. Девушка тем временем уселась на скамейку под большим раскидистым кустом, открыла сумку и достала оттуда завернутый в фиолетовую бумагу сверток.

– Привет, – сухо сказал Эван, приблизившись к ней.

Она подняла на него взгляд. Ее зеленые глаза рассматривали его с интересом и любопытством.

– Привет, – наконец ответила девушка. Тон ее был удивленный.

– Здорово рисуешь. – Эван не понимал, зачем он это говорит. Будто шальной ветер подхватил его и теперь несет, несет неведомо куда. Опасно. Опасно в таком настроении общаться с незнакомыми людьми – можно легко стать врагами. Мерзкие мысли закрались к нему в голову, и теперь их голос становился все громче и напористее.

– Спасибо. – Девушка улыбнулась, а затем развернула упаковочную бумагу и достала оттуда два бутерброда. Один она протянула Эвану. – Будешь?

– Э-э, нет. Спасибо, – напряженно выдавил он, ощущая, как потеют похолодевшие ладони.

Она непонимающе смотрела на него, не решаясь продолжить ланч в его присутствии. А он все это время боролся со своими разрушающими чувствами. Когда молчание затянулось, девушка изогнула бровь и произнесла:

– Ты что-то хотел?

– Да, – решился парень, нависая над ней. Идя на поводу у всех своих демонов. – Хотел кое о чем попросить.

– О чем же? – еще больше напряглась она, видя его серьезное выражение и сильнее сжав пальцами бутерброды, почти раздавив их.

– Уступи мне эту победу. – Эван произнес, должно быть, самые сложные слова в его жизни и сам не узнал свой голос. Настолько чужим и далеким он ему показался. А еще колким, как сильный северный ветер.

– Прости, что? – Лицо девушки вытянулось, после чего она замерла, не веря своим ушам, глядя на него снизу вверх, как статуя.

– Мне необходима повышенная стипендия. Я обязан выиграть этот конкурс. – Его собственные слова доносились гулко, словно из-под толщи воды.

– И что же я, по-твоему, должна сделать? – горячо возразила девушка, отшвырнув бутерброды обратно на бумагу, что лежала рядом на скамье. – Испортить собственную картину? Краску на нее вылить или что?!

Она гневно всплеснула руками, ожидая ответа. В голове Эвана резко прояснилось, но было уже поздно. Теперь он не мог отступить или включить заднюю. Он загнал себя в безвыходное положение, поэтому пришлось что-то ответить:

– Не продолжай. Оставь ее такой.

– Оставить ее незаконченной и не поступить в Беллстрид?! – взвизгнула та в ответ, а затем дико рассмеялась, замотав головой. – Поверить не могу, что настолько эгоистичные придурки действительно существуют! Знаешь, это просто верх наглости! Вот так заявляться и просить меня провалить важнейший момент в жизни! Ты вообще кто такой?!

– Ты не понимаешь… – Эван открыл было рот, но ее уже было не остановить. Пожар бушевал.

– Да, такой наглости мне и правда не понять! Тебе не объясняли в детстве, что победа должна быть заслуженной?! – Щеки девушки раскраснелись, глаза искрились, а голос дрожал от негодования. – Позволь-ка спросить: ты всего так добиваешься? Просто подходишь к людям и просишь их не мешать? Отойти в сторонку? Хотя нет, не отвечай! Мне совершенно неважно, как ты собираешься ответить! Ты для меня ноль. Пустое место. Ничтожество!

Она схватила бутерброды, как попало быстро завернула их обратно в фиолетовую бумагу и гневно запихнула в сумку. Перекинула ту через плечо, развернулась и гордо зашагала прочь.

У Эвана еще звенело в ушах. Ничтожество… Так его еще никогда не называли. Внезапно эта девчонка задела его настолько сильно, как давно не удавалось никому. Он готов был задохнуться от возмущения, и пришлось приложить достаточно сил, чтобы взять себя в руки и хоть немного успокоиться. Эван растерянно огляделся по сторонам и поймал на себе заинтересованный взгляд кудрявого соседа по мольберту. Тот стоял всего в двадцати шагах и помахал Эвану, когда их глаза встретились. Эван махнул в ответ, и парень решил подойти.

– Уилл Лэджер, – представился он, протянув руку.

– Эван Грейсен, – сказал в ответ Эван, пожав тому руку. Рука Уилла показалась ему обжигающе горячей.

– Ты как с Северного полюса вернулся, – протянул Уилл, издав смешок.

– Можно и так сказать, – коротко ответил Эван, убирая замерзшие руки в карманы.

– Чего ты ей наговорил, что она так стремительно убежала? – спросил Уилл и растянул губы в полуулыбке.

Черты его лица были благородными, вполне приятными: тонкий длинный нос, высокие скулы, аккуратные брови столь же светлые, как и волосы, с таким же соломенным оттенком. Парень был широкоплечий и высокий, а серый костюм в клеточку явно стоил дорого и сидел превосходно. Щеголь. Обычно у таких парней от девчонок нет отбоя.

– Да так, ничего особенного. – Эвану было стыдно признаваться даже самому себе в том, что произошло. – Познакомиться хотел, только и всего.

– А она что? Гордая шибко или психичка?

– Типа того, – неохотно промычал Эван, поглядывая в ту сторону, куда со скоростью света только что унеслась мисс Вуд.

– Все творческие люди – психи, – со знанием дела выпалил Уилл. – А Беллстрид – университет, полный психов. Но если она и дальше продолжит так странно одеваться, ее здесь точно заклюют.

В этот момент Эван впервые обратил внимание на то, что большинство абитуриентов и впрямь выглядели самыми настоящими модниками. Вдруг к ним с Уиллом подошел один из таких – Эван узнал в нем еще одного соседа по аудитории.

– Хей! – Пришедший протянул пятерню.

У него было выразительное смуглое лицо с пухлыми губами и нос с легкой горбинкой. Карие глаза казались хитрыми и смотрели очень внимательно. Коротко подстриженные черные волосы блестели на солнце, и, щурясь, он хмурил такие же черные брови.

– Генри Питерс.

Парни по очереди представились и пожали ему руку.

– Видали, что творит та девчонка? – с ходу начал Питерс, и Эван едва сдержался, чтобы не закатить глаза. – Настоящая зверюга!

– Видали. – Уилл кисло улыбнулся.

– Знаете, что я думаю? – заговорщически прошептал Генри Питерс, широко раскрыв глаза. – Она точно знала о теме экзамена и заранее подготовилась!

– Да ну, ты брось, – отмахнулся Уилл. – Это же Беллстрид. Здесь все по-честному.

– Ну да, ну да… Не будь таким наивным, – скептически усмехнулся тот и глянул на Эвана. – А ты чего думаешь?

Эван безучастно пожал плечами, утопая в тревоге за свое будущее. Генри не унимался:

– Да вы сами подумайте! Тема явно мутная. Пока все сидели и прорабатывали эскизы в блокнотах, она уже рисовала на холсте! Я-то все видел. Она ни на секунду не задумалась над тем, что рисовать, как рисовать… Она просто с ходу приступила! Так не бывает! Говорите что хотите, но я точно знаю, что история тут нечистая.

Что ж, надо отдать ему должное: доля истины в этом, может, и была. По крайней мере версия Питерса сразу все объяснила.

– Мне-то в целом плевать, – продолжал он. – Я поступаю на коммерческой основе. А вот бюджетникам теперь ой как несладко.

– Мне бы твою уверенность. – Уилл достал из заднего кармана брюк телефон и посмотрел на время. – Нам пора возвращаться. Осталось десять минут.

– Да уж, лучше не опаздывать, – согласился Питерс, и все трое двинулись в сторону главного холла.

– Еще бы! Мы ведь не относимся к особому случаю, – съязвил Уилл.

«А его это тоже задело», – отметил про себя Эван, обдумывая теорию Генри Питерса. Проще простого было обвинить девушку в сговоре, назвать ее чьей-то протеже: родственницей ректора или еще кого важного. И все-таки Эван склонялся к тому, что она действительно была одаренной. Он просто не видел в ней подвоха или хитрости. А вот искру точно видел. К тому же, подготовилась она или нет, ее картина была восхитительна. В ней все было безупречно: композиция, образы, техника, светотени, тона и полутона. Девушка писала ее своей рукой, как ни крути. Никто не делал этого за нее.

После перерыва в аудиторию не вернулась половина абитуриентов: они попросту сдались, приняв тот факт, что Беллстрид им не по зубам.

«Правильно сделали. Зачем мучиться, когда несоответствие налицо», – подумал Эван, сев за мольберт и окинув свежим взглядом свою картину.

Перерыв пошел всем на пользу, и до конца экзамена работа шла продуктивно. Когда прозвенел звонок и экзамен окончился, ребята отложили кисти, поднялись и бегло оценили картины соперников, прежде чем покинуть аудиторию.

– Экзамен подошел к концу, – официально объявил профессор Верзяк. – Ожидайте результаты в среду. Вас оповестят по электронной почте.

Абитуриенты потянулись к выходу.

– Ты идешь? – спросил Эвана Уилл. Ему явно не терпелось поскорее уйти.

– Нет, у меня остались кое-какие дела, – выпалил Эван. В этот момент к ним подошел Генри Питерс, спокойный и расслабленный. – Идите без меня.

– Окей, – отозвался Уилл, махнув на прощание.

– Бывай, – кивнул напоследок Питерс.

Эван сделал вид, что протирает кисти, чтобы остаться в аудитории последним и взглянуть на картину мисс Вуд. Та, гордо подняв подбородок, пронеслась мимо него и скрылась из виду.

Когда в аудитории остались только профессор Верзяк и Эван, парень встал со стула, обогнул несколько чужих мольбертов и, наконец, остановился возле картины мисс Вуд. Работа выглядела так, будто девушка корпела над ней неделю, но никак не пять часов. Поймав себя на этой болезненной мысли, Эван пришел к выводу, что она действительно чрезвычайно талантлива. Увидев всего одну ее работу, он уже преклонялся перед ее даром. И одновременно успел ее за это возненавидеть.

Глава 4

Лисица, кошка и сова

Все свободное время, пока Эван отсиживался в хостеле, ожидая результатов экзамена, он посвящал поиску работы. Сомнений в том, что ему уже никак не получить двойную стипендию, не осталось. Сложность состояла в том, что подавляющему числу работодателей требовался опыт, а опыта у Эвана не было ни в чем, кроме изобразительного искусства.

Устав перебирать вакансии, Эван выключил телефон. Погода стояла отличная, так что он решил пройтись. Покинув душный хостел, Эван побрел в сторону центра, обращая внимание на каждое вывешенное объявление. Здесь их клеили где ни попадя – на фасадах, на столбах, на дверях небольших магазинов. Вдруг подвернется удача? Иногда очень хотелось верить в счастливые случайности, предначертанные самой судьбой.

Эван несколько часов обходил все попутные торговые точки, интересуясь, не требуются ли им помощники, чувствуя себя все более паршиво. Идея оказалась провальной. Частные магазинчики и бары в новых сотрудниках на полставки, да еще и без опыта не нуждались. Эффект от очарования столицей померк. Эван понимал, что пробыл в Маунтен-Хилле слишком мало и еще ничего, по сути, не видел, но не мог избавиться от мерзкого чувства, что он здесь чужой. Ненужный. Лишний. И хотя мегаполис предлагал много удовольствий, Эван не мог себе позволить даже стаканчик кофе навынос – уж слишком дорого в его ситуации.

Бесцельное шатание привело его на особенно шумную улицу: из-за ремонта дороги здесь вовсю работали перфораторы, и пыль летела во все стороны. Эван ускорился, чтобы быстрее проскочить этот отрезок пути, как вдруг ему позвонила мама. То был ее особый талант – звонить в самое неподходящее время.

Остановившись, Эван замешкался, прежде чем ответить. Он смотрел на экран телефона с ее фотографией и понимал, что прямо сейчас придется лгать. На душе неприятно заскребло. Наконец он нажал зеленую кнопку и как можно более счастливым тоном ответил:

– Привет, мам!

– Сынок, тебя не слышно! – раздалось в динамике.

Спасаясь от уличного шума, Эван свернул в узкий переулок между домами. В нос сразу ударил запах помоев – здесь расположился целый ряд огромных мусорных баков с жужжащими над ними мошками. Да уж, такое не печатают на открытках.

– Вот так слышно? – Он широкими шагами продвигался вперед, прочь от шума и вони, всеми силами стараясь не вляпаться в полусгнившую кожуру банана или лужу нечистот.

– Да, теперь получше.

– Как ты, мам? Я соскучился.

– Я тоже очень соскучилась, сынок. – Ее голос был мягким и нежным. Она всегда говорила с такой ощутимой любовью, от которой согревалось сердце. Эван просто не мог волновать ее сейчас. – У меня-то все по-старому. В Нью-Фолле, сам знаешь, никогда ничего не происходит. Конечно, без тебя трудно, но мне все постоянно звонят и спрашивают, что нужно, чем помочь.

– Тебя кто-нибудь навещает?

– О, постоянно, – заверила его мама. – Вчера приходила миссис Пэркинс, принесла запеканку, а потом мы почти пять часов разгадывали кроссворды. До этого заглядывала миссис Мейер с дочерью. Они помогли убраться, постирать и вывесить шторы, а то что-то совсем они запылились… Все о тебе спрашивают. Называют большой гордостью маленького Нью-Фолла! А мне так приятно! Мой любимый сыночек без пяти минут студент Беллстрида! Даже не верится.

– Хорошо, что все в порядке. Ты сразу звони, если что-то понадобится.

– Да что мне может понадобиться? Главное, чтобы у тебя все получилось. Только этим и живу. Радуюсь, что ты наконец-то вырвался отсюда в большой мир. У тебя сейчас происходит столько всего интересного! И жизнь только начинается… Как тебе столица? Чем сейчас занят? Скорее рассказывай!

– У меня все отлично. – Едва Эван это сказал, как тут же почувствовал, что один ботинок приклеился к асфальту. Приподняв носок, он обнаружил, что вляпался в особенно прилипучую розовую жвачку. – Столица полна сюрпризов…

– Радостных, я надеюсь?

– А как же. – Оторвав ботинок от жвачки, Эван попытался почистить его об асфальт. Жвачка вцепилась мертвой хваткой.

С этой маленькой безобидной лжи началась и более крупная. Эван заверил маму, что у нее нет повода для тревог. Солгал, что его работа на вступительном экзамене была лучшей и теперь двойная стипендия точно у него в кармане.

– Не сомневалась в тебе, дорогой! – Из динамика вновь раздался радостный голос матери, и Эван почувствовал комок в горле.

В завершение разговора он пообещал, что сможет начать копить деньги на операцию и каждый месяц будет поддерживать ее материально. Пообещал, что они обязательно выкарабкаются из нищеты, а впоследствии, может быть, даже и из Нью-Фолла. И пока Эван говорил, он и сам горячо в это верил. Он клялся хорошо учиться, сжимая телефон так крепко, что становилось больно. Нужно было успокоиться, чтобы не вызвать подозрений. Малейшее изменение голоса – и мама сразу поймет: что-то не так. Начнет задавать вопросы, тревожиться. И что тогда он ей скажет?

Когда они попрощались, Эван выключил телефон и судорожно выдохнул. Он и сам не заметил, как давно уже вышел на следующую, более тихую улицу. Убрав телефон в карман брюк, Эван посмотрел вперед и встретился взглядом с высокой красивой женщиной в белом костюме. Проходя мимо, она улыбнулась ему. Вот так вот просто.

В это мгновение в сердце Эвана снова зажглась надежда. Остановившись, он смотрел на гудящий город, и оказалось, что, несмотря на темные закоулки, полные мусора, в столице повсюду встречалось и счастье. Много счастья. Увидеть его можно было невооруженным глазом практически на каждом шагу. Люди Маунтен-Хилла улыбались, и ему тоже захотелось улыбаться. Как бы ни было сложно, сегодня вечером он выбрал быть счастливым.

Лучи закатного солнца нежно касались прогретого асфальта. Пока он шел вдоль домов и несмолкающего потока автомобилей, город снова казался ему прекрасным и полным возможностей. Когда мимо Эвана прошли две смеющиеся подружки со связками блестящих воздушных шаров и одна из них ему помахала, внутри словно зацвели подснежники. В этот момент он твердо решил, что не вернется в Нью-Фолл, что бы ни случилось. Несмотря на неудачи, он продолжит искать работу. Ведь, как известно, кто ищет – тот найдет, верно?

Усевшись за столик крохотной, но до невозможности уютной кофейни, Эван снова полез на сайты с вакансиями, откликаясь на каждую. Вот только среди предложений не было ничего интересного – одни официанты, промоутеры да менеджеры по продажам. Пролистав несколько страниц, Эван задержался на объявлении: «Срочно требуется помощник ювелира. Опыт не важен, главное – хороший вкус и творческая жилка».

– А вот это уже любопытно, – решил Эван и откликнулся, на этот раз с азартом.

Прошерстив все новые вакансии на сайте, он вышел на улицу и побрел куда глаза глядят. Так, в бесцельном шатании по городу, в поисках подработки и в томительном, нервном ожидании прошло еще два дня, прежде чем Эван получил заветное электронное письмо.

Уважаемый мистер Грейсен!

С радостью сообщаем вам, что вы зачислены в Университет искусств Беллстрид! Наши профессора высоко оценили все заявленные вами работы. Мы отметили выработанный у вас узнаваемый стиль, оригинальный взгляд, а также профессиональную технику исполнения. Поздравляем! Ваша третья экзаменационная работа набрала 9 баллов из 10 возможных. В связи с этим весь последующий учебный год вы будете получать стипендию.

Ваша заявка на проживание в кампусе Беллстрида одобрена, заезд в общежитие возможен с момента получения вами данного письма. Расписание мероприятий для первокурсников – во вложении. Пожалуйста, ознакомьтесь с ним внимательно. Вы сможете узнать больше о кампусе и о том, какие возможности и поддержку предлагает университет.

С уважением,

ректор Университета искусств

Беллстрид Анжела Дьюэтт

К письму был приложен список необходимых для обучения вещей, большинство из которых университет предоставлял своим студентам бесплатно на все время обучения.

Несколько раз перечитав долгожданное письмо и просмотрев все вложенные материалы, Эван отключил телефон, растянулся на кровати и уставился в потолок. Любой другой на его месте сейчас бы прыгал от радости. Конечно, в глубине души он и правда был счастлив, но ведь ожидания были иными. Амбиции, что б их.

Предрассветную тишину нарушало только щебетание ранних птиц, проезжающие мимо редкие такси и звук колесиков чемодана, который катил за собой Эван. Ему не терпелось переехать из неуютного хостела в общежитие, начать обустраиваться, вникать в правила университета и скорее стать его частью.

Университетский городок Беллстрида был разделен на три обособленных округа, называемых контрадами. Они названы в честь животных-покровителей: кошки, лисицы и совы. Каждая из трех контрад была украшена в соответствии со своей символикой – скульптурами и статуэтками, фресками, мозаикой и фигурными кустами с изображением зверя-талисмана. Эван читал, что на кампусе в каждой контраде обитают настоящие животные в специально отведенных для них жилищах, так что даже у новичка перепутать свою контраду с чужой никак не выйдет.

Распределение по контрадам происходило перед заселением в кампус, и Эван гадал, какое же из трех животных станет его талисманом на последующие пять лет. Не то чтобы была какая-то разница, и все-таки он знал, что контрада совы выигрывала годовой кубок чаще остальных. А еще он постоянно думал о той, чье имя до сих пор не знал. Об «особом случае», об этой чертовой мисс Вуд, что вырвала из его рук двойную стипендию. Да, заслуженно, но все-таки вырвала.

Подходя к широкой каменной лестнице университета, Эван все четче понимал, что не хочет оказаться с ней в одной контраде. Ему хотелось забыть о существовании мисс Вуд. Но раз уж этому не суждено осуществиться, то хотелось бы видеть ее настолько редко, насколько это вообще возможно. Она уже пробудила в нем все самое худшее. Всего за пять часов мисс Вуд смогла разрушить его планы, так что же она сможет учинить за целый учебный год? О нет. Лучше уж ей оказаться в другой контраде. Союзниками им никак не стать, так, может, из их соперничества выйдет что-то хорошее?

– Добро пожаловать в Университет искусств Беллстрид! – Высокий рыжеволосый парень со значком старосты вернул Эвана в реальность. В руках он держал планшет. – Собираешься заселиться в кампус?

– Спасибо. Э-э, да. Только пока не разобрался, где здесь что…

– Для того я и дежурю сегодня, чтобы помогать новичкам, – бодро ответил парень, указав на блестящий синий значок с заглавной буквой «Б». – Меня зовут Джон Стенбек. А тебя?

– Эван Грейсен.

Джон включил свой планшет и поискал Эвана в списках:

– Есть такой. Идем!

И, развернувшись на каблуках, Джон широкими шагами направился в сторону внутреннего двора. Эван поспешил за ним, волоча за собой чемодан, у которого внезапно начало заедать колесико.

Когда они огибали уютный внутренний дворик с небольшим фонтаном, Эван невольно бросил взгляд на скамейку под пышным кустом, где несколько дней назад он столь бездумно подошел к мисс Вуд. Ему было крайне неприятно вспоминать об этом позорном эпизоде. Сморщившись, он тряхнул головой и крепче сжал ручку неподатливого чемодана.

Вдвоем они прошли через высокую арку, ведущую в университетский городок. Эван благоговейно вздохнул, когда воочию увидел аккуратно подстриженные живые изгороди, яркие клумбы и внушительную мраморную скульптуру: лисица, кошка и сова, кружащиеся вместе, словно в танце. Композиция возвышалась над их головами, приковывая внимание филигранностью исполнения. У совы выделялось каждое перышко, у кошки и лисицы отчетливо просматривалась текстура шерсти. Скульптор уделил внимание даже изогнутым коготкам животных.

Джон остановился, позволяя Эвану рассмотреть скульптуру и насладиться столь долгожданным и ценным первым мгновением пребывания в кампусе.

– Здорово, правда? – довольно произнес рыжий, уперев руки в бока и глядя на Эвана с широкой улыбкой.

– Очень здорово! – согласился тот, любуясь скульптурой, осенними деревьями и медленно кружащимися желтыми листьями.

Теплый воздух приятно пах сыростью после дождя. Отсюда же расходились три дорожки, каждая из которых имела свой указатель на одну из трех контрад.

– Теперь здесь твой дом, приятель, – подметил Джон. – Ты полюбишь его.

– Уже полюбил, – искренне отозвался Эван.

– О как. Неплохо, – оценил Джон. – Значит, готов узнать свою контраду?

– Готов.

Староста вновь поманил за собой, свернув направо, в отдельно стоящее здание. Там, возле двери, уже был чей-то чемодан.

– Здесь работает методист, – рассказывал Джон, не сбавляя шага. – Он занимается всякой бюрократической волокитой, составлением расписания и ведением документации по учебной работе. Если понадобятся какие-то справки или возникнут вопросы с расписанием, тебе сюда.

– Окей. – Эван едва поспевал за долговязым старостой.

Как только они подошли к дверям, Эван поставил свой чемодан рядом с вещами другого студента. Открыв дверь и войдя внутрь следом за Джоном, Эван оказался неприятно удивлен: в небольшом, отделанном деревом помещении уже сидела мисс Вуд. Он сразу узнал ее затылок. Коричневый свитер в оранжевую полоску, вельветовые штаны, старомодная сумка и пышная копна каштановых волос, разумеется, снова при ней.

Оглянувшись на вошедших, она тоже не смогла скрыть удивления. За долю секунды выражение ее лица поменялось несколько раз. Сначала глаза девушки округлились, а челюсть отвисла. Затем, спохватившись, она быстро поджала губы и сощурилась. После чего ее брови грозно устремились вниз, придавая ей весьма устрашающий вид. И наконец, хмыкнув, она презрительно отвернулась. Напряжение, повисшее в воздухе, можно было ощутить почти физически.

– Пару минут, пожалуйста. – Методистка в форме синего цвета, сидевшая за длинным письменным столом, вежливо обратилась к вошедшим. – Мы почти закончили.

– Ага, ждем! – Кивнул ей староста, а сам повернулся к Эвану и прошептал: – Давай дальше сам. Мне нужно бежать, лады?

Не успел Эван ответить, как Джон подмигнул ему и пулей вылетел из кабинета, будто опаздывал на самолет.

– Итак, мисс Вуд, – вежливо сказала методистка, – мы заполнили все необходимые документы и теперь можем приступать к выбору контрады. Вы готовы?

– Готова, – подтвердила девушка, выпрямив спину.

Методистка придвинула к мисс Вуд большую красивую шкатулку с выпуклым золотым гербом университета. Выполненная из металла, она сплошь была покрыта ярко-синей глазурью, поверх которой лозой вились золотые узоры с крохотными листиками.

Когда методистка, улыбаясь, откинула перед мисс Вуд крышку шкатулки, та едва слышно выдохнула, выдав тем самым свое волнение, а затем быстро погрузила пальцы в содержимое шкатулки и вытащила оттуда небольшой золотой шарик.

– Откройте его, – с легкой улыбкой попросила методистка.

Шарик оказался пластиковым, и едва мисс Вуд надавила на него пальцами с двух сторон, он легко поддался, раскрывшись точно две ореховые скорлупки. Оттуда что-то крошечное упало в ладонь студентки. Приглядевшись, она подняла голову на методистку, демонстрируя ей улов.

– Контрада кошки. – Методистка улыбнулась еще шире, занося новую информацию в компьютер. – Пожалуйста, мисс Вуд, подождите на скамейке у входа. Ваш пропуск и ключи от комнаты скоро будут готовы.

Девушка выразила благодарность и, поднявшись, гордо прошла на улицу. Эван успел уловить исходивший от нее легкий карамельный аромат.

«Кресло еще хранит тепло ее тела», – пронеслось в сознании Эвана, и ему вновь не понравились собственные мысли. Почему он вообще подмечает такие детали? Как будто ему есть какое-то дело до того, как она пахнет. Чувствуя в столь важный момент лишь раздражение, Эван впился ногтями в подлокотники кресла, чтобы угомонить разлетающиеся мысли.

Все это время методистка говорила с ним. Но до Эвана долетали лишь обрывки: поздравление с зачислением и какие-то торжественные напутствия.

– Что ж, – подвела итоги методистка, – планшет я на вас зарегистрировала, на учебном портале ваш аккаунт создала, комплект с университетской формой вашего размера… – она щелкнула мышкой, глядя в монитор, – тоже подтвержден. Можно перейти к выбору контрады. Прошу вас. – Методистка указала на шкатулку с золотыми шариками, которую даже не стала закрывать после ухода мисс Вуд.

Однако Эван медлил.

– Что-то не так? – удивилась девушка.

– Вообще-то да, – неуверенно сказал он. – Я могу как-то повлиять на выбор контрады? Или перевыбрать, если содержимое капсулы мне не подойдет?

Методистка удивилась еще больше:

– Простите, мистер Грейсен, но я не понимаю вас. Все контрады университета находятся в абсолютно равных условиях. По сути, нет никакой разницы, куда вас определят.

– И все-таки у меня есть… кхм. Предпочтения.

– Какие же?

– Мне хотелось бы исключить контраду кошки, если это возможно.

– Что же не так с контрадой кошки? Вы их не любите?

– Дело не в этом. Я люблю животных. Любых. – Парень замялся, не зная, как завуалированно объяснить свою просьбу. Пока он молчал, в глазах методистки промелькнула догадка. Лицо ее переменилось с удивленно-непонимающего до слегка озадаченного.

– К сожалению, мистер Грейсен, я не знаю, как вам помочь. Капсулы специально устроены таким образом, что открываются лишь единожды. Помимо этого, они не имеют снаружи никаких опознавательных признаков, и даже я понятия не имею, какая фигурка находится внутри.

– Может быть, они различаются в весе? – с надеждой предположил Эван.

– Возможно, но я ведь их не взвешивала. Честно говоря, в моей практике это первый подобный инцидент. – Она снова дежурно улыбнулась. – Вам придется выбирать, как и всем.

Что ж, по крайней мере, он рискнул спросить. Полагаясь на удачу, Эван потянулся к шкатулке и вытащил из нее увесистый золотой шарик. Надавил на него пальцами, разделяя на две равные половинки, в одной из которых лежала крохотная фигурка совы. Облегченно выдохнув, парень откинулся на спинку кресла.

– Вот видите. – Методистка, видимо, тоже испытала облегчение. – Это не кошка.

«Не кошка», – довольно повторил про себя Эван, убирая серебряную фигурку совы в карман.

Глава 5

Спонтанное желание

Мисс Вуд послушно ждала на единственной скамейке у входа в кабинет методиста, сложив руки на груди и постукивая каблуком по тротуарной плитке. Эван нехотя присел на противоположном краю скамьи.

Демонстративно отвернувшись, девушка отодвинулась от него, насколько это было возможно, а постукивания каблуком стали заметно чаще и громче. Оба нервничали. Между ними все равно оставалось слишком маленькое расстояние, чтобы о нем не думать.

Все то время, пока они сидели, Эвана так и подмывало обронить какую-нибудь колкость в ее адрес. Он честно боролся с собой и очень удивился, когда у него невольно вырвалось:

– Прошла на факультет чечетки?

Стук тут же прекратился. Ляпнув это, он похолодел и замер, ожидая бури, не решаясь даже боковым зрением взглянуть на лицо мисс Вуд. Ему показалось, что воздух вокруг нагрелся. Вдруг очень захотелось, чтобы девушка восприняла этот идиотский выпад как неудачную шутку. Захотелось, чтобы она рассмеялась. И тогда… он бы неловко посмеялся вместе с ней. Может, на этом их вражда завершилась бы сама собой. Но девушка не засмеялась.

– А ты прошел на факультет маменькиных сынков? – произнесла она так громко и четко, словно долго тренировалась выговаривать каждый слог этой фразы.

Ох, зря она упомянула его маму. Зря, зря, зря. Чувствуя себя уязвленным, Эван резко развернулся к ней.

– Не смей говорить о моей матери. – Его голос прозвучал слишком агрессивно. Он понимал, что перегнул палку, но, если прямо сейчас не поставить ее на место, будет только хуже.

– А не то что? – с вызовом прошипела та, провоцируя. Девушка впилась в него зелеными глазами, в которых не было ни грамма страха. В них отчетливо кипела буйная зарождающаяся ненависть. – Что ты сделаешь мне, а?

Утратив над собой контроль, Эван резко схватил ее за запястье:

– Осторожней, Вуд, – пригрозил он. – Не нарывайся.

Не отводя от него едкого взгляда, точно жертва в момент атаки, которая не собиралась сдаваться без боя, мисс Вуд дернула рукой в попытке вырваться. Ее ноздри раздувались, а грудь заметно вздымалась при каждом резком вдохе.

– Отпусти! – скомандовала она, дернув руку сильнее.

Эван не отпускал. И хотя сейчас его сердце колотилось как бешеное, внешне он выглядел холодным и спокойным. Он знал, что сжал слишком сильно, причиняя девушке боль. И еще раз убедился, что мисс Вуд оказывает на него исключительно пагубное влияние, ведь он никогда в своей жизни не был жестоким.

Он сам себя не узнавал. Но был не в силах противиться этой всепоглощающей злости.

– Перестань! – процедила Вуд, еще раз дернув рукой, уже в полную силу.

На этот раз Эван разжал пальцы.

– Псих долбаный! – выплюнула Вуд. Подскочив, она схватила свой чемодан и поспешно отошла от парня.

Больше они друг на друга даже не взглянули.

К счастью, спустя несколько невыносимо тягучих минут методистка вынесла каждому по небольшой коробочке в сине-золотых цветах. Она ничем этого не показала, но, очевидно, отметила тот факт, что будущие студенты держались друг от друга на внушительном расстоянии, вместо того чтобы ждать на одной скамье.

Другие студенты здесь обычно начинали знакомиться, делиться впечатлениями от Беллстрида и обсуждать учебные моменты. Эти двое вели себя совершенно нетипично. Но женщина больше не задала ни единого вопроса и, пожелав удачи, удалилась в свой кабинет.

Мисс Вуд вполне могла бы победить в соревнованиях по спортивной ходьбе – столь молниеносно она исчезла, как только получила свою коробку.

Эвану же спешить было некуда. Он аккуратно снял защитную наклейку и поднял крышку, заглядывая внутрь. В этот момент к нему вернулось забытое ощущение родом из детства, когда под елкой уже лежат подарки, но из-за яркой упаковки невозможно догадаться, что же там.

В коробке находился ключ, на котором висел простой металлический брелок с номером комнаты; пластиковый студенческий пропуск с фотографией Эвана; клочок бумаги с логином и паролем для входа на университетский портал и брошюра с информацией для первокурсников.

Для удобства парень положил ключ в карман брюк, а коробку поставил сверху на чемодан, чтобы не занимать другую руку. Неспешно двигаясь к скульптуре с животными-покровителями, он прокручивал в голове этот эпизод на скамейке, ища объяснение или хотя бы оправдание случившемуся.

Он понимал, что неправ. Понимал, что сам же, своей наглостью и глупостью, запустил цепную реакцию, так что теперь их неприязнь усилилась и будет только расти в геометрической прогрессии. Эван сам не ожидал от себя такого поведения. Он никогда не был таким злым, таким ядовитым на пустом месте. Он никогда не хватал девчонок за руки, не обижал их, не делал им больно. Но он также не ожидал получить в ответ такую волну агрессии. Он ведь был хорошим парнем… Пока не случилось то, что случилось.

Неужели теперь ему придется быть плохим? Играть роль университетского негодяя? Ведь если она будет нарываться, он не станет молча терпеть. Ему придется отвечать. Ох, ну почему она не засмеялась? Почему так серьезно отнеслась к той глупости? А теперь, когда он причинил этой девушке физическую боль, сколько бы он ни старался и как бы искрометно ни шутил, она вряд ли даже улыбнется ему. Какая-то неумолимая тоска пронзила его сердце от этой мысли.

Контрада совы была отделена от остальной части кампуса каменным забором, который кое-где живописно оплетал плющ. Над высокой аркой из такого же светлого, чуть желтоватого камня нависала довольно крупная и очень приметная сова с расправленными крыльями. Отлитая из темного металла, она уже успела приобрести голубой оттенок из-за коррозии, и это было по-своему красиво. Арка никем не охранялась, поскольку студенты могли свободно перемещаться между контрадами и ходить друг к другу в гости.

Войдя в небольшой, но аккуратный сад контрады совы, Эван сбавил ход, осматриваясь. Его встретили несколько старых яблоневых деревьев, расположившихся чуть поодаль от входа. Там, скрытые меж изогнутых ветвей, прятались двухместные качели. Дорожка, выложенная темной плиткой, вела прямиком в общежитие. По обе стороны от нее тянулась низкая живая изгородь.

Здесь чуть ли не на каждом шагу встречались совы во всевозможном исполнении: выстриженные кусты-совы, совы-статуи, совы на металлических вставках в тротуарной плитке, деревянные совы, сидящие на ветвях деревьев, питьевые фонтанчики с совами…

Интернет не лгал, рассказывая, что в контрадах живут настоящие животные-талисманы. На полпути к общежитию Эван действительно встретил симпатичный, словно сказочный домик с металлической совой на крыше. Заглянув внутрь, он увидел несколько живых сов, дремлющих на жердочках. На их лапках виднелись кольца, но птицы не были привязаны. В любой момент они могли свободно вылететь из своего жилища в открытое круглое окно сверху.

За совиным домиком виднелось и само общежитие, хотя, чтобы дойти до него, надо было пересечь половину сада. Большое трехэтажное здание, хоть и смотрелось заметно проще основного корпуса университета, восхищало не меньше. И на его фасаде тоже виднелся яркий витраж.

«Дайте-ка угадаю. Сова?» Эван присмотрелся и разглядел очертания полярной птицы. Парень улыбнулся. Ему чертовски нравилось быть здесь и находить всех этих сов. Интересно, сколько их тут? Он с искренним любопытством выискивал изображения птиц, пока шел по саду, волоча за собой чемодан, колесико которого жалобно скрипело. Последняя найденная им сова величественно восседала на самом верху пятиступенчатого фонтана прямо у входа в общежитие. Мраморная птица гордо расположилась на стопке учебников. Она смотрела прямо на Эвана круглыми глазищами.

Остановившись, чтобы немного передохнуть, прежде чем поднимать чемодан по ступенькам, Эван осмотрел фонтан. На дне он заметил множество монеток и решил внести свой вклад. Вообще-то он не верил в подобные вещи: в суеверия и приметы, в места силы, в загадывание желаний под омелой или под падающими звездами.

И, чтобы проверить чудесные способности фонтана, он решил загадать самое абсурдное из всего, что пришло на ум. Достав монетку, не задумываясь больше ни на секунду, Эван загадал желание и бросил монетку. Та звонко шлепнулась о воду и быстро ушла на дно, смешавшись с другими. «Ну, теперь посмотрим, сбудется или нет».

Он мог бы загадать отличную учебу, хорошо оплачиваемую подработку или что-то подобное в том же духе. А вместо этого, следуя мимолетному порыву, Эван загадал нечто совершенно спонтанное, бездумное и нелогичное. Но почему-то в тот момент, стоя с монеткой в руках, Эван не хотел менять то желание ни на какое другое. Вздохнув, парень снова взялся за чемодан, поднялся по широкой мраморной лестнице и вошел в высокие двустворчатые двери.

Глава 6

Первый отклик

Идеальнее спальню и представить нельзя.

Первое, что бросилось Эвану в глаза, – огромное окно почти во всю стену, через которое в комнату проникало много света. Ну а если захочется посмотреть фильм в темноте, то можно задернуть плотные темно-синие шторы. Сейчас они были перехвачены золотыми веревками с декоративными кисточками на концах.

Пол спальни был устлан ковролином того же оттенка, что и шторы. Помещение было рассчитано всего на двух жильцов – здесь стояли только две кровати. Зато какие! Просторные, высокие, с массивными деревянными изголовьями и дутыми теплыми одеялами, в которые сразу же захотелось завернуться. И даже постельное белье было в традиционной сине-золотой расцветке Беллстрида. У каждой кровати стояла небольшая тумба из темного дерева, на ней – простой, ничем не примечательный ночник.

Выбрав себе кровать, Эван подошел к ней и расплылся в улыбке – на небольших декоративных подушках, разбросанных по всей ее поверхности, золотыми нитями был вышит герб университета с летящей совой посередине.

«Парящие в ночи – у-ухнем!» – гласила золотая надпись под гербом.

Также возле окна стояли два письменных стола с удобными на вид стульями. На каждом столе – по синей лампе и по новенькому планшету для учебы. По центру спальни стояло одно, но каких-то гигантских размеров кресло-мешок. Кроме того, в спальне имелись темно-синяя пробковая доска с кнопками, книжная полка, вместительный шкаф и резной комод. Обычно студенты первым же делом после заселения принимались украшать свою территорию фонариками, плакатами, мягкими игрушками, фотографиями и прочими важными для них вещами, создающими уют. Но Эван любил минимализм, да и ничего такого с собой не брал.

На то, чтобы разложить вещи, у него ушло всего полчаса – настолько мало их было. В основном одежда да кое-что по мелочи. Все самое важное для учебы предоставлял университет, пусть и по запросу. Управившись, Эван затолкал пустой чемодан под кровать, взял со стола планшет и плюхнулся с ним в кресло-мешок. «М-м-м, как удобно», – блаженно подумал он, вытянув вперед ноги и включив планшет.

Все было уже настроено. Среди ярлыков значились «библиотека», «журнал оценок», «учебный портал», «чат», какая-то местная звонилка и стандартные приложения вроде фотоальбома, видеокамеры, медиапроигрывателя, графического редактора. Из всех программ больше всего Эвана заинтересовал учебный портал. Вытащив из коробки бумажку с логином и паролем, Эван быстро ввел данные в приложение и попал на главную страницу.

«Добро пожаловать на учебный портал Университета искусств Беллстрид!» – загорелась приветственная золотая надпись на синем фоне и тут же погасла, сменившись меню.

Не особо задумываясь, парень сразу нажал на «Личный кабинет». Там предлагалось загрузить свое фото и коротко написать о себе. Графы «имя», «фамилия», «контрада» и «курс» уже были заполнены и не подлежали редактированию – остаться инкогнито ни у кого не получится. Из личного кабинета Эван перешел в раздел сообщений, нажав на золотую иконку с письмом. Эдакая университетская соцсеть.

Отыскав кнопку поиска, Эван нажал на значок с лупой и на мгновение замер. Почему-то, по какой-то совершенно непонятной причине, ему вдруг очень понадобилось узнать имя мисс Вуд. Ее наверняка дурацкое, некрасивое имя.

Легким касанием он вызвал клавиатуру, набрал фамилию и запустил поиск. Приложение выдало всего двух человек по фамилии Вуд, один из которых оказался Дереком. Стало быть, ее имя – Джейн Эйприл.

– Джейн… Эйприл… Вуд, – медленно и очень тихо произнес Эван, прислушиваясь к звуку собственного голоса. Пробуя имя на вкус.

Не так уж по-идиотски, надо признаться. Вполне красиво. Даже очень.

Сентябрь подкрадывался все ближе и ближе, и день за днем университетский городок заполнялся студентами. Кампус оживал. За неделю до начала учебы Эвану выдали комплект университетской формы. Он был рассчитан на осенне-весенний и зимний период и включал все необходимое, от носков до темно-синего шерстяного свитера с золотой нашивкой в виде герба Беллстрида. Особенно Эвану понравился кардиган – кашемировый, мягкий, очень стильный. Никогда еще у него не было настолько качественной одежды.

За неделю пребывания в Беллстриде Эван успел изучить окрестности, завязать несколько, пока ничего не значащих знакомств, написать парочку простых этюдов и прогуляться по территории двух других контрад. В одной из них он сразу встретил жирного серого кота, в другой смотритель позволил ему покормить парочку лисиц. Те оказались совсем ручными, повадками почти не отличались от собак и содержались в просторном чистом вольере. О них здесь хорошо заботились. Также Эван успел подсчитать всех сов в своей контраде, каких сумел найти. Их оказалось двести тридцать четыре, не считая живых. Возможно, их было и больше.

А еще он зачем-то считал случайные встречи с Джейн Эйприл Вуд. Не то чтобы там было что считать. Так, всего пять. Первый раз она куда-то очень спешила и пронеслась по парку, даже не заметив Эвана. Вторая встреча состоялась в столовой. Они пересеклись на раздаче с подносами в руках, метнули друг в друга гневные взгляды и уселись в противоположных концах. Третий раз случился в холле, но тогда там было целое столпотворение. Учебный портал всем выслал письма о том, что скоро будет открыта запись в дополнительные кружки. Для этого нужно явиться в холл в назначенный час, чтобы отметиться у старост или задать свои вопросы. Эван вступать в кружки не планировал, он просто шел мимо и чуть было не налетел на Вуд, когда она резко развернулась, чтобы уйти. При виде юноши Джейн Эйприл театрально закатила глаза, и он снова не смолчал, бросив вдогонку:

– Вот это да! Знаешь, с тем, как ты закатываешь глаза, не сравнится даже закат солнца на Лазурном Берегу!

Остальные два раза Эван видел ее совсем издалека, шагающей в контраду кошки в компании новых подружек. В такие моменты он провожал ее взглядом до тех пор, пока их компания не скрывалась из виду.

Как бы он ни старался выкинуть девушку из головы, у него никак не выходило. Уж слишком задела его эта неприятная история. Даже его пальцы, казалось, до сих пор помнят, как сжимали запястье Джейн Эйприл. А еще ему было любопытно узнать, какое из двух имен она предпочитает. Но вообще-то ему нравились оба.

9:00–10:00 – знакомство с ректором

10:00–12:00 – творческое письмо

12:00–13:00 – обеденный перерыв

13:00–16:00 – живопись (пленэр)

Сосед по спальне объявился вечером тридцать первого августа, как раз в тот момент, когда Эван изучал свое расписание на учебном портале.

– Хэй, дарова! – бодро сказал тот, едва дверь открылась. Парень был метисом с азиатским разрезом глаз пронзительной синевы и иссиня-черными взъерошенными волосами, высветленными на макушке до светло-пепельного оттенка. Пыхтя, он втащил чемоданы в комнату, попутно представляясь: – Я Тэхен Чонгу!

– Привет.

Когда сосед захлопнул дверь, Эван протянул ладонь для рукопожатия. Тэхен был высоким, почти одного роста с ним.

– Эван Грейсен.

– Окей. – Тэхен пожал руку, осматриваясь, а затем, уперев руки в бока, бросил: – Не Хогвартс, конечно, но тоже круто. Хотя и тесновато.

– Тесновато? – Эван приподнял бровь, задаваясь вопросом, в каких тогда хоромах тот жил раньше.

Пока Тэхен, все еще пыхтя, сбрасывал с ног кроссовки, Эван успел оценить его внешний вид. Крепкий парень с ног до головы был одет в дорогие брендовые вещи. Все понятно. Богатенький мальчик на контрактном обучении. Впрочем, таких в Беллстриде подавляющее большинство.

– У родаков большой дом, – небрежно бросил он, открывая молнию на первом чемодане и вываливая оттуда все содержимое прямо на пол. – И спальня у меня там ого-го. Телик на полстены, приставка, все дела. Любишь кино?

– Наверное, – неуверенно протянул Эван, наблюдая за новоиспеченным соседом.

Тот сел на корточки и как раз извлек из чемодана вторую пару фирменных кроссовок кислотного лимонного цвета.

– Это как? – не понял Тэхен, вслед за кроссовками принявшись увлеченно сортировать носки по цветам.

– Я не очень много фильмов видел, – признался Эван. – У нас был всего один телевизор, и отец к нему подпускал неохотно. А потом, когда он умер, мне уже было как-то… Не до фильмов, в общем.

– Блин, чувак, прости. – Тэхен перестал копаться в чемодане и с сожалением уставился на Эвана.

– Пустяки, это было давно, – отмахнулся юноша. Ему вдруг тоже стало неловко оттого, что он совсем забыл: в обычной жизни люди не хотят слушать о чьей-либо смерти. А говорить о том, что ты потерял родного человека в первые минуты знакомства, – тем более не лучшая идея. – Мы не были дружны. Мягко говоря.

– Бывает. – Пожав плечами, Тэхен продолжил выкидывать из чемодана остатки вещей. – Слушай, но если твой батя оккупировал телик, то почему нельзя было смотреть фильмы с компа? Онлайн типа? – искренне недоумевал он, между делом бросая на Эвана взгляды как на неведому зверюшку.

– В Нью-Фолле большие проблемы с интернетом.

«Как и со всем остальным», – закончил про себя Эван.

– Погоди-ка, ты чё – бюджетник?! – Сине-голубые глаза соседа еще больше округлились.

– Ага.

– Да ла-а-адно?! – Ошарашенный Тэхен встал, распрямился и еще раз горячо потряс Эвану руку. – Респект, бро! Круто, очень круто! Какой факультет?

– Изобразительное искусство.

– Ну вообще-е! Я, выходит, делю комнату с новым Пикассо? – Он по-свойски похлопал Эвана по плечу и, не дожидаясь комментариев, продолжил: – А я на литературном. Сценаристом хочу стать. У меня в голове такие сюжеты – это отвал башки! Иногда спать не могу, записываю идеи до рассвета… Горю этим! Родаков извел до полусмерти, всю плешь им проел Беллстридом! Они-то сначала хотели, чтобы я в юриспруденцию подался по стопам отца. У нас прямо-таки война шла последние два года.

– Вижу, бой ты выиграл, – усмехнулся Эван, падая в кресло-мешок, где его ждал планшет.

– А то! Хочу всему миру доказать, что можно творить что-то новое, а не клепать тупые ремейки. Вот для чего я здесь, – с жаром сказал парень и принялся раскладывать свои вещи по полкам в шкафу. – Здесь, кстати, тоже есть кинозал, ты знал?

– Нет, – отозвался Эван, проверяя, загрузила ли Джейн Эйприл аватарку. Не загрузила. Это было донельзя глупо, но почему-то Эван не хотел загружать свое фото раньше нее. Упрямился.

– Ну теперь знаешь. Будем ходить вместе?

– Не думаю, что у меня найдется время на фильмы.

– Ну хоть иногда? – протянул Тэхен Чонгу, выглядывая из-за дверцы шкафа.

– Иногда можно, – смягчился Эван, отключил планшет и взял телефон, чтобы снова проверить вакансии.

«Эван Грейсен, у вас есть один отклик от работодателя» – гласило всплывающее сообщение. Парень в нетерпении ткнул в него и увидел, что это ответ по вакансии «Ученик ювелира»:

«Мистер Грейсен, если вы настроены решительно и не планируете пропускать обучение, тогда можете прийти завтра к пятнадцати часам на собеседование».

Там же был указан адрес, геолокация, телефон для связи и подпись – Бехар Сингх.

Эван очень ждал приглашения на эту вакансию, поскольку она заинтересовала его куда больше остальных. Плюс ко всему – его готовы были обучать. Навык ювелира вполне мог пригодиться и в Беллстриде, его можно было бы как-то связать с учебой… Он думал, что, как только получит отклик, сразу же помчится на собеседование. Вот только теперь возникло одно существенное «но»: завтра – первый учебный день. А пропускать пары первого сентября категорически, критически и совершенно точно нежелательно.

Глава 7

Ректор, которого все любят

Ночью Эван спал плохо. Ему снились обрывочные тревожные сны об отчислении из университета по неуспеваемости, о возвращении в Нью-Фолл ни с чем, о страшной болезни его матери и собственном бессилии… Проснувшись в холодном поту, Эван с облегчением отметил, что каким-то чудом проспал до рассвета, хотя от тяжелых сновидений чувствовал себя совершенно измотанным. Остаток времени до звонка будильника он листал учебный портал под тихий храп Тэхена Чонгу.

На завтрак они пошли вместе. Погода стояла жаркая. Солнце светило вовсю, на небе ни единого облака, так что на студентах было минимум одежды. Белые рубашки с фирменной нашивкой и галстуки синего цвета в золотую полоску. Парни – в темно-синих брюках, девушки – в клетчатых юбках. Новенькая форма смотрелась красиво и торжественно.

Настроение среди студентов было соответствующим. Разбившись на группки, они спешили в столовую, смеясь и весело галдя, наперебой обмениваясь планами, обсуждая расписание, университетские кружки и будущие проекты.

В столовой их поджидал настоящий пир. Вместо привычной порционной раздачи сегодня был шведский стол, так что каждый мог брать сколько душе угодно. Такого разнообразия еды Эван еще никогда не видел! Множество салатов, лазанья, грибные запеканки в кокотницах, шашлычки на шпажках, порционные пироги и румяные рулеты – все так и просилось в тарелку. Боясь взять больше, чем сможет съесть, Эван положил себе несколько шашлычков из индейки с ананасом, картофель по-нормандски, салат с креветками, ложку фаршированных оливок и несколько помидоров черри с рукколой. Из закусок он взял блинчик с лососем и маленький профитроль со сливочным сыром, миновав стол со всевозможными канапе, восхитительными на вид брускеттами, сырными и мясными нарезками.

Хоть помещение столовой было более чем просторным, здесь собралось столько людей, что, казалось, яблоку негде упасть. И все же, когда Эван и Тэхен наполнили свои тарелки, они без труда нашли свободные места. Вскоре к ним присоединились Уилл Лэджер и Генри Питерс, те самые парни, с которыми Эван познакомился на вступительном экзамене.

– Вот это сегодня еда! – довольно сказал Генри Питерс, налегая на сочную отбивную. – Выше всяких похвал!

– Здесь всегда вкусно, – сказал Эван, пробуя божественный на вкус картофель под сырной корочкой. – Просто сегодня больше разнообразия.

– Это да. Всегда вкусно, – согласились остальные, принявшись обсуждать первые университетские сплетни.

– Старшекурсники говорят, что ректор просто душка. Не терпится с ней познакомиться, – сказал Питерс. – А вот с деканом нам придется тяжко. Ирма Митчелл строгая тетка. За один проступок может целый год терроризировать.

Эван закашлялся, когда в горле застрял кусок индейки. Сегодня ему предстояло отпрашиваться у декана. На первом же занятии испортить первое впечатление о себе – решение не из лучших.

– Сочувствую. – Вопреки сказанному, Тэхен довольно откинулся на спинку стула, попивая апельсиновый сок. Ему до декана художественного факультета не было никакого дела, поскольку для будущих литераторов Ирма Митчелл не вела ни одной дисциплины.

– Черт возьми, вы пробовали этот чизкейк? – воскликнул Уилл, смакуя кусочек десерта. От блаженства он даже закатил глаза. – Это что-то невероятное! Я готов вытерпеть хоть сотню лютых деканов, если нас продолжат так кормить!

– Посмотрим, как ты запоешь, когда встретишься с Митчелл с глазу на глаз, – хохотнул Питерс. Отложив в сторону нож и вилку, он вытер губы салфеткой и добавил: – Она у нас сегодня ведет пленэр, если ты не забыл.

Управившись с завтраком, вчетвером они поспешили на выступление ректора. Оно проходило в актовом зале, столь же роскошном, как и все остальное в Беллстриде. Просторный и светлый, он легко вмещал сразу всех студентов университета. Ряды удобных, мягких кресел, обитых синим бархатом, тянулись до самой сцены. Та полукругом возвышалась на добрые полтора метра, устланная красным деревом, отполированным до блеска.

Заняв места в третьем ряду, новоиспеченные студенты принялись с интересом разглядывать исторический зал. Подобные интерьеры можно было встретить разве что в средневековых замках: деревянные стенные панели, увешанные картинами в золотых рамах, кверху сменялись серым камнем, плавно уходящим в расписной декоративный потолок. Ансамбль дополняли шикарные золоченые люстры в форме канделябров.

– Мы как будто в кино попали! – выпалил Уилл, который, как и остальные первокурсники, таращился по сторонам. – Как же тут классно!

Остальные горячо его поддержали. Эвану особенно нравились большие стрельчатые окна в готическом стиле с витражными вставками. Пока не началось знакомство с ректором, он не мог от них оторваться.

Ровно в 9:00 ректор университета вышла на сцену и начала приветственную речь:

– Доброе утро, дорогие студенты, и добро пожаловать в Университет искусств Беллстрид! – Она широко улыбнулась, раскинув руки. Эван отметил, что, несмотря на возраст (на вид ей было около пятидесяти), ректор прекрасно выглядит – высокая и подтянутая, с идеально лежащими черными локонами до плеч, в белом наряде, состоящем из классического приталенного пиджака и юбки-футляра чуть ниже колен. Белые туфли на высоком каблуке придавали ей еще большую стать. – Меня зовут Анжела Дьюэтт. Я ректор этого славного университета, а также ваш первый помощник и наставник.

Студенты одобрительно заулыбались, не сводя глаз с ректора.

– Прежде всего хочу поприветствовать первокурсников, – продолжила она выразительным поставленным голосом. – Беллстрид рад видеть в своих стенах новые лица. Дорогие первокурсники, вы всегда можете обратиться к старостам или деканам вашего факультета! Не пренебрегайте помощью, не стесняйтесь о ней просить! Мы все здесь объединены общей целью – вписать наши имена в историю искусства и прославить доброе имя Беллстрида. Каждый из вас, несомненно, талантлив! Вы уже доказали, что достойны учиться среди лучших, и наша задача – помочь раскрыть ваши таланты в полной мере. Я уверена: этот союз будет плодотворным!

Зал разразился аплодисментами, которые быстро стихли, стоило Анжеле поднять руку.

– Многие из вас уже знают о давней традиции Беллстрида. Тем не менее я обязана о ней рассказать прямо сейчас, стоя на этой сцене. И потом не говорите, что вы не слышали! – Она пригрозила пальцем, и по залу прокатились смешки. – Весь последующий год вы будете получать призовые баллы. Речь идет не только об успехах в учебе, но и о других немаловажных достижениях – в дисциплине, во внеклассных активностях и, разумеется, в сезонных соревнованиях. Всего их три – осенний, зимний и весенний марафоны. Контрада – победитель соревнований получит сразу триста призовых баллов. Таким образом, начиная с этого момента и до конца учебного года вас ждет неустанная борьба за первенство.

Перед ректором выкатили небольшой круглый столик, на котором стояла одна-единственная коробочка. Заинтригованные первокурсники совсем притихли. Подавшись вперед, они слушали ректора с замиранием сердца, некоторые даже открыли рты, чтобы не пропустить ни единого слова.

– В состязании лисицы, кошки и совы побеждает та контрада, которая в итоге наберет наибольшее количество баллов. А каждый из этих зверей охотится на… Кого? – Ректор приложила ладонь к уху, обращаясь к залу.

– МЫШЬ!!! – завопили студенты.

– Все верно, – довольно кивнула Анжела. – И лиса, и кошка, и сова мечтают заполучить в свои когти мышь. Так и ваши контрады будут соревноваться между собой за главную награду года – золотую мышь Беллстрида. – Она извлекла из коробочки статуэтку величиной с ладонь. – Контрада, поймавшая эту золотую мышь, навсегда войдет в историю Беллстрида!

Опустив заветную статуэтку обратно в коробку, ректор вновь заговорила:

– Также хочу обратиться к тем, кто уже преодолел первый год обучения: сегодня вы стали ближе к своей заветной мечте – стать самыми востребованными профессионалами на мировом рынке труда! Университетские годы пролетят быстро, пятикурсники не дадут соврать, поэтому я желаю вам наслаждаться каждым учебным днем и каждой лекцией! Пусть каждое мгновение, проведенное в этих стенах, отзывается в вашем сердце приятными воспоминаниями даже спустя годы!

Снова аплодисменты. На этот раз пятикурсники даже позволили себе одобрительный свист. Вне всяких сомнений, ректора здесь обожали. Уже сейчас она расположила Эвана к себе столь добросердечной, искренней речью.

– Что касается внеклассных занятий: мы учли все ваши пожелания. Исходя из информации, полученной от старост, в этом году будут действовать пять дополнительных кружков. Клуб «Творческая читальня» предполагает совместные чтения и обсуждения прочитанного за чаем с печеньками. «Клуб моделирования» займет всех любителей миниатюры. Кружок декоративно-прикладного искусства раскроет секреты самого разного рукоделия – от вышивания до резьбы по дереву. В «Клубе кондитеров» вас научат стряпать вкусняшки, в «Клубе медитации и йоги», как ни странно, можно будет медитировать и заниматься йогой. Крайне полезное занятие, скажу я вам. Каждый зарегистрированный кружок будет профинансирован университетом, так что его участники ни в чем не будут нуждаться.

Зал в очередной раз одобрительно загалдел. Анжела Дьюэтт сделала паузу, прежде чем продолжить:

– Также хочу напомнить, что в Беллстриде на постоянной основе действует хор. Записаться в него стоит уже сейчас – просто подойдите к профессору Фостеру. Прослушивания пройдут на следующей неделе. На этом у меня все. Желаю вам продуктивного учебного года, хороших оценок и победы в итоговом состязании контрад! А теперь марш на занятия!

После такого вдохновляющего напутствия студенты покидали актовый зал в еще более приподнятом настроении и с большим азартом. Каждому хотелось как можно скорее проявить себя и внести вклад в поимку золотой мыши. Точно так же и Эвану не терпелось начать зарабатывать призовые баллы. Предвкушая свое первое занятие, он гадал, удастся ли уже сегодня заработать оценку и насколько это будет тяжело.

Вне всяких сомнений, Беллстрид был воплощением студенческой мечты. Он был слишком идеальным во всем. В каждой мелочи. Но при этом и слишком требовательным к своим ученикам.

Глава 8

Творческое письмо

Аудитория, в которой проводились занятия по творческому письму, была небольшой, но очень уютной. Деревянные стены, белый сводчатый потолок с легким золотистым орнаментом и минимум отвлекающих факторов. Не обошлось и без коллекции книг – у дальней стены стояли три узких стеллажа, заставленных ветхими собраниями сочинений.

В большие окна било яркое солнце. Его лучи освещали три ряда одноместных парт (чтобы никто никому не мешал). На каждой из них лежали приготовленные заранее тетради и ручки. У профессорского стола раскинулся зеленый уголок: на небольшом пятачке были сосредоточены различные по форме и размеру комнатные растения в разномастных горшках и напольных вазах. Эван, Уилл и Генри сели друг за другом, заняв места ближе к концу второго ряда, а Тэхен выбрал место справа от Эвана. Эдакая нейтральная территория.

– Спорим, эта сядет за первую парту? – шепнул Эвану Уилл, кивая на Джейн Эйприл Вуд, как только та вошла в аудиторию в компании новоиспеченных подруг.

Одна была платиновой блондинкой с блестящими прямыми волосами и прямоугольными очками на лице. Вторая – мулатка с внушительным ореолом кучерявых волос. Вместе они смотрелись довольно контрастно. Всем своим видом, начиная от идеальной осанки до гордо поднятого подбородка, Вуд подчеркивала: она достойна учиться здесь, среди лучших, и она еще всем покажет. Вуд излучала уверенность, к которой хотелось тянуться всем, кроме Эвана.

Уилл и правда угадал. Вуд действительно разместилась в первом ряду, сразу за зеленым уголком, как самая настоящая выскочка. Две ее подруги расположились поблизости. На протяжении перемены девушки ворковали о какой-то ерунде, то и дело хихикая. Эвану стало жутко некомфортно, когда он заметил, что обе подруги Вуд начали периодически метать на него оценивающие, совсем недобрые взгляды, переходя на тихое шушуканье. И хотя в средней школе Эван привык к повышенному вниманию девчонок, в связке с Вуд это оказалось весьма раздражающе. Что же касается ее самой, она всеми силами игнорировала существование Эвана, даже не поворачиваясь в его сторону. Ну и славно.

Творческое письмо вел уже знакомый Эвану профессор Верзяк. Его появление в кабинете было эффектным. Он влетел на всех парах, хотя до начала занятия оставалось еще пять минут, а затем, игнорируя собравшихся, грузно плюхнулся в преподавательское кресло, извлек из внутреннего кармана пиджака небольшую книжицу в мягкой обложке и до самого звонка безотрывно читал ее, не обращая внимания на происходящее вокруг. Он был так увлечен чтивом, что казалось, ничто не способно его отвлечь. Даже нападение пришельцев. По звонку, когда все студенты расселись за парты, он отложил книгу, встал и начал свое обращение столь страстно, словно выступал со сцены бродвейского театра:

– Меня зовут Давид Верзяк. Я декан литературного факультета Беллстрида. С некоторыми из вас мы будем видеться особенно часто, дабы постигать тонкости сценарного мастерства. Но для художников я буду преподавать только две дисциплины – литературу с ничтожно малым количеством отведенных часов и творческое письмо. Так что же такое творческое письмо? Как по-вашему? Может, кто-то желает высказаться? – Первокурсники начали неуверенно переглядываться. – Давайте-давайте, не стесняйтесь! Начнем с вас, мисс?..

– Камилла Джонсон, – ответила одна из подруг Джейн Эйприл, та самая блондинка в очках. – Ну, я полагаю, что речь идет о сочинениях. Нам нужно будет излагать свои мысли на заданную тему.

– Неплохо, мисс Джонсон, – удовлетворенно кивнул профессор. – Кто желает что-нибудь добавить?

Студенты молчали. Несколько случайно опрошенных профессором студентов лишь пожали плечами и присоединились к мнению Камиллы.

– В целом вы все верно понимаете, – согласился профессор. – Но для чего же тогда эта дисциплина назначена вам, художникам? Почему бы ее не оставить одному лишь литературному факультету? Пусть себе сочиняют. А вы бы занимались рисованием, живописью…

Джейн Эйприл Вуд подняла руку и, когда профессор Верзяк позволил, представилась и предположила:

– Дисциплина называется творческим письмом не просто так. Сама ее суть кроется в полете фантазии, в проявлении чувств. Стало быть, нам нужно будет относиться к сочинению, которое мы пишем, как к процессу создания картины. Мы должны будем научиться рисовать словами.

– Ну что же, это максимально близкий ответ! – похвалил Верзяк. – Браво, мисс Вуд! Вы принесли контраде кошки первые пять баллов. – С этими словами он включил свой планшет и отметил в нем призовые баллы.

Студенты кошачьей контрады воодушевились и радостно заерзали на своих местах.

– Творческое письмо в самом деле поощряет ваш полет мысли. Освобождает разум от насущных проблем и забот, расширяет угол обзора, выводит за рамки. Это ваш кислород, заключенный в буквах алфавита. Буквы – такой же инструмент, как и глина: из них тоже можно вылепить шедевр. Они подобны краскам – вы можете научиться ими рисовать, как верно подметила мисс Вуд. Буквы примут любую форму, какую вы им прикажете. Это самый податливый материал для творчества и самовыражения, и как бонус – самый доступный. На моих занятиях вы научитесь подчинять его себе. А вместе с тем сможете лучше понять самих себя.

С этими словами профессор Верзяк достал из ящика своего письменного стола небольшие карточки.

– Сейчас каждый из вас вытянет из этой стопки одну карточку рубашкой вверх, – объяснил он. – Без моей команды не переворачивайте. Там написано ваше сегодняшнее задание. Когда вы увидите его – никаких вопросов ко мне. Понимайте, как хотите, и это будет в любом случае правильно. Я здесь не для того, чтобы ограничивать вас или выставлять правила. Правило только одно: никаких правил! Вы вольны писать все, что хотите. Главное, чтобы это было искренне. Да, мистер Лэджер?

Эван обернулся: Уилл тянул руку. Вид у него был обеспокоенный.

– Сэр, а если задание будет таким, что сказать будет нечего? Вдруг ничего так и не придет на ум? Я никогда не был силен в сочинениях.

– В самом прискорбном случае вы вольны оставить лист чистым. Однако еще ни разу не случалось такого, чтобы студенту было совсем нечего сказать, – ответил профессор и приступил к раздаче карточек.

Вытянув свою, Эван полюбовался ей. Она была приятной на ощупь, бархатистой, темно-синей с золотым геометрическим орнаментом. Эван положил карточку на парту, как было велено, рубашкой вверх. Когда все студенты получили свои карточки, профессор уточнил:

– У вас полчаса. И пожалуйста, не нужно претендовать на гениальность. Не нужно обдумывать каждое слово, делать текст красивым или правильным. Напоминаю, что главное – это искренность. Пишите от сердца. А по готовности сразу сдавайте свои работы мне.

Верзяк дал команду приступать, и студенты синхронно перевернули свои карточки. На их лицах тотчас отразились самые разные эмоции – удивление, озадаченность, уверенность, интрига. Некоторые ребята тут же бросились что-то писать, а другие продолжали недоуменно сверлить свои карточки взглядом.

Перевернув свою карточку, Эван прочел: «Пробуждение». Первой его мыслью было пробуждение ранним утром. Перед глазами сразу возник рассвет, безмятежное потягивание в мягкой постели, предвкушение вкусного завтрака. Но вскоре он сообразил, что это совершенно не то. На этот раз он не желал воспринимать задачу слишком буквально, как это случилось на вступительном экзамене. Ему хотелось придумать нечто неочевидное. Затронуть какую-то действительно животрепещущую тему. Поделиться настоящими искренними чувствами.

Едва он задумался об этом, как понял, о каком именно пробуждении стоило написать. Не случайно ему выпала такая карточка. Ведь он думал об этом с того самого момента, как встретил Джейн Эйприл. Он думал о пробуждении своих внутренних демонов, о той темной стороне его личности, которая, как оказалось, всегда жила в нем, но крепко спала. До недавних пор. Сомнений не осталось, и Эван приступил к сочинению.

Аудитория погрузилась в непроницаемую, абсолютную тишину, в которой лишь тихо поскрипывали ручки. Иногда кто-то из студентов переворачивал лист или покашливал, но никто за эти полчаса не издал ни звука. Каждый был увлечен своим текстом, и каждый хотел заработать баллы для своей контрады, выделиться на фоне остальных, произвести впечатление на преподавателя. Эван же хотел лишь выплеснуть накопившиеся чувства.

Казалось, что он никогда не писал с такой скоростью и никогда не вкладывал столько жаркой энергии в слова. Даже шариковая ручка в его пальцах нагрелась так, что казалось, вот-вот расплавится. Едва он дописывал одно предложение, в его мыслях рождались следующие. Мыслей было так много, что некоторые тут же забывались, сменяясь целой чередой новых. А затем еще и еще. Он даже начал волноваться, что не уложится в отведенное время, которое летело с сумасшедшей скоростью.

Некоторые студенты начали сдавать свои работы уже спустя пятнадцать минут, и профессор сразу же приступил к чтению. Эвану же потребовалось двадцать пять минут, чтобы закончить. Когда он поставил финальную точку, то ощутил приятное опустошение. Слова закончились. Он освободился от них, и теперь ему стало гораздо легче. И почему он раньше не попробовал выплеснуть чувства таким способом?

Поднявшись с места, он подошел к столу профессора и сдал сочинение одним из последних. Однако, бросив быстрый взгляд на мисс Вуд, он с удивлением отметил, что она все еще пишет. Она работала медленно, но сосредоточенно. Интересно, в этот раз ей тоже не понадобился черновик?

Когда отведенное время подошло к концу и последнее сочинение заняло свое место в общей стопке, профессор Верзяк дочитал сданные работы, а затем, глядя на студентов поверх очков, объявил:

– Ну что же, я ознакомился со всеми вашими трудами и вынужден… – все присутствующие напряглись, – похвалить вас! Все вы поняли суть творческого письма правильно. Вы старались проявить искренность – это заметно. Но сегодня мне особенно хочется выделить одну работу. Ее автор – мистер Эван Грейсен из контрады совы.

Услышав свое имя, Эван зарделся. Он не ожидал столь высокой оценки и никак не претендовал на нее. Он писал только для себя. Хотел выплеснуть чувства, не более. И хотя ему было очень приятно, вместе с тем он понимал, что столкнется с повышенным вниманием к своему далеко неоднозначному сочинению.

– Что ж, мистер Грейсен, – продолжил профессор Верзяк, – прямо сейчас у вас есть возможность заработать тридцать призовых баллов для вашей контрады. Что скажете?

Несколько студентов присвистнули.

– Тридцать баллов – очень щедро, – ответил Эван, глядя на профессора. – Каковы условия?

– Мы в Беллстриде поощряем смелость и искренность. Потому условие всего одно: нужно прочесть вашу работу вслух, – ответил тот, и Эван почувствовал, как от волнения у него вспотели ладони. – Вы согласны?

Ну нет, его сочинение было очень личным. Разве он может согласиться пойти на такое перед лицом всей аудитории? Перед лицом Джейн Эйприл Вуд, о которой и писал…

– Давай, Эван! Давай! – взмолились со всех сторон студенты из его контрады.

– Целых тридцать баллов, чего ты ждешь?! – не выдержал и сидевший позади Уилл. Привстав, он с силой ткнул Эвана в спину, вынуждая того выйти и зачитать сочинение.

– Не подведи! Выходи! Ну же! – помахал Тэхен.

Сдавшись под их натиском, Эван нехотя поднялся с места. В конце концов, они бы не простили ему слабину и потерю целых тридцати баллов. Он ведь и сам был твердо нацелен сегодня их заработать. Что ж, вот он, шанс. Нужно действовать. Выйдя в центр аудитории и встав перед сокурсниками, которые все как один подняли на него заинтересованные взгляды, Эван забрал у профессора свою тетрадь.

– Что было написано на вашей карточке, мистер Грейсен? – попросил озвучить профессор.

– Пробуждение, – гулко отозвался Эван. Его сердце колотилось как бешеное. Он не привык выступать перед публикой, тем более что среди этой самой публики присутствует та, о которой он писал. Не удержавшись и быстро глянув на Вуд, он на долю секунды уловил ее встречный взгляд, но девушка тут же опустила голову.

– Можете начинать, – вежливо пригласил профессор Верзяк и, сложив руки, приготовился слушать. Как и все.

Эван сглотнул. Во рту у него пересохло. Облизнув высохшие от волнения губы и решительно выдохнув, он начал читать свое сочинение:

Ты лед и пламя. Я ненавижу… ненавижу все, что связано с тобой. С самого первого дня, с той самой встречи, которой ты расчертила грань моей реальности. Перечеркнула все, что было до. Перечеркнула то прошлое, что я берег, в котором я был хорошим, славным парнем. Ты сожгла меня изнутри, разрушила мои планы, которые я лелеял всю свою жизнь. Подобно огненному смерчу, оставляющему после себя лишь золу и пепел, ты стерла в пыль мой песчаный замок. Я и не догадывался, насколько он оказался хрупким. Не догадывался, что могу презирать кого-то настолько сильно.

Теперь, в те редкие, но одновременно частые моменты, когда ты смотришь на меня, я ощущаю, словно внутри… леденеет душа. Холодные языки щекочут кожу, и я пытаюсь стряхнуть их, избавиться от морозного жжения, но снова вижу твои зеленые глаза и цепенею.

Становлюсь одной из тех ледовых фигур, что выставляют на банкетах и в зимних парках. Рядом с тобой я не живой. Сам не свой. Чужой сам себе и целому миру. Этого уже не исправить. Раз и навсегда я обнаружил вязкую черноту в своем сердце. Раз и навсегда узнал о твоем существовании. Я так жалею, что не болен рассудком и вынужден детально помнить каждую нашу гребаную встречу. Для чего? Уж не для того ли, чтобы вместе с тобой я возненавидел самого себя?

Ты пробуждаешь худшее во мне. Я чувствую, как падаю в бездну. И раз уж ты теперь существуешь рядом со мной – не смотри. Не смотри на меня больше. Пожалуйста.

Эван закончил читать, и первое, что он увидел перед собой, – это искаженное лицо Джейн Эйприл, по которому текли слезы. Ее нижняя губа дрожала, но она не издала ни единого звука. Девушка не была дурой. Она прекрасно поняла, что в сочинении речь шла о ней. И всем своим видом она являла один-единственный вопрос: за что?

Глава 9

Плохая идея

Вопреки скромным ожиданиям, Эвану удалось сильно впечатлить класс. Остаток занятия они обсуждали услышанное вместе с профессором Верзяком. Только мисс Вуд и сам Эван сидели тихо, безучастно уставившись каждый в свою парту.

Как и было обещано, Эван получил тридцать баллов и не разочаровал контраду совы. А Джейн Эйприл… Судя по всему, она продолжала незаметно для всех ронять слезы.

– Давайте вместе подведем итоги, – предложил профессор Верзяк, обращаясь к первокурсникам. – Какие выводы вы сделали, прослушав сочинение мистера Грейсена?

В воздух взметнулось несколько рук. Профессор дал слово каждому.

– Что, используя грубые слова, можно здорово усилить текст! – заявил сосед Эвана по комнате Тэхен Чонгу.

– Что не стоит бояться выразить негативные эмоции! – воскликнула девушка из контрады лисы, назвавшаяся Лизой Амундсен. – Что источник вдохновения может быть абсолютно любой, даже тот, которого мы можем избегать или стесняться.

– Что если текст идет из самого сердца, то искренность слышна, – мечтательно добавила другая.

– Что текст звучит красивее, если длинные предложения чередовать с очень короткими, – последним заметил Уилл.

– Очень ценное замечание, мистер Лэджер, – кивнул профессор Верзяк, протирая очки. – За ваши замечательные ответы каждый получит по пять баллов. Легко творить под влиянием влюбленности. Но, как видите, даже негативные качества могут сослужить службу искусству. Вызвать что-то прекрасное, вопреки сути этих самых чувств. Всколыхнуть слушателя, задеть за живое. Человек – существо не святое. Мы все в той или иной мере одержимы пороками. Признать их – значит сделать крошечный шажок в сторону победы над ними. Работа мистера Грейсена удивительна прежде всего тем, что он не пытался притвориться хорошим. Он решил обличить свою внутреннюю тьму, тем самым бросив ей вызов. И коль ненависть заставляет писать подобное, стало быть, она тоже необходима творцу. Подумайте над этим.

– Вот это ты выдал, бро! – ликовал Тэхен по пути в столовую. – Это все фантазии или ты реально кого-то ненавидишь?

– Фантазии. Попытался быть оригинальным, – как можно более непринужденно ответил Эван, на что Уилл одарил его скептическим взглядом. К счастью для Эвана, Уилл не стал вслух делиться своими догадками.

– У тебя получилось, – сказал Тэхен, готовый поверить во что угодно. – В следующий раз тоже придумаю что-нибудь эдакое.

– Ага… давай, – безучастно отозвался Эван, наблюдая, как Вуд с бешеной скоростью пронеслась мимо них по коридору.

– Эй, а куда делся Питерс? – опомнился Уилл, глядя по сторонам.

– Наверное, расстроился, что его контрада заполучила меньше баллов, – предположил Тэхен, и они оба принялись обсуждать прошедшее занятие и анализировать, насколько справедливыми были оценки профессора.

К обеду шведский стол обновился. Закусок стало меньше, зато выбор горячего, гарниров и супов порадовал. Наполнив свои тарелки, приятели заняли те же места, что и во время завтрака.

– Так-с, посмотрим, какие у нас результаты, – проговорил Уилл, отодвигая от себя тарелку с горячим супом и включая планшет. – О! Совы на первом месте!

Тэхен склонился к Уиллу, заглядывая в его планшет:

– Пока рано что-то говорить. Баллов слишком мало, к вечеру все может измениться.

– Что-то ты не слишком позитивно настроен, – сощурился Уилл, переводя взгляд с планшета на Тэхена.

– Просто не вижу смысла проверять баллы контрад каждые два часа, – ответил тот, возвращаясь к своей тарелке.

Дальше они перескакивали с одной темы на другую, в то время как Эван окончательно потерял не только аппетит, но и нить разговора. К слову, Генри Питерс так и не объявился, по всей видимости присоединившись к кому-то из своей контрады.

– Какой-то ты потерянный, – подметил Тэхен, уплетая тушеную картошку с мясом и попутно подкармливая толстого серого кота, невесть откуда взявшегося. – Такому триумфу нужно только радоваться. Ты чего?

– Просто голова разболелась, – слукавил Эван. Хотя голова у него действительно болела, причина его подавленности заключалась совсем не в этом.

Во время обеденного перерыва он, незаметно от приятелей, искал глазами Джейн Эйприл, но ее нигде не было. Эвану очень не хотелось, чтобы она плакала из-за него. Он ощущал жгучую вину и в то же время будто оказался в снежной лавине, которая, однажды подхватив, продолжала нести его в смертельную пропасть.

После обеда Тэхен пошел на пару по сценарному мастерству, оставив Уилла и Эвана. Кот, следуя непостижимым кошачьим интересам, воодушевленно побежал за ним, задрав пушистый хвост. Уединившись в уборной, Эван достал из сумки планшет, открыл учебный портал и кликнул на профиль Джейн Эйприл. Там ничего не изменилось – голубой квадрат вместо фотографии, никаких заметок, никакой активности и статус «не в сети». Его так и подмывало нажать на конверт и что-нибудь написать ей. Что-нибудь примирительное. Ведь раз он сам начал эту тупую вражду, ему же следует ее закончить. Глядя около минуты в пустое поле, Эван так ничего и не придумал, поэтому отключил планшет и вместе с остальными побрел на пленэр.

Занятие проходило во внутреннем дворе университета. Там, неподалеку от фонтана, первокурсников уже дожидались разложенные этюдники и профессор Ирма Митчелл, декан художественного факультета, одетая в светло-бежевый твидовый костюм в крупную клетку.

У нее было умное, выразительное лицо с высокими скулами, тонкими бровями и большими глазами, а ее блестящие темные волосы, слегка тронутые сединой, были скручены в тугой пучок, из которого торчала шпилька-стрекоза.

Немного припозднившись, Уилл и Эван заняли единственные свободные и поэтому ближайшие к строгому профессору этюдники. Генри Питерс, напротив, чуть ли не спрятался за кленом, в компании ребят из контрады лисы. Выглядывая из-за ствола, он неловко помахал приятелям. Помахав ему в ответ, Эван с горечью отметил, что Вуд не появилась на занятии. Прозвенел звонок, и после короткого приветствия Ирма Митчелл начала с весьма неожиданной фразы:

– Сегодня в этом небольшом парке вы начнете искать самих себя. – Она внимательно оглядела озадаченные лица первокурсников и продолжила: – Искать свой неповторимый стиль и узнаваемый почерк. Потому что обучаться здесь – значит читать между строк и подмечать скрытое. Быть иным. Быть новатором.

Медленно двигаясь вокруг студентов, огибая этюдники, она пристально изучала каждого и будто бы читала их мысли.

– Оглядитесь вокруг! – потребовала Митчелл, и несколько студентов вздрогнули от ее голоса, первокурсники сразу закрутили головами, рассматривая окрестности парка. – Вас окружает множество чудесных мгновений. Деталей. Форм. В столь восхитительный, теплый и солнечный осенний день мне бы хотелось, чтобы мы все запечатлели его на память. Выберите любой фрагмент, который вам больше всего по душе – будь то брызги в фонтане, роса в траве или летящие кленовые листья… На сегодняшнем вводном занятии ваша задача – поймать их и перенести на бумагу с помощью акварели.

Эван украдкой покосился на сокурсников – каждый уже старательно искал свой сюжет, пробегаясь взглядом по уголкам парка.

– Настоятельно прошу: не будьте буквальными! – продолжила декан. – Чего бы мне точно не хотелось – так это получить очередную партию этюдов с красотами внутреннего двора Беллстрида. В моей коллекции такого добра предостаточно. Мне важен свежий взгляд! Продемонстрируйте вашу оригинальность, ваше видение мира, ваш характер и вашу суть! Покажите, чем вы отличаетесь от сотен других художников. Приступайте!

Студенты тотчас взялись за работу.

– Ты что выбрал? – спросил Уилл, когда Эван нанес первые линии карандашом по акварельной бумаге.

– Мне приглянулись вон те ветви. – Эван указал на красные кленовые листья сразу над их головами. – Через них красиво пробиваются солнечные лучи. Изображу их крупным планом. А ты что решил?

– Пока не знаю, – протянул тот, почесав карандашом макушку. – Честно говоря, я плохо владею акварелью, и хочется найти что-то попроще в исполнении.

– Тогда, может быть, небо? Сегодня красивые облака.

– Да, пожалуй. Спасибо за наводку, отличная идея! – И, небрежно отбросив карандаш, Уилл сразу же начал вдохновенно писать.

– Рад, что помог, – отозвался Эван, уходя в свои мысли. Ему важно было закончить работу всего за час, чтобы успеть на собеседование. При этом этюд должен был произвести впечатление на профессора Митчелл. Тогда она точно позволит ему уйти с пары раньше.

Пока ребята творили, декан села неподалеку, включила планшет и начала знакомство, зачитывая вслух имена и фамилии новичков. Те, услышав свое имя, поднимали руку. Эван напрягся, когда очередь дошла до мисс Вуд.

– И где же, позвольте узнать, Джейн Эйприл? – строго спросила декан, когда никто не поднял руку.

– Ей нездоровится, – поспешила ответить Камилла Джонсон, метнув на Эвана злобный взгляд.

– Для таких случаев у вас есть учебный портал, чтобы каждый имел возможность предупредить преподавателя о форс-мажоре! – строго сказала Митчелл. – Надеюсь, ничего серьезного не приключилось?

Та в ответ покачала головой, и Митчелл продолжила знакомство со студентами. Спустя час напряженной работы Эван взял свой этюд и подошел к профессору.

– Уже? – Вскинув одну бровь, она взяла этюд, оценивая его критическим взглядом. По ее лицу невозможно было догадаться, что она думает.

– Профессор Митчелл, я вынужден отпроситься с занятия.

– И какой же повод, позвольте узнать? – Женщина оторвалась от рисунка, пристально глядя в глаза Эвана.

– Мне нужно успеть на собеседование к трем часам, – выпалил тот, растирая от волнения руки за спиной.

– Ищете работу? – Брови декана поползи вверх, на сей раз обе. Эван кивнул. – Молодой человек, вы осознаете, насколько это плохая идея? Учиться в Беллстриде тяжело, а вы хотите как-то совместить это с работой?

– У меня нет выбора, профессор, – сухо отозвался Эван, надеясь, что декан не станет его расспрашивать.

Та внимательно смотрела ему в глаза, словно пытаясь прочесть в них все ответы.

– Что ж. Сегодня я сделаю для вас исключение. Вы можете идти на собеседование, но, если работодатель решит вас нанять, вам необходимо договориться о таком графике, при котором вы сможете посещать все лекции. Без пропусков и опозданий. В противном случае вы рискуете не успеть за учебной программой и быть отчисленным. Решайте с умом, мистер Грейсен. На кону ваше будущее.

Глава 10

Какого черта, Вуд?!

Мастерская мистера Бехара Сингха терялась среди других ювелирных и антикварных лавок улицы Редженси, поскольку имела совсем неприметную запыленную вывеску и такую же неприметную витрину. Эвану пришлось несколько раз пробежаться туда-сюда, чтобы наконец-то обнаружить небольшое открытое оконце, через которое он разглядел голову индийского мастера.

– Мистер Сингх? – спросил Эван, заглядывая в оконце.

– Он самый, – ответил мастер. – А вы, полагаю, мистер Грейсен?

Эван кивнул.

– Думал, вы старше. – Бехар Сингх открыл дверь, приглашая Эвана пройти в мастерскую. – Сколько вам?

– Восемнадцать, сэр, – выпалил Эван, войдя в помещение.

Вопреки ожиданиям, внутри оказалось достаточно много места. Однако интерьер был неприглядным: несколько деревянных полок, заставленных коробками и органайзерами; два больших рабочих стола, хранивших десятки инструментов, в том числе плоскогубцы, пинцеты и что-то вроде микроскопа; мощные напольные лампы на регулируемых ножках да старый потрепанный диван с кофейным столиком прямо по центру мастерской. Еще в темном дальнем углу стояла большая печь, которую Эван заметил в последнюю очередь. Всюду, куда ни глянь, царил беспорядок.

– Учитесь где, поди? – Сингх закрыл за ним дверь, вернувшись за стол. Он был низкого роста, с завидной густой шевелюрой и выдающимися завитыми усами.

– Поступил в Беллстрид, сэр.

Взгляд мастера изменился.

– Тогда чего вы здесь забыли? – спросил он.

– Мне нужны деньги.

– Ох-ох, – прокряхтел Сингх, отворачиваясь от Эвана. Там, у стены, стоял электрический чайник. Сингх включил его, предложив юноше переместиться к кофейному столику.

Спустя полминуты, когда Эван уже сидел на диване, на кофейном столике появился изящный чайный сервиз, тарелка с орехами, блюдце с медом и целая коробка восточных сладостей. Вот только парню сейчас было явно не до чаепития. Он ожидал тонну вопросов и гадал, сколько клятв придется принести, чтобы заполучить эту должность.

В это время Сингх приволок свой стул и уселся напротив, пристально глядя на Эвана.

– Насколько вам нужна эта работа? – спросил он, разливая по чашкам душистый чай.

– Очень нужна.

– Она ваша, – коротко ответил Сингх, придвигая Эвану коробку со сладостями.

– А как же собеседование? – не понял тот.

– Ладно. Дайте-ка подумать. – Сингх сделал небольшой глоток, посмаковал его и вернул свою чашку на блюдце. – Сколько оборотов совершает Солнце вокруг Земли в течение года?

– Сэр, Солнце не вращается вокруг Земли, – проговорил Эван, сбитый с толку. Сейчас он думал о том, что либо этот Сингх ненормальный, либо неудержимый эксцентрик. Впрочем, разница была не столь велика.

– Жив ли Майкл Джексон?

– Физически – нет, но музыка…

– Девушка есть?

– Нет, сэр. Девушки нет.

– Ну хотя бы влюблен? – Мастер сверлил Эвана пытливым взглядом.

– Еще не доводилось. – Эван решил просто плыть по течению.

– Пахлаву любите?

– В небольших количествах.

– А в больших никто и не предлагает. Животные есть?

– Это обязательное условие?

– Нет. Просто у меня есть собака Карамелька. Иногда я беру ее с собой в мастерскую, но ей здесь очень одиноко. Карамельке бы не помешали друзья.

– Какая порода?

– Йоркширский терьер. Так, стоп. Это я собеседую вас, а не вы меня! – пригрозил Сингх.

– Ваша правда. – Эван развел руками.

– Что ж, полагаю, с вопросами можно покончить. Вы отличный кандидат, мистер Грейсен. Давайте теперь обсудим ваш график и план работы.

Эван еле успел на ужин. Набрав остатки съестного, он уселся рядом с Уиллом и Тэхеном, которые уже допивали чай. Они специально ждали его в опустевшей столовой.

– Ну как прошло? – сразу спросил Уилл.

– Нормально. Кажется, меня приняли, но я не до конца уверен, – устало ответил Эван. Только сейчас до него дошло, насколько же он был голоден.

– Это как? – не понял Тэхен.

– Начальник… кхм, своеобразный, – ответил Эван, накинувшись на курицу с макаронами. – Сегодня было много теории. К практике приступаю в понедельник.

– Ты это… – замялся Уилл. – Поаккуратней. Не каждый потянет учебу в Беллстриде и работу.

– Это всего лишь подработка, – вмешался Тэхен. – Уверен, Эван знает, что делает.

Вот только у самого Эвана не было такой уверенности.

– Что по баллам? Какая контрада лидирует? – перевел он тему, накалывая макаронину на вилку.

– Все еще мы! – радостно возвестил Уилл. – Как думаете, Генри Питерс еще будет с нами общаться?

Плюхнувшись в кровать, Эван включил планшет и поразился тому, насколько преобразился учебный портал. Анкеты сокурсников наполнились подробной информацией, совместными снимками и первыми художественными работами в портфолио. У некоторых на стенах уже висели виртуальные анимированные открытки и пожелания отличного учебного года.

У девочек альбомы заполнились снимками, выставляющими их в самом привлекательном свете с приписками «фотоотчет». Эвана всегда смущало неуместное употребление этого слова, когда отчитываться, собственно, не перед кем. Он вскользь прошелся по нескольким фотографиям сокурсниц, отметив, что некоторые из них, благодаря чрезмерной обработке в фоторедакторе, были совершенно неузнаваемы.

А еще портал пестрил всяческими приглашениями вступать в дополнительные кружки:

Научим строгать, вышивать, выжигать! Вам с нами совсем не придется скучать! Записаться в кружок декоративно-прикладного искусства можно здесь.

Совместно читаем, затем обсуждаем! Никакой классики или нудятины, только горячие новинки, только хардкор! С нами вы будете в курсе самых интересных историй! Регистрация в «творческую читальню» по ссылке.

Печем много. Печем вкусно. Пожалуй, это все, что вам нужно знать о нашем Клубе кондитеров. Приходите, если хотите научиться самому вкусному ремеслу.

Миниатюра от «А» до «Я»: от парусников до диорам. Без лишнего пафоса предлагаем вам стать богом нового мира. Подчините себе историю! Соберите свой «Титаник» и позвольте ему остаться на плаву! «Клуб моделирования» ждет вас.

Вместе почистим чакры, откажемся от оценочных суждений и приблизимся к просветлению. Клуб медитации и йоги приглашает всех, для кого «Ом» – не пустой звук, а возможность почувствовать высокие вибрации.

Некоторое время Эван листал учебный портал, борясь с желанием заглянуть на страничку Вуд, но в конечном итоге сдался и вновь кликнул на ее имя в списке сокурсников. Там снова не нашлось никаких признаков жизни: пустая аватарка и ни единой отметки на чужих снимках. «Почему меня это вообще волнует? – задался вопросом Эван. – Пф-ф, чушь какая». И с этими мыслями он захлопнул чехол планшета, убрал его в ящик тумбы, повернулся на бок и мгновенно уснул. Первый учебный день выдался чересчур насыщенным.

Выспаться Эван не успел: еще до будильника его разбудил грохот. Продрав глаза, он увидел, как несколько мужчин в рабочей форме пытаются внести в их с Тэхеном спальню огромную коробку с изображением телевизора.

– Прости за шум, – простодушно сказал Тэхен, заметив шевеление в постели Эвана. На нем была смешная пижама со шмелем в очках. – Они должны были приехать в обед, но что-то пошло не так. У меня все время какие-то проблемы с доставкой.

С горем пополам мужчины затащили коробку с телевизором и, оставив ее прямо в центре спальни, вышли в коридор. Вскоре они вернулись со следующей коробкой. Судя по всему, с кофемашиной внутри.

– Так ты еще и кофеман. – Эван сонно потер глаза, с горечью подумав о том, что больше всего хочется лежать в кровати именно тогда, когда нужно вставать.

– Есть немного. Без кофе не просыпаюсь. Надеюсь, ты не возражаешь? – спросил Тэхен, и Эван заверил его, что все нормально и он вправе тащить в спальню все, что пожелает. – Вчера простоял двадцать минут в очереди за здешним кофе, чуть не рехнулся. И по вкусу премерзкая гадость, фе. Оно того не стоило. Я делаю круче!

Наконец доставщики внесли в спальню большой бумажный пакет, получили подпись заказчика и ретировались.

– Талантливый человек талантлив во всем. – Эван подмигнул соседу по комнате, взял из комода полотенце и зубную щетку и направился к двери.

– Ты, это… Тоже пользуйся, если хочешь! Мне не жалко! – прокричал Тэхен вдогонку. А едва Эван вернулся, сосед выступил с очередным предложением: – Давай сегодня не пойдем на завтрак? Устроим его здесь, а?

– Здесь? – переспросил Эван. За окном барабанил дождь, так что захотелось оттянуть поход в главный корпус. – Э-э, ладно. Давай! Тогда ты пригласи Уилла, а я сбегаю вниз за круассанами.

Счастливый Тэхен тут же извлек из коробки большую кофемашину, а из бумажного пакета кофейные капсулы, сливки, банку с коричневым сахаром, какао, деревянные палочки и несколько разномастных кружек.

Когда все были в сборе, он торжественно объявил открытие первых дружеских посиделок и раздал всем кружки с восхитительно пахнущим кофе. Набросав на пол побольше декоративных подушек, трое парней уселись полукругом и принялись дегустировать. Тэхен очень старался удивить их своим мастерством и даже умудрился нарисовать на густых пенных шапках какие-то узоры.

– Тебе стоило поступать на художку, – сказал Уилл, разглядывая симпатичного плюшевого медвежонка из какао в своей кружке.

– Не-е-е! – замахал руками Тэхен. На его верхней губе остались кофейные «усы». – Кино – моя главная страсть!

– Кстати, когда там первый сеанс в кинотеатре? – спросил Уилл, после чего подул в свою кружку и сделал первый осторожный глоток. – М-м-м, и правда очень вкусно!

Тэхен поставил на пол свой капучино и, взяв планшет, проверил учебный портал.

– Вот черт! Контрада кошки наступает нам на хвост, – недовольно цокнул языком он, забыв, зачем полез на сайт. – Надо поднажать.

– Чего? – переспросил Уилл, поперхнувшись. – Когда они успели? Сейчас же утро! Занятий еще не было!

– Преподаватели могли проверить домашнюю работу, – предположил Эван, жуя свежайший, еще теплый круассан.

– Как вариант, – согласился Тэхен.

– Ох, давайте хотя бы сейчас не об учебе, а то я начинаю нервничать, – проскулил Уилл. Доев круассан, он вальяжно растянулся на полу, положив голову на кресло-мешок. – И вообще, я думаю мы уже готовы к другому обсуждению.

– Это к какому? – хором спросили Эван и Тэхен, повернув к нему головы.

На лице Уилла появилась широкая загадочная улыбка.

– К тому, чтобы определить самую красивую девчонку курса, разумеется!

От неожиданности лица обоих парней вытянулись. Тэхен сразу вспыхнул и крайне заинтересованно принялся разглядывать свои носки, а Эван внезапно забыл все слова.

– Так что? – напирал Уилл. – Колитесь, кого заприметили! Ведь скоро будет наша первая студенческая вечеринка, надо бы определяться с подружками. Да хорош молчать, чего вы как маленькие! Эван, ну-ка скажи: кто самая красивая?

– Я… Я не знаю. Не обращал внимания. Голова другим забита.

– Пф-ф! – Уилл раздосадованно махнул рукой. – Да брось, чем она еще может быть забита в нашем возрасте, как не девчонками?

– А какой из них забита твоя голова? – Эван задал другу встречный вопрос.

– Только одной. – Улыбка Уилла стала еще шире. – У меня в Кестоне осталась подружка, София. Она младше меня на год и тоже собирается поступать в Беллстрид, только на театральный. Актрисой стать хочет.

– Отношения на расстоянии? – Тэхен поднял бровь.

– Эй, мы переписываемся каждый день! Наши чувства сильнее ваших предрассудков, хотя это и не мешает мне замечать симпатичных студенток.

– Посмотрим, на сколько вас хватит, – скептически протянул Тэхен и, пока Уилл не огрел его первым, что попадется под руку, смущенно добавил: – А вообще, мне правда кое-кто приглянулся. – Он замялся. – Но я не знаю ее имени. Видел ее пару раз мельком, и, кажется, она учится на третьем курсе.

– Она из нашей контрады? – Эван отхлебнул уже остывший кофе.

– Не-а. Кошка.

– Вы вообще меня слушали?! – вмешался Уилл. – Я спрашивал про наш курс! Про первый! А не про все остальные курсы…

– Ну, тогда пусть будет Вуд, – выпалил Тэхен, не совладав с собой.

Услышав это, Уилл метнул короткий взгляд в сторону Эвана, но тут же перевел обратно на Тэхена.

– Вуд? – переспросил он, напрягшись.

– Да, а почему нет? – Тот выпрямился. – Она хорошенькая. Эван, согласен со мной?

– Она выскочка, – слишком быстро выпалил Эван, морща нос. – И зазнайка.

– С чего ты взял? – теперь уже напрягся Тэхен.

– Он говорил с ней, – опередил с ответом Уилл, вклинившись. – Еще на вступительном экзамене. И разговор не сложился. С тех пор Вуд его бесит.

– Да? – удивился Тэхен, покосившись на Эвана.

Тот кивнул.

– Так вот почему ты все время так смотришь на нее… А я-то решил, что она тебе тоже интересна! Ха… Аж полегчало!

Эван нервно улыбнулся. Его покоробило наблюдение Тэхена, а ведь он, будучи на литературном факультете, посещал с ними только творческое письмо. Если даже Тэхен заметил, что Эван все время смотрит на Джейн Эйприл, то другие, видимо, и подавно. Плохо дело. Надо исправлять ситуацию.

Этим утром Эван твердо вознамерился усерднее следить за собой, за своими мыслями и за своими глазами. Он так боялся, что кто-то заметит, насколько сильно эта девчонка его волнует, что даже задумался над тем, чтобы начать доставать ее прилюдно. Чтобы ни у кого не осталось сомнений в том, что она ему противна.

– Слушай, – Тэхен вдруг серьезно глянул на Эвана, – ты же не будешь против, если мы с Вуд решим получше узнать друг друга?

– Нет, – солгал Эван и ощутил, как сердце неприятно кольнуло.

Первой парой шла графика. Эван ее не очень любил, ему больше нравилось рисовать в цвете, чем штриховать.

Задержавшись на кофейной дегустации, Уилл и Эван пришли к нужной аудитории позже остальных сокурсников, зато гораздо бодрее каждого из них, буквально фонтанируя энергией. Что-то кольнуло в груди Эвана, когда он увидел у входа в аудиторию Джейн Эйприл Вуд, беседующую со старостой-пятикурсником Джоном Стенбеком, тем самым, что провожал Эвана к методисту. Рыжеволосый и высоченный, сейчас он вынужден был слегка наклониться к девушке, пока она внимательно его слушала. Проходя мимо этой парочки, Эван напряг слух, но толком ничего не услышал, поскольку говорили они приглушенно. Краем глаза Эван заметил, как Джон что-то вручил Вуд, но головы не повернул, всем своим видом показывая, что ему это ничуть не интересно.

Аудитория представляла собой круглое, наполненное светом помещение с расставленными по кругу крепкими на вид столами, на которых стояло по компактному мольберту. На каждом был закреплен плотный черный листок. Рядом с мольбертами на столах лежали новенькие наборы белых карандашей различной степени мягкости.

Прежде Эван никогда не рисовал на черном листе белыми карандашами. Художественная школа, которую он окончил с отличием, хоть и была одной из сильнейших, но придерживалась традиционных методов обучения, так что все занятия проводились с упором на консервативную классику. Всегда белые холсты. Всегда выдержанная строгость и бескомпромиссная требовательность педагогов.

Возможно, Эван смог бы достать в художественной лавке и нестандартные материалы для творчества, вот только на самостоятельные эксперименты времени и средств попросту не оставалось. Время экспериментов настало именно в Беллстриде, чему он был очень рад.

Эван провел подушечками пальцев по бархатистому листу, ощущая приятную пористую текстуру, и, заинтригованный, с нетерпением ждал пары, которая должена была начаться через десять минут.

Когда Джейн Эйприл вошла в помещение, она держала в руках небольшую коробочку. Окинув сокурсников быстрым взглядом и поняв, что все в сборе, подошла к профессорскому столу и громко сказала:

– Наш староста, Стенбек, поручил мне раздать банковские карты, на которые будет зачисляться стипендия. О, Камилла, это твоя. – С этими словами девушка подошла к подруге и протянула той карточку.

– Класс, спасибо! – Блондинка залюбовалась дизайнерской картой.

– А это твоя, – улыбнулась Джейн Эйприл, вручив карту Ханне Ричардсон из контрады лисы, полноватой черноволосой девушке с короткой стрижкой. – И наконец, Роджер Кертис. – Она прошла в другую часть аудитории, где сидел очередной счастливчик.

– Я думал, у тебя будет стипендия, – растерянно сказал Уилл, глядя на ничего не понимающего Эвана, пока тот буравил затылок мисс Вуд.

– Это все? – грозно подал голос Эван. Его словно окатили ледяной водой.

Джейн Эйприл проигнорировала его вопрос, неспешно раскладывая вокруг себя карандаши. Сокурсники зашептались.

– Эй, Вуд, я к тебе обращаюсь! – громче сказал Эван, но и теперь реакции не последовало. Тогда он встал со стула и широкими шагами прошел к внезапно оглохшей Вуд, чувствуя, как закипает. Впившись в ее стол, он попытался заглянуть ей в глаза. – Где моя карта, Вуд?!

По-прежнему стоически выдерживая тишину, Джейн Эйприл принялась увлеченно копаться в своей сумке, делая вид, будто что-то ищет. Воздух почти пульсировал от напряжения.

– Совсем оглохла?!

– Ой, да заткнись уже! – закатила глаза Камилла Джонсон и лопнула розовый пузырь от жвачки. Ее голос щелкнул как хлыст.

Послышались смешки. Эвану словно со всей дури всадили пощечину.

– А ну пойдем-ка поболтаем! – зарычал он. Выражение его лица было таким жестким, будто оно было высечено из камня. Эван схватил Джейн Эйприл за запястье и с силой поволок в коридор.

– Эй, отпусти ее, недоумок! – бросилась следом Камилла, загораживая собой проход и защищая подругу.

Раздался звонок. Преподавателя все не было.

– Все нормально, – сухо сказала ей Джейн Эйприл и, резко дернув рукой, вырвалась из хватки Эвана. – Хочешь поговорить? – Она наконец посмотрела на него. Взгляд ее был ледяным. – Что ж, давай поговорим.

Зал притих. Пока те шли на выход, сокурсники провожали их взглядом, гадая, что же стряслось, раз эти двое так друг друга невзлюбили. Звенящая тишина прерывалась только короткими перешептываниями.

Как только они вышли в коридор и дверь за ними захлопнулась, Эван прижал девушку к стене и оперся ладонями по обе стороны от нее. В его светло-серых глазах сквозила сталь. От давящего чувства было трудно дышать. Джейн Эйприл вжалась в стену. Ее лицо превратилось в холодную маску.