Лаки Старр и спутники Юпитера

Глава первая

Неприятности на Юпитере-9

Юпитер казался почти правильным кругом кремового света, в половину диаметра Луны, видимой с Земли, но со светимостью только в одну седьмую лунной, из-за большего расстояния от Солнца. Но и так он представлял прекрасное и внушительное зрелище.

Лаки Старр задумчиво смотрел на него. Свет в контрольной рубке был выключен, и все освещение приходило только от Юпитера на экране; в этом тусклом свете фигуры Лаки и его товарища казались тенями. Лаки сказал:

— Если бы Юпитер был полым, Верзила, в него можно было бы поместить три тысячи планет размером с Землю и еще осталось бы место. Он весит больше всех остальных планет, вместе взятых.

Джон Верзила Джонс, который никому не позволял звать себя иначе, чем Верзила, и рост которого достигал пяти футов двух дюймов, слегка потянулся. Он не одобрял ничего крупного, кроме Лаки. Он сказал:

— И что в этом хорошего? Никто не может на него высадиться. И не может даже приблизиться.

— Вероятно, мы на него никогда не высадимся, — ответил Лаки, — но подлетим совсем близко, как только будет завершен аграв-корабль.

— Раз уж за дело взялись сирианцы, — сморщился Верзила, — нам придется позаботиться, чтобы корабль взлетел.

— Посмотрим, Верзила.

Верзила ударил маленьким кулаком в открытую ладонь другой руки.

— Пески Марса, Лаки, долго ли нам тут ждать?

Они находились в корабле Лаки «Метеор», который вращался по орбите вокруг Юпитера-9, самого внешнего из крупных спутников планеты.

Этот спутник неподвижно висел в тысяче миль от них. Официальное его название было Адрастея, но, за исключением самых крупных и близких, спутники Юпитера обычно называются по номерам. Юпитер-9 достигал только восемнадцати миль в диаметре; в сущности, это был всего лишь астероид, но с такого близкого расстояния он казался больше далекого Юпитера, находившегося в пятнадцати миллионах миль. Спутник представлял собой неровную скалу, серую, негостеприимную в слабом солнечном свете, вряд ли достойную интереса. И Лаки, и Верзила сотни раз видели подобные в поясе астероидов.

Впрочем, в одном отношении он отличался. Под его поверхностью тысяча человек и миллиарды долларов создавали корабль, неподвластный силе тяготения.

Тем не менее Лаки предпочитал смотреть на Юпитер. Даже на таком удалении от корабля (три пятых кратчайшего расстояния между Землей и Венерой) Юпитер казался диском, и его горизонтальные полосы видны были невооруженным глазом. Они были светло-розового и зеленовато-синего цвета, будто ребенок окунул пальцы в водянистую краску и провел ими по изображению Юпитера.

Из-за красоты Юпитера Лаки почти забыл о его смертоносности. Верзиле пришлось громче повторить свой вопрос.

— Эй, Лаки, сколько нам еще здесь ждать?

— Ты сам знаешь ответ, Верзила. Пока нас не подберет командующий Донахью.

— Это я знаю. Я хочу знать, почему мы должны его ждать.

— Потому что он попросил нас об этом.

— Ага, попросил. Что он о себе думает?

— Он возглавляет проект «Аграв», — терпеливо сказал Лаки.

— Но ты ведь не обязан его слушаться, кем бы он ни был. Ты сам это знаешь.

Верзила глубоко и остро осознавал власть Лаки. Как полноправный член Совета Науки, этой бескорыстной великолепной организации, сражавшейся с врагами Земли в Солнечной системе и за ее пределами, он мог поступать вопреки распоряжениям самых значительных лиц.

Но Лаки не намерен был так поступать. Юпитер опасен — это планета с ядовитой атмосферой и смертельной силой тяжести; но ситуация на Юпитере-9 гораздо опаснее, потому что источник опасности точно неизвестен, а пока Лаки не узнает гораздо больше, он собирался продвигаться с большой осторожностью.

— Терпение, Верзила, — сказал он.

Верзила что-то проворчал и включил свет.

— Мы ведь не будем целый день смотреть на Юпитер?

Он подошел к маленькому венерианскому существу, которое плавало вверх и вниз в герметически закрытом аквариуме в углу пилотской рубки. Ласково посмотрел на существо, улыбаясь широким ртом от удовольствия. V-лягушка всегда оказывала такое действие на Верзилу, да и на всех остальных.

V-лягушка — жилец венерианского океана, крошечное существо, которое, кажется, состоит только из глаз и лап. Его два больших глаза выпячивались, как сверкающие черные ягоды, сильный кривой клюв периодически открывался и закрывался. Шесть лап были втянуты, и лягушка сидела на дне аквариума, но когда Верзила постучал по стеклу, они раздвинулись, как линейка столяра, и стали похожи на стебельки.

Маленькое существо было уродливо, но Верзила любил его. Он ничего с этим не мог сделать. Все испытывали одно и то же. Об этом заботилась v-лягушка.

Верзила тщательно проверил цилиндр с двуокисью углерода, который насыщал этим веществом воду; убедился, что температура воды 29 градусов. (Теплые океаны Венеры насыщаются из атмосферы, состоящей да азота и двуокиси углерода. Кислород, который на Венере существует только в закрытых куполами подводных городах, был бы очень вреден для v-лягушки.)

Верзила сказал:

— Как ты думаешь, хватает ли ей водорослей? — и как будто v-лягушка услышала эти слова: она схватила клювом зеленый стебелек венерианской водоросли, росшей в аквариуме, и начала медленно жевать.

Лаки ответил:

— Она продержится, пока мы не высадимся на Юпитере-9.

И тут же оба подняли головы, услышав сигнал вызова.

Пальцы Лаки быстро провели нужные манипуляции, и на экране появилось строгое пожилое лицо.

— Говорит Донахью, — послышался резкий голос.

— Да, командующий, — ответил Лаки. — Мы вас ждем.

— Тогда подготовьте шлюз к переходу.

На лице командующего ясно, будто написанные буквами размером в метеоры первого класса, читались тревога и беспокойство.

За последние недели Лаки привык к такому выражению. Например, на лице главы Совета Гектора Конвея. Для него Лаки был почти сыном, и старшему члену Совета не нужно было скрывать от него что-то.

Розовое лицо Конвея, обычно дружелюбное и уверенное под короной белоснежных волос, теперь напряженно хмурилось.

— Я несколько месяцев ждал возможности поговорить с тобой.

— Неприятности? — негромко спросил Лаки. Он меньше месяца назад вернулся с Меркурия и провел все это время в своей нью-йоркской квартире. — Вы мне не звонили.

— Ты заслужил отпуск, — угрюмо сказал Конвей. — Я бы хотел, чтобы ты отдохнул подольше.

— Но в чем дело, дядя Гектор?

Глава Совета смотрел прямо в глаза молодого человека; казалось, твердый взгляд карих глаз Лаки успокоил его.

— Сириус! — сказал он.

Лаки почувствовал прилив возбуждения. Неужели наконец самый главный враг?

Много столетий назад экспедиции с Земли колонизировали планеты ближайших звезд. На этих мирах за пределами Солнечной системы выросли новые общества. Независимые и забывшие о своем земном происхождении.

Старейшее и сильнейшее из таких обществ образовали планеты Сириуса. Это общество развилось на новых планетах, где самая передовая наука использовала нетронутые природные ресурсы. Не секрет, что сирианцы, считавшие, что представляют собой лучшую часть человечества, стремились стать во главе всех людей и считали Землю, свою древнюю родину, величайшим врагом.

В прошлом они не раз поддерживали врагов Земли, но ни разу не рискнули начать открытые военные действия.

Но теперь?

— Так что с Сириусом? — спросил Лаки.

Конвей откинулся назад. Он легко постучал пальцами по столу. Сказал:

— С каждым годом Сириус становится все сильнее. Мы знаем это. Но их планеты слабо населены, у них всего несколько миллионов. В нашей Солнечной системе все еще больше людей, чем во всей остальной Галактике. У нас больше кораблей и ученых. У нас по-прежнему преимущество. Но, клянусь космосом, если дела и дальше пойдут так, мы недолго его удержим.

— Почему?

— Сирианцам все становится известно. Совет имеет неопровержимые доказательства, что Сириус во всех подробностях знает наши исследования аграва.

— Что? — Лаки был изумлен. Мало было тайн, более тщательно скрываемых, чем проект «Аграв». Одна из причин, почему проект осуществлялся на внешнем спутнике Юпитера, заключалась именно в необходимости сохранения тайны. — Великая Галактика, как это произошло?

Конвей горько улыбнулся.

— Действительно, вопрос. Как это произошло? Им становится известно все, и мы не знаем, каким образом. Данные по аграву — самые важные. Мы пытались остановить это. Нет в проекте человека, которого мы бы самым тщательным образом не проверили. Нет такой меры предосторожности, которую мы бы не приняли. Но сведения по-прежнему уходят. Мы пытались передать дезинформацию, но это было обнаружено. Мы знаем это по сообщениям своей разведки. Мы давали информацию таким образом, чтобы она не могла уйти, и тем не менее она уходит.

— Что значит «не могла уйти»?

— Мы рассеяли ее так, что ни один человек не знал всего. И тем не менее сирианцы узнали. Это означает, что множество людей участвуют в шпионаже, а это просто невероятно.

— Или один человек, имеющий доступ ко всему, — сказал Лаки.

— Что точно так же невозможно. Это что-то новое, Лаки. Понимаешь ли ты, что это значит? Если сирианцы нашли способ просвечивать наши головы, мы больше не в безопасности. Мы никогда не сможем от них защититься. Никогда не сможем составить успешный план против них.

— Подождите, дядя Гектор. Великая Галактика, передохните минутку. Что вы имеете в виду? Как это — просвечивают наши головы? — Лаки пристально посмотрел на старшего.

Лицо главы Совета вспыхнуло.

— Космос, Лаки, я прихожу в отчаяние. Я не вижу другого объяснения. Сирианцы разработали какой-то способ чтения мыслей или овладели телепатией.

— А почему вы стыдитесь этого предположения? Ведь это возможно. Мы знаем о существовании практической телепатии. Венерианские v-лягушки.

— Ну, хорошо, — сказал Конвей. — Я думал и об этом, но у них нет венерианских v-лягушек. Я знаю, что показали исследования. Нужны совместные действия тысяч лягушек, чтобы телепатия стала возможна. Держать тысячи лягушек не на Венере чрезвычайно сложно, и их легко обнаружить. А без v-лягушек телепатия невозможна.

— Мы не знаем, как ее осуществить, — пока, — негромко сказал Лаки. — Возможно, сирианцы опередили нас в исследованиях телепатии.

— Без v-лягушек?

— Даже и без v-лягушек.

— Я в это не верю, — яростно заявил Конвей. — Не могу поверить, чтобы сирианцы разрешили проблему, которая сделала Совет Науки совершено беспомощным.

Лаки чуть не улыбнулся этой гордости старика за свою организацию, но должен был признать, что тут не просто гордость. Совет Науки представлял собой величайшее собрание разума, известное Галактике, и уже в течение столетия все относительно крупные научные достижения исходили только от Совета.

Тем не менее он не удержался от легкого укола.

— Они впереди нас в роботехнике.

— Вовсе нет! — выпалил Конвей. — Только в ее приложениях. Земляне изобрели позитронный мозг, который сделал возможным существование механического человека. Не забывай об этом. Земле принадлежат все важнейшие достижения. Просто сирианцы строят больше роботов и… — он слегка заколебался, — усовершенствовали некоторые инженерные решения.

— Я в этом убедился на Меркурии, — мрачно заметил Лаки.

— Да, я знаю, Лаки. Ты чуть не погиб.

— Но с этим покончено. Подумаем, что стоит теперь перед нами. Ситуация такова: Сириус ведет успешный шпионаж, и мы не можем прекратить его.

— Да.

— И наиболее затронут проект «Аграв».

— Да.

— Я полагаю, дядя Гектор, вы хотите, чтобы я отправился на Юпитер-9 и посмотрел, не смогу ли что-нибудь узнать.

Конвей мрачно кивнул.

— Да, я прошу тебя об этом. Это несправедливо по отношению к тебе. У меня выработалась привычка считать тебя своей козырной картой, человеком, перед которым я могу поставить любую проблему, зная, что он ее решит. Но что ты здесь можешь сделать? Совет испробовал все, и мы не обнаружили ни шпиона, ни метод шпионажа. Мы не можем ожидать от тебя большего.

— Не от меня одного. У меня будет помощь.

— Верзила? — Старик не сдержал улыбки.

— Не только Верзила. Позвольте задать вам вопрос. По вашим сведениям, известно ли сирианцам о наших исследованиях v-лягушек?

— Нет, — ответил Конвей. — Не известно, насколько я знаю.

— Тогда я прошу разрешения взять с собой v-лягушку.

— V-лягушку? Одну?

— Да.

— Но что это тебе даст? Ментальное поле одной v-лягушки чрезвычайно слабо. Ты не сможешь читать мысли.

— Правда, но я смогу улавливать сильные эмоции.

Конвей задумчиво сказал:

— Возможно. Но что это даст тебе?

— Пока не знаю. Но все равно: это преимущество, которого не было у предыдущих следователей. Неожиданная вспышка эмоций может помочь мне, даст основания для подозрений, направит ход расследования. И потом…

— Да?

— Если кто-то обладает телепатическими способностями, природными или развитыми искусственно, я смогу уловить нечто большее, чем сильные эмоции. Могу уловить мысль, прежде чем этот человек начнет экранировать свои мысли. Понимаете, что я имею в виду?

— Но он может уловить и твои эмоции.

— Теоретически да, но я буду вслушиваться в эмоции, так сказать. А он нет.

Взгляд Конвея просветлел.

— Слабая надежда, но, клянусь космосом, надежда! Я добуду тебе v-лягушку… Но еще одно, Дэвид. — Только в моменты глубочайшей озабоченности пользовался он настоящим именем Лаки, тем самым, которое юный член Совета носил в детстве. — Я хочу, чтобы ты понял всю важность этого дела. Если мы не узнаем, как сирианцы это делают, это будет значить, что они действительно опередили нас. А это значит, что война больше не будет откладываться. От этого зависит — война или мир.

— Я знаю, — негромко ответил Лаки.

Глава вторая

Командующий разгневан

Вот почему Лаки Старр, землянин, и его маленький друг Верзила Джонс, родившийся и выросший на Марсе, миновали пояс астероидов и оказались в дальнем районе Солнечной системы. И именно поэтому житель Венеры, совсем не человек, а маленькое животное, читающее мысли и навязывающее эмоции, сопровождал их.

Они висели в тысяче миль над Юпитером-9 и ждали, пока закрепят гибкую трубу между «Метеором» и кораблем командующего. Труба соединяла шлюзы кораблей, и по ней человек мог перейти из одного корабля в другой, не надевая космического костюма. Воздух кораблей смешивался, и человек, привыкший к космосу, пользуясь невесомостью, мог пролететь по всей трубе от одного толчка, меняя направление при изгибах трубы прикосновениями локтя.

В отверстии вначале показались руки командующего. Они ухватились за край отверстия, потом командующий перепрыгнул через край и опустился в искусственном поле тяготения «Метеора» (официально оно именовалось псевдогравитационным полем), не пошатнувшись. Проделано это было прекрасно, и Верзила, который придерживался высоких стандартов относительно всех форм космической техники, одобрительно кивнул.

— Добрый день, член Совета Старр, — мрачно сказал Донахью.

В космосе трудно определить, когда говорить «доброе утро», «добрый день» или «добрый вечер»: строго говоря, в космосе не бывает ни утра, ни дня, ни вечера. Космонавты обычно используют нейтральную форму «добрый день».

— Добрый день, командующий, — ответил Лаки. — Возникли какие-нибудь трудности, из-за чего задерживается наша посадка на Юпитер-9?

— Трудности? Ну, как посмотреть. — Донахью огляделся и сел в одно из пилотских кресел. — Я связывался со штаб-квартирой Совета, но мне ответили, чтобы я говорил непосредственно с вами, поэтому я здесь.

Командующий Донахью был худощавым, жилистым, человеком; в нем чувствовалось сильное внутреннее напряжение. Лицо его было покрыто глубокими морщинами, волосы седые, но видно, что когда-то они были каштановыми. На тыльной стороне ладоней проступали выпуклые синие вены, и говорил он взрывчато, стремительным потоком слов.

— О чем вы с ними говорили, сэр? — спросил Лаки.

— Вот о чем, член Совета. Я хочу, чтобы вы вернулись на Землю.

— Почему, сэр?

Говоря, командующий не смотрел на Лаки.

— У нас моральная проблема. Наших людей проверяли, и проверяли, и проверяли. И каждый раз ничего не находили, и каждый раз начиналось новое расследование. Им это не нравится, вам тоже не понравилось бы. Им не нравится то, что они постоянно находятся под подозрением. И я полностью на их стороне. Наш аграв-корабль почти готов, и сейчас не время тревожить моих людей. Они поговаривают о забастовке.

Лаки спокойно ответил:

— Возможно, ваши люди не виновны, но информация все равно уходит.

Донахью пожал плечами.

— Значит, она идет откуда-то еще. Должно быть… — он смолк, а когда заговорил снова, в его голосе звучало совершенно неуместное дружелюбие: — А это что?

Верзила проследил за его взглядом и немедленно ответил:

— Это наша v-лягушка, командующий, а я Верзила.

Командующий не обратил на него внимания. Напротив, он подошел к v-лягушке, глядя на заполненный водой аквариум.

— Она с Венеры?

— Да, — сказал Верзила.

— Я о них слышал. Но никогда не видел. Смышленая малышка.

Лаки почувствовал мрачное удовлетворение. Ему не показалось странным, что в середине самого серьезного разговора командующий вдруг начал восхищаться маленьким водным существом с Венеры. V-лягушка сделала это неизбежным.

Маленькое существо смотрело на Донахью черными глазами, раскачиваясь на стеблеобразных лапах и негромко щелкая клювом попугая. Во всей известной вселенной оно одно обладает уникальным приспособлением для выживания. У него нет защитного вооружения, нет никакой брони. Нет ни когтей, ни зубов, ни рогов. Клюв его может укусить, но даже этот укус не причинил бы никакого вреда существу большего размера.

Но лягушки свободно размножаются в покрытых водорослями океанах Венеры, и ни один из свирепых хищников океанских глубин их не тревожит. Просто потому, что v-лягушки способны контролировать эмоции. Они заставляют все другие формы жизни любить себя, относиться к себе дружественно, не испытывая никакого желания вредить. Так они выживают. И не просто выживают. Процветают.

Именно эта v-лягушка внушила командующему Донахью дружеские чувства, так что этот военный указал на нее пальцем и рассмеялся, глядя, как она склоняет головку и опускается на своих выдвижных лапках.

— Нельзя ли нам получить несколько таких для Юпитера-9, Старр? — спросил Донахью. — Мы очень любим животных. Животные нам напоминают о доме.

— Это не очень практично, — ответил Лаки. — V-лягушек трудно содержать. Им нужно находиться в насыщенной двуокисью углерода среде. Кислород для них ядовит. Это усложняет содержание.

— Значит, их нельзя держать в открытом аквариуме?

— Иногда можно. На Венере их так держат: там двуокись углерода дешева, да и лягушку всегда можно выпустить в океан, если ей станет плохо. Но на корабле или на безвоздушной планете нельзя постоянно выпускать двуокись углерода, поэтому закрытая система лучше.

— Ага! — Командующий выглядел слегка опечаленным.

— Вернемся к первоначальной теме разговора, — резко сказал Лаки. — Не могу согласиться с вашим предложением. У меня есть поручение, и я обязан его выполнить.

Командующему потребовалось несколько секунд, чтобы очнуться от чар v-лягушки. Лицо его потемнело.

— Я уверен, вы не понимаете ситуации. — Он неожиданно повернулся и посмотрел на Верзилу. — Возьмем, например, вашего товарища.

Маленький марсианин застыл и начал краснеть.

— Я Верзила, — сказал он. — Я уже говорил вам.

— Не такой уж верзила, — заметил командующий.

И хотя Лаки сразу положил руку на плечо маленького человека, это не помогло. Верзила закричал:

— Величина не снаружи, мистер. Мое имя Верзила, и я не меньше вас или любого другого человека, что бы ни говорила линейка. А если вы в это не верите… — Он яростно дергал левым плечом. — Отпусти меня, Лаки! Этот тип…

— Подожди минутку, Верзила, — попросил Лаки. — Узнаем, что хочет сказать командующий.

Донахью удивленно смотрел на разозлившегося Верзилу. Он сказал:

— Я не хотел обидеть вас своим замечанием. Простите, если я вас задел.

— Задели меня? — визгливо спросил Верзила. — Меня? Послушайте, я вам вот что скажу: я никогда не теряю голову, и как только вы извинились, дело забыто. — Он подтянул пояс и резко хлопнул ладонями по голенищам своих оранжево-зеленых сапог высотой по колено, которые являются обязательной принадлежностью каждого марсианского фермера и без которых ни одного фермера не увидишь на людях (разве что он наденет другие сапоги, еще более кричащие).

— Я хочу, чтобы вы меня поняли, член Совета, — Донахью снова обратился к Лаки. — У меня на Юпитере-9 тысяча человек, и все это сильные люди. Им приходится быть такими. Они далеко от дома. У них тяжелая работа. Они очень рискуют. У них здесь свой взгляд на жизнь, и нелегкий взгляд. Например, они подшучивают над новичками, и шутки эти не из ласковых. Иногда после таких шуток новичок не может встать и пойти домой. Иногда бывает ранен. Но когда он проходит через это, все в порядке.

Лаки спросил:

— Это официально разрешено?

— Нет. Но позволено неофициально. Людям нужно как-то отвлекаться, и мы не можем вызывать их вражду, вмешиваясь в эти розыгрыши. Хорошего работника сюда заманить трудно. Вы знаете, мало кто готов работать на спутниках Юпитера. К тому же посвящение помогает отсеять неприспособленных. Если человек не прошел посвящение, он и в других обстоятельствах подведет. Вот поему я упомянул вашего друга.

Командующий торопливо поднял руку.

— Не делайте ошибки. Я согласен, что он внутренне велик, способен и все что хотите. Но выдержит ли он то, что вас ждет? А вы выдержите, член Совета?

— Вы имеете в виду подшучивание?

— Это будут жестокие шутки, член Совета, — сказал Донахью. — Люди знают, что вы прибываете. Новости каким-то образом просачиваются.

— Да, я знаю, — ответил Лаки.

Командующий нахмурился.

— Во всяком случае они знают, что вы прилетели расследовать, и не испытывают к вам нежных чувств. У них дурное настроение, и они постараются причинить вам вред, член Совета Старр. Я прошу вас не высаживаться на Юпитере-9, ради проекта, ради моих людей, ради вас самого. Вот вам самый прямой ответ.

Верзила смотрел, как меняется Лаки. Обычное спокойствие и добродушие исчезли. Темно-карие глаза стали жесткими, и красивое худое лицо исказилось выражением, которое Верзила редко на нем видел, — гневом. Каждая мышца стройного тела Лаки, казалось, напряглась.

Лаки звонко произнес:

— Командующий Донахью, я член Совета Науки. Я подчиняюсь только главе Совета Науки и Президенту Солнечной Федерации Миров. Я выше вас по должности, и вы должны выполнять мои приказы и распоряжения. Я считаю предупреждение, которое вы только что мне изложили, свидетельством вашей некомпетентности. Ничего не говорите, пожалуйста, слушайте. Вы, очевидно, не контролируете своих людей и не пригодны к командованию. Теперь следующее: я высажусь на Юпитере-9 и проведу свое расследование. Я справлюсь с вашими людьми, чего вы не можете сделать.

Он помолчал, глядя, как собеседник хватает ртом воздух, тщетно пытаясь сказать слово. Потом рявкнул:

— Вы меня поняли, командующий?

Командующий Донахью с неузнаваемо искаженным лицом сумел ответить:

— Я обращусь в Совет Науки. Ни один высокомерный мальчишка не смеет так со мной разговаривать. Я руковожу людьми не хуже любого другого человека моего ранга. Мое предупреждение будет записано, и если на Юпитере-9 вы будете ранены, я с радостью рискну трибуналом. Я ничего для вас не сделаю. Я даже надеюсь… надеюсь, вас поучат манерам, вы…

Он больше не мог говорить. Повернулся и прошел к открытому люку, к трубе, все еще соединявшей два корабля. В гневе он чуть не упал, выбираясь в люк.

Верзила со страхом смотрел, как ноги командующего исчезают в трубе. Гнев Донахью был настолько ощутим, что Верзила чувствовал его волны в себе.

Он сказал:

— Вот это да! Ты его действительно расшевелил!

Лаки кивнул.

— Он сердит. Несомненно.

— Послушай, может, он и есть шпион? Он много знает. У него много возможностей.

— Но его также больше всех проверяли, так что твоя теория сомнительна. Однако он помог нам в маленьком эксперименте, так что при следующей встрече мне придется извиниться.

— Извиниться? — Верзила пришел в ужас. Он твердо считал, что извинения — это то, что должны делать только другие. — Почему?

— Слушай, Верзила, ты что, считаешь, что я все это говорил серьезно?

— Ты не рассердился?

— Нет.

— Это была игра?

— Можно назвать и так. Я хотел рассердить его, по-настоящему рассердить, и мне это удалось. Я могу это засвидетельствовать.

— Засвидетельствовать?

— А ты разве нет? Ты разве не почувствовал в себе его гнев?

— Пески Марса! V-лягушка!

— Конечно. Она принимала гнев командующего и передавала его нам. Я знал, что v-лягушки могут это делать. Мы это проверили на Земле, но я хотел проверить в полевых условиях. Теперь я уверен.

— Она здорово передает.

— Да, знаю. Так что у нас все-таки есть оружие.

Глава третья

Аграв-коридор

Прекрасно, — сказал Верзила. — Значит, приступаем?

— Подожди, — сразу ответил Лаки. — Подожди, друг мой. Это особое оружие. Мы сможем улавливать сильные эмоции, но, возможно, так и не уловим ту, что служит ключом к разгадке. Все равно, что глаза. Мы видим, но можем увидеть не то.

— Ты увидишь все, что нужно, — уверенно заявил Верзила.

Спуск на Юпитер-9 очень напомнил Верзиле маневры в астероидном поясе. Лаки объяснил ему, что астрономы считают этот спутник настоящим астероидом — большим астероидом, много миллионов лет назад захваченным чудовищным полем тяготения Юпитера.

Вообще Юпитер захватил множество астероидов, и в пятнадцати миллионах миль от гигантской планеты располагается миниатюрный пояс астероидов, принадлежащих только Юпитеру. Четыре самых больших астероида этого пояса имеют в диаметре от сорока до ста миль — это Юпитер-12, 11, 8 и 9. Существует также больше ста спутников свыше мили в диаметре; они не пронумерованы и обычно игнорируются. Их орбиты вычислили только десять лет назад, когда было решено разместить на Юпитере-9 центр антигравитационных исследований; необходимость связываться с этим спутником заставила обратить внимание на население окружающего пространства.

Приближающийся спутник заполнил небо и превратился в жесткий мир вершин и пропастей, не смягченных прикосновением атмосферы за миллиарды лет своей истории. Верзила, все еще задумчивый, спросил:

— Лаки, а почему вообще его называют Юпитер-9? Судя по атласу, он не самый близкий к Юпитеру. Например, Юпитер-12 гораздо ближе.

Лаки улыбнулся.

— Беда в том, Верзила, что ты избалован. Ты родился на Марсе и потому считаешь, что человечество бродит по космосу с сотворения мира. Послушай, парень, человечество изобрело первый космический корабль всего тысячу лет назад.

— Это я знаю, — возмущенно ответил Верзила, — я не невежа, Я ходил в школу. Не разбрасывай свои большие мозги повсюду.

Лаки улыбнулся еще шире и постучал костяшками двух пальцев по черепу Верзилы.

— Есть кто-нибудь дома?

Кулак Верзилы устремился в живот Лаки, но тот перехватил его в воздухе, и маленький товарищ Лаки неподвижно застыл.

— Все очень просто, Верзила. До изобретения космического корабля люди были прикованы к Земле и знали только то, что можно увидеть в телескоп. Спутники нумеровали в порядке их открытия, понятно?

— Ага! — сказал Верзила и высвободился. — Бедные предки! — Он рассмеялся, как всегда, когда думал о человечестве, привязанном к одной планете и с тоской глядящем в космос.

Лаки продолжал:

— Четыре самых крупных спутника Юпитера имеют номера один, два, три и четыре, хотя по номерам их обычно не называют. Это Ио, Европа, Ганимед и Каллисто. Самый близкий спутник — маленький номер пять, а потом были открыты спутники ПО двенадцатый. Все последующие были обнаружены уже тогда, когда люди вышли в космос, побывали на Марсе и в поясе астероидов… А теперь внимание. Начинаем посадку.

«Поразительно, — думал Лаки, — во что превращается крошечный астероид восьмидесяти девяти миль в диаметре, когда находишься от него в непосредственной близости. Он становится настоящим миром. Конечно, этот мир мал по сравнению с Юпитером или даже Землей. Положить его на Землю, и он поместится в штате Коннектикут; вся его поверхность меньше Пенсильвании, И все же, когда оказываешься на этом мире, когда гигантские захваты (гравитация тут ничтожна, но инерция сохраняется в полной мере) помещают твой корабль в большую пещеру, способную вместить сотню таких кораблей, как «Метеор», этот мир больше не кажется крохотным. А когда видишь на стене подробную карту Юпитера-9, всю эту сложную сеть подземных коридоров и помещений, сооруженных по сложной программе, мир начинает казаться большим».

На карте изображались горизонтальная и вертикальная проекции Юпитера-9, и хотя в основном использовалась небольшая часть спутника, Лаки видел, что отдельные коридоры уходят в глубину на две мили, а всего они протянулись на сотни миль.

— Грандиозная работа, — негромко сказал он стоявшему рядом лейтенанту.

Лейтенант Огастас Невски коротко кивнул. Его безупречный мундир сверкал чистотой. У него были маленькие светлые усики, широко расставленные голубые глаза и привычка смотреть прямо перед собой, как будто он постоянно находился в стойке «смирно».

Он с гордостью ответил:

— Мы продолжаем расти.

Когда четверть часа назад Лаки и Верзила вышли из корабля, лейтенант представился им в качестве личного сопровождающего, назначенного командующим Донахью.

Лаки, внутренне забавляясь, спросил:

— Сопровождающий? Или конвоир? Вы вооружены, лейтенант.

С лица лейтенанта исчезли всякие проявления чувств.

— Я нахожусь на службе, член Совета, и мне по инструкции полагается иметь оружие. Вы увидите, что сопровождающий здесь необходим.

Но когда прибывшие стали хвалить проект, он расслабился и как будто стал испытывать обычные человеческие чувства. Он сказал:

— Конечно, отсутствие сколько-нибудь заметного гравитационного поля позволяет применять такие инженерные хитрости, которые невозможны на Земле. Подземные коридоры сооружаются практически без подпорок.

Лаки кивнул, потом сказал:

— Я понял, что первый аграв-корабль почти готов к взлету.

Лейтенант некоторое время молчал. Лицо его снова лишилось всяких эмоций и чувств. Потом он напряженно ответил:

— Вначале я покажу вам ваше помещение. Его легко достигнуть при помощи аграв-коридора, и если вы захотите воспользоваться…

— Эй, Лаки! — неожиданно возбужденно крикнул Верзила. — Ты только посмотри.

Лаки повернулся. Это был всего лишь котенок, серый, как дым, с обычным для кошек выражением серьезной печали; он с готовностью изогнул спину под пальцами Верзилы. И замурлыкал.

Лаки сказал:

— Командующий говорил, что тут любят животных. Это ваш, лейтенант?

Офицер вспыхнул.

— Они общие. Тут есть еще несколько кошек. Их иногда привозят грузовые суда. У нас есть еще канарейки, попугай, белая мышь, золотые рыбки. Но ничего подобного вашему что-это-у-вас-такое. — И в глазах его, устремленных на аквариум с v-лягушкой, зажатый у Верзилы под локтем, мелькнула зависть.

Но Верзила не отрывался от кошки. На Марсе нет домашних животных, и пушистые любимцы землян для марсианина всегда обладают очарованием новизны.

— Я ему понравился, Лаки.

— Это она, — заметил лейтенант, но Верзила не обратил на это внимания.

Кошка, вертикально задрав хвост, так что опускался только его кончик, ходила мимо Верзилы, подставляя ему то один, то другой бок.

Но тут мурлыканье прервалось, и Верзила ощутил прилив лихорадочного голодного желания.

Вначале это его удивило, но тут он заметил, что кошка перестала мурлыкать и стоит в напряженной охотничьей позе, выработанной миллионолетней давности инстинктом.

Ее зеленые раскосые глаза смотрели прямо на v-лягушку.

Но эта кошачья эмоция исчезла почти сразу же, как появилась. Кошка потерлась о край аквариума и снова негромко и довольно замурлыкала.

Кошке тоже понравилась v-лягушка. У нее не было другого выхода.

Лаки сказал:

— Вы говорили, лейтенант, что мы доберемся до своих помещений при помощи аграва. И хотели объяснить нам, что это значит.

Лейтенант, который ласково смотрел на v-лягушку, помолчал, чтобы собраться с мыслями, потом ответил:

— Да. Это очень просто. У нас на Юпитере-девять искусственное поле тяготения, как на любом корабле. Эти поля организованы во всех главных коридорах так, чтобы можно было падать в них в любом направлении. Все равно, что прыгнуть в ствол шахты на Земле.

Лаки кивнул.

— И насколько быстро вы падаете?

— В этом-то и дело. Обычно сила тяжести действует непрерывно, и вы падаете все быстрее и быстрее…

— Поэтому-то я и задал вопрос, — сухо прервал Лаки.

— Но не при аграве. Аграв — это ведь аграв, отсутствие тяготения. Аграв используется для поглощения гравитационной энергии или для преобразования ее. Вы падаете с любой нужной вам скоростью. Если гравитационное поле направлено в противоположную сторону, вы начинаете замедляться. Аграв-коридор с двумя противоположно направленными псевдогравитационными полями использовался как начальный этап разработки аграв-кораблей, работающих в едином гравитационном поле. Помещения инженеров, где вы будете жить, всего лишь в миле отсюда, и туда можно добраться по коридору А-2. Готовы?

— Будем готовы, как только вы объясните работу аграва.

— Это не проблема. — Лейтенант Невски снабдил их чем-то вроде упряжи, закреплявшейся на поясе и плечах; прилаживая ее, он быстро объяснил способ управления.

А потом сказал:

— Пройдемте со мной, джентльмены; коридор всего в нескольких ярдах в том направлении.

Верзила остановился в нерешительности у входа в коридор. Он не боялся ни пространства, ни падения. Но за свою жизнь он привык преодолевать препятствия при марсианском или еще меньшем тяготении. А тут нормальное земное псевдополе, и коридор кажется ярко освещенной дырой, уходящей, по-видимому, прямо вниз, хотя на самом деле (сознание говорило это Верзиле) он параллелен близкой поверхности спутника.

Лейтенант сказал:

— Эта линия ведет к помещениям инженеров. Если бы мы двигались с той стороны, «низ» казался бы нам в противоположном направлении. Мы можем поменять «верх» и «низ» местами с помощью контроля аграва.

Он увидел выражение лица Верзилы и сказал:

— Привыкнете. Через какое-то время это становится второй натурой.

Он ступил в коридор и не опустился ни на дюйм. Как будто стоял на невидимой платформе.

Он небрежно спросил:

— Поставили шкалу на ноль?

Верзила сделал это, и мгновенно сила тяжести исчезла. Он ступил в коридор.

Лейтенант резко повернул кнопку своего прибора и начал опускаться, набирая скорость. Лаки последовал за ним, и Верзила, который предпочел бы упасть под двойной силой тяжести и расплющиться в лепешку, чем не сделать того же, что Лаки, глубоко вдохнул и тоже начал падать.

— Снова вернитесь к нулю, — крикнул лейтенант, — и начнете двигаться с постоянной скоростью. Привыкайте.

Периодически они пролетали мимо светящихся надписей «Держитесь этой стороны». Один раз мимо них промелькнул человек (он и правда падал) в противоположном направлении. Он двигался гораздо быстрее них.

— Бывают ли столкновения, лейтенант? — спросил Лаки.

— Нет, — ответил лейтенант. — Опытные люди следят за теми, кого перегоняют или кто перегоняет их, и легко замедляются или ускоряются. Конечно, иногда парни сталкиваются нарочно. Грубоватая игра, и может закончиться сломанной ключицей. — Он быстро взглянул на Лаки. — Наши парии играют грубо.

Лаки ответил:

— Понимаю. Командующий предупредил меня.

Верзила, который смотрел вниз в хорошо освещенный туннель, возбужденно воскликнул:

— Эй, Лаки, забавно, когда привыкнешь! — И повернул ручку своего прибора.

И начал опускаться быстрее. Его голова поравнялась с ногами Лаки, потом ушла еще ниже. Скорость Верзилы возрастала.

Неожиданно лейтенант Невски тревожно крикнул:

— Перестаньте, глупец! Переключите назад!

Лаки властно приказал:

— Верзила, медленнее!

Они догнали Верзилу, и лейтенант гневно объяснил:

— Никогда этого не делайте! В коридоре множество препятствий и перегородок, и вы разобьетесь об одну из них, считая себя в безопасности.

— Эй, Верзила, — сказал Лаки. — Держи v-лягушку. Это придаст тебе чувство ответственности.

— Ну, Лаки, — смущенно ответил Верзила, — я просто позабавился немного. Пески Марса, Лаки…

— Хорошо, — сказал Лаки. — Вреда ты не причинил. — И Верзила сразу просиял.

Он снова посмотрел вниз. Спуск с одинаковой скоростью совсем не то, что свободное падение в пространстве. В космосе кажется, что ничего не движется. Космический корабль может идти со скоростью в сотни тысяч миль в час, и все равно в нем будет ощущение неподвижности. Отдаленные звезды никогда не движутся.

Здесь все было пронизано движением. Мимо мелькали огни, отверстия, различные приспособления на стенах коридора.

В космосе не бывает «верха» и «низа», здесь тоже их не было, и это казалось неправильным. Когда Верзила смотрел «вниз», мимо своих ног, ему казалось, что «низ» там, и все было в порядке. Но когда он взглянул «наверх», у него мгновенно возникло ощущение, что «верх» это на самом деле «низ» и что он, стоя на голове, падает «вверх». Он быстро посмотрел себе под ноги, чтобы избавиться от этого ощущения.

Лейтенант сказал:

— Не слишком наклоняйтесь вперед, Верзила. Аграв направляет ваше падение, но если вы слишком перегнетесь, начнете вертеться.

Верзила выпрямился.

Лейтенант сказал:

— Ничего опасного во вращении нет. Всякий, кто привык к аграву, тут же может остановиться. Но для начинающих это трудно. Мы начинаем замедляться. Поставьте шкалу на минус и держите так. Примерно минут пять.

Говоря это, он замедлил свой полет и двинулся мимо них. Теперь ноги его висели на уровне глаз Верзилы.

Верзила передвинул шкалу, отчаянно пытаясь сравняться с лейтенантом. И тут появились «верх» и «низ», только неправильные. Он определенно стоял на голове.

Он крикнул:

— Эй, у меня кровь отливает от головы.

Лейтенант резко сказал:

— Вдоль коридора есть опоры. Как можно быстрее зацепитесь за одну из них ногой.

Сам он поступил именно так, и тут же его голова и ноги поменялись местами. Он продолжал поворачиваться, но остановил вращение, взявшись рукой за опору.

Лаки последовал его примеру, и Верзила, широко расставив свои короткие ноги, наконец, умудрился поймать одну опору. Он резко повернулся и сильно ударился локтем о стену, но все же сумел остановиться.

Теперь он снова оказался головой вверх. Он не падал, а поднимался, как будто им выстрелили из пушки, и поднимался все медленнее под действием силы тяжести.

Когда скорость их совсем уменьшилась, Верзила, беспокойно глядя под ноги, подумал: «Мы опять начнем падать». Коридор опять показался ему бездонным колодцем, и мышцы живота у него напряглись.

Но лейтенант сказал:

— Переключите на ноль.

Они перестали замедляться. Спокойно двигались наверх, как в ровном медленном лифте; наконец показалось пересечение; лейтенант, ухватившись за опору, легко остановился.

— Помещения инженеров, джентльмены, — объявил он.

— И комиссия по встрече, — негромко добавил Лаки Старр.

В коридоре их ждало не менее пятидесяти человек.

Лаки сказал:

— Вы говорили, они любят грубую игру, лейтенант. Похоже, они хотят поиграть сейчас.

Он твердо шагнул в коридор. Верзила, ноздри которого раздувались от возбуждения, довольный, что он снова на прочной поверхности, крепко сжал аквариум с v-лягушкой и встал рядом с Лаки, глядя на ожидающих жителей Юпитера-9.

Глава четвертая

Посвящение!

Лейтенант Невски, положив руку на рукоять бластера, постарался, чтобы голос его звучал властно:

— Эй, парни, что вы тут делаете?

Кое-кто что-то забормотал, но большинство молчали. Все смотрели на стоявшего впереди, как будто ждали, чтобы он заговорил.

Предводитель улыбался, лицо его расплывалось в добродушном выражении. У него были прямые, с пробором посередине волосы светло-оранжевого цвета. Скулы широкие, он жевал резинку. Костюм из синтетической ткани, как и у всех, но, в отличие от остальных, у предводителя рубашка и брюки были украшены большими и массивными медными пуговицами. Четыре на передке рубашки, по одной на каждом из карманов и по четыре вдоль каждой брючины — всего четырнадцать. Никакой прагматической цели у этих пуговиц не было — всего лишь украшение.

— Ну, хорошо, Саммерс, — обратился лейтенант к этому человеку, — что здесь делают эти люди?

Саммерс заговорил мягким, вкрадчивым голосом:

— Ну, лейтенант, мы подумали, хорошо бы встретить новичка. Он захочет с нами увидеться. Будет задавать много вопросов. Почему бы не встретиться сразу?

Говоря это, он взглянул на Лаки Старра, и на мгновение во взгляде его сверкнул лед, но тут же взгляд снова стал дружелюбным и мягким.

Лейтенант сказал:

— Вы должны находиться на работе.

— Будьте человеком, лейтенант, — ответил Саммерс, по-прежнему медленно жуя резинку. — Мы все время работаем. Просто хотим поздороваться.

Лейтенант, очевидно, не знал, что делать. Он с сомнением взглянул на Лаки.

Лаки спросил:

— Какие комнаты нам отвели, лейтенант?

— Комнаты 2А и 2Б, сэр. Чтобы их найти…

— Я их найду. Я уверен, один из этих людей нам покажет. Лейтенант, вы отвели нас к нашим помещениям. Теперь, я думаю, ваше задание кончилось. Всего хорошего.

— Я не могу уйти! — сказал лейтенант напряженным шепотом.

— Можете.

— Конечно, можете, лейтенант, — сказал Саммерс, улыбаясь еще шире. — Простое приветствие парню не повредит. — Кто-то в толпе засмеялся. — К тому же он просит вас уйти.

Верзила подошел к Лаки и настойчиво прошептал:

— Лаки, позволь мне отдать v-лягушку лейтенанту. Я не могу держать ее и драться.

— Просто держи, — ответил Лаки. — Я хочу, чтобы она была здесь… Всего хорошего, лейтенант. Вы свободны!

Лейтенант стоял в нерешительности, и Лаки голосом, который, несмотря на всю вежливость, звучал как сталь, сказал:

— Это приказ, лейтенант.

Лицо лейтенанта Невски стало по-военному застывшим. Он четко ответил:

— Есть, сэр.

Как ни удивительно, он еще мгновение поколебался, посмотрел на v-лягушку в руках Верзилы, которая спокойно жевала стебелек водоросли.

— Поберегите эту малышку.

Повернулся и в два шага оказался в аграв-коридоре, почти тут же исчезнув.

Лаки снова повернулся лицом к ожидавшим его людям. Никаких иллюзий у него не было. Они стояли с мрачными лицами и настроены были решительно, но если он не сможет смотреть им в лицо, не сможет доказать, что он тоже настроен решительно, его поручение тут же пойдет на дно, наткнувшись на скалу их враждебности. Каким-то способом нужно их завоевать.

Улыбка Саммерса стала волчьей. Он сказал:

— Ну, друг, мальчишка в форме ушел. Теперь можно поговорить. Я Ред Саммерс. А как ваше имя?

Лаки улыбнулся в ответ.

— Меня зовут Дэвид Старр. Моего друга зовут Верзила.

— Кажется, я слышал кое-какие разговоры о Лаки.

— Друзья называют меня Лаки.

— Отлично. И хотите оставаться счастливчиком[1]?

— А вы знаете, как?

— Между прочим, Лаки Старр, знаю. — Неожиданно его лицо превратилось в свирепую маску. — Убирайся с Юпитера-9!

Послышался хриплый одобрительный гул, несколько голосов подхватили:

— Убирайтесь! Убирайтесь!

Толпа приблизилась, но Лаки не отступал.

— У меня есть важные причины оставаться на Юпитере-9.

— В таком случае боюсь, ты не счастливчик, — сказал Саммерс. — Ты новичок и кажешься мягким, а мягким новичкам на Юпитере-9 несладко. Мы о тебе беспокоимся.

— Думаю, ничего со мной не случится.

— Ты думаешь? — переспросил Саммерс. — Арман, иди сюда.

Из рядов вышел огромный человек, круглолицый, плотный, с широкими плечами и бочкообразной грудью. Он был на полголовы выше Лаки с его шестью футами одним дюймом и смотрел сверху вниз на молодого члена Совета, обнажая в улыбке желтые, широко расставленные зубы.

Люди начали усаживаться на полу. Они перебрасывались веселыми репликами, будто им предстояло присутствовать на футбольном матче.

Один из них крикнул:

— Смотри, Арман, не наступи на парнишку!

Верзила вздрогнул и свирепо взглянул в сторону голоса, но не смог определить кричавшего.

Саммерс сказал:

— Ты еще можешь улететь, Старр.

Лаки ответил:

— Не собираюсь. Особенно сейчас. Ведь у вас тут предстоит какое-то развлечение.

— Не для тебя, — сказал Саммерс. — Теперь слушай, Старр. Мы приготовились к твоему прибытию. Начали готовиться, как только услышали, что ты появишься. Хватит с нас ищеек с Земли, больше мы не потерпим. На всех уровнях стоят мои люди. Мы будем знать, если командующий вздумает вмешаться, а если он вмешается, мы начнем забастовку. Правду я говорю, парни?

— Правду, — хором ответили все.

— И командующий это знает, — говорил Саммерс. — Не думаю, чтобы он стал вмешиваться. Так что у нас есть возможность посвятить вас. А после этого я еще раз спрошу у тебя, не хочешь ли ты улететь. Конечно, если будешь в сознании.

— Вы поднимаете шум из-за ерунды, — сказал Лаки. — Я вам не причинил никакого вреда.

— И не причинишь, — ответил Саммерс. — Это я гарантирую.

Верзила своим высоким напряженным голосом сказал:

— Слушай ты, подонок, ты говоришь с членом Совета! Представляешь, что с тобой будет, если он пострадает?

Саммерс неожиданно посмотрел на него, прижал кулаки к бокам и, откинувшись, расхохотался.

— Эй, парни, оно говорит. Я все гадал, что это такое? Похоже, ищейка Старр привез с собой младенца-братца.

Верзила смертельно побледнел, но Лаки нагнулся и под всеобщий смех прошептал ему, не разжимая губ:

— Твое дело — держать v-лягушку, Верзила. Я позабочусь о Саммерсе. И, великая Галактика, Верзила, перестань испускать гнев! Я ничего не могу уловить от v-лягушки, кроме этого.

Верзила трижды с трудом глотнул.

Саммерс мягко спросил:

— Ну, член Совета Ищейка, умеешь управляться с агравом?

— Только что научился, мистер Саммерс.

— Мы хотим в этом убедиться. Немного испытаем тебя. Нельзя допускать сюда тех, кто с ним не знаком. Это слишком опасно. Верно, парни?

— Верно! — снова заревели вокруг.

— Арман — наш лучший учитель, — сказал Саммерс, положив руку на широкое плечо Армана. — Покончив с ним, ты все узнаешь об управлении агравом. Или научишься уступать ему дорогу. Предлагаю пройти в аграв-коридор. Арман присоединится к вам.

Лаки спросил:

— А если я откажусь?

— Тогда мы выбросим тебя в коридор, а Арман последует за тобой.

Лаки кивнул.

— Вы решительно настроены. Есть ли какие-то правила у урока, который я должен получить?

Раздался дикий смех, но Саммерс поднял руки.

— Просто уступай Арману дорогу, член Совета. Это единственное правило, которое ты должен запомнить. Мы будем смотреть с края коридора. Если попытаешься сбежать до конца урока, я швырну тебя назад; на всех уровнях стоят люди, они готовы сделать то же самое.

Верзила воскликнул:

— Пески Марса, ваш человек тяжелее Лаки на пятьдесят фунтов, и он привык к аграву!

Саммерс с насмешливым удивлением повернулся к нему.

— Да ну! Никогда об этом не думал. Какой стыд! — Все рассмеялись. — В путь, Старр. Иди в коридор, Арман. Стащи его, если понадобится.

— Не понадобится, — сказал Лаки.

Он повернулся и шагнул в открытое пространство широкого аграв-коридора. Ноги его оказались в воздухе, он слегка коснулся пальцами стены, медленно начал переворачиваться, столь же легким прикосновением к стене остановил вращение. И стоял в воздухе, глядя на собравшихся.

Послышались негромкие одобрительные возгласы. Впервые заговорил Арман — раскатистым басом:

— Эй, мистер, неплохо!

Губы Саммерса скривились, на лбу появилась сердитая морщина. Он резко ударил Армана в спину.

— Не разговаривай, идиот! Отправляйся и покажи ему!

Арман медленно двинулся вперед. Он сказал:

— Эй, Ред, давай не слишком.

Лицо Саммерса исказилось от ярости.

— Отправляйся! И делай, что тебе сказано! Я тебе сказал, кто он такой. Если мы от него не избавимся, появятся новые. — Говорил он резким шепотом, который не разносился далеко.

Арман вошел в коридор и остановился лицом к Лаки.

Лаки Старр ждал, стараясь ни о чем не думать. Он сосредоточился на слабом потоке эмоций, которые транслировала v-лягушка. Некоторые он распознавал без труда — и природу их, и владельца. Легче всего было выделить Реда Саммерса: страх и гложущая ненависть, смешанные с беспокойным торжеством. Воспринималось и легкое напряжение Армана. Изредка доносились волны возбуждения от одного или другого зрителя; иногда эти волны совпадали с возбужденным или угрожающим криком, и тогда Лаки узнавал владельца эмоции. И все это, конечно, приходилось отделять от мощного потока гнева, шедшего от Верзилы.

Но теперь Лаки смотрел в маленькие глазки Армана, который чуть покачивался вверх и вниз. Пальцы Армана лежали на приборах контроля на груди.

Лаки немедленно насторожился. Его противник менял направление поля, передвигая шкалу вперед и назад. Неужели он думает этим запутать Лаки?

Лаки ясно понимал, что, несмотря на весь свой опыт в космосе, он совсем не знаком с тем видом невесомости, что порождает аграв: это не абсолютная невесомость, как в космосе, ее можно изменять по желанию.

Неожиданно Арман упал, будто в люк ловушки, — но только он падал вверх.

Когда ноги Армана пролетали мимо головы Лаки, они разошлись, как будто Арман собирался зажать голову.

Автоматически голова Лаки откинулась назад, но одновременно его ноги двинулись вперед, тело повернулось вокруг центра тяжести, и мгновение он беспомощно бил руками и ногами. Со стороны зрителей долетела буря смеха.

Лаки понимал, в чем дело. Он поступил неправильно. Ему следовало управлять тяготением. Когда Арман поднимается, Лаки должен так отрегулировать приборы, чтобы тоже подниматься. Теперь придется включить силу тяжести, чтобы выпрямиться. При невесомости он будет поворачиваться бесконечно.

Но прежде чем пальцы его легли на приборы, Арман достиг верхней точки своего подъема и, набирая скорость, устремился назад. Он снова пролетел мимо Лаки и резко ударил его локтем в бедро. Опускаясь, он схватил своими толстыми пальцами лодыжки Лаки и потащил его за собой вниз. Продолжая тянуть вниз, он приподнялся и схватил Лаки за плечи. Его хриплое дыхание шевельнуло волосы Лаки. Он сказал:

— Тебе нужно много тренироваться, мистер.

Лаки резко поднял на высоту головы руки и вырвался.

Потом включил силу тяготения так, чтобы полететь вверх, и при этом резко оттолкнулся ногой от плеча противника. Самому ему казалось, что он падает головой вперед; к тому же ему показалось, что его реакция замедлилась. Или медлительно реагируют приборы аграва? Он проверил их. Опыта не хватало, чтобы сказать уверенно, но он чувствовал, что что-то не так.

Теперь на него с ревом набросился Арман, пытаясь при помощи своего большего веса прижать Лаки к стене.

Лаки протянул руку к приборам, собираясь переменить направление тяготения. Поджал ноги, чтобы при столкновении отбросить Армана.

Но первым изменилось направление поля Армана, и отброшенным оказался Лаки.

Арман откинул назад ноги, оттолкнулся от пролетавшей мимо стены коридора, и оба они отлетели к противоположной стене. Лаки с силой ударился о стену и скользил по ней несколько футов, пока не зацепился ногой за опору и не развернулся обратно в коридор.

Арман горячо прошептал ему на ухо:

— Достаточно, мистер? Скажи Реду, что улетишь. Я не хочу слишком повредить тебе.

Лаки покачал головой. Странно, подумал он: поле Армана каким-то образом подавляет его собственное. Арман переключил приборы, но Лаки знал, что успел это сделать первым.

Неожиданно резко повернувшись, Лаки нацелился локтем в живот Армана. Арман рявкнул, и на мгновение ноги Лаки оказались между ним и противником. Лаки распрямил их. Противники разъединились, и Лаки высвободился.

Он отлетел за мгновение до того, как Арман вернулся, и в течение следующих нескольких минут Лаки только старался уклониться. Он учился пользоваться приборами и видел, что они реагируют замедленно. И только благодаря искусному использованию опор и мгновенным поворотам Лаки удавалось избежать столкновения.

И вот, летя в невесомости, позволив Арману стремительно пронестись мимо, Лаки притронулся к приборам контроля и обнаружил, что они вообще не действуют. Направление поля тяготения не изменилось; не было ни внезапного ускорения, ни замедления.

Арман немедленно оказался рядом, и Лаки со страшной силой ударился о стену.

Глава пятая

Игольные ружья и соседи

Верзила был абсолютно уверен в способности Лаки справиться с огромным противником и, хотя и ощущал гнев из-за такого недружественного приема, нисколько не опасался.

Саммерс подошел к краю коридора; с ним был еще один человек со смуглым лицом, который сообщал остальным об увиденном хриплым резким голосом, как комментатор игры в поло на субэфире.

Когда Арман в первый раз ударил Лаки о стену, послышались торжествующие крики. Верзила с презрением отмахнулся от них. Конечно, эти кричащие глупцы постараются сделать вид, что поединок складывается в их Пользу. Подождите, пока Лаки освоится с управлением агравом: он разрежет этого парня Армана на кусочки. Верзила был в этом уверен.

Но тут смуглый закричал:

— Арман вторично захватил ему голову; начал падение; ноги о стену; отскочил, нацелился — удар! Ну что за удар!

Верзила почувствовал тревогу.

Он сам подошел к краю коридора. Никто не обратил па него внимания. Одно из преимуществ малого роста. Люди, не знающие тебя, склонны недооценивать, не считаться с тобой.

Верзила посмотрел вниз и увидел, как Лаки отталкивается от стены; Арман в ожидании висел поблизости.

— Лаки! — громко закричал Верзила. — Осторожнее!

Голос его потерялся в шуме, но тут Верзила уловил приглушенный разговор смуглого и Саммерса.

Смуглый человек сказал:

— Дай ищейке немного энергии, Ред. Так неинтересно.

И Саммерс в ответ огрызнулся:

— Мне не нужно, чтобы было интересно. Хочу, чтобы Арман побыстрее закончил.

Вначале Верзила не понял значения этого короткого разговора, но только вначале. В следующее мгновение он пристально посмотрел на Реда Саммерса и увидел, что тот прижимает к груди какой-то предмет. Что это такое, Верзила определить не мог.

— Пески Марса! — воскликнул он задыхаясь. И отскочил назад. — Ты! Саммерс! Лживый подонок!

В который раз Верзила обрадовался, что, несмотря на неодобрение Лаки, носит с собой игольное ружье. Лаки считал его ненадежным оружием, так как его трудно точно сфокусировать, но Верзила скорее усомнился бы в своем высоком росте, чем в искусстве обращаться с оружием.

Когда Саммерс не обернулся в ответ на его крик, Верзила захватил оружие в кулак (ствол, сужавшийся до толщины иглы, всего лишь на полдюйма высовывался между указательным и средним пальцами его правой руки) и сжал достаточно для выстрела.

Одновременно в шести дюймах перед носом Саммерса что-то блеснуло, раздался легкий хлопок. Ионизированными оказались лишь молекулы воздуха. Саммерс однако отпрыгнул, и его страх тут же передала v-лягушка.

— Эй вы все! — крикнул Верзила. — Всем стоять на месте! Вы, безголовые недоразвитые ничтожества! — Снова раздался хлопок, на этот раз над головой Саммерса. Вспышку увидели все.

Мало кто из них имел дело с игольным ружьем — это оружие дорогое, и на него трудно получить разрешение, — но все знали, хотя бы по субэфирным программам, как выглядит выстрел из него; знали, что может сделать такой разряд.

Как будто пятьдесят человек одновременно затаили дыхание.

Верзилу окутала холодная волна страха пятидесяти человек. Он попятился к стене.

И сказал:

— Теперь слушайте все. Кто из вас знает, что этот подонок Саммерс вывел из строя управление агравом моего друга? Схватка нечестная!

Саммерс отчаянно, сквозь сжатые зубы сказал:

— Вы ошибаетесь. Вы ошибаетесь.

— Да? Ты смел, Саммерс, когда пятьдесят против двух. Хватит ли тебе смелости против игольного ружья? Из него трудно прицеливаться, и я могу промахнуться.

Он снова сжал кулак, на этот раз хлопок был гораздо громче; все на мгновение ослепли — все, кроме Верзилы: он один знал, в какой момент зажмуриться.

Саммерс сдавленно крикнул. Он был невредим, не хватало только одной пуговицы на рубашке.

Верзила сказал:

— Хороший выстрел, но, мне кажется, слишком уж долго мне везет. Советую тебе не шевелиться, Саммерс. Притворись камнем, подонок, потому что если ты шевельнешься, я промахнусь, и тогда ты потеряешь не пуговицу, а кусок тела.

Саммерс закрыл глаза. Лоб его блестел от пота. Верзила рассчитал расстояние и нажал дважды.

Хлопок! Еще один! Еще двух пуговиц не стало.

— Пески Марса, мне сегодня везет! Как хорошо, что вы позаботились нас встретить. Ну, еще одну — на дорожку!

На этот раз Саммерс закричал от боли. В его рубашке образовалась дыра, в ней виднелась покрасневшая кожа.

— Ах, — сказал Верзила, — не совсем точно. Теперь я расстроен и в следующем промахнусь на два дюйма… А, может, ты скажешь что-нибудь, Саммерс?

— Ну ладно, — закричал тот, — я это подстроил.

Верзила сказал спокойно:

— Твой человек тяжелее. Он опытнее, и все равно ты не допустил честной схватки. Не хотел рисковать?.. Брось то, что держишь. С этого момента в коридоре честная схватка. Никто не двинется, пока из коридора не выйдет один из них.

Он помолчал и взглянул на свой кулак с зажатым игольным ружьем, ствол медленно поворачивался из стороны в сторону.

— Но если покажется ваш комок жира, я буду очень разочарован. А когда я разочарован, невозможно предсказать, как я поступлю. Я могу так расстроиться, что выстрелю прямо в толпу, и ничто в мире не может помешать мне десять раз сжать кулак. Так что если десяти из вас надоела жизнь, молитесь, чтобы ваш парень побил Лаки Старра.

Верзила напряженно ждал, сжимая в правой руке игольное ружье, а в левой держа аквариум с v-лягушкой. Ему хотелось приказать Саммерсу вызвать двоих из коридора, прекратить схватку, но он боялся рассердить Лаки. Он слишком хорошо его знал и понимал, что тот не может допустить, чтобы схватка кончилась его выходом из боя.

Мимо них в коридоре промелькнула фигура, потом другая. Послышался удар тела о стену, второй удар, третий. Затем тишина.

Пролетела назад фигура, она держала вторую за ногу.

Первая легко вышла из коридора, вторая упала, как мешок с песком.

Верзила обрадовано вскрикнул. Стоял Лаки. Щека его была исцарапана, он хромал. Но лежал без сознания Арман.

Армана с некоторым трудом привели в себя. На голове у него была шишка размером в небольшой грейпфрут, один глаз распух и заплыл. Хотя из его нижней губы шла кровь, он с трудом улыбнулся и сказал:

— Клянусь Юпитером, этот парень — просто дикая кошка.

Он встал и обнял Лаки медвежьим объятием.

— Как только он привык, я все равно что с десятью схватился. Парень что надо.

Как ни удивительно, но собравшиеся радостно приветствовали Лаки. V-лягушка вначале передавала чувство облегчения, затем возбуждения.

Улыбка Армана стала шире, он тыльной стороной руки вытер кровь.

— Этот член Совета в порядке. Если он кому не нравится, пусть дерется со мной. Где Ред?

Но Ред Саммерс исчез. Инструмент, которым он вывел из строя прибор Лаки, тоже.

Арман сказал:

— Послушайте, мистер Старр, вот что я вам скажу. Это была не моя идея, но Ред сказал, что мы должны от вас избавиться, иначе всем нам придется плохо.

Лаки поднял руку.

— Это ошибка. Послушайте вы все. Я гарантирую, что ни у одного верного землянина не будет никаких неприятностей. Этой схватки не было. Немного повеселились и можем забыть. В следующий раз встречаемся будто ничего не произошло. Согласны?

Все шумно поддержали Лаки, послышались крики: «Все в порядке!» и «Да здравствует Совет!»

Лаки повернулся, собираясь уходить, когда Арман сказал:

— Эй, погодите. — Он перевел дыхание и показал на аквариум пальцем. — А это что? — Он показывал на v-лягушку.

— Венерианское животное, — ответил Лаки. — Наше домашнее животное.

— Хорошее. — Гигант улыбнулся.

Все столпились вокруг, делая одобрительные замечания, пожимали Лаки руку и уверяли, что отныне все на его стороне.

Верзила, рассерженный толчками, наконец, закричал:

— Пошли к себе, Лаки, или я подстрелю несколько этих парней.

Все сразу замолчали и расступились, давая дорогу Лаки и Верзиле.

Лаки сморщился, когда Верзила приложил холодный компресс к его разбитой щеке.

И сказал:

— Я слышал что-то об игольном ружье, но не совсем понял, в чем дело. Не расскажешь ли, Верзила?

Верзила неохотно рассказал.

Лаки задумчиво заметил:

— Я понял, что мой прибор не действует, но решил, что это результат механического повреждения после удара о стену. Не знал, что вы с Редом Саммерсом деретесь над нами.

Верзила улыбнулся.

— Космос, Лаки, ты ведь не думаешь, что я позволю так с тобой обращаться?

— Можно было воспользоваться другими средствами, не игольным ружьем.

— Больше ничего их не остановило бы, — удрученно ответил Верзила, — Ты хотел бы, чтобы я погрозил им пальцем и сказал: «Нехорошо, нехорошо!»? К тому же мне нужно было испугать их.

— Почему? — резко спросил Лаки.

— Пески Марса, Лаки, я увидел это после двух столкновений и не знал, остались ли у тебя силы. Я хотел заставить Саммерса прекратить дуэль.

— Это было бы плохо, Верзила. Мы этим ничего бы не добились.

— Но я о тебе беспокоился.

— Не нужно было. Как только мои приборы начали реагировать нормально, все пошло хорошо. Арман был уверен, что победил, и когда обнаружил, что я еще дерусь, вся сила его куда-то ушла. Это иногда случается с людьми, которые раньше никогда не проигрывали. Если они не побеждают сразу, это приводит их в смятение и они проигрывают.

— Да, Лаки, — ответил Верзила с улыбкой.

Лаки минуты две сидел молча, потом сказал:

— Мне не понравилось это твое «Да, Лаки». Что ты сделал?

— Ну… — Верзила нанес последний мазок телесной краски на ушиб и откинулся, критически разглядывая свою работу. — Я мог только надеяться, что ты победишь, верно?

— Да, вероятно.

— И я сказал всем, что если победит Арман, я пристрелю столько, сколько смогу.

— Ты говорил не серьезно.

— Может быть. Но они-то поверили; они видели, как я срезал четыре пуговицы с рубашки этого подонка. И вот все пятьдесят парней, включая самого Саммерса, изо всех сил захотели, чтобы Арман проиграл.

Лаки сказал:

— Вот оно что.

— Но ведь я ничего не мог поделать с v-лягушкой. Она передавала их желание.

— И Арман потерял всякую волю к борьбе. Его перекрыли мысли тех, кто желал, чтобы он проиграл. — Лаки выглядел огорченным.

— Вспомни, Лаки. Тебя дважды ударили. Это была нечестная драка.

— Да, я знаю. Что ж, может, мне и правда нужна была помощь.

В этот момент прозвучал дверной сигнал, и Лаки приподнял брови.

— Интересно, кто это?

Он нажал кнопку, и дверь ушла в щель в стене.

Невысокий полный человек с редеющими волосами и голубыми глазами не мигая смотрел на них, стоя в двери. В одной руке он держал странно изогнутый металлический предмет, который непрерывно поворачивал проворными пальцами. Предмет время от времени начинал передвигаться вдоль руки, как будто обладал собственной жизнью. Верзила с интересом следил за ним.

Человек сказал:

— Меня зовут Гарри Норрич. Я ваш сосед.

— Добрый день, — ответил Лаки.

— Вы Лаки Старр и Верзила Джонс, верно? Не хотите ли на несколько минут заглянуть ко мне? В гости. Немного выпьем.

— Вы очень добры, — сказал Лаки. — Мы с радостью навестим вас.

Норрич как-то неловко повернулся и направился по коридору к соседней двери. Изредка он касался рукой стены. Лаки и Верзила последовали за ним. Верзила нес v-лягушку.

— Входите, джентльмены. — Норрич отступил, пропуская их. — Садитесь. Я о вас много слышал.

— Что слышали? — спросил Верзила.

— О драке Лаки с Большим Арманом, о том, как искусно владеет Верзила игольным ружьем. Все об этом говорят. Сомневаюсь, чтобы к утру остался на Юпитере-9 хоть один человек, который бы об этом не слышал. Это одна из причин моего приглашения. Я хочу с вами поговорить.

Он осторожно налил в два стакана красноватую жидкость и предложил гостям. На мгновение Лаки протянул руку к стакану, остановил ее в трех дюймах и ждал результата. Ничего не произошло. Тогда он взял стакан из руки Норрича.

— Что это у вас на верстаке? — спросил Верзила.

В комнате Норрича, помимо обычной мебели, было что-то вроде верстака вдоль всей стены со скамьей перед ним. На верстаке в беспорядке были расставлены металлические приспособления и устройства, в центре находилось странное сооружение шести дюймов в высоту.

— Это? — Норрич осторожно провел рукой по поверхности верстака и задержал ее на сооружении. — Это головоломка.

— Что?

— Трехмерная головоломка. Японцы делают их тысячи лет, но в других местах они мало известны. Они состоят из множества частей, которые вместе составляют некую структуру. Вот эта, например, когда я ее закончу, будет моделью генератора аграва. Я сам изобретаю и делаю эти головоломки.

Он взял металлическую деталь, которую держал в руке, и вложил в отверстие сооружения. Деталь вошла гладко и осталась на месте.

— Теперь нужно взять другую часть. — Его левая рука двинулась по поверхности, а правой он пошарил среди частей, нашел одну и поставил ее на место.

Верзила, заинтересованный, придвинулся ближе и тут же отпрыгнул, когда из-под верстака неожиданно послышалось звериное рычание.

Из-под верстака выбралась собака и положила передние лапы на скамью. Большая немецкая овчарка спокойно смотрела на Верзилу.

Тот нервно сказал:

— Эй, я наступил на нее случайно.

— Это только Мэтт, — ответил Норрич. — Он никого не тронет без серьезной причины. Это моя собака. Мои глаза.

— Ваши глаза?

Лаки негромко сказал:

— Мистер Норрич слеп, Верзила.

Глава шестая

В игру вступает смерть

Верзила отскочил.

— Простите.

— Не извиняйтесь, — добродушно ответил Норрич. — Я привык и справляюсь. Я ведущий инженер и руковожу испытаниями. И мне не нужна помощь на работе, как и в сооружении головоломок.

— Вероятно, эти головоломки дают вам возможность потренироваться, — сказал Лаки.

Верзила спросил:

— Вы собираете эти штуки, не видя их? Пески Марса!

— Это не так трудно, как можно подумать. Я упражняюсь много лет и сам их делаю, так что знаю все хитрости. Вот, Верзила, одна из самых простых. Просто яйцо. Можете разобрать его?

Верзила взял овоид из легкого сплава и начал вертеть его, разглядывая прилегающие друг к другу части.

— В сущности, — продолжал Норрич, — Мэтт мне нужен только для одного: для ходьбы по коридорам. — Он нагнулся, чтобы почесать собаку за ухом, и собака широко зевнула, обнажив большие белые клыки и длинный розовый язык. Лаки через v-лягушку ощутил поток теплой привязанности Норрича к собаке.

— Я не могу пользоваться аграв-коридорами, — продолжал Норрич, — потому что не знаю, когда нужно сбрасывать скорость, и мне приходится ходить по обычным коридорам, и Мэтт ведет меня. Идти долго, но это хорошее упражнение, и теперь мы с Мэттом знаем Юпитер-9 лучше всех, верно, Мэтт?.. Ну как, Верзила?

— Не могу, — ответил тот. — Оно сплошное.

— Нет. Дайте его мне.

Верзила протянул яйцо, и искусные пальцы Норрича скользнули по его поверхности.

— Видите вот этот маленький квадратик? Надо на него нажать, он немного подается. Возьмитесь с другой стороны за выступившую часть, сделайте пол-оборота по часовой стрелке и вытащите. Вот так. Теперь остальное легко разделится. Вот это, потом это, потом это и так далее. Ставьте части в том порядке, в каком отделяете их. Их всего восемь. Соберите их в обратном порядке. Поставьте на место ключевую часть, и она будет держать вместе все остальные.

Верзила с сомнением посмотрел па разложенные части и склонился к ним.

Лаки сказал:

— Мне кажется, вы хотите поговорить об оказанном нам приеме, мистер Норрич. Вы сказали, что хотите поговорить о моей драке с Арманом.

— Да, член Совета. Я хочу, чтобы вы поняли. Я здесь, на Юпитере-9, с самого начала проекта «Аграв» и знаю людей. Некоторые улетают, когда кончается срок их контракта, их место занимают новички; другие остаются; но у всех у них есть нечто общее. Они чувствуют себя неуверенно.

— Почему?

— По нескольким причинам. Во-первых, сам проект опасен. У нас было с десяток несчастных случаев, и мы потеряли сотни людёй. Я потерял зрение пять лет назад, и мне еще повезло. Я мог погибнуть. Во-вторых, эти люди оторваны от семьи и друзей. Они по-настоящему одиноки.

Лаки сказал:

— Вероятно, есть и такие, кому это одиночество нравится.

Он мрачно улыбнулся, говоря это. Не секрет, что люди, вступившие в столкновение с законом, иногда умудрялись скрыться на внешних мирах. Здесь, для работы на безвоздушных планетах, под куполами с псевдогравитацией, всегда нужны люди. И добровольцев обычно не расспрашивают. И в этом нет ничего плохого. Такие добровольцы служат Земле и ее населению в трудных условиях и тем самым расплачиваются за свои преступления.

Норрич кивнул, услышав слова Лаки.

— Я рад, что вы не заблуждаетесь на этот счет. Если не считать военных и профессиональных инженеров, вероятно, половиной рабочих интересуется полиция Земли, а остальных разыскивают в других мирах. Не думаю, чтобы хоть один из пяти сообщал свое подлинное имя. Понимаете, как они себя чувствуют, когда начинается какое-нибудь расследование. Вы ищете сирианских шпионов; мы все это знаем; но каждый думает, что в процессе расследования может выясниться его собственное дело и его отправят в тюрьму на Землю. Все они хотят вернуться на Землю, но анонимно, а не в наручниках. Поэтому Ред Саммерс смог их так легко поднять.

— А почему Саммерс их предводитель? У него особенно плохой послужной список на Земле?

Верзила на мгновение поднял голову от головоломок:

— Может быть, убийство?

— Нет, — энергично возразил Норрич. — Вам следует понять Саммерса. У него несчастливая жизнь: ни дома, ни настоящих друзей. Он связался не с теми людьми. Побывал в тюрьме, да, но за незначительные проступки. Если бы он остался на Земле, его жизнь была бы окончательно загублена. Но он прилетел на Юпитер-9. Начал здесь жизнь заново. Начинал как простой рабочий, но все время учился. Стал специалистом в области строительства при низкой силе тяжести, а также в механике силовых полей и технике аграва. Занял высокое положение и прекрасно справляется с работой. Его здесь уважают, им восхищаются, его любят. Он понял, что такое репутация и положение в обществе, и ничего не боится больше, чем мысли о возвращении на Землю к старой жизни.

— Настолько боится, что попытался убить Лаки, — заметил Верзила.

— Да, — нахмурился Норрич, — я слышал, что он использовал субфазовый осциллятор, чтобы привести в негодность приборы управления агравом у члена Совета. Это глупо с его стороны, но он в панике. Послушайте, это очень добрый человек. Когда сдох мой старый Мэтт…

— Ваш старый Мэтт? — переспросил Лаки.

— У меня была собака-поводырь до этой. Ее тоже звали Мэтт. Она погибла при коротком замыкании силового поля. С ней погибло два человека. Собака не должна была там находиться, но иногда она уходила бродить. Эта тоже уходит, когда она мне не нужна, но всегда возвращается. — Он наклонился, погладил Мэтта, и собака закрыла глаза и застучала хвостом по полу.

— Так вот, после смерти старого Мэтта, казалось, нового мне не получить и придется отправляться на Землю. Здесь я без нее бесполезен. Таких собак немного, за ними большая очередь. Администрация Юпитера-9 не хотела нажимать на свои пружины, потому что не хотела, чтобы стало известно, что в качестве инженера работает слепой. Конгрессмены всегда ждут чего-нибудь такого, чтобы поднять шум о неоправданных расходах. Но мне помог Саммерс. Он использовал свои земные связи и выписал сюда Мэтта. Не вполне законно, можно даже назвать это черным рынком, но Саммерс рискнул своим положением здесь, чтобы помочь мне, и я очень ему обязан. Надеюсь, вы будете помнить, что Саммерс способен и на такое, когда станете вспоминать сегодняшний инцидент.

Лаки ответил:

— Я ничего не собираюсь предпринимать против него. И не собирался до нашего разговора. Я уверен, что Совету известно подлинное имя Саммерса и его досье, и еще раз все тщательно проверю.

Норрич вспыхнул.

— Конечно. Вы обнаружите, что он не так уж плох.

— Надеюсь. Но скажите мне кое-что. За все время этого происшествия администрация ни разу не попыталась вмешаться. Не кажется ли вам это странным?

Норрич коротко рассмеялся.

— Вовсе нет. Не думаю, чтобы командующий Донахью расстроился, даже если бы вас убили. Правда, пришлось бы приложить немало усилий, чтобы замять это дело. У него на уме бо́льшие неприятности, чем вы и ваши расследования.

— Бо́льшие неприятности?

— Конечно. Глава проекта ежегодно сменяется: это армейская политика ротации. Донахью шестой наш командующий и лучший из всех. Вынужден это признать. Он покончил с бюрократией и не пытался превратить проект в воинский лагерь. При нем стало посвободнее, и это принесло результаты. Первый аграв-корабль вскоре будет готов к старту. Говорят, через несколько дней.

— Так быстро?

— Может быть. Дело в том, что меньше чем через месяц командующего Донахью должны сменить. Задержка старта означала бы, что корабль взлетит уже при преемнике Донахью. И тот получит всю славу, попадает в исторические книжки, а Донахью совершенно забудут.

— Неудивительно, что он не хотел пускать тебя на Юпитер-9, — горячо сказал Верзила.

— Не кипятись, Верзила, — пожал плечами Лаки.

Но Верзила продолжал:

— Грязный подонок! Ему все равно, что Сириус может проглотить Землю, лишь бы выпустить свой несчастный корабль. — Он поднял сжатый кулак, и тут же послышалось ворчание Мэтта.

Норрич резко спросил:

— Что вы делаете, Верзила?

— Что? — Верзила был искренне удивлен. — Ничего не делаю.

— Будьте осторожней рядом с Мэттом. Он обучен оберегать меня… Смотрите, я вам покажу. Сделайте шаг ко мне и покажите, что хотите меня ударить.

Лаки сказал:

— Не нужно. Мы понимаем…

— Пожалуйста, — сказал Норрич. — Это не опасно. Я его вовремя остановлю. Кстати, это для него будет неплохой тренировкой. Все здесь так обо мне заботятся, что, боюсь, он забыл свое обучение. Давайте, Верзила.

Верзила сделал шаг вперед и нерешительно поднял руку. Мгновенно Мэтт прижал уши, обнажил клыки, мышцы его напряглись для прыжка, а из горла послышалось хриплое рычание.

Верзила торопливо отступил, а Норрич сказал:

— Лежать, Мэтт!

Собака подчинилась. Лаки ясно различал, как нарастало и спадало напряжение Верзилы, ощущал мягкое торжество Норрича. Норрич спросил:

— Как дела с яйцом-головоломкой, Верзила?

Маленький марсианин раздраженно ответил:

— Сдаюсь. Сложил две части вместе и больше ничего не могу.

Норрич рассмеялся.

— Дело в тренировке, вот и все. Смотрите.

Он взял из рук Верзилы две части и сказал:

— Неудивительно. Вы их неправильно сложили. — Он перевернул части, совместил их, добавил еще одну, потом еще, пока семь частей не превратились в овоид с дырой посередине. Норрич подобрал восьмую часть, ключевую, вставил ее, сделал пол-оборота против часовой стрелки и протолкнул. — Кончено.

Он подбросил яйцо в воздух и поймал на глазах у огорченного Верзилы.

Лаки встал.

— Ну, мистер Норрич, до свидания. Я запомню ваши слова о Саммерсе и всем остальном. Спасибо за выпивку. — Она стояла на столе нетронутой.

— Рад был познакомиться, — ответил Норрич, вставая и пожимая руки.

Лаки смог уснуть далеко не сразу. Он лежал в темноте комнаты в сотнях футов под поверхностью Юпитера-9, прислушивался к негромкому храпу Верзилы в соседней комнате и думал о событиях дня. Вспоминал их снова и снова.

Он был обеспокоен! Произошло что-то такое, что не должно было произойти; или не произошло то, что произойти было должно.

Но он устал, все казалось нереальным в окружающем мире полусна. Что-то таилось на самом краю сознания. Он пытался ухватиться за него, но оно ускользало.

А утром от него не осталось и следа.

Верзила окликнул Лаки из своей комнаты; Лаки как раз просыхал под потоком теплого воздуха после душа.

Маленький марсианин крикнул:

— Эй, Лаки, я перезарядил источник двуокиси углерода в аквариуме v-лягушки и добавил водорослей. Ты ведь возьмешь ее с собой на встречу с этим проклятым командующим?

— Обязательно, Верзила.

— Все готово. А можно мне сказать командующему, что я о нем думаю?

— Ну, послушай, Верзила.

— Вздор! Мне пора в душ.

Подобно всем, кто вырос не на Земле, Верзила наслаждался водой, и душ для него был роскошью. Лаки приготовился к сеансу тенорового мяуканья, которое Верзила называл пением.

Лаки уже кончил одеваться, а Верзила был поглощен какой-то особенно фальшиво звучащей мелодией, когда зазвенел интерком.

Лаки подошел к нему и включил.

— Старр слушает.

— Старр! — На экране показалось морщинистое лицо командующего Донахью. Губы его были сжаты, на лице откровенно враждебное выражение. — Я слышал что-то о драке между вами и одним из рабочих.

— Да?

— Вижу, вы невредимы.

Лаки улыбнулся.

— Все в порядке.

— Помните, я предупредил вас.

— Я не жалуюсь.

— Поскольку вы не жалуетесь, в интересах проекта я просил бы вас не сообщать об этом в своем отчете.

— Если только этот инцидент не имеет прямого отношения к моему поручению, я о нем не упомяну.

— Хорошо. — На лице Донахью отразилось облегчение. — Нельзя ли распространить это согласие и на нашу встречу. Она будет записываться, и я предпочел бы…

— Мы не будем обсуждать это дело, командующий.

— Очень хорошо! — Командующий расслабился и почти сердечно сказал: — Встретимся через час.

Лаки смутно сознавал, что прекратился шум душа, пение сменилось приглушенным бормотанием. Но вот и оно смолкло, на мгновение наступила тишина.

Лаки ответил в передатчик:

— Да, командующий, хорошо… — и тут же услышал дикий вопль:

— Лаки!

Лаки мгновенно вскочил и в два шага оказался у двери, соединяющей комнаты.

Но Верзила появился там раньше, глаза его были полны ужасом.

— Лаки! V-лягушка! Она мертва! Кто-то ее убил!

Глава седьмая

В игру вступает робот

Пластиковый аквариум лягушки был разбит и смят, пол залит водой. Труп v-лягушки лежал среди перепутавшихся водорослей.

Теперь, когда она была мертва и не могла контролировать эмоции, Лаки смотрел на нее без навязанной нежности, которую он, как и все остальные, ощущал, попадая в радиус ее действия. Напротив, он испытывал гнев — главным образом на самого себя за то, что позволил себя переиграть.

Верзила, только что из душа, в одних шортах, сжимал и разжимал кулаки.

— Это моя вина, Лаки. Моя вина. Я вопил в душе так громко, что не слышал, как кто-то вошел.

Слово «вошел» не вполне подходило. Убийца не просто вошел — он прожег себе вход. Дверной замок расплавился под действием энергетического проектора очень крупного калибра.

Лаки вернулся к интеркому.

— Командующий Донахью?

— Да, что случилось? Все ли в порядке?

— Увидимся через час. — Лаки отключился и вернулся к опечаленному Верзиле. Он сказал серьезно: — Виноват я, Верзила. Дядя Гектор сказал, что сирианцы еще не знают о телепатическом воздействии v-лягушек, и я слишком легко в это поверил. Если бы я не так верил в неведение сирианцев, один из нас ни на минуту не выпускал бы из виду это маленькое существо.

Их позвал лейтенант Невски. Когда Лаки и Верзила вышли из своего помещения, лейтенант вытянулся.

Он негромко сказал:

— Я рад, сэр, что вы не пострадали во вчерашнем происшествии. Я не оставил бы вас, сэр, если бы вы сами не приказали.

— Забудьте об этом, лейтенант, — с отсутствующим видом ответил Лаки.

Он думал о том моменте перед сном, когда на короткое мгновение на пороге сознания возникла мысль, а потом исчезла. Но сейчас она не возвращалась, и Лаки в конце концов стал думать о другом.

Они вошли в аграв-коридор, который на этот раз оказался заполнен людьми, точно и беззаботно двигавшимися в обоих направлениях. Во всем чувствовалась атмосфера начала рабочего дня. Люди работали под землей, где нет смены дня и ночи, по двадцатичетырехчасовому расписанию. Во все миры, куда он попадал, человек приносит с собой земные сутки. И хотя работа идет круглосуточно, больше всего работает людей во время «дневной смены» — с девяти до пяти по стандартному солнечному времени.

Было почти девять, и коридоры были забиты людьми, спешащими на свои рабочие места. Утро чувствовалось почти так же сильно, как если бы на восточном горизонте вставало солнце и на траве лежала роса.

Когда Лаки и Верзила вошли в конференц-зал, за столом сидели двое. Один — командующий Донахью, на его морщинистом лице застыло выражение сдержанного напряжения. Командующий встал и холодно представил второго присутствующего:

— Джеймс Пеннер, главный инженер и гражданский глава проекта.

Пеннер оказался коренастым человеком со смуглым лицом, глубоко посаженными темными глазами и толстой шеей. На нем была темная рубашка с открытым воротом и без всяких знаков различия.

Лейтенант Невски отсалютовал и вышел. Командующий подождал, пока он закроет дверь, и сказал:

— Поскольку мы остались вчетвером, перейдем к делу.

— Вчетвером и с кошкой, — заметил Лаки, гладя котенка, который потягивался, выпуская коготки, на столе. — Это та же кошка, что мы видели вчера?

Командующий нахмурился.

— Может быть. А может, и нет. У нас на спутнике их несколько. Однако, я полагаю, мы собрались не для того, чтобы говорить о домашних животных.

Лаки ответил:

— Напротив, командующий. Я не зря выбрал для начала эту тему. Вы помните наше домашнее животное, сэр?

— Ваше венерианское существо? — с неожиданной теплотой спросил командующий. — Помню. Это… — Он смущенно смолк, не понимая, что могло вызвать его неожиданный энтузиазм.

— Маленькое венерианское существо, — сказал Лаки, — обладает особыми свойствами. Оно отыскивает эмоции, Оно может передавать эмоции. И даже навязывать их.

Глаза командующего широко раскрылись, но Пеннер хрипло заметил:

— Я слышал об этом эффекте, член Совета. И смеялся.

— Не нужно было. Это правда. В сущности, командующий Донахью, я просил вас об этой встрече, чтобы организовать мне встречу с каждым участником проекта в присутствии v-лягушки. Мне нужно было проанализировать эмоции людей.

Командующий удивленно спросил:

— Что бы это вам дало?

— Может быть, ничего. Но я хотел попробовать.

Вмешался Пеннер.

— Хотели попробовать? Вы использовали прошедшее время, член Совета Старр.

Лаки серьезно посмотрел на двух высших руководителей проекта.

— Моя v-лягушка мертва.

Верзила яростно добавил:

— Ее убили сегодня утром.

— Кто ее убил? — спросил командующий.

— Мы не знаем.

Командующий откинулся в кресле.

— Значит, ваше расследование откладывается, поскольку это существо невозможно заменить.

Лаки ответил:

— Ждать не будем. Сам факт этой смерти сказал мне очень многое, и ситуация становится все более серьезной.

— Что вы этим хотите сказать?

Все смотрели на Лаки. Даже Верзила удивленно смотрел на него.

Лаки сказал:

— Я вам говорил, что v-лягушка способна навязывать эмоции. Вы сами, командующий Донахью, испытали это. Вспомните, что вы почувствовали, впервые увидев вчера v-лягушку. Вы находились в напряженном состоянии, но когда вы увидели v-лягушку… что вы почувствовали?

— Мне это существо понравилось, — командующий смолк.

— А почему? Попробуйте ответить сейчас.

— Не знаю. Уродливое создание.

— Но оно вам понравилось. Вы с этим ничего не могли сделать. Вы могли бы причинить ему вред?

— Вероятно, нет.

— Я уверен, что не смогли бы. Никто, испытывающий эмоции, этого бы не сделал. Но кто-то сделал. Кто-то убил.

Пеннер спросил:

— Вы можете объяснить этот парадокс?

— Очень легко. Убил тот, кто не испытывает эмоций. Такого человека нет. Но робот эмоций не испытывает. Предположим, на Юпитере-9 находится робот, механический человек.

— Гуманоид? — взорвался командующий Донахью. — Невозможно. Они есть только в волшебных сказках.

Лаки сказал:

— Вероятно, командующий, вы не осведомлены, какого искусства достигли сирианцы в сооружении роботов. Они могли бы использовать одного из участников проекта, верного человека, в качестве модели; соорудить робота с его внешностью и подменить этого человека. Такой гуманоидный робот обладал бы особыми свойствами, которые превращают его в идеального шпиона. Он может, например, видеть в темноте или сквозь материю. И, конечно, с помощью встроенного передатчика сможет передавать информацию в субэфире.

Командующий покачал головой.

— Нелепо. Человек может легко убить v-лягушку. Если он в отчаянном положении, страх победит… умственное воздействие этого существа. Вы об этом подумали?

— Да, — ответил Лаки. — Но почему человек может оказаться в таком отчаянном положении, чтобы убить безвредную v-лягушку? Самая очевидная причина — v-лягушка представляет для него серьезную опасность, она совсем не безвредна. Единственная опасность со стороны v-лягушки связана с ее способностью воспринимать и передавать эмоции убийцы. Возможно, эти эмоции сразу покажут, что убийца шпион.

— Но как это может быть? — спросил Пеннер.

Лаки повернулся и взглянул на него.

— А что если у нашего убийцы вообще нет эмоций? Разве человек, не испытывающий эмоций, не будет сразу раскрыт как робот?.. Или посмотрим с другой стороны. Зачем убивать v-лягушку? Он незаметно проник в наше помещение, застал одного из нас в душе, другого у интеркома, оба мы ничего не подозревали, не были готовы. Почему он убил не нас, а маленькую v-лягушку? Почему не убил и нас, и v-лягушку?

— Вероятно, не было времени, — сказал командующий.

— Возможна другая, более правдоподобная причина, — сказал Лаки. — Вы знаете о Трех законах роботехники, правилах поведения, которым следует любой робот?

— В общих чертах знаю, — ответил командующий. — Но процитировать не смог бы.

— Я могу, — сказал Лаки. — И, с вашего разрешения, сделаю это: они имеют прямое отношение к делу. Первый закон: робот не может причинить вред человеку или своим бездействием допустить, чтобы человеку был причинен вред. Второй закон: робот должен повиноваться командам, которые дает ему человек, кроме тех случаев, когда эти команды противоречат Первому закону. Третий закон: робот должен заботиться о своей безопасности постольку, поскольку это не противоречит Первому и Второму законам.

Пеннер кивнул.

— Ну, хорошо, член Совета, что же это доказывает?

— Роботу можно приказать убить v-лягушку, потому что она животное. При этом он рискует своим существованием — Третий закон, но подчиняется приказу — Второй закон. Но ему нельзя приказать убить Верзилу или меня, потому что мы люди, а Первый закон превыше всех остальных. Человек убил бы и нас, и v-лягушку; робот убивает только v-лягушку. Все указывает в одном направлении, командующий.

Командующий надолго задумался, сидя неподвижно; морщины на его лице углубились. Потом он сказал:

— Что же вы предлагаете делать? Просветить всех участников проекта рентгеном?

— Нет, — сразу ответил Лаки. — Это не так просто. Успешный шпионаж происходит и в других местах. Если здесь есть гуманоидный робот, такие же роботы есть, по-видимому, и в других местах. Нам нужно захватить их как можно больше; всех, если сумеем. Если мы слишком открыто схватим одного, остальных могут тут же убрать и использовать в другое время.

— Но что же вы предлагаете?

— Действовать не торопясь. Мы заподозрили существование робота. Есть способы заставить его выдать себя. И начинаю я не с пустого места. Например, командующий, я знаю, что вы не робот, поскольку вчера тестировал наши эмоции. В сущности, я сознательно рассердил вас, чтобы проверить свою v-лягушку, и прошу у вас за это прощения.

Лицо командующего приобрело лиловый оттенок.

— Я робот?!

— Я сказал, что только испытывал свою v-лягушку.

Пеннер сухо заметил:

— Но во мне вы не уверены, член Совета. Я вашу V-лягушку не видел.

— Совершенно верно, — ответил Лаки. — С вас подозрение не снято. Снимите рубашку!

— Что? — негодующе воскликнул Пеннер. — Зачем?

Лаки спокойно ответил:

— Подозрение с вас только что снято. Робот просто выполнил бы приказ.

Командующий стукнул кулаком по столу.

— Прекратите! Это должно кончиться немедленно! Я не позволю вам испытывать своих людей любым способом. У меня есть задание, член Совета Старр: мне нужно поднять в космос аграв-корабль, и я подниму его. Моих людей неоднократно проверяли, они чисты. Ваша история с роботом — нелепая выдумка, и я не собираюсь ее дальше слушать. Я сказал вам вчера, Старр, что не хочу вашего появления на спутнике. Вы мешаете моим людям, беспокоите их. Вы сочли возможным вчера оскорбить меня. Теперь говорите, что просто проверяли свое животное, но от этого оскорбление не становится меньшим. Я не чувствую желания сотрудничать с вами и не буду этого делать. Сейчас я вам скажу, что сделаю. Я прерву всякую связь с Землей. Объявлю на Юпитере-9 чрезвычайное положение. С этого момента я военный диктатор Юпитера-9. Вы поняли?

Глаза Лаки чуть сузились.

— Как член Совета Науки, я старше вас по должности.

— А как вы намерены этим воспользоваться? Мои люди подчиняются мне, они уже получили приказы. Если вы попытаетесь что-нибудь сделать, вас арестуют, и вы не сможете ни словом, ни делом помешать мне.

— А каковы эти приказы?

— Завтра в шесть часов по стандартному солнечному времени, первый экспериментальный аграв-корабль отправится в полет с Юпитера-9 на Юпитер-1, то есть на Ио, — сказал командующий Донахью. — После нашего возвращения — после, член Совета Старр, и ни на одну минуту раньше — вы сможете продолжить свое расследование. И если свяжетесь с Землей и потребуете трибунала, я готов.

Командующий Донахью смотрел на Лаки Старра.

Лаки спросил у Пеннера:

— Корабль готов?

— Да.

Донахью презрительно сказал:

— Мы вылетаем завтра. Ну, член Совета Старр, вы подчинитесь или я должен приказать арестовать вас?

Последовала напряженная тишина. Верзила буквально затаил дыхание. Командующий сжимал и разжимал кулаки, нос его побелел и заострился. Пеннер медленно достал из кармана рубашки жевательную резинку, разорвал пластифолевую оболочку и сунул резинку в рот.

Лаки хлопнул в ладони, откинулся в кресле и сказал:

— Рад буду сотрудничать с вами, командующий.

Глава восьмая

Слепота

Верзила мгновенно рассердился.

— Лаки! Ты позволишь им запретить тебе вести расследование?

Лаки ответил:

— Не совсем. Мы будем находиться на борту аграв-корабля и там продолжим расследование.

— Нет, сэр, — отрезал командующий. — Вас на борту не будет. Не думайте даже на минуту.

Лаки спросил:

— А кто будет на борту, командующий? Вы сами, вероятно?

— Да, я. И Пеннер, как главный инженер. Два моих офицера, пять инженеров и пять обычных членов экипажа. Все отобраны заранее. Мы с Пеннером — как главы проекта; пять инженеров — вести корабль; остальные — в знак благодарности за службу.

Лаки задумчиво спросил:

— Что за служба?

Вмешался Пеннер, сказав:

— Лучший пример того, о чем говорит командующий, это Гарри Норрич, который…

Верзила застыл от удивления.

— Это тот слепой парень?

— Вы знаете его? — спросил Пеннер.

— Познакомились вчера вечером, — объяснил Лаки.

— Норрич здесь с самого начала проекта, — продолжал Пеннер. — Потерял зрение, бросившись между двумя контактами, чтобы не дать полю свернуться. Пять месяцев провел в больнице: не удалось восстановить только зрение. Если бы не его храбрость, из спутника вырвало бы кусок размером в гору. Он спас жизни двухсот человек и сам проект: серьезный несчастный случай в самом начале строительства сделал бы невозможными дальнейшие ассигнования со стороны Конгресса. Это и дало ему место в первом полете аграв-корабля.

— Жаль, что он не сможет близко увидеть Юпитер, — сказал Верзила. Но тут глаза его сузились: — А как он будет передвигаться по кораблю?

— Мы, конечно, возьмем с собой и Мэтта, — ответил Пеннер. — Очень воспитанная собака.

— Это все, что мне нужно знать, — горячо сказал Верзила. — Если вы берете с собой собаку, можете взять и нас с Лаки.

Командующий Донахью нетерпеливо взглянул на часы. Положил руки на стол и сделал вид, будто собирается встать.

— Мы кончили, джентльмены.

— Не совсем, — ответил Лаки. — Нужно выяснить один небольшой вопрос. Верзила выразился грубовато, но он совершенно прав. Мы с ним будем на аграв-корабле в момент старта.

— Нет, — ответил Донахью. — Это невозможно.

— Неужели добавочная масса двух человек так затруднит управление кораблем?

Пеннер рассмеялся.

— Да мы можем прихватить с собой гору.

— Может, не хватает места?

Командующий с открытой неприязнью смотрел на Лаки.

— Я не собираюсь объяснять вам причины. Вы не полетите, потому что таково мое решение. Ясно?

В глазах его мелькнула мстительная нотка, и Лаки нетрудно было догадаться, что он сводит счеты за прием на борту «Метеора».

Лаки спокойно сказал: — Вам лучше взять нас с собой, командующий.

Донахью сардонически улыбнулся.

— Почему? Иначе меня освободят от должности по приказу Совета Науки? Вы не сможете связаться с Землей до моего возвращения; а потом пусть освобождают.

— Мне кажется, вы не все продумали, командующий, — сказал Лаки. — Вас освободят от должности приказом, имеющим обратную силу. Заверяю вас, так и будет сделано. Во всех документах будет сообщаться, что первый полет аграв-корабль совершил не под вашей командой, а под командой вашего преемника. Будет сделано официальное сообщение, что вы на борту не находились.

Командующий Донахью побледнел. Он встал; на мгновение показалось, что он бросится на Лаки.

Лаки спросил:

— Ваше решение, командующий?

Голос Донахью казался неестественным:

— Вы полетите.

Остаток дня Лаки провел в архиве, изучая досье людей, занятых в проекте, а Верзилу под присмотром Пеннера водили из лаборатории в лабораторию и от одного испытательного стенда к другому.

Только после ужина, вернувшись в свои помещения, они остались наедине. То, что Лаки молчал, было неудивительно: он никогда не отличался разговорчивостью; но между глаз его пролегла маленькая складка. Верзила знал, что это признак сосредоточенности.

Он спросил:

— Есть какие-нибудь успехи, Лаки?

Лаки покачал головой.

— Должен признаться, ничего интересного.

Он прихватил с собой из библиотеки книгофильм, и Верзила разглядел название: «Современная роботехника». Лаки начал методично просматривать фильм.

Верзила нетерпеливо заерзал.

— Ты все время будешь его смотреть, Лаки?

— Боюсь, что да, Верзила.

— Ничего, если тогда я пойду к Норричу?

— Иди. — Лаки на мгновение оторвался от фильма и снова склонился к нему. Руки его были скрещены на груди.

Верзила закрыл за собой дверь и на мгновение остановился. Он слегка нервничал. Он знал, что сначала нужно бы обсудить с Лаки, но искушение…

Он сказал себе:

— Я ничего не собираюсь делать. Просто кое-что проверю. Если я ошибся, значит ошибся, и ни к чему беспокоить Лаки. Но если я прав, то у меня будет что ему сказать.

Он позвонил, дверь сразу открыли. Норрич — его слепые глаза были направлены на дверь — сидел за столом с шахматной доской и необычными фигурами.

Он сказал:

— Да?

— Это Верзила, — сказал маленький марсианин.

— Верзила! Входите. Садитесь. Член Совета Старр с вами?

Дверь закрылась, и Верзила осмотрел ярко освещенную комнату. Рот его сжался.

— Он знает. А с меня хватит на сегодня аграва. Меня водил доктор Пеннер, но я вряд ли что понял.

Норрич улыбнулся.

— Вы не один такой, но если отбросить математику, основной принцип понять нетрудно.

— Да? Не хотите ли объяснить? — Верзила сел в большое кресло и принялся рассматривать верстак Норрича. Под ним лежал Мэтт, положив голову на лапы и не отрывая взгляда от Верзилы.

«Пусть себе говорит, — думал Верзила. — Пусть говорит, а я найду возможность».

— Ну, слушайте, — сказал Норрич. Он взял одну круглую фигуру. — Тяготение есть одна из форм энергии. Вот такой предмет, какой я держу, находится под действием гравитационного поля; если ему не дать двигаться, говорят, что он обладает потенциальной энергией. Если я его выпущу, эта потенциальная энергия преобразуется в движение — это называется кинетическая энергия. Под действием поля тяготения он будет падать все быстрее и быстрее. — Он выпустил фигуру, и та упала.

— Пока — бах! — сказал Верзила.

Фигура ударилась о пол и откатилась.

Норрич наклонился, как будто хотел ее подобрать, но потом сказал:

— Не достанете ли ее, Верзила? Я не уверен, куда она откатилась.

Верзила сдержал свое разочарование. Он поднял фигуру и дал ее Норричу.

Тот сказал:

— До недавнего времени это была единственная возможность преобразования потенциальной энергии — превращение ее в кинетическую. Конечно, и кинетическую энергию можно использовать. Например, водопад Ниагара производит электричество, но это совсем другое дело. В космосе гравитация вызывает только движение. Возьмем систему спутников Юпитера. Мы на Юпитере-9, на краю системы. В пятнадцати миллионах миль от центра. По отношению к Юпитеру мы обладаем гигантским количеством потенциальной энергии. Если мы попытаемся перебраться на Юпитер-1 — спутник Ио, который всего в двухстах восьмидесяти пяти тысячах миль от Юпитера, мы должны будем падать много миллионов миль. При этом мы приобретем огромную скорость, и чтобы этого не случилось, нам пришлось бы с помощью гиператомного мотора замедлять движение, направляя импульс в противоположную сторону. Для этого нужно очень много энергии. И если мы хоть немного промахнемся, то будем продолжать падать — и в одно единственное место, к самому Юпитеру. А это означает мгновенную смерть. Даже если мы благополучно приземлимся на Ио, возникает проблема возвращения на Юпитер-9: нам придется подниматься на миллионы миль, преодолевая чудовищное притяжение Юпитера. Чтобы совершать полеты меж спутниками Юпитера, нужна очень большая энергия.

— А аграв? — спросил Верзила.

— Ага! Это совсем другое дело. С помощью конвертера аграва потенциальная энергия может превращаться в другие виды энергии, помимо кинетической. В аграв-коридоре, например, сила тяготения в одном направлении используется для поддержания гравитационного поля в другом направлении. Люди, двигающиеся в одном направлении, снабжают энергией тех, кто движется в противоположном. Таким образом, пользуясь этой энергией, вы падаете, но ваша скорость не растет. Вы можете даже передвигаться со скоростью, меньшей скорости падения. Понятно?

Верзила не был в этом уверен, но сказал:

— Продолжайте.

— В космосе все по-другому. Тут нет второго поля тяготения, куда можно переместить энергию. Энергия преобразуется в гиператомное поле и запасается. Таким образом, корабль может переместиться от Юпитера-9 на Ио с любой скоростью, меньшей скорости движения, и при этом ему не нужна энергия для замедления. Вообще никакая энергия не нужна, за исключением той, которая используется для уравнивания скорости с орбитальной скоростью Ио. И полная безопасность, так как корабль все время под контролем. В случае необходимости тяготение Юпитера может быть совсем нейтрализовано. Возвращение на Юпитер-9, конечно, требует энергии. Этого не обойти. Но теперь можно использовать энергию, запасенную в гиператомных полевых конденсаторах. Энергия гравитационного поля Юпитера теперь будет выталкивать вас из его поля.

Верзила сказал:

— Звучит неплохо. — Он поерзал в кресле. Так он ни к чему не придет. Неожиданно он спросил: — Что это у вас на столе?

— Шахматы, — ответил Норрич. — Играете?

— Немного, — признался Верзила. — Меня научил Лаки, но с ним играть неинтересно. Он всегда выигрывает. — И небрежно спросил: — А вы как играете в шахматы?

— Слепой?

— Гм…

— Ничего. Я не обижаюсь… Объяснить легко. Доска намагничена, фигуры из легкого металлического сплава, они не упадут и не сдвинутся, если я их случайно задену. Попробуйте, Верзила.

Верзила взялся за одну фигуру. Она подавалась так, будто застряла в густом сиропе, потом высвободилась.

— И вы видите, — продолжал Норрич, — что это не совсем обычные шахматные фигуры.

— Больше похоже на шашки, — согласился Верзила.

— Это чтобы я их не сбивал. Но они не совсем плоские. На них вырезаны рисунки, которые я легко могу нащупать. С другой стороны, они напоминают обычные шахматные фигуры, и те, кто играет со мной, привыкают в считанные минуты. Посмотрите сами.

Действительно, Верзила понял легко. Круг с выступами, очевидно, ферзь, крест в центре другой фигуры — король. Шашки с параллельными наклонными черточками — слоны, квадрат — ладья, заостренные конские уши — кони, а круглые шашки без рисунка — пешки.

Верзила почувствовал, что зашел в тупик.

— А что вы сейчас делали? Играли с собой?

— Нет, решал задачу. Фигуры расставлены таким образом, что есть один и только один способ выигрыша белых в три хода, и я пытаюсь найти этот способ.

Верзила неожиданно спросил:

— А как вы отличаете белых от черных?

Норрич рассмеялся.

— Приглядитесь внимательней. У белых фигур канавки по краю, у черных нет.

— Ага. Значит, вы просто запоминаете расположение фигур?

— Это нетрудно, — ответил Норрич. — Может показаться, что для этого нужна фотографическая память, на самом же деле мне просто нужно каждый раз проводить рукой по доске. Заметьте, что клетки тоже разделены канавками.

Верзила дышал с трудом. Он забыл о квадратах доски: они действительно были разделены бороздками. Ему казалось, что он сам ведет шахматную партию и проигрывает.

— Не возражаете, если я посмотрю? — спросил он, — Может, найду нужный ход.

— Пожалуйста, — ответил Норрич. — Может, подскажете. Я сижу уже с полчаса и начинаю злиться.

Наступило молчание. Немного погодя Верзила встал; тело его было напряжено, он старался двигаться совершенно бесшумно. Одним движением достал из кармана фонарик и подошел к стене. Норрич не менял своей позы над доской. Верзила бросил быстрый взгляд на Мэтта. Собака тоже не шевелилась.

Верзила поднял руку и, сдерживая дыхание, бесшумно выключил свет. Мгновенно стало абсолютно темно.

Верзила помнил, в каком направлении находится Норрич. Он посветил фонариком, услышал негромкий топот, а потом удивленный и слегка недовольный голос Норрича:

— Зачем вы выключили свет, Верзила?

— Вы себя выдали! — торжествующе закричал Верзила. Он осветил фонариком широкое лицо Норрича, — Вы совсем не слепы, вы шпион.

Глава девятая

Аграв-корабль

Норрич воскликнул:

— Не знаю, что вы делаете, но, ради космоса, не делайте резких движений: Мэтт может броситься на вас!

— Вы хорошо знаете, что я делаю, — ответил Верзилу — потому что видите: на вас направлено игольное ружье. Вы, наверно, слышали, что я стреляю метко. Если ваша собака сделает шаг ко мне, я ее прикончу.

— Не трогайте Мэтта. Пожалуйста!

Верзилу смутила боль в голосе Норрича. Он сказал:

— Пусть сидит спокойно, и я его не трону. Мы увидимся с Лаки. И если встретим кого-нибудь в коридоре, не говорите ничего, кроме «Добрый вечер». Я иду сразу за вами.

Норрич сказал:

— Я не могу идти без Мэтта.

— Можете, — ответил Верзила. — Всего пять шагов по коридору. Даже если вы и в самом деле слепы, сможете пройти. Ведь головоломки собирать можете?

При звуке открывшейся двери Лаки оторвался от книгофильма и поднял голову.

— Добрый день, Норрич. Где Мэтт?

Верзила заговорил, прежде чем Норрич ответил:

— Мэтт в комнате Норрича, и Норричу он не нужен. Пески Марса, Лаки, Норрич слеп не больше нас с тобой!

— Что?

Норрич начал:

— Ваш друг ошибается, мистер Старр. Я хочу сказать…

Верзила выпалил:

— Заткнитесь! Я буду говорить, а вы ответите, когда вас попросят.

Лаки сложил руки.

— Если не возражаете, мистер Норрич, я хотел бы послушать, что хочет сказать Верзила. Между прочим, Верзила, убери ружье.

С недовольном выражением Верзила послушался. Он сказал:

— Понимаешь, Лаки, я с самого начала заподозрил этого подонка. Эти головоломки заставили меня призадуматься. Он слишком хорошо с ними справляется. Я сразу подумал, что он и есть шпион.

— Вы вторично называете меня шпионом, — воскликнул Норрич. — Я этого не потерплю.

— Слушай, Лаки, — продолжал Верзила, не обращая внимания на слова Норрича, — очень хитро придумано: его считают слепым. Он может увидеть все, что захочет, и никто не подумает, что он видит. От него не будут скрываться. Не будут ничего прятать. Он может смотреть прямо на самый важный документ, а они подумают: «Это всего лишь бедняга Норрич. Он ничего не видит». Больше того, о нем вообще не подумают. Пески Марса, для шпиона это просто отличное укрытие.

Норрич с каждым моментом выглядел все более удивленным.

— Но я действительно слеп. А что касается головоломок и шахмат, я объяснил…

— Конечно, объяснили, — презрительно ответил Верзила. — Вы уже много лет объясняете. А почему вы сидите в своей комнате в одиночестве и при свете? Когда я с полчаса назад вошел, Лаки, свет горел. Он не зажег его для меня. Выключатель слишком далеко от него. Почему?

— А почему бы и нет? — ответил Норрич. — Мне все равно, но я сижу при свете для удобства тех, кто ко мне приходит, как вы.

— Ну, хорошо, — сказал Верзила, — он может всему придумать объяснение: как играть в шахматы, как различать фигуры — все. Однажды он чуть не забылся. Уронил фигуру и наклонился, чтобы подобрать ее, но вовремя опомнился и попросил меня подобрать.

— Обычно я по звуку определяю, куда что-нибудь упало. Но фигура покатилась.

— Давайте объясняйте, — сказал Верзила. — Это вам не поможет, потому что одно вы объяснить не сможете. Лаки, я захотел проверить его. Хотел тихонько выключить свет и посветить ему в глаза фонариком. Если он не слеп, то подпрыгнет или мигнет — как-нибудь себя выдаст. Я был уверен, что прижму его. Но мне даже и этого не понадобилось. Как только я выключил свет, бедняга забылся и спросил: «Зачем вы выключили свет?..» Но откуда он знал, что я выключил свет, Лаки? Откуда?

— Но… — начал Норрич.

Верзила продолжал:

— Он может на ощупь различать шахматные фигуры и собирать головоломки и все прочее, но определить на ощупь, светло или нет, нельзя. Он должен это видеть.

Лаки сказал:

— Я думаю, пора предоставить слово мистеру Норричу.

Норрич ответил:

— Благодарю вас. Я слеп, член Совета, но моя собака не слепа. Когда я вечером выключаю свет, для меня это безразлично, но для Мэтта это сигнал ложиться спать, и он отправляется на свою подстилку. Я слышал, как Верзила на цыпочках подошел к стене в направлении выключателя. Он старался двигаться беззвучно, но человек, который слеп уже пять лет, слышит и шаги на цыпочках. Когда он остановился, я услышал, как Мэтт направился в свой угол. Не нужно быть очень умным, чтобы понять, что случилось. Верзила стоял у выключателя, а Мэтт направился спать. Очевидно, Верзила выключил свет.

Инженер повернул свое невидящее лицо вначале в сторону Верзилы, потом Лаки, как будто ожидал ответа.

Лаки сказал:

— Да, понимаю. Похоже, мы должны извиниться перед вами.

Гномье лицо Верзилы несчастно сморщилось.

— Но, Лаки…

Лаки покачал головой.

— Оставь, Верзила! Никогда не цепляйся за теорию, если она не подтверждается. Надеюсь, вы поймете, мистер Норрич, что Верзила делал только то, что считал своим долгом.

— Я хотел бы, чтобы он сначала задавал вопросы, а потом действовал, — холодно ответил Норрич — Я могу идти? Не возражаете?

— Пожалуйста. Но у меня официальная просьба: никому не рассказывайте о происшедшем. Это очень важно.

Норрич ответил:

— Вообще-то это похоже на арест без законных оснований, но пусть. Не буду об этом говорить. — Он направился к двери, безошибочно отыскал сигнальную плиту и вышел.

Верзила сразу же повернулся к Лаки.

— Это хитрость. Ты не должен был выпускать его.

Лаки оперся подбородком на руку; его спокойные карие глаза были задумчивы.

— Нет, Верзила, он не тот человек, которого мы ищем.

— Не может быть, Лаки. Даже если он слеп, по-настоящему слеп, это довод против него. Ну, конечно, Лаки, — Верзила приходил все в большее возбуждение. — Он мог подойти к v-лягушке, мог убить ее, не видя.

Лаки покачал головой.

— Нет, Верзила. Воздействие v-лягушки на мозг не зависит от зрения. Это прямой мозговой контакт. Обойти этот факт мы не можем. — Он медленно сказал: — Это мог сделать только робот. Только. А Норрич не робот.

— А это ты откуда знаешь?.. — Верзила смолк.

— Я вижу, ты сам ответил на свой вопрос. Мы чувствовали его эмоции при первой встрече, когда v-лягушка была жива. У него есть эмоции, значит он не робот и не тот, кого мы ищем.

Но на лице у Лаки было выражение глубокой тревоги, он отшвырнул в сторону книгу по роботехнике, будто отчаялся найти в ней помощь.

Первый аграв-корабль назвали «Спутник Юпитера», и он не был похож на корабли, виденные Лаки. Размером с роскошный космический лайнер, но жилые помещения очень тесные, потому что девять десятых объема корабля занимал аграв-конвертер и конденсаторы гиператомного поля. От середины корабля отходили изогнутые лопасти, напоминавшие крылья летучей мыши. Пять в одну сторону, пять — в другую. Всего десять.

Лаки объяснили, что эти лопасти разрезают силовые линии гравитационного поля и превращают энергию тяготения в гиператомную. Очень прозаично, но они придавали кораблю зловещий вид.

Корабль стоял в огромном колодце, выкопанном в теле Юпитера-9. Крышка из сверхпрочного бетона отошла, и теперь в колодце была обычная для Юпитера-9 сила тяжести и обычное отсутствие атмосферы.

Почти весь персонал проекта, около тысячи человек, собрался в природном амфитеатре. Лаки никогда не приходилось видеть одновременно столько людей в космических костюмах. Царило вполне естественное возбуждение; оно иногда проявлялось в возне, насколько это возможно при низкой силе тяжести.

Лаки мрачно подумал: «И один из этих людей в космических костюмах вовсе не человек».

Но который? Как это определить?

Командующий произнес короткую речь; все слушали, охваченные волнением; Лаки, глядя на Юпитер, увидел рядом с ним огонек, не звезду, но полумесяц толщиной в ноготь, такой маленький, что его с трудом можно было рассмотреть. Если бы на Юпитере-9 была атмосфера, а не вакуум, полумесяц превратился бы в светлое пятнышко.

Лаки знал, что это Ганимед, Юпитер-3, самый большой спутник Юпитера, луна, достойная гигантской планеты. Она втрое больше земной Луны, больше планеты Меркурий. Она почти с Марс размером. Когда построят флот аграв-кораблей, Ганимед быстро займет важное место среди миров Солнечной системы.

Командующий Донахью хриплым от волнения голосом провозгласил название корабля, и все собравшиеся группами по пять-шесть человек ушли под поверхность через многочисленные шлюзы.

Остались лишь те, кто полетит на «Спутнике Юпитера». Один за другим они поднялись на корабль. Первым — Донахью.

Лаки и Верзила поднимались последними. Когда они вошли, командующий Донахью недружелюбно отвернулся от них.

Верзила наклонился к Лаки и прошептал:

— Ты заметил, Лаки, Ред Саммерс на борту.

— Знаю.

— Это тот, кто пытался тебя убить.

— Знаю, Верзила.

Корабль поднимался величественно медленно. Поверхностная сила тяжести на Юпитере-9 составляет одну восемнадцатую земной, и хотя вес корабля все же достигал сотен тонн, не он был причиной этой медлительности. Даже если бы силы тяжести совсем не было, корабль оставался материальным и сохранял всю инерцию. Его было бы так же трудно привести в движение или же изменить направление движения, если он его начал.

Вначале медленно, потом все быстрее и быстрее колодец уходил вниз. Юпитер-9 съежился и превратился на экране в неровную серую скалу. Черное небо заполнилось созвездиями, Юпитер казался ярким шаром.

Подошел Джеймс Пеннер и положил руки на плечи Лаки и Верзилы.

— Не хотите ли заглянуть в мою комнату? В смотровой рубке пока ничего не предвидится. — Он широко улыбался, жилы на его мощной шее, казавшейся продолжением головы, натянулись.

— Спасибо, — ответил Лаки, — вы очень добры.

— Ну, командующий вас уж точно не пригласит, и остальные побаиваются. Не хочу, чтобы вам было одиноко. Путь у нас долгий.

— А вы меня не опасаетесь, мистер Пеннер? — сухо спросил Лаки.

— Конечно, нет. Вы ведь меня проверили, а я выдержал испытание.

Втроем они едва вместились в маленькую каюту Пеннера. Ясно, что на первом аграв-корабле жилые помещения выкраивались, насколько позволяла инженерная изобретательность. Пеннер открыл три банки концентрированного рациона — обычная пища в космосе. Лаки и Верзила чувствовали себя почти что дома: запах разогреваемой пищи, ощущение сомкнувшихся вокруг стен, за которыми — бесконечная пустота пространства, постоянный гул гиператомных моторов, превращающих полевую энергию в импульс.

— Если бы древняя вера в «музыку сфер» подтвердилась, ею было бы гудение гиператомных моторов — суть космических полетов.

Пеннер сказал:

— Мы превысили скорость убегания Юпитера-9; теперь можно не опасаться, что упадем на его поверхность.

— Значит, мы в свободном падении к Юпитеру, — заметил Лаки.

— Да, и падать предстоит пятнадцать миллионов миль. Как только наберем достаточную скорость, включим аграв.

Говоря это, он достал из кармана часы — большой диск блестящего бесцветного металла. Нажал на выступ, и на поверхности появились светящиеся цифры. Их окружала белая полоска, она постепенно покраснела, потом снова стала белой.

Лаки спросил:

— Мы так скоро переходим на аграв?

— Да, — ответил Пеннер. Он положил часы на стол, и все принялись молча есть.

Пеннер снова поднял часы.

— Чуть меньше минуты. Все действует автоматически, — Хотя главный инженер говорил спокойно, рука, которой он держал часы, чуть дрожала.

— Сейчас, — сказал Пеннер, и наступила тишина. Полная тишина.

Прекратился гул гиператомных моторов. Теперь вся энергия, освещавшая корабль, поддерживавшая на нем псевдогравитацию, исходила от поля тяготения Юпитера.

— Точно! — сказал Пеннер. — Прекрасно! — Он убрал часы, и на его лице появилась широкая улыбка облегчения. — Теперь мы на настоящем аграв-корабле.

Лаки тоже улыбался.

— Поздравляю. Я рад находиться на борту.

— Представляю себе. Вы этого усиленно добивались. Бедный Донахью.

Лаки серьезно сказал:

— Мне жаль, что пришлось так надавить на командующего, но у меня не было выбора. Так или иначе я должен был оказаться на борту.

Глаза Пеннера сузились от серьезного тона Лаки.

— Должны были?

— Да! Мне кажется несомненным, что на борту корабля находится и шпион, которого мы ищем.

Глава десятая

Во внутренностях корабля

Пеннер пораженно смотрел на Лаки. Потом спросил:

— Почему вы так считаете?

— Сирианцам нужно знать, как работает корабль. Если их метод шпионажа надежен — а до сих пор так и было, — почему не продолжить и на борту корабля?

— Вы хотите сказать, что один из четырнадцати человек на борту «Спутника Юпитера» робот?

— Совершенно верно.

— Но этих людей отобрали давно.

— Сирианцы должны знать способ отбора, как знают все остальное относительно проекта. Они сумели добиться, чтобы их гуманоидный робот попал в число отобранных.

— Вы очень высоко их оцениваете, — сказал Пеннер.

— Согласен, — ответил Лаки. — Но есть и альтернатива.

— Какая?

— Гуманоидный робот пробрался на борт зайцем.

— Маловероятно, — сказал Пеннер.

— Однако возможно. В суматохе перед речью командующего было легко проникнуть на борт. Я пытался наблюдать за кораблем, но это оказалось невозможно. Девять десятых корабля занимают механизмы, там достаточно места, чтобы спрятаться.

Пеннер подумал.

— Не так много места, как вы считаете.

— Но мы все же должны обыскать корабль. Вы это сделаете, доктор Пеннер.

— Я?

— Конечно. Как главный инженер, вы знаете корабль лучше других. Мы пойдем с вами.

— Подождите. Это бесцельное занятие.

— Если зайца не окажется, все равно мы кое-чего добьемся, доктор Пеннер. Мы сосредоточим внимание на тех, кто законно прошел на корабль.

— Только мы втроем?

Лаки негромко ответил:

— А кому еще мы можем доверять? Ведь каждый может оказаться именно тем роботом, которого мы ищем. Не будем больше обсуждать это, доктор Пеннер. Поможете ли вы в поисках на корабле? Я прошу вас как член Совета по науке.

Пеннер неохотно встал.

— Вероятно, придется.

Они спустились по узкой шахте, ведущей на первый машинный уровень. Спускались, держась за скобы. Свет был приглушенный и непрямой, так что массивные машины не отбрасывали тени.

Было тихо. Ни малейший гул не сопровождал действие могучей энергии, запасавшейся здесь. Верзила, оглядываясь, приходил в смятение от того, что не видел ничего знакомого: ничего не осталось от обычного оборудования космического корабля, такого, как их «Метеор».

— Все закрыто, — сказал он.

Пеннер кивнул и негромко ответил:

— Все, что возможно, действует автоматически. Мы должны были до минимума сократить потребность в людях.

— А как ремонт?

— Его не должно быть, — мрачно ответил инженер. — Все системы корабля задублированы, все обладают самоконтролем и самовосстанавливаются.

Пеннер двинулся вперед, в узкий проход, шел он медленно, как будто ежеминутно ожидал, что на него кто-то набросится.

Уровень за уровнем, методично продвигаясь от центрального ствола в стороны, Пеннер с уверенностью специалиста обходил все помещения.

Наконец они оказались на самом дне, у больших хвостовых двигателей, в которых гиператомные силы (когда корабль в обычном полете) рвутся назад, толкая корабль вперед.

Изнутри корабля двигатели выглядели как четыре огромных трубы, каждая вдвое толще человека, заканчивавшиеся бесформенным сооружением — там размещаются гиператомные моторы.

Верзила сказал:

— Трубы! Внутри!

— Нет, — ответил Пеннер.

— Почему? Робот может там спрятаться. Там открытый космос, но роботу все равно.

— Гиператомный толчок его бы уничтожил, а мы шли на гиператомных двигателях всего час назад, — сказал Лаки. — Нет, двигатели исключаются.

— Что ж, — заметил Пеннер, — значит, в машинном отделении никого нет.

— Вы уверены?

— Да. Мы все осмотрели и двигались таким маршрутом, что невозможно было спрятаться и зайти нам за спину.

Голоса их отдавались слабым эхом в стволе.

Верзила сказал:

— Пески Марса, остается четырнадцать человек.

Лаки задумчиво ответил:

— Меньше. Трое из людей на корабле проявляли эмоции: командующий Донахью, Гарри Норрич и Ред Саммерс. Остается одиннадцать.

Пеннер сказал:

— Не забудьте меня. Я не подчинился приказу. Остается десять.

— Кстати, это интересный вопрос, — сказал Лаки. — Вы разбираетесь в роботехнике?

— Я? — переспросил Пеннер. — В жизни своей не имел дела с роботами.

— Вот именно, — сказал Лаки. — Земляне изобрели позитронного робота и придумали большую часть усовершенствований, но, за исключением нескольких специалистов, земные инженеры не разбираются в роботехнике, потому что мы не используем роботов. В школе это не учат, на практике с этим не встречаются. Я сам знаю Три закона, но мало что еще. Командующий Донахью не смог даже процитировать Три закона. С другой стороны, сирианцы, у которых экономика насыщена роботами, должны разбираться в роботехнике во всех тонкостях. Вчера и сегодня я провел много времени, изучая книгофильм по современной роботехнике, который нашел в библиотеке. Кстати, это единственная книга в ней на эту тему.

— Ну и что? — спросил Пеннер.

— Для меня стало очевидно, что Три закона не так просты, как кажутся на первый взгляд… Кстати, идемте отсюда. На обратном пути можем вторично все осмотреть. — Говоря это, он шел по нижнему уровню и с живым интересом осматривался по сторонам.

Лаки продолжал:

— Например, я мог бы подумать, что достаточно каждому человеку на корабле отдать нелепый приказ и посмотреть, будет ли он выполнен. Кстати, я вначале так и думал. Но это не совсем так. Оказывается, теоретически возможно так приспособить позитронный мозг, чтобы робот исполнял лишь те приказы, которые связаны с его непосредственными обязанностями. Приказы, противоречащие его обязанности или не связанные с ними, тоже могут исполняться, но если отданы с использованием ключевых слов. Это шифр, с помощью которого человек, отдающий приказ, определяет себя. Таким образом, робот может управляться его истинным хозяином, а приказы других людей исполнять не будет.

Пеннер, взявшийся руками за опору, чтобы подниматься на следующий уровень, отпустил руки. Повернулся лицом к Лаки.

— То есть когда вы приказали мне снять рубашку, и я не подчинился, это ничего не значит?

— Я говорю, доктор Пеннер, что это ничего не значит, потому что снятие рубашки не входит в ваши прямые обязанности, а мой приказ не был дан в нужной форме.

— Значит, вы обвиняете меня в том, что я робот?

— Нет. Маловероятно, чтобы вы им были. Сирианцы, подбирая кандидатуру человека для замещения роботом, вряд ли остановились бы на главном инженере. Чтобы выполнять работу главного инженера, робот должен хорошо знать проект аграва. Сирианцы не могли бы снабдить его этими знаниями. А если бы могли, у них не было бы необходимости в шпионаже.

— Спасибо, — мрачно сказал Пеннер, снова поворачиваясь к опорам, но тут прозвенел голос Верзилы.

— Подождите, Пеннер! — Маленький марсианин держал наготове в кулаке игольное ружье. Он сказал: — Минутку. Лаки, откуда мы знаем, что ему что-нибудь известно об аграве? Мы это только предполагаем. Он никаких знаний пока не проявил. Когда «Спутник Юпитера» перешел на аграв, где он был? Сидел с нами в своей каюте, вот где.

Лаки ответил:

— Я думал об этом, Верзила, и в этом одна из причин, зачем я привел сюда Пеннера. Он явно знаком с оборудованием. Я следил за ним. Он не делал бы этого так уверенно, если бы не был специалистом.

— Устраивает это вас, марсианин? — со сдержанным гневом спросил Пеннер.

Верзила убрал игольное ружье, и Пеннер, ни слова не говоря, начал подниматься.

Они остановились на следующем уровне и вторично осмотрели его.

Пеннер сказал:

— Ну, хорошо, остается десять человек: два офицера, четыре инженера, четверо рабочих. Что вы предполагаете делать дальше? Просветить их всех рентгеном? Что-нибудь такое?

Лаки покачал головой.

— Слишком рискованно. Очевидно, сирианцы что-нибудь предприняли для защиты. Известно, что роботы могут передавать сообщения и выполнять тайные поручения. Но если человек задает вопрос правильным образом, робот обязан ответить. В таком случае сирианцы монтируют в робота взрывное устройство, которое действует тогда, когда робот должен выдать свою тайну.

— То есть если просветить робота рентгеном, он может взорваться?

— Очень вероятно. Его величайшая тайна — это его сущность, и он взорвется в любом случае риска при проверке, который могли предвидеть сирианцы. — Лаки с сожалением добавил: — На v-лягушку они не рассчитывали; против нее предохранителя не было. Им пришлось приказать роботу убить v-лягушку. И вообще это было желательно для них, потому что помогало скрыть сущность робота, не уничтожая его.

— Но ведь робот, взрываясь, причинит вред окружающим. Разве это не нарушение Первого закона? — с ноткой сарказма спросил Пеннер.

— Нет. Ведь сам робот взрыв не контролирует. Взрыв является результатом определенного вопроса или действия, а не результатом действий самого робота.

Они поднялись на следующий уровень.

— И что вы собираетесь делать, член Совета? — спросил Пеннер.

— Не знаю, — откровенно ответил Лаки. — Робот должен каким-то образом себя выдать. Как бы ни приспосабливали робота, Три закона должны действовать. Надо только хорошо знать роботехнику, чтобы этим воспользоваться. Если бы только я мог заставить робота произвести какое-нибудь выдающее его действие, не активируя взрывное устройство; если бы можно было вызвать противоречие между Тремя законами, настолько сильное, чтобы парализовать робота; если бы…

Пеннер нетерпеливо прервал его:

— Если ждете от меня помощи, член Совета, то напрасно. Я уже сказал вам, что не разбираюсь в роботехнике. — Он неожиданно повернулся. — Что это?

Верзила тоже огляделся.

— Я ничего не заметил.

Пеннер молча протиснулся мимо них. Рядом с металлическими гигантами по обе стороны он казался карликом.

Он отошел в глубину, Лаки и Верзила последовали за ним. Пеннер сказал:

— Он может прятаться за очистителями. Я взгляну.

Лаки, нахмурившись, смотрел на лес кабелей, которым заканчивался тупик.

— Мне кажется, тут никого нет, — сказал он.

— Нужно проверить, — напряженно ответил Пеннер. Он открыл щиток в ближайшей стене и осторожно просунул туда руку, оглядываясь через плечо.

— Не двигайтесь, — сказал он.

Верзила язвительно ответил:

— Тут никого нет.

Пеннер расслабился.

— Я это знаю. Я попросил вас не двигаться, потому что не хотел отрезать вам руку или ногу, включая силовое поле.

— Что за силовое поле?

— Я перегородил коридор силовым полем. Вы не сможете выйти. Перед вами все равно что стальная стена в три дюйма толщиной.

Верзила закричал:

— Пески Марса, Лаки! Он робот! — Рука его взметнулась.

Пеннер тоже крикнул:

— Не стреляйте! Убейте меня — и вы отсюда не выйдете. — Он смотрел на них горящими глазами, согнув широкие плечи. — Помните, энергия может пройти через силовое поле, а материя нет, даже молекулы воздуха не пройдут. Вы заперты герметически. Убейте меня — и вы задохнетесь задолго до того, как вас отправятся искать.

— Я говорил, что он робот! — в отчаянии сказал Верзила.

Пеннер коротко рассмеялся.

— Вы ошибаетесь. Я не робот. Но если робот существует, то я знаю, кто он.

Глава одиннадцатая

Вниз мимо спутников

Кто? — сразу спросил Верзила.

Ответил Лаки:

— Очевидно, он считает, что один из нас.

— Спасибо! — сказал Пеннер. — Как вы объясните это? Вы говорили о зайцах — людях, тайно проникших на борт «Спутника Юпитера». Говорили о нервах! Но разве нет двух человек, которые силой проникли на борт? Разве я сам не был свидетелем этого? Вы двое!

— Совершенно верно, — заметил Лаки.

— И вы привели меня вниз, чтобы иметь возможность осмотреть весь корабль. Вы занимали меня разговорами о роботах, надеясь, что я не замечу, как вы изучаете корабль как под микроскопом.

Верзила сказал:

— У нас есть на это право. Это Лаки Старр!

— Он говорит, что он Лаки Старр. Если он член Совета, то может это доказать и знает как. Если бы я подумал, то потребовал бы доказательств, прежде чем вести вас сюда.

— Еще не поздно, — спокойно сказал Лаки. — Вы хорошо видите на расстоянии?

Он поднял руку ладонью вперед и закатал рукав.

— Я ближе не подойду, — гневно ответил Пеннер.

Лаки ничего не сказал на это. Он дал возможность говорить своему запястью. На внутренней стороне запястья, казалось, у него была обычная кожа, но ее обработали гормональными препаратами очень сложным способом. И теперь, отвечая на приказ дисциплинированной воли Лаки, на коже появилось темное овальное пятно, постепенно ставшее черным. В нем маленькие желтые искорки образовали знакомый рисунок Большой Медведицы и Ориона.

Пеннер выдохнул, как будто кто-то выдавил силой воздух из его легких. Мало кто видел знак Совета, но с самого детства все знали о его существовании — это окончательное и неоспоримое подтверждение личности члена Совета Науки.

У Пеннера не оставалось выбора. Молча, неохотно он отключил силовое поле и отступил.

Верзила в гневе устремился к нему.

— Мне следовало бы разбить тебе голову, ты, кривой…

Лаки оттащил его.

— Забудь об этом, Верзила. У него такое же право подозревать нас, как у нас — его. Успокойся.

Пеннер пожал плечами.

— Мне казался логичным мой вывод.

— Согласен с вами. Думаю, теперь мы можем доверять друг другу.

— Может быть, — язвительно ответил главный инженер. — Вы установили свою личность. А как насчет этого малыша с громким голосом? Кто установит его личность?

Верзила нечленораздельно зафыркал, и Лаки встал между ними.

— Я ручаюсь за него и беру на себя всю ответственность. А теперь предлагаю вернуться в каюту, прежде чем нас не начали искать. Все происшедшее, разумеется, строго конфиденциально.

И как будто ничего не случилось, они снова стали подниматься.

Им отвели каюту с двухъярусной кроватью и умывальником, из которого вода текла тонкой струйкой. В каюте больше ничего не было. Даже тесные спартанские помещения «Метеора» казались роскошью по сравнению с этим.

Верзила сидел на верхней постели, скрестив ноги, а Лаки влажной губкой протирал шею и плечи. Разговаривали они шепотом, сознавая, что по другую сторону стены могут оказаться чьи-нибудь уши.

Верзила сказал:

— Послушай, Лаки, допустим, я займусь каждым на корабле. Ну, теми десятью, в ком мы не уверены. Буду задираться, обзову как-нибудь, все такое. Разве не ясно, что тот, кто меня не ударит, робот?

— Вовсе нет. Он может не захотеть нарушать дисциплину на корабле, или не захочет связываться с Советом Науки, или просто не такой человек, чтобы драться с тем, кто его меньше.

— Ну, Лаки. — Верзила немного помолчал, потом осторожно сказал: — Я вот все думаю: почему ты так уверен, что робот на корабле? Может, он остался на Юпитере-9. Это возможно.

— Да, знаю, и все же я уверен, что робот на борту. Вот и все. Уверен и не знаю почему, — задумчиво сказал Лаки. Он лег и постучал по зубам ногтем. — В первый же день, как мы высадились на Юпитер-9, что-то произошло.

— Что?

— Если бы я знал! У меня было это; я знал или подумал, что знаю, как раз перед сном, но потом исчезло. И я не смог его вернуть. На Земле я бы попросил сделать психопробу. Великая Галактика, клянусь, попросил бы! Я испробовал все, что мог. Напряженно думал, пытался избавиться от всех других мыслей. Когда мы были внизу с Пеннером, я попробовал выговориться. Думал, что если буду обсуждать все стороны проблемы, мысль внезапно снова возникнет в голове. Не вышло. Но все равно. Именно из-за этой мысли я уверен, что робот — один из людей на корабле. Я сделал подсознательное заключение. Если бы только я мог его выразить, мы получили бы ответы на все вопросы.

В голосе его звучало почти отчаяние.

Верзила никогда не видел Лаки таким расстроенным. Он обеспокоенно сказал:

— Эй, давай лучше поспим.

— Да, ты прав.

Несколько минут спустя в темноте Верзила прошептал:

— Эй, Лаки, а почему ты так уверен, что я не робот?

Лаки ответил тоже шепотом:

— Потому что сирианцы не смогли бы соорудить робота с такой уродливой физиономией, — и увернулся от подушки.

Проходили дни. На полпути к Юпитеру они миновали внутренний редко населенный пояс малых спутников, из которых только Шестой, Седьмой и Девятый были пронумерованы. Юпитер-7 казался яркой звездой, остальные находились далеко и сливались с созвездиями.

Сам Юпитер вырос до размеров Луны, видимой с Земли. И так как корабль приближался к нему постоянно хвостом к Солнцу, Юпитер всегда находился в полной фазе. Вся его видимая поверхность освещалась Солнцем. Ночной тени нигде не было видно.

Но хотя Юпитер сравнялся по видимому размеру с Луной, ее яркости он не достиг. Его затянутая облаками поверхность отражает в восемь раз больше доходящего до нее солнца, чем голые запыленные лунные скалы. Но беда в том, что Юпитер получает только одну двадцать седьмую того количества света, что Луна, на квадратную милю. В результате Юпитер кажется в три раза менее ярким, чем Луна с Земли.

Но это было гораздо более интересное зрелище, чем Луна. Пояса стали отчетливо видны — коричневатые полосы с расплывчатыми краями на кремово-желтом фоне. Легко было разглядеть, как расплющенный соломенного цвета овал — Большое Красное Пятно — появился на краю, пересек поверхность планеты и исчез на другом краю.

Верзила сказал:

— Эй, Лаки, Юпитер кажется совсем не круглым. Это оптический обман?

— Нет, — ответил Лаки. — Юпитер действительно не круглый. Он приплюснут у полюсов. Ты ведь знаешь, что Земля сплюснута у полюсов?

— Конечно. Но это незаметно.

— Да. Экватор Земли — двадцать пять тысяч миль, он поворачивается за двадцать четыре часа, значит каждая точка на экваторе проходит за час около тысячи миль. В результате действия центробежной силы Земля на экваторе выпячивается, так что диаметр Земли по экватору на двадцать семь миль больше, чем диаметр от Северного полюса до Южного. Разница в длине диаметров составляет только одну треть процента, так что из космоса Земля кажется идеальным шаром.

— Ага!

— Теперь возьмем Юпитер. Длина экватора у него 276 000 миль, в одиннадцать раз больше окружности Земли, а оборачивается он вокруг оси за десять часов, точнее, па пять минут меньше. Точка на экваторе движется со скоростью почти двадцать восемь тысяч миль в час, в двадцать восемь раз быстрее, чем на Земле. Тут центробежная сила гораздо больше и соответственно на экваторе планета больше выпячивается, тем более что вещество Юпитера легче земной коры. Диаметр Юпитера по экватору почти на шесть тысяч миль больше, чем от полюса к полюсу. Разница в диаметрах составляет пятнадцать процентов, а это легко заметить на глаз.

Верзила посмотрел на сплющенный круг света — Юпитер и сказал:

— Пески Марса!

Солнце оставалось за ними, они приближались к Юпитеру. Пересекли орбиту Каллисто, Юпитера-4, внешнего из крупных спутников Юпитера, но не увидели его. Этот спутник расположен в полутора миллионах миль от Юпитера и размером с Меркурий, но он находился по другую сторону своей орбиты — маленькая горошина, близкая к Юпитеру и скрывающаяся в его тени.

Ганимед, Юпитер-3, прошел достаточно близко, чтобы казаться диском размером в треть Луны. Часть его скрывалась в ночной тени, видны были три четверти поверхности, светло-белые, бесцветные.

Лаки и Верзила обнаружили, что остальные члены экипажа их игнорируют. Командующий никогда с ними не разговаривал, даже не смотрел на них, проходил мимо, глядя в пустоту. Норрич, проходя со своим Мэттом, приветливо кивал, как всегда, когда чувствовал присутствие человека. Но когда Верзила ответил на приветствие, дружелюбное выражение исчезло с лица слепого. Он слегка потянул Мэтта за поводок и пошел дальше.

Они чувствовали себя лучше в своей каюте.

Верзила проворчал:

— Что они о себе думают? Даже этот парень Пеннер становится занятым, когда я оказываюсь рядом.

Лаки ответил:

— Прежде всего, Верзила, когда капитан показывает свое нерасположение к кому-то, подчиненные редко бывают дружески настроены. Во-вторых, наши встречи с некоторыми из них не были приятными.

Верзила задумчиво сказал:

— Я встретил сегодня этого подонка Реда Саммерса. Он выходил из машинного помещения, а я ему навстречу.

— Ну и что? Ты ведь не…

— Я ничего не сделал. Просто стоял и ждал, пока он начнет что-нибудь, надеялся, что он что-нибудь начнет. Но он только улыбнулся и прошел мимо.

Все на борту «Спутника Юпитера» ждали дня, когда Ганимед закроет Юпитер. Это не полное затмение. Ганимед покрывает лишь ничтожную часть Юпитера. Он находился в 600 000 миль и казался вдвое меньше Луны. Юпитер находился вдвое дальше, но был распухшим шаром, в четырнадцать раз больше Ганимеда, грозным и пугающим.

Ганимед встретился с Юпитером чуть ниже экватора гигантской планеты, два шара, казалось, медленно сплавляются воедино. Врезавшись, Ганимед образовал круг более тусклого цвета, потому что у Ганимеда атмосфера гораздо более разрежена и соответственно отражает меньше солнечного света. Но даже если бы не это, Ганимед все равно выделялся бы, разрезая пояса Юпитера.

Когда Ганимед полностью показался на фоне Юпитера, за ним стал виден черный полумесяц. Люди шепотом объясняли друг другу, что это на Юпитер падает тень Ганимеда.

Тень двигалась вместе с Ганимедом, но медленно опережала его. Черная полоска становилась все тоньше и тоньше, пока в центре Юпитера, когда сам Юпитер, Ганимед и «Спутник Юпитера» образовали с Солнцем прямую линию, тень совершенно не исчезла, закрытая отбрасывавшим ее спутником.

Ганимед продолжал двигаться, и тень снова появилась, на этот раз перед ним, вначале как нить, потом полумесяц, а потом она покинула поверхность Юпитера.

Все затмение продолжалось три часа.

«Спутник Юпитера» пересек орбиту Ганимеда, когда тот находился по другую сторону своей семидесятидневной орбиты вокруг Юпитера.

Это событие отметили специальным праздником. Люди на обычных кораблях (не часто, конечно) добирались до Ганимеда, но никто, ни один человек не оказывался к Юпитеру ближе. Теперь это сделал «Спутник Юпитера».

Корабль прошел в ста тысячах миль от Европы, Юпитера-2. Это самый маленький из крупных спутников Юпитера, всего 19 сотен миль в диаметре. Он меньше Луны, но близость делала его вдвое больше видимой с Земли Луны. Можно было разглядеть горные вершины и хребты. Корабельные телескопы показали, что это именно так. Горы напоминали горы Меркурия, не было и следа лунных кратеров. Виднелись яркие полосы, похожие на ледяные поля.

Корабль продолжал спускаться и оставил Европу за собой.

Ио — самый внутренний из крупных спутников Юпитера, размером он почти с земную Луну. И расстояние от Юпитера у него 285 000 миль, то есть чуть больше, чем от Луны до Земли.

На этом сходство, однако, кончается. Относительно слабое земное поле тяготения оборачивает Луну за четыре недели. Ио, захваченная тяготением Юпитера, по своей чуть большей орбите пролетает за сорок два часа. Луна вокруг Земли движется со скоростью чуть больше тысячи миль в час, а Ио движется вокруг Юпитера со скоростью в двадцать две тысячи миль в час, и посадка на Ио гораздо труднее.

Корабль, однако, совершил маневр идеально. Он обогнал Ио и в нужный момент отключил аграв.

Мгновенно вернулся гул гиператомных моторов, заполнив корабль шумом после недель тишины.

«Спутник Юпитера» повернул, подчиняясь полю тяготения Ио. Он находился на орбите на расстоянии в десять тысяч миль от спутника, и Ио заполнила небо.

Они перешли от дневной на ночную сторону, спускаясь все ниже. Крылья аграв-корабля втянулись, чтобы их не оторвала разреженная атмосфера.

Послышался тонкий свист от трения корабля о верхние слои атмосферы.

Скорость падала, высота тоже. Боковые двигатели корабля развернулись и направились назад, ожили гиператомные двигатели, смягчая падение. И вот с легким толчком корабль застыл на поверхности Ио.

На борту «Спутника Юпитера» началась настоящая истерия. Даже Лаки и Верзилу хлопали по спинам люди, которые на протяжении всего пути старательно их избегали.

Шестнадцать человек. Первые люди, высадившиеся на Ио.

Поправка, подумал Лаки. Пятнадцать человек.

И один робот!

Глава двенадцатая

Небеса и снега Десятого

Они остановились взглянуть на Юпитер. Он заставил их застыть. Все молчали. Говорить об этом невозможно.

Гигантский шар Юпитера протянулся на восьмую часть видимого неба. В полнолуние он светил бы в две тысячи раз ярче земной Луны, но теперь треть его поверхности покрывала ночная тень.

Яркие зоны и более темные пояса, пересекавшие их, казались теперь не только коричневыми. Они теперь находились достаточно близко, чтобы различались отдельные цвета: розовый, зеленый, синий и пурпурный, поразительно яркий. Края поясов оставались неровными и на глазах меняли форму, будто в атмосфере бушевали гигантские бурные ветры; впрочем, так оно, вероятно, и было. Чистая редкая атмосфера Ио не закрывала ни малейшей подробности разноцветной меняющейся поверхности.

Показалось грандиозное Большое Красное Пятно. Оно производило впечатление газовой воронки, неторопливо вращавшейся.

Люди смотрели долго, но Юпитер не менял положения. Звезды двигались мимо него, а он оставался на месте, низко висел в западной части неба. Он и не мог двигаться: Ио при вращении всегда обращена к Юпитеру одной стороной. Примерно с половины поверхности Ио Юпитер никогда нельзя увидеть, на другой половине он никогда не заходит. А в пограничном районе, занимающем примерно пятую часть поверхности спутника, Юпитер всегда на горизонте, часть его видна, часть скрыта.

— Какое место для телескопа! — произнес Верзила на волне, отведенной для Лаки перед посадкой.

Лаки ответил:

— Скоро тут будет и телескоп, и многое другое.

Верзила коснулся лицевой пластины Лаки, чтобы привлечь внимание, и быстро указал в сторону.

— Посмотри на Норрича. Бедняга, он не может это увидеть!

Лаки сказал:

— Я его заметил. С ним Мэтт.

— Да. Пески Марса, на многое идут ради Норрича! Особый костюм для собаки. Я смотрел, как его одевали на Мэтта, когда ты наблюдал за посадкой. Пришлось проверять, слышит ли он приказы в костюме и будет ли повиноваться им, когда Норрич тоже наденет костюм. Очевидно, все в порядке.

Лаки кивнул. Повинуясь порыву, он зашагал к Норричу. Сила тяжести Ио чуть выше лунной, и они с Верзилой легко к ней приспособились.

Двигался Лаки длинными пологими прыжками.

— Норрич, — сказал он, переходя на волну инженера.

Конечно, невозможно определить направление, откуда приходит звук радио, поэтому слепые глаза Норрича смотрели беспомощно.

— Кто это?

— Лаки Старр. — Лаки смотрел на лицо Норрича и видел на нем радостное выражение. — Вы счастливы, что находитесь здесь?

— Счастлив? Можно сказать и так. Красив ли Юпитер?

— Очень. Хотите, я опишу его вам?

— Нет. Не нужно. Я смотрел в телескоп, когда… когда у меня были глаза, и в памяти все еще его вижу. Просто… Не знаю, поймете ли вы. Очень мало кто из людей первый стоял на новом мире. Вы понимаете, какие мы теперь особые?

Он протянул руку, чтобы погладить по голове Мэтта, но рука его коснулась только металла шлема. Через изогнутую лицевую пластину Лаки видел свесившийся язык и беспокойные глаза собаки; она явно встревожилась из-за того, что знакомый голос хозяина не сопровождается присутствием тела.

Норрич негромко сказал:

— Бедный Мэтт! Низкая сила тяжести смущает его. Не буду его долго держать здесь.

И снова заговорил со страстью:

— Подумайте о триллионах людей в Галактике. Подумайте, сколь немногие из них имели счастье первыми вступить на новый мир. Вы сможете почти всех их назвать по именам. Яновский и Стерлинг — первые люди на Луне, Чинг — первый человек на Марсе, Лабелл и Смит — на Венере. Сосчитайте. Даже если учесть астероиды и планеты других систем. Сосчитайте и увидите, как их мало. И мы теперь среди этих немногих. И я среди них.

Он развел руками, будто готов был обнять весь спутник.

— Я обязан этим Саммерсу. Когда он разработал новую технику изготовления свинцовых контактов — всего лишь изогнутый ротор, но это сберегает ежегодно два миллиона долларов, а ведь он даже не механик по образованию, — ему в качестве награды предложили участие в первом полете. Знаете, что он ответил? Что я больше этого заслуживаю. Конечно, сказали ему, но ведь он слепой. Тогда он напомнил им, почему я ослеп, и сказал, что без меня не полетит. И взяли нас обоих. Я знаю, вам не очень нравится Саммерс, но когда я о нем думаю, я вспоминаю это.

В шлемах прозвучал голос командующего:

— За работу, парни. Юпитер никуда не денется. Посмотрим на него позже.

Много часов разгружали корабль, размещали оборудование, устанавливали палатки. Временные герметически изолированные палатки наполнили воздухом, теперь стало можно долго находиться за пределами корабля.

Но удержать людей от взглядов на небо было невозможно. В это время видны были все три крупных спутника Юпитера.

Ближе всех Европа, казавшаяся чуть меньше земной Луны. Это был полумесяц вблизи восточного горизонта. Ганимед, казавшийся меньше, находился в зените и был полным. Каллисто, вчетверо меньше Луны, висела вблизи Юпитера и, как и Юпитер, видна была на две трети. Все три спутника вместе давали примерно четверть света, который Земля получает в полнолуние, и были совершенно неприметны в присутствии Юпитера.

Верзила возбужденно сказал об этом.

Лаки посмотрел на своего маленького марсианского друга. Перед этим он задумчиво рассматривал восточный горизонт.

— Ты считаешь, ничто не может побить Юпитер?

— Не здесь, — упрямо ответил Верзила.

— Продолжай смотреть.

В разреженной атмосфере Ио нет никаких сумерек, следовательно, не было и предупреждения. На замерзших вершинах невысоких холмов сверкнула алмазно-яркая искра, и семь секунд спустя над горизонтом появилось Солнце.

Маленькая горошина, небольшой ослепительно белый кружок, и несмотря на гигантский размер Юпитера, Солнце светило гораздо-гораздо ярче.

Телескоп установили вовремя, чтобы взглянуть на уходящую за Юпитер Каллисто. Один за другим то же проделают все три спутника. Ио, хотя она постоянно повернута одной стороной к Юпитеру, обращается за сорок два часа. Это означает, что Солнце и все звезды кажутся обходящими небо Ио за те же сорок два часа.

Ио движется быстрее всех остальных спутников и постоянно обгоняет их в гонке вокруг Юпитера. Быстрее всего она обгоняет самый далекий и медленный спутник — Каллисто; поэтому Каллисто обходит небо Ио за два дня. Ганимед — за четыре, Европа — за семь. Каждый спутник движется с востока на запад, и все по очереди удаляются за Юпитер.

Первым предстояло наблюдать затмение Каллисто. Людей охватило крайнее возбуждение. Даже Мэтт, казалось, заразился им. Он все больше привыкал к низкой силе тяжести, и Норрич иногда отпускал его на свободу. Пес гротескно кувыркался и тщетно пытался с помощью носа обследовать многочисленные незнакомые предметы. Когда Каллисто достигла Юпитера и медленно зашла за него, все притихли, и Мэтт тоже; он сел на задние лапы и, высунув язык, смотрел на небо.

Но на самом деле все ждали Солнца. Оно движется по небу быстрее всех спутников. Оно догнало Европу (чей полумесяц постепенно утончался, превращаясь в нить) и прошло за ней, оставаясь в затмении чуть меньше тридцати секунд. Потом оно появилось, и Европа снова стала полумесяцем, но его рога теперь были обращены в противоположную сторону.

Ганимед зашел за Юпитер, прежде чем Солнце догнало его, а Каллисто находилась ниже горизонта.

Солнце приближалось к Юпитеру.

Все напряженно смотрели на огненную горошину, все выше поднимавшуюся в небе. При этом Юпитер стал уже, потому что его освещенная поверхность, конечно, всегда обращена к Солнцу. Юпитер стал «полумесяцем», который становился все тоньше.

Освещенное Солнцем небо Ио стало темно-пурпурным, на нем теперь виднелись только самые яркие звезды. Горел гигантский полумесяц Юпитера, и к нему безжалостно приближалось Солнце.

Как камень Давида, выпущенный из космической пращи, устремился ко лбу Голиафа.

Освещенная поверхность Юпитера все уменьшалась, затем превратилась в изогнутую нить. Солнце почти касалось планеты.

Они соприкоснулись, и все закричали. Людям пришлось затемнить свои лицевые пластины, но теперь в этом не было необходимости, потому что свет резко сократился.

Но Солнце полностью не исчезло. Оно зашло за край Юпитера, но продолжало туманно светить сквозь толстую густую водородно-гелиевую атмосферу гигантской планеты.

Юпитер теперь весь потемнел, но зато ожила его атмосфера, изгибая и отражая солнечные лучи. Солнце все дальше заходило за Юпитер, и светлая полоска атмосферы становилась шире, два светлых рога встретились на противоположной стороне Юпитера. Исчезнувшее тело Юпитера было окружено светлой, с одной стороны выпяченной полосой. В небе повисло алмазное кольцо, достаточно большое, чтобы вместить две тысячи таких дисков, как видимая с Земли Луна.

Солнце продолжало заходить за Юпитер, и свет тускнел, пока наконец не исчез совсем; небо, за исключением тонкого полумесяца Европы, потемнело и теперь принадлежало, только звездам.

— Так будет пять часов, — сказал Лаки Верзиле, — А потом все повторится в обратном порядке, когда Солнце будет выходить с противоположной стороны.

— И так бывает каждые сорок два часа? — с благоговением спросил Верзила.

— Да, — ответил Лаки.

На следующий день к ним подошел Пеннер.

— Здравствуйте. Мы почти закончили. — Он широко развел руки, указывая на долину Ио, заполненную различным оборудованием. — Скоро улетим и большую часть этого оставим.

— Неужели? — удивился Верзила.

— Конечно. На спутнике ничто не может его повредить, стихий здесь нет. Все покрыто защитной оболочкой от аммиака в атмосфере и сохранится до появления второй экспедиции. — Неожиданно он понизил голос. — Есть ли кто-нибудь еще на вашей частной волне, джентльмены?

— Как будто нет.

— Не хотите ли пройтись? — Он пошел по долине к невысоким холмам поблизости, Лаки и Верзила за ним.

Пеннер сказал:

— Должен просить у вас прощения за недружеское отношение на корабле.

— Мы не обижаемся, — заверил его Лаки.

— Понимаете, я хотел сам провести расследование и подумал, что лучше мне не считаться вашим другом. Я был уверен, что если присмотрюсь внимательно, обязательно кто-то себя выдаст, поведет себя не по-человечески. Понимаете, о чем я? Боюсь, я потерпел неудачу.

Они достигли вершины первого холма, и Пеннер оглянулся. Он с интересом сказал:

— Посмотрите на собаку. Она привыкла к слабому тяготению.

Мэтт многому научился за прошедшие дни. Тело его выгибалось и распрямлялось, когда он передвигался низкими двадцатифутовыми прыжками. Казалось, он прыгает из чистого удовольствия.

Пеннер переключил радио на волну Норрича и позвал:

— Эй, Мэтт, парень, сюда, Мэтт.

И свистнул.

Собака, конечно, услышала и высоко подпрыгнула. Лаки тоже переключил волну и услышал возбужденный лай.

Пеннер помахал руками, и собака побежала к ним, потом остановилась и оглянулась на хозяина. Тот двигался медленнее.

Пошли дальше. Лаки сказал:

— Сирианский робот, внешне похожий на человека, очень тонкой работы. Поверхностные наблюдения ничего не дадут.

— Я не делал поверхностных наблюдений, — возразил Пеннер.

В голосе Лаки звучала горечь.

— Мне начинает казаться, что наблюдения любого человека, кроме опытного роботехника, будут поверхностными.

Они миновали сугроб снегообразного вещества, блестевшего в свете Юпитера, и Верзила с удивлением посмотрел на него.

— Тает при взгляде, — сказал он. Взял немного в перчатку, и снег растаял, как масло на печи.

Верзила оглянулся и увидел глубокие следы.

Лаки сказал:

— Это не снег, а замерзший аммиак. Он тает при температуре на восемьдесят градусов ниже, чем лед, и на него действует тепло костюмов.

Верзила прыгнул в сугроб, проделывая большие отверстия, и закричал:

— Это забавно.

Лаки окликнул:

— Проверь нагреватель, пока играешь в снегу.

— Он включен, — отозвался Верзила и длинными прыжками побежал по склону, а потом прыгнул прямо в сугроб. Он двигался, как ныряльщик в замедленной съемке, коснулся замерзшего аммиака и исчез на мгновение. Потом вскочил.

— Будто ныряешь в облако, Лаки. Ты слышишь меня? Попробуй. Лучше, чем на лыжах по песку Луны.

— Позже, Верзила, — ответил Лаки. И повернулся к Пеннеру: — Например, пытались ли вы как-то проверить всех людей?

Краем глаза Лаки видел, как Верзила снова прыгнул в сугроб. Когда он спустя несколько секунд не появился, Лаки повернулся туда. Еще мгновение, и он беспокойно позвал:

— Верзила!

Потом еще громче и беспокойней:

— Верзила!

И побежал.

Послышался слабый прерывающийся голос Верзилы:

— Дыхание… перехватило… ударился о скалу… тут внизу река…

— Держись. Я иду к тебе. — Лаки и Пеннер длинными прыжками пожирали пространство.

Лаки, конечно, понял, что, случилось. Поверхностная температура Ио близка к точке замерзания аммиака. Под аммиачными сугробами существуют целые реки из аммиака, этого дурно пахнущего удушливого газа, которого много в атмосферах внешних планет и их спутников.

Верзила закашлялся.

— Разорвал шланг… подачи воздуха… попал аммиак… задыхаюсь…

Лаки добрался до отверстия, оставленного телом Верзилы, и посмотрел вниз. Хорошо видна была аммиачная река, она медленно текла по острым камням. Должно быть, один из этих острых краев и повредил шланг Верзилы.

— Где ты, Верзила?

И хоть Верзила слабо ответил: «Здесь», — его нигде не было видно.

Глава тринадцатая

Падение

Лаки бесстрашно прыгнул в воду, медленно опускаясь при низкой силе тяжести Ио. Его сердила эта медлительность падения, сердил детский энтузиазм Верзилы, охвативший его так неожиданно. Но больше всего он сердился на себя за то, что вовремя не остановил Верзилу.

Лаки коснулся реки, и брызги аммиака взлетели высоко, потом начали падать с удивительной быстротой. Даже при слабом тяготении разреженная атмосфера Ио не удерживала капли.

Ощущения подъемной силы не было. Впрочем, Лаки его и не ожидал. Вода гораздо плотнее жидкого аммиака и потому обладает большей подъемной силой. И течение не быстрое. Если бы Верзила не повредил шланг, ему нужно было бы только выйти на берег и пробраться через сугробы.

А так…

Лаки лихорадочно устремился вниз по течению. Где-то впереди маленький марсианин из последних сил сражается с ядовитым аммиаком. Если отверстие в шланге настолько велико, что пропустит жидкий аммиак, Лаки опоздает.

Возможно, он уже опоздал. Грудь его сжалась при этой мысли.

Кто-то пролетел мимо Лаки и углубился в порошкообразный аммиак. И исчез, оставив за собой медленно опадающий туннель.

— Пеннер? — неуверенно спросил Лаки.

— Я здесь. — Инженер сзади тронул Лаки за плечо. — Это был Мэтт. Когда вы крикнули, он побежал. Мы ведь оба на его волне.

Они вместе двинулись по следу собаки. И встретили ее. Она возвращалась.

Лаки крикнул:

— Он нашел Верзилу.

Верзила руками держался за одетые в металл задние лапы собаки, и хотя это задерживало Мэтта, слабая сила тяжести позволила ему протащить Верзилу довольно далеко.

Когда Лаки склонился к Верзиле, руки маленького марсианина разжались и он упал.

Лаки подхватил его. Он не стал тратить времени на осмотр или расспросы. Оставалось сделать только одно. Он до предела увеличил подачу кислорода в костюме Верзилы, взвалил его на плечо и побежал к кораблю. Даже учитывая слабое тяготение Ио, так отчаянно он не бежал никогда в жизни. Он с такой силой отталкивался от поверхности, что со стороны казалось, будто он летит.

Пеннер остался сзади, Мэтт возбужденно бежал рядом с Лаки.

Лаки по радио предупредил экипаж, и когда он подбегал к кораблю, один из шлюзов был уже открыт.

Не прерывая бега, Лаки ворвался в шлюз. Вход закрылся, и изнутри корабля начали подавать под давлением воздух, чтобы ликвидировать утечку через открытую дверь.

Лаки торопливо снял с Верзилы шлем, потом медленнее — остальной костюм.

Послушал сердце и, к своему облегчению, услышал его биение. В шлюзе, конечно, находилась аптечка первой помощи. Лаки сделал необходимые инъекции укрепляющих препаратов и стал ждать, пока тепло и кислород сделают остальное.

Глаза Верзилы дрогнули и с некоторым трудом сфокусировались на Лаки. Губы его шевельнулись, как будто он произнес «Лаки», хотя не послышалось ни звука.

Лаки облегченно рассмеялся и наконец сам выбрался из костюма.

На борту «Спутника Юпитера» Норрич показался у входа в помещение, где приходил в себя Верзила. В его невидящих голубых глазах светилась нескрываемая радость.

— Как больной?

Верзила сел на койке и крикнул:

— Отлично! Пески Марса, я себя прекрасно чувствую! Если бы Лаки не заставлял меня лежать, я был бы, уже на ногах.

Лаки недоверчиво хмыкнул.

Верзила не обратил на это внимания. Он сказал:

— Эй, пусть войдет Мэтт. Добрый старина Мэтт! Сюда, парень, сюда!

Норрич выпустил поводок, Мэтт подошел к Верзиле, возбужденно колотя хвостом; его умные глаза, казалось, беззвучно говорят.

Верзила обнял собаку за шею.

— Вот это друг! Вы слышали, что он сделал, Норрич?

— Все слышали. — Ясно было, что Норрич очень гордится своей собакой.

— Я почти ничего не помню, — сказал Верзила, — потому что почти сразу потерял сознание. Набрал полные легкие аммиака и не мог выдохнуть. Покатился вниз по холму, сквозь сугроб аммиака, как через пустоту. Потом увидел, что кто-то приближается. Я был уверен, что это Лаки. Но тут он стряхнул снег, и при свете Юпитера я увидел, что это Мэтт. Последнее, что я помню: я ухватился за него.

— И правильно сделал, — вмешался Лаки. — Мне бы потребовалось еще время, чтобы тебя найти, и с тобой было бы кончено.

Верзила пожал плечами.

— Ну, Лаки, ты такой шум поднял. Ничего не случилось бы, если бы я не повредил свой шланг. И если бы у меня хватило мозгов увеличить подачу кислорода, я бы вообще не впустил аммиак. Первый глоток аммиака выбил меня из равновесия. Я не мог думать.

Подошел Пеннер.

— Как вы, Верзила?

— Пески Марса! Все считают меня инвалидом или больным! Со мной все в порядке. Даже командующий остановился и что-то сказал.

— Ну, что ж, — заметил Пеннер, — может, он перестал сердиться.

— Нет, — ответил Верзила. — Он просто хотел убедиться, что в его первом полете не произошло никаких несчастных случаев. Хочет, чтобы в отчете все было в порядке, вот и все.

Пеннер рассмеялся…

— Все готовы к отлету?

Лаки спросил:

— Мы покидаем Ио?

— Можем улететь в любой час. Заканчивается погрузка оборудования, которое мы берем с собой; принимаются меры для сохранности остающегося. Когда сможете, приходите в пилотскую рубку. Интересно будет еще раз взглянуть на Юпитер.

Он почесал Мэтта за ухом и ушел.

Сообщили на Юпитер-9, что вылетают, как несколько дней раньше сообщали, что сели.

Верзила сказал:

— А почему мы не свяжемся с Землей? Глава Совета Конвей должен знать, что мы сделали.

— Официально мы ничего не сделали, пока не вернемся на Юпитер-9, — ответил Лаки.

Он не стал добавлять, что не торопится возвращаться на Юпитер-9, тем более разговаривать с Конвеем. Пока что он ничего не достиг.

Его карие глаза осматривали контрольную рубку. Все было готово к отлету. В рубке находились командующий, Пеннер и два офицера.

Лаки подумал об этих офицерах, как время от времени думал о всех остальных десяти членах экипажа, из которых не успел сделать выбор с помощью v-лягушки. Он тоже разговаривал с ними, как и Пеннер, даже чаще. Обыскивал их каюты. Они с Пеннером просмотрели их досье. И ничего не добились.

Он возвращается на Юпитер-9, не обнаружив робота, и ему придется сообщить Совету о своей неудаче.

Снова он подумал о рентгене или другом насильственном способе обследования. И, как всегда, его остановила, мысль о взрыве, возможно, ядерном.

Конечно, робот будет уничтожен. Но взрыв погубит тринадцать человек и бесценный корабль. Хуже всего то, что так и не будет найден безопасный способ устранения роботов-шпионов, которые, Лаки был уверен, во множестве проникли во все районы Солнечной Конфедерации.

Он вздрогнул от неожиданного возгласа Пеннера:

— Пошли!

Послышался знакомый звук начального толчка, ускорение стремительно возрастало, и Ио начала все быстрее и быстрее уменьшаться.

Юпитер не поместился на экране: слишком он был велик. На экране находилось Большое Красное Пятно.

Пеннер сказал:

— Скоро снова перейдем на аграв, но ненадолго, только чтобы отойти от Ио.

— Но мы по-прежнему падаем к Юпитеру, — сказал Верзила.

— Да, но только до определенного момента. Потом перейдем на гиператомные двигатели и начнем уходить от Юпитера по гиперболической орбите. Когда окажемся на ней, моторы выключим и предоставим Юпитеру делать остальное. Мы подойдем к нему на 150 000 миль. Тяготение Юпитера раскрутит нас, как камень в праще, и потом выбросит. В нужном месте мы снова включим гиператомные моторы. Используя эффект пращи, мы сбережем очень много энергии по сравнению с полетом непосредственно с Ио и побываем вблизи Юпитера.

Он взглянул на часы.

— Пять минут.

Лаки знал, что он говорит о моменте, когда корабль перейдет с аграва на гиператомные моторы и начнет двигаться по рассчитанной орбите вокруг Юпитера.

По-прежнему глядя на часы, Пеннер сказал:

— Время рассчитано так, чтобы мы направлялись прямо к Юпитеру-9. Чем меньше поправок курса, тем меньше затраты энергии. Мы должны вернуться на Юпитер-9 с максимальным запасом энергии. Чем больше мы ее сбережем, тем лучше будет выглядеть аграв. По моим расчетам, мы сбережем восемьдесят пять процентов. Если девяносто — просто превосходно.

Верзила спросил:

— А если мы вернемся с большим запасом энергии, чем при вылете? Что тогда?

— Сверхпревосходно, Верзила, но невозможно. Существует второй закон термодинамики, который не дает при этом получать прибыль или даже оставаться при своих. Что-то мы должны потерять. — Он широко улыбнулся и сказал: — Одна минута.

Точно в рассчитанную секунду корабль заполнился звуком гиператомных моторов, и Пеннер с довольным выражением спрятал часы.

— Отныне и до самой посадки на Юпитер-9 все делается автоматически, — заявил он.

Не успел он это сказать, как гудение прекратилось, свет мигнул и погас. Почти тут же он зажегся снова, но на контрольном щите загорелась красная лампа. Чрезвычайное положение.

Пеннер вскочил.

— Во имя космоса…

Он выбежал из контрольной рубки. Остальные с ужасом смотрели друг на друга. Командующий смертельно побледнел, его морщинистое лицо превратилось в тигриную маску.

Лаки, неожиданно приняв решение, последовал за Пеннером, а Верзила, конечно, за Лаки.

Им навстречу попался один из инженеров. Он бежал из машинного отделения. Он тяжело отдувался.

— Сэр!

— Что случилось? — выпалил Пеннер.

— Отключился аграв, сэр. Мы не можем его включить.

— А гиператомные моторы?

— Основные запасы энергии истощены. Мы вовремя выключили моторы, иначе они бы взорвались. Если мы их включим, корабль взорвется.

— Значит, мы работаем на резервных запасах?

— Так точно, сэр.

Смуглое лицо Пеннера налилось кровью.

— Что это нам даст? Мы не удёржимся на орбите вокруг Юпитера на резервных запасах. Прочь с дороги! Пропустите меня вниз.

Инженер отступил в сторону, и Пеннер углубился в ствол. Лаки и Верзила — за ним.

С первого дня полета Лаки и Верзила не бывали в машинном отделении. Теперь оно было другим. Не было торжественной тишины, ощущения работающих могучих сил.

Слышались голоса людей.

Пеннер спустился на третий уровень.

— Что вышло из строя? — спросил он, — Скажите точно, что вышло из строя.

Люди расступились, давая ему дорогу. Все они собрались у сложного механизма с развороченными внутренностями, в отчаянии и гневе указывая на отдельные детали.

Послышались быстрые шаги, и появился сам командующий.

Он заговорил с Лаки, с серьезным видом стоявшим в стороне.

— В чем дело, член Совета?

Впервые со времени отлета с Юпитера-9 он обратился непосредственно к Лаки.

Лаки ответил:

— Серьезное повреждение, командующий.

— Но что случилось? Пеннер!

Пеннер оторвался от механизма. Он раздраженно крикнул:

— Что вам нужно?

Ноздри командующего Донахью раздулись.

— Почему вы позволили, чтобы что-то вышло из строя?

— Я ничего не позволял.

— Тогда что же это?

— Саботаж, командующий. Сознательный саботаж!

— Что?

— Пять гравитационных реле разбиты, все запасные реле исчезли, мы не смогли их обнаружить. Приборы, контролирующие гиператомные моторы, расплавились и не могут быть восстановлены. И все это произошло не случайно.

Командующий смотрел на главного инженера. Он медленно спросил:

— Можно что-нибудь сделать?

— Возможно, пять реле мы могли бы снять с других механизмов корабля. Не могу сказать точно. Вероятно, можно было бы самостоятельно изготовить приборы контроля. На это потребуется много дней, и положительный исход я не гарантирую.

— Дней! — воскликнул командующий. — У нас нет этих дней. Мы падаем на Юпитер!

Несколько мгновений стояла полная тишина, затем Пеннер выразил в словах то, что все знали:

— Да, командующий. Мы падаем на Юпитер и не можем остановиться. С нами покончено, командующий. Все мы уже мертвы!

Глава четырнадцатая

Юпитер приближается

Последовавшее за этим мертвое молчание нарушил Лаки. Он заговорил резко и решительно.

— Никто не умер, пока мы можем думать. Кто быстрее всего работает с корабельным компьютером?

Командующий Донахью ответил:

— Майор Брант. Он у нас всегда рассчитывает траектории.

— Он в контрольной рубке?

— Да.

— Пошли туда. Мне нужны подробные «Эфемериды планет». Пеннер, вы с остальными останетесь здесь. Попробуйте снять недостающие части и произвести ремонт.

— Но что хорошего… — начал Пеннер.

Лаки оборвал его.

— Может, ничего. В таком случае мы ударимся о Юпитер и умрем после нескольких часов напрасной работы. Я отдал вам приказ. Начинайте!

— Но… — попытался вмешаться командующий Донахью, и тут же смолк.

Лаки сказал:

— Как член Совета Науки, я принимаю на себя командование этим кораблем. Если попытаетесь спорить, я прикажу Верзиле закрыть вас в вашей каюте, и тогда сможете поспорить на трибунале, если, конечно, мы вернемся.

Лаки отвернулся и быстро направился к центральному стволу. Верзила поманил командующего и начал подниматься последним.

Пеннер хмуро посмотрел им вслед, повернулся к своим инженерам и сказал:

— Ну, ладно, толпа мертвецов. Нечего ждать с пальцами во рту. Начинаем.

Лаки ворвался в контрольную рубку.

Офицер, сидевший у приборов, спросил:

— Что там внизу?

Губы его побелели.

— Вы майор Брант? — сказал Лаки. — Нас с вами формально не знакомили, но сейчас это неважно. Я член Совета Дэвид Старр, и отныне вы исполняете только мои приказы. Садитесь за компьютер, делайте, что я скажу, как можно скорее.

Лаки положил перед ним «Эфемериды планет». Как все большие справочники, это была книга, а не фильм. Перелистывать страницы быстрее, чем разворачивать фильм во всю длину.

Лаки уверенно перелистывал страницы, роясь в длинных колонках цифр. Эти цифры указывали орбиты всех материальных тел Солнечной системы крупнее десяти миль в диаметре (а некоторых и меньше) в определенные моменты стандартного времени, вместе с плоскостью вращения и скоростью движения.

Лаки сказал:

— Я буду называть координаты и направление движения. Рассчитайте орбиту и положение этого пункта на протяжении ближайших сорока восьми часов.

Пальцы майора быстро двигались, при помощи специального устройства он переносил цифры на перфорированную ленту, которая затем направлялась в компьютер.

Пока это продолжалось, Лаки говорил:

— Расчет ведите от нашего теперешнего положения и скорости относительно Юпитера и точки пересечения с тем объектом, координаты которого я вам указал.

Майор продолжал работать.

Компьютер выдал результаты на перфорированной ленте, которая перешла к машинке, где данные уже появились на бумаге.

Лаки спросил:

— Каково расхождение во времени между кораблем и этим объектом в рассчитанной точке его орбиты?

После некоторых расчетов майор ответил:

— Мы разойдемся на четыре часа двадцать одну минуту и сорок четыре секунды.

— Рассчитайте скорость, которую должен иметь корабль, чтобы точно встретиться с объектом. Отсчет начните через час с этого момента по стандартному времени.

Вмешался командующий Донахью.

— Мы не можем так приближаться к Юпитеру, член Совета. У нас не хватит резервной энергии, чтобы вырваться. Разве вы не понимаете?

— Я не прошу, чтобы майор рассчитывал орбиту от Юпитера. Наоборот, мы ускорим движение корабля к Юпитеру, сколько позволяют наши запасы энергии.

Командующий откинулся на пятках.

— К Юпитеру?

Компьютер произвел расчеты, появились результаты. Лаки спросил:

— Хватит ли энергии для нужного ускорения?

— Кажется, да, — не очень уверенно, ответил майор.

— Действуйте.

Командующий Донахью снова спросил:

— К Юпитеру?

— Да. Совершенно верно, Ио не самый близкий к Юпитеру спутник. Ближе всех Амальтея, Юпитер-5. Если мы в нужном месте пересечем ее орбиту, сможем высадиться. Ну, а если промахнемся, что ж, смерть наступит на два часа раньше.

Верзила почувствовал внезапный прилив надежды. Он никогда не отчаивался, пока действовал Лаки, просто до сих пор он не понимал, что Лаки делает. Он вспомнил свой разговор с Лаки на эту тему. Спутники нумеровались в порядке их открытия. Амальтея — маленький спутник, всего сто миль в диаметре, и открыт он был после четырех больших спутников. Поэтому, будучи ближе всех к Юпитеру, он получил пятый номер. Об этом обычно забывают. Считается, что если у спутника первый номер, то он ближе всех к планете.

Через час «Спутник Юпитера» начал тщательно рассчитанное ускорение к Юпитеру, стремясь прямо в смертоносную ловушку.

Юпитера больше на экране не было. Хоть он увеличивался с каждым часом, на экране оставался участок звездного неба на значительном удалении от края Юпитера. Применялось максимальное увеличение. В этом месте должен был показаться Юпитер-5, с его орбитой должна была пересечься орбита корабля, стремившегося вниз, к Юпитеру. Либо слабое поле тяготения крошечной скалы захватит корабль, либо он пролетит, мимо и погибнет.

— Вот он! — возбужденно воскликнул Верзила. — Вон та звездочка.

— Рассчитайте наблюдаемое положение и движение, — приказал Лаки, и сопоставьте с расчетной орбитой.

Это было сделано.

— Нам необходимо замедлить скорость на…

— Цифры не нужны. Делайте!

Юпитер-5 обходит гигантскую планету за двенадцать часов, двигаясь по орбите со скоростью почти в три тысячи километров в час. Это в полтора раза быстрее движения Ио, а поле тяготения Амальтеи в двенадцать раз меньше поля Ио. По этим причинам попасть в цель очень трудно. Руки майора Бранта дрожали. Моторы «Спутника Юпитера» ожили, изменяя орбиту корабля навстречу Юпитеру-5. Корабль обогнал спутник, повернул, уравнял скорость, позволяя полю тяготения спутника захватить корабль.

Юпитер-5 превратился в большой сверкающий объект. Если он таким и останется, хорошо. Если начнет уменьшаться, они промахнулись.

Майор Брант прошептал:

— Получилось, — и его голова упала на руки, лежавшие на приборах.

Даже Лаки на мгновение облегченно закрыл глаза.

В одном отношении ситуация на Юпитере-5 решительно отличалась от положения на Ио. Там все были прежде всего зрителями: великолепное зрелище неба занимало больше внимания, чем неторопливая работа в долине.

На Юпитере-5 никто не выходил из корабля. Посмотреть было на что, но никто не смотрел.

Люди оставались на борту и работали над ремонтом двигателей. Все остальное не имело значения. Если они потерпят неудачу, высадка на Юпитере-5 только отсрочит гибель и продлит агонию.

Обычный корабль прилететь к Юпитеру-5 и спасти их не может, а других аграв-кораблей, кроме их собственного, не существует и не появится по крайней мере в течение года. Если они потерпят неудачу, у них будет достаточно времени, чтобы, ожидая смерти, смотреть на небо.

Но в менее критических обстоятельствах посмотреть было на что. Все, как на Ио, только вдвое и втрое поразительней.

С того места, где приземлился «Спутник Юпитера», нижний край Юпитера висел над плоским песчаным горизонтом. Гигант был так близок, что наблюдателю казалось: стоит протянуть руку, и коснешься этого светлого круга.

От горизонта Юпитер поднимался вверх, занимая половину расстояния до зенита. В момент приземления он был почти в полной фазе, и на огромной поверхности из ярких движущихся поясов можно было бы разместить не менее десяти тысяч лунных дисков. Юпитер закрывал почти шестнадцатую часть видимого неба.

И поскольку Юпитер-5 обходит планету за двенадцать часов, видимые спутники — их здесь четыре, а не три, как на Ио, потому что Ио тоже превратилась в спутник, — движутся в три раза быстрее, чем на небе Ио. То же касается звезд и всех остальных небесных объектов, за исключением застывшего Юпитера, к которому вечно обращена одна сторона спутника и который поэтому никогда не движется.

Через пять часов взошло Солнце, и повторилась картина, виденная с Ио. Но Юпитер был вчетверо больше и Солнце двигалось втрое быстрее, и потому затмение казалось в сотни раз прекрасней.

Но никто не видел этого. Затмение происходило двенадцать раз, пока «Спутник Юпитера» оставался на Амальтее, и его никто не видел. Ни у кого не было времени. И желания.

Наконец Пеннер сел и устало огляделся. Глаза его распухли, говорил он хриплым шепотом.

— Ну, хорошо. Все по местам. Сделаем попытку взлететь. — Он не спал сорок часов. Остальные работали посменно, но Пеннер не делал перерывов ни для еды, ни для сна.

Верзила, который занимался неквалифицированной работой, подносил и уносил, поддерживал и читал показания приборов, при пробной попытке оказался не у дел. Поэтому он пошел бродить по кораблю в поисках Лаки и обнаружил его в контрольной рубке вместе с командующим Донахью.

Лаки снял рубашку и растирал плечи, руки и лицо большим пушистым пластиковым полотенцем.

Увидев Верзилу, он резко сказал:

— Корабль полетит, Верзила. Скоро старт.

Верзила поднял брови.

— Это только попытка, Лаки.

— Получится. Джим Пеннер творит чудеса.

Командующий Донахью неловко сказал.

— Член Совета Старр, вы спасли мой корабль.

— Нет, нет. Все сделал Пеннер. Половина приборов соединена проволокой, но сработает.

— Вы знаете, о чем я, член Совета. Вы повели нас к Юпитеру-5, когда остальные впали в панику и готовы были сдаться. Вы спасли мой корабль, и я расскажу об этом на трибунале, которому буду предан за отказ сотрудничать с вами на Юпитере-9.

Лаки смущенно покраснел.

— Я этого не могу допустить, командующий. Важно, чтобы о членах Совета было известно как можно меньше. Что касается официального отчета, в нем будет указано, что командование все время принадлежало вам. Никакого упоминания о моих действиях.

— Невозможно. Я не могу допустить, чтобы меня хвалили за то, чего я не делал.

— Придется. Это приказ. И никаких разговоров о трибунале.

Командующий Донахью гордо выпрямился.

— Я заслуживаю трибунала. Вы предупредили меня о присутствии сирианского агента. Я не прислушался, и в результате корабль подвергся саботажу.

— Я тоже виноват, — спокойно ответил Лаки. — Я находился на борту и не предотвратил этого. Тем не менее, если мы обнаружим саботажника, никаких разговоров о трибунале не будет.

Командующий сказал:

— Разумеется, саботажник — это робот, о котором вы меня предупреждали. Как я мог быть так слеп!

— Боюсь, что вы по-прежнему не все видите. Это не робот.

— Не робот?

— Робот не может подвергнуть опасности корабль. Это причинило бы вред людям и было бы нарушением Первого закона.

Командующий задумался.

— Возможно, он не сознавал, что причиняет вред.

— Все на корабле, включая гуманоида, понимают действие аграва. Робот знал бы, что приносит вред. Во всяком случае я думаю, что мы знаем, кто саботажник, или скоро узнаем.

— Да! И кто же он, член Совета Старр?

— Подумайте. Человек, который выводит из строя корабль, чтобы тот либо взорвался, либо упал на Юпитер, и остается на корабле, сумасшедший или фанатик.

— Да, вы правы.

— Со времени отлета с Ио шлюзы корабля ни разу не открывались. Если бы они открылись, слегка упало бы давление, а корабельный барометр свидетельствует, что этого не было. Значит, саботажник не вошел в корабль на Ио. Он там, если его не подобрали.

— Как его могли подобрать? Ни один корабль, кроме нашего, не может там сесть.

Лаки мрачно улыбнулся.

— Ни один земной корабль.

Глаза командующего широко раскрылись.

— Но ведь не сирианский же?

— А вы уверены?

— Да, уверен. — Командующий нахмурился. — Кстати, подождите. Перед отлетом с Ио все доложили о своем присутствии на борту. Мы не стартовали бы без проверки.

— Значит, все на борту.

— Я так считаю.

— Что ж, — сказал Лаки, — Пеннер приказал, чтобы все находились на постах по чрезвычайному расписанию. Местоположение каждого человека известно. Свяжитесь с Пеннером и выясните, все ли на месте.

Командующий повернулся к интеркому и вызвал Пеннера.

После небольшой задержки послышался усталый голос Пеннера:

— Я как раз собирался позвонить, командующий. Испытание прошло успешно. Мы можем стартовать. Нам везет, продержимся, пока не сядем на Юпитере-9.

Командующий ответил:

— Очень хорошо. Ваша работа будет отмечена должным образом, Пеннер. Все ли на посту?

Лицо Пеннера на экране сразу застыло.

— Нет! Клянусь космосом, я только что собирался вам сказать. Мы не можем обнаружить Саммерса.

— Ред Саммерс! — внезапно возбужденно воскликнул Верзила. — Подонок! Лаки…

— Минутку, Верзила, — сказал Лаки. — Доктор Пеннер, вы хотите сказать, что Саммерса нет в его каюте?

— Его нигде нет. Если бы это не было невозможно, я бы сказал, что его нет на борту.

— Спасибо. — Лаки отключился. — Ну, командующий?

Верзила сказал:

— Послушай, Лаки. Помнишь, я как-то тебе сказал, что встретил его выходящим из машинного отделения? Что он там делал?

— Теперь мы знаем, — сказал Лаки.

— И мы знаем достаточно, чтобы схватить его, — сказал побледневший командующий. — Мы высадимся на Ио…

— Подождите, — сказал Лаки, — это не самое срочное. Есть нечто гораздо более важное, чем предатель.

— Что?

— Вопрос о роботе.

— Это подождет.

— Может быть, и нет. Командующий, вы сказали, что все доложились перед стартом с Ио. Значит, один из докладов лживый.

— Ну и что?

— Мне кажется, нужно в этом разобраться. Робот не может саботировать, но человек может; и робот поможет ему уйти с корабля.

— Вы хотите сказать, что тот, кто дал ложное сообщение о Саммерсе, тот и есть робот?

Лаки помолчал. Он пытался заставить себя не слишком надеяться, но ему казалось, что ход его мысли безупречен.

Он сказал:

— Похоже, что так.

Глава пятнадцатая

Предатель!

Командующий Донахью сказал:

— Значит, майор Левинсон. — Глаза его потемнели. — И все же я не могу поверить.

— Не можете поверить? — переспросил Лаки.

— В то, что он робот. Он принимал доклад. Я знаю его и готов поклясться, что он не робот.

— Мы расспросим его, командующий. И еще одно. — У Лаки было серьезное выражение лица. — Не обвиняйте его в том, что он робот; не спрашивайте и даже не подразумевайте в вопросах. Не дайте ему почувствовать, что его подозревают.

— Почему? — Командующий выглядел удивленным.

— Сирианцы могут защитить своего робота. Открытое подозрение может привести в действие взрывное устройство в майоре, если он действительно робот.

Командующий взволнованно воскликнул:

— Космос!

Майор Левинсон не проявлял признаков напряжения, обычного теперь для экипажа «Спутника Юпитера»; он вытянулся по стойке смирно.

— Да, сэр.

— Член Совета Старр хочет задать вам несколько вопросов, — осторожно сказал командующий.

Майор повернулся к Лаки. Высокий, выше даже Лаки, с узким лицом, голубыми глазами и светлыми волосами.

— Все члены экипажа, — спросил Лаки, — доложили о том, что находятся на борту, когда мы улетали с Ио?

— Да, сэр.

— Вы всех видели лично?

— Нет, сэр. Я пользовался интеркомом. Каждый отвечал из своей каюты.

— Каждый? Вы слышали голоса всех людей?

— Кажется, да. Точно не помню, — удивился Левинсон.

— Это очень важно, и я прошу вас вспомнить.

Майор нахмурился и наклонил голову.

— Подождите. Я вспомнил: Норрич ответил за Саммерса, потому что Саммерс был в ванной. — Потом с неожиданным возбуждением воскликнул: — Подождите! Мы ведь сейчас разыскиваем Саммерса.

Лаки поднял руку.

— Ничего, майор. Пришлите сюда Норрича. Майор Левинсон привел за руку Норрича. Тот выглядел удивленным. Он сказал:

— Командующий, никто не может отыскать Реда Саммерса. Что с ним случилось?

Лаки предупредил ответ командующего. Он сказал:

— Мы как раз пытаемся это установить. Вы сообщили, что Саммерс на борту, когда майор Левинсон проверял экипаж перед вылетом с Ио?

Слепой инженер покраснел. Он напряженно ответил:

— Да.

— Майор говорит, что, по вашим словам, Саммерс был в ванной. Он там был?

— Гм… Нет, не был, член Совета. Он вышел из корабля на минуту, чтобы подобрать оставленное оборудование. Он не хотел, чтобы командующий отругал его… простите, сэр… за безалаберность, и попросил меня прикрыть его. Он сказал, что вернется до старта.

— Вернулся?

— Я… я считал… у меня было впечатление, что он вернулся. Мэтт залаял, и я был уверен, что это возвращается Саммерс, но мне нечего делать во время старта, поэтому я прилег вздремнуть и больше об этом не думал. Потом началась суматоха в машинном отделении, а после этого вообще не было времени подумать.

Неожиданно из интеркома послышался голос Пеннера:

— Внимание. Мы взлетаем. Всем занять места.

«Спутник Юпитера» снова был в космосе, он поднимался, преодолевая мощными толчками тяготение гигантской планеты. Он тратил энергию в таких количествах, что любой обычный корабль уже давно исчерпал бы все запасы; только легкий гул гиператомных моторов свидетельствовал, что механизмы корабля зависели от наскоро сделанных приспособлений.

Пеннер мрачно думал о том, что корабль мало запасет энергии. Он сказал:

— Мы придем назад с семьюдесятью процентами энергии, а могли бы с восьмьюдесятью или даже девяноста. Если же сядем на Ио и снова стартуем, вернемся с пятьюдесятью. И не уверен, что мы выдержим еще один старт.

Но Лаки ответил:

— Мы должны взять Саммерса, и вы знаете почему.

Когда Ио снова заметно увеличилась на экране, Лаки задумчиво сказал:

— Я не вполне уверен, что мы его найдем, Верзила.

Верзила недоверчиво спросил:

— Ты ведь не думаешь, что его подобрали сирианцы?

— Нет, но Ио велика. Если он отправился в какой-то район для встречи, мы его не найдем. Я рассчитываю на то, что он останется на месте. Ему пришлось бы нести с собой воздух, пищу и воду, так что логично оставаться на месте. Особенно потому, что он не ожидает нашего возвращения.

— Мы с самого начала должны были знать, что это тот самый подонок, Лаки, — сказал Верзила. — Он сразу попытался тебя убить. Зачем ему это, если он не с сирианцами?

— Верно, Верзила, но помни: мы искали шпиона. Саммерс не может быть шпионом. У него нет доступа к просочившейся информации. Как только мне стало ясно, что шпион робот, я о Саммерсе больше не думал. V-лягушка восприняла его эмоции, так что он не мог быть роботом и, следовательно, шпионом. Конечно, это не помешало ему быть предателем и саботажником, и мне не следовало допускать, чтобы поиски шпиона закрыли мне глаза на такую возможность.

Он покачал головой и добавил:

— Похоже, в этом деле сплошные разочарования. Если бы кто-нибудь, кроме Норрича, покрывал Саммерса, мы бы знали своего робота. Беда в том, что Норрич единственный человек, у которого вполне невинный повод помогать Саммерсу. Он дружил с Саммерсом, мы это знаем. И Норрич действительно мог не знать, что Саммерс не вернулся на корабль до старта. Ведь он слеп.

Верзила сказал:

— К тому же он проявил эмоции, значит он не робот.

— Совершенно верно, — кивнул Лаки.

Он нахмурился и замолчал.

Они опустились на поверхность Ио почти в том же месте, с которого взлетели. Точки и тени в долине превратились в оставленное оборудование.

Лаки напряженно разглядывал ландшафт через свою лицевую пластину.

— Оставили ли мы на Ио палатки с воздухом?

— Нет, — ответил командующий.

— Тогда мы его нашли. Вон за той скалой герметическая палатка с воздухом. У вас есть перечень материалов, недостающих на корабле?

Командующий молча протянул ему лист бумаги, и Лаки изучил его. Он сказал:

— Мы с Верзилой отправимся за ним. Не думаю, чтобы нам понадобилась помощь.

Крошечное Солнце стояло высоко в небе, и Лаки и Верзила наступали на собственные тени. Юпитер казался тонким серпом.

Лаки заговорил на волне Верзилы:

— Он должен был видеть корабль, если только не спит.

— Наверно, сбежал, — предположил Верзила.

— Сомневаюсь.

И почти сразу же Верзила воскликнул:

— Пески Марса, Лаки, посмотри туда!

На вершине скалы появилась фигура. Она четко вырисовывалась на фоне тонкой желтой линии Юпитера.

— Не двигайтесь, — послышался низкий усталый голос на волне Лаки. — У меня бластер.

— Саммерс, — сказал Лаки, — спуститесь оттуда и сдавайтесь.

В напряженном голосе послышалась легкая насмешка:

— Я верно угадал длину волны, так ведь, член Совета? Нетрудно догадаться по величине вашего друга… Возвращайтесь на корабль, или я убью вас обоих.

— Не нужно бесцельно блефовать, — ответил Лаки, — на таком расстоянии вы и с десятого выстрела не попадете.

Верзила в ярости добавил:

— Я тоже вооружен, и я на таком расстоянии попаду. Помните это и не шевелите пальцем у курка.

— Отбросьте бластер и сдавайтесь, — сказал Лаки.

— Никогда! — ответил Саммерс.

— Почему? Кому вы сохраняете верность? Сирианцам? Они обещали вас подобрать? Если так, то они солгали и предали вас. Они не стоят вашей верности. Скажите, где находится сирианская база в системе Юпитера.

— Вы слишком много знаете. Найдите сами.

— На какой комбинации субволн вы с ними связывались?

— И это сами узнайте… Не подходите ближе!

Лаки сказал:

— Помогите нам сейчас, Саммерс, и я сделаю все, что смогу, чтобы облегчить вашу участь на Земле.

— Слово члена Совета? — Саммерс рассмеялся.

— Да.

— Не хочу. Возвращайтесь на корабль.

— Почему вы обратились против собственного мира, Саммерс? Что предложили вам сирианцы? Деньги?

— Деньги! — В голосе Саммерса звучала ярость. — Хотите знать, что они мне предложили? Я вам скажу. Возможность приличной жизни. — Лаки услышал скрежещущий звук: это зубы Саммерса. — Что, у меня было на Земле? Жалкая жизнь. Перенаселенная планета, где нет возможности продвинуться, создать себе имя и положение. Повсюду окружают миллионы людей, сражающихся друг с другом за существование. А когда я тоже попытался сражаться, меня отправили в тюрьму. Я принял решение отомстить Земле и отомстил.

— А какую приличную жизнь вы ожидали у сирианцев?

— Меня пригласили эмигрировать на планеты Сириуса, если хотите знать. — Он замолчал и дышал со свистом. — Там новые миры. Там есть место для множества людей; им нужны люди и таланты. Там у меня есть шанс.

— Вы туда не попадете. Когда они должны за вами прилететь?

Саммерс молчал.

— Посмотрите правде в лицо, — сказал Лаки, — они за вами не придут. У них нет для вас приличной жизни, вообще никакой жизни. Только смерть. Они ведь уже должны были прилететь, верно?

— Нет.

— Не лгите. Это вам не поможет. Мы проверили отсутствующие на «Спутнике Юпитера» припасы. Мы точно знаем, сколько кислорода вы унесли с корабля. Кислородные цилиндры трудно нести даже при слабом тяготении Ио, особенно когда приходится уносить их незаметно и в спешке. Ваш запас воздуха почти кончился, верно?

— У меня достаточно воздуха, — ответил Саммерс.

Лаки сказал:

— А я говорю: запас почти кончился. Разве вы не понимаете, что сирианцы не придут? Без аграва это невозможно, а у них нет аграва. Великая Галактика, да вас обвели вокруг пальца! Скажите, что вы для них сделали.

Саммерс ответил:

— Сделал то, что они просили, а просили они немного. И если о чем-то сожалею, — в голосе его зазвучали отчаянные нотки, — то только о том, что не взорвал «Спутник Юпитера». Кстати, как вы уцелели? Я ведь повредил его. Повредил этот проклятый… — он смолк, задыхаясь.

Лаки сделал знак Верзиле и побежал стремительным летящим бегом, характерным для планет с малой силой тяжести. Верзила последовал за ним, но бежал в стороне, чтобы не создавать одну цель для бластера.

Ожил бластер Саммерса. Раздался легкий хлопок — все, что возможно в разреженной атмосфере Ио. В ярде от бегущего Лаки взметнулся песок.

— Вы меня не возьмете, — слабеющим голосом кричал Саммерс. — Я не вернусь на Землю. Они придут за мной.

— Вверх, Верзила, — сказал Лаки.

Они добежали до скалы. Подпрыгнув, Лаки ухватился за выступ и бросил свое тело вверх. При тяготении в одну шестую нормы человек, даже в космическом костюме, прыгает лучше горного козла.

Саммерс пронзительно закричал. Руки его устремились к шлему, он откинулся назад и исчез.

Лаки и Верзила добрались до вершины. Скала с противоположной стороны круто уходила вниз, внизу виднелись острые утесы. Саммерс, растопырив руки и ноги, медленно падал вниз, ударяясь о скалу и отскакивая.

— Давай возьмем его, Лаки, — сказал Верзила и прыгнул вперед, подальше от стены.

Лаки — за ним.

На Земле, даже на Марсе такой прыжок смертелен. На Ио он закончился толчком, от которого задрожали зубы.

Они приземлились, согнув колени, и покатились, чтобы смягчить удар. Лаки первым вскочил и побежал к Саммерсу, который неподвижно лежал навзничь.

Подбежал, отдуваясь, Верзила.

— Эй, не самый легкий прыжок в… Что с подонком?

Лаки мрачно ответил:

— Он мертв. Я слышал по его голосу, что у него кончается кислород. Он был почти без сознания. Вот почему я его торопил.

— Можно долго лежать без сознания, — заметил Верзила.

Лаки покачал головой.

— Он постарался действовать наверняка. И правда не хотел, чтобы его взяли. Перед прыжком он открыл доступ в шлем ядовитой атмосфере Ио.

Он шагнул в сторону, и Верзила увидел разбитое лицо.

— Несчастный глупец! — сказал Лаки.

— Несчастный предатель! — завопил Верзила. — У него был ответ, но он его скрыл. Кто теперь скажет нам?

Лаки ответил:

— Для этого он нам не нужен, Верзила. Я думаю, что теперь знаю ответ.

Глава шестнадцатая

Робот!

Знаешь? — Голос марсианина поднялся до писка, — Каков ответ, Лаки?

Лаки сказал:

— Не сейчас. — Он взглянул на Саммерса, мертвые глаза которого невидяще смотрели в чуждое небо. — У Саммерса есть одно отличие. Он первый человек, умерший на Ио.

Он посмотрел вверх. Солнце заходило за Юпитер. Планета превратилась в еле светящийся серебристый круг.

Лаки сказал:

— Будет темно. Идем на корабль.

Верзила расхаживал по полу их каюты. Можно было сделать только три шага в одну сторону, три в другую, но он расхаживал. Он сказал:

— Если ты знаешь, Лаки, почему ты не…

— Я не могу предпринять обычные действия и рисковать взрывом, — ответил Лаки. — Дай мне время и возможность действовать по-своему, Верзила.

Голос его звучал твердо, и Верзила подчинился. Он сменил тему и спросил:

— Ну, тогда зачем терять время здесь на Ио? Этот подонок мертв. Делать нам здесь больше нечего.

— Нужно еще одно, — ответил Лаки. Прозвучал дверной сигнал, и Лаки добавил: — Открой, Верзила. Должно быть, это Норрич.

Голубые невидящие глаза Норрича быстро мигали.

— Я слышал о Саммерсе. Ужасно думать, что он пытался… Ужасно, что он предатель. Но мне жаль его.

Лаки кивнул.

— Я понимаю. Поэтому я и попросил вас зайти. На Ио сейчас темно. Солнце в затмении. Когда затмение кончится, пойдете со мной хоронить Саммерса?

— С радостью. Ведь этого заслуживает любой человек? — Рука Норрича как бы в поисках утешения опустилась на морду Мэтта, собака подошла ближе и прижалась к хозяину, как будто поняла его потребность в сочувствии.

Лаки сказал:

— Я так и думал, что вы захотите пойти. Ведь он был вашим другом. Вы должны отдать ему последний долг.

— Спасибо. Я пойду. — Глаза Норрича увлажнились.

Перед тем как надеть шлем, Лаки сказал Донахью:

— Это последний выход. Когда мы вернемся, полетим на Юпитер-9.

— Хорошо, — ответил командующий, и в их встретившихся взглядах читалась молчаливая договоренность.

Лаки надел шлем. В другом углу чувствительные пальцы Норрича одевали на Мэтта гибкий костюм. Норрич проверял прочность швов. Внутри изогнутого шлема видно было, как движутся челюсти Мэтта, доносился слабый звук лая. Очевидно, собака знала, что предстоит прогулка при низкой силе тяжести, и радовалась этому.

Первая могила на Ио была готова. Ее вырубили в скале с помощью силового резака. Сверху насыпали груду обломков и положили памятный плоский камень.

Трое людей стояли вокруг могилы, а Мэтт убежал в сторону, стараясь исследовать окрестности, хотя шлем не давал ему возможности пользоваться обонянием.

Верзила, который знал, что он должен сделать, хотя не понимал почему, напряженно ждал.

Норрич, который стоял со склоненной головой, негромко сказал:

— Этот человек очень сильно хотел чего-то, он поступил из-за этого неправильно и был наказан.

— Он делал то, что велели ему сирианцы, — добавил Лаки. — Он совершил саботаж и…

Пауза Лаки затянулась. Норрич спросил:

— И что?

— И провел вас на борт корабля. Он отказался лететь без вас. Вы сами сказали мне, что только благодаря ему попали на борт «Спутника Юпитера».

Голос Лаки стал строг.

— Вы шпион-робот, подосланный сирианцами. Ваша слепота делала вас невинным в глазах остальных, но вам не нужно зрение. Вы убили v-лягушку и позволили Саммерсу бежать с корабля. Ваша смерть для вас самого ничего не значит, как свидетельствует Третий закон. И вы одурачили меня поддельными эмоциями, которые уловила v-лягушка, синтетическими эмоциями, которыми вас снабдили сирианцы.

Это были ключевые слова, которых ждал Верзила. Подняв в воздух бластер, он набросился на Норрича, который нечленораздельно протестовал.

— Я знал, что это вы, — кричал Верзила, — с самого начала я вас раскусил!

— Это неправда, — наконец обрел голос Норрич.

Он поднял руки и пошатнулся.

Неожиданно Мэтт будто превратился в полоску бледного света. Он стремительно пронесся через четверть мили, отделявшие его от людей, нацелившись на Верзилу.

Верзила не растерялся. Одной рукой он ухватил Норрича за плечо. Другой поднял бластер.

Мэтт упал!

Когда он находился в десяти футах от них, ноги его вдруг подогнулись, он покатился по земле и застыл. Сквозь прозрачный шлем были видны раскрытые, словно в прерванном лае, челюсти.

Верзила сохранил угрожающую позу, но тоже застыл.

Лаки быстро подошел к животному. С помощью силового ножа он взрезал космический костюм Мэтта от шеи до хвоста.

Потом осторожно разрезал шкуру на шее и начал щупать одетыми в перчатки пальцами. Они нащупали маленький шар. Это была не кость. Лаки потянул: шар не поддавался. Затаив дыхание, он перерезал державшие шар провода, и встал, ослабев от облегчения. Основание мозга — самое логичное место для размещения механизма, который приводится в движение мозгом, и он его нашел. Мэтт теперь не опасен.

Норрич вскрикнул, будто инстинктивно ощутив потерю.

— Моя собака! Что вы сделали с моей собакой?

Лаки мягко ответил:

— Это не собака, Норрич. И никогда не была собакой.

Это робот. Верзила, отведи его на корабль. Я понесу Мэтта.

Лаки и Верзила сидели в каюте Пеннера. «Спутник Юпитера» снова находился в полете. Ио быстро уходила назад, превратившись уже в яркую монету.

— Что его выдало? — спросил Пеннер.

Лаки серьезно ответил:

— Многое, чего я сперва не видел. Все указывало на Мэтта, но я так настроился на гуманоидного робота, был так убежден внутренне, что робот обязательно должен походить на человека, что не видел фактов, которые были прямо передо мной.

— А когда увидели?

— Когда Саммерс покончил с собой, спрыгнув с утеса. Я смотрел, как он лежит, и вспомнил, как упал и чуть не погиб Верзила. И подумал: «Не было тут Мэтта, чтобы спасти этого…» И сразу все понял. Когда собака пробежала мимо нас, Верзила находился подо льдом, его не было видно. Но Мэтт прыгнул вниз, без колебаний направился к Верзиле и вытащил его. Мы приняли это без размышлений: собака может отыскивать то, что не видит, благодаря обонянию. Но голова Мэтта была в шлеме. Он не мог ни видеть, ни чуять Верзилу, но сумел его отыскать. Надо было сразу понять, что тут что-то необычное. Точно узнаем, когда наши роботехники изучат его тело.

— Теперь, когда вы объяснили, — сказал Пеннер, — все кажется ясным. Собака должна была себя выдать — Первый закон не позволял допускать вред человеку.

— Верно, — согласился Лаки. — Как только я заподозрил Мэтта, все остальное встало на место. Саммерс добился того, чтобы взяли Норрича. Но тем самым он провел на борт и Мэтта. Больше того, именно Саммерс раздобыл Мэтта для Норрича. Вероятно, на Земле существует целая шпионская сеть, задача которой — распределение таких собак-роботов в самых критических местах. Собаки — превосходные шпионы. Если вы увидите, что собака роется носом в сверхсекретных документах или проходит через закрытую лабораторию, разве вы встревожитесь? Вероятно, вы приласкаете собаку и угостите ее печеньем. Я осмотрел Мэтта. Мне кажется, у него есть встроенный субэфирный передатчик, и он находился в постоянной связи со своими хозяевами сирианцами. Они видели то, что он видит, слышали, что он слышит. Например, они глазами Мэтта увидели v-лягушку, распознали опасность и приказали ему убить ее. Он, вероятно, способен был держать энергетический проектор, которым расплавил замок на двери. Даже если бы его застали за этим занятием, вполне возможно, посчитали бы неосторожной игрой собаки с оружием. Но когда эта мысль пришла мне в голову, я был только в начале практического решения. Мне нужно было получить собаку нетронутой. Я был уверен, что любое подозрение вызовет взрыв. Поэтому я вначале удалил Норрича, а с ним и Мэтта на безопасное расстояние от корабля, предложив выкопать могилу для Саммерса. Если бы Мэтт взорвался, по крайней мере уцелел бы корабль и экипаж. Естественно, я оставил записку, которую командующий Донахью должен был прочесть, если я не вернусь. Земля бы все равно начала проверку собак в исследовательских центрах… Затем я обвинил Норрича…

Его прервал Верзила.

— Пески Марса, я поверил, когда ты сказал, что Норрич убил v-лягушку и дурачил нас встроенными эмоциями.

Лаки покачал головой.

— Нет, Верзила, если бы у него были эти ложные эмоции, зачем убивать v-лягушку? Нет, я постарался, чтобы сирианцы, если они слушают через Мэтта, поверили, что я иду по неверному следу. Вдобавок я подстроил ситуацию, чтобы обезвредить Мэтта. Видите ли, Верзила по моему приказу напал на Норрича. Как в собаку-поводыря, в Мэтта был встроен строгий приказ защищать хозяина — это соответствует Второму закону. Обычно здесь проблем не возникает. Мало кто нападает на слепого, а если и нападут, то отступят, когда собака зарычит и оскалит клыки. Но Верзила не отступил, и Мэтту впервые с момента создания пришлось выполнять приказ до конца. Но как он мог это сделать? Повредить Верзиле он не мог. Первый закон. Но он не мог и позволить, чтобы причинили вред Норричу. Эта дилемма вывела его из строя. Как только это произошло, я решил, что бомбу, которая в нем заключена, теперь взорвать нельзя.

— Очень аккуратно проделано. — Пеннер перевел дыхание.

— Аккуратно? Да я мог это проделать в первый же день, как высадился на Юпитере-9, если бы только подумал. Я почти догадался. Мысль была на самом краю сознания, но я так и не смог уловить ее.

— Но что за мысль? — спросил Верзила.

— Очень просто. V-лягушка воспринимает эмоции животных не хуже человеческих. Пример у нас был сразу после высадки на Юпитере-9. Мы почувствовали голод в мозгу кошки. Потом мы встретились с Норричем, и он попросил тебя имитировать удар, чтобы показать привязанность Мэтта. Ты послушался. Я отметил твои эмоции и эмоции Норрича, но хотя Мэтт внешне проявлял все признаки гнева, ни следа его эмоций не было. Это абсолютное доказательство того, что у Мэтта нет эмоций и, следовательно, он не собака, а робот. Но я так был убежден, что робот должен быть человекоподобным, что закрыл мозг перед этой мыслью… Ну, ладно, пойдем пообедаем и заодно навестим Норрича. Я хочу пообещать ему, что разыщу для него собаку, на этот раз настоящую.

Они встали, и Верзила сказал:

Во всяком случае, Лаки, хоть это и заняло много времени, мы остановили сирианцев.

— Я не уверен, что мы их остановили, но что задержали — это точно, — негромко ответил Лаки.