Власть его желаний

Глава 1

Марина

— Ты же сказала, что он будет тут, — прижав телефон плечом, одной рукой я пыталась достать из клатча ключи от машины. Ни в главном, ни в крохотном боковом карманчике их не было, но я чувствовала их. — Чёрт… — процедила, наткнувшись на дырку в подкладке. — Ты понимаешь, чего мне всё это стоило?!

Раздосадованная, я в последний раз окинула зал взглядом.

— Чтобы я ещё когда-нибудь тебе поверила… Это был мой единственный шанс, понимаешь?! Да… Не знаю… Да какая теперь разница?! Нет! Его нет, Тина. Всё… Нет… Уверена…

Злясь всё сильнее на Крис, по милости которой я оказалась на этом «балу для избранных», на не вовремя появившуюся дыру, на мешающий бокал с вином, который держала в руках, и, прежде всего, на саму себя, я порывисто развернулась, чтобы пройти к выходу, но не сделала и шага. Чуть заметный запах сандала, светлая рубашка, бокал, руки на моих плечах… Если бы я врезалась в скалу, почувствовала бы, наверное, то же самое.

— Простите, — выдавила я.

Всё, что я видела — расползающееся по жемчужно-серому шёлку бордовое пятно. Медленно подняла голову и наткнулась на колючий пристальный взгляд. Держащий меня за плечи мужчина был не просто зол — в глазах его была неприкрытая ярость.

— Простите, — повторила.

Он сильнее сдавил мои плечи, и тут же одна ладонь его, пройдясь по моему боку, опустилась ниже, и я почувствовала проникающий сквозь платье жар.

— Простите? — переспросил он. В пронизанном всё той же холодной яростью голосе слышался явный акцент. Итальянский акцент. — Только что вы испортили мою лучшую рубашку, — жёсткая линия рта искривилась.

— Вы подошли слишком близко, — возразила я, пытаясь отступить.

Незнакомец стиснул моё плечо так, что мне стало больно. Тут же ослабил хватку и с нажимом провёл по руке до самого запястья. Высвободил почти пустой бокал.

— Каберне, — поморщился, поднеся его к лицу, и сгрёб моё платье в кулак. — Слишком близко для чего?

Я чувствовала, как подол платья приподнялся. Мужчина, на которого я только что вылила это самое каберне, продолжал смотреть на меня, совершенно не беспокоясь о том, что мы стоим у всех на виду.

Опомнившись, я накрыла его руку своей.

— Даже если я испортила вашу лучшую рубашку, — процедила, — это не даёт вам права вести себя подобным образом.

Уголок его рта дёрнулся в откровенном пренебрежении. Напоследок смяв бархат платья, он выпустил его.

Против воли я опять посмотрела на его рубашку. Пятно расползлось, и теперь напоминало огромную подтёкшую кляксу. В развороте расстёгнутой на пару пуговиц рубашки на бронзовой от загара коже блестела золотая цепочка.

Незнакомец покачал в руке бокал, который забрал у меня, и пригубил вино. Снова поморщился.

— Вам не подходит ни каберне, ни это платье, — не глядя он поставил вино на столик позади себя. Осмотрел меня с головы до ног. — Кого вы тут ищете?

— С чего вы взяли, что я кого-то тут ищу? — не знаю, что больше разозлило меня — его слова или взгляд. Глаза у него были неестественно-серыми, с льдисто-голубоватым отливом. И без того чувствовавшая себя совершенно чужой тут, на проходящем после показа одного из самых именитых и таинственных модельеров современности закрытом банкете, под его взглядом я казалась себе просто голой.

Роскошь, шик… И я — похожая на воробья среди стаи ярких экзотических птиц, даже несмотря на то, что надетое на мне платье стоило целое состояние.

Не удостоив меня ответом, незнакомец жестом подозвал официанта и взял с его подноса бокал. Я уже приоткрыла рот, чтобы отказаться, но этого не потребовалось. Предложить мне вино он и не подумал. Вместо этого сдёрнул со столика салфетку и приложил к пятну на рубашке.

— Так кого вы искали? — он присел прямо на край стола, поддёрнул штанину и пригубил вино.

Тут и там мимо нас мелькали люди, в нескольких метрах стояла кучка длинноногих моделей, недавно разгуливавших по подиуму в невероятных произведениях из новой коллекции Виктора Марчелло. Виктор Марчелло — гений, взять интервью или хотя бы задать несколько вопросов которому было заветным желанием любого даже самого матёрого журналиста модных таблоидов, не исключая и меня. Вернее… Для меня это было единственным шансом получить то, к чему я стремилась уже не один год — место постоянного обозревателя в глянце. Проблема заключалась лишь в том, что это было почти невозможно.

— Мне нужен Виктор, — раздражённо бросила я, оглядывая зал. Проблема заключалась не только в том, что Виктор не давал интервью — никто даже не знал, как он выглядит. Он не появлялся ни на одном из своих показов. Никогда. Ни тут, в России, ни у себя на родине — в Италии, ни где-либо ещё.

От того досада, раздражение и злость мои были ещё сильнее — если до этого он игнорировал свои показы, с чего я взяла, что он появится тут?! Потому, что работающая в его модном доме знакомая сказала, что на этот раз он намерен приехать? Что ходят какие-то там слухи?! Идиотка!

— Виктор, — задумчиво повторил незнакомец. Злость его как будто немного улеглась, и в то же время я чувствовала, что это совсем не так. Голос его звучал бархатно, но цепкий взгляд давал понять — шутить с ним не стоит.

— Да, — резко ответила я. — Мне нужен Виктор Марчелло. Может быть, — с лёгким сарказмом, — вы знаете, где его искать? Если так, я буду вам крайне признательна. Готова даже, — глянула на украшающую его грудь бордовую кляксу, — купить вам новую рубашку.

Не то хмыкнув, не то просто скривив губы, он перевёл взгляд на моделей. Глядя на них, сделал глоток вина, ещё один. Я поджала губы. Нужно было уходить отсюда. Платье, купить которое я бы не смогла, даже если бы выскребла все свои деньги, взятые на вечер у подруги туфли… Мне здесь не место.

— Хорошего вечера, — от него исходил магнетизм. Вместо того, чтобы просто уйти, я так и стояла. Как будто ладонь его, оставившая невидимый ожог, продолжала лежать на моём бедре.

Пересилив себя, сделала пару шагов и тут услышала позади:

— Может, и знаю.

Резко обернувшись, я опять встретилась с незнакомцем взглядом.

— Что вы сказали? — подлетела к нему. — Вы знаете…

— Может быть, — он держал бокал так, что ножка опускалась меж его средним и указательным пальцами. Задумчиво, он покачал его. Посмотрел на вино, после — на меня. — А может быть, и нет…

— Вы издеваетесь?! — мне захотелось вырвать вино у него из рук. — Если вы знаете, где я могу найти Виктора, скажите мне!

— Вы обещали мне новую рубашку, — в серой дымке глаз мелькнуло что-то дьявольское.

— Рубашку? — непонимающе переспросила. — Да… — вспомнила собственные слова. — Будет вам рубашка. Если поможете мне найти Виктора, я вам не только её куплю, но и сама на вас надену. Хотите?

Сказав, поняла, что прозвучало это не слишком-то уместно, но мне было всё равно.

— Не хочу, — он поднялся и подошёл ко мне вплотную. Только теперь я поняла, насколько он высокий. Почувствовала прикосновение пальцев к бедру в том же самом месте. — Во-первых, вряд ли вы сможете себе это позволить, а во-вторых… Я просто этого не хочу.

— А чего вы хотите? — спросила неожиданно глухо, сглотнув.

— Хочу, чтобы ты сняла это платье, — тихо, с угрозой и ставшей теперь ещё более заметной яростью, глядя мне в глаза. — Прямо сейчас.

Глава 2

Марина

Ранее…

— Это невозможно, — с горячностью возразила я, глядя на поднявшегося из-за стола мужчину.

Как бы невзначай тот глянул на опоясывающие его запястье мощные часы. Отведённое им для меня время подходило к концу, и я это понимала, а оттого нервничала всё сильнее.

Взгляд главного редактора остался таким же равнодушным, как и несколькими минутами ранее, когда я только вошла в кабинет.

— Если вы хотите работать в «ELEGANSO», Марина, — он обошёл стол и встал напротив меня, — вам стоит забыть про слово «невозможно». По крайней мере, оно не должно касаться конкретно вас.

— Но Виктор Марчелло никому не даёт интервью, — я тоже поднялась с диванчика. Маленький, кожаный, он стоил, должно быть, столько же, сколько я отдала за свою съёмную студию за тот год, что прожила в ней. — Как можно взять интервью у человека, который в принципе не даёт интервью?! Да что там… — в порыве махнула рукой, — никто даже не видел его ни разу! Это… — я было снова хотела сказать, что это невозможно, но вовремя прикусила язык.

— У вас месяц, — отрезал главный редактор и, больше не церемонясь, пошёл к двери. С растерянностью и бессилием я сжала в руках папку со своим резюме и прилагающимися к нему статьями, что были написаны мной для другого издания. Того, где я проработала до этого несколько месяцев и где, после последнего задания своей вечно приходящей на работу с грязной во всех смыслах головой начальницей, работать больше не собиралась.

— Юрий Константинович… — я подошла к мужчине, от которого зависело моё будущее. По сравнению с этим кабинетом, со зданием, занимаемым редакцией «ELEGANSO» и атмосферой, царящей тут, всё, что я видела и знала раньше, казалось мне просто убогим. — Вы же понимаете…

— У вас месяц, Марина, — резко оборвал он меня. — Я дал вам шанс. Через месяц интервью с Виктором Марчелло должно быть у меня на столе. Вы должны понимать, сколько таких же девочек, как вы, мечтают получить это место.

— И что, всем им вы предлагаете в качестве испытания поймать летящего в небе журавля? — не смогла удержаться я от лёгкого сарказма.

Главный редактор хмыкнул, уголок его губ дёрнулся. Обдав меня холодным взглядом, он отворил дверь.

— Нет, — выговорил он прежде, чем дать распоряжение своей помощнице проводить меня. — Резюме большинства я сразу отправляю в спам. Для разговора с десятью из десяти оставшихся я отвожу не больше трёх минут, — теперь он бросил взгляд в сторону, и я невольно посмотрела туда же. На стене висели круглые серебристо-чёрные часы. — На вас я потратил почти двадцать. Не заставляйте меня жалеть об этом.

— Я знаю, что ваше время…

— Теперь и ваше тоже, — оборвал он меня и обратился к уже ожидающей помощнице. — Мы закончили. Проводи Марину до лифтов и… — ещё один взгляд на меня. — Сохрани её данные. Вероятно, она здесь не в последний раз. Как вы знаете, у Марчелло через несколько дней состоится показ новой коллекции, — он снова говорил со мной. — Удивите меня, Марина. Желаю удачи.

— Но… — я запнулась на полуслове. Единственный шанс, никаких «но», никаких компромиссов. — Хорошо, — выдохнула, уже почти выйдя из кабинета. — Хорошо, — уже скорее самой себе, хотя ничего хорошего на самом деле не было. Потому что то, что я должна была сделать, чтобы получить место в постоянном штате «ELEGANSO», сделать не удалось ещё ни одной даже самой именитой акуле пера, а меня… меня и пираньей назвать было нельзя.

— Он тебе отказал? — вышедшая мне навстречу Тина куталась в длинный кардиган.

Вряд ли нас можно было считать близкими подругами, но знали мы друг друга довольно давно. Познакомились, когда мне ещё и двадцати не было, на одном из показов российских модельеров, куда я, в отличие от Кристины, попала совершенно случайно.

Тогда она только-только отучилась на дизайнера, я же поступила на журфак.

— Не совсем, — я поднялась вслед за ней по широким мраморным ступеням.

Холл, где мы оказались спустя ещё секунду, был освещён причудливыми лампочками, расположенными под самым потолком. Мимо, не обращая на нас внимания, прошли двое мужчин, показавшихся мне немного странными. Я посмотрела им вслед и, увидев, как ладонь одного из них опустилась на зад второго, поспешила отвернуться. Услышала смешок Кристины и наградила её красноречивым взглядом.

— Только не подумай, что тут все такие, — она повела меня вперёд, мимо объёмной, растянувшейся на несколько метров надписи на стене: «Viktor Marchello».

Всегда знавшая, чего хочет, Кристина ещё несколько лет назад воплотила желаемое в реальность. Идя вслед за ней по коридору российского представительства модного дома Виктора Марчелло, я смотрела по сторонам, как и в редакции, которую покинула часом ранее, поражаясь царящей здесь атмосфере и роскоши. Тине я позвонила сразу же, как только оказалась на улице. Она была единственной, кто мог помочь мне.

— Как мне найти Виктора? — спросила я, вкратце пересказав ей всё, что случилось в кабинете. — Я… — мотнула головой, перехватив её взгляд и тут же почувствовав, как она тянет меня назад, отшатнулась. Мимо нас, постукивая колёсами, проехала передвижная перекладина для одежды.

— Извини, — Тина посмотрела вслед едва не сбившему меня парню. — Сегодня у нас просто сумасшедший дом. Сама понимаешь, до показа всего ничего, а сделать надо столько…

— Тина, — я остановила её прикосновением к ладони. — Как мне найти Виктора? Ты понимаешь, что, если я не возьму у него это проклятое интервью… — нервно выдохнула. — Мне так и придётся всю жизнь писать статейки вроде той, что вышла на прошлой неделе.

— Что за статейка?

— Как одеться за тысячу и выглядеть при этом на десять, — глянула выразительно.

В десятке метров от нас находился пока ещё пустующий подиум, стена позади которого, как и стена холла была украшена объёмными буквами, сложенными в имя таинственной легенды. Я заметила двух высоких девушек и сразу поняла, что это модели, которым, скорее всего, предстояло участвовать в показе.

— Я знаю, что он не посещает свои показы, — продолжила я. — Но есть же кто-то, кто может помочь мне найти его. Связаться с ним… Тина! От этого зависит вся моя жизнь. Я не преувеличиваю. Ведь если человек существует, не может быть такого, чтобы никто не знал, как его найти, верно?

— Верно, — подтвердила она и ненадолго задумалась. Потом решительно взяла меня за руку и повела в дальний конец зала. Не прошло и минуты, как мы оказались во внутреннем коридоре.

— Ходят слухи, что Виктор будет на этом показе, — сказала она, когда мы остались одни. Толкнула неприметную дверь и, заведя меня в темноту, включила свет. В первые секунды я, ослеплённая, не могла ничего различить, а вот потом…

— Это новая коллекция? — подошла к стойке с убранной в чехлы одеждой и с трепетом прикоснулась к одному.

— Нет, конечно, — тут же отозвалась Тина, глянув на меня, как на сумасшедшую. — Всё, касающееся новой коллекции, держится в тайне. Её привезут день в день, — она прошла мимо нескольких стоек и остановилась у самой дальней. Жестом подозвала и, стоило мне подойти, всучила один из чехлов.

— Что это? — взяв, спросила я с непониманием.

— То, в чём ты придёшь на закрытый банкет после показа, — твёрдо выговорила она.

— Я?! — к непониманию прибавилось недоумение. — Ты в своём уме?!

— В своём, — спокойно отозвалась она. — Я не знаю, как найти Виктора, Марина. Всё, что я знаю, это то, что на этот раз он лично должен привезти коллекцию и присутствовать на её показе.

Я нервно выдохнула. Чехол с платьем был сделан из чёрного бархата и пах так, как не пахли ни одни самые дорогие духи из тех, что были мне знакомы — изысканной роскошью. Мне даже представить было страшно, сколько стоит платье, которое я держала.

— Зачем мне платье? — с осторожностью я попробовала отдать его обратно, но Тина и не подумала взять. — Тин, он же поймёт, что это его платье.

— Именно, — она поправила вешалки, скрыв зазор в ряде чехлов. — Он должен обратить на тебя внимание.

— Ты предлагаешь мне надеть платье Виктора Марчелло, чтобы он обратил на меня внимание?! — я не могла поверить в то, что она это серьёзно. Бархатный чехол будто обжигал кожу. Всё это не может быть серьёзно. Или… Господи! — Откуда это платье? Если не из новой коллекции, то… — застонав, я дотронулась до лба и вымученно глянула на Тинку. — Ты видела этих моделей? Я, конечно, не кнопка, но…

— Это платье никогда не демонстрировалось моделями. Не знаю почему, но в последний момент несколько вещей из коллекции просто исключили из показа. В том числе и это платье, — Кристина повела меня к двери. — Извини, Марин, у меня сегодня совсем нет времени.

Тина вывела меня из комнаты, но, вопреки моим ожиданиям, в зал мы не вернулись. Прошли дальше. На этот раз я осталась ждать в коридоре.

— Возьми, — буквально через несколько секунд она вернулась и подала мне конверт. На мой вопросительный взгляд ответила просто: — Это приглашение на показ и на закрытый банкет, который будет проходить после. Без него ты туда не попадёшь.

Взяв у меня платье, она аккуратно сложила его и убрала в бумажный пакет, который вынесла вместе с приглашением. Снова протянула мне.

Только секунду я помедлила, а после взяла и конверт, и платье, понимая, что только что сунула голову в пасть тигру.

— Только… Как я узнаю его? Как мне его найти?

— Думаю, он сам подойдёт к тебе.

Я порывисто выдохнула. Либо я сошла с ума, либо… сошла с ума, равно как и стоящая передо мной Тина. Нет, я не просто сую голову в раскрытую пасть тигра — я ещё и дёргаю его при этом за усы. Пусть Виктора Марчелло никто не видел, о том, что человек он весьма непростой, слышали многие.

— Ты хоть раз его видела? — окончательно сдавшись, спросила я. — Надеюсь, он скрывается не потому, что маленький, толстый и лысый? — выдавила я улыбку.

— Видела, — теперь мы действительно пошли обратно в зал. — Один раз и только со спины.

— И?

— Он… — она тихонько засмеялась. — Он дьявол, Марина. Самый настоящий дьявол.

Глава 3

Марина

Настоящее время

На то, чтобы опомниться, он не дал мне даже секунды. Стиснул локоть и, по-прежнему не обращая внимания ни на кого вокруг, потащил в сторону.

— По-моему, вы с кем-то меня перепутали! — зло процедила я, пытаясь высвободить руку. Сделала попытку остановиться, но это оказалось бессмысленно. — Да пустите же вы меня! — сквозь зубы, не желая привлекать к нам ещё больше внимания.

Он даже не посмотрел на меня. Только когда мы оказались у стены, отдёрнул в сторону тяжёлую штору. Я увидела скрытую за ней дверь. До сих пор я чувствовала только досаду и гнев, сейчас же мне вдруг стало не по себе.

— Вряд ли, — он нажал на ручку и втолкнул меня в скрытый полумраком коридор.

Сделав несколько неловких шагов, я налетела на стену. Резко развернулась и увидела, как на меня надвигается…

— Вы Виктор, так? — с придыханием, спиной вжимаясь в прохладную стену.

Руки вдруг стали холодными, охватившее меня волнение сильным настолько, что это мешало дышать.

На лице его не дрогнул ни один мускул. Казалось, что каждая черта была высечена из камня: волевой подбородок, высокие скулы, нос с лёгкой горбинкой и особенно жёсткая линия рта. В голове мгновенно мелькнули воспоминания о словах Тины, и уверенность моя стала сильнее. Дьявол… Он действительно был похож на дьявола. Особенно сейчас, в полумраке узкого коридорчика.

— Меня зовут Марина, — поспешно выговорила я.

Он сделал ко мне шаг, ещё один. И тихо, вкрадчиво выговорил:

— Меня не волнует, как тебя зовут, — от того, как он это сказал, вдоль позвоночника прошёлся холодок. — Меня не волнует даже то, что тебе нужно от Виктора, — последний шаг.

Я вдохнула, а выдох сделать не смогла — так близко он оказался. Рывком оторвал меня от стены, развернул к себе спиной и впечатал обратно. Дыхание вырвалось с нервным вскриком. Я почувствовала его пальцы на спине в районе лопаток. Склонившись, он буквально прорычал:

— Я не Виктор, — надавил мне на спину и склонился ниже. Теперь губы его касались моего уха, а я так и стояла, не в силах выдавить даже слова. Рывок, и молния на спине поддалась его желанию. Холодок коснулся голой спины.

— Не смейте, — просипела я, когда он принялся стягивать с меня бархат. Такой же чёрный, как и бархат чехла, в котором было укрыто платье. — Если вы не Виктор… — я попробовала вывернуться. — Если вы… Тогда кто… Кто… — голос срывался на сип.

— Тот, кто знает Виктора, как никто другой, — он дёрнул ткань так, что плечо моё оказалось голым.

К страху примешалась паника. Я чувствовала его дыхание, его близость и понимала, что ничего не могу противопоставить ему, как бы ни пыталась. Бархат сполз почти до локтя, и я неистово забилась, пытаясь высвободиться.

— Вы не посмеете! — прорычала, кое-как совладав с приступом паники — ровно настолько, чтобы почувствовать стук собственного сердца.

— Думаешь? — миг, и я опять оказалась лицом к нему. Судорожно подтянула рукав, выдохнула, ощущая спиной холод стены и глядя в глаза… Кто он?! Кто, чёрт подери?! — Кто вы? — совсем сипло, так и держа ткань платья на плече. Что-то скользнуло по второму, но прежде, чем я успела понять, что это ремешок клатча, он упал ниже. По полу что-то застучало, посыпалось… Я даже не опустила взгляда. Так и смотрела в ставшие серебристыми глаза мужчины, встреча с которым, как мне подсказывало чутьё, могла стать для меня одной из самых больших ошибок за все мои двадцать три года.

Секунды таяли, а он молчал. Только губы его чуть заметно кривились, а предупреждение, таящееся во взгляде, становилось всё более откровенным. Отошёл он от меня ровно настолько, чтобы я перестала чувствовать его натиск, но это ничего не изменило. Из-за двери раздавались приглушённые звуки музыки, отголоски разговоров, но здесь время словно остановилось.

— Я хочу уйти, — выдавила я.

— Только что ты хотела совершенно другого, — выговорил он тихо.

Мне показалось, что я даже не услышала его слова, они будто просочились сквозь кожу. Сказав это, он замолчал ещё на секунду, а потом… Губы его почти не шевелились, глухое рычание исходило из самого нутра:

— Раздевайся.

Не успела я ничего ответить, как он отошёл от меня дальше. Отвернулся и снял пиджак.

Меня так и затрясло: от негодования, злости и всё той же паники. Чувства эти были переплетены так тесно, что разобраться в них мне было не под силу. Первой мыслью была мысль о том, что я, наверное, успею добежать до двери, а потом… Я вдруг вспомнила свой убогий стол и последнюю написанную статью, стрелку на колготках главного редактора, которую та замазала лаком, и маленький кожаный диван в кабинете редактора «ELEGANSO» и собственную мечту. Единственный шанс… Если сейчас я оставлю всё так, больше шанса у меня не будет. Но…

— Ответьте на мой вопрос, — голос прозвучал достаточно уверенно, пусть даже не без дрожи. — Если вы не Виктор, то кто?

Незнакомец окинул меня взглядом. Сжал в кулаке пиджак.

Пары мгновений ему хватило, чтобы снова оказаться рядом. На этот раз он, не церемонясь, рывком спустил платье с моих плеч. Всё, что я сумела, испуганно ахнув, прикрыть грудь. Сердце заколотилось ещё чаще, а я, словно загипнотизированная, смотрела в глаза мужчины, перед которым стояла теперь почти голая.

— Можешь считать меня тем, — всё так же прорычал он, — кто знает о Викторе немногим меньше него самого.

Теперь я действительно дрожала. Хотела закричать, но крик так и застрял в горле. Платье упало к ногам, и я ощутила лёгкое колыхание воздуха. Внутри всё сжалось так, будто меня ударили в солнечное сплетение. Ещё плотнее я обхватила себя руками и вздёрнула подбородок, стараясь держаться стойко.

— И что дальше? — на удивление, вышло даже с подобием вызова.

— Дальше ты поедешь домой, — он до боли сжал моё запястье, заставил отойти от стены.

Ноги были ватными, колени подгибались. Мысок туфли врезался во что-то, и это «что-то» покатилось по полу. Помада… Тюбик моей лучшей помады. Неожиданно на плечи мне опустился пиджак, и меня окутало запахом сандала с лёгкой, едва уловимой примесью дорогого табака.

— Вы не можете…

— Я могу всё, — как тряпичную куклу он отшвырнул меня от себя. Поднял с пола чёрный бархат и мой клатч. Раскрыл и, глянув на подкладку с пришитой к ней биркой, с чувством явного пренебрежения подал мне.

Совершенно не понимая, что делать дальше, я так и стояла, сжимая его в пальцах. В одной руке — клатч, другой я придерживала расходящиеся полы пиджака, прекрасно понимая, что в зал выйти в таком виде не смогу. Униженная, едва не плачущая от собственной беспомощности, я чувствовала совершенно противоречивые желания: броситься на него, ударить и бежать без оглядки.

— Жди здесь, — подойдя, он отнял мою руку. Прищурился и, глядя в глаза, застегнул пуговицы на пиджаке. — Тебя выведут через запасной выход, — сказав это, он пошёл к двери, за которой так и продолжали звучать музыка и отзвуки голосов. И только открыв её, снова обернулся. Посмотрел на меня и жёстко выговорил: — Никогда не унижай вещи от кутюр подделками. И… отвечая на твой вопрос: я менеджер Виктора.

Глаза его по-дьявольски блеснули. Я хотела ответить ему, бросить что-то такое… что могло бы помочь мне, но прежде, чем успела сделать это, он закрыл дверь с другой стороны. Закрыл дверь, оставив после себя лишь едва уловимый запах сандала и дорогого табака, исходящий от пиджака, накинутого мне на плечи.

Глава 4

Марина

Наверное, в свете случившегося глупо было, подъезжая к дому, бояться наткнуться на кого-нибудь из соседей. Стоило мне, достав ключи от квартиры, приложить магнит к кнопке домофона, дверь открылась сама.

— Добрый вечер, — вышедший мужчина кинул на меня мимолётный взгляд. Окажись на его месте женщина, она бы, без сомнений, обратила внимание на то, что помимо пиджака и туфель на мне нет абсолютно ничего. Абсолютно ничего, если не брать в расчёт прозрачные чулки и кружевные трусики, от которых я почти год не отрывала бирку — всё берегла для особого случая. Для особого, чёрт подери, случая!

— Добрый, — сквозь зубы бросила я и поспешила скрыться в подъезде.

Только оказавшись в коридоре своей студии, я наконец смогла немножко расслабиться. Со стоном сняла туфли. Нога у подруги была совсем узкая, и теперь на мизинце моём даже сквозь чулки отчётливо виднелась мозоль.

— Сволочь, — процедила, швырнув клатч на кровать, и принялась расстёгивать пиджак.

От воспоминаний о том, что случилось в окутанном полумраком коридоре, меня снова начало потряхивать.

Что он там сказал?! Что знает о Викторе Марчелло не многим меньше его самого?!

— Сукин сын! — ноутбук, кредит за который мне предстояло выплачивать ещё больше полугода, потихоньку зашумел, стоило ткнуть в кнопку включения.

Плечи, спина, запястье — в тех местах, где этот мерзавец дотрагивался до меня, кожа продолжала пылать. Потерев кисть, я прошлась по комнате, совершенно не представляя, что дальше.

Сунула руку в карман пиджака, но тот, конечно же, оказался пуст, как и второй.

— Ну давай, — прошипела, порывисто расстёгивая пуговицы. — Хоть что-нибудь…

Не особо на что-то надеясь, я добралась до внутреннего кармана. И… Затаила дыхание, почувствовав под пальцами жёсткость пластика, а когда вытащила карточку наружу…

В руках у меня были права. Не просто пластиковая карта, а права, с фотографии на которых на меня смотрел дьявол с серебристо-голубыми глазами. Тот самый дьявол, что оставил на моём теле невидимые следы своих прикосновений и кипящий в крови гнев. Только… Волосы у него тут были куда короче, а черты лица мягче, как и взгляд. Но… Это был он.

Как была — в чулках и расстёгнутом пиджаке, я опустилась на край стула. Взгляд…

— Ерунда какая-то, — выдохнула, решительно положила права на край стола и, быстро открыв окно браузера, принялась за поиски.

В который раз за эти два дня я вбивала в строку поисковика имя человека, вся жизнь которого была окутана тайной. Но на этот раз я, пусть и не до конца, но понимала, что ищу. Клавиши застучали в такт ударам пальцев, на экране высветился список ссылок.

— Должен же ты где-то быть, — прошептала, отхлёбывая оставшийся на столе ещё с утра кофе. Холодный и горький, он заставил меня окончательно собраться.

— Менеджер, говоришь? — всё так же шёпотом, наводя стрелку мыши на очередную ссылку. — Чёрта с два я тебе так просто поверю. Делай идиотку из кого-нибудь другого. Мой клатч тебе не понравился, сволочь…

Страница грузилась так медленно, что мне хотелось зарычать. Проклятый интернет! Быстро я закрыла ненужные мне вкладки. Пролистала вниз — не то. Ещё одна — снова мимо. Но интуиция подсказывала мне, что я двигаюсь в правильном направлении, а мой научный руководитель в институте неоднократно говорил, что журналистское чутьё у меня весьма неплохое.

— Так, значит, менеджер… — я тихонько, невесело усмехнулась и приблизила фотографию. Пальцами подтянула к себе права и опять посмотрела в монитор. Последние сомнения рассеялись. Взгляд мог измениться, волосы стать длиннее, но вряд ли даже человек-тень мог превратиться вдруг из невысокого мужчины с залысинами в сероглазого дьявола ростом в районе метр девяносто.

— Тина, — едва услышав голос подруги сквозь динамик в телефонной трубке, проговорила я, не отводя взгляда от монитора. Откинулась на спинку кресла, дотянулась до чашки. Мико Фератти. Человек, вошедший в команду знаменитого итальянского дизайнера, законодателя моды несколько лет назад… — Нет. На все твои вопросы я отвечу потом… Сейчас мне нужно, чтобы ты передала кое-что Виктору… Нет… — подвинула права ближе — к самому краю стола и, надавив на край, поймала. Приподняла, сравнивая снимки двух мужчин — разные настолько, насколько разными могут быть только небо и земля. — Да, Виктору Марчелло… Именно ему, Тина. Ему или тому, кто способен передать ему… Нет… — усмехнулась. — Я хочу, чтобы ты передала ему, что у меня есть кое-что, что ему нужно. Я готова отдать ему это, — подруга притихла, я положила права на клавиатуру ноутбука. Виктор Марчелло — человек-тень. Сероглазый дьявол, вся жизнь которого — тайна. И я должна стать первой, кто приоткроет эту тайну. — Но у него тоже есть кое-что, что нужно мне. Думаю, он понимает, что именно. Сделай так, Тина, чтобы ему передали: то, что нужно ему, в обмен на то, что нужно мне.

О том, чтобы лечь спать, не могло быть и речи. Взвинченная, я вышла на балкон, надеясь, что свежий воздух поможет мне успокоиться и понять, как вести себя дальше. Но стоило мне открыть дверь, голые ноги обдало холодным ветром. Поспешно вернувшись в комнату, я всё-таки скинула пиджак, напоследок ещё раз обшарив карманы. В том же внутреннем нашлось несколько смятых купюр и крохотная, украшенная камешком булавка. Не знаю уж, бриллиант это был или простая стекляшка — ни то, ни другое меня не интересовало.

Время шло, а телефон продолжал молчать. Только когда небо за окном стало окрашиваться первыми бликами рассвета, я, измотанная бестолковым ожиданием, сдалась. Горячий душ и несколько часов сна — вот то, что мне нужно.

— Успокойся и подожди, — негромко сказала я сама себе, положив мобильный на стиральную машинку в ванной. — Это так сразу не делается.

Не особо любившая заниматься самовнушением, сейчас я не придумала ничего лучше.

Ещё раз посмотрела на телефон, на душевую. Пять минут. Даже если Тина позвонит, тут же наберу ей.

Встав под воду, я задрала голову и прикрыла глаза. Коснулась пальцами шеи и совершенно неосознанно вспомнила другие пальцы, другие руки — широкие жаркие ладони. Опыт с мужчинами у меня был весьма скудным, но так, чтобы оробеть… Никогда такого не было! А тут… Слизав с губ воду, я дотронулась до локтя, до запястья, которое он сжимал в тисках пальцев, и нервно выдохнула. Скотина! Самоуверенный напыщенный сукин сын! Ну ничего. Не на ту нарвался!

Сквозь шум воды я разобрала короткий звук и, поспешно выключив её, как была мокрая и голая бросилась к стиральной машинке. Уведомление... Чёртово напоминание о том, что завтра я должна внести платёж по кредиту!

Со злостью я бросила телефон обратно и, только сдёрнула с крючка полотенце, услышала настойчивый стук. Поначалу даже не поняла, что это, и только спустя пару секунд, когда он повторился — резкий, отрывистый, до меня дошло — это не просто стук — стучат ко мне. В дверь.

— Мне передали, что у тебя есть то, что мне нужно, — не дожидаясь позволения войти, Виктор буквально втолкнул меня в квартиру. Сам захлопнул дверь и обдал холодным, совершенно непроницаемым взглядом.

Только что я казалась себе полной решимости, теперь же стояла перед ним с мокрыми волосами в наспех накинутом халате и ощущала всё то же: желание как следует вмазать ему и одновременно с этим спрятаться.

— Откуда вы знаете мой адрес? — негодование всё же взяло верх.

Ожидала я чего угодно, но только не того, что сам Виктор Марчелло появится на пороге моей студии в… Сколько сейчас?! Шесть? Седьмой час утра?!

— Не делай вид, словно ты рассчитывала на что-то другое, — бросил он и прошёл мимо меня в комнату. — Я не люблю, когда мне бросают вызов, Марина.

Здесь, в этой квартирке, он казался ещё более высоким, чем в большом зале. Высоким и опасным. Стоило ему повернуться, у меня перехватило дыхание: всё тот же серебристо-льдистый блеск глаз, гуляющие по скулам желваки и угроза в черноте зрачков.

— У тебя действительно есть то, что мне нужно, — он посмотрел в монитор всё ещё включенного ноутбука и резко захлопнул его. Взгляд на меня.

— Есть, — отозвалась, сунув руку в карман халата. Сжала права. Если он запросто отобрал у меня своё платье, предварительно заставив снять его, сделать то же самое с простой карточкой труда ему не составит. Но… Главным моим козырем были даже не права, и он, конечно же, понимал это.

Мельком я показала ему права.

— Не надейтесь, что вы просто так получите их, — с вызовом, не отводя взгляда. — И сила тут не поможет. Вы же понимаете, Виктор, что молчать я не стану? Вы же не хотите, чтобы тайное стало явным?

— А это уже шантаж, сеньорита, — голос его зазвучал очень тихо.

Мягкой поступью он подошёл ко мне и в миг сжал кулак с пластиком. Ребро карточки впилось мне в кожу, его взгляд — в моё лицо.

— Шантаж я не люблю ещё больше, чем вызов.

— Интервью в обмен на права и моё молчание, — выговорила, стоя так близко от него, что меня опять окутывал запах сандала. Исходящий от его пальцев жар — прямо мне под кожу хлёстким контрастом с холодом взгляда.

Не выпуская мою руку, он погладил большим пальцем кисть. Рассматривал меня долго, мучительно долгие секунды и наконец коснулся волос. Накрутил мокрую прядь на палец и потянул, вначале едва ощутимо, потом сильнее.

— Это я заберу, — сжал мой кулак так, что я поморщилась. Как карточка оказалась у него, я даже не поняла — почувствовала. На лице его отразилось презрение, ставшее отражением моей слабости и беспомощности, которые я на секунду выпустила из-под контроля.

— Думаете, я буду молчать? — я рванулась от него. — Я…

Он перехватил меня за пояс халата и резко впечатал обратно в себя.

— То, что принадлежит мне, всегда будет принадлежать только мне, — второй рукой он поправил воротник моего халата. — Но я дам тебе интервью, маленькая самонадеянная сеньорита, — уголок его губ тронула усмешка, и я заметила появившуюся на щеке ямочку. — Потому что у тебя действительно есть то, что мне нужно, — он выпустил пояс. Убрал права в карман.

— И что же?

Он взял с постели пиджак. Поднял клатч и раскрыл его, а после закинул на плечо ремешок и только тогда сказал:

— У тебя минута, чтобы собраться. Ты летишь со мной.

— Куда? — в недоумении я бросилась за ним, поняв, что он собирается уходить. — Я никуда с вами…

— У тебя минута, — развернувшись, он поймал меня за запястье в момент, когда я хотела сдёрнуть ремешок. Мои собственные права, документы… Оттолкнул, выпустив мою руку. — Жду тебя внизу. Не придёшь — забудь об интервью.

— Но… — меня как ошпарили. В голове хаотично бились обрывки фраз и мыслей.

— Минута, — оттолкнул, выпустив руку. Посмотрел на часы. — Сорок пять секунд, — напоследок — на меня. С равнодушием, ясно дающим понять, что, если я не уложусь в отведённое время, ждать он не станет. Последний шанс. Сейчас действительно единственный и последний. — Сорок, — последнее, что я услышала прежде, чем он вышел, оглушив меня хлопком двери моей же собственной квартиры и эхом, бьющимся в висках пронизанным сталью бархатом голоса: сорок пять секунд. Сорок…

Глава 5

Марина

Времени все обдумать у меня не было. Что там обдумать! Не было его у меня даже на то, чтобы надеть бельё. Всё, чего я успела — скинув халат прямо на пол, натянуть первое попавшееся платье и схватить ноутбук. Лифт дожидаться не стала — нажала кнопку вызова и бросилась вниз по лестнице.

— Подождите! — крикнула, вылетев из подъезда, и рванула к стоящей напротив красной спортивной машине. — Да подождите вы, чёрт вас подери!

Уже распахнувший дверцу Виктор всё-таки обернулся. Нехотя, как будто сделал мне одолжение.

— Ты опоздала, — выговорил, как только я оказалась достаточно близко.

— Вы дали мне всего минуту, — напомнила, переводя сбившееся дыхание.

Ноутбук не был тяжёлым, но всё равно оттягивал руки, вилка от зарядного устройства ударилась о мою коленку, как только я сделала ещё один шаг к машине.

— Я дал тебе целую минуту, — возразил Марчелло и высвободил из моих пальцев болтающуюся мышку. Не глядя, кинул её в машину. — Поверь, на свете не так много людей, которые могут похвастаться тем же.

— Охотно верю, — огрызнулась я, про себя подумав, что не так давно уже слышала примерно то же самое в кабинете главного редактора «ELEGANSO». Этакий щелчок по носу, дающий понять, что в мире высокой моды, глянца, больших денег и власти я никто.

Пока никто. Потому что даже небольшое интервью с Виктором Марчелло не только даст мне возможность воплотить в жизнь мечту. Оно даст мне куда больше. Этот мужчина для меня сродни тому пригласительному, что сунула мне Тина в закрытом конверте. Только если тот пригласительный был всего лишь возможностью попасть на закрытую попойку после показа, сейчас у меня в руках мой собственный VIP-билет в мир большой журналистики. Именно поэтому, как бы мне ни хотелось сейчас послать его к чёртовой матери, я стиснула зубы и заставила себя промолчать.

— Мы едем? — всё-таки не выдержала я.

Не спеша садиться за руль, Марчелло привалился к машине и теперь стоял, рассматривая меня. Мало того, что утро было, мягко говоря, прохладное, так ещё и это возникающее рядом с ним ощущение абсолютной наготы, усиленное осознанием того, что на мне нет даже трусов.

— Не находишь, что ты выглядишь довольно странно?

— Если вы про ботинки, то они были первым, что попалось мне под руку, — огрызнулась я и сама обошла машину.

Открыла дверь и, положив ноутбук на сиденье, посмотрела на Виктора поверх крыши.

— Для женщины, сумевшей собраться за сорок секунд, я выгляжу более чем нормально.

— За полторы минуты, — уголок его рта дёрнулся, на щеке появился намёк на ямочку, а глаза…

Желание спрятаться на этот раз перевесило, и я поспешно села в машину. Переложила ноутбук на коленки и плотно сдвинула ноги, гадая, понял ли он, что под платьем у меня ничего нет.

— Куда мы едем? — спросила, когда он, заблокировав дверцы, завёл двигатель. Посмотрела на раскрывшуюся дверь собственного подъезда, на вышедшего с собакой мужчину и перевела взгляд на Виктора. — У меня с собой ничего нет. Мне нужны хоть какие-то вещи.

— Там, куда мы едем, вещи тебе будут не нужны, — он тронул автомобиль. В зеркале мелькнуло отражение детской площадки, собачья задница с покачивающимся хвостом. С самого начала всё это казалось мне дурной затеей: платье, показ, приглашение на банкет… С самого начала чутьё подсказывало мне, что добром это не кончится. Сейчас оно уже не подсказывало: оно буквально орало об этом, красными буквами высвечивая одно лишь «danger», но я велела ему заткнуться.

— Что это значит? — только и спросила я.

— Только то, что я сказал, — он дотянулся до автомагнитолы. До этого я не обращала внимания, сейчас же поняла, что салон автомобиля оформлен в стиле ретро. Даже автомагнитола, при всей её навороченности и современности, была будто родом из прошлого.

— Мне бы хотелось знать чуть подробнее.

— Мне бы тоже многого хотелось, — он нажал несколько кнопок, и салон наполнился музыкой. Старое диско.

— Виктор…

— Замолчи уже, — он прибавил звук. Нажал ещё одну кнопку, и окно с его стороны поехало вниз. Дороги в воскресное утро были пустыми, и мы, выехав на широкую улицу, буквально полетели вперёд, набирая скорость. — Дай мне послушать музыку, — когда я снова было открыла рот, пресёк он меня, одарив жёстким взглядом. — От тебя слишком много шума.

— И шум ты тоже не любишь?

— Я не люблю женщин, от которых его слишком много, — выговорил он и, после короткой паузы, добавил: — Если ты не заткнёшься, Марин, я могу передумать. Ничто не мешает высадить тебя прямо тут. Поэтому не делать того, что я не люблю, в твоих интересах.

— Неплохо было, если бы вы сразу предоставили мне список того, что не любите, сеньор Марчелло, — с сарказмом отозвалась я, и не успело последнее слово слететь с моего языка, тормоза взвизгнули, а машина резко прижалась к обочине.

В первое мгновение я с непониманием смотрела в окно, пытаясь взять в толк, зачем мы тормозим, а взглянув на Виктора, почувствовала, как кожа покрывается мурашками. Дверь с моей стороны щёлкнула ещё до того, как мы полностью остановились. Желваки на скулах, поджатые губы, наполняющее салон диско…

— Я больше не скажу ни слова, — поспешно сказала я. Охвативший меня испуг был внезапным и до ужаса ясным мне самой — этот мужчина в принципе не шутит. Не шутит с тем, что касается его желаний.

Машина остановилась, звуки музыки стали казаться невыносимо громкими. Марчелло достал пачку и, вынув сигариллу, подкурил от металлической зажигалки. Прикрыл глаза.

— Виктор… — начала было я.

— Ты же сказала — больше ни слова, — голос сквозь музыку.

Я снова было хотела ответить, но осеклась под его взглядом. Больше ни слова. Ни единого, чёрт возьми, слова! Потому что… Потому что я в машине с самим дьяволом и потому, что я во власти его желаний.

В противном случае лучшее, что меня ждёт: колонка о том, что модного выкинули на распродажу в очередном масс-маркете.

Когда машина въехала на территорию находящегося в пригороде частного аэропорта, я даже не удивилась. Вдали, на взлётном поле стоял всего один самолёт, должно быть, дожидающийся именно нас, но рассмотреть его я не смогла — машина нырнула в амбар.

— Теперь я могу говорить? — спросила, как только Виктор выключил порядком надоевшую мне за время пути музыку.

— Можешь, — не глядя на меня, ответил он и открыл дверцу. — Но я бы предпочёл, чтобы ты помолчала.

Неожиданно он, так и не покинув салон, захлопнул дверцу. Не церемонясь, столкнул с моих колен ноутбук.

— Ты с ума сошёл?! — едва успев перехватить его, воскликнула я. — Мне за него ещё кредит выплачивать!

Проигнорировав моё негодование, он взял мою руку и отвёл в сторону. Посмотрел на шею, на грудь. Мне захотелось прикрыться. Всю дорогу окно было открыто, и я замёрзла так, что соски торчали дыбом.

Глянул на браслет, который я не сняла с вечера, на ноги и медленно, словно ощупывая, вернулся обратно к лицу.

— Чёрти что, — отпустил руку. — Но мне нравится, — усмешка искривила губы. — Да, в этом что-то есть.

— В чём есть?! — зло переспросила я.

— В этом, — кивком указал на мою грудь. Вряд ли он имел в виду то, что было под платьем, но до конца уверена в этом я быть не могла. Потому что, если он о плюшевом медвежонке на ткани…

Виктор протянул руку и откинул с моего плеча прядь волос. Коснулся воротника и сдвинул его на одну сторону.

— Чёрт подери, это отвратительно, — процедил сквозь зубы, качнув головой, — но мне действительно нравится!

Я ощутила прикосновение к ключицам. Мимолётно он провёл по висящей у меня на шее цепочке… Нервно выдохнув, я обмерла, стоило ему очертить ухо медвежонка. По телу пробежали мурашки, и причиной тому вряд ли был холод.

— Мне кажется, это к вам, — сдавленно выдавила, заметив приближающегося к машине мужчину. Невысокий, с залысинами. — Ваш менеджер, не так ли?

Он убрал руку, губы его опять искривились. Меня он больше не касался, но напряжение не отпускало. Странное, знакомое и незнакомое мне одновременно, как будто только что он, водя по контурам принта, не касался меня сквозь ткань, а откровенно ласкал.

— Мы перешли на ты, Марин, — бросил, снова открыв дверь.

— Когда это? — ему вслед, не зная, что мне делать — тоже выйти или остаться внутри.

— Когда ты сказала, что я сошёл с ума, — отрезал и, прежде чем оставить меня одну, попросил… нет, приказал: — Выходи. Я не собираюсь тебя ждать.

— Она летит со мной, — услышала я, когда мы уже стояли у самолёта.

Всё это время менеджер Виктора особого значения моему присутствию не придавал. Пока Виктор разговаривал с кем-то по телефону, он лично контролировал погрузку моделей новой коллекции. А что грузили в самолёт именно её, я не сомневалась ни секунды. Теперь же внимание его было акцентировано на мне.

— Где ты её взял? — говорил менеджер Виктора на итальянском, но я понимала его достаточно хорошо. Итальянский был у меня в школе вторым языком. Когда-то я считала это пустой тратой времени, но чем старше становилась, тем больше была благодарна классной руководительнице, настойчиво повторяющей, что у меня талант и что я обязательно должна практиковать навыки при любой возможности. — Ты проблем хочешь?! Зачем тебе эта девка?!

— Она мне нужна, — в отличие от своего менеджера Марчелло был немногословен.

Мрачный, он стоял, расставив ноги на ширину плеч, и смотрел на Мико сверху вниз.

— Я тебе сотню таких найду, когда прилетим, — в голосе менеджера сквозила неприязнь, которую я почувствовала бы, даже если бы не знала, о чём они говорят. Повернувшись, он осмотрел меня с головы до ног и опять обратился к Виктору: — Зачем она тебе нужна?! Зачем?! Это неудачная идея. Я привык к твоим выходкам, но это…

— Она журналистка.

— Ещё лучше! — с итальянской темпераментностью Мико рубанул воздух ребром ладони. Дёрнул головой.

На вид он казался немногим старше самого Виктора, но залысины и маленькие глаза добавляли ему возраста. Особенно сейчас, когда он был явно разозлён.

— Ты решил выйти из тени?! Или что?! Ты понимаешь, какие у этого могут быть последствия. Ни… — Виктор наградил его предупреждающим взглядом, и тот стиснул зубы. — Это плохая идея, Марчелло. Оставь её здесь.

Устав слушать о себе в третьем лице, я решительно подошла к мужчинам. Заметив моё приближение, оба замолчали. Виктор смотрел мрачно, Мико же с откровенным недовольством. Взгляд его задержался на принте медведя, на ноутбуке, с которым я не решалась расстаться даже на секунду, ибо понятия не имела, что в эту самую секунду может прийти Виктору в голову.

— Она не должна садиться в этот проклятый самолёт, — отрезал он, обращаясь к Виктору.

— Она сядет в этот проклятый самолёт, — он не возразил, он констатировал это. Взял меня за локоть и, не успела я даже представиться Фератти, поволок к трапу, а когда мы оказались возле него, толкнул вперёд так, что я едва не повалилась на ступени. Ухватилась за поручень и резко обернулась к Марчелло, собираясь сказать, что можно и поаккуратнее, но благоразумно промолчала, наткнувшись на серебристо-чёрный блеск тяжёлого взгляда.

Глава 6

Марина

Спустившись по ступеням к двери, ведущей, должно быть, в подвал, я дёрнула её, но она оказалась заперта. Все другие двери в доме были открыты, а эта заперта.

— Что тут? — обернулась к протирающей неподалёку пыль горничной. Вряд ли мой разговорный итальянский был совершенен, но и плохим назвать его тоже было сложно. Тем более с учетом, что раньше никогда в Италии я не бывала.

Как только мы добрались до места, Виктор ушёл, предоставив мне возможность самой ознакомиться с домом. Этим я и занималась в течение последних полутора часов. Сам перелёт ничем особенным не отличался: комфортный салон частного самолёта, сопровождающая нас стюардесса, походящая на одну из моделей, не так давно вышагивавших по подиуму во время показа. Чашка чёрного кофе и проплывающие под крыльями облака…

— Если хозяин сочтёт нужным, чтобы вы знали об этом, — с чопорным высокомерием ответила она, смахивая пыль с и без того чистой до блеска вазы, — сам скажет.

— Да пошла ты, — процедила я себе под нос уже на русском.

— Простите, я не понимаю… — она нахмурилась. Черты лица у неё были мелкие, но при этом, как и каждая мелочь в этом доме, интересными. Если бы не надменный вид, так я бы и вовсе назвала её достаточно красивой. Стоило мне подумать об этом, в сознании мелькнул вопрос: только ли роль горничной она в этом доме исполняет или…

— Говорю, что обязательно спрошу его, — уже на итальянском, поднимаясь вверх по ступеням.

Прошла мимо неё в гостиную, чувствуя, как она смотрит мне в спину. Приревновала? Вот точно не стоит! Всё, что мне нужно от её, как она сама выразилась, хозяина, интервью. Хотя говорить об этом я ей, естественно, не собиралась.

— Кто тебя сюда пустил? — я коснулась головы большого дога, буквально влетевшего в комнату. Собака походила скорее на небольшую лошадь. Когда мы вошли на территорию дома, утопающего в зелени, она бросилась нам навстречу, тявкая, как щенок, но с тех пор я её не видела.

Не прошло и нескольких секунд, как следом за догиней в комнате появился Мико. Я ожидала увидеть и Виктора, но менеджер его был один.

— Ты мне требуешься, — выговорил он на отвратительном русском после того, как ткнул что-то в своём телефоне. — Пошли в комнату для дел.

— В комнату для дел? — подыграв, я ответила ему на русском.

Он скрипнул зубами. Я знала, что у знаменитого Марчелло русские корни и говорил на русском он прекрасно, но менеджер его был в этом явным профаном.

— Говори неспешнее, — после ещё нескольких тычков в дисплей, попросил он. — Я прибыл за делом, — сдержанность, с которой он выговаривал каждое слово, ясно говорила о его отношении ко мне.

Вскинув голову, я смерила коротышку взглядом — примерно таким же, каким он смерил меня в аэропорту при вылете, и сказала уже на итальянском:

— Не утруждайтесь переводом. Я говорю по-итальянски. А вам, Мико, стоит сменить переводчик. Он отвратителен.

Фератти поджал губы, тёмные глаза его блеснули. Но говорить он ничего не стал. Подошёл к кухонному столу и положил на него папку. Раскрыл и, вытащив несколько листов, швырнул рядом, а следом — ручку.

— Что это? — спросила, когда он небрежным кивком указал мне на бумаги.

Подняла один лист и быстро пробежалась взглядом. Пункты договора — первый, второй… Договор о неразглашении.

— Договор о неразглашении, — тут же озвучил Мико то, что я и так уже поняла. Взгляд мой зацепился за строку, в которой была прописана сумма неустойки. Боже… Да за эти деньги можно не то что квартиру в Москве купить… Пятикомнатную с окнами, выходящими едва ли не на Красную площадь!

— Я не буду ничего подписывать, — глянула на него, не выпуская бумагу из рук. — Виктор ничего не говорил мне ни про какой договор.

— Виктор… — он угрюмо усмехнулся. — Виктор тебе много чего не говорил. Зато говорю я: хочешь остаться — ставь свою подпись. Но я бы посоветовал тебе забирать хлам, который ты притащила с собой, и убираться куда подальше.

— Не дождётесь, — прошипела я, в упор глядя на него. — Не за этим я сюда приехала, — лицо у него было круглое, но я всё равно заметила выступившие на скулах желваки. Маленькие глазки потемнели, губы же стали бледнее. Неприязнь, которую я чувствовала до этого, стала в разы сильнее.

— Учти, — заговорил он тихо, почти шипя, с угрозой, — Марчелло ты провести можешь, меня — нет. Я буду следить за тобой, за каждым твоим шагом.

— Вы мне угрожаете?

— Я тебя предупреждаю, — он толкнул ко мне бумаги. — Ставь подпись.

— Нет, — ответила решительно.

Мико поджал губы, глаза его недобро сверкнули. Мне стало неуютно.

— Тебе придётся это сделать.

— Возможно, — согласилась я. — Но не раньше, чем я поговорю об этом с Виктором.

— О чём именно? — раздалось от двери, и мы с Мико синхронно повернулись на звук голоса.

Появившийся в гостиной Марчелло потрепал догиню по голове, почесал и, легонько шлепнув по шее, подошёл к нам. Взял у меня бумагу, нахмурился и обратился к менеджеру:

— Это может подождать. На сегодняшний вечер на Марин у меня другие планы, — кинул лист на стол. — Совсем другие, — протянул руку и, стянув с моих волос резинку, которой я собрала их в самолёте, пропустил сквозь пальцы. — Совершенно другие.

— Когда я получу от тебя интервью? — я оттолкнула его руку.

Он усмехнулся, прищурился и, достав из кармана смятую пачку, вытащил сигариллу. Подкурил.

— Оставь нас, Мико, — обратился к менеджеру, не глядя.

Тот выругался. Среди этого я разобрала несколько слов, характеризующих Виктора не с самой лучшей стороны, но ему самому до этого дела не было. Присев на край стола, он глубоко затянулся. Продолжая смотреть на меня, выпустил изо рта дым. Выбежавшая вслед за Мико догиня вернулась обратно и устроилась возле его ноги.

— Когда ты дашь мне интервью? — повторила я, хотя знала, что он услышал меня.

— Я дам тебе интервью в обмен на твоё тело, Марин, — поглаживая собаку, ответил он спустя ещё немного времени. Сделал новую затяжку. — Скажем… через месяц. Да… месяца мне хватит. Я хочу твоё тело на месяц, в обмен ты получишь своё интервью.

— Мне кажется, Виктор, ты меня действительно с кем-то перепутал, — вызванное его словами негодование было настолько сильным, что я понятия не имела, как мне удавалось сдерживаться. — Я не шлюха! Я журналист! Журналист, — подошла к нему почти вплотную и понизила голос. — Заруби себе на носу, — теперь я стояла так близко, что сквозь резкий и в то же время неожиданно приятный запах табака ощущала нотки сандала. Сандала и кофе. — Я не занимаюсь сексом с кем попало. Я не занимаюсь сексом ради того, чтобы получить интервью. Даже если это интервью самого великого и ужасного Виктора Марчелло, понял?!

— Понял, — он поднялся и, игнорируя меня, подошел к столешнице, взял одну из стоящих на ней бутылок минералки.

Сжав руки в кулаки, я прожигала взглядом его спину.

— Что ты понял?! — подлетев, я дёрнула его за руку. Наткнулась на его взгляд и от греха подальше поспешила отдёрнуть руку.

— Я понял, что ты не занимаешься сексом ради того, чтобы получить интервью, Марин, — не выпуская сигариллу, он открыл бутылку и, кинув крышку на стол рядом, отпил глоток. — Разве ты не это только что сказала?

— Именно это, — отозвалась со злостью.

Он вёл непонятную мне игру. Чувство было такое, что я иду с завязанными глазами по острие сабли, понятия не имея, что будет, стоит мне оступиться. Хотя предположение на этот счёт у меня были. Ничего. Вот это самое «ничего» меня и пугало, потому что оно значило, что мне придётся вернуться не только в Россию, но и в редакцию низкосортного журнала и взяться за одну из тех статеек, которые были написаны до меня и будут бесконечно множиться после.

— Только ответь мне, — он неспешно вобрал в лёгкие дым. Немного прищурился, смотря на меня, и от этого серебро его глаз приобрело оттенок чернения. — Разве я говорил тебе что-то про секс? — тихо, пробираясь вкрадчивым бархатным голосом в самую сущность меня. — Я сказал, что мне нужно твоё тело.

— Разве это не одно и то же? — отвести взгляд значило показать слабость, как и отступить. Мне подумалось, что, говоря, что мне было бы лучше забрать свои вещи и убраться отсюда, Мико был не так далёк от истины. Возможно, именно это мне и следовало сделать, потому что с каждой секундой рядом с Виктором ощущение, что я вляпалась в большие неприятности и всё глубже увязаю в них, становилось сильнее.

— Нет, — он вдавил окурок в стоящую рядом с ним пепельницу. Посмотрел на мою шею, на грудь, потом на губы. На лице его отразилось пренебрежение и нечто… Нечто напоминающее снисхождение. — Что ты вообще знаешь про секс?

— Вот это тебя точно не касается, — смущённая, застигнутая врасплох и всё такая же разгневанная, я хотела было отойти от него, но он одним движением остановил. Собрал принт мишки на моём платье в кулак и заставил подойти ближе. Зажал коленями мои ноги и, глядя в глаза, очень тихо выговорил:

— Судя по твоему виду и той ерунде, что ты несёшь, ничего.

— Зато ты, должно быть, знаешь об этом всё, — с сарказмом выпалила я, пытаясь убрать его руку. Подол не доходил мне даже до колен, и сейчас, стоя рядом с Марчелло, чувствуя его буквально всем телом — его силу, его мощную энергетику и грубую ткань его джинсов голой кожей, я хотела оказаться от него подальше. Хотя бы на несколько десятков сантиметров дальше, потому как белья на мне всё ещё не было, и от этого ощущение собственной уязвимости не покидало меня ни на мгновение. — Судя по твоему-то виду!

Он подался вперёд, вторая его ладонь легла на мою поясницу. Я нервно вытолкнула из лёгких воздух, упёрлась ладонью ему в грудь, но вдохнуть так и не смогла. Пальцы прошлись по бедру, по ягодицам. В глубине глаз вспыхнуло демоническое пламя, губы изогнулись.

— Вероятно, не всё, — снова вверх, по спине. — Вряд ли всё, но достаточно, Марин.

— Не называй меня Марин! — огрызнулась, отталкивая его и, едва он позволил мне отойти, ощутила, как меня колотит. — Меня зовут Марина!

— Марин тебе идёт куда больше, — он вернулся к столу, собрал бумаги и, взяв ручку, положил её поверх листов. — Теперь, когда мы обо всём договорились, тебе всё-таки придётся подписать это.

— О чём мы договорились?! Мы ни о чём не договорились! Зачем тебе моё тело?! Я…

— Это я ещё до конца не решил, — он поднял ручку и протянул мне.

Я посмотрела на договор, на паркер в его пальцах так, словно он предлагал взять скорпиона. Но даже самый ядовитый из всех скорпионов не представлял такой опасности. От него хотя бы было понятно, чего ожидать.

Набрав в лёгкие побольше воздуха, я выхватила у Марчелло ручку. В последний раз посмотрела ему в глаза. Чёрт подери, сукин сын не сомневался, что будет по его. Знал, что другого выхода у меня нет. Он располагал не только всеми козырными картами и тузами — всей колодой, за исключением единственной шестёрки, которой, по большому счёту, я и была.

В момент, когда я почти не глядя поставила подпись на первом листе, на глаза мне снова попалась сумма неустойки. Перевернув лист, я поставила подпись на втором, понимая, что только что не просто продалась в рабство дьяволу — подписала собственный смертный приговор.

— Месяц, — выдохнула, кинув ручку на стол. — Месяц, Виктор. Но учти, это будет большое откровенное интервью. И…

— Ты не собираешься заниматься со мной сексом, я помню, — не глядя на меня, он сложил договор и, свернув в трубочку, взял одной рукой.

Неожиданно я почувствовала тычок прямо в задницу. Подол платья опять пополз вверх, но на этот раз причиной тому был не проклятый самовлюблённый извращенец.

— Эй, — я так и вжалась в столешницу. Не смущаясь, догиня снова принялась было обнюхивать меня, и я поспешно сдвинула ноги.

— Бобо, — Марчелло несколько раз цокнул языком, и догиня, потеряв ко мне всякий интерес, завиляла хвостом, — ты же девочка. Наша гостья забыла трусики дома. С журналистками такое порой случается.

Я опять потеряла дар речи. За последние часы со мной это случилось, должно быть, столько раз, сколько не случалось за всю жизнь. Но этот сукин сын…

— Я не забыла трусики дома! — едва не прорычала. — У меня не было времени даже…

— Хватит болтать, — перебил он меня. — Поехали.

— Куда? — глядя, как он в сопровождении высоченной догини цвета сизо-голубой дымки направляется к выходу, вдогонку кинула я.

— Туда, куда я скажу, — он обернулся и показал мне трубочку из бумаг. — На месяц твоё тело принадлежит мне. Тебе не стоит забывать об этом. Если я говорю поехали, значит, тебе стоит замолчать и идти следом.

Не дожидаясь моего ответа, он вышел из кухни. А я… я не сдержалась и выругалась. Обложила его, на чём свет стоит, а потом замолчала. Замолчала и, чёрт подери, пошла за ним.

Глава 7

Марина

— Добрый день, — не успели мы войти в просторный зал бутика, возле нас появилась девушка-консультант в рабочем платье, выглядящем настолько дорого и элегантно, как не выглядело ни одно моё выходное.

Виктор обдал её равнодушным взглядом. Коротко кивнул и, придерживая меня за локоть, повёл вперёд. Памятуя о том, что, когда он слушает музыку, мне лучше помалкивать, в машине я держала рот закрытым. Красный спорткар, на котором мы ехали, был до невозможности похож на тот, в который он усадил меня утром. Сперва я даже подумала, что это одна и та же машина, но нет.

— У тебя в каждом городе, где ты бываешь, есть красный спорткар с салоном в стиле ретро? — вдыхая особенный, отличающий все дорогие бутики запах, поинтересовалась я. Не так чтобы я намеренно сделала это с язвительностью — вышло само собой.

— Люблю привычные вещи.

— Говорят, выходить из зоны комфорта бывает полезно.

Марчелло наградил меня одним из своих высокомерно-снисходительных взглядов и, подведя к отгороженной от помещения самого бутика примерочной, ответил:

— Так говорят те, кому зона комфорта не по зубам, — уголок его рта дёрнулся. Он снова смерил меня взглядом. — Или те, чью зону комфорта вряд ли можно считать комфортной.

Что-то подсказывало мне, что конкретно в данный момент мы говорим обо мне. Не удивлюсь, если ему известно о том, для чего именно мне нужно получить от него интервью. Догадываюсь даже, от кого он мог это узнать. Тина, будь она неладна! Не могла сдержать язык за зубами?!

— А как же расширение границ, новые горизонты?

Он открыл передо мной дверь, по всему полотну которой были разбросаны выведенные серебряным буквы его собственного имени, и пропустил в освещённый множеством лампочек коридор.

Глянув на него снизу-вверх, я молча прошла внутрь. Сопровождающая нас всё это время девушка вошла следом. Виктор отдёрнул чёрную бархатную штору, и взгляду моему предстала примерочная с зеркальными стенами.

— А ты считаешь, что для меня существуют границы? — голос его прозвучал вкрадчиво. Вдоль позвоночника у меня прошёлся холодок. Виктор же всё продолжал смотреть на меня.

— Вы хотите выбрать что-то для вашей спутницы, — подала голос консультант. — Желаете, чтобы мы с Глорией помогли вам?

— Я желаю, чтобы вы с Глорией убрались отсюда, — продолжая смотреть на меня, ответил он. — На сегодня ваш рабочий день окончен. Можете быть свободны.

— Как скажете, — безропотно отозвалась девушка и буквально в ту же секунду исчезла.

Глорией, судя по всему, звали её оставшуюся в зале напарницу. Я посмотрела на закрывшуюся дверь, потом — на Марчелло, плечом привалившегося к стене.

— Хочешь сказать, они тоже не знают, что ты и есть Виктор Марчелло? — размноженное зеркалами моё собственное отражение вызывало ощущение чего-то нереального. Как и мужчина, приведший меня сюда.

Всё это вообще казалось мне нереальным. Всегда мечтавшая писать о мире высокой моды, о ярких показах, о дизайнерских коллекциях и о том, что послужило вдохновением для великих кутюрье при их создании, я не могла позволить себе купить в ГУМе даже шелковый шарфик. Теперь же стояла в стеклянной примерочной рядом с великим дизайнером. Одетая в домашнее платье с нелепым медведем, ботинки, оставшиеся у меня ещё с подростковых времен. Не знаю, должна ли я была испытывать рядом с этим мужчиной трепет, должно ли у меня было возникнуть чувство, что я прикасаюсь к легенде. Этого не было. Вместо этого было непонятное ощущение полнейшего внутреннего раздрая и нечто такое… что заставляло меня держать оборону. Ко всему прочему я понимала — рядом со мной чертовски красивый чисто мужской красотой мужчина, харизму и энергетику которого можно ощутить за версту.

— Они знают, что должны подчиняться мне, — проговорил он, оттолкнувшись от стены. — Этого достаточно.

Оставив меня, Виктор вышел в зал. Я же нервно выдохнула. Посмотрела на своё отражение. Не уложенные медно-каштановые волосы топорщились в разные стороны, отчего я была похожа то ли на девочку-бунтарку, то ли на ведьму.

— Разве что драных колготок не хватает, — процедила я сама себе, пытаясь пригладить ещё сильнее взъерошенные из-за гулявшего по салону машины ветра волосы. — Чтоб тебя, засранец ты заносчивый, — распутывая прядки, выдохнула и заметила в отражении этого самого засранца.

Резко развернулась.

— Раздевайся, — приказал он. Через руку его было перекинуто несколько вешалок с одеждой.

— Ты повторяешься.

— И что из этого? — он повесил принесённое на перекладину рядом с кабинкой и в ожидании повернулся ко мне. Ничего не сказав, я задёрнула шторку. Скинула ботинки, рывком сняла платье. На этом пыл мой поубавился. Поколебавшись, я прикрылась краем шторки. Выглянула и наткнулась на стоящего у противоположной стены Виктора. Он как раз достал пачку и, вынув из неё сигариллу, подкурил. Несколько секунд мы стояли друг напротив друга молча. Хотелось бы мне знать, что за мысли в этот момент были в его извращённом мозгу. С таким же видом он мог бы разглядывать скучное полотно в картинной галерее или смотреть, как дворник метёт асфальт.

— Дальше что?

— Дальше, — он вынул что-то из кармана накинутого на плечи пиджака. — Возьми

Ни шага ко мне, ни движения. Я стиснула зубы. Всё так же, прикрываясь шторкой, попробовала подойти к нему, но у меня ничего не вышло. Должно быть, его это забавляло, потому что на губах его появилась лёгкая усмешка.

— Может быть, покинешь зону комфорта? — после того, как ещё одна моя попытка провалилась, осведомился он.

— Сукин сын, — процедила. Отпустила штору и, схватив платье, кое-как прикрылась им, но выйти не успела — Виктор сам появился в зеркальных стенах.

Пространства внутри не стало. Он заполнил собой всё — каждый миллиметр, вытеснил весь воздух, заменив его запахом сандала и дорогого табака.

— Это я возьму себе, — платье выскользнуло из моих пальцев. Я попыталась ухватить его, но в руках остался только воздух.

Морда медведя оказалась прямиком на плече Марчелло. Что-то мягкое легло мне в ладонь, и я судорожно сжала пальцы.

— У тебя прекрасные волосы, Марин, — почти не шевеля губами. Пальцами он взял меня за подбородок и заставил меня посмотреть ему в глаза. — Н-да… таких у меня ещё не было, — ухмылка в самом уголке рта. — Как думаешь, тебя можно отнести к выходу из зоны комфорта, а, Марин? — большим по нижней губе. Затяжка и запах дыма. — Я думаю, вполне. А ты?

— Ты сказал, что я нужна тебе не для секса, — собравшись, я оттолкнула его руку. Сделала от него шаг и тут же поняла — зря. Мишка так и продолжал пялиться вышитыми глазами в зеркальный потолок, тогда как на мне не было ни нитки.

— Пошёл вон отсюда, — резко повернувшись к Виктору спиной, прошипела я.

К щекам, шее, груди прилила краска. Я подняла глаза… О, Боже! Взгляды наши встретились в отражении.

— Выйди! — с абсолютным лютым бессилием.

— У тебя красивые не только волосы, — заключил он. — У тебя очень красивые соски. И вот тут, — коснулся спины, где, похожие на неправильный треугольник, на коже были родинки. — Твоё тело мне однозначно подходит, — провёл вниз по талии, по бедру. — Думаю, у нас с тобой получилась честная сделка, — лёгкий хлопок по заду, ещё один взгляд через зеркало.

Когда он всё-таки убрался, я прижала руку ко лбу. Почувствовала мягкость ткани и, разжав пальцы, поняла, что держу бесшовное бельё. Телесного цвета трусики. Трусики и, будь он неладен, ничего больше! Медленно выдохнув, я надела их и тут же почувствовала себя пусть немного, но лучше. Интересно, а нижнее бельё мне тоже стоило отнести к зонам комфорта? Если так, то выходить из конкретно этой… вернее, снимать её я пока что была не готова, тем более, перед Виктором.

— Надень это, — едва я подошла к шторке, он сам отдёрнул её и протянул мне вешалку с платьем. В момент, когда я потянулась за ней, пальцы наши соприкоснулись. Пронзивший меня непонятный разряд едва не заставил убрать руку. Одно касание, а внутри все натянулось до напряжения. Не знаю, почувствовал ли это Виктор. Посмотрев мне в лицо, он молча отступил, но штору закрывать не стал.

— Тебе кто-нибудь говорил, что ты извращенец? — осведомилась я, прижимая к себе платье. Даже на ощупь оно, казалось, было сделано из чего-то божественного. В жизни я не держала в руках ничего более мягкого и приятного. Ткань, насыщенно коричневого, даже шоколадного цвета, казалось, переливалась в моих пальцах. Шёлк…

— Надень его, — распорядился Марчелло. — Хочу посмотреть, как оно будет выглядеть на тебе.

— Может быть, ты хочешь посмотреть не на то, как оно будет выглядеть на мне, а на сам процесс? — я опять защищалась.

Виктора мой выпад не смутил. Его, казалось, смутить было невозможно в принципе.

— И на это тоже.

Мне вдруг стало ясно, что в словах его нет поддёвки. Он действительно хотел этого — хотел видеть, как я надеваю его платье. Осознание этого было таким внезапным и острым, что я потеряла дар речи. Прижимала к груди платье и смотрела на мужчину, от взгляда которого мне становилось не по себе. Чувство было, как будто меня обдаёт то жаром, то холодом.

— Я жду, Марин, — негромко, но с нажимом.

Я медлила. Смущение, протест, желание казаться ему равной не давали мне убрать руки от груди. Подписав контракт, я заключила сделку с дьяволом, и теперь, стоя от него на расстоянии вытянутой руки, всё явственнее осознавала это. Но обратного пути уже не было, потому что в контракте был ещё один пункт, где чёрным по белому значилась сумма неустойки, не многим уступающая неустойке за раскрытие тайны. Сумма неустойки за преждевременное расторжение договора.

— Хорошо, — он приблизился, когда я, вспомнив об этом моменте, мысленно застонала. Высвободил платье из моих пальцев.

Я не противилась. Нежная ткань в его руках казалась ещё более тонкой. Такой непривычный контраст силы и невесомости.

— Лет в десять я купил на отложенные карманные деньги куклу, — он взял меня за руку и вынудил поднять её. Кончиками пальцев провёл от запястья до локтя. Почти невесомо, но от этого прикосновения внутри меня всё превратилось в миллиард маленьких нервов. Таких же оголённых, как и я сама. — У неё было уродливое розовое платье, которое совсем не шло ни к её цвету кожи, ни к волосам, — поднял мою руку ещё выше.

Я почувствовала, как невесомое платье прохладой заскользило по коже. Подняла вторую руку и послушно продела в проём рукава.

— У неё были каштановые волосы и глаза фиалкового цвета, — его ладони на моих бёдрах.

Мягко, всё так же, почти не касаясь, он нарисовал один ему ведомый узор и рывком развернул меня к себе спиной.

— Она была очень красива, Марин. Самая красивая кукла из всех, что были в магазине, — замок застёжки на боку пополз вверх.

Я опять смотрела на наше с Виктором отражение, но ничего толком не видела. Лишь чувствовала его пальцы, его дыхание у себя на затылке и слышала его вкрадчивый, мягкий и одновременно грубовато-мужской голос.

— Я принёс её домой, Марин. Раздел и распорол её ужасное платье, а потом сшил заново. Но ей не шёл розовый. Совсем не шёл, понимаешь? — теперь он поглаживал меня по спине, немного ниже лопаток. Как раз там, где были три родинки.

Неожиданно он жёстко усмехнулся, на лицо набежала тень. Ладони исчезли.

— Когда отец увидел у меня куклу и несколько платьев, которые я сшил для неё, он устроил мне трёпку. Приказал отправить мою куклу в мусор и пригрозил, что, если ещё раз увидит что-то подобное, высечет меня ремнём.

— И что? — я облизала почему-то пересохшие губы.

Дотронулась до шеи, до ключиц. Вырез был V-образным, и из-за этого шея моя казалась длиннее. Насыщенный цвет оттенял бледную кожу и цвет глаз. Даже босая, растрёпанная, я казалась себе другой. В платье, легко спадающем на плечи, выделяющим талию. И… рядом с мужчиной, возвышающимся у меня за спиной подобно каменному изваянию языческого идола.

— Ты отправил её в мусор?

— Да, — теперь он не касался меня, но я чувствовала его кожей — так близко мы стояли. — А потом достал и сшил ей новые платья. После этого у меня было много кукол, которым я шил платья, Марин. Но ни одна из них не была хороша как та.

Договорив, он приподнял мои волосы. Тронул шею. Замочек цепочки раскрылся, и она упала на пол. Виктор скрутил мои волосы жгутом так сильно, что мне стало больно, и тут же выпустил.

— Снимай, — отрезал он. — Тебе не идёт этот цвет.

— Но…

— Тебе не идёт этот цвет, — повторил он и вмиг расстегнул молнию. Сдёрнул платье с плеч. Оно упало на пол к моим ногам, а я задрожала, заметив, как потемнели его глаза, как сверкнуло серебро, и расширились зрачки. Соски вдруг стали твёрдыми, внизу живота щекотнуло теплом. Холода я больше не чувствовала — только жар.

— Да… — кривая, мрачная усмешка. — С тех под у меня было много кукол. Но ни одной достойной.

Он отвернулся только затем, чтобы снять с перекладины другую вешалку, а мне захотелось привалиться к стене. Ног я почти не чувствовала, только неожиданно появившееся волнение и тепло внизу живота, не желающее отступать. Кукла… Он говорил о кукле или… Что значит, у него было много кукол?! Для чего ему моё тело?! Что он вообще…

— Вот это, — опять близко. Его ладонь на моих ягодицах. От неожиданности я подалась назад и тут же ощутила. Боже мой…

Мигом я повернулась у него в руках. Посмотрела в его потемневшие глаза, чувствуя твёрдый бугор выпирающей ширинки уже животом.

— Тебя так сильно возбуждают все твои куклы? — голос выдавал моё напряжение.

— Ты первая, — вверх-вниз вдоль прорези трусиков, прижимая меня к себе сильнее. Откровенно. Никогда ещё я не слышала и не чувствовала ничего более откровенного.

Платье осталось у меня в руках, когда он позволил мне отстраниться. На этот раз тянуть я не стала — отвела взгляд и поспешно скрыла себя изумрудным шёлком. Подняла глаза и обомлела. Женщина, смотрящая на меня из зеркала, была кем угодно, только не мной.

— Да, — он поправил у меня на плечах тонкие лямки. — Вот так гораздо лучше. Привстань, — я снова слышала и не слышала его. Смотрела на нас, видела его широкие ладони на своих плечах, себя саму — знакомую и незнакомую, огонь его чёрно-серебристых глаз. — Привстань, Марин, — на ухо.

Щетина его соприкоснулась с моей кожей. Щекотно… внизу живота, чёрт подери, щекотно. И опять чувство, что я иду с завязанными глазами по лезвию над пропастью.

— Так? — на выдохе, приподнявшись на носочки.

Он посмотрел на меня внимательно. Убрал руки и, не сказав ни слова, ушёл. На сей раз я всё-таки привалилась к прохладному стеклу, но выдохнуть не успела. Марчелло вернулся и подал мне чёрные туфли на шпильках. А когда я, надев их, выпрямилась, собрал волосы крупной заколкой с розоватым цветком.

— Да… — снова жёсткая усмешка в уголке рта. Чернота глаз, окаймлённая серебристо-голубой радужкой, и его откровенная мощь. Он прижимал меня к себе спиной, бёдрами и смотрел как будто на меня, но в то же время… Так, будто меня не было. Только… моё тело.

— Да, — ещё увереннее. — Теперь я нашёл достойную замену Фелиции.

— Фелиции? — я выдохнула, ощущая, как колотится моё сердце. — Кто… кто такая Фелиция?

— Я же уже сказал тебе, — он так и поглаживал меня, лаская. Но ласкал он не меня. Нет… он ласкал платье. Шёлк надетого на мне платья. — Кукла. Самая красивая кукла из тех, что у меня были. Может быть, когда-нибудь я вас познакомлю.

— Но я не кукла, — возразила было, сделав попытку развернуться.

— Ты не кукла, — подтвердил он и отступил назад. — Если бы ты была куклой, это было бы куда лучше. А ты…

— Тело? — вопрос слетел с языка сам собой.

Виктор ничего не ответил. Осмотрел меня с ног до головы теперь уже не сквозь стекло. Я против воли посмотрела на его шею, в треугольный вырез поло, ниже…

— Нам пора, — прочеканил он. — Пожалуй, этот месяц будет даже лучше, чем я думал.

— В каком смысле? — неожиданно сдавленно. Мне казалось, что большего ощущения опасности у меня он вызвать уже не сможет, но сейчас, стоило услышать, как он это сказал, я поняла, что снова ошиблась.

— В прямом, — пальцы на моём подбородке, чуть заметный прищур и завёрнутые в бархат осколки стекла в голосе: — В самом прямом, Марин.

Глава 8

Марина

— Где твой ноутбук? — как только мы зашли в дом, спросил Виктор.

— В комнате, которую показала мне твоя горничная, — отозвалась, меньше всего ожидавшая подобного вопроса.

Не успели мы сесть в машину, Виктор снова включил музыку и не выключал её до дома. Несколько раз я порывалась вывести его на разговор, но, когда на очередную мою попытку он, не отвечая, без видимых причин сбавил скорость и подвёл спорткар к обочине, я замолчала. Искоса смотрела на него — мрачного и задумчивого. До вчерашнего вечера, как и для многих других, Виктор Марчелло был для меня только именем. Именем без возраста, без оттенка кожи и запаха. Теперь он стал реальностью. Разглядывая его, я поигрывала браслетом на запястье и чувствовала, как проникающий сквозь открытое окно воздух обдаёт пылающую кожу. Не знаю, как он сделал это со мной — до него я так не реагировала ни на одного мужчину. Даже мой бывший... Хотя, об этом мне и вспоминать не хотелось! Единственный опыт, не оставивший после себя ничего, кроме желания поморщиться.

— Хорошо, — Марчелло стал подниматься по деревянным ступеням лестницы.

Я поспешила за ним, и когда мы, пройдя по отходящему в левое крыло дома коридору, оказались в моей комнате, остановилась.

Взгляд Виктора мне не нравился. Он посмотрел на меня, мазнул по постели и оказался на расстоянии считанных сантиметров. На мне по-прежнему были туфли и платье изумрудного цвета. А он… В его глазах всё ещё тлели чёрные угли.

— Ты же сказал… — голос дрогнул.

— Где компьютер? — оборвал он меня.

Я с непониманием указала на кресло. Виктор бросил взгляд в указанную мной сторону и, отступив так же неожиданно, взял компьютер.

— Телефон, — коротко, жёстко.

— У меня нет телефона, — я вытолкнула из лёгких воздух.

Испуг, вызванный его неожиданным натиском, отступил, и я сама себе показалась глупой. Да что со мной происходит рядом с ним?!

— Где твой телефон, Марин? — должно быть, с первого раза он мне не поверил. Это вдруг разозлило меня. Все эти его прикосновения, слова, моя собственная реакция…

— В ванной, — я пошла в наступление. — Если быть точнее, на стиральной машинке.

Это было правдой — второпях я даже не подумала взять его. Поняла это, ещё когда мы ехали под звуки грёбаного диско в аэропорт, но какой смысл было просить вернуться?!

— Зачем тебе мой ноутбук? — сама подошла ближе. Хотела забрать компьютер... Стоило мне протянуть руку, Виктор стиснул моё запястье с такой силой, что я почувствовала себя в железных тисках.

— Этот месяц ты проведёшь без него, — сказал, как отрезал. Разжал пальцы и слегка оттолкнул меня от себя. Не сильно — так, что я сделала небольшой шаг назад.

— Мы об этом не договаривались! — поняв, что он собирается уйти, бросилась следом. — Виктор…

— Не договаривались, — остановился у двери. — Договорились теперь.

— Тебе не кажется, что понятие «договариваться» подразумевает диалог?

— Возможно. Но не в этот раз.

Я вышла за ним в коридор. Его самоуверенность не знала границ, и, что хуже всего, сделать с этим я ничего не могла. Ноутбук был моей единственной связью с реальностью, а теперь… Теперь у меня не осталось и её.

— Я не твоя пленница, Марчелло! — я сбежала по лестнице и остановилась прямо перед ним, преграждая ему дорогу. — Я имею право…

— Не пленница. Но и прав ты не имеешь, Марин, — обошёл меня, как досадную преграду и направился дальше. Захлёбываясь собственным гневом и непониманием, я смотрела ему в спину и с силой впивалась в перила. Современность с оттенком ретро… Чёртов сволочной извращенец!

— Ты куда? — нагнала его уже почти у двери. В порыве схватила за руку.

— Это тебя не касается, — ответил жёстко, но всё же задержался. Посмотрел на меня, как и там — в примерочной. На меня и словно бы… не на меня. Пальцы его на виске, по скуле… Я дёрнулась, хотела отступить, но остановилась, прикованная его взглядом. Медленно он очертил овал моего лица и опустился на ключицы.

Всё так же медленно, прибавляя к бушующему внутри гневу нечто… сладко-пряное, заставляющее кровь бежать ещё сильнее, а сердце биться гулко. По вырезу платья, вдоль лямок. Заметив, что я вернула цепочку на прежнее место, он приказал:

— Сними.

— Не собираюсь.

— Сними, Марин, — ровно, спокойно.

Меня затрясло. Не знаю, почему я подчинилась. Может быть потому, что понимала — не сделаю это сама — сделает он. И тогда опять его пальцы по шее, на коже.

Нервными движениями расстегнула застёжку и едва ли не швырнула подвеску в него. Он поймал. Зажал в кулаке. Повисшие между пальцев звенья блеснули на загорелой кисти. Перехватив цепочку, он убрал её в карман джинсов.

— Куда ты? — немного сдержаннее. — Зачем тогда это... — махнула рукой возле подола.

— Мне так захотелось, — сказал и вышел из дома.

Дверь за ним закрылась, я же ощутила, как на смену ярости приходит абсолютная слабость. Сжатые клубками нервы размотались, и я опустилась на край тумбочки, слыша, как по подъездной дорожке зашуршали колёса.

— Могу я предложить вам ужин? — вывела меня из невесёлых размышлений появившаяся откуда ни возьмись горничная.

Я подняла на неё взгляд. Всё то же едва уловимое выражение превосходства и неприязни на лице.

— Можете, — ответила сквозь зубы. — Но не стоит. Я способна справиться с этим сама.

— Иди погуляй, — скомандовала я догине, когда она в очередной раз принесла мне резиновую косточку и махнула хвостом, ожидая, что я брошу её.

Не знаю, куда уехал Виктор, но не появлялся он уже три дня.

Всё это время в голове, толкаясь и переплетаясь, роились вопросы. Главным из них был — зачем? Зачем ему моё тело? Слоняясь по дому, я пыталась понять, чего мне ждать. Пыталась составить о Викторе Марчелло хоть какое-то представление. Рассматривала статуэтки, привезённые им, должно быть, из стран, где он бывал, листала книги и снова вспоминала его руки. Его пальцы на коже, его дыхание у себя на затылке… Прошлой ночью мне даже показалось, что я чувствую его запах. Напуганная, с трепещущим в груди сердцем, я резко раскрыла глаза. В комнате никого не было, только… Только чуть ощутимый запах дыма как будто всё ещё проникал в лёгкие. Нет. Просто показалось. Показалось…

— Не буду я с тобой играть, — повторила и улеглась на шезлонг.

Солнце, ярко палившее весь день, наконец стало сдавать позиции. Теперь я могла насладиться итальянским летом. Собака, повертевшись вокруг меня ещё немного, сдалась и скрылась в саду.

— Ладно, — выдохнула и, осмотревшись, сняла платье. Из одежды у меня по-прежнему ничего не было, но просить горничную помочь я не хотела. В конце концов, помимо неё, меня и собаки здесь не было никого. Виктор же… Да и чёрт бы с ним!

Вытянувшись, я с наслаждением подставила солнцу живот и грудь. Отпила холодный зелёный чай из принесённого с собой стакана и зажмурилась. Италия…

Медленно меня окутывало состояние полудрёмы. Солнце было всё ещё жарким, и я, сумевшая выкинуть из головы всё, думать о чём не имело сейчас смысла, наконец расслабилась.

Расслабилась настолько, что, когда почувствовала лёгкий запах дыма, не сразу поняла, что теперь это действительно не сон. Только когда на лицо моё упала тень, приподнялась и…

Заслонивший собой и солнце, и небо, и вообще всё вокруг Виктор стоял прямо передо мной. Стоило мне встретиться с ним взглядом, увидеть блеск его глаз…

— Это тебе не потребуется, — он схватил меня за руку и рывком дёрнул вверх в тот момент, когда я было потянулась за платьем.

— П-почему? — на выдохе, прижатая к нему.

— Просто не потребуется, — ладонью по спине.

Я услышала, как он с шумом втянул в лёгкие воздух, услышала слетевшую с его языка брань.

— Зачем тебе моё тело, Виктор? — спросила тихо, подняв голову. То ли я ещё не до конца вынырнула из полудрёмы, то ли инстинкт самосохранения покинул меня. Может быть, я просто так накрутила себя за эти дни, что знать это было мне так же важно, как дышать. Понятия не имею…

— Зачем тебе моё тело? — глядя в его почерневшие глаза.

— Сейчас узнаешь, — под моими ногами замелькал мрамор, трава…

Распахнув заднюю дверь, Марчелло втащил меня в дом. Несколько раз я попыталась выдернуть руку, но хватка его была мёртвой.

— Куда ты меня тащишь?! — ухватилась за край стола — бесполезно.

— Ты хотела знать, зачем мне твоё тело? — он пихнул меня вниз по ступеням. Тем самым, внизу которых находилась запертая дверь.

Напуганная, я обернулась к нему и только теперь поняла, что он не в духе. Нет, даже не так… Он был… раздражён…

Спустившись, он вставил ключ в замок, несколько раз провернул его и, коснувшись моей спины, подтолкнул внутрь. В абсолютную, непроглядную темноту, наполненную запахами сандала, дорого табака и… Пальцы на моём теле.

— Пытаешься понять, чем тут пахнет? — жаркий шёпот у виска, мурашки по всему телу. — Здесь пахнет одержимостью, Марин. Одержимостью, — колючая щетина по виску, дрожь… Его ладонь на моём бедре…

Озаривший комнату свет не был резким. Поначалу бледный, приглушённый, он становился ярче постепенно. По мере того, как он наполнял комнату, меня охватывал трепет.

— Это твоя мастерская? — наконец выдохнула я.

— Ты ожидала увидеть что-то другое? — он всё ещё стоял рядом, касаясь моей спины пальцами. Мягко по позвонкам, вырисовывая их. Без намёка на что-то большее, но прикосновения эти не давали возможности думать. Я находилась в святая святых едва ли не самого великого кутюрье современности, но мысли мои были только о том, что он будил во мне, о его пальцах и огне, проникающем сквозь кожу.

— Чего встала? — наполненный всё тем же неясным мне раздражением голос Виктора заставил очнуться.

Он прошёл вглубь комнаты. Остановился у стола и, повернувшись, посмотрел на меня издали с гнетущей решимостью. Стены комнаты были насыщенно бордовыми, с хаотичными вкраплениями светлых и тёмных, переходящих в едва ли не чёрный тонов. На низком столике стояла ваза с высушенными розами, возле которой всё в том же хаосе лежали кружевные салфетки. В самом углу, возле напоминающего отделанную кружевом медузу торшера стояло большое кресло, походящее на трон. В комнате не только пахло одержимостью… В ней будто витала одержимость.

Преодолев желание прикрыться, я расправила плечи. Медленно подошла к так и не сводящему с меня взгляда Виктору и решительно посмотрела ему в лицо.

— Туда, — указал на крохотную ступеньку, выхваченную всё тем же приглушённым светом.

Ничего не ответив, я покорилась. Шагнула вверх и встала рядом с возвышающимся на кованной металлической подставке деревянным торсом с обезличенным овалом вместо головы.

Оперевшись ладонью о край стола, Виктор гладил меня. Изучал, проводя по каждому изгибу тела, снова и снова поднимая во мне волны дрожи и заставляя сердце биться сильнее, а дыхание замирать. До этого момента я даже не думала, что такое действительно возможно — делать это только взглядом. Но именно так оно и было — нас разделяло несколько метров, а я дрожала, как не дрожала ещё ни разу, и чувствовала, как всё сильнее тянет внизу живота.

— Подними руку, — приказал.

Я опять послушалась. В абсолютной тишине пропитанной им самим комнаты голос Виктора звучал так… Так, если бы он был… не просто демоном — Люцифером. Или… Богом. Полновластным и имеющим право совершенно на всё.

— Поставь левую ногу на носок.

И снова я подчинилась. Виктор отвернулся. Вытащил из кармана пиджака смятую пачку сигарилл и, взяв одну, швырнул на стол. Подкурил и отошёл в самый дальний и тёмный угол комнаты. Теперь я почти не могла видеть его, скрытого тенью. Только яркий огонёк сигариллы маячком виднелся среди сумрака. Плечо начинало затекать, спина немного заныла, и я, устав, опустила руку.

— Разве я сказал тебе, что закончил? — в этот же миг Марчелло тенью выскользнул из темноты.

— Я устала.

— Это меня не волнует, — отрезал с твёрдостью, ясно дающей понять — в самом деле не волнует.

— И сколько я должна так стоять? — нехотя я опять подняла руку. — Час? Два?

— Столько, сколько мне потребуется, — он подошёл к возвышению. Отвёл мою руку немного дальше и ладонью провёл по волосам.

Несмотря на бушующее внутри чувство протеста, я едва не прикрыла глаза. Медленно перебирая мои волосы, он поднёс ко рту почти докуренную сигариллу. С очередным вдохом я проглотила выпущенный им дым и потихоньку кашлянула. Стоять так и дальше не было сил, и я всё-таки выпрямила ногу.

— Если ты получил моё тело в своё распоряжение, — уловив серебристый блеск в глазах, опередила я, — это ещё не значит, что оно совсем перестало быть моим, Виктор.

— Оно перестало быть твоим, Марин, — бросив почти докуренную сигариллу на пол, он затушил её мыском. Подхватил мою ногу под коленкой и поставил так, как я стояла до этого. Внутри всё сжалось, когда вместо того, чтобы отпустить, Виктор провёл по бедру вверх.

— Шёлк… — выговорил, не обращаясь ко мне. — Шёлк… да… — между его тёмных бровей образовалась складка, пальцы продолжали скользить по коже. — Я был прав… Он этого просто не чувствовал.

— Кто он? — ничего не понимая, переспросила я.

Как будто вынырнув из собственных мыслей, Виктор посмотрел мне в глаза и резко убрал руку. Глаза стали отражением разгулявшейся внутри бури, мрачная задумчивость слилась с чем-то… Чем-то, определения чему я дать не могла.

Потеряв равновесие, я пошатнулась, но он подхватил меня, на миг прижал к себе и мгновенно отстранил, продолжая удерживать за локоть. Обнажённая перед ним, я балансировала на непонятной мне грани. В выхваченных светом чертах его лица читалось напряжение. Сейчас они казались особенно жёсткими и резкими, темнеющая на скулах щетина придавала ему ещё больше тайны.

— Отпусти, — выдавила, уперевшись ладонями ему в грудь.

Он отступил. Не сразу — тянущееся вечностью мгновение ещё смотрел на меня, затем отошёл. Шаг назад, ещё один.

— Я был прав, — тихо, вкрадчиво.

— О чём ты? — я ухватилась за первое, что попалось под руку. Деревянный торс с яйцеобразной головой покачнулся, но меня, должно быть, качало сильнее. В горле пересохло, сердце стучало неровно, грудь наполнилась томной тяжестью.

— Не важно, — он тряхнул головой. Провёл ладонью по чёрным волосам и, забрав со стола пачку, ушёл всё в тот же тёмный угол.

Неожиданно прямо среди мрака возник освещённый дверной проём. Комната… Там, в конце этой, находилась ещё одна комната. Сглотнув, я дотронулась до живота, до груди и с шумом выдохнула. Собственное прикосновение заставило меня вздрогнуть и плотно сжать ноги. Соски были твёрдыми, кожа слишком чувствительной.

Силуэт Марчелло мелькнул на фоне светлого прямоугольника. Поняв, что всё ещё держусь за манекен, я отпустила его и, пользуясь моментом, внимательнее осмотрела противоположную стену. Ещё одна дверь…

— Тебе здесь делать нечего, — едва я спустилась с подобия подиума с намерением заглянуть в освещённую комнату, Виктор закрыл её. В руках его что-то болталось. Ткань…

Кивком он велел мне вернуться обратно.

— Что там? — повернулась к нему.

— Ничего для тебя интересного.

Я только поджала губы.

— Там образцы, да?

— Нет, — взяв за плечо, он развернул меня в пол-оборота. Перекинул ткань через плечо. Теперь я могла различить цвет — насыщенно-красный, с элементами кружева. Нет, тканью это не было. Набросок или что-то вроде того….

Но рассмотреть, как следует, Виктор мне не дал. Сгрёб мои волосы и, резко скрутив жгутом, заколол наверх. Одна, отбившаяся от других, прядка щекотала шею.

Рывком он поставил меня к себе лицом. Я видела взгляд мужчины, таящего в себе сплошные тайны, и чувствовала запах дыма, до невозможности похожий на тот, который чувствовала ночью в спальне.

— Ты был тут ночью, да?! — оглушённая догадкой, выпалила я. — Приходил ко мне в комнату?

— Зачем мне приходить ночью к тебе в комнату? — вопрос прозвучал так сухо, что меня снова охватили сомнения.

— Понятия не имею! Но ты приходил, да? Думал, что я не пойму?

— Ты считаешь, я стал бы об этом думать? — на плечи мне опустился шёлк. Прохладный, он скользнул по телу лёгкой волной, и от этого дуновения, от неожиданно ставшей для меня слишком волнительной близости Виктора, соски снова стали твёрдыми. Если даже я сама, не видя себя со стороны, понимала это, что уж было говорить о Марчелло!

— Если я захочу прийти к тебе, я приду, — в пальцах его блеснула булавка. — Узнаешь ты об этом или нет, меня не волнует.

Готовые было сорваться с губ слова комом застряли в горле, когда он, собрав ткань сбоку у талии, двинулся выше. Сосредоточенный, он зажал несколько булавок зубами, поправил шёлк у груди. Ткань, подчиняясь его рукам, создала лёгкий волан. Виктор отступил, но только затем, чтобы, осмотрев меня, коснуться снова. Теперь ладонь его опустилась на моё бедро в месте, где не скреплённая ткань образовала разрез.

Неспешно он погладил — то ли каёмку шёлка, то ли кожу возле неё. Мне вдруг стало трудно дышать. Воздух вокруг нас сгустился, свет померк.

— Слишком много… — сказал он, не обращаясь ко мне.

Только что прикрывавшее колени кружево исчезло. На его месте я ощутила жар. Присев, Марчелло дотронулся до моей щиколотки. И опять поглаживание — неспешное и как будто обезличенное. Как будто…

Рвано выдохнув, я приподняла ногу, когда он, взяв ступню, обвернул кружево вокруг щиколотки.

— Держи так, — поставил на носок. Обеими ладонями, слегка нажимая, поднялся до колена и развернул. Расправил укрывший бедро подол… Вместе с тем, как он выпрямился, красный шёлк поднялся ещё выше и опал. Глаза Виктора потемнели сильнее, губы были поджаты.

— Нет… — костяшками по моей шее, по ключицам. — Не так…

Кончик булавки царапнул меня у самой груди. Вслед за выдохом я рвано вдохнула и тут же встретилась с Виктором взглядом.

— Мне понравился V-образный вырез, — с трудом собирая слова, сказала я как будто громко… Как будто, потому что голос мой можно было разобрать лишь потому, что в комнате царила тишина.

Не знаю, услышал ли он меня. Перебирая ткань, он опустился от ворота по груди, задел соски и только после этого поднял взгляд. Чернота его глаз, комната, погружённая в полумрак, его руки… Медленно он обрисовал мою грудь. Кончик булавки царапнул по коже, и этот мимолётный острый укол рикошетом отозвался внутри меня.

— Прекрати, — попыталась я удержать его, когда пальцы с живота опустились ниже. — Это… Это что, обязательно?

Он коснулся меня между ног. Ребро ладони с нажимом прошлось словно по голому телу. Словно бы на мне не было ни этого подобия шёлкового платья, ни белья.

Кончиками пальцев Виктор задел клитор. Задержал руку, и тонкие нити, похожие на стремительный удар тока, пронзили всё тело. Всё ещё стоявшая, немного отведя колено, я резко дёрнулась, а он… Рывком он вернул меня на место. Мне показалось, что в глазах его отразился голод. Показалось… Потому что уже в следующий миг взгляд его стал прежним. Меня же охватило ознобом. Но холодно мне не было, напротив. Случайно он это сделал? Если нет, то зачем?

— Прекрати, — выдавила, сдвинув ноги, подалась назад, поправляя спадающую с плеча ткань, но Виктор мигом оказался рядом.

— По-моему, это было совсем не обязательно, — голос мой срывался, а внутри всё так и пульсировало. С ужасом я понимала, что тёплое ноющее чувство внутри становится всё сильнее. Живот буквально сводило судорогой, и сейчас, когда Виктор подошёл вплотную, я почувствовала себя пойманной.

— Обязательно, — глухо отозвался он, и в следующий миг развернул к себе спиной.

Я шумно задышала. Как ни пыталась я не реагировать на его близость, абстрагироваться — ничего не выходило. Всё моё существо отзывалось на него. Теперь я чувствовала его руки на лопатках, на пояснице. Лёгкие касания сменялись грубоватыми, забирающими волю. Да что со мной такое?! Шёлк натянулся на моей талии, на груди.

— Да… — услышала я ещё более глухое у самого уха. Дыхание опалило раковину, чувственное местечко за мочкой. — Вот так лучше… У тебя прекрасное тело, Марин.

Если бы сейчас он склонился ближе, если бы захотел большего… Смогла бы я что-то противопоставить ему? В этом я была совсем не уверена. В момент, когда он дотронулся до моей шеи, я поняла, что всё это в самом деле сильнее меня. То животное, инстинктивное, что скрывалось во мне, рядом с ним обретало власть над моим собственным я.

Прикусила губу, пытаясь заставить себя вернуться в действительность. Слегка нажимая, он погладил мой затылок, снова к шее…

— Это разве тоже обязательно? — выдохнула, и вдруг до меня дошло — заколка. Он снял заколку… Просто заколка…

Ответом мне послужил прозвучавший спустя пару секунд щелчок зажигалки. Ноздри щекотнул терпкий запах дыма.

Я сделала глубокий вдох, чувствуя, как всё сильнее кружится голова, как дрожат колени, а между ног… Боже! У меня просто давно никого не было…

— Что-то не так, — не вопрос. Он опять развернул меня и повторил: — Не так.

Обеими ладонями провёл по моим рукам от запястий до плеч. Коснулся волос и собрал их в тугой хвост. Отпустил и, сделав глубокую затяжку, опять зажал сигариллу зубами. Чёрная шёлковая лента появилась между его пальцами, словно бы ниоткуда.

Он выдернул пару булавок, и кружево, которое он приколол недавно, упало к моим ногам. Подняв, он перекрутил его с лентой.

— Сколько ты обычно работаешь над одним платьем? — пытаясь вернуть себе хоть толику здравого смысла, спросила я. Это было первым, что пришло на ум.

Действительность… Я должна была вернуться в действительность. Только Виктор не позволял мне этого — погладил по скуле, и все было начавшие обретать форму мысли рассыпались. Лента затянулась на моих волосах, кончик её щекотнул меня по позвонкам…

Он шагнул вниз с подиума. Шагнул, не сводя с меня взгляда. Лишь слегка повернувшая к нему голову, я скорее даже не видела — чувствовала это. Каждое его движение, колебание воздуха между нами.

Огонёк сигареты вспыхнул ярче, и мне показалось, что точно такой же тлеет в глубине его глаз. Удовлетворение, опасность и что-то ещё… Что-то, заставившее сердце пропустить удар.

— Ты куда?

То ли покачивало меня, то ли комната плыла, то ли весь мир вдруг накренился. Виктор Марчелло больше не был для меня одним только именем. Он даже не был для меня до отвращения красивым дьяволом с отвратительным характером. Кем он был… Вот этого я не знала. Кем-то, кто только что вывернул моё сознание откровенной изнанкой наружу.

Я даже не сразу сообразила, что он идёт к выходу. Стояла в скреплённом булавками шёлке, боясь сделать не то что лишнее движение — лишний вдох, и смотрела ему в спину.

— Виктор… — осторожно ступая, подошла к краю подиума. — Ты куда, чёрт тебя подери?!

Он обернулся. Нет, мне не показалось. Его взгляд… На дне чёрных зрачков действительно плавились угольки, плавящие серебро радужки.

— У меня есть дела.

— Дела?! — дурман резко рассеялся. — А только что были не дела? И… Мне что, так и стоять тут?!

— Стой, если хочешь, — равнодушно отозвался он и открыл дверь.

— Виктор! — я всё-таки сделала шаг с подиума. Ощутила, как булавка кольнула под грудью, ещё одна — у талии. — Ты…

— Продолжим завтра, — бросил он. Взгляд опустился к груди, уголок губ дрогнул. Не успела я больше ничего сказать, он скрылся за дверью.

Как-то само собой я дотронулась до шеи, до ключиц, опустила руку ниже и застонала в голос.

— Боже… — соски. Мои соски снова торчали под тонким, ничего не скрывающим шёлком. Как будто только что Виктор Марчелло не прикидывал на мне набросок. Как будто… как будто только что я занималась с ним сексом. И, судя по тому, как всё ещё горела моя кожа, какими мокрыми были мои трусики — самым потрясающим сексом, какой был у меня за всю жизнь.

Глава 9

Марина

Каждый следующий день был под копирку срисован с предыдущего. Менялись только фасоны эскизов, ткани и их цвет.

Хотя нет. Ещё кое-что — моя реакция на Виктора. С каждым разом я всё острее чувствовала его. Научившаяся держать это под контролем, стояла, не подавая вида, а внутри всё так и кипело раскалённой лавой, тогда как ему, казалось, было всё равно. Абсолютно всё равно. Словно… Словно бы я действительно была просто телом. Куклой или чем-то вроде яйцеголового деревянного манекена, по-прежнему составляющего компанию мне на напоминающей подиум возвышенности.

— Что же в тебе такого… — прошептала я, стоя на балкончике своей спальни.

На улице давно стемнело, но было по-прежнему тепло.

Лишённая всякой связи с внешним миром, порой я ловила себя на том, что и сама оказалась где-то вне его. Будь у меня ноутбук, я бы могла набросать пару заметок, другое дело, что писать было особо и не о чем.

Несмотря на то, что в доме Марчелло я находилась уже больше недели, узнать о нём удалось не многим больше, чем в первый день. Узнать о нём и узнать его. Комната, спрятанная внутри той, где он примерял на меня свои оттенённые одержимостью идеи, неизменно оставалась недоступной мне. В тот самый первый раз, оставшись одна, я хотела заглянуть в неё, но… дверь оказалась заперта. Как и несколько других, неприметных, которые я увидела, только как следует осмотревшись.

Вздохнув, я вернулась в комнату и, размотав накинутое после душа полотенце, устроилась в постели. Вспомнила, как Виктор дотрагивался до меня буквально пару часов назад, и со стоном уткнулась в подушку. Закрыла глаза и, не удержавшись, дотронулась до груди, представляя вместо своих пальцев пальцы Вика.

— Ты с ума сошла… — шепнула в тишину, медленно поглаживая себя.

Понимала, что должна немедленно прекратить, но… Не могла. Не могла, чёрт возьми! Облизнула губы и сильнее обхватила грудь, зажала сосок между пальцев и потёрла его. Так, как это, наверное, мог бы сделать он — жёстко и в то же время ласково. Тогда как я едва могла контролировать себя, Марчелло было всё равно. Сегодня, вчера, три дня назад… Только изредка я видела, как он поджимает губы, как вспыхивают чернёным серебром его глаза. Вот только относилось ли это ко мне?

— Боже… — прошептала, переворачиваясь на спину.

Провела ниже, к животу, кончиками пальцев обрисовала пупок. Я на подиуме в полутёмной бордовой комнате. Красный шёлк на плечах, он… Он стягивает с меня лямку только что скреплённого платья. Ткань падает к ногам, а он, повторяя изгибы моего тела, гладит. Ладонью по животу и ниже, туда, где всё сильнее тянет желанием.

Немного согнув ногу, я отвела её в сторону. Слегка надавила на клитор и потихоньку всхлипнула. Чуточку сильнее. Он бы сделал это сильнее. Его взгляд на моём лице, на шее, на груди…

— У тебя красивые соски, — повторила слова, которые он сказал мне еще в первые дни, и словно бы увидела его губы.

Влажно… Поглаживая между ног, второй рукой опять обхватила грудь. Сильнее на клитор, вокруг соска пальцами, очерчивая его. Возбуждение, копившееся всё это время, стремительно охватывало меня пламенем. Сильнее…

— Да! — вскрикнула, понимая, что не могу сдерживаться. Пальцы мои запорхали по влажной плоти, я подалась навстречу собственной руке. Чернёное серебро, вскрик… Спазм сковал меня, превратив в натянутую струну. Дрожь, горячие ладони. Шёлк под ступнями. Шёлковая простынь или… Нет, красный шёлк. Его ладони на моём теле, он внутри…

— Ты сошла с ума, — тяжело дыша, повторила я, откинувшись на постель.

Собственное рваное дыхание в разбавляемой лишь доносящимися сквозь раскрытую балконную дверь звуками тёплой ночи казалось оглушительно громким.

Боже… Я положила руку на живот. Медленно погладила и снова коснулась лобка, мокрых складок плоти, клитора. Отголоски только что охватившего меня оргазма стали сильнее. Медленно они отступали, но я всё ещё чувствовала, как дрожу. На груди выступила испарина. Созданная мной картинка постепенно таяла, расплывалась. В последний раз я коснулась груди, шеи, всё ещё как будто чувствуя его.

— Будь ты неладен, Марчелло, — сказала тихо.

Окутавшая меня нега была столь сильной, что я едва могла шевелиться. Коленки ныли, бёдра были горячими. Душ… Но сил подняться не было. Я всё ещё горела и не могла ничего с этим поделать. Скоро утро… И снова подвал…

Туман сна медленно укутывал, затягивая в другую реальность. Больше всего я боялась, что в той реальности снова встречусь с ним. И снова… снова не смогу противиться. А ещё меня тревожили мысли о новом дне. Потому что сейчас я, кажется, переступила грань.

Сон… Во сне действительно был он. Его запах. Я отчётливо чувствовала нотки сандала и терпкие — дорогого табака. Простынь сбилась у ног. Я сделала глубокий вдох и…

Нет, сном это не было.

— Виктор?

Стоило мне, придерживая одеяло у груди, присесть в постели, я различила яркий огонёк. Вспыхнув в густой темноте, он стал чуть более блёклым.

— Какого дьявола?! — проснулась я моментально. Опёрлась о постель рукой, приподнялась выше. — Виктор!

— Мне нужно было подумать, — тёмная тень мелькнула в скрывающей её темноте. В углу стояло кресло. Сколько он там просидел?! Судя по тому, как дымно было в комнате, этот уголёк стал не первым.

— Подумать?! — с силой я вдавила кнопку стоящей у кровати лампы и тут же увидела его.

Успевший подняться, он стоял прямо передо мной и смотрел… Смотрел так, что мне это совсем не понравилось. Тревога, страх…

— Убирайся отсюда! — процедила сквозь зубы, но вместо того, чтобы отступить, он затянулся. Кинул сигариллу в чашку, которую держал в другой руке.

— Ты слышал меня?! — нервно, с ещё большей силой прижимая одеяло к себе.

— Слышал, — он поставил чашку на тумбочку.

Я подскочила. Хотела было встать.

— У тебя нет никакого права приходить ко мне ночью и… — выпалила с гневом.

— Разве? — он вдруг схватил меня за руку, и я выдохнула, словно бы воздух резко вытолкнули из лёгких. Огонька в его руках не было, а вот глаза… в глубине зрачков были не угли и не огоньки — пламя. Пламя, заставившее меня попятиться. Только отступать было некуда.

— Ты забыла про наш договор? — вкрадчиво осведомился Виктор, сдавливая мою руку.

Прижал к постели, и я, не удержавшись, повалилась на неё.

Рывком Виктор выхватил у меня одеяло. Отшвырнул в сторону и навис сверху. Падающий сбоку тусклый свет придавал чертам его лица нечто зловещее, и я обмерла.

— Отвечай! — прорычал, схватив моё второе запястье и вжал в матрас. — Я жду, — колено его упёрлось в постель между моих ног.

Смотря на него, я с трудом соображала, чего именно он ждёт. Видела только, как падают на его лоб и скулы пряди чёрных волос, как блестят глаза, и не могла собраться с мыслями. Только что клокотавшая внутри злость сжалась комком, а сама я превратилась в пойманную хищником лань.

— Нам стоило прописать наше соглашение более детально, — всё-таки выдавила я. Повела руками, пытаясь высвободиться, но вместо того, чтобы выпустить, он перехватил запястья одной ладонью. Резко задрал над головой и склонился ещё ниже. Шумно вдохнул у моей шеи.

Фантазии, которым я отдавалась совсем недавно, не имели ничего общего с реальностью. Стоило ему дотронуться до моего живота, меня пронзило миллиардом огненных стрел, в сравнении с которым то, что я чувствовала до, было выцветшей на солнце картинкой из детской книжки. Страх и…

— Ты пахнешь женщиной, — голос стал низким настолько, что я едва могла разобрать слова. Вик снова втянул воздух у моей шеи и опалил кожу горячим выдохом.

Я вдруг поняла, что от него пахнет не только сигаретами. Чашка… Пил он совсем не кофе. С новой силой я принялась вырываться.

— Отпусти, — извиваясь под ним, процедила сквозь зубы. — Пусти меня и убирайся отсюда! Я не собираюсь терпеть… терпеть твои…

— Заткнись! — зарычал он и дёрнул меня с такой силой, что я проехалась по простыне.

Не успела опомниться, как он опять навис сверху. Руки мои он больше не держал, но я чувствовала его… его всего. Так сильно и так близко, что так и застыла, глядя ему в лицо.

Бёдра его тесно прижимались к моим. Абсолютно голая, я каждой клеткой ощущала таящуюся в нём угрозу. Но пугало меня не это. Всё то же пламя в зрачках, превратившееся сейчас в настоящую бурю из чёрного огня, и красноречивая твёрдость его паха.

Верхняя губа его дрогнула, когда он, упираясь возле моей головы ладонью, коснулся моей бедерной косточки и обрисовал её пальцами. Медленно, с каким-то извращённым наслаждением провёл вверх. В груди его заклокотало, бёдра вжались в мои сильнее. Грань между желанием и страхом стёрлась, смешав их в одно целое. Ладони мои взмокли, сердце затрепетало испуганным зверьком.

— Чего ты хочешь от меня? — прошептала, не узнавая собственный голос.

Не ответив, он дотронулся до моей нижней губы. Провёл большим пальцем, после — указательным по верхней. Теперь он точно касался меня, а не ткани, как это было обычно. По горячей коже, заставляя дрожать всё сильнее.

Стоило мне, собрав всю волю, пошевелиться, он одним стремительным движением схватил меня за плечо и пригвоздил к кровати. И опять я почувствовала дыхание с примесью крепкого, с шоколадными нотками алкоголя. Запах сигарет, и… одержимость. Только чью — его или свою собственную, понятия я не имела.

— Может быть, ты хочешь включить в наше соглашение ещё один пункт? — всё так же сдавленно. Ладонью провела по его животу вниз, прекрасно понимая, что играю с огнём. С чёрными языками пламени его зрачков. — Ты за этим пришёл? Всё-таки секс?

— Ты ничего не знаешь о сексе, — как и прежде вкрадчиво и очень тихо, почти беззвучно, но так, что каждое его слово вонзилось в меня. Мимолётное касание между ног, по плоти, по клитору. — Ты пахнешь женщиной, ты пахнешь сексом, но ты ничерта не знаешь о нём, Марин. Ничерта, — последние слова уже с гортанным рыком, в самые мои губы.

Так же резко, как и прижал, он отпустил моё плечо. Секунда, и по-дьявольски чёрная тень уже высилась над моей постелью. Щелчок, и свет померк. В полнейшей темноте я различила чуть слышные шаги, уловила сквозняк в момент, когда открылась дверь комнаты.

— Завтра жду тебя внизу, — я не видела его. Слышала только голос. Ровный, беспристрастный, словно бы принадлежащий совершенно другому Виктору Марчелло. Не тому дьяволу, который, казалось, всё ещё удерживал меня. Не тому, что заставил дрожать то ли от паники, то ли от ожидания.

— В пять, — ещё одно дуновение по воспалённому телу, сознанию, бёдрам.

Я закрыла глаза. Внизу живота ныло, а губы… Я дотронулась кончиками пальцев до нижней. Второй рукой коснулась себя между ног и сокрушённо застонала. Влажная… Я хотела его. Хотела, вопреки здравому смыслу. И теперь он знал об этом.

— В пять… — повторила, дыша пропитанным им воздухом и мысленно попросила сил, чтобы при встрече не отвести взгляд. В пять. Только что будет в пять? Очередной эскиз или…

Глава 10

Марина

— Простите, — в проёме приоткрывшейся двери показалась горничная. В комнату она не зашла — стояла у двери.

Обычно сдержанная и надменная в моём присутствии, сейчас она выглядела нерешительной. И не зря. Только что заколовший рукав блузки Виктор посмотрел на неё так, что даже мне стало не по себе.

— Я говорил тебе, чтобы ты держалась отсюда подальше, когда я работаю? — бросил он сквозь зубы.

Пальцы его так и лежали на моём плече, и я, стоя перед ним, могла чувствовать его недовольство с той же ясностью, как до этого чувствовала безразличную отстранённость, с которой он касался меня.

Спускаясь сегодня в его мастерскую, я была готова ко всему. Весь проведённый без сна остаток ночи, утро и день я только и думала о том, что будет, когда мы снова окажемся один на один в объятой неярким светом комнате с бордовыми стенами. Думала о том, что сделает Виктор, и что в ответ смогу… или не смогу сделать я сама. Вот только все мои мысли оказались напрасными, потому что ничего не произошло. Ночи как будто не было. Как будто не было того чёрного пламени в его зрачках, которое напугало меня и заставило дрожать, его слов и откровенного желания. Как будто вообще ничего не было.

— Простите, — повторила горничная. — Я помню. Но к вам приехал сеньор Фератти. Он не смог вам дозвониться.

— Скажи сеньору Фератти, что я занят, — процедил он всё с тем же раздражением и даже некоторой злостью.

— Я уже сказала. Но он говорит, что у него что-то важное.

Чертыхнувшись, Виктор отложил на стол булавки. Визит Мико его совсем не обрадовал, я же… Я же облегчённо выдохнула, когда он пошёл к двери. Накрутившая себя, я, в отличие от него, едва могла выдерживать нашу близость. Короткая передышка, чтобы унять вышедшие из-под контроля чувства и подготовиться к новой пытке. Если, конечно, Виктор не решит, что на сегодня с меня хватит.

Уже почти собравшаяся спросить, вернётся ли он, я так и не сделала этого. В последний момент, когда вопрос был готов сорваться с губ, я вдруг заметила, что дверь в дальнюю комнату приоткрыта. Дверь, которую он каждый раз закрывал, не давая мне возможности даже мельком взглянуть, что внутри. С того самого первого раза одну меня в мастерской Виктор больше не оставлял. Уходя, запирал её, а теперь… Теперь он словно бы забыл о моём существовании.

Едва он скрылся, я сошла с подиума. Настороженно прислушалась. Тишина.

— Проклятье… — шепнула, когда одна из булавок, которой он скрепил блузку, выскользнула и упала возле моих ног. Тихий, почти неуловимый звук показался громким, как и мой собственный шёпот.

Осторожно ступая, я прошла через всю комнату и остановилась, дотронувшись до ручки. Обернулась к выходу, всем сердцем надеясь, что Марчелло действительно забыл про меня. Предвкушение и ясное осознание того, что, если Вик вернётся и поймёт, что я вторглась туда, куда вторгаться он мне не позволял, произойдёт нечто, не давало покоя. Но я понимала — возможно, другого шанса у меня не будет.

Толкнув дверь, я переступила порог комнаты и остановилась. Очертания манекенов… Я думала, что комната окажется маленькой, больше походящей на подсобку, но то, что я увидела…

— Ничего себе… — открыла дверь шире, пропуская внутрь больше света. Заметила на стене выключатель и без раздумий нажала на него.

— Боже… — выдох сорвался сам собой, когда неяркий свет наполнил всё вокруг.

Изумрудно-зелёное платье с чёрной отделкой, синее с лентой-поясом, красное…

Не даром чутьё подсказывало, что за этой дверью скрывается что-то… Что-то, что я непременно должна увидеть, почувствовать. Почувствовать…

Одна за другой булавки упали на пол, а вслед за ними вниз опустилась лежащая на моих плечах ткань. Снимая платье с вешалки, я вдруг обратила внимание на маленький ярлычок. «NM». NM…

Не дав себе времени на раздумья, кинула взгляд на дверь. Все та же тишина.

Белый подол облаком взметнулся около моих коленок в момент, когда я позволила платью скользнуть вниз по телу. То ли смелость, то ли безумие. Если бы у меня был телефон, если бы я могла сделать хотя бы несколько снимков…

— Что ты здесь делаешь?! — хлопок двери об косяк раздался в тот момент, когда я сняла с перекладины ещё одно платье и коснулась ярлыка всё с теми же лаконичными, вышитыми серебристым на чёрном буквами NM. Не VM, как это было всегда, а странными и совершенно неясными мне NM.

Вздрогнув, я повернулась.

— Что ты здесь делаешь, я тебя спрашиваю?! — рык прозвучал раскатом.

Ярость, звучащая в голосе, была только малой долей той, что отражалась во взгляде Виктора.

Я попятилась. Инстинктивно, прекрасно понимая, что ничего хорошего ждать не стоит.

— Кто, чёрт тебя подери, разрешил тебе заходить сюда?! — в долю секунды он оказался рядом. Выдернул платье, которое я держала в руках, и с яростью швырнул на пол.

Я судорожно выдохнула. Попятилась было снова, отступая, как и ночью. Только, как и ночью, отступать мне было некуда.

— Почему ничего из этого не было на показе? — просипела я. — Почему ты…

— Не твоё дело! — рявкнул и, схватив меня за ворот с совершенно непонятной мне, словно остервенелой ненавистью, рванул платье. Как будто что-то в нём так и ждало этого момента, ждало повода для разрушения.

Я вскрикнула одновременно с тем, как он рванул снова, как ткань разошлась под его пальцами.

— Виктор, ты… — попыталась оттолкнуть, ударить. Но он словно бы обезумел. Рыча, продолжал кромсать белую ткань до тех пор, пока она не превратилась в лохмотья. Его шумное дыхание было громче моего голоса.

— Остановись! — закричала, яростно отталкивая его. — Остановись же…

Он поймал меня за запястья. Толкнул к стене и прижал. Голая грудь соприкасалась с его, запястья ныли в тисках его пальцев. Взгляд глаза в глаза… И теперь я знала точно — он не остановится. Одержимость…

— Вик… — сглотнула. — Виктор…

— Кто тебе сказал, что я Виктор? — снова глухой рык сквозь стиснутые зубы и чётко разделяя отдавшиеся внутри меня слова: — Кто тебе сказал, мать твою, что я Виктор?!

Единственное, что я знала — мне нужно бежать. Из этой, спрятанной в глубине подвала комнаты, из этого дома и, главное, от этого мужчины. Понять остальное было выше моих сил.

В его голосе уже не было предупреждения — заходя сюда, я отдавала себе отчёт в том, что ступаю за запретную черту, но тревога, которую испытывала, делая это, не шла ни в какое сравнение с тем, что теперь заставляло меня неистово вырываться, выкручивая руки.

— Отпусти меня! — в который раз прорычала, отбиваясь. Надежды на то, что кто-нибудь войдёт сюда, не было. Шальная мысль позвать горничную даже сейчас показалась мне смехотворной.

— Кто ты такая, чтобы совать свой нос во все щели? — он махом оторвал меня от стены и, продолжая крепко держать обе руки одной, сгрёб волосы. Сжал так, что от резкой боли на мгновение потемнело перед глазами, но его это не остановило. — Я разве не говорил тебе: то, что за этой дверью, тебя не касается?!! — заставил меня запрокинуть голову.

Тяжело, неровно дыша, я смотрела на него, прямо в его серебристо-ледяные глаза. На виске его выступила вена, чёрные волосы подчёркивали твёрдые и жёсткие черты волевого лица.

— Я журналист, — в который раз рядом с ним разумное оставляло меня. — Не кукла, которую ты можешь наряжать, а…

— Ты ничтожная писака, которой крупно повезло, — буквально заткнул он меня, немного склонившись. Его дыхание коснулось моего лица. — Одно моё слово, и я сотру тебя в порошок. Одно моё слово.

— Боюсь, что мы с тобой оба зашли уже слишком далеко, — не отводя взгляда. — Одно моё слово, и твоё существование перестанет быть неприступной тайной.

Его губы дрогнули, пальцы в волосах, немного ослабевшие, сжались и в ту же секунду исчезли. Нет, не исчезли… Теперь он поглаживал меня с опасной небрежностью, мягкостью.

— Ты никто, — заговорил он вкрадчиво. — Но можешь получить всё, Марин. Это зависит от меня. Только от меня, — неожиданно он оттолкнул меня.

Потерявшая равновесие, не в силах справиться с его силой, я сделала несколько шагов, налетела на манекены. Закачавшись, несколько из них повалилось, поднимая грохот сродни той самой буре, что бушевала внутри него.

— Я — всё, — надвигаясь, прорычал он. — Ты…

— Ты мог бы быть всем! — выкрикнула я почти истерично. Опять грохот… рядом со мной взметнулся в воздух розоватый шифон. — Ты мог бы быть всем! — отступала от него, теряя всякую надежду прорваться к двери. — Если бы ты показал то, что в этой комнате…

— То, что в этой комнате, в этой комнате и останется! — схватившись за стойку, он с каким-то бешенством швырнул её об стену. Грохот, валящиеся на пол плечики с блузами, платьями…

— Ты сотворил шедевр! — я тоже потеряла контроль. — Шедевр, Виктор Марчелло! Потрясающую коллекцию! И что?! Боишься, что она не будет оценена?! Что?!

— Ничего! — рявкнул и опять схватил меня.

На миг я уловила в его взгляде что-то похожее на пронизанную раздражением безысходность, и это до такой степени напугало меня, сбило с толку, что, оказавшись прижатой к нему вплотную, едва ли могла испугаться сильнее.

Схватилась за него, похожая на тряпичную марионетку в руках кукловода, и обмерла. Безысходности больше не было — всё то же неистовство, одержимость и ярость. Только теперь… Теперь был ещё огонь. Пламя цыганских костров, рвущееся в ночь яркими алыми языками.

Губы… Я посмотрела на его рот, потом в глаза. Он был не только раздражён и зол, но и хотел меня. Бугор ширинки выпирал достаточно красноречиво, чтобы я могла ощутить это. Неотвратимость…

— Ты гений, — немного сипло, понятия не имея, что ждёт меня дальше. Он уже не раз видел меня почти обнажённой, но сейчас… Я шла по тонкой грани уже не одна — мы делали это вместе. — Все и так знают это. Все. В том числе и ты сам. Только то, что ты показывал до сих пор… — махнула рукой на разбросанные вещи, — это всё было только тенью тебя самого. Вот ты настоящий, Вик. Не знаю… — нервный выдох вместе с ощущением, как его пальцы сжимаются крепче. — Я не знаю, по какой причине ты скрываешь всё это, но обязательно узнаю это. Клянусь. С твоей помощью или нет.

— Это тебя не касается, — и опять, всего на какую-то неуловимую долю секунды он показался мне зверем, которого загнали в клетку. Всего мгновение, после же он стал прежним — не Богом и даже не дьяволом. Разрушительной стихией. Ураганом, в центре которого находилась сейчас я — маленький мотылёк, неосторожно опаливший крылья у огня цыганского костра.

— Теперь моё, — вскинула голову.

Искривив губы в мрачном, презрительном оскале, он схватил меня за подбородок. Сдавил двумя пальцами до боли. Челюсти его были сжаты, по скулам ходили желваки.

Резко отпустил, но рука так и оставалась в его хватке. Я не делала попыток отпрянуть. Несмотря на то, что от его близости, от всего происходящего между нами меня потряхивало, так и стояла, глядя с вызовом.

Неожиданно он дотронулся до моего бока. Повёл рукой вниз — до ягодиц. Потом снова вверх — обрисовывая пальцами пупок, несколько штрихов по животу.

— Чего ты добиваешься? — вкрадчиво спросил он. Глаза недобро сверкнули. Всё так же медленно меж моих грудей. Снова взял за подбородок, но теперь не так. Просто держал и шипел: — Думаешь, я ничего не замечаю?

Я выдохнула. Коротко и нервно. Прошлась языком по губам. Тело отзывалось на него против моей воли. Инстинкты брали верх над здравым смыслом.

Я коснулась его рубашки и тут же ощутила, как напряглись мышцы живота.

— Чего я добиваюсь? — переспросила я. Провокация на провокацию. Повела вверх ладонью, но он тут же откинул мою руку.

— Считаешь, стоит тебе залезть ко мне в штаны, и всё? Это поможет тебе?

— Я не собираюсь лезть к тебе в штаны! — процедила. — Твои штаны далеко не единственные, в которые я могла бы забраться, если бы мне это было нужно.

— Я и смотрю, — внезапно он тронул меня между ног. Я дёрнулась от него. Вот только он был куда сильнее и быстрее. Вернул на прежнее место. Сжал руку.

— Сволочь! — зашипела, вырываясь. Он презрительно усмехнулся.

— Разве ты не этого добивалась с самого первого дня? — рычание мне в лицо. — Наглая самоуверенная выскочка, — рык стал ещё ниже, Виктор сдавил плоть ещё сильнее, и рванул трусики. Как и платье, которое он разодрал минутой раньше, они издали жалобный треск. Тонкие, бесшовные, не способные выдержать его ярости и силы. — Не этого?! Течёшь, как последняя сука.

— Сам ты сука! — с яростью я забилась в его руках. Толкнула в грудь, впилась ногтями в плечо. — Я хотя бы теку, а вот ты…

Он перехватил мою руку в момент, когда я хотела было вмазать ему по лицу. Стиснул кисть с такой силой, что я скривилась. Как будто заколебавшись, задержал руку в своей. Второй схватил за шею сзади. Наши тела соприкасались, я чувствовала клокочущую в нём жажду разрушений. Виктор Марчелло был не только мастером творить — в разрушении ему, пожалуй, тоже не было равных. По спине ладонью, по пояснице…

— Чтобы я больше тебя здесь не видел, — резко выпустил. Посмотрел на мою грудь, смял в руке трусики и бросил к ногам.

— Я хотя бы теку, — выкрикнула ему в спину. — А ты… Может, ты вообще из этих… Любителей анальных удовольствий? У вас тут много таких!

Меня колотило. Опять, чёрт возьми, колотило. Последним, что я почувствовала, было его желание. Перед тем, как отпустить, он в последний раз тронул меня — сдавил ягодицы, тронул ложбинку между ними. И было это… не так, как будто бы ему всё равно. Совсем не так.

Глава 11

Марина

Тяжело опираясь об угол стоящего в комнате столика с зеркалом, я смотрела на раскрытую дверь, в проёме которой всё ещё был виден силуэт Вика. Ушёл он, так и не сказав больше ни слова. Ни о разбросанных ненужным хламом вещах, ни о том, что я бросила ему вдогонку. Даже о том, чтобы я убиралась отсюда, он не сказал ничего помимо уже услышанного мною.

Проведя пальцами по шее, по ключицам, я кое-как заставила себя отойти от столика. Словно одуревшая, осмотрелась по сторонам и опять глянула на проём двери. Виктора в мастерской уже не было. Только стук сердца, лёгкое тянущее чувство внизу живота и почти болезненные следы его касаний напоминали мне, что его появление тут было не сном. И его желание, власть, которую он неожиданно получил надо мной, над моим телом во всех смыслах этого, тоже не было сном. Я действительно отзывалась на него. Я, чёрт возьми, хотела его!

— Совсем не сон, — шепнула я, всё ещё как будто пьяная, остановившись на пороге комнаты. Вернулась и, подняв разорванные трусики, сжала в кулаке.

Да, я хотела его, но ни сожаления, ни стыда за это не испытывала. Хотеть мужчину, харизмы которого хватило бы на десяток, мужчину, неотразимого в своей чисто мужской, грубовато-сдержанной привлекательности… Может быть, другая на моём месте смогла бы устоять. Я — нет. Что он подразумевал говоря, чтобы больше здесь меня не видел? Что я должна убраться из его дома?

Я нервно заправила волосы за ухо. Для того, чтобы я убралась, ему придётся силой заставить меня сделать это. Только пусть попробует. И всё-таки слова его не выходили у меня из головы. Что, если он захочет разорвать соглашение? Нет. Так не пойдет. Наше соглашение будет разорвано не раньше, чем я получу у него интервью для «ELEGANSO». Другое дело, что я всё-таки смогу противопоставить ему, если он захочет сунуть мне в зубы билет до России и затолкать в самолёт?

— Прости, но мне снова придётся вторгнуться на твою территорию, — вернувшись в большую комнату, открыла ящик, откуда он брал булавки. Заметила, что дверь в дом затворена не плотно, и почти тут же до меня долетели отзвуки голоса горничной:

— …сегодня вас ждать?

— Ты должна меня ждать каждый день, — отрезал он.

— Я имела в виду, стоит ли накрывать к ужину? — голос отдалялся. — И ещё… Вам звонил ваш…

— Меня не интересует, кто мне звонил, — оборвал он её.

Больше я ничего не расслышала. Достала нитку, одну из игл и, посмотрев на разорванное бельё, вздохнула. Присела на край стола, потому как ноги всё ещё слушались меня плохо. Вряд ли вернуть прежний вид трусикам было возможно в принципе, но альтернативы я не видела. Вот только приняться за дело я так и не смогла. Запрокинула голову, прикрыла глаза и протяжно застонала. От непонимания всего происходящего, от свалившейся на меня проблемы и от неразберихи внутри себя. Снова мне подумалось о том, что Вик был прав. Я знала о сексе даже меньше, чем считала до встречи с ним. Мой бывший… Я поспешно отогнала от себя его воскресший в памяти образ. Скорострел, способный пару раз дёрнуться с видом гладиатора.

Провела ладонью по бедру, по ягодице и сжала кулак. Поморщилась, почувствовав, как впивается в кожу иголка, и натянула платье с медвежонком.

— Виктор уехал? — наткнувшись на горничную в момент, когда, выйдя из мастерской, стала подниматься по ступеням, спросила я.

Ответ мне был известен, но я хотела убедиться, что в ближайшее время могу не вздрагивать, услышав звук шагов за дверью.

— Да, — она посмотрела на меня, на раскрытую дверь и опять на меня.

— Что-то не так? — немного язвительно, с надменностью, которую так часто слышала от неё.

— Вам виднее, — она спустилась и плотнее прикрыла дверь. Я ожидала, что вслед за этим в руках её появится ключ, но этого не произошло.

— Разве Вик не приказал вам закрыть мастерскую, когда я её покину? — остановилась на верхней ступени.

— У меня нет ключа от мастерской сеньора Марчелло. Ключ есть только у него самого, — она поднялась и прошла мимо.

Неприязнь, исходящая от неё, была не меньше той, которую я чувствовала от его менеджера. Стремительно направилась в другую сторону и, оказавшись у ступенек, ведущих на второй этаж дома, взбежала по ним. Пошли они все к чёрту! Что бы ни скрывал Виктор, чем бы он ни руководствовался, я докопаюсь до сути. Только… зашла к себе и швырнула трусики на постель. Для начала нужно хотя бы принять прохладный душ и успокоиться. Заодно подумать, что делать, если Вик действительно решит от меня избавиться. И ещё неплохо бы хоть чем-нибудь прикрыть зад, потому как разорванные трусики в мастерской я так и не зашила.

— Собирайся, — не успела я сделать шаг из ванной, навстречу мне из кресла поднялся Виктор.

Не знаю, сколько я простояла под струями прохладной воды. Довольно долго для того, чтобы хоть немного начать думать и недостаточно, чтобы… Чтобы встретиться с ним. Ожидавшая, что вернётся он не раньше ночи, я так и застыла, обёрнутая полотенцем.

— Куда? — наконец выдавила, крепче сжимая края. — У нас соглашение, Марчелло. Без интервью я никуда не поеду.

На это он не ответил. Подошёл почти вплотную и, заставив разжать руку, откинул полотенце к ногам.

— Если ты решил…

— Надень это, — в руке у меня оказалось что-то… мягкое, лёгкое. Я даже не посмотрела — не могла отвести взгляд от лица Марчелло. В чёрных зрачках плескалась решимость. Только что он решил?! Как мне бороться с ним?!

Я лихорадочно соображала, что делать дальше. Второго шанса у меня не будет. Потерять эту возможность… Что угодно, только не это! И… Ко всему прочему я вдруг осознала, что не хочу уезжать не только из-за интервью. Сам он — Виктор Марчелло. Он был такой же весомой причиной, чтобы остаться, как и место в «ELEGANSO».

— Я мог бы дать тебе несколько минут, — он дотронулся до моей руки, до запястья и, перебирая пальцами, провёл до локтя. — Но не сделаю этого. Пусть сегодня времени у тебя будет немного больше, — второй рукой он обхватил мою грудь.

Что он говорил про время? Голова поплыла мгновенно, внутри поднялось волнение. Это не было простым возбуждением — что-то… большее, тяга, заставляющая меня так и стоять, как загипнотизированную. Ребром ладони он провёл под грудью, шумно, раздувая ноздри, выдохнул.

— И всё же не заставляй меня ждать слишком долго, — по спине. Обхватил шею. — Собирайся. Пусть сегодня у тебя будет… Полчаса. Да… — пальцами вдоль позвонков. — Сегодня у тебя есть полчаса. Я буду ждать тебя внизу. Первые пятнадцать минут, а потом, — взглядом указал на кресло. — Потом приду сюда и, если ты не будешь готова, буду ждать тебя здесь.

Я запаниковала.

— Я не поеду в аэропорт.

— Ты поедешь туда, куда я захочу, — по кругу он начал поглаживать вокруг соска, приближаясь к вершинке. Куда он захочет…

— А куда ты хочешь? — выдохнула нервно, стоило ему, добравшись до мгновенно ставшим твёрдым соска, сжать. Он потёр его между пальцев, но не остановился — очертил ключицы.

— Как раз думаю об этом, — очень тихо.

— Время уже пошло? — не смея шелохнуться.

— Пошло, — подтвердил он, не спеша уходить. — Оно всегда идёт, Марин. Всегда… И, порой, его бывает очень мало.

Стоило ему оставить меня наедине с этим ускользающим, подобно песку сквозь пальцы временем, я в смятении вернулась в ванную. Пятнадцать минут, должно быть, уже превратились в тринадцать, двенадцать… Меня опять охватила паника, потому что я знала — если не уложусь, он действительно вернётся.

Платье, которое он отдал мне, было лёгким и длинным. Чем-то похожее на сарафан, оно мягкими воланами скользнуло вниз.

— Вот же сволочь, — тихо, подняв трусики, которых раньше не заметила.

Не раздумывая, надела их и всё же не удержалась. Прикоснулась к мягкому шёлку, украшенному кружевом. Никаких бантиков, ничего лишнего. Платье…

Прежде, чем надеть, я посмотрела на место, где должен был находиться ярлык — ничего. Никаких знаков, никаких меток. Вот только едва я позволила шифону окутать меня, поняла — его создатель только что был в этой комнате, возле меня. Яркий и приглушённо рыжий всё с тем же оттенком ретро. Едва видимая кайма по вороту, по подолу, простота, элегантность и шик.

Платье, бельё… это было ещё не всё: вместе с вещами Вик принёс косметичку. Красная помада, прозрачная пудра, чёрная тушь…

Время почти вышло, когда я, торопливо надев туфли, что так и стояли без дела со дня, когда мы вернулись из бутика, поспешила к двери и буквально налетела на Марчелло.

— Ты почти успела, — обхватив меня за плечи, мягко выговорил он. Вглядываясь в моё лицо, провёл до локтей и забрал из пальцев расчёску.

— Это тебе не понадобится, — тот же тон. Кончиками пальцев он погладил мои. По плечам и рукам у меня побежали мурашки, дыхание мгновенно сбилось.

— Хотя… — второй ладонью он провёл по моим волосам. Взял меня за подбородок и приподнял голову.

Намотал локон на зубья расчёски и немного подкрутил. За ним следующий. И ещё… Всё те же минуты, которых он теперь не жалел, бежали вперёд. Он гладил мои виски, дотрагивался до лба, и я уже не знала, что было бы для меня большей пыткой — происходящее сейчас или если бы я действительно не успела одеться.

— Ещё вот так, — бросив расчёску на пуфик у двери, тронул мою нижнюю губу, стирая помаду. — Слишком много, Марин. Разотри.

Я повиновалась. Он тронул мой рот снова, но теперь уже обвёл контур. Коснулся скулы, лини носа.

— Теперь мы можем идти? — с придыханием, едва сдерживая трепет собственного тела, едва способная вообще что-либо говорить.

— Теперь можем, — подтвердил он и открыл дверь шире, пропуская меня вперёд.

Я прошла мимо с тем самым чувством, что это произошло снова. Снова он касался меня, совершенно нагой, а я… я не могла противостоять ему. Не могла и не хотела.

— Виктор? — оглянулась, когда мы уже подошли к лестнице. Все те метры, что отделяли нас от неё, я чувствовала его взгляд. На оголённой чуть ниже лопаток спине, на шее. — Так куда мы?

— Туда, куда свою первую куклу сводить я, увы, так и не смог, — ответил вроде бы сдержанно, но я уловила намёк на ямочку.

— Почему? — усмехнулась.

— Потому что она, увы, только кукла.

— А я?

Промолчав, он обошёл меня и начал спускаться. Мне стало ясно, что на этот вопрос ответа не будет. Придерживаясь за поручень, спустилась вслед за ним и, только когда он вновь отворил передо мной дверь, уже входную, спросила снова:

— Я не только кукла, Вик? — взгляд в глаза.

— Ты… — он как будто задумался. Посмотрел внимательнее. — Возможно, ты права. Нам стоит пересмотреть наше соглашение.

— В каком смысле? — поспешила за ним, когда он, ничего не объясняя, пошёл дальше. — В каком смысле пересмотреть? — нагнала уже у машины.

— Садись, — отворил он дверцу. — Ты опять слишком много болтаешь.

Когда мы преодолели дорогу до города и, попетляв по улочкам, остановились возле летней веранды неприметной пиццерии, всё встало на свои места.

— С куклой сложно выпить кофе, не так ли? — осведомилась, стоило Виктору кивком указать мне на один из столиков возле оплетенной виноградной лозой стены. Поначалу я подумала, что висящая на ней небольшая гроздь — имитация, однако виноград оказался настоящим.

— Попробуй, — Марчелло оторвал крупную ягоду. Позволение хозяев ему, очевидно, было не нужно.

Впрочем, о чём я?! Этому мужчине вообще не нужно было чьё-либо позволение. Будь это виноград, женщины, еда… Он делал то, что хотел. Поднеся виноградину к моим губам, он провёл по ним. Нервно выдохнув, я забрала у него ягоду. Заметила пренебрежительную усмешку и присела на плетёное кресло.

Сорвав ещё одну ягоду, Вик уселся напротив и, не сводя с меня взгляда, положил в рот. Раздавил зубами, тогда как я так и держала свою в пальцах.

— Попробуй, — повторил он, и на этот раз я подчинилась. По языку растеклась сладость, а мне… Мне вдруг показалось, что в этот момент я почувствовала вкус его губ. Как будто бы языка моего коснулась не ягода, а его язык. От мысли об этом в животе мгновенно всё натянулось, между ног стало щекотно. Я сдвинула бёдра.

— Спасибо, — кивнул Вик официантке, когда та с улыбкой подала ему меню. Только она хотела было подать второе мне, он остановил её: — Одного хватит. Принесите нам бутылку выдержанного купажированного кьянти и вашу фирменную пиццу на тонком тесте. И ещё… — отодвинул меню в сторону и сказал, уже не глядя на девушку: — Страчателла. Только потрудитесь, чтобы он был самым свежим.

Пока готовился наш заказ, Виктор оставил меня на веранде. Сам же отошёл к машине. Какое-то время я смотрела, как он, оперевшись о капот, разговаривает по мобильному, но разобрать, с кем и о чём, не могла. Пиццерия, узкая улочка едва ли не в пригороде Милана…

— Мы с тобой так и не выпили за знакомство, Марин, — вернулся он как раз в тот момент, когда официантка принесла вино. Отпустил её и сам разлил его по большим бокалам.

— Мне кажется, для этого уже немного поздно, — заметила, взяв вино у него из рук.

Он присел на край стола, проигнорировав кресло. Смотрел на меня сверху, тогда как и без этого я ощущала себя по сравнению с ним маленькой. И дело было не в росте. Взгляд, голос… он словно окутывал меня собой, заполнял пространство вокруг, и я терялась, не зная, что ждать от него. Ураган и мотылёк…

— И всё же, — не поднося бокал к моему, отпил глоток. Я сделала то же самое. К столу снова подошла официантка и выставила тарелку с нарезанными крупными ломтиками томатами, несколькими веточками базилика и чем-то… Напоминающим не то лапшу, не то просто тонкие полоски в густом сливочном соусе.

— Страчателла, — отпив ещё глоток, Вик поставил бокал на стол. Взял вилку и, намотав на неё немного этой самой страчателлы, снял губами. Вот же дьявол… Глядя на него, я отпила побольше. Когда же он поднёс эту самую страчателлу к моим губам, приоткрыла их и едва не застонала от удовольствия. Сыр… мягкий сыр в сливочном соусе. Тающий во рту, слегка солоноватый, он прекрасно дополнял вино.

— Я знал, что тебе понравится, — пальцем он коснулся уголка моего рта. Провёл, слегка нажимая. — Сливки… — чернота зрачков и серебро радужки.

Поспешно допив бокал, я заставила себя собраться.

— Не стоит так делать.

— Почему? — он улыбнулся теперь уже заметнее. Долил мне вина и, достав мои приборы из салфетки, подал мне вилку. — Итальянцы любят вкусно поесть. А ещё им нравятся красивые женщины.

— Как вижу, некоторым итальянцем нравится не только раздевать красивых женщин, но и одевать их.

— Заметь, для того, чтобы раздеть женщину, её нужно вначале одеть. Должен же это кто-то делать.

Теперь улыбнулась и я. Небрежность, с которой Вик сказал это, была такой же, с какой он делал и всё остальное. Ещё одна крупная виноградина оказалась в его пальцах. Он подал её мне.

— Виноград больше подходит к твёрдым сырам, но мне нравится его сочетание и со страчателлой. Оно немного необычное.

— Тебе нравятся необычные сочетания, — ступила на тонкий лёд. Говорить о том, что я видела в запретной для меня комнате было опасно, но молчать я не могла. — Так? Тебе нравится разрушать границы, — уже с утверждением.

— Мы не будем обсуждать это, Марин.

— Почему? Те эскизы, которые я видела…

— Мы не будем обсуждать это, — жёстко, ясно давая понять, что, продолжая, я ничего не добьюсь.

Между нами повисла пауза. Я пригубила вино, только теперь отдавая себе отчёт в том, насколько оно прекрасно: мягкий, окутывающий вкус, как и голос Виктора Марчелло, походил на бархат. В букете чувствовались терпкие, с запахом чернослива и дерева нотки. Крепкое, оно не было ни кислым, ни горьким. На столе перед нами оказалась небольшая пицца. Запах свежего хлеба, масла, молока, пряностей…

— Давай поужинаем, — настроение его изменилось. Он не был зол, не был замкнут, но упоминание о границах, комнате, даже намёк на это, послужили для него чем-то… Словно бы я погладила кошку против шерсти. В данном случае — матёрого кота.

Сдавшись, положила на тарелку кусок горячей пиццы. Сыр, расплавленный, тягучий, потянулся следом, на пальцы попало несколько капель сока. Я перехватила его взгляд, когда, вместо того, чтобы промокнуть салфеткой, нарочно собрала его губами. Вскинула голову и спросила:

— Почему ты скрываешься ото всех, Виктор?

— Мы договорились, что интервью будет по истечении месяца.

— Это не для интервью, — я не врала. Ответа на один лишь этот вопрос было слишком мало. Мне хотелось понять. Здесь и сейчас понять, что движет им. Разгадать его или, хотя бы, немного приоткрыть завесу окружающей его тайны.

Молча он долил в бокалы вина. Мне больше, чем себе. Возражать я не стала — вино было превосходным, как и еда. Как и мужчина, который привёз меня сюда подобно кукле, способной не только примерять вещи, но и составить ему компанию за ужином. Можно бы было бросить что-то банальное, отдающее штампом «хочешь меня напоить», однако, этого я тоже не сделала. Виктор Марчелло не из тех, кто создаёт штампы и возводит границы. Он тот, кто их разрушает.

— Скажи мне, Марин, — заговорил он после долгой паузы. — Разве задумываются женщины о том, кто скрывается за именем культовых модельеров и модных домов, когда видят себя в отражении? Всё давно погрязло в лицемерии, — он говорил негромко и очень спокойно. Не задумчиво и не отрешённо. Так, как мог бы говорить один из героев старого фильма или нынешних. Не тех, что бросаются словами, а тех, что почти всегда молчат, а в решающий момент делают контрольный в голову. — Люди видят себя в отражении. Мужчины, женщины… Женщины мечтают о красоте. Так разве важно, кто превращает их мечты в реальность.

Слушая его, я с ошеломляющей откровенностью заглядывала внутрь себя и находила единственный ответ — нет. Нет, не задумываются. Может быть, единицы из тысяч. Из сотен тысяч.

— Видишь, — тронувшая его губы улыбка была невесёлой. — Интерес вызывает не человек, а сама тайна. Какая разница, кто такой Виктор Марчелло, если, в сущности, это не важно? Не для кого не секрет, что в нашем круге много представителей нетрадиционной ориентации, — услышав это, я едва не подавилась только что отпитым вином.

— Ты хочешь сказать…

— Ты предсказуема, — ещё одна невесёлая улыбка. — Хотя кому-кому, а тебе бы не стоило говорить нечто подобное.

Поймав его взгляд, я испытала смущение. Щёки вспыхнули, и я почувствовала это, как и поднявшийся внутри жар. То ли солнце, то ли вино, то ли прямой взгляд мужчины, в руках которого я недавно пылала.

— Нет, Марин. Я привожу тебе самый простой пример: людям плевать, кто с кем спит, когда они смотрят на себя, и это вызывает у них восторг. Матери, леди… Сколько угодно они могут морщиться при упоминании однополых браков, но видя себя в подчёркивающем их индивидуальность и красоту платье, они не думают о том, кто его создатель.

Сказав это, он, игнорируя вилку, взял кусок пиццы и молча показал мне сделать то же. И опять я послушалась. Всего несколько фраз, сказанных им, как будто перевернули что-то внутри. Никогда не задумывающаяся о подобном, я как будто на секунду заглянула за ширму.

— У всего есть обратная сторона, — взгляд на меня. — Абсолютно у всего.

— Да, — так же тихо, как он. — Но какое отношение это имеет к тебе? Если у всего есть обратная сторона, что скрываешь за ней ты, Вик?

— Себя, — это было единственным, что он сказал перед тем, как мы молча принялись за ужин, и больше вопросов я не задавала. Потому что теперь знала точно — на сегодня это всё.

Глава 12

Марина

Почти сразу, как только мы сели в машину, Виктор тронул кнопку включения магнитолы. Слегка пьяная, разогретая солнцем, я в порыве коснулась его ладони.

— В чём дело? — спросил, кинув на меня взгляд.

То ли я сбила его с каких-то мыслей, то ли настроение его опять поменялось.

— Ни в чём, — убрала руку. Хотела попросить его обойтись без пресловутого диско, но не стала.

— Тебе понравилась пицца? — мы поехали вперёд. Мимо летней веранды, мимо небольших магазинчиков. Музыка всё-таки наполнила салон, но кто мог позволить Марчелло нарушить установленные им же самим правила? Никто.

— Мне больше понравился сыр и вино, — призналась честно. — Хотя пицца тоже была великолепна.

На этом разговор наш кончился. В подтверждение, Вик прибавил громкость. Опустил стекло со своей стороны и, не сбавляя скорости, прикурил.

Врывающийся в салон ветер играл с волосами, обдувал лицо, гладил складки платья. Диско, красная машина… Выдернутая из привычной жизни, я сама оказалась вне времени и пространства. Вне всего привычного вместе с ним.

— Это платье — твоих рук дело? — когда звуки одной песни стали смолкать, готовые смениться новыми, подала я голос.

В последний раз затянувшись, Вик выкинул в окно тлеющий окурок. Неожиданно ладонь его оказалась на моём колене. Сквозь шифон он гладил коленную чашечку, поднимался чуть выше и возвращался обратно. Я накрыла его ладонь своей. Коленки у меня всегда были чувствительными, а теперь, когда меня касался он…

— Твоё слабое место, — большим пальцем вверх-вниз. — Я догадывался.

— Ты перестанешь? — немного гневно, вместе с набирающей громкость песней.

Стрелка спидометра поползла вверх, преодолела отметку разрешённой скорости. Рука Виктора покоилась на руле, вторая — на моей ноге, а черты лица… Я вспомнила фотографию на водительском удостоверении. Что случилось с Марчелло со дня их выдачи?! Что-то такое, что изменило его самую суть. Потому что сейчас он казался мне лишь отдалённо похожим на того мужчину с фото.

— Виктор, прекрати! — попросила я, пытаясь убрать его руку. На губах его появилась усмешка. Уже не героя-злодея. Злого гения, которому в конечном итоге предназначено было, вопреки законам жанра, подчинить себе мир. — Мы… мы едем!

— Я в курсе, — ещё на десять километров быстрее.

Медленно он потянул шифон вверх, оголив мою ногу. Как я ни пыталась остановить его, это было бессмысленно. Мельком он посмотрел на меня и всё же одёрнул платье.

— Если я скажу тебе, что нет, это что-то изменит?

Наш разговор напоминал мне уравнение с множеством неизвестных. Вернее, неизвестные были только для меня. Не найдя, что сказать, я промолчала, и на лице его отразилось удовлетворение. Как будто он заранее знал, что произойдёт именно так.

Притихшая, я сидела рядом, греясь в лучах катящегося к горизонту красного солнца. Воздух вокруг казался наэлектризованным, и дело было не во мне. Не во мне и даже не в Вике. В чём-то, неожиданно возникшем между нами. Потому что прикосновения его больше не были обезличенными. Потому что то, как он гладил меня по коленке, совсем не походило на то, что было в мастерской. И надетое на мне платье. Оно не было похоже на те, которые Марчелло представлял на своих показах. Оно отличалось и от тех, что он скрывал за тайной дверью мастерской.

— Это платье ты сшил специально для меня, верно? — когда мы, выехав из города, понеслись вдоль деревьев, я резко убавила громкость. Как и все касающиеся Виктора мысли, эта была похожа на вспышку.

Собираясь в спешке, сразу я не подумала об этом. Выточки, цвет, длина: оно было как будто специально для меня. Оно и было специально для меня!

— Подписывай, — на колени мне полетели листы.

Тормоза взвизгнули так резко, что меня швырнуло вперёд. Если бы не ремень, я бы так и влетела в панель. Взметнувшиеся волосы упали на плечи, сердце ударилось у самого горла.

— Зачем? — совершенно ничего не понимая, я поймала лист, пробежалась взглядом. — Я же уже подписала… — переведя дыхание, посмотрела на Виктора.

Резко он отстегнул свой ремень и выговорил, смотря на меня в упор.

— Я добавил новый пункт, Марин, — дьявольская чернота зрачков и огонь с отблеском серебра.

Меня мгновенно охватило этим пламенем. Руки задрожали, во рту пересохло. Больше слов мне было не нужно. Никаких слов. Раскрыв бардачок, он швырнул ручку так же, как до этого листы. Я вчитывалась в строчки, пытаясь отыскать то, что знала и так. Сумма неустойки, сроки…

Виктор вышел из машины, и почти сразу же дверца отворилась уже с моей стороны.

Строчка… Полностью в его власти. Любое желание…

— Ты… — паркер оказался в пальцах прежде, чем я успела осознать это.

— Ставь грёбаную подпись, — выхватил бумаги.

Следом отстегнул ремень и сдёрнул меня с сиденья. Бумаги опустились на капот спорткара прямо передо мной.

— Секс, как часть сделки. Откровенный секс в обмен на откровенное интервью, — повернул меня лицом к капоту. Прижал бёдрами и коснулся голой спины над платьем. С нажимом провёл до шеи и, собрав волосы, просипел над ухом: — Откровение на откровение, Марин.

Я сглотнула. Красный, нагретый солнцем металл машины источал жар. Вот только жар этот был ничем по сравнению с тем, что исходило от Виктора. По сравнению с его желанием.

— Ты говорил, что я ничего не знаю о сексе, — так же сипло, как и он.

Сжала в руках ручку. Он напирал сильнее, и я, попавшая в капкан, дрожала всё сильнее. Дорога, на которой мы остановились, была совсем не той, по которой мы ехали сюда — узкая, разбитая, поросшая травой. Я только теперь поняла, что та осталась сбоку, а мы… мы были скрыты среди деревьев ото всех.

— У меня есть условие.

— Какое условие?

— Ты научишь меня, — повернула к нему голову, скулой почувствовала его колючий подбородок. — Покажешь мне, что такое секс.

— Идёт, — взяв паркер, он от руки подписал строчку. — Я покажу тебе. Но это будут не уроки — откровение.

— Идёт, — выдохнула, вернула паркер себе и почти не глядя поставила неровную подпись.

Не глядя, потому что в этот миг Вик, спустив лямку, прихватил зубами кожу на моём плече. Языком вывел ведомый ему одному узор и подул, а потом снова прижал зубами, вызывая у меня всё новую и новую дрожь. Дрожь от его близости, от его влажных касаний и от осознания, что я только что сделала.

Обхватив груди большими ладонями, он гортанно зарычал мне в шею. Смял и поцеловал, всё так же покусывая. Ласкал мои соски сквозь платье — то мягче, медленнее, то грубо, с почти садистским удовольствием, находящим отклик внутри меня.

Я тихонько застонала, когда он, оголив по пояс, откинул волосы мне на одно плечо, когда раскрытой ладонью провёл вдоль позвоночника и стиснул ягодицу. Упёрлась в капот, желая привстать, развернуться к нему, но он тут же толкнул меня обратно.

— Я не разрешал тебе делать это, — с шумом вобрал в лёгкие запах моих волос и дёрнул платье ещё ниже.

Я чувствовала грубую ткань его джинсов, его желание взять меня. Изловчившись, развернулась и обхватила его за шею. Потянулась к губам.

— Ты настырная, — хриплый смешок мне в рот. — Настырная и до глупости смелая, — обхватил ладонью затылок и мягко, дразня, укусил за нижнюю губу. Немного сильнее, снова мягко, а потом… Стремительно и жёстко он втиснул мне в рот язык. Толкнул мой своим, целуя глубоко и жадно.

Я не успела опомниться, не успела сделать даже вдох, как оказалась в его власти. Действительно в его — вся, целиком. Его пламя стало моим собственным. Он поигрывал с языком, дразнил — немного свободы только затем, чтобы я смогла сделать глоток воздуха и опять глубоко, одним только поцелуем доводя меня до беспамятства.

— Теперь можно, — дёрнул за плечо, поворачивая к себе и, подхватив, повалил на горячий капот.

— М-м-м, — несдержанный стон вырвался у меня из груди.

Инстинктивно я выгнулась, кожей ощутив горячий метал. И снова, когда он, нагнувшись, обхватил сосок ртом. Втянул в себя, лаская языком, и рывком сдёрнул болтающееся на коленях платье.

Тяжело дыша, я запустила пальцы в его волосы. Меня буквально выкручивало от желания. Я не понимала, чего хочу — оттолкнуть его, чтобы хоть на миг прекратить пытку наслаждением, или прижать ещё ближе. Лизнув, он сжал сосок зубами и тут же подул. Мурашки, дрожь… Сквозь полуприкрытые веки я видела размытые мазки листьев и темнеющую синеву подкрашенного заходящими лучами солнца неба.

— Виктор, — сжала пальцы крепче, вскрикнула, когда он, не переставая ласкать сосок, обхватил вторую грудь. Смял, отпустил и принялся кружить по ореолу большим пальцем. — Господи, Вик… — мой голос показался мне отчаянно громким и в то же время жалобным.

— Ты просила показать тебе, — его ладонь опустилась на живот. Второй он упирался в капот возле моего плеча, слегка касаясь меня. Зелень листьев и синеву неба сменила серебристая чернота его глаз, вместо мягкого ветерка — опалившее губы дыхание. — Просила? — скользнул рукой ещё ниже, к трусикам и провёл по ткани.

Ответить я не смогла — заметалась, когда он, безошибочно найдя клитор, начал поглаживать сквозь мокрые трусики. По кругу, то почти не касаясь, то слегка надавливая. Так, что это не давало мне окончательно потерять рассудок и слететь в бездну. Я балансировала на самом краю.

— Так просила или нет? — губами по губам, по клитору немного сильнее.

Его шёпот пробрался внутрь меня. Бёдра были горячими, колени ныли. Живот сводило от той тугой спирали, что всё сильнее и сильнее закручивалась внутри. Я снова всхлипнула и обвила его шею рукой. Желая почувствовать губы, подалась к нему.

— Просила? — с рыком, пригвождая плечо к капоту.

— П-просила, — запинаясь, выдавила я. Его движения по трусикам стали быстрее. Я видела, как он напряжён, чувствовала, как окаменели его мышцы.

— Проси ещё, — приказал, надавив на клитор. Я вскрикнула, выгнулась. Он надавил снова и зарычал прямо мне в губы, — проси ещё! — языком по нижней — быстрое касание и тут же голодно, овладевая.

— Тебе разве мало? — только он отпустил моё плечо, обхватила его обеими руками. Раскрыла рот шире, впустила его язык. Бороться с ним было бессмысленно. Всё, что я могла — пытаться отвечать. Соски касались ткани его рубашки, раскрытая плоть всё той же грубой ткани, и это было так… Так, что я уже сама себя чувствовала мазохисткой.

— Мало, — тяжело дыша, он сдёрнул с меня бельё до колен и отпустил, позволив ему упасть к платью.

Отступив всего на шаг, он, в упор глядя на меня, расстегнул пуговицу на джинах и дёрнул вниз молнию ширинки. Рубашка была распахнута почти до конца. Смутно я вспомнила, как проталкивала пуговицы в проймы, как пальцами поглаживала волосы на его груди, когда он терзал мои губы.

— Зачем мне о чём-то просить тебя, — наблюдая за тем, как он расправляется с двумя оставшимися, спросила я. — Ты ведь знаешь лучше меня, что мне нужно.

Языком я прошлась по губам. Не пытаясь соблазнить — искушая скорее саму себя. Потому как… Пытаться соблазнить самого дьявола — разве это не смешно?

— Знаю, — мгновение, и он уже опять нависал надо мной. Подхватил ногу под коленкой и, приподняв, заставил упереться в капот. — Я много чего знаю, Марин. И всё же повтори, чего ты хочешь. Чего ты хочешь, Марин? Скажи.

— Хочу, чтобы ты показал мне, что такое секс, — судорожно выдохнула, когда он, выведя на колене спираль, коснулся губами. Погладил по бедру до самой ягодицы и подтянул меня ближе.

— Секс… — он поморщился. Уголок рта дёрнулся в пренебрежении. — Лучше я покажу тебе, кто такая ты, хочешь? — медленные поглаживания. — Хочешь? — вкрадчиво, с оттенком предупреждения. Но предупреждать меня о чём-либо было уже слишком поздно. Я чувствовала его плоть своей, чувствовала, как меня тянет к нему, и не могла больше бороться с этим. Даже если бы мир вдруг перестал существовать, я всё равно сделала бы это.

— Хочу, — отозвалась, и тут же с губ моих сорвался вскрик.

Одним толчком — быстрым, жёстким, он заполнил всё моё естество. Потерявшая невинность ещё несколько лет назад в своих единственных, блёклых и не оставивших следа отношениях, я чувствовала себя девственницей. Словно первый раз…

— О, Господи… — прошептала, кусая губы.

Схватилась за его плечи и, выгнувшись, упала на капот. Он был таким большим, что бешеное возбуждение, которое я испытывала, на миг сменилось острой болью. Всего на миг, потому что вслед за этим оно понеслось в крови ещё яростнее.

Виктор зарычал, зрачки превратились в сплошную тьму. Он придерживал мою ногу и вонзался в меня всё глубже — теперь до самого упора. Секундная передышка, которую он мне дал, была словно бы трамплином для того, чтобы теперь я ещё острее ощутила свою беспомощность.

— Пожалуйста, — прошептала, запрокидывая голову.

— Что, пожалуйста? — он двигался быстро и ритмично. Скупые ласки были почти хаотичными, но другого мне было и не нужно.

— Что, пожалуйста? — резче, вонзаясь в меня. Почти вышел и снова на всю длину, растягивая, заставляя метаться и бессильно скрести ногтями по капоту. — Трахнуть тебя? Или что? О чём ты просишь? Ты знаешь, о чём ты просишь? — его сиплый рык звучал словно бы везде, прокатывался внутри меня и переплетался с влажными звуками соприкосновений наших тел.

— Ты знаешь?

— Нет! — вскрикнула, ногтями царапая его плечо. К нему грудью, всем телом. — Не знаю… Не знаю…

— Не знаешь, — он закинул мою ногу себе на плечо, затем вторую. Несколько ритмичных движений, его пальцы на моих ягодицах.

Жадно ловила ртом воздух, но этого мне было мало. Я буквально задыхалась, захлёбывалась.

— У тебя прекрасное тело.

Я почти перестала чувствовать его — только немного, у самого входа. Подалась навстречу бёдрами, и он мгновенно сдавил мои бёдра обеими руками. Вжал пальцы в кожу.

— Сейчас ты получишь свой первый в жизни настоящий оргазм, — я понимала, что он с трудом сдерживается.

— С чего ты взял, что первый? — дрожа, едва понимая, что говорю.

Черты его губ искривились. Пряди волос прилипли ко лбу, по виску катилась капелька пота. Дотянувшись, я стёрла её.

— Потому что мастурбация мало чем отличается от передёргивания, девочка, — он подался вперёд мучительно медленно. Миллиметр за миллиметром. Играл со мной, прекрасно понимая, чего я жажду. Он и сам хотел меня. То, как сипел его голос, его тугие мышцы у меня под пальцами, его твёрдость и мощь: всё говорило об этом. Я не знала, как ему удавалось сдерживаться.

— Я не…

— Не надо врать, — назад и вперёд одним рывком.

Я закричала. И без того неимоверное напряжение, сковавшее меня, стало таким, что свело каждую мышцу.

— Не надо врать, чёрт тебя подери! — рыча, он вонзался в меня так быстро, что я потерялась.

Только он внутри и моё собственное напряжение, в один момент разлетевшееся заполнившим меня теплом. Первая волна, за ней ещё и ещё…

— Думаешь, я не знаю, что ты трогала себя? — он отпустил мои ноги и продолжал врезаться. — Ты воняешь сексом. Но ты никогда толком и не занималась им, — рык в губы и его стон. — Мы это исправим, — губы в губы.

Я почти не слышала его, почти не понимала, что он говорит. Только то самое тепло, и его голос. Только он и я. Ветерок холодом прошёлся по моему телу в момент, когда он, сделав последнее движение, резко отступил. Влага… Приоткрыла глаза и коснулась бедра.

Виктор стоял напротив, упираясь в капот ладонью, и смотрел на меня. Второй рукой прижал мою ладонь к бедру, заставляя стереть следы собственного желания. Тёплая, вязкая сперма осталась на пальцах. И я растёрла её, испытывая от этого незнакомое мне раньше удовольствие. Ни чувства брезгливости, ни отвращения. Наоборот. Желание… Желание, которое я тут же исполнила: коснулась пальцами губ, лизнула, пробуя Виктора на вкус.

— Назад пути нет, — он так и стоял, склонившись. Дыхание его было сбившимся, в глазах — чернота.

— Я знаю, — отозвалась эхом и, приподнявшись, потянула его за край рубашки. Ослабшая, ещё не пришедшая в себя, села на капот и прошептала прямо ему в губы. — Знаю, — я действительно знала это. И, может быть, это было единственным, что я знала наверняка.

Глава 13

Не зная, чем занять себя, я решила прогуляться в тени деревьев. Обычно день я проводила у бассейна. Исключением были только часы в мастерской Виктора и ночи. Ночи…

Вчерашний вечер не закончился там, на заросшей травой дороге. Проводив меня до комнаты, Марчелло и не подумал уйти. Втолкнул в облицованную розовым мрамором ванную и приказал раздеться. Под его пристальным взглядом я медленно сняла платье, потом бельё. Следуя дальнейшим приказам, включила воду и остановилась у порога душевой, чувствуя, как тёплые брызги падают мне на спину. Он тоже разделся. Всё повторилось: его руки, его поцелуи и будоражащий шёпот. Что творю, я больше себя не спрашивала, потому что смысла в этом уже не было. Я просто подчинялась ему: его власти, его шёпоту, его желаниям. Подчинялась, когда он взял меня, развернув к себе спиной и заставив упереться ладонями в стену душевой. Когда наклонил ещё ниже. И потом, когда он, обнажённый, сидел в кресле и молча курил, я тоже подчинялась. Стояла напротив, чувствуя, как с мокрых волос крупными каплями стекает вода, и молчала. Минуту, десять, час… До тех пор, пока поздний вечер не сменился ночью, а в пепельнице на столике не появилось несколько окурков. Только когда в пачке осталась последняя сигарилла, он поднялся и бросил её в кресло. Взял с постели полотенце и ушёл, оставив меня в пропитанной дымом комнате, где всё это время звучала едва слышная музыка. Диско. Вика в комнате не было, а я ещё с минуту стояла, глядя на закрывшуюся за ним дверь. Диско. Диско и дым дорогих сирарилл, перемешанный с нотками сандала.

— Я тебе ещё раз говорю, — услышала я раздавшийся одновременно с хлопком дверцы только что остановившегося спорткара голос Мико. — Избавься от неё, если не хочешь, чтобы всё полетело к чертям собачьим.

Насторожившись, я притаилась у дерева. Виктор, раздражённый и мрачный, тоже вышел из машины и теперь стоял по другую её сторону, глядя на своего менеджера.

— Ты представляешь, что будет, если она до всего докопается? — несмотря на свой внешний вид, говорил Мико решительно и уверенно. И говорил он про меня.

Неосторожно шевельнувшись, я задела ветку под ногами. Та хрустнула и, хотя услышать этого Мико не мог, посмотрел он как раз в мою сторону. Как будто что-то почувствовал.

Ветви большого персикового дерева отбрасывали густую тень. Я нырнула в неё, боясь лишний раз выдохнуть.

— Она подписала соглашение, — наконец заговорил и Виктор. — В случае разглашения ей грозит огромная неустойка, не забывай об этом.

— Какая, мать твою, неустойка?! — Фератти ударил ладонью по крыше машины. — Ты представляешь, сколько ей заплатит тот же «ELEGANSO», если она принесёт им всё это. Стоит ей помахать перед любым модным таблоидом нарытой ею информацией, как они устроят аукцион. И поверь, Марчелло, тех денег, что она получит, хватит не только на то, чтобы покрыть сумму неустойки, но и на приличное жильё в центре Милана.

— Вряд ли она захочет жить в центре Милана, — губы Вика искривились.

— Ты понял, что я имел в виду, — ответил Мико резко. — Эта девчонка угробит всё. Всё, что мы строили. Чем ты думал, когда тащил её сюда?! Отправь её обратно, Марчелло. Сегодня же купи ей билет. Пока не поздно!

Ничего на это не сказав, Виктор прибавил шаг. Чтобы успеть за ним, Мико пришлось сделать то же самое. Я так и стояла, скрытая тенью.

О чем он? Прекрасно представлявшая себе, какую ценность имеет эксклюзивное интервью с таким человеком, как Виктор Марчелло и его согласие на публикацию, сейчас я понимала, что говорят они о другом. Только о чём? Объяснения, которые я услышала вчера, были далеко не всей правдой. Я и так подозревала об этом, теперь же убедилась окончательно.

— Слышишь меня, мать твою?! — Мико схватил Виктора за рукав и дёрнул на себя, заставляя остановиться. — Ты сам не свой с того дня, как она появилась в этом доме! Ты и сам знаешь, что со дня на день… — он рубанул ладонью воздух, мотнул головой. — Нашёл время!

— Мне нужно, чтобы она была здесь.

— Ты идиот! — Мико окончательно вышел из себя. — Она должна убраться отсюда. И чем быстрее, тем лучше!

— Не забывайся, — отрезал Вик с предупреждением. По скулам его гуляли желваки, напряжение было заметно даже с расстояния. — Не забывай, с кем ты разговариваешь. Ты кто такой, чтобы решать за меня, кому место в моём доме, а кому нет? Ты кто такой, чтобы лезть в мою жизнь и решать, что мне делать?

— Я тот, кто выгребает за тобой грязь, — с точно таким же раздражением прочеканил Мико. — Я тот, кто всегда прикрывает твою задницу, если что-то идёт не так. Тот, кто знает о тебе…

— Так вот и выгребай эту чёртову грязь, — холодно и жёстко. — За то, что ты выгребаешь эту грязь, ты получаешь столько, что можешь позволить себе дом на побережье и выходные в Париже. Напомнить тебе, кем ты был до того, как я подобрал тебя? — чуть тише. — Напомнить, Мико? Я могу это сделать.

— Не стоит, — Мико как будто немного успокоился. Посмотрел на Виктора. — Но я тебя предупредил. Ни к чему хорошему это не приведёт, запомни.

— Я плачу тебе огромные деньги. Империя — это я, Мико. Я, — они так и стояли в нескольких метрах от меня. Оба раздражённые, похожие на уличных котов, готовых броситься друг на друга в любой момент. Вот только хозяином территории был Виктор, и Мико это знал. — Я ценю тебя, Мико. Очень ценю. Но даже с тем, что есть сейчас, империя Марчелло существовать не перестанет.

— Ещё месяц назад уверен ты в этом не был, — сквозь зубы.

— А сейчас уверен, — выговорил он и, в последний раз посмотрев на менеджера, в несколько широких шагов преодолел ступени крыльца.

Стоило Фератти зайти в дом следом за Виктором, я бросилась к бассейну. Разговор, свидетелем которого я стала, однозначно не был предназначен для моих ушей. Ничего такого я не услышала, но… В этом-то «но» и таилось главное. Потому что давшая себе слово во что бы то ни стало получить интервью самого таинственного кутюрье современности, выяснить, почему его шедевральные творения томятся в подвале, после сегодняшнего я поняла — это далеко не все вопросы, ответы на которые я хочу знать.

Схватив с лежака найденный в гостиной древний MP3 плеер, я поспешно улеглась, заткнула уши бусинами наушников и чертыхнулась. Платье… На мне было платье с медвежонком. Дёрнула вверх подол, открывая ноги и, едва успела сделать это, заметила, как открылась задняя дверь.

— Виктор… — как только надо мной мелькнула тень, я приподняла веки. Вытянула наушники. — Мм… — прищурилась и свесила ноги с лежака так, будто до этого провела на солнце по меньшей мере полчаса. — Я думала, ты приедешь позже.

— Давно ты тут? — как и при разговоре с Мико, он выглядел напряжённым. Только если тогда в нём чувствовался гнев, теперь он пристально всматривался в моё лицо. Как будто пытался понять, могла я услышать что-нибудь или нет.

— Не знаю, — выключила плеер и положила рядом. — А что? Ты сам давно приехал?

— Не очень, — перевёл взгляд на огромный бассейн, на дне которого разноцветной плиткой был выложен тюльпан — символ модного дома «Viktor Marchello».

Я посмотрела в ту же сторону. Поднялась и, босая, прошла к воде. Встав у края, потянулась и тряхнула головой. Прекрасно знала, как солнце, попадая на волосы, играет бликами, оттеняет их. Обернулась к Виктору.

— Тебе нужен купальник, — прежняя натянутость исчезла, и я почувствовала облегчение. Значит, поверил.

— Вообще-то, не только купальник.

Он приблизился. Медленно, лениво. Остановился на расстоянии шага. Взгляды наши встретились, и я почувствовала себя девчонкой. Неуклюжей и не так, чтобы очень уверенной в себе. Несвойственная мне робость появлялась каждый раз, когда он оказывался вблизи и смотрел так, как смотрел сейчас.

— Твои волосы, — собрал несколько прядей у виска. Скрутил жгутом, потом так же — со второй стороны. Качнул головой. — Они похожи на осень. Русскую осень.

Зачарованная его бархатистым, звучащим тихим рокотом голосом, я не смогла ничего сказать.

Выпустив жгутики, он некоторое время просто рассматривал меня. Потом рассыпал локоны по плечам. Он касался моей шеи, проводил по щекам, по голым рукам. Взяв за локоть, повернул так, что солнце светило мне в спину, и поправил прядь у лба.

— Золотая осень, — не мне — художнику внутри себя самого.

Я уже знала, что, когда он такой, говорить не стоит. Ещё лучше — не шевелиться и дышать так, чтобы он не замечал этого.

— За осенью бывает зима. Рябина на снегу…

Я позволила себе вдох, чтобы почувствовать его запах. Зря. Дурман тут же наполнил меня, и я невольно прикрыла глаза, отдаваясь охватившей меня чувственности.

Он обрисовывал кисти моих рук, как будто плёл кружево, дотрагивался до моей груди, до шеи. Руки переходили на спину, на плечи и опять на спину. Говорить себе, что в этом нет ничего личного, было бессмысленно. Вчерашний вечер стал последним рубежом. Вечер, перешедший в ночь, когда я стояла перед ним обнажённая. А он, такой же нагой, сидел в кресле и курил, не сводя с меня взгляда.

— Да… Я знаю, что это будет. Зима… Зима и рябина. Да… — он откинул волосы назад. Руки его исчезли, и я, облизнув губы, встретилась взглядом с его.

— Собирайся, — неожиданно приказал он совсем иначе. Коротко и жёстко. Мне показалось, что у меня дежавю. Но нет. День был другим и всё вокруг тоже было другое. Даже я сама была уже совсем другая.

— Мы идём в мастерскую?

— Нет, — бросил, уже направляясь к дому.

В последний момент схватив с лежака плеер, я последовала за ним. Обогнала и первой вошла в дом.

— Тогда куда?

— Ты постоянно задаёшь слишком много вопросов, Марин, — зайдя за мной на кухню, он сбросил полотенце с блюда. Когда я уходила, горничная как раз выкладывала на него свежеиспечённый пай с лимоном, и теперь запах пирога наполнял всё вокруг.

Взяв турку, Виктор налил кофе. Каждый раз горничная варила кофе, как только видела, что его машина подъезжает к дому. Варила, а потом убиралась куда подальше, потому что он терпеть не мог, когда она беспокоила его по приезду. Это я тоже поняла за время, проведённое тут.

— Нет, Виктор, — дождавшись, пока он возьмет кусок пирога, забрала у него нож и тоже отрезала полоску. — Я задаю не много вопросов. Просто ты не любишь давать ответы.

— Не люблю, — согласился он. Взгляд его опять стал пристальным, но всего на секунду. До того, как я сама сказала:

— Я буду готова через десять минут. И учти, Виктор Марчелло, эти десять минут начнутся тогда, когда я доем, — глядя ему в лицо, с вызовом откусила пай и тут же увидела ямочку на его щеке. Ямочку, оттенённую усмешкой.

— Это же… — начала было я и осеклась, когда навстречу нам вышла средних лет женщина.

Обнесённый высокой кованной оградой особняк, куда привёз меня Виктор, находился на окраине Милана. Понятия не имеющая, что взбрело ему в голову на этот раз, я пыталась сообразить, где мы, но сделать это мне удалось только тогда, когда мы вошли внутрь.

— Добрый день, сеньор Марчелло, — улыбнулась она. — Хотите посмотреть, как идёт работа?

— Да, — лаконично ответил он и подтолкнул меня вперёд.

Стоило нам войти в одну из комнат, как его нестройно поприветствовали несколько находящихся в ней женщин. Все они, до этого занятые работой, встали со своих мест. Виктор подошёл к одному из столов, возле которого находился манекен.

— Переделать ворот, — ему хватило мига. — И… Манжеты шире на сантиметр. Эти пуговицы уродливы, — обернулся ко встретившей нас женщине. — Мадлен, вы не видите, что эти пуговицы уродливы?

— Но вы сами их одобрили, сеньор Марчелло.

— Это было до того, как вы взялись за работу. Переделать, — махом он оторвал английский воротничок от блузы. — Здесь должна быть стойка. Стойка и круглые пуговицы с жемчугом.

— Позвольте… — швея, до этого молчавшая, подала голос. — Жемчуг сейчас не особо актуален.

— Я не следую моде, Лили, — перевёл он взгляд на неё. — Я её создаю. Переделать, — уже громче. Подошёл к следующему манекену. Платье — бархатное, на первый взгляд слишком тяжёлое. Он провёл ладонью по ткани так, как мог бы касаться обнажённой женщины. Прикрыл глаза, ноздри его затрепетали. — Да… — на губах появилась почти неуловимая усмешка. — Да… — посмотрел на Мадлен. — Поменять цвет. Синий убивает его. И вот тут, — коснулся ворота. — Чуть глубже. Совсем немного.

— Придётся всё переделывать, — Мадлен шла за ним. Он медленно переходил от стола к столу, жёстко и бескомпромиссно внося правки в уже готовые и ещё только-только раскроенные образцы.

— Так переделывайте. Я приеду утром. Чтобы всё было готово.

— Но это невозможно за столь короткий срок, — она говорила осторожно, но уверенно. Хотя до уверенности её Виктору дела не было.

— Переделывайте, — повторил он и, крепко сжав мой локоть, повёл прочь. Но прежде, чем мы вышли, снова посмотрел на Мадлен. — Сейчас я хочу, чтобы все исчезли отсюда на пару часов. Шестой, девятый, двенадцатый и двадцать четвёртый образцы принеси для показа. Ещё пятый. Да, пятый тоже, — немного подумав, подтвердил он. — Чтобы они были у меня через три минуты. Сделай хороший кофе и оставь на подносе сигариллы. А потом я хочу, чтобы вы все отсюда убрались.

— Хорошо, сеньор Марчелло, — больше возражать она и не пыталась. — Всё будет у подиума через три минуты.

Мы снова оказались в коридоре. Только когда я поняла, что вокруг никого нет, потянула Вика за руку. Он глянул на меня с вопросом.

— Зачем тебе образцы для примерки? — плохо понимая, что к чему, спросила я.

Он повёл меня дальше, толкнул дверь в самом конце коридора. Комната была погружена в полумрак, но я всё равно смогла различить в глубине небольшой подиум. Подиум, огромное мягкое кресло со стоящим напротив него низким столиком и больше ничего. Не из-за света — больше просто ничего не было.

— Потому что я хочу посмотреть на эти образцы в движении, — он включил свет. Вспыхнувшие под потолком лампочки тут же засверкали, разгоняя темноту.

— Хочешь сказать, что заставишь эту женщину… Мадлен, прогуляться по подиуму? — недоверчиво усмехнулась.

— Нет, — спокойно ответил Вик. — Я заставлю прогуляться по подиуму тебя.

Глава 14

Марина

Надев первое из висящих на привезённой перекладине Мадлен платьев, я поднялась по небольшой, с широкими ступенями лестнице, и тут же оказалась буквально окружена светом, падающим на подиум. И от этого я чувствовала себя куда более незащищённой, чем если бы была голой.

— Пройдись, — приказал Виктор.

Развалившийся в кресле, он медленно затянулся и стряхнул пепел в стоящую на подлокотнике пепельницу. Ноги его были широко расставлены, на лицо падала тень. Он весь словно был скрыт этой тенью, чёткими оставались только голос и огонёк, тлеющий меж его пальцев.

Неуверенно я двинулась вперёд. Надетое на мне платье было длинным, свободный подол спадал до самого пола, и я с трудом перебарывала желание приподнять его. Подчёркнутый мягкой сборкой лиф придавал силуэту больше чувственности и делал образ откровенным, хотя на первый взгляд ничего откровенного в платье не было.

— Свободнее, — голос и мелькание огонька.

Я поджала губы. Несколько раз мне случалось бывать на модных показах, смотрела трансляции через интернет. Неделя моды в Милане, в Париже, в Нью-Йорке… Поставившая для себя цель оставить позади низкосортные журналы, не имеющие об этой самой моде никакого представления, я смотрела на легко двигающихся по подиуму моделей. Смотрела, но ни разу не поднималась на него сама.

— Свободнее, — повторил Виктор, поднявшись с кресла. Я сделала ещё несколько шагов, пытаясь подражать походке манекенщиц. Одна нога перед другой, чёткие шаги, отсутствующий взгляд прямо перед собой.

— Да чёрт тебя подери! — прорычал Марчелло, когда я, задев мыском туфли юбку, пошатнулась на каблуках.

Огонёк потух, а сам Виктор поднялся из кресла. Постепенно выныривая из сумрака, подошёл ближе.

— Ты постоянно зажата, — он говорил с недовольством. — Почему?

— Потому что я не модель, — огрызнулась, стоя перед ним на возвышении. — Я не модель, я — журналист.

— Нет, — он поморщился, осматривая меня с ног до головы. Медленно, поднимаясь всё выше и выше, пока взгляды наши не встретились. — Ни черта не поэтому. Ты постоянно что-то пытаешься доказать, что-то изобразить. Ты притворяешься, Марин. Постоянно. Зачем? Зачем ты притворяешься?

— Ты попросил меня пройтись по этому проклятому подиуму, — с раздражением отозвалась я. — Я не умею. Что я должна была делать?!

— Идти по подиуму, — он приблизился почти вплотную. — Разве я просил тебя изображать кого-то? Если бы я хотел посмотреть это, — небрежный кивок в сторону перекладины с одеждой, — на моделях, я бы так и поступил. Так какого дьявола ты тут пытаешься изобразить то, чем ты не являешься?

— Так может быть, каждому просто стоит заниматься тем, чем он должен заниматься? — я разозлилась сильнее. В душе понимала, что отчасти он прав — я пыталась показаться той, кем не была. Глупо, потому что за простым проходом по подиуму скрывались дни, месяцы, годы работы. — У тебя, наверняка, полно куда более подходящих кандидаток для того, чтобы тут перед тобой разгуливать.

— Мы говорим не обо мне, — он снова достал помятую пачку из кармана. Зажал сигариллу, но не прикурил. — Отпусти подол.

Гневно посмотрев на него, я сделала так, как он сказал. Платье опустилось по ногам, а я так и продолжала стоять на месте, ожидая, что будет дальше.

— Теперь пройдись.

Не знаю, чего он хотел от меня. Я понятия не имела, как демонстрировать одежду от кутюр. Всего несколько месяцев, и снимок какой-нибудь всемирно известной модели в этом самом платье украсит обложку или разворот глянца. При чём тут я?!

Неспешно и осторожно я прошла до края подиума, развернулась, проделала путь обратно и опять до края.

— Долго мне так ходить? — сделав то же самое ещё раз, не выдержала я. Вик так и остался стоять на месте. Сигариллу он так и не прикурил. — Ещё раз? — подошла к самому краю. — Я задала тебе вопрос, Виктор. Долго мне ходить туда-сюда?

— До тех пор, пока это действительно не будешь ты, — неожиданно он оказался совсем близко. Ладонь его легла на край подиума. — Где женщина, которую я встретил на банкете после показа? Где она?! — рявкнул так, что я вздрогнула. — Где женщина, которая надела моё платье только за тем, чтобы я обратил на неё внимание? Обратить, чёрт подери, моё внимание! У неё получилось! А теперь что?! — если бы сейчас комнату наполнили раскаты грома, это было бы, наверное, не так страшно.

Вик сжал сигариллу, растёр табак. Разжал кулак и остатки табака посыпались к его ногам.

— Где женщина, которая посмела меня шантажировать? Где Марин, которая выскочила из дома без белья, потому что у неё была всего минута?! Где она, чёрт подери?! — он посмотрел в один угол комнаты. — Там?! — в другой, — там?! Нет… — усмешка на губах. — Её тут нет!

— Что ты несёшь?! — закричала я в ответ. — Что за бред, Виктор?! При чём тут это?! При чём тут минута и то платье на банкете?!

Меня потряхивало. Гулкое эхо прокатилось по комнате, отразилось от стен. В ярком свете было заметно всё: оттенки, детали, мелочи. И черты лица Виктора тоже были чёткими, как никогда до этого. Ум заходил за разум от чувства, что я, как Алиса из знаменитой сказки, провалилась в кроличью нору и попала в некую страну Чудес. Меня будто бы окружали кривые зеркала, а всё на первый взгляд очевидное было совсем не тем, чем мне представлялось прежде.

— Если хочешь поразвлечься, найди для этого кого-нибудь другого, — процедила я, резко подбирая подол. — Вон… возьми одну из своих портних. Блондинка за дальним столом вполне ничего, — выплюнув это, я, вне себя от гнева, развернулась к нему спиной. Платье колыхало воздух, звуки шагов отдавались у меня в ушах.

— Отпусти подол, — донеслось мне вслед. Я не остановилась, но не успела дойти до лестницы, услышала снова: — Вернись обратно, Марин.

— Иди к чёрту! — всё-таки посмотрела на него. Внутри затаилась обида, которую я почувствовала только сейчас. Если он вырядил меня затем, чтобы унижать, делать ему этого я не позволю.

— Вернись, — предупреждение не только в голосе — в чернёном серебре глаз. — Или ты забыла про соглашение?

Я едва не послала его в очередной раз. Соглашение, будь оно неладно. Он прекрасно знал, что я никуда не денусь.

Не знаю, как долго мы смотрели друг на друга: пять секунд, десять… Наконец я разжала пальцы и пошла к нему.

Внезапно он ловко, одним махом оказался на подиуме и пошёл мне навстречу.

— Да… — уголок его губ дрогнул. Обхватив мою голову, он сжал волосы. — Да… вот теперь я вижу.

— Что ты видишь? — отступила от него.

— Тебя, — перехватил за руку. — Теперь я вижу тебя. Но не забывай, Марин, кто владеет тобой этот месяц, — снова его пальцы в моих волосах.

— Ты владеешь не мной, а моим телом, — всё так же зло, хотя касание его не прошло бесследно. Злость, как проводник, заставляла чувствовать острее. Его прикосновения и запах. Твёрдость мышц его живота под моими пальцами. И его желание. Власть его желаний надо мной.

— Для тебя это одно и то же.

— С чего ты это взял? — попыталась оттолкнуть, но вместо этого оказалась ещё ближе к нему.

Он не ответил. Только сжал волосы, мягко и в то же время с нажимом массируя голову, раскрытой ладонью провёл от поясницы до ягодиц и рывком впечатал меня в себя. Попробовала вырваться, ударила ладонью по груди, дёрнулась от него.

— Соглашение, — мне в губы. — Не забывай, — тихое, гортанное рычание. — Ты осень, — губами по губам. — Пряная сладкая осень. Осень обнажает души. И ты… ты обнажённая, даже когда одета.

— Даже сейчас? — стоило ему прикусить мою скулу, бороться с ним не осталось сил. Трепеща, я прикрыла глаза.

— Тем более сейчас, — поцелуй в бьющуюся на шее венку и самым кончиком языка вверх, так медленно, что я тихонько застонала от этой невыносимой пытки.

Гнев, который я испытывала, не прошёл. Он тоже был зол, и это чувствовалось даже в его неспешности. Моя выдержка дала сбой в момент, когда я почувствовала вкус его губ. Горьковатый привкус кофе. Запустила пальцы в его волосы и, со стоном прижавшись, сама начала целовать. Секунда непокорности, мгновенно подавленная его силой. Молния платья разошлась в стороны, он сдёрнул с моих плеч лямки. Не прекращая целовать, выругался на итальянском.

— Я научу тебя, — по моей спине. Двумя пальцами он надавил между лопаток и повёл вниз вдоль позвоночника. Обрисовал один позвонок, за ним второй. — Научу куда большему, чем ты хочешь, — крепко обхватил за шею, заставляя раскрыть губы, и втиснул язык между зубов.

Чего хочу, неизвестно было даже мне самой. Но я бы скорее отдала себя ему в вечное рабство, чем созналась в этом. Обвила его руками и принялась отвечать так же жадно, как он брал.

В тишине комнаты слышались наше с ним дыхание и звук поцелуев — голодных и яростных. Вик толкнул мой язык, ещё раз. До тех пор, пока я, запрокинув голову, не подчинилась ему полностью. Одна моя рука соскользнула к вороту его рубашки, под пальцами оказалась пуговица, и я судорожно попыталась расстегнуть её.

— Почему на тебе одежды больше, чем на мне? — едва он немного ослабил хватку, спросила на выдохе.

Первая пуговица, вторая… Опускаясь всё ниже, я перебирала их до тех пор, пока полы рубашки не разошлись в стороны. С удовлетворённым стоном дотронулась до напряжённого живота и, проведя по убегающей под пояс джинсов дорожке волос, дёрнула ремень.

— Не так быстро, — он перехватил мою руку. Поднёс к губам, но не поцеловал. Прикусил ребро ладони и так же, покусывая, двинулся вверх.

Укусы сменяли мимолётные, похожие на неуловимые касания крыльев бабочки поцелуи, влажные прикосновения языка и будоражащее дыхание. Едва я погружалась в негу, он прихватывал мою кожу, впрыскивая в кровь отравляющий меня страстью яд. Яд, заставляющий забыть, что за пределами этой комнаты существует хоть что-то.

— Ты садист, Марчелло, — задыхаясь от очередной пробежавшей телу жаркой волны, прошептала я.

Виктор грубо дотронулся до моего рта. Надавливая, вынуждая раскрыть губы, очертил их и толкнул меня вниз.

— У тебя сладкий рот, — ладонь его легла на моё плечо. Он надавил сильнее. — Такой рот создан, чтобы дарить удовольствие, — не убирая руки, расстегнул ремень. Пряжка лязгнула прямо перед моим лицом, сердце забилось у горла, упало в живот и стукнулось о рёбра, когда вслед за пуговицей он расстегнул ширинку.

— Подари мне удовольствие, — рокочущий голос, каким змей мог бы искушать Еву в райском саду.

Мягко Виктор подтолкнул меня вперёд, и я инстинктивно упёрлась ладонью в его бедро. Стоя перед ним на коленях, подняла взгляд, собираясь возразить.

— Давай, — губы едва шевельнулись.

Он опять подтолкнул меня, собрал волосы и пропустил между пальцев. Не отпуская, сдавил сильнее. Я подползла ближе к нему. Ещё раз заглянула в темноту зрачков, вспоминая строчку подписанного вчера соглашения. Но не оно было главным — главным было то, что сейчас творилось внутри меня.

Нерешительно я погладила Виктора по бедру, услышала, как он с шумом втянул носом воздух и, опустив вниз его джинсы, мягко лизнула тёмную дорожку волос. От пупка вниз, до самой резинки белья, стягивая его и продолжая путь губами. Всё ниже и ниже. Обхватила плоть и протяжно застонала, ощущая в своей ладони твёрдую мощь.

Пальцами погладила набухшую венку у основания и тут же поцеловала. Обхватила сильнее и провела по всей длине.

— Возьми его, — прорычал Виктор, подталкивая меня.

Голос его сел, превратился в пугающий звериный рык. Пряди моих волос свисали меж его пальцев, под коленями комком лежало платье… то самое, которое через несколько месяцев мир увидит на одной из знаменитых моделей.

Я неловко облизнула головку. Несколько раз быстро коснулась и, приоткрыв рот, обхватила губами.

— Чёрт подери… — хрипло, сжимая мои волосы сильнее. — Да, давай, — толкнулся бёдрами вперёд. Не слишком сильно, но от неожиданности я едва не поперхнулась.

Вик негромко застонал. С наслаждением погладил меня по щеке и опять подался вперёд. Сделав несколько движений рукой, я принялась ласкать его. Трогала языком, стараясь взять как можно глубже. Весь мой ничтожный опыт превратился в пшик. Подчиняясь одной только интуиции, я водила рукой туда-сюда, слегка отклоняясь и снова подаваясь к нему. Чувствовала его вкус и понимала, что живот от этого сводит всё сильнее.

— Глубже, — насадил он меня, проталкивая член в горло. Дыхания не хватало, я ухватилась за его бедро, а он толкнулся снова. — Ты не знаешь себя, — рыкнул, дёрнул назад и опять на себя. — Не знаешь своё тело, не знаешь свой рот, — обратно.

Я мотнула головой, и он резко дёрнул за волосы. Заставил посмотреть на него.

— Что ты знаешь? Ты знаешь, что ты за женщина? Для чего создана? Ты вообще знаешь, для чего создана женщина?

Переведя дыхание, я вытерла губы. Он обхватил мою голову обеими ладонями. Только что он держал меня грубо, жёстко, теперь же гладил пальцами по вискам, по линии роста волос.

Я сама потянулась к нему. Дотронулась до мошонки и стала поглаживать. Губами по животу, опять по тёмной дорожке до ямки пупка и вниз, пока не достигла плоти. Не торопясь, языком по спирали и ниже, заменяя пальцы. Чувствовала его, его напряжение, его мужскую силу и продолжала, откинув лишнюю и неуместную скромность. Языком и пальцами… Взяла в руку и провела быстро, ещё быстрее и совсем медленно, а потом языком. В себя. Языком и губами…

— Да… — тяжёлое дыхание. — Да… — его стремительный шумный вдох, когда я, отодвинув кожицу большим пальцем, плотнее обхватила головку. Облизала. Поглаживала его пах и брала всё глубже. Слышала, как он дышит всё прерывистее, как урчит величественным тигром и сипло постанывает. Внутри меня всё давно превратилось в лаву. Между ног ныло и болело. Соски требовали ласк и поцелуев.

— Марин… — он дёрнул меня за волосы. Швырнул прямо на подиум и оказался сверху. — Мари-и-ин… — склонился и, подхватив нижнюю губу, впился в рот.

Я выгнулась, возбуждённая до предела, ловила его поцелуи. Мой персональный ураган. Мой персональный демон.

— Твой рот прекрасен, — глубокий, ласкающий поцелуй. — Твоё тело прекрасно. Только не притворяйся, — поцелуй в ключицу. Ниже — в ложбинку меж грудей. Я почувствовала, как он стянул с меня трусики, как коленом развёл ноги.

— О, Господи! — закричала, изгибаясь, когда он оказался внутри.

Казалось, лампочки, светящие над нами, разом вспыхнули и рассыпались. Шире разведя ноги, я схватилась за его плечи. Подставила губам шею, грудь. Всхлип, его толчок… Водила ногтями по его спине, цеплялась за него, не желая ничего — только чувствовать. Была ли я настоящей в этот момент? Притворяться я просто не смогла бы. Он бы не дал, не позволил.

— Тебе хорошо? — не останавливаясь, беря меня яростнее и яростнее. Никаких ухищрений — только он и я. — Говори! Тебе так хорошо? — с рыком мне в губы. Приподнял мою голову и впечатал в рот короткий, грубый поцелуй. — Хорошо? — пальцы ниже на груди, быстро по соску. — А так?

— Да, — с его выпадом я опять закричала. Царапнула его и потихоньку захныкала, скользя стопами по полу.

— Да… — уже его хрип мне в скулу. Всё быстрее и быстрее, пока лампочки не превратились в сплошное светлое марево.

Скатившаяся с его лица капля упала мне на губы. Я слизала её, подтянула его к себе и укусила за подбородок. Прошлась губами по шее, поймала ещё одну. По плечам, чувствуя влажную кожу. Стон, горячее дыхание… Мышцы его бугрились, перекатывались, вдохи смешивались с моими, выдохи были едины, как и ритм, в котором мы двигались друг другу навстречу.

— Я… да… — приподняла бёдра, встречая его.

То, что зародилось во мне, едва он прикоснулся с обещающей продолжение откровенностью, теперь заменило пульс. Тепло… Напряжение… Из глаз потекли слёзы, когда то, что зародилось во мне вместе с его первыми прикосновениями, растеклось по венам. Сильнее и ещё сильнее… Я билась под ним, ощущая вибрацию собственного тела, а он не останавливался. Брал и брал. Снова и снова, как будто это могло продолжаться до бесконечности. До его бесконечности, потому что сама я словно бы впала в беспамятство.

— Вик… Виктор… — только и шептала, не веря, что всё это со мной. Что эта взмокшая и выбившаяся из сил женщина в свете софитов — я. Что всё это со мной.

— Вик… — в никуда шёпотом, когда он, быстро поцеловав меня в плечо, отстранился. Попыталась поймать его, но схватила только воздух. И опять… Опять горячие капли, только теперь на моём животе.

Медленно приподняв веки, я увидела его силуэт. Один из софитов был как раз над его головой, и от этого он казался окружённым сиянием. Я тихонько, рвано засмеялась и тут же снова застонала. Лежала и смотрела на него — молча стоящего на расстоянии метра.

— По-моему, я неплохо справляюсь с нашим соглашением, — выдавила наконец.

И опять он ничего не ответил мне. Поднял джинсы и, надев, резко застегнул ширинку. Спустился с подиума и подошёл к стеклянному столику. Я думала, что он возьмёт пепельницу или, может быть, чашку с остывшим кофе, но и то, и другое осталось на своих местах.

Всё, на что меня хватило — присесть, опираясь на руку. Виктор остановился у подиума. Он снова смотрел на меня — обнажённую, обессиленную. Только на этот раз вместо сигариллы в руках его был тюльпан. Небольшой матовый тюльпан, лепестки которого были украшены маленькими камнями.

— Подойди, — приказал он.

Не поднимаясь, я подвинулась ближе к краю. Взяв за подбородок, он обрисовал овал моего лица, очертил губы.

— Мне подумалось, что это тут будет кстати, — собрал он мои волосы и закрепил их тюльпаном.

— Боюсь представить, сколько стоит эта заколка… — тронула пальцами.

— Поверь, размер твоей неустойки она не перекроет, — кривая усмешка и ямочка на щеке.

Я снова коснулась заколки. Да, это не перекроет. Зато перекроет его тайна. Пристально посмотрела на него. Тайна…

— А теперь пройдись для меня, — отойдя, он вытащил из кармана джинсов смятую пачку и чиркнул зажигалку. Я хотела было поднять скомканное платье, но он остановил: — Для меня, Марин. Только для меня. Побудь моей музой.

Взгляд его, который я поймала на себе, яснее ясного говорил: для него. Для него никакого платья. Только для него.

Глава 15

Марина

— Мы можем остановиться на несколько минут? — заметив впереди небольшой торговый центр, спросила я.

Проигнорировав меня, Виктор до конца опустил стекло со своей стороны. Всё ещё разгорячённая, я пригладила складку на подоле платья. Подождала ещё немного и, когда до поворота осталось совсем немного, хотела было повторить вопрос, но заметила, как он включил поворотник.

— Нельзя было ответить сразу? — осведомилась с недовольством.

— Я думал, — он вывернул руль, и красный спорткар нырнул в отбрасываемую зданием тень.

— И это помешало сказать тебе одно слово? — с лёгким сарказмом.

— Да.

Мне оставалось только замолчать. Потому что сказал это он совершенно серьёзно и спокойно. Сперва я хотела поинтересоваться о чём именно, но побоялась, что для моего понимания это всё равно окажется недоступным. Вещи, значимые для простых людей, могли не иметь для Виктора Марчелло никакого значения и напротив. Хотя причина была даже не в этом — больше всего я боялась нарваться на очередную откровенность, коих за последние два часа было и без того слишком много. Если он скажет, что думал о моих сосках, пальцах ног или ещё чём-нибудь таком…

— Я думал о бирюзовом платье, — заглушив двигатель, посмотрел на меня Вик, и я увидела ямочку на его щеке. Губы были изогнуты в усмешке, почему-то разозлившей меня настолько, что я раздражённо огрызнулась:

— Я не спрашивала.

— Но хотела спросить, — он бросил взгляд на двери. Смеясь и оживлённо переговариваясь, из них выпорхнули три девушки с пакетами в руках. — Ты уверена, что тебе туда надо идти?

На одной из них было доходящее до колен платье с жёлтыми цветами, зрительно придающими объём и без того достаточно пышным формам, на другой — джинсовая юбка с блестящими бусинами и футболка с расползшимися по всей груди буквами логотипа. Мне сразу вспомнились статьи, написанные мной для журнала, где я проработала последние полтора года.

— Уверена, — я повернулась обратно к Виктору. — Мне нужно купить кое-что, — одарила выразительным взглядом, — личное. И, если уж на то пошло, эти девочки выглядят не так уж и плохо, — прежнего раздражения не было, но всё равно что-то кольнуло внутри. Небрежность в прозвучавшем скорее шутливо вопросе, сам этот вопрос. И дело было даже не в Викторе. — Не все могут позволить себе одеваться в дорогих бутиках, — добавила я негромко, отстёгивая ремень. — И не все носят сорок второй размер.

— Не все, — согласился он. Небрежность из его голоса исчезла. Он посмотрел на прошедших мимо машины девушек, потом на меня. — Но чувство вкуса и стиля не измеряется суммой чека, Марин. Это то, что развить в себе, не теряя индивидуальность, способен почти каждый.

— Как одеться за тысячу и выглядеть при этом на десять, — усмехнулась я невесело. — В данном случае за двадцать евро и выглядеть на двести.

— Нет, — он дотронулся до моего подбородка. Качнул головой и повторил: — Нет. Как одеться за двадцать евро и быть неотразимой среди тех, кто одет от кутюр, — он ещё какое-то время удерживал меня за подбородок, глядя прямо в глаза до тех пор, пока я, вздохнув, не отвернулась.

Девушки отошли уже достаточно далеко: платье с жёлтыми цветами, превратившее сорок восьмой размер в пятидесятый, юбка с обилием люрекса и простой льняной сарафан, оттеняющий оливковую кожу и тёмные волосы третьей из подруг. Льняной сарафан, маленький рюкзачок на одной лямке и дешёвые сандалии на ремешках.

— Сходить с тобой? — вывел меня из задумчивости Виктор, на этот раз коснувшись моей коленки.

— Нет, — отозвалась поспешно и сдвинула ноги. — Я недолго. Куплю кое-что из женских мелочей и вернусь. Лучше дай мне денег.

— С этого и стоило начинать, — он погладил ногу настырнее. Усмехнулся, слегка приподнял подол платья. — Возможно, перед тем, как мы остановились, тебе стоило спросить, готов ли я оплатить твои расходы? Этого в соглашении не было.

Говорил он довольно сдержанно, но я всё равно слышала проскальзывающие в голосе смешинки. Такие же были и в его глазах.

— Если ты не забыл, все мои вещи у тебя, — я схватила его за руку. Ладонь его была уже не на колене — едва ли не между ног.

— А мне помнится, что ты не потрудилась взять никаких вещей.

Я цокнула языком и одёрнула подол. Ни разу за то время, что я провела в Италии, в его доме, Виктор ещё не казался мне столь понятным, приближенным к реальности. Всё те же харизма, невероятная энергетика и сила, только открывшиеся как будто с другого ракурса.

— Это кожа? — спросила, когда он, достав из бардачка кошелёк, открыл его.

— Да, — вынул было карточку и подал мне, но, стоило протянуть руку, с лёгкой ухмылкой вернул её на место. — Пожалуй, настолько я тебе не доверяю.

— Боишься разориться? — я так и держала руку протянутой.

— Помню предыдущий опыт, — вынул несколько купюр и вложил в мою ладонь. — Это, конечно, не права, и всё же.

Даже не пересчитывая, я поняла, что дал он мне куда больше, чем требовалось для покупки мелочей. Вряд ли этой суммы хватило хотя бы на одно сотворённое им платье, но вряд ли за стеклянными дверьми находившегося возле нас центра я могла наткнуться на что-то подобное.

— Я быстро, — повторила, открыв дверцу машины.

Ступила на асфальт и быстро пошла к дверям. Не удержалась и, остановившись возле них, обернулась. Марчелло тоже покинул салон и теперь, опираясь на крышу спортивного спорткара, стоял с противоположной стороны от него. Простым и до безобразия сексуальным движением он надел тёмные очки, и солнце тут же отразилось в них. Внизу живота предательски заныло, а колени стали слабыми, как у девчонки. Усмешка и ямочка… Как будто он прекрасно понимал, что я снова, снова, чёрт возьми, готова оказаться обнаженной под ним на подиуме в свете софитов.

Быстро пройдя по первому этажу, я с облегчением вошла в аптеку и только после пробежалась по нескольким магазинам. Поспешно перебирая вешалки с пижамами в магазине нижнего белья, без примерки выхватила одну — майка и короткие шорты серого цвета с алым сердечком на кармане сзади. Купальник, сланцы…

— Извини, — вернувшись к машине, села в салон и пристегнула ремень. Виктор ждал меня внутри. — В десять минут я, конечно, не уложилась, но, поверь, это был самый быстрый шопинг в моей жизни.

— И достаточно продуктивный, как я посмотрю, — кивком указал он на пакеты у меня в ногах.

Ничего на это не сказав, я протянула ему остатки денег. Марчелло только мельком глянул на них и тронул автомобиль с места. Понимать это, очевидно, стоило либо как «оставь себе», либо как «положи на приборную панель», либо… Пытаться угадать мысли гения было бессмысленно. Поэтому я выбрала первое.

Не успели мы отъехать от торгового центра и на пару сотен метров, тишину в машине нарушил сигнал телефона. Стоило Виктору взглянуть на дисплей, что-то в нём неуловимо изменилось.

— Слушаю, — ответил он достаточно резко. — Да… Сколько? И какие перспективы? — слушая говорившего, он развернул машину прямо через двойную сплошную настолько внезапно, что шины взвизгнули по асфальту. — Нет… Я скоро буду.

— Что-то случилось? — осторожно спросила я, когда он, закончив разговор, кинул телефон на панель перед собой. Атмосфера, окружавшая нас ещё недавно, рассеялась. Сосредоточенный, он в считанные секунды разогнал машину до предельно допустимой скорости.

— Виктор, что случилось? — с ещё большей тревогой.

— Заткнись, — процедил он, не посмотрев на меня.

— Почему я должна заткнуться? — разозлившись, схватила его за джинсы на бедре и дёрнула. — В машине не играет твоё диско, так почему я должна заткнуться? Что…

— Заткнись, я тебе сказал! — гаркнул так, что у меня едва сердце не ушло в пятки. Теперь он всё-таки посмотрел на меня. Глаза его были чернее чёрного — самая настоящая демоническая чернота. Раскалённое серебро обожгло меня, как если бы на коже оставили клеймо. — Ни слова. Иначе я вышвырну тебя прямо тут.

Я отдёрнула руку. Под кожу будто бы пробрался холодок. Притихнув, я смотрела на вдавливающего педаль газа Виктора, но тому как будто не было до меня дела. Он вообще словно бы забыл обо мне. Тишина давила на уши, и сейчас я бы многое отдала за то, чтобы в салоне зазвучало его пресловутое диско.

Один поворот сменял другой, третий, минута тянулась за минутой до тех пор, пока мы не въехали на парковку.

— Это больница? — увидев большое здание рядом, решилась спросить я. Я была готова к чему угодно, только не к этому. Больница…

— Госпиталь, — Вик отстегнулся. Я хотела сделать то же самое, но он уловил моё движение раньше, чем пряжка выскользнула из карабина. — Ты туда не пойдёшь, — отрезал и, выйдя, хлопнул дверцей, а ещё через миг я услышала, как со щелчком заблокировались двери.

Виктора не было около получаса. Стоило ему скрыться за дверьми госпиталя, я обшарила бардачок, но не нашла ничего, кроме самых обычных вещей: салфеток, нераскрытой пачки сигарилл и рассыпанных монет. Была ещё маленькая фляжка, но вряд ли она могла помочь мне найти ответы, чтобы приоткрыть хоть одну из тайн Виктора Марчелло. Тайн, которых день ото дня становилось всё больше.

— Всё в порядке? — спросила я, едва он уселся за руль.

Самый обыкновенный вопрос, какой мог быть. Но задала я его не потому, что он напрашивался сам собой. Мне действительно было не всё равно. Перемены, произошедшие в Викторе в момент, когда он посмотрел на дисплей телефона, ясно давали понять — это важно для него. Более, чем важно.

— Да, — ответил он односложно и завёл двигатель.

Пристегнул ремень и положил на приборную панель телефон вместе с бумажником. Посмотрел на меня, словно знал, что пока его не было, я обшарила не только бардачок, но и весь салон в поисках хотя бы чего-нибудь значимого для него.

— Не расскажешь?

— Нет, — пристегнулся.

На другое я и не рассчитывала. Несмотря на то, что был Виктор уже куда спокойнее, чем когда мы приехали, весь его вид говорил о том, что лезть к нему не стоит.

Я проводила взглядом проплывшее мимо нас здание госпиталя. Окружённый сквером, он вскоре остался позади. А я перевела взгляд на молча ведущего спорткар мужчину, не представляя, сколько ещё скрывается за буквами VM на логотипе ярлыков и украшающим этот же логотип красным тюльпаном.

— Прости, но мне сейчас не до тебя, — потрепал Виктор выбежавшую нам навстречу догиню.

Виляя хвостом, она забежала вперёд и остановилась на дорожке, дожидаясь, пока хозяин подойдёт ближе. Не выдержала и опять подошла, потихоньку заскулила. На губах Марчелло появилась показавшаяся мне слишком уж печальной усмешка.

— Не сейчас, Бобо, — выговорил, глядя на неё. — Не сейчас.

Как будто поняв его настроение, она притихла и пошла рядом. Не говоря ни слова, я пыталась понять его. Не разгадать, а просто понять подобно его Бобо, и понимала, что не могу.

— Ты снова уезжаешь? — я спустилась вниз как раз в тот момент, когда Виктор, закончив разговаривать по телефону, направился к выходу.

С момента, как мы вернулись, не прошло и пятнадцати минут. Единственное, что я успела — отнести наверх пакеты и сменить туфли на купленные в торговом центре сланцы. Догиня по-прежнему вертелась рядом. Завидев меня, она навострила уши, но быстро потеряла интерес и прижалась боком к ноге хозяина.

— Вернусь вечером, — ответил он. — Пока можешь отдохнуть.

Прозвучало это довольно двояко, и я бы могла воспринять слова, как намёк, если бы не его совершенная отстранённость. В данный момент Бобо интересовала его куда больше, чем я. По крайней мере, впечатление у меня создалось именно такое.

Его безразличие царапнуло где-то внутри. Опасно. То, что со мной творилось, было опасным, и я прекрасно это понимала.

— Хорошо.

Виктор задержался взглядом на моём лице немного дольше, чем следовало бы. Судя по тому, как он смотрел, от него не укрылось даже то, что было ещё не до конца понятно мне самой.

— Пройдёт месяц, Марин, — немного помолчав, выговорил он, — и ты забудешь обо всём, что тут случилось. Понятно?

Это не было даже констатацией — приказ. Я продолжала смотреть на него. Прямо, вздёрнув подбородок и понимая при этом, что чувствую себя девочкой из сказки, которую злая мачеха отправила зимой в лес, чтобы набрать корзинку ландышей. Так и хотелось сказать ему в ответ, что и рада бы забыть, да не забудется.

— И ты тоже забудешь? — вместо этого тихо спросила я.

— И я тоже забуду.

— Почему?

— Потому что за этим нет ничего настоящего, — сказал и, сопровождаемый верной догиней, пошёл по холлу к двери.

Я услышала, как она закрылась за ним, ещё через полминуты заурчал мотор красного спорткара, а я всё стояла у подножья лестницы, совсем не уверенная в его словах. Относительно себя, так точно.

Выпив стакан холодного чая, я уже хотела было пойти к себе и переодеться в купальник, но остановилась возле спуска к мастерской. Посмотрела в сторону двери, сквозь окно на улицу и быстро спустилась вниз.

В какой-то момент я позволила себе то, чего позволять было нельзя: забыть, как быстро идёт время. Слова же Виктора напомнили мне об этом. Что бы ни происходило между нами, забывать для чего я приехала, было нельзя. И дело касалось не только интервью. Ответы. Истинные ответы абсолютно на все вопросы, а не только на те, которые позволит задать мне он сам. Вот, что мне было нужно.

Однако дверь оказалась запертой. Сердце, на миг замеревшее в ожидании, снова забилось ровно. Конечно же, можно было ещё раз осмотреть гостиную или попытаться найти спальню Вика, вот только интуиция подсказывала, что ни то, ни другое делать мне не стоит. В гостиной я ничего не найду так же, как не нашла до этого, а спальня… Просто не стоит.

Из головы не шёл сегодняшний день. Телефонный звонок и разворот через двойную сплошную. Госпиталь, окружённый зелёным сквером, и тяжёлый взгляд Вика.

Сменив-таки платье на купальник, я вышла к бассейну, не переставая прикладывать один кусочек головоломки к другому. Только как ни старалась, складываться они не желали. Связан ли был с этим утренний разговор Виктора со своим менеджером? Или Мико имел в виду что-то другое?

— От тайн твоего хозяина у меня скоро голова лопнет, — призналась я пришедшей ко мне догине.

Та лизнула мою руку и, постукивая по мрамору когтями, отошла в тенёк. Улеглась, вытянув лапы, и сладко, широко зевнула. Поднявшись, я поправила купальник и подошла к краю бассейна. Нагретая лучами солнца вода так и манила окунуться. Отказывать себе в этом я не стала. Всегда любившая плавать, нырнула прямо с бортика и, проплыв под водой несколько метров, сделала глубокий вдох. Жар раннего вечера сменила прохлада, и я с наслаждением пересекла бассейн ещё раз, а потом ещё. Минуты тянулись, как и мысли. Больше всего сейчас я хотела очутиться в потаённой комнате мастерской и ещё раз увидеть то, что скрывал Вик. Коллекцию. Потрясающую коллекцию на каждой вещи из которой рядом с красным тюльпаном значилось странное NM. Да, этого я хотела больше всего. Ещё больше… Ещё больше хотела я разве что почувствовать губы Виктора на своей шее, своих плечах. Желание, продиктованное отнюдь не разумом.

Сделав ещё один круг, я подплыла к бортику. Положила ладони на край и прикрыла глаза. А когда открыла… Прямо перед собой увидела мокасины — дорогие кожаные мокасины и, едва не вскрикнув, медленно подняла взгляд вверх.

Глава 16

Марина

— Ты же уехал.

Мокрая, я смотрела на Виктора. Он опять казался мне возвышающейся надо мной тенью. Его появление было столь неожиданным, что я оробела, как будто бы он застал меня врасплох. Хотя от истины это было не так уж и далеко.

— Я передумал, — сказал он, как само собой разумеющееся. Через секунду я почувствовала его руки на плечах и резкий рывок вверх.

Вытащив меня из бассейна с такой лёгкостью, словно бы я ничего не весила, он поставил меня рядом. Вода стекала по рукам и животу, по спине и бёдрам. Подувший ветерок заставил меня поёжиться, на коже мгновенно появились мурашки, а соски… Вот же! Этим утром мы занимались откровенным до непристойности сексом, а мне хотелось прикрыться.

Вик отступил назад и осмотрел меня до самых кончиков пальцев. Медленно, будто ласкал, будто касался меня, стирая струи воды с кожи. Солнце лизало спину, и это напоминало мне его поцелуи. Словно это он сейчас поглаживал меня по лопаткам и обрисовывал позвонки языком, словно это он дотрагивался до влажной, покрытой мурашками кожи, словно он перебирал волосы, опаляя затылок тёплым дыханием.

— Ты могла бы выбрать что-нибудь получше, — приподняв лямку купальника, он отпустил её. С тихим шлепком она опустилась на моё плечо.

Виктор убрал от моей шеи прилипшие прядки. Тыльной стороной пальцев провёл от самой скулы вниз к груди, повторяя изгибы тела. И без того торчащие соски затвердели ещё сильнее, когда он отогнул край лифа, продолжая поглаживать вдоль него.

— И почему ты передумал? — чтобы хоть как-то нарушить молчание, снова утягивающее меня во власть его желаний, спросила я.

— Потому что это может подождать, — Виктор в последний раз обрисовал край лифа.

Молча подошёл к столу и взял с блюда десертный нож. Совсем недавно я резала им персик, и тогда он казался мне почти игрушечным. Сейчас же, утонувший в широкой ладони Виктора, он вопреки законам логики превратился в клинок. Лезвие блеснуло на солнце, и я, подняв взгляд к лицу Вика, увидела точно такой же блеск.

— Что ты… — испуганно отшатнулась, когда он, вернувшись, одним движением приподнял верёвочку и перерезал её. Следом — в центре, между двух треугольных лоскутов.

— Никогда, — выговорил он сквозь зубы, сорвав с меня лиф, — не скрывай своё тело подобным дерьмом, — скомкал верх от купальника и так же стремительно перерезал с двух сторон трусики.

Буквально онемевшая, я так и стояла у самого края бассейна, прекрасно понимая, что, если сделаю ещё хоть шаг назад — полечу в воду. Виктор смотрел мне в лицо, прямо в глаза, пронзая до самой глубины сознания взглядом так, как мог бы пронзить клинком. Серебро его глаз превратилось в настоящее лезвие.

— Это был хороший купальник, — отозвалась я как будто бы твёрдо, но голос всё равно чуть слышно подрагивал.

— Не для тебя.

— Чем я лучше или хуже миллиона других? — не знаю, как мне ещё удавалось сохранять спокойствие. Судя по тому, как стремительно искры, мерцающие в глубине чёрных зрачков, становились заметнее, грозя вот-вот превратиться в настоящую огненную бурю, произойти в следующим момент могло всё, что угодно. — Это просто бикини, Виктор.

— Меня не интересуют миллионы других. Меня интересуешь ты.

— Моё тело, — усмехнулась я, только усмешка почему-то вышла не слишком убедительной.

Лезвие снова блеснуло, когда он, перевернув нож остриём вверх, коснулся кончиком моей ключицы. Провёл к впадинке, по ней и до другого плеча. Чуть нажимая — ниже. Я приоткрыла губы, но не смогла выдавить и слова. Будто прикованная к месту, смотрела ему в глаза и чувствовала, как превратившийся в клинок крохотный нож сползает ниже. Чуть сильнее — вокруг пупка и ещё ниже.

— Пожалуйста, перестань, — шёпотом, когда кончик ножа прошёлся по лобку. — Пожалуйста, Виктор.

Серебро глаз недобро вспыхнуло. Губы его образовали тонкую линию. Лёгкий укол заставил судорожно выдохнуть. Снизу-вверх, по диагонали вниз и опять вверх. Точно так же — под ключицами.

Внутри всё скрутилось в узел от страха и дикого желания. Эта игра до безумия пугала и вместе с тем будоражила меня. Как будто бы он дотрагивался не до кожи — до оголённых нервов и задевал потаённые желания. Между ног тянуло всё сильнее, губы ныли от жажды ласк. Уже влажная, я чуть сильнее сдвинула ноги. Понимала, что, если он надавит ещё чуточку сильнее, на коже выступит кровь, стоит мне шевельнуться — клинок оставит на теле следы. Следы, напоминающие знак номера или…

— Никогда не скрывай своё тело тем, чем скрывают его миллионы других, — плашмя он прижал лезвие к соску. Так резко и внезапно, что я вскрикнула. Но не от неожиданности — разряд прошёлся по всему телу. От груди до локтей и коленок, до самых пальцев. — Ни одна из миллионов других не бывала за дверью моей мастерской, — так же, плашмя, лезвие к животу и сразу — с нажимом по клитору пальцами. Сдавил, ослабил нажим и сдавил снова.

Голова закружилась, низ живота свело спазмом.

— Ни одна. В отличие от тебя.

Тепло, его взгляд, дрожь… Плоть сжалась, оргазм накрыл меня так стремительно, что я побоялась свалиться в воду. На мгновение всё вокруг расплылось, и только пальцы Виктора на моём подбородке были реальными.

— Ни одна. В моей мастерской не бывала ни одна, — повторил он и крепко сжал.

Дыхание сбилось, из груди вырвался ещё один всхлип. В его зрачках я видела своё отражение и дрожала, доведённая до предела, не чувствуя под собой ни мрамора бортика, ни земли.

Резко он отпустил меня.

— Ты всё поняла?

— Да, — только и смогла глухо отозваться я.

Виктор отступил на пару шагов. Несколько секунд смотрел на меня молча, а после мотнул головой и мрачно усмехнулся уголком рта.

— Вряд ли, — перевернул нож рукоятью вниз и сунул в карман. — Иди к себе. Оденься. Скоро мы будем ужинать.

— Мы опять куда-то поедем? — словно в тумане отошла от воды, когда он направился к дому. Смотрела ему в спину, понимая, что я опять ошиблась. Он не стихия и не дьявол. Он… Он что-то намного хуже. Хуже и совершеннее.

— Разве я сказал тебе, что мы куда-то поедем? — он так и держал мой купальник, с разрезанных верёвочек которого стекала вода. — Я сказал, что мы скоро будем ужинать.

Дверь за ним закрылась, а я обессилено присела на лежак. Присела и тут же со стоном повалилась. Дотронулась до низа живота, подняла руку к груди и прижала к ключицам у горла.

— Черт тебя подери, Марчелло, — шепнула, сглотнув. — Ты просто… — выдох и ещё один протяжный бессильный стон.

В том, что сегодняшним вечером мне вообще стоит выходить из своей комнаты, уверена я не была. Вспоминала то, что случилось у бассейна, и буквально горела от стыда. Вику хватило считанных секунд, чтобы свести меня с ума, хотя прежде я даже самой себе казалась достаточно сдержанной. Даже в старших классах и институте в то время, как мои сверстницы обсуждали парней и восторгались кинозвёздами, я была по большей части сконцентрирована на учёбе. Аттестат без троек, диплом, пусть и не красный, зато полученный совершенно честно… Так что случилось теперь?

— И где же ужин? — войдя в кухню, спросила я у Виктора.

Тот стоял, привалившись к подоконнику, и медленно потягивал вино.

Бросив взгляд на стол, я увидела десертный нож и мгновенно вспыхнула. Почувствовала, как краска прилила к лицу, к шее, и поспешила отвести взгляд.

В комнате я пробыла достаточно долго. За это время солнце успело опуститься почти до самого горизонта и теперь заглядывало в дом приглушённо оранжевым закатом. Каждую минуту я боялась, что, не дождавшись меня, Марчелло сам придёт наверх, однако этого не случилось.

— Попробуй вино, — он подал мне свой бокал.

Мельком я посмотрела ему в лицо и взяла его. Пригубила.

— Оно идёт тебе куда больше, чем каберне, — Виктор перехватил ножку. Но забрал бокал не сразу — нарочно задержал мои пальцы в своих.

— Тебе лучше знать, — не стала возражать я. Высвободила кисть и опять посмотрела на стол. За исключением лежащего на нём ножа, он был пуст. Только на столешнице возле плиты стояла откупоренная бутылка и ничего больше. Не было даже второго бокала.

Его молчание выразило согласие с моими словами. Взяв бутылку, он раскрыл заднюю дверь и горлышком указал мне на улицу. Проходя, я глянула на него, но наткнулась лишь на абсолютную непроницаемость чернёного серебра.

Несмотря на то, что смеркаться ещё только-только должно было начать, бассейн уже подсвечивали вмонтированные по бокам лампочки.

Пройдя мимо, я остановилась. Дождалась Виктора.

— Куда теперь?

Он так же молча указал мне бутылкой на дорожку, ведущую вглубь сада. Не знаю, почему выбирая из того немногого, что у меня было, я решила надеть платье с медвежонком. То ли в знак неясного мне самой протеста, то ли потому, что изумрудное и второе, которое он принёс сам, казались слишком роскошными для домашнего ужина. В любом случае на это Виктор ничего не сказал.

— Надеюсь, ты не против поужинать в саду? — когда мы оказались на краю небольшой, окружённой персиковыми деревьями поляны за домом, спросил он.

— Стоило спросить об этом раньше, — я подошла к накрытому на двоих столику. Взяла из вазы персик и, поднеся к лицу, с удовольствием вдохнула сладкий аромат. Положила обратно и посмотрела на Марчелло. Щёлкнув зажигалкой, он поджёг фитилёк свечи в пузатой банке. Взял со стола бокал и, наполнив, отдал мне.

— В общем-то, против ты или нет, не имеет смысла. Я спросил это только из так называемой вежливости. А она, по большей части, тоже бывает лицемерна.

Сделав глоток, я усмехнулась. Виктор выдвинул кресло и, дождавшись, пока я сяду в него, занял то, что было напротив.

— В таком случае тебе не стоило и ухаживать за мной сейчас. Я могла бы справиться сама.

— Я это сделал только потому, что действительно хотел.

Я промолчала. Посмотрела на Виктора поверх бокала, поверх двух колышущихся в банке огоньков свечи и, поставив локти на край стола, обхватила стекло ладонями. В саду стояла тишина, заполняемая шелестом листьев и доносящимся до нас журчанием питьевого фонтанчика метрах в десяти от стола.

— Хочешь спросить о чём-то?

— Нет, — перед тем, как поставить бокал, я отпила ещё немного. Потихоньку вздохнула. — Просто пытаюсь понять тебя.

— И как?

— Безуспешно, — призналась честно.

Вик хмыкнул. Снял со стоящей перед ним тарелки крышку и взглядом велел мне сделать то же.

Я опять потихоньку усмехнулась и взяла оставленную им бутылку вина. Сама подлила себе в бокал.

— Раз уж вежливость и правила хорошего тона — одно из проявлений лицемерия…

— Отчасти, — он всё же приподнял свой.

— Отчасти, — улыбнулась. — Давай выпьем за… — всё остроумное, что я хотела сказать, куда-то подевалось. Я снова посмотрела на Вика поверх бокала, поверх свечи и сказала тихо: — Выпьем за смелость. За смелость разрушать границы.

Он откинулся на спинку кресла. Покачал бокал в руке, а потом всё-таки дотянулся им до моего.

— Пожалуй, женщина, сперевшая моё платье и надевшая его на банкет после моего показа, в самом деле имеет право на подобный тост, — отсалютовал мне и сделал глоток, а после снова указал на металлическую крышку стоящей передо мной тарелки.

— Ты обещал познакомить меня со своей куклой, — чуть позже, когда солнце уже совсем скрылось, напомнила я.

Поданные на ужин запечённые с кусочками куриного филе и мягким сыром овощи были великолепны. Окружающие нас запахи пьянили, как и выдержанное вино.

— Когда мы были в твоём бутике. В тот день, когда…

— Я помню, — мягко оборвал он меня и поднялся. Присел на край стола и взял из вазочки продолговатое печенье.

— Тебе нужно позвонить кому-нибудь? — вопрос прозвучал неожиданно.

До сих пор мы говорили о коллекции, которая была представлена на показе в России, о Бобо и немного о музыке в стиле диско. О вине, о моде… Я глянула на фонтанчик. Так же, как и бассейн, он был подсвечен и хорошо виднелся в сумраке. Нужно ли мне было звонить кому-то?

— Нет, — ответила с лёгкой грустью и той же улыбкой. Подняла взгляд на Вика. — Не думаю.

У отца моего давно была семья. Мать тоже вышла второй раз замуж и теперь воспитывала двух сыновей от второго брака совместно с мужчиной, так и не ставшим для меня большим, чем просто её муж. Нечастые звонки, ещё реже — походы в гости. Должно быть, она вздохнула с облегчением, когда посчитала меня достаточно самостоятельной для взрослой жизни, а свой долг передо мной выполненным.

— Всё в порядке, Виктор, — не выдержала я его испытующего взгляда. — Просто… Месяц — не тот срок, за который кто-то может успеть меня потерять.

Я ждала, что за этим последуют вопросы. О родителях и семье или, может быть, о личном. Но Виктор так ничего и не спросил. Ещё некоторое время сидел, смотря на меня, только отчего-то мне казалось, что думал он не только обо мне, а ещё и о чём-то своём.

— Если что-то изменится, — нарушил он тишину, — скажи. Я дам тебе телефон, чтобы ты могла сделать нужные тебе звонки.

— Лучше верни мне мой паспорт, — я тоже взяла бокал. Хотела встать, но кресло было слишком удобным, а ощущение того, что я смотрю на Виктора снизу, не вызывало больше неприятия.

— Зачем?

— Хочу посмотреть Италию, — сделав крохотный глоток вина, я оперлась локтем о подлокотник кресла. — Или хотя бы Милан.

Денег у меня было немного. Оставшегося от того, что он дал мне утром, вряд ли могло хватить хотя бы на несколько экскурсий. Ездить на них я и не собиралась. Мне хотелось просто походить по улочкам, посмотреть на итальянских мужчин и женщин. Позавтракать в небольшой кофейне, где подают традиционное кофе с круассаном, а после попробовать настоящее итальянское мороженое. И, что уж греха таить, заглянуть в бутики Милана мне тоже хотелось. Просто заглянуть.

Между нами опять воцарилась тишина. Поднеся к губам, я коснулась прохлады стекла. Почувствовала терпкий вкус.

— Сама ты не сможешь увидеть Италию, — Виктор обмакнул в вино печенье, которое всё ещё держал, ни разу не откусив. Немного подождал и поднёс его к моему рту. Я приоткрыла губы и ощутила, как тает на языке пропитанный вином бисквит.

— М-м-м, — тихонько застонала от удовольствия. В серединке, не успевший размякнуть, он оказался хрустящим, во рту осталось приятное фруктовое послевкусие.

— Это бискотти, — Виктор тоже откусил кусочек. Размочил снова и поднёс к моему рту. Тот же божественный аромат свежей выпечки и богатого вина, тот же вкус и ещё миндальный орешек.

Вик коснулся моих губ пальцами. Вначале нижней — провёл по ней, потом между. Подал уже целое печенье.

— Его родина — город Прадо. У нас его ещё называют кантучини. Обмакни его в вино. Оно станет мягче и ароматнее. Тогда вкус раскроется полностью.

— Никогда не думала, что печенье можно макать в вино, — забрала у него бисквит и уже сама сделала, как он сказал. — В России его обычно макают в кофе или чай.

Хрустящее печенье раскрошилось, когда я откусила в очередной раз. Несколько крошек осталось в уголке рта, упало на платье. Я смахнула их и поймала взгляд Виктора.

— Если ты хочешь увидеть Италию, я сам покажу тебе её, — он опять коснулся моего рта и, слегка надавливая, стёр остатки печенья. Провёл по внутренней стороне губы.

Я тихонько выдохнула, когда палец его проник между зубов. Виктор тронул мой язык, глаза его вспыхнули, как и я сама. Придвинувшись ближе, он медленно ласкал мой рот. Чувственное удовольствие, как самый невероятный десерт в стиле Виктора Марчелло.

Подчиняясь игре, я обхватила губами его палец и уже сама стала поигрывать с ним языком. Слегка прикусила. Печенье упало мне на колени, бокал покачнулся, когда я поставила его рядом с тарелкой. Обхватив ладонь Виктора, я выпустила палец изо рта и взяла другой. Прикусила подушечку и вобрала глубже.

— Ты обещал, — дойдя до безымянного, сжала руку. Посмотрела в потемневшие глаза Вика.

— Обещал, — моя ладонь оказалась в его. Рывком он сдёрнул меня с кресла. — Но сейчас я покажу тебе кое-что другое, — во второй ладони появилось что-то тёмное.

Мы стояли слишком близко, и я чувствовала его дыхание. Слышала шершавые, будоражащие нотки его голоса. Согласная на всё, шагнула было к нему, желая коснуться груди, но он резко развернул меня к себе спиной. На глаза мне легла тёмная ткань. Журчащий фонтанчик, потемневшее небо, лужайка: всё скрылось. Остались только звуки и его запах.

— Не спеши, Марин, — завязав повязку, он коснулся дыханием моего затылка. Губами — раковинки моего уха. Шумно втянул воздух, а ещё мгновение спустя я услышала щелчок зажигалки. Ощутила запах дыма и задрожала, прижатая спиной к его груди.

— Что… — дыхание сбилось, а сердце застучало чаще, когда он, взяв за руку, куда-то повёл меня. — Что ты хочешь мне показать?

Мы остановились, и я услышала, как он усмехнулся. С пренебрежением и откровенной снисходительностью, которые могла уловить, даже не видя его.

— Ты считаешь, что я завязал тебе глаза только затем, чтобы ответить на этот вопрос, Марин? — поглаживая мою ладонь одним пальцем. — Ответь. Ты действительно считаешь, что сейчас я скажу тебе, что именно хочу показать?

— Н-нет… — едва сдерживая дрожь.

— Правильно, — резко сдавил мою кисть. — Поэтому не задавай вопросов. Тем более не задавай вопросов, ответов на которые, ты сама понимаешь, не будет.

Глава 17

Марина

Шум и запахи сада сменили другие, знакомые мне. Вопреки ожиданиям, они не стали более ощутимыми, но, лишённая возможности видеть, я сама неосознанно искала подсказки и вбирала их в себя. Пряности, дерево… Виктор провёл меня через кухню к лестнице, в темноте показавшейся мне непривычно длинной.

— Осторожнее, — придержал он за талию, когда я, с чего-то решив, что ступеньки закончились, запнулась о последнюю. Дыхание его опять коснулось моего уха, по телу пробежало тепло.

— Мы идём к тебе в спальню? — я обернулась к нему, сильнее прежнего ощущая себя хрупкой и уязвимой по сравнению с ним.

Спрашивать не стоило, и я знала это ещё до того, как задала вопрос. Зачем? Возможно, это было только поводом услышать его опасно бархатный голос.

Конечно же, он не поддался и, ничего не ответив, повёл меня по коридору второго этажа. Как ни пыталась я угадать, идём мы к моей комнате или куда-то ещё, сделать мне это не удалось. Расстояние, такое привычное, казалось совсем другим, пространство превратилось в сплошную мглу, не имеющей направления. Мне оставалось только довериться Виктору.

— Никаких вопросов, — он коснулся моей спины и убрал руку, а ещё миг спустя меня окутал густой и чувственный аромат восточных пряностей, среди которых угадывались нотки шоколада. Шоколада, молока и ванили.

— Ни одного? — почувствовав под ногами мягкий ковёр, улыбнулась я, всё больше желая поддаться и окунуться в то, что он нарисовал в своём воображении, а следом воплотил в жизнь.

— Один ты уже задала, — придержал он меня и приказал: — Сними обувь.

Я послушалась. Ковёр оказался ещё мягче, чем я думала. Вобрав в лёгкие воздух, я попыталась различить каждый из ароматов, но переплетённые в букет, они были практически неотделимы друг от друга.

Подвластная воле Виктора, я присела. Провела рукой рядом с собой и поняла, что это постель.

— Довольно банально для великого кутюрье, не считаешь?

— Даже великим кутюрье не чуждо ничего человеческое, — он опять заставил меня подняться. Собрал на бёдрах платье. — Подними руки.

Стоило подчиниться, ткань скользнула вверх. Волосы взметнулись и опали на плечи, ладони Виктора легли на мои бёдра. Поддев край трусиков, он снял и их.

— О, Боже, — тихонько и немного нервно засмеялась я, когда он взял мою руку и обмотал лентой запястье. — Нет, Виктор, — хотела было сдёрнуть повязку.

Он не дал. Схватил кисть и сдавил. Неожиданно я оказалась в его руках, ткнулась носом ему в плечо и услышала у самого уха предупреждение:

— Снимешь, и я возьму своё слово обратно. По окончании месяца получишь свой паспорт, сядешь в самолёт и вернёшься в Россию. Никакой Италии, никакого Милана.

Это могло бы показаться частью игры, но игрой не было. Шутить он даже не думал.

Колени упирались в его ноги, запястья находились в плену его пальцев. С глухим, почти неслышным рычанием он потёрся носом о мой висок, слегка укусил и резко оттолкнул.

Тихонько вскрикнув на вдохе, я повалилась спиной на постель. Буквально на мгновение обретшая свободу приподнялась, и тут же он схватил обе моих руки.

— Ты продолжишь, даже если я скажу, что не хочу? — всё-таки попыталась высвободиться, когда он рывком проволок меня по постели.

— А ты не хочешь? — задрал руки над головой.

Кисти соприкоснулись с чем-то твёрдым и прохладным. Металл… металлическая спинка кровати. Лента туго затянулась, я бессильно повела кистями. Сказать да — значило солгать. И я бы сделала это из чувства противоречия. Сделала бы, если бы могла предугадать хоть что-то.

— Так что, Марин? — одним пальцем по руке от самой кисти вниз. По внутренней стороне предплечья и локтю, по плечу и ниже — к шее, ключицам, животу. Остановившись в самом низу, он вкрадчиво спросил: — Не хочешь? Одно твоё слово, — ещё немного ниже. Костяшками по бедру. Так близко от плоти, что это было похоже на мучение. Опять пальцами — чертя там, где ещё недавно было кружево трусиков. — Мы продолжим, или не хочешь?

— Ты и сам знаешь, — я криво усмехнулась. Сжала пальцы, разжала их и прикрыла без того скрытые плотной повязкой глаза. Откинула голову и сделала вдох, наслаждаясь его садистскими ласками.

— Я знаю, — тихим рокотом по моему сознанию.

Постель спружинила, стоило Вику подняться. В руках его оказалась моя лодыжка. Прикосновение его рук одновременно с шёлком. Так же — ко второй. Покусывая губы, я ловила каждое его касание.

— Вот и молодец, — крепко привязав вторую ногу, он погладил меня от кончиков пальцев до коленки. — Теперь молчи, Марин. Не думай ни о чём. Освободи себя. Расслабься и почувствуй своё тело.

Комната наполнилась музыкой. Негромкая, она будто лилась со всех сторон. Мелодия, в которой переплелось дыхание ветра и шум прибоя, что-то древнее, тягуче-зовущее и вечное. Мелодичный, словно бы доносящийся издалека женский голос вплёлся в неё одновременно с тем, как я почувствовала прикосновение. Мягкое, совсем невесомое прикосновение у края ленты, оплётшей лодыжку. Мягкие, почти неощутимые, они поначалу показались мне успокаивающими, но не прошло и минуты, как я поняла, что ошиблась. Вик гладил меня ладонями, то сильнее, то совсем неощутимо. По кругу — спиралями. По ноге до середины бедра, так же — по второй. Казалось, ему известна каждая точка на моём теле. Я сама не знала, а он знал…

— Так нельзя… — жалобно прошептала, когда он перешёл от ног, от бёдер к животу.

Стоило ему прикоснуться к груди, я судорожно задышала. Если раньше я чувствовала его страсть, теперь… Теперь тело моё отзывалось иначе. Как будто он действительно высвобождал что-то, что было во мне всегда и принадлежало только мне одной. Что-то, чего не смогла высвободить страсть.

Нежно он обхватил мои груди и начал поглаживать их. К ароматам, наполнявшим комнату, примешался новый — эфирного масла. Так и не коснувшись сосков, он капнул масло между грудей и опять дотронулся до меня. Прошёлся ладонью от шеи до лобка, двумя — по животу в стороны и опустился к бёдрам, к местечку буквально в сантиметре от линии роста волос.

Я снова застонала, когда он надавил. Прикосновения постепенно теряли чёткость, становились размытыми. Кожа, горячая, воспалённая, плавилась. Тянущее, сладкое чувство внутри стремительно завладевало не только моим телом, но и разумом.

— Здесь… — изнывая, попросила я. Он почти дотронулся до меня между ног, но, как будто бы издеваясь, в последний момент вернулся к груди. — Виктор…

Я изогнулась. Всё так же он не дотрагивался до сосков, только массировал теперь немного ближе к ним, немного задевая ореолы. Ещё немного ближе и вверх — к плечам, к рукам. Тягучие мотивы на незнакомом мне языке, пряные запахи, его руки…

Всхлипнув, я выгнулась. Повела связанными руками, но всё, что почувствовала — трущиеся о кожу ленты. На его запрет снимать повязку было уже плевать, как и на всё остальное. Если бы в этот момент он предоставил мне право выбора — Милан или возможность провести ладонями по его груди, по колечкам шелковистых волос и, дотронувшись до живота, ощутить, как напрягаются мышцы, я бы выбрала второе. Мне хотелось чувствовать его губами: его вкус, едва уловимый запах табака и сандала.

— Развяжи, — изогнулась снова. Повела бёдрами.

Почти милосердно руки его порхнули по соскам уже не так невесомо. Пропустив соски между пальцев, он сжал сразу оба и тут же помассировал вокруг. Опять сжал и, продолжая с извращённой изощрённостью растирать один, вторую ладонь опустил мне между ног. Тронул влажную плоть, погладил у самого входа, перебирая, но и не думая проникать в меня.

— Я почувствовала уже достаточно, — зашептала, как в бреду. Его круговое движение вокруг клитора, уже не стон — мольба с моих губ…

Если поначалу я ещё слышала напоминающий степные напевы, зовущий за собой голос, теперь он стал частью единого. Проник в меня и стал моим собственным зовом. Зовом моего тела. Раскрытая перед Виктором, я лежала с разведёнными ногами и снова… снова, чтоб его, не испытывала стыда. Несколько капель масла на живот. Оно было тёплым, почти горячим. Боже…

— Ещё, — шептала в полузабытье. — Пожалуйста… — сбивчивым шёпотом.

Натянувшиеся ленты врезались в кожу, когда он, смочив клитор моей влагой, зажал его между пальцами и потёр. Импульс…

— О, Боже, — уже в голос вскрикнула я. Поджала пальцы ног, ладони превратились в кулаки. Он втёр масло в мои ягодицы, обхватывая их, немного раздвигая и касаясь ануса. По бедру к клитору и снова между пальцев. По груди, по животу раскрытой ладонью…

— Я… я больше не могу, — заметалась, продолжая шептать его имя.

Виктор… теперь я точно знала, как зовут самого опасного мужчину на свете. Мужчину, встреча с которым и без этого чёртового интервью уже перевернула мою жизнь. Виктор.

Плоть моя оказалась под его ладонью. Вниз, между половых губ и к самой чувствительной точке затем, чтобы, зажав, слегка потянуть. Растереть, больше не оставляя мне шансов. Удар кончиком пальца, другая ладонь у меня под коленкой. Касание…

— Я… — что хотела сказать, я и сама не знала. Вместо слов смогла только всхлипнуть. Металась по постели. Путы на руках и ногах натягивались, а он не останавливался — терзал меня удовольствием, тёр и кружил, пока я не закричала, оглушённая волной нахлынувшего на меня оргазма.

— Ненавижу тебя, — прохныкала я.

Меня колотило, тело было мокрым, простынь под спиной сбилась. Чувствовала я себя так, словно из меня вытянули силы и наполнили эфиром. Словно бы сама я превратилась в эфир и теперь парила подобно тягучему напеву над степью. Спазмы накатывали и отступали подобно отливу.

— Как же я тебя ненавижу, — ослабшая, шепнула тяжело дыша.

Если бы мне приказали сейчас встать, вряд ли это было бы мне под силу. Тяжело дыша, я провела языком по губам и вытолкнула воздух из лёгких.

Вик коснулся моего лица, повязки. Приподнял мою голову и, развязав узел, вытянул её, аккуратно высвобождая волосы. В первые секунды я не могла даже приподнять веки, а когда сделала это…

— Вы… — возле моей постели стояла девушка в запахнутом халате с короткими рукавами. Длинные чёрные волосы её были убраны в тугой пучок, чуть раскосые тёмные глаза выдавали азиатские корни.

Заметив моё смятение, она приложила палец к своим губам. Край зажатой в её ладони повязки качнулся, когда она, отступив, бесшумно пошла к двери. В неподдающейся контролю панике, совершенно растерянная, я перевела взгляд и теперь увидела Вика. Совершенно обнажённый, он сидел в кресле и, неотрывно смотрел на меня. Смотрел и медленно водил по члену.

— Ты не мог, — просипела, не до конца веря, что только что я… что меня… что...

Виктор взял со столика пачку и зажигалку. Вытянул зубами сигариллу и подкурил. Глубоко затянулся. Прищурился от дыма, продолжая скользить рукой по плоти.

— Ты…

— Гвен одна из лучших эротических массажисток в Италии, — затянулся. — Заполучить её для тебя стоило мне не малых усилий, — ещё одна короткая затяжка, и сигарилла загасла в пепельнице. Вик поднялся. — Но если ты осталась недовольна…

— Недовольна?! — потихоньку я начинала приходить в себя.

Возмущение, гнев… я даже не знаю, как можно было это назвать. Ещё недавно желавшая прижаться к его груди губами, сейчас я хотела одного — расцарапать его. Пройтись ногтями по вытатуированным на его теле звёздам, отвесить звонкую пощёчину и…

— Недовольна?! Мне делала эротический массаж какая-то… — дёрнулась. — Развяжи меня немедленно, Марчелло! Иначе…

— Если ты осталась недовольна, — направился он ко мне поступью хищника. Голос его был угрожающе тихим и вкрадчивым, темнота зрачков почти скрывала радужку: — Мы продолжим, Марин.

Он опустил ладонь на моё колено. Я опять дёрнулась в напрасной попытке скинуть его руку. Тело мгновенно отозвалось на его прикосновение, а я смотрела, понимая, что не могу отвести взгляда.

Он был совершенен. Ни одному знаменитейшему скульптору за всю историю не удалось отразить подобного совершенства в своих творениях. Широкие плечи, бугрящиеся под бронзовой кожей мышцы, темная поросль волос на груди и дорожка, уходящая к… Опустив взгляд к его паху, я поспешно отвернулась. Но Марчелло успел перехватить мой взгляд. Погладил меня по ноге и остановился, касаясь ленты. Как будто думал, стоит ли потянуть за кончик или нет.

— Развяжи меня, — потребовала я.

— Не сейчас, — он обошел постель и встал напротив, в изножье.

Я лежала прямо перед ним с разведёнными в стороны ногами, не зная, куда деться от смущения, которого не испытывала, когда глаза скрывала повязка. Тщетно я попыталась сомкнуть бёдра. Как это у него получалось, я не знала, но ощущение было такое, словно он опять, не прикасаясь, ласкал меня.

— Не уверен, — он прошёлся рукой по твёрдой плоти, — что за всю свою жизнь видел хоть что-то столь же сексуальное. А я, Марин, видел немало.

— Не сомневаюсь, — процедила я и повела руками, натягивая ленты.

Вик присел у моих ног. Ещё ближе, пока не оказался прямо между ними. Коснулся моего живота. Только что пережившая мощнейший оргазм, я чувствовала, как от этого его прикосновения меня опять охватило желание. Как внизу живота стало тепло, а между ног заныло. Как я могла перепутать его руки с другими?! Как могла не узнать его?!

— Темнота обнажает пороки, — он резко провёл по животу и груди. Накрыл меня собой. Так резко, что я только и смогла что сделать короткий судорожный вдох. — А ты порочна, Марин.

— Это не я порочна, а… — выдавила было через силу.

Он прижал к моим губам палец. Убрал и сразу же вместо этого поцеловал меня. Не спрашивая моего согласия, не зовя за собой, а не оставляя выбора. Подчинена ему была уже не я — мои инстинкты.

Ярость ещё не улеглась, спускать то, что он сделал, на тормозах я не собиралась.

— Трахнешь меня только после того, как у меня на глазах тебя поимеет мужик, понял? — укусила его за губу. Сильно. Так, что почувствовала во рту привкус крови.

Зашипев, он поморщился. Если до этого черноту зрачков еще окаймляла серебристая радужка, теперь она слилась с ними.

— Правила тут устанавливаешь не ты, — процедил, с силой сдавив мой подбородок. Наклонился и втянул носом воздух у моей щеки. Лизнул уголок рта и ещё раз — влажным языком по щеке до самого виска. — Гвен не трахала тебя, — у самого уха. — Пока ты рядом со мной, никто не будет трахать тебя, Марин. Если попробует — я прикончу его. Гвен… опыт с ней был интересным, да? — поцелуй у мочки уха. В край раковины.

Еще сильнее сжав подбородок, он лизнул чувствительное местечко у линии роста волос, кончиком языка прошёлся по краю моего уха и снова тихо, щекоча губами и дыханием, заговорил:

— Ты думаешь, ложь сделает тебя сильнее? Думаешь, убедишь себя, что это случайность, и забудешь? Знаешь, в чём твоя ошибка? — он ещё раз коснулся мочки губами. Потом виска и впился взглядом мне в глаза. — Ты думаешь о Гвен. Но Гвен — всего лишь инструмент. Когда она прикасалась к тебе, у неё не было ни имени, ни пола, ни возраста. Ты чувствовала не её — ты чувствовала себя, — хватка его ослабла. Он уже не сдавливал моё лицо, а поглаживал. — Ты чувствовала себя и своё тело. Поверь, Марин, это было прекрасно.

Я шевельнула губами в попытке ответить, но Виктор опять приложил к моим губам палец. Качнул головой и, погладив круговым движением живот, опустил руку между моих ног. Я застонала, прикрыла веки, когда он, перебирая пальцами плоть, слегка вошёл в меня. Поцелуями по телу до пупка и…

— Что ты? Виктор…. Вик…

Сглотнула и прерывисто задышала. Он не остановился ни внизу живота, ни на лобке. Обхватил мои ягодицы. Мокрая и снова желающая его, я дрожала, чувствуя, что он касается языком там, где только что были его пальцы. Медленно, пробуя меня на вкус и наслаждаясь этим, он изучал меня. Проник внутрь кончиком, сдавливая мой зад. Немного глубже и, отстранившись, подул.

— Пожалуйста, Виктор… — я изо всех сил попыталась освободить руки. Заёрзала, стремясь отодвинуться. Охватившее смущение было столь сильным, какого я не испытывала, наверное, никогда в жизни. — Нет… — растерянная, замотала головой, когда он, немного приподнявшись, посмотрел мне в лицо. — Я не…

— Тебе неприятно? — спросил, снова поглаживая кончиками пальцев

Я промолчала, не зная, что сказать. Дыхание было неровным, вместо слов из груди рвались всхлипы.

— Мне… Нет, — когда он подул еще раз, шепнула. — Но не… не надо. Виктор…

— Почему? — его голова опять оказалась у меня между ног. Тёплый язык скользнул между половых губ и проник в лоно. Я всё-таки всхлипнула. Откинулась на постель и тихо застонала. Виктор не переставал — углубил проникновение, поглаживая мои бёдра и ягодицы, тихонько подул и опять проник внутрь.

— Приятно?

— Да, — я почти не услышала собственный голос.

— Тогда почему не надо?

Ответить я ему не смогла. Почему? Да чёрт его знает, почему!

Марчелло принялся поигрывать с клитором. Вобрал в рот, а внутри… внутри пальцы. Вместо ответа я застонала громче. Никогда я не чувствовала ничего подобного. Новая грань моей собственной откровенности, по которой я послушно шла за ним с как будто бы всё ещё завязанными глазами.

Ритмично он посасывал местечко, каждое касание к которому напоминало мне маленькую вспышку чувственного наслаждения. Вспышки эти сливались в одну сплошную, а он всё продолжал и продолжал, двигая пальцами в такт с языком. Натягивал мою плоть, поглаживал меня изнутри. Я думала, что чувствовать удовольствие от близости острее, чем уже успела почувствовать с ним, нельзя. Но ошиблась. Снова ошиблась. Быстрые удары по клитору кончиком языка сменяли неспешные, лёгкое дуновение — жар. Я металась по кровати, стискивала в кулаки руки, прося его о чём-то неведомом мне самой.

— Пожалуйста… — бессвязный шёпот.

Пальцы его проникли глубже. Губами он прихватил клитор, сдавил и опять подул. Втянул в рот и начал водить вокруг языком, пока не коснулся самой чувствительной точки.

— М-м-м… — изогнулась в спине и рухнула на постель.

— Ты такая вкусная, — просипел он, поглаживая моё лоно. Пальцев стало не два, а три. Вик развёл их, провернул и, крепко взяв меня за бёдра, припал жадным ртом.

Я выкручивала запястья, изнывая в волнах накатывающего на меня удовольствия, балансировала на краю, желая сорваться. Но Виктор продолжал держать. Проникал в меня языком и отступал, продлевая агонию.

— Какая же ты вкусная, — прикусил кожу на животе. Пальцы, влажные поцелуи к лобку. Движения его руки стали быстрее, и я, измотанная, захныкала. Живот стянуло до боли, я в последний раз повела руками, натягивая ленты и в миг, когда Виктор легко прижал клитор зубами, а после лизнул, меня не стало.

— Господи, — выдохнула, забилась. — М-м-м… Виктор…

Голоса своего я не слышала. Бессвязно что-то шептала, смешивая русский с итальянским, а он поглаживал меня между ног, продлевая и усиливая моё наслаждение. Лента ослабла вначале на одной лодыжке, потом на второй, и я заскользила стопами по влажной скомканной простыне.

— Я думал, что прекраснее того, что уже видел, быть ничего не может, — он потянул ленточку, и руки мои тоже оказались на свободе. Запястья всё ещё были оплетены лентой, и Виктор сжал их одной рукой и поднес к губам. — Но сейчас ты ещё прекраснее, Марин, — зубами принялся развязывать узел. Как дикий зверь рванул несколько раз, и кончики ленты опали мне на грудь. Я тронула его плечи.

— Горячий… — застонала, гладя его. — Ты… Про тебя говорят, что ты настоящий дьявол, но ты…

Виктор лёг рядом и потянул меня, увлекая за собой. Я сама толком не поняла, как мы поменялись местами. Теперь уже я касалась его и смотрела сверху вниз. Локтем опиралась на его грудь, волосы мои падали на его лицо и плечи.

— Забавно, да, — он собрал пряди в кулак. Бедром я почувствовала его возбуждение, и дыхание, только-только начавшее выравниваться, опять перехватило. Глаза Виктора казались чёрными углями. Как будто бы чёрное небо южной ночи разбилось на множество угольков, и теперь я падала в него. Линию рта Виктора исказила кривая усмешка, — никому ничего обо мне неизвестно, но это не мешает говорить про меня.

— Я думаю, те, кто так говорят, не далеки от истины, — ногтями я провела по его груди до плеча и опустилась на бок. Не видя, обрисовала одну из вытатуированных на боку звёзд. Самую маленькую — первую. Потом вторую, за ней третью. Дрожа, приподнялась и перекинула через него ногу. — Хотя я бы сказала, что ты даже хуже, — шёпотом, обхватив ладонями его лицо.

Коротко поцеловала его. Потом ещё — немного откровеннее. Выпустив волосы, он жёстко погладил меня по бокам, по бёдрам и снова обхватил мой затылок. Ворвался в мой рот языком, стремительно углубляя поцелуй.

— Это сумасшествие… — со стоном выдохнула, отвечая ему, пытаясь угнаться за ним. Наши языки сталкивались. Я отступала, манила его, потом он. Влажно, глубоко. Жадно он сминал мои волосы и целовал с неистовством голодного хищника.

— Да… — просипел, проведя по спине рукой, и приподнял под ягодицами. Бессовестно мокрая, я легко приняла его. Его и мой протяжный стоны соединились в один в момент, когда он оказался внутри на всю длину. Тряхнув волосами, я приподнялась, упираясь в него ладонями, и опустилась. Ещё раз.

Ещё не остывшая, я поддавалась его рукам и вбирала его, признаваясь себе — я хочу так. Именно так — глубоко и влажно, с тихими шлепками тел друг о друга и звуком поцелуев. Хочу его и своей несдержанности, хочу летней ночи в его глазах и видеть, как багрянцем пряной осени рассыпаются завитки моих волос по его груди, я тоже хочу.

Стискивая ягодицы, он насаживал меня на себя и смотрел, не сводя взгляда.

— Проклятье… — прорычал, подаваясь ко мне бёдрами. — Да, Марин…

— Да… — эхом отозвалась я.

Откинулась назад, опёрлась о его ноги и опустила веки. Он поддержал меня под спиной, помогая, не давая остановиться. Погладил, собирая ладонью испарину с кожи, взял за плечо и потянул. Я почти упала на него. В последний момент подставила руку, а он накрыл мою грудь. Смял, погладил по ноге и, собрав волосы, заставил наклониться ближе. Наши зубы стукнулись с тихим лязгом, губы встретились так рьяно, что я снова почувствовала вкус крови. Металлический, солоноватый, он стал последней каплей.

— Да… — кое-как привстала только затем, чтобы вобрать его в себя.

Перед затуманенным взглядом мелькала спинка кровати, светлые обои с изумрудными и коричневатыми вкраплениями. Была ли это его спальня или какая-то другая, не имело значения. Главным было желание — его и моё.

Ноги были слабыми, низ живота и бёдра наполнены огнём. Колени ныли, губы припухли от поцелуев, шлепки становились всё более частыми и влажными. Шумное дыхание и запах чего-то восточного, его ладони на моём блестящем от масла теле… Музыки в комнате уже не было — только звуки безумного секса. Музыка, которую творили мы сами.

— Дьявол, — чувствуя, как внизу живота всё опять свело спазмом. — Или хуже дьявола… Я не знаю… Не знаю, кто ты, — поцеловала в губы, поймала его рваный выдох и брань, сорвавшуюся в момент, когда с очередным проникновением я вцепилась в его плечо.

Напряглась, вскрикнула, чувствуя, как он вбивается в меня без остановки. Держа за одну ягодицу, насаживая на себя, второй он собрал волосы и приподнял мою голову.

— Ты, — удар в меня, — не знаешь, кто я, — ещё один. — Зато я, — сквозь зубы, сжимая волосы сильнее, — знаю, кто ты.

— Кто? — захлёбываясь всхлипами, дрожа от всё непрекращающегося сотрясать меня оглушительного наслаждения.

— Ведьма, — вошёл в последний раз и, приподняв, повалил к себе на грудь. Под ладонью у меня колотилось его сердце, дыхание его было таким же тяжёлым, как и моё.

— Ведьма? — то ли про себя, то ли вслух — сама не разобрала. Прижималась к нему, такому же влажному от испарины, как и я сама. — Тогда это почти идеально… Дьявол и ведьма.

Виктор положил руку мне на спину, между лопаток, но ничего не сказал. Только погладил до самых ягодиц и потихоньку шлёпнул. Я хотела было привстать, но не смогла. Вместо этого опустила веки и прильнула к нему горящей щекой. Виктор Марчелло… Почти идеально, чёрт возьми. Почти, если бы не всё же прозвучавшие на краю моего сознания слова, почти точь-в-точь повторившие то, что он сказал днём:

— По окончании месяца ты вернёшься в Россию, Марин. Вернёшься и забудешь всё, что здесь было.

Глава 18

Марина

— М-м-м, — тихонько застонала я сквозь сон, почувствовав прикосновение к плечу.

Попыталась удержать соскальзывающее одеяло, но не смогла и нехотя приоткрыла глаза. Колышущийся огонёк стоящей на тумбочке рядом с кроватью свечи был единственным источником света в погружённой во тьму комнате.

— Пора вставать, — Виктор сдёрнул одеяло с моих ног, когда я снова потянулась за ним.

— Зачем? — спросила сонно.

Убрала с лица волосы и посмотрела в совершенно тёмное окно. Ни намёка на рассвет. Ни единого проблеска. Если ему пришла в голову идея очередного шедевра, случилось это совсем не вовремя. Не знаю, откуда у него взялись силы, сама я едва могла держать глаза открытыми, не говоря уже о том, чтобы о чём-то думать.

— Может быть, мы отложим поход в твой подвал ещё хотя бы на пару часов? — я села на постели. Подтянула к себе ноги и, обхватив колени руками, опустила голову. Свеча источала всё тот же густой, искушающий запах шоколада и ванили. Сейчас он успокаивал, окружал теплом. Я всё-таки прикрыла глаза. Почувствовала, что Виктор поднялся, и поняла — нет, не можем.

В дверь комнаты негромко постучали. Я думала, Виктор откроет, но вместо этого он включил свет — несколько висящих по углам комнаты бра.

— Это твоя спальня? — спросила, осматриваясь.

Помимо широкой, с кованной спинкой и двумя причудливо изогнутыми столбиками в изножье постели, здесь было два кресла, в одном из которых он сидел вчера. Стеклянный, с отделкой из металла и дерева столик с висящим над ним панно из разноцветных лоскутов самых разных тканей. В углу на комоде я увидела оформленный в стиле ретро музыкальный центр, возле него — гору лежащих в хаосе дисков.

— Да, — Виктор откинул одеяло и встал. Четыре звезды, самая крупная из которых лучами касалась едва ли не самого паха, напоминали комету, и я против воли вспомнила, как ночью касалась её, как обрисовывала пальцами и кончиком языка. Марчелло зашёл в ванную и почти сразу вышел, оборачивая вокруг бёдер полотенце.

Только я, смирившись, собралась подняться, он всё-таки отворил дверь. В руках его оказался поднос. Подойдя, он опустил его на постель рядом со мной и, взяв чашку кофе, молча отпил.

— Почти романтично, — со вздохом, я взяла вторую. Вряд ли кофе был способен помочь мне проснуться, но попробовать всё-таки стоило.

На широкой тарелке рядом лежало несколько напоминающих пончики булочек. Судя по исходящему от них аромату, выпечены они были совсем недавно. Поставив чашку на поднос, Виктор взял один, гуще всех присыпанный сахарной пудрой, и подал мне. Тесто действительно было ещё тёплым. Пальцы наши соприкоснулись, но убирать руку он не спешил. Как и я.

— Пончики? — я всё-таки сделала это первой. — Опять банально.

Почти неуловимая, только слегка обозначившая ямочку улыбка тронула его губы. Дождавшись, пока я поднесу пончик ко рту и надкушу, он ответил:

— Зепполе,

Тесто было воздушным и очень нежным. Сразу же я ощутила на языке неповторимый вкус молочно-сливочного, чуть сладкого крема. На губах осталась сахарная пудра, и я поспешила слизать её. Виктор пристально смотрел на меня, будоража, одним этим взглядом возвращая во вчерашний вечер и ещё не подошедшую к концу ночь. Только что я казалась себе измотанной и пресыщенной, сейчас же снова чувствовала лёгкий трепет. Отпила немного кофе, пытаясь отогнать этот странный дурман.

— Их, как правило, делают с заварным кремом, мёдом или рикоттой. С рикоттой мне нравится больше всего, — он протянул руку и коснулся моей губы.

Я замерла с чашкой в одной руке и итальянским пончиком, название которого вылетело из головы, едва я почувствовала на губах пальцы Виктора. Он провёл по нижней, потом дотронулся до уголка рта. Коснулся подбородка — медленно, едва ощутимо.

— Пудра, — глядя мне в глаза. Слизал сахар с пальцев и опять дотронулся до моего лица. Стёр остатки сахара и, высвободив пончик у меня из руки, поднёс ко рту.

— Открывай шире, — гипнотизируя взглядом. Я и сама не поняла, как послушно сделала это — раскрыла рот и укусила. Виктор сделал то же.

— Пудра, — уже я коснулась его губ.

— Неправда, — он перехватил мою руку. Выдавил на пальцы творожный сыр и вымазал их сахаром. Поднёс ко рту и облизал — вначале все разом, а потом по одному.

Чашка у меня в руке покачнулась. Я неровно вдохнула. Виктор облизывал палец за пальцем — подушечки, сгибы. Раздвинул безымянный и средний и лизнул между ними. Вся я покрылась мурашками, между ног потянуло так, что я инстинктивно напрягла живот. Сжала ручку чашки, самой себе приказывая опомниться, но сделать этого не получалось. Виктор дошёл до мизинца. Как и с остальных, слизал сыр, прикусил кончик и подул на него, потом между пальцами. Отпустил мою руку.

— Да, с рикоттой мне нравится больше всего, — голос его стал чуть сиплым, совсем низким. — Теперь точно.

Он подал мне второй пончик, немного более плотный на вид.

— На сегодня, думаю, хватит, — я поспешно спрятала руку между коленок. Поднесла к губам чашку с кофе, всё ещё чувствуя слабую дрожь.

— Тебе нужно как следует позавтракать, — положил пончик мне прямо на бедро. Этот с мёдом, — небрежная усмешка. — Зепполе с мёдом тоже превосходны, Марин.

— Я поверю тебе на слово, — ответила, боясь даже представить, насколько могут быть «великолепны» итальянские пончики с мёдом, если от тех, что были с сыром, вся я так и горела огнём.

Уголок губ Вика снова дёрнулся. Взяв с подноса свой кофе, он встал и повторил:

— Тебе нужно позавтракать. На это у тебя есть порядка пятнадцати минут, — опять пристальный взгляд и прикосновение к губам. — Пудра, — стёр и слизал со своего пальца. — Ешь. Я пока приму душ.

Сказав это, он ушёл в ванную. Спустя несколько секунд из-за прикрытой двери донёсся шум воды. Я прикоснулась к своим губам. И правда пудра. Взяла пончик и, задумчиво посмотрев на него, всё-таки откусила. Мёд… Горький кофе и сладкий мёд.

Поднялась и подошла к раскрытому окну, за которым всё ещё смыкалась темнота. Мёд… А внутри меня самой рвущиеся в небо языки пламени.

В мастерскую он меня не повёл. Выйдя из ванной, я нашла на постели пакет с одеждой и без слов поняла, чего он хочет. Стоило взять в руки короткие шорты и простую белую майку с небольшой, сделанной из страз аппликацией, в голову сразу закрались сомнения в том, что поднял он меня посреди ночи, чтобы воплотить в жизнь одну из своих гениальных творческих идей.

Фарами освещая ведущую к воротам дорожку, красный спорткар тронулся с места. Я пристегнулась. Опустила стекло, впуская в салон свежесть ночи.

— Куда мы? — как только мы оказались за пределами территории, обернулась к Виктору.

Он бросил рядом с сиденьем полупустую пачку. Так же, как и я, открыл окно со своей стороны и, подкурив, всё-таки ответил:

— Смотреть Италию.

Ехали мы около часа. Не знаю, сколько было времени, когда я уснула, и сколько, когда он меня разбудил. Нас по-прежнему окружала темнота, сквозь которую мы неслись вперёд. Ни на один из своих последующих вопросов, касающихся того, куда именно мы едем, ответа я не получила. Пришлось смириться и ждать.

— Можешь сказать хотя бы, долго нам ещё? — когда мы в очередной раз куда-то свернули, всё-таки осведомилась я, не особенно на что-то надеясь.

— Могу, — Виктор немного сбросил скорость.

До этого стрелка спидометра редко оказывалась ниже отметки в сотню. Поначалу сердце замирало, но прошло совсем немного времени, и скорость начала приносить удовольствие. Потому что… Да потому что Виктор Марчелло, чтоб его, вёл свой красный спорткар с черной лошадью-легендой так же искусно, как и занимался сексом.

— Мы уже на месте, — теперь мы ехали неспешно.

Я присмотрелась к темноте за стеклом, но всё, что смогла разобрать — какую-то постройку вдалеке.

— Не туда смотришь, — он взглядом указал в другую сторону. Поначалу глазам своим не поверила.

— Мы что… — от вырисовывающегося на фоне тёмного неба огромного воздушного шара нас отделяло не больше сотни метров. Вспыхнувшая горелка позволила мне различить очертания корзины и силуэты стоящих возле неё людей. — Мы полетим…

— Выходи, — остановив машину, приказал Виктор. Посмотрел на меня и добавил: — Ты хотела посмотреть Италию, Марин. Я обещал, что покажу тебе её. И я покажу.

Это было так же странно и почти нереально, как и всё происходящее с момента, когда я впервые посмотрела Виктору в глаза. С момента, когда впервые почувствовала на плечах его руки.

— Разве нельзя было посмотреть Италию хотя бы немного попозже? — обернулась к Виктору, когда он, встав у меня за плечом, положил руку на край корзины рядом с моей. — Всё равно ничего не видно.

Не прогретый солнцем воздух был холодный. Лёгкий порыв ветра вынудил меня поёжиться и плотнее укутаться в джинсовку. Виктор подошёл ещё немного ближе, и расстояния между нами не осталось. За всё время, пока мы поднимались в воздух, управляющий шаром мужчина не произнёс ни слова. Только поздоровался, когда мы подъехали, а после превратился в тень. Единственное, что невзначай напоминало о нём — шум газовой горелки, порой доносящийся до меня сквозь рассеянные мысли.

— Смотри туда, — тёплое дыхание Виктора контрастом с прохладой ветерка коснулось моих волос. Он приподнял руку и указал в сторону.

Я вгляделась в линию горизонта, пытаясь различить хоть что-нибудь. Недовольно вздохнула и…

Словно бы по волшебству небо стало светлее. Рука Виктора опустилась поверх моей, вторая — с другой стороны. Шар медленно плыл в воздухе, а я стояла, укрытая им от ветра, и смотрела, как первые лучи восходящего солнца серебрят полоску виднеющейся вдали воды. Рассвет… Золотисто-розовый солнечный шар персиком выкатывался из ниоткуда, открывая мне Средиземное море, полоску пляжа, луга и поля. От красоты этой я почти не могла дышать. Делала вдох и забывала, что нужно выдохнуть.

— Это и есть настоящая Италия, — спустя несколько минут молчания, проговорил Виктор.

— Она прекрасна, — прошептала я.

Голос дрожал от подступивших к глазам слёз. Откуда они, я и сама не могла взять в толк. Этот момент, это розовеющее небо, трава и ладонь Виктора поверх моей: справиться мне было не под силу.

— Боже, как она прекрасна, — повторила, оборачиваясь на него, лихорадочно вглядываясь в его лицо.

Он стёр слезинку с моей щеки. Приподнял мою голову за подбородок и мягко дотронулся губами до губ. Сбивчиво выдохнув, я прикрыла глаза, наслаждаясь неспешным поцелуем. Не проникая в мой рот, он ласкал губы, а персиковое солнце поднималось выше и выше.

— Смотри, Марин, — отпустил и кивком указал на небо. — Запоминай.

Сглотнув вставший в горле ком, я встала лицом к рассвету. Перья лёгких облаков были почти прозрачными, а поля золотистыми, зелёными. Италия была для меня чем угодно: страной, неизменно ассоциирующейся с модой, родиной восхитительных сыров и благородных вин, хранительницей векового культурного наследия. Я могла представить её какой угодно, но только не такой, какой показал мне её Виктор Марчелло. Мужчина, рушащий границы реального, мужчина, давший мне понять — реальность в действительности — это и есть всего лишь установленные каждым для самого себя границы.

Я услышала тихий хлопок и, посмотрев на Виктора, увидела в его руках бутылку вина. Хотела спросить, не слишком ли рано. Куда уместнее сейчас был бы термос с кофе, чаем или, на худой конец, какао. Хотела. Но так и не спросила, потому что сама поняла — не слишком.

— За Италию, — взяв у него бокал, сказала тихо и сделала глоток. Белое, прохладное, оно раскрылось на языке подобно восходящему солнцу. Виктор приобнял меня и прижал к себе, я откинула голову на его плечо. Поднесла бокал к губам, отпила вино и сделала вдох, из-под опущенных ресниц наблюдая за началом нового дня.

— Что было бы, если бы я не надела на банкет твоё платье? — вопрос этот прозвучал сам собой. Всё это время я ни разу не задавала его даже себе. Но сейчас чувствовала лёгкий запах дыма, исходящий от пиджака Виктора, запах его туалетной воды и понимала, что хочу знать ответ.

— Дело не в том, что это платье моё.

— А в чём? — крутанулась в его руках. Ладонь моя опустилась на его грудь, его лежали на моей талии. — Почему оно не участвовало в показе коллекции? Несколько моделей ведь заменили в последний момент, верно?

— Верно, — глядя сверху вниз прямо в глаза. — Оно для меня значит больше, чем другие. Так что, — он усмехнулся уголком губ. Усмешка показалась мне странной — какой-то… мрачной, наполненной горечью.

Вик забрал у меня пустой бокал.

— Для того, чтобы обратить на себя моё внимание, ты сделала правильный выбор. Попадание точно в цель.

Промолчав, что выбор этот сделала в большей части Кристина, я с непониманием качнула головой.

— Но почему оно значит для тебя больше других?

— Так вышло. Для меня оно что-то вроде… символа.

Выпустив меня, Виктор поставил бокал в корзинку рядом со своим. Как я ни пыталась понять его, сделать это у меня не получалось. Я чувствовала себя так, будто ответ лежит на поверхности, а я не вижу его. Пытаюсь увидеть и не вижу.

— Символа чего?

— Эпохи, — он взял меня за руку. Опять посмотрел в глаза и улыбнулся — уже не мрачно, но всё так же с оттенком грусти: — Эпохи, Марин.

Прежде, чем я успела спросить что-то еще, он обхватил мой затылок и накрыл рот. По тому, каким на этот раз был его поцелуй: настырным, откровенным, мне стало ясно — тема закрыта.

Проведя ладонью по его груди, по плечу, обхватила за шею. Если другого он мне всё равно не оставил, что же… Смяв ягодицу, Виктор прижался ко мне бёдрами, и я ощутила выпирающий бугор. Тихонько застонала ему в губы и оттолкнула, вовремя вспомнив про поднявшую нас на эту высоту тень.

Он отступил на шаг. Напоследок намотал на палец локон волос и, потихоньку дёрнув, отпустил. Посмотрел на «капитана» нашего своеобразного воздушного крейсера и, достав мобильный, подал ему.

— Утро с этой женщиной не должно пройти бесследно, — проговорил он.

Вернулся и, обняв, прижал к себе. Я прильнула к его боку, посмотрела в камеру. Хотелось закрыть глаза. Просто закрыть глаза и отпечатать этот же кадр в своём сознании.

— Красивая фотография, — мужчина вернул телефон Виктору. — Пожалуй, лучшая из всех, что мне доводилось видеть.

— Уверен, что лучшая, — Марчелло мельком глянул на дисплей. Убрал телефон обратно в карман. Молча присел у корзинки.

— В Италии много красивых женщин, — теперь он протянул мне оба бокала и, разлив вино, забрал один себе, — но в тебе есть что-то такое… — качнул головой. — Россия удивительная страна.

— Почему ты так любишь Россию?

— В детстве мы с братом часто там бывали. Ездили вместе с мамой к бабушке.

— Твоя мама русская? — моё удивление вызывало у него улыбку. Я наконец сложила очевидное: его почти идеальный русский, обороты речи, разобраться в которых было довольно сложно, даже русское имя. — Виктор… — я тоже улыбнулась. — Это мама назвала тебя Виктором.

— Да. Они с отцом сошлись на том, что раз уж фамилия у нас итальянская, имена детям даёт она.

— А брат? У тебя есть брат?

— Есть, — он задумчиво посмотрел на линию горизонта. Расставив ноги на ширину плеч, сделал глоток вина.

Ветер подул сильнее, заиграл с волосами, прошёлся по голым ногам, и я опять поёжилась. Виктор же, казалось, ничего не заметил. Так и смотрел как будто бы в никуда, цедя вино.

— Виктор, — негромко позвала я, так и не дождавшись продолжения.

Он перевёл взгляд на меня. Ухватил за пуговицу джинсовки и подтянул ближе, скрывая от ветерка.

— Моя семья живёт в пригороде Милана. Не так далеко от меня.

Я тихонько засмеялась, уже даже не удивляясь, что ответ его прозвучал раньше, чем я успела задать вопрос.

— Это было логично, — погладив возле бедерной косточки, он кончиками пальцев забрался под джинсовку, а потом и под майку.

— Что? — накрыла его руку своей.

— Спросить об этом, — расстегнул нижнюю пуговичку джинсовки, потом ещё одну. Прохладный воздух коснулся живота, и я попыталась запротестовать, но Виктор сломил моё сопротивление махом — просто стиснул кисть в своей так, что я прикусила губу. Быстро разделался с оставшимися пуговицами и буквально впечатал меня в себя грудью. Несколько капель вина выплеснулись из бокала и упали мне на руку, но почувствовала я это как будто с задержкой в несколько секунд. Как будто всё, что я чувствовала кроме твёрдого бугра, упирающегося в низ моего живота, кроме взгляда Виктора на губах и его тепла было временем, огибающим нас своим размеренным течением.

— Мне нужно будет уехать на несколько дней, — теперь он поглаживал меня под курткой по пояснице. — Осень… — выше вдоль позвоночника и на ягодицы. Отпил вино и тронул мои волосы, висок, скулу. — Ты пряная, как осень. У тебя пряный запах. И вкус, — очертил губы по контуру. Только я знала, что он имеет в виду совсем не поцелуи. Вернее, поцелуи, но…

Между ног заныло так, как будто бы он касался не моего рта, а там, внизу. Как будто опять поглаживал меня по влажным лепесткам плоти, только слегка проникая внутрь. Резко сжав затылок, он накрыл мой рот поцелуем, проник языком.

— Я уеду на несколько дней, Марин, — просипел он мне на ухо, поддел носом мочку, прихватил зубами. — А когда вернусь… Когда вернусь, я снова попробую тебя, — от его глухого шёпота желание вспыхнуло мгновенно. Ноющее чувство между ног, внизу живота, усилилось до такой степени, что на секунду мне показалось, что корзинка накренилась. Не корзинка — мой собственный горизонт.

Я ухватилась за полу пиджака Виктора, а он продолжил всё так же хрипло:

— Я бы сделал это прямо сейчас, но… — стиснул волосы сильнее. — Боюсь, бедолага, который развлекается с горелкой, забудет, что должен держать эту штуковину в воздухе. Хочу, как следует, проголодаться, — потянул меня назад. Взгляд его прожигал, глаза блестели раскалённым серебром. — И хочу, чтобы ты тоже проголодалась, Марин.

Только когда бокал со звоном разбился у моих ног, я поняла, что выпустила его. В уголке губ Виктора появилась дьявольская усмешка. Он отпустил мои волосы и обмакнул пальцы в своё вино. Смочил мои губы. Стекло зазвенело снова, но, в отличие от меня, он сделал это специально. Отпустил, а потом сгрёб меня в охапку и задом прижал к краю корзины, заставляя отклониться назад.

— Расправь руки, — приказал он. — Расправь, Марин.

Смятение, страх и его взгляд… Я мотнула головой, но он продолжал смотреть. Молча. Смотреть и удерживать меня над пустотой. Должно быть, я тоже обезумела, потому что в следующий миг, подобно птице, развела руки в стороны. Он наклонил меня ниже.

— Закрой глаза, — просипел.

Я покорно опустила веки и… Его губы, его рот, его огонь с лёгким привкусом впитавшего солнечные лучи винограда. Моё собственное желание и он, упирающийся в меня.

Глава 19

Марина

Дорога была мне не знакома. С обеих сторон от нас раскинулись поля, и я, мчащаяся в красном спорткаре рядом с мужчиной, от горячего дыхания которого у меня подгибались ноги, чувствовала себя героиней старого фильма о красивой жизни.

— Красиво, — сказала я, отведя взгляд от окна. Ещё недавно голубое небо стремительно затягивало тучами. Пробивающиеся сквозь них солнечные лучи падали на поле, а вдалеке уже вовсю шёл дождь.

— Не так красиво, как в июне или июле, — отозвался Виктор и закурил. — Это лавандовые поля. Ты когда-нибудь видела цветущие лавандовые поля?

Я только отрицательно качнула головой. Опять посмотрела на распростёртое до самого горизонта поле, даже не представляя, насколько может быть тут прекрасно летом. Виктор больше ничего не сказал: ни про то, что я обязательно должна это увидеть, ни про то, что у меня будет такая возможность.

Раскат грома прозвучал почти что над нами. Сколько осталось у меня от месяца? Две недели? Меньше. Наверное, только сейчас я до конца поняла необратимость сказанного им — вернёшься и забудешь.

— Проклятье, — процедил Марчелло.

Выматерившись сквозь зубы, он сделал последнюю затяжку. На лобовое стекло одна за другой упали несколько крупных капель.

— Ты так не любишь дождь?

— К чёрту дождь, — бросил он мрачно. Нахмурился и небрежно кивнул на приборную панель. Взгляд мой упал на показатель уровня бензина.

— Километров на двадцать хватить должно, — не слишком уверенно.

Дождь барабанил всё сильнее и сильнее, стекающие по стеклу капли уже превратились в струи воды. Тучи над нами сомкнулись, вокруг потемнело, и что скоро всё это закончится, ничего не предвещало.

— Вряд ли нам это сильно поможет.

— Здесь нет ни одной заправки? — спросила. Виктор пренебрежительно усмехнулся, и мне стало ясно — нет.

Предусмотрительно промолчав о том, что ему стоило подумать об этом заранее, я прислушалась к шуму дождя и шороху шин. Машина фыркнула, и Марчелло выругался снова. Сбавил скорость. Нет, не он сбавил скорость, а…

— Только этого ещё не хватало, мать твою за ногу!

— Что случилось? — опять глянула на приборную панель.

Мы прижались к обочине как раз рядом со сменившими поля деревьями. Перед этим спорткар фыркнул ещё несколько раз — недовольно, почти злобно. Под капотом что-то заклокотало, но дело было не в бензине. Уж в этом я, получившая права ещё в восемнадцать, разобраться могла.

— Сиди тут, — Виктор отстегнул ремень и открыл дверцу.

— Что случилось? — перекрикивая шум ливня, спросила я, удержав его за рукав.

Он смерил меня тяжёлым взглядом. Так ничего и не ответив, взял мою руку и заставил разжать пальцы.

Что окончательно свихнулась, я поняла только когда он всё-таки вышел прямо под дождь. До этого сидела, с замиранием сердца ожидая, что он сделает дальше. Потому что любое его прикосновение могло превратиться в нечто до сих пор неведомое мне. На сей раз Виктор ограничился тем, что просто сжал мою кисть. Я потёрла её, наблюдая за ним сквозь лобовое стекло.

— Вик! — крикнула, открыв дверцу со своей стороны. Из-за дождя различить что-либо было трудно даже на расстоянии нескольких метров. Что уж собрался делать в такую непогоду он, я понятия не имела. — Надо вызвать эвакуатор!

Он только мельком посмотрел на меня. Мокрый и злой, как тысяча чертей.

— Марчелло! — разозлившись, так и не дождавшись ответа, я высунулась на улицу. Вода сразу же вымочила руку, попала на лицо и ногу. — Ты, конечно, гений, но не настолько, чтобы рыться в такую погоду под капотом своей красной лошадки!

Снова он проигнорировал меня. Чертыхнувшись сквозь зубы, я сняла джинсовку и, накинув на голову, выскользнула на улицу. Шорты и майка мгновенно прилипли к телу, джинсовая куртка тоже превратилась в насквозь пропитанную водой бесполезную тряпку.

— Не делай вид, что ты меня не слышишь! — дёрнула его за руку.

Он только-только приподнял крышку капота. Хотел поднять выше, но я придержала её.

— Не глупи! — злясь всё сильнее.

— Я сказал тебе, чтобы ты сидела в машине! — схватил за руку и сам захлопнул капот.

В долю секунды я оказалась прижатой ягодицами к бамперу. Упёрлась ладонями, и вода потекла по кистям, по пальцам вниз. Вик поймал меня в капкан. Раздражённый и злой. Сдёрнул вымокшую джинсовку и швырнул рядом с моей рукой.

— Ты же не считаешь, что мода и стиль — всё, на что я способен? — гневно смотря на меня. Волосы его прилипли ко лбу и вискам, по лицу текли ручейки воды.

Ладонь его опустилась на моё бедро. Ногу обожгло, и огонь этот заструился по всему телу, по венам, желанием концентрируясь внизу живота.

— Я считаю, что ты бесишься, потому что всё пошло не по-твоему! — слизала воду с губ. Он проследил за движением моего языка, опять посмотрел в глаза и, процедив что-то невразумительное, в одно мгновение схватил меня.

Запустил пальцы в мокрые волосы, целуя безудержно и жадно. Вспышка возбуждения была такой стремительной, что это выходило за рамки разумного. Сама я гладила Виктора по шее и плечам, пытаясь снять отяжелевший пиджак и изнывая от кажущейся вечностью заминки. Рванула пиджак вниз и застонала, потому что в очередной раз толку от этого почти не было.

— Вот же сука, — сбивчиво, ловя губами губы. Услышала его хрипловатый смешок, и сама усмехнулась.

Виктор поцеловал меня в шею — горячо. Горячие поцелуи на прохладной коже. Дрожь, удержать которую было невозможно. Языком он прошёлся по венке на шее. Прикусил и отступил, стягивая пиджак.

— Чёртова штуковина, — выругался, кое-как выдернув руку из рукава. Я соскользнула с капота и, схватив его за второй, рванула на себя. Ещё раз. Пиджак оказался у меня в руках, а я по инерции налетела на машину. Виктор припечатал меня тут же. Пиджак полетел следом за моей курткой и лёг прямо поверх неё.

— По-моему, — гладя Виктора по линии роста волос, задевая чёрные прядки, подставляя себя его поцелуям, — у них тоже что-то вроде…

— Надеюсь, ты не хочешь сказать, что мой пиджак трахает твою джинсовку?

— Звучит так себе, — с придыханием, хватая ртом воздух вместе с каплями дождя.

Мысли совершенно спутались, когда он смял мою грудь. Никакие даже самые смелые мои фантазии не шли ни в какое сравнение с тем, что он делал со мной. Дождь продолжал стучать по капоту, по моим плечам, а я захлёбывалась наслаждением в его руках.

— Надо… надо вызвать эвакуатор,

— К чёрту эвакуатор, — сквозь майку по груди, по торчащему соску.

Каждый раз это было по-новому. Миллиарды чувственных разрядов по телу, предвкушение и желание.

Оставив тёплую дорожку на моей шее, на плече, Виктор обхватил ртом сосок прямо через майку. Запрокинув голову, я громко, несдержанно застонала. Тщетно цепляясь за металл, прерывисто выдохнула и облизнула губы.

Дождь показался мне сладким, раздавшийся прямо над нами гром вторил ударам сердца.

Виктор рывком развернул меня к себе спиной. Со всхлипом я повалилась на капот животом, заскребла ногтями. Вода заструилась по голым ягодицам, когда он сдёрнул шорты. Что-то прорычал, но разобрать слов я не смогла. Только почувствовала шлепок и снова всхлипнула. Майка на животе задралась, ладони его легли на мои бёдра. Снова этот контраст жара и холода, от которого я, и так потерявшая голову, свихнулась окончательно…

Он упёрся в меня плотью. Потёрся и вошёл. Имя его сорвалось с губ на вскрике, потонувшем в шуме воды. Я выгнулась в спине. Вик брал меня быстро, не давая ни секунды на то, чтобы опомниться. Да я и не смогла бы сделать этого. Закрыв глаза, упёрлась лбом в капот, потихоньку захныкала. Он сминал мои ягодицы, что-то говорил на итальянском, но разобрать я могла только отдельные слова. Поцелуй в мокрую шею, дыхание над ухом…

Неожиданно в глаза ударил свет фар, мимо, сигналя, пронеслась машина. Я дёрнулась. Напуганная и всё такая же безумная.

— Всех к чёрту! — прорычал Виктор, накрыв мою ладонь своей и, войдя на всю длину, остановился.

Придавил меня, поцеловал возле уха. Я слышала, как тяжело и шумно он дышит, чувствовала его внутри. Осознание, что его власть надо мной вышла за пределы соглашения, пришло в миг, когда он пропустил пальцы между моими, когда он опять начал двигаться, раз за разом наполняя собой. И дело было не только в этом дожде, в этом безумии.

— Я хочу увидеть, как цветёт лаванда, — прошептала, зная, что он не услышит меня. — Хочу увидеть Италию летом. Хочу…

Движения его стали быстрее. Сдвинув в сторону лямку майки, он быстро поцеловал меня в плечо и проник с размаха. Я не понимала, как ещё способна дышать.

Виктор отвесил мне ещё один шлепок — болезненный, сильный и тут же нежно погладил. Новый контраст. Жар и холод, боль и тягучее удовольствие от его ласк. Удерживая меня за одно бедро, он тронул клитор и сдавил. Мне показалось, что я вот-вот разлечусь на клетки. От меня прежней не осталось следа.

— Да! — по мокрому капоту ладонью. Дождь по губам, его рычание… — Да… — не то шёпот, не то всхлип. Волосы прилипли к лицу, ноги не слушались.

Он поглаживал клитор, массировал, сдавливал. Кажется, мимо нас пронеслась ещё одна машина, а может быть это был всё тот же дождь. Кажется, я что-то прошептала. Кажется…

— Марин… — он приподнял меня.

Я дрожала. Упёрлась ладонью в машину.

— Нет… — схватила его за руку, когда он хотел отстраниться. — Нет… — то ли вслух, то ли в мыслях криком. — Я купила… купила таблетки. Ос… останься…

Он зарычал. Только теперь я поняла, что всё это время он держал себя под контролем. Слова мои как будто смели последние запреты. Удар в меня, пальцы в бёдра… Новая волна оргазма, сквозь которую я чувствовала его пульсацию внутри себя.

Прижав спиной к груди, он поглаживал меня между ног. Второй рукой обхватил за горло, прижался колючей щекой к виску. Очередная грань удовольствия…

— Ты лучшая модель, которая у меня когда-либо была, — не отпуская, глухо.

Мне показалось, что в голосе его прозвучала какая-то ироническая усмешка.

— Мог бы… — облизала губы. Он всё ещё был во мне. — Ты… мог бы действительно найти себе модель в Италии.

Стоило последнему слову повиснуть в воздухе, он надавил на моё горло сильнее. Рывок, и я оказалась стоящей к Виктору лицом. Оперлась о капот. Сил не было даже на то, чтобы натянуть шорты.

Виктор молча застегнул ширинку, сам поправил на мне одежду.

— Чтобы творить, каждому художнику нужно вдохновение, — выговорил, глядя на меня. — Я думал, что моё кончилось.

В воцарившейся тишине был слышен только дождь. Дождь, стеной отделяющий нас от всего стороннего. Мы стояли в нём, насквозь вымокшие, и смотрели друг на друга. Мыслить здраво я не могла — внутри было горячо. Пропитанная им, всё ещё наполненная, я вообще не была уверена, что после этого дня смогу когда-либо мыслить здраво. Не была уверена в том, где оно — настоящее, а где иллюзия.

— Я ошибся, — жёстко сказал Виктор. — Моё вдохновение передо мной. Это ты, Марин. Ты моя муза, ты моё вдохновение.

Я перестала дышать. Не зная, что сказать в ответ, приоткрыла рот, но так и не вымолвила ни слова. Взяв свой пиджак, Виктор отдал мне куртку и пошёл к двери, а я так и осталась стоять под дождём, не уверенная, что способна сделать хоть шаг.

— Ты куда? — самый глупый вопрос, который только мог быть.

— Вызову эвакуатор, — он посмотрел на меня поверх дверцы. Через дождь, через бесконечность. Задержал взгляд на лице.

— Вызову эвакуатор.

Он скрылся в салоне, а я, закрыв веки, подставила лицо дождю. Дотронулась до живота, потом до шеи и неровно вздохнула. Что значили его слова? И значили ли они вообще что-то? Снова коснулась шеи и сглотнула. До живота и немного ниже, а потом всё-таки заставила себя вернуться в машину.

Прежде, чем начать подниматься на второй этаж, я испытующе посмотрела на Виктора. Эвакуатор мы ждали недолго — меньше часа, но одежда наша всё равно успела высохнуть. Небо очистилось так же быстро, как и затянулось, о недавнем ливне теперь напоминали только оставшиеся кое-где лужи.

— У тебя волосы стали виться сильнее, — он поймал мой взгляд.

Я коснулась виска, убрала прядку. Тронувшая его губы полуулыбка вызвала смущение, как и его слова. После всего, что уже случилось между нами, это было по крайней мере странно.

— Так всегда от воды, — отозвалась я.

Марчелло усмехнулся и посмотрел в сторону. Я смотрела на него ещё какое-то время, надеясь, что он продолжит разговор, что я смогу разгадать эту усмешку, но как всегда мои надежды не оправдались.

— Мы сегодня… — начала было я. Хотела ли я продлить это утро? Да, чёрт возьми, хотела! Только в голову не пришло ничего лучше, как спросить его, пойдём ли мы сегодня в мастерскую.

Вот только сделать мне не удалось даже этого. Телефон Виктора зазвонил раньше, чем я успела задать вопрос. Взяв трубку, Марчелло отошёл в сторону. В момент, когда он отвернулся, я попыталась пригладить волосы.

— Хорошо… — Виктор обернулся так внезапно, что я не успела отдёрнуть руку. — Я тебя понял… Скоро буду.

И опять я чувствовала себя смущённой.

— Тебе нужно уехать? — спросила прежде, чем он успел смутить меня ещё больше. А, судя по его взгляду, именно это сделать он и собирался.

— Да, — он тронул волосы там, где только что касалась их я сама. Повторил изгиб локона и посмотрел мне в глаза. Дотронулся до плеча, сдвинул лямку и мягко погладил. Всё это — не сводя с меня пристального взгляда.

— Вернусь к ужину. Распоряжусь снова накрыть в саду. Продолжим твоё знакомство с Италией.

— Я сама приготовлю ужин, — придерживаясь за поручень лестницы, сделала шаг назад, на одну ступеньку выше. — Русский.

Виктор шагнул следом. Я отступила ещё на ступеньку. Он — следом наверх. На щеке его появилась почти незаметная ямочка, взгляд стал опасным.

— Русский ужин, — повторила, продолжая отступать. — Только нужно купить продукты. Я видела тут небольшой магазинчик.

— Попроси горничную, — он, напротив, надвигался на меня.

— Я сама, — мы стояли уже на середине лестницы. Виктор держал меня взглядом, а я ловила момент, когда он опять начнёт наступать. Готовая дать дёру, следила за каждым его движением, но он ничем не выдавал себя.

— Попалась, — внезапно моя ладонь оказалась в его. Он потянул меня на себя, и я, смеясь, едва ли не повалилась на него. Он хмыкнул. Запустил пальцы в мои спутанные волосы и заставил посмотреть на него. Я так и продолжала улыбаться, а в нём появилась задумчивость. Нечто сдержанное, заставившее меня ощутить себя глупой. Улыбка моя медленно померкла, и я высвободилась из его рук.

— Мне нужно ехать, — он вытащил из заднего кармана несколько купюр. Не считая, всучил мне. — Если что-то понадобиться, обратись к Изабелле.

— Единственное, что мне может понадобиться от твоей горничной, — не удержалась я, — так это чтобы она не показывалась на глаза.

Виктор подтянул меня за край майки. Немного ближе, но так, что между нами оставалось расстояние. Кончиками пальцев провёл над резинкой шортов. Это действительно становилось опасным. Дыхание начинало сбиваться — от его взгляда, от почти неуловимого прикосновения, от понимания, к чему всё это ведёт. Он собрал ткань сильнее. Я уже почти чувствовала его губы на своих. Почти… Почти чувствовала его дыхание и его близость.

— Хорошо, — он отпустил меня.

Чернёное серебро его глаз было непроницаемо, и я не сразу поняла, о чём он.

— Хорошо?

— Да, — теперь Виктор, не сводя с меня взгляда, сделал шаг назад. — Изабелла переночует в городе. С тебя русский ужин, — глаза его дьявольски блеснули, а линию губ исказила кривая улыбка. Улыбка, в которой, как и во взгляде, угадывалось что-то такое… Что-то, от чего у меня едва не подкосились ноги. — Буду к восьми, — тихий, бархатный голос. — С тебя ужин, Марин. Русский ужин.

Дойдя до двери своей комнаты, я обернулась. Коридор второго этажа был пуст, а мне всё равно так и казалось, что я чувствую на себе взгляд Виктора.

— Дура, — тихо сказала самой себе, коснувшись лица. Щёки пылали — то ли после прохладного дождя, то ли после игры в гляделки, затеянной мною самой и мною же безоговорочно проигранной.

Сжимая в руке влажные банкноты, я открыла дверь и замерла, бросив взгляд на постель. Ноутбук…

Лишь на секунду замешкавшись, я открыла крышку. Бросила купюры, вставила зарядное устройство, лежащее тут же на покрывале, и нажала кнопку включения. Ввела пароль и с нетерпением стала ждать, когда окно приветствия сменится заставкой рабочего стола.

Снова я забыла, для чего здесь. В голове буква к букве, слово к слову складывались строки. Месяц… И от этого месяца почти ничего не осталось. Вот об этом я не должна забывать.

— Не забуду, — пообещала я сама себе и принялась за дело.

Глава 20

Виктор

— Спасибо, — поблагодарил я доставившего из бутика коробку посыльного и вернулся в машину.

Прежде, чем въехать в ворота, откинулся на спинку сиденья и, закрыв глаза, потёр переносицу. В очередной раз пришлось напомнить Мико, что его дело — выполнять свою работу и знать своё место. В последнее время он стал позволять себе слишком многое. Что же, если и на сей раз он не поймёт по-хорошему, придётся объяснить более доходчиво. В любом случае всё это не сейчас.

Откинув с коробки крышку, я отодвинул в сторону бумагу и провёл ладонью по чёрному шёлку. Вечернее платье из весенне-летней коллекции. Марин в нём будет выглядеть превосходно.

— Марин… — невесело усмехнулся собственным мыслям. Отогнул край ткани. На глаза попалась бирка с вышитыми на ней VM и красным тюльпаном. Нет, чёрт возьми! Это оно будет выглядеть на ней превосходно.

Что же до Марин… Превосходнее всего она выглядела обнажённой. Не думал, что такое когда-либо придёт мне в голову, но чем дольше я смотрел на неё, тем яснее понимал — одежда на ней — шелуха. Касаясь сегодня её прохладной, покрытой мурашками кожи, я готов был рычать от наслаждения. Ни один шёлк, ни одно самое изысканное кружево не могло сравниться с нежностью её тела.

Резко вытащил платье из коробки. Бумага зашуршала, крышка слетела на пол.

— Всё не то, — швырнул обратно. — Не то.

Заехав на территорию, я прибавил скорость. Из сервиса мне уже сообщили, что спорткар в полном порядке. И всё же представители компании решили провести тщательный осмотр. Заберу, когда вернусь.

Резко нажав на тормоза, я с визгом остановился на подъездной дорожке. Вошёл в дом и втянул носом воздух. В доме пахло сексом. Запахом Марин. И ещё немного — детством. Да, чем-то далёким, напомнившем мне давние поездки в Россию.

— Виктор, — Марин вышла мне навстречу. Волосы её были стянуты лентой на затылке. — Ты раньше, чем сказал. Я уже…

— Не ждала? — касаться её сейчас я не собирался. Но стоило ей оказаться рядом, это становилось сильнее.

Я дотронулся до её лица и вспомнил шёлк так и оставшегося в машине платья. Её влажный чувственный рот сводил с ума, пухлые губы дарили такое удовольствие, какого я не испытывал, даже будучи пацаном.

Медленно я погладил её по скуле, по щеке. Взгляд её каре-зелёных глаз был столь же притягательным, как и рот. Глаза… Когда-то брат сказал мне, что в момент, когда я подумаю о глазах женщины, мир полетит в тартарары. Похоже, он был прав.

— Как твой русский ужин?

— Почти готов, — ответила она с лёгким придыханием. Кончик её розового язычка мелькнул между губ.

Чёрт! В паху стремительно тяжелело. Как будто бы мне снова было шестнадцать, и я впервые видел обнажённую сеньориту. Хотя эта сеньорита была одета. Дурацкое платье с медвежонком, смотрящееся на ней лучше, чем самое великолепное платье на любой из высокооплачиваемых моделей.

— Тогда сделай так, чтобы через десять минут он был не почти, а готов.

На лице Марин отразилось недовольство. Следом — негодование и злость. Запальчиво она хотела что-то возразить, но я опять не удержался — подтянул её к себе за ворот платья и тихо выговорил ещё раз:

— Десять минут.

Проклятье! Её губы так и манили. Поначалу считавший её не более, чем блажью на месяц, я всё отчётливее понимал — брат был не так далёк от истины. Но забываться не стоило. Легонько толкнул её в сторону кухни. Чёрное платье — не то. Всё — не то.

Быстро спустился в мастерскую и направился к дальней комнате. Застывшие манекены напоминали мне парад безликих уродов. Переходя от одного яйцеголового призрака к другому, я понимал — не то.

— Не то, — резко раздвинул несколько вешалок с одеждой. Белое, розовое… Пряная осень, пропитанная запахом наслаждения. Губы, узкие кисти рук и высокая грудь с чёткими ореолами сосков.

— Нет, — приподняв подол бордового платья, откинул его. Манекен покачнулся. — Не бордовое. Не бордовое…

Обернулся. Теперь я точно знал, что мне нужно. Точно знал, что будет на вернувшей мне вдохновение женщине за ужином, и что я потом сниму с неё. Вначале одну лямку с плеча, потом вторую, оголяя её — не только тело, но и её саму.

— Именно так, — снимая платье с плечиков, я представил, как оно скользнёт по её коже и алым упадёт к ногам. Как укроет её ноги. Её пальцы с выкрашенными красным лаком ноготками.

Щёлкнул пальцами по бирке и с мрачной решимостью повторил:

— Именно так.

— Наденешь его.

Марин сервировала стол. Я бы предпочёл, как и минувшим вечером, расположиться в саду, но погода сегодня была дрянная. Как будто черти попутали ад с раем и устроили пляску наверху, не забывая время от времени прокалывать тучи вилами.

Взяв платье, Марин быстро глянула на меня.

— Это же из той комнаты…

Не ожидала? Да я и сам не ожидал. Но говорить об этом с ней я намерен не был.

— Надень его, — не сводя с неё взгляда. — Прямо сейчас.

Почти дежавю. Судя по появившейся на её губах улыбке, она тоже вспомнила вечер нашей первой встречи. Перекинула платье через руку. Приоткрыла губы, но так ничего и не сказала.

— Ужин готов, — обернулась, уже пройдя мимо. — Как ты и просил — ровно десять минут.

— Я не просил, — рассматривая её. Для модели слишком низкая. Бёдра куда шире, чем у девиц, с которыми я имел дело в последние годы, да и грудь… Несовершенное совершенство, чтоб её! — Я приказал.

— Десять минут, — с лукавым блеском в глазах. Что-то было не так, я вдруг понял это. Даже её улыбка. — Как ты приказал, — сказала и, повиливая задом, пошла к двери.

Что-то однозначно было не так, но что, уловить я не мог.

— Спасибо за ноутбук, — сняв губами с вилки кусочек котлеты, сказала Марин.

Ужин был превосходным, но ещё превосходнее была она сама. Красное платье на тонких бретелях с отделанной золотом проймой рукавов как будто бы изначально предназначалось ей и никому кроме. Помню, как несколько лет назад вернулся из России и, встав посреди ночи, спустился в мастерскую. Как сидел, вытаскивая из пачки сигариллу за сигариллой и крошил между пальцами. С момента, когда седан брата превратился в груду железа, тогда прошло порядка трёх месяцев. Помню, как по листу, разрывая бумагу, царапал обломанный грифель. Осень в том году выдалась паршивая, совсем не похожая на эту.

— Подумал, что пока меня не будет, тебе нужно чем-то заняться.

— Ты надолго уезжаешь? — она обхватила бокал. Донышко легло в её ладонь, ножка скользнула между пальцев. Небрежное движение, от которого в паху опять стало тесно. Вот же дьявол! В моей жизни было столько женщин, что я не мог вспомнить всех не то, что по именам — в лицо. Но ни одна не вызывала у меня неконтролируемое, сродни животному желание.

— На несколько дней. У меня есть несколько идей. Хочу лично подобрать ткани.

— Ткани? — она коснулась бокала. — Что-то особенное?

— Вологодское кружево.

— Ты поедешь в Вологду? — она удивилась. Вернула бокал на стол. Сложила перед собой кисти. Вопроса, может ли она поехать со мной, не последовало, хотя это было бы ожидаемо.

— Я думал, ты спросишь, не возьму ли я в Россию и тебя, — в ответ на её молчание.

— Пытаюсь быть оригинальной. А ты возьмёшь? Не боишься, что я удеру?

— Не удерёшь, — я тоже отпил вино. Итальянское, в отличие от ужина. — Твоя неустойка — слишком весомый аргумент для этого. К тому же, тебе ещё нужно интервью, — посмотрел на неё внимательнее. Она напряглась сильнее. Отвела взгляд, нервно сжала вилку и опять мне в глаза.

— Конечно, — негромко. Приподняла бокал, как будто хотела спрятаться за ним.

— Что-то случилось, Марин?

— Нет, — лёгкий выдох. — Ничего. Так что, ты хочешь, чтобы я поехала с тобой в Россию?

— Нет, — сказал и поднялся из-за стола. Подошёл к ней и, взяв за руку, потянул. Марин тоже поднялась. — У меня не будет на тебя времени.

Губы её тронула усмешка. Невесомая, как и запах её духов, который я запомнил с первого раза.

— Вот видишь, — пальцами прикоснулась к моей груди.

Я перехватил её руку, заставил подойти ближе и распустил собранные заколкой-тюльпаном волосы. Похожие на самый дорогой шёлк, они заструились меж моих пальцев. Бархат её кожи и шёлк волос. Кружево ресниц и плавная линия бёдер. Провёл ладонью по её спине, вобрал в себя её запах. Развернув её, впечатал в стол и прижал бёдрами. Оголил плечо и поцеловал нежную кожу. Провёл языком по шее.

— Я просто возьму тебя, — член стал таким твёрдым, что мне захотелось задрать её подол прямо тут. Скинуть со стола тарелки и поиметь её сейчас же. Но это было бы слишком просто.

— У меня ещё десерт, — попыталась было возразить она, хотя сама уже начинала дрожать.

— Я про это и говорю, — собрал волосы, прикусил сочную губу. Она несдержанно выдохнула. Рот её был вкусным, сладким. Целуя её, я дурел всё сильнее. Когда она только появилась в этом доме, я ещё хоть как-то мог держать ширинку закрытой, теперь же это было мне не под силу.

— Я про другое…

— А я про это, — прорычал и, схватив за локоть, потянул на второй этаж.

— Пойдём в твою спальню, — когда я дёрнул её к двери в комнату, остановила она. Глянула из-под ресниц тем самым взглядом, от которого меня каждый раз выкручивало. — Там… Там удобнее, — её ладошка на моей ширинке, выдох у шеи. — Виктор…

Стиснув зубы, я обхватил её затылок. Посмотрел в орехово-зелёные глаза и, крепко выругавшись, впился в губы. В мою, так в мою.

Глава 21

Виктор

Италия, в отличие от России, встретила меня неприветливо. Похожее на раскалённый шар солнце шпарило вовсю, но ветер при этом был такой, что пилоту пришлось сделать несколько кругов, прежде чем идти на посадку.

— В очередной раз мне представилась возможность убедиться, что не зря я доверяю тебе свою шкуру, — пожал я ему руку уже стоя возле трапа. — Спасибо. Полёт был отличным.

— Могло быть и лучше, — щурясь от ветра, он посмотрел вдаль. Но небо было издевательски чистым, и командиру моего личного самолёта ничего не оставалось, кроме как с досадой хмыкнуть.

Я приподнял ворот кожаной куртки, надвинул очки и, отказавшись от предложения вызвать водителя, пошёл к ангару, в котором меня дожидался без проблем прошедший проверку спорткар. Какого хрена произошло тогда на дороге, загадкой осталось даже для обслуживающих марку много лет мастеров. Те мелочи, что они нашли, можно сказать, притянув за уши, относились скорее к косметике и с реальными сложностями ничего общего не имели. Наверное, та остановка под дождём была чем-то вроде…

— Чёрт, — с усмешкой я легонько ударил по капоту, не заметив, как в размышлениях добрался до конца поля. В провидение высших сил верилось с трудом, но другого объяснения не было.

В ангар заходить не пришлось — машину подготовили к моему прилёту, и теперь она поблёскивала в лучах солнца, дожидаясь момента, когда я дам ей волю.

В России я пробыл дольше, чем планировал изначально. Но это того стоило. Кружево, показанное мне вологодскими мастерицами, было настолько искусно, что весь полёт до Милана я провёл, набрасывая новые эскизы. Зима, кружево и рябина… Именно эти краски, эти мотивы и лягут в основу следующей осенне-зимней коллекции.

Обговаривая с кружевницами нюансы, обсуждая плетение, цвета и стили, я жалел только об одном — о том, что не взял с собой девочку-осень. Проклятье! Понимая, что она только мешала и отвлекала бы меня, я всё равно жалел об этом. Жалел и думал о ней даже в момент, когда, находясь в музее вологодского кружева, смотрел на свадебное платье. Именно тогда мне стало ясно — закончится месяц, она вернётся в Россию. Однако ещё раз встретиться нам всё же придётся. Потому что закрывать показ я не позволю никому, кроме неё. Потому что она та, благодаря которой всё это в скором времени должно было из бесплотных набросков превратиться в образы. Кружево, зима, рябина и… Она — моё вдохновение, моя муза.

— Соскучилась? — я провёл пальцами по серебристой лошади. Металл был прохладным, гладким. Я сразу же подумал о Марин. — Ничего… Сейчас мы с тобой как следует прокатимся.

Заводя двигатель, я представлял её, растянувшейся на шезлонге у бассейна. Нет… Вряд ли в такой ветер она решила скоротать время у воды. Хотя я бы с удовольствием понаблюдал за ней — проплывшей пару кругов. За тем, как капли катятся по её коже, как от прохлады и ветра твердеют её коричневатые соски.

— Вот же… — ширинка так и затрещала, стоило мне представить это. Её кожа, в отличие от металла, была тёплой, нежной. Контрасты. Пожалуй, мне стоит преподать ей ещё один урок. Но это только после того, как я утолю первый голод. А я голоден. Чертовски голоден.

Шины взвизгнули, послушный автомобиль помчался вперёд подобно скачущей галопом лошади. Опустив стекло, я закурил. Бросил быстрый взгляд на соседнее сиденье — несколько образцов кружева, которые я привёз с собой. Остальное будет готово позже. Кружево и немного сладостей для…

— Да! — рявкнул в трубку. Сукин сын Мико как будто почувствовал, что мой самолёт коснулся колёсами итальянской земли, и не заставил себя ждать.

— Ты где? — осведомился он коротко. Тон его мне не понравился.

— Что-то срочное? — раздраженно. Отвечать вопросом на вопрос было не в моих правилах, но разговаривать с Фератти в ближайшие часы я не намеревался. Что бы там ни произошло, он способен разобраться сам. Именно за это он и получает свои деньги.

— Я спрашиваю тебя, где ты? — повторил он с нажимом. — Это не телефонный разговор, Марчелло.

Телефон стоял на громкой связи, и голос его заполнил весь салон. Я затянулся. Включил магнитолу и, пролистав несколько треков, остановился на одном из тех, что звучали во время нашей первой совместной поездки с Марин.

— Марчелло! — Мико начинал выходить из себя.

— Я в Италии. Еду к себе, — ответил, переборов желание послать его к чёрту.

— Не домой, — отрезал он. — Давай в офис.

— Что случилось?

— Не по телефону, — его короткая фраза заставила напрячься сильнее. Последующие же за этим и вовсе прогремели в башке дурным предчувствием: — Я говорил тебе, что твоя русская девка создаст проблемы. Говорил, мать твою! Это не проблемы. Это дерьмо! Самое настоящее дерьмо, Марчелло. И теперь придётся его расхлёбывать!

Глава 22

Виктор

Хрен знает, сколько было времени, когда я всё-таки затормозил у дома. У меня лично впечатление сложилось, что ночь сомкнулась в момент, когда Мико вывалил на меня дерьмо, которого я предпочёл бы не знать ещё хотя бы пару часов. Изменить они ничего бы не изменили, но чёрт!..

— Проклятье, — процедил, чувствуя, как плывёт в мозгах. Перед тем, как выйти, глотнул из фляги. То ещё пойло, что бы там ни говорилось о выдержке и шоколадном послевкусии.

Зловещая тишина дома была как раз тем, что не вызывало диссонанса с чернотой, поселившейся внутри меня.

Поднявшись по лестнице на второй этаж, я усмехнулся, вспоминая день отъезда.

— Сука, — сквозь зубы.

Куда мне нужно, дальше не задумывался. И так прекрасно знал, куда.

В её комнате пахло лицемерием. Вся она изначально воняла лицемерием. Лицемерием и тем, что выворачивало мне кишки наизнанку. Вонь осени и пряность предательства. Именно так. Новый глоток из фляги.

Остановившись напротив постели, я щёлкнул зажигалкой. Огонёк вспыхнул, погас. Я щёлкнул снова и подошёл ближе. Поднёс пламя к мирно спящей Марин. Слабый свет выхватил её голое плечо, шею. Я медленно вёл руку вверх. Чувственный рот, скулы…

— Ты самая лживая из всех сук, которых я когда-либо знал, — отхлебнул выдержанного пойла. Зажигалка стала горячей, пальцы жгло. Отпустить бы и послать всё к чёрту. Знатный бы вышел фейерверк…

Мысль была неплохой, но я всё же заставил огонёк убраться. Достал пачку и прикурил. Вкус дыма не обещал никакого шоколадного послевкусия и потому был куда честнее. Он вообще был куда честнее всего, что окружало меня и честнее меня самого.

Усевшись в кресло напротив постели, я откинулся на спинку. Курил и ждал, когда же моя лживая Марин поймёт, что её уединение нарушено. Её силуэт был едва различим в темноте. Стерва… Красивая стерва.

Притаившаяся внутри ярость голодно скалилась, облизывалась, но я не спешил. Спешить было уже некуда. Вытащил ещё одну сигариллу и, подкурив, кинул зажигалку на столик. Лучше бы ей не просыпаться. Потому что как только она сделает это, я…

— Виктор? — её приглушённый со сна голос резанул по нервам — Это…

Я встал. Сигарилла упала на ковёр. Вдавил её подошвой и приблизился к постели. Кровь превратилась в ядовитую ртуть. Я всё-таки почувствовал привкус. Только не шоколада, а вырвавшейся на свободу злости.

— Что за дурацкая манера смотреть за мной? — ещё не проснувшись, она пошла в наступление. И хватает же наглости. — Ты давно тут си…

— Достаточно, — прорычал и, как только она попробовала подняться, швырнул обратно на кровать.

Она испуганно ахнула, попыталась отползти. Дошло наконец, что так просто ей всё не сойдёт?

— Что, боишься? — поймал за лодыжку и рванул обратно. — Правильно, что боишься! — навалился на неё.

Она принялась вырываться. Вот дрянь! Изворотливая дрянь! И эту дрянь я хотел так, что желание затмевало всё остальное. Хотел до сегодняшнего дня и сейчас, пожалуй, даже сильнее, чем раньше.

— Какая же ты сука.

На ней не было ничего, кроме трусов. В считанное мгновение они превратились в рваную тряпку. Я вдохнул её запах. Втянул воздух у шеи.

— Пусти меня, — она снова начала брыкаться. — Ты с ума сошёл, Вик?

— Сошёл, — сжал волосы и просипел в лицо. — Когда притащил тебя сюда, — намотал на кулак, приподнял её голову. — Сука…

Её ногти вонзились мне в запястье. Дрянь! Что она шипела, я не разбирал. Мне было похрен на все её слова. Перед глазами стояла чёрно-красная пелена с рваными остатками букв и разбегающимися строками.

— Что ты несёшь?! — она пыталась ударить меня. Извивалась, выгибаясь в спине, елозила подо мной. В последний раз… В этот раз я получу от неё всё. Впился в её шею, покусывая кожу. Мягкая, бархатная…

Она сделала шумный вдох, затихла и снова начала брыкаться.

— Я не… — договорить я ей не дал, перевернул на живот и, надавив на спину коленом, расстегнул джинсы.

— Успокойся, — просипел, сгребая её волосы.

Она схватилась за простынь, смяла её в пальцах. Я слышал её дыхание, её сбивчивый выдох. Намотал сильнее и опять прижался к коже. Прошёлся языком, отшвырнул и шлёпнул по бедру.

— М-м-м… — она протяжно застонала, едва я оказался внутри.

Чёрт! Это было лучше, чем мне казалось. Брал её, слушал её тихие стоны и не мог насытиться. Каждое движение распаляло сильнее. Вгонял в неё член до упора, шарил по её заднице, по бёдрам, а у самого в башке стучало понимание, что на этом всё. Все!..

— Вик… — она попыталась ухватить меня, потянулась.

— Заткнись, — с рычанием, надавливая ладонью на спину. Пелена перед глазами становилась всё чернее, но мне было мало. Хотелось разодрать её в клочья, не оставить ничего. Уничтожить её, а вместе с ней и себя. Девочка-осень…

— Девочка-осень… — просипел, склоняясь к её уху.

Где кончалась злость, и начиналось безумие, я не имел понятия. Сжал её плечо, вдавливая в кожу пальцы. Держал её и имел так, как не имел раньше ни одну шлюху. Слышал, как она стонет от удовольствия, как шепчет это грёбаное «Вик», и сатанел ещё сильнее. Дрожащая, она покрылась испариной. Вокруг воняло сексом, воняло нашим с ней запахом.

— Ты под каждым так течёшь? — вышел на миг. Сдёрнул её с постели и толкнул к стене. Придавил и прохрипел в затылок. — Или мне повезло больше других? — пальцы в неё. Несколько резких толчков рукой.

— Ты…

— Заткнись! — ещё раз пальцами. Провернул, натягивая её, слыша, как она хватает воздух раскрытым ртом. Ей лучше было заткнуться. Трахал её рукой, ловя её выдохи. Ладонями она скользила по стене. Убрал руку и насадил её на член.

— Заткнись, — крепко взял за бёдра и стал трахать ещё жёстче. Яйца трещали, а мне было нужно ещё и ещё. Чтобы запомнить её, и чтобы она, моя сука-осень, запомнила меня.

— Да… — запрокинул голову. Стиснул зубы, кончая в неё, продолжая сжимать.

Чёрт возьми… Рык рвался из самого нутра. Эта женщина была лучшим, что случилось со мной за последние годы. Вышвырнуть её и больше никогда не думать о ней.

Придавив её к стене, я в последний раз дотронулся до её бедра и вдохнул запах волос. С шумом, жадно, запоминая её, запечатывая в себе. Не выдержал и, заставив повернуть голову, нашёл рот. Смял губы поцелуем, втиснул язык и проник глубоко, до самой глотки. Она попыталась повернуться ко мне.

— Что с тобой? — она приоткрыла глаза. Посмотрела сквозь начавшуюся рассеиваться в бледном рассвете темноту. Проклятье…

Я грубо оттолкнул её. Молча застегнул ширинку и взял с кресла пиджак.

— Собирайся, — швырнул на постель её паспорт и билет на самолёт. — Будь готова через десять минут. Тебя отвезут в аэропорт.

— Что происходит, Марчелло? — на билет она не смотрела — на меня. — Что случилось?

— Ты сама знаешь, что случилось, — обнажённая, растрёпанная, она была всё так же великолепна. Её соски торчали, влажные губы были приоткрыты. Да чтоб её! В паху опять начинало тяжелеть.

— Объясни мне! — она выглядела разгневанной, даже оскорблённой. Отличная попытка, девочка.

— Не стоит, Марин, — взял со стола пачку и пошёл к двери. Нужно было заканчивать с этим. Она ничего не сказала, и это её молчание заставило меня обернуться. Марин так и стояла обнажённая, гордо вскинув подбородок. Сквозь открытую дверь балкона за её спиной проникали первые солнечные лучи. Касались её волос, играли бликами, гладили тело… Я осмотрел её с головы до ног. На бедре её остался след спермы, прядь волос прилипла ко лбу, и она, как будто почувствовав мой взгляд, убрала её за ухо.

— У меня есть для тебя подарок, — выговорил, доставая сигариллу. Последняя. Бросил пустую пачку на столик. — Можешь спуститься в мастерскую и взять из комнаты любое платье. На память.

— На память? — переспросила она и пошла было ко мне. Я остановил её взглядом. — Виктор…

Сигарилла в моих пальцах переломилась пополам в момент, когда я открыл дверь.

— Я не Виктор, — выговорил жёстко и вышел в коридор.

Всё к чёрту… Только под руками всё тот же бархат её тела и желание взять себе. Её мысли, её душу, чувства и сердце. Только… К чёрту!

Глава 23

Марина

Как оделась, я не помнила. Словно в тумане зашла в ванную и, наскоро приведя себя в порядок, достала из шкафа первое, что попалось под руку. Одно знала точно — Марчелло не шутил. Ровно десять минут на то, чтобы собраться, а потом…

Убрав в сумку ноутбук, я взяла билеты и вышла из спальни. Дом был погружен в ненормальную, мёртвую тишину, показавшуюся мне настолько абсолютной, что по спине прошёл холодок.

— Мне приказано отвезти вас в аэропорт, — услышала я, спустившись с лестницы.

Вышедшего из тени мужчину я видела за всё это время только раз и то мельком. То ли охранник, то ли ещё кто…

— Подождите ещё несколько минут, — голос дрожал. — Мне нужно кое-что забрать.

Он посмотрел на наручные часы, снова на меня. Должно быть, Марчелло дал ему чёткие указания.

— Пожалуйста, — должно было прозвучать спокойно, но вышло почти с мольбой.

Он кивнул и, сказав, что будет ждать в машине, ушёл.

Что происходит?! Что случилось и при чём тут я? Мне хотелось вернуться, найти Марчелло и потребовать ответы, но спальня его была пуста, как и гостиная. Где его искать?

Я вбежала в кухню, но и здесь не было никого. Только на столе, рядом с чашкой с недопитым кофе, лежала раскрошенная сигарилла.

Подлетев к окну, я выглянула на улицу в надежде увидеть Виктора. Виктора ли?.. Что он имел в виду?! Господи…

В голове метались мысли. Я не знала, что делать. Комната… Он сказал, что я могу взять любое платье. Бросилась в холл и, сбежав по ступеням, дёрнула дверь. Она была не заперта.

— Виктор! — крикнула, но голос мой растворился в гулкой тишине.

Длинный подол сарафана мешался, и я, подхватив его, быстро прошла через мастерскую. Что у меня осталось? Что?! Этот мерзавец должен был мне интервью, но без слов было ясно: его я не получу. Что случилось в России?! Почему он вернулся совершенно другим?..

Наощупь я нашла выключатель на стене. Спрятанные под потолком лампочки одна за другой начали загораться. Платье… Я смотрела на застывшие манекены, понятия не имея, что должна сделать. Выбрать платье?

— Зачем мне твои платья, Марчелло? — прошептала тихо, подходя к перекладине с висящими на плечиках вещами.

Наскоро перебрала их, обернулась. Красное, синее с жемчугом, элегантное чёрное и вызывающее золотистое… Сдёрнула первое, что попалось под руку, и уже хотела уйти, как заметила в самом углу ещё одну дверь. Раньше она была скрыта декоративной драпировкой. Декорация для манекена в подвенечном наряде.

Затаив дыхание, я сделала шаг. На мгновение задержалась возле безликой девушки в белом.

— Как же я раньше не додумалась… — шепнула, отворяя дверь.

Каморка оказалась крохотной. Внутри — застеклённый стеллаж с несколькими полками и комод. Поверх него — обрезки ткани, ножницы и… Я открыла альбом.

И без того гулко бьющееся сердце застучало быстрее. Перевернула одну страницу, другую… Это были наброски коллекции, находящейся в комнате за моей спиной. Белое лёгкое платье, которое разорвал Марчелло, нежно-зелёное с отделкой цвета топлёного молока, которое я держала в руках, красное… И на каждой странице было витиевато выведено NM. На каждой чёртовой странице всего две буквы — NM…

— Кто ты… — дыша неровно. Вспышка догадки, почти нереальная. Но где-то в глубине я уже знала ответ. Знала. Последняя страница. Красное платье, которое он придумал совсем недавно, а внизу…

— Николай Марчелло, — прочитала я. Сердце остановилось на секунду.

Схватив альбом, я убрала его в сумку к ноутбуку. Что делала — не знала сама. Потом… Разберусь с этим потом. Уже собралась уходить, как взглядом зацепилась за стенд.

— Здравствуй, — увидев на нижней полке куклу, коснулась стекла. — Вот мы и познакомились.

Как завороженная, я смотрела на сидящую в кукольном кресле девушку с глазами фиалкового цвета. Николай не соврал. Она была прекрасна: волосы цвета горького шоколада, мягкая улыбка… Открыв стекло, я взяла её.

— Меня зовут Марин, — сказала тихо, касаясь чёрного бархатного платья. На миниатюрной перекладине рядом висели другие наряды. Вечерние, лёгкие… Сарафан — точь-в-точь такой же, как был на мне. Сняла его, посмотрела на куклу.

— Он должен мне интервью, — разговаривать с ней было безрассудством. Но раз я здесь… Рассудок я потеряла не сейчас, а в момент, когда выскочила на улицу за самим дьяволом. Только дьяволом был не Виктор Марчелло. Нет…

— Он должен мне интервью, — повторила твёрдо и пошла прочь из мастерской.

— Садитесь, — дожидавшийся меня мужчина открыл заднюю дверцу. Я обернулась на дом.

— Где Марчелло? — спросила устало. — Мне нужно с ним поговорить.

— Хозяин уехал.

Хозяин… Я усмехнулась, но усмешка так и не коснулась губ. Села на заднее сиденье и, положив рядом платье вместе с моей новообретённой пленницей, вдруг увидела раскрытый журнал. Взяла и нахмурилась.

— Откуда это тут? — запальчиво спросила у севшего за руль водителя.

Он непонимающе посмотрел на меня через зеркало заднего вида.

Я держала в руках третьесортный жёлтый журнал, похожий на тот, в котором работала раньше. Разница была только в том, что заголовок статьи был слишком громким: «Истинное лицо Виктора Марчелло». Но это было далеко не всё. Рядом со строчками, прочитать которые я даже не успела, красовалась фотография, сделанная тем самым утром, когда Ник показал мне Италию. Тем утром, после которого мы под дождём…

— Мне нужно поговорить с вашим хозяином, — я подалась к двери, собираясь выйти. Но едва коснулась ручки, двери с щелчком заблокировались. — Откройте! — дёрнула. — Откройте, я вам говорю!

— Простите, — мотор зашумел. — У меня приказ. Мы и так задержались.

Одновременно с тем, как стекло между задним и передним сиденьями поползло вверх, машина тронулась с места.

— Подождите, — я стукнула в перегородку ладонью. — Прошу вас, я… я…

Ладонь сжалась в кулак. Слова кончились. Я замолкла, не договорив. Упала на сиденье и, продолжая сжимать журнал, невидящим взглядом уставилась на фотографию под заголовком. «Истинное лицо Виктора Марчелло». Статья, а под ней подпись «Автор: Марина Филатова».

Глава 24

Марина

— Ты наивная дура.

Тина бросила журнал на постель рядом со мной. Наградила сочувствующим взглядом и присела на край стола напротив.

— Не понимаю, откуда это взялось, — не став спорить, вздохнула я. Посмотрела на журнал, на подругу. — У меня не было этой фотографии. Не было, понимаешь?!

В голосе моём звучала усталость. За минувшую со дня прилёта в Россию неделю я передумала столько, что голова уже отказывалась работать. Раз за разом перечитывала дурацкую статью, к которой не имела никакого отношения, смотрела на фотографию, собственное имя под текстом и пыталась сложить головоломку, не желающую складываться.

— Я-то понимаю, — отозвалась Кристина после недолгого молчания. — Только что из этого.

Она была права — ничего.

— Эта фотография была только у самого Марчелло. Она была на его телефоне, — поднялась и, взяв журнал, переложила на подоконник. Чувствовала взгляд Кристины и снова пыталась найти хоть какое-то объяснение.

— У меня не было этой фотографии, — повторила, сама не зная зачем.

Тина ничего не ответила. Молчание её было слишком красноречивым, чтобы я его не поняла. Наивная дура.

Альбом с эскизами лежал в ящике стола. За эту неделю я перелистала его столько раз, что выучила наизусть. Поначалу думала, что Ник, не найдя ни набросков коллекции, ни маленькой музы с фиалковыми глазами, поймёт, что это я, и появится. Но время шло, а ничего не менялось. Только с опубликованного во вшивом журнальчике снимка на меня смотрел мужчина с дьявольски-тёмными глазами. Мужчина, открывший для меня даже больше, чем целый мир и отобравший моё сердце.

Ничего не осталось. Ни интервью, ни меня самой. Только альбом и кукла в чёрном бархатном платье, молчаливо устроившаяся на полке в шкафу.

— Перед этим он вернул мне ноутбук, — задумчиво сказала я.

— Виктор?

Я кивнула. Наверное, стоило рассказать Тине всё, как есть, но… О том, что за именем Виктора Марчелло скрывается его брат, я не сказала ни слова. Отчасти потому, что сама всё ещё не могла связать воедино все нити, отчасти, что эта странная тайна принадлежала не мне. Это было ещё одной важной причиной, почему я так хотела работать в «ELEGANSO» — чистоплотность. Преподаватель в институте, сказавший мне о моём журналистском чутье, сказал и другое. В день, когда я получила диплом, он отвёл меня в сторону.

«— За двадцать лет, которые я здесь преподаю, я сказал эти слова только одному своему выпускнику, — как сейчас помнила я его слова и взгляд. — Помимо таланта, у тебя есть честолюбие. Не потеряй его. Не потеряй своё журналистское честолюбие, что бы ни случилось».

И вот сейчас я смотрела на снимок, на заголовок. У того, кто сделал это, честолюбия, должно быть, не было от слова совсем.

Я тяжело вздохнула, глядя на улицу сквозь мутноватое окно. Стоило бы помыть его, но мне не хотелось. Мне вообще ничего не хотелось: ни выходить на улицу, ни собирать себя из тех осколков, в которые я превратилась. Отведённый мне главным редактором «ELEGANSO» месяц подходил к концу. Я бы могла показать ему эскизы, могла рассказать о Нике, но знала, что не сделаю этого. Николай Марчелло стал для меня не просто работой. Не просто гением своего дела — он стал моим всем. Как же глупо было полюбить дьявола…

— Что ты собираешься делать? — вывела меня из задумчивости Тина.

— Не знаю, — призналась честно. Оглянулась на неё. — Наверное, попробую вернуться на прежнее место.

— Снова будешь писать статейки: «Как одеться за тысячу и выглядеть на десять»? — Кристина невесело хмыкнула.

Я скривилась и тут же жестом попросила её не напоминать.

— Хотя бы какое-то время. Мне нужно платить за квартиру, а найти быстро что-то хорошее… — не договорив, замолчала.

— Неплохо было бы тебе поговорить с Виктором, — она встала со стола. Посмотрела на экран мобильного и взяла сумку.

— Неплохо, — согласилась. — Только сам он так не считает.

Кристина намотала ремешок на запястье. Я понимала, что она ищет пути решения, обдумывает варианты. Вот только вариантов не было не только у меня, но и у неё. Сейчас, так точно.

— Может быть, всё образуется, — сказала она не очень-то уверенно.

— Может быть, — согласилась я, и мы снова обменялись взглядами.

Она коснулась моей руки, сжала в знак поддержки.

— Если у меня появятся какие-то мысли, я дам тебе знать.

— Спасибо, — поблагодарила искренне, провожая её в прихожую.

Заперла за ней дверь и вернулась к окну. Опять раскрыла журнал и посмотрела на снимок, на собственное имя.

— Мы должны поговорить, — сказала тихо. — Ты… — глаза защипало, и я, всхлипнув, прижала ладонь к губам. Сделала глубокий вдох, но это не помогло — слезинка покатилась по щеке. — Ты мерзавец… — дрожащим голосом. — Ты…

Коснулась его лица. Он всё так же смотрел на меня, запечатлённый на фоне просыпающегося неба. И я завидовала девушке, которая улыбалась, стоя рядом с ним. Завидовала той себе, которая была рядом, которая была в его власти. Во власти его желаний. Потому что единственным моим стало вернуться к нему.

Глава 25

Николай

— Я тебя предупреждал, — отрезал, не собираясь больше ничего обсуждать.

— Послушай, Ник…

Мико шёл следом. В глазах его пылал гнев, но он пытался держать себя в руках. Проклятый ублюдок. В другой день я отделал бы его так, что не узнала и мать родная. В другой, но не сегодня.

— Лучше тебе убраться, — остановился. Смерил его взглядом.

Мико поджал губы, ноздри его раздулись.

— И только попробуй хоть что-то вытворить, — предупредил я. Фератти слишком долго проработал на нас и знал куда больше, чем мне бы хотелось. Но если ему дорога шкура, предупреждение моё он воспримет всерьёз. А если нет… Винить в этом он сможет только самого себя.

— Избавишься от меня из-за какой-то дешёвой шлюхи? — процедил он.

Ярость была такой, что я едва не вышиб его мозги к чертям собачьим. Костяшки заныли от удара. Марчелло отлетел к стене, схватился за скулу и шакалом уставился на меня.

— Только раскрой ещё раз свою поганую пасть, — прорычал, схватив его за грудки. Приложил о стену головой. — Гнида, — ещё раз и отпустил, боясь, что, если не остановлюсь, прикончу нахрен здесь и сейчас.

Фератти вытер со скулы кровь, сплюнул под ноги.

— Она всё разрушила, — выдавил сипло.

— Разрушил всё ты, — сжал руку в кулак. Кожу саднило. Я должен был сразу догадаться… Стиснул челюсти и, кое-как совладав с желанием всё-таки прикончить эту тварь, пошёл прочь.

Да, мне стоило сразу догадаться, что к чему. Но когда Мико показал статью… Проклятье! Это было схоже с попаданием молнии в высушенное дерево. Полыхнуло мгновенно.

И только спустя несколько дней я, сидя у постели брата, стал понимать — не сходится. Линия на мониторе отсчитывала последние часы жизни Вика. Я смотрел на неё и воскрешал в памяти события прошлого — далекого и недавнего. За последнюю неделю Вик приходил в себя только дважды. С самого начала шансы у него были дерьмовые. Слишком дерьмовые, чтобы надеяться на лучшее. Погружённый в поганые мысли, я не сразу понял, что случилось. Только услышав, как участился размеренный писк приборов, поднял взгляд. Брат смотрел на меня, приподняв бледные веки. Губы его шевельнулись. Я вслушался в едва различимый шёпот.

— Покажи её, — просипел он едва слышно.

— Кого? — не понял. Нахмурился. До последнего Виктор сохранял относительную ясность рассудка, но…

— Её, — он сделал несколько глубоких вдохов. — Женщину. Ты же… Ты же думал о женщине.

Засранец. Он всегда считывал меня на раз два. Невесело усмехнувшись, я достал телефон и открыл то самое фото. Воздушный шар, утро и девочка-осень, прижимающаяся ко мне плечом.

— Хор… хорошенькая, — каждый звук давался Вику с трудом. Посмотрев на фотографию, он закрыл глаза и замолчал.

Хорошенькая… Я вгляделся в лицо Марин и, убрав телефон, крепко сжал руку Виктора. Почувствовал, как шевельнулись его пальцы в ответ. Авария была серьёзная. Нос машины превратился в лепёшку, но Виктор отделался сотрясением и парой сломанных рёбер. Так казалось сначала. Только уже через год стало ясно: сотрясение не прошло бесследно. Сперва он сел в инвалидное кресло, потом почти перестал контролировать руки…

— Её зовут Марин, — знал, что он меня слышит. — Вик… она осень.

— Осень, — пальцы снова шевельнулись. — Осень… пр… прян…

— Пряная осень, — подтвердил. Сильнее сжал руку брата. Больше он ничего не сказал, писк приборов стал таким же размеренным, как и раньше. Пряная осень — это были последние его слова. Спустя час линия на мониторе выпрямилась и превратилась в сплошную без изгибов. Без изгибов и без каких-либо шансов. Врач констатировал время смерти: шестнадцать пятьдесят три.

— Пошла отсюда! — рявкнул я.

Барбара не отставала. Шла за мной и, повиливая хвостом, время от времени тихонько поскуливала.

Я осмотрел мастерскую. Как и во всём доме здесь было тихо. Склеп. Всё тут теперь напоминало склеп. Сжав горлышко бутылки, я подошёл к манекену и свернул его. Бобо тявкнула.

— Пошла! — развернулся к ней. — Что тебе не понятно?!

Сочувствие в собачьих глазах резануло по живому. Я отвернулся. Отхлебнул из бутылки и поставил её на стол рядом с открытой коробкой, внутри которой на чёрном бархате лежал усыпанный камнями тюльпан. Достал из кармана флешку и положил рядом.

— Месяц закончился, Марин, — усмехнулся. — Месяц…

Уже хотел закрыть крышку, но передумал. Снова достал тюльпан, вспоминая, как увидел её впервые на том банкете. Всего месяц… Лучшим ли он был за всю мою жизнь или худшим, уже хрен поймешь. Да и зачем. Сукин сын Мико. Понятия не имею, как давно он отслеживал мои вызовы. Установленную на телефон шпионскую программу я нашёл только потому, что, сложив всё, стал догадываться, чего искать. Н-да… Именно он предложил мне вернуть Марин компьютер, именно он стал первым, кто нашёл статью и тем, благодаря кому тираж оказался уничтожен. Прогадал он в одном — у Марин не было снимка. Он был только у меня.

Первым, что попалось под руку, была пустая пачка. И как на зло, больше ни единого клочка бумаги.

— Ты всё ещё здесь, — написав несколько строк на пачке, глянул на притихшую догиню. Та шевельнула ухом, насторожилась. Я тоже услышал стук. Наскоро закончил с посланием.

— Так лучше, верно? — снова к собаке.

Марин, брат… Бобо осталась единственной, чьё общество я ещё мог терпеть. Хотя ей бы тоже не помешало убраться.

Когда я вышел, курьер уже ждал. Вручил ему коробку и, отправив восвояси, вернулся в мастерскую. Новый глоток. Марин…Сев в кресло, представил её, стоящую на подиуме в красном шёлке. Пряная осень. Щёлкнул зажигалкой, вырывая огонёк. Новый глоток…

Ничего не осталось: ни осени, ни прошлого, ни будущего. Такая же ровная полоса, как и та, что тянулась по монитору, только на сей раз принадлежала она мне. Что было и что осталось? Сделав затяжку, я прищурился и обвёл комнату взглядом сквозь дым. Когда-то у нас было всё… Когда-то…

Щелчок. Пламя танцевало, обжигало пальцы. Я поймал его ладонью и поморщился. Когда-то жизнь казалось нам бесконечным. Когда-то всё было впереди. Когда-то… Новый глоток. Поднял зажигалку, и вместо образа Марин остался только огонёк.

Марин, Марин, Марин… Всё моё нутро жаждало её. Марин. Раствориться бы в ней. Встав, я дошёл до двери.

— Чёрт… — привалился к косяку, тряхнул башкой, разгоняя туман. В ладонь мне ткнулся мокрый нос. Бобо…

— Пошла, — сквозь зубы. По пальцам прошёлся тёплый язык. — Отвали, — попробовал отмахнуться, но паршивая псина не отставала.

— Марин! — рявкнул и рвано засмеялся. Нет у меня Марин. Только танцующий огонёк. Щелчок. — Ты не Марин, — глядя на пламя. — Ты не Марин, — рявкнул и швырнул зажигалку на ковёр.

Пламя лизнуло ворс, зарезвилось, а я смотрел, как оно, голодное, крадётся всё дальше и дальше, подкрадывается к столу. Откинул голову на стену и закрыл глаза, представив, как ветер играет с каштановыми волосами, как солнце отражается в зелени глаз, как я касаюсь её тёплой кожи. Глоток коньяка… Нихрена не похоже на её губы. Нихрена.

Глава 26

Марина

Взять трубку я не успела. Телефон лежал на диване, и я не сразу услышала звонок. Увидев два пропущенных от Тины, хотела набрать ей, но она опередила меня.

— Да, — поспешно ответила я, вытирая мокрые руки о футболку. Впервые за неделю я собрала себя и поставила в духовку творожную запеканку. Не Бог весть что, но лучше, чем готовая еда, которой я питалась после возвращения из Италии.

— Включи телевизор, — Кристина была обеспокоена.

Я осмотрелась, ища пульт. Когда я видела его в последний раз? И, главное, где.

— Зачем? — посмотрела под пледом, но там его не было.

— Включи, — настойчивее.

Пульт нашёлся на полу рядом с кроватью. Несколько раз я нажала на заедающую кнопку, и экран стал светлеть. Что ещё пришло Тине на ум? С момента, как она ушла, прошло часа три, не больше.

— Что я должна включить? — спросила, перещёлкнув несколько каналов. — Зачем мне вообще телевизор?! Ты можешь объяснить.

— Включи новости, — уже с нажимом. В голосе её послышались истеричные нотки, и мне стало не по себе.

— Что случилось? — судорожно вдавливая кнопки. Проклятый пульт! — Какой канал?

— Да любой!

Сериал, ещё один тупой сериал с наверняка не выдерживающим критики сюжетом.

Не сразу поняв, что это новостной блог, пролистнула канал и почти мгновенно вернулась назад. Ведущая, стоя на фоне зарева, поспешно что-то говорила, слышался приглушённый шум лопастей вертолётов.

— Включила, — не понимая, что должна увидеть. Тина молчала, но даже молчание её было слишком напряжённым. — Что тепе…

Не договорив, я замолчала. В нижнем углу экрана была сноска. Италия. Пригород Милана.

— Тина… — голос мгновенно сел. Ноги стали ватными, трубка едва не выскользнула из пальцев. Журналистка продолжала что-то говорить, но я не понимала её. Ничего не понимала и не слышала за отдающимся в висках пульсом.

— Я сама ничего не знаю, — нервный шёпот Тины донёсся до меня как сквозь толщу воды.

Мобильный всё-таки выскользнул из ладони.

— По имеющимся на настоящее время данным, — опять как сквозь воду, только теперь это была не Тина, а девушка на экране, — дом принадлежал Виктору Марчелло. Напомню, пожар начался около часа назад, на данный момент огнём охвачен весь дом. О судьбе самого модельера ничего неизвестно, но его автомобиль был припаркован у дома. Мы следим за…

Не слушая дальше, я огляделась в поисках мобильного. Мобильный…

— Где же ты? — дрожащим голосом. Встала с постели, осматриваясь, и только наступив вспомнила, что только что выронила его. Подняла…

Вот только дальше ничего не случилось. Потому что звонить мне было некому: у меня не было даже номера. Ни номера, ни адреса электронной почты. У меня не было ничего, кроме альбома, куклы и Тины. Единственное связующее звено…

— Тина, — выкрикнула, набрав ей. — Тина… — уже шёпотом. — Где он? Что с ним?

— Я не знаю, — она не сдержала всхлип. — Не знаю, Маринка. Никто ничего не знает. Здесь все… Здесь все просто ждут. Никто не знает…

Всю ночь я просидела, сжимая в руках телефон. Неизвестность походила на пытку, и в то же время я боялась, что раздастся звонок и…

Неожиданно по квартире пронеслась трель. Я вздрогнула. Сердце подскочило к горлу, пальцы мгновенно занемели. Если Тина решила приехать, это значит…

— Это ничего не значит, — попыталась я убедить саму себя.

Коснувшись ручки двери, я опять замерла. Сделала судорожный вдох, словно перед прыжком в холодную воду и провернула ключ.

— Простите… — вместо Кристины на пороге стоял высокий молодой человек с коробкой в руках.

Запоздало я подумала, что сперва нужно было посмотреть в глазок. Но эта ночь вымотала меня, как ни одна до неё. Нервная дрожь сменялась ненормальным апатичным спокойствием и снова дрожью, граничащей с истерикой.

— Вы Марин?

— Марин… — повторила я едва слышно.

Руки задрожали сильнее. Больше ничего не сказав, мужчина отдал мне коробку. Что закрыла дверь, я поняла только, когда услышала хлопок. Марин…

Бросилась к постели и, не помня себя, принялась развязывать стягивающую посылку ленту.

— Что… — отбросив крышку, увидела лежащий на чёрном бархате тюльпан. Заколка и то самое платье, в котором я была в вечер нашей первой с Марчелло встречи. Провела кончиками пальцев по бархату. Меня колотило, в груди всё сжалось до боли, к глазам подступили слёзы.

Непослушными пальцами я принялась доставать платье. Только взяла его, услышала, как о дно коробки что-то стукнулось. Серебряная пуля, а рядом обрывок сигаретной пачки с выведенными на нём твёрдым мужским почерком словами:

«Это твоя путёвка в жизнь. Используй её. Николай Марчелло».

— Николай Марчелло, — перечитала я подпись на короткой записке и сняла с пули колпачок. Это была флеш-карта. На самом дне коробки лежал заверенный лист с подписью. Достала и, сжимая в кулаке флешку, пробежала взглядом по строкам. Разрешение на использование. На публикацию в СМИ и полное эксклюзивное право. Ровно месяц… Нет, месяц и один день.

Включив ноутбук, я вставила флешку в разъём, готовая ко всему. Если Николай прислал мне всё это, он…

— Нет, — щёлкнула по единственному файлу.

Откуда-то появилась уверенность, что мы ещё встретимся. Ничего не закончилось. И эта коробка… Это не прощальный подарок. Это только начало.

Ожидавшая, что интервью будет в формате аудио, я не сразу решилась нажать на кнопку воспроизведения видео. Мастерская, застывший рядом с небольшим подиумом деревянный манекен… И Ник.

— Так не бывает, — обратилась я к нему. Слёзы сдавливали горло, а когда картинка ожила, навернулись на глаза.

— Здравствуй, Марин, — он усмехнулся уголком губ. — Если ты думала, что я отказался от своей части соглашения — ты ошибаешься. Но учти… Это будет долгая история.

Он взял пачку со стола, но не закурил. Сидя на краю стола, ударил ребром по колену и встал. В кадре мелькнула собака. Камера выхватывала только угол комнаты, но я знала, что там, в другом углу, стоит кресло. Помнила… Помнила всё.

— Для начала скажу: меня зовут Николай. Николай Марчелло. Как ты уже знаешь, наша с братом мама родилась в России, отсюда и имена. Николай и Виктор, — новая усмешка. — Отец настаивал на том, чтобы назвать нас по-своему, но мама не согласилась.

Немного он рассказал о родителях, о прошедшем в пригороде Милана детстве и школе. О любви к русской кухне и старому диско, о ретро и спортивных автомобилях… Немного того, что было частью его самого, и к чему я, живя в его доме, прикасалась каждый день. Историю о кукле с фиалковыми глазами и первом сшитом для неё платье.

— Я должен был унаследовать семейное дело, — он потрепал собаку по голове, посмотрел в сторону и поднялся на подиум. — Мой прадед открыл пекарню больше сотни лет назад. С тех пор поменялось многое. Но мой отец всё так же продолжает заниматься своим делом. Помнишь печенье с орехами? — взгляд сквозь монитор прямо на меня. — Думала, это дело рук горничной? Я не только способен шить, Марин, нет…

Я всхлипнула, прижала ладонь к губам. Мрачный дьявол с кривой усмешкой на жёстких губах. Захотелось дотронуться до него, провести пальцами по волосам и сказать, что я знаю. Знаю, что он может всё. Даже больше, чем всё. Захотелось вдохнуть запах дорогих сигарилл и едва уловимый — его туалетной воды. Дотронуться до волос.

— Но это дело моего отца, — продолжил Ник. — Не моё.

Он стремительно поднялся на подиум. На манекен была накинута ткань, лицо Николая скрыла тень.

— Мы с братом начинали вместе. Признаться, я всегда считал его куда талантливее, чем себя самого и хотел, чтобы весь проклятый мир увидел это. И мир увидел, Марин.

Взяв со стола несколько толстых папок, он показал образцы первых моделей, за ними — более поздние. Весь путь молодого дизайнера, шаг за шагом взошедшего на вершину славы. Говоря, он вспоминал детали, времена года, имена… Множество имён и деталей. Я слушала его и понимала, чтобы ничего не упустить, мне нужно пересмотреть интервью не раз и не два. Потому что сейчас я слушала его. Николая Марчелло, а не интервью. Я вслушивалась в слова, произносимые не гением, а мужчиной, которому отдала сердце. Не потому, что он потребовал этого, а потому, что не могла иначе.

— Та коллекция имела грандиозный успех, — эскизов, которые он ещё не показал, становилось всё меньше.

Глядя на рисунки, я вспоминала идущих по подиумам моделей. Осень, зима, лето… Коричневое платье с поясом, брючный костюм, в котором потом появилась на одном из выступлений мужа первая леди Америки…

— Мы работали над ней несколько месяцев. У Виктора всегда было полно идей, — он задумчиво посмотрел сквозь пространство в никуда. — Всегда… Он не видел границ. Тогда мне казалось, что это отличает нас. На самом деле, всё было не совсем так. И с той коллекцией тоже, — перевернув несколько листов альбома, он остановился на строгом, невероятного сапфирового цвета платье.

— Боже… — я вдруг поняла. Это платье, как и многие другие, было только отражением гениальности младшего брата. Но принадлежало оно к творениям старшего. Николас не сказал этого, только резанул по камере взглядом.

— Всё, что мы делали, мы делали вместе, — выговорил жёстко. — Но после этого показа случилось то, что изменило привычный ход.

Он сел на стол и всё-таки закурил. Некоторое время молчал, делая затяжку за затяжкой.

— Виктору осталось не больше пары недель. Скорее всего, несколько дней, — стряхнул пепел прямо на пол. — На следующий день после того, как была представлена коллекция, он поехал в Милан. Нужно было разобраться кое с чем. Наверное, мне стоило отговорить его. Собирался дождь, — он погрузился в воспоминания. Смотрел в камеру и при этом был где-то далеко. — Небо было затянуто… Возможно, я должен был что-то почувствовать, но не почувствовал. Брат уехал. Помню, что ливануло почти сразу… — глубоко затянулся. — Он позвонил мне через пару часов, попросил приехать в госпиталь.

Госпиталь… Детальки сложились. В тот день, когда мы заезжали в торговый центр, ему позвонили из госпиталя. Но это не касалось его родителей. Это касалось Виктора. Если бы я только знала тогда… Хотя, какая разница? Какая теперь разница, что я знала, а что нет тогда. Важно было только то, что я знала теперь — не Виктор был гением, им был Николай. Всегда скрывающийся в тени брата, он никогда не давал себе возможности раскрыть все грани себя самого. Он раскрывал чужие — грани Вика, мои…

— Так не должно быть, — слова слетели с губ, соединились с его словами.

С его рассказом о том, как Вик, постепенно теряющий возможность управлять телом, делился своими идеями, а Николай воплощал их. Как создавалось всё, что видел мир в последние годы. Снова рисунки, эскизы… Все они принадлежали Николаю, хотя на бирках рядом с красным тюльпаном по-прежнему значилось VM. Закрыв последний альбом, Марчелло сложил их в стопку. Закурил новую сигариллу.

— Теперь ты знаешь всё, Марин. Вернее, — он усмехнулся, — почти всё. Но остальное не имеет никакого отношения ни к моему брату, ни к модному дому Марчелло. Оно вообще не имеет к моде никакого отношения, моя пряная осень. Кстати, — кинул тлеющую сигариллу в чашку, — моя поездка в Россию получилась интересной. Думаю, из этого может выйти что-то толковое. Может… — взгляд на манекен. — А может быть, и нет. Я отправлю тебе это интервью в день, когда не станет моего брата, Марин. Не раньше. По нашему с тобой соглашению я должен был дать его через месяц. Как насчёт неустойки? — в руках его появилась заколка-тюльпан. Поднеся к губам, он поцеловал его и положил в коробку на чёрный бархат. Последний взгляд в камеру. Взгляд демона перед тем, как картинка остановилась, сердце моё сжалось, а из груди вырвались судорожные рыдания.

Глава 27

Марина

— Это невероятная история, Марина, — ведущая ток-шоу с улыбкой покачала головой. — Признаюсь, готовясь к эфиру, я понимала, что этот выпуск будет одним из самых завораживающих за всю историю «Точки опоры», но и представить не могла, что настолько.

Прямой эфир идущего в прайм тайм субботы шоу подходил к концу. Я тоже улыбнулась, но едва заметно. Ранним утром две недели назад, когда посыльный принёс мне коробку от Ника, я и представить не могла, что на флешке окажется не просто интервью. Видео-интервью — настолько откровенное, что, досмотрев его, я ещё долго сидела, глядя на замершую на мониторе картинку.

Вся жизнь Николая была связана с преодолением и модой. Одно шло под руку с другим. Старший брат, которому по всем канонам полагалось возглавить небольшое семейное дело. Давление отца, не желавшего принять, что оба сына выбрали иной путь…

— Уверена, Николаю Марчелло ещё есть, что рассказать, — руки мои лежали на подоле взятого мной в мастерской платья.

— Неужели он готов лично прийти в эту студию? — ведущая обомлела и не сумела скрыть этого.

До завершения часового выпуска осталось полторы минуты. Я посмотрела в боковую камеру, потом в ту, что стояла прямо передо мной, и опять на ведущую. Николай всегда находился в тени Виктора. Но пришло время это исправить.

— Скоро Николай Марчелло представит свою новую коллекцию. Она гениальна, поверьте, — я снова улыбнулась и, вопреки данному до эфира указанию не подниматься с дивана, встала. Подошла к ведущей. Подол платья струился по ногам в такт шагам, сбоку от меня стоял большой экран с красным тюльпаном.

— Спасибо за то, что дали мне возможность рассказать историю братьев Марчелло и их модного дома.

— Вам спасибо, Марина, — ведущая говорила с улыбкой. — Вы не только рассказали, но и показали нам её.

Я качнула головой.

— Нет. Показал вам её Николай. И… зовите меня Марин.

— Марин? — моя собеседница словно забыла о том, что нас видят не только сидящие в зале, но и зрители по другую сторону экрана.

— Да, — подтвердила. — Марин. Я была рада прийти в эту студию.

— А я была рада пригласить вас. Надеюсь, у меня будет возможность сделать это снова. Уже вместе с Николаем.

— Уверена в этом.

Вышла из телецентра я уже затемно. Машина сломалась ещё несколько дней назад. Нужно было вызвать эвакуатор и отвезти её в автосервис, но пока мне было не до этого. Кутаясь в лёгкое пальто, я пошла к остановке, но не успела выйти за ограду, лежащий в кармане телефон зазвонил. Номер был незнакомым. Я оглянулась, пытаясь вспомнить, не забыла ли о чём-нибудь…

— Да, — всё же ответила на вызов, хотя после эфира чувствовала себя одновременно наполненной и опустошённой.

Это оказалось сложнее, чем я могла предполагать. Говорить, рассказывать и держать под контролем эмоции. Улыбаться, когда в горле першило от слёз, и переживать всё внутри.

— Какая, к чёрту, коллекция?! — раздалось рычание в трубке. — У меня нет никакой коллекции!

Я шла вперёд и молчала. Подбородок дрожал, в пальцах я сжимала телефон и не верила. Не верила, что снова слышу его голос — не с экрана, а вот так, по-настоящему. Мы не разговаривали ни разу с того дня, когда я уехала из его дома. Я почти ничего не знала — только одно, что Виктора Марчелло больше нет. Пожар в доме удалось погасить спустя пару часов, погибших не было. Вот и всё, что сказала мне Тина. И это было самым важным из всего, что она могла сказать. Только сердце ныло в недоверии, в желании убедиться — он жив. Услышать, увидеть, дотронуться.

Что по щекам текут слёзы, я поняла, только облизнув губы. Остановка осталась позади, а я так и шла вперёд вдоль оживлённой улицы и смотрела сквозь пелену.

— У тебя есть коллекция, — выговорила в повисшую тишину. — Потрясающая.

— У меня нет никакой коллекции! — всё то же рычание. Я моргнула, и ещё несколько слезинок потекло по щекам. К шее, под тонкий шерстяной шарф. — Я её сжёг! Что ты наболтала, мать твою?!

— У тебя есть коллекция, — повторила я с нажимом. Поднявшийся ветер зашуршал листвой. Осень… пряная осень… — Потрясающая коллекция, Николай. Будет. Но для этого ты должен встретить меня в аэропорту.

В трубке опять воцарилась тишина. Я продолжала идти вперёд, чувствуя холодные поцелуи ветра на мокрых щеках.

— Завтра. Завтра в полдень.

Глава 28

Николай

Стоя в зале прилёта, я рассматривал пассажиров рейса Москва-Милан. Специально Марин не искал, знал, что увижу сразу, как только она появится. Почувствую её запах ещё до того, как она подойдёт достаточно близко для этого.

Людской поток огибал меня, колёса многочисленных чемоданов шуршали по полу и затихали за спиной. Постепенно толпа рассеялась. На секунду в мысли закрались сомнения, но окрепнуть они не успели.

Она появилась последней. Обворожительная и неповторимая, она держала в руках перехваченный золотистой лентой букет тюльпанов.

Сделав пару шагов, остановилась и сквозь расстояние посмотрела на меня. Ещё один тюльпан переливался камнями в её рыжевато-каштановых волосах. Видел ли я когда-нибудь женщину прекраснее неё? Разве что её же в момент неприкрытого удовольствия. В момент, когда она, влажная от страсти, постанывала у меня в руках.

Марин снова пошла вперёд, и размеренный стук каблуков её туфель отдался ударами моего сердца.

— Привет, — тихо сказала она, подойдя на расстояние вытянутой руки.

Я поднял тёмные очки. Смотрел на неё, в её колдовские каре-зеленые глаза и продолжал молчать. В окутавшей нас тишине она подала мне цветы, и я взял их, накрыв её тонкие пальцы своими.

Не видел её почти месяц, а чувство было такое, что прошла бесконечность. Бесконечность, оборвавшаяся вчера, в момент, когда я услышал её голос. Нет, вчера в чёрной бесконечности появился огонёк. Закончилась же она только сейчас. И этот момент, чёрт подери, стоил того, чтобы жить.

Я плохо помнил, как выбрался из горящего дома. Смотрел, как огонь пожирает всё, что было частью меня, и не чувствовал ни сожаления, ни чего-либо ещё. Было всё равно. Всё, что мы с Виком строили, оказалось пустотой в миг, когда линия его жизни вытянулась на мониторе под бесконечный протяжный писк. Оставалась только Марин. Но её я сам выставил за дверь.

— У меня есть кое-что ещё для тебя, — она мягко высвободила руку.

Я по-прежнему молчал, жадно вглядываясь в её лицо. Понятия не имею, выбрался бы вообще или нет, если бы не настырность Бобо. Почти отключился там, у стены и пришёл в себя, только когда она принялась лаять. Нервно, надрывно. Хватала меня за рукав, рычала и тянула к выходу до тех пор, пока я не оказался на заднем дворе. Дальше я помнил только обрывки — всполохи огня вдалеке, её мокрый нос и собственный, похожий на рёв вопль: Марин.

— Что же? — спросил, не сводя с неё взгляда. Ножки тюльпана были тёплыми от её ладони. Границы… Я всегда знал, что она одна из тех, кто умеет их нарушать. С того первого вечера, когда увидел её в чёрном бархатном платье. Оно было последним. Последним, что создал Виктор перед аварией. Нет, не Виктор… Мы с ним.

Марин достала из сумки альбом. Прижала к груди и многозначительно посмотрела снизу-вверх, не спеша отдавать его мне.

— Заключим соглашение? — похоже, она не шутила. — Я отдам его тебе ровно через месяц.

— Какие условия? — голос неожиданно прозвучал глухо. Взгляд мой метнулся к её рту. Чёрт! Я слишком соскучился по ней.

— Я хочу быть твоей музой, Николай Марчелло.

— Всего на месяц? — последний шаг к ней. Положил руку ей на талию.

— Навсегда, — на выдохе, подаваясь ко мне. — Навсегда, Ник. Согласен?

Не ответив, я накрыл её рот своим. Почувствовал, как шевельнулись её губы. Язык её коснулся моего, и я, обхватив её затылок, зарычал. Альбом упал к нашим ногам, туда же полетели тюльпаны. Целовал её и понимал — больше никогда. Никогда не отпущу. Пусть только попробует уйти, не выйдет. Её шерстяное пальто пахло осенью, губы были горько-сладкими на вкус. Сжал её, целуя всё глубже, до помешательства.

— Разве что навсегда, — прохрипел, обхватывая её затылок. — Меньше не пойдёт.

— Почему? — тихо, обхватывая мою шею.

— Потому что ты — моя одержимость.

— Всего лишь одержимость?

— Разве этого мало? — в самые губы.

Марин выдохнула. Запустила пальцы мне в волосы.

— Не так мало, если подумать, что я так и не смогла вырваться из твоей власти.

— А ты пыталась? — усмехнулся.

Она отрицательно качнула головой.

— Так что с навсегда? — ещё ближе, касаясь её губ своими.

— Я согласна, — последних миллиметров не стало. Мира вокруг тоже.

— Люблю тебя, девочка-осень, — а перед тем, как завладеть её ртом. — Чёрт подери… Люблю.

Эпилог

Марин

— Браво! — вместе с хлопками ладоней с обеих сторон от подиума послышались выкрики. — Браво!

Я шла по подиуму рядом с Ником и, немного ослеплённая прожекторами, с трудом верила в реальность происходящего.

Мы дошли до края подиума и остановились. С другой стороны от Николая стояла модель в кружевном платье, расшитым гроздьями рябины и красногрудыми снегирями. Невероятное сочетание несочетаемого… Осмотрев зал, Ник едва заметно улыбнулся уголками губ. Я прижалась к его боку.

— Браво! — продолжали рукоплескать приглашённые гости. Журналисты щёлкали затворами, камеры были направлены прямо на нас.

Я хотела остаться внизу. Там, у подножья и вместе со всеми смотреть на своего маэстро, продемонстрировавшего миру свою персональную коллекцию. Первую, но далеко не последнюю. Потому что я, в отличие от других, знала, сколько ещё задумок у него есть, сколько намёток хранится на обрывках сигаретных пачек. Я собирала эти намётки по всему дому и складывала в ящик комода его мастерской. Молча, не упрекая и не говоря ни слова. Я точила его карандаши и расправляла салфетки, на которых он записывал сочетания цветов. Я мыла пепельницы и приносила ему кофе, когда он, забывшись, засиживался за работой до утра. Я часами стояла рядом, когда ему это было нужно, и слушала вместе с ним его дурацкое диско. И сейчас я, стоя на подиуме рядом с ним, разделяла грандиозный успех. Его успех.

Неделя высокой моды в Париже подошла к концу. Коллекцию Ника ждали, как ни одну другую. Кто-то пророчил провал, кто-то успех. Я же знала, — что бы ни случилось, останусь с ним и пойду дальше.

— Смотри, — Ник, ничего не смущаясь, жестом указал на зал, — это сделала ты.

— Нет, — качнула головой. — Это сделал ты, Николай. Только ты.

— Без тебя бы ничего не вышло.

— Вышло бы, — возразила я.

— Не вышло, — глядя на меня, тихо и твёрдо. — Без тебя бы ничего не было, Марин. Запомни это раз и навсегда.

Он приобнял одной рукой меня, второй — модель. Прищурился, глядя в зал, в зеркальную стену напротив нас, и в этот момент в отражении надпись за нашими спинами вспыхнула огненно-красным: Nicolai Marchello.

Я смотрела на буквы и чувствовала, как сжимается горло, как слёзы наворачиваются на глаза. Нельзя. Сделала судорожный вдох. Пальцы Ника впились в моё тело, а сам он, как и я, не сводил глаз с нашего отражения на фоне алого, слушая то лишь немного затихающие, то снова набирающие силу овации и выкрики «браво».

— Хочу тебя кое с кем познакомить, — сказал Ник, подойдя ко мне с высокой темноволосой девушкой. Если бы не мальчик, которого она держала за руку, я бы приняла её за одну из моделей, принявших участие в только что завершившемся показе первой собственной коллекции Николая Марчелло.

Пригубила шампанское, с интересом глядя на Ника в ожидании продолжения. Но сказать Ник ничего не успел.

— Кто это? — глядя на меня снизу-вверх тёмными глазами, спросил мальчик и высвободил ладошку. — Дядя Ник, кто эта тётя?

Взгляд его был до безумия похож на взгляд… Я резко посмотрела на Марчелло. Не только взгляд: черты лица, чёрные волосы. Даже изгиб губ у него был точь-в-точь. Я стиснула бокал. Нет, взгляд у мальчика был мягче. И…

— Эту тётю зовут Марин, — ответил он и продолжил, обращаясь уже ко мне: — А этот бандит — мой племянник. Марио.

— Лекса, — представилась девушка. — Можно Саша.

— Марин, — ответила, хотя надобности в этом уже не было.

Николай никогда не рассказывал мне о том, что у его брата остался сын. Я снова посмотрела на мальчонку, на Марчелло и вспомнила день, когда достала из кармана его пиджака водительское удостоверение. Фотография на нём… Сейчас всё это казалось очень далёким.

— Вы встречались с Виктором? — вопрос был не совсем корректен, но я всё равно спросила.

Александра улыбнулась с оттенком грусти. Отрицательно качнула головой и сделала маленький глоток из фужера.

— Нет, — она посмотрела на отбежавшего от нас сына. Снова на меня. — К сожалению, нет. Но теперь это уже не имеет значения.

Мы с ней, не сговариваясь, опять посмотрели на Марио. Ему было не больше пяти. Может быть, даже немного меньше. Когда произошла авария… Я задумалась, наблюдая за тем, как сын Виктора, подойдя к одной из моделей, заговорил с ней. Чувствовал он себя здесь, как рыба в воде. Ни намёка на смущение или неловкость. Даже сейчас в нём чувствовалась харизма. Сын своего отца. Я понимала это, пусть даже познакомиться с Виктором мне так и не довелось.

— Почему ты никогда не говорил мне, что у твоего брата есть сын? — когда Лекса отошла, спросила я у Ника.

Приобняв, он отвёл меня в сторону. Подальше от чужих глаз. День был бесконечным, точно такими же — вечер и ночь. Вначале подготовка к показу, потом сам показ. Осознание того, что всё уже случилось, ещё не пришло до конца. Только удовлетворение и понимание — мы справились.

— Я сам узнал не так давно, — он развернул меня к себе. — Ещё думал, куда Лекса пропала…

— Пропала? — переспросила, не понимая, о чём он.

Ник мотнул головой, дав понять, что мне не стоит обращать на его слова внимание. Но этим он только пробудил мой интерес.

— Можно сказать, у нас с ней тоже было своего рода соглашение, — нехотя ответил он.

Я приподняла бровь. Это становилось всё интереснее и интереснее, как и явное нежелание Ника продолжать. Проигнорировав мой непрозвучавший вслух вопрос, он рывком прижал меня к себе и, обхватив ладонью шею, посмотрел в глаза прямым твёрдым взглядом.

— Это всё прошлое, — сказал очень серьёзно, негромко. — До тебя у меня было прошлое, с тобой настоящее и будущее. Это всё, что ты должна знать.

Я смотрела на него, он на меня. Расспрашивать мне вдруг перехотелось. Что-то подсказывало, что не стоит. Та решимость, с которой он смотрел на меня, не давала усомниться — что бы ни было там, в прошлом — оно прошлое. Ник погладил меня по голой спине, вдоль ткани платья, которое он придумал специально для сегодняшнего дня. Специально для меня.

— Если уж мы заговорили о будущем, — сдавшись, вздохнула я. Высвобождаться из его рук не стала, только допила шампанское и, не зная, куда пристроить пустой фужер, просто сдавила в пальцах между нами, — у тебя завтра интервью для «ELEGANSO», надеюсь, ты не забыл?

Ник с отвращением поморщился.

— Может, не нужно?

— Нужно, — безоговорочно. — Ты больше не тень, Ник. Ты — Николай Марчелло.

Он коротко выдохнул, поджал губы, выражая всем своим видом отношение к публичности. За прошедшие со дня смерти Виктора месяцы всё изменилось. Мой переезд в Италию, походящий скорее на бросок в неизвестность, чем на обдуманное решение. Я и правда ничего не обдумывала. Прилетев на следующий день после выхода прямого эфира «Точки опоры» просто осталась. Осталась с ним. С мужчиной, попав во власть желаний которого однажды, не смогла освободиться от неё. Потому что его желания стали моими. Я стала не только его музой — я стала его тенью. Каждому гению нужна муза и тень. Другое дело, что он, в отличие от меня, на роль тени не подходил. Потому что тень нужна была ему самому.

Как бы там ни было, справляться со всеми организационными делами без Мико оказалось сложно. Почти ничего не смысля в менеджменте, я решала один вопрос за другим, и в какой-то момент поняла, что могу. Могу быть не просто тенью. Не просто музой — могу быть той, на кого Ник сумеет положиться, не боясь предательства. Удивилась ли я, узнав, чьих рук дело та статья? Нет. Потому что уже знала это. Больше было просто некому. Предательство…

Стоя в объятьях Николая сейчас, глядя на него, я в очередной раз дала себе слово, что никогда между нами не встанет предательство и лицемерие. Я — его муза, его тень, его девочка-осень… Он — мой Бог, мой дьявол и мой бушующий ураган. Богу — муза, дьяволу — тень, урагану… урагану золотая листва.

— Ты с ума сошёл? — смеясь, я едва не бежала за Ником к остановившейся прямо напротив дверей машине. — Там твои гости и…

— К чёрту гостей, — он распахнул дверь и подтолкнул меня в салон.

Я перебралась на другую сторону сиденья, и он сразу же сел рядом. Захлопнул автомобиль и назвал водителю адрес гостиницы. Я облизнула губы и выдохнула, снова оказавшись прижатой к нему. Николай обхватил мою голову.

— Ну что ты смотришь на меня так? — тихо, дотронувшись до его затылка.

— Как?

— Как будто не видел целую вечность.

Губы его искривила усмешка, глаза блеснули. Он пропустил мои волосы сквозь пальцы, распушил.

— Чувство, что так оно и есть.

— Ты понимаешь, что сделал? — потянулась к нему. Улыбнулась в самые губы. — Ты понимаешь, что взорвал мир моды, Ник? Понимаешь?

Шептала между лёгких поцелуев. Прикрыв глаза, гладила его шею, волосы и таяла, чувствуя дыхание на губах.

Он прорычал несколько пошлостей на итальянском. Настолько откровенных, что я смутилась и почувствовала, как тянет внизу живота. На плечи мои был накинут палантин, и Ник стянул его. Швырнул на сиденье и поцеловал меня в плечо. Прикусил и втянул воздух у моих ключиц. Прижался губами. Его жёсткая щетина царапнула кожу, и по телу побежали мурашки.

— Хватит на сегодня моды, — сквозь зубы, целуя в шею.

— И это говорит великий и ужасный Марчелло? — я сипло засмеялась. — Человек-икона стиля?

— Это говорит мужчина, который хочет свою женщину, — ещё раз прикусил кожу.

Я задрожала сильнее. Сглотнула и едва сумела сдержать стон. Каждое его слово отзывалось во мне желанием чувствовать. Чувствовать его ещё ближе. Теперь, когда мы были почти одни, я и сама понимала, насколько хочу разделить момент только на нас двоих. Жадно, не впуская никого третьего в момент триумфа.

Взяв прихваченную с банкета бутылку шампанского, Николай тряхнул её. Размотал проволоку и, опустив стекло, выставил наружу горлышко. Я услышала хлопок, увидела, как брызнуло шампанское, и опять засмеялась. Отсалютовав, Николай отпил прямо из горла и подал бутылку мне. Пузырьки защекотали язык приятной сладостью, через секунду уже сменившейся вкусом поцелуя.

— Ты безумен, — прошептала, опускаясь к его шее. — Просто безумен… И я люблю твоё безумие. Боже, как я его люблю…

— А я люблю тебя, — губы на скуле, опять на губах. Глоток шампанского и ещё один поцелуй, теперь уже глубокий, не оставляющий мне права выбора.

Я обхватила голову Ника и раскрыла рот. Впустила его язык, ответила, коснулась своим. Возбуждение охватило с головой, мелькающие за окном огоньки ночного Парижа слились в туман.

— Ты обещал сводить меня на Эйфелеву башню, — напомнила я. Хотелось столько всего сказать, а получалась какая-то ерунда. Ерунда, которую, я знала, он поймёт. — И Париж утром. Ты ещё не показывал мне Париж… Ни утром, ни ночью. Ты мне ещё ничего не показывал. Только всё требуешь, требуешь…

— Можешь тоже что-нибудь потребовать, — коротко в губы, взгляд в глаза. Нет, не в глаза — глубже, в душу.

Это не был просто взгляд и слова не были просто словами. Я затаила дыхание.

— Не буду, — одними губами. — Только если сам… Если предложишь сам.

Ничего не сказав, он медленно достал из кармана обрывок ткани. Белого кружева с вышитым снегирём и подал мне. Взгляд мой метнулся к его лицу, на ладонь. Облизнув губы, я нерешительно взяла клочок.

— Разворачивай, — приказал.

Я повиновалась. Один уголок, второй… На самой груди птицы лежало кольцо с красным камнем. Единственным камнем, вокруг которого вился отлитый из металла узор.

— Я не спрашиваю и не предлагаю, — Марчелло крепко взял мою руку и одним резким движением надел кольцо на палец. — Я довожу до твоего сведения, Марин: ты моя. И будешь моей всегда.

— Буду, — слёзы навернулись на глаза. Голос задрожал. — Всегда буду, Ник. Но…

— С условием? — усмешка.

— С условием, — сквозь слёзы. — Ты покажешь мне рассвет. Рассвет в Париже.