Его сладкая девочка

Глава 1

Вершинин

Девчонка ждет от меня ответ, смотрит синими глазищами, почти не моргает. Красивые глаза, и ресницы такие пушистые. Не слышал вообще, что она спросила. Вот ее розовый язычок прошелся по пухлым губкам, облизала, они стали влажными. А я завис, смотря на это, как в замедленной съемке.

Извращенец долбаный.

— Роман Александрович, вам не понравилось наше предложение?

Мне понравился твой ротик, но я же солидный дядька, не стану нести такой бред вслух.

Скользнул взглядом ниже: тонкая шея, светлая блузка расстегнута ровно на две пуговицы, все прилично. Тонкая цепочка с подвеской в ямочке между ключиц. Такая милая, даже строгая, и если бы не отчетливо выпирающая грудь, размера так ближе к третьему, и торчащие соски, выступающие под тонкой тканью, все было бы очень скромно.

Сглотнул слюну.

Это вообще банк или массажный салон? И что мне предлагают? Почему совсем другие мысли в голове?

Цепляюсь взглядом за бейджик: «Дарья Владимировна, специалист отдела по работе с физическими лицами. Стажер». Ну, физически я бы с тобой занялся кое-чем, Дарья Владимировна, пусть ты и стажер.

Совсем долбанулся, уже разговариваю сам с собой.

— Роман Александрович, наш банк предлагает уникальные условия обслуживания вашей карты: рассчитываясь ей, вы получаете большое количество бонусов от магазинов-партнеров нашего банка, а также…

— Так, так, девочка, стоять.

Она замолкает с приоткрытыми губами, замирая на месте, снова смотрит, пару раз моргает. Медленно поднимает руку, заправляя за ухо темные, выбившиеся из низкого пучка волосы. На маленькой мочке блестит небольшой камушек сережки, между нами всего метр, стоит тишина.

Чтоб меня.

Если она дальше продолжит так облизывать губы, то стоять будет у солидного дядьки Романа Александровича.

— Что-то не так?

Посмотрел на часы, почти три часа дня. Девушка взглянула на мой циферблат, потом снова в глаза.

— Дарья Владимировна, — читаю еще раз надпись на бейдже, стучу пластиковой картой по столу. — Не надо мне абсолютно никаких предложений и продуктов вашего банка, просто замените мне старую карту на новую.

— Хорошо.

Поджимает губы, опускает глаза, начинает перебирать бумаги на столе, словно я обидел ее. И зачем только приперся в этот банк? Ах да, вспомнил, потому что моя прекрасная, в кавычках, секретарша подала заявку именно сюда, а не в привычный филиал. Там шустрый парнишка не задает лишних вопросов, все делает молча и, слава богу, не смотрит такими глазами.

— Может быть, вы все-таки послушаете меня несколько минут, я просто обязана рассказать вам информацию, которая вас наверняка заинтересует.

Меня сейчас интересует, как твой ротик будет смотреться на моем члене и что же скрывается под блузкой, а не какие-то там предложения. Но я машинально киваю головой, девушка улыбается, а у меня отключается звук, я смотрю на ее губы, шею, на впадинку между ключиц, грудь.

Это точно недоеб. Ирка плохо позавчера старалась, отсасывая в машине, ой как плохо, если сейчас яйца гудят.

Сколько ей лет? Двадцать? Что она вообще тут делает?

Веду головой в сторону, сжимаю в руке твердый пластик карты. Душно тут у них. В голове вспыхивают картинки одна ярче другой с участием этого специалиста по работе с физическими лицами.

Сижу, потею, а ведь через пять лет мне будет сорок, я с шестнадцати так не реагировал на девчонок. С тех пор как в десятом классе Сапрыкина перегнулась через парту и показала свои розовые трусики в горошек. Еще немного, и член встанет колом, вместо дворников можно на лобовое ставить, снег счищать.

Машинально бросаю взгляд на ее руки: тоненькое колечко, но не обручальное. Сдержанный маникюр, красивые пальчики.

— Как вам?

Мне заебись, еще бы потрахаться. Господи, рассуждаю как малолетка, в голове бардак, хер почти стоит, а через час совещание.

— Даша, подойди, пожалуйста.

— Извините.

Она улыбается, встает, идет в сторону какой-то тетки, ноги длиннющие, невысокий каблук, узкая юбка до колен обтягивает упругую попку, тонкая талия.

Чтоб меня еще раз.

Наблюдаю за тем, как тетка с жутко обесцвеченными волосами что-то выговаривает малышке. Та кивает головой, а тетка смотрит на меня и кокетливо поправляет пиджак, который еще немного — и треснет на ее телесах.

Малышке? Уже даже так? Но она на самом деле миленькая и жутко сексуальная, такая сладкая зефирка. Обвожу просторный зал банка взглядом: несколько посетителей, все заняты делом, какой-то хлыщ в очках смотрит в сторону девушки и тетки. Мне это уже не нравится. С чего бы?

— Извините, Роман Александрович, что задерживаю вас.

Задержи меня еще на пару часов, и я не буду вынимать свой член все это время из тебя.

Девушка обошла стол, слегка задев меня бедром, неся за собой тонкий, сладкий, но совсем не приторный шлейф духов.

— Еще раз извините.

Да чего уж там, можешь даже сесть ко мне на колени. Поерзал на стуле, расставляю ноги шире, чтоб ширинка не так давила на член.

— Давайте вы быстрее все закончите, и я пойду, у меня много дел, — кидаю карту на ее бумаги, отчего-то психую.

— Да, конечно, одну минуту.

Снова суета на столе, звон ключей. Встала, убежала, кусает губы, в глаза не смотрит.

— Вот, пожалуйста. Извините, что так долго.

Да что со мной такое? Чувствую себя злодеем, словно обидел ее.

— Проверьте, пожалуйста, все ли данные указаны правильно.

Даже не смотрю на карту, только на нее: на щеках легкий румянец, снова облизывает губы, заправляет волосы, волнуется.

— Да, все правильно.

— Но вы даже не посмотрели.

К черту эту карту. Девчонка такая соблазнительная, что готов разложить ее прямо здесь, на этом столе. Но это будет аморально.

— Я верю вам, Дарья Владимировна. У вас такие красивые глаза, что им невозможно не верить.

Дебильный подкат. Господи, сто лет не клеил девчонок, все было так просто, они все делали сами.

— Хорошо, тогда распишитесь, и будем прощаться.

Точно не хочу прощаться.

— До свидания.

Встаю, покидаю это душное помещение, стою на крыльце, вдыхая морозный воздух, закуриваю. Странно все как-то, Тимоха снова ковыряется в телефоне, не обращая на меня внимания, надо бы ехать в офис, но стою, курю. Опять пошел снег. Подхожу к машине, Тимофей реагирует, смотрит, как верный пес, ждущий команды.

— В офис?

— Нет, Тимофей, в бордель.

— Правда?

— Шутка.

— Роман Александрович! Подождите, вы забыли.

Вдвоем оборачиваемся на голос: прямо в туфлях по снегу спешит специалист по работе с физическими лицами, волосы окончательно выбились из пучка, прижимает руки к груди, что-то сжимая в кулаке.

— Вы карту забыли.

Дышит часто, смотрит на меня, при дневном свете глаза у нее синие с черными лучиками, в волосах запутались снежинки. Тимоха сзади присвистнул, а у меня ступор.

— Спасибо, — беру карту.

— Не за что.

Кусок идиота, а не руководитель компании, девушка разворачивается, но тут же скользит туфельками по снегу, начинает падать, подхватываю на руки, прижимая к себе.

— Все в порядке?

— Да.

— Зачем вы вышли, холодно.

— Но вы ведь забыли.

Ее дыхание обжигает щеку, иду до крыльца, не хочется выпускать ее из рук, от малышки идет чуть сладковатый и тонкий аромат духов. Ставлю около дверей, открывая их для нее.

Она быстро уходит, а мне так и хочется шлепнуть ее по попке ладошкой.

— Шеф, классная соска, да?

— Рот закрой, Тимоша, рули в офис.

— А как же бордель?

— Сейчас на совещании как раз будет оргия.

Тимофей смеется — он знает, как я умею делать разнос. Соска действительно классная, но соска не для всех. Поправляю полувозбужденный член в штанах, хочется снова курить, но ведь решил бросить, дыхалка совсем стала ни к черту.

— Роман Александрович, приехали.

Тимофей смотрит, кивает на здание, где находится мой офис. Вот бы сейчас не сюда, а к той сочной девочке под юбку. Усадить на колени, провести языком по губам, раздвинуть ножки и уже пальцами ласкать ее киску.

Сука. Плохо Ирка старалась, очень плохо.

Дергаюсь снова, выхожу, хлопая дверью. Ору на секретаршу, которая встречается на пути. Не могу понять, с чего я такой дерганый? Ведь все было хорошо до похода в этот долбаный банк, из кармана пальто достаю пластиковую карту, кидаю на стол, пальто летит на стул.

— Роман Александрович, все собрались, ждут вас.

Ну, вот сейчас и оторвусь, закатываю рукава рубахи, на ходу просматривая отчеты по отделам, сразу цепляюсь за цифры и показатели. Все, пиздец, начало года, а мы уже катимся в пропасть.

Глава 2

Орешкина

— Как — должна съехать? Почему? Но ведь я заплатила за месяц вперед. Где я сейчас найду новую квартиру? Скоро ночь.

— Дашенька, ну, вы неглупая и симпатичная девушка. У вас что, нет подруг, кавалера? В конце концов, мужчины, который может за вас решить все проблемы?

Смотрю на эту странную, вроде бы неглупую женщину, и удивляюсь. Не успела прийти с работы, где Вафля вынесла весь мозг, как Стелла Аркадьевна решила добить окончательно. Видите ли, ее племянник Митенька прилетает через пару часов, у него семья и беременная жена. Поселить к себе эту, по ее словам, ораву, Аркадьевна не может, но слезно обещала брату устроить мальчика.

Мальчику, на минуточку, почти сорок лет, но решить свои проблемы он сам не в состоянии, надеется на тетку. А Стелла Аркадьевна просто забыла. Вот такая рассеянная прима-балерина на пенсии, но взяла при этом плату вперед. Она просто забыла, старая маразматичная сучка. Мне-то что делать?

— Через час занеси ключи, вот та сумма, что осталась от платы.

Стелла прошла мимо, обдавая шлейфом горьковатых духов и сигаретного дыма. Сунула мне в руки белый конверт, стряхнула пепел прямо на пол, держа в тонких старческих пальцах мундштук.

И как, она думает, я соберу все вещи за час и еще куда-то вывезу? Хотелось сесть и хорошенько пореветь. Дверь захлопнулась, а я, сжав конверт, сползла по ней на пол.

Господи, ну что за невезуха такая? Ведь все было хорошо, три недели все было прекрасно. Я экономила, хотя никогда этого не делала. Работа, что так быстро нашлась, оказалась не такой и сложной. Мне даже начало нравиться, все приветливые, ну, кроме начальницы, которая как с цепи сегодня сорвалась.

Так много народу вокруг каждый день, чего стоит сегодняшний клиент, Роман Александрович Вершинин, такой интересный. Так странно смотрел и словно не слушал, что я говорила. У него такие сильные руки и красивые глаза — цвета крепкого чая, темные волосы, на щеках щетина.

— Вот же сука какая, — сказала вслух, заглянув в конверт, там лежало всего несколько купюр.

— Стелла Аркадьевна, и как так сумма оплаты за месяц резко снизилась? — стучу в двери соседки.

Дверь открывается, Стелла смотрит невозмутимо, под глазами зеленые патчи, будто они ей чем-то помогут и вернут молодость.

— Кроткая у тебя память, милочка. А кто на той неделе затопил соседей?

Поморщилась. Да, было дело, топила.

— Но не половину же суммы, там всего-то потолок побелить. Да этому старому деду, что снизу, вообще все равно, он не смотрит на потолок.

— Ну, ты странная, если бы я знала, что еще истеричка, не сдала бы квартиру. Так, все, время тикает, а ты еще здесь, давай собирай вещички.

— Вот же сука какая.

Хлопаю дверью, с тоской выкатываю огромный розовый чемодан. Придется ехать в гостиницу, ночевать где-то надо, главное, чтоб папа не узнал. Быстро кидаю вещи, косметику, кремы, сдергиваю с сушилки трусики и лифчик, не хватало, чтоб еще мое белье, привезенное, кстати, из Парижа, досталось невесть кому.

Так, вроде все. Смотрю на кучу одежды и на незакрывающийся чемодан, и снова хочется плакать, но я этого делать не буду. Я взрослая, самостоятельная, уверенная в себе и своих силах девушка. Я со всем справлюсь сама. Не бывает безвыходных ситуаций. Закрываю глаза, считаю до десяти, дышу, как учил психотерапевт.

Наконец удалось застегнуть чемодан, дорожная сумка тоже полна вещей — и откуда они только взялись? Накинула шубку, кое-как выкатила чемодан из квартиры, не закрывая ее, стучусь в соседскую дверь.

Аркадьевна открыла уже в голубой маске на лице, я сунула ей в руки ключи.

— Получите, и привет племяннику.

Стелла Аркадьевна что-то сказала, но я даже не стала ее слушать, вызвала лифт, но он не приехал.

— Да не может быть! Только не это! Ну, пожалуйста! Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста.

Можно было проклинать всех святых или возносить молитвы, но лифт не трогался с места. Потопала к лестнице, дело было нелегкое: спускать большой чемодан с сумкой с девятого этажа, да еще на высоких каблуках. И почему я не переоделась и не переобулась?

По спине стекает пот, но я сделала это, вышла на улицу наконец, вдохнула морозный воздух, усевшись прямо на лавочку, засыпанную снегом. Надо вызвать такси, катить дальше по сугробам чемодан я просто не смогу физически.

Но телефон оказался разряженным.

— Черт! Ну как так-то?

Как назло, ни одного прохожего, время почти девять вечера, но хоть кто-то должен пройти мимо и помочь беспомощной девушке. Что, все собаки района перестали писать, а местная гопота — пить пиво?

Задница замерзла сидеть, я встала, попрыгала, одергивая офисную юбку ниже, натягивая берет на голову. Сидеть дальше нет смысла, надо идти на дорогу, поймать такси, доехать до гостиницы, принять горячую ванну, и гори все синим пламенем. Хорошо, что завтра суббота — выходной, за это время найду какую-нибудь конуру на оставшиеся деньги.

Иду сквозь двор, качу чемодан за собой, вспоминая этот прекрасный, конечно, в кавычках, день. Сука злобная, Валентина Петровна — а если просто, то Вафля — постоянно придирается ко мне, будто больше не к кому. Все три недели, что я там работаю, вот все три и придирается. То говорю не то, то не те документы распечатываю, вот сегодня отчитала за то, что выбежала на улицу.

Тот самый Вершинин забыл карту, не могла не вернуть, выбежала прям как была, хотя не надо было. А он симпатичный, такой мужественный, смотрел странно, а когда подхватил на руки и понес, даже дух перехватило.

— Ай!

Оступаюсь, тут же яркий свет фар ослепляет глаза, жмурюсь, отворачиваюсь, лечу на грязный снег обочины, визг тормозов. Кричу, словно меня режут, но страшно до ужаса, что вот сейчас меня, в самом расцвете сил, молодую, красивую, не сказать, что сильно умную, задавят, а мне всего двадцать три года, вся жизнь впереди.

В ноге острая боль, кричу громче, прикусываю губу, слезы текут ручьем.

— Да куда ты, курица, прешь прямо под колеса? Жить надоело?

Сижу задницей на обледеневшей дороге, глотаю слезы, держусь за лодыжку. Розовая шубка заляпана грязным снегом. Конечно, я курица, но блин, все равно обидно, с хера ли какой-то мужик может просто так меня оскорблять?

— Сам баран, смотреть надо, куда едешь, тут люди вообще-то ходят.

Всхлипываю, больно ужасно, свет фар бьет прямо в глаза, хоть бы выключил. Поправляю берет, волосы совсем выбились из-под него. Вижу начищенные черные ботинки у своего розового чемодана, что валяется рядом, черные брюки, поднимаю голову, темное пальто выше колен.

— Эй, бедовая, так ты поскользнулась? Ну, неудивительно, на таких-то каблучищах разгуливать по обочинам. Я-то решил, что сбил тебя.

— Ну, спасибо, что не сбили.

Шмыгаю носом, надо как-то подняться, но больно ужасно.

— Давай иди сюда, помогу, ну, не совсем же я баран.

— А я не курица!

Мужчина так легко подхватывает меня на руки, я, лишь поскуливая от боли, что отдается по всей ноге, цепляюсь за его пальто.

— Конечно, не курица, разве курица может быть стажером в банке?

— Вы?

Смотрю на мужчину, теперь я вижу его лицо, то, как он улыбается с нахальным прищуром.

— Я, Дарья Владимировна, я.

— Я Даша, можно просто Даша.

Глава 3

Вершинин

Смотрю на нее, и крыша едет, нет, дымится. Разве можно быть такой сексуальной? Нет, это точно какой-то новый уровень недоеба. Снова повалил снег, джип кое-как ползет в пробках, дворники работают на полную.

— Может быть, не надо в травмпункт?

— Может быть, не надо было гулять вдоль дороги на каблуках и с чемоданом?

Не выдержал, снова съязвил, Даша поджала губы и погладила коленку с порванными колготками. Она еще и в капронках. В январе. Капец просто.

— Ты там ничего себе не застудила? А то попкой-то сидела на льду.

При слове “попка” повел подбородком. Если уж я на нее реагирую в офисной юбке, то что будет, если она снимет ее, а потом трусики?

Святые небеса!

Так, все, стоять, Роман Александрович. Опустил взгляд на свою ширинку, там-то скоро точно все будет стоять как надо, разматываю на шее шарф, сжимаю пальцами руль.

Надо просто не смотреть на нее, вот просто не смотреть. Но как это сделать, если вот она, сидит рядом и вздыхает? А на весь салон уже не запах океанской свежести от ароматизатора, а сладкий запах ее духов. Все равно смотрю, Даша, закрыв лицо ладонями, вздрагивает и тихо скулит.

— Ч-ч-че-е-е-ем-м-м-мо-о-о-од-д-да-а-а-ан-н-н-н.

Вот же, мать ее, точно, чемодан.

Его отфутболила фура: я пнул ногой, а эта розовая скотина покатился по ледяной дороге, он реально мешал, надо было усадить Дашу в салон и ехать. Но тут новый удар, фура его даже не заметила, а Даша вздрогнула, вскрикнула, прижалась, ухватив меня за пальто. Глаза огромные, точно блюдца, губы приоткрыты. Думал, трахну ее прямо там, при свете фар проезжающих машин, чтоб все сигналили. Оргии на совещании мне явно было мало.

Я снова завис. И что это за девушка такая, при которой я тупею?

— Жалко.

— А-а-а-а-а-а…че-е-е-емо-о-о-о-ода-а-а-а-ан.

— Ну, все, все, Дарья, я куплю тебе новый, еще красивее, такой яркий, большой, на колесиках.

— Да при чем тут новый? Там все мои вещи… были.

— Но я же нашел его.

Вот реально, усадив девушку в салон, пошел вдоль дороги, нашел метрах в ста — он зацепился за отбойник, покореженный весь, ободранный, но ведь нашелся.

— У фуры скорость была небольшая, его всего-то слегка помяло.

Даша замолкает, отворачивается, смотрит в окно. Да, Роман Александрович, вляпался ты. А все так хорошо начиналось: на совещании всех оттянул и натянул, девчонку из банка почти не вспоминал. Ну, как — не вспоминал? Иногда тупил так, что секретарша боялась заходить, кофе приносила с молниеносной скоростью.

Вечером после работы отпустил Тимоху, думал, к Ирке рвану — стресс снимать и сперму сливать, но, как дурак, оказался у того банка. Сидел, смотрел на крыльцо и ждал, сам не знаю, кого или чего.

Но мне ведь точно не шестнадцать, и я всей этой хуйней и не болел никогда. Сейчас-то что случилось? Говорят, что у мужиков к сорока годам много что может случиться: любовниц заводят молодых, в спорт ударяются, религию, правильное питание. Так у меня вроде все нормально, жены нет, есть любовница, спорт регулярно, все, как у всех. С мужиками баня по выходным, три раза в год на моря летаю, клубы там, покер, а, да, еще лыжи. Все у меня прекрасно.

Было.

Психанул тогда опять, решил объехать пробки до квартиры, а тут высокие каблуки, капроновые колготки, розовый чемодан, розовая шубка и беретик в свете фар. Думал, задавил. Думал, если не задавил, то удушу, чуть не сдох в ту секунду, вся жизнь перед глазами пронеслась.

А этой бедовой девицей оказалась специалист по работе с клиентами, та самая, стажер из банка, что облизывала губки и моргала глазками, гипнотизируя меня, обволакивая своими чарами.

Снова слышу плачь, сука, сейчас опять начну психовать, оказывается, я не могу выносить ее слез. Хотя до этого сколько сотрудниц перерыдало в моем кабинете, можно было утопиться в их слезах, зато потом отчеты были, словно конфетки.

— Больно, да?

— Да, — всхлипывает, снова поворачивается и смотрит на меня, а меня ведет, как пьяного.

Стоим на светофоре, а до этого ползли как черепахи, резко разворачиваю девушку к себе за плечи, глаза заплаканные, ресницы мокрые. Провожу по щекам пальцами, вытирая слезы, кожа такая гладкая. Даша смотрит, снова всхлипывает, а я тянусь к ней, чтоб поцеловать, потому что, если не поцелую, наверное, взорвусь от эмоций.

Прям как в кино, как в сопливой мелодраме. Не знаю никакого другого способа, чтоб отвлечь ее. Но сзади раздается громкий сигнал, Даша вздрагивает, а я матерюсь сквозь зубы.

— Может быть, не надо?

— Что не надо?

Это она о моих намерениях?

— Я как-то не очень люблю докторов.

— Их никто не любит, но надо.

Не обращая внимания на стоны и слова девушки, через двадцать минут уже несу ее по узким коридорам больнички, перед дверью на осмотр очередь, человек десять. Надо было ехать в частную клинику. Здесь сейчас провозимся до ночи.

— У нас острая боль, — толкаю дверь ногой, не обращая внимания на стенания толпы. — Так, товарищи, видите, девушка почти без сознания, открытый перелом, она от шока говорить не может.

Даша и правда только смотрела по сторонам и кивала. Заношу в кабинет, ищу, куда пристроить свою ношу, кушетка вполне подходит. Усаживаю, поворачиваюсь к доктору, который тут же, на этой кушетке, осматривает лоб парня, на котором огромная шишка, а еще два синяка под глазами.

— Вообще-то, у нас прием, надо подождать в коридоре.

— Мы там будем ждать до утра, причем понедельника, завязывай с этим, там и так все ясно, парню похмелиться надо, и как на собаке заживет.

— А вы доктор?

Моего возраста молодой мужчина в белом халате смотрит усталыми глазами, но с интересом, а когда в его кармане появляется красивая красненькая купюра, так вовсе улыбается.

— Ну что, любитель чужих женщин, подождешь?

Парнишка кивнул, при этом начал коситься на колени Даши, а мне захотелось врезать ему снова: ну вот не надо на ее колени так смотреть.

— Ну, что тут у нас? Я смотрю, любительница высоких каблуков и гололеда?

— Он чуть не сбил меня.

Даша показывает на меня пальцам, а я теряю дар речи, вот же какая сучка. Так и чешутся ладони задрать юбку и отшлепать ее по попке. Я ее таскаю на руках весь день, спасаю, а она меня сдает.

— Я бы и задавил, если бы не моя молниеносная реакция.

— Если бы смотрел по сторонам, то меня бы тут не было.

— Если бы кое-кто сидел дома, ровно на своей прекрасной попке в такую погоду, то я бы сейчас в другом месте получал удовольствие, а не слушал бы пререкания вздорной девицы.

— Я смотрю, у вас высокие отношения.

Доктор и парнишка с синяками с интересом разглядывали нас и слушали нашу милую перепалку, а я готов был шею свернуть этой курице в розовом.

— У нас нет отношений нет и быть не может, — Даша сопит, теперь на меня и не смотрит.

— Нет так нет. Надо снять сапог, займитесь, а я пока оформлю. Фамилия?

— Вершинин.

— Не ваша, пострадавшей.

— Ай, ай, ай, больно.

Как только я расстегнул молнию и начал снимать сапог с правой ноги, Даша начала громко стонать, да так, что еще чуть чуть — и моя фантазия начнет показывать картинки.

— Орешкина, Дарья Орешкина.

Как мило, она Орешкина, словно белочка из сказки. Из страшной сказки? Или из моей порносказки?

— Больно! Ай! А-а-а-а-а-а-а.

Парень, сидевший рядом, казалось, находился в легкой коме, но ожил, начал увлеченно смотреть на Дашу, ее колени и ноги.

— Так, мачо, отвернулся и начал изучать плакат на стене, а то нос придется вправлять, как на нем нарисовано.

Даша снова застонала, доктор хмыкнул, парень что-то пробубнил, я резко сдернул с ноги сапог.

— Живодер.

— Я сейчас уйду, и будешь сама дальше ковылять до машины. Или вообще куда глаза глядят.

Оказывается, вывести меня можно одним словом — и, видимо, произнесенным этой девчонкой. Конечно, не уйду, ну, не брошу же я ее среди этих «прекрасных» людей. Даша поджала губы, посмотрела на ногу, да, вид был не очень — лодыжка опухла, а я вижу только маленькие аккуратные пальчики ног с красным педикюром.

Глава 4

Орешкина

Надо же быть такой растяпой! А я ведь так уверенно решила жить самостоятельно, целых три недели получилось, и дальше бы все шло хорошо, если бы не эта противная Стелла и ее племянничек.

— Так куда тебе, Орешкина Дарья? Или твое второе имя Беда Бедовая?

Какой шутник, оказывается, он. Смотрю на мужчину, что сидит за рулем, моргаю несколько раз, глаза у него красивые и руки сильные. О чем он спросил, не пойму. Куда мне? И правда, куда мне? Кусаю губы — всегда кусаю, когда нервничаю.

— Орешкина? Как слышишь? Прием. Тебе что за наркоту добрый доктор вколол?

— Ничего не вколол.

Сжимаю в ладони бумаги, которые дал тот доктор, он же забинтовал ногу и дал рецепт таблеток и мази, что надо купить в аптеке. Еще же в аптеку надо! Блин блинский! Смотрю на свои колени, на одной ноге совсем разорваны колготки, они были лишними, их просто отрезали ножницами.

Самое главное — не начать плакать, я ведь сильная, самостоятельная, уверенная в себе девушка. Я обязательно что-то придумаю. Я обязательно со всем справлюсь.

— Мне в аптеку для начала, надо купить, что написали, я вам денег дам, у меня есть. Вы купите?

— Меня зовут Роман, давай просто на «ты», мы же не в банке, к тому же я сегодня столько раз уже твою задницу на руках носил, что можно и без этикета.

— Хорошо, Роман.

Красивое имя, и сам он такой мужественный, а в тот раз на светофоре, думала, поцелует, его губы были так близко, даже запах кофе уловила. Что-то размечталась ты, Орешкина. А потом сорвалась на грубости, когда сдернул сапог, было так больно.

— В аптеку, а потом куда?

— Я не знаю, — сижу, в одной руке рецепт, в другой сапог с правой ноги.

— Как понять — не знаю? Ты с чемоданом куда шла? В аэропорт, на вокзал? Так, при слове «чемодан» только не реветь, он целый, лишь слегка помят. Вещи наверняка в порядке.

— Я не буду, извини, нервы. Просто там все мои вещи. Меня хозяйка выгнала из квартиры, там племянник приехал, а она забыла сказать. Я сама на нее психанула, собралась и пошла искать гостиницу.

— Как понять — выгнала? — Рома смотрит строго, а у меня самой все сжимается внутри, так папа смотрит, когда мы с сестрой косячим.

— Ну, сказала, вот остаток суммы, вот дверь, ступай с Богом. Конечно, не так красиво, но смысл один.

— Я не понял, а как же договор о найме? Там все должно быть прописано, когда съезжать, в какие сроки, на каких условиях.

— Да, какая-то бумажка была.

— Бумажка?

— Договор, но я не читала.

Господи, стыдно-то как. Сейчас он решит, что я тупица беспросветная. А еще учусь в престижном университете на экономическом факультете. Бестолочь.

— Даша, а ты вообще откуда?

— Из Иваново, — ляпнула первое, что пришло в голову.

— Иваново, это не так далеко. Говорят, город невест.

— Да, говорят.

— А шубу розовую сама купила или кто подарил?

Не нравится мне этот блиц-опрос. Кто? Откуда? Где взяла?

— Конечно, сама.

— Молодец.

Дальше ехали молча, аптек, что работали бы в это время, поблизости не нашлось, Роман уверенно вел свой огромный джип в центр. Больше ничего не спрашивал, только странно смотрел, под его взглядом становилось жарко. Все-таки сняла шубку, посмотрела на нее, вздохнула: надо будет отдавать в химчистку и в чем-то ходить, пока она там. А из теплых вещей есть только свитер.

— Давай, бедовая, пойду за лекарством.

Роман выхватил из пальцев рецепт, хлопнул дверью, легко поднялся по крыльцу в аптеку. Да, все-таки он интересный мужчина, я с такими не общалась, были только одногруппники в университете да наша тусовка, где все ребята — мои ровесники или старше на год, максимум два. Да Федор, о котором вообще вспоминать неохота. Настроение испортилось еще больше, хотя куда уж больше?

Самое интересное начнется, когда придется искать гостиницу, не особо дорогую, чтоб денег хватило на несколько дней. Хорошо, что впереди выходные, ноге, может, станет лучше, ведь надо идти на работу.

— Готово. Купил еще уколы, сказали, что они быстрее подействуют.

— Уколы?

— Ты боишься уколов?

— Нет, но это, наверно, дорого.

— Нет, не очень. Так куда тебя везти, Даша Орешкина, в Иваново?

— Иваново? Зачем в Иваново?

— Ты, случайно, головой не ударилась? — Роман начал трогать своими огромными ручищами мою голову, сняв берет.

— При чем тут голова?

— Потому что вопросы глупые задаешь. Может, сотрясение.

— Нет, сотрясения точно нет. Сотрясение, я знаю, как бывает.

— Откуда?

Чуть не ляпнула, что заработала его в том году, катаясь в Куршевеле на лыжах.

— Давно, маленькая еще была.

— Так куда?

Вершинин посмотрел на часы, потом снова мне в глаза, а у меня точно что-то заело, как у сломанной куклы. У него и правда красивые глаза и щетина на щеках, так и хочется потрогать. Странные он вызывает эмоции.

— В гостиницу, — почти прошептала, а потом поняла глупость своего ответа, залилась краской.

— В гостиницу? — левая бровь мужчины поднимается, на губах ухмылка.

— Так мне переночевать надо где-то, у меня больше нет знакомых в городе. Есть Коля с работы, консультант в кредитном отделе, я могу позвонить ему, но надо телефон зарядить.

Тут взгляд Романа меняется, он как-то странно сжал челюсть, повел подбородком.

— Коля — это очкастый такой?

— Да, а откуда?..

— Коля перебьется, маленький еще.

Машина резко дергается с места, я едва успеваю ухватиться за ручки, сапог падает на ногу, я хочу кричать от боли, но сдерживаю себя, прикусывая губу. И что его так могло рассердить? Ведь он рассержен, я правильно поняла?

— Мы в гостиницу?

— Да, за городом есть одна.

— Почему за городом, мы вот только проехали вывеску «Отель».

— Ты знаешь, что в этом так называемом «Отеле»? Грязное белье, прокуренные номера с клопами, в которые проститутки обслуживают своих клиентов.

— Прямо там?

— Хочешь пополнить их ряды?

— Нет, нет, конечно.

Замолчала, отвернувшись к окну, вечерний город мигал новогодними огнями: гирлянды, наряженные на площадях елки, шел снег, так красиво. Машина уверенно ехала вперед, а меня начало клонить в сон. Доктор дал таблетку, может быть, это она начала действовать.

Укрылась шубкой, повернувшись на левый бок, вытянув правую ногу, хорошо, что места было много. Глаза закрывались сами, я так сладко проваливалась в сон, слыша лишь шум дворников и шин по асфальту.

И почему мне было совсем не страшно с ним куда-то ехать?

Мужчина во сне целовал в шею, губы горячие, а меня выворачивало от желания. Вот он спускается поцелуями вниз, ключица, грудь, лижет сосок, а потом накрывает его губами, посасывая, покусывая. Я дергаюсь от удовольствия, чувствуя, как жар опускается ниже, как от возбуждения сокращаются мышцы влагалища, как я моментально становлюсь влажной.

Я не знаю, где я, с кем, но мне невероятно хорошо. Он мнет руками бедра, вот уже целует живот, который подрагивает и покрывается мурашками. Ниже, еще ниже, я чувствую его дыхание на бедрах, я максимально раскрыта перед ним. Но мужчина дразнит меня, играет, облизывает сначала большие половые губки, задевая языком выделяющийся клитор. Чуть поднимает под ягодицы, я раздвигаю бедра шире, а он, как животное, начинает скользить языком вдоль промежности, собирая мою влагу.

Боже мой, это невероятно, это просто невероятно, дыхание сбивается, я кричу, а мужчина, останавливаясь, начинает трогать пальцами вход во влагалище. Слегка проникает внутрь, накрывая губами клитор.

— До чего сладкая у тебя девочка. Такая гладенькая, такая вкусная.

Господи, что за пошлость, но его слова возбуждают.

Голос хриплый, чуть слышный, от него начинает трясти еще больше. Тело скручивает, я готова кончить в любую секунду, только бы он не останавливался.

Глава 5

Вершинин

Зачем вообще поперся за город, не понимаю? Ведь собирался в другое место, точнее, в два места: к себе или к Ирке. Даже позвонил ей еще из офиса, сказала, что ждет. Наверняка уже намазала свои силиконовые сиськи маслом, чтоб зажать между них мой член. Хоть и имплантаты, но выглядят красиво.

Она всегда ждет, всегда готова, всегда без претензий, странная, конечно. Ей тридцать, мне нравятся такие женщины, которые знают чего хотят, которых не надо убалтывать и уламывать, а еще совершать эти немыслимые брачные игры: цветы, конфеты, кино, вино.

Девушка рядом вздохнула, посмотрел.

Даша спала, вот самое правильное решение — уснуть. Повернулась на бок, накрылась шубкой, я опустил спинку сидения чуть ниже, она простонала, а я покрылся липким потом.

Вот до этого она стонала совсем не так, но все равно било по нервам и чертовски возбуждало. Да, Вершинин, добро пожаловать в пубертатный период. Если я по дороге от ее стонов кончу в штаны, это будет даже нормально.

Снова посмотрел на Дашу: ротик приоткрыт, дышит тяжело, снова стонет, а мой член наливается кровью еще больше, уже упираясь в ремень.

— Черт.

Ругаюсь сквозь зубы, пытаюсь сесть удобнее, а в голове одна картинка ярче другой, как Даша стоит на коленях, совершенно обнаженная, и скользит этими губками по моему стояку. Причем в фантазиях не Иркины груди, а именно ротик этой девочки. Надо было ехать на квартиру, а не в загородный дом. Там точно снег не чищен и котел не включен.

Ворота открылись с пульта, хорошо, что не промерзла система. Снега и правда намело много, оставил девушку в машине, не выключая двигатель, сам вошел в дом, спустился в подвал, запустил котел, хоть немного успеть прогреть дом. Скинул пальто, надел зимнюю куртку, взял лопату.

Вот это хорошо, вот это прекрасно, физический труд — он отвлекает от пошлых мыслей. Надо было еще переобуться, а то в моих офисных туфлях можно и простыть, но, думаю, обойдется.

Полчаса, наверное, расчищал крыльцо и въезд в гараж, упрел весь, а еще хотелось выпить, и не чаю горячего, а коньяка — стакана так два. Вот же, зараза, холодильник совсем пустой, но макароны и тушенка точно есть, я помню.

— Даша, очнись, бедовая.

Девушка резко просыпается, садится, щеки красные, глаза блестят, снова облизывает губы, смотрит так странно.

— Это вы… ты? Я что, заснула?

— Заснула и стонала, что снилось-то?

Даша отвела глаза, тут же начала кутаться в шубу, смотреть за мою спину.

— Где мы?

— Логово маньяка и насильника.

— Какого маньяка?

— Маньячного.

— Правда? Нет, это шутка такая.

— Шутка, шутка. Маньяк в подвале.

Теперь она в ступоре, глаза стали еще больше, прижимает руки к груди. А мне хочется смеяться — такая забавная, но в то же время притягательная. Вообще, такое возможно, чтоб с первого взгляда так девчонка запала?

— Не бойся, я не ем маленьких девочек по пятницам.

— Я не маленькая.

— Тебя только это смутило из всех моих слов?

— Нет… но… ах.

Снова беру ее на руки, поднимаюсь на крыльцо.

— Открой дверь, там еще одна.

Заходим в дом, в нем уже стало гораздо теплее, усаживаю Дашу на диван в гостиной.

— Я машину загоню в гараж, вещи твои принесу и вернусь.

— Рома, это твой дом?

— Да, мой.

— Но ты ведь говорил про гостиницу, мне надо в гостиницу, я не могу быть с совершенно незнакомым мужчиной у него дома, да еще ночью.

— Ты замужем?

— Нет.

— Есть жених?

— Нет.

— Ты девственница?

— Что за вопросы?

— Тогда тебе нечего бояться, нахождение с мужчиной ночью в одном доме не сможет тебя скомпрометировать.

Ничего больше не говорю, ухожу ставить машину. Да, забавная девчонка, только сейчас поняла, что ехать куда-то с незнакомым мужчиной — это опасно. А если бы на самом деле она оказалась под колесами другой машины?

Передергиваю плечами, несу уже многострадальный чемодан в дом вместе с дорожной сумкой и пакетом с лекарствами. Даша сидит на диване, сняла уже второй сапог и разорванные колготки. Стоит на одной ноге, одергивая юбку, на голове все еще берет, такая забавная, щеки все еще горят.

— Ты сможешь дойти до комнаты, тут рядом?

— Да, думаю, да.

И что это такое со мной? Спрашиваю, робею, точно как пацан, шучу как придурок.

Отношу ее вещи в соседнюю комнату, это гостевая спальня, моя на втором этаже, но не самая хорошая идея нести ее туда. Иначе я точно стану тем маньяком, о котором говорил. Через полминуты снова подхватываю ее на руки, несу в комнату, надо успокоиться и побыть одному, а еще принять душ, вспотел весть с этим снегом.

— Да я сама, Роман, поставьте.

— Ты сама до утра скакать будешь, а время уже первый час ночи. Давай задирай юбку, поставлю укол и спать.

— Я сама.

— Ну, сама так сама.

Выхожу, хлопаю дверью, придурок дерганый, вижу, как на полу лежит ее розовый беретик и шубка. Поднимаю, вдыхаю запах, пахнет чем-то сладким, пахнет ей.

— Дьявол!

Прячу все в шкаф на кухне, на кухне наливаю в бокал коньяка, делаю сразу несколько больших глотков. Алкоголь теплом разливается в груди, за окном все еще идет снег, видимо, непогода разыгралась не на шутку, я даже не посмотрел прогноз. Достав из пальто телефон, вижу несколько пропущенных звонков от Ирины, сообщения даже не читаю.

— Тимофей, спишь?

Набираю своего шофера, он отвечает бодро, слышу, как на заднем фоне гремит музыка — веселится парнишка, главное, чтоб не напился в умат.

— Роман Александрович, как я вам рад.

— Так, радостный мой, сильно не пей, завтра утром, точнее, уже сегодня, привезешь в загородный дом два пакета еды. Ты понял меня?

— А вы чего там? Не собирались же?

— Много вопросов.

— Так вы с Ириной, да, той вашей пышногрудой брюнеткой?

— Тимофей, много слов.

— Понял шеф, все будет, если…

Даже не хочу слушать, что там если, Тимофею сказали, Тимофей должен взять и выполнить, а как — меня это не волнует.

Поднимаюсь на второй этаж, на ходу разуваясь, скидывая куртку, расстегивая рубашку, кидаю телефон на кровать, в ванной уже снимаю брюки и белье. Стоя под горячим душем, даже не хочу смотреть вниз, потому что знаю, член стоит, словно в сговоре с Орешкиной.

Смешная фамилия, она сама смешная и трогательная, а еще невероятно сексуальная и сучка дерзкая. Пытаюсь расслабить мышцы, запрокидываю голову, машинально скольжу рукой вниз, задевая член, он становится еще больше. Сжимаю пальцы, дрочу себе, оттягивая крайнюю плоть, яйца сводит. Вот сейчас все реально, и мне на самом деле придется передернуть в душе.

Перед глазами Дашины розовые пухлые губки, а еще фантазия рисует, какая у нее сладкая киска, которую хочется вылизывать и вылизывать, выбивая из девушки стоны.

Натираю член яростнее, из груди вырывается хрип, ноги почти подкашиваются, все мышцы напряжены. Кончаю, стреляя спермой в кафель душевой, ее тут же смывает вода, ласкаю яйца, а второй рукой, сжатой в кулак, опираюсь о стену.

— Чтоб меня… сука, дожил.

Глава 6

Орешкина

Стою на одной ноге в довольно милой и уютной комнате, рядом искореженный чемодан, дорожная сумка, за окном ночь. Да, дожила ты, Орешкина, столько приключений за один день еще не было никогда. А еще этот эротический сон. Господи, такое откровенное не снилось никогда, да такого и в реале никогда не было.

Посмотрела на закрытую дверь, Роман ушел, хлопнув ей, словно я сама напросилась к нему, и теперь он пожалел об этом. Просила отвезти в гостиницу, сам виноват, что привез к себе домой. Села на кровать, размотала бинт, посмотрела внимательнее на ногу, ну, не так все и плохо, чуть опухла, но не страшно. Попыталась пошевелить, больно, но терпимо, наверно, обезболивающее еще действует.

Достала из кармана шубы телефон, полезла в сумку за зарядным устройством, включила, гипнотизируя экран. Вот он мигнул, пошел заряд, сразу оповещения о входящих сообщениях и непринятых звонках.

— Черт! Вот же черт!

Несколько пропущенных от сестры, один от отца, а вот это уже не совсем хорошо. Не стала читать сообщения из социальных сетей, хотелось уже забыть этот день, принять душ, лечь в нормальную постель. Поковыляла в ванную комнату, очень даже мило, душевая кабина, раковина, большое зеркало, есть полотенце, а еще женский гель для душа с ароматом ванили.

Это кто у нас любитель ванильки?

Брутальный Роман Александрович?

Или его пассия?

Пока снимала блузку, оторвала со злости две пуговицы, те покатились по кафельному полу. И чего так меня вывел этот гель? Стою под горячим душем, это лучшее, что случилось со мной за эти сутки, а еще — когда Роман носил меня на руках. За сегодня это было слишком много раз.

Роман.

Красивое имя.

И сам он красивый. Такой мужественный, сильный.

Снова вспомнила его темные глаза, руки, а потом тот сон и откровенные ласки языком и губами какого-то мужчины между моих ног. Внизу живота сразу разлился жар, запах ванили от душа заполнил пространство, накрыла грудь рукой, чуть сдавила сосок.

— Ох… черт.

Стыдно было признаться самой себе, но я с ума схожу от оральных ласк, а вот именно сейчас о них думать странно, других мыслей хватает. Отдернула руку. Но только смыла пену с тела и волос, как из душевой лейки полилась холодная вода.

— Ай!

Отпрыгнула в сторону, наступив на больную ногу, снова закричала. Кое-как выбралась, промокнула волосы, закуталась в полотенце, допрыгала до кровати. Спать хотелось ужасно, но надо было намазать ушиб и еще как-то сделать себе укол. Я ведь такая самостоятельная и отказалась от помощи. Разложила рядом все купленное Романом в аптеке. Ну вот, намазать я намажу и забинтую, скорее всего, как смогу, но укол — нет, не смогу.

Телефон разразился веселой трелью.

— Да.

— Что да? Балбесина! Даха, ты куда пропала?

Младшая сестренка Маша паникует. Но, скорее всего, она звонит не от волнения за меня, а лишний раз посмеяться. Мы с ней погодки, мамочка не успела родить меня, как забеременела этой «занозой в заднице». Сколько ее помню, постоянно строит из себя самую умную, она у нас надежда и опора, будущее семьи, без которого мы все скатимся в бездну нищеты и убогого существования.

— Почему телефон отключен?

— Разрядился, что он, не может разрядиться?

— Конечно, может, у тебя все что угодно может с ним случиться, я бы не удивилась, если бы его волки унесли в лес.

— Маш, какие волки? Какой лес?

— Лохматые и зубатые, а лес дремучий, как ты.

— Что вечно за мнение, что я такая беспомощная?

— Ну… как сказать, — Маша протянула, я фыркнула, сейчас начнет учить старшую сестру жизни, припоминая все, что было. Надо пресекать это сразу.

— Мария! Отец зачем звонил?

— Какой грозный голос, мне уже страшно. Соскучился, наверное, я откуда знаю?

— Маша, папа не скучает просто так, он что, о чем-то догадывается?

— Не должен, он сейчас в Австрии, переговоры какие-то очередные, звал меня, не поехала, опять с этой своей королевой красоты полетел, Анжелой, кобылой цирковой. Ну, ничего, хоть стресс мужичку снимет. От нее тоже может быть польза.

— Маша, ну как ты можешь так говорить, это же папа.

— Папа что, не мужик?

Машка зашуршала в трубку, потом начала жевать, у меня самой заурчал живот, не ела с обеда, и то — был салатик с капустой и куриная ножка.

— Ой, сеструха, авантюра, конечно, забавная, но прошло всего три недели, а еще два месяца. По голосу слышу, вляпалась в дерьмо, вы друг друга любите.

Маша засмеялась, я загрустила: что верно, то верно. И почему я не могу жить спокойно, без всяких кульбитов и пируэтов? А самое главное, без постоянной опеки и присмотра со стороны отца? Ведь большая девочка, почти двадцать три года, учусь сама — на экономическом, между прочим, как папа и хотел, хотя я хотела совсем другое.

Вот Маха, она реально умная, а еще противная, но люблю ее, кровиночка ведь родная, сестренка. И сколько бы ни обижались мы друг на друга и ни ругались, все равно вместе.

— О чем думаешь?

— Спать хочу, ты меня разбудила, а еще папе надо позвонить. Сколько сейчас времени в Австрии?

— Десятый час вечера, должно быть.

Папе звонить было страшно, папа мужчина суровый. А самое противное — врать ему не хотелось.

— Даха? Все нормально?

— Нормально… о-о-о-о-ой-й-й, — потянулась за чемоданом, но тот завалился набок — и снова на больную ногу. Тут же зажала рот рукой.

— Что это было? — сестренка насторожилась.

— Ударилась. Все, Мария, я спать, завтра вставать рано.

— Завтра выходной.

— Это у тебя выходной.

— Дашка…

Отключилась, снова села на кровать, глотая слезы боли.

— Лучше бы тебя фура раздавила, противный.

— Это, я надеюсь, адресовано не мне?

Поднимаю голову: в открытых дверях стоит Роман, почти обнаженный, лишь низко на бедрах обмотано полотенце. Веду свой взгляд именно от живота, где отчетливо видны кубики пресса и темная дорожка волос, скрывающаяся под полотенцем, широкая грудь, на ней тоже немного растительности. На его шее дергается кадык, потом смотрю на губы — он не улыбается, темные глаза, брови сведены.

Я немного подвисла, даже не заметила, как полотенце стало сползать с моей груди, вовремя поймала, прижала. Чувствую, что краснею, не то чтоб я не видела обнаженных мужчин, но это взрослый, почти обнаженный мужчина, а не парни в бассейне или на пляже, тем более не Прохоров с его гладко эпилированной грудью.

При воспоминании о Федоре совершенно ничего не чувствую, хотя видела от него несколько сообщений, но даже открывать их не хочется.

— Я думаю, что выглядел бы хуже чемодана, если бы меня задела фура.

— Я про чемодан, упал на ногу прямо.

Теперь он улыбается, а я облизываю губы, отворачиваюсь, смотрю на покрывало, где лежат назначенные мне лекарства, на шприцы.

— Помочь?

— Да, с уколом я точно сама не справлюсь, а таблетка уже почти не действует.

Ну, чего мне ломаться, если предлагают помощь? Тем более такой мужчина. Интересно, у него есть девушка? Может, он вообще женат и у него двое детей? Ведь такое вполне возможно. На первом курсе Антонова так залетела от женатого, сколько грязи на нее тогда вылили.

— Тогда оголяй попку.

Глава 7

Вершинин

Конечно, не про меня, разве я противный?

Я, можно сказать, Робин Гуд, нет, Супермен, он же спасал девушек. Чем я хуже? Вот, поперся посмотреть, как там она, хотя мог спокойно лечь спать. После того как омыл свой спермой кафель душевой, это надо еще хорошенько вспомнить, когда я последний раз дрочил.

Но, что и следовало ожидать — сидит, разложила на кровати лекарства, думает, наверное, с чего начать.

Это она сейчас так специально, или у нее все выходит само собой? Стою в дверном проеме, смотрю на сидящую на кровати девушку, причем почти голую, она лишь одной рукой прикрывает грудь полотенцем, а выглядит так, словно совсем голая.

Если я сейчас простою так, буду пялиться на нее еще дольше, то она прекрасно увидит, что у меня стоит, сам-то не больше ее одет.

— Оголяй попку.

Глаза Даши стали еще больше. Господи, что за кретин? Как из взрослого мужика могут вылетать такие слова?

— Давай я помогу, ногу намажу и укол сделаю, а то на самом деле будешь всю ночь не спать от боли.

Говорю это как можно более привычным тоном, грамотно подобрав слова. Мол, такой благодетель, а, нет, забыл, я Супермен. Словно я через день помогаю почти обнаженным девицам, которые попадают под мои колеса с завидной регулярностью. А после поездки в травмпункт везу к себе на дачу и колю в их упругие попки лекарство. Да, такой Супермен со стоячим хером.

А попка у нее точно упругая. Недаром она Орешкина, попка как орех наверняка. Вот зуб даю, и киска сладкая.

Так, Роман Александрович, возьми себя в руки, не шестнадцать лет, а больше, гораздо больше, к тому же слив спермы в душевой пошел на пользу, яйца уже не так ломит.

— А что с водой? Когда я была в душе, резко закончилась горячая, — моргает пушистыми ресницами, смотрит так доверчиво, чистый ангел.

А, ну, все правильно, титан не справляется: я включил у себя горячую, а здесь пошла холодная.

— Не знаю, потом покажешь, надо посмотреть, — вру без стеснения, не хочется объяснять, как есть на самом деле.

Даша кивнула, поправила еще влажные волосы, что лежали по плечам, снова прикусила губы. Да чтоб ее, сколько можно уже кусать их и облизывать?

— Что-то не так?

Что не так? Все не так! Ты здесь не должна сидеть в таком виде и соблазнять меня! Я нормальный, взрослый мужик, с прекрасно, как оказалось, просто шикарно работающей половой системой. У меня стоит на твои губки, глазки, титьки. Это все кричало мое сознание.

— Все хорошо, давай вот так, положи ногу сюда, сейчас нанесем гель, он должен впитаться, а потом тугую повязку.

Чип и Дейл спешат на помощь. Я Чип, мой член Дейл.

Взял себя в руки, подошел. Уложил ногу Даши на свои колени, сел при этом на кровать, полотенце, конечно, безумно короткое, кажется, еще немного, и я увижу все ее прелести. Провел пальцами по щиколотке, сам, наверное, перестал дышать, кожа такая теплая и гладкая.

— Вот, этим надо намазать.

Протянула тюбик, взял, выдавил часть прозрачного геля, стал медленно размазывать по ноге.

— Не больно?

— Нет, — тихий ответ, вздох.

Мне показалось, или это на самом деле был стон? Остановился, надо дать гелю впитаться, а сам рассматриваю ее ножки и эти маленькие пальчики с красным лаком на ноготках, словно никогда не видел обнаженных женских ног.

Хочется их расцеловать, а еще лучше пососать, облизывая каждый пальчик. Это вообще нормально, что у меня такие желания? Член под полотенцем наливается кровью, еще немного, и Даша начнет кричать, что я маньяк и извращенец, и выцарапает мне глаза.

Взял из ее рук бинт, обмотал, как еще учили в волейбольной секции при университете, там постоянно получали ушибы и растяжения. Провел рукой вверх до колена, чувствуя, как кожа под ладонью покрывается мурашками.

— Роман!

— Да.

— Укол.

Прекрасно, еще укол.

— Хорошо, давай я наберу шприц, а ты пока ложись.

Собираю в кучу все рассыпанные медикаменты, убираю ее ноги с моих коленей, быстро встаю, поправляя свое полотенце, отворачиваюсь, чтоб Даша не заметила мой явно выпирающий стояк. Чтоб дойти до ванной, пришлось обойти это розовое чудовище в виде искореженного чемодана.

Даже не смотрю на себя в зеркало, член стоит, кровь шумит в ушах. И что меня так ведет от этой девчонки? Смотрю на нее, прикасаюсь — и дурею, как ненормальный.

Набрал лекарство, взял специальные салфетки, вышел из ванной. Включен лишь ночник, Даша уже лежит на кровати на животе, попка обтянута то ли трусиками, то ли розовыми шортиками, сверху маечка. В свете ночника кожа отливает бронзой, значит, будем делать в попку укол.

Словно ролевые игры. А я ведь так никогда и не играл в такие. Мужику тридцать пять, а все, как в первый раз.

Снова сажусь на кровать.

— Это не больно?

Как мило. Словно у меня спрашивает девственница перед своим первым сексуальным опытом. Это не больно? А я должен ответить: «Нет, крошка, тебе понравится, я буду нежным, мы с Дейлом будем нежными». Что за бред в голову лезет?

— Думаю, что нет. Тебе никогда не делали раньше уколы?

— Делали, конечно, но это не совсем приятная процедура.

Для меня уж точно нет.

Приспускаю шортики, попка и правда упругая, такая кругленькая, аппетитная, словно персик. Представляю, как раздвину ее булочки в стороны, а там маленькое колечко ануса. Его можно смочить слюной и помассировать, слегка надавливая пальчиком.

— Рома?

Рома сегодня не выйдет, за него сегодня озабоченный маньяк.

Обтираю место укола специальной салфеткой, резкое движение, втыкаю иглу, Даша вскрикивает, медленно ввожу лекарство, а она снова стонет, да так, словно я ей делаю нечто другое.

— Все. И совсем не больно, можно было не притворяться.

Даша натягивает шорты, ложится на спину, в глазах просто вселенская боль. Ей что, реально было так больно? Или Орешкина притворятся? В больнице искры в меня метала, а сейчас такая кроткая.

— Правда больно?

— Нет, совсем не больно.

Кидаю шприц на тумбочку, двигаюсь ближе, вот точно сдохну сейчас, если не поцелую ее. Тяну девушку за шею на себя, глаза у нее удивленные, как два синих блюдца. Я касаюсь ее губ своими, целую, жадно засасывая. Такие мягкие и вкусные, она точно вся сладенькая, вся и везде.

Если она сейчас оттолкнет и ударит, то поделом мне, заслужу, но все равно не остановлюсь.

Даша замирает лишь на миг, но потом отвечает, не так активно, но целует в ответ, стонет, когда наши языки переплетаются. Меня трясет, не могу остановиться, продолжаю целовать, пить ее стоны.

Вторая рука сама забирается под маечку — гладкий животик, упругая грудь. Она идеально помещается в мою ладонь, даже чуть больше. Соски уже твердые, сдавливаю их, снова стон.

— Такая сладкая девочка, не мог оторваться, — не узнаю свой хриплый голос, хочу видеть ее всю голенькую.

Снова целую, кусая губы, веду вниз по щекам, шее, она выгибается в моих руках, наверное, оставляю засосы, но мне плевать, словно голодный, прикусываю нежную кожу.

Не спрашивая ее согласия, снимаю с нее майку, откидываю в сторону. Шикарная грудь, высокая, упругая с темными ореолами сосков, впиваюсь в один из них губами. Даша часто дышит, чувствую, как бьется ее сердце, а мое готово вырваться наружу.

Член давно уже стоит под полотенцем, марая его своей смазкой, яйца поджаты. А я целую второй сосок, облизывая его, сжимая грудь пальцами.

— Рома… а-а-а-ах-х-х-х-х.

Даша так стонет, словно мой член уже в ней, но это еще не так. Я еще не попробовал ее главную сладость.

Глава 8

Орешкина

Роман целует, а я не могу даже сопротивляться, все происходит само собой. А ведь я совсем не знаю этого мужчину, вижу второй раз в жизни за один день. А вот сейчас он лижет мои соски, нежно посасывая, а иногда покусывая, и снова лижет.

Так мою грудь не ласкал никто, не думала, что она настолько чувствительна, соски напряжены и набухли, по телу идет дрожь. Надо сказать «нет», оттолкнуть, я ведь не такая доступная девица, которую можно трахнуть в первые часы знакомства. Но, выходит, что доступная, если позволяю все это.

Господи, что подумает папа, если узнает?

А Прохоров? Вот на его мнение вообще наплевать. Мы расстались, он сделал свой выбор.

— А-а-а-а-а… м-м-м-м… а-а-а-а.

Рома снова прикусывает сосок, обводит его языком, смотрю на это, и голова идет кругом, возбуждение вихрем крутит низ живота, я реально теку от его поцелуев и ласк. Отрывается, поднимает глаза на меня, они у него почти черные, дышит часто.

— Такие сладкие, не могу оторваться. Я потом кончу на твою грудь и размажу по ней сперму.

Господи, да что это такое? Такие пошлости, но они заводят, так и представила: как в порнороликах, мужчина кончает на грудь женщины, изливаясь спермой, а потом втирает ее в соски.

С ума сойти.

Нет, это я сошла с ума.

Снова целует, уже в губы, настойчиво, требовательно, а сам скользит рукой под шорты. Напрягаюсь, сводя бедра, чисто на инстинкте. Рома замирает сам, ласкает живот, поцелуи становятся медленней, тягучей. Я отвечаю, цепляясь за его голые плечи.

А что подумает Машка?

Но все мысли о том, что кто-то там может что-то подумать, лопаются как мыльные пузыри, когда я расслабляюсь, и пальцы Романа накрывают мою промежность, сразу задевая клитор.

— Ах-х-х-х-х… а-а-а-а-а.

Словно маленький разряд тока по телу и легкая дрожь.

— Раздвинь ножки, дай мне потрогать тебя, дай мне потрогать твою киску.

Снова эти слова, сбивающие все мысли в голове.

Я даю.

Он трогает.

А я кричу громче лишь от нежного касания моей уже возбужденной плоти. Часто дышу, обнимаю Романа за шею, смотрю в глаза, вижу, как он напряжен, а потом лишь мельком смотрю вниз. Полотенце, видимо, давно упало с его бедер, член стоит, вижу, насколько он крупный, сглатываю. Но снова вскрикиваю, когда я, раздвинув ноги еще шире, позволяю трогать себя более откровенно.

Пальцы размазывают по половым губам влагу, которой так много, что мне стыдно, он так мастерски скользит по клитору, чуть надавливая, а потом вниз, дразня вход во влагалище.

— Какая влажная девочка, такая мокрая, текущая киска, с ума сойти. Так и думал, что ты такая.

— Какая? — почти шепотом, ловя тот кайф, что приносят его пальцы.

Но вот он вводит один, медленно толкаясь, вскрикиваю. Делает несколько движений, растягивая, давит на какие-то точки, от этого хочется выть, прикусываю губу.

— Такая гладенькая, нежная, возбуждённая. Я чувствую пальцами, как ты течешь, как твоя девочка течет на них.

Хочу, чтоб он замолчал или продолжал говорить, а еще, чтоб не останавливался никогда. Вот во мне уже два пальца, сгибает их, движения резче, я опираюсь на больную ногу, совсем не чувствую боли, еще шире развожу бедра.

— Такая узкая девочка. Такая нежная, — шепчет, целуя шею.

Движения жестче, я почти кричу в голос от невероятных ощущений и накрывающих эмоций. Не понимаю, что со мной, глотаю ртом воздух, но Роман целует, продолжая насаживать на свои пальцы. Внутри разрывается большой огненный шар, разливаясь по всему телу горячей лавой. Я кончаю таким оргазмом, которого не было никогда.

— А-а-а-ах-х-х-х… а-а-а… боже… а-а-а-а.

— Да, сладкая, да, кончай. Сожми мои пальцы своей киской, сожми их.

Сжимаю его пальцы, как он и просит, царапаю плечи, перед глазами белые круги, голова кружится. Меня медленно, но отпускает, Роман вынимает пальцы и снова ласкает клитор, словно продлевая мое удовольствие.

Тело почти невесомо, открываю глаза, вижу, как Рома, убрав из меня руку, облизывает свои пальцы.

— Попробуй, какая ты.

Словно под гипнозом, открываю рот, облизывая пальцы мужчины, пробуя свое возбуждение на вкус, тоже первый раз в жизни. Так порочно, так откровенно и так сексуально.

Тянет меня на себя, слова целуя в губы, мне кажется, что они уже опухли от поцелуев.

— Хочу попробовать тебя.

А вот это точно ступор. Но мне не дают опомниться, он оказывается между моих разведенных ног, больше сгибая их в коленях, закидывая себе на плечи. Гладит внутреннюю, самую чувствительную поверхность бедер, задевая пальцами нижние губки. Движения легкие, скользящие. Я представляю, насколько я там мокрая, закрываю лицо ладонями, откидываясь на кровать.

А потом происходит совершенно невероятное. Меня снова пронзает током: там, внизу, он ласкает меня уже языком.

Роман нежно целует, проводит по промежности языком, не задевая чувствительный клитор. Раздвигая губки в стороны, дразнит, скользит губами, снова целует. Я снова теку, я чувствую это, прикусываю ладонь, чтоб не закричать в голос от удовольствия.

Вот его настойчивый язык начинает лизать клитор, он пульсирует, словно оголенный нерв, опускается ниже, проникает внутрь, трахая меня им. А меня выворачивает, колотит. Сминаю покрывало пальцами, чуть приподнимаясь, смотрю вниз, на темную макушку мужчины между своих ног.

Мне двадцать два года, а я так бы и жила дальше, не зная, что есть мужчины, которые так умеют, которые так умеют доставлять удовольствие.

— Боже мой, боже мой, боже мой… м-м-м-м-м… а-а-а-а-а-а-а… я сейчас умру.

А когда Рома начинает посасывать клитор, меня окончательно срывает, выгибаю спину, дергаюсь, кончаю, пытаюсь вырваться. Но он, подхватив меня под ягодицы ладонями, приподнимает, прижимая к своему рту еще сильнее, удерживает, продолжая сосать.

— А-а-а-а-а-а-а-а… Рома-а-а-а-а-а… боже мой, боже, боже.

Кажется, я теряю сознание, Машка точно не поверит, что такое возможно, я ей никогда этого не расскажу. Но это невероятно, просто невероятно.

Наконец он отпускает меня, а я, как безвольная тряпичная кукла, не могу даже пошевелиться. Чувствую тяжесть, Роман нависает надо мной, целует в губы.

— Сладкая, я знал, что твоя малышка безумно сладкая.

Я чувствую на своем языке вкус собственного оргазма, обнимая мужчину за плечи, отвечаю на поцелуй, а он скользит головкой члена по моей, как он назвал, «малышке».

Глава 9

Вершинин

Вот это девочка! Сладкая, очень сладкая.

Она кончала на моих губах, от моего языка на ее клиторе, а я не мог наслушаться ее криками. Не замечал за собой раньше такого, что удовлетворение женщины орально может до немыслимого предела возбудить меня самого.

Член стоит колом, кажется, что им можно колоть орехи. Чувствую, этот орешек с фамилией Орешкина вымотает меня, выжмет все соки, закрутит нервы тугим узлом. Сжимаю член в кулаке, провожу несколько раз, подрачивая. Яйца поджаты, возбуждение бьет по нервам, а еще эта девочка, вся такая раскрытая передо мной, доступная, невероятно соблазнительная.

Колени широко расставлены, темно-розовые половые губки набухли и блестят от влаги, клитор отчетливо выделяется между ними. Я, как маньяк, все смотрю и не могу отвести глаз. Плоский животик, торчащие сосочки на идеальной груди, провожу по ней другой рукой, нависая над Дашей, целуя в губы.

Если я сейчас не окажусь в ней, то точно залью спермой все вокруг. Да отчего так башню-то сносит? Меня реально колотит так, что не слышу своих мыслей. Целую жадно, насилуя ее рот языком, глотая стоны. Она хочет еще, чувствую, что хочет. Ведет бедрами, а я трусь головкой члена о ее раскрытое лоно.

Тянусь к тумбочке, открываю, быстро шарю рукой, ищу презервативы, они всегда там есть, это гостевая комната, друзья часто приезжают со своими девушками. Макс постоянно таскает разных телок, вот он-то и пополняет запасы резиновых изделий. Сам на этой кровати первый раз, да еще не один. Нахожу, надрываю зубами фольгу, сам смотрю Даше в глаза, в них столько всего: удивление, желание, недоумение.

Все происходит молча, судорожно раскатываю латекс по стволу, в нем, конечно, ощущения не те, но мне не шестнадцать, чтоб думать не головой, а головкой.

Целую грудь, облизывая сосок, подхватываю Дашу под попку, сжимая ягодицы, разводя бедра еще шире, направляя член, медленно вхожу в нее. Сжимаю челюсть, толкаюсь глубже, Даша часто дышит, снова кусает губки, а я смотрю в ее глаза и боюсь потерять контроль над собой.

— Малышка, ты такая узкая, точно не девственница?

Даша лишь крепче хватает меня за шею, отрицательно мотает головой, я вхожу глубже. Хочется натянуть ее на себя со всей силы, войти на всю длину, но, словно мазохист, делаю это медленно.

— Такая узкая, сжимаешь меня до боли.

Делаю резкий толчок, наконец заполняя ее полностью, Даша замирает, кричит громче, впиваясь ноготками в мою шею. Я останавливаюсь, даю ей привыкнуть, целуя, покусывая губы.

Начинаю двигаться, чувствую, как напряжена во мне каждая мышца, как по спине стекает пот, слышу собственные хрипы. Сладкая девочка, безумно сладкая, а еще горячая.

— Дьявол, малышка, ты невероятная.

Приподнимаюсь, хочу видеть, как мой член входит в нее, смотрю вниз, киска раскрыта, она принимает меня так глубоко, как я только могу войти. От стен комнаты отражаются Дашины крики, сгибаю ее колени, прижимая к своей груди, теперь смотрю, как Даша мечется подо мной, как мнет пальцами покрывало, как она прекрасна в тусклом свете ночника. Соски торчат, такие набухшие, во рту скапливается слюна, как хочу их пососать, грудь колышется от моих толчков, Даша кусает губы.

Растягиваю удовольствие нахождения в ней, свожу ее колени вместе, чуть смещая ноги вправо, держу их. Так трение еще больше, делаю резкие и глубокие толчки. Снова развожу колени, натягивая Дашу на свой член.

Чувствую, что сейчас кончу, внутри все напрягается, в висках стучит пульс, хочу, чтоб она кончила ещё раз на моем члене.

— Кончай, сладкая, кончай, не могу больше, да, девочка, вот так, сожми меня сильнее… кончай со мной… кончай.

Даша словно слушается меня, выгибает спину, сжимая мой член, выдаивая из него сперму. Я делаю два последних толчка, кончаю вместе с ней, сперма толчками вырывается в презерватив, двигаю бедрами, продолжая кончать, дышу часто, сердце готово разорваться внутри.

Упираюсь ей в плечо лбом, оргазм отпускает долго, словно у меня не было секса неделю. Выхожу медленно, перекатываюсь на бок, чтоб не раздавить девушку, прижимая ее к себе.

— Как ты, Орешкина? — голос хриплый.

— Не знаю.

Тихий ответ, она устраивается удобнее на боку, подкладывая ладошки под щеку. Стягиваю с себя презерватив, кидаю его на пол, тянусь, выключаю ночник. Сразу накрывает темнота, за окном метет метель, укрываю нас покрывалом, что совсем сбилось в кучу. Даша снова ерзает, совсем забыл про ее больную ногу.

— Откуда ты такая взялась, Орешкина?

— Из банка.

— Точно, забыл.

Лежу, смотрю в темное окно, она такая теплая, такая идеальная, словно специально под меня. Дашка Орешкина, забавно звучит, но мне совсем не до смеха. Вот именно сейчас, после крышесносного оргазма, да такого, что я думал, у меня отнимутся ноги, появилось смутное чувство, что я где-то ее видел.

И это был не банк, точно не банк. Я не дурак и не слепой, прекрасно заметил, какие на ней тряпки, шуба не из дешевых, такие в наших даже элитных бутиках не продаются. В ушках по бриллиантику, не то чтоб я оценивал, мне все равно. Но что такая девочка делала на проезжей дороге? Почему снимала квартиру и работает в банке, это любопытно.

Да какая, по сути, разница, где видел, может, в ночном клубе или ресторане каком. Если бы видел, то точно бы запомнил. Значит, точно был не ресторан, Даша снова ерзает, трется попкой о мой все еще не опавший до конца член, а я снова хочу ее.

Точно голодный дембель, но ведь никогда не был таким озабоченным, даже с Иркой, которая уж до чего мне казалась привлекательной и сексуальной женщиной, я вел себя совсем иначе. Может, эта девочка и есть тот самый бес в ребро и седина в голову?

Чистый, откровенный соблазн.

Не хочу больше ни о чем думать, чувствую, как проваливаюсь в сон, как сквозь него слышу, что где-то вибрирует на беззвучном чей-то телефон. Гори все огнем, не подойду и не возьму, ночь уже.

Самая последняя мелькнувшая мысль была о том, что я почти никогда не засыпал вот так, с девушкой в обнимку.

Чудные дела творятся.

Тогда я, наивный, еще не знал, что будет впереди, как эта милая девочка тупой иглой засядет в моем сердце, а перед этим вывернет всю душу наизнанку и превратит в озабоченного, голодного до нее и ее тела маньяка.

Глава 10

Орешкина

Проснулась. Жарко, ужасно жарко, а еще тяжело, на грудь словно кирпичами давят. Не открывая глаз, хочу убрать эту тяжесть, но мне не дают, тут же кто-то прижимает меня к себе, сильно стискивая.

Роман.

Черт! Черт! Черт!

Я совсем голая, лежу в объятьях мужчины, прижатая спиной к его груди, с которым познакомилась только вчера в банке, а потом чуть не угодила под его колеса, подвернула ногу, и, как итог всех моих приключений — фантастический секс, два оргазма и полная неразбериха в голове.

Подвинула удобней больную ногу, о которой я почти забыла. Получилось, что прижалась плотнее, отчетливо почувствовала попкой член Романа, замерла. Между ног было влажно, а еще тянуло живот при одном воспоминании о том, что было, прикусила губу, простонав.

— Будешь ерзать и стонать, я проснусь, — Рома тихо проворчал мне это на ухо, снова прижал к себе, обхватив огромными ладонями живот.

Нет, нет, пока не надо, чтоб он просыпался, и так в голове все перепутано и намешано. Совсем недавно я стонала под ним, кричала и просила еще, как бешеная, одержимая сексом нимфоманка. А сейчас мне страшно.

А как он вылизывал меня? Боже мой! Мне двадцать два года, а такого не было никогда. Этого бы никогда не случилось, не толкни меня любимая сестренка в эту авантюру. Надо будет потом ей спасибо сказать. Или наоборот — отлупить.

— Что ты там бубнишь?

— Я хочу писать.

Мужчина рядом приподнялся, все еще продолжая меня обнимать, ладони такие теплые, и сам он большой и горячий.

— Тебя отнести?

— Зачем? Я сама умею ходить.

— А нога? Или уже не болит?

Даже в темноте чувствую, как он улыбается, сжимая руками мою талию, ведет рукой вниз, накрывает лобок, а я замираю. Наверное, поздно говорить «нет» и строить из себя порядочную после всего, что уже было? Или не поздно?

— Не знаю, я же лежу.

— Ну, пойдем, пописаем.

Но как только я сажусь и пытаюсь прикрыться покрывалом, меня подхватывают на руки. Несколько шагов, а потом удар и отборный мат из таких слов, которых я и не знала.

— Твою мать, ебучий случай!

Рома прижимает меня сильнее, я зажмуриваю глаза, представляя, что сейчас будет и куда полетит мой несчастный чемодан.

— М-м-м-м-м… жаль, его фура не разнесла на мелкие кусочки. Гребаный чемодан.

— Извини, — блею как овечка, потому что представляю, как это больно.

— Ладно, нормально. Не описалась там?

А он с юмором.

— Пока нет.

Рома хромает, но аккуратно идет дальше, чтоб не наступить на что-то еще, заносит в открытую ванную, ставит меня на пол, включает свет. Жмурюсь, прикрывая глаза ладонями, но потом начинаю прикрывать себя, потому что понимаю, что стою совершенно голая перед мужчиной.

— Ты думаешь, я там что-то еще не видел?

Заливаюсь краской, щеки горят, стараюсь не смотреть на него, не то чтоб я не видела голого мужчину, но то были мои ровесники, а не мужчина старше меня на тринадцать лет — дату рождения, что была в паспорте у Романа Александровича Вершинина, я запомнила хорошо.

— Давай, делай все дела, и пойдем обратно.

— А может, вы пойдете к себе спать?

— А мы перешли на «вы»?

Роман Александрович вопросительно поднял правую бровь, упер руку в дверной косяк и начал меня разглядывать, словно не видел до этого. Я, как могла, отводила взгляд от того, что у него ниже пояса: ну, неприлично приличной девушке так туда пялиться. А вот попялиться было на что.

Широкая грудь, весь такой подкачанный, даже слегка загорелый, не иначе как на Мальдивы летал, туда все зимой летят. Плоский живот, кубики пресса, дорожка темных волос, совсем немаленьких размеров полувозбужденный член с открытой головкой, крупные яйца. Непроизвольно сглотнула слюну.

— Нравится?

— Нет. И можно я уже побуду одна?

Прикрываю грудь ладонями, отворачиваюсь. У меня не было никогда такого секса, но это не означает, что я должна сейчас падать перед этим мужчиной на колени и благодарить за подаренные оргазмы.

— Роман Александрович, я, конечно, понимаю, вы очень мне помогли, но вроде бы я уже вас отблагодарила.

Вот же дура дурацкая.

Сама не понимаю, что несу. Отблагодарила? Звучит так, словно я проститутка. Но нечего на меня так нагло смотреть да еще задавать вопросы, нравится ли мне его член. Сказала, а у самой внутри все клокочет, мельком глянула на Романа, а тот стоит и убивает меня взглядом, сжав дверной косяк так, что, кажется, сейчас выломает его.

— Вот же зараза какая противная.

— Кто? — шарю руками по вешалке, сдергиваю маленькое полотенчико, прикрываюсь наконец.

— Ты, Орешкина, кто же еще? Какую ахинею ты несешь? Это ты что, сейчас так меня благодарила за то, что я тебя свозил в больничку и сделал укол? Это все, что сейчас было, именно поэтому?

Он указывает рукой в сторону кровати, на которой мы совсем недавно занимались сексом, а у меня внутри все холодеет. Ну, не привыкла я к таким отношениям, мне совершенно неуютно и неудобно, я никогда раньше не спала с первым, да даже со вторым встречным.

У меня три года всего один парень был, я думала, мой парень. Да, это совсем другая история, не сейчас о ней вспоминать.

Я совсем не умею крутить романы и вот так спокойно отдаваться. Мне, в конце концов, просто неловко и нужно время подумать. Или у него все так в порядке вещей? Подобрал на дороге девушку, привез к себе и трахнул.

О, господи. Я ведь реально его совсем не знаю, хорошо, что хоть еще предохранялись.

— Ты лишилась дара речи? Орешкина, прием!

— Не надо со мной так.

— Как так?

— Как с глупой девочкой.

Вот ненавижу, когда со мной так разговаривают. Отец постоянно думает, что мне нужно повторить несколько раз, чтоб дошло, но я и так все понимаю. И у меня есть своя зона комфорта, которую не надо нарушать и говорить мне, что делать.

— С чего ты решила, что я говорю с тобой именно так?

— Потому что это вижу.

— Плохо смотришь. Давай, заканчивай капризы, писай, и пошли в кроватку.

Капризы?

В кроватку?

Он не охерел ли?

Но такие грубые слова не стоит произносить вслух.

— Роман Александрович, я хочу остаться одна. Я понимаю, что это ваш дом, и вы вправе находиться где угодно, но все-таки я бы хотела побыть одна. Утром я уеду, вызову такси и верну вам все деньги, потраченные на лекарства.

Роман не говорит больше ни слова, но кажется, что его сейчас разорвет, потому что взгляд такой, что я должна упасть замертво прямо у его ног. Губы плотно сжаты, на скулах играют желваки.

Резко разворачивается, уходит, дверь хлопает так, что я вздрагиваю. Ну и пусть, ну и пусть валит, я вообще не просила его приходить. И не надо было так со мной разговаривать, я не какая-то там девка, чтоб прыгать в кроватку.

Бесит!

Дождусь утра, вызову такси и уеду в гостиницу.

Я сильная, независимая и самостоятельная девушка. С этими всеми определениями можно было поспорить, Машка бы так и сделала, но я стараюсь, я очень стараюсь, и у меня получается.

И ни один даже самый классный мужик на свете не выведет меня из равновесия.

Но на душе все равно противно.

Глава 11

Вершинин

— Зараза! — выхожу, хлопнув дверью.

Вот же сучка маленькая! Одним словом и взглядом выводит меня из равновесия. И как это у нее так легко и просто получается?

Как есть, голым захожу на кухню, не включая свет, выпиваю прямо из горла полбутылки минералки. Внутри всего колошматит.

Вот же, она совсем недавно кончала на моих губах, пальцах, на моем члене. Извивалась, кричала так, что должны были прибежать соседи.

А потом такая: «Роман Александрович, но вроде бы я уже вас отблагодарила».

Это что вообще было? Девочка была в шоке от подаренных мною оргазмов? Постэкстазное помешательство? Я, конечно, тот еще терапевт, но это явно ненормально.

Такое чувство, что это она меня поимела. Это она реально мне так спасибо сказала за всю мою доброту? Что не задавил, сделал укол и приютил? Такого у меня в жизни еще точно не было. Было, что дарил дорогие подарки, возил на курорты, девушки благодарили, но не прямо так в глаза и открытым текстом.

А это ее: «Роман Александрович, я хочу остаться одна».

В каком месте и где я так накосячил за пару часов? Вот реально чувствую, что косячил, что хоть иди и стой у дверей на коленях, отбивая членом азбуку Морзе.

Смотрю на полувозбужденный член. А это так всегда при Орешкиной будет? Мои половые гормоны возьмут верх над разумом? И я буду ходить, размахивая им?

— Ну что, братишка, чувствую, сладенького нам долго не видать.

Дожил, разговариваю с членом.

За окном метет метель, допиваю бутылку минералки, иду к себе наверх, слегка хромаю.

— Сука, долбаный чемодан, я точно его отнесу в лес.

Тру ушиб на ноге, не хватало еще и мне получить травму, и будем тогда вдвоем скакать по дому. Два дня! Это же мне с этой заразой двое суток здесь куковать.

Выходные обещают быть не томными.

Ложусь в свою кровать, а от меня пахнет Орешкиной, реально это ее сладкий и тонкий аромат, словно пропитан им всем. Член снова наливается возбуждением. Ну, этого мне еще не хватало — передернуть во второй раз.

Но ее оказалось мало, чертовски мало. Мало ее стонов, поцелуев, мало ее сладкой девочки, ее тела и припухших от моих поцелуев губ.

Так! Стоп!

Долго не мог заснуть, посмотрел на телефон, пропущенные звонки от Тимохи и Ирки, почитал сообщения. Ждала меня вечером, не дождалась, легла спать, прислав при этом фото своих титек.

Долго рассматривал. Не возбудило.

А во всем виновато чудо в розовом — Орешкина.

Когда это у нормального мужика не вставал на классные титьки?

Полистал почту: отчеты, сметы, договора, акты выполненных работ. Странное письмо от какой-то компании, не понял, в чем суть, но с этим разберемся в понедельник. Обычно это отвлекало, но нет, в этот раз не отвлекло, пришлось мочить мои детородные органы холодной водой. Сразу под кран, вместе с яйцами.

Заснул под утро, на телефоне было четыре часа. А во сне Орешкина в розовой шубке на голое тело, распахнув ее, ласкала грудь, наслюнив пальчик, обводила ореолы сосков, тут же оттягивая их.

— Роман Александрович, а вы трахнете меня еще раз? — говорила игриво, томно прикрывая глаза.

Проснулся в холодном поту и снова со стояком. На завтрак будет омлет, взбивать яйца есть чем. За окном было уже светло. Ого, почти одиннадцать, вот это я спал. Снова пропущенные от Тимохи и Ирки, ну, наверное, надо на телефоне включать звук, чтоб услышать звонки.

В душе пробыл всего несколько минут, теперь обошлось без самоудовлетворения, спасибо контрастному душу. Но как только полез в шкаф за домашними штанами, с первого этажа стали отчетливо слышны голоса и даже смех.

У меня галлюцинации?

Орешкина пригласила друзей из леса?

Взял футболку, начал спускаться. Завернув в гостиную, почти лишился дара речи от открывшейся картины: Тимоха, высунув язык, с которого только что не капала слюна, втирал в ушибленную лодыжку Орешкиной гель, та морщила носик и кусала губки. Ирка раскладывала продукты из пакета в холодильник, а я офигел.

Что она тут вообще делает? Что они тут все делают? Ну, Тимоха понятно, привез продукты, а Ирка не входила в продуктовую корзину точно.

— Дашенька, а сколько тебе лет?

— Двадцать два.

— А откуда ты приехала? Я забыла название города.

— Иваново. Роман Александрович встречал меня вчера на вокзале, а я побежала, а там скользко, и так неудачно упала под колеса одного мужичка. И вот подвернула ногу.

Вокзал? Я кого-то встречал? А мужик — это тоже, видимо, я. Как, оказывается, меня много.

— Ромочка! — даже вздрогнул от Иркиного всплеска эмоций.

Откинула батон, бежит ко мне, четвертый размер скачет мячиками, а я смотрю на Орешкину, которая так же удивленно смотрит на Иркины телячьи нежности. Та виснет на моей шее, целуя в щеку, размазывая по ней жирный блеск для губ.

— Доброе утро, милый. Мы не стали тебя будить, твоя племянница нам открыла. Я так волновалась, почему ты вчера не приехал?

— Да, ответь, Роман Александрович, почему ты вчера не приехал к прекрасной женщине? — Орешкина подала голос, а я так и представил, как поставлю ее раком, сниму трусики и отшлепаю, чтоб сесть не могла. Сучка маленькая!

Прожигаю Дашу взглядом, а она как ни в чем не бывало сидит на диване, закинув ноги на Тимоху, а у того на лице дебильная улыбка.

— Ромочка, почему ты не сказал, что встречаешь родственницу? Я бы составила тебе компанию.

— Родственницу?

— С тобой все хорошо? — Ира нахмурила брови, откинула за спину прядь длинных темных волос, потрогала мой лоб.

Я, видимо, реально выглядел идиотом, не хуже Тимохи, ну, с ним-то все понятно, но я не должен давать сбой.

— Нет, температуры нет. Все хорошо, милый?

— Да, Ир, все нормально. Ты как вообще сюда попала?

Убираю ее руки, аккуратно отодвигая девушку в сторону, прохожу на кухню, чувствую на себе пакостный Дашин взгляд, но та уже отвернулась и не смотрит на меня.

— Я звонила тебе все утро, волновалась, потом позвонила Тимофею, он сказал, что ты за городом, и он повезет тебе продукты, я напросилась, ты ведь не против, милый?

Да кто уже меня спрашивает в моем же доме? Разве кому-то важно мое мнение? Я против, но, конечно, не сказал этого. Заправил кофемашину, соображая, кого первого покарать за совершенные действия: Тимоху, что привез Иру, или Орешкину, что впустила их и придумала весь этот бред?

— Шеф, а я не знал, что она ваша племянница, — святая простота Тимофей заговорил шепотом, косясь на Ирину.

— Так, убери свои руки от ног моей племянницы и отсядь на метр. Мне ее доверили, если принесет в подоле, голову оторвут, но я оторву тебе. И ни слова, ты понял меня?

— В каком еще подоле? — Даша смотрит вопросительно, но ноги с колен Тимохи убирает.

— А с тобой я поговорю потом с пристрастием, племяшка. Иди надень что приличное, вся задница голая.

— При чем тут моя задница?

— Дарья! Я как твой дядя должен следить за тобой, будь добра, слушайся меня.

Говорю строго, меня на самом деле всего колотит внутри. И как ей это все пришло в голову? Какая, к херам, племянница? А она смотрит, моргает своими пушистыми ресницами, а меня опять уносит.

— Милый, я приготовлю завтрак?

Черт, Ирина!

— Да, конечно, — отвечаю, махнув рукой, Ира начинает суетиться. — Так, а теперь ты, водитель мой бестолковый, но исполнительный. Как получилось, что она здесь?

— Так позвонила с утра, я был в магазине, сказал, что повезу в загородный дом продукты, напросилась, я не смог отказать.

— Безотказный ты мой.

— Шеф, телочка правда ваша племянница?

Даша наблюдала за нашим диалогом с нескрываемым интересом, но хмурилась.

— Сейчас телочка тебе врежет. И да, правда, я племянница.

Орешкина ответила за меня, неловко поднялась, похромала к кухонному столу, даже не думая идти переодеваться, как я ее просил. Мы одновременно уставились на ее попку, обтянутую розовыми шортиками, стройные ножки, маленькие пальчики с ярким педикюром. Сверху белая толстовка и небрежный пучок собранных волос на макушке.

Она само совершенство, вот какая первая мысль мелькнула у меня в голове. Даже в этих вещах Орешкина — чистый секс.

— Роман Александрович…

— Тимоша, только ни слова, иначе поедешь к стоматологу.

— Я не об этом, хотя соска высший класс.

— Тимофей!

В это время Даша забирается на высокий барный стул у кухонного острова, что-то говорит Ирине.

— Шеф, у нас проблемы.

— Еще проблемы? Куда уж больше.

— Штормовое предупреждение, от МЧС пришло оповещение, можете посмотреть сами, мы все здесь застряли.

Глава 12

Орешкина

Так и не удалось больше заснуть. Может, зря я так? Но вот реально, не надо мне указывать, что и как делать, не привыкла я к такому, и не нравится мне это. Да и к отношениям таким не привыкла с такими мужчинами, как Вершинин. Вообще не понимаю, как себя с ним вести. Все мужчины, что у меня были, это Прохоров, мой ровесник, сын папиного партнера по бизнесу.

Федор Прохоров — первый красавец на курсе, популярный, спортивный. красивый, веселый, перспективный. Папа так и говорит, что у него блестящее будущее, семейный бизнес, ну и все такое. Он ведь тоже мне нравился, думала — скорее уже по инерции, — что у нас все серьезно. Одна Машка смеялась и крутила у виска пальцем, вражда, конечно, между ними лютая. Почему — так и не понимаю.

Но сердце не ёкало, как это бывает у главных героинь любовных романов: она увидела его и пропала. Никуда я не пропадала, да и с Федором уже явно не пропадешь. Фу, блин, даже вспоминать не хочу.

И зачем прогнала Романа? Человек столько добра сделал: спас, привез в свой дом, а я отдалась ему в первую же ночь, получила такие оргазмы, которых у меня никогда не было, ну а потом встала в позу и решила побыть одна.

Ведь решила, что надо совершать взрослые поступки. И если случился секс, то надо принимать его, а не убегать в кусты. Вот утром и поступлю по-взрослому, вызову такси, скажу спасибо, извинюсь за свое поведение, надо только узнать адрес у хозяина, и уеду в гостиницу.

Пусть он не думает, что я одна из его очередных девиц, а наверняка он сюда привозит их пачками каждый выходной, вот гель с ванилькой, тумбочка забита под завязку презервативами. Как еще оставленных трусов и лифчиков не встретила?

Снова психанула, в душ не полезла, чтоб не намочить бинты, сама я так не забинтую ногу. Намочив полотенце, обтерлась, между ног все было влажно, соски торчат, грудь болит. Как вспомню наш секс, так возбуждение накрывает моментально.

Задремала только под утро, но проснулась от трезвона, что был слышен за дверью. Как и была, в майке и шортах, поковыляла проверять, что случилось. Коридор и прихожая пустые, заглянула в гостиную, соединенную с кухней, тоже никого. У входной двери разорялся трелью домофон.

Я, конечно, гостей не звала, но, может, что срочное? Посмотрела по сторонам, на лестницу, ведущую на второй этаж, пожала плечами и нажала кнопку. Открыла замок, наверное, это калитка открылась, выглянула, за этой дверью была еще одна, допрыгала до нее и не успела ничего сделать, как она открылась сама.

— Опаньки, вот это сюрприз. Привет, красавица.

Холодно стало ужасно, на меня смотрел молодой улыбчивый парень в короткой дубленке и с взъерошенными волосами, с двумя огромными пакетами. За ним топталась девушка, выглядывая из-за плеча и пристально меня разглядывая.

Парень напирал, я хромала назад, пока все дружно не зашли в прихожую. Он начал с себя стряхивать снег, топать ногами.

— Я не поняла, а ты кто такая?

С определением «девушка» я поторопилась, это была молодая женщина: короткая шубка, не из дорогих, обтягивающие леггинсы, высокие сапоги, длинные темные волосы, а на лице надутые капризные губы и удивленно приподнятая бровь.

— Где Рома?

— Да, крошка, ты откуда такая ладненькая взялась? Роман Александрович, видимо, неплохо провел ночь.

Парень засмеялся, поставил пакеты на пол, женщина поджала губы, начав меня рассматривать еще пристальнее, а потом зыркать по сторонам.

— Я племянница, из Иваново, Даша, — первое, что пришло в голову, то и сказала.

— Племянница? — не поверила, вот точно не поверила.

— О, у шефа есть племянница? Я не знал. Но я тебя где-то видел.

Парень — это шофер Романа, я видела его у банка. Все, сейчас посыпется моя спонтанная легенда, так и быть мне падшей женщиной.

— Вот и я не знала, что у моего мужчины есть племянница.

Ее мужчины?

Это получается, он меня трахал, а у него есть женщина?

Вот же кобель!

— Да, так странно все вышло, дядя, наверное, забыл вас предупредить, он вчера встречал меня на вокзале, а потом меня чуть не сбил какой-то козел, я упала, подвернула ногу, мы долго провозились в травмпункте.

Мне даже врать не пришлось, что какой-то козел чуть меня не сбил, и что я подвернула ногу. Публика слушала внимательно и с интересом, потом они разглядывали мою перебинтованную эластичным бинтом ногу. Парень улыбался, рассматривая меня, задерживая взгляд на груди и ногах. Женщина смотрела скептически, но сам факт того, что ее мужика не было со мной рядом, а моя нога на самом деле перебинтованная, вселял в меня надежду, что она поверит.

— А где Роман?

— Наверное, у себя наверху, спит еще, — махнула рукой в сторону лестницы.

Брюнетка поджала губы, скинула шубку, показывая кофточку из тонкого трикотажа, облегающую размера так это ближе к четвертому упругую грудь.

А Роман Александрович, я смотрю, любитель силикона и ботокса? Рада за него.

— Хорошо, Даша, не будем будить Романа. Так ты говоришь, откуда?

— Иваново.

— А к нам в город какими судьбами?

— Производственная практика в банке.

— В другом городе? Странно.

— Ну, вот так получилось.

— Я Ирина, это Тимофей, — она хлопнула по плечу парня, тот отвис, заморгал.

— Тимофей, а можно вас попросить перебинтовать мне ногу, у меня не очень хорошо получается.

— Конечно, да, да.

— Тимофей для начала отнесет пакеты на кухню, а потом уже будет доктором.

Все засуетились, я похромала в свою комнату за гелем, накинула кофту, чтоб не смущать Тимофея. Если они приехали из города, привезли продукты, то водитель точно уедет обратно, надо попросить, чтоб довез, не убудет же с него.

А дальше был вообще спектакль. Появление Романа, объятья Ирины, непонимание и недоумение на его лице согревали мне душу. Думал, все так просто? И правильно сделала, что выгнала тебя ночью. Фу, даже мерзко стало от понимания того, что он, имея женщину, имел меня.

Старалась не смотреть вообще на него. Ира готовила завтрак, постоянно обращаясь к Роману то “милый”, то “дорогой”, я думала, меня стошнит. Внутри так все и кипело, но я не подавала виду. У меня все хорошо и прекрасно, сейчас все дружно позавтракают, и я поеду из этого «прекрасного места» от этих «замечательных людей».

— Ирина, а как вас по отчеству?

— Николаевна, да не стоит так официально, не такая я и старая, — засмеялась, махнув пучком салата.

— Это не моя прихоть, это воспитание.

Ирина посмотрела внимательнее, улыбаться перестала. Ну, так она ничего, симпатичная даже, фигура, титьки. Но какая-то ненатуральная, все у нее наиграно, так и выпрыгивает из трусов, чтоб Вершинину угодить и понравиться. А так — вполне его уровень.

Господи, я знаю человека всего сутки и уже сужу о его уровне. Нельзя так, некрасиво. Папа меня такому не учил.

— А вы давно с дядей?

— Почти год уже.

Год?

Они вместе год!

Целый год! А мы с Прохоровым три!

Но Прохоров — это отдельная история.

Сжимаю ладонь в кулак, ногти режут кожу. Они год вместе, а он таскает в дом и трахает других баб! Это так некрасиво. Хочу уйти, а лучше вообще уехать отсюда. Такое чувство, что меня использовали. Нет, я все понимаю, мужики ведут себя так, но не думала, что я буду из числа тех девушек, которых трахали втихушку.

Медленно иду в ту комнату, где ночевала, надо собрать вещи, не хочу даже завтракать. Но не успеваю закрыть за собой дверь, как меня оттесняют, Роман хватает за локоть, затаскивает внутрь.

— А вот сейчас, Орешкина, ты мне объяснишь, что за цирк ты тут устроила? — смотрит зло.

— А что я должна была сказать, когда эти ввалились? С пакетами и кучей вопросов.

— Сказать правду.

— Да ты что, это какую правду? Ой, вы извините, тут так забавно получилось, меня Роман подобрал на улице, обогрел, вылечил, трахнул, но вы проходите, не стойте на пороге, а то по ногам дует. Так, что ли?

— Ты почему все переворачиваешь с ног на голову?

— Чтоб не только я считала себя шлюхой, но еще и они?

— Шлюхой? Орешкина, ты точно те таблетки пила? Что такое ты несешь?

— Я несу то, что думаю и как есть, по факту, вот сама виновата. А вот ты сам иди и объясняйся со своей женщиной, с которой вы уже, оказывается, целый год.

— Женщиной?

— Роман Александрович, вот неубедительно показываете непонимание и недоумение. И не трогай меня! Там четвертый размер скучает. А я вызову такси и уеду, не скажешь адрес — твоя женщина скажет охотно или Тимофей.

— Никто никуда не поедет, и ты тем более.

— Это почему еще?

— Штормовое, метель, посмотри за окно. Дороги перекрыты.

Глава 13

Вершинин

— Как — штормовое?

— Так — штормовое! Или у моей племянницы отключился мозг после того спектакля, что она устроила?

— И прекрати меня лапать, — Даша снова дернулась, вырывая свою руку из моей. — Там кухарка старается, скоро начнет кричать барина, что кушать подано. И вообще, как только наладится погода, я вызову такси и уеду. Не буду вас стеснять и утруждать заботой, дядюшка.

— Ну как же, разбежалась. Кто тебя отпустит, бедовая? Не дай бог еще что сломаешь или убьешь кого чемоданом.

Даша выпучила свои синие глазищи еще больше, начала открывать рот от возмущения, пытаясь что-то сказать. Наверняка очередную гадость или грубость, или обзовет меня последними словами. А меня словно толкнуло к ней, схватил за шею, притягиваю к себе, жадно целуя в эти яркие пухлые губки. Член моментально встает по стойке смирно, реагируя на Орешкину, как на генерала на плацу.

Я точно озабоченный. Может, травки какие попить успокоительные?

Целую жадно, настойчиво, преодолевая сопротивление девушки, врываюсь в ее сладкий ротик языком — и тут же вою от боли в губе. Она меня укусила! Реально укусила так, что чувствую привкус крови во рту.

Отрываюсь от нее, смотрю с недоумением, ее глаза горят, даже сейчас Орешкина чертовски сексуальная и желанная. Волосы растрепаны, на щеках румянец, в глазах огонь. Так бы развернуть к стеночке, прислонить, сорвать с нее эти блядские шортики, поласкать гладкие губки, а потом провел бы по ним возбужденным членом и вошел бы по самые яйца, утопая в ее влажном лоне.

Видимо, на моем лице было написано все, что я хочу сделать.

— Кобель, — звонкая пощечина обжигает щеку.

А у меня шок.

Меня никогда не хлестали по щекам женщины, ну, Сысоева в десятом классе не считается, тогда было за дело, тогда заслужил. Поспорил с пацанами, что посмотрю на Сысоевские титьки, а посмотреть было на что. Задрал майку на физкультуре и получил по щам.

А вот сейчас-то за что мне прилетело?

— И не смейте больше так делать, Роман Александрович, а то я начну орать на весь дом, что меня насилует родной дядя.

— Орешкина, тебя какая муха укусила? Мало того, что наврала всем, так еще избиением занимаешься?

— Сказать, какая? Ты тащишь меня к себе домой, благородный д’Артаньян, пользуешься моей слабостью, а потом оказывается, у д’Артаньяна есть Констанция с четвертым размером, которая сейчас жарит яйца.

Точно! Ирина!

Блядь, реально поганая ситуация.

— Послушай, — потирая щеку, делаю несколько шагов в сторону Даши. — Никто ее не звал, она не моя женщина, просто любовница. У нас нет никаких отношений.

— Как у мужиков все просто. А со мной ты просто потрахался. Все, давай на этом и закончим нашу увлекательную беседу.

— Да не моя она женщина. То есть она женщина, но не моя.

— Ты это ей скажи. Она там так самоотверженно делает завтрак и просто мечтает остаться с тобой наедине. А ты просто меня нагло использовал.

— Я использовал? Вроде ты не была против. Я вот сейчас пойду и скажу, что ты никакая не племянница, а моя девушка. Херню насочиняла, что теперь расхлебывать надо.

— Ты совсем заболел, Вершинин? Какая девушка? Мы знаем друг друга всего день. Я твоя племянница, и не надо меня компрометировать еще больше в глазах людей, пусть мне и незнакомых.

Даша отходит от меня все дальше, хромает назад, упирается ногами в треклятый чемодан, тыча в меня пальцем, а я облизываю укус на губе, возбуждаюсь еще больше. Не думал, что скандал так заводит. Говорят, после него секс просто фантастический. У самого в голове не укладывалось, что такое возможно.

Но вот Орешкина заваливается назад, за секунду оказываюсь рядом, удерживаю ее, но мы все равно летим вниз. Хорошо, что рядом кровать, падаем прямо на нее. Упираюсь в матрас руками, чтоб не раздавить девушку.

— Я точно выкину твой чемодан с высокого обрыва.

— Вот не надо трогать мое личное имущество.

— Тебя вечно приходится спасать, Орешкина.

— Тебя никто не просит.

А я, как мазохист, после укуса и пощечины снова ее целую, накрывая ладонью между ног, с нажимом поглаживая промежность. Она такая горячая там, дурею моментально, продолжая целовать. Пусть думает и говорит все что угодно, она уже моя. А лучше пусть кричит подо мной от оргазмов.

Даша все еще сопротивляется, давит в грудь кулачками, что-то говорит, а я уже забираюсь рукой под шортики, накрывая нежную плоть, скользя пальцами по половым губкам. Она вздрагивает, пытается сжаться, но сопротивления уже почти никакого, а дыхание частое и прерывистое.

— Кричишь, а сама такая мокренькая. Это тебя так пощечина мне завела? Я ради такого могу подставить и вторую щеку.

— Роман!

— Лучше молчи.

Глажу половые губки, натирая клитор, Даша разводит колени шире, проникаю в нее пальцем, у самого яйца ломит, член стоит, упираясь в резинку домашних штанов. Я трусь о нее, словно маньяк озабоченный. Она так быстро возбуждается, когда трогаю ее так, словно задевая самые чувствительные точки.

— Такая отзывчивая девочка, такая влажная.

— Роман, прекрати. Убери немедленно руки.

Смотрю на нее: кусает губы, в глазах борьба с собственным желанием. А я поглаживаю влажную плоть, чувствуя, как ее тело начинает дрожать в моих руках. Сейчас сам спущу в штаны, как подросток, но не останавливаюсь, лижу языком шею, чуть прикусывая маленькую мочку уха с белым камушком.

— А-а-а-а-а-а-а-а… Рома-а-а-а-а… а-а-а-а-а-ах.

Сейчас на ее крики сбегутся все, накрываю ее губы своими, глушу поцелуем стоны. Даша кончает, приподнимая бедра, увеличивая трение, тут же сводит колени, сжимает мою футболку на груди. Такой быстрый и сладкий оргазм, а мне хочется снять с нее эти шортики, вылизать набухшие складочки, попробовать ее удовольствие на вкус.

— Лучше бы ты так всегда кричала, сам сейчас обкончаюсь, глядя на то, как это делаешь ты.

Даша тяжело дышит, снова смотрит, как на врага народа, дергается, убирая с себя мои руки.

— Ирина Николаевна поможет, я верю, у нее огромный опыт, — при этом она показывает на груди, имитируя большой размер. Дышит часто, ротик приоткрыт, глаза блестят. — И чтоб больше не смел меня трогать.

Да что с этой девчонкой не так?

Что со мной не так рядом с ней?

— Я же объяснил, она не моя женщина, мы не встречаемся.

Даша слишком резво встает с кровати, стонет, наступая на больную ногу, наконец отодвигает в сторону чемодан.

— Мне глубоко все равно, что у вас там с ней. Женщина, невеста она или фея из волшебного сада. Как только наладится погода, я уеду, а до этого времени вы — мой дядя, и держите свои руки при себе, а не у меня в трусах.

Демонстративно, глядя прямо ей в глаза, облизываю влагу со своих пальцев, Орешкина вновь заливается краской. А мне становится смешно, это, наверное, нервное, надо, чтоб секретарша записала на прием к психотерапевту или сразу психиатру, пусть назначит какие колеса, а то я с ней точно кукухой поеду.

— Что такого я сказала смешного? — облизываю свои пальцы, глядя прямо в глаза девушке, она такая сладкая, от вкуса ее соков мой член дергается. Орешкина округляет глаза, сглатывает, но замолкает.

Но я не успеваю ничего ответить, в комнату без стука врывается Ирина, смотрит подозрительно, а я-то все еще лежу на кровати, хер все еще стоит, но благо, штаны широкие, и незаметно. Даша поправляет еще больше растрепавшиеся волосы, красивая до жути, румяная, возбужденная.

— Роман, что у вас тут происходит? Я зову на обед, никто не идет. Почему ты лежишь на кровати?

— Да вспомнил, как в детстве Дашка вечно бегала без трусов, ее ловят, хотят одеть, она вырывается и снова убегает. Забавная такая была, но с детства мало что, я смотрю, изменилось: то, что на ней сейчас, трусами назвать трудно.

Ирка смотрит в недоумении, Даша с наглой ухмылкой.

Чувствую, выходные уже не томные.

Глава 14

Орешкина

Опираясь на раковину, смотрю на себя в зеркало: видок, конечно, тот еще. Глаза горят, на щеках румянец, вся растрепанная. Удивительно, что Ирина Николаевна не взяла меня за голову и не шарахнула ей о стену. Ведь ежу понятно, что здесь только что между нами было.

О господи! Я реально кончила от его ласк на его пальцы, а потом он облизал их. Так порочно и так красиво.

Между ног все влажно, трусики мокрые насквозь. Так, что, теперь всегда будет, когда Вершинин начнет ко мне прикасаться? Я буду терять силу воли и кончать на его пальцах, губах, языке, члене?

Мама дорогая!

В нем столько тестостерона, что хоть лопатой греби. А как он смотрит? Но это ничего не значит, у него есть женщина, главное — не забывать об этом и больше не подпускать его к себе близко.

Это будет трудно.

Не успела переодеть белье, по просьбам окружающих отыскала в чемодане самое приличное, что было — облегающие шорты до колен телесного цвета. Снова посмотрела на себя в зеркало, надо бы сделать укол, но он терпит до вечера, придется с этим как-то справляться самой, нога чувствует себя гораздо лучше. Собрала волосы в высокий хвост, и тут зазвонил мой телефон.

Папа. Рингтон-сирена стоит только на него.

Несколько секунд сжимаю смартфон в руках, папа у меня очень строгий и суровый. Нет, он любит нас с Машкой, но я всю свою жизнь боюсь его разочаровать и подвести.

— Папочка, привет. Как я рада тебя слышать.

Я на самом деле рада его слышать и скучаю, потому что дома он бывает редко, постоянно какие-то встречи, перелеты, сделки, слияния, контракты. Я знаю лишь часть того, чем занимается мой отец, многое мне не рассказывают.

— Дашенька, очень рад тебя слышать, как погода в Майами?

Погода в Майами так себе: метель, снег, штормовое.

Да и я далеко не в Майами.

Тот город, о котором меня спрашивает папа, находится в штате Флорида, на побережье Атлантического океана, там в одном из престижных университетов мы именно сейчас с Прохоровым проходим обучение. Так сказать, набираемся опыта целых три месяца.

Именно там я должна сейчас быть, получать знания в области финансов и управления, подтягивать английский язык, а не вот в этом городе. Не стажироваться в местном отделении банка и не находиться в странной компании с мужчиной, который меня возбуждает, и вдобавок с его женщиной.

— О, папа, здесь прекрасно, двадцать четыре градуса тепла, океан невероятно красивый. Но занятий очень много, устаю, просто выматываюсь.

— Извини, я совсем не учел разницу во времени, я разбудил тебя?

Судорожно соображаю, сколько сейчас в Майами? Так, с Москвой восемь часов разница, значит, сейчас раннее утро, на телефоне два часа дня, значит там шесть утра.

— Нет, что ты, уже все равно пора вставать. Все нормально.

Для убедительности зевнула, голосу пришлось придать томность, стыдно, безумно стыдно обманывать папу, любимого папу. Но я должна быть сильной и самостоятельной, а кроме как ослушавшись, этого сделать не получится. Он постоянно меня оберегает от реальной жизни, но вряд ли меня вообще после окончания университета допустят до работы, скорее просто выдадут замуж. За Прохорова. А я не хочу замуж, я хочу жить своей жизнью, а не придуманной и спланированной кем-то.

— Я очень рад, что у тебя все хорошо, а знания никогда не даются легко, дочь.

О, сейчас он сядет на свою любимую тему, даст советы и наставления о том, что ничего не дается просто так, что учеба, как и работа — это большой труд, а полученные знания пригодятся в дальнейшей жизни. Никто с этим не спорит, если то, чем хочется заниматься в жизни, приносит удовольствие тебе, а не кому-то.

Странно, но обошлось без этого.

— Федор с тобой?

Со мной ли Федор? Ну, по идее, в шесть утра он должен лежать в моей кровати, ведь мы пара, об этом знают все. Но Федор, скорее всего, сейчас в кроватке с накачанным парнем, на берегу Атлантического океана спит после жаркой ночи.

— У вас все в порядке с Федором? Я звонил ему.

А вот это не совсем хорошо. Это очень нехорошо, хотя я Прохорова предупредила, как он должен отвечать на вопросы моего отца обо мне.

— И что Федор? — запищала не своим голосом, зажмуривая глаза.

— Он не ответил, наверное, был на занятиях.

— Да, да, занятий очень много, пап. А как ты слетал в Австрию? Маша сказала ты там был с Анжеликой.

Нехорошо лезть в папину личную жизнь, но извини, надо срочно перевести тему. Папа закашлял, потом замолчал, послышался звон стекла, глотки.

— Папа? Ты слышишь меня?

— Да, Анжелика составила мне компанию, ей надо было по делам, нам было по пути.

Как же, дела у нее. Как бы так сесть, чтоб лечь с моим папой, вот и все дела. Он у меня самый красивый мужчина на свете, высокий, подтянутый, ему никто никогда не даст пятьдесят лет. Владелец нескольких корпораций, совместных компаний, есть даже два банка и ювелирные заводы. Суровый, жесткий, строгий, бескомпромиссный Владимир Сергеевич Дымов одним взглядом внушал страх всем конкурентам и партнерам. Я безумно горжусь им.

— Понятно, ну, ладно, папуль, я пойду, найду Федора, наверное, он на утренней пробежке, ты не представляешь, как тут все помешаны на спорте.

— Да, дорогая, целую тебя.

— И я целую.

Отключилась, на глаза навернулись слезы: я так его люблю, а приходится врать. Папа так и не женился больше после смерти мамы, ни я, ни сестра совсем ее не помним, мне был год, Машка только родилась, там что-то случилось по женской части, открылось кровотечение, ее не удалось спасти, папа не хочет об этом говорить и вспоминать.

Осталась лишь пара снимков, папа говорит, что я очень на нее похожа.

Быстро набираю Федора, и плевать, что он еще спит, пусть просыпается. Но этот латентный гей вне зоны доступа. Набираю Машку, сестра тоже не спешит со мной говорить, но отвечает.

— Ну, что стряслось? Ты живая, волки в лес не унесли?

— Маша, что ты несешь? Какие волки опять, сказки на ночь читала? Звонил папа.

— И что сказал любимый отец?

— Да так, ничего, просто поболтали, спросил, как погода в Майами.

— И как? Жара, поди. Везет людям. Может, тоже туда рвануть?

Что верно, то верно, мои трусы хоть отжимай после Вершинина.

— Наплела что смогла. Про Прохорова спрашивал.

— О господи, не произноси при мне фамилию этого пидораса. А я тебе говорила, он странный, одна эпиляция всего тела — это уже был звоночек задуматься о том, мужик ли он.

— Маш, давай не будем, вот совсем нет настроения его обсуждать.

— Да и правда, пусть его там все афроамериканцы Майами перетрахают в жопу.

— Маша!

— Да, я Маша.

Хотела рассказать про свои приключения, но не стала. Начнутся не вопросы, а чистый допрос, не готова вообще рассказывать о Вершинине. За дверями комнаты послышались громкие голоса, топот, я насторожилась. Дверь снова резко открылась, и что у них за манеры — вламываться без стука?

— Орешкина, давай на обед, а то в обморок начнешь падать, потом укол поставим.

— Это кто? Даха! Кто это был? Мужчина? У тебя мужчина?

Как всегда, все в моей жизни происходит вовремя. Роман смотрит на меня, сканируя с ног до головы, задерживается на ногах, показывая пальцем.

— Все, Маш, пока, целую, — быстро отключаюсь, оставив мою сестренку сгорать от любопытства.

— Это что на тебе?

— Шорты.

— Ты словно голая.

— Я не голая, я в шортах.

— Это на шорты не похоже.

— Ну, это смотря для кого. И не надо мне указывать, что носить, вон там четвертый размер выпрыгивает из чашечек, там указывай.

Я что, ревную? Нет, не может этого быть. Я не умею ревновать, ну разве что папиного партнера по бизнесу дядю Борю, но тогда мне было десять лет, и к нему липла какая-то швабра.

Гордо поднимаю голову, иду, хромая, мимо Вершинина, смотрит волком, при этом что-то поправляя в районе своего паха. Я краснею, как гимназистка, прохожу мимо.

— Тапочки обуй, бедовая. Простынешь еще.

Смотрю на свой идеальный красный педикюр, да, пол и правда прохладный, но мои тапки не налезут на забинтованную ногу.

— Ой, горе ты мое.

Вершинин открывает комод, стоящий рядом, достает оттуда что-то шерстяное, садится на корточки и, приподняв мои ноги по очереди, надевает на меня шерстяные носки. Они мне жутко велики, чуть колются, но в них тепло.

Смотрю на его макушку, и хочется погладить волосы, забраться в них пальцами, но вовремя одергиваю себя.

— Спасибо. Я надеюсь, они не оставлены какой-то залетной девицей, которая так убегала от тебя, что забыла их?

Глава 15

Вершинин

— Кто вообще эта девица, Роман? Что здесь происходит? Ты с ней спал? Я ничего не понимаю.

Я уже сам не знаю, что здесь происходит. Смотрю на Ирину, понимаю, что все надо рассказать, не привык я врать и кого-то обманывать. Я вообще не понимаю, что она там надумала в своей голове про наши отношения. Да, мы встречались, но лишь для секса, всего два раза в ресторан ходили поужинать. Я не говорил слов любви, Ира ничего не просила и не требовала, а вот сейчас я должен все объяснить.

— Ир, ты заболела, она племянница моя, как я мог с ней спать? Я что, похож на извращенца?

Вот же, сука, все равно вру.

Это все пагубное влияние Орешкиной и стояк. Ира смотрела с недоверием, да я бы сам не поверил тоже. Но не сейчас же ей все выкладывать, когда за окном метель и перекрыты дороги? Она же дернется, захочет уйти, вместе с циклоном накроет истерика и скандал, я буду останавливать, жалко выглядеть.

Черт, попал ты, Вершинин, реально попал.

А все потому, что надо обозначать сразу свою позицию, не стоит просто так почти год ездить к женщине за сексом и не думать о том, что она ничего там себе не накрутит.

Ну вот не думают мужчины об этом, мы не так устроены, нам надо говорить все прямо и в лоб. У нас нет времени читать женские мысли и угадывать их желания. А если этого долго не происходит, не надо обижаться и говорить о рухнувших надеждах.

Иду на кухню, надо попить воды и не мешало бы хоть что-то пожрать, спасибо Ирине хоть за то, что приготовила еды. Пахнет вкусно курицей и овощами, а еще салат, соленые огурчики. С чего Даша решила, что будут жареные яйца?

Вот мои яйца сварились.

О, они будут жареными, если я сейчас все расскажу: как трахал Дашку ночью, что она не племянница, что встретил ее сутки назад. Но это вообще никого не касается, это мое личное. Это наше личное.

С Ирой надо поговорить, но не сейчас, вот совсем не сейчас. Чувствую, будет истерика — сначала у нее, потом у Орешкиной, которая точно склюет всю мою печень.

— Тимоха, давай к столу.

Тимофей оторвался от телефона, с интересом посмотрел на меня и Ирину. Сейчас точно скажет какую-то глупость, а мне потом расхлебывай.

— Ну, что ты смотришь на меня, как на отца родного? И запомни, Тимофей, вся глупость, сказанная тобой, будет эквивалентна деньгам. Хоть одно слово — и минус косарь от зарплаты.

Говорю все это тихо, Тимофей моргнул два раза, приоткрыл рот, но тут же его закрыл.

— Вот и молодец.

— Роман, я все-таки не поняла, ты никогда не говорил про племянницу, и вообще, зачем ты привез ее сюда?

И правда — зачем? В городской квартире было бы все проще. Хочешь сделать как лучше, сделай, но при этом очень сильно усложни себе жизнь. Прям звучит как мой девиз.

— Да, шеф, и мне интересно.

Показываю Тимофею один палец в знак того, что уже минус тысяча рублей, тот сопит и утыкается снова в свой телефон.

— Сестры моей двоюродной дочь, мы поругались лет десять назад, не общались совсем. Старая история.

— Как интересно, — Ира подошла ближе, повернулась, чувствую, как прошлась грудью по моей руке, наклонившись к столу, подвинув тарелку, присела рядом на стул. — И надолго она в нашем городе? Ты же не собираешься ее поселить в своей квартире? Она говорила что-то о стажировке.

Тимофей вновь оторвался от телефона, но молчал, за что уже заслужил пирожок.

— Еще пока не думал об этом, вернулся поздно, сама понимаешь, пока в травмпункте, пока аптека.

А вот это хорошая идея: поселить Орешкину у себя, ну, не отправлять же ее в какой-нибудь вшивый мотель. Она там таких дел натворит со своим везением. Да и вообще, я не смогу уже ее отпустить, тот секс, что был между нами, его словно не было, я еще не распробовал все сладкие местечки этой строптивой девчонки.

— Надо позвать Дашу, — слишком резко встаю и отодвигаю табурет, тот падает с грохотом на пол, но как только я делаю несколько шагов в сторону коридора, распахивается входная дверь, в дом вваливается какой-то мужик. Весь засыпанный снегом, на голове капюшон, он матерится и топает ногами.

— Что за ебучая погода! Твою же мать, да когда это закончится? Надо валить из этого города, а лучше сразу из страны.

Господи, чем я тебя прогневал за последние двадцать четыре часа, почему мой дом стал проходным двором?

Макса мне для полного счастья не хватало. Мой закадычный друг, подбивающий меня на разного рода авантюры, с которым я опускаюсь на самое дно, перестав быть респектабельным, уважаемым бизнесменом, владельцем успешной фирмы, да и вообще — взрослым и разумным человеком.

— Вершинин, как хорошо, что ты дома. А то сеть не ловит, машина в сугробе, не видно ни хрена, ебучая метель с ебучим снегом, с этой, мать ее етить, ебучей погодой… О, так ты с дамой?

Макс наконец заканчивает стряхивать с себя снег и материться, проходит в гостиную, обводит нашу компанию любопытным взглядом, улыбается, глядя на Ирину, та стоит, моргает ресницами и смотрит во все глаза.

Я потираю переносицу, потому что понимаю: мои выходные будут ой какие напряженные. Макс скидывает куртку прямо на пол, не разувшись, прется на кухню, хватает Иркину ручку, мусолит ее своим губами, смачно причмокивая.

— Разрешите представиться: Ржевский, Максим Ржевский, друг этого странного мужика в трениках, который онемел от удивления.

Ржевский — это, кстати, его настоящая фамилия.

Ира выдергивает руку, прикрывая ей свою грудь, а Макс, я чувствую, сейчас уткнется своей небритой рожей именно туда.

— Ирина, — представляется чуть слышно.

— Твоя кобылка?

— Так, Ржевский, кончай спектакль. Что ты тут забыл? Я тебя не звал.

— А вот настоящих друзей звать никогда не надо, Роман Александрович, они сами приходят.

— Знаю, сами приходят и все портят.

— Ой, что за брехня, вот брехня брехней. Когда и что портил Ржевский?

— Напомнить?

— Ну, не при даме же?

— Отчего нет?

— Слишком интимно и пикантно.

— Это ты о том случае в сауне с моими партнерами? Когда ты увлеченно рассказывал о том, что по длине носа мужчины можно судить о размере его полового органа? А потом притащил рулетку и начал демонстрировать свою теорию.

— Так ведь это не я придумал, это всем известно.

Тимофей засмеялся, только он и был рад видеть моего друга. Ира отошла подальше, натягивая кофточку выше.

— Ржевский, может, ты объяснишь свое фееричное появление?

— Тут такое дело, — Макс ухватил меня за локоть и поволок обратно в прихожую. — На свидание меня позвали, тут, оказывается, недалеко от тебя. Еду я, значит, с утречка пораньше, так сказать, чтоб побольше успеть. О, ты бы видел ее попку, чудо-персики просто.

— Короче.

Смотрю на Макса и удивляюсь: вот взрослый мужик, свой бизнес, не дурак, а скачет, как кузнечик, по жизни. Высокий, здоровый, даже можно сказать — симпатичный, хотя я в мужиках не очень разбираюсь, но бабы-то ведутся, да еще как.

— Короче, затарился я алкашкой, конфеты там, ананасы, рафаэлло, мать его. Приезжаю, а там муж. А я-то уже настроился. Мы с другом настроились, — Макс красноречиво показывает на свой пах.

— Ой, избавь меня от таких подробностей.

— Это очень важно.

— Ну? Дальше.

— Что дальше? Не идти же мне убивать ее мужа?

— Логично, убивать мужа ради «младшего друга» — последнее дело.

— Ну, а я что говорю? Поехал обратно, а тут светопреставление началось, машину занесло, потопал к тебе, оказался рядом.

— Понятно.

— Жрать хочу, умираю, что там у вас? А, кстати, Тимоха тут зачем? Свечку держит? — Макс громко заржал, я лишь покачал головой. Может, мне самому уйти в лес? Достало все уже.

— Раздевайся и иди за стол, сейчас приду.

Макс разулся, подобрал куртку, поправил джемпер, ловелас хренов. Я пошел к Орешкиной, надо позвать за стол, места всем хватит. Только бы Макс не шокировал своими шуточками.

Захожу в ее комнату. И вот как в одночасье она стала ее? Стоит в каких-то блядских облегающих, подчеркивающих все ее прелести шортах, да еще телесного цвета, словно голая. Я, конечно, возмущаюсь, но вижу, что чем-то расстроена, на глазах слезы.

Смотрю вниз, на ее идеальные пальчики с красным лаком, ведь замерзнет точно. Достаю носки, напяливаю на нее, а эта зараза еще язвит.

— Спасибо. Я надеюсь, они не оставлены какой-то залетной девицей, которая так убегала от тебя, что забыла их.

— Нет, она не успела, я ее убил и закопал под ранеткой.

— Роман Александрович, хочу заметить, что шутка — это когда смешно всем, а не вам одному.

— Пойдем уже, у нас гости, шутник еще тот, тебе понравится.

— Гости? Кто?

— Мужчина твоей мечты.

Глава 16

Орешкина

— У нас еще одна дама? Кто это?

— Топай, а то разверну обратно, и будешь сидеть взаперти, — Рома говорит сквозь зубы, подталкивая меня вперед.

Замираю на полпути к кухонному столу, упираясь в мужскую грудь спиной, чувствую его горячие ладони на своих бедрах, а еще так отчетливо упирающееся в мою поясницу мужское достоинство. Дергаюсь вперед, хромая быстрее. За столом, кроме мне знакомых лиц, появился новый персонаж.

Ирина Николаевна — ну, иначе, как полным именем, называть ее не могу, все-таки не моя ровесница и подруга — смотрит волком: справедливо, есть за что. Тимофей улыбается, но тут же перестает, опуская глаза в тарелку. Какой дрессированный парень.

— Разрешите представиться: Ржевский, Максим Ржевский.

Высокий, здоровый мужчина в вполне модном джемпере и приличных джинсах резво подскакивает, оказывается рядом, хватает за руку и начинает ее целовать. Смотрю на него, потом на Романа, тот лишь закатывает глаза в потолок.

— Ржевский? Реально? Человек-анекдот?

Как забавно. Он что, на самом деле Ржевский, или это творческий псевдоним? Чтоб девчонкам нравиться.

— Какая забавная малышка, ты чья такая будешь?

А вот это мне не нравится. Я ему не малышка, и уж тем более не чья-то там.

— Папина, — отвечаю нагло, смотря в глаза.

Жаль, ты не знаешь, шутник, кто мой папа.

— Вершинин, это что за нимфа такая дерзкая?

— Так, все, быстро сели за стол, Ира старалась, готовила, все сейчас остынет.

— Все уже остыло, — Ира наконец подала голос.

— Макс, это моя племянница, Дарья, так что предупреждаю стразу: начнешь лапать, подкатывать, спаивать, тащить в койку, соблазнять, вешать лапшу на уши — останешься без яиц. Мой долг как дядюшки — уберечь дитя от таких, как ты.

Серьезно?

Дитя?

От таких, как он?

А сам он не такой?

Роман проговорил все это вполне миролюбивым тоном, обходя стол, садясь во главе его, мне досталось место как раз рядом с Тимофеем, уселась, в животе заурчало, запах был волшебным. Пусть весь мир подождет, но надо срочно покушать.

— Племянница? Ты не говорил ни о какой племяннице.

— Макс, я много что не говорил, а вот она есть.

— Даша, а ты откуда?

— Она из Иваново, на практику приехала. Ромочка, тебе положить салатика?

А у меня этот салатик встал поперек горла, сжала вилку, посмотрела на Вершинина исподлобья. Сидит такой, как ни в чем не бывало улыбается своей женщине, уплетает салат за обе щеки. Все-таки какие мужики лживые и двуличные натуры, так легко со всем соглашаются и принимают.

— Очень вкусный салат, и курочка вкусная, Ирина Николаевна, а грибочки просто шикарны, сами мариновали?

— Ой, что ты, нет, мне совершенно некогда, я на работе целыми днями, устаю ужасно, домой прихожу только ночевать.

Она решила, что это комплимент, наивная женщина. А ночует она и ее четвертый размер с Вершининым?

— А чем вы занимаетесь? Мне, как племяннице горячо любимого дядюшки, очень интересно, чем живет его женщина.

Говорю, а сама чувствую, как Роман медленно втыкает мне в грудь вилку в своих фантазиях. Кстати, говорю все вполне миролюбиво, жую курицу, она на самом деле вкусная.

— У меня свой салон красоты.

Ну, кто бы сомневался? Глядя на ногти, ресницы, брови и все остальное, это очевидно.

— Вам дядя подарил салон?

Вот вообще дурацкий вопрос, просто любопытно, вот папа недавно Анжелике подарил «Ягуар» — вполне так жест, я считаю. Но Роман закашлял, Тимофей застыл, а Ржевский тоже вопросительно и даже с укором смотрел на друга.

— Нет, что ты, я совершенно независимая, самостоятельная женщина, могу обеспечить себя сама. И могу гордиться тем, чего достигла. Салон — это исключительно мое детище, ни у кого не просила, содержанкой не была и не буду.

— Здорово.

Нет, реально здорово, она смогла сама открыть свой пусть и салон красоты, но все сама. Вот пример сильной, уверенной и самостоятельной женщины. Все у нее хорошо: салон, Вершинин вот рядом, титьки четвертого размера. Может, ему такие нравятся? Нравятся именно такие: уверенные, взрослые, самостоятельные, независимые?

Я даже приуныла, не хотелось больше задавать вопросов и вообще никого видеть. Она что-то там щебетала про добавку, я ковырялась в тарелке, Тимоха рядом ковырялся в телефоне.

— Тимофей, а вы когда собираетесь в город? — спросила шепотом, прикрыв рот салфеткой. За столом мужчины о чем-то говорили, но для верности бросила взгляд на Романа, тот все равно не выпускал меня из вида.

— Не знаю, как метель утихнет, и дороги разгребут.

— Это надолго?

— Я не знаю, пишут, чтоб все сидели дома.

Тимофей показал на новостную ленту в телефоне, я приуныла еще больше, вот прям тошнит смотреть на эту идеальную пару. Ира жмется своими титьками, Вершинин делает вид, что не замечает. Как тут не заметить, её соски видно даже мне, ими можно стекло резать.

— Так, что-то на сухую сидеть скучно, Тимофей, лови ключи, налево за поворотом мой Крузак в сугробе, там алкоголь и конфеты дамам, и не забудь ананас.

Как мило, сейчас еще все напьются, и начнется безудержное веселье, а потом на втором этаже будет секс. Безудержный секс.

Тимофей побежал исполнять указания, я доела курицу и салат.

— А можно чаю?

Ира сделала вид, что вообще не слышала моей просьбы, Роман поднялся и включил чайник.

— Тебе какой? Иди выбери сама, вот кружка, сахар.

Подошла, убирая свою тарелку в раковину, стоя около Ромы, перебирала пальцами пакетики с чаем, чувствуя на себе его взгляд, который заставлял по телу бежать мурашкам и так сладко давить низ живота.

Я стала озабоченной. И голодной до секса, ведь мое тело поняло, как это бывает на самом деле.

— Все в порядке, Орешкина?

— Да, спасибо за заботу, все прекрасно.

— И почему, как только ты откроешь свой прекрасный ротик, из него сразу льется гадость? Сахар наверху.

Потянулась за сахарницей, но тут же замерла.

— Вот это персики! — Ржевский даже присвистнул, а Рома рядом сжал несчастные пакетики с чаем в кулак.

— Он что, настолько озабоченный?

— Штаны надо нормальные надевать, а не такие, в которых ты словно голая, — Вершинин цедил все это сквозь зубы, я развернулась, посмотрела на Ржевского.

— Предлагаю зеленого чая с жасмином, он успокаивает.

— А ты дерзкая, люблю таких.

— Каких? — наконец закипел чайник, Роман налил в кружку кипятка, я развернулась и пошла к столу с ней в руках.

— Такие сочные, словно персик, попки.

— А вас не смущает, что в моей руке кипяток, и я могу слегка оступиться, а ваши яйца станут вареными?

— Зачем? — Максим моргнул несколько раз, глядя с недоумением.

— Затем, что за языком надо следить, а про персики вещать в других местах.

Ржевский заржал как конь, хлопая по столу огромной ручищей так, что вздрагивала посуда.

— Мы сейчас накатим и подружимся, не переживай, сладкая.

Вот после «сладкой» меня передернуло, вот не надо меня так называть кому попало. Вершинин называл, это было безумно возбуждающе и в тему, ему можно, но не кому-то там.

Не успела я выключить воспитание и манеры и послать этот ходячий анекдот далеко и надолго, вернулся Тимофей, началась суета, выставление на стол бутылок, конфет, был даже ананас, а еще колбаса, мясо для шашлыка, салаты из ресторана. Интересно, Ржевский собрался кого-то трахать, или ехал просто пожрать?

Зазвенели бокалы, пили все: Ира — шампанское, мужчины — виски, я воздержалась, чувствуя, что укол мне сегодня сделать будет точно некому, сейчас все упьются.

Хорошо, что конфеты были хорошие, такие я люблю. Рома разжег камин, все переместились в гостиную на большой угловой диван, перетащив закуску с собой. Время три часа дня, пьянка началась. Шикарная компания, мне даже было интересно. Сижу, вытянув больную ногу на спинку дивана, грею руки кружкой чая, слушаю пошлые рассказы Ржевского, наверняка выдумал половину, ловлю на себе взгляд Вершинина. Такой красивый реально, в простой футболке и штанах, чуть обросший уже, помню, как он царапал меня своей щетиной между ног, а я текла на его губах.

Так, все, надо завязывать с фантазиями.

— Даша, у тебя есть парень? Или, может, жених?

Молодец Ирина Николаевна, умеет женщина задавать нужные вопросы в нужное время.

Глава 17

Вершинин

Смотрю на Орешкину, даже с нетерпением жду ответа на вопрос, заданный Ириной. Самому интересно, может, у нее на самом деле есть парень? Девочка безумно сексуальная и красивая. Хотя с таким характером ни один мужик с ней не уживется.

Молчит, смотрит в кружку с чаем, наверное, третья уже по счету. Не нравится мне ее молчание. Что там в головке ее хорошенькой происходит?

— Так что, Дарья, парень-то есть? А может, муж? — Ржевский снова заржал как дикий конь, а меня накрыла ревность, вот реально, это была именно она.

Какой, на хрен, муж? Но хотя я даже паспорт ее не видел, она так и не показала документы доктору в травмпункте, тот после денег и не спрашивал о них больше.

— А вы, я смотрю, только к замужним дамам на дачи привозите ананасы? — Даша выпалила на вопрос Максима, тот и вида не подал.

Вот же язва какая. Значит, еще и подслушивала наш разговор.

— Так с ними проще, они страсть какие голодные.

— До ананасов?

— И до них тоже. Ты давай с темы не съезжай, племяшка.

И тут эта маленькая пакость смотрит мне в глаза и отвечает так уверенно и смело.

— У меня есть жених.

Какой, на хуй, жених? Она что, чая с ромашкой перепила? Или ей Ржевский туда что подмешал?

— О, как интересно. Рамочка, ты знал, что у твоей племянницы есть жених? Как его зовут? Когда свадьба? Сколько ему лет?

Ира снова задает кучу вопросов, а я, сделав несколько больших глотков коньяка, сжимаю пальцами бокал.

— Его зовут Федор, мы вместе учимся, на одном курсе, — теперь совсем не смотрит на меня, а только всем улыбается.

— Как мило, первая любовь, романтика. А покажи фото, ну, в телефоне-то наверняка есть куча ваших фотографий, это так трогательно. Вот Роман совсем не любит фотографироваться.

Ирку точно развезло уже от шампанского, а Ржевский все подливает и подливает. А мне даже самому стало интересно посмотреть на жениха. Что там за хлыщ такой? Федор.

Орешкина мнется всего несколько секунд, потом из кармана толстовки достает телефон, слишком долго роется в нем, наверное, выбирает фото покрасивее.

А когда показывает, мы все вчетвером видим на экране милую такую, до скрежета сахара на зубах, пару: молодой человек, темные волосы, модная прическа, он прижимает к себе Орешкину, ее волосы развеваются на ветру, они так ослепительно молоды и красивы, а еще больше ослепляют их белоснежные улыбки.

Вот же сучка маленькая! Трется с каким-то парнем, а мне в уши вещает о морали. Жених, значит, у нее. Федя съел медведя.

— О, какая красивая пара. У парня такое знакомое лицо, словно я его где-то видела.

— Точно, я тоже видел, — это уже Тимофей подает голос.

— Ой, да сейчас вся молодежь на одно лицо, прически, тряпки, как инкубатор, — Ржевскому вообще ровно до жениха, в отличие от меня. — Так, давайте еще накатим, за любовь. Выпить за любовь — это святое.

— Ой, я уже донакатывалась, почти пьяная, надо еще колбаски подрезать, — Ира смеется, кокетливо поправляя волосы, проводя при этом по груди рукой.

— Ирочка, перестань, давай еще шампусика.

Макс падает рядом с ней на диван, а я все разглядываю Орешкину и ее невинное личико, понимая, как в душе мерзко.

— Так свадьба-то когда?

Снова не смотрит на меня и не отвечает, прячет телефон, встает, медленно уходит на кухню, слегка прихрамывая.

— Еще не решили, не переживайте, дядя Рома, мы пришлем вам пригласительный.

Даже видеть ее не хочу. И с чего меня так расперло? Поднимаюсь, иду в прихожую, надо остудиться.

— Рома, ты куда? — Ира кричит мне в спину.

— Недалеко.

Дергаюсь, как бешеный, надевая теплую куртку и валенки у дверей, без шапки выхожу на улицу, натягивая капюшон. Уже стемнело, метель метет знатная, неба совсем не видно. Машину почти всю занесло снегом. Хватаю лопату, начинаю очищать крыльцо и ступени, а затем дорожку к воротам и бане.

Глупое занятие, к утру все равно заметет, но надо дать выход своим эмоциям. Не припомню, чтоб такое было раньше. Когда чьи-то женихи меня задевали? Остановился, чувствую, как по спине бежит пот, поднял голову, подставляя лицо снегу и ветру.

Реально накрыло.

Ну, хорошо, ты мне еще ответишь за жениха. Думаешь, Орешкина, я такой, что узнал о нем и отстал? Как бы не так!

Немного успокоившись и расчистив половину двора, пошел обратно в дом. Там уже вовсю стояло веселье, играла музыка, Ира попивала шампанское, Ржевский тасовал колоду карт, Орешкиной не было видно.

— Ты где пропал, Челентано? Дрова рубил?

— А почему дрова рубил?

— Ой, темный ты, Тимофей, в фильме Челентано вместо того, чтоб пойти к женщине в спальню, которая, кстати, его ждала, снимал напряжение тем, что рубил дрова.

— О, я помню этот фильм, «Укрощение строптивого» называется. А при чем здесь Роман? — Ира вопросительно посмотрела на Максима.

— Да так, ни при чем. Вершинин, иди в дурака порубимся, а то сейчас я пойду дрова рубить.

— Иди, кстати, не помешало бы, утром затопим баню.

— Баня — это хорошо, за это надо выпить.

— Ой, Максим, я уже совсем веселая, у вас такое веселое шампанское.

Играть совсем не хотелось, пить тем более.

Хотелось к Орешкиной, снять напряжение, о котором говорил Макс, заставить ее кричать и стонать, просить еще. А еще надо поставить ей укол, не справится же сама.

Махнул рукой на друга, скинул куртку, помыл руки на кухне, без стука вошел в ее комнату, а там пусто.

— Черт, ну давай, не будь трусихой, — тихий голос со стороны ванной.

Медленно, чтоб не напугать, подхожу к открытым дверям ванной. Даша, приспустив свои блядские шортики, оттопырив попку, стоит со шприцем в руке, пытаясь развернуться и как-то сделать себе укол.

А у меня от ее «сладких персиков» — господи, я стал уже думать словами Ржевского — член моментально наливается кровью. Мало я снега перекидал, ой как мало, не помогло совсем.

Так можно было стоять и наблюдать вечно, но нервы у меня не железные.

— Дай сюда, невеста бедовая, — подхожу, не давая девушке опомниться, беру из ее рук шприц, нагибаю над раковиной. — Воздух выпустила?

— Да.

Легко ввожу иглу и лекарство, Даша лишь тихо стонет, чувствую ее взгляд через зеркало, она не сопротивляется, а я, как маньяк, пользуясь моментом, откидываю шприц в раковину, запускаю руку между ног, сразу накрывая горячую нежную плоть.

Да плевать я хотел на ее жениха. Вот она, сейчас и здесь предо мной, в глазах огонь и гнев, сейчас зеркало треснет, или я провалюсь сквозь землю.

— Рома! Роман Александрович, а ну, прекратите! Сколько можно лезть ко мне в трусы? Кто вам дал такое право?

Ничего не отвечаю, лишь забираюсь другой рукой ей под толстовку, веду по животику, прямо под майку, сразу накрывая грудь ладонью, лаская сосок.

— Орешкина, еще хоть слово, и я возьму тебя прямо здесь.

Она замолкает, смотрит на меня, покусывая свои пухлые губки, а я ласкаю ее грудь, оттягивая сосок, девушка снова тихо стонет и выгибает спину.

Вот же дьявол!

Хочу ее, безумно хочу. Как помешанный.

— А ну, убери руки, — цедит сквозь зубы.

— А я предупреждал. Ты ведь сама хочешь, сама, признайся, Орешкина.

Чувствую ее частое дыхание, как расслабляются мышцы бедер и пропускают мою руку глубже, она уже мокрая там и такая горячая, что пальцы жжет.

— Ты не представляешь, как у меня стоит и болят яйца с самого утра. Как я хочу оказаться в тебе.

Ее идеальная грудь тяжелеет в моей руке, а бедра чуть раздвигаются. Скольжу уже по ее половым губкам, размазывая влагу, проникая двумя пальцами, сразу глубоко, трахая ими, смотря на то, как порозовели ее щеки и приоткрылся ротик.

Все, сука, не могу больше.

Тянусь, закрываю дверь, стягиваю штаны вместе с бельем, вытаскиваю пальцы из нее, провожу несколько раз по члену, размазывая по нему свою и ее смазку. Вхожу медленно, заполняя собой лишь наполовину, Даша прогибает спину, упирается ладонями о кафель на стене.

— Рома… а-а-а-а-а… м-м-м-м.

А я хочу видеть ее грудь, снимаю с нее толстовку, которая скрывает ее практически всю. Бросаю на пол, вхожу глубже, плотно сжав челюсть, совсем без защиты, но это невероятные ощущения — чувствовать ее внутри без резинки.

— Такая горячая и узкая девочка, — бормочу что-то себе под нос.

Грудь колышется при каждом моем толчке в нее, а я все больше насаживаю ее на себя, чувствуя, как она обхватывает меня изнутри, затягивая в себя еще больше.

Я, наверное, совсем сошел с ума — иметь эту девчонку в ванной, когда в доме полно людей, но реально нет никаких сил сдерживаться рядом с ней.

Глава 18

Орешкина

Что вообще со мной такое происходит? То я такая вся гордая и обиженная, то моментально сдаюсь под ласками Вершинина, предлагая себя, растекаясь сладким желе.

Стою под душем, меня все еще потряхивает от нашего секса и оргазма, который вышиб последние крупицы разума из моего сознания. Сперма Романа стекает по моим бедрам, провожу по еще возбужденной плоти пальцами, вздрагиваю, прикрыв глаза.

Как только он дотронулся до меня, так нагло залез под майку и толстовку, сжав грудь и сосок, поняла, что не смогу отказать. Соски, став такими чувствительными, требовали больше ласки, на инстинктах развела ноги, пальцы накрыли промежность, а я прикусила губу.

Несколько движений, закрытая дверь, моя одежда летит на пол, а времени на то, чтоб снять шорты, нет совсем. Рома берет меня прямо так, пока я стою спиной к нему, и я, прогнув спину, принимаю его член как можно глубже.

Опираясь ладонями о кафель, чуть приподнявшись на цыпочках, толкаюсь назад, насаживаясь сильнее. Я мокрая, чувствую, как теку еще больше на его члене, совсем забыв про защиту, толкаюсь навстречу. Хочу его всего, хочу чувствовать, как он пульсирует во мне, как его стать и желание заводят меня.

А потом он, чуть сбавляя темп, берет мои руки, заводя их за спину, перехватывая под локти, заставляет меня прогнуться в пояснице, еще больше открывшись ему. Грудь отяжелела, она колышется от каждого глубокого толчка в меня, я вижу свое отражение в зеркале, вижу, как торчат соски, какие они стали темные, как эта поза по-животному красива и порочна.

А еще вижу отражение Романа, он смотрит так, что я начинаю гореть под его взглядом. Толчки глубокие, резкие, головка члена упирается так глубоко, что вызывает легкую боль, но мне хорошо как никогда.

— Еще… да… сильнее… да…. еще… Рома-а-а-а-а-а.

Дыхание рваное, пульс бьет по вискам, я не кричу, а скулю, моля его не останавливаться. Кончаю так, словно и не было тех оргазмов, что он уже давал мне, сокращаюсь мышцами, сжимая его еще сильнее. Тело трясет, оргазм не отпускает, Роман отпускает руки, зажимает мой рот ладонью, делает еще несколько толчков, пульсируя, изливаясь спермой прямо в меня.

— Черт, девочка, ты невероятная. Моя сладкая девочка.

Такое чувство, что мы стоим так вечность, но вот сердце успокаивается, туман страсти улетучивается.

— Ты кончил в меня, ты понимаешь, что так делать было нельзя?

Рома ведет головой в сторону, вижу, что обломала весь кайф, но ведь и сама виновата, что позволила, что не остановила.

— Нельзя, Дашка, мой косяк, но я готов жениться, как порядочный человек. Конечно, придется потеснить твоего жениха, но я согласен на дуэль.

Не понимала, он так шутит или говорит серьезно?

— Шутишь?

— Конечно, нет. Возьму тебя в жены и буду трахать круглые сутки.

— А как же Ирина Николаевна?

— У нас нет ничего серьезного, только секс — был.

Медленно выходит из меня, а мне совсем не хочется, чтоб он это делал. Накрывает грудь своими огромными ручищами, целуя в шею, а я снова лечу в какой-то космос от его ласк.

И вот сейчас, после того, что было, стоя под теплыми струями воды, я понимаю, что я стала невероятно развратной. Все никак не могу понять, как у него так получается заводить меня одним касанием? Даже взглядом, которым Рома смотрел на меня после новости про жениха: думала, испепелит прямо там, на диване.

Смываю с бедер его семя, задевая еще возбужденный клитор, провожу несколько раз по нему пальцами, делая круговые движения. Он кончил в меня, и мы ничем не предохранялись, надо вспомнить, какой сегодня день цикла, может, я зря на него так наехала. Но отвечал Вершинин вполне серьезно.

Ушел, оставив меня одну, полезла в душ, потом снова мазала ногу, бинтовать уже получалось гораздо лучше. Телефон звонил где-то на полу в ванной под ворохом одежды, откопала — звонил Федор.

— Да, Прохоров, говори.

— Милая моя, привет.

— Ты, часом, не попутал милых?

— Ой, Дымова, перестань, все, что ты там надумала и нафантазировала, все ерунда. Ты когда ко мне приедешь? В Майами шикарная погода.

— Федя, ты не болен?

— Нет.

— А я считаю, что да. Или это не ты сосался с тем парнем на Новый год, а потом тот стоял перед тобой на коленях и отсасывал тебе?

— Дымова, это совсем ничего не значит, это просто минет, тем более от мужчины.

— А, то есть если бы это была женщина, то мои претензии были бы хоть как-то обоснованы?

— Конечно, ты ведь сама все понимаешь, котенок. Приезжай, я соскучился. Кстати, звонил твой папа совсем недавно, мы мило поболтали. А ты видела в инсте мой новый серф? Я взял инструктора, получается уже неплохо.

— Он трахает тебя?

— Кто?

— Инструктор.

Было забавно задавать такие вопросы Прохорову. Почему я только сейчас поняла, какой он на самом деле? Все его повадки, привычки, манера говорить, ведь все говорит о его женоподобности. Нет, я не против геев, я толерантна, но я женщина, и мне нужен мужчина — вот как Вершинин. А если бы я не застукала парнишку с Прохоровским членом во рту, то я бы так жила и дальше?

— Даша, не говори ерунды.

— Федор, мы больше не пара, так и передай всем друзьям.

— Как не пара?

— Я встретила другого мужчину и уже занималась с ним сексом.

Ну, иначе, как такими словами, до Федора не дойдет.

— Это кого ты еще встретила?

— Мужчину.

— Даша, я ведь приеду и найду этого мужчину.

— Хорошо, не забудь захватить инструктора.

— Даша, я серьезно, — Федор на самом деле сменил тон, стал более жестким и требовательным, таким я его не слышала.

— И пока не говори ничего папе, я ему сама все объясню.

— И то, что ты не в Майами, а хрен знает где и хрен знает с кем, он знает?

— А вот это не твое дело.

Отключаюсь сама, взбесил меня, бросила телефон на тумбочку, начала искать белье в чемодане, натягивала прямо на мокрое тело. Вот же скотина какая, еще угрожает мне. Снова оделась, собрав влажные волосы в высокий пучок, вышла за дверь, сделала несколько шагов и застыла на месте.

В гостиной горел камин, играла тихая музыка, а Ирина Николаевна, стоя на столе с бокалом шампанского в руках, танцевала, плавно двигая бедрами, а трое мужчин смотрели на нее.

А если она начнет раздеваться, будет оргия или групповуха? Или это одно и то же?

— И часто вы так развлекаетесь?

— О, племяшка, давай присоединяйся. И метнись, нарежь еще лимончика.

Воспринимаю скептически просьбу странного друга Вершинина, Роман смотрит на меня, а по спине идет жар. А еще реально жутко захотелось кушать, может, там курица осталась?

— Ой, ой, держите меня! Рома! Максим!

Интересно, а они сегодня будут спать вместе?

— Ты ведь не племянница Романа Александровича? — Рядом оказывается Тимофей, видно, что пьян, и даже не слегка. — Ты та телочка из банка.

— Тимофей, разве телочка из банка не может быть родственницей? — беру куриную ножку руками, откусываю кусок, тут же руками ем картофель, безумно вкусно даже в холодном виде, хорошо, что их зажарили сразу две.

— Может.

— Ну и в чем вопрос? — смотрю, демонстративно облизывая пальцы, а парень зависает на этих моих движениях. Все-таки общение с Вершининым пагубно влияет на мое воспитание.

— Тимофей, следи за моими пальцами, — со стороны громко говорит Роман, на что Тимофей лишь вздыхает.

Глава 19

Вершинин

Эти выходные будут для меня бесконечными. Все вокруг происходящее напоминает сценарий дешевой комедии. Странная компания, застрявшая в загородном доме, я выпиваю со своим шофером, моя любовница танцует на столе, девчонка, от которой у меня сносит крышу, ест прямо руками курицу, облизывая пальчики, а я снова хочу ее как ненормальный.

— Что за племяшка у тебя славненькая, просто тянет на подвиги. Смотри, как пальчик облизывает, черт, не думал, что так будет тянуть на малолеток.

— Слышь, ты, подвиг свой в штанах держи, герой анекдотов.

— Ох, и чего ты такой напряженный, Роман? Выпей лучше. А ты что, имеешь на нее виды? Это ж пиздец будет полный, Вершинин, — Ржевский вглядывается в меня пьяными глазами. — Ох, нихуя себе, так у вас уже было?

— Что было? — Ира все слышит, продолжает вилять бедрами на столе, назовем это танцем.

— Ебанулся совсем, — отвечаю вполне искренне, потому что уже вжился в роль строгого, но справедливого дядюшки. Я с такими вопросами и догадками реально начну считать себя извращенцем.

— Ну, тогда за ней приударю я, заметь, я даже ставлю тебя в известность, но благословения не жду.

— Ну, да, попробуй, — отвечаю скептически, а сам чувствую, вот если друг скажет еще хоть слово, я ему врежу — странные эмоции, неправильные какие-то. Никогда не дрался из-за девчонки, да еще с лучшим другом.

— Вершинин, давай выпьем, скучный ты сегодня.

— Если еще я упьюсь, то тут вообще неизвестно что начнется. Спать пора, поздно уже.

— Да, пора в кроватку, Ромочка, я хочу в кроватку.

Ира изобразила капризную девочку, посмотрел на нее, потом на Орешкину, которая так и застыла с куриной ножкой в руке. Потом отвернулась, продолжая жевать, Ржевский проследил за моим взглядом. Ира тянется ко мне, пытается слезть со стола, но тут же падает, хорошо, я успеваю ее поймать.

— Один готов. Неси, укладывай в кроватку, — дурацкая шутка Ржевского.

— И ничего я не готова, я все прекрасно слышу, — Ира говорила пьяным голосом, все-таки Макс ее накачал шампанским.

Соображаю, как поступить, Орешкина вновь смотрит с любопытством, Макс — на нее, Ирка уже почти спит в моих руках. Нести ее наверх не вариант, тем более укладывать в свою кровать. Уверенно несу Ирину в комнату Орешкиной, ногой открывая дверь, аккуратно устраиваю ее в кровати, в которой совсем недавно занимался сексом с совершенно другой девушкой.

— Я не поняла, это что за дела такие? Почему она здесь? Она не моя женщина, неси ее к себе. Что вообще за беспредел?

Вот же маленькая гадюка с ядовитым язычком, прихромала быстро, стоит, смотрит так, что готова сама утащить Ирку волоком из комнаты.

— Так, без истерик, спальных мест в доме мало, наверху есть еще комнаты, но там нет кровати, так что девочки отдельно, мальчики отдельно, тут уже где кто хочет.

— Но… как? Я не могу с ней спать, — надула губки.

— Почему? Зато к тебе никто не будет приставать. Вопрос закрыт. Приятных снов.

Прохожу мимо, а самому хочется остаться, даже к черту Ирку и Макса с его подозрениями, хочу остаться. Я в своем доме, со своей девушкой, и неважно, что у нее есть жених. Орешкина уже моя девушка, и это совершенно меня не смущает. С этим мы еще разберемся.

В гостиной собираю посуду со стола, скидываю ее в раковину, в мусорное ведро летят пустые бутылки. Тимоха уже спит на диване, камин почти догорел, Ржевского нигде нет. Чувствую, как из приоткрытых дверей тянет сигаретным дымом. Выхожу на крыльцо, Макс курит, смотрит в ясное морозное небо, метель утихла, похолодало. Тоже беру сигарету, прикуриваю, стоим молча, созерцаем яркие звезды.

— Потрахались мы сегодня, да? Не пойму, а ты чего от Ирины нос воротишь? Она из кожи вон лезет около тебя. Даже не познакомил нас, хотя встречаетесь год.

— Никто не встречается, мы просто спим вместе — иногда.

— М-м-м-м, свободные отношения, интересно.

— У тебя вообще никаких.

— А может, я женюсь скоро.

— Я уже сочувствую твоей избраннице.

— У меня серьезные намерения, все, как полагается: цветы, конфеты, походы в оперу.

— Параллельно другие бабы.

— Какого ты нехорошего мнения о своем друге, Вершинин.

— Ладно, потом познакомишь с избранницей. Но предупреждаю сразу, если начнешь катать яйца к Дашке, у тебя их не будет. И еще — ты спишь на диване с Тимохой.

Сказал, не глядя на друга, выкинул окурок в сугроб, зашел в дом. Тишина, дверь в комнату Орешкиной закрыта, она сама сидит на кухне и пьет чай, даже голову не подняла, что-то высматривая в телефоне. Нахохлилась, как воробей обиженный.

— О, а что такая смертная тоска и скука? Давайте еще выпьем, Рома, где бокалы? — Ржевский, надышавшись воздухом, появляется рядом.

— Возьми чистые в шкафу.

— А кто составит мне компанию?

— Ирина Николаевна уже спит, она не может, — Даша смотрит на меня, при этом взглядом втыкая мне в грудь вилку.

— И ты, Рома, иди ложись, не будем, как говорится, мешать молодым. А мы посидим с милой девушкой, в камин дровишек подкинем.

Они что, решили вдвоем меня доконать? Своими дурацкими шутками и подколами?

— Я ничего подкидывать не буду. Я ушла, приятной ночи никому не желаю.

— О, так нечестно. Вершинин, ну хоть ты скажи, что выпьешь со мной, не бросай двух друзей — меня и Джека, — Ржевский показывает на бутылку виски.

— Извините, друзья, но сил у меня сегодня никаких больше нет.

Мы проводили Дашу взглядом, я встал следом и пошел наверх, оставив друга с бутылкой, приглушая свет. Этот день наконец закончился, но завтра предстоит еще один, господи, такое чувство, что я с ними неделю тут сижу.

Хотелось пойти к Орешкиной, сгрести ее, отнести к себе, чтоб была на виду и спала рядом. Выключил свет, закрыл глаза, моментально проваливаясь в сон, надеясь, что Макс не попрется к ней ночью, там все-таки Ирина. Странно, но меня срубило моментально, прямо как был — в футболке и домашних штанах.

Проснулся от шороха, и еще меня кто-то пихал в бок. Ничего не мог понять, отодвинулся, опять пихают, повернулся и сразу наткнулся на что-то теплое. Привык спать один, никогда не оставался у любовниц ночевать, вчерашняя ночь с Орешкиной была открытием.

— М-м-м-м-м… подвинься.

Меня пытаются оттолкнуть, а я, окончательно проснувшись, смотрю с удивлением на Дашу, которая, раскидав волосы по моей подушке, пытается отвоевать себе больше места в моей постели. Подвинулся, она сразу успокоилась, чуть натянула на себя одеяло, при свете яркой луны было видно, как она чуть приоткрыла ротик, положив голову набок, тонкая майка не скрывала груди, соски отчетливо выделялись через ткань.

Разглядываю ее как ненормальный — как она вообще тут оказалась? Сама пришла? Становится жарко, снимаю с себя футболку, штаны, двигаюсь ближе, прижимая ее к себе, член уже стоит, но так не хочется ее будить. Даша сама жмется плотнее, закидывая на меня колено, ее рука на моей груди, ровное дыхание, а меня сейчас разорвет от желания.

Приспускаю боксеры, провожу несколько раз по возбужденному члену, сжимаю зубы — долго я так не протяну. Не пойму, как такая — безусловно, привлекательная и сексуальная — девчонка за ничтожно короткое время стала иметь такую власть над моим телом и разумом?

Вглядываюсь в лицо, убирая с него волосы, я точно ее где-то видел, совсем непростая девочка из города Иваново. Из Иваново ли? В ушах бриллианты, дорогой чемодан и шуба, телефон последней модели, даже те блядские шортики не из дешевых, жених еще какой-то мажор.

Тяжело дышу, легкие заполняются сладким запахом. Она везде сладкая, это я уже знаю, сглатываю слюну, так хочу ее вылизать снова, совсем, Роман Александрович, ты с катушек поехал.

Глава 20

Орешкина

Завтракаем молча.

Смотрю на омлет в своей тарелке, ковыряю вилкой, незаметно оглядывая всех собравшихся. Ирина Николаевна суетится, все не знает, куда деть себя и соленые огурчики, старается ни на кого не смотреть, опускает глаза и явно нервничает. Может, похмелье?

Ржевский сопит, жует и, что странно, тоже молчит. Где вчерашний фонтан красноречия и дебильных шуток? Где лихой задор и через каждое слово мат? Чудеса. Тимофей явно мается с больной головой, три минуты назад выпил аспирин, ничего не ест. Вот не умеешь ты пить, зачем берешься? Странные люди.

Роман расслаблен, уплетает сосиски, жадно откусывая хлеб, намазанный маслом, с огромным куском сыра, тут же пачкает пальцы, облизывает их, кидает взгляд на меня, а я сжимаю колени, потому что внизу живота вновь разгорается пожар. Он один среди всей нашей интересной компании спокоен и доволен.

Прикрываю глаза, вспоминая прошедшую ночь: то, что вытворяла, как себя вела, как отдавалась, просила еще, а Рома давал, оргазм за оргазмом. Почему тогда было так хорошо, а сейчас от этого так стыдно и все непонятно?

Ирина Николаевна вчера храпела, а еще дышала перегаром, от которого начинало мутить. Накрыла ее с головой покрывалом, долго ворочалась, не могла заснуть. Вспомнила, что не выпила лекарство, можно было, конечно, таблетки запить водой из-под крана, но я поперлась на кухню.

Медленно открыв дверь, прислушалась, было тихо. Сделала несколько шагов, остановилась, заглянула на кухню, отчетливо был виден мужской силуэт, сидящий за столом. Ржевский, точно он.

И чего людям не спится? Вот совсем не хотелось вести с ним сейчас беседы. Пока я раздумывала за углом, идти за стаканом или нет, мужчина резко поднялся, слегка качнулся, начал снимать джемпер, откинул его в сторону и вполне уверенной походкой в темноте зашагал в сторону моей комнаты. Зашел, тихо прикрыв за собой дверь, щелкнув замком.

Это вообще как понимать?

Это что сейчас такое было?

Это он сейчас ко мне пошел? Или к нам с Ириной Николаевной? И мне сегодня ночью предстояло неслабо так отдохнуть на троих? А я, дура, так не вовремя ушла?

Забыв про таблетки, чуть хромая, тихо подошла обратно к двери, ожидая услышать за ней крики и вопли. Даже приложила ухо, но за ней слышалось только невнятное бормотание, шорох, снова бормотание, а потом тихий, но отчетливый стон.

Вот это да!

Если рассудить, что Ржевский пошел ко мне, не зная, что там Ирина, так можно подумать, что я такая разбитная «давалка», что занимаюсь сексом то с хозяином дома, то с его другом. Тимофей когда окажется между моих ног?

Села за стол, выпила таблетку, оглядела гостиную. Тимофей как раз спал на диване, осталось только пристроиться с ним рядом. Телефон, как назло, остался в комнате, хорошо, поставила его на беззвучный режим. Пыталась устроиться в кресле, но было ужасно неудобно, а еще в одной майке и шортах холодно.

Тихо поднялась на второй этаж, Рома что-то говорил о еще одной комнате, но дверей на втором этаже оказалось куда больше двух. В полной темноте совершенно ничего невозможно было разглядеть, как бы я ни пыталась. Открыв по очереди три двери, за которыми было или пусто, или просто навалена мебель, зашла в последнюю.

Луна из окна освещала кровать, а на ней спящего Романа Александровича. Прикрыв за собой дверь, постояла с минуту, думая о том, не пострадает ли моя девичья честь в очередной раз. Пришла к решению, что страдать уже, по сути, нечему, я и так пала за эти сутки ниже некуда, отдаваясь первому встречному.

Кровать широкая, места хватит всем, Вершинин меня, может, и не заметит. Я, конечно, лукавила, обманывала саму себя, ища оправдания, мол, спать мне негде, а в кресле жуть как неудобно. Сама к нему тянулась, не понимая своих эмоций, а из вредности огрызалась и отталкивала, но Вершинин словно этого не замечал.

Пристроилась рядом, уложив удобней больную ногу, повернулась к мужчине, в свете луны был виден четкий профиль, дыхание ровное, сама прикрыла глаза, слушая его, проваливаясь в сон. Было так спокойно с ним рядом, словно так и должно быть. Словно вот здесь, на этой даче я дома, а не где-то там, в Майами, с бывшим бойфрендом-геем.

Сначала не поняла, что происходит, но когда по телу прошла волна возбуждения, обдавая жаром, громко простонала, открыв глаза, в первое мгновенье не понимая, где я.

Роман целовал шею, чуть прикусывая кожу, спускался ниже, задирая майку, обнажая грудь, тут же обхватив сосок губами, втягивая его в рот. Выгнула спину, подставляя себя под ласки. А его руки так настойчиво исследовали мое тело, уже стягивая с бедер шорты и белье.

Не было никакого смысла сопротивляться, я сама его хотела, мое тело, как ненормальное, подчинялось ему, отзываясь на любую ласку. Губы скользят вниз, язык обводит пупок, живот дрожит, ноги широко разведены. А когда он накрыл мою промежность, я совсем потерялась в ощущениях.

Стон вырывается из груди, жар идет по всему телу, его язык натирает клитор, засасывает, отпускает, целует, облизывая половые губы. Мне хочется плакать и кричать одновременно.

Приподнимает под ягодицы, начинает скользить язычком до ануса, втягивая в себя кожу рядом с ним, а меня колотит от возбуждения так, что сбивается дыхание, и начинаю задыхаться.

— Рома… а-а-а-а… а-а-а-а, — я не кричу, тихо поскуливаю, сама двигаю бедрами, трусь о его язык своим лоном.

— Ты моя сладкая девочка, безумно сладкая.

Дергаюсь, напрягается каждая мышца, начинаю кончать на его языке так, что немеют пальцы рук, глотаю ртом воздух, тело бьет оргазм, вырываюсь, но Рома не дает, продолжая засасывать клитор, при этом вонзая в меня два пальца, трахая ими. Снова волна, тело рвет на части, снова кончаю, не успев отойти от первого оргазма, теку на пальцах мужчины.

Это чистое, невероятное удовольствие.

Отпускает бедра, скользит губами по моему животу, царапая щетиной, оставляя на нем мою влагу, рычит как зверь, покусывая его. А меня прошибает новое желание, хочу его, но не просто хочу — хочу попробовать его на вкус, как он меня.

— Дай мне… хочу сама.

— Что?

Рома не понимает, но я резко встаю на колени, тяну его за плечи вниз, заставляя лечь на спину, руками стягивая его белье ниже. Рома подчиняется, а я, обхватив член рукой, делаю несколько движений.

— Орешкина, предупреждаю, не играй со мной.

Его голос вибрирует, а мне все равно, что он там несет. Откидываю распущенные волосы в сторону, глаза привыкли к темноте, смотрю, как завороженная, на крупную головку члена, та блестит от смазки, растираю ее пальцами, еще больше оттягивая крайнюю плоть. Единственный член, который я видела и пробовала, был член Прохорова, не скажу, что мне направилось его ласкать, можно сказать, то были единичные случаи. А вот сейчас я хочу сама.

— Он такой красивый.

Я что, это сказала вслух?

Обхватываю ствол, опускаясь ниже, слизывая выступившую каплю, на вкус солоноватая, веду языком ниже, опускаясь рукой на яйца, они у Вершинина большие, поджатые.

— Дашка, ты решила меня убить?

— Нет, не мешай.

Рома стонет, откидываясь на подушку, а я, вспоминая просмотренные порноролики, делаю все, как там. Вы думаете, девочки не смотрят порно? Девочки смотрят, я вас уверяю. Облизав головку, чуть задерживаюсь на уздечке, а потом резко беру как можно глубже, расслабив рот и горло. Несколько движений, и снова лижу головку, сжимая яйца, помогая другой рукой дрочить ствол.

— Дашка, только не останавливайся… иначе я сдохну.

Чувствую, как возбуждаюсь снова сама от той власти, что сейчас имею над сильным мужчиной, от того, как ему хорошо, как он рычит сквозь зубы. Не знаю, сколько проходит времени, но я реально теку с его членом во рту, увлеченно и со страстью делая минет. Головка набухает еще больше, я беру глубже, несколько движений, и он начинает пульсировать в моих руках.

— Дьявол, кончаю… м-м-м-м-м… сожми сильнее… да, девочка… двигай рукой.

Первые струи спермы прямо мне в рот, глотаю чисто на инстинктах. Двигаю рукой, вынимая его, сперма стекает по моей руке, член дрожит, а я не могу оторвать глаз от этого зрелища, саму аж колотит.

— Даша, передай соль. Даша!

Вздрагиваю от неожиданности, поднимаю глаза, все смотрят на меня, я — на Романа, который просит соли, но тут же в его взгляде читается тревога. Кровь приливает к щекам, резко встаю, ухожу в свою комнату, закрыв дверь.

Господи, веду себя как малолетка. Да, был секс, фантастический секс, но это всего лишь секс, ничего более. Не знаю, что на меня нашло, я ведь совсем не такая, и парень-то у меня был один, и никогда я не общалась с такими мужчинами. Это все, конечно, снова отговорки, сама ведь хотела, сама пришла, сама отдавалась всю ночь. Но вся эта ситуация с Ириной и враньем, что я сама же и выдумала, начинает напрягать. Хочу уехать отсюда.

Сегодня, как разгребут дороги, мы уедем в город, надо найти жилье, завтра на работу. Между нами ничего не может быть, он поиграл, я позволила. Все остались довольны. Он не знает, кто я на самом деле, а я так уже завралась, что противно самой.

— Маш, как дела? — набираю сестренку, стою у окна, кусаю губы.

— О, систер, живая? Так что за мужик вчера был?

— Долго объяснять. Скажи, где папа?

— О, кстати, твой парень-гей мне вчера рассказал новость, что ты с кем-то встречаешься, и он там в Майами не может серфить, рога мешают.

— Ой, да кого ты слушаешь. Так где папа?

— Папа пока дома.

— А про меня спрашивал?

— Нет. Что про тебя спрашивать? Ты девочка послушная, что он скажет, то и делаешь.

— Ладно, пока.

Отключилась, продолжая смотреть в окно, да, я девочка послушная, Машка права, всегда все делала, как скажут, или спрашивала разрешения. Боялась расстроить, не оправдать, при этом не зная, какая я на самом деле. Учусь там, где не нравится, встречалась с тем, кого навязали.

Глава 21

Вершинин

— Роман Александрович, Степанов пришел, вы вызывали. Роман Александрович, все в порядке?

Смотрю на свою секретаршу и не понимаю, что она от меня хочет — или я от нее? Женщина ждет ответа, чихает, вытирая нос платком, но на всякий случай делает шаг назад, открывая дверь, готовая или позвать Степанова, или скрыться за ней самой.

Степанов?

Точно, Степанов должен был принести отчет по продажам за месяц. На планерке с утра ему влетело, но несильно.

— Пусть заходит.

Степанов входит боком, прижимая к себе папку, смотрю на него, а думаю совсем не об отчетах по продажам. Он подходит ближе, кладет папку на мой стол и замирает на месте. Перелистываю бумаги, не вглядываясь в цифры. Орешкина совсем выбила меня из колеи, летаю в облаках как восьмиклассница.

В то утро после нашей ночи все засобирались в город, хотя хотели растопить баню, попариться. Но Ржевский, схватив лопату, пошел откапывать свой внедорожник, Тимофей — служебную машину, а Ирина, помыв посуду, крутилась постоянно около меня, задавая ненужные вопросы.

Даша так и не выходила из комнаты, а когда появилась, то была вся одетая, но, конечно, не по погоде: белый спортивный костюм и кроссовки.

— Ты на пробежку.

— Нет, я в город.

— Пешком?

— Угадал.

Дернула чемодан, он проскрипел по полу кривыми колесиками.

— Ирина Николаевна, а вы останетесь или поедете с Тимофеем?

— Тимофей поедет тогда, когда я ему скажу, потому что Тимофей — мой водитель.

Наверное, ответил слишком резко, Даша поджала губы, отвернулась. Вот что за вредная девчонка? Ночь провели вместе, стонала подо мной, исцарапала всю спину, а сейчас нос воротит, словно я придумал легенду про племянницу и заставил в нее всех поверить. Сам при этом совратил монашку, и гореть теперь мне в аду.

— Хорошо, я попрошу Максима, он меня подкинет до города.

Делает шаг в сторону двери, уже тянется за шубой на вешалке. Ржевского? Ага, точно, кто тебе даст?

— Стоять! Никакой Максим тебя никуда не повезет, как дороги расчистят полностью, поедем вместе.

— Ромочка, а чего такого, пусть едет, или Тимофей ее отвезет. Ей ведь есть куда ехать? — Ира смотрит вопросительно, ждет ответа.

— Даша поедет ко мне и будет жить у меня все время практики.

— У тебя? Но она вполне самостоятельная девушка, ей необязательно жить со взрослым мужчиной в одной квартире. Так не должно быть.

— Ира, может, я сам разберусь с тем, кто, где и с кем будет жить? — почти крикнул на нее, чувствуя на себе взгляд Орешкиной. Ира ничего не ответила — и правильно сделала, нечего лезть не в свое дело. Надо вообще завязывать весь этот цирк и поговорить с ней нормально.

Если бы не эта конспирация, то давно бы уже сказал, что Даша не племянница, а девушка, по которой я последние сорок восемь часов схожу с ума и отпускать никуда не собираюсь. Пусть у нее хоть два жениха, бывший муж и трое детей. Мысль о детях пришла сама собой и прошибла до пота. Я два раза был с ней без защиты, а это подразумевает ответственность. Но я так и сказал: если что — женюсь.

Господи, ну кто так говорит девушкам?

— Роман Александрович.

— Да?

— Отчет.

Степанов переступает с ноги на ногу. Неужели я такой строгий начальник, что все так меня боятся?

— Нормально все, идите, я потом вызову если что.

Степанов вышел резво, тихо прикрыв дверь. Набираю номер Орешкиной, почти с боем узнал его. Не хотела, паразитка такая, говорить, пришлось пытать и грозить посадить ее голой попкой в сугроб.

Слушаю гудки: пять, шесть, семь, на двенадцатый отвечает.

— Алло.

— Даша, все нормально?

— Нет, все ненормально, я хотела в гостиницу, а ты меня привез к себе домой.

— Как обещал, так и привез. Вопрос закрыт, ты будешь жить со мной и у меня.

— Кто вообще тебе давал право распоряжаться моей жизнью? Почему меня все учат и говорят, как лучше, словно я сама не знаю? И вообще, у меня есть жених.

О, а вот эту пластинку я слышу третий раз. Про жениха отдельная тема, даже слышать не могу и слова о нем. Ржевский все-таки уехал тогда, принес лопату, что-то пробормотал и отчалил. Тимофею была дана команда отвезти Ирину домой, та не возражала и больше, спасибо ей на этом, не высказывала своего мнения.

А Орешкина устроила скандал, при котором я почувствовал себя глубоко женатым мужчиной в тот момент, когда жена отчитывает меня за какую-то херню, но, по ее мнению, очень важную, а я такой придумываю на ходу отмазки.

— Я пойду сама, вот выйду и пойду ловить попутку. Нет, я вызову такси, если ты мне скажешь адрес.

— Орешкина, что вообще с тобой такое? Какая муха тебя укусила? То все нормально, то ты вот так на ровном месте наезжаешь и в сотый раз хочешь уйти?

— Потому что мне надо в город, надо найти жилье, надо устроиться, надо, в конце концов, принять нормальную ванну и вымыть волосы. Я должна решать свои проблемы сама, а не полагаться на незнакомых мужчин.

— Самостоятельность — это похвально, а незнакомый мужчина — это я? До такой степени незнакомый, что мой член ты ночью так красиво брала в свой ротик, глотая сперму? Это тот незнакомый мужик, который изучил на вкус каждый участок твоего тела, на языке которого ты билась в экстазе? Мне перечислять дальше?

— Прекрати!

— А то что, Орешкина? Уйдешь в кроссовках по сугробам?

— Уйду!

— Не уйдешь!

Схватил тогда на руки, сопротивлялась, шипела как дикая кошка, начал целовать лицо, глаза, губы, укусила еще, сучка маленькая. Сижу, улыбаюсь, трогаю губу.

— Ты все сказала? — вернулся от воспоминаний к нашему телефонному разговору.

— Нет, — сопит в трубку.

— Открой форточку и поори в нее, скоро приеду, будешь только стонать и кричать мое имя.

— Роман Александрович, вы маньяк. У меня вся шея в засосах, как я пойду на работу?

— Значит, не пойдешь.

— Как это не пойду?

Отключился от греха подальше, откинулся в кресле, к черту отчеты, и Степанова к черту. Это воскресенье было лучшим в моей жизни. Баню все-таки растопил, Дашка визжала как ненормальная, кричала, что в первый раз в русской бане, и ей страшно. А потом лежала на полке, все такая голенькая, ладненькая, сосочки торчат, кожа покрылась испариной, красивая до безумия. До моего безумия.

Целовал ее медленно, чувствуя даже в парной ее сладкий аромат, кожа бархатная, под моими губами покрывается мурашками. Не просто сексом занимался — любил ее тогда, медленно, глубоко, совсем без защиты, выбивая стоны и крики. А она просила еще и еще, сводя взрослого мужика с ума, трогая пальчиками, скользила губами по моей шее.

В город вернулись поздно вечером, спала всю дорогу, почти внес в свою квартиру. А ночью не выдержал, разбудил снова, подминая под себя, будя поцелуями. Словно наркоман, в тридцать пять лет подсел на девчонку, совершенно не зная ничего о ней.

— Роман Александрович, здесь странное письмо пришло, не знаю, что с ним делать.

Перевожу взгляд на секретаря: милая женщина, работает лет пять у меня, но сейчас глаза красные, шмыгает носом.

— Оксана Валерьевна, вы простыли? Почему на работе, не лечитесь?

— Совсем немного, извините.

— Идите домой, оставьте письмо, я посмотрю.

На край стола ложится бумага, но я снова не смотрю на нее, думая, как придурочный, о взбалмошной девчонке с бриллиантами в ушах и розовой норке у меня в квартире.

Глава 22

Орешкина

— Ненавижу!

Бросаю телефон после разговора с Романом. Что он вообще о себе возомнил? Почему я должна делать так, как говорит он? Мне отца хватает в своей жизни, а теперь еще один мужик появился, который любит командовать, указывать, и не слушает моих возражений.

Прошлась по теплому кафелю кухни, включила кофеварку, потянулась, во мне болела каждая мышца. Посмотрела в большое панорамное окно, из которого открывался восхитительный вид на проспект и часть парка. Снег ослеплял своей белизной, отражая яркие лучи солнца.

Вершинин ненасытный и до такой степени раскован и открыт в сексе, что моя голова шла кругом. У него так умело получалось управлять и манипулировать моим телом, вызывая при этом невероятные эмоции, доводя до сумасшедших оргазмов, что при воспоминании о проведенной ночи и вчерашнем дне грудь сладко заныла, а соски затвердели.

Я точно стала похотливой и озабоченной.

Утром, дозвонившись до начальницы отдела, объяснила, как могла, что не смогу сегодня выйти на работу, хотя я просила Вершинина отвезти меня. Но этот упрямый баран крикнул, стукнул кулаком, потом поцеловал так, что почти изнасиловал мой рот, и ушел, закрыв меня.

Паразит.

Хорошо, что Валентина Петровна любезно разрешила мне сегодня не приходить, но завтра, судя по ее голосу, меня ждет экзекуция. Но все равно надо искать комнату или квартиру, я не могу жить с Ромой, и даже не потому, что я не хочу и никогда не жила со взрослым мужчиной. А потому, что прекрасно понимаю, как начинаю привязываться к нему, скучаю даже сейчас, когда его нет рядом, словно брошенный котенок.

Забралась на низкий подоконник, с высоты семнадцатого этажа машины казались букашками, а люди муравьями. Снова замечталась, вспоминая дачу, баню и Вершинина, сердце забилось чаще.

Влюбилась?

Нет, не может быть!

Надо уходить отсюда.

Надо уходить, чтоб не стало хуже.

В панике заметалась по квартире, еще слегка прихрамывая, нога почти восстановилась. Надела толстовку, кроссовки, покидала вещи в сумку, хорошо, чемодан не разбирала, накинула шубу, берет и встала у дверей.

Так, должен быть ключ, запасной ключ. В просторной прихожей выдвигаю ящики комода, перебирая счета и рекламные буклеты. Ключ нашелся быстро, даже не успела вспотеть. Руки трясутся, словно у воровки, открываю замки и, вывалившись на лестничную площадку, натыкаюсь на высокого мужчину в черном пальто.

— Ой, извините.

Пячусь назад, толкая чемодан, убирая волосы с лица, поднимаю голову и встречаюсь взглядом с темными глазами мужчины. Стильное пальто, нежно-голубого цвета рубашка, начищенные туфли. Он ничего не говорит, лишь смотрит и крутит в руке ключи от машины.

— Эльза, а ты не знаешь, где сейчас наш сосед?

Мужчина кричит куда-то в сторону, и тут я замечаю за ним открытую дверь соседской квартиры и девушку, выходящую из нее в черном облегающем платье ниже колен и короткой шубке шоколадного цвета.

Девушка останавливается рядом, с улыбкой смотрит на меня.

— Марк, я не знаю, он же нам не докладывает. Девушка, вы куда-то собрались или приехали?

— Она воровка, а в чемодане вещи, может, там Ромка уже лежит трупом.

— Нет, нет, что вы, я не…

Не успеваю ничего ответить, а мужчина, бесцеремонно отодвинув меня в сторону, проходит в квартиру Вершинина.

— А вы собрались в шортах на улицу?

Та самая Эльза все улыбается и показывает на мои голые ноги перчатками.

— Черт.

— Убегаешь?

Молчу, а она словно читает мои мысли.

— Плохая затея, все равно найдет, если захочет.

— Его нигде нет. Эльза, звони в полицию. Ты вообще кто такая и откуда взялась? Что за бардак творится в нашем доме? Шастают все подряд, квартиры обворовывают.

Мужчина вернулся и теперь нависает надо мной скалой.

Мне как раз только полиции и не хватало до пологого падения морального облика. Папа расстроится, а потом расстроит меня, и мне мало не покажется, уж точно.

— Не надо полицию, вы что, совсем с ума сошли? Я просто пошла домой, переночевала и пошла, хозяин на работе.

Звучит, конечно, так себе. Мол, как какая-то девка с улицы — просто переночевала и сейчас отчаливает с вещами. Сомнительная отговорка.

— Проститутка, что ли? Как это просто переночевала и пошла? Ты откуда взялась? — мужчина напирал, давил, глаза злые, а его девушку все происходящее веселило.

— Да как вы смеете! Я никакая не проститутка! — топаю ногой, тут же морщусь от легкой боли.

— Отвечай, где хозяин квартиры, я сейчас полицию вызову.

— Я… он меня чуть не сбил, а потом… увез на дачу, вот, вчера приехали, а он ушел… на работу… а мне надо домой.

Говорю все быстро заикаясь.

— Дорогая, ты что-то поняла?

— Нет. Но девушка занятная.

— Так, стоять и не двигаться, сейчас все узнаем, кто там и куда тебя увозил, и на каких дачах ты работала.

Он достает телефон, все продолжая сверлить меня взглядом.

— Рома, привет. Бережной. Тут такое дело: девица странная из твоей квартиры вышла с чемоданом, да, в розовой шубе и с голыми ногами. Говорит, пошла домой.

Тишина, мужчина слушает.

— Как ты сказал? Завести обратно и приковать наручниками к кровати? Но она говорит, ей надо домой. А, у нее нет дома, и с головой проблемы. Понятно. Эльза, у нас есть лишние наручники?

Спрашивает так просто, словно нет ли у них лишней табуретки. Девушка кивает, но продолжает улыбаться теперь только ему, а я слегка подвисаю на этом. Между ними словно как-то своя мистическая связь, взгляд мужчины меняется, когда он смотрит на нее, подходит ближе, тянет к себе, целует, совсем не нежно, а властно и страстно, при этом съедая всю помаду.

— Давай не пойдем никуда, к черту этот обед, сейчас пристегнем девчонку, а потом я пристегну тебя.

— Марк, прекрати, — улыбается, легко толкая мужчину в грудь.

Только сейчас замечаю, что девушка беременная, шубка распахнулась, мужчина положил на выпирающий животик ладонь, на безымянном пальце сверкнуло обручальное кольцо.

Завидую им. Как завороженная не могу отвести глаз от крупной мужской ладони на беременном животике девушки. Но вот они опять смотрят на меня.

— Ну, что нам с тобой делать?

— Отпустить.

— В шортах на мороз?

— Я надену штаны.

— Лучше сразу снимай, как приедет Вершинин, скандала будет меньше.

Краснею, отвожу взгляд, не привыкла я обсуждать свою половую жизнь с посторонними.

— Опаньки, здравствуйте, а что здесь происходит?

Это еще кто? Здоровяк с аккуратной стильной бородой в коричневом пальто нараспашку занимает половину пространства, выйдя из лифта.

— Бережной, что происходит? Мне Софи выклюет весь мозг, если задержимся. О, а это кто у нас тут? Что за лялька?

Мужик подходит ближе, облизывает губы, я делаю шаг назад к двери квартиры Вершинина.

То проститутка, то вот теперь лялька? Он ничего не перепутал?

— Артур, сейчас разберемся и поедем.

— А что за девица? Твоя? На измене поймали?

— Так, все! Хватит! Хватит меня обсуждать! Я не хомяк в банке! А вы научитесь себя вести, а не обсуждать человека в его присутствии и оскорблять его. Достали!

Хватаю чемодан, закатываю его в квартиру, захлопываю дверь, закрывая на все замки. Сажусь на диванчик, осматриваю прихожую: а у Вершинина уютно, сдержанно так, по-мужски, но уютно.

Звонок в дверь. С неохотой открываю. Та самая девушка стоит, поглаживая животик, указывая взглядом на мою забытую сумку.

— Меня зовут Эльза, моего мужа — Марк, мы соседи Романа.

— Я Даша.

— Очень приятно, Даша. И мой совет: не беги от судьбы.

— Но…

— Поверь, ничего из этого все равно не выйдет.

— Эльза! Передай девчонке, чтоб сидела дома и мазала попку лубрикантом, я позвонил Вершинину.

— Не бегай.

Я закрыла дверь, достала телефон: семь пропущенных от Романа, три от Прохорова. Он-то зачем звонил?

Надо все рассказать Роману, кто я такая и откуда, почему живу на съемной квартире и так отчаянно пытаюсь быть самостоятельной, что бегу даже от него. А еще бегу от самой себя и своих чувств, что на меня накатывают, когда я рядом с ним.

Глава 23

Вершинин

— Вы еще здесь? Я же отпустил вас домой.

Оксана Валерьевна медленно тянется за сумкой, не веря тому, что я не шутил. Мне самому хочется сорваться домой после сообщения Марка о встрече странной девчонки у дверей моей квартиры.

Вот же зараза какая. Закрыл на все замки, был уверен, что никуда не денется, да и мыслей у нее таких не возникнет, нет, паразитка несносная, нашла ключи и пыталась улизнуть.

Большими шагами иду по коридору, в юридическом отделе гробовая тишина, три пары глаз смотрят на меня, девушки приглядываются, а начальник отдела откидывается в кресле.

— Сергей, можешь ты мне объяснить, что это за херня?

Кидаю ему на стол письмо, что пришло еще в пятницу вечером на почту, которое я проигнорировал, увлеченный Орешкиной и ее сладкими местечками.

Сергей хмурит темные брови, поправляет на переносице очки, чешет стильную бородку, внимательно читая письмо.

— Занятно.

— Да охренеть как занятно. Кто это вообще такие?

— Написано же, группа компаний «Монолит» предлагает вам…

— Сережа, я читать умею. А ты читай то, что написано между строк в этой умной бумажке. Я сделал пару звонков и узнал, что эта фирма скупает по области компании, подобные нашей, чтоб не платить посредникам, а все держать в своих руках. Подгребает все под себя, чтоб быть единственными на рынке, не волнуясь о конкурентах.

— Все может быть. Умные и богатые ребята.

— А знаешь, что делают такие умные и богатые ребята, если кто-то не соглашается с их условиями? Перекрывают кислород, банкротят контору и покупают уже за бесценок.

— Роман Александрович, у тебя слишком богатая фантазия, — Сергей трясет бумагой, улыбается. — это всего лишь письмо с предложением купить фирму.

— Мою фирму! Ты понимаешь, мою! Я семь лет поднимал то, что развалил мой отец, который ничего не мог придумать лучше, чем сдохнуть, оставив кредиты, долги и бешеных заказчиков. У меня тогда было десять объектов по всему городу, что стояли памятниками, но я все поднял, вкалывал как проклятый, а ты мне сейчас говоришь, что это всего лишь какое-то письмо?

Повышаю голос, две молодые женщины, сотрудники юридического отдела, кажется, совсем не дышат, Кирсанов смотрит уже без иронии, улыбка сошла с его лица.

— Узнай для меня все о них, свяжись и все узнай, ты мой юрист и давай шурши. Всем работать.

Последняя фраза касается всех, выхожу, хлопнув дверью. Надо держать себя в руках и быть с сотрудниками более спокойным, знаю, что слегка перегнул палку и повысил голос, но они уже давно должны привыкнуть.

Возвращаюсь в свой кабинет, в приемной тихо, Оксана Валерьевна наконец послушалась моего совета и ушла домой. Смотрю в окно, все еще обдумывая смысл того странного предложения в письме. Не нравится все это до такой степени, что желудок сводит.

С этим еще разберемся, может, на самом деле ничего особенного, главное — найти больше информации, Кирсанов справится, а нет, так службу безопасности подключит. Сжимаю в руках телефон, набираю номер.

Снова длинные гудки. И почему эта девчонка не может ответить сразу? Или, может, она уже далеко от моей квартиры, убежала сама, не знаю куда: в гостиницу или к тому Коле очкастому из банка. Все равно найду и отлуплю. Улыбаюсь, представляя, как это будет выглядеть.

— Да, — Даша громко кричит в трубку, кашляет.

— Орешкина!

— Да, о господи, сейчас, одну минуточку, подожди.

Слышу звуки, как будто что-то падает, шуршание, удары. Что вообще там у нее творится? Представляю, что кто-то забрался в квартиру, и сейчас происходит самое страшное. Хотя с Орешкиной может приключиться все что угодно, и скорее всего, это грабители начнут кричать «помогите» и «караул», убегая от нее со всех ног, лишь бы скорее отделаться.

— Даша! — кричу в трубку.

— Да, я здесь.

— Что происходит?

— Так, ничего особенного, все хорошо.

По голосу слышу, что врет, а еще так бодро отвечает. В прошлый мой звонок, после того как Марк с Эльзой ее загнали обратно в квартиру, почти проклинала меня и соседей, Марку досталось больше — за то, что он назвал ее проституткой и воровкой. Я еле как сдерживал смех.

— Даша.

— Роман Александрович, все хорошо, сижу как хомяк в банке, никуда не собираюсь. Ищу квартиру, накидала пару вариантов, почти рядом с работой, — Даша снова кашляет.

Ага, накидала она варианты, да ее дома одну на несколько часов оставить нельзя, не то что жить одной разрешить. Представляю, как разрушу все ее планы, как Орешкина начнет кричать и топать ногами. Мне, конечно, нравится ее темперамент и секс после скандалов, а за три дня их было предостаточно, а после них горячая и такая острая близость.

— Что с голосом?

— Курила.

— Ты что делала?

— Шучу, подавилась, воду пила. И вообще, я не могу сидеть у тебя вечно, мне надо дышать свежим воздухом. Мне надо гулять, мне надо в магазин.

— Ты не надышалась на даче? Могу отвезти обратно.

— Не смешно.

— Так я и не шучу.

— Ты невыносим. Ты жуткий собственник!

— Так оно и есть. Сиди на своей прекрасной попке ровно, приеду — накажу, а потом пожалею.

— За что накажу-то?

— За все хорошее.

Отключаюсь, невольно улыбаюсь, представляя сейчас ее синие глаза, полные гнева и удивления. Невыносимая девица, но такая невероятно притягательная, сексуальная, нежная, страстная. Я даже толком ничего не знаю о ней, а надо бы разузнать, точнее, спросить у нее самой.

Хочу пригласить Дашу в ресторан, хотя я бы лучше не вылезал с ней из кровати, зацеловал бы до стонов и криков.

— Тимофей, — набираю своего не в меру инициативного водителя, тот, в отличие от некоторых, отвечает сразу. — К семи приедешь ко мне, и чтоб не опаздывать, на восемь в ресторане заказан столик.

— О, вы помирились с Ириной?

— При чем здесь Ирина?

— Но… она говорила…

— Тимофей, ты слишком много в последнее время говоришь и думаешь, надо найти немого водителя, с ним хлопот меньше.

Тимофей сопит в трубку, но вопросов больше не задает, и на том спасибо, а то еще не хватало оправдываться перед ним.

Спустя два часа, когда я наконец добрался до дома, доведенный до бешенства своими сотрудниками без секретаря почти и небольшой пробкой в центре города. Было одно желание — просто лечь, и к черту ресторан.

Открыл дверь, прислушался, а потом принюхался. В квартире отчетливо пахло гарью. Не сняв обуви, прошел по коридору, чуть снова не споткнулся об этот треклятый чемодан. На кухне уже не пахло, а воняло гарью. Окна открыты, холодно, на полу снег, а в раковине сковорода с пригоревшей едой.

Быстро закрыл окно, на ходу снял пальто, пошел искать виновницу этого прекрасного запаха в моей квартире из-за неудачно приготовленной яичницы. В спальне пусто, в гостевой тоже, в гостиной включен свет и работает телевизор.

Как вообще она жила одна и до сих пор себя не покалечила или не спалила квартиру?

Нашел Орешкину в ванной, из облака пены торчали лишь голова и нога, закинутая на бортик. Везде стоят зажженные свечи, и пахнет уже не гарью, а чем-то сладким.

Где она только их нашла? У меня что, были свечи? Быть того не может.

В ушах наушники, она слегка качает головой, глаза закрыты, на лице улыбка. Надо бы достать ее из ванны, перегнуть через колено и отшлепать, но я стою как озабоченный, любуюсь ей.

Вот именно сейчас отчетливо понял, как дрогнуло сердце и покатилось, прыгая, словно мячик по кафелю ванной, к ногам этой несносной, но такой притягательной девушки.

Глава 24

Орешкина

— Тебе здесь нравится?

— Да, очень уютно и мило.

Смотрю по сторонам, на самом деле очень уютный ресторанчик, без пафоса и кричащей дороговизны. Я была во многих ресторанах в разных городах и странах мира, хотя не скажу, что я любительница таких мест и привередливая гурманка. Но мне нравится чувствовать себя уютно в тех местах, где бываю, этот ресторанчик — как раз такое место.

Вершинина здесь, кажется, знает каждый официант: от того, как ему улыбалась блондинка администратор, даже у меня свело челюсть. В груди странно кольнуло, стало неприятно то, как Рома на нее смотрит и тоже улыбается в ответ.

Это что, была ревность?

Сижу, изучаю меню, чувствую на себе взгляд Романа, от него потеют ладони, а щеки горят. То, чем мы занималась в ванной, вспоминать стыдно, пока еще стыдно, но не вспоминать не могу. Моя жизнь после встречи с Романом сделала невероятный кульбит, раскрыв во мне сексуальность и желание. Не могу пока к этому привыкнуть и принять как есть, а еще расслабиться.

После неудачного приготовления яичницы и такой же неудачной попытки проветрить квартиру нужно было срочно расслабиться, раз уж мне сегодня точно никуда не уйти. Порылась в тюбиках и флакончиках, что стояли на полках, к своему удивлению, не нашла ни одного женского, ванильки здесь не было и в помине, что меня порадовало.

В дальнем углу шкафчика нашла соль для ванны с ароматом морской свежести и несколько свечей. Ну, второй-то раз я уже точно не спалю квартиру, тем более в ванной есть прямой доступ к воде.

Горячая вода успокаивала мышцы, свечи отражались в большом зеркале и красивыми тенями играли на кафеле и потолке, в наушниках звучала приятная музыка. Я максимально расслаблена и отрешена от всего окружающего мира. Была расслаблена и отрешена до тех пор, пока мне в лицо не полилась холодная вода из душа.

— А-а-а-а-а-а… черт, блин… а-а-а-а-а.

— Орешкина, ты решила оставить меня без жилплощади?

— Зачем в лицо-то?

— Затем, чтоб не кайфовала здесь одна без меня, вредительница.

— Да я просто… так получилось… я не хотела… и вообще… что ты делаешь?

Роман раздевается, бросая одежду на пол, вынимаю наушники, хочу выключить музыку в телефоне, что лежит на широком бортике ванны, но пальцы мокрые, тот соскальзывает и летит — нет, хорошо, что не в воду, а на коврик. Теперь музыка звучит из динамиков, а Вершинин уже снимает белье и забирается ко мне.

— Дай сюда, ведь сломаешь, — берет из моих рук наушники, кидает в ворох одежды, садится в ванну, вода вот-вот может перелиться за края, но его это нисколько не смущает.

— Я вообще-то хотела побыть одна.

— Ты была одна весь день.

— Это не так, твои соседи мне составили компанию, а еще приняли меня за проститутку и воровку.

— Что обидней?

— Не поняла?

— Что обидней — проститутка или воровка?

— Да все обидно, я ведь ни та, ни другая.

— Конечно, ты ни та, ни другая, ты просто ходячая катастрофа и недоразумение.

— Почему это…

Не успела тогда возразить, Рома оказался так близко, я видела, как в его темных глазах отражались неяркие огненные блики, как расширились зрачки. А потом он меня поцеловал, руками обхватив за талию, усаживая на себя верхом. Поцелуй настойчивый, от него пахнет кофе и сигаретами, ладони сжимают ягодицы, а я чувствую между своих ног возбужденный член.

Отвечаю, целую сама, совсем забыв, что вот буквально полминуты назад мы почти ругались, трусь раскрытой промежностью о его стояк. Член скользит по раскрытому лону, задевая клитор, из груди вырывается тихий стон.

Господи, как у него так получается управлять моим телом? Одним касанием, движением заставлять забывать о всем на свете и только чувствовать его. Хотеть его.

— Хочу тебя, сладенькая, весь день хочу свою сладкую девочку.

— Сладенькую?

— Безумно сладенькую.

Меня возбуждают даже его слова.

Резко приподнимает меня за талию, впивается в набухший от возбуждения сосок губами, сосет его, лижет, покусывает. Я царапаю его шею, прижимаясь плотнее, подставляя под ласки вторую грудь.

Сердце бешено бьется о ребра, дыхание сбивается, ерзаю от нетерпения сама, вскрикиваю, когда Вершинин накрывает мое максимально раскрытое перед ним лоно рукой, скользит пальцами между половых губ, натирая клитор.

— Рома-а-а-а-а… а-а-а-а-а… а-а-а.

— Да, сладенькая. Какая же ты горячая и мокрая, иди ко мне, не могу больше.

Опираюсь о его плечи, смотрю в глаза, а вижу только желание и необходимость во мне этого сильного и взрослого мужчины. Это подкупает, завораживает, сама опускаюсь на его член, медленно заполняя им себя. Двигаюсь, как хочу сама, кручу бедрами, он распирает изнутри, задевая самые чувствительные места, то упираясь почти в шейку матки, до сладкой боли пронзая тело, то почти выходит.

— Рома.

— Да, сладкая. Да, моя сладкая девочка. Да, вот так, глубже, еще.

Сама не знаю, чего хочу или прошу, но внутри все невероятно остро, удовольствие скручивает тугим узлом, возносит на вершину блаженства, с которого мне не страшно упасть и разбиться.

Не знаю, сколько прошло времени, но кажется, вода кипит между нашими телами, Роман целует шею, прикусывая губами кожу, сжимает ягодицы. Кричу в голос, когда его пальцы касаются попки, они растирают и надавливают на тугие мышцы ануса.

Член набух еще больше, Роман приподнимает мои ягодицы, насаживая на себя. Эмоции переполняют, внутри словно лопается натянутая струна, меня накрывает невероятное удовольствие, я кончаю, сокращаясь на его члене.

— Да… а-а-а-а-а… Роман… а-а-а-а-а-а-а… не могу… кончаю… а-а-а-а-а, боже мой.

Вершинин рычит, резко снимает меня со своего члена, прижимает к себе, чувствую, как он пульсирует, трусь о него сама, продлевая свой оргазм, стимулируя клитор. Он кончает с глухим рыком, упираясь мне в грудь лбом, сжимая до синяков талию.

— Дьявол, Орешкина, и откуда ты только взялась, мне даже дышать больно.

Это было так невероятно, порочно и красиво. С этим мужчиной все невероятно. А потом были быстрые сборы в ресторан, потому что Тимофей должен был подъехать через полчаса.

— Даша? Ты выбрала, что будешь?

— Нет.

Смотрю на Романа, облизываю губы, чувствую, как горят мои щеки.

— Если ты будешь на меня так смотреть, то придется увести тебя в туалет. Выбирай: мужской или женский?

— В туалет?

— Да, чтоб заняться сексом. На твоем лице написано, о чем ты думаешь.

— Ничего на нем не написано, — отнекиваюсь и возражаю его словам, у меня теперь это вошло в привычку — возражать любому его слову. Некая забавная и милая перепалка.

Оглядываюсь по сторонам, около нас занято всего два столика: пожилая пара — женщина с любопытством посмотрела в нашу сторону и сложила губки бантиком; рядом двое мужчин — наверное, у них деловой ужин.

— Тихо ты, тут же люди.

— Только не проси меня говорить всем, что ты моя племянница и это семейная встреча. Я не смогу смотреть непохотливо на тебя, когда ты в таком платье.

— Рома!

— Хорошо, я могу и тише, но смотреть похотливо буду, у меня сейчас слишком хорошее настроение, чтоб с тобой спорить.

— Я совсем не успела привести себя в порядок, ты не дал времени.

— Орешкина, ты прекрасно выглядишь, как хорошо оттраханная, восхитительная девушка.

Вот как у него так получается говорить пошлятину, а совсем не обидно?

— Так, ты выбрала, что будешь?

— Нет, закажи на свой вкус.

Подозвав официанта, Роман сделал заказ, откинулся на спинку стула и стал внимательно меня рассматривать. Платье, конечно, что было в моем гардеробе, привезенном из дома, не совсем вечернее, но выгодно подчеркивало фигуру: облегающее, до колен, с глубоким декольте, цвета спелой вишни.

— Расскажи мне о себе. Я ведь специально позвал тебя в ресторан, чтоб хоть как-то поговорить, потому что наедине это просто невозможно сделать.

— Что рассказать?

— Сколько тебе лет? Кто твои родители? Что любишь на завтрак и были ли у тебя домашние животные? Что-то там про жениха, про которого, я надеюсь, ты пошутила, а если не пошутила, то придется мне его убить.

Роман сказал все это спокойно, вполне безобидные вопросы, про убийство Прохорова, я думаю, он пошутил. А ведь я и сама хотела поговорить с ним и рассказать, кто я и откуда, он молодец, что вытащил нас сюда.

— Мне через месяц исполнится двадцать три года, первого марта. Из родителей у меня только папа, а еще есть младшая сестра.

— Сестра? Вы похожи?

— Нет, моя систер полнейший сноб, сильно умная и та еще язва.

— А ты не язва?

— Нет, я хорошая.

Рома искренне смеется, в глазах такая теплота, а я растворяюсь в них, как зефирка в горячем кофе.

— Кто твой отец, чем он занимается? Хочу с ним познакомиться.

Представила лишь на миг, как это будет происходить: холодный и совершенно непроницаемый взгляд отца, безэмоциональный и сдержанный, постоянно контролирующий себя и всех вокруг. Плотно поджатые губы, слегка бледное лицо — с таким лицом объявляют о казни, а не знакомятся с парнем дочери.

Парнем? Но Вершинин точно не тянет на моего парня, он мужчина.

Мой мужчина?

— Что такое, Даша?

Наверное, на моем лице отразилось смятение и внезапное открытие того, что Вершинин — мой мужчина. Именно мужчина, а не какой-то там парень или просто сексуальный партнер.

— Он… вообще, он сложный очень.

Не знаю, с чего начать и как подвести к тому, что мой отец — один из богатейших людей страны, а я его строптивая дочь, которая поспорила с сестрой, стремясь к самостоятельности и отсутствию контроля над своей жизнью. Что сейчас он уверен, что я в Майами с Прохоровым, а я вру, и мне самой от этого противно.

Отвожу взгляд, медленно обвожу зал и замолкаю, не в силах что-либо выговорить. В нескольких метрах от нашего столика, за небольшой колонной, между высокой вазой и окном сидит мой отец. Я не вижу, с кем он, отклоняюсь как можно дальше назад, вытягиваю шею и наконец вижу женщину.

Немолодая, но достаточно привлекательная блондинка, стильная стрижка, она склоняет голову набок, заправляя за ухо волосы, улыбается, опускает глаза. Я, вытянув шею еще больше, смотрю туда же, куда и она, и вижу невероятное: мой отец держит ее за руку и нежно перебирает пальцы.

Шок.

Глава 25

Орешкина

— Орешкина, ты меня пугаешь. Кого ты там увидела? — Роман следит за моим взглядом, но там только пожилая пара, которая и так уже с подозрением косится на нас.

Сажусь прямо, нервно вытираю вспотевшие ладони о платье, хорошо меня с родным отцом разделяет два столика и широкая колонна, кстати, именно из-за которой он меня и не видит.

А вот как раз удивительная возможность познакомить папу с Вершининым. Господи, я даже не представлю, что будет.

Апокалипсис всей моей такой недолгой жизни.

А ведь мне даже нет двадцати трех лет. Я познакомилась с невероятным мужчиной, в которого, кажется, влюбилась как мартовская кошка, а дорогой отец, увидев меня здесь, растерзает на месте.

— Мне надо в туалет, нет, позвонить, сестре обещала, — показываю Роману телефон, аккуратно встаю — и так бочком, бочком, вдоль стеночки, не привлекая к себе внимания, на полусогнутых ногах растворяюсь за поворотом.

По коридору уже бегу, платье узкое, часто перебираю ногами, на ходу набирая номер любимой сестренки. Вваливаюсь в туалет, замираю у зеркала, из него на меня смотрит совершенно очумевшая особа с выпученными глазами и красными щеками.

— Машка! Машка! Это катастрофа.

— Что опять? Заблудилась? Потеряла сумочку? Документы? Поцарапала машину? Сломала каблук, ноготь?

— Вот совсем не смешно.

— Да кто смеется? Я просто накидываю варианты той жопы, в которую ты угодила.

— Здесь папа!

— Папа? Какой папа?

— Римский, блин! Маша не тупи, ты из нас самая умная. Наш папа, родной, кровный, он здесь!

— Где здесь?

Маша, видимо, в ступоре, что неудивительно.

— В том же городе, что и я. В небольшом ресторанчике, сидит за столиком у окна с милой блондинкой и трогает ее нежные пальчики.

— Какой блондинкой? Не понимаю, какие пальчики?

— Маша, это ты у нас все знаешь, это ты должна мне сказать, с какой блондинкой. Где Анжела и ее тюнингованные прелести? Почему он тут, а не в каком-нибудь сраном Париже ест устриц?

— Устрицы — это в Ницце.

— Да какая разница, ты вообще слышишь, что я тебе говорю?

— Вот это дела. Даха, я реально не знаю, что он там делает. Утром приехал шофер, охрана, все как положено, чмокнул в лоб, потрепал по волосам, словно мне семь лет, сказал еще, что задержится, и уехал в офис.

— Уехал, но не в офис. А рванул за пятьсот километров.

— А ты что делаешь в ресторане? Ты с мужиком? Что за мужик?

— Нет, я в Майами с Прохоровым.

Игнорирую вопросы сестры, потому что если я отвечу, то она спрыгнет с темы и начнет дорос меня.

— Маша, кто эта женщина? Ты бы видела, как папа смотрит на нее, я никогда не видела его таким.

— Может, деловой ужин?

— Да, а именно сейчас, глядя друг другу в глаза, они обсуждают покупку нефтяной вышки. Ой, не смеши меня.

— Ну, кто знает.

Замолкаю, потому что позади меня открывается дверь, и входит та самая блондинка, а у меня сердце, кажется, уходит в пятки.

— Маш, я перезвоню.

Быстро отключаюсь, не знаю, куда деть телефон, пристраиваю его у раковины. Включив воду, начинаю тщательно мыть руки, продолжая рассматривать женщину.

Не красавица, но очень женственная и обаятельная, нежные черты лица, сдержанный макияж, аккуратно уложенные светлые волосы до плеч. Ей можно дать лет тридцать семь, но, скорее всего, ей больше, выглядит она очень хорошо. Бежевая юбка из мягкой кожи и белоснежная кофточка, на шее тонкая золотая цепочка с кулоном в виде капли.

Не могу разглядеть, какого цвета у нее глаза, но вот она смотрит прямо на меня через зеркало, а они у нее голубые и очень красивые.

Женщина улыбается краешками губ, открывает сумочку, поправляет макияж, а я намыливаю руки в третий раз.

— У вас все хорошо? — она обращается ко мне, а я не могу выдавить из себя ни слова.

Может, у нее прямо в лоб и спросить: «Что мой отец делает в этом городе с вами? Вы встречаетесь? Вы спите вместе? Кто вы такая? Что хотите от моего отца?» Но, конечно, ничего этого я не спросила.

— Да, все хорошо: обожаю, как мыло пахнет, так бы и мыла руки весь день.

Господи, какую чушь я несу.

— Понятно.

Быстро вытираю руки, комкая салфетки, делаю несколько шагов в сторону выхода.

— Девушка.

— Да?

— Вы телефон забыли.

— Спасибо.

Возвращаюсь за телефоном, хватаю его и, выйдя из уборной, упираюсь в грудь мужчины.

— Даша, ты что, хотела удрать от меня через окно в туалете?

— Нет, конечно. Ром, может, домой поедем, а? Что-то живот крутит и тошнит, а то, что заказали, возьмем с собой.

Вершинин смотрит с подозрением, а я вижу, как по коридору нам навстречу идет мой отец. Он разговаривает по телефону, не смотрит вперед.

— Нет, меня нет в городе. У тебя есть пять дней, и не заставляй меня делать все самому, ты знаешь, будет все гораздо хуже, если за это возьмусь я.

Жесткий и требовательный голос, в котором чувствуется сталь и напор. Толкаю Вершинина в нишу, где стоит огромная ваза, разворачиваю его спиной к проходу, встаю на носочки и целую, прижимаясь всем телом к мужчине.

Он отвечает сразу, стискивая мою талию: губы горячие, язык проникает в рот, это совсем не скромный поцелуй, Роман берет что хочет и где хочет, это я уже поняла, и это мне безумно нравится.

Слежу, как папа заходит в мужской туалет, на несколько секунд забываю про него и его даму. Рома целует так, что голова идет кругом, царапаю шею, из груди вырывается тихий стон прямо в его губы. Чувствую животом, в котором уже закручивается вихрем возбуждение, его эрекцию.

— Мужской или женский?

Не понимаю, о чем он, а когда доходит, хлопаю по плечу, быстро оглядываюсь по сторонам: отца нигде нет, за угол завернула его блондинка. Так хочется понаблюдать за ними еще и увидеть ту мягкость в его глазах, с которой он смотрел на эту женщину. Неужели моего отца пробрало, он наконец отпустил прошлое и встретил достойную женщину?

— Поехали домой.

— В кроватку?

— Рома!

— В кроватку голенькими.

— Роман Александрович, ты невыносимый пошляк.

— Не могу рядом с тобой сдерживать себя, даже не хочу этого делать. Орешкина, ты такая сладенькая и аппетитная, сожру прямо тут и сейчас. Пойдем, найдем подсобку, хочу твою киску.

— Рома, — громко шепчу, округляя глаза от откровений Вершинина.

— Ладно, шучу, хотя нет, не шучу. Хорошо, иди в гардероб за вещами, я скажу, чтоб нам собрали все навынос, оплачу и вызову Тимофея.

Он разворачивает меня, толкает вперед, шлепает по попке. Осторожно вхожу в зал, надо быстрее уходить, пока отец не пошел обратно. Слышу, как позади меня хлопнула дверь, шаги. Бежать не вариант, усаживаюсь за ближайший столик, за которым ужинают двое мужчин, хватаю меню, закрываюсь им, словно изучаю блюда.

Мужички смотрят подозрительно, но молчат, наверное, совсем обалдели от странной девицы.

— У вас так все аппетитно выглядит в тарелке, вы что заказали?

— Ростбиф, — мужчина отвечает, улыбается, думает, что я с ним заигрываю.

Веду я себя, конечно, странно — это мягко говоря. Отец проходит мимо, вытягиваю шею, следя за ним, он снова садится за столик, улыбается блондинке, а я, бросив меню и включив на телефоне камеру, делаю несколько снимков.

Качество, конечно, так себе: освещение в ресторане приглушенное, не буду же я светить вспышкой, но Машка должна это видеть. Еще раз осматриваю зал — странно, но я совсем не вижу папиной охраны. Я знаю их всех в лицо и поименно. Но удивительно, что сейчас нет никого вообще.

Уже выйдя на улицу, кутаясь в шубу, озираюсь по сторонам: за углом ресторана стоит одна из наших машин, номера точно нашего региона. За рулем шофер, еще один парень в черном пальто стоит на улице, смотрит по сторонам.

И тут он обращает внимание на меня, потому что я, повернув голову, совсем не смотрю под ноги, из-за чего поскальзываюсь, громко вскрикиваю и падаю — правда, не на ледяной тротуар, а в сугроб, усаживаясь в него задницей.

Шикарное завершение незабываемого вечера.

Глава 26

Вершинин

— Рома, прекрати.

— Почему?

— Мы не одни. Тимофей все видит и слышит.

— Мы по-тихому.

— А ты умеешь по-тихому?

— Я талантливый парень, я умею всяко-разно.

Продолжаю прижимать Орешкину к себе, забрался под шубку, она такая манящая и соблазнительная в этом платье. Декольте неглубокое, но грудки так аппетитно выпирают, сосочки торчат, просят, чтоб их поцеловали. Но я, растягивая удовольствие, целую девушку в шею, вдыхая ее сладкий аромат.

— Рома! — громко шепчет, широко распахнув свои синие глаза.

Отрываюсь от своей сладкой девочки, смотрю на Тимофея, тот сосредоточенно крутит баранку, лишь каждые три секунды стреляет глазами в зеркало заднего вида. После того как он, открыв рот от удивления, смотрел, как я несу Дашу к машине, при этом догадавшись взять пакеты с едой, всю дорогу молчал, наверное, онемел. Вот же мне счастье привалило.

Мы так толком с ней и не поговорили: то убежала куда-то, то засобиралась домой. А ведь на этот вечер я возлагал большие надежды: хотел хоть что-то узнать о девушке, которая забралась ко мне под кожу сладким ядом, нарушив привычный уклад и ритм жизни.

Даша загадочно шепчет, кивая в сторону водителя:

— Он наверняка все понял.

— Что он понял?

Она многозначительно хмурится.

— Что Тимоха мог понять? Ты слишком хорошего мнения о его умственных способностях.

Тимофей кашляет в знак того, что он все слышит, да я и не пытаюсь говорить тихо.

— Он догадался, что ты не мой дядя, а я не твоя племянница. Так родственники не ведут себя.

— Ну слава богу, а то я думал, грех инцеста мне никогда не смыть и не замолить.

— Рома!

— Дашка, ты такая смешная, сейчас приедем домой — и в кроватку, только голенькими.

«И чур, я первый сверху», — говорю все это, подражая Орешкиной: таким же загадочным шепотом и выпучив глаза.

Девушка ничего не отвечает, лишь поджимает губы и толкает меня в плечо. Господи, как я жил без нее раньше? Ведь как-то жил, что-то делал, приезжал каждый вечер в пустую квартиру. Никто не пытался мне ее сжечь, никто не нарывался на соседей и их подозрительную бдительность, ни одна девушка не лежала в моей ванне голой, и я в ней никогда не занимался сексом. Оказывается, это так круто.

— Что?

Снова смотрит на меня, а я зависаю на ее глазах и пушистых ресницах, как семиклассник. Из головы все моментально выветривается: какое-то дурацкое письмо, риск потери фирмы, вопросы о семье Орешкиной.

«— Если тебя кто-нибудь обидит, ты скажешь мне, я накажу того человека», — говорю это серьезно, прекрасно понимая, что реально могу убить за нее. Вот словно что-то щелкнуло в голове, тумблер переключился на режим «война».

— Роман Александрович, я вспомнил, — Тимофей так некстати влезает в мои откровения, надо точно урезать ему зарплату за говорливость.

— Ты вспомнил прекрасное выражение о том, что молчанье — золото?

— Нет.

— А зря, — держу Дашу за руку, откидываюсь на сидение.

— Я вспомнил, где видел жениха вашей племянницы, — делает ударение на последнее слово.

Даша напрягается, выпрямляет спину, я напрягаюсь в ответ, потому что слово «жених» уже звучит не так забавно, как раньше. Вот, кстати, о женихе не поговорили тоже, может, он на самом деле реально существует.

— Ну и где ты его видел?

Даша пытается вырвать из моих рук свою ладошку, отворачивается к окну, начинает нервничать. У этой девчонки все написано на лице, она не умеет скрывать свои мысли.

— Это Федор Прохоров, сын олигарха, крутой парень, крутые тачки, шмотки, тусовки, сейчас в Майами занимается серфингом, я подписан на его инстаграм.

— Даша.

— Что?

— Кто тот парень на фото в твоем телефоне?

Молчит слишком долго.

— Тимофей прав, это Прохоров, мы учимся на одном потоке, а то фото на каком-то пикнике сделано, просто так.

Девушка мнется, совсем не смотрит в глаза, не могу понять, говорит она правду или обманывает. С одной стороны, они могут реально учиться вместе, посещать общие лекции, фото вполне безобидное, я помню его: парень был сосредоточен только на том, как бы выглядеть красиво перед камерой.

Но все-таки сомнение скребет изнутри: красивая девушка, дорогая шуба, бриллианты в ушах, ухоженная, как с картинки модного журнала, прекрасный вкус, брендовые шмотки. Она на самом деле может быть его невестой или подругой, любовницей, да кем угодно.

— Роман Александрович!

Даша пытается освободить свою ладонь из моей хватки. Отпускаю, понимая, что делаю больно. Кретин, господи, последний кретин.

— Извини, извини, пожалуйста. Больно, да? Извини.

Мы уже подъехали, стоим у подъезда, Даша смотрит с подозрением, я чувствую себя хуже некуда от того, что сделал ей больно и усомнился. Именно вранье всегда выводило меня из равновесия. Это ранит и причиняет боль больше всего, да, я сам иногда бываю не совсем честен с заказчиками, я был не до конца откровенен в своих намерениях с Ириной, но я ничего не обещал и не врал.

— Спасибо, Тимофей, за ценную информацию. Завтра в девять будь здесь, Дашу надо отвезти на работу — написать заявление об увольнении.

— Как заявление? Какое увольнение?

— Ты хочешь поговорить об этом при водителе и на повышенных тонах? — отвечаю слишком резко, Даша вновь поджимает губы, понимая, что публичный скандал — это не есть хорошо.

— Доброй ночи, Роман Александрович, Дарья.

Выхожу, помогаю Даше, беру пакеты, молча идем к подъезду, Орешкина держит спину, уже не хромает, отлично передвигается на высоченных каблуках. Уколы и крем помогли быстро. Лифт тоже ждем молча, я представляю, как сейчас она взорвется в квартире, и ресторанный ужин может оказаться на моей голове.

— О, соседи, на сиденье были?

Выйдя из лифта на нашем этаже, сталкиваемся с Марком, тот в кожанке на голое тело, спортивных штанах и кроссовках ждет лифт.

— А тебя из дома выгнали и без вещей?

— Из дома скоро тебя попрут, — кивает в сторону моей девушки и ее сурового выражения лица. — Поверь мне, друг, у меня есть опыт: такой взгляд не сулит ничего хорошего, накосячил ты, сразу видно.

— Ошибаешься. А ты куда, за подснежниками для любимой?

— Хуже: разливное светлое и сухарики со вкусом краба.

— А, ну беги, а то скоро закроют пивнушку.

Марк уехал, Даша молчала, демонстрируя всем своим видом, что не замечает меня совсем. Открыл дверь, пропуская ее вперед.

— Я не собираюсь увольняться лишь потому, что тебе этого хочется. Я вообще не понимаю, почему ты указываешь и распоряжаешься моей жизнью.

— Ну наконец-то, а то пятиминутная тишина далась мне с трудом.

— И не надо вот сыпать шутками и издевками. Я не буду увольняться, мне нужна практика, я именно за этим и приехала.

— Расскажешь правду о женихе — будет практика.

Неспеша раздеваюсь, вешаю пальто в шкаф, разуваюсь, с пакетами ухожу на кухню, расстегиваю рубашку. Курить хочется смертельно, открыв окно, щелкаю зажигалкой, глубокая затяжка, дым в темноту. Чего я боюсь больше: слышать правду о том, что у нее на самом деле есть жених, или красивую ложь?

Ведь решил, что меня он не остановит, но это может остановить Дашу. Что может дать ей не особо богатый бизнесмен, лишь недавно поднявший фирму из долговой ямы и начавший получать стабильный доход, против сына олигарха, увлекающегося серфингом в Майами?

Поганая ситуация.

Глава 27

Вершинин

Слышу лишь шум и шаги по коридору, наверняка уже собирает чемодан, сейчас пошлет меня в интересном направлении и захочет уйти, чтоб не посягал на ее свободу в сотый раз.

Интересно, а так будет всегда с ней?

Первые признаки моего помешательства на этой строптивой девчонке уже налицо: вспышки ревности, замашки собственника. Что дальше? Я посажу ее дома, запрещу работать и выходить куда-либо без меня? Да, пиздец моей нервной системе и человеческому облику подкрался незаметно.

Делаю очередную глубокую затяжку. Надо идти останавливать Орешкину пока единственным мной изученным и проверенным способом. Но как только я тушу сигарету в пепельнице, она появляется сама и без чемодана.

А это уже прогресс.

Стоит, глазки опустила, словно ученица седьмого класса у доски, не выучившая географию. Хмурю брови, смотрю, как Даша водит пальчиком по столу, сдерживаю улыбку, хочется усадить ее на этот самый стол и зацеловать.

— Ты хочешь что-то сказать?

— Да, я хотела, точнее, хочу, — вскидывает на меня свои синие глаза, кусает губы, поправляет волосы. — Жених — он совсем не жених, Прохоров вообще не по женщинам.

Какой странный поворот событий, сын олигарха что — гей? Интересно, я буду ревновать ее к гею?

— Значит, жених все-таки был?

— И вообще, это странно с твоей стороны настаивать на моем увольнении, заметь, я не психую, не кричу, не собираю чемодан, а веду конструктивную беседу.

— Конструктивная ты моя, ты с темы-то не съезжай.

— Нет, Прохоров не жених, но я его знаю, мы учимся в одном университете, а здесь я на практике, и мне нужна эта работа.

— Зачем соврала?

— Не знаю, там эта твоя Ирина терлась около тебя: «Ромочка, тебе подложить салатика, Ромочка, возьми вот этот кусочек», — Орешкина скривила губы, копируя Ирину.

— Ревнуешь? — улыбаюсь, медленно подхожу, притягивая Дашу к себе, ну точно — пацан пацаном, совсем голову теряю рядом с ней.

— Конечно, Роман Александрович, вы такой привлекательный мужчина, но с отвратительным характером.

Ее ладони гладят мою грудь, глаза хитрые.

— Все равно пойдешь писать заявление, не понравилось мне, как тот Коля очкастый на тебя похотливо смотрел.

— Коля? При чем тут Коля? Коля совершенно безобидный парень, помогал мне.

— Гей?

— Почему гей? Я не знаю.

— Его счастье, если он такой. А про жениха я еще проверю.

Глазки такие наивные, моргает пушистыми ресницами, облизывает губки, а я чувствую, как возбуждаюсь, прижимаюсь к Даше плотнее, даю почувствовать свою эрекцию.

— Рома, ты опять начинаешь?

— Что начинаю?

— Ты сам понимаешь, что начинаешь.

— Скажи это сама.

— Ты возбужден.

— Очень возбужден.

— Пока мы не решим вопрос с моей работой, дальше можешь не продолжать.

— Все уже решено, — целую девушку в шею, нежно ведя языком до мочки уха, засасывая ее, сжимая упругую попку, задирая подол платья. — Будешь работать у меня секретарем, а потом что другое придумаем.

— У тебя? Твоим секретарем?

— Да, Орешкина, да: и квартиру не спалишь, и всегда на глазах.

— Но… Рома… Рома, подожди. У тебя что, нет секретаря?

— Есть, заболела, отпустил, а потом позвонила, говорит, на больничный пошла. Дашка, давай уже снимем все эти тряпки, потом договорим. Чувствуешь, как хочу тебя?

— Я даже не знаю.

— Что ты не знаешь? Давай я тебе покажу, как стоит.

— Рома!

— А то ты не видела, как вспомню твой сладкий ротик на моем члене, крышу сносит.

Подхватываю ее под ягодицы, усаживая на стол, спускаю с плеч платье, продолжая целовать шею, от нетерпения прикусывая нежную кожу. Даша стонет, выгибает спину, уже не задает вопросы, запускает пальчики в мои волосы.

Добравшись до груди, оттягиваю кружево лифчика вниз, обнажая грудь. Сжимаю оба полушария, сосочки набухли и торчат, облизываю языком каждый из них, втягивая губами, причиняя боль, отчего Даша вскрикивает, дергается в сторону.

В полумраке кухни вижу ее глаза, в них разгорается настоящий пожар страсти, в котором я точно сгорю дотла. Сняв рубаху, бросаю ее на пол, расстегивая ремень, ширинку, Даша ерзает на столе, пытаясь снять колготки, помогаю ей, когда справляюсь со своей одеждой.

Платье, белье — все разбросано в разные стороны, теперь она совсем обнаженная, такая невероятно красивая, облизывает губки, смотрит на то, как я сжимаю свой стояк. Тянется ко мне сама, целует, царапая плечи, а я уже не могу остановиться.

Шея, грудь, животик, Даша сама ложится на широкую столешницу, разводит колени, смотрю, сглатывая слюну, на ее раскрытую киску. Провожу несколько раз пальцами по набухшим половым губкам, она уже вся мокрая, стимулирую клитор. У самого член стоит колом, яйца ломит, будто и не было секса буквально несколько часов назад.

— Такая красивая девочка, моя сладкая девочка.

— Рома-а-а-а-а… а-а-а-а-а.

Даша кричит громче, когда я припадаю к ее нижним губам, вылизывая и засасывая нежную плоть, проникая в ее горячее лоно пальцами, трахая ими, при этом посасывая клитор.

Теряю остатки разума от вкуса и аромата этой сладкой девочки, не знаю сколько проходит томительных минут. Клитор пульсирует на моих губах, Даша выгибает спину, приподнимая бедра, пытаясь увеличить трение.

— Рома… не могу… не могу больше… да… Рома… а-а-а-а… кончаю… боже мой… кончаю… а-а-а-а…

Я сам готов кончить лишь от этих криков и стонов, член сочится предсеменем. Сжимаю его у основания, чтоб не слить прямо сейчас. Продлевая Дашин оргазм, натираю клитор пальцами, сморю, как красиво кончает моя девочка в моих руках.

Поднимаюсь, двигаюсь ближе, провожу бордовой от перевозбуждения головкой по раскрытым половым губкам, толкаюсь, вхожу сразу по самые яйца. Не хочу все делать быстро, растягиваю удовольствие, имея свою девочку медленно, придерживая под колени.

— Орешкина, я бы трахал тебя целыми сутками, давай снимем порнофильм.

— С ума сошел… о господи… Рома… чуть глубже… да…а-а-а-а-а…

— Как скажешь, сладенькая.

Приподнимаю ноги выше, врезаясь членом как можно глубже, она такая невероятно горячая внутри и узкая, засасывает меня, словно пытается выдоить всю мою сперму.

Смотрю как маньяк на то, как соединяются наши тела, как член блестит от ее соков, а они стекают вниз до попки, на бьющиеся об нее яйца. Готов излиться прямо сейчас, но только после Дашиного оргазма. Мои движения становятся резче, проникновение еще глубже, девушка начинает дрожать, стискивает свою грудь, выкручивая соски.

А потом, опустив одну руку вниз, ласкает себя между ног, стимулируя эпицентр ее возбуждения. Кончаем, кажется, одновременно, она стискивает меня изнутри стеночками влагалища, пытается соскочить с члена, но я держу крепко, кончая глубоко в нее. В голове шум, кровь пульсирует в висках, перед глазами алые круги.

От оргазма ведет в сторону, опускаюсь между Дашиных широко разведенных ног, упираясь лбом в грудь. Дышу часто, выхожу, член все еще стоит, а по спине стекает пот.

— Рома.

— Да, сладкая.

«— Ты снова кончил в меня», — говорит, пытаясь выровнять дыхание.

— Значит, завтра пойдем в ЗАГС.

— Не шути так, а то я ведь и соглашусь.

— Разве я шучу, я почти при смерти, мне не до шуток.

Наш прекрасный диалог прерывает звонок домофона. Кого там еще принесло в такое время? Я точно не жду гостей и никому не собираюсь открывать.

— Рома.

— Нет меня.

— Звонят.

— Нас нет дома.

Домофон не переставая трезвонит, но я даже не в силах сдвинуться с места.

— Вдруг что случилось?

— Не мои проблемы. Пусть все горят в аду.

Приподнимаюсь, продолжая ласкать грудь и живот, целую твердые сосочки.

— Давай притворимся, что нас нет дома.

— Давай, — Даша садится, вся такая румяная, красивая до рези в глазах.

Но в унисон с домофоном где-то в прихожей, в пальто надрывается мой телефон. Орешкина легко спрыгивает со стола, подбирает свои вещи. На цыпочках уходит в ванную, смотрю на себя, думаю, чем бы прикрыться, но иду в прихожую голым.

— Кто?

— Рома, это я, Ирина, открой.

Глава 28

Орешкина

Моя жизнь в последнее время — сплошные стрессы. А все потому, что не надо начинать врать. Стоило один раз умолчать о правде — и все, потянулась ниточкой ложь из клубка обмана.

Сначала папа в ресторане, потом Тимофей с новостью о том, что он узнал Федора. Тоже мне, звезда великая. Как еще водитель Ромы не догадался перейти по ссылкам, на которых меня отмечал Федор. Надо посмотреть, что он там запостил, а еще позвонить Машке.

Но моя страница закрыта, не люблю все эти показушные выставления фотографий, и чтоб кто попало тебя потом смотрел. К тому же служба безопасности отца проверяет все до последнего хештега и слова в комментариях.

Кидаю вещи на стиральную машину, умываюсь холодной водой, чувствую, как из меня медленно вытекает сперма Вершинина.

ЗАГС?

Он сказал, готов пойти в ЗАГС?

Мне на самом деле только не хватало забеременеть. Нет, этого не должно случиться, судорожно ищу телефон в ворохе своей одежды и белья. Черт, он так и остался в кармане шубы.

Начинаю считать в уме, загибая пальцы, когда у меня была последняя менструация, выходит, что буквально на днях должна начаться новая. Залезаю в душ, очень быстро ополаскиваюсь, закутываюсь в свой любимый розовый халатик, он так красиво смотрится рядом с черным халатом Романа.

Со мной творится что-то странное уже который день, точнее, начиная с пятницы вечера, когда я поскользнулась на обледенелой дороге и чуть не угодила под колеса внедорожника Вершинина. Хотя нет, это началось раньше, когда он нагло своим похотливым взглядом разглядывал меня в банке.

Прошло всего четыре дня. Всего четыре дня, а такое чувство, что несколько месяцев. За эти дни моя жизнь стала другой. Я стала другой, такой открытой и развратной.

Сердце рядом с этим мужчиной постоянно бьется чаще, я уже не так остро реагирую на собственнические замашки Вершинина. Мне даже нравится это, как он командует, строго смотрит, хмурит брови, а потом целует. Я такая живая и настоящая рядом с ним, тело реагирует моментально на ласки, вспыхиваю спичкой и горю ярким пламенем.

Прислушиваюсь к шуму за дверью. Кого там могло принести? Может, снова соседи? Тихо выхожу, голоса становятся громче.

— Ты что, спал со своей племянницей?

— Ира, она не племянница.

— Но, ведь… как так получилось… господи, Рома, это же инцест.

— Ира, ты в своем уме? Что ты такое несешь? Ты совсем меня не слышишь?

Голоса доносятся из гостиной, я на цыпочках как можно тише крадусь в прихожую, медленно открываю шкаф, достаю свой телефон из кармана шубы.

— Тогда кто она тебе? — Ирина Николаевна спрашивает с надрывом.

— Она моя девушка.

Повисает тишина, я, кажется, сама перестаю дышать. Так красиво звучит: «она моя девушка». Улыбаюсь как ненормальная, прижимая телефон к груди.

— А как же мы? Как же наши отношения?

Двигаюсь ближе, чтоб лучше слышать, что там насчет них? А вот сейчас Вершинин возьмет и скажет, мол, у нас все хорошо, я буду навещать твоих силиконовых подружек четвертого размер по субботам. Разнесу к чертовой матери всю его квартиру. Кобель поганый.

— Ира, извини, но нас никогда не было и не могло быть.

— То есть как это не было? Ты почти год ездил ко мне, и это ты называешь «ничего не было»?

Ну, блин, Ирка, ты взрослая девочка, так бывает, даже я это понимаю. Становится немного жалко ее. Во мне явно просыпается женская солидарность.

— Ира, это был просто секс, я тебе ничего не обещал.

— Значит, не обещал, да? Просто так ездить и трахать целый год — это так нормально, так по-мужски. Ты и сейчас с ней? Где она? Где эта твоя лживая псевдоплемянница? Когда она так успела раздвинуть ноги перед тобой, что ты забыл обо всем на свете?

Вот не люблю, когда меня обсуждают за глаза.

— Ира, ты рот свой закрой, а то ведь я могу закрыть глаза на то, что ты женщина.

— Где эта маленькая шлюшка, которая светила задницей на даче?

О, надо идти спасать Ромку от рукоприкладства и маячившей на горизонте статьи за нанесение тяжких телесных. Не думаю, что он реально может ударить женщину, но мне и самой не нравится определение «шлюшка».

— Ирина Николаевна, добрый вечер.

Нет, я настроена дружелюбно, но, конечно, если надо будет, могу навалять ей сама, опыт потасовок с сестрой у меня есть. Смотрю на Вершинина, но на его лице написано лишь то, как ему надоела вся эта ситуация.

Рома в брюках, они низко сидят на талии, засматриваюсь на его идеально гладкий живот, даже видны кубики пресса, а еще дорожка темных волос, уходящая в пах. Грудь голая, он смотрит на меня с неким удивлением и ждет, что же я скажу дальше.

А вот Ирина, видимо, думала, что сегодня у нее будет незабываемая ночь. Облегающее черное платье, глубокое декольте, короткая шубка и высокие сапоги. Она откидывает длинные темные волосы за спину и смотрит на меня.

— О, а вот и наша племянница. И не стыдно тебе вот так поступать?

— А как прошла ваша ночь с господином Ржевским?

Я умею играть не по правилам, а лучшая защита — это нападение. Ирина меняется в лице, глазки забегали, она несколько секунд просто смотрит на меня, но быстро берет себя в руки.

— О чем ты говоришь? Не понимаю, к чему ты клонишь.

— Я это к тому, что, прежде чем называть меня шлюхой, может, стоит посмотреть на себя?

— Ты совсем обнаглела, малолетка!

— Так, все закрыли рты, — Рома встает между нами, взгляд злой, даже мне слегка не по себе. — Даша, если ты хочешь что-то сказать конкретное, то говори, не надо загадками и намеками.

— В ту ночь на даче, когда мы ночевали там все вместе, ты Ирину Николаевну уложил спать со мной в комнате. Я долго не могла уснуть и пошла на кухню выпить таблетку, о которой забыла. А в это время твой друг Ржевский пьяной походкой направился именно туда, откуда я вышла, и закрыл дверь за собой с той стороны. Я просто уверена, что их ночь не была невинной.

Как и наша.

Роман долго смотрит на меня, потом на Ирину: та — что странно — молчит и уже не оправдывается.

— Да, я была с Максимом, и это были лучшие минуты моей жизни, ты совсем последнее время не уделял мне внимания как женщине.

— Ну, слава богу, тебе его кто-то уделил. Зачем тогда ты сегодня пришла сюда?

— Я поняла, что совершила ошибку.

— Господи, Ира, ты дура или прикидываешься? Что такое ты несешь? Ты трахалась с моим другом, а сейчас говоришь о любви ко мне.

— Я дура, я влюбленная дура. Он тоже не хочет меня видеть, как и ты, не отвечает на сообщения и звонки.

Ирина заплакала, слезы градом катились по щекам, я даже сама удивилась такой резкой перемене ее настроения. Женщина вытирала мокрые щеки руками, это была почти истерика.

— Даша, принеси воды.

Быстро иду на кухню, но наливаю почти целый стакан не воды, а водки — из бутылки, что стояла в шкафу.

— Пейте, это поможет, — Ира делает первый глоток, хочет убрать стакан, но я не даю этого сделать, продолжая вливать в нее все содержимое.

Меня так в семнадцать лет напоила сестрица, я тогда прошлась папиным «Порше» по мусорным бакам, рыдала как ненормальная, а сестренка успокоила. Тут, конечно, ситуация сложнее, Ирину Николаевну, конечно, жалко, как и «Порше», но а что, если меня Вершинин вот так же бросит?

— Что? Почему ты так смотришь на меня? И вообще, что ты ей дала выпить?

— Лучший антидепрессант — водка.

Иру повело в сторону, глаза заблестели, но уже не от слез, Роман усадил ее на диван.

— Ромочка, ну как так, скажи мне? Я ведь влюбилась, с первого взгляда влюбилась!

Ира лепетала что-то невнятное пьяным голосом. И как ее так быстро развезло?

— В кого она влюбилась, я не пойму, а еще с первого взгляда? — Рома ждет от меня ответа.

— Это ты у меня спрашиваешь? У меня про свою бывшую?

— Я, кстати, с тобой еще не договорил про жениха.

— Если ты при каждом серьезном разговоре будешь лезть мне в трусы, мы никогда не договорим.

Говорю все это громким шепотом, чтоб не услышала Ирина, хотя она сейчас на своей, особой волне. Но когда в прихожей вновь звонит домофон, в ту сторону смотрим все втроем.

— Рома.

— Да.

— А может, это еще одна твоя бывшая или нынешняя? Я вот не удивлюсь.

— Орешкина, ты там не приняла на кухне водочки? Что за дикие фантазии?

— Ну, кто знает. Но если это еще одна баба, я от тебя уйду.

Глава 29

Вершинин

Я вообще сегодня поем, лягу спать? Не квартира, а какой-то проходной двор, и все приходят без предупреждения. Ира сидит на диване, что-то постоянно бормочет и всхлипывает. Мне что, укладывать спать ее в гостиной сегодня?

После того как в домофоне прозвучал зычный баритон Ржевского, Даша быстро убежала в спальню, оставив меня наедине с бывшей любовницей и другом.

— Вершинин, давай нажремся, — первое, что сказал Макс, заходя в прихожую и гремя бутылками в пакете.

— Понедельник, какое «нажремся», Макс?

— Так хреново на душе, сил нет, каяться пришел.

У Ржевского и правда был неважный вид. Волосы растрепаны, пуховик нараспашку, под ним только мятая футболка и спортивные штаны, на ногах кроссовки. Щетиной зарос так, что скоро будет полноценная борода.

— Да похуй, что понедельник, давай выпьем, реально что-то так мерзко на душе.

Он разувается, кидает пуховик на кресло, сразу идет на кухню, я за ним. Слежу, как выставляет бутылки на стол, а из ресторанных пакетов — привезенную нами еду.

— И от чего так херово-то моему верному другу?

Прекрасно понимаю, зачем он пришел и почему ему так хреново. У Ржевского проснулась совесть, наверное, тот сам не догадывался о ее существовании.

Достаю два бокала, стопки в данной ситуации слишком маленькая посуда. Сажусь рядом, внимательно разглядывая друга, тот скручивает крышку с бутылки водки, наливает каждому почти до краев. Тут же сам выпивает залпом, не закусывая, лишь кряхтит в кулак, к своей порции я не притрагиваюсь.

— Роман, прости, друг, прости.

Интересно, что бы я делал, не знай всей истории? И еще интересно, что бы было, будь в той комнате Даша, а не Ирина? Непроизвольно сжимаю кулаки, накатывает ярость, надо все-таки ему врезать за то, что хотел трахнуть мою девочку, ведь он намеренно пошел к ней в комнату.

— За что я должен тебя простить, друг?

Даже сам чувствую в своем голосе холодный металл, смотрю на Макса, тот вливает в себя уже второй стакан водки. Не хватало мне еще одного пьяного тела до кучи.

— Там, на даче, ночью, черт, сам не знаю, как все так произошло.

— Точно не знаешь? Или ты специально это сделал?

Нет, я абсолютно не ревную Ирину к нему, после ее откровений ничего не дрогнуло внутри, даже почувствовал некое облегчение, что не надо всех этих объяснений. Но вот за то, что Ржевский, кобель поганый, пошел в комнату к моей девочке, зная, что она моя племянница, после моих предупреждений — вот за это надо наказать.

— Ты знаешь?

— Что я знаю? Расскажи другу. Или хочешь, я расскажу, как ты захотел засунуть свой член туда, куда нельзя его совать ни при каких обстоятельствах? Но тебя ничего не остановило, ты все равно пошел.

— Ром, сам не знаю, как вышло, попутал, реально бес попутал, как дьявол в меня вселился.

— Дьявол, говоришь? А мозгов у тебя совсем нет? Или ты членом последнее время думаешь? Он у тебя принимает важные решения?

Резко поднимаюсь, нависая над Максом, меня реально начинает потряхивать, и снова жутко хочется курить, и еще больше — ударить его.

— О, сейчас будет драка. Только давайте без крови и бардака.

Даша обходит кухонный остров, устраивается напротив, начинает доставать оставшуюся еду из пакетов, открывать контейнеры. Идет за тарелками, и я замечаю, что эта маленькая паразитка снова надела какие-то блядские облегающие шорты и майку, сквозь которую отчетливо выделяются соски.

— Закусывать-то будете? А то развезет, как вашу выходную партнершу по сексу.

Ржевский икает, снова наливает, но уже меньше, долго держит бокал, рассматривая Дашу, а потом меня, снова Дашу.

— Она ведь не племянница?

— Она моя девушка, а ты, сука, свой хер хотел запихать в нее.

— Я… черт, Рома, блин — это реально? Вы вместе? Где ты нашел ее?

— Господин Ржевский, я предлагаю вам еще выпить и не делать такое удивленное лицо. С «племянницей» я погорячилась, а Рома подыграл — по моей просьбе, он не хотел. Но вы пошли в мою комнату, и всем ясно для чего.

Смотрю, как Орешкина уплетает салат, достала из холодильника масло, ветчину, сыр, отрезала несколько кусков батона, сделала бутерброды. Последовал ее примеру, хоть мясо и остыло, но все равно вкусное. Отбираю у нее один бутерброд, Ржевский наблюдает за нами и, кажется, уже не такой напряженный.

— Я, когда зашел, сразу и не понял, кто там был в кровати, начал целовать, а мне отвечали, да с таким жаром. Потом только понял, что это Ирина, но остановиться уже не смог. Она такая горячая, утром как дурак — не знал, куда себя деть, сбежал, на звонки ее не отвечал, хотя сам дал номер. Такой кретин.

— Есть прекрасная возможность сказать это ей лично, — Даша соблазнительно облизывает пальчики, а мне уже все равно, что там несет Ржевский о своей совести и Ирине.

— Это как?

— В гостиной она, пришла качать права, потом про тебя начала рассказывать, оказывается, с тобой ей было хорошо как никогда и ни с кем.

Вся ситуация напоминает пошлый анекдот: любовница трахнулась с лучшим другом, а я в это время был с псевдоплемянницей. Вот сейчас сидим, все это обсуждает, полночь, едим мясо.

— Ира здесь?

— Спит пьяная. Даша влила в нее стакан водки.

— Зачем?

— Успокоила, как могла, уж извините, Максим…

Ржевский выглядел потерянно, первый раз его таким вижу.

— Так ты не против?

— Не против чего?

— Что мы были с Ириной.

— Конечно, против, ты трахал мою любовницу, а хотел мою девушку.

— Рома, господи, как пошло звучит, — Даша морщит носик.

— Я… я не хотел… говорю же — бес попутал.

— Хорошо, бес так бес, но если ты, тварь озабоченная, посмотришь в сторону Даши, — я не посмотрю, что ты мой друг, ушатаю.

Повисла тишина, даже Дашка перестала жевать, большими синими глазами смотрит на меня. А я говорю на полном серьезе, смотря в упор на друга.

— Понял, — Ржевский кивнул, снова налил, выпил.

— А теперь можешь забрать свою новую девушку и свалить уже из моей квартиры, у нас с Дарьей еще много дел.

Два раза говорить это мне не пришлось. Макс засобирался, на Дашу совсем не смотрел, ушел в гостиную. Оттуда послышалось бормотание, потом звук пощечины и тишина, Даша округлила глаза, потом засмеялась.

Провожать гостей не стали, Макс только крикнул из прихожей «пока» и хлопнул дверью. Надо будет все равно поговорить потом с ней, когда успокоится.

— Высокие отношения, а Ирина Николаевна так и не попрощалась. Мы, можно сказать, доброе дело сделали — свели два одиноких сердца.

— Где ты взяла эти шорты? — перебиваю Орешкину, вытирая пальцы салфеткой.

— В чемодане.

— Надо сделать ревизию твоих вещей.

— Как это — ревизию? Ты посягаешь на мою свободу, на работу, а теперь на вещи? Нет, так не пойдет.

— Еще как пойдет, а ну, иди сюда.

— Нет, нет, нет… а-а-а-а-а… Роман… прекрати.

Даша пытается от меня убежать, заливается звонким смехом, когда ловлю ее и, прижимая к себе, начинаю стягивать шорты, пытаясь шлепнуть по попке.

Но она все равно вырывается и убегает в спальню. Ну хорошо, выключаю на кухне свет, щелкаю замком на входной двери, медленно иду, вытаскивая из брюк ремень.

— Ты ведь не спрячешь свою сладкую попку от меня.

— А я и не пытаюсь ее прятать.

Я-то думал, она начнет отбиваться, но девушка лежит под одеялом, а когда я вхожу, откидывает его в сторону, показывая всю себя уже без одежды.

— Какая ты, оказывается, развратная девица, Орешкина.

— Ты сделал меня такой. Ну что, накажешь меня? Я была такой плохой девочкой.

Переворачивается на живот, приподняв свою идеальную попку, а я уже возбужден. В тусклом свете лампы ее кожа красиво отливает легким загаром, не спеша снимаю брюки, которые второпях надел на голое тело.

Сжимаю в руке ремень, подхожу ближе, глажу по упругой попке, кожа такая нежная, но тут же легонько шлепаю, отчего девушка тихо вскрикивает. Снова поглаживаю и опять шлепаю, но сильнее, оставляя на светлой коже ярко-розовые пятна.

— Сильнее, накажи меня сильнее.

Эта девчонка сведет меня с ума. Уже свела.

Глава 30

Орешкина

— Дашенька, доброго вам утра.

— И вам доброго, Сергей Иванович.

— Так официально, я даже теряюсь рядом с вами.

Смотрю на начальника юридического отдела, мило улыбаюсь. Сергей вполне приятный молодой мужчина: стильная бородка, тонкая оправа очков, пиджак не из дешевых и хорошо на нем сидит. Он флиртует со вторника, как только Вершинин привел меня в свою фирму.

Я, признаюсь, была поражена: два этажа офисов, немаленький штат сотрудников, стильная приемная и табличка на двери, отливающая золотом «Вершинин Роман Александрович, генеральный директор строительной компании «Вертикаль».

Мой мужчина непросто кто-то там, а генеральный директор, может, папа не так будет зол? В конце концов, его дочь выбрала хоть и почти первого встречного, но мужчину — владельца собственной компании. Хотя, для чувств и любви совсем неважен статус и положение. Для меня не важен.

На первой планерке чувствовала себя как на иголках, я, конечно, мало что понимала в работе секретаря, но папины бегали быстро, выполняли все шустро и записывали все, что он скажет. Мне записывать пришлось мало, Вершинин был совершенно другим на работе в присутствии своих подчиненных.

Собранный, уверенный, местами жесткий и всегда требовательный. У меня поначалу даже возникало чувство дежавю. Рома вел себя, как мой отец, тихим голосом ставя на место и требуя четких ответов.

По спине бежали мурашки, но я-то знала, что он бывает другой, а после ночи на вторник так мне было немного стыдно, а на попе некомфортно сидеть.

Первые три дня все сотрудники приходили на меня посмотреть. Я была в меру приветлива, но поймала на себе несколько завистливых и ревнивых взглядов некоторых работниц женского пола. Представители же мужского пола в своем большинстве, от курьера Петра до инженера Семена Викторовича, пытались заигрывать и угощали шоколадом.

Было мило.

Сергей Иванович подкатывал, думая о своей неотразимости, я же почти не смотрела на него, регистрировала входящую корреспонденцию, складывая в отдельную папку. Курьер должен был прийти через полчаса, а еще Рома просил кофе. Вот совсем было не до начальника юридического отдела.

— Меня все не покидает чувство, что я где-то вас видел.

— Я часто такое слышу в последнее время, наверное, с кем-то путаете.

— Не знаю, обычно у меня хорошая память. Дашенька, что вы делаете сегодня вечером?

Быстро же он переключается, соскакивая с темы. Посмотрела на мужчину, вспомнив, что сегодня нас пригласили в гости соседи — те самые Марк и его беременная жена Эльза. Приятная девушка, она мне нравится.

— Сергей Иванович, вы хотели сказать что-то срочное Роману Александровичу или уже передумали?

— Ах да, точно, ваша красота сбивает со всех мыслей.

— Тогда можете пройти, директор на месте.

Указала на дверь, сама покосилась на телефон, он вибрировал на столе. Машка. А если Машка, то что-то срочное, и так не звонила ей два дня.

— Да, слушаю, — ответила, как только мужчина скрылся в кабинете.

— Слушает она, ты когда домой собираешься, бедовая?

— А что случилось? У меня практика — кстати, новая работа в очень приличной фирме. И мне все очень нравится, Маша, ты не представляешь, работаю секретарем несколько дней и вот чувствую — это мое. Ну, не совсем чтоб навсегда, но вся эта суматоха, движение, новые лица, мне нравится.

— Совсем заболела? Тебе папа такого секретаря устроит, мало не покажется. Чтоб его дочь подавала кому-то кофе или спала со своим шефом — да никогда такого не случится.

— Что за предвзятые стереотипы о секретарях? Словно все они спят со своими начальниками. Маша, ты где нахваталась этой пошлости?

А вот на это мне нечего было ответить, кроме как нападением. И как у Машки получается попадать в самое яблочко? Не иначе ведьма.

— Я угадала? Ты спишь с ним? Этот тот самый мужчина, с которым ты была в ресторане? Даха, колись. О господи, я не представляю, что будет, если узнает папа.

— Что он узнает? Что вообще ты несешь? Да, я была с мужчиной в ресторане, имею право, я совершеннолетняя самостоятельная девушка. И да, я с ним встречаюсь.

Вот прям взбесила сестренка, мне нечего стыдиться: Роман отличный мужчина, мой мужчина, красивый, сексуальный, мужественный, сильный, заботливый, ревнивый, конечно, но значит, я ему небезразлична.

Это не то что Прохоров, тому было все равно, где я, что я с кем я. Всегда был занят только собой, друзьями и социальными сетями. Может быть, я реально влюбилась, по-настоящему и навсегда?

Стало даже немного страшно.

— Дашка, ты не смей влюбляться, из этого ничего хорошего не выйдет. Если не Прохоров, то папа найдет тебе другого мужа и сделает это очень быстро.

— Как это — найдет? Я, что, сучка и мне подыщут кабеля, как только начнется течка? Он что, насильно меня выдаст замуж? Папа не такой, он не поступит так со мной или с тобой.

Сестрица замолчала, тяжело вздохнула.

— Маша? Что случилось?

— Ничего, все в порядке, — сестра как-то странно быстро съехала с темы. — Кстати, папа в том городе, что и ты, скупает какие-то компании, расширяет свою, юристы шуршат, хочет подмять под себя строительный рынок.

Начинаю быстро соображать, ведь не зря училась почти четыре года на экономическом факультете. Строительный бизнес Вершинина, папа расширяет сферу влияния, этот город. Я думала он сюда ранул на сведенье, а оказывается непросто на встречу с дамой сердца.

— Маш, я перезвоню, обязательно перезвоню, целую.

Отключилась, в стопке писем нашла три, в которых было предложение Вершинину Роману Александровичу о выгодной продаже СК «Вертикаль» холдингу «Монолит».

Черт.

Меня, конечно, родной отец мало посвящает в свои дела, но я далеко не такая безнадежная и недалекая, как он считает. Если Владимир Сергеевич Дымов что-то задумал и решил подмять под себя часть строительного бизнеса в этом городе, то так оно и будет. Маленьким компаниям в будущем просто не осилить конкуренцию.

Не заметила, как смяла в руке одно из писем, я думала, а в голове за доли секунды пронеслись мысли одна хуже другой. Прикусила губу до боли, даже не услышала, как звонит рабочий телефон.

— Компания «Вертикаль», добрый день.

Внимательно вслушиваюсь в голос, лишь киваю, словно собеседник меня может видеть. Вывожу на листе бумаге с самого рождения родное мне имя.

— Да, хорошо, я все передам Роману Александровичу.

Медленно кладу трубку, чувствую, как леденеют пальцы, бросаю карандаш. Дымов Владимир Сергеевич, вот кто лично посетит нас завтра, так сказал его помощник.

— Даша? Даша, ты слышишь меня?

Резко поднимаю голову, у моего стола стоит Роман, смотрит взволнованно, сам не очень хорошо выглядит, под глазами темные круги, плотно сомкнутые губы.

— Пойдем со мной.

Тянет за руку, едва успеваю за ним, зайдя в свой кабинет, закрывает дверь, слышу щелчок замка. Его горячие пальцы на моем лице, гладит по щекам, трогает губы.

— Так соскучился по тебе, моя сладкая девочка. Такая невероятно красивая и нежная.

Не могу понять его взгляд, но от него становится не по себе. А в словах, что были сказаны, надрыв и оттенки боли, отчего мое сердце сжалось и тут же забилось чаще.

Рома целует, губы сухие и тоже горячие, целуя в ответ, обнимая за шею, встаю на цыпочки, прижимаясь всем телом, чувствую, как он напряжен.

Он практически лишает меня воздуха поцелуем, словно пьет его сам, так остро нуждаясь в нем.

— Дашка, ты так глубоко засела у меня внутри, не представляю, как буду вырывать тебя из своего сердца.

— Не вырывай. Оставь меня там.

Мне безумно больно, словно это наше последнее мгновенье, наш последний поцелуй.

Но этого не может быть, я не хочу, чтоб это было так.

— Рома, Рома послушай.

— Не сейчас, помолчи сладкая.

Глава 31

Вершинин

— Рома, Роман, подожди.

— Что значит «подожди»? Как я могу ждать, когда рядом такая сочная и вкусная девочка? Моя сладкая девочка.

— Но, Рома, сейчас разгар рабочего дня, мне надо сказать, там звонили… а-а-а-а-а-а… Рома…

Подхватываю на руки, несу к небольшому дивану, что стоит в стороне, усаживаю верхом на себя, задирая юбку.

Крышу рвет реально, держался несколько часов, на планерке был строг и суров как никогда. Все три дня завязывал желания узлом, старался не подходить на работе слишком близко к Орешкиной. Она в своей строгой узкой юбке и блузке заводила хлеще, чем в откровенном белье.

Но ведь я не такой озабоченный и похотливый, чтоб кидаться на своего секретаря и трахать в кабинете? Или такой?

Да, конечно, именно такой.

Целую шею, Даша откидывает голову, сжимаю упругую попку, помню, как она кричала, а потом содрогалась в оргазме, когда я продолжал шлепать по упругим ягодицам, оставляя красные следы.

— Ты отнесла документы в отдел кадров?

— Еще нет, забыла, боже мой… Рома.

Она не надела колготки, только чулки, развратная девчонка. Целый скандал устроил утром, что на улице зима, а она в чулках, думал, переоденет, но нет, не послушалась. Каждый раз, когда она заходила в кабинет, представлял, что она в них и без трусиков.

Легко отодвинул в сторону тонкое кружево белья, Даша уже сама крутит попкой, трется о пальцы, отвечает на поцелуй, язычком облизывая мои губы. Член стоит, упираясь в ширинку, яйца поджаты, налиты спермой. Будто и не было у нас утреннего секса.

У меня снова отключается мозг, прекращая разумно и рационально мыслить рядом с ней. Надо думать и решать, как спасать фирму, как отделываться от настойчивых предложений о покупке. А я как пацан — вижу эти пухлые губки и совсем отказываюсь соображать.

Кто бы мне рассказал еще несколько дней назад, что я так вляпаюсь, не поверил бы ни за что.

Чтоб Вершинин, да до такой степени запал на девчонку?

Быть того не может!

А я вляпался, причем реально. Утонул в ее синих глазах, запал, подсел, до такой степени, что готов отнести в ЗАГС на руках хоть завтра и заделать ребеночка. Чтоб наверняка никуда не сбежала.

— Я за руку тебя отведу завтра туда. Нет, накажу сначала, что не слушаешься, а потом отведу,

— Прямо сейчас накажешь?

Вот же сучка маленькая, провоцирует. А ведь умеет и знает как. Где их этому учат?

Убираю руки от раскрытого и обнаженного лона, облизываю пальцы, планка едет от ее вкуса, как голодное животное готов нюхать и пробовать свою самку.

Хочу расстегнуть мелкие пуговки на блузке, Даша помогает. Оттягиваю лифчик вниз, слегка щипаю оба соска, а потом, сжав полушария, засасываю по очереди каждый в рот.

— Помоги.

Даша понимает, о чем я прошу, отстраняется, расстегивая ремень и ширинку, приподнимаюсь, она спускает с меня белье. Головка члена влажная, она скользит по ней пальчиками, а я продолжаю ласкать грудь.

Эти невыносимо долгие и томительные ласки сводят с ума. Даша стонет громче, грудь невероятно чувствительная и красивая, соски затвердели. Опустив руку, провожу пальцами по половым губам — совсем мокрая, давлю на клитор, девушка кричит, кусая губы.

— Рома.

— Да, сладкая?

— Хочу поцеловать его.

Не давая ничего ответить, спускается на пол между моих разведенных коленей. Смотрит на мой стояк, облизывает губки, дрочит, а потом обсасывает головку, оттягивая крайнюю плоть, насаживая свой сладкий ротик на член.

Черт, черт, черт.

Эта девочка сводит меня с ума своими желаниями.

Смотрю, как она обхватывает губками твердый ствол, ласкает язычком тонкую кожу под головкой, яйца поджимаются еще больше. Грудь колышется от движений, сосочки торчат. Становится жарко, оттягиваю ворот рубашки, достаю из кармана презерватив, рву упаковку.

— Дашка, остановись, не могу больше.

Орешкина останавливается, в глазах туман, ресницы дрожат, на щеках румянец, снова кусает губы. Раскатываю латекс по стволу, тяну девушку на себя, целую. Даша громко стонет, оседая на член, начиная медленно двигаться.

Она такая невероятно красивая, сексуальная. Сжимаю бедра, наверное, до синяков на нежной коже. Впиваюсь в губы, в шею, не в силах сдерживать себя, двигаю бедрами навстречу, притянув Дашу на грудь. Толчки то медленные, то быстрые и глубокие, не знаю, сколько проходит времени, но Даша дышит чаще, стонет громче.

— Рома, не могу, не могу больше… а-а-а-а… Рома-а-а-а-а.

— Да, моя девочка, да, кончай, сладкая.

По вискам стекает пот, из моей груди вырывается низкий рык. Она сжимает меня изнутри словно тисками, дрожит всем телом, кончая на моем члене. Я следую за ней, изливаясь потоками спермы в презерватив.

— Ты со своей настоящей секретаршей тоже так трахаешься?

— Ревнуешь?

Даша тяжело дышит, все еще сидит на мне, царапает грудь ноготками.

— Вот еще.

— Скажи, что ревнуешь.

Шлёпаю по попке, она смеется и кусает меня за шею.

— Или кого из сотрудниц ты так трахаешь в своем кабинете? Мариночку из бухгалтерии или Диану из проектного?

— Ты даже запомнила их имена, — смеюсь, в сердце разливается жар.

У меня стойкое чувство, что я знаю эту девушку очень давно. В очередной раз не понимаю, как жил без нее и как буду жить, реши она от меня уйти. Сергей внес некую сумятицу, а все из-за тех писем с предложениями о покупке моей компании.

Оказывается, холдинг «Монолит» принадлежит одному из богатейших людей страны, Дымову Владимиру. Конечно, он не единственный владелец, но все идет с его подачи и все для того, чтоб подмять под себя строительный бизнес всего региона. Надо поговорить с Марком, его отец должен знать Дымова.

— Рома.

— Да, милая?

— Ты так смотрел на меня, когда я зашла. Что-то случилось?

— Нет, Сергей говорил, что ему знакомо твое лицо.

— Что-то слишком многим я знакома, это странно. И это тебя расстроило?

— Нет, не это. Все хорошо, не переживай.

Даша медленно поднимается, целует так нежно и трогательно, взволнованно смотрит в глаза.

— Рома, там был звонок, завтра приедут люди по поводу твоей фирмы.

— Завтра?

— Да, так сказал мужчина, он представился Сафроновым Павлом Георгиевичем, юрист холдинга «Монолит» от Дымова Владимира Сергеевича. Это серьезно? Что они хотят?

— Завтра узнаем. Может, домой поедем или в какой ресторанчик? Хочешь на дачу, в баню?

— На дачу? Как ты можешь думать о даче? Мне так не понравился этот звонок, а еще я видела письма. Это очень серьезно, да? Рома, я просто хотела давно сказать…

— Подожди, слышишь?

Даша замолчала, мы вдвоем замерли, она все еще такая аппетитная, почти обнаженная, черные чулки, юбка задрана до талии, блузка расстегнута, волосы растрепаны.

— Телефон.

На столе в режиме вибрации звонил мой телефон.

— Извини.

Быстро целую девушку, пересаживаю на диван, поднялся, на ходу снимая презерватив, заправляя член в белье и брюки.

— Вершинин.

— Здравствуй, Рома.

Признаюсь, удивился услышанному голосу, больше семи лет не слышал — и готов не слышать столько же. Он неприятно царапает нервы и заставляет вспомнить о прошлом.

— Узнал?

— Узнал.

— Совсем не рад?

— Ответить честно?

— Думаю, не стоит, ответ может мне не понравится.

Молчу, смотрю в окно, снег кружит пушистыми хлопьями, уже начинает темнеть. Меня откидывает на несколько лет назад, в то время, когда отец почти разорил компанию. И все потому, что его посетило прекрасное чувство— любовь, это почти в шестьдесят лет.

Ее и звали Любовь.

— Видела тебя недавно в ресторане с милой девушкой. Вы хорошо смотрелись вместе. Но ты меня даже не заметил, это неудивительно, твоя избранница очень красивая.

В ресторане?

Мы были только раз с Дашей в публичном месте, но я не заметил бывшую любовь отца. Сжал кулак, обернулся, чтоб посмотреть на Дашу, но ее уже не было в кабинете. Ушла, а я и не заметил.

— Зачем ты звонишь?

— Просто так, соскучилась. Мы все-таки не чужие друг другу люди.

— Мы чужие настолько, что ты даже не представляешь.

— Ошибаешься, Ромочка. Помнится, ты мне говорил раньше совсем другие слова.

— И ты им верила? Считал тебя умнее.

Повисает долгая пауза, понимаю, что задел ее, сильно задел. Что тогда только ни пришлось говорить, чтоб оградить отца от этой женщины. А ведь семь лет назад ей было, как мне сейчас — тридцать пять, но выглядела на десять лет моложе. Ни за что не скажешь, что она была охотницей за богатыми мужиками.

Такая милая, трогательная, голубые глаза, отец совсем потерял тогда голову. Мама, узнав, просто ушла, не разговаривала даже со мной, улетела к тетке, к морю. Лишь приехала потом на похороны своего неверного мужа, не проронив ни слезы.

Больно было всем.

Не хочу вспоминать и думать, что я сам помог отцу шагнуть в могилу, а ведь только хотел показать, что его новая женщина не та, какой кажется.

Глава 32

Орешкина

Улизнула из кабинета, как только Роман отвлекся на телефонный звонок. Поправила трусики, одернула юбку, быстро застегнула пуговицы на блузке. Смотрю на себя в зеркало, вид совершенно чумной.

Щеки горят, глаза блестят, неспокойное сердце готово выпрыгнуть из груди. Я точно влюбилась. Так и застыла на месте от этой мысли, приложив ладони к щекам.

Разве такое возможно?

Папа говорил, что полюбил маму, как только увидел, с первого взгляда. Эти откровения у него бывали очень редко. Папа. Вот главная моя проблема. Господин Дымов, что захотел купить фирму моего любимого мужчины.

И еще та женщина, что была с ним в ресторане, о которой не знает даже всезнающая Машка. Я совсем увязла в своих эмоциях и сексе, в Вершинине и его ласках, не замечая ничего вокруг.

А ведь с Машкой что-то не так, я чувствую хоть она и противная иногда, но все же кровинка моя любимая. Прохоров еще звонил несколько раз ночью — конечно, у него там день, зачем думать о других? Хорошо, что Рома не проснулся и не начал снова пытать о нем.

— Добрый день. Роман Александрович у себя?

Выглядываю из-за шкафа, где висит зеркало. У моего стола стоит девушка: белые кудри, бледное личико, но яркая помада, черная шубка до колен, под ней красное платье, в руках красная сумочка. За три дня, что я здесь, не встречала этой огненной красотки.

— Здравствуйте. У себя, а вы по какому вопросу? — спрашиваю с интонацией противной секретарши.

Не хватало мне еще одной Ирины Николаевны, того и гляди, сейчас эта выдаст какой-нибудь номер. Мол, я тут на правах местной любовницы, уже семь лет, и ребеночек у нас в садик ходит.

Мне реально чуть плохо не стало. А от переизбытка красного цвета перед глазами поплыли пятна.

— По личному, — вскидывает подбородок, смотрит уверенно.

Личные вопросы у тебя могут быть с твоим стилистом, который подбирал этот безвкусный красный цвет.

— Прием по личным вопросам каждый вторник с трех до пяти.

Придумала на ходу. Ибо нечего ходить около моего мужика и трясти кудрями.

Девица растерялась, я подошла ближе, разглаживая блузку на груди, между ног было влажно, надо было пойти в туалет и обтереться. Но сейчас я точно не оставлю эту Кармен в приемной.

— Сегодня четверг, приходите во вторник. Роман Александрович ответит на все ваши вопросы.

— Но я не могу во вторник, мне надо сейчас.

Всем надо, не тебе одной. И когда я успела стать такой стервозной? Пристально рассматриваю девушку: на вид около тридцати, слишком много пудры и снова эти неестественно пухлые губы — конечно, красного цвета.

Ни в жизнь больше не надену красный.

— Даша, ты куда ушла?

Из кабинета выходит Вершинин, смотрит на меня, замечаю, как хмурит брови, чем-то недоволен.

— А к вам пришли, Роман Александрович. Девушка говорит — по личному вопросу.

Вершинин делает вид, что не замечает посетительницу.

Ну, актер из тебя — так себе.

— Катя?

Катя? Просто Катя?

Вот и бабы начали подтягиваться, скоро косяками пойдут на нерест.

— Ты что тут делаешь?

— Я ищу Максима.

— У меня в офисе?

— Дело в том, что я так внезапно уехала, были срочные дела, а сейчас Макс несколько дней не отвечает на звонки, в офисе его не застать.

Так это очередная пассия Ржевского? Ну, они как небо и земля с Ириной Николаевной, совершенно разные. Я, конечно, не встречала других его женщин, но определенного типажа, видимо нет в приоритете.

— Я ничем не могу тебе помочь, если Макс не отвечает и не берет трубки, значит, занят. В моем офисе его точно нет.

О, вот она, мужская солидарность. Прикрыть друга кобеля, это святое.

— Передай, пожалуйста, что я его ищу, если встретишь, нужно очень серьезно поговорить.

Было видно, как девушка расстроена и взволнована, прижимала к груди сумочку и кусала губы, несмотря на помаду. Развернулась, ушла, лишь оставив шлейф духов.

— Беременна.

— Кто беременна? — Вершинин смотрит на меня, а глаза такие удивленные, даже рот приоткрыл. — Ты беременна?

И почему, как только мужики слышат это слово, у них моментально отключается мозг? Вот совсем недавно он был строгим руководителем, а сейчас стоит и смотрит на меня с дурацким выражением лица.

— Эта девушка, не я.

— Катя?

— Не знаю, кто она, нас не представили.

— С чего ты так решила?

— Если женщина хочет серьезно поговорить с мужчиной, она либо его бросает, либо беременная.

— У тебя такой большой опыт в отношениях?

Вершинин подходит совсем близко, вот на его губах уже легкая ухмылка, обнимает меня за талию, заглядывает в глаза.

— Нет, небольшой, просто я женщина. Что будем делать со Ржевским?

— Ничего, пусть сам разбирается, не до него и его любовниц сейчас. Мне надо отъехать, Тимофей отвезет тебя домой, я сказал ему.

— Куда отъехать?

— Нарисовалась деловая встреча.

— А можно я с тобой?

Совсем не хочу быть одна, так привыкла к нему, что даже не представляю, что буду делать.

— Нет, сладкая, это скучное и неинтересное мероприятие, я недолго, обещаю.

— Сейчас кто-нибудь зайдет и увидит, как начальник обнимает свою секретаршу.

— Не будем разбивать стереотипы, пусть все знают, что ты со мной спишь.

Улыбается, целует, а мне даже уже все равно, что кто-то может зайти на самом деле.

Отрывается, уходит в кабинет, потом возвращается уже в пальто, в руке ключи от машины, подмигивает. Сажусь в кресло, все мысли снова возвращаются к папе, его знакомой и делах, которые он задумал.

Набираю номер сестры, но та не отвечает, зато звонит Прохоров.

— Слушаю тебя.

— Это я должен слушать тебя. Что ты там наплела про меня?

— Я? Про тебя? Федор, ты тебе льстишь, я не то что ничего не говорю про тебя, я даже не думаю о тебе. У меня есть мужчина, мужчина во всех смыслах — и не тех, что близки тебе.

— Дымова, ты опять несешь чушь? Не было у меня ничего с тем парнем, не было и не могло быть! — Федор кричит в трубку, но он может орать сколько угодно и хоть на весь штат, мне все равно.

— Федор, прими уже себя таким, какой ты есть, поверь, станет легче.

— Совсем больная! Я не гей и не был им никогда!

— Конечно, да, это у меня отсасывали на новогодней вечеринке.

— Даша, ты все не так поняла.

— А знаешь, Федя, я тебе благодарна, вот реально хочу сказать спасибо, если бы не твой случайный минет, то я бы не приняла определенных решений и не встретила мужчину, которого полюбила.

— Дымова, ты пьяная?

— Да, Федор, но только от любви, — сижу, кручусь в кресле, мечтательно смотрю в окно, там уже стемнело, почти конец рабочего дня.

— Я приеду, и мы во всем разберемся.

— Не торопись, на океане сейчас, наверное, шикарные волны. И вообще, Феденька, желаю тебе огромной любви, целую.

Отключаюсь, не дав больше ему ничего сказать. Я на самом деле поймала себя на мысли, что не сержусь на Федора, он, можно сказать, мой купидон, если купидоны бывают геями.

Если бы не он, я бы не поспорила с Машкой, не отправилась бы в этот город, не встретила бы Вершинина в банке — с его темными и полными порока глазами.

Даже не по себе стало от этих мыслей.

Позади раздался кашель, повернулась, Тимофей стоял в дверях приемной.

— Мы едем домой?

— Уже пора?

— Да, почти все разошлись.

— Тимофей, а ты знаешь, куда поехал Роман Александрович?

Мне так захотелось его увидеть! Посижу тихо в уголке, даже не буду мешать деловой встрече. Не хочу быть дома одна, совсем не хочу.

— Знаю.

— А ты отвезешь меня туда?

— Было велено отвезти домой.

— Ты словно всегда выполняешь то, что велено?

— Да.

— Кто бы говорил.

Тимофей замялся, опустил глаза, такой забавный, тонкая черная укороченная дубленка, черная водолазка, волосы зачесаны назад, уложены гелем. Такой мафиозный образ крутого парня. Понты наше все.

— Или скажи куда, я поеду сама.

— Самой не велено.

— Тогда отвезешь?

— Отвезу.

— Я быстро, только в туалет сбегаю.

Помчалась вприпрыжку, совсем забыв о том, что умные девушки не следят за своими парнями, а любопытство — это грех.

Глава 33

Вершинин

— Я бы сказала, что ты совсем не изменился, но это не так. Рома, ты стал очень привлекательным мужчиной, харизматичным, мужественным.

— Ты позвала меня, чтоб делать комплименты? Не утруждайся.

— Я говорю совершенно искренне, это ты всегда сидишь и во всем ждешь подвоха. Расслабься, я не претендую на твою свободу, просто оказалась вновь в этом городе и решила увидеть старого знакомого.

— На кладбище сходи к моему отцу, навести старого знакомого.

Женщина, сидящая напротив меня, поджала губы, отвернулась. Смотрю на нее и не понимаю, как можно быть такой красивой и такой лживой. Я-то знаю, какая она, что скрывается за милым личиком и невинным взглядом голубых глаз.

— Не я одна виновата в смерти твоего отца. Я любила его…

— Люба, — перебиваю женщину. — У меня сейчас совсем нет времени и желания слушать, как ты любила моего отца — до такой степени, что он едва не разорил компанию, а потом умер от этой великой любви.

Теперь в ее глазах мелькают ярость и гнев. Да, ничего не скажешь, красивая женщина, очень. Наверняка несколько пластических операций в лучших клиниках мира, ухоженная, легкий макияж, стильная стрижка. Волосы стали короче и светлее.

Когда отец потерял голову от очередной «любви», которые, кстати, него случались с завидной регулярностью, я думал, что пройдет и это увлечение. Но все оказалось гораздо серьезнее, чем я думал. Мне тогда было все равно до его фирмы, хотел что-то свое, много что пробовал, что-то получалось, что-то нет.

Но когда я узнал о том, что компания катится в долговую яму, что объекты не сдаются в срок, а в банках долги на несколько миллионов, пришлось разбираться в ситуации.

Все оказалось до банального просто: папа влюбился. Серьезно так подсел не на малолетнюю пигалицу, а на молодую женщину, хоть и младше его на двадцать три года. По возрасту она годилась мне в старшие сестры, но хотела быть мачехой.

Разговоры с отцом ничего не дали, он словно привороженный ничего и никого не хотел слышать, только и говорил о своей Любочке. Я бы тоже мог вполне поверить в их отношения и даже, может, со временем принять их, если бы не решил кое-что проверить.

— А ты сам часто ходишь к нему на могилу? Прощения просишь?

Знает, как задеть, чтоб было больно.

— Я со своей совестью разберусь сам, ты со своей, я смотрю, уже договорилась.

— Ничего ты не понимаешь и не понял, Рома, — на красивом лице Любы мелькнули обида и сожаление. — Я ведь не просто так тогда поверила твоим словам.

— Поверила, забыв о той любви, о которой ты говорила отцу.

— Пусть так, но ты мне нравился, очень нравился.

Тру лицо, устал от этого разговора ни о чем и перебирания старых грехов. Да, я виноват перед отцом, поэтому и поднимаю его компанию, поэтому никогда не брошу и не продам. Решил тогда показать ему, какая у него прекрасная Люба-любовь.

Просто подкатил, несколько красивых слов, пара тайных свиданий. У меня тогда ничего не было к ней, совсем ничего, кроме желания, вскрыть этот гнойник лжи, показать всем, какая она на самом деле.

Может, и не надо было этого делать, отец сам бы все понял со временем. Но не факт, что Люба, приняла бы его нищего.

Он застукал нас целующимися, до секса так и не дошло. Я целовал, Люба отвечала, а потом топила слезами все вокруг, кричала, что это я ее принудил. Господи, на это было жалко смотреть. У отца тогда случился первый сердечный приступ, а через три дня — второй, из которого он уже не выкарабкался.

Виноват ли в его смерти я? Да, виноват. Мне с этим жить до конца своих дней, и не этой женщине меня судить и обвинять.

— Куда потратила деньги?

— Какие деньги?

— Те самые, что ушли тебе в карман, а не на фирму.

— Не знаю, о чем ты говоришь.

— Молодец, за семь лет ты научилась управлять эмоциями. Чего тебе надо?

— Ничего, просто хотела тебя увидеть, — кокетливо заправляет волосы за ухо, отпивает свой уже давно остывший кофе, слегка морщится.

— Увидела?

— Ты стал таким циничным, Рома.

— Учителя хорошие были, да и жизнь не баловала.

Начинаю на самом деле уставать от этой встречи и разговора. Хочу домой, хочу к Орешкиной, обнять, прижать, зацеловать все ее сладкие местечки. Гори огнем эта Люба, все давно в прошлом, у меня к ней нет и не было никаких чувств, кроме презрения, даже ненависть прошла.

— А вот я часто вспоминала тебя и скучала.

Люба двигается ближе, облокачивается на стол, декольте не слишком глубокое, но отчетливо видна грудь, тоже наверняка творение хорошего пластического хирурга.

Водит тонкими пальцами по моей руке, лежащей на столе, смотрю с интересом, что же будет больше. Неужели она думает, что я сейчас поведусь на ее «прелести» и променяю свою Дашку на интрижку с бывшей любовницей моего отца?

Хочется смеяться в голос, прямо ей в лицо. Но я двигаюсь ближе, всматриваясь в ее голубые глаза, на дне которых грязь и ложь. Нет, я не ударю женщину, хотя так и чешутся руки.

— До такой степени скучала, что не появлялась семь лет? — сжимаю ее пальцы, вижу, что причиняю боль. — Чего ты хочешь? Чего добиваешься своим приездом?

— У тебя проблемы с компанией, точнее, скоро будут проблемы.

Ей больно, но терпит, не вырывая руку. Со стороны мы, наверное, похожи на страстную парочку: долго и пристально смотрим друг другу в глаза, крепко держимся за руки. Да, вот сейчас начнутся совсем нешуточные страсти.

— Откуда информация?

— Неважно, но я могу помочь.

— Помочь? Чем ты можешь мне помочь?

— Уговорить того человека не трогать твою компанию.

— Каким способом? Или это твоя очередная жертва? Богатый Буратино, а ты, значит, лиса Алиса?

— Ты снова видишь во мне то, что хочешь видеть. Я люблю этого человека и думаю, что он отвечает мне взаимностью.

Все может быть, Любовь Михайловна Шумер, как зовут эту красивую женщину, за эти годы набралась опыта и вполне может взять за яйца любого мужика. Не удивлюсь, что ее запросы стали больше, а мужики богаче.

— Мне не нужна твоя помощь.

Отпускаю руки, откидываясь на спинку дивана, смотрю на часы, снова хочу домой.

— Это пока не нужна. Но потом может быть уже поздно.

Бред, но стало даже любопытно, что попросит она за свою помощь.

— Хорошо, чисто теоретически, допустим, я поверил, что ты имеешь некое влияние на определенного мужчину. Хотя ни один очень богатый и влиятельный человек не станет слушать свою подстилку.

— Как грубо, — Люба снова поморщилась.

— Говорю как есть. Так что ты попросишь взамен, мне очень интересно?

Улыбаюсь, даже не могу прикинуть в голове, что она сейчас скажет. Деньги? Украшения? Путевку на море? Что?

— Я хочу от тебя ребенка.

А вот тут я подвис реально. Я не ослышался? Ребенка?

— Что тебя так удивляет? Мне почти сорок два, я еще могу выносить и родить сама. У меня остались к тебе теплые чувства, ты молод, здоров, хорош собой — прекрасный генофонд.

Она говорила словно не обо мне, а о породистой собаке или быке. И этот вечер перестает быть томным, но в другом плане.

— Я так понимаю, встречаешься ты с одним мужчиной, а ребенка хочешь от меня?

— За того мужчину я хочу замуж, мы не афишируем наши отношения, встречаемся не так часто, но за все это время я так и не забеременела. У него есть две взрослые дочери, и ребенка на стороне он не планирует.

— Великая афера накрывается медным тазом? Однако, ты повеселила меня. Но я пас, найди кого другого. Что вообще за бред? Ты сама себя слышишь? Иди трахни любого и залети.

— А еще я знаю, кто твоя девушка, вы так красиво целовались тогда в ресторане, а потом ты не менее красиво нес ее на руках. Как же все-таки судьба так удачно сводит людей, не могу не верить в нее.

Вижу, как глаза Любы сверкнули недобрым огнем. Хочу ли я слышать ее очередной бред?

Нет, не хочу. И не буду.

— Прощай.

Встаю из-за столика, взяв свое пальто, выхожу на улицу. Вдыхаю морозный воздух полной грудью, он бодрит и приводит в чувство.

Кто такая моя девушка? Орешкина она, моя любимая Орешкина, которую я сейчас приеду и залюблю до обморока прямо в прихожей.

Глава 34

Вершинин

— Даша, я дома.

Квартира встретила меня темнотой и полной тишиной. Остановился на пороге, сжимая в одной руке ключи, в другой — букет цветов. Сам захотел подарить своей девушке цветы, завтра, можно сказать, годовщина знакомства — целая неделя.

Не припомню, чтоб такое со мной случалось раньше, но как только увидел вывеску «Цветы», рванул как ненормальный за охапкой розовых роз. Таких же нежных и колючих, как сама Орешкина.

Люба, конечно, выдала номер с ребенком. Совершенно ненормальная женщина, на что вообще она рассчитывала? Что я вот так кинусь к ней и начну оплодотворять? Что я променяю Дашу на бывшую любовницу своего отца ради спасения компании?

Чокнутая.

— Орешкина, мы играем в прятки? Я сразу сдаюсь, иди сюда, буду целовать.

Включил свет, закрыв дверь, разулся и прошелся по дому, заглядывая во все комнаты, даже в туалет и ванную, но Даши нигде не было. Заглянул в шкаф — мой любимый розовый чемодан стоял на месте, значит, не свинтила. От нее можно ожидать чего угодно.

Днем она стонет, отдаваясь в кабинете, а вечером уйдет в неизвестном направлении. Вполне в духе Орешкиной.

— Вот же зараза какая.

Набираю номер, гудки есть, но трубку не берет. В голове проносятся картинки одна страшнее другой: что мою девушку украли или что она застряла в лифте, а еще хуже — что ее сбила машина.

Ее должен был привезти Тимофей, набираю его, сжимая в руках букет роз, шипы больно врезаются в ладонь.

— Да, Роман Александрович.

— Тимофей, а скажи мне, милый человек, где Даша?

— Даша?

— Да, та самая Даша, которая работает моим секретарем и которую ты, как мой водитель, должен был привезти после рабочего дня ко мне домой. Ты забыл дорогу или лишился окончательно мозгов?

Повышаю голос, потому что начинает колотить.

Тимофей молчит, слышу, как у него в салоне играет музыка, и неожиданно до моих ушей доносится голос Орешкиной, но не могу разобрать, что она говорит. Потом всхлип — она что, плачет?

— Тимофей, твою мать, что происходит?

Кидаю букет на кухонный стол, опираясь о него руками.

— Роман Александрович, я ни в чем не виноват, она сама попросила. А я говорил, что это дурацкая затея, но вы же ее знаете: нет, говорит, давай — и все.

Из этой скомканной речи своего непутевого водителя я понял лишь то, то Орешкина подбила его на какую-то авантюру, но он, как всегда, не виноват.

— Тимофей, вы в машине?

Надо задавать наводящие вопросы, на которые можно ответить быстро. Главное, чтоб они оба оказались рядом, а там я уж разберусь, кого и как наказать.

— Да, в машине.

— На какой улице?

— Почти рядом, на Васнецова.

— Быстро вези ее домой.

— Я никуда не поеду, видеть его не хочу, — это кричит уже Даша. — И пусть не звонит и не пишет. Никогда! Включай музыку и поехали в клуб.

Какой клуб? Что произошло за несколько часов, что я так впал в немилость и отлучен со двора?

— Тимофей, ты меня слышишь? Вези ее домой, ко мне домой, и даже не думай о клубе.

— Но…

— Тимоша, ты такой хороший, ну его, твоего начальника, поехали кутить.

Она что, пьяная? Язык явно заплетается. И с каких пор Тимофей стал Тимошей?

Ну, она у меня получит.

— Я тебя уволю с завтрашнего дня, Тимофей, ты слышишь меня? Быстро я сказал, вези эту кутилу ко мне, я встречу во дворе.

Дальше неразборчивая речь, Тимофей отключился, я снова обулся, захватив сигареты, спустился. А ведь хотели пойти в гости, надо было поговорить с Марком о Дымове, но нет, эту несносную девчонку нельзя оставить ни на минуту одну.

Конец февраля мел метелями и обжигал холодным ветром лицо. Стоя под козырьком подъезда, выкурил уже две сигареты, а карета все еще везла мою пьяную принцессу.

Но вот из-за поворота сверкнули фары рабочей машины, «Лексус» притормозил, но из него никто не спешил выходить. Дернул ручку двери, громкая музыка тут же заполнила весь двор. Даша пила прямо из бутылки коньяк и дергалась в такт мелодии.

Что это вообще за разгул? По какому поводу?

— О, Вершинин, ну как твой деловой ужин? Не обожрался?

Даша, уже хорошо пьяненькая, прижала бутылку к груди, икнула, музыка стала тише.

— Тимоша, включи, включи громче, моя любимая песня. А ты, Вершинин, не любимый, потому что козел. Не хочу тебя видеть. Тимофей, поехали ко мне, далеко только я тебя с сестрой познакомлю, она у меня хорошая, вредная только.

— Так, все, заканчиваем дискотеку и бухать, идем домой, буду в угол ставить.

— Никуда я с тобой не пойду. Фу, Вершинин, ты плохой, очень плохой, я-то думала, хороший, самый лучший, а ты как все, даже хуже своего Ржевского — бабника.

Даша снова делает глоток из бутылки, но я вырываю ее из рук, Тимоха смотрит непонимающе. Вытаскиваю Орешкину из машины, еще сопротивляется, сучка маленькая.

— Вот сейчас придем домой, и я тебя отлуплю, паршивка такая.

— Не имеешь права, я тебе никто, как и ты мне. Сидел там, ручки трогал, в глазки заглядывал, фу, противно было смотреть.

Не могу разобрать половину слов, что она говорит, смотрю на бутылку — почти пустая. И как в нее столько влезло, и она все еще стоит на ногах? Пихает меня в грудь, шубка расстегнута, волосы распущены, надо быстрее уводить ее, пока не простыла.

Даша шатается, вдруг подворачивает ногу, чуть не падает, но я, присев, закидываю ее себе на плечо, Тимофей, выйдя из машины, протягивает ее сумочку, виновато опуская глаза.

— С тобой я поговорю завтра, мало не покажется.

Большими шагами тащу свою ношу в подъезд, не обращаю внимания на консьержа и выкрики Орешкиной. Обзывает меня подлецом, кобелем и ботаником. Совершенно, кстати, без оснований.

— Роман, отпусти, меня сейчас вырвет. Рома-а-а-а-а-а-а.

Шлепаю по упругой попке, пока едем в лифте.

— Полезно будет желудок очистить, а потом лифт отмоешь, трудотерапия тебя не помешает. В какой ты там клуб собралась?

— Ни в какой. Отпусти меня, бабник, видеть тебя не хочу. И не трогай там меня. Никогда не трогай.

— Ага, щас.

Выхожу из лифта и встречаюсь с соседями. Марк с Эльзой так и застыли на месте, смотрят с интересом.

— Снова побег? Могу дать ошейник. Строгий.

Марк улыбается, Эльза, поглаживая животик, тыкает его в бок локтем.

— Все вопросы потом.

— Отпусти меня сейчас же! И иди к той, с которой был.

— Я так понимаю, ужина не будет, а то мы пошли вас звать.

— Нет, сегодня точно нет, кое-кто уже накушался.

— Прекрати меня обсуждать и поставь на пол.

— Извините.

— Да все нормально, давай иди, воспитывай, обещаем, что подслушивать не будем.

Наконец захожу в квартиру, хлопнув дверью, несу Орешкину в спальню, кидаю на кровать. Лежит, раскинув руки, не двигается.

Снимаю с нее сапоги, хочу снять и шубу, но Дашка начинает отбиваться, а потом, поднявшись, садится и делает все сама.

— Ну и что это был за номер? Ты почему не поехала домой, а напилась?

— Не хочу с тобой разговаривать, ненавижу.

Что-то бубнит себе под нос, не может расстегнуть пуговицы на блузке, сопит. Я сам снимаю пальто, сажусь рядом, начинаю помогать.

— Даша, что случилось?

— Ничего.

— Не может быть, что ничего.

Беру ее лицо в руки, заставляя посмотреть на себя, она даже вот такая красивая и желанная, глажу по щекам, глаза блестят, облизывает губы.

— Я думала, ты хороший, что ты самый лучший, а ты… ты…

Заплакала, хочет отвернуться, но я не даю.

— Орешкина, я так тебя люблю, ты не представляешь.

Не самое хорошее время признаваться пьяной женщине в любви, но эти слова случились сами. Замирает в моих руках, смотрит большими синими глазами, моргает, а по щекам текут крупные слезы.

— Любишь?

— Люблю, заразу такую вредную, постоянно попадающую в истории. Люблю как пацан ненормальный.

— Но… ты… там… с ней… Рома… так ведь нельзя, я ведь тоже люблю тебя, а ты… ты…

Плачет, стучит кулачками в мою грудь, а я улыбаюсь как придурочный, прижимая к себе свое сокровище. А мое сердце грохочет внутри, ломая ребра от счастья. Целую в висок, глажу по волосам, качаю как ребенка, Даша уже не сопротивляется, слышу только, как сопит.

Улыбаюсь. Уснула, дикая моя, любимая женщина.

Глава 35

Орешкина

— Даша. Даша проснись. Слышишь меня? Даша.

— М-м-м-м, Машка, отстань.

— Орешкина, просыпайся, пора на работу.

— Машка, отстань, дай поспать.

Соображаю туго, пытаюсь разлепить веки, но в них словно налили клея. Голова тяжелая, ее невозможно оторвать от подушки.

— Не пойду никуда. Черт, почему так хреново-то?

— Потому что пить меньше надо.

— Не пойду, отдай одеяло.

— Как это не пойдешь? Работу никто не отменял. Как я без своего любимого секретаря?

Щурю глаза от яркого света, от него боль в голове становится еще сильнее и острее, словно в мозг вбивают огромный гвоздь.

— Вставай, алкоголичка. Что, вкусный вчера был коньяк? Ой какой вкусный, но ничего, сегодня будет вкусная даже вода.

Секретаря? Коньяк?

Черт! Точно!

— Рома?

Резко поднимаюсь, но в голове разрывается граната, держу ее руками, чтоб не раскололась на две части. Наконец открываю глаза, картинка нечеткая, все расплывается. Вижу лишь силуэт, во рту так погано, а еще слегка подташнивает.

— Рома, Рома, а кого ты ожидала увидеть? Доктора из вытрезвителя? Тимошу или Трех мужиков, которые бы тебя оттарабанили после клуба?

— Ой, Рома.

Образ Вершинина собирается в кучу, но все равно слегка уплывает в сторону. Он убирает с моего лица волосы, дает в руки стакан.

— Пей аспирин. Орешкина, у тебя в родне алкоголиков хронических нет? А то это плохая наследственность, это опасно.

— Не, нет, вроде не было.

— Давай приходи в себя — и на работу. Почти восемь утра, опоздаем.

— Восемь?

— Да, да, восемь.

Жадно пью все содержимое стакана, вода стекает по подбородку, вытираю ладонями. Начинаю припоминать, что было вчера, как подговорила Тимофея отвезти меня к Роману на деловую встречу. Как увидела, что он сидит за столиком с той самой блондинкой, которую я встретила в туалете на нашем первом свидании.

В голове крутился миллион мыслей, но ничего не складывалось, а рождались только разные выводы и предположения, которые никак мне не нравились.

Потом, когда они так мило держались за руки и смотрели друг другу в глаза, хотелось встать и устроить скандал. Потому что вот совсем недавно Вершинин был со мной, у нас был секс в его кабинете, я стояла перед ним на коленях, делала минет. А для меня это очень многое значит: значит то, что это мой мужчина, что я ему доверяю.

А он спустя буквально час сидит с какой-то бабой, с которой, кстати, совсем недавно сидел мой отец, также держит ее за ручки и воркует как голубок. Чтоб она переломала их себе! Кто вообще эта женщина, при которой млеют все мои любимые мужчины?

Потом стало так обидно и горько, что было не до скандала. Купила в баре бутылку коньяка, хотела позвонить Машке, поплакаться, но так и не решилась. Тогда бы пришлось рассказывать все мои приключения за последнюю неделю.

Тимофей смотрел удивленно, но вопросов не задавал, а после трети выпитого стало так легко и весело, голова перестала болеть, захотелось танцевать, но мы оказались у дома Вершинина.

Дальше все как в тумане. Нет, память выдает воспоминания, но слишком маленькими порциями. Застыла с бокалом в руках, смотрю на Романа, мужчина серьезен, уже почти собран, но волосы еще влажные, а рубашка расстегнута.

Он вчера сказал, что любит меня.

— Ну, так по какому поводу напилась моя неспокойная девушка?

Снова стыдно, но в то же время понимаю, что стыдиться мне нечего, я была на эмоциях. Не хочу вспоминать вчерашний вечер, не сейчас. Я потом все спрошу и выскажу. Но сердце как ненормальное начинает вырываться из груди, а еще начинает мутить.

— Я… мне надо… ой… Рома… дай пройти… быстрее.

Убегаю в ванную, больше не тошнит, долго умываюсь и пью холодную воду прямо из-под крана. Как еще зеркало не треснуло от такой «неземной красоты». Я панда, под глазами черные круги от потекшей туши, движения замедленные.

Больше никогда не буду пить. Никогда.

— Даша, ты как?

— Все нормально, я сейчас выйду.

Я ведь тоже призналась ему в любви.

Меня как по голове ударило. Точно. Что же теперь будет?

— Орешкина, выходи, а то я зайду и вынесу тебя.

Думала быстро принять душ, но постепенно замирала на месте, снова вспоминая вечер. Прошмыгнула в комнату, головная боль немного отпустила, быстро оделась. Брюки, блузка, собрала еще влажные волосы в пучок, никакого макияжа, сейчас не до него.

— Я готова.

Вершинин такой красивый, рубашка, брюки, в руках чашка кофе, протягивает мне. А у меня как красная тряпка перед быком вчерашняя блондинка и то, как он держит ее за руки. Не могу смотреть на него спокойно, хочу ударить, накричать, уйти.

— Кто была та женщина?

— Какая?

— Вот только не надо делать сейчас вид, что ты вчера не сидел в ресторане с какой-то дамочкой.

Физически не могу молчать и держать все в себе. Роман ставит чашку на стол, а я теперь смотрю на большой букет роз в вазе.

— А это откуда? — медленно поднимаю руку, показывая на цветы.

— А это я вчера хотел подарить своей любимой девушке, пришел, а ее нет дома. Но потом нашлась — пьяная, в клуб хотела ехать, еле удержал.

— Мне?

Вот почему я рядом с ним растекаюсь как мороженое на жарком солнце?

— Конечно, тебе, — подходит ближе, скользит пальцами по лицу. — У меня только одна любимая девушка. Волнуюсь за ее здоровье, как бы в анонимные алкоголики ни пришлось записываться.

— Не заговаривай мне зубы.

— Следила за мной, да? Сыщик в юбке.

— Да, а ты трогал ее, в глаза смотрел.

— Дурочка ревнивая.

Улыбается, тянется, хочет поцеловать, но я отстраняюсь, смотрю в его глаза, жду ответа.

— Это была Люба, бывшая любовница моего отца.

— Любовница?

— Да, такая женщина, которая встречается с женатым мужчиной и спит с ним.

— Но…

— Это было давно, семь лет назад, отец умер.

— Извини. А что она хотела?

— Сам не понял, чушь какую-то несла, только время потерял.

Целует в висок, прижимает к себе, а я все равно не могу вздохнуть с облегчением, потому что вопросов становится еще больше. Эта женщина была любовницей его отца, сейчас — моего. Мыльная опера какая-то.

— Ты из-за этого напилась и хотела уехать от меня, но перед этим порвать танцпол?

Обнимаю, прижимаясь к нему сама. С ним так спокойно и надежно, а еще я люблю его и ревную ужасно.

— Голова болит?

— Ага.

— Надо бы похмелиться.

— Нет, нет, больше никогда, — качаю головой.

— Если нет, то завтракай и поехали. Я омлет приготовит.

— Сам?

— Нет, Тимофея позвал. Конечно, сам.

— Молодец какой, но в меня сейчас ничего не влезет.

На самом деле не хочу никуда ехать, предчувствие какое-то нехорошее. Или это просто похмелье?

— Рома?

— Да, моя милая алкашка.

— Ну, я не такая.

— Конечно, не такая.

— Ты говорил, что любишь меня.

— Тебе показалось.

— Показалось?

Смотрю в его карие глаза, а у самой наворачиваюсь слезы. Так больно и обидно становится.

— Не показалось, конечно, люблю, Орешкина.

А вот теперь боль сменяется невероятным счастьем, тянусь к его губам, но меня останавливают.

— Прости, Орешкина, но от тебя так несет перегаром. Как от Ржевского после ночи попойки.

Этот гад смеется.

— Противный.

— А вчера говорила, что любишь. Давай шевели булочками, так и быть, вечером похмелю тебя. Но только один бокал вина, больше не проси. Нам еще детей рожать.

Детей? Я прямо сейчас точно не могу рожать.

Глава 36

Орешкина

Целый день была как на иголках. Голова трещала по швам, в желудке ничего кроме кофе. Как назло, работники компании активизировались и решили сделать все дела именно в пятницу. Завалили письмами и отчетами, а суровый руководитель почти весь день не вылезал от юристов и не обращал на меня внимание.

Оно и к лучшему, потому что мозг у меня кипел. А еще я именно сегодня ждала визита людей по поводу предложения о возможности покупки компании Вершинина. Ну не приедет же сам папа? Или приедет? Если да, то это будет мое полное фиаско.

Так, хорошо, думай, Даша, думай. Но думать не дали.

— Даха, как дела? — сестрица была слишком бодрая, чем меня и бесила.

— Не очень.

— А что так?

— Долго рассказывать. Ты узнала, что у папы за новая пассия? Почему вообще Анжелика так плохо старается и не держит его около своих сисек?

— Ты ведь не особо ее любишь, откуда возникло теплое чувство?

— Пусть уж Анжелика будет рядом с ним, я к ней привыкла, а не абы кто. Ну, так ты узнала?

— У кого бы я узнала? У экономки спросить? Кстати, Прохоров вернулся. Странно, и чего ему не каталось по волнам в Майами?

— Как вернулся?

— Ногами.

— А ты что?

— А что я? Твой жених, ты и разгребай с ним его дерьмо цвета радуги.

— Маша, ты такая язва.

— Папа любит.

— Что Прохоров?

— Звонил, спрашивал, где ты?

— А ты что?

— А что я? Даже я не знаю, где ты. Ничего не рассказываешь, встречаешься с мужчиной, работаешь у него секретаршей. Зачем рассказывать родной сестре о своей, такой увлекательной жизни?

Машка права, совсем в последнее время мало общаемся.

Посмотрела на часы: всего три пополудни, а такое чувство, что я пашу уже сутки. Вздрогнула, когда зазвонил рабочий телефон. Смотрю на него, как на что-то инородное, и не хочу отвечать.

— Даха? Ты там? Что за звон?

— Телефон.

— А, точно, ты же секретарша теперь у нас. Как твой шеф? Молодой и сексуальный, я надеюсь? Представляю, как папа будет зол.

— Да, — отвечаю по инерции, гипнотизирую аппарат, но он все не замолкает.

— Я перезвоню.

Отключаюсь, рабочий телефон замолкает тоже, а у меня ладони мокрые, а пальцы холодные.

— Даша, зайди, пожалуйста.

Рома так резко врывается в приемную, не закрывая дверь в свой кабинет, широкими шагами проходит к столу, начинает искать какие-то бумаги. Иду следом, сама не понимая, что со мной происходит, наверное, похмелье.

— Надо найти документы за последние три года, там должны быть папки в шкафу с датами на корешках. Найди, пожалуйста, акты вот по этому списку.

Рома протягивает листок бумаги, а я слышу шум из приемной и краем глаза замечаю в ней движения людей. А еще голос отца, короткие фразы и приказной тон.

Ну все, мне капец.

Спина покрывается холодным потом, желудок крутит. Я не представляю, как он отреагирует, увидев здесь свою старшую дочь. Понимаю, что у меня есть всего несколько секунд, сжимаю лист со списком, что дал Рома, в кулаке, начинаю метаться, осматривая кабинет.

— Что случилось? Даша?

Ничего не придумав лучше, лезу под стол, сердце колотится как бешеное, в голове пульсирует, у меня, кажется, давление, а еще инфаркт.

— Даша?

— Добрый день, Роман Александрович. Я Сафронов Павел Георгиевич, группа компаний «Монолит», а это главный акционер Дымов Владимир Сергеевич.

Все, мне не капец. Мне пиздец.

— Мы звонили, но в приемной никто не ответил. Там и сейчас никого нет. Можем поговорить?

Не могу видеть участников беседы, но представляю отца, как он собран и внушает своим видом оторопь. Вершинин молчит и не садится за стол, чувствую его взгляд, а мне даже страшно смотреть на него.

— Не скажу, что рад вас видеть, господа.

— Отчего же?

— Потому что я вас не приглашал и в продаже своей компании не заинтересован.

— Роман Александрович, вы просто не знаете всех условий и не улавливаете своей выгоды.

— Будем торговаться как на базаре?

Сафронов говорит витиевато, Рома отвечает агрессивно и однозначно, папа молчит, а это плохо, очень плохо.

— Зря вы так.

— А вы зря пришли.

— Роман Александрович, вы, должно быть, не совсем понимаете весь масштаб событий, которые последуют за вашим отказом. Вас просто задавит более крупная компания, которая предложит меньшую цену, вы не выиграете ни одного тендера. Условия рынка не позволят вам не то что развиваться, а просто удерживаться на плаву.

Вижу из-под стола, как Рома сжимает кулаки, отчего на кистях вздуваются вены, прикусываю пальцы, чтоб не зареветь самой от отчаянья. Отец на самом деле утопит его, раздавит. Вершинин не первый и не последний, кого пожирают более крупные конкуренты, решившие стать главными на этом рынке.

— Роман Александрович, мы бы хотели…

Но тут я слышу голос отца — тихий, но от него закладывает уши.

— Павел Георгиевич, позволь мне. Я очень редко приезжаю сам, но так уж вышло, что я именно сейчас и именно в этом городе.

— Какая великая честь для моей скромной персоны.

А вот это, Рома, ты зря.

— Не юродствуй, совсем не время для этого. Мы сожрем твою компанию, это всего лишь вопрос времени. Когда и как мы это сделаем — тоже решим мы сами. Но чем больше ты сопротивляешься, тем будет больнее. Вы как-то побарахтаетесь еще в течение нескольких ближайших месяцев — за счет старых контрактов и проектов. Ты ведь понимаешь, учился хорошо не зря.

Любимая папина манера: тихий прессинг, без повышения голоса и угроз. Словно он разговаривает о погоде и наверняка именно сейчас смотрит в окно. Я продолжаю сидеть, как мышь забившись в угол, я не хочу, но мне приходится все это слышать.

— Давайте, чтоб не занимать время впустую, я вас перебью и просто скажу «нет». Мне неинтересно ваше предложение ни сейчас, ни потом, каким бы оно заманчивым и шикарным ни было.

— Даже так? Хорошо, я и не таких гордых пускал по миру просить милостыню, продавая последнее.

Мне так больно и обидно, словно это меня ставят перед выбором, которого нет. Не могу просто так сидеть и прятаться, не могу больше все это слышать. Выбираюсь из-под стола, производя эффект разорвавшейся бомбы на мужчин, но не даю никому сказать и слова.

— Папа! Как ты можешь? Это так низко и подло! Это так строится твоя империя?

— Дарья? Что ты здесь делаешь?

— Это неважно, речь не об этом.

Смотрю на отца, но в его глазах лишь мелькнуло удивление, и снова вернулся прежний холод.

— Папа? Так это твой папа? — на Романа даже боюсь смотреть, меня ломает, скручивает от боли, потому что я обманула, ничего так и не рассказала. Сейчас это выглядит именно так, будто я предала.

— Что здесь происходит, черт возьми? Дарья! Я тебя спрашиваю! Что ты здесь делаешь?

— Я здесь работаю, Роман, то есть Роман Александрович — мой начальник, и то, что ты говоришь, это ужасно.

— Ты должна быть в Майами с Федором, учиться и готовиться к свадьбе, она через месяц.

— Месяц? — не понимаю, что он говорит, не было никаких сроков свадьбы, никто не назначал дату.

— Свадьбе? — чувствую, как горят щеки, как Рома прожигает меня взглядом, а мне страшно посмотреть в его сторону.

— Рома, нет никакой свадьбы. Мы с Федором расстались.

— Как это вы расстались с Федором? — все уже забыли вообще, зачем здесь собрались, и переключились на меня. А я как между молотом и наковальней, не знаю, куда деть себя, на чьи вопросы отвечать и перед кем оправдываться.

— Да, папа, мы расстались с Федором, я не люблю его и не хочу быть с ним.

— У тебя что, переходный возраст так поздно наступил? Или этот совсем запудрил мозги?

Папа показывает на Вершинина, я наконец сама смотрю на него, начиная задыхаться от слез и боли. Потому что сейчас передо мной совсем другой мужчина. Не тот, которого я знаю. В глазах чернота и пустота, челюсти плотно сжаты, желваки играют на скулах, кожа бледная.

— Рома, я… я хотела сказать.

— Дарья! Мы уходим! Расскажешь все по дороге. Паша, найди ее вещи.

Я практически ничего не слышу, только смотрю на Романа через пелену слез, делаю шаг, но он останавливает движением руки.

— Тебе надо уходить.

— Рома, я всего лишь хотела помочь, я… я… так получилось.

— Дарья! Прекрати! — голос отца бьет по нервам. — Идем. Я жду.

— Тебя ждут. Иди.

Словно пощечина. А мне хочется просто упасть и выть.

Глава 37

Вершинин

Я, наверное, до конца так и не понял, что только что произошло. Словно рядом разорвалась граната и меня контузило. В кабинете гробовая тишина, смотрю в окно, снова идет снег.

— Роман Александрович, вот, я вспомнил, у меня отличная память на лица.

После стука в дверь входит Сергей, протягивает открытый журнал, не хочу смотреть, примерно знаю, что увижу в нем.

— Я ведь помню, что лицо знакомое, и видел своем недавно. Так и есть, это интервью в одном из экономических журналов с олигархом Дымовым Владимиром Сергеевичем, а вот и семейное фото.

Беру из рук юриста журнал, глаза цепляются лишь за заголовок, что крупным шрифтом выделяется на фоне всего текста: «Наследницы огромной империи очаровательные сестры Дымовы». На одном из фото мужчина в строгом костюме и две девушки на фоне стеллажей с книгами.

Даша старается выглядеть серьезно, но в глазах огонек, а на губах легкая улыбка, волосы откинуты на одно плечо, строгое платье, все очень достойно, как и положено дочери миллионера. Другая девушка чуть моложе, ниже ростом и кажется серьезней, темные слегка вьющиеся волосы, тонкая оправа очков, в руках планшет.

Сердце гулкими ударами отдается в груди. А я смотрю на мою Орешкину все не в состоянии собрать себя в кучу.

— Оказывается, наш секретарь — богатая девочка, вот, смотри, Роман Александрович, там еще написано про жениха и слияние капиталов. Ну, это ведь так естественно, деньги тянутся к деньгам. Богатые папочки женят своих наследников.

— Когда вышел этот журнал?

— Ноябрьский выпуск.

— Понятно. Спасибо тебе, иди.

Сергей уходит, а я снова смотрю в окно. По логике, все должно сложиться, как в дрянном сериале или поганом романе. А я, как главной и недалекий герой, посчитаю свою девушку предательницей, что она специально втерлась мне в доверие, залезла в постель, а потом, манипулируя чувствами, склонила к продаже фирмы.

Полный бред.

Орешкина — точнее, Дымова Дарья — кто угодно, но только не великая манипуляторша. Хочу напиться, чтоб мозг отключился и не думал, а еще — чтоб не было так больно и противно на душе.

— Вершинин! Вот ты где. Чего на звонки не отвечаешь? Где секретарша? В приемной пусто заходи и бери что хочешь.

Хочу ответить, что все и так уже забрали и увели, но молчу.

Ржевский врывается в кабинет, даже не оборачиваюсь, стою на месте, сжимая в руках журнал, в нем моя любимая девушка держит под руку отца, который хочет купить мою фирму.

Не скажу, что дела настолько поганые, бывало и хуже.

— Ты представляешь, встречаю я Катю, ну, я тебе рассказывал: дача, муж. И она заявляет, что беременная. Я в шоке, да какая, говорю, беременность, милая моя? Мы с тобой всего-то пару раз встречались. Когда ты успела? Ирка ее увидела издалека, устроила скандал, чуть глаза не выцарапала. Думал, поседею или облысею после таких новостей.

Ржевский останавливается рядом, смотрит в окно, потом на меня.

— Вершинин, что случилось-то?

В другое бы время я бы с удовольствием послушал эту увлекательную историю про женщин Ржевского, беременность и выдранные волосы, но не сегодня. Показываю ему журнал, Макс так же, как и я, смотрит на фото, потом читает.

— Чудные дела. Значит, про жениха — это правда?

— Наверное.

— А то что она девочка непростая, ты сам так и не понял?

— Догадывался, шубка, брюлики, дорогие шмотки.

— Но это все лучше, что она не чья-то содержанка, просто с папой не повезло.

— Наверно.

— Эй, эй, друг, Рома, ты завязывай. На тебе лица нет. Может, напьемся?

— Было бы хорошо.

Я правда не узнаю сам себя, полный ступор, режим свободного падения закончился, и я со всего маха ударился о землю, да так, что не чувствую боли, меня просто нет.

Знала ли Даша о планах отца? Что она вообще делала в этом городе, когда, по словам Дымова, должна быть с женихом в Майами? Значит, он сам не знал, что его дочь здесь, и ее появление из-под моего стола было полной неожиданностью. Так же, как для меня все сказанное им.

А еще она постоянно что-то хотела сказать, а я останавливал.

Позади меня Ржевский шарит по шкафам, находит подарочную бутылку коньяка, два бокала, ставит все на стол. Потом уходит в приемную, откуда-то появляется шоколадка и нарезанный лимон.

— Так, давай иди сюда. Реанимация подъехала.

Выпиваю залпом, совсем не чувствуя вкуса.

— Ну и что дальше?

— Помнишь Любу?

— Которую?

— Ту, что с отцом крутила семь лет назад. Из-за которой он потом…

— А, да, конечно.

— Виделись вчера.

— Чего хочет?

— Ребенка.

— Беременная, что ли тоже?

— Нет, хочет ребенка от меня.

— Совсем ужаленная?

Макс разлил, снова выпили. Мысли начали складываться в логические цепочки со своими странными выводами. Макс наливал, а я пил, рассуждая вслух. Кто-то заглядывал в кабинет, но тут же уходил, за окном темнело.

— Ты представляешь, какая херня: оказывается, Люба — ну, эта сука Люба, что крутила с моим отцом — крутит с Дашкиным папашкой. С отцом моей Дашки.

— С олигархом? — Макс тычет ломтиком лимона в журнал, прямо в лицо олигарха. — У Любы там что, пиз…а золотая или чем намазано? Надо было глянуть еще семь лет назад.

— Я не знаю и знать не хочу.

Снова выпили.

— Так вот, вчера мне эта Люба говорит, мол, сделай мне ребеночка, а я тебе помогу компанию сохранить.

— В смысле?

— В смысле, что Дашкин папашка не будет меня прессовать по поводу ее продажи их долбаному холдингу.

— Он что, хочет ее купить? На хрена?

— А вот это, мой друг, совсем другая история. И что самое любопытное, Люба хочет, чтоб я заделал ей ребенка, а женит она на себе олигарха.

Ржевский застывает с бокалом в руке, я чокаюсь, вливаю в себя коньяк, слегка шатаясь, иду за второй подарочной бутылкой.

— Опасная баба.

— Сам в шоке. Ты представляешь, чтоб я трахал ее, заделал ребеночка, моего ребеночка этой твари — и все из-за какой-то фирмы. Да гори она огнем, мне Дашка моя нужна, вся, целиком, и без папаши олигарха, пусть подотрется своими деньгами.

— И то верно, давай выпьем, друг.

Распечатываю новую бутылку, движения слегка замедленные, но в голове ясно, как в июльский полдень.

— Надо ехать к ней.

— К кому?

— К Орешкиной, хотя она же Дымова. Мне не нравится эта фамилия, скоро будет Вершининой.

— А жених?

— Какой жених?

— Ну, тот самый, что папа обещал. В журнале так и написано.

— К черту жениха Дашка говорила, он голубой.

— Ой, что-то не верится.

Да, я не поверил тоже, хотя получается, что она врала во всем. Про жениха, что они всего лишь учатся вместе, не рассказывала про семью, и тогда, в ресторане, так быстро засобиралась домой, потому что увидела папу.

— Сучка какая! — бью кулакам по столу так, что подпрыгивают бокалы.

— Вот и я говорю, все они лживые сучки.

Я был до такой степени слеп, видел только ее, не замечая ничего вокруг. А еще смеялся над отцом, когда он говорил, что влюбился и потерял голову. Я ведь на самом деле люблю ее, даже такую обманщицу, люблю и готов шею свернуть, как нашкодившему котенку.

— Рома?

— Надо ехать.

— Куда ехать?

— За Орешкиной надо найти ее и вытряхнуть душу.

— А куда ехать?

Со стороны все это наверняка выглядит жутко забавно, как два взрослых пьяных мужика общаются заплетающимися языками, допивая вторую бутылку коньяка. Слишком быстро нас развезло на голодный желудок.

— Сейчас узнаем.

Ищу свой телефон, откапывая его из кучи бумаг, не смотрю на сообщения и пропущенные звонки, набираю Орешкину, но в ответ мне говорит автомат, что абонент не абонент.

— Рома, я готов, — смотрю на Ржевского, тот стоит в куртке, надетой на одно плечо к тому же наизнанку, достает из шкафа новую бутылку. — Сейчас запрягаем лошадей — и в путь, по бездорожью, хоть в Сибирь. Я с тобой, друг.

Глава 38

Орешкина

Никогда не думала, что меня накроет чистая истерика. Но я рыдала так, что легким не хватало воздуха, а уши закладывало. Слезы текли ручьем, я, свернувшись калачиком на заднем сидении автомобиля, давала волю эмоциям.

Папа не поехал со мной, лишь проводил до машины, коротко бросил водителю: везти домой, не останавливаться по дороге и не слушать меня совсем. Словно я безвольная кукла, за меня снова принимают решения и указывают, как жить.

Но самое обидное, что я предала его, ведь Рома сейчас думает именно так, я уверена в этом. Я не сказала, чья дочь, а после появления папы выводы просятся сами собой. Он не захочет меня видеть и слышать.

Никогда.

Не знаю, сколько прошло времени, я просто закрыла глаза и отключилась, заснула с зажатым телефоном в руке в надежде, что он позвонит.

— Дарья Владимировна, проснитесь, приехали.

Уже? Так быстро? Или я слишком долго спала?

Медленно поднялась, тело затекло от долгого нахождения в одной позе, холодный воздух немного приводил в чувство, но голова болела еще больше, чем вчера от выпитого коньяка.

— Вам помочь?

— Нет, не надо.

Вышла, несколько ступенек, массивная дверь, и вот я дома. Не думала, что до такой степени не буду рада оказаться здесь. Тусклый свет холла, у нас все с размахом, черный глянец пола натерт до блеска, белые стены, ненавязчивый, но дорогой декор.

Склеп. Самый натуральный. И как я раньше не замечала этого?

— Дашка!

Сестренка вышла из кухни, в руках огромный бутерброд, кружка чая, сама в милой пижаме с зайчиками, короткие шортики и маечка. Непослушные волосы собраны в небрежный пучок, в который воткнут карандаш.

Опять уроки учила или папины задания выполняла, зубрилка маленькая. Вот по ней я точно скучала. Слезы опять навернулись на глаза.

— Даха, ты чего? Плачешь?

Иду к ней, обнимаю, прижимаясь к единственному родному, близкому и понимающему меня человеку.

Машка так и стоит с бутербродом и чаем, раскинув руки, а я опять рыдаю.

— Даха, да погоди, обожгу чаем.

— Ты снова ешь по ночам? Я же говорила: будешь жрать — будешь жирная.

Она отстраняется, ставит свой ночной перекус на антикварный столик, кипяток проливается, а я представляю, как будет сокрушаться экономка, улыбаюсь сквозь слезы.

— Ну, что стряслось, систер? О нет, дай угадаю. Папа? Папа тебя застукал с мужиком? Я так и знала: что-то случится — крысы снились всю ночь.

— Под столом, — снова слезы, Машка обнимает, тянет меня к лестнице, поднимаемся на второй этаж, идем в ее комнату.

— О, так, так, полегче. Ты была под столом, а где был мужчина?

— Рядом.

— Ты минет, что ли, делала, а тут зашел папа?

— Маша, ну какой минет? Ты думаешь, я бы приехала живая после такого?

— Ну, папа тоже человек.

— Он зверь, а не человек.

Машка снимает с меня шубу, сажусь на кровать, разуваюсь, а сама чувствую, как от меня пахнет Вершининым, его туалетной водой, от этого хочется просто выть.

— Может, тебе коньячку накапать?

— Нет, я вчера капала, голова болит.

Маша чешет затылок, карандаш все еще точит в волосах, весь письменный стол завален учебниками и бумагами. Меня иногда Машкино рвение к наукам пугает.

— Дай воды.

Она быстро убегает в ванную, возвращается со стаканом, жадно пью, хочу еще.

— Так, ну, рассказывай. Возвращение, конечно, было триумфальным, не ожидала. И да, ты проиграла, если что. Вся твоя самостоятельность накрылась, никчемное ты мое существо.

Машка гладит меня по голове, как непутевого ребенка. Но я не такая, просто так вышло.

— Я влюбилась.

— За три недели? Сильно.

— Маша, вот я посмотрю, как ты когда-нибудь влюбишься и потеряешь голову.

— Сомневаюсь.

— Мы познакомились в ту пятницу.

— А-а-а-а-а-а, это в корне все меняет, но после минета под столом папа решил, что этой любви не бывать?

— Маша!

— Ладно, ладно, молчу.

Смотрю на сестренку, вот такая милая, словно ангелочек, а как откроет рот, так прибить хочется за ее шуточки и подколы.

— Он такой невероятный, такой классный, сильный, уверенный.

— Зовут-то как этого идеального мужчину?

— Рома.

— О, Рома, Рома, Роман, мужчина всей моей жизни. Так, а папа каким боком? Почему мне все вытягивать из тебя надо?

— Роман Вершинин, у него своя строительная компания, но папа, ну ты знаешь его, решил скупить почти все такие фирмы, объединить в холдинг. Подмять под себя все и всех, это так в его духе.

— Да, есть такое, я читала бумаги. Там проект — закачаешься: новые микрорайоны, социальные объекты…

— Маша! Мы сейчас не о проектах, а о том, что он ломает людей, не видит ничего, кроме денег и выгоды, а есть еще нормальные человеческие эмоции и отношения. Есть люди, которые не хотят продавать то, что создавали годами, во что вложены силы.

— Папа уговорит, а не уговорит, так заставит.

— Вот это ключевое слово «заставит». Он и меня заставит выйти замуж за Прохорова, а я люблю Романа. А он думает, что я его предала, что специально была с ним, господи, как все сложно-то. Я наврала ему, скрыв свою фамилию, он знал только мамину девичью.

— Так, подожди, я из твоей сбивчивой речи начинаю что-то понимать. Ты познакомилась с мужчиной, вы были вместе, ты стала его секретаршей, а тут явился папа. Интересно, с каких это пор он сам ходит по таким делам?

— Ты еще самого интересного не знаешь: та дамочка в ресторане, что была с ним — она, оказывается, бывшая любовница отца моего Вершинина.

Машка замерла, округлила глаза.

— Вот и я также смотрела на них. А вчера Рома держал ее за руки, я сама лично видела. Но потом он рассказал, что эта сучка была любовницей его отца, давно.

— Мне надо выпить.

Машка ушла в гардеробную, вернулась с бутылкой мартини, отобрала у меня стакан, налив туда спиртное, выпила тремя большими глотками. Плеснула еще, протягивая его мне.

— Значит, папочка влюбился и решил не хуже тебя потерять мозг. А то-то я смотрю, не появляется дома три дня. Анжелика приезжала, спрашивала, где он. Его даже любовница потеряла. А он, оказывается, скупает фирмы и жарит другу бабу.

— Маша!

Удивляюсь, где Маша успевает нахвататься таких слов? Ведь приличная девушка, в университете учится, они бы с Ржевским нашли общий язык.

— Надо больше узнать о той дамочке. Имя знаешь?

— Люба.

— Люба — и все?

— И все. Блондинка, я посылала тебе фото из ресторана.

— Негусто.

Машка отпила прямо из горлышка, села за ноутбук, открыла почту, пальцы быстро забегали по клавиатуре. Рома прав, мы скоро всей семьей пойдем в анонимные алкоголики.

— Думаю, папа ее проверил вдоль и поперек. Но завтра и мы узнаем, кто эта дамочка такая. Точнее, сегодня.

— Как так?

— А так, что надо дружить с начальником охраны и дарить ему на день рождения и двадцать третье февраля дорогой вискарь.

Мы одновременно посмотрели на часы: ровно три ночи. Снова стало грустно, шмыгнула носом.

— Ну, чего ты, бедовая? Все хорошо будет. Вершинин твой еще приползет и будет у папеньки просить твоей руки. Вот увидишь. Скажи, он классный?

— Он самый лучший… люблю его.

Маша садится рядом, обнимает меня, гладит по спине.

— Но он не простит меня.

— Простит, ты же непутевая, какой от тебя можно ожидать подвох? Только яичницу можешь сжечь, а не директору фирмы запудрить мозг, тут талант нужен.

— Я сожгла.

— Ну, я же говорю. Не плачь, все будет хорошо.

— А папа сказал, что Прохоров вернулся.

— Интересно посмотреть на твоего Вершинина и как он начистит рыло Федору. А папа что, с тобой не приехал?

— Нет.

— Значит, утром явится.

Мы легли на кровать, я как и была — в брюках и блузке, раздеваться не было никаких сил. Машка что-то еще говорила, я засыпала под ее голос. Хорошо, что у меня есть сестра.

— Машка.

— Да.

— Я так благодарна тебе.

— За что?

— Ну, если бы не ты, я бы не согласилась на эту авантюру, не уехала бы в другой город, не встретила бы Романа.

— Считай, что я твой купидон и добрая фея в одном лице. Родишь сына, буду ему крестной.

— Ну, до сына еще далеко.

— Кто знает. Вы там, наверное, из койки не вылезали, как кролики рекорды ставили.

— Маша!

Я заулыбалась сквозь слезы, представила маленького мальчика, похожего на Вершинина, как он тянет ручки и мило улюлюкает. Надо отдохнуть, а завтра поговорить с папой, я просто так не откажусь от своего мужчины.

Глава 39

Вершинин

Тело затекло, с трудом переворачиваюсь на спину. Держусь за голову, тру руками лицо.

Где вообще я?

Нажрались вчера с Максом. Точно вчера? Утром Орешкина болела с похмелья, а вот сегодня я.

Орешкина… черт!

Начинаю медленно себя ощупывать: рубашка, брюки, все на месте. Рядом раздается громкий храп. У нас будет одна группа анонимных алкоголиков на двоих, если, конечно, Орешкина согласится.

Но на пути к моей сладкой девочке еще две преграды: папа и жених, который якобы гей. Жених можно сказать не в счет, а вот папа, это очень серьезный барьер.

Медленно сажусь, только потом открываю глаза. Уже светло, могу разглядеть комнату, она точно не моя. Рядом храпит Ржевский, раскинув руки, и тоже в одежде. Ну, хоть я точно не гомосексуалист, Орешкиного жениха можно не опасаться.

Медленно начинаю вспоминать, что было вчера, визит Дымова, его повелительный тон к дочери. Дашкины глаза, полные сожаления, и самого себя в немом оцепенении. Свое состояние, словно мне сердце расковыряли тупым ножом.

Было очевидно, что подумала моя девочка, господи, какой же я кретин, сил никаких нет. Как вообще можно было такое решить и принять Дашку за предательницу замышляющюю что-то серьезное? Она по дороге пройти не может без приключений на свою милую попку, а не то что разрушить мою фирму. Наивная такая, чистая, вредная, но это все потому что хочет доказать и показать всем вокруг, какая она самостоятельная и независимая.

А потом, нализавшись коньяка, мы решили со Ржевским ехать за ней. Спасать мою принцессу от злого колдуна, вызволять из высокого замка.

— Макс! Макс, проснись, в дверь звонят. Макс!

Дверной звонок и правда разливался весело трелью по квартире, но никаких сил встать и открыть у меня не было. Из кармана достал телефон, надо срочно позвонить моей девочке, но этот паразит был разряжен.

— А, вот вы где!

Катя? Та самая беременная Катя? Неожиданно. А мы так и спали с открытыми дверями?

— Максим!

Ржевский трясет головой, зевает, практически не смотрит на девушку.

— Там у вас открыто, я зашла. Макс, ты не отвечаешь на звонки, не хочешь меня видеть, а вопрос серьезный.

— О господи, — Ржевский стонет.

— Она беременна? — встаю, шарю по тумбочке. — Макс, где у тебя зарядник?

— Так все уже знают? Максим, ты все рассказал? Как ты мог?

— Катя, черт, он мой друг, я поделился своей бедой.

— Бедой? Ребенок для тебя — это беда? Обуза? Как ты можешь такое говорить?

— Дьявол, Катя. Ну что ты от меня хочешь? У тебя муж, ты не думала, что беременна от него, а не от меня?

— От мужа?

Да, ситуация забавная, еле как нахожу шнур, иду на кухню, чтоб не мешать голубкам ворковать, но тут в дверь опять звонят. Вообще, как мы вчера оказались у Ржевского? Ничего не помню.

Жадно пью воду из графина, стук каблуков, снова кто-то входит, не спросив разрешения, женские возгласы.

— Ржевский, ты сука такая паскудная! Тебя ни на день нельзя оставить одного, тянешь к себе в кровать каждую шавку. Как это называется?

Ирина? А вот это еще одна неожиданность.

— Это кто тут шавка? Максим! Кто эта странная женщина? Ты себя в зеркало видела?

— Женщина? Это кто мне такое говорит? Мымра крашеная.

— Так, девочки, успокойтесь.

— Это я сейчас тебя успокою, мало не покажется. Ты кто такая? И какого хрена делаешь утром у моего мужика в спальне?

Ого, Иринка меня удивляет, никогда не слышал от нее таких слов и приказного тона.

— Твоего мужика? Максим постарайся все объяснить.

— Какой он тебе Максим? Я спрашиваю, кто ты такая?

— Я его девушка и я беременна.

— Катя, у тебя есть муж, ты не можешь быть моей девушкой.

— Беременная? Муж? Вот же шлюха какая. У нее муж, а она раздвигает ноги перед чужим мужиком, тебе своего мало?

— Ирочка, она раздвигала до тебя, мы еще не встретились тогда.

Ирочка? А Ржевский на задние лапки-то приседает рядом со своей Ирочкой. Чувствую скоро конец его свободе и разгульной жизни.

— Просто раздвигала? Как ты можешь так говорить? Я думала, у нас чувства!

— Катя, да какие чувства?

Сейчас будут слезы.

Но мне хочется смеяться в голос, словно юмористический радиоспектакль слушаю. Умываюсь прямо на кухне, заправляю кофе машину, достаю холодную минералку из холодильника. В спальне все еще скандал, надо спасать друга и решать свои проблемы.

Иду туда, расстегивая несколько пуговиц рубашки, несу Ржевскому минералки. Мне, конечно, противна сама мысль моих дальнейших действий, но надо отвлечь дамочек.

— Дорогой, я принес тебе водички смочить горлышко.

Три пары глаз смотрят на меня, а я сажусь на кровать рядом с Максом, протягиваю бутылку, приглаживаю его растрепанные волосы. Ржевский в еще большем шоке, чем его девицы.

— Рома? Что происходит? — Ира показывает на нас пальцем.

— Это была страсть.

— Какая страсть? — Ржевский забывает о минералке, смотрит на меня совершенно чумным взглядом.

— Как ты ничего не помнишь? Я сам не ожидал, но так уж вышло.

— Как вышло? — Макс двигается от меня дальше, осматривая на себе одежду и смятые простыни.

— Так бывает, Макс, это просто надо принять.

Самого сейчас разорвет от смеха, голова трещит, во рту погано, это на меня так пагубно влияет жених Орешкиной, хотя мы незнакомы лично.

— Фу, господи, как мерзко, — Катя морщит носик, мнет в руках перчатки. — Ржевский, я думала, ты мужик, ну ладно — бабник, но не это все. А если бы я реально была беременна от тебя? Подумать страшно.

Девушка разворачивается, быстро уходит. Ирка стоит в шоке, Ржевский отодвинулся от меня на метр. Я начинаю смеяться, держась за больную голову.

— Видели бы вы себя, господи, вы идиоты.

— Рома, ты вообще нормальный?

— Конечно, нет с вами, дураками, пообщаешься, таким же станешь. Прикольно вышло, зато никто не беременный, как оказалось.

— Рома, ну ты артист, а я почти поверила. Это шок, натуральный шок. А с тобой, кобель, будет отдельный разговор, и не думай, что я все забуду и проглочу.

— Ирочка, солнышко мое, все ведь хорошо, мы слегка вчера перебрали, я дома и без бабы.

Ушел на кухню, не стал мешать воспитательному моменту, а Ирина оказалась та еще штучка, дерзкая, вон как за яйца взяла закадычного друга. Налил кофе, включил телефон, от Дашки не одного звонка и сообщения.

Смотрю в окно, думаю. Тут просто так брать штурмом крепость нельзя, надо иначе вызволят свою принцессу. Папашка может не только палки в колеса вставлять, но вообще закатать в асфальт.

Но и у него тоже есть слабость. Люба. Ах, Люба, Любонька. На часах девять утра, надеюсь, она уже проснулась. В списке принятых номеров нахожу ее.

— Привет.

— Роман? Не ожидала.

— Ты одна?

— А ты хорошо подумал и принял правильное решение?

— Ты права, ты чертовски права, Люба, дурак был, такой дурак, думал, забуду, а вот ты появилась — и накрыло заново. Все никак не мог простить тебе отца, но жить прошлым, это последнее дело. Надо увидеться.

— Хорошо. Я скину адрес.

Отключаюсь не простившись, допиваю кофе, в спальне подозрительно тихо. Может, переубивали там уже друг друга? Но вот смех, протяжный вздох, все ясно, надо уходить. Обуваюсь, накинув пальто, прикрываю дверь, на улице хорошо, морозный воздух отрезвляет. Прикуриваю. Точно брошу, как верну Орешкину, точнее, Дымову.

Кто бы мог подумать, что я влюблюсь в дочку миллионера? Лучше бы она была обычной девчонкой, но так уж вышло, что необычная. С этим придется смириться, она же не думает, что я просто так ее отпущу и сдамся. Конечно, нет.

«Люблю тебя».

Отсылаю всего одно сообщение в два слова. Улыбаюсь, щурясь на яркое солнце, ведь на самом деле люблю как ненормальный.

Глава 40

Орешкина

— Прохоров, ты себя вообще слышишь? Или твое не в меру раздутое эго мешает соображать? Я могу повторить по слогам — для отсталых. Я не люблю тебя и не пойду за тебя замуж.

— Это ты ненормальная истеричка, которая ничего не понимает! Навыдумывала невесть что, меня втянула с психа в свою авантюру! Прав твой отец, ты просто избалованный ребенок, который сам не знает, чего он хочет.

Смотрю в загорелое лицо Федора и хочется разбить о его пустую голову вазу. Мы так орем друг на друга уже второй час, а он все равно не понимает ничего, словно на самом деле дурак.

— Даш, это наезд.

Сестрица сидит в кресле гостиной, жует попкорн и наблюдает за нами, как если бы она смотрела кино.

— Федор, пойми, я встретила другого мужчину, прошу заметить, во всех смыслах этого красивого слова. Я спала с ним — и непросто в кровати, а занималась сексом.

— Она делала ему минет под столом, — Машка снова вставляет свое слово, кидаю в нее подушку от дивана.

— Это ничего не значит, мы расставались с тобой на это время, я тоже был не одинок.

Прохоров меня удивляет, ведет себя как безвольное животное. Чего он добивается своим поведением?

— Вот только давай без подробностей. Я не понимаю, чего или кого ты так боишься? Своего отца? Моего?

— Как это без подробностей? Давай, колись, Прохоров, кто там пялил тебя в очко?

— Господи, Маша, что за слова?

— Так все говорят, надо в институте общаться с правильными людьми, а не тусить с такими вот.

— Это ты в библиотеке такого нахваталась? Там тусила?

Мы немного отвлеклись от Прохорова, Федор покраснел, сжал кулаки, на Машку смотрит зло. У него на лице написано, как он ее ненавидит. Смотрю в окно, почти стемнело, утром проснулась вновь с головной болью, но уже от пролитых слез.

А потом, когда зарядила телефон, от Романа пришло лишь одно сообщение, от которого я вновь начала плакать как ненормальная. Смотреть на экран телефона и целовать его.

Машка решила, что я сошла с ума. А я и правда сошла с ума от любви. Быстро начала писать ответ, что тоже люблю его. Рома прочитал, но ничего не ответил.

— Что за шум, молодежь? А, Федор, рад тебя видеть, надо бы, конечно, всыпать тебе. Хотя тут всем надо бы всыпать, — папа остановился посреди гостиной, осмотрел нас всех суровым и холодным взглядом. Машка прекратила жевать, Федор побледнел, а я вытерла вспотевшие руки о джинсы.

Я очень люблю своего папу, но жить дальше я хочу, как решу сама. Быть с тем, кого люблю, просыпаться с этим человеком, готовить завтраки, надо только научиться.

— Дарья, твой поступок удивил и расстроил меня. Я еще разберусь с этим и с тем, кто тебя на это подбил, — суровый взгляд на Машку. — И то, как моя служба безопасности пропустила тот момент, что ты не улетела в Америку, а Федор умолчал об этом факте.

— Папа, я…

— Помолчи, сейчас говорю я. Все, кто должен быть наказан, будут наказаны, Мария завтра летит со мной в Вену. Это не обсуждается.

— Но у меня учеба.

— Лучшая учеба — это практика, — сурово отрезал отец. — Дарья идет ко мне в компанию и проходит практику там, если уж Майами ей так противен. Ваша свадьба через месяц, у вас есть время выяснить отношения и помириться. Выбирай платье.

— Но…но папа…

Меня трясет от возмущения и обиды. Все притихли, я не знаю, что вообще думает Федор и почему его все устраивает, но я не намерена мириться со всем, что сказал папа.

— Никаких но.

— Нет уж, я скажу.

— Дарья, предупреждаю, ты можешь пожалеть о сказанном, но слова будет уже не вернуть.

Смотрю в холодные глаза отца, высокий, крепкий, слегка похудел за то время, что я его не видела. Строгий костюм, прямая спина, поджатые губы, седина в висках. Совсем недавно я его видела другим, он смотрел на женщину влюбленными глазами, мне не показалось это.

— Та женщина, кто она?

— О чем ты?

Он понял, но сделал вид, что не расслышал вопрос.

— В ресторане, блондинка с голубыми глазами, милая такая. Ты держал ее за руку, там с ней ты был другим.

Отец молчит, лишь плотнее сжимает челюсти, отчего белеют скулы. Вижу краем глаза, как Машка морщит нос и опускает голову.

— А Мария вздумала играть в сыщика? Вот в Вене и поиграешь, там как раз запутанный контракт.

— Ты не ответил.

— Я и не обязан отвечать перед своими детьми. Это моя личная жизнь. А ты могла попасть в беду, с тобой могло случиться все что угодно. Ты говоришь, что ты взрослая, но не понимаешь элементарных вещей.

— У меня тоже есть личная жизнь и отказываться от нее по твоей прихоти я не буду.

Сказала это — и словно камень упал с души. Смелая стала, сама себе удивляюсь. Отец смотрит, чуть прищурив глаза, оценивая меня, словно он на переговорах с партнерами, а не родная дочь перед ним.

— Я не намерена жить по твоим правилам и приказам, я не выйду замуж за Федора, потому что так хочется тебе и вы с его отцом все решили. Я двадцать два года только и делаю, что пытаюсь угодить и заслужить похвалу, как дрессированная собачка. Но у меня есть свои желания, чувства, мечты, — по щекам текут слезы, обжигая кожу. — Мне так больно и обидно, что ты совсем не видишь, как плохо мне. Я вдохнула полной грудью, только выбравшись из этого дома. Я наконец самостоятельно принимала решения, да, порой глупые и неверные, но это были мои решения. Я встретила мужчину, которого полюбила, который любит меня.

— Это все лишь иллюзия, ты очень скоро поймешь это.

Голос отца слегка дрогнул, взгляд смягчился.

— Нет, папа, это не иллюзия. Да, пусть это будут и так, пусть мне будет больно потом, но я сейчас сделаю это, я буду с ним, хочешь ты того или нет.

— Этому не бывать. Я не позволю своей дочери совершить ошибку.

— А ты знаешь, что та женщина — ее ведь Люба зовут, да? — она была любовницей отца Вершинина Романа. Ты знал это?

Иду ва-банк, задаю вопрос, который не дает покоя, вытираю слезы, Федор мнется рядом и ничего не понимает, вся его напыщенная храбрость лопнула как мыльный пузырь. Зачем только приехал?

— Я повторяю, моя личная жизнь никого не касается, тем более моих дочерей.

— Тогда и моя никого не касается, я ухожу. Если уж родной отец не понимает и не желает счастья, то мне нечего делать в этом доме.

В горле стоит ком, сердце так сильно стучит в груди, что даже больно.

— Ты никуда не пойдешь!

— Пойду, потому что я беременна, и мы с малышом должны быть рядом с папочкой, — выпалила все на одном дыхании, в комнате повисла гробовая тишина. Пытаюсь дрожащими пальцами набрать номер и вызвать такси, но не получается.

— Беременна? — Федор оживает первый.

— Как беременна? — Машка, открыв рот, смотрит на меня и мой плоский живот.

— Беременна? Ты уверена? — папа делает несколько шагов в мою сторону.

Ну, чисто теоретически я могу быть беременной, первый секс случился неделю назад, малыш просто еще очень, очень маленький.

Господи, сделай так, чтоб этот малыш был. Сама не знаю, чего прошу у всевышнего, но инстинктивно кладу ладонь на живот, так тепло и хорошо становится.

Все, как под гипнозом, смотрят на мои движения, а в моей руке начинает звонить телефон.

— А вот и наш папочка.

Глава 41

Вершинин

— Я долго буду тебя ждать?

— Рома?

— Орешкина, ты ждала звонка от кого-то другого? Выходи, меня не пускает грозная охрана.

— Рома, ты здесь? Но как? Как ты нашел меня?

— А ты думала, что я тебя просто так отпущу?

Смотрю на яркие звезды, снова хочется курить, но и так опустошил всю пачку за те несколько часов, пока ехал в другой город и топил педаль в пол. Не знаю, как меня примут, и окажусь ли я вообще ко двору своей принцессы, похищенной злым волшебником.

Дымов, конечно, мужик почти всемогущий, но сдаваться просто так я не намерен. Если хочет мою контору — отдам, но взамен на старшую дочь. А деньги заработаю, не дурак, хоть и влюбленный.

Охрана дала отмашку, снова сел в машину, ворота плавно разъехались в стороны. Богато люди живут, ничего не скажешь, яркие фонари, чищенные дорожки, голубые ели, особняк в два этажа, даже зимний сад есть. А колючая проволока по периметру имеется?

Волнуюсь, как третьекурсник на зачете по сопромату, желудок сводит и ладони мокрые. Все-таки свататься иду. Кто бы мог подумать: прошла неделя — и я потерял голову, встретив единственную женщину на свете, которую не хочу отпускать от себя ни на шаг. Даже сомнений нет, что не она моя судьба.

Теперь я понимаю, что совсем неважно, сколько прошло времени, при каких обстоятельствах и в каких условиях ты встретил именно своего человека, свою женщину.

Улыбнулся, представив, как Дашка мне еще попьет крови, но это, черт возьми, так классно.

— Пройдемте.

Худощавая и высокая женщина с аккуратно уложенными седыми волосами, с узкими очками на носу поджала губы, окинула меня оценивающим взглядом, поправила пиджак и пригласила следовать за ней.

О, ну в этом дворце все как полагается: повар, садовники, служанки и экономка-грымза. Классический вариант. Захотелось пить, нет, снова выпить. Надо было Ржевского взять с собой для моральной поддержки и разрядки обстановки.

Проходим несколько помещений, но мне даже не предложили снять пальто, видимо, уверены, что я здесь надолго не задержусь.

— Папа, прекрати мне снова указывать, я уже совершеннолетняя и вправе совершать любые поступки.

Слышу вопли Орешкиной, улыбаюсь.

— Даша права: все, что не запрещено Уголовным кодексом, — еще один девичий голос.

— Так, а ты марш собираться, завтра вылетаем.

— Нет, что ты, я не могу пропустить знакомство с будущим зятем.

— Мария, не неси ерунды.

Сестренка у Дашки бойкая, руку по локоть откусит, если палец показать, а вот папашка сложный.

— Всем доброго вечера. Дарья, господин Дымов и с кем незнаком еще.

Долгая пауза. На меня смотрят четыре пары глаз, не считая грымзы экономки.

— Рома, — Дашка срывается с места, виснет на шее, такая теплая, родная. Обнимаю ее, вдыхая тонкий аромат сладости. Моя сладкая девочка, только моя.

Отпускаю, вглядываюсь в лицо, видно, что плакала, настораживаюсь, не хочу видеть ее расстроенной.

— Я так рада, что ты приехал. Как ты нашел меня?

— Ты ведь сама написала адрес, непутевая моя.

— Точно.

— Дарья, отойди от этого человека, — строгий голос отца.

А я смотрю на мужчину и не могу поверить, что Люба, каким-то образом придумав провальную схему, решила женить его на себе. Это в принципе невозможно. Но как она утверждает, Володенька окончательно потерял голову от любви. Но я скорее поверю в то, что Люба окончательно потеряла мозг.

— О, да он красавчик, молодец, Даха, — девушка в кресле смотрит с интересом.

— Что он себе позволяет? Ну-ка убери руки от моей невесты.

— Это кто?

— Федор.

— Тот самый гей?

— Эй, я вовсе не гей!

Парень нервно скачет на месте, весь дерганый, глаза лихорадочно бегают, лицо красное.

— Да, ты стопроцентный мужик, у которого отсасывал другой мужик в новогоднюю ночь.

Моя девушка настоящая язва.

— Бинго! Федя, твой ход, — сестренка подливает масло в огонь.

— Так, быстро все замолчали.

На усталое лицо Дымова ложится тень, все и правда замолкают, слушаясь его беспрекословно. Я уже заметил, что Владимир Сергеевич мужчина строгий и властный, не терпящий возражений.

— Федор, можешь идти, мы потом поговорим.

Дальше он не обращает на него уже никакого внимания, Федор напоследок хочет что-то сказать, но молчит и уходит — и правильно делает. Любое слово может лишить его причиндалов.

— Мария, иди, собирайся.

— Пап, ты серьезно? Сейчас самое интересное начнется.

— Мария!

— Пап, пусть она останется, мы одна семья, и мне нечего скрывать от любимых людей, — Даша держит меня за руку, чувствую, как нервничает, сжимает ладонь.

— Хорошо, раз ничего, тогда расскажи, моя старшая дочь, как ты оказалась в другом городе, без охраны, черт пойми где и с кем? А другая моя дочь расскажет, почему все скрыла.

Надо спасать девчонок, а то папенька вместо цветочка аленького закатает их в асфальт.

— С вашего позволения, начну я. Думаю, моя история будет интересней этой.

Дымов молчит, делает несколько шагов в сторону, садится в кресло, закидывая ногу на ногу, кладет локти на подлокотники, сцепляя пальцы рук в замок.

— Я вас, молодой человек, не приглашал, но, судя по последним новостям, мне придется мириться с вашим присутствием.

Не понимаю, о чем он, но с этим разберемся потом. Как буду выкручиваться, если моя новость не будет открытием властному олигарху, еще не знаю.

— Речь пойдет о Любе — нашей общей знакомой. Любовь Михайловна Шумер, милая блондинка, голубые глаза. Ваша тайная любовница, так ведь, Владимир Сергеевич? Тайна всегда щекочет нервы и возбуждает.

Дымов лишь задирает подбородок, сжимая челюсти, но мне и не нужен его ответ, я знаю, что это правда.

— Эта женщина была любовницей моего отца, обобрала его практически до нитки, но он, конечно, не был так баснословно богат, как вы. Отец хотел жениться на ней, люблю, говорил, умираю. Умер.

— Молодой человек, мое время не безгранично.

— Хорошо, тогда ближе к сути.

Достаю из кармана пальто телефон, кладу его на низкий столик, включаю сделанную днем запись. Любе так не терпелось, что не дождалась вечера. В динамике шум, потом голоса.

— Я так и знала, что ты, хорошенько подумав, примешь правильное решение. Девочки приходят и уходят хотя, девочку ты подцепил не бедную, а вот компания, в которую вложено много сил стоит дорогого, но для тебя это будет даже приятно, как и для меня.

— Что, прямо сейчас? — это уже мой голос.

— Конечно, Владимир срочно уехал, у нас есть сутки.

— Так мы что, в Вену не полетим? — Дашина сестра с возмущением смотрит на отца, а тот, кажется, начинает покрываться серыми пятнами не обращает на нее никакого внимания.

— Не хочу грузить тебя терминами, но сегодня как раз благоприятные дни. Моя яйцеклетка готова к оплодотворению.

— А вот теперь я не поняла? Это к какому еще оплодотворению? — Даша, уперев руки в бока, смотрит так, что готова разорвать. Кошечка моя ревнивая.

— Слушай дальше, — говорю шепотом, киваю на телефон.

— Ты уверена, что это все правильно, и никто не догадается? — тем временем раздается мой голос из динамика.

— Да кто может догадаться? Володя без ума от меня, пылинки сдувает, ручки целует, но мне надо замуж, а не просто так быть любовницей, устала уже от этого. К тому же он идеальный вариант хоть и две взрослые дочери, но наследника империи хотят все. Можно конечно, симулировать беременность, а потом выкидыш и все дела, но я сама хочу ребенка, ты так удачно подвернулся.

— Где вообще ты подцепила Дымова?

— Ой, сложно было, ты думаешь, так просто заполучить олигарха? Показала титьки, и он твой? Это сущая мука и каторга. Пришлось сыграть на чувствах, мол, потеряла любимого мужа, страдаю несколько лет, никого к себе не подпускаю. Ну вот Дымов и решил растопить мое ледяное сердце, он ведь сам потерял любимую жену.

— Ну ты, конечно, сучка.

— Будем считать, что это комплимент. Что-нибудь выпьешь? Так сказать, для храбрости?

— А на процесс зачатия это не повлияет?

— Думаю, нет, но учти, Ромочка, нам придется это повторить не раз.

Женщина игриво смеется, звон стекла, шорох одежды, запись прерывается.

— Тот якобы муж, которого она потеряла, это был мой отец.

Дашка с волнением смотрит на меня, потом на отца, Дымов так и сидит в одной позе, в помещении тишина.

— Чего ты хочешь? — всего три слова, пронзительный взгляд.

— У нас ничего не было. Я не настолько глуп, чтобы делать детей нелюбимым женщинам.

— Я спросил не об этом. Чего ты хочешь?

— Дочь вашу хочу в жены. Если нужна моя компания, забирайте как выкуп, вернемся в Средние века.

— Вот это да! Это круто! Приятно познакомиться — Мария, — милая брюнетка быстро поднимается с кресла и жмет мою руку.

— Роман.

— Так а чего просить руки-то? Папа скоро станет дедом, я — теткой, а вы, Роман, отцом. Можно обойтись и без формальностей.

— Маша!

— Чего опять Маша? Сама же сказала, что беременная. А Роман обрюхатил не папину лживую пассию, а тебя. Все ведь прекрасно и в Вену не летим, терпеть ее не могу.

— Дарья? Я чего-то не знаю?

Это как продолжение спектакля, устроенного любовницей Ржевского. Только в главных ролях Орешкина и я. Потому что если она на самом деле беременна, отцом я быть никак не могу, мы знакомы всего неделю. Мозг начинает закипать. И почему последние три дня так остро стоит вопрос деторождения?

— Рома, я все объясню… так вышло… я не хотела.

— Чего ты не хотела, Орешкина?

— Орешкина? Почему эта фамилия?

Мы совсем забыли о Владимире Сергеевиче, он так и сидел в кресле, погруженный в себя, но услышав фамилию, поднял глаза.

— Я назвала фамилию мамы, когда познакомилась с Романом, извини.

— Да ничего. Хорошо, что ты не забываешь ее, а то я вот уже начал.

Было странно видеть мужчину в таком состоянии, должно быть, Люба хорошо прошлась по его чувствам. Не могу знать, до какой степени она втерлась к нему в душу, но честно, не хочу быть на его месте. Он как-то осунулся, под глазами еще больше стали заметны темные круги.

— Даша, что за беременность?

— А что за оплодотворение той женщины? Вы целовался? Ты был с ней? Как вообще ты мог пойти на такое?

— Так, так, стоять, сумасшедшая женщина, вопросы буду задавать я. А начнешь врать и недоговаривать — буду наказывать.

Смотрю в Дашкины синие глаза, на щеках вспыхивает румянец, кусает губки. А мне так хочется зацеловать ее всю, затрахать во все сладенькие местечки, что чувствую моментальную эрекцию. Хорошо, что пальто скрывает, а то было бы совсем неудобно перед будущими родственниками светить стояком.

— Ну, целуйтесь уже, сколько можно!

— Мария, прекрати. Выйдите обе, нам надо поговорить по-мужски.

Не представляю, о чем будет разговор, но я готов к нему. Дашку не отдам и не отпущу, надо будет — выкраду, но не отступлюсь.

Эпилог

Орешкина — Вершинина

— О чем ты тогда разговаривал с папой? Что он тебе сказал? Мне так интересно.

— Ты чего такая любопытная? Иди лучше, я тебя поцелую.

— У меня уже губы болят.

— Тогда поцелую в другом месте.

— Интересно, как вообще папа? И что случилось с Любой?

— Не знаю, меня не волнует эта женщина. Зачем ты вообще о ней думаешь в наш медовый месяц?

— Рома, что ты делаешь?

— Поздравляю свою законную супругу с днем рождения и целую во все сладкие местечки.

Рома убирает одеяло, опускается между моих разведенных коленей, ведет щекой по бедру, царапая щетиной. Я откидываюсь на подушку, из открытого окна тропический ветер индийского океана колышет шторы.

Да, сегодня первое марта и мне двадцать три года. Свадьба, путешествие, день рождения — не жизнь, а сплошные праздники.

Тело горит от желания, кожа покрыта красивым бронзовым загаром, от ласк кружится голова. Рома нежно проводит языком по половым губам, дразнит клитор, я, раздвинув колени шире, еще больше раскрываю себя перед ним.

Все так безумно чувствительно и остро, что хочется плакать от счастья.

— Да… да-а-а-а-а-а… боже мой… Рома-а-а-а.

Мы муж и жена уже десять дней, даже не верится. Папа на удивление так быстро согласился и принял Романа, все никак не могу выпытать, как это у него получилось уломать моего грозного отца.

На подготовку к свадьбе ушло всего три недели, не хотела ничего грандиозного, только родные и близкие. Папа настаивал на пышном банкете в двести человек, еле как, отговорили. Ему, оказывается, будет стыдно перед людьми выдавать дочь замуж так скромно. Другие олигархи засмеют.

Но мне ничего не надо было, только мой любимый мужчина. О том, чтобы находиться эти недели в разлуке, и разговора не было. В понедельник подали заявление в ЗАГС и уехали обратно к Роману. А там уже было красивое кольцо, романтический ужин — все, как любят девочки, так Роман сказал.

Мы вместе работали, жили, гуляли, принимали на даче гостей. Ржевский с Ириной Николаевной — очень интересная образовалась пара. Потом была свадьба, я едва успела выбрать платье, вся организация легла на плечи сестренки, которая постоянно надоедала вопросами, но устроила все очень красиво и со вкусом.

— Рома, Рома, погоди.

Удивленные глаза мужа, его голова между моих ног.

— Что случилось? Ты мешаешь дарить подарок.

— Ты знаешь, я, наверное, беременна.

Рома замер на несколько секунд, внимательно посмотрел на мой живот.

— Беременная — как тогда?

— Нет, думаю, что по-настоящему. Тошнит четвертый день, думала, это акклиматизация, но животик как-то округлился, а грудь стала больше, ты не находишь?

Роман поднимается, нежно проводит по груди пальцем, задевая сосок, сжимая его, из груди вырывается стон. А потом он начинает лизать их по очереди, при этом лаская раскрытое лоно, задевая набухший клитор.

— Надо точно проверить, купить тест. Как думаешь? А-а-а-а-а-а-а… Рома-а-а-а-а… ах-х-х-х.

— Конечно, купим, пописаем, проверим.

— Ты рад?

— Рад, моя сладкая. Иди ко мне, не могу уже больше.

Рома устраивается между моих ног, целует в губы, так нежно, водит головкой члена по влажным набухшим складочкам, медленно входит, заполняя меня собой. Толкается глубже, я кричу, обхватив его шею руками, целую, царапаю спину.

Мне хватает всего несколько движений, оргазм накрывает горячей волной, теперь так очень часто. Я сокращаюсь на его члене, омываю его своей влагой, из глаз текут слезы от переполняющих эмоций.

— Дашка, черт, я так буду кончать за полминуты скоро, — Рома тяжело дышит, продолжая бережно двигаться во мне, жадно целует в губы.

Приподнимается на локтях, смотрит прямо в глаза, плотно сжав челюсти, сдерживая стон, кончает сам. Я чувствую его теплое семя глубоко внутри себя, специально сжимаю мышцы влагалища, словно высасывая его досуха.

— Проказница.

— Еще какая.

— Моя любимая беременная проказница.

— Ну, это еще неизвестно.

— Тогда быстро в душ — и искать аптеку на этом острове любви.

— А если не беременная и мне только показалось?

— Значит, будем срочно беременеть. Я уже свыкся с мыслью, что я отец. И возражения не принимаются.

Вершинин

— Маша, Маша, ты слышишь? Прекрати меня нервировать, я, вообще-то, беременная, и рожать раньше времени никак нельзя. Машка, паразитка! Ну вот, трубку бросила.

Смотрю на свою беременную жену и улыбаюсь как дурак. С ней рядом я именно такой, главное, чтобы она сама не прочухала. Стоит такая в шелковом длинном халатике, волосы распущенные, пытается справиться с соковыжималкой и при этом воспитывать сестру.

Мы все-таки оказались беременными на островах, еле как нашли тест, который показал две полоски. По самым грубым подсчетам Дашка почти не соврала отцу в тот вечер, и малыш появился в период ожидания свадьбы. Так что из медового месяца мы вернулись втроем: я, Вершинина и ее животик.

Сейчас начало сентября, нам нет еще семи месяцев, сроки стоят в ноябре. Осень теплая, лучики солнца путаются в Дашкиных волосах, она о чем-то думает, прикусывает нижнюю губу, тыкает соковыжималку и грызет морковку.

— Ну, что такого могло произойти с Марией?

Подхожу, целую жену в висок, чуть отодвигая в сторону, сам включаю аппарат, выжимая яблочно-морковный сок.

— Ты представляешь, она говорит, что у нее связь с преподавателем университета.

— Ну и что тут криминального?

— Как что? Если узнают, ее просто исключат, а преподавателя уволят.

— Ой, кто исключит твою сестренку? Они же там не бессмертные.

— Роман, как ты не понимаешь?

— Это ты не понимаешь, радость моя, это не наше дело, Машка взрослая, самостоятельная девушка, переживать надо за препода, папа вырвет ему ноги и яйца.

— Ну, тебе же не вырвал.

— У нас с ним особый случай.

Дашка пьет сок, а я не могу на нее насмотреться, так и не рассказал о нашем разговоре с ее отцом. Мужик на самом деле конкретный и суровый, сказал, если обижу дочь — потеряет меня в лесу, навсегда, и я поверил ему: сам сделаю также, когда будет у меня дочь.

Сказал, что Дашку не отдам, не отступлю и не уйду, решительно был настроен, думал, инфаркт случится в те минуты, что Дымов думал. Не сразу, но принял, нервов, конечно, помотал, фирму не тронул, назначил в ГК «Монолит» генеральным директором в нагрузку: мол, вот не хотел продавать, так получи по-родственному, но отвечать будешь по полной, если облажаешься.

— Ты видел сына Эльзы и Марка? Такой большой уже стал, хорошенький, похож на папу. Имя у него красивое — Арсений.

— Ему всего пять месяцев, как он может быть большим?

— Рома, что ты делаешь?

— Хочу свою жену.

Беру из рук Даши стакан, целую в губы, у них вкус яблока и моркови, сладкая такая, моя девочка всегда такая сладкая. Отодвигаю в сторону халатик, провожу по обнаженному бедру пальцами, возбуждаясь моментально.

Целую шею, развязывая халат, кидаю его на пол. Дашка совсем голенькая, грудь с беременностью стала больше, кругленький выпирающий животик. Провожу пальцами по половым губам, моя девочка уже мокрая, возбудимая такая стала, кончает по несколько раз, смотрел бы на ее оргазмы бесконечно.

— Рома.

— Да, любимая.

— Господи… Рома-а-а-а-а… еще вот так, да, поласкай так.

— Моя ненасытная девочка.

Продолжаю натирать клитор, знаю, как она любит это, при этом нежно посасываю затвердевший сосок. Член стоит колом, оттягиваю домашние брюки, провожу по нему несколько раз.

Даша цепляется за столешницу, раздвигает ноги шире, волосы падают на ее лицо, а она смотрит, как я облизываю соски, такая красивая и соблазнительная.

— Роман, не мучай меня… ах… а-а-а-а-а… Рома. Уже… боже мой… да.

Ловлю ее первый оргазм, чувствую, как по телу идет сладкая судорога, она придерживает живот, я продлеваю ее удовольствие, продолжая ласкать дальше.

— Иди ко мне, сядь сверху, вот так, черт, какая же ты мокрая.

Самого уже колотит, член подрагивает, так хочу оказаться внутри ее горячего лона. В глазах моей жены туман, волосы распущены, ротик приоткрыт, вчера она принимала в него мою сперму, после того как я вылизал ее, подарив два оргазма на моем языке.

Даша садится боком, сразу на мой член, издав протяжный стон. Придерживаю ее за животик, помогая двигаться. Она приподнимается и опускается снова, оставляя на стволе свою влагу. Нереально сексуальная и такая развратная в своем удовольствии.

Вижу, что быстро устает, мнет грудь, я опускаю руку вниз, заставляя раздвинуть колени шире, лаская твердую вишенку клитора. Не знаю, сколько прошло времени, сперма подкатывает, яйца поджимаются, голова идет кругом, сердце готово выпрыгнуть из груди.

— А-а-а-а-а-а-а-а… Рома… да… не могу больше, я сейчас… я скоро кончу.

— Да, милая… еще немного… да… вот же черт.

Кажется, что мы кончаем вместе, держу Дашу на месте, она доит мой член своей киской, сжимаясь, сокращаясь на нем, а я накачиваю ее спермой, прижимаясь к мокрой спине, лаская животик.

— Дашка.

— Да, милый.

Вместе медленно отходим от оргазма, на работу уже опоздал окончательно. Но так трудно оторваться от моей сладкой и любимой девочки. Знаю, что через несколько месяцев родится дочка, но Даша думает, что я не догадываюсь, сюрприз какой-то готовит. Теперь у Дымова будет не только две дочки, но и внучка. Повезло мужику.

А я счастлив.

— Люблю тебя, Вершинина.

Смотрит, облизывает губы. Также в банке соблазняла меня, сама того не понимая, а я окончательно потерял голову и ничуть не жалею об этом.

— И я тебя, Вершинин.