Любимица стаи

Глава 1

Дура! Зачем я разделась? Зачем пошла купаться в озере голая? Но волки уснули. Чёрт побери, я была уверена, что дневной переход их вымотал. Да они же отключились сразу после ужина и даже этого не заметили.

Как там писал в своём блокноте брат?

«Самонадеянность всегда была твоим любимым пороком».

И этот порок, эта самонадеянность заставили меня бросить свои мужские шмотки на берегу.

Дура! Какая же ты, Тая, дура!

Слышала? Ветка хрустнула под чужой ногой. Чувствуешь затылком прожигающий взгляд? Не одна ты тут на лесной полянке, не одна. Кто-то из братьев проснулся и решил за тобой проследить.

Кто? Йен? Тибер?

Если этот красавчик-оборотень, сейчас наблюдающий за мной из кустов, узнает правду… О боги, если он узнает правду. Узнает о том, что хрупкий юноша-проводник, помогающий им искать сбежавшую невесту в Запретном лесу, и есть эта самая сбежавшая невеста, быть мне тогда волчьей подстилкой до конца своих дней. Общей женой. Любимицей стаи.

Любимица стаи. Какое корректное название для женщины, вынужденной ублажать семь молодых грозных волков. Для женщины, которую лишат права голоса, права выбора. Которую вынудят быть сосудом для продолжения рода, но главное — проводницей магии.

«Без Эке Ин — любимицы — волшебство в венах оборотней тает, клан слабеет и становится лёгкой добычей для врага».

Не мои проблемы!

Слышите! Не мои!

Не хочу быть никаким сосудом, никакой проводницей. Жизнь свою обратно хочу, привычную и спокойную.

Ветка за спиной на берегу снова тревожно хрустнула. Я оглянулась, стоя по плечи в прохладной озёрной воде. Слишком густые заросли, чтобы заметить укрывшегося в кустах наблюдателя.

А вон моя одежда — лежит аккуратной стопкой на камне, к сожалению, совершенно недосягаемая. И бельё там же.

Боги, что же делать? Как я выйду из воды? Как покажусь во всей своей очевидной женственности? Они же… они же сразу поволокут меня в Логово к вожаку.

Где-то в деревьях резко, коротко ухнул филин. Ветки кустов зашевелились, и последние сомнения исчезли. Смотрит. Кто-то из братьев — Йен или Тибер — смотрит на меня, жадно пожирает взглядом. Хотя что там можно увидеть в ночной темноте? Худые острые плечи над водой? Голову с небрежно остриженными волосами, торчащими чёрным ёжиком?

Я сделала несколько шагов в глубь озера. Теперь вода плескалась у подбородка.

Интересно, кто мой невидимый наблюдатель? Надеюсь, Йен, младший из братьев. Он мягче, добрее, и, когда смотрит на меня, в его красивых синих глазах нет этой тёмной жажды, которая так часто читается во взгляде Тибера. Тот словно хочет меня сожрать.

Старшего я побаивалась. Он был резок, непредсказуем и внушал опасность. А его знаки внимания — я ведь не идиотка, чтобы не замечать чужого интереса, пусть даже замаскированного нарочитой грубостью, — его знаки внимания пугали до трясущихся поджилок.

Холодало. Это в разгар лета вода была тёплая, а сейчас дело близилось к осени, и мои ноги уже окоченели. Я осторожно переступала по каменистому дну и тёрла руками плечи, пытаясь согреться. Сколько мне тут сидеть, будто лягушке? Когда этому хвостатому надоест за мной следить? И чего ему не спится-то? Совсем не устал?

Целый день я водила оборотней самыми дремучими тропами, дожидаясь, когда волки окончательно вымотаются. Надеялась, что ночной сон их будет крепок и долог. Безумно хотела к озеру — смыть пот и лесную грязь, в кои-то веки почувствовать себя свежей и чистой. Мечтала, что и одежду постирать успею. Но в итоге, как никогда, оказалась близка к разоблачению.

Снова захрустели ветки — громко, вызывающе, словно наблюдатель решил не таиться. Зашелестели листья ближайших кустов и выпустили на поляну перед озером… Тибера. Жгучего брюнета с пронзительным взглядом. Самого сильного альфу после вожака.

Какого чёрта он тут забыл? Захотел проверить, не сбежал ли пленник? Сбежишь тут, как же. Магический поводок был коротким настолько, что не позволял доплыть до противоположного берега.

А может… может, Тибер решил больше не скрывать интерес к хрупкому пареньку? Ведь явно чувствовал во мне, даже одетой в мужской костюм, свою Эке Ин, истинную.

Не пора ли начинать бояться?

Глава 2

Тибер остановился у кромки воды — высокий, широкоплечий, самый сильный альфа в стае. Когда придёт время выбирать лидера, в очереди на место вожака он будет первым.

Притворяться, что я не заметила волка, было поздно, а бежать — некуда. На магическом поводке далеко не уплывёшь.

— Тейт, дуй в лагерь немедленно, — прокричал Тибер, и его низкий, мужской голос в который раз послал по коже волну мурашек. — Сам знаешь, что в Запретном лесу небезопасно.

Тейт — мой брат-близнец, которым я успешно притворялась уже третьи сутки. Мы были так похожи, что даже родители — земля им пухом — любили по этому поводу пошутить. А шпильки общих друзей иногда доводили до белого каления.

Женственный Тейт и мужественная Тая. Для парня у брата были слишком мягкие, девичьи черты. Мне же от природы достались плечи гребчихи и грудь минус первого размера. Это были даже не холмики — абсолютная равнина. Самая настоящая, правда-правда.

Что ж, теперь я по достоинству оценила этот в высшей степени дар судьбы. Широкие плечи и плоская фигура делали меня похожей на юношу. Да, хрупкого, излишне смазливого, низкого, но всё-таки паренька.

Я повернулась к берегу, зарылась пальцами в волосы и помассировала голову — мол, моюсь. В отличие от меня, Тейт родился немым, а значит, и мне, притворяясь братом, приходилось держать рот на замке.

Как же это порой выбешивало! Как боялась я забыться и что-то сказать! Тем более поведение Тибера, его резкость, а позже попытки меня облапать заставляли возмущённые слова так и рваться с губ.

— Иди в лагерь. Опасно здесь, говорю.

Я помотала головой и шагнула назад, вода коснулась нижней губы.

— Куда попёр? Утонешь же, мелочь. Утром вымоешься. Под присмотром. Кто знает, какая дрянь водится в этом озере. Только твоя безумная сестрица могла додуматься сбежать в Запретный лес. Дуй сюда.

Я замычала, надеясь, что мой бессловесный отказ прозвучал убедительно. Тейт мог позволить себе мыться при свете дня на глазах у двух голодных волков. Тая — нет. Тая хотела сохранить себя, так сказать, в целости.

Волк раздражённо вздохнул:

— Считаю до двух и иду за тобой.

Проклятие! Дело принимало скверный оборот.

Глава 3

Будучи по легенде немой, я могла выразить своё горячее несогласие вылезать из озера единственным доступным способом: отвернувшись от Тибера, я принялась активно изображать мытьё. Мол, закончу — приду, отстань.

Не знаю, на что я надеялась.

Уже через минуту за спиной раздался тревожный всплеск. Тихий звук прозвучал оружейным выстрелом и заставил от страха уйти с головой под воду. Вынырнув, я с ужасом уставилась в сторону берега.

Тибер закатал штаны и вошёл в озеро по колено. Остановился, сурово уперев руки в бока, — дал мне время передумать и вернуться в лагерь добровольно.

Я тоскливо уставилась на стопку одежды на камне. При всём желании я не могла вылезти из воды, не раскрыв своего маленького, но шокирующего секрета.

— Те-э-эйт, — угрожающе протянул волк.

И что теперь делать?

Тибер закатил глаза, вернулся на полянку перед озером, но, к сожалению, только для того, чтобы раздеться. Он медленно, словно красуясь, расстегнул пуговицы рубашки, обнажив мощную безволосую грудь и выпуклые кубики на прессе. Затем дёрнул собачку молнии на джинсах. Освобождённый из оков белья, наружу вывалился массивный член. Возбуждённый.

Какого чёрта Тибер был возбуждён? Неужто моя тщедушная тушка привела его в состояние боевой готовности?

Голый, угрожающий, волк приближался. Вода коснулась ступней, поднялась до щиколоток, лизнула колени. Я смотрела на Тибера и чувствовала себя загнанной в угол. Это была патовая ситуация. Безвыходнее некуда.

Что если попытаться сбежать? Хватит ли длины магического поводка, чтобы доплыть до тех высоких кустов? Там я смогла бы вылезти на берег, спрятав наготу за густыми зарослями. Но что потом? Тибер ведь бросится следом. Как быстро он плавает? А бегает? Успею ли я по суше добраться до своих вещей, оставленных на камне, и одеться, прежде чем меня поймают?

Пока я панически размышляла, что делать, волк погрузился в озеро по мускулистые бёдра. Взгляд невольно скользнул вниз, зацепился за влажные завитки паховых волос и основание массивного члена, наполовину скрытого водой.

Какой же оборотень был огромный. И там, и везде. Сплошные литые мышцы.

— Эй, оставь парня в покое.

Из-за деревьев показался второй похититель, Йен. Высокий, поджарый, он тем не менее выглядел мельче, изящнее брата. Нос, недавно сломанный в драке, был заклеен пластырем. Наверное, поэтому Йен, в отличие от Тибера, не мог учуять во мне свою истинную и вёл себя ровно, дружелюбно, без этих пугающих перепадов настроения, присущих старшему волку. А может, нюх ему отбил тот загадочный алый дым?

Так или иначе я с ужасом ждала, когда обоняние вернётся к Йену и мой обман раскроется: рано или поздно оборотни заметят, что оба испытывают странную, неестественную тягу к женственному пареньку, и смогут сложить два и два. Не идиоты же.

Одна надежда — найти способ снять магический ошейник раньше, чем братья заподозрят неладное. Проблема только в поводке. Только в нём. Я знала, как обвести похитителей вокруг пальца. Не зря же притащила их в Запретный лес — место, настолько гиблое, что даже самые отчаянные охотники не рисковали сюда ступать.

Однако угроза разоблачения оказалась ближе, чем я думала. Во взгляде Тибера читалось твёрдое намерение во что бы то ни стало вытащить меня из озера.

Хоть бы младший брат его вразумил!

Я посмотрела на Йена круглыми от страха глазами.

— Тибер, хватит страдать ерундой, — сказал он, правильно разгадав значение моего умоляющего взгляда. — Если хотим спокойно поспать, надо расставить вокруг лагеря дополнительные ловушки. Мало ли, какая гадость решит подкрасться к нам в темноте.

— Отвали, Йен.

Тибер нырнул в озеро, и моё сердце остановилось. В панике я прикрыла руками стратегическое место внизу живота. Ладно грудь. Не такая она внушительная, чтобы разглядеть под тёмной, мутной водой, а вот отсутствие кое-чего важного могло броситься в глаза.

Минуты три Тибер не показывался на поверхности. Мне чудилось движение рядом с ногами, и я отчаяннее вдавливала ладони в пах, прикрывая женские прелести.

Мой несостоявшийся спаситель махнул на брата рукой и вернулся в лагерь. Жаль, что я не могла его окликнуть, попросить о помощи. Словами — не взглядами. Как же моя мифическая немота осложняла жизнь!

Ну, где же Тибер? Когда наконец устанет изображать амфибию?

Я испуганно оглядывала поверхность озера, серебрящуюся в лунном свете.

О боги, что это?

И вот, опять.

Скользящее прикосновение к ягодицам явно не было плодом воображения. Кто-то — понятно, кто! — дважды под водой дотронулся до моей поджавшейся попы. Будто случайно, но на самом деле намеренно. Я-то знала!

С громким всплеском Тибер вынырнул из воды прямо за спиной. Так близко, что лопатками я ощутила его выпуклые грудные мышцы.

И чего этот волк ко мне привязался? Ах да, запах. Запах истинной сводил оборотня с ума.

Глава 4

Тибер прижимался сзади, твёрдый, горячий. Озёрная вода не охладила его тело. Я чувствовала оборотня лопатками, но не ягодицами — определённую черту Тибер не переступал. И всё же происходящее было неприлично.

Впервые волк так очевидно показывал свои намерения. Но в то же время оставлял место для маневров.

Возмутись я — и он покрутит пальцем у виска, заявит, что приставания мне почудились. До тех пор пока твёрдый, возбуждённый член не коснётся моей кожи, Тибер может спокойно врать и мне, и себе. Или…

Что если он смирился с запретной тягой к мужчине и собрался действовать решительно?

Я задрожала.

Чёрт.

Волк жарко дышал мне в затылок, а я — проклятье! — даже не могла отстраниться. Сейчас вода доходила до подмышек, но один шаг — и она опустилась бы ниже груди.

Подождите-ка…

Раз я не отстранялась, не пыталась увеличить между нами дистанцию, то, получается… поощряла?

Вдруг Тибер решил, будто я одобряю его домогательства?

Нет-нет-нет.

Я замотала головой, замычала что-то недовольное, и оборотень отступил. Сильно толкнул меня плечом и — хвала богам! — направился к берегу.

— Заканчивай тут быстрее, пока тебя не сожрали, — рявкнул Тибер, включив режим грубияна. — Впрочем, если сожрут, не велика потеря. Толку от тебя никакого.

«Конечно, никакого толку, — думала я, не в силах отвести взгляда от круглых, подтянутых ягодиц над водой. — То-то вы с братцем вцепились в меня мёртвой хваткой. Без Тейта чёрта с два вы найдёте сбежавшую невесту. Так что я для вас всё равно что собака-следопыт».

— Живее, мелочь!

Ну, да — мелочь, если учитывать, что обоим волкам едва достаю до груди.

Я подождала, пока Тибер скроется за деревьями, на всякий случай досчитала до сорока и бросилась к оставленной на берегу одежде, то и дело косясь в сторону густых зарослей. Вот картина будет, если ветки внезапно раздвинутся и в листьях мирты покажется знакомое нагловатое лицо. Но Тибер не обманул, не затаился в кустах, действительно ушёл в лагерь, и я спокойно смогла привести себя в порядок. Ну, как спокойно? В Запретном лесу, полном опасностей любых видов, быть начеку приходилось каждую секунду. Так что я выбежала из воды, лихорадочно натянула на мокрое тело джинсы и бесформенную толстовку брата. Обула его же потрёпанные кроссовки, на два размера больше необходимого. Спрятала остриженную голову под бейсболкой и нехотя поплелась на поляну, облюбованную братьями.

— А вдруг эта Тая уродина?

Вопрос Тибера заставил меня остановиться. Подслушать чужой разговор, особенно, если речь идёт о тебе, — милое дело.

Я присела на корточки — даже не знаю, почему? Наверное, чтобы стать ещё незаметнее, — и аккуратно раздвинула листья кустов.

Тибер расставлял вокруг будущего лежбища магическую сеть — розово-фиолетовая паутинка светилась, подобно рождественской гирлянде. Йен устраивал из хвои постель. Жаль, что редкие оборотни владели чарами трансфигурации. После трёх ночёвок на земле я мечтала о настоящем мягком матрасе.

— Говорят, они с Тейтем близнецы. — Из-за сломанного носа голос Йена звучал гнусаво. — Так что можешь прямо сейчас оценить, какой она будет, — оборотень коротко рассмеялся.

— То есть совсем-совсем похожи?

— Говорят, что да.

Тибер остановился и задумчиво уставился в темноту. Мерцающие фиолетовые нити стекали с рук и путались в листьях мирты.

— Тебя никогда не бесило то, что придётся делить Эке Ин со всей стаей? — спросил Йен, закончив с постелью и принявшись разводить магический костёр. Тот выглядел как настоящий, разжигался по тому же принципу, а чары не давали ему погаснуть или разгореться сильнее.

— Она истинная для всех, — пожал плечами Тибер.

— И тебе никогда не хотелось оставить её только себе?

— Быть собственником плохо. Это против законов стаи, — Тибер продолжал навешивать на кусты сеть, постепенно приближаясь к моему укрытию. Пора было обозначить своё присутствие, но хотелось дослушать разговор.

— Я, наверное, буду ревновать, — Йен опустился на ветки.

— Ревновать бессмысленно.

— Ты только представь: твою женщину, кроме тебя, будут иметь шесть мужчин.

— Это традиция и необходимость. Надо думать не о себе, а о благополучии клана. Меня больше заботит, если эта Тая всё-таки окажется уродиной.

— Вот, о чём точно не стоит переживать, — снова засмеялся Йен. — Уродина или нет, ты её всё равно будешь хотеть.

— Это и пугает.

Где-то далеко в тёмных зарослях неведомый зверь завыл пронзительно и страшно. От неожиданности я дёрнулась, и сухие ветки под ногами захрустели. Прятаться больше не было смысла, тем более Тибер со своей сетью почти дошёл до моих кустов.

Я вывалилась на поляну.

— Как всегда шляешься где-то вместо того, чтобы помогать, — Тибер окинул меня неприязненным взглядом.

— Да брось, Бер, можно подумать, тебе так нужна была его помощь. Тейт, устраивайся поближе к огню. Прохладно.

Костёр оборотни развели исключительно ради меня, хрупкого человека. Точнее, это был широкий жест Йена, наиболее заботливого из братьев.

Я предусмотрительно обошла Тибера по широкой дуге, не желая получить очередной грубый тычок, и присела у костра со стороны младшего волка.

— Ловушки расставлены. С защитной сетью тоже закончил. Вы спите. Я дежурю. Через три часа сменишь, — кивнул Тибер брату.

Устраиваясь на колючей хвойной постели, я чувствовала прожигающий взгляд. Тибер смотрел на меня и даже не скрывал этого. Да и от кого ему было прятаться? Йен обернулся зверем и отключился почти мгновенно.

Я положила руку под голову, закрыла глаза и принялась караулить сон. Не прошло и минуты, как за спиной раздались тихие, крадущиеся шаги. Свет от костра заслонила тень. Тибер нависал надо мной.

Что опять ему было нужно?

Глава 5

Пока Тибер пожирал меня, якобы спящую, взглядом, я обдумывала свой план. Эке Ин не всегда лишь проводница для чужой магии. У меня был дар, о котором знали только Тейт и отец. Дар предчувствовать опасность. В детстве в тайне от родителей я облазила Запретный лес вдоль и поперёк, изучила все пещеры и тропы, даже карту в уме составила. Интуиция помогала избегать монстров, чувствовать их приближение и обходить чудовищ десятой дорогой.

Тогда, лет в десять-двенадцать, я бегала среди деревьев, не осознавая грозящей опасности, в шестнадцать-восемнадцать — риск и связанный с ним адреналин меня пленили. Сейчас же я чувствовала власть. Здесь, в Запретном лесу, у меня было огромное преимущество. Я собиралась завести братьев в ловушку. Оставалось придумать, как самой выбраться целой и невредимой. А для этого надо было в первую очередь избавиться от ошейника с поводком.

Тибер наконец отошёл от меня. Слава богу! Под его тяжёлым взглядом я почти не дышала: чёртова тень давила на меня стотонной плитой.

Стоп.

Что такое? Почему стало так темно и холодно? Волк… потушил костёр? Зачем?

Я перевернулась на другой бок, забыв о том, что притворялась спящей.

Над дымящимися углями возвышался тёмый силуэт, окутанный лунным светом. В сумраке ярко горели оранжевые глаза.

— Огонь может привлечь зверьё, — пояснил Тибер, и, словно подтверждая его слова, темнота за спиной оборотня ожила — разразилась пронзительным воем.

Я вздрогнула. Стая Ненасытных бродила поблизости. Тибер, должно быть, тоже их чувствовал — самых свирепых и умных хищников на земле. Мы смотрели друг на друга, не шевелясь. Возможно, искать спасения в Запретном лесу было не такой хорошей идеей.

— Ушли, — сказал Тибер спустя мучительную вечность.

Это было не так, пусть среди деревьев и воцарилась гулкая тишина. Именно это ошеломительное отсутствие звуков говорило об опасности. Ночные птицы замолкли, испуганные близостью кровожадных чудовищ. Мелкие зверьки попрятались в норы. Даже ветер затаился и не шумел в ветвях.

Глядя Тиберу в глаза, я подняла руку и прижала палец к губам. Волк кивнул. Понял. Нет — скорее, решил отнестись к моему страху снисходительно. У него не было моего дара. Я же закрывала глаза и видела, как огромные, вечно голодные твари крадутся сквозь лес в поисках жертвы.

Треск. Вой. Звук погони. Тибер подпрыгнул. Йен проснулся. Верхушки деревьев в полукилометре от нас зашатались. Монстры почуяли добычу и рванули за ней, к счастью, уходя всё дальше и дальше.

— Что это было? — раздалось у самого уха.

— Какие-то крупные звери, — пожал плечами Тибер. Зрение привыкло к темноте, и теперь я различала его лицо. Белое и натянутое на череп резиновой маской.

— Ненасытные? — в голосе Йена сквозил суеверный страх.

Конечно, на ум сразу пришла главная страшилка Запретного леса, но я-то знала: здесь, в этой дремучей чаще, обитают монстры и пострашнее.

— Необязательно, — Тибер поворошил палкой догоревший костёр. — Кто угодно мог быть.

— Что если Тая уже… — Йен скосил на меня взгляд. — Как мы вернёмся домой без Эке Ин?

— Мы её найдём, — Тибер сплюнул себе под ноги.

— Но что если она уже…

— Заткнись! — прошипел волк и впился в меня оранжевым взглядом: — Эй, жива твоя сестрица?

Я кивнула.

— Он бы почувствовал. У них связь. Так что засунь свою панику… сам знаешь, куда. Нечего меня бесить. Костёр больше не разжигаем.

Земля была холодной. Ветки, собранные в подобие походной постели, ситуацию не спасали, да ещё и спину кололи нещадно. Без спасительного жара костра ночь быстро напомнила о надвигающейся осени. Стуча зубами, я свернулась калачиком, спрятала руки между бёдрами и попыталась заняться самовнушением.

Мне не холодно. Не холодно. Не холодно.

Чёрт побери! Я сейчас себе почки отморожу!

Пока я всерьёз рассуждала о возможном воспалении лёгких, к спине прильнуло пушистое тело и окутало желанным теплом. На плечо опустилась меховая морда.

Йен снова пришёл на помощь!

Лежать, прижавшись к волчьему боку, было не только теплее, но и мягче. Я завозилась, устраиваясь удобнее.

И поймала злой, полный обжигающей ревности взгляд. Тибер смотрел на то, как Йен обнимает меня в зверином обличье, и стискивал кулаки. Крылья носа раздувались, мышцы на скулах подрагивали.

— Я устал, — сказал он. Подошёл к нам и грубо оттолкнул от меня брата. — Твоя очередь дежурить.

— Разве прошло три часа? — сонно пробормотал Йен.

— Прошло.

Боги, да у этого ревнивца даже руки дрожали от ярости!

— Давай-давай, шевелись. Занимай позицию.

— Иду я, иду. Хватит пихаться.

— За мелочь не беспокойся, — оранжевые глаза сверкнули жадностью. — Я не дам ему замёрзнуть.

От того, каким тоном это было сказано, всё внутри заледенело и рухнуло вниз.

Испуганная, я наблюдала за тем, как Йен, зевая и почёсывая поясницу, бредёт в сторону потухшего костра. Но тут обзор заслонили. Перед лицом возникла хмурая физиономия Тибера. Меня бесцеремонно развернули и прижали к себе спиной. На живот опустилась тяжёлая ладонь. В ягодицы ткнулся твёрдый внушительный член.

— Ты обуза. Слабый, никчёмный человечек. Только проблемы от тебя, — ушной раковины коснулось жаркое дыхание. Тибер шептал гадости, при этом намеренно задевал кожу губами. — Но не волнуйся. Я не дам тебе сдохнуть от холода. Ты нужен нам, чтобы отыскать твою безбашенную сестрицу. Она вернёт клану потерянную магию. Ради этого можно потерпеть твоё общество.

Не знаю, кому Тибер заговаривал зубы — себе или мне, — возбуждённый член у моей задницы с головой выдавал его заинтересованность.

Глава 6

Уснуть я, разумеется, не смогла. Лежала, вжатая в мускулистую грудь, и боялась пошевелиться. Тиберу до спокойного отдыха тоже было далеко. Сердце бешено колотилось в мою лопатку, член, прижатый к попе, красноречиво пульсировал. К этим неудобствам я привыкла, но тут рука на животе пришла в движение — скользнула под толстовку, под майку и принялась поглаживать голую кожу.

Я замерла. Перестала дышать.

Неужели волк не понимал, что переходит черту? Что его поведение выглядит однозначно? Или… понимал? Прощупывал почву? Пытался определить границы дозволенного?

Я замычала. Хотела протестующе крикнуть, но вовремя вспомнила о своей немоте. К счастью, более решительных действий не понадобилось. Рука исчезла. Снова легла на живот, но уже поверх ткани.

— Спи, — прошипел Тибер в затылок. — Шумишь тут.

— Ты бы волком обернулся, — заметил Йен, зевнув у погашенного костра. — Тейту было бы теплее. Что толку от человеческих обжиманий?

— Отстань. Тебя не спросили. Сам обернись — будешь лучше чувствовать угрозу.

Рука Тибера прижалась к моей талии крепче. Другая — скользнула под шею, вынудив устроить голову у оборотня на плече. После этого, на мой взгляд, поза стала неприлично интимной. Зато зубы больше не стучали от холода. Йен ошибался: даже в человеческих обжиманиях толк был. Температура тела волка в любом обличье не опускалась ниже сорока градусов. Казалось, спиной я прислоняюсь к горячей печке.

— Спи, — снова приказал Тибер, да только, вопреки его словам, я отчаянно сражалась с усталостью.

Нельзя было позволить себе отключиться раньше своего навязчивого поклонника. Это сейчас его рука расслабленно и неподвижно покоилась на моём животе, а усни я, кто даст гарантию, что та не скользнёт выше или ниже, снова не заберётся под одежду? А там у меня шокирующий сюрприз.

Но веки тяжелели. Спиной я чувствовала, как мерно вздымается при дыхании чужая грудь, и эта ритмичность, приятный жар вводили в подобие медитативного транса. Глаза закрылись. Сопротивляться усталости стало бесполезно.

Во сне пришли воспоминания.

* * *

Я сидела на лекции по матанализу, когда телефон в сумке взорвался гитарными риффами.

Чёрт! Забыла выключить.

— Простите, — прошептала я и полезла в рюкзак. Пока копалась там в поисках вопящего мобильника, к варварской музыке добавился не менее варварский вокал. Тейт опять в тайне сменил мелодию. Шутник чёртов.

Плохие динамики искажали звук, делали его дребезжащим. От рёва старого рокера уши сворачивались в трубочки, а телефон всё не находился.

Преподаватель остановил презентацию и наблюдал за моими судорожными трепыханиями, поигрывая лазерной указкой. Студенты хихикали.

Отчаявшись, я принялась выкладывать на стол содержимое рюкзака: зеркальце, расчёска, ключи, прокладка…

Ой. Вот это точно лишнее.

Трубка провалилась в дыру в подкладке, так что к тому моменту, как я её отыскала, терпение мистера Дженкеля достигло точки кипения.

— Тая, будьте добры, решайте свои дела в коридоре.

— Извините, — я сбросила вызов и отключила звук.

Спустя полминуты мобильный на тетради завибрировал входящим сообщением. Взглянув украдкой на мистера Дженкеля, распинающегося у доски, я провела пальцем по экрану.

Три пропущенных и одно смс от тёти Шейны.

«Тая, иди к воротам! Прямо сейчас! Тебя ждёт чёрная машина. Номер HR/ PS 182».

— Извините, — схватив телефон и рюкзак, я выскользнула из аудитории, благо, мой стол находился аккурат возле задней двери.

В коридоре, прислонившись к стене, я набрала тётю Шейну. Из динамика тут же раздался взволнованный голос и не дал мне вставить ни слова.

— Тая, слава богу! Ты уже в машине?

— Нет. Что происходит?

— Иди скорее к машине! Скорее, слышишь? Ты идёшь? Некогда объяснять, — и она отключилась.

Я растерянно уставилась на треснувший экран — руки так и не дошли заменить защитное стекло.

Что случилось? Почему тётя Шейна на грани паники? После смерти родителей не припомню ни одного дня, выходящего за границы привычного распорядка. Наша с Тейтом жизнь всегда текла размеренно и неспешно, а теперь этот встревоженный голос в трубке, какая-то непонятная машина, ждущая меня у ворот, и дурное предчувствие, поднявшее голову.

За воротами, на другой стороне дороги, действительно припарковался чёрный автомобиль. Номер совпал, так что я подошла к машине и неловко остановилась у водительской дверцы.

— Мне сказали, что…

Лысый бугай за рулём высунул руку из окна.

— Телефон.

— Что?

— Телефон дай.

Происходящее всё больше напоминало абсурдный сон. Может, я и правда задремала на лекции? Матанализ вырубит кого угодно.

— Мобильник! — нетерпеливо рявкнул мужчина, и я опустила на его широкую ладонь телефон прежде, чем успела подумать о последствиях.

Те не заставили себя ждать: спустя секунду сотовый с треском впечатался в асфальт.

— Вы сдурели? Что вы творите! У меня же там…

— Быстро в машину! Все объяснения по дороге.

Глава 7

В салоне пахло хвойным освежителем воздуха и роскошью. Впервые я ехала в автомобиле премиум класса. Панорамная крыша, тонированные стёкла, удобные кресла из бежевой кожи, разделённые широким функциональным подлокотником. Дверцы были отделаны деревом и надёжно заблокированы. Я подёргала ручку. Предохранительный замок?

— Переоденься.

На заднее сиденье упал бумажный пакет с эмблемой местного супермаркета. Внутри аккуратной стопкой были сложены простые чёрные джинсы, толстовка, кроссовки, носки и даже бельё.

Я недоумённо покрутила в руках мужские серые боксеры.

— Серьёзно?

— Одевайся.

Тон, не терпящий возражений. Приказ, которому опасно не подчиниться. Глаза в зеркале заднего вида, отбивающие всякое желание задавать вопросы.

Но я всё же спросила:

— Можно своё бельё оставить?

— Нет. Бросай в пакет. Всё. Резинку для волос тоже.

— Давайте заедем на заправку. Я переоденусь в туалете.

Снимать трусы при постороннем мужике было как минимум неловко, как максимум — стыдно до жаркого румянца.

— У тебя пять минут. Не успеешь — выйду помогу.

Вот как. Всё настолько серьёзно?

— Тогда не смотрите.

Лысый демонстративно набросил на зеркало заднего вида платок.

Отлично. Пять минут, значит.

За окном проносились знаменитые футуристичные здания бизнес-центра — сплошь стекло и металл. Кое-где мелькали редкие зелёные островки разбитых у дорог клумб. Покосившись на водителя, я поспешно стянула джинсы и зашуршала пакетом.

— Трусы, — напомнил бугай.

У него глаза на затылке?

— И одежду не смешивай. Свою и новую.

Новую?

Справившись со штанами, я развернула толстовку и узнала её по крошечному пятну от маркера на груди. Тейт? Одежда была несвежей. Её словно вытащили из корзины для грязных вещей. В районе подмышек слегка пахло потом, хотя я бы предпочла едкий запах тётиного кондиционера для белья.

Зачем лысый распотрошил гардероб брата и решил устроить этот маскарад?

Ну, хотя бы боксеры были новые, с этикеткой. И на том спасибо.

Расстёгивая лифчик, я повернулась к водителю спиной. На всякий случай. Вдруг у лысого и правда на затылке третий невидимый глаз?

— Закончила?

— Почти.

Машина остановилась. Бугай забрал с заднего сиденья пакет с моими тряпками и бросил в багажник, туда же отправил рюкзак. Снова заглянул в салон.

Подождите-ка…

Зачем он надел на руку медицинскую перчатку?

Мамочки.

— Куда?

Попытка сбежать через противоположную дверь закончилась полным провалом. Закричать не дала зажавшая рот ладонь. Та самая, облачённая в латекс. В ноздри ударил резкий запах резины.

— Тихо. Бояться надо не меня.

Слова однако расходились с поступками. Как тут не бояться, когда мужская рука бесцеремонно оттягивает ворот толстовки, лезет в джинсы, скользит ниже и приподнимает штанины?

Не сразу я догадалась, что лысый проверяет, насколько добросовестно был выполнен приказ. На мне не осталось ни одной своей вещи. Даже упомянутая резинка для волос отправилась в пакет.

Когда понимаешь чужие мотивы, страх отступает. Я-то испугалась, что меня собрались износиловать. Вот прямо здесь, на заднем сиденье припаркованной на обочине машины. Да-да, на дороге с оживлённым движением. Недалеко от здания суда.

Страх не всегда в ладах с логикой.

— Не укусила, молодец.

Чёрт! А ведь и правда можно было попытаться укусить!

Меня укололо острое чувство стыда за свою беспомощность.

— Держи, — перед лицом возник пузырёк с бесцветной жидкостью. Флакон как флакон, стеклянный, пузатый, с белой трубочкой распылителя. В таких продавались духи не самых дорогих марок. Я нажала на кнопку и принюхалась. Сера?

— Что это?

— Обработай каждый участок тела и вотри в голову. Если не хватит, дам ещё. Поняла?

Я кивнула, с сомнением повертев в руке склянку: ни этикеток, ни прочих опознавательных знаков.

— Так для чего это надо?

— Чтобы временно заглушить твой личный код.

— Код? Какой код?

— Запах, — лысый закатил глаза, и добавил уже привычное: — Быстро.

Вопреки ожиданиям, жидкость во флаконе не была липкой и по консистенции напоминала воду, зато источала такое зловоние, что я несколько раз закашлялась. Одной бутылочки предсказуемо не хватило, лысый достал из бардачка и бросил мне на колени вторую, идентичную.

— В волосы втирай тщательнее.

Я старалась, да только загадочное зелье высыхало мгновенно, испарялось прямо с пальцев.

— Экспериментальный образец С-7 перебьёт твой природный код. Но эффект временный. Через сутки запах начнёт возвращаться.

Всё это я уже поняла. Хотелось бы получить ответы на другие вопросы. Например, какого чёрта меня забрали с лекции, заставили обмазаться какой-то гадостью, одели в вещи брата и теперь везли по дороге, ведущей в аэропорт? Может, конечно, совпадение, но…

— Мне кто-нибудь что-нибудь объяснит?

Лысый дёрнул плечом. Наши взгляды встретились в зеркале заднего вида.

— Слышала о Серой Триаде?

Конечно, слышала. Территория города была поделена между волчьими кланами, самые могущественные из них — Серая Триада и Чёрный коготь. Криминальные семьи постоянно воевали за сферы влияния. По телевизору то и дело мелькали новостные сводки о жестоких погромах, поджогах, перестрелках и неопознанных трупах. На этом знания простых обывателей заканчивались.

— А про Эке Ин слышала?

Я помотала головой.

— Про истинных?

— Ну… это женщины, которых волки нежно любят всю жизнь, защищают любой ценой и считают своими идеальными парами?

Лысый рассмеялся:

— Забудь эти романтические бредни. Эке Ин — женщина, секс с которой увеличивает магическую мощь. Её запирают дома и подкладывают под всех волков, которые имеют в стае хоть какой-то вес. О любви речи не идёт.

Смутная догадка шевельнулась на задворках сознания, и во рту разлился горький вкус желчи. Неужели…

— Это я? Эке Ин? Вы везёте меня к вожаку Серой Триады?

Взгляд невольно метнулся к дверной ручке. Судя по тому, в какое смазанное пятно сливался за окном лес, скорость была чудовищной. Выпрыгивать из машины на ходу — чистое самоубийство. Плохая идея. Да и предохранительные замки не позволят.

Лысый отвернулся от дороги и посмотрел на меня, держа руль одной рукой.

— Мы едем в аэропорт. Я спасаю тебя от участи общей подстилки. Или есть возражения? Хочешь отвезу к волкам? Хочешь? Они не позволят тебе учиться. Закроют в спальне и заставят трахаться и рожать. Как тебе перспектива?

— Ужасная, — я опустила взгляд.

— Тогда будь послушной. В боковом отсеке ножницы, зеркало и пакет.

Глава 8

С копной чёрных, как смоль, волос я рассталась без сожаления. Не такая уж роскошная грива, чтобы лить слёзы, когда есть другие, более серьёзные причины для волнений.

— Значит, по моему следу уже кого-то пустили?

— Двоих головорезов из верхушки. Самых сильных альф стаи. Едва успел тебя перехватить.

Пакет с остриженными волосами отправился туда же, куда и одежда — в багажник. Я задумчиво рассматривала свои руки без маникюра и благодарила природную лень: третью неделю откладывала поход в салон. Пришлось бы сейчас лихорадочно отколупывать от ногтей розовый лак.

— Запомни. Если что ты — Тейт. Твой брат. Поняла?

— С ним всё в порядке?

— В порядке.

— А с тётей? Где они?

— Их спрятали.

Выругавшись, лысый резко выкрутил руль: перед машиной выбежала лиса, ещё секунда — и попала бы под колёса.

— В какую страну я полечу?

Ответом стал оглушительный треск металла. Я не сразу поняла, что случилось. Сильнейший удар заставил впечататься лицом в спинку переднего кресла и болезненно приложиться о подголовник.

Опять какое-то дикое животное выпрыгнуло на проезжую часть? Или водитель-лихач неожиданно вылетел на встречку?

В первую секунду я подумала, что лысый ударил по тормозам, попытавшись избежать столкновения. Но машину снова тряхнуло. В этот раз я успела выставить руки вперёд, иначе одной шишкой не отделалась бы.

Нас таранили!

Господи боже, сзади нас таранил чёрный хромированный монстр без опознавательных знаков. За тонированными стёклами угадывались два силуэта.

— Ты — Тейт, — бросил лысый и, судя по тому, как рванула вперёд машина, вдавил педаль газа в пол.

Сон. Это какой-то безумный сон. Я сплю. Сейчас ущипну себя — и увижу потолок своей комнаты, подвесной светильник в виде трёх алюминиевых колец.

Не может такого происходить в реальности. Не со мной точно.

Но кошмар не заканчивался, сколько бы я себя ни щипала. Мотор надрывался, ревел. Лысый матерился и давил на газ. Шины визжали. Чёрное чудовище снова и снова било легковушку в зад, заставляя меня подскакивать на сиденье и чувствовать себя будто внутри чёртовой детской погремушки.

— Ты — Тейт, — повторял лысый в перерывах между толчками и забористыми ругательствами. И напоминал, будто я могла забыть: — Тейт немой. Ни звука, ясно?

Я кивала, в ужасе держась за подголовник переднего кресла и то и дело вписываясь в него лбом.

Машина гремела так, словно готовилась начать разваливаться на части. Лысый выжимал максимальную скорость, но не мог сбросить преследователей с хвоста. Казалось, ещё чуть-чуть — и джип с огромными колёсами, мощным квадратным бампером, широкой радиаторной решёткой подомнёт нас под себя. Раздавит, как букашку.

Каждую секунду я ожидала выстрела. Того, что стекло за спиной разлетится с пронзительным звоном и пуля, пролетев через весь салон, пробьёт ветровое. Почему-то воображение настойчиво рисовало эту картину: сыплющиеся на сиденье осколки, свист маленького смертоносного снаряда, круглая дырка в паутине трещин. Это ведь бандиты за нами гнались. Головорезы Серой Триады. А они, всем известно, чуть что — хватались за оружие.

Но незнакомцы в брюхе чудовища не спешили открывать огонь. Только раз за разом с ослиным упрямством долбили легковушку в зад. В какой-то момент наша машина несколько раз дёрнулась и стала как вкопанная. Из-под капота повалил чёрный дым.

— Проклятые маги! — лысый в отчаяние ударил по рулю.

Сквозь заднее стекло я в панике наблюдала, как открываются двери монструозного джипа. Как на дорогу выходят двое — высокие, угрожающие, затянутые в чёрное. Приближаются к нам. Достают из-за пояса пушки.

— Молчи, — лысый потянулся к бардачку, сжал что-то в кулаке.

В салон просочился запах гари. За лобовым стеклом было черным-черно от дыма.

Один из волков Серой Триады обошёл машину и наставил на водителя ствол. Другой — бородатый, мощный — распахнул заднюю дверцу и без лишних слов выволок меня наружу. Взялся за козырёк бейсболки и грубо сдёрнул её с моей головы. Какое счастье, что я успела обрезать волосы.

В висках вместе с кровью загрохотала мысль: зелье, действительно ли загадочный образец С-7 заглушил природный запах? Тем временем волк наклонился к моему лицу и принюхался.

— Кто это?

— Тейт. Брат Таи, — раздалось со стороны водительского сиденья. Лысый скалился и напоминал зверя, загнанного в угол. — Ловко мы вас обманули. Эке Ин уехала в другой машине. Она уже далеко. Выкусили?

— Где? — потребовал бородач и снова принюхался. Буквально ткнулся носом в мой остриженный висок. — Пахнет, как в той комнате.

Они успели побывать у нас дома? В душе взметнулось беспокойство за тётю Шейну и брата. Не солгал ли лысый, сказав, что они в безопасности, надёжно спрятаны?

— Где она? — повторил второй волк, с лёгкой щетиной, и потряс направленным на лысого пистолетом.

— Не знаю. Никто не знает.

— Выходи. Медленно и без глупостей.

Лысый взялся за дверную ручку. Волк отошёл, продолжая держать его на прицеле. Одна нога водителя опустилась на асфальт, потом другая — и тут переднюю часть машины, от капота до задних кресел, окутало плотное алое облако.

— Какого чёрта?

Где-то там за непроницаемой красной завесой послышался звук недолгой борьбы. Затем оглушительно грянул выстрел.

Глава 9

Кажется, меня вырубили. Но сделали это на удивление аккуратно. Точно не ударом по голове, потому что очнулась я легко и не чувствуя боли.

Связанная, я лежала на заднем сиденье волчьего джипа — благо, не в багажнике — и не спешила сообщать похитителям о том, что пришла в сознание.

У оборотня за рулём — того, что подрался с лысым, — нос распух и сделался похожим на огромную красную картофелину. Из ноздрей торчали жгутики ваты. Под глазами наливались отёки. Бородатый говорил по телефону:

— Да, были у неё дома. Кто-то уничтожил все следы Эке Ин. Да, верно. Остались только запахи её тётки и брата. Не знаю, чем были обработаны поверхности. Найдём её. У нас заложник. Брат. Сдастся как миленькая.

Как бы тихо я себя ни вела, изменившийся ритм дыхания меня выдал. Бородач сбросил вызов и обернулся. Посмотрел оценивающе и немного брезгливо.

— Знаешь, где твоя сестрица?

Я помотала головой.

— Верёвки не жмут? — прогнусавил волк со сломанным носом. — Меня зовут Йен, это, — он кивнул в сторону пассажирского кресла, — мой брат Тибер. Мы не причиним тебе вреда.

— Если будешь сотрудничать, — жёстко уточнил бородач.

— Хэй, не пугай пацана, — Йен послал мне ободряющую улыбку. Даже окровавленный, с отёком на пол-лица он выглядел располагающе и не страшно. И под всем этим наливающимся красным ужасом наверняка был ослепительно красив.

«Эй, он только что убил человека практически на твоих глазах, — напомнила я себе. — Или ранил».

Тем не менее Йен, в отличие от Тибера, меня не пугал.

«Совсем как добрый и злой полицейский. Ну, в моём случае — бандит».

Я открыла рот. Вспомнила, что Тейт не говорит, и растерянно замерла. Брат всегда носил в кармане блокнот или использовал приложение для заметок на телефоне. Мой мобильный, благодаря лысому, приказал долго жить, ручка с тетрадями остались в багажнике брошенного седана, да и запястья были крепко связаны. Со скованными руками сложно воспользоваться виртуальной клавиатурой, тем более — что-то написать.

— Чего молчишь? Язык проглотил? — бородач, Тибер, развернулся ко мне всем корпусом. Оба — и пассажир, и водитель — легкомысленно пренебрегали ремнями безопасности. Я представила, как мы попадаем в аварию и волки разбивают лбами ветровое стекло. Представила и остро пожелала, чтобы так и случилось.

— Не хочешь отвечать — твоё дело.

— Может, он в шоке? — предположил Йен.

— Отвезём его вожаку. Пусть решает, что с ним делать.

Широкая мужская рука крутанула руль, машина пересекла белую разделительную линию разметки и поехала в обратном направлении. За окнами зелёным пятном стремительно проносился лес.

К вожаку? В логово Серой Триады?

Паника захлестнула удушливой волной. Как будто невидимая рука сжала горло, перекрыв кислород, а ещё одна — стиснула в кулаке сердце.

Если верить словам лысого, спустя сутки эффект от зелья — загадочного образца С-7 — сойдёт на нет. Волки почувствуют аромат истинной — и я больше не смогу водить их за нос, а значит…

«Они не позволят тебе учиться. Закроют в комнате и заставят трахаться и рожать. Как тебе перспектива?»

Каково это — быть женой целой стаи, принимать в день по несколько любовников? Превратить жизнь в круговорот сменяющихся тел? Не знать ничего, кроме чужой похоти? Не видеть мира за пределами собственной спальни? День за днём наблюдать из окна один и тот же не меняющийся пейзаж. Рожать каждый год…

Мог ли лысый утрировать? Неужели они и правда не будут выпускать меня из комнаты и только…

От ужаса резко, нестерпимо захотелось в туалет. Проклятие! Ещё и эта необходимость притворяться мужчиной. Причём немым.

Надо было как-то привлечь к себе внимание и донести суть проблемы.

Чёрт-чёрт-чёрт!

Если они сейчас же не остановятся и не выпустят меня в кустики…

Я замычала и для пущего эффекта добавила интенсивные трепыхания — проще говоря, исступленно забилась в своих путах.

— В чём дело? — братья наблюдали за мной с недоумением.

Связанная, я даже не могла воспользоваться языком жестов — только дёргалась и таращила глаза.

— У него что… припадок? Этот — как его? — приступ эпилепсии? — предположил бородач, и я мысленно хлопнула себя по лбу.

— При эпилепсии должна пена изо рта идти. Кажется, — Йен сбавил скорость. — И это… непроизвольное мочеиспускание.

Тибер скривился, а я замычала ещё громче, активнее закивала.

— Хочешь в туалет?

О боги, да! Слава господи! Да-да!

— Ты что… немой? Говорить не можешь? — догадался бородач и трижды нарисовал в воздухе напротив своего рта круг.

Я продолжала кивать, словно безумный глиняный болванчик. Затем показательно сжала бёдра.

— Ясно-понятно. Повезло нам, — Тибер почесал бороду. — Когда там ближайшая заправка?

— Через десять километров.

— Потерпишь? Или в кусты?

В кусты мне было нельзя — это я поняла совершенно отчётливо. Кто-нибудь из похитителей обязательно увяжется следом — вдруг заложник решит сбежать? — и вряд ли согласится развязать мне руки и отвернуться.

Я замычала, кивнула в сторону ветрового, что на моём личном языке немых означало «едьте дальше», но Тибер понял по-своему.

— Тормози. Пацану не терпится.

Чёрт!

Чёрт-чёрт-чёрт!

Глава 10

— Иди давай.

Тибер вытащил меня из машины, как куль с грязным бельём, и предсказуемо не стал развязывать руки. Я посмотрела в сторону молодого леса и не заметила ни одних достаточно густых кустов.

— Иди, — меня грубо толкнули в спину.

Я протестующе замычала и не двинулась с места — упёрлась как вкопанная.

— Может, мы всё-таки неправильно его поняли? — предположил Йен с водительского кресла.

Я снова стиснула бёдра, прижала связанные руки к паху и начала красноречиво пританцовывать.

— Как это можно понять иначе? — раздражённо показал на меня Тибер. И снова повторил: — Иди давай.

Я помотала головой.

— Мне что тебя нести?

— А может, он нас не слышит? Может, он это… ещё и глухой? Как это… глухонемой, вот! — Йен вскинул палец вверх, будто озарённый гениальным открытием.

Тибер подошёл ко мне близко-близко и медленно, по слогам произнёс:

— Ты. Нас. По-ни-ма-ешь?

Рассчитывал, что, если я не услышу, то прочитаю вопрос по губам?

Я закатила глаза, потанцевала ещё немного и полезла в машину.

— Едем на заправку, — вздохнул Тибер.

В туалетную кабинку на заправочной станции меня пустили одну, но руки развязать отказались, так что я застряла там надолго. Волки успели трижды побарабанить в дверь, пока я возилась с молнией на штанах. Трюки, которые я выполняла рядом с унитазом, вполне можно было назвать акробатическими.

— Больше тебе ничего не надо? — спросил Тибер, когда мы снова уселись в джип. — Тогда в Логово.

Опять паника взметнулась в душе. Полоснула ножом по горлу. Не могла я позволить отвезти меня к вожаку — туда, где обман быстро раскроется, а путей к отступлению не будет.

Мотор чёрного монстра утробно затарахтел, и машина тронулась. Я подскочила на сиденье и потянулась к водителю.

— Что такое? — дёрнулся Йен.

Его опухшее, разбитое лицо навело на мысль. В голове вдруг стало ясно и тихо, как если бы всё лишнее, ненужное, мешающее думать отступило на задний план. Шестерёнки разума пришли в движение, генерируя идею за идеей, перебирая их и отбрасывая, пока одна, самая удачная, не вспыхнула перед внутренним взором неоновым транспарантом. Ясно, чётче, чем синяки и отёки на лице Йена, я увидела лес, но не тот, что тянулся частоколом вдоль обочины. Другой. Огороженный сеткой с красными табличками, предупреждающими об опасности. Запретный.

Да, я смогу это сделать. Завести братьев в ловушку. Освободиться от похитителей. В конце концов, чем я занималась большую часть сознательной жизни? Испытывала свой дар, играя в прятки с чудовищами гиблой чащи.

Я показала на мобильный телефон, который один из братьев положил на приборную панель.

— Хочешь позвонить? Нет.

Я помотала головой и повторила предыдущие манипуляции, только в этот раз дополнительно изобразила, как пишу что-то в воздухе.

— Хочешь нам что-то сказать? Набрать сообщение? — догадался Йен.

Бинго!

Я кивнула.

— Надо купить ему блокнот, — Тибер порылся в бардачке, выудил оттуда простую шариковую ручку, затем достал из бумажника товарный чек. Протянул то и другое мне, видимо, предлагая написать всё, что я собиралась, на чистой стороне кассового талона.

Отлично.

Кое-как пристроив на колене клочок бумаги, я коряво вывела: «Знаю, где Тая».

Три коротких слова произвели фурор. Волки переглянулись. Йен сбавил скорость и остановился, вырулив на обочину.

— Знаешь, где твоя сестра? — две пары горящих глаза, казалось, пытались пробурить во мне дыру и добраться до тайных мыслей.

Я закивала.

— Где?

Я вернулась к товарному чеку и под написанным ранее старательно накарябала: «Прячется в Запретном лесу».

Новая информация заставила похитителей зависнуть не на одну минуту. Насколько же комичное у них было выражение лиц! Я бы посмеялась, если бы от страха в горле не застрял ком.

— В Запретном лесу? — Тибер нервно почесал бровь. — Ты уверен?

Место на листочке закончилось, пришлось писать на обратной, заполненной стороне: «Да. Прячется в заброшенной хижине».

— Там есть хижина?

Удивительно, но в этом плане я не солгала. В чаще монстров действительно имелась одинокая, покрытая мхами и папоротниками сторожка. Я наткнулась на неё в детстве. С тех пор домик ещё больше обветшал и сдался природе. Ступеньки крыльца провалились, сквозь фундамент и крышу проросло дерево.

— И ты можешь показать дорогу?

— Неужели мы действительно сунемся за ней туда? — Йен встревоженно побарабанил пальцами по рулю.

Страх, нет — ужас читался на лицах обоих волков, хотя те и отчаянно старались его скрыть.

— Может, вернуться в Логово за подкреплением?

Душа моя ушла в пятки, но, хвала всем богам, Тибер сказал:

— Знаешь… в таком месте, чем тише себя ведёшь, тем лучше. Маленькой компанией шансов выжить больше, чем толпой, пусть даже вооружённой до зубов. Тем более надо скорее вытаскивать оттуда эту безбашенную девицу. Пока её кто-нибудь не задрал. На счету каждая секунда. Пока доберёмся до Логова, пока всё объясним, пока соберём отряд, спасать, возможно, уже будет некого. Сколько времени беспомощная баба продержится в Запретном лесу одна? Надо спешить. Пойдём двоём, — волк бросил на меня короткий нечитаемый взгляд и поправился: — Втроём. Покажешь дорогу.

Глава 11

Разбудил меня почти забытый запах жареного мяса. Желудок отозвался на него голодным урчанием, и рот мгновенно наполнился слюной. Пока я спала, кто-то из братьев отправился на охоту и раздобыл к завтраку трёх жирных зайцев. Один уже поджаривался на самодельном вертеле, равномерно покрывался восхитительной коричневой коркой. Жир капал в огонь, и тот трещал, разбрасывая вокруг горящие искры. Две другие тушки дожидались своей очереди, насаженные на прутья.

Готовкой занимался Йен, Тибер аккуратно снимал с кустов защитную магическую сеть и растворял между ладоней. Солнце ярко, ослепительно било в глаза, золотило иголки хвой, придавало лесу сказочность, в то время как ночь и лунное мерцание делали его таинственным и зловещим. Сейчас же страхи, охватившие нас в темноте, казались несерьёзными и надуманными. Сложно было поверить, что мы в самом сердце дремучей чащи, полной кошмаров.

— Есть иди.

Тибер, как обычно, был груб. Теперь, когда чары почти развеялись и мой природный запах сводил волчье обоняние с ума, настроение Тибера скакало со скоростью бильярдного шара при катрбане. Пока губы шептали гадости, руки тянулись погладить и приласкать. Причём оба желания — хамить и щупать — казались в равной степени безотчётными.

Я устроилась у костра. Ночью разводить огонь было опасно: дым разносился ветром и мог легко привлечь внимание хищников. Днём чудовища уходили глубже в чащу, прячась от солнечных лучей.

Заяц, приготовленный Йеном, был выше всяких похвал — нежный, сочный, пусть и сыроватый в некоторых местах. В очередной раз облизывая пальцы и урча от удовольствия, я поймала тяжёлый, тёмный взгляд Тибера. Тот смотрел с откровенным желанием, с похотью, явной настолько, что её заметил бы даже Йен, приди ему в голову повернуться к брату. Но младший волк был занят едой и тем, что выбирал для меня лучшие куски мяса.

Глядя Тиберу в глаза, я медленно провела языком по нижней губе — сама не знаю, зачем. Захотела подёргать опасного хищника за усы?

Простое действие, но какой оно произвело эффект!

Тибер сглотнул и неосознанно отзеркалил мой жест — облизнулся. Глаза — золотисто-карие при обычном освещении — вспыхнули жадным пламенем. Волк бросил на брата короткий взгляд. С ужасом и восторгом я поняла: если бы не присутствие Йена, лежать мне на траве с раздвинутыми ногами.

Или на животе, кверху задницей.

Мысль отрезвила.

Не играй с огнём, Тая. Не играй с огнём. Не тряси перед голодным зверем ароматным стейком. Если Тибер узнает, кто ты, лежать придётся не только под ним — под всей стаей. Ночь за ночью.

— Когда мы наконец доберёмся до той хижины? — спросил Йен. — Ты говорил «день пути», а мы блуждает уже третьи сутки.

Вопрос, которого я ждала и страшилась, прозвучал. На лице Тибера проступила жёсткость, как если бы он начал догадываться, что его водят за нос.

Нельзя было допустить, чтобы меня заподозрили в обмане. Слишком многое стояло на кону. Моя свобода. Моя жизнь.

Я потянулась к блокноту и написала: «Плохо помню дорогу. Немного заблудился. Но знаю, как вернуться на маршрут».

Прочитав, Тибер раздражённо смял бумажку в кулаке. Глянул так, что стало ясно: мой план срочно требовал корректировки. Надо было как можно скорее вернуть потерянное доверие. Пока мучительное желание Тибера трахнуть меня не превратилось в злую потребность растерзать в клочья.

Взвинченный долгим воздержанием хищник опасен вдвойне. Зверь, который долго не получает то, чего хочет, легко слетает с катушек.

Пальцы затряслись. Пришлось спешно прятать за спиной дрожащие руки.

Думай, Тая. Думай, что делать, иначе искра сомнения в глазах Тибера перерастёт в уверенность.

Как тогда, на заправочной станции, мозг заработал на всю катушку и подбросил идеальное решение проблемы.

Соблазнить.

Приручить.

Тем, с кем крутят роман, доверяют. С них, возможно, даже снимают магические ошейники. Завести в ловушку того, кто не ждёт от тебя подвоха, проще простого.

Одна сложность: Тибер уверен, что я парень, а раскрывать свою личность мне пока нельзя. Готов ли волк вступить в отношения с мужчиной? Смогу ли я встречаться с ним, не выдавая своего секрета?

Попробую пока просто построить глазки. Не потащит же Тибер меня сразу в постель.

С этой мыслью я кокетливо взглянула на волка из-под стыдливо опущенных ресниц. Ох, зря я это сделала. Зря. В тот момент я ещё не понимала, в какую авантюру ввязываюсь.

Глава 12

Тибер

Мальчишка, брат Таи… Сколько ему было? Девятнадцать? Двадцать? Почему Тибер постоянно о нём думал? Почему не мог пройти мимо и не задеть плечом?

Бесит!

Эти серьёзные карие глаза. А взгляд? Испуганный. Настороженный, как у добычи, загнанной в угол. Но в то же время цепкий, решительный, словно безобидная с виду жертва готовилась выпустить острые когти.

Тейт что-то скрывал. Тибер чувствовал. В груди ныло, свербило. Можно было назвать это ощущение, не дающее покоя ни днём, ни ночью, волчьим чутьём. Интуиция редко его обманывала. А сейчас вопила так, что закладывало уши.

Что-то было не так с этим немым пацаном. Что-то в его жестах, взглядах, движениях — во всей сложившейся ситуации сильно тревожило Тибера. Понять бы, что именно.

Бесит!

О, чёрти из преисподней, как же он его бесил! Этой своей хрупкостью и изящностью. Этой невыносимой, совершенно возмутительной привычкой, задумавшись, закусывать нижнюю губу. Когда Тейт так делал, у Тибера перехватывало дыхание и мелко неприятно дрожали руки.

Как же хотелось в этот момент скрутить вредного мальчишку и со злостью впечатать в дерево! Или повалить на землю. Зарыться носом в волосы на загривке и вдыхать, вдыхать восхитительный аромат.

Стоп!

Он действительно об этом подумал? В самом деле представлял, как обнюхивает, вжимая в сосновый ствол, мужчину? Мужчину!

Тибер отвесил себе мысленную затрещину. Запустил бы и кулаком в лицо по-настоящему, если бы это помогло поставить мозги на место.

Чёртов Тейт! Залез ему в голову и застрял там, подобно раковой опухоли. Завладел мыслями. Сосредоточил на себе всё внимание. Тибер только о нём и думал. Бил себя по рукам, что тянулись коснуться гладкой кожи, белой, как луна. Неосознанно принюхивался всякий раз, когда мальчишка проходил мимо. Едва сдерживался, чтобы не шлёпнуть ладонью по аппетитно покачивающейся попе.

Аппетитно?

Так он сказал?

Аппетитно покачивающейся?

О, Господи! Да он сбрендил! Рехнулся! Совсем поссорился с головой?

Аппетитно покачивающаяся попа. У мужика.

Нужно было скорее найти Эке Ин и избавиться от нездорового наваждения. Трахнуть её прямо на холодной твёрдой земле. Сильно, долго, ко взаимному удовольствию. Вытравить из сознания образ нежного паренька с маленькой задницей и испуганными глазами.

Как он его злил!

И жопа эта упругая, и вызов во взгляде, и ресницы длинные, как у бабы, — всё будило в Тибере тёмную неконтролируемую ярость. Но больше всего бесило, когда Йен начинал всячески обхаживать пацана. Вертелся вокруг, предлагал согреть, постель ему из веток сооружал.

«Тебе не холодно, Тейт?»

«Ты не устал?»

«Вот, возьми этот кусок мяса, он меньше подгорел».

Фу! Ворковал с ним, как с девкой.

Воспоминания заставили Тибера до хруста сжать кулаки.

Сам он тоже хорош! Зачем поплёлся подглядывать за Тейтом, купающимся в озере? Волновался? Боялся, как бы из воды не выпрыгнуло чудовище и не оттяпало пацану голову?

Врать себе было последним делом. Отнюдь не беспокойство о чужой безопасности заставляло Тибера прятаться в кустах. А что тогда? Желание полюбоваться голым парнем?

«Я нормальный», — в последнее время Тибер повторял это, как мантру. Сто раз на дню.

Тейт ему безразличен. Не интересен совсем. И ночью Тибер обнимал его, потому что пытался согреть. И под одежду лез по той же причине.

Проклятие! Он почти убедил себя в этом! Почти убедил, а потом мерзкий мальчишка взял и слизал мясной сок с пальцев. Засунул их в свой сладкий порочный рот. Провёл языком по коже. И вся кровь, какая только была в теле Тибера, устремилась прямиком в пах. Член встал. За секунду. Резко и болезненно. Натянул штаны. Пришлось менять позу, чтобы очевидное возбуждение не бросалось в глаза.

С каменным стояком убеждать себя в полном равнодушие к Тейту стало проблематичнее.

Да ещё и стервец подбросил дровишек в огонь: сначала словно засмущался, а потом посмотрел из-под кокетливо опущенных ресниц. Да он с ним флиртовал, поганец!

Или… Тиберу показалось? С какой стати брату Эке Ин строить глазки брутальному мужику?

— Поели? Надо собираться. — Йен приканчивал последнюю припасённую банку бобов. Три другие они вскрыли вчера — на завтрак и на ужин. Подогрели на дымящихся углях и с удовольствием опустошили с вяленым мясом из вакуумной упаковки. В рюкзаках ещё оставалось несколько консервов, пакет картофельной гадости — любимых чипсов Йена и литр воды. Какая удача, что по дороге от заправки попался не только супермаркет, но магазин для туристов, и Тибер догадался купить специальный фильтр с помпой. Как чувствовал, что поход затянется. Теперь можно было свернуть к озеру и заполнить две опустевшие бутылки, которые они сохранили как раз для этих целей.

— Я наберу воды, — Тибер поднялся на ноги и буквально сбежал с поляны, где они разбили временный лагерь. Позорная капитуляция — вот, как это называлось. Смотреть на Тейта, облизывающего пальцы, не осталось никаких сил. Надо было справиться с возбуждением, немного посидеть в одиночестве и прийти в чувства.

На берегу Тибер опустился на камень, погрузил шланг насоса в озеро и принялся с помощью помпы прокачивать воду через фильтр.

Перед глазами стоял проклятый Тейт. В ушах звучало эротичное урчание, с каким тот поедал приготовленное на костре мясо. Ноздри забивал аромат его кожи. Пацан пах странно. Сквозь крепкий мужской запах пробивался другой — тонкий, сладкий, манящий. Он был слаб, едва ощутим, но кружил голову, как бутылка абсента.

Тибер быстрее и быстрее качал воду, будто пытаясь обогнать мысли. Заставить себя не думать. Не вспоминать.

Красивый гад.

Рот, глаза, скулы. А как смотрит? Особенно, когда опускает эти свои длиннющие опахала.

Идиот! С каких пор ты оцениваешь внешность мужиков, находишь их привлекательными?

От злости Тибер едва не оторвал ручку насоса. Зато член обмяк и перестал натягивать штаны. Можно было возвращаться в лагерь. Отправляться на поиски безбашенной сестрицы Тейта.

Тибер перестал мучить помпу, перелил воду в бутылки и упаковал всё в рюкзак. Короткая передышка пошла на пользу: он почти успокоился, почти взял себя в руки, усмирил внутренних демонов.

Ровно до того момента, как раздвинул ветки кустов и увидел, что творится на поляне.

Ревность, чёрная, обжигающая, затопила душу. Хлынула через края. Бешеный пёс внутри Тибера сорвался с цепи.

Глава 13

Тибер

Йен и Тейт сидели на хвойной подстилке спиной к Тиберу. Сидели близко. Почти в обнимку. Плечи и склонённые головы соприкасались. Засранцы разговаривали. То есть говорил Йен — отвечал на вопросы, которые мальчишка писал в блокноте. Занятые милой беседой, они не замечали ничего вокруг.

От ярости Тибер аж задыхался. И бесился ещё сильнее, потому что для гнева не было объективных причин. Ну, болтают эти двое и что? Ему-то какое дело?

Правильно?

Нет!

С ним, Тибером, дерзкая мелочь становился не только немым, но и глухим. Обходил волка за два метра и только бросал в его сторону опасливые взгляды. А с Йеном расцвёл — строчил что-то в своём блокноте, внимательно слушал, улыбался.

Какого дьявола, спрашивается? Что это за дружеские посиделки?

— Всё в порядке. Уже не болит, — сказал брат, прочитав вопрос. — Перегородка сдвинулась, но это ерунда. У оборотней отличная регенерация.

Что? Мелочь интересовался самочувствием Йена? Серьёзно? Беспокоился о его сломанном носе?

Захотелось со всего размаха впечатать кулаком в дерево.

Тейт закончил писать, и брат снова склонился над блокнотом.

— Чем дольше клан обходится без истинной, то медленнее идёт регенерация. Когда найдём Эке Ин, несерьёзные пулевые будут затягиваться за сутки, а переломы, такие как этот, — срастаться за пару часов.

Тейт поднял голову. Повернулся к Йену, и их носы почти соприкоснулись.

Тибер сжал кулаки. Захрустел сухими ветками, привлекая к себе внимание, и паршивцы отпрянули друг от друга.

— Идти пора, — получилось грубее, чем хотелось. При всём старании не удавалось держать эмоции в узде, и это подбрасывало дров в топку раздражения. — Надеюсь, сегодня мы найдём твою хижину. Иначе…

Что «иначе» Тибер не знал, поэтому не договорил. Тем более неозвученная угроза сильнее распаляла воображение. Пусть теперь думает, переживает, что с ним сделают, если к вечеру они так и не набредут на обещанный дом.

Лицо Тейта побелело, и Тибер удовлетворённо кивнул сам себе.

Шли долго. Хвои росли всё гуще, сучья над головами сплетались плотнее, и солнечный свет под кроны почти не проникал. За пределами леса царил ясный день — в чаще всегда было сумрачно и казалось, что время близится к вечеру. Контраст ощущался особенно сильно, когда они пересекали очередную поляну, купающуюся в солнечных лучах, а потом снова ныряли в зеленоватую полутьму деревьев.

Лес для оборотней был, как для рыб вода, но от этого конкретного у Тибера по спине бежали мурашки. Слишком здесь было мрачно и тихо. Словно птицы и мелкие зверьки чувствовали опасность и не издавали ни звука.

Оборотни тоже старались не шуметь. Постоянно оглядывались. Держали под рукой пушки. К счастью, в патронах недостатка не было: в секретном отсеке джипа всегда хранилось несколько полностью заряженных магазинов. Все они перекочевали в рюкзак.

Впрочем, их маленькой компании невероятно везло. Впервые с легендарными чудовищами Запретного леса они столкнулись этой ночью, когда услышали бродящую поблизости стаю Ненасытных. Дикий вой и шум погони пока были единственным подтверждением того, что слухи, ходившие об этом месте, правдивы.

Путники двигались друг за другом. Тибер в начале процессии, брат в хвосте, мелочь — между ними, защищённая от угрозы с обеих сторон.

— Осторожно, — Йен помог Тейту перебраться через поваленное дерево: подал руку, придержал за талию.

И мир Тибера вдруг стал ядовито-красным. Глаза будто затянулись алой плёнкой.

— Пойдёшь первым, — рявкнул он брату и пропустил его вперёд. — Теперь я замыкающий.

Йен посмотрел на него с недоумением. На лице ясно отразилось: «Какая муха тебя укусила?»

«Муха» теперь шла перед Тибером, и волк имел возможность любоваться её соблазнительными тылами. А ещё подталкивать под зад, помогая выбираться из неглубоких оврагов.

Впервые ощутив на своей пятой точке лапу Тибера, Тейт вздрогнул, во второй — напрягся, в третий и четвёртый — не обратил внимания. На шестой же обернулся, посмотрел через плечо, и его губы тронула лёгкая завлекающая улыбка. От этой улыбки кровь в венах волка вскипела, а сердце заколотилось, как сумасшедшее.

И тут Тибер застыл, поражённый абсурдным и пугающим фактом: он лапает мужика за зад, а мужик вместо того, чтобы возмущаться, с ним заигрывает. Мысль надолго отбила желание распускать руки.

«Я нормальный», — убеждал себя волк всю оставшуюся дорогу.

А Тейт оглядывался. Задумчиво облизывал губы. Бросал двусмысленные взгляды из-под ресниц. И в паху Тибера разгорался пожар. Вместе с возбуждением росло недовольство.

Мальчишка что… с ним флиртует? Пытается соблазнить? Брат Эке Ин из этих, из радужных?

Да нет, вряд ли. Скорее всего, Тибер неправильно понимает значение всех этих жестов и подмигиваний.

Через несколько часов путники сделали привал рядом с журчащим ручьём и пустой медвежьей берлогой. Выбрали место неслучайно: если косолапый не боялся здесь спать, значит, других, более опасных хищников поблизости не было.

— Пожрём и двинем дальше.

Йен отошёл в кусты отлить.

Тибер принялся разводить огонь, чтобы подогреть последние оставшиеся консервы. Охотиться они будут позже, перед тем как устроиться на ночлег.

Знакомые механические действия отвлекли. Тибер погрузился в себя и не заметил неспешного приближения. Очнулся, когда на плечо опустилась ладонь. За спиной стоял Тейт. Не просто стоял. Не просто прикоснулся к нему, чтобы привлечь внимание. Нет. Он смотрел в глаза и медленно, очень однозначно вёл пальцем по шее Тибера. Ласкал. Соблазнял.

Какого…

Какого чёрта он творил?

Тибер отшатнулся.

Тейт… гей? Всё-таки гомик? Трахается с мужиками? И сейчас пытается лечь под Тибера? Считает и его голубым? Решил, что у него может встать на парня? Что он захочет ему присунуть? Да он сдурел! Совсем берега попутал?

Тибер не извращенец!

Глава 14

— Не бойся, мы не причиним тебе вреда. Ты же брат нашей Эке Ин.

Тибер ушёл к озеру — пополнять запасы воды, а Йен опустился рядом со мной на подстилку из хвойных веток. Он наконец снял с носа бинт и пластырь. Перегородка после перелома искривилась, но это не бросалось в глаза и красоту волка не портило. Теперь, когда отёк спал и синяки сошли, смотреть на Йена было удовольствием. Изящные черты, мягкий, располагающий взгляд, острый подбородок и тени под выраженными скулами. Такие мужчины обитали во влажных фантазиях, мелькали на страницах глянцевых журналов или в кино. Идеальный кандидат для любви с первого взгляда. При других обстоятельствах я бы пропала, но сейчас необходимо было сохранять голову ясной и холодной.

«Как твой нос?» — написала я в блокноте.

А что если попытаться соблазнить не Тибера, а Йена? Он мне нравился и сладить с ним было бы проще. Почему-то казалось, что держать его на расстоянии, даже влюблённого и жаждущего близости, не составит труда. А вот старший волк… Играть с ним всё равно что с огнём.

За спиной захрустели ветки. Вспомни кого-нибудь — и он тут как тут. На поляну вернулся Тибер. Обжёг нас с Йеном ревнивым взглядом, и стало ясно: выбора нет. Влюбиться в меня должен лидер — тот, чьё слово всегда решающее. Тем более Йен, в отличие от брата, на меня не реагировал.

— Идти пора. Надеюсь, сегодня мы найдём твою хижину. Иначе…

Чёрт!

Надо было скорее соблазнить Тибера. К вечеру до хижины мы точно не доберёмся, да и в домике никакой Таи не найдём, так что единственный способ освободиться — стать для своего похитителя кем-то важным, дорогим. А потом придумать, как избавиться от обоих волков.

Я приступила к плану.

Тибер легко вёлся на провокации, и я напропалую строила глазки, замирая от ужаса и в то же время ловя адреналиновый кураж. Помните, я говорила, что люблю риск? Улыбаясь Тиберу, я будто приручала опасного хищника из гиблой чащи.

Но неожиданно что-то пошло не так. Оборотень зарычал. Я оказалась впечатана спиной в дерево, и горло мне сдавил волчий локоть.

— Ты что из этих? Из грязных извращенцев?

Дышать! Нечем дышать! Грёбаный Тибер перекрыл мне кислород. Я вцепилась в его руку, впилась ногтями в запястье, пытаясь отвоевать себе немного воздуха. Тщетно. Будто не мужчина меня прижимал к древесному стволу, а сам дьявол.

— Я не какой-то там пидор, — шипел волк. Давление на шею усиливалось. Перед глазами меркло, наливалось чернотой. В этот момент я готова была разоблачить себя, признаться в том, что я и есть сбежавшая Эке Ин, — настолько мне было страшно. Но говорить не получалось — только хрипеть.

— Даже не смей подкатывать ко мне яйца, понял? — Горячее дыхание Тибера оседало на коже. — Я мужиков не трахаю. Не думай, что меня привлечёт твой костлявый зад. Ещё раз дотронешься — оторву руки.

Лицо оборотня превратилось в бледное пятно, окружённое темнотой. Сознание уплывало.

— Что ты творишь!

Йен?

Это был Йен! Его голос!

Пожалуйста, помоги!

Словно сквозь мутную пелену я увидела, как на Тибера налетела тень, и в тот же миг давление на горло исчезло. В лёгкие хлынул воздух.

— Совсем спятил? — кричал Йен.

Закашлявшись, я сползла по стволу на землю и приготовилась отключиться. От потрясения. От ужаса. От того, как резко всё изменилось.

Как меня колотило! Как трясло! А шея горела огнём!

— Что тут случилось? Почему ты…

Мой план…

Ничего не вышло.

— Посмотри на него! Посмотри, что ты наделал!

— Чёрт.

Глухой стук — Тибер рухнул передо мной на колени. В сжимающемся кольце мрака возник размытый силуэт. За секунду до того, как его поглотила тьма, я почувствовала осторожное прикосновение к ладони. И услышала хриплое и полное раскаяния:

— Боже… боже, что я натворил…

Глава 15

Очнулась я от того, что по лицу водили мокрой холодной тряпкой. Надо мной с беспокойством склонялся Йен, чуть поодаль, метрах в двух-трёх, Тибер невозмутимо разматывал защитную магическую сеть.

Решили сделать привал?

И правда, пока я валялась в отключке, небо в просвете между ветками деревьев окрасилось в закатно-розовый. Оттого воздух в лесу будто покраснел, а на некоторые стволы легли косые золотистые полосы.

— Ты в порядке?

Йен смотрел так, что я не удивилась бы, обнаружив свою голову у него на коленях. Но, к счастью, я была аккуратно прислонена к шершавому стволу вяза. Мягкий взгляд синих глаз, волнение и нежность в голосе заставили на мгновение забыть о моём маскараде, и я открыла рот, готовая себя выдать. Заговорить. Роковая секунда отделяла от сокрушительного провала. Ответ на вопрос Йена уже вертелся на кончике языка. Почти слетел с губ.

«Да, я в порядке».

От разоблачения спас Тибер, раздражённо бросивший брату:

— Идиот, он же немой.

Точно! Чёрт!

Как близко я оказалась к краю пропасти! От осознания прошибло ледяным потом.

Горло болело. Йен продолжал заботливо тыкать мне в лицо влажной тряпкой, и это уже начинало раздражать.

— Извини, — шепнул он в то время, как тот, кто действительно должен был просить прощения, делал вид, будто ничего не случилось.

Мудак.

— Воды дать? — Йен хлопотал надо мной, как курица-наседка.

Тибер же занимался сетью — раскручивал её и наматывал на кусты. Слишком напряжённый и вовсе не равнодушный, как могло показаться. Широкая спина была каменной. Волк подчёркнуто не смотрел в нашу сторону, будто…

Будто боялся пересечься взглядами.

Пожалуй, раскаяние, прозвучавшее в его голосе за миг до того, как окружающий мир уплыл, мне не почудилось.

Тибер сожалел, но…

Не умел извиняться? Считал ниже своего достоинства оправдываться перед пленником, геем? Теперь Тибер был уверен, что брат Эке Ин голубой.

Стоило признать, мой план по соблазнению провалился с треском. Зато до хижины сегодня мы так и не добрались.

— Отдыхай, — Йен дал мне напиться, осторожно придержав бутылку у губ, — завтра продолжим путь. Хочешь есть? Остались сосиски в банке. Или могу поймать зайца?

От чужой искренней заботы в груди потеплело. Теперь уже не закатный алый свет, а серебристый лунный играл в каштановых прядях — в лесу окончательно стемнело. Глубокие синие омуты глаз затягивали.

Какие нежные у Йена прикосновения. И голос приятный, ласковый.

Красивый…

Его Эке Ин я бы стать согласилась. Только его. А не ещё шести жестоких бандитов.

Закончив с сетью, Тибер приблизился и кинул мне на колени блокнот.

— Сегодня охочусь я, — сказал, по-прежнему избегая встречаться со мной взглядом. — Хочешь жирную куропатку? Будет вкуснее зайца.

Он что… пытается таким образом показать, что раскаивается? Не может попросить прощения словами, так решил загладить вину поступками?

Постояв надо мной немного, Тибер расстегнул чёрную кожаную куртку и накрыл мои ноги.

Невероятно. От увиденного челюсть отвисла не только у меня, но и у Йена.

Так и не взглянув на меня ни разу, Тибер обернулся волком и исчез в лесу — отправился добывать извинительное подношение.

— Бер вовсе не такой чурбан, каким кажется.

Йен достал из рюкзака наши немногочисленные запасы — две консервы и пакет чипсов. Последний вскрыл и протянул мне. Я помотала головой. Никогда не понимала любви к подобному холестериновому кошмару.

— Не переживай, он будет любить твою сестру, беречь, защищать, — Йен хрустел чипсами. — Для оборотня нет никого дороже истинной. Ты не смотри, на самом деле Бер с женщинами нежен. Никогда не обидит.

Я открыла лежащий на коленях блокнот.

«Вы запретите Таи учиться?»

Йен посмотрел, что я написала, и едва не подавился едой.

— Мы же не варвары.

Не врал. Такое искреннее изумление было не сыграть.

Я снова взялась за карандаш. В этот раз Йен заглянул в блокнот с некоторой опаской.

«Она должна будет рожать каждый год?»

— Кто вбил тебе в голову эти бредовые мысли? Волки берегут истинных. Здоровье Эке Ин важнее всего. Ведь от неё зависит благополучие клана.

Лысый говорил другое. И кому из них верить?

Я задумчиво достала из кармана ластик и стёрла написанное — экономила место: страниц в блокноте было ограниченное количество.

Прежде чем задать следующий вопрос, я долго сомневалась — не прозвучит ли он странно со стороны мужчины, брата Эке Ин? Но удержаться не смогла.

Йен сел рядом, прижался плечом и принялся наблюдать за тем, как из-под грифеля на бумаге появляются буквы.

«Вы будете её насиловать? Все?»

От внимания не укрылось, как виновато поникли плечи моего собеседника. Йен опустил взгляд, а потом сказал очень тихо:

— Никто не сделает ей больно.

Ушёл от ответа.

Принуждать к близости можно и аккуратно, не причиняя страданий. Физических.

Я обвела вопрос и требовательно постучала кончиком карандаша по написанному. Йен отвернулся. Молчал так долго, что я уже и не ждала каких-либо слов. А потом прошептал:

— Я — нет.

Он — нет.

А другие шестеро, получается, да? И Тибер?

Листья ближайших кустов зашелестели. Старший волк вернулся с обещанной добычей, но аппетит пропал. Я сбросила с ног куртку, которой меня укрыли, и устроилась на хвойной подстилке.

— Ужин будет через час, — Тибер возвышался надо мной. Взгляд наткнулся на пижонские туфли, потрёпанные лесной прогулкой, все в земле. Я посмотрела на них и закрыла глаза.

Куртка опустилась на мои плечи.

Проснулась я резко — от того, что на меня навалились в темноте. Подмяли под себя. Спиной я ощутила чужую жаркую тяжесть. Кожу шеи обожгло прерывистое дыхание. В задницу ткнулся крепкий пульсирующий член. Огромный. Каменный.

От шока и ужаса крик застрял в горле. Я остолбенела. Не могла ни пошевелиться, ни позвать на помощь.

Тибер.

Это был он.

Его запах — сильный, мужской — окутал меня удушливым облаком.

Что происходит? Волк догадался, кто я? Понял, что Эке Ин всё это время была у него под носом?

Чем я себя выдала? Какую ошибку допустила? Что он… Что он собирается делать?

Долго гадать не пришлось. Большие сильные лапищи опустились на мои бёдра и потянули штаны вниз.

О Господи…

Горячие губы прижались за ухом.

— Прости, — прошептал Тибер, задыхаясь от страсти. — Прости за то, что случилось днём. Ты же по мужикам, верно? Голубой?

Боги, он всё ещё думал, что я Тейт!

Твёрдый член, скрытый джинсами, требовательно потёрся о мои ягодицы.

— Я тебе понравился, да?

Как тяжело он дышал! Хрипел словно в бреду. Пальцы вцепились в мои штаны и тянули, тянули их вниз.

— Я видел, ты меня хочешь. Соблазнял меня, верно? Все эти взгляды, улыбки. Один раз можно. Один. Можно. Хорошо. Так и быть. Ты ведь этого добивался?

Глава 16

Тибер тяжело и жарко дышал мне в ухо. Казался пьяным и слетевшим с катушек. Возбуждённый член настойчиво тёрся о мои ягодицы, толкался, имитируя фрикции.

— Ты же этого хотел? Этого? Я прав? — шептал волк, словно умалишённый.

Одна рука нырнула мне под живот, заставив крепче прижаться к мускулистому телу. Пальцы другой расстегнули пуговицу на джинсах и уже вцепились в собачку молнии.

Вжик. Я почувствовала, как плотная ткань заскользила вниз, оголяя бёдра.

Нет!

Нельзя!

Он же сейчас поймёт, что под ним женщина.

— Какой ты сладкий, — хрипел Тибер, сражаясь с моей одеждой. — Изящный, как баба. И пахнешь так… Трахну тебя. Один раз можно. А то рехнусь.

Я замычала, задёргалась под волком, но этот озабоченный маньяк принял мои исступленные трепыхания за ответную страсть. Решил, что голубой братец Таи в восторге от мужского внимания и жаждет ночного секса.

Чёрт побери, где Йен? Что делать? Проклятая немота! Ни крикнуть, ни воззвать к здравому смыслу. А темно как! Словно в заколоченной бочке. Я повернула голову, пытаясь разглядеть младшего волка и, возможно, жестами попросить о помощи. Тщетно. Сколько ни всматривайся, перед лицом плотная стена мрака.

— Хочешь меня? Я же видел, что хочешь.

Тибер сдёрнул мои штаны до середины задницы. Кожу ягодиц царапнула шероховатая ткань чужих джинсов. Волк чуть приподнялся, и сквозь шум дыхания я услышала, как звякнула пряжка ремня.

Раздевается?

Чёрт-чёрт-чёрт!

Он что решил взять меня сзади? Вот так — без смазки и подготовки? Пристроиться и всунуть? Вообще что ли не видит разницы между тем и другим отверстием? Или считает, что у голубых задница особенная, в любое время готовая принять член?

Но я-то не гей, и опыта такого у меня никогда не было!

В панике я извернулась и чудом умудрилась лягнуть хвостатого извращенца коленом. Тибер охнул. Скорее, от неожиданности, чем от боли. Замер. Отстранился. Понял-таки наконец, что Тейт его энтузиазма не разделяет.

— Не хочешь? — в голосе оборотня удивление смешалось с почти детской обидой.

Я лихорадочно натягивала штаны, радуясь темноте и тому, что волк не думал меня насиловать. Неужели мой сегодняшний безобидный флирт выглядел приглашением в койку?

— Я что… ошибся? Ты не из этих?

У Тибера стало такое лицо, словно он собрался пойти и побиться головой о дерево. Полезть на брата собственной Эке Ин, едва не трахнуть натурала против воли — было из-за чего переживать. От стыда Тибер, наверное, мечтал провалиться сквозь землю.

Ну, и правильно.

Ну, и поделом.

От шока меня до сих пор потряхивало.

А что если сыграть на его чувстве вины? Или…

Я ведь хотела соблазнить лидера нашего маленького отряда. И вот он, жаждущий, сгорающий от страсти, пришёл ко мне под покровом ночи — давай, бери тёпленького. Немного женской хитрости, и со временем из Тибера можно будет вить верёвки.

Радуйся, Тая, ты своего добилась. Волк на тебя запал. Влюбился по уши. Настолько, что наступил на горло собственным комплексам и решился на секс с мужчиной. Так-то оно так, да только постель в мои планы не входила. Я надеялась ограничиться поцелуями и объятиями. Наивная.

Зашуршали еловые ветки подстилки. Тибер поднялся на ноги, красный от злости на самого себя. Судя по лицу, собрался к ближайшему озеру — топиться. Я ухватила его за штанину.

Где-то тут рядом валялся мой блокнот.

Нашла!

Писать в темноте, когда и луна, и звёзды прячутся за туманной завесой, — хитрая задачка. К счастью, Тибер не сбежал и достаточно взял себя в руки, чтобы догадаться подсветить мне магическим огоньком.

Впрочем, я была краткой, тем более карандашный грифель сломался, поставив вместо знака вопроса жирную кляксу. Получилось утверждение.

«Подрочить».

В алом свете колдовского пламени я увидела, как кадык Тибера судорожно дёрнулся. Оборотень сглотнул и неосознанно облизал губы. Красивые, твёрдые, мужские. От предвкушения у меня задрожали пальцы.

Адреналиновая наркоманка — так меня часто называл брат, и был прав. Не было ничего слаще, чем играть с опасностью.

Приручить зверя. Я собиралась приручить зверя. Хищника. Ничему меня жизнь не учила, нет.

Глядя на надпись в блокноте, Тибер кивнул. Он вёл себя словно завороженный. Молча опустился на хвойную лежанку под деревом и расстегнул джинсы. Приспустил бельё. Наружу упруго выпрыгнул и шлёпнулся о живот член. Длинный, толстый, лоснящийся смазкой. Я потянулась и накрыла его рукой. Едва обхватила пальцами.

Черти, какой огромный! И это он хотел запихнуть в мой несчастный зад? Изверг.

Я задвигала кулаком. Вверх-вниз, вверх-вниз. Тибер закрыл глаза, зажмурился, стиснул зубы — изо всех сил старался не застонать. Боялся разбудить Йена? Считал ниже своего достоинства шумно реагировать на удовольствие, подаренное мужчиной, не женщиной. Притворялся, что не больно-то и приятно.

Конечно. Поверили. Неприятно. Совсем. Поэтому он так тяжело дышал, сладко вздрагивал, запрокидывал голову, открывая белое горло с кадыком. Поэтому член в кольце моих пальцев набухал всё сильнее, пульсировал всё отчаяннее, будто вулкан, готовый извергнуться. Именно поэтому. Потому что Тиберу не нравилась близость с парнем.

С мокрым звуком головка пряталась в моём кулаке и появлялась. Я смотрела на тяжело вздымающуюся грудь Тибера, на его сведённые брови, упрямо сжатые губы. И вдруг они приоткрылись. В тишине раздался дрожащий вздох.

Не сдержался. Не смог. Сдался наслаждению.

Застонал.

Я чувствовала себя так, словно держу за ошейник свирепого зверя. Управляю им. Сейчас, в эти сумасшедшие минуты, Тибер был в моей власти, полностью открытый и беззащитный. Принадлежал мне со всеми потрохами.

Плотно зажмуренные глаза приоткрылись, и взгляд, жадный-жадный, мутный-мутный, остановился на моих губах.

Не поцелует, даже если захочет. Как и не предложит ответной услуги. Принимать ласки другого мужчины — одно, целовать самому и касаться чужого члена — совершенно другое. Всё равно, что признать свою ненормальность.

Нет, сегодня Тибер не переступит черту, отделяющую простую механику от чувственной нежности. И слава богу! Его предрассудки мне только на руку.

— Сильнее, — прохрипел он, а потом накрыл мой кулак, управляя, вынуждая двигаться в нужном ритме.

Отчего-то жест показался интимнее всего происходящего ранее. Внутренней стороной ладони я ощущала влажную горячую плоть, внешней — сухую шероховатость волчьих мозолей.

Тибер больше не смотрел на меня. Выгнулся в пояснице и сжал зубы до хруста. Ей-богу, на долю секунды я подумала, что он их раскрошит.

Налетевший ветер окатил спину холодом, следом горячая влага окропила пальцы.

Глава 17

После случившегося ночью Тибер начал меня избегать. Держал дистанцию. Даже не смотрел в мою сторону. Йен и тот заметил перемену в его поведении и провожал брата озадаченным взглядом.

Во время очередного перехода путь перегородил широкий ручей, и пришлось пересекать его по скользким, торчащим из воды камням. Тибер обернулся волком и невозмутимо ступил в ледяную воду. Я приготовилась прыгать с выступа на выступ, но Йен удержал меня за руку. Напряжённо заглянул в глаза и с беспокойством спросил:

— Всё в порядке?

Я улыбнулась как можно искреннее, пытаясь развеять его сомнения. В конце концов мне совсем не надо было, чтобы какой-нибудь неучтённый фактор разрушил мой план.

Пусть сегодня Тибер не обращал на меня внимания, его интерес не угас. Короткая близость только растравила аппетит, превратила голод в потребность. Как бы оборотень ни сопротивлялся неестественной страсти, волчья природа и запах истинной были на моей стороне.

Замкнутое лицо Тибера выражало одну эмоцию — раздражение. Сведённые брови и напряжённые плечи выдавали лихорадочную работу мысли.

Как же хотелось забраться в его голову и понять, о чём он думает, когда так сердито печатает шаг и сжимает кулаки. Ругает себя за слабость? Убеждает, что один раз ничего не значит, а другого не будет и вообще ему не понравилось?

Пусть занимается самовнушением. Пусть. Я решила дать вчерашнему любовнику время и не торопить события. По крайней мере, до вечера, пока мы не доберёмся до чёртовой хижины и волки не поймут, что Таи там не было и близко.

Ручей был шириной около трёх метров, прозрачный, как стёклышко, с быстрым течением, обрамлённый с двух сторон влажной блестящей галькой. Тибер уже перебрался на другой берег и ждал нас, нетерпеливо уперев руки в бока. Йен в волчьем обличье бежал рядом в воде, пока я прыгала с камня на камень, отчаянно размахивая руками и пытаясь сохранить равновесие.

И вдруг я почувствовала это.

Звук — не звук, взгляд — не взгляд. Смутное ощущение, что за нами наблюдают, прячась в лесном сумраке. Незаметно подкрадываются, но не для того, чтобы напасть. Пока.

Не чудовище, не зверь — на хищников моя интуиция была настроена, как радар, — какая-то новая, неведомая угроза. Словно что-то сверлило затылок, заставляя волоски на руках вставать дыбом.

И чего я решила, будто знаю Запретный лес как свои пять пальцев, что за годы сумасшедших подростковых забегов в чащу успела столкнуться со всеми местными кошмарами?

Я почти увидела, как Тейт выводит в блокноте слово «самоуверенность» и дважды жирно его подчёркивает.

Господи…

Похоже, кто-то или что-то учуяло нас и теперь преследовало с неизвестными намерениями.

Тая, ты ведь не привела нас всех на верную смерть?

На воде играли солнечные блики — за хвоями, в лесной чаще, обступившей ручей, царила зловещая тьма. Вдруг в этой тьме громко, пронзительно треснула ветка. Даже не ветка — судя по оглушительному звуку, переломилось целое дерево. Шум спугнул птиц. В небо взметнулась тёмная кричащая стая. Я вздрогнула и, потеряв равновесие, плюхнулась в воду.

Бр-р-р. Чёрт!

Наверное, худшее, что могло приключиться с путником в лесу прохладным осенним днём (а по моим подсчётам, лето уже закончилось), — оказаться насквозь промокшей и без сменной одежды. В рейтинге неприятностей эта стояла на втором месте, сразу за встречей с чудовищами.

— Ходячий кошмар, — окрестил меня Тибер.

— Вылезай скорее, — Йен помог подняться, а потом — ох, что он творит? — подхватил меня на руки и донёс до берега. — Что теперь с тобой делать, горе?

Мокрые тяжёлые джинсы облепили ноги, в кроссовках хлюпала вода. Сухой осталась только верхняя часть толстовки.

Оглядев меня, Тибер покачал головой.

— Ну, раздевайся, значит, — сказал. — Будем сушить шмотки над костром.

Как это раздевайся? В смысле? Совсем? Но они же увидят, что я девушка!

Я испуганно попятилась и помотала головой. Тибер скрестил руки на груди.

— Не пойдёшь же ты дальше в мокрой одежде. Простудишься. Не хватало ещё возиться с тобой больным. Раздевайся давай. Только время зря тратим. Дам пока тебе свою куртку.

Нет.

Я упрямо поджала губы и взглядом попросила поддержки у Йена. Но тот опустил ладонь мне на плечо и мягко сказал:

— Бер прав. Надо высушить твои вещи.

Глава 18

Ощущение слежки пропало, зато нарисовалась другая проблема и, пожалуй, не менее серьёзная.

Нет, не буду раздеваться!

Я пятилась до тех пор, пока снова едва не свалилась в ручей, оступившись на мокрой гальке. Тибер смотрел на меня с раздражением. Йен хмурился.

— В лесу прохладно, — сказал он. — Солнца нет. Знаешь, сколько времени ты будешь сохнуть?

Я представляла. Идти в кроссовках, полных воды, удовольствие ещё то. В тени деревьев в мокрых джинсах я быстро задубею, возможно, заработаю насморк. Будь я действительно парнем, давно бы обнажилась и сушила вещи над огнём. Но в том-то и проблема, что из мужского у меня была только одежда.

— Что ты ломаешься, как девка? — сплюнул Тибер. — Живо снимай с себя тряпки, иначе я лично тебя из них вытряхну. Никому не хочется слушать, как ты всю дорогу кашляешь.

— Давай, — мягко поддержал Йен. — Быстро всё провернём и пойдём дальше.

Да уж, ситуация…

Ещё немного — и моё упрямство станет подозрительным. С чего бы парню смущаться собственной наготы? Можно, конечно, притвориться трепетной ромашкой, но вряд ли это меня спасёт, когда терпение Тибера достигнет предела.

Я вздохнула и жестами попросила Йена вытащить из рюкзака мой блокнот. Какая удача, что я передумала нести карандаш и ежедневник в руках, иначе неловкость и проклятый ручей лишили бы меня единственного средства общения.

Волк передал то, что я попросила. Пока Тибер раздражённо барабанил пальцами по плечу, я лихорадочно соображала, как объяснить моё нежелание раздеваться прилюдно.

В конце концов написала: «У меня страшные шрамы. Никому не показываю».

Ну, а что? Даже мужчина, тем более молодой парень, может стесняться дефектов внешности.

Лицо у Тибера неожиданно стало крайне заинтересованным, как если бы ему до безумия захотелось на эти самые шрамы посмотреть. Надеялся, что увидит на спине или животе сетку кривых рубцов и сразу же ко мне охладеет? Ну-ну.

Взгляд Йена сделался до отвращения сочувствующим. Поколебавшись, волк молча расстегнул куртку, задрал свитер, демонстрируя длинный багровый след, который тянулся через весь бок и заканчивался над поясом джинсов. Поднял ткань выше: над грудью в районе сердца, только с правой стороны, участок кожи размером с монету был вмят и обрамлён складками.

— Шрамы украшают мужчину, — хмыкнул Тибер. — Раздевайся давай. Надоело ждать.

И тут мне стало страшно: все аргументы закончились.

Чёрт, так глупо попасться!

Паника захлестнула с головой, но на помощь пришёл тактичный понимающий Йен.

— Вон кусты. Иди за них и кинь нам свою одежду.

От облегчения я готова была его расцеловать.

— Наверняка члена своего стыдится, — донёсся до меня хохот Тибера, когда я спряталась за двумя пышными, растущими рядом елями. Те показались более надёжным укрытием, нежели чахлые кусты. — Может, он у него крошечный?

— Какая разница? Мне до чужих членов дела нет.

Смех Тибера резко оборвался.

Обнажаться, когда за деревьями стоят мои похитители, было страшно. Настоящая адреналиновая встряска! Приходилось полагаться на чужие честность и благородство. Честные благородные бандиты — даже звучало смешно. Однако выбора не было. Я и так почти исчерпала кредит доверия. Вон каким подозрительным взглядом окинул меня Йен, когда разводил костёр.

Трясущимися пальцами я расстегнула мокрые джинсы. Вспомнила про кроссовки и стянула их, наступая носком на пятку. Затем, то и дело оглядываясь, избавилась от остальной одежды. Дрожащая, обхватила себя руками. Холодно!

— Долго тебя ждать?

Тибер был в своём репертуаре.

Боясь, как бы он не потерял терпение и не явился за мокрыми вещами лично, я собрала тряпки в неаккуратный ком и очень осторожно, очень медленно выглянула из-за веток. Волки стояли у костра. Тибер нервно скрёб бороду. Йен задумчиво наблюдал за переливами пламени.

Я осматривала пространство и не находила, где пристроить одежду. В конце концов просто бросила её на землю подальше от ёлок, за которыми пряталась. Да-да, я прекрасно понимала, что ещё больше испачкаю вещи, и без того давно требующие стирки.

Меня трясло. И лишь частично от холода. Мне казалось, и не без оснований, что волки вот-вот раскроют обман, догадаются, сделают правильные выводы. Что пазл в их головах наконец-то сложится и в сознании вспыхнет яркой лампочкой озарение.

Продрогшая, я тёрла плечи, переступала с ноги на ногу. И боялась. Ужасно, невыносимо боялась, что меня разоблачат. Я стояла за ёлками, голая, в одних мокрых, облепивших тело трусах, а буквально в трёх метрах от меня застыли мои похитители, потенциальные насильники, бандиты, жаждущие тела истинной.

Вдруг слуха коснулся шорох. Я вскинула голову, но успела заметить лишь качающиеся ветки дерева и тень, скользнувшую по земле. На пне лежали свитер и чёрная кожаная куртка, рядом стояли ботинки.

Господи…

Ужас ледяной волной заскользил по позвоночнику вверх, заморозил кровь. Кто-то бесшумно подкрался к моему укрытию, чтобы оставить обувь и сухую одежду.

И он видел…

Видел моё обнажённое тело, маленькую, но бесспорно женскую грудь, гладкий, обтянутый бельём пах без характерной для мужчин выпуклости.

И понял — не мог не понять, — кто всё это время прятался под маской Тейта.

Глава 19

Дрожа от холода, но больше — от осознания своего грандиозного провала, я спешно обулась (туфли оказались велики, в таких не убежать, не сделать ни шага), натянула свитер и куртку. Затем без сил рухнула на пенёк и прислушалась к тому, что творилось за деревьями.

Тихо. Ни звука голосов, ни шелеста травы под ногами. Если братья и обсуждали увиденное, то шёпотом. И никто не приближался к ёлкам, чтобы вытащить меня из укрытия и при солнечном свете удостовериться: вот она, их сбежавшая Эке Ин.

Может, тот, кто принёс мне сухие вещи, ничего не заметил? Даже не посмотрел в мою сторону — ну, не интересен ему голый паренёк.

Кто же это был? Одежда Йена, но притащить её мог и Тибер. С другой стороны, он точно не упустил бы случая разглядеть меня во всех подробностях. А разглядев, не стал бы медлить.

Да, верно. Если бы мою тайну открыл старший волк, мы бы уже были на полпути в Логово. Или… у него созрел другой план? Например, Тибер решил пока не говорить Йену правду, чтобы ночью, когда тот уснёт, безнаказанно мной воспользоваться? Вдоволь насытиться, прежде чем отдать стае?

Не накручивай себя, Тая. Дыши. Глубокий вдох, медленный выдох.

Я снова прислушалась. Трещал костёр. Братья молчали или беседовали так тихо, что до меня не доносилось ни звука. Оставалось лишь сидеть и мучительно ждать приговора.

Скоро, через минуту, секунду волки явятся сюда, чтобы окончательно убедиться в своих подозрениях. Я почти видела, как они срывают с меня куртку, свитер, грубо мнут груди, спускают трусы. Трогают, щупают, суют пальцы.

А Йен…Он же не даст Тиберу меня изнасиловать?

В общем, к тому моменту, когда действительно раздались приближающиеся шаги, я успела накрутить себя до такой степени, что при виде тени, скользнувшей по земле, едва не хлопнулась в обморок.

Вот сейчас. Сейчас это произойдёт. Каждая мышца в моём теле превратилась во взведённую пружину. Настороженная, я не отрывала взгляда от тени на земле.

Волк — Йен или Тибер — остановился рядом с деревом, однако не попытался за него завернуть.

— Я развешу одежду на ветках. — Это был Йен. — Заберёшь. Мы — охотиться. Раз всё равно сделали привал.

Они оставят меня одну?

Прекрасная возможность сбежать, но… Невидимый магический поводок, пусть и был довольно длинным, надёжно привязывал меня к похитителям.

Аппетита не было. Пока жарилось мясо, я сидела у костра, наблюдая за братьями и пытаясь понять, что им известно. Оба вели себя странно. Йен казался непривычно задумчивым. Тибер бросал в мою сторону оценивающие взгляды. Судя по глазам, мысли в его голове так и крутились.

Волки не задавали вопросов, не устраивали проверок, не поднимали неудобных тем. Я вся извелась, вычисляя, кто из них видел меня обнажённой и видел ли вообще? Стоило ли бояться? Не готовила ли грядущая ночь неприятный сюрприз?

Когда от кролика остались кости, Йен потушил костёр. Тибер закинул на плечи рюкзак. И мы двинулись дальше в полном молчании. Обычно разговорчивый Йен сегодня будто язык проглотил и за несколько часов не проронил ни слова. Шёл на расстоянии, избегал прикосновений и смотрел на меня лишь тогда, когда я отворачивалась. Взгляд Тибера был как лазерный луч, пронзающий плоть.

От страха, от напряжения хотелось разрыдаться, топнуть ногой, заявить, что я так больше не играю. Неизвестность убивала.

Кто из волков понял, что я Тая, их истинная? Йен? Тибер? Оба? Почему они ведут себя, будто ничего не случилось? Почему я до сих пор показываю дорогу к хижине вместо того, чтобы, связанной, обездвиженной, болтаться у одного из похитителей на плече, пока мы возвращаемся к джипу? Мне нужны ответы. Ещё немного — и голова взорвётся от мыслей.

Смеркалось.

— Надеюсь, дом уже близко, — бросил Тибер, и в его голосе прозвучала угроза.

Я поняла: юлить больше не выйдет. Не приведу их сегодня к хижине, пожалею. Впрочем, не поздоровится мне в любом случае. Таи то в доме нет.

Оставался час, чтобы придумать, как оправдаться.

Тёмная полусгнившая хибара показалась за деревьями как раз в тот момент, когда Тибер вознамерился впасть в ярость. Он уже повернул ко мне перекошенное от гнева лицо, но тут Йен кивнул в сторону расступившихся хвой.

— Вон. Глянь. Пришли.

Казнь откладывалась.

Хижина предсказуемо выглядела нежилой. Разбитые стёкла торчали из рам, словно треугольные зубы, и превращали окна в оскаленные пасти чудовищ. По стенам полз плющ. Из внушительной дыры в крыше вырастал зелёным радиоактивным грибом раскидистый клён. Дом был нанизан на него, как бусина на нитку. Тибер решительно поднимался по скрипящим ступенькам (некоторые отсутствовали), и со стороны это напоминало завязку фильма ужасов.

Йен подтолкнул меня в спину, создав на ладони светящийся магический шар.

Внутри хижины царил разгром. Под ногами хрустели то ли ветки, то ли камни, то ли обломки мебели — в темноте было не разобрать. Тибер стремительно обходил пустующие комнаты — искал Таю. Но даже по затхлому запаху было ясно: порог этого гниющего деревянного монстра давно никто не переступал. За долгие годы мы стали первыми. Очень быстро понял это и Тибер.

Он придвинулся ко мне близко-близко, страшный, дрожащий от бешенства, и рявкнул в лицо:

— Что-то мучают меня подозрения. А ну-ка снимай штаны!

Глава 20

От ужаса меня парализовало. Язык прилип к нёбу, а ноги будто вросли в пол. Тибер стоял напротив, скрестив руки на груди, и ждал. Я знала, что, если не подчинюсь, он сдёрнет с меня штаны сам и убедится в своих подозрениях. Случай у ручья посеял в нём зерно сомнения, и теперь юли не юли — обмануть волка не выйдет. Ни одно оправдание не прозвучит убедительно. Можно, конечно, не раздеваться — просто сказать, что я действительно сбежавшая истинная. Правда, нет никакой гарантии, что после своего признания я всё же не окажусь обнажённой.

— Ну! — этот нетерпеливый взгляд был мне хорошо знаком. Сколько у меня осталось времени, чтобы решиться? Минута? Пара секунд?

В полном отчаянии я потянулась к ширинке.

— Что происходит, Бер? — Йен появился в дверях как раз вовремя. Я замерла, сжав тремя пальцами пуговицу на джинсах. Неужели я действительно собиралась выполнить приказ Тибера — снять штаны? А язык у меня на что?

— Опять пристаёшь к парню?

Горящие оранжевые глаза гипнотизировали, лишали воли. Я не находила сил отвернуться, переключить внимание. Йен маячил в тёмном дверном проёме, а я не могла на него посмотреть. Взгляд Тибера не отпускал. Я была кроликом перед удавом, оленем в свете автомобильных фар. Не шевелилась, только мелко вздрагивала, будто сквозь моё тело пускали слабые электрические разряды.

— Этот Тейт, — Тибер выделил имя как-то особенно издевательски, — не тот, за кого себя выдаёт.

— Что за чушь ты несёшь?

— Вот сейчас и проверим, чушь или нет. Раздевайся!

В этот раз я была не столь сговорчива. Моя рука вместо того, чтобы освободить пуговицу из петли, крепче вцепилась в пояс джинсов.

— Что ты имеешь в виду, Бер? — Йен приближался. Хлам, который не просто валялся на полу хижины, а сам был этим полом, хрустел под ногами.

— Что он не он вовсе, — ответил Тибер, оскалившись, — а очень даже она.

— Не понимаю.

— Да что тут не понимать! — Волк навис надо мной, как гора. В его исполинской тени я ощутила себя маленькой и беззащитной. — Под мужскими шмотками баба.

Правда, произнесённая вслух, ударила хлёстко, наотмашь. Зазвенела в ушах бесконечным эхом, хотя никакого эха в хибарке не было и в помине. Колени обмякли. Если бы не деревянная рухлядь, неожиданно обнаружившаяся за спиной, — то ли стол, то ли тумба, — на которую я смогла опереться, удержать равновесие не получилось бы.

В голове нарастал нестерпимый гул, и сквозь этот гул до меня донёсся голос Йена. Я не сразу осознала его слова. А осознав, не поверила ушам.

— Бер, остынь. Это Тейт. Не Тая. Я видел его голым, когда относил сухую одежду. Всё у него там на месте.

Что?

Мы с Тибером резко обернулись и уставились на Йена, оба изумлённые донельзя.

Волк меня выгораживал? Зачем? Он ведь прекрасно видел и мою грудь, и мою гладкую промежность. Что он задумал? Почему солгал брату?

— В смысле? — рявкнул Тибер.

Широкие брови сдвинулись, и на лбу проступила вертикальная складка. Губы упрямо сжались. В панике я подумала, что слова Йена его не остановят — слишком уж Тиберу хотелось верить в собственную нормальность. За несколько минут в доме он успел убедить себя в том, что не мог увлечься мужчиной, и нашёл отличное, просто идеальное объяснение своей нездоровой страсти. Парень, которого он вожделел, на самом деле девчонка. Аллилуйя! Хвала всем богам!

Надежда успела пустить корни, облегчение уже разливалось по венам волшебным бальзамом, а откровения брата толкали Тибера обратно в его персональный ад. Немудрено, что он сопротивлялся изо всех сил. Не верил. Не желал верить.

— Но он…

— Что он? — Йен вздохнул подчёркнуто устало, стремясь показать, что упрямство брата детское и бессмысленное. Весь его вид буквально кричал об этом — о том, что Тибер ведёт себя, как ребёнок. Йен притворялся равнодушным, слегка утомлённым, но я видела: его руки напряжены, у виска быстро-быстро пульсирует голубая венка.

— Ведёт себя странно, — закончил Тибер куда менее уверенно.

Йен закатил глаза — жест для него совершенно не характерный.

— Ну, давай, проверь, раз тебе так хочется посмотреть на его член.

Вот же хитрый чёрт! Нащупал болевую точку! Тибер скривился с такой же наигранной театральностью, с какой Йен до этого закатил глаза. Мол, сдурел что ли, совсем мне не интересно лезть мужику в штаны.

От облегчения я всем весом навалилась на гнилую штуковину за спиной. Та оказалась комодом, трухлявым, как пень, и от запредельного давления начала разваливаться.

Братья подхватили меня, не дав упасть. При этом рука Йена на мгновение скользнула по моей груди. Теперь-то он точно знал, кто скрывается под мужскими тряпками.

— Совсем ты пацана зашугал.

Тибер ничего не ответил. Скрипнул зубами и рванул из дома так, будто за ним гнались все чудовища гиблой чащи. Дверь хлопнула, но не закрылась — осталась, полусорванная, болтаться на петлях. Счастье, что от удара хлипкая хижина не обрушилась нам на головы, хотя, думаю, могла.

Сердитые шаги Тибера затихали вдали. Пронзительный скрип старых гнилых ступеней сменился шелестом травы под ногами. Сквозь щель между болтающейся дверью и косяком в хижину задувал ветер. Приносил запахи леса.

— Психанул.

Определение Йена было очень точным. Тибер психанул, разочарованный тем, что не смог оправдать свою ненормальную тягу к парню. Надежда только распустилась в душе, как его снова швырнули в котёл моральных терзаний. Справишься тут с эмоциями!

Я перевела взгляд на Йена и поняла: намечается важный разговор. С десяток вопросов крутился в голове, и среди них самый главный: «Почему волк не выдал мою тайну брату?»

Глава 21

Я смотрела на Йена взглядом затравленной дичи, ждала, когда он заговорит — объяснит свой поступок. Но он молчал, и воздух между нами словно сгущался, искрил статическим электричеством.

— Признаться, я догадывался, — наконец сказал Йен, и меня затопило секундное облегчение от того, что тишина больше не давила на уши. И всё же это облегчение было коротким, временным: моя судьба висела на волоске, зависела от чужой прихоти, от причин, заставивших Йена солгать брату. От мотивов, которых я не знала.

— Догадывался? — пришлось прокашляться, чтобы вытолкнуть застрявший в горле комок. Я так давно не говорила. На какой-то миг даже испугалась, что связки атрофировались.

Йен смущённо пожал плечами.

— А с чего бы мне так заботиться о взрослом мужике? Но я заботился. Испытывал потребность. Как её было объяснить? Да и Бер… — Волк нервно взъерошил волосы на затылке. — Я же видел, как он на тебя смотрит.

Настала моя очередь сгорать от неловкости.

— Он, наверное, даже не замечает, какие взгляды бросает в твою сторону. Не понимает, что чувствует, вот и злится.

Я опустила голову. Йен даже не представлял, насколько далеко зашёл Тибер в своём стремлении получить желаемое. Он прекрасно осознавал, чего хочет. Не догадывался только — от кого.

— Хорошо, что у меня обоняние пропало, — грустно улыбнулся Йен. — Могу я… могу я до тебя дотронуться?

Что-то такое, должно быть, промелькнуло на моём лице — страх? Недоверие? — потому что оборотень тут же пообещал:

— Ничего неприличного.

Дождавшись неуверенного кивка, Йен приблизился и бережно провёл костяшками пальцев от скулы до подбородка. Задел, явно намеренно, краешек нижней губы.

— Красивая.

Он взялся за козырёк бейсболки и снял её с моей головы. Окинул тоскливым взглядом неровно торчащий ёжик.

И откуда только взялось желание оправдаться? Заверить и себя, и Йена, что волосы со временем обязательно отрастут?

Знаешь, какая я хорошенькая с причёской и накрашенная? А в платье?

— Я ведь специально пошёл к тем кустам, чтобы убедиться в своих подозрениях, — признался волк. — Незаметно подкрался и… Прости. Мне надо было знать.

За стенами хижины завывал ветер. Под выбитыми окнами бесился Тибер, вспахивал землю своими пижонскими, некогда блестящими туфлями. Сквозь щели в досках, заколотивших проём, я увидела его тревожно мечущийся силуэт и опустила голос до шёпота:

— Почему ты не выдал мою тайну?

Самый главный вопрос. Наиважнейший.

Йен отвернулся. Взгляд его, как и мой, прикипел к пространству между чёрными досками.

— Я пока не могу отдать тебя стае, — сказал он, избегая смотреть мне в лицо.

Пока не может. Пока?

— Что ты собираешься делать?

— Я не знаю. Если Тибер поймёт, кто ты, мы тут же отправимся в Логово. Я не могу, — он с силой потёр закрытые веки, — не могу тебя делить.

— Не дели.

Как просто было бы, согласись Йен сбежать вдвоём. Укрыться в другой стране, залечь на дно, пока страсти вокруг Эке Ин не улягутся и волки не забудут о том, что у них была истинная. Но оборотень не согласится, да и поиски вряд ли когда-нибудь прекратятся. Меня не оставят в покое.

Подтвердив мои мысли, Йен сказал:

— Клан слишком ослаб. Последняя Эке Ин погибла, когда мы с Тибером были детьми. Ещё несколько лет без истинной — и Чёрный коготь нас задавит.

Ну да, конечно, нет ничего важнее долга.

— И тем не менее ты солгал брату.

— Солгал, — он всё ещё мял в руках мою бейсболку. Заметил это и протянул шапку мне.

— Почему?

— Мне нужно время. Время, чтобы подумать, как поступить.

Ответ совершенно не успокоил.

Тибер вернулся в хижину, когда зарядил дождь, да не обычный, а настоящий тропический ливень. Идти по такому в темноте могли только убеждённые мазохисты. К счастью, волки к их числу не принадлежали. Мы так или иначе собирались разбить лагерь, а здесь, в домике, у нас была крыша, пусть и дырявая, как решето.

После недолгих поисков удалось найти более или менее сухую комнату. Капало только в одном углу. Единственное окно было заколочено и довольно плотно — сквозняков меньше и спать не так опасно, как на лесной поляне: какое-никакое укрытие.

В рассохшемся шкафу обнаружилось даже постельное бельё, правда, отсыревшее, полусгнившее, воняющее настолько, что я позавидовала пропавшему обонянию Йена. Несмотря на это, я свалила тряпки в сухом углу, соорудив себе некое подобие кровати. Настоящую, деревянную, я решила проигнорировать, уверенная: с ней произойдёт то же самое, что и с комодом, стоит только улечься.

— Дежурить всё равно надо, — сказал Тибер. — Ты первый, Йен.

Очень мне не понравился тон старшего волка и его желание спровадить брата, моего неизменного защитника. Йен, судя по взгляду, тоже был не в восторге, но спорить не стал. Кивнул и направился к выходу.

— Там крыльцо с навесом, не промокнешь, — бросил вслед Тибер. — Сменю тебя через три часа.

Ох, сколько всего могло случиться за это время.

Итак, дверь со скрипом закрылась, и мы остались наедине. Я ощутила себя Красной Шапочкой из знаменитой сказки Шарля Перро и приготовилась быть сожранной.

Волк хмурился. В воздухе между нами пульсировал алый магический шар — единственный источник освещения.

— Таи здесь нет. Объясни-ка мне это.

Под тяжёлым взглядом оборотня я потянулась к рюкзаку и достала блокнот. Показала Тиберу сломанный карандаш. Волк недовольно рыкнул, но забрал его и принялся точить карманным ножом. Таким образом, у меня появилось время обдумать ответ.

Но любая отсрочка рано или поздно заканчивается.

— Ну? — нетерпеливо потребовал оборотень.

Под светом магического шара страницы блокнота казались розовыми. Дрожащей рукой я вывела: «Она может прятаться в пещерах. Знаю дорогу».

Прочитав ответ, Тибер зарычал, вырвал из рук блокнот и яростно швырнул в стену.

О, божечки.

— Ты нас за идиотов считаешь?

От страха я забилась в угол. Как тогда, в комнате с комодом, Тибер навис надо мной исполинской тенью. Подавил своей аурой.

— Сдаётся мне, кто-то тут с удовольствием водит нас за нос.

Я отчаянно замотала головой. Волк, огромный, мощный, пугающий, почти накрыл меня своим телом. Глаза, горящие адским пламенем, оказались пугающе близко.

Надо было что-то сделать. Что-то придумать. Отвлечь от опасной мысли. Переключить внимание.

Сглотнув, я накрыла внушительный бугор у него в штанах и осторожно погладила.

Глава 22

Могла ли я подумать, что коснуться Тибера между ног всё равно что выдернуть предохранительную чеку гранаты? Волк зарычал. Комната кувыркнулась. Я пикнуть не успела, как обнаружила себя лежащей на отсыревших тряпках задницей кверху. Широкие мужские ладони с силой огладили мои бёдра, пальцы вцепились в пояс штанов. За время, проведённое в лесу, я так похудела, что теперь джинсы можно было стянуть, не расстёгивая. Сквозь ткань о ягодицы потёрся внушительный член, и стало понятно: ситуация вышла из-под контроля.

Что Тибер задумал? Петтинга ему было недостаточно? Он хотел сделать всё, так сказать, по-взрослому?

Испуганная, я попыталась приподняться, но сильная рука надавила на поясницу, заставив снова ткнуться лицом в тряпичный ворох. Штаны настойчиво потянули вниз.

Чёрт-чёрт-чёрт!

Я дёрнулась, замычала, заколотила руками по подстилке в надежде, что похоть не до конца затуманила волчий разум и Тибер всё же найдёт в себе силы остановиться, не брать меня против воли. И он остановился, но пальцы не отпустили джинсовый пояс.

— Не хочешь внутрь? — спросил этот поехавший крышей неандерталец. — Девственник что ли? Или я не устраиваю?

Я помотала головой. Поискала взглядом блокнот. Как же неудобно хвататься за карандаш и бумагу всякий раз, когда необходимо донести свои мысли.

«Не надо. Так нет. Так — никогда».

Голова казалась одновременно пустой и тяжёлой. Слова в предложения не складывались, и ничего более внятного написать не получилось. К счастью, Тибер правильно понял. К несчастью, отступать не собирался.

— Я чуть-чуть.

Что значит «чуть-чуть»? Он сдурел?

Судя по тому, как шумно дышал волк, как судорожно сжимал пальцы на моих частично обнажившихся бёдрах, мозг его опасно размягчился. В таком неадекватном состоянии мужчина способен выкинуть что угодно.

Я снова схватилась за карандаш и вывела на пол-листа большое жирное «нет» с тремя восклицательными знаками, и подчеркнула его. Дважды. А чтобы ещё больше обозначить свою позицию, лягнула оборотня ногой.

С обречённым стоном Тибер опустился на меня, накрыв своим телом полностью. Выпуклые грудные мышцы прижались к моим лопаткам. Спиной я ощутила, как отчаянно колотится волчье сердце.

— Я не буду совать в тебя. Просто потрусь, — он загнанно дышал мне в затылок, прихватывая кожу губами. — Просто потрусь, хорошо?

Пальцы нырнули за джинсовый край, погладили запретную ложбинку между ягодицами. Попытались проникнуть глубже.

Ни одному своему парню я не позволяла трогать меня там. Ласка казалась слишком смущающей и интимной, а учитывая ситуацию — то, что я притворялась мужчиной, — была ещё и опасной. Согласиться означало балансировать на краю пропасти, рискуя в любой момент рухнуть вниз. Так почему же от попыток Тибера пощупать мой анус трусы вмиг стали влажными? Я рехнулась?

Джинсы заскользили по бёдрам, и в этот раз я не сопротивлялась. Только сдвинула ноги, чтобы штаны нельзя было снять полностью. Свет Тибер погасил, уничтожив щелчком пальцев мерцающий красный шар, и в хижине воцарилась непроглядная темнота. Глаза оборотня были закрыты. Руки избегали касаться меня в тех местах, которые могли напомнить волку о том, что под ним мужчина. И я поняла: Тибер сделает всё, чтобы не заметить и не почувствовать член любовника. Будет представлять себя с женщиной. Поэтому убрал свет, зажмурился и не пытался спустить штаны ниже, чем я позволяла. Промежность была закрыта бельём, и это более чем устраивало нас обоих.

— Можно? — прохрипел оборотень и, не дождавшись ответа (а как бы он увидел мой кивок с закрытыми глазами?), расстегнул свою ширинку. Звук в тишине получился оглушительным, ударил по напряжённым нервам, заставил замереть в предвкушении.

Тибер раздвинул мои ягодицы так широко, как только позволяли приспущенные джинсы, и влажная головка толкнулась в испуганно сжавшийся анус.

Я дёрнулась.

— Тихо, тихо, — поспешил успокоить волк. — Я не сделаю больно. Только потрусь. Обещаю, только потрусь.

И вопреки словам снова надавил головкой на закрытую дырочку, будто надеялся, что под его напором мышцы разомкнутся и легко впустят член, а я сдамся наслаждению. Гей же — всем геям нравится подставлять зад.

Чуда не случилось. Тело напряглось сильнее, и Тибер сдался, прежде чем успел напугать меня по-настоящему.

— Можешь подрочить себе, — разрешил он. Слова тонули в тяжёлых выдохах.

Черти, как же хотелось запустить руку в штаны! Нельзя. Нельзя. Опасно.

Внутри сжималось, горело, пульсировало. Пожалуй, я могла бы кончить, не прикасаясь к себе — просто напрягая и расслабляя интимные мышцы.

Тибер не стал проверять, воспользовался ли любовник его щедрым предложением. Развёл мои ягодицы и уложил между половинок горячий, скользкий от смазки член. Ритмично задвигался, то и дело проезжая головкой по закрытому анусу.

Больше всего я боялась, что Тибер нечаянно нырнёт ниже и почувствует мои влажные женские складки — вот сюрприз будет! Риск, адреналин, ощущение тяжёлой, огроменной плоти, трущейся о задницу, задевающей дырочку, одержимый, слетевший с катушек мужик за спиной — всё это сводило с ума, делало удовольствие запредельным. Я приближалась к пику, но не могла его достигнуть без прикосновений в нужном месте.

О, черти, как получить разрядку? Как? От бессилия, от невозможности себя погладить хотелось рыдать и бить кулаком по тряпичной подстилке.

Тибер рычал, размазывал влагу по анусу, сжимая одной рукой моё бедро, другой — направляя член. И мне вдруг до безумия захотелось, чтобы он в меня вошёл, взял, как мужчину или как женщину, толкнул за край, на котором я мучительно балансировала.

— Почему ты не баба? — словно в бреду, хрипел и хрипел Тибер, навалившись мне на спину. — Почему ты, дьявол тебя побери, не баба? Был бы бабой, я бы тебя забрал себе. Никому бы не отдал.

В последний раз он проехался членом по раздвинутой заднице и начал кончать, содрогаясь всем телом. Горячие струи ложились на кожу, стекали в ложбинку, пачкая бельё.

Чёрт, только пятен семени на одежде не хватало для полного счастья! Как теперь натянуть джинсы? Между ягодиц всё было мокро и липко.

Не зная, как поступить, я осталась в этой смущающей позе даже после того, как Тибер сыто от меня отвалился. Только на всякий случай приподняла повыше трусы, чтобы точно никакие женские прелести не оголились. Волк смотрел на меня. Я чувствовала его взгляд. Слышала, как постепенно выравнивается дыхание.

— Тебе было хорошо? — вдруг спросил он таким тоном, словно долго с собой боролся, прежде чем задать этот вопрос. Похоже, ответ его действительно волновал. Причём настолько, что Тибер не справился с любопытством, хотя интерес подобного рода ещё больше поставил под сомнение его мужественность. Убеждённый натурал не полезет на гея, а если уж не сдержался, не станет заботиться об удовольствии партнёра. Тибер и не заботился. И всё же ему хотелось, чтобы мне было с ним хорошо.

И мне было, пусть низ живота и тянуло от неудовлетворённого желания.

Глава 23

Тибер

Он смотрел на спящего Тейта и не мог отвести взгляда, переполненный щёмящей, неуместной нежностью. Даже куртку снял, чтобы его укрыть, идиот. Не мог наблюдать за тем, как мальчишка дрожит и зажимает между бёдрами замёрзшие ладони.

Обнять бы его, притянуть к груди, согреть в кольце рук, да только слишком это по-гейски: заняться сексом, а потом уснуть вместе. А Тибер не голубой. Он по женщинам. То, что произошло сегодня, — ошибка. Случайность.

С кем не бывает, верно?

Главное, они не целовались, Тибер не держал другого мужика за член, не трогал, не пытался доставить удовольствие. И даже если бы секс был настоящим, а не этой жалкой — невероятной, крутой, восхитительной! — пародией, один раз не превратил бы Тибера в гея. Все так или иначе экспериментируют. Особенно в молодости. В тюрьмах и закрытых мужских академиях подобная практика широко распространена. Когда рядом нет женщины…

Точно! У Тибера просто давно не было женщины! В этом дело! Он молодой, здоровый, сексуально активный мужчина непозволительно долго сидел на голодном пайке. А Тейт с этими своими сладкими губами и длинными ресницами был совсем как девка. Немудрено, что у Тибера сорвало крышу.

Он нормальный. Разумеется, нормальный. Нет никаких сомнений.

И всё-таки домогаться брата собственной Эке Ин…

Если правда откроется, если кто-нибудь узнает, что он, Тибер, матёрый волк, второй в стае после вожака, водил членом по мужской заднице, да ещё с таким удовольствием… Лучше умереть. Большего унижения сложно представить.

Дождь снаружи усиливался. Грохотал по шиферу. Ветер бил в хлипкие стены домика, и Тиберу казалось, что те, тонкие, непрочные, вот-вот надуются, словно паруса.

Он был сверху. Тот, кто сверху, кто трахает, а не подставляется, не теряет мужественности. В конце концов, какая, собственно, разница, в какую дырку совать. В темноте, с закрытыми глазами Тиберу казалось, будто с ним женщина. Попа у Тейта была мягкая, круглая, совершенно бабская. И стонал он так сладко.

Не думать! Не вспоминать!

Скорее бы найти истинную и поставить мозги на место. Она, эта Тая, обязательно понравится Тиберу, даже если окажется уродиной. Интересная девчонка, рискованная, бесстрашная, абсолютно без тормозов — он любил таких, а ему попадались лишь невинные овечки из добропорядочных семей да раскрашенные силиконовые куклы.

А он хотел настоящую бабу. Без косметики, без красных надутых губ, гибкую, умную, с распущенными чёрными волосами. Тёмненькую. Тибер обожал брюнеток, но не южного типа — с белой кожей и лёгким румянцем. А ещё, в отличие от большинства мужчин, тем более оборотней, считал: женщина должна дразнить, бросать вызов, а не быть покорной.

Тая и бросила им вызов, да такой, что в голове не укладывалось. Сбежала в Запретный лес — средоточие всех кошмаров.

Тибер попытался переключить мысли с хрупкого паренька, дрожащего от холода под его курткой, на пропавшую невесту, но в голову лезло ощущение горячей раскрытой задницы под ладонями. Нежная кожа. Какая нежная!

Тибер обречённо понял, что не торопится найти истинную, что с удовольствием пройдёт в компании Тейта ещё несколько дней и десятков миль. И что окончание этого пути пугает его сильнее всех ужасов, таящихся под покровом ночи. Когда волки вернут Таю в Логово, о её младшем брате придётся забыть.

Тибер хотел Тейта и молил богов прекратить это безумие. И одновременно мечтал, чтобы оно, это безумие, продолжалось.

Мусор на полу хижины захрустел под чужими ногами. Йен вернулся в дом. Три часа истекли? Уже? Так скоро?

Чёрт! Запах!

Вспомнив о брате, Тибер впервые по-настоящему вдохнул застоявшийся воздух в комнате. От собственных рук, от одежды Тейта, от лохмотьев, на которых мальчишка спал, тёрпко, резко несло недавним соитием. Потом и спермой. Рассчитывать, что Йен не учует этой гремучей смеси и не сделает выводы, было глупо. У оборотней отличный нюх и с умственными способностями всё в порядке.

Шаги приближались. Хлам под ногами хрустел всё громче. Скрипнула дверь, ведущая в смежную комнату. Четыре метра — и Йен будет здесь.

С третьей попытки Тиберу удалось вспомнить простенькое бытовое заклинание, убирающее неприятные запахи, со второй — применить знания на практике, с пятой — сделать это удачно. В комнате перестало нести спермой за секунду до того, как туда вошёл Йен. Впрочем, спешка была напрасной: обоняние к волку пока не вернулось. Так или иначе Тибер об этом благополучно забыл.

Йен бросил короткий взгляд на мальчишку, укрытого курткой брата, и сказал:

— Выйдем. Надо поговорить.

Глава 24

Тибер

Они вышли на крыльцо. Козырёк над входом от дождя защищал неважно. Ветер направлял струи под навес, и водяные брызги жалили кожу, подобно рою призрачных насекомых. За три часа дежурства Йен промок насквозь, и теперь настала очередь Тибера терпеть неудобства ради общей безопасности.

— О чём ты хотел поговорить?

Йен отвёл взгляд. Долго смотрел на дождевую завесу, будто та не скрыла за собой окружающий мир. Затем потянулся к карману куртки за сигаретой. Забыл, что давно бросил курить? Настолько нервничал? Из-за чего?

— Ты не хочешь оставить Эке Ин нам? Только нам двоим? — сказал он, вспомнив, что два года назад отправил последнюю сигаретную пачку в урну на улице.

— Ты часом не заболел? — Тибер театрально прижал ладонь к его холодному лбу, приподняв мокрые, прилипшие к коже волосы. — Как ты себе это представляешь?

— Так и представляю. Мы находим истинную и, вместо того, чтобы везти её в Логово, драпаем как можно дальше. На острова, например.

— И далеко мы убежим, прежде чем нас поймают? — Тибер тоже полез в карман. В отличие от Йена, он не был заядлым курильщиком, невероятным усилием воли победившим пагубную привычку, а потому позволял себе время от времени два-три косячка. Но и его карман оказался пуст. Пачка любимых LIS уже два месяца валялась в бардачке джипа нетронутая. — Не дури. Думай о благополучии стаи, если не хочешь покинуть её вперёд ногами. — Он поднял ворот куртки в попытке защититься от ветра, несущего водяные брызги. — А острова, конечно, хорошо. Я бы не отказался поваляться сейчас на берегу моря, подставив брюхо солнцу. Холодно здесь, дьявол.

Йен смотрел себе под ноги. На его месте Тибер давно бы скрылся в доме, подальше от проклятого дождя.

— Ты уверен, что сможешь её делить?

— Ревновать бессмысленно, — ответил Тибер и подумал о Тейте. О том, что с тех пор как увлёкся мальчишкой, куда проще относился к необходимости делить с кем-то истинную. Тая перестала его волновать. Совсем.

Йен молчал долго, затем бросил на Тибера странный взгляд и исчез за дверью. В небе за серой водяной завесой оглушительно громыхнуло.

— Совсем спятил, — проворчал волк, обдумывая слова брата. — Забрать истинную себе. Откуда у него вообще такие мысли?

Опасные мысли. Очень.

Волк зябко поёжился и втянул голову в плечи. Его ожидали три холодных, бесконечно долгих часа дежурства.

Перед самым рассветом Тибер вернулся в единственную сухую комнату в доме. Дождь ещё не закончился, но тропический ливень превратился в мерзкую морось. Йен обернулся волком и, в отличие от брата, совершенно не стеснялся обнимать Тейта во сне. Ему не надо было переживать о том, насколько гейскими выглядят его попытки согреть парня. Намерения Йена были чистыми. Это ведь не он, а Тибер несколько часов назад тёрся о мужской зад, ставя под сомнение свою ориентацию.

Тибер с трудом поборол желание оттолкнуть брата и занять его место. Прижать Тейта к тёплому волчьему боку, а лучше — к человеческому. Интересно, какие на вкус его губы?

Чёрт, не думай об этом!

Он устроился в углу. Опираясь спиной о влажную деревянную стену, смотрел на Тейта, спящего в чужих объятиях, пока в щелях заколоченного окна постепенно светлело.

Глава 25

До пещер, в которых, по моим словам, могла прятаться Тая, было два дня пути. Этот маршрут считался длинным, а я знала кратчайший. Он лежал через глубокий овраг. При желании и упорстве обойти яму удавалось за шесть часов. Но если с равновесием у вас всё было в порядке, существовал более быстрый способ перебраться на другую сторону. Сухой дуб без листьев, почти без веток упал или был намеренно свален так, что получился своеобразный мост. Я ходила по нему, наверное, раз десять, и, скажу вам, аттракцион этот заставлял мурашки бежать по коже.

Но вовсе не страх — иная причина заставила меня выбрать долгую и, как казалось тогда, безопасную дорогу. Направиться по неизученному маршруту. Я собиралась тянуть время.

После страстной ночи лёд между мной и Тибером тронулся — это чувствовалось. С лица волка исчезло злое, раздражённое выражение. Взгляд больше не казался подозрительным. От счастья Тибер, разумеется, не светился, но куда охотнее и бережнее помогал перебираться через возникающие на пути препятствия. Иногда, казалось, даже забывал о том, что я парень.

В этот раз Бер раздвинул колючие ветки кустов и придержал их для меня, будто распахнутый занавес. Сама я, продираясь сквозь заросли, обязательно оцарапала бы лицо или руки. Так что мой взгляд, брошенный в сторону волка, был полон искренней благодарности. В ответ Тибер незаметно сжал мою ладонь и даже несколько секунд подержал в своей. Потом смутился и рванул вперёд, обогнав брата.

Йен проводил его понимающим взглядом и неосознанно коснулся носа, будто надеялся таким образом вернуть себе обоняние. Большая загадка, почему он продолжал участвовать в моих играх. Тибер шёл за мной, надеясь найти Таю в пещерах, но Йен точно знал, что её там нет. Что заставляло младшего волка потворствовать этому нелепому спектаклю? Каковы были его мотивы? Или лучше спросить, над чем он взял время подумать и к какому решению склонялся? Могла ли я рассчитывать на его помощь при побеге?

Обсуждать столь щекотливые темы было рано, и я решила пока надеяться на себя.

Когда чувства Тибера окрепнут до такой степени, что этот закомплексованный гомофоб осмелится поцеловать мужчину — как только это случится, я попрошу его снять магический ошейник. Намекну, что он причиняет неудобства, например, придушивает. Возможно, за день до просьбы изображу приступ. Так и сделаю.

План окончательно сложился в голове. Воодушевлённая, я зашагала бодрее — и вдруг ощутила это. Опасность!

Ладони похолодели. Знакомый озноб пробежал вдоль позвоночника, и все волоски на руках встали дыбом. В груди заныло, неприятно, тянуще, жутко. Я замерла. Стояла, оглядываясь, не решаясь идти дальше.

Опрометчивое желание сделать путешествие более долгим привело к тому, что мы оказались в месте, совершенно мне не знакомом. Как так получилось? Я была уверена, что в детстве исследовала каждый уголок Запретного леса от забора до заросших кустами пещер. Но сейчас, осматриваясь, с ужасом понимала: эти сухие деревья, лишённые листьев, я видела впервые.

Стволы напоминали узловатые пальцы, дупла в них — рты, распахнутые в немом вопле. Гладкие серые ветки были похожи на окаменевших змей на голове Медузы Горгоны, заглянувшей в отполированный медный щит. Мы словно очутились в толпе чудовищ, дремлющих, но готовых в любой момент пробудиться. И земля вокруг была вся изрыта.

— Где ты там застрял? — прокричал Тибер, стоя на небольшом возвышении.

Я не могла сделать ни шага. В голове оглушительной сиреной выло: «Беги!» И напугали меня не гротескные, изуродованные деревья, не подозрительная для леса тишина, а внутренняя дрожь и холод, разливающийся по венам.

Обычно опасность я чувствовала задолго до того, как моей жизни начинало что-то угрожать. Смутная тревога заставляла прятаться или менять маршрут. Но то, что я испытывала сейчас, тревогой, тем более смутной, назвать было нельзя. Ужас. Паника на грани истерики.

Невидимое нечто подобралось пугающе близко. Прятаться и бежать было поздно. Я даже не знала, откуда именно исходила опасность. Озираясь, не замечала ни зверей, ни монстров, при этом отчётливо ощущала: оно рядом, крадётся, вот-вот нападёт.

— Ты там заснул?

Голос Тибера вырвал меня из парализующих тисков ужаса. Я подняла взгляд. Волк решительно приближался, а за его спиной…

За его спиной из земли жутко, бесшумно вырастал длинный мясистый щупалец.

Я распахнула рот в беззвучном крике.

И тут мою ногу что-то обвило.

Глава 26

Мою лодыжку до боли стиснул мерзкий серо-зелёный щуп, выросший из-под земли, словно древесный корень. Я бы закричала. Истошный вопль звенел в голове, но из распахнутого рта не вырывалось ни звука. И хорошо. Даже такой дундук, как Тибер, никогда бы не поверил, что от запредельного ужаса у их немого спутника внезапно прорезался голос. Женский.

В тот момент о маскировке я думала в последнюю очередь. Больше всего меня волновала моя опасно затрещавшая кость, несчастная покрасневшая нога в стальной хватке неизвестного монстра.

Тибер спешил ко мне с лесного пригорка, матерясь почём зря. За его спиной колыхались три… Нет, четыре!.. О боги, уже пять массивных тентаклей с присосками. Земля содрогнулась. Йен и Тибер попадали с ног. Наружу из тёмных грунтовых недр с грохотом вырывались всё новые и новые щупальца. Один это был монстр или множество, мы не знали, но чёртовы извивающиеся отростки за какую-то минуту породили вокруг нас новый лес — живой, жаждущий крови. Обступили, словно деревья.

— Тейт, держись! — кричал Тибер.

— Мы идём! — это уже был Йен.

Братья честно пытались до меня добраться, но каждый квадратный метр был усеян смертоносными щупами, и ничто их не брало: ни пули, ни заклинания.

Выстрелы гремели один за другим. Тибер разрядил в чудовище всю обойму, но на землю не упало ни капли крови. Жуткий отросток извивался, тянулся схватить, переломить хребет. Волчьи клыки и когти были бессильны перед его толстой шкурой.

Моя распухшая щиколотка тем временем молила о помощи. Абсурд просто. Нелепость. Как я могла не почувствовать опасности?

От нового подземного толчка я рухнула на колено, болезненно приложившись чашечкой. Внезапно мне показалось, будто мы не в лесу, а на корабле посреди бушующего, штормового моря, а за бортами из воды поднимаются щупальца гигантского кракена. Может, так и было. Может, там, глубоко-глубоко под землёй, дремал осьминог-исполин, а мы его разбудили, и все эти гибкие отростки принадлежали ему, подчинялись одному разуму.

Волки рвались ко мне. На лицах страх смешивался с отчаянием.

— Как их убить? — кричал Йен, отрубая заклинанием кончик щупа и видя, как тот отрастает снова прямо на глазах и начинает нападать стремительнее, злее — так, что успевай уворачиваться.

— Попробуй сжечь!

Следуя своему же совету, Тибер направил на чудовище столб яркого пламени. Огонь стекал с гладкой серо-зелёной шкуры, словно вода.

— Не работает! — отозвался Йен, тоже попробовав и потерпев неудачу.

— Мы ослабли без Эке Ин, — Тибер скакал между извивающимися щупальцами, пытающимися его схватить, будто чёрт на углях. — Скоро магия иссякнет, и мы…

Йен выстрелил. Без толку.

Братья ещё что-то делали. Кричали. Свист пуль чередовался с рёвом пламени и хлёстом колдовской плети, но в голове у меня отчаянно билась одна-единственная мысль:

«Нога-нога-нога-нога!»

Проклятое щупальце почти сломало мне кость. От боли по щекам текли слёзы.

— Тейт! — синхронный вопль заставил вскинуть голову. Когда так истошно орут твоё имя, ничего хорошего это не предвещает.

Действительно.

Я подняла взгляд, и всё происходящее вдруг показалось нереальным. Как если бы я перенеслась в финальную сцену третьесортного фильма ужасов. Наверное, это был защитный механизм психики, иначе увиденное свело бы меня с ума.

Надо мной огромным вопросительным знаком склонялся монструозный червяк. Я видела, как присоски — а присоски ли это были? — ритмично сжимались, будто многочисленные носы пытались меня унюхать.

— Тейт, беги!

Крик Йена вырвал меня из оцепенения. Я дёрнулась, но другой щупалец держал мою ногу тисками капкана. Не было ни шанса спастись. Ни шанса побороться за жизнь. Казалось, лодыжка стиснута железным браслетом и прикована к земле цепью.

А щуп наклонялся. Присоски сжимались и разжимались и теперь напоминали не носы, а алчные пасти, каждая из которых норовила урвать кусок моего тела.

Это конец?

Я умру?

Не может быть. Не может быть. Не может быть.

— Тейт!

Уши словно забили ватой.

Почему перед глазами всё расплывалось, а движения казались такими медленными?

— Тейт! Нет!

Кончик щупа наклонился к моему лицу, будто обнюхал, а затем червяк выпрямился, вытянулся во всю грандиозную длину, вероятно, чтобы потом резко опуститься — нанести последний удар. Смертельный.

Не желая этого видеть, я закрыла глаза.

Глава 27

— Нет! — хором кричали мои похитители.

Я приготовилась к боли, но её не последовало. Щуп не рассекал воздух, чтобы одним коротким мощным ударом превратить меня в лепёшку. Вместо этого на голову и плечи с шорохом опустилась невесомая вуаль. Или это была паутина?

Сеть! Я распахнула глаза: меня накрывала защитная магическая сеть — как та, которую волки развешивали на кустах вокруг лагеря во время привала. Считалось, что она отпугивает чудовищ. Возможно, дело было в запахе (обычные люди его не чувствовали) или в особых импульсах, посылаемых нитями, что пульсировали в такт биению сердца и чуть заметно светились. Издалека сеть казалась рождественской гирляндой, вблизи — паутиной сосудов, по которым бежала кровь. Она накрывала меня полностью — от макушки до пяток — и, похоже, работала, ибо кошмарный щупалец не спешил нападать. Вместо этого он раскачивался из стороны в сторону, как гигантский укоряющий палец. Словно сомневался, что делать.

Я скосила взгляд. Братья продолжали уворачиваться от монстров и в то же время ошеломлённо следили за происходящим. Кто-то из них спас меня, догадавшись набросить сеть. Наверное, Йен. Он сумел подобраться ко мне довольно близко. Нас разделяли несколько метров и два отростка, рассекающих воздух.

Чудовище передо мной ещё немного покачалось туда-сюда и стремительно ушло под землю. Грохот поднялся такой, словно включили громадный бур. Другие щупальца колыхались вокруг, как водоросли, но меня не трогали. Не замечали. Магическая сеть сделала меня невидимой для их взглядов. Или что у них там было вместо глаз?

Сообразив, в чём дело, волки обзавелись такими же украшениями. И через минуту-другую все до единого чудовища исчезли в темноте земных недр, будто кто-то взмахнул волшебной палочкой и прогнал их.

— Ты в порядке?

Первым рядом оказался Йен. Не успела я опомниться, как очутилась в его объятиях, до боли прижатая к твёрдой груди. В ухо заколотилось чужое сердце.

— Ты чего его тискаешь? — Тибер недовольно пихнул брата в плечо. — Отпусти, задушишь.

Йен послушно расцепил руки, и я поняла, что в его объятиях дышалось и правда тяжеловато.

На лице Тибера читалось сильнейшее желание последовать примеру Йена и как следует меня пожмякать. Но на чужих глазах он позволил себе только дружеский жест: широкая ладонь успокаивающе сжала моё плечо.

Мы огляделись.

О случившемся напоминала развороченная земля, испещрённая бесчисленными дырами тоннелей. Тишина висела жуткая. Как после контузии.

— Смотрите-ка, — Тибер кивнул в сторону небольшой возвышенности, на которой стоял в тот момент, когда появились первые щупальца.

Я сначала не поняла, что именно он хочет показать, к чему привлекает наше внимание, а потом заметила. Мы находились внутри чёткого круга голой земли, полностью лишённой растительности, среди деревьев-уродцев. На холме же, несмотря на начало осени, ярко зеленела трава, шелестели листьями клёны. Разительный, бросающийся в глаза контраст.

— Хочешь сказать, что Они обитают только здесь? Именно в этом месте? — спросил Йен.

Тибер пожал плечами.

— Тут ничего не растёт, и вообще… хочется думать, что как только мы выйдем из этого круга, то окажемся в безопасности.

Так, собственно, и получилось. Достигнув травяной границы, Тибер сбросил на землю сеть — захотел проверить свою теорию. Я вздрогнула, ибо воспоминания о случившемся были ярки и живы. Замахала руками, мол, скорее верни всё как было, придурок. Но Тибер стоял, уперев руки в бока. Скинутая сеть гирляндой мерцала у его ног. И никто на нас не нападал.

— Что и следовало доказать.

Мы двинулись дальше. Йен впереди, Тибер за мной.

Глава 28

Во второй половине дня мы вышли к озеру, кристально чистому, прозрачному настолько, что воду из него, наверное, можно было пить без последствий для желудка. Несмотря на это, Тибер достал из рюкзака фильтр с помпой и потратил немного времени, чтобы пополнить наши запасы. Последняя бутылка опустела ещё утром.

Я не сомневалась, что у озера, даже такого красивого, мы не задержимся. Пообедали мы час назад жареным зайцем и остатками хлебцов. Солнце ярко сияло над верхушками сосен, росших у противоположного берега, и до темноты можно было пройти ещё километров двадцать. Устраивать привал было рано. Но, к моему удивлению, Тибер сказал:

— Отдохнём, — и, приблизившись к кромке воды, начал раздеваться.

Йен присоединился к брату через минуту, как только перенёс наши рюкзаки в тень раскидистого клёна.

Судя по всему, не одной мне хотелось освежиться и скорее смыть с себя лесную грязь. Только, в отличие от братьев, я не могла позволить себе подобной роскоши.

— Идёшь? — спросил мой гомофобный любовник, и такое облегчение проступило на его лице, когда я написала в блокноте: «Нет. Холодно».

Похоже, каждую секунду нашего путешествия Тибер пытался забыть о том, что объект его страсти — мужчина. Старательно избегал любых напоминаний об этом. Плоская грудь и болтающийся между ног член могли помешать ему представлять меня женщиной.

Волки раздевались. Мне оставалось наблюдать за ними, устроившись на поваленном дереве. Очень быстро я поняла: мужчины, которым не терпится окунуться в бодрящую воду, ведут себя по-другому. Не так. То, что происходило на берегу, больше всего напоминало стриптиз, только без музыки. Братья не спешили, избавлялись от одежды медленно. Красуясь, замирали в выгодных позах и до смешного не замечали, что оба занимались одним и тем же — пытались произвести впечатление.

Пока Тибер сражался с заклинившим замком на куртке, Йен успел избавиться от майки и свитера и повернулся так, что солнце осветило его мускулистый торс, как софит. Глядя на меня, он неторопливо провёл ладонью по рельефному животу, по соблазнительным кубикам пресса, погладил ремень на джинсах. Тибер наконец победил застёжку и тоже обнажился до пояса.

Рот наполнялся слюной, когда я смотрела на братьев. Оба были высокими, накачанными, но отличались друг от друга, как день и ночь. Могучий Тибер с широченной спиной, обалденной выпуклой грудью, которую хотелось накрыть ладонями, и поджарый гибкий Йен, тоже мускулистый, но более изящный.

Представление всё длилось и длилось, сердце стучало быстрее и быстрее. Тибер расстегнул джинсы и запустил руку в бельё. Сжал под тканью член. Штаны Йена тоже были расстёгнуты, и в вырезе ширинки я видела лобок и краешек возбуждённой плоти, только самое основание, но это зрелище волновало сильнее откровенной наготы.

Оба волка — Йен и Тибер — смотрели на меня. Только на меня. Играли мышцами. Взгляд Тибера был тёмным, жадным, властным, Йена — предлагающим. Словно старший брат уже считал меня своей собственностью, а младший — приглашал ею стать.

Напряжение зашкаливало, как и мой пульс. Мне было и жарко, и неловко, и хорошо, и плохо одновременно. Наконец волки разделись и зашли в озеро: Йен по пояс, Тибер — более коварный — по бёдра. Так, что вода плескалась под упругими ягодицами.

Сначала старший продемонстрировал мне тренированную спину и подтянутый зад идеальной формы, затем повернулся боком и принялся тщательно мыть член. Плескал на него водой, водил кулаком по стволу, сдвигал крайнюю плоть, обнажая головку.

«Готовится», — поняла я и ощутила сладкий трепет, предвкушение, смешанное с тревогой.

Движения Тибера были такими сосредоточенными, что никаких сомнений не осталось: волк готовил свой член для близости. Но для близости какого рода?

Была у меня мыслишка, да только от неё руки начинали трястись, как у паралитика. Я отвернулась, горя щеками. Затем и вовсе сбежала в кусты, якобы по нужде.

* * *

Всю дорогу в голове крутился вопрос: каких сюрпризов стоило ждать вечером, после того как мы устроимся на ночлег и Йен отправится спать, а Тибер — дежурить? Волк готовился. Основательно вымыл член, чтобы… Чтобы что?

Я отогнала панические мысли. Солнце медленно опускалось, и в лесу темнело, хотя сумрак и без того сопровождал нас большую часть пути: деревья росли густо, кроны плотно сплетались над головами. С трудом передвигая ватные ноги, я ждала, когда лидер нашего импровизированного отряда даст команду разбить лагерь. Тибер шёл позади. Спиной, вернее, тем, что немного ниже, я чувствовала его прожигающий взгляд.

«Ты знаешь, что он сделает. Что он собирается сделать, когда Йен уснёт и не сможет помешать. Чего попросит. Или потребует».

Я знала. По крайней мере, догадывалась. Переживать было не о чем. Я делала это несколько раз со своим последним парнем и ничего отталкивающего в такой ласке не видела. Но хотела ли чего-то подобного с Тибером? Готова ли была исполнить его желание?

Спустя час или около того окончательно стемнело. Тибер остановился и бросил на землю рюкзак. Это означало, что до утра дальше мы не пойдём.

«Привал», — подумала я и сжала за спиной дрожащие руки.

Волчья охота, ужин — всё прошло, как в тумане.

— Я дежурю, — сказал Йен.

— Нет, первый — я, — жёстко отрезал Тибер, бросив в мою сторону жадный, нетерпеливый взгляд.

Он определённо что-то задумал.

Глава 29

Казалось, прошла вечность, прежде чем Йен улёгся, соорудив под деревом постель из еловых веток. Чем дольше младший возился, тем раздражённее становился Тибер. Терпение явно не было его сильной стороной. Я и сама устала вариться в убойном коктейле чувств и уже не понимала, чего в душе больше — страха или предвкушения.

Йен долго не мог уснуть, играя на наших нервах. Пытался завести с братом разговор и получал в ответ испепеляющие взгляды. Когда он затих, я вздохнула с облегчением и в то же время напряглась, одеревенела.

Тибер, не отрываясь, смотрел на брата — пытался понять, достаточно ли крепко тот уснул. А я в свою очередь не сводила взгляда с него. Сердце бешено колотилось. Руки дрожали. Между ног стремительно разгорался пожар. Я не могла ни думать, ни шевелиться, даже дышала с трудом.

Тибер кивнул своим мыслям и тихо двинулся в мою сторону. Я следила за его приближением широко распахнутыми глазами. Красивый хищник. Одержимый. Опасный. Пока он шёл ко мне, не наступил ни на одну сухую ветку, ни разу не зашуршал опавшими листьями, не издал ни звука.

— Сделаешь для меня кое-что? — шепнул волк, опустившись рядом и прижавшись ко мне плечом.

Завороженная его грацией, его запахом, сексуальностью, бьющей через край, я едва не спросила: «Что?» Вслух, голосом, но вовремя спохватилась и потянулась за блокнотом.

— Возьмёшь в рот? — Тибер глубоко вздохнул и добавил, словно в омут с головой бросился: — Отсоси мне. А я тебе подрочу.

Ничего себе.

От изумления у меня отвисла челюсть. Неужели Тибер хотел Тейта настолько, что решился коснуться чужого члена? Так жаждал получить минет или считал важным сделать удовольствие обоюдным? Дрочка и оральный секс — обмен, конечно, неравноценный, но волку и без того пришлось серьёзно переступить через себя. Для такого брутального натурала это был непростой шаг.

Тибер взглянул на мои губы, облизнул свои и сразу отвернулся. Забавно. Трогать мужчину за член он был готов, а совать язык ему в рот — нет. Крепость пала, но не до конца. Оставалось взять последний бастион — получить поцелуй, заставить волка признать свои чувства.

Раскрытый блокнот лежал на коленях. Я нервно крутила в руках карандаш, не пытаясь что-либо написать, и моё молчание было принято за согласие. Тибер расстегнул ширинку. Настолько роскошный член (голову тут же наводнили эпитеты, такие как «мощный», «толстый», «ровный»), пожалуй, можно было увидеть только в фильмах для взрослых. Светлая кожа казалась бархатистой и нежной. Мясистая головка блестела влагой, наполовину скрытая крайней плотью. Тибер провёл кулаком по стволу, обнажив её полностью.

— Возьмёшь? — прохрипел он, а затем бросил нерешительный взгляд на мой пах: — А я…

Не смог повторить своё предложение, ещё раз озвучить его вслух.

«Отсоси мне. А я тебе подрочу».

Я хотела. Кто бы знал, как хотела ощутить руку Тибера — эти длинные, крепкие, мозолистые пальцы у себя в штанах. Каково бы это было? На миг я представила, как Тибер себя ломает и неуверенно, возможно, брезгливо тянется к моей ширинке, расстёгивает молнию, ожидая увидеть член, а там…

Нельзя.

Дьявол и все бесы ада, нельзя!

Чёрт!

Взгляд упал Тиберу между ног. Рука с широкими костяшками неспешно поглаживала освобождённый член, и тот набухал, увеличивался в размерах, хотя, казалось бы, куда уж больше. Зачарованная, я смотрела на каплю смазки на головке у крохотной дырочки. Вторая рука, свободная, опустилась мне на затылок и мягко, но настойчиво надавила, потянула вниз. Губы распахнулись сами собой, инстинктивно, без участия разума. Я была уже близко, ощущала чужой бьющий толчками жар, купалась в одуряющем мужском запахе. Пальцы Тибера ласково массировали мою шею. Я всё ниже и ниже склонялась над его пахом, шире и шире открывала рот, представляя, как всё это горячее, пульсирующее великолепие заполнит меня до самого горла. Конечно, это были лишь фантазии. Сумасшедшие, сладкие, оторванные от реальности. Не с моим скудным опытом изображать из себя порноактрису.

Тибер дрожаще выдохнул. Губы почти коснулись головки, как вдруг я ощутила горячую ладонь на внутренней стороне бедра. Рука, до этого ласкавшая мою шею, оказалась в опасной близости от ширинки. Ещё чуть-чуть — и Тибер заподозрил бы в своём любовнике евнуха.

Я вскочила на ноги. Так резко, что затылком нечаянно долбанула Тибера в челюсть. Даже услышала, как от удара клацнули волчьи зубы.

— Ты что творишь?

Действительно, что я творила? Едва не послала к дьяволу отличный план. Дура!

Место, где Тибер меня коснулся, горело огнём. Словно не ладонь к бедру прижалась, а раскалённое тавро.

Хорошо, конечно, что в постели волк не был эгоистом, но его грёбаное желание ответить на ласку взаимностью всё испортило. Я могла отказаться и доставить удовольствие, так сказать, на безвозмездной основе, но пришлось бы объяснять своё нежелание раздеться и получить оргазм. Сочинять бредовые истории не хотелось, а ничего толкового в голову не лезло, так что я решила оставить произошедшее без комментариев. Это было безопаснее, вызывало меньше подозрений.

Бросив на Тибера недовольный взгляд, я стремительно направилась к Йену — собиралась улечься под тёплым волчьим боком и проспать до утра.

Хвостатый нахмурился. Кинулся следом, забыв застегнуть штаны. Его неопавший агрегат болтался в вырезе ширинки, видимо, продолжая на что-то надеяться.

— Ты что обиделся? Я что-то не то сделал? Не так сказал?

Хм.

А это идея!

Женский опыт подсказывал: притворяться обиженной порой было выгодно. Поразмыслив немного, я решила не разубеждать Тибера. Пусть считает себя виноватым и пытается понять, где накосячил.

Глава 30

— Что я сделал не так? — Тибер не давал мне покоя, ходил по пятам, гундел под ухом, пока я пыталась устроиться рядом с горячим волком. И как только Йен не проснулся от его постоянного бубнежа?

С невозмутимым видом я изображала немого гея, смертельно обиженного любовником, и эта роль давалась мне отлично. Маска сурового мачо на лице Тибера не просто дала трещину — разбилась вдребезги. Я чувствовала: ещё немного — и опасный хищник расстелится у ног ковриком.

— Где я накосячил? — Тибер сам принёс мне блокнот, чтобы я объяснила суть своих претензий. Попытался коснуться моего плеча, но я нетерпеливо стряхнула его ладонь. — Ну, не дуйся. Что мне сделать, чтобы ты меня простил?

Похоже, волк дошёл до нужной кондиции. Теперь важно было не переусердствовать, не превратить желание загладить вину в раздражение.

Мысленно улыбаясь — но только мысленно! — я взяла из его рук блокнот, с садистcким видом показала сточившийся карандаш и терпеливо подождала, пока Тибер сделает его пригодным для письма.

— Теперь расскажешь, какая муха тебя укусила?

Губы мои оскорблённо поджались, острый грифель коснулся бумаги.

«Я для тебя всего лишь дырка для удовольствия».

Тибер нависал над моим плечом, жадно вглядываясь в карандашные строчки, — не мог дождаться, когда я напишу ответ полностью. Дочитав, он замолчал. И молчал так долго, что стал напоминать зависший компьютер. Ей-богу, со стороны казалось, что у него в голове происходит грандиозная перезагрузка системы. Разрыв всех шаблонов.

Не долго думая, я решила его добить.

«Ты меня даже ни разу не поцеловал».

Гей-романтик. А разве так не бывает?

Руки Тибера, вцепившиеся в блокнот, дрогнули. Он перевёл взгляд с написанного на мои губы. Сглотнул. Снова посмотрел на бумажный лист.

«Ты меня даже ни разу не поцеловал».

Я чувствовала, что играю с огнём. Но до пещер оставался день пути. Надо было скорее заставить Тибера признать свои чувства, пересечь рубикон — черту, после которой нет возврата.

— Я…

Поцелует или не решится?

Я замерла в ожидании и задержала дыхание.

Тибер отдал мне ежедневник. Не решился.

— Ты не дырка для удовольствий, — прохрипел он.

«Да? А кто? Ты лапаешь меня, просишь сделать минет. При этом одна мысль о поцелуе вызывает у тебя отвращение».

— Неправда! — Тибер снова сглотнул и уставился на мой рот.

Ну же, давай! Смелее.

Пытаясь его подтолкнуть, я облизала губы и поняла: самообладание волка держалось на тонкой нити, натянутой до предела. И вот она, эта нить, лопнула.

Зарычав, Тибер смял мои губы, ворвался языком в рот. Зафиксировал голову между ладонями и целовал, целовал, целовал. Не отстраняясь, не давая глотнуть воздуха. Стонал, хрипел. Толкался в жаркую глубину. Вылизывал нёбо.

На меня будто обрушился ураган. Лавина, но не снежная — огненная. Кто-то слишком долго сдерживал чувства и теперь, сорвавшись, сошёл с ума, не мог остановиться. Ни на минуту. Ни на секунду. Казалось, Тибер хочет меня сожрать. Губы, измученные, опухли, а он всё терзал их, жадный, голодный хищник. Пил моё дыхание. Делился своим. Ладонь сильнее и сильнее давила на затылок.

Подсечка, рука под спину — и лопатки коснулись земли. Тяжёлое тело опустилось сверху, накрыло меня, заслонив небо за кружевом веток, весь мир. Мы лежали рядом со спящим Йеном, целовались, безумные, тёрлись друг о друга, будто своей страстью пытались разжечь костёр до самых звёзд.

— Я рехнулся, — стонал Тибер мне в рот. — Рехнулся. Что ты со мной сделал, дьявол проклятый? Люблю тебя. Люблю. Мой.

Пальцы сжимали короткие волосы. Заставляли выгибать шею, запрокидывать голову, покоряться чужой настойчивости. Бёдра с силой толкались между моих раздвинутых ног.

— Хочу тебя. Хочу. Прямо сейчас. По-настоящему. Прошу. Умоляю. Дай. Иначе сдохну.

Тибер сложил оружия. Окончательно сдался нахлынувшим чувствам, но и я сдалась тоже, опьянённая его крепким, мужским запахом, его пылом. Бесы, душу бы продала, чтобы ощутить его твёрдый член. Не так, как сейчас, — через одежду. А внутри. В себе.

— Может, и хорошо, что ты не баба, — Тибер оставил в покое мой язык и переключился на шею. Ласкал губами горло, покусывал. И шептал между поцелуями: — Может, и хорошо, что ты не она. Не истинная. Не Тая. Не придётся тебя делить. Можно забрать тебя себе. Только себе.

Он обхватил моё лицо, сжал в лодочке ладоней.

— Люблю тебя. Я грёбаный педик. Втрескался в парня. В брата своей Эке Ин. Похрен. К чёрту! Пошло оно всё к дьяволу!

Как загнанно он дышал! С какой нежностью смотрел!

— Давай сбежим. Вместе. Ты и я. К чёрту стаю. Они не будут нас искать. Скажу, что грохнул тебя. Случайно. М-м-м, — он потёрся носом о мою щёку. Поцеловал в краешек губы. — Ты им не нужен. Да и я нафиг сдался. Пусть ищут свою Эке Ин, а мы свалим. Куда там Йен предлагал? На острова? Свалим на острова. Вдвоём. Хочешь?

Глава 31

Убраться подальше из Запретного леса, где я чуть не погибла? Сбежать с Тибером в закат, оставив головорезов Серой Триады с носом? Делить постель с одним мужчиной вместо семерых?

Конечно же, я хотела! Вот только…

Не откажется ли Тибер от своих намерений, как только узнает правду? С Тейтом он готов идти против системы, но Эке Ин поднимет ставки до небес. Свалить на острова с парнем — одно, украсть у бандитов истинную — совершенно другое. В первом случае иметь дело придётся со своими комплексами, во втором — с озверевшей стаей, вооружённой до зубов, идущей по следу.

Да и можно ли верить словам мужчины, кровь которого отлила от головы и вся сосредоточилась ниже пояса? Пока Тибер хрипит от страсти, толкаясь между моих раздвинутых ног, он полон решимости изменить свою жизнь, но что будет утром, когда рассудок к нему вернётся? Не придёт ли он в ужас от того, что назвал себя геем? Не пожалеет ли об этом опрометчивом признании? Не возненавидит ли меня, свидетеля своей слабости?

Была и другая причина для сомнений. Синеглазая, заботливая, согревающая ночами пушистым мехом. Почему-то невозможно было представить себя покидающей лесную поляну и оставляющей Йена одного в темноте.

Хэй, Тая, ты забыла о своём плане? Привязалась к похитителям? Влюбилась?

Остановись. Что ты делаешь? Что творишь? Почему позволяешь Тиберу гладить твои бёдра, толкаться языком в рот, забираться пальцами за джинсовый пояс?

Стой, прекрати! Возьми мысли и желания под контроль. Не отвечай на поцелуи сладкими стонами, не подавайся навстречу, полная ответного желания. А главное… Главное, не разрешай переворачивать тебя на живот.

Поздно.

Земля подо мной пахла хвоей, шуршала еловыми ветками и опавшими листьями. Иголки царапали кожу, и я прятала лицо в скрещенных руках, пока Тибер исступленно вылизывать мою шею под затылком, легонько прихватывал зубами, словно хотел поставить метку, но не решался.

— Позволь мне. Позволь сделать это по-настоящему. Дай. Иначе сдохну.

Темнота снова становилась прикрытием для моей женственности. Пальцы судорожно цеплялись за штаны, не позволяли спустить их ниже необходимого. Воздух холодил нежную кожу ложбинки — укромное местечко между разведёнными ягодицами. Тибер держал половинки попы широко раздвинутыми, смотрел на сжатую дырочку, подбирался к ней большими пальцами. Какие широкие горячие были у него ладони!

— Хочу в тебя. Можно?

Такого опыта у меня не было. Никто из мужчин не брал меня сзади. Согласиться — в каком-то роде лишиться девственности. Не лучшая идея пробовать нечто новое в глухом лесу, на колючих еловых ветках, без нормальной смазки и подготовки, да ещё при свидетеле, пусть и спящем, ничего не подозревающем. Что если Йен проснётся? Что если я не сдержусь — закричу от боли или от удовольствия? Что если тайна моя в самый неподходящий момент раскроется?

Я говорила себе остановиться, прекратить это безумие, но тут же посылала здравый смысл к дьяволу, окуналась в сумасшествие с головой. Плавилась от стыдных прикосновений, ещё сильнее открывалась жадному взгляду, старалась расслабиться, понимая, что слюна не лучшая смазка.

Тибер не спешил. Ласкал девственный вход. Размазывал по дырочке влагу, время от времени пытаясь проникнуть внутрь. Каждый болезненный вздох заставлял его останавливаться, замирать.

— Не знаю, как тебя растянуть, — шептал он в отчаянии, а затем принимался за старое с ещё большим усердием. И сам держал мои штаны, не давая им сползти ниже, показать то, что видеть он не хотел.

Постепенно мышцы сдались его терпению и напору, впустили сначала один палец, затем — второй. Обхватили их плотно, сжали тесным трепещущим кольцом.

Это было странное ощущение. Приятное и неприятное одновременно. Никогда я не чувствовала себя настолько уязвимой, зависимой от партнёра. Никогда прежде мои щёки не горели таким жарким румянцем. Пальцы Тибера были внутри меня. Не во влажном женском лоне, а сзади, там, где пульсировало и жгло.

— Сейчас…

Звякнула пряжка ремня. Вжикнула расстёгнутая ширинка. Зашуршала одежда.

Неужели я позволю Тиберу заменить пальцы членом? Войти в меня, узкую, тесную, своим чудовищным агрегатом?

Со страхом и предвкушением я зарылась лицом в скрещенные руки и приподняла бёдра. Широкая головка прижалась к колечку мышц, надавила. Сильнее, ещё сильнее. В висках грохотал пульс. Дыхание Тибера оглушало. По воздуху плыл густой мускусный запах.

Больно!

Ох, черти, как же это оказалось больно! Лишаться обычной девственности было куда менее мучительно.

Я дёрнулась. Из глаз брызнули слёзы. Тибер остановился, проникнув в меня одной лишь головкой, но будто раскалённым кулаком. Похоже, мы оба испугались моей реакции.

«Нет. Не хочу», — я застучала по земле, показывая, что передумала, но Тибер и сам уже пытался осторожно покинуть тиски моего тела.

Щёки были влажные. Слёзы текли и текли.

Я повернула голову — и, заплаканная, столкнулась с распахнутыми в ужасе синими глазами Йена.

— Что ты творишь? — прошептал он брату, а затем вскочил на ноги, взревел: — Не смей! Не смей насиловать!

Глава 32

Тибер

От вопля Йена заложило уши.

— Не смей! Не смей насиловать!

И земля будто разверзлась у Тибера под ногами.

Боги…

Ужасная ситуация. Чудовищная. Хуже некуда.

Брат застукал его с членом в мужской заднице. Занимающимся сексом с молодым парнем. Не с каким-нибудь незнакомцем — с Тейтом, родственником их Эке Ин. Да к тому же решил, что он взял любовника против воли.

Никто еще не называл Тибера насильником. Сложно было сказать, что унизительнее: считаться геем или сволочью, которая не спрашивает согласия у партнёра.

Стыдно.

Тибер открыл было рот, собираясь начать оправдываться, но запутался в собственных мыслях.

Что сказать?

Я не голубой?

А разве натуралы трахаются с мужчинами?

Я просто экспериментировал, хотел сбросить напряжение?

Перед глазами возникли карандашные строки в блокноте Тейта: «…всего лишь дырка для удовольствий».

Заявить, что парень временная замена женщине, — навсегда забыть про отношения с ним. Перспектива почему-то привела в ужас. В Ужас с большой буквы.

Пока Тибер лихорадочно подбирал слова, шокированный Йен уже оттеснял от него Тейта.

— Что ты наделал? О чём думал? Это же брат нашей истинной! Ты полез на младшего брата Эке Ин! На мужчину!

Каждое обвинение хлестало кнутом, заставляло морщиться, ещё отчаяннее искать себе оправдание. Но пока с губ срывались лишь междометия.

— Не подходи к нему больше! Слышишь? Не смей приближаться! Никогда! — Йен заслонил Тейта широкой спиной. Снял куртку и укрыл его дрожащие плечи. Так кутали в пледы пострадавших от стихийных бедствий. — Всё будет хорошо, — это он шептал остолбеневшему парню, гладил его по голове, словно маленького. — Я не дам тебя в обиду. Ни на шаг не подпущу этого урода. Никто тебя больше не тронет и пальцем. Клянусь!

У Тибера в голове будто взорвалась водородная бомба. Виски заломило. Затылок стянуло железным обручем.

— Я его не насиловал, — прохрипел оборотень так глухо, что не узнал собственного голоса. — Это было добровольно, по… — он хотел сказать «по любви», но не смог.

Есть вещи, в которых сложно признаться даже себе, а уж озвучить прилюдно — задача невыполнимая. Ну, не готов был Тибер открыть брату правду. Произнести вслух нечто настолько стыдное. Заявить во всеуслышание, что его ориентация неожиданно изменила цвет. Он сам-то не до конца смирился с этой мыслью. Только-только перестал отрицать очевидное.

— Не насиловал?! — обычно спокойный и сдержанный Йен кричал. Едва слюной не брызгал от гнева. Оборачиваясь, показывал на мокрые щёки Тейта и распалялся ещё сильнее. — Добровольно, говоришь? Ты взгляни на него! Несчастный пацан напуган до чёртиков. Рыдает. Вон как его трясёт. Да он же сейчас грохнется в обморок. Это ты называешь добровольно, по согласию?

И правда, почему Тейт молчал, не хватался за блокнот, не спешил выгораживать любовника?

Жуткая догадка шевельнулась в душе.

Неужели… Нет, не может такого быть. Бред. Абсурд. Нелепость. Но всё же…

Что если мальчишка не хотел Тибера? Что если согласился подставить зад из страха? А вдруг, обезумев от страсти, Тибер просто не заметил его сопротивления, не услышал жалобного протестующего мычания? Перепутал стоны боли и удовольствия?

Когда любовник немой, ошибиться раз плюнуть.

Дьявол! Неужели Тибер причинил боль своему малышу?

— Подонок ты!

Мир неожиданно взорвался в ослепительной белой вспышке. Сначала Тибер решил, что ужас от содеянного, невыносимое чувство вины, захлестнувшее волной, раскололи его голову, как орех. Оказалось, это Йен со всего размаха зарядил брату кулаком в челюсть. Правильно! Так ему, ублюдку, и надо. Если он действительно принудил любимого к близости, то заслужил наказания ещё большего. Не подставить ли вторую щёку? Не попросить ли Йена разукрасить ему фингалами оба глаза?

Боли Тибер не чувствовал. По крайней мере, в хрустнувшей челюсти. А вот в груди всё ныло, корёжило, будто не в лицо ему дали кулаком, а по сердцу, сломали рёбра, вогнали осколки в лёгкие. Поэтому и дышалось с трудом.

— Тейт, — Тибер качнулся к парню. Надо было поговорить, объясниться, попросить прощения, возможно, на коленях. Да только Йен не дал. Глянул со злостью и стукнул по протянутой руке.

— Не подходи. Понял! Не приближайся! Иначе будешь собирать себя по кусочкам.

Глава 33

Йен увёл меня подальше от Тибера, усадил за разросшимися кустами и прижал к себе, обнимая. Эта ночь выдалась на удивление тёплой, насколько вообще могла быть тёплой осенняя ночь, но Йен дрожал. Видимо, от ярости — не от холода. То, как судорожно, до боли он сжимал моё плечо, говорило о многом.

Тибер меня не насиловал. Почему же я не рассказала правду? Почему молчаливо стояла за спиной Йена и своим бездействием подтверждала каждое несправедливое обвинение, брошенное в сторону моего любовника? Шок? Да, я была в шоке. Растерялась так сильно, что не знала, как поступить. Но потом…

Потом, оттеснённая от Тибера взбешённым защитником, ясно увидела, как использовать случившееся себе на пользу. Жалостливый благородный Йен не готов был отдать Эке Ин стае, на растерзание шести жестоким бандитам. Даже одному-единственному не мог, иначе стоял бы себе в стороне и не вмешивался. Вот на кого надо было делать ставку изначально! Соблазнять Йена, а не Тибера! Почему-то я считала младшего волка ведомым, не способным на решительные поступки, а он оказался храбрым и сильным. В его случае не только страсть могла стать рычагом воздействия, но и сочувствие, а давить на жалость я умела лучше, чем обольщать.

— Не бойся, он тебя не тронет. Я не позволю.

Не знаю, кого Йен утешал больше — липовую жертву изнасилования или себя. Похоже, его душу кислотой разъедали угрызения совести. Не уберёг, не доглядел, не защитил. Все эти моральные терзания я только приветствовала. Чем сильнее мужчина испытывал чувство вины, тем легче им было манипулировать.

— Вот ублюдок. Как он мог? — Йен плотнее закутал меня в свою куртку, бережно вытер с мокрых щёк слёзы. — Не ожидал от него. Он ведь всё ещё считает тебя парнем?

Вопрос заставил насторожиться. Был важнее, чем казалось на первый взгляд. Если Йен не хотел раскрывать мою личность, значит, всё-таки думал о том, чтобы сбежать вдвоём, оставить истинную себе. По крайней мере, рассматривал такую возможность.

Я осторожно кивнула. Где-то за кустами бродил Тибер, шумел сухими ветками, и я молилась всем богам, чтобы он не сунулся сюда устраивать разборки.

— Как ты? — Йен прижал меня к груди, накрыл макушку щекой. — Тебе… тебе ничего не болит? — голос дрогнул. — Как много он… успел?

Пальцы снова обеспокоенно стиснули плечо. Йен склонился надо мной, смущённый, взволнованный, посмотрел блестящими глазами, ярко-синими даже в ночной темени. Наверное, хотел убедиться, что я в порядке, не сошла с ума от пережитого.

Врать, глядя в такие честные добрые глаза, было сложно, но я справилась.

— Всё… всё нормально. Он ничего не успел.

— Точно?

— Да.

Некоторое время сидели молча. Я слушала дыхание Йена, принимала неуверенные, осторожные ласки и думала о том, что поступила правильно. Не было у меня выхода. Не было! Узнай волк, что за его спиной я кручу шашни с Тибером — и моя конспирация накрылась бы медным тазом. Не стал бы Йен поддерживать мою легенду, увидев, что ему предпочли другого.

Всё правильно. Я всё сделала правильно. И неважно, что там, за кустами, Тибер мечется, будто раненый зверь в клетке. Никакого чувства вины, слышишь, Тая? Никакого! Сомнения — роскошь, которую ты не можешь себе позволить. Если, конечно, не хочешь стать игрушкой для семерых волков.

Йен перетащил меня на колени, уложил головой себе на плечо и теперь мерно покачивался, будто убаюкивал ребёнка. В его объятиях я ощущала себя маленькой девочкой. Прикосновения волка были трепетными, аккуратными, словно он боялся испугать меня, невольно напомнив о случившемся. Его забота, тактичность умиляли и заставляли стыдиться своего обмана.

Меня всё ещё колотило. От стресса, от неловкости, от страха, что ложь раскроется. Надо было взять себя в руки и попросить снять с меня ошейник. Время было самое подходящее.

— Давай убежим, — вдруг сказал Йен. Я приподнялась с его плеча, чтобы проверить, не ослышалась ли. Губы волка были упрямо сжаты, на лице читалась решимость. — Давай убежим. Вдвоём. Сегодня. Как только Тибер уснёт. Я не позволю стае брать тебя против воли. Не смогу смотреть, как тебя насилуют. Ты ведь не хочешь. Не хочешь принадлежать клану?

Я кивнула, забыв, что с Йеном не надо притворяться немой.

— Тогда решено, — волк прижал меня к груди, словно величайшую ценность. — Когда Тибер уснёт, мы уйдём.

Глава 34

Йен

Йен был в ярости. От верной смерти Тибера спасло только понимание: запах истинной сводил с ума даже опытных волков с безграничным терпением. Его старший брат и терпение были понятиями взаимоисключающими. Да и в собственной выдержке Йен сомневался. В конце концов, это же Эке Ин — близкая, желанная, самая прекрасная женщина в их личной Вселенной. Как её можно было не хотеть! Неудивительно, что у Тибера сорвало крышу. И какое счастье, что нюх к Йену до сих пор не вернулся. Иначе тоже вёл бы себя, как похотливое животное.

Спасибо тебе, лысый, за тот ядовитый красный туман, лишающий обоняния! Насколько сложнее стала бы жизнь, если бы пришлось бороться ещё и с инстинктами.

Не удержавшись, волк легонько поцеловал Таю в висок. Как приятно было баюкать её, беззащитную, в объятиях. Какой же это был кайф! Поразительное чувство. Он ведь сейчас не ощущал запахов, даже самых сильных. Тем не менее сидеть с Таей на коленях, прижимать её к груди казалось настоящим блаженством.

А эта неодолимая потребность заботиться. Интересно Тибер тоже её испытывал? Или аромат истинной превратил его в похотливого идиота, способного думать лишь тем, что между ног?

«Тая, моя Тая», — имя звучало в ушах музыкой, и Йен тоже ощущал себя идиотом, только не похотливым, а влюблённым. До предела, до самого дна души. Переполненным нежностью, которая хлестала через края.

Мог ли он подумать, что так бывает? Что так будет с ним?

«Моя Тая».

Никому он её не отдаст. Не позволит приблизиться ни одному сопернику. Она его, только его бесценное сокровище. Пусть Серая Триада катится к дьяволу. Сожрёт её Чёрный коготь — и поделом.

Что станет с кланом Йена не волновало. Он всегда ощущал себя среди них чужим. Волк-одиночка, вынужденный жить по правилам стаи. Совестливый чудак среди жестоких бандитов.

«Бизнесменов», — услышал он в голове голос Коула, вожака. Тот любил повторять, что они не какие-то там преступники, а крупные бизнесмены, пусть некоторая их деятельность и была не совсем легальна.

Так или иначе никаких тёплых чувств ни к Коулу, который, вероятно, был их с Тибером отцом (но это не точно), ни к остальным членам стаи Йен не испытывал. Ну, кроме брата. Тибера Йен любил. Большую часть времени. Когда тот не вёл себя, как придурок.

Йен пришёл в Серую Триаду не сам и оставался там не по доброй воле. Его крепко привязывали традиции и негласное правило: стаю покидают лишь в катафалке. «Вперёд ногами», — как выразился Тибер, стоя на крыльце лесной хижины.

Судьба Йена и ему подобных была предрешена. Волчат отнимали от материнской груди и вскармливали искусственно, с младых ногтей приучая к суровым, спартанским условиям и постоянному соперничеству. Родителей своих Йен и Тибер не знали. Отцом был волк из клана. Матерью — посторонняя женщина, готовая выносить ребёнка за деньги. Что бы лысый ни наплёл Тае, Эке Ин были слишком ценным ресурсом, их никогда не использовали в качестве инкубаторов. Они рожали редко и только если сами этого хотели.

Йен поймал себя на странной мысли. Сидя на холодной земле в Запретном лесу, полном чудовищ, он фантазировал о будущих детях. Его и Таи.

Чёрт, он бы хотел от неё детей! Хотел бы наполнить её лоно семенем и зародить новую жизнь. Чтобы сына ему подарила не какая-то продажная незнакомка, а любимая женщина.

«Этому не бывать, если мы вернёмся в Серую Триаду, — думал он. — Я даже не смогу остаться с Таей наедине. Взять её без свидетелей. В постели Эке Ин всегда толпа мужиков. Заниматься любовью вдвоём не принято. Слишком много желающих, да ещё и ревность. Не может волк спокойно ждать своей очереди под дверью, пока кто-то другой берёт его истинную».

— Ты правда хочешь сбежать? — глаза Таи, карие с золотистыми крапинками, блестели в темноте.

Вместо ответа Йен наклонился и накрыл её губы своими. Мягкая влажность желанного рта разорвала его на миллионы крошечных атомов и в то же время заставила почувствовать себя удивительно цельным. Наверное, впервые в жизни.

Он любил её, даже не ощущая притягательного аромата истинной. Ради неё был готов рисковать собой и рвать глотки, бросая вызов не только Серой Триаде — всему миру. Чувство его было настолько велико, что Йен ужасался. Если даже сейчас любовь казалась невыносимой, чудовищной, то что с ним станет, когда запахи вернутся и инстинкты захлестнут? Сердце просто не выдержит.

Они целовались, и в этой неспешной ласке страсти не было — только нежность. Йен открыл глаза и увидел, что Тая на него смотрит. Она по-прежнему ждала ответа. И он сказал то, что знал и чувствовал с самого начала. Что понял, ещё когда считал её парнем. И даже раньше. Задолго до того, как их монструозный внедорожник протаранил машину лысого. Задолго до того, как Йен вообще об этом задумался. Это понимание всегда жило в нём. И принять решение оказалось чертовски легко.

— Я тебя не отдам.

Глава 35

Целоваться с Йеном было совсем не так, как с Тибером, — братья отличались даже в этом. Мягкость, безграничная нежность и никакого напора. Возможно, дело было в отсутствии запахов, сводящих с ума и лишающих контроля. Наверное, моя истинность влияла на Йена, но влияла иначе. В старшем брате аромат Эке Ин будил страсть, в младшем просыпалась внутренняя тяга к избраннице и топила волка в нежности, выражалась в желании заботиться. Я могла только гадать, насколько мои выводы верны или ошибочны.

— Когда же он уляжется, — шипел сквозь зубы Йен.

Вот уже второй час мы сидели в кустах, карауля, когда Тибер отправится баиньки, да только волк был слишком взволнован случившимся и засыпать не собирался. В ближайшее время точно. Учитывая, каким он казался взвинченным и как нервно наматывал круги по поляне, ожидание могло затянуться до утра, а то и вовсе закончиться ничем. Что если Тибер не сомкнёт глаз? Так и продолжит носиться туда-сюда целую ночь?

Нервы мои этого не выдержат!

Судя по тому, как хрустел пальцами и зубами Йен, его терпение вряд ли могло составить конкуренцию моему.

— Да усни ты наконец!

Тибер, который уже уселся было на еловую подстилку, снова вскочил на ноги и, как на зло, принялся мельтешить перед нашими кустами. Затем, слава Богу, отошёл к дальним.

— В машине есть разведённое в бутылке снотворное, — со вздохом сказал Йен, явно горюя, что не может до него добраться. — В бардачке.

Встретив мой непонимающий взгляд, он пояснил:

— На случай, если бы понадобилось тебя вырубить.

— Вы и так меня вырубили.

— А… Не. Тогда ты сама в обморок хлопнулась. Мы тут ни при чём.

— Что если магией его… ну, того… типа усыпить?

— О, это идея!

Йен решительно выбрался из кустов, отозвал Тибера в сторонку. Они о чём-то спорили некоторое время, затем старший отвернулся, Йен схватил с земли внушительный сук и ударил Тибера по голове.

— Значит, усыпить магией? — скептически фыркнула я, когда он вернулся.

— Усыпил же. А магия нам теперь подчиняется плохо. Без близости с Эке Ин.

Что-то мне подсказывало: дело было не в отсутствии магии или нужных знаний, а в том, что Йен до сих пор злился на брата.

— Ты его хотя бы не убил?

Я не верила, что Йен способен причинить брату серьёзный вред, но со стороны удар и падение Тибера выглядели жутко. Даже захотелось подойти к несчастному и проверить пульс.

— Всё с ним будет в порядке. Голова поболит и перестанет. Иди сюда. Сейчас попробую снять с тебя ошейник.

Несколько пассов возле моей шеи и… Я, наверное, должна была что-то почувствовать, но нет. Мои ощущения не изменились, остались прежними. То, что попытка развязать узел заклинаний, наложенных на меня Тибером, оказалась успешной, я поняла лишь по удовлетворённому кивку Йена.

— Как думаешь, сколько у нас времени?

Йен пожал плечами:

— Было бы неплохо вернуться к джипу другим путём.

Было бы неплохо, но мы не рискнули. Всё же ночью Запретный лес оживал, из тихого, почти безопасного места превращался в настоящее пристанище кошмаров. Монстры выползали из своих нор и, закутавшись в темноту, начинали охоту. Привычная, чуть зловещая тишина сменялась звуками, заставляющими сердце сжиматься. С наступлением сумерек птицы, как правило, молчаливые днём, принимались пронзительно кричать и хлопать крыльями где-то высоко в кронах. Лягушки квакали. Насекомые стрекотали. Время от времени слышался шум погони — стук копыт жертвы, хруст ломающихся веток под лапами преследователей. Иногда в темноте раздавался грозный рык, а однажды ветер принёс запах крови.

Ночью куда безопаснее было сидеть на месте, окружив себя различного рода магическими ловушками. К сожалению, сейчас этот вариант нам не подходил.

На всякий случай Йен накрыл лежащего на земле брата защитной сетью — позаботился о безопасности Тибера, как мог. И мы двинулись в путь, подсвечивая дорогу мерцающим колдовским шаром. Вскоре я поняла, что «фонарик» — вещь необходимая исключительно мне, хрупкому человеку с несовершенным зрением. Во мраке оборотни ориентировались прекрасно. В зверином обличье гораздо лучше, чем в человеческом. Но, и передвигаясь на двух ногах, не спотыкались, как, например, я, то и дело норовящая познакомить свой нос с землёй.

Несмотря на плывущий по воздуху магический огонёк, только крепкая рука Йена удерживала меня от постоянных падений. Местность, которая днём казалась неровной, ночью превратилась в опасную полосу препятствий. Ямы, поваленные деревья, непостижимым образом вырастающие прямо перед лицом кусты. Темнота скрывала ветки и камни. Толстые корни мечтали подставить подножку.

В полной мере оценив мою неуклюжесть, Йен в конечном счёте не придумал ничего лучше, чем посадить меня себе на закорки. И удобнее, и быстрее, как объяснил он.

— Не тяжело? — уточнила я, не подумав. В ответ Йен коротко рассмеялся.

Похоже, такое распределение ролей волку нравилось, удовлетворяло его потребность в заботе и физическом контакте. Мы плотно соприкасались. Йен придерживал мои ноги, я осторожно обвивала его шею.

— Как думаешь, он уже очнулся?

— Маловероятно.

— Он нас догонит?

— Выследит по запаху. Если не запутаем следы. Надо немного попетлять. Вернёмся к озеру, переплывём его, а дальше наш след должен потеряться.

Йен крепче обхватил мои ноги. Теперь мы неслись со скоростью разогнавшегося велосипеда, едва успевая огибать деревья. Тем не менее я не могла отделаться от мысли, что Тибер, обернувшись волком, без ноши на спине настигнет нас в два счёта, несмотря на фору в несколько часов.

— Что ты сделаешь, если он нас поймает? Что скажешь?

— Скажу, что тоже влюбился в Тейта, — снова засмеялся Йен. — И решил его украсть.

Я не видела его лица, но знала, что волк улыбается, однако сама его веселья не разделяла. Представляла, в какое бешенство придёт Тибер, очнувшись.

Глава 36

Мы пытались запутать следы, когда сердце вдруг зачастило, горло сдавила паника, а вдоль позвоночника ледяной волной прокатилась дрожь — и всё это, казалось бы, без какой-либо объективной причины. В лесу стихло, как всегда, во время рассвета. Темнота выцвела до призрачной серости, в которой можно было идти, не освещая себе дорогу магическим фонариком. От ночи остались редкие лохмотья мрака, что запутались в кустах и особенно раскидистых кронах. Над землёй стелился голубоватый туман, и на его фоне стволы деревьев казались угольно-чёрными.

Я оглядывалась и не замечала ничего, способного насторожить. Не слышала никаких звуков, кроме тех, что издавали мы сами. Тишина повисла действительно абсолютная. Могильная. Пугающая. Но угрозы видно не было.

Несмотря на это, сердце в груди бухало громко и тяжело, его стук отдавался в висках. Пальцы стали влажными и вцепились в воротник Йена так, что слегка придушили волка.

— Осторожнее, пожалуйста.

И снова приступ паники. Да такой острый, что захотелось забиться в угол, в тёмное дупло дерева, запорошить себя опавшими листьями и замереть, задержав дыхание.

— Йен, — прошептала я слабым голосом.

— Что?

Я не знала, как объяснить то, что чувствовала. Но это был он. Мой проснувшийся дар. Интуиция вопила, предупреждая об опасности.

— Остановись.

Мы неслись на безумной для леса скорости, и, если бы Йен ещё немного прибавил, ни один хищник, пожалуй, не смог бы за нами угнаться. Однако я просила волка остановиться. Почему?

— Хочешь… э-э-э… в кусты?

— Я… нет.

— Тебе нехорошо? Укачало? — он замедлился.

— Нет, просто…

— Ты же понимаешь, мы не можем тормозить. Тибер…

— Остановись! — очередной приступ согнул меня пополам. Из глаз брызнули слёзы ужаса. Никогда такого не было. Никогда. — Остановись! Остановись!

Йен послушно замер. Так резко, что я соскользнула с его спины, но каким-то образом оказалась не на земле, а в надёжных успокаивающих объятиях.

— Что случилось?

— Нам надо… — я задыхалась, готовая впасть в истерику. — Нам надо. Затаиться. Сеть! Быстрее распутай сеть!

Кто-то из чудовищ Запретного леса учуял нас в рассветном сумраке. Возможно, ветер слишком далеко разнёс манящий человеческий дух. Люди здесь были особым, редким лакомством.

— Зачем нам сеть? — Йен смотрел на меня, как на сумасшедшую. Именно так я сейчас и выглядела.

— Поверь мне. Просто поверь, — слёзы текли по моим щекам.

— Но Тибер…

— Пожалуйста, Йен, сеть. Размотай сеть. Умоляю.

Мы могли попытаться убежать, говорил здравый смысл, но интуиция твердила обратное. Она кричала, вопила, приказывала замереть, затаиться, стать незаметными.

Йен разматывал сеть, бросая на меня тревожные взгляды. Мой безумный вид, дрожащий голос, слёзы на глазах произвели на него впечатление настолько сильное, что он подчинился, не требуя объяснений.

— Быстрее, прошу, быстрее.

Деревья шептались, окутанные голубоватым туманом. Дыхание с шумом вырывалось из лёгких.

— Скажи, в чём…

Тишину прорезал знакомый протяжный вой. Он раздался совсем рядом. Не дальше, чем в десяти метрах.

Наши взгляды с Йеном встретились, и волк принялся быстрее плести и развешивать вокруг сеть.

О, Господи! О, Господи! О, Господи-господи-господи…

Теперь мы слышали шаги, крадущиеся, подбирающиеся всё ближе. Принадлежащие не одному хищнику — целой стае. Хрустели ветки под мощными лапами, шуршали листья кустов, царапающих шерстяные бока. Звуки доносились с разных сторон: чудовища выследили нас и теперь медленно окружали, забирая в ловушку.

И я догадывалась, что это были за твари.

О, боги, лучше бы я не знала. Лучше бы понятия не имела, что такие монстры существуют не только в кошмарных снах.

Йен закончил с кустами и теперь оплетал сетью меня.

— Всё будет хорошо, — шептал он, но его руки, что кутали меня в светящуюся магическую паутину, тряслись и лицо было мертвенно-бледное.

Хорошо не будет — я знала, понимала совершенно отчётливо. Об этом истошно орал мой дар. В голове словно мигало, вспыхивало и гасло красное аварийное освещение.

Теперь стало ясно, почему я — вернее, моя интуиция — приказала Йену остановиться. Играть наперегонки со смертью было бессмысленно. Они, эти твари, бегали быстрее любого живого существа на Земле. Могли нестись вихрем, с лёгкостью огибая препятствия. Могли перепрыгивать с дерева на дерево, цепляясь за ветки длинными, вывернутыми конечностями.

И они реагировали на движение. Если бы мы с Йеном не мчались по лесу, как ненормальные, то, возможно, не привлекли бы их внимание.

Правила выживания в Запретном лесу были просты: не шуметь, не спешить, вести себя как можно незаметнее. Этой ночью мы нарушили их все.

Призрачная дымка окутывала деревья, и в ней вдруг вспыхнули два красных огонька. И ещё два. И ещё. Теперь их стало пять. Пять пар горящих, налитых кровью глаз смотрели на нас из густого тумана.

Они пришли. Сомкнули кольцо ловушки. Окружили со всех сторон. Вечно голодные твари, не знающие пощады. Самые быстрые, самые сильные, самые хитрые.

Ненасытные.

Глава 37

Я попятилась и упёрлась спиной в шершавый сосновый ствол.

Не шевелиться. Не дышать.

Йен закрыл меня собой, готовый защищать до последнего вдоха. До самой смерти, которая сегодня, скорее всего, ожидала нас обоих.

Ненасытные.

Я видела их лишь однажды, но достаточно близко. Тогда, лет пять назад, я так же оказалась застигнута врасплох ощущением приближающейся угрозы, но успела спрятаться в пустой медвежьей берлоге и прикрыться ветками. Монстры меня не почуяли. Правы оказались охотники, говорившие, что нюх Ненасытных несовершенен. Группа безумцев, не побоявшаяся зайти в Запретный лес и вернувшаяся оттуда не в полном составе, дала интервью популярному телеканалу, в котором рассказала о повадках этих свирепых чудовищ. Кое-что я поняла и сама. Хочешь жить — замри, затаись. Зрение Ненасытных воспринимало только движущиеся объекты, а инстинкты заставляли реагировать на бег, подобно своре диких собак.

Я приподняла руку и очень медленно опустила на плечо Йена, безмолвно умоляя не шевелиться, не провоцировать тварей. Горло сдавило спазмом, и на мгновение я ощутила себя в шкуре Тейте, немого, неспособного пользоваться речью. И даже когда спазм прошёл, не решилась заговорить. Казалось, каждое слово, упавшее в тишину между хищниками и нами, прозвучит выстрелом, послужит спусковым крючком — тем, что заставит Ненасытных покинуть туманную завесу и скопом броситься на добычу. Маленькая девочка внутри меня наивно надеялась, что, если накрыться одеялом с головой, монстры, живущие под кроватью, её не тронут.

Мы замерли. Йен внял моей молчаливой мольбе, а может, просто остолбенел от ужаса. Магическая сеть лежала на широких листьях кустов и мерцала в белёсой дымке фиолетово-розовой гирляндой. Над ней ярко горели глаза, налитые кровью, — фонари в тумане.

«Не шевелись», — повторяла я про себя и, вопреки здравому смыслу, пыталась вложить эту мысль в голову Йену.

Не шевелись.

Может, они уйдут?

Может, не заметят нас в тени нависших сосновых веток?

Может, защитная сеть их остановит, как остановила чудовищного кракена, живущего под землёй?

Сердце оборвалось. Надежда разбилась вдребезги, осыпалась с громким стекольным звоном прямо под ноги. Первой из клубов тумана показалась не уродливая пасть монстра, а лапа — длинная, неестественно вывернутая конечность с когтями. Она смяла защитную сеть, одним коротким движением стянула с куста и вдавила в землю. А потом легко, без каких-либо усилий тварь перешагнула сплетение погасших магических нитей.

— Господи…

Йен содрогнулся, впервые увидев Ненасытного. Вытянутая чёрная морда была похожа на сгусток мрака, в котором ярко пылали два красных уголька. Приплюснутая крокодилья пасть скрывала три ряда треугольных зубов и нечто более жуткое — то, о чём Йен пока не знал. Передние лапы были лишены шерсти и напоминали сухие белые кости. Венчали их зловещие серпы когтей. Задние конечности, слишком длинные, не соразмерные туловищу, были вывернуты, как у кузнечиков. Пугающая диспропорция.

Одно за другим чудовища выныривали из тумана, перешагивали или сминали магическую сеть. На лице Йена играли красные отсветы: в руках у него потрескивал магический шар — на этот раз не «фонарик», а боевой снаряд. Я знала, что как только волк пустит его в дело, мы умрём. В ту же секунду или мгновением позже. Жалкая дробинка не остановит монстров Запретного леса — только разозлит.

Ненасытные приближались. Скребли когтями землю. Наполняли воздух смрадом своего дыхания. Вонью тухлых яиц и гниющего в желудках мяса.

Несколько крадущихся шагов, три-четыре гулких удара сердца — и дерево, в тени которого мы укрылись, стало центром голодного хоровода. Ненасытные наматывали возле нас круги, капали слюной, но нападать не спешили.

«Они играют с добычей, прежде чем сожрать, — вспомнилось фраза из интервью. Перед мысленным взором возникло угрюмое лицо рано поседевшего и постаревшего охотника. Шрамы от когтей, изуродовавшие щёку. — Они знают, что жертва не скроется. От них не скроется. И наслаждаются её страхом».

Мой страх плескался в лёгких, как мутный тошнотворный кисель. Йен крутил в руках алый огненный шар. Я крепче вжалась в сосновый ствол.

И тут над головой раздалось глухое рычание.

Сверху, из переплетения веток, на меня смотрели глаза. Красные алчные глаза чудовища, ползущего по стволу вниз. По стволу дерева, под которым я стояла.

Глава 38

Тварь, ползущая по стволу сосны среди тёмных веток, напоминала гибрид собаки и насекомого. Это был какой-то сюрреалистичный кузнечик-гигант с челюстью крокодила и туловищем добермана. Голову обрамлял воротник из шипов, похожих на тонкие иглы дикобразов. Воротник казался большим и пышным, голова, наоборот, — крохотной, особенно по сравнению с телом и невообразимо длинными ногами.

Дерево под тяжестью монстра словно накренилось вперёд. Мне чудился треск, предшествующий падению. Казалось, ещё немного — и сосна рухнет вместе с оседлавшим её чудовищем.

Будто под гипнозом, я смотрела на приближающуюся тварь и не могла пошевелиться. И тут она прыгнула. Этот жуткий кузнечик-переросток оттолкнулся от ствола белыми костяными ногами, разогнул их, выпрямил и полетел вниз, жадно распахнув крокодилью пасть. В её чёрной глубине, как в пещере, мелькнул свернувшийся змеёй язык — оружие ещё более смертоносное, чем зубы и когти. Порывом влажного ветра лицо окатило зловонное дыхание.

Смерть неслась на меня, а я по-прежнему стояла в оцепенении. Стояла и не могла взять мышцы под контроль. В ужасе смотрела на монстра, пока сильный толчок не повалил меня на землю. В воздухе, там, где мгновение назад была моя голова, лязгнули зубы.

Йен сбил меня с ног. Закрыл собой от чудовища и теперь был вынужден противостоять ему в одиночестве, практически безоружный. Никакие заклятья на тварь не действовали. Последняя надежда — магический шар отправился в разинутую пасть монстра и там взорвался, не причинив тому ни малейшего вреда. Пламя от взрыва Ненасытный выплюнул, как слюну, изверг ревущим огненным гейзером в светлеющее небо.

— Спасайся, — прохрипел Йен, а затем сделал то, что иначе как самопожертвованием назвать было нельзя. Он сорвался с места и бросился в сторону темнеющего оврага в отчаянной, самоубийственной попытке отвлечь зубастую стаю, замкнуть их внимание на себе.

Неужели догадался о повадках Ненасытных? Или надеялся, что те поступят, как любые хищники, — кинутся вслед за убегающей добычей. И они кинулись. Все до единого забыли обо мне и устремились за Йеном, который надеялся отвести их как можно дальше от меня.

Я знала, что делать, как спастись. Не убегать — спрятаться. Найти укромное место — густой куст, дупло, достаточно широкую нору в земле — и затаиться, стараясь не дышать. Закрыть глаза, заткнуть уши, позволить хищникам утолить голод. Заплатить чужой жизнью за свою.

Но разве могла я так поступить? Принести Йена в жертву, пусть даже этот выбор волк сделал сам?

Лёгкий ветерок потеребил волосы, и под ложечкой засосало. Похожее чувство охватило меня у ручья перед тем, как я упала в воду, поскользнувшись на мокрых камнях. Затылком я ощутила пристальный взгляд и резко обернулась, ожидая увидеть за спиной монстра, отбившегося от стаи. Но позади никого не оказалось.

Зато в тумане за угольными стволами сосен я разглядела это — сухие ветки деревьев, напоминающие окаменевших змей на голове Медузы Горгоны. Густая молочная дымка спрятала знакомые места, но сейчас немного рассеялась и показала логово подземного кракена.

В голове будто щёлкнуло.

Пальцы невесомо пробежали по кружеву сверкающих нитей на груди. Сеть. На мне была сеть. Йен обмотал меня ею на всякий случай.

Я прищурилась, всматриваясь в белую пелену, пытаясь оценить расстояние до деревьев-уродцев. Близко. Метров двести. Успею.

Силуэт Йена таял в тумане. План его был прост и безумен — отвлечь чудовищ от меня, увести как можно дальше и героически погибнуть, пока я ищу, где спрятаться. Идея, только что возникшая в моей голове, была такой же рискованной, но, по крайней мере, не обязательно заканчивалась чьей-либо смертью. Шанс. Это был наш единственный шанс спастись. Обоим.

Перепрыгивая овраг, Йен обернулся волком — надеялся, что в зверином облике будет проще уворачиваться от лап и клыков. Это стало его ошибкой и моей удачей: Ненасытные потеряли к оборотню интерес. Животное. Животных они видели и пробовали каждую ночь. Человек, оставленный за спиной, был куда более заманчивой добычей. Особенно, когда так громко кричал и размахивал руками, а потом бросился бежать.

Я буквально слышала, как в этих маленьких, окружённых шипами-иглами головах вопит неодолимый инстинкт: «Догнать! Догнать! Догнать!» Даже оборачиваться было не надо, чтобы убедиться: чудовища гигантскими прыжками сокращают между нами расстояние. Земля под их весом тряслась так, что я то и дело спотыкалась, теряла равновесие, падала, обдирая колени о камни и сучья.

Йен что-то кричал. Пытался снова привлечь внимание монстров, даже, кажется, погнался за ними в тщетной попытке остановить. Поздно. Ненасытные сделали выбор, определили коронное блюдо своего раннего завтрака. Ещё бы. Я точно знала, чем их соблазнить. Стремительностью движений, загнанным, хриплым дыханием. Девичьей хрупкостью. Классическая беззащитная жертва — как тут устоять?

Двести метров до участка голой, разрытой щупальцами земли показались бесконечными. Несколько лет я мучила себя утренними тренировками, нарезала круги по школьному, а затем университетскому стадиону, часами носилась по лесу, но в этот момент была уверена, что никогда, ни разу не бежала так быстро и долго. Не преодолевала такую длинную, просто нереальную дистанцию.

И вот я достигла цели, пересекла границу вспаханного круга земли и побежала дальше среди ям и рытвин, защищённая магической сетью. Ненасытные последовали за мной. Ступили на сухую, бесплодную почву и окружили меня — молниеносно, за секунду, за один взмах ресниц, словно до этого лишь игрались, а теперь решили по-настоящему действовать.

Угрожающее рычание, оскаленные пасти, слюна, свисающая с подбородков гроздьями.

Ну, где же исполинские щупальца с ртами-присосками? Почему не вырастают из земли, не нападают на чужаков, что потревожили их покой? Неужели я ошиблась и это место не их обитель? Что если странный подземный кракен спит и потому не спешит показываться наружу? Что если его здесь нет вовсе?

Ненасытные приближались, смыкали вокруг меня кольцо. Краем глаза я заметила бегущего к нам Йена, раненного, прихрамывающего. Ужас заставил мочевой пузырь переполниться.

Господи…

Я сейчас умру?

Это будет больно?

Какие жуткие челюсти!

Хоть бы я умерла быстро. Мгновенно. Раз и всё.

Божечки, я не хочу, чтобы этими кошмарными клыками меня рвали на части!

Не хочу. Нет!

Одно из чудовищ вышло вперёд, разомкнуло пасть. Из чёрной зловещей пещеры рта вырвался длинный гибкий язык, похожий на кобру или стебель хищного растения. Ядовитый шип на конце казался обманчиво безобидным, однако крохотная иголка, едва заметная, совсем не страшная на фоне острых зубов, сулила верную смерть.

Что ж…

Вероятно, я проживала свои последние мгновения.

Глаза Ненасытного блеснули адским огнём. Язык метнулся ко мне, как змея, собирающаяся ужалить. Я приготовилась к боли, приготовилась к смерти, но что-то мелькнуло на периферии зрения, какая-то неясная тень, и отравленный шип в моё тело так и не вошёл. Пронзил другое, знакомое, заслонившее меня собой. Забравшее себе смертельную дозу яда.

Тибер.

Как он успел нас нагнать, броситься наперерез ужасному языку? Почему защитил, пожертвовал собой?

Крепкое мужское тело пошатнулось, навалилось на меня всей тяжестью, будто разом лишившееся костного каркаса. Серпы когтей вспороли воздух и плоть, и, когда Тибер закричал от боли и яркая, словно ненастоящая кровь брызнула из ран, земля вокруг взорвалась. Наружу устремились десятки щупальцев, вспороли воздух огромными безжалостными кнутами, взвились до самого неба, чтобы затем резко опуститься, обрушившись на незваных гостей.

Глава 39

Щупы убили Ненасытных, покромсали в капусту, но нас, накрытых сетью, не тронули: я позаботилась об этом — натянула часть защитной паутинки на Тибера.

Господи…

На волка было страшно смотреть. Когти чудовища распороли ему грудную клетку до… Это ведь не кости белели в ранах? Это же моё воображение, разыгравшееся не в меру, правда?

Подбежавший Йен помог брату встать, закинул его руку себе на плечо и обнял Тибера за талию.

— Надо к машине. Отвезти его в больницу. Скорее!

Не дойдём, не успеем — стучало в голове. И дело было не в ранах, хотя те и выглядели пугающе: волчья регенерация уже затягивала неровные края, медленно, но верно справлялась с повреждениями, а кровь Йен остановил. Запечатал в теле. Не знаю, как нашёл в себе достаточно магических сил, чтобы это сделать. Однако шип — крохотный ядовитый шип застрял внутри и продолжал творить зло, пуская по венам отраву, спасения от которой не было. Даже успей мы добраться до больницы вовремя, вряд ли среди лекарств отыщется подходящий антидот, не говоря уже о том, что до забора, огораживающего лес, и брошенного на обочине джипа переть несколько десятков километров. С раненым Тибером, едва стоящим на ногах. По дремучей чаще, полной опасностей.

Тибер застонал. Протянул руку и коснулся моего лица. Мазнул окровавленными пальцами по щеке, оставив на коже под скулой влажный след.

Боже, этот мужчина, храбрый, сильный, самоотверженный, спас мне жизнь. Закрыл от чудовища, от верной смерти. Живым щитом встал между мной и разинутой зубастой пастью. Не испугался. Ни на секунду не усомнился в своём решении.

А я его бросила. Там, на поляне, у догоревшего магического костра, оставила одного, беспомощного, потерявшего сознание. Лгала ему всю дорогу. Сначала заставила поверить в то, что он гей, а потом (как вишенка на торте) — в то, что насильник. Опорочила и стравила с братом.

И несмотря на это, Тибер меня спас. Кинулся наперерез чудовищным когтям и ядовитому языку.

И теперь погибнет.

Господи, я же не прощу себе этого!

— Пойдём, пойдём скорее! — бледный, дрожащий Йен буквально тащил Тибера на руках. Тот вздрагивал от боли, но каждый раз упрямо стискивал челюсти, вгрызался зубами в губу до крови, даже в таком состоянии не позволяя себе слабость сорваться на стон.

— Тейт, — он оборачивался, искал меня мутным взглядом, пугающе бледный, страдающий. Словно боялся потерять. Словно стремился свои последние мгновения держать моё лицо в фокусе.

Я рыдала, цепляясь за его ладонь, холодную, не способную ответить крепким пожатием. И хотела — мучительно, невыносимо хотела повернуть время вспять, поступить иначе, рассказать правду о себе до того, как ложь приведёт к трагедии.

Что же делать? Как ему помочь?

Йен плакал. Не так открыто, как я, — отворачивался, украдкой вытирал глаза, но слёзы текли и текли по щекам, сколько бы он их не смахивал. Он продолжал идти, упрямо тащить Тибера за собой по ямам, пригоркам, через густые, сплетающиеся заросли, хотя понимал — мы оба понимали — насколько это бесполезно.

Но как бы мы остановились? Что бы сказали себе и друг другу? Всё кончено? Тибер не жилец?

Почему я не рассказала правду? Почему завела братьев в это страшное место? Неужели не было другого выхода, иного решения?

— Тейт…

Всхлипнув, я поднесла безвольную ладонь Тибера к губам и поцеловала.

Мой смелый, отчаянный зверь. Много ли я знала мужчин, способных поступить, как он, сделать для меня то же. Все мои любовники, парни, которым я отдавалась охотно и с удовольствием, от которых и не думала сбегать, — кто-нибудь из них согласился бы пожертвовать собой ради женщины?

— Тейт…

Я не Тейт. Не Тейт! Я твоя истинная. Твоя Эке Ин. Если бы ты забрал меня себе… Если бы я принадлежала только вам двоими — тебе и Йену…

Да я уже на всё согласна, на всё! Только живи, не умирай! Пожалуйста…

— Гляди, — в голосе Йена звучала надежда, — раны затягиваются. Поразительно. Как такое возможно? Помнишь, как долго заживал мой нос? Раньше волки восстанавливались быстро, но это раньше, когда у них была Эке Ин. Как думаешь, может… может обойдётся? — и он посмотрел на меня взглядом, от которого сердце болезненно сжалось.

Широкие борозды от когтей на груди Тибера выглядели воспалёнными, но не смертельными. Края порезов срастались прямо на глазах. Шаги раненого становились всё более твёрдыми. Он больше не висел на плече брата тяжёлым безвольным кулем. Голова не свешивалась набок, не болталась на шее, словно привязанная, и лицо вернуло осмысленное выражение.

Неужели наша короткая неполноценная близость сотворила чудо? Эти скупые неуклюжие ласки, которыми мы одаривали друг друга, пока Йен спал или отлучался, подстегнули волчью регенерацию, напитали Тибера живительной силой?

Но справится ли ослабленный организм с ядом Ненасытных? Сумеет ли очистить отравленную кровь?

Могу я… надеяться?

К тому моменту, как мы добрались до заброшенного домика с деревом, торчащим из крыши, Тибер уже шёл самостоятельно, лишь немного опираясь на брата. Поймав мою руку, он больше её не отпустил. Его ладонь была холодной и влажной, как у водяного из сказок.

Глубокие порезы под лохмотьями куртки за время дороги превратились в бугристые полосы свежих рубцов. Но лицо Тибера по-прежнему было мертвенно-бледным, а на лбу выступила испарина. Я с ужасом слушала его тяжёлое прерывистое дыхание, и мне казалось, что ураганный ветер шумит в узком прямом тоннеле. Человек, идущий на поправку, так не дышит. Его руки не напоминают влажный гранит.

И эти капельки пота над переносицей…

— У него лихорадка, — шепнул Йен неслышно. О чём он говорит, я догадалась только по движению губ.

Мы оба боялись, что Тибер не справится.

Глава 40

Тибер лежал в углу комнаты на ворохе тряпок — полотенец, чьей-то старой одежды, отсыревшего постельного белья. Всего того, что мы нашли на полках перекошенного шкафа и чем застелили холодный пол.

На какое-то время Тиберу полегчало, он шёл сам и довольно бодро. Надежда расцвела в душе, но быстро растаяла. Вскоре стало ясно: смерть вцепилась в добычу костлявой лапой и так просто её не отпустит.

Тибера лихорадило. Он был в сознании, не бредил, но весь горел. Руки ледяные, а лоб на ощупь как раскалённый бок чайника, кипящего на плите. Не дотронуться.

Смотреть на него было больно до слёз. Сухие, потрескавшиеся губы. Запавшие глаза, нездорово блестящие в полумраке хижины. И нежность во взгляде, которую я не заслуживала.

Я сидела на краю этой импровизированной постели, держала Тибера за руку и глушила рыдания. Меня не покидало гадкое чувство, будто я оплакиваю покойника.

Тибер не сводил взгляда с моего зарёванного лица и невесомо гладил ладонь большим пальцем. А ещё улыбался. Вопреки жару и боли, едва заметно приподнимал уголки бледных губ.

— Я ни о чём не жалею, — повторял он, выводя на моей коже круги, и я содрогалась, не в силах сдержать рыдания. — Посиди со мной. Ты ведь посидишь со мной? Пока всё не закончится.

Пока всё не закончится…

Он говорил о смерти. Понимал, что его ждёт, и просил об одном — не отпускать его ледяную руку, пока грудь под изодранной курткой не перестанет подниматься и опускаться.

Дверь открылась. В комнату вошёл Йен. На нём не было лица. Он сам выглядел как мертвец, словно отравленный шип Ненасытного успел задеть и его. Возможно, волка мучило чувство вины. Меня так оно просто убивало.

Если бы мы не сбежали…

Я устала бесконечно прокручивать в голове эту мысль, раз за разом представлять, как той ночью, на поляне, застуканная в объятиях Тибера, поворачиваюсь к Йену и говорю: «Неправда! Он меня не насиловал». Никогда не знаешь, к чему приведёт тот или иной поступок, какими последствиями обернётся ложь.

Йен топтался в дверях, не решаясь продвинуться вглубь комнаты дальше порога, не смотрел ни на меня, ни на брата — взгляд, потухший, безжизненный, был прикован к заколоченному окну. Сквозь щели в досках сочился скупой траурной свет.

— Надо поговорить, — хриплый, сорванный голос. Жизни в нём было не больше, чем во взгляде. Я вспомнила, как, потрогав горящий лоб Тибера, осмотрев его вновь открывшиеся, загноившиеся раны, Йен бросился из хижины, а потом до меня донёсся приглушённый стенами крик. Волк орал в лесной сумрак — долго, пока позволяли связки.

— Пойдём, — Йен кивнул себе за спину.

Нет. Не хочу. Не могу уйти, снова бросить Тибера одного, оставить в этой тёмной тесной каморке, напоминающей склеп. Я обещала держать его за руку, быть рядом. До самого конца.

«Посиди со мной. Ты ведь посидишь со мной? Пока всё не закончится».

Вдруг пока мы будем говорить в комнате за закрытой дверью, дыхание Тибера оборвётся?

— Пожалуйста.

Это «пожалуйста» прозвучало синхронно. Два голоса произнесли его одновременно, каждый на свой лад. Йен — требовательно. Тибер — просяще.

Пожалуйста, пойдём.

Пожалуйста, останься.

Пальцы умирающего вцепились в мою руку, не желая отпускать. Стиснули крепко, до боли и тут же разжались. В этот короткий жест Тибер вложил свои последние силы.

Не уходи. Не уходи.

— Это важно.

Я поднялась с тряпок, что устилали пол, и медленно, нехотя направилась к Йену. Обернулась на пороге. Тибер смотрел на меня. Закрывая за собой дверь, отсекая этот умоляющий взгляд, я внезапно подумала, что, возможно, в последний раз вижу оборотня живым.

Захотелось вернуться, но рука Йена опустилась на плечо.

— Он не выкарабкается.

Я знаю. Знаю. Ради этого ты оторвал меня от постели умирающего? Хотел сообщить то, что мне было известно и так?

Дёрнулась к двери, но волк снова меня удержал.

— Я не могу тебя просить, но…

О чём это он?

Йен опустил голову, зажмурился. На лбу проступила глубокая вертикальная складка.

— Не могу просить…

Я раздражённо выдохнула. Ну же, договаривай!

— Есть способ его спасти. Единственный способ.

В лицо будто плеснуло жаром.

— Какой способ? Почему же ты молчал? — я вцепилась в рукав его куртки. — Что нужно сделать?

Йен замялся, и я тряхнула его изо всех сил, повторила чётко, почти по слогам:

— Какой способ?

— Мы должны кое-что сделать. Подстегнуть регенерацию и иммунитет, чтобы организм смог очиститься от яда.

— Так давай сделаем. Скорее! — я схватилась за дверную ручку.

— Подожди.

— Нет времени ждать! Если мы можем спасти Тибера…

— Он узнает, что ты наша истинная. Что ты Эке Ин.

Я запнулась. Моргнула. Колени обмякли.

Узнает, что я Эке Ин. Узнает правду.

Йен продолжал говорить, гипнотизируя пол под своими ногами.

— Тебе придётся признаться. Впрочем, Бер поймёт и так. И… — Волк ещё ниже опустил голову, — я говорил с ним несколько дней назад, пытался убедить не отдавать тебя стае, но брат настроен решительно. Он никогда не пойдёт наперекор клану.

Я кивнула. Не словам Йена — собственным мыслям. Во время нашей последней близости Тибер признавался в любви, предлагал сбежать вдвоём, поселиться на островах, но могла ли я верить его обещаниям, надеяться, что они распространятся не только на Тейта, но и на Таю?

— Ты не обязана, но…

На одной чаше весов было моё будущее, на другой — жизнь Тибера. Рискну ли я свободой, чтобы ему помочь? Пожертвую ли собой ради другого человека? Что выберу?

Я решительно распахнула дверь.

— Ты же осознаёшь последствия? — раздалось за спиной.

Отправиться в Логово?

Провести жизнь бесправной подстилкой?

Раздвигать ноги перед семью бандитами?

Забыть о нормальной работе, нормальной семье, терпеть ежедневное насилие?

Эти последствия он имел в виду?

Может, всё обойдётся…

Я приблизилась к Тиберу, нависла над его самодельной постелью из грязных тряпок, окинула взглядом воспалённые раны, влажный, в испарине лоб. Набрала полную грудь воздуха и сказала:

— Пожалуй, пришло время кое в чём признаться.

Тибер дёрнулся. Глаза его распахнулись, едва не вылезли из орбит. Ещё бы! Немой Тейт заговорил. Заговорил женским голосом.

Глава 41

Разбудили меня крики за стеной.

— Ты знал! Ты, чёрт побери, знал!

— Бер, успокойся.

— В зад себе засунь своё успокойся! Ты знал, что Тейт баба, и молчал. Хотел, чтобы я считал себя извращенцем, а? Ты хоть понимаешь, что я чуть не сбрендил? Кукухой едва не двинулся.

Я зябко поёжилась. Захотелось устроить себе из одеяла домик, спрятаться в него с головой, да только покрывалом служила гнилая, дырявая тряпка, заворачиваться в которую я брезговала.

— Послушай, это было необходимо…

— Я думал, что хочу присунуть мужику!

— Бер…

— Я сейчас все эти оправдания тебе в глотку затолкаю! Кулаком. Морочили мне голову! Оба! Как считаешь, приятно внезапно поголубеть?

Да уж… Похоже, из комнаты пока выходить не стоило. Благоразумнее было притвориться спящей, а лучше мёртвой.

Вчера мы с Тибером так и не поговорили, не обсудили этот вопрос: ситуация не располагала. Моё признание шарахнуло волка по голове пыльным мешком. Пока, шокированный, он таращил на меня глаза и шумно сглатывал, в комнату вошёл Йен, заставил опустить руки на обнажённую грудь Тибера, сам коснулся моей спины. Секунда — и в меня будто ударило молнией. Боги, как это было больно! Я содрогалась, кричала: через моё тело словно пропускали электрический ток в сто тысяч ампер. Я чувствовала себя гигантским дефибриллятором, призванным вернуть Тибера к жизни, только это сравнение пришло в голову уже после — в тот момент мыслить связно не получалось. Как только боль отступила, я вырубилась и, судя по всему, волк тоже.

«Эке Ин часто используют как проводник, усиливающий магию, — вспомнилось вчерашнее объяснение. — Никогда этого не делал. Надеюсь, получится».

Учитывая, как громко сейчас орал Тибер, манипуляции Йена оказались успешными. Раненый не просто встал на ноги, но готов был уложить на больничную койку своего спасителя.

— И как долго ты знал? Какого хрена сказал тогда у ручья, что она парень? Хотел сбежать с ней вдвоём, а? Отвечай! Вы трахались у меня за спиной? Строили план побега?

— Бер, послушай…

Звук удара заставил меня подскочить на подстилке.

— Сдурел? Ты мне чуть зубы не выбил!

Ой-ёй. Я покосилась в сторону заколоченного окна. Было бы оно целым, распахнула бы деревянные рамы и сбежала. Предстоящий разговор с разъярённым Тибером страшил больше вчерашней встречи с Ненасытными.

Орать на меня волк точно будет, но не ударит же? Я девочка — девочек трогать нельзя, правильно? Разве что…

Перед мысленным взором нарисовалась картинка, очень реалистичная, красочная: я лежу на коленях Тибера со спущенными штанами, и широкая мужская ладонь снова и снова опускается на мои красные от шлепков ягодицы. Представила и поморщилась.

Тем временем за стеной, судя по звукам, происходила самая настоящая драка. Стыдно, конечно, но в глубине души я была рада, что перед разговором со мной Тибер выпустит пар. С другой стороны…

Что это за хрипы? Кто-то кого-то душит?

Я вскочила на ноги и распахнула дверь прежде, чем успела подумать, что делаю. А потом было уже поздно: Тибер меня заметил.

Мама дорогая.

Сдвинутые под грозным углом брови, плотно сжатые челюсти, играющие желваки на скулах. Я посмотрела на Йена: разбитая губа, наливающийся фингал под левым глазом, под правым — тоже какая-то синь.

Тибер разжал пальцы на горле брата и двинулся ко мне. Смотреть ему в лицо было выше моих сил, так что я уставилась на потрёпанные лесными прогулками кожаные туфли и с трудом подавила детское желание завопить: «Не трогайте! Я в домике!»

— Бер, не надо. Она всего лишь защищалась, как могла, — ладонь Йена опустилась волку на плечо, но тот нетерпеливо её стряхнул. Подошёл ко мне, прожигая тяжёлым взглядом, придавливая им к полу. Пальцы тряслись. Сердце разрывало грудную клетку, стучало, как бешеное.

Я скривилась в ожидании сама не знаю, чего. Боли? Крика? Но Тибер молчал. Через минуту гнетущей тишины я уже мечтала, чтобы на меня наорали: неизвестность была жесточайшей из пыток.

Ну же, скажи что-нибудь!

— Бер, — обеспокоенный голос Йена, — она девчонка, слабая испуганная девчонка. И наша истинная. Не делай того, о чём пожалеешь.

Тибер поморщился. Не нарушая своего жуткого молчания, вскинул руки, и я дёрнулась, невольно вжала голову в плечи. Что сейчас будет? Что он сделает? Волк осторожно коснулся плотной ткани моей толстовки, подцепил нижний край и потянул вверх — выше, ещё выше, — пока не обнажил грудь, маленькую, но определённо женскую. То ли страх, то ли холодный воздух заставил соски затвердеть, и Тибер зачарованно погладил их большими пальцами.

— Тая…

Я покраснела, очень надеясь, что он не устроит полный досмотр.

Наказывать меня не спешили. Завороженный волк накрыл мои скромные прелести ладонями. Маленькие холмики — на самом деле, пупырышки, но почему бы себе не польстить? — полностью скрылись под его широкими мозолистыми руками. Я наконец-то рискнула и подняла взгляд: вид у Тибера был такой, словно ему сначала со всего размаха съездили по физиономии лопатой, а потом вручили подарок, о котором он грезил полжизни. Мою не самую аппетитную грудь ласкали с благоговением, с неожиданным для взрослого мужика восторгом.

— Злишься? — я набралась смелости заговорить первой. Растекающаяся по телу истома победила страх. — Знаю, я совершила много всего…

Тибер прижал палец к моим губам. Наклонился к уху.

— Не злюсь, — прошептал так, чтобы никто, кроме нас двоих, не услышал. — На тебя — не злюсь. Восхищаюсь. Стоит признать, это было… ловко.

Глава 42

Тибер

Женщина.

Тейт — женщина. Баба.

«Слава Всевышнему, я не голубой!» — была первая мысль, пришедшая ему в голову, а потом их, этих мыслей, стало слишком, катастрофически много. Они сменялись, словно в безумном калейдоскопе, наползали друг на друга, давили на череп, заставляли мозг пульсировать и кипеть.

Тейт — его истинная. Он нашёл свою Эке Ин. Не только свою — всей стаи.

На этом моменте хоровод мыслей рассыпался, оставив одну-единственную, острую, как заноза. Ему придётся делиться. Придётся отдать любимую на растерзание клану. Перед глазами, будто по заказу, возникла картинка: шесть пар мужских рук, белых и смуглых, разной степени волосатости, трогают, ласкают девичье тело, а он смотрит, звереет от бешенства, и выбор у него небольшой — присоединиться к ненавистной оргии или уйти из спальни, оглушительно хлопнув дверью.

Когда-то Тибер убеждал себя, что ревновать бессмысленно, но стоило встретить избранницу, и эта мантра перестала работать. Пока твоё сердце свободно, легко считать себя хладнокровным и сдержанным. Всё меняется с появлением той самой. Привычный мир рушится, принципы и убеждения отправляются к чёрту, а хвалёный самоконтроль на проверку оказывается не более чем иллюзией.

Отдать любимую ещё кому-то? Да вы сдурели! Он лучше сдохнет или перегрызёт соперникам глотки!

На короткий стыдный миг Тибер пожалел о том, что в их с Тейтом голубой истории обнаружилось двойное дно. Узнав правду, он должен был почувствовать, как с плеч падает тяжёлый камень, но, вместо этого, груз, тянувший его к земле, словно увеличился вдвое. Проще было считать себя геем, чем скрипеть зубами от злости, потому что не можешь стать для любимой единственным.

Разумеется, он бы и под пытками не признался в этих крамольных мыслях.

Мощный колдовской поток, пропущенный через ослабевшее тело, очистил организм от яда и вернул Тибера к жизни, в последнюю секунду вырвал из лап Костлявой. Своим спасением волк был обязан Тае. Магии Йена не хватало, чтобы поднять брата со смертного одра. Но истинная на то и истинная, чтобы превращать скудный ручеёк силы в бурную полноводную реку.

Тибер не помнил, как вырубился. Очнулся ближе к утру в одиночестве. Йен боялся за девчонку и после лечебных манипуляций оттащил бессознательного братца в другую комнату, подальше от Таи. Сам нёс молчаливую вахту у дверей в её спальню.

Засранцы! Пудрили ему мозги! Сделали из Тибера идиота. Он, как последний дурак, думал, что пускает слюни на мужика! Что он там шептал этой переодетой клоунессе во время их ночных извращённых игрищ?

«Я тоже гей, давай сбежим вместе».

«Отсоси, а я тебе подрочу».

Стыдобище!

Дрянная девчонка! Всю душу ему наизнанку вывернула! Мозг сломала. По гордости потопталась красивыми ножками в грязных кроссовках.

И Йен хорош! Молча наблюдал за его унижением, наверное, ещё и мысленно посмеивался.

Тибер был в ярости. Жаждал швыряться тяжёлыми предметами и размазывать хвостатых предателей по стенам. Кулаки чесались перед встречей с одной наглой физиономией. В хижине было довольно темно и, по мнению Тибера, не хватало фонарей. Их он с удовольствием и вручил Йену. Яркие, сине-фиолетовые, на пол-лица.

Удивительно, но на Таю волк был зол в гораздо меньшей степени. Сердился, но как-то вяло, не по-настоящему, скорее, для проформы. Когда дверь открылась и на пороге показалась их взволнованная истинная, он уже успел выпустить пар и теперь думал только о том, что вот она, его Эке Ин, желанная, близкая, осталось протянуть руку и взять.

Между ними уже столько всего было, интимного, неприличного, но тогда Тибер считал «Тейта» парнем и старался лишний раз его не касаться. Во время близости закрывал глаза, следил за тем, чтобы не оголить слишком много чужого тела, не смутить себя созерцанием мужских «прелестей». Он так часто трогал Таю за зад, при этом совершенно не мог вспомнить, как этот зад выглядит.

«Непорядок», — думал Тибер.

Уединись они с девчонкой сейчас, их близость имела бы совсем другой вкус. Он бы не сдерживался, отпустил себя на волю, ласкал, смотрел, впитывал её красоту и женственность. Брал бы Таю снова и снова нормальным, человеческим способом и не чувствовал себя извращенцем.

— Злишься? — спросила у него эта глупышка.

— Восхищаюсь, — ответил он и понял с ошеломительной ясностью: влюбился. Окончательно и бесповоротно. Не в Эке Ин, запах которой в любом случае вскружил бы ему голову. В Таю, умную бесстрашную безбашенную девчонку, способную обвести вокруг пальца двоих матёрых волков, поставить их на колени.

Не о такой ли женщине он мечтал всю жизнь?

— Теперь, когда ты сорвал на мне злость и успокоился, — сказал Йен, потирая разбитую челюсть, — нам надо кое-что обсудить.

Глава 43

Предстоящий разговор пугал. Позиция Йена была мне известна, Тибер же оставался тёмной лошадкой, и о его намерениях я могла только догадываться. Что он решит? Захочет ли отдать Эке Ин стае? Что победит — ревность или чувство долга? Старший волк ещё тот собственник, но предать собратьев, бросить вызов клану, навлечь на себя гнев Серой Триады — одной из самых могущественных преступных группировок не каждый отважится. Достаточно ли любовь Тибера сильна? Насколько тесная у него связь со стаей? Кто для него важнее — я или они? Сотни вопросов, на которые я вскоре получу ответы. Конечно же, у меня дрожали руки, а ещё колени и всё то, что должно трястись от сильного волнения.

Йен тоже нервничал. Это было видно по его напряжённым плечам и неестественно прямой спине. По лицу Тибера прочитать эмоции было невозможно. Минуту назад он с наслаждением ласкал под кофтой мою грудь и казался умиротворённым, а сейчас закрылся, словно отгородился стеной. Особенно пугало то, как он отводил взгляд, стараясь не смотреть в нашу сторону. И сжимал кулаки.

Мы устроились в комнате, где я ночевала, слишком тесной для троих. Двое здоровенных волков, казалось, заняли собой всё пространство, хотя, подозреваю, дело было не в размерах помещения и не в высоте потолка: назревал серьёзный разговор, решалась моя участь — разумеется, мне не хватало воздуха.

Первым тишину нарушил Йен, он не стал ходить вокруг да около, а сразу бросился с места в карьер:

— Что ты собираешься делать?

Обращался он, естественно, к брату и вопрос задал, надо заметить, отличный, именно тот, который волновал меня больше всего. Как Тибер хотел распорядиться полученной информацией?

В ожидании ответа я впилась ногтями в мякоть ладоней до кровавых лунок. Стиснула челюсти так, что разжать их можно было только домкратом. Чем дольше Тибер молчал, тем сильнее хмурился Йен и отчаяннее колотилось моё сердце.

Что он собирался делать? Какую судьбу мне готовил?

Не отдавай меня! Не отдавай, слышишь? Не хочу в Логово! Не желаю, чтобы меня касались другие мужчины! Я не кукла для утех — живой человек и имею право сама решать, с кем ложиться в постель.

Никогда не считала себя ханжой, но семь любовников — это чересчур. Если все волки такие собственники, как Тибер, то за неделю порвут меня на тряпки либо от страсти, либо в попытках поделить между собой.

Когда Тибер заговорил, меня охватило облегчение человека, уставшего бороться с неизвестностью и готового на всё, лишь бы ожидание закончилось. Страх, однако, никуда не исчез, и стоило гнетущему молчанию прерваться, в висках болезненно застучало. Из-за шума крови я не расслышала первых слов.

— … странно. Вот чего я не понимаю.

О чём это он?

Оба волка уставились на меня с тревожащим любопытством, и мне со стыдом пришлось признаться в собственной невнимательности.

— Прости, что ты сказал? Можешь повторить?

И Тибер повторил. Безжизненным механическим тоном.

— Ты пахнешь странно.

— Что значит странно? — напряглась я.

Йен перевёл озадаченный взгляд на Тибера. Обоняние к оборотню до сих пор не вернулось, и он мог только гадать, что его брат, волк с отменным нюхом, имел в виду.

— Не как мужчина, и не как женщина, — поставили меня в тупик.

— Это как? — Йен скрестил руки на груди.

Тибер пожал плечами и попытался объяснить:

— Такой чистый, нейтральный запах. Сладкий, манящий, но бесполый. Словно сильно приглушённый.

Кажется, я понимала, в чём было дело.

— Лысый дал мне в машине жидкость, чтобы я обработала кожу и волосы.

Братья переглянулись.

— Он назвал это образец С-7… или С-5, не помню. Сказал, что эта штука перебьёт мой природный запах на сутки.

— Какое-то зелье… Наверное, им были обработаны поверхности в твоём доме, — Йен задумчиво почесал подбородок.

Я кивнула, чувствуя потребность как-то отреагировать на его слова.

— Почему спустя сутки эффект не прекратился? — Тибер нахмурился. — В первый день запах был в основном от твоей одежды. Потом появился другой, очень приятный. Он становился всё сильнее, сводил с ума. Но женщиной ты всё равно не пахла.

— Лысый говорил, что образец экспериментальный…

— Если зелье новое, нетестированное, — перебил Йен, — то могло повести себя непредсказуемо.

— И что… это навсегда? То есть я всегда буду пахнуть, как бесполое существо?

Не то, чтобы меня заботил свой запах — конечно, если это был запах чистой кожи, — но оборотни, крайне чувствительные к ароматам, могли из-за такой мелочи посчитать свою пару неполноценной.

Боже, Тая! Нашла из-за чего переживать! Есть гораздо более серьёзные причины для беспокойства! С какой стати ты вообще думаешь о себе, как о чьей-то паре? Ты же сбежать хотела? Уже нет?

— Бер, давай всё же не переводить тему.

О, неужели Тибер заговаривал нам зубы, пытался отвлечь внимание от главного? Взял тайм-аут или тянул время перед тем, как пустить прахом наши с Йеном надежды? А может, ему нужны были эти несколько минут, чтобы принять окончательное решение?

Руки, колени снова затряслись.

— Ты же понимаешь, что не сможешь её отдать, — увещевал Йен. — Не сможешь смотреть, как её берут другие.

Я покраснела.

— Ты даже меня рядом с ней не терпишь.

Тибер смотрел на свои ноги, крепче и крепче сжимал кулаки.

— Тая может быть только нашей. Твоей и моей. Подумай. Только твоей и моей.

Последние пять минут я чувствовала себя куклой, зверушкой, мнения которой не спрашивают и о которой говорят так, будто её рядом нет. Но всё равно не вмешивалась. Не могла выдавить из себя ни слова, слишком взволнованная.

— Хорошо, — вздохнул Тибер. — Чего ты хочешь?

— Сбежать. Вместе.

Старший волк невесело хмыкнул:

— На острова?

— Куда угодно.

Повисло продолжительное молчание. Тяжёлое, гнетущее. Я кусала губы, заламывала руки, готовая начать умолять, но наконец Тибер сказал:

— Ладно. Давай это сделаем. Только сначала доберёмся до джипа.

От облегчения захотелось разрыдаться.

Глава 44

Какое же безумное облегчение я испытала, почти эйфорию: Тибер признал в себе собственника, сдался ревности и решил не отдавать меня стае. Чувство окрылённости не покидало несколько часов, пока мы пробирались сквозь темнеющий лес. Я светилась, улыбалась Йену, тот отвечал тем же, слегка смущённый моей порывистостью, яркими эмоциями, бьющими через край. Один раз я попыталась поделиться своей радостью с Тибером, хмуро бредущим позади. Обернулась, счастливая, открытая, послала через плечо кокетливую улыбку, но будто натолкнулась на стену. Тибер стиснул зубы и отвёл взгляд.

Переживал. И не без повода. Наши проблемы только начинались.

Возможно, моё легкомыслие казалось волку неуместным, в какой-то степени оскорбительным. В конце концов, его выбор был действительно сложен и требовал жертв. Но сейчас, отрезанная от внешнего мира колючей проволокой и километрами леса, я радовалась простым вещам: все живы, никто не собирается отдавать меня бандитам-насильникам, а ещё коварный крылатый бог с луком и колчаном, полным отравленных стрел, успел незаметно пустить одну в моё сердце.

В очередной раз продираясь сквозь кусты, я вложила ладонь в руку Йена и замерла, пленённая яркими синими глазами. Так и стояла, по-дурацки открыв рот, как последняя идиотка.

— В чём дело? — в голосе Йена прорезалось беспокойство.

Что я могла ответить? Не признаваться же, что в этот не самый подходящий и романтичный момент меня словно обухом по голове ударило внезапное понимание. Влюбилась. В обоих. И не хочу никуда убегать.

— Просто задумалась.

О, как крепко я задумалась! Как много мыслей закрутилось в голове!

— Пойдём, — подтолкнул меня в спину Тибер, неожиданно вернувшись в уже забытый режим грубияна.

Да что с ним? Какая муха его укусила?

— Не обращай внимания, — шепнул Йен, коротко, ободряюще сжав мою ладонь. — Бер обдумывает ситуацию и пытается найти выход, — он помрачнел. — Скорее всего, нас уже ищут. Не удивлюсь, если в аэропорту, на всех выездах из города дежурят наши ребята. Может, и у джипа.

Я кивнула — после стольких дней молчания никак не могла отделаться от привычки изъясняться жестами.

— Даже не знаю, как мы вырулим.

Страх когтями заскрежетал в душе. Похоже, моя радость была поспешной.

— Но не переживай, — тон Йена стал нарочито беззаботным, — Бер — мозг. Он обязательно что-нибудь придумает. Да и я не дурак.

Да, не дурак. В данный конкретный момент Йен — панда. Панда с огромными фиолетовыми пятнами вокруг глаз.

— Скажи, если я тебя поцелую, синяки сойдут? — подразнила я волка.

— А ты проверь, — ответил он в тон и расплылся в широкой предвкушающей улыбке.

Как же с Йеном было легко! Я словно грелась в лучах его обаяния. Общаясь с Тибером, ходила по краю пробудившегося вулкана, а рядом с Йеном будто заворачивалась в тёплый пушистый плед. Сводящий с ума контраст, так необходимый мне, адреналиновой наркоманке, но всё же обычной девушке, мечтающей не только о ярких эмоциях, но и о тихих уютных буднях.

— Ну, так что там насчёт экспериментов? — Йен намекающе подвигал бровями.

Я бросила в сторону мрачного Тибера осторожный взгляд и решила воздержаться от поцелуев.

Спустя пару десятков шагов в лесу окончательно стемнело. Надо было разбивать лагерь, пока чудовища не выползли из своих нор и пещер, но удобного места не находилось. Деревья росли слишком густо. Пышные сплетающиеся кроны казались великолепным укрытием, но не для нас — для хищников. Особо ловким тварям ничего не стоило подкрасться и напасть, набросившись из тени густых ветвей. Да и за стволами спрятаться было проще простого. Местность не просматривалась.

Я устала, чувствовала себя сонной, не сразу отмахнулась от щедрого предложения понести меня на руках: Йен, как всегда, проявлял чудеса чуткости и заботы. Прошёл ещё час, тёмный, полный пугающих шорохов. Мы уже собирались устроиться на ночлег где придётся, но тут ощущение пристального взгляда, буравящего затылок, вернулось.

Это было то же самое чувство, что и тогда у ручья. Нечто похожее я испытала туманным рассветным утром во время встречи с Ненасытными. За мной наблюдали и словно пытались проникнуть в голову. Прочитать мысли… или, наоборот, — вложить.

Ведомая непонятной сущностью, я изменила маршрут, сошла с воображаемой тропы и повернула в другую сторону.

— Куда ты? — схватил меня за руку Тибер.

Что я могла ответить? Сама не знаю. Что-то с неодолимой силой влечёт меня в сторону тех кустов.

Я оттолкнула волка и побежала в обозначенном направлении.

— Тая, стой!

Надо! Быстрее! Туда!

Мне показалось или в ворохе взметнувшихся мыслей раздался знакомый голос? В голове явственно ощущалось чужое присутствие. Это был не проснувшийся, вопящий об опасности дар, не интуиция — некто живой, проникший в моё сознание, пытающийся навязать свою волю.

Я бежала в сторону неприметных зарослей и понимала, что иду на поводу у неизвестной сущности, но ничего не могла с собой поделать.

— Тая!

Почему волки, такие быстрые хищники, не могли догнать меня, обычного человека?

В каком-то нездоровом, лихорадочном нетерпении я раздвинула ветки кустов и замерла при виде алого, клубящегося тумана. Слуха коснулся нарастающий топот, шум дыхания: братья приближались. Ни секунды не сомневаясь, я шагнула в эту кровавую завесу.

Глава 45

Алый туман поглотил меня, окутал со всех сторон. Кровавая дымка оказалась до того плотной, что я видела свои руки, только если близко-близко подносила к лицу. Ориентироваться в столь густой пелене было невозможно, по почему-то этот момент не тревожил, не волновал даже самую малость. Я знала, куда идти. С лёгкостью огибала спрятанные туманом препятствия. Успевала почувствовать стоящие на пути деревья, прежде чем их тёмные неясные контуры проступали в красной завесе.

Земля под ногами мягко проминалась, сухая и рыхлая, словно пух. Туман пах медью. Я будто прижимала к носу старую, завалявшуюся в кармане монету или платок, пропитанный кровью.

— Тая!

В алом сумраке, отгородившем меня от остального мира, раздались торопливые шаги. Братья не побоялись последовать за мной в неизвестность.

Странное наваждение, заставившее оттолкнуть руку волка и побежать в сторону кустов, схлынуло. В голове прояснилось. Теперь я не понимала, зачем вошла в кровавый туман и что собиралась в нём искать.

— Здесь! — закричала я и замахала руками, чувствуя себя астронавтом в открытом космосе. Туман скрадывал звуки. Совершенно непроницаемый, делал зрение бесполезным.

— Йен! Тибер!

Раз за разом я выкрикивала имена братьев, и те шли на мой голос. Вряд ли они видели, как, призывая их, я прыгала на месте и махала руками над головой. А может, и видели: волчье зрение было острее человеческого.

— Тая, какого чёрта? — Два силуэта вынырнули из зловещей мглы. Лиц, деталей внешности было не разглядеть, оттого мужчины казались призраками, тенями из потустороннего мира, а всё происходящее напоминало сон.

Тибер спрашивал, какого чёрта, но что я могла ответить, как объяснить своё временное помешательство? Сущность, завладевшая моим разумом, сделала своё чёрное дело и растворилась в воздухе. Я больше не ощущала её присутствия ни в сознании, ни рядом, среди окутанных пеленой деревьев.

— Ты так быстро бежала, — Йен казался растерянным. — Словно…

— Словно что?

— Словно произошла сверхъестественная хрень, — перебил Тибер, и мы повернулись к нему в недоумении. Тёмный силуэт пожал плечами. — Когда ты побежала, что-то произошло с пространством и временем. Ты ускорилась, мы замедлились. Не знаю, как объяснить. Какая-то чертовщина творится в этом лесу, — он нервно сплюнул под ноги.

Мы тревожно огляделись. Ни единого звука. И правда, будто попали в аномальную зону, место вне пространства и времени.

— Куда теперь идти? В какую сторону? — спросил Йен.

Я знала. Пусть неведомое нечто и убралось из моей головы, интуиция по-прежнему подсказывала дорогу.

Постепенно мгла рассеивалась, запах меди слабел, звуки леса становились громче, будто из ушей вынули вату. В один момент я поняла, что ясно вижу окружающие деревья, а густой туман переродился в редкие, запутавшиеся в кустах ошмётки бледно-розового дымка.

Мне не давала покоя мысль. Чего добавилось странное существо, проникшее в мою голову и заставившее меня изменить маршрут? Какую цель преследовало? Кто эта невидимка, сопровождавшая нас всю дорогу, испугавшая меня тогда у ручья, подсказавшая идею натравить подземное чудовище на Ненасытных? Чего она хотела теперь, пропустив нас сквозь туман, в котором так и не нашлось ничего особенного?

Я поняла, что несколько метров прошла в одиночестве и взволнованно обернулась. Волки за спиной превратились в соляные столбы изумления. Йен поражённо трогал недавно сломанный нос, а Тибер с отвисшей челюстью таращился на брата. Тут и правда было чему удивляться. Пять минут назад я сравнивала Йена с пандой, а сейчас кожа вокруг его глаз выглядела светлой, неповреждённой, без единого пятнышка сини.

А нос!

Каким-то чудом искривлённая после удара перегородка вернулась в исходное положение.

Впрочем… Может, и не было в случившемся ничего невероятного. Исцелил же Йен Тибера магией. Не без помощи Эке Ин, но всё же…

Пришлось возвращаться: волки с места не двигались. Как говорится, если гора не идёт к Магомеду…

— Ты вылечил себя? Почему раньше этого не сделал?

Йен поднял на меня изумлённый взгляд.

— А? — он, кажется, не понял, о чём его спросили. Всё трогал нос и принюхивался.

— Ты убрал синяки? — повторила я.

Йен тряхнул головой, будто прогнав оцепенение.

— Ты про это… Я… Нет. Без истинной быстро привыкаешь не расходовать магию на пустяки. Резерв исчерпать раз плюнуть, а восстанавливать долго, — и он снова с шумом втянул воздух.

А я почувствовала, что моя нога, пострадавшая от хватки щупа, перестала болезненно ныть. Охваченная внезапной догадкой, я нагнулась и закатала штанину. Широкая неровная полоса синяка вокруг щиколотки исчезла.

— Я снова чувствую запахи, — раздалось над головой.

Глава 46

И снова тысяча мыслей.

Загадочный туман вернул Йену нюх, залечил все повреждения на теле. Зачем незримой лесной сущности было нам помогать? Как младший волк отреагирует на аромат истинной?

Вопросы, вопросы, вопросы…

Оправив джинсы и разогнувшись, я встретила потемневший взгляд оборотня. Ноздри Йена жадно раздувались. Впервые волк чувствовал запах Эке Ин, и, судя по огромным зрачкам, тот кружил ему голову. Радужка почти исчезла, как солнце, заслонённое луной во время затмения. От ослепительной синевы остался тоненький ободок.

— Тая… — рука потянулась к моему лицу и внезапно обрела шерсть и когти, напугав меня до смерти. Вскрикнув, я отшатнулась. Йен тоже дёрнулся, шокированный тем, как изменилось его тело. Густой серый пушок проступил над бровями, вдоль скул. Модная стрижка прямо на глазах дополнилась внушительными косматыми бакенбардами. Кончики клыков показались под верхней губой. Волчьи зубы на человеческом лице едва не заставили меня от страха хлопнуться в обморок.

Не единожды я наблюдала братьев в звериной форме, но никогда — обернувшимися частично, всё ещё людьми, но с шерстью, клыками, когтями и прочими атрибутами хищного животного. Зрелище, надо заметить, было жуткое. Жуткое, потому что напоминало: волк не милый щеночек — опасный зверь, в любой момент способный потерять контроль и отдаться инстинктам.

Впрочем, Йен не выглядел готовым напасть, скорее, — растерянным и испуганным. Минуты не прошло, как он отскочил от меня и спрятался за спиной Тибера. Брат понял его без слов: завёл руку назад и сжал предплечье Йена мёртвой хваткой.

— Не бойся. Я страхую. Попытаешься кинуться на неё — сломаю кость.

Да уж…

Трудно сказать, сколько прошло времени, прежде чем Йену удалось вернуть самообладание. Как долго мы стояли друг напротив друга, не рискуя пошевелиться? Несколько минут или несколько часов? Наконец Йен перестал дрожать, и шерсть исчезла с его лица.

— Ты в порядке? — спросил Тибер.

Волк кивнул, бросив на меня виноватый взгляд.

— Сможешь идти дальше?

— Надеюсь.

— Надо скорее найти укрытие и устроиться на ночлег. Всем нам нужен отдых.

Итак, с разрешения Йена мы продолжили путь. В этой части леса росли в основном молодые сосны, а значит, лунный и звёздный свет легко проникал под сплетение веток. С каждым шагом я чувствовала, как всё больше сгущается в воздухе напряжение. Ситуация легко могла выйти из-под контроля, и это пугало. Волки вели себя странно. Йен старался держаться поближе к Тиберу и подальше от меня. Пот ручьём стекал по осунувшемуся лицу, ноздри трепетали. Оборотень то и дело принюхивался, а потом закрывал глаза, стискивал кулаки и зубы.

— Не могу больше, — выдохнул он, когда после долгих блужданий мы решили заночевать на дне широкого оврага.

— Бер, — снова жалобно протянул Йен, — я не могу!

Его трясло.

В ответ Тибер устало потёр щёки.

— Тая, — сказал он глухо, и тут я с тревогой заметила, что его зрачки тоже полностью заслонили радужку. — Твой запах… Не знаю, что это был за туман, но, кажется, он полностью уничтожил эффект экспериментального зелья.

— Не понимаю.

Тибер зажмурился, болезненно заломил брови и постоял так несколько минут в полном молчании. Затем открыл глаза и снова заговорил.

— Помнишь, я сказал, что твой запах бесполый?

Ещё бы я могла такое забыть. Те слова задели меня за живое.

— Так вот, — продолжил волк, — после того, как мы прошли сквозь туман, запах изменился. Он… Чёрт! Ты пахнешь женщиной. Самой сладкой, самой охрененной женщиной в мире. Я с трудом сдерживаюсь. А Йен…

Тибер кивнул на брата, предлагая взглянуть, в каком тот состоянии. Некогда весёлый, жизнерадостный мужчина свернулся жалким калачиком на дне оврага и дрожал, обнимая себя за плечи, словно замерзающий на страшном холоде.

Тибер коснулся моих волос, нежно очертил пальцами контур нижней губы.

— Что ты делаешь?

— Давай здесь, — шепнул, гипнотизируя горящими чёрными глазами. — Тая, пожалуйста, давай здесь.

— Что дать? — включила я дурочку. Кровь ударила в голову, оглушительно загрохотала в висках.

Тибер наклонился и медленно провёл носом вдоль моей шеи, с наслаждением втянув запах.

— Себя. Дай нам себя. Сегодня. Сейчас. Иначе мы не сможем идти дальше, — мягкий поцелуй в яремную ямку. — Прими нас. Обоих.

Глава 47

— Сейчас, пожалуйста, давай сейчас, — хриплый шёпот сводил с ума.

Я стояла, прижатая спиной к мускулистой груди, и после каждого слова кожу на шее прихватывали влажные губы.

— Сейчас, — поцелуй у сонной артерии, — пожалуйста, — мягкое прикосновение под челюстью, — давай сейчас, — осторожный укус там, где шея плавно переходила в плечо.

— Бер, не дави на неё, — прохрипел Йен, прислонившись к земляной стенке оврага. Вопреки своим словам, он облизывал губы и, не отрываясь, наблюдал за тем, как Тибер неспешно избавлял меня от одежды. Сначала приподнял толстовку, поймав в плен ладоней маленькие твёрдые груди, затем потянулся к джинсам и одной рукой расстегнул короткую молнию и три ряда пуговиц. Кофта объёмными складками собралась под мышками, а пальцы Тибера нырнули в треугольный вырез штанов.

— Баба, — восхищённо рыкнул волк, коснувшись лобка и скользнув ниже, к нежным складкам. — Женщина, — повторил, как завороженный.

Йен смотрел на руку брата у меня в штанах с откровенной завистью. Глаза горели в темноте неоновой синевой. Принюхавшись, он подался вперёд и стянул с себя куртку вместе со свитером.

Шрамы на его восхитительном торсе исчезли. Туман разгладил даже застарелые рубцы: длинный выпуклый след от ножевого ранения и воронку с неровными краями от пулевого.

— Хочу тебя, — шепнул Тибер в ухо и пососал мочку. — Раздвинь ноги.

У него никак не получалось добраться до сладкого: джинсы были узкие и сжимали руку, проникшую в них, капканом. Не знаю, почему волку так хотелось ласкать меня под одеждой. Гораздо удобнее было бы снять штаны и бельё.

— Раздвинь, — повторил он и протяжно застонал, когда наконец нащупал пальцами мокрую щель. Я чуть присела, и Тибер вошёл внутрь на две фаланги.

Передо мной на колени опустился обнажённый до пояса Йен и поймал губами ноющий сосок. В первую секунду Тибер инстинктивно попытался отпихнуть голову брата, но потом скрипнул зубами и сдался.

— Всё равно моя, — рявкнул недовольно и погладил спрятанный под складками кожи бугорок клитора.

Ох, черти, неужели сейчас начнётся соперничество из серии «кто в постели лучше»?

И оно началось. Правда, только со стороны Тибера. Пока Йен наслаждался долгожданной близостью, старший брат пытался оставить на теле избранницы как можно больше меток. Правая сторона шеи вскоре покраснела от укусов, но и этого ревнивцу было мало. Он хотел, чтобы каждый видел, кому я принадлежу. Будь его воля, приколол бы ко мне табличку с надписью: «Занято».

Этим «занято» Бер сейчас старательно клеймил мои плечи. Завтра утром я наверняка проснусь пятнистая, как гепард.

Воздух холодил влажные, истерзанные соски, пока Йен спускался поцелуями к животу. Его пальцы подцепили джинсы, в которых орудовала рука Тибера, и штаны легко соскользнули вниз. К ягодицам прижалась твёрдая горячая плоть. Крупная головка мокро мазнула по коже рядом с ложбинкой. Йен подхватил мою ногу под коленом и уложил себе на плечо. И сразу же внутреннюю поверхность бедра обожгли настойчивые, жадные губы.

О, как это было порочно! Как аморально и неправильно! Два роскошных распалённых самца дарили мне наслаждение и собирались использовать моё тело, чтобы утолить собственную животную похоть.

Тёмной ночью я стояла на дне глубокого лесного оврага, стонала, подавалась на пальцы Тибера, которые всё быстрее, мощнее вбивались в тесную дырочку, расширяя её и готовя для члена. Каждое движение вверх-вниз — смущающий влажный звук. Каждый поцелуй — разряд удовольствия прямо в мозг.

Йен расстегнул ширинку, выпустив наружу набухшую, возбуждённую плоть. Стоя на коленях с моей ногой на плече, он попытался оттолкнуть руку брата и отвоевать себе доступ к сладкому местечку. Над моим ухом раздался сердитый рык. Завязалась недолгая борьба. Тибер не хотел уступать игрушку и сильнее задвигал пальцами, мол, моё, не отдам. А Йен… Не знаю, что он сделал — укусил? Поцарапал? — спустя секунду соперник зашипел от боли и замахал в воздухе окровавленной ладонью.

— Ты покой… — угрожающе начал Тибер, но я не дала договорить: схватила за волосы и ткнула лицом в мою шею.

— Заткнись. — Ого, какой я вдруг стала смелой! А всё потому что губы Йена, а главное, его волшебный шершавый язык умело коснулись складок.

— Ты покойник, — закончил Тибер шёпотом между поцелуями.

— Угу, — согласился брат, посасывая клитор и одновременно растягивая вход пальцами.

«Потом, всё потом…» — думала я, опираясь на грудь одного любовника и подставляясь жадному рту другого.

Тибер потянул толстовку вверх, но не помог её снять — намеренно оставил меня в неудобном, уязвимом положении: руки подняты, голова скрыта плотной тканью. Я оказалась скована собственной одеждой и ничего не видела. Попыталась освободиться — и замерла, почувствовав между бёдер сразу четыре руки.

Пальцы были повсюду, трогали каждый миллиметр раскрытой промежности. Грубые, мозолистые, тёрли клитор, проникали в дырочку, ласкали лобок, теребили большие и малые губки. Иногда даже обводили заполненный вход, пытаясь присоединиться к тем пальцам, что в нём уже двигались. Настоящее безумие. Передозировка ощущений. Феерия удовольствия. Я могла только хрипеть и стонать, откинувшись на плечо Тибера, беспомощная, обездвиженная, связанная своей же кофтой.

Я была уже близко, уже готовилась шагнуть через край, когда раздались голоса, приглушённые тканью толстовки.

— Давай ты возьмёшь её сзади, — простонал Йен, — а я спереди.

— А ты не охренел? — рявкнул Тибер. — Помочь закатать губу? Почему это тебе всё самое лучшее? Я тоже хочу спереди.

— А мне казалось, ты как раз любитель нестандартного секса.

Под тихий смех Йена и злое рычание Тибера я почувствовала, как пальцы выскальзывают из лона и вторая нога отрывается от земли. Ощущение беспомощности обострилось, и как же это было возбуждающе: висеть в воздухе, полностью во власти любовников. Все мои сокровенные места были открыты жадным взглядам, а сама я ничего не видела из-за кофты. Не могла на что-либо повлиять. Мне и не хотелось. Как удивительно сладко оказалось чувствовать себя уязвимой, не знать, что произойдёт в следующую секунду, покорно отдаваться умелым рукам, которые вертели меня, словно куклу, но каждой лаской, каждым точным, идеальным движением неизменно возносили на вершину блаженства.

Было особое удовольствие в том, чтобы ничего не делать, ни о чём не думать, а только принимать чужую страсть. Ощущать себя лакомой косточкой для сорвавшихся с цепи хищников, сильных, опасных, но не способных причинить тебе вред. Тонуть в их искреннем обожании, почти поклонении, при этом покоряться, потому что именно этого сейчас хочется больше всего. Быть слабой женщиной. Самой желанной в мире.

За пределами душного пространства внутри натянутой на голову кофты продолжался спор.

— Я буду первым.

— Держи карман шире.

Нешуточная борьба развязалась за мою главную женскую прелесть. Даже щекам стало жарко от неловкости и — что скрывать? — удовольствия. Солгу, если скажу, что не чувствовала себя польщённой. И смущённой, и распалённой до крайней степени мучительным ожиданием.

Ну же, решайте! Заканчивайте это глупое соперничество и доведите меня наконец до оргазма!

Палец прошёлся по складкам входа, размазав влагу, и мышцы отозвались на прикосновение нетерпеливой пульсацией. Меня несколько раз тряхнули, передавая из рук в руки, и теперь я не знала, на чью грудь опираюсь спиной, а кто держит мои разведённые ноги под коленями.

Ночью без одежды в лесу было легко замёрзнуть, и по телу бежала зябкая дрожь. Но каким же приятным казался контраст горячих ладоней и холодного воздуха! От каждого прикосновения мышцы сладко сокращались, и я вздрагивала, словно на кожу падали капли раскалённого воска.

В этот раз я вздрогнула особенно крупно. Всем телом. К мокрым раскрытым складкам прижался обжигающий член. Широкая головка растянула вход до предела. Внутри всё запульсировало ещё отчаяннее, с губ сорвался просящий стон.

Я больше не могла терпеть. Не могла!

И в ответ на мои мольбы волк резко толкнулся, заполнив меня, казалось, до самой матки.

— Ох, бля-а-а… — взвыл Тибер.

Вот и выяснилось, кто победил в битве за право стать первым.

С меня сняли кофту. Губами тут же завладел Йен. На поцелуи я отвечала вяло: всё внимание было занято старшим волком — тем безумным кайфом, что он дарил. Красный, потный Тибер нависал надо мной, удерживая в воздухе мои ноги, и долбился, долбился в нутро, двигая бёдрами, словно поршень.

Он совершенно слетел с катушек. Рычал. Закатывал глаза. Запрокидывал голову. И толкался, выбивая из меня стоны и дух.

Это был не секс — дикое, животное совокупление. Не плавные, осторожные движения — удары, высекающие искры из глаз. Тибер не занимался со мной любовью — он меня пронзал, с каждым толчком пытаясь ворваться глубже, спаять нас плотнее, взять как можно больше удовольствия. Я ощущала себя то богиней, то резиновой куклой для утех, то любимой игрушкой в зубах взбешённого пса. Истерзанная, выпитая досуха, не чувствовала ни рук Йена, ни его поцелуев. Видела только горящую оранжевую радужку, сдвинутые брови, красивое, искажённое страстью лицо, по которому ручьями тёк пот. Слушала мокрые шлепки ударяющихся тел. И плакала. Рыдала от наслаждения, от мучительного блаженства, переполненная сладостью и болью. Я, как альпинист, поднялась в горы до самых облаков, достигла далёкой-далёкой вершины и теперь балансировала на краю острого, как лезвие, удовольствия, готовая переступить последнюю черту и рухнуть с этой немыслимой высоты вниз, но…

Но.

Часто, чтобы достичь оргазма, мне требовалось больше времени, чем мог дать один мужчина.

Тибер уже хрипел, изливая в меня свой восторг, а я смаргивала слёзы досады, застрявшая на высоком пике.

К счастью, в этот раз в моём распоряжении был не один любовник, а двое, и Йен с радостью, с жадным нетерпением перехватил эстафету.

Младший волк оказался совсем другим. Он входил бережно, двигался медленно и плавно, и не отрывался от моих губ ни на секунду. Словно не было на свете ничего слаще любимого рта. Словно поцелуи дарили ему не меньшее наслаждение, чем секс.

Я лежала в объятиях сытого, расслабленного Тибера, принимала в себя язык и член его брата, и казалось мне, будто я качаюсь на мягких волнах. Вверх-вниз. Вперёд-назад. В такт движениям Йена. В ритме дыхания Тибера, его поднимающейся и опускающейся груди. Вверх-вниз. Вперёд-назад. А потом всё выше и выше, к луне за кружевом тёмных веток.

В кои-то веки мне хватило времени. Не нужно было притворяться, изображая оргазм. Искать способ уединиться в ванной или ждать, когда любовник уйдёт, чтобы закончить начатое. Терпеть или просить о помощи.

Наслаждение зародилось глубоко внутри, дрожью пробежало по рукам и ногам, окатило холодом плечи, защекотало голову. Долгое, томное, накатывающее волнами. Именно такое, как я любила, но испытывала очень редко.

Глава 48

— А как вы узнали, что я ваша Эке Ин?

Мы шли уже пятый час. Я выбилась из сил, чувствовала себя потной, обезвоженной и пыталась отвлечься с помощью разговора. Рюкзак с фильтром потерялся во время схватки с Ненасытными, обе пластиковые бутылки из второй сумки безбожно смялись, использовать их стало невозможно, и, хотя вчера по дороге нам попался ручей с прозрачной водой, всё, что мы смогли, — напиться впрок.

А сегодня удача отвернулась. Утром после завтрака мы вышли к мутному озеру, заросшему камышом, — даже, скорее, к болоту. Спустя час наткнулись на ещё одно, грязное, мелкое и воняющее тиной. Пить из таких сомнительных источников не рискнул никто — не хватало ещё подхватить кишечную инфекцию!

Сохранись у нас фильтр, проблем бы не возникло. Сунул конец шланга в озеро — и качай воду через картридж. Красота! Или если бы магия оказалась более полезной в быту. Но подходящих заклинаний Йен не знал и на все мои вопросы виновато пожимал плечами.

Тибер отмалчивался. Казалось бы, недавний секс должен был его расслабить, однако, с каждым шагом, что приближал нас к джипу, волк только мрачнел.

— Все клиники и родильные дома города последние двадцать лет спонсируются Серой Триадой, — похоже, Йен решил утолить моё любопытство насчёт Эке Ин. — Стая закупает новое оборудование, оплачивает ежегодные ремонты и всячески подкармливает руководство. Но это, как ты понимаешь, не благотворительность.

— И в чём выражается «спасибо»? Какова цена? Как руководство клиник благодарит клан за щедрость?

— У каждой новорожденной девочки берут кровь на специальный анализ. Не всегда результат стопроцентно точный. Бывает, совместимость проявляется в более позднем возрасте.

Ответ Йена всколыхнул воспоминания. Месяц назад я отправилась в клинику, чтобы подобрать первые в своей жизни очки, но, вместо рецепта, получила буклет с упражнениями для глаз и капли, расширяющие зрачок. На радостях от того, что проблема севшего зрения решилась так просто, я заодно посетила гинеколога и сдала анализ крови: тётя Шейна давно убеждала это сделать, говорила, что в последнее время я пью подозрительно много жидкости, а в нашем роду по отцовской линии были диабетики.

«А вдруг это сахар?» — вздыхала она.

Сахар оказался в норме. Зато мной заинтересовалась Серая Триада.

— Вы и у девушек берёте этот анализ? Не только у детей?

— Каждый раз, когда женщина сдаёт кровь, её проверяют на совместимость, — Йен сдвинул брови, словно задумался. — До определённого возраста. До какого, не помню.

— Пришли, — голос Тибера прозвучал в ушах музыкой ангелов.

Пришли! Аллилуйя!

За деревьями уже показался краешек металлического забора с предупреждающими об опасности табличками. Толку от этих табличек было чуть: в натянутой между столбами сетке зияла дыра, которая появилась задолго до того, как мы решили проникнуть в лес. Монстры чащу не покидали, город не знал ни одного такого случая, так что власти смотрели на лаз сквозь пальцы.

А вон джип! Джип!

Заметив сверкающий на солнце чёрный капот, я радостно взвизгнула и тут же испуганно замолчала: бандиты Триады могли быть поблизости. Но дорога оказалась пустынна, в кустах вдоль обочины тоже никто не прятался. Даже удивительно.

— Были и уехали, — Тибер обошёл машину по кругу. Под дворником, прижатая к лобовому стеклу, обнаружилась записка — прямоугольник плотной бумаги с идеально ровными краями. Из таких делали визитки.

Я думала, Тибер зачитает послание вслух или хотя бы покажет брату, но волк скрипнул зубами и сжал записку в кулаке. Сквозь тонированное стекло я разглядела на заднем сиденье два мобильника, наверняка напичканных сообщениями и пропущенными звонками. В лесу не ловила связь, и брать с собой телефоны не имело смысла. Йен вытащил их, тёмные и мёртвые, полностью разрядившиеся, и аккуратно положил на обочину. Потом зачем-то полез в багажник.

— Хочешь пить? — прохрипел Тибер, открыв бардачок.

О, да! Да! Да!

С утра от жажды рот был полон вязкой слюны. Я облизала пересохшие губы и потянулась к вожделенной бутылке. Блаженство! Тёплая вода с привкусом пластика показалась волшебным нектаром. Я не остановилась, пока не выпила всё до капли.

Глухой удар заставил вздрогнуть и обернуться. Йен лежал на асфальте без чувств, Тибер возвышался над ним, и кончики его опущенных пальцев искрились магией.

Волк поднял голову. Посмотрел на меня глазами, полными боли. Его лицо вдруг начало расплываться, и в угасающем сознании эхом пронеслись обрывки давнего разговора:

«В машине есть разведённое в бутылке снотворное. В бардачке. На случай, если бы понадобилось тебя вырубить».

— Прости, — прошептал Тибер и крепко-крепко зажмурился.

Глава 49

Разбудил меня громкий ритмичный стук. Я открыла глаза и сразу подумала: «Дежавю». Время будто повернулось вспять, и, как тогда, несколько дней назад, я снова очнулась, связанная, на заднем сиденье волчьего джипа. Только в этот раз голова раскалывалась, а по затылку било тяжёлым молотком.

Сзади опять раздалось повторяющееся: «Бах! Бах!» В спинку дивана что-то ударило. Я растерялась, но голос Йена расставил всё по местам:

— Выпусти меня, ублюдок! Что ты творишь?! Ты же сам будешь жалеть о том, что сделал!

Тибер запихнул брата в багажник, чтобы тот не помешал отвезти меня в Логово?

Нет. Не может быть. Не верю!

Голова взорвалась болью. От таблеток — или что это было? — я отходила тяжело и чувствовала себя плавающей на границе сна и яви. Руки Тибера крепко сжимали руль. Я смотрела на них, как на якорь, удерживающий меня в сознании: широкие ладони с крупными костяшками, узор выступающих вен, длинные, совсем не тонкие пальцы, судорожно вцепившиеся в кожаную оплётку.

Йен перестал орать из багажника и стучать ногами по спинке заднего сиденья. Устал? Собирался с силами перед новым раундом? На какое-то время повисло молчание, заполненное гулом дороги: шины тёрлись об асфальт, создавая монотонный, усыпляющий шум. Пластик над приборной панелью поскрипывал. Коготь, привязанный кожаным шнурком к зеркалу заднего вида, раскачивался, как маятник.

Тибер стиснул зубы, сжал пальцы на руле крепче. Машина дёрнулась и остановилась посреди проезжей части. Из груди волка вырвался всхлип. Секунду Тибер сидел, уставившись в лобовое стекло, всё сильнее и сильнее сдвигал брови, затем закричал, завыл, в остервенении ударил кулаками по рулю — раз, второй, третий. Пока резкий гудок клаксона не привёл его в чувства.

Тибер вытер рукой глаза. Снова посмотрел на дорогу застывшим, остекленевшим взглядом. Морщины на лбу разгладились, и лицо будто окаменело. Двигатель затарахтел, джип тронулся.

Снотворное оказалось сильным и утянуло меня в пучину спокойного, безмятежного мрака. Когда я очнулась во второй раз, Йен опять кричал:

— Выпусти меня, придурок! Сраный ты идиот! Неужели не понимаешь, на что её обрекаешь! На что обрекаешь нас!

Тибер молча давил на педаль, не отрывая взгляда от дороги.

Неужели он меня предал? Неужели я так мало для него значила?

Больно! Будто кулаком по сердцу ударили.

Впервые в жизни на меня свалилась настолько безграничная апатия. Ни злости, ни страха, ни обиды — глухое равнодушие к собственной судьбе. Разум пытался защититься от реальности и притупил все чувства. Надо мной словно смыкались воды глубокого океана. Лучи далёкого солнца ещё пробивались сквозь синюю муть, но я опускалась всё ниже, всё глубже, до тех пор пока не оказалась в слепой, непроглядной темноте и не ощутила спиной холодное песчаное дно.

Хотелось лежать и не шевелиться.

Предал.

Человек, которого я полюбила, меня предал.

Всё кончено. Впереди неизвестность.

Йен продолжал орать, но слов я не различала, зато отчётливо слышала хриплый, сдавленный голос Тибера. Волк вцепился в руль, как в единственную точку опоры посреди свирепого урагана.

— Так будет лучше, — говорил он, глядя на дорогу, но словно её не видя. — Лучше в первую очередь для тебя самой. Брат — мечтатель. А правда жизни такова: мы бы всё равно не уехали далеко, — руки на руле дрогнули. — Не бойся, ты зря переживаешь. Йен нагнетал. На самом деле в стае тебе понравится. А какой женщине не понравится чувствовать себя королевой? Тебя будут любить, — тон Тибера стал бесцветным, механическим, — холить, лелеять, защищать, беречь как зеницу ока. Если кто-то из волков посмеет оскорбить или обидеть Эке Ин, вожак лично оторвёт ему башку, — долгий шумный вздох. — Шмотки, драгоценности, золото, брюлики — что там ещё любят бабы? — всего этого барахла у тебя будет в избытке. Хочешь — каждый день шастай по магазинам, скупай ювелирку тоннами. Для истинной Коулу ничего не жалко. Даст безлимитную карту и не спросит, на что ты тратишь бабло. Будешь жить как царица. Работать не надо, париться ни о чём не надо, только…

— Раздвигать ноги перед каждым желающим.

Тибер вздрогнул. Машина вильнула, но быстро выровнялась. Хорошо, что, кроме нас, на трассе никого не было.

— Не волнуйся, силой тебя не возьмут.

— Надеетесь подкупить меня всякими безделушками?

— Все бабы любят деньги и красивую жизнь.

Вот, значит, какого он был обо мне мнения. Считал женщин шлюхами, согласными отдаться любому за мешок денег? Главное, чтобы цену назвали подходящую? Был ли смысл спорить, убеждать, умолять, что-то доказывать? Голова бессильно опустилась на кожаную обивку дивана, я закрыла глаза — и едва не свалилась с сиденья на грязный резиновый коврик, когда Тибер резко ударил по тормозам. Дорогу перегородил зелёный внедорожник, похожий на танк.

Глава 50

— Пряталась в полуразрушенной хижине. Еле нашли.

— А с братом твоим что?

— Подтёрся в лесу каким-то ядовитым листом, словил глюки, вот я и запихнул его в багажник от греха подальше.

Высокий брюнет, одетый в почти такую же кожаную куртку, как у Тибера, всё пытался рассмотреть меня через тонированное стекло внедорожника.

— Ясно. Почему на звонки не отвечали?

— А там связь ловит? Думай, прежде чем херню нести.

— Коулу это объясни. Он весь город на уши поставил — решил, что вы сбежали с истинной. Какая она, кстати? Конфетка? — незнакомец снова заглянул в машину.

Тонировка надёжно защищала от чужого любопытства, но, даже понимая это, я всё равно инстинктивно отпрянула от окна.

— Возвращайся в свой драндулет, Майк, — Тибер попытался оттолкнуть мужика от джипа. — Поедем.

— Дай взглянуть на неё хотя бы одним глазком, — небритое лицо прижалось к чёрному стеклу. Глаза с вертикальными зрачками жадно зашарили по салону в поисках неясного силуэта.

— В Логове полюбуешься, — зарычал волк.

— И не только полюбуюсь, но и попробую.

Зря он это сказал. Тибера буквально перекосило. Левый глаз дёрнулся. Верхняя губа приподнялась в зверином оскале. Мне показалось, что сейчас он сотрёт похабную улыбку собеседника кулаком, но момент был упущен: незнакомец в кожанке уже возвращался к своему зелёному танку. Ревнивцу оставалось только бессильно стискивать зубы.

Сам виноват.

Если бы Йен был здесь, со мной, а не лежал, связанный, в багажнике, то не постеснялся бы высказаться. В голове уже звучал его голос: «Теперь ты понимаешь, что натворил? Что тебе придётся её делить?» Но и без этой сердитой отповеди на лице Тибера читалась мучительная растерянность. Он больше не был уверен в том, что поступил правильно.

— Ублюдок, — прошипел волк вслед удаляющемуся бандиту.

Похоже, Тибер начал понимать, какую чудовищную ошибку совершил. Но было поздно. Сзади к нам стремительно приближался ещё один гигантский внедорожник с фарами на крыше.

В Логово ехали около часа в сопровождении двух джипов — можно сказать, под конвоем. Либо вожак не доверял братьям, либо считал, что аромат истинной способен помутить рассудок кому угодно, да не просто свести человека с ума, а заставить его сбежать с ценной добычей.

Весь недолгий путь Тибер молчал. Иногда наши взгляды встречались в зеркале заднего вида, но волк тут же отворачивался — притворялся, что внимательно следит за дорогой. При этом белки его глаз были красные, в мелкой сетке лопнувших капилляров, словно он не выспался или долго тёр веки. Руки сжимали руль с такой силой, что оставалось удивляться, как тот ещё не треснул.

После встречи с членами Серой Триады Йен в багажнике подозрительно притих. Я тоже не стремилась нарушать тишину, острую и зловещую, как осколок разбившегося зеркала. Чувствовала себя не в силах выяснять отношения, сыпать обвинениями или взывать к совести. Хотя мне было, что сказать. О, да.

Вся боль, что я испытывала, осталась не озвученной, замурованной под панцирем ледяной отрешённости. Я могла как следует ударить Тибера словами, отхлестать упрёками, но зачем, если с этим делом он прекрасно справлялся сам. Уверена, его голова была полна тяжёлых и горьких мыслей.

По дороге в Логово я пыталась представить, что меня ждёт. Нет, по правде говоря, я как раз-таки избегала думать на эту тему, но мозг-предатель подбрасывал вопрос за вопросом.

Как встретит меня вожак?

Сразу меня изнасилуют или дадут время освоиться?

Станут ли добиваться взаимности, соблазняя атрибутами хорошей жизни, как обещал Тибер?

Будут брать по очереди или все вместе? Как часто?

С этим любопытным брюнетом, который высматривал меня на заднем сиденье джипа, тоже придётся спать?

Спустя мучительную вечность колонна внедорожников остановилась перед трёхметровым кованым забором. За ним на фоне красного, закатного неба протянулся особняк с многочисленными пристройками. Низкий, всего в три этажа, он кляксой растекался по земле и казался беспорядочным нагромождением башенок, балконов и каминных труб. Этакий безумный дворец, возведённый без какого-либо понятия о гармонии и симметрии. И очень-очень длинный.

Железные ворота разъехались со скрипом, достойным фильмов ужасов. Логово распахнуло свои объятия.

Глава 51

— Я позвонил Коулу. Он ждёт в кабинете. — Незнакомый брюнет, которого Тибер назвал Майком, попытался распахнуть дверцу джипа, но был остановлен грозным рычанием.

— Я сам! — Тибер оттеснил соперника от окна и потянулся к ручке.

Пока я выбиралась из машины, Майк не сводил с меня жадного взгляда и шумно принюхивался.

Что если запах истинной подействует на него, как на братьев? Что если этот волк и все остальные члены стаи не смогут держать себя в руках?

— Ого! Красо-о-отка! — одобрительно протянул мужчина, не заметив потемневших от ревности глаз Тибера.

Когда я проходила мимо, у моей щеки — близко-близко — клацнули волчьи зубы. Я дёрнулась. Тибер пихнул наглеца в плечо, и тот рассмеялся, довольный своей глупой шалостью. Или это было заигрывание?

— Аппетитная косточка. Так бы и съел.

— Заткнись! — Бер сжал кулаки.

— Но-но, — щёлкнул его по носу Майк, — поиграл в собственника и хватит. Я имею на неё точно такие же права.

Слова соперника ударили Тибера под дых — это было видно по тому, как резко побелело, а затем побагровело от злости его лицо. Интересно, на что он рассчитывал, когда тащил меня в Логово? Как думал справляться с ревностью? Неужели не понимал, кем я здесь стану? Не ждал таких ситуаций или ждал, но оказался катастрофически не готов?

Впрочем, это были его проблемы, мои же притаились за дверью на втором этаже, к которой я неизбежно приближалась, окружённая мужчинами-охранниками.

Сбоку, почти касаясь меня плечом, шёл Тибер. Впереди — Майк. Трое здоровяков, ехавших с ним в зелёном танке, блокировали дорогу назад — следили за тем, чтобы жертва не развернулась и не сбежала. Спиной я чувствовала их липкие, плотоядные взгляды. Слышала, как волки принюхиваются, раз за разом с шумом втягивая воздух.

Неужели и с ними мне придётся делить постель? Со всеми ними?

— Скорее, Косточка, — Майк послал через плечо двусмысленную улыбку. — Уверен, вожаку не терпится на тебя посмотреть.

Тибер насупился, но остался ждать за дверью, как ему было велено, а я вошла в полутёмный кабинет, и тяжёлая дубовая створка захлопнулась за спиной. Пока мы поднимались по лестнице, солнце окончательно село. На столе горела одинокая лампа, и в круге жёлтого света я увидела пустое кресло с пиджаком, накинутым на высокую спинку.

Но где же хозяин этого кресла и этого пиджака?

— Тая, счастлив тебя видеть.

Голос, глубокий, вкрадчивый, раздался со стороны книжных полок. Из-за стеллажа выскользнула тень, отделилась от окружающего мрака, вошла в круг света от сиротливой настольной лампы и оказалась статным мужчиной с длинными волосами, стянутыми в хвост. Лицо осталось затемнено. Зато ярко белела рубашка, расстёгнутая на две пуговицы.

Вжавшись в дверь, я наблюдала, как мужчина опирается руками на столешницу, присаживается на край и вальяжно вытягивает ноги. Вожак стаи. Хозяин положения.

Мой будущий любовник.

А я даже не знала, как он выглядит. Ничего не могла разглядеть в густой тени.

— Не бойся, девочка. Теперь ты дома. Наконец дома. И никто не посмеет тебя обидеть.

— Я не боюсь.

Мужчина усмехнулся. Мои слова и дрожащий голос его не убедили.

— Зови меня Коул, — он скрестил руки на широкой груди. Рукава белой рубашки были закатаны на треть и открывали красивые мышцы. — Ещё ты можешь называть меня любимый. Или дорогой. Или даже супруг. Почему нет? Ведь это не так далеко от истины. — Белозубая улыбка во мраке. — В общем, ты можешь обращаться ко мне, как пожелаешь.

Я дрожаще выдохнула, не зная, что на это ответить.

Любимый? Супруг? Серьёзно?

Что ж, главное, на меня не бросались и не тащили на стол, пытаясь изнасиловать.

— Расскажи мне о своём путешествии, — продолжил волк тем же низким, чарующим голосом. Тон его был мягким, доверительным, от такого мурашки бежали по коже. — Что заставило хрупкую, беззащитную девочку сбежать в Запретный лес, ко всем этим монстрам? Что тебя напугало? Какие страшилки тебе рассказали о нас? Не верь им. Это всё неправда.

— Мне придётся с вами спать? С вами и со всей стаей? — кто бы знал, как тяжело было задать этот вопрос!

Вожак изменил позу, немного подался вперёд, всё ещё прячась в темноте.

— Придётся? — в его голосе мелькнуло удивление, возможно, наигранное. — Ты будешь счастлива делить постель с красивыми, выносливыми самцами, получать столько удовольствия, сколько ни одна женщина. Тебе больше ни о чём не надо думать, ни о чём переживать. Стая позаботится о тебе, решит все проблемы. А взамен попросит сущую мелочь. Ты сама охотно окажешь нам эту небольшую услугу. Со временем войдёшь во вкус и поймёшь, как сильно тебе повезло. Волки искусные любовники.

Я опустила взгляд, борясь с тошнотой.

— И как много вас будет? Со сколькими мужчинами я должна трахаться?

— Фу, как грубо. «Трахаться» — какое вульгарное словечко! Заниматься любовью. Так правильнее.

— Хорошо, со сколькими мужиками я должна «заниматься любовью»? — переспросила с сарказмом.

Коул со вздохом обошёл стол. Кресло скрипнуло, приняв вес оборотня. Наконец я смогла разглядеть его лицо, решительное, волевое, скуластое. В темноте Коул казался брюнетом, но в свете лампы я увидела, что его волосы пепельные. Глаза отливали ледяной сталью.

— Я не хотел начинать знакомство с таких подробностей, — сказал волк. — Но раз тебе не терпится всё выяснить… Не все оборотни одинаково одарены магией. Я попрошу тебя помочь только самым сильным, тем, чей потенциал велик, тем, кто составляет костяк стаи.

— И сколько их?

— Семеро. У тебя будет семь постоянных любовников.

Семь… Больше, чем я надеялась, меньше — чем боялась.

Так или иначе это было много. Чертовски, запредельно много. Почти дюжина! Я буду принимать в себя семь членов. Обслуживать семь мужиков. У меня будет любовников столько, сколько дней в неделе.

Коул внимательно следил за моей реакцией.

— Не спеши падать в обморок, моя девочка. Всё не так страшно, как тебе кажется.

Не так страшно?

Я остро почувствовала себя проституткой. Похищенной и проданной в бордель.

А всё Тибер! Предал! Привёз сюда! Меня затопила злая, обжигающая ненависть.

— Вы будете… меня… каждый день? — в горле застрял комок. — Как часто? Утром, днём и вечером? Ещё чаще?

— Тая, девочка, присядь. Там в углу рядом с книжным шкафом удобное кресло. Присядь, успокойся, и я всё тебе расскажу.

Глава 52

Кресло пряталось в тёмном углу между шторой и книжным шкафом. Было ли оно и правда удобным, я оценить не могла, ибо опустилась на самый краешек, не в силах расслабиться. Я хотела остаться на ногах и села только, чтобы Коул скорее ответил на мои вопросы.

— Стая всегда заботится об Эке Ин, — сказал волк. — Твоя безопасность и здоровье — наивысший приоритет, поэтому никаких травмирующих практик, ничего сверх необходимого от тебя не требуется.

— Такой частый секс не назовёшь полезным, — заметила я.

Коул откинулся на спинку стула и скрестил пальцы на животе. Лицо опять ушло в тень, но в этот раз во мраке загорелись глаза: радужка вспыхнула потусторонним голубым светом, зрачки — зловещим белым.

— К тебе будут приходить один раз в неделю. Один. Но все вместе.

Групповуха? Меня окатило холодом. Я даже не знала, что хуже: принимать каждый день нового любовника или с ужасом ждать воскресной оргии. Семь… Семь ненасытных, голодных жеребцов с огромными членами. Что от меня останется после такого весёлого выходного? Почему-то я решила, что навещать меня будут по воскресеньям.

— Будет правило.

Ещё и правило… Какое интересно? Давать всем по очереди? Каждому по два раза? Чтобы никто не ушёл от Эке Ин обиженным?

— Ты должна его запомнить и соблюдать.

Я молча ждала, когда волк продолжит.

— Слышала о волчьей ревности? Если попытаешься кого-то выделить, ничем хорошим это не кончится. А мне не нужны конфликты в стае? Понимаешь?

— Никому нельзя отдавать предпочтение.

— Верно. Уединишься в спальне с мужчиной, не пройдёт и часа, как под дверью соберётся толпа разъярённых волков, привлечённых запахом соития. И хорошо, если они эту дверь не вышибут. Мы физически не способны делить с кем-то Эке Ин. Только если сами участвуем в процессе. Поэтому принимать… гостей… — Коул не сразу подобрал слово. Почему-то избегал называть вещи своими именами. — Принимать гостей ты будешь строго по графику. Привилегий не будет ни у кого. Ребята исстрадаются, но это их проблемы. Раза в неделю вполне достаточно, чтобы поддерживать магический потенциал. И женский организм не будет изнашиваться.

Я нервно поёрзала на краю сиденья. Коул выдвинул ящик стола, извлёк оттуда тюбик с яркой оранжевой этикеткой и аккуратно выдавил мазь на пальцы. Рука исчезла в темноте, прячущей лицо. Волк резко втянул ноздрями воздух. Защищался от моего запаха? Пытался перебить его, чтобы сохранить самоконтроль?

— Тая, моя девочка, тебе совершенно нечего опасаться. Мы будем использовать средства, облегчающие проникновение. Дополнительную смазку, расширяющие и охлаждающие зелья, чтобы ты могла принять нас с комфортом. Раз в месяц тебя станет осматривать личный врач, раз в полгода — самый лучший гинеколог города. Завтра с Майком и ребятами отправитесь в клинику, чтобы подобрать противозачаточные таблетки. Мы позаботимся о тебе, ведь ты для нас величайшая ценность.

С каждой минутой этого разговора мне становилось всё больше не по себе: то ли от темы, то ли от делового тона, каким волк обсуждал пикантные подробности моего будущего — то, как меня будут иметь толпой и защищать от травм и нежеланной беременности. Я словно проходила собеседование в бордель, устраивалась на работу ночной бабочкой.

— Быть Эке Ин почётно, — волк будто догадался о моих мыслях и поспешил возразить.

На стол с тихим шорохом легла золотистая банковская карта без номера, логотипа и прочей информации на лицевой стороне. Затем поднялась в воздух и поплыла в мою сторону, словно направляемая невидимыми нитями. Я взяла её, потому что именно этого от меня хотели. А ещё — потому что кредитка раздражающе повисла прямо перед лицом.

— Безлимитная, — пояснил Коул. — Трать, сколько хочешь. Завтра после клиники можете прокатиться по бутикам. Я буду рад, если моя женщина накупит себе нарядов. Красота Эке Ин требует достойной огранки.

Насчёт красоты можно было поспорить. После недели в лесу, грязная, растрёпанная, я выглядела не лучшим образом, но, видимо, запах истинной творил с волчьим восприятием страшные вещи.

Я кивнула и без особого энтузиазма затолкала банковскую карту в карман джинсов.

— Ступай, девочка, — Коул достал из ящика тот же узнаваемый тюбик и повторил предыдущие манипуляции, но несколько нервно. — Надеюсь, я ответил на все вопросы. Майк проводит тебя в спальню. Всё северное крыло в твоём распоряжении. Если кто-то из волков будет ошиваться там без дела и тревожить твой покой, говори, не бойся. Я разберусь.

Кресло, в котором сидел Коул, скрипнуло. Колёсики заскрежетали по полу. Вожак отодвинулся глубже в тень, увеличив между нами дистанцию настолько, насколько это было возможно.

Я медленно поднялась на ноги и замерла, не решаясь задать последний вопрос из тех, что мучили меня по дороге сюда.

— Смелее, — подбодрил вожак, заметив мои терзания.

Не так-то просто оказалось выразить мысль. А может, я просто боялась услышать ответ.

— Когда вы… Когда мне вас ждать?

По идее, если завтра мы отправимся подбирать контрацептивы, то хотя бы первую ночь можно ничего не опасаться, но потом… Какую отсрочку мне дадут? Будет ли время обдумать побег?

— Скоро, — сказал Коул, разбив хрупкие надежды вдребезги. — Как бы я хотел дать тебе несколько недель или даже месяцев, чтобы привыкнуть к нам, но, к сожалению, обстоятельства вынуждают меня наступить на горло своим желаниям. Прости, девочка, но у тебя только ночь и день, чтобы морально подготовиться к новой роли. Завтра тебе придётся исполнить свой долг.

Долг? Долг! Я аж задохнулась от возмущения.

— Что будет, если я откажусь?

Лицо волка показалось из темноты и выражало вселенскую скорбь.

— Откажешься — многие умрут. Готова ли ты взять ответственность за несколько десятков смертей? Повесить их на свою совесть?

Глава 53

Тибер

Каково чувствовать себя последним подонком и в то же время великим мучеником? Он словно вырвал из груди сердце и сейчас поджаривал на сковороде, прикрывая свободной рукой кровоточащую зияющую дыру.

Размозжить бы череп о стену, чтобы не ощущать этой боли. Не видеть приговора в любимых глазах. Не слышать голоса в голове, твердящего: «Мерзавец! Мерзавец! Мерзавец!» Своего собственного голоса, между прочим.

— Ублюдок!

Первое, что сделал Йен, — выместил на Тибере злость. Связанный, он умудрился развернуться таким образом, чтобы с ходу, как только крышка багажника поднялась, зарядить наклонившемуся брату ногой в лицо. Прямо в челюсть.

— Тварь! Я тебя убью! Ты…

— Заткнись! — Тибер стиснул его горло и зашипел в ухо, капая кровью из разбитой губы.

Хорошо, что никого рядом не было, что люди Коула остались за воротами гаража обсуждать найденную наконец Эке Ин и грядущую весёлую ночку.

«Сисек нет. За что жмякать? Я думал она будет пышнее».

«Главное, щель есть».

От злости и бессилия Тибер едва не разрыдался, как девчонка. Вместо этого заехал брату под дых, чтобы тот прекратил орать и не привлекал к ним внимания.

— Ты думаешь, у меня был выбор? Ты думаешь, у неё был выбор? — шипел он и тряс связанного Йена, раз за разом впечатывая в дверцу джипа. От ударов машина раскачивалась. С каждым словом кровавая слюна разлеталась брызгами и оседала на чужом лице. Во рту было солоно, щекам — холодно и мокро.

— Они же её изнасилуют! — подборок Йена задрожал, и Тиберу захотелось избить себя монтировкой.

«Как думаешь, она бреет киску? Люблю гладеньких».

«Плевать. Мне просто не терпится ей засадить».

Снаружи, из-за опущенных гаражных ворот, донёсся мерзкий смех, и Тибер представил, как выходит из этого тесного, заваленного инструментами помещения, достаёт пушку и выпускает по пуле в каждую хохочущую похотливую рожу.

Как же он их ненавидел. Их всех! И себя не меньше.

— Твари, — прошипел Йен. — И ты тоже тварь!

Тибер сжал челюсть брата так, чтобы тот ничего больше не смог сказать, приблизил к нему лицо. С подбородка на руку закапала кровь. Хорошо же родственничек ему вмазал, чуть зубы не выбил.

— Мы бы не сбежали. Неужели не понимаешь? Волки Коула перекрыли все выезды из города, дежурили на всех поворотах, в аэропорту. У них есть доступ к уличным камерам. А на нашей чёрной малышке жучок. Не знал? Коул поставил следилки на все машины.

Йен подгадал момент и стукнул брата коленом по яйцам. Тибер согнулся, хватая губами воздух.

— И что ты предлагаешь? Отдать Таю им? Сложить руки? Ничего не делать?

— Я предлагаю… — Тибер пытался отдышаться после неожиданного удара. — Предлагаю не быть идиотами. Нужен план.

— И у тебя он есть?

— А ты думал, я принёс стае нашу бабу на блюдечке с голубой каёмочкой?

— Так ты и принёс! — Йен попытался заехать ему лбом в переносицу, но в этот раз Тибер увернулся.

— Да угомонись! Послушай! Надо достать новые документы. Тебе, мне, ей. Незаметно перевести деньги на другие счета, так чтобы это нельзя было отследить. Купить билеты на самолёт, а лучше найти частника, немого, как могила На всё нужно время.

— Которого у нас нет!

— Да не полезет на неё Коул в первую же ночь. И во вторую не полезет.

— Ты слишком хорошо о нём думаешь!

Тибер разжал кулаки. Отпустил куртку брата и отшатнулся, глубоко и часто дыша. Его трясло, колотило, как грёбаного паралитика, и унять эту дрожь было невозможно.

— Нам нужны документы, — упрямо повторил волк. — И деньги. И частник с крыльями, умеющий держать язык за зубами. Ясно? — он сплюнул на пол красную слюну. — А Коул должен нам доверять. Доверять настолько, чтобы отпускать с ними Эке Ин по её бабским делам. С нами! Не с Майком и ребятами. С тобой и мной. Сечёшь? Он должен расслабиться, не ожидать подвоха. Даже мысли не допускать о возможном предательстве.

— А пока мы готовим пути отхода, Таю будут тра…

— Не будут! — Тибер с силой стукнул кулаком по крышке багажника, вмяв металл. — К тому же… — он вцепился в волосы и принялся нервно нарезать по гаражу круги, — Тая и сама бы согласилась сюда поехать.

— Это почему же?

Тибер остановился и посмотрел на брата совершенно больными глазами, красными, воспалёнными. Такие встречались у тех, кто годами мучился бессонницей.

— Её семья у Коула в заложниках. Не знаю, как он их нашёл. Я был уверен, что Чёрный коготь их спрятал. Ну, знаешь… чтобы потом использовать в качестве приманки. Но, видимо, лысый и тут облажался. Проклятие! Какова вероятность, что Тая согласится сбежать, оставив тётку и брата на растерзание Коулу?

Йен сдулся. Секунду назад кипел от ярости, а теперь напоминал дырявый воздушный шар, превратился в резиновую тряпочку с рваными краями.

— Это было в той записке? Почему ты не сказал Тае?

— Потому что всё должно выглядеть так, будто я сам привёз Коулу добычу. Сам, добровольно. Понимаешь? Если на меня падёт хотя бы тень подозрения… Если вожак решит, что я хотел оставить истинную себе… Мой план полетит к чёрту. Я должен казаться фанатиком, преданным стае душой и телом, каждой грёбаной мыслью. Нельзя, чтобы Коул во мне сомневался.

— Так почему ты не сказал ей про семью?

— Потому что… не смог. Я не смог.

— Тебе надо было всё нам объяснить. Если у тебя и правда был план, ты мог хотя бы… Впрочем, о чём это я? — Йен устало махнул рукой. — Ты никогда не умел словами через рот. Для тебя это всегда было большой проблемой: словами через рот. Сколько себя помню, ты поступал так, как тебе было проще. «Я всё решу, всё исправлю, но нихера не объясню». В этом весь ты. Баран, люди не шахматные фигуры! Ты не можешь передвигать их по полю, как тебе вздумается.

— У. Меня. Есть. План. Мы вытащим Таю отсюда. Если, конечно, она сама не захочет остаться с Коулом, — добавил Тибер шёпотом.

С болезненным стоном Йен сполз по машине на пол и тяжело прислонился спиной к колесу.

— Если с ней что-то сделают…

— Не сделают!

— Если с ней что-то сделают раньше, чем тебе удастся найти способ сбежать, она тебя не простит. Я тебя не прощу.

— Я сам себя не прощу, — Тибер сжал кулаки до побелевших костяшек.

Дверь в конце помещения, невидимая из-за стеллажа с инструментами, приоткрылась, и раздался голос, подхваченный эхом:

— Бер, ты здесь? Вожак вызывает. Хочет поговорить.

Глава 54

Тибер

Было кое-что, в чём Тибер не смог признаться Йену: он совершенно не представлял, как вызволить семью Таи из лап Коула. Заказать фальшивые документы, перекинуть деньги на счёт, который невозможно отследить, найти человека с крыльями или вертушкой — знакомая схема, он всё продумал, всё взвесил, пока брёл по лесу, но в практически идеальный план вмешался неучтённый фактор.

Записка.

Сминая её в кулаке, чувствуя, как острые бумажные края впиваются в ладонь, Тибер испугался: не выйдет, ничего не выйдет. Схема рушилась. Метафорический мост, ведущий к свободе, потерял опору. Где Коул прятал тётку и брата Таи? Как их найти? Как освободить?

Время. Всё упиралось в эту, казалось бы, незначительную деталь. Он надеялся, что у него будет хотя бы неделя на подготовку.

Тибер умолчал не только о белых пятнах в своём больше не идеальном плане. Но также не сказал Йену о страхе, что его охватил, когда он устраивал уснувшую Эке Ин на заднем сиденье джипа. Он смотрел на неё, уставшую, измождённую, и понимал сначала с ужасом, потом с мазохистским облегчением: Тае может понравиться в Логове и это будет лучший исход из всех возможных. Для неё. Не для Тибера, жизнь которого с этого момента превратится в ад из-за дикой ревности.

На какое-то время он даже в поверил в то, что предложение вожака покажется Тае заманчивым. В конце концов, чем она отличалась от других женщин?

Минуту-две Тибер топтался на пороге, затем толкнул дверь в кабинет Коула. Волк работал за столом с документами, но, услышав скрип половиц, поднял голову от бумаг. В небольшой комнате было как минимум десять потолочных светильников, парочка бра, но Коул предпочитал прятаться в темноте: горела лишь одна тусклая лампа, отодвинутая на самый край столешницы.

— Вы уже попробовали её?

Тибер вздрогнул.

В этом был весь Коул. Поразительное умение вышибать из-под ног опору первым же вопросом.

— Да.

Перед тем, как сесть за руль и отправиться в Логово, Тибер стёр с тела истинной мужские запахи, но, похоже, нашлась деталь, которая его выдала. Или нет? Тон Коула казался таким уверенным, вопрос звучал утверждением, но, возможно, это была не более чем попытка подловить на реакции, узнать правду. Что если Коул закинул удочку на удачу и, сам того не ожидая, вытащил жирного карпа?

В любом случае отпираться не было смысла. Коул спросил — глаза Тибера забегали, а других улик и не требовалось.

— Я не против, — удивил его вожак.

Что?

Тибер ожидал наказания той или иной степени жестокости, как минимум гнева, но точно не лёгкой понимающей ухмылки на лице того, кто и улыбался-то не чаще двух-трёх раз в месяц.

Коул отодвинулся от стола. Колёсики кресла неприятно заскрежетали по полу.

— Видишь ли, — сказал он, — чем сильнее волк, чем больше в его крови магии, тем сложнее ему устоять перед запахом истинной. А вы с братом, насколько я понял, ещё и мазью пренебрегли. Возьми её хотя бы сейчас. Смажь нос, — на бумаги опустился наполовину выдавленный тюбик, Тибер послушно подцепил его и положил в карман.

— Воспользуйся мазью перед следующей близостью. Мы все воспользуемся, чтобы не терять голову, — кроме тюбика, из верхнего ящика вожак достал флакон с бесцветной жидкостью. — Я знаю, что Йен хотел сбежать с Таей. Ты ведь поэтому его связал?

Тибер сглотнул, не в силах отвести взгляда от склянки в руках Коула. Он завороженно смотрел, как мерцает в свете настольной лампы маленький пузатый сосуд, запечатанный пробкой, и отчаянно пытался подавил дурное предчувствие.

— Я ценю твою преданность клану.

Несмотря на дружелюбный тон, Тибер понял: вожак ему не доверяет, за ширмой наигранной доброты скрывается привычная настороженность. Это могло помешать его планам.

Но что там в склянке? Флакон притягивал взгляд магнитом.

Словно прочитав мысли Тибера, вожак поднял сосуд с жидкостью выше, на уровень своих глаз, и сказал:

— Это ты подмешаешь нашей девочке в чай завтра вечером.

От слов Коула, от его вкрадчивого тона, от того, как жадно заблестели в полумраке волчьи глаза, по коже Тибера пробежал озноб.

— Что это? — спросил он хриплым голосом, уже понимая, догадываясь, каким будет ответ, но не желая верить.

— Зелье. Афродизиак.

Нет.

Нет-нет-нет!

Мысленно Тибер вопил во весь голос, мотал головой, как спятивший, разносил кабинет Коула в щепки, но в реальности не мог пошевелить и пальцем, врос ногами в пол, окаменев от шока и ужаса.

А вожак тем временем продолжал забивать в его сердце гвозди:

— Пару капель этой жидкости на несколько часов превратят Таю в нимфоманку. Ей станет всё равно, где и с кем. Поверь, так будет лучше. Она не будет сопротивляться и гарантированно получит от происходящего удовольствие.

Тиберу хотелось вцепиться себе в волосы и орать, разрывая лёгкие. Кричать, пока не охрипнет, пока дикий вопль не высушит его тело до состояния бесчувственной мумии.

— Будем использовать афродизиак каждый раз. Принять семерых мужчин без стимуляторов сложно и физически, и психологически.

«Сложно психологически, говоришь? А каково будет Тае на следующее утро, ты не подумал, урод грёбаный? — Тибер с трудом заставлял себя молчать, сжимал кулаки до онемения пальцев, до кровавых отметин от ногтей. — Каково ей будет вспоминать своё разнузданное поведение? Свою нездоровую ненасытность?»

Коул что-то говорил. Тибер не слышал. В ушах стоял гул, словно ветер ревел в ущелье.

Завтра. Уже завтра. Он думал, у него есть время. Но его не было. Чёртового времени не осталось совсем.

Под ногами словно развёрзлась пропасть.

Он должен спасти Таю. Должен вытащить отсюда. Во что бы то ни стало. Но как успеть? Как провернуть всё до завтрашней ночи? Деньги, документы, самолёт. Её семья… Где Коул прячет её семью?

Тибер должен справиться, должен найти выход. Обязан!

Глава 55

В моё распоряжение предоставили несколько комнат, но я была не в том настроении, чтобы разглядывать обстановку. Отстранённо отметила роскошь, простор и странно мерцающие оконные стёкла — защитное поле, чтобы пленница не сбежала?

Время, вероятно, перевалило за полночь. День был трудным. Неделя оказалась более насыщена событиями, чем последние двадцать лет моей жизни, и даже тянулась медленнее. Я выбивалась из сил, балансировала на краю смерти, притворялась парнем, строила хитроумные планы побега, влюбилась в двоих и столкнулась с предательством. А разговор с вожаком окончательно истощил меня морально. Усталость копилась, чтобы обрушиться в один миг и погрести лавиной. Сил хватило лишь на то, чтобы стащить с себя грязную одежду и затолкать гудящее тело под душ. Там я опустилась в неглубокий поддон, обняла плечи руками и долго сидела под струями горячей воды.

Я не сомневалась, что усну сразу же, но голова коснулась подушки — и это словно послужило сигналом: коршунами меня атаковали тревожные мысли. Если я ничего не придумаю, завтра придётся раздвинуть ноги перед толпой мужиков. Бандитов! Оборотней! Что бы Коул не говорил про удовольствие и добровольность, я знала: отказаться не выйдет, начну упрямиться — добьюсь того, что меня изнасилуют без сантиментов и вежливых расшаркиваний. Все эти красивые эвфемизмы, сказки про помощь и долг не более чем попытка сделать меня послушной, получить желаемое мирным способом. Но стоит взбрыкнуть — и добрая улыбочка превратится в волчий оскал, а мягкая лапа отрастит когти.

И что тогда делать? Смириться? Расслабиться и получать удовольствие? Надеяться, что волки будут обращаться с избранницей бережно? Когда вожак начал расписывать все эти смазки, расширяющие и охлаждающие зелья, я по-настоящему испугалась. Что они собрались мне расширять и охлаждать? Неужели у волков настолько огромные агрегаты, что без дополнительных манипуляций обычная женщина с ними не справится?

Может, завтра притвориться больной? Пожаловаться на плохое самочувствие, чтобы получить отсрочку? Заплакать? Удариться в истерику? Закатить скандал? Поможет ли это?

Я лежала, разглядывая мерцающее в темноте окно, и думала, думала, пока усталость не утянула меня во мрак, где не было этого сводящего с ума чувства безысходности.

Утром в дверь настойчиво постучали. Грязная одежда, которую я перед сном оставила на полу в ванной комнате, исчезла, но в шкафу на полках нашлась упакованная пижама. За другой створкой висело несколько простых платьев разных размеров — от сорок второго до пятидесятого — и ослепительно-белое пальто оверсайз, которое налезло бы на любую фигуру.

Решив игнорировать незваного гостя, я тихо опустилась на стул у кровати и только тогда заметила на тумбочке поднос с едой: чёрный чай, кубики сахара в стеклянной миске, булочки и нарезанные кружочками фрукты. Судя по тому, что бананы почернели, а чай остыл и покрылся мутной плёнкой, еду принесли вчера, вероятно, перед моим приходом, но, уставшая, я не особо смотрела по сторонам. Всё, что меня интересовало ночью, — душ и постель.

Стук повторился. Я поняла, что в покое меня не оставят, и подошла к двери. На пороге обнаружился Майк — волк из зелёного джипа, назвавший меня вчера Косточкой. Сегодня он не насмехался, не заигрывал. Даже не вошёл в спальню. Окинул меня с ног до головы жадным взглядом, принюхался и молча протянул мобильный телефон.

Экран тут же вспыхнул. Чёрный корпус завибрировал в руке, и тишину нарушили звуки скрипки.

— Это тебя, — сказал Майк. — Труба — подарок Коула. Последняя модель. Пользуйся. В три поедем за таблетками, запечатаем твою репродуктивную функцию перед тем, как вскрыть упаковку. Будь готова.

Он похабно облизнулся и закрыл за собой дверь, оставив меня наедине с надрывающимся мобильным.

Какой мерзкий тип! После общения с ним я всегда чувствовала себя вываленной в помоях.

Минуту я смотрела на высветившийся незнакомый номер, затем поднесла телефон к уху. Из динамика раздался голос тёти Шейны, и сердце в груди испуганно сжалось.

— Тая.

Со стыдом я поняла, что за долгое время ни разу не вспомнила о семье — ни в лесу, где за каждым деревом подстерегала опасность, ни попав в Логово. По спине пробежал ледяной озноб. Пальцы судорожно сжали трубку.

— Тётя Шейна… С вами всё в порядке? Где вы?

В заложниках у Серой Триады — где же ещё? Не зря Майк притащился в такую рань, чтобы вручить подаренный вожаком мобильный. Надо отдать Коул должное: он нашёл отличный способ сделать меня сговорчивой. Теперь лишний раз подумаешь, прежде чем начать выпендриваться.

Меня связали по рукам и ногам!

— Всё хорошо, Тая. С нами всё хорошо, — голос тёти дрожал. — К нам очень внимательны. Прекрасная квартира. В холодильнике продукты. Тейт… С Тейтом тоже очень терпеливы. Ты, главное… не зли их, ладно? — странный шум на заднем плане. — Они ведь не хотят ничего плохого. Им просто нужна твоя помощь. Помоги им, ладно?

— Тётя, вас не обижают? Мы можем увиди… — короткие гудки.

Господи…

Дрожащим пальцем я ткнула в иконку вызова, нажала на отразившийся телефонный номер. Попыталась перезвонить, но женский голос равнодушно сообщил, что абонент находится вне зоны доступа.

К горлу подступила истерика. Всхлипнув, я осела на пол, вцепилась в волосы и тонко завыла.

Глава 56

Завтрак и обед мне доставили к дверям спальни. Я слышала стук, но не нашла сил подняться с пола. Сколько времени я просидела, беззвучно рыдая и сжимая в кулаках волосы? Час? Два? Вечность? Солнечный луч, скользя по паркетным доскам, всё ближе подбирался к моим ногам, пока не осветил обнажённое колено.

Я встала. В поисках уборной открыла дверь и едва не врезалась в сервировочный столик на колёсиках. От вида и запахов еды затошнило. К двум часам я не притронулась даже к стакану воды, а потом пришёл Майк, чтобы отвезти меня на приём к гинекологу — запечатать репродуктивную функцию, как он сказал утром.

«…перед тем как вскрыть упаковку».

— Поторопись, Косточка. Мы немного опаздываем. Полчаса пытались завести броник, но мотор сдох. Новый механик дебил. Возьмём мой танк.

Мне было фиолетово, что там бормочет один из ублюдков Коула. Я чувствовала себя сомнамбулой, бредущей по колено в ледяной воде.

Моя семья у них. Меня будут шантажировать? Как я могу защититься? У вожака в рукаве козырь, но стая зависит от Эке Ин, значит, какую-никакую власть над ними я имею. Как это использовать?

Дверь распахнулась перед лицом, и меня пропустили вперёд, на узкую, убегающую круто вниз лестницу.

Надо быть хитрой. Притвориться послушной запуганной овечкой и искать способы побега. Думай, Тая! Думай. Что ты можешь сделать?

Мы спустились в просторное помещение, пахнущее плесенью. Три громадных джипа стояли параллельно друг другу под светом мерцающих потолочных ламп. Из открытых гаражных ворот тянуло холодом.

— Ну, что? Не заводится? — спросил мой провожатый у парнишки, сидящего за рулём настоящего монстра.

Чёрная махина в несколько раз превосходила размерами внедорожник братьев и даже танк Майка, и напоминала кусок скалы на колёсах. Водитель помотал головой, и Майк раздражённо пнул большую рельефную шину.

— Значит, поедем на моей детке, — он открыл заднюю дверцу танка и помог мне забраться на сиденье, при этом основательно облапав меня за задницу. Подонок!

Вопреки ожиданиям, за рулём устроился парнишка из сломавшейся машины. Майк же опустился рядом с ним, на переднее пассажирское кресло.

— Погнали.

Выезжая за ворота, я заметила, как из соседнего гаража выруливает знакомый чёрный джип с тонированными стёклами и внушительной радиаторной решёткой. Внедорожник Тибера сел нам на хвост, и этот манёвр не остался без внимания. Майк глянул в боковое зеркало и недовольно цокнул.

— Бесится из-за того, что ему не позволили тебя сопровождать. Коул ему больше не доверяет, — последняя фраза прозвучала злорадно. Майк даже не пытался скрыть торжества.

Не доверяет? Вожак не доверяет Тиберу? Почему? Тот, как послушный пёс, притащил в зубах ценную добычу и положил к ногам хозяина. С чего бы ему было попасть в немилость?

Мысль возникла и исчезла. Меньше всего сейчас хотелось думать о предателе, и я попыталась сосредоточиться на насущных проблемах. Как избежать вечернего насилия? Была ли я в том положении, чтобы ставить условия?

Мы въехали на мост. Майк включил радио, и гитарная мелодия полилась из динамиков, наполняя салон популярными ритмами, а мою голову — болью. Всю дорогу в боковом зеркале маячил чёрный автомобиль братьев. Интересно, Йен тоже там или остался в Логове? Расстояние и тёмные стёкла не позволяли разглядеть, был ли рядом с водителем пассажир.

Мы выехали на середину моста, соединявшего элитные жилые кварталы и деловой центр города, когда внизу живота, над лобком, проснулась знакомая каждой женщине ноющая боль. И с первыми спазмами я почувствовала, как намокают трусики.

Спасибо! Спасибо! Спасибо!

Не помню, чтобы когда-либо так радовалась приходу месячных. Даже после первого взрослого секса и долгой задержки, которая вполне могла оказаться нежеланной беременностью, потому что мы, два неопытных болвана, махнули тогда на контрацепцию рукой, я не испытывала такого безграничного облегчения.

Не станут же они трахать женщину, истекающую кровью, — женщину во время менструации? Подождут недельку, пока критические дни не закончатся?

Неделя! У меня была неделя!

Я словно сидела на электрическом стуле в ожидании, когда врубят ток, но тут в тюрьму позвонил губернатор штата и отложил смертную казнь на семь благословенных суток.

Я наклонилась, собираясь обрадовать этой новостью Майка. Надо было, как можно скорее, заехать в магазин или аптеку — закупиться необходимым, всем тем, что так облегчало жизнь современных женщин. Я уже протянула руку, почти коснулась его плеча, но ощутила резкий удар в голову.

И мозг взорвался болью.

Что это?

Перед глазами возникла паутина причудливых трещин, веером расходящихся от небольшого круглого отверстия в ветровом стекле. Что-то липкое потекло по скуле, по шее и дальше — за ворот платья. Я увидела перекошенное в ужасе лицо Майка, его распахнутый, орущий рот, но не услышала ни слова. В ушах стоял гул, будто я находилась на взлётной полосе и надо мной ревели двигатели самолётов, набирающих высоту.

Паутина трещин в стекле начала расплываться, двоиться. Она увеличивалась в размерах, надвигалась на меня, словно собираясь наброситься. Росла и росла, пока не заслонила всё: дорогу, далёкие силуэты небоскрёбов на горизонте и даже огромные, на пол-лица глаза волка. Майк продолжал кричать, и сквозь шум в ушах я наконец услышала обрывки фраз.

«…Чёрный коготь…»

«…Гони! Гони! Снайпер!..»

«…У неё в голове дыра! Ёбаный дьявол, они попали ей в голову!..»

До странности беззвучно осыпалось ветровое стекло, и тут же чудовищная сила впечатала затылок водителя в подголовник автомобильного кресла. Кровь! Машина круто ушла в сторону. Рука Майка дёрнулась к рулю, рот превратился в гигантскую чёрную пещеру. Меня тряхнуло, подбросило на сиденье. Я увидела приближающиеся перила моста, воду, тёмные волны.

А потом кто-то нажал на кнопку пульта, и окружающий мир выключился.

Глава 57

Сначала я услышала голос, затем в клубах алого тумана проступило лицо, когда-то знакомое до мельчайших деталей, но со временем начавшее стираться из памяти, — черты, которые последние десять лет я видела только на фотографиях.

Её внезапное появление окунуло меня в чувство беспредельного спокойствия, хотя могло означать только одно: раз я видела погибшую мать, значит, тоже умерла. Присоединилась к ней в раю, почему-то окрашенном густым цветом крови.

Перед глазами пронеслись последние секунды перед темнотой. Беззвучно кричащий Майк, схватившийся за руль в попытке вернуть машине управление. Тёплая влага, бегущая по щеке и шее. Ощущение застрявшего в голове инородного предмета — маленького смертоносного куска металла.

Меня убили. Выстрелили в голову.

Мысль не вызвала никаких эмоций. В конце концов, всё самое страшное осталось позади — плен, угроза насилия, миг боли. Надо мной склонилась погибшая мать, и я ощутила себя младенцем, для которого в этих руках и в этом лице снова сосредоточилась вся вселенная.

— Тая.

Вспомнился лес, моё опасное путешествие и то, как некая сущность следовала за мной по пятам, оберегая и направляя.

Дух? Призрак? Ангел-хранитель?

Мама.

Я попыталась приподняться, ответить на объятия, но смогла лишь коротко застонать. Тело казалось тяжёлым, но боли не было, несмотря на дыру в голове, падение с высоты и удар об воду. Наверное, для мёртвых нормально не испытывать страданий. Ни физических, ни духовных.

— Я умерла?

Иногда вопрос необходимо задать, невзирая на то, что ответ известен.

Потому что в некоторых случаях твоя уверенность оказывается ошибочной.

— Рано, — мама гладила меня по щеке. Прикосновение ощущалось лёгким дуновением ветерка. Я пожалела, что не могу прильнуть к ласкающей ладони крепче, почувствовать её вес, живое тепло.

— Твой дар — наш дар. Он передаётся из поколения в поколение, от матери к дочери, — родные губы шептали бессмыслицу, но голос успокаивал. Веки опускались, как бы я ни старалась держать глаза открытыми. Дорогой сердцу образ уплывал в сужающемся тоннеле мрака. — Дитя леса. Ты проживёшь долгую счастливую жизнь, а после смерти вернёшься сюда. Примешь мои обязанности. Будущая хранительница.

Голос становился тише, уходил в темноту, в которой исчезло лицо матери. Я падала в бесконечном мраке, летела то ли вверх, то ли вниз, а потом снова оказалась посреди клубящегося алого тумана. Двое здоровенных мужиков рыдали над моим телом, лежащим на земле.

Никогда не видела плачущих мужчин. До этого момента.

* * *

Чёрный коготь убил Эке Ин — такова была официальная версия. Позже Йен, единственный из нас, кто вернулся тем вечером в Логово, рассказал подробности. Кое-что мне было известно и так. Из личного опыта.

Снайпер конкурентов выстрелил дважды. Первая пуля попала избраннице в голову, вторая — вышибла мозги водителю. Машина потеряла управление и, врезавшись в перила моста, рухнула в реку.

«Ты дебил! Ты должен был взять броник или не ехать вообще!» — кричал Коул на Майка, чудом выжившего в безумном хаосе того дня. Запертый в джипе под водой, волк сумел разбить стекло рукояткой пистолета и выбраться на поверхность. Истинную он оставил на сиденье машины, идущей ко дну.

«Она была мертва, говорю тебе. Мертва! У неё в голове зияла дырка размером с пятицентовик. После таких выстрелов не выживают».

Новый механик исчез. Ни у кого в Логове не осталось сомнений, кто та крыса, сломавшая непробиваемый внедорожник и слившая Когтю информацию о поездке Эке Ин.

Тая Орвенс погибла. Тибер Сэлвик утонул, пытаясь вытащить её тело из машины. Трупы унесло течением. Розыскные работы ещё велись, но водолазы разводили руками: «Вы же понимаете, это Гуадза. Не просто так её называют Чёрной дырой».

Не просто так. Тиберу и правда удалось выплыть с большим трудом.

Суматоха, поднявшаяся в волчьем лагере, позволила Йену незаметно исчезнуть. Документы были готовы спустя два дня, деньги братья перевели раньше — утром перед покушением. Даже достали препарат, маскирующий запах.

— Насчёт семьи не волнуйся. Заложники Коулу больше не нужны.

— А что если он причинит им вред?

— Исключено. Даже у преступников есть кодекс чести. Эке Ин погибла по неосмотрительности Коула. Не удивлюсь, если он откроет твоей тётке банковский счёт, чтобы компенсировать ущерб. Так принято. Семью избранницы обеспечивают до конца жизни.

— Уверен, Серая Триада долго не продержится. Чёрный коготь нашёл свою истинную полгода назад, так что нашему клану скоро перекроют кислород. Лет через пять сможем вернуться.

Я смотрела в иллюминатор, на пух облаков, убегающих к горизонту, и по-привычке ощупывала место, куда вошла пуля. Йен вычитал, что не каждое ранение в голову заканчивается смертью: десять процентов пострадавших выживают, если им вовремя оказывают качественную медицинскую помощь. Разумеется, такие исключения называют не иначе как чудом. Поразительным стечением обстоятельств.

Пуля, выпущенная снайпером Чёрного когтя, пробила череп и застряла у меня в голове, не затронув мозговой ствол и таламус. Пройди она насквозь или несколькими сантиметрами правее, спасать было бы некого. В момент выстрела я наклонилась к Майку, чтобы рассказать о наступивших месячных, и этим подарила братьям несколько благословенных часов, позволивших довезти меня до леса живой. А потом за дело взялся алый туман. Тот самый, вернувший Йену нюх и разгладивший все шрамы на теле.

— Мы хотели ехать в больницу, но не верили, что тебя спасут. Боялись, что ты умрёшь у нас на руках. Каждую секунду ожидали, что твоё дыхание остановится.

Всякий раз, когда я поднимала эту тему, болезненную для всех троих, Йен тянулся к моей ладони, а Тибер — к бутылке с чем-нибудь высокоградусным. Вот и сейчас он опрокидывал бокал за бокалом, раздражаясь на стюардесс, подающих только шампанское.

— А затем в голове будто что-то щёлкнуло. Мы вспомнили о красном тумане, о том, как сошли мои синяки и сломанный нос встал на место. Не знаю, как это объяснить. Нас словно кто-то вёл. Правда. Не думай, что я псих. Тибер это тоже чувствовал.

Старший волк залпом осушил ещё один бокал.

— И потом, в лесу… Мы же не знали, где искать этот туман. Не запомнили дорогу и…

— Фиолетовые вспышки, — Тибер, сгорбившись, вжался в кресло.

— Да, нас направляли фиолетовые всполохи. Веришь?

Вместо ответа, я легонько сжала ладонь Йена и закрыла глаза, прислушиваясь к шуму самолётных двигателей и сражаясь с желанием нащупать под волосами края несуществующей раны.

Впереди было девятнадцать часов полёта. Девятнадцать часов нелёгких раздумий.

«Если захочешь уйти, мы смиримся».

Глава 58

Волки арендовали домик в маленькой деревушке у подножия холмов. Там, откуда мы прилетели, я никогда не видела такого сочного зелёного цвета. В загазованных мегаполисах воздух вонял бензином, а редкие островки растительности казались тусклыми и пыльными. Сейчас же я выходила на крыльцо, и голова кружилась от свежести, от окружающей чистоты. Воздух казался сладким, его хотелось попробовать на вкус — лизнуть, как мороженное. Пломбир с ванилью и мятой.

А небо…

Долгое время я жила под пеленой смога, тумана и выхлопных газов, а здесь эту пелену сорвали, и мне открылась яркая, пронзительная синева. Она почти слепила.

Когда-то я любовалась заставками на рабочем столе компьютера, не в силах поверить, что такие удивительные пейзажи существуют в реальности, теперь же наблюдала их из окон собственного дома.

Достаточно было открыть дверь, пройти сто метров по протоптанной дорожке среди низкорослых кустарников, чтобы оказаться на берегу океана. Ярко-бирюзового летом, серо-стального в сезон дождей.

Две недели назад дребезжащий «кукурузник» доставил нас на самый удалённый остров архипелага, и с тех пор я ни разу не видела океан спокойным. Он ревел, хищно набрасывался на прибрежные камни и готов был поглотить каждого, вошедшего в воду.

Крошечное бикини, купленное в магазинчике рядом с аэропортом, так и осталось на дне неразобранной сумки. Гораздо актуальнее оказался кардиган с пышным воротом. Тибер сказал, что пляжным отдыхом я смогу насладиться не раньше, чем через три месяца, а пока надо готовиться к затяжным ливням.

Я была не против. Мне нравился арендованный дом. В плане — обычный прямоугольник, он ничем, ни цветом, ни архитектурным решением, не отличался от соседских. На стенах — белая штукатурка. Крыша — красная черепица. Белое и красное на фоне буйной зелени холмов.

Мы проводили взаперти почти всё время. Утром гуляли с Йеном вдоль берега. Вечерами устраивались на полу в гостиной — пили вино, развлекались настольными играми. Пока мы резались в карты, Тибер наблюдал за нами из самого тёмного угла комнаты, хмурился и курил. Мрачный, молчаливый.

Ни в лесу, ни в самолёте, ни здесь, на острове, в тысячах километрах от континента, он не извинился, ничего не рассказал о своём плане, о том, что хотел спасти, заменить афродизиак средством, вызывающим судороги, и таким образом выиграть время.

Вместо него, всё это объяснил Йен. Он же попросил прощения за них обоих.

— Ты останешься? — спросил Йен на одной из прогулок, когда поднявшийся ветер попытался сорвать с меня кофту. — Останешься со мной? С нами?

Я поняла, что этот вопрос мучил его давно, с тех пор как братья позволили мне выбирать.

Уйти? Остаться?

В тот день я ничего не ответила. Мы целовались под яростным ветром, на продуваемой изумрудной пустоши, рядом с маяком, открытым всем сквознякам.

* * *

Тибер вошёл в комнату, когда я готовилась ко сну. Спустя две недели мы всё ещё ночевали в разных спальнях — не хотели тянуть в постель нерешённые проблемы.

Окно было приоткрыто, и солёный морской ветер надувал занавески. Я сидела на кровати, расчёсывала волосы старомодным деревянным гребнем, что нашла в комоде. Отросшие пряди едва закрывали кончики ушей.

Тибер приблизился. Аккуратно забрал из моих рук расчёску, затем со стоном рухнул на пол, уткнувшись лицом мне в живот.

— Прости.

Его плечи содрогнулись.

— Прости, прости, — повторял и повторял он, дрожа и сминая в кулаках ткань моего ночного платья. Я гладила темноволосую голову волка, чувствуя, как борода колет кожу через тонкий шёлк.

Тибер больше ничего не говорил. Шептал одно и то же слово, будто в бреду, и прятал лицо в моих коленях.

За эти дни он похудел, побледнел, осунулся и начал курить, как ненормальный. Вот и сейчас от него слабо пахло дымом, а ещё — алкоголем.

— Ты простишь? — на меня смотрели глаза в красной сеточке капилляров.

Простить за что?

За то, что не рассказал о своём плане? Не дал самостоятельно принять решение? Позволил поверить в предательство? Заставил мучиться неизвестностью?

Или за то, что, рискуя жизнью, спас от лесного хищника? За то, что прыгнул с моста за упавшим джипом и вытащил меня, полумёртвую, из воды? Нырнул в реку с самым быстрым и опасным течением в мире?

За это простить?

За то, что был не идеален и, как любой человек, совершал ошибки?

Я взяла в ладони его лицо и наклонилась к губам.

Лёгкое сердце — сердце, свободное от обид.

Счастье — умение оставлять плохие воспоминания в прошлом и двигаться дальше. Вперёд и вперёд, не оглядываясь.

Глава 59

Проснувшись утром, я нашла на прикроватной тумбочке золотое кольцо и, поколебавшись, надела на палец. Кому-то такое предложение руки и сердца показалось бы неромантичным, а то и вовсе оскорбительным, носящим привкус пренебрежения. Но я знала правду, успела изучить братьев за те несколько дней в лесу так, как в обычной жизни не смогла бы за годы.

Они боялись. Сильные храбрые оборотни, маги из преступной группировки панически боялись услышать отказ. Возможное «нет» приводило их в ужас настолько, что подойти и прямо задать вопрос оказалось невыполнимой задачей. Цветы, ресторан, традиционное опускание на одно колено — нелегко следовать стандартному плану, когда язык немеет, стоит приготовиться произнести заветные слова.

Впрочем, я была не в обиде. Свадебные традиции никогда не вызывали у меня восторженного трепета.

Запах кофе и блинчиков я почувствовала ещё на лестнице. Братья были в кухне. Йен стоял у плиты, орудуя черпаком и деревянной лопаткой, Тибер колдовал над туркой, от которой шёл прямо-таки одуряющий аромат. Заметив меня, волки забыли и про кофе, и про шипящую, брызгающую маслом сковороду. Как по команде, обернулись к двери и застыли в волнении. Взгляды первым делом устремились к моей руке.

Сначала кольцо увидел Тибер, и слуха коснулся облегчённый вздох. Затем расслабились плечи Йена. Синие глаза просияли.

— Присаживайся, всё готово, — мне отодвинули стул, как в лучшем ресторане страны. Положили на колени тряпичную салфетку. На стол опустили тарелку с панкейками. — Сироп? Мёд? Джем?

Рассмеявшись, я притянула к себе Тибера за пояс джинсов. Волк был босой и без футболки. Севший рядом Йен взял мою ладонь и со счастливым видом поцеловал кольцо.

— Может, подождём с завтраком?

Не успели слова растаять в воздухе, как я оказалась разложена на кухонном столе рядом с блинчиками, будто главное утреннее блюдо. Судя по голодным взглядам, меня собиралась сожрать, буквально проглотить. Две недели воздержания — не шутки. От моего внимания не укрылось, с каким отчаянием всё это время братья мазали носы вонючей гадостью из мятого тюбика.

— Тая, я больше не могу, — прошептал Йен, снова целуя руку с кольцом. — Нам надо.

— Иначе сдохнем, — закончил Тибер и присосался к внутренней стороне бедра, затем потёрся колючей бородой о белые трусики. На мне была удлинённая футболка, которую ничего не стоило задрать до талии.

— Это правда, что волки не могут… ну, по очереди?

Братья переглянулись с упрямым и решительным видом, будто испугались, что кого-то из них сейчас выставят за дверь, и приготовились до последнего бороться за право остаться у стола. А я поняла отчётливо и ясно: каждая моя близость теперь будет танцем втроём.

И всё-таки какие же Тибер и Йен красавцы! Сильные, мощные. Настоящие самцы! Младший волк избавился от рубашки, и теперь оба брата возвышались надо мной, обнажённые до пояса, играющие внушительными мышцами.

Мои мужчины. Верные и жаждущие.

Горячими ладонями Тибер провёл по моим ногам и пальцами забрался под тонкие трусики. Нащупал влажную дырочку.

— Никогда этого не делал. Ни для кого… — он отодвинул ткань, посмотрел, будто собираясь с духом, а потом жадно припал губами к складкам.

Ох, чёрт!

«Никогда этого не делал. Ни для кого…»

Выгнувшись от наслаждения, я ударила по столу. Ещё и ещё, пока мою ладонь не перехватил младший волк и не опустил на свой вздыбленный пульсирующий под джинсами член. Касаться Йена было возбуждающе и приятно, хотелось доставить удовольствием обоим братьям — моим голодным хищникам.

Под восхищённым взглядом я потянулась к ширинке. Разгадав мои намерения, Йен шумно сглотнул и замер — боялся спугнуть. Пальцы пробежались по молнии, дёрнули застёжку вниз.

— Пожалуйста, Тая, умоляю, — хрипло прошептал Йен, когда, желая его подразнить, я остановилась на полпути. — Сделай это, прошу тебя.

Я сделала. О, как я сделала! Освободила из белья набухший член и вобрала в рот с жадностью, которой от себя не ожидала. Он был потрясающий на вкус, мой волк, сладкий и тёрпкий, нежный и влажный. А какой у Йена стал беззащитный взгляд, когда я обхватила губами его мужественность! Какой уязвимый, расфокусированный! Глядя на приоткрытый от удовольствия рот, на вздымающуюся в тяжёлом дыхании грудь, на болезненно заломившиеся брови, я ощущала власть над любовником, и чувство это пьянило, било по мозгам не хуже алкоголя.

Йен в моей власти. Готовый на всё, чтобы я не останавливалась.

Тибер приподнял голову, оторвавшись от моего лона. Увидев, чем я занята, он ревниво рыкнул и набросился на свою добычу с удвоенной страстью. Снова попытался перетянуть одеяло на себя, завладеть моим вниманием безраздельно. Горячий язык обводил клитор, пальцы растягивали вход, борода раздражала нежные складки, но добавляла ласкам пикантности.

Член Йена двигался у меня во рту. Рукой я контролировала, чтобы любовник не входил слишком глубоко. Перекатывала в ладони тяжёлую налитую мошонку. В какой-то момент она поджалась, став каменно-твёрдой.

— Тая, я… я сейчас…

Вместо того, чтобы отодвинуться, я, наоборот, приняла пульсирующую плоть глубже, заработала языком быстрее и, посмотрев Йену в лицо, встретила благодарный взгляд. Волк не хотел, чтобы я отстранялась, но никогда бы не стал просить.

Это обожание в глазах, громкий, протяжный крик наслаждения, огласивший комнату, стоили того, чтобы потерпеть не самый приятный вкус.

Обессиленный, Йен сполз на пол. Его место перед столом немедленно занял Тибер. Судя по ревнивому выражению, он хотел всего того, что получил брат, и не меньше. Ни в коем случае не меньше!

«Этот точно попросит, — подумала я в истерическом веселье, — а не получив, обидится. Йену-то досталось».

Раздалось требовательное: «Тая…» Тибер расстегнул ширинку и обнажил член, переполненный, готовый излиться.

Я открыла рот, ибо чужое яростное желание завело сильнее любого афродизиака. Когда тебя так сильно хотят, невозможно не ответить тем же.

Я знала: потом, когда Йен немного отдохнёт, а Тибер убедится, что дорог и любим не меньше брата, они снова, как это было в лесу, сойдутся в споре за главный приз. Но теперь решать буду я. Кто в семье Эке Ин, тот и главный.

* * *

Время на островах текло размеренно и неспешно. Я собиралась продолжить учёбу, но проходил год, другой, а планы так и оставались планами. Не успела я и глазом моргнуть, как пронеслось пять лет. У меня появилось увлечение, любимое дело — лепка из глины. Хобби быстро переросло в работу: туристов, готовых купить дешёвые сувениры, в высокий сезон оказалось предостаточно. Я решила, что когда-нибудь обязательно вернусь в институт, но пока жила в своё удовольствие и наслаждалась каждым мгновением.

Тибер с Йеном купили небольшое крепкое судно. Ловили рыбу, крабов, кальмаров. Тяжёлая опасная работа пришлась им по вкусу и приносила на удивление хороший доход.

Быть женой рыбаков оказалось не менее тревожно, чем супругой бандитов. Иногда погода выделывала фортели. Океан, мирно дремлющий ещё час назад, вдруг вставал на дыбы, и я припадала к окну, высматривая на горизонте корабль братьев. Молилась, чтобы они скорее вернулись.

А порой во мне просыпалась прежняя жажда адреналина, и тогда я отправлялась на рыбалку вместе с моими морскими волками.

Кстати, мы так и не поженились. Не нашлось на Земле уголка, где многомужество разрешалось законом. А сочетаться браком с кем-то одним — поставить другого в неравное положение. Да и как было выбрать?

К исходу пятого года братья начали намекать: необходимо оставить в вечности след. Я в свою очередь упорно притворялась, что не понимаю, о каком следе идёт речь, даже когда мне подсовывали под нос журналы с фотографиями потешных младенцев и трясли перед лицом детскими игрушками. Даже когда в торговом центре притащили живого ребёнка и попросили за ним присмотреть, пока мама несчастного не найдётся. Мама обнаружилась быстро, взбешённая и взволнованная донельзя.

— Это не похищение! — кричали волки, отбиваясь от дамской сумочки. — Мы просто его одолжили! На время. Ай, ой, хватит нас избивать! Что? Не надо полицию! Ой, ай! Наша жена не хочет детей. Мы просто пытались разбудить в ней материнский инстинкт. А что ещё нам было делать?

Придурки.

Чёрный коготь полностью уничтожил Серую Триаду за четыре года. Я наконец смогла встретиться с семьёй.

Тейт превратился в молодого мужчину, и наше сходство стало менее заметным. И всё же, когда во время знакомства Тибер пожимал моему брату руку, уши и щёки волка горели. Уверена, в этот момент он вспоминал, как в лесу признавался «Тейту» в любви и просил отсосать.

Выяснилось, что похитивший меня лысый был любовником тёти Шейны и по её горячей просьбе пытался спасти чужую племянницу не только от Серой Триады, но и от своего клана, намеренного убить Эке Ин вражеской стаи. И что погиб он не тогда на дороге, от рук Йена, а был застрелен кем-то из своих за предательство.

Тётя умоляла остаться на континенте, но сердце рвалось обратно, на острова, в наш скромный домик с белыми стенами и красной черепичной крышей, к морю, к ослепительно зелёным холмам. Туда, где пять лет я была спокойна и счастлива.

На прощание я спросила Шейну, что ей известно о хранительницах леса, и получила в ответ взгляд, полный недоумения. Похоже, до конца жизни мне предстояло мучиться догадками.

Уходя, я забрала из гостиной альбом со своими детскими фотографиями. Открыла уже в самолёте и впервые обратила внимание на один факт.

— А сколько лет живут оборотни? — обратилась я к Йену, от скуки листавшему журнал, найденный на борту.

Муж пожал плечами и шлёпнул по голове сидящего впереди Тибера.

— Эй, сколько живут оборотни?

Тот обернулся. Посмотрел на меня, на альбом в моих руках и задумчиво поскрёб бороду.

— Лет триста?

Я снова опустила взгляд на фотографию. Мама родила меня в сорок пять, на снимке ей было не меньше пятидесяти, а выглядела она двадцатилетней девочкой. Интересно, совпадение? Как долго живут хранительницы и насколько медленно стареют?

— Эй, Тая, — братья смотрели на меня внимательно и чуть смущённо.

— Что?

— О какой хранительнице ты спрашивала тётку?

Я захлопнула альбом, ослепительно улыбнулась и промолчала.

У каждый женщны должна быть маленькая тайна.

Эпилог

О Боже, какая боль! Какая дикая боль! Как я только на это согласилась? Как позволила себя уговорить? Ненавижу, волки блохастые! Что б вам пусто было!

А-а-а-а!

— Тужьтесь, мамочка, тужьтесь. Вы лучше дышите правильно, а не тратьте силы на злость.

— Да-да, дорогая, тужься, — перед лицом возникла наглая физиономия, закрытая медицинской маской, — дыши, — и Тибер задышал, часто, шумно, по-собачьи, видимо, показывая, как, в его понимании, это делать правильно.

Выругавшись, я попыталась отвесить ему сочную оплеуху, но только сбила белую шапочку с головы.

— А-а-а-а!

Как больно!

— Любимая, дай я подержу тебя за руку! Тебе станет легче, — хвостатое недоразумение явно возомнило себя бессмертным, раз возникло с другой стороны родильного кресла и попыталось вцепиться в мою ладонь.

— Это ты виноват! — я погрозила ему кулаком и тут же пронзительно закричала, скрученная очередным приступом боли. От неожиданности Тибер заорал вместе со мной.

— Папочка, не мешайте.

— Да-да, не мешай. Иди вон к брату присоединись! — я кивнула в сторону Йена, лежащего на полу без чувств.

Младшенький так храбрился, заверял, что не бросит меня одну во время родов, будет всё время рядом, держать за руку, помогать. И что? Не прошло и часа, как он хлопнулся в обморок при виде пятнышка крови на простыне. Слабак!

Я застонала, задышала, как меня учили. Тибер отвернулся, вытирая испарину.

— Я так во время перестрелок не нервничал, — прошептал он, с завистью покосившись на бессознательного брата.

Наконец палату огласил детский крик.

— Ура! Мы родили! Родили! — завопил Тибер, и на его лице проступило вселенское облегчение, словно не я, а он последние двенадцать часов мучился в схватках.

— Не мы родили, а я.

Тело стало восхитительно лёгким. Меня затопила настоящая эйфория. Боли нет! Нет боли! Какое счастье!

Акушерка, улыбаясь, протянула Тиберу голенького младенца. Тот был синеватый, сморщенный, в какой-то непривлекательной белой смазке, совсем не беленький и пухленький, какими показывали новорожденных в фильмах. Довольно страшненький, надо сказать, но для меня самый чудесный. Никогда не любила детей, а тут на глазах выступили слёзы радости и умиления.

— Поздравляю, папаша. У вас здоровая крепкая дочь.

— Дочь? — ослепительная улыбка в тридцать два волчьих зуба увяла.

Ну, нет…

Если после девяти месяцев чистилища и двенадцати часов ада этот засранец заявит, что хотел сына, его скальп сегодня же займёт почётное место на стене, а сам Тибер навсегда забудет дорогу в супружескую спальню.

Я грозно сдвинула брови, готовая убивать. Пусть только попробует заикнуться, будто его что-то не устраивает!

Но Тибер не спешил выказывать недовольство, да и огорчённым не выглядел — скорее, растерянным до крайности. Смотрел то на меня, то на малышку и хлопал глазами в шоке.

— Дочь? — прошептал он потрясённо. — Но у волков рождаются только сыновья.

Ах, вот в чём дело. За всю беременность, за долгие месяцы отёков, токсикоза, маниакального пожирания мела под соевым соусом и невозможности самостоятельно завязать шнурки мы ни разу не обсудили пол будущего ребёнка. Не делились предположениями, не строили догадок, не огорчались, когда во время УЗИ плод каждый раз поворачивался таким образом, что акушер-гинеколог только раздосадованно разводила руками.

Ни Йен, ни Тибер не проявляли к этому вопросу должного интереса. Под моим руководством мы покрасили детскую в нейтральные жёлтый и салатовый цвета. Будучи явно не в себе, накупили непрактичных белых вещей, каких-то погремушек, медведей, не заметив, насколько все наши приобретения бесполы, универсальны.

Мысленно я называла ангелочка в моём животе Элизой, но так и не сказала мужьям, что точно, без всяких исследований знаю: родится девочка. Волки тоже не поднимали эту тему, уверенные: будет сын. Ведь не могло же тысячелетнее правило нарушиться.

Убеждённость каждого из нас имело твёрдую основу. Мой дар хранительницы могла унаследовать только дочь, поэтому я знала, что получу её в любом случае. Однако звериный ген передавался по мужской линии, и природа задумала так, что забеременеть от оборотня девочкой было невозможно. Такое вот забавное столкновение интересов.

Посовещавшись, боги вынесли вердикт, и сейчас я имела удовольствие наблюдать отвисшую челюсть Тибера. На какой-то миг он явно усомнился в своём отцовстве, так что подразнить его было делом чести.

— А с чего ты взял, что ребёнок твой? — я мстительно приподняла брови.

Тибер вскинулся, побледнел, комично распахнув рот.

— Ч-что? — проблеял он, а потом взревел в гневе: — А чей?!

Довольная его реакцией, я расхохоталась.

— Дундук ты, а не волк. Твоя она, твоя. Наша. Неужели по запаху не чувствуешь? — я с нежностью прижала малышку к груди.

Тибер смущённо потупился, а потом пробормотал в восхищении:

— Дочь. Дочка. Моя.

Он склонился над младенцем и уставился на него, как на чудо. Йен завозился на полу, приходя в сознание.

— Нет, не буду больше рожать. Даже не знаю, как вам удалось меня уговорить. Это больно. Очень больно. Поэтому ограничимся один ребёнком. Понял? Никаких больше детей. Никаких! — решительно заявила я.

А спустя два года родила сына.

Конец