Поток

Siri Pettersen

Evna

Copyright © Siri Pettersen 2015 by Agreement with Grand Agency

© Лавринайтис Е., перевод на русский язык, 2021

© Издание на русском языке, оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2021

Тебе, кто пишет свою первую книгу

И тебе. Тебе, кто ощутил вкус потери.

Тебе, на ком столько шрамов, что тошнит, когда тебя называют счастливчиком.

Тебе, кто сомневается, что однажды обретёт целостность, потому что душа разбита на великое множество осколков.

Тебе, кто думает, что уже никогда не сможет подняться на ноги.

Это твоя книга.

Возвращение из Шлокны

Ример нёсся по склону холма. Он был уверен, что в темноте его никто не видит. Добежав до гребня, прижался спиной к скале и оглядел равнины, рассчитывая увидеть пустынную местность, но перед глазами длинными рядами раскинулся лагерь. Ровные шеренги палаток выстроились по определённому плану. Так делают, когда дисциплина – это движущая сила и есть тот, кто принимает решения.

Армия.

Определить размер отряда в полной темноте оказалось тяжело. Судя по количеству факелов, в нём насчитывалось не меньше пары тысяч воинов. На снегу виднелись следы, которые паутиной чёрных вен вились между палатками. Вокруг костра собирались мужчины. Они шли пружинистой поступью и громко смеялись. Римеру было хорошо знакомо их настроение. Пожалуй, они находились здесь первый или второй вечер. Явились заблаговременно и будут молча сидеть, согнув спины. Это те, кто не замёрз насмерть и не заболел в прошлом походе.

Вымпелы безвольно повисли, но Ример знал, что на них изображён знак Всевидящего. Армия Маннфаллы встала лагерем под стенами города. Почему? Чего они ждут? Какой приказ получили и от кого?

Она была права.

Дамайянти сказала, что он найдёт войско. А ещё заявила, что всё это происходит из-за него. И из-за Равнхова. Но близость танцовщицы к Совету скончалась вместе с Урдом. Её догадки ничуть не лучше его собственных.

Разумеется, армия могла собраться на учения. Или для передислокации. Или из-за беспорядков, отголосков недавней войны…

Все эти объяснения не выдерживали критики. В груди Римера разрасталось беспокойство, гнетущее ощущение того, что всё идёт не так, как надо.

Неужели всё дело в кругах воронов? Возможно ли вообще перемещаться между мирами, не чувствуя, как земля уходит из-под ног? Наверняка некоторая неуверенность в этом случае вполне ожидаема.

Нет, не простое ощущение, а твёрдая уверенность не позволила ему отправиться прямо домой. Ример отсутствовал каких-то двадцать дней, но за это время кто-то снова вытащил воинов из тёплых постелей. Охрану городских стен усилили, многих стражей сменили мужчины, которых он раньше не видел.

Что-то не так.

Надо поговорить с Ярладином.

Ример побежал по направлению к Эйсвальдру. Плотный снег поскрипывал под ногами. Блудный член Совета приблизился к городской стене и стал двигаться с осторожностью, прячась за можжевеловыми кустами. Четверо стражей расхаживали над воротами. Вымощенная камнем дорога была пуста, насколько хватало глаз, и напоминала в темноте серого пятнистого змея. Ример отыскал место вне поля зрения охраны, где можно перелезть через преграду.

Затем он снял перчатки, стряхнул с них снег и засунул в карман заплечного мешка. Слился с Потоком и начал взбираться вверх. Неровностей на каменной поверхности хватало, парень цеплялся за них и подтягивался, пока не перевалился через край стены, потом пересёк её и спрыгнул на крышу. Один кусок черепицы отвалился и покатился вниз. Ример бросился к нему и схватил за мгновение до того, как тот свалился с водосточной трубы.

Бывший Колкагга сидел, сжав черепицу в руке, и прислушивался. Где-то поблизости хлопнула дверь. Что-то шуршало в переулке у него под ногами. Крыса. Она вонзила зубы в тушку голубя и волокла её по замёрзшей листве.

Ример закрепил черепицу и побежал по крышам дальше, в Эйсвальдр. На протяжении всего пути дома стояли вплотную друг к другу. Он добрался поверху практически до самой Стены, и только тогда пришлось спуститься вниз.

Сама по себе Стена не являлась преградой. Имлинги всегда ходили из Маннфаллы в Эйсвальдр и обратно, когда хотели. И всё же здесь охрану тоже усилили. Стражи стояли по обе стороны арочных переходов. Знак яснее любого дорожного. Все объяты страхом.

Ример нырнул в проулок за трактиром. Из распахнутого окна доносилась песня. В этой части города мелодия в исполнении полупьяных певцов звучала довольно чисто. Он скинул с плеч мешок, сместил мечи ближе к середине спины и закрепил их вдоль позвоночника. Теперь они не были видны, не торчали из-за плеч, объявляя войну. Ример надвинул капюшон на лицо и пересёк площадь. Стражи окинули путника ленивыми взглядами, но позволили беспрепятственно войти в Эйсвальдр.

Родной город. Город Совета. Город Всевидящего.

Всевидящего, которого он убил.

Вместе с этой мыслью накатило воспоминание: Наиэль шипит, как кошка, загнанная в угол. Тело оказывает сопротивление мечу. Кровь на голых ногах Хирки. Её взгляд, переполненный горем. Она почувствовала себя обманутой.

Я тот, кто я есть.

Ример взглянул на каменный круг. Он сверкал фальшивой невинностью, как верхушка айсберга. Валуны вошли в землю настолько глубоко, что свешивались с потолка пещеры под Маннфаллой, откуда беглый ворононосец только что явился втайне от любопытных глаз.

Здесь, на поверхности, виднелись только бледные глыбы на фоне тёмного неба у самого верха лестницы, ведущей туда, где когда-то находился Зал Ритуала. Туда, где когда-то стоял сам Ример – в центре круга, в окружении всех до единого жителей города. А на земле у ног победителя истекал кровью Свартэльд. И ради чего?

Ример сгорбился и пошёл дальше. Он уже потратил слишком много времени на скорбь и раскаяние. Так много, что даже думать об этом не хотелось. Теперь он должен выяснить, что произошло за время его отсутствия.

Дом Ярладина располагался высоко на горе и был одним из многих в ряду ухоженных жилищ семей Совета. Ример проскользнул между замёрзшими фруктовыми деревьями. Он старался ступать на камни так, чтобы не оставлять следов на снегу: надо продолжать скрываться по крайней мере до тех пор, пока не выяснится, что творится вокруг. Ример перелез через ограду позади здания. Было поздно, но в окне второго этажа мерцал свет.

Дом представлял собой величественную постройку в андракарском стиле. Его украшали ряды колонн и резьба по тёмному дереву. Забраться по стене оказалось проще простого.

Ример подтянулся, вскарабкался на скошенную крышу и прошёл по выступающему карнизу к окну. Положил ладонь на стекло и подождал, пока лёд растает и станет видно, что происходит в помещении.

Ярладин с пустым бокалом в руках находился в комнате один, сидя на скамье и глядя в очаг, как будто ждал, когда погаснет огонь. Широкая спина ссутулилась. Римеру было больно за этим наблюдать, ведь он понимал, что сам является частью бремени, под которым склонялись плечи члена Совета. Молодой ворононосец исчез, никого не предупредив и ничего не объяснив.

Он поборол внезапное желание спуститься вниз и остаться в забвении, стать чёрной тенью в зимней ночи. Когда же он в последний раз наслаждался теплом?

Делай то, что необходимо.

Ример оглянулся, убедился, что в комнате никого больше нет, а потом трижды постучал по стеклу. Ярладин вздрогнул и уронил бокал на пол, но тот не разбился. Затем посмотрел на окно, подошёл ближе и прищурился, подняв плечи. В глазах отразилось узнавание. Искреннее изумление. Мужчина принялся дёргать щеколду.

Ример подвинулся, чтобы оказаться с правильной стороны от рамы. Хозяин дома распахнул створки и схватил нежданного гостя так крепко, как будто тот вот-вот должен был упасть, а потом помог ему забраться в комнату и прижал к себе. Ример оказался в медвежьих объятиях и утонул в тепле.

Член Совета отстранил парня на расстояние вытянутой руки и оглядел с головы до ног. Потом опустил ладонь на его макушку и ухватил за волосы, как будто хотел дернуть за пряди в наказание, но не сделал этого. Глаза Ярладина увлажнились. Ример застыл. Он знал, что теплый приём скоро закончится. Признаки ухудшения настроения уже читались на лице мужчины. Радость сменялась смятением.

– Где ты был? – пробормотал он.

Ример не ответил, отошёл и закрыл окно.

– Где ты был?! – голос срывался, как будто хозяин дома знал, что ответ причинит ему боль.

Смертельно уставший юноша взглянул на стоявший возле очага стул. Вот бы опуститься на него! Отдохнуть. Поспать. Без сновидений. Но вместо этого нужно держать ответ и попытаться объяснить необъяснимое.

– Если я расскажу, ты мне не поверишь, – сказал он.

– Где ты был, Ример Ан-Эльдерин? – в голосе члена Совета прозвучала скрытая злость. В комнате повисла немая угроза. Ярладину требовалось объяснение, причём приемлемое. Возможно, он считал ворононосца умершим, но в словах слышалось куда более глубокое отчаяние.

Ример заставил себя спросить:

– Что произошло?

– Что произошло? – Ярладин повторил эту фразу так, словно она вмещала в себя всю вселенскую глупость. – Что произошло?! Ты убил в поединке собственного мастера и исчез! Вот что произошло! Вся Маннфалла присутствовала при этом, но с тех пор тебя никто не видел. Я считал, ты спишь в Шлокне! Думал, Даркдаггар наконец прикончил тебя. Я думал…

Ример отвёл взгляд, не желая смотреть в глаза собеседнику. Однако это не помогло, потому что член Совета взирал на него с портрета на стене, на которой в золочёных рамах висели изображения самого Ярладина и его родных. Куда бы гость ни повернулся, за ним наблюдали. Он был холодным чужаком в тёплой комнате. Каменный очаг и балки под потолком напомнили о Равнхове и об уюте, который предназначался не для него.

– А остальные? Что подумали они?

Ярладин развёл руками.

– А ты как считаешь? Объяснений ходило много, одно безумнее другого. Тебя убили Колкагги, чтобы отомстить за Свартэльда. Равнхов сжёг тебя заживо. Ты утопился в Оре, или ещё лучше: Совет сам избавился от тебя. Эта версия была самой популярной в кабаках, как будто у нас без этого мало проблем! Ример Ан-Эльдерин исчез после дуэли и обвинений в убийстве. Твоё отсутствие отравило нас… А ты на что надеялся? Ты же являлся ворононосцем!

Ярладин схватил с подноса на столе другой бокал и наклонил над ним бутылку, но та оказалась пуста – из неё не вылилось ни капли. Костяшки пальцев, державших горлышко сосуда, побелели.

– Собаки набросились друг на друга. Естественно, одна семья подозревала другую. В коридорах запахло извечной несправедливостью. Так что сейчас все заключают союзы, покупают стражей, создают частные армии и думают, что делают это втайне от остальных. Но каждый идиот понимает, что деньги утекают из Маннфаллы в регионы. Весь мир знает, что Совет трещит по швам. Скоро мы увидим, как страны пойдут друг на друга. Вот что произошло, мальчик! Спасибо, что спросил!

Ример уселся на скамью и провёл рукой по лицу.

Значит, вот откуда взялись воины у городских ворот. Они направляются в другие регионы в качестве подарков. Для поддержки союзов. Для покупки лояльности…

Опасное положение, но всё ещё можно исправить. Надежда есть. В Совете имелись пустые кресла. Кресло Урда. Кресло Даркдаггара. Их можно использовать для стабилизации ситуации.

– Кто-нибудь предъявил права на место Даркдаггара в Совете?

Ярладин тихо рассмеялся. Правда шрамом прорезала его лицо.

Ример поднялся. Он чувствовал, как под кожей разливается холод.

– Он по-прежнему его занимает?

Вопрос повис без ответа. Юноша повысил голос:

– Он пытался убить меня, но по-прежнему сидит в кресле?

– Тебя здесь не было! – прошипел Ярладин. – Тебя здесь не было, и ты не мог совершить суд. Даркдаггар утверждал, что сознался под давлением. Он сказал, что ты явился к нему домой. Явился без приглашения. Угрожал. Ему было нечего терять, Ример. Нечего. Так что он играл на всех струнах. Свалил вину на Равнхов – ты ведь там находился во время покушения. И все поверили Даркдаггару. Сделали вид, что поверили. Потому что хотели поверить! Потому что он был нужен Совету. И потому что ты служил ходячей катастрофой с тех пор, как стал ворононосцем. Большинство из занимающих кресла за столом собственноручно прикончили бы тебя, если бы у них была хотя бы надежда на успех, так что да, Даркдаггар сохранил своё место. Если бы ты позволил наёмному убийце жить, у нас, за неимением лучшего, хотя бы имелся свидетель.

Ример прислонился к стене и закрыл глаза. Затем холодно рассмеялся.

– Ты говоришь, как она. Живи и дай жить другим, да? Ты действительно думаешь, что Даркдаггар позволил бы ему дать показания? Тот убийца умер, как только согласился выполнить работу.

За гнев надо платить. Сосредоточься на том, что ты можешь изменить.

На какое-то мгновение Римеру показалось, что эти слова принадлежали Свартэльду, но на самом деле их произнесла Илюме. Мать его матери. Шёпот из Шлокны. И жёсткое напоминание о политике, в которой он никогда толком не разбирался.

Ример посмотрел на Ярладина. Седобородый бык. Пламя окрасило половину его лица в красный цвет, а вторая половина скрывалась в тени, как будто одной ногой он стоял в Шлокне.

– Теперь я вернулся, – сказал нежеланный ворононосец. – Всё можно исправить. Есть много способов, например…

– Ример… У Совета была всего одна мечта – избавиться от тебя. Ты собственноручно осуществил её. Всё кончено. Они никогда не примут тебя обратно. Эйр вновь стала ворононосицей. Я думал, что авгуры и народ запротестуют, но никто и камня не бросил. Они слышали, что ты пообещал одно кресло Равнхову. Они слышали, что хёвдинг в конце концов убил тебя за то, что ты не сдержал слово. Даркдаггар неплохо потрудился, очерняя тебя. Ходят пересуды, что ты лишился рассудка. Убил невинное дитя в Рейкавике. Мальчика.

Слова Ярладина больно ударили по Римеру. Они открыли рану, полную воспоминаний. Деревня у реки, жители которой считали, что на них напал набирн. Трупорождённый. Но в земляном погребе оказался всего лишь раненый медведь. Дитя… Слабенькое тельце у стены. Рыжие волосы. Мёртвые глаза. Ример помнил, как мужчина, который убил мальчика, опустился перед ним на колени. И не мог забыть привкус собственной ярости. И всё же он медлил. Дело завершил Свартэльд. Свартэльд, который пожертвовал собственной жизнью, чтобы научить его доводить любое дело до конца.

Ример схватил Ярладина за руку.

– Ты знаешь, что произошло! Я никогда… Я бы никогда…

Их взгляды встретились, и юноша всё понял.

Не имело никакого значения, каким образом обстояли дела на самом деле. В дом вместе с ним заходил только Свартэльд, а он больше ничего не может засвидетельствовать. Как и наёмный убийца.

Ример вновь опустился на скамью. Он забыл всё то, что сам объяснял Хирке, как ему теперь казалось, целую вечность назад. Истина не принимается в расчёт Советом до тех пор, пока она бесполезна.

Ярладин приблизился и навис над гостем во всю мощь своего бычьего тела.

– Так расскажи же мне… Где ты был?

Ример почувствовал тяжесть на сердце. Словно мертвецы и несправедливость затягивают его в болото. Мысли подёрнулись туманом, будто от вина. Ничто больше не было настоящим.

Где-то в самой глубине души Ример знал: он кое-что совершил. Нечто важное, за что стоило заплатить высокую цену. Это прозвучит безумно, но он должен всё рассказать.

– Я был у неё, – начал он. – Был у людей. Я нашёл трупорождённых братьев, старых, как сам Поток. Набирнов, которые до сих пор помнят войну. Один из них – её отец. Она наполовину слепая, Ярладин. Наполовину человек, наполовину слепая. Дочь полководца в изгнании. И я нашёл его. Всевидящего…

Собеседник коснулся рукой лица. Жест выдал его. Ример знал, что он думает. Совет прав. Ример Ан-Эльдерин, внук Илюме, лишился рассудка. Впал в безумие.

Ример поднял глаза.

– Он существовал. Всевидящий существовал на самом деле.

Ярладин сложил руки на груди.

– И что же ты сделал, когда встретился с ним?

Римеру казалось, что отчаяние вот-вот поглотит его.

– Я убил его.

– Ты нашёл Всевидящего и убил его?

Ример кивнул и уставился в горящий очаг. Пламя угасало. Красные искры плясали по обугленным дровам. Он должен ощущать что-то другое, не пустоту.

– Значит, ты победил собственного призрака. Последовал за ней Всевидящий знает куда, а теперь вернулся и думаешь, что в мире ничего не изменилось. Что ни одно из твоих действий не имело последствий. А ведь у каждого есть свой призрак, с которым он ведёт битву.

Ример встал.

– Ты считаешь, я выдумываю…

Ярладин ткнул в него пальцем.

– Я делал всё, что было в моей власти, чтобы защитить тебя! ВСЁ! В Совете у тебя имелся всего один друг, а ты исчез! Не сказав ни слова! Я помогал тебе. Я… – Мужчина замолчал и склонил голову набок. В его взгляде нарастало недоверие. Он искал то, чего найти не мог: хвост.

Никакое объяснение не поможет. Между ними разверзлась пропасть с отвесными стенами. Ример не сумеет одержать победу. Не сегодня.

Член Совета побледнел и попятился. Его реакция доставила юноше пугающее удовлетворение, как будто он внезапно вновь обрёл власть и свободу быть проклятым.

Ример подошёл вплотную к Ярладину. Тот отстранился и попытался увеличить расстояние между ними, как будто разговаривал с больным чумой. А может, так оно и было.

Это я гниль. Не она.

Ример хрипло прошептал на ухо собеседнику:

– Я отрубил его. Стал бесхвостым. Человеком. Думаешь, я сделал это в припадке безумия? Оттого, что потерял рассудок? Я поступил так, потому что мне пришлось. Ты говоришь о грядущей войне. Страны пойдут друг на друга, власть Совета висит на волоске… Считаешь, хуже быть не может? Я расскажу тебе такое, от чего кровь застынет в венах. Страна на страну – это детский лепет по сравнению с тем, что надвигается на нас. Если мир пойдёт на мир, попробуй-ка остановить их. Вот против чего я сражаюсь.

Ярладин отвернулся.

– Ты следуешь за ней, вот и всё, – его голосу недоставало уверенности.

– Уже нет. С этим покончено. Как и со всем остальным. – Ример почувствовал, что слова пронзают его насквозь, испытал неожиданно резкую боль и поэтому повернулся спиной к члену Совета. Затем открыл окно, запрыгнул на подоконник, посидел немного на корточках, собрался с мыслями и вновь повернулся к Ярладину.

– Я не знал, кого обнаружу здесь. Врага или друга. Но я точно уверен в том, кем является Даркдаггар. Представляю, на что он способен, если окажется под давлением. Не сомневайся, он приглядывает за тобой.

– Думаешь, ты разбираешься в членах Совета, Ример? Ты слеплен совсем из другого теста, нежели они.

– Я разбираюсь в убийцах.

Ярладин отступил на шаг назад. Его нога наткнулась на бокал, который упал на пол. Сосуд раскололся на две части. Разбился.

– Здесь для тебя опасно, Ярладин. Для тебя и твоей семьи. У тебя мало друзей в Совете, а Даркдаггар – коварный имлинг. Возможно, тебе стоит уехать из Маннфаллы.

– Никогда.

Другого Ример и не ожидал.

– Тогда хотя бы пообещай, что ещё какое-то время убережёшь Внутренний круг от распада.

– Хочешь, чтобы они держались вместе? Члены Совета, который ты изо всех сил старался разрушить?

Ример мог бы улыбнуться от иронии ситуации, но только не сегодня.

– Да, я желаю именно этого. Потому что теперь мне известна альтернатива. То, что может произойти потом, никому из нас не понравится.

Он встал на ноги и приготовился прыгнуть.

– Ты облегчил им задачу, – сказал Ярладин у него за спиной. – Раньше они бы не решились отнять у тебя жизнь. Испугались бы народного гнева. Или, что ещё хуже, мести Колкагг. Ни того ни другого им больше бояться не нужно. Ты для них мёртв.

– Таким я и останусь. – Ример слился с Потоком и растворился в холоде ночи.

Дрейсиль

Из мрака в свет.

В ослепительно-белый. В метель.

Ветер проносил мимо неё снежинки. Наискосок. Или она падает?

Хирка прижалась к стене. Камень. Сугробы. Она прошла сквозь врата.

Сражаясь с тошнотой, она сделала глубокий вдох. Лёгкие защипало. Холодно. Как же холодно. Что-то треснуло.

Хирка взглянула на металлический ларец, что держала в руках. Его поверхность покрылась инеем, который цветами распускался вокруг её пальцев. Она засунула шкатулку под мышку и натянула рукава свитера на ладони.

Где я?

Она поборола головокружение и выпрямилась. Никакой скалы у неё за спиной не оказалось, лишь один из камней круга, через который только что прошла. Его размер сыграл злую шутку с путешественницей. Глыбы возвышались над ней и тянулись к… потолку?

Хирка заслонила глаза от света и, прищурившись, взглянула на проломленный свод. Острые осколки уходили вверх к облакам. Она находилась в зале. Или на руинах того, что когда-то было залом. Помещения большего размера она никогда не видела. Проникший внутрь лёд свисал с арочных перекрытий на нескольких этажах. Через большие проломы в стенах дул ветер. Хирка стояла по колено в снегу одновременно на улице и в помещении.

Она заметила какое-то движение. В её сторону бежал мужчина. Его сапоги скрипели, продавливая смёрзшиеся сугробы. Кто-то звал его, перекрикивая гул сквозняка:

– Кесколайль!

Мужчина мчался вперёд, не оборачиваясь. Он становился всё ближе. Вскоре стали видны дикие бельма. Трупорождённый. Хирка выпустила из рук ларец и схватилась за бедро, где должен был находиться нож, но не обнаружила его. Её охватил страх.

Сапог! Он в сапоге!

Она не успеет достать оружие. Едва подумав об этом, Хирка поняла, что незнакомец её даже не видит, его глаза были прикованы к какой-то точке между камнями у неё за спиной, куда он и направлялся.

Запела тетива лука. Путешественница открыла рот, чтобы предупредить бегущего, но опоздала. Стрела вонзилась ему в спину. Раненый застыл, ноги его подкосились, и он рухнул на колени прямо перед Хиркой. Она потянулась, чтобы помочь, но ноги прочно увязли в сугробе.

Незнакомец посмотрел на отчаянно старающуюся выбраться из снежного плена девушку завораживающими белыми глазами. Из них исчезла вся дикость. Казалось, он понял, что наступает смерть, очень удивился, поднял руку и коснулся острыми когтями каплевидной отметины на лбу. Губы растянулись в улыбке и обнажили клыки. А потом он повалился вперёд и остался лежать лицом в снегу. Из спины торчала чёрная стрела. Короткое и крепкое древко пробило одежду и вошло в тело. Странно, что настолько маленький предмет способен завалить такого зверя.

Смерть. В мире, которого она никогда раньше не видела. В мире, которого, вполне возможно, не видел ни один имлинг и ни один человек. И первое, чему она становится свидетелем, – это смерть. Что этот слепой натворил?

А я? Не сделала ли я что-нибудь не так?

Может, она тоже является мишенью? Хирка выбралась из снега и огляделась. Камни выглядели мёртвыми. Разворачиваться и идти через них назад было слишком поздно.

В её сторону шагали четверо. Трое остановились на приличном расстоянии, последний же двигался прямо к ней. Женщина. Это она кричала?

Незнакомка шла твёрдо и уверенно, как будто знала, что никто никогда не осмелился бы прикоснуться к ней. За её плечами развевался такой невесомый плащ, что, казалось, надет для красоты, а не для тепла. Талия была перехвачена кожаными ремнями, голенища сапог доходили до колен, а вот бёдра и руки остались обнажёнными.

Хирка вздрогнула и плотнее укуталась в свой плащ. А чего она ожидала? Что местные обитатели одеваются, как живущий среди людей Грааль? Или ходят голыми, как те слепые, которые таились в Имланде? Она не знала. Не знала, чего ожидала.

Путешественница подняла стоявший на снегу ларец.

Женщина остановилась, широко расставив ноги. Её губы были чёрными, как и волосы – копна длинных косичек, оттеняющих бледность лица.

Хирка инстинктивно отступила на шаг назад и посмотрела в глаза трупорождённой: молочно-белые бельма безо всяких вкраплений. Сложно что-нибудь прочитать в подобном взгляде, как и у всех слепых, которых доводилось встречать.

Умпири. Это Умпири, и ты одна из них.

Женщина склонила голову набок и подалась к Хирке, как будто собралась вонзить зубы ей в шею, громко дыша носом, как будто обнюхивала её. Действие, типичное для животных. Девушка затаила дыхание, не решаясь пошевелиться, и взглянула на мертвеца на снегу. Похоже, опасность закончить свои дни таким же образом возросла. Могло показаться, что она оставалась в живых лишь из милости дикого зверя. В Наиэле тоже было много животного, но он вел себя совсем не так. Возможно, они с Граалем изменились под влиянием имлингов и людей.

Она друг! Грааль обещал, что я встречусь с другом.

Женщина выпрямилась. Казалось, на её лице промелькнуло выражение боли. Но нет, такие эмоции слишком чужды подобному существу.

– Значит, это правда… – произнесла трупорождённая на ломаном имландском. Её фраза прозвучала не как вопрос.

Хирка вспомнила, что слепые могут чуять своих, и предположила, что женщина имеет в виду её происхождение, но ничего не ответила. Ощущение того, что она здесь является нежеланным гостем, было слишком явным.

– Я Скерри из дома Модрасме.

– Меня зовут Хирка, – отозвалась девушка.

– Это твое имя? Так ты представляешься? – Недовольство новой знакомой трудно было не заметить.

Рыжеволосая полукровка молча кивнула.

– Уже нет. Теперь ты Хирка, дочь Грааля, сына Рауна из дома Модрасме. И тебе многому предстоит научиться. – Скерри указала на ларец: – А это?…

Хирка снова кивнула и наконец заметила намёк на улыбку на лице Скерри. Накрашенные чёрным губы дрогнули. Сердце Наиэля в ларце. Значит, вот что нужно, чтобы порадовать её? Эта мысль заставила девушку содрогнуться.

Скерри взглянула на трёх спутников.

– Кесколайль!

Несколько мгновений назад Хирка уже слышала это слово и узнала его. Один из стоявших в стороне людей приблизился, вероятно, откликаясь на своё имя. Значит, это он стрелял. Почему?

Кесколайль оказался крупным мужчиной. На нём было значительно больше одежды, чем на Скерри: чёрная кожаная куртка, наброшенная на плечи лохматая овечья шкура. В руках он держал лук. Волосы выглядели серыми, как сталь, хотя на вид ему нельзя было дать больше сорока лет. Вот только… перед ней Умпири. Насколько Хирка знала, возраст стрелка мог равняться и тысяче.

На его лбу имелась такая же отметина, как у убитого. Серая капля. Однако вскоре стало ясно, что это не рисунок. Узор был вдавленным и походил на матовый драгоценный камень. Мужчина сел на корточки и вытащил стрелу из спины трупа. Раздался треск. С острия на снег закапала кровь. Хирка смотрела на незнакомца, но тот не обращал на неё никакого внимания и не удостоил взглядом ни её, ни Скерри.

Вытерев наконечник стрелы горстью снега, мужчина засунул её в колчан на поясе. Потом схватил мертвеца за шею и поволок за собой к дыре в стене.

Хирке никак не удавалось избавиться от чувства беспомощности. Во что она оказалась втянута? Она посмотрела на лицо Скерри с бледной, как небо, кожей, на фоне которой чёрные детали казались резкими и угрожающими. Волосы. Губы. Кожа. Новая знакомая вся была чёрно-белой, без полутонов. Хирка никогда раньше не видела трупорождённых женщин, и та выглядела самой пугающей из всех встреченных слепых. Оставалось лишь цепляться за веру в то, что дочь-полукровка нужна Граалю и он не отправил бы её на верную смерть.

– Он не за тобой охотился, – сказала Скерри, всматриваясь в жуткий след, оставленный телом убитого.

– А за чем тогда?

– За Потоком, – ответила она так, будто ответ был очевидным. Потом резко повернулась, хлестнув по спине чёрными косичками с бусинами на концах, и направилась к двум ожидавшим её спутникам.

Хирка оглянулась, но Имланда больше не было. Она заметила только тёмную пещеру под Маннфаллой, из потолка которой торчали камни. И Дамайянти. Беспощадная танцовщица отправила её прямиком сюда ещё до того, как путешественница успела бросить хотя бы один взгляд на поверхность земли. Она не увидела города. Не сходила к Линдри. Она должна была сдержать обещание, и теперь её дом находится здесь.

Но где – здесь?

Хирка пошла за Скерри не потому, что ей этого хотелось, а потому, что чувствовала: так будет правильно.

– Где мы?

– Это Нифель, разрушенный город. Не следует здесь оставаться.

Хирка подавила желание спросить, что именно стало причиной его уничтожения.

– А… мир? Как вы его называете?

– Дрейсиль. Первая страна.

– А… – Путешественница между мирами поудобнее пристроила мешок на спине. Снег летел в зал и собирался в сугробы. В дальнем конце помещения стены рассыпались. Обрушенные колонны торчали, как костяшки пальцев. Двое мужчин ждали Скерри. Та сделала жест рукой, и все вышли наружу до того, как Хирка успела поздороваться. Единственное, что она успела заметить, – один из Умпири оказался так же легко одет, как и Скерри. Погода была ему безразлична.

– Куда мы идём?

– В Гиннунгад, – ответила провожатая, не оборачиваясь.

– Это далеко? – Хирка почувствовала, что холод пробирает её до костей, и огляделась в надежде увидеть лошадей и повозку, но вокруг не было ничего, кроме снега. – Разве у вас нет ездовых животных?

– Для чего?

Хирка вновь чуть не застряла в снегу.

– Для того, чтобы передвигаться верхом или в экипаже. – Может, дело в языке? Скерри не слишком уверенно и, казалось, как-то неохотно изъяснялась по-имландски. Но та остановилась, повернулась к спутнице и обнажила клыки.

– А что, похоже, меня надо возить?

Хирка помотала головой.

– Я хотела сказать…

– Четыре дня. Гиннунгад в четырёх днях пути. – Скерри оглядела замёрзшую девушку с ног до головы. Даже в слепых глазах можно было различить разочарование. – Ну, или, скажем, в шести днях, – язвительно поправилась она и зашагала вперёд.

Место, где царит свобода

Ример вскарабкался по крыше на конёк, остановился и прислушался. Вдоль берегов реки потрескивал лёд. Из какого-то окна через пару домов выплеснули воду из ведра. Подождал ещё немного. Нужно было соблюдать осторожность. Из-за визита бывшего ворононосца жизнь Линдри могла оказаться под угрозой.

Чайный дом обладал атмосферой места, где царит свобода. Безопасного приюта на нейтральной территории. Двери заведения всегда оставались открытыми, а Римеру больше некуда было идти. Если он отправится куда-то ещё, по Маннфалле сразу поползут слухи, а этого не должно произойти до тех пор, пока он не придумает план дальнейших действий.

Поднялся ветер. Продрогший юноша сжал кулаки и попытался вернуть к жизни замёрзшие пальцы. Он всего сутки пробыл на этом морозе, а поддерживать в себе тепло уже не получается даже с помощью Потока.

Ример ухватился за край ската, перевалился через него и спрыгнул на землю. Площадка позади чайного дома выступала прямо в реку, как пристань. У стены здания стояли кресло-качалка и замёрзший фонарь. Вьющиеся лозы взобрались вверх по балкам и уснули на зиму.

Бывшему Колкагге казалось, что он различает, как через узкие щели между наличниками пробивается свет. Непрошеный гость постучал. Долгое время внутри царила тишина, а потом дверь открылась. Из проёма на него уставился прищуренный глаз.

– Это я, – прошептал Ример.

Линдри вздрогнул, как будто обжёгся. Деревянная створка с протяжным скрипом распахнулась. Хозяин дома уронил свечу, которую держал в руках. Она покатилась по земле и потухла. Юноша остановил её ногой. Торговец чаем закашлялся, сделал знак Всевидящего и попятился.

Ример схватил старика за руку.

– Нет! Нет, я не умер! Слышишь? Я жив.

Ужас во взгляде Линдри угас. Он впустил гостя, высунул голову наружу, огляделся по сторонам и только потом закрыл дверь. Казалось, он то ли ожидал, что с Римером придёт кто-нибудь ещё, то ли никак не мог взять в толк, как тот сюда добрался.

Узкая задняя комната была заставлена ящиками и холщовыми мешками. В воздухе висела пыль от сухого сена. В голове у Римера внезапно всплыло воспоминание, как они стояли здесь со Свартэльдом в ту ночь, когда Колкагги отплыли в Рейкавик, и спорили о вещах, которые сейчас казались совершенно обыденными. Что мастер тогда сказал?

Ты не сможешь править миром из Шлокны, мальчик.

Линдри подталкивал гостя вперёд, в помещение чайного дома. Во мраке серели столы и скамьи. Ночь украла блеск у деревянных поверхностей.

– Садись, садись, – проборматал старик, ласково, но твёрдо подталкивая юношу к скамейке у очага. Огонь уже потух, но тепло ещё не выветрилось. Этого Римеру хватило, чтобы понять, как он замёрз.

Линдри поворошил обгоревшие угли кочергой.

– Оставь их. Не надо огня. Никто не должен знать, что я здесь.

Хозяин дома принялся возиться у поленницы, вытаскивая из неё дрова, а потом начал раздувать пламя, пропустив слова Римера мимо ушей. Тот хотел объяснить, хотел предупредить, что скрывать его опасно, но отлично понимал, что Линдри не пожелает его слушать. Морщинистый торговец чаем принимал у себя Хирку, совершенно не заботясь об угрозе собственной жизни. Даже после того, как узнал, что она человек. Пустые столы – вот цена, которую ему пришлось заплатить.

Он привечал Римера, когда тот ещё был ворононосцем. Когда Дамайянти дала ему клюв. И сейчас, когда он превратился в покрытого бесчестьем сына Совета. Предположительно мёртвого.

Огонь разгорелся и начал потрескивать, отбрасывая тёплый свет на Линдри, который на корточках сидел у очага. Теперь Ример увидел, что на старике надета ночная пижама и вязаная кофта с распустившимися рукавами.

Он с кряхтением поднялся и сел напротив гостя. Положил огрубевшую руку на его ладонь. Через слой одиночества Римера обожгло теплом, и он встретился взглядом с маленькими и круглыми от возраста глазами.

Юноша сглотнул.

– Значит, ты им не веришь? Не веришь тому, что говорят обо мне?

– Расскажи мне, что случилось, и я отвечу, во что я верю, – завораживающе спокойно отозвался Линдри.

Ример тихо рассмеялся. А затем излил на терпеливого слушателя водопад слов, хотя и понимал, что всё сказанное покажется тому бессмыслицей. Но не мог остановиться. Бывшему Колкагге казалось, что он впервые за всю жизнь делится с кем-то сокровенным. И поведал Линдри обо всём. О путешествии в мир людей. О братьях Граале и Наиэле. О тысячелетней вражде. О том, что один из слепых находится в изгнании, а второй был самим Всевидящим. Всевидящим, которого он убил.

Лжи, в которой Ример вырос, больше не существовало. Вместо этого он узнал историю о слепом, предавшем свой народ и завоевавшем Имланд.

Он рассказал о Хирке и её крови, о том, что она – одна из них. Из тех, кто хочет ворваться через врата в их мир, чтобы вернуть себе однажды утраченное. И он ничего не может сделать для того, чтобы остановить их. Больше не может. Потому что понапрасну растратил ту небольшую власть, которой был наделён.

Слова и силы иссякли одновременно. Ример сжал кулаки и опустил на них подбородок. Затем посмотрел на Линдри в ожидании реакции на свои признания, но её не последовало. Старик сидел и кивал даже после того, как наступила тишина, а веки казались такими тяжёлыми, что делали его похожим на спящего. Но вот торговец выпрямился и хлопнул руками по столу.

– Значит, этому миру придёт конец? Ты это хочешь сказать?

– Это правильный вывод, – ответил Ример.

– Да, тогда остаётся только одно, – Линдри медленно поднялся. Морщины на его лице стали глубже от боли, пронзившей суставы.

– Что же?

– Заварить чай.

Он подошёл к стойке и разжёг огонь под одним из чёрных чугунных чайников, которые стояли ровным рядом, с повёрнутыми в одну сторону носиками.

– Заварить чай? Это твой выход по случаю конца света?

– У тебя есть предложение получше?

Ример уставился на столешницу. Поверхность выглядела грубой, словно её вытесали из выброшенной на берег древесины, с зазубринами и царапинами.

Нет, предложения получше у него не было. Что бы он ни делал, буря всё равно разразится.

Линдри поставил чайник на стол перед гостем. От горячего чугунного сосуда исходил насыщенный аромат гораздо сильнее запаха чая. Торговец снова сел и подвинул Римеру наполненную до краёв чашку.

– Значит, ты убил Всевидящего? Брата её отца?

– Он убил бы её, если бы ему выпал шанс.

Ример приложил руку к карману и нащупал в нём ракушку, украшение, которое он подарил Хирке перед тем, как она покинула Имланд. Теперь оно вернулось обратно к хозяину. Подвеску передал Грааль. Без объяснений. Возможно, таким образом он хотел сказать, что Ример должен забыть наполовину слепую рыжую девушку, что теперь её ждёт иная судьба.

Он надеялся на это, потому что альтернатива выглядела хуже: Хирка сама попросила Грааля передать украшение. Таково было её желание.

В груди у Римера всё сжалось. Он схватил чашку и одним глотком проглотил содержимое. Как хорошо, что напиток оказался настолько крепким. От горла до желудка разлился жар.

Ример даже не догадывался, насколько сильно его тянет к Хирке, пока не встретился с нею в пульсирующем от музыки помещении. Там было очень оживлённо. Много людей. Все потомки Одина, насколько он понял. Но Ример в то же время остался наедине с рыжей девушкой, потому что позабыл обо всём и обо всех.

Он взял бы её прямо там и тогда, если бы ему представилась возможность. Страсть оказалась такой сильной, такой всепоглощающей.

Такой разрушительной.

Из-за неё он совершал дурацкие поступки. Поступки, которые не только сокрушили его самого, но теперь грозили уничтожить и Совет. И Равнхов. И Имланд.

Ример принял клюв и сам превратил себя в раба. Этого не следовало рассказывать ни Ярладину, ни Линдри. Никто не должен узнать, что бывший ворононосец бессилен и отдан на волю Грааля.

Который был опаснее, чем думала Хирка. Он натравит их друг на друга, если придётся. Оставалось надеяться только на то, что набирн любит дочь. В его взгляде Ример заметил отцовскую гордость, а ещё твёрдое намерение идти по трупам.

Она считает меня таким же.

– Я знаю, кто ты есть и кем ты не являешься, ворононосец. – Линдри вновь наполнил чашки. Он говорил так, будто читал мысли юноши.

– Я больше не ворононосец. Я умер, это всем известно.

– Если позволишь, Ример Ан-Эльдерин… Ты рассказал мне, что произошло, а теперь я поведаю тебе о том, что думаю. Я вырос в этом городе и помню день, когда ты появился на свет. Это случилось не так уж давно.

– Уже почти двадцать лет назад, Линдри.

Старик улыбнулся. Морщинки протянулись от уголков глаз до самых висков.

– Дитя, которого все ждали. Всевидящий рассудил, что это дитя будет жить, а вот я посчитал, что мальчика ждёт непростая судьба. Только подумай, расти с таким грузом на плечах. В тот же день начали продавать амулеты с твоим изображением, ты знал?

Ример знал это слишком хорошо. Он ковырял ногтем зазубрину на чайной чашке. Было в ней что-то знакомое. Казалось, он и раньше пил из этой самой чашки. Он сделал ещё один глоток. В нос ударил резкий запах. Линдри же продолжал:

– Насколько я могу судить, ты вырос в клетке. В клетке, из-за которой весь остальной мир тебе завидовал, но клетка – она и есть клетка. Они сделали всё, чтобы ты стал таким, как они. Но вышло по-иному. У тебя хватило сил избрать собственный путь. Я поддерживаю далеко не все совершённые тобой поступки, но силы воли тебе не занимать, это точно.

Ветер выл за стенами дома. Линдри начал растирать ладони, как будто стоны сквозняка напомнили ему, как сейчас холодно. Затем возобновил рассуждения:

– О тебе много всякого говорят. Я и сам думал, что ты для нас потерян. Особенно после того, как явился сюда с той размалёванной дамочкой. С танцовщицей. Но в том случае тобой двигало не только желание молодого мужчины, так ведь? Я прожил три четверти века, Ример. Думаешь, я никогда не слышал о слеповстве? Я знаю, она что-то сделала с тобой. Можешь не рассказывать, что именно, но предполагаю, это было необходимо, чтобы последовать за Хиркой. И да, ты убил Свартэльда. Своего учителя. Но это было его выбором, не твоим. Тебя обманули. Кто бы поступил иначе на твоём месте?

Ример отвёл глаза. Лучше бы Линдри осудил его, а не проявил понимание.

– Ты молод. Хотел бы я сказать, что различить верное и неверное с годами становится легче, но это не так. Всё наоборот. Чем старше становишься, тем больше узнаёшь. А я видел столько ошибок и несовершенств, что понимаю, насколько непросто сделать правильный выбор.

Ример усмехнулся.

– Она говорит не так.

– Хирка выросла не в Эйсвальдре, в отличие от тебя. Ты сын Совета. Тебя никогда не учили поступать по совести. Ты вырос с убеждением, что что бы ты ни сделал, это будет правильно. Семьи – это закон, а закон – это семьи. И всё же ты ведёшь борьбу против самого себя и поэтому становишься хорошим мужчиной. Сильным мужчиной. Только такому под силу справиться, даже потеряв всё.

– И сильной женщине, – ответил Ример, почувствовав, как опустились его плечи. Он чокнулся чаем со стариком. Капля напитка упала на стол и скрылась в трещине на дереве ещё до того, как он успел её вытереть.

– Знаешь, почему она это делает, Линдри? Потому что считает, что остановит войну. Думает, что убедит слепых перестать жаждать Потока. Вот что пытается совершить Хирка. Она уверена, что своей трескотнёй превратит трупорождённых в миролюбивых овечек. Глупая девчонка… Она способна камень вывести из себя, и из-за неё набирны совсем лишатся разума.

Линдри попытался скрыть улыбку.

Ример допил остаток чая.

– Что?

– Благодаря ей в тебе проявляются лучшие и худшие качества.

Так и есть, но это больше не имеет значения. Хирка не принадлежит ему и никогда не будет принадлежать. Она выбрала другой мир, другую жизнь. Если они когда-нибудь встретятся вновь, это произойдёт на поле битвы. Но Ример не может сидеть сложа руки и ждать подобного исхода. Он должен действовать.

Только сперва нужно немного отдохнуть. Здесь. У стола.

– Даркдаггар контролирует Совет, Линдри. И армию.

– Да, я слышал, ты говорил.

– Но не Колкагг, а они – гораздо более опасное войско по сравнению с тем, которым располагает Маннфалла. Только они могут противостоять слепым. Даркдаггар не должен получить власть над ними, Линдри.

Ример попытался выразить свои мысли словами, но те ускользали от него, делались неуловимыми, как Колкагги. Чёрные тени вне пределов досягаемости Даркдаггара. Но насколько они сейчас преданы Совету? Кто занял место Свартэльда? И как они примут Римера? Мужчину, который убил собственного наставника? Их наставника.

– А я по-прежнему Колкагга? Что они думают обо мне?

– Не знаю.

– Я должен это выяснить. У меня нет выбора.

– Ты сможешь выяснить это завтра.

Ример почувствовал, как на спину ему легло покрывало, и понял, что засыпает.

Проблема

Густой снег мешал разглядеть, куда ставить ноги. Ветер усилился и пробирал до костей. Хирка натянула всю свою одежду: подаренное Стефаном платье, запасной свитер, плащ от Ярладина и дождевик от отца Броуди сверху. Подарки тех, кого она, скорее всего, больше никогда не встретит. А увидит ли она вообще кого-нибудь?

Пока всё говорило о том, что её погребёт под снегом в этой замёрзшей пустыне. Слепым надоест постоянно ждать отстающую девушку, и они бросят её. Через сто лет трупорождённые откопают скелет существа, похожего на родственника мёртвого ворона Грааля. Косточки и куски кожи в одежде с надписью на английском языке, которую никто не поймёт.

Хирка заставила себя улыбнуться. Её окружают трупорождённые, холод грозит прикончить её, и она понятия не имеет, куда идёт. Настроение – важнейший инструмент для выживания в такой ситуации.

Их группа с трудом карабкалась по крутому склону, который сливался с небом. Сине-белая вечность слепила Хирку, а навстречу до сих пор не попалось ни одного дерева и не было видно никаких признаков живых существ. Только лёд и снег.

Выбившаяся из сил путешественница сжала челюсти, чтобы зубы не стучали. Щёки так замёрзли, что, казалось, скоро лопнут. Пот превратился в холодные жемчужины в волосах. Для каждого шага ей приходилось вытаскивать ноги из сугробов. Помогал шест. Полый шест, который мало весил, но много выдерживал. У каждого из них имелся такой. Ей сказали, что посох предназначен для дыхания на случай, если накроет лавина, к тому же по нему легче отыскать заваленного под снегом. Судя по всему, её спутники не шутили.

Хирка понимала, что скоро ей придётся остановиться. От ходьбы во рту уже появился привкус крови.

Девушка сощурилась и посмотрела на Скерри, которая неутомимо и ритмично шагала впереди, оставляя следы, чтобы облегчить путь всем идущим сзади. Хирка ни разу не заметила, чтобы женщина плотнее укуталась в плащ. Было совершенно непонятно, как она до сих пор не замёрзла до смерти.

На спине Скерри несла кожаный футляр в форме тубуса, похожий на колчан, но слишком большой для хранения стрел. Что-то подсказывало: не стоит даже надеяться на то, что в нём находится одеяло.

Всякий раз, когда лидер группы оборачивалась, чтобы посмотреть, куда подевалась отставшая девушка, бусины на чёрных косах бились о колчан. Звук казался похожим на град, и в глазах Хирки он приобрёл определённое значение. Это был укор, который гнал её дальше.

– Так кто это, Модрасме? – прокричала она в надежде, что для поддержания разговора Скерри придётся притормозить.

– Старейшина нашего дома, – ответила та и взглянула на рыжую полукровку. – Твоего дома, – добавила собеседница. Это прозвучало скорее как угроза, а не как утешение.

– Значит, дома получают название по имени ста…

– Поговорим, когда доберёмся.

Хирка прикусила губу. Может быть, кто-нибудь другой окажется более словоохотливым? Она оглянулась. Трое мужчин за её спиной шагали друг за другом. Того, кто шёл последним, звали Хунгль. Он был похож на стража с тёмными волосами и маленькой козлиной бородкой. Перед ним по снегу пробирался Грид, одетый так же легко, как и Скерри, которая переговаривалась только с ним. Казалось, они хорошо знают друг друга. Если бы его волосы не были настолько же светлыми, насколько волосы предводительницы группы – тёмными, они вполне сошли бы за брата и сестру. Хотя у Умпири редко рождается больше одного ребёнка. Наверняка именно этот факт позволил Граалю и Наиэлю занять то положение, которое они имели перед войной.

Ближе всех к рыжей путешественнице шагал мужчина с волосами стального цвета и овечьей шкурой на плечах. Кесколайль. Стрелок. Хирка немного помедлила, но остановилась: усталость взяла верх над испугом. Скерри тут же схватила её за руку и потащила вперёд.

– Не разговаривай с падшими, – сказала женщина.

– А кто…

– Мы обсудим его наказание, когда доберёмся до лагеря.

Лагерь…

От этого слова повеяло теплом костра. К Хирке вернулись силы, она пригнулась и зашагала дальше.

Но за что его наказали? Она украдкой взглянула на идущего следом за ней убийцу. На каплю у него на лбу. Больше ни у кого такой не было. Стрелок до сих пор ни разу не взглянул на девушку. Казалось, её для него не существует. Значит, его для неё тоже не должно существовать.

Склон стал настолько крутым, что для продвижения вперёд Хирке приходилось помогать себе руками. Она решила не смотреть на пальцы, которые наверняка посинели от холода. Но, по крайней мере, здесь, наверху, метель стихла.

– У вас что, дорог нет? – спросила обессиленная путница.

Скерри бросила на неё взгляд через плечо.

– Дорог? Хочешь сказать, ты готова к тому, что тебя заметят?

Хирке показалось, что Скерри не ждёт ответа, поэтому промолчала.

Местность стала более пологой: группа выбралась на занесённую снегом равнину. Скрюченные от ветра берёзы гнулись к земле. Первые деревья, которые девушка увидела в этом мире. Где-то крикнул ворон. Саму птицу не было заметно, но от облегчения в горле встал ком. Здесь есть жизнь. Не только слепые.

На другом конце равнины находилось скопление остроконечных палаток. С подветренной стороны они были заметены снегом, но ткань выдерживала. Хирка огляделась и рассмотрела по крайней мере три места, где можно было укрыться лучше, но, судя по всему, никто и не думал о таких вещах.

Замёрзшая путешественница мечтала о повозке и тёплой еде. Вряд ли она получит их здесь. Она заметила, что снова отстала, и поспешила догнать Скерри.

– Это и есть лагерь? – спросила она у предводительницы. – Вы здесь спите? На равнине?

– Да.

– Но… Вдруг придут дикие звери?

Собеседница нахмурилась. Её лоб прорезала вертикальная морщина.

– Что ты такое говоришь?

– Возможно, нам следовало бы… Что, если на нас нападут?

Скерри оскалила зубы. Хирка отступила на шаг и чуть не упала. Умпири не нужно бояться диких зверей. Они сами дикие звери.

– Ты хочешь сказать, что мы не пережили бы нападения?

Девушка помотала головой.

– Нет. Нет, совсем нет. Я больше думала… о себе. В общем-то… – к концу фразы у неё закончились слова. Она съёжилась под взглядом Скерри и ощутила себя волосинкой в супе.

Горячий суп…

Женщина зашагала вперёд. Хирка пошла за ней. В уме она уже составила список вещей, о которых, судя по всему, спрашивать не следует. Например, о лошадях. Вероятно, о повозках тоже. Ни о чём, что указывает на неспособность Умпири передвигаться самостоятельно или на возможность испытывать усталость. И ни при каких обстоятельствах не стоит интересоваться, испытывают ли слепые страх.

Им навстречу шли две трупорождённые. Женщины, совсем не похожие друг на друга. Брюнетка была одета в длинную мантию, как авгур или учёный. Облачение блондинки сшили из кожи и меха, как охотничье. Или как воинское, если судить по свирепому выражению её лица. Они принялись переговариваться со Скерри на языке, которого Хирка не понимала. На наречии слепых.

Наречии Умпири.

Оно было чужим и всё же казалось знакомым. Слова вызывали в рыжей полукровке какой-то отклик. Как будто она учуяла запах, который в последний раз вдыхала в глубоком детстве. Новый язык, и в то же время он – её часть.

Обе женщины посмотрели на Хирку и слегка согнули одно колено в подобии приветствия. У девушки возникло ощущение, что ей следует сделать то же самое. Она начала преклонять колено и вдруг почувствовала, как кто-то схватил её за шею. Скерри толкала её впереди себя к одной из палаток, а затем втолкнула внутрь. Хирка думала, что провожатая войдёт следом, но та осталась на улице раздавать команды лающим голосом.

Гостья этого мира была только рада остаться в одиночестве. Она огляделась. В палатке едва ли хватило бы места двоим. Навес поддерживал установленный посередине шест. Пол оказался неровным, но сухим, хотя и тряпичным. Наверное, двухслойный. Или промазан снизу жиром. На звериной шкуре лежали два скрученных шерстяных одеяла. Больше ничего. Ни масляной лампы, ни чашки для питья.

Хирка отложила свой посох и опустилась на колени. Она устала, хотела есть и пить, но не могла понять, что важнее утолить.

Жажда.

Она стянула со спины мешок и сняла закреплённый на нём мех с водой, которую пыталась пить по дороге, но они останавливались слишком редко, а жидкость была слишком холодной. Хирка повозилась с пробкой, которая напрочь примёрзла к бурдюку. Сил открыть её не осталось, к тому же пальцы потеряли чувствительность.

В глазах защипало. Слёзы подобрались угрожающе близко. Что с ней такое? Неужели она расплачется в первый же день пребывания в месте, куда сама решила отправиться? Ради сохранения мира. Ради того, чтобы трупорождённые не разорили Имланд. Вот что нужно помнить. Вот за что следует уцепиться. Мир. И ещё необходимо выяснить, как избавить Римера от клюва.

У него в горле клюв. Клюв ворона. Грааль имеет над парнем такую же власть, какую имел над Урдом. А Урд сгнил…

Хирка отбросила мех с водой, ощутив, что под полом палатки лежит крайне раздражающий ком снега, и принялась отчаянно колотить его обеими руками.

А чего она, собственно, ожидала? Кого она думала здесь встретить? Семью? Неужели она настолько наивна? Неужели она так и осталась маленькой девочкой, которой очень хочется хоть где-то чувствовать себя дома?

Звериную шкуру отбросили в сторону, и в палатку вошла Скерри. Хирка вскочила на ноги. Она вздрагивала каждый раз, когда видела лицо провожатой: чёрные волосы, чёрные губы и бледную кожу. Женщине можно было бы дать зим двадцать пять, если бы та не являлась Умпири. Молодая, похожая на девчонку. Прекрасная и опасная – жуткое сочетание.

– Сядь, – гаркнула вошедшая. Хирка послушалась.

Скерри устроилась напротив. Кожаный корсет скрипнул и принял форму её сильного тела.

– Куро, – сказала она и кивнула на ларец, привязанный к мешку девушки.

– Куро? – она никак не ожидала услышать здесь это имя. Оно принадлежало ей. Она сама его выдумала, когда Наиэль ещё был вороном.

– Сердце, – нетерпеливо ответила Скерри. – Это значит сердце. Дай мне посмотреть на него.

Хирка улыбнулась бы, узнав, как переводится это слово, если бы оставались силы. Она отвязала ларец и взяла его в руки. Очень скромный, если учесть, что находилось внутри. Скучная металлическая коробка, матовая, как истёртое лезвие ножа. Холодная на ощупь. Перед тем как пройти через врата, путешественница между мирами беспокоилась, что лёд внутри шкатулки растает. Какая ирония…

Хирка открыла боковые замки и подняла крышку. Сердце Наиэля лежало в колотом льду. Бледное, как сжатый кулак. Казалось, до сих пор можно было почуять его запах. Брат Грааля. Брат отца. В Имланде он являлся Всевидящим, а здесь, в Дрейсиле – кем-то совершенно другим. Преступником. Врагом народа.

Скерри дёрнула ларец к себе, закрыла глаза и сделала глубокий вдох, как будто запах служил ей пищей. Чёрные губы растянулись в насмешливой улыбке.

– Наиэль…

Её шёпот стал хриплым от ненависти, и Хирка внезапно поняла, насколько эта женщина была близка с покойным дядей. Наверняка они знали друг друга. Девушка уставилась на неё.

– Ты была там…

Скерри открыла глаза. Молочно-белые. Далёкие от действительности. Устремлённые в точку далеко за пределами палатки.

– Я принесла клятву после окончания войны. Когда поняла, что он нас предал. Когда увидела, как он поймал и мучил своего брата. Я поклялась, что вырву это сердце своими собственными когтями. Я тысячу лет ждала того дня, когда снова почую его запах. Тысячу лет. И вот он здесь. Что ещё остаётся, кроме как вернуть то, что принадлежит нам?

Хирка не ответила, опасаясь, что если неправильно подберёт слова, Скерри может впиться ей в горло. Чёрные губы подрагивали. Трупорождённая женщина боролась с историей, частью которой являлась рыжая полукровка. Принесённое ей сердце так разозлило слепую? Неужели Ример сделал то, что мечтала собственноручно совершить она?

В воздухе повисла неприязнь. Хирка толкнула пальцем крышку ларца, и та закрылась. Скерри очнулась от транса и провела языком по губам. Чёрный цвет на них не поблек. Это что, татуировка? Она сделала их чёрными навсегда?

Хирка отставила шкатулку в сторону.

– У нас есть проблема. – Собеседница помотала головой, и косички хлестнули её по спине. Как будто зверь отряхнулся от влаги.

– Что за проблема?

– Ты.

Хирке хотелось запротестовать, но она слишком нервничала. К тому же ей невольно стало интересно, в чём заключается упомянутая проблема.

Скерри склонила голову набок. Птичье движение напомнило о Наиэле и Граале. Хирка решилась задать вопрос:

– Мы из одной семьи?

Трупорождённая заморгала, как будто её застали врасплох, но быстро взяла себя в руки.

– Мы связаны, но не по крови, лишь принадлежим к одному дому. Ты встретишься со своими кровными родственниками, когда мы доберёмся до Гиннунгада, в этом-то и заключается проблема. Мне необходимо немедленно отправить ворона. Я должна сообщить, что ты находишься здесь. Что ты прибыла. Но что мне сказать?

– Что ты имеешь в виду?

Скерри подняла подбородок и посмотрела на Хирку свысока, как будто та была идиоткой.

– Ты такая же, как наши враги! Посмотри на себя! У тебя глаза, как у них. Нет когтей. Нет клыков. Ты медленная. Слабая. Жалкая, как они. Ты больше человек, чем Умпири. И ты разговариваешь только на зверином языке.

Хирка почувствовала, как застыло её лицо. К сердцу подползал стыд, будто её отбросило назад во времени. Она снова очутилась в Эльверуа с отцом, который постоянно пытался спрятать её из-за происхождения. Илюме прогнала её, когда она спросила о Римере. Она была чудовищем. Бесхвостым потомком Одина. И здесь повторялось то же самое.

Хирка снова сделалась маленькой, и это раздражало. Она стиснула зубы.

– Приношу извинения, если не оправдала ваших ожиданий.

Скерри фыркнула.

– Извинения не помогут. Из тебя требуется сделать что-нибудь приличное, прежде чем показывать остальным, а это должно случиться скоро. Честно говоря, я поняла, что такая проблема возникнет, едва услышала о тебе. Грааль рассказывал немного… уклончиво.

– Значит, это ты с ним беседовала?

– Я. Больше никто.

В её голосе звучала гордость. Грааль имел кое-какой вес, и, возможно, только по этой причине Хирка сама до сих пор жива. Пусть так и будет. Она отказывалась страдать, выслушивая список своих недостатков. Она уже слышала это много раз.

– Просто скажи, что надо делать.

Скерри некоторое время внимательно рассматривала свалившуюся ей на голову полукровку, а потом резко встала.

– Я скажу, что ты явилась. И больше ничего. Посмотрим, что можно сделать. Самое важное – это язык. Ты не должна приволочь их бормотание в наш дом. Уни будет наставлять тебя по дороге.

– Уни?

– Служанка, которая работает в нашем доме. Она грамотная и сможет научить тебя разговаривать нормально. А ещё расскажет, как следует себя вести. – Глаза Скерри скользили по телу девушки. – С одеждой разберёмся позже.

Язык, манеры, одежда… Всё это не слишком беспокоило Хирку. Если ей и нужен учитель, так тот, кто понимает Поток.

– А как же… – она чуть было не сказала «слеповство», но вовремя остановилась. – Что насчёт Потока? Мне надо поговорить с кем-нибудь, кто знает о клювах.

Хирка коснулась рукой горла, чтобы проиллюстрировать свой вопрос.

Скерри смотрела на собеседницу пустым взглядом.

Нужно найти другой подход. Такой, чтобы новая знакомая захотела помочь ей. Захотела ответить. Иными словами, надо давить на гордость.

– У вас что, действительно нет никого, кто понимает действие Потока?

Глаза Скерри сузились до белых полосок.

– Конечно, есть! Лучшие! У нас есть потокоплёты и всевидящие, но о них тебе беспокоиться не следует. Здесь и сейчас они для нас неважны.

Всевидящие? У слепых есть всевидящие?

Конечно. Откуда бы ещё он взял идею?

Хирка усмехнулась. Наиэль покинул собственный мир, но захватил с собой то, что знал.

Скерри развернулась, чтобы уйти.

– Это твоя палатка, – сказала она на прощание. – Оставайся здесь. Уни придёт за тобой, когда я отправлю ворона. Потом ты встретишься с остальными.

Женщина отодвинула в сторону шкуру, впустив внутрь свет, и снова взглянула на Хирку.

– И ещё одно. Если ты ещё раз попытаешься поклониться перед вассалом дома, я сломаю тебе колени.

Скерри выскочила на улицу так, что только косички мелькнули.

Хирка закрыла глаза.

Не спрашивай о лошадях. Не критикуй местоположение лагеря. Не преклоняй колени.

Судья

Хирке недоставало понимания и знаний, но постепенно она начала понимать, что слишком много информации – хуже, чем никакой.

На умонийском имя Уни означало «язык во рту». Женщина, которая должна была стать учителем Хирки, носила такое прозвище, и та скоро сообразила почему. Служанка всё время говорила без умолку. В отличие от Скерри, она не испытывала никаких мук от того, что говорит по-имландски, так как была слишком молода и не принимала участия в войне, а потому проявляла неуёмное любопытство и, похоже, почти не имела предрассудков.

Уни начала изучать имландский два года назад, потому что так пожелала Скерри. «Пожелала» – так служанка и выразилась. Хирка подозревала, что более точно было бы «приказала». Только сейчас её учительница поняла, для чего это понадобилось. Тайну о том, что уже не все каменные врата мертвы, тщательно оберегали.

Уни искренне интересовало всё, что Хирка решилась рассказать ей о жизни в других мирах, а потому постоянно отвлекалась от преподавания рыжей полукровке основ подобающего поведения и, конечно, представления, какое место та занимает в иерархии. Казалось, последнее было важнее всего.

Из всех слепых, что встречались Хирке, Уни почти не пугала её. Может быть, из-за ямочек на щеках. Или из-за мыслей о тепле, которые навевали её русые волосы. Или из-за плаща, свободного и просторного и совершенно не предназначенного для выставления тела на всеобщее обозрение. И ещё, конечно, из-за того, что служанка всё время говорила. Это помогало, потому что с Хиркой больше никто не общался.

Она наверняка провела в палатке с Уни много часов, так как формально не была представлена никому другому. Скорее всего, так пожелала Скерри.

Наставница откинула шкуру и держала её, чтобы Хирка могла наблюдать за улицей во время их разговора. В пределах видимости собрались четверо спутников, не хватало только Скерри. Уни указала на Грида, который стоял чуть поодаль в узком жилете, отороченном мехом, и вытряхивал снег из полого шеста. Сильные жилистые руки были обнажены.

– Гриду ещё не исполнилось и трёх сотен лет, но он выиграл много… как это называется? Турниров. Он тренируется со Скерри, они дружат. Только они принадлежат к Дрейри. Это означает, что в них…

– Течёт кровь первых… – Хирка слишком хорошо это запомнила.

– Да, правильно. Дрейри происходят от старых кровных линий. Только у них есть именные дома. Мы же, остальные – обычный народ. Умпири. Мы работаем на древние семьи. Хунгль и Тила, что стоят вон там, служат дому Модрасме.

Хирка посмотрела на Хунгля с козлиной бородкой и светловолосую Тилу. Её не было у каменного круга, она дожидалась дочь Грааля в лагере вместе с Уни.

– Не очень-то они похожи на слуг, скорее на воинов, – сказала девушка.

Наставница прикрыла улыбку ладонью.

– Мы говорим «слуги». У домов нет воинов. Нет стражей. Они не стремятся произвести впечатление. Вместо этого у них есть слуги. Потому что…

– Потому что им не нужна помощь для защиты…

Уни закивала головой.

– Хунгль немного говорит по-имландски, но не слишком хорошо, а вот… – она посмотрела на Хирку и нервно прикусила губу, – тебе придётся хорошо освоить умонийский, прежде чем предстать в верховном доме.

Путешественница сделала вид, что не слышит. От мысли, что её будут кому-то показывать, её бросило в пот даже на морозе. Уже сейчас совершенно очевидно, что она не сможет оправдать ожиданий на свой счёт.

– Они там костёр разводят? – с надеждой спросила Хирка.

– Да, я знаю, что ты замерзаешь быстрее, чем мы. Самые выносливые – это Дрейри. Им тоже бывает холодно, но…

– Они очень стараются сделать вид, что это не так?

– Ты быстро учишься.

– Быстрее, чем он? – Хирка кивнула в сторону мужчины с каплей на лбу, волосами стального цвета и каменным выражением лица, который направлялся к костру с охапкой корявых веток.

– Он квессар. Один из падших. Их было двое, но второй, как я слышала, сегодня умер. Именно поэтому их всегда должно быть двое. Чтобы один мог убить другого, если потребуется. Но большее количество с собой брать нельзя.

Хирка следила за стрелком глазами. Он положил дрова в костёр.

– Почему нельзя?

– Как бы объяснить, – задумалась Уни. – Вот возьмешь с собой больше двух мужчин, которым нечего терять, и если что-нибудь пойдёт не так, благодарить придётся только себя, верно?

Вопросы жгли Хирке язык, но служанка не дала шанса задать их.

– Падшие не принадлежат ни к одному дому, и их можно опознать по капле или по имени. Вот этого звали Колайль, но после падения его окликают Кесколайль. Кес – это приставка, которая происходит от слова «квессар», которое означает…

Внезапно перед входом в палатку возникла Скерри.

– Ты зря тратишь время, Уни. Ты научила её правильно представляться? Или названиям верховных домов?

Молодая наставница поспешно вскочила на ноги. Предводительница отослала её и опустилась на корточки у палатки. Хирка заставила себя остаться сидеть на пороге, хотя ей очень хотелось заползти внутрь. Скерри пристально смотрела на неё.

– Хунгль и Кесколайль участвовали в войне. Это значит, что они раньше уже видели таких, как ты. И они знают ваши недостатки. Но мы не можем позволить себе ждать, пока поползут слухи о том, что ты слаба. Нам придётся немедленно показать, кто ты есть на самом деле. Сейчас мы этим займёмся. Я скоро задам тебе вопрос, на который ты должна ответить одним словом – «во2роны». С этим даже ты справишься. Ты понимаешь меня?

Хирка не понимала, но всё равно кивнула.

Скерри поднялась и жестом позвала подопечную за собой. Та выбралась на улицу и тут же подумала, не вернуться ли назад за плащом, но не решилась, проследовав в итоге за провожатой к костру. Хунгль и Тира соорудили себе скамейки из снега и сидели, глядя, как разгорается пламя. Уни подбежала к огню и тоже заняла место рядом. Грид, конечно, остался стоять. Наверняка сидеть – настоящее мучение для Дрейри.

Падший устроился поодаль и отламывал сосульки от овечьей шкуры.

Скерри указывала на тут же закоченевшую девушку, обращаясь к остальным на умонийском. Хирку подташнивало. Она не знала, что происходит, ей всего лишь предстояло исполнить роль. Знать бы ещё, что это за роль…

Трупорождённая закончила и повернулась к рыжей полукровке.

– Кесколайль выпустил стрелу в твою сторону. Каков будет твой суд, Хирка, дочь Грааля, сына Рауна из дома Модрасме?

Путешественница между мирами наморщила лоб. Суд? Её просят наказать падшего? Мужчину с каплей на лбу? Видимо, да. Но ведь не за то, что он убил другого по приказу Скерри? Наверное, его обвиняют в том, что он стрелял в направлении Хирки. Как будто это могло представлять какую-нибудь опасность. Тот, кто может попасть в мишень с такого расстояния в подобную погоду… Он бы не промахнулся.

Так за что?

Скерри просила её ответить «во2роны». Какое отношение они имеют ко всему этому?

Мёртвых скармливают во2ронам.

Семьи Совета в Имланде позволяют воронам пожирать тела умерших. Неужели этот обычай Наиэль тоже принёс с собой с родины? Значит, сейчас её просят приговорить падшего к смерти. Сделать его кормом для птиц. За то, что он выполнил приказ?

Тишина вокруг костра наполнилась ожиданием. Языки огня вытягивались на ветру, как будто хотели добраться до Хирки.

Она промёрзла до костей. Ей сообщили, что сказать, но слово никак не желало появляться наружу. Дочь Грааля смотрела на мужчину, которого должна осудить, но он не встречался с ней глазами. Ни с ней, ни с кем другим. Он знал, что происходит, и тем не менее сидел и чистил шкуру, как будто ничто из этого его не касается. Волосы цвета стали. Твёрдо-серый взгляд. Неужели этот Кесколайль весь сделан из металла?

Хирка должна была что-нибудь сказать. Все смотрели на неё и ждали. Она не понимала почему, но Скерри желала услышать то слово, чтобы всё вышло так, как она задумала. Путешественница между мирами кашлянула.

– Мне говорили, что Умпири не убивают Умпири.

Хунгль собрался было отпить воды из меха, но почти всё пролил. Тила пристально посмотрела на соседа, и он взял себя в руки. Уни, казалось, вот-вот сжуёт нижнюю губу.

Скерри согнула шею, как разъярённый бык. Хирка видела, как задрожали её косички.

– Ты здесь новичок и не знаешь обычаев, – сказала глава группы с напускным спокойствием. – Мы должны проявить понимание. Он не Умпири. Он квессар. Один из падших. Но поскольку никто здесь не может привести приговор в исполнение, ты вынесешь свой вердикт, когда мы доберёмся до Гиннунгада. До тех пор – думай.

Скерри прошла мимо Хирки и скрылась в своей палатке. Глубоко озадаченный Грид кивнул дочери Грааля и проследовал за Скерри.

Девушка же осталась стоять у костра, совершенно не понимая, что делать. Пока внезапно не обратила внимание на когти, обхватывающие колени, обнажённые клыки. Её окружали чужаки, которые ожидали услышать смертный приговор падшему. Их одежда сразу стала казаться неподобающей, больше похожей на камуфляж.

Хирка уловила дрожь в своём дыхании и взмахнула руками в бесполезной попытке стряхнуть с себя всё происходящее.

– И что же нужно сделать, чтобы раздобыть здесь немного еды?

Хунгль рассмеялся. Уни встала.

– Я принесу печенье.

Хирка посмотрела на Кесколайля.

Колайль. Его зовут Колайль.

Замёрзшая и чужая в этом мире полукровка была уверена, что никогда не станет называть его иначе, ведь теперь ей известно настоящее имя стрелка.

Он поднял глаза и в первый раз посмотрел на Хирку с ничего не выражающим выражением лица. Потом снова опустил глаза и продолжил отламывать сосульки от шкуры.

Колайль

Снегопад утих и уступил место вызывавшему уныние холодному туману. Но Хирка предприняла необходимые меры. После морозной и почти бессонной ночи она начала воплощать в жизнь свой проект по выживанию. Чулки. Толстые шерстяные носки. Штанины завязать поверх сапог, чтобы не застрять в сугробах. Затем нарезала шерстяное одеяло полосками и замотала ими руки и пальцы. Ещё раньше удалось растопить снег в мехе, но вода уже давно кончилась, а оставшиеся капли превратились в лёд. Мысль об этом вызвала у Хирки приступ жажды. Поверх её мешка была привязана палатка, поэтому теперь груз стал тяжелее, чем вчера.

Но девушка упрямо шагала вперёд. Она знала, что сзади идут Тила и Колайль, и поглядывала на остальных, которые поднимались по тропинке впереди, словно тени в тумане, не проявляя никаких признаков, что собираются сделать привал. Особенно Скерри и Грид. Всегда впереди. Всегда первые.

Однако Хирка проснулась сегодня раньше всех, выиграв достаточно времени и ощутив некоторое превосходство. Не слишком серьёзный повод для гордости, но прямо сейчас большего и не требовалось.

Беглянка из Имланда подумала, что Наиэль тоже много спал, причём практически везде, где мог. В теплице в Йорке. В машине Стефана. В самолёте. Хирка улыбалась, пока не вспомнила, как всё отправилось прямиком в Шлокну. Сейчас в ларце за плечами она несёт его сердце.

Хунгль и Тила ночевали в одной палатке, расположенной ближе всех к навесу дочери Грааля: то ли чтобы не дать ей сбежать, то ли чтобы никто не смог причинить ей вреда. Ни одна из причин не внушала Хирке чувства безопасности.

Прошлым вечером она выступила против Скерри и сорвала какой-то извращённый и непонятный план. Вероятно, теперь эта трупорождённая женщина свернёт ей шею при первой возможности.

Хирку не покидало острое ощущение, что её жизнь балансирует на лезвии ножа, которого даже не видно. Достаточно ли хороша полукровка? И для чего? И в чьих глазах? Она боялась, что это выяснится раньше, чем ей бы хотелось.

Но уже стало ясно, что здесь имеются всевидящие. Умпири, которые разбираются в слеповстве. Кто-то из них должен знать, как вернуть Поток. Наиэль уничтожил его, использовав мёртвых, и в мгновение помешательства она пообещала Граалю всё исправить. В обмен на мир. Неужели она сама верила в то, что говорила? Безумие. Исцелить Поток…

Исцелить Римера.

Хирка согнула шею, пошла дальше и уткнулась прямо в спину резко остановившегося Хунгля. Тот повернулся к ней. Козлиная бородка была перехвачена шнурком.

– Дорога… Её нет, – беспомощно произнёс стрелок на помеси имландского и умонийского, а затем указал на Скерри и Грида. Дрейри стояли и разговаривали около тёмной раны в горной стене, куда уходила тропа.

Подбежала Уни.

– Дорогу завалило. Они найдут другой путь. Жди здесь, Хирка, – сказала она и поманила Хунгля за собой.

Тила протиснулась мимо девушки и пошла следом за остальными слугами посмотреть, что случилось.

Хирка облокотилась о камни и вознесла благодарность за передышку. За возможность немного побыть одной. Но она не осталась в полном одиночестве.

Колайль стоял прямо у неё за спиной, погрузив когти в снег. Видимо, пил через них. Хирка видела, как другие делают то же самое. Казалось, для них не имеет значения, чем пить – ртом или когтями. Это жутко раздражало. У неё имелся только обледеневший бурдюк для воды, который гремел, как скелет костями, а остальные могли просто опустить пальцы в сугроб и насладиться водой…

Хирка скинула мешок и положила его в стороне. Потом сжала снег в руке и отправила ком в рот. Он медленно таял. Капля. Две. Язык онемел от холода. Девушка выплюнула лёд и заметила, как Колайль смотрит на неё. Что это за выражение? Удивление? Или он пытается скрыть, как ему смешно?

Овечья шкура на плечах падшего была такой же серой, как и волосы. Казалось, на широкие плечи налип грязный снег. Густая щетина и мощные челюсти делали слепого похожим на отца, как с удивлением отметила Хирка. Похожим на не слишком красивого Торральда.

Воспоминания о нём отдались уколом грусти. Дочь Грааля уже давно не реагировала на них так остро. Надо сосредоточиться на чём-то другом. На мыслях о выживании. Вода. Ей нужна вода.

Хирка подошла к Колайлю и взяла его за руку. Он вырвал кисть так поспешно, словно её собирались отрубить. Девушка снова взяла ладонь падшего, который на этот раз не стал сопротивляться, и поднесла её к губам.

– Подожди…

Первое слово, которое Хирка услышала от Колайля. На имландском.

Всё верно. Он участвовал в войне.

Он опять опустил когти в снег, поднял и позволил девушке схватить их. Она положила пальцы слепого в рот и почувствовала, как в горло полилась вода. Такой тёплой воды она не пила больше суток. И это было невообразимо прекрасно.

Хирка ухватила стрелка за запястья и присосалась к когтям. Они подрагивали на языке. А потом мужчина рывком отнял руку.

Дочери Грааля показалось, что она совершила нечто ужасное. То, чего делать не стоило. Она вытерла стекающую по губам каплю воды до того, как та превратилась в лёд.

Колайль смотрел куда-то мимо Хирки, и она проследила за взглядом.

На тропинке стояла Скерри, сжав чёрные губы в узкую полоску, и прокричала что-то непонятное Колайлю. Тот прошёл мимо девушки и удалился, предал её, оставив наедине с предводительницей отряда.

Скерри была в ярости. Она подошла к Хирке и ударила по лицу. Та подняла руку, чтобы защититься, но было слишком поздно. Пощёчина обожгла кожу.

– Ты не станешь прикасаться к падшим! Ты не будешь унижать свой дом!

Охваченная паникой Хирка попятилась, чувствуя, как по щеке течёт горячая кровь. Когти… Сколько вреда они нанесли? Девушка коснулась лица рукой и посмотрела на ладонь. На импровизированной перчатке отпечатались две красные полоски. Маленькие царапины. Ничего серьёзного. Капюшон помешал.

Скерри пристально смотрела на подопечную. Ярость, судя по всему, понемногу затихала, превращаясь в смятение. До Хирки дошло: женщина ждёт, что царапины моментально затянутся, и от этого испытала удовлетворение с привкусом горечи.

– Всё верно. На мне раны заживают не так, как на вас.

Скерри закрыла глаза и расстроенно вздохнула.

– Даже этого ты умудрилась не унаследовать… Ты ведь не обязательно должна выжить, правда?

Трупорождённая плотнее обмотала капюшон вокруг головы Хирки.

– Не дай им заметить. Они и так не слишком высокого мнения о тебе, – сказала Скерри и удалилась.

Напуганная и разозлённая девушка задушила приступ гнева и пошла следом.

Хирка никак не могла заснуть. Отряд разбил лагерь у подножия ледяной скалы, которая вздымалась из-под снега и нависала над палатками подобно огромному клыку. Угрожающе. Угнетающе. Каждый раз, закрыв глаза, девушка слышала потрескивание, как будто ледяная глыба в любой момент могла обрушиться и раздавить всех.

Место для ночёвки выбирала Скерри. Наверняка она сделала это из мести, поскольку Хирка раскритиковала место прошлого лагеря.

В соседней палатке храпел Хунгль. Его храп был похож на рычание собаки. Лёд трещал.

Путешественница между мирами перевернулась на другой бок. Свитер закрутился вокруг тела. От неё пахнет жареной рыбой, хотя наверняка ей это только кажется. Наверное, мозг тоже отмирает на морозе… Хирка не пробовала нормальной еды с момента прибытия сюда. Слепые погружали когти в отвратительное на вкус зелёное печенье. Уни сказала, его делают из водорослей и гриба, который растёт в пещерах. В походных лепёшках содержались почти все вещества, необходимые Умпири.

Хирка спросила, едят ли они когда-нибудь обычным способом. Её способом. Оказалось, слепые проводили подобные трапезы несколько раз в год во время торжеств и на следующий день обычно мучились от боли в желудке. Похоже, когда-то они ели привычным в Имланде способом, а потом просто взяли и перестали. Зато пили много всего странного. Возможно, потому, что пить разрешалось сидя.

Нет, Хирка готова была поклясться, что учуяла запах рыбы, жирной и свежей, а потому подползла к выходу из палатки, отодвинула шкуру в сторону и выглянула наружу.

Неподалёку в темноте девушка различила красные искры. Остатки костра.

Она натянула холодные, но сухие сапоги, обернулась одеялом, вышла на улицу и, как зверь, направилась на запах еды. Было темно и невозможно рассмотреть что-то, кроме снега под ногами. Ночи стояли чёрные. Чернее, чем в Имланде.

У костра сидел кто-то большой со шкурой на плечах и шевелил веткой дотлевающие угли.

Колайль.

Хирка помедлила. Щека всё ещё горела после удара Скерри. Но полукровка и изгой не испытывала стыда от прикосновения к кому бы то ни было, даже если это шло вразрез с тем, чего от неё ожидали. Она больше не являлась гнилью и может трогать всё, что взбредёт в голову, сидеть с кем пожелает и есть с кем захочет.

Хирка подошла ближе, уверенная, что слепой уже давно услышал её шаги. Живот подводило, и не только от голода. Нужно что-нибудь сказать. Но что? Формально их друг другу не представили.

– Колайль?

Он хмыкнул, точнее, издал короткий смешок.

– Не здесь.

Хирка не сразу поняла, что имеет в виду собеседник. Что здесь его так не называют.

Она приблизилась вплотную.

– Но ведь это твоё имя?

Стрелок кивнул. На камне рядом с ним было свободное место.

– Можно, я сяду? – спросила Хирка.

Стальной мужчина с седыми волосами, посеребрённой щетиной и немного впалыми щеками выглядел похожим на мертвеца, и даже слепые глаза казались какими-то раскосыми.

Хирка долго привыкала к бельмам Наиэля, которые являлись наглядным объяснением всем небылицам, которые рассказывали о слепых.

– Думаю, ты вольна делать всё, что сердце пожелает, – с горечью произнёс Колайль.

Девушка немного ослабила обмотанное вокруг тела одеяло, чтобы сесть. Над костром нависала воткнутая в снег палочка с большой форелью длиной с предплечье на конце. От запаха жаркого желудок сжался. Хирка сглотнула слюни.

– Не знала, что вы едите рыбу, – сказала она.

– Угощайся.

Предлагать дважды не пришлось. Проголодавшаяся девушка схватила импровизированный вертел и вонзила зубы в подрумяненную тушку, откусив и проглотив три больших куска, прежде чем вспомнила, что надо спросить, не хочет ли рыбы сам Колайль. Однако тот лишь помотал головой.

Хирка не помнила, когда в последний раз ела такую вкуснятину, и слопала всё, что в рыбе было съедобного, оставив только кости. Колайль вонзил в них когти, и очень скоро остатки пиршества превратились в нечто, напоминающее бесформенный ком.

Как могло случиться, что Хирка принадлежит к этому народу? Неужели в ней действительно течёт та же кровь, что и в тех, кто до такой степени не похож на неё? Они совершенны и в то же время ужасны. А ещё… бесстрашны. Она же всю жизнь провела в страхе.

– Так сколько…

– Скажи, – прервал он Хирку, – кого из нас ты пытаешься убить? Меня или себя?

– А от разговоров умирают?

– Не прикидывайся дурочкой, ты не настолько глупа.

Он прав. Хирка прекрасно понимала, что имелось в виду. Он падший. Девушка не представляла, что это означает, но ей доступно объяснили, что его не стоит записывать в друзья. Поэтому она решила действовать честно и прямо.

– Я могла забрать у тебя жизнь вчера вечером. Этого достаточно.

– Если ты ждёшь благодарности, то тебе придётся долго здесь сидеть.

– Если ты считаешь, что мне нужна благодарность за то, что я ни у кого не отняла жизнь, то ты сам слишком долго просидел на морозе.

Колайль посмотрел собеседнице в глаза, но ничего не сказал.

Она помяла снег в ладони, чтобы удалить рыбий жир.

– Почему ты промолчал, когда она захотела наказать тебя?

Слепой снова хмыкнул и покачал головой, как будто никогда не слышал более дурацкого вопроса, и лишь спустя несколько минут всё же ответил:

– Потому что меня приговорили к смерти уже в тот момент, когда Глимау побежал.

Глимау…

Съеденное тяжким грузом легло в животе у Хирки. Мужчина, которого убили у неё на глазах, больше не был чужаком, упавшим в снег. У него появилось имя. Костёр выплёвывал искры в чёрное небо.

– Почему? – спросила она.

Колайль взглянул на палатки и понизил голос:

– Я мог не стрелять и умереть за это. Или попытаться поймать беглеца, не справиться и умереть за это. Или мог выстрелить и, возможно, жить дальше. Что бы ты сделала?

– Выпустила стрелу так, чтобы промахнуться?

Слепой посмотрел на собеседницу золотыми в свете костра глазами, и она отвела взгляд, осознавая, что ответила слишком легкомысленно. Слишком самоуверенно. По правде говоря, она понятия не имела, как поступила бы на месте Колайля. Хирке захотелось исправить ошибку, объяснить, что она всё понимает. Что она не дурочка.

– Я знаю, дело не в том, в какую сторону ты стрелял. А в том, чтобы остальные смотрели на меня так, как они смотрят на неё. Вот чего она добивалась.

Эта мысль была настолько жестокой, что Хирка закусила губу. Скерри попросила её приговорить мужчину к смерти, чтобы продемонстрировать решительность. Чтобы напугать. Потому что подопечная была полукровкой.

– Но этого не будет, – продолжала она. – Я не такая, как она. Как вы. Я…

– Маленькая. – Колайль наклонился вперёд и поставил локти на колени. Он казался слишком большим и близким. Предплечья были обмотаны косматым мехом. – Ты маленькая. Медленная. Слабая. Быстро мёрзнешь. Тебя весь день надо поить. Неудивительно, что на тебя уже делают ставки. Тила поспорила на две порции еды, что ты погибнешь до того, как мы доберёмся до города, и, честно говоря, для тебя это был бы лучший выход. Каждому идиоту понятно, что тебе придётся проделать долгий путь, чтобы стать Дрейри. Чтобы начать походить на тех, кто принадлежит к дому Модрасме.

Хирка уставилась на собеседника. Он не смеялся, но уголки его губ подрагивали от сдерживаемого веселья. Это согрело её намного больше тепла костра.

– А тебе не кажется, что твоя честность – это уже перебор? – спросила она. – Учитывая, что меня попросили придумать для тебя подходящее наказание по дороге?

Слепой снова засмеялся. Серая чёлка затряслась.

– Как будто тебе хоть раз в жизни случалось кого-нибудь казнить.

Улыбка Хирки померкла от воспоминаний о Майке и о ноже, который воткнула в него в переулке у церкви. О горячей крови на холодных руках.

Колайль взглянул на расстроенную девушку.

– Значит, случалось? Несчастный случай, да?

Она помотала головой и стиснула шерстяное одеяло на груди. Хирка забрала жизнь, и это не являлось несчастным случаем. Она была напугана. Пребывала в отчаянии, да. И всё же… В глубине души знала, что её лезвие не случайно нашло верную дорогу между рёбер.

Колайль пожал плечами.

– Ну, тогда я стану очередной зарубкой на шесте. Ты уже приговорила меня к смерти. Если ты считаешь, что Скерри позволит тебе принять другое решение, то ты глупее, чем кажешься.

– И тебя это нисколько не беспокоит? Она же хочет отобрать у тебя жизнь безо всякой причины.

– Рано или поздно причина бы нашлась. Кролики всегда умирают.

Хирка повернулась к мужчине. Ей показалось, она неправильно расслышала.

– Кролики? Какое это имеет отношение к кроликам?

– Это… Как это у вас называется? Пословица?

– Пословица говорит, что кролики умирают?

Колайль кивнул. Девушка встала.

– Никогда не слышала пословицы глупее.

Он снова пожал плечами.

Хирка подтянула шерстяное одеяло повыше, чтобы не наступать на него.

– Спасибо за еду, – сказала она.

– Она предназначалась не тебе.

Девушка знала, что Колайль лжёт. Он мог бы съесть рыбу сырой, если бы захотел. С помощью когтей. У него не было причины жарить её над костром. Не было иной причины, кроме бессильной маленькой полукровки.

Она развернулась и собралась уходить.

– Теперь, когда мир вот-вот перевернётся с ног на голову, – услышала она шёпот за спиной. – Теперь, когда здесь ты, наша последняя надежда, наш путь к Потоку, я просто обязан спросить… Каков твой план?

Хирка сделала вид, что не услышала падшего, а лишь плотнее укуталась в одеяло и поковыляла вперёд.

Каков твой план?

Такой короткий вопрос. И всё же он был самым страшным из всего, что она слышала за последние дни.

Трещины

Они потеряли полдня из-за обвала, но теперь, по словам Скерри, находились на расстоянии дня пути до Гиннунгада.

Настроение Хирки колебалось от облегчения до паники. Облегчение вызывала мысль, что промёрзшая до костей путница вскоре сможет забраться в тёплую постель. А панику вызывало опасение, что ей вряд ли стоило радоваться предстоящей встрече с жителями города. И даже с членами семьи.

После разговора с Колайлем беглянка из Имланда ощущала себя Наиэлем. Ненастоящим Всевидящим. Какую надежду, по их мнению, она несла с собой? Какую надежду, по её собственному мнению, она могла принести?

Хирка пригнулась под порывом ветра и посмотрела вниз, на лёд. Отряд уже давно шёл по замёрзшей реке, которая змеёй петляла по дну балки. Сначала было жутковато, но потом стало привычно глядеть вниз, в синюю глубину. Под ногами по льду во все стороны разбегались трещины. Замёрзшие пузырьки воздуха были похожими на облака. Некоторые из них находились совсем близко к поверхности, другие – далеко в толще льда. Хирке казалось, что она идёт по небу.

По берегам реки возвышались вертикальные скалы. Идти можно было только вперёд, но путь выглядел довольно безопасным по сравнению с труднопроходимой местностью, которую отряд уже преодолел. Холод и пустота. Становилось ясно, насколько полезно всё время иметь при себе шест.

Уни сбросила скорость, чтобы идти рядом с ученицей, и вообще редко позволяла той надолго оставаться в одиночестве. С каждым разом наставница становилась всё более напряжённой и требовательной, заставляя Хирку зубрить и повторять. Беспокойство Уни оказалось заразительным, хотя можно было догадаться, что на неё давит Скерри.

И те, кто ждёт дочь Грааля в Гиннунгаде.

– Ты же поняла разницу, да? Я о местоимении «я». Ты говоришь «оза» всем, кто ниже тебя по положению. Мне, например. Но общаясь с более высокими по статусу, нужно употреблять «оз».

Хирка рассмеялась.

– Тогда, думаю, обойдусь одним «оз».

Уни широко раскрыла глаза.

– Нет, нет! Всё наоборот. Ты меня не слушала? Ты Хирка, дочь Грааля, сына Рауна из…

– …дома Модрасме, я знаю.

Умонийский язык был сложным, но находил в наследнице Умпири отклик. Звуки давались ей просто, значение многих слов угадывалось. Казалось, это знание спало в Хирке с момента появления на свет.

Она подняла голову. Небо начало темнеть. Скоро появится озорное северное сияние насыщенного зелёного цвета. Лёд неподалёку издал протяжный треск. Никто, кроме рыжей девушки, не обратил на это внимания.

– Уни, почему мы не привязались друг к другу верёвкой?

– А зачем?

Хирка потопала по льду, чтобы наглядно показать смысл затеи. Как же глупо объяснять настолько очевидные вещи.

– А если что-то вдруг случится? Нас семеро. Если ты провалишься, остальные смогут тебя вытащить.

На щеках Уни проступили ямочки, но она не улыбнулась. Хотя Хирка обратила внимание, что ямочки появлялись и тогда, когда служанка испытывала раздражение.

– Верёвка означала бы страх перед тем, что может случиться. Демонстрировала бы неуверенность в том, что ты в состоянии со всем справиться сама. Показывала бы, что тебе нужны другие.

Хирка не ответила. Как она поняла, Умпири много в чём не нуждались. В оружии, например. Единственный, кто открыто носил лук, – это Колайль. Она догадывалась, что у Хунгля и Тилы есть ножи, но не видела их. Они не испытывали потребности в инструментах. Если бы Умпири питались как обычные люди, то наверняка не пользовались бы ложками. Ведь это означало бы, что они не могут самостоятельно поесть.

– А как же это? – Хирка подняла шест. – Разве это не показывает, что я боюсь быть погребённой под снегом?

Уни задумалась, но недолго.

– Это совсем другое. Посох демонстрирует, что ты знаешь о возможности схода лавины, но всё равно идёшь в опасное место.

Хирка разочарованно помотала головой. Наставнице было почти четыреста лет. Непостижимо. Неужели все живущие вечно становятся такими? Не способными испытывать страх? Ни в ком не нуждающимися?

Уни помахала рукой, чтобы привлечь внимание ученицы. В Имланде с этой целью Хирку ткнули бы локтем в бок.

– Смотри…

Они приближались к замёрзшему водопаду, который срывался с вершины скалы ливнем синих кристаллов. Скерри и Грид посовещались и опустили мешки на речную твердь, явно планируя остановиться здесь на ночёвку. Лёд снизу, водопад сверху.

Хирка выругалась про себя, жалея, что когда-то осудила расположение лагеря. Она сбросила мешок с плеч, отвязала скатанную палатку, потом нашла более или менее подходящее место на узкой полоске снега у подножия скалы и установила навес. Лишь там девушка ощущала свободу. Полоска ткани, отделяющая от остальных, – вот и всё. Но этого достаточно, чтобы Хирка стала самой собой и могла свернуться калачиком, а не демонстрировать остальным свои чувства. Однако быстро справиться с палаткой у неё не получалось.

Остальные установили свои шатры неподалёку. Хунгль и Колайль натаскали достаточно веток с места на горе, где случился оползень, чтобы развести небольшой костёр. Если бы рыжая полукровка не знала своих спутников, то подумала бы, что они собираются разжечь огонь ради неё. На самом же деле им, скорее всего, просто требовалось попить горячего.

Хирка взглянула на палатку, испытывая желание немедленно заползти в неё, но голод победил. Девушка вытащила нож, вышла на лёд, опустилась на колени и стала долбить отверстие. Сидевшие у костра Хунгль и Тила украдкой поглядывали на неё с берега. Тогда она повернулась к ним спиной и продолжила своё занятие.

– Что это ты делаешь? – раздался голос Колайля у путешественницы за спиной.

– Рыбу буду ловить, – ответила она, не оборачиваясь.

– Ты ведь понимаешь, что закончишь только к рассвету?

Хирка отмела в сторону горку колотого льда и стала долбить лунку дальше, ощущая присутствие Колайля за спиной. Потом он опустился на колени рядом, достал нож, который значительно превосходил размерами небольшое лезвие девушки, и принялся помогать, заставив её едва заметно улыбнуться, однако вскоре резко остановился и повернул голову, будто прислушивался. Затем вскочил на ноги. Хирка обернулась, тоже различив какой-то звук. Урчание.

Она встала. Что-то шевелилось на вершине скалы, там, где начинался водопад. Зверь? Сверху упала груда камней вперемешку со льдом. По пути она разделилась на мелкие части и посыпалась на палатки.

Хирка закричала потрескавшимися губами и бросилась к палаткам, но Колайль схватил её за ворот железной хваткой и дёрнул к себе, проорав что-то так громко, что у девушки заболели уши. Слов было не разобрать.

Она безуспешно попыталась вырваться.

– Они же погибнут! Они погибнут!

Хирка услышала крики Скерри. Их эхо металось между скальными стенами.

Остальные бежали к ним. Огромная глыба камней рухнула на землю и взорвалась снегом и льдом. Какая неимоверная мощь! Онемевшую от страха девушку будто парализовало. Она видела, как исчезли две палатки. Костёр разлетелся во все стороны.

А потом раскололся лёд. Неприятный треск распространился по всей реке. У Хирки едва не подкосились колени.

– Беги! – Колайль толкнул её вперёд. И она побежала к берегу, к охваченной пламенем палатке. К Хунглю и Тиле.

Ей навстречу неслась Скерри, за спиной у которой развевались чёрные косички. Она потянулась вперёд и схватила Хирку, вонзив ей в руку когти и потащив за собой. Та бежала следом, спотыкаясь, и в какой-то момент услышала, как под ногами раздался треск. Речная гладь просела, мир перевернулся, лёд раскололся.

Колайль!

Хирка обернулась. Он бежал следом, но на замёрзшей реке между ними – вокруг них – росла трещина. Льдина, на которой оказался мужчина, начала двигаться, грозя вот-вот перевернуться под его весом.

– Колайль! – Девушка вырвалась, выронив нож и упав на трескающуюся поверхность ранее надежного пути. Скерри прокричала что-то вслед подопечной и ухватила её за лодыжку.

– Он падший!

Хирка сбросила сапог и поползла дальше. Падший… Бессмыслица. Она потянулась к ножу, схватила его, вонзила в лёд и уцепилась за рукоятку.

Где Колайль? Было видно только качающиеся на воде льдины. Некоторые сталкивались друг с другом и вставали на дыбы. Под ними текла чёрная и сильная река.

На поверхности показался шест. Колайль! Он провалился!

Хирка одной рукой ухватилась за нож, а другой вцепилась в посох, затем поймала вынырнувшего мужчину за руку, но он был таким тяжёлым, что чуть не утащил спасительницу за собой. Льдина, на которой она лежала, начала переворачиваться, и девушка с отчаянным криком упала в холодную воду.

Тут же Хирка почувствовала, как её снова схватили за ногу и потянули назад, заставив проехаться щекой по острым осколкам. На ней повис Колайль. Это она его держит? Она не знала, больше ничего не знала. И лишь могла цепляться за запястье слепого. Оказалась между пламенем и льдом. Горящая палатка развевалась по ветру.

Колайль оторвался от спасительницы и пополз на четвереньках вперёд, как медведь, который чуть не утонул.

Хирку поставили на ноги. Прямо перед ней оказалось дикое разъярённое лицо Скерри, глаза которой стали такими же чёрными, как губы. Она принялась трясти подопечную, но та ощущала только движение, но не боль. Всё тело онемело.

– Он падший! Убийца! Ты Дрейри! Самая юная в доме Модрасме! Ты кровь Грааля и всё же рискуешь своей жизнью ради него? Отвечай мне! Ты хоть понимаешь, кем являешься?

Скерри указала на тубус у себя на груди.

– Я могла потерять его! Ты понимаешь? – Хирка уставилась на потёртый кожаный футляр и в тот же миг поняла, что это такое. Скелет ворона. Конечно. Похожий на тот, что был у Грааля, единственное средство связи с ним.

Мороз перестал казаться таким жгучим. Хирке стало почти тепло. Но она знала, что это означает. Ничего хорошего.

Она огляделась. Хаотичное нагромождение разломанного льда. Она – насекомое, застрявшее в солонке. Хунгль, Тила, Уни, Грид… Все живы. Все.

Колайль поднялся на нетвёрдых ногах и обхватил себя руками, как будто хотел завязаться узлом, но снова повалился и остался стоять на коленях.

Хирка подползла поближе к горящей палатке. Тепло… Рухнула рядом с пламенем. Если бы девушка могла, то вошла бы в огонь и дала бы себе сгореть заживо. Уни начала её раздевать. Хотелось кричать и протестовать, но дочь целителя знала, что так надо. В мокрой одежде она умрёт раньше, чем моргнёт. Было слышно, как стучат её зубы. Служанка натянула на ученицу сухую рубаху, хотя Хирка не чувствовала рук. Её укутали в одеяло и уложили спиной к огню, дав возможность наблюдать за Скерри, которая орала на Колайля. Чёрные губы медленно открывались и закрывались, как во сне.

– Исс гене войкхайль![1]

Косички метались по спине предводительницы отряда, когда та потрясала кулаками. Интересно, когда замерзаешь насмерть, время останавливается? Хирка заметила деревянный шест. Они оказались правы. Это способ быть найденным, и не только под снежной лавиной. Девушка подтянула посох к себе и крепко прижала к груди. Если она выживет, то больше никогда не выпустит его из рук.

Колайль, казалось, не обращал внимания на вспышку ярости Скерри и смотрел лишь на Хирку. Серые волосы замёрзли и превратились в лёд, кожа посинела, рот растянулся в беспомощной гримасе. «Он так улыбается», – подумала девушка, проваливаясь в забытьё.

– Что я говорил? – хрипло произнёс слепой. – Кролики всегда умирают.

Балансируя на грани

Гарм Даркдаггар смотрел вниз, на извилистую подъездную дорогу, которую освещала почти сотня сражавшихся с ветром факелов. К дому одна за другой подкатывали повозки. По каменным плитам стучали лошадиные подковы. Дверцы открывались, гости выходили наружу. Члены Совета. Знать. Купцы. Бюрократы. Друзья. И пара врагов, если быть реалистом. Гарм им точно был.

Он старался не думать о тех, за кем наблюдал. Приехали – и ладно. Важнее всего – кто не приехал.

Этажом ниже были слышны смех и голоса. Гарм допил вино и поставил бокал на письменный стол, а потом ощупал руками гладкое дерево. Полированная поверхность изменилась в тот день, когда сюда ворвался Ример. Обычно стол казался Даркдаггару якорем, дарил чувство безопасности. Теперь же являлся всего лишь насмешкой. Предметом мебели, за который он цеплялся, перепуганный, как свинья перед забоем.

Раньше Гарм думал, что уже слишком стар для всего этого. Слишком… практичен. Он был мужчиной, который всегда находил решения вопросов и давно завязал с кулачными боями. Завязал со страхом. Но стоять перед лицом Колкагги стало необычным опытом. Стоять перед молодым разъярённым мужчиной, который приставляет к твоему телу сталь.

Это было так не похоже на все жизненные переживания члена Совета. Дикость и безумие. И всё время в его голове крутилась мысль: вести себя подобным образом просто-напросто недопустимо.

И всё же этот Ример Ан-Эльдерин поступил именно так.

Даркдаггар поднял глаза. Свет факелов отражался от рам на стенах. Карты. Страны, города и регионы. Местность он понимал хорошо. Нет ничего красивее карт. Они показывают мир именно таким, каков он есть. Каким всегда был. Каждая вещь находится на своём месте. Государства, построенные на законе. Вот уж что Гарм знал, так это закон. И что прикажете делать, когда юнцы делают вид, что никаких правил не существует? Когда самовольничают в мальчишеском пылу? Что делать, когда они приходят к тебе? Когда тот порядок, что был всегда, перестаёт их удовлетворять?

Гарм поступил так, как должно. Принял вызов на дуэль. И сделал это, осознавая, что умрёт. У Римера Ан-Эльдерина имелось множество недостатков, но сражаться он умел. Решение Свартэльда принять бой за Даркдаггара оказалось сродни получению жизни в подарок. Спасительной соломинкой. Но даже мастеру Колкагг не удалось победить мальчишку, которого тот сам натренировал. Если бы после поединка Ример не исчез бесследно, Даркдаггар не сидел бы сейчас здесь.

Он был так близок к тому, чтобы потерять всё. Место в Совете. Дом. Семью. Свободу. Действительность стала настолько хрупкой, что могла разорваться от одного вдоха. Кто бы мог подумать?

Гарм подошёл к одной из карт Маннфаллы и постарался поправить её. Ничего не вышло. Проблема заключалась в самой раме. Она висела на стене слегка кривовато. Надо сделать новую. Лучше навести порядок в том, в чём можно. Всевидящий свидетель – на свете существует множество неподвластных ему вещей.

Кресло в Совете удалось сохранить, но времена нынче слишком интересные. Ни в чём нет уверенности. Ничто не находится на своём месте. Что может быть хуже?

Даркдаггару необходим был этот вечер. Ему требовалось завести друзей и упрочить свои позиции, а также внушить всем, что Ример лишился разума. Получится это или нет, скоро станет ясно.

Дверь распахнулась.

– Гарм? – в дверях появилась голова Элисы. Она подошла к мужу, прекрасно сознавая, как великолепно выглядит. Сапфирового цвета платье мерцало, подчёркивая синеву глаз. Что бы он делал без супруги? Не женщина, а скала. Очень удачная партия.

Элиса провела рукой по редеющим волосам Гарма.

– Тирме и Фрейд пришли.

Он обнял жену за талию и проследовал вместе с ней к гостям. Как только Даркдаггар спустился с лестницы, на него устремилось множество глаз. Поднятые бокалы звенели, шелка шуршали. У него имелись друзья. У него была Элиса. И дочери. Преданные слуги. Если он правильно разыграет карты, всё это останется у него и после сегодняшнего вечера.

Даркдаггар прошёл в конец зала к возвышению, где позже будут выступать танцовщицы. Наступил важнейший момент жизни Гарма-отче. Здесь. Сейчас.

– Друзья! – сила в голосе обрадовала его. Шум стих. – Друзья, я должен сказать несколько слов, хотя сегодня вечером у меня их не так много. Я потерял дар речи. Я глубоко и искренне признателен за поддержку, которую вы оказали мне в эти непростые времена.

Речь прервал гром аплодисментов. Даркдаггар дождался, пока они стихнут, и продолжил:

– Буду честен, я едва не потерял всё, что имею. Из-за необузданной юношеской ярости. Из-за безумия. Из-за Римера Ан-Эльдерина. Подумать только, мне угрожал смертью друг семьи… Внук Илюме… – Со всех сторон донёсся одобрительный шёпот. Гарм нацепил маску грусти. – Меня не удивляет, что Равнхов предпринял попытку убить его. Видимо, она удалась, что тоже не является неожиданностью, как ни больно это сознавать. Вероятно, я никогда не узнаю, почему он решил, что я являюсь соучастником покушения. Да, я спорил с прежним ворононосцем на заседаниях Совета, но ведь так мы и призваны поступать. Мы должны спорить друг с другом. Но я никогда не пытался отнять у него жизнь.

Даркдаггар сделал паузу, позволив всем оценить его слова.

– Я никогда не пытался убить Римера Ан-Эльдерина. Я сказал это своей любимой Элисе. Хотите услышать, что она мне ответила? Она заверила, что знает это. Я спросил, откуда взялось подобное доверие. Как она могла это знать? – Он посмотрел на Элису. – И что же ты ответила мне, дорогая? – Жена застенчиво помотала головой, как договаривались. Раздались ободряющие возгласы, и она намеренно неохотно сдалась и тихо произнесла из первого ряда:

– Я сказала: потому что тебе бы это удалось.

Даркдаггар громче повторил её слова:

– Потому что тебе бы это удалось!

В зале раздались смех и громкие аплодисменты. Звук доверия. Звук успеха.

Гарм улыбнулся.

– Она хорошо меня знает. Да, если бы я предпринял такую попытку, то непременно довёл бы дело до конца. – Он придал лицу более серьёзное выражение и дождался, когда стихнет веселье. – Друзья, нам остаётся только смеяться. Но все мы понимаем, что переживаем трагедию. Ример Ан-Эльдерин пропал. На его поиски были брошены большие силы. На поиски ответов. Но мы должны принять тот факт, что его больше нет среди живых. Брат его отца с семьёй съехал. Дом Илюме пуст. «Спящий дракон» мёртв. И это особенно тяжело видеть нам, кто служил Совету вместе с Римером и наблюдал его путь к смерти. Наблюдал, как он всё глубже и глубже погружается в безумие. Мания преследования. Слепые. Трупорождённые. Другие миры…

Даркдаггар коснулся пальцами знака Совета на лбу и закрыл на мгновение глаза, как будто всё происходящее причиняло ему боль. Это оказалось не слишком трудно. Трагедия случилась на самом деле.

Гарм снова выпрямился.

– Мы не должны испытывать гнев по отношению к сумасшедшему. К мертвецу. Но нам под силу сделать всё возможное, чтобы исправить ошибки. И сегодня я совершил пожертвование в размере годового бюджета города на нужды лучшей лечебницы Маннфаллы, где пытаются исцелить больных духом.

Одобрительные вздохи перелетали от одного гостя к другому.

Долговязый мужчина у двери вытягивал шею. Кунте. Его движения выдавали беспокойство. Что бы он ни собирался сказать, это было срочно.

Даркдаггар принял бокал из рук Элисы и поднял его:

– За семью и друзей!

– Семья и друзья! – повторяли гости и аплодировали хозяину дома, пока он спускался с возвышения. Из соседней комнаты раздались звуки арфы, и вся толпа потянулась туда. Гарм извинился и подошёл к Кунте.

– Это может подождать?

Собеседник помотал головой, и Даркдаггар повёл его вверх по лестнице в кабинет. Едва дверь за ними закрылась, как Кунте выпалил:

– Он жив! Я его видел!

Уточнять, о ком он говорит, необходимости не было.

Гарм уставился на стол, расправил большим пальцем загнутый уголок лежащей сверху стопки бумаги, затем вздохнул. Это ещё могло оказаться ошибкой.

– Где?

– У торговца чаем с улицы Даукаттгата. В проулке у реки.

– Ты уверен? – Кунте не ответил, и Даркдаггар жестом отмёл собственный вопрос. – Разумеется, ты уверен. Что ещё нам известно?

– Вероятно, он также заходил к Ярладину, но это неточно. Было замечено какое-то движение на крыше. Возможно, свет сыграл с нами злую шутку.

Гарм снова расправил вернувшийся в прежнее положение уголок бумаги. Тот снова загнулся.

– Итак… Он вернулся, но не выдаёт своего присутствия. Мы должны исходить из того, что он не сделает этого и в дальнейшем. Потому что иначе всё будет выглядеть… драматично. Но это ставит перед нами проблему. Настоящую проблему.

– Вы хотите… чтобы я с этим разобрался?

Даркдаггар посмотрел на собеседника:

– Что ты имеешь в виду?

Кунте провёл рукой по длинным и немного сальным волосам.

– Вы хотите, чтобы я разобрался? С проблемой.

Член Совета сделал вид, что шокирован.

– Нет, Всевидящий сохрани! Мы же не дикари. Если бы я был убийцей, то давно бы переехал в Равнхов.

Плечи мужчины низко опустились, он смущённо улыбнулся. Даркдаггар подавил приступ смеха. Кунте против Колкагги? Такая дуэль закончилась бы очень быстро. В частности по этой причине его не отправили в Равнхов. А может, следовало? Вместо верного слуги Гарм обратился к неумелому посреднику, и тот не только не справился с задачей, но и разболтал объекту покушения, кто за всем этим стоит! Неужели глупость больше не имеет границ?

Даркдаггар опустил руку на плечо Кунте, стараясь не касаться сальных волос.

– Но большое спасибо за предложение. Ты хороший друг. Преданный друг. Я ценю это. Единственное, о чём я прошу, чтобы всё это осталось между нами.

– Навсегда. Мы будем смотреть в оба и выясним, куда Ример направляется.

– О, думаю, я точно знаю, куда он направляется.

Даркдаггар открыл дверь.

– И ещё кое-что, Гарм-отче… Мне кажется, с ним что-то случилось.

– Я мог сказать то же самое уже давным-давно, но что имеешь в виду ты?

Кунте помедлил.

– У него больше нет… Ну, нет хвоста. Напрочь отсутствует.

Даркдаггар нахмурился.

– Нет хвоста?

– Нет! Наверное, что-то произошло. Может быть, он лишился его в бою?

Пришло понимание, чёткое, как точка на карте. Гарм улыбнулся.

Он отрубил хвост и последовал за девчонкой.

– Этого мы, скорее всего, никогда не узнаем, – сказал он и выставил Кунте из кабинета, чтобы поразмыслить спокойно. Ример Ан-Эльдерин.

Где же ты был?

И Ярладин… Выходит, он тоже знает, что бывший ворононосец вернулся. И скрыл это от Совета. А значит, не доверяет никому из его членов. Или уже сговорился с кем-нибудь? Например, с Эйр?

Даркдаггар провёл рукой по губам. Он ненавидел, когда его заставляли действовать, ведь он был спокойным имлингом. Терпеливым. Аккуратным. Ошибки совершают, когда спешат. Но сейчас нужно действовать, причём быстрее, чем хотелось бы.

Гарм схватил непокорную бумагу и скомкал её. Нельзя принимать всё близко к сердцу. Он получил хорошие новости. Теперь, по крайней мере, известно, где находится безумный юнец. Можно начинать планирование. Римеру Ан-Эльдерину прекрасно подходила роль мертвеца. Обесчещенного сына Совета. Пусть всё так и остаётся.

Даркдаггар засунул бумажный шарик в карман и вернулся к гостям. Те уже были заняты другим. Сегодняшнее развлечение являлось лучшим из того, что можно купить за деньги. Танцовщица. Член Совета просил её исполнить что-нибудь стильное, но увидел совершенно иное. Одежды на ней оставалось мало, телодвижения выглядели вульгарными и балансировали на грани между талантливыми и непристойными. Между тем, что можно уважать, и тем, чего не следует делать перед публикой.

Вместе с ведущей танцовщицей выступали ещё двое: девушка и юноша. Они ещё не достигли возраста Ритуала, но, казалось, всю свою недолгую жизнь только и делали, что танцевали.

После окончания представления грянули аплодисменты, которые длились до тех пор, пока исполнители не покинули дом.

Когда вечер закончился и гости разъехались, Даркдаггар нашёл на стуле под лестницей оранжевый шарф из блестящего прозрачного материала. И маленькую карточку с одним словом: «Дамайянти».

Новый мастер

Красный полумесяц низко висел над горами.

Ример направлялся в пустошь Слепых по знакомой тропинке. Он подумывал, не пойти ли другой дорогой, но что хорошего это могло принести? В любом случае в лагерь не пробраться незамеченным. Бывшему Колкагге нечего бояться, хоть тело говорило совершенно иное. Он не объявлен вне закона. Или мёртвым. Его даже формально не лишили статуса ворононосца. Он просто отсутствовал.

Вопрос в том, относятся ли Колкагги к ситуации таким же образом. После смерти Свартэльда Ример не бывал в Блиндболе. Станут ли на него смотреть как на убийцу? Предателя? Может быть, Даркдаггар уже завоевал доверие бывших соратников?

В темноте белели замёрзшие стволы деревьев. Он проходил мимо них множество раз. Только в Блиндболе он чувствовал себя как дома. Интересно, остался ли этот дом?

Ример обдумывал, что сказать, но это было бессмысленным занятием. Абсолютно всё зависело от Колкагг. Сколько из них поверило вранью Даркдаггара? Сколько считают ворононосца мёртвым? Или сумасшедшим?

А может, он и есть сумасшедший. Он побывал в другом мире. В мире, который не в состоянии понять. Сам отрубил себе хвост. Убил своего мастера. Предался слеповству, скрывал в горле клюв и сделался рабом трупорождённого. И только один Ример видел, что надвигается война между народами.

Всё это вместе безусловно успокаивало.

Сумасшедший.

Меньше всего он переживал из-за потери власти, так как всё равно никогда не хотел заседать в Совете. Он хотел перемен. Но каких?

Ример подошёл к подвесному мосту и остановился. От тонкого слоя снега отражался лунный свет, и поэтому переход казался более ярким, чем обычно. Блестящая дорожка в ночи. Вспомнился скрюченный Лаунхуг на деревянных досках – полумёртвый от ран и презрения к самому себе после неудачи в Равнхове. Как бы сейчас выглядел этот мир, если бы у него в тот раз всё получилось? Если бы на крыше не оказалось Хирки и в горло Эйрику вонзился бы нож? Как бы выглядел мир, если бы Равнхов больше не представлял угрозы?

Кровавая баня…

Только у независимого горного княжества имелось достаточно сил, чтобы противостоять Маннфалле. Если бы не было Равнхова, государства создали бы новые союзы и бросились в борьбу. Все против всех. Всё же, несмотря ни на что, лучше иметь двоих сильных мужей, чем переполненную пивную, где каждый считает, что способен победить.

Ример вступил на покачивающийся под ногами мост, уловил в темноте на другой стороне движение и понял, что обнаружен. Назад дороги нет. Бывший Колкагга снял капюшон, желая быть узнанным. Прятаться он не собирался. Затем перешёл мост и зашагал среди деревьев. Их ветви создавали защитный навес над тропинкой, ведущей прямо к лагерю. Сердце сжалось от тоски, когда Ример увидел факелы. Тёплый мерцающий свет. По огоньку у каждой хижины.

Он дома.

И они позволили ему прийти. Это уже что-то значило. Но всё только начиналось. Тяжесть случившегося и того, что должно случиться, угрожала утянуть молодого ворононосца на дно. Сейчас он предстанет перед своими бывшими соратниками и постарается доказать им, что сохранил рассудок.

Было уже довольно поздно. Время чая. Как и всегда по вечерам. Из труб разбросанных между деревьями хижин поднимался дым. На улице горело три костра. Колкагги сидели на длинных скамьях, и сейчас было особенно хорошо видно, почему их называют чёрными тенями.

Обычно оживлённые разговоры стихли. Чай оказался забыт. Ужин тоже. Кто-то застыл с миской супа в руках. Кто-то встал. Колкагги молча провожали Римера взглядами, в которых читалось ожидание.

Он подошёл к ближайшему костру. К лицам, которые были ему знакомы лучше всех. Раньше эти мужчины следовали за ним. Кто-то шёпотом произнёс его имя. Этот звук подобно ветру в листве прошуршал по всему лагерю. Один имлинг встал и вышел гостю навстречу. Миндалевидные глаза отчётливо выделялись на широком лице.

Йеме.

Он был на горе Бромфьелль. И знал. Был другом. Должен быть другом.

Йеме подошёл и оглядел Римера с ног до головы, как будто тот был призраком.

– Говорят, что ты… – мужчина не смог закончить.

Бывший Колкагга кивнул. Больше сказать было нечего.

Йеме схватил его рукой за шею и привлёк к себе. Так они и стояли, щека к щеке. Тёплая щека Йеме к холодной щеке Римера.

– Ты всегда опаздываешь к ужину. Всегда.

Колкагга похлопал юношу по руке. У того запершило в горле. Дома. У него по-прежнему есть дом.

Йеме выпустил гостя и отступил на шаг назад. Его глаза блестели. Ример тоже боролся с подступающими слезами.

Рядом возникла фигура. Женщина.

– Ример Ан-Эльдерин… – произнесла она с кривой улыбкой. Бывший Колкагга протянул руку. Незнакомка приняла её и крепко пожала.

– Я Орья. Для тебя – мастер Орья.

Ример надеялся, что ему удалось скрыть удивление. Среди Колкагг было мало женщин, и уж совсем немногие из них смогли стать мастерами.

– Я заняла место Свартэльда. Не переживай, я не собираюсь позволить тебе взять в привычку убивать наставников.

Она вернулась к костру. Сейчас вокруг него собралось много народа. Пришёл весь лагерь. Орья вновь взглянула на Римера.

– Ты жив. Это хорошая новость. Плохая же заключается в том, что грядёт буря, так ведь?

Он кивнул.

– Самая страшная из всех, что мы видели.

Одетые в чёрное воины сидели вокруг костра. Кто-то уже лёг спать, зная, что настанет новый день, а долго отдыхать всё равно не придётся, несмотря на то что Ример вернулся из мёртвых. Но большинство осталось. Им не хотелось делать вид, что этот вечер был таким же, как все остальные.

Вначале смех слушателей казался нервным, Колкагги фантазировали о том, что можно сделать с вратами. С кругами воронов.

Кто-то утверждал, что готов покинуть собственный мир в надежде попасть в место получше. Другие предпочли бы использовать проход в качестве пути отступления, ведя разбойничью жизнь и грабя все мыслимые миры. Торгар заслужил множество похвал за идею о том, что неплохо бы иметь по женщине за каждыми вратами, хотя кое-кто отметил, что вряд ли во всех мирах сыщется хоть одна, кто согласилась бы возлечь с Торагром. Подобный поворот беседы привёл к спекуляциям на тему, насколько мужественными являются имлинги по сравнению с иномирянами.

Смех не утихал, пока чайники ходили по рядам.

Ример радовался, что никто из присутствующих не догадывался, чего стоит совершить такое путешествие. Конечно, они спрашивали, но он ответил, что не знает. Он многого не мог им рассказать. От этого в истории остались огромные зияющие дыры, и пристальные взгляды Орьи говорили о том, что она это заметила.

Ример мог сообщить о Граале, трупорождённом, который не успокоится, пока Имланд не будет принадлежать набирнам. И мог поведать о Хирке, которая сейчас находится в мире слепых и тщетно пытается остановить их. О клюве же он, безрассудный глупец, никогда никому не сможет рассказать.

А вот хвост он отрубил себе сам, чтобы выжить в мире людей, этого скрывать не стоило. Колкагги считали, что отсутствие такой важной части тела будет иметь последствия для чувства равновесия. Свейнн, который всегда принижал свои способности, заявил, что даже он теперь сможет победить Римера. Остальные рассмеялись. Кто-то заявил, что теперь каждый может победить Римера, вызвав всеобщее веселье.

А потом они вспомнили, кого он одолел в последний раз. Вспомнили, что неуязвимого Свартэльда сейчас нет у костра и больше никогда не будет. Воцарилась тишина, лишь мерцали огни. Спустя минуту собравшиеся нашли другую тему для разговора.

Когда представилась возможность, Ример тихо ушёл. Он успел поговорить только с Орьей, но услышал более чем достаточно. Она не поддержит его план.

Бывший Колкагга шагал по узкой тропинке к одному из тренировочных залов, который стоял последним в ряду домов на самой вершине покрытой лесом горы. Крыша строения была покрыта снегом и всего на ладонь выступала за стены, прикрывая узкую полоску земли вокруг здания. Сколько раз Ример на руках обходил вокруг зала? Сколько раз приходилось начинать сначала после падения?

Он подошёл к залу и открыл раздвижные двери. В помещение ворвался ветер, как будто пустая комната засасывала его, и занёс внутрь снежную пудру, которая забилась в царапины на полу. Некоторым из них было уже сотни лет, другие появились совсем недавно, а какие-то оставил сам Ример. Царапины от его меча. Его и Свартэльда.

Юноша закрыл глаза и как наяву услышал удары стали о сталь. Палок о шесты. Ощутил запах пота. Голос наставника эхом доносился из Шлокны.

В тот день, когда я проиграю тебе, я сделаю это из любви.

Ример почувствовал, как задрожали губы. Нужно подавить рыдания. Победить горе, которое он запрещал себе испытывать.

Что он должен был сделать? Позволить Даркдаггару избежать наказания? Перестать бросать вызовы? Бросить меч, увидев, что противник – Свартэльд? Позволить убить себя? Какой во всём смысл?

На тропинке раздался звук шагов. Кто-то шёл сюда.

Орья.

Ример встал в дверях, уперев руки в бока.

– Ты не согласен? – спросила она. Юноша думал совсем не об этом, но не стал поправлять собеседницу. Она подошла на шаг ближе. – Мы Колкагги и не можем выбирать, кого слушать или откуда должны исходить приказы. Согласны мы с этим или нет, но мы – орудие Совета. Вне зависимости от того, кто в нём заседает.

Ример повернулся к женщине. На вид ей было между тридцатью и сорока зимами. Тёмные волосы собраны на шее.

– Я вырос в Эйсвальдре, – ответил он. – Я знаю, как всё устроено.

– Так почему ты пытаешься поступить по-другому? – Орья повысила голос. – Какого ответа ты ожидал от нас?

– Ты сделала свой выбор, – произнёс Ример.

Мастер Колкагг приблизилась к нему быстрыми шагами и ткнула пальцем в грудь, как будто он возражал ей.

– Ан-Эльдерин, ты уже получил больше, чем смел мечтать. Тебя ищут, но ты не объявлен вне закона, лишь пропавшим без вести. Поэтому ты свободен и можешь остаться здесь. Никто не выдаст тебя. Сотни мужчин в лагере готовы отдать за тебя руку, а кто-то и жизнь.

– Это взаимно. – Он вновь отвернулся от собеседницы.

Та вздохнула.

– Думаешь, я не помогла бы тебе, если бы могла? Я подозреваю, что ты прав, Ример. Судя по слухам, вполне вероятно, что Даркдаггар хотел устранить тебя. Он и другие. Но мы не в состоянии действовать, основываясь на своей вере. И если случится так, как ты говоришь, если государства пойдут друг на друга и в Имланд устремятся трупорождённые… Да, даже тогда мы будем ждать приказов Совета и действовать в соответствии с ними.

Ример посмотрел на женщину. С кем она сейчас спорит? Уж точно не с ним. Орья прислонилась к стене и сложила руки на груди.

– Я слышала о тебе. Много раз. Ты мог бы заставить большинство мужчин из этого лагеря предать своих начальников. Убить Даркдаггара во сне. Сам слышал: если бы понадобилось, они последовали бы за тобой сквозь врата в неизвестные миры.

– А ты нет?

Женщина снова вздохнула.

– Знаешь, почему меня назначили мастером на место Свартэльда? Я не была следующей по списку здесь. Я была следующей по списку в Хаглефьелле, но меня перевели сюда. Почему? – Римеру пришло в голову множество причин, но он не стал произносить их вслух. Орья продолжила: – Потому что посчитали, что мужчины взбунтуются. О чём это тебе говорит?

Ример улыбнулся.

– О том, что Совет не знает собственных воинов.

Она улыбнулась в ответ.

– Вот именно. Члены Совета никогда ни дня не провели вместе с Колкаггами. Они не понимают, что мы держимся только благодаря дисциплине. Бунтовать? Мы не бунтуем, мы выполняем! Я для них представляла лишь инструмент, способ вернуть доверие Колкагг. План был прост: они назначают меня, ждут протестов и заменяют меня, продемонстрировав добрую волю. Так что я до сих пор здесь благодаря некомпетентности Совета. Мне всё это известно, и тем не менее я буду следовать их приказам. Мы подчинены им. Поэтому нам остаётся только ждать и смотреть.

– До тех самых пор, как?… – Казалось, вопрос озадачил Орью. Ример воспользовался возможностью и продолжил: – До тех самых пор, как они попросят тебя преступить закон? Нет, с законами они обращаются вольно и могут сами их создавать… До тех самых пор, как они нападут на невинных имлингов? Нет, определять виновных в наши обязанности не входит, это их работа… До тех самых пор, как они велят тебе кинуться на собственный меч? Ну и что. Это же твоя работа. Если этого желает Совет, именно так ты и поступишь.

Ример слышал злость в собственном голосе, но он должен был высказаться.

– Когда ты говоришь, что мы подождём и посмотрим, это ничего не значит. Ты уже отдала своё сердце в руки Совета. Ты рассталась со свободой иметь собственное мнение. Это твоё право, но не надо лживых объяснений. Не надо говорить, что решение основывается на твоей морали, потому что мораль ты уже давно отдала другим.

Он направился к двери.

– Если бы это было правдой, Ример, то ворон уже нёс бы сообщение Совету о твоём возвращении. Пока же я буду уважать твоё желание оставаться ненайденным.

– И что вы будете делать, когда получите приказ Совета напасть на Равнхов за покушение на убийство, которое организовал Даркдаггар? На единственного сильного союзника в борьбе с трупорождёнными?

Орья удалилась, но с улицы донёсся её ответ:

– Мы подождём и посмотрим.

Падший

По звуку, с которым открылся вход в палатку, Хирка поняла, что пришла Скерри. Она отбрасывала шкуру в сторону резким движением.

Предводительница отряда возвышалась перед девушкой, но та не поднимала глаз, довольствуясь разглядыванием сапог вошедшей. Чёрная кожа, ремешки крест-накрест до самых колен. Голые бёдра, бледные и сильные. Каждая мышца словно высечена из камня. Так внушительно. Так чуждо. Так устрашающе.

– Мы должны двигаться дальше, – сказала Скерри.

Хирка прислушалась к своим ощущениям. Благодаря камням, которые Уни вынула из костра и положила рядом, удалось согреться.

Едва не погибшая девушка села. Тело одеревенело и слушалось неохотно. Скерри бросила свёрток с высушенной одеждой. Хирка открыла было рот, чтобы поинтересоваться, как дела у Колайля, но вовремя спохватилась. Незачем лишний раз раздражать Дрейри. Уни уже сообщила, что с ним всё в порядке. Никто не погиб.

– Грид нашёл следы, – сказала Скерри. – Они почти наверняка идут из города.

– Чьи следы? – Хирка спустила плед с плеч и натянула на себя свитер.

– А ты как думаешь? – рявкнула женщина и тяжело вздохнула, пытаясь успокоиться. – Послушай, – произнесла она, опускаясь на корточки. – Ты должна понимать, что это не наш стиль. Мы Умпири. Мы не прячемся. Мы не бьём в спину. Так делают низшие из низших. Совершенно неприемлемый и жалкий поступок тех, кто даже не решается показать своё лицо.

Хирка замерла, натянув рукав свитера только до половины.

– Это сделали специально?

Белые глаза собеседницы сузились.

– Падшие. Или внедомные. Точно.

– Но почему?

– Потому что больше никто не способен на такое!

– Я хотела сказать… почему на нас напали?

Скерри посмотрела в сторону. Бусины в её волосах ударялись друг о друга, как градины. Предводительница отряда сама создаёт погоду. Она побарабанила когтями по колену и со временем подобрала нужные слова.

– Ты должна понимать, что Дрейсиль уже не такой, как раньше. Поток удерживал нас вместе. После войны всё изменилось. Посмотрела бы ты на Гиннунгад во времена расцвета. Сейчас стало больше падших. Больше низших. И то, что раньше не было трудным, стало…

– Трудным?

Скерри снова начала сверлить девушку взглядом.

– Раньше каждый знал своё место. Представление, которое ты разыграла на реке, только ухудшит дело.

По шее Хирки пробежал холодок, как будто Скерри своими словами погладила её против шерсти, и принялась натягивать штаны. Колени одеревенели и едва выпрямились.

Беглянка из Имланда лучше многих понимала, что значит быть изгоем. Она сама являлась потомком Одина. Гнилью. Человеком. И всю жизнь занимала место низшей из низших. Колайль был таким же. Тонущим. Умирающим. Не достойным протянутой руки. Злость пеной вскипала в груди, но Хирка знала, что эмоции следует подавить.

– Как становятся падшими?

– Для этого надо убить, – ответила Скерри. – Пустить кровь представителю своего народа. Ты понимаешь?

Хирка взглянула на собеседницу.

– Я понимаю. Стать орудием, которое кто-то другой использует для убийства.

Глаза Скерри сверкнули. Потом ей стал ясен смысл произнесённых слов, и по бельмам разлилась чернота. Дрейри вскочила.

– Ты никогда не станешь одной из нас! Ты принадлежишь дому Модрасме, а говоришь по-прежнему как животное! Опускаешься до уровня падших, и не…

Хирка встала и прошипела трупорождённой женщине:

– Оза кво квессере досем!

Я тоже из падших.

Слова пришли изнутри. Хирка даже не догадывалась, что знает их, но почувствовала их правдивость. Она понимала, что за это придётся заплатить, но остановиться не смогла. И что ещё хуже, она использовала высокомерную форму местоимения «я», как будто собеседница была ниже рангом.

Скерри посмотрела на Хирку сверху вниз, и что-то в суровом лице изменилось. На нём теперь была написана не только ярость, но и оттенок неуверенности. Что сделает трупорождённая женщина, если испугается?

Лучше было этого не выяснять. Поэтому рыжая полукровка быстро перевела разговор на другую тему:

– Я видела падение Всевидящего и знаю цену изменения. Но случаются разные вещи. Непредусмотренные. Народ есть народ независимо от расы, и страх существует повсюду. Даже у Умпири. Думаешь, на нас напали бы сегодня, если бы не боялись?

– На нас напали, потому что Колайль – предатель, – сказала Скерри. Напряжение в её голосе спало, к облегчению Хирки.

– Сомневаюсь, – ответила она.

– Думаешь, ты знаешь нас? Считаешь, что понимаешь Умпири? Он единственный падший среди нас.

Хирка дрожала, и причиной этому был не только холод. Она выпрямилась и нацепила на лицо хрупкую маску уверенности.

– Кому из Умпири известно о моём прибытии?

– Нашему дому и ближайшим друзьям из верховных домов. Больше никому.

– Действительно? – Хирка усмехнулась. – Если трое знают тайну, это уже не тайна.

Она испугалась, что снова обидела Скерри, но та подняла голову и уставилась в пустоту.

– Ты права. На нас могла напасть конкурирующая семья. Те, кто не хочет видеть, как мы вновь обретём былое величие.

На какую-то секунду Хирка даже посочувствовала собеседнице, ощущая тяжесть действительности, в которой жили слепые. Ранги. Правила. Постоянная необходимость демонстрировать грубую силу. Как стать частью подобного мира?

Скерри вновь посмотрела на девушку и растянула чёрные губы в невесёлой усмешке.

– Надеюсь, ты стоишь всего этого, – сказала она и вышла из палатки.

Когда Хирка осталась одна, то ухватилась за шест, державший палатку, чтобы не упасть.

Гиннунгад

Расстояние до Гиннунгада можно было определить по настроению спутников. Оно становилось более напряжённым, как туго завязанный узел. Хунгль, Тила и Колайль молча шагали позади всех. Скерри и Грид обменивались тихими репликами. Исключение, естественно, составляла Уни, которая демонстрировала всё большее возбуждение.

– …И ты не должна кашлять, вздыхать или зевать, если находишься в обществе тех, кто выше тебя по рангу. И ни на кого нельзя указывать пальцем, конечно! Не следует поворачиваться спиной, пока не разрешат. А также ни при каких обстоятельствах нельзя демонстрировать клыки.

– Клыки? – Хирка приподняла бровь.

– Э-э… – Лицо наставницы едва заметно покраснело. – Ну, у тебя есть намёк на клыки, – сказала она в попытке исправить сказанное.

Девушка провела языком по зубам. Они не стали острее, чем раньше.

– А как насчёт еды? Наверное, мне нельзя есть в присутствии других?

Уни прикрыла рот ладонью.

– О небеса… Да помилуют тебя Первые, если ты это сделаешь! Единственное исключение – праздники, когда всем подают пищу и тебя приглашают к трапезе.

Которые проводятся два раза в год. Просто фантастика…

Хирка пожевала нижнюю губу. Сначала казалось, что все эти правила – выдумка. Способ проверить путешественницу между мирами. Шутка. И она продолжала бы так думать, если бы Уни не была так напряжена.

Они приближались к вырубленному из камня мосту, который изогнулся над пропастью, уходящей глубоко вниз между скалами. По бокам не было даже перил.

Скерри и Грид ступили на обледенелую поверхность без промедления. За ними шла Уни. Хирка заставила себя пойти следом, не глядя вниз, а лишь вперёд, на каменный столб по другую сторону пропасти. Вблизи стало ясно, что это превосходная шестигранная колонна с рунами по всему периметру. Наверняка однажды она была выше, но теперь, с обломившейся верхушкой, доходила Хирке только до плеч

Девушка догнала Уни.

– Это придорожный столб?

Служанка взглянула на колонну.

– Можно сказать и так. Дальше идёт старый путь в Гиннунгад, которым больше не пользуются. Тут стояла статуя лодочника. Обычно после переправы через реку пассажиры оставляли в лодке монетки.

– На удачу?

– Ну… Скорее, чтобы избежать неудач.

– А что случилось с изваянием?

– Оно было выполнено из потокового стекла, – ответила Уни. – До того, как Поток ушёл. Подобные предметы в наши дни дорого ценятся, поэтому статую украли. Но остались рисунки с её изображением, можешь взглянуть, если захочешь.

Хирка оглянулась и посмотрела на каменный столб.

– Что такое потоковое стекло?

На щеках Уни появились раздражённые ямочки. Так происходило всякий раз, когда наставница замечала, как мало знает ученица, то есть когда возникала новая тема, которая требовала более обстоятельных объяснений.

– Потоковое стекло – это камень, созданный при помощи Потока. Вручную. Лучшие мастера могли придавать природе такую форму, какую пожелают. Они становились единым целым с Потоком и плели камни. Некоторые утверждают, что это делалось с помощью огня и воды, но я не знаю… Ты никогда не видела каменных косичек?

Хирка помотала головой. Она не хотела прерывать Уни. Это было важно. Именно такие знания были необходимы девушке. Ей было плевать, как называются дома и в кого она не должна тыкать пальцем. А вот Поток и то, как он может придавать форму миру…

Древо Всевидящего. Уничтожение Наиэля.

– О, ты будешь в восторге, Хирка! В самых старых зданиях Гиннунгада сохранились целые стены, возведённые ещё до войны. Камни сплетены в такие узоры, каких ты и представить себе не можешь. Почти всё в доме Ход построено с помощью Потока. Это касается и старых шпилей, правда, большинство из них уже разрушилось. Камни вытянули настолько высоко, что с исчезновением Потока их ничто не могло удержать. Город развалился. Это случилось за много сотен лет до моего рождения.

– Ты выросла после того, как ушёл Поток? Значит, никогда его не чувствовала? И никогда ничему не придавала форму?

Уни опустила глаза и посмотрела себе под ноги.

– Даже если ты чего-то никогда не ощущала, тебе может этого недоставать.

Хирке показалось, что она задала слишком личный вопрос и коснулась болезненной темы, а потому попробовала поднять упавшее настроение служанке:

– И как же это происходило? Взять, указать пальцем и… оп! Башня готова?

Уни рассмеялась.

– Когда всё было так просто? – Она свела руки перед собой, а потом медленно развела их в стороны. – Вещам придают форму, как глине, понимаешь? Об этом можно спросить у талантливых потокоплётов, я-то сама только читала. Но они делали прекраснейшие вещи!

– Если не умирали, – вставил Колайль. Хирка обернулась. Он подобрался совсем близко, а они и не заметили.

– Они что, умирали?!

Мужчина пожал плечами, как будто хотел сказать, что это вполне естественно.

– Сотнями. Или калечились. Обжигались, если подходили слишком близко. Резались, если теряли контроль над краями. Кто-то умудрялся проткнуть себя самого. Поток предоставляет множество интересных способов умереть.

Уни исподлобья взглянула на Колайля.

– Он преувеличивает, большинство из них…

– Расскажи ей о Фельке, – прервал он.

Хирка посмотрела на служанку:

– Фельке?

Уни вздохнула.

– Это случилось как минимум тысячу двести лет назад. Фельке был одним из лучших потокоплётов. Он работал в Нифеле над мостом, который тянулся от одного дома к другому. Камень сделался слишком горячим, а воздух был слишком холодным, и вся конструкция рассыпалась под ногами творца, пролилась дождём на те два дома.

Колайль пошёл рядом с Хиркой.

– Фельке нашли на крыше, – сказал он. – В теле его оказалось столько стекла, что погибший стал наполовину камнем, наполовину человеком. Кролики умирают. Разве я не говорил? – Падший ушёл вперёд.

Хирка смотрела ему в спину. Покрытые овечьей шкурой плечи были такими широкими, что девушка легко смогла бы сидеть на одном из них. Вспомнив древо Всевидящего, она почувствовала себя нехорошо. Камень, похожий на стекло, ветви, раскинувшиеся во все стороны, как чернила в воде. Едва увидев этот монумент, Хлосниан сошёл с ума. Ему не удалось создать ничего подобного. Что казалось не таким уж и странным, раз древо являлось творением сил, которые никогда не были подвластны резчику по камню. А вот слепые владели этим мастерством.

Однажды Хирка стояла в водопаде неподалёку от Равнхова рядом с набирном и видела, как вода превращалась в песок. Такой мощью должны обладать только боги. Сердце сжалось от внезапного приступа страха.

Боги… Дрейсиль населён богами. А вдруг отсутствие Потока – единственное, что их сдерживает? На что они станут способны, если получат его обратно? Неужели Хирка действительно хочет помочь им?

Уни коснулась её руки, заставив вздрогнуть задумавшуюся девушку.

– Жди здесь, – сказала служанка и убежала вперёд к Скерри и Гриду, которые остановились неподалёку.

Хирка подошла к Колайлю.

– Что они обсуждают? В чём проблема? – Страх угнетал её с самого прибытия в этот мир, а что может быть хуже ожидания. Разве нельзя просто поскорее дойти до города?

– Они думают, какой дорогой пойти и как незаметно провести тебя по улицам, – голос Колайля напоминал голос Наиэля. Хриплый, как у ворона, он исходил из глубины горла.

– А разве нельзя решить это всем вместе? – Хирка сложила руки на груди и обратила внимание, что мороз спал.

– Они Дрейри. Они не обсуждают дела с другими.

Он был прав. Скерри ещё ни разу не приглашала кого-то другого для принятия решения и не просила совета. Только Грид удостаивался беседы, но и с ним она обращалась как со щенком.

Колайль говорил тихо, поскольку прекрасно понимал, что им вообще нельзя общаться.

– Сперва они должны доставить тебя домой. Потом потребуется сотворить из тебя что-то приличное. Сделать из тебя Дрейри. Если это удастся, я думаю, они позволят тебе познакомиться с домом Ход. А до тех пор твоё возвращение будут держать в секрете. Никто не должен увидеть или учуять тебя. А потом объявят о тебе, но лишь формально. И наверняка обставят это с помпой.

Казалось, падший ненавидит то, о чём рассказывает, и одновременно веселится.

– Поэтому нам придётся тайно проникнуть в город! Спрятаться, – кивнула Хирка.

– Они Дрейри. Они…

– Ни от кого не прячутся, да, я начинаю понимать, как здесь всё устроено.

Колайль засмеялся.

– Значит, вполне вероятно, ты проживёшь дольше, чем я.

Хирка поковыряла снег шестом. Она хорошо понимала, о чём идёт речь. Наказание. Скерри поручила обдумать, как наказать падшего.

Колайль сплюнул в снег.

– Она согласится только на то, чтобы сделать меня кормом для воронов. А ты подчинишься.

Хирка посмотрела на собеседника и ощутила внезапное желание стукнуть кулаком по стальной капле у него лбу, да так, чтобы он почувствовал.

– Ты считаешь, я обладаю умением подчиняться?

Колайль не ответил.

Вернулась Уни. Подол её плаща отяжелел от налипшего мокрого снега.

– Они проведут тебя с южной стороны.

Её фраза прозвучала как извинение.

Мужчина усмехнулся.

– С южной? Правда? Какая неожиданность. Думается мне, никто из них там раньше не бывал.

Уни поджала губы и сделала вид, что не расслышала его.

– Скерри не хочет встретить Дрейри, особенно из верховных домов. Поэтому пришлось выбирать другие пути. Идём.

Они обогнули гору, и перед глазами путников во все стороны раскинулась долина. Ледник тянулся за горизонт, бескрайний, постепенно сливающийся с небом. Белый с серым. В нескольких местах по монолитной поверхности бежали трещины, и девушка понадеялась, что его не потребуется переходить.

– Гиннунгад, – произнесла Уни, кивая в сторону ледника.

Хирка сощурила глаза, но никакого города не увидела: нигде не было ничего, похожего на здания.

– Где?

– Скоро увидишь, – ответила служанка.

Они шли по голому склону. Из-под снега кое-где торчал жёлтый вереск. Хирка начала понимать, что трещины во льду имели значительно бо2льшие размеры, чем ей показалось вначале. Во все стороны венами разбегалась целая паутина расселин. В некоторых местах вверх поднимался дым, и внезапно до путницы дошло, что это, и она остановилась, поражённая масштабами увиденного. Аллдьюпа казалась лишь чёрточкой на земле по сравнению с любой из здешних расщелин. Они были настоящими бездонными пропастями, идущими вглубь сквозь лёд и дальше, сквозь чёрную скальную породу. Хирка начала различать просветы между вертикальными стенами. Постройки. Дым. Фонари. Лестницы.

– Во льду… Город вырублен во льду…

– Не совсем, – ответила Уни совершенно равнодушно. – В камне, покрытом толстым слоем льда. Многие дороги и дома расположены внутри скалы, поэтому их не видно снаружи, но ты видишь… – она указала на какое-то место вдалеке. – Там, где лёд совсем синий, под ним ничего нет. Отсюда не заметно, но город тянется до самого моря.

Уни потащила ученицу за собой. Та постоянно спотыкалась, потому что не могла отвести глаз от необычных строений. Возле самого горизонта она разглядела тёмное пятно на льду. Край? Замёрзший водопад?

Небо начало темнеть, и Хирка вспомнила, как быстро здесь ночь сменяет день. Скоро будет не видно, куда ступать.

Скерри остановилась, за ней движение, как эхо, повторили остальные. Так было всегда. Уни сняла со спины мешок, извлекла из него серый плащ и дала его Хирке:

– Вот. Надень это.

Та послушалась. Не нужно было дважды просить её нацепить побольше одежды. К ним подошла Скерри и надвинула капюшон на лицо подопечной.

– Не снимай его, пока мы не доберёмся до дома. Позаботься о том, чтобы никто тебя не разглядел. И с этого момента не произноси ни слова, понятно?

Хирка кивнула.

Капюшон сидел низко. Единственное, что ей было видно, – небольшой отрезок земли под ногами. Скерри вела всех в долину, где сходились две дороги. Ещё до того как путники спустились вниз, стало совершенно темно.

Отряд шёл по узкой тропе, находясь гораздо ближе друг к другу, чем раньше.

Впереди возвышалась массивная каменная стена. Чёрная гора почти достигала неба и была настолько высокой, что, казалось, парила в воздухе. Хирка запрокинула голову, чтобы рассмотреть её целиком.

Дорога исчезала в туннеле – дыре в скальной породе, очертаниями похожей на яйцо. Когда Хирка со спутниками оказалась внутри, то ощутила себя насекомым, которое проглотило большое тёмное ничто. Стены прохода были гладкими, как чёрное стекло. Наверняка его создали при помощи Потока. Ни одно существо не смогло бы вырубить такое в скале.

Потом раздались звуки. Эхо чего-то на другой стороне. Показалось ещё одно отверстие. Пасть в форме яйца в конце туннеля. Как будто путники пробирались через горло змеи и та их выплюнула. Прямо наружу.

Хирка с трудом сдержала восторженный вопль. Улица находилась на дне балки. По обеим сторонам вверх вздымались чёрные скалы. Они были такими высокими, что из-под капюшона не удавалось разглядеть их края. Дома вырубили прямо в каменных стенах. Двери, окна, балконы без оград, лестницы… Дорожки и проходы располагались на разной высоте, петляли, исчезали в глубине горы и выныривали в другом месте. Но самым впечатляющим, конечно, было обилие мостов.

Их было так много, что казалось, кто-то пытался склеить скалы: намазал их смолой, сложил и снова разнял, а множество тягучих клейких волокон, протянувшихся между ними, застыло. Тонкие и толстые. Высоко и низко.

Хирка не знала, что ожидала увидеть. Может быть, нечто похожее на занесённый снегом Равнхов? Но только не это.

И город наводняли слепые. Трупорождённые. Они смеялись, разговаривали, кричали. Сидели вокруг маленьких столиков и пили. Тащили тележки, клетки с маленькими птицами и вёдра с рыбой, связки одежды и инструментов. Значит, хоть кто-то пользовался здесь инструментами.

Будничные занятия, такие знакомые, что Хирка легко могла представить себе, что находится сейчас в Маннфалле. Привычные действия в непривычных условиях.

Колайль и Уни шли рядом, чтобы девушка ни на кого не наткнулась. Пахло едой. Ароматной и вкусной! Значит, здесь готовили не только противное печенье, но и другую пищу. Голод начал брать верх над усталостью.

Из окна, расположенного где-то наверху, доносилась музыка. Глубокие звуки флейты. Поблизости гудела лебёдка: по верёвке с одной стороны улицы на другую в воздухе проплывали корзины.

Хирка подумала о том, что ей довелось увидеть с тех пор, как она впервые прошла через врата. Йорк. Лондон. Венеция. Вспомнила о дверях, которые открывались сами по себе. О пистолете Стефана. О музее, где они разбили пол. Кто был в состоянии представить, что такое возможно?

И всё же ничто не казалось путешественнице между мирами таким чужим, как это место. Потому ли, что на лицах всех встречных выделялись бельма глаз? Или дело в когтях? Или в том, что местные обитатели будут жить тысячи лет?

Хирка почувствовала себя совершенно измождённой. Бесконечно усталой. Она больше не воспринимала ничего из увиденного. Слишком много обрушилось на неё впечатлений. Дни пути по ледяной пустыне сменились кипучей деятельностью города. Они шли мимо лавок, где торговали на первый взгляд чаем, но на самом деле – табаком. Мимо мрачных пещер, где бородатые слепые сидели в темноте и пили. Колайль кивнул какому-то мужчине, стоявшему возле трактира и державшему на поводке волка. За спиной Умпири Хирка разглядела красную дверь под трухлявой надстройкой.

В некоторых местах от улицы отходили новые расселины. Вдруг стало теплее. Колайль схватил девушку и оттащил назад как раз вовремя, чтобы её не обожгло паром, который вырвался из земли между двумя лавками.

– Смотри, куда идёшь.

У Хирки не оставалось энергии, даже чтобы ответить. Откуда же возьмутся силы для встречи с семьёй? От этой мысли рыжая полукровка снова похолодела. Она здесь. В одном городе с отцом и матерью Грааля. С бабушкой и дедушкой. Со своей семьёй. Ноги подкосились, Колайль подхватил едва не теряющую сознание девушку под руку и удержал от падения. Они свернули на более широкую и чистую улицу. Прохожие тут были легко одеты.

Дрейри. Верховные дома.

В конце дорога расширялась и выводила к кратеру. Хотя «кратер» казался неподходящим словом. Для обозначения того, что раскинулось перед ними, слов не существовало. Край света. Провал внутрь земли. Улица шла дальше вниз, но дна Хирка так и не смогла разглядеть, слишком уж стемнело. В стенах кратера по кругу тоже были высечены дома. Тысячи огней делали огромную пропасть похожей на звёздное небо. Это был центр города. Источник всех расселин. Всех улиц.

Хирка всегда нормально чувствовала себя на высоте, но сейчас у неё закружилась голова. Девушка была опустошена. Измотана.

– Почему? – пробормотала она. – Что это?

– Сумасшествие, – ответил Колайль.

Должно быть, она упала, потому что пришла в себя на руках нёсшего её падшего. Скерри не возражала. Возможно, потому, что в объятиях квессара дочь Грааля никто бы не заподозрил? Хирка потеряла ход мыслей и затихла.

Кровь от моей крови

Снаружи бушевали волны. Почти забытый звук.

Море.

Где я?

Хирка открыла глаза. Она лежала на боку и смотрела в стену. Взаперти.

По телу прокатилась волна ледяного холода. Пленница упёрлась руками в стену. Та скрипнула, но не поддалась. Комната начала раскачиваться. Это что, лодка?

Девушка села и поняла, что оказалась не в клетке и не в лодке, а в постели. Стеной почудился высокий бортик, опоясывающий ложе. Всё равно что висеть в чёрной корзине. Кровать раскачивалась, потому что была подвешена на верёвках к потолку.

Хирка провела рукой по лицу, почувствовав себя дурой.

Затем проползла к отверстию в бортике, опустила ноги на холодный каменный пол и спустилась. Серая рубаха обмоталась во сне вокруг тела. Кто уложил её спать?

Большая чёрная комната была вырублена в скале. Шершавые неровные стены напоминали пещеру, но пол и потолок отполировали до блеска. Наверняка этот контраст был продуманным. Хирка опустила глаза и увидела своё зеркальное отражение. Казалось, она шагает по тёмному озеру.

Странно, что в комнате не было холодно. Откуда поступает тепло? Не видно ни очагов, ни горящих ламп. Бледный свет проникал в помещение через окно, которое занимало всю стену и состояло из нескольких небольших кусков стекла, слегка выступавших наружу. По углам они выглядели темнее, похоже, из-за налипшего пепла. Казалось, что смотришь наружу сквозь глаза птицы.

Хирка подошла к окну, коснулась рукой стекла и лишь тогда поняла, где находится. Перед ней раскинулся кратер. Для того чтобы обойти вокруг него, потребовался бы почти целый день. Продырявленные домами стены уходили глубоко вниз, в горную породу.

Хирка находилась на самом верху, рядом с краем кратера, сразу под слоем снега. В некоторых местах трещины ледника переходили в скалы и образовывали ущелья – улицы, по которым они шли прошлым вечером.

Гиннунгад. Первый город. Столица слепых.

Ветер швырял в окно снег с ледника и с воем улетал в кратер. Именно этот звук разбудил Хирку, а она подумала, что слышит шум моря.

В дверь постучали. Девушка вздрогнула, чётко осознав две вещи: она скоро встретится со своей семьёй и приговорит кого-то к смерти.

– Да? – хриплым голосом сказала Хирка.

В раздвижную дверь, которая почти сливалась со стеной, вошла Уни. Сейчас, приведя себя в надлежащий вид, она выглядела по-другому. Каштановые волосы обрамляли круглое лицо. Служанка несла миску с бульоном, который пах рыбой.

Ямочки на щеках сделались глубже.

– Ты должна простить нас, мы не знаем твоих потребностей в еде и тепле.

Хирка приняла миску из рук Уни и быстро опустошила, явно смутив этим наставницу, и тогда вспомнила, что при других принимать пищу нельзя. Девушка покраснела.

Уни указала на ряд полок возле двери:

– Там ты найдёшь одежду. Это вещи, которые принадлежали Скерри. До того, как ей сшили новые.

Хирка вспомнила обтягивающее кожаное облачение предводительницы отряда, с ремнями и пряжками, и покачала головой:

– Спасибо, но… Я могу носить свои вещи.

Уни слегка поджала губы.

– Силу и красоту должны видеть. Можешь выбрать что-то из той одежды. Ванная там.

Она указала на раздвижную дверь прямо напротив кровати, а потом развернулась, чтобы уйти.

– Уни, а как она возникла? Эта дыра? – Хирка кивнула в сторону окна.

– Кратер был всегда, но увеличился, когда его стали копать в поисках Потока, – ответила наставница. – Поторопись, тебя все ждут. Ты самая молодая в доме Модрасме, а никто из них тебя ещё не видел.

Уни удалилась тем же путём, что и пришла.

Хирка раздвинула двери в ванную. Сразу за порогом оказалась лестница, ведущая прямо в исходящую паром воду. В углублении можно было вытянуться в полный рост.

Слава всем богам!

Сбросив рубаху, Хирка погрузилась в наслаждение. Если она принимает ванну в последний раз в жизни, нужно сделать это как следует.

Хирка тянула свитер вниз, но он по-прежнему оставался слишком коротким и отказывался прикрыть пупок. А ещё был связан большими петлями из блестящей пряжи, благодаря чему походил на непригодную к использованию кольчугу. Какой никчемный наряд. Однако рыжая полукровка должна сделать всё, что от неё зависит, чтобы быть принятой в семью.

Хирка шла на звук голосов. Стены загибались, как сводчатый неф. Коридор вёл в зал продолговатой формы. С одной стороны помещения на потолке находилось окно, которое открывало вид на ледяной покров и освещало сине-зелёным светом группу слепых. Их было слишком много. Уни стояла возле стены чуть поодаль от остальных. Хирка почувствовала страх и ещё раз потянула вниз свитер и пригладила волосы, хотя это едва ли могло ей помочь.

Семья. Её семья. Кровные узы.

Дочь Грааля заметили. Разговоры прекратились. Наступила такая тишина, что Хирка слышала, как подошвы её обуви касаются каменного пола, как воет ветер за рядами пупырчатых стёкол. Интересно, получится ли убежать от всех этих взглядов, если сейчас выброситься в окно и улететь в кратер? Вряд ли… Судя по царящей на улице непогоде, стёкла здесь прочные.

Будь гордой. Бесстрашной. Будь Дрейри.

Хирка выпрямила спину и задрала подбородок. Подошла Уни и тенью встала за спиной ученицы, готовая помочь. Перевести. Поддержать. Во всяком случае, девушка надеялась на это.

Все вокруг казались такими чужими. Одна-единственная полукровка находилась в помещении, наполненном слепыми. Сильными, дикими, с когтями и молочно-белыми глазами. Ощутив дрожь, Хирка вдохнула поглубже.

К ней приближался мужчина в тесном чёрном наряде, который подчёркивал силу Дрейри. У него была коротко подстриженная окладистая борода и длинные волосы душераздирающе рыжего цвета. Рыжий… Как сама Хирка. Яркие пряди волнами спадали на грудь. Дочь Грааля поджала губы, чтобы они перестали дрожать.

Мужчина остановился перед ней. Широкие плечи, узкая талия. Девушка подняла глаза. Тишина требовала действия. Нужно что-нибудь сказать. Больше никто ничего не говорит, все ждут слов слепого. Как он оценит Хирку? Отвергнет или примет?

Он повернулся к остальным и развёл руками:

– Ха-а-а-а!

Хирка вздрогнула. То ли восклицание, то ли смех. Рыжий откинул голову назад и снова засмеялся. Потом повернулся к гостье и сказал что-то непонятное.

– Она ужасно говорит на умонийском, – сказала Скерри, складывая руки на груди. Мужчина сделал вид, что не слышит её слов.

– У неё мои волосы! – произнёс он по-имландски. – У дочери моего сына!

– И глаза, как у зверя, – добавила Скерри.

Хотелось бы Хирке знать, чем она досадила трупорождённой женщине. Конечно, если не брать в расчёт того, что привезла сердце, которое та наверняка хотела сама вырезать из груди врага.

– Мои волосы… – прошептал рыжий и провёл когтями по шевелюре Хирки. Та прижала руки к телу, сопротивляясь желанию тоже дотронуться до прядей мужчины.

– Смотрите! – сказал он приглушённо. – Смотрите, какая она юная! Только поглядите на неё!

Он заключил девушку в объятия, прижимая к твёрдой как камень груди, и втянул в себя её запах. Полукровка чувствовала пальцы слепого у себя на затылке. Борода касалась кожи на её голове.

– Дочь моего сына. Кровь от моей крови.

Новообретённый дедушка отстранился, не выпуская внучку из объятий. Его глаза изучали её лицо.

– Я Раун, – сказал он. Имя запало в сердце девушки и начало разрастаться, да так, что ей стало трудно дышать.

– Я Хирка, – ответила она.

– Конечно, это ты. Конечно, – произнёс мужчина так, будто она сообщила, что является богиней.

Этот миг был испорчен хриплым женским хохотом.

– Вот это? Вот это мы продемонстрируем дому Ход?

Дом Модрасме представлял собой семью из семи слепых, не считая слуг. Рыжий Раун оказался дружелюбным и красивым. У его жены, черноволосой Ухере, нижняя челюсть слегка выступала вперёд, создавая впечатление злобности. Как будто женщина постоянно стискивала зубы. Раун и Ухере. Отец и мать Грааля. Дедушка и бабушка Хирки. Она несколько раз повторила это про себя, но всё равно не смогла поверить.

В доме жил также отец Ухере, Луг, тощий мужчина, волосы которого падали на лицо и заслоняли его, как тёмные шторы. Жена Луга была моложе его, её звали Цирра. Их дочери Ване сравнялось двести восемьдесят девять лет, и, таким образом, она являлась самым молодым членом семьи. Естественно, до появления Хирки.

Сама Вана, встряхивая шапкой кудрявых каштановых волос, развалилась на кресле, покрытом звериными шкурами, и наматывала на палец украшение, которое висело на шее. На полных губах, которые казались слишком большими для узкого лица, играла презрительная улыбка.

Модрасме являлась главой семьи. Ей было больше трех тысяч семисот лет, но на фарфоровых щеках не появилось ни одной морщины. Никого не удостоив взглядом и уставившись в воздух, родоначальница дома неподвижно восседала на кресле с высокой спинкой. Серебряные волосы волнами спадали до талии.

– Дайте мне взглянуть на неё, – наконец вымолвила женщина. Раун подвёл внучку ближе к креслу. Хирка была готова упасть перед Модрасме на колени, но вовремя сдержалась и вместо этого нагнулась к приподнятой руке. Женщина, которая дала своё имя дому, выглядела усталой. Она не казалась измождённой, но, похоже, ничто и никогда не производило на неё впечатления. Праматерь коснулась холодной ладонью щеки Хирки, посмотрела на неё, а потом замахала, как будто велела всем выйти вон.

Казалось, это очень развлекло Скерри и Вану, которые обменялись многозначительными улыбками. Как с семьёй связана сама Скерри, так и осталось неясным. Говорила она так, как будто являлась главной. Хирка изо всех сил пыталась следить за разговором. Похоже, все открыто обсуждали её недостатки. Язык. Глаза. Ручки-палочки. Когти. Девушка уже сильно пожалела, что не обладает когтями. Все беседовали так, словно её не было в помещении.

Уни переводила. Шептала на ухо Хирке, совершенно не понимая, как больно той слышать презрительные слова.

Как такое произошло? Как так получилось, что она стала своего рода спасением для семьи трупорождённых? Они же чужаки! Они ведут чуждую ей жизнь чуждым образом, и то, что волнует их, нисколько не касается её. Ни дом, ни честь. Её интересовала только одна вещь – Поток. Их знание было единственным способом понять, как достать клюв из горла Римера.

Хирка наклонилась к Уни.

– Скажи, что нам надо встретиться с каким-нибудь Всевидящим. Скажи, это важно.

Наставница помотала головой.

– Сейчас намного важнее другое.

Хирка настаивала:

– Скажи!

Уни перевела. Присутствующие начали переглядываться, как будто не поняли просьбы. Вана надменно рассмеялась, не поднимаясь со своего кресла, что было довольно необычным поведением для Дрейри, если Хирка правильно их поняла.

Ей ответила Ухере. Мать её отца, которой можно было дать на вид зим тридцать и которая наверняка выглядела так уже кучу времени. Лоб женщины закрывала чёрная чёлка. Лицо выражало озабоченность. Шею слишком туго обхватывало украшение.

– Никакой всевидящий не поможет тебе сделать то, что должно. Времени осталось мало. Дом Ход знает, что ты находишься в городе, и скоро они пожелают увидеть тебя. Если повезёт, то к тому времени ты научишься составлять предложения на умонийском. А если повезёт ещё больше, то сможешь к тому же двигаться и одеваться как подобает. До тех пор времени ни для чего другого нет.

Хирка посмотрела в пол.

Раун поднял когтем её подбородок.

– Глупости. Она будет готова. В ней течёт наша кровь. Самая молодая кровь. – Хирка заметила, как Скерри и Вана обменялись взглядами.

– Ты – лучшая новость с тех пор, как… – Раун не закончил предложения.

– Не для него, – ровно произнесла Вана, кивнув на противоположную сторону зала.

В помещение вошёл бритоголовый слуга, которого Хирка раньше не видела. За ним следовал Колайль. Он остановился на расстоянии ото всех. По скучающему лицу падшего совершенно невозможно было сказать, что ему осталось жить несколько мгновений.

По спине Хирки пробежал холодок. У неё имелся один план, одна мысль, которая совсем недавно казалась вполне приемлемой. Сейчас она утекала, как мелкий песок сквозь пальцы.

– Кесколайль! Подойди! – Раун жестом подозвал квессара ближе, и тот подчинился, не глядя в глаза Хирке.

– Скерри сказала, что ты выпустил стрелу, которая пролетела очень близко от Дрейри и могла её ранить. Это так?

Колайль кивнул. Хирка разинула рот. Если бы она стояла ближе, то отвесила бы падшему пинок. Почему он раньше не мог хотя бы попытаться всё ей объяснить?

– И ты совершил это с дурными намерениями, осознавая риск?

Колайль вновь кивнул. Его серо-стальные волосы растрепались от царящей на улице непогоды. Хирка сделала шаг в сторону Рауна.

– Ему пришлось. Он поступил так, как ему велели.

– Искренне на это надеюсь, – ответил отец Грааля. Скерри криво улыбнулась. Девушка же словно остолбенела. Злость и отчаяние закипели в ней и превратились в неудобоваримую смесь. Оказалось трудно сохранять спокойствие, но так было надо. Если Хирка поддастся чувствам, то проиграет.

Раун взглянул на неё.

– Это Дрейсиль. Он знает, что совершил. Ему известны правила. Но это тебя он обидел, поэтому тебе и выносить вердикт. Каков он будет?

Хирка сделала глубокий вдох, чтобы заставить сердце биться ровно.

– Он попал в беглеца. Во время метели, с большого расстояния, – произнесла она. – Это доказывает, что я не подвергалась опасности. Он выдающийся стрелок, и там, откуда я прибыла, не наказывают за мастерство в своём деле.

Раун кивнул и провёл пальцами по бороде, как будто задумался. Скерри огорчённо застонала и открыла чёрный рот, чтобы что-то сказать, однако Хирка продолжила речь, чтобы не дать той всё испортить:

– Но я понимаю, что правила нужно уважать, и подумала… – Она на мгновение прикрыла глаза. Неуверенность пользы не принесёт. Необходимо быть предельно точной. – Мой вердикт: наказанием станет служба мне. Он будет учить меня местной жизни и обычаям. Всему, что надлежит знать.

Раун сложил руки на груди.

– Ты не можешь желать лучшего наставника, чем Уни. Другие тебе не нужны.

Хирка немного приподняла подбородок.

– Она в состоянии научить меня жизни верхушки общества. Ко… Кесколайль же расскажет о существовании на дне. Только глупец лишит себя хотя бы одной из этих возможностей.

Раун приподнял бровь.

– Один из падших угрожал твоей безопасности, а ты хочешь наказать его, сохранив жизнь?

Хирка пожала плечами.

– Насколько я слышала, это всё равно не жизнь. Почему бы не позволить ему принести пользу?

Раун откинул голову назад.

– Ха-а-а-а! – его смех свидетельствовал о победе. Хирка попыталась скрыть облегчение. Она знала, что выиграла.

– Итак, Кесколайль, – произнёс рыжий мужчина, – надеюсь, нам нет нужды обращаться в Совет с этим вердиктом. Ты принимаешь его?

Падший опять кивнул. Войдя сюда, ничего другого он не делал.

– Хорошо! Ты будешь приходить, когда тебя захотят видеть, и обязан делать всё, о чём тебя попросят, пока внучка не решит тебя отпустить. Ты можешь продолжать подрабатывать, когда не нужен ей. Теперь оставь нас.

Колайль взглянул на Хирку и качнул головой. Едва заметное движение. Но девушка знала, что он пытается сказать. Она дурочка. Она выиграла, но пошла против Скерри.

Только богам известно, какую цену за это придётся заплатить.

Источник

Ример сколько мог двигался вглубь Блиндбола по системе троп и подвесных мостов Колкагг, но на полпути к Равнхову она кончилась. Дальше пришлось пробираться между горами наугад. Они возвышались со всех сторон, как башни, заметённые снегом с подветренной стороны. Территория менялась в соответствии с временами года. То, что в прошлый раз выглядело отличной дорогой, теперь могло стать смертельной ловушкой. Зевать было нельзя.

Мороз казался уже не таким сильным, как всего день назад. Скоро наступит весеннее равноденствие, а снег уже начал активно таять. Во всяком случае, местность стала проходимой. С ней можно было договориться.

В отличие от Орьи.

Новый мастер Колкагг оставалась непоколебимо преданной Совету. Не следовало слишком сильно давить на неё, потому что Ример жил в лагере практически из милости. Он-то надеялся прибыть в Равнхов со спасением, с армией чёрных теней, однако теперь нёс туда лишь плохие новости. Мобилизация в Маннфалле. Грядущая война. Хотя Эйрик наверняка и без того уже давно обо всём знает.

По крайней мере, Римеру казалось, что хёвдинг Равнхова будет единственной живой душой в Имланде, кто обрадуется, увидев его живым. Вместе они найдут решение. Отделят друзей от врагов и создадут союзы, которые смогут сломить Даркдаггара и армию Маннфаллы, а потом встретиться с более серьёзным врагом.

За спиной у Эйрика – его народ. Ример получит совет о том, как вернуть Колкагг и переманить Орью на свою сторону. Это было сейчас важное всего. Без войска и начинать не стоило.

Небо стало сереть, заставив путника сбросить скорость. Местность выглядела знакомой. В памяти всплыло воспоминание, от которого по телу побежали мурашки.

Источник.

Он находился в ложбине. Снег на берегах растаял. От зелёной воды поднимался пар, и от этого было похоже, что горы вдали извиваются.

Ример остановился. Стая ворон взлетела и скрылась. Казалось, его силы исчезли вместе с птицами. Он вновь стал немощным, а сердце разрывалось от воспоминаний.

Там, у камня, стоял заплечный мешок Хирки. Совсем рядом Ример убил своих соратников. Кровь Лаунхуга текла в воду. Они пожертвовали своими жизнями, чтобы защитить Всевидящего, которого, как ему уже было известно, не существует. Останки погибших Колкагги давно убрали, а снег замёл все следы.

Но тело помнило. Укол в бок, открытая рана.

Ример посмотрел на воду. Он тогда хотел идти дальше, но Хирка настаивала так, как умела только она, что им обязательно надо искупаться. Угрожала блохами и паразитами.

Его мир лопнул по швам. Всевидящего не существовало, Урд убил Илюме, им же было некуда бежать, кроме Равнхова. А она говорила о блохах…

Бывший Колкагга улыбнулся. Внезапно мечи за спиной стали очень тяжёлыми. В тот раз ситуация казалась безнадёжной, но тогда он ещё не знал, что такое безнадёжность. Она по-настоящему навалилась только сейчас.

Ример подошёл к источнику, опустил мешок на землю, прислонил мечи к камню и начал раздеваться. Нестерпимо захотелось согреться и вернуться назад во времени. К тому времени, когда Хирка ещё не отвернулась от друга детства. До Даркдаггара. До клюва.

Снег вокруг его босых ног растаял. Ример сложил одежду, пристроил её на мешок и скользнул в воду, которая обжигала кожу, любя и наказывая одновременно. Парень закрыл глаза. Он лежал между теплом и холодом. Между водой и снегом.

Хирка тоже лежала здесь. Девушка, которая выкрутила этот мир, как тряпку. Девушка, ради которой Ример совершил неимоверное количество глупостей. Девушка, которую он поцеловал.

Тело проснулось и затвердело. Он вспомнил прикосновение её губ к его губам. Вспомнил, как её рука шарила по его шее, по обнажённой коже. Сейчас Хирка его ненавидит, но ведь так было не всегда.

Страдание и желание терзали тело. Они превратились в потребность, которой необходимо удовлетворение. В приказ, который необходимо исполнить. Однажды Хирка хотела его. Если бы они могли, то занялись бы любовью там и тогда. Он знал.

Ример провёл рукой вниз по животу и почувствовал першение в горле.

В горле…

Грааль!

Першение перешло в зуд. Совершенно иные страдание и желание. Сердце забилось быстрее: то ли от возбуждения, то ли от ужаса. От таких противоречивых эмоций Римера подташнивало. А потому он приподнялся, схватил одежду и отыскал флакон Дамайянти. Кровь слепых. Кровь ворона. И боги знают что ещё.

Что мне сказать?

Шпионка уже наверняка поведала Граалю о Даркдаггаре и о том, что молодой ворононосец лишился места в Совете. Скрывать такое бессмысленно. Насколько сильную ярость вызвала эта информация, предстояло выяснить.

Ример сжал зубы и попытался воспротивиться неизбежному, заставить себя терпеть, создать иллюзию, что у него всё под контролем. Бесполезно. Чем дольше он ждал, тем сильнее становилась боль.

Раб слепого слился с Потоком, открыл рот, капнул в горло пару капель и почувствовал, как клюв оживает и начинает по-звериному двигаться. Тошнота вернулась. Ример сплюнул кровь.

– Грааль…

Он выбрался из воды и теперь стоял на четвереньках на снегу. Слова рождались в горле так, будто были его собственными.

– И когда ты собирался рассказать мне?

Ример коротко усмехнулся.

– О чём? Столько всего произошло, – ответил он.

– Мне нравится думать, что я не склонен к злорадству, и на самом деле в сложившихся обстоятельствах радоваться нечему. Но что я говорил? Разве не предупреждал, что с каждым днём отсутствия в Имланде ты теряешь всё больше власти? Разве не заявлял, что тебе не стоило являться сюда?

Ример закашлялся, как будто это могло ослабить пульсирующую боль. Он прекрасно знал, что живёт по чужой милости. Что он наг и беспомощен на этом снегу. Бывший Колкагга привык бороться, привык разрубать всё, что ему угрожает, но это победить оказалось невозможным. Новое чувство приводило его в ярость.

– Трудно сказать, – ответил он. – Ты болтлив и много чего наговорил.

– Это не игра!

Клюв раскрылся. Ример схватился за горло, харкая кровью. Снег оросил красный дождь. Какое-то время стояла тишина.

– Если бы мы не встретились, тогда всё было бы проще. Но сейчас дела обстоят таким образом, что я хочу пощадить тебя. Из уважения. К тебе и к ней. Это не сложно.

Ример упал на снег.

– Уважение? Вот как ты это называешь? Из уважения к Хирке ты отправил её в Шлокну?

– Я отправил её к собственному народу. Там она получит заслуженный статус и поможет возвыситься нашему дому. Там ей будет лучше, чем в любом другом месте. И там её осчастливят так, как никогда не смог бы ты.

– Статус? – Ример рассмеялся. Во рту стоял привкус крови. – Думаешь, он сделает её счастливой? Ты её совершенно не знаешь, так ведь?

– Я её отец.

– Ты дерьмо.

Ример ждал болевого удара, но его не последовало. Он перекатился на спину и прикрыл лицо рукой. Холод начал пробираться под кожу.

– Попробуем заново, когда ты будешь склонен вести себя более цивилизованно.

Губы Римера задрожали, но он не ответил. Ярость тлела вместе с Потоком. Она увеличивалась с каждым ударом сердца.

Грааль продолжал, как будто одержал победу:

– Ты лишился власти. Усложнил мне жизнь. И сейчас должен позаботиться о том, чтобы Даркдаггар не получил контроль над Колкаггами.

– Считаешь меня идиотом? – Ример проглотил кровь. Его не удивляло, что их объединяют общие цели. Никто из них не хотел встретиться с Колкаггами на поле боя.

Грааль вздохнул и смягчил боль. На юношу словно подуло холодным бризом.

– Без меня ты безусловно был бы идиотом. Радуйся, что принял клюв. По крайней мере, я могу поддерживать в тебе жизнь.

Ример полз обратно к озеру.

Жизнь… Как долго? До конца войны? До тех пор, пока я откажусь делать то, что нужно тебе?

Он инструмент. Оружие. Раб. Но если Грааль считает, что бывший Колкагга будет сражаться на стороне слепых из страха испытать боль, то сильно ошибается.

– Я скоро свяжусь с тобой, – произнёс Грааль. – Надеюсь, к тому времени ты восстановишь контроль над Колкаггами и они будут готовы выступить против Совета.

Ощущение чужого присутствия прошло. Ример снова остался один. Он погрузился в воду. Тепло окутало тело, но он так и не перестал дрожать.

На дне

– Первые семьи по-прежнему живут выше всех. Видишь? – Уни кивнула на край кратера. – Это самые старые постройки Гиннунгада.

Хирка откинула голову назад и попыталась посмотреть вверх в указанном направлении так, чтобы никто не увидел глаз полукровки под капюшоном. Это было обязательным условием, с которым её выпустили в город.

Упомянутые Уни дома находились в огромных пещерах на северной стороне стены кратера, были высокими и состояли из многих блоков, как будто росли из скалы.

Сотворённые Потоком.

Они шли по дороге, которая спиралью спускалась вниз. Уни остановилась.

– Вон там. Язык ораторов. – Она указала на место, расположенное чуть ниже их в стене кратера и похожее на начало моста. Каменный выступ словно вырастал прямо из скалы. – Оттуда делают все оповещения. Оттуда объявят новость о твоём прибытии, если тебя примут.

Хирка посмотрела на серый язык. Казалось, что с этого места проще свалиться вниз и погибнуть, чем произнести речь. Хотя, пожалуй, ни одна альтернатива не выглядела привлекательной.

Выступ располагался слишком низко и не мог быть частью правящего дома, который находился на самом верху.

– Я думала, язык принадлежит дому Ход?

– Так и есть, – ответила Уни. – Всё, что ты видишь между вершиной и языком, – дом Ход.

– Хм…

Колайль кашлянул, как будто хотел что-то добавить, но промолчал. Он тенью следовал за ними. Всегда за спиной. Ему единственному было позволено сопровождать их. Все знали, что Хунгль и Тила – слуги в доме Модрасме, поэтому привлекали бы нежелательное внимание. Наверняка кто-нибудь задался бы вопросом: «Что за девушка в плаще ходит с ними?» А вот в сторону падшего никто и не смотрел. Даже с отвращением.

Мимо просеменили две женщины, несущие разноцветный ковёр. Уни сделала незаметное движение рукой, и Хирка опустила голову, глядя себе под ноги, пока те не прошли.

– Бессмысленно, – прошептала девушка. – Моё возвращение уже не является тайной.

В последнее время семья получила ряд приглашений и подарков. Многое указывало на то, что по городу поползли слухи. Что-то случилось, и это что-то изменит статус дома Модрасме.

Уни вымученно улыбнулась, подождала, пока женщины не отойдут на приличное расстояние, и только потом ответила:

– Ты связана с судьбой народа. С вратами и Потоком. А потому являешься самой большой и важной новостью со времён войны! – Она огляделась по сторонам и снова понизила голос: – Ты дочь Грааля. Как думаешь, что сказал бы дом Ход, если бы кто-то увидел тебя раньше их? Это немыслимо! Думай, что говоришь!

Хирка уже слышала это раньше. Много раз. Они ждали встречи с домом Ход. Готовили к ней полукровку, которая должна будет принести сердце Наиэля в подарок и получить ответный дар. Нечто невероятное, чего она и вообразить себе не может, как ей сказали. Следовало испытывать любопытство, но на самом деле у неё мурашки бегали по коже. Хирка ждала этой встречи и подарка почти так же, как собственного Ритуала.

– Давай пойдём в пещеры, – сказала она. – Там нет Дрейри. Там никому нет до нас дела.

Уни нервно потёрла руки, явно разрываясь между желанием сделать выговор и обязанностью служить. Между отказом и послушанием.

– Не понимаю, что тебе там делать. В пещерах растут только корни да грибы. И южная сторона – не место для тебя, ты же поняла это, когда попала туда? Кроме того, я ещё не поговорила с портными и…

– Уни, если я немедленно не увижу того, что растёт из земли, то сойду с ума.

Служанка вздохнула.

– Кесколайль, тебе знакомы эти земляные пещеры? Ты знаешь дорогу?

Хирка ощущала укол неприязни всякий раз, когда кто-нибудь неправильно произносил имя мужчины. Это маленькое слово о многом говорило. О том, что он является падшим. Убийцей. И о том, что кроме приставки «Кес» остальное не имеет значения.

Колайль кивнул, совершенно не задетый тем, от чего кровь Хирки вскипала, и повёл их по улице прочь от кратера, кое-где срезая дорогу. Узкие лестницы и верёвочные лифты соединяли разные уровни.

Хирке до сих пор так и не удалось понять, как в этом мире относятся к вспомогательным средствам передвижения. Лошади не годились, потому что служили демонстрацией слабости и неспособности ходить самостоятельно. Верёвочные лифты же – совсем другое дело, потому что летать не может никто. И показать это не зазорно.

Некоторые инструменты считались более постыдными, чем другие. Ножи, к примеру, служили признаком недостаточной остроты когтей, а вот работать кистью было нормально. Всё оружие и приспособления оценивались по тому, насколько унизительно выглядело ими пользоваться.

То же самое касалось одежды. Вырядиться в меха являлось равнозначным объявлению о неумении выжить в собственной шкуре, а вот тонкий плащ мог служить украшением. Двери дозволялось запирать, поскольку в домах имелись незаменимые вещи, которые не следует портить, а не потому, что обитатели дома боялись нападения. Выступающие из скальной породы балконы не огораживали, потому что никто не опасался свалиться с них. Во всяком случае, никто не показал бы страха.

Постоянное балансирование между выживанием и демонстрацией силы окружающим. Гиннунгад кипел от спеси.

Колайль свернул в узкий переулок, который вывел их на южную сторону. Хирка узнала местность по косому мосту, который заметила в вечер своего прибытия сюда, но больше ничего разглядеть не успела, так как путники вошли в туннель. Он постепенно расширялся и превращался в другую улицу, которая пролегала уже не по дну открытой расселины, а находилась внутри скалы. В распахнутых окнах мерцали лампы, и лишь некоторые из проёмов были застеклены. Чем дальше, тем меньше встречались такие окна. Становилось теплее. Хирка не видела очагов, но теперь знала способ обогрева города. Горячая вода текла по каналам из источников, расположенных неподалёку от ледника. Причудливая система. Здесь имелись улицы с вертикальными стенами, покрытыми инеем, а на других шапка на вершине ледника таяла и капала вниз.

Народу становилось всё больше, слепые в этой части города носили более приличную одежду. Стало заметно не так много голых животов и посиневших от мороза бёдер. Возможно, в этом районе просто перестали изображать из себя всесильных? Вышли из гонки?

Уни зашагала медленнее, оглядываясь по сторонам. Было совершенно очевидно, что она чувствовала себя некомфортно.

– Здесь безопасно? – Она посмотрела на Колайля, чьё лицо даже не дрогнуло.

– Некоторые из нас живут в этом районе и пока ещё живы.

Хирка пошла рядом с суровым сопровождающим.

– Ты здесь живёшь? Покажешь мне, где?

Он не ответил. Девушка огляделась. Ветхие дома из камня и дерева ползли вверх по стенам пещеры, как будто какой-то великан поставил их друг на друга. Доносились крики из пивных и шум. Хирка ожидала увидеть попрошаек, но их не было. У нищеты в Гиннунгаде оказалось не такое лицо, как в Имланде.

– Там, – отрывисто произнёс Колайль спустя какое-то время и кивнул в сторону нагромождения сараев, которое доходило почти до потолка пещеры.

– Который из них?

– Тот, со ставнями на окнах, – ответил мужчина. – Тот, куда нельзя заглянуть, потому что хозяин не любит, когда чужие суют свой нос в дела, которые их не касаются.

Хирка поняла намёк и больше вопросов не задавала. От Колайля пахло сладким дымом, и она подумала, что у него вчера выдался длинный вечер.

Извилистая улица спускалась дальше вниз. Воздух становился тёплым и влажным. Дорога закончилась продолговатой пещерой с гротами по сторонам. У ближайшего прохода стояла группа надсмотрщиков. Они взглянули на Уни и приосанились, та же прошествовала мимо безо всякого стеснения и исчезла в ответвлении. Хирка проследовала за наставницей, по пятам за ними шагал Колайль. Внутри было жарко, как в теплице. И здесь находились грядки. Грядки с землёй. С тёмной прекрасной землёй. Они располагались длинными рядами на крутых террасах. От знакомого запаха у Хирки ком встал в горле. Она подавила желание рухнуть на колени и начать копать почву руками.

Между грядками ходили Умпири, которые ухаживали за растениями. Девушка узнала грибы, коренья, лук… У некоторых слепых на спинах висели корзины, куда собирали урожай. Спины тощих рабочих горбились от многолетнего труда.

Мой народ голодает.

Слова Грааля. Беглянка из Имланда думала, он говорит о жажде Потока, но, возможно, всё было гораздо проще.

– Ты увидела то, что хотела? – резко спросил непривычно напряжённый Колайль.

Хирка посмотрела на него:

– В чём дело?

– Нам не следовало приходить сюда.

Девушка огляделась и поняла, что имеет в виду падший. Многие рабочие остановились и следили за одетой в мантию служанки одного из высших домов Уни, которая горделиво расхаживала между грядками так, будто они были её собственностью.

Хирка подошла к наставнице.

– Уни…

Пока та поворачивалась, ей в лицо прилетел ком земли. Служанка открыла рот от изумления. Грязь стекала с груди и налипала на мантию.

К ним подбежал надсмотрщик, схватил за горло бритоголового мужчину и задрал ему подбородок. Рабочий не сопротивлялся, задыхаясь. Его глаза были чёрными и пустыми. Хирка схватила Уни за руку.

– Останови его! Заставь прекратить!

Но глаза наставницы были чужими. Белыми. Ямочки на щеках, которые раньше казались милыми, внезапно превратились в отвратительные. Между полукровкой и Уни – пропасть. А ведь служанка походила на имлинга больше всех остальных слепых. И всё же они никогда не смогут понять друг друга. А сейчас не было времени даже пытаться.

– Уни, вели ему прекратить, или я покажу всем своё лицо. Я серьёзно.

Хирка коснулась капюшона, готовая привести угрозу в исполнение.

Наставница прошипела какое-то слово на умонийском, и Хирка обрадовалась, что ещё не успела выучить его. Надсмотрщик удивлённо вытаращился на них, но руку разжал. Служанка понеслась к выходу. Мантия развевалась у неё за спиной.

Колайль вытолкал девушку из земляного грота, держась прямо у неё за спиной, как будто защищал. Она оглянулась. Бритоголовый мужчина тяжело дышал, потирая рукой горло, и поглядывал вслед чужакам. Потом он застыл, словно увидел привидение. До Хирки дошло, какую ошибку она совершила.

Она не подумала. Забыла. И посреди всей этой неразберихи сделала именно то, чем угрожала. Встретилась с рабочим глазами.

Обратно они двигались той же дорогой, что пришли сюда. Уни не произнесла ни слова. Ямочки на щеках стали глубокими и злыми. Хирка попыталась сдержать испуг. Она отказывалась извиняться. Как и верить в то, что совершила что-то предосудительное. Что бы ни думала Уни. Что бы ни думал каждый Умпири в Гиннунгаде.

– Подожди… – Хирка стряхнула грязь со спины Уни. На какой-то миг показалось, что образованная служанка борется с собой. Но потом та опустила плечи.

– Тебе многому предстоит научиться, я знаю. Понимаю. Но как я могу тебя чему-нибудь научить, когда ты меня не слушаешь?

– Я никогда не освою науку наказывать невиновных, Уни.

– Невиновных? Он кто угодно, но только не невиновный! Ты что, ничего не видела?!

Колайль стоял поблизости и украдкой бросал на них взгляды.

Глаза Уни сверкали. Этого легко было не заметить, потому что её выдавали только переменчивые отблески на белках.

– Я не стану рассказывать твоей семье о том, что сегодня случилось, так как хочу списать это на твоё незнание. Ты не понимаешь, как функционирует этот мир.

Хирка чуть было не фыркнула. Наверняка Уни собирается держать рот на замке не ради ученицы, а ради себя самой.

– Я не понимаю, как функционируют любые миры. Ни этот. Ни мир людей. Ни мир имлингов, хотя и выросла там. Единственное, в чём я разбираюсь, это вот в чём, – она ударила себя кулаком по груди в том месте, где находилось сердце. – И я знаю, что никого нельзя убивать за то, что он бросил ком земли.

– Дело не в проклятой грязи!

Прохожие начали оборачиваться. Колайль положил руку на спину Хирки, направляя их с Уни в проход между двумя лавками, которые торговали походными мешками и шестами. Служанка понизила голос и продолжила:

– Дело не в земле. А в том, что они позволяют себе такое, чего раньше ни за что не позволили бы.

– Кто позволяет? И почему?

Уни сделала глубокий вдох.

– Ты должна понять, что на протяжении долгого времени вещи менялись. Всё началось в период после войны, когда мы копали землю в поисках Потока. Многие верховные дома переезжали как можно ближе к кратеру и вытесняли внедомных. Внезапно оказалось, что не только власть имущие живут высоко. Все перемешались. И с тех пор вещи изменились, хотя кое-какой порядок удалось восстановить.

Краем глаза Хирка заметила, что Колайль следит за их разговором. Прислушивается. Уни тихо продолжала:

– Торговля пострадала от отсутствия Потока. Предметы искусства, созданные до войны из потокового стекла, оказались украдены или разрушены, их продавали по всему миру. Цены стали до смешного высокими, потому что все понимали, что больше таких вещей создано не будет. Продав стекло из твоей спальни, можно выплатить зарплату целому городскому району, и самые жалкие ничтожества отдают себе в этом отчёт! Ты понимаешь, о чём я говорю? Дальше будет только хуже.

Хирка подозревала, что понимает ситуацию лучше, чем сама Уни, но вслух этого не произнесла.

– А почему будет хуже?

Уни взглянула на Колайля. Он фыркнул.

– Думаешь, я этого не знаю?

Хирка посмотрела на них обоих и постаралась подумать, как Умпири, посмотреть на вещи так, как они. И ей это удалось.

– Возможно, ты знаешь, Колайль, но Уни не хочет, чтобы ты слышал, как она это произносит.

Мужчина подошёл к ним и зарычал:

– Я могу произнести это за неё! Жалкие ничтожества делают то, чего раньше никогда не позволяли себе, потому что могут. Дрейри имели превосходство со времён Первых. Они являлись более плодовитыми и обладали более тесной связью с воронами. Верховные дома имели превосходство над низшими. А низшие имели превосходство над внедомными. Так было всегда. Но без Потока они стали не лучше остальных. И теперь не в состоянии похвастаться ни силой, ни могуществом. Без Потока мы все равны.

Двое слепых смотрели друг на друга, как дикие кошки. Никто из них не являлся Дрейри, но воспринимали ситуацию совершенно по-разному.

А я? Кто я?

Уни осторожно опустила руку на спину Хирки, чтобы увести её в сторону от Колайля.

– Ты играешь своей жизнью, Кесколайль, – произнесла она, не глядя на него.

Мужчина не ответил, вероятно потому, что уже неоднократно обманывал смерть, и посмотрел на Хирку.

– Я могу идти? – спросил он. Горечь в голосе скрыть оказалось невозможно. Девушка кивнула и проглотила чувство вины за то, что была той, кто мог дать такое разрешение. Падший повернулся к ним спиной и ушёл.

Всю дорогу домой между Хиркой и Уни висело звенящее молчание. Ученица надеялась, что после возвращения всё наладится, но стало только хуже. В доме Модрасме было тихо, как в Шлокне.

Что случилось?

Скерри стояла, сложив руки на груди, и смотрела в окно, не удостоив вошедших даже взглядом. Раун склонился над столом. Рыжие волосы отражались в чёрном стекле. Дед взял какую-то пластину и протянул Хирке.

– Поздравляю, – произнёс он, но его слова звучали совершенно не радостно.

Девушка взяла тонкий круглый диск, изготовленный из чего-то среднего между стеклом и камнем. Потоковое стекло.

На поверхности пластины были вырезаны непонятные буквы.

Хирка заставила себя спросить:

– Что это?

Раун выпрямился.

– Приглашение. Настало время встретиться с домом Ход.

– Первое после войны, – раздался голос стоявшей у окна Скерри. Припорошённое пеплом стекло отбрасывало длинные тени у неё за спиной.

Хирка посмотрела на символы. Неразборчивые знаки, которые смешивались в какую-то бессмыслицу. Руки задрожали. Что-то укололо палец. Выступила капля крови. Девушка порезалась о край пластины.

Счастливчик

Разразилась буря. Снег, который сдувало с ледника, с неравномерным звуком бился в окно. Спать было невозможно.

Хирка таращилась в потолок, на своё отражение в полированной поверхности камня. Всё было чёрным: стены, одеяло, подушка. Подвесная корзина-кровать. На фоне всего этого выделялась только кожа и растрёпанные рыжие волосы девушки. Казалось, она тонет в бесконечном чёрном море.

Если она утонет, то хотя бы не придётся вставать завтра утром и встречаться с домом Ход.

В висках пульсировала боль – результат четырёх суток интенсивных занятий языком и заучивания имён. Дочь Грааля учили правильно себя вести: что можно делать, а чего нельзя, когда она предстанет перед Ход и Тиром из правящего дома. Хирка ещё не встречалась с ними, но заранее ненавидела, потому что все разговоры велись только о них. И потому, что сейчас она не спит тоже из-за них.

Но и портной наверняка не спит, чтобы закончить её наряд к завтрашнему дню. Платье… От одного этого слова хотелось чесаться. Девушка перевернулась на бок.

Эта встреча имела огромное значение для всех, надежду вернуть дому утраченное когда-то величие. Почти трагедия. Но Хирка пообещала Граалю вернуть им честь.

И Поток…

Это слово она, естественно, сдержать не сможет. А после объяснения Колайля всё усложнилось. Поток создавал неравенство в обществе. А ещё определял статус и давал преимущество Дрейри. В таком случае разве отсутствие Потока не являлось благом?

Мысли бегали по кругу в переутомлённом мозгу.

Кроме Рауна, никто не верил, что у Хирки всё получится в доме Ход, об этом ей было известно. Меньше всех в неё верила Скерри. Неизвестно, что было хуже: надежда восстановить честь семьи или угроза со стороны тех, кто казался уверенным в провале?

Цена неудачи – вот самое страшное.

Если дочери не удастся сдержать обещание, Грааль найдёт другие способы. Купит себе статус, отправив Умпири через врата. К Потоку. Сколько? Интересно, он пошлёт в Имланд только членов семьи или весь Гиннунгад, каждого трупорождённого из Дрейсиля?

И как недавно обретённый отец поступит с Римером?

Хирка положила ладонь на горло и представила себе, каково это, когда внутри тебя находится клюв. Останки мёртвого ворона. Она помнила запах Урда в тот раз на Бромфьелле. Гниющую дыру в его горле… Сердце сжалось.

Должен существовать способ спасти Римера. Если бы только удалось встретиться с всевидящим… С тем, кто знает способы освободиться от рабства. Возможно, Грааль будет помехой. Он, конечно, не захочет терять новую марионетку.

Хирка сжала виски руками. Слишком много ожиданий. И положиться не на кого.

Она села, проползла по раскачивающейся кровати к отверстию в бортике и выбралась наружу. Затем подошла к окну и прижалась лбом к холодному стеклу. Созданному Потоком. С вкраплениями пепла. Сплетенному вручную из живого камня. И настолько дорогому, что и представить невозможно.

Хирке больше не сиделось взаперти и отчаянно хотелось выйти наружу. После получения того приглашения глоток свежего воздуха удавалось сделать только стоя на балконе. Она находилась в тюрьме, хоть и роскошной.

Хирка натянула собственный свитер, штаны и сапоги, накинула плащ и надвинула капюшон. Засунула нож за голенище.

В последние ночи в городе было неспокойно. Внедомные били стёкла, воровали ценные вещи и жгли все остальные. Улицы патрулировали стражники, но в таком большом городе, как Гиннунгад, такая мера не помогала.

Это всё из-за меня.

Хирка знала: её уже видели. Она являла собой доказательство того, что врата вновь открыты. Что-то затевалось, и Умпири чуяли это.

Но она выйдет ненадолго. Просто немного прогуляется, чтобы освежить голову, и будет держаться вдали от народа и от опасных районов.

Приоткрыв раздвижную дверь, Хирка выглянула в коридор и услышала, как Вана хихикает в своей комнате. Затем донёсся лёгкий стон. Видимо, опять явился не представленный пока жених, как и обычно по ночам. Лучше пойти в другую сторону.

Балкон.

Хирка нашла походный шест, открыла дверь на балкон, приложив усилия, чтобы побороть сопротивление ветра, и вышла на гладкий каменный парапет. Дорога вниз была скользкой от слякоти, но довольно широкой и давала возможность пройти по ней, не свалившись на дно кратера. Нельзя сказать, что это стало бы плохим исходом. Тогда не потребовалось бы встречаться с проклятым домом Ход.

Хирка спрыгнула на тропинку, спустилась по лестнице на уровень ниже, где было спокойнее, хотя по-прежнему доносился шум непогоды на леднике. Потом вошла в ближайшую расселину и попала на одну из самых больших улиц.

Следовало быть осторожной и двигаться по безопасным местам. Но чувство свободы опьяняло. На мостах развевались вымпелы. Пар из отопительных шахт вылетал через отверстия в стенах, но Хирка уже научилась обходить их. Даже ночью на улицах было людно. В кабаках торговали табаком и напитками. Стеклодув трудился в мастерской с открытой дверью. Чем дальше девушка забиралась, тем оживлённее становилось вокруг. Лаяли собаки. Из пивных доносились песни и музыка. Хотелось сжать в объятиях все эти звуки от радостного осознания, что во всех мирах существуют одинаковые вещи. Даже здесь, где жизнь длится несколько тысяч лет, а едят при помощи когтей. И всё же обитатели города слепых пили, как и во всех других мирах. Играли. Курили. Любили. Кричали и вопили.

Вопили?

Хирка остановилась, услышав звук разбитого стекла. Мимо бежали Умпири и толкали её. Крики возобновились, заставив полукровку забиться в узкий проулок.

Шум… И конечно, её занесло именно сюда. Девушка ощутила страх, сообразив наконец, что ушла дальше, чем планировала. Надо возвращаться!

Хирка осторожно шагнула на улицу, но очутилась под дождём падающих горящих тряпок и вновь попятилась, стараясь слиться с темнотой. Звуки, которым беглянка только что радовалась, смолкли. Теперь она слышала возгласы страха. Ярости. Слепые проносились мимо. У кого-то имелась капля на лбу, у кого-то нет. Бежали стражи вперемешку с преступниками. Кто из них был восставшим, а кто мог помочь? Определить казалось невозможным.

Хирка пришла в отчаяние. Через какие-то сутки ей предстоит встретиться с домом Ход, а она до сих пор не понимает, кто есть кто в этом городе. Она по-прежнему остаётся чужаком. Глупым чужаком, который может погибнуть в любую минуту.

Нет! Живи, не умирай.

По улице прокатились чёрные клубы дыма, который начал просачиваться в проулок. Хирка прикрыла рот капюшоном и забралась глубже. Сумеет ли она отыскать другой путь домой? Что ещё предпринять? Идти было некуда.

Колайль…

Она находилась не очень далеко от его дома. Все главные улицы расходились от кратера, а значит, эта расселина вела к южному району. Но там Уни не чувствовала себя в безопасности. От него следовало держаться подальше…

За спиной у Хирки взорвалась бутылка. Кто-то открыл окно и что-то прокричал сверху. Лучше оказаться в плохом районе, чем оставаться здесь.

Хирка побежала по проулку, который вывел её к южной части города, где тоже стоял шум, узнала туннель в пещеры, пересекла развилку и зашла в него. Звуки тут же стали тише. В прошлый раз здесь было оживлённо. Сейчас же по пути почти никто не встречался. Стулья перед пивными пустовали. Пара слепых пронеслась мимо девушки в сторону беспорядков. «Наверное, чтобы поучаствовать», – подумала она.

Косые дома громоздились друг на друге по обе стороны улицы, едва покачиваясь. Удивительно, что они давным-давно не обрушились. В окнах горели огни. Чем выше, тем пламя казалось меньше, и становилось понятно, насколько высокими были гроты.

Лестница, ведущая к жилищу Колайля, вилась между домами. Хирка слышала брань из лачуги поодаль. Судя по запаху, где-то рядом находился общий туалет.

В темноте под балконом стоял долговязый мужчина. На его лице читалось наигранное равнодушие, свойственное продавцам сырья для изготовления лекарств. Приёмная дочь целителя выросла с одним из таких и хорошо знала такой тип людей. И ещё знала, что только единицы были похожи на её отца, поэтому поспешно зашагала вверх по лестнице и отыскала дверь, которая, как надеялась Хирка, вела в жилище Колайля.

Она помедлила. Ураган мыслей не дал ей постучаться. Насколько хорошо в действительности она знает Колайля? И что вообще известно про падших? Зачем вышла на улицу сегодня вечером? Чтобы подышать воздухом или чтобы сбежать? Последний шанс дома Модрасме не должен находиться здесь…

Она опустилась на лестницу, косые ступеньки которой, судя по всему, были вырублены без малейшего вмешательства Потока. Затем прислонилась затылком к стене и прислушалась к биению собственного сердца и далёким крикам.

Кто-то идёт!

Хирка вскочила на ноги и крепче перехватила шест, чтобы нанести удар, если придётся. А еще забралась выше и попыталась слиться со стеной. Но дело казалось безнадёжным. Крупный мужчина поднимался по лестнице нетвёрдой походкой и бормотал. Похоже, был пьян. Вдруг он остановился, стянул капюшон и посмотрел на девушку.

Колайль!

Они пялились друг на друга в темноте. Что, Шлокна его побери, он делает на улице в такое время?

Ответ был написан на его лице. Падший на мгновение прикрыл глаза и сжал губы, явно не слишком обрадованный встрече с ней. Потом засунул ключ в замочную скважину, с трудом открыл дверь и застонал. Хирке был знаком этот звук. Такие издавали не пьяные, а раненые. Хотя, может, и то и другое.

Она скользнула под руку Колайлю, чтобы не дать упасть. Куртка падшего пахла, как волк, рядом с которым Хирка спала в мире людей. Она опустила мужчину на кровать и заперла дверь.

Комната с шершавыми каменными стенами была меньше, чем хижина в Эльверуа. Девушка оглядывалась по сторонам, пока глаза привыкали к темноте. Единственное окно походило на люк со ставнями. Под ним располагалась скамья с точильными камнями, ножами, перьями и стрелами. Деревянная миска. И то, что требовалось, – масляная лампа.

– Огниво? – В ответ Колайль что-то невнятно пробормотал. Она повторила на случай, если выразилась непонятно: – Огниво. Огонь. Свет.

– В ящике, – прохрипел он, указал скрюченным когтем в угол и тут же уронил руку обратно на кровать. Хирка принялась копаться в комоде, пока не отыскала предмет, более или менее похожий на огниво. Ничего подобного она раньше не видела, но из находки по крайней мере удалось извлечь искры. Девушка зажгла лампу и поставила её на табуретку у кровати. Постель Колайля не свисала корзинкой с потолка, как ложе в доме Модрасме. Это была простая лавка, которая занимала большую часть комнаты. Падший прислонил голову к стене.

С его лба капал пот. Волосы слиплись в заострённые пряди, похожие на маленькие лезвия. Мужчина попытался устроиться поудобнее, и лицо его исказила гримаса боли, сверкнули клыки. Хирка заметила красное пятно сбоку на одежде, прямо под рёбрами, и потянулась к ней. Колайль перехватил руку.

– Не трогай меня, – прохрипел он.

– Не бойся, – успокаивающим тоном ответила целительница. Раненый отпустил её, и она тут же задрала его рубашку, стараясь подготовиться к неприятному зрелищу.

Ничего. Одежда пропиталась кровью, но на теле не было ни царапины. Тогда девушка надавила пальцами на вспухшее место под кожей. Колайль закричал и замахнулся на неё, но был слишком слаб и пьян, чтобы попасть.

Хирка что-то нащупала.

На неё словно вылили ведро ледяной воды. Он ведь слепой. Умпири. Как Наиэль. Девушка вспомнила рану Наиэля, которая затянулась у неё на глазах.

То же самое произошло с Колайлем, но что-то вросло в его тело. От этой мысли сделалось нехорошо. Хирка прикрыла рот рукой.

– Наконечник стрелы?

– Стекло, – ответил падший. – Битое стекло.

От мужчины пахло кислым пивом.

Хирка взяла себя в руки. Битое стекло. Больно и страшно, но не ново. Ничего такого, чего она не делала бы раньше. Самая большая проблема – это сделать разрез так, чтобы рана не заросла до того, как процедура будет закончена.

– Ну, тебя хотя бы не придётся зашивать. – Целительница рассмеялась, но очень быстро замолчала. Затем вынула нож из-за голенища и провела лезвием над пламенем лампы.

– Что ты делаешь? – спросил Колайль сквозь зубы.

– То, что надо, – ответила Хирка. – Хочешь позвать кого-нибудь другого? И заодно объяснить, где ты был сегодня вечером?

Он фыркнул.

– Другого? Здесь нет никого другого.

– У вас нет лекарей?

– А зачем они нам? Если бы Умпири требовался целитель, то мы, мать твою, не заслуживали бы жизни. Мы стоим на ногах, пока не упадём. Это естественно. Кролики всегда умирают.

Хирка недоверчиво помотала головой и повернула лезвие другой стороной к пламени.

– Идиот. Ты считаешь естественным дохнуть как мухи? Неудивительно, что вас становится всё меньше и меньше.

Девушка подержала руки над огнём, сколько смогла.

– Ты можешь заглушить боль при помощи когтей? – Она надеялась, что все слепые это умеют. Наиэль притупил её чувствительность, когда пришлось зашивать рану на себе.

Колайль слабо покачал головой:

– Мы не восприимчивы к собственному яду. Кроме того…

– …нельзя признавать, что ощущаешь боль. Знаю, я ведь нахожусь здесь уже довольно давно.

Он улыбнулся. Белёсые глаза поблекли.

– Так просто не принято поступать. Может быть, кто-то облегчил бы боль своему ребёнку. Кому-то близкому. Но не посторонним.

Хирка посмотрела на собеседника. Он лежал и совершенно не понимал важности произнесённых им слов. Значит, Наиэль считал её близкой, своим ребёнком. Предатель Наиэль. Брат отца. А ведь его сердце лежит на льду в ларце.

Может, он и беспокоился обо мне, но это было до того, как он начал мне угрожать.

– В таком случае стисни зубы, – сказала Хирка, приложила лезвие к коже раненого и подержала немного, не делая надреза. Затем встретила взгляд Колайля. Его лицо исказилось от боли, а ведь целительница ещё ничего не предпринимала. Возможно, тело пыталось исцелиться само и вокруг осколков стекла шёл какой-то процесс. Благословение стало мучительным проклятием.

Слепой открыл рот, начал говорить, но слова вышли невнятными и пришлось начать заново.

– Почему ты… так решительно настроена спасти мою шкуру?

Хирка попыталась улыбнуться:

– Это моё призвание. Больше я ничего не умею.

– Первое, что ты увидела, попав сюда, это как я убиваю мужчину…

Путешественница между мирами помотала головой.

– Первое, что я услышала, это как кто-то выкрикивает твоё имя. И думаю, с того момента у тебя не оставалось выбора.

Она надавила ножом на кожу. Тело напряглось, но Колайль молчал до тех пор, пока сталь не коснулась стекла. Хирка сжала зубы, развела края раны в стороны, оставив крики пациента за пределами сознания, и сосредоточилась на том, что надо сделать. Вытащила толстый кусок стекла. Похоже, от бутылки. Скорее всего, осколок не разломился на части в теле. Но следовало проверить…

Целительница осторожно надавила пальцами на кожу вокруг разреза. Ничего. Колайль не закричал. Кровь текла по его боку и превращалась в красное пятно на одеяле. Хирка отпустила края раны и смотрела, как они бледнеют. Какая-то пена стягивала их вместе. Девушка была рада увидеть, что слепые тоже могут испытывать боль. Вечная жизнь. Они неуязвимы, как боги. Что останется от Имланда, если впустить их туда?

Хирка стёрла пот со лба Колайля. Прикосновение к стальной капле оказалось сродни прикосновению к жемчужине. Падший смотрел на дочь Грааля из-под тяжёлых век.

– Ты не такая, как они. И никогда не станешь такой, как они.

– Нет никаких они. Есть разные личности, и каждая из них уникальна по-своему.

– Да, ты должна это знать после того, как побывала в трёх мирах.

Колайль произнёс это почти весело, но девушка услышала в его словах скрытый смысл. Зависть? Восхищение?

– Неудивительно, что ты так важна для них, – продолжал слепой, радуясь, что стекло извлекли из его тела и что боль прошла. – Они верят, что ты объединишь их. Приведёшь к Потоку. Это хорошо для них, но не для нас, остальных.

Хирка вытерла лезвие ножа об уже испачканную рубаху мужчины.

– Поэтому ты бунтуешь на улицах?

Он засмеялся.

– Как думаешь, что будет, если мы снова прикоснёмся к Потоку? Дрейри вновь станут сильнейшими. Власть достанется тем, кто обладал ею всегда. Поэтому не имеющие власти злятся.

– Если всё так просто, то для чего мы продолжаем спасать друг другу жизни? Ты и я? Почему я до сих пор не погибла, если это я должна привести великие дома к Потоку? Ты прячешься под капюшоном и бросаешь бутылки на улицах, но не делаешь того единственного, что способно изменить будущее. Не убиваешь меня.

– Не думай, что это ради тебя.

– Так почему же?

Колайль вздохнул. Веки его отяжелели и почти смыкались.

– Всегда есть надежда, ясно? Надежда на то, что перемены приведут к лучшему. И несбыточная мечта о том, что твоё спасение вернёт мне прежнюю жизнь.

– Что ты имеешь в виду?

Мужчина коснулся когтем капли на лбу.

– Вот это. Слабая надежда на то, что её удалят. Помилуют меня. Снова сделают Умпири, а не падшим. Разве не за это мы все боремся? За то, чтобы быть такими, как они. Как те, кто обладает всем.

Его рука снова упала на кровать. Хирка ощутила усталость. Она никогда не была важной персоной, только изгоем, потомком Одина, гнилью, человеком. Приёмная дочь лекаря без семьи и богатства, чьё имущество помещалось в заплечный мешок, она колесила по дорогам в красной повозке и жила в хижине в Эльверуа. Теперь на дне находился кто-то другой. Хирка же стала как Ример: принадлежала к могущественному роду и имела всё, что пожелает. Являлась счастливчиком. От этого осознания по телу разливался яд.

Колайль закрыл глаза.

– Теперь ты можешь уничтожить меня с помощью полученной информации.

Хирка улыбнулась.

– Тогда я дам тебе то, что может уничтожить меня.

Она встала, сняла плащ, стащила с себя свитер, скрутила его в шар, положила на скамейку под окном и натянула плащ обратно.

– Мне надо поговорить с Всевидящим, Колайль, но семья не хочет, чтобы я с ним встречалась. Найди его и отдай это. Расскажи, кто я такая. Если он узнает запах, то поверит. Можешь сделать это для меня?

Слепой кивнул.

– Хирка, ты же понимаешь, что это значит? Народные восстания на улицах?

– Да, – ответила она. – Это означает, что у меня не осталось времени.

Усталая и опустошённая, она уселась обратно на край кровати.

Собеседник лениво кивнул.

– Сразу после того, как ты встретишься с домом Ход, тебя покажут остальным. Городу. Миру. Я почти слышу их слова. Надеюсь, ты к этому готова…

Девушка не ответила.

– Я провожу тебя обратно, – произнёс мужчина слабым голосом. – Только немного отдохну… сначала.

Хирка свернулась калачиком и положила голову на ноги слепому. Закрыла слезящиеся от усталости глаза.

– Как ты стал падшим, Колайль?

Он повернулся, царапнув щетиной подушку.

– Поступил так же, как ты. Спас не того человека.

Торговец чаем

Даркдаггар велел кучеру остановить повозку на улице Даукаттгата и заплатил ему столько, сколько тот потребовал, ни больше и ни меньше. Если бы пассажир поступил иначе, то запомнился бы, а сегодня вечером он хотел оставаться незамеченным. Дальше он пошёл пешком. Кунте и Ярле следовали по пятам. Хорошие имлинги. Если что-то сложится не так, то на них можно будет положиться.

Район выглядел хуже, чем в прошлое посещение. Или же член Совета просто давно здесь не бывал? Большинство неказистых домов никто никогда даже не красил. Дерево, из которых они были сколочены, посерело, ставни покосились, надстройки безо всякого порядка громоздились над мостовой. Если они загорятся, произойдёт катастрофа. С местными обитателями всегда возникали проблемы, так как те умели смотреть лишь на один день вперёд, а потому застряли в этой жизни, где им приходилось сводить концы с концами. В этом месте сам Гарм никогда не стал бы строить чайный дом.

Заведение Линдри вдавалось в воды Оры подобно плоту. Зима уже начала отступать, но здесь, у реки, пока не сдала позиций. Отблески огня из очага играли на ледяных розах, покрывавших окна. Даркдаггар заглянул внутрь. Он явился к закрытию, и чайный дом был уже пуст.

– Ждите здесь. Если кто придёт, никого не впускать, – велел член Совета.

Кунте и Ярле кивнули и скользнули в тень под надстройкой. Гарм взялся за ручку двери. Створка примёрзла так, что пришлось резко её дёрнуть. Очевидно, это было не самое популярное место в Маннфалле. Жалобно завыл ветер. Посетитель вошёл внутрь.

В воздухе витали насыщенные ароматы разнообразных специй. Линдри стоял у очага и подметал пол, а скорее всего, просто грелся. На старике мешком висела вязаная кофта и минимум две рубахи, одна короче другой. Маленькая шапка из серой шерсти не закрывала ушей. Торговец чаем поднял голову.

Даркдаггар снял капюшон и стал внимательно следить за выражением лица Линдри. Удивление. Страх. Затем хозяин дома отвесил низкий поклон, возможно, чтобы выиграть немного времени и собраться. Чтобы ничего больше не выдать. Хотя уже поведал всё то, что член Совета желал знать. Кунте оказался прав. Никаких сомнений в том, что Ример побывал здесь, не осталось.

– Гарм-отче… Что я могу для тебя сделать? – Торговец чаем сделал знак Всевидящего.

Даркдаггар огляделся. Скамейки, покрытые овечьими шкурами. Длинный прилавок, уставленный чёрными чугунными чайниками в ящиках с песком. Стена, заставленная рядами стеллажей с коробочками чая и чашками.

– Это чайный дом, не так ли? – Даркдаггар снял перчатки и положил на стол, который находился ближе всех к огню и, судя по всему, был сколочен из древесины, принесенной рекой.

– Да, член Совета.

– В таком случае, думаю, мне подадут здесь чашку чая. – Он улыбнулся старику. Зачем использовать уксус, если мёд действует настолько же хорошо?

Линдри прислонил метлу к стене и подошёл к прилавку, натыкаясь по дороге на столы. Даркдаггар тут же почувствовал себя увереннее. Он боялся, что здесь окажется опасно, опасался встретить союзника Римера. Увидеть подготовку к восстанию. Но перед ним был простой старик с больными суставами, а в чайный дом давно никто не заглядывал. Это успокаивало.

– Ты ведь Линдри, так? И поставляешь чай нам в Эйсвальдр? – Даркдаггар опустился на скамью. На стол он положил золотую монету, слишком щедрую для платы, но достаточную, чтобы напомнить торговцу: ему не обязательно стареть в сточной канаве.

– Не так много, как раньше, – ответил Линдри.

– Ага… С этим надо что-то делать. Непростой был год, да?

Старик зажёг огонь под одним из чайников на прилавке.

– Видал я времена и похуже, и получше.

Даркдаггар хмыкнул.

– Здравое отношение, но трудно представить ситуацию хуже. Почти всё усложнилось. После неё… – Член Совета поглядывал на старика, который наливал воду в чайник. Подрагивание струи указывало на дрожащие руки. В уголках глаз появились морщинки, а значит, Линдри понимал, о ком идёт речь. Даркдаггар внезапно подумал, что сутулый торговец знает больше, чем показалось вначале. Надо только разговорить его. – Она находила друзей в удивительнейших местах, это дитя Одина. Пока не умерла, конечно.

– Я слышал, Хирка отправилась в другой мир, – ответил Линдри.

Эта фраза казалась импульсивной, словно старик не желал признавать, что девчонка умерла. Значит, беспокоится о ней. Возможно, и о Римере тоже.

– Значит, ты веришь в эти круги воронов? И в другие миры, как в сказках?

– А ты разве не веришь, Гарм-отче?

Даркдаггар сложил руки на затылке. Этот вопрос интересовал члена Совета больше, чем ему хотелось, а потому он уставился на языки пламени. Обгоревшие дрова были сложены почти безупречной пирамидой, но одно полено выпало из неё и лежало отдельно от остальных. Гарм снова перевёл взгляд на Линдри.

– Моя жена перепугана до смерти и считает, что когда гаснет лампа, из ниоткуда начинают появляться разные вещи. Я много раз уверял, что если ничего нет на свету, то и в темноте ничего нет. Я разумный имлинг, Линдри. Миры помимо нашего? Наполненные Всевидящий знает какими богатствами? Уверен, что нечто подобное произвело бы… сенсацию. Но я сомневаюсь. Тебя это удивляет?

Старик со сморщенным, как высохшее яблоко, лицом посмотрел в глаза гостю.

– Вы бросили Хирку в шахты по обвинению, что она прибыла из другого мира, поэтому вашу веру в это я принимал как данность.

Даркдаггар поднял брови. Укол стал неожиданностью, а оттого произвёл на члена Совета ещё большее впечатление. Может, он недооценил торговца чаем?

Тот скрылся в каморке позади прилавка и стал рыться на полках. Гарм склонился ближе к огню, нашёл кочергу и попытался подвинуть одинокое полено, но безуспешно. Оно лишь откатилось ещё дальше назад.

– Ты забываешь, что Совет состоит из многих голосов, – повысив голос от раздражения, заявил гость.

Линдри не ответил. Что он делает там так долго? Даркдаггар оставил полено в покое и встал. Нельзя было выпускать торговца чаем из поля зрения. Никогда не знаешь наверняка: вдруг тот попытается предупредить Римера? Может, у него ворон под рукой.

Гарм проследовал в каморку. Пыльное помещение по размеру оказалось не больше шкафа. Старик стоял на нижней ступеньке лестницы и тянулся за чем-то, чего не мог достать. Спина его скрючилась. Он посмотрел назад и чуть не свалился, когда заметил Даркдаггара.

– Помочь тебе что-нибудь достать, Линдри?

Торговец спустился и потёр запястье.

– Лучший из моих чаёв, – ответил он. – Я храню их не за прилавком, а запираю отдельно.

– Конечно. Который из них?

Линдри указал крючковатым пальцем на красный ларец, единственный, на котором висел замок.

Даркдаггар поднялся на две ступеньки и снял ящичек с полки. Затем отдал Линдри, вернулся в общий зал и сел к огню.

– Как я и сказал, у Совета много голосов. Но одного не хватает. – Торговец чаем работал, как ни в чём не бывало. Больше не стоило соблюдать осторожность. – Нам не хватает Римера Ан-Эльдерина.

– В народе говорят, он умер, – ответил Линдри. Потом снял с чайника крышку и положил в него заварку. Поднимающийся пар скрывал выражение лица старика. Тот обмотал ручку чайника прихваткой и поставил на поднос рядом с чашкой, проковылял к столу и расставил заказ перед посетителем. Потом развернулся и собрался уходить. Даркдаггар схватил торговца за руку.

– Сядь, Линдри. Составь мне компанию.

Старик помедлил, но смирился и устроился напротив гостя. Тот натужно улыбнулся.

– Думаю, Ример Ан-Эльдерин не настолько мёртв, как утверждают. Он нужен нам. И с каждым днём его отсутствия обитатели города страдают всё больше, и это сказывается на таких, как ты. Не на нас. Не на семьях Совета. Мы справимся с любой ситуацией. У жителей Эйсвальдра есть богатства, которые помогут пережить трудные времена. А у вас подобных сбережений нет. Если бы он беспокоился о тех, чьим предводителем должен был стать, то не сбежал бы. Разве справедливо, что тебе приходится платить за его капризы, а? И за его безумие?

Торговец разлил чай по чашкам, не отвечая и не глядя в глаза Даркдаггару. Этот старик не понимал собственной выгоды.

Гарм поднял чашку и добавил:

– Если ты что-то видел или слышал… Если ты знаешь, где он, Линдри…

– Я не видел Римера-отче с того дня, как он убил Свартэльда.

Улыбка Даркдаггара потухла. Слова старика имели несколько смыслов. Ворононосец убил Свартэльда. Выиграл поединок. Член Совета проиграл и сейчас должен был гнить в шахтах. Но всё повернулось не так. Торговец чаем знал это и не боялся произнести вслух.

Что движет такими имлингами? Что мешает им думать чётко? Какой кошмар заставляет рисковать жизнью, высказывая свои мысли? Так бессмысленно. Так самоотверженно. Как будто не…

Внезапно поток мыслей Даркдаггара оборвался, и он застыл с чашкой у рта, поняв, какую фатальную ошибку чуть было не совершил.

Недооценил торговца чаем. Дал себя обмануть сгорбленному старику и его ревматизму. Но Линдри – не упрямец, который отказывается выдавать тайны. Всё гораздо хуже. Он враг.

Даркдаггар рассмеялся, не в состоянии остановиться, слишком уж невероятная его посетила идея. Затем поставил чашку на стол и подвинул её торговцу чаем.

– Выпьем вместе. Ты первый.

Линдри уставился на посетителя прищуренными глазами, упрямыми, острыми, как лезвие ножа.

Даркдаггар чувствовал, как разрастается гнев и пожаром растекается по всему телу. Крайне неприятное ощущение. Дикий зверь, которого невозможно подчинить своей воле. А если Гарм чем и гордился, так своей способностью укрощать животные инстинкты. Он был практичным имлингом. Аккуратным и разумным. Не зверем.

– Ты не хочешь выпить с членом Совета, Линдри?

Рука торговца дрожала. Даркдаггар ударил кулаком по столу. Чашка опрокинулась. Чай разлился, растёкся по трещинам на деревянной столешнице и полился на пол тонкой жёлтой струйкой. Как моча.

– Ты позволил мне самому достать яд, предназначенный мне… – Даркдаггар вскочил. – Ты позволил мне самому достать яд, предназначенный мне же! – Пустоту во взгляде старика нельзя было истолковать неверно. Он знал, что умрёт. – Почему, Линдри? Ты же понимал, что это станет твоим последним поступком? Как ты думаешь, что сделали бы мои помощники, если бы я не вышел отсюда? Как ты считаешь, что сделал бы Совет? Неужели я настолько заслуживаю смерти, что ты готов был пожертвовать собой?

Даркдаггар опустился на корточки рядом с торговцем, посмотрел на распустившиеся рукава его вязаной кофты. Концы ниток тряслись, как и руки старика.

– Объясни мне, Линдри. Я действительно хочу понять. Ты меня не знаешь. У тебя нет никаких причин ненавидеть меня. Так почему? Что я сотворил такого ужасного?

Торговец чаем смотрел прямо перед собой и молчал.

– Нет… – Даркдаггар поднялся. – Дело не во мне, так? Дело в нём. В Римере Ан-Эльдерине. В больном юноше, который предал свой народ. И ты всё равно хочешь его защитить?

Гарм обошёл вокруг стола, пытаясь определить источник ярости. Причина заключалась не только в том, что торговец чаем хотел отравить члена Совета. А в слепой преданности тому, кто не был предназначен для правления одиннадцатью государствами. Откуда она взялась? Что за качества делали Римера настолько опасным?

– Знаешь… Я был уверен, что ни один Колкагга не отвернётся от Ан-Эльдерина. И всё же Свартэльд согласился сражаться за меня. За меня, Линдри! Вот это оказался подарок! В тот миг я чуть было не поверил в богов. Но знаешь, что я думаю сейчас? – Даркдаггар склонился над очагом. – Я считаю, что мастер Колкагг не собирался побеждать. Эта мысль пробралась в мои сны. Он согласился биться ради того, чтобы не погиб никто другой. Поступил точно так же, как ты: пожертвовал жизнью ради него. – Гарм помассировал висок пальцем. – Почему? Разве Ример что-нибудь сделал для вас? Что в нём такого особенного? Можешь ответить мне?

Линдри стянул шапку с головы и положил на колени. Его губы шевелились, будто в беззвучной молитве.

Даркдаггар поставил перед собеседником чашку, наполнил её чаем и посмотрел на блестящую макушку старика. На скрюченные руки. Он готов сойти в могилу из-за безумных чувств, которых сам Гарм никогда не поймёт. Это напоминало влюблённость.

– Давай не будем всё усложнять.

Торговец чаем поднёс чашку ко рту и сделал маленький глоток. Потом залпом выпил всё содержимое и опустил кружку на стол с такой силой, что та треснула. Значит, Линдри всё-таки не был таким уж беспомощным? Он по-прежнему казался здоровым, только бледным и усталым.

– Так что это? Что ты выпил?

Даркдаггар задавал вопросы, не ожидая получить ответы. И действительно не получил их. Тогда он взял стоявший позади прилавка красный ларец, чтобы использовать в своих целях, вернулся к столу и снова сел напротив торговца чаем.

– Я знаю, что он жив, Линдри. И догадываюсь, у кого будет искать пристанища.

Даркдаггар ждал. Ничего не происходило. Член Совета начал беспокоиться, не ошибся ли с выводами, но тут голова старика стала клониться вниз. Он попытался подавить стон, а потом упал вперёд и остался лежать лицом на столе. Сгорбленная спина рывками вздымалась в такт дыханию. Всё медленнее. С усилием.

Даркдаггар поднял с пола серую шапку и натянул её на голову торговца чаем.

– Утешай себя тем, что умер не напрасно. Ты только что решил самую большую из моих проблем.

Линдри пошевелил головой. У него хватило сил посмотреть в глаза Даркдаггару. Тот склонился к старику.

– Колкагги.

Торговец попытался пошевелить губами, но тело его больше не слушалось. Он закрыл глаза.

Даркдаггар приложил два пальца к шее старика. Мёртв. Грустно. Больше и сказать нечего. Совершенно напрасная смерть. Ещё одна смерть на совести Римера.

Гарм подобрал монету, которая блестела на столе около лба Линдри. Член Совета никогда не был жадным, но зачем разбрасываться деньгами? Или же он должен заплатить за попытку отравления? Ужасно.

Даркдаггар взял кочергу и вытащил раздражающее полено из огня. Потом принёс масляную лампу, которая стояла на прилавке под чайниками, и разбил её об пол. Огонь стал жадно разгораться, побежал по скамьям, охватил овечьи шкуры, а потом и одежду старика.

Даркдаггар распахнул дверь и вышел из чайного дома. Кунте и Ярле сверлили предводителя взглядами. Тот вытер ладони о плащ.

– Ну что же… Здесь всё могло бы сложиться и лучше, – произнёс Гарм.

За его спиной ветер вновь завёл жалобную песню.

Дом ход

Только что вымытая Хирка голой стояла посреди комнаты. Глаза девушки были завязаны. Не для того, чтобы она ничего не видела, а для того, чтобы другие не видели её. Её зелёные глаза. Доказательство того, что она не является Умпири. Как будто это можно было скрыть. Как будто она не отличалась от них целиком, с головы до пят.

Нанятые помощники перешёптывались, когда мыли Хирку и натирали маслом.

Она была слепа, стояла в окружении чужаков и боролась с собой, чтобы не отбросить грубые руки, которые касались её кожи, и не удрать. Невидимые слуги обсудили каждый участок тела полукровки, как будто её самой здесь не было, видимо, считая, что она не понимает языка. На самом деле девушка понимала даже больше, чем ей хотелось бы. Достоинства следовало подчеркнуть, а недостатки скрыть. Эта работа не прекращалась с самого утра.

Самое важное – волосы. Их цвет позволял безошибочно определить, что Хирка приходилась внучкой Рауну. Поэтому она просидела всю первую половину дня с повязкой на глазах, в то время как другие мыли и заплетали рыжие пряди в причёску, которая наверняка не понравится самой девушке.

Но было неважно, что нравится ей. Важнее всего – что подумает дом Ход и примет ли её. Эта встреча имела такое большое значение, что никто даже не спросил Хирку, куда она отлучалась ночью. Ссору на эту тему отложили. Сейчас речь шла только о том, как пережить предстоящий вечер.

По спине полукровки бегали руки, пока не коснулись шрама, который отец нанёс ей в младенчестве. Девушка вздрогнула. Слуги трогали её даже за грудь, и всё же прикосновение к старому порезу показалось более интимным. Более болезненным. Она сжала кулаки. Ладони что-то укололо.

Когти…

Хирка уже не в первый раз забывала о них сегодня. Об искусственных когтях, выполненных в мельчайших деталях. Результат работы неутомимого серебряных дел мастера, которая заняла двенадцать дней. Они крепились к каждому пальцу и не препятствовали сгибанию суставов, так что можно было шевелить накладными когтями. Украшениями для пальцев. Настолько же красивыми, насколько фальшивыми.

Одна из женщин перетянула ремнями девушке грудь, высоко подняв её, чтобы подчеркнуть пышность форм. Это было одним из немногих достоинств Хирки. Сама она всегда считала свою грудь маленькой, но в мире худых звероподобных Умпири и такой оказалось вполне достаточно. Ослеплённая дочь Грааля сделала вдох и втайне понадеялась, что, когда слуги закончат, она сможет хоть как-то дышать.

Ей подняли руки и надели через голову платье из материала, который колол кожу. Затем стянули ремнями на спине и над бёдрами, чтобы оно обтягивало тело до самых ног.

– Что это? – раздался резкий голос Скерри. Кто-то немедленно принялся расправлять ткань под рукой Хирки. Одновременно на ней зашнуровывали обувь. Терпение Дрейри закончилось, и она выгнала всех слуг до одного. Только Уни было позволено остаться в комнате.

Когда повязку убрали с глаз девушки, она заморгала и потянула руку к лицу, чтобы потереть глаза, однако Скерри тут перехватила запястье. Макияж. Про него Хирка тоже забыла.

От вида сопровождающей можно было остолбенеть. Она казалась выше, чем обычно. Худощавую фигуру удлиняло платье без рукавов из тёмной кожи. На коже были выдавлены узоры: какие-то бороздки, напоминающие витые козьи рога. С чёрными губами и волосами Скерри выглядела эффектно. Она казалась страшно опасной.

– Помнишь, как их всех зовут? – спросила она.

Хирка кивнула.

– И ты знаешь, как выглядит Юр? Младший в семье? Вряд ли Ход назовёт его имя, но если это случится, то будет означать великую честь. Ты понимаешь? Если превзойдёшь саму себя, то его тебе представят. Хотя сомневаюсь, что это произойдёт.

– Тогда я найду его и поздороваюсь лично, – пошутила Хирка, но Скерри было совершенно не смешно. Она запустила когти в косички подопечной.

– Ты ведь думаешь, что речь идёт только о нас, так? – спросила Дрейри, буравя девушку взглядом белых глаз. – Считаешь, что тебя это не касается. По ночам ходишь бунтовать на улицах, болтаешь о Потоке и всевидящих, понапрасну тратя время, которое следовало использовать для подготовки к сегодняшнему вечеру. К тому, что произойдёт. Ты не понимаешь, что если падём мы, то падёшь и ты.

Хирка посмотрела в глаза собеседнице.

– А ты, наверное, не отказалась бы пасть, если бы одновременно увидела, как паду я.

Уни издала короткий громкий возглас и продолжила судорожно обматывать руку полукровки белой лентой. Здесь это считалось красивым, а вот самой девушке эти ленты напоминали бинты. Как и туфли.

Хирка закусила губу в ожидании приступа ярости Скерри, но его не случилось. Возможно, потому, что слова оказались правдивыми. Вместо этого она смерила подопечную взглядом с головы до ног.

– Сойдёт, – наконец сказала Дрейри, развернулась и вышла из комнаты.

Хирка подошла к зеркалу. На миг ей показалось, что она стоит перед открытой дверью и смотрит на незнакомку. На постороннюю девушку, с которой никогда раньше не встречалась: бледную, с косичками, расползавшимися по голым плечам, как рыжие змеи. Нижняя часть юбки снежно-белого платья взрывалась красным.

Казалось, Хирка прошла по крови.

Их забрали повозки. Хирка впервые после прибытия в этот мир увидела их. Значит, можно не ходить пешком и при этом не потерять лица, стоит только одеться достаточно непрактично.

Повозки тянули мужчины. От этого Хирка чувствовала себя некомфортно и старалась как можно реже смотреть на них, прячась под капюшоном. Это оказалось довольно просто, поскольку плащ был сшит специально для того, чтобы скрывать её лицо.

Сердце тяжело билось в груди девушки. Она крепко сжала ларец с сердцем Наиэля, чтобы избавиться от дрожи в руках, ощущая себя дурочкой. Казалось, Хирка весь день не принадлежала себе и, возможно, больше никогда не будет себе принадлежать.

Рядом с внучкой сидел Раун в чёрном костюме с узорами в виде ракушек на рукавах. Чуть поодаль разместились Ухере и Скерри. Остальные ехали в следующей повозке. Семья Хирки… Казалось, она скоро задохнётся, а потому перевела взгляд в окно.

Шёл снег. Они передвигались по одной из дорог, тянущихся вокруг кратера до самого дома Ход. До первого дома. До правящего дома. Дочь Грааля постаралась вспомнить имена всех представителей высшей семьи, но в голове всплыли лишь несколько. Казалось, всё, чему её научила Уни, выветрилось. Мозг больше не работал.

Ход, глава дома. Её супруг Тир. Их сын Юр. Дочь Ганей. Замужем за Скримом. Родителей Скрима зовут… Нет. Их дочь зовут Мейме. Замужем за…

Дыши! Ты должна дышать.

К Хирке наклонилась Скерри:

– Не снимай капюшон, пока не окажешься прямо перед Ход. Не забудь! И не поворачивайся спиной, пока…

– Она всё знает. – Раун казался уверенным в способностях внучки, а вот сама она испытывала сомнения.

Повозки замедлили ход. Сквозь снег в горной стене виднелись отверстия. В каждом из них наверняка находился маленький город. Вдоль дороги появились бочки с горящими внутри кострами. Порывы ветра гнули пламя.

Процессия остановилась. Хирка заставила себя выбраться наружу. Раун положил руку ей на спину и повёл вперёд. Огненные языки осветили двустворчатую дверь из кованого железа высотой в десять ростов. Она была покрыта узорами из извивающихся змей, высеченных настолько реалистично, что казались живыми. Створки распахнулись. Прибывших встретили две милые женщины. Они улыбались, но Хирка не услышала ни слова из того, что они сказали. Кровь стучала в ушах. Девушка прижала к груди ларец: уже не простую металлическую коробку, а шкатулку из кошачьего серебра. Он был тяжёлым ото льда. И от ноши, которая должна спасти семью. От сердца, что должно возвысить дом Грааля.

Если Хирке повезёт, этого будет достаточно. Грааля оставят в покое. Имланд окажется в безопасности. Ример будет спасён.

Ример.

Тоска по нему накрыла настолько неожиданно, что у девушки перехватило дыхание. Она как наяву слышала, как возлюбленный шёпотом произносит её имя. Слышала возле самого уха хриплый тихий голос, который стал глубже после поцелуя, как будто ей удалось пробиться к сущности Римера, куда никто раньше не добирался. Опасная и непредсказуемая, эта сущность принадлежала Хирке и являлась её настоящим домом.

Так что она делает здесь? Здесь не её дом. Не её семья. Может быть, по крови, но рыжей полукровке никогда не стать такой, как они. Она не сможет выжить здесь, в этом обществе.

Ример вырос в таких же условиях. Он из Ан-Эльдеринов.

Подумав об этом, Хирка выпрямила спину. Так всегда поступал Ример. Он твёрдо стоял на ногах, даже если вокруг всё рушилось. Если он всю жизнь нёс бремя сына Совета, то и дочь Грааля выдержит несколько месяцев. Или хотя бы один вечер, а потом кто знает что будет.

Но даже Ример не видывал подобного изобилия. Дом Ход оказался намного больше, чем могло потребоваться любой семье. Хирка со спутниками шагали по коридорам и залам с высокими витражными окнами, которые слегка напоминали убранство башни Всевидящего. Наиэль многое принёс с родины. Устройство семей Совета. Высшее божество. Каким был Имланд до его пришествия?

Там правили короли. Королевский род Равнхова.

Гости вошли в зал. Сводчатый потолок отражался в полу. Хирке показалось, она парит. Стоявшие в другом конце помещения переговаривались между собой, выглядя как все Дрейри: одетыми, чтобы выставить себя напоказ, но делая вид, что не особенно старались.

У одной женщины на теле не было ничего, кроме нитей, которые походили на мужскую рубашку, едва выдержавшую ножевую схватку. Наверняка так и планировалось. У парочки девушек на платьях зияли дыры, расположенные над грудью и животами, как будто объявляя о способности обладательниц нарядов принести потомство. Увеличить количество Дрейри. Кажется, только это и движет здешним миром.

Хирка шла вслед за спутниками, не понимая, как ей до сих пор удаётся переставлять ноги, пока не оказалась перед мужчиной и женщиной, восседавшими на тронах. Кресла были похожи на вертикально поставленные лодки или на дощатые коконы, которые гнулись и создавали заострённые арки. Лица глав семьи выражали снисходительность, как будто на самом деле им хотелось бы постоять, но приходилось сидеть.

Ход и её супруг Тир. Ход и Тир. Не забудь имена.

Женщины, которые привели их сюда, остановились, Хирка тоже. Она не поднимала головы, глядя на чёрные туфли Ход, а потом услышала, как Раун и Модрасме обмениваются положенными вежливыми репликами, и обрадовалась, что ей не требуется принимать в этом участия.

Но вот Ход встала.

– Хирка?

Девушка подняла глаза и стянула вниз капюшон.

– Спасибо за оказанную мне честь. Я Хирка, дочь Грааля, сына Рауна из дома Модрасме, – ответила она, не зная, правильно ли всё говорит.

Ход не была похожа ни на одну женщину этого мира и напоминала прищурившуюся птицу. Взлетающие вверх раскосые глаза на узком лице производили сильное впечатление. Завораживающая и неповторимая внешность. А кроме того, глава семьи была одним из старейших созданий в мире.

Во всех мирах.

На Ход красовалась воздушная мантия с капюшоном, который так плотно прилегал к голове, что Хирка поначалу приняла его за волосы. Вырез платья доходил до пояса и был таким открытым, что грозил обнажить груди при любом резком движении. Но Ход не совершала резких движений.

Она плавной походкой приблизилась к Хирке, склонилась к ней и втянула носом запах, причём сделала это так элегантно, как никто. Слепая стояла настолько близко, что девушка слышала её дыхание, а затем прошептала:

– Тебе страшно?

К ним были прикованы глаза абсолютно всех собравшихся в зале.

Хирка сжала ларец вспотевшими руками. Да, она боялась. Боялась серьёзных вещей и мелочей: совершить ошибку, последствий. А ещё боялась опустить глаза и увидеть гораздо больше тела Ход, чем следовало.

– Я была бы глупой, если бы не испытывала страха, – прошептала девушка в ответ.

– М-м… А ты ею не являешься, правда же? – это прозвучало не как вопрос. Ход выпрямилась.

Гостья этого мира протянула ларец главе семьи и громко произнесла:

– Я Хирка, дочь Грааля, сына Рауна из тридцать третьего по статусу дома Модрасме, пришла с подарком для Ход и Тира из правящего дома. Это всё, что осталось от Наиэля, который предал вас всех.

Девушка не сомневалась: собеседнице уже известно, что находится в ларце. Заявление предназначалось для публики. Ход приняла подношение, тонкими когтями подцепила крышку и посмотрела на сердце. Остальные полуголые члены правящей семьи столпились вокруг них.

Ход сделала глубокий вдох. Втянула носом запах подарка и задержала дыхание, как будто хотела съесть останки предателя. Стать с ним единым целым.

– Я помню тебя… – прошептала Дрейри севшим от презрения голосом.

Она говорила о Наиэле. О Наиэле, с которым Хирка путешествовала по миру людей. О Наиэле, который спал на балках под потолком и мог в мгновение ока сожрать целого цыплёнка. И который до последнего мига боялся собственного брата. Смерть предателя стала движущей силой для его родного народа. Как иронично! Жажда мести в самой страшной форме, от которой по коже у Хирки побежали мурашки. Будущее, построенное на сердце врага.

Она впервые порадовалась, что Наиэль мёртв. Ему не пришлось встретиться со своим народом и столкнуться лицом к лицу с их ненавистью. Ример убил её дядю, но этот грех избавил того от гораздо худшей участи. Хирка была бесконечно наивна, когда думала иначе.

Ример не был убийцей Наиэля. Ример был его спасителем.

А я отпустила его, не сказав ни слова.

Ход закрыла ларец и вернула его Хирке.

– Ты принесла мне сердце предателя. Отдала нам нашего врага, поэтому я отдам тебе твоего.

Глава дома сделала едва заметный жест рукой, и позади тронов открылась дверь. В зал вошла женщина, ведя на золотой цепи мужчину, который с трудом поспевал следом. Пара остановилась перед Хиркой. Та не понимала, что от неё требуется, поэтому принялась пристально рассматривать пленника. Короткие светлые волосы. Висящий мешком плащ. Тюремщица подняла подбородок мужчины, заставив его встретиться взглядами с Хиркой.

У него были такие же глаза, как у неё. Как у имлинга. Живые голубые глаза. Впалые щёки. Шрам на лбу. Хирке отступила, словно получила удар в живот, осознав истину.

Урд. Это был Урд.

Урда стало практически не узнать, но его глаза Хирка никогда не забудет. На неё нахлынули воспоминания о том дне, когда она отрубила хвост подонку. Он упал на колени и блевал кровью, пока из горла не вышел клюв.

Гора Бромфьелль лопнула, взорвалась красным жидким пламенем, и трупорождённые уволокли Урда за собой через камни.

Что с ним сделали? Пленник казался одновременно помолодевшим и постаревшим. Помолодевшим, потому что у него отсутствовала борода, а волосы были коротко подстрижены. Постаревшим, потому что его щёки стали ещё более впалыми, а кожа приобрела землистый оттенок. Со лба исчез знак Совета, а вместо него появился красный воспалённый шрам.

Урд стоял всего в нескольких шагах от Хирки. Он пытался принести её в жертву слепым. Если бы не этот мужчина, её здесь сейчас не было бы. Она могла бы мирно жить в Имланде. Или в Равнхове. Или с Римером…

Пленник узнал девушку и сделал шаг в её сторону, но, по всей видимости, вспомнил о цепи и остановился. Уголок его губ дрожал. Хирка подумала, что Урд собирается что-то сказать, но потом поняла, что он борется со слезами.

Впервые с момента прибытия сюда она смотрела в живые глаза, и они принадлежали врагу. Какая горькая ирония! Жестокая шутка богов.

Ход шагнула к Хирке. Та видела краем зрения голую кожу на теле женщины, но никак не могла оторвать взгляд от бывшего члена Совета.

Думай! Не забывай, для чего ты здесь!

Нужно быть Дрейри. Слишком многое поставлено на карту, и дочь Грааля не должна позволить сбить себя с толку. Даже появлением Урда.

Хирка посмотрела в глаза Ход. Та удовлетворённо улыбнулась.

– Мы позаботимся о твоём враге до конца вечера. После этого можешь его забирать и делать всё, что пожелаешь. У нас было много предположений о дальнейшей судьбе пленника, но, судя по слухам, ты, вероятно, вознаградишь его должностью слуги.

По залу разлетелся хохот. Все смотрели на Хирку. Абсолютно все. Её испытывали. Ждали реакции. Раун умолял внучку взглядом. Скерри едва сдерживала бешенство. Жилы на её шее напряглись и стали похожими на корни. Губы Ваны дрожали. Модрасме смотрела в сторону, как будто уже проиграла. Как и ожидалось, Хирка принесла им лишь разочарование.

Что ей следовало сделать? Отказаться от ответного дара? Или пообещать, что Урда помучают и убьют? Сделает ли это полукровку одной из Дрейри? Поможет ли возвыситься дому Модрасме?

Нет. Нужно показать, что она отвечает за свои действия. За то, что сохранила жизнь Колайлю. Но для этого требовалось назвать причину поступка, которая будет достойна уважения в их глазах. А Дрейри поймут только одну вещь: бесстрашие и превосходство.

Хирка собралась с мыслями. Произнесла про себя всё, что собиралась сказать вслух, чтобы не сделать ошибку на чужом языке.

– Разве существует причина не сделать его слугой? – спросила она, надеясь, что голос прозвучал доверительно.

– Он твой враг, – ответила Ход. Снова раздался смех зрителей.

Хирка слегка согнула колено, чтобы продемонстрировать уважение.

– Я боюсь тебя. Для этого есть причина. Но должна ли я страшиться своих врагов? Должна ли убивать их, чтобы спокойно спать по ночам? Нет. Я не боюсь его. Ни его, ни падшего. Пусть метут у меня полы. Оба.

Ход склонила голову и заморгала, как птица. Казалось, что у неё двигалось как верхнее, так и нижнее веко, и они смыкались ровно посередине глаза.

Хирка затаила дыхание. А потом самая могущественная женщина в мире засмеялась. Из её горла разлилась трель, которая быстро заразила весельем всех, кто собрался в зале. Супруг Ход, Тир, кивал с лёгкой улыбкой на лице, развалясь на кресле в наряде, украшенном мехом и перьями, как недавно укрощённый дикарь.

– Всё же она – одна из нас! – сказала глава правящей семьи и передала ларец мужу. – Хирка, дочь Грааля, сына Рауна из дома Модрасме, приветствую тебя в доме Ход в Гиннунгаде!

Все принялись стучать кулаками по груди, выражая поддержку, как это было ни удивительно. Хирка украдкой взглянула на свою семью. Раун и Ухере изо всех сил старались казаться равнодушными.

Ход жестом подозвала к себе мужчину, который выглядел моложе остальных. Его пшеничные волосы были неровно подстрижены, а на обнажённом торсе красовался чешуйчатый змей.

Юр. Младший сын дома.

– Хирка, я слышала, тебя восхищает всё, что выращивают в земле, – произнесла Ход. – Травы и чай. У нас в Дрейсиле собраны лучшие из них. Мой сын Юр покажет тебе, что мы можем предложить. Проводишь её?

– С превеликой радостью, мама. – Юноша улыбнулся Хирке ослепительной улыбкой, такой искренней и широкой, что клыки выглядели безопасными, затем кивнул на ряд сводчатых коридоров, приглашая гостью проследовать за ним.

Хирка поклонилась Ход и отступила на пару шагов назад, следя за тем, чтобы не повернуться к ней спиной. Затем вопросительно посмотрела на Рауна и Скерри. Дед почти незаметно кивнул. Слепая же разомкнула чёрные губы, как будто собиралась закричать, но не издала ни звука. Спустя пару секунд девушка сообразила, что та разинула рот от изумления.

Кровавая луна

От таяния снега в Блиндболе болота становились более вязкими, а тропинки размывало. Из-за этого на дорогу от Равнхова пришлось потратить лишний день, но теперь Ример уже приближался к лагерю Колкагг и уже видел последний мост, который вёл прямо к полной луне яркого оранжевого цвета.

Вершины гор покрывал густой лес, и даже на вертикальных поверхностях скал укоренились кривые сосны. Ример услышал, как в темноте журчит талая вода, а пролетающий над головой ворон каркает, и слился с Потоком.

Блиндбол ночью… Более прекрасного места не сыскать во всём мире. Или же поддержка Эйрика подарила Римеру отличное настроение?

Не то чтобы он ожидал иного, но встреча с союзником согрела душу. Приятные разговоры под хорошую еду. Даже Колкаггу в Равнхове приветствовали за накрытым столом.

Иногда у Римера возникало ощущение, что Эйрик знал Совет лучше, чем он сам, потому что хёвдинг уже давно перестал выходить из себя. Он понимал, с кем имеет дело, и представлял убогий образ мышления правителей Эйсвальдра.

Эйрик находился в Равнхове в ту ночь, когда Ример покалечил человека Даркдаггара, и уже тогда предвидел, что Маннфалла обвинит в случившемся свободное княжество. Это не удивило хёвдинга. То же самое касалось набирнов. Местные имлинги видели их своими глазами.

Эйрик выслушал, не перебивая, рассказ Римера о путешествии к людям и о слепых братьях и не посчитал бреднями безумца. А потом похлопал юношу по спине и заявил, что большинство проблем можно решить, лишь бы пива хватило.

От воспоминания об этом Ример улыбнулся. Эйрик видел то же, что и он. Понимал, что близится буря. Война на два фронта – против слепых и против Маннфаллы. Битва, которую невозможно пережить и уж совсем невозможно выиграть – без Колкагг.

Тебе не надо завоёвывать Колкагг, они уже твои.

Прощальные слова хёвдинга. Именно они вдохновляли Римера сейчас. Надежда и доверие.

В лагере прозвучал гонг, породив слабое эхо в дальнем поселении. Вечерняя трапеза… Если поторопиться, то можно успеть на ужин.

Ример пересёк мост и побежал по лесу. Пахло влажной землёй, смертью и новой жизнью. Почву покрывал слой гнилой прошлогодней листвы. Вероятно, завтрашняя тренировка будет включать в себя уборку территории в извращённом и усложнённом виде.

Между деревьями показался лагерь. Колкагги собрались вокруг нескольких костров. Увидев одетых в чёрное мужчин со знакомыми лицами, Ример вспомнил, что никогда не будет одинок. Особенно после сегодняшнего вечера.

Надо только отыскать Орью.

Юноша заметил её возле самого маленького костра вместе с другими командирами. Со всеми теми, кто по справедливости должен был занять место Свартэльда раньше её. Но они поддержали Орью, заставив Совет устыдиться.

Ример почуял запах похлёбки из дичи и понял, как проголодался. Но сначала дела. Он подошёл к сидевшим у костра. Мастер Колкагг поднялась.

– Что сказал Равнхов?

Ример улыбнулся.

– И ты здравствуй.

Она нерешительно вернула улыбку.

– Хорошие новости?

Ример подумал, прежде чем ответить. Он не мог рассказать всё. Орья занимает ключевую должность среди Колкагг, но она по-прежнему верна Совету.

– Эйрик связался со многими и заручился поддержкой. Но Равнхов противостоит Маннфалле. И Даркдаггару. Они сильны. Мы больше не можем ждать, мастер. Колкагги должны выбрать, на чьей они стороне.

Вокруг костров воцарилась тревожная тишина. Все внезапно увлеклись поглощением чая. Орья кивком велела Римеру следовать за ней. Они отошли и остановились под соснами. Повсюду на фоне сумерек чернели иглы.

– Как я уже говорила, Колкагги не могут выбирать. За нас выбирают другие. Наша роль была таковой с момента основания ордена. Я понимаю, чего ты хочешь и насколько это трудно, но ты должен осознать…

Ример схватил собеседницу за руку.

– Орья, ты обещала…

– Я обещала подумать! До тех пор, пока не получим больше информации. Но не всё так, как ты считаешь. Ты ошибаешься в Даркдаггаре.

Ее убеждённость стала новостью для Римера. Неожиданностью, как выстрел среди деревьев. И юноше пришлось приложить усилия, чтобы скрыть отвращение. Он отпустил Орью.

– Что произошло?

– Что ты имеешь в виду?

– Не делай вид, что не понимаешь. Я не думаю, что ты из тех, кого можно купить, значит, тут что-то другое. Что изменилось? Почему это вдруг мы больше не можем выбирать? А, мастер?

Отзвук последнего слова завис между ними надолго.

Орья вздохнула и провела рукой по лбу.

– Это тебя не касается, но раз уж ты спрашиваешь, то Совет доказал, что хочет прислушаться к нам. И это не пустые разговоры, Ример. Они приезжали сюда.

– Кто здесь был?

– Гарм Даркдаггар и Фрейд Вангард. С несколькими имлингами. Они честно рассказали нам, с какими проблемами столкнулся Совет. Спросили, есть ли у Колкагг всё необходимое. Они хотят дать нам больше свободы и больше ресурсов. А ещё они искренне интересовались организацией нашего труда, нашим распорядком.

Орья взглянула на собеседника и ответила на незаданный вопрос:

– Нет, никто не рассказал им о тебе. – Она опустила глаза вниз и наступила на шишку так, что та треснула. – Совет знает, что не может иметь армию, которую не контролирует…

Ример невесело рассмеялся.

– Значит, всего-то и нужно, чтобы мужчина и женщина из Совета заехали к вам в гости и поздоровались за руку? И после этого мы больше не можем выбирать сторону?

Губы мастера Колкагг подрагивали от злости.

– Будь осторожен, Ример. Твоё имя больше не в силах тебе помочь.

Она развернулась и собралась уйти. Он остановил её:

– Ты что, не понимаешь?! Они знают, что преданность Колкагг держится только на тебе! Иначе с чего бы им приезжать сюда?

Орья взглянула на Римера. Злость в её глазах превратилась в жалость.

– Вот видишь, как ты ошибаешься. Они побывали не только здесь, но и в каждом лагере в Блиндболе. Пусть всё идёт как должно.

Внезапно его осенило, и кровь застыла в венах. Он отпустил Орью.

– В каждом лагере?!

Она отошла на несколько шагов, как будто собеседник вдруг превратился в непредсказуемого дикого зверя. В сумасшедшего. А не был ли он им? Ример огляделся. Мужчины спокойно переговаривались у костров. Рассуждали о Маннфалле. О травмах после тренировок. О погоде. И всё же… Каждый мускул тела вопил юноше: происходит что-то неправильное.

А потом он заметил первый признак. Один из одетых в чёрное поднялся, сказал, что плохо себя чувствует, и нетвёрдой походкой направился к домам, но успел сделать лишь несколько шагов, после чего упал и остался неподвижно лежать на земле. К Колкагге подбежали трое товарищей.

Пища!

Ример судорожно оглядывался, но котлы с супом уже убрали. Мужчина у костра застонал. Другой попробовал подняться, но у него подкосились ноги и он упал на колени на гнилую листву. Чашка выпала из руки и покатилась по земле.

Ример бросился бежать.

– ЭТО ЧАЙ! НЕ ПЕЙТЕ ЧАЙ!

Он орал так, что лёгкие разрывались, но слова тонули в окружающем шуме. В криках боли. В стонах корчащихся от судорог мужчин и воплях тех, кто безрезультатно пытался оказать им помощь.

Ример носился между Колкаггами. Выбил чашку из рук Йеме. Тот лениво посмотрел на нахала, а потом перевалился через костёр. Юноша поймал обмякшее тело и выволок из пепла.

– Йеме! – он потряс мужчину, засунул два пальца ему в горло, и тот встрепенулся. Изо рта полился жидкий суп, но глаза Йеме остались мертвыми. Его тело реагировало бессознательно.

Орья…

Ример огляделся. Она прислонилась к дереву и схватилась обеими руками за живот, но по крайней мере стояла на ногах. Орья встретилась взглядом с бывшим Колкаггой, и на её лице отразилось понимание. Женщина кивнула, засунула пальцы в рот и вызвала рвоту.

Тело Йеме на руках Римера становилось всё тяжелее – сигнал к тому, что следовало немедленно что-то предпринять. Хоть что-нибудь. Но что? Что он может?

Воины лежали на земле. Они были мертвы, но тела их до сих пор бились в судорогах. Медленно, как во сне. Словно время пошло с другой скоростью. Ример видел, как кто-то пытался поставить друга на ноги. Остальные впали в ступор и лишь наблюдали за происходящим. Хаос среди Колкагг. Буря, которую видно, но не слышно.

Это напоминало сражение со Свартэльдом. Беззвучный кошмар. Но в этот раз перед Римером находилась не толпа чужаков. Здесь было всё, что у него осталось. Его дом. Его воины. Его жизнь.

Они не могут иметь армию, которую не контролируют…

Ример прижал к себе Йеме, чьё тело смерть сделала тяжёлым, уткнулся лбом в его волосы и вдохнул запах пота после трудного дня. Колкагга принял обратно блудного соратника с распростёртыми объятиями и со словами: «Ты всегда опаздываешь к ужину».

Всегда опаздывает. Опаздывает.

Ример похолодел, руки его вспотели, живот свело. Бывший Колкагга попытался что-то извергнуть из себя. Затем услышал чей-то яростный вопль и только потом понял, что крик исторгло его собственное тело. Он заглушил звук, уткнувшись в голову Йеме. Какое-то время безутешному юноше казалось, что на самом деле он находится не здесь, а спит где-то далеко. Но как тогда можно ощущать запах мёртвого товарища? Как можно видеть царапины на лежащем на земле трупе?

Сигналы опасности. Ример знал их. Он притянул к себе Поток и слился с ним, чтобы выжить. Чтобы подавить шок. Но Поток стал неуправляемым и лишь пронёсся сквозь тело. В памяти всплыли слова Хлосниана.

Ничто так не питает Поток, как кровь.

Ример опустил Йеме на землю, не представляя, сколько времени прошло. Миг. Час. День. Затем с трудом поднялся на ноги и увидел, что выжил ещё кто-то. Стиар стоял неподалёку в окружении мертвецов. Бледные лица на тёмной земле. Вдоль тропинок лежало множество тел. Ример знал, что если войдёт в дома, то обнаружит и другие.

Он подошёл к Стиару. Лицо мужчины было покрыто слезами. Он казался сбитым с толку.

– От чая… От него я не сплю, – сказал он с горечью в голосе. – Всегда старался не пить его.

А я всегда опаздываю.

Ример огляделся. Тяжесть зрелища камнем легла на его плечи. Тяжесть случившегося. Нелепости. Несправедливости. Преступления, подобного которому мир не видывал. Этого не должно было произойти. Оставалось два выхода – уйти на дно или стоять, выпрямив спину.

Ример опустил руку на плечо Стиара и не сводил с него глаз, пока не удостоверился, что мужчина его понимает и может мыслить чётко.

– Осмотри лагерь. Выясни, выжил ли кто-нибудь ещё. Ты понимаешь меня? Я подожгу сигнальный костёр.

Стиар вздрогнул, как будто проснулся, и кивнул.

Ример выхватил из пламени обгоревшее с одной стороны полено и помчался к сигнальному костру, который возвышался на северной стороне и был виден из других лагерей. Сколько всего существует поселений Колкагг, юноша не знал. При его жизни им никогда ничего не угрожало. Как и до него.

Но он должен был зажечь огонь. Предупредить. Остановить их. Остановить ужин. Выманить их из лагерей сюда. Но в глубине души Ример понимал, что и с этим опоздал. Колкагги неукоснительно придерживались распорядка дня, и это их погубило.

И всё же он разбил кувшин с маслом над костром и бросил в него полено. Огонь вспыхнул мгновенно. Но не было видно даже намёка на ответный сигнал. Ример вглядывался во мрак. В Блиндболе ещё никогда не стояла такая тьма. Единственное, что вторило пламени костра, – это луна. Круглая и красная. Прореха в ночи.

Они мертвы. Они мертвы, все до одного.

Римера парализовало. Огонь согревал его с одного бока, пока другой мёрз. Даркдаггар убил имлингов своего народа. Неподконтрольную армию. Никакой грех в Шлокне не мог сравниться с этим. Как они могли? Как Совет мог поддержать…

Совет!

Новое откровение молнией прорезало горе Римера. Совет не поддерживал этой бойни. Они никогда не приняли бы единодушного решения об убийстве. Никогда. А Даркдаггару не удалось бы скрыть свою причастность. И всё же он это сделал, что может означать лишь одно.

Он собирается заманить Совет в ловушку!

Ример мчался по краю обрыва. Ветки хлестали юношу по лицу, но он бежал. Глотал кровь, но бежал. Надо предупредить Ярладина. Остальных членов Совета. Всех, кто не продался пока Даркдаггару.

Они в смертельной опасности!

На другой стороне горы Ример резко остановился. На горизонте пульсировали красные отблески. Эйсвальдр был объят огнём.

Рёв

Ожидание казалось невыносимым. Устроившаяся на сиденье Хирка сплела пальцы и нагнулась вперёд, глядя под ноги. Она чувствовала себя голой. И замёрзшей. А ведь она ещё даже не вышла из дома.

Даже через каменные стены девушка слышала, как тысячи Умпири пробираются по переполненным улицам, идущим вниз по кратеру к языку ораторов. Понадобится не один час, чтобы заполнились все места. Смех и крики смешивались с другими звуками в гудящий хаос. Здесь собрался весь Гиннунгад. И всё ради неё.

А вот чего ещё никто не знал, так это как её представят. Да, она Хирка из дома Модрасме, но останется ли её дом тридцать третьим? Или поднимется? А что, если опустится? Вдруг поведение полукровки утащило их семью ниже по лестнице рангов, чем поведение Наиэля в своё время?

Никто не узнает, пока не прибудут повозки из дома Ход. А вместе с ними – будущее семьи Хирки.

Скерри бродила взад и вперёд, покусывала когти. Ухере играла с волосами: поднимала их наверх, скрепляла шпилькой, вынимала её и повторяла всё сначала. Раун гладил жену по спине. Даже Вана забыла о высокомерии. Сейчас наступил тот редкий момент, когда рядом с ней не было видно жениха, ведь сегодня решалась судьба семьи, а не любовников.

Модрасме смотрела в окно. Серебряные волосы спадали ей на колени. Глава дома прожила почти четыре тысячи лет. Если она когда-нибудь и испытывала эмоции, это осталось в прошлом. На лице без морщин застыло обычное отсутствующее выражение. Ничто не имело достаточного значения для Модрасме. Всё и все по определению приносили лишь разочарование. Раун называл свою мать секхтайнари. Непереводимое слово. Лучшее определение, которое сумела придумать Хирка, – «почитатель страдания». Та, кому нравится упиваться собственным страданием, пестовать его. Но даже Модрасме не смогла скрыть некоторой радости после встречи с домом Ход.

Всё прошло хорошо. Так Хирка утешала себя в минуты душевного подъёма. В другие минуты ей казалось, что она совершила множество нелепостей, не отдавая себе в этом отчёта. Возможно, забрасывала косички за спину и тем самым обидела предков или сделала что-то не менее ужасное.

Узнать девушка ничего не могла, всем распоряжались другие. Но скоро её семья получит ответ. Число. Всего лишь одно простое число. Бессмысленное для неё и жизненно важное для остальных в этом зале. Но Хирка понимала, что если она со всем справилась, то честь Грааля будет восстановлена. Может быть, он отпустит сдержавшую обещание дочь на свободу? Позволит вернуться домой в Имланд и жить спокойно?

Глупая девчонка…

В зал трусцой вбежал бритоголовый слуга Шильборр.

– Повозки в пути!

Все вскочили на ноги, стряхнули несуществующую пыль с одежд и вскинули подбородки. Хирка встала. Кожаное облачение скрипнуло. В этот раз на ней красовалось платье, делавшее воином в длинном ряду воинов, которые со всей очевидностью желали продемонстрировать, как мало защиты им необходимо. А потому наряд составляли лишь кожаные ремни, подтяжки на груди и короткая юбка, которая крепилась при помощи металлических колец, как недоуздок. Вот кем является теперь Хирка. Лошадью. Полезным животным.

По коридорам эхом разнёсся стук дверной щеколды. Шильборр и Уни вышли из зала и вернулись смущённые в сопровождении того, кого сочли за гонца. С ними шагал Юр, младший сын дома Ход. Никто не ожидал его увидеть.

Ухере схватилась за грудь, как будто лёгкие подвели её. Модрасме встала. Волосы волнами спадали до самой её талии.

Юр обезоруживающе поднял руку.

– Формальности могут подождать, – произнёс он, широко улыбаясь, и протянул главе дома чёрную пластину, похожую на приглашение, которое они получили в прошлый раз. – Я захотел передать это сам и поздравить первым. Не спешите, я буду стоять у повозок. Но кратер уже начинает заполняться, так что медлить тоже не следует.

Юр подмигнул Хирке, сделал пару шагов назад и только потом развернулся и ушёл. Такую вежливость он не был обязан проявлять.

Модрасме подняла пластину и прочитала в воцарившейся тишине. Потом снова села и протянула стеклянный диск Рауну.

– Что там написано? – Скерри пыталась заглянуть ему через плечо.

– Мы седьмой дом… – произнёс рыжий дед Хирки голосом, полным сомнений. Скерри широко раскрыла глаза и вырвала пластину у него из рук. Взгляд сосредоточился на тексте, будто слепая хотела проверить, верно ли всё понял собеседник.

Раун взял ладонь Модрасме двумя руками.

– Мама, мы седьмой дом. Седьмой. Ты слышишь? Мы вернулись в Совет, – на последнем слове его голос дрогнул.

Не дожидаясь ответа, Раун подошёл к внучке, опустился на корточки и погладил её по лицу.

– Седьмой, Хирка…

Она кивнула. Из глаз потекли слёзы. Почему? Что это означало для неё? Всё это никогда не было частью жизни путешественницы между мирами, но окружавшая её семья ликовала. И это трупорождённые, которые с момента прибытия полукровки демонстрировали не больше чувств, чем камень. Сейчас они жили. Сейчас они испытывали эмоции.

Раун сжал руку в кулак и поднёс ко рту, как будто это могло скрыть его слёзы. Скерри стояла с закрытыми глазами. Модрасме опустила руку ей на плечо. Это был первый прямой контакт между ними, который наблюдала Хирка. Ухере обнимала своего тощего отца и его жену. Вана рассмеялась первой и первой начала размышлять вслух: сколько мужчин и женщин они получат? Сколько слуг? Придётся ли им переехать и когда?

Раун покачал головой:

– Тысячу лет… Тысячу лет я считался лишь отцом предателя. А теперь… – Его рука, касающаяся лица Хирки, была тёплой. – Кровь от моей крови.

– Нам надо идти, – произнесла Скерри у него за спиной.

Хирка набросила плащ и направилась к повозкам, не желая, чтобы сейчас её видели. Члены её семьи сейчас были такими радостными. Такими дикими. Такими чужими.

Но никому из них не предстояло вскоре выйти на обозрение всем до единого трупорождённым Гиннунгада.

Дом Ход состоял из множества уровней. Зал за залом уходили внутрь горы. Хирка стояла в одиночестве в одном из них. Её окружали чёрные каменные стены, покрытые узорами. Поток создал их задолго до войны. Змеи извивались друг над другом и друг под другом, оживая в свете длинного ряда фонарей. Над головой высились окна из потокового стекла. За пепельно-серыми стёклами можно было разглядеть яркую толпу.

Собравшихся было много. Невообразимо много. Чтобы разогнать сгущавшийся сумрак, на разной высоте вокруг всего кратера горели фонари.

Хирка поднесла руку ко рту, чтобы откусить ноготь, но забыла про когти. Серебряные когти. Она теперь стала как Дрейри. Должна была стать как Дрейри.

Целую вечность назад бесхвостая девочка боялась церемонии Ритуала. Сейчас над этим можно было только посмеяться. Чего она опасалась в тот раз? Совета в Эйсвальдре? Кучка морщинистых мужчин и женщин, которые бросили её в шахты. Ничто по сравнению с тем, на что оказались способны тысячи Умпири.

Зарубка тебе, если вытащишь меня.

Ример… Увидит ли Хирка его когда-нибудь? Неужели сейчас она совершит шаг, который навсегда разведёт их по разные стороны? Девушка ухватилась за подоконник и приказала себе дышать спокойно.

Это сон. Это всего лишь сон. Ты скоро проснёшься.

– Идём… – махнул ей слуга. Хирка глубоко вдохнула и зашагала за ним по коридору, узкому, но такому же высокому, как зал. Стены перехода тоже создал Поток. Они уходили вверх и постепенно меняли цвет с чёрного на бледно-розовый. Появилось ощущение, что они двигаются внутри женской половой системы по родильному каналу. Впереди виднелся кроваво-красный занавес. Отверстие.

Слуга отвёл полог в сторону, пропуская Хирку на язык ораторов. На выступе уже собралось много народа. Её семья. Семья Ход. Рядом с прибывшей тут же занял место Юр, уверенно улыбаясь ей. Девушка поборола сильное желание схватить его за руку.

Держись на ногах. Скоро всё кончится.

На самом краю языка стояла Ход. Она подняла руку, и море народа затихло. Хирка рассматривала стены кратера. Повсюду толпились слепые: на улицах под ногами и над головой. Расстояние до противоположной стороны кратера было слишком велико, чтобы увидеть происходящее там, но наверняка и там тоже было полно Умпири.

И всё это только ради сообщения о прибытии полукровки? О том, что у Грааля появилась дочь?

И что врата снова открыты. Путь к Потоку.

Ход начала говорить. Громко и чётко. Её слова эхом разносились между каменными стенами. Хирке пришлось сосредоточиться, чтобы разобрать сказанное сквозь шум пульсирующей в ушах крови и колотящегося в груди сердца. Ход вещала о том, что они долго ждали. О том, как жили без Потока. О предательстве. О судьбе Грааля. Хирка многое понимала, а значение незнакомых слов легко угадывала. Само существование путешественницы между мирами долго было лишь слухом, и теперь Ход подтверждала этот слух. И обещала, что это станет началом конца.

Конца? Какого ещё конца?

Хирка взглянула на остальных, но те стояли, как воины, выпрямив спины и сложив за спиной руки. Никто из них ей не поможет.

– Так могущественна наша кровь, – изрекала Ход, – что даже в изгнании, без детородного органа и Потока, Грааль зачал дочь. Его кровь вернулась. Его наследница. Его гнев. И принесла с собой сердце предателя. Принесла сквозь врата. И сквозь врата понесёт его вновь.

Хирка задрожала и сжала челюсти, чтобы не стучать зубами. Слова Ход когтями пронзали её.

– Мы ждали тысячу лет. Но в этом году мы отправимся к Потоку. Дни Маннфаллы сочтены. Слушайте, Умпири: я, Ход из дома Ход, первого дома, даю вам Хирку, дочь Грааля, сына Рауна из дома Модрасме, седьмого дома.

Девушке рассказали, что требовалось сделать. Не так уж много. Это было не сложно. Но прямо сейчас она ничего не могла вспомнить, сражаясь с собственными ногами, которые помимо воли несли её в сторону Ход. Та открыла крышку ларца, и по толпе пронеслась волна ликования. У Хирки появилось ощущение, что она наблюдает за событиями со стороны. Как будто ничего этого в действительности не происходит.

Она погрузила руки в лёд и сжала холодное мясо. Сердце Наиэля. Мужчины, который дорого обошёлся своему народу, отняв у них то, в чём они нуждались. Сердце брата отца. Наиэль предал и Хирку, но она никогда не желала ему смерти. Она любила его.

Когда девушка поднимала сердце над головой, перед глазами проносились воспоминания. Куро, ворон, который отыскал её у расселины Аллдьюпа. Наиэль на полу в теплице. Стенания Стефана по поводу того, что слепой отказывается одеваться. Трус, ползающий по полу церкви у ног Грааля. И худшее воспоминание из всех: дядя падает замертво от рук того, кого она любит. До сих пор.

Хирка поборола слёзы, понимая, что нужно сделать, и решительно подняла сердце Наиэля высоко над головой. Ликование превратилось в один сплошной крик, в бессмысленный рёв, от которого болели уши. Услышав вопли слепых, можно было подумать, что ты оказался в обители сумасшедших воронов.

У Хирки закружилась голова. Девушка смотрела на происходящее сквозь пелену слёз. Факелы кровоточили огнём, и она всё поняла. Впервые поняла, что означает война.

Этот рёв ярости невозможно было остановить никакими силами. Нельзя утихомирить или вступить в переговоры. Он казался животным, первобытным и всепоглощающим.

Колкагги! Колкагги способны их остановить! Ример и Свартэльд.

Хирка подумала, что надеется на тех, кого ненавидела больше всего на свете. На убийц. На воинов. Но кто, кроме воинов, способен остановить войну? Хотя это будет не война. Это будет истребление.

Каменная песнь

Ример поднял меч и, прищурившись, посмотрел на острый край. Результат становился заметнее. Затем переменил позу, прижал лезвие к точильному камню и твёрдой рукой продолжил дело. Вперёд и назад. Вперёд и назад. Как дыхание. Клинок издавал особенный звук. Его песня становилась всё звонче и звонче по мере того, как Ример менял грубые камни на более мягкие.

Он вновь намочил точильный брусок. Вода уже превратилась в серое молоко. Пол был испачкан. На досках виднелись следы грязных ног. Нужно будет вымыть, когда закончит. Ример находился сейчас в хижине Свартэльда. А тот не потерпел бы, чтобы жилище выглядело подобным образом. Хорошо, что он спит в Шлокне и не видит грязи. И не увидел конца того, ради чего жил. Не увидел своих учеников мёртвыми.

Раздвижные двери были открыты, за ними виднелась тропа. Тела Колкагг с закрытыми масками лицами лежали по обе её стороны насколько хватало глаз и казались чёрными холмиками. По мёртвым барабанил дождь.

Ример подтянул тряпку, которая защищала его руку от острого края меча, и обмотал её вокруг побелевших костяшек. Он точил. Вперёд и назад. Вперёд и назад.

Раздались чьи-то шаги. Так косолапо ступал только Стиар. Он встал в дверях и молчал, пока не поймал взгляд Римера.

– Кетиль вернулся, мастер. С ним ещё трое. Одного я знаю. Свейн.

Ример снова посмотрел на острый край меча.

– Какой лагерь?

– Брейфьелль, мастер.

Трое из Брейфьелля. Шестнадцать выживших. Пока.

– Хорошо. Что с мечами?

Стиар шагнул в хижину, чтобы спрятаться от дождя.

– Эрлендр ещё считает, мастер.

Ример приложил сталь к камню и позволил им продолжить песню.

– Как Орья и другие больные?

– Они… их до сих пор тошнит, мы всё испробовали, но…

– Спасибо, Стиар. Припасы?

– Мы сделали, как ты велел. Всё сожжено. Провизия. Чай. Ракнар и Од оленя завалили. Их сменили другие парни, они ушли в лес за добычей.

Стиар беспокойно переминался с ноги на ногу. Он был на пару лет старше Римера. Хороший мужчина. Послушный, но всегда какой-то нервный.

– Мозг возвращается из Маннфаллы, мастер. Он скоро прибудет с новостями.

Ример кивнул, понимая, что лишь получит подтверждение того, что и так знал. Он отложил меч, взял камень помягче, обернул бумагой и приложил к стали. Стиар стоял на месте. Новый мастер Колкагг, не глядя на него, спросил:

– Что-то ещё?

– Ты ничего не ел с тех пор, как…

– Я справлюсь.

Стиар сделал шаг в его сторону. Пшеничного цвета волосы намокли.

– Эрлендр беспокоится и говорит, ты не…

Ример поднял глаза. Собеседник тут же замолчал, попятился и удалился вниз по тропинке между трупами. Эти мужчины остались бы живы, если бы Ример не покинул Имланд. В лагере сейчас звучали бы проклятия, он был бы полон измождённых потных воинов. А Даркдаггар гнил бы в шахтах.

На металле начали явственно проступать детали. Жёлоб для стекания крови. Слой более прочной стали ближе к острому краю. Ример крепко держал меч и водил камнем по лезвию. Вперёд и назад. Новая песня.

Совершенство требует времени. Но вот времени у него как раз и не было. Рано или поздно клюв потребует своё. Хозяин потребует ответа у раба. А тот потерял Совет. Потерял Колкагг. Он – сломанный меч. И больше не представляет никакой ценности для Грааля. Возможно, с помощью Римера даже не получится надавить на Хирку.

Хирка…

Она ненавидит его за то, что он сделал. И возненавидит ещё больше за то, что он сделает.

– Мастер?

К двери приближался Мозг. Его башмаки хлюпали, он насквозь промок. Ример жестом пригласил посланца войти. Тот поклонился, уселся на пол и снял капюшон. Наморщил лоб, что придало его лицу такое же испуганное выражение, как у Стиара.

– Ты выходил наружу после моего отбытия? – неуверенно поинтересовался мужчина.

– Что творится в Маннфалле?

Мозг почесал лоб.

– Всё, как ты и предупреждал. Имлинги болтают разное, но никто толком не знает, что случилось и кто выжил. Даркдаггар с семьёй перебрался за стены Эйсвальдра, и, судя по всему, Тирме, Саухле и Фрейд поступили так же. Большинство утверждает, что Эйр мертва, а причин её смерти называют столько же, сколько жителей в Маннфалле. Дом Ярладина пуст, а значит, он либо предал нас и присоединился к Даркдаггару, либо… – Колкагга провёл рукой по мокрым волосам, – пустился в бега.

В голосе его не было надежды.

Ример смочил острый край лезвия и продолжил точить.

– А Линдри? Торговец чаем?

Мозг помотал головой.

– Пожар…

Горе и гнев царапались в груди Римера, пытаясь прорваться сквозь ледяной холод, которым окружил себя юноша в последние дни. Он не впустил чувства. Пусть замерзают до смерти в пустоте. Для них ещё придёт время.

Мозг встал.

– Но это не означает, что торговец мёртв. Он мог…

– Он мёртв.

– Или его кто-нибудь приютил?

– Оглядись! – Ример отбросил точильный камень в сторону, и тот ударился о стену. – Колкагги мертвы! Все, кто был мне верен, мертвы! Все, кто поддерживал меня в Совете. Линдри. Ярладин. Моя семья давным-давно сбежала из города, несмотря на то что я несколько лет практически не виделся с ними. Слуги? Скорее всего, тоже мертвы. Нет никакой пользы от того, что мы станем думать иначе!

Мозг уставился в пол.

Ример собрался, закрыл глаза и слился с холодом.

– Иди помоги Стиару подготовить сожжение. У нас нет столько дров, так что устроим костер для мёртвых в их в хижинах.

– А мы можем сжечь так много? Это ведь… Дым будет виден из Маннфаллы, мастер. Он поймёт, что мы выжили. – Ример посмотрел на Мозга и молча улыбнулся. Тот сглотнул и отступил на шаг. – Ты хочешь, чтобы он об этом узнал.

Юноша не ответил. Он взял в руки следующий точильный камень и зажал его между мечом и большим пальцем. Вперёд и назад. Вперёд и назад.

Песня камня и стали выгнала Мозга из хижины. Он скрылся в темноте.

Ример опустил глаза на лезвие. Тряпка, которой он зажимал острый край, сделалась красной и влажной.

Пленник

Дом Модрасме перестал быть уютным жилищем и превратился в выставку. В зал, который Хирка неохотно называла гостиной, набилось столько гостей, что протиснуться сквозь толпу казалось невозможно. Слепые приходили и уходили бесконечным потоком. Наружные двери стояли преимущественно открытыми, и у Хирки никак не получалось согреться. Уйти она тоже не могла, потому что все явились посмотреть именно на неё.

Умпири вручали ей разноцветные ленты с символами. Узоры домов. Ленты союзов. Декоративные клятвы верности, от которых Хирка чувствовала себя очень неуютно. Но она улыбалась пришедшим. Лицо застыло в приветливой маске, и приходилось прикладывать абсолютно все силы, чтобы удержать её. Перед каждым новым визитёром Модрасме опускала холодную ладонь дочери Грааля на руку, как будто помечала свою собственность. От этого у Хирки по коже бежали мурашки.

Многие приносили подарки – от табака и чая до дорогих скульптур из потокового стекла, в зависимости от благосостояния и амбиций семьи. Стол за спиной девушки ломился от вещей, о которых она никогда не просила.

Вперёд протиснулась пара слепых и представилась домом Семре. Женщина была одета в бледно-голубое облачение, вероятно, чтобы гармонировать с подарком: три птицы в клетке. Серые с голубыми горлышками. Они судорожно махали крыльями. Хирка приняла подношение и с удивлением заметила:

– Они пылают…

Женщина довольно приподняла бровь, как будто собственноручно изготовила пичуг.

– Мы называем их живыми фонариками, ну разве они не прекрасны?

Хирка щелкнула языком. Казалось, птиц это успокоило.

– Они великолепны, – сказала она.

Собеседница потрясла клетку, и серебристый цвет оперения стал ярче.

– Только не пересаживай их в загон побольше. Видишь ли, следует содержать их так, чтобы не хватало места. Они светятся, только когда загнаны в угол.

Улыбка сползла с лица Хирки. Птицы пищали. Клетка стала тяжёлой. Женщина стояла перед дочерью Грааля, как фокусница, и ждала восторгов. Та выдавила из себя:

– Спасибо.

Затем развернулась, поставила клетку на стол и облокотилась на него. Девушке хотелось сползти на пол и заснуть. Забыть. Но она не могла. Нельзя было даже присесть. Этой привилегией обладала только Модрасме, которой удавалось делать вид, что сидит она против своей воли.

Хирка услышала монотонный смех Рауна и обернулась. Они с Ухере прохаживались в центре зала и разговаривали с натужно и будто даже ожесточенно улыбающейся парой. Дочь Грааля не могла избавиться от мысли, что победа её семьи означала поражение какой-то другой. Дом Модрасме стал седьмым, следовательно, кто-то утратил своё место.

Здесь ли они сейчас? Так ли рады прибытию Хирки? По доброй ли воле отдали собственный статус в обмен на надежду завоевать Имланд и вновь прикоснуться к Потоку?

В памяти девушки вновь зазвучало эхо рёва, который она слышала сегодня в кратере.

Да. Всё говорило о том, что они действовали по доброй воле. Слишком уж доброй.

Перед Хиркой возникали всё новые лица. Появлялись и исчезали. Дарили ей ленты и подарки. Что-то говорили, но слова не проникали в её мысли.

Война… Наивная девчонка, она не понимала, как глубоко может сидеть потребность убивать. Это было не поверхностным желанием, а движущей силой. Подводным течением, жаждой. Чувством справедливости, охватившим целый народ.

Одного слепого можно остановить. Десятерых тоже. Но как остановить сотни тысяч?

Грааль отдавал себе в этом отчёт. Знал, что Хирка никогда не сумеет сдержать их, и воспользовался ею. И она ничего не могла сделать. Слепые получили её. Грааль обрёл власть.

И подчинил Римера.

От этой мысли у Хирки свело живот, а к горлу стала подниматься тошнота.

Гости говорили о новых временах. О Потоке. О стране по другую сторону. Но этого не должно было произойти. Она должна побеседовать с Граалем, причём немедленно.

Хирка посмотрела на последние подаренные ленты. Их слишком плотно затянули на её запястье, и рука побелела. Девушка сняла полоски ткани и положила в стопку к остальным.

Гости стояли так плотно, что пришлось протискиваться сквозь толпу в сторону Скерри, которая разговаривала рядом с сервированным столом. Чёрное кожаное платье начало собираться на бёдрах – единственный признак того, что сегодня был долгий день. Сама же Скерри выглядела безупречно.

Даже одежда устаёт раньше, чем Умпири.

Рядом с женщиной стоял Грид и что-то нашёптывал ей, вызвав у собеседницы кривую улыбку. Он откинул волосы за спину. Ремешок, перехвативший прядь за ухом, свисал до ключицы под весом пяти стальных бусин. По одной за каждую ежегодную победу на ринге, по слухам. И всё же Скерри регулярно поколачивала молодого Дрейри. Наверное, это было не так уж странно, поскольку Раун являлся лучшим тренером в городе.

Скерри взяла яйцо из чаши на столе, проделала когтем дырку в скорлупе и погрузила туда палец. Насколько поняла Хирка, если пользоваться когтями, а пищу можно назвать жидкой, то есть при других не считается невежливым. Ещё одно правило, которое полукровка никогда не поймёт и которому не станет следовать. Она не такая, как они. И никогда такой не станет.

Хирка подошла к Скерри и попыталась скрыть отчаяние.

– Нам надо поговорить.

Собеседница положила скорлупу в салфетку и раздавила содержимое в кулаке.

– Ну, слушаю.

– С Граалем. Нам надо поговорить с Граалем.

Грид навострил уши. Какой-то бородатый мужчина заметил Хирку и решил подойти к ней в обход очереди. Он поздравил дом с возвышением. Скерри поблагодарила его. Девушка беспокойно переминалась с ноги на ногу, пока терпение не иссякло, а потом положила руку на ладонь слепой.

– Скерри, это важно.

Та зарычала, выволокла Хирку в коридор и прижала к стене.

– Нас только что возвысили до седьмого дома. Седьмого! Гости едут издалека, чтобы посмотреть на нас. Чтобы увидеть тебя, чудесную дочь, которая не должна была родиться. А ты считаешь, что располагаешь свободным временем?

– Я должна с ним поговорить! И это будет совсем ненадолго. – Хирка попробовала вырваться, но Скерри снова прижала её к стене.

– Ты должна закрыть рот и стоять, выпрямив спину. Вот что ты должна делать. А ещё вести себя как Дрейри!

Подошли три гостя в сопровождении слуг. Скерри отпустила Хирку и поблагодарила слепых за визит, пока дочь Грааля безуспешно пыталась улыбнуться. После чего те удалились.

– Мы поговорим с Граалем, когда я скажу, – прохрипела Скерри, наклоняясь к девушке, а затем вытолкала её обратно в зал.

Хирка приложила руку к груди, опасаясь, что если останется здесь, то упадёт в обморок. Нужно срочно уйти.

Скерри направлялась к Гриду, и пока её внимание было сосредоточено на другом, Хирка выскользнула в коридор и прокралась к спальне. Коснулась дверной ручки и вздрогнула, услышав скрип. Когти. Фальшивые серебряные когти, приклеенные к кончикам пальцев. Девушка сорвала накладки, распахнула дверь в комнату и швырнула их на пол.

Что-то мешало войти внутрь. Шлейф холода. Хирка знала, откуда он идёт.

У неё за спиной находилась широкая лестница, высеченная прямо в скале, как и почти всё остальное, и ведущая на нижний этаж, где располагалось несколько комнат. Спальни Шильборра и Уни. Гостевая. И вместилище воронов, которое теперь стало тюрьмой.

От этого слова у Хирки волосы вставали дыбом, но как ещё следовало назвать это помещение? Она отвергла предложение семьи убить Урда, и его оставалось только запереть. Для этой цели лучше всего подходила комната посыльного ворона: окошко было маленьким, а дверь запиралась снаружи.

В последние дни Хирка несколько раз проходила мимо этой лестницы, но никогда не спускалась вниз.

Девушка посмотрела в сторону зала, услышала смех Рауна и разговоры. Ненатуральные аплодисменты Ухере. И внезапно вспомнила день, когда Ример вернулся в Эльверуа. Он сказал, что будет сопровождать Илюме в Маннфаллу. Хирка тогда заявила, что если бы она имела бабушку, то называла бы её только так, и никак иначе. А что ответил Ример?

Нет, если бы твоей бабушкой была Илюме…

Он оказался прав. Раун и Ухере – родители Грааля. Дедушка и бабушка Хирки. Но она не могла назвать их так. Или воспринимать их так. Они являлись трупорождёнными. Дрейри. Они ели когтями и смотрели молочно-белыми глазами. А сегодня все они ревели вокруг неё, подчёркивая криком разницу между ними.

Хирка спустилась по лестнице.

Звуки из зала стихли и превратились в глухой рокот. Она зашагала по коридору в сторону слабого света, который шёл из комнаты воронов. Из тюрьмы Урда. Из окошка на двери, которое украшало похожее на паутину потоковое стекло.

Решётка. Клетка.

Ворон выкрикнул предупреждение, но Хирка знала, что проигнорирует его: слишком сильным оказалось притяжение.

Она заглянула внутрь.

Чёрная птица сидела под потолком на перекладине. Сразу под ней находилась дырка в полу, куда ворон обычно гадил. Сейчас он полусонно щурился на горевший в углу закрытый фонарь. Урд расхаживал в глубине помещения. Дальняя стена была покрыта чёрными знаками. Имландские и умонийские буквы. Время от времени он останавливался, чтобы добавить что-то к надписи угольным карандашом, который, скорее всего, нашёл где-то на полке, а потом продолжал наматывать круги.

Хирка вновь поразилась, насколько молодо имлинг выглядел без бороды и с короткими волосами. Казалось, на вид ему не больше зим, чем сравнялось отцу, когда тот умер.

Урд нахмурился и зашевелил губами, как будто пытался что-то выучить наизусть. Заслуживает ли он новых знаний? Заслуживает ли вообще чего-нибудь? Мужчина, который попытался принести её в жертву на Бромфьелле? Который заколол Илюме?

Они должны были сразу убить его, а не отдать мне.

Хирка устыдилась своих мыслей. И разозлилась. Казалось, посмотрев на Урда, она стала другой. Как будто он внезапно обрёл власть решать, кто она такая.

Пленник остановился на полушаге и замер в ожидании спиной к двери, склонив голову набок, будто прислушивался.

Он знает. Знает, что я здесь.

Урд повернулся. Тонкую цепь, закреплённую на шее, он держал в ладони. Как будто сам себя водил на поводке.

Кожа мужчины приобрела землистый цвет, под глазами образовались круги. Казалось, он много дней не спал. Впалые щёки создавали впечатление, что скулы доходят до самого рта. Хотелось бы Хирке назвать Урда безобразным, но она не сумела.

Он подошёл ближе, медленно, как зверь. Робкий и утомлённый. Но он слишком нуждался в помощи, поэтому не мог не обращать внимания на гостью. Та боялась, что о ней можно сказать то же самое.

Урд стоял перед Хиркой. Их разделяло лишь потоковое стекло. Она поискала в себе страх или гнев, но сил на эмоции не осталось. Она слишком устала, чтобы делать вид, что отличается от пленника.

Ей просто требовалось взглянуть на Урда. На что-то знакомое. И раз уж так случилось, то плевать на то, что он являлся врагом.

Хирка положила руку на решётку и услышала, как цепь упала на пол. Ошейник дёрнулся под её тяжестью. Урд коснулся пальцами её ладони. Кожа к коже сквозь паутину стекла. Кончики ногтей были такими же, как у девушки. Полукруглыми. Без когтей.

Покрасневший неровный шрам на лбу мужчины был ужасен. Кто-то удалил знак Совета и зашил рану. Плохо зашил. Либо неряшливо, либо не глядя, что делает.

Сердце Хирки сжалось. Сострадание боролось со злостью, а одиночество – с презрением. Она сама боролась со всем чужеродным.

Взгляд девушки упал на серповидный шрам на горле Урда. След вороньего клюва. Она видела, как инородный предмет выходил из тела раба Грааля, и это доказывало, что такое возможно, что после подобного есть вероятность выжить.

Урд – враг, но также он был единственным, кто дарил что-то похожее на надежду.

С лестницы кто-то позвал Хирку по имени. Ворон встрепенулся и стал чистить перья под крылом. Гостья сделала шаг назад. Урд вцепился в решётку так крепко, что костяшки пальцев побелели, молча умоляя девушку остаться. Но она не могла и не хотела. Хотя желала сказать пленнику бесконечно много. Но сейчас в голову не приходило ничего.

Голова Урда упала, он коснулся лбом стекла. Волосы его засверкали в свете фонаря, как птицы, которых подарили Хирке. Перепуганные существа в клетке.

– Я попросила приготовить тебе комнату наверху, – сказала она. Голос звучал хрипло, как после длительного молчания. – Ты переедешь завтра.

Урд кивнул так незаметно, что движение могло и померещиться.

Хирка отступила назад, в темноту. И не поворачивалась к врагу спиной до тех пор, пока не удостоверилась, что тот её больше не видит.

Чёрное и белое

Утренний свет с трудом просачивался сквозь окна из потокового стекла в ванной. Хирка посмотрела в зеркало. Полумрак сделал её серой. Бесцветной. Похожей на одну из скульптур Хлосниана. Уже не человек, но ещё не трупорождённая. Дочь Грааля. Мужчины, с которым ей даже не дают поговорить.

Наверняка он знал, что всё выйдет именно так.

Вода стекала по стене в углубление перед девушкой. Она ополоснула лицо, натянула одежду и выскользнула из спальни.

Больше пока никто не проснулся – Умпири много спали. Даже в комнате Ваны было тихо. Не доносилось ни смешков, ни страстных стонов вожделения. Но смысл заключался не в вожделении, как объяснила Ухере. А в том, чтобы забеременеть. Вернуть себе внимание, похищенное Хиркой. «Расслабься, этого никогда не произойдёт», – добавила мать Грааля, как будто девушке было до этого дело.

Они сумасшедшие. Все до единого.

Зал после праздника ещё не убрали. Кресло Модрасме купалось в голубом свете, падавшем со льда на потолке. Подлокотники скрылись под лентами верности, полученными от бесчисленных семей. Стол у стены ломился от подарков. Хирка взяла фигурку из пепельного потокового стекла и повертела в руках. Сплетённые тела женщины и мужчины. Женщина обхватила руками шею мужчины и, казалось, что-то шептала ему на ухо. Тайну.

Хирка положила статуэтку на место. Этому дому не требовалось ещё больше секретов, их и так имелось уже предостаточно. Они скрывались в древних стенах, вросли в камень под ледяной крышей.

Кто-то поместил клетку с птицами под стол. Хирка со всей осторожностью подняла её. Живые фонари испускали слабый свет, серебристое сияние, которое, казалось, исходило изнутри. Она открыла дверь и вышла на балкон. Мороз тут же пробрался сквозь носки.

В такую рань улицы вокруг кратера пустовали. Через несколько часов здесь будет разноситься эхо ударов кувалды. Падшие и внедомные приступят к работе. И Колайль в том числе. Приезжим требовалось жильё, а их собралось много, и прибыли они со всех концов света. Модрасме назвала это звуком поражения. Кувалда. Грубая сила для придания формы камню. Вот как низко они пали.

Хирка отмела эту мысль, не желая вновь испытать тяжесть ответственности, которая легла ей на плечи. Надежда. Вот почему Умпири явились издалека. Ради того, чтобы снова ощутить силу Потока. Ради вторжения.

Ради истребления.

На улице по-прежнему царила тишина. Хирка открыла клетку. Живые фонарики вылетели наружу и исчезли. Девушке было плевать, сколько они стоят, и плевать, не обидела ли она кого-нибудь своим поступком. Если свет означает страдание, то она предпочтёт жить во мраке. И пусть говорят что хотят.

Вороны уже проснулись и летали в дымке, окутавшей кратер, издавая похотливое карканье, которое Хирка решила считать криками согласия. Её взбудоражило собственное маленькое восстание. Наконец она чувствовала, что делает что-то безусловно правильное.

Девушка вернулась в зал, поставила клетку за кресло Модрасме и по чугунной лестнице поднялась наверх, в холодную кладовую, которая располагалась прямо под ледником. Над головой что-то похрустывало. Вероятно, это являлось признаком весны. А значит, скоро станет хуже. Через несколько недель лёд начнёт трескаться. Хирка принялась срезать тонкие кусочки мяса с висевшей под потолком оленьей ноги, затем наполнила ими миску и вернулась вниз.

Она раскидала приманку по балкону, вошла в зал и закрыла за собой дверь. Тут же налетели вороны. Хирка жевала солёный кусок мяса и прислушивалась к взмахам крыльев. Соблазнительному шелковистому звуку неисполнимой мечты – улететь отсюда. Но она не птица. И не умеет сливаться с Потоком. Единственный путь к свободе – это Грааль. Интересно, он планировал войну всё это время? Он предал дочь?

Хирка выглянула в коридор. Дверь спальни Скерри была распахнута. Кожаный сапог валялся на пороге. Видимо, вчера она промочила горло. После таких вечеров спят особенно крепко…

Хирка подкралась ближе и заглянула внутрь. Кровать, похожая на её собственную, висела в дальней части комнаты. Кожаные ремешки, которые лишь с очень большой натяжкой можно было назвать одеждой, грудой валялись на полу.

В другом конце спальни стояли стол со скамейками – досками на тонких металлических ножках, которые Скерри могла легко передвинуть, если хотела поупражняться с боевыми шестами. Несколько их штук разной длины подпирали стену. Хирка закусила губу. Оружие являлось частью жизни Скерри и Рауна и рано или поздно грозило попортить шкуру непокорной рыжей полукровки.

На столе лежал круглый футляр из зелёной кожи. Потёртый и выцветший. К нему заклёпками крепился чёрный ремешок.

Ворон…

Хирка перешагнула порог комнаты и посмотрела на кровать. Внутрь было никак не заглянуть, но ложе не двигалось. Скерри спала.

На футляр с вороном падал свет из узкого окна. Утренний свет врал, что опасностей не существует, и дарил обманчивое чувство безопасности, это Хирка знала. Но ворон являлся средством общения с Граалем, а она должна поговорить с ним. До того, как всё покатится в Шлокну.

Кроме того, день начался с нарушения правил, поэтому со спокойной душой можно продолжать в том же духе.

Хирка прокралась к столу и взяла футляр, не догадываясь, когда приняла решение прикоснуться к нему. Что, если внутри пусто? Надо ли проверить?

Она снова взглянула на кровать. Скерри ритмично дышала во сне.

Хирка глубоко вдохнула, вытащила крепления, подняла крышку и заглянула в футляр. На неё уставились пустые глазницы. Клюв смотрел вверх. Кости, которые когда-то были крыльями, прижимались к телу. Ворон казался мёртвым и в то же время живым. Труп, который можно было разбудить. Она видела, как Грааль делает это с помощью крови. Слеповство. Старое, как грех. Его притяжению оказалось невозможно сопротивляться. Хирка потянулась, чтобы прикоснуться к ворону.

Но её схватили. Внезапно. Грубо. Ворот свитера врезался в горло. На какой-то миг девушка подумала, что это сделал ворон. Воля мёртвой птицы. Но потом краем глаза заметила Скерри. Та швырнула воровку о стенку. После удара о камень тело пронзила боль. Хирка сползла на пол. В горле колотилось сердце, быстро, как у раненого воробья.

Над ней возвышалась обнажённая хозяйка комнаты, бледная и пугающая. Перед лицом болтались косички. Бусины бились друг о друга, как градины, обещая бурю.

Хирка уставилась прямо на чёрный треугольник между бёдрами Скерри. Такой же чёрный, как и её губы. А выше, до самой талии тянулись шрамы от старых ран. Ожоги.

Девушка попробовала отползти назад, но снова наткнулась на стену.

– Гвени! – прохрипела Скерри.

Хирка узнала слово. Самка. Существо женского пола, не принадлежащее к роду Умпири. Она хотела ответить, но слепую сейчас не удовлетворит никакое объяснение.

– Ворон мой! – Скерри ударила себя в грудь кулаком. – Мой! Ты понимаешь? Он принадлежал мне, когда жил, и слушается только меня! Это я разговариваю с Граалем!

Однако к ярости в её голосе примешивалось что-то ещё, похожее на истерику. Страх.

Хирку осенило, и это помогло ей подняться на ноги. Она будто впервые увидела Скерри.

– Вот почему ты здесь… – прошептала дочь Грааля. – Мы не являемся родственниками. Не кровными. Ты здесь только потому, что у тебя есть ворон…

Хирка поняла, что сказала правду, как только произнесла её. Вот почему Скерри занимала такое положение в доме. Она обладала средством связи с Граалем, поддерживала взаимодействие между мирами. Кем бы слепая оказалась без этого?

Реакция Скерри подтвердила предположение: она сузила глаза, оскалилась и подняла плечи, как будто собиралась замахнуться.

Хирка слишком хорошо знала силу Дрейри. Защищаться было бесполезно. Убегать тоже. Но она могла произнести то единственное, что в состоянии повлиять на это создание. То единственное, что либо спасёт её, либо станет причиной гибели.

– И как объясним это, когда отец пожелает говорить со мной?

Её слова осадили Скерри. Хирка поспешила продолжить, пока та не передумала:

– Рано или поздно Грааль решит связаться со мной. И что мне сказать ему? Что ты мне отказала?

Скерри схватила противницу за свитер и притянула к себе, да так близко, что та почувствовала, какое вино пила накануне трупорождённая женщина.

– Пытаешься играть со мной? – Её глаза почернели. – Думаешь, ты руководишь этой игрой? Готовься к поражению, гвени.

Она оттолкнула Хирку.

– Ворон мой.

Девушка попятилась к двери, потом развернулась и вышла. Оцепенение почти отступило. Боль охватила спину, потом плечи.

– Мы поговорим с Граалем завтра вечером, – услышала она за спиной.

Если бы всё тело так не болело, Хирка бы улыбнулась.

Ох…

Чайник был горячим. Как только Хирка сняла его с огня, пришлось выпустить его из рук. Он стоял на краешке очага и покачивался. Она ткнула пальцем чугунный бок, чтобы подвинуть на место, выругалась и приложила ладонь к холодной стене. Девушка нервничала. Терпение кончалось, да и вспомогательные средства оказались не слишком хороши.

Умпири редко готовили еду, поэтому едва ли помещение, где находилась Хирка, можно было назвать кухней. Скорее комнатой, в которой наполняли бокалы и вонзали когти в мясо. Слепые брали из пищи то, что им требовалось, а остальное выкидывали, а еде помогали подгнить не потому, что от этого она становилась лучше, а потому, что меняла свои качества. В испорченных продуктах вырабатывались вещества, полезные для Умпири. Потому варить или печь не имело смысла, как и пробовать еду на вкус.

Хирка питалась бы гораздо лучше, если бы её окружала дикая природа.

А вот места здесь, во дворце подо льдом, было предостаточно. Даже кладовые оказались больше, чем комната, которую Колайль называл домом. Хирку окружали красивые окна с потоковыми стеклами и расположенные под разными углами потолки. Здесь царила своеобразная смесь изобилия и разумного подхода. Всё создавалось для демонстрации мастерства и власти. Не для удовольствия.

Ещё одно место, где путешественница между мирами не чувствовала себя как дома.

Она повертела коробочку с чаем, но крышку не открыла. Проблема заключалась не в коробочке, не в чайнике и не в очаге. А в том, что остальные сидели в соседней комнате и разговаривали с Граалем.

Хирка услышала, как Скерри вновь повысила голос. Как всегда, сказала как отрезала. Скоро она выйдет, чтобы пригласить полукровку побеседовать с отцом.

Девушка содрала крышечку и с раздражающей ясностью поняла, что возлагает слишком большие надежды на этот разговор. Грааль знал, что делает. Всегда знал. Так какая же может быть польза от их беседы? Разве что Хирка выйдет из себя. А скорее всего, даже этого не произойдёт. Она не могла произнести вслух и половины того, что думала и чувствовала. По крайней мере, не в присутствии остальных членов семьи. Отказаться возглавить вторжение в Имланд? Отказаться стать наследницей полководца?

Стоит попробовать сказать что-нибудь в этом духе, Скерри сожрёт мятежницу когтями.

Хирка уселась на пол перед очагом и залила горячей водой чайные листья. Подарок Юра. Трогательный жест со стороны дома Ход, по поводу которого в её семье строили множество разных домыслов. Младший сын до сих пор не выбрал себе пару. Может, это служило чем-то вроде сигнала, что они хотят связать себя более тесными узами с домом Модрасме? Есть ли у домов какие-нибудь планы на время после войны?

После войны…

Хирка закрыла глаза и склонилась над чашкой. Пар приятно согревал лицо. Чай пах, как мох у Аллдьюпы после дождя. Его пряный аромат напоминал о том, как всё было раньше. Казался знакомым до боли.

Никакого времени после войны не будет. По крайней мере, сама девушка его не увидит. Даже думать об этом было невыносимо. Что же она может сделать? Разрушить круг воронов, чтобы отсюда никто не смог выбраться?

Хирка вспомнила, через какие огромные камни прошла, чтобы попасть в этот мир. Для того, чтобы снести их, потребуется целая вечность, даже если привлечь всех внедомных Гиннунгада. А если бы такое было возможно, сломала бы она круг? Уничтожила бы все шансы на возвращение Потока? Разрушила бы единственный путь между мирами?

Наиэль поступил именно так. Может быть, он и не осознавал последствий своих действий, но всё же приговорил миры к бесконечно долгому умиранию, чтобы самому вести жизнь бога. Пока ему не надоело.

Хирка сжала чашку в руках, понимая, что сама себе врёт, делая вид, что речь идёт о великом. О благородной борьбе. О возвращении Потока. О спасении путей между мирами. Правда же очень проста. Очень эгоистична и невелика. И заключается в том, что девушка боится находиться здесь. Страшится навечно застрять в этом ледяном городе. Ужасается того, что ей придётся увидеть много смертей, особенно тех, кто ей дорог. Линдри, Свартэльда, Римера…

Ример и Колкагги. Они смогут это остановить. Они смогут остановить всё.

Сердце сжалось, обнажив настоящую причину, по которой Хирка никогда не сумеет уничтожить врата. Она уже уходила от Римера. Он пошёл следом. Отыскал. Привязал к себе. Так ей казалось. Словно с поцелуем он вручил частичку души и теперь та жила в Хирке. Росла в ней. Будила её по ночам…

Двустворчатые двери в зал Совета распахнулись с такой силой, что ударились о стены. Вышла Скерри. С пылающими щеками дочь Грааля вскочила на ноги, уронив чашку, которая упала на пол и разбилась. Чай растёкся по щелям между каменными плитами. От этого зрелища у Хирки мурашки побежали по коже, будто бы оно было наполнено пророческим смыслом.

– Он хочет поговорить с тобой. С глазу на глаз. – Выражение лица Скерри не оставляло никаких сомнений по поводу того, что она думает. Остальные вышли следом за ней. Хирка стояла, её взгляд скользил от черноволосой слепой к разбитой чашке и обратно.

– Иди, Шильборр займётся этим, – Скерри тряхнула головой в сторону двери.

Девушка послушалась. Она зашла в зал Совета и закрыла за собой тяжёлые створки.

Помещение имело форму лодки. Вдоль стен в нишах стояли каменные статуи членов семьи, мёртвых и живых. Статуя Модрасме имела поразительное сходство с оригиналом: поднятая голова, устремлённый в сторону взгляд. Секхтайнари. Почитательница страданий. Та, кто любит получать подтверждения, что никто не в состоянии ни с чем справиться. Например, Хирка.

Раун без рыжих волос казался непохожим на себя. Бесцветный камень высосал из него жизнь. Модрасме и Ухере лучше чувствовали себя в роли статуй. Грааля Хирка узнала по грустным глазам. Она видела его только в костюме, а здесь он был изображён в какой-то кольчуге, которая прикрывала одно плечо и шла наискосок через грудь. Напоминание о том, кто он. Постамент рядом с ним стоял пустым.

Наиэль.

На другой стене в каркасах из крашеного льна висел ряд ламп, похожих на чёрные коконы. В них мерцало пламя, и возникало ощущение, что сейчас светильники родят нечто ужасное.

Хирка подошла к скелету ворона, который стоял на продолговатом столе в центре зала. Она решила сохранять спокойствие. Попросить времени. Попросить помощи. Чего бы это ни стоило. Но не ожидала увидеть лежавшие на столе старые карты в прочных деревянных рамах. Имланд. Маннфалла. Фоггард. Равнхов…

Хирку охватило отвращение. Удушающее отчаяние, от которого затряслись руки. Она оперлась о столешницу и склонилась над вороньими костями.

– Ты обманул меня! – прохрипела она. – Всё должно было быть не так! И всё будет не так! Я найду иной способ. Мы же договорились! Только не так!

– Как они приняли тебя, Хирка? – ворон шевелил клювом, но голос принадлежал Граалю. Таким она его и помнила. Глубокий. Предательски тёплый. И совершенно равнодушный ко всем обвинениям.

– А сам как думаешь? Не надо делать вид, что ты не знаешь! Я стояла на языке ораторов с сердцем Наиэля в руках, и они объявили, кто я. Что я твоя дочь. И что Умпири снова вернутся в Имланд. Они собрались со всего этого проклятого ледяного мира, чтобы участвовать во вторжении, которому не бывать! Ты меня слышишь?!

– А Скерри? Как она к тебе относится?

– Она… Это не… – Хирка пыталась подобрать слова. Грааль сбил её с толку своим нежеланием слушать.

– Кровь от моей крови… – произнёс он так мягко, что сказанное просочилось в неё и обняло её сердце, успокаивая.

– Ты жива. А всё потому, что от тебя есть польза. Оставайся ценной и не умрёшь. Я хочу, чтобы ты выжила.

– Полезной? – Хирка потеряла дар речи. Потом посмотрела на карту Маннфаллы, на чёрные чёрточки на серой бумаге. – Я подняла ваш дом до седьмого уровня. Я сдержала много обещаний. Тебя снова любят. Ты снова считаешься вождём. Чего ещё тебе надо?

Она пыталась вложить в свои слова презрение, но не услышала ничего, кроме пустоты.

– Будь что будет. Все знают, что круги воронов открыты. Они ведут к Потоку. Ты думала, Умпири решат заморить себя голодом, когда пища лежит прямо под носом?

– Найдутся другие способы, если мне позволят встретиться с Всевидящим! Ты сказал, я получу знание о жизни и смерти. О Потоке.

– Получишь. Когда вернём его, Хирка. После этого наступит другое время, и пройдёт оно в Имланде. Ты будешь окружена Потоком и теми, кто сможет научить тебя пользоваться им. Но ты должна проявить терпение.

Хирка потрясла стол, но он едва шелохнулся.

– Нет! Это плохой способ! Дай мне поговорить с Римером. С Советом. Есть местности, где Умпири смогут поселиться. Далеко на севере, ближе ко льдам, мы можем… вы можете…

В голове пронеслось воспоминание о рёве, который дочь Грааля услышала, стоя на языке ораторов. Она знала, что всё сказанное не имело смысла. Умпири и имлинги? Вместе, в одном мире?

Она невесело рассмеялась над собственными словами и потёрла лицо руками.

Вороний скелет поднял голову.

– Ример утратил власть, Хирка. Я просил его не покидать Имланд, но он поступил наперекор мне. Пошёл за тобой. И утратил статус ворононосца. Потерял своё место в Совете.

Потерял своё место…

Никто не теряет место в Совете. Никто. В голове вспыхнули имена множества кандидатов. Ни один из вариантов не являлся хорошим. Хирка скрипнула зубами.

– И кто? Кто занял его место?

– Ситуация очень сложная.

– Расскажи! Я хочу знать!

Ворон шевельнул костями, которые когда-то были крыльями.

– Я надеялся с его помощью управлять Советом. Не вышло. Хотя ещё не всё потеряно. Правительство пока действует, и это нам на руку. Даркдаггар попытался убить Римера, но это стало роковой ошибкой, и его заключили в шахтах. Однако он получил помилование благодаря отсутствию ворононосца, несмотря на проигрыш в поединке.

Хирка фыркнула.

– Придумай что-нибудь получше, Грааль. Считаешь меня идиоткой? Дуэль Римера с Гармом-отче? С простым членом Совета? Если бы это было правдой, того бы уже скормили воронам.

– Даркдаггар сражался не сам. За него погиб Свартэльд. Ты забыла?

У Хирки перехватило дыхание. Что это? Что за обман? Она уже слышала это. Слышала, что Ример убил своего наставника.

Она упала на скамью.

– Это ложь! Ты сам сказал, что Аллегра врёт.

– Что я назвал неправдой?

Голос Грааля звучал откровенно неуверенно. Хирка мысленно вернулась к их разговору, который состоялся после того, как отец забрал её из зоопарка.

– Вы солгали, что Ример и Силья должны обручиться. Что он убил Свартэльда! И что Линдри…

– Про Свартэльда мы не врали.

– Но ты сказал… – Слёзы полились у девушки из глаз.

– Хирка, послушай меня, – произнесла мёртвая птица на столе. Свет ламп играл на костях. – Помню, ты спрашивала о Линдри. И я ответил, что это ложь. Но ты не говорила о Свартэльде. Я думал, ты всё знаешь.

Девушка таращилась на скелет. Какое-то слеповство из Шлокны позволяло куче костей рассказывать, что мастер Колкагг мёртв?

– Хирка?

Она взяла себя в руки и с трудом ответила:

– Почему? Почему Свартэльд вдруг решил сражаться против…

– Кто знает. Это был его собственный выбор.

Свартэльд…

Девушка помнила его так отчётливо, как будто он стоял перед ней. Бритый, чёрный, как ночь, с миндалевидными глазами. Мужчина, который находился с Хиркой, когда кошмар после Ритуала закончился и она проснулась в Блиндболе. Мужчина, который научил её драться. И мужчина, который любил Римера как сына, хотя и испытывал проблемы с проявлением любви.

– Ты ошибаешься, – прошептала Хирка. – Свартэльд умер не за Даркдаггара. Он умер за Римера.

Она зажмурилась. Чего это стоило парню? Встретиться в поединке со своим учителем? Убить, чтобы победить? Но разве Ример не сделал именно это? Не убил? И разве она не надеялась, что это теперь спасёт их всех?

Хирка вновь посмотрела на ворона. На её лице появилась холодная улыбка.

– Он объединит Колкагг.

Он убьёт вас всех до единого.

– Я тоже так думаю, – ответил Грааль.

Перед глазами начали всплывать обрывки воспоминаний. Разбитый телефон Стефана, паутина трещин на стекле, так похожих на решётку в камере Урда. С врагом у Хирки было больше общего, чем с собственной семьёй. Паутина. Нити.

Грааль. Её отец. Паук.

По его словам, Ример добровольно принял клюв. Вручил власть над собой Граалю. Он знал. Она знала. И Хирка, и Ример стали рабами. Пешками в игре, которая должна завершиться войной.

Ради мести. Ради Потока. Ради всех правильных и всех жутких причин.

Больше не осталось никаких «хорошо» и «плохо». Всё переплелось так, что Хирка перестала видеть ясную картину. Полагаться стало не на кого.

Двери открылись. Девушка села и быстро вытерла слёзы.

Вошёл Раун. Лицо его вытянулось, глаза были пустыми, как будто он увидел призрак.

– Грааль… Он здесь. Он пришёл, чтобы увидеть её.

Вороний скелет зашевелился.

– Кто?

Раун не ответил. В комнате воцарилась тишина. Потом снова брякнули кости и открылся клюв.

– Ох…

Это было самое ёмкое из всех коротких слов, что слышала Хирка.

Он знает, кто пришёл.

В комнате появился кто-то, закутанный в чёрное с головы до ног. Словно выпачканные углем перчатки, плащ, надвинутый на лицо капюшон, такой длинный, что полностью закрывал лицо и свисал до самого пояса. Вошедший был похож на бродячую ночь. На Колкаггу. Но даже у Колкагг имелась прорезь для глаз. И они не ходили сутулясь.

Хирка внезапно подумала, что существо, которое только что возникло в дверях, являлось пока единственным Умпири с очевидными признаками старости. Или болезни. Даже плащ не мог скрыть перекошенных плеч и черепа необычно вытянутой формы. Незнакомец был похож на сон, от которого просыпаешься с застрявшим в горле криком.

Никто не предпринимал попыток остановить незваного гостя, и это пугало больше всего. Даже Скерри молча замерла у двери.

Существо подобралось ближе и оперлось на стол. Большой палец выступал назад под странным углом. По звукам дыхания прибывшего было слышно, что он очень устал. Девушка немного отодвинулась от незнакомца.

– Кровь… Грааля, – казалось, он говорил хриплым кошачьим голосом, словно выдавливая слова из лёгких. Хирка пристально смотрела на чёрное существо, которое тем временем вытащило из плаща свёрток и бросило его на стол. Её свитер. Старый зелёный свитер, который она отдала Колайлю.

Это был Всевидящий. Он явился.

Хирка вскочила так резко, что чуть не перевернула скамью. К внучке шагнул Раун, одновременно споря со скелетом ворона:

– Грааль, я уже объяснял, что у нас другие первоочередные задачи. Твоя кровь должна понять, как работают дома и Совет. Ей необходимо научиться руководить и сражаться. Усвоить информацию о нашей культуре. Как следует освоить язык. И мы ещё даже не приступали к занятиям с шестами…

Сомнения проступали через настойчивость Рауна. Хирка услышала, как Всевидящий кашляюще зашипел, и догадалась, что он рассмеялся. Затем гость слепо прошёл мимо рыжего мужчины, словно ориентировался на звук, и склонился так низко над вороном, что коснулся его капюшоном.

– Впереди десяти тыссс…сссяч воинов пойдёт она. Дочь Дрейри. Тех, кто связан с воронами. Не понимая при этом Потока? – Голос Всевидящего периодически срывался, но он не обращал на это внимания. – Девочка придёт ко мне, когда трессс…сснет лёд.

Он повернулся спиной к ворону, как будто обсуждать больше было нечего.

– Всевидящий? – Скелет ворона выпрямил шею так, что затрещали позвонки.

Существо в чёрном остановилось, но не повернулось. Оно слушало.

– Научи её тому, что она должна знать. Не больше. Мы поняли друг друга?

– Как всегда, Грааль…

Всевидящий хромающей походкой покинул зал. Один болезненный шаг за другим. Хирка чуяла. Осязала. Она видела достаточно тех, кто пытался скрыть свою боль, и для неё не составляло труда узнать такое существо.

Девушка наконец обратила внимание, что на неё все смотрят. Все до одного.

Модрасме. Раун. Ухере. Её родные по крови. Родители Ухере, Луг и Цирра, стояли в дверях и заглядывали в зал. Вана разинула рот, как будто ждала разъяснений. К столу приблизилась Скерри и потянулась к лежавшему там свитеру. Однако Хирка рванула его к себе и прижала к груди.

Дочь Грааля понимала, что не сумеет объяснить появления здесь этого свитера. Но это не имело значения. Всё было так, как она хотела. Всевидящий узнал запах. Он пришёл.

Хирка будет учиться. Всему, что должна знать. Она победила. Единственное, чего ей не хватало, так это ощущения победы.

Подлость

Слишком много мёртвых. Сотни. Все разложены по хижинам. Их отравили те, кому они должны были служить. От такого боги обязаны расплакаться. Это подлость. Смертный грех. Настолько отвратительный, что даже пламя отказывалось от него. Его языки взлетали к небу и разносились в разные стороны, как будто хотели разбежаться.

Огонь боялся Колкагг. Даже мёртвых.

Ример прикрыл нос маской, чтобы приглушить запах. Он мог отойти подальше, но хотел быть рядом. Хотел увидеть, как погибшие товарищи сгорят.

И не он один.

Сорок семь имлингов выжило. Сорок семь потерянных имлингов. Объятые горем, они стояли вокруг молодого мастера. Знакомые и чужие. Со всего Блиндбола. Некоторые прибыли из лагерей, о существовании которых Ример даже не догадывался.

Он пихнул в бок Стиара. Тот всё понял и тоже натянул маску.

В собравшихся ударила волна жара. Огонь пожирал подношение. Трещал. Из хижин летели дым и пепел, стремясь удрать подальше в небо. Потолок ближайшей хижины провалился. Рухнул вниз в рой искр. Стены почернели, сгорев дотла раньше трупов. Через дерево стали видны тела. Жадный огонь поедал их, рисуя обманчивую и страшную картину, будто мёртвые зашевелились и попытались выбраться из костра.

Ример заставил себя остаться на месте. Заставил себя смотреть. Видеть всё, чтобы всегда помнить, за что мстит.

Он услышал, как остальные уходили. Один за другим. Под конец сдался даже Стиар.

Сзади к Римеру подошёл Мозг.

– Да, давайте постоим ещё немного, – пробормотал он из-под маски. – Это, конечно, здоровое зрелище…

Ример радовался, что мужчина выжил. Он был одним из немногих, на кого можно положиться, даже когда мир вокруг рушится. Колкагга обладал мрачным чувством юмором, но умел шутками поднять настроение окружающим, когда дело, казалось, совсем плохо. Если верить слухам, прозвище он получил после того, как сильно поломал руку и благодаря этому попробовал на вкус собственный костный мозг.

– Ты должен кое-что для меня сделать.

– Нет.

Ример взглянул на собеседника.

– Нет?

– Нет, мастер.

Мозг стянул маску с лица.

– Я не стану ни за кем приглядывать в твоё отсутствие. Я не потащу эту банду в Равнхов, когда ты отправишься умирать в Маннфаллу.

Ример посмотрел на пламя.

– Значит, ты хочешь пойти со мной. Ты это пытаешься сказать?

Мозг сделал несколько шагов и оказался перед молодым мастером, загородив собой костры.

– Ример, я был там. Эйсвальдр неприступен. А его обитатели обороняют старинные дома за высокой стеной. Там находится больше имлингов, чем было у нас воинов во всех лагерях, и в их руках власть. Думаешь, у них не хватит ума защитить себя?

Ример знал, что это правда. Сам он раньше пробирался в Эйсвальдр, но тогда с ним была Хирка. Без неё Поток становился намного слабее. И проникнуть туда без неё – верная смерть.

Обвалилась последняя хижина. Огонь раздувался, как от кузнечных мехов. Одно обгоревшее тело свалилось с другого. Ример повернулся спиной к кострам и направился в лагерь.

– И всё же попробовать стоит.

Мозг снова оказался рядом.

– Разве не достаточно того, что Колкагги потеряли всё, что имели? Ты хочешь забрать у них лидера? Единственного, кто может вести переговоры с Эйриком и выиграть войну?

Ример не ответил. Мозг схватил его за руку.

– Я понимаю тебя! И знаю, что ты чувствуешь. Но здесь собрались все выжившие. Лучший наш шанс всё исправить – это ты. Мы не можем потерять тебя. Не сейчас. И не так.

Ример услышал собственный смех. Они в любом случае потеряют его. Возможно, уже при следующей беседе с Граалем.

Мозг желал юноше блага и был далеко не дураком. Но никто не догадывается, насколько у него осталось мало времени. Никто из них не знал, что находится в горле у Римера. Не представлял, что он является рабом.

Он должен был поймать Даркдаггара до того, как Грааль проведает, что Совет захвачен, а Колкагги погибли.

Мозг внимательно смотрел на молодого мастера с теплотой во взгляде. С молчаливой мольбой. Римеру захотелось рассказать мужчине всё и облегчить бремя, которое был вынужден нести в полном одиночестве.

Подбежавший Стиар спас от совершения поступка, который изменил бы всё.

– Имлинги, мастер! Свейн говорит, они идут в Блиндбол с восточных гор. Может, заметили костры?

Ример проследовал за Колкаггой.

– Имлинги Совета? Воины?

– Нет, Свейн сообщил, что с ними шли дети. Это обычные имлинги. И их не больше двадцати. Но у двоих из них был ворон на лбу!

Беженцы!

– Мозг и Торгар, за мной! – Ример посмотрел на Стиара. – Они ранены?

– Насколько я знаю, нет.

– Возьмите лекарские принадлежности на всякий случай. – Юноша подтянул ремешки на одежде. – Стиар, показывай дорогу.

От бега у Римера сердце колотилось в горле. Имлинги бежали из Маннфаллы. Он ненавидел надежду на то, что среди них окажется Ярладин. Ненавидел, что предпочёл бы увидеть мёртвым кого-то другого, но именно так и обстояло дело. Если бы Ример мог выбирать, то выжили бы Ярладин и Эйр.

Мастер Колкагг притянул Поток и ускорил бег между деревьев, слыша шаги сопровождавших у себя за спиной, тихие, как взмахи крыльев воронов.

Стиар подал знак. Они были близко.

Ример со спутниками забрались на скалу и подошли к Свейну, который сидел на корточках у самого её края и практически сливался с камнями. Затем увидели беженцев.

Они карабкались по горной тропе и тащили за собой слишком много поклажи. Тяжёлые мешки, ручная тележка, которая недолго продержится в пустошах Блиндбола, дети…

Ример разглядывал их в темноте, пока не отыскал взглядом медведеподобного мужчину. Ярладин. Все имлинги были тепло укутаны, но великана с белой окладистой бородой оказалось невозможно не узнать. На его бедре висел меч, а вот луков ни у кого при себе не имелось. Значит, никто не станет стрелять в панике по чёрным теням.

Ример подал знак остальным, и они одновременно спрыгнули со скалы, собрались на горной тропе и стали ждать.

Группа усталых имлингов подошла ближе, заметила Колкагг и остановилась. Короткий миг путники в растерянности стояли молча, как будто не были уверены, как следовало поступить. Убежать. Закричать. Или возликовать. Один решил пуститься наутёк. Ярладин схватил паникёра, и у того началась истерика.

Ример подошёл ближе.

– Ярладин! – воскликнул он, чтобы его узнали.

Великан прищурился.

– Ример?

Новый мастер Колкагг слушал, как его имя шёпотом промчалось по группе беженцев. Затем приблизился к члену Совета, для которого побег не прошёл бесследно. Под глазами образовались мешки, одежда выглядела слишком лёгкой для погоды. Ярладин положил руку на грудь Римера, как будто хотел удостовериться, что не ошибся. В усталых глазах блеснули слёзы.

Юноша был рад видеть друга в живых, но не почувствовал печали. С горем покончено. Рыдания никому не помогут. Надо просто выяснить, кто мёртв, а кто нет.

– Слышал, из Совета уцелело двое? – Ример осмотрел беженцев. Широкоплечая неуклюжая женщина локтями проложила себе дорогу вперёд. Сигра Клейв.

Юноше не удалось скрыть удивление. Железная дева Совета. Самая воинственная из всех них и, вероятно, больше всех действовала на нервы бывшему ворононосцу, желая непременно всё решить кровопролитием. А название «Равнхов» она не могла выговорить, не сплюнув.

Что Сигра делает здесь? Когда Ример думал о тех, кто последовал за Даркдаггаром, то в первую очередь вспоминал о ней.

Мужеподобная женщина подняла подбородок и посмотрела на предводителя Колкагг.

– Значит, ты считал, я осталась в Эйсвальдре, – с горечью сказала она.

Ример пожал плечами.

– Совет или ничего, таким всегда было твоё кредо. И я не сомневался, что ты последуешь за кем угодно, если он решит уничтожить меня.

Во взгляде Сигры появился стыд, но она тут же опомнилась.

– Можешь думать что пожелаешь, мальчик. Своими поступками ты и камень заставишь кровоточить от раздражения, но место в Совете было твоим по праву. А члены того Совета, в котором заседала я, друг друга не убивали.

Ример посмотрел на других имлингов. Большинство принадлежало к семье Сигры. Если ему не изменяла память, у той имелось двенадцать детей самых разных возрастов. С Ярладином тоже пришли несколько имлингов. Ример узнал одну девушку. Силья. Силья из Эльверуа. Она улыбалась юноше так, словно он на танец её пригласил, словно она и не бежала тёмной ночью через Блиндбол. И казалась ничуть не удивлённой встречей с внуком Илюме. Значит, Ярладин рассказал всем, что Ример жив.

Он вновь перевёл взгляд на члена Совета.

– Кто?

Ярладин прижал к себе внучку и закрыл ей уши руками.

– Первой стала Нолдхе. Она мирно скончалась во сне, как говорят. Миану Фелль бросили в шахты за… государственную измену.

Казалось, последние слова режут ему язык.

– Эйр?

Ярладин покачал головой:

– Пожар…

Ример на секунду закрыл глаза. Он знал Эйр всю свою жизнь. Ворононосица была одной из самых близких подруг Илюме и постоянно приходила к ним в гости, когда мальчик рос. Всё сложилось не так, как должно было.

– А остальные с ним? С Даркдаггаром?

– Мы не знаем. Мы знаем о Тирме, Саульхе, Лейвлунге…

Сигра перебила доклад:

– Старику скоро сто лет стукнет, я сомневаюсь, что он осознаёт происходящее.

Ярладин кивнул.

– Но Фрейд Вангард с ним. И Телья Ванфаринн.

Ример снова закрыл глаза и сжал пальцами переносицу. Телья… Дальняя родственница Урда. Актриса, которая однажды вплыла в зал Совета в чёрном траурном платье, страстно желая заполучить кресло Урда. Она получила место, о котором так мечтала.

Юноша вздохнул.

– Вы видели Рамойю?

Ярладин покачал головой. Оставалось надеяться, что они с Ветле уехали в Равнхов.

Ример знаком велел имлингам Маннфаллы следовать за собой.

– Вы выбрали не самый простой путь.

– Сначала мы пытались избежать необходимости идти через Равнхов, – произнёс Ярладин с наигранным облегчением, как будто не желая вспоминать, как они расстались в прошлый раз. – Но местность стала слишком открытой, и чтобы сбить со следа погоню, пришлось уйти в горы. Мы не могли знать наверняка… Мы не знали, где находятся Колкагги.

Последние слова прозвучали вопросительно. Ярладин был наблюдательным и понимал: что-то случилось.

– Я могу рассказать тебе, где находятся Колкагги, – ответил Ример. – Мы мертвы. Буквально все до одного.

Он услышал, как Ярладин остановился, и взглянул на него через плечо, не останавливаясь.

– Но и Даркдаггар тоже, если это тебя утешит.

Взволнованный член Совета догнал юношу.

– Ример, ты не можешь отправиться в Эйсвальдр! Гарм поставил в армию своих имлингов! Даже попытка проникнуть в город – это самоубийство.

К ним подошёл Мозг.

– Я говорил то же самое.

Ример зашагал дальше, не желая участвовать в обсуждении. Он слышал, как Силья зовёт его, но общаться с ней тоже не хотел. Только не сейчас. Ярладин с Мозгом пытались держать строй, не прекращая разговора о случившемся. О том, как много значит Ример. О том, что он должен объединить остальную часть Имланда. О том, что он является защитником мира.

И это он-то. Раб трупорождённого.

Знали бы они…

Ярладин снова остановил юношу и схватил за руку.

– Ример, ты должен выслушать…

Тот вырвался и повернулся к члену Совета.

– Нет! Это вы должны выслушать! Даркдаггар – мертвец. Возможно, он умрёт не завтра, но обещаю, что скоро он узнает, насколько близко подобрался к Шлокне.

Знак всевидящего

Даркдаггар резко очнулся ото сна и сел в кровати. Неужели это раскаты грома? Нет, кто-то громко ломился в спальню.

Кунте несколько раз прокричал имя хозяина с другой стороны двери. По коридорам бегали стражи. Такое может разбудить даже мёртвого.

Элиса схватила мужа за руку.

– Гарм? Что это? – её голос казался слабым и сонным. С тех пор как они переехали за стену, жена была сама не своя. Слишком мало спала и ела. В минуты слабости Даркдаггар думал, что она догадалась о его тайнах. Что она всё знает.

Он встал и плотнее укутался в ночную рубаху.

– Спи. Наверняка снова кто-то сбежал.

С тех пор как Гарм взял власть в свои руки, таких случаев произошло несколько, но он понимал, что это неизбежно. Ожидаемый исход в сложившихся обстоятельствах.

Элиса села, уставилась на дверь и прикрыла рот рукой. Даркдаггар обошёл вокруг кровати и уложил жену обратно на подушки, а потом убрал волосы с её лица.

– Я сейчас вернусь. Оставайся здесь.

Её глаза широко раскрылись. Гарма одолевало желание силой закрыть их, как веки умершего. Он устыдился своих мыслей. Элиса ни в чём не виновата. Дни выдались беспокойными. Время изменений. Эпоха перемен. Но они выиграли. Совет всё ещё действует. Верные имлинги под руководством Даркдаггара.

Но его волновало то, что жена перестала спать. Он навёл порядок в Совете. Навёл порядок в армии. А вот с ней всё разладилось. Возможно, когда победа будет гарантирована, а государства успокоятся…

Гарм рывком распахнул дверь. Кунте продолжал стучать по воздуху, пока не понял, что случилось. Разъярённый член Совета выскочил из спальни.

– Ты пугаешь людей до смерти!

– Знаю, Гарм-отче, но кто-то пробрался внутрь.

Даркдаггар выругался. Он забыл надеть тапочки.

– Внутрь чего? Кто пропал?

– Нет, ничего такого. Все на постах. Два отряда отправились на поиски, но… Никто никого не видел.

– Что ты мелешь, Кунте… Что случилось? Кто-то погиб?

– Нет, но…

В глубине коридора настежь распахнулась дверь. Фрейд Вангард высунулась наружу, держа в руке ночной светильник. Даркдаггар успокаивающе помахал ей:

– Ничего страшного. Ложись, Фрейд. – Та что-то пробормотала и скрылась в своей комнате. Жить на головах друг у друга было далеко не идеальным решением, но горестной необходимостью. Во всяком случае, до тех пор, пока не установится контроль над ситуацией. Сейчас же Эйсвальдр сжался до размеров старейшей части города. До сердца, которое когда-то было святыней Всевидящего за белыми стенами.

Даркдаггар вздохнул:

– Кунте, вы колотите в двери так, что можно разбудить спящих в Шлокне. Никто не пропал. Никто не умер. А вы ищете того, кого никто не видел. Объясни всё внятно.

– Ты должен это увидеть, – ответил собеседник и жестом пригласил следовать за собой.

– Подожди. – Гарм вернулся в спальню. В темноте было сложно что-то разглядеть, но тапочки стояли на месте. Хорошо, что хоть что-то находилось на своём месте. Даркдаггар надел их и прошептал Элисе:

– Ничего особенного, как я и думал. Я скоро вернусь.

Он не стал дожидаться ответа, вышел и проследовал за Кунте.

В этой части Эйсвальдра коридоры были узкими, двери низкими, а комнаты тесными. Казалось, давным-давно размеры имлингов были меньше. Свет попадал внутрь только через слуховые окошки, выходившие во двор крепости. До Даркдаггара доносился грохот доспехов бегущих охранников. Кунте открыл дверь и быстро спустился вниз по лестнице на открытую площадку.

Член Совета огляделся. Работа продвигалась не так быстро, как он надеялся. Колодцем снова начали пользоваться спустя несколько сотен лет, а вот для создания огорода требовалось больше времени. Целью Даркдаггара являлась организация полного самообеспечения внутри стен, как в былые эпохи. Но иногда казалось, что он пытается поставить на ноги полудохлую кобылу. Почти тысячу лет обитатели Эйсвальдра жили в роскоши, убеждённые, что им принадлежит вся власть. Бойницы переделали в окна. Падающие решётки давно проржавели или были демонтированы. Имлинги работали день и ночь, чтобы перекрыть проулки и снести мосты и лестницы. Спустя почти неделю старый город изменился до неузнаваемости и начал походить на то, что можно было оборонять.

Кунте пересёк крепостной двор. Его поспешность вызывала тревогу, и руки Даркдаггара вспотели, несмотря на то что весенняя ночь оказалась прохладной.

Они поднялись на стену с другой стороны двора. Отсюда Гарм видел зияющую дыру, которая осталась на месте Зала Ритуала. Открытая равнина между двумя частями города. В центре торчали камни, похожие на круглый садовый орнамент. Это зрелище приводило члена Совета в волнение. Казалось, оно издевалось, задавая маленький молчаливый вопрос.

Что, если?…

Кунте поднялся на стену через одну из башен и повёл спутника к другой стороне. Даркдаггар уже начал терять терпение, когда они остановились. Под ними бегали мужчины с факелами. Пламя развевалось на ветру.

Кунте не потребовалось ничего объяснять. Гарм смотрел на Блиндбол. От этого зрелища по телу пробежал холодок, дыхание перехватило, а хвост прижался к ногам. Член Совета ухватился за перила.

Из земли торчали воткнутые мечи. Сотни мечей.

Очень плотно. Вместе они составляли знак Всевидящего. Ворон из стали, переполненный смыслом настолько, что Даркдаггар почти слышал пронзительный крик. И такой огромный, что стало понятно, почему потребовалось подниматься на такую высоту. Кунте расстегнул свой плащ и накинул его на плечи члена Совета.

– Значит, кое-кто выжил, – сказал слуга. – И что с того? Их не может быть много. А это… нельзя с уверенностью сказать, что это дело рук Римера.

Даркдаггар выдавил улыбку.

– О-о, я тебя уверяю… Это сделал Ример.

Ветер метался между мечами, заставляя их петь. Хор клинков мертвецов заставил Гарма похолодеть до самых костей.

Предел

Хирка находилась на безопасном расстоянии от сражающихся. Она огляделась в поисках скамейки, но не нашла её. Стараться обнаружить сиденья там, где тренируются бойцы, – напрасная трата времени. Все Умпири гордецы, но эти были ещё хуже.

Разместить здесь скамьи в любом случае оказалось бы трудно, поскольку яма имела форму чаши. Возможно, тут раньше находилось дно давно высохшего подземного озера. Целая цепочка подобных углублений в скальной породе располагалась вдоль улицы, которая тянулась на восток, к морю.

Может, сесть на пол?

Хирка взглянула на Скерри и решила остаться стоять. Трупорождённая женщина и без того уже доведена до предела. Колайль, ворон, Всевидящий… Она взорвётся, это всего лишь вопрос времени.

Скерри вращала боевой шест так легко, как будто тот был тростинкой, пока не воткнула в грудь Грида с таким звуком, что Хирка съёжилась. Побеждённый застонал, попятился назад и выпал из круга в третий раз подряд. Тот факт, что молодой Дрейри был другом Скерри, совершенно очевидно не давал ему никаких преимуществ. Наоборот, казалось, та получает бо2льшую радость, избивая его сильнее, чем других. Как будто наказывала за то, что ему есть до неё дело.

А как же она обходится с врагами?

В помещении находилось пять рингов. Огненно-жёлтые круги были нарисованы прямо на каменном полу. Никаких ковров. Никакого песка. Ничего, способного смягчить падение. Наверняка Дрейри о таком даже не думали. Они вообще думали по-другому.

Это место было создано, чтобы причинять неприятности неоправданно жестокими способами. Например, ринги располагались слишком близко друг к другу. Сколько черепов оказалось разбито шестами, попавшими не туда? Здесь было слишком мало ламп и недостаточно света. Если бы бойцы не обладали ночным зрением, то забили бы друг друга до смерти. В конце зала находился обрыв, ведущий в пропасть. Сколько Дрейри свалилось туда и лишилось тысячелетней жизни из-за глупости и гордости?

Протяжный гул эхом пронёсся по помещению. Мощный зов льда, будто гора собралась обрушиться. В последние дни лёд трещал всё чаще. Скоро он окончательно проиграет борьбу.

Девочка придёт ко мне, когда треснет лёд…

Она встретится с Всевидящим. Эта мысль вселяла столько противоречивых чувств, что девушка боялась, как бы самой не треснуть.

Грид встал на ноги, держа шест перед собой обеими руками, как будто понимал, что ему понадобится вся защита, которую только можно обеспечить. Хирка радовалась, что ей надо только смотреть. Слабое утешение, потому что рано или поздно ей предстоит участвовать. Скерри настаивала, чтобы дочь Грааля выпустили на ринг как можно скорее. Предлогом являлось очевидное убожество Хирки. Маленькой. Слабой. Она была больше человеком, чем Дрейри, и никогда не сумела бы стать воином, но семья сошлась во мнении, что необходимо сделать всё возможное, чтобы сделать наследницу похожей на воина.

Но для начала она должна была наблюдать. Так решил Раун.

Хирка взглянула на него. Мужчина с рыжими волосами, как у неё самой, собранными в узел на затылке, сражался с женщиной прямо у обрыва. У той на предплечьях красовались широкие стальные браслеты. Утяжеление. Шесты бойцов выглядели короче, чем у Скерри и Грида, зато находились по одному в каждой руке. Девушка не сразу поняла, почему всё остальное оружие презирали. Оказалось, оно годилось лишь для тех, кто боится. Для трусов. Для низших домов или внедомных. Но шест являлся всего лишь палкой. Тем, что случайно подвернулось под руку.

Хирка потянула юбку вниз и безуспешно попыталась прикрыть бёдра, чувствуя себя скорее голой, чем одетой. Эта одежда была создана не для того, чтобы дарить тепло или защиту. А для того, чтобы пугать. Демонстрировать мускулы. Превосходство. Но на Хирке наряд смотрелся смешно. Свартэльд расхохотался бы.

Свартэльд…

Воспоминания о нём распахнули двери горю, с которым девушка не желала встречаться. Поэтому она пошла вдоль стены, внимательно приглядываясь к воинам. Быстрые. Сильные. Потрясающе контролируют ситуацию. И, очевидно, тренируются сражаться на протяжении нескольких поколений. Возможно, у Колкагг был бы шанс выстоять против них. Но больше ни у кого.

Лёд снова затрещал, на этот раз громче, и звук продлился дольше. Казалось, затряслось само основание скалы. Бои остановились. Слепые оглядывались по сторонам, ухмылялись друг другу. Даже Скерри. Она ткнула кулаком в плечо Грида, и тот улыбнулся в ответ. Хирка почти сочувствовала молодому Дрейри. Сколько лет он подвергался побоям ради того, чтобы находиться рядом со Скерри?

Из туннеля, который вёл вниз к улице, раздался хохот. В зал явилась новая компания. Мужчины и женщины шли плотной группой и громко смеялись. Сплочённый коллектив. Остальные подтянулись, и Хирка поняла, что вновь прибывшие принадлежат к высшим домам.

Предположив, что тренировка закончилась, девушка подняла с пола плащ.

– Хирка?

Она моментально узнала голос Юра из дома Ход.

Не поворачивайся спиной, не уходи без разрешения, не прерывай его, не…

Хирка сделала глубокий вдох и, прежде чем обернуться, выдавила улыбку:

– Юр.

Светлые волосы казались подстриженными настолько небрежно, что было ясно: парикмахер очень потрудился. Даже пряди чёлки выглядели разной длины. Младший сын Ход опустил ладонь на руку Хирке. При обычных обстоятельствах этого, вероятно, хватило бы, чтобы повысить их дом с седьмого до шестого. Она устыдилась такой язвительной мысли. Юр совершенно не производил впечатления плохого парня. Хотя, возможно, он научился скрывать это лучше других Умпири.

– Ты получила чай? Что скажешь? – Он опустил подбородок и посмотрел на собеседницу с неподдельным любопытством, как будто совсем не ожидал, что она станет нахваливать его подарок.

– Он был прекрасен, Юр. Большое спасибо. Буду рада угостить тебя чаем из Химлифа… – последний слог застрял у неё в горле. Чай из Химлифалла. Когда младший сын Ход сможет его попробовать? Когда Имланд окажется завоёван, а имлинги истреблены?

– С нетерпением жду. – Судя по всему, Юр не замечал неприязни Хирки и широко улыбался ей в ответ.

По его груди извивался красный змей. Вытатуированный рисунок тянулся через плечо и вокруг предплечья. Девушка вдруг подумала, что видела очень мало татуировок в Гиннунгаде. Интересно, из-за того ли, что отметины на коже намекали на недостаточную изначальную красоту? В таком случае Юр наплевал на общественное мнение. Но, возможно, плевать на всё несложно, если ты принадлежишь к правящему дому.

Младший сын Ход снял с плеча сумку и отдал её одному из спутников, не сводя глаз с Хирки. Несколько слепых собрались вокруг них и глазели с плохо скрываемым любопытством. А потому Юр отвёл девушку в сторону.

– Какая удача, что мы встретились. Понимаешь… Существует множество старинных карт Маннфаллы, но моя мать выяснила, что в военном совете царят сомнения по поводу того, что изменилось с тех пор, как мы были там в прошлый раз. Но об этом не нужно спорить, ведь у нас есть ты, так? Вот только генералы слишком стары и не могут признаться, что должны учиться. Я же, напротив, всё время слышу заявления о своей молодости и небрежности. – Он подмигнул ей. – Как думаешь, ты смогла бы им помочь?

Хирка замерла. Приятное лицо Юра резко контрастировало с его вопросом. Карты. Карты Маннфаллы. Должна ли она помочь уничтожить столицу своего мира? Свой собственный народ?

Ты никогда не была имлингом. Ты получеловек. Ты полу-Дрейри.

Юр улыбался, как будто просил девушку о чём-то совсем обычном, например, ткнуть пальцем в небо. Она открыла рот, чтобы ответить, но не смогла вымолвить ни слова.

– Конечно, для неё оказать эту услугу будет честью. – Рядом с ними возникла Скерри.

Младший сын Ход мельком взглянул на новую собеседницу.

– Давайте позволим ей самой отвечать за себя, – сказал он и вновь посмотрел на Хирку. Той хотелось кричать. Слова юноши нисколько не помогали. Скорее, наоборот. Возрастающая неприязнь расположилась где-то посередине между ожиданиями Юра и ненавистью Скерри. Хирке удалось лишь кивнуть.

– Хорошо! Тогда я пришлю приглашение. – Он вытянул руку и схватил шест, который ему бросил кто-то из товарищей. Затем тоже кивнул и вместе с остальными проследовал на ринг. Боевые палки начали биться друг о друга в неровном ритме. Как и сердце Хирки.

– Надо воздать ему должное за попытку, – прошипела Скерри у неё за спиной.

– За какую попытку?

– Относиться к тебе как к одной из нас. – Слепая встала перед Хиркой, заставляя её отступить ближе к неровной стене. Чёрная губа подрагивала. Клыки сверкали при разговоре. – Но ты не одна из нас, так? Хоть и явилась сюда, чтобы продемонстрировать власть Грааля. Чтобы возглавить войну. Но сама этого не хочешь. Не испытываешь преданности своему дому. Своей крови. Ты верна им. Собакам, с которыми выросла.

Скерри склонилась ближе. На её коже сверкал свежий пот. Косички с бусинами болтались возле самой груди Хирки.

– Половина Дрейсиля убила бы, чтобы вызвать интерес Юра. Чтобы одной ногой оказаться в доме Ход. Но не ты. Так кому же ты верна? Той чёрной тени, которая не смогла даже удержать место в Совете?

Хирка попыталась скрыть свою реакцию, но поняла, что ей это не удалось. Скерри обошла вокруг собеседницы так близко, что та спиной ощутила жар, исходивший от тела Дрейри после тренировки. Когти коснулись шеи девушки. Губы оказались у самого уха:

– Ример? Так его звали? Это ему ты верна? Ради него ты предашь нас? Ничего не выйдет. Он может спастись, только если не будет сражаться против нас.

Хирка уклонилась от когтей.

– В таком случае вы его плохо знаете.

Скерри расхохоталась.

– Я назвала его имя. Вот и всё. – Её голос стал сиплым и сдавленным, как будто на самом деле слепой хотелось кричать. – Я назвала его имя, а теперь я чую, что от тебя исходит его запах. Думаешь, что можешь скрыть свою похоть? Она бурлит в тебе. Прорывается сквозь поры. Лгать бесполезно. Твоя преданность воняет.

Хирка стиснула зубы от гнева. Казалось, её раздели донага. Скерри вломилась в закрытый от посторонних уголок души. Туда, где хранилось нечто настоящее, то единственное, что являлось правдой.

– Значит, и ты когда-то была молодой? – Девушка сразу же пожалела о произнесённых словах.

Трупорождённая женщина взмахнула шестом, заставив Хирку упасть на колени, тут же оказалась сзади, сжала бока противницы бёдрами и повалила её, сев на спине, как медведь. Боль пронзила рёбра девушки. Она не могла пошевелиться. А затем почувствовала, как шест коснулся горла. Кровь в венах билась о твёрдую деревянную поверхность. Значит, всё должно закончиться вот так? Скерри требовалось всего лишь повернуться, чтобы сломать шею Хирке.

Слепая наклонилась вперёд и прошипела на ухо поверженной сопернице:

– Я убью тебя до того, как позволю предать нас.

– Скерри! – к ним направлялся Раун.

Внезапно в стенах раздался грохот. Глубокий гул исходил словно из чрева земли.

Лёд!

Звук ударов шестов смолк. Скерри ослабила хватку. Снова раздался шум. Лёд находился многими этажами выше, но казалось, что он совсем рядом. Глухой отзвук молнией метнулся вниз. За ним последовал треск, распространявшийся всё дальше и дальше. В зале началось ликование. Воины трясли шестами и прыгали друг на друга, ударяясь грудью. Их детская радость говорила о том, что вечером они напьются. В Гиннунгаде будет праздник.

Хирка схватилась за горло, потом встала на ноги и холодно улыбнулась Скерри, не сумев сдержаться.

– Кажется, ты убьёшь меня в другой день. Сегодня у меня назначена встреча.

Всевидящий

Неудачным следствием того, что она являлась Хиркой из дома Модрасме, седьмого дома, было то, что ей редко позволялось выходить одной. Даже к Всевидящему.

Несколько воинов в плащах, как у простых слуг, шагали по улицам за девушкой по пятам. Она не сомневалась, что всем известно, какую работу сопровождающие выполняют на самом деле. Дрейри, конечно, никого не боялись, и поэтому не нуждались в телохранителях. А вот спутники с шестами всегда могли пригодиться. Посохи же требовались на случай, если придётся пробираться через снег, а не для помощи в обороне и не чтобы расшибить нападающему голову, само собой…

Только Колайль не пытался казаться тем, кем он не был. Капля на лбу всё говорила за него. Падший шёл позади Хирки и чуть сбоку, отчего все остальные испытывали неудобство. Воины приглядывали за мужчиной, как будто ожидали подвоха. На самом же деле тот защищал девушку от остальных. От тех, кто должен был защищать.

На улицах царило оживление. Лёд треснул и что-то растопил в слепых. Они стекались к лавкам за покупками, несли тушки животных и другие товары, разговаривали с незнакомцами, пихали в бок тех, кого знали. Они сидели на подоконниках и салютовали бутылками и наполненными рогами прохожим. Хирка надеялась, что радостное возбуждение не приведёт к возобновлению беспорядков. Ночи стали спокойнее после выступления Ход.

Она испытала облегчение, когда вместе со спутниками свернула в более узкие улочки, которые представляли собой глубокие трещины в скальной породе, где едва могли разойтись двое. Но здесь на дочь Грааля меньше таращились. Все занимались своими делами. Она занервничала, вспомнив реакцию родных на появление Всевидящего, потому что понятия не имела, как вести себя с ним. Никто не учил её соответствующим правилам общения. Хирка приготовила дар: собственноручно укороченный шест с прикрученной сверху поперечиной. Костыль. Но Умпири – это Умпири, поэтому преподнести его нужно как-то иначе. Или же вообще не отдавать. Будет видно.

Их небольшая группа приближалась к морю. Хирка знала об этом, потому что видела карты. А вот того, что дорога спускалась вниз и становилась всё круче и круче, там указано не было. Девушка украдкой взглянула на Колайля. Он кивнул, подтверждая: путь верный. Каким образом скрюченному существу, которое ковыляло по залу в доме Модрасме, удалось одолеть эту дорогу? Всевидящий должен был потратить полдня на то, чтобы добраться до места. Возможно, он не так часто выходил?

Тропа привела на улицу, где на неровной земле виднелись лужи. Хирка поначалу подумала, что это подтаял ледник, но оказалось, что дорога шла прямо к берегу и морская вода проникала в расселины. Волны ритмично бились о скалы.

Хирка почувствовала чудесный знакомый запах и слизнула с губ солёные брызги.

Колайль издал какой-то звук, который, по всей видимости, означал, что они на месте. К тому же дальше дороги всё равно не было. Вырубленная в скале лестница вела вверх и заканчивалась площадкой перед дверью примерно посередине горной стены.

Хирка повернулась к спутникам:

– Ждите здесь.

К её удивлению, они послушались без возражений. Бесспорно тревожный знак.

Она поднялась по лестнице и остановилась перед дверью. Створка была выкована из железа, но оно настолько проржавело, что походило на старое дерево. Хирка постучала. Не получив ответа, постучала снова, на этот раз немного сильнее. Красные куски ржавчины отламывались и улетали вместе с ветром. Девушка посмотрела вниз на слуг, ощутив неловкость, и толкнула створку, которая оказалась тяжелее, чем на первый взгляд, но открылась – впервые за долгое время, судя по скрипу петель. Дочь Грааля вошла в тёмный коридор и притворила дверь за собой.

– Я вхожу, – сказала она из вежливости. Не было похоже, что гостью кто-то слышал или беспокоился о происходящем.

Глаза привыкли к темноте, пока Хирка брела по коридору, ведущему внутрь скалы. С потолка капала вода, причём как рядом, так и где-то далеко. Значит, это место по размерам было больше, чем казалось.

Коридор вёл в пещеру, которая напоминала уютом чайный дом Линдри. Половину помещения устилали доски. Впервые с момента прибытия в Дрейсиль Хирка увидела деревянный пол. Он выглядел старым и потёртым, в щели забилась грязь. В одном конце стоял стол со скамьями. Сиденья покрывали выделанные шкуры. Из открытого очага, который находился в той части пещеры, где пол был каменным, лился свет пламени.

Под потолком прямо у отверстия, ведущего вглубь скалы, сушились травы. Вдоль стен стояли шкафы с полками, ящиками и коробками, заполненными вещами, пользу которых было сложно понять. Мёртвые морские коньки в стаканах. Перья, ракушки улиток, зубы, камни, черепа птиц и мелких грызунов. Выглядывал сбоку и ещё один череп, который, судя по крошечным размерам, принадлежал грудному ребёнку. Наверняка смерть малыша бессмертные и практически бездетные Умпири переживали очень тяжело.

У Хирки возникло острое желание навести здесь порядок.

На скамье валялось высохшее гнездо с тремя расколотыми скорлупками. В стоявшей рядом чаше плавал птичий зародыш в желтоватой жидкости. На крючке висело нечто, напоминающее сороконожку. Гостья подошла ближе и разглядела, что это позвоночник неизвестного животного. Тёмные горшки оказались набиты мёртвыми созданиями, похожими на червей. Их бледные тела жались к стеклу. Два белых краба дрались в деревянном ведре на полу. У Хирки создалось неприятное ощущение, что съедобное и ядовитое находилось здесь бок о бок.

В помещении пахло морем и грибами. Стоял лёгкий запах гниения, который грозил вот-вот сделаться противным. Девушка оглянулась и посмотрела на коридор, по которому пришла сюда, подумывая, не развернуться ли…

Но она знала, что не может так поступить. Жуткий беспорядок кругом служил свидетельством всего поставленного на карту. Война. Смерть. Выживание. А птичьи скелеты указывали на Хирку клювами, как будто хотели помучить напоминанием, что один такой находится в горле у Римера.

Девушка засунула шест в ведро и отогнала крабов друг от друга. Они расползлись по разным сторонам и замерли, наслаждаясь неожиданным перемирием.

Около очага открылась дверь. Пламя вытянулось на сквозняке, а травы под потолком закачались. Хирка вытащила посох из ведра и отступила на пару шагов. Вошёл одетый в чёрное Всевидящий. Послышался шум моря, а потом хозяин закрыл за собой дверь.

Он посмотрел на гостью, хотя она об этом скорее догадалась, потому что капюшон закрывал лицо существа. Хирка огляделась по сторонам, чтобы не пялиться на него.

– Я думала, твой дом… побольше, – сказала она и понадеялась, что не обидела собеседника. В конце концов, можно было предположить, что жилище Всевидящего окажется похожим на Эйсвальдр, на чертог, воздвигнутый Наиэлем.

– Он и ес-с-сть большой, – от голоса создания в чёрном кожа покрылась мурашками. Хирке так и не удалось забыть его после визита в дом Модрасме. В речи хозяина пещеры чудилось что-то животное. Особенно когда он растягивал звук «с».

Всевидящий поднял чашу с края очага и подошёл к столу. Плащ волочился по полу, но не скрывал сильной хромоты владельца. Шаги его проваливались, словно одна нога была короче другой.

– Могу я… – Хирка закусила губу, чуть не предложив помощь и таким образом едва не уничтожив все шансы получить необходимые ответы. – Могу я сесть? – спросила она.

– Если устала.

Прошедшая полгорода девушка действительно устала. И ей надоело носить маску безупречности.

– Знаешь, я и в самом деле устала. У меня выдался непростой год, скажем так.

Она прислонила шест к столу и уселась на скамью. Всевидящий не ответил, ничуть не расстроив этим гостью, а отодвинул в сторону ящик с разноцветными яйцами и поставил чашу на стол. Чёрные перчатки скрывали руки, но когти скрыть не могли. Как и тот факт, что пальцы были скрюченными.

– Ты думала, я не знаю, что ты здесь, – произнесло существо. – Считала, я должен тебя сначала учуять.

Хирка опустила глаза и посмотрела на свитер. Судя по всему, речь шла о нём.

– Я понятия не имею, что ты знаешь, а чего не знаешь. Решила перестраховаться, – ответила она с большей самоуверенностью, чем испытывала в действительности.

Затем вытянула шею, чтобы заглянуть в чашу, пытаясь скрыть истинные намерения. Девушка надеялась, там окажется чай, но содержимое сосуда напоминало густое молоко. Какое-никакое облегчение, принимая во внимание всё, что их окружало.

Всевидящий стоял рядом со скамьёй, но не садился.

– Это не меняет того, что ты ищешь с-с-совета у того, кого считаешь незнающим. Существуют две причины так поступать. Либо у тебя с-с-самого есть ответ, или же больше не нашёл, у кого спросить.

– Ну, не могу сказать, что сейчас меня окружает толпа добрых друзей… – Хирка кисло улыбнулась.

Всевидящий подвинул ей чашу. В его движении было что-то демонстративное. Превосходство, которое говорило – он ожидает ошибки. Это напоминало о Модрасме.

Проверка…

Молоко пахло дрожжами и ещё чем-то, что Хирке не удалось определить. Не слишком вдохновлённая перспективой выпить содержимое, она посмотрела на собеседника.

– Почему я должна была дожидаться, пока треснет лёд?

Существо в чёрном склонило голову набок. Необычная форма черепа чётче проступила под капюшоном. Плечо провалилось, как будто ключица сломалась и так и не восстановилась.

– Потому что вороны болтают только о льде пока он не трес-с-снет. Только потом можно услышать мудрое слово.

– Ты услышал? Мудрое слово?

Всевидящий не ответил. Хирка поняла, что он ждёт, когда она начнёт пить, поэтому поднесла горячую чашу к губам и сделала малюсенький глоток. Молоко, похожее на козье, оказалось кислым. Оно едва сочилось сквозь покрывающий поверхность слой пенки. Потом девушка ощутила привкус крови. Она подавила рвотные позывы и опустила чашу на стол.

– Они говорят, это место не является твоим домом, – наконец произнёс Всевидящий.

У Хирки возникло ощущение, что это заявление лишало её права на помощь.

– Спроси других воронов, – сказала она и уставилась на кровоточащее молоко. Застывшая пенка треснула. Красное смешалось с белым и растеклось по поверхности как по венам.

Хозяин дома продолжил, как будто гостья ничего ему не ответила:

– Они говорят, ты принадлежишь всем. Дитя Одина. Человек. Умпири. У тебя смешанная кровь. Но ты являешься живым доказательством могущества Грааля. Его с-с-способности править разными мирами. Так что какой бы отвратительно слабой ни была твоя кровь, ты – путеводная звезда.

Отвратительно слабая путеводная звезда.

Хирке захотелось пить, каким бы мерзким ни казалось питьё. Она снова отхлебнула из сосуда. Тёплая кровь. Тёплое молоко. Кисло-металлическое. Девушка попыталась скрыть гримасу на лице.

– Что это за одержимость кровью? – спросила она. – Вы ни о чём другом не думаете. Кто принадлежит к чьей крови. В ком течёт кровь Первых. Как будто существовали какие-то Первые!

Упрямство заставило её подавить рвоту и осушить чашу.

– Пойдём со мной, – сказал Всевидящий и поковылял к двери, в которую вошёл. Хирка проследовала за ним и оказалась в комнате с видом на море. Должно быть, стена обрушилась целую вечность назад. Сталактиты свисали с потолка, как лес иголок. Ровным здесь был только пол. Вдоль стен остались островки узорчатых плиток.

Всевидящий подозвал гостью ближе к краю.

Под ногами у Хирки бурлило море. Волны размерами больше дома бились о скалы. Всё выглядело серым, насколько хватало глаз. Небо сливалось с морской пеной. Плащ хозяина дома развевался на ветру, показывая очертания его фигуры. Скрюченные лопатки и невозможно сильный изгиб копчика. Казалось, под капюшоном Всевидящий носит маску, чтобы скрыть деформацию лица.

При свете дня стало заметно, что плащ сшит из пятнистого материала. Морщинистого. Весь облик существа в чёрном напоминал о съёжившемся пожухлом листе.

– Пос-с-смотри на это, – произнёс он голосом, едва различимым в шуме моря.

Хирка взглянула вниз на отвесную скалу, упрямо пронизанную дырами, которые когда-то были домами. Множеством домов.

– Море поглощает нас, – сказал Всевидящий. – Дом моего отца рассыпался и превратился в прах. Можно ли смотреть на это и утверждать, что не существует никаких сверхъестественных сил? Что все и вся равноценны? Опомнись! Наша кровь самая сильная. Никто не сумеет воспользоваться каменными вратами без неё. Род Има и люди на протяжении поколений приносили в жертву камням кровь, хотя ничего не с-с-соображали. Они пьют её, пользуются ею, жаждут её, потому что она делает их лучше. Наша кровь уничтожит любую другую и будет господствовать, будет пожирать и менять. Это ис-с-стина.

Всевидящий повернулся к Хирке и добавил:

– Нравится тебе это или нет, не имеет значения. У Дрейри чистая кровь. Кто-то когда-то был Первым, и мы ближе к ним, чем любое другое существо в любом мире. Ты глупа, если цепляешься за иную реальность.

Эти слова утомили девушку. Они пытались отшлифовать её, как волны шлифуют скалы. Стыд и злость боролись в душе Хирки, как молоко и кровь в животе.

Может, этот Всевидящий и был стар, но сколько миров он повидал? Откуда знал, что принадлежит к расе, которая ближе всех находилась к богам? Откуда знал, что боги вообще существуют?

Волна разбилась о камень под ногами девушки. Она попятилась, чтобы её не окатило водой. Три ворона спустились с потолка и с криками умчались куда-то в море.

Всевидящий поковылял обратно к двери.

– Но раньше первых, естественно, появился ворон. Он с-с-создал мир. Поток – это его дыхание, из которого он сотворил первых.

Хирка вошла следом за хозяином дома в гостиную. Он уселся на край скамьи поближе к огню.

– А без Потока? – спросила она.

Собеседник покачал головой. Девушке вдруг стало казаться, что у неё не осталось времени. Что необходимые ответы утекали, как вода в песок. Она схватила ладонь Всевидящего и ощутила под плащом шишковатые на ощупь пальцы. Он тут же рванул руку к себе, будто Хирка его укусила, усилив её отчаяние. Он не понимал, как это важно.

– Поэтому я здесь, – сказала она. – Ты должен мне помочь. Мы должны… – она пыталась найти нужное слово на умонийском. – Мы должны снова пустить Поток через врата! Мы должны починить вены Потока!

– Нет.

– Нет? Как ты можешь говорить нет? Ничто не может жить без Потока. Тебе это известно. Мне тоже. Это надо исправить!

Всевидящий повернулся к девушке сгорбленной спиной.

– Этого нельзя сделать.

Хирка онемела. Неужели все разговоры о власти и превосходстве были пустыми?

– Почему? Почему этого нельзя сделать?

– То, что уничтожено Потоком, починить нельзя. Поверь мне.

Хирка вскочила.

– Должны быть способы! Наиэль смог! Я знаю, что тоже смогу! Я чувствовала Поток, я… – Она помедлила, не желая рассказывать о Римере. О той силе, которая их связала. Не желая выдать их обоих.

Всевидящий вновь повернулся к собеседнице.

– У Наиэля было три вещи, которых никогда не будет у тебя. Он испытал сильный прилив Потока. С-с-сильнее, чем когда бы то ни было. А потом он истощался на протяжении тысячи лет. Словно кровь вытекала из трупа. В распоряжении твоего дяди имелись люди, которые несли тяжесть Потока. Эмблинги, испившие его крови. Пустые оболочки, волочащие груз. И, что важнее всего, Наиэль умел пользоваться всей этой мощью. А ты, вся такая самоуверенная, даже не удосужилась сообщить мне, что не в состоянии сливаться с Потоком. Что ты надеешься с-с-сделать, если даже не можешь плести его? А если бы могла, то переломала бы свои хилые ручки.

Хирка почувствовала, как к глазам подступают слёзы.

– Зачем же было тащить меня сюда, если я никогда не сумею научиться сливаться? Если вены, по которым тёк Поток, нельзя починить?

– Научиться сливаться? – Всевидящий хрипло рассмеялся. – Дитя, это заключено в крови. Поток находит тебя при рождении. Но ты появилась на свет в мире без него. А это событие, я боюсь, ты не сможешь изменить.

– Но тебе это под силу, правда же? Ты сумеешь привести Поток в порядок?

Существо снова издало глухой смешок.

– Ты и вправду не одна из нас, – сказал Всевидящий. – Ты не хочешь никакой войны, да?

Хирка облокотилась о стол. Она не могла ответить. Её заманили в западню.

– Ты сам сказал, я никому не принадлежу. И я принадлежу всем.

– Да, я так с-с-сказал. – Загадочный собеседник, хромая, обошёл вокруг стола и оказался рядом. – Хирка, дочь Грааля, дай мне каплю или две своей крови, и я призову тебя, если в ней обнаружится хоть какая-то сила.

Девушка выпрямилась и приложила все усилия, чтобы не так пристально разглядывать существо в чёрном.

– Мне не нужно сочувствие. Я хочу научиться управлять Потоком. И узнать, как извлечь проклятый клюв из одного горла.

– Ох…

Она посмотрела на Всевидящего.

– Дай угадаю… Это тоже невозможно?

Тот пожал неровными плечами.

– Клювы принадлежали первым воронам. У них были имена при жизни и есть имена в смерти. Если знаешь их, то сумеешь призвать. Но клюв нельзя уговорить, нельзя удалить. Это на всю жизнь. Хоть она и будет короткой. – Всевидящий произнёс это как наблюдение, а не как смертный приговор.

– Этого ты не можешь знать!

– Но я знаю. Сам создал парочку в своё время.

Хирка почувствовала бесконечную усталость. Было душно, и хотелось домой. Переделанный шест стоял у стола. Она указала на подарок:

– Это тебе.

Голова Всевидящего под капюшоном дрогнула.

– Ты даришь мне вспомогательный посох? Костыль?!

Хирка подошла к таинственному хозяину дома.

– С его помощью я остановила бой крабов, так что я дарю тебе крабовый шест. Как ты его станешь называть, дело твоё.

Он схватил собеседницу за ладонь. Даже сквозь перчатку Хирка ощутила прикосновение когтей и подумала, что Всевидящий хочет что-то сказать, но он молча отпустил её руку.

Девушка почувствовала дурноту. Её подташнивало. Нужно было выбираться отсюда. Она вышла в коридор и направилась к двери. От спуска по лестнице на улицу недомогание усилилось. Горло набухло. Лицо стало покалывать. Хирка не могла больше сдерживаться. Молоко и кровь хлынули из неё мощным потоком, как будто всё вышло сразу. Обессиленная дочь Грааля прислонилась к скале. Из уголка губ стекала кислая жидкость, капала с подбородка и создавала белые круги на воде в луже.

Кто-то позвал Хирку по имени. Она почувствовала прикосновение руки Колайля и уткнулась лицом в овечью шкуру на его плече. В череп изнутри колотилось болезненное знание.

Всё кончено. Поток нельзя исцелить. Война состоится. Ример умрёт.

Девушка слышала, как кричат и чокаются слепые на улицах. Празднование по случаю трескания льда было в самом разгаре. Она же являлась отвратительной путеводной звездой. Чёрным водоворотом посреди всеобщего ликования.

Урд

Хирка вытащила болт и отодвинула дверь в сторону. Урд соскочил с подоконника и уставился на нежданную гостью. Ей хотелось заехать ему локтем по носу. Сломать руку. Поколотить.

Девушка не могла врезать Потоку за то, что тот не нашёл её. Или побить Всевидящего за его слова о том, что нельзя всё исправить. Как и отдубасить Грааля, который находился на расстоянии одного мира от неё по ту сторону кругов воронов. Она даже не в состоянии оказалась задать трёпку Умпири за то, что они планировали войну.

Хирка была бессильной, как и сказал Всевидящий. Она являлась отвратительной смесью крови без Потока. А Урд находился в пределах её досягаемости. Единственный доступный враг. Единственная возможность восстановить справедливость.

Девушка сжала потные кулаки.

– Можно войти?

Губы пленника искривились в ухмылке, как будто она задела его за живое. Потом он взял себя в руки.

– Давно мне не доводилось слышать такого вопроса.

Голос Урда напугал Хирку. Он стал более хриплым. Повреждённым.

Клюв.

Мужчина снова уселся на подоконнике, как будто не желая показаться слишком грозным. А возможно, собираясь заманить неосторожную гостью внутрь. Но вряд ли он намеревался причинить ей вред. Скорее, не хотел оставаться снова в одиночестве.

Комната со скошенным потолком, куда переселили Урда, была меньше покоев Хирки. В нише горела сальная свеча. Её свет отражался от тонкой цепи, которая свисала с шеи пленника.

Девушка вошла внутрь.

– Ты убил Илюме.

Она сказала это, чтобы злость не стихла. Чтобы не забыть, кем является собеседник. Воспоминание об этом возникло впервые за долгое время. Башня Всевидящего. Безжизненное тело Илюме на полу. Разбитое древо, пролившееся чёрным дождём.

Урд не ответил. Хирка подошла ближе и указала на него, чтобы не оставить сомнений в том, о ком она говорит:

– Ты убил её! В нашем присутствии! И открыл врата на Бромфьелле с помощью слеповства. А затем уничтожил их. Навсегда. И ты пытался принести меня в жертву трупорождённым! Обрушился на Равнхов. Из-за тебя гибли имлинги. Ты развязал войну. Проклятую войну!

Пленник поднял на девушку покрасневшие от усталости глаза.

– И теперь ты собираешься сделать то же самое, насколько я понимаю.

Её тело внезапно сделалось тяжёлым, и она опустилась на подоконник рядом с Урдом, чувствуя себя измотанной всем произошедшим и всем тем, что должно было произойти.

Потоковое стекло отбрасывало на его лицо тени, похожие на частицы пепла. Мужчина закрыл глаза.

– Посчитай мои грехи в бытность членом Совета, – медленно произнёс он. – Их наберётся достаточно. Можешь что-нибудь присочинить. Жестокие злодеяния, от которых кровь стынет в жилах. Можешь пофантазировать, это неважно. Сколько бы зла я ни причинил, я заплатил за всё.

– Ты мог бы умереть, – сухо заметила девушка.

Собеседник снова посмотрел на неё.

– Да. Если бы они не исцеляли меня всё время.

Шрам на лбу пошёл складками. Что Умпири сделали с пленником? С момента прибытия сюда Хирке самой приходилось несладко, а ведь она приходилась дочерью Граалю. А кем был для них Урд? Имлингом? Зверем?

На улице постепенно темнело. С улицы доносились голоса слепых. Возможно, сегодня вечером в Гиннунгаде вспыхнет новая блаженная смесь праздника и беспорядков. Хирка забросила ноги на подоконник и обхватила колени руками.

– Я так устала от Дрейри, – прошептала она. – Они считают себя богами. Думают, что их кровь появилась первой. Их мир появился первым. Но что они сделали? Что создали такого выдающегося?

Девушка посмотрела на бывшего члена Совета.

– Ты совсем такой же, как они, – сказала она. – Идёшь по головам всех вокруг. Ломаешь. Уничтожаешь. Убиваешь. Потому что то, чего хочешь ты, намного важнее всего остального. – Хирка почувствовала, как по щеке побежала слеза, но ей было всё равно. В ней говорила злость. Не тоска. – Ты так же много мнишь о себе, как и они. Ты такой же безжалостный. Ты…

Урд сложил руки на цепи, лежавшей на груди.

– Такой же слепой, как они?

Девушка не ответила.

– Сколько тебе лет? Будет семнадцать?

Хирка не произнесла ни звука и на этот вопрос. Она смутно понимала, что ей просто хочется, чтобы собеседник продолжал болтать, а она могла бы слушать имландскую речь. И какая разница, если слова на этом языке произносит враг.

– Я был моложе тебя, когда встретил Дамайянти, – продолжил Урд. – Она работала танцовщицей. Совершенно исключительной. Ни один мужчина в Имланде не отказал бы ей, а я был всего лишь мальчишкой. Я знаю, что ты думаешь, но она никогда не предлагала мне себя. Она могла дать мне нечто иное.

Хирка не стала скрывать неприязни.

– Клюв в горло и намёк на то, что ты сумеешь контролировать врата? И ты считал себя умнее других… Однако понятия ни о чём не имел, так ведь?

Урд попытался рассмеяться, но его смех походил скорее на рычание.

– Я даже не знал, что Всевидящий – это ложь. Что всемогущего не существует. Я думал, он помилует меня. Исцелит и подарит покой.

– Покой? – Лицо Хирки застыло в гневной гримасе. – Никто не сможет дать тебе его. Ты сам приговорил себя к вечному кошмару Шлокны. За Илюме. За Рамойю. За Ветле. Для того, что ты совершил, Урд, нет слов. Нет слов, и нет спасения.

Мужчина поджал ноги и обхватил колени руками, как собеседница, став её зеркальным отражением, насколько это было возможно в мешковатом плаще.

– Ты права, конечно же. И всё же ты спасла мне жизнь, хотя могла позволить умереть или сгнить в доме Ход. Твоё милосердие удивило меня, девочка. Этого не отнять. Что стало его причиной? Ты вспомнила шахты Эйсвальдра, где на тебя набросился дикарь со спущенными штанами? Я остановил его тогда. Вытащил тебя оттуда, помнишь?

Помню ли я?

Этот вопрос казался насмешкой над ожившими в мозгу картинами. Насилие остановило другое насилие, и Хирку мучило, что благодаря тому происшествию ненавидеть Урда стало труднее. Она напоминала себе, что он сам совершил с Рамойей то, от чего спас её.

Их взгляды встретились. Глаза мужчины горели: первый замеченный проблеск жизни.

– Ты меня вытащил? Ты сделал это, чтобы принести в жертву трупорождённым!

– Принести в жертву? Я хотел подарить им тебя. Твоя жизнь должна была послужить подношением, так задумывалось с самого начала. – Он поднял руки. – И вот ты здесь! Просто это заняло немного больше времени.

Хирка фыркнула.

– Ты хотел принести меня в жертву в надежде спасти свою шкуру.

– Точно. Но надо заметить, в то время я являлся рабом клюва. Пил кровь слепых. Во мне почти ничего не оставалось от имлинга. Это не оправдание, но пойми: во всём этом никогда не было…

Урд мог и не заканчивать предложение.

– Ничего личного? В том, что я спасла твою жизнь, тоже нет ничего личного. Это не имело никакого отношения к тебе. Это касалось меня. Я не такая, как ты.

Он сглотнул. Не без усилия, как показалось девушке.

– Нет. Если бы ты была такой же, то у нас появился бы шанс.

– Что ты имеешь в виду?

– Я говорю, что, если хочешь выжить в таком месте, как это, надо использовать окружающих.

Хирка посмотрела на обкромсанные волосы Урда. Золотистые, как у Ветле. У сына, которого он изуродовал Потоком либо для того, чтобы убить, либо для того, чтобы скрыть отцовство. Значит, вот чего он хочет? Чтобы все использовали друг друга?

Девушка склонилась, схватила цепь и натянула её, сдавливая горло пленника. В его взгляде промелькнуло беспокойство, но он позволил сделать это. Удушающие звенья казались тонкими, как ювелирное украшение. Едва заметными.

– Хочешь, чтобы было так? – спросила Хирка. – Хочешь, чтобы я использовала тебя для поиска ответов, которые мне нужны? Твоими методами? Угрозами? Принуждением? – Заметив ухмылку, которую Урд попытался скрыть, она дёрнула за цепь – осторожно, но после этого улыбка исчезла с лица мужчины. – Что ты сделал со стражами в шахтах? Ты убил их Потоком. Как?

Собеседник наклонился вперёд, чтобы ослабить удавку.

– Тело слабо и не способно выдержать много. Если протянуть через него достаточное количество Потока, то…

– Почему никто другой так раньше не делал? Почему ты стал таким особенным?

– Тебе действительно надо спрашивать?

– Кровь слепых. Ты пил кровь слепых. И как же ты получил клюв?

– Дамайянти, – ответ раздался сразу же, как прозвучал вопрос. Не потому, что Урд боялся, а потому, что так хотел. Интересно, состоялся ли у него хоть один нормальный разговор с тех пор, как он попал сюда?

– А как ты от него избавился? Я своими глазами видела, как проклятая штука вылезла из твоего горла. Ты выблевал её на Бромфьелле и остался жив!

Урд посмотрел на Хирку. В его ввалившихся глазах с тёмными кругами она увидела сомнение. Мужчина не знал в точности, что ей известно. Кто она такая. Поняв, что и сама этого не знает, она отбросила цепь.

Пленник вздохнул.

– Не представляю, Хирка. Я не представляю, как избавился от него.

Его удивлённый взгляд с намёком на испуг скользнул по горлу девушки.

Она покачала головой:

– Речь не обо мне.

Внезапно Урд всё понял и кивнул:

– А-а… Ример?

Хирка не ответила. Только посмотрела в окно на огромный кратер, который уходил вниз, как туннель в Шлокну.

– Сколько времени прошло? – голос её стал хриплым. – С тех пор как клюв начал гнить?

Урд грустно рассмеялся.

– Не так много, как тебе хотелось бы.

Слёзы снова подступили к глазам, но Хирка загнала их обратно, не желая демонстрировать боль врагу, и исподлобья взглянула на собеседника.

– Он не такой, как ты.

– И не такой, как ты, – ответил Урд.

Это было правдой. Хирка поднялась и собралась уйти. Её сердце забилось неровно, когда она увидела, что в дверях стоит Скерри и внимательно смотрит на них. Слова казались излишними. Всё было написано в её взгляде. Обвинение. Ярость. Отвращение от того, что дочь Грааля сидела и болтала с врагом.

Хирка встала и прошла мимо.

– Я готова начать, – сказала она.

– Что? – крикнула Скерри ей вслед.

– Упражнения с шестами.

Власть грааля

Они устали и измучились от ран и отчаяния. Двадцать взрослых и семеро детей. Хотя малыши переносили тяготы даже лучше родителей. Если бы речь шла о простых имлингах, всё оказалось бы проще, но они были членами Совета и друзьями членов Совета, которых случайность сблизила во время переворота. Они не привыкли рвать штаны и мокнуть. И уж точно не привыкли бояться преследования.

Ример держался впереди и нёс на плечах внучку Сигры Клейв. Шестилетняя девочка с тёмной чёлкой держала его за шею, но заснула, и хватка ослабла. Мастер Колкагг сжал в ладонях маленькие ручки, чтобы быть уверенным: малышка не свалится. Она подвернула ногу, но не издала ни звука. В отличие от Сильи, которая только и делала, что ныла.

Мозг выскользнул из темноты рядом с Римером.

– Можно, я её задушу? – спросил он.

Юноша криво усмехнулся.

– Если кто и выдержит такое, так это ты. Мы уже скоро доберёмся до лагеря.

Мозг зарычал. Ример запретил себе пользоваться эмоциями, а иначе посочувствовал бы Колкагге. Но и Силье тоже. Её жизнь без предупреждения перевернули с ног на голову. Девушка находилась в компании Ве, внука Ярладина, который, по всей видимости, был её последним фаворитом. Они сидели в тепле, слушали музыку и пили вино, когда отец Ве явился, чтобы забрать сына. Силье предстоял непростой выбор: сбежать вместе с ними или остаться в Маннфалле.

Ример не сомневался, что она поступила верно. Слишком крепкие узы связывали её как с ним самим, так и с Ярладином. Для неё не было места в Эйсвальдре, разве что в шахтах.

Подъём вверх, в лагерь, стал для беженцев тяжёлым испытанием. Ример позволил двум имлингам остаться со стариками, чтобы они не спеша завершили восхождение.

Силья приблизилась к мастеру Колкагг сзади, тяжело дыша.

– Посмотри, на что похожи мои туфли! А ведь я даже не должна была оказаться здесь!

– Никто из нас не должен был оказаться здесь, – ответил он.

– Вы-то тут как дома! У вас есть всё необходимое. А мне даже переодеться не во что! – Девушка приподняла плащ. Он выглядел так, будто всю дорогу волочился по земле.

Ример понизил голос в надежде, что собеседница поступит так же:

– У тебя с собой больше вещей, чем имущества у многих живущих здесь.

– Я никогда не просила о… – она замолчала и сморщила нос. – Что это за запах?

– Погребальные костры. Сегодня мы сожгли погибших.

Силья отступила на шаг, как будто Ример её ударил, и недоверчиво оглядела лагерь. Одетые в чёрное Колкагги сидели вокруг костра и смотрели на прибывших.

– Ну и где же мы будем жить?

Ример снял девочку с плеч и отдал её Оду. Мужчина прижал её к груди и увёл с собой всех детей, чтобы уложить их спать.

– До рассвета переночуете в хижинах, а потом вы все уйдёте в Равнхов.

– Равнхов?! – воскликнула Сигра. Другого он и не ожидал, так как слышал их спор с Ярладином. Ну и пусть. Больше беженцам некуда податься.

Мозг повернулся к Римеру.

– Вы все?

Мастер Колкагг отвёл мужчину в сторону.

– Да, мы все. Ты должен отвести их. Доставить в Равнхов. Эйрик знает, что мы в пути, и ему известно о случившемся.

Лицо Мозга вытянулось. Он огляделся, как будто боялся, что их подслушают.

– Никто из оставшихся Колкагг не оставит тебя! Никто. Я знаю, о чём ты думаешь, но мы не позволим тебе пойти на Даркдаггара в одиночку. Мы нужны тебе! У него не просто имлинги, у него армия!

Ример провёл рукой по лицу.

– Я планировал совсем другое.

Мозг сложил руки на груди и вопросительно приподнял бровь. Как было бы хорошо рассказать ему правду. Выложить всё как есть. Про клюв в горле. Про истекающее время. И про опасность, которую раб Грааля представлял для всех, кто находился рядом. Только Дамайянти могла ответить на вопрос, насколько велика эта опасность и сколько осталось времени, поэтому он должен был поговорить с ней.

Ярладин и Сигра направлялись в их сторону. Мозг ушёл, почуяв их настрой.

Во взгляде членов Совета сквозили горечь и усталость, но они ничего не сказали. Ример тоже промолчал. Говорить было не о чем. Они стояли и смотрели на красные искры, летавшие между деревьями. Остатки костров. Одетые в чёрное мужчины входили и выходили из уцелевших хижин. Они носили одеяла и грели еду для представителей Совета. Кто-то начал паковать своё имущество. Колкагги должны покинуть Блиндбол.

К ним подошёл Стиар, но остался стоять в отдалении.

– Вороны, мастер? Что с ними делать? Арн мёртв, а это он…

– Найди клетки. Мы возьмём их в Равнхов.

– Да, мастер. – Стиар удалился.

Сигра проводила его взглядом.

– Мастер Колкагг… – прошептала она и посмотрела в глаза Римеру. – Сколько вас?…

– Нас осталось меньше пятидесяти, – хриплым голосом произнёс он.

– Это… – Матерь рода Клейв опустилась на пень. – Это самый чёрный день нашей истории. Никогда раньше… – Она переводила взгляд с Римера на Ярладина. И так и не смогла закончить предложение. Слов действительно не хватало, чтобы описать подобное.

– И всё же… Равнхов? – Сигра посмотрела на Ан-Эльдерина. – Там для нас нет места.

– Во всём Имланде лишь там вы сейчас сумеете найти убежище.

– Но мы… мы не можем…

Ример пристально посмотрел на собеседницу. Похожа на мужчину. Широкая в плечах, угловатая. И воинственная. Всегда являлась такой. Если можно было сделать или сказать что-то против Равнхова, она опережала всех. Теперь же ей больше некуда отправиться. Она стала беженцем и зависела от милости тех, кого изо всех сил старалась сровнять с землёй.

– Мы можем и должны, – ответил Ример. – Эйрик знает, что произошло и что мы придём. Тебе остаётся надеяться, что он окажется более гостеприимным по отношению к тебе, чем ты была бы по отношению к нему.

Сигра открыла рот, чтобы возразить. Видимо, по старой привычке, поскольку она так ничего и не сказала. У Ярладина, судя по всему, слов тоже не было. В них обоих больше не осталось ничего от семей Совета. Не осталось способности руководить. Не осталось силы. Ример видел все их морщины. Возраст оставил глубокие следы на лицах самых могущественных людей мира, которых внука Илюме учили уважать со дня появления на свет. Сейчас же они утратили все способности к выживанию.

– Послушайте… – Ример опустил руку на плечо Ярладина. – Он заплатит за это, я совершенно уверен. Все остальные вопросы будем решать по мере поступления. Равнхов открыт для нас. Благодаря Эйрику мы сумеем укрепить наше положение на севере и создать новые альянсы, имея сильную позицию. Мы можем…

Внезапно раб клюва ощутил резкий зуд в горле. Кровь застыла в жилах.

Грааль…

– Ример, что случилось? – Ярладин вопросительно смотрел на юношу.

Он извинился и помчался на другой конец лагеря к своей хижине, понимая, что произойдёт. Поэтому следовало уйти как можно дальше. Так, чтобы никто не услышал крика.

Клюв шевелился в горле. Требовательно. Нетерпеливо. Ноги юноши едва касались тропы. Зуд перешёл в саднящую боль. Показалась хижина на краю обрыва. Ример отодвинул дверь в сторону и ввалился внутрь. Затем пошарил в кармане в поисках флакона Дамайянти. Его требовалось срочно отыскать и выпить содержимое. Только кровь слепых способна была открыть путь к Граалю и приглушить боль.

Обнаружив склянку, Ример уставился на неё. Знание, что эта вещь имеет над ним власть, временами было хуже боли.

Юноша выпил, слился с Потоком и тотчас почувствовал, что больше не один. Клюв в горле открылся и потёрся о гортань изнутри.

– Тебе есть что рассказать мне, Ример?

Голос Грааля звучал строго. Он знал. Не всё, иначе не стал бы задавать такого вопроса, но что-то точно слышал. Как много поняла Дамайянти и что именно доложила хозяину?

Ример подумал, не купить ли себе немного времени, сделав вид, что всё в порядке. Но потом за это придётся заплатить вдвойне.

– Даркдаггар совершил переворот и встал во главе Совета, – ответил он в конце концов.

Грааль вздохнул. С нетерпением. Ример схватился за горло. Оно саднило вокруг клюва и сжималось так, что едва позволяло дышать. Ничего не помогло. Этот подонок знал.

– Они мертвы, – прошептал юноша. – Колкагги мертвы.

– Сколько?

– Как ты думаешь, сколько?! Все! – Горе и ярость отразились в голосе Римера. – Нас осталось меньше пятидесяти!

Клюв замер неподвижно. Грааль пребывал в шоке. Раб слепого почувствовал, как губы невольно расплываются в холодной усмешке.

– Ты надеялся, что мы истребим друг друга, – сказал он полузадушенно. – Колкагги и Маннфалла. Избавимся от лучших до того, как придут трупорождённые. Боюсь, тебе придётся подумать ещё раз, Грааль.

Ример прислонился к открытой раздвижной двери и окинул взглядом пустошь. Он ждал мучительной агонии и приготовился перетерпеть её. Казалось, мгновение длилось вечно. Скоро станет ясно, кто такой Грааль на самом деле. Мужчина или монстр.

Боль пришла внезапно, как молния. Яростный приступ разрывал горло изнутри. Ример рухнул на колени и закричал. Кровь текла по дверям и собиралась в резьбе, капая с драконов и змеев. Раб клюва повалился на бок и дрожащей рукой потянулся к двери, скрежеща зубами. От железного привкуса во рту тошнило.

А потом наступил покой. Поток едва тёк под кожей юноши. Он Колкагга. Он выдержит.

Ример отдышался и сплюнул.

– Прости меня, – произнёс Грааль. Его слова казались насмешкой над болью, которая уже начала проходить. – Прости меня. Но ты потерял Колкагг. Я делаю, что должен, чтобы ты меня услышал. Ты должен собрать всех в Равнхове, немедленно. Понимаешь? Создай новую армию против Маннфаллы.

Ример не ответил. Кто-то приближался к хижине по лесной тропе. Он прошептал:

– Я не один…

Ощущение присутствия Грааля моментально исчезло. Молодой мастер Колкагг проскрёб ногтями по деревянному полу, но смог встать только на колени. Нужно было собраться. Быстро. Однако тело не желало подчиняться.

– Ример?

Силья…

Силья Глиммеросен. В памяти всплыли воспоминания об Эльверуа. О другой жизни и другом времени. Всё это было так далеко от того, кем он стал. От всего произошедшего.

Незваная гостья показалась в дверном проёме. Ример понадеялся, что в темноте она не разглядит крови. Но запах наверняка узнает… Он переполнял раба клюва. Переполнял комнату. Кровь. Вот чем он был. И всегда будет.

– Ример? Я просто не могу находиться там. Они ничего не понимают, и я отказываюсь спать в окружении этих… этих… – Девушка вошла в комнату. – Ты защитишь меня сегодня ночью? Можно спать здесь?

Ример начал смеяться. Столкнулись две противоположные действительности. Её мир и его. Флирт и боль.

Силья опустилась на колени перед юношей. Светлые волосы коснулись его лица.

– О небеса! У тебя идёт кровь! Ты ранен?

Ример всхлипнул – то ли от смеха, то ли от рыданий. Ранен…

Он не ранен. Не может быть ранен тот, кто уже мёртв.

Пострадавшая

Раун шагал вдоль рядов шестов, иногда снимая то один, то другой с крючков на стене, взвешивая в руках и возвращая на место. Наконец выбрал самую маленькую из коротких палок и повертел её в руке с ужасающей лёгкостью.

– Вот этот лучше подойдёт для твоего роста. Попробуешь?

Хирка крепче ухватилась за собственный шест.

– Я заключила договор с этим. Мы друг другу нравимся, и он до сих пор обо мне заботился.

Раун откинул голову назад и рассмеялся:

– Ха-а-а-а! Это важно, но совсем не означает, что он и дальше будет о тебе заботиться.

Хирка надеялась, что он ошибается.

Она сказала, что готова к бою на шестах. Это не было правдой. Совсем не было. Разозлённой девушке лишь хотелось дать сдачи. Заехать по кому-нибудь или чему-нибудь посохом или просто кулаком. Но теперь, когда ей выпал такой шанс, следовало вести себя осторожно. Существовали пределы того, с чем она в состоянии справиться и от чего может защититься.

Казалось, судьба гонит по пятам беглянки из Имланда настигающую волну, прожорливую массу свирепости и гнева. Всякий раз, когда Хирка оглядывалась назад, прилив подкрадывался всё ближе. Раньше она считала, что сможет вести разумный разговор с природными стихиями. Теперь это казалось смешным. Она-то, кто даже не умеет сливаться с Потоком. Полукровка. Слишком слабая, чтобы что-то изменить.

Единственное, что она могла сделать, это научиться защищать себя. А ещё надеяться прожить достаточно долго, чтобы увидеть, как Ример и тысячи Колкагг остановят войну. А ведь по глупости Хирка полагала, что сама сумеет предотвратить сражение.

Она подняла шест и взвесила его в руках. Потом посмотрела на бойцов, отчаянно обменивавшихся ударами на ринге. Они постоянно перехватывали свои палки, переходя из обороны в наступление. Деревяшки казались похожими на живые продолжения рук и иногда мелькали так быстро, что не удавалось даже разглядеть их вращения. Для слепых всё это было таким же естественным состоянием, как полёт для птиц.

Раун поднял руку внучки и приложил к толстому широкому кожаному ремню. Она снова увидела красное пятнышко у вены, на месте, за которое схватил Всевидящий, поёжилась от воспоминания об этом и вновь ощутила вкус молока и крови на губах.

Рыжий Дрейри принялся наматывать ремень на предплечье девушки, скрыв его почти полностью. После окончания процедуры она попробовала поднять руку, но уронила вниз, как гирю. Наверное, внутри кожаная оплётка была наполнена песком. И явно предназначалась не для защиты, как подумала сначала Хирка.

– Начни с этих, – сказал Раун, обматывая вторую руку внучки. – Они самые лёгкие.

Развеселить Рауна было легче, чем любого другого Умпири, но сейчас он вроде не шутил. Хирка взглянула на другие браслеты, висевшие на стене. Некоторые казались выкованными из железа.

– А ты такие не наденешь? – спросила она.

– Ха-а-а-а! – Дед ударил её кулаком по спине. – Я носил их семьдесят лет, теперь твоя очередь.

Семьдесят лет… Крошечная часть его жизни.

Ничто в мужчине, который стоял напротив, не говорило о подобном долголетии. У него было тело молодого воина. Плотное, сильное. По мускулам, словно высеченным из камня, вились кровеносные сосуды. Отец отца. На его плече Хирка разглядела бледные шрамы. Какой же серьёзной должна оказаться травма, чтобы оставить след на коже Умпири?

Девушка направилась к ближайшему рингу, который находился в тени изогнутой стены. Раун, напевая, шёл следом. Его оптимизм ничто не могло поколебать.

Хирка остановилась посреди ринга и горизонтально вытянула шест перед собой двумя руками. Рыжий Дрейри ослабил захват одной ладони, повернул её вверх и снова сжал вокруг посоха.

День явно будет долгим.

Хирка начала понимать, каково это – жить вечно. Появлялось совершенно особое терпение в отношении определённых вещей. У Умпири всегда будет время с головой погрузиться в занятие. Повторять. Без конца пробовать снова с уверенностью, что спустя пару сотен лет совершенство обязательно окажется достигнуто.

Раун хранил такое спокойствие, что Хирка устыдилась своей паники. Он часто смеялся, потрясая копной рыжих волос, и с видимым удовольствием учил кровь свой крови основополагающим вещам. С удовольствием показывал упражнения, которые ему самому не было надобности выполнять боги знают сколько лет.

Раун поднял девушке настроение и притупил края горя, вызванного гибелью Свартэльда. Приглушил ощущение безысходности и страха. Она поняла, что её достижения не имели для рыжего Дрейри никакого значения. У него нашлась наследница, и это было важнее всего. Внучка, которой можно передать знания. Раун потерял двоих сыновей, Наиэля и Грааля. Один предатель, второй изгнанник с выжженной кровью, лишённый возможности прервать вынужденное изгнание.

Хирка ощутила стыд, когда всё поняла. Она была уверена, что никогда не окажется в подобной ситуации, но и кое-кто другой разделял этот удел.

Раун долго разъяснял внучке различные стойки и способы удержания равновесия. Затем принялся тренировать с ней один из основных взмахов через плечо с последующим нанесением ударов с двух сторон. Хирка била раз за разом, снова и снова, пока не достигла спокойствия и тишины среди всего, что причиняло боль.

Девушка почти слышала эхо смеха Свартэльда. Почти видела, как он качает головой и просит её повторить ещё раз. И ещё раз. Она выполняла всё. Наносила удары, стоя посреди Блиндбола. Среди гор, по-осеннему прекрасных, покрытых пышной зеленью.

Но теперь Свартэльд мёртв. А Хирка находилась здесь, в яме, оставленной высохшим озером под горой, и вокруг раздавались раскатистые звуки ударов шестов о шесты.

– Работай бёдрами, – сказал Раун. – Поворачивайся, когда бьёшь.

Она сделала, как он велел.

– Хорошо! Продолжай!

– Сколько раз?

Раун непонимающе заморгал:

– Что ты имеешь в виду?

– Сколько раз мне ударить?

– Ха-а-а-а! – смех наставника рокотом разнёсся по помещению. – А ты умеешь шутить, – сказал он, хотя Хирка не уловила сути веселья. – Я потренируюсь с Гридом, а тебе будет помогать Скерри.

Нет! Только не она!

Уже изрядно вымотанная девушка открыла рот, чтобы возразить, но Раун уже удалился. Он перебросился парой слов со Скерри, которая посмотрела на Хирку. Та мгновенно почувствовала покалывание в руках, как будто они в любой момент грозили утратить чувствительность. Шест потяжелел. Он уже сдался.

Скерри подошла, помахивая собственным посохом, и ударила о жердь противницы ещё до того, как та успела среагировать. Хирка выронила своё оружие и подумала, что из этой затеи вряд ли получится что-нибудь хорошее.

По лицу слепой промелькнула тень разочарования.

– Так я и думала.

Девушка молча подняла шест. Но не успела она полностью разогнуться, как Скерри нанесла удар с плеча. Хирка двумя руками выставила посох вперёд, чтобы блокировать выпад. Последовал ещё один взмах тем же способом. Полукровка снова его отразила. Она боялась, что у них со Скерри будет бой, но это оказалось игрой на выносливость.

Они повторяли упражнение до тех пор, пока у Хирки не затряслись руки. Это она могла выдержать: всё-таки лучше, чем побои.

– И что сказало животное? – спросила Скерри посреди замаха.

– Какое животное? – Девушка чуть не потеряла равновесия.

– То, с которым ты проводишь больше времени, чем со своей семьёй. – Черноволосая женщина снова ударила. На этот раз сильнее. Хирка пятилась, защищаясь. Локти устали, но ей удалось спасти свой череп.

Урд. Она говорит об Урде.

Скерри продолжала, не дав сопернице времени ответить:

– Он животное. Имлинг. Враг, который пытался тебя убить, и что ты делаешь? Даришь ему жизнь, предоставляешь комнату, пищу и книги. Возможно, он всё-таки не враг?

Шест Скерри свистнул и устремился сбоку. Хирка опустила руки, но не смогла состязаться в скорости с Дрейри, пропустила удар и упала. Боль пронзила рёбра и предплечье. Поверженная девушка попыталась опереться на локоть. Победительница схватила её за ремни на груди и помогла подняться на ноги.

Однако Хирке совсем не показалось, что ей сделали одолжение.

– А кто… А кто же он тогда? – пытаясь восстановить дыхание, поинтересовалась она.

– Союзник? – Скерри снова ударила, заставив противницу отскочить назад и оказаться за пределами ринга.

В тот же миг её втащили обратно. Женщина склонилась к Хирке и прошипела:

– Один из твоих. Вот кто он. Тебе никогда не стать такой, как мы. Мы не прощаем тех, кто хочет нас уничтожить. И не превращаем врагов в домашних питомцев.

Скерри крутанулась вокруг своей оси. Хирка вскинула шест, но удар прошёл снизу. Она рухнула на колени от резкой боли. Кровь сочилась из царапины на бедре, которое сначала онемело, а потом вспыхнуло словно от пламени. Раненая девушка попробовала уползти с ринга.

– Скерри! – Оклик Рауна заглушил звуки поединков. Он подошёл. – Она исцеляется не так, как мы! – Челюсти мужчины напряглись, а голос сел от напускного спокойствия.

Трупорождённая женщина упёрлась шестом в пол.

– Я забыла, – сказала она с лёгким намёком на улыбку. А потом вернулась к Гриду на соседний ринг.

Раун провёл большим пальцем по бедру внучки, заставив её вздрогнуть, и с изумлением посмотрел на кровоточащую ссадину.

Хирка сжала кулаки и потянулась за шестом. Кровь шумела в ушах от боли и гнева.

– Что плохого я ей сделала? – спросила она сквозь стиснутые зубы, не ожидая ответа.

Но Раун отозвался:

– Появилась на свет.

Хирка упёрлась шестом в пол, подтянулась и встала на одну ногу.

– Я думала, так было запланировано! Скерри хотела оказаться в доме выше по положению и оказалась. Хотела войны, и она её получит. И всё благодаря тому, что я появилась на свет. Так почему она меня ненавидит?

Раун наблюдал за Скерри, как будто пытался посмотреть на неё свежим взглядом.

– Так невообразимо много лет прошло после изгнания Грааля, – тихо произнёс он. – Они были созданы друг для друга. Они настолько слились в единое целое, насколько это вообще возможно для двоих. С тех пор она не прикасалась ни к кому другому. – Мужчина посмотрел на Хирку. – В отличие от сына. А ты живое тому подтверждение.

Дочь Грааля закрыла глаза и уткнулась лбом в шест.

Они были любовниками…

Загадка Скерри прояснилась. Вот почему она стала частью семьи, не имея кровного родства. Они с Граалем были предназначены друг другу. Возможно, даже планировали завести детей. А вместо этого у него появилась Хирка. Рождённая от эмблинга, неизвестной женщины из рода людей.

С домом Модрасме Скерри не связывало ничего, кроме разбитой мечты. Того, что осталось от Грааля.

Хирка стёрла с ноги кровь, вспомнила улыбку черноволосой женщины, когда та впервые увидела сердце Наиэля, и поняла, что Скерри не ждёт никакой войны.

Она ведёт войну уже тысячу лет.

Тени в Шлокне

Хирка проследила за тем, чтобы вес тела приходился на правую ногу, оторвала шест от пола и стала ждать следующего порыва ветра. Он подхватил девушку, придал скорости и сдвинул назад по льду. Было так скользко, что даже не требовалось прикладывать дополнительных усилий, а лишь катиться по зеркальной поверхности и притормозить, приблизившись на опасное расстояние к краю.

Вороны лениво играли в порывах ветра над головой Хирки, отяжелев от пищи, которой она их накормила.

Дочь Грааля услышала шаги на тропинке, обернулась и увидела пару рук с когтями, которые цеплялись за лёд. Потом наверх взобрался Колайль. Обрадованная девушка пошла в его сторону, опираясь на шест, пока лёд под ногами не стал надёжнее. Она надеялась, что ей удавалось скрывать ранение.

– Медовое печенье? – спросил падший, снимая с пояса льняной узелок и протягивая Хирке. – Не сумела найти мне более унизительного занятия? – Он взглянул на её ногу. – Например, я могу встать на четвереньки и возить тебя, пока ты не будешь стоять сама.

– Я стою сама! – сказала девушка и отметила, что её слова прозвучали наигранно легкомысленно. Затем развязала узелок. Он до сих пор хранил тепло и был под завязку наполнен небольшими сдобными кругляшами. Один из них даже вывалился, но Хирка поймала печенье до того, как оно упало на лёд. – Он точно следовал рецепту? Никакой рыбы, никаких водорослей?

– Волочь за собой ногу, как хвост, это не значит ходить самостоятельно.

Хирка протянула Колайлю выпечку, чтобы заткнуть его, но потом вспомнила, что слепые едят когтями, положила лакомство себе в рот и стала жевать, роняя крошки. Падший поднял бровь, но голодная девушка сделала вид, что ничего особенного не происходит. Она положила узелок на лёд, подняла шест и несколько раз обошла вокруг Колайля, чтобы продемонстрировать успехи.

– Я могу ходить без шеста.

– Ты хромаешь.

– Но я…

– Они не выпустят тебя на всеобщее обозрение, пока ты не перестанешь ковылять.

Он был прав. Из тренировочного зала дочь Грааля отвели домой в темноте, но даже в такой ситуации сопровождающие плотно сжали её с боков и низко надвинули капюшоны. Никого не должны видеть раненым.

Хирка стукнула шестом по льду.

– Они как собаки, – пробормотала она.

– Собаки охотятся. Вот что они делают. – Бодрость Колайля улетучилась. Разглядывая ногу юной хозяйки, он вынул из кармана латунную флягу и отпил. Большие руки выглядели огрубевшими от работы. Куртка испачкалась в каменной пыли – наверняка во время вырубки очередного дома в скале. Теперь Хирка вспомнила о второй вещи, которую падший должен был принести.

– Ты захватил клещи?

Он вытер рот рукавом, спрятал флягу, достал маленькие щипцы и опустил их в карман Хирки. Один из немногих инструментов, которые она видела в этом мире. Мужчина не спросил, для чего понадобились клещи.

– Что случилось? – вместо этого спросил он.

Вероятно, Колайль не ждал ответа, да Хирка и сама не собиралась посвящать посторонних в свои дела. Проще всего было бы указать на Скерри, но это вызвало бы слишком много дополнительных вопросов. А девушка не хотела обсуждать воинственную Дрейри. Это казалось опасным.

Вместо этого Хирка взяла ещё одно печенье и поинтересовалась сама:

– Что случилось тем вечером, когда я извлекла стекло из твоего тела?

Лицо Колайля искривилось, возможно, он пытался улыбнуться.

– Не будем об этом.

Хирка кивнула и продолжила расспросы:

– Кто впустил тебя?

– Скерри. – Ошеломлённая девушка перестала жевать и посмотрела на собеседника, недоверчиво выгнув бровь. Колайль загоготал. – Шучу. Меня впустил Раун. И что же ты делаешь здесь, наверху?

Хирка махнула в сторону шатких ступеней.

– Открыла окошко в кладовке и обнаружила… – она никак не могла вспомнить нужного слова. В любом случае назвать лестницей несколько ржавых железных скоб в скале было бы преувеличением. А потому лишь сообщила: – Я кормлю воронов.

– Кормишь воронов? И они к тебе прилетают?

Девушка кивнула. Брови падшего взметнулись вверх так, что капля на лбу тоже приподнялась.

– Удивительно, правда? – спросила Хирка.

– Конечно, мало кому удаётся подманить ворона.

– Я об этом, – она рассмеялась и указала на лёд.

Колайль огляделся, словно никогда не бывал здесь раньше. Хотя наверняка бывал. В нескольких местах виднелись лестницы, ведущие на поверхность ледяного покрова, который раскинулся, как замёрзшее озеро. Голубые отблески на фоне серого неба. Лабиринт разломов, уходивших к улицам. Там, внизу, слепые сновали среди мостов и лавок, как муравьи. Но здесь, наверху, на крыше Гиннунгада, царил только покой. Лёд. Ветер. И тьма на горизонте, где тучи сходились с морем.

Хирка протянула шест спутнику:

– Пошли. Держись.

Он с подозрением взглянул на дочь Грааля, но взялся за второй конец посоха. Она попыталась вытащить Колайля на зеркальную поверхность, но он оказался слишком тяжёлым. Вместо этого он сам подтолкнул Хирку сзади, разогнался и покатился вместе с ней. Они заскользили по кругу, держась за шест с двух сторон. Девушка громко смеялась, двигаясь на одной ноге и приподняв раненую конечность. От скорости в животе щекотало. Они ехали всё быстрее: Колайль отталкивался, заставляя Хирку визжать, и улыбался, обнажив клыки и даже дёсны. Седые волосы падали ему на лицо. Овечья шкура развевалась на ветру. Падший стал похож на гигантского пса.

А потом его веселье угасло. Он затормозил пяткой, и они остановились. На краю льда стояла Скерри и таращилась на них. Чёрные губы поджались от отвращения.

Колайль направился к лестнице. Дойдя до недовольной Дрейри, он помедлил, как будто хотел ей что-то сказать.

Глаза Скерри сузились:

– Сделай так, чтобы никто не заметил, как ты будешь уходить, Кес, – остальная часть имени осталась непроизнесённой.

Хирка ощутила боль в ноге и подумала, что за спор со Скерри придётся заплатить, но в данный миг ей казалось, что если она промолчит, это обойдётся ещё дороже.

– Спасибо за печенье, Колайль! – прокричала девушка вслед падшему, готовясь обороняться на скользком льду. Но выговора или даже бранного слова, произнесённого сквозь зубы, не услышала. Скерри улыбалась. Страшное зрелище даже при обычных обстоятельствах. Сейчас же черногубая ухмылка вызывала настоящий ужас и могла означать только одно: в запасе у женщины есть что-то очень плохое.

– Он хочет поговорить с тобой.

Грааль…

Скерри спустилась вниз. Хирка подобрала печенье и последовала за ней, ощутив ледяной ком в животе. Что-то случилось. И это что-то заставило Скерри улыбнуться.

С трудом слезая по ступеням, дочь Грааля посмотрела вверх. Вороны собрались у неё над головой на краю скалы. Сейчас их стало больше, чем раньше. Птицы сидели группами и наблюдали за девушкой, как будто она предназначалась им на обед. Как на труп после сражения.

– Он ждёт! – рявкнула Скерри. Хирка заползла следом за ней в окошко кладовой и спустилась в гостиную. Раун натирал маслом кожаную кольчугу. Ухере сидела напротив него и что-то записывала в книгу, напоминавшую гроссбух. Зрелище оказалось неожиданным. Почти гармоничным. Слепые были похожи на обычную семью, но абсолютно не являлись ею.

Скерри открыла крышку ларца с мёртвой птицей.

– Только она, – прозвучало из футляра.

– Я не позволю ей остаться наедине с вороном! – Женщина упрямо сложила руки на груди. Хирка уже беседовала один на один с отцом. Она что, стала менее надёжной? Или же противница просто хотела слышать их разговор? Возможно, и то и другое.

– Скерри… – Грааль не повысил голоса. Ему и не требовалось, это рыжая полукровка знала слишком хорошо.

Бывшая невеста зарычала, но отдала ларец Хирке и резко повернулась к ней спиной, взмахнув чёрными косичками.

– Верни мне птицу сразу после того, как закончишь.

Девушка взяла футляр со скелетом с собой в спальню, забралась в подвешенную к потолку кровать и уселась на ней.

– Грааль?

– Хирка… – звук его голоса всегда порождал внутреннюю борьбу в полукровке. Она любила и ненавидела, как он произносит её имя. С тоской. Отцовской любовью. И в то же время понимала, что Грааль использует её, и вполне вероятно, для него дочь являлась всего лишь инструментом. Собеседник продолжал говорить предательски тёплым тоном: – Дамайянти сообщила, ты знала торговца чаем из Маннфаллы? У реки?

Знала…

Слово иглой пронзило Хирку, предупреждая о том, что будет хуже. Она не ответила и ничего не спросила, оберегая себя от дальнейших сведений. Но её молчание оказалось напрасным. Грааль продолжал говорить:

– Он погиб при пожаре. Убийство и поджог, по словам Дамайянти. Вероятно, к торговцу заходил Даркдаггар в поисках Римера или информации о нём, мы не знаем.

Хирка сжала круглый футляр руками и посмотрела в пустые глазницы давно умершего ворона. Эту ложь она слышала раньше. В Лондоне, когда находилась в бегах со Стефаном. Тогда это оказалось ужасной приманкой. Можно было не напоминать об этом Граалю. Он сам сказал, что больно верить в это. Что никогда не хотел, чтобы дело обернулось именно так. И что сожалеет.

Боль разрасталась. Боль от осознания того, что это правда.

Линдри…

Грааль говорил и говорил, как будто Хирка была в состоянии следить за его речью. Пожар. Чайный дом сгорел. Слова казались лишь шумом. Глухим звуком. Даркдаггар? Почему? Почему Линдри? Бессмыслица! Он никогда никому не причинил вреда. Страдал от ревматизма. Владел чайным домом и больше ничего не желал. И был старым. Миролюбивым. Безобидным!

Хирка вспомнила Даркдаггара. Один из трёх членов Совета, которые посетили её в Блиндболе. Один из тех, кто попросил её покинуть Имланд после того, как Ример станет ворононосцем. Когда дитя Одина высказала неприятные ему вещи, собеседник встал и вышел. В тот раз она чуть не посмеялась над ним. Маленький холодный мужчина, который хотел выгнать её, но не мог принудить. Власть имущий без власти.

Хирка ухватила ещё несколько слов из речи Грааля. Те, что пробились сквозь горе и растерянность. Он говорил о перевороте в Совете. Об изменившемся Эйсвальдре. И о Колкаггах, которые больше не представляли угрозы.

Девушка помотала головой в попытке прояснить мысли.

– Подожди… Что ты сказал? Что ты имеешь в виду?

– Я сообщил, что Даркдаггар истребил Колкагг. Собственноручно. Всех отравил. Примитивно, но эффективно. Признаю, это меняет планы, но во многих отношениях лишь упрощает нашу задачу.

Хирка услышала какой-то стук и поняла, что это колотится её сердце.

– Ример в порядке, – добавил Грааль, как будто оказывал ей услугу.

Слова разъедали плоть.

Истребил Колкагг.

– Ложь! Это ложь! Никто ни в каком из миров не способен избавиться от чёрных теней. Никто!

– Я тоже сначала не поверил, но он, во всяком случае, сделал работу за нас.

Нас.

Жуткое короткое слово. Как будто Хирка – часть всего этого и выбрала чью-то сторону. Она села прямо, качнув кровать, и тут же схватилась за край, но сделала только хуже.

– Хирка? – в голосе Грааля послышалась неуверенность. Он и не представлял, какое значение имели его слова для беглянки из Имланда. – Мы должны рассматривать эту новость как хорошую, – произнёс он. – В том числе и для тебя. Ты хотела, чтобы война вышла не слишком кровопролитной. Без Колкагг так и будет.

Хирка ползла к краю кровати, которая раскачивалась, как лодка на штормовых волнах. Потом перевернулась на бок. Казалось, ногу, по которой ударила Скерри, режут ножами до самого бедра. Режут по сердцу. Пронзают ледяной болью.

– Ты знала кого-нибудь из них?

Хирка стиснула зубы и встала на колени. Она раскачивалась вместе с кроватью, закрыв глаза.

– Нет, – хрипло произнесла девушка.

Ложь сжала горло и выдавила наружу слёзы. Но Грааль не мог их видеть. И он не услышит их. Горе принадлежало только ей. Она жила в Блиндболе вместе со Свартэльдом, Йеме и всеми остальными. Там вновь обрела себя после обрушения Зала Ритуала.

Колкагги. Как там их называл Ример?

Уже мёртвые.

Те, кто мог спасти Имланд, погибли. Их тени спят в Шлокне. А сон навеян кровавой травой. Как и сон отца.

Хирке хотелось свернуться клубком и остаться в этой лодке, пока та не решит утопить хозяйку. Но перед ней уже маячили очертания перекрёстка дорог, где выбор предстоит сделать только ей одной. Нужно было выбираться на землю.

Дочь Грааля вытерла слёзы. Тихо, чтобы собеседник не услышал. Выкарабкалась из кровати с ощущением, что мир вокруг покачивается, а под ногами нет твёрдой почвы. Затем решительно закрыла ларец и прижала крышку. Сильно. Ещё сильнее. Желая сломать её. Раздавить кости скелета в порошок. Грааль больше никогда не сможет разговаривать со своим народом. Не сможет строить никаких планов со Скерри и Рауном. Не сможет открывать врата. Вдруг тогда и войны не будет?

Нет. Изгой будет способен общаться с Дамайянти. И у него хватило ума заранее послать слепых в Имланд на случай, если с танцовщицей что-нибудь произойдёт. Война всё равно разразится. И что сделает Грааль, если уничтожить ворона?

Уничтожит Римера.

Содрогаясь всем телом, Хирка ослабила хватку. Отец обладает властью. Всей властью. Пока он контролирует Римера, он контролирует и дочь.

Девушка подняла с пола шест, проковыляла в гостиную и поставила ларец на стол, ни на кого не глядя и не встречаясь глазами со Скерри. Потом вышла в коридор с другой стороны помещения, постучала в дверь Урда, открыла её до того, как он успел ответить, и ворвалась внутрь.

– Как ты избавился от клюва? – Мужчина поднялся с подоконника и вопросительно посмотрел на незваную гостью. Она закрыла дверь и проковыляла ближе. – Отвечай! Что ты сделал? Что сказал?

Урд отошёл на пару шагов в сторону вдоль стены, как будто Хирка была диким зверем. Волком.

– Я рассказал тебе всё, что знаю. Тебе известно столько же, сколько и мне.

Она указала на пленника шестом:

– Я видела, как клюв вылез из твоей шеи! Почему? Ты что-то сделал!

Урд расстроенно поднял руки:

– Не знаю! Если бы знал, сказал бы.

– Ложь! Ты такой же лжец, как и все остальные. Чудовище. Насильник. Убийца. Враг.

Хирка подняла шест на уровень плеч. Ей хотелось ударить мужчину изо всех сил.

– Говори, что ты сделал!

– Да не знаю я! – Он снова попятился к окну, пристально глядя на собеседницу. В его глазах сквозила неуверенность. – Хочешь, чтобы я что-нибудь выдумал? И тогда ты не проломишь мне череп? Так обстоит дело? Сочинить?

Хирка опустила шест.

– Считаешь, я не смогу придумать ничего получше? Расскажи мне, что ты сделал, или обретёшь свободу, Урд Ванфаринн.

Животный страх появился на лице пленника. Хирка видела, что он понял её угрозу. Бездомный. Выброшенный на улицу. Имлинг в Гиннунгаде. Сколько он протянет?

– Я ничего не делал! Ничего не говорил!

– Ни одного слова?! – её голос был резким, как у Скерри. Искажённым от горя.

Урд оказался зажат в угол.

– Что я мог говорить, я же ползал на четвереньках, ты что, забыла?!

– А что ты думал?

Мужчина сжал голову руками. Он выглядел растерянным. Злым. Напуганным.

– А ты как считаешь? Я думал, что всё потерял! Меня окружали Колкагги и слепые! Некогда было размышлять! Я знал только одно: что скоро умру!

Он добрался до окна и уселся на подоконник. Хирка закрыла глаза. Урд не врал. Он лишился клюва, потому что думал, что умрёт. Убеждение оказалось настолько сильным, что слеповство покинуло горло раба, будто хотело выжить намного сильнее, чем он сам.

Хирка опустилась на подоконник рядом с пленником. Шест упал на пол, закатился под кровать и остался там.

– Ты думал, что умрёшь…

Девушка почувствовала, как на лице появилась усмешка, закрыла лицо ладонями и застонала. Не помогло. Ничего не помогало.

Она ощутила нерешительное прикосновение к плечу.

– Что они с тобой сделали? – прошептал Урд. Ей хотелось ответить, но с чего начать? Чего они с ней только не сделали.

Хирка встретилась с ним глазами. Мужчина тут же убрал руку, как будто сделал что-то неправильное. Тогда дочь Грааля взяла цепь, обмотала её вокруг кулака и затянула на горле Урда. А потом дёрнула так, что ему пришлось склониться ниже, едва не касаясь щекой лица Хирки. Пленник затаил дыхание.

Девушка ощупала кольцо, впившееся ему в шею. Оно сидело свободно. Бывший член Совета поступал мудро: часто двигал металл, чтобы тот не врос в плоть. Капля пота стекла со лба Урда и осталась в ямке между ключиц. Под большим пальцем Хирки бился его пульс. Она достала клещи, которые принёс Колайль, сомкнула их вокруг кольца и сжала. Раздался щелчок, и металл раскололся. Девушка стащила кольцо с шеи пленника и выпустила цепь. Она упала на пол.

Урд откинулся и ощупал горло. Хирка видела, что он едва сдерживался, чтобы не разрыдаться, и заметила своё отражение в его глазах. Им обоим пришлось заплатить собственную цену.

Она засунула клещи в карман и попросила рассказать всё, что известно бывшему члену Совета о Гарме Даркдаггаре.

Застывший

Хирка чувствовала, что слишком сильно переносит вес тела на одну ногу. Она послала за Колайлем в надежде, что тот сможет сопровождать её, но его не оказалось дома. По отдалённому шуму беспорядков и пьяных выкриков было легко догадаться, чем сейчас занимался падший: прятался под капюшоном и швырял бутылки на улицах. Пил до тех пор, пока не начал безосновательно верить в то, что способен что-то изменить. Если, конечно, не работал на новом строительстве. Не исключено, что Колайль взялся за ум после того, как Хирка вынула из него стекло, но она в этом сомневалась. Бесправный слепой предпочитал бросать время на ветер.

Время, которого у неё не было. Поэтому рыжая полукровка выбралась наружу в одиночку и слишком сильно навалилась на ногу, прыгая с балкона.

Девушка поковыляла вперёд под покровом тьмы по мокрой улице, которая тянулась на восток от кратера и дальше вниз к морю. Капли дождя падали на капюшон. Хирка низко натянула его, чтобы скрыть лицо. Но её всё равно замечали. Потому что Умпири не хромали. Умпири не показывали слабость. Чтоб они все сгнили. Чтоб они спали в Шлокне и видели себя во сне старыми, израненными и беспомощными.

Как Линдри…

В памяти Хирки он был таким живым. Его руки, обнимающие чайник, чтобы понять, достаточно ли он тёплый. Морщинки, которые делались глубже от улыбки. Слишком маленькая шапка. Если существуют боги, то они по меньшей мере должны были позволить уснуть доброму старику до того, как его охватило пламя.

Хирка подавила всхлип.

Почему? Какой в этом смысл? Колкагги были воинами, но Линдри…

Многие умрут. Невинные. Те, кто никогда не желал войны.

Девушка опиралась на шест, когда спускалась по крутой улице к морю. К Всевидящему. К проклятому созданию, которое отказалось помочь. Которое сказало лишь, что она безнадёжна.

Ступенька за ступенькой Хирка карабкалась по лестнице. Затем без стука открыла ржавую дверь. Было уже поздно, но незваная гостья всё равно вошла и прикрыла тяжёлую створку. Звук дождя смолк.

– Всевидящий! – крик поглотила тьма. Девушка ударилась пальцем на ноге о стену и выругалась. Почему в этом месте нет прямых углов? Хирка доковыляла до гостиной. Существо в чёрном плаще сидело на табуретке у огня, как каменное изваяние. Как часть скалы. Потом хозяин дома поднялся. Пламя взметнулось, и к потолку полетели искры.

– Почему ты не попросил меня прийти? – Гостья нарушила все приличия, но у неё не нашлось сил подумать об этом. Правила так незначительны, а незначительные вещи утратили смысл. Она огрубела от потерь. – Ты сказал, что позовёшь меня, а теперь слишком поздно. Война не началась, но народ уже гибнет! Ты должен был помочь. Я знаю, что ты взял у меня кровь. Ты воткнул в меня коготь! – Она вытянула руку как доказательство обвинения.

Всевидящий подковылял к Хирке. Подаренный шест стоял поодаль, и от этого зрелища её отчаяние возросло. Что она вообразила? Неужели тот, кто хромает больше, чем раненая полукровка, может помочь? Тот, кто даже не показывает лица?

Собеседник не подал знака, что собирается возразить, но она всё равно закричала:

– Я не слабая! Я многое могу! Могу чувствовать Поток, когда другие его используют. Могу увеличивать их силу. Моя кровь исцеляет гниль. Я быстро учусь, если только у кого-нибудь хватит мужества передать мне знания! Но вы не делитесь информацией с эмблингами, правда же? Вы ничем не делитесь с теми, кого считаете слабыми. Не слишком ценными. Падшими.

Хирка села на скамью и положила руки на стол между ящиком с разбитыми яйцами и корытом с мёртвой вороной. Птица лежала на спине лапами кверху. Грудная клетка была вскрыта и зияла красным. Запах крови смешивался со сладковатым ароматом гниения.

– Ты не одна из них, – сказал Всевидящий.

– Так кто я? Почему ты не послал за мной?

– Я молчал не потому, что ты с-с-слаба. Я молчал, потому что ты сильна.

Его дыхание было хриплым.

Хирка опустила капюшон и услышала, как на пол закапала дождевая вода. Слова подманили её ближе.

– Допус-с-стим, ты нашла в снегу мужчину, – медленно проговорил Всевидящий. – Он почти насмерть замёрз. Ты хочешь помочь несчастному. Держишь его, пока он рассказывает, какой дальний путь преодолел. В тот миг, когда он делает последний вздох, станешь ли ты с-с-сообщать, что еда и тепло находятся за следующим поворотом? Если будешь знать, что умирающий никогда туда не доберётся?

Хирка стукнула шестом об пол.

– У меня нет на это времени, Всевидящий! Я уже находила мужчин в снегу и больше не могу помогать им, поэтому хватит говорить загадками.

Голова собеседника дёрнулась в непроизвольном спазме.

– Это ты лежишь в снегу, дитя. В твоей крови течёт сила изменять, как у Дрейри. И сила сохранять, как у людей. Ты не принадлежишь ни к тем ни к другим и одновременно воплощаешь обе расы. Ты единственная в своём роде и могла бы стать сильной. Но это всё бессмысленно, поскольку ты не умеешь сливаться с Потоком. Стоило ли звать тебя, чтобы рассказать, как всё могло бы быть? Напрасная трата времени. Поток так и не стал твоим, поскольку ты родилась в мире без него. А появиться на свет заново не дано никому.

– Мне не нужно рождаться с ним, мы сумеем сделать это вместе! У меня вышло сделать это с Римером. Я знаю, что всё получится, так как чувствовала льющийся сквозь него Поток. Это возможно!

– Чувствовать его – да, но для чего? Ты хочешь большего: сделать неосуществимое. И даже ес-с-сли бы умела сливаться, то не смогла бы починить разрушенное Наиэлем. Вены Потока разбиты. Если вытащить вены из тела имлинга, как думаешь, получилось бы всё исправить? Засунуть их назад и заставить кровь свободно течь по ним? Вот что я скажу: то, что уничтожено Потоком, нельзя восстановить даже с его же помощью.

Хирка положила шест на стол и склонилась к собеседнику.

– Ты ошибаешься, Всевидящий! Я видела, как Ример разбил древо Наиэля. Если один имлинг способен разрушить созданное Потоком, значит, это можно починить.

Существо в чёрном вновь поднялось и повернулось к девушке спиной, как будто это она ничего не понимала. От мёртвой птицы исходил омерзительный запах.

– Тебе всё равно… – произнесла Хирка. – Вы живёте тысячи лет, но вам на всё плевать. Где ты будешь жить, когда Поток полностью иссякнет, а? Когда миры превратятся в прах. В пустыни. В песок из разбитых песочных часов. Где, по-твоему, окажутся вороны, если ты не поможешь мне восстановить то, что было уничтожено?

Всевидящий облокотился о шкаф и сгорбился. Лопатки выпирали из-под мантии.

– Ты не повидала и двадцати зим, а рассуждаешь о вечности? С-с-скользнула прямо в бурю, которая бушевала тысячу лет, и утверждаешь, что можешь всё исправить? Как ты считаешь, что такого ты поняла, чего я до сих пор не знаю?

Хирка ощутила привкус горечи.

– Что надежда имеет смысл!

Собеседник повернулся так резко, что девушка вздрогнула. Полы чёрного одеяния взвились и коснулись её легко, как пёрышко.

– Надежда? Думаешь, ты представляешь, что это такое? Ты не знаешь меня. Или даже собственную семью. Твои родные целую вечность жили, погрязнув в планах и тайнах, и если бы у тебя имелись мозги, ты бы прислушалась к тем, кто понимает побольше твоего. Вс-с-сё так, как я сказал. То, что уничтожено Потоком, никто не в силах исправить!

Хирка пристально посмотрела на Всевидящего. С какой стати она вообще когда-то думала, что он поможет?

– Ты стар, – прошептала она. – И застыл в действительности, из которой никогда не найдёшь выхода. Ты сдался. И это меня ты называешь слабой?

Всевидящий поднял руку и стянул капюшон, открывая лицо.

Хирка приглушённо вскрикнула, резко подалась назад и чуть не свалилась со скамейки. Перед девушкой стоял не трупорождённый. Перед ней предстало чудовище без рта и носа. Только под половиной клюва виднелся красный зев. В нём шевелился язык. Чёрный и острый. Кожа на шее выглядела пупырчатой, как будто покрытой мурашками. Всевидящий не был ни мужчиной, ни вороном, а чем-то средним. Фантастическим монстром. Кошмаром. Чудищем. Оно смотрело на Хирку.

Затем заморгало круглыми, косо посаженными птичьими глазами и прохрипело:

– Я был здесь, когда Наиэль забрал Поток. Когда вытянул его из земли. Из воздуха. Когда создал древо. Я находился здесь, застряв в состоянии перехода от мужчины к ворону. Вот что Поток, умирая, сотворил со мной. А теперь являешься ты и говоришь, что всё можно исправить. Всё можно переделать. Думаешь, ты сумеешь рассказать мне что-нибудь новое об исцелении? О Потоке? И о надежде?

Хирка не находила слов. Она знала, что у неё от изумления открылся рот. Но ничего не могла поделать. Если таково лицо Всевидящего, то что скрывается под мантией? Всё в его теле оказалось не на месте. Вечная жизнь чудовищем, застывшим в страдании. Застывшим посреди перемены, которой не суждено завершиться.

То, что уничтожено Потоком, никто не в силах исправить.

Дочь Грааля явилась сюда убеждённой, что смерть – это самое страшное…

Сердце сжалось от ярости во взгляде ворона. Сжалось так, что из глаз хлынули слёзы. Хирка протянула руку к лицу Всевидящего, но он перехватил её за запястье. Когти вонзились в кожу.

– Сочувствие? Вот что ты хочешь мне дать?

Он отпустил её и оттолкнул.

– Уходи. Немедленно!

Хирка пошарила по столу в поисках шеста, схватила его и попятилась назад, вышла в коридор, в благословенный мрак, а затем под дождь.

Последняя встреча

Держась в тени и низко надвинув капюшон на лицо, Ример перескакивал с крыши на крышу через проулки, которые тянулись вдоль реки к дому Дамайянти. Но имлинги стали более бдительными даже по вечерам. Они нервничали из-за беспорядков в Совете и слухов о войне и слепых. Теперь в Маннфалле оказалось сложнее скрываться.

А вот пить имлинги не перестали.

Было поздно. Заведение Дамайянти постепенно пустело. Ример перебрался через крышу к надстройке с приоткрытыми окнами и прислушался к звукам улицы: народ уже расходился после вечерних попоек, однако многие пока толпились у главных дверей, поэтому идти этим путём было слишком рискованно.

Ример открыл окно, залез в дом и оказался на чердаке. Потом побежал вдоль коридора по потолочной балке. Из комнат и каморок доносились звуки, которые говорили, что вечер закончился не у всех. Хорошо, что возбуждённые имлинги теряли бдительность.

Юноша спустился и отыскал комнату Дамайянти, зная, что она окажется заперта. Затем достал отмычку и огляделся. По-прежнему никого. Замок со щелчком поддался, впуская позднего гостя. Дверь он оставил незапертой, чтобы не пугать хозяйку без надобности.

Ример забыл, каким скромным было её жилище. Тихий уголок в доме, набитом разноцветными шелками и звоном жемчужин. Единственным предметом мебели служила кровать, на которой могли уместиться трое. Когда юноша впервые увидел комнату, то подумал, что ложе являлось пристанищем для бесконечного потока партнёров. Исходя из всего, что он знал, дело именно так и обстояло, но имелись и другие причины, по которым кровать была такой громадной, что её едва можно было сдвинуть с места. Она скрывала проход в старые городские стены к той части каменного круга, что находилась под землёй.

Молодой мастер присел на край постели рядом с парой подушек из овечьей шерсти. Звериные кости и черепа с закрученными спиралью рогами украшали ниши в стенах.

Ример ждал. Кровать манила его, обещала крепкий сон и возможность забыть увиденное сегодня вечером. Сожжённый дом Ярладина. Усиленную стражу у Эйсвальдра. Чёрное пожарище на месте чайного дома Линдри. Полное уничтожение. Все эти места влекли Ан-Эльдерина. Он должен был увидеть их собственными глазами.

Шаги… Дамайянти приближается.

Ример услышал, как она остановилась перед комнатой. Помедлила. Потом вошла и заперла дверь изнутри. Облегчение танцовщицы при виде юноши казалось почти трогательным. А кого она ожидала встретить?

– Ример…

Дамайянти подошла к одной из ниш и зажгла масляную лампу, двигаясь как змея. На подоле прозрачной юбки позвякивали жемчужины. Загорелся свет, лизнул стены под черепами и стал отбрасывать мрачные тени на потолок.

Танцовщица села рядом с Римером. Ближе, чем требовалось.

– Мне нужна кровь, – сказал он.

Близость Дамайянти провоцировала. Она сделала его рабом клюва. И до сих пор служит Граалю. Её влюблённость в бывшего ворононосца дела не облегчала.

– Равнхов? – спросила она.

Ример не знал, предвидела танцовщица его поездку или же получила информацию о ней от повелителя. Нельзя сказать, что это имело какое-то значение. Он кивнул.

– Мне нужен запас на некоторое время. Чтобы хватило примерно до тех пор, пока мир не пойдёт к чертям собачьим.

– Значит, мы видимся в последний раз? Перед… перед тем как всё кончится?

Дамайянти почти незаметно провела рукой по бедру собеседника. Он оттолкнул её ладонь сильнее, чем требовалось. Девушка поймала взгляд Римера. Её глаза были обведены чёрным. Украшение, похожее на воронье серебро, спиралью спускалось от виска вниз по щеке. Выражение лица казалось на удивление серьёзным.

– Он причинил тебе боль… – Ример отвёл глаза. Он не мог принять сочувствия от женщины, которая и дала Граалю возможность терзать его. – Поверь, он не собирается мучить тебя, так как никогда не делает ничего без необходимости. Я знаю его и хотя не представляю, чем ты занимался, но… Оставь это. Намного проще следовать приказам. Грааль беспокоится о тебе. Я уверена в этом.

Если бы ситуация не была бесконечно трагичной, Ример расхохотался бы.

– Беспокоится? Ты думаешь, он беспокоится? И карает, потому что любит? Если ты считаешь, что это любовь, то ты знаешь о ней меньше, чем мне казалось.

Танцовщица не ответила.

– И какую же боль он причинил тебе? – спросил Ример, глядя на шею собеседницы, тонкую и безупречную. Никаких шрамов. Ничего, что указывало бы на клюв.

Дамайянти протянула руку и приподняла подбородок юноши.

– Ты смотришь не на то место, – прошептала она. – Я тоже приняла клюв, но не туда.

Стоило Римеру раскрыть рот, чтобы задать вопрос, как он всё понял.

Полные губы растянулись в улыбке, как будто она радовалась его догадливости.

– Клюв это клюв. Ему необходимы лишь плоть и кровь. Я решила поместить его в другое место. Там он может дать мне столько же наслаждения, сколько и боли.

Ример непроизвольно взглянул на лобок танцовщицы и почувствовал прилив тошноты, хоть и не знал, что вызвало отвращение: сделанное ею или сказанное.

– Оно того стоило? – хрипло спросил мастер почти истреблённых Колкагг. – Ты это хочешь сказать? Ты предала Имланд и свой род ради удовольствия? Мы погибнем, когда придут слепые! Ты думаешь, это игра?

Дамайянти легла на кровать и приподнялась на локте.

– Я думаю, одно причиняет такую же боль, как и другое, – ответила она. – Набирн ты или имлинг, добро и зло есть в каждом из нас. Ты действительно считаешь, что при них мир станет хуже, чем при Даркдаггаре? Слепые не бо2льшие дикари, чем ты.

Ример встал.

– У тебя есть кровь или нет?

Дамайянти ужом выскользнула из кровати, подошла к одному из звериных черепов, немного приподняла его и вынула из тайника флакон.

– Не слишком много, да?

Ример взял склянку, засунул в карман и развернулся, чтобы уйти.

– Ты забываешь, что я с ним встречался, Дамайянти.

– Что ты имеешь в виду?

– Я имею в виду, что ты выбрала не ту сторону. Ты отдалась тому, кто вещает, как спаситель, но пожертвует тобой так же легко, как дышит. Грааль беспощаден. Холоден, как лёд. То, что тебе кажется страстью, делает его намного опаснее.

Танцовщица лениво улыбнулась.

– Я знаю… Я обычно влюбляюсь именно в таких.

Её слова прозвучали как удар.

– Присмотрись к Даркдаггару, – с горечью бросил Ример.

– Уже. Ничего не выйдет.

Он уставился на собеседницу, не веря, что всё расслышал правильно. Та пожала плечами.

– Грааль считал, что попробовать стоит. И да, я разговаривала с ним, но, прочитав, поняла, что ничего не получится.

Ример заметил тень беспокойства во взгляде танцовщицы и подумал, что она приуменьшила значение встречи, за которую ей наверняка пришлось чем-то заплатить. Чем? Чем она поделилась с врагом?

Дамайянти скользнула между юношей и дверью.

– Судя по твоим словам, я не в состоянии изведать страсть, Ример. Но я живу ею и умею распознавать огонь, видеть, в ком он горит. Пламя можно использовать. Формировать. Раздувать. В Даркдаггаре нет даже искр. Он никогда ни от чего не пылал в своей жизни. Настоящий член Совета. Но если мужчина не способен вспыхнуть, какой толк его воспламенять? Так что, боюсь, свергнуть его тебе придётся самому.

Ример понятия не имел, что ответить собеседнице. Неужели она готова умаслить любого? Неужели ни один враг не был слишком жесток для того, чтобы вступить с ним в переговоры? Губы юноши задрожали. Он хотел кое-что сказать, но слова застряли в горле, так что он просто открыл дверь.

Дамайянти схватила его за руку:

– Я говорю правду. Даркдаггар… практичный человек. Он не похож на Урда и не выгорит. И это делает его более опасным, чем ты думаешь.

Ример был готов зарычать.

– Я тронут твоей заботой.

Он взобрался по стене и запрыгнул на потолочную балку. Только выбравшись на крышу, мастер Колкагг услышал, как Дамайянти закрыла за ним дверь.

Рождённая землёй

Хирка подтянулась, заползла на балкон и осталась лежать, прижав щеку к холодному камню. Дождь прекратился, пошёл снег. Вокруг летали белые хлопья и таяли на губах девушки. Если лежать долго, её полностью засыплет. Равнодушно сотрёт с лица земли, как будто никогда и не существовало.

Это ты лежишь в снегу, дитя.

Хирка упрямо приподнялась на руках. Скерри права насчёт её слабости. Никчёмности. Услышав шелковистый звук от взмахов крыльев, обессиленная полукровка посмотрела вверх и увидела глаза ворона. Он нагнулся и склонил голову набок, как будто хотел лучше разглядеть лицо девушки под мокрыми прядями волос.

Я ещё не мертва…

Но чёрная птица искала не пищу, а открыла клюв, положила что-то на пол и снова взлетела. Камень. Ворон оставил камень. Хирка подняла его и принялась рассматривать закрученную спираль, как домик улитки. Точная копия подарка Хлосниана.

Хлосниан…

Как он поживает, ведь в Эйсвальдре всё изменилось? Или тоже умер?

Хирка огляделась в поисках ворона, но тот уже улетел и не откликнулся на зов, выученный ещё в Имланде. Но теперь полукровка была сломлена.

Она убрала камень в карман, с трудом поднялась на ноги, открыла балкон и проскользнула внутрь. Дверь в спальню на противоположном конце комнаты была приоткрыта. Кто-то заходил сюда и понял, что хозяйка отсутствует. К счастью, время стояло позднее, поэтому все выяснения ждали её только завтра. Сейчас уставшая девушка ни с кем говорить не могла. Она не чувствовала себя цельной. Тело казалось пустой оболочкой. Мысли разбегались.

Хирка положила плащ на скамейку, хотя с него на пол капала вода, и села рядом, глядя в окно. Кровать находилась всего в нескольких шагах, но расстояние казалось огромным. Пепельное потоковое стекло напоминало обо всём, что больше невозможно.

Дочь Грааля провела рукой по лицу. На том месте, где высохли слёзы, кожа на ощупь стала твёрдой. Неужели у Всевидящего Хирка действительно видела то, что видела? Неужели это правда? Или же она надышалась чем-нибудь вредным? Боги знают, что могло быть спрятано среди трав, чудовищ и птичьих зародышей.

То, что уничтожено Потоком, никто не в силах исправить.

– Где ты была? – раздался резкий голос.

Хирка повернулась. В дверях, сжав кулаки, стояла Скерри. Она что, ждала наверху?

Только не сейчас…

Девушка закрыла глаза. В этом простом вопросе прозвучало столько обвинений, что она не знала, на какое из них ответить в первую очередь. Извиниться, что вышла из дома одна, без сопровождения? Или попросить прощения за то, что другие видели, как она хромает? А может, попробовать оправдаться за то, что она появилась на свет?

Скерри широкими шагами вошла в комнату.

– Мы с Гридом сегодня вечером выходили из дома, чтобы приглядеть за внедомными. Проследить за беспорядками. Я встретила работника из земляных пещер. – Голос слепой хрипел от злости, и Хирка знала почему. Знала, что та скажет дальше. – Он поведал нам странную историю… – Скерри встала перед замершей от страха собеседницей, широко расставив ноги. – Об одном происшествии, о котором он крайне сожалел. Мне продолжать?

Даже если бы Хирка была в состоянии ответить, то не успела бы. Женщина взвизгнула:

– Один рабочий бросил землю в нашу служанку, и ты не разрешила наказать его?! Ты защитила внедомного, который унизил нас?!

Дочь Грааля подняла на Скерри взгляд, полный гнева. Но ничего из сказанного ею не имело значения. Слуги. Дома. Наказания. Снежинки, тающие на камне.

– Всевидящий – не мужчина. У него… – Хирка попыталась вспомнить ужасное зрелище: красный зев без зубов, острый чёрный язык. Затем провела рукой перед лицом, как будто помогая изобразить увиденное, – нет носа. Только что-то вроде… клюва…

На какой-то миг злость на лице Скерри сменилась замешательством. Холодная и прекрасная Дрейри. С чёрными губами и клыками. Но она являлась монстром. Как и все здесь. Этот мир был полон чудовищ.

– Ты видела его?! – Слепая склонилась к девушке. – Конечно, видела… Что в тебе такого? Почему все открываются тебе? Как ты вызываешь всеобщую благосклонность?

Слова собеседницы вступали в противоречие с восприятием Хирки.

Благосклонность? Какая ещё благосклонность? Она не получила ничего, кроме боли. Всё важное для беглянки из Имланда вот-вот превратится в пепел, а она ничего не в состоянии сделать, чтобы остановить это.

Скерри провела рукой по мокрым волосам Хирки. Кто бы подумал, что такой жест может показаться угрожающим?

– Ты ничего такого не совершила, это точно. И в тебе нет ничего особенного. Они, наверное, до сих пор считают, что ты их спасёшь. Только не понимают, что ты уже нас предала.

– Это больше не имеет никакого значения, – ответила Хирка. – Я родилась не в том месте. Я слепа к Потоку и всегда буду такой. Земля не хочет принимать меня.

Скерри хохотнула.

– Лишнее подтверждение моим словам! Мы пойдём в Маннфаллу этой осенью, а чем ты нам помогла? Унижениями? Постоянным отсутствием? Разглагольствованиями о земле? А теперь ты скорбишь о Колкаггах! Переживаешь, что единственные имлинги, которые могли оказать сопротивление, уничтожены.

Слепая выпрямилась и добавила после паузы:

– Ты должна была стать предметом нашей гордости. Той, за кем мы все могли бы последовать. Но ты всего лишь ничтожная букашка. Никто.

Хирка встала и посмотрела на стоящего перед ней монстра. Однако не только Скерри им являлась. Девушка и сама была чудовищем. Всегда была.

– Могу рассказать тебе, кто я такая. Я дочь Грааля. Его и боги знают какой красивой женщины. Но вот чьей я никогда не буду, так это твоей.

Маска Скерри упала. На какой-то миг её лицо превратилось в одну сплошную гримасу горя. В открытую рану. Хирка посмотрела на слепую и увидела своё зеркальное отражение. И тут же пожалела о только что произнесённых словах. Полукровка осторожно положила ладонь на руку собеседницы.

– Прости меня… Скерри, есть способы! Грааль никогда не сможет воспользоваться вратами, но тебе ничто не мешает отправиться к нему и остаться в мире людей. Вы сумеете…

Лицо Скерри исказилось от ярости, раскрывая правду, которой, как поняла Хирка, никто не знал. Она посмотрела на трупорождённую женщину и шёпотом выговорила то, что сама всемогущая Дрейри никогда не произнесла бы:

– Он не хочет, чтобы ты отправилась туда…

Скерри стояла словно обнажённая. Грааль связывал её с семьёй Модрасме, но эта связь уже давно была разорвана.

Внезапно слепая схватила соперницу за горло. На мгновение застывшая от ужаса Хирка открыла рот, не в состоянии вдохнуть, и принялась вырываться из захвата, но ощутила, как когти впиваются ей в шею. Боль пронзила грудь.

– Твоё сострадание тебя убьёт, – прошипела Скерри на ухо девушке. – Говоришь, земля не хочет принимать тебя, да? Значит, ты плохо старалась!

Хирка вырвалась, но одна её рука лишилась чувствительности. Полукровка скорчилась на полу и оцепенела. Отравлена. Заморожена. Тело начало холодеть.

Ример…

Он был последним, что увидела девушка. Потом наступила темнота.

Волчьи глаза.

Хирка изо всех сил пыталась проснуться. Она знала, что это необходимо, что она должна прийти в себя.

Возникло ощущение, что она летит. На спине, над землёй. Её несут. Несут! Это слово подало сигнал о смертельной опасности. По телу прокатилась волна страха.

Где я?

Сбрасывая оковы полусна, Хирка заморгала. В темноте проступили тени.

Скерри!

Девушка взмахнула руками, но они не подчинились. Казалось, она даже найти их не может. Кто-то крепче перехватил её. Донеслись голоса. Тихие разговоры звучали глухо. Значит, она находится в помещении.

Где?

Хирка дёрнула ногами. Вернее, хотела дёрнуть. Они тоже её не послушались, словно после столетнего сна.

Земля. Пахнет землёй. Девушку опустили вниз. Она рухнула. Почувствовала удар, но не боль. Она – живой труп.

На живот упало что-то тяжёлое. Ещё. Становилось всё тяжелее. На лицо посыпалась земля. Паника молнией пронзила тело. Хирка закричала. Но удалось издать лишь шипение. Молчаливый крик, как в ночном кошмаре.

Её закапывают в землю. Живьём. А она совершенно беспомощна.

Одурманенная девушка изо всех сил боролась с собственной рукой.

Поднимайся! Ты меня слышала?

Пальцы шевельнулись. Ударились обо что-то. Хирка ухватилась и ощупала предмет. Шест. Её шест. Прямо рядом с головой. Стало темнее. Руку придавило тяжестью. Лицо уткнулось в землю. Раньше приёмная дочь целителя так любила этот запах. Сейчас же он душил её. Она судорожно попыталась вдохнуть, но лишь наполнила рот грязью и тут же сплюнула. Попыталась сплюнуть. Но сил не хватило.

Хирка знала, что умрёт. Её убьёт страх.

Спокойно. Надо успокоиться. И вернуть себе контроль. Шаг за шагом. Спокойно. Спокойно.

Шест прижался к щеке. Его воткнули в землю рядом с девушкой. Как знак на могиле.

Здесь покоится дочь Грааля. Умершая.

Нет! Шест имеет другое значение. Очень важное. Воздух!

Хирка затаила дыхание и с трудом передвинула голову, держа глаза закрытыми. Хотя не смогла бы их открыть, даже если бы захотела. Масса земли навалилась сверху, прислушиваясь к погребённой и эхом отражая удары её сердца.

Не думать.

Девушка ощутила воздух, шедший с другого конца шеста. Так мало. Она втянула больше. В горло посыпался песок. Она закашлялась. Повернуться было некуда. Сплюнуть некуда. Она подавила рыдания.

Хирка попыталась подтянуть колено. Ничего не вышло. Но теперь она хотя бы чувствовала ногу. Боль перемешалась с ужасом, окутывая страшным туманом. И всё же можно было шевелить пальцами. И рукой.

Я жива!

Хирка зарылась в землю и стала выталкивать тело вверх. Что-то поддалось. Вероятно, она сама. Или рыхлая почва. Голова проталкивалась сквозь грунт. Как растение. Шея горела.

Значит, вот как предстоит умереть дочери Грааля? Сквозь страх стали прорываться обрывки мыслей. Она – семя. Зародыш в земле. В яйце. Созревший. Обновлённый.

Она подобна Наиэлю, который выбрался из тела ворона. В теплице в Йорке. Ворон. Сначала прилетел ворон. Ворон был первым. Поток – это дыхание ворона.

Хирка закричала. Услышала, как земля душит её голос, схватила конец шеста и втянула в себя воздух. Давление на лёгкие ослабло.

Голоса. Руки.

Помощь. Ей пришли на помощь.

Сердце колотилось в горле. Кровь шумела в ушах. Дочь Грааля будет жить.

Голова вырвалась на поверхность. Рука. Вторая. Затем на поверхность появилось тело, вытягиваясь наружу. Семя дало росток.

Хирка стояла на четвереньках. Кто-то держал её, потом отпустил. Она упёрлась шестом в землю и встала на колени. Затем посмотрела в лицо, которое видела раньше, и поняла, где находится. Стоявший перед погребённой заживо девушкой Умпири работал в гротах. Это он швырнул грязью в Уни.

Живот скрутило, и Хирку вырвало землёй. Песком. Одежда промокла и стала липкой.

Тело дочери Грааля живо. Но жива ли она?

Восставшая из мёртвых полукровка улыбнулась. На зубах скрипела грязь. Мужчина попятился. Он был не один. Подошло ещё несколько работников. Они стояли среди грядок с растениями и пялились на Хирку, которая выкарабкалась из грядки и встала на ноги. Никто из собравшихся не решался произнести ни слова. Никто ничего не спросил.

Девушка проковыляла мимо них к выходу из грота.

Она знала, куда направится. Знала, что должна сделать.

Воронья свита

Хирка шла по переулку, который спускался к дому Всевидящего. Близился рассвет, но пока на улице царила темнота. Высоко над головой в щели между скалами виднелась полоска неба. По нему пылью рассыпались миллионы звёзд. Их было больше, чем Умпири, людей и имлингов, вместе взятых. Мир был гораздо больше существ, которых вмещал в себя.

Шум моря поглотил шорох машущих крыльев, но хромая девушка видела воронов. Чёрные тени поглощали звёзды, пролетая мимо них. Птицы держались поблизости и немного впереди, как обычно делал Куро. Они были его тенями. Тенями всего, что Хирка утратила.

Часть её погибла сегодня. Вместе с Линдри. Колкаггами. Свартэльдом. Вместе с отцом. Она одной ногой находилась в Шлокне, и так будет всегда. Между мирами. Между жизнью и смертью. А сейчас между правильным и неправильным.

Ржавая дверь со скрипом открылась. Хирка вошла и услышала, как вороны спокойно уселись на лестницу перед дверью. В пещере было по-ночному тихо. С потолка капало, как будто здешний обитатель плакал в непроглядной тьме. Незваная гостья поставила шест в угол, на ощупь пробралась к очагу и начала разводить огонь. Компанию ей составляли мёртвые птицы, которые таращились на нарушительницу спокойствия с полок.

Через некоторое время она услышала шаги. Мантия Всевидящего зашуршала по ступенькам у неё за спиной.

– Не волнуйся, – сказала Хирка и передвинула полено, чтобы огонь разгорелся ярче. – Я пришла не сочувствовать. С этим покончено.

Она развернулась и посмотрела на вошедшего. Он не прятал под капюшоном своё невозможное лицо полумужчины-полуворона. Но сейчас оно уже не казалось таким страшным. Возможно, в первый раз Хирка просто испытала шок. Либо уже стала не такой, как раньше.

– Ты солгал мне, – сказала она.

Всевидящий подоткнул мантию и окинул собеседницу взглядом, в котором читались раздражение и озабоченность. Нужно заставить его выбрать, на какой стороне хочет остаться. Хирка больше не станет ходить на цыпочках, больше не станет думать, что получит помощь, только если всем угодит.

Одежда девушки была грязной и мокрой, но она знала, что Всевидящий не спросит почему. Она стянула ботинки и положила их у огня.

– Ты сказал, что я уже появилась на свет. И что с этим ничего нельзя поделать. Но это неправда, так ведь? Родиться заново можно. Я видела это собственными глазами. Наиэль появился из тела ворона. В другом мире. Я сумею сделать то же самое. Я сделаю то же самое. А ты мне поможешь. – Всевидящий немного постоял молча, а потом проковылял к ведру с водой, наполнил чайник и поставил его на край очага рядом с ботинками Хирки. – Ты знал это. Знал о такой вероятности. И должен был сказать мне.

Хозяин дома встряхнул головой, чтобы унять дрожь. Плоский лоб. Птичий череп.

– Что с тобой сотворили, если ты просишь меня о таком? Принять рождение от ворона? Для тебя, у кого даже кровь не чиста? В лучшем случае ты при этом лишишься жизни. В худшем – с тобой произойдёт то же, что с-с-со мной.

– Довольно! – Хирка подошла к закутанному в чёрное собеседнику. – Довольно лжи! Хочешь убедить меня, что пытался защитить? Это ничего для тебя не значит! Ты помалкивал ради себя самого. Сам сказал: у меня есть всё, что надо, кроме Потока. Я чувствую его, могу формировать и сумею родиться заново. Ты боишься надежды, но это меня не остановит.

Всевидящий бросил чайные листья в чайник, отнёс его на стол и сел на скамейку.

– Значит, ты думаешь, что примешь рождение от ворона в Имланде? Заново появишься на свет там, где есть Поток, и получишь возможность сливаться с ним?

Хирка уселась напротив.

– Я больше не думаю. Я знаю.

Это было правдой с множеством оговорок. Но полностью уверенная половина девушки задушила вторую, сомневающуюся. Она охотилась за Потоком, сколько себя помнила, и ощутила его с помощью Римера. Ощутила, на что он способен. Животная сила снесла стены Зала Ритуала. Эта мощь всегда была частью Хирки, как кровь в венах. Всегда с ней. И всегда должна была быть с ней.

Хозяин дома налил чай в чашку гостье.

– Я тоже думал, что знаю. С-с-скажешь, похоже, что я оказался прав?

Она откинулась назад.

– Правда? Жалость к себе? Вот что ты хочешь мне дать?

Всевидящий посмотрел на Хирку. Один глаз полузакрыт и расположен ниже другого. Незаконченное произведение. А потом издал звук, напоминавший скрип старой двери.

– Как считаешь, почему Дрейри обладают властью в Дрейсиле? Что делает нас правящим меньшинством в мире, где никто не хочет подчиняться? Да, много говоритс-с-ся о непревзойдённости. Силе и дикости. Но ты думаешь, наши тела как-то отличаютс-с-ся? – Он указал на полку за спиной у Хирки. На мёртвые существа в банках. – Если вскрыть Дрейри и Умпири, увидим ли мы хоть какую-нибудь разницу? Нет, мы созданы из одного и того же теста. Власть существует лишь в голове. Кто-то растёт с чувством превосходства и становится непревзойдённым.

– А как же холод? Дрейри в состоянии выдержать более низкую температуру. Я видела это много раз. Скерри могла полуголой идти во время снежной бури!

– Вероятно… – Всевидящий взглянул на собеседницу. – Либо ей просто с самого рождения внушали, что она способна вынести больше остальных. – Он пододвинул девушке чашку чёрными грубыми руками. Словно обгоревшими. С неестественно длинными пальцами. – Единственное настоящее отличие – это благоволение Первых. Дрейри могут привязаться к ворону и принять его форму. Этот дар ценится больше, чем ты способна вообразить. Даже лучшие из нас проделывают такое лишь раз на протяжении всей долгой жизни. Вот о чём ты просишь, потому что считаешь себя способной изменить последствия поступка, который стал нашим концом. Или же просто хочешь обрести силы и защитить свою родину?

Хирка не ответила, лишь махнула рукой, как будто это не имело значения. Необычный собеседник помолчал и добавил:

– Даже если бы это было возможно с твоей смешанной кровью, нужно ещё получить благословение одного из первых воронов. Тебе же не к кому обратиться.

– А клюва хватит?

Всевидящий растянул похожую на клюв верхнюю губу в стороны. Вероятно, пытался изобразить улыбку.

– У тебя есть лишний?

– Будет. Но для этого мне придётся кое-кого убить.

– Ну, ты станешь не первой.

Собеседник не так её понял, но Хирка не стала его поправлять. Может быть, кто-то действительно уже убивал за эти клювы, но она сомневалась, что так поступали с теми, кого любили. А ей предстоит сделать именно это. Во всяком случае, придётся заставить его поверить, что он умрёт.

– Ты не будешь чай?

Девушка помотала головой. Хозяин дома пожал кривыми плечами, пододвинул чашку к себе и залил чай в свой красный зев.

– И как это будет, Всевидящий?

Он встал.

– Думаю, твоя семья не похвалила бы меня за помощь в том, что может стоить тебе жизни. При этом нет никаких причин думать, что у тебя всё получится. Ты не обладаешь благоволением ворона, чистой кровью…

Хирка встала, не в состоянии больше слушать. Её и без того одолевали сомнения. И страх. Она вышла в коридор и открыла входную дверь.

– Хедра! – крикнула девушка. И они явились. Вороны влетели в дом, задевая крыльями рыжие волосы. Она сопроводила их к Всевидящему. Птиц было много, но они молчали. Только полетали кругами, а потом спокойно устроились под потолком, на столе, на полках. Без криков. Без суеты. Лишь когти скребли дерево и камень.

– У меня нет ворона. У меня их много. Спроси у них, – сказала Хирка.

Существо в чёрном посмотрело на неё и сделало знак Всевидящего, развеселив беглянку из Имланда. Наиэль не изобрёл даже этого жеста, который оказался древнее божества Маннфаллы. Это был знак воронов.

Всевидящий постоял с закрытыми глазами, как будто сомневался. Или прислушивался. Потом выдвинул узкий ящик и протянул девушке запечатанный флакон размером меньше ладони.

– Выпей половину сегодня. Остальное через восемь дней. Это начало.

– Что это? Кровь воронов?

– Нет. Она будет позднее. – Собеседник опустил глаза. – Теперь я тебе помогаю и хочу попросить об ответной услуге. Ты привезла с собой сердце. Могу я взглянуть на него?

– Оно находится в доме Ход, – кивнула Хирка, – но посмотрим, что я смогу сделать.

Она засунула флакон в карман. Всевидящий взял её скрюченной рукой за локоть.

– Ты должна понимать, что уже проиграла. Даже если удастся вернуться в Имланд и принять рождение от ворона. Даже если найти Поток и удержать его… Ты всё равно никогда не сможешь испытать его прилива и починить то, что разрушил Наиэль.

Прилив Потока…

Он ошибался. Хирка помнила слова Грааля о древе, которое его брат создал из крови тысяч. Эти слова казались эхом из Имланда, шёпотом из чертогов Всевидящего. В них содержалась мрачная правда о том, откуда Поток черпает силу. Силу одолеть слепых. Об этом чёрным по белому было написано в Книге Всевидящего.

И древо взросло до самых небес, чёрное, как кровь, и всемогущее, как все те, кто пожертвовал свои жизни.

Девушка холодно улыбнулась.

– Ты забываешь одну вещь, Всевидящий. Ничто так не питает Поток, как кровь. А вскоре разразится война. Прольётся больше крови, чем было пролито за последнюю тысячу лет.

Живая

Всю дорогу Хирка слышала, как рядом с ней летят вороны. Когда она добралась до дома, птицы спокойно уселись на поверхность ледника. Дочь Грааля открыла дверь и вошла. Рокот голосов моментально стих, и сразу наступила внимательная тишина. Восставшая из мёртвых знала, что родные проснулись и не обнаружили её дома, а сейчас услышали, как она вошла.

Коридор казался более душным, чем обычно. Желоба в стенах раньше напоминали корпус корабля, а сейчас выглядели как кольца на теле червя.

Уни и Шильборр вышли навстречу. Никому из них не удалось скрыть реакцию на появление девушки. Первой обретя дар речи, Уна сняла с Хирки плащ и спросила, не ранена ли та. Не упала ли. Откуда у неё песок в волосах. Почему одежда в таком виде.

Полукровка, не отвечая, прошла дальше по коридору в слишком большой общий зал, купавшийся в синем свете ледника. Неужели она на самом деле рассчитывала найти здесь тепло?

Раун и Скерри сидели напротив друг друга за длинным столом, на котором стояла игральная доска, как будто между соперниками должна была находиться какая-нибудь преграда. Хирка знала, что Скерри любит играть. А вот с ней играть не любил никто.

Увидев вошедшую, оба встали.

Раун направился было навстречу внучке, но что-то заставило его помедлить. Сутки назад она начала бы искать признаки обеспокоенности на лице родственника. Или заботы. Но это было раньше. Тогда она нуждалась в них.

– На тебе кровь… – Рыжий Дрейри прикрыл рот рукой.

– Она не моя.

Хирка посмотрела на Скерри. Та напряглась, как натянутая тетива, ожидая первого хода. Обвинения. Дочь Грааля догадывалась, что трупорождённая женщина уже давно приготовилась защищаться. Знала ли она, что соперница выживет? Или же просто готовилась к любому исходу? А может, поддалась сиюминутной вспышке гнева? Либо хотела всего лишь поставить на место слабую полукровку.

На самом деле это не играло никакой роли.

– Где ты была? – устало спросил Раун. Его рыжие волосы были собраны в хвост, чтобы не мешать на тренировке.

– Я хочу поговорить со Скерри наедине, – ответила Хирка, не отводя от той глаз.

Мужчина поднял руку, будто собирался опустить её на плечо внучке, но не стал этого делать. Вместо этого открыл рот, словно собирался что-то сказать, но промолчал. Просто кивнул и вышел.

Если кому-то в этой семье было дело до Хирки, так это Рауну. Отцу её отца. Это отражалось в его глазах. Кровь от крови кое-что дала ему, кое-что большее, чем положение. Он пришёл бы в ярость, если бы узнал, что сотворила Скерри. Но хватило бы ему решимости вышвырнуть её из дома? Женщину, которая контролировала мёртвого ворона и доступ к Граалю?

Едва ли. Но Раун в любом случае ничего не узнает.

Не обращая внимания на пульсирующую боль в ноге, Хирка подошла к Скерри. Та искренне удивилась, сделала шаг назад, наткнулась на скамью, рухнула на неё и осталась сидеть спиной к столу. Игральные фигуры на доске попадали. Выжившая полукровка склонилась над противницей и уперла руки по обе стороны от неё. Поймав в ловушку.

– Я кое-кому рассказала о том, что ты совершила, – произнесла Хирка и не узнала собственный голос. – И если что-нибудь случится со мной или с теми, кто мне дорог, то следующее сердце, которое я принесу в дар, будет твоим. Ты меня понимаешь?

Глаза Скерри сузились до белых полосок.

– У тебя нет доказательств. Тебе никто не поверит.

Хирка нагнулась так низко, что коснулась щекой щеки собеседницы. Стало настоящим облегчением находиться настолько близко к врагу. К тому, кто желает тебе зла. Это ощущение пьянило. Девушка прошептала:

– Ты не чуешь страха, правда? – Скерри не ответила. Хирка уставилась прямо в белые глаза противницы. – Но знаешь что? Я чую…

Глаза слепой стали чернеть. Другого подтверждения и не требовалось.

Дочь Грааля оттолкнулась от стола, выпрямилась и продолжила:

– Мне не нужны доказательства, Скерри. Найдётся множество желающих подтвердить мою историю. Некоторые готовы наврать с три короба ради меня, если понадобится. Между тобой и мной есть разница. Ты считаешь меня слабой, но я обладаю поддержкой. И обещаю, что уничтожу тебя, если в этом будет необходимость. – Хирка ощущала силу в собственных словах. Власть. И чувствовала себя выше, сильнее, злее. Удивительно целостной. – Мне нужна только причина. Дай мне вескую причину, и я смогу рассказать Граалю, что ты попыталась прервать его род. Мне кажется, детали будут ему не слишком интересны, как считаешь?

– Ты ничего не сумеешь поведать Граалю без моей помощи. Без моего ворона, – возразила Скерри, нервно сглотнув.

Хирка склонила голову набок и посмотрела на неё.

– Думаешь, он мне нужен? Ты действительно веришь, что мне важнее разговаривать с Граалем, чем тебе? Это тебе он нужен, ведь, кроме связи с кровью Модрасме, у тебя ничего нет. А вот мне всё равно, пусть ворон хоть сгниёт. Но хорошо. Могу для начала рассказать Рауну. Он наверняка захочет всё узнать.

Хирка развернулась и собралась уйти.

– Подожди!

Она остановилась и стала ждать, когда Скерри ей покорится.

Побеждённая противница поднялась на ноги.

– Чего ты хочешь?

– Узнаешь в своё время. – Хирка подняла одну из перевёрнутых фигур и поставила обратно на доску.

Скерри отбросила с лица чёрные косички.

– Я не пыталась тебя убить на самом деле, потому и оставила шест, поняла? И знала, что всё будет хорошо, что туда придут другие, если вдруг…

– А ты знала, что люди не сжигают своих мертвецов? – оборвала противницу Хирка. – И птицам их не скармливают. А поступают намного хуже: закапывают их. Позволяют им лежать и гнить в земле, как жертвам преступления. Возможно, ты полагаешь, что та могила предназначалась мне, но на самом деле вырыла собственную, Скерри. Когда война закончится и мы станем вторым домом, где окажешься ты? Когда я, Хирка, дочь Грааля, сына Рауна из дома Модрасме, верну Поток Умпири… Кто будет решать, есть ли для тебя место в этом доме? – Глаза Дрейри пылали гневом. Было не похоже, что она собиралась ответить. Но Хирка хотела услышать признание поражения соперницей, а потому стукнула шестом по полу. – Кто, Скерри?!

Чёрные губы слепой дрожали от негодования, когда она прошипела:

– Ты… – Удовлетворённая девушка криво улыбнулась и снова развернулась, собираясь уйти, но у неё за спиной Скерри добавила: – Не думала, что ты хочешь этой войны.

– Наоборот, мне нужна эта война.

Хирка вышла в коридор, остановилась и стала ждать звука, который, она была уверена, скоро услышит. И он раздался. Восхитительный стук падающих на пол игральных фигур.

Сильное сердце

Хирка положила плащ на сугроб и села. У кромки ледника стоял ворон и клевал что-то съедобное. Больше на крыше Гиннунгада никого не было. Город вокруг кратера. Город изо льда и камня.

Девушке всегда казалось, что народ в Имланде находился только на одной стороне из двух. Либо среди тех, кто обладал всем, либо среди тех, кто не имел ничего. В Дрейсиле между двумя этими полюсами существовали тысячи ступеней. Может, так было и лучше. Давало надежду. Дарило иллюзию, что до лучшей жизни в состоянии дотянуться каждый. Или же именно вера в несбыточную мечту порождает войны? Хирка не знала.

В её представлении война походила на волну. На неумолимо приближающуюся стену смертей. Их необходимо было остановить. Девушка пыталась отыскать решение, которое сделало бы битву между народами ненужной. Искала способ поделить Поток. Исцелить его, чтобы все жили мирно.

Как будто что-нибудь могло заставить существ с кровью на зубах жить мирно.

Нет. Волну нельзя остановить. Она покатится дальше. Она должна катиться дальше. Она нужна Хирке. Они попадут в Имланд одновременно, она и война. Смерть мчалась не на дочь Грааля, а вместе с ней. Они спутники. И должны принять друг друга.

Но целительница никогда не согласится на необходимость чьей-то гибели. Колкагги больше не представляли собой силу и не могли спасти Имланд от трупорождённых. Но Хирка создаст свои собственные силы. Умпири не пройдут беспрепятственно через все государства. Они встретят сопротивление, уж об этом она позаботится.

Тяжёлый и холодный ларец лежал у неё на коленях. Крышка из вороньего серебра блестела. Девушка открыла ящичек и взглянула на сердце Наиэля, наполовину покрытое колотым льдом. Следовало позаботиться о том, чтобы он не растаял до тех пор, пока драгоценная шкатулка не окажется снова в доме Ход. Хотя в этом месте ей вряд ли грозила опасность. В мире вечного холода всё оставалось замёрзшим.

Всякий раз, когда Хирка открывала ларец, то видела нечто новое и испытывала новые ощущения. В первый раз она отреагировала так, как полагалось. С отвращением. С отчаянием. С горем. Лишь эти эмоции были естественными. Лишь они были правильными. Но постепенно девушку охватило оцепенение, как будто её больше ничто не волновало.

Сердце осталось прежним. А вот она изменилась.

Теперь Хирка понимала всеобщее стремление видеть сердце Наиэля. Понимала гнев слепых. Понимала их жажду мести. Хотя и предпочла бы обменять это сердце на чьё-нибудь другое. На сердце Скерри, которая похоронила полукровку заживо. На сердце Даркдаггара, который убил Линдри и истребил Колкагг. На сердце Дамайянти. Даже на сердце Грааля, родного отца, потому что он превратил Римера в своего раба.

Что означала эта злоба? Это желание принять смерть? Неужели Хирка наконец стала одной из них? Из Дрейри? Достаточно ли этого, чтобы принять рождение от ворона? Достаточно ли, чтобы найти Поток?

Ворон взглянул на сидящую рядом девушку и продолжил клевать труп менее удачливой птицы. Хирка погладила сердце.

– Смотри, что ты наделал, Наиэль. Ты знал, что уничтожаешь? Понимал, что обрекаешь миры на медленную смерть? Ты осудил гораздо больше существ, чем твой брат.

Война. Несправедливость, совершённая тысячу лет назад. Её последствия сейчас находились в руках у Хирки, которая всегда боялась толпы, но недавно стояла перед десятками тысяч слепых. Которая всегда боролась со смертью, а теперь зависела от неё. От огромного множества смертей. Для того, чтобы получить призрачный шанс всех спасти. Чтобы исправить всего лишь один поступок: предательство брата.

Это несправедливо.

Слишком много чувств обрушилось на Хирку. Тяжесть мира всегда тянула её вниз, но сейчас всё обстояло по-другому: она выбралась из могилы, но многое оставила там, в земле. Теперь сердце полукровки должно выдержать то, что необходимо совершить. Как сердце Наиэля.

Как далеко она готова зайти? Способна ли она пожертвовать Римером, чтобы все остальные выжили? Чтобы миры устояли?

Нет!

Надо достать клюв из горла Римера и вызволить от Грааля. Только тогда Хирка получит свободу действий. Только тогда никто не будет иметь над ней власть. И если всё получится, девушка станет обладательницей одного из первых воронов. Одного из тех, кто сумеет дать ей новое рождение. При условии, что у неё будет всё необходимое.

Если… При условии… Возможно…

Слишком много вероятностей.

И всё же Хирка не испытывала сомнений. Если думать обо всём, что могло пойти не так, недолго утратить способность действовать.

Она достала из кармана флакон Всевидящего и выпила остаток содержимого. Кровь слепых с добавками, сладкая, приправленная специями жидкость. Хорошее должно подготовить к плохому, которое наступит позже.

Хирка сжала сердце рукой, ощутила его вес.

– Я стану такой, как ты, – сказала она. – Предательницей. Той, кто натравит слепых на слепых. Тех, у кого ничего нет, на тех, у кого есть всё.

Падшие и внедомные станут её Колкаггами.

Хирка вернула сердце на место и закрыла ларец. Потом встала, подняла плащ и стряхнула его. Лёд тянулся во все стороны, как замёрзшее озеро. Бесконечно большое. Полное шрамов и ран. С зияющей пропастью, ведущей в Шлокну.

Девушка подошла к краю ледника, чтобы спуститься вниз, заставив ворона отскочить от еды, краем глаза заметила что-то знакомое и опустилась на корточки, чтобы рассмотреть повнимательнее. Трупик серой птицы с голубым горлом. Живой фонарь. Она сама выпустила несчастную пичугу из клетки.

Хирка встала.

Вот так. Кто-то умрёт. Кто-то будет жить. Вне зависимости от её желаний она станет причиной как одного, так и другого.

Рождённая кровью

Хирка выставила шест вперёд, но от серии ударов Скерри, которые отдавались в костях и заставляли забыть о боли в бедре, попятилась. Значит, рана почти зажила. По крайней мере, нога перестала подводить в самые неподходящие моменты.

Скерри не стала нападать осторожнее, но всё-таки в ней что-то изменилось. Она словно больше не искала причину сломить Хирку. Конечно, не от заботы. И не из страха, хотя угрозы явно подействовали. Нет, здесь крылось что-то другое. Казалось, черноволосая Дрейри наконец приняла полукровку, хоть и против воли.

Трупорождённая женщина чаще наблюдала, чем била. И повторяла движения. Учила. Два раза Хирка чуть не попала по сопернице, и оба раза Скерри кивнула. Свидетельство признания.

Если бы то же самое произошло в прошлое полнолуние, девушке вряд ли удалось бы сдержать слёзы. Сейчас же успехи служили подтверждением, что её поведение стало напоминать общепринятое. На самом деле её не приняли. Просто Скерри разглядела в Хирке нечто, что смогла принять. Ту её часть, которая являлась Дрейри.

Но о недавнем происшествии они обе с тех пор не проронили ни слова. Ни о могиле, ни о вспышке ярости дочери Грааля, ни об угрозах и даже ни о шантаже. Конечно, тот момент нельзя было назвать поводом для гордости, но слепые хотели видеть наследницу дома Модрасме именно такой.

И они получат желаемое.

Хирка присела и врезала шестом под колено Скерри, едва не заставив ту упасть. Однако соперница всё же устояла на ногах.

– Эй! – рявкнула она, выглядя озадаченной, как будто не сразу поняла, что по ней попали.

Хирка проигнорировала окрик и набросилась на Дрейри, пока была возможность. Грузила на руках замедляли движения, но рыжая полукровка наносила короткие резкие удары, которые заставляли до сих пор непобедимую женщину отступать назад, пока не выгнали с ринга. Хирка тяжело дышала и не понимала, что произошло, пока не увидела, что другие прекращают упражнения. Но крика Рауна она пока не слышала.

Дочь Грааля собиралась извиниться, когда к ним подошёл Грид и поинтересовался планами Скерри. Он откинул назад светлые волосы, на конце шнура зазвенели победные бусины. После следующего турнира к ним могла прибавиться шестая.

Хирка ушла, чтобы не слышать, как молодого Дрейри вновь отвергнут, и направилась в оружейную. Там она прислонила шест к стене, вытерла полотенцем пот и надела свитер. Кожаные ремни с груди девушка снимать не стала. Она спешила к Всевидящему и приняла решение переодеться позже. Пока же накинула плащ, опустила капюшон и ниже натянула рукава свитера на оплетавшие предплечья грузила, чтобы те не бросались в глаза. С момента первых занятий самые лёгкие кожаные утяжелители сменились доходящими почти до локтя браслетами с металлическими вставками, которые теперь стали частью дочери Грааля. Она снимала их только на время сна. Благодаря грузилам предплечья сделались почти железными. Можно поцарапать, нельзя ранить.

Хирка забросила мешок за спину и взяла ларец с сердцем Наиэля. Охлаждённую плоть предателя охраняло потоковое стекло. Наверняка стоило оно не меньше двадцати лошадей. Если бы здесь ими пользовались.

Девушка прошла по туннелю на улицу и направилась в сторону моря. Одна. Вот что ещё изменилось. Хирка отказалась от сопровождения слуг. И даже не пришлось спорить на этот счёт. Она просто сказала «нет».

По мере приближения к месту назначения ларец становился всё тяжелее. Сердце уже показали множеству слепых, но Хирке до сих пор становилось нехорошо, когда она наблюдала, как его разглядывают. В тот момент с Умпири что-то происходило. Они превращались в зверей. Поджимали губы, как будто видели нечто испорченное. Скалили зубы. Особенно те, кто был стар и участвовал в войне. Те, кто помнил.

Но Всевидящий сказал, что хочет увидеть сердце, и, если для выполнения плана требовалось только это, Хирка была готова подчиниться. Была готова сделать больше, чем он мог себе представить.

Готова позволить им поубивать друг друга?

Она постучала в железную дверь, которую время и море покрыли ржавчиной. Внезапно девушка подумала, что никогда не встречала здесь других посетителей. А ведь тут жил Всевидящий, который являлся кем-то вроде целителя, как и она сама. Вот только Умпири ни за что не признаются, что нуждаются в помощи.

Хозяин дома зажёг два фонаря в коридоре. Видимо, именно для Хирки. А может, чтобы отметить событие, раз уж она пришла с сердцем.

Внутри самой пещеры было темнее. Очаг не горел. Слабый дневной свет падал сквозь приоткрытую дверь из комнаты с видом на море. Но даже волны, казалось, притихли и застыли в ожидании.

Хирка добралась до стола, поставила на него ларец и скользнула за порог. Всевидящий стоял у края обрыва. Спина сгорблена, капюшон надвинут на лицо, как будто в попытке защититься от игл сталактитов на потолке.

– Возьми с с-с-собой чашу, – произнёс хозяин дома.

Девушка огляделась. В углу на треноге виднелась чаша. Хирка взяла её и поднесла собеседнику. Красное содержимое нельзя было не узнать: тягучее и колышущееся.

– Выпей, и пос-с-смотрим, через сколько времени оно выйдет.

Хирка попыталась скрыть отвращение.

– Какой смысл, если оно всё равно выйдет обратно?

– Продолжать пить каждый день, пока оно не перестанет выходить обратно.

Девушка не стала спрашивать, сколько времени, по мнению Всевидящего, на это потребуется. Шансы на то, что ей понравится ответ, были минимальными.

– А что будет потом?

– Тогда… – Она поднесла чашу к губам, но собеседник остановил Хирку вопросом: – Это дорогой плащ? – Последние слова достаточно ясно свидетельствовали о том, чего стоило ожидать. Она поставила кубок на пол и сняла плащ. Рукав свитера при этом задрался наверх. – Грузила? – уточнил Всевидящий таким удивлённым тоном, что гостье подумалось: его брови наверняка поднялись до самого лба. Хотя не сумела вспомнить, видела ли брови на чудовищном лице.

– Ты говорил, что Наиэль был сильным и поэтому мог плести Поток, не ломая при этом рук. Если это поможет, то я стану носить утяжелители. – Она пожала плечами и снова подняла чашу.

– А-а, тогда вс-с-сё ясно… – судя по голосу, Всевидящий думал, что собеседница врёт. – Я думал, ты с-с-себя наказываешь. Но уверяю, для этого не требуются грузила.

Хирка сделала вид, что не слышит, хотя его слова были правдивы, а потому причиняли боль. Она поднесла чашу к губам и попыталась абстрагироваться от запаха. Потом быстро выпила, чтобы не почувствовать вкуса. Живот скрутило. Девушка согнулась, выронила кубок и подошла ближе к обрыву. Кровь просилась наружу и изверглась так же быстро, как была выпита. Красная струйка разделилась на капли перед тем, как пролиться в море далеко под ногами Хирки. Всевидящий придерживал её, чтобы не свалилась.

Яркий вкус грязной стали переполнял тело. Обессиленная девушка упёрлась ладонями в колени. Ослабевшие руки подрагивали.

Всевидящий поднял кубок и заметил:

– Как я уже сказал, тебе не нужны никакие ручные грузила, потому что ты с-с-сама себя накажешь более чем достаточно.

Хирка неглубоко дышала, пока тошнота не утихла. В груди и носу жгло. Губы тряслись.

Это больше, чем кровь.

Дочь Грааля выпрямилась, медленно и осторожно, чувствуя, что провалила испытание. Что всё случилось слишком быстро. Но Всевидящий ничего не сказал, просто проковылял обратно к двери. Хирка подняла плащ и двинулась вслед за ним в темноту. Медленно подошла к столу и подвинула ларец собеседнику. Он помедлил, но остался стоять в нескольких шагах от гостьи.

Она огляделась.

– Может, свет зажжём или…

– Нет! – прервал Всевидящий с лёгкой паникой в голосе. – Нет, в этом… В этом нет необходимости, – добавил он уже спокойнее, осторожно приблизился к столу и опустил чёрную руку с длинными пальцами на крышку ларца. Большой палец лежал под неестественным углом. Коготь ворона. – Можно, я оставлю его до завтра?

– Нет, – покачала головой Хирка. Дом Ход охранял ларец, как сокровище. Она не могла оставить его здесь.

– Нет… – тихо повторил скрытый чёрным плащом собеседник. – Так я и думал.

Он не хочет, чтобы его видели.

Всевидящий открыл крышку. Хирка сложила руки на груди и приготовилась услышать обычный довольный возглас, без которого ещё ни разу не обошлось. Как будто ларец сам вздыхал. А у существа в чёрном имелось больше причин ненавидеть Наиэля, чем у всех, кого она встречала. Тысячу лет быть чудовищем, то ли вороном, то ли мужчиной, из-за того, что предатель погасил Поток в один краткий судьбоносный миг.

Но никакого возгласа не последовало. Ни единого слова. Хирка посмотрела на скрюченную фигуру. На тёмный силуэт в тёмной комнате. Всевидящий склонил голову. Плечи задрожали. Тело сникло, будто подкосились колени.

Девушка обошла вокруг стола, подхватила хозяина дома и проводила до скамьи. Он дышал со свистом. Казалось, что он задыхался.

А потом Хирка поняла, что он плачет, и попыталась отодвинуть ларец, но неестественно длинные пальцы крепко удерживали тяжёлый ящик, будто приклеенные. Она подняла утяжелённую металлом руку и опустила на спину Всевидящего. Его лопатки под мантией казались чрезмерно узловатыми и выступали наружу, как…

Как обломанные крылья.

По телу целительницы пробежала дрожь, и она тут же отдёрнула ладонь, побоявшись выказать сочувствие. Хирка ведь пообещала и ему, и себе, что никогда не станет этого делать. Но как же должно выглядеть его тело…

Девушка села на скамью рядом с Всевидящим. На столе вырисовывались очертания черепов, яиц и мёртвых зверей.

– Ты должен ненавидеть его больше, чем все остальные, – сказала она и взяла в руки маленькое яйцо.

Собеседник покачал головой под капюшоном и хрипло прошептал:

– Нет. Я любил его. – Пальцы Хирки раздавили яйцо. В нём ничего не оказалось. Пустая скорлупа. – Я любил его, – повторил Всевидящий, – любил его больше, чем… – он никак не мог подобрать подходящего сравнения. – Я любил его.

– Но… – Хирка искала слова, но он перебил:

– Ос-с-ставь, я знаю, что ты хочешь сказать. Не надо напоминать, что он обрёк нас всех на вечность без Потока. Я был там и знаю, что Наиэль нас предал.

– Нас?! А как насчёт тебя? Ты жил, как… – она безуспешно подбирала подходящее выражение. – Вот так! С болями. Провёл жизнь под мантией, потому что он украл Поток. Уничтожил тебя!

Всевидящий пододвинул ларец ближе и произнёс:

– Наиэль уничтожил меня задолго до войны. – Теплота в голосе плохо соотносилась со словами. – Он уничтожил меня, но не по своей вине. Ес-с-сли бы он знал, что я собираюсь принять рождение от ворона, то подождал бы. Но он не мог этого знать.

Хирка чувствовала, как оттаивает от услышанного. Здесь никто не сказал о Наиэле ни одного хорошего слова. Никто не говорил о нём с любовью. Он был лишь объектом ненависти.

Всевидящий сделал глубокий хриплый вдох, вбирая запах мужчины, которого любил. Неестественно скошенная голова вздрогнула.

Хозяин дома с трудом взял себя в руки, закрыл ларец и спросил:

– Как он умер?

Ример.

Хирка почувствовала, как невольно сжимаются челюсти. Она знала, что врать не имеет смысла.

– Того, кого ты любил, убил…

– Тот, кого любишь ты…

Девушка взглянула на собеседника.

– Я хотела сказать меч. Убил меч.

Всевидящий фыркнул.

– Сейчас от тебя пахнет похотью и ложью. – Он отодвинул от себя ларец. – Лучше расскажи мне о Наиэле. Что ты можешь с-с-сказать о нём?

Хирка помедлила. Он предал и её. Показал свою сущность, когда ситуация накалилась. В сожжённой церкви он угрожал убить её, чтобы заставить Грааля вернуть его обратно в Имланд. Но не это запомнилось лучше всего. Были и другие моменты. Разные мелочи. Хирка улыбнулась.

– Я бы сказала, Наиэль считал себя богом. Сбрасывал с себя одежду, как только представлялась возможность. А ещё мог воткнуть когти в цыплёнка и заставить его исчезнуть быстрее, чем я моргну.

Всевидящий хрипло рассмеялся:

– Голодный и сильный. Как всегда.

– И он мог спать в самых невероятных местах, – продолжала она. – На балке под потолком, в машине и…

– Машина? – собеседник в чёрном повторил незнакомое слово.

Улыбка Хирки погасла. Созданию, сидевшему рядом, исполнилось тысячи лет, и всё же он даже мечтать не мог о том, что довелось испытать едва достигшей семнадцати зим полукровке. Сумма всего пережитого наполняла её и грозила разорвать. Осознание того, что если у неё ничего не получится, то миры умрут, снова стало реальностью.

– Ты бы не поверил, если бы я объяснила. – Хирка встала. – Я вернусь завтра.

Она надела плащ и подняла ларец.

– Постой… – Девушка снова повернулась к Всевидящему, чья голова повисла, как будто мужество оставило его. – Держис-с-сь в стороне от них. Не копай. Не выспрашивай. Не дай им уничтожить себя. И им не надо знать о том, что было с-с-сказано здесь сегодня.

– Тебе решать, – ответила Хирка. – Это твоя тайна, не моя.

Она направилась в сторону коридора и обратила внимание, что подаренный Всевидящему шест в этот раз стоял у другой стены. Как будто им пользовались.

Падшие

Хирка подождала, пока стемнеет, вышла на балкон и спрыгнула на дорогу под ним. Без ручных грузил, которые остались лежать на кровати, это оказалось очень легко. Там, куда направлялась девушка сегодня вечером, могло произойти всё, что угодно, и тяжёлые руки были ей совершенно не нужны.

Туман сползал с ледника над головой, безмолвным водопадом лился вниз, в кратер, и прикрывал дома на другой стороне причудливой вуалью. Сквозь неё просвечивали огни, и пропасть из-за этого казалась ещё глубже. Было что-то грустное в том, что центр города представлял собой пустоту. Дыру, оставленную Потоком.

Зрелище разъедало мужество. Способно ли что-нибудь заполнить такую бездну? Кто Хирка такая, чтобы вмешиваться в хитросплетения, которые слишком велики для понимания?

Начни с малого.

Вот чем она займётся сегодня вечером. Создаст армию. Совсем небольшое дело. Это надо сделать, пока не закончился песок в песочных часах. Хирка рассмеялась бы, если бы её телом не завладело слеповство. Кровь ворона остужала её собственную, как мороз, бегущий по венам. От этого всё происходящее казалось нереальным. Возникало ощущение, что если всё полетит в Шлокну, то можно будет просто проснуться в собственной постели. Если бы всё было так просто.

Дочь Грааля шла по пологой изгибающейся тропе вдоль кратера мимо домов с потоковым стеклом в окнах и впечатляющими дверьми, на которых были высечены фантастические звери. Хотя не исключено, что такие твари существуют в этом мире.

Кое-где на улице виднелись слепые. Наёмники провожали путницу глазами. Присутствие патрулей стало заметнее. Охрану усилили по мере разрастания беспорядков. Кажется, даже верховные дома поняли, что грядёт эпоха перемен, и попытались скрыть это, но испугались. Они знали, что война даже для них может означать изменение в расстановке сил. Если бы правящие Дрейри проведали, что собирается сделать Хирка, то скормили бы её воронам ещё до наступления рассвета.

Дорога свернула в один из разломов, отходящих от кратера. Самая глубокая улица в городе раскинулась перед девушкой, насколько хватало глаз. Она перешла ближайший мост из того множества, что пересекало трещину на разной высоте. Часть из них почти полностью скрывал туман, опускавшийся в кратер. Казалось, даже погода знала, что дочери Грааля нечего делать на южной стороне города. Но Хирке требовалось попасть именно туда.

Когда она впервые явилась в Гиннунгад, то пробиралась тайком по этой дороге. Теперь же шагала к огородным гротам и к Колайлю – в последнее место, куда стоило бы идти в одиночку. Но поиск союзников лучше всего было начать оттуда.

В прошлый раз они направлялись к городу по самому дну трещины – простейшему пути. Но, принимая во внимание беспорядки, Хирка решила держаться повыше и двигалась по самой высокой дороге прямо под ледником. Тропа хоть и выглядела более извилистой, но казалась безопасной. Она повторяла изгибы скалы, кое-где зарывалась в каменную стену, потом выныривала обратно в туннели под домами.

Закутанная в плащ путница узнала косой мостик неподалёку от жилища Колайля и прошла ещё немного. Но чем дальше она продвигалась на юг, тем хуже становились мосты. У одного из них девушка остановилась. Хлипкую переправу починили, скрепив посередине верёвкой. Но, судя по всему, теперь ремонт требовался самой верёвке. До другой стороны было всего несколько шагов, но у Хирки накопилось слишком много дел, чтобы играть с жизнью. К тому же уже пора было спуститься вниз.

Петляющая лестница поблизости уходила в туман и вела на улицу, которая тянулась по дну расселины. Хирка взяла шест на изготовку и стала пробираться вдоль стены.

Здесь было так оживлённо, что дочь Грааля почувствовала себя некомфортно. Кто-то быстро пробегал мимо, скрыв лицо капюшоном. Другие вели шумные пьяные беседы. Хирка старалась ни с кем не встречаться взглядом. Все в Гиннунгаде знали, кто она такая. Здесь тоже. Возможно, именно здесь её лицо было известно лучше всего, потому что она олицетворяла собой всё, что местная публика не без причины ненавидела. Великая надежда Дрейри. Доказательство того, что они всегда будут господствовать.

В темноте показалось какое-то питейное заведение. Девушка запомнила его в тот вечер, когда приходила сюда. Она остановилась.

Над головой нависала горная стена и бросала тень на вход. Окна и двери жилищ уходили ввысь и скрывались в тумане. Они были разбросаны по скале в случайном порядке, как будто кто-то просто швырнул их на каменный склон. Дождевая вода текла по перекошенным рамам и собиралась в углах прозрачными ледяными иглами.

Двое мужчин прошли мимо и скрылись под прогнившей надстройкой. Хирка услышала, как дверь скрипнула и захлопнулась у них за спиной. Никаких вывесок снаружи не было. Даже изображения капли, которая давала бы понять, что здесь обслуживают падших и внедомных. Впрочем, в этом отсутствовал смысл, потому что только они тут и жили.

Но девушка знала, что находится в нужном месте. Однажды Колайль кивнул здесь мужчине с волком на поводке, а когда она в ту ночь латала падшего, от него пахло мокрой шерстью. Он ошивается тут, Хирка была готова поспорить на свой шест. А значит, шансы на то, что другие бунтовщики тоже находятся в этом заведении, велики.

Слабые стороны плана мгновенно вспыхнули в голове дочери Грааля. Она являлась новой любимицей высшего общества. Что мешает этим трупорождённым тихо расправиться с ней? Падшие уже убивали, им нечего терять… Что там говорила Уни?

«Возьми с собой больше двух мужчин, которым нечего терять, и, если что-нибудь пойдёт не так, благодарить останется только себя».

Хирка услышала шаги за спиной и крепче сжала шест. Тощий парень прошёл мимо закутанной в плащ путницы, приблизился к скрытому в темноте входу и остановился, услышав низкое рычание. Из темноты на гостя бросился волк, который рвался с цепи и лаял. В конце концов парень выругался и быстро удалился в другом направлении.

Зверь встретился глазами с Хиркой, заставив её вздрогнуть, а потом скрылся в тени под надстройкой. Девушка подошла ближе. Лохматый охранник даже не пошевелился. Он вёл себя так же, когда сюда вошли двое первых мужчин. Что он натренирован распознавать? Какие-то травы? Опу? Какой запах исходит от полукровки?

Кровь людей и кровь воронов…

Волк повёл ушами, когда она проходила мимо, но не зарычал. Хирка проскользнула в красную дверь, которая тут же захлопнулась за спиной. Затем спустилась по винтовой лестнице в подвал. Полутёмное помещение было разделено на небольшие кабинеты, маленькие комнаты в комнате. Сквозь резные отверстия в перегородках клубился дым. Свисающие с потолка фонари освещали столы, которые представляли собой тяжёлые каменные глыбы с отколотыми краями и смотрелись особенно негармонично на фоне деревянной резьбы. Казалось, столы и перегородки принесли сюда из разных мест или из разных времён.

Дальнюю стену украшало перламутровое панно с изображением влюблённой пары. Нежной и чувственной. Тоже пережиток былых эпох.

Во всех закутках кучками сидели Умпири. Одни пили, другие курили длинные трубки. Как минимум у троих на поясах висели ножи, а на лбу сверкали капли. Мужчины, которым больше нечего терять. Даже ношение оружия не могло отправить их ещё ниже по социальной лестнице.

Хирка сделала глубокий вдох, набираясь храбрости. Потом нашла место в глубине помещения, где барная стойка упиралась в стену, чтобы никто не смог подобраться сзади, поставила шест в угол и положила руки на деревянную поверхность, которая оказалась слишком высокой. Юная полукровка осознала, что её рост был меньше, чем у тех, кто обычно здесь сидел. Из некоторых закутков на девушку начали поглядывать.

Она подавила порыв уйти и напомнила себе, что проблемы Гиннунгада станут спасением Имланда. Кроме того, в городе наверняка имелись экземпляры похуже, чем посетители этого заведения. Здесь хотя бы был волк, который вынюхивал тех, кого не желали видеть внутри. Хирка решила считать это за добрый знак.

Она открыла кошель, достала монетку и уставилась на неё. Фунт. Английский фунт, который прибыл сюда из самого Йорка. Через круги воронов прямо в Дрейсиль. В ладошке путешественницы столкнулись миры, но заметила это только она.

Хирка окунулась в воспоминания, и голова налилась тяжестью. Отец Броуди, который улыбался так, будто хотел в туалет. Стефан, который считал, что может умереть от всего подряд. Сейчас он бы посмеялся над девушкой и выдал одну из своих плоских шуток.

Заходит дитя Одина в бар…

Она вспомнила Джей и её младшую сестрёнку, убитых в церкви. В мире, который тоже приговорён к смерти без Потока.

Тот мир и сколько ещё сотен миров?

Сомнения, что преследовали Хирку весь вечер, испарились. Она знала, что должна сделать. Но сначала необходимо было что-нибудь выпить. Дочь Грааля опустила монетку обратно в кошель и вынула другую. Ту, что можно использовать здесь. Серебряную. Слишком большая сумма для напитка, но Хирка хотела выяснить, что за тип стоял за стойкой. Отец нашёптывал ей из Шлокны.

«В незнакомом месте это лучше выяснить сразу».

Девушка пододвинула монету бармену:

– Есть что-нибудь выпить? Этого хватит?

Мужчина за стойкой не смотрел на посетительницу прямо, но поглядывал искоса, раскладывая по ящикам листья растений. Судя по резкому запаху – табак.

– Что желаешь? – спросил слепой несколько натянуто.

– Только не кислое молоко.

Внешность бармена казалась приятной, но, как и у всех Умпири, немного жутковатой. Узкое лицо, высокие скулы. Чёрные волосы были собраны на затылке шнурком, украшенным звериными зубами. Мужчина поставил на стойку стакан с коричневой жидкостью. Хирка сделала глоток и постаралась скрыть гримасу.

– Что это? – спросила она.

– Не кислое молоко.

Узколицый положил две мелкие монеты рядом со стаканом и продолжил сортировку растений с длинными сухими листьями разных оттенков зелёного. Когда завыл волк, бармен бросил взгляд на дверь. Никто не вошёл. Хирка осмотрелась по сторонам и увидела, как один из сидевших в кабинках и тихо беседующих слепых приложил два пальца к горлу и что-то прошептал соседу.

Дрейри. Кровь Первых.

Они заметили глаза девушки. Поняли, кто она.

– Ты уверена, что находишься в правильном месте? – спросил мужчина за стойкой, не поднимая на неё взгляда.

Хирка выдавила улыбку.

– Ты знаешь, кто я, да?

Он кивнул, но больше ничего не сказал.

Дочь Грааля осушила стакан и отставила его в сторону.

– Тебе не нравится, что я здесь, – сказала она. Тепло в желудке придало смелости.

Черноволосый собеседник немного помедлил, а потом продолжил своё занятие.

– Здесь всем рады, – он намеренно неверно истолковал её слова.

Вокруг воцарилась тишина. Хирка повысила голос, чтобы все собравшиеся смогли услышать её:

– Когда я говорю «здесь», то имею в виду не в этом заведении, а здесь, в Гиннунгаде. Вы, как и все остальные, хотите вернуть Поток. Но какую цену придётся за это заплатить? Чтобы всё стало как всегда? Вы внизу, они наверху…

Подстрекательница услышала, как стукнула дверь. Кто-то вышел. Тот, кто не желал оказаться втянутым в происходящее. Кто мог винить его за это?

Пара гостей заведения изо всех сил старалась делать вид, что не замечает Хирку. Кое-кто, наоборот, откровенно пялился на неё. Один посетитель со сверкающей на лбу каплей встал и подошёл к другому концу стойки.

– Они? А разве ты не принадлежишь к их числу?

Хирка уцепилась ногами за ножки табурета, чтобы не поддаться порыву сбежать.

– Я никому не принадлежу. В отличие от вас, кто является чужой собственностью. – Это не было всей правдой, но девушка хотела видеть их реакцию и получила желаемое.

Собеседник подошёл ближе. Его глаза по краям стали чёрными, и из-за этого он напоминал рысь. Слепую рысь. Свет от фонарей плясал над лысой головой падшего.

– Ты нас за идиотов считаешь?

Один из гостей встал:

– Скольм…

Однако Хирка не позволила прервать их разговор.

– Да, вы идиоты. Впервые за тысячу лет вы действительно можете что-то изменить. Но этого не произойдёт. Вас больше интересует выпивка. А когда война закончится, станет слишком поздно.

Скольм обнажил клыки.

– Никогда не поздно…

Второй мужчина схватил его за руку:

– Скольм, ты разговариваешь с ними!

После этих простых слов между Хиркой и остальными возникла пропасть. Дочь Грааля поняла: у собравшихся здесь нет ни одной причины доверять ей. Она Дрейри. Одна из тех, кто спит за потоковым стеклом. Одна из тех, кто раздаёт капли. А она что думала?

Ещё несколько слепых вышли из кабинок. Кто-то направлялся к лестнице. Другие собирались вокруг них. Хирку переполняло отчаяние. Она встала.

– Я здесь не для того, чтобы вас обманывать! Я говорю не от имени Дрейри. И не от имени домов. Они не знают, что я здесь. А если бы знали, то наняли бы одного из вас, чтобы устранить меня. И кто же из нас больше рискует? Это вы можете осложнить мне жизнь, а не наоборот.

Скольм зарычал. Дверь хлопнула, и в заведение вошёл Колайль. Облегчение, которое она испытала, оказалось мучительно велико. Падший спустился, протиснулся сквозь толпу посетителей и поволок девушку за собой к лестнице.

– Чем это ты занимаешься?!

– Я говорю как есть! – Хирка повысила голос. Они должны услышать. Все должны услышать. – Это ваш единственный шанс! Вы можете победить в этой борьбе!

Колайль крепче сжал её руку.

– Многие здесь лишились всего. Они знают, что не стоит противоречить Дрейри. Я знаю, что не стоит противоречить Дрейри.

Хирка холодно рассмеялась.

– Страх? Вы их боитесь? – Она вырвалась из хватки мужчины. – В таком случае вы только что доказали: они правы. Между ними и вами действительно есть разница. Никто из них не стал бы сомневаться. Так что сидите и пейте на здоровье. – Дочь Грааля сделала ударение на слове «сидите», прекрасно понимая, какой смысл в него вложат Умпири. Затем взяла шест, продолжая говорить: – Или продолжайте швырять бутылки на улицах. Как будто это может что-то изменить.

Колайль зарычал, как волк.

– Ты не понимаешь, что сейчас ведёшь себя хуже, чем Дрейри? Явилась сюда, потому что всех нас считаешь одинаковыми. Падшие – это падшие. Внедомные – это внедомные. Мы все, конечно, мыслим одинаково и хотим одного, так ведь? Ты, чтоб тебя вороны склевали, думаешь, что всё вот так просто? Нет, здесь никто не доверяет домам. И тебе. И друг другу.

– Именно это и держит вас в подчинении, – ответила Хирка, но почувствовала, как щёки краснеют от смущения.

Колайль был прав. Она всех мерила одной меркой и, скорее всего, переусердствовала. Но это ничего не меняло. Дочь Грааля сделала несколько шагов вверх по ступеням, повернулась и кивнула на мужчину за стойкой:

– Можешь начать с него. Ему можно доверять.

Затем поднялась по лестнице, вышла на холод и остановилась у двери. Волк посмотрел на девушку и начал вилять хвостом. Потом приблизился и позволил почесать за ушами, пока она ждала Колайля. Хирка знала, что тот выйдет вслед за ней.

Дверь открылась, показался падший. Он нахмурился и посмотрел на подопечную расстроенно и сердито, как отец на непослушного ребёнка.

– Ты знаешь, что я права, – тихо произнесла рыжая полукровка. – Это не бред, у вас действительно есть только один шанс. А я помогу вам.

– Поможешь нам? Ты хочешь натравить нас друг на друга, чтобы спасти собственный народ! – воскликнул Колайль, и волк зарычал на него. Хирка оттащила зверя подальше.

– У меня нет никакого народа! Я говорю от имени воронов и деревьев. От имени воды, которую мы пьём, и земли, которую мы возделываем. Я только на одной стороне, на стороне Потока. Но у вас есть кое-что ещё, за что можно бороться.

– У вас? Кого ты имеешь в виду? Этих? – падший указал рукой на дверь. – Горстку уставших от жизни мужчин в кабаке?

Хирка улыбнулась.

– Горстки мужчин достаточно, чтобы пошли слухи. Через несколько дней не будет ни одного падшего или внедомного, кто не знал бы о том, что сейчас произошло. И что же ты станешь делать, Колайль?

Собеседник рассмеялся так, что овечья шкура затряслась на его плечах.

– Я? Ты хочешь, чтобы я участвовал во всём этом? Чтобы я присоединился к ним?

– Нет, – ответила Хирка. – Я хочу, чтобы ты их возглавил.

Она повернулась спиной к Колайлю и зашагала прочь. Он закричал ей вслед:

– Ты меня совсем глупым считаешь?! Можно подумать, мне больше не за что рисковать жизнью и здоровьем!

Хирка пожала плечами.

– Кролики всегда умирают.

– Ты ведь даже не знаешь, что значит эта пословица!

– Нет, но я надеюсь, однажды ты мне расскажешь.

Свободный город

Когда до Равнхова оставалось полдня пути, Ример догнал остальных. Он выслушал доклад Мозга, который рассказал, что группа потратила на дорогу так много времени, потому что Колкаггам пришлось охотиться и добывать пищу для почти тридцати имлингов, которые не привыкли обеспечивать себя пропитанием. Члены семей Совета перепачкались и утомились. Они страдали от усталости, охватывающей путешественников, когда цель почти достигнута. Если верить их словам, никто из них не переживёт ещё одной ночи под открытым небом.

Ярладин и Сигра держались хорошо, но совершенно по-разному. Казалось, дикая природа ярко выявила их главные качества и отделила ненужное. Они стали более чёткой версией самих себя. Ярладину помогал выжить спокойный нрав, словно большому уравновешенному быку, которого можно изнурять целую вечность. Сигра держалась благодаря чистому упрямству. Её резко очерченное лицо казалось уродливым и целеустремлённым. Мужеподобная женщина отбрасывала в сторону преграды и без единого слова ставила на ноги упавших детей.

По мере приближения к Равнхову настроение в группе становилось всё более напряжённым. Разговоры сделались тише. Никто не представлял, как их примут. Наверняка хорошо. Иное нельзя было даже вообразить. Да, Равнхов и Маннфалла являлись старыми врагами. Но семьи членов Совета были беженцами. Никто ведь не повернётся спиной к имлингам, которые лишились всего, что имели?

Ример достаточно хорошо знал Эйрика и понимал, что он никого не прикажет казнить, но вот в остальных жителях мятежного княжества не был так уверен, а потому отправил Мозга в разведку. Какая ирония судьбы: сейчас жизнь Сигры Клейв зависела от того, окажутся ли имлинги Равнхова такими, какими она всегда их представляла – бездумными дикарями и бунтовщиками.

Ветер усилился. На землю посыпались шишки и сосновые иголки. Узкая тропинка извивалась между деревьями и вела вверх по склону. К Римеру подошёл Мозг. Он выпрямил шею и показал три пальца. Юноша кивнул. Равнхов выслал имлингов им навстречу.

Путники свернули и на вершине пригорка встретили дозорных. Инге и двух незнакомых женщин, одетых в кожаные кольчуги, с луками за плечами и развевающимися на ветру волосами. Представители Равнхова кивнули, ничего не говоря, потом развернулись и повели беженцев дальше. Ример подозревал, что Эйрик отправил к ним своих самых дипломатичных воинов. В данном случае это означало, что они оказались и самыми молчаливыми.

Тропинка постепенно перешла в дорогу, и скоро впереди стала видна городская стена. Она представляла собой случайное нагромождение камней разных размеров с массивными деревянными воротами. Тяжёлые створки распахнулись перед путниками. Мужчины, стоявшие на стене, улыбнулись Сигре и Ярладину, а потом приложили руки ко лбам в приветствии, которое, по мнению Римера, не выглядело слишком вежливым.

Город за стенами было не узнать. Открытые пространства превратились в палаточные лагеря. Над каждым тупиком имелась временная кровля, по сторонам отгороженная занавесями. Даже в конюшнях жили имлинги. Слухи об изменениях в Совете и растущей армии согнали в мятежное княжество половину Фоггарда. Судя по всему, народу здесь скопилось гораздо больше, чем в прошлый раз. Столкновение Маннфаллы и Равнхова на поле боя почти год для всех стало шоком. При жизни нынешнего поколения такого не случалось. Теперь же имлинги своими глазами видели войну. Теперь они верили. Теперь боялись.

А ещё они оказались удивительно любопытными: теснились вдоль дороги, стояли в канавах и глазели на членов Совета. Инге сбросил скорость и дождался Римера.

– Я думаю, это Тейн пустил слух, – пробормотал воин. Его слова не были похожи на извинения. Тень кривой улыбки, скользнувшая по губам, говорила как раз об обратном. Он веселился.

Вечер будет интересным.

До самой усадьбы хёвдинга вдоль дороги стояли имлинги: старики и молодёжь, мужчины и женщины. Кто-то сбежал с рабочего места с мукой в волосах или грязью на лице. На голову над остальными возвышался кузнец в кожаном переднике с молотом в руках. Ример видел, как имлинги мчатся по улицам впереди процессии и заглядывают в дома, чтобы рассказать о её приближении. Маннфалла идёт. Совет бежит в Равнхов.

Почти никто из собравшихся не вымолвил и слова. Одни улыбались и складывали руки на груди. Какая-то парочка свистела и визжала, но выглядело это убого. Ример считал, что жителям Равнхова и самим страшно было наблюдать развал Маннфаллы.

Ярладин изо всех сил старался казаться невозмутимым. Он переговаривался с членами своей семьи на последнем подъёме и пытался делать вид, что ничего особенного не происходит. Сигра гордо вскинула подбородок и сжала челюсти. Ей было нелегко вынести стыд и унижение. Римеру оставалось отдать женщине должное, ведь, несмотря ни на что, она восстала против Даркдаггара. Хотя наверняка понимала, что это означало. И всё же поступила так, как сочла верным. Возможно, сам молодой мастер Колкагг может научиться у Сигры большему, чем ему когда-то казалось.

Беженцы пересекли выкрашенный в жёлтый цвет мост, переброшенный через расселину перед усадьбой хёвдинга. Синие флаги с золотистыми коронами развевались на ветру. Во дворе собралась толпа. Имлинги выходили из домов, спускались с чердаков, стекались из конюшен и курятников. Им навстречу шагал Эйрик. Тейн следовал за отцом по пятам и явно радовался происходящему.

Ример протянул руку хёвдингу. Тот лишь фыркнул, прижал юношу к груди, как сына, и похлопал по спине. Потом отодвинул его от себя и смерил пристальным взглядом. Сверкающую синеву глаз подчёркивала подёрнутая сединой копна волос.

– Итак… – произнёс Эйрик и уставился на Сигру. Затем подал знак слугам, и те начали освобождать прибывших от мешков, сундуков и клеток с воронами. Теперь, когда путники достигли цели, они стали похожи на беженцев больше, чем раньше. Усталые, грязные, растрёпанные. Некоторые из них не могли скрыть страха. Ример услышал, как Силья прошептала одетой в синее девушке, что вообще-то не принадлежит к семьям членов Совета, а родилась в Эльверуа. В Фоггарде.

Эйрик сделал шаг в их сторону.

– Здесь места маловато…

Единственным ответом ему стал шорох ветра, который раскачивал стоявшую посреди двора огромную ель. Под ней Ример однажды сражался с Тейном. Они встретились взглядами с сыном хёвдинга. Никто из них не забыл поединка.

Сигра кивнула Эйрику, пытаясь собрать остатки достоинства, которое утратила, как только вошла в ворота. Если бы матери рода Клейв удалось настоять на своём в Совете, то Равнхова, куда можно было бы сбежать, просто не существовало бы. Этот факт она, несомненно, осознавала, как и некоторые из собравшихся вокруг имлингов.

Член Совета обвела глазами двор. На одном лице её взгляд задержался. Ример понимал почему. В толпе выделялась смуглая Рамойя. Ей удалось в целости выбраться из Маннфаллы, но вряд ли Сигра ожидала увидеть её здесь.

Эйрик пожал перекошенными плечами.

– Мы освободили для вас место в доме-корабле. Вы ведь знаете, где он находится, так?

Сигра встретилась с ним глазами.

– Я здесь впервые.

По толпе пробежал смешок.

– Хватит! – прокричал хёвдинг. – Оставьте нас. Все.

Имлинги стали неохотно расходиться, оглядываясь назад.

Эйрик подошёл к Сигре и положил мощную ладонь ей на плечо.

– Впервые, да? Дай-ка я объясню. Иди вверх по тропинке позади высокого зала, держась правее, и окажешься рядом с домом в форме корабля. С тем самым домом, куда вы послали Колкагг убить меня. Память возвращается?

Глаза Сигры засверкали. Она была сильной и мощной женщиной, но сейчас слова Эйрика и само его присутствие поставили её на колени. Ример с удивлением смотрел на них. Хёвдинг и женщина из Совета со знаком Всевидящего на лбу стояли рядом. Если бы год назад кто-нибудь сказал, что этот день наступит, юноша бы расхохотался.

Сигра не находила слов. Ей на помощь пришёл Ярладин:

– Все мы совершали ошибки, за которые нам предстоит держать ответ. Я Ярладин Ан-Сарин.

Он протянул руку. Эйрик пожал её и уточнил:

– Когда Совет принимал решение устранить меня, что ты сказал? Голосовал за или против?

– Против, – ответил Ярладин. – Но это больше не имеет значения, как я посмотрю.

Хёвдинг кивнул и взглянул на вторую собеседницу:

– А ты, Сигра Клейв? Голосовала за или против, а?

Женщина снова задрала подбородок:

– За. И поступила бы так же, если бы мир был другим.

Эйрик что-то пробормотал в бороду. Может, зарычал. Может, рассмеялся. Кто знает?

– Ну что же, Сигра… Твоя способность рассуждать здраво находится на уровне дверной ручки. Но ты, по крайней мере, не трусиха и не лгунья. Добро пожаловать в Равнхов.

По двору торопливо шла Уннгонна. На поясе у неё звенели ключи, волосы были собраны в узел. Она пробралась к тесно сбившейся группе беженцев и заявила:

– Никто не ляжет в постель, не приняв ванну! Вот так!

И увела взрослых и детей со двора.

Ример и Эйрик стояли и смотрели им вслед. Хёвдинг подёргивал себя за бороду.

– Как думаешь, я переборщил?

Бывший ворононосец улыбнулся и покачал головой:

– Я поступил бы так же.

Эйрик засмеялся, похлопал собеседника по плечу и посмотрел ему прямо в глаза, снова становясь серьёзным. Сочувствуя и сожалея об утрате, которую понёс Ример. Тысяча мёртвых Колкагг. Хотя никто из них не говорил об этом.

Мастер уцелевших воинов опустил глаза, но всё же спросил:

– Ты обезопасил снабжение от саботажа?

– Как мог, – кивнул Эйрик. – Поля стенами не обнесёшь.

– А знатные семьи? Ты поговорил с ними?

– Некоторые поддержат нас. Но не все.

– Хорошо… – Ример поднял глаза. Хорошо, что у них есть союзники. Хорошо, что они могут набрать новую армию. Но в глубине души он ощущал трепет. Для кого он создаёт войско? Для себя? Для Равнхова?

Или для Грааля?

Ветер снова налетел на ель и заставил ветви зашевелиться. А потом вороны вернулись домой. Небо покрылось кричащим чёрным покрывалом.

Ледяной сад

Юр часто останавливался и ждал, как будто хотел, чтобы Хирка шла рядом с ним, но она чувствовала себя лучше, когда шагала позади. Сказать, что сопровождающие их слуги занимали много места, было бы полуправдой.

Страх появился в тот же миг, когда пришло приглашение. Дом Ход хотел видеть дочь Грааля, и срочно. Почему? Она не могла представить ни одной приятной причины.

Первым порывом стало отказаться, но Раун с Ухере дали понять, что это не выход. И вот Юр снова провожал девушку, на этот раз пешком, и с каждым шагом они всё больше и больше приближались к дому Ход, который походил на маленький город, расположенный в гроте.

Молодой Дрейри проявлял нетерпение и был напряжён. Несмотря на его вежливость, Хирка понимала: что-то не так. Неужели её видели с падшими? Или об этом кто-то рассказал?

Она раз за разом воспроизводила в голове визит в питейное заведение у южных ворот. Кто там был? Её решил выдать один из посетителей? Кто-то заметил её по дороге?

Они не могут причинить мне вреда. Я им нужна.

В кои-то веки роль символа послужила для Хирки утешением. Но она знала, что существуют границы. Если станет известно о подстрекательствах к мятежу, никто не сможет спасти дочь Грааля вне зависимости от её статуса. Она превратится в кусочки мяса в ведре, которые вывалят на языке ораторов, чтобы скормить чёрным вестникам смерти. Не совсем то рождение от воронов, на которое она надеялась.

Юр быстрым шагом шёл впереди. Ветер играл его по-осеннему золотистыми волосами. Длинное одеяние развевалось вокруг бёдер, как чёрный парус. По бокам крепко стягивала шнуровка, подчёркивая узкую талию сына Ход. Руки его были обнажены.

Они пробирались по туннелю, петлявшему по скале, и вышли из него в гроте. Пещера выглядела такой огромной, что в неё поместилась бы половина Эйсвальдра.

Они подошли к дому Ход сзади. Хирке стало дурно. Она винила в этом кровь ворона. Сегодня утром она выпила пахнущую медью жидкость, и та впервые не вернулась тут же наружу. Всевидящий сказал, что это начало, и дал новый флакон. Это было ужасно. Болезненно. Страшно. Но всё это делалось ради высшей цели и обязательно должно быть завершено, поэтому если Юр полагает, что дочь Грааля добровольно ляжет и умрёт, то пусть подумает ещё раз.

– А почему такая спешка? – её слова исчезли в гроте.

Он снова остановился, поджидая спутницу.

– Потеплело, ты не находишь? – его ответ был вежливым способом избежать ответа на вопрос. – К нам пришла посылка с чаями из Ференвала. Думаю, они тебе очень понравятся.

Его рука коснулась плеча Хирки, служа предупреждением больше ни о чём не спрашивать.

Массивные железные двери распахнулись при их приближении, как будто кто-то сидел рядом и поджидал их. Они со спутниками вместе зашли внутрь, и тяжёлые створки захлопнулись. От этого звука у рыжей полукровки мурашки побежали по телу. Дом Ход взял её в плен.

Юр отослал слуг и двинулся вперёд по чёрному коридору, который освещали развешанные по обеим сторонам фонари. Живые фонари. Те же самые птицы, что дочь Грааля получила в подарок. Они метались по клеткам и испускали серебристое свечение. Их было очень много, и сердце Хирки сжималось.

Младший сын Ход мчался так быстро, будто речь шла о жизни и смерти. Звук его шагов бился о каменный пол. Девушка старалась не отставать. Коридор закончился светлым прохладным залом – удивительным зимним садом.

Юр остановился.

– Я зову его Вьюн, – сказал он и кивнул на ледяную стену. Хирка уставилась на прозрачную поверхность, которая покрылась каплями, словно потом от усталости хранить тайну. Внутри находился огромный зверь спиральной формы. Надёжно вмёрзший в далёкое прошлое. Щупальца извивались и тянулись через отверстие, как будто хотели схватить нарушителей покоя. Иллюзия. Этот монстр не шевелился боги знают как долго. Несмотря на его размеры, было трудно не заметить сходство между зверем и спиралевидными камнями, которые лежали в кошеле у Хирки. Подарок Хлосниана и подарок ворона.

Разные миры. Одна и та же форма.

Девушка приоткрыла рот от изумления. Чувствуя себя маленькой, как муравей, она приложила ладонь ко льду.

– Вьюн…

– Потому что он извивается. – Юр взмахнул рукой, подав какой-то знак слугам, которые стояли на галерее у них над головами. Потом подошёл к столу у высокого окна, откуда открывался вид на кратер, выдвинул один из стульев и посмотрел на гостью.

Раз её приглашали присесть, значит, дело предстояло серьёзное.

Хирка подошла, прислонила шест к стене и заняла место за столом. Узор на кованой железной мебели напоминал паутину.

Слуга в долгополой мантии приблизился с подносом, поставил его на стол, выставил чайник и две чашки, похожие на кубки. А потом скрылся так же быстро, как и появился.

Юр наполнил один из сосудов и пододвинул девушке.

Она взяла напиток.

– Чай?

Младший сын Ход кивнул и улыбнулся так, что обнажились клыки. Но ему не удалось скрыть беспокойство. Хирка обхватила кубок ладонями, согревая их.

Чай. Юр позвал её, чтобы угостить чаем. И чтобы показать одно из прекраснейших мест из всех, что путешественница между мирами видела. Она думала, он станет угрожать. Ранит её. Потому что является трупорождённым с рельефными мускулами на руках, которые проступают сильнее и отчётливее, чем у имлинга. У юноши, сидящего перед Хиркой, белые глаза и клыки, но чудовище здесь – это она. Это она планировала натравить одних слепых на других. Это она до тошноты напивалась кровью ворона. Это она одержима делом, для которого слишком ничтожна.

Девушка ощутила жгучий стыд и принялась пить чай в попытках утопить его, прислушиваясь к треску льда. Юр наблюдал за гостьей.

– Ты слышала, какое решение приняли вчера на военном совете? – спросил он. Хирка проглотила пряный напиток вместе с раздражением от того, что собеседник обсуждает войну в этом месте. Здесь подобные разговоры казались святотатством. Жажда крови не имела ничего общего с царящей тут красотой. А потому дочь Грааля не ответила. Юр добавил: – Мы пройдём сквозь врата в первый день первого осеннего месяца.

Хирка стиснула чашку и попробовала вычислить дни на пальцах так, чтобы юноша не заметил. Досчитала до сорока трёх. Сорок три дня. Так мало. Через полтора месяца всё изменится. Юр продолжал говорить. Его монолог не достигал ушей девушки, которая могла думать лишь о том, кто останется в живых, а кто умрёт через сорок три дня. Одно из слов собеседника всё же дошло до сознания дочери Грааля, и она подняла глаза.

– Что ты сказал?

Юр вновь наполнил её чашку.

– Они хотят дождаться девятого дома, – повторил он.

– Нет, до этого.

– Нифель? Они начинают переезд через двенадцать дней.

Хирка почувствовала, как задрожали губы, и попыталась улыбнуться, чтобы скрыть это.

– Я ещё не слишком уверенно говорю по-умонийски, – извинилась она.

Конечно, превращённый в руины город Нифель станет отправным пунктом исхода. Там путешественница между мирами прошла через врата, и, насколько ей было известно, других работающих каменных кругов в Дрейсиле не имелось. Но двенадцать дней…

Времени не осталось. Как за двенадцать дней уговорить падших поднять восстание?

Юр поднялся, будто ему надоело сидеть, по-кошачьи потянулся и сплёл когти на затылке. Новости о войне не трогали молодого Дрейри. Он не знал, какой ком появился в животе у Хирки от его слов. Или знал? Поэтому они здесь? Младший сын Ход хотел проверить реакцию дочери Грааля. Вот, наверное, в чём заключалась причина.

Потом Юр опустился перед девушкой на корточки. Чёрные полы одеяния легли на каменные плиты у него за спиной.

– Дом Ход обладает властью, Хирка. Это самый могущественный дом из всех. – Юноша опустил голову, но не отвёл от неё глаз. Улыбка подтверждала, что он верит в каждое произнесённое слово, и это вызывало беспокойство. К чему он клонит? Юр продолжил: – Но ему нет нужды препятствовать другим домам в использовании грядущей войны. Не исключены попытки сменить власть, но наибольшей угрозе подвергаются семьи, которые поднялись в последнее время. Как Модрасме. Но вы должны помнить, что существуют способы укрепить оба наших дома.

– Какие способы? – речь Хирки звучала невнятно. Она боялась, что уже знает ответ.

– Объединение.

Ком в животе стал тяжёлым, как камень, напоминая о тех днях, что остались. О походе. Дочь Грааля поняла.

– Ты и я. Перед войной… – шептала она, глядя на младшего сына Ход. Он сидел перед девушкой на корточках и ослепительно улыбался, как будто вручил ей изумительный подарок. Подарок, от которого никто в этом мире не отказался бы.

– Понимаю, о чём ты думаешь, – сказал он. – Ты размышляешь, как распределится власть при нашем союзе. – Хирка рассмеялась. Юр понятия не имел, что у неё на уме, но говорил так, будто знал. Юноша тем временем продолжал уговаривать: – Тебе не потребуется бросать свою семью. Мы собираемся объединить дома целиком. Ты, Раун, Ухере, Модрасме, Вана… Все, Хирка. Дом Ход и дом Модрасме, но под именем Грааля. Нам нравится название «Дом Ход и Грааля». Полагаем, вы с нами согласитесь.

– Мы? Нам? Сколько Дрейри просит моей руки?

Юр расхохотался. Его смех был теплее, чем у остальных Умпири. Не такой животный. Юноша поднялся, и внезапно Хирка обратила внимание на то, какой он высокий и широкий в плечах. Что будет, если она скажет «нет»? Он не любит её, так что на отказ не обидится. И не придёт в ярость. Но что сделает дом Ход? Решение младший сын семьи принимал не в одиночку.

Юр поставил собеседницу на ноги и ответил:

– Только я, но удивлён, что сделал это первым.

Хотелось бы Хирке почувствовать себя польщённой, но она слишком хорошо знала, кем является в глазах Умпири. Речь шла о чём угодно, только не о самой девушке. Война изменит многое, и все желали обезопасить свой дом. Крепче привязать себя к Граалю и тому искусству, которым он овладел: возвеличиваться в изгнании.

– Можем завтра вместе пойти на бои, – сказал Юр и посмотрел на Хирку: – Хочешь?

Он первый раз поинтересовался её мнением. Всё остальное было скорее утверждением, чем вопросом. Молодой Дрейри нахмурился, заметив неуверенность собеседницы, и добавил:

– Я бы не сделал предложения, если бы ты мне не нравилась.

Хирка не знала, плакать ей или смеяться. Это что, объяснение в любви? Сложно определить, есть ли страсть в слепых глазах…

Девушка вспомнила красный пульсирующий зал в Йорке, где они с Римером поцеловались. Его губы на её губах. Голод. Падение в безумие, которое она испытала впервые. И сейчас все ожидают, что она отдаст себя другому? Ради удобства? Ради воображаемой силы, которую дочь Грааля может принести в чей-то дом?

Казалось, что её разрывает от тайн, которые нельзя разглашать. Например, что Юр просит руки той, что уже предала его. Той, что хочет расколоть его народ и позволить слепым убивать друг друга на равнинах, окружающих Маннфаллу.

Ради всеобщей пользы. Ради Потока.

Избегая взгляда юноши, Хирка посмотрела на вмёрзшего в лёд Вьюна. Монстр уже давно мёртв. Давно свободен от мыслей. Хотелось бы ей поменяться с ним местами.

Внезапно ей в голову пришла одна мысль. Время. Его-то у Умпири в избытке. Так почему они так спешат напасть? Откуда взялось всеобщее беспокойство? За этим крылось нечто большее, чем желание упрочить власть.

Дочь Грааля посмотрела на Юра:

– Почему сейчас?

– Пойдём со мной, – сказал он, отводя глаза.

Она послушалась и последовала за провожатым вверх по лестнице, а потом по другому коридору. В конце находилась высокая красная дверь. Хирка слышала шёпот слуг, но не видела их, уж слишком много вокруг было разных ответвлений и альковов.

Юр постучал в выкрашенную алым створку.

– Это я. Хирка со мной, – проинформировал он и открыл дверь, но остался стоять, как будто был не в силах войти внутрь. Затем кивнул и шепнул на ухо спутнице: – Она хочет поговорить с тобой.

Девушка шагнула за порог.

Казалось, она попала в спальню из чистого золота. Блестящие плитки покрывали почти все поверхности. Потолок, пол и стены. Впечатление это производило сильное, почти до отвращения. В другом конце комнаты располагалась подвесная кровать. Она тоже была золотой, а по размерам намного превосходила ложе Хирки.

Гостья шла вдоль единственной стены с окнами. Сквозь выпуклое потоковое стекло открывался вид на серый грот. Ход стояла спиной к девушке и смотрела наружу.

– Говорят, ты всевидящая и умеешь исцелять, – сказала слепая, не поворачиваясь.

Хирка оказалась на зыбкой почве.

– Этим я занималась там, откуда прибыла.

– Хорошо получалось?

Такой вопрос мог задать только тот, у кого есть всё. Тот, кто привык получать желаемое. А ещё на этот вопрос было невозможно ответить.

Хирка посмотрела на потолок, как будто там сумела бы прочитать правильные слова.

– Кто-то живёт, кто-то умирает. Так будет всегда. Я могу чем-нибудь… – она проглотила слово «помочь». – Хочешь, чтобы я что-то сделала?

Ход повернулась.

– Я хочу, чтобы ты исправила это.

Хирка смотрела на собеседницу и не замечала ран. Слепая стояла, выпрямив спину, и было совершенно ясно, что у неё ничего не болит. Зелёное платье подчёркивало отменное здоровье.

– А что случилось? – осмелилась уточнить дочь Грааля.

– Посмотри на меня!

Хирка вгляделась в узкое лицо Ход. Оно казалось совсем чужим. Раскосые глаза ни один имлинг не посчитал бы нормальными. Но иначе чем красавицей её нельзя было назвать. Глава дома ничем не больна. На самом деле она выглядела здоровее большинства слепых. Может, дело в освещении? Мерцание ламп отражалось от золотых стен и придавало коже женщины сияние.

Хирка подошла ближе. Было что-то, чего она не могла в точности определить. Казалось, Ход стала старше с момента их последней встречи. Появились морщины вокруг глаз и на шее. Вероятно, это казалось не слишком типичным явлением для слепых, но полукровка видела подобное и раньше. И всё же у неё возникло тревожное ощущение, что проблема заключалась именно в этом. Глава правящего дома старела.

Хирка перебрала в уме все правила поведения. Что следовало сказать? Она не могла напрямую подтвердить, что женщина стала старше.

– Это же… естественно? – попыталась подобрать слова девушка.

Ход подошла к ней вплотную и указала на своё лицо:

– Это? Это ты называешь естественным? Это болезнь! Чума! Ты должна что-нибудь сделать!

– Но что я могу? Это старость. Все стареют…

Глаза женщины почернели.

– Но не мы! Не Дрейри!

Хирка сделала шаг назад.

– Но… Ведь даже вы не живёте вечно?

Ход опустилась на стул и, казалось, внезапно стала меньше. Похоже, даже эти тонкие руки были бренны.

– Ни у кого из наших целителей нет средства, – тихо произнесла она. – Ни у кого из ваших лекарей его тоже наверняка не найдётся. Значит, меня не станет ещё до зимы.

Хирка закрыла глаза и вспомнила, чему её учила Уни. Умпири умирали очень быстро после того, как начинали стареть. Именно по этой причине с момента прибытия сюда дочь Грааля не видела ни одного старика. Сидящая перед ней женщина живёт, наверное, дольше, чем стоит Маннфалла, а теперь ей остались считаные месяцы. Дом Ход лишится старейшины.

Вот почему они захотели объединиться с семьёй Модрасме. И поэтому войну решили начать срочно. Фальшивые и неважные события. А вот отчаяние Ход было честным и искренним.

Хирка опустилась перед ней на корточки, подбирая слова.

– Когда я впервые узнала, как долго вы можете прожить, то подумала, что смерть должна казаться вам освобождением. Но всё увиденное после прибытия сюда заставило меня понять, насколько я ошибалась. Чем дольше длится ваша жизнь, тем крепче вы за неё держитесь. Долголетие дало вам ощущение всемогущества. Чувство, что у вас есть право формировать мир. Править. Властвовать надо всем, что вы видите. Но старость – единственное, над чем вы не властны. Даже Дрейри это не под силу.

Глаза Ход блестели и от этого казались хрупкими, как чёрное стекло.

– Оставь меня, – сказала она и махнула в сторону двери.

Хирка встала и собралась уйти. Она многих исцелила в своей жизни, но даже в тех случаях, когда ничем не могла помочь, нечасто чувствовала себя такой беспомощной. К счастью, дочь Грааля решила больше никогда не склоняться перед желаниями других. С состраданием покончено.

Она сделала несколько шагов назад, прежде чем повернуться спиной к Ход.

– Юр считает, это вызвано беспорядками, – произнесла Ход вслед девушке. – Стало слишком беспокойно. Старость пришла из-за тебя, дочь Грааля. Из-за сердца Наиэля. Из-за открытых врат…

Хирка шагнула к двери, затем повернулась, посмотрела на главу дома и ответила:

– Смерть приходит вне зависимости от того, есть у неё для этого причина или нет. Ты ничего не могла сделать иначе. Кролики всегда умирают.

Теперь она поняла значение этой поговорки.

Ход встретилась глазами с целительницей и переспросила:

– Кролики?

– Сложно объяснить, – грустно улыбнулась Хирка, потом открыла дверь и вышла. Снаружи помедлила и просунула голову обратно в спальню Ход. – Думаю, стоит это отпраздновать. Многое могло убить тебя ещё до того, как появилась первая морщинка. Катастрофы, болезни, враги… Старость означает, что ты оказалась сильнее их всех.

Девушка закрыла дверь и пошла прочь.

Ей навстречу бодрым шагом двигался Юр.

– Ты можешь ей помочь?

– Нет, – ответила Хирка, вздохнув. – Только она сама в состоянии себе помочь.

Совет врага

Хирка сидела на скамейке в углу и прислушивалась к беспокойным звукам. Скерри кричала на слуг за то, что они положили одежду не на то место. Ухере рявкнула на Вану и её любовника Мойнуса, потому что те до сих пор не собрались. Раун ходил взад и вперёд у окна, не в состоянии скрыть нервозности. Похожая на привидение Модрасме сидела на куче звериных шкур и подушек. Каким-то хитроумным способом ей удавалось сделать вид, что она не предвкушала предстоящего события.

Хирка же не знала, чего ждать. Жестокого народного празднества? Она видела бои только с расстояния. И всё же надеялась, что Скерри получит удар, который не скоро забудет.

Парящие фонари на улице начали опускаться вниз. Их бросали как прохожие, так и из окон. Сотни фонарей. Мерцающие огни медленно летели вниз в темноте, чтобы исчезнуть во мраке кратера.

Вана и Мойнус вышли на балкон, зажгли фонарь, отпустили его и поцеловались. Хирка отвела глаза. Сможет ли она когда-нибудь поцеловать трупорождённого? Клыки обязательно станут проблемой…

Предложение Юра пробудило в девушке чувства, которые, как ей казалось, она оставила в прошлом. Страх перед чуждым. Необходимость соблюдать дистанцию с Умпири, даже с членами собственной семьи. В последние сутки Хирка вспоминала старинные сказки, с которыми выросла. Всё, что болтали о слепых. И стыдилась этого, злилась сама на себя. Её, дитя Одина, тоже долго гнали, пока она не оказалась здесь. Почему именно она должна видеть картину ясно и не обращать внимания на клыки и когти?

Вероятно, выбора и не существует. Через несколько дней первые семьи отправятся в Нифель. К кругу воронов. И у Хирки не имелось никакой возможности остановить их. Дом Ход наверняка решит настаивать на объединении домов.

Хуже всего были моменты вроде этого, когда ярость улеглась и стало ясно, насколько тонкими оказались соломинки, за которые цеплялась девушка. Например, слабая надежда, что все грядущие смерти не будут напрасными и смогут напитать Поток до такой степени, что он создаст новые вены. Что удастся принять рождение от ворона в Имланде. А потом научиться сливаться с Потоком.

Неужели это всё должна сделать Хирка? Её ведь постоянно тошнит, а во рту всё время стоит привкус крови. Это безумие, и ничего больше.

Вот почему необходимо продумать запасной план. И даже несколько. Что предпринять, если ничего не выйдет? Но даже альтернативные варианты меркнут перед осознанием, что клюв станет погибелью Римера, если он не умрёт на поле брани, как и все до единого имлинги Маннфаллы.

Ни падшие, ни внедомные не помогут безумной подстрекательнице. Никто никого не свергнет и не подарит надежду на то, что Имланд сумеет отразить атаку слепых. Наоборот, скорее всего, Хирка сама всё испортила. После того как она выставила себя на посмешище в питейном заведении, на улицах стало тихо, как в Шлокне. Если и существовали какие-то зачатки восстания, то дочь Грааля их, вероятно, подавила, вселив в мятежников скептицизм. Обескуражила их до такой степени, что они успокоились. И приговорила Имланд к смерти. Через несколько сотен лет трупорождённые будут пугать своих детей небылицами о существах с хвостами. О тех, что когда-то жили на свете.

Нет!

Хирка встала, прокралась по коридору до двери Урда и остановилась перед ней. Что он там говорил?

«Если хочешь выжить в таком месте, как это, надо использовать окружающих».

Затем решительно отодвинула засов и вошла.

Урд стоял спиной к незваной гостье и смотрел на парящие за окном фонари. Нежные капельки света в чёрной ночи. Услышав скрип двери, он резко обернулся и тут же испустил вздох облегчения, наверняка потому, что увидел не Скерри. Затем указал на скамью, приглашая присесть. Хирка осталась стоять.

– Я тебя ненавижу, – сказала она. Если слова и задели имлинга, то он никак этого не продемонстрировал. Девушка продолжила: – Ты лжец. Убийца. Заставляешь других исполнять свою волю. Используешь их для достижения собственных целей.

Его губы дрогнули, и на лице появился намёк на улыбку, но исчез слишком быстро, поэтому Хирка не была уверена в том, что видела. Урд сел на скамью.

– Значит, тебе нужна моя помощь? – спросил он.

Дочь Грааля не ответила. Слишком противно было признаваться в этом.

В темноте стал хорошо заметен бледный полукруглый шрам на шее пленника. Казалось, перед тем, как заговорить, он тщательно взвешивал все слова.

– Хирка, я живу здесь из милости. Исключительно из-за того, что так хочешь ты. Я обязан тебе жизнью. Если что-то нужно, просто скажи.

Девушка боролась с собой. У Урда не было причины врать, а помогая, заработал бы доверие. Она подошла на шаг ближе.

– Мне надо убедить кое-кого сражаться за меня.

– Хм… – Собеседник положил ногу на ногу. От этого чёрный плащ стал ещё больше похож на мешок. Живое доказательство, насколько для Умпири важно унизить пленника. Он приглашающе похлопал рукой по скамье:

– Садись.

Урд был так вежлив, что Хирка укусила бы его, если бы имела клыки. Вместо этого она подчинилась. Мужчина внимательно разглядывал её.

– Невозможно поверить, – сказал он.

– Во что?

– В то, что ты – та же самая девчонка. – Хирка прищурилась, как будто хотела предупредить, что её уже не так легко обмануть. Теперь она понимала, что за имлинг сидит перед ней. Урд спросил: – Кого ты хочешь убедить сражаться за тебя?

– Для того, чтобы ответить, знать это не обязательно.

Собеседник поднял брови, но кивнул, соглашаясь, и уточнил:

– Они при этом чем-нибудь рискуют?

– Да… – помедлив, отозвалась Хирка. – Но если откажутся, то тоже рискуют.

– Ага! Значит, если они тебе помогут, то тоже что-то выиграют, ты это хочешь сказать?

– Они могут получить всё. Или потерять всё.

Это было правдой. Да и сама полукровка находилась в такой же ситуации и поэтому чувствовала себя ранимой. Поделиться тем, что значило так много, с врагом… Это казалось противоестественным. Отвратительным. Но он и стал уже не таким, как раньше. Никто из них не был прежним.

Урд смотрел в окно. В подвижных зрачках отражались фонари. В глазах, которые выглядели такими же, как у Хирки. Единственные в этом мире. Затем мужчина провёл руками по лицу и чуть поёжился, как будто внезапно устал.

– Если бы ты задала мне этот вопрос год назад, я бы посоветовал поступить, как я сам: выяснить то, что твои будущие воины желают скрыть. И что бы им хотелось получить. Кого бы им хотелось получить. Всё, что можно использовать для привлечения их на свою сторону. Но в таком случае ты стала бы мной, так ведь? А сейчас, судя по всему, боги предпочитают твой способ вести дела. Не мой.

Хирка обдумала слова Урда, но не нашла в них ничего лживого. Он сказал то, что думал. Видимо, потеряв такую огромную часть себя, он утратил веру в собственные способности.

– Значит, ты не можешь мне помочь?

Мужчина снова выпрямился.

– Похоже, ты обладаешь даром убеждать других сражаться на твоей стороне, так что да, не могу, каким бы удивительным это ни казалось. Но добавлю вот что: обещание будет иметь больший вес, если ты докажешь, что в состоянии его выполнить.

Звучало разумно. Правильно. Даже умно. Но невыполнимо. Хирка закусила губу.

– А что, если этого нельзя сделать?

Урд отвёл глаза. Уголки его губ опустились.

– Возможно почти всё. Если не полностью, то частично. Дай им кусочек желаемого. Сначала чуть-чуть. Столько, чтобы они решили пойти за тобой для получения большего. – Он почесал шрам на лбу и добавил: – Знаешь, достаточно дать им возможность показать себя.

Хирка подняла взгляд. Вслед фонарям полетели крики. Эхо металось между вогнутыми стенами кратера.

Дай им возможность показать себя.

Гениально. В сознании девушки слова превратились в действия. План. Рискованный. Трудный. До ужаса многое должно сложиться. Но идея казалась реализуемой. И единственной, которую можно было воплотить.

Надежда в груди разрослась и охватила Хирку, покалывая в кончиках пальцев. Она улыбнулась так широко, что заболели уголки губ, и похлопала Урда по шее.

– Ты гений, – сказала девушка и попыталась вспомнить слово, которое в таких ситуациях употреблял Стефан. – Ты… Ты дьявол!

Внезапная нежность, казалось, выбила пленника из колеи. Он неловко улыбнулся, но выглядел скорее напуганным.

Отзвук имени полукровки заметался по коридору. Её звала Скерри. Пора идти. Хирка проведёт вечер, глядя, как слепые бьются на шестах. Проведёт вместе с Юром, с трупорождённым, который её не любит, но тем не менее хочет жениться.

Дочь Грааля встала и собралась уйти.

– Хирка… – Урд поднял подбородок, как будто пытался вновь обрести достоинство. – Что будет со мной? После начала этой войны?

Она и сама думала об этом. Много раз. Бывший член Совета походил на птицу в клетке. На живой фонарь. Мятежница не могла выпустить имлинга на свободу, не рискуя его жизнью. Но и оставить здесь тоже не могла. Следовало сделать его частью плана.

– Урд, через несколько дней я отправлюсь домой. В Имланд. Хочешь со мной? – Он широко раскрыл глаза и уставился на собеседницу, как будто услышав злую шутку. Девушка удивилась: – Разве не этого ты хочешь?

Пленник глубоко вдохнул и выдохнул так, словно делал это впервые за долгое время.

– В настоящий момент единственное, чего я хочу, это покоя. Чтобы меня никто не беспокоил.

Хирка взглянула на него:

– Ну что же, Урд Ванфаринн… В таком случае мы, похоже, поняли друг друга.

Один из них

Хирка шагала рядом с Юром, стараясь держать спину как можно прямее. Большая часть дома Ход тоже шла с ними: старшая сестра Юра Ганеи с мужем и с той, кого девушка приняла за их дочь. Оказалось, трудно разобраться в родственных связях, когда все выглядят ровесниками.

Сама Ход блистала своим отсутствием. Хирка догадывалась, что стареющая глава семьи ещё долго не будет появляться на людях. Возможно, до самой смерти.

Их окружали слуги. Ближе всех к дочери Грааля шли падшие со стальными каплями на лбу. Страховка на случай, если придётся забрать чью-нибудь жизнь.

Позволь тем, кто уже делал это, совершить это вновь.

Незнакомые слепые украдкой поглядывали на Хирку. Из-за её статуса, или по городу уже поползли слухи? Расскажут ли сопровождающие сейчас Юру, что он шагает рядом с предательницей? С той, что пыталась подбить их на восстание?

Тело напряглось. Отогнать прочь такие мысли оказалось непросто. Но следовало попробовать. Вечер будет долгим.

Поединки имели огромное значение для всех, кроме Хирки. Для Умпири они являлись способом отпраздновать грядущие победы и помериться силами с новоприбывшими семьями. Для мятежницы же служили скорее нежелательной отсрочкой, выброшенным на ветер временем, которое никак нельзя было терять. Разговор с Урдом заставил девушку понять, что именно требовалось сделать. Но действовать нужно было быстро.

Слепые группками шагали по улицам, ведущим вниз по кратеру. Раньше Хирка никогда не бывала на самом дне. Оно оказалось не таким уж и широким, позволяя разглядеть толпу на другой стороне. Умпири заполнили все ниши, скамьи, выступы горной породы в зависимости от того, за какое место заплатили.

У дома Ход имелись собственные ложи в первой из ряда комнат, вырубленных в скале. Хирка вошла туда вслед за Юром и собралась сесть на скамейку, но вовремя остановилась. Эти места предназначались слугам. Она же Дрейри. А Дрейри стоят.

Над головой из кратера выдавался язык ораторов, где дочь Грааля предъявили народу. Создавалось ощущение, что она оказалась в плену и смотрит снизу вверх из какого-то горла в пасть, открытую далеко в вышине. Там, где северное сияние озаряет небосвод, как великая истина, до которой никогда не добраться. Хирка заперта здесь с мелкими идиотскими вещами, со слепыми, что вот-вот кинутся друг на друга с шестами.

Она посмотрела вниз и с удивлением обнаружила, что дно кратера покрыто водой. Но, возможно, это было не так уж странно. Море находилось не слишком далеко отсюда. В середине озера над поверхностью возвышалась ровная и плоская платформа неправильной формы. Она словно возникла там сама по себе и соединялась со стенами кратера несколькими подвесными мостами.

На помосте с тремя нарисованными рингами бродил мужчина с тележкой и собирал опустившиеся туда фонари, некоторые из которых ещё горели, наступая на них и бросая в тачку. Что-то трогательное было в том, что он не выкидывал светильники в воду.

Группа готовых к битве Умпири появилась на одном из подвесных мостов, и толпа начала ликовать. Собиратель заторопился, подхватил последние фонари и удалился по мосту, расположенному прямо под дочерью Грааля.

К ней склонился Юр и прошептал:

– Я ставлю на Грида. В последние месяцы он непобедим.

В голосе юноши не прозвучало ни горя, ни тревоги за мать, а ведь Хирка знала, что он их испытывает. Но именно это Дрейри умели лучше всего – скрывать свои чувства.

Девушка разглядела светлые волосы Грида. Он лениво и самоуверенно стоял на платформе, положив шест на плечи. Чуть поодаль переминался с ноги на ногу Раун с рыжими волосами, собранными в узел. Он явился туда не сражаться, а в качестве тренера. Скерри тоже была там в окружении мужчин и женщин, которые мерили противницу взглядами.

По кратеру разнёсся крик, и поединки начались. На каждом ринге сражалась пара бойцов. Они бесстрашно набрасывались друг на друга. До зрителей доносился неравномерный стук шестов. Своего первого соперника Грид одолел за секунду, и к нему тут же вышел следующий. Его молодой Дрейри тоже скоро победил ударом в грудь, который услышала даже Хирка. Ей стало нехорошо.

Это с ними предстоит сражаться Имланду?

Она взглянула в другую сторону. И встретилась глазами с Колайлем.

Он стоял в толпе чуть ниже и делал вид, что не смотрит на дочь Грааля. Она должна поговорить с ним!

– Я сейчас вернусь, – сказала она Юру и вышла из похожей на балкон комнаты ещё до того, как он успел отреагировать. И только потом вспомнила, что нанесла тем самым оскорбление, так как не просто не спросила разрешения, но ещё и повернулась к младшему сыну Ход спиной. Хирка помедлила. Может, вернуться? Нет, разговор с Колайлем был важнее. Оставалось надеяться, что в сложившихся обстоятельствах Юр расширит для неё рамки дозволенного.

Рамки дозволенного… Она говорит как Умпири?

Хирка протискивалась сквозь орущую, потную толпу. Во всех мирах пот пах одинаково. Она добралась до Колайля и потянула за собой. Он вырвался, но тем не менее пошёл следом. Понятно, что против воли. Девушка отыскала свободное пространство под лестницей, бегущей вверх по горной стене. Все остальные старались протиснуться вперёд, чтобы оказаться поближе к сражающимся.

Колайль покачал головой. Седые волосы упали на глаза.

– Ты шутишь? Здесь? Думаешь, это подходящее место для разговора?

Хирка огляделась.

– Чем больше шума, тем меньше услышат окружающие, – ответила она. – Что сказали твои приятели?

– Если ты в любом случае решила превратить мою жизнь в кошмар, могла бы её не спасать, – с резким смешком произнёс падший.

– Ещё не поздно всё исправить… – не стала скрывать раздражения Хирка. – Так что они говорят?

Колайль посмотрел на неё и фыркнул:

– Лучше спроси, чего они не говорят. Проще было бы ответить. С тех пор как ты безрассудно решила спровоцировать спор, мне не стало покоя! Все называют тебя то предательницей, то посыльной Дрейри, то спасительницей. И никто не согласен ввязываться в мятеж. А ты на что рассчитывала?

– Ровно на то, что ты рассказываешь, – улыбнулась Хирка.

– Они не вступят в войну ради тебя. И не пойдут против своих, чтобы ты могла спасти парочку имлингских душ.

– Имеешь в виду, вам не хватает смелости?

По глазам собеседника растеклась чернота. Он дёрнул лацканы куртки.

– Я хочу сказать, что мы можем всё потерять и ничего не выиграть.

– А что, если я сначала дам вам победу? – с пылом поинтересовалась девушка, придвигаясь ближе к падшему. – Тогда вы сумеете решить, как поступить? – Колайль недоверчиво нахмурился, и она продолжила, чтобы он не успел её прервать: – Я могу отвести вас к Потоку. В Имланд. Ещё до начала нашествия. Ты понимаешь, что я говорю? Вы не должны обещать, что станете сражаться. Не придётся ничем рисковать. Вам нужно всего лишь переместиться сквозь врата. А когда подоспеют остальные, сможете поступить как захотите. Сражайтесь за них, сражайтесь за себя или бегите в леса, если уж на то пошло. Это не моё дело.

Колайль провёл рукой по щеке. Он увидел новую возможность, совсем как Хирка раньше. Она почти чуяла искушение, охватившее мужчину, и нанесла сокрушительный последний удар, добавив:

– Это можно сделать, но только до того, как первая партия груза отправится в Нифель. Если город будет полон народа, никого из вас не удастся провести через врата. Времени нет.

– Они никогда не позволят тебе уйти… – помедлив, отозвался собеседник.

– Предоставь это мне, – ответила Хирка с большей уверенностью, чем испытывала на самом деле.

– Ты планируешь убить нас всех! – по-волчьи зарычал Колайль.

– Я планирую позволить вам поубивать друг друга! – Правда вырвалась очень легко, вытесненная тлеющей яростью. Хирка сделала глубокий вдох и уже спокойнее продолжила: – Послушай, Колайль… У нас с тобой разные цели. Совершенно разные. Вы желаете избавиться от капель на лбу и изменить систему, которая их туда поместила. Я же хочу исцелить Поток. Но у нас обоих есть шанс на успех, если мы поступим так, как я сказала.

Падший тайком оглядывался по сторонам в страхе, что их увидят вместе.

– Ты натравливаешь Умпири на Умпири, брата на брата. И готова позволить всем нам умереть, чтобы спасти собственный народ. Чтобы укрепить Поток. Чтобы достичь того, чего хочешь ты. – Хирка сложила руки на груди и посчитала, что такого подтверждения словам собеседника достаточно. Он пристально смотрел на девушку. – А ещё говорят, что ты не Дрейри…

– Ну, ведь кролики всегда умирают, – ответила она. – Теперь я знаю, что это значит.

Краем глаза Хирка уловила движение. Юр. Она похолодела. Казалось, время замерло. Нельзя, чтобы он увидел их вот так. Он не должен заподозрить неладное. Дочь Грааля ударила Колайля. Тот вздрогнул и схватился за щёку.

– Когда я велю что-то сделать, исполняй, – протянула девушка. – Ты не должен задавать вопросов, Кесколайль.

Уголок губ падшего задрожал. Он попятился и скрылся на лестнице. Юр смотрел ему вслед. Хирка положила ладонь на руку юноше.

– Прошу прощения. Я просила принести мне попить, но он элементарных вещей не понимает.

Младший сын Ход рассмеялся:

– Он не тупой, просто упрямый. И всегда позволял себе больше, чем остальные падшие, хотя это, наверное, не так странно.

– Да? Почему же? – Хирка попыталась не показывать острого любопытства.

Юр склонился к ней, как будто делился тайной, и прошептал:

– Говорят, он стал падшим во время войны, потому что убил того, кто пытался поджечь палатку. Кесколайль спас шкуру Скерри и с тех пор немного занёсся.

Хирка бросила взгляд вслед мужчине, но его уже давно и след простыл. Он не врал в тот раз, когда целительница извлекала из его тела осколки стекла. Хоть и в забытьи, но говорил правду. Колайль стал одним из падших, потому что спас не того.

А она так его и не простила.

Хирка закрыла глаза. Звуки ударов шестов и крики нарастали, и постепенно ей стало казаться, что они раздаются внутри её. Чужие, звериные. Девушка ожидала, что у неё в груди вспыхнет костёр гнева. Что она начнёт злиться от ужасной несправедливости. Но ничего не почувствовала.

Дочь Грааля наконец привыкла к этому миру. Наконец перестала испытывать потрясение от происходящего. Победа с привкусом поражения.

Сделка

Ример шёл по дну расселины. Здесь было влажно. Ночью бурная растительность казалась бесцветной. Вороны сидели на деревьях вплотную друг к другу. Тёмные тени, распустившие перья. Иногда они взлетали, чтобы пересесть на другое место. У бывшего ворононосца появилось ощущение, что птицы нервничают из-за его присутствия. Но в эти времена все нервничали из-за его присутствия.

Ример подошёл к обрыву, откуда открывался вид на Блиндбол, сел на камень и достал флакон. Он выглядел чёрным на фоне руки. В темноте казалось, что ладонь обтесали топором. Поотрубали пальцы. Возможно, это было не так далеко от истины.

Жизнь вертелась вокруг склянки с кровью. Вокруг того, чтобы удовлетворить мёртвый клюв. Происходящее казалось бредом. И станет погибелью Римера. Он ненавидел это. Ненавидел то, что сам виноват во всём.

Как всегда, у него появилось желание вылить содержимое флакона на землю. Избавиться от проклятой склянки. Отобрать у себя возможность отвечать. Когда Грааль вызовет раба, он будет не в состоянии откликнуться. Но чем придётся расплачиваться за это? Не только болью. Не только смертью. Грааль служил единственной ниточкой к Хирке. Оборвать эту связь означало предоставить девушку неизвестной судьбе. Отдать на сомнительную милость безжалостного отца.

Уж не говоря о том, что Равнхов и Колкагги нуждались в Римере. Во всяком случае, до тех пор, пока он сражался на их стороне. До тех пор, пока Грааль ему позволял…

Нет. Нужно стараться сохранять спокойствие. Иллюзию контроля. И попытаться узнать наверняка, насколько сильной может быть боль. Лучше сейчас, чем потом.

Ример притянул Поток и вылил кровь на язык. Она успокоила горло и моментально породила ощущение удовлетворения, как будто клюв вознаграждал за послушание. Сын Совета, выросший в Эйсвальдре, слышал, что опа производит такой же эффект. Средство, которое вызывает у мужчин зависимость. Какую часть себя он потеряет?

В горле зашевелился клюв.

– Я думал о тебе, Ример. Мы снова друзья? – слова прозвучали честно и мягко. В них не было сарказма. А произнёс их мужчина, в руках которого находилась жизнь юноши.

Он подавил смех и отозвался:

– Уж во всяком случае, не любовники.

В груди прокатилась волна грусти. Это недолгое ощущение не принадлежало Римеру.

– Я всё равно скоро связался бы с тобой, – сообщил Грааль, вновь обретя контроль и установив холодное доминирование. – Маннфалла отправила несколько сотен имлингов на север, и я надеялся, ты откроешь мне причины этого похода. Куда они следуют?

Ример помедлил. Он знал. Вполне вероятно, отряд направлялся в качестве обмена с Мередиром Бейгом. В настоящее время одиннадцать государств торговали друзьями как кожами. Наверняка Грааль и сам уже давно до этого додумался. Это была проверка.

– Если бы я знал, куда они следуют, то не сидел бы здесь и не болтал с тобой, – сказал Ример и стойко выдержал напряжённую тишину.

– Зачем? – произнёс наконец Грааль. – Зачем тебе врать о столь малозначительном? Разве у нас не одна цель? И ты, и я хотим ослабить мощь Даркдаггара.

– Если мы желаем одного и того же, почему ты считаешь, что я вру? – дерзко поинтересовался Ример, вглядываясь в темноту, как будто перед ним сидел сам Грааль.

– Потому что ты не спрашиваешь! – разъярённый крик невидимого собеседника рвал горло. – Если бы ты не знал, то уточнил бы, о каком количестве имлингов идёт речь и когда они вышли из Маннфаллы. Отсутствие любопытства может свидетельствовать лишь о том, что тебе уже всё известно, так зачем… – Грааль внезапно замолчал. Он непроизвольно поделился слишком многим. Ример чувствовал, как злость сменяется удивлением, а потом самым опасным – пониманием. – Ты тренируешься… Учишься терпеть. Противостоять боли.

Раб клюва схватил с земли палку. Он знал, что придётся вонзить во что-нибудь зубы, знал, что придёт мучительная агония. Зажмурился.

Давай. Давай.

Она пришла.

Боль расплавленной сталью пронзила горло. Клюв врезался в гортань толчком, который бросил вперёд всё тело. Сквозь голову пронеслись ледяные иголки. Мысли о том, чтобы закусить палку, исчезли. Вся воля сосредоточилась лишь на том, как вытерпеть невыносимые страдания. Ример зарылся лицом в листву и пополз вперёд на локтях, глотая кровь. Он подобрался к краю обрыва и посмотрел вниз. Падение может спасти его.

Внезапно тело онемело. Боль прекратилась, оставив после себя сладкую, сладкую пустоту. Руки и ноги отказывались подчиняться. Понимание ударило, как новый приступ боли. Клюв не хотел смерти раба и остановил его, учуяв порыв спрыгнуть. От паники сердце судорожно заколотилось.

Ример беззвучно закричал, лёжа лицом в земле. Ощущая вкус грязи. Вкус крови. В лёгких кончился весь воздух. А потом вернулась свобода. Способность двигаться. Юноша перевернулся на спину. Он лежал и дышал, глядя вверх, на край расселины. Трещина на фоне тёмного неба.

Ример думал, он понимает, что означает клюв. Что такое быть рабом. Но только сейчас по-настоящему уяснил масштабы происходящего, и правда грозила задушить его. Настоящий раб не имеет возможности избежать всего этого.

Клюв больше не шевелился, но юноша чувствовал Грааля. Горе тяжкое, как камень на груди. Трупорождённый шептал его имя:

– Ример… – Раб встал на четвереньки и сплюнул. Казалось, клюв сжался, выпрашивая ещё крови. – Выпей. Пожалуйста. Тебе станет лучше. – Слова звучали как извращённая молитва. Ример не ответил и не пошевелился. Он слышал чьи-то шаги. – Ты должен понимать… Я не хотел…

– Я не один, – сказал юноша хриплым надсаженным голосом и сам удивился, что вообще смог что-то произнести.

Грааль помедлил. Ощущение его присутствия исчезало медленно и неохотно. Но исчезало.

Ример с трудом встал на ноги, поднял глаза и посмотрел на того, кто стоял среди деревьев и целился в него из натянутого лука.

Тейн.

Его одежда была готова лопнуть от вздувшихся, напряжённых мускулов.

– Ты должен знать, что этим оружием я умею пользоваться лучше, чем мечом.

Ример хмыкнул. Казалось, его горло забито песком.

– Будем надеяться.

Сын хёвдинга вышел из тени. Лук потрескивал, как будто искал причину выпустить стрелу. Ример поймал себя на мысли, что не будет возражать, если Тейн предпримет такую попытку, и, возможно, на этот раз позволит ему победить.

– С кем ты разговаривал? – Губы собеседника подрагивали. Наверняка он знал, что ответ на этот вопрос не может оказаться хорошим.

– Если ты собрался выстрелить, не медли.

– Думаешь, я шучу? – Тейн натянул тетиву.

– Думаю, ты промахнёшься. – Ример смотрел на соперника в ожидании едва заметного движения, подтверждающего, что он отпустил тетиву. Ждать пришлось долго. Чтобы поторопить развитие событий, раб клюва развёл руки в стороны и с обнажённой грудью двинулся навстречу Тейну. – Хочешь, я сброшу мечи, чтобы ты чувствовал себя более ув…

– С кем ты разговаривал?!

– Ты хочешь. – Ример был уже близко. – Я знаю, что хочешь. Не имеет никакого значения, с кем я…

– Ответь мне! – Тейн попятился и потерял равновесие. Стрела сорвалась с лука и воткнулась в землю с разочарованным свистом. Молодой мастер Колкагг бросился на противника, прижал его лицом к скале и выкрутил руку.

– Если ты немного помолчишь, то получишь ответы на свои вопросы. – Тейн выпустил лук и стал бороться с Римером. Сын хёвдинга был сильным, но ему не хватало техники и выносливости, и вскоре он уже тяжело дышал. Ан-Эльдерин прохрипел в ухо парню: – Я расскажу, с кем разговаривал. А когда всё поймёшь, исполнится твоя мечта. Мне потребуется твоя помощь. Слышишь меня?

– Какая помощь? – просипел упирающийся лицом в скалу Тейн.

– Убить меня.

Он тут же прекратил сопротивление. Ример отпустил руку соперника.

– Теперь мы можем поговорить, как взрослые?

– Ты хочешь, чтобы я тебя убил? – Сын хёвдинга повернулся к нему. Чёрная чёлка прилипла ко лбу.

– У меня в горле клюв. – Римера охватила усталость. Он прислонился к скале и сполз вниз на землю. Слова ядом вытекали из его рта и дарили чувство очищения по мере того, как покидали тело хозяина. Он прислонился затылком к холодному камню. – Клюв ворона. Он мёртв, но до сих пор жив. Это слеповство. Вот с кем я разговариваю.

– Как у Ванфаринна? У того члена Совета? – спросил Тейн, садясь рядом.

– Тот же самый клюв, – кивнул Ример. – И он делает из меня раба. Инструмент.

– Чьего раба? – Собеседник встретился с ним взглядом. Ярость утихла, сменяясь отвращением и недоверием.

– Грааля.

На какой-то миг сын хёвдинга совершенно растерялся. Потом, судя по всему, вспомнил имя. Ример не представлял, что Эйрик рассказывал наследнику, но это имя он знал. Рядом каркнул ворон. Хор голосов поддержки пронёсся по расселине, а потом всё снова стихло.

– В самой глубине Шлокны… – Тейн отряхнул с ног цветки вереска.

– Вроде того… – Ример провёл ладонями по лицу. – Слушай, я не знаю, что будет, не знаю, сможет ли эта мерзость получить надо мной власть. Но в тот день, когда это случится, мне потребуется помощь, понимаешь? Нужно, чтобы кто-нибудь уничтожил меня. Я прошу тебя, потому что…

– Потому что не решаешься обратиться к моему отцу. Он бы никогда этого не сделал и скорее застрелил меня, чем тебя. – Тейн улыбнулся, но горечь скрыть не удалось. Ример посмотрел на сына Эйрика. Эйрика, у которого для каждого находились время и силы. Хёвдинг Равнхова, которого боготворили все жители. Возможно, такую цену приходится платить, когда несёшь ответственность за многих: забываешь о самых близких.

– Тейн…

– Даже не пытайся, Ример. Ты – это то, что он хочет. Ты – это то, что хотят все. Даже она… – последние слова прозвучали невнятно, как будто самоуверенный парень проглотил собственную язвительность.

– Вот поэтому я и прошу тебя, – сказал Ример. – Ты не просто достаточно силён для этой задачи, она тебе даже понравится. – Тейн рассмеялся, но голос его звучал безрадостно. Ример протянул руку собеседнику. – Ну что, остановишь меня в тот день, когда будет необходимо? Договорились?

– Договорились. – Тейн пожал ладонь Римера. Она казалась холодной по сравнению с горячей рукой сына хёвдинга.

Жажда

Хирка села в кровати, и та немедленно начала раскачиваться. Девушку что-то разбудило, но было непонятно, что именно. Какое-то ощущение. Стремление. Живот скрутило, но её не тошнило. Хотелось пить. Страшно хотелось пить.

Она схватилась за горло. Пить. Срочно.

Хирка выпрыгнула из кровати, прошла в ванную, где вода с ледника сочилась по жёлобу в каменной стене и собиралась в углублении, и сделала несколько больших глотков. Это не помогло, и она попила ещё. Ледяная вода успокоила спазмы, но не жажду. Обеспокоенная девушка вытерла рот и удивлённо уставилась на руку. Вены вспухли, как будто находились снаружи тела. Может, это просто кошмар?

Мне снилось такое раньше.

В шахтах Эйсвальдра. Когда её заключили в тюрьму, Хирка проснулась со вспухшими венами, как сейчас. Стало страшно, но жажда оказалась сильнее ужаса. Дочь Грааля оскалилась на своё отражение в зеркале. Урд был прав. Она изменилась: сделалась бледнее, а волосы отросли и топорщились во все стороны. Рыжая шевелюра и белая кожа. Хирка заметила, что после упражнений с шестами и ношения железных грузил на руках начали проступать мускулы. А ещё с момента появления здесь она не съела ни одного нормального обеда.

Во рту пересохло. Казалось, он забит песком. Хирка ощущала вкус крови. Ей хотелось ощущать вкус крови.

Как только в голову пришла эта мысль, вены снова сжались. Будто признание стало обещанием.

Жажда. Как же хочется пить.

Хирка натянула одежду, схватила шест, вышла на балкон и спрыгнула на проходившую под ним улицу. Было рано, и снаружи царила тьма. Даже вороны ещё не проснулись. Девушка помчалась к дому Всевидящего. По мере приближения жажда становилась всё сильнее. Казалось, она исходила прямо из сердца, как будто каждая капля жидкости в теле всасывалась туда и заставляла язык пухнуть, а пульс биться сильнее.

Хирка двигалась по кратчайшему пути, бежала на север по мостам и проулкам, срезая углы, где только было возможно. Она направлялась к бушующему морю. По обе стороны дороги возвышались чёрные скалы, блестящие от воды, которая стекала с тающего ледника. Впереди стали видны волны. Это зрелище сделало жажду невыносимой. Дочь Грааля побежала быстрее, поскользнулась на песке, который попал на улицу с моря, но не упала, а взлетела вверх по лестнице и рывком открыла ржавую дверь.

– Всевидящий! – кричала ранняя гостья, устремляясь по коридору в пещеру. Там оказалось пусто. Возможно, хозяин дома ещё спал, но Хирка не могла ждать, пока он соизволит встать. Она порылась среди горшков и мисок на полках. Собственное дыхание напоминало ей звериное. Какой-то горшок упал на пол и разбился. Ну и пусть.

Где же она?

– Не это ищешь?

Хирка повернулась к Всевидящему, схватила флакон, который он держал в руках, и выпила содержимое. Напряжённое тело расслабилось. Она рухнула на скамейку, но проглотила всё до последней капли. Потом уронила склянку. Та покатилась по столу. Всевидящий поймал флакон и сел напротив девушки.

В её ушах звучали удары сердца, слишком быстрые, чтобы их считать. Она зажмурилась, подождала, пока дыхание не восстановится, и только потом взглянула на сидевшего перед ней мужчину. На лице без капюшона Хирка могла рассмотреть все детали. Красный зев. Полурот, полуклюв. Глаза словно расплавились, перекосились и оказались не на том месте. Под подбородком обвисли клочки кожи.

И всё же зверем являлась сама дочь Грааля. Такое же чувство у неё возникало рядом с Юром. Её окружали монстры, но самым чудовищным из них была она. Хирка провела языком по зубам и втянула в себя кровь, застрявшую между ними.

– Что со мной творится? – спросила она осипшим голосом.

– Чувствуешь тошноту? – спросил Всевидящий, пристально глядя в глаза собеседнице. Она помотала головой. – Если бы я дал ещё, ты бы выпила?

Хирка кивнула.

Хозяин дома рассмеялся. Всхлипывания походили то ли на смех, то ли на крик. Девушка склонилась над столом.

– У меня выдался сложный год, – прохрипела она. – И терпение уже подходит к концу, поэтому спрашиваю ещё всего один раз: что со мной творится?

Только по морщинам вокруг чёрных птичьих глаз можно было понять, что собеседник улыбается. Наконец он пояснил:

– Ворон принял тебя. Тебя, и никого другого. Бас-с-старда. Получеловек, полу-Дрейри.

Хирка посмотрела на Всевидящего. Вопросы в её голове боролись за место в очереди, сбиваясь в кучу. Больше не удавалось отделить один от другого. Поэтому девушка ухватилась за важнейший из них, которому удалось пробиться сквозь все остальные:

– Я смогу принять перерождение? Если прибуду в Имланд, да? К Потоку?

– Это кажетс-с-ся неосуществимым, – с лёгким сипением вздохнул он, – но ворон благословил тебя. И ты сильна. Значит ли это, что ты когда-нибудь сумеешь слиться с Потоком… Никто не даст ответа.

– Понимаю. Мне надо только попасть туда.

– И если ты отыщешь клюв, то должна попросить его об услуге. Неизвестно, захочет ли первый помочь, учитывая, что ты не знаешь его имени. И будешь ли ты в состоянии пережить перемену. Существует множество непредсказуемых факторов, Хирка.

Ей были ненавистны слова собеседника, потому что она думала о том же. Он прав. Многочисленные неизвестности были сплетены в единый клубок. Всё или ничего. Возможно, дочь Грааля закончит так же, как и Всевидящий, проведя остаток жизни в муках, скрываясь под плащом от окружающего мира. Но она и без того всегда скрывалась и бежала.

– Что самое плохое может со мной случиться? – улыбнулась Хирка, оскалив зубы.

– Этого я не знаю. Ты первая в своём роде.

Она надеялась услышать что-нибудь другое. Что угодно было лучше, чем неведение.

И всё же необходимо попытаться. Возможно, полукровка никогда не примет рождения от ворона и не сумеет слиться с Потоком. Такое возможно, Поток настолько разрушен, что уже никогда не станет таким, как прежде. Но вот если удастся убраться отсюда с падшими… И извлечь клюв из горла Римера… Тогда она как минимум даст Имланду шанс на выживание.

– Ты понимаешь, что это означает? – спросил Всевидящий. – В тебе меньше крови первых, чем в ком бы то ни было здесь, но всё же вороны благословили тебя. Ты всё изменишь.

– Если я доживу до возвращения в Имланд. – Хирка посмотрела на хозяина дома.

– Почему нет? Лучше беспокойся о том, что произойдёт после твоего возвращения туда.

– Тогда всё будет зависеть от меня. От Потока. С этим я справлюсь. В этом мире всё обстоит хуже. Здесь моя собственная семья пытается похоронить меня заживо! Здесь меня выставляют напоказ в качестве доказательства всемогущества Грааля, но в действительности вы все меня ненавидите. Смешанная кровь. Человек. Ты сам говорил!

– Похоронить тебя? – Собеседник прислонил шест к столу и сел напротив девушки.

– Когда я пришла сюда и сказала, что хочу принять рождение от ворона… – начала объяснять она, утомлённо проведя рукой по лицу, – ты так и не спросил, что случилось. Случилась Скерри. Она сумасшедшая. И иногда смотрит на меня как на ту, кто может помочь её дому подняться, а иногда как на дочь любовника, который больше её не хочет.

Всевидящий коснулся ладонью руки Хирки. Чёрные когти распластались по белой коже, словно деля её на маленькие кусочки.

– Почему ты не сказала раньше? Ты не должна позволять ей калечить с-с-себя! Не сейчас! Ты… ты…

Девушка внимательно посмотрела на птичье лицо собеседника. Он казался искренне обеспокоенным. Это было крайне неожиданно, и Хирка пожалела, что вообще о чём-то рассказала.

– Не всё зависит от меня, Всевидящий, – едко прокомментировала она. – Но теперь ты знаешь: если со мной что-нибудь случится до войны, в этом виновата Скерри.

Хозяин дома смежил веки и склонил голову набок, как будто к чему-то прислушивался. Затем ослабил хватку, открыл глаза и посмотрел на Хирку. Единственное, что различала она, был шум моря, бьющегося о скалы.

– Твоя семья хранит опасную тайну, – произнёс Всевидящий. Взгляд его стал тяжёлым, как будто он только что сделал нелёгкий выбор.

Дочь Грааля не сомневалась в истинности этих слов. В доме Модрасме имелось слишком много тёмных закоулков. Мест, мимо которых её ловко проводили.

Стены пещеры как будто сжалась и придвинулись, чтобы подслушать. Хирка не шевелилась из опасения, что Всевидящий перестанет говорить.

– Я жив потому, что никогда ни с кем не делился этой тайной, – после минутного колебания продолжил он, сложив руки на груди. – Но она сможет помочь не умереть и тебе, если правильно ею воспользоваться.

– Зачем же раскрывать секрет сейчас? Только не говори, что ты внезапно стал беспокоиться…

Собеседник уставился в пол. Слова девушки обидели его? Нет, здесь крылось что-то другое. Стыд. Внезапно она всё поняла.

– Ты не верил в меня, – прошептала она. – До сих пор. Считал, что я никогда не получу благословения ворона. И не смогу принять перерождение. Но теперь ты веришь. Теперь беспокоишься обо мне.

Он думает, я могу исцелить его…

Голова Всевидящего дёрнулась, словно птица стряхнула с себя капли дождя. Он перегнулся через стол, и из-за скрюченной спины казалось, что он опускается перед гостьей на колени.

– Хирка… Они не были братьями.

– Кто? Кто не был… – она не договорила.

Грааль и Наиэль.

Она уставилась на Всевидящего. Тот быстро кивнул, словно подтверждая озарение.

– Грааль законнорожденный, он является с-с-сыном Рауна и Ухере. Они твоя семья, Хирка. А вот Наиэль…

– Откуда ты?… Почему?…

– Послушай меня, дитя. – Собеседник коснулся губ девушки чёрным когтем. – У Рауна и Ухере родился сын. Это случилось задолго до войны. Их дом обладал высоким с-с-статусом. Но ничто не бывает достаточно высоким в Дрейсиле. – Всевидящий беспокойно огляделся. Рефлекторное движение, но в глазах читалась стальная уверенность. – Ухере серьёзно заболела, и они с-с-скрывали это, как могли. Поползли слухи. Возникла угроза их статусу. И вот Ухере предъявила ещё одного сына. Разница между братьями была всего сто лет. Они стали легендой. Их почитали. Любили. Им поклонялись. Дом Модрасме поднялся и вошёл в Совет. Вот так они получили с-с-своё имя. Своё наследие.

Всевидящий наморщил неестественно скошенный лоб и ещё тише продолжил:

– Могло случиться так, что мы никогда не вошли бы в Имланд, если бы не безумное преклонение перед двумя братьями. Вот только их родство основывалось на лжи. Я знаю точно, так как лечил Ухере. И она не была беременной, могу покляс-с-сться. Понятия не имею, откуда взялся Наиэль. Но он пах, как родители. Мы никогда это не обсуждали, хотя Рауну и Ухере было известно о моей осведомлённости. Они часто приходили ко мне с подарками, как и другие. Каждый раз Наиэль являлся с ними. Никто не сомневался в их родстве. Если его запах мог обмануть меня, то всех остальных и тем более. Обманом или чудом в нём текла кровь Модрасме. Но семья продолжала приходить. Год за годом. Так я видел, как рас-с-стёт Наиэль. И превращается в бога.

Всевидящий помедлил. Хирка не решалась сделать вдох и вскоре услышала:

– Я любил его. Больше, чем он меня, но этого было достаточно. Надо прожить несколько с-с-сотен лет, чтобы понять, о чём я говорю, но это правда. Иногда тоска становится невыносимой, и ты берёшь то, что дают.

После этих слов в памяти всплыло лицо Римера. Безоговорочно красивое. Суровое. Полная её противоположность. И одновременно её душа. Он делал вещи, которые называл необходимостью, а она – кошмаром. С благими намерениями переступал через всё, во что верила Хирка. И всё же она его любит. Любит. Тоскует. Осуждает его, мечтает о нём, злится на него. Но ни одна из эмоций не может изменить того факта, что ради Римера она сделала бы что угодно. И это ей придётся доказать.

– Вот так обстояло дело, – продолжал Всевидящий. – До тех самых пор, пока я не рассказал Наиэлю правду во время войны. Ты понимаешь, что это означает для твоей семьи? Если кто-нибудь проведает об обмане дома Модрасме?

Хирка кивнула, хотя на самом деле не особенно хорошо представляла последствия. Но всех её родственников накажут, это ясно. Может быть, налепят всем стальные капли на лбы.

Разрозненные кусочки мозаики начали складываться у неё в голове в общую картину. Предатель Наиэль. Почему он повернулся спиной ко всем? По словам Грааля, чтобы стать богом в Имланде. По мнению Римера, чтобы править народами. А что, если причиной послужила ярость от того, что родители всю жизнь врали сыну?

Хирка подумала о Наиэле. Длинные чёрные волосы. Самодовольство. Резкий смех. В горле появился ком. Она напомнила себе, как слепой надругался над Граалем. И угрожал ей. Всевидящий Имланда был каким угодно, но только не святым.

Никто не является святым.

– Возможно, настанет время, когда мне придётся сказать им, что я обо всём знаю. Ты это понимаешь? – спросила Хирка, вставая.

– Яс-с-сное дело, понимаю.

– Они догадаются, кто раскрыл мне секрет.

– Убить Всевидящего? – Хозяин дома поднялся на ноги с большей лёгкостью, чем раньше, и рассмеялся: – Никто не захочет совершить такое злодеяние перед войной. – Вокруг его глаз появились морщинки – признак улыбки, которая никогда не сможет озарить лицо. – В любом с-с-случае они не сумеют навредить никому из нас. Печать взломана. Я подготовился. Если со мной что-нибудь с-с-случится, правда выйдет наружу. Так что теперь мы с тобой в одинаковом положении. От одной и той же тайны зависит, жить нам или умереть.

Всевидящий произнёс это удручённо, но для Хирки его слова несли надежду. Оружие. Теперь у неё имелся острый нож на случай, если дочери Грааля откажут в выезде.

Она протянула ладонь собеседнику, и тот пожал её, обхватив чёрными пальцами, грубыми, как когти ворона. Рукопожатие. Благодарность. По крайней мере, теперь он на её стороне. Раньше он боялся надежды, теперь же верит. Теперь готов поставить на неё. Хирке оставалось уповать на то, что так поступит не только он.

Она покинула пещеру Всевидящего, открыла ржавую дверь и вышла на улицу. Пахло морем. И переменами. Всё оказалось не таким, как думала девушка. Но Наиэль мёртв, и всей правды она никогда не узнает.

Хирка отправилась в долгий обратный путь туда, где всё было построено на лжи.

Украденный

– Об этом не может быть и речи, – заявила Ухере. Слова прозвучали невнятно, потому что во рту она зажимала шпильку для волос, однако в их смысле сомневаться не приходилось. Хирка подумала, что это её первая ссора с семьёй. И это только начало.

– Это не вопрос, – ответила девушка. – Я уйду. Я должна уйти.

Ухере скрутила волосы сзади и скрепила шпилькой. Причёска распалась, так как пряди оказались слегка коротковаты. Но женщина не сдавалась. Возможно, потому, что заколку ей вручил в качестве признания заслуг дом Дельнаре, третий дом. С украшения свисали жемчужины жёлтых оттенков рода, поэтому все гости сразу поймут, кто преподнёс подарок.

Узел снова распался. Ухере повернулась к Хирке и расстроенно посмотрела на неё, словно винила в случившемся.

Раун поставил бокал на полку и подошёл к ним. Рыжий Дрейри был одет так, чтобы произвести впечатление. Одну руку украшало некое подобие доспеха. Не настоящего, конечно, а декоративного. Блестящая сталь покрывала плечо, локоть и руку. Смесь брони и безделушки.

Раун помог жене уложить волосы, нежно собрав их и сжав пальцами.

– Как только мы окажемся в Имланде, можешь учиться играть с Потоком сколько захочешь, – сказал он. – В твоём распоряжении будет всё время мира. Но до тех пор ты нужна нам здесь. Как считаешь, что подумает Юр, если ты исчезнешь накануне похода в Нифель?

Хирка посмотрела на моложавого деда. Она никому не рассказывала о предложении, а Раун уже всё знал. Вполне вероятно, они с младшим сыном Ход ничего не решали в планах по объединению домов.

– А с чего Юру это комментировать? – спросила Хирка с напускным непониманием. Раун и Ухере встретились глазами в зеркале. Она заставила их на какое-то время занять оборонительную позицию и поспешила закрепить успех: – Возможно, вы не видите никаких причин, но для меня это важно! Я не могу вступить в войну, если не буду знать, помог ли мне Всевидящий и сумею ли я совладать с Потоком. Это необходимо проверить. И риска никакого нет!

Девушка вспомнила кое-что и поправилась:

– Конечно, Скерри со своей манией преследования уверена, что я сбегу и предупрежу друзей в Маннфалле. Можно подумать, они у меня остались! В любом случае она успеет остановить меня, потому что нам придётся отправиться туда вместе. Ворон ведь принадлежит Скерри. А если вы действительно считаете, что она не в состоянии держать меня в руках, пошлите ещё двадцать сопровождающих! Или столько, сколько хотите, это не имеет значения. Мне нужна всего пара дней, и даже не потребуется покидать каменный круг. Он ведь расположен под землёй! Сколько напастей я могу причинить из-под земли? В Имланде никто даже не догадается, что я там побывала.

Раун выпустил из рук волосы Ухере. Причёска не распалась.

– Грааль сказал бы то же, что и мы. В этом нет смысла. Мне жаль.

Хирка чуть было не зарычала. Она надеялась, что тайну не придётся пускать в дело. Это будет воспринято как угроза, но что ещё оставалось? Необходимо попасть домой до того, как всё рухнет в Шлокну. Надо найти Римера и извлечь из его горла клюв, чтобы освободить и дать возможность сражаться. А если Колайль привлечёт на свою сторону падших, то получится переправить армию.

Хирка посмотрела на Рауна:

– Мы можем поговорить наедине?

Глаза слепой в отражении сузились. Вокруг её шеи была несколько раз обмотана цепочка, плотно прилегающая к коже.

– Как раз об этом я и говорила! Ты слишком мягок с ней. – Ухере обращалась к мужу, но не сводила глаз с Хирки.

– Ничего не изменится, если мы… – Раун опустил руку на спину девушки.

– Сейчас же, – сказала она, отвернулась от деда и зашагала прочь, нарушив все правила приличного поведения. У неё больше не осталось сил их соблюдать. Будет война, и миры падут. Смешно думать о том, к кому можно повернуться спиной, а к кому нет.

Раун прошёл за Хиркой в её комнату и закрыл за собой дверь. Вероятно, он наконец понял, как это важно для внучки. Или захотел удостовериться, что Ухере их не услышит. Чтобы иметь возможность соврать ей, сказав, что был строг.

– Садись. – Девушка хотела продемонстрировать вежливость, но предложение сесть Дрейри равнялось предупреждению о чём-то настолько ужасном, что даже у Умпири могли подкоситься ноги. Такое предложение говорило само за себя.

Он не сразу, но подчинился. Хирка тоже опустилась на скамью у окна и спросила:

– Грааль знает, что они с Наиэлем не являлись братьями?

Глаза Рауна стали чёрными как ночь. Казалось, он прекратил дышать. Полукровка подавила желание отодвинуться.

– Тебе хотелось бы нас уничтожить? – в голосе мужчины слышалось сомнение.

– Никогда, – ответила Хирка. Самая горькая смесь правды и лжи, которую она когда-либо выдавала.

Раун поник. Сталь звякнула у него на руке. Бесполезный доспех. Реакция оказалась совершенно не такой, как ожидала девушка, а естественной. И физической. Она подняла руку, чтобы положить на спину деду, но передумала.

– Я убью его, – прорычал он.

– Я догадалась сама, – соврала Хирка. – Но его реакция подтвердила мои догадки, как и твоя сейчас. Всевидящий не сделал ничего плохого. Но если ты его тронешь, то непоправимое произойдёт. Ты знаешь это. Всегда знал.

Рыжая борода подрагивала, выдавая сотрясавшую Рауна дрожь. Случившееся невероятно давно до сих пор имело власть над его телом. Хирка всегда считала, что время стирает острые грани всего болезненного и тяжёлого. Но, возможно, с тайнами дело обстояло иначе. Похоже, чем дольше они тлеют, тем сильнее обжигают. А этот секрет теплился почти три тысячи лет.

– Всё было не так, как ты думаешь, – сказал Раун. – Никто этого не планировал. Никто не бродил по округе в поисках какого-нибудь ребёнка. – Он оперся на локти, как будто тело стало слишком тяжёлым и требовало поддержки. – Это случилось так давно… В те времена, когда Ухере заболела, мы жили в Нифеле. Я боялся потерять её и считал, что ей осталось лишь несколько месяцев из-за начала старения. Но не появилось ни морщин, ни седых волос. Мою жену мучила лихорадка.

Он провёл руками по лицу, но затем продолжил:

– Всевидящий оказался бессилен. Но сказал, что существует способ ей помочь. Сердцевина среброзлака. Вот только это растение было практически невозможно достать. Мы разослали множество воронов, и лишь один из них вернулся с положительным ответом от лавочника из столицы, из Гиннунгада. Мы согласились переплатить, и он отправил посыльного, а я выдвинулся навстречу.

Раун нервно откашлялся – верный признак того, что самое плохое ещё впереди.

– По дороге на меня напали. Остановили. Их было трое. Дрейри. Никто из них не выжил. Последнего я догнал на болоте и утопил в грязи собственными руками.

Хирка откинула голову назад и закрыла глаза. Раун только что признался, что убил одного из своих. Если бы кто-нибудь проведал об этом, отец Грааля стал бы падшим: получил бы стальную каплю на лоб, не имел права заключать сделки, жил случайными заработками и швырял бутылки на улицах. Он тем временем продолжал рассказ:

– Я выбрался из болота. Увидел, как тот тип утонул. Всё могло бы закончиться там и тогда. Но краем глаза я заметил движение, увидел женщину, побежал за ней по холму и вдруг услышал плач. Но плакала не она. Молодая Дрейри держала на руках ребёнка, но, несмотря на это, бежала к краю обрыва, намереваясь сброситься, чтобы не позволить убить себя. Я перехватил женщину, хотя понятия не имею, что собирался с ней сделать. Пытался ли я спасти её или хотел избавиться от свидетельницы? Не знаю. Даже сейчас не знаю.

Раун вытянул руку, как будто показывал, как держал ту женщину, и горько зашептал:

– Я вцепился в неё, и мы упали вместе. Но даже после этого она сжимала ребёнка до тех пор, пока он не перестал плакать. Возможно, не желая, чтобы я забрал жизнь её дитя. Не знаю. Но я сломал руку молодой Дрейри, которая пиналась и боролась, как медведь, и освободил малыша. Затем вонзил когти в женщину, забирая боль, пока она не перестала двигаться. И только тогда почуял запах ребёнка. Он казался таким знакомым, будто исходил от моего собственного дитя. И я… Я сидел и держал его на руках Первые знают как долго. Когда я собрался ехать домой, никто не смог бы отнять его у меня. Этот ребёнок стал моим.

Раун посмотрел на Хирку и с отчаянием добавил:

– Не знаю, сколько в тебе от человека, а сколько от Дрейри, но семейный запах… Наша родная кровь… Никогда ни до, ни после того случая я не слышал о чём-то подобном. Вероятно, с ним с самого рождения что-то было не так. Ребёнок ведь пах не так, как его родители. Может быть, именно поэтому они поселились там, либо они сами украли его, я не знаю. Но я забрал дитя. Да, забрал. Сломал женщине шею и тоже утопил в болоте. А ребёнка взял себе. Наверное, ты думаешь, я сделал это, чтобы возвысить свой дом, но ты ошибаешься! Ошибаешься…

Хирка кивнула. Ей стало нехорошо. Не от рассказа Рауна, а от отвращения к себе самой. От того, что использовала трагедию, чтобы надавить на него. Кто она такая? В кого превратилась? А рыжий Дрейри решительно продолжил:

– Я скрыл ребёнка от лавочника, забрал среброзлак и поехал домой. И когда положил малыша на руки Ухере, то понял, что поступил правильно. Она несколько дней не выпускала дитя, и болезнь начала отступать. Безо всякой помощи. Такова наша история. Объявление о недомогании моей жены послужило невеликой ценой за то, чтобы сообщить, что оно было вызвано беременностью и рождением ребёнка. Он стал нашим благословением, более великим, чем я мог мечтать. – Раун устало посмотрел на Хирку и мрачно завершил рассказ: – До тех самых пор, пока он не повернулся к нам спиной.

Девушка промолчала. Вполне вероятно, рыжий Дрейри не знал, почему Наиэль предал их, и не представлял, что Всевидящий открыл правду его сыну. Пусть так и остаётся. Полуптица избежит неприятностей, а сам Раун не взвалит на себя груз понимания, что причиной предательства послужили его собственные действия.

Отец её отца. Но даже его мощная спина имела предел выносливости.

– Кто ещё знает об этом? – спросила Хирка.

– Мы больше никого не посвящали в этот секрет, – глубоко вздохнул Раун. – Это должно было остаться между нами с Ухере. Но Всевидящий лечил её, так что, разумеется, всё понял. Но сохранил нашу тайну ради собственных интересов. Он бы никогда не достиг своего положения, если бы мы не навещали его так часто.

– Грааль тоже знает, – пришла к выводу Хирка. – Иначе не испугался бы того, что Всевидящий мог рассказать мне. А как насчёт Скерри?

– Понятия не имею. Что-то случилось во время войны. Мне известно, что они трое рассорились. Вполне возможно…

Девушка положила руку на ссутуленную спину собеседника.

– Раун, я отправлюсь в Имланд. Скоро. И возьму с собой тех, на кого ты полагаешься. Я не пробуду на другой стороне больше пары дней и ни с кем не стану общаться. Понимаешь? Поговори со Скерри и Граалем, если потребуется. Найди объяснение для дома Ход. Какое угодно. Скажи, что я уехала в Нифель, чтобы подготовиться. И встречу вас там через восемь-девять дней. Тебе нет нужды бояться меня.

Ложь наполнила рот Хирки гнилым вкусом. Казалось, слова произносит не она, а кто-то другой. Рауну было чего бояться. Девушка изменилась, стала похожа на Наиэля и собиралась предать их всех. Собиралась натравить друг на друга на поле брани. Заставить сражаться и, возможно, умирать.

Раун устало кивнул, посмотрел на внучку и вдруг спросил:

– Никто так и не понял, что они не были братьями. Никто. Как ты смогла догадаться?

Хирка судорожно искала причину. Правдоподобное объяснение. Затем улыбнулась.

– Я не могу чуять так же, как вы, а потому не ощущала подтверждения тому, что они братья. Я видела только различия. Они были как день и ночь.

– Украденный сын мучил родного сына… – прошептал Раун, глядя перед собой пустыми глазами.

Хирка не стала его поправлять, хотя ей было известно, что оба сына много страдали. А теперь из-за них будут страдать целые миры.

Назад дороги нет

Они находились недалеко от Нифеля. Путь показался Хирке короче, чем в тот раз, когда она явилась в этот мир. Возможно, потому что сейчас погода стояла лучше. А может быть, потому, что они шагали по дорогам, а не продирались по снегу там, где никто ходить не должен. Но, скорее всего, так случилось потому, что Хирка знала, что её ожидает. Снег и мороз не удивили её, как и отсутствие привалов и нормальной еды.

На этот раз дочь Грааля оказалась лучше подготовлена. У неё имелся запасной мех с водой, а в мешке лежала сушёная рыба и печенье. Путешественница знала, что не замёрзнет и не будет голодать. Но всё остальное было неопределённым. Поэтому она сосредоточилась на подготовке разных мелочей. Того, что она могла контролировать.

Впереди решительно шагала Скерри. Она держала спину прямо, хотя все остальные сгибались под тяжёлой ношей. Сзади шли Хунгль и Тила. Они тащили сани, на которые было нагружено столько всего, что поклажа оказалась выше идущих. Одеяла, фонари, масло, чаши… Первый из обозов в разрушенный город Нифель.

Самым странным среди взятых вещей оказался Урд. Он проделал большую часть пути, сидя на санях, потому что не мог поддерживать темп Скерри. После почти полугода в плену он был плохо подготовлен к путешествию в суровых условиях и двигался слишком медленно. Но Хирка сказала, что пленник ей нужен, чтобы служить необходимым звеном в попытке научиться сливаться с Потоком. Она старалась распространяться о бывшем члене Совета как можно меньше и никому не сообщила, что он пользовался Потоком для того, чтобы убивать, а подчеркнула вместо этого, что Урд экспериментировал и многому научился при помощи крови Умпири. И вот он сидит там, среди сундуков, закрученных в ковры, хоть и бледный, но пытаясь сохранять спокойствие.

Падших с ними не было. Хирка не сумела связаться с Колайлем, когда собралась в путь, и решила считать это добрым знаком. Они окажутся в Нифеле. Обязательно. Они должны.

Она успела лишь переброситься парой слов с Колайлем. Он забрался на балкон и сказал, что собрал тех, у кого хватит мужества пойти за дочерью Грааля, потому что нужно решаться, сейчас или никогда. Но им придётся избегать дорог и перемещаться небольшими группами в разное время. Понял ли он её? Или слишком много выпил? Ведь вполне могло случиться так, что падшего нигде не нашли, потому что он отсыпается где-то пьяный…

Хирка украдкой поглядывала на горы. Прячутся ли мятежники в тени? Пробираются ли вперёд, как и она, между грудами снега и льда? Или уже опередили нагруженных путников?

Девушка получила восемь-девять дней. Скерри считала, что хватит и шести, и называла всю затею не иначе как придурью Хирки. Эгоистичным проектом, вызванным бредовой фантазией. И так она выражалась, когда была в хорошем настроении. Что бы она сказала, если бы узнала настоящую цель путешествия?

Детали плана градом долбили мысли Хирки. Причиняли боль. Что, если никто не явится? Что, если Колайля не окажется на месте? Что, если никто не сумеет одолеть Скерри? Она была берсарки, воином ринга. Да и Хунгль с Тилой тоже станут помехой…

Хирка пообещала, что никто не умрёт, но как ещё можно обезвредить им подобных? А с другой стороны их ждёт Дамайянти. А вдруг она придёт не одна? И что, если Грааль попробует связаться с танцовщицей или Скерри до истечения оговорённого времени? И не получит ответа?

Он отомстит с помощью Римера. Клюв необходимо извлечь до того, как Грааль поймёт, что дочь его предала. Так просто. Так невозможно.

Хирка крепче ухватилась за посох. Временами только благодаря ему удавалось удержаться на ногах. Полый шест стал её частью. Без него она чувствовала себя нагой. И он помогал Хирке отыскать дорогу.

Надо заметить, что «дорога» – слишком громкое слово для того, что иногда представляло собой длинную тропу в снегу. Совсем редко можно было различить сложенные горкой камни, наполовину вмёрзшие в лёд. Дорожные знаки. Или руины. Кто знает, что скрыто под снежным покровом?

Миновав огромные торосы, Хирка увидела Нифель. Лабиринт из чёрного камня, раскинувшийся посреди ледяной пустыни. Большая часть развалин скрывалась под сугробами. О размерах заброшенного города можно было догадаться только по напоминавшим круги на воде углублениям в снежном покрове. Зал с вратами разглядеть оказалось нетрудно. Он возвышался над окружающими постройками.

Здесь Хирка с сопровождающими проходила после прибытия в этот мир. Однако теперь ничто не напоминало о том, что кто-нибудь бывал в этом месте на протяжении жизни нескольких поколений. Никаких следов на снегу. Никаких огней. И никаких падших.

Путники с трудом преодолели последний участок дороги. Зал возвышался перед ними и словно предупреждал: не входить. Как будто знал, что в любой момент может обрушиться. Хирке пришлось напомнить себе, что эти стены простояли минимум тысячу лет.

Внутри ей стало спокойнее. Слышались завывания ветра, который врывался через проломы в кладке. Лёд свисал со сводчатых арок, расположенных на нескольких этажах. Посреди огромного помещения располагался круг каменей. Его окружали сугробы. Хирка словно наяву увидела себя в тот день, когда прошла сквозь врата. Насколько её ожидания отличались от того, что встретилось в реальности! Воспоминания казались далёкими и нереальными, как из детства.

Что, если бы она теперешняя встретилась с собой прежней? Что бы она подумала о той, кто планировал допустить убийства?

Хирка отогнала от себя эти мысли. Слишком большую боль они причиняли.

Скерри остановилась в тени ближайших камней и рявкнула:

– Хунгль, на тебе эта сторона, Тила, тебе противоположная. Проверьте, какие комнаты больше всего пригодны для жизни.

– А что, вокруг зала есть помещения? За льдом? – Тила потянулась так, что суставы рук хрустнули.

– Это Макнаморр, – сухо ответила Скерри, как будто это всем должно было что-то сказать. – Здесь комнат более чем достаточно. Основная часть расположена под землёй. Нам надо найти место для пары сотен домов.

Макнаморр.

Слово казалось знакомым, но Хирка не смогла вспомнить, в связи с чем его слышала.

Скерри воткнула свой шест в снег и подождала, пока остальные скроются в комнатах. Потом подошла к саням и схватила скорчившегося и замершего от страха Урда за горло. Он вытаращил глаза и уставился на Хирку, как будто заподозрил её в предательстве.

– Эй! – Девушка побежала в их сторону.

Урд обмяк, повалился в сани и остался лежать там. Скерри лишила его сознания.

– Думаешь, я бы позволила животному увидеть, как это происходит? – бросила слепая и поджала губы от отвращения, заметив, что Хирка вытерла руку об одеяло пленника. Потом Скерри сняла со спины футляр с вороном.

Нет! Ещё рано!

Хирка ощутила приступ паники. Время пока было. Падшие ещё могут прийти.

– Мы разве не разобьём сначала лагерь? – натянуто спросила девушка.

Скерри фыркнула:

– В отличие от тебя я считаю, что у нас не так много времени и не следует выбрасывать его на ветер. Чем раньше, тем лучше.

Дрейри села на корточки, открыла крышку и сжала кулак так, что коготь вонзился в ладонь. Кровь упала на птичий скелет. Хирка смотрела на чёрные губы в надежде понять, что говорит Скерри. Имя клюва Дамайянти. Но ничего разобрать не удалось. Может быть, это имя даже не требовалось произносить вслух?

Спустя какое-то время раздался голос танцовщицы. Такой шелковистый. Такой тёплый и глубокий.

– Скерри? Я не ждала вас раньше завтрашнего утра.

– Мы быстро шли, – ответила трупорождённая. – Когда ты сможешь прибыть на место?

Последовала небольшая пауза.

– Скоро. Я отправляюсь прямо сейчас.

Скерри закрыла крышку и поднялась. Уверенно подбоченилась и окинула взглядом зал. Сейчас слепая казалась крупнее. И сильнее. Хирка испытывала облегчение от того, что они здесь одни. Без Колайля. Без падших. Облегчение от того, что ей не придётся нападать на непобедимую воительницу.

Но потом вспомнила, что это означает. Помощи Имланду не будет. И не будет никакой возможности сбежать на другой стороне. И Римера не будет. Она останется одна.

– Я знаю, о чём ты думаешь, – глаза Скерри сузились. – Ты можешь обмануть кого угодно, но только не меня. – Сердце Хирки подскочило к горлу. Она не смогла ответить. А черноволосая и черногубая собеседница продолжала: – Ты не одна из нас. И никогда ею не являлась. Считаешь, что сумеешь сбежать? Но ты ошибаешься.

– Значит, вот как ты бы поступила? Сбежала бы? – Девушка заставила себя холодно улыбнуться. Скерри обнажила клыки и сделала шаг к ней. За спиной Дрейри снег между двумя камнями начал куда-то проваливаться, как будто его сдувало сквозняком. Хирка кивнула в ту сторону:

– Дамайянти на месте.

– Мы тоже.

Хирка вздрогнула. Это произнёс Колайль.

Он шагал через сугробы. И не он один. Девушка насчитала шестерых. Потом увидела, что с другой стороны приближались и другие падшие и внедомные. Они пришли! Видимо, ждали в комнатах по периметру зала.

Через мгновение Скерри оказалась в окружении. Врата открылись, время терять нельзя. Необходимо помешать предупредить Дамайянти! Хирка стряхнула замешательство, бросилась вперёд, схватила ларец с вороном и отпрянула.

На какое-то время Скерри оказалась скована собственным изумлением. Она схватила шест, но медлила. Не из страха. Лицо исказила ярость. Неприкрытая дикая ярость. Слепая колебалась, потому что размышляла, оценивая ситуацию. Решала, что важнее: сражаться до последнего или предупредить Грааля.

Врата! Выход только один.

Казалось, эта мысль пришла им в головы одновременно. Скерри бросилась к камням. К снежному сквозняку. Хирка сделала вдох и заорала:

– КОЛАЙЛЬ!

В ту же секунду стрела вонзилась в спину Дрейри. Та упала на колени и повалилась на снег. Эта картина была похожа на одно из воспоминаний дочери Грааля. Однажды она сама стояла у камней и слышала, как кричит Скерри. Видела, как падает мужчина. Теперь же воскликнула она, а рухнула Скерри. А вот стрелок оказался тем же самым.

Колайль добрался до раненой, которая пыталась приподняться на локте, вонзил когти ей в горло и держал, пока она не прекратила бороться. Затем встретился взглядом с Хиркой и кивнул ей, как будто хотел заверить, что со Скерри всё будет хорошо. Однако у девушки не было времени дожидаться подтверждения. Сейчас важным казалось только одно: обезопасить круг воронов.

Рождённая в мире людей полукровка не обладала способностью сливаться с Потоком, поэтому требовался кто-то другой. Кто-то должен был пройти через врата, чтобы управлять ими без помощи Дамайянти.

Хирка судорожно замахала руками Колайлю:

– Беги!

Падший всё понял. Он махнул двум спутникам, они вместе пробежали между камнями и исчезли. Девушка закрыла глаза. Она надеялась, что Дамайянти там одна. Надеялась, что она не стала сопротивляться. Надеялась, что она не успела связаться с Граалем…

Время замерло.

Пожалуйста, пожалуйста…

Между валунами вновь показался Колайль. Он запыхался и прислонился к ближайшему камню. К тому же его мутило, догадалась Хирка. Если чувствовал то же, что и она, когда впервые слилась. Падший посмотрел на девушку и устало улыбнулся, как будто был пьян.

Поток. Он ощутил Поток.

Хирка не знала, плакать ей или смеяться. Врата находились в безопасности. Всех Дрейри обезвредили. Обратный отсчёт начался. Грааль в любой момент мог попробовать связаться со Скерри или Дамайянти. Возможно, не сегодня и не завтра, но самое позднее – в день, когда мятежная дочь должна вернуться. Никто не ответит, и он поймёт: что-то не так. До того момента оставалось пять дней. Каких-то пять дней. Насмешка по сравнению с тем, что должно произойти за это время.

Хирка смотрела на снег, который затягивало в пространство между камнями. Зрелище походило на горлышко песочных часов.

– Стой! Дай взглянуть, – целительница остановила мужчину, который начал поднимать со снега Скерри, чьё тело безвольно висело на руке падшего спиной кверху. Чёрный плащ обернулся вокруг горла, поднятый стрелой, которая пронзила материю насквозь и вошла в тело выше лопатки. Рана казалась глубокой, но не смертельной. Хирка достала нож, обрезала ткань и схватила стрелу за древко. – Об остальных позаботились?

– Колайль проверяет, – ответил мужчина. Дочь Грааля видела его в питейном заведении. Бритый, глаза с чёрными кругами, как у рыси. Тогда он не побоялся бросить ей вызов.

– Ты ведь Скольм, да? – уточнила Хирка и после кивка собеседника резким движением выдернула стрелу. Кровь брызнула из раны. Потом поверхность кожи покрылась белой пеной и края стали затягиваться. – Я рада, что ты пришёл. Нас немного, но это лучше, чем ничего. – Девушка не знала, удалось ли ей скрыть разочарование. Горстка падших не сможет переломить ход войны.

Скольм рассмеялся. Его булькающий смех напоминал об Эйрике из Равнхова.

Скоро. Скоро я снова увижу их.

Падший перебросил Скерри через плечо, как добычу, и направился к камням, где только что появился Колайль.

– Наследница Грааля считает, что нас мало, – сказал Скольм, проходя мимо предводителя, и исчез в пространстве между валунами.

Колайль загоготал. Потом засунул два пальца в рот и свистнул. По залу пронёсся резкий звук. Хирка заметила какое-то движение среди теней. Снаружи кто-то отозвался. Она оглядывала обрушенный участок стены. Увидеть что-нибудь было сложно. Уже стемнело. Казалось, к ним по сугробам направляется стадо диких овец. Потом до девушки дошло, что это слепые. Много слепых. Всё больше и больше. Они забирались внутрь через провалы, выходили из тени, из комнат, смотрели с верхних этажей.

Хирка выронила нож и услышала, как он упал на пол, припорошённый снегом.

– А ты как думала? – спросил Колайль. – Первое, что ты увидела, явившись сюда, – это жажда Потока, погубившая уже многих. А потом пообещала привести к нему как свободных женщин и мужчин.

Дочь Грааля подняла нож, сначала собиралась убрать его за голенище сапога, но передумала и повесила на пояс. Она посмотрела на окружавшую орду и плотно сжала губы, чтобы не расплакаться. Хирка не знала, от чего щипало глаза: от облегчения или от страха. Вероятно, и от того и от другого. Война казалась ближе, чем когда бы то ни было, и она больше была не одна. Но чего ожидают они? Что произойдёт по их мнению?

Что я наделала…

– Сколько их? – поинтересовалась дочь Грааля, проглотив ком в горле.

– Понятия не имею, – пожал плечами Колайль. – Не считал.

Хирка подозревала, что он не умеет считать до такого количества. Она подняла на собеседника глаза:

– Что ты им сказал?

– То же, что и ты мне. Сначала ты отведёшь их в Имланд к Потоку. А потом решение за ними.

Хирка почувствовала, как по спине пробежал холодок. План выглядел слишком неопределённым. Как только слепые окажутся в Имланде, начнётся хаос. Но отступать было поздно. Она заварила кашу, ей и расхлёбывать.

Скольм появился из круга камней, оставив Скерри с той стороны вместе с Хунглем, Тилой и Урдом. Затем встретился глазами с Хиркой и слегка согнул одно колено. Признание. Она знала, чем вызван этот жест. Дочь Грааля сдержала слово. Падший прикоснулся к Потоку.

– Дамайянти цела? – спросила она.

Скольм кивнул и добавил:

– Все лишены сознания и связаны. Включая имлинга. Брилик, Брей и Винрид остались сторожить их. Нам перенести их в другое место?

– Нет, о пещере под камнями никто не знает. Там безопасно. Ты объяснил, что Дамайянти нужна нормальная еда?

– Да, они знают, что девчонка должна питаться, как ты. Но придётся довольствоваться тем, что мы принесли с собой.

– После нашего отбытия никому нельзя сливаться с Потоком. Это важно. Они понимают?

– Да, – ответил похожий на рысь мужчина. – Стражи надёжные. Если кто-нибудь из пленников попытается, их снова лишат сознания.

Хирка кивнула и обвела глазами собравшихся вокруг падших и внедомных. Она ненавидела большие скопления народа. Всю жизнь пряталась, избегала их. Ведь, по словам отца, они несли опасность. Теперь же полукровка боялась другого. Она боялась, что пообещала этой толпе слишком много. Что начала процесс, который завершится кровопролитием.

Первые явившиеся слепые остановились в нескольких шагах от дочери Грааля, но новые всё продолжали прибывать. Она вытянула шею, но конца собравшихся не увидела. Они бросали жадные взгляды на круг камней за спиной девушки.

– Слушайте! – закричала она и удивилась силе собственного голоса. – Вас много. Так много, что ваше отсутствие в Гиннунгаде вряд ли останется незамеченным. Это значит, что назад дороги уже нет.

– Мы здесь не для того, чтобы поворачивать назад, – сказал один из стоявших в первом ряду. В толпе раздались согласные возгласы. Те, у кого имелись шесты, стучали ими по полу, проделывая дыры в снежном покрове. Нескрываемая радость слепых растрогала бы Хирку, если бы все они не находились в смертельной опасности.

– Вы здесь не для того, чтобы умереть! – закричала она. Ей пришлось повторить свои слова, когда шум стих. – Вы здесь не для того, чтобы умереть! Мы пройдём через круги воронов здесь и окажемся в Маннфалле. Нас не увидят. Так и должно быть. Нас много, но совершенно недостаточно для того, чтобы захватить город. Я говорю это потому, что скоро вы снова ощутите Поток. А я уже видела Умпири, прикоснувшихся к нему. Вы почувствуете опьянение. Вам покажется, что вы непобедимы. Но нельзя действовать импульсивно, это станет подобно самоубийству, понимаете? Мы должны выбраться из Маннфаллы. Незаметно. И когда сделаем это, то вы сможете выбирать как свободные мужчины и женщины: спрятаться в лесах либо уйти в горы и жить скрытно, пока вас не настигнет старость. – Хирка увидела, как Умпири хмурятся. Скептично, как она и надеялась. Альтернатива должна понравиться им больше. – Либо же вы можете пойти со мной в Равнхов и сражаться на стороне тех, кто сумеет дать вам то, чего вы желаете больше всего на свете: победу над домами. Над Дрейри. И над Маннфаллой.

Дочь Грааля ждала вопросов про тех, рядом с кем они будут биться, но слепые молчали. Возможно, никому и в голову не пришло, что она говорила об имлингах. А может, они всё поняли, но требовалось время, чтобы привыкнуть к этой мысли.

– А что потом? – поинтересовалась женщина, стоявшая поодаль.

Вопрос оказался неожиданным. Он навалился на плечи Хирки, как будто на руках у неё всё ещё были грузила.

Потом… После войны. После того как кто-то одержит победу. Либо Равнхов и падшие, либо Дрейри. Или Даркдаггар. После кровавой бойни невообразимых размеров, которая призвана обеспечить полукровке шанс раздать Поток тем, кому, по её мнению, он принадлежал. Всем.

А что потом?

– Никакого «потом» не существует, – ответила она, обведя взглядом всех собравшихся.

Реакция на эти слова удивила девушку точно так же, как вопрос. Дружный вопль радости разлетелся по залу так, что содрогнулись стены.

– Что я говорил? Ты одна из нас. Умпири, – прошептал Колайль, наклоняясь к ней.

Хирка забросила мешок на спину и взяла шест. Потом повернулась к толпе спиной и вошла в пространство между камнями. Пустота поглотила путешественницу между мирами. Она окунулась в вечность, состоящую из пустоты. Земля исчезла из-под ног.

А потом в темноте стали различимы валуны, и девушка вывалилась в пещеру под Маннфаллой. Голова кружилась, но тошноты не чувствовалось.

В помещении было темно. Одинокий факел торчал из трещины в скале и пытался осветить слишком большой грот. Трое слепых стояли возле каменной стены. Женщина и двое мужчин. Щурясь от наслаждения, они сливались с Потоком. Хирка тоже ощущала его. Мощь, которая приводила в движение камни. Которая приведёт в движение миры. Тело отреагировало возникшей жаждой. На руках вспухли вены. Полукровка хотела прикоснуться к Потоку, сплести его. Но он не давался. Хирка, как и прежде, была слепа к земле.

На полу лежали пять тел с крепко связанными руками и ногами: Скерри, Хунгль и Тила в ряд у стены, Дамайянти и Урд в углу. Бывшего члена Совета следовало взять с собой, но больше никого. Никто не должен знать ни что сделала дочь Грааля, ни сколько слепых прибыло с ней. Колайль отобрал трёх надёжных падших, которые останутся здесь сторожить Скерри и остальных до её возвращения.

А что, если я никогда не вернусь?

Ларец со скелетом стоял у стены. Хирка медлила, размышляя, взять ли его с собой. Требовался один из первых воронов, чтобы помочь полукровке принять перерождение. Она планировала попросить об этом клюв Римера, но вдруг его не удастся извлечь?

От этой мысли сделалось нехорошо. Она и раньше приходила в голову и всегда причиняла боль. Но сейчас стала невыносимой. После того как Хирка с таким трудом оказалась в Имланде, рядом с Римером, и он просто не мог умереть.

Девушка посмотрела на ларец. Что-то подсказывало ей, что ворон Скерри едва ли будет настроен дружелюбно по отношению к полукровке, поэтому она оставила его на месте.

Первые слепые появились между камнями. Хирка слышала в темноте их дыхание. Вздохи после прикосновений к Потоку. Некоторые из присутствующих никогда его не знали: те, кто был молод и не участвовал в войне. Одни от слияния смеялись, другие зевали. Они являлись детьми, которые делали свои первые шаги.

Хирка попросила Скольма понести Урда и, дождавшись Колайля, осторожно повела слепых вперёд. Они протиснулись в каменное устье и оказались в том месте, которое Дамайянти называла туннелями, проходящими под старыми городскими стенами.

Плотная влажная темнота вызывала у Хирки беспокойство, напоминая о погребении заживо.

За спиной девушка услышала шёпот и раздражённо обратилась к помощнику:

– Колайль, попроси их заткнуться.

Он подчинился. Его слова передавались среди идущих позади. Хирка удивилась, но наступила тишина. Вероятно, слепые на многое были готовы, чтобы сохранить Поток, к которому только что прикоснулись. Включая следование приказам полукровки.

Они приблизились к отверстию в стене. Хирка прошла мимо. Наверняка этим лазом пользовалась Дамайянти. Значит, они покинули Эйсвальдр и находятся рядом с рекой. Ещё немного, и путники окажутся довольно далеко от городских ворот.

Через некоторое время туннель закончился. Он долгое время шёл вверх, создавая ощущение, что они уже поднялись на уровень земли.

– Здесь, – прошептала Хирка Колайлю.

Он слился с Потоком и запустил когти между камнями. В темноте раздалось потрескивание, которое напоминало звук плавящегося жира. Стало теплее, запахло палёными волосами. Колайль обернулся к девушке и недовольно пробормотал:

– Чего смотришь? Я же не потокоплёт. Если хочешь, чтобы всё было проделано деликатно, проси кого-нибудь другого.

Хирка поняла, что падший смутился, но деликатность – последнее, о чём она думала, и могла лишь глазеть, раскрыв рот.

Мужчина осторожно высвободил камень, который уходил глубоко внутрь стены, и Хирка помогла вытащить его, а затем заглянула в дыру. Снаружи было почти так же темно. Они находились с восточной стороны города, как и планировалось. У чайных полей. На безопасном расстоянии.

Слепые нетерпеливо бормотали что-то в полумгле. Хирка помогла Колайлю расширить отверстие, чтобы все сумели выбраться. Падший стоял и держал в руке маленький камень с едва различимыми в темноте оплавленными краями.

– Что это? – прошептала Хирка.

– Потоковое стекло, – ответил Колайль. – На это я мог бы купить себе новое жильё.

– Уже нет, – улыбнулась она. – Теперь каждый создаст столько стекла, сколько захочет.

Хирка пробралась сквозь дыру в стене и высунула голову наружу. Потом обернулась.

– Последний должен завалить пролом.

Колайль отправил приказ назад по рядам.

Потом Хирка зашагала вперёд. Умпири выбирались из отверстия в стене и следовали за девушкой по полю. Она слышала их поступь за спиной, но не оборачивалась, пока не добралась до вершины холма. Наружу до сих пор вылезли не все. Её войско растянулось длинной цепью, как муравьи. Сотни. Тысячи. Молчаливые. Во мраке.

Вдали виднелись огни Маннфаллы. Уличные фонари. Стены Эйсвальдра. Беглянка из Имланда не думала, что когда-нибудь снова будет смотреть на этот город. Хирка покинула его, считаясь потомком Одина, гнилью. А кто она теперь? Получеловек-полу-Дрейри с кровью ворона во главе орды трупорождённых, которые собирались сровнять этот город с землёй.

Взгляд девушки непроизвольно скользнул по берегу реки к тому месту, где находился чайный дом. Но ни здания, ни Линдри больше не было. Даркдаггар уничтожил то немногое, что являлось важным для Хирки. Линдри и Колкагг.

Она посмотрела выше, на Эйсвальдр. Однажды трупорождённые перелезут через все стены, как насекомые. Войско, которое невозможно остановить. А она позволит им это сделать.

Танец

Имланд…

Никогда ещё усталость не была такой восхитительной. Они шли целый день в окружении тысяч оттенков зелёного, среди прямых елей, которые стояли так плотно, что ветви сплетались друг с другом. Путники переходили ручьи, журчавшие по каменистым склонам. И, что лучше всего, стояла теплая погода. Лето, каким оно и должно быть, а не просто чуть меньше льда.

Хирка удобно устроилась между корнями старого дуба и прислонилась спиной к грубой коре. Над головой раскинулись ветви. Они сплетались и вновь опускались к земле. Гигантские корни дерева зарывались в чёрную, влажную, плодородную почву и разбегались по поросшему мхом подлеску. Толстые и плотные, похожие на ковёр.

Девушка втянула в себя воздух, как будто впервые дышала им. Глубокий земляной запах казался таким родным, что Хирка чуть не расплакалась. Он заполнил её. Говорил с ней. Он был ею.

Дневные оттенки начали сдавать позиции. Лес купался в загадочных сине-зелёных сумерках, словно очутившись под водой. Маленькие букашки вились вокруг гнилого ствола, который уже покрылся мхом. Хирка слышала, как ветер поигрывает листвой. Жужжание. Журчание. Свист.

И звуки, которые издавала тысяча слепых, вопящих и бегающих голышом между деревьями.

Хирка прислонилась затылком к дереву и устало улыбнулась.

Наконец она позволила им отпраздновать, раскрепоститься и насладиться Потоком, ведь теперь они находились далеко от Маннфаллы. Далеко от имлингов. Слепые представляли собой странное зрелище. Они выли, как волки. Носились, как телята по весне. И ведь это взрослые Умпири, некоторым из которых было больше тысячи лет. Поток придавал скорости и гонял по округе. Перед глазами Хирки мелькали бледные тела. Сильные и красивые. Исчезали и появлялись в другом месте. Такой игры она никогда раньше не видела. Наслаждение природой. Жизнью. Собой.

Несколько слепых уже успокоились, присели неподалёку и теперь тихо переговаривались. Урд тоже был там и носился среди деревьев. Девушка с интересом приглядывала за ним, размышляя, что он станет делать.

К ней подошёл Колайль, нагой, как в день своего появления на свет. У Хирки появилось ощущение, что она должна объяснить слепому, почему нельзя разгуливать в таком виде. Что так не поступают. Но в голову не приходило ни единой причины, не считая чувства стыда, а этого ни один Умпири бы не понял. Оно было им совершенно не знакомо.

На руках Колайля виднелись бледные шрамы. Один шёл наискосок через весь живот. Возможно, они остались после войны. Или падший получил такие серьёзные ранения, что остались следы на теле. Спутанные пряди были откинуты назад и набиты мхом, хотя явно не для украшения.

– Я велел им развести костёр, – сказал Колайль немного смущённо, будто пренебрёг своими обязанностями, потом провёл рукой по волосам и взглянул на остальных. – И наловить какой-нибудь еды.

– Я сама могу поймать кроликов, – улыбнулась Хирка, поставила мешок рядом и открыла его. Нет, она не собиралась охотиться. Настоящее мгновение было слишком бесценным. Редкий миг счастья перед гибелью. Перед войной. Перед тем как заставить любимого поверить в то, что он умрёт.

Подумай о чём-нибудь другом!

– Кстати, а в чём смысл той пословицы про умирающих кроликов? – спросила девушка, хотя была уверена, что всё поняла.

Колайль опустился на корточки рядом с ней и положил руки на колени. Он выглядел так, словно родился здесь и являлся такой же частью дикой природы, что и дерево, к которому прислонялась Хирка. Падший слишком сильно показывал дёсны, как будто ему пришлось учиться улыбаться.

– Всё началось с него, – произнёс Колайль и кивнул в сторону одного из мужчин с собранными в хвост чёрными волосами, который работал барменом в питейном заведении. – Однажды вечером он рассказал старую пословицу: «Кролики, которые позже всех меняют мех, умирают». Зимой нужна светлая шубка, так? А если поздно перелинять, то хищники заметят жертву с более тёмной шкурой. – Собеседник наклонился к Хирке. – Скольм заявил тогда, что это полная чушь. Новый цвет не гарантирует защиты. Ну и мы начали ссориться. И в конце концов порешили, что некоторых кроликов ловят ещё до того, как они сменят мех, а других – как раз поэтому. Невозможно знать наверняка. Понимаешь?

– Так я и думала, – кивнула Хирка.

– Ничего ты не поняла, да? – расхохотался Колайль.

– Я поняла, что действия не имеют никакого значения, – прокомментировала она, доставая из мешка печенье. – Можно поступать правильно и всё равно погибнуть. Например, ты всю жизнь менял мех и верил, что это обезопасит тебя. Но стало только хуже. Кролики всегда умирают. В любом случае. Можно с тем же успехом делать то, что заключено в твоей природе. Нам всем повезло, что ты вовремя это осознал.

– Ха, – удивлённо хмыкнул Колайль. Хирка не представляла почему. То ли оттого, что она поняла смысл поговорки, то ли оттого, что сам он об этом не задумывался. Вероятно, последнее. Затем мужчина огляделся. Казалось, он внезапно очнулся и обратил внимание на то, чего не хватает. – Где?… Ну, этот… – он пощёлкал пальцами, как будто никак не мог вспомнить имя.

– Урд? Убежал куда-то, – сказала Хирка и кинула в рот печенье. – Я недавно видела, как он уходит, и почти уверена, что больше не вернётся.

– Привести его? – Колайль поднялся.

– Нет. Пусть уносит ноги. Я ожидала, что он так поступит. А потом наверняка выкупит обратно место в Совете за сведения, которые получил от меня.

– Ты позволишь пленнику сбежать, чтобы он вонзил нам нож в спину?

– Я сказала ему, что Умпири придут с юга, – сообщила Хирка после того, как прожевала печенье, с трудом проглотила и убрала остальное. Здесь у него был такой же отвратительный вкус, что и в Дрейсиле. – Из каменного круга в Бокеше.

– Но это ведь неправда? – почесал в затылке Колайль.

– Точно. – Хирка расстелила одеяло между корнями. Сегодня ночью она будет спать здесь. Даже дикий медведь не сгонит её с места. Падший стоял рядом и не решался задать вопрос. Девушка сжалилась над собеседником и объяснила: – Если Совет поверит перебежчику, то отправит войска на юг, чтобы обезопасить себя. И даже если не поверят, то всё равно перестанут ожидать, что угроза придёт из самой Маннфаллы. Мы в любом случае в выигрыше. А истории из Дрейсиля, которые Урд расскажет, заставят имлингов перепугаться до смерти, как мне думается.

– А! Тогда… почему ты не радуешься?

Хирка пожала плечами, как будто сама не знала. Правда же заключалась в том, что крошечная надежда на то, что Урд изменится, не оправдалась. Девушка поступила так, как посоветовал он сам. Предоставила возможность продемонстрировать, кто он.

Колайль присел рядом с дочерью Грааля. Она старалась не замечать наготы мужчины, но он не облегчал задачу. В нём играл Поток и делал его в какой-то мере более крупным и диким. От его запаха у Хирки разрумянились щёки.

– Всегда надо рассчитывать на то, что другие тебя разочаруют, – произнёс падший так, будто наставлял ребёнка.

– Значит, именно так мне следовало поступить в отношении тебя? – Она повернулась к собеседнику лицом.

– Особенно в отношении меня!

Хирка внимательно смотрела на него. Капля на лбу должна была сказать абсолютно всё, что надо знать о временном союзнике. Интересно, это из-за неё возникло противоречие между тем, кем он являлся на самом деле, и тем, кем сам себя считал?

– Почему ты пришёл, Колайль? – Она подтянула колени и обняла их.

Он пощипывал мох и ответил не сразу.

– Потому что ты пила из меня, – вздохнул собеседник, кажется, с замешательством, и повторил: – Ты пила из моих когтей, по пути в Гиннунгад, когда испытывала жажду.

– Ну и что? Мне пить хотелось.

– Вот об этом я и говорю. Ты не испугалась продемонстрировать мне свою слабость, хотя я был падшим. Как будто мы были на равных. Ты прикоснулась ко мне, Хирка.

– Вот так? – она ткнула Колайля в бок, пряча улыбку. Потом прижала палец к его горлу. – Или вот так?

– Эй! – Мужчина оттолкнул её руку.

– Или так? – Хирка перегнулась и засунула палец ему в ухо.

Падший схватил её запястье и завёл руку за спину. И почти сразу отпустил, будто вспомнив, кто перед ним. Затем вскочил и с испугом взглянул на дочь Грааля.

– Никогда не бойся меня. – Она поднялась, встала перед Колайлем и дотронулась ладонью до его щеки. – Я не касаюсь тебя, будто мы на равных. Я касаюсь тебя, потому что мы равны. Понимаешь?

Он посмотрел на Хирку так, словно она свалилась с неба, а потом закрыл глаза и рассмеялся.

– Ты порвёшь мир на кусочки, – сказал он.

Можно было подумать, что он с искренней радостью ждёт этого.

Блиндринг. Кольцо слепых

Ример вскарабкался на гребень горы в поисках более удобной точки для наблюдения. Затем приподнял голову над вереском и посмотрел вниз на лагерь. Было прохладно. Не доносилось ни единого звука. Палатки казались бесцветными в тусклых сумерках. Они шевелились на ветру, как страницы раскрытой книги. Не меньше восьмидесяти навесов стояли плотными рядами, зажатые между рекой и каменным завалом.

– Их слишком много, – прошептал Тейн у него за спиной.

– Их столько, сколько мы и думали, – ответил Ример. – Максимум четыре сотни, но, вероятнее всего, три.

– Но они…

Мастер Колкагг поднял руку вверх, призывая спутника замолчать. Тейн вносил слишком много суматохи в задания вроде этого, но ему ни в чём нельзя было отказать, иначе он становился упрямым, как ребёнок, и угрожал обо всём разболтать.

Из палатки выкарабкался имлинг. Он споткнулся и чуть было не упал, но устоял и целым и невредимым добрался до реки, чтобы справить нужду.

– Спасибо, я видел достаточно. – Тейн отполз назад. Ример схватил его за плечо.

– Скоро.

Он внимательно оглядел лагерь. Доспехи сохли на шестах под натянутыми навесами. Пара кострищ. Несколько лошадей.

Ример отполз по вереску на безопасное расстояние и поднялся на ноги. Тейн следовал за ним по пятам. Потом они побежали по мёртвому лесу. С тех пор как пробудился вулкан на Бромфьелле, здесь почти ничего не росло. Деревья стояли белыми и голыми, как будто зима ещё не закончилась. Теперь всё казалось не так, как должно быть.

Ситуация улучшилась, когда разведчики добрались до ельника. Над их головами что-то нашёптывали зелёные иголки. Лес шёл вверх и превращался в плато, которое тянулось до самых гор. Тёмные палатки Равнхова почти сливались с предрассветной мглой. А ещё их было меньше.

– Что скажем? – спросил Тейн.

– Правду.

– Что их слишком много. – Это прозвучало как вопрос.

– Это решать твоему отцу.

– Прекрасно. Мы все мертвы.

Ример не ответил. Он кивнул стоявшему на часах Инге и отыскал среди палаток Эйрика. Это оказалось нетрудно. Хёвдинг сам был ростом с палатку. Да и нижняя рубаха белела в полутьме. Он стоял и вертел в руках берестяную чашку, как будто не хотел пробовать её содержимое. Борода отросла настолько, что он перехватил её ремнём.

– Мы нашли их, – сообщил Ример, подойдя к союзнику.

– И? – Хёвдинг встретился с ним взглядом.

– Их слишком много, – заявил Тейн.

– Сколько? – Эйрик глотнул из чашки и поморщился.

– Около восьмидесяти палаток, – ответил Ример. – Скорее всего, не больше трёх сотен воинов. Одежда сушится после вчерашнего дождя. Следов общего ужина тоже не заметно. Они мокрые и голодные, если нам повезёт.

– Какой в этом смысл? – Тейн встал между ними. – Пусть уходят, они ведь не в Равнхов направляются!

– Сражение всё равно состоится, – пояснил Ример, глядя на сына хёвдинга. – Не сейчас, так потом. Чем позже, тем хуже. Они следуют к Мередиру. Ты хочешь дать ему войско и оказаться зажатым между ним и Маннфаллой?

Тейн поджал губы и отвёл глаза. Лагерь пробуждался к жизни. Ворчащие мужчины и женщины в нижнем белье бегали среди деревьев и искали место, чтобы облегчиться.

– Что думаешь, Ример? – спросил Эйрик, выплеснув содержимое чашки на землю.

– Я считаю, нас меньше, но мы сильнее. У них мало воинов в полных доспехах и мало лошадей. Никто не ожидает встретить сопротивление, ведь они – подарок Мередиру. Плата за альянс. Больше ничего. А лагерь зажат между рекой и завалом. Мы можем напасть неожиданно. Но осталось мало времени. Они… обнаружат отсутствие двух разведчиков. Сейчас или никогда.

– Значит… Значит, всё начинается, такие дела. – Эйрик пожевал губу и сплюнул в траву.

Они бежали по лесу среди высоких елей твёрдой ритмичной поступью. Ример подал знак Колкаггам, и те свернули на запад. Остальные продолжили движение прямо. Из-за гребня горы поднимался дым. Воины готовили еду. Однако скоро отведают смерти.

Обычно убийства давались легко. Стук сердца в груди. Холод в крови. Страх и безумие, но на то всегда была воля Всевидящего. Чего-то большего, чем сам Ример. А что теперь? Во что это превратилось? В месть? В выживание?

Он слился с Потоком. Ноги обрели новую силу. Силу и волю. Слияние всегда лгало, что Ример сможет получить ещё больше, просачиваясь в мышцы, усиливая веру и подавляя страх.

Гребень горы уступом нависал над лагерем. Мастер Колкагг бросился вниз. Краем глаза он видел, как остальные последовали за ним. Дождь облачённых в чёрное теней. Поток принял Римера. Он приземлился и побежал по песку, выхватив мечи. Имлинги кричали и метались между палатками в одном исподнем, отыскивая оружие и запинаясь о верёвки, которыми крепились навесы.

Перепуганные лошади ржали и пытались освободиться. Ример рухнул в реку. Она оказалась широкой, но мелкой. Вода едва доходила ему до колен и струилась вокруг лодыжек, как будто пытаясь ускользнуть. На другом берегу стоял мужчина и возился с луком, который ему не суждено было натянуть. Ример выбрался из реки, вспорол грудь неудачливому стрелку и побежал дальше, не оборачиваясь. Не задумываясь. Ничего не чувствуя. Ощущая только холод. Насыщенный смыслом мороз.

Молодой мастер Колкагг рубанул клинком очередного противника, а когда тот повалился на колени, услышал, что кто-то приближается сзади, и присел на корточки, вытянув один меч назад. Это упражнение Ример проделывал сотни раз.

Банахогг. Удар смерти.

Бульканье подтвердило, что он попал. Подбегали другие воины. Какие казались медленными. Напуганными. Злыми. И их было много.

Надо завершить дело. Скоро наступит конец. Скоро мы победим.

Ример увидел в толпе всадников, которые пытались усмирить лошадей. Навес из ветвей обрушился. Из стоявшей рядом палатки вывалился почти парализованный страхом молодой мужчина. Он обеими руками держал меч перед собой, а потом поднял над головой, оставив незащищённой голую грудь.

Ример почувствовал, как сквозь холод проступает отчаяние. Кто обучал этих воинов? Кто нёс ответственность за то, что им приходится умирать так быстро и бесполезно?

Мужчина нанёс удар всей тяжестью тела, потерял равновесие и повалился вперёд. Ример обежал вокруг неумелого противника и вонзил меч ему в шею. Чтобы выдернуть клинок, пришлось приложить усилие. На ткань палатки брызнул красный дождь.

Ормскира. Скольжение змея.

Упражнение, которое ему не удалось в последний раз. В бою со Свартэльдом.

Кто-то выкрикнул его имя, и Ример обернулся, вовремя заметив бежавших в его сторону воинов: одного в кольчуге, двоих в кожаных доспехах. Он бросился навстречу новым противникам. Те широко раскрыли глаза, когда поняли, кто он. Чёрная тень.

Уже мёртвый.

Один из нападавших помедлил, давая двум другим возможность умереть первыми. Ример почувствовал, как что-то ударило его в бок. Неострое. Неопасное. Сразу же притянул Поток и услышал биение пульса в ушах. Свистящее. Грохочущее. И кинулся на воинов: оттолкнулся, прыгнул, перевернулся в прыжке и, приземляясь, скрестил мечи.

Блиндринг. Кольцо слепых.

Один из нападавших упал, второй повалился на колени и издал резкий возглас, потом сделал глубокий вдох и снова завыл. По-животному. Протяжно. Он умирал, но его крик не был вызван страхом или болью. Он вопил так, словно хотел что-то сказать. Что-то важное. Ример вспоминал слова Всевидящего. Сила… Что ещё он сказал? Всевидящий, которого он убил?

Он убил.

Никаких сомнений! Сомнения – это смерть.

Мастер Колкагг резко обернулся, чтобы сразиться с третьим противником, на помощь к которому пришла подмога. Другие воины. Крики. Сверкание стали. Звон кольчуг.

А потом все внезапно остановились, будто застыли или окаменели. Разинув рты, они смотрели на Римера. На что-то у него за спиной. А потом развернулись и побежали прочь. Что-то шло не так. Поток стал более требовательным. Чужим.

Ример обернулся.

Слепые. Трупорождённые. Они пробивались через лагерь с помощью кулаков.

– НАБИРНЫ!

Слово пожаром полетело по полю битвы. Воины в панике бросались в реку и ползли на четвереньках против потока. Ример увидел, как один из беглецов упал и исчез где-то вдали, там, где течение усиливалось. Затем почувствовал чьё-то приближение и вскинул меч, чтобы нанести удар, но вовремя остановился. Это были Эйрик и Тейн. Руки черноволосого парня дрожали. Хёвдинг смахнул кровь с бороды.

– Они не трогают нас! – прокричал он. – Почему они не трогают нас?!

В вопросе не слышалось облегчения.

Ример огляделся. Убитые лежали в вереске с широко открытыми глазами, как будто умерев от ужаса. Вороны уже обнаружили трупы в реке и сидели на качающихся в воде головах, долбя добычу клювами.

Воины собирались на берегу. Ример махнул Эйрику и Тейну. Не все те, кого он видел, были из Равнхова. У нескольких имлингов имелся знак Всевидящего. Враги. Мужчины, которых они только что пытались истребить. Сейчас они сгрудились все вместе, друзья и враги, как будто нуждаясь в поддержке, чтобы не упасть от страха и удивления. Они молчали и смотрели на толпу трупорождённых.

Слепые с белыми глазами в одежде дикарей с красными когтями.

Ример ощутил подступающую к горлу панику. Сколько сотен набирнов явилось? Что они станут делать?

Какой-то имлинг бежал через реку. Панический плеск его шагов звучал почти комично в полной тишине. Больше никто не шевелился.

Толпа слепых разделилась, чтобы пропустить вперёд девушку в широких штанах и свитере, не прикрывавшем живот. Увидев её красные, как кровь, волосы, Ример на мгновение подумал, что умер. Что лежит в Шлокне и видит сон.

Хирка…

Ноги внезапно подкосились. Она подошла к группе напуганных воинов, стукнула посохом о землю и остановилась. Ример заметил красные капли на своих руках. Мечи. И возненавидел тот факт, что Хирка оказалась не в том месте и не в то время и смотрит сейчас на обагренного чужой кровью Колкаггу. Что он пребывает в своей худшей ипостаси. Это та его часть, которую она ненавидит. Та часть, из-за которой она никогда не будет принадлежать ему.

Холодный взгляд девушки оцарапал Римера. Что с ней сделали? Она казалась другой, но оставалась до боли красивой. Она оставалась Хиркой. Его сердце сжалось.

– Хирка? – голос Эйрика прозвучал тихо от изумления. Хёвдинг сделал шаг вперёд. – Это ты, девочка?

Хирка посмотрела на великана, грустно улыбнулась и прислонилась головой к шесту. Её взгляд оттаял.

– Эйрик… Я слышала, тебе нужны воины.

Узы

Высокий зал был переполнен. Здесь царила невероятная смесь возбуждения и усталости. Радости и горя. Половина Равнхова собралась вокруг Хирки.

Ример уселся на верхних ступенях лестницы, ведущей на галерею, и по привычке попытался отодвинуть хвост, но потом вспомнил, что его больше нет. Такое иногда случалось. Тело всё ещё думало, что он на месте.

Затем разрешил себе посмотреть на Хирку.

Она стояла внизу у одного из больших очагов в окружении имлингов. К ней прилип Тейн, который улыбался так, словно собственноручно принёс её сюда. Ярладин обнимал нежданную гостью, как будто та вернулась из Шлокны. Хрупкая девушка тонула в объятиях мужчины, похожего на быка. Хлосниан, облачённый в выцветшую красную мантию, тоже протиснулся через толпу, подошёл к Хирке и похлопал её по щеке. Заклинатель камней что-то бормотал, но в шумном зале Ример ничего не расслышал.

Инге и один из одетых в синее слуг безуспешно пытались остановить собравшихся у дверей имлингов. Все желали увидеть Хирку вне зависимости от того, знали они её или нет.

Имлинги любили её. Имлинги и трупорождённые… Вероятно, люди тоже. Её любили в трёх мирах. А те, кто никогда с ней не встречался, пришли из-за слухов. Рыжеволосая девушка, которая привела набирнов в Равнхов.

Вопросы сыпались градом и звучали с оттенком страха. Имлинги хотели знать, находится ли их город в осаде, откуда пришли слепые, сколько воинов погибло. И расположатся ли опасные гости внутри городских стен?

Пока трупорождённые разбили лагерь наверху, возле ледника.

Эйрик постепенно терял терпение. Кособокий, в тяжёлых кожаных доспехах хёвдинг взобрался на стол, который только чудом не развалился под великаном, и проорал, что все получат ответы, но сперва, чтоб их всех разорвало, воины должны смыть кровь со своих бород.

Имлинги нехотя потянулись к выходу из зала. Инге закрыл дверь за последним из них и на всякий случай прислонился к створке. Воины начали снимать с себя доспехи и обувь. Слуги в синей униформе собирали вещи и выносили из зала, морща носы. Крепкий запах разлетался по помещению. Потные ноги, потные тела и ещё что похуже.

Внезапно стало понятно, насколько все измотаны. Тейн облокотился на очаг, и улыбка сына хёвдинга больше не казалась самоуверенной. Инге опустился на пол у дверей. Другие усаживались возле массивных деревянных колонн, которые двумя рядами тянулись по залу и отбрасывали косые тени.

Колкагги собрались на верхней галерее. Кроме Мозга, который занял место рядом с Римером на ступенях.

Слуги вернулись с полными пива кружками и мисками каши. Разговоры стихли.

Эйрик ел, внимательно глядя на Хирку.

– Им дали что-нибудь поесть? Твоим воинам? – спросил он.

– Они питаются не так, как мы. – Она помотала головой и взглянула на пальцы. – Они используют… Они находят пищу повсюду.

– Мы их теперь тоже будем кормить? – поинтересовался Тейн с набитым кашей ртом. – Так теперь будет? Они построят жилища и поселятся наверху у ледника, так задумано? Эти трупорождённые беженцы?

Это был тот редкий случай, когда Ример мог понять всплеск эмоций соперника. В этих невероятными обстоятельствах представить счастливый конец казалось крайне сложно.

– Умпири, – поправила Хирка. – Они называют себя Умпири, а не трупорождёнными. Они прожили больше лет, чем ты можешь сосчитать, и их словарный запас значительно превышает твой. Уж не говоря о том, что они только что спасли твою шкуру, Тейн.

Девушка проглотила ложку каши, а по залу прокатилась волна неуверенного шёпота. Щёки сына хёвдинга покраснели, но он продолжал улыбаться. Выдержка у него имелась, с этим не поспоришь.

– А кость в нос они тоже научили тебя вставлять? Дай-ка посмотреть! – парень склонился к Хирке.

– Будь осторожен со своими желаниями, Тейн.

– Да, осторожность – моё второе имя, правда? – Черноволосый сын хёвдинга ткнул собеседницу локтем в бок. Она искренне рассмеялась. При звуке голоса Хирки сердце Римера сжалось. Он стиснул зубы, сам желая оказаться тем, кто заставляет её улыбаться. Тем, кто приносит ей радость. И чувство безопасности.

Тем, кого она хочет.

А не тем, кто обречён разочаровывать её. Тянуть во мрак. Раз за разом.

Но так было не всегда.

Он приехал в Эльверуа как сын семьи Совета. Воспитанный в строгости. Завязавший чувства в тугой узел. Хирка развязала его. Управляла им. Они лазали по деревьям и скалам, плавали и бегали. Она была свободной и иногда заставляла Римера тоже поверить в то, что и он может стать таким. Они дружили и соперничали в борьбе за зарубки, которые доставались самому смелому.

Так обстояли дела вплоть до Ритуала наследника Ан-Эльдеринов. Ожидания насчёт дальнейшей судьбы побудили его уйти в Колкагги. Поступил бы он так же сегодня? Теперь, когда знал, что эта дорога ведёт прочь от Хирки?

Их глаза встретились. Они смотрели друг от друга, не в состоянии отвести взглядов. Казалось, зал уменьшился. Ример почувствовал, как у него задрожали губы. От воспоминаний. От желания вновь поцеловать Хирку.

Видит ли она его мысли про то, чтобы весь этот зал провалился в Шлокну и они остались наедине? Тоску, которая поедает его изнутри? И которая сейчас казалась сильной, как никогда, потому что любимая находилась в пределах досягаемости.

А она снова повернулась к Эйрику и продолжила разговор с ним, как будто не знала, какой пожар сейчас разожгла. Ример посмотрел на свои руки. Кровь пульсировала под кожей на запястьях.

Он понял, что не слышал ни слова, пока Хирка смотрела на него.

– Ты знаешь это наверняка? – спросил Эйрик.

– Это точно, как Шлокна. Они придут в первый день того, что они называют первым осенним месяцем. И их много.

– И станет ещё больше, когда та толпа, что ты привела, вонзит нам нож в спину, – произнёс Тейн.

– Мир не так прост, как ты думаешь. – Хирка посмотрела на собеседника, и у него хватило стыда опустить глаза. – Разве ты не сражаешься с Маннфаллой? Разве ты только что не убивал имлингов? Раз мы воюем против своего народа, почему Умпири не могут делать то же самое? Те, кто пришёл со мной, уже порвали со своим миром. Их называют падшими. Внедомными.

– Они бедняки? – спросил один из воинов, имени которого Ример не знал. Тот сидел у колонны и только что снял с себя обувь, но был слишком вымотан, чтобы снять и остальное.

– Можно сказать и так. Но скорее, они вне закона, – отозвалась девушка.

– Час от часу не легче… Убийцы. – Тейн с грохотом отставил миску из-под каши.

– Как ты и я. – Хирка потянулась за кружкой пива. – Эйрик, нельзя позволить зажать вас между Маннфаллой с юга и Мередиром с востока. Равнхов взять непросто, но город может стать смертельной западнёй, если у захватчиков найдётся время и достаточно воинов, которыми не жалко пожертвовать. А у врагов всё это есть. Выступи против Маннфаллы одновременно с Умпири. Надави на Даркдаггара снаружи, а я надавлю изнутри.

Эти слова удивили Римера и повергли в уныние. Хирка говорила, как член Совета. Строила стратегические планы о войне и смерти, которые презирала. Теперь ей пришлось влезть во всё это. Пришлось почувствовать разницу между тем, кем она стала, и тем, во что верила. Эта мысль была ненавистна Римеру.

– Ты ведь не собираешься оставаться здесь, да? – спросил Эйрик, внимательно глядя на Хирку.

– Я не могу. У меня другие планы, – помотала головой она.

Тишина покрывалом опустилась на зал. Ример закрыл глаза. И почти сразу почувствовал, как кто-то похлопал его по спине. Мозг. Юноша взглянул на незваного утешителя, но чёрная тень убрала руку и продолжила трапезу как ни в чём не бывало. Внезапно молодой мастер Колкагг ощутил себя голым, как будто его обманом заставили показать то, что не было предназначено для чужих глаз.

Хирка осмотрелась по сторонам, поняла, что все ждут дальнейших объяснений, и нервно кашлянула.

– Поток, – сказала она, осторожно подбирая слова. – Я собираюсь исцелить Поток.

– А что с ним не так? – раздался от дверей голос Инге.

– Он больше не протекает между мирами, – ответила девушка. Ример увидел пугающую уверенность в её глазах. Веру, которая могла бы наполнять читающего проповедь авгура. – Скопился весь здесь, в Имланде. И ослаб. Вы ведь тоже об этом слышали, да? Что Поток уже не такой, как раньше. Что он теряет силу. Я не думаю, что наш мир способен выжить без него. Как и любой другой. Это лишь вопрос времени. Сто лет. Тысяча. Я не знаю. – Она сделала глубокий вдох и добавила: – В любом случае если его можно исцелить, то сделать это надо во время войны. Потому что ничто…

– …не питает Поток лучше, чем смерть, – закончил за неё Эйрик. – Отец так говорил.

Хирка снова встретилась глазами с Римером. На этот раз в её взгляде сквозила тревога. Отчаяние по поводу всего того, что нельзя объяснить. Никто здесь не в состоянии понять то, что они оба видели. Мир людей. Всевидящий. Грааль. Поток.

А может, Ример неправильно истолковал её взгляд. Возможно, она просто вспомнила всё то, что нерадивый воздыхатель сделал не так.

Да. Смотри на меня. Помни всё, что я натворил.

Юноше отчаянно хотелось услышать от Хирки эти слова. Услышать, как она расскажет о каждом грехе, который Ан-Эльдерин совершил в своей жизни. О каждом неверном шаге. О каждой смерти. Ример желал услышать упрёки. За Свартэльда. За Наиэля. За Колкагг. Хотел почувствовать боль осуждения. Всеобъемлющую. Непримиримую. Холодную. Тогда он по меньшей мере будет знать, что может вызвать у любимой хоть какие-то эмоции.

Сердце билось в груди Римера, причиняя невыносимые страдания. Он с трудом отвёл глаза от Хирки, встал и поднялся на галерею, напуганный собственными мыслями и потребностями.

Снаружи послышались вопли. В дверь застучали кулаки. У Инге подкосились ноги. Он отодвинулся от двери и приоткрыл её. Внутрь ворвался Ветле и напролом промчался по залу, перевернув стоявшую на полу миску. Молодой мужчина с разумом ребёнка радостно нёсся вперёд.

– Хирка!

Девушка отставила кружку в сторону и обняла друга.

– От тебя воняет! – прокричал Ветле. – От вас ото всех воняет!

Тейн по-кошачьи потянулся и завёл руки за голову. Возможно, для того, чтобы продемонстрировать внушительные мышцы.

– Значит, хорошо, что мы идём мыться, правда? – Он снова толкнул Хирку в бок. – Давно мы не принимали ванну вместе. Ты, конечно, можешь пойти с нами, если…

– Я останусь, – её улыбка смягчила резкость слов. – Нужно подняться к слепым и посмотреть, успокоились ли они.

– Вот уж чего я никак не ожидал услышать… – фыркнул Тейн.

– Даже слепым нужен покой.

– Я имел в виду, что кое-кто не хочет купаться со мной. Никогда раньше такого не случалось.

Сын хёвдинга подмигнул и вытянул руку в сторону девушки, но его прервал стук в дверь. Внутрь просунулась мужская голова. Седовласая, с каплей на лбу. С глазами белыми, как яичные белки. Трупорождённый. Кажется, Колайль. Все имлинги замерли и уставились на дверь.

– Хирка? – Слепой казался взволнованным.

Она извинилась и вышла из высокого зала. Это происшествие вызвало цепную реакцию. Имлинги потянулись следом, разбредаясь по купальням, трактирам, домам.

Несколько мужчин осталось. Те, кому кусок в горло не полез. Кто не мог смеяться. Кто видел такое, чего никогда не забудет. Кто впервые кормил воронов. Те, на кого случившееся произвело сильное впечатление. Кому не под силу было делать вид, что они не утратили надежду. Они молча сидели вдоль стен, не глядя друг на друга.

Ример многое повидал за последние годы. Больше, чем любой из них. Но он тоже стоял как вкопанный и смотрел в окно на горы за высоким залом. Там по тропинке впереди слепого шагала Хирка.

Её волосы были собраны в длинные рыжие пряди, которые нежно ласкали спину. Ремни перетягивали короткий свитер. Наряд казался совершенно чужеродным и одновременно очень ей подходящим.

Ример отвернулся, прислонился к стене и закрыл глаза.

Нагая

Хирка взобралась на камень, села и провела рукой по волосам. Они стали слишком длинными: доходили до середины спины и постоянно путались. Она перестала расчёсывать их, просто закручивая в пряди и связывая в пучки.

Девушка дала волосам просохнуть на ветру. Здесь, наверху, дул порывистый ветер. Он мерился силами со скалой за спиной, но всегда волнами откатывался назад. Борьба стихий, которая никогда не закончится. Скоро наступит осень.

Равнхов раскинулся внизу и источал красивую ложь. Усадьба хёвдинга и высокий зал приветствовали Хирку. Ель во дворе нашёптывала, что она, наконец, дома. Что именно здесь и следовало быть. Покрытая лесом воронья расселина, пересекающая плато… Дочь целителя помнила её, помнила, как стояла там с Римером и смотрела на Блиндбол. У всех домов на склонах были заострённые крыши из торфа. Здания жались друг к другу и превращались в город. Лавки. Постоялые дворы. Отсюда был виден «Воронёнок», где Хирка вытащила нож из бедра мужчины, имени которого уже не помнила. Это произошло так давно. В те времена она считала себя гнилью, а слепых – монстрами.

Теперь они стали союзниками. Семьёй. И дочь Грааля перевернула всё с ног на голову, когда привела их сюда. Сотни слепых. Она оглянулась. Её армия обустраивалась у ледника: строили временные палатки из палок и звериных шкур. Скольм спустился немного вниз по камням и, закрыв глаза, улёгся на вереск.

Хирка услышала шаги. Сбоку подошёл Колайль, прислонился к камню и отпил пива из стакана. Она удивилась, что падший сумел раздобыть подходящий сосуд, потому что остальные пили из бутылок или чашек, ведь сейчас Равнхов был перенаселён.

Слепой посмотрел на девушку, растягивая губы в улыбке. Надо признать, ему это движение удавалось всё лучше и лучше. Ветер играл волосами цвета стали.

– Ты пахнешь лучше, чем они, – сказал он, кивнув назад, в сторону остальных воинов.

– Я вымылась. Советую тебе тоже однажды попробовать.

– Падшие не становятся чистыми от купания. – Колайль сделал ещё один глоток.

Хирка посмотрела на собеседника. Он сбросил с себя куртку с овечьей шерстью и теперь казался более лёгким. Стройным. Для этого у него имелись все основания. Мужчина многое сбросил с плеч. Свой народ и свою страну. Принял новую судьбу безо всяких оговорок. Поднялся. Последовал за полукровкой. Заставил её испытывать гордость.

– Иди сюда, – сказала Хирка, взяла кружку из рук Колайля и поставила на землю.

Затем привлекла его ближе, а сама передвинулась к краю валуна, села так, чтобы зажать плечи слепого с обеих сторон коленями, и подняла его голову за подбородок. Явно испуганный, мужчина попытался отступить назад, но целительница крепко сжимала его ногами.

– Стой спокойно, – велела она, вынула нож и приложила ко лбу падшего.

Как ни смешно, но это его успокоило. Тогда Хирка завела лезвие прямо под стальную каплю и посмотрела прямо в глаза Колайля, где бушевала буря чёрного и белого, как будто он не знал, что должен чувствовать. Она взглядом спросила: «Ты готов?»

Мужчина почти незаметно кивнул. Хирка надавила на лезвие ножа. Капля поддалась и накрепко прилипла к стали. Выступила кровь и побежала вниз по носу, как слеза. Рана затягивалась прямо на глазах.

– Сейчас ты в Имланде, – сказала девушка. – Здесь нет падших, Колайль.

Затем положила стальную каплю в ладонь собеседника и сомкнула пальцы. Его глаза стали чёрными и блестящими, как огненное стекло. Как звёздная ночь. Было тихо. Слишком тихо.

Хирка подняла голову и увидела, что они не одни. Вокруг собирались Умпири. Внедомные уступали место падшим, которые протискивались вперёд, поближе к дочери Грааля. Море стальных капель. Она поняла, чего хотят слепые, но всё должно было пройти не так. Дело в не в ней. Девушка убрала нож в ножны и объявила:

– Вы сами покинули Дрейсиль. Сами можете и освободиться.

Этого оказалось достаточно.

Ножи покинули ножны. Хирка и не догадывалась, что у слепых имелось оружие. Они прятали его в обуви и под одеждой. Сказки о том, что Умпири ничего не боятся, давно умерли. Капли удалялись одна за другой. Кто-то сделал это сам, кто-то помог друг другу. Кровавый праздник свободных душ.

Колайль посмотрел на дочь Грааля.

– Я дам тебе прозвище. Когда найду подходящее, – он говорил по-имландски, как будто решил поупражняться в этом языке.

– Прозвища у меня не задерживаются, – улыбнулась Хирка. – У меня их было много. Бесхвостая, Дитя Одина, Гниль, Девочка, Рыжая, Сульни…

– Сульни… – Колайль попробовал это имя на вкус. – Великолепно.

Хирка нахмурилась. Так её называл Наиэль. Бабочка-однодневка.

– Почему? – задала она вопрос, но не была уверена, что хочет услышать ответ.

– Если ты не понимаешь, значит, не видела их. Сульни – это такие… – предводитель мятежников подбирал слово, – бабочки? Они делают узоры на камнях. Из самых удивительных мелких вещей. И могут поднять вес, в сто раз превышающий собственный. А крылья… – Колайль провёл рукой по волосам девушки. Медленно, как будто ему было трудно оторвать от рыжих прядей ладонь. – Что сказать, это самое красивое создание в Дрейсиле.

Хирка почувствовала ком в горле. Она прижала руку к груди, желая вырвать этот ком, но ничего не могла с собой поделать.

Сульни. Сильная. Красивая.

Она всегда считала прозвище насмешкой. Подтверждением того, как мало полукровка значила для Наиэля. Ей необходимо продолжать верить в это. Продолжать верить, что несносному слепому не было до неё дела. А иначе как примириться с его смертью?

Хирке стало дурно. Она недавно искупалась, но казалось, что руки измазаны кровью. Кровью со лба Колайля. Кровью из сердца Наиэля. Кровью сотен воинов Маннфаллы. Кровью Майка из Йорка. Кровью из всех миров.

Внезапно она оказалась в объятиях Колайля. Неужели упала? Он снял её с камня и отнёс в сторону от остальных.

– Тебе надо отдохнуть, – сказал мужчина.

Что значит услышать такие слова от Умпири?

– Думаешь, ты знаешь, что ей нужно?

Ример.

Юноша с белыми, отмытыми от крови волосами стоял на тропе перед ними и был готов в любой момент выхватить меч. Он всегда готов выхватить меч.

Колайль изогнул шею, явно намереваясь прыгнуть на противника. Девушка положила руку слепому на грудь.

– Оставь нас. Опасности нет.

Он зарычал, но отступил. Ример смотрел трупорождённому мужчине вслед до тех пор, пока не встретился глазами с Хиркой.

– Кто он такой? Телохранитель? Домашний питомец?

Она схватила Римера и потащила за собой вдоль стены льда, пока не отошли от слепых, но белые глаза продолжали следить за парой.

– Посмотри на них! – сказал воинственно настроенный юноша. – Имлинги напуганы до смерти. Никто не желает сражаться с трупорождёнными!

– Они – Умпири и слышат каждое твоё слово!

– Оттуда?

– Да. Оттуда.

Ример оглядывал слепых, которые стояли на довольно большом расстоянии и с нескрываемым интересом наблюдали за ними. Хирка видела, как он оценивает трупорождённых. Боится их. И в этом не было ничего странного. Они быстрые. Сильные. С волчьим слухом.

– Они истребят всех нас, – непримиримо нахмурился Ример.

Хирке захотелось возразить, но внезапно она осознала, что нет уверенности насчёт неправоты бывшего Колкагги.

Колайль следил за ними, попивая из стакана. Хирка попыталась представить себе, как Ример воспринимает взгляд сощуренных белых глаз. Как такие взгляды воспринимают те, кто никогда не жил с Умпири бок о бок. Могла ли она винить имлингов в том, что они боятся слепых до смерти и считают, что те принесли с собой гибель?

– Мы потеряем союзников, Хирка. – Ример сжал кулаки. – Никто не поймёт… вот этого, – он указал на толпу мятежников из Гиннунгада.

– Никому ничего и не надо понимать. Всё так, как есть.

– И как это понимать? Мы должны заключить союз с чудовищами?

– Я одна из них!

Расстроенная девушка вздрогнула, услышав, как её собственный голос эхом отразился ото льда. Колайль, судя по всему, был готов в любой момент подбежать к ней, если понадобится. Одно чудовище хотело спасти её от другого чудовища.

Безнадёжно. Разве можно назвать сложившуюся ситуацию иначе?

Хирка поманила Римера за собой, уводя ещё дальше от слепых, и с облегчением обнаружила трещину в стене льда, где можно было скрыться от всех взглядов. Сияющие стены вызвали в памяти воспоминание о том ужасе, что находился здесь раньше.

Хирка пошла дальше вдоль разлома, который закончился ледяной пещерой. Из одной стены торчала замёрзшая плита, похожая на покрытый инеем стол. Там лежал самый первый слепой, которого увидела дочь Грааля. Проходящий сквозь полупрозрачный потолок свет окрашивал в синий цвет его тело, где зияла открытая рана.

Хирка не представляла, кто убил этого Умпири. Может, Эйрик. Может, кто другой. Но она стояла здесь целую жизнь назад, чтобы понять: слепые существуют. Чтобы осознать это. До тех пор она была совершенно невинна.

Девушка положила руки на замёрзшую поверхность, где когда-то лежало тело. Никто бы не догадался, что когда-то здесь лежал убитый Умпири, и это немного пугало. Вполне возможно, тот слепой приходился другом Скерри. Или являлся частью семьи. Никто не должен исчезать бесследно.

В памяти всплывали всё новые лица. Отец на стуле с колёсами. Линдри. Свартэльд. Где их следы? Они обязаны были оставить после себя глубокие следы, которые никому не под силу стереть. Полукровка услышала свой смех, и этот звук ей не понравился.

– Хирка?

Ример шёл следом. Тень, убившая Наиэля. Горе пронзило девушку. Ей так хотелось заставить понять юношу, что он является таким же чудовищем, как и слепые.

– Они не были братьями, – прошептала она. – Грааль и Наиэль. Для тебя это пустой звук, но для Умпири родство значит всё. Но это оказалось ложью. Дом моей семьи вознёсся благодаря обману. Наиэль узнал обо всём и понял, что его жизнь кончена. Однажды правда должна была открыться, и, я думаю, он не захотел дожидаться катастрофы. Поэтому предал слепых и явился в Имланд. Вот как всё началось. Война. Возможно, он поступил так, как счёл необходимым. И за это ты его убил. Ты ничего не знал. Ты не знал его.

Ример сжал челюсти и отвёл глаза, ничего не ответив. Он никогда не возьмёт на себя ответственности за смерти. Он был тем, кем был, Хирка это знала.

Она посмотрела на горло юноши и не заметила зажившего шрама. Ощутила тяжесть ножа на бедре. Клюв близко. Всё так легко, достаточно сделать всего шаг вперёд. Укол. Остальное в руках судьбы и всех существующих богов.

Только бы удалось поддерживать в себе ненависть ещё немного!

– Ты действительно считаешь, что Наиэль был Всевидящим? – спросил Ример. – Думаешь, он последовал бы за тобой, как и эти… Умпири? Но что будет после? Если всё это когда-нибудь закончится, то что случится потом? Задумайся! Они останутся здесь? По твоему мнению, имлинги смогут делить мир с трупорождёнными?

– Пока я не закончу, все расы будут делить все миры. – Хирка скрипнула зубами. – Поток должен принадлежать всем.

– Чего бы это ни стоило? – Ример заморгал так, будто не верил услышанному. – Ты ненавидишь меня из-за тех, у кого я отнял жизнь, а сама планируешь величайшую бойню в истории?

Хирка опустила глаза. Даже любимый сомневается в ней. Можно ли его за это осуждать? Она поднесла руку к кинжалу, взглянула на мечи в ножнах на спине у бывшего Колкагги и решила не думать, как легко и просто он способен её обезоружить.

– Ты, быстро отправляющий в Шлокну, – с горечью сказала она, – объясни мне одну вещь. Если ты знал, что Грааль собирается зайти так далеко… Если ты знал, что он натравит нас друг на друга, лишь бы выиграть войну, то почему не убил его? Почему тот, кто обходится нам дороже всех остальных, получил право жить?

Пальцы, которые лежали на бедре рядом с ножнами, дрожали. Хирке никак не удавалось взять их под контроль.

– Потому что он твой отец и не угрожал нам. – Ример подошёл на шаг ближе, сощурив злые глаза.

– Ну и что? Ты лишал жизни и за меньшее! – Хирка расстроенно всплеснула руками. – Убил Наиэля, потому что он мог стать угрозой. Убил Свартэльда, потому что он бросил тебе вызов. И боги знают, скольких ты убил за Всевидящего, который давным-давно покинул Эйсвальдр. Так почему же не прикончил того единственного, кто этого заслуживал? Того, кто стал причиной…

– Потому что ты этого не хотела!

Его голос заметался между ледяными стенами. Губы Римера задрожали и сложились в незнакомую гримасу. Хирка ощутила отчаяние. Раньше она могла представить родные черты его лица с закрытыми глазами, а теперь они казались чужими. В бледном юноше с белыми как снег волосами было больше звериного, чем в любом из слепых.

Его ярость превратилась в растерянность, как будто сам удивился тому, что выкрикнул. А потом суровость схлынула с его лица. Ример прижался спиной к ледяной стене, тяжело дыша, как будто был ранен, и повторил хриплым шёпотом:

– Потому что ты этого не хотела. Потому что это казалось неправильным. Но теперь не осталось ничего правильного. Ты считаешь, что я многих убил, но даже не подозреваешь… Если бы не я, Колкагги до сих пор были бы живы.

Он говорил надтреснутым голосом, как будто умирал. Затем поднял глаза. Светло-серые волчьи глаза. Усталые. Загнанные. Они раздирали собеседницу на части изнутри. Смотрели ей прямо в душу. Видели её. И молили её увидеть его.

Хирка почувствовала, как дрожь с пальцев стала распространяться по всему телу. Даже зубы начали стучать. Ример не мог так поступить с ней. Не сейчас. Он должен был оставаться холодным. Убийцей. Тем, кого можно ненавидеть. А не выглядеть как открытая рана. Но каждая мышца тела девушки знала, что уже поздно. Она уронила руку. Любимый умрёт за Грааля. Потому что Хирка не сумела сделать того, что должна.

Обнажить нож? Против Римера?

Никогда. Никогда в жизни.

– Мы сожгли их, – произнёс он и начал оседать на землю. – Это заняло несколько дней.

– Кто ты? – Хирка ударила обессиленного юношу в грудь, прижала к стене, чтобы он не упал. Чтобы он никогда не упал. Затем схватилась за кожаные ремни от ножен и резко дёрнула их. – Кто ты, Ример? Скажи!

Девочка из Эльверуа хотела, чтобы он вспомнил, кем является.

– Я Ример Ан-Эльдерин. – Друг по детским играм наклонился и коснулся губами её виска. – И если во мне ещё что-то осталось, это всё принадлежит тебе.

Хирка всхлипнула, не отрывая взгляда от груди юноши. Его слова впивались ей в сердце, что-то разбивая изнутри. То, что сдерживало тоску с тех самых пор, когда она впервые увидела Римера. Теперь же гнетущее чувство беспрепятственно проникало в кровь. Хирка не могла больше скрывать свои эмоции. Она была беспомощна. Нага. Открыта нараспашку.

Тоска волной холода пробежала по телу девушки. Пьянящая и пугающая. Что, если она скучала по Римеру сильнее, чем он скучал по ней?

Хирка подняла голову и посмотрела на него.

Взгляд юноши был наполнен печалью и сказал всё, что следовало знать. Хирка обвила его шею руками и привлекла к себе, отыскивая дрожащими губами его губы. От этого прикосновения Ример словно проснулся.

Она целовала его, как изголодавшаяся, но этого было недостаточно. Этого никогда не будет достаточно. Она желала большего.

Ример зарылся пальцами в рыжую шевелюру и прижал девушку к себе. Одна тёплая рука на затылке, вторая – на талии. Хирка знала, что будет дальше. Что должно быть дальше. Ничто на свете не сможет остановить её. Она слишком долго тосковала.

Запах Римера пьянил. Кожаные доспехи скрипели, и этот звук казался настолько родным, что Хирка едва не заплакала. Затем прижалась к нему, чтобы исчезли все следы разделявшего их расстояния, и принялась расстёгивать ремни перевязи, уронив мечи на землю.

Ример схватил ртом воздух и слегка отстранился. Горящие волчьи глаза словно что-то искали во взгляде девушки. Что? Чего он ждёт?

– Ты… Это будет… – Он сглотнул. Хирка недоумённо смотрела на ставшего вдруг нерешительным юношу. Чего он боится? Что они замёрзнут? Она всегда жила во льдах, сколько себя помнила. – Ты прощаешь меня? – наконец прошептал он.

– Нет, – ответила она. – Когда я тебя прощу, то сразу скажу.

И вновь привлекла Римера к себе. Его поцелуи стали более настойчивыми. Требовательными. Он понял. Наконец понял. Он запутался в перевязях на свитере, и Хирка сама стянула мешающий предмет одежды через голову. Затем дёрнула ремень на брюках парня и ощутила поднявшийся к её ладони жар.

Ример дышал так тяжело, что вырывавшиеся облачка пара холодили её губы. Поток набросился на бесхвостую полукровку, как порыв штормового ветра. Она не знала, намеренно ли началось слияние, но это не имело значения. Поток был здесь и открыл Хирку. Открыл Римера. Его горячие руки касались кожи на её спине, пальцы расшнуровывали завязки её брюк. Его ожившее тело тянулось к ней. Твёрдое и живое.

От тепла лёд начал таять. Со свода пещеры закапала вода.

Поток был сильным. Диким. Опасным.

Ример развернулся, прижал Хирку спиной к стене и поймал взгляд зелёных глаз. Дикий. Открытый. Их ничего больше не разделяло. Затем схватил девушку сзади за бёдра. Она обхватила ногами его талию, скрестила их у него за спиной и притянула его к себе. В себя. Они стали единым целым. Она и Ример.

Он шептал её имя.

Там, где раньше ничего не было, теперь стало тесно. Раздался взрыв жара. Ужасная сладкая боль. Из легких Хирки вырывались всхлипы от каждого жёсткого, ритмичного толчка. Поток оторвал их друг от друга и соединил в единое существо с одним пульсом. Волнообразным. Кровь хлынула к низу живота, обволакивая Римера. Трепетала. Сотрясала Хирку изнутри.

Задыхающийся юноша подавил крик, уткнувшись ей в шею.

Хирка приняла в себя жар, который грозил сжечь её дотла изнутри. Она была зажата между жаром и холодом. Её ноги ослабли, но Ример был с ней. Держал её.

Его имя эхом разносилось в её голове.

Ример. Ример. Ример…

В конце концов их придавило тяжестью, и они медленно сползли вниз и остались лежать рядом. Два дыхания, которые слились в одно.

Ример приподнялся на локте, склонился над Хиркой. Затем принялся запихивать ей под спину свитер, чтобы она не замёрзла на ледяном полу. Трогательная, но бесполезная забота после всего того, через что они только что прошли вместе. Она смотрела на Римера, пока он жадно изучал её тело, как будто больше никогда его не увидит. Он погладил рукой её грудь и склонил голову набок. Хирка внимательно разглядывала лицо любимого, впитывая в себя каждую его частичку. Подбородок. Резко очерченные губы. Тёплые и покрасневшие.

Только это. Только это мгновение. Теперь время может остановиться. Теперь миры могут пасть.

Внезапно улыбка Римера наполнилась болью. Он схватился за горло.

Хирка закрыла глаза. Понимание пронзило её насквозь, как сталь. Всё кончено. Слишком поздно. Отпущенное им время вышло. Грааль не смог связаться ни с Дамайянти, ни со Скерри и теперь знает, что его держали за дурака.

Ример обшаривал одежду в поисках склянки с кровью, нужной для того, чтобы ответить Граалю, не зная, что сейчас заплатит за предательство Хирки.

Она села.

– Ложись, я найду, – она толкнула юношу на ледяной пол и сделала вид, что роется в карманах сброшенной им одежды, пока боролась с подступившими рыданиями. После того как Поток отпустил их, стало прохладно. Кожа покрылась мурашками. Дочь Грааля беззвучно извлекла клинок из ножен.

– Хирка… – кашлянул Ример.

Нужно спешить. Она встала на колени рядом с ним и положила руку ему на живот. А потом вонзила нож, надавила и вынула его. Из раны хлынула кровь. Обнажённый и преданный юноша закричал и вжался в лёд.

Хирка выронила оружие. Её тело оцепенело. Похолодело. Казалось, она больше никогда не сможет пошевелиться. Ример пополз, опираясь на локти, оставляя за собой красную полосу, которая в свете ледника выглядела чёрной. Потом сел и прислонился к стене. Он ведь Колкагга. Его мечи находились в пределах досягаемости.

Хирка ждала нападения и отчасти даже надеялась, что он схватит клинки.

Ример смотрел на неё. Шок прошёл. Страх проложил путь для чего-то другого. Для непостижимого умиротворения.

– Я… – раненый застонал. – Я думал, мне придётся сделать это самому. Отнять власть у… у Грааля. Но… – Он кашлянул, и его лицо исказила гримаса боли. – Если ты хотела, чтобы я умер, надо было просто сказать.

Хирка подавила всхлип, изо всех сил стараясь не разрыдаться. Чувствуя, как жар Римера течёт между её бёдер, она смотрела на его горло. Во имя Всевидящего, почему ничего не происходит? Куда делся клюв? Он что, считает себя бессмертным?

Он же Колкагга.

– Нож смазан кровавой травой, – сказала она и не узнала собственный голос. Можно было подумать, что за неё говорил кто-то другой. – Скоро всё кончится.

Взгляд раненого парня вновь наполнился ужасом. Ример зашёлся от приступа кашля и был вынужден встать на четвереньки и положить одну руку на стену, как будто собирался встать, но безуспешно.

Он скорчился и захрипел.

Более красивого звука Хирка никогда не слышала. Звук спасения. И удушья. Она бросилась к Римеру и принялась стучать кулаками по его спине. Он содрогнулся. Клюв вышел наружу и упал на лёд. С губ юноши закапала густая кровь.

Не теряя времени, Хирка толкнула его на спину, зажала рану одеждой и крепко перетянула ремнём. Ример смотрел на целительницу остекленевшим взглядом. Она снова нашла нож, взялась ладонью за лезвие и полоснула, почти не заметив боли, – всё заглушал стук сердца. Хирка всё чувствовала и не чувствовала ничего.

Затем она убрала повязку с раны и стала капать туда свою кровь. Кровь первых. Кровь ворона. Так порез затянется быстрее. Оставалось лишь надеяться, что удар пришёлся в нужное место.

– Это не яд, Ример. Ты поправишься. – Хирка сомневалась, что он её слышит.

Полукровка подняла клюв и сжала его кровоточащей рукой. Плач вырвался наружу, причиняя невыносимые страдания.

Ещё немного. Нужно продержаться ещё немного.

– Я не знаю, какое имя ты носил раньше, – зашептала Хирка на умонийском. – Но я буду называть тебя Куро, как моего первого ворона. И моё первое сердце. Прими меня. Сделай одной из вас.

Клюв не отвечал и не шевелился.

А потом дочь Грааля услышала карканье. Над ледником летели вороны. Вечером они, как всегда, возвращались в Равнхов. И тут клюв дёрнулся в ладони. Хирка вздрогнула и выронила его.

Тело свело судорогой. Казалось, она слышит своё имя. Крик Римера. Но у неё больше не было имени. Она превратилась в сгусток страха и боли.

Кровеносные сосуды синими змеями вздулись на руках девушки. Она услышала какой-то звук и поняла, что рвётся кожа, но решилась взглянуть. Кости сжались. Шея дёрнулась вбок. Пространство изменило размеры. Перед глазами стояла пульсирующая краснота. Хирка скрючилась и заплакала.

Её тело разрывалось на части. Каждая его часть съёживалась. Каждая часть плакала. А потом полукровка расправила крылья. Все крылья. Она стала вороном. Она стала стаей. Она взорвалась чёрным и вылетела из трещины в леднике.

Рождённая изо льда.

Рождение от ворона

Я есть. Кто я?

Неизвестность. Удивление, которого не должно быть. Откуда они?

Мы – ворон.

Ворон летел над зелёными ветками. Высокими и низкими. К некоторым спускался, над другими поднимался. Где-то внизу серебряными волнами блестела река. Хотелось взять её с собой, но водная лента была слишком велика. Она делала, что пожелает. Не имела ни начала, ни конца. И предназначалась для всех, не только для воронов. Им пришлось смириться.

Кто я?

Мы – ворон! Прекрати спрашивать.

Ветер как вода проходил сквозь перья. Он имел массу. Где-то давил сильнее, где-то слабее. Воздух не являлся пустотой. Ворон знал это. Откуда же появилось изумление? Чувство, что необходимо испытывать удивление? Кто же не понимает, что такое ветер? Ворон задумался. Но потом вспомнил, что это неважно.

Она не испытывала ни голода, ни холода, и здесь было безопасно. Она стала птицей.

Из земли торчали гнёзда бескрылых. Ворон взлетел выше. Они опасны, эти бескрылые. Не видят вдаль и не могут понять, что у реки нет начала. И конца. Ни у чего их нет. Хотелось отдохнуть, но страх влёк её вперёд.

Страх? Чего ей бояться? Она – ворон.

Кто ты?

Я Хирка!

Её охватил ужас, который растекся до самого хвоста. До кончиков перьев. Сердце казалось совсем маленьким, тело – тесным. Она направилась к земле. Стала падать камнем. Расправила крылья. Её тут же отбросило назад.

Мы не боремся с ветром!

Мы? Кто такие мы? Хирка хватала воздух. Она или кто-то другой? Она была птицей. Она позволила ворону взять верх. Она не умела летать. Это должен делать он. Он восстановил контроль. Справился с порывами ветра. С верхушками елей. Морем. Песком. Всё находилось не на своих местах. Она видела слишком много. Мысли разрывались в клочья. Распадались на кусочки. Разлетались во все стороны. Она была вороном.

Где мы?

Мы везде.

Хирка сощурилась. Всё казалось неправильным. И правильным. Бесконечно правильным. Всю свою жизнь она карабкалась вверх. На деревья, на крыши. Но такого не было никогда. Никогда она не представляла себя вороном.

Конечно, представляла. Мы – ворон.

Ворон, который есть. Ворон, который был. Ворон, который будет всегда.

Мысли казались похожими на капли вечности. Правду и ложь. Связи. Плотные, как дождь. Камень и кровь. Земля и огонь. У бескрылых существовало слово для этого.

У бескрылых для всего есть слова.

Ворон понял. Ворон говорил на всех языках. Всех времён. Потому что всё исходило из единого источника. Всё было связано.

Поток.

Хирка могла его чувствовать, хотя и знала, что не должна. Заслужила ли она это? Её глодало ощущение, что она слишком часто поступала неверно.

Как и все мы.

Но Хирка не должна была оказаться здесь. Она потомок Одина. Гниль. Трупорождённая. Она слепа к земле. Ей нигде не рады. Ни в одном из миров.

Тебе рады здесь.

Ворон приземлился на груду обгорелых досок от разрушенной хижины у моря. Недом. Бескрылые вонзили в землю меч. Отцовский меч. Меч Торральда. Пепельно-серый с одной стороны. Отполированный морем и дождём с другой.

Рядом валялась спинка кровати. Огонь не смог съесть её. На дереве виднелись раскинутые резные крылья. Отцовская работа.

Моя кровать.

Ты горюешь?

В голосе ворона не было ни заботы, ни тепла, ни холода. Он просто спросил. Из-под груды камней торчало колесо повозки. Трещины забились пеплом.

Да.

Ворон расправил крылья и стал кружить над Эльверуа. Кое-что на речном берегу привлекло его внимание. То, чему там не место. Что-то светлое среди камней. Ворон сел на валун и поднял вещицу клювом. Её сделали бескрылые. Деревянная лошадка. Игрушка.

Юмар. Он нам нужен? Мы возьмём его с собой?

Нет. Некоторые вещи мы теряем навсегда.

Ворон полетел прочь от моря. Хирка оставила горе в прошлом, как и мысли о жизни и смерти. Оставила в прошлом стыд и страх. Она – ворон. Она – одна из первых.

Внизу проносилась земля. Затем выросли горы. Высокие узкие пики, долины между которыми заполнял туман.

Блиндбол.

Колкагг больше не существовало, как и Свартэльда, и Линдри. За лесом возвышался белый город. Эйсвальдр. Город Всевидящего. Мой город. Наш город. Маннфалла.

Даркдаггар…

По телу ворона пробежала волна ненависти и злобы. Ветер вывернул крылья, едва не сломав их. Кости трескались. Ворон кричал. Он умирал. Хирка падала. Неслась вниз спиралью боли. А потом скрючилась и высвободилась из чужого тела взрывом крови и костей. Рухнула на брусчатку. Слепая, переломанная, обнажённая.

Девушка попробовала пошевелить руками, даже не рассчитывая, что они послушаются. Но всё удалось. Она скребла пальцами по земле между камнями и ползла вперёд. Волны Потока толчками проходили через её тело. Хирка поморгала и вновь обрела зрение. Увидела, что рука согнута в неправильном месте, и собралась слиться с Потоком, но в этом не было необходимости. Причин цепляться за него не существовало. Он тёк рядом и сплёлся с ней в неразрывное целое. Они стали едины.

Хирка крепко вцепилась в камень брусчатки, который рассыпался в пыль у неё под пальцами. Затем поднялась и обнаружила, что вокруг стоял народ, разглядывая перемазанную кровью обнажённую девушку. Чужаки. Не было видно ни одного знакомого лица. Но она поняла, где оказалась. Это место находилось недалеко от реки на окраине Маннфаллы. Здесь дома опирались друг на друга, а улицы пахли рыбой. Никто ничего не говорил. Имлинги просто стояли как зачарованные. Какая-то женщина плотнее прижала к себе мальчика и положила руку ему на грудь, чтобы сын не убежал.

Между Хиркой и зеваками упал мёртвый ворон. Чёрный, окровавленный. Со стуком, с каким падает узел с мокрой одеждой. Потом ещё один. И ещё. С неба дождём посыпались безжизненные птицы. Сотни птиц. Народ попятился. Как ни странно, никто даже не вскрикнул. Вскоре вся улица почернела от мёртвых тел.

Крупный мужчина стянул с себя свитер и протянул Хирке. Медленно. Молча. Она взяла тёплую кофту и натянула на себя. Одежда доходила почти до колен. Затем улыбнулась доброму имлингу. Он неуверенно кивнул в ответ.

– У тебя кровь идёт! – выкрикнул мальчик, который вырвался наконец из рук матери.

Из нас течёт кровь? Нет. Мы живём. Мы вороны.

В голове звучала сразу сотня голосов. Сотня мыслей. Хирки было много. Она закатала рукава свитера. Поток окрасил выступающие вены чёрным. Кожа стала липкой от вороньей крови. Девушка коснулась места перелома и вправила кость на место, понимая, как та должна лежать, хоть и не могла объяснить, каким образом. Поток срастил рану. Поток знал.

– Мы не мертвы, – сказала Хирка мальчику.

Они ошиблись. Все они ошиблись, сказав, что полукровка никогда не сумеет стать одним целым с Потоком. Только Умпири было это под силу. Дрейри. Тем, в ком течёт чистая кровь, кровь первых. Но спиральные камни имелись в трёх мирах. Разных мирах. И древность в них насчитывалась одинаковая.

Чистой крови не существовало. Существовало лишь начало, где всё было единым. Смешанным.

Как Хирка. Всё началось так же, как она.

Свободен

Ример поморгал, чтобы сфокусировать зрение. Затем попробовал встать, но его уложили обратно.

– Ещё рано, – произнёс глубокий голос. Рядом сидел на корточках седовласый трупорождённый. Ример знал, кто это, и пытался вспомнить имя, но оно ускользало.

Сквозь звериные шкуры примитивной палатки проглядывало солнце. Значит, он всё ещё в Равнхове. В лагере слепых.

Я жив…

Ример рефлекторно схватился за горло и почувствовал боль, но больше ничего.

– Вот. – Трупорождённый бросил клюв на грудь раненому.

Тот взял кость и поднёс к свету. Зловещая, но безвредная вещь. Мёртвая. Как и полагалось клюву от скелета. Только кровь в трещинах свидетельствовала о том, что клюв жил в теле Римера и что-то требовал от него.

Раб Грааля оказался теперь свободен.

И всё же… Что-то беспокоило. Нужно было что-то вспомнить.

Они с Хиркой занимались любовью. Боги всемогущие, как же Ример обожал её. Тело проснулось от воспоминания о том тепле и неистовстве. Обнажённый юноша незаметно прикрыл одеялом живот. Слепой опустил ладонь ему на лоб. Наверное, подумал, что раненый покраснел от лихорадки.

Ример вспомнил. Его вызвал Грааль. Хирка заплакала. Вонзила в него нож. А потом…

– Она стала… Её тело… – он не находил слов, чтобы описать увиденное. Никто не сможет поверить в такое или понять. – Оно сжалось и превратилось…

– В ворона. Мы знаем. – Слепой протянул собеседнику кружку воды. – Видели, как прилетели птицы. Девчонка не умерла, если ты об этом. – Ример напился. Слепой скептически оглядывал его. Белые глаза напоминали подтаявший снег. Светлые. Прозрачные. Сверкающие. Затем взял кружку из рук раненого, поставил её рядом и продолжил: – Ты жив потому, что она любит тебя, других причин нет. Так расскажи, почему она проткнула тебя ножом? Ты причинил ей боль?

– Никогда. Я бы никогда не навредил Хирке. Мы были… Мы… – Ример запнулся, откинул голову назад на то, что принял за зелёную подушку, но невольно улыбнулся, поняв, что это мешок дочери целителя.

– Не обязательно рассказывать, чем вы занимались, имлинг, я это давно учуял. Почему она ударила тебя?

Ример помедлил. Он не знал ответа и мог только гадать.

– Потому что у меня в горле было вот это, – он отбросил клюв в сторону. – Это клюв ворона, который может…

– Я знаю, что это такое. Я достаточно стар и участвовал в войне.

Ример засмеялся и тут же сморщился от пронзившей живот боли. Поднял голову, чтобы взглянуть на рану, но не заметил признаков ухудшения и откинулся назад.

– Она ударила меня ножом, потому что я оказался бесполезен. Хуже, я стал рабом Грааля, оружием, которым он мог воспользоваться. Против неё. Против всех. Хирка поступила совершенно правильно. Она сделала то, что было необходимо.

Свартэльд гордился бы ею.

– Я тоже так думал, – ответил слепой. – Но мне нечасто доводилось видеть такие удачные ножевые ранения. Рыжая целительница неплохо разбирается в том, как разные органы расположены под кожей, да?

Ример приподнялся на локтях. Движение вышло на удивление безболезненным. Трупорождённый был прав. Хирка знала, куда наносить удар. Если бы она хотела, то убила бы беззащитного юношу. Он посмотрел на клюв.

– Говоришь, она сделала меня свободным?

– Она всех нас сделала свободными, – пожал плечами слепой.

Ример сел и попробовал покрутить шеей. Она ответила чудесным щелчком.

Свободен.

Он был связан с того момента, как принял клюв. Жил с постоянным осознанием того, что осуждён на смерть. Что Грааль может в любой момент воспользоваться рабом. Придать ему нужную форму. Заставить его. Или убить, если всё остальное не выйдет.

Теперь уже нет. Больше никогда.

Ример сделал глубокий вдох. Воздух беспрепятственно стёк по горлу и разлился в груди.

Бывший раб, бывший Колкагга, бывший ворононосец почувствовал себя свободнее, чем когда бы то ни было. Ему ничто больше не помешает. Он стал сильнее.

Он любит Хирку. Больше жизни.

Ример встал. Слепой посмотрел на него. Судя по всему, он думал, что раненый упадёт.

Новый мастер Колкагг посмотрел на свои руки. Раскрыл ладони, сжал в кулаки. Он чувствовал себя сильным. Благословлённым. Смертельно опасным. Сила свободы пульсировала в его венах обещанием того, на что он теперь способен.

Он не мёртв, он жив. И является Колкаггой. Тем, что осталось от чёрных теней. Наследником Свартэльда.

Ример протянул слепому руку. Тот встал и взглянул на раскрытую ладонь так, будто был не вполне уверен, что с ней делать. Но всё же пожал её.

– Меня зовут Ример.

– Меня зовут Колайль, – ответил чудовищный собеседник и обнажил клыки. Насколько юноша понял, эта гримаса являлась попыткой улыбнуться. – Я видел тебя на поле боя. Ты многое способен выдержать и многое можешь совершить.

Ример взглянул на слепого и попробовал на вкус холод собственной улыбки.

– Ты видел лишь начало.

Дрейри

Хирка повернулась спиной к зрителям и пошла по улице Даукаттгата. Скоро разойдутся слухи о рыжеволосой девочке, которая упала с неба и не разбилась, а теперь бродит по Маннфалле в одном свитере. Они дойдут и до ушей Совета. И Даркдаггара.

Хирка понимала, что следовало поторапливаться, но не могла убедить себя в том, что у неё мало времени. Мир казался наполненным впечатлениями. Она всё видела впервые. Чувствовала запах Потока. Где-то он был сильнее, где-то слабее. Сеть, подобная переплетению корней в земле. Хирка шла, пока не закончились вымощенные камнем улицы. Пока не добралась до ветхих домов, жавшихся друг к другу. И там появилось ощущение, что она находится в нужном месте.

Девушка протиснулась между двумя хижинами в проулок, где пахло гнилью. Возле старой городской стены кто-то сложил дрова. Хирка раздвинула поленья и обнаружила за ними каменную кладку.

Серые истёртые булыжники местами покрылись жёлтым мхом и казались хрупкими, несмотря на то что стояли здесь с незапамятных времён. Они выглядели словно полупрозрачными. И такими непрочными, что достаточно было всего лишь…

Хирка подняла руку и едва приложила ладонь к стене, как оттуда полилась вода. Затем погрузила пальцы во влажный камень и стала растягивать, как горячую глину. Поток сгущался вокруг кожи и защищал её от возгорания. Или не защищал? В любом случае это была всего лишь боль, простая и понятная.

Девушку трясло от чистой и дикой силы. Расплавленный камень капал с пальцев. Невозможный текучий жар. Как тот, что дарил Ример. Хирка посмотрела вниз. Ручейки вороньей крови засохли на ногах. Какая-то её часть знала, что ничего уже не будет как прежде. Подобные действия были невозможны в этом мире. Дитя Одина стала подобна Хлосниану, только инструменты ей не требовались. Слеповство. Потоковство. Кто она? Заклинательница камней. Потокоплёт.

И что сумеет сделать, когда Поток станет по-настоящему сильным?

В нас течёт кровь первых.

Мы можем плести Поток.

Хирка протолкнула внутрь то, что осталось от больших и тяжёлых камней, заползла в отверстие в стене, протянула руку назад и подтащила к дыре столько дров, сколько получилось. После этого уложила на место булыжники. Скрыла следы, как сумела.

Стало темно, хотя это было скорее знанием, так как всё вокруг по-прежнему осталось хорошо видно. Узкая дорога между стенами вела вниз, и Хирка шла по ней, пока не добралась до большого пролома, через который пролезла в узкий туннель. Она больше не боялась тесных помещений, так как приняла рождение от земли. И от ворона.

Вскоре путница оказалась в пещере, где камни свисали с потолка и образовывали огромный круг. Зеркальное отражение круга воронов на поверхности земли.

Трое охранников вскочили на ноги, не желая предстать перед Хиркой сидящими. Умпири оставались Умпири, падшие они или нет.

Пленники со связанными руками и ногами лежали вдоль стен или привалились к ним. Кто-то заткнул рот Скерри полотенцем. Нетрудно догадаться почему.

Трупорождённая женщина заметила вошедшую соперницу и поднялась на колени – больше ничего сделать не получилось из-за пут. Слепые глаза почернели от злости. Бывшая любовница Грааля пристально мерила его дочь взглядом. Ярость стихла, уступив место чему-то другому. Смятению. Страху. Скерри застыла на месте.

Охранники тоже пристально смотрели на Хирку.

– Твои глаза, – произнёс Умпири по имени Брей, указав на её лицо. – Совсем как наши.

Девушка поняла, что эти слова должны что-то значить, но смогла лишь пожать плечами.

– Мы видим одинаково хорошо.

Мы видим. Мы видим всё. Везде.

Мы видим бескрылых. Сломанные камни. Вены в земле.

Хирка сжала голову руками и сделала глубокий вдох. Голоса воронов превратились в шёпот, на который она могла не обращать внимания. Она не в состоянии находиться во всех местах. Сейчас требуется быть здесь. Только это зависит от неё.

Дамайянти очнулась, приняла сидячее положение и прищурилась, пытаясь разглядеть что-нибудь во мраке.

– У нас ещё остались факелы? – Хирка опустилась на корточки рядом с пленной танцовщицей и посмотрела на охранников.

Брей кивнул и направился к поклаже. Вскоре вспыхнул огонь и очертил вокруг них круг света. Крошечный круг света в пещере. Звезда на чёрном небе.

Дамайянти заморгала, узнав девушку, и посмотрела на неё с трогательным облегчением.

Дочь Грааля вытянула руку в сторону. Брей тут же вложил нож в требовательно раскрытую ладонь, не задавая вопросов. Хирка разрезала верёвки. Танцовщица всхлипнула и принялась растирать запястья.

– Спасибо, что дождалась меня, – сказала девушка, хотя никакого выбора у Дамайянти не было. – Я сделала то, ради чего вернулась сюда.

Собеседница посмотрела в глаза Хирке и вздрогнула, как будто увидела мертвеца, но почти сразу взяла себя в руки.

– Ему это не понравится, – невнятно пробормотала она. После нескольких дней под землёй у танцовщицы заложило нос.

– Нет, – ответила Хирка. – Не понравится. Он пытался связаться с тобой?

Дамайянти кивнула, поджав губы. Какую боль ей причинила невозможность ответить на зов? Девушка заметила красные следы от когтей над ключицей у пленницы и взглянула на трёх падших. Женщина по имени Винрид сложила руки на груди.

– Она начала орать, у меня не было выбора.

– Прости меня. – Хирка положила руку на плечо танцовщицы. Оно оказалось холодным. – Я не стала бы держать тебя здесь, если бы в этом не было необходимости.

Дамайянти почесала нос, умудряясь даже это проделать грациозно.

– Надеюсь, оно того стоило, – ответила она. – Твой отец не из тех, кто умеет прощать.

– Это ещё мягко сказано, – рассмеялась Хирка. – Но он первым предал меня. Вы первыми предали меня.

Хунгль и Тила зашевелились. Они лежали на земле и, похоже, прислушивались к разговору. Оценивали ситуацию, не понимая до конца, что происходит.

Хирка встала и подошла к Скерри.

– Она пыталась привлечь Поток, а ещё отказывалась молчать, – сообщила Винрид. – Пришлось несколько раз одурманивать её.

Хирка ослабила повязку на голове пленной Дрейри. Та не стала терять времени:

– Мне насрать на то, что ты там сделала, ты всё равно проиграла! – её голос звенел под сводами пещеры. – В это самое время каждый Умпири Дрейсиля уже собрался в Нифеле. Все они находятся по другую сторону этих камней, и ты никогда не сумеешь остановить их! Никогда!

Хирка с удивлением отметила, что соскучилась по этому голосу. По этой горькой злобе. По чёрным губам. Возможно, потому, что они больше не могли причинить ей вреда.

– Но я и не собираюсь останавливать их. И явилась сюда, чтобы возглавить их, ты разве забыла?

– Возглавить их? – зарычала Скерри. – Ты предательница! Я всегда знала, что ты такая же, как Наиэль. Очередной позор семьи.

Слепая откинула голову назад, чтобы подчеркнуть расстояние, разделявшее их, и своё отвращение.

– Ты забыла одно важное обстоятельство. – Хирка склонилась над пленницей: – Наиэль не являлся членом семьи.

На шее остолбеневшей Скерри забилась вена. Спустя пару секунд черноволосая женщина рефлекторно огляделась. Это движение выдавало страх, что остальные могли услышать секрет.

– Тебе нечего бояться. Это останется тайной. – Хирка приложила нож к верёвкам и намеренно помедлила. – Если, конечно, ты не собираешься заупрямиться и сотворить настоящую глупость. Например, похоронить меня заживо.

– Чего ты ждёшь от меня? – Скерри колебалась между злостью и растерянностью.

– Того, чего ты желала тысячу лет. Чтобы ты начала войну.

– Так почему же мы пролежали здесь связанными только первые знают сколько суток?! В чём смысл, если ты не собиралась остановить нас?

Хирка перерезала верёвки. Скерри мгновенно вскочила на ноги и слегка пошатнулась, но быстро выпрямилась.

– Есть проблема. Вы жаждали Потока, но никогда не пытались понять его. Всё, о чём ты думала, это кровь и смерть. Рвать в клочья когтями. У меня нет когтей. Но теперь у меня есть вороны. – Дочь Грааля вернула нож. – Снимите путы с Хунгля и Тилы. Мы уходим. – Брей выполнил приказ. Хирка протянула руку танцовщице и помогла ей подняться. – Дамайянти, теперь ты снова свободная женщина. Настолько свободная, насколько это возможно, обладая клювом. Следующий раз, когда Грааль попросит открыть для нас врата, станет последним.

Хирка позволила Потоку наполнить пещеру. И себя. Он вибрировал между стенами и издавал звук, который, казалось, не слышал никто, кроме девушки. Каменная песня.

– Подожди… – Дамайянти коснулась руки собеседницы. – Ример жив? Ты встречалась с ним?

Хирка посмотрела на предательски красивую танцовщицу, заставившую гордого Ан-Эльдерина принять клюв. На женщину, повинную в том, что пришлось всадить нож в Римера. Превратившую его в раба Грааля. А до того сотворила то же самое с Урдом.

Дамайянти была рукой Грааля в мире, куда сам он не мог попасть. И сейчас взгляд её переполнен любовью к тому, кого она использовала и предала?

– Жив ли он? – Скерри фыркнула. – Гвени, ты разве не чуешь? От её бёдер им просто воняет!

Танцовщица попятилась и вскинула подбородок в неудачной попытке казаться равнодушной.

– Забирай. – Подавив улыбку, Хирка подняла ларец с вороном и передала его Скерри.

А потом прошла между камнями.

Пустота показалась не такой, как раньше. А тишина уплотнилась и больше не вызывала приступов тошноты. Сделав несколько шагов в небытие, Хирка вышла в круг из громадных камней в зале Макнаморр, как его назвала Скерри. И тут же вспомнила, где раньше слышала это слово. От Наиэля.

«Пробелы в твоих знаниях, Сульни, могут наполнить Макнаморр».

Он был прав.

Зал выглядел набитым под завязку. Слепые локтями проталкивались вперёд и теснились возле круга воронов, наверняка заметив, что врата пробудились. Увидев, как снежинки уносит сквозняком.

Стало ясно, что в Нифель прибыло много народа. Самые большие сугробы убрали. Поодаль стояли телеги с мебелью, сундуками, одеждой.

Присутствующие перешёптывались. Хирку до сих пор переполнял Поток, и она слышала обрывки разговоров тех, кто глазел вниз с галерей верхних этажей. Разговоров слуг. Разговоров Дрейри, которые стояли ближе всех, чтобы не позволить остальным подобраться к каменному кругу.

Они говорят о нас. Они знают нас.

Они знают, что мы – вороны. Они помнят нас.

Голоса внутри Хирки смешивались с голосами снаружи.

Дочь Грааля. Полукровка. Пропала. Сбежала.

Она балансировала на лезвии меча. Умпири строили догадки и имели все основания для этого. Сбежали почти все внедомные. И падшие. Никто не знал, сколько их и как их исчезновение связано с Хиркой. Если только никто не проговорился.

А ещё все оценивали её. Кто она? Друг или враг? Спаситель или предатель?

Девушка услышала, как появились Скерри и остальные. Затем оглянулась и увидела свои следы, ведущие из каменного круга. Голые ноги растопили тонкий слой снега.

– Хирка?

Из толпы вырвался Раун и остановился перед внучкой. Её губы так дрожали, что улыбнуться оказалось очень трудно. Она прекрасно сознавала, как выглядит. На лице рыжеволосого Дрейри читались то нежность, то злость: верный признак того, что даже он не был уверен, увидит ли когда-нибудь кровь от своей крови вновь.

Она никогда не сумеет всё объяснить. Следовало только оставаться в живых до тех пор, пока не закончится война. И тогда всем Умпири придётся последовать за Хиркой. Поверить в неё. Тогда они больше не смогут сомневаться в её преданности или власти.

– Дело сделано, – произнесла дочь Грааля. – Я Дрейри. Я приняла рождение от ворона.

Она знала, что все видят: это правда. У полукровки стали такие же глаза, как у них. Зал загудел. Хирка положила ладонь на щеку Рауна, ощутив прикосновение каждой волосинки рыжей бороды. Изумленно расширив глаза, тот схватил внучку обеими руками, как будто боялся, что она убежит, и потянул из неё Поток, жадно, до зуда в крови.

– Ты хотела похоронить её заживо… – Он перевёл чёрный от злобы взгляд на Скерри.

Та застыла на месте. Хирка махнула рукой в попытке успокоить слепую и осмотрелась по сторонам. Где же перекошенная фигура в чёрном? Наверняка эти сведения Раун получил от Всевидящего, который испугался за жизнь девушки, потому что прошло больше времени, чем было оговорено. Но Хирка не находила его среди зевак.

– Поговорим об этом позже, – сказала она, отпустила Рауна и пошла дальше. Поток начал иссякать. Дочь Грааля медленно шла через толпу, позволяя слепым прикасаться к своей коже и допивать последние капли. Умпири толкались, чтобы подобраться поближе. Кому-то это удавалось лучше, кому-то хуже. Хирка почуяла опасность. Легковоспламеняющаяся масса. Из конца зала раздались крики.

Время было на исходе.

Девушка заметила Юра, который стоял возле горы мебели и сундуков и держал руку на маленькой шкатулке из вороньего серебра. На его груди извивался красный змей. Молодой Дрейри с удивлением посмотрел на Хирку и нерешительно кивнул.

Я предала тебя.

Она предала дом Ход. Планы о слиянии домов. Но это был их план, не её. Дочь Грааля подошла к Юру и взяла шкатулку. Он не сопротивлялся, лишь наклонился и прошептал невесте на ухо:

– Ты никогда ещё не выглядела прекраснее.

– Ты так говоришь, потому что я ещё никогда не была так похожа на тебя самого, как сейчас, – грустно улыбнулась она, а потом взобралась на груду мебели, покорила гору комодов, шкафов и сундуков.

На вершине Хирка открыла шкатулку. Там среди колотого льда лежало сердце Наиэля. Оно источало более резкий запах, чем раньше. Запах, который отражал естество владельца. То, что отличало его от Грааля, Рауна и Модрасме. То, что делало его ложью.

Голоса снаружи стали более оживлёнными.

Это он. Мы помним.

Он один из нас. Возьми его с собой.

В памяти Хирки всплыло воспоминание. Она увидела саму себя после смерти отца. Когда тело лежало на столе, она отрезала кусочек плоти, а потом скормила его Куро. Дала Торральду право летать с воронами, как члены Совета. Как Умпири.

Девушка подняла сердце. Зал затих. Весь Гиннунгад, весь Дрейсиль собрался в Нифеле. В разрушенном городе. Собрались вокруг памяти о Потоке. Вокруг жажды мести. Вокруг неё.

Куро. Сердце.

Хирка вонзила зубы в сердце. Рот наполнился холодным вязким мясом, стальным и землистым на вкус. Она держала сырой и скользкий ком плоти обеими руками и вырывала из него куски зубами.

Он один из нас. Возьми его с собой.

Сердце Наиэля в пальцах девушки медленно убывало. Чем дальше, тем более влажным оно становилось. Хирка утёрла кровь на губах тыльной стороной ладони. Сглотнула. И ещё раз. Полукровка становилась единым целым с тем, кого Умпири ненавидели тысячу лет. Она почувствовала, что у них есть нечто общее. Оба они родились изо лжи и из-за этого были вынуждены совершать определённые поступки.

Хирка облизала пальцы. Она ворон. Пожиратель падали. Дрейри.

– Я – ПОТОК! – прокричала она, обводя толпу взглядом. Голос наполнился неведомой силой, которая брала начало в том, чего Умпири желали больше всего. – Я ХИРКА! ДОЧЬ ГРААЛЯ, СЫНА РАУНА ИЗ ДОМА МОДРАСМЕ! Я ПРИНЯЛА РОЖДЕНИЕ ОТ ВОРОНА! Я – ИЗ ПЕРВЫХ!

Никто не кричал. Девушка надеялась, что слепые станут ликовать и колотить шестами. Но они ничего не говорили. Затем послышался глухой стук, но не от посохов. От опускающихся на пол коленей. Собравшиеся становились на колени. Один за другим. По залу словно прошла волна. Маннфалла так же преклонилась перед Римером. Но имлинги привыкли к жизни в подчинении. Умпири же не делали этого никогда. Ни перед кем.

Только перед нами. Только перед Потоком.

Только перед той, кто впервые за тысячу лет приняла рождение от ворона.

Даже те, кто стоял за стенами зала, опускались на колени, заглядывая через проломы в стенах и сквозь открытые двери. Море молочно-белых глаз. Море бледных, легко одетых трупорождённых.

А потом Хирка увидела Всевидящего, который находился неподалёку от Рауна, скрючившись у стены. Он был почти невидимым в своей чёрной мантии и надвинутом на лицо капюшоне.

Получеловек-полуворон должен прикоснуться к девушке, пока Поток в ней не иссяк полностью. Хирка спрыгнула со своего возвышения, прошла между неровными рядами коленопреклонённых Умпири, остановилась перед Всевидящим и взяла его за руку. Он сомкнул птичьи пальцы, вонзив ей в кожу чёрные когти, приблизился вплотную, опустил голову на грудь дочери Грааля и втянул в себя её запах. Деформированные лёгкие издавали свист.

– У нас получилось, Всевидящий… – прошептала Хирка.

Голова чудовищного союзника приподнялась, как будто он кивнул.

– С-с-север, восток и запад… Вороны говорят, ты побывала там. Во вс-с-сех направлениях. В скольких птиц ты обернулась?

– Во всех, Всевидящий. Я стала стаей. – Девушка сжала пальцы собеседника и прошептала ему слова благодарности за то, что он пришёл к Рауну со своими страхами. За то, что волновался за неё. После этого она подошла к своей семье.

Все члены дома Модрасме стояли на одном колене и смотрели на Хирку до ужаса голодными глазами, прекрасно понимая, что она могла уничтожить их. Могла рассказать правду о Граале и Наиэле. Но к чему хорошему это привело бы?

Вместо этого кровь от их крови дала семье всё, о чём они мечтали.

Пока они не поймут, что я такая же, как похищенный сын.

Скерри смотрела в пол, униженно согнув спину, так как слишком хорошо понимала, что слова Хирки способны уничтожить её. Дрейри похоронила заживо одного из своих. Станет ли она падшей по этой причине? Получит ли стальную каплю? Или просто превратится в изгоя, получит статус внедомной?

Это в любом случае могло подождать. Сейчас следовало думать о более важных вещах.

– Вставай, Скерри, – сказала Хирка. – Настало время поговорить с моим отцом.

Та самая ночь

Хирка отыскала комнату на самом верхнем этаже зала. Половина потолка в помещении отсутствовала. Также обвалились большие куски стены, и через дыры виднелся раскинувшийся далеко внизу город. Нифель не был городом в обычном понимании, а скорее памятью о городе, лабиринтом развалин, которые только кое-где выступали над снежным покровом.

В самом центре находился Макнаморр – зал вокруг монолитов. Чем ближе к вратам, тем выше становились здания. Чёрные каменные колоссы с многочисленными комнатами. Их построили с помощью Потока и придали невообразимые формы. Хирка видела три шпиля, уходившие волнами вверх, как будто приклеенные к пальцам великана. Одно из сооружений оказалось настолько тонким посередине, что не выдержало исчезновения Потока и сломалось. Раскололось, как ледник. Избавилось от верхушки, чтобы пережить ещё одну зиму.

Хирка сделала то же самое. Пожертвовала настолько большой частью себя, что уже никогда не станет прежней. Изменила форму и должна отдать что-то ещё. Возможно, саму жизнь. При этом восстановление Потока до сих пор оставалось под вопросом.

Девушка облокотилась о подоконник, но, ощутив укол боли, отдёрнула руку. Стекла уже давно не было. Осколки торчали из рамы, как гнилые звериные зубы. Из большого пальца потекла струйка крови. Хирка подождала, не затянется ли ранка, но Поток уже вытек из носительницы. Опустошил её. Точно так же случилось во время Ритуала, в тот раз, когда Ример попытался дать бесхвостой подруге столько, чтобы она спаслась.

Ничего не вышло.

А что, если бы в тот раз у них всё получилось? Что, если бы Силья не оттолкнула Хирку и она не оказалась бы последней в очереди? Что, если бы ворононосица действовала быстрее? Что, если бы дочь погибшего целителя выдержала свой Ритуал и ничего не случилось бы?

Она могла бы жить, как имлинг. Урд не начал бы за ней охотиться. Многие из погибших остались бы в живых. Свартэльд, Линдри, Илюме… Совет не пал бы. Ример не стал бы ворононосцем, а по-прежнему был бы Колкаггой. Но принадлежал бы он ей? Отыскала бы любовь свой путь?

Чушь!

Шёпот отца из Шлокны. Тоска, обычно приходящая после воспоминаний о нём, не появилась. Обычно Хирке хотелось, чтобы колченогий целитель был жив. Чтобы он увидел всё, что повидала приёмная дочь. Больше ей этого не хотелось. Девушка радовалась, что отец не видит ни её, ни всего того, что она готова принести в жертву. Он растил Хирку целительницей, но, чтобы исцелить, требуется сначала уничтожить.

Она зажала рану языком и остановила кровотечение.

Снаружи раздались шаги. Полукровка повернулась к дверному проёму – самой створки давно не было, только ржавые петли свисали с косяка. Вошла Скерри. Двое падших остались в коридоре. Вероятно, с поручением приглядывать за черноволосой Дрейри, пока не разрешится вопрос её вины. Один из стражей встретился глазами с Хиркой, давая понять, что он находился здесь не по своей воле и последовал бы за ней в Имланд, если бы вовремя узнал о такой возможности.

Скерри опустила ларец со скелетом ворона на стол. Массивную каменную плиту никто не увёз после падения города, и она служила единственным предметом мебели в комнате, поэтому Хирка забралась наверх и уселась на столешнице.

Скерри облизала чёрные губы, как будто хотела что-то сказать, но не могла подобрать слов.

– Я подумала, что ты предала нас, – наконец произнесла она. – Это было бы… естественно. Учитывая обстоятельства. Но ты вернулась. И сделала то, что обещала. И ничего не рассказала о… – Слепая взглянула на дверной проём и понизила голос: – О братьях. – Хирка хотела поинтересоваться, не пытается ли она извиниться, но вдруг поняла, что не знает слова «извини» на умонийском. Возможно, его не существовало. И вместо этого лишь кивнула. – Если бы я могла… если ты решишь… – Скерри подыскивала слова.

– Я считаю тебя семьёй. – Хирка решила помочь собеседнице и положить конец её страданиям. – Мы связаны кровью и ложью. Если падёт один из нас, падут все. Я знаю многих, кто был бы рад увидеть стальную каплю у тебя на лбу, но не принадлежу к их числу. К тому же, мне кажется, Кесскерри звучит не слишком хорошо.

Слепая отвела глаза и провела рукой по шее. Бусинки на косах нервно забряцали. Хирка решила сменить тему до того, как непобедимая Дрейри почувствует необходимость поблагодарить её. Такое, вполне вероятно, может сломить Скерри.

– Родные желают соединить дома, женив меня и Юра. Но этого не будет. – Дочь Грааля улыбнулась бывшей возлюбленной отца. – Ты ведь не хочешь сама заполучить его, а?

– Нет, сохрани меня первые! – Скерри непроизвольно наморщила нос, тут же поняла, какую глупость сделала, и попыталась взять себя в руки. – Я не хочу сказать, что с ним что-то не так. Он сильный, младший сын Ход. И довольно привлекательный, но…

– Но он не Грааль?

Скерри опустила руку на ларец, и это рефлекторное движение выдало её.

– Разве ты не выбрала того имлинга? Можешь ли ты представить кого-нибудь другого на его месте? Может быть, мы не настолько уж разные?

Хирка удивлённо взглянула на собеседницу. В мире Дрейри подобное заявление можно было считать сентиментальностью. Признанием и комплиментом. В данных обстоятельствах, если верно разыграть карты, Скерри расскажет правду о Наиэле.

В пролом в стене залетали снежинки, ложились на пол, но, передумав, вновь взлетали и принимались кружиться, как будто обладали собственной волей, а не являлись рабами ветра. Хирка поймала один из ледяных кристалликов. Тот попыталась вырваться, но растаял на ладони.

– Я провела в мире людей целую вечность, – начала девушка. – Год показался мне океаном времени. Они окружают себя звуками. Светом. Закапывают своих мёртвых в землю. Позволяют им лежать там и гнить. Иногда я так тосковала по Имланду, что начинала задыхаться. – Лицо Скерри смягчилось. Гордость за свою страну и дом была ей понятна. Тогда Хирка продолжила: – Я не замечала ничего хорошего в том мире. И с каждым днём родина в моей памяти становилась всё лучше. Всё богаче. Всё красивее. Я испытывала болезненную тоску и вскоре почти забыла, что именно Имланд изгнал меня, предал и мучил. Время – странная штука. Оно стирает все ужасы. И ошибки.

Скерри смотрела на обрушившийся потолок. Её мысли витали где-то далеко, казалось, она что-то вспоминает. Немного помолчав, Хирка добавила:

– Ты знаешь моего отца лучше, чем мне когда-либо удастся. Но я пробыла у него в гостях достаточно долго, чтобы понять: он не тот, кем ты его себе представляешь. Тысяча лет – огромный срок. Даже для Умпири. Грааль обладает шармом, которому трудно сопротивляться. Перемены настроения, да… Но ещё… чарующая умиротворённость. Я встречалась с теми, кто был близок к отцу, а потом потерял его расположение. Этих людей набралось так много, что у них даже есть название. Они окрестили себя «забытыми».

– Считаешь, я больна любовью? – Скерри подняла чётко очерченную бровь. – И делаю всё ради него? – казалось, эта мысль потрясла несгибаемую Дрейри. – Причина не в Граале! Я отпустила его много сотен лет назад и боролась лишь за место в хорошем доме. Не надо ничего выдумывать.

– Но Юра из правящего дома ты не хочешь? – уточнила Хирка, спрятав улыбку.

Скерри прикусила нижнюю губу, как будто пожалела о каждом сказанном слове.

Следовало повернуть разговор в другое русло. Если слепая будет чувствовать, что на неё нападают, то ничего больше не сообщит. А потому Хирка сменила тему:

– Мне неизвестна причина твоих поступков, но результат остаётся неизменным. Грааль руководил твоей жизнью столько лет… Скольким кавалерам ты отказала? Сколько упустила возможностей зажить хорошей жизнью? Посмотри на Грида! Давно он за тобой ухаживает? Сто лет? Двести? Думаешь, он побеждает на ринге ради себя? Нет, ради тебя! – Скерри вздрогнула, словно внезапно очнулась. И Хирка нанесла завершающий удар: – Грааль повернулся к тебе спиной много лет назад. Тебе больше не надо его защищать. И не надо бояться, что кто-нибудь превратит тебя во внедомную. Я уже сказала, что считаю тебя семьёй и можешь оставаться с нами, сколько захочешь.

Во всяком случае, пока мы живы…

Скерри потупилась. Хирка склонила голову набок, чтобы заглянуть в глаза собеседнице, и решилась:

– Я знаю, что они не были братьями. Но почему Наиэль предал всех? Ты можешь мне рассказать, что случилось?

Скерри зажмурилась, как будто собиралась с силами, потом глубоко вдохнула.

– Он пришёл в неописуемую ярость. И принялся орать на Грааля. Я как раз к нему направлялась, но осталась стоять снаружи и видела их тени на фоне палатки. – Слепая кашлянула. Хирка не стала торопить Скерри. Наверняка она пообещала самой себе никогда не рассказывать о случившемся. – Это происходило в лагере к северу от Равнхова. Я слышала слова Наиэля о том, что на самом деле они с Граалем не являются братьями, и была в шоке. Это… Если бы об этом кому-нибудь стало известно, изменилось бы абсолютно всё. Не только для семьи, но и для хода войны. Они считались подобными богам, эти братья… посланные нам первыми.

Скерри оперлась о стол, как будто только руки поддерживали её сейчас, и продолжила:

– Наиэль набросился на Грааля сразу, как только обо всём узнал, утверждая, что тот всегда был в курсе тайны. Но это неправда. Мы оба понятия не имели! Кто угодно мог учуять их родство. Грааль хотел отослать Наиэля. Велел оставить семью. Оставить всё. Исчезновение одного из братьев казалось лучшим исходом, чем обнародование ужасного секрета. Это было… – она вздохнула. – Это было ужасно. Конечно. Они угрожали друг другу. Я вошла в палатку и попросила их успокоиться. Попыталась объяснить, что каждый из них может лишиться всего.

Скерри выдохнула и выпрямилась, а потом завершила рассказ:

– В тот вечер кто-то попытался убить нас. Грааля и меня. Самым трусливым способом из всех возможных. Всё должно было выглядеть как несчастный случай. Пожар в палатке. У предателя даже не хватило мужества сделать это самому! Он подговорил друга. Но план не удался. Убийца швырнул масляную лампу, но получил за это стрелу в горло.

Хирка на мгновение закрыла глаза и постаралась собрать все известные ей фрагменты истории воедино. Ожоги на бедре Скерри. Рассказ Юра о Колайле и поджоге палатки. Бесконечная череда ошибок. Путь к трагедии.

Девушка снова посмотрела на Скерри и полуутвердительно спросила:

– Колайль… Это Колайль его остановил?

Слепая кивнула и со вздохом добавила:

– Лагерь проснулся. Все видели, что произошло, Колайля нельзя было спасти. Он получил каплю на лоб. А Наиэль… Ну, он исчез, и все мы знаем, что случилось потом.

Хирка ощутила тяжесть. Давление всех минувших с той поры лет. Тысячи лет. События невообразимой давности всё ещё оказывали влияние на этот мир. Украденный ребёнок. Ссора. Ночь. Девушка тихо засмеялась:

– Мне кажется, ты размышляла о том, что было бы, если бы Грааль не прогнал Наиэля. Возможно, он не отвернулся бы от вас. То предательство, которое тысячу лет объединяет вас… Вы сами создали его. – Скерри промолчала, и Хирка горько прошептала: – Грааль по-прежнему жил бы здесь или в Имланде. Поток свободно лился бы сквозь врата. А я никогда не появилась бы на свет. Совет никогда не собрался бы, а Эйрик из Равнхова был бы королём. Или вы победили бы в войне и истребили всех до единого имлингов. Этого мы никогда не узнаем.

Скерри обхватила себя руками. Впервые Хирке показалось, что Дрейри замёрзла.

– Раун думает, что я не знаю… – в её словах прозвучала молчаливая мольба.

– Возможно. Этого мы тоже никогда не узнаем, – ответила девушка. – До тех пор, пока вы сами не решитесь поговорить. Обо всём. – Во взгляде черноволосой собеседницы появилось облегчение. Хирка кивнула на ворона: – Вызовешь Грааля для меня?

Скерри сжала кулак, уронив красную каплю на скелет. Они молча ждали, когда заскрипят кости птицы.

– Позволь мне поговорить с ним с глазу на глаз, – сказала полукровка.

Скерри кивнула и спиной вперёд вышла из комнаты, словно покидая члена более высокого дома. Однако остановилась в дверном проёме и подняла бровь.

– Значит, Грид?

– В общем-то, жаль, – кивнула Хирка, стараясь не улыбнуться. – Насколько я его знаю, он окажется в гуще самых жестоких боёв, так что это в любом случае не имеет значения.

Скерри скрылась. Казалось, что её шаги звучали всё быстрее и быстрее.

Выбор отца

Хирка уселась в центре стола, чтобы пролом в стене оказался перед глазами, заключая небо в мрачную рамку неправильной формы. Пол покрывали осколки камней. В углу торчала сухая солома из брошенной птичьей клетки.

Девушка скрестила ноги, развела колени в стороны и оперлась на них локтями. Скелет ворона открыл клюв.

– Что ты натворила, Хирка? – Голос был глубоким и спокойным, но в нём слышались грубые нотки. Грааль знал: что-то не так.

– Я сделала то, что обещала: нашла Поток. Думаю, Дамайянти уже рассказала тебе об этом.

Наступила короткая пауза. Хирка почти слышала, как расчётливый отец взвешивает сказанное. Разозлится ли он от того, что танцовщицу несколько дней продержали в плену? Спросит ли про Римера? Оба собеседника понимали, что произошли какие-то изменения. Что отношения между ними стали не такими, как раньше. Но какими будут последствия, зависело от него.

– Это… впечатляет. – Скелет вытянул шею. – Я горжусь тобой, кровь от моей крови. Ты первая за тысячу лет приняла рождение от ворона. Я знал, что ты сумеешь это сделать.

– Ты ещё ничего не знаешь. Отец, – холодно улыбнулась Хирка.

Грааль немного помедлил, как обычно, прислушиваясь ко всем нюансам её голоса.

– Мы стали врагами?

– Стали? Мы были врагами с того момента, как ты позволил принять клюв Римеру. С его согласия или нет, но ты решил использовать его против меня. Сейчас же всё намного хуже. Мы стали равными.

– Хирка…

Она продолжала, не позволив ему договорить:

– Я освободила Римера. Наверное, ты подумал, что он мёртв, но с твоим бывшим рабом нельзя связаться по другой причине. Он свободен. Это означает, что ни он, ни я больше не должны подчиняться тебе.

– Считаешь, что ты можешь остановить эту войну? – в голос Грааля прокралось высокомерие. Видимо, вызванное страхом от внезапной утраты контроля.

Снежинки падали девушке на ноги и не таяли. Она стала такой же холодной, как они. Каменная фигура на столе. Казалось, она всегда сидела здесь.

Хирка отбросила волосы за спину. Пряди отвердели от застывшей вороньей крови.

– Именно так вы все и думаете, – хрипло ответила она. – Что я хочу предотвратить войну. Прекратить бои. Но за три тысячи лет ты должен был научиться понимать: никто не властен сдержать народную ярость. Народ жаждет ненавидеть. Уничтожать. Он желает выдвигать требования. Посмотри на нас, отец. Мы живём сегодняшним днём, как звери. Гадим в собственной клетке и убиваем друг друга за стеклянные бусины. Слепые, люди, имлинги… Мы все одинаковые. Первые устыдились бы. Никакие боги не в силах сдержать нас. Так что нет, я не собираюсь остановить войну. Народ хочет проливать кровь и умирать вне зависимости от того, что я буду делать. И у толпы не хватает мозгов понять, что она убивает кое-что более великое. То, чего у нас никогда не было права уничтожать. Вот это я желаю предотвратить.

Ворон перед ней скрипнул, но промолчал. Тогда Хирка продолжила:

– Я пообещала тебе Поток, и теперь расскажу, как сдержу обещание. Мы войдём в Маннфаллу, и только туда. Никто не отправится в другие государства. Никто не станет нападать на мирных жителей. Тебе сообщат, что Умпири недосчитались падших и внедомных. Они находятся в Равнхове. Это я отвела их туда. Их войско выступит против Маннфаллы, чтобы встретиться у стен города с армией Совета в тот момент, когда туда войдём мы. Вот как всё будет. Скоро Дрейри проведут здесь военное заседание, и у тебя есть два пути, отец. Ты можешь поддержать меня – свою единственную надежду вновь ощутить Поток. Или выступить против и умереть в иссыхающем мире.

Хирка замолчала и забарабанила пальцами по колену, ожидая решения Грааля. Он жаждал единовластия и хотел получить Имланд, который, по его мнению, украл Наиэль. Интересно, что окажется сильнее: жажда мести или жажда Потока? И верит ли отец в то, что дочь сумеет выполнить обещание?

Грааль способен надавить на Хирку. Молчание свидетельствовало о том, что он обдумывал подобный вариант: угрожать людям, которых она встретила в Англии. Стефану. Отцу Броуди. Ример был не единственным дорогим существом для девушки, чтобы использовать против неё.

Но если Грааль действительно считает себя её отцом… Если испытывает к ней хоть какие-то чувства, то оставит дочь в покое. Его следующие слова имели огромное значение для их дальнейших отношений.

– Если бы я не был твоим отцом, Хирка, то попросил бы тебя подумать о судьбе священника и Стефана…

Хирка ощутила горечь разочарования. Пустые угрозы. Жалкие попытки вернуть контроль. Она дала шанс Граалю. А он заставляет её прибегнуть к ответным угрозам. Заставляет стать себе подобной. Зеркально отразить его слова.

– Если бы я не была твоей дочерью, то попросила бы тебя подумать о том, что вы с Наиэлем не являлись братьями. И из-за этого ты прогнал его. А ещё попросила бы тебя подумать о том, что ты сам создал предателя.

Наступившая после этих слов тишина показалась вечной. Небо потемнело. Свет заката окрасил руки Хирки синим. Она знала, что выиграла, так как знала тайну, которая способна разрушить дом Грааля. Настала его очередь превратиться в раба.

– Дитя моё, я бы никогда не стал угрожать Римеру, ты должна это понимать, – быстро произнёс ворон, пристально глядя на девушку. Мёртвая птица в мёртвой комнате. Запоздалая попытка минимизировать ущерб. – Ни ему, ни тебе, Хирка. Если ты думаешь, что я хотел причинить ему вред…

– Ты уже причинил вред. И этого не изменить. У тебя был шанс. Ты мог довериться мне и поверить в то, что я сдержу слово. Но ты использовал Римера, отец. Использовал нас. Обсуждать нечего. Сейчас я отправлюсь на военный совет. Могу ли я рассчитывать на твою безоговорочную поддержку?

– Кровь от моей крови, я всегда буду на твоей стороне. – Девушка с облегчением выдохнула. Самое страшное осталось позади. – Хирка? – в голосе Грааля слышалась горечь и незащищённость. – Чем бы всё ни закончилось, ты для меня значишь больше всего остального. Больше, чем эта война. Больше, чем мой дом. Нам есть о чём поговорить, и мы это обязательно сделаем. Я знаю, однажды ты поймёшь и простишь меня.

– Думаю, никто из нас не проживёт так долго, отец. – Хирка спрыгнула со стола.

Сердце воина

Небо казалось тёмным морем, которое перекатывалось над головой. Бесконечное и душное. Хирка шла по насту, пока не добралась до самой окраины Нифеля в надежде увидеть горы или поля. Что-то, что подарит чувство привязанности. Но небо никак не кончалось. Казалось, оно становилось всё ближе и ближе.

Каждый шаг Хирки служил попыткой удержать свинцовые облака на расстоянии. Попыткой оттолкнуть их. Она не заслуживала быть придавленной к земле.

Это не моя вина.

Тяжёлые тучи грохотали в знак протеста и, конечно, были правы. Хирка провинилась не меньше, чем все остальные.

Нифель разросся за несколько дней. Снег уполз, освободив место для Умпири. Готовые обрушиться башни и замёрзшие залы стали жилищами для тысяч белоглазых. Самые старые из них, которые всё помнили, показывали дорогу и хвастали перед теми, кто никогда не видел Нифеля.

Слепые ссорились из-за лучших комнат. Из-за пыльных бутылок с отвратительным на вкус вином, которое обнаружилось в подвалах. И из-за того, кому чем заниматься. Мир менялся. Народ собирался на войну.

Хирка и раньше наблюдала за подготовкой к сражению. В Равнхове. Но сейчас всё выглядело иначе. Никто не готовился к смерти. Никто не смазывал оружие и не точил мечи. Нигде не было видно ни одного щита, даже у оставшихся внедомных и падших. Доспехи служили не защитой, а демонстрацией того, что больше всего любили Умпири: себя самих.

Хирка уселась на разрушенную стену дома и принялась рассматривать полукруглую верхушку оконного проёма у своих ног. Остальное скрывалось под снегом. Затем разложила льняное полотенце, вынула печенье и начала медленно его есть. Этот ритуал был древнее стены, на которой сидела девушка, но здесь он казался чужеродным. Подавив дурноту, Хирка закрыла глаза и услышала карканье воронов. Они словно знали, что скоро предстоит обильное пиршество.

А что будет делать она в то время, как другие станут кормом для птиц на поле битвы?

Примется балансировать между спасением и лишением жизней. Позаботится о том, чтобы как можно меньше воинов погибло, насытив при этом Поток.

Как я попала сюда?

Казалось, тело принадлежало кому-то другому. Хирка утратила контакт с ним и хотя знала, что её сущность находится где-то там, глубоко внутри, сейчас следовало сдерживать эмоции. Запереть их на замок, чтобы хватило душевных сил выдержать то, что должно случиться. Хирка должна ещё немного побыть Дрейри. Её ждали на военном совете.

А потом?

Думать только о текущем моменте.

Хирка завязала оставшееся печенье и спрятала свёрток в карман, после чего встала и направилась в сторону города. Она шла в зал, где камни тянулись к потолку, как колонны, поддерживающие вечность. Мёртвые сейчас, потому что по другую их сторону никто не сливался с Потоком.

Пол был голым. Снег и время разъели узоры на плитках и превратили их в пёстрый покров сине-зелёных оттенков. Как барашки на беспокойном море.

Хирка нашла лестницы, ведущие наверх. Старый зал Совета свисал с потолка, как огромная лампа. Чёрный с жёлтыми окнами по всей окружности. Некоторые из них треснули или разбились. Это сооружение как две капли воды было похоже на башню Всевидящего в Маннфалле. Вплоть до узкого моста. Служа ещё одной демонстрацией того, как Наиэль попытался воздвигнуть себе новый дом в Имланде.

Хирка пересекла мост, но осталась стоять перед приоткрытой дверью. Остальные уже собрались. Совет. Представители девяти высших домов. И те, кого нельзя было исключить из обсуждения по другим соображениям. Скерри, которая обеспечивала связь с Граалем. Всевидящий, поскольку все увидели первое за долгие годы рождение от ворона.

Голос Ход раздавался громче всех остальных:

– Она молода, Грааль. Как мы можем ожидать дисциплинированности от той, кто ещё и четверти века не прожил? Я не ставлю под сомнение её намерения и то же самое могу сказать и о собственном сыне. Молодые ничего не знают. А то немногое, что знают, тут же забывают. Вот в чём проблема.

Хирка вошла в зал. Наступила тишина. Лишнее подтверждение, кого тут обсуждали.

– Проблема заключается не в том, что мы забыли, – девушка пристально посмотрела на Ход, – а в том, что вы до сих пор помните.

Глава правящего дома вскинула подбородок, который стал ещё более дряблым с их прошлой встречи. Теперь старость будет наступать быстро. Но хорошо, что Ход не пряталась в золотой комнате. Умпири было полезно видеть увядание. Этот распад касался всех их.

Свободного стула не нашлось, поэтому Хирка поступила как раньше: забралась на стол и уселась в самом конце, рядом со скелетом ворона. И продолжила говорить, чтобы никто не успел запротестовать:

– Вы помните слишком много. Обсуждаете старинную несправедливость минувших эпох, словно все случилось вчера. И испытываете отвращение к целой расе за потерю, в которой повинен один из вас. Из вас! Не один из них. Вы говорите о мести, как будто в Имланде остался хоть один имлинг, кто жил в те времена. Самому старому из обитателей мира лишь немногим более ста лет.

– Думаешь, мы этого не знаем? – Ход надменно склонила голову набок.

– Ведёте вы себя так, будто не знаете, – ответила Хирка. – Что важнее? Поток или Имланд? Если бы вам пришлось выбирать?

– Кто-нибудь может принести ей стул? – расстроенно спросил Тир, вызвав всеобщий смех.

Хирка ощущала себя безучастной и холодной. Она уже нарушила столько правил, что следовало продержаться до конца, ведь предстояло нарушить ещё больше. Она встала на столе и сказала:

– У меня нет когтей, Тир. Нет клыков. Но я побывала в трёх мирах. Меньше чем за двадцать лет своего существования я повидала больше, чем ты за две тысячи, и будешь глупцом, если решишь не слушать меня.

– Хирка… – раздался слабый голос Грааля.

Девушка проигнорировала его и прошагала в другой конец стола, объявив:

– С тех пор как я прибыла сюда, вы так удивлялись моим слабостям, как будто вам они не знакомы. Ведь если вы и умеете что-то, так это скрывать свои изъяны. – Она опустилась на корточки перед Тиром. – Ты бы никогда не признал, что на что-то неспособен. Мало что пугает тебя больше, чем собственная неполноценность. Я же? Я открыто говорю о своих недостатках. И не боюсь своей слабости. Как думаешь, делает ли это меня сильной? Следует отбросить высокомерие, чтобы решиться сознаться в своих недостатках, так? И ты по-прежнему думаешь, что мне нужен стул, Тир?

Собеседник смотрел на Хирку, разинув рот. Прирученный дикарь с чёрными волосами, собранными в железные кольца. Она пристально смотрела на члена Совета, стараясь не моргать, потому что знала – он видит глаза, подобные его собственным. Не глаза имлинга. И понимал, что она сотворила. А ещё верил, что она им необходима. Как минимум для того, чтобы воплотить планы по объединению домов. А потому девушка выпрямилась и продолжила наседать на собравшихся:

– Я Хирка, дочь Грааля, сына Рауна из дома Модрасме. Но, что ещё важнее: я приняла рождение от ворона. И заявляю, что могу вернуть вам Поток. Не в Имланде. Не в изгнании. Здесь. – Она ударила себя в грудь. – Здесь! Нифель станет таким, как был когда-то. И Гиннунгад. Но тогда нам придётся поступить по-моему. Следовать тому, что говорят вороны.

– Ты общалась с-с-с ними? – Всевидящий сделал шаг вперёд. У него и у Скерри не было мест в Совете, поэтому они оба стояли в углу зала.

– Я и есть ворон. – Хирка снова вернулась на другой конец стола. – Вы недосчитались нескольких сотен падших и внедомных. Они находятся в Имланде и встретят нас там, в бою против армии Совета. Они нападут снаружи, мы придём изнутри.

– Ты подготовила стратегию без нашего участия? – Ход положила ладони на стол. Вокруг костяшек пальцев появились морщинки.

– Нет, стратегия означала бы, что ушедшие выступают на твоей стороне, но это уже не так. Падшие восстали, и что из этого выйдет, никто из нас не знает, но это в любом случае окажется полезно. Маннфалле придётся сражаться на два фронта.

Светловолосый мужчина склонился над столом. Остриё стрелы из потокового стекла позвякивало на цепи вокруг мощной шеи.

– Кто-нибудь может мне объяснить, почему это не считается предательством?

– Флед, так ведь? Из второго дома? – Хирка посмотрела на нового собеседника, копаясь в памяти. Не хотелось обескураживать его, но было совершенно очевидно, что член Совета не привык сомневаться в собственной правоте. – Итак, Флед, – можешь назвать это предательством, если тебя разорвут на части мятежные Умпири, но пока-то ты жив и здоров. – Дочь Грааля криво улыбнулась. – Если только ты не считаешь, что какие-то падшие и внедомные на самом деле представляют угрозу. Если только ты не… боишься? Нет? Нет, я так не думаю. – Хирка снова уселась на стол рядом с вороном. – По крайней мере, можно порадоваться: ушедшие гарантируют, что нам предстоит нескучная война.

Грянувший смех вызвал бы у девушки мурашки, если бы она уже не промёрзла до костей.

Хирка протянула руку сидевшему ближе всех мужчине, который держал свитки. Поначалу тот растерялся, а потом протянул один из документов. Дочь Грааля разложила на столе карту Маннфаллы и подвела итог:

– Вот теперь можно поговорить о стратегии.

Звери в стенах

Они выглядели как боги. Вселяющие страх и прекрасные. Рельефные мышцы выступали под бледной кожей. Кожаные ремни пересекали широкие грудные клетки.

Гордые и нескромные Умпири воспринимали своё превосходство как должное. Если бы Хирка не уговорила их, они шли бы сейчас нагими, как в день своего появления на свет. Тактика самолюбования предназначалась для того, чтобы запугать и завоевать. Тактика, безусловно, эффективная, но требовалось, чтобы на слепых смотрели как на народ, а не как на диких зверей. Вопреки всем войнам и смертям.

Умпири ровными рядами стояли под нависавшими монолитами. У каждой сотни имелся свой командир. Эта армия не выглядела похожей ни на одну другую. Ничто не говорило о том, что воины боятся нападения. У них не было щитов. Не было доспехов и кольчуг. Некоторые падшие и внедомные взяли луки и ножи, но больше никакого оружия видно не было. Только море зубов и когтей.

В тот раз в Равнхове возле домов стояли старики и дети. Кто-то плакал, кто-то молчал. Здесь не останется никого. Все отправятся сражаться. А самой молодой в Дрейсиле являлась сама Хирка.

В зале стоял гул от тихих перешёптываний. Но каждый взгляд был направлен в сторону круга воронов. В умирающем свете камни отбрасывали длинные тёмные тени.

Мерцание говорило о том, что Скерри сливается с Потоком по другую сторону врат.

Хирка сделала пару шагов вперёд. Все смотрели на неё. Раун. Ухере. Юр. Ход. Она подумала, не сказать ли что-нибудь, но решила помолчать, так что просто кивнула и прошла между камнями.

Девушку затянуло силой, которой невозможно сопротивляться. Казалось, огромные монолиты помнили каждого путника и становились с каждым разом всё сильнее. Меньше пустоты, больше… чего-то ещё. Сделав всего лишь пару шагов, Хирка прошла через врата.

Перед ней стояли Скерри и Дамайянти. Прямо за спиной слышались звуки прибытия первых Умпири. Дочь Грааля повернулась к воинам и приложила палец к губам, напоминая, что следовало хранить молчание. Но шум не исчез полностью. Так же обстояло дело, когда перенеслись падшие. Доносились судорожные вздохи от соприкосновения с Потоком. Глубокое дыхание. Приглушённый смех тех, кто раньше не верил.

Скерри шикнула на Умпири и велела держать строй.

– Показывай дорогу. – Она взглянула на Хирку и указала на тёмный пролом в скале.

Девушка прошла мимо танцовщицы. Та прошептала ей вслед:

– Значит, так всё закончится?

– А как, по-твоему, всё должно было закончиться, Дамайянти? Счастливо? – язвительно бросила Хирка, оглядываясь через плечо.

А потом двинулась по туннелю к старым городским стенам. В полной темноте было невозможно ориентироваться, но глаза переродившейся полукровки стали не такими, как раньше. Теперь она видела очертания стен, проносящихся по полу крыс, куски досок. И ржавую стальную перчатку, которая, скорее всего, лежала здесь со времён прошлой войны.

Уже слишком поздно.

Стена разделилась надвое, и Хирка свернула направо. Другой отряд свернёт налево. Они заполнят пространство между стенами, как крысы. Воины шагали плотными рядами, пока не наткнулись на скалу. Свежий воздух подсказывал, что этот отрезок пути располагался над уровнем земли.

Хирка повернулась к тем, кто шёл следом. Она не видела лиц, только размытые контуры, но слышала дыхание Умпири и стук бусин друг о друга.

Косички Скерри.

Раздалось бормотание, вроде бы голосом Рауна.

– Пришли, – прошептала Хирка и заметила, как дед кивнул.

Она отставила в сторону одолженный шест. Её собственный остался в Равнхове. Вместе со всем скудным имуществом путешественницы между мирами.

Она прислонилась к стене, попила из меха, закрыла глаза и слилась с Потоком. Почувствовала, что спутники делают то же самое. Заряженная темнота и ожидание.

Хирка попыталась мыслить ясно, но сдалась. Самые разные эмоции сражались за место в душе. Страх. Злость. Отчаяние. Всё, что могло пойти не так, и всё, что уже пошло не так.

Я нахожусь в древнем туннеле вместе с трупорождёнными.

Поток обострил все ощущения. Поскрипывание кожи. Запах пота и залежавшейся пыли показался резким, почти как табак. Воздух становился всё тяжелее, а от дыхания насыщался влагой.

А вдруг воины Равнхова не придут? Вдруг битва никогда не начнётся?

Раздался какой-то звук. Сначала он был тихим, потом усилился. Стал похож на треск.

– Что это? – услышала Хирка чуть слышный шёпот Юра. – Пожар?

– Нет. Дождь пошёл. – Она улыбнулась в темноте.

Пророчество

Время замерло. Создавалось ощущение, что оно больше не касалось членов отряда, а поглотило их целиком и теперь они находились в тёмных внутренностях Маннфаллы, готовые в любой момент вырваться наружу.

Если армия из Равнхова не явится и ничего не произойдёт, воины Дрейсиля вернутся к каменному кругу. Таков был уговор. Но Хирку охватила уверенность в том, что это окажется невозможно. Слишком многое поставили они на карту. Давление нарастало слишком долго. Даже способность дочери Грааля контролировать Умпири имела границы.

Воины, эти звери в стене, начали проявлять нетерпение. Тишина наполнилась вздохами, почёсываниями, бормотаниями и шорохом переминающихся слепых.

Снаружи стучал дождь. Заплакал ребёнок. Поток пронёс звук сквозь камень, и бесстыдный громкий вопль вонзился в Хирку. Только дети способны так реветь.

Девушка приложила ладони к стене и вцепилась в кладку, которая тут же начала таять под пальцами. В горле пересохло. Приходилось бороться за восстановление самообладания. За то, чтобы помнить основную цель. Что значил плач одного ребёнка по сравнению с гибелью мира? С гибелью нескольких миров? Многие должны умереть, чтобы остальные жили. Поэтому Хирка сейчас находилась здесь. Вот поэтому.

Я не боюсь.

Эту ложь она повторяла много раз, но не понимала размеров этой лжи. Раньше не приходилось бояться ни за кого, кроме себя. За собственную жизнь. Теперь в качестве предводителя армии она боялась за всех. За её провал расплачиваться придётся всем.

– Они не придут, – раздался шёпот Скерри из-за спины.

– Равнхов уже в пути, – ответила Хирка.

– Откуда…

Девушка шикнула и велела:

– Слушай…

– Всё тихо, – после секундной паузы ответила Скерри.

– Вот именно…

На улицах никто не кричал и не пел. Не доносилось стука копыт о булыжники мостовой. Не было слышно музыки из трактиров. В городе царила тишина, как в Шлокне. Безмолвие напуганных до смерти. Все заперлись в домах. Маннфалла ждала.

Вдалеке раздался крик. Хирка склонила голову набок и вскоре различила ещё один. А потом донёсся звон с колокольни. Звук быстро распространялся по городу. Сигнал тревоги. Кто-то пробежал вдоль стены – стражи в тяжёлых сапогах.

Началось.

Сердце билось тяжело, почти против воли, как будто пыталось погрузить Хирку в дурман. Пыталось заставить поверить в то, что она сможет остаться здесь, в темноте. Забыть о войне. Забыть о Потоке. Просто спрятаться в стенах, в то время как мир снаружи будет рушиться. Потому что именно это и произойдёт. Всё рухнет.

Хирка стояла спокойно, а вот в городе царила суматоха. Кто-то выкрикивал приказы, отправляя стражей в одном направлении. Поток доносил их слова сквозь камни кладки.

Равнхов. Блиндбол. Слепые!

Скерри нетерпеливо дёргалась. Дочь Грааля взяла её за руку и дождалась, пока за стеной всё не стихло. Пока все до единого охранники Маннфаллы не убежали в Эйсвальдр, расположенный в конце города.

– Выступаем, – отдала приказ Хирка.

Слова полетели по рядам. Зазвенели доспехи. Умпири готовились. Хлопали друг друга по плечам, желая удачи или прощаясь на всякий случай. Даже трупорождённые не могли быть уверены в том, что выживут.

Хирка слилась с Потоком. Его почти липкая, тёмная и глубокая невидимая мощь плотным кольцом окружила девушку. Она подтянула вязкую густую силу к пальцам, сжала кулак и ударила в стену.

Камни вздрогнули ещё до того, как рука соприкоснулась с ними. В темноте раздался треск. Потом стук. И наступила тишина. Хирка поднесла пальцы к кладке, которая больше не казалась монолитной, а состояла из воздушных, мелких-премелких частиц. Те пока держались вместе.

Первая за тысячу лет потокоплёт развела руки в стороны.

Камни взорвались, и миллиарды песчинок зависли в воздухе, словно на мгновение усомнились, что делать. А потом осыплись на землю, оставив кривой пролом в стене.

Всё скрипело. Хирка слышала, как далеко у неё за спиной рушился туннель. Тесное пространство заполнилось пылью.

Хирка прикрыла лицо рукой, чтобы защититься. Затем схватила шест, шагнула вперёд и выбралась из стены между двумя покосившимися домами. Следом повалили Умпири, выталкивая свою предводительницу всё дальше.

В городе стоял поздний дождливый вечер. Из узкого тупика она вышла на улицу. В окно ближайшего дома высунулся испуганный настороженный мужчина и заметил Хирку.

– Нельзя ходить по улицам, девочка! Они идут! У нас есть место, если…

Дочь Грааля посмотрела на имлинга. Он удивлённо заморгал, а потом увидел выходящих из тупика Умпири и замер. Однако даже не попытался закрыть ставни, слишком захваченный зрелищем.

Хирка шагала вперёд, пока не добралась до улицы Даукаттгата, и только там оглянулась. Скерри, Раун, Ход и Тир шли рядом. За ними следовали остальные воины. По четверо в шеренге. Бесконечно длинные ряды. Бледный змей, извивающийся по улицам и сверкающий под дождём.

Хирка не ожидала, что всё будет вот так. Она думала, что армия слепых встретит хаос. Крики. Панику. Но те немногие, кто решался высунуться в окно, просто стояли и смотрели. Молча. Остолбенев.

Полный мужчина вышел на крыльцо, чтобы приколотить доску к окну, на котором не было ставней. Жалкая страховка на случай, если охранники Маннфаллы падут. Он уставился на Хирку, шагающую во главе войска трупорождённых, да так и остался стоять, приподняв руку с молотком. Челюсть имлинга отвисла, и два гвоздя со звоном упали на лестницу. Потом он вжался в стену там, где была тень.

Отряд миновал небольшую площадь с закрытыми лавками. Девушка хорошо помнила это место. Однажды она попыталась затеряться здесь в толпе. Тогда к ней был привязан хвост мертвеца. На ящике стояла старуха и вещала о потомке Одина замершим от страха слушателям. Хирка помнила каждое слово.

Потомок Одина явится первым. Верны слова мои. Слепые – её рабы. С собой она принесёт весь пепел Шлокны.

В те времена слова пророчества казались полным бредом.

Фонари вдоль дороги догорели. Несмотря на то что наступила ночь, никто не потрудился зажечь их вновь даже здесь, в купеческом районе. А вот светильники рядом с Эйсвальдром ещё мерцали.

В конце улицы вздымалась стена. Одинокий белый великан. Стражей около неё не выставили, чуть выше тоже. Все думали, что опасность надвигается снаружи.

Хирка прошла через арку в огромном барьере, который отделял Маннфаллу от Эйсвальдра. Бедных от богатых. Народ от Совета. В стене, которую построили, чтобы остановить слепых.

Девушка ходила здесь и раньше. Тогда она была очень одинокой. Сейчас у неё за спиной раздавались тысячи тяжёлых шагов.

Страж с мечом наголо бежал через площадь. Обитые сталью сапоги стучали по брусчатке. Затем заметил армию слепых и Хирку во главе. Она надеялась, что охранник продолжит путь, но разум, судя по всему, покинул растерявшегося имлинга. Он сбросил скорость и остановился, касаясь мечом земли, не издав ни крика и не совершив ни одного движения, которое бы свидетельствовало о желании сражаться. Лишь снял с головы шлем и прижал его к груди, как кубок. Внутрь полились потоки дождя.

Хирка прошла мимо. Никто не тронул замершего от страха стража. Умпири знали правила: нападать, только если подвергнутся нападению. Не раньше.

Вскоре стали слышны кошмарные звуки битвы. Они доносились всё громче и громче. Небо над Блиндболом окрасилось в оранжевый цвет. Хирка нашла Поток и поискала признаки его усиления, но ничего не обнаружила. Он казался таким, как обычно. Вечным и терпеливым.

Ещё слишком рано.

Предводительница армии вытянула руки и развела их в стороны. Умпири у неё за спиной рассеялись и побежали к внешним стенам. К сражению. К смерти.

Небольшой отряд проследовал за Хиркой дальше, к сердцу Маннфаллы, к новому залу Совета. Она уже видела это здание – часть объединённого квартала белых домов. Мост сломанным языком торчал прямо над каменным кругом.

Конечно, врата теперь скрылись, опоясанные новым забором. Можно подумать, это в состоянии остановить слепых. Стены Зала Ритуала не сумели удержать снаружи даже её с Римером.

Ограждение выглядело жалким. Его построили, даже не догадываясь о том, что круги были открыты, только располагались теперь под землёй.

Перед Хиркой просвистела стрела, упала на брусчатку, звякнула и осталась бессильно лежать. Девушка посмотрела вверх. Лучник стоял на площадке лестницы, ведущей в зал Совета. Его глаза бегали, как будто он сам не мог поверить в то, что только что сделал. Хирка улыбнулась напуганному имлингу.

Значит, нас заметили. Наконец-то.

К стрелку присоединилось ещё несколько стражей. Скоро они заполнили все ступени и выстроились вдоль стен и новых башен.

Хирка подняла шест и побежала вверх по лестнице, пока охранники не успели собраться с силами. Раздался крик, и дочь Грааля поняла, что издаёт его сама. Её голос слился с хором трупорождённых.

Страж, который выстрелил, упал ещё до того, как Хирка добралась до него. Кажется, потерял сознание от ужаса. Потом предводительницу нагнали остальные. Умпири проносились мимо неё вверх по ступеням. Сверху кричали. Внизу тоже.

Один из стражей в красных доспехах стоял на галерее вокруг одной из башен и смотрел на бегущую девушку. Потом колени его подкосились и он камнем рухнул вниз, где и остался лежать неподвижно, неестественно выгнув руку.

Хирке казалось, что она спит. Смотрит, но не видит. Думает, но не понимает. Вокруг царило безумие.

Она добралась до одного из охранников и ударила его шестом в живот. Противник смотрел на рыжую полукровку так, как будто не ожидал, что она что-нибудь сделает. Потом привалился к стене, его вырвало.

Примчались другие стражи. Умные предпочли убежать. Возможно, некоторые из них переживут сегодняшнюю ночь. Хирка притянула Поток и взметнулась вверх по лестнице, заметив впереди Скерри – вихрь из косичек и когтей. Один из караульных откинулся назад и стал падать с галереи, но приземлился лишь после того, как слепая вскрыла его грудную клетку. Хирке хотелось кричать, но внезапно она оказалась лицом к лицу с одетым в красное великаном.

Он поднял меч. Она подняла шест. И опустила изо всех сил. Удар пришёлся в голову врагу. На шлеме появилось странное углубление. Страж упал лицом вниз и остался лежать на мокрой от дождя лестнице.

Хирка добралась до верхних ступеней, оперлась на шест и принялась оглядываться по сторонам, стараясь отдышаться и отгоняя приступ паники. Кто-то приближался сзади. Она достала нож и резко нанесла удар себе за спину, однако кто-то перехватил руку. Раун. Её рыжеволосый дед. Никакой не страж.

Хирка осмотрелась. Они находились в той части галереи, которая расширялась и превращалась в карниз прямо возле сломанного моста. Дрейри кивнул в сторону двустворчатой голубой двери. Зал Совета…

Хирка бросилась вперёд, последовав за Скерри и Тиром. Те уже находились внутри. Два стража лежали, истекая кровью. Это зрелище потрясало до глубины души. Одна из членов Совета валялась на полу с закрытыми глазами, прислонясь к золотой стене, на которой изображались двенадцать великолепных генеалогических древ. Хирка не помнила, чтобы видела эту женщину раньше, но на её лбу красовался знак Всевидящего. Судя по слухам, это была Телья Ванфаринн, дальняя родственница Урда.

Двое членов Совета лежали лицом в стол. Одурманенные, не мёртвые, если Умпири поступили так, как просила дочь Грааля.

Хирка положила ладони на круглую каменную столешницу. В прошлый раз та казалась больше. По краю золотом были написаны фамилии семей. Трещины на поверхности говорили, что древний предмет мебели ремонтировали. Вносили изменения. Этого у Совета не отнять – его члены пытались удержаться вместе до последнего.

Но где же Даркдаггар? Где остальные? В зале находились только трое имлингов.

На полу лежал перевёрнутый сундук. Бумаги разлетелись повсюду. Рядом валялась упавшая лампа. Она ещё горела. Хирка подняла светильник и поставила на одно из высоких окон. Всё в этом помещении указывало, что члены Совета готовились к побегу. И неудивительно, ведь они оказались зажатыми между трупорождёнными и Равнховом. Никто из облечённых властью имлингов понятия не имел, что будет дальше.

– И это всё? – Скерри развела руками. – И это сердце Маннфаллы?

Хирка кивнула и добавила:

– Маннфалла наша. Наслаждайтесь, пока можете.

Слепая рассмеялась, чирикая, как сорока.

Хирка посмотрела на мужчин из Совета. Одним из них был Лейвлунг Таид. Ему исполнилось почти сто лет, и Ярладин считал, что старик всегда находился в замешательстве. От него будет мало пользы. Девушка приподняла голову второго. Он был жив. Веки отяжелели, но имлинг изо всех сил старался держать их открытыми. Над его ушами появились первые седые волосы, во рту не хватало нескольких зубов. Тирме Йекенсе.

– Где они? – осведомилась Хирка. – Где остальные? Где Урд и Даркдаггар?

Спрашивать о них было противно, и от их имён во рту остался привкус горечи.

Член Совета закатил глаза и обмяк.

Хирка отпустила его и распахнула двери, ведущие на мост. В помещение ворвались отголоски битвы. Крики злости. Крики страха. Удары мечей о щиты. Девушка тут же захлопнула створки, не желая смотреть и слушать. Она не хотела думать о тех, кто сражался там не на жизнь, а на смерть. Ример. Ярладин. Эйрик. Тейн.

Хирка почувствовала, как сжалось сердце. Поток тёк через неё, но оставался прежним. Пока ещё рано.

– Кого не хватает? – спросил Раун, стряхивая кровь с когтей.

Девушка вспомнила имена, которые назвал ей Ярладин. Эйр и Нолдхе мертвы. Миана Фелль сидит в шахтах, если ещё жива. Телья, Тирме и Лейвлунг здесь.

– Не хватает Саульхе Якиннина, но он родом из богатой семьи и, думаю, удрал первым. Помимо него отсутствуют Урд, Фрейд Вангард и Даркдаггар.

Ванфаринн в своём репертуаре. Хирка не желала больше иметь с ним дела. А вот Даркдаггар… Она стиснула зубы. Он слишком дорого обошёлся ей. Линдри. Свартэльд. Колкагги. Да и Ример едва не расстался с жизнью. Дочь Грааля пугало, насколько сильно ей хотелось встретиться с Гармом-отче.

Раун отправил отряд Умпири обшаривать коридоры. Хирка сомневалась, что там найдут других членов Совета. Она выглянула в окно. Где находилось самое стратегически верное место для руководства сражением, если не здесь? Куда бы отправился Даркдаггар, если бы он…

Взгляд упал на сооружение, отгораживающее круги воронов. Серый забор с неровной крышей, такой скромный по сравнению с мощными стенами Эйсвальдра. В опасной близости от сражения.

И всё же… Даркдаггар и Урд отправились бы в такое место, где есть путь отступления. А когда приближается конец мира, остаётся лишь одна возможность бегства.

– Я знаю, где они, – улыбнулась Хирка.

Прощённый

Множество одетых в красное стражей ползли вверх по склону.

– Мы всегда можем попытаться пройти по гребню, обойти их и напасть сзади, – рассудительно произнёс Колайль, как будто говорил о погоде, и почесал подбородок.

Ример взглянул на трупорождённого, который сидел рядом с ним на корточках. Если он и боялся, то хорошо это скрывал.

– Слишком поздно. Они видели нас. Придётся встретиться с ними в открытом бою.

Колайль кивнул, стряхнув с седых волос капли дождя. Затем поднял руку и подал сигнал тем, кто находился сзади. Среди деревьев появились остальные воины. Трупорождённые и Колкагги, бок о бок.

– Ну что же, мы оба знали, что можем встретить смерть сегодня ночью. – Колайль поднялся и обнажил один клык в кривой улыбке.

– Можем. Но сначала эта судьба настигнет Даркдаггара. – Ример достал мечи и взглянул на сооружение, которое скрывало каменные врата.

Примитивная ограда, построенная в спешке. Насмешка над Залом Ритуала, что однажды находился на этом месте.

Каменный круг – единственный путь отступления для Даркдаггара, если он захочет сохранить свою шкуру. Член Совета встречался с Дамайянти и наверняка знает: чтобы воспользоваться вратами, понадобится кровь слепых. И даже если танцовщица не дала флакон сама, сейчас повсюду было предостаточно раненых набирнов.

Ограждение располагалось не слишком далеко, требовалось всего лишь пересечь бурлящее поле битвы.

– Значит, нам надо только живыми добраться туда? – Колайль пихнул Римера в бок, как старого друга.

– Да… – улыбнулся в ответ тот и помчался вниз по склону.

Остальные воины побежали следом. Одетые в чёрное и полуголые в нереальном союзе устремились вперёд по мокрой траве.

Ример столкнулся с Потоком и первым стражем одновременно. Меч запел от удара о нагрудник. Удар не причинил вреда, но противник в тяжёлых доспехах потерял равновесие на скользкой земле, упал и покатился вниз. Кто-то перепрыгнул через него и набросился на юношу с трогательной решимостью. Тяжёлый. Медленный. Старый.

Ример снес шлем второму стражу, успев заметить морщины вокруг глаз в тот миг, когда жизнь уже покидала их. А потом появились все остальные. Лавина красного и чёрного, отягощённая собственными доспехами. Мастер Колкагг танцевал среди защитников Маннфаллы, впрочем, не особенно стараясь наносить точные удары. Нельзя было тратить время ни на смерть, ни на убийство, пока он не увидит, как один из членов Совета испустит последний вздох.

И пока я не увижу Хирку.

Бок до сих пор болел. Рана, которую она нанесла, чтобы освободить от клюва. От Грааля. Сейчас рыжая девчонка находилась где-то там, в Эйсвальдре. Где-то за стенами. Ещё несколько убитых, и Ример сможет поблагодарить её.

Крутанувшись вокруг своей оси, он отрубил хвост одному из стражей. Тот был уже мёртв, но не успел упасть. Тёплая кровь брызнула в лицо юноше и потекла по подбородку, смешиваясь с дождём.

Поток позволил услышать то, что требовалось, приглушив крики и звон стали. Ночь пахла кровью, пожарами и гнилью осени.

Краем глаза Ример увидел пробежавшего мимо Колайля. Когти быстрого и неукротимого слепого полоснули по чьему-то горлу. Противники оказывались на земле ещё до того, как успевали понять, что с ними произошло. Один страж, потерявший шлем, поднялся на ноги и попробовал вновь поднять меч, медленно, как будто не верил, что у него получится. Раненый враг шатался, но у него получилось занести клинок над Колайлем, чье внимание было сосредоточено на другом противнике.

Ример метнул нож, предельно ясно осознавая, как мал шанс на успех. И попал. Слепой развернулся и увидел, как страж рухнул на колени с торчащим из виска кинжалом и залитым кровью лицом.

Ример встретился взглядом с трупорождённым и в этот миг понял, что больше никогда не усомнится в том, что набирны испытывают точно такие же чувства, как и имлинги.

Колайль благодарно кивнул. Бледный мужчина из стали. Стена огня лизнула ночное небо у него за спиной. Нос наполнил запах горящей смолы. Некоторые стражи бежали. Те, кто понял, что происходит. Они мчались к склону, спотыкались, падали и ползли дальше.

Можно подготовить народ к войне. К мечам. К копьям. К кольчугам. К пожарам. К боли и потерям. Но никого не возможно подготовить к первой встрече с когтями и клыками.

Ример пробивался сквозь толпу одетых в красное защитников Маннфаллы, пока ему не начало казаться, что, кроме этой толпы, в мире ничего не осталось. Красное. Перед глазами стояла красная пелена. Во рту ощущался вкус крови. В ушах колотился пульс. Дикий, усиленный Потоком. Выстукивая ритм в голове. Слово.

Бред. Бред. Бред.

Ример увидел Ярладина. Его окружали трупорождённые. Кто-то из них сражался на стороне похожего на быка мужчины, кто-то против. Невозможно было определить. Лёгкие горели от недостатка воздуха, из груди вырывались хрипы

Всё должно закончиться. Всё должно закончиться немедленно.

Толпа поредела. Отряд Римера прорвался сквозь самые ожесточённые схватки. Он махнул своим спутникам и помчался к городским стенам. Этот рывок должен был оказаться самоубийственным, но там не осталось ни одного стрелка. Слепые уничтожили всех. Хирка сдержала обещание.

Маннфалла пала.

Рука Римера кровоточила и болела, хотя он не почувствовал и не заметил ранения. Он бежал вдоль стены, которая постепенно сворачивала в сторону города, оставляя открытым пространство, где когда-то располагался Зал Ритуала.

Сейчас там находился каменный круг, спрятанный за серым сооружением. Возможно, оно предназначалось для того, чтобы помешать набирнам воспользоваться вратами? Жалкая, бесполезная попытка.

В стене виднелся лишь один проём. Ример знал, что рискует, но не мог медлить. Времени на планирование не было: члены Совета в любой миг могли понять, что сражение проиграно и что Маннфаллу заполонили слепые. И избрать самый простой путь отступления. Ример не усомнился в их трусости ни на секунду.

Он вбежал внутрь и повалил двух стражей, пока глаза привыкали к темноте. Бледные глыбы камней примыкали почти вплотную к изгибающимся стенам. На полу лежали два безжизненных тела. Члены Совета. Фрейд и Саульхе. В конце концов, даже их предали.

Стоявший в центре круга Даркдаггар наполовину скрылся за сундуком. Похоже, вещи расчётливый имлинг собирался взять с собой, куда бы боги его не закинули.

К Римеру бросилось ещё несколько стражей. Он пригнулся, избежал удара боевым топором и позвал Колайля, но не получил ответа. Юношу начали окружать охранники. Он поднял мечи, чтобы расчистить себе дорогу. Расплачиваться придётся кровью.

А потом пол под ногами дрогнул.

Ример упал, ударился головой о камень, приземлился на колени и судорожно заморгал, стараясь восстановить зрение. Тело пронзила боль. В глазах стоял туман. К горлу подступала тошнота.

Нет.

Другого слова Ример не нашёл. Только это. Только «нет».

Он поднялся на ноги и обнаружил, что стоит по шею в могиле, вырытой возле одного из камней, и смотрит на пару ног. На краю ямы возвышался Даркдаггар с ножом в руке. С жалким маленьким ножом. Скорее украшение, чем оружие. Ример рассмеялся, но боль, вспыхнувшая в голове, положила конец веселью.

– Видишь ли, мы начали копать. – Член Совета наблюдал за Ан-Эльдерином сверху вниз с безразличием на лице. – Оказывается, эти камни уходят в землю намного глубже, чем можно подумать. Но, думаю, тебе это и так известно.

Ример услышал, что кто-то зовёт его. Колайль. Стражи куда-то побежали. Сталь лязгнула о сталь.

Даркдаггар попятился от могилы и выкрикнул приказ охранникам. С жадностью хватаясь за представившуюся возможность, мастер Колкагг забросил мечи на край ямы, подтянулся и выбрался на поверхность. Его мутило, голова кружилась. Он снова поднял клинки, но тут почувствовал парализующий тычок в спину. Стоя на коленях, юноша откинул голову назад и посмотрел в лицо одному из стражей, который уже занёс меч над головой поверженного противника и готовился нанести удар.

Ример сообразил, что знает этого имлинга. Он служил дюженником, то есть носил самое низкое звание. Командир двенадцати воинов. Это он тащил с собой умирающего от озера Тистванн в тот раз, когда армия возвращалась из Равнхова.

– Это ты, – пробормотал Ример и улыбнулся.

Внезапно мужчина узнал его и разинул рот. Страж медлил, потому что хорошо помнил: во время их последней встречи Ан-Эльдерин был ворононосцем. Всё происходило бесконечно медленно. Бесконечно тихо.

И тут внезапно что-то треснуло. Раздался раскатистый грохот. Звук исходил из стен и брал присутствующих в кольцо. Даркдаггар выругался и приказал охранникам выйти посмотреть, что происходит. Ример услышал, как посланные имлинги наткнулись на Колайля и Колкагг, которые находились снаружи.

Вдруг стены взорвались. Поток ударил, как порыв штормового ветра. Дюженник выронил меч и повалился назад. Ример поднял голову. Разрушенное ограждение зависло в воздухе, словно гигантское кольцо из серого песка.

Юноше показалось, что он умер, лежит в Шлокне и видит сон про песчаную бурю, которая зависла вокруг врат в другие миры, опоясав камни живой стеной. Затем опустил глаза на свою грудь в полной уверенности, что обнаружит торчащий оттуда меч, но ничего не нашёл. Ример был цел.

А потом песок с шорохом обрушился вниз. Стены не стало, как будто никогда и не существовало. Каменный круг окутала серая пыль, которая постепенно смешивалась с мокрой землёй под проливным дождём.

Я вижу сон.

Но Поток был настоящим. И нёс в себе что-то очень знакомое. Запах. Ощущение. Знание.

Хирка.

Вокруг камней собирались трупорождённые. Недалеко от врат стояла она. Ример остановил течение Потока. Перестал сливаться, сообразив, что это единственный способ подобраться к девушке ближе, пока она не ускользнула в другой мир. Хирка была одета как трупорождённые: грудь и бёдра перетягивали широкие полоски кожи. К короткой юбке, обнажающей ноги, крепились перья и звериные клыки. Руки тоже были голыми. А глаза стали белыми. Слепыми.

Хирка находилась здесь, во плоти.

Ример попытался встать, но ноги не слушались. Он зашарил по земле, отыскивая мечи.

Даркдаггар стоял как зачарованный и пялился на трупорождённых. Казалось, до него только сейчас дошло, что он потерпел поражение. Лицо Гарма исказилось от злости. Он бросился к ненавистному Ан-Эльдерину.

Ример встал на ноги и поднял мечи. Член Совета бежал к нему с ножом в руках, охваченный жаждой убийства. Как будто мир ожидал только одного этого действия. Как будто оно могло спасти Даркдаггара.

Безумие. Довольно смертей.

Краем глаза Ример заметил Хирку. Она слишком часто видела, как он убивает. Хватит! Мастер Колкагг отбросил мечи, и они со звоном упали на пол. На тот же самый пол, где погиб Свартэльд.

Потом Ример опустился на колени, потому что у него больше не оставалось сил стоять.

Даргдаггару не хватило лишь мгновения. Хирка подошла к мужчине со спины и ударила его шестом под колени. Гарм рухнул ничком и закричал, коснувшись пола.

Тогда рыжеволосая воительница перехватила посох обеими руками и надавила им на горло трепыхающегося члена Совета, зажав снизу. Ример видел, как она собиралась с силами. А затем повернулась всем телом. Шея Даркдаггара с протяжным треском сломалась. Он перестал дёргаться.

Хирка отпустила поверженного врага. Мёртвый Гарм мешком рухнул на пол и остался лежать на животе, неестественно вывернув голову.

Ример пристально смотрел на любимую девушку. Она выглядела пугающе с глазами белыми как снег. Насытившимися Потоком. Чужими. Голодными от ненависти. Конечно, у неё были причины для ненависти. За Колкагг. За Линдри. Но это же Хирка. Девочка, которая презирала Римера за то, что он убивал. А сейчас он смотрел на неё и видел себя самого. Видел всех, у кого отнял жизнь.

С ужасом накатило понимание: именно таким Колкагга обычно выглядел в глазах Хирки. Такой она сама предстала перед ним сейчас. Непримиримая. Опасная. Дикая.

Девушка посмотрела на Римера. Рыжие волосы свисали мокрыми прядями ей на грудь. Дождь барабанил по полу.

– Я прощаю тебя, – произнесла она хриплым голосом.

Потом отбросила шест и ушла.

Корни

Хирка слышала, как Ример шагал по лестнице у неё за спиной. Он звал её по имени, но девушка продолжала подниматься. Ни одно его слово ничего не изменит.

Она поднялась на балкон и направилась к залу Совета. Рядом с входом собрались несколько слепых, которые вопросительно посмотрели на дочь Грааля. Она качнула подбородком в сторону Римера:

– Он со мной. Где Скерри?

– Там, где же ещё? – Один из Умпири кивнул в сторону поля битвы.

Хирка распахнула двери и вошла. Эта комната стала зрительным залом, перед которым разворачивались военные действия. Гнездо победителей. Трупорождённые столпились возле окон. Вопили. Смеялись. Кто-то отыскал винный погреб, судя по запаху и бутылкам. Трое имлингов в мантиях Совета лежали на прежних местах, одурманенные до полусмерти.

– Что они здесь делают? – спросила Хирка.

– Никто не знал, куда их девать, – развёл руками Флед из второго дома, оборачиваясь.

– Я велела бросить их в шахты!

Собеседник поставил бутылку на подоконник. К нему присоединилось ещё трое Умпири, и вместе они вынесли из зала тех, кто остался от Совета.

Хирка села, сложив руки за головой и закинув ноги на стол прямо поверх имени Даркдаггара. Суда по царапинам, его однажды удаляли отсюда. На другой стороне она увидела фамилию Ан-Эльдерин и указала спутнику:

– Садись. Видимо, это место всё ещё принадлежит тебе.

– Что ты творишь, Хирка? – проходя в центр зала, спросил Ример. Его голос казался усталым и растерянным.

– Удивительно, что они сохранили стол, да? После переворота. Ну да, они были заняты другим… – пробормотала девушка, не отводя взгляда от позолоченного имени.

– Ты можешь остановить их! – воскликнул Ример, наклоняясь к ней. – Никто там снаружи уже не знает, против кого сражается. Трупорождённые против трупорождённых, имлинги против имлингов. Совет пал. Всё кончено. Скажи им.

Хирка знала, что собеседник представлял опасность. Что он был способен разрушить всё то, за что она сражалась, а этого не должно произойти. А потому посмотрела на Римера и проронила:

– Ещё нет.

– Ещё нет?! – Он казался глубоко озадаченным. – Ты завоевала город! Что ещё нужно?

Двое трупорождённых бросали на беседующую пару любопытные взгляды. Хирка встала. Она больше не могла находиться рядом с Римером. Он не понимал высшей цели и никогда не поймёт. Она же летала с воронами. Она видела всё.

– Я не могу объяснить, просто поверь мне, – сказала она. – Сражение необходимо, чтобы исправить нанесённый давным-давно ущерб. Старинную несправедливость.

– И создать новую? – хриплый голос Римера царапал Хирку, проникая в душу.

Он не понимает. Мы должны уйти.

Мы должны всё изменить. Мы должны покинуть его.

Военачальник слепых открыла двери и вышла на мост. После падения Зала Ритуала его так и не восстановили. В этом заключалась проблема всех созданий из всех миров. Они не чинили вещи. Они только разрушали.

Наступила ночь. Поднялся ветер. Дождь усилился.

Ример шёл следом.

– Ты видела, что здесь творится? – спросил он. – Я не представляю, что с тобой сделали слепые, но это не ответ! Я знаю, кто ты, Хирка, и на тебя это не похоже.

– Поток, – прошептала она, чувствуя себя измотанной. Разобранной на части. Но нельзя было сдаваться. Пока нет. – Я жду Поток. Ничто так не питает Поток, как смерть.

– Ну так оглядись! – Ример подошёл на шаг ближе и махнул рукой в сторону битвы. В сторону Блиндбола. – Если бы в этом содержалась хоть капля правды, у Потока уже хватило бы сил свернуть горы!

Он прав…

Хирку охватили сомнения, ножами вонзаясь прямо в сердце. Она сделала глубокий вдох, чтобы отогнать тёмные мысли прочь. Сейчас нельзя поддаваться неуверенности. Всё зависит лишь от того, сумеет ли смерть напитать Поток. Напитать так, чтобы исцелить. Многие должны погибнуть ради того, чтобы другие могли жить.

– Всё так, как ты всегда говорил, Ример. Мы уже мертвы.

Он пристально посмотрел на Хирку. Волчьи глаза блестели под дождём. Затем сжал кулаки, как будто на рукоятях мечей, но клинки уже покоились в ножнах за спиной. Выражение лица бывшего Колкагги говорило, что он размышляет над возможностью выхватить оружие.

Внезапно Ример сорвался с места и бросился на Хирку. Та была настолько переполнена Потоком, что могла бы ускользнуть, если бы захотела. Но позволила подобраться. Она хотела, чтобы юноша подобрался к ней.

Ример столкнулся с Хиркой и увлёк её за собой вниз. Они падали, неслись к земле. Край моста над ними становится всё меньше. Резные змеи разевали пасти. С каменных языков срывались капли дождя. Тяжёлый и мокрый юноша прижимался вплотную к дочери Грааля. Она притянула Поток и заметила, что причинила боль Римеру. Мощь оказалась слишком велика. Но требовалось либо смягчить падение, либо умереть.

Они рухнули как единое целое. Он оказался сверху, выбив воздух из лёгких и пригвоздив Хирку руками к земле. Его белые волосы прилипли к её щеке. Из уголка его рта сочилась кровь.

– Это закончится здесь, – прошептал он. – Сейчас.

Хирка посмотрела на бесконечно прекрасного Римера. Прищуренные серые глаза, в которых она всегда тонула. Жёстко очерченные губы. Высокие скулы. Он многое потерял. Как и она. Интересно, их объединили потери? Превратили в единое целое? Тоска болью разливалась по телу.

– Ример… Это закончится, когда я исцелю Поток. Разве ты не понимаешь? Он принадлежит всем. Если у одних он будет, а у других нет, то мир не продлится. Но я могу всё уладить. Знаю, что могу. Но сначала мне пришлось стать такой, как ты. Ты научил меня, что иногда надо чем-то жертвовать.

Взгляд Римера блуждал, из глаз ушёл холод. Зрачки расширились, как будто пытались вместить в себя всё его отчаяние. Он опустил голову.

– Я никогда не хотел, чтобы ты стала такой же, как я. Наоборот, мне нужно было, чтобы ты оставалась собой. Всему миру требуется, чтобы ты оставалась собой. Я… стал ядом для тебя. Разрушил тебя.

Ример поднялся на колени, морщась от боли, а затем встал, пошатываясь на нетвёрдых ногах.

Хирка почувствовала себя замёрзшей и обнажённой без него. Без его тяжести. Она приподнялась на локтях и заметила мертвеца прямо рядом с собой. Страж в красном. Его глаза смотрели на Шлокну. Удивительно, но на губах погибшего застыла улыбка, как будто его последней мыслью стало воспоминание о чём-то хорошем.

Нет!

Сражаясь с подступающими слезами, Хирка встала и огляделась. От вида Блиндбола ей стало страшно. Сады Эйсвальдра больше не казались прекрасными. Как и тысячу лет назад, они превратились в поле брани. Мужчины нападали друг на друга в бурлящем море битвы, двигаясь медленно и нетвёрдо. Огонь шипел под дождём.

Хирка посмотрела на свои дрожащие руки. Поток не усиливался. Не восстанавливался от сотен смертей и не давал ей власти спасти миры. Неужели она в это верила? Неужели действительно верила?

Плач прорвался наружу. Хирка не смогла сдержать его.

– Хватит, – прошептала она в пустоту и прошла мимо Римера. Мимо перевёрнутой повозки. Затем увидела, как под повозкой что-то шевелится. Заметила горящие в темноте глаза. Кот. Ничего себе! В таком-то месте. И в такое время.

Хирка протянула руку. Животное зашипело и глубже забилось под телегу. Поток смешался с бешеным стуком сердца напуганного зверька. Девушка чувствовала вкус его страха. Понимала, что казалась ему врагом. Она. Она, кто всегда смотрел под ноги, чтобы не наступить на муравья.

Поток стремительно тёк по венам и обнажал все её ошибки. Разбирал её на части, становясь сильнее по мере роста отчаяния Хирки. Горя. Но она больше не хотела сливаться со всем миром. Не хотела познавать себя.

Хирка услышала собственный крик и принялась царапать лицо, но Поток по-прежнему тёк по венам и разрывал её изнутри.

Она стала единым целым с котом. Она стала единым целым с Римером, вплоть до самых мрачных глубин его души. Она стала единым целым с воинами. Чем сильнее она сопротивлялась Потоку, тем мощнее он становился.

Спотыкаясь, Хирка двинулась вперёд. Она была напуганным животным, которое крадётся в темноте и прячется под повозками. Она была мужчиной с открытой раной на бедре, который знал, что умрёт. Раздался удар топора о щит, и она стала прижатым к земле бородатым великаном. Она была мальчиком, который соврал о своём возрасте, чтобы сражаться. Она была женщиной, которая плевалась кровью и жалела, что покинула Равнхов. Она была матерью трёх детей, с которыми бежала из города на переполненном баркасе. Она была напуганной до смерти калекой, который больше не мог ходить и над которым возвышался трупорождённый со сверкающими во мраке белыми глазами. Она была всеми ими. Чувствовала всех их.

Поток тяжело наваливался на Хирку со всех сторон и сминал её в ком. В сгусток, что грозил взорваться в любой момент. И она поняла.

Потоку не требовались кровавые жертвы. Он усиливался не от смерти, а когда испытывал чувства умирающих. Друзей и врагов. Все они составляли единое целое. Никто там, на поле брани, не причинял вреда другим. Все причиняли вред самим себе. Каждый удар был самоубийством.

Хирка скорчилась, закричала, впилась пальцами в землю и вскинула руки вверх, заставляя чёрный грунт и обломки камней подниматься следом, ставя её на ноги. А потом эта масса слилась воедино и чернилами разлилась вокруг девушки. Хороня заживо. Она принялась отмахиваться, едва не ломая руки.

Внезапно стало совершенно тихо. Хирку, принявшую рождение от ворона, заклинательницу камней, потомка Одина, нёс Поток. Она стала центром чёрного вихря. Она стала всем тем, чем когда-либо была, и всем, чем будет. Она стала Потоком. Кровью всех миров.

Мы первые.

Вороны изо всех сил старались вырваться наружу. Вырваться из души. Из тела. Она являлась крошечными кусочками всего, что когда-либо жило. Хирка тянула ноги до тех пор, пока они вновь не коснулись земли. Затем собрала все свои силы и запульсировала, превращаясь в одно громадное сердце. Стучащее. Скорбящее. Самоотверженное.

А потом ударила кулаками о землю.

Свистящие чёрные камни полетели вниз, проделывая путь сквозь толщу почвы. Под домами. Под бегающими мужчинами. Из недр земли раздался раскатистый грохот, и Хирка поняла, что делать. Она видела. Видела карту в книге. Видела, как связаны между собой круги. Видела Поток глазами воронов. Знала, где он силён, а где слаб.

Новые корни прорывались наружу. Земля вздрагивала под мёртвыми. Требовалось больше! Больше камней. Больше грунта. Чтобы сотворить новые вены. Пробираясь вслепую, Хирка мысленно отыскала Стену. Ту, что отделяла тех, у кого есть всё, от тех, у кого нет ничего. И обрушила её. Каменный дождь смешался с криками и посыпался на землю.

Хирка закрыла глаза. Корни росли, пока не встретились с пустотой. С засасывающей пустотой между мирами. Сила, разрывающая руки, умирала. Как будто ничего не было. А потом вновь столкнулась с земной твердью и встряхнула девушку за плечи.

Мысли затуманились и стали неуловимыми. Поняв, что скоро потеряет сознание, она плотно прижалась к земле, которая тут же пошла трещинами и пропала.

Хирка услышала крик воронов. Десятков тысяч воронов. Они вырывались из неё, подхватывали Поток и исчезали.

Последним, что она увидела, было воспоминание. Разбитое блюдо Грааля, склеенное при помощи золота. Корни на стекле. Блюдо стало красивее от того, что его уничтожили.

Скорилл

Грааль закрыл ларец со скелетом ворона. Больше ничего нельзя было сделать. Из-за войны Дамайянти пришлось уйти в укрытие. Она находилась там не одна и не могла общаться с повелителем. Настал судный день, а ему приходилось ждать.

Грааля окружал серый пейзаж Скорилла, который купался в типичном английском моросящем дожде, таком мелком, что его можно было не замечать, пока не промокнешь. От осадков стлался туман и извивался вокруг камней. Монолиты торчали из земли, как гнилые зубы. Грааль не знал, что делает здесь. У него не имелось причин находиться в этом месте. Его кровь сожжена, и он никогда не сумеет воспользоваться вратами.

Неужели вечный Дрейри поддался сентиментальности? Или же испытывал потребность находиться как можно ближе к событиям? В лучшем случае это была только иллюзия. Война была в самом разгаре. Где-то в другом месте мир сотрясался до самого основания, а здесь стояла тишина, лишь изредка раздавались протяжные крики горных птиц. Камни стояли, как и всегда, одинокие в окружении скал и выглядели настолько неустойчивыми и так сильно заросли мхом, что в тени вертолёта стали казаться ненастоящими. Как декорация.

Грааль глубоко вздохнул и прислонился лбом к холодной серой глыбе. Тысяча лет… Что он сделал не так? Что он сделал правильно?

У него появилась она. Кровь от его крови. Хирка.

Она сдержала слово и явилась в Маннфаллу с Умпири. Что из этого вышло, скоро выяснится, но по другую сторону этих камней воины умирают за его дочь. Потому что она хочет напитать Поток.

Грааль расхохотался. Разве смех в одиночестве не является верным признаком начинающегося безумия?

Чего только он не сделал, чтобы попасть сюда… Чего только не заставил сделать её. Обречённый на забвение в умирающем мире, он строил планы на протяжении сотен лет, а теперь собственная дочь отняла у него власть. Умпири шли за ней, не за ним. Он всё ещё томился в плену. В изгнании в мире людей.

Что, если Дамайянти убили? Что, если Скерри убили? Что, если это конец? Никаких больше контактов с другими. Никаких воронов. Только мёртвые врата…

Мысль вгрызлась в Грааля, заставив вскрикнуть. Ещё одно свидетельство безумия, это точно. Или же естественная защита от боли? Боли от того, что он не сможет увидеть исход войны, которую ждал на протяжении жизни многих поколений?

Хуже всего то, что Грааль не был уверен, волнует ли его это всё. Наиэль умер. Хирка возвеличила дом Модрасме, вернув им место в Совете. Вернув им честь. Не хватало только Потока.

В планы Грааля входило отдать Имланд Умпири. Хирка же верила, что сумеет возродить Поток везде. Отдать его всем.

Значит, это привело изгоя к камням? Вспыхнувшая надежда?

Эта мысль обеспокоила Грааля. Он не принадлежал к тем, кто испытывал надежду. Он действовал. Менял обстоятельства, пока они не становились выгодными, и иногда так тщательно, что на это уходили долгие годы. И вот теперь он стоял здесь и надеялся?

Сегодня был плохой день.

Грааль расстегнул верхние пуговицы пальто. На улице стало по-осеннему прохладно. Следовало возвращаться. Ожидание ни к чему не приведёт. Мужчина повернулся спиной к каменному кругу и направился к вертолёту, бросив последний взгляд назад. Туман будто сквозняком затягивало в пространство между монолитами.

Вакуум.

Грааль выронил шкатулку и побежал обратно к камням. Может быть, Хирка уже на пути сюда? Или кто-нибудь другой…

Он опустил руку на одну из покрытых мхом глыб и стал ждать.

Пока не ощутил что-то.

Зуд в венах.

Никто не пришёл. Ничего не произошло. Но кровь… Сердце разрасталось в груди. Тяжелее и медленнее качало кровь, как будто внезапно её стало больше.

Затем накатила волна и подхватила Грааля. Ворвалась в его вены и повалила на колени. Он впился когтями в жёлтый вереск. В землю. И впервые за тысячу лет ощутил… То, что у него отняли. То, за что он сражался. То, к чему никогда больше не надеялся прикоснуться.

Поток.

И вот Поток здесь.

Он усиливался и разрывал Грааля. А тот принимал. Жадно пил. Затем повалился на землю и пополз, зарываясь носом в мох и нюхая почву. Грибы. Кора. Черви. Он желал слиться с Потоком и умереть от счастья.

Кто-то смотрел на Грааля.

Он поднял глаза. На низком камне, похожем на могильный памятник, сидел ворон, который склонил голову набок и моргал.

Грааль поднялся на колени. Казалось, чёрная птица в чём-то винит его. Или насмехается. Он подполз к камню, сел рядом и восстановил дыхание. Колени на брюках испачкались.

Ворон взлетел и скрылся над горами.

Грааль снова слился с Потоком, который раскрыл его. Обнажил его. Разобрал на части и позволил увидеть себя со стороны. За последнюю тысячу лет это зрелище оказалось самым прекрасным и самым страшным из всего, виденного им.

Грааль упёрся локтями в колени и заплакал.

Последняя зарубка

Ример встал. На поле брани воцарилась тишина. Это казалось неправильным. Гибельным. Как будто тишина пыталась приуменьшить значение хаоса, через который все они прошли.

– Ример?

Юноша узнал необычный выговор: резкое «р» и почти неслышное «е», и повернулся к Колайлю. Тот, сгорбившись, сидел на земле. О его ногу тёрся кот, но у трупорождённого, казалось, не осталось сил поднять руку. Воины посмотрели друг на друга, но не произнесли ни слова. Что тут скажешь?

Набирны группами сидели возле каменного круга. Измотанные. Молчаливые. Парализованные от того, что сотворила Хирка. Как будто она лишила их воли и возможности стоять на ногах. Ример слился с Потоком, чтобы удостовериться: тот всё ещё здесь. На какое-то время он пропадал. Это было похоже на внезапное исчезновение воздуха, необходимого для дыхания. Юноше это не причинило вреда, но, без сомнения, тяжело сказалось на слепых.

А как же она? Как это сказалось на ней?

– Хирка?

На зов никто не откликнулся. Ример шагал среди павших, вглядываясь в их лица. Он должен был смотреть. Должен был знать, кого потерял. Кто-то из воинов мёртво таращился в ответ. Он переворачивал тела животом вниз, чтобы вороны не выклевали глаза.

Ример увидел, что другие заняты тем же самым. Мужчина в красно-чёрных доспехах нетвёрдой поступью бродил среди трупов неподалёку. Они встретились взглядами, и бывший ворононосец узнал его. Совсем недавно этот воин нападал с поднятым мечом. Целую вечность назад. Тогда. Не сейчас.

Сейчас они посмотрели друг на друга и разошлись. В чём заключалась разница между тогда и сейчас? Можно ли вообще когда-нибудь научиться существовать в такой тишине, которая воцарилась теперь, но при условии, что перед этим не придётся истекать кровью? И кто Ример такой, чтобы задаваться подобным вопросом после того, как всю жизнь занимался лишь тем, что поил землю кровью?

Мастер Колкагг почувствовал себя опустошённым. Как пропасть, которая не могла принять ничего, наполненного смыслом. Только её.

– ХИРКА!

Дождь прекратился. Ветер трепал волосы мёртвых воинов и пытался обмануть Римера, заставив поверить, что они ещё живы. Но уцелевшие уже убежали. Или бежали сейчас. Они тащили за собой раненых вверх по склонам, чтобы найти место и дать им умереть спокойно.

Их можно спасти. Многих можно спасти.

Набирны и имлинги бродили бок о бок и не подозревали, что кровь одних способна унять боль других. Они абсолютно ничего не знали друг о друге. Неподалёку от Римера слепой, которого он помнил по Равнхову, опустился на колени. Они сражались на одной стороне, но кто знает, как дело обстояло теперь… Трупорождённый выглядел бледным даже для набирна, как будто потерял много крови. Но на нём не было открытых ран.

Земля раскололась, и от Эйсвальдра до Блиндбола пролегла расселина. Ример шёл вдоль разлома по полю битвы, которое дышало пылью, как живое существо. Существо из кошмарных снов. В какой-то момент юноше показалось, что оно испустило вопль, но потом сообразил, что слышит крик женщины.

Трупорождённая с чёрными губами и волосами застряла в самой узкой части разлома. Увидев Римера, она перестала орать, просто смотрела на него белыми глазами. Он не видел её в Равнхове. Возможно, слепая сражалась на стороне врагов.

Ан-Эльдерин сел на корточки и протянул ей руку, а затем помог выбраться.

В незнакомке было что-то пугающее помимо высокого роста и физической силы. Помимо чёрных губ. Она прислонилась к Римеру и обнюхала его, как зверь. Потом криво усмехнулась.

– Значит, ты – это он, – произнесла спасённая по-имландски.

Ример не ответил. Он отвернулся от слепой и продолжил поиски, время от времени выкрикивая:

– ХИРКА!

А затем заметил её. От вида рыжих волос кровь понеслась по венам, как будто до этого стояла неподвижно. Девушка лежала на покосившемся камне, наполовину съехавшем в расселину. Потом с трудом приподнялась и заморгала. Глаза выглядели усталыми, но это снова были глаза Хирки. Её неповторимые удивительные зелёные глаза. А не слепые бельма трупорождённой. Она снова закрыла их, как будто не имея сил даже смотреть на Римера.

– Зарубка тебе, если вытащишь меня наверх, – сказала эта невероятная девчонка.

– Мне казалось, мы покончили с зарубками? – прокричал он, перевешиваясь через край разлома.

– Тогда иди сюда.

Можно подумать, Ример уже не лез вниз.

Он спрыгнул на камень и уселся рядом с Хиркой, которая лежала с закрытыми глазами. Она была одета как трупорождённая, а обувь походила на повязки, обвитые вокруг ног. Ремешки поднимались высоко по голени и впитывали в себя кровь из открытых ран над коленями. Волосы на камне рыжим ореолом окружали голову девушки.

Ример ненавидел этот мир за всё, через что ей пришлось пройти. Ненавидел, что сам стал одной из причин уничтоживших её страданий. Но Хирка лежала здесь. Живая. И сумела сделать всё, что собиралась.

А я? Что сделал я?

Сердце сжалось в груди Римера. Внезапно он вспомнил, чего от него ожидали с самого детства. Наследник рода Ан-Эльдерин должен был стать вождём. Убийцей. Воином. А он вместо этого вступил в противостояние с Илюме. Со Свартэльдом. С Советом. Но на самом деле шёл в точности тем же самым путём, что и все они. Выбрал смерть, которую видел чаще, чем мог вынести. В отличие от Хирки.

Она села и посмотрела на Римера. Сквозь него. Провела большим пальцем по его щеке. Он и не знал, что плакал. Затем положила руку ему на грудь, заставила откинуться на спину, опустилась рядом и снова закрыла глаза. Следовало сделать то же самое. Но Ример не смог. Слишком многое он видел за закрытыми веками. Предательства. Слишком много предательств. Все живые существа предавали.

Уголком глаза мастер Колкагг заметил движение и взглянул вверх.

Тейн…

Сын хёвдинга остановился на краю расселины и целился в соперника из лука. Бедро пересекала красная царапина, в остальном парень был цел. Только взгляд стал напряжённым. Казалось, Тейн находился в растерянности, как будто не испытывал уверенности, кого увидит внизу – врага или друга. Потом он узнал их. Но лук не опустил.

Ример всё понял. Ещё до того как раб Грааля освободился от клюва, они с Тейном заключили договор. И теперь тот жаждал сдержать обещание. Это же было так просто. Стрела. Никаких свидетелей. Соперник умер бы ещё до того, как Хирка успела открыть глаза.

Воспалённый взгляд парня скользил по распростёртой внизу паре. Ример не испытывал ни страха, ни даже злости. Он чувствовал себя опустошённым и был готов к смерти.

Сын хёвдинга опустил лук. Страдание быстро пропало с его лица, сменяясь выражением горестного разочарования. Потом Тейн скрылся из виду.

Ример смотрел в серое небо. Ветер переносил песок, похожий на маленькие рои насекомых, через край расселины.

Опустошённая

Хирка переходила от койки к койке и осматривала раненых. Сначала целительница пыталась отделить Умпири от имлингов, но Эйсвальдр оказался переполненным до краёв, поэтому всем приходилось довольствоваться тем, что доставалось.

В нескольких местах рядом лежали раненые, хвостатые и бесхвостые. Существа с когтями и без когтей. Не осталось ни одной незанятой койки. В сущности, это было и хорошо, потому что если бы где-нибудь обнаружилась свободная лежанка, Хирка рухнула бы на неё и заснула мёртвым сном.

Дверь с заклёпками стояла нараспашку, и в шахты поступал свежий воздух. Тюрьмы Эйсвальдра превратили в лечебницы, место пребывания изощрённой смеси умирающих и находящихся вне закона. Но в чём, в конце концов, между ними заключалась разница? Некоторых посадили в шахты за убийство. За другими ухаживали по той же причине. Отличие было лишь во времени и месте совершения преступления.

Справедливость походила на камень. Все считали его твёрдым. Вечным и постоянным. Но Хирка видела другое. Валуны больше напоминали случайное соединение песчинок, которые держались вместе по необходимости. Текучие и изменчивые при определённых обстоятельствах.

Хирка осмотрелась. Она не думала, что ещё когда-нибудь окажется в этом месте. Взгляд непроизвольно скользнул к одной из решёток, где бесхвостая пленница лежала после Ритуала. Там она вооружилась щепкой. Жалкая защита от стражника, который хотел изнасиловать беспомощную заключённую. Он мёртв. Убит Урдом, который спас её и вытащил отсюда.

Урд…

Ярладин и Сигра допросили заключённых членов Совета, но никто из них ничего не знал о беглом Ванфаринне. Даже Телья думала, что он погиб на горе Бромфьелль целую вечность назад.

Хирка была уверена в том, что Урд предал её, но он просто унёс ноги. Возможно, прошёл через врата, боги его знают. Это не имело значения. Она сама отпустила его.

Всё изменилось. Урд уже не представлял угрозы. Совета больше не существовало. Мир перевернулся с ног на голову.

Почувствовав приступ дурноты, Хирка прислонилась к спинке кровати. Добровольцы смастерили множество трёхэтажных коек. Мужчина, лежавший внизу, сопел, не открывая глаз. Целительница подняла повязку и поняла, что со вчерашнего дня состояние его раны не улучшилось. Открыла колпачок флакона и накапала крови на порез. Имлинг схватил девушку за руку слишком сильным для умирающего движением и посмотрел на неё горячечным взглядом, а затем выпалил:

– Если это кровь слепых, то выкинь эту гадость! Я её не хочу!

– Ты всё равно её получишь, и тогда, может быть, поправишься, а ссориться будем потом. – Хирка положила руку больного на место.

– Где сейчас трупорождённые? – Мужчина ослабил хватку.

– Большинство ушли домой, – ответила целительница, не сообщая, впрочем, что на койке прямо над ним лежит слепой. А ещё не стала говорить, что они теперь могут приходить и уходить когда захотят, потому что Поток вернулся в Дрейсиль.

Голова раненого упала на подушку из блестящего шёлка с золотым шитьём. Трудно было представить более неподходящую вещь в таком месте. Но больным требовались постельные принадлежности, а в городе жили множество семей Совета и богатых купцов, которые теперь хотели считаться союзниками. Некоторые из них щедро предоставили своё имущество, а иные даже приняли на постой бездомных и раненых.

– Они сражались… – Мужчина закашлялся и начал заново: – Они сражались друг против друга. Некоторые из них.

– Как тебя зовут? – Хирка улыбнулась пациенту.

– Рунар. Меня зовут Рунар. – Казалось, её вопрос привёл имлинга в замешательство.

– Ну что же, Рунар… – Целительница положила ладонь ему на лоб. – Некоторые из нас тоже сражались друг против друга.

Он хрипло и почти беззвучно рассмеялся. А потом после паузы спросил:

– Ну и… сколько погибло?

– Мы заплатили цену. – Хирка принялась бинтовать рану. – Я не хочу знать, насколько она высока.

Рунар закрыл глаза. Интересно, знал ли он, с кем разговаривал? Понимал ли, что именно она, потомок Одина, привела сюда слепых? Что он, возможно, умрёт из-за неё?

Хирку вновь придавила удушающая тяжесть собственного поступка, грозя превратить в маленький твёрдый комочек. Едва достигшая совершеннолетия девушка сделала выбор от имени многих. По какому праву?

Она уставилась в пол, который, казалось, качался. Вёдра, тряпки и одежда слились в одно пятно.

– Когда ты с-с-спала в последний раз?

Хирка повернулась на голос. В полосе света, падающего от дверного проёма, стоял Всевидящий. Сгорбленный, одетый в чёрное, с надвинутым на лицо капюшоном. Она попыталась взять себя в руки, но безуспешно.

– Скоро у нас будет предостаточно времени для сна, – сказала Хирка, подошла к стулу, свернула льняное полотенце с травами и засунула его в мешок. Она была благодарна за то, что кто-то прихватил его с собой из Равнхова.

Хирка избегала Всевидящего и думала, что он об этом знает. Собеседник подковылял ближе, опустил руку ей на плечо и повёл к выходу.

– Но… – Девушка нерешительно указала на врачевателей в закутке: – Посмотри на них, они не опустят рук, если я не…

– Мне кажется, что гильдия переживёт час без тебя.

Хирка неохотно последовала за Всевидящим, который усадил её на скамейку с видом на сады. На то, что от них осталось.

Живые изгороди были вытоптаны. Голые деревья стояли угольно-чёрными. Ремни, стальные перчатки и сломанные щиты отбрасывали угрожающие тени. Над Блиндболом поднимался дым от погребальных костров. Но за самый большой ущерб несла ответственность сама дочь Грааля. Расселина поделила равнину на половины и оставила город в городе в руинах. Хирка знала, что если поднимет глаза, то не увидит Стену. Ту, что возвышалась между Маннфаллой и Эйсвальдром. Всегда. Теперь две части стали единым целым.

С улиц до сих пор выметали песок. О том, куда подевались многочисленные камни, спорить будут ещё много лет.

– Значит… завтра? – спросил Всевидящий.

Хирка понимала, что эти слова служили лишь вступлением. На самом деле собеседник хотел другого. Она же ненавидела ходить кругами перед неизбежным.

– Да. Они явятся издалека, – ответила она. – Имлинги из Брекки, имлинги, которые не выбрали ни одну из сторон. Теперь они желают участвовать. Ведь состоится раздел власти. – Ей не удалось скрыть горечь.

Они немного посидели молча.

– Ты должна выс-с-сказаться об этом.

– Что я скажу? – Хирка закрыла глаза и прислонилась затылком к скале, чтобы немного передохнуть. – Я позволила случиться всему тому, что ты видишь. Напрасно.

– Напрасно? Ты вернула нам Поток.

– Но никому не требовалось умирать за это. Никому! Все лгали, когда говорили, что Поток питается смертью. Это не так. Понимание… – она подыскивала правильные слова. – Умение видеть взаимосвязи. Понимать других. Чувствовать их, как будто они – это я. Боль, горе, радость или страх. Вот что спасло нас.

Всевидящий провёл узловатой рукой по капюшону. Проступили очертания обезображенного лица, похожего на клюв нароста, слишком резко скошенного лба. Полуворон. Мужчина, который любил Наиэля.

Хирка склонилась к нему, коснулась лбом исковерканного плеча и прошептала:

– Наверняка Наиэль испытывал то же самое. Наверняка он ощущал такую же боль. Наверняка он чувствовал всех, абсолютно всех. Он не смог бы совершить того, что совершил, если бы не понимал их. В его… В его сердце не было зла.

– Я всегда это знал, – ответил Всевидящий.

Хирка ощутила тяжесть в груди и сомневалась, что сумеет подняться на ноги. Навалилась свинцовая усталость. Но оставалось сделать ещё одну вещь, которая причинит боль. Но сказать следовало. Обессиленная девушка и так слишком давно откладывала этот момент. В глазах защипало.

– Я не могу помочь тебе, – прошептала она, крепко ухватившись за скамейку. – Я могу сливаться, и Поток может показать мне, как вещи связаны между собой. Я могу увидеть тебя. Разглядеть кости и кровь. Но ты не состоишь из частей, которые можно отделить друг от друга. Ты… – Хирка проглотила ком в горле и почувствовала, что помертвевшие губы сложились в гримасу отчаяния. – Ты – узел. Если бы я попыталась, ты бы умер.

– Это я тоже всегда знал, – произнёс собеседник. Тёмная и помятая, как мёртвый лист, мантия развевалась на ветру.

Хирка всхлипнула, не в силах больше сдерживаться. А потом зарыдала в голос. Её охватила усталость. Всевидящий обнял девушку за плечи и прижал к себе. Она уткнулась лицом в выпирающие из его груди рёбра. Неестественные. Деформированные. Причиняющие боль.

– Ты не всё способна исцелить, Хирка. И не всё починенное становится красивее. Иногда оно просто ломается. Так уж сложилось. – Всевидящий обнимал сотрясающуюся от рыданий собеседницу и гладил чёрными когтями её блестящие от слёз щёки. – Хирка… Дочь Грааля, с-с-сына Рауна из дома Модрасме. Ты отдала миру слишком большую часть себя.

Круг воронов

Хирка взобралась на разрушенный мост, легла на живот и заглянула за край. Она была не одна: ей составляли компанию резные змеи и драконы. Обветренные сказочные животные из посеревшего дерева. Витой длинный язык одного из чудовищ указывал вниз на каменный круг.

У врат собралось множество народа. Слишком большая группа мужчин и женщин. И все они испытывали уверенность в том, что могут требовать для себя кусочек власти. Или как минимум сумеют оказать влияние на распределение. Ещё до конца дня у одних окажется много, у других – ничего.

Круг воронов, так будут называть эту группу. При условии, что они договорятся и вообще хоть как-то объединятся. Это предложил Ример. Совет пал, и никто не согласился назвать прежним именем нечто новое. Преобразование должно было стать полным.

Хирка слилась с Потоком, чтобы узнать мысли собравшихся до того, как встретится с ними. С обострёнными чувствами она могла видеть и слышать то, что при обычных обстоятельствах находилось вне досягаемости. Могла видеть и слышать через пространство, а может, и через время. Случалось, до неё доносились отголоски давних событий. И событий, которые, как Хирка думала, только должны произойти.

Пол между камнями пострадал во время боёв. Большой участок покрыли досками – в том месте, где Даркдаггар приказал начать копать. Может, он собирался снести врата? Это, конечно, стало бы невозможной задачей. Уходящая вниз часть монолитов была намного больше той, что выступала над поверхностью. Во многих местах напольные плитки отсутствовали или разбились. Рисунки стёрлись и стали почти неразличимыми. Но то же самое произошло и с имлингами. Особенно с собравшимися там, внизу.

Их слова смешивались с шорохом листьев, которые падали с выживших деревьев.

Эйрик представлял Равнхов. На сломанной в бою переносице до сих пор виднелась полоска засохшей крови.

Рядом с хёвдингом стоял такой же огромный мужчина. Варг Каллскарет из Ульвхейма. Хирка никогда его не видела, но казалось, что уже знакома. Однажды она лежала на крыше дома в Равнхове и слышала, как сын ярла Норрварье рассказывал, что он сам не смог прибыть, потому что сражался с горным медведем и сломал ногу в трёх местах. Воспоминание заставило девушку плотнее прижаться к мосту. Она не забыла, как в тот раз свалилась с крыши.

А вот кто блистал своим отсутствием, так это старые семьи Совета. Многие хотели бросить в шахты жену Даркдаггара, но Хирка воспротивилась. И сама женщина, и её дочери и так потеряли почти всё. Из-за мести предводительницы слепых. Убивая негодяя, о его семье она думала в последнюю очередь. Но не из-за них ли он так долго ждал, вместо того чтобы сразу сбежать через камни? Интересно, Гарм-отче погиб из-за желания позаботиться о любимых? Хирка никогда об этом не узнает и эту боль будет носить с собой. Вечно.

А еще внизу находился Ярладин. И Сигра Клейв. Миану Фелль Даркдаггар бросил в шахты за предательство. Теперь она была свободна и тоже стояла там. Остальных собравшихся Хирка знала только по именам.

Никто из них и представить себе не мог, что когда-нибудь окажется рядом со слепыми, но сейчас они собрались все вместе. Впереди стояла Ход, которая представляла Дрейсиль и Умпири. Колайль выступал от имени всех падших. Всех тех, кто сражался против своих. Сомнений в том, что об этом думает глава правящего дома, не было. Ример мудро разместил их по разные стороны среди собравшихся в круг мужчин и женщин.

Ример…

Он стоял между Эйриком и Колайлем. Оба они были выше мастера Колкагг и шире в плечах, не говоря уже о том, что значительно старше. Но в глазах Хирки худощавый юноша являлся самым важным. Самым красивым. Белые волосы стягивал на затылке ремешок. Коричневая кожаная кольчуга прикрывала грудь, но мечи Ример не взял. Как и все присутствующие.

Тем временем тон обсуждения становился всё более резким. Сигра Клейв хотела снести врата, и это послужило началом ссоры.

Хирка решила, что ей лучше присоединиться к собравшимся до того, как ситуация осложнится. А потому слилась с Потоком и спрыгнула с моста. Не только для того, чтобы испытать пьянящее чувство полёта, но и для того, чтобы продемонстрировать всем, на что способна. Это может сослужить пользу при переговорах.

Поток мягко опустил Хирку на пол. Она вошла в круг и встала рядом с Колайлем. Все следили глазами за дочерью Грааля. Обсуждение стихло.

– Врата останутся, – произнесла она.

Удивительно, но мгновенного ответа не последовало. Наконец, тишину нарушила Сигра:

– Потому что ты так решила? А кого ты здесь представляешь?

– Я представляю Поток, – вскинула подбородок Хирка. – Я представляю землю. Всё, что произрастает в ней. Я представляю жизнь, которая не может говорить за себя, Сигра. И если этого тебе недостаточно, то я нахожусь здесь в качестве потомка Одина. И высказываюсь от имени людей.

Слово взял Ярладин:

– Она открыла врата, Сигра. Её роль не подлежит обсуждению.

– Вот именно! – всплеснула руками мужеподобная женщина. – Она отрыла их для Всевидящий… боги знают кого! Но я должна напомнить, что она сделала это по собственному усмотрению, никого не спрашивая. Вот тру… – Она посмотрела на Ход и Колайля. – Как мы их теперь называем?

Верхняя губа Дрейри приподнялась в зверином оскале, который выглядел ярким контрастом к её безупречной элегантности. Ярладин положил руку на плечо Сигры.

– Умпири. Они зовут себя Умпири.

– Называй их как пожелаешь, но теперь совершенно очевидно, что они могут приходить и уходить, когда им вздумается! – Бывшая матриарх непримиримо сложила руки на груди. – А кто знает, какие чудовища ещё существуют по ту сторону? Там могут оказаться какие угодно монстры, а мы, насколько я понимаю, пока не начали строить Стену. И мы безо всяких условий поделились Потоком с неведомыми созданиями, не подумав, для чего они смогут его использовать.

– Ты права, Сигра, – сделала шаг вперёд Хирка. – В этом круге много камней, и мы понятия не имеем, кто находится по другую сторону. Но они придут. Рано или поздно. Вопрос в том, каким ты хотела бы видеть их появление. Посетят ли они нас с благодарностью или же придут, чтобы взять Поток силой? Мы до сих пор сжигаем погибших, потому что он имелся лишь в нашем мире. А должен был течь свободно.

– Мы в любом случае справимся, какая бы напасть ни явилась из-за этих камней, – зарычал Варг из Ульвхейма.

Его диалект напомнил Хирке об отце, и она улыбнулась.

– Я не сомневаюсь, что ты можешь справиться с напастями, Варг. Но можешь ли ты справиться с благодарностями? Оттуда может появиться как зло, так и добро.

Воцарилась тишина, но каждый из собравшихся украдкой поглядывал на камни.

– Что же нам теперь делать? – спросила Вейла Инсбротт, ярла Трюгге. Хирка помнила её с той же встречи в Равнхове.

– Мы будем ждать, – пожала плечами девушка.

Ход воспользовалась возможностью и прокомментировала то, что совершенно точно беспокоило её больше всего. Она сощурила глаза и посмотрела на Колайля.

– Если это собрание представителей, я хочу знать, почему здесь находятся сразу двое говорящих от имени Умпири.

– Колайль представляет здесь не ваш мир, а Умпири из Имланда, – ответил Ример.

Его слова вызвали шквал вопросов. К мысли о том, что в их мире будут постоянно проживать слепые, имлингам ещё предстояло привыкнуть.

– Ты хочешь сказать, что они останутся здесь? – язвительно засмеялась Ход. – Что вы приютите предателей?

– Предателей, которые сражались с нами против вас? – Сигра шагнула вперёд и разорвала круг. – В моих глазах это не делает их предателями.

– Кто же приютит их в таком случае? – закатила глаза Вейла.

Разгорался огонь протестов. Хирка взглянула на Колайля, который стоял, опустив глаза. Собравшиеся ссорились не только по поводу его судьбы. Сейчас он отвечал за свободных падших, и эту ответственность на него возложила дочь Грааля.

– Мы! – закричал Эйрик. – Мы! Равнхов уже принял их.

Хирка почувствовала, как в груди разливается тепло, и была благодарна хёвдингу за слова, которые смогли вновь заставить всех замолчать.

Она воспользовалась шансом, вышла в центр круга и обвела взглядом всех собравшихся.

– Я знаю, происходящее кажется ненастоящим, а некоторым из вас даже невозможным. Вы видите врагов. Чужаков. Но то, что вы делаете здесь и сейчас, больше всех нас. Мы первые в Круге воронов. Мы первые представители разных миров, кто пытается договориться. Я путешествовала вратами и видела за ними много хорошего. Красоту. Знание. Утоление боли. А мы поделимся тем, что есть у нас. И если вы испытываете проблемы с тем, чтобы принять объединение Умпири и имлингов, то обещаю, будет хуже. Скоро появятся люди. А однажды Поток доберётся до всех. И все миры займут своё место в круге. Вместе.

– Кто найдёт их? – Сигра расхохоталась. – Кто заставит это чудо свершиться?

Хирка на мгновение закрыла глаза и собрала всё своё мужество, чтобы сказать правду, хотя они с Римером ещё не успели это обсудить.

– Я. Это сделаю я.

Хирка посмотрела на юношу с волчьими глазами, ожидая его реакции на объявление, что она не собирается оставаться здесь. Если осознание этого факта и вызвало у него какие-то эмоции, то Ример прекрасно скрыл их.

Хирка вернулась на своё место.

– Итак, – произнёс мастер Колкагг, бывший ворононосец, наследник рода Ан-Эльдерин с напускным облегчением, – давайте решим, как народ будет избирать своих представителей в регионах.

Вопрос вызвал бурю, следить за которой у Хирки не было сил. Она развернулась и ушла. Пусть продолжают. В любом случае не ей решать, как будут править Имландом. Рыжая полукровка, дочь Грааля, потомок Одина больше не принадлежала этому миру. Она изменилась. И никогда не станет прежней.

Врата

Через двое суток после сражения открылась первая лавка – пекарня на площади у того места, где раньше стояла Стена. Все таращились на заведение и проходили мимо. Некоторые перешёптывались. Кто-то бросил в двери конским навозом. Но пекарь делал вид, что ничего не происходит. По его словам, у него поднималось тесто, которое требовалось печь. А в печах следовало поддерживать жар.

На следующий день открылись все остальные лавки.

Хирка шагала по узким переулкам от торговца к торговцу. Вокруг царили попеременно то радость, то горе. Потерявшие близких вели себя тихо, а победители праздновали. Жизнь неумолимо двигалась вперёд.

Прилавки ломились от товаров. Хирка упорно торговалась за травы, без которых могла обойтись, и не столь упорно – за действительно необходимые снадобья. Корень Илира точно нужен. Людям. Возможно, мужу Аллегры уже не помочь, но не только он теряет память.

Впереди шагал Ветле и время от времени указывал на заинтересовавшие его предметы. А после того как Рамойя отказалась покупать сыну украшение с маленькой деревянной лошадкой, он даже ненадолго расплакался.

Сама женщина шла рядом с Хиркой и рассказывала, о чём болтают в Равнхове, хоть и не смогла удивить собеседницу. Народ есть народ. Одни всегда верили, другие всегда сомневались, о чём бы ни шла речь – о богах или о власть имущих.

Хирка поправила мешок на спине. Он был набит до упора и походил на сосиску. Внутри лежало всё, что девушка планировала взять в путешествие.

Она остановилась у лавки с украшениями, где лежали шарфы с золотыми нитями и груды браслетов. Нанизанные на палочки медальоны свисали с низкого потолка. Вороны. Знаки Всевидящего. Амулеты на счастье. Одно из украшений привлекло внимание Хирки. Круглая серебряная монета с детским лицом, выдавленным на одной стороне. Всевидящий решил, что это дитя должно выжить. Дитя, которого все ждали.

Ример Ан-Эльдерин.

Сердце сжалось. Кожу стало покалывать, словно иголками. Хирка провела большим пальцем по амулету. Ример был очень далёк от неё во многих отношениях и всё же являлся самым родным существом в мире. Она стала настолько близка к нему, насколько возможно. Мужчина за прилавком улыбался. В одном ухе у него висели толстые золотые кольца.

Хирка почувствовала острую потребность сказать, что она знакома с Римером. Необъяснимое желание поведать, что была с ним.

Занималась с ним любовью.

От этой мысли девушку бросило в жар. Она положила амулет на место и пошла дальше.

– Он принесёт тебе счастье! – прокричал ей вслед продавец.

Хирка подавила горький смех.

Солнце начало опускаться за горы, заливая улицы красными и оранжевыми отсветами. Ветле побежал к каменному бассейну посреди маленькой площади, распугав птиц. Рамойя пошла приглядеть за сыном. Хирка уселась на скамейку возле стены дома, открыла мешок и вытащила книгу. Чёрную в мягкой обложке. Затем открыла её и начала листать. Страница за страницей шли изображения с кругами. Больше ничего. Круги с чёрточками. Карта миров. Вероятно, их было больше, чем можно посетить за всю жизнь.

Хирка услышала смех Ветле и почувствовала запах хлеба со специями. Мелочи, такие важные, что от них казалось немыслимым уехать. Так больно покидать смех и хлеб. Что уж тогда говорить о более серьёзных вещах?

Хирка убрала чёрную книгу обратно и достала другую, поменьше, в кожаной обложке с приклеенным компасом. Открыла дневник и сглотнула, заметив боль в собственных словах. Как мало беглянка из Имланда понимала, когда оказалась среди людей. Язык. Звуки. Машины…

Но она училась. Её рисунки становились всё более разборчивыми, значение слов – более понятным. Между страницами лежали картинки и открытки. Вырезки. Изображение дерева. Фотография Венеции. Зарисовки растений. На последней странице Хирка вывела круг, который пересекали чёрточки. Как собранное из осколков блюдо.

Оно стало красивее, потому что его починили.

Но с ней дело обстояло по-другому. Прежняя целительница была сломана. Слишком многое она потеряла. И совершала такое, от чего не могла спать по ночам. Совершала такое, чего обещала никогда не делать. Забирала жизни. Пожертвовала многими ради других. И ошиблась.

Она не могла остаться здесь.

Даже вороны говорили то же самое. Хирка принадлежала всем мирам. Не Умпири, людям или имлингам. Её дом – дорога. И так было всегда. Красная повозка отца служила единственным жилищем. Вечная путница, она будет зарисовывать и описывать растения во всех мирах, которые сумеет отыскать. Свяжет нити. Будет учится.

Хирка вырвала страничку и начала писать. Лёгкий ветер играл уголком листа.

Рамойя села рядом.

– Ты встретишься с ним сегодня вечером? – девушка старалась говорить равнодушно, сворачивая письмо.

– Я встречаюсь с Эйриком и думаю, что Ример будет поблизости.

– Можешь оказать мне услугу и отдать это ему? – Хирка вручила послание Рамойе.

Та посмотрела на собеседницу, явно собираясь задать какой-то вопрос, но передумала и вместо этого произнесла:

– Он скопировал книги, ты слышала? – Девушка молча помотала головой. – Говорят, в библиотеке были спрятаны фолианты, которые много лет никто не видел. Многотомные труды о слепых и о братьях. Даже на языке слепых!

Умонийский. Они называют его умонийским.

Но Хирка ничего не сказала.

Рамойя откинулась назад и скрестила ноги. Золотистые бусинки на широких штанах зазвенели.

– Знаешь, что сказал Эйрик? – после долгой паузы поинтересовалась наставница воронов. – Он считает, что Ример решил извлечь те книги на свет. Написать новую историю, и на этот раз правдивую. Хёвдинг спросил, уверен ли Ан-Эльдерин в том, что сможет справиться лучше, чем те, кто делал это до него. Знаешь, что тот ответил? Заявил, что не уверен, но планирует научить всех читать несколько вариантов истории.

Хирка улыбнулась, превозмогая боль.

К ним подбежал Ветле. В руках он держал украшение. Маленькую деревянную лошадку на чёрном кожаном ремешке.

– Ты украл это?! – Рамойя схватилась за сердце.

– Это подарок! – обиженно сказал Ветле. Женщина приподняла бровь. На смуглом лице читалось сомнение. – Мне дал её тот дяденька, – паренёк махнул рукой в сторону. Потом растерянно посмотрел на мать. – Он был где-то там. И дал мне подвеску.

Рамойя вздохнула и помогла сыну завязать украшение на шее. Хирка подняла глаза. Смутное предчувствие заставило её притянуть к себе Поток. Она скользила взглядом по мужчинам и женщинам, пока не отыскала знакомое лицо.

Урд…

Он смотрел прямо на Хирку с другой стороны площади. Капюшон скрывал страшный шрам, оставшийся от знака Совета. Беглец кивнул. На мгновение девушка ощутила растерянность, как будто не могла определить, какие именно чувства испытывает.

Рамойя никогда не простит и не поймёт. Но ей не обязательно знать.

Хирка кивнула в ответ.

Урд нерешительно улыбнулся, а потом надвинул капюшон ниже и скрылся в толпе.

Хирка подошла к краю скалы и посмотрела на поле битвы. Оно лежало во мраке и выглядело обманчиво мирным. Не было никаких кровавых пятен на траве. Никаких горелых шрамов. Только синее в ночном свете поле, простирающееся в сторону гор Блиндбола.

Утёсы казались более красочными, чем помнилось Хирке. Как будто они одичали, лишившись Колкагг. Как будто только убийцы Совета могли держать их в узде. Но теперь тени мертвы. Почти все.

Ни в коем случае не считай погибших.

Хирка повернулась к городу. Над Эйсвальдром возвышались белые крыши и башни. Наискосок располагались шахты. Воспоминание о том, как они с Римером стояли на этом месте, было таким чётким, словно всё происходило вчера. Когда она попросила забрать мешок, друг детства посмотрел на неё как на умалишённую.

Случись это сегодня, Хирка смогла бы сама вернуть свои вещи, если бы не сделала этого раньше. Она осталась прежней, но была обновлённой. Целой и всё же разрушенной.

Путница подтянула ремень на груди, чтобы удобнее пристроить мешок на спине, инстинктивно огляделась в поисках шеста, но потом вспомнила, как бросила его после убийства Даркдаггара. И с тех пор не прикасалась к неизменной деревяшке. Ощущение, что не хватало чего-то важного, усилилось, но речь шла о чём-то гораздо более серьёзном, чем шест.

Хирка слилась с Потоком и бросилась вниз. Она мягко приземлилась на купол и побежала по мостам тем же путём, которым они шли с Римером в ту ночь, когда вломились к Всевидящему. Вверх по лестнице, опоясывающей башню, а потом на крышу. В этот раз девушка сама подтянулась и забралась на скат.

В прошлом бесхвостой, слепой к земле Хирке всё казалось невообразимым и божественным. Теперь вороны вручили ей дар слияния. Поток бурлил в крови, делал сильной и гибкой, как Ример. Обострял чувства. Позволял видеть, из чего состоят вещи. Эти способности не всегда были благословением, особенно когда требовалось верить в прочность вещей. Крыши, например.

Хирка сняла мешок и села на черепичный край как раз такой ширины, что удалось вытянуть ноги и прислониться к куполу. Спина коснулась холодной изогнутой поверхности. Отсюда они с Римером прыгнули к Залу Ритуала. К большому красному куполу. К материнской груди. От строения остался только каменный круг далеко внизу.

В вечных поисках одиночества Хирка постоянно забиралась на крыши и на деревья, чтобы находиться подальше от остальных. Чтобы побыть наедине с шелестом листьев. С шорохом ветра. Сейчас ей хотелось совершенно иного.

Здесь, наверху, чувство одиночества казалось очень сильным. Всеобъемлющим. Какая же она идиотка, если думала, что Ример придёт сюда сегодня вечером.

Но на этот раз Хирка, по крайней мере, всё сделала правильно. Она не попыталась уйти, не сообщив об этом, а была честна. Написала, как должна поступить. Постаралась объяснить почему. Больше ничего не оставалось. Они с Римером Ан-Эльдерином всегда принадлежали двум разным мирам.

В Маннфалле горели огни. Сотни огней. Чем ближе к бедным районам, тем меньше. Кое-что вряд ли удастся изменить, но Хирка никогда не прекратит попыток. Она посмотрела на реку, на то место, где должен был находиться чайный дом. И Линдри. Сгорбленный Линдри. Со множеством морщинок вокруг глаз. В первый раз новость заставила рыдать от горя. Теперь же воспоминания не вонзались, как раньше, когтем в сердце. Так было с мыслями обо всех, кого потеряла Хирка. Неужели такую цену приходится платить всем выжившим? Оцепенение?

Что-то изменилось в Потоке. Ощущение казалось слишком хорошо знакомым.

Ример…

Он был близко.

Сердце заколотилось в груди, как будто язвительно смеялось над рассуждениями об оцепенении. Хирка задрожала и инстинктивно поправила на себе одежду, поспешно отбросив мысли о причине этого рефлекса. Затем притянула Поток и учуяла родной запах, ощутила его, невольно делая шаг навстречу. Ример забрался на крышу таким лёгким движением, как будто всю жизнь занимался только этим. Он стоял и смотрел на Хирку. Ветер играл белыми волосами. На шее позвякивало украшение. Овальная ракушка с зарубками, которые навсегда связали их друг с другом. Из-за спины торчали мечи. Одетый в чёрное Колкагга. Смертельно опасный. Прекрасный.

– Я… Я хотела сказать, что мне жаль… что всё так вышло. Что я… – Хирка безуспешно подыскивала слова.

Ример подошёл, нежно обхватил её лицо ладонями и поцеловал. Она споткнулась и откинулась на купол. Тело само изогнулось, прижимаясь к любимому. Чем ближе он находился, тем больше приходилось трудиться сердцу Хирки, которое качало кровь по двум телам, не по одному.

Девушка сжала сильные, наполненные теплом Потока пальцы Римера, не прерывая поцелуя и чувствуя, как он улыбается. Юноша слегка отстранился и встретился с ней взглядом. Волчьи глаза были наполнены любовью. К ней. От осознания этого Хирка едва не расплакалась. Любить Римера. Быть любимой Римером.

– Ты хочешь уйти от меня? – хрипло спросил он.

– Нет. Я просто хотела уйти.

– Тогда мы уйдём вместе. – Тёплое дыхание юноши согрело щёку Хирки.

Она положила ладонь ему на грудь. На ремни. Пряжки. И на неровности, под которыми скрывались метательные ножи. А потом нерешительно спросила:

– Ты хочешь уйти из Эйсвальдра, чтобы?…

– Да.

– Но они спорят, кто из них…

– Да.

– Но у тебя нет ничего другого, ты не знаешь ничего другого, и я не могу просить тебя…

Ример снова поцеловал Хирку. Их губы встретились. Распухшие. Требовательные. Всё остальное перестало существовать. Она вцепилась ногтями ему в шею. Кровь неслась по телу и собиралась в тёплый комок. Они перекатились на бок. Задыхаясь, девушка вывернулась, чтобы глотнуть воздуха.

– Мы упадём, – лениво прошептала она Римеру.

Он улыбался. Это была самая красивая и самая самодовольная улыбка из всех, что она видела.

– Мы шагнули в пропасть давным-давно, Хирка.

Он поднял её мешок и увлёк возлюбленную за собой через край, осмелев от Потока, желания и жизни. Они летели вниз. Ример извернулся в воздухе и первым коснулся земли прямо посреди каменного круга. А затем обхватил за талию Хирку, которая упала в распахнутые объятия. Они были созданы для этого.

– Ну и куда мы направимся теперь? – спросил Ример.

Никто не задавал ей вопроса прекраснее. Хирка почувствовала, как её глаза заблестели от радости, и посмотрела на пол. На огромную картину из маленьких плиток. Поблекшую. Разбитую. Испачканную кровью. Потом непроизвольно отпустила Римера и отошла, чтобы найти узор, который привлёк внимание. Спящий дракон.

Почему нет?

– Сюда?

Ример взял Хирку за руку. Они посмотрели друг на друга. Разрушенные. Целые. Имлинг и полуслепая. Смерть и исцеление. Никогда ещё неизвестность не казалась такой нестрашной. Хирка позволила Потоку разрастись. Потом они с Римером одновременно оттолкнулись и прыгнули.

И погрузились в пустоту между мирами.

Благодарности автора

Прежде всего огромное спасибо всем замечательным, преданным фанатам книги. Всем тем, кто не может молчать о цикле «Круги воронов» и кто принял участие в создании этой сказки. Всем, кто читает, даёт советы, рецензирует и делится. Всем, кто создаёт косплеи, рисует, шьёт, вяжет, сочиняет и делает татуировки. Всем, кто прочитал книги по несколько раз и практически заставляет читать тех, кто ещё не успел. Всем, кто номинировал меня на Премию книготорговцев и Премию литературных блогеров два года подряд… Слова здесь совершенно излишни. Благодаря вам последние годы стали лучшими в моей жизни, и я боюсь, что никогда не смогу отплатить вам тем же. Огромное-преогромное спасибо.

«Великолепной четвёрке», непревзойдённым друзьям-писателям, ответственным за самый безответственный чат-лог в Фейсбуке: огромное человеческое спасибо, дорогие Туне Алмйелль («Винтовая башня»), Тонье Торнес (серия о Кире) и Турбьёрн Эверланд Амундсен («Биан Шен»). И главному фанату и начинающему писателю Тому-Эрику Фюре. Так легко забыть сказать спасибо человеку, с которым разговариваешь каждый день:)

Писать – это одно, но за кулисами работает множество людей, которые делают авторский труд возможным. Огромное спасибо всем сотрудникам издательства «Гюльдендал Норск Форлаг», которые поддерживают меня каждый день, в особенности моему дорогому редактору Эспену Далю и первому редактору Марианне Кох Кнудсен, которая вышла на пенсию, но продолжает работу с моими книгами. И конечно, одному из столпов издательства, Эве С. Тесен.

Огромная благодарность моим великолепным агентам Лене Стьернстрём и Лотте Йамтсвед Мильберг из агентства «Гранд Эйдженси» в Швеции, которые делают всё для того, чтобы «Круги воронов» стали доступны на разных языках. Моя глубочайшая признательность моим иностранным издателям и переводчикам, талантливым и увлечённым людям, которые бросились в пропасть, взявшись за эту книгу. Я благодарна тем, кто сейчас занят представлением моих книг: исключительной Йенни Зунко и всем сотрудникам издательства «Б. Валстрём» в Швеции, Урпу Стрельману в финском «Йалава» и Тине Флювхолм в датском «Хёст и сын». И конечно, Паси Ломану, который привёз мою серию книг в бразильское издательство «Эдитора Валентина». И хочу заранее поблагодарить пока неизвестно какое издательство, которое впервые переведёт «Круги воронов» на английский.

Аудиокниги получили множество похвал благодаря чтецу Эриху Крюсе Нильсену, который до сих пор бесконечно предан «Кругам воронов». То же самое можно сказать о моём непревзойдённом лингво-гуру Александре К. Люкке, который разработал «умонийский», язык трупорождённых.

Хочу также выразить огромную благодарность Матсу Страндбергу и Саре Бергмарк Эльфгрен, чудесным и щедрым авторам трилогии «Энгельсфорс». Мы встречались по нескольким поводам, и после каждой встречи с ними я возвращалась домой немного умнее и радостнее. То же самое относится к Лисе Мюре, создательнице Неми. Уникальная, занимательная женщина.

К настоящему моменту у меня состоялось две потрясающие презентации. Такое не происходит само по себе. Большое спасибо каждому, кто принял участие, особенно тем, кто помог в подготовке презентаций: Фредерику Колдерупу и Йоргену Йостаду из «Нон Дос», Юну Мариусу Шлеттену, Андерсу Бротену, хипста-повару, Рагни Хансен, которая печёт торты, и фотографу Кине Бакке, которая увековечила праздник по случаю выхода «Скверны».

За праздники и не только: спасибо Франку Корнелиссену за вино, «Валроне» за шоколад и бесконечная признательность кофейным дилерам – «Камилло Баструп» и «Мин Бин» в Кристиансанде, в этих заведениях с меня впору брать плату за проживание. В Осло это «Сьюприм Роустуоркс», «Фюглен о Ява» ♥

Как всегда, спасибо маме, семье и друзьям. Особенно тем, кому я обещала позвонить или встретиться за чашечкой кофе, но не успела. И моему другу Руне Каролиусу, с которым я увиделась спустя много лет после нашей последней встречи, но мне показалось, мы расстались только вчера.

И наконец, моя величайшая признательность любимому Киму, который дарил мне пищу, вино и любовь, который разворачивал меня лицом к свету и регулярно выводил на прогулки. Без тебя я бы не справилась.

Умонийский, «язык первых» – словарь

Словарные формы, если иное не указано: номинативы в единственном числе именительного падежа, глаголы в инфинитиве (см. сокращения под списком слов). Номинативы указаны с грамматическим родом (м., ж. или ср.). Глаголы классифицируются по классу спряжения (г1, г2 или г3).

берсарки, м. р. – боец, который сражается с шестом в поединке на специальном ринге

досем, г3 – быть, глагол-связка. Существовать, иметься

дрейри, м.  р. – те, кто обладает благоволением Первых

эссе, вин. пад., ед. ч., 2 л. – вин. пад. ед. ч. от исс

гвени, м.  р. – она (о животном), существо женского пола, которое не является умпири

исс, 2 л., ед. ч. – ты (говорящий подчёркивает, что адресат имеет более низкий социальный статус), от эссе

исс гене войкхайль – ты предал нас

кес – сокращение от квессар, приставка к имени, определяющая положение в обществе

кой, междом., неизм. – Вот! Ой! Смотри! (соотв. лат. ecce! англ. lo!)

койем, г1 – чувствовать, узнавать/ощущать с помощью чувств

кройо, предл. пад., ед.ч. – где (если речь идёт о месте), предл. пад. от край

куру, м.  р. – сердце

квайнсаир, ср. р. – жестокое пленение, тюремная камера, тюрьма

квессар, м.  р. – падший, один из падших, тот, кто имеет низший социальный статус и не принадлежит ни к одной касте

кво, нареч. – также, и, кроме того

оз, 1 л., ед. ч. – я

оза, 1 л., ед. ч. – я (говорящий подчёркивает, что имеет более высокий социальный статус, чем адресат)

оза кво квессере досем – я тоже из падших

они, м.  р. – язык (во рту)

пир, м.  р. – кровь (умпири)

секхес, ж.  р. – страдание

секхтайнари, м.  р. – тот, кто сам себя мучает, кто упивается собственной болью, почитатель страдания

сульни, м.  р. – муха-однодневка, маленькое некусачее насекомое

умкхадари, м.  р. – (формальная форма существительного) «брат»

умони, м.  р. – язык, речь, единственный язык умпири

умпир, м.  р. – тот, в ком течёт кровь Первых

вай, мест. – мой, моя, моё

вари, м.  р. – Поток

вокхем, г3 – предавать, изменять

Язык слепых разработан в сотрудничестве с лингвистом Александром К. Люкке.