Шанс на счастье

Шанс на счастье

Адалин Черно

Глава 1

— Ксюш, поговори со мной, — пытаюсь достучаться к дочери, которая уткнулась лицом в подушку и сложила руки под лоб.

Бесполезно.

Она лишь дергает плечом и просит отстать.

Я не сразу увидела, что она не в настроении. Сестра забрала ее из садика, она успела прошмыгнуть мимо меня, а я продолжила работу над курсовой, которую мне заказали несколько дней назад. Только через час заметила, что дочка лежит вот так на кровати и совсем не отзывается.

Я вздыхаю и встаю, решаю позвать ее на ужин позже и даже берусь за ручку двери, чтобы выйти из комнаты, но Ксюша меня останавливает словами:

— Где мой папа?

Я резко разворачиваюсь, не зная, как реагировать, чтобы не ранить ее детское сердце.

— В садике половину девочек папы забирают. И они хвастаются.

Она садится на кровати и смотрит на меня своими карими глазами так, что я действительно едва делаю несколько шагов и сажусь рядом с ней. Она напоминает мне своего отца: упрямым выражением лица, высоко вздернутым подбородком и надутыми пухлыми губками. Мне кажется, Ксюша взяла от меня… ни-че-го. Вся в отца. Полная его копия.

— Солнышко, я ведь уже говорила, почему папа не живет с нами.

— Говорила, — соглашается. — Но он же где-то есть? Почему он не приходит ко мне?

Ксюша не в первый раз спрашивает об отце. За последние пару месяцев это уже третий раз, но мы никогда не заходили так далеко. Обычно она ограничивалась простым ответом вроде “У него много работы и совсем нет времени на нас”, но не в этот раз. Она хочет знать, где он, что с ним, и я не удивлюсь, что через минуту потребует знакомства.

— Малыш, он о тебе не знает.

Я должна была сказать ей раньше, но считала, что она маленькая. Полгода назад, когда она задала первый вопрос об отце, возможно, но сейчас… я больше не могу делать вид, что ничего не происходит.

— Как это не знает? — искренне удивляется дочка. — Не знает, что я родилась?

— Не знает, солнышко.

Я мысленно готовлюсь к трудному разговору и разбираю в уме возможные ответы, но Ксюша быстро произносит:

— Так позвони ему и скажи, что я есть. Пусть возьмет конфеты, плюшевого мишку и приедет.

Ком застревает где-то глубоко в горле, и я не могу его сглотнуть. Я ведь знала, что так будет, предполагала, что дочка спросит об отце, а я не смогу соврать и сказать что-то в духе, он был летчиком и однажды его самолет разбился. Как и не смогу выставить Руслана виноватым. Он ведь не бросал ее. Он просто о ней не знает.

— Мама! Мама! — трясет меня дочка, встав на кровать ногами. — Звони ему, мама! Скажи, что я есть! И что я его жду.

Мое дыхание спирает, хочется зажмурить глаза и представить, что меня здесь нет. Мне нужно ей что-то ответить, а я не могу, потому что слезы застилают глаза.

— Я не могу ему позвонить.

— Почему?

Ксюша перестает прыгать и трясти меня, как волшебное деревце, с которого падают яблоки.

— Потому что у меня нет его номера. И я не знаю, где он живет, — опережаю ее. — Наш мир слишком большой, солнышко. Папа ведь даже не в этой стране.

Она заметно поникает, падает попой на подушку и подтягивает коленки к подбородку.

— Он что… никогда-никогда обо мне не узнает? И не придет? Как его зовут, мама? А фамилия? Как у нас с тобой?

Она смотрит на меня из-под опущенных длинных ресничек так, что я чувствую каждую каплю вины, которая, кажется, переполнит чашу и выльется наружу рекой моих слез. Ее тяжелый печальный взгляд становится невыносимым, а когда в глазах появляются слезы и медленно стекают по лицу, я хочу провалиться сквозь землю.

От необходимости отвечать меня освобождает звонок в дверь. Вцепившись в эту возможность, бегу открывать. Там сестра с сыновьями. Они живут этажом ниже и часто приходят к нам просто посидеть. Уже взрослые тринадцатилетние парни заходят в комнату и, как дома, проходят вглубь квартиры. Слышу, как Ксюша визжит. Видимо, Олег или Паша, подхватили ее на руки, и она отвлеклась.

Сестра заходит следом за сыновьями и проходит на кухню. Я закрываю дверь и, переведя дыхание, следую за ней. Эту квартиру я сняла сразу, как родилась Ксюша, до этого все девять месяцев жила у сестры, подрабатывала тем, что брала заказы на диссертации и докторские, на курсовые и дипломные. Кое-что удалось скопить, и я сняла квартиру, а через три месяца после родов сестра подкинула мне подработку. Через полгода еще одну.

Я снималась для компаний, не так часто, как сестра, но деньги были. Моя фигура позволяла, внешность — тоже. Сестра, конечно, зарабатывала куда больше и была сильно популярней, но она работала моделью более шести лет, да и жила только на эти деньги, а я так… подписала контракт, сходила на несколько фотосессий, получила гонорар и до следующего заказа забыла о вспышках камер.

Я захожу на кухню и предлагаю чай, Соня отказывается и спрашивает:

— Расскажешь, что произошло?

— О чем ты?

— Брось, ты дверь открыла белая, как полотно. Что случилось?

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍— Ксюша, — я вздыхаю. — Заговорила об отце.

— И что? — искренне удивляется сестра. — Ты не знала, что говорить?

— Я сказала ей правду.

Между нами повисает неловкая пауза. Сестра всегда была сторонником того, чтобы я ничего не говорила дочери об отце. Умер, потерялся, не хочет с ней видеться, она советовала оставить виноватым его, но я не могла.

— Он не виноват, Соня, — оправдываюсь, заламывая руки. — И я сказала, что он о ней не знает.

— Ты подписала себе приговор, мамочка, — рычит сестра. — Выставила бы его уродом и дело в шляпе.

— Ты же знаешь, что это не так.

— Знаю, — она кивает. — Мудак его отец, а он белый и пушистый, сразу поверил и повелся. Скажи мне, тебе совсем на себя наплевать, поэтому ты решила еще и дочь против себя настроить? А что, зато Русик белый и пушистый.

— Прекрати.

— Не прекращу, — она мотает головой. — Его папашка разрушил твою жизнь, а он, бедненький, обиделся и свалил в закат.

— Он ничего не знает.

— Ну да, конечно.

Она не на шутку заводится, а я пытаюсь взять себя в руки, из которых то и дело все валится. Хочется просто лечь в кровать, укрыться теплым, пушистым одеялом, и ни о чем не думать. Обнять дочку и, как после выписки, вдыхать ее запах и не верить, что я прошла через это.

Я не собираюсь сдаваться и стою на своем даже спустя полчаса Сонькиных доводов. Руслан не виноват, что его отец решил разлучить нас. Так уж сложилось, что ему показалось, будто мы не пара друг другу. Я была преподавательницей Руслана, к тому же, на несколько лет старше, а он — молодым перспективным парнем, который считал своим долгом спасти бедную меня от абьюзера мужа.

Я поверила в сказку, Руслан в то, что будет без проблем. У нас просто не получилось. И не важно, что в нашем расставании виноват только его отец. Я успела забыть и даже простить его, к тому же, у меня есть Ксюша, мне точно не стоит таить обиды.

— Так, в общем, — Соня переводит тему. — Работа есть. Полгода назад неподалеку открыли фирму. Она молодая, но перспективная. Им нужно лицо, — она вдохновляется и начинает рассказывать, а я внимательно слушаю. — Меня они отмели, а вот тебя их рекламщик одобрил, сказал, чтобы ты пришла в пятницу в три. Вот адрес.

Сестра протягивает мне клочок бумаги с адресом и номером телефона.

— Что за компания?

— О, ты такое любишь. Это американская компания, занимается брендовой одеждой известной фирмы L… Слышала о такой?

— Нет.

— Так вот, они единственные на всю Россию открылись у нас. Их уже скупают в ажиотаже, но им нужно лицо. Обещают нереальный гонорар. Ты сможешь выкупить эту квартиру и еще останется, представляешь?

Я задерживаю дыхание. С момента переезда в эту просторную двушку, я влюбилась в нее. Двухкомнатная, большая, в тихом спальном районе, недалеко от центра, да еще и в доме, где живет сестра, которая поддержала меня в трудную минуту. Съем тоже кусался, но вначале мне помогала Соня, а после я потихоньку начала справляться сама. Ипотеку мне, матери-одиночке с нестабильной непостоянной зарплатой, не давали, и я копила.

— Я обязательно пойду, — киваю. — Спасибо.

Через час, сразу после ужина, сестра с сыновьями уходит к себе, а я аккуратно иду к дочери и замечаю, что она уснула. Мне становится морально легче, но я прекрасно знаю, что она вернется с расспросами и просьбами снова. Даже если бы я и хотела, все равно не нашла бы Руслана. Проблема в том, что я не хочу. У него давно своя жизнь, а у нас с Ксюшей — своя.

Глава 2

— Я надеюсь ты уже там? — спрашивает Соня в пятницу.

— Почти, — виновато отвечаю, понимая, что еще даже не вышла из дома, а сестра думает, что я уже сижу и жду, когда меня позовут.

— Ты еще не вышла, да?

— Обуваюсь.

— Если ты просрешь этот контракт — вина на тебе, возможность я предоставила.

Она отключается, а я чувствую себя виноватой за то, что заработалась и вспомнила о собеседовании в последний момент. Бросив финальный взгляд в зеркало и убедившись в том, что выгляжу вполне приемлемо, выхожу из квартиры. Быстро закрываю дверь и спускаюсь по ступенькам. На улице меня уже ждет такси, водитель открывает для меня дверь, помогает сесть в салон и спустя пару мгновений, мы трогаемся с места.

Я вовсе не опаздываю, но Соня права: мне нужно было приехать заранее и ждать, когда меня позовут. Потерять контракт означает, что мне еще несколько лет придется собирать на личную квартиру, поэтому я нервно осматриваюсь по сторонам и регулярно нажимаю на смарт-часы, чтобы убедиться, что все же не опаздываю.

Когда машина останавливается у входа большого бизнес-центра, я едва не забываю заплатить водителю, настолько тороплюсь.

— Извините, — мямлю и оставляю ему щедрые чаевые.

Лифт на седьмой этаж везет меня безумно долго, поэтому когда я попадаю в коридор, выдыхаю. На часах без пяти три, когда я подхожу к секретарше, сидящей за стойкой.

— Здравствуйте, мне назначено.

Она не отвечает. Мажет по моему силуэту взглядом и снова утыкается в компьютер, делая вид, что меня здесь не существует.

— Деву…

Договорить не успеваю, потому что где-то справа открывается дверь и оттуда выходит невысокий мужчина со словами:

— Где эта Скворцова?!

— Я здесь! — тут же спешу ему навстречу. — Только что пришла.

Он окидывает меня взглядом, долго задерживается на ногах, на талии, на груди, замирает на глазах.

— Идеально! — восклицает он и хватает меня за руку. — Давай, пошли, фотограф заждался.

Я едва перебираю ногами на высоких шпильках, чтобы поспеть за мужчиной. Он вталкивает меня в кабинет, но на этом не останавливается, тянет куда-то в сторону. Там уже оборудована фотозона, стоит зонт для фотосъемки, несколько софтбоксов, ярко горят лампы, на стене висит моблок, а если по простому — белое полотно для фона. В центре размещен пуфик и кресло, на которых меня, видимо, будут снимать. Я уже молчу о множестве оборудования, половину из которого я не то, что не знаю, даже никогда не видела.

— Садись! — командует мужчина, размещая меня в центре под светом ламп. — Ну? — он оборачивается к нескольким присутствующим. — Где он?

О ком именно он говорит, не понимаю, но издаю смешок, потому что мне уже нравится этот человек. Он смешно разговаривает и жестикулирует, когда возмущается, его широкий лоб складывается в гармошку, а виски покрываются испариной.

— Ладно, познакомимся, раз уж наш фотограф куда-то испарился. Я Леонид, — он протягивает мне пухлую ладонь, в которой тут же скрывается моя маленькая ладошка.

— Анна.

— Да знаю я, — отмахивается. — Ждем тебя уже минут двадцать.

— Мне назначили на три, — оправдываюсь.

Он смеется, отчего в уголках его глаз собираются “гусиные лапки”.

— Ты мне нравишься, — незамедлительно сообщает он. — Знаешь, за сколько сюда приходят, даже если им назначено на восемь вечера?

— За сколько? — тут же спрашиваю, полностью увлекшись его ярким воодушевленным голосом и звонким заразительным смехом.

— Да с утра! — заявляет. — Я говорю, идите домой, а они стоят и ждут. Ты же… — он вкрадчиво меня осматривает. — Заставила всех нас себя ждать, поэтому не подведи.

— Я постараюсь.

— Ну и? — он снова поворачивается к молчаливым людям за нашей спиной. — Вы нашли его?

Они растерянно мотают головой, кто-то даже мечется из стороны в сторону.

— Что стоим? Ведите его сюда, скажите, что модель пришла.

Кто-то убегает из студии, а я вдруг понимаю, что совершенно не нервничаю. Леонид настолько располагает к себе, что уже через пять минут знакомства я заливисто смеюсь над его шутками и спокойно жду фотографа. Даже если я по какой-то причине не подойду им, мне будет жаль не столько гонорара, сколько того, что я не успела как следует пообщаться с Леонидом. Уверена, у него в загашнике множество историй, над которыми бы я вдоволь насмеялась.

Мужчина присаживается на пуфик рядом, кряхтит, шипит, говорит, что в самый раз увольнять этого безответственного человека, но потом смягчается и изрекает:

— Ну вот как его уволить? Он лучший! Но зато запросы! Какие у него запросы!

— Идет! — кричит кто-то неподалеку. — Идет.

— Ну слава богу! — Леонид быстро встает, оддавливает своей туфлей мою маленькую ножку, обутую в лодочки на каблуке и, даже не извинившись, идет к выходу.

Я ойкаю и быстро наклоняюсь, чтобы потереть ногу, когда слышу знакомое:

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍— Уже пришла? Ни о чем эти модели не думают.

Я замираю в положении бабы яги в ступке. Делаю вид, что потираю ногу, хотя на самом деле просто не могу пошевелиться, точнее, боюсь это сделать.

Судорожно вспоминаю, что мне говорила о компании сестра. Что она зарубежная? Нет, нет, нет, пусть это будет просто миражом. Я хочу, чтобы мне показалось, но когда я слышу уже обращенное к себе:

— Так фотки не получатся, Гюльчатай. Открой личико.

Мне становится дурно. Тело бросает то в жар, то в холод, меня всю сковывает, мысли путаются и сбиваются друг о друга. Я не знаю, куда бежать. Вернее, как убежать, чтобы он не понял, кто перед ним.

Я все же расправляюсь и смотрю в его затылок, потому что в эту минуту он о чем-то разговаривает с Леонидом.

Мгновение.

Поворот.

Дикий удар сердца, которое угрожает разорвать меня изнутри. Он не смотрит на меня, сразу склоняется к камере.

Тук-бах-тук-бах. Так громыхает мое забившееся от страха и радости сердце.

Щелкает вспышка камеры, я жмурюсь, а когда открываю глаза, натыкаюсь на разъяренный и ошарашенный взгляд Руслана, направленный на меня. Он несколько раз моргает, смотрит в камеру, снова на меня, щурится и выдает:

— Во всей столице что, не нашлось никого интересней?

И идет к двери.

Он просто покидает эту чертову студию, оставляя ошарашенную и полностью разбитую меня и всех присутствующих.

Глава 3

— Сидеть! — громыхает Леонид, заметив, что я засуетилась в попытке встать со стула и покинуть студию. — Ты нам идеально подходишь, просто он, — мужчина кивает на выход, — со своими тараканами.

Я прекрасно знаю, какие именно тараканы у Руслана в данный момент, но молчу и киваю, продолжая сидеть на стуле.

Леонид выходит из студии, и я таки поднимаюсь. Никто из присутствующих не сможет запретить мне уйти, поэтому я трусливо бегу к выходу, чтобы спрятаться от нагрянувшей ниоткуда встречи. Я не хочу видеться с Русланом, разговаривать, меня бросает в жар и в холод от одного его присутствия, поэтому сбежать — идеальный вариант в данной ситуации.

Стоит мне выйти, как я слышу безапелляционное:

— Мне похрену, что она нам подходит, Леонид, — громко, будто с надеждой, что я услышу этот разговор, произносит Руслан.

Я замираю там, куда вышла и даже неосознанно делаю несколько робких шагов к двери справа, откуда слышу голоса.

— Нет, ты не понимаешь, — сквозь ярость произносит Леонид. — Она не просто нам подходит. Она идеальная. Мы ее, мать твою, ждали почти час.

— Ее ждали вы, — с усмешкой. — Найдете другую, эта нефотогенична.

Я сглатываю появившийся из ниоткуда ком в горле и от обиды чувствую, как к глазам подкатывают слезы. К черту, подальше отсюда. Пусть и дальше меня ненавидит, так мне, по крайней мере, спокойнее жилось.

— Хорошо, — соглашается Леонид. — Я соглашусь с тобой, когда увижу фотографии. Идет? Сделай пробные снимки.

Мне становится дурно.

— Нет, не идет, Леонид. Я сказал, что не буду ее фотографировать. Она никакая.

Дальнейшие их слова я не слышу, потому что голоса становятся приглушенней. Решаю уйти, но как раз в этот момент дверь распахивается и на пороге появляются они оба.

— Извините, — лепечу, стараясь не смотреть на Руслана. — Мне нужно идти.

— Куда? — удивляется Леонид, останавливая меня тем, что перехватывает под руку. — Сделаем несколько пробных снимков, если все хорошо, сегодня же подпишем контракт.

Мне кажется, я слышу скрип зубов за спиной, так сильно Руслан сжимает от недовольства челюсти. Леонид подталкивает меня в студию, помогает сесть на стул и только после этого решаюсь посмотреть в сторону установленной камеры. Руслан на меня не смотрит, целенаправленно избегает, что-то настраивает в камере, крутит объектив, о чем-то переговаривается с девушкой, стоящей рядом и смотрящей на него, как на принца.

— Рус, это всего-лишь пробные снимки, — с улыбкой на лице произносит Леонид, но после взгляда, направленного на него, тут же замолкает и делает характерный жест рукой, будто закрывает себе рот.

Я сглатываю, когда Руслан поворачивается ко мне и смотрит поверх камеры. Мажет по мне взглядом и, сжав челюсти, склоняется к объективу. Не знаю, что ему стоит смотреть на меня так близко, замечать каждую деталь и изъян на теле, но я никак не могу расслабиться. По телу проходит озноб, когда я пытаюсь принять хоть какую-то позу и… улыбнуться.

— Она деревянная, — спустя пару снимков констатирует факт Руслан.

Сейчас я вовсе не обижаюсь, потому что действительно себя такой чувствую. Тело скованно его взглядом, пусть он смотрит и сквозь объектив. Пошевелиться просто сложно, не говоря уже о том, чтобы улыбаться в камеру и позировать.

— Я бы тоже деревом был, знаешь ли, — не унимается Леонид. — После того, что ты тут устроил.

Руслан зол. Даже с расстояния в несколько метров я вижу это слишком отчетливо: его ноздри раздуваются, рот растягивается в кривой усмешке, а глаза лихорадочно горят. Он не хочет меня снимать, потому что я предала его? Или потому что я вправду такая… деревянная и “никакая”. Может, он говорит это не потому, что ему до сих пор больно, а из-за того, что за шесть лет видел моделей красивее, раскрепощеннее и ярче?

— Я сделал с этим выражением лица уже три фото. В такой же позе, — рычит Руслан. — Мое дело сделать фотки, она же даже не пытается позировать.

Он решает все через Леонида, хотя на моих предыдущих съемках у нас с фотографом всегда была обратная связь. Он фактически командовал мной: куда повернуть голову, чего добавить больше, страсти, огня, сексуальности или, наоборот, скованности. Руслану же, кажется плевать, как я буду позировать и стану ли улыбаться в камеру. Леонид сказал, что он лучший? Тогда он действительно не хочет снимать именно меня.

Почему?

Потому что помнит мое предательство и ему больно?

Или потому что ему просто неприятно мое присутствие?

— Извините, Леонид, мы можем остаться с фотографом наедине.

Я не верю, что сказала это, но присутствующие быстро собираются и покидают помещение студии.

— Удачи, — бормочет Леонид, обращаясь то ли ко мне, то ли к Руслану.

Когда за ним закрывается дверь, я вздрагиваю и больше не чувствую той уверенности, какая была несколько мгновений назад. Мне отчаянно хочется провалиться сквозь землю, потому что он смотрит так, будто ему все еще не все равно. И прошедшие годы вовсе ничего не значат, потому что в его глазах отчетливо читается буря эмоций.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍— Давай сразу проясним, — Руслан первым нарушает молчание. — Я не буду снимать тебя, даже если они скажут, что фотографии идеальны. Поэтому предлагаю сделать максимально страшное выражение лица и со спокойной душой покинуть эту компанию.

— У них один фотограф?

— Что? — непонимающе переспрашивает.

— Я спросила, у них один фотограф? Кроме тебя некому меня снимать?

Он смеется, запрокидывает голову так, как и шесть лет назад, заставляя меня задержать дыхание и отчаянно хотеть подойти ближе, коснуться его подбородка, шеи, пройтись по ним губами. Я хочу почувствовать вкус его кожи на языке, вернуть время вспять и не бояться сказать правду. Мы ведь могли… обмануть его отца. Вместе мы бы обязательно что-нибудь придумали, если бы не мой за него страх.

Я сильно сжимаю руки в кулаки и вгоняю отросшие до непривычной длины острые ногти себе в ладони, чтобы прогнать желание встать и коснуться его. Вряд ли ему понравится.

И он точно не позволит.

— Они выберут меня в любом случае, — перестав смеяться, произносит он. — Смазливую модель найти — раз плюнуть. Куда сложнее отыскать фотографа, у которого руки не из жопы.

Я горько усмехаюсь, осознавая, что он прав. Моделей действительно много и если придется выбирать, Леонид первым осознанно извиниться передо мной и скажет, что не сложилось.

— Хорошо, — киваю. — Давай сделаем фотки, которые им не понравятся.

Руслан быстро кивает, а я встаю со стула, опираюсь одной ногой о сиденье и распускаю волосы.

— Что ты делаешь? — уточняет Руслан, отстранившись от камеры и глядя прямиком на меня.

— Собираюсь позировать для фото. Брось Руслан, ты же сам сказал, что я никакая, им не понравится даже если я из кожи вон вылезу, чтобы быть красивой.

Глава 4

Меня задели его слова про “никакую” и “нефотогеничную”. Я нравилась фотографам, меня с радостью снимали на камеру, помогали в позировании, в выражении лица. За те годы, что я подрабатываю всего несколько раз слышала отказ и то из-за возраста. Все же, молодые восемнадцатилетние девушки подходили многим куда лучше тех, кому уже далеко за двадцать.

Меня задело то, что он, пусть со злости, но все же, посчитал меня никакой для съемок. Недостойной такого масштабного проекта. Захотелось доказать, что это не так, хотя он прав. Если между нами нужно будет выбирать, откажуться от меня, а не от него. Фотограф в этом бизнесе ценится куда сильнее модели, поэтому…

С громыхающим от волнения сердцем, развязываю бант на блузке и приспускаю материал так, чтобы оголить одно плечо. Беру в руку бесцельно висящие на груди ленты и оттягиваю назад так, чтобы они касались моей шеи и не закрывали лицо. Чуть приподнимаю подбородок, цепляю на лицо полуулыбку и соблазняюще смотрю в объектив из-под ресниц. Этот ракурс один из самых выгодных. Остальные я обязательно продемонстрирую сразу, как Руслан отомрет и, наконец, сделает первую фотографию.

— Я готова, — сообщаю и замираю в выбранной позе.

Отсюда вижу, как Руслан сглатывает, как переводит взгляд от моей руки, сжимающей ленты банта, до груди. Через мгновение он уже стоит у камеры и крутит объектив, а я, готова поклясться, замечаю, как дрожит его рука. Впрочем, когда начинается съемка, я полностью пропадаю в процессе и прихожу в себя лишь после последнего кадра. Уверена, он получился до невозможного страстным и раскрепощенным, потому что я полностью вжилась в роль. Не знаю, какая именно у них одежда, но уверена, что эти фотографии были одними из лучших в моей жизни.

Когда все заканчивается, свожу широко расставленные ноги вместе и целомудренно сижу на стуле, завязывая бант руками, которые почему-то внезапно начинают жутко дрожать. Поднимаю голову, не зная, что увижу впереди. Впрочем, ничего особенного там нет, Руслан полностью сосредоточен на камере и вовсе не смотрит на меня.

Не выдерживает и Леонид. Заходит к студию со словами:

— Нет, вы издеваетесь? Закрылись тут, понимаешь ли!

Он подходит к Руслану нетерпеливым широким шагом, заглядывает в объектив, что-то говорит так тихо, что я едва слышу, а потом в помещении повисает гробовая тишина. Кажется, даже настенные часы, одиноко висящие справа в углу, и те перестали тикать. Леонид что-то смотрит на экране компьютера, куда уже приземлился один из помощников, переводит задумчивый взгляд то на Руслана, то на меня. Ничего не говорит.

— Так ну что! — от его резкого громкого голоса, вздрагиваю и даже дергаюсь. — Идемте, поговорим.

Он кивает на выход, и я, не теряя ни секунды, рвусь туда. Мне почему-то становится жутко неловко от того, как откровенно я позировала.

Меня задели его слова.

Напоминаю себе и у двери сталкиваюсь с Русланом. Он отстраняется от меня, как от прокаженной и усмехаясь, произносит:

— Тебя возьмут, не сомневайся.

Он выходит первым, не удосужившись пропустить меня вперед. Зато Леонид указывает рукой на выход и даже приобнимает за талию, когда идет следом.

— Сюда, пожалуйста, — указывает на тот самый кабинет, где они недавно разговаривали с Русланом.

Его нет. Отвлекшись на Леонида, я не увидела, куда он ушел.

— Ну что, готова к контракту? — спрашивает Леонид, усаживаясь за широкий стол.

— Уже? — уточняю я. — Меня… одобрили?

— Мое дело подготовить контракт, — он разводит руками. — По тому, что я видел, там… — он указывает на потолок, намекая на тех, кто выше него в этой компании, — тебя точно примут.

— А фотограф? Он же был против.

— Перебесится, — Леонид пожимает плечами. — За те деньги, что ему платят, он будет снимать то, что ему скажут. А если серьезно… творческая личность, они все такие. Это не хочу, на эту не стоит камера, на ту смотреть не могу, вот эта в ракурсе не смотрится. Вот тут мне эти перепалки, — Леонид прикладывает два пальца к горлу и, открыв ящик стола, протягивает мне несколько листов А4.

— Это контракт. Его подготовили до твоего прихода, — он усмехается. — Тебя, фактически, приняли по портфолио. Прочитай, посмотри, устраивает ли гонорар, подходят ли тебе условия. Съемок будет много, придется отложить текущие проекты, если они есть.

— Я нигде не задействована.

— Идеально, — с похвалой отвечает он. — Тогда читай и жду в понедельник с подписью, — он подмигивает. — Будут вопросы?

— Можно ваш телефон? Я уверена, что вопросы будут в процессе изучения договора, мне бы хотелось задать их сразу.

— Вот, — он протягивает мне визитку. — Пиши в мессенджер, я не всегда отвечаю на звонки.

— Хорошо. Ну тогда… до свидания.

— Надеюсь, что до него. Пока.

Я выхожу в приподнятом настроении, немного запутываюсь в коридорах, но все же нахожу ту дверь, откуда мы с Леонидом зашли. Первое, что бросается в глаза, когда я выхожу в холл — секретарша, которая даже не удосужилась посмотреть на меня, и Руслан, который о чем-то мило с ней воркует, находясь при этом слишком близко. Девушка смотрит на него снизу вверх, облизывает пухлые губы и даже позволяет себе положить руку ему на бедро, но потом видит меня и кривится.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍Я не остаюсь незамеченной и Русланом. Он как-то слишком неожиданно поворачивает голову и хмурится, правда, быстро акцентирует внимание на той, с кем разговаривал несколько мгновений назад. Одним взглядом он дает мне понять, что я для него пустое место.

Прохожу мимо них и стараюсь не слушать разговор, но обрывки фраз все же долетают ко мне:

— Я с радостью, Рус, во сколько приехать?

— В семь.

Уже в машине такси, которое приезжает как раз вовремя, позволяю себе выдохнуть и мотаю головой, прогоняя его образ, появившийся перед глазами. После всего, что увидела, понимаю, как глупо было с моей стороны думать, будто поведение Руслана связано с еще не остывшими чувствами ко мне. Ему давно наплевать на все, что между нами было, просто видеть предательницу неприятно.

Чтобы хоть как-то отвлечься, сосредотачиваюсь на контракте. Еще после съемок я решила, что не стану его подписывать, потому что не смогу каждый раз сниматься с Русланом. Просить замены фотографа? Вряд ли мне позволят выбрать именно этот пункт, поэтому с ним нам придется видеться часто. А у меня Ксюша. И пусть она сильно хочет увидеть отца, я совсем не уверена, что он будет в восторге узнать о существовании дочери.

Глава 5

— Ты точно его читала? — спрашивает сестра в воскресенье вечером. — Внимательно? — интересуется после моего кивка. — И гонорар видела?

— Соня, я отказываюсь, это решено.

— То есть из-за того, что там твой бывший фотографом будет ты откажешься от возможности купить квартиру уже, а не через пять лет? Лишишь дочь крова?

Конечно, я все рассказала Соне. О том, что видела Руслана, о его обидных словах и о том, что мне таки предложили контракт. Между нами с сестрой нет никаких секретов. Я не привыкла что-то утаивать от нее, поэтому выкладываю все, как на допросе.

— Все не так, — пытаюсь объяснить ей, но она и слушать не хочет.

— Нет, так. Ты отказываешься почему? Потому что ему не понравилась в качестве модели?

— Мы не сработаемся, — мотаю головой.

— А может, ты все еще что-то к нему чувствуешь? Боишься не устоять и снова броситься в омут с головой?

— Брось, Соня, шесть лет прошло.

— Вот именно! — безапелляционно заявляет она. — Шесть лет. Не месяцев. Ты научилась жить без него. У тебя взрослая дочь, в конце концов! И она хочет познакомиться с отцом.

— Нет!

— О-о-о-о! — протягивает сестра. — Как все запущено! Значит, таки чувствуешь. Слушай, если он вернулся и варится во всем этом, значит, вы встретитесь еще не один раз. А по закону подлости, вселенная будет сталкивать вас все чаще и чаще, — Соня хохочет, но мне, честно говоря, не до смеха.

Я и сама понимаю, что мы можем встретиться после моего отказа еще не раз. Тем более мой дом и фирма, где он работает, находятся так близко друг к другу. В кафе, в ресторане, у ларька с кофе или даже в кино. Мы можем встретиться где угодно, а если в этот момент я буду с Ксюшей?

— Нам нужно уехать! — я встаю и начинаю суетиться, заламывать руки и думать о том, куда лучше податься.

— Так стоп, подруга! Тебя куда понесло-то? — Соня перехватывает меня за плечи и усаживает обратно на барный стул. Достает из холодильника откупоренное вино, кладет бокалы. — Давай-ка, расслабишься немного и еще раз хорошенько подумаешь.

Сестра достает сыр, фрукты, ставит на стол рядом. Ксюша после целого дня развлечений давно уснула, вот мне только не спалось. Как и Соне.

— Куда уезжать собралась? Шесть лет жила, квартиру эту купить планировала и тут на тебе — уехать, потому что мы не можем ходить по тем же улицам и дышать одним воздухом?

— Я такого не говорила!

— Брось, ты об этом думала. Я не дам тебе увезти Ксюшу. О ней ты подумала? Каково ей будет покидать этот спокойный район, переезжать в другой город, знакомиться с детьми. А Олег и Паша? Она ведь привязана и к ним тоже? Они с пеленок с ней играют!

После получасового промывания мозгов, начинаю думать, что сестра абсолютно права. Я не могу поступить так с дочкой. Забрать ее от дорогих ей людей и лишить общения. Мы не сможем не приезжать к ним и не видеться, а значит с Русланом сможем пересечься в любом случае. Хочется взвыть.

— Ты почему его так боишься? — не понимает сестра.

— Я не боюсь, просто… он считает меня предательницей, Сонь. И я спокойно буду работать бок о бок с ним? Мне явно дали понять, что несколько месяцев, если не больше, я буду задействована в проекте.

— А ты не виновата! Вот и расскажешь ему все, как есть, — сестра допивает вино из бокала и кладет его на стойку. — Вдруг у вас еще что-то получится, — она мне подмигивает, а я закатываю глаза.

— Не мели чепуху!

— Послушай, — Соня упрямо продолжает гнуть свою линию. — Поговори ты с ним, расскажи всё, как есть, о дочери скажи, пусть дальше сам решает, как ему с этим жить. В конце концов, ты его не предавала, а лишь сделала то, что тебя заставили.

Я сглатываю, вспоминая наш с Владом разговор. Тогда он настаивал на том, что я не пара его сыну и он сделает все, лишь бы мы не были вместе. Я не сказала об это Руслану и уже спустя неделю у меня его забрали. Влад пригрозил, что оставит сына в тюрьме, что не приложит усилий, чтобы оправдать его, если я не брошу его. Я бы не согласилась, но видела собственными глазами, как Руслану там нелегко. Его избивали, чтобы получить признания, а его отец ждал, когда я соглашусь. И я согласилась, пошла на все условия и Руслана выпустили в тот же день.

Влад сдержал слово, но какой ценой.

— Эй, ты тут? — сестра машет перед моим лицом рукой. — О  чем задумалась?

— Да так, — отмахиваюсь и отпиваю вино из бокала.

Я не любитель алкоголя и знаю, что завтра мне будет немного плохо, но сейчас мне необходимо это расслабление, иначе я не усну. Не смогу выбросить из головы роящиеся мысли и снова буду ходить по дому, как сомнамбула.

— Ты ведь ничего не говорила ему? — уточняет сестра.

— О чем именно?

— О вас с его отцом.

— А что я должна была говорить? Он сам все решил, а я не стала отрицать, потому что его отец вернул бы обвинения обратно. Думаешь, он бы этого не сделал?

— Уверена, что да, — с сожалением произносит сестра. — Тогда ты точно должна ему все рассказать! Пусть он знает, что ты его защищала. Ань, у вас дочь есть. И он имеет право знать о ней. Ладно раньше, ты не знала, где его искать, но сейчас-то! Вы встретились, расскажи ему. Ты пока еще ни в чем не виновата, но если будешь скрывать от него дочь, он точно не поймет и будет винить себя, что потерял более пяти лет и тебя, что позволила ему жить в неведении еще дольше.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍Сестра уходит, а я допиваю остатки вина в одиночестве и смотрю на ночной город в окно. После мою бокалы и принимаю душ. Уже в кровати думаю о том, что сказала Соня. Мне нужно рассказать о дочери Руслану.

Только сейчас понимаю, что боюсь это сделать. Меня страшит его реакция и то, что он может сделать потом. Но больше всего я боюсь сама себя. Что не смогу видеть его по несколько раз в неделю, не смогу общаться по-дружески, разговаривать по телефону, когда Ксюша будет у него, и я захочу узнать, как у них дела. Я не смогу быть такой сильной, как Соня.

Внутри меня что-то ломается, когда я его вижу. В пятницу я была в шоке, но потом несколько дней ходила, как в воду опущенная. Растерянная, нервная, подавленная. Дочка что-то спрашивала, я не могла сразу ответить, думала, анализировала, просила ее спросить позже. Почти каждую свободную минуту я проводила, вспоминая до мелочей нашу встречу. То, как он на меня смотрел, как оценивал, как дрожала его рука, или мне все же показалось.

Я боюсь, что когда этих встреч станет больше, я утону там. В нем. Пойду ко дну с головой и не смогу собрать себя по кусочкам. Снова.

Глава 6

Руслан

— Ну так что, я приеду? — интересуется Лена спустя пару минут моего молчания.

— В другой раз, — спешу ее осадить и отлипаю от стойки, к которой пристал намертво в ожидании, когда она уйдет.

— Не поняла? — обескураженно спрашивает и даже приподнимается со своего места, чтобы смотреть мне в глаза не снизу вверх.

Почему-то женщины думают, что если будут разговаривать с мужчиной так, у них автоматически назреет равенство, и они смогут диктовать свои условия.

— Ну что ты не поняла, Лен? Я не сплю с теми, с кем работаю.

— Ты со мной не работаешь, — тут же отвечает и добавляет. — Сам же звал только что.

Да, звал. Сам не знаю, почему. Наверное, чтобы показать Ане, что забыл, что она мне безразлична и что у меня есть варианты куда лучше.

— Пока, — машу ей рукой и вызываю лифт, нажимаю первый этаж и жду, когда кабина спустится вниз.

На улицу выхожу, как пьяный, даже не сразу ориентируюсь в том, где припарковал свой автомобиль. Нахожу его с третьей попытки, достаю брелок, снимаю сигнализацию и залезаю внутрь, правда, сразу хочется обратно на холод, потому что в голову сразу лезет всякий бред.

Она в столице. Работает моделью и рассчитывает на контракт в компании, где работаю я. Хочет быть моей моделью? По тому, как удивилась, когда меня увидела, понимаю, что не знала о том, кто фотограф. Но она так откровенно позировала и стреляла глазами, что я понял — хочет, чтобы я им был.

Твою ж мать!

Я, конечно, лучший, но это не меняет того факта, что незаменимых нет, а она… она, как назло, идеально вписывается в эту линейку одежды для женщин за тридцать. Деловая, стильная, сосредоточенная и до сексуального красивая. Я на пару мгновений замер, понимая, что не ошибся, что передо мной действительно Аня. Хотелось тут же сжать руки на ее шее и то ли перекрыть ей кислород, то ли впиться в ее рот поцелуем и возбудить до гортанных хрипов и криков с моим именем на губах.

Я все еще помню, какая она на ощупь, на вкус, помню ее запах, который почувствовал снова, когда мы столкнулись у выхода. От мыслей меня отвлекает стук в окно автомобиля.

— Так и будешь стоять под зданием? — смеется Леня, обходит машину и садится на соседнее сидение.

— Тебя подвезти? — спрашиваю, приподнимая одну бровь.

— Да нет, я на машине, — улыбается он. — Поговорить бы. Может, в кафе?

— А давай тут? — предлагаю, не желая куда-то идти.

— Вы знакомы, да?

— С кем? — делаю вид, что не понимаю.

— С Анной.

— С чего ты взял?

— Ты, вроде бы, не слепой, — хмыкает Леонид. — Она же и фотогеничная, и красивая, а ты рогами уперся в “не буду”, “не подходит”.

— Я не упирался, — пожимаю плечами. — Слушай, просто не понравилась она мне. Ничего личного.

— Руслан, я знаю тебя три года. И за это время ты ни разу не позволил себе такого обращения к девушкам, будь они трижды страшные и не подходящие. Обычно ты мягко с ними прощался, а тут…

— Я был без настроения, — пожимаю плечами и завожу двигатель, давая понять, что разговор окончен и мне пора ехать.

— Она будет у нас работать, — заявляет он.

— Я рад, — хмыкаю и добавляю уже спокойнее. — Правда, рад. Она идеально подходит.

— А ты? — уточняет Леонид. — Останешься?

— Так быстро ты от меня не избавишься, — смеюсь и киваю на дверь. — Давай это, в другой раз поговорим. Я спешу.

Он выходит из моей машины, и я выруливаю с парковки. Дорога до дома занимает каких-то десять минут с учетом пробок. Заезжаю на парковку, занимаю свое место и поднимаюсь в квартиру. Может, и правда нужно было принять предложение Лены приехать, раз уж она согласилась? Я соврал о том, что не завожу отношения на работе, я в принципе завожу их редко. Чаще знакомлюсь с девушками на один вечер. Даже не ночь, потому что за последние шесть лет в моей кровати ночевала только одна женщина. Моя мама, когда приезжала в гости. Я не мог себе позволить поселить ее в гостиной, поэтому уступал ей спальню. Девушек я в квартиру не привожу, за редким исключением одной единственной, которая, стоит мне переступить порог квартиры, тут же оказывается у двери со словами:

— Ну наконец-то ты приехал!

Оля топчется на расстоянии метра, переступает босыми ногами по холодному паркету и улыбается.

— Снова без тапочек? — киваю на ее ступни и, хмыкнув, бросаю обувь. — Одень, простудишься.

Она быстро обувает тапки и прислоняется спиной к стене.

— Я ужин приготовила.

— Я рад, но пока не голоден.

Она поникает, вздыхает, стараясь не слишком громко, но я все равно безоговорочно улавливаю это едва слышный звук.

— Прости, — подхожу к ней ближе, обнимаю. — Прости меня, слышишь? Я не хотел?

Она лишь всхлипывает и обнимает меня крепче. Все мои проблемы куда-то мигом улетучиваются, потому что я чувствую, как плечо становится мокрым.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍— Эй, — ласково отстраняю ее от себя. — Все нормально, у меня проблемы на работе просто.

— Точно? — она смотрит на меня своими зареванными глазами, и я чувствую себя последним мудаком, который за день превысил уровень мудачества, как минимум, в сотню раз.

— Точно, мышка, вытирай слезы и сыпь давай свой ужин.

Она быстро ковыляет на кухню, а я иду в ванную, закрываясь на ключ. Опираюсь руками о раковину и смотрю на себя в зеркало. Сглатываю, умываюсь и выхожу на кухню, чтобы поужинать, хотя кусок в горло не лезет. Просто… это нужно сделать, чтобы не расстраивать Олю.

Она живет у меня последние полгода, а до этого мы общались года четыре по интернету. Оля со своим багажом проблем за плечами, и я, вроде как, помогаю ей с ними справиться. Когда полгода назад она позвонила мне и сказала, что ей некуда пойти, я безоговорочно предложил ей свою квартиру. Сказал, что она может пожить у меня столько, сколько захочет, и она осталась.

Выгонять ее сейчас было бы неправильно, да и как-то не хочется. Она создает уют и заполняет ту пустоту, которая образовалась дырой в моей душе. Оля не помогает, не лечит и не уменьшает ее, она просто складывает туда свою заботу, опеку, переживания обо мне и свое присутствие, не позволяя думать о всякой хрени и срываться. Для нее я — спасительный круг, парень, который помог ей в трудную минуту. Она не знает, что на самом деле спасла меня от вечного забвения, если бы не ее сообщение четыре года назад со словами:

“Привет. Снова грустишь?”

И смайлик в конце. Я настолько залип, что даже не понял, как отошел от края, наглухо отказавшись от идеи сделать последний шаг в никуда.

Глава 7

Утреннее пробуждение было бы куда лучше без тягостных раздумий и пары бокалов вина. Мысленно пообещав себе никогда не пить, поднимаюсь с кровати и иду умываться. Дочка уже проснулась и уверенно собирает игрушки в рюкзак, который возьмет с собой в садик. Она у меня на удивление ответственная и организованная. Никогда не шумит, стоит ей проснуться. Она знает, что я просыпаюсь по будильнику и дает мне тех необходимых пять-десять минут времени.

— Мам, телефон! — дочка стучит в ванную и, когда я открываю, передает мне смартфон, уплетая яблоко.

На экране номер, который я не вбивала в список контактов, но отлично запомнила за прошедшие два дня.

Леонид.

Я смотрю на красивые цифры на экране и отключаю звук, боясь взять трубку. Он и так поймет, что никакого контракта не будет. Сам. Должен понять, потому что я совсем не знаю, что говорить в таких ситуациях. Какую причину отказа придумать.

— Ну что? — спрашиваю у Ксюши. — Поела?

Дочка кивает и протягивает мне качан от яблока.

— Хочу еще кашу! — произносит и смотрит на меня снизу вверх. — Приготовишь?

— Конечно, идем.

На кухне малышка ловко взбирается на барный стул и усаживает за стол, упершись локтями о столешницу и наблюдая за мной. Иногда мне кажется, что дочка не по годам взрослая и понимающая. Она ловко угадывает смену моего настроения, рано начала задавать вопросы о том, откуда берутся дети, почему у нас нее нет папы, а у меня мужа. Я понимаю, что все это тянется из садика, но иногда она ставит меня в тупик своими вопросами.

— Мам, а что значит старая дева?

Я едва не поперхиваюсь молоком, которое решила попробовать до того, как заливать в кастрюлю.

— Где ты это услышала?

— От тети Сони. Она сказала, что тебе нужно срочно выбросить какой-то груз, потому что ты так и останешься старой девой. Что за груз она имела в виду?

Я пытаюсь сдержать улыбку, но у меня не получается. Вот еще один источник вопросов для Ксюши. Соня редко думала о том, что говорила. Не материлась, и на том спасибо. И вот что мне теперь отвечать?

— Тетя Соня просто шутила, — спокойно отвечаю, наливая молоко для каши. — Я никогда не буду старой девой.

— Но ты же состаришься? — уточняет дочка. — Вон бабушка Мила говорит, что ее молодость давно прошла, значит и твоя пройдет?

Я лишь мотаю головой и в очередной раз убеждаюсь в том, насколько у меня любопытный и смышленый ребенок.

— Это будет нескоро, — убеждаю ее. — Иди пока одевайся, каша будет чуть позже.

Ксюша убегает из кухни, а я остаюсь с чуть приподнятым настроением помешивать кашу. О Леониде забыла, пока телефон снова не замигал от входящего звонка. Я вздыхаю, но вновь отключаю звук и насыпаю кашу в тарелку. Зову Ксюшу. Она прибегает через минуту уже одетая в бежевые колготки, белую юбку и голубую блузку, которую мы купили ей несколько дней назад.

— Мам, тут нужно отрезать, — она поворачивается ко мне и тычет на шею, откуда свисает бирка.

Я быстро срезаю ее ножницами, достаю колючую леску и помогаю дочке сесть на стул у стойки. Пока Ксюша ест, делаю себе кофе, нарезаю несколько ломтиков сыра, авокадо, делаю тосты и наспех завтракаю с дочкой. Отгоняю мысли о том, что намеренно лишаю нас с малышкой возможности обзавестись собственным жильем уже спустя пару месяцев, но идти туда, где придется каждый день видеться с Русланом, не смогу.

Поев, мы быстро обуваемся и выходим на улицу. Погода прекрасная и я предлагаю дочке прогуляться, тем более садик находится в пешей доступности. Оставив дочку в саду, иду домой, по пути отключая звук на три очередных звонка от Леонида. Он говорил, что я идеально им подхожу, наверное, поэтому он так настойчив. Через пару дней, думаю, все изменится.

Домой решаю зайти только за тем, чтобы взять ноутбук, зарядку и пойти в парк, а потом в кафе. Сейчас мне трудно представить, что нужно оказаться в замкнутом пространстве один на один с работой и мыслями. Отчаянно не хочется чувствовать одиночество, в котором я оказываюсь, стоит переступить порог квартиры. Ксюша в саду, сестра на работе, Олег с Пашкой в школе. Им уже по двенадцать, и они старательно помогают Соне по дому с готовкой, уборкой и даже мытьем полов.

Моя первая остановка — парк. Я беру стакан карамельного мокко в кофейне, которую полюбила с первого посещения и сажусь на скамейку. Размещаю ноутбук на коленях и включаюсь в работу. Телефон намеренно ставлю на беззвучный, чтобы не отвлекаться на звонки и не думать о том, от чего отказываюсь. К моему удивлению, работа идет быстро. За несколько часов я пишу треть заказа и когда ноутбук сигнализирует о низком заряде, а желудок о голоде, иду в ту самую кофейню, покупаю круассан, свежевыжатый апельсиновый сок и цезарь, сажусь у окна и подключаюсь к зарядке.

За пару часов успеваю сделать половину, и удовлетворенно улыбаясь, заканчиваю то, что начала. Посещаю торговый центр, потому что обещала Ксюше новую юбку и иду за дочкой в детский сад. Раньше времени, конечно, но возвращаться сама домой не хочу. По крайней мере сейчас. Мне просто необходима Ксюша, ее возня, шумные игрушки и задорные разговоры.

— Ты рано за мной пришла, — сообщает дочь, когда мы выходим из сада.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍— Думаешь? — хитро спрашиваю у нее.

— Да. Еще никого не забирали.

— Я просто хотела поскорее показать то, что купила.

— И что ты купила?

Дочка начинает идти чуть впереди меня и смотрит снизу вверх, цепляется за камушек, чуть не падает.

— Аккуратнее, — смеюсь и не говорю, что купила.

— Ну скажи, скажи, скажи! — скандирует дочка, но я лишь мотаю головой.

Магическим образом, пока мы доходим домой, я перестаю нервничать и оглядываться. Садик находится совсем в другом месте, не там, где компания, в которой работает Руслан, но мне все равно не по себе от того, что мы живем в городе. У подъезда, я начинаю доставать ключи. Ксюша нетерпеливо переминается с ноги на ногу и пытается заглянуть в сумку.

— Дома, мышка, — щелкаю ее по носу и подталкиваю к двери подъезда.

— Аня!

Ключи выпадают из рук. И пока Ксюша наклоняется, чтобы их поднять, я задвигаю дочь за спину. Поворачиваюсь. Леонид идет уверенными размашистыми шагами в мою сторону, останавливается, здоровается с улыбкой на лицу и любопытно пытается заглянуть мне за спину.

— Здравствуйте! — слишком громко произношу, перетягивая его внимание на себя. — Как вы меня нашли?

— Твой адрес есть в нашей базе, — он пожимает плечами. — А ты не брала трубку, поэтому я решил приехать.

— И подождать меня в машине?

— Дома тебя не оказалось, а уезжать ни с чем не хотелось.

Я быстро смотрю ему за спину, хотя и так знаю, что там никого нет. Руслан бы ни за что не поехал с ним уговаривать меня сотрудничать с их компанией. Мне почему-то не по себе. То ли от настойчивости мужчины, то ли от его внимательного изучающего взгляда, которым он с интересом рассматривает мою любопытную дочь.

Глава 8

— Подниметесь, раз уж приехали?

Я снова стараюсь быстро отвлечь его от дочки и пригласить в дом, хотя понимаю, что это давно бесполезно. Он совершенно точно увидел ее и даже навскидку прикинул возраст.

— Да, давай, поговорить хочу с тобой.

Я киваю, хотя и так знаю, о чем пойдет разговор. О контракте и о том, почему я решила отказаться. Если Леонид приехал, значит уже понял, что соглашаться я не намерена, иначе уже этим утром была бы в их компании и с улыбкой позировала на камеру.

Мы поднимаемся в лифте, дочка тихо стоит рядом и не произносит ни слова. Она всегда становится молчаливой, когда видит незнакомого ей человека. Не идет на контакт практически никогда и чаще остается в своей комнате, пока я разговариваю с гостем. Сейчас я этому даже рада. И хоть считать, что Леонид сможет узнать в ней дочь Руслана глупо, но я все же не могу отделаться от холодка, который то и дело пробегает по спине.

Оказавшись в квартире, дочка тут же разувается и идет к себе в комнату, не забыв отжать у меня пакет с юбкой.

— Только померить и сразу снять, Ксюш! — кричу ей. — И руки помыть сразу, хорошо?

— Да, мам.

Я провожаю Леонида на кухню и предлагаю располагаться, где ему удобно.

— Чай, кофе? — спрашиваю, чтобы сгладить напряжение и, пока он будет говорить, хоть чем-то занять руки.

— Кофе с молоком, если можно.

— Да, конечно.

Звук работающей кофеварки оттягивает момент того самого разговора. Я молча жду, когда кофе будет готов и после отключения прибора ставлю две чашки на барную стойку. Одну, с молоком, протягиваю Леониду, а вторую, без молока, но с ореховым сиропом, оставляю себе.

— Не умею я ходить вокруг да около, — произносит Леонид, смотря прямо мне в глаза и ни на минуту не смущаясь и не чувствуя неловкости. — Ты контракт не будешь подписывать, да?

— Да, — киваю, опуская взгляд в чашку и делая вид, что что-то там заметила.

— И почему же, можно узнать?

Всеми возможными силами заставляю себя отвлечься от рассматривания содержимого чашки и поднять глаза на мужчину.

— У меня появилась другая работа, — безбожно вру, даже не краснея.

— Ты ведь видела гонорар? — уточняет Леонид. — Он может быть удвоен, заметь, — он ухмыляется. — Ты понравилась совету директоров. Тебя окончательно утвердили на рекламу и сказали уговаривать любыми способами.

Я сглатываю оттого, что услышала, и не могу поверить в двойную оплату за проект. Это же… нереальные деньги, которые мне даже не снились. Я смогу не только выкупить эту квартиру, но и купить новые мебли, освежить ремонт в Ксюшиной комнате, свозить ее на отдых, потому что все время экономила и у нас не было возможности поехать в хорошие места на море. Да что там! Дочка море видела лишь два раза в жизни и то, по нескольку часов, потому что на пляже было не протолкнуться и мы все чаще оставались в отеле или просто гуляли.

— Послушай, Аня, — Леонид делает большой глоток кофе и упрямо смотрит на меня. — Я понимаю, почему ты не хочешь идти к нам на работу. Руслан сказал, что вы были знакомы и…

— Он… сказал? — я сглатываю, мысленно думая о том, что еще он мог поведать Леониду.

— Да, — кивает Леонид. — Я понимаю, что тебе не понравилось его резкое высказывание, но он парень непростой и… согласился с тобой работать. Может, вы забудете то, что было? Хотя бы подумай об этом, — настаивает.

Я думаю. Прямо сейчас размышляю над этим, вспоминаю то, как мы разошлись и просто не могу представить, что Руслан согласился на сотрудничество. На него надавили? Пообещали двойной гонорар, как и мне или… угрожали? Почему-то в мою голову лезет всякая несуразица, и я тут же ее отбрасываю.

— Я пойду, спасибо за кофе, он был вкусным. Если все же решишь подписать контракт — вот, — он протягивает мне бумаги. — Тут новая сумма. Прочитай еще раз, условия тут те же, что и там, правда, внесли вот здесь, — он указывает на строку на другой странице. — Здесь чуть больше привилегий для тебя. При перелете билеты только бизнес-класса, проживание в лучших номерах проводных отелей или съем достойных квартир в случае, если работа в той или иной стране затянется, ну и последний пункт… ты сможешь брать с собой дочь.

Я сглатываю, понимая, что Леонид знал о Ксюше еще до того, как пришел ко мне и увидел ее собственными глазами. Знал, несмотря на то, что не имел ни малейшего понятия о моем статусе, замужняя я или разведенная, являюсь матерью или нет.

— У нас, разумеется, есть все твои данные, — он усмехается. — Работа у нас такая, не брать на работу кого попало, — он пожимает плечами. — Не переживай, твои документы полностью нас удовлетворили, поэтому мы предлагаем такие выгодные условия. Соглашайся, Аня, я обещаю контролировать Руслана.

— Я подумаю до завтра и обещаю или приехать, или ответить на звонок.

Улыбаюсь искренне, потому что внутренне уже приняла решение. Провожаю Леонида до двери, жду, пока он обуется и попрощавшись, захлопываю дверь. Контракт я действительно перечитываю после того, как готовлю ужин для Ксюши. Мы с ней играем, веселимся, я закидываю новую юбку в стирку и обещаю, что до завтра она высохнет и дочка сможет пойти в ней в сад. Когда Ксюша ложится, я сажусь за чтение и, убедившись, что в договоре почти нет изменений за исключением тех самых пунктов и суммы гонорара, ставлю подпись.

Я решила, что соглашусь, еще когда Леонид продолжал меня уговаривать. Нам с Ксюшей нужна квартира. Я могла бы, конечно, взять кучу заказов, сидеть сутками за работой и не видеть дочь, но зачем? Чтобы потешить самолюбие Руслана и дать ему понять, что я слабее? Что я сбегу, стоит ему щелкнуть пальцами и сказать “Уходи, тебе не рады?”.

Решаю, что при первой же возможности все ему расскажу. В первую очередь о том, что никогда не спала с его отцом и не предавала его. Я не хочу выставлять Влада уродом, но и молча терпеть усмешки Руслана, его иронию и издевки не стану. Даже если их не будет, не смогу работать с ним, зная, что он считает меня предательницей. Ни один год прошел, думаю, я имею право рассказать ему всё, что случилось на самом деле. Руслан взрослый, самодостаточный мужчина, он больше не мальчик, которого нужно защищать от тюрьмы и отца.

Только сейчас я понимаю, что будь у меня тогда чуть больше смелости и возможностей, я бы ни за что не согласилась на предложение Влада. Отстаивала бы Руслана своими силами. Но я была слабой, неуверенной в себе и забитой женщиной, над которой, в дополнение, издевался муж. Я боялась выйти по ночам на улицу, потому что там меня мог встретить он. Мне страшно признаться, но иногда мне страшно до сих пор. Не всегда, разумеется, но бывает. Правда, я больше не впадаю в истерики и не сижу дома. Я убеждаю себя, что меня никто не тронет, что я больше могу не боятся и что мой бывший муж так и остался там, где был шесть лет назад, а у меня давно дочь и совсем другая жизнь.

Наутро я достаю из сушки Ксюшину юбку, помогаю дочке одеться, кормлю ее тостами и ягодами и отправляю в садик. Вызываю такси и еду в компанию. Леонид еще не звонил, видимо, уверен в том, что я соглашусь.

Сегодня лифт, на удивление, едет быстро, я практически мгновенно попадаю на нужный мне седьмой этаж и иду к той самой стойке.

— Здравствуйте, — говорю уверенно, холодно и громко, чтобы сразу привлечь к себе внимание девушки на ресепшн. Той самой, которая должна была поехать к Руслану, чтобы скрасить вечер и, возможно даже ночь.

Она лениво поднимает на меня взгляд, но как только он останавливается на моем лице, она вскакивает на ноги и быстро тараторит:

— Вас уже ждут, пойдемте.

Она подходит к одному из кабинетов, стучится, уверенно заходит и пропускает меня внутрь. Тихо закрывает за собой дверь, а я остаюсь стоять на месте, привыкаю к полутемному кабинету и фокусирую взгляд на мужчине, что сидит в кресле. Я узнаю его за секунду и хочу тут же выйти, потому что он не может меня ждать. Решения принимаются не им и контракт подписывать будет тоже не он. Я разворачиваюсь, но прежде чем кладу руку на ручку, слышу за спиной:

— Стоять!

Раздается звук отодвигаемого от стола кресла и шаги. Я чувствую, что он останавливается в шаге от меня. Его рука проходится по моему плечу, тянется к локтю и останавливается на кисти. Его дыхание щекочет мою шею, а сам он, я уверена, осматривает меня.

Руслан неожиданно трогает бумаги, что я держу в руке, аккуратно вытаскивает их из моей ладони и несколько секунд читает прямо из-за моей спины.

Я не шевелюсь, хотя понимаю, что мне нужно открыть эту чертову дверь впереди и выйти. Сказать той девушке на ресепшн, что она ошиблась кабинетом, но почему-то стою на месте и чего-то жду.

Прихожу в себя лишь когда Руслан грубо разворачивает меня к себе лицом и впечатывает спиной в стену.

— Ты все-таки решила подписать контракт? — с издевкой спрашивает он. — И даже не страшно?

— И чего же я должна боятся? — с трудом держу себя в руках.

— Например, меня, — он вдавливает меня в стену и позволяет себе схватить меня за подбородок, вынуждая посмотреть на себя.

Что-то внутри меня щелкает. Я вдруг вспоминаю почти такую же сцену шесть лет, только тогда он имел право поступать со мной так. Имел право говорить со мной, будто я во всем виновата, рычать на меня и… спать со мной. Сейчас у него этого права нет, но он продолжает делать то, что ему заблагорассудится. Я вдруг четко осознаю, что он не может позволять себе то, что ни один мужчина за шесть лет не позволял себе в отношении меня — пользоваться своим превосходством в силе. И нагло прижимать меня к стене, смотреть в глаза так, будто я все еще главное зло в его жизни.

Когда Руслан кладет руку на мою талию и ведет ладонь ниже, я оживаю и свободной рукой отвешиваю ему звонкую пощечину. Он слишком ошеломлен этим, чтобы удерживать меня, а я слишком зла, чтобы оставаться и выяснять отношения. Дверь за моей спиной хлопает, и я иду к той самой девушке, которая отправила меня к нему. Шлепаю по стойке ресепшн, привлекая ее внимание и произношу:

— Вы перепутали кабинеты! Мне нужно к Леониду или… — запинаюсь. — Я сегодня должна подписать контракт на сотрудничество, а вы отвели меня к фотографу!

Глава 9

Девушка смотрит на меня как-то растерянно и испуганно. Бормочет что-то о том, что разберется и тут же тянется к телефону.

— Не нужно, Лен, я отведу Анну к Леониду, — справа слышится голос Руслана. Я сжимаю руки в кулаки и разворачиваюсь к нему.

Хочется врезать по его наглой роже еще раз, но когда встречаюсь с ним глазами, весь пыл куда-то испаряется. Он смотрит на меня так, что становится не по себе. Темный злой взгляд проходится по моему лицу, останавливается на ложбинке груди, продолжает спускаться ниже, к ногам, обутым в туфли на высоком каблуке.

Он будет рассматривать меня во время фотографий. Замечать все недостатки и давать советы, он будет испепелять меня взглядом и мысленно делать с моим телом все, на что способна его больная фантазия. Минуту назад он физически показал мне, что способна она на многое. И мне прямо сейчас хочется сбежать. Плевать на то, что у него в руках уже подписанный контракт. Уверена, он выбросит его сразу, как поймет, что я не вернусь.

— Я сама позвоню Леониду, — спешу его осадить. — Спасибо за беспокойство.

Я действительно достаю телефон и набираю номер Леонида, но он не берет трубку. Нервно смотрю в сторону Руслана и не собираюсь пользоваться его услугой. Набираю номер еще раз. После длинных гудков хочется, как маленькой девочке, топнуть ножкой и заставить эту Лену поднять свой зад, чтобы отвезти меня к Леониду. Конечно, это будет выглядеть странно, но провести лишние минуты времени с Русланом кажется чем-то невыполнимым.

— Я жду вас, Анна Эдуардовна, — Жаров напоминает о себе, смотря на меня со снисходительной ухмылкой.

Хочется смыть с него эту улыбку, содрать ее с его лица и проорать, чтобы он никогда не смел так на меня смотреть, но это будет еще более глупо, чем настоять на своем и отказаться от его помощи. В итоге я таки иду к нему, останавливаюсь в метре и вскидываю голову, чтобы посмотреть ему в глаза.

— Ведите, Руслан Владиславович.

Вопреки моим ожиданиям, что Руслан отведет меня куда-то в замкнутое пространство и продолжит морально и физически давить, он действительно открывает дверь в кабинет к Леониду, кладет контракт ему на стол и садится на стул по другую сторону. Мне остается кресло с противоположной стороны, и я с радостью его занимаю. Не рядом, и на том спасибо.

— Вижу, вы поладили, — удовлетворенно произносит Леонид, когда видит, как мы заходим к нему вместе. — Отлично! Работы у вас в ближайшее время будет много, разъездов тоже. Я уже говорил, что нужно отложить все остальные проекты? — он смотрит то на Руслана, то на меня, поочередно.

Убедившись, что мы его действительно слушали и отложили все возможные проекты подальше, продолжает:

— Фотосессий здесь будет мало, — он пожимает плечами. — Масштабная будет только в Новый год, но до него еще четыре месяца. Через четыре дня у вас вылет в Лондон, оттуда в Берлин, а потом в Эмираты. Вернетесь домой через месяц, возможно раньше, но лучше решите все дела сразу. У вас, конечно, будут свободные дни, но перелет на родину не предусмотрен. Вот ваши билеты, — Леонид протягивает нам по конверту.

Я сглатываю, потому что думала, что мои поездки за границу ограничатся неделей, максимум, двумя, а тут… мне, оказывается, придется оставить дочку на месяц. А еще я не имею ни малейшего понятия, кто будет выполнять роль няни, пока меня не будет. Спихивать дочь на сестру не хочется, потому что у той работа, проекты и своих двое детей.

— Вижу твою растерянность, — замечает Леонид, обращаясь ко мне. — С няней все решим, у знакомых есть на примете хороший специалист, сможешь не переживать за своего ребенка.

Леонид, конечно же, не знает, что мою дочь стоило бы держать в тайне, тем более от Руслана, который ошеломленно интересуется:

— Ребенка?

Повисает неловкая пауза, во время которой Леонид почему-то пристально на меня смотрит. А потом переводит взгляд на Руслана и пожимает плечами, произнося:

— Ты так удивляешься, будто ребенок это что-то за гранью. У меня двое детей, Рус, если ты не забыл.

Леонид, как обычно, сглаживает неловкость и вызывает на моем побледневшем лице улыбку.

Признаваться Руслану, что у него есть дочь вот так… в кабинете начальника и при подписании контракта, я не собираюсь, поэтому пожимаю плечами и произношу:

— У меня есть дочь. Не вижу в этом ничего удивительного.

Руслан пожимает плечами, а я с ужасом понимаю, что мне страшно ему сказать. И если он, стоит нам выйти из кабинета, спросит о дочери, я совру и утвердительно отвечу, что она не имеет к нему никакого отношения.

Но Руслан ничего не спрашивает. Более того, покидает кабинет спустя минут десять. Я же остаюсь обсудить с Леонидом мелкие детали. Он просит заполнить банковские реквизиты и говорит, что к концу дня мне поступит аванс.

— У нас будут встречи. Скорее всего не одна и в каждом городе. Ты в это время сможешь отдохнуть, посмотреть город, — он улыбается, — предоставляю тебе полную свободу выбора.

— Спасибо. Будут еще расположения?

— Да, — Леонид кивает. — Постарайся выглядеть как можно лучше. Ты в ближайшее время будешь лицом нашего бренда одежды, поэтому… тебя не должны видеть в неподобающих нарядах, ну и… постарайся аккуратно заводить отношения с мужчинами хотя бы то время, что будешь работать на нас. Журналисты это любят, а бренд у нас новый, скандалы могут как потянуть к нему интерес, так и загубить полностью.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍— Я и не собиралась, — пожимаю плечами, понимая, что далека от этих вот отношений. И уж тем более в другой стране, где совсем никого не знаю.

— Тогда, можешь быть свободна.

— Я буду благодарна вам за контакты проверенной няни, — улыбаюсь. — Пока я даже не думала над тем, кого взять для присмотра за дочкой.

— С собой ее брать не будешь?

— Нет, — мотаю головой. — Не уверена, что она переносит перелеты хорошо. Возможно, чуть позже.

— Ну и ладно. Встретимся в аэропорту, я еще позвоню.

Я выхожу из кабинета Леонида спустя полчаса, снова вызываю такси и еду домой. С Русланом больше не встречаюсь и, видимо поэтому, чувствую себя максимально спокойно. О том, что произошло в кабинете я обязательно подумаю потом, если за эти четыре дня у меня будет время.

ПРЕД. ЧАСТЬ

12

ВПЕРЕД

Глава 10

— То есть, ты ему не сказала? — уточняет сестра, удивленно на меня уставившись. — Подписала контракт и не рассказала о дочери?

— Не было подходящего момента, — пожимаю плечами.

Я, конечно же, вру. Момент был, и еще какой, но я благополучно скрываю это от сестры, хотя раньше между нами секретов не было.

— Мне твоя помощь нужна. Мне аванс начислили и сказали, что нужно выглядеть максимально хорошо. Я не знаю, что покупать, ты поможешь?

— Помогу, — кивает спустя несколько минут Соня. — Но ты, конечно, даешь.

— Я завтра созвонюсь с няней, контакты которой мне дали. Договорюсь об оплате.

— О какой няне? — удивляется Соня. — Ты разве не со мной Ксюшу оставляешь?

— Ты на работе, — объясняю сестре. — Ксюшу нужно забирать из садика, собирать утром и… — я начинаю сбивчиво перечислять все причины, по которым собираюсь нанять няню, но сестра ловко отметает все и в завершение говорит:

— Ксюша остается с нами и точка! Не нужны нам никакие няни. Завтрак сыновьям у меня Людочка готовит, сделает порцию и на Ксюшу, а в садик и из садика я ее заберу!

— А вдруг заболеет?

— Вот оставишь мне номер своей няни, я позвоню и договорюсь, если в этом будет необходимость. Ну Ань, брось, я что не справлюсь еще с одним ребенком, тем более Ксюша к новой тете вряд ли привыкнет за четыре дня.

В этом я склонна согласится с Соней. Ксюша трудно привыкает к чужим людям, а тут ей придется еще и провести с няней немало времени. Она попросту закроется в себе и обидится на меня за то, что я ее оставила.

— Тебе точно будет не сложно?

— Так всё! — сестра поднимается со стула и хлопает в ладоши. — Давай, собирайся, у меня два свободных дня, по магазинам походим, а потом Ксюшины вещи перенесем ко мне и всё. Можешь спокойно ехать и работать, за дочку не переживать. Ань, это ведь не навсегда, ну месяц тебя не будет, зато ты уже скоро будешь иметь свое собственное жилье. Я вообще все еще в шоке, что ты согласилась!

Сестра перескакивает с темы на тему и вынуждает меня задуматься о том, что я сделала. Подписала контракт на сотрудничество с компанией, в которой работает Руслан. Мы будем видеться едва ли не каждый день, работать вместе, он станет указывать мне, как правильно позировать. От этой мысли внутри меня что-то сжимается, я начинаю паниковать, но приказываю взять себя в руки и постепенно дрожь проходит.

— Иди одевайся, пойдем покупать тебе шмотки!

На протяжении трех дней я настолько загружена, что успеваю забыть о том, с кем и в каких обстоятельствах мне предстоит работать. Мы с Соней ходим по магазинам, я покупаю два новых дорожных чемодана со сдержанным принтом и собираю туда все вещи. Ксюша мой отъезд воспринимает болезненно: обижается, но отходит к концу третьего дня, когда я сообщаю, что вот-вот уеду. Осознав, что я не шучу, дочка крутится вокруг меня, помогает собирать чемоданы и берет с меня обещание, что я буду звонить каждый день.

— Конечно, малышка, я буду, — соглашаюсь, крепко ее обнимая. — Я ведь тоже за несколько дней успею по тебе соскучится.

— И плакать тоже будешь?

— Нет! — вру, прекрасно зная, что разревусь прямо в самолете. — И ты не плачь, поняла? Мама быстро вернется, с тетей Соней тебе будет весело, ты даже не успеешь заметить моего отсутствия.

Какая-то часть меня вопит о том, что я поступаю неправильно, что мне стоит взять дочь с собой, но я не хочу отрывать ее от привычного ритма жизни, нагружать адаптацией к часовому поясу. Это все может сказаться на ее организме, а я хочу, чтобы мой ребенок был здоров. Я действительно уезжаю ненадолго. Знаю женщин, которые покидают страну, чтобы уехать на полгода, а то и год, оставляют детей на родителей, потому что выхода нет. Соня права, мне повезло куда больше.

— А что ты будешь там делать? — спрашивает Ксюша чуть позже.

— Работать, солнышко. Зато когда я вернусь, эта квартира будет нашей, — улыбаюсь, представляя, как мы сделаем здесь ремонт. — В твою комнату можно будет купить новую мебель, разрисовать стены, как ты захочешь.

— Правда? — дочка хлопает в ладоши. — Тогда я буду сильной. И постараюсь не плакать.

Я улыбаюсь, на самом деле, сквозь слезы. Смотрю на свою маленькую малышку и понимаю, что мне ее жутко будет не хватать.

Следующие несколько часов мы играем. Время близится ко сну, и я зову ее купаться, набираю ванную, бросаю туда резиновые игрушки и помогаю Ксюше забраться в воду.

— Не горячо?

— Неа.

Около двадцати минут дочка резвится в ванной, играет, вопит, расплескивает воду за бортики, а я лишь сижу рядом и смотрю на нее. Пытаюсь насмотреться наперед, хотя прекрасно понимаю, что мне ее будет не хватать, как только мы доберемся до аэропорта. После рождения Ксюши я никуда не уезжала больше, чем на полдня. Вечера мы всегда проводили вместе, играли, утром я собирала дочку в садик. Когда она была маленькой — была рядом с ней практически сутками. Наверное поэтому теперь мне сложно просто взять и уехать.

— Мам, я всё, — сообщает дочка, вылезая из воды.

Я быстро вытаскиваю ее, обтираю полотенцем, надеваю ей на голову и плечи махровый халатик и, подхватив на руки, несу в комнату. Одевшись в пижаму, дочка удобно устраивается на кровати и неожиданно спрашивает:

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍— Там, куда ты едешь, будет папа?

Я понимаю, что Ксюша неосознанно делает мне больно, но это не отменяет того факта, что я чувствую, как земля уходит у меня из-под ног. Я быстро сажусь на стоящее у ее кровати кресло и вцепляюсь пальцами в подлокотники.

— Возможно, он там будет, — прочистив горло, произношу я.

— И ты расскажешь ему обо мне? — с предвкушением произносит дочка.

— Если увижу его, расскажу.

Понимаю, что этим не даю себе путей для отступления. Я сказала дочке, что поведаю ее отцу о ней, теперь у меня просто нет права поступить иначе. Я должна рассказать все Руслану, сообщить, что у него растет уже взрослая малышка и она очень хочет его увидеть. Почему-то уверенности в том, что он согласится, у меня нет. Скорее, он напрочь откажется от того, чтобы увидеться с Ксюшей, разозлится и возненавидит меня еще больше.

— Вот бы это скорее произошло, — мечтательно тянет малышка. — Он ведь узнает обо мне и придет? С мишкой и конфетами!

— Обязательно, малыш, — сиплю я и выключаю свет, заметив, что дочка уснула.

Утром следующего дня я проверяю, все ли собрала в чемоданы, положила ли паспорт и другие документы. Мы заранее договорились с Соней, что она придет и заберет дочку, чтобы погулять на детской площадке, а я подготовлюсь к перелету.

Сестра приходит через час, уводит малышку, а я быстро забираюсь в ванную. До вылета осталось каких-то шесть часов, а ведь так много всего нужно успеть. Я начинаю заметно волноваться, но горячая вода ванной помогает мне расслабится. Тело окутывает теплом, мозги отключаются от насущных проблем, а дыхание выравнивается. И от всего этого меня отвлекает настойчивый звонок в дверь. Я даже решаю не выходить, но когда он не прекращается, подпрыгиваю в воде и тут же быстро вылезаю, обмакиваю тело полотенцем, надеваю халат на голое тело, тапочки и выхожу в прихожую.

Останавливаюсь у двери, быстро открываю замки и застываю от шока прямо на пороге, потому что там стоит Руслан. Злой и раздраженный, в его глазах плещется ярость, и я быстро перевожу взгляд на руки, которые он сжимает в кулаки и тотчас же прячет в карманы.

— Я зайду! — не спрашивает, а утверждает он.

Я не успеваю возразить, как он проходит внутрь, захлопывает за собой дверь и быстро снимает туфли, небрежно бросая их прямо на проходе.

— У тебя что-то срочное? — прочистив горло, наконец, выхожу из состояния анабиоза и отмираю. Чувства возвращаются ко мне, способность говорить и двигаться, кажется, тоже.

— Нам нужно поговорить, — бросает он, без разрешения вторгаясь в мое личное пространство и безошибочно находя дорогу на кухню.

Глава 11

Я стою в прихожей, глядя перед собой, еще каких-то несколько минут. Даю себе это время, чтобы очнуться и выбрать правильное поведение. Почему-то, пока мы были в компании, где ходили другие люди, мне было проще с ним общаться. Сейчас же той уверенности, что была, нет. Я попросту боюсь. Темы, которую он начнет, слов, что скажет и действий, что незамедлительно могут последовать, стоит мне сказать то, что он не хочет слышать.

— Откуда ты узнал мой адрес? — спрашиваю, входя на кухню.

Выбираю тактику нападения. Так мне и впрямь спокойнее.

— У меня есть свои способы, — он пожимает плечами и осматривается.

Его взгляд проходится по обстановке кухне, слишком долго задерживается на небольшом розовом рюкзачке с единорогами. Его Ксюша оставила, чтобы не испачкался. И теперь на него смотрит ее отец.

Я сглатываю и, разместив руки впереди себя, собираю их в замок. Хочу услышать, что он скажет и совсем не собираюсь быть радушной хозяйкой, предложив ему кофе или чай.

— Не предложишь кофе? Или чаю?

— Закончились, — виновато пожимаю плечами. — Так что за разговор?

Несколько дней назад на том самом месте, где разместился Руслан, сидел Леонид. Я волновалась и нервничала, пыталась занять руки чем-нибудь полезным, а сейчас меня будто сковало спазмами: не могу пошевелиться и безжизненно смотрю на то, как он берет со стола Ксюшину игрушку и вертит ее в руках. Появляется жуткая необходимость забрать ее у него, вырвать из рук с мясом и спрятать. Всё, что говорит о дочери, скрыть и не позволять ему прикасаться.

Ксюша моя дочь. И точка.

Я вдруг осознаю, что не хочу ее знакомства с Русланом, ведь это означает, что мне придется делить свою малышку с ним. Водить к нему на встречи, разговаривать по телефону и, возможно даже, отпускать дочь к нему на выходные. Как я буду без нее все это время? И что будет, если она вдруг предпочтет Руслана мне? Если он настроит мою малышку против матери? Скажет что-то, из-за чего она начнет меня презирать и ненавидеть? И ведь ей может быть банально лучше с ним. Интереснее, веселее, у него, помнится, водились деньги, а нам приходилось постоянно экономить. И хоть я старалась баловать дочку всем, не уверена, что Руслан не найдет способа ее удивить и поразить.

Мое моральное состояние сказывается на физическом: меня буквально начинает трясти, как от холода, только вот в кухне тепло. Неподалеку стоит электрический обогреватель, а я в теплом халате. Но меня трясет, потому что я боюсь, что он задаст тот самый вопрос.

— Я отвлек тебя от важных дел? — спрашивает Руслан, оттягивая момент истины.

Он не говорит зачем пришел. Тянет.

— Ты дрожишь, — он вдруг спрыгивает со стула около барной стойки и в несколько шагов оказывается рядом.

Моя кухня почти двадцать квадратных метров, но в его присутствии кажется, что мы находимся в норе. Я, как трусливая добыча, жмусь в столешницу, а он, как и подобает охотнику, приближается. На меня будто надвигаются и давят стены. За эти шесть лет я успела забыть, какой он высокий, к тому же, его плечи куда шире, чем были раньше. На руках замечаю темную поросль волос и проступающие жгуты вен, которые напрягаются, когда он засовывает руки в карманы.

— Ты только из ванны, что ли? — будто только сейчас заметив мои влажные волосы, спрашивает Руслан.

— Да, ты не вовремя, — отвечаю и вскидываю голову, встречаясь с ним глазами.

Руслан делает ко мне еще шаг и я, вопреки обещанию держаться, трусливо отступаю назад. Нервно дергаюсь и разжимаю руки, цепляясь ими в прочную поверхность столешницы позади.

— Ты меня боишься?

— Вовсе нет, — отвечаю, вскинув голову и уже через минуту чувствую, как мои ягодицы оказываются на поверхности стола.

Колени разведены в сторону, грудь быстро вздымается от тяжелого дыхания, а руки ищут опоры, но не находят ее. Руслан быстро вклинивается между моих ног, так, что между нашими телами остается всего пара сантиметров. Я вдруг вспоминаю о том, что под халатом у меня ничего нет и пытаюсь закрыться, хватаюсь за ткань на бедрах, растерянно стягиваю ее к центру, но на мои запястья ложатся его руки.

Я поднимаю голову и встерчаюсь с его пронзающим потемневшим уже не от злости взглядом. Он смотрит на меня с едва скрываемым желанием, его руки будто начинают жить своей жизнью. Руслан перестает удерживать меня за запястья, вместо этого его ладони проходятся по коже к плечам, задевают костяшки локтей, двигаясь выше.

В какой-то момент он обхватывает меня за талию так, что я оказываюсь перед ним почти обнаженной. Халат больше не спасает, потому что ткань съезжает с плеч. Руслан медленно опускает взгляд вниз, к оголенным полушариям и животу. Там начинает покалывать, а в груди болезненно ныть.

Когда шероховатая мужская ладонь ложится на мой оголенный живот, я со всей силы втягиваю его и шумно выдыхаю. Знаю, что Руслана нужно оттолкнуть, что стоит прикрыться и сказать, что он переходит все границы, но я попросту не могу. Тело жаждет его близости несмотря на голос разума. Внизу живота покалывает, в груди давит, а глаза закрываются от удовольствия, когда он касается моей шеи губами.

— Я думал, ты изменилась, — шепчет мне на ухо и отстраняется, нагло усмехаясь. — Оказывается, ты все такая же падкая к мужским ласкам.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍Звонкая пощечина нарушает тишину, повисшую после его слов. Я сжимаю руку в кулак и нахожу в себе силы оттолкнуть его и спрыгнуть со столешницы, запахнуть халат настолько, насколько это возможно и гневно прорычать, продолжая стоять к нему спиной:

— Убирайся нахрен из моей квартиры!

Почему-то у меня нет сомнений в том, что он уйдет. Он ведь за этим пришел? Унизить меня. Показать, что я ни капельки не изменилась. А он вот — благородный! Слезы жгут глаза, а в левой стороне груди жутко больно, потому что я, черт возьми, думала, что он по-настоящему.

Мои плечи с силой сдавливают и уже через секунду я оказываюсь лицом к лицу с Русланом.

— Я ведь поговорить пришел, — уголков его губ касается ехидная усмешка. — А не вот это вот всё.

Глава 12

— Я ведь поговорить пришел, — уголков его губ касается ехидная усмешка. — А не вот это вот всё.

— Так и не затевал бы “вот это вот всё”.

У меня нет мыслей перекривить его, но так уж получается. Руслан слишком сильно задевает меня за живое, чтобы я могла не обращать на это внимание.

— Ты пришел поговорить? Или напомнить о том, какая я легкодоступная и аморальная?

— Она моя дочь? — спрашивает Руслан, глядя на меня в упор.

Я сглатываю и даже чуть трясу головой, чтобы убедиться, что это не сон и он действительно говорит именно эти слова.

— Моя или… его?

Он не говорит “отца” или “папы”, а просто “его”. Мне вдруг становится интересно, общаются ли они, или до сих пор держат дистанцию? Неужели он действительно до сих пор думает, что я… изменила ему? У него за шесть лет не возникло ни капли сомнений?

— Твоя, — голос дрожит, а помещение кухни становится крохотным.

Я могла бы соврать, сказать, что не его и мы бы разошлись на этом, продолжили работать, как ни в чем не бывало, но после вопроса “Моя или его?” я не могу ответить ложью. Мне кажется, что в этот момент я чувствую его боль. Он ведь всерьез до сих пор думает, что я изменила ему… что переспала с его отцом, пока из него выбивали правду в участке.

— Ты не собиралась говорить мне, да? — догадывается. — Страшно было? Или подумала, что пошлю?

— Не видела смысла, — признаюсь честно. — Наши отношения закончились шесть лет назад. Ты улетел, а я осталась. У меня не было даже твоего номера.

Он кивает и отворачивается, смотря в окно за дочкой. Ксюша играет там с моей сестрой, которая любезно согласилась побыть с ней, пока мы… поговорим. Отсюда хорошо видно, как Ксюша бежит за мячом, как весело подкидывает его вверх и смеется. Даже представить не могу, что он сейчас испытывает. Пытаюсь и не получается, потому что я видела ее взросление, переживала, когда у нее резался первый зуб и поднялась температура, была с дочкой, когда она сделала первые шаги и когда упала. Я все это время была с ней, вдыхала ее запах, плела косички. Ксюша произнесла первое слово “мама”, а об отце заговорила совсем недавно, когда стала понимать, что мы с ней живем только вдвоем.

Руслан все это пропустил.

По моей вине.

Я не сказала, и он видит дочь впервые в жизни. Наблюдает за ней со стороны, смотрит за ее мимикой, движениями. Он пропустил все моменты из ее жизни, и я вдруг забываю о том, что было несколько минут назад.

— Я хочу участвовать в ее жизни, — выносит вердикт. — И она должна носить мою фамилию. И ты тоже, — добавляет.

— Это невозможно.

— Мне плевать. Дочь будет жить со мной. И ты тоже.

Я задыхаюсь вначале от его наглости, а потом из-за ярких картин, появляющихся в моей голове одна за другой. Вот я собираю вещи, и мы с Ксюшей переезжаем к нему, вот я выхожу из душа и украдкой иду в свою комнату, пока он спит, одеваюсь с закрытыми дверями, потому что он может войти.

Нет.

Так он себе представляет нашу совместную жизнь?

Я буду готовить завтрак, обед и ужин на троих, убирать квартиру, загружать в стиральную машину не только свои и Ксюшины вещи, но и его рубашки? Разве я смогу делать это, ничего не чувствуя? Делить быт и не хотеть быть рядом по-настоящему… без остатка. Не фиктивно, а… реально.

Я не смогу… с ним рядом… в одной квартире… наедине. Как ничего не чувствующий робот, а не женщина, которая несколько минут назад хотела его до безумия.

— Послушай, — пытаюсь донести до него. — Я не против, чтобы ты общался с ней. Виделся, приходил, дарил подарки и… все остальное, но я не могу переехать к тебе только потому, что ты так хочешь. Мы расстались.

— Я разве предлагал тебе снова быть вместе? — он удивленно приподнимает одну бровь. — Меня не устраивают встречи, подарки и остальное. Я хочу видеть ее по утрам, собирать в садик, ходить на прогулки. Ты, мать твою, понимаешь, что отняла у меня пять лет ее жизни?

— И как ты себе это представляешь? — повышаю голос, потому что начинаю нервничать. — Год, два, три мы так проживем, а дальше? У нас ведь рано или поздно будет личная жизнь, — пытаюсь вразумить его. — Как потом будем делить Ксюшу? Оставим тому, кого она больше любит?

— Ксюша, — эхом повторяет он. — Ксения… ты даже имя дочери выбрала сама. А отчество? Какое у нее отчество?

Я сглатываю и виновато опускаю глаза, потому что она не Руслановна. Я оставила отчество своего отца и теперь не знаю, как ему об этом сказать.

— Ты серьезно?! — он шумно выдыхает.

— Я не думала, что мы когда-то встретимся и оставила свое отчество.

— И в графе отец прочерк, — дополняет он. — Я что, умер? Ты не могла меня найти? Прийти к нему, в конце концов, и сказать, что беременна! Или боялась снова не устоять?

Рука чешется опять врезать ему пощечину, но я усилием воли сдерживаю себя и отвечаю:

— Боялась не устоять, — усмехаюсь. — И ты так просто поверил, что она твоя дочь? Не усомнился? Вдруг на самом деле сестра?

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍Я знаю, что намеренно дергаю тигра за усы, но после всего, что здесь было, просто не могу захлопнуться и промолчать. Он прищуривается и на мгновение мне кажется, что Руслан меня ударит. Отвесит пощечину так, что мне расхочется что-либо говорить, но он просто выдыхает и… отходит подальше. Садится за барную стойку и кивает на стул напротив.

— Ты точно уверена, что она моя? — спрашивает, когда я сажусь.

Хочу встать и отойти от него, потому что злюсь, но он перехватывает меня за руку и вынуждает сесть обратно.

— Давай по-взрослому, Аня, — набравшись спокойствия, произносит он. — Я хочу знать, что воспитываю свою дочь, понимаешь? Давай сдадим тест, если ты не уверена.

Видно, что ему тяжело это говорить, но когда он смотрит на дочь, его взгляд немного теплеет. Он будто оттаивает, хотя видно, что я посадила в нем сомнения.

— Она твоя дочь, — произношу уверенно. — Я не спала с твоим отцом… никогда.

Мне хочется зажмурится, чтобы не видеть его реакцию, но я, как ненормальная, смотрю на него и читаю каждую появляющуюся эмоцию. Удивление, смятение, растерянность и… он криво усмехается. Его рот изгибается в улыбке, а в глазах появляется злость и холод.

Он до побелевших костяшек сжимает руку в кулак и разжимает ее, хлопая ладонью по столу.

— Удобно придумала, — он кивает. — Но тест мы все же сделаем.

— Я не спала с твоим отцом, — повторяю, вдруг он не услышал. — Он заставил меня так сказать, — произношу, чувствуя, как в горле образовывается ком, потому что Руслан мне не верит. Смотрит на меня, как на ненормальную и просто не верит. Ни одному слову.

— И как же он тебя заставил? — с ухмылкой и злым рыком. — Пытал оргазмами?

Он заслуживаем пощечину в третий раз, но я сдерживаюсь, уверенная, что он не простит мне этого еще раз.

— Он не хотел вытаскивать тебя оттуда, — сбивчиво объясняю. — Тогда, когда я пришла, увидела тебя избитого, он придумал этот план, чтобы мы разошлись, — я сглатываю. — Ему не нравились наши отношения, Руслан, а я не могла отказаться, потому что… ты бы остался в тюрьме, понимаешь? Он бы тебя оставил там! И тебя бы продолжили избивать и…

— Замолчи!

Он ударяет кулаком по хлипкой барной стойке так, что я подпрыгиваю на месте от испуга. Из глаз тут же брызжут слезы. Я не могу сдержаться и начинаю трястись, обхватываю себя руками и сбивчиво произношу:

— Ты можешь позвонить ему…

Конечно, я не уверена, что Влад скажет правду, но… он ведь может прямо сейчас набрать его и всё узнать.

— Куда? — со злостью рычит он. — На тот свет? Он умер два года назад от рака.

Глава 13

После его слов все становится… неважным. Реальность расплывается перед глазами, необходимость готовиться к перелету уходит на самый дальний план. Я с грохотом опускаю руки на столешницу и смотрю на Руслана.

Он изменился. Черты лица ужесточились, появилась небольшая щетина, которая должна выглядеть так, будто он не брился пару дней, но она идеальна. Ровные волоски покрывают поверхность кожи, повторяют очертание губ, доходят до щек и заполняют весь подбородок. Это его стиль, а не небрежность. С такой щетиной он был в первую нашу встречу и вот сейчас.

— Ты смотришь так, будто впервые меня видишь, — хмыкает он и уголки его губ дергаются в усмешке.

— За шесть лет можно сказать и так, — я хочу выдать что-то похожее на усмешку, но не получается.

Я все еще смотрю на него.

На взгляд карих глаз, смотрящий на меня так… вызывающе и изучающе одновременно. На губы, которые ничуть не изменились в форме и мне до сих пор хочется их целовать и трогать. Глупо и безнадежно верить в то, что он когда-то позволит это сделать…

Между нами пропасть и он не поверит мне.

А единственный человек, который мог сказать правду умер.

— Прекрати смотреть так, будто ты не знала.

— Я не знала.

— И почему я тебе больше не верю?

Хочется хорошенько встряхнуть его за воротник бежевой рубашки, идеально оттеняющей его загоревшую кожу, но я, конечно же, этого не делаю. Только смотрю и до боли сжимаю руки, чтобы не сделать то, чего хочется.

— Уходи Руслан, — устало произношу и даже нахожу в себе силы кивнуть на дверь. — Нам больше не о чем разговаривать. Сдадим тест, подтвердим отцовство, в остальном… — я делаю паузу, чтобы сглотнуть и перевести дыхание. — Я не перееду к тебе и не буду делать видимость семьи. Мы ничем друг другу не обязаны, я взрослая самодостаточная женщина. Если ты не согласен…

Мне трудно говорить, потому что в любой момент я могу расплакаться. Вдыхаю воздуха побольше и произношу дальше:

— Ты можешь обратиться с результатом теста в суд, потребовать встреч с дочкой, впрочем, я не стану препятствовать и так.

— Ты меня не поняла, — холодно произносит Руслан. — Я хочу, чтобы дочь жила со мной.

— В нашей стране так сложилось, что детей чаще оставляют с матерями. За исключением тех случаев, когда мать не в состоянии выполнять свои обязанности. Оглянись, Руслан, через пару месяцев эта квартиру будет моей, моя дочь обута, одета, я кормлю ее, играю с ней, делаю всё, что в моих силах, и у нее нет задержек в развитии…

Меня снова начинает трясти так сильно, что цокают зубы друг о друга. И я просто не могу взять себя в руки. Встаю, чтоб хоть немного взять себя в руки, но могу лишь сделать пару шагов и останавливаюсь.

— Ты можешь попытаться отобрать у меня дочь, — говорю с дрожью в голосе, но сейчас на это плевать. — Но я сделаю все, что в моих силах, чтобы после этого вы никогда не увиделись.

Я не понимаю, как он оказывается рядом. Просто чувства напрочь атрофировались и сознание происходящего тоже. Я только чувстувую его навязчивый запах и руки, которые больно впиваются в мои плечи:

— Что ты, мать твою несешь?

— Я не отдам тебе дочь! — поднимаю голову, но перед глазами все расплывается от застывших слез.

— Я разве говорил, что собираюсь ее забрать?

Я фокусируюсь на нем взглядом и понимаю, что он едва сдерживается от того, чтобы хорошенько меня встряхнуть. Хочется что-то сказать, как-то объяснить ситуацию, но я просто не могу, слезы начинают градом катится из глаз, тело сотрясает от всхлипов, и я веду плечами, чтобы сбросить его руки и обнять себя. Чтобы забраться в кокон и сделать вид, что его здесь нет. Он исчез, ушел, его нарисовала моя фантазия и мне пора к психотерапевту.

Меня трясет от рыданий и едва ли я понимаю, что оказываюсь в объятиях. Мне просто на мгновения становится хорошо, тепло и уютно, тело больше не трясет от дикого холода, а руки сами тянутся к широкой мужской спине. Я не понимаю, почему Руслан меня обнимает, зачем утешает и чего это ему стоит, просто… с благодарностью принимаю его плечо и даже позволяю себе вытереть слезы о его рубашку.

Мы оба молчим.

Мне кажется, что даже настенные часы, стук которых я всегда слышала, сейчас замирают. Тело окутывает тепло, а сердце забота, которой у меня не было долгие шесть лет. Я вдруг вспоминаю, каким Руслан был тогда, как трепетно ко мне относился, как едва ощутимо касался, боясь сделать больно.

Его сильные руки и сейчас мягко обнимают меня за плечи, ладони скользят по халату, и я буквально утопаю в нем. Веду носом по рубашке, оставляя влажные от слез следы, вдыхаю его дурманящий запах и говорю себе, что вот сейчас-то мне точно кажется. Это ведь сон. Я уснула в ванной и вот… мираж.

Но мне не кажется. Руслан и правда держит меня в объятиях. Обнимает массивными руками, едва ощутимо царапает щетиной висок и притрагивается губами к волосам.

Случайно или…

Друг от друга нас отрывает громкий хлопок двери в гостиной и голоса: моей сестры и дочери.

— Ксюш, только быстренько, ладно? Бери своего слона и идем.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍Я сглатываю и, как ошпаренная, отстраняюсь от Руслана, быстро вытираю слезы тыльной стороной ладони, хотя и так понимаю, что дочка заметит покрасневшие опухшие глаза. Я слышу шорох в комнате, видимо, Ксюша ищет свою каталку-слона. Надеюсь, что она не зайдет на кухню, но топот ног приближается, и я вытягиваюсь, как по стойке: выпрямляю спину, с ужасом смотрю вначале на Руслана, а потом и на дочку.

— Мам? — Ксюша в нерешительности останавливается, переминается с ноги на ногу.

Руслана она замечает сразу, вскидывает на него голову и с интересом рассматривает. Не прячется за мою спину, как обычно, но заметно, что заходить на кухню не спешит. Так и стоит, где остановилась.

— Да, солнышко, — я тяну к ней руки, и Ксюша подходит.

Становится рядом со мной так, чтобы видеть Руслана и спрашивает вроде бы тихо, но я понимаю, что он слышит:

— Это мой папа, да? Ты рассказала ему обо мне?

Глава 14

— Это мой папа, да? Ты рассказала ему обо мне?

Дочка смотрит с такой надеждой и восхищением, что я на несколько мгновений просто замираю и пытаюсь найти выход из ситуации. Руслан сказал, что хочет сдать тест, значит он точно не готов говорить ей о своем отцовстве прямо сейчас. Я открываю рот, чтобы что-то сказать, но в этот момент он делает шаг к дочери, приседает рядом с ней и произносит:

— Привет.

— Привет, — смело отвечает Ксюша и делает шаг к нему, отпуская мою руку.

Они стоят друг напротив друга. Дочка упрямо осматривает лицо Руслана, а он — ее. Соня заходит в кухню после заминки, останавливается в двери и прикладывает руку к губам. Я киваю ей на дверь и она, понимающе махнув головой, выходит из комнаты, так и не нарушив тишину.

— Так ты кто? — настаивает на своем Ксюша.

— Папа, — он кивает и улыбается, искренне, чисто, совершенно не думая ей врать.

Я сглатываю и заламываю пальцы, переплетая их между собой. Большая кухня будто вмиг уменьшается в размерах, в ушах гудит “Папа. Папа. Папа”. Он сказал, что он ее папа. Я уверена в этом на сто процентов, но… он ведь хотел тест, чтобы убедиться.

— А где медведь и конфеты?

Она даже заглядывает ему за спину, будто пытается там что-то высмотреть, но там, конечно же, ничего нет. Мое сердце и так стучит, как бешенное, а лицо горит от вины и стыда за то, что лишила их друг друга. Руслан вдруг поднимает на меня голову и смотрит так, что мне остается только сглотнуть и молча выдержать его взгляд.

— Они обязательно будут, солнышко, — произносит Руслан.

— Ты не знал, что я буду дома, да?

И снова его взгляд на меня и следом — на дочь. Он мотает головой и протягивает ей широкую ладонь. Я думаю, что Ксюша все же закроется, не ответит взаимностью, но она, вопреки ожиданиям, вкладывает свою маленькую ладошку в его большую и делает последние шаги, обнимая Руслана за шею. Так крепко, что мне кажется, она его задушит. В такой ситуации он, впервые, потому что его руки не сразу так же обнимают дочку.

— Мы купим медведя в путешествии, — обещает он. — Сегодня мы с твоей мамой и с тобой летим в другую страну на каникулы, представляешь?

— Летим? — эхом отзывается Ксюша. — Все вместе? Сегодня?

Ее радости нет предела, а я только сейчас понимаю, о чем говорит Руслан. Он предлагает взять дочь с собой? Пытаюсь что-то сказать, но он утвердительно кивает дочке и просит ее бежать собираться.

— С чего ты решил, что я возьму Ксюшу с собой?

— Во-первых, не ты, а мы, — акцентирует на этом. — А во-вторых, ты пять лет решала все, что касается дочери. Тебе не кажется, что я имею право хотя бы на это? Взять ее в путешествие.

— Ей будет трудно, — упрямо стою на своем. — Как ты представляешь себе это? Мы будем на работе, а она?

— И она будет, — он пожимает плечами. — Брось, Аня, мы будем там не так часто и долго, как тебе кажется. Ты ведь не хочешь переезжать ко мне? Вот это будет идеальный момент, когда я смогу видеться с дочкой, гулять, у нас соседние номера в отеле, кстати.

— Послушай, ты не можешь вот так просто врываться в нашу жизнь и переворачивать ее с ног на голову.

— Могу, — бросает он. — Могу и буду, потому что моей дочери пять лет, а я понятия не имел, что она у меня есть. И Ксюша ждала меня, хотела, чтобы ты рассказала мне о ней, верно? И медведя она хотела, с конфетами. Я хочу по-хорошему, потому что ведь может быть и иначе. Я добьюсь регулярных встреч через суд, буду забирать дочь и не отвечать на звонки, возить ее на отдых, мне в любом случае это разрешат, — он усмехается. — Я хочу спокойно и цивилизованно, поэтому иди в ванную, а я побуду с ней. Помогу собрать чемодан с ее одеждой.

Конечно, ни о какой ванне не может быть и речи, но я таки закрываюсь и позволяю себе взглянуть в зеркало. На меня смотрит уставшая и шокированная женщина с заплаканными глазами, в которой я совсем не узнаю себя. Массаж лица и тоники, конечно, помогают, а дыхательная гимнастика восстанавливает нервы, но мне все еще страшно выйти к ним. Остановится в дверях, как ни в чем не бывало, переодеться, собираться под его пристальным взглядом.

Когда я выхожу, чемодан Ксюши оказывается уже собранным, а сама дочка что-то живо рассказывает Руслану. Я нарушаю их идиллию замечанием:

— У нее нет билета, Руслан.

— Я что, не полечу? — разочарованно произносит дочь.

— Конечно, полетишь, — решительно сообщает Руслан. — Билет я куплю, не волнуйся. Собирайся, нам через час уже нужно выехать.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Глава 15

Руслан

О детях я всегда думал, как о чем-то, что будет у меня в далеком будущем. Когда-то потом, лет через десять, как минимум. И то, если решусь жениться, потому что девушки, которая бы по-настоящему зацепила, я почему-то встретить так и не смог.

На Леонида я смотрел, как на ненормального, когда он посреди рабочего дня срывался к детям, потому что у старшего температура, и его срочно нужно забрать домой. В его семейную жизнь я как-то никогда не лез, но знаю, что двоих близнецов, начиная с пятилетнего возраста, он воспитывает сам.

Почему-то казалось, что это легко.

И вот передо мной мой пятилетний ребенок.

Конечно, я не побежал узнавать, от меня ли у нее дочь. Это выяснилось так… между делом. Леонид упомянул в разговоре, что видел ее малышку, лет пяти. Я как-то напрягся и сразу стал задавать наводящие вопросы, ну и… пришел выяснять. Была, правда, надежда, что ребенок от отца, но тот своих детей не бросал. У него их, как выяснилось, трое. Я, Кирилл и еще сестра моего возраста. Матери отец изменял уже тогда, когда я только родился.

О Ксюше он не сказал, хотя я сомневаюсь, что Аня бы рассказала.

— Ты красивый, — улыбнувшись, произносит малышка. — Значит, я такая классная не только в маму, — смущается. — Но и в тебя.

От ее открытости я теряю дар речи и, уверен, как идиот, пялюсь на то, как она аккуратно достает из тумбочки свои вещи.

У меня есть дочь.

Слишком взрослая, кажется, на свои года и такая ответственная, что я готов поспорить — с ней не будет никаких проблем вопреки тому, что ее мама переживает.

— А там, куда мы едем, холодно или тепло?

— Теплее, чем здесь, — отвечаю, выдавливая из себя улыбку. — Но холодно.

— Значит, нужны теплые вещи, — со знанием дела произносит она и начинает собирать в, ею же вытянутый из шкафа чемодан, вещи.

Туда кочуют свитера, штанишки, юбки и теплые колготки, какие-то повязки и куча всего, названия чему я не знаю. Он впервые видит меня, но ориентируется куда лучше меня, не смущается, не отшатывается в страхе, когда я тяну к ней руку, чтобы коснуться.

Мне кажется, что это сон.

— Я думала, там будет море, — как-то грустно произносит она.

— Будет, ты сможешь искупаться.

— Но там же холодно.

— Мы летим не в одну страну, — объясняю ей. — В Лондоне и Берлине прохладно, а в Эмиратах жарко, там можно будет искупаться.

Ксюша хлопает в ладошки и начинает по очереди открывать дверцы шкафчика. Я же смотрю за ее суетой и чувствую, как на лице расплывается улыбка. За то время, что мы провели наедине, я успел убедиться в том, что она моя дочь. У нее есть точно такая же, как и у меня, родинка на шее, у нас одинаковый цвет глаз и упрямо вздернутый подбородок. А еще она смешно морщит нос, когда у нее что-то не получается. Точно, как я в детстве. Даже фотография такая где-то у мамы есть. Поскольку я больше похож на мать, сомнений на счет отцовства, если они и были, не остается.

Я не могу поверить, что у меня есть ребенок.

Взрослый, самостоятельный и слишком умный, потому что за эти несколько минут она успела задать кучу ставящих меня в тупик вопросов. С ней не нужно возиться, менять памперсы, носить на руках по ночам, убаюкивая, ей не нужно материнское молоко, потому что дочь наверняка ест все то же, что и взрослый человек.

Я сглатываю, когда она замирает и, повернувшись ко мне, смотрит так пристально, что у меня, взрослого двадцативосьмилетнего мужика, начинают дрожать руки.

— У меня купальники на самом верху, — вздыхает. — Мама туда всю летнюю одежду ставит. Поможешь достать?

— Да, конечно.

Она показывает, какой шкафчик открыть, говорит цвет купальника, но я даже представить не могу, что искать. Оно все такое… маленькое и разноцветное. Сглатываю, поворачиваюсь и тихо говорю:

— А давай я тебя на плечи посажу, и ты найдешь все, что нужно?

— Да! — Ксюша хлопает в ладоши и прыгает, ожидая, пока я сяду на кровать, а она заберется мне на плечи.

Это страшно. Нужно держать, чтобы не уронить, не отклониться не дай боже в сторону чтобы не ударить об что-то. Понятия не имею, как с ней обращалась Аня. С рождения. С момента, когда она была крохотной малышкой и весила… я ведь даже не знаю, сколько она весила, не видел ее детских фото.

Мимо меня летит летняя одежда, а я стою и боюсь сильно надавить и вместе с этим недостаточно крепко держать. Меня слишком быстро кинули из беззаботной холостяцкой жизни туда, где я должен выполнять обязанности отца. Впрочем, я ведь как-то сам напросился, никто не заставлял, Аня даже пыталась придумать отмазку.

— Я все, — кричит Ксюша, и я медленно сажусь обратно на кровать.

Когда малышка покидает мои плечи, я выдыхаю, лишь бы не слишком громко, а то подумает, что мне трудно и не в удовольствие.

— Пап, а мы точно купим медведя? — спрашивает, обходя кровать и вставая напротив, всего в паре сантиметров от меня.

И смотрит так, что наизнанку выкручивает.

Я не хотел детей, не представлял, что мне нужно будет их заводить и что меня хоть как-то коснется воспитание. Но когда моя дочь смотрит вот так, кажется, что я готов бросить к ее ногам всё. В том числе и свою душу.

— Конечно, купим, — соглашаюсь. — Все, что ты захочешь.

— А жить ты будешь… с нами?

Глава 16

Собираюсь я, конечно, в спешке. Нервничаю, потому что понятия не имею, как Ксюша перенесет перелет. Возможно, все пройдет хорошо, но вдруг ей станет плохо? Или она будет капризничать? Эти мысли не покидают меня, пока мы едем в такси к аэропорту. Насколько я знаю, билет Руслан уже заказал онлайн и нам осталось только его забрать. А еще встретиться в аэропорту с Леонидом, который точно будет удивлен тому, что я таки решила взять с собой дочь.

Хорошо хоть Соня все поняла и не стала задавать лишних вопросов, лишь попросила звонить ей. У здания аэропорта меня начинает трясти от нервов, и как я не пытаюсь успокоиться, никак не получается. Ксюша чувствует себя хорошо, весело болтает, задает Руслану вопросы и вообще создается ощущение, что ни здание аэропорта, в котором много людей, ни перелет ее не пугают.

— Перестань так трястись, — бросает Руслан, замечая мое состояние. — Тебя не к казни готовят, Ксюша уже большая девочка, с ней все будет в порядке.

Ему легко сказать, а я с того самого момента, как мы вышли из такси, пытаюсь себя уговорить, но это не работает. Леонида мы встречаем у стойки регистрации и последующие полчаса проходят для меня будто в тумане. Я позволяю себе выдохнуть только в салоне самолета, когда оказываюсь вместе с дочкой на своих местах. Рядом с нами садится пожилой мужчина, и я окончательно расслабляюсь, понимая, что Руслан не просто уступил дочери место рядом со мной, но и не стал договариваться с пассажиром об обмене.

Когда мужчина встает, а Руслан садится на его место, понимаю, что рано радовалась. Мы проведем весь полет вместе, хорошо хоть между нами будет сидеть Ксюша. Перед взлетом Руслан дает дочери наставления, что делать, просит не боятся, если заложит уши и говорит, что это нормально. Она слушает его, раскрыв рот, и выполняет все указания. В итоге мы спокойно переживаем взлет, и я наконец могу выдохнуть. Ксюшу клонит в сон, я же позволить себе уснуть не могу. Лишь прикрываю веки и как-то так получается, что когда я открываю их в следующий раз, дочь уже не спит и увлеченно разговаривает с Русланом.

У нее в руках книжка и судя по разговору, обсуждают они какую-то прочитанную ситуацию.

— Мама проснулась, — замечает Ксюша.

— Выспалась? — спрашивает Руслан.

Я сглатываю и смотрю прямо на него, думая, что увижу в его взгляде насмешку, но ее там нет.

— Да, мы уже скоро?

— Осталось минут двадцать, ты вовремя проснулась.

Я киваю и остаток пути провожу, слушая, как дочка увлеченно рассказывает отцу о персонажах своего любимого мультика “Смешарики”. Руслан, вопреки моим ожиданиям, не кажется раздраженным. Напротив, мне даже кажется, что ему нравится то, что дочка так быстро нашла с ним общие темы для разговора и позволяет себе открыто вести беседу. Я и сама такого не ожидала, зная, как трудно Ксюша сходится с людьми, пусть это даже будет ее родной отец.

После перелета мы отправляемся в отель, где нас любезно проводят к номерам. Наши с Русланом и правда находятся рядом. Я останавливаюсь у двери, провожу по ней картой и запускаю внутрь Ксюшу. Руслан стоит, прислонившись к стене и смотрит на меня.

— Спасибо за то, что вырастила ее такой, — спокойно произносит он. — Ксюша лучше меня знает, о чем разговаривать и как сглаживать неловкие моменты.

От его слов я попросту теряю дар речи. Он больше не обвиняет меня, не разговаривает так, будто я последняя женщина, с которой он бы хотел находится рядом и в целом ведет себя спокойно. И смотрит так… непонятно. Под его пристальным взглядом я теряюсь и не знаю, что говорить.

— Я всего лишь делала то, что в моих силах, — пожимаю плечами.

— Ты сделала куда больше, — серьезно произносит он и, повернувшись, направляется к своему номеру.

Обживаемся мы с Ксюшей быстро, раскладываем вещи по полкам, достаем аксессуары, духи, шкатулку с украшениями, которые так любит носить малышка.

— Тут красиво, — замечает она. — И очень просторно. Папа мог бы жить с нами.

— У папы свой номер, — замечаю.

— А я могу пойти к нему?

— Солнышко, папа наверняка устал после перелета, пусть отдохнет, ладно? А мы с тобой посмотрим мультики и тоже отдохнем?

Я действительно не хочу тревожить Руслана сейчас, ведь он и так весь перелет провел, слушая неумолкающую дочь. Наверняка сейчас он захочет тишины и полного спокойствия, а не бурную дочку, которая, уверена, устроит бой подушками.

— Ты не проголодалась?

— Хочу морс и блинчики с сыром. Можно, мам?

Ксюша знает, что я редко позволяю есть на ужин то, что ей хочется, но мы, вроде как на отдыхе, и Леонид сказал, что мы можем пользоваться услугами бара и ресторана, счет будет оплачен компанией.

— Можно.

— Заказывай!

Я обещаю, что быстренько схожу в душ и сразу же закажу, а еще беру с Ксюши обещание ничего не трогать и никуда не лезть, даю ей телефон и прошу поиграть минут пятнадцать. Она соглашается, и я, выдохнув, иду в душ. Наспех смываю с себя усталость после перелета, заматываю волосы полотенцем и выхожу в номер. Не сразу понимаю, что слишком тихо и лишь когда осматриваюсь, замечаю, что Ксюши нет. Плотнее запахиваю халат и, как есть, выхожу в коридор. Первый человек, к которому я могу обратиться за помощью — Руслан. Его номер находится всего в нескольких метрах от нашего, и он — отец Ксюши.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍Я быстро стучу в дверь, жду, пока мне откроют и наспех тараторю, как только это происходит:

— Ксюши нет в номере, помоги ее найти, пожалуйста. Она… могла выйти, чтобы найти тебя или просто...

— Она у меня, — Руслан отодвигается от двери так, что я тут же замечаю сидящую за столом Ксюшу и уплетающую блинчики.

Она виновато на меня смотрит, откладывает вилку в сторону и, прожевав, произносит:

— Мне просто стало скучно, и я решила пойти к папе. Он совсем не устал и сразу заказал мне блинчики, — она улыбается, но когда замечает мое обеспокоенное лицо, интересуется: — Ты сердишься?

Так уж получается, что сердиться на свою малышку у меня не получается, особенно когда она смотрит так виновато и растерянно, что я лишь пожимаю плечами и говорю:

— Нет, конечно, хорошо, что папа не устал.

Я чувствую себя неловко от того, что решила этот вопрос за него, что не постучалась к нему, когда Ксюша спросила разрешения провести вечер с ним и не уточнила, хочет ли этого он. Интуитивно мне все еще сложно принять тот факт, что я теперь у дочери не одна, что у нее есть отец, который потерял пять лет и теперь, понятное дело, может хотеть их наверстать.

— Ты можешь зайти и посидеть с нами, если… — Руслан замолкает. — Не доверяешь мне или хочешь быть рядом с дочерью.

— Мне нужно переодеться, — виновато смотрю на свой халат. — Ксюша точно не помешала твоим планам? Она умеет быть настойчивой и добиваться того, чего хочет.

— Да, я заметил, но мне правда не сложно с ней. Нам ведь нужно сближаться, помнишь? — Руслан прислоняется плечом к косяку двери и чего-то ждет.

— Ну, я пошла, — неуверенно говорю. — Переоденусь и приду.

Я переминаюсь с ноги на ногу, а после, мысленно назвав себя дурой, иду к двери нашего с дочкой номера.

— Тебе заказать чего-нибудь?

Я останавливаюсь, мои плечи напрягаются, когда я поворачиваюсь к Руслану, а глаза встречаются с его взглядом.

— Я собираюсь поужинать, — объясняет он. — Ты тоже наверняка проголодалась, думаю, ничего не произойдет, если мы сделаем это вместе.

— Закажи… на свой вкус, — выдавливаю и быстро развернувшись, залетаю в свой номер.

Через какие-то полчаса, когда я приду в себя и переоденусь, а ресторан приготовит еду, меня ждет ужин с Русланом. Я не видела его шесть лет, успела пореветь на его плече, накричать на него и выставить ультиматумы, а еще он считает меня предательницей. И мы будем есть, сидя бок о бок и разговаривая, как… кто? Бывшие любовники?

Скорее, как адекватные родители пятилетней девочки, отрезвляю себя и иду сушить волосы и сменять халат на более подходящую одежду.

Глава 17

В моей руке бокал с игристым розовым шампанским, а в голове полное непонимание всего происходящего. Руслан сидит напротив, в его руке такой же фужер, и он, в отличие от меня, ничуть не теряется. Спокойно отпивает, улыбается дочери, которая играет на полу мозаикой, которую купил и подарил ей он. Когда — понятия не имею, ведь мы почти постоянно были рядом.

— Расскажи мне о ней, — просит неожиданно. — Выпей и наконец поешь, перелет был долгим, а мы встретились еще в твоей квартире. И ты точно не выглядела сытой.

Я сглатываю, натыкаясь на его прямой взгляд и дерзкий тон, а еще спотыкаюсь об двусмысленность фразы.

— Пей, Аня, — громко произносит Руслан. — Я ничего туда не подсыпал, честно.

Он заставляет меня улыбнуться и таки сделать глоток игристого напитка. Выпить все я не решаюсь, потому что рядом с ним я должна быть трезвой даже в мыслях.

— Ксюша очень… умная, — начинаю я. — Много понимает, замечает и запоминает. Разговаривать начала рано, сидеть в пять месяцев, ходить в десять. Сейчас, как ты можешь заметить, она отлично выговаривает все буквы, не картавит, не шепелявит, — я пожимаю плечами и замолкаю, чувствуя, что начинаю хвастаться дочкой.

Я действительно горжусь тем, что она у меня такая. Но вместе с тем не хочу, чтобы Руслан думал, будто я считаю это только своей заслугой. И пусть я сидела с малышкой часами, читала ей книги, а не всучивала телефон или планшет, играла в игры и разговаривала, это не отменяет того факта, что в ней и его гены тоже. Возможно, в детстве он развивался так же быстро, а тут я со своим хвастовством.

— Продолжай, — просит он. — Я хочу знать о ней все мелочи.

Напоминать ему о том, что он хотел сделать тест на отцовство, будет глупо, поэтому я прикусываю язык и вдохнув побольше воздуха, продолжаю:

— В четыре месяца у нее вылез первый зуб, в одиннадцать она сказала мама…

От воспоминаний на глаза наворачиваются слезы. Я помню этот момент так отчетливо, будто он произошел всего несколько дней назад. Я собирала мозаику после игры и думала о том, что приготовить на обед, отошла, чтобы поставить коробку на место и услышала отчетливое:

— Ма-ма!

Коробка упала на пол, а мозаика рассыпалась. Я бросилась к дочери и со слезами счастья, выступившими на глазах, подхватила ее на руки. Для тех, у кого уже есть дети это, возможно, странно, а я радовалась, как ненормальная, потому что Ксюша стала для меня всем. Моим спасением, отдушиной, я радовалась, когда она улыбалась, плакала, когда ей было больно. Она мой единственный ребенок от мужчины, которого я любила. От того, кто сейчас с интересом меня слушает и смотрит так, будто не ненавидит меня. Отбросив ненужные мысли, продолжаю рассказывать и отвечать на вопросы Руслана.

— Да, болела. В два ветрянкой, в три воспалением легких, а в четыре упала с самоката и сломала руку, прививки переносила стойко.

— Поверить не могу, что у меня есть дочь, — заключает Руслан, разливая игристое по бокалам снова. — Взрослая и такая… самостоятельная.

За разговором мы не замечаем, что в номере стало слишком тихо. Оказывается, Ксюша уснула за игрой на теплом ворсистом ковре в центре гостиничного номера. Свернувшись клубочком, умостилась вокруг игрушки и сладко сопит. Я смотрю на нее с улыбкой и поднимаюсь. Не знаю как, но мне все же удалось поужинать вместе с Русланом. Без слез, истерик и скандалов, без выяснений прошлого, просто… за разговором о дочери, которая теперь крепко связывает нас друг с другом.

— Пусть остается, — просит Руслан. — Кровать широкая, мы поместимся, правда, я не уверен, что смогу уснуть, — он усмехается. — Буду бояться что-то сломать ей.

Я теряюсь, не зная, что сказать. Такой Руслан после всего, что я услышала, кажется мне чем-то за гранью реальности, и я попросту не знаю, как с ним быть.

— Ты можешь остаться в моем номере с ней, я лягу на диване в другой комнате.

— Нет, — поспешно отвечаю. — Пусть остается, только ее нужно переложить на кровать.

— Можно мне?

Руслан спрашивает. Не настаивает, не приказывает, а просит разрешения самому переложить дочь. У меня почему-то жутко дрожат руки, когда он аккуратно поднимает Ксюшу и медленно, насколько это возможно, прижимает к себе. Когда Руслан укладывает дочь на кровать и укрывает одеялом, я вдруг понимаю, что из него получится прекрасный, внимательный и заботливый отец. Он будет любить ее так же сильно, как и я, оберегать и защищать даже от самого себя, ведь вот прямо сейчас он боялся коснуться к ней, чтобы не сделать больно.

Я хочу поскорее сбежать из его номера, закрыться в своем и переварить полученную информацию. Передо мной другой Руслан. Не тот, который угрожает и требует, а тот, кто спрашивает и с жутким трепетом относится к малышке, боясь ей навредить.

— Она не испугается? — спрашивает, останавливаясь в метре от меня. — Если проснется, а тебя не будет рядом.

Я вижу неподдельный страх в его глазах и мне снова жутко сильно хочется прикоснуться к нему, успокоить, сказать, что мы обязательно справимся. Только вот никаких “мы” больше нет. Я и он — родители Ксюши, нам придется сосуществовать вместе, но в остальном… я должна перестать думать о нем, как о мужчине, перестать вспоминать его ласки, которые  прямо в эту секунду проносятся в памяти, его поцелуи, что сжигали мою душу дотла и…

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍— Мы должны попытаться, Аня.

Я слышу эти слова, когда туман из воспоминаний рассеивается. Непонимающе смотрю на Руслана и, сглотнув стоящий в горле ком, спрашиваю:

— Попытаться что?

— Воспитывать дочь. Вместе, — дополняет он. — Я и ты, как семья.

— Как семья?

— Я все еще настаиваю на вашем переезде ко мне.

— Давай поговорим об этом… позже.

Я прошу его отложить разговор, потому что чувствую себя не готовой к нему. Я так сильно хочу сказать ему, что между нами ничего невозможно, пока он не верит мне, пока считает, что я предательница и пока видит во мне только ту, кто всегда искала в отношениях с мужчинами лишь выгоду. Мы не можем пытаться построить отношения на осколках прошлых, не изранив души об острые края.

Глава 18

Руслан

Я просыпаюсь от чувства, что на меня внимательно смотрят. Открываю глаза и натыкаюсь на Ксюшу, стоящую на ногах под боком и внимательно глазящую на меня сверху вниз.

— Привет, — говорит сразу, как я открываю глаза. — А я все жду, что ты проснешься. Мама оставила меня с тобой?

— Ага, — киваю. — Я умею быть убедительным.

— А какие у нас сегодня планы? — интересуется, склонив голову набок. — Мы пойдем покупать медведя?

Я начинаю улыбаться, когда она вот так непринужденно напоминает мне о том, что я обещал сделать, но пока не получилось.

— Мы обязательно купим медведя, — улыбаюсь. — Вначале папе нужно принять душ и одеться, потом мы возьмем маму и пойдем завтракать.

Мне, оказывается, легко называть себя папой и строить планы с учетом не на девушек и развлечения, а на дочь. Я распланировал все три дня выходных здесь и уверен, что ей понравится. Как и ее матери, которая тоже будет с нами. Я чувствую себя не готовым к тому, чтобы взять ответственность за Ксюшу целиком на себя.

Душ приходится принимать наспех, потому что в номере меня ждет дочка. Она нетерпеливо сидит на диване и болтает ногами, сверля взглядом дверь в ванную. Я выхожу уже одетым, хотя люблю походить по номеру в одном набедренном полотенце или в чем мать родила. Теперь так не получится, потому что у меня в номере ребенок. Моя дочь. Мне кажется, что я не осознаю это еще нескоро. Так, чтобы до конца.

— Ну что? Готова к развлечениям?

Ее ответ тонет в звонке моего мобильного. Я быстро беру трубку и неожиданно перехожу на видеосвязь с Олей.

— Привет! — кричит она в экран, лежа еще в постели.

Растрепанная и смешная она чем-то напоминает мне Ксюшу. Наверное, тем, что и Олю я воспринимаю больше, как дочь, чем как девушку, хотя мои друзья давно обратили внимание на ее фигуру и внешность и покрутили у виска, что я этого не вижу. Я не могу не видеть этого, но об отношениях с ней никогда не задумывался, потому что она мне как сестра, не более. Потому что я слишком хорошо помню разборки с ее отцом и то, как она плакала у меня на плече.

— Привет. Только проснулась?

— А ты уже успел одеться? — удивляется, прекрасно зная о моих предпочтениях.

— Сегодня без прогулок голышом, — отшучиваюсь. — У меня несколько новостей.

За спешкой у нас с ней так и не получилось нормально поговорить, и я не смог рассказать, что у меня есть дочь. От той самой Ани, которая прыгнула в постель к моему отцу. Я не хочу говорить ей об этом вот так, находясь на расстоянии, но Ксюша меня опережает и, забравшись на кровать, встает сзади.

— Привет! — произносит в трубку. — А ты кто?

Повисает пауза. Оля садится на кровати, прижимая одеяло к груди. Удивленно смотрит в экран, а потом шутит:

— Ты перешел на категорию женщин, у которых уже есть дети?

— Меня Ксюшей зовут, — произносит дочь, ничего не подозревая. — А он, — кивает на меня, — мой папа. И мы сегодня идем покупать мне медведя.

Я почему-то слышу в голосе доче ревнивые нотки, а по тому, как она прищуривается и складывает руки на груди, убеждаюсь в том, что она недовольна. Как и Оля. Она смотрит на мою дочь и наверняка прикидывает ее возраст, а уже потом и предполагаемую женщину, которая могла ее родить.

— Только не говори, что она…

— Оль, сейчас не время, потом мы обо всем поговорим.

Я быстро сбрасываю звонок, понимая, что тем самым расстроил ее. Знаю, что так делать не стоит, но и выяснять, как правильно, а как нет, сейчас не стану. Я принял решение участвовать в жизни дочери, потому что по-другому попросту не смогу. У меня не получится делать вид, что ничего не происходит и быть отдельно от частички себя.

— А кто тебе звонил? — ревностно интересуется дочь.

— Подруга. Она очень хорошая девушка, и я уверен, что вы подружитесь.

Я перетягиваю внимание дочери на предстоящие развлечения и она больше не спрашивает об Оле. Мы вместе выходим из номера и идем к Ане. Она встречает нас уже накрашенной и одетой, красивая, впрочем, как и всегда. На мгновения позволяю себе рассмотреть ее внимательнее. Пухлые губы, большие глаза, смотрящие с доверием, острые скулы и светлые волосы. Она жутко худенькая, маленькая и мне с трудом верится в то, что она смогла родить нашу малышку.

Я хочу ее ненавидеть, внутренне готовлю себя к этому, но глядя на дочь, у меня не получается. Потому что она родила ее. Я хочу спросить ее зачем? Почему не избавилась от ребенка, когда узнала о беременности, почему все же решила, что малышка должна родиться, но пока я боюсь узнать об этих причинах. Мы обязательно поговорим об этом, но потом, когда я буду чувствовать себя достаточно готовым к этому.

— Я уже собралась. Мы успеваем позавтракать? — спрашивает.

— Да, внизу уже ждет завтрак.

Она улыбается, выходит из номера, закрыв его и приседает напротив дочки.

— Как спалось? Я соскучилась.

Я вижу, что она по-настоящему любит дочь и это еще одна из причин, почему я до сих пор не поговорил с ней. У меня так много вопросов “Почему?” именно к ней, и я так сильно боюсь услышать на них ответ.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍Глава 19

Руслан

— Акцент делаем на одежде, — повторяет Леонид, как мантру. — Соответственно, грудь, бедра, руки, это все должно быть в акценте… лицо тоже, но не так принципиально.

— Я понял, ты повторяешься.

— И еще повторюсь, — шипит он, но тут же смягчается. — Работайте, я хочу видеть хорошие кадры.

Чуть не выдаю, что хочу к дочери, но держу язык за зубами и просто разворачиваюсь, чтобы пойти в студию. Рано или поздно Леонид узнает, что Ксюша моя дочь, но лучше, пусть это произойдет позже. Я и сам не в состоянии это осознать, что говорить о других.

— Все готово? — спрашиваю, окидывая взглядом помещение.

— Да, конечно, — кивает визажистка. — Я уже закончила. Модель готова.

Я высматриваю ее.

Взгляд цепляется за белокурую копну волос, уложенную в высокую прическу. С выбивающимися прядями она выглядит естественной и настоящей. Красивой. Аня сидит в каких-то нескольких метрах от меня и что-то увлеченно пишет в телефоне. Совсем не замечает ничего вокруг: ни визажистов, что поправляют ее образ, ни парикмахера, крутящегося рядом, ни стилиста, бегающего вокруг. Она лишь искренне улыбается, закусывает нижнюю пухлую губу и снова печатает. А потом замечает меня и ее улыбка меркнет. Аня становится серьезной, сосредоточенной, телефон убирает подальше в сумку и встает.

Пока она критично осматривает себя в зеркале, ища изъяны, я позволяю себе думать о том, о чем не должен.

У нее кто-то есть?

Кому она писала? Мужчине, парню, жениху?

Я не видел на ее руке кольца, а в квартире как-то не заметил мужской одежды, да и Ксюша ни про кого не упоминала, но теоретически… Аня может быть несвободна.

— Начинаем!

Освещение готово, камера тоже, ассистенты обо всем позаботились, визажисты и парикмахеры подготовили модель, а я думаю о том, кому она писала и улыбалась. Сглатываю. Подхожу к камере. Смотрю через нее на ту, кого мне нужно снимать сегодня едва ли не целый день.

Она знает свое дело, мягко расположилась на небольшом диванчике, выставила ногу так, чтобы было максимально видно брюки, что на ней надеты. Спину откинула чуть назад, уперлась ладонью о диван и вывернула голову так, чтобы смотреть в камеру. Акцент на одежде? Как бы не так! Ей тогда смотреть нужно в пол, а лучше закрыть эти манящие глаза и не провоцировать. Для начала хотя бы меня.

Я с трудом делаю кадры, жду, когда она сменит одежду, снова фотографирую. В какой-то момент мне удается забыть, кто передо мной и что между нами было в прошлом, я просто делаю кадр за кадром. Мы умудряемся перевыполнить план и довольные заканчиваем.

Аня идет переодеваться, по пути прихватив сумку, в которой оставила телефон. Акцентирую внимание именно на этом, хотя обычно пересматриваю фото, смотрю, какие можно удалить сразу, а что вполне можно оставить, но сейчас концентрируюсь на ней, на том, как она уходит из студии, смотря в экран смартфона.

— Ну как съемка? — Леонид приходит почти сразу. — Все хорошо?

— Да, отлично.

— Так может скажешь наконец, что между вами происходит?

Я не удивляюсь, что это так заметно, просто неожиданно, что Леонид вдруг пошел по личному. Раньше как-то не спрашивал.

— Работу, Леня, — усмехнувшись, произношу.

— Сема начнет обрабатывать фото?

— Наверное, — пожимаю плечами. — Я за ним еще пересмотрю. Там хорошие снимки, распечатают, посмотришь. Концепция крутая, модель тоже, обрабатывать почти нечего. Извини, я это… идти мне нужно.

Я оставляю Леонида в студии и иду на выход, осматриваюсь в попытке найти Аню, но ее нигде нет. Решаю пойти пока к Ксюше, которая осталась на первом этаже в развлекательной комнате с нанятой нами профессиональной няней. У конца стены я замираю, потому что слышу ее голос:

— Господи, прекрати, мне нельзя столько смеяться. Как прошел твой день?

Что ей отвечает собеседник я, конечно же, слышать не могу. Как и выглянуть из-за угла, чтобы посмотреть на нее. Так и стою, как идиот, делая вид, что мне безумно интересен мой телефон.

— Мой тоже неплохо, — снова она. — Я только покинула съемку, сейчас планирую гулять с дочкой. Здесь такой красивый город, ты бы видел!

Она разговаривает с мужчиной. Я сглатываю, бесцельно смотрю на экран смартфона, который гаснет у меня в руках. А потом ко мне доносится ее заразительный смех и цокот каблуков. Я понимаю, что за прошедшие годы мужчина в ее жизни это нормально, но не могу отделаться от чувства ревности. Нелогичного и абсолютно ненужного, потому что нас связывает дочь. И только.

Интересно, его она имела в виду, когда говорила, что мы не можем жить вместе, потому что у нас обеих личная жизнь. Я почему-то думал, что она о будущем, а у нее вот… есть кто-то в настоящем. Кто-то, кому она улыбается, с кем смеется, у кого спрашивает, как прошел его день и с кем кричит во время оргазмов.

Мне приходится напоминать себе о нормальном обращении к ней, потому что она — мать моей дочери. Однако когда вижу ее с Ксюшей: посвежевшую, с розовым румянцем на щеках и счастьем в глазах, хочется стереть это удовольствие с ее лица и заставить страдать. Дурацкое и аморальное желание сделать больно именно ей появляется так стремительно, что я едва могу его контролировать.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍— А вот и папа, — радостно сообщает Ксюше и отпускает дочь ко мне. Я ловлю ее маленькое тельце, подхватываю на руки и целую в щеку. Все это умудряюсь проделать, не отрывая взгляда от ее мамы. — Мы хотим погулять, — произносит, поравнявшись со мной. — У тебя не было планов с Ксюшей?

— Были, — киваю. — Я хотел забрать ее на несколько часов, чтобы погулять в торговом центре, сводить на аттракционы, купить медведя, которого она так ждет, — я улыбаюсь дочери и щелкаю ее по носу, впитывая эмоции, которыми она щедро со мной делится.

— Мы долго будем гулять? — интересуется Аня.

— Мы? — с жестокой усмешкой на губах. — Я собирался сделать это сам.

Ее улыбка меркнет, взгляд становится тусклым, она сглатывает и шумно выдыхает. Я совсем не хороший мальчик и мне трудно быть с ней таким, даже с оглядкой на то, что она родила мне дочь.

Глава 20

— Заскучала? — от тяжёлых мыслей меня отвлекает подошедший к столику Леонид.

Я улыбаюсь, потому что с ним по-другому нельзя, и смотрю за тем, как он садится напротив. Официант, работающий в ресторане торгового центра, тут же подходит к нам и протягивает мужчине меню.

— Не нужно, — отказывается он. — Апельсиновый фреш мне принесите.

Официант уходит, а я отпиваю из чашки свой кофе и пытаюсь не думать о том, что отпустила дочь с Русланом. Не нашла причин возразить и, поцеловав Ксюшу, просто ушла. Леонид не дал возможности подумать о случившемся и серьезно меня отвлек.

— Дочка с отцом? — неожиданно интересуется он.

Я молча смотрю на Леонида и не знаю, что говорить, Руслан ему рассказал?

— Я не дурак, — хмыкает, рассеивая мои подозрения. — Сначала он не хочет тебя фотографировать, а потом отказывается от выпивки со мной. Ну и дочь похожа.

Я киваю. Отцовство Руслана действительно очевидно.

— Как вы познакомились? Извини, что лезу, если не хочешь, можешь не говорить, обсудим что-то другое.

— Нет, все в порядке, — поспешил говорю.

— Дочери около пяти, да? — уточняет. — Руслану совсем мало было и ты старше.

— Я была его преподавательницей в институте, — вздыхаю. — И он… помог мне.

— Руслан помощник, — кивает Леонид. — Не может пройти мимо беды, хотя хочет казаться бесчувственным и равнодушным. Хотя иногда он действительно такой.

Леонид даже не представляет, насколько попадает в точку. Каких-то полчаса назад Руслан именно так: жестко и безапелляционно заявил, что собирается погулять с дочкой сам. Его сегодняшнее поведение настолько сильно отличается от вчерашнего, что выбивает меня из колеи.

Хотя вчерашнее выбивало куда сильнее. Его мягкие замечания, совсем не ранимые слова и внимание заставляло удивляться сильнее, чем то, как он повёл себя сегодня. Мы ведь не можем разговаривать без ненависти, так, будто между нами ничего и никогда не было.

Ему приносят заказ тогда, когда я почти допиваю свой кофе. Возвращаться в отель совсем не хочется, ведь там я окажусь зажатой в четырех стенах и начну думать. Поэтому решаю посидеть рядом с Леонидом, поговорить. Руслан гуляет с Ксюшей в этом же торговом центре, и я предпочитаю забрать дочку сама, а не ждать ее в номере.

— А вы своих детей не брали?

— Давай на ты, — тут же предлагает Леонид. — Старпером себя чувствую, когда “выкают”.

— Хорошо.

— Детей я не брал. С няней. Им уже по десять, самостоятельные, понимают, что я работаю для них, так что… у меня на них здесь времени не будет, а там школа, — он пожимает плечами и наполовину опустошает стакан с соком. — В общем, пусть дома будут. Тебя Руслан уговорил дочь взять?

— Да, — вздыхаю. — Она должна была дома остаться, с сестрой, ходить в сад, но…

— Он умеет быть настойчивым, — Леонид кивает. — У меня предложение есть, — тут же переходит к делу. — Давай поужинаем. В номере сидеть не хочется, да и самому идти так себе.

— Ты приглашаешь меня на свидание? — отшучиваюсь.

— Почему бы и нет? — удивляется Леонид. — Я взрослый мужчина, ты свободная женщина, идем!

— С чего ты взял, что я свободная?

Между нами повисает неловкая пауза, Леонид бросает взгляд на правую руку, отмечает отсутствие кольца и выдает:

— Обручального-то нет… и помолвочного.

— Возможно, я просто встречаюсь.

— Это всегда можно исправить! — заявляет. — Мужа нет, жениха тоже, остальные не стоят внимания.

Я смеюсь. Искренне и открыто, потому что с Леонидом мне легко. Я воспринимаю его, скорее, не как мужчину, а как старшего брата или отца, с которым легко и можно поговорить практически обо всем. Я хочу ответить ему согласием, но как раз в этот момент звонит мой телефон. На экране имя Руслана. На мгновения думаю проигнорировать его звонок, но потом вспоминаю, что с ним Ксюша и нажимаю ответить. Беру трубку и первое, что слышу:

— Ты нужна мне, Ксюша потерялась.

Паника сковывает все мое тело, я чувствую, как страх расползается по внутренностям и не дает возможности дышать. Я никогда не теряла дочку. Всегда крепко держала ее за руку, смотрела, когда она была в торговом центре с другими детьми и… как вообще можно потерять ребенка?

— Я не знаю, — отвечает Руслан, потому что я сказала это вслух. — Она была со мной, я держал ее за руку, на несколько мгновений отвлекся на звонок и… ее нет рядом, — и хоть его голос звучит озабоченно, растерянно и виновато, я чувствую, как внутри закипает злость.

— Где ты? Я сейчас приду.

— На первом, стою в центре. Я не знаю, как ее искать.

Я сбрасываю звонок и говорю Леониду, что мы обязательно поужинаем, но в следующий раз.

— Я могу помочь с поисками, — предлагает.

— Думаю, мы справимся. Она не могла выйти за пределы торгового центра.

Я говорю это и понимаю, что не уверена. Ксюша любопытный ребенок. Ей интересно все новое, а здесь для нее все необычно. Другие люди, страна, даже разговор другой. По пути вниз я буквально сбегаю с эскалатора, расталкивая людей. На меня наверняка смотрят, как на умалишенную, но думаю я только о Ксюше. Она не знает языка и ей никто не сможет помочь. Потеряйся она в России, я бы паниковала меньше, но мы за границей, где малышка никого не знает.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍Руслана я нахожу в центре первого этажа. В его руках огромный плюшевый медведь и телефон.

— Давно она потерялась? — спрашиваю сразу, как подхожу.

— Пару минут, я сразу позвонил тебе, когда понял, что не вижу ее в толпе.

— И почему же мне? — не без язвительности в тоне, спрашиваю у него.

— Думал, ты знаешь, что делать.

— Я. Никогда. Не. Теряла. Дочь, — говорю, разделяя каждое слово. — Никогда, понял? Нам нужно подойти к охраннику, посмотрим по камерам, где она может быть.

Понятия не имею, сможем ли мы этим чего-то добиться, но это рациональнее, чем бегать по торговому центру в поисках самим.

У охраны Руслан быстро сообщает о случившемся, потому что мой уровень английского недостаточно хорош, да и я не уверена, что в состоянии связать несколько слов вместе. Охранник кивает, а после нас проводят в кабинку, где установлены камеры, Руслан говорит, что мы можем поискать дочь через мониторы, но спустя пять, десять, пятнадцать минут я теряю надежду и вылетаю из комнаты. Ее нет в торговом центре! Нет!

— Аня! — Руслан останавливает меня в коридоре. — Куда ты? Нам нужно искать дочь.

— Вот именно! — рычу я. — Ты видел ее на камерах? Ксюши нигде нет. Она могла выйти из центра, попасть под машину, что угодно! — кричу, не заботясь о том, что на нас смотрят.

— Я понимаю, но мы должны поступать разумно, нет смысла бежать на улицу, стоит заявить в полицию.

— Разумно? — повышаю голос и вырываю руку из его захвата.

Я хочу расцарапать ему лицо и сделать так, чтобы он никогда больше не появлялся ни в моей жизни, ни в Ксюшиной.

У нас все было хорошо.

Без него.

— Вот и поступал бы правильно, а не разговаривал по телефону со своими шлюхами!

Я не должна этого говорить, но слова вырываются непроизвольно. Я чрезмерно зла на него за то, что он сделал, что забрал дочку, будучи не готовым к присмотру за ней. Как можно было быть таким беспечным? Непродуманным? Как можно было отвлечься на звонок, когда рядом маленький ребенок? На кого можно так отвлечься? Я никогда этого не пойму! И не прощу ему, если с Ксюшей что-то случиться.

Глава 21

— Мама! — слышу спустя час бесполезных поисков.

Первые несколько секунд мне кажется, что это галлюцинации. Я в бреду и поэтому слышу голос дочери, но она снова зовет меня.

— Мама!

Я оборачиваюсь, поднимаюсь со скамейки, где сидела обессиленная и встревожена и до невозможного быстро лечу к ней. Подхватываю Ксюшу на руки, целую в мокрые от слез щечки, в носик, в лобик, жму к себе, что есть сил. Не обращаю внимания ни на того, кто ее привел, ни на кого-либо другого. Я просто не могу поверить, что она нашлась. Спустя час нервов, истерик, поисков, она со мной, рядом, крепко обнимает меня и что-то шепчет на ухо, но слов я не разбираю.

Успокоившись и осознав, наконец, что дочка рядом со мной и ей ничего не угрожает, она не убежала из торгового центра, а находилась в нем, могу сконцентрироваться на том, что происходит вокруг. Тут и полиция, и случайные прохожие и та приятная молодая женщина, что нашла мою девочку.

— Спасибо, — благодарю ее на английском. — Спасибо.

Женщина лишь улыбается и пожимает плечами, говорит, что услышала о пропаже, а потом увидела девочку в магазине игрушек. Она стояла рядом с большим слоном и плакала. Я набираю в легкие побольше воздуха и нахожу в себе силы устоять на месте и не упасть от бессилия.

Когда все заканчивается, мы с Ксюшей едем на такси в отель. Тут совсем недалеко, но я все равно прижимаю дочку ближе к себе и ни на мгновение не отпускаю ее руку. Несмотря на то, что не виновата в случившемся, все равно чувствую себя так, будто могла это предотвратить. Настоять на том, что я должна пойти с ними, что мне нужно быть рядом, что одни они не пойдут. Я могла сделать это, но уступила, потому что не хотела спорить, потому что не должна, но чувствую чертову вину за то, что тогда поступила с ним так. Я сделала все, что было в моих силах, лишь бы он жил полноценной жизнью и не сидел в тюрьме из-за меня, но до сих пор вижу боль и ненависть в его взгляде, когда он смотрит на меня.

— Мам, папа не виноват, — аккуратно замечает дочь, когда мы заходим в номер, и я позволяю себе сесть в кресло, вытянув ноги. — Я сама ушла. Он попросил меня быть рядом, но я не послушалась.

Я знаю, что так и было, потому что Ксюша никогда мне не врет, но не могу позволить себе просто так простить Руслана и просто забыть о случившемся. Вряд ли в ближайшее время у него будет возможность остаться с дочкой наедине, хотя какая-то часть меня все равно противиться этому решению. С одной стороны, это неверно, он должен учиться нести ответственность за Ксюшу, но с другой… я не могу рисковать тем единственным, что дорого мне больше жизни.

— Ты меня больше не отпустишь с папой, да?

— Солнышко, ты потерялась, — пытаюсь объяснить ей. — Я переживала, да и папа тоже искал тебя. Он недосмотрел за тобой, понимаешь?

— Его отвлекла Оля, — дочка пожимает плечами. — Он говорил с ней утром и она звонила ему, когда он попросил меня побыть рядом и никуда не уходить. Я не послушалась, поэтому я виновата, но я больше никогда не стану так делать. Обещаю.

— Ты не виновата, солнышко, папе не стоило отпускать тебя.

Знаю, что фактически делаю Руслана виноватым, но не могу позволить своей пятилетней дочери считать себя главной бедой и боготворить отца, которому важна лишь какая-то Оля.

— Он не отпускал меня, он ответил на звонок.

— Папа познакомил тебя с Олей?

— Да! — энергично кивает головой. — Она его подруга и он уверен, что мы подружимся, но она мне не понравилась.

— И почему же?

— Потому что я ей тоже не понравилась, — со вздохом произносит.

Я делаю глубокий вдох и плавно выдыхаю, прошу дочку переодеться и говорю, что ей нужно принять душ, а сама начинаю ходить из стороны в сторону по номеру. Поверить не могу, что оказалась права и Руслан потерял дочь из-за женщины. Я злюсь, думая об этом. Хочу высказаться ему, надавить на это и уколоть, но понимаю, что это неправильно. У него есть личная жизнь, и я понимаю это, но все равно злюсь. За то, что он выбрал приоритет, и им оказалась не Ксюша, за то, что уже познакомил дочь со своей подругой. Интересно, как тогда он планировал жить всем вместе? Или он предложил бы ей тоже переехать к нему? Я — законная мать его ребенка, а она — любимая женщина?

— Мам, я сама приму душ, можно? Ты только воду включи, — отвлекает Ксюша.

— Да, хорошо, — киваю и иду включать небольшой напор.

Закрыв за дочкой душевую кабинку, выхожу в номер и слышу стук в дверь. Иду открывать и замираю на пороге, потому что там стоит Руслан. Все с тем же большим белым медведем в одной руке и коробкой конфет в другой. Я тут же складываю руки на груди и нетерпеливо жду, что он скажет.

— Я виноват, — признает он. — И я обещаю, что такого больше не повторится.

— Конечно, не повторится, ведь ты больше не заберешь дочь гулять без меня.

Я жду от него возмущений, жду, что он скажет про ущемления, напомнит, что может заявить о правах через суд, но Руслан молчит. Смотрит на меня тяжелым взглядом и кивает:

— Я и не планировал.

Когда он вот так виновато смотрит, я просто не могу на него злиться, поэтому все слова вылетают из головы. Я забыла, какие аргументы собиралась привести ему, что хотела сказать, чтобы он понял, потому что он и так осознает случившееся.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍— Я могу… зайти? Обещаю, Ксюша останется с тобой, я просто хочу… извиниться.

Конечно, я отхожу в сторону, пропускаю его в номер и прошу подождать, потому что дочка в душе. Иду за ней, помогаю малышке вытереться и одеться и сообщаю, что в комнате ее ждет сюрприз. Взвизгнув, она несется туда и с громким криком “Папа” запрыгивает к нему на руки.

Я так и стою, замерев, около двери ванной. Ксюша, оказывается, успела так сильно привязаться к Руслану, довериться, полюбить. Я сглатываю, понимая, что должна буду смириться с этим, если не хочу потерять дочь и настроить ее против себя. Она слишком сильно мечтала об отце, чтобы теперь остаться без него, потому что мама параноик. В конце концов, такое могло случиться с каждым, со мной, например. Сотни родителей теряют своих детей не потому, что недостаточно хорошо смотрят за ними, а из-за слишком непоседливых малышей.

— Ты на меня не обижаешься? — виновато спрашивает Ксюша.

— За что? — удивляется Руслан.

— За то, что я ушла. Я ведь не послушала тебя и потерялась.

— Малыш, ты не виновата, — Руслан садится в кресло и увлекает дочку за собой, размещая на коленях.

Медведь оказывается на кровати, туда же летят и конфеты. В этой идиллии отец/дочь начинаю чувствовать себя третьей лишней, но уйти не могу, потому что меня парализует от слов Руслана.

— Виноват папа, солнышко, — спокойно и уверенно произносит он. — Я хотел провести день только с тобой, но должен был предложить и маме пойти с нами, тогда она бы присмотрела за тобой, пока я разговаривал по телефону. Ты еще слишком маленькая, чтобы самостоятельно находиться в таком большом центре, к тому же там было много людей. Не удивительно, что ты потерялась.

— Мне не нравится твоя подруга, — упрекает малышка. — Она забирает тебя у меня и у мамы.

Глава 22

Руслан

Необходимость взросления накрывает меня так, что я едва поспеваю. Еще пару дней назад единственной ответственностью, что я на себя взял, была Оля. И хоть ей уже двадцать, оставить ее одну в квартире оказалось достаточно сложно. Для меня она есть и будет шестнадцатилетней девчушкой, что присылала мне смешные смайлики и веселила, хотя самой было не лучше.

Я узнал о ее проблемах в семье полгода назад, когда она заплаканная приехала по указанному адресу. Она была обута в потрепанные кроссовки, выгоревшую от времени куртку и тонкие джинсы в мороз. Она не спешила делиться проблемами и лишь просила несколько дней, чтобы оправиться. Оля обещала найти работу, но я даже слушать об этом не хотел. Ей нужно было учиться и жить, а не работать уборщицей или горничной и все деньги отдавать на съем крошечной комнатушки в какой-то общаге с клопами.

Я буквально уговорил ее остаться и пойти на учебу.

Думал, ее родители как-то опомнятся, позвонят, засуетятся в поисках дочери, но ничего. Ни одного звонка или смс. Как будто и не было у них дочери. Я справлялся своими силами. На тот момент я зарабатывал достаточно, чтобы потянуть обучение Оли. Я покупал ей шмотки, водил по магазинам, когда она утверждала, что ей ничего не нужно. Упрямая и гордая, она не плакала по ночам и умоляла невидимую опасность ее не трогать.

Наверное, поэтому я думал, что уже ответственный взрослый мужик, который уж точно способен справиться с маленькой пятилетней девочкой. Но вот она смотрит на меня пронзительным пристальным взглядом и говорит, что моя подруга Оля отбирает меня у нее. И у мамы, конечно же.

Я как-то забыл, что к этой непослушной, дерзкой и взрослой не по годам малышке прилагается еще и ее мать. И вот что отвечать — не имею ни малейшего понятия, потому что в сложившейся ситуации Ксюша абсолютно права. Не то, чтобы у Оли была возможность забрать меня у дочери, но она звонила, а я не мог не ответить, потому что с ней могло случиться что угодно.

— Оля никогда не отберет меня у тебя, — произношу с улыбкой, потому что уверен в этом на все сто. Я прочно прикипел к девочке и ни за что не променяю ее ни на кого в своей жизни.

Вот она — женщина, способная вить из меня веревки.

— А у мамы?

Позади слышится шум. Активизируется Аня, которая к этому моменту почему-то вела себя, как парализованная и стояла где-то позади. Я уверен, что она всё слышала и только теперь пытается сгладить неловкий момент. Отвечать после того, как она отвлекает Ксюшу и что-то быстро тараторит, конечно же, нет необходимости, но я почему-то не ухожу. Сижу в кресле, широко расставив ноги и наблюдая за тем, как она разговаривает с дочкой, как просит ее посидеть спокойно, чтобы она могла заплести волосы в косу.

Красивый прямой профиль, пухлые очерченные губы, ровный нос и высокие скулы. Аня ни на грамм не поправилась после последней нашей встречи шесть лет назад. Маленькая, хрупкая, почти невесомая. Она искренне улыбается дочке и аккуратно заплетает той волосы, а я просто смотрю за нее и не могу отвести глаз. Обхожу взглядом хрупкие тонкие кисти, худые руки и плечи, а еще торчащие, прямо как прежде, ключицы.

Будто почувствовав мой взгляд, она поднимает голову и поворачивается ко мне. Натыкается на внимание и, заливаясь краской, возвращается к плетению волос, позволяя мне бесстыже ее изучать и дальше. Я чуть подтягиваюсь на кресле и сажусь так, чтобы было удобнее, потому что вдруг понимаю, что испытываю едва ли контролируемое желание, которое трудновато скрывать, учитывая то, во что я одет.

— Папа почитает мне сказку? — с интересом спрашивает Ксюша.

— Он наверняка устал.

— Я хочу сказку от папы, — стоит на своем.

— Ему тоже нужен отдых. Он хочет спать.

— Но ведь он здесь, — малышка смотрит прямо на меня. — Почитаешь?

— Конечно.

От их перепалки успокаиваюсь и переключаю внимание на дочку, жду, когда Аня закончит плести ей косу и, когда это происходит, беру в руки книжку и забираюсь на кровать. Читаю, наверное, минут двадцать, прежде чем вижу, что Ксюша уснула. Аня сбежала в ванную почти сразу и все, что мне было доступно — слышать звук включенного душа. Шум стекающих струй воды и то, как они ударяются о ее тело.

Сглотнув, поднимаюсь с кровати и иду к ванной. В центре комнаты останавливаюсь и запускаю руки в волосы, кручусь вокруг своей оси и впиваюсь взглядом в дверь, за которой скрывается она. Снова.

Шум воды все еще не утихает, и я таки преодолеваю расстояние до ванной. Останавливаюсь у двери, буравлю ту взглядом, будто она может раствориться и мне не нужно проверять, закрылась ли Аня. Я почему-то думаю, что нет.

А потом вспоминаю, что в моем номере попросту нет защелки.

Сглатываю.

Рука сама тянется к ручке.

Сжимаю металл так сильно, как могу, перевожу дыхание и поворачиваю, убеждаясь в том, что дверь открыта.

Мне требуется всего несколько секунд, чтобы отпустить ручку и отойти. Шаг. Второй. Я оказываюсь у входной двери, бросаю взгляд на дочь, убеждаюсь, что она спит и покидаю номер, пока не натворил глупостей. В своем оказываюсь спустя минуты, закрываюсь и освобождаюсь от одежды, будто она радиоактивна. Тоже иду в душ. Чтобы сбросить напряжение прошедшего дня и расслабиться. И чтобы перестать думать о ней.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Настраиваю душ на холодную воду, встаю под струи и действительно немного успокаиваюсь, правда, ненадолго. Желание возвращается с новой силой. Я сглатываю и утыкаюсь лбом о плитку, дышу глубоко и часто, пытаясь искоренить ее образ из головы. У меня ведь получалось, раньше. За шесть лет я успел забыть ее запах и даже то, как она выглядит. Смазалось, но не забылось, потому что стоило увидеть ее снова, и я чувствую себя, как шесть лет назад.

Чувства абсолютно не поддаются контролю, в груди горит, ниже пояса все скручивается узлом от безудержного желания. Я хочу ее. Снова. И я не могу это контролировать. Пытаюсь унять наваждение единственным доступным и известным мне способом. Правда, минуты через три приходится отвлечься, потому что я отчетливо слышу стук в дверь.

Выхожу из ванной, обматываю полотенце вокруг бедер и для верности, вернее, для сокрытия преступления, набрасываю на плечи халат. Иду к двери, распахиваю ее, чтобы посмотреть, кто же так настойчиво ко мне рвется и замираю, потому что там она.

Стоит с раскрасневшимся после горячего душа лицом, с виноватым взглядом и моим телефоном в тех самых хрупких руках, которые я помню на своем…

Твою ж ма-а-а-а-а-а-ть!

— Тебе звонили, — виновато произносит. — Я не стала брать трубку, только выключила звонок, оделась и вот, — она протягивает мне телефон, а я окидываю ее взглядом.

Оделась?

На ней черный шелковый пеньюар с глубоким декольте. Она его, конечно, умело прикрыла халатом из комплекта, но разве мое воображение не умело рисовать? Мне достаточно заглянуть в ложбинку груди, чтобы представить, как смотрятся ее сиськи после душа в одной ночнушке на голое тело.

Халатик ведь даже не завязан.

Я сглатываю.

Тяну руку за телефоном и зачем-то хватаю ее за руки, развожу их в стороны и… да… у меня нет шансов. Нет ни единой, мать вашу, возможности устоять. Там идеальная ночная сорочка, коротенькая, доходящая до середины бедра и до невозможности туго стягивающая пышную грудь.

— Руслан…

Она пытается вырваться, и я даже ее отпускаю. Убираю руки от ее кистей и забираю телефон, швыряя его куда-то на пол за своей спиной.

— Я бы хотела еще поговорить, — сглотнув, произносит она. — Можно войти?

И запахивает халат, на этот раз завязывая его на пояс, а не просто придерживая руками. Я усмехаюсь. Вряд ли ее это спасет. Она ждет ответа, а я туплю, потому что просто поговорить у нас точно не получится.

— Если ты зайдешь, мы вряд ли ограничимся разговорами.

Взгляд в упор. Жду, что она откажется, пожмет плечами и скажет, что придет в другой раз, но она делает шаг ко мне, касается правой части плеча и слегка надавливает, чтобы я отошел от двери. Аня протискивается внутрь, а я захлопываю двери. Мне требуются секунды, чтобы развернуться и пойти в наступление. Еще мгновения, чтобы подхватить ее под ягодицы и прижать к стене рядом с дверью. Упираюсь в нее бедрами и заставляю обвить меня ногами, смотрю в ее испуганный взгляд и дурею, потому что там… желание. Возможно, не такое сильное, как мое, не столь дерзкое, и наверняка смешанное с испугом, но оно там.

Я касаюсь ее губ, вначале аккуратно, едва ощутимо, вспоминая их вкус, мягкость, запах. Они другие. Я вдруг слишком сильно это осознаю. Не уколотые гиалуроном, просто… не такие, какими я их запомнил. Ухоженные, мягкие, без кровоточащей раны с одной стороны и без сухости. Аня послушно отвечает мне на поцелуй, будто телефон был лишь предлогом, чтобы прийти ко мне и на самом деле она хотела того же. Ее руки обхватывают мою шею, ноги обвивают бедра, а грудь упирается в мою.

Ее губы вкуса вишнёвого бальзама, а тело пахнет кокосовым гелем для душа вперемешку с ее ароматом, от которого мне просто сносит крышу. Наверное, если бы она попросила сейчас остановиться, я бы так и не смог этого сделать. Уговорил бы, сказал, что угодно, потому что желание напрочь застилает разум. И обиду, ненависть, недоверие. Все это уходит на второй план.

Я едва ли помню, как все происходит. Наши тела соприкасаются друг с другом, ее руки стаскивают с меня халат, мои освобождают ее от одежды. Прерывистое дыхание разрезает тишину комнаты, нетерпеливые касания заставляют нас быстрее идти к разрядке. Она сдается первой, издает протяжный стон, впивается пальцами в мои плечи и смотрит из полуопущенных век. Я едва успеваю прийти в себя и, чуть сместившись в сторону, тоже достигаю удовольствия.

Я отпускаю ее, когда Аня начинает шевелиться и отталкивать меня. Убираю руки, отхожу на пару шагов, не стесняясь своей наготы. Поднимаю полотенце и халат, набрасываю последний на себя, скорее, механически, чем из желания прикрыться. Я давно вырос из возраста стеснения, а она не раз видела меня без одежды и нижнего белья. Я не сразу решаюсь посмотреть на нее, но все же поворачиваюсь, ловлю ее неловкие движения, дрожащие руки, которыми она пытается расправить халат. Она дезориентирована и растеряна, дрожит, как осиновый лист, так что уже непонятно, от оргазма это или чего-то другого.

Аня одевается, поднимает голову, смотрит на меня и я ловлю в ее взгляде то, чего там быть не должно — недоумение и удивление.

— Руслан? — ее тон далек от благодарности за прекрасно проведенный вечер.

А спустя мгновения она осматривает мой номер, цепляется взглядом за вещи, небрежно брошенные на стул, за бутылку с виски у стола и явно не ее телефон у двери, а еще на кровать, где нет Ксюши.

— Прости, я… — она вдыхает полной грудью и произносит. — Мне нужно идти.

Я как-то даже не успеваю ее поймать, потому что она стремительно покидает мой номер.

Какого черта только что произошло?

Глава 23

Я не должна была идти к нему в номер.

Эти слова крутятся в моей голове, как на повторе. Я думаю об этом, когда иду к себе, когда открываю дверь и даже когда убеждаюсь, что она заперта, и я в безопасности. Ксюша мирно спит на кровати. По-другому и быть не могло, ведь за целый день она испытала массу эмоций и даже успела потеряться. Дочка редко просыпается по ночам, поэтому я так спокойно вышла из номера, к тому же, я ведь собиралась только отдать телефон.

О том, что было после, не хочу даже думать.

Голова начинает болеть от перенапряжения, а таблетка успокоительного, что я выпила накануне, больше не действует. Меня начинает трясти от осознания того, что только что произошло. Мы переспали. Я и… Руслан. Поддались искушению, пошли на поводу у страсти и… сблизились. Я хочу взвыть в голос, но все, на что меня хватает — молча съехать по стенке на пол и сесть, поджав под себя колени.

Я не должна была такого допустить.

Я сижу так: поджав колени под себя и смотря в одну точку, кажется, слишком долго. Время давно переваливает полночь, в номере полнейшая тишина, я должна спать уже как минимум час, но не могу уснуть, потому что тело горит от его прикосновений, а в голове одна за одной возникают картинки нашей близости. Его руки на моей талии, на спине, лопатках, плечах. Влажные губы касаются шеи, рта, щек, ключиц.

Распахиваю глаза и снова смотрю в одну точку, правда, легче не становится.

На этот раз мозг воспроизводит мои ощущения: подушечки пальцев касаются мужской горячей кожи, мои губы исследуют его, а ноги обвивают массивные бедра. Я вдыхаю его запах так глубоко, что он задевает мои рецепторы, дразнит, манит, притягивает и обволакивает дурманом.

Я помню все до мельчайших подробностей.

Зарываю руки в волосы и пытаюсь глубоко дышать, чтобы не началась истерика. Я ведь умею с этим жить, справляюсь, по крайней мере раньше получалось. Когда понимаю, что меня накрывает волной, поднимаюсь с пола и начинаю вышагивать по номеру, иду в ванную, но так и не решаюсь пойти в душ, понимая, что все еще пахну им.

Я сошла с ума. Помешалась на одном единственном мужчине настолько, что боюсь смыть с себя его запах.

Возвращаюсь в комнату, сажусь в кресло и пытаюсь понять, как я это допустила. Успокоительные всегда действовали на меня слишком сильно: начинала кружиться голова, появлялась свинцовая тяжесть в теле, нервоз уходил, а на его место приходило успокоение. Я не могу объяснить себе, как вышло так, что я зашла в номер. На то, чтобы отдать Руслану телефон должно было уйти не больше минуты, а таблетки не действуют так быстро.

Видимо, виной всему то, что я так и не поела.

Я засыпаю ближе к трем часам. Завтра съемок нет, весь день я обещала уделить Ксюше и надеюсь, что она проспит достаточно, чтобы и я успела выспаться.

К сожалению, моим желаниям не суждено сбыться, потому что Ксюша поднимает меня ровно в восемь, и это даже поздно для нее. Дочка полностью выспавшаяся и точно не понимает, почему я так нехотя встаю с кровати и так медленно реагирую на ее просьбы. Я все еще пахну им. И все еще не хочу смывать этот запах, который въелся мне в кожу. Наверное поэтому я откладываю поход в душ и первым делом заказываю для Ксюши завтрак. Беру ее любимый яблочный сок и сырники с апельсиновым повидлом. Себе заказываю яичницу с беконом, хотя голода совсем не чувствую.

Все еще корю себя за случившееся.

И не могу поверить, что это произошло на самом деле.

— Сырники очень вкусные, — сообщает Ксюша, доедая последний. — Омлет не очень, да?

Она, конечно же, замечает, что я не хочу есть. Как и то, что я все еще не была в душе. Я должна сделать это ради дочки: доесть, помыться, высушить волосы и выйти из номера, чтобы погулять с ней. Уделить ей этот день. Правда, пока не имею ни малейшего понятия, как встретится лицом к лицу с Русланом. Как вести себя, что говорить…

Я с трудом доедаю завтрак и поднимаюсь, чтобы принять душ, но на полпути к ванной останавливаюсь, как вкопанная, потому что в дверь стучат и Ксюша тут же бежит открывать. На пороге, конечно же, Руслан. Он подхватывает дочку на руки и, в отличие от меня, его волосы чуть влажные после душа. Я запахиваю банный халат на себе сильнее и решительно выдерживаю взгляд и даже здороваюсь.

— Ты не спешишь? — уточняю. — Я хотела принять душ, побудешь с Ксюшей?

— Да, иди.

Я скрываюсь за дверью ванны и с сожалением понимаю, что в номере нет шпингалета. А он нужен! Я с трудом подавляю приступ паники и убеждаю себя, что Руслан точно не зайдет. В номере дочка. Сбрасываю халат и быстро шагаю в душевую, закрывая за собой створки.

Прощаюсь с его запахом, намыливая волосы кокосовым шампунем и нанося на кожу такой же гель. Этот запах мой любимый, но иногда, когда я хочу экспериментов, беру вишневый или малиновый. Сейчас почему-то мне претит кокос. Я не хочу наносить его на тело, но уже делаю это и быстро смываю. Вылезаю из душа, вытираюсь белым махровым полотенцем, надеваю белье и одежду и выхожу в номер.

Замечаю за столом Руслана, который, как ни в чем не бывало, уплетает завтрак. Видимо, заказал его прямо в мой номер.

— Какие планы? — спрашивает он. — Ксюша просится на карусели, я думаю ее туда отвести. У тебя нет дел, чтобы ты могла пойти с нами?

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍Я сглатываю. Смотрю на то, как аккуратно он поглощает пищу, как разрезает мясо и отправляет его в рот и беззаботно смотрит на меня. Так это будет? Так мы станем общаться? Будто вчера ничего и не было?

— Я свободна, можем пойти на аттракционы.

— Супер. Вижу, ты уже собрана. Ксюша, кстати, тоже, — он кивает в сторону дочки, которая довольно улыбается и что-то нажимает на его телефоне.

Иду к нему, останавливаюсь у стола и сажусь на кресло напротив. Не знаю, о чем спросить, но хочу поговорить о случившемся. Так, будто ничего и не было, я себя вести не могу.

— Я знаю, что ты хочешь сказать, — произносит Руслан, понизив голос до шепота, чтобы Ксюша нас не услышала. — Что все было ошибкой, что мы должны забыть случившееся, как страшный сон, — он усмехается, дожевывая бекон. Поднимает голову и смотрит прямо на меня. — Ошибкой я это не считаю. Я прекрасно отдавал себе отчет в том, что делаю.

— Я не собиралась говорить, что это ошибка.

— Но ты не планировала, — замечает.

— Что? Нет! Конечно же нет, я пришла отдать тебе телефон, а потом…

Запинаюсь. Наш разговор уходит не в ту сторону. Нужно было поговорить о том, как нам общаться дальше, а вместо этого мы обсуждаем то, что случилось.

— Я говорю это к тому, чтобы ты не корила себя остаток поездки. Это случилось, потому что мы оба этого хотели. На мне сказалось воздержание, на тебе… — он запинается. — Очевидно тоже. Предлагаю забыть и общаться дальше, как прежде. Я твой фотограф, Ксюша моя дочь, и я не хочу каждый раз, когда буду приходить в ваш номер или оказываться поблизости видеть, как ты отводишь взгляд.

— Я и не собиралась.

— Отлично, — Руслан, наконец, доедает завтрак и теперь его ничто не отвлекает от рассматривания моего лица.

— Надеюсь, это больше не повторится, — произношу тихо.

— Этого обещать не могу, особенно если ты и дальше будешь пить свои волшебные таблеточки. Рецептик, кстати, дашь?

— Как ты…

— Дезориентация, потерянный взгляд, непонимание. Ты была как под кайфом, но так как зрачки были не расширены, а сегодня ты не убиваешься от вины, ничего противозаконного ты не принимала. Седативное?

Я киваю, продолжая сидеть на месте и держаться за подлокотники кресел. Если бы в этот момент я стояла, точно не выдержала бы всего этого и осела куда-нибудь.

— Я так и понял. Пей чаще, — он подмигивает и встает. — Пойду вызову машину. Жду вас внизу как только будете готовы.

Он уходит, а я вдруг понимаю, что лучше бы мы ни о чем не разговаривали, потому что ничего так и не прояснилось. Руслан дал понять, что ни о чем не жалеет и… не обещает, что это не повторится? Я хочу провалиться сквозь землю, особенно из-за того, что он узнал об успокоительном. А еще потому, что он оставил телефон. Вроде бы забыл у Ксюши, и первые минут десять я жду, что он за ним вернется, но когда этого не происходит, прошу дочку собираться, беру ее за руку и подхватываю смартфон, который сыграл с нами злую шутку.

Мы уже почти выходим в коридор, когда телефон оживает в моих руках. Разумеется, я не собираюсь брать трубку, но конечно же вижу, кто звонит. На экране улыбчивая светловолосая девушка. Молодая, невероятно красивая, с пухлыми губами, правильными чертами лица и уверенным дерзким взглядом. Она уж точно подходит Руслану куда лучше меня. И она и есть той самой Олей, с которой он разговаривал, когда потерял мою дочь.

Глава 24

Конечно, я не собираюсь отвечать.

Блокирую телефон вместе со звонком и, взяв дочку за руку, выхожу из номера. Телефон Руслана в моей руке начинает звонить снова, и я раздражаюсь. Хочу заблокировать его, но в него неожиданно заглядывает Ксюша.

— Это Оля? — дочка хмурится и за секунду нажимает ответить.

Я теряюсь, когда на экране появляется лицо незнакомой мне девушки. Она удивлена не меньше моего, впрочем, почему-то мне кажется, что она знает обо мне куда больше, чем я о ней. Первые секунды на ее лице застывает недоумение, смешанное с неверием, а потом она чуть ухмыляется и произносит:

— Поверить не могу.

— Ксюш, возьми в номере мою косметичку, — прошу дочку, чтобы она не слышала нашего разговора, впрочем, я ведь собираюсь его закончить прямо сейчас.

— Я думала, это шутка, — снова говорит она. — И он не сошелся с тобой снова.

— Во-первых мы не переходили на “ты”, — осекаю ее. — А во-вторых, не понимаю, о чем вы.

— Не понимаешь, — она ехидно улыбается. — Не строй из себя дуру, — шипит, повышая голос. — Ты предала его шесть лет назад, переспала с его отцом и теперь пытаешься повесить чужого ребенка. Руслан все равно узнает, что она не его, или ты думаешь, он настолько глуп?

Не понимаю, откуда она вообще обо мне знает. Руслан что, рассказывал ей все подробности? Пока я молчу девушка продолжает обвинять меня во всех смертных грехах, а напоследок произносит:

— Если после всего он снова не захочет жить, я убью тебя собственными руками.

— Снова? — переспрашиваю, но она уже отключается.

Я сглатываю. Смотрю на уже погасший экран телефона и прокручиваю разговор в голове. Снова не захочет жить? Боже.

— Мам, я не могу ее найти, — сообщает дочка, выбегая из номера.

— Идем без нее, — беру ее за руку и закрываю двери.

Идти становится трудно. Телефон жжет руку, а в голове набатом звучат слова “Снова не захочет жить”.

Снова.

Я боюсь встречаться с Русланом, потому что уже чувствую себя виноватой, хотя не должна. Я ничего не сделала из того, в чем меня обвиняют, не предавала его, не спала с его отцом и Ксюша его дочь, потому что я тоже не могла оправиться после отношений, мне было плохо. А еще хуже становилось от знаний, кто с нами это сделал.

После слов этой Оли я начинаю понимать, почему Руслан не верит мне, почему не хочет даже думать о том, что я на самом деле не предавала его. Им движет страх. Окунуться в отношения с головой, довериться другому человеку, утонуть в нем без возможности всплыть наружу, а потом снова оказаться на краю пропасти из-за предательства.

Мне было сложно. Я не хотела выходить на улицу, видеть людей, есть, пить, жить тоже не хотелось, но я была слишком слабой, чтобы покончить с этим. Только Ксюша дала мне надежду на жизнь. Я до сих пор помню, как узнала о беременности — посмотрела в календарь цикла, случайно, ни о чем не думая, заметила, что там слишком долго нет отметок и пошла за тестом в аптеку. Это была моя надежда. На жизнь и на будущее.

Я и подумать не могла, что Руслану так тяжело. Что он, сильный, независимый парень, который обратил на меня внимание, так тяжело переживал разрыв. Я почему-то думала, он забыл меня. За те шесть лет, что прошли, успел завести семью, ребенка, а у него… никого нет.

— Вы долго, — слышу, стоит нам спуститься в холл. — Устал вас ждать.

Руслан останавливается рядом с нами, переводит взгляд на свой телефон в моей руке и чуть улыбается одними уголками губ.

— Ты снова забыл его.

— Буду делать это чаще, — и снова улыбка.

Я хочу думать, что он ведет себя так насмешливо только потому, чтобы уколоть, сделать мне больно и отомстить, но после того, что мне сказала Оля я все больше убеждаю себя в том, что это делается ради своей защиты. Я хочу злиться на него, но не могу, смотрю в его лицу, лишь слегка изменившееся за шесть лет, и понимаю, что вся злость выветрилась.

— Я нашел нам парк развлечений, — говорит Руслан дочке. — С каруселями, аниматорами и сладкой ватой. Думаю, тебе понравится.

Ксюша его, конечно же, поддерживает. Весело хлопает в ладоши и радуется, что ее ждет день развлечений. Я же… просто наблюдаю за ними со стороны. Знаю, что Руслан заметит мое внимание, но не могу себе отказать в этом. Я смотрю на него по-другому. Ему тоже было трудно, возможно, даже сильнее, чем мне, потому что я жила ради Ксюши. Каждый день просыпалась с мыслью, что у меня есть частичка любимого человека и совсем скоро я с ней встречусь. Когда Ксюша появилась на свет, мне стало намного легче. Все мои мысли забрал уход за ней, кормление, смена подгузников и работа, ведь нам нужно было на что-то жить.

Сестра не раз советовала найти Руслана и все рассказать, но единственным способом поисков оставался его отец, который не сказал бы мне, где он. А если бы узнал о ребенке, получил бы новый рычаг давления. Говорят, что о мертвых или хорошо, или никак, но я не могу прекратить злиться на него и заставить себя вспомнить хоть что-то хорошее. Из-за него моя дочь не знала своего отца. Он тот, кто разрушил жизнь своего сына, хотя наверняка Влад считал иначе.

До вчерашнего дня я тоже считала иначе. Думала, что Руслан ненавидит меня и у него есть Оля, но… тогда почему? Мы ведь были близки вчера и сегодня его поведение ко мне не изменилось, он не стал делать резких неприятных замечаний, не стал издеваться надо мной, а просто… шутил. И говорил, что не против повторить. Так не разговаривают с человеком, которого ненавидят. И с ним точно не занимаются сексом, особенно когда нет никаких чувств.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍— Мы идем? — спрашивает Руслан, отвлекая меня от мыслей.

— Да, конечно.

Мы все вместе выходим из отеля, Руслан помогает дочке забраться в такси, ждет, пока сяду я и размещается на переднем сидении. По дороге он о чем-то разговаривает с водителем. Ксюша все время спрашивает, о чем они говорят, ведь она не знает языка, а я лишь пожимаю плечами, потому что разговаривают они об автомобилях. А большую часть слов и фраз я попросту не понимаю.

До парка развлечений мы добираемся довольно быстро. Ксюша радостно осматривается по сторонам, ее глаза блестят от радости, а рот не закрывается от обилия развлечений. Она подбегает то к одной, то к другой карусели, останавливается, смотрит, просит покататься. Конечно же, Руслан ей не отказывает, покупает билеты и ведет дочку на разрешенные развлечения, покупает сладкую вату.

— Здесь столько всего, мама! — с восхищением произносит Ксюша. — Почему мы никогда не были в таких местах?

— Потому что ты была маленькой, — оправдываюсь, но дело ведь не в этом.

Я копила каждую лишнюю копейку на квартиру. Считала, что собственное жилье куда важнее развлечений и что Ксюше будет лучше, если мы останемся в этой квартире, а не переедем, потому что хозяева продадут ее другим людям. А ведь ей тоже важны были детские радости. Она точно так же, как и другие детки, хотела кататься на каруселях, получать возможность выбирать и покупать то, что хочется и когда хочется. Я убеждала себя в том, что вот так живут все. И что мой ребенок совершенно ни в чем не нуждается: у нее есть одежда, игрушки, она ходит в садик и хорошо питается, но видя ее счастливые глаза, понимаю, как ошибалась. Ей не хватало детских радостей, возможностей, которые давали деньги.

Мне становится не по себе, когда Руслан смотрит на меня после слов дочери. Неуютно от того, что я не могла обеспечить малышке все то, что может он. И я злюсь, что не пыталась его найти. Я могла хоть что-то сделать, но не делала, потому что боялась новой порции боли. Боялась, что у него давно другая жизнь, возможно даже ребенок и ни мне, ни Ксюше в ней не будет места. Я бы не смогла пережить это снова.

— Мам, можно на батут? — заприметив огромный надувной замок, просит дочь. — Пожалуйста.

— Конечно, можно, — соглашаюсь.

После этого контракта я, наконец, куплю квартиру, и мы вместе с Ксюшей сможем поехать на море, отдохнуть, развлечься. Руслан непременно будет присутствовать в жизни дочери и эти развлечения станут чем-то вполне привычным для нее. Не недосягаемым, а тем, что она сможет позволить себе едва ли каждый день.

С одной стороны, я рада, что она может это получить, а с другой… счастье ведь не в деньгах, а во внимании отца. В том, что Руслан не просто дал на это денег, а что он присутствует рядом, бережно снимает с ее маленькой ножки туфельку и помогает залезть на надувной замок. Что машет ей рукой на прощание и говорит, что будет смотреть за ней и ждать.

Мы отходим чуть дальше от батута и наблюдаем за дочерью. Я вскидываю голову и смотрю на профиль Руслана. Он сосредоточен на дочери, а я думаю о том, почему мы не можем общаться нормально хотя бы сейчас, когда вместе воспитываем Ксюшу.

Вы переспали, напоминает внутренний голос, который я тут же затыкаю.

Искать себе и ему оправданий не стану. Я давно не та робкая девушка, что боялась уйти от мужа и дрожала от одного присутствия парня, что тревожил душу. Я повзрослела, воспитываю дочь. Вчера, как правильно заметил Руслан, мы сделали то, чего оба хотели. Сожалею ли я? Нет. Хочу ли повторения? Тоже нет. Больше всего я думаю о том, что хочу с ним поговорить. Откровенно. Рассказать о том дне, когда мы разошлись, о том, почему я так поступила и спросить его … как он жил все это время.

Слова Оли не дают мне покоя. Поверить не могу, что Руслану было настолько плохо, что он…

— У меня что, маленький, что ты так смотришь?

Глава 25

Руслан

Женщины всегда смотрели на меня по-разному: кто-то с восхищением; другие с осознанием, что я никогда на них не обращу внимания; кто-то соблазнительно, чувствуя, что я ведусь. Никто и никогда не смотрел на меня так, как она. Аня даже не пытается скрыть своей жалости, закусывает губу, сглатывает. Ей не хватает жалобного скулежа и постанывания, а мне понимая, что, мать вашу, происходит.

Вчера она уходила от меня явно удовлетворенная и получившая то, чего хотела. Да, не совсем в адекватном состоянии, но успокоительные на всех действуют по-разному. На практике была модель, которая жутко волновалась, но стоило ей дать седативного, как она превращалась в овощ. Другие раскрепощались, а она сидела и смотрела в одну точку.

Я понял, что с Аней что-то не так только тогда, когда она непонимающе на меня посмотрела. В момент нашей близости я ловил ее возбужденный взгляд и желание, отчетливо таящееся в глазах. Знал бы, что она закинулась успокоительным, не притронулся бы к ней. Не из-за благородности, а потому что я четко давал себе отчет в том, что происходит и что я делаю. И думал, что она так же.

Странно, но я ни о чем не жалею. И все еще хочу ее.

Даже когда она так смотрит.

Особенно, когда она так смотрит.

Хочется подхватить ее на руки и, как вчера, прижать к стене, показать, что я не нуждаюсь в жалости.

— У меня что, маленький, что ты так смотришь?

Я пытаюсь отвлечься шуткой, чтобы не думать о ней, о ее теле, о холодных руках, которые она пытается согреть, растирая друг о друга, и которые охренительно бы смотрелись на моих плечах.

Я все еще хочу ее.

Меня не отпустило.

И ее, судя по резко вспыхнувшим щекам, тоже.

Она отворачивается и делает вид, что следит за дочкой, а я наблюдаю теперь уже за ней, прекрасно зная, что смущаю ее. Да и плевать! Она меня жалеет, а я ее смущаю. И злюсь. На себя. За то, что не могу устоять, что влезла мне под кожу шесть лет назад и не покидает. Что не смог ни с кем нормально, кроме нее. Не было девушек таких, чтобы хотелось остаться рядом, чтобы пустить их в дом, чтобы было желание видеть каждый день.

А ее хочу.

Видеть, трогать, обнимать, касаться губами, заниматься любовью.

Отвлечься помогает телефон. Я отхожу на несколько шагов, чтобы позвонить той, которая меня успокаивает. Оля отвечает почти сразу, будто ждет моего звонка. Сейчас без видеосвязи, просто звонок.

— Ну, привет пропажа, — смеется в трубку. — Тебя инопланетяне похищали?

— Привет, — улыбаюсь, чувствуя, как возбуждение проходит.

Оля меня не привлекает, поэтому с ней у меня получилось создать дружбу. Она меня не достает, всегда отвечает, когда это нужно и… просто поддерживает, если мне плохо.

— Ну так что там? Сложная работа? За пару дней не смог мне набрать.

— Извини,  —произношу искренне, — я с дочкой время провожу. Ну и работа.

— Ой ладно, — шипит в трубку. — Знаю я твою работу! Небось, снова девок клеил.

— Не без этого.

Я снова вспоминаю ее губы и руки, ее податливое тело и…

— Как у тебя дела?

Мне срочно нужно отвлечься на болтовню Оли, пока я не схватил Аню и не потащил ее в ближайший отель… К тому же, вряд ли она согласится.

— Я соскучилась, — тянет Оля. — Здесь одиноко, и я почти весь день дома сижу, — бурчит недовольно. — Когда ты вернешься?

— Нескоро. Работы тут много. Хорошо, если за месяц закончим.

— А можно я приеду?

— А как же учеба?

Она не раз сопровождала меня на работе, была рядом, в чем-то помогала и просто смотрела мир. Другой возможности у нее точно не будет, но сейчас я почему-то не хочу ее видеть. Оля моя совесть и разум. Когда я поступаю необдуманно, она всегда говорит мне об этом. Я все равно делаю по-своему, но перед этим грызу себя сомнениями. Если она приедет сейчас между нами с Аней больше ничего не будет. Не потому, что я ее послушаю, а потому что мой мозг говорит мне не прикасаться к матери моей дочери, не подходить к ней ближе и не трогать, потому что я все еще ее не простил. И вряд ли смогу. Оля станет напоминать, а я… не хочу думать.

Я, черт возьми, хочу жить и ошибаться.

Второй раз на те же грабли, как сказала бы Оля, но я готов к тому, что на каждом моем шагу к Ане меня будет ожидать удар деревянной рукояткой. Отрезвляющий, но не настолько, чтобы от нее отказаться.

— Я же на удаленке, — шутит Оля. — Могу учиться и в Лондоне.

Она ждет, что я соглашусь, но я молчу, пока не зная, как ей отказать.

— Оль, сейчас не лучшее время.

— Это из-за нее, да?

Мы оба знаем, о ком она говорит.

— Да, из-за нее.

Не вижу смысла врать ей, ведь она и так узнает, когда мне будет хреново. В том, что так и произойдет, не сомневаюсь. С Аней никогда не было просто, я злился, ревновал, бесился и шесть лет назад, но тогда не было ее предательства, мы только познакомились. Теперь же между нами пропасть и дочь, которую она скрывала. Хреново будет. Потом, когда меня прочно затянет.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍—Ты идиот, — констатирует Оля. — Но она красива, да.

Пауза.

— Откуда ты знаешь?

— Звонила тебе утром, она ответила. Руслан, ты проводишь с ней ночи? Что, в Лондоне нет девушек?

— Что ты ей сказала?

Я разворачиваюсь и смотрю на Аню. Она все так же не сводит глаз с дочери, а я вспоминаю жалость в ее глазах.

— Я не буду снова тебя вытаскивать, — бросает Оля в трубку и отключается.

Когда я набираю ее, она находится вне зоны доступа сети. Чертыхаюсь и возвращаюсь к Ане, только теперь присматриваясь. По пути в отель, заходим в небольшую кафешку, чтобы перекусить. Я больше не ловлю ее взгляды на себе, но хочу знать, что стало тому причиной. Поев, Ксюша сбегает в игровую, а Аня пьет кофе, уставившись в окно на прохожих.

— Что она тебе сказала? — спрашиваю, так как к Оле дозвониться не могу.

— Кто? — удивленно спрашивает, повернувшись и внимательно за мной наблюдая.

— Оля.

Аня пожимает плечами и снова отворачивается к окну. То ли не намерена говорить, то ли прямо сейчас выдумывает. Я же все равно узнаю. И тогда точно будет не очень хорошо. Не хочу, чтобы она мне врала. Лишнее это.

— Аня.

— Ничего, — наконец, произносит она. — Почему ты спрашиваешь?

— Потому что видел твой взгляд, — произношу, раздражаясь. — Так что она сказала?

— Это имеет значение?

— Да, имеет! — повышаю голос.

— Для меня нет. Считай, мы приятно пообщались.

Аня встает, намереваясь уйти, но я тут же поднимаюсь и преграждаю ей путь, хватаю за руку и тяну к себе.

— Что она тебе сказала?

— Мне больно, — шипит и тянет руку, которую я держу. — Ты с ума сошел? — спрашивает, когда я ее отпускаю.

Я действительно не рассчитал силу и наверняка на ее тонкой коже останутся синяки. От моих пальцев. Шесть лет назад я спасал ее от урода-мужа, который едва не отправил ее на тот свет, а сейчас сам оставляю на ее теле синяки. И это происходит вовсе не в порыве страсти, а потому что я не могу сдерживать при ней эмоций. Потому что не хочу, чтобы знала, что было прежде, и потому что зол на Олю за длинный язык.

Аня потирает кисть руки ладонью, а я замечаю собравшиеся в уголках ее глаз слезы.

— Черт, прости меня, — я хочу коснуться ее щеки, обнять, прижать к себе и утешить, потому что внутри все скручивает от того, что сделал ей больно.

Она поднимает голову, уворачивается, когда я пытаюсь ее обнять и ошарашенно смотрит. По ее щекам стекает пара одиноких слезинок, а я чувствую себя так, будто у меня вместо груди наковальня и туда разместили горячий металл. Жжет не по-детски от осознания, что я сделал ей больно. Не хотел, но сделал. Почему-то отчаянно хочется все исправить, обнять ее, объясниться, рассказать, почему так поступил, но стоит мне протянуть к ней руки, как она отвешивает мне пощечину.

И смотрит так…

Лучше бы она ударила еще раз.

Глава 26

— Мам, мы уже уходим? — удивляется Ксюша, когда я прошу ее слезть с горки. — Я последний разок, — произносит и убегает снова.

Я злюсь.

Не на нее, разумеется. На себя и свою слабость перед ним. Он ведь больше не тот Руслан, что сдувал с меня пылинки, защищал и любил. Он другой. И при этом меня все равно к нему тянет невидимыми нитями.

Я нервно оглядываюсь и замечаю Руслана, который размашистым шагом идет к нам. Не успели. Я надеялась, пока он будет платить по счету, мы с Ксюшей сможем вызвать такси и уехать, но нет. Он неумолимо приближается, а я чувствую, как мое сердце разгоняется до максимальной отметки. Колотится в груди, норовя выпрыгнуть наружу. Поравнявшись со мной, он останавливается, прислоняется к детской горке, куда как раз подбегает Ксюша и смотрит на меня.

— Ксюш, мы уезжаем!

— Хорошо, — весело отвечает дочка и быстро съезжает вниз.

Уезжать она не планирует — быстро сбегает скатиться снова, и я теряю всякую надежду на то, что разговор не продолжится.

— Предлагаю тебе позвонить к Ольге и расспросить ее о случившемся. Думаю, она будет не против рассказать то же, что и мне, — говорю это ему.

— Я хочу услышать, что скажешь ты.

— С какой целью, Руслан? — устало произношу и непроизвольно тру переносицу.

Я так устала. Хочется расслабиться и забыть обо всем, что случилось, кроме того, я совсем не хочу разборок.

— Чтобы послушать и не поверить? — я усмехаюсь. — Если я расскажу тебе, а она скажет другое, кому ты поверишь?

— Постарайся сказать правду.

Я уже говорила, что устала? От его недоверия, от взглядов, которыми он меня пожирает. От всего. Отхожу на несколько шагов и жду Ксюшу. Отвечать я, конечно же, не намерена. Он дал понять, кому поверит, и неважно, что я скажу правду. Пусть звонит Ольге и разговаривает с ней, я просто хочу в номер. Закрыться там и не видеть его, не думать о том, что между нами произошло. О том, что я ослабила защиту и наши отношения из разряда “родители для Ксюши” перешли в случайную неосознанную близость.

На втором заходе мне таки удается поймать Ксюшу внизу горки. Подхватить на руки и строго сказать, что мы уезжаем обратно в номер. Она дуется, потому что никуда ехать не хочет, смотрит на Руслана в надежде на спасение, и я понимаю, что мне это не нравится. У Ксюши появился отец не так давно, а она уже готова забыть о том, что говорю я и любой ценой затребовать то, чего ей хочется. Самое ужасное, что Руслан идет у нее на поводу! Подмигивает, забирает ее у меня из рук и отпускает в детскую комнату, обещая, что поговорит с мамой.

— Ты ее балуешь, — серьезно произношу. — И дискредитируешь меня, как мать. Через несколько недель она перестанет считаться с моим мнением.

— Я просто хочу найти к ней подход.

— Ты уже нашел, — устало объясняю ему. — Тебе даже делать ничего не нужно было. Только прийти и сказать, что ты ее папа. Она приняла тебя и теперь готова забыть о том, что говорила ей я и следовать тебе. Ты не должен во всем потакать ей, иначе навредишь ее здоровью.

Он не понимает. Недоумевающе смотрит вначале на меня, потом на Ксюшу. Хмурится. Я прекрасно понимаю, что он не может быть идеальным отцом сразу, не может знать, как правильно воспитывать дочь, что ей можно есть, а что нельзя, но он должен стараться. Спрашивать меня или, если уж и в этом он вдруг мне не доверяет, то поинтересоваться у тех, кто разбирается в воспитании. С Леонидом поговорил бы, наконец, у него ведь есть дети.

— Ксюше нельзя много сладкого, мед, потому что на него у нее аллергия, она должна соблюдать режим дня и днем ложится спать, потому что иначе к вечеру устанет и ляжет спать слишком рано, — перечисляю самое главное. — Ты стараешься, но ты слишком многого о ней не знаешь, чтобы во всем ей потакать. Она попросит у тебя меда, и ты ей его дашь, чтобы быть хорошим отцом. В первую очередь ты должен заботиться о ее здоровье, а уже потом об остальном. Сейчас она поняла, что маму можно не слушать, — я вздыхаю, не надеясь, что Руслан поймет.

— Извини, — вдруг произносит он, чем невероятно меня удивляет. — Я ведь понятия не имею, как нужно воспитывать детей, а Ксюша она… такая взрослая.

— Она ребенок, Руслан. И чтобы получить желаемое, она скажет и сделает что угодно. Я не спорю, что Ксюша растет не по годам, но в пять она не может быть ответственной. Она хочет играть и веселиться, и если ты ее прервешь в десять вечера, потому что ей пора спать, она должна прекратить, а ты не поддаваться на уговоры.

— Ты собираешься оставлять дочь со мной на ночь?

— Рано или поздно это произойдет, — говорю очевидное. — Ты будешь забирать ее к себе, и я лишь хочу быть уверена, что через несколько дней, когда она вернется обратно, я не буду для нее мегерой, не позволяющей смотреть мультики до полуночи.

Это важно. В отличие от разговора о словах Оли. Они все еще крутятся в моей голове, и я по-прежнему хочу поговорить об этом с Русланом, но только тогда, когда он будет готов. Лезть к нему с разговорами не хочется. Он мне не доверяет и пару минут назад признался, что я в любом случае солгу, если наши с его подругой слова будут разниться.

Мы стоим чуть дальше комнаты игр для детей, смотрим за Ксюшей, и это позволяет мне успокоиться. Ненадолго, потому что Руслан вдруг придвигается ближе, прислоняет меня к стене и, уперев руку в стену, произносит:

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Что нам делать дальше?

Я пожимаю плечами, стараясь не обращать внимание на то, как он на меня смотрит и что находится запретно близко.

— Ехать в отель. Ксюша выплеснула вагон энергии.

— Я о нас, — прерывает мою сбивчивую тираду, не позволяя закончить. — Что нам делать после… всего?

Вскидываю голову и смотрю в его темные карие глаза, на янтарную радужку с мелкими темными вкраплениями. На маленькие едва заметные морщинки в уголках глаз, появившиеся, потому что он смотрит на меня, прищурившись. Настойчиво и требовательно, а я не сразу нахожусь с ответом.

— Жить, — говорю едва слышно. — Нам стоит просто жить дальше.

Он смеется. Едва слышно для окружающих, но предельно отчетливо для меня. И смотрит, ведет взглядом по фигуре. Сейчас ему не нужно меня касаться, чтобы я чувствовала его на себе.

— Давай попробуем, — произносит он. — Ты и я. Вместе.

Я непонимающе смотрю на него.

— Я все еще дурею от тебя, — признается совсем уж неожиданно. — От твоего запаха, вкуса, от мягкости губ и податливости тела. Каждый, мать его, раз оказываюсь рядом и не могу противостоять себе, тяге, что испытываю к тебе.

— Руслан, мы не должны…

Я так много хочу ему сказать. Что мы не можем быть вместе, ведь он мне не доверяет, что у нас нет будущего без доверия и сдержанности с его стороны. Я ведь так спокойно жила, пока он не появился в моей жизни! Дышала полной грудью и с тоской и болью вспоминала то, что было.

А что сейчас?

Я рискую получить нервный срыв из-за постоянного волнения, что испытываю рядом с ним. Между нами ничего нет, но это только всё усложняет, ведь нам вместе растить Ксюшу. Я боюсь, что вот так будет и дальше. Что Руслан так и не научится мне доверять, не захочет слышать всё, что я готова ему рассказать и просто сорвется. Снова. Оставит синяки на моей душе, где и так не осталось живого места.

— Я хочу попробовать, — произносит он. — Мы должны ради нее, Аня. Я ведь не смогу жить в соседней квартире постоянно, а видеть дочь пару дней в неделю мне будет мало. Я хочу… семью. С ней.

— Ты хочешь видеть дочь, но не меня.

— Нет, — он мотает головой. — Я все еще хочу тебя и… — он замолкает, берет меня за руку, пресекая попытки вырвать ее и прикладывает мою холодную ладонь к своей груди. Я едва не обжигаюсь от жара, исходящего от его кожи, но продолжаю держать руку и чувствовать дикое биение сердца. — Так только с тобой. В твоем присутствии. Бьется, что дышать сложно.

— Мы…

— Должны попробовать, Аня, — заканчивает за меня. — Я обещаю не прикасаться к тебе без разрешения. Мы просто… поживем вместе. Ты, я и Ксюша.

— А если у нас не получится? Ты подумал, каково будет ей?

— У нас должно получиться, — уверенно произносит он. — Ты… — он сглатывает, но взгляда не отводит. — Научи меня тебе верить, пожалуйста.

Руслан придвигается ближе, склоняется ближе, едва ощутимо касается губ, запечатляя на них поцелуй:

— Я хочу тебе верить, — прерывисто мне в губы. — Расскажи мне все, что тогда случилось. Я… ты нужна мне, Аня.

Моя рука все еще слабо упирается ему в грудь, а сердце бешено стучит в груди. Он горячий настолько, будто у него температура, но на самом деле с ним все в порядке, просто Руслан мой жар, распространяющийся по всему телу, заполняющий каждую его клеточку. Мой жар под кожей, который говорит, что я ему нужна.

— Мы ведь заслужили, — все так же прерывисто, чуть отстранившись, — шанс на счастье.

Глава 27

— Мы будем жить вместе с папой? — спрашивает Ксюша в процессе сбора вещей.

— Да, малыш, все вместе.

— И ты тоже?

Для маленькой девочки это сложно, и я прекрасно понимаю, но прямо сейчас не могу открыто отвечать на ее вопросы, потому что боюсь сдать назад. Побежать к Руслану и сказать, что у нас ничего не получится и мы остаемся у себя.

Я согласилась.

— И я тоже, Ксюш, собирай вещи.

Руслан снял номер побольше, где сможем разместиться мы все вместе. Я пока не до конца осознаю, как это будет происходить, понятия не имею, как буду рядом с ним под наблюдением круглосуточно, но отказать, конечно же, не смогла. Не тогда, когда он выглядел жутко искренним и потерянным. Я захотела ему помочь, поверить, рассказать все. Для этого нужно время и возможность притереться друг к другу, хотя я пока не знаю, хорошая ли это идея.

Дочка исправно помогает мне собраться, аккуратно складывает свои вещи и кладет их в чемодан. Ближе к обеду мы выбираемся из номер и переезжаем на этаж выше. Здесь номер ВИП класса: широкая терраса, две комнаты, столовая, гардеробная, куда поместятся все наши с Ксюшей вещи и две ванных комнаты. Я осматриваю обстановку и остаюсь довольна увиденным. Этот номер явно лучше того, в который поселили нас, а еще я боюсь спросить у Руслана, сколько он стоит. И на какие деньги данный банкет.

— Нравится? — спрашивает он у дочки, присаживаясь рядом. — Я выбирал самый лучший.

— Красивый, — она одобрительно кивает. — А где я буду спать?

Руслан проводит ее в одну из комнат, а я семеню сзади.

— Подойдет такая большая кровать и комната? Я как увидел ее, сразу о тебе подумал.

— Круто! — с восхищением произносит дочка. — Такое все светлое, бежевое, лампа красивая.

— Это люстра.

— Необычная, — дочь пожимает плечами и забирается на двуспальную кровать, а потом поворачивает к нам голову и уточняет: — А вы? Будете спать вместе? И где?

— И почему это ты решила, что мы будем вместе спать? — спрашиваю у дочери.

— Мама и папа Миланы, девочки из моей группы, спят вместе. Она рассказывала потому что они ее к себе брать не хотели. А я хвасталась, что могу в любой день прийти к маме, а теперь к вам. Вы же меня не выгоните?

Хочу сказать, что мы вовсе не собираемся спать вместе, но Руслан опережает меня и обещает, что если ей вдруг станет страшно, она всегда сможет прийти к нам.

Он снова делает это — принимает решение за меня, и пусть он делает так, как лучше дочери, я все равно злюсь. Все же ей лучше спать отдельно от меня, она уже девочка взрослая и в этом возрасте ночевать лучше без родителей. Но я не хочу спать с ним. В одной кровати, под одним одеялом, опасно близко друг к другу. Ночью я не могу контролировать себя и придвинуться к нему близко, обнять, прижаться. Да и он.

— А покажете свою комнату? — Ксюша спрыгивает с кровати и несется на выход, а я толкаю Руслана обратно в комнату, когда он спешит за ней.

— И что это было? Собираешься со мной спать, хотя обещал, что не прикоснешься?

— Это просто сон в одной кровати, Аня. К тому же в нашей комнате есть удобный диван. Я могу устроиться на нем. Я так и планировал, но лучше будет, чтобы Ксюша не видела.

Я с ним соглашаюсь и мы вместе выходим из комнаты, чтобы посмотреть вторую спальню. Она больше по периметру, но находится сразу рядом с первой. Здесь наполовину больше кровать и есть двухспальный диван. Надеюсь, он удобный, потому что про себя я уже решила, что Руслан будет спать там.

Еще я замечаю в спальне небольшой рабочий уголок с удобным креслом. Точно такое же у меня дома. Мягкое, просторное, с подставкой для ног и мягкими подлокотниками. Мечта для того, кто зарабатывает на диссертациях и курсовых. Мягкий коричневый цвет рабочей зоны успокаивает и настраивает на нужный лад. Я прямо чувствую, как мне хочется взять ноутбук и выполнить парочку заказов, хотя в последнее время я ничего не брала, отказывая всем, кто обращался. Времени не будет, днем я на съемках, а вечером с Ксюшей, да и в выходные от съемок тоже буду с дочерью.

Закончив с осмотром номера, мы перемещаемся в гостиную, где дочка сразу же забирается на широкий диван и просит включить телевизор. Я же решаю, что пора что-то поесть и ищу в меню подходящие блюда. Я бы и рада приготовить, потому что тут есть шикарная кухня с барной стойкой, вот только продуктов нет. В план на день пишу себе закупку продуктов в супермаркете. Все же домашняя едва для нас с Ксюшей привычнее, да и Руслан, я думаю, будет не против.

О нем я вспоминаю как раз тогда, когда собираюсь сделать заказ. Понимаю, что будет неправильно выбрать блюда только для нас, поэтому поднимаюсь и иду за ним. Он увлеченно смотрит с Ксюшей мультики и мне не хочется его отвлекать, но я таки зову его к себе. Он обещает дочке быстро вернуться и приходит ко мне на кухню, засовывает руки в карманы и смотрит в упор.

— Я заказывала ужин, ты что-то будешь?

— Говяжий стейк и овощи. Я не привередлив к еде, — он пожимает плечами и собирается уйти, но я останавливаю его.

— Ты не против, если… я буду готовить сама? — спрашиваю. — Тут шикарная кухня, только продуктов закуплю и…

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Я закажу все что нужно. Завтра привезут, ты только список начеркай.

— Если ты против, я могу готовить только на нас с дочкой. Постараюсь не напрягать запахами.

— Шесть лет прошло, а ничего не изменилось, — он усмехается. — Я с радостью буду есть то, что ты приготовишь.

Я чувствую себя неловко под его пристальным вниманием, но взгляд не прячу, потому что все же давно повзрослела. Стала сильнее и увереннее в себе. Как бы неудобно мне ни было, я молчу и делаю заказ, который привозят через час вместе с бутылкой вина.

— Это я, — отвечает на мой немой вопрос Руслан. — Решил отметить наш съезд.

Он решил отметить, а я не до конца осознала, что мы действительно сделали это. Я решилась переехать к нему, с дочкой. Мы будем жить в одном номере, принимать душ, спать в одной постели. Меня начинает трясти и чтобы это скрыть я сбегаю на террасу, оставляя заботы по накрытию стола на Руслана. Он самостоятельный и уже доказал, что умеет быть ответственным.

На улице становится легче дышать, я упираюсь руками в перила и засматриваюсь на вечерний город, усыпанный яркими огнями. Возвращаться не хочется, как и думать о том, как изменилась моя жизнь за какие-то считанные недели, даже дни. В последнее время я уже привыкла к тому, что у меня достаточно часто всё меняется: то всё спокойно и размеренно, жизнь течет своим чередом, то происходит настоящий выброс энергии и адреналина. Когда ты многое не успеваешь, но обязана.

Зеленые ветви деревьев, большие кустарники и припаркованные под окнами автомобили захватывают мое внимание настолько, что я не слышу, как кто-то выходит ко мне. Лишь вздрагивают от легкого касания теплого мягкого одеяла к оголенным плечам. Все же, здесь далеко не лето, а я вышла одном платье. Но ведь уходить не хотелось, только смотреть, как город медленно поглощают сумерки. Наблюдать за плавным затемнением, за тем, как скрываются дома, которые еще несколько секунд были отчетливо видны.

— Нравится здесь? — спрашивает.

— Очень. Красиво, уютно и так тихо, — отвечаю, сильнее укутываясь в одеяло. — Что там Ксюша?

— Поела и готовится ко сну. Ты не планируешь пока ложиться?

— Нет, а что?

— Хотел посидеть с тобой поужинать. Выпить вина. Как ты на это смотришь?

Кажется, мы начинаем нормально разговаривать. Без издевок и язвительностей в адрес друг друга.

— Если только бокальчик.

Я прекрасно знаю, что завтра у меня съемка, а потому выглядеть я должна на все сто. Полбутылки вина точно не добавят шарма моему лицу, поэтому я решаю согласиться, но на очень маленькую порцию. В конце концов, ужин вместе ведь ни к чему меня не обязывает. Если смогу — расскажу ему все прямо сегодня, а если нет — поговорим в другой раз, а сегодня просто расслабимся, возможно, включим какую-то комедию и вместе над ней посмеемся.

Я возвращаюсь внутрь как раз тогда, когда Руслан заканчивает накрывать на стол и выключает свет.

Свечи, бутылка вина, несколько бокалов и расставленные на столе приборы.

Ксюша явно спит, потому что такое зрелище она точно бы не пропустила. Сидела бы и наблюдала за свечами, дула бы на них, чтобы перестали гореть и требовала зажечь снова.

— Будем ужинать? — спрашивает Руслан, подходя к столу.

— Пожалуй.

Я сбрасываю с плеч одеяло и кидаю его на свободное кресло. Сама сажусь на стул и жду, пока Руслан сядет напротив, но он лишь смотрит на меня и вовсе не спешит.

— Выглядишь потрясающе в этом платье.

На самом деле я натянула первое, что попалось мне под руку после того, как мы вернулись из парка развлечений. Этим первым оказалось бирюзовое платье в пол с глубоким декольте и открытой спиной. Такие платья я любила из-за того, что они выгодно подчеркивали мою фигуру и визуально делали меня выше.

Правда, рядом с Русланом это не работало, потому что он все равно был куда больше меня.

И сильнее.

— Я взял красное вино, не против?

— Нет.

Мы не знаем, с чего начать разговор, поэтому я спрашиваю о работе, о том, как долго он уже в этой компании и почему решил стать именно фотографом.

— Нравилось наблюдать за людьми и их эмоциями. Ловить в кадрах радость, боль, слезы, любовь и даже страсть. Первое время я фотографировал простых прохожих в самые неожиданные моменты. Потому что хотелось. Потом занялся этим профессионально. В США прошла выставка с моими работами, которая была посвящена человеческим чувствам: обиде, ревности, злости, ярости, страсти, похоти, любви, привязанности. На моих снимках есть дружба, настоящие отношения, любовь в браке спустя десятки лет.

Я только сейчас понимаю, что Руслану и правда это нравится.

— Я и сейчас так фотографирую, но в последнее время куда меньше. Работа в компании дает мне тот доход, к которому я привык, чтобы ни в чем себе не отказывать, а случайные съемки на улице позволяют расслабиться и почувствовать вдохновение. А ты? Почему модель?

— Я не работаю в этом постоянно, — пожимаю плечами. — Мой источник дохода — диссертации, курсовые и докторские. Там я получаю мало, но мне нравится это делать. В модели меня потащила сестра, которая сколотила на этом целое состояние. Я же была в основном на подработках. Да и тут, — я отмахиваюсь. — Не серьезно. И скорее всего это будет мой последний проект.

— Почему? — недоумевает.

— Я куплю квартиру и смогу жить с дочкой на то, что получаю от работы. Этого хватит.

— Всё сильно изменилось за шесть лет.

— Да, — киваю и беру бокал с вином, протягиваю Руслану.

— За нас? — спрашивает он.

— Лучше за будущее, — улыбаюсь.

— Общее.

Глава 28

Когда приходит время ложиться мне как-то не по себе. Я чувствую взгляд Руслана, когда убираю со стола тарелки, когда мою посуду и выхожу из душа. Здесь, в отличие от наших номеров, есть защелка, и я чувствую себя в безопасности. Зато совсем не ощущаю себя так, когда покидаю ванную комнату и оказываюсь в спальне. Руслан сидит на диване, широко расставив ноги. Смотрит в упор на меня, рассматривает, отчего мне становится неловко. Я тяну ткань полотенца вниз, чтобы прикрыть ноги сильнее. Под полотенцем ничего нет, потому что я как-то не ожидала, что он будет ждать меня здесь.

— Душ свободен, — разрываю напрягающую тишину, но Руслан даже не шевелиться.

Продолжает сидеть и молча буравить меня взглядом. Мне становится неловко, и я переминаюсь с ноги на ногу, иду к кровати в надежде, что Руслан скроется за дверью ванной, и я смогу нормально переодеться, но он и не собирается, судя по всему. Встает, когда я останавливаюсь у кровати и широким уверенным шагом идет ко мне. Так, будто ни минуты не колебался. Поравнявшись со мной он бросает телефон на кровать и, обхватив меня за шею, толкает на себя, больно впившись в губы.

Мы так и стоим: я упираюсь ему в грудь обеими руками, а он не отпускает и лишь ближе прижимает к себе за талию и затылок. По телу расползается жар, в груди дико барабанит сердце, а коленки подкашиваются, когда его ладонь ползет по полотенцу вниз. Задевает талию пальцами, ползет по ноге и…

Нас прерывает оглушающий звонок его мобильного. Меня отрезвляет. Я тут же отстраняюсь и, воспользовавшись замешательством Руслана, освобождаюсь из его объятий. Бросаю беглый взгляд на телефон и вижу ее фото на экране. Почему-то обуревает злость. Она распирает изнутри, давит на грудную клетку и вынуждает меня сжать руки до побелевших костяшек. Он хочет все исправить, но ничего не говорит ей?

— Ответь, — бросаю. — Она наверняка волнуется.

Руслан чертыхается, но телефон берет и жмет ответить. Отходит к дивану и произносит:

— Да.

Я не могу слышать, что она ему говорит, но его лицо меняется. Становится обескураженным, на нем видна обеспокоенность и волнение. Видно, что кем бы не была Оля по ту сторону мобильного, она ему важна. Настолько, что он смотрит куда-то мимо меня, переживает за нее, а в следующую секунду с дикой нежностью в голосе произносит:

— Малыш, не плачь пожалуйста.

Я шумно выдыхаю и, не давая себе времени на раздумия, сбрасываю полотенце с тела, швыряя его на кровать. На Руслана не смотрю, но почему-то уверена, что ему плевать — у него совершенно другое занятие — утешать свою ноющую Олю и говорить ей, чтобы она не ревела. Понятия не имею, почему так реагирую на его ласковый тон. Наверное, потому что ко мне он говорит иначе. Более равнодушно, иногда даже грубо и непреклонно, а с ней вот… пожалуйста. И так тихо, ласково, едва слышно.

С раздражением надеваю нижнее белье и ночную шелковую пижаму: шортики и майку на бретельках с декольте. Разворачиваюсь. Руслан и правда не смотрит, вместо этого напряженно слушает и хмурится.

— Успокойся, Оль, — говорит едва слышно. — Все ведь в порядке, тебя никто не тронет, эй, малыш, твою мать, я не могу приехать, успокаивайся пожалуйста.

Я не хочу это слушать.

Выхожу из комнаты, хотя собиралась ложиться спать. Иду на кухню и отыскиваю недопитую бутылку вина, отпивая из горлышка. Мне отчаянно не понятно, что мы с Ксюшей здесь делаем. Зачем Руслану правда и семья, когда у него есть Оля? Видно же, что он о ней переживает и разговаривает, кажется, еще тише и уравновешеннее, чем с дочкой. Зато со мной может позволить и голос повысить и накричать. И даже оставить синяки, которые уже проступили на коже. И неважно, что у меня просто нежное тело.

Дело ведь в другом. У него есть она, а я… так…

Не знаю, сколько проходит времени, прежде чем Руслан выходит ко мне. Раздраженный и встревоженный, он молча достает из мини-бара небольшую бутылочку и залпом осушает ее. Нервничает, и это заметно. А потом его взгляд фокусируется на мне. Ощущение, что на мгновения он вообще забыл о том, что я существую и нахожусь с ним в одном номере. Зато есть Оля.

— У нее приступ, — зачем-то откровенничает Руслан. — Она звонит мне, когда у нее паническая атака, плачет, нервничает. Я… боюсь за нее.

Он смотрит впереди себя, будто вспоминает, а я стою с бутылкой вина в руках, даже не удосужившись налить его в бокал.

— Ей двадцать. Мы четыре года общаемся, и она всегда казалась мне сильной, пока я не узнал, что с ней произошло.

Чувствую себя очень плохой и ни капли не сострадательной, потому что мне почему-то плевать. Я эгоистично думаю о том, что она отбирает его у Ксюши и… у меня. Забирает внимание, ласку, нежность, всё то, что должно быть у дочери, он посвящает посторонней девушке. Потому что она казалась ему сильной, и потому что была рядом, когда не было нас.

— Я не мог не ответить, потому что она редко звонит так поздно, — Руслан пожимает плечами. — Я должен был убедиться, что с ней все в порядке. Она ведь… маленькая.

— Ты не водил ее к психологу? Или психотерапевту? Ей ведь не пятнадцать, она должна уметь справляться со всем этим.

— У нее это редко.

— Все равно.

— Возможно, ты и права, — он встает из-за стола и идет ко мне.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍Я откладываю бутылку вина и смотрю прямо на него. Считываю его переживания и хочу, чтобы хоть капля этих чувств была направлена на меня. Для этого нужно рассказать слезливую историю?

Я даже одергиваю себя, потому что неприязнь к этой Оле слишком сильна. Я ни разу ее не видела в реальной жизни, а готова возненавидеть, как заклятого врага.

— Ты обязательно проникнешься к ней, когда увидишь, — произносит Руслан и… мягко обнимает. Легко, почти невесомо, касается моей талии и прижимает меня ближе. Наталкивает на свое тело, дышит куда-то в висок. Дает мне право оттолкнуть его, впрочем, я им не пользуюсь.

Мы делаем шаг друг друга на встречу.

Я прошу его рассказать о ней больше.

Наверное, хочу дать нам шанс довериться друг другу, притереться, перестать вспыхивать при малейшем отклонении от привычных ориентиров. Хочется просто быть рядом и рассказать ему обо всем, что случилось, но говорит в основном он. О ее нелегкой судьбе, о том, что ее избивали и о приступах паники, когда она кричит во сне. Я как-то не сразу понимаю, что он видел ее по ночам. Сперва думаю, что она ему звонила, но нет. Он говорит, как прижимал ее к себе и читал ужас, написанный в его глазах.

— Постой, — произношу настойчиво. — Вы с Олей… живете вместе?

Глава 29

— Она живет у меня, — Руслан кивает. — Полгода назад забрал ее, когда она позвонила и попросила помощи. Сказала, ей не к кому обратиться.

— Ей двадцать лет, да? — переспрашиваю.

— Да.

Нет, я думала, что в первый раз он ошибся с возрастом и девчонке едва-едва исполнилось восемнадцать и ей действительно нужно помогать. Но нет. Ей двадцать и она живет с Русланом полгода. Сглатываю, только сейчас понимая причину того, почему она так со мной разговаривала о нем. Это ведь не волнение за него, как я подумала в самом начале, а влюбленность. Настоящая, наивная и детская, но влюбленность. И Руслан этого не видит? Или делает вид?

— Ей негде жить?

— У нее проблемы с отцом. Не думаю, что могу это рассказывать, — он пожимает плечами. — Я думаю, вы познакомитесь и она поделиться сама.

— Кто она тебе? — спрашиваю сквозь закипающее внутри раздражение.

— Она как сестра, мелкая, которую нужно защищать. И ей часто бывает сложно справиться с проблемами одной.

Из всей сложившейся ситуации меня радует только то, что Руслан самостоятельно и честно во всем признается. Не пытается отлынивать и говорить, что это неважно, а отвечает так, будто во всем этом нет ничего такого. Я убеждаюсь, что он и правда не понимает и воспринимает ее как сестру, которой нужно помогать. Не удивлюсь, если он, ко всему прочему, ее еще и обеспечивает.

Вспоминаются слова его отца о том, что Руслан защитник, добрый парень, который просто не может пройти мимо того, кому плохо. Единственное, что во всей этой ситуации меня раздражает — то, что он пытается построить с нами нормальные отношения, хочет, чтобы мы жили вместе. А что с Олей? Она тоже будет с нами в одной квартире? Мы станем оставлять ее с Ксюшей, как его старшую сестру? Пожалуй, я бы поняла его стремление помочь девочке, которая столько всего натерпелась, будь она его сестрой, но у него есть брат и ему он, надо заметить, не помогает.

— Руслан, ей двадцать, — замечаю аккуратно, не зная, как подступиться к этой теме, чтобы не напороться на неразрушимую стену убеждений, что это слишком мало и она маленькая, чтобы работать и снимать квартиру, чтобы справляться с проблемами не ценой чужого времени, а занимаясь с психологом.

— Я знаю, что она уже взрослая, — кивает. — Просто ты ее не видела и понятия не имеешь, какая она на самом деле.

— Куда уж мне! — не сдерживаюсь от язвительного тона.

— Я честно рассказываю тебе о ней, — он жмет плечами. — Между нами ничего нет и никогда не было, причин для ревности нет. К тому же, я давно говорил, что она подруга, понятия не имею, почему ты решила иначе.

Я вскакиваю на ноги и отрицательно мотаю головой. Конечно, я его не ревную. Меня раздражает сам факт того, что у него в квартире живет другая девушка. Как он представляет в ней меня? В качестве кого? Матери Ксюши и мачехи двадцатилетней “маленькой” девочке, которую тоже нужно защищать?

Сейчас я не хочу допытываться дальше, потому что по его настрою понимаю, что он не в состоянии воспринять мои доводы адекватно. Ссориться я не хочу, как и доказывать свою правду, поэтому предлагаю просто пойти и лечь спать. У обоих не то настроение, чтобы проводить время вместе.

— Думаю, мы не договорили, — замечает он.

— Нам и не стоит. По крайней мере о твоей Оле. Думаю, мы оба не готовы.

В комнате мы оба ворочаемся. Я оттого, что Руслан спит на диване и может меня рассматривать, а он из неудобства. В итоге посреди ночи я не выдерживаю, встаю, иду на кухню выпить воды, а когда возвращаюсь, прошу его перелечь на кровать. Он удивлен, но быстро соглашается, берет подушку, кладет рядом, переносит одеяло и ложится. Первые минуты я прислушиваюсь к каждому шороху, а потом засыпаю.

Несколько дней проходит в каком-то напряжении. Я то и дело прислушиваюсь к его разговорам по телефону, хотя убеждаю себя, что мне это совершенно неинтересно. Он взрослый парень, у него может быть своя жизнь, вот только в нее он позвал меня и дочь, сказал, что хочет попробовать снова и ему нужна моя помощь. На деле же мы не разговариваем о том, что случилось шесть лет назад. Просто плывем по течению, ходим на работу и гуляем с Ксюшей.

Через неделю уезжаем в следующую по графику страну. В Берлин. Оставлять номер, к которому привыкли, не хочется, но нужно. Я с сожалением окидываю его взглядом, вздыхаю, но все же выхожу на коридор, крепко удерживая Ксюшу за руку. Второй перелет дается дочери так же легко. Руслан ее развлекает и в целом чувствует себя хорошим отцом.

Сотрудники косо поглядывают на нас, а кто-то даже думает, что именно Руслан пропихнул меня, раз мы вместе. Глупо, но злым языкам невозможно запретить говорить. По прилету нас сразу селят в Люкс номер с двумя комнатами и кухней. Я устало разбираю одежду и мечтаю только о том, чтобы лечь спать, правда, насладиться тишиной и покоем нам не дают. В номер настойчиво стучат, и я иду открывать. Когда распахиваю дверь и вижу там Олю не могу поверить своим глазам. Мне кажется, что она лишь мираж, привидение, нарисованное моим мозгом, но нет, она реальна.

Я понимаю это в тот момент, когда в гостиную выходит Руслан с вопросом:

— Кто там?

Она грубо отталкивает меня и бежит к Руслану, запрыгивая к нему на руки со словами:

— Я так соскучилась.

Я хочу преувеличить, говоря запрыгивает, но она именно это и делает. Обвивает его ногами, обхватывает руками за шею и целует в щеку. А еще ее немаленькая грудь находится на уровне его подбородка.

Удивленно распахиваю глаза и понимаю, что я с дочкой в этой идиллии двоих точно лишние. Иду в комнату, говорю Ксюше, что мы пойдем погулять. Вижу, что она не в восторге от этой идеи, но соглашается. Хорошо хоть она не видела всего того, что произошло в гостиной. На выходе мы, конечно же, не остаемся незамеченными, Руслан зовет меня, но я не отвечаю. Ксюша удивленно смотрит на Олю, но не спешит с ней даже здороваться.

— Аня, — Руслан перехватывает меня на коридоре. — Куда вы?

— Погуляем, — пожимаю плечами. — Вам явно есть о чем поговорить.

— Да, пожалуй. Будь на связи, пожалуйста.

Он разворачивается и уходит, а я стою с открытым от удивления ртом и четким пониманием, что мужчина, от которого у меня дочь, слепой. Он в упор не видит то, как выглядят их отношения со стороны. В этом, пожалуй, нет его вины. Она умело играет свою роль: строит нежную трепетную лань, эдакую малышку, которую я вижу насквозь. Я жутко хочу ошибаться. В том, что она имеет на него виды. Так было бы хорошо, потому что он меня не услышит и не поймет, что Оля к нему неравнодушна до тех пор, пока она не сделает ошибку. А раз она полгода рядом и четыре с ним общается, уверена, она просчитает все наперед.

— Здравствуйте, вам что-то нужно?

Меня радует, что здесь на рецепции администраторы, разговаривающие по-русски.

— Да. Я хочу снять номер с двуспальной кроватью для себя и дочери. На неделю.

— Да, минуточку.

Дальше мне называют цену и я предоставляю паспорт, беру ключ и веду притихшую Ксюшу в другой номер.

— Мы здесь, потому что к папе приехала Оля и он нас больше не любит?

— Что ты, — я глажу дочку по голове и улыбаюсь. — Мы обязательно вернемся к папе, когда тетя Оля переедет.

— Она тебе не нравится?

— Верно, — киваю. — Но давай это будет нашим секретом.

Я подмигиваю дочке и укладываю ее спать, а сама ставлю телефон на беззвучный и подхожу к окну, наслаждаясь видом. Думаю о том, что делать дальше. Оставаться в одном номере с его “сестрой” я не намерена.

Глава 30

Телефон разрывается от звонков, но я не отвечаю. Смотрю, как экран загорается и потухает снова и снова и лишь вздыхаю. Разговаривать с Русланом не хочу, а уж видеться — тем более. Мне нужно понять, что делать дальше, как объяснить взрослому мужчине, что две женщины не смогут ужиться в одном номере. И что его дочери не нравится девушка, которую он считает сестрой.

Пока я пытаюсь сложить слова в предложения, начинает раскалываться голова. Перелет дался трудно, я почти не спала, а теперь еще и появление Оли. О том, как она узнала отель, в котором мы отдыхаем и даже номер, не хочу думать. Ближе к ночи думаю пить или не пить таблетку успокоительного, и все чего-то жду. Наверное, что придет Руслан. Догадается, что с Ксюшей я никуда уйти не могла и осталась в отеле, просто сняла другой номер.

Когда уже набираю в стакан воды и решаю таки выпить таблетку, в дверь стучат. Я вздрагиваю, но иду открывать, кто бы ни был по ту сторону. Руслан стоит, прислонившись к стене и засунув руки в карманы. Хмуро на меня смотрит и сразу, едва я открываю, пытается зайти внутрь.

Я толкаю его руками наружу и выхожу следом.

— Не хочешь пускать к себе?

— Не хочу, — киваю.

— Да твою мать, Аня, я чуть с ума не сошел! — шипит, стараясь не повышать голос и не кричать, все же, половина посетителей наверняка спит. — Когда ни через час, ни через два вы не пришли, я пошел искать вас! В ресторане отеля, на детской площадке, в близлежащих кафешках и даже в торговом центре в километре отсюда.

— Ты не подумал, что все куда проще?

— Только потом, — он пожимает плечами. — Я не понимаю, что произошло и почему ты решила снять отдельный номер.

Меня подкупает обеспокоенность, сквозящая в его взгляде. Тревога, написанная на лице и то, как тяжело он дышит. Почему-то внутри меня триумфально горит осознание того, что все это время он сидел не с ней, а искал нас. За этим я забываю все, что хотела сказать. Все тщательно подготовленные слова куда-то деваются, поэтому я начинаю импровизировать и начинать с меньшего.

— У меня нет желания жить в одном номере с другой женщиной, — произношу твердо и уверенно.

— Вы даже не познакомились, — с долей раздражения произносит Руслан.

— А нам и не надо, — язвлю в ответ. — Не думаю, что Оля рада меня видеть.

— Она расстроилась, что вы ушли. Подарки вам привезла. И тебе и Ксюше.

Моя злость на Руслана проходит по мере того, как он говорит. Я выдыхаю, потому что он и правда считает Олю своей сестрой и не видит ее к нему отношения. Я же заметила ее взгляд, направленный на меня: злой, раздраженный и дерзкий. Она явно не из добрых побуждений привезла подарок мне и дочке, но совершенно точно сделала это, чтобы угодить ему.

— Давай поговорим в номере.

Я пропускаю Руслана внутрь, предлагаю сесть на диване, и укладываюсь рядом.

— Я хочу, чтобы вы вернулись.

— Я с радостью, Руслан. Но тебе придется снять ей номер, ты ведь это понимаешь?

Он кивает, и я расслабляюсь еще больше. Хорошо, что он понимает, что мы вдвоем просто не сможем ужиться в одном помещении. Это немного меня расслабляет, и я продолжаю дальше.

— Ксюша трудно сходится с новыми людьми, а Оля для нее чужая. Она не сможет находиться с ней в одном номере и биться за твое внимание. Твоя дочь ранима, Руслан, а ты только завоевал ее доверие.

Со стороны это похоже на манипуляцию, но я знаю, что говорю чистую правду. Ксюша не сможет долго бороться за внимание отца и в конечном итоге подумает, что не нужна ему. Я не хочу видеть разочарование в ее глазах, поэтому надеюсь, что Руслан все поймет и начнет думать в первую очередь о Ксюше, а не о взрослой девочке, которая настырно его уверяет, что застряла в детстве.

— Я объяснил Оле, что мы живем вместе, и что я сниму ей номер. Я всё оформил, ее номер прямо напротив нашего, если ты не против.

Мотаю головой и чувствую себя истеричкой, которая ушла только потому, что приехала соперница. Хочется вернуть все вспять и поступить умнее — представиться Оле, познакомить с ней дочку, быть любезной. Я вдруг понимаю, что мелкая двадцатилетняя соплюшка обыграла меня на раз-два. Обвела вокруг пальца и снова осталась в выигрыше. Наверняка с трагическим лицом удивилась, что мы ушли и не познакомились.

Как бы я ни пыталась, но ничего кроме раздражения и злости я к ней не испытываю. Возможно потому что она была рядом с ним в те моменты, когда там должна была быть я. А может из-за того, что она посмела влезать в наши отношения и раздавать советы. В любом случае, Оля мне не нравится, и я скорее поверю, что она умело вешает Руслану на уши лапшу, чем искренне переживает о том, как ее примет его дочка. О себе вообще молчу. Мы так и не решили, кто друг другу. Друзья, любовники, сожители, просто родители Ксюши.

— Я за, — киваю. — И познакомиться с ней тоже не против. Правда, подарков не купила, не знала, что она должна приехать.

— Она и не должна была, — объясняет Руслан. — Я говорил с ней по телефону, сказал, что следующая остановка здесь, но понятия не имел, что она приедет. Это вышло неожиданно. И я не могу отправить ее обратно, потому что недавно у нее был приступ. Ты ведь помнишь.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍Я решаю быть выше этого и сильнее, пододвигаюсь к Руслану ближе и, ловко приподнявшись, оказываюсь у него на коленях. Надеюсь, что он меня не оттолкнет, но он и не думает. Вместо этого касается моих бедер, талии, проходит горячими ладонями по спине и смотрит в глаза.

— Я так устала, — произношу, обнимая его за шею. — И соскучилась.

Конечно, я поступаю плохо, потому что до близости нам на самом деле еще очень далеко. Тем для обсуждений слишком много, я должна ему рассказать о случившемся, заставить его довериться мне и только потом открыться, но после появления Оли это все кажется мне не таким важным. Она молодая и привлекательная, у нее едва ли не идеальная фигура, а он здоровый мужчина, который нуждается в разрядке.

Когда он целует меня в губы я думаю о том, что все делаю правильно. Наша близость позволит нам перейти на новый уровень и оставит Олю на втором плане. Не уверена, что смогу удержать Руслана, но знаю, что буду винить себя, если в один из моментов застану их обнаженными в постели. Потому что была холодной, потому что думала, что это неважно и потому что была для него не женщиной, а лишь матерью его ребенка.

Мы должны спать вместе, у нас должен быть секс, если мы хотим нормальные здоровые отношения и крепкую семью. Руслан ведь хотел, чтобы мы с дочкой носили его фамилию. Так будет правильно, потому что я все еще что-то чувствую к нему. И потому что ловлю восхищение и желание в его взглядах, направленных на меня. Так не смотрят на тех, кто им безразличен. Так мужчины смотрят на женщин, к которым что-то испытывают.

Когда Руслан не отталкивает меня, а поднимается и несет в ванную, расслабляюсь окончательно. Он рядом, он не ненавидит меня и она не настроила его против, хотя видно, что он все еще напряжен. На нервах, потому что искал нас.

В ванной мы быстро освобождаемся от одежды и забираемся под горячие струи душа. Его руки скользят по моему телу, губы касаются щек, шеи, ключиц. Я сглатываю, когда Руслан прижимает меня к холодному кафелю, обнимаю его за плечи, потому что мы снова близки.

— Ты охренеть какая красивая, — произносит в порыве страсти.

Я царапаю его спину длинными ногтями, касаюсь его плеч, прохожусь по груди. На мою и без того разгоряченную кожу попадают капли воды, а в душе разливается приятное тепло, потому что он со мной. Рядом. Потому что дико хочет меня несмотря на все случившееся, потому что отпустил, и потому что за шесть лет не забыл, хотя я была уверена, что это так.

Его губы терзают мои, руки блуждают по телу, а крепкие мужские ладони гладят поясницу и плечи, касаются рук. Наши пальцы переплетаются, сердца стучат в унисон: дико, громко и с бешенной скоростью.

— Рус… лан, — произношу по слогам, заикаясь.

Он царапает щетиной мою кожу, когда целует в губы, когда кусает за шею и оставляет след от поцелуя-укуса. Завтра мой стилист будет думать, как замазать бордовый след от засоса, но сейчас я думаю о другом. Мы занимаемся этим снова. Я абсолютно отдаю себе отчет в том, что происходит. Руслан и я занимаемся любовью. С жаром, с диким желанием и прерывистыми тяжелыми вздохами. Я так и не выпила таблетку, а он наплевал на приезд Оли и сейчас мы вместе. Кожа к коже. Взгляд к взгляду.

Глава 31

Я чувствую себя старой прожженой теткой рядом с этим аленьким цветочком, что стыдливо протягивает мне подарок и едва слышно говорит свое имя. Куда подевалась вчерашняя боевая девчонка, что решительно отталкивала меня с прохода — ума не приложу. Сейчас Оля другая: спокойная тихая скромница, которая боится лишнее слово вставить, чтобы не обидеть.

— Я не знала, что вы любите, поэтому… — она делает паузу, сглатывает, — взяла на свой вкус.

— Спасибо.

Я беру красивый упаковочный пакет из ее рук и откладываю его в сторону. Что буду с ним делать, решу потом. Сейчас я вся во внимании, потому что Оля должна вручить подарок моей дочери. В ее руках одна из любимых игрушек Ксюши — кукла Лол. Она протягивает его моей дочке и улыбается одними уголками губ. Оля напряжена, а я хочу себя заставить относиться к ней без подозрения. Хочу верить, что все это она делает из добрых побуждений и потому что действительно решила найти общий язык с дочкой Руслана.

— Спасибо, — не забывает сказать Ксюша.

Я выдыхаю, потому что дочка чувствует себя спокойно и принимает подарок. Она не собирается устраивать истерики и говорить, чтобы Оля уходила. За то, что я забрала ее вчера, чувствую вину. Я не должна была. Своим уходом я сделала так, что Ксюша подумала, будто папа ее больше не любит и ему важна другая тетя.

Глупо и неразумно, но мной руководили эмоции.

Я люблю его.

И ревную к ней.

Эти признания даются мне так просто и неожиданно, что я не замечаю, как Руслан садится рядом и обнимает меня за талию. Перед ней показывает, что мы вместе.

Это так рационально и одновременно непривычно, что я теряю дар речи. Не знаю, что он ей говорил, но перед тем, как мы с дочкой вернулись, Руслан пошел поговорить с Олей. Я ждала когда проснется Ксюша и позвонила ему сразу же. Он пришел, пожелал дочке доброго утра и сказал, что хочет познакомить ее с Олей. И что она привезла ей подарок.

— Она не заберет тебя у нас с мамой? — дочка, вроде бы, спросила невинно, а у меня тогда вся жизнь перед глазами пролетела.

— Нет, конечно, как ты могла такое подумать. Тетя Оля не может забрать меня у тебя, я ведь твой папа, помнишь? И я люблю тебя.

— И маму?

— И маму тоже.

Сейчас эти слова отголоском прокручиваются в моей голове. Я понимаю, что Руслан был вынужден так сказать, чтобы не расстраивать дочь, но позволяю себе думать о том, что он чувствует ко мне то же, что и я.

— Ксюше понравилось? — с надеждой в голосе спрашивает Оля.

Я киваю. Не знаю, о чем говорить с двадцатилетними девчонками, у которых проблемы в жизни. Наверное, было бы неплохо о чем-то завести разговор, только вот я не знаю даже, с чего начать. Спросить, как долетела? Нравится ли ей номер? Нужно как-то аккуратно и вежливо, потому что она явно не настроена враждебно и даже то, что Руслан сидит рядом со мной и обнимает меня, она воспринимает, кажется, нормально.

Может, вчера мне показалось и в ее взгляде не было ничего враждебного?

— Аня, как вы смотрите на то, чтобы прогуляться вместе вечером? — неожиданно спрашивает Оля. — Я не знаю города, да и мне страшно одной, а с Русланом… теперь кажется неправильно. А я бы хотела что-то посмотреть, купить. Я немного денег на скопила, когда работала, и вот… — она скромно улыбается, а я думаю, что сплю.

Вот не вяжется этот благодетельный образ с той девчонкой, что звонила по мне по видео, и с той, кто вчера отталкивала, чтобы выпрыгнуть Руслану на руки.

Я чувствую себя злой бабой-ягой, потому что совершенно не хочу никуда идти, но понимаю, что мы с дочкой отсутствовали в жизни Руслана шесть лет, и я просто не имею права требовать у него отказаться от всех, кто ему дорог. Я соглашаюсь. Еще не понимаю, почему. Наверное, потому что она попросила меня об этом нормально. И я хочу узнать, что она представляет собой на самом деле. Злится на меня, раздражена. При Руслане она, естественно, не скажет и слова, а вот наедине. Думаю, она сразу расставит приоритеты и объяснит, чего добивается в этой жизни. И почему ей так важен Руслан.

Когда Оля уходит, я чувствую себя куда спокойнее, хотя почему-то думала, что она будет находиться в нашем номере весь день и уходить к себе только на ночь. Пока я готовлю обед, присматриваюсь к Руслану. Он расслабленно играет с дочкой, собирает пазлы, играют в мозаику, рисуют. Его телефон стоит на тумбочке ближе ко мне, чем к нему. Я почему-то боялась, что он будет чувствовать себя виноватой перед ней, что будет просить ее развлечь, но нет. Он совершенно искренне играет с дочкой, и я успокаиваюсь.

После обеда я иду собираться, а Руслан ведет Ксюшу на дневной сон: берет книжку, чтобы почитать и появляется в нашей комнате только спустя минут двадцать. Я как раз заканчиваю укладку.

— Ты точно уверена, что хочешь этого?

— Я не хочу, — отвечаю честно. — Но она дорога тебе, и я попытаюсь быть с ней вежливой. К тому же будет неправильно отпустить ее одну. Она слишком… тихая.

— Спасибо тебе, — он подходит ближе, останавливается, обнимает меня со спины, располагая руки на талии.

— Нам нужно поговорить, — напоминаю ему. — Это давит на меня, Руслан. Я как на минном поле. Каждый день боюсь, что начну говорить, а ты сорвешься, не поверишь, и снова с нуля. Но и молчать я больше не хочу, — смотрю ему в глаза через зеркало. — Ты должен знать всё, что случилось. Скажи мне, когда будешь готов.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍— Я верю тому, что ты сказала, — произносит спокойно и уверенно, глядя мне в глаза.

Я сглатываю. Думала, что между нами сквозит недосказанность, что он каждый день борется с собой, чтобы не видеть во мне предательницу, а он… верит? Вот так просто?

— Почему? — спрашиваю, едва шевеля губами.

— Потому что ты родила мне дочь, — аргументирует. — Я вижу, какой она выросла, каждый день смотрю, как ты с ней разговариваешь, как воспитываешь, как всё объясняешь, — он запинается и глубоко вздыхает. — В какой-то момент я понял, что заставляю себя тебя ненавидеть, вынуждаю думать, что ты предала, напоминаю.

Я чувствую, как на глаза наворачиваются слезы. Все это время я думала о том, что он делает над собой усилие, общаясь со мной нормально, а он…

Я поворачиваюсь, провожу ладонью по его щеке, чувствуя как подушечки пальцев царапает колючая щетина. Оля отходит на второй план, потому что вот так: с дикой страстью и желанием он смотрит на меня. На нее — с волнением и озабоченностью, на дочь — с любовью и нежностью, с желанием носить ее на руках и во всем угождать.

— Я хочу поговорить обо всем, — прошу его. — Мне это нужно. Я хочу, чтобы ты знал. Дословно.

— Поговорим сегодня.

Закончив собираться, я выхожу из номера, стучу в дверь к Оле и жду, когда она откроет. Она появляется на пороге почти сразу: в коротких шортах и майке, чуть ниже бедер, с небольшой сумкой через плечо и улыбкой.

— Я только собралась. Вас ждала.

— Давай на ты, — все же предлагаю ей, чувствуя себя не в своей тарелке, когда взрослая девушка говорит ко мне на вы.

— Хорошо.

Мы вместе выходим из отеля. У входа нас уже ожидает такси. Мы едем в большой торговый центр. Я впервые выбираюсь куда-то без дочери, поэтому собираюсь приятно провести время, несмотря на компанию. К моему удивлению, Оля не пытается заговорить о Руслане, ходит по магазинам, выбирает одежду, сама оплачивает покупки. Новость о ее работе стала для меня полной неожиданностью, потому что я предполагала, раз она живет в квартире Руслана, то и не зарабатывает.

— Может, поедим? — предлагает спустя часа три гуляний по торговому центру.

За это время я успеваю купить три комплекта белья, шелковый халат, несколько пар трусиков и лифчиков, а еще красивую пижаму, в которую сегодня планирую облачиться. Разговор нас ждет серьезный и будет лучше, если я буду чувствовать себя не только слабой, но и уверенной.

— Можно. Зайдем в кафе?

— Давай.

Мы размещаемся в одном из кафе, где по отзывам подают вкусный кофе и еду. Я останавливаю свой выбор на мокоо и круассане с бананом и шоколадом, а Оля выбирает маффин и латте. Пока ждем заказ, пишу Руслану сообщение:

“У нас все хорошо. Пока не поубивали друг друга”.

— Можно спросить? — говорит Оля после того, как нам приносят заказ.

— Спрашивай.

— У вас всё… серьезно?

— Мы живем вместе, — я пожимаю плечами. — И у нас дочь.

— И ты его предала, — замечает только это, не позволяя себе большего, хотя я вижу, что хочет.

— Мы разберемся сами.

Она молчит, хотя жду упреков. Слов о том, что я совершенно о нем не думаю и если что — ей потом его вытаскивать. Вопреки ожиданиям, Оля ни слова об этом не говорит, отпивает латте, съедает половину круассана и только после заводит разговор:

— Мы с мамой два года назад переехали к отчиму. Жизнь поначалу была прекрасной: мне покупали одежду, кормили, возили на отдых. Я думала, мама наконец нашла достойного мужчину…

Понятия не имею, зачем она все это мне рассказывает, но молча слушаю. Не перебиваю.

— Потом он пришел ко мне в спальню. Я уже почти спала, когда он лег рядом. Мама на ночь пила снотворное, потому что у нее был плохой сон и… ничего не услышала. А на следующий день не поверила мне.

— Он…

Я не знаю, как сказать дальше.

— Нет, — она мотает головой. — Я отбилась, и он отвесил мне пощечину. Сказал, что все равно его буду. И ничего не сделаю, потому что у меня никого нет.

Она смотрит куда-то в одну точку и не останавливается. Продолжает рассказывать вещи, от которых у меня мурашки по коже. Не потому что мне ее жаль, а потому что у меня растет дочь. И я ведь не хотела всю жизнь быть одна.

— Мне помог только он. Руслан, — она сглатывает и поднимает голову, смотря прямо на меня. — Я ему написала и он сказал, что заберет меня, решит эту проблему. И решил. Сказал, что могу жить в его квартире, так как он часто не ночует дома и уезжает, и потом, когда отчим перестал платить за учебу — взял это на себя.

— Зачем ты это рассказываешь?

— Потому что понимаю, что мне в его жизни больше нет места, — она всхлипывает, но слез в глазах нет. — Мне страшно остаться одной. У него есть ты и… Ксюша. Извини, что сомневалась… она правда его дочь. Похожа очень. Лицо, губы, глаза и взгляд. Она его копия.

Я чувствую себя не в своей тарелке и понимаю, что должна сочувствовать ей. Наверное, как-то утешить, но предвзятость не позволяет. Я все еще не до конца доверяю ей и мне кажется, что никогда не смогу быть такой, как Руслан.

— Я приехала, потому что… не знаю. Почувствовала, что теряю его. Он перестал сам звонить, совсем прекратил писать смс. Он думает о тебе, любит тебя, а я оказалась за бортом, и это нормально наверное в сложившийся ситуации, просто… позволь мне хоть иногда быть рядом. С вами со всеми, не с ним.

Глава 32

— Аня, можно тебя? — в холле отеля, когда мы возвращаемся обратно, меня перехватывает Леонид.

— Здравствуй.

Я чувствую себя виноватой, потому что за все это время мы перебросились с ним едва ли парой фраз. Я полностью зациклилась на Руслане, на дочери, на Оле, в конце концов.

— Я пойду тогда к себе? — спрашивает она. — Увидимся… позже.

Я смотрю ей вслед и поворачиваюсь к Леониду, натыкаясь на недоумевающий взгляд.

— Что?

— Вы с ней… подружились?

— Делаем вид, что всё в порядке, — отшучиваюсь, хотя чувствую себя эмоционально измотанной.

Рассказ Оли поверг меня в шок, но кроме этого я больше ничего не чувствую. Возможно, встреть я ее совершенно случайно где-нибудь под дождем на улице, прониклась сожалением, а пока… это кажется мне чем-то невозможным. Она для меня та, кто претендует на внимание отца Ксюши, кто забирает его у меня и дочери. Я не могу ей сочувствовать, не могу с пониманием отнестись к просьбе быть рядом с нами. Она мне никто и мое желание не видеть ее вполне естественно.

— Есть время выпить кофе? — уточняет Леонид.

— Да, пойдем.

Я даю себе отсрочку перед серьезным разговором с Русланом. Позволяю выдохнуть и провести время с человеком, в компании которого мне приятно находиться. В ресторане отеля мы заказываем по напитку: я беру карамельный латте, а Леонид американо с молоком. Мы разговариваем, как не странно, о детях. Он рассказывает о своих сыновьях, говорит, что соскучился и хочет бросить всё, чтобы увидеть их.

— Я не жалею, что взяла дочку с собой, — говорю совершенно искренне. — Я бы к этому времени уже заскучала.

— У тебя помощник, — замечает Леонид. — Руслану к лицу отцовство.

— Ты знал об Ольге?

— О ее существовании или приезде?

— Ты знал о ее приезде? — ошарашенно переспрашиваю.

— Ну… да. Она позвонила, сказала, хочет сделать Руслану сюрприз. Я не то, чтобы был за, просто отказывать ей побаиваюсь, — Леонид хмыкает. — Тяжелая она девочка и в него влюблённая, ты же знаешь?

Я молча киваю, хотя хочется столько всего распростить, поговорить и посоветоваться, что делать дальше и как быть. Наверное, Леонид бы меня понял, к тому же он знает Олю, но это кажется мне неправильным. Руслан точно не поймет, если узнает.

— Ты уверена, что оно тебе нужно?

Переспрашивать, о чем именно он говорит нет необходимости. И так все понятно. Об отношениях с Русланом, о совместной жизни, о будущем.

— Думаю, он заслуживает шанса быть счастливым.

— Она от него не отступит, — с сожалением произносит Леонид. — А Руслан слишком хороший, чтобы увидеть в ней простушку, что тащит из него бабки.

— Думаю, мы разберемся.

— А если нет? — Леонид неожиданно хватает меня за руку и не позволяет встать и уйти. — Вы будете жить вчетвером? Подумай о дочке, ей нужна полноценная семья. Посторонняя тетя для нее дополнительный источник стресса.

— И что ты предлагаешь? — со злостью и раздражением спрашиваю у него.

— Уходи от него. Отгородись и позволь общаться только с дочкой. Начни отношения с другим мужчиной.

— С кем? — с нервным смешком переспрашиваю. — Я шесть лет была одна, Леонид. С остальными пресно, скучно, никак, понимаешь? Тебя встречают после работы, целуют, дарят цветы, а ты себя вынуждаешь к отношениям, заставляешь улыбаться, отвечать на вопросы и ложиться в постель! — последнее я произношу почти крича.

На нас начинают оборачиваться. Всем интересно посмотреть на странную иностранку, которая позволяет себе повышать тон. Руки трясутся, в голове туман, перед глазами пелена. Я встаю, чтобы уйти и не думать. Я ведь всю правду сказала — не получается у меня ни с кем кроме него.

— Погоди, — Леонид поднимается следом, перехватывает мою кисть.

Я заторможено перевожу взгляд на его пальцы, цепко вцепившиеся в мою кожу. Смотрю на Леонида, который судя по глазам вовсе не чувствует себя виноватым.

— Отпусти мою руку.

— Ты делаешь ошибку, Аня.

— Отпусти. Мою. Руку, — снова повторяю, на этот раз чеканя каждое слово.

Он делает это только тогда, когда за меня вступается какой-то мужчина из соседнего столика. Я благодарю его по-английски, хватаю покупки, сумочку и сбегаю. На этаже замедляю шаг, не зная, что увижу в номере. Руслана, утешающего Олю? Ее в слезах, плачущую и едва одетую, потому что уже глубокая ночь? А, может, его вовсе там нет и он у нее в номере? Целует ее в щеку, обнимает за плечи, она жмется к нему грудью…

Я приказываю себе остановиться и прекратить накручивать. Получается ни к черту, поэтому я ускоряю шаг. Идти быстро, чтобы убедиться, что все в порядке. Или нет. Доказать, что Руслан всегда будет предпочитать другую, потому что она меньше, слабее, потому что умело манипулирует им. Поставить крест на возможности быть счастливой, потому что если не с ним, то ни с кем.

Я толкаю дверь и застываю на пороге, потому что никакой Оли в номере нет. Здесь царит гробовая тишина и полумрак. Руслан спит на диване, не подозревая, что за раздрай творится у меня на душе. Блики от работающего телевизора попадают ему на лицо, и я вижу спокойствие и расслабленность. Он явно никого не утешал, да и разговаривала я с Леонидом от силы полчаса.

Шумный выдох сам рвется из груди, ноги становятся ватными и мне приходится сесть на пуфик рядом. Безумно долго смотрю в его лицо и понимаю, что должна расслабиться. Он и думать не думал ни о какой Оле, а она, если и приходила, то ушла. Он ждал меня, смотрел телевизор, томясь в ожидании, когда же я вернусь. Дочка тоже спит. Видимо, проснулась, поиграла и снова уснула, нагруженная сегодняшним днем.

Не знаю, сколько проходит времени, прежде чем Руслан шевелится, пытается перевернуться на бок и замирает, открывает глаза и смотрит прямиком на меня.

— Привет, — говорит сонно. — Извини, я вырубился.

Я улыбаюсь сквозь рвущиеся наружу слезы. Не хочется быть перед ним слабой, но и держать всё в себе я больше тоже не могу. Встаю с пуфика, иду к Руслану, забираюсь к нему на диван и прижимаюсь к его горячему телу. Плачу. Слезы сами стекают по щекам, оставляя мокрые блестящие дорожки.

Руслан допытывается, что случилось и почему, кто меня обидел, что сказал. Волнуется за меня, трясется, нервничает, когда молчу и ни слова не говорю. Не знаю что. Никто ведь не обижал, просто… я снова зависима от него. С ним хочу быть рядом, обнимать, касаться губами, трогать руками и строить отношения. Потому что с другими не получается. Тело и разум попросту не отзываются. Я будто рядом нахожусь и вместе с тем где-то далеко. Не слушаю, не смотрю, не отвечаю на ласки.

— Ты холодная. Лёд, понимаешь? Трогаешь тебя и сбежать хочется! — сказал последний, с кем я пробовала завести отношения.

Мы расстались, и я больше не пыталась. Решила, что у меня есть дочь, на ней и сконцентрирую внимание, а остальное… не имеет значение. А с ним вот… снова в омут. Опять больно в душе и хорошо одновременно. Когда смотрит так, что сердце заходится в диком ритме, когда целует, трогает, когда занимаемся любовью…

— Поверь мне, пожалуйста, — шепчу куда-то ему в шею. — Я больше не смогу без тебя столько.

Впервые показываю ему свою слабость. Плачу и умоляю. Не гордо вскидываю голову и пытаюсь быть самостоятельной, дерзкой, грубой. Хочется быть слабой с ним хотя бы сейчас. Показать, что на самом деле не льдинка, что нуждаюсь в нем и что без него я ничто. Дать понять, что я не робот и не машина, которая работает по часам, а женщина. Ранимая, со своими тараканами в голове, с мыслями, что регулярно терзают душу и вынуждают поступать нерационально. Иначе я уже пробовала.

Как итог — он не видит во мне ту, кого нужно защищать, потому что от недавних пор я сама могу о себе позаботиться. Защитить, дать отпор. Он, как мужчина, теряется рядом со мной, отходит на второй план, перестает принимать решения и иметь право голоса. Возможно, поэтому он защищает ее, успокаивает, говорит ласково и на приглушенных тонах. Потому что знает — она слабая, а я справлюсь сама?

— Я уже тебе верю, — спокойно говорит он, касаясь моих волос.

Проводит по ним рукой, запутывается в прядях, чертыхается и перемещает ладонь на спину. Жмет к себе, целует в висок и говорит:

— Может ну его всё? Я не хочу возвращаться обратно.

Глава 33

Руслан

Я чувствую себя как меж двух огней. С одной стороны Оля, которой периодически плохо и она требует внимания. А с другой Аня и Ксюша. Они стали дороги мне за какой-то месяц, я прикипел, привязался к обеим настолько, что не представляю без них своей жизни. Но и Олю оттолкнуть не могу. Хочу ей как-то помочь, ищу специалиста, который сможет справиться с ее проблемой. Возможно здесь, в Германии, врачи действительно смогут помочь с паническими атаками и пропишут действенные лекарства. Может быть, она отвлечется и перестанет думать о том, что с ней произошло, прекратит вспоминать.

Я знаю, что Ане трудно воспринимать Олю как ту, кому нужно помогать. Она смотрит на нее с подозрением и едва скрываемым раздражением, но все равно соглашается пойти с той в торговый центр. Мне остается только тихо благодарить свою женщину и уверять, что с дочкой все будет в порядке.

По-другому и быть не может, потому что малышка девочка послушная. Когда она просыпается, я первым делом кормлю ее заказанным в номер ужином. Потом мы читаем книги, играем в мозаику и собираем конструктор. Перед сном я читаю ей сказку и иду ждать Аню в гостиной, включаю телевизор, а когда просыпаюсь вижу перед собой ее. Она жмется ко мне, обнимает и требует разговора. Хочет рассказать мне обо всем, а я почему-то даже слушать не хочу. Какая разница, что тогда произошло? Я уверен, что отец соврал, знаю, что она говорит правду и мне совсем неважно знать обо всем дословно.

Но это нужно ей. Она должна рассказать обо всем, чтобы позволить нам идти дальше. Она не говорит об этом, но я вижу это в ее глазах. Читаю во взгляде и чувствую эту потребность.

— Я не находила себе места, когда тебя арестовали. Понятия не имела, что происходит и что будет дальше. Думала, что это нелепая ошибка, что твой отец скоро освободит тебя и все будет в порядке, — она сглатывает, упирается лбом мне в плечо и переводит дыхание.

— Я не хочу это слышать.

Это чистая правда. Я до последнего не общался с отцом, а когда он умер, выдохнул. Так о родителях не говорят, конечно, и я должен бы вспомнить что-то позитивное, но почему-то не получается. Сколько себя помню, мы постоянно ссорились. Я его ненавидел, он считал меня наркоманом и думал, что ничего путнего из меня не выйдет. Я ненавидел его вначале из-за матери, а потом из-за нее. Теперь хочу, чтобы он был жив. Искренне. Хочу отомстить, сделать хоть что-то. Не быть таким равнодушным и хотя бы начистить ему морду.

— Я слабо помню, что происходило в те дни. Знаю, что я ходила в отделение, но так ничего и не добилась. Твой отец приехал потом, рассказал, что тебе выдвинули обвинения, что будет суд и что у моего бывшего, якобы, хорошие адвокаты. Я ведь тогда понятия не имела, что у Ивана просто не может быть адвокатов, — она всхлипывает. — Да и откуда они у него? В карманах ни гроша, да и мозгами он работать никогда не умел. Об этом я думала потом, как и о том, что вряд ли тебе бы светил серьезный срок.

— Я вообще ничего не понимал, — признаюсь ей. — Знал, что нанес серьезные повреждения и за такое могут дать не только штраф, но и чего серьезнее. Я надеялся на отца.

А вот это совершенно искренне. Я и правда сидел в той сырой камере и думал, что папа меня вытащит. Он наверняка уже на полпути к отделу и вот-вот всё решит. Когда провел там одну ночь, вторую, засомневался, а когда пытались выбить ответы на вопросы — дошло, что все плохо. Я тогда еще не знал, насколько.

— Я к тебе шла в полной уверенности, что все будет хорошо. Что раз твой отец устроил нам свидание, он обязательно сможет тебя вытащить, нужно только подождать,  — Аня встает, садится на диване и вздыхает.

Вижу, что ей трудно продолжать. Аня тяжело дышит и шумно вздыхает, нервничает, вспоминая то, через что прошла.

— Я только потом поняла, что у него был план. Я должна была увидеть синяки на твоем теле, чтобы проняться сочувствием и сделать “правильный” выбор. Я поняла это уже потом. Когда он сказал, что я должна тебя бросить, что ты все равно меня забудешь, и я должна тебя отпустить ради будущего. Что такая, как я тебе не нужна.

Я ожидал чего-то подобного и даже хуже. Отец всегда был жестоким и шел по головам. Он и состояние сколотил на том, что делал несчастными остальных: меня, мою мать и брата. Кирилл зажил только после его смерти. Его к себе мать забрала, хотя конечно не должна была, потому что ей он, по сути, никто. Но ему идти некуда после смерти отца было, его мамаша о нем благополучно забыла, а моя, конечно же, не могла оставить парня.

— Он не имел права решать, — произношу, потому что хочу, чтобы она это знала. Отец любил вершить чужие судьбы, лезть туда, куда бы не стоило, но упорно делал то, что считал нужным.

— Я знаю, что не имел, — она кивает. — Но ты представь, каково мне было, когда ты там, весь избитый, в крови и ранах, и я могу тебя спасти. Нужно лишь… сказать, подтвердить, что всё было у нас… с ним, — она сглатывает. — Я отказалась вначале, а потом поняла, что не могу так. Не могу оставить тебя там. Ты ведь спас меня тогда, защитил от мужа и… я видела, что тебе там нелегко.

Я пытаюсь стойко держаться и молчать, а ведь хочется столько всего сказать. Мысли кружатся в голове одна за другой, сменяют друг друга, но я упорно молчу. Да и что говорить? Пытаться изменить то, что случилось еще шесть лет назад? Как я вообще мог поверить? И упорно не видеть, что все ложь долгих шесть лет.

Наверное, мы должны были разойтись, чтобы повзрослеть и понять свои ошибки. Аня сожалеет, а я чувствую себя придурком. Идиотом попросту, который поверил отцу. Я ведь знал, какой он и понимал, что она никогда… усомнился. Он ведь столько слов мне наговорил, попадал в цель. И мужа ее приплел, который тоже наверняка страдает, потому что его бросила жена.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍— Я согласилась. Позвонила и сказала, а потом ты пришел. Я не смогла и слова сказать и уговаривала себя, что поступаю верно. У тебя вся жизнь впереди и лучше провести ее на свободе, а не на зоне. Любил бы ты меня после того, как вышел? Вряд ли.

— Меня бы не посадили! — уверенно произношу и перехватываю ее лицо ладонями. — Он бы не дал, понимаешь? Мать бы не позволила.

— Это я только потом поняла, когда о беременности узнала. Поняла, что он блефовал и на самом деле у него и мыслей не было тебя посадить, просто это оказалось самым действенным способом надавить на меня. Денег я бы не взяла, от тебя бы просто так не отказалась. Он выбрал то, что подействовало.

— Он мразь. И всегда таким был.

— Я не виню его, — совершенно спокойно произносит Аня.

Видно, что за шесть лет она успокоилась и отпустила, а я нет. Потому что до последнего думал, что все дело в ней. Что она захотела жизни лучше и добивалась ее, как могла, что играла.

Нихрена я ее не знал, на самом деле.

Зато сейчас уверен, что не отпущу. Не смогу. Она ведь и правда другая. Спокойная, тихая и верная, она бы ни за что меня не предала. И она родила мою дочь, которую воспитала лучше любой другой женщины. Если кто из нас и неправ, то я. Для сына своего отца я не мог не понимать, что это всё сделал он. Что и задержали меня не просто так, хотя не должны были, что и выпустили слишком быстро после “допроса”. Я тогда не понимал ни черта из-за обстановки, в которой оказался.

Сырое помещение, непонятные соседи в камере, похлебка в мисках, которые было страшно в руки взять, не говоря уже о том, чтобы оттуда есть. Я бы не протянул там долго, как не крепился, и соображал плохо. Хотел к ней. А потом сообщение, что она переспала с отцом. Потому что поняла, что с бывшим ей быстро не справиться. Меня ведь посадили.

— Ты должна была винить меня, — произношу, понимая, что она никогда не винила. Ни разу.

— За что? — Аня удивляется, распахивает глаза и смотрит на меня так, будто я сморозил самую невозможную глупость.

— За то, что ему поверил, — произношу уверенно. — Разве ты не злилась?

— Ни дня, — она пожимает плечами. — Он твой отец, Руслан. Об этом ты подумал бы в последнюю очередь. Я все прекрасно понимала. Что ты будешь ненавидеть меня, что поверишь и ничего не заподозришь.

Я притягиваю ее к себе, укладываю на коленях, как маленькую девочку и прижимаю к груди так сильно, как могу. Она на меня ни дня не злилась, даже мысли не допускала, что я мог просто не поверить отцу и спросить у нее, поговорить, а не мстить. Меня слишком быстро осеняет. Так сильно, что голова начинает раскалываться от жуткой боли. Я был обиженным мальчиком, который страдал фигней, пока она вынашивала мою дочь, рожала ее и воспитывала, пока зарабатывала деньги и давала ей ту жизнь, которую могла.

Самое страшное во всем то, что когда я потребовал видеться с дочкой, она ни минуты не колебалась — разрешила. И когда попросил ее помочь мне поверить — тоже. Она просто была рядом. Все это время. Поддерживала, если не получалось что-то с дочкой, учила, как правильно.

Я целую ее в висок, в щеку, в шею. Не знаю, что чувствую. Отрешенность, апатию, вину за то, что так и не понял за шесть лет. Что дошло вот так резко после ее рассказа. Я никогда не думал, что чувствовала она, как это видела со своей стороны.

Она должна меня ненавидеть, но вместо этого обнимает меня в ответ и сопит, потому что плачет.

Глава 34

— Так не пойдет, — кривит нос Леонид, рассматривая снимки. — Ты вялая и это завернули.

Я рассматриваю фотографии и соглашаюсь с ним. Всё ведь действительно так. Девушка на фото должна быть яркой, с веселым блеском в глазах и искренней улыбкой, а вместо этого я вижу неудовлетворенную женщину в возрасте, которую даже моделью назвать сложно.

— Делайте что хотите, но снимки должны быть нормальными. У нас неделя, и нужно выдвигаться. Хоть по ночам работайте, хоть в одиночку, — приказывает он, глядя на Руслана.

Я чувствую себя разбитой. В последнее время ничего не идет. Я апатична, просыпаюсь по утрам, играю с дочкой, хожу по магазинам и на работу без энтузиазма. Оля не надоедает, Руслан внимателен, но что-то не так. Нахожусь в каком-то подвешенном состоянии, не зная, что будет дальше. Подсознательно чего-то жду от его подружки, которую нужно оберегать. Она вроде и поводов не давала, а страшно.

— Да понял я, — басит Руслан. — Мы ночью поработаем, если ты не против. Ребята могут отдыхать.

— Они и будут, — Леонид хмыкает. — Еще я буду отвлекать их от сна из-за вас халтурщиков.

Я медленно отхожу подальше и хочу побыстрее сбежать. Отдохнуть, что ли? В ванной понежиться, насыпать морской соли с ароматом лаванды, закинуть бомбочку-шипучку и расслабиться? Может, тогда я верну вдохновение и нормальный внешний вид?

— Руслан, — я невольно слышу слова Леонида. Не успеваю отойти на приличное расстояние. — Мой тебе совет, отправь подружку домой.

Я ускоряю шаг. Не хочу слышать, что ответит Руслан. Вообще о ней ничего не хочу слышать. К номеру добираюсь быстро, так как отель расположен неподалеку от студии. В дни, когда мы с Русланом работаем с Ксюшей остается няня. Руслан предложил поискать кого-то, в ком мы будем уверены, сам занялся поискамию Нам удалось найти русскоговорящую женщину через агентство по подбору персонала. Общались с ней вместе, платил, разумеется, Руслан, не захотев даже слушать о том, что я сама. Марина ответственная, спокойная, с Ксюшей они хорошо поладили. Я не ожидала, что мы так быстро кого-то выберем, но с ней поладили сразу.

— Мама! — Ксюша подбегает ко мне, стоит зайти в номер, обнимает за ноги и жмется ближе. — Ты уже всё?

— Да, малыш, я освободилась.

Прошу дочку подождать несколько минут, пока поговорю с Мариной.

— Вы сможете побыть с ней вечером? Мы позвоним позже, скажем точное время.

— Да, конечно, — охотно соглашается Марина. — Сегодня я свободна.

Выдыхаю. Отпускаю женщину домой, а сама отправляюсь к Ксюше. Руслана нет около часа. Я понятия не имею, где он. То ли до сих пор разговаривает с Леонидом, а может пошел к Оли, хотя в последнем его не обвинить, потому что за прошедшую неделю он провел с ней хорошо, если пару часов. По ночам она его не дергала, с истериками не звонила. У нас в номере тоже надолго не задерживалась. Однако мне все равно нервно. Я жду, что она что-то выкинет. Закатит скандал, устроит истерику, затащит Руслана к себе на всю ночь.

Ксюша отвлекает меня от тягостных мыслей играми и разговорами. Дочка, как и всегда, полна энергии и множества вопросов, на которые я непременно должна ответить. Мне не в тягость, напротив, сегодня я готова разговаривать с ней хоть весь оставшийся день. Она здорово отвлекает меня от мыслей о Руслане. О том, где она, а главное, с кем?

И ведь отчета не попросишь!

Он приходит через три с половиной часа. Взвинченный, нервный, спрашивает, готова ли я посниматься сегодня после восьми.

— Я договорилась с няней, набери ее, скажи во сколько прийти.

Он выходит из комнаты, прикрывает дверь. Я вздыхаю.

У нас все сложно. Мы живем вместе, ходим на работу, открылись друг другу, но стало, кажется, только хуже. Мы спим в одной кровати, но засыпаем в разное время. Я иду раньше, укладываюсь, читаю на телефоне книгу или смотрю что-то, жду, когда придет он. Руслан никогда не приходит, пока я не лягу спать. Только когда выключаю свет и делаю вид, что уснула, он заходит в комнату, раздевается и ложится рядом. На расстоянии от меня.

Я же не могу уснуть, потому что жду, что он пойдет к ней. В первый день было особенно нервно, да и во второй. Сейчас уже проще, но я всё равно прислушиваюсь, не разговаривают ли они, не записывают ли друг другу голосовое, не хлопает ли дверь. Наверное, пойди он к ней среди ночи, я бы снова собралась и ушла, но он не уходит. Возможно, они переписываются, но мне неизвестно точно, потому что мы пока не дошли до того уровня отношений, когда впору обмениваться паролями к телефонам.

Марина приходит в девять. Говорит, что без проблем почитает Ксюше на ночь и приготовит завтрак. Мы с Русланом уходим в девять. Ванну я принять так и не успеваю. Настроение ни к черту, поэтому по пути к студии я пытаюсь настроиться.

Как работать, когда ты чувствуешь себя взволнованной и нервной? Когда плечи сковывает напряжение, а в душе ютится неразбериха.

В студии необычно тихо и темно. Руслан зажигает свет, пропускает меня в комнату с оборудованием, настраивает камеру. Мы ждем визажиста и стилиста, они помогут первые полчаса и потом уйдут. Оставят нас вдвоем. Девочки приходят ровно в половине десятого, Саша раскладывает комплекты одежды, а Люда наносит макияж, поправляет волосы. Через полчаса я выгляжу так, как нужно и прошу у Люды оставить мне косметику.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Мало ли… нужно будет что-то поправить.

Мы прощаемся с девчонками, и они уходят. Съемка начинается, но я, увы, не чувствую себя настроенной. Первые пять снимков, по словам Руслана, ужасны, еще пять плохи, десяток сгодится, но не то. Я злюсь и нервничаю. Ни одной нормальной фотографии с пятидесяти. Хочется завыть.

— У нас точно все в порядке?

Руслан напряжен не меньше моего. Правда ему, в отличие от меня, не нужно выглядеть шикарно. Достаточно нажимать на кнопочку и делать снимки, выставлять свет, чего он, оказывается, тоже не может сделать.

— Не в порядке, — раздраженно бормочу. — Нихрена у нас не в порядке.

Он вздыхает. Откладывает камеру и идет ко мне. Останавливается в паре метров и осматривает тяжелым хмурым взглядом, который, как мне кажется, пробирает до костей.

— Ты недовольна, но упрямо молчишь.

Он замечает верно. Я о многом умалчиваю, терплю, уверяю себя, что все хорошо, просто я слишком требовательна. Напоминаю себе, что Руслан не знал о дочери шесть лет, понятия не имел, что я его не предавала. Он жил с этим и ему было трудно. Я понимаю его, но не себя.

— Я запуталась.

А вот это честно. Понятия не имею, как нам быть дальше. Мы ведь на работе здесь, а получается, что строим отношения, которые только мешают.

— Я искал для Оли специалиста. Завтра первое посещение.

— Тебя поэтому так долго не было?

— Да.

— Она уже знает?

— О посещении? Нет, — он мотает головой и шумно выдыхает. Хмурится, от чего на его лбу проступает глубокая складка. Ему не идет, но в силу последних обстоятельств такое поведение нормально. — Я не видел ее сегодня весь день. Она писала, я отвечал. Наше общение сводится к минимум. Я не хочу, чтобы ты волновалась.

Чувствую себя ревнивой бабенкой, что не позволяет мужу встречаться с дочкой от первого брака. Они ведь явно общались, пока не появилась я и Ксюша, смеялись, проводили вместе вечера, она готовила ему завтрак. Это больно терзает меня изнутри, но я не могу поставить перед ним ультиматум. У него эти годы была своя жизнь, и от нее не так просто отказаться.

— У меня нет настроения на съемку, — признаюсь.

— Леонид нас убьет.

— Я не могу так быстро перестроиться.

— Есть предложение потанцевать.

Я думала, он шутит, но нет. Руслан лишь ждет моего решения. Протягивает мне руку, помогая встать с пуфика. Я жду, пока он включит на телефоне музыку и не могу поверить, что согласилась на это. Впрочем, почему бы и нет? Мы одни, Ксюша в полной безопасности. Оля не имеет ни малейшего понятия, где мы.

Медленная музыка отвлекает от мыслей. Руслан притягивает меня к себе, заводит руку за спину, пробегает пальцами по шелковой кофточке.

Первые шаги делаем робко и неуверенно, я то и дело встаю Руслану на ноги, смеюсь, когда не получается. Спустя две песни мы, наконец, входим в ритм. У меня поднимается настроение, от музыки и от его близости. От дыхания, которое щекочет мне висок и теплых рук, в кольце которых я нахожусь.

Мы плавно перемещаемся на небольшой диван. Моя оголенная спина касается холодной обивки, но сейчас это только кстати. Я поднимаю руки, притягиваю Руслана к себе за шею. Целую, прикасаюсь губами к его щеке, к подбородку, ныряю к шее. Мне так хорошо с ним, несмотря ни на что.

Медленная тихая мелодия все еще играет. Мы оба не на шутку возбуждены, я прерывисто дышу и спешно помогаю Руслану освободиться от одежды. Он здесь. Рядом. Близко-близко.

Ласкает мое тело, покрывает поцелуями лицо, шею, плечи и даже руки. На пике нашей близости звонит его телефон. Я нащупываю его рукой, забираю с табуретки рядом и смотрю на экран. Оля. Показываю ему. Жду, кажется, я так долго жду его решения.

Она не звонила все эти дни. Или же я не знаю о ее звонках. Она не тревожила нас и делает это как раз тогда, когда мы занимаемся любовью, когда позволяем себе сбежать от всего мира, укрыться от проблем и просто побыть вдвоем.

Странно, но я не раздражаюсь. Мне немного не по себе и становится холодно, когда Руслан чуть отстраняется. Я перевожу на него взгляд. Жду, что он встает, заберет телефон и отойдет куда-то в сторону, чтобы ответить.

Мобильный он и вправду забирает, но лишь затем, чтобы отбросить его на ковер и продолжить дарить мне сказку.

Кажется, я не верю. Он не ответил! Сделал выбор. Сам.

Я ведь показала ему, что не против его ответа, протянула телефон, но он не ответил. Отключил звонок и вернул свое внимание ко мне.

Я поддаюсь вперед. Мы перекатываемся так, что Руслан оказывается на спине, а я сверху. Мои руки на его груди, влажные волосы разметались по плечам. Он смотрит. Пожирает взглядом, изучает, будто запоминает. Я почему-то думала, будет волноваться, думать о ней, спешить все завершить, но нет. Он спокоен, расслаблен и полностью поглощен мной.

Хочет меня. Трогает. Обхватывает руками за бедра, тянет на себя.

После всего с моих губ почти срывается “Я люблю тебя”.

Снова отвлекает телефонный звонок. Руслан, который к этому времени уже поднялся, отключает звук, идет в ванную, но по возвращению его телефон звонит снова.

— Ответь, — настаиваю, понимая, что не прощу себе, если эта дура что-то с собой сделает.

— Слушаю, — бросает в трубку.

Я слышу мужской голос. Это явно не Оля. Руслан хмурится, его взгляд меняется, наполняется тревогой и страхом. Он не успевает отключиться, а я уже натягиваю на себя одежду.

— Что?

— Олю сбила машина, — произносит на выдохе. — Она в тяжелом состоянии, ее увезли в больницу.

Глава 35

— Не переживайте, Аня, все будет в порядке. Ксюша уже спит, она плотно поела, поиграла, о вас не спрашивала. Я буду рядом, — заверяет Марина, когда я звоню ей, чтобы попросить еще остаться.

Руслан взвинчен, нервничает и судорожно собирается. Чертыхается, когда не может застегнуть пуговицу на штанах и змейку. Я тоже беспокоюсь, стараюсь одеться как можно быстрее и выйти, наконец, на улицу.

Мне не по себе из-за случившегося.

Она звонила, а он не ответил. Что произошло потом? Ей стало настолько плохо, что она бросилась под машину?

Когда мы выходим из студии, меня потряхивает. Я не близка с Олей, но точно не желаю ей смерти. Главное, чтобы это понял Руслан. А еще то, что он ни в чем не виноват, потому что уже сейчас я вижу раскаяние на его лице.

И злость. Она засела где-то на дне его взгляда, который при каждом удобном случае он прячет. Я лишь пару раз мельком уловила его и мне стало не по себе. Я боялась, что после случившегося останусь виноватой, что Руслан таковой меня посчитает.

В такси мы ехали молча. Я отвернулась к окну и молилась, чтобы все было в порядке и Оля пришла в себя, рассказала, почему это произошло и как так случилось? Пока не будет объяснянения, я уверена, Руслан будет корить себя за то, что не ответил, что провел время со мной. Это снова вернет нас на десятки шагов назад. Мы только сделали несколько навстречу друг другу и теперь это всё вернется на круги своя!

Добравшись до больницы, одновременно выходим из машины. Руслан идет первым, но у входа останавливается так резко, что я с разбегу налетаю на его широкую спину.

— Может, тебе стоило поехать к Ксюше?

Я непонимающе смотрю на него и мотаю головой.

Конечно же, нет! Я хочу быть рядом с ним, поддерживать.

Руслан кивает, открывает дверь и пускает меня внутрь. Все происходящее дальше кажется мне сном. Мы ждем у операционной, потому что оказалось, что Оле нужна была срочная операция. Руслан нервничает, со мной не разговаривает и сидит тоже не рядом, чуть поодаль, будто сторонится.

— Поговори со мной, — прошу его. — Я здесь, чтобы поддержать тебя.

— Я в порядке, — она хмурится. — Ксюша наверняка будет спрашивать, где мама, если проснется. Езжай к ней.

— Нет, — я придвигаюсь к нему, обнимаю за плечи. — Все будет в порядке, Руслан. Она выберется. Такое… случается.

Он резко поворачивает ко мне голову, фокусируется взглядом на лице и выдает:

— Случается. Но если бы я ответил, всё могло бы быть по-другому.

Я ждала, что он скажет что-то подобное, поэтому готова к ответу:

— Нет никаких гарантий. Возможно, она просто вышла в магазин и звонила тебе, чтобы предупредить.

— А если нет? Что если… — он осекается, потому что в этот момент из операционной выходит врач.

Мы встаем одновременно. Руслан решительно, а я чувствую себя растерянно и абсолютно не понимаю, что мне делать дальше. Может, и правда поехать к Ксюше и ждать его дома? Вот только я теперь понятия не имею, когда именно он приедет.

Мимолетом думаю о том, что нужно сообщить Леониду. Он явно не заинтересован в том, чтобы мы задерживали съемку. У нас контракт, а Руслан вряд ли сможет работать, особенно учитывая то, что случилось с Олей.

— Как она, доктор? — голос Руслана звучит потерянно, я стою рядом и пытаюсь ухватиться за его руку, чтобы поддержать. Чтобы он знал — я рядом не смотря ни на что.

— Операция прошла успешно, но сейчас никаких прогнозов дать не можем. Пациентка в тяжелом состоянии, едва будут изменения мы вам сообщим.

— Какая операция? — тут же спрашивает Руслан. — Что именно вы делали?

— У пациентки перелом бедра со смещением осколков. Операция длилась долго, реабилитация затянется. Прогнозов, опять таки, дать не можем. Есть вероятность, что пациентка останется инвалидом, — безэмоциональным тоном произносит доктор.

— Когда она придет в себя?

Руслан идет напролом. Спрашивает, интересуется и видно, что нервничает. Напряжен вплоть до того, что наседает на врача, рычит, злится, не в состоянии говорить спокойно. Оно и понятно. Далеко не ежедневно мы попадаем в подобные ситуации и часто ведем себя неадекватно.

— Возможно, завтра, а может и через неделю. Вы поймите, к перелому добавляется черепно-мозговая травма, тоже непростая. Когда пациент придет в себя никто не знает. Бывает, что человек умирает, так и не успев попрощаться с родственниками, — доктор констатирует сухие факты, но Руслану они не нужны. Он взрывается.

— Она будет жить, ты понял? — он хватает врача за грудки и прижимает к стене реанимации.

Доктор явно обескуражен и шокирован. Вряд ли у них каждый второй столь эмоционально реагирует.

Я пытаюсь оттащить Руслана, успокоить, но он никак не реагирует, а когда приходит в себя, убирает руки от белоснежного халата и даже успевает попросить прощения. Говорит, что был не в себе. Охрана прибегает почти сразу, Руслана скручивают, но доктор дает распоряжение отпустить его и говорит, что разберется сам. Я в который раз понимаю, что нам достался адекватный специалист, который не только профессионал своего дела. Ему не чужды эмоции!

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍Руслан снова не смотрит на меня. Отводит взгляд, а после и вовсе роняет голову на ладони и сидит так, ожидая непонятно чего.

Я укладываюсь рядом, кладу руку ему на спину и поглаживаю плечо. Хочу, чтобы он знал — я рядом. Мне искренне жаль Олю. И больше всего я желаю, чтобы она поправилась. Выкарабкалась, пришла в себя и все рассказала, ведь если она этого не сделает, всё оставшееся время Руслан будет винить себя. И меня.

Я не считаю, что виновна. Это жизнь, случается всякое, но понимаю, что не дай бог случись что с моей дочерью, я бы винила себя. Прокручивала в голове моменты, что можно сделать. Оля Руслану, разумеется, не дочка. Однако он переживает за нее. И я не в праве требовать другого.

Мы сидим так, наверное, час. К нам приходит медсестра и говорит, что мы не можем здесь находиться.

— Я никуда не поеду! — заявляет Руслан. — Я буду ждать, когда она придет в себя.

— Ты не можешь здесь оставаться, — пытаюсь достучаться до него. — Идем домой, там Ксюша ждет. Пожалуйста…

— Да что ты заладила, — он грубо отталкивает меня и встает. — Я сказал, что никуда не поеду.

— Своим присутствием ты ей не поможешь.

Я знаю, что не достучусь до него, но все же пытаюсь, пусть и безрезультатно. Ему тоже нужен отдых, а ведь у нас у обоих здесь есть работа.

— Зато я буду знать, что сделал все возможное, — отвечает. — Уходи, Аня. Пожалуйста. Ты разве не понимаешь, что мы виноваты? И ты, и я. Мы оба. Я ей не ответил из-за тебя!!!

Я отшатываюсь, сглатываю, мир перед глазами почти меркнет. Поверить не могу, что он это говорит. Медленно встаю с дивана, безжизненно опускаю руки вниз и смотрю на него. Он зол, раздражен и обижен, только вот я ни в чем не виновата! И никогда не пожелала бы даже врагу того, что случилось с Олей.

— Это жизнь, Руслан, и такое случается, — отвечаю ему. — Жаль, что ты этого не понимаешь.

Я остаюсь. Жду, что он что-то скажет, раскается, посмотрит с сожалением, но нет. Он делает вид, что меня в коридоре и вовсе нет. Ходит туда-сюда, спрашивает у медсестер о состоянии Оли. Увы, ничего нового нам естественно не сообщают. Врач ведь сказал, что как только будут изменения, мы узнаем о них первыми.

В повешенном состоянии проходит несколько часов. Я не пытаюсь утешить Руслана и как-то поддержать. Даю ему возможность побыть одному. Пусть перебесится, побудет наедине с собой и подумает. Меня он не слышит, какой смысл говорить?

Врач выходит из операционной после очередной попытки спасти жизни и, заметив нас, удивляется.

— Вы не ушли?

— Я намерен подождать, когда Оля придет в себя, — Руслан стоит на своем.

Доктор понимающе кивает и проводит нас в небольшую палату.

— Здесь можете переночевать. Видно, сильно дорога вам пациентка, раз вы боитесь уйти домой.

Когда доктор уходит я расстилаю кровати и упрашиваю Руслана лечь отдохнуть, чтобы набраться сил. Даже в этом он меня отказывается слушать. Молчит. Сидит на кровати, сложив руки на коленях, и смотрит в одну точку.

— Знаешь, а ты ведь радовалась, что я не ответил.

Его слова ранят. Попадают в самое сердце и оседают там малюсенькими холодными осколками. По спине прокатывается озноб. Я не хочу, чтобы разговор уходил не в то русло.

— Я видел радость в твоих глазах. Ты ведь ненавидела ее, да? И притворялась, — он усмехается и, подняв голову, смотрит на меня затуманенным взглядом. — И что ты чувствуешь сейчас? Радость?

Жесткая усмешка искажает красивые черты лица, руки сжимаются в кулаки, а сам Руслан становится напряженным комком нервов.

— А знаешь, да! — выдаю громко и четко. — Я рада, что все так сложилось, ведь благодаря аварии я поняла — тебе нужна она, Руслан. Не я и не дочь.

Он молчит. Смотрит на меня растерянно.

Наверное, я ждала, что он извинится. И опровергнет мои слова. Что-то скажет, как-то обоснует то, что сказал. Раскается! Да хоть что-то сделает, в конце концов!!!

Мне требуется еще пара мгновений, чтобы развернуться и выйти за дверь. Стереть со щек дорожки слез, что появились будто из ниоткуда и решительно направиться к лифту.

Всё кончено! Между нами всё кончено, набатом бьет в голове.

Глава 36

— Ты уверена, что сможешь работать над проектом дальше? — переспрашивает Леонид, будто не понял с первого раза. — Руслан уже написал заявление.

После последней фразы я делаю глубокий вдох и пытаюсь не показать, что мне больно. Не дать собеседнику понять, что внутри заживо сгораю.

Руслан нас бросил. Меня, дочь, работу. Всех! Ради нее.

— Уверена! — произношу чересчур громко.

Не думать! Даже не мыслить о том, что случилось, иначе попросту сорвусь и не смогу. Ни работать, ни…

— Как с дочкой поступишь?

— Отправлю к сестре. С ней будет сложнее, особенно теперь, когда… нужно объяснять, где он.

Леонид трет переносицу и тяжело на меня смотрит. Молчит. Видимо, понимает, что пытаться учить меня жизни сейчас — не самая лучшая идея. Я и так осознаю, что сглупила. В первую очередь тогда, когда согласилась съехаться. Нужно было подумать, взвесить все за и против, убедиться, что Руслан повзрослел. Я должна была думать о чувствах дочери после того, как он наиграется и уйдет. Как она отреагирует, что мне ей говорить потом.

— Ты ни в чем не виновата, просто он слишком зависим от нее.

— Зачем тогда мы? — непроизвольно вырывается, и я тут же пытаюсь перевести тему. — Забудь. Это неважно.

— Он ее не любит, — успокаивает Леонид. — Вообще не чувствует ничего как к женщине. Как сестра она ему важна. Он инстинктивно хочет о ней заботиться. Это нормально, потому что она ему ближе вас. Олю он знает дольше, понимает, что никого кроме него у нее нет. Вы же…

Леонид замолкает, будто думает, стоит ли вообще продолжать разговор. Я же молчу, не пытаясь его прервать, несмотря на то, что не хотела ничего слышать. Пусть говорит. Мне нужно знать. Оправдать его, как-то… нужно, чтобы не сойти с ума.

— Ты сильная женщина, Аня. Куда сильнее его. Ты выжила, когда он ушел, вырастила дочь и заработала на квартиру в столице. За каких-то шесть лет. Ты не сломалась.

— Откуда ты все знаешь? — пораженно спрашиваю.

— Нетрудно сложить дважды два.

— Он что, всем рассказал о случившемся?

— Он упомянул о девушке, которая разбила ему сердце. Мы выпивали, оба разговорились, поэтому когда появилась ты, я сразу понял, о какой женщине речь.

Новость о том, что он все это время знал нашу историю, немного выбивает меня из колеи. Потому что несмотря на знание, Леонид все равно проявлял ко мне интерес. И это обескураживало. В его глазах я должна была быть предательницей.

— У меня никак не вязался твой образ с предательницей. Все же было не так на самом деле?

Он спрашивает, а значит, Руслан не спешил рассказать Леониду, что я оказалась не такой уж и ужасной.

— Не так, но это уже не имеет значения.

— Ты родила ему дочь, этого достаточно, чтобы исключить тебя из разряда предателей.

— Когда я должна быть в Абу-Даби?

Хочу увести разговор подальше. Копаться в прошлом, тем более сейчас, когда между нами все еще больше усложнилось, не хочется.

— Тут съемку закончили, фотографии на удивление получились хорошими. Тебе на пользу работа с другим человеком.

—  С ним не нужно думать, — отшучиваюсь. — Так когда мне приехать?

— Мы будем дней через пять. В идеале через три, но… я выбью для тебя пару дней. Успеешь?

— Да, конечно. Мне только дочь отвезти и можно обратно.

— У тебя пара дней будет провести с сестрой. Поговори с кем-то, сейчас тебе это нужно.

Я благодарю Леонида и спешу в номер, чтобы собраться. Марина ни о чем не спрашивает, когда я оплачиваю ей деньги за работу. Говорит, что ей очень понравилось сотрудничать и если вдруг она понадобится в будущем, мы всегда можем ее набрать. Когда она уходит, мы с Ксюшей остаемся наедине. Я собираю чемоданы под веселые игры дочери и думаю о том, что дальше.

Он так и останется с ней? За три дня, что я провела в отеле и на съемках, он даже не появился. Не вернулся за сменной одеждой, карточками, не собрал чемодан. Находится в больнице и ждет, когда Оля придет в себя?

Не думать, Аня!

— Я не хочу к тете Соне, мама, — капризничает дочка, когда я прошу ее собираться.

— Нужно, малышка. Мы с папой уезжаем в другую страну, куда детишек не пускают.

— Совсем?

— Мы бы обязательно взяли тебя с собой.

Когда я научилась так врать собственной дочери? Когда я вообще стала говорить ей неправду?

— А папа? Он придет со мной попрощаться?

— Нет, малыш… С тетей Олей беда, папа с ней.

— Он нас бросил?

Я чувствую острое желание сказать ей правду. Она взрослая и наверняка поймет, возненавидит отца, возможно, но зато перестанет задавать вопросы, которые и так не дают мне покоя. Несмотря на желание, я все же не выставляю его в плохом свете. Потому что он отец. И потому что он тоже имеет право на ошибку.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍— Нет, не бросил, конечно. Просто он не может приехать. Я обещаю тебе, что мы вернемся вместе, и вы с папой обязательно еще поиграете.

Себе же даю обещание, что именно так и сделаю. Нужно будет — насильно привезу Руслана к Ксюше и заставлю объясниться! Если откажется — потребую дать мне расписку, по которой он обязуется не приближаться к дочке. Я не позволю делать ей больно. И врать малышке тоже больше не буду.

Перелет дается нам непросто. Я не могу отдохнуть, потому что рядом Ксюша, а она, будто чувствует, что что-то не так — нервничает и крутится, а еще задает кучу вопросов. Часть моего багажа я передала Леониду. Не вижу смысла тащить с собой одежду вначале в Россию, а потом и в Эмираты.

— Мам, а как же море? — разочарованно спрашивает Ксюша. — Папа обещал, что в одной из стран я искупаюсь.

Папа обещал, а маме расхлебывать. Прикрывать его задницу перед дочкой и чувствовать себя так, будто именно я лишаю ее этого отдыха.

— Никто не ожидал проблем, Ксюш. Мы обязательно поедем с тобой на море. Обещаю.

— С папой?

— С ним или сами, но поедем. Ксюш… прекрати пожалуйста, я тоже жутко устала.

Чувствую себя ужасной матерью, поэтому после посадки выдыхаю, а в аэропорту с энтузиазмом высматриваю Соню. Она должна была приехать за нами.

— Аня!

Сестра стоит чуть поодаль в теплой куртке и светлых джинсах. Рядом Олег и Пашка, которые при виде нас, тут же бросаются помогать. Забирают чемодан, обнимаю по очереди и подхватывают Ксюшу на руки. Дочка начинает визжать и смеяться, хохотать, позабыв о плохом настроении. Хоть одна проблема решена, думаю про себя.

Вместе с Ксюшей забираемся в автомобиль к Соне. Я сажусь на переднее сиденье, а дети размещаются в автокреслах сзади. По сестре вижу, что она не против расспросить о случившемся, но молчит, дабы не говорить при детях.

— Ты надолго?

— Пару дней. Послезавтра в обед у меня самолет.

Сестра замолкает и молча ведет машину. Я же внезапно чувствую прилив ностальгии. Наконец-то я дома. Среди привычных декораций, знакомых магазинов, названий, людей, разговаривающих на родном языке.

До квартиры добираемся быстро. Я хочу забрать Ксюшу домой, но она упрямо мотает головой и говорит, что соскучилась за братьями. Конечно, тащить ее насильно не собираюсь, поэтому соглашаюсь и собираюсь уйти сама. Соня перехватывает меня на лестничной площадке.

— Что случилось? — начинает с вопросов.

— С чего ты взяла, что что-то не так?

— Брось, Аня. Ты везла дочь сюда не просто так. Он снова что-то сделал?

Я вздыхаю. Аккуратно освобождаю руку из сестринского захвата и отхожу чуть дальше.

— Я расскажу тебе всё, но позже, хорошо? Сонь, я очень устала после перелета, хочу искупаться. Давай через час встретимся у тебя, выпьем, поговорим.

Она соглашается, но видно, что хочет поспорить. Раньше я бы ее успокоила, сказала, что все в порядке или, наплевав на собственный комфорт, начала бы рассказывать. Сейчас же на это нет сил.

Едва оказавшись в квартире, я обхожу ее всю, отмечаю, что даже пыли нет, значит, Соня вызывает клининг. Дома мне становится спокойнее, на мгновение кажется, что и не было ничего. Ни Руслана, ни поездки. Я, как и раньше, вернулась домой после съемки, сейчас сяду за ноутбук, возьмусь за удаленную работу, а потом пойду за Ксюшей в сад.

Здесь так просто представить, что моя жизнь вернулась в прежнее русло. Нет переживаний, эмоций, нет никакой бури и страданий. Мы спокойно живем вдвоем.

Реальность обрушивается, как лавина, неожиданным звонком телефона. Я вздрагиваю, открываю глаза и роюсь в сумочке, чтобы достать мобильный. На экране имя того, кого я не хочу сейчас слышать. Я ждала, что он приедет, объяснится, что-то скажет в свое оправдание.

Я правда ждала.

Вчера и даже сегодня. В аэропорту, когда мы проходили посадку на самолет. Я ждала его там, но не здесь, в своей квартире и в мире, где его не было.

Экран гаснет, но вспыхивает снова. Появляется желание открыть створку окна и вышвырнуть его наружу. Есть проблема — и нет ее. Так просто и одновременно сложно, потому что это ничего не решит. Отвечать я, конечно же, не стану.

Не хочу, не могу и не буду.

Конечно, я не смогу игнорировать его вечно.

Наберу потом, когда меня прорвет на слезы и я выплачу их все. Когда отрыдаю то, что давит изнутри и болит. Потом мы обязательно поговорим, а пока я не готова.

Звук я выключаю и иду в душ. Одежда ворохом падает на пол. Я смотрю на себя в зеркало. Внешне почти не изменилась, разве что появился блеск в глазах и едва заметные морщинки вокруг губ — следствие тех минут счастья, что были за прошедшие недели. А еще пара бордовых следов на шее, которые остались после последней ночи. Именно их, лукаво улыбаясь, замазывала шаш визажист Люда.

В остальном я та же Аня. Взрослая, самодостаточная, решительная, женщина, что растит ребенка и почти заработала на квартиру. Леонид прав, я сильная и справлюсь со всеми проблемами, вот только рядом с Русланом мой мозг работает неправильно. Я интуитивно, подсознательно хочу его понять, помогаю, забочусь, хочу, чтобы он был рядом и стал прекрасным отцом дочери.

Я стараюсь.

Старалась, если быть точной.

Встряхиваю головой, отгоняя мысли, забираюсь в душевую кабинку и включаю воду. Смотрю на стекающие капли, закрываю глаза, но что-то идет не так. Вместо расслабления мое тело опадает на поддон, а из глаз брызжут слезы.

Я впустила его в свою жизнь, а он снова сделал мне больно.

Глава 37

— Ты точно в порядке? — Соня недоверчиво меня осматривает.

— Да, в порядке. Уснула просто после перелета. Устала.

Я выдавливаю из себя улыбку и переключаюсь на Ксюшу, пытаясь сделать вид, что все хорошо. Сестре не обязательно знать, что последний час я провела, успокаиваясь после истерики. Она уверена, что я выросла и перешагнула этап с Русланом. Пусть думает так и дальше.

— Я сыр на гриле сделала, организовала фрукты и даже вино открыла. Бокальчик, кстати, уже выпила, пока тебя ждала.

— Отлично, — произношу с напускным энтузиазмом. — Ксюш, мы посидим с Соней?

Дочка лишь на мгновение поворачивается ко мне, чтобы кивнуть и произнести:

— Хорошо.

Уже через секунду ее внимание сосредоточено на новой интерактивной игре, которую она получила в подарок от Сони. Я провожу ладонью по волосам дочери и покидаю комнату, направляясь следом за сестрой на кухню. Как она и говорила, все уже готово: нарезка, сыр, поломанный дольками молочный шоколад и вино. Разговаривать, по правде, совсем не хочется. Я только выплакала то, что пережила.

— Ну так что? Рассказывай! Как так получилось, что идеальный папочка разрешил привезти дочку ко мне. Или, наигрался?

— Сонь, зачем ты так?

— Ну а как? — удивляется она. — Ты думаешь, я слепая? И глупая? Красные глаза, распухший нос, дрожащие руки. Ревела снова у себя? Ну явно не спала!

Мне становится не по себе. Зря я думала, что смогу скрыть истерику от сестры. За те годы, что мы провели вместе она, оказывается, научилась досконально считывать мои эмоции.

— Все не так плохо, Сонь.

— Я жду.

Соня наливает вино в бокал и протягивает мне. Ее фужер уже полон и она делает из него большой глоток, не поморщившись.

— Рассказывай, давай, а я буду решать, что с твоим горе-мужиком делать.

Начинаю я с существования Оли и плавно перехожу к тому, что случилось за этот период. Когда добираюсь до дня икс, мне здорово помогает вино. Я смогла расслабиться и сейчас рассказываю сестре все в мельчайших подробностях без желания разрыдаться. Хотя вполне возможно, что все дело в уже выплаканых слезах. Я чувствую себя измотанной. И морально, и физически.

— Он что… остался с ней там? И уволился?

— Я не знаю уволился или взял больничный, но его не будет на съемках в Абу-Даби.

— Я хренею, — с раздражением произносит сестра. — Вот я еще шесть лет назад сказала, что это он во всем виноват. Да что он вообще за мужик?!

От возмущения сестра поднимается на ноги и начинает расхаживать по комнате с бокалом вина в одной руке и кусочком шоколада в другой.

— У тебя я есть аспирин? Голова болит жутко.

Пытаюсь переключить Соню на другую задачу и отвлечь от разговора о Руслане. Не хочу. Устала.

Сестра отставляет бокал с вином подальше и тянется к верхнему шкафчику, где хранит таблетки. Теплый бесформенный пуловер приподнимается, и я замечаю округлившийся животик, которого точно не было еще месяц назад… или я его просто не видела за той одеждой, что носит сестра. Она ведь обычно предпочитает одежду на пару размеров больше, и вот…

Я бросаю взгляд на бокал с вином… Соня пьет? Во время беременности?

— Вот твой аспирин, — протягивает мне таблетки, но тут же забирает их обратно. — Куда блин! Ты вино пила. Терпи теперь.

— Сонь… — зову сестру, когда она делает очередной глоток из бокала, опустошая его.

— А…

— Ты беременна?

Она замирает. Смотрит на меня недоуменно, а потом переводит взгляд в проем двери, убеждаясь, что там никого нет.

— Тише, пожалуйста, — произносит шепотом. — Олег и Пашка еще не знают.

Соня прикрывает дверь на кухню, чтобы нас не услышали и как-то плавно мои проблемы отходят на второй план, чему я несказанно рада.

— Беременна, — она вздыхает. — Три с половиной месяца уже. Ты как заметила?

— Кофта поднялась, и я увидела.

— Ну да, по мне скелету такое сразу видно.

— Но ты… — я киваю на бутылку с вином.

— Я не пила, в стакане гранатовый сок, — она протягивает к моему носу бокал, чтобы я удостоверилась.

Пахнет и правда соком.

— Не смотри на меня так, — просит она. — Я узнала, когда заметила, что поправляюсь. Пошла к диетологу, она мне расписала рацион, а потом у двери остановила и сказала тест сделать на беременность. Ну и вот.

— А отец он...

— Знает. Только мне от этого не легче. Он замуж меня зовет, а я не хочу. Нахрена мне замуж, Ань? Я свободная самодостаточная женщина, обеспеченная к тому же. И тут вот, — раздосадованно произносит сестра.

— Так ты не решила, оставлять ребенка или нет?

— Как это не решила?! — возмущается. — Рожать конечно буду. Да и срок уже немаленький. Ань, я бы в любом случае оставила ребенка, ты же знаешь. Раньше вон Олег и Пашка родились, а ни денег, ни черта не было, а тут и квартира и доходы. Правда, от некоторых фотосессий я уже отказываюсь. Кому нужна беременная модель?

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍— Сонь, а он кто? — аккуратно выведываю.

— Бизнесмен он. Богатый, успешный. Мы встречаемся последний год. Он замуж давно меня зовет, а тут еще ребенок, он теперь совсем не отстает, а я не хочу. У меня сыновья, да и жизнь своя.

— Так может он и правда тебя любит?

— Прямо как Руслан твой тебя. Извини, — тут же просит прощения Соня. — Я не в духе.

Мы молчим. Я пью вино, а Соня гранатовый сок, который достает из холодильника.

— Я не знаю, как мальчишкам сказать.

— Они обрадуются, — осторожно замечаю. — Вон Ксюша им как сестра родная, думаешь, они не примут братика или сестричку?

— Примут, — соглашается Соня. — Но я все равно волнуюсь. Ладно, не будем об этом. Что ты делать будешь?

— А что? — пожимаю плечами и беру со стола кусочек шоколадки, тут же отправляя его в рот, чтобы отвлечься. — Он остался с Олей в больнице, я уезжаю на работу в Абу-Даби.

— Он звонил?

— Звонил, — отвечаю после секундной заминки. — Я не взяла трубку.

— Вот и правильно! — поучает сестра. — Пусть посидит без вас, подумает. Вот осознает всё и приползет на коленях прощения просить!

— Сонь, — горько усмехаюсь, — какой от этого толк, что он приползет просить прощения? Он ведь даже не позвонил за эти дни, с Ксюшей не поговорил, зато время, чтобы написать заявление у него нашлось.

— Это да.

— Как такое простить? — не могу угомониться. — Я пустила его не в свою жизнь, Соня. В Ксюшину. Она волнуется и спрашивает, где отец и почему он не с нами, а ему… наплевать?

— Не наплевать, — мотает головой Соня. — У мужиков нет материнского инстинкта. Он Ксюшу знает месяц, а эту девицу сколько? Год, два? А если еще больше, то и подавно. Он горой за нее лежать будет, пока она не оступится, или пока вас не потеряет. А потом поймет, да, переосмыслит. Он сейчас вообще не понимает, что у него дочь есть.

— Да как же! — возмущаюсь, чувствуя, что меня несет. Все же алкоголь всегда развязывает мне язык, и я чувствую себя раскрепощенной. Надо прекращать.

— Нет, ты послушай, — стоит на своем Соня. — Ты зря трубку не берешь. Узнай, чего он хочет. Явно же или этой подруге легче стало, или ему кто сказал, что ты уехала. Не разорвала контракт, не осталась, а свалила работать дальше, пока он жопу и сопли ей вытирать будет. Его это точно возмущает. Дочь у него забрали! А он остался с Олей. Она ему дорога, но и о дочери он забыть не может. Неправильно это.

— И что ты предлагаешь?

— Да проучи его, Аня! Учить тебя, что ли. Живи дальше, будь с ним холодна. Захочет видеться с дочкой — пожалуйста, но только после того, как с шалашовкой этой разберется. И прекрати быть понимающей, мужики этого не ценят — пользуются. Ты и так и эдак, а они только прочнее залезают на твою шею и там обосновываются. Скинуть их оттуда, сама понимаешь, задача не из легких.

— И вот откуда ты всё это… знаешь? — пораженно спрашиваю.

— Ха! — сестра хлопает в ладоши. — Я психологию, малыш, изучала. Этих мужиков вдоль и поперек насмотрелась. Руслан твой должен понять, что ты больше не будешь понимающей и что ему тоже булками шевелить придется. Я не знаю эту Олю, но ждать, что она оступится не стоит, тем более сейчас, когда она при смерти лежит. Какой у нее диагноз, кстати?

— Сложно там все. Вплоть до паралича.

— Офигеть! — присвистывает Соня. — Не дай бог инвалидом останется, хотя… тогда он сбежит еще быстрее. Не сможет мужик долго возле такой бабы. Родня у нее есть, нет?

— Мать и отчим ее домогался.

— Так в общем… — Соня тычет в меня указательным пальцем. — Удобной ты больше не будешь, понимающей тоже. Дай ему понять, что он должен сделать выбор. Хочет видеть дочь — пусть отрывает пиявку от себя.

— А если он откажется? — глухо спрашиваю.

— Ну и на хрен его пошлешь. Зачем твоей дочери отец-дегенерат?

Глава 38

Легко сказать, но трудно сделать, думаю, смотря на экран мобильного, где вот уже третий день подряд периодически высвечивается имя Руслана. Я не отвечала, пока была дома, не беру трубку и здесь. Знаю, что поговорить нужно, но отвечать… боюсь.

Не того, что он будет извиняться. Кажется, я только этого и жду. Что он позвонит и скажет, как виноват, как сильно жалеет, что остался, что соскучился. По мне и дочке. Что хочет нас увидеть и обнять. Я подсознательно жду от него раскаяния, а в действительности боюсь, что отвечу и ничего этого так и не услышу.

Слабо верится, что Руслан в принципе способен понять свою ошибку и вину. По крайней мере не сейчас. Я знаю, что Оля еще не пришла в себя. Леонид сказал. Боюсь отвечать на звонок Руслана из-за страха услышать обвинения в свой адрес и угрозы забрать дочь, которой я сознательно его решила. Наверное, я недостаточно хорошо знаю мужчину, от которого родила. Точнее, совсем не знаю, потому что не представляю, какова сейчас его реакция на мой отъезд.

Меня шатает от версии к версии, я предполагаю, думаю, прикидываю, но не могу добраться до истины. Что ему нужно? На самом деле. Что он хочет мне сказать?

— Настойчивый ухажер? — насмешливый голос откуда-то сверху заставляет меня отвлечься от телефона.

Мягко-розового цвета губы, натянутые в широкую улыбку, белоснежные ровные зубы и ямочки на щеках — первое, во что утыкается мой взгляд, когда я поднимаю голову.

— Простите, не удержался, — на этой фразе мужчина перетягивает мой взгляд к своим глазам, которые смотрят на меня открыто и искренне. Они у него серо-голубые, почти прозрачные, с четкой янтарной радужкой по кругу.

Наверное, нужно что-то сказать.

— Я Данил, — теперь мой растерянный взгляд падает на руку, которую мужчина протягивает мне для пожатия.

Я действую на инстинктах и вкладываю свою ладонь в его, пока еще толком не понимая, что делаю и кто этот человек напротив.

— Ну слава богу, а то я подумал, что вы восковая фигура, — шутит он. — Смотрели на меня и не шевелились.

Я улыбаюсь впервые за последние дни. Даже не из-за шутки, хотя нужно признать, это он умеет делать, сколько из-за искренности и умения расположить к себе.

— А ваше имя. Скажете?

— Аня.

— Красивое-е, — слегка тянет мужчина. — Можно я присяду, Аня?

Мой короткий кивок служит ему разрешением. Уже через минуту Данил сидит за столиком напротив и делает заказ подошедшей официантке. Когда девушка в униформе уходит, Данил переводит взгляд на меня.

— Вы всегда так знакомитесь с женщинами?

— Как так? — следует мне ответ.

— Настойчиво.

— Нет, — он улыбается. — Посмотрел на вас и понял, что если буду спрашивать, рискую быть посланным.

— С вашей тактикой у меня не было выбора, — признаюсь. — Первые минуты я вообще не понимала, кто вы и что вам нужно.

— А сейчас понимаете?

— Сейчас я по крайней мере знаю ваше имя. Кстати, как вы поняли, что я русская?

— Оглянитесь, — он улыбается. — Местные женщины одеваются по-другому.

Я приехала только вчера, поэтому еще толком не успела осмотреться, а ведь это и правда так. Первое время мне встречались туристы, поэтому я не сильно обратила внимание на внешность, а вот сейчас это особенно бросается в глаза. Да и женщин в кафе практически нет.

Данил отвлекает меня от тревожных мыслей. Мы разговариваемся. Я узнаю, что он живет здесь около трех лет, но сам родом из России. Здесь у него бизнес, какой именно я не уточняю, а он не распространяется.

— А вы здесь? Туристка?

— Нет, по работе. Я модель, снимаюсь для коллекции известного бренда одежды.

— Вот почему я сразу обратил на вас внимание, — с улыбкой произносит Данил. — Я ведь фотограф. Интуитивно чувствую родную душу.

Так я узнаю, что Данил замена Руслану в съемках. Мы смеемся, когда это выясняется и понимаем, что нам вместе работать немало времени.

— А что с прошлым фотографом? — неожиданно спрашивает он. — Меня позвали случайно. Я когда-то давно работал, был известным в этой области, потом открыл свою студию, теперь люди работают на меня, ну и бизнес.

— Он… у него семейные проблемы, — произношу, заметно мрачнея.

В этот момент звонит мой телефон. И там ожидаемо имя Руслана. Морщусь. Разве непонятно, что я не хочу разговаривать?

— Так почему ты не берешь трубку? Мы, кстати, можем на ты?

— Да, вполне. Не беру, потому что не хочу разговаривать, — отключаю звук и переворачиваю телефон экраном вниз.

— Настойчивый поклонник?

— Можно и так сказать, — говорю уклончиво. — Отец моей дочери. И по совместительству прошлый фотограф.

Мне не хочется ничего скрывать. Данил открытый и привлекает меня именно этим. Не вижу смысла недоговаривать, если он все равно узнает о том, что случилось. Почти все сотрудники были в курсе, когда мы уезжали из Берлина, а по пути сюда стали осведомлены даже те, кто понятия не имел, что происходит. Новости разлетаются быстро, а уж плохие и скандальные — моментально.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍Внимание Данила ко мне не смогут не заметить и не удивлюсь, если о том, что у меня был роман с прежним фотографом, ему скажут тут же. Как бы невзначай, между делом, оповестят привлекательного мужчину о том, что женщина, на которую он обратил внимание его вовсе недостойна. На это найдут сразу две причины: у нее взрослая дочь, и ее только что бросил предыдущий фотограф, от которого она и родила.

Я боюсь представить, какую информацию еще преподнесут, передавая ту из уст в уста. Поэтому отвечаю честно. Нам работать. Настоящее положение вещей теперь знает только три человека: Леонид, Руслан и вот Данил. Остальные только чешут языками.

— Извини, — добавляю. — Вряд ли тебе интересно, я просто хочу быть честной.

— Все нормально, тебе не за что извиняться, просто новости… неожиданные. Мой следующий вопрос прозвучит странно, но сколько тебе лет? Выглядишь очень молодой, а у тебя уже дочь.

— Пятилетняя, — добиваю его информацией. — А на счет молодости ты мне льстишь.

Я улыбаюсь, внезапно осознавая, что с Данилом легко и просто. Наверное, даже куда легче, чем с Леонидом. Все дело в том, что мой новый знакомый не знает всех подробностей наших с Русланом отношений, и от этого куда проще. Не чувствуешь себя предательницей, да и возраст тоже играет свое. Все же Леониду под пятьдесят, а Данилу… навскидку не более тридцати пяти.

— Вы с отцом дочери расстались? — уточняет Данил.

— У нас все сложно, — выдаю, глухо вздохнув.

Это ведь чистая правда. Сказать, что мы были вместе я не могу, как и то, что расстались. Просто потому, что не было у нас отношений. Мы жили вместе, но между нами всегда был третий человек. И им была не Ксюша, а совершенно посторонняя девушка. Говорить об этом Данилу не вижу смысла, поэтому отвечаю коротко и перевожу разговор в другое русло. Пусть лучше расскажет о себе, а я послушаю. Разговор здорово отвлекает меня от необходимости думать.

— Как ты смотришь на то, чтобы встретиться после завтрашней съемки? Вот в таком кафе. Можно даже здесь, — предлагает Данил. — Я не против пообщаться.

— Думаю, я не готова к новым отношениям.

Отказывать во встрече не хочется, но я не чувствую себя морально и эмоционально готовой к тому, чтобы быть привлекательной, думать над каждым словом и стараться понравится. С Леонидом, например, мне просто, потому что он принял отказ и теперь между нами только дружба. Данил же явно намекает на что-то большее, чем просто общение.

— Я ведь не предлагаю отношения. Можешь даже не стараться, — он будто читает мои мысли. — Если наденешь паранджу, я буду не против. Мне здесь часто не с кем общаться. Женщины сторонятся мужчин нашей веры, смотрят странно, с ними трудно познакомиться, а те, кто встречаются здесь…

Он замолкает, раздумывая, стоит ли говорить.

— С ними не идет дальше одной-двух ночей.

— Ко мне тоже подсел с такими намерениями?

— Не без этого.

— Люблю честные ответы. Ночи тебе не светят, поэтому…

— Мы можем побыть друзьями. Более того, нам нужно подружиться. Тебе со мной работать.

— Хорошо, давай сходим, — соглашаюсь.

Прятаться ведь действительно глупо, нам работать вместе, он будет снимать меня на камеру, давать указания. Кроме того, мне нужно отвлечься от мыслей о Руслане и причинах его звонка. Мне нужно пару дней времени, расслабиться, успокоиться и как-то найти в себе силы ответить на его звонки, настойчивость которых с каждым днем только усиливается.

— Ваш счет.

Девушка в униформе останавливается у нашего столика и ставит папку с чеком на стол. Я не успеваю всего на пару мгновений: Данил перехватывает его первым.

— Так нечестно, — произношу. — Я хочу заплатить за себя сама.

— Ты же не думаешь, что я это допущу? Можно картой? — требует у девушки.

Она уходит, а я шумно втягиваю воздух и возмущенно выдыхаю.

— Не привыкла, чтобы за меня платили.

— Не знаю, что ты себе надумала, но я делаю это из вежливости и потому что по-другому не могу. Это неправильно. Я привык платить за женщин, будь она моя подруга или деловой партнер. Здесь такой менталитет, предлагаю тебе смириться.

Я решаю не спорить и киваю. При этом думаю, как аккуратно вернуть ему деньги. Не хочу чувствовать себя обязанной, а ведь это ощущение уже появляется внутри и начинает скрести внутренности. Начинаю думать, что за оплату счета с меня потребуют, как минимум, свидание, но понимаю, что это глупо. Данил не похож на мужчину, который шантажом будет выбивать встречи.

Он мужчина до мозга костей: уверенный в себе, сильный. Это читается даже не столько во внешности, сколько во взгляде и умении держаться. В том, как он разговаривает и чувствует себя в компании. Не знаю, но почему-то уверена, что и с мужчинами он ведет себя так же. Ему нет необходимости бросать пыль в глазах, он по-умолчанию сильный и от него исходит тестостерон.

Это заметно в мелочах, в одежде, во взгляде, даже в аксессуарах. На его правой руке часы с массивным стильным циферблатом и широким ремешком. Не модные теперь среди мужчин и женщин яблочные часы, а именно такие. По ним видно умение выбирать и покупать то, что по вкусу, а не то, что модно и дорого. Часы идеально дополняют черную рубашку-поло и выгодно подчеркивают его массивные крепкие руки.

Я почему-то засматриваюсь именно на них. На прожилки вен, что выступают под кожей, когда он протягивает карту к терминалу, чтобы рассчитаться, на ровные прямые пальцы, которыми держит пластик, и даже на костяшки. Я модель и часто обращаю внимание на мужские руки, потому что за камерой почти никогда не видно лица. Зато можно вдоволь сосредоточиться на другом. Вот как сейчас. У него красивые сильные руки, в меру накачанные и с широкими ладонями, а еще он не брезгует маникюром. Руки — лицо фотографа, и у Дани оно идеальное.

Глава 39

Съемки проходят идеально. С Данилом оказывается приятно работать. Он действительно профессионал своего дела, а еще умеет шутить, чем расслабляет меня, как модель. Я с легкостью позирую, улыбаюсь, задумчиво смотрю вдаль. Делаю всё, что он мне говорит.

Леонид остается доволен тем, что получает в результате. Говорит, что солнце пошло мне на пользу. Я же, по правде, даже не обратила на него внимание. Только после его слов подумала о том, что так и не пошла на пляж, хотя было время расслабиться и отдохнуть.

— Ну что, сходим в кафе? — спрашивает Данил после съемок. — Поужинаем, выпьем вина.

— Ты слишком рано переходишь к алкоголю, — отшучиваюсь. — Я бы с радостью, но схожу на пляж. Полюбуюсь закатом. Если хочешь, идем со мной.

Я предлагаю, потому с ним будет куда веселее, чем без него. Купаться вечером я вряд ли пойду, а полежать на песке и полюбоваться закатом — почему бы и нет.

— С радостью. Заеду за тобой в отель через час. Успеешь собраться?

— Да, конечно.

— Супер, до встречи, — Данил непринужденно целует меня в щеку и уходит, а я, по правде, все еще стараюсь собрать себя по кусочкам.

Руслан больше не звонит и теперь я не знаю, радоваться мне или наоборот. Наверное, первое, потому что будет лучше, если мы с ним поговорим, когда увидимся. Нам точно есть что сказать друг другу, но о конструктивном разговоре по телефону пока не может быть и речи.

До отеля я добираюсь быстро, переодеваюсь, на всякий случай натягиваю купальник. Почему-то думаю, что вода должна быть теплой и можно попытаться искупаться. По такому случаю кладу в сумку полотенце и выхожу из номера. В холле отеля меня уже ждет Данил. Он широко улыбается, завидев меня, и идет навстречу. Протягивает руку, встречая меня у лестницы.

Мне, конечно, льстит внимание Дани, но в сложившейся ситуации оно лишнее. Я не собираюсь вступать в отношения, потому что должна думать о дочери. Она ждет отца, Руслана, который объяснит ей свое долгое отсутствие. По крайней мере я очень сильно на это надеюсь, потому что в противном случае мне действительно придется добиваться запрета на их встречи. А этого я точно не хочу. Руслан отец, он должен видеться с дочкой, но только в том случае, если сам готов на это. Я не позволю делать ей больно и играть ею, как куклой. Он или исполняет роль отца, или забывает о существовании Ксюши.

— Прошу.

За мыслями не замечаю, как выходим из отеля и подходим к припаркованному автомобилю. Насмотревшись здесь на изобилие крутых спортивных машин, почему-то ожидала увидеть что-то подобное, но у Дани вполне обычная на вид машина. Внутри, правда, все люкс-класса. Для этого не нужно разбираться: кожаные кресла, богатая приборная панель, натертые до блеска хромированные детали. Я удобно устраиваюсь на сиденье и тяну носом запах кофейных зерен. Пожалуй, я бы прокатилась на таком авто по всему Абу-Даби, ведь город я еще не видела и не уверена, что смогу это сделать сама.

Даня обходит авто и садится на водительское сидение, заводит автомобиль, и мы плавно выезжаем на дорогу. Всю дорогу до пляжа я смотрю по сторонам и понимаю, что этот город разительно отличается от всех, где я была. Здесь всё буквально кишит богатством и технологиями: огромные небоскребы, разнообразные спорткары, припаркованные у обочин, пальмы вдоль дороги. Я будто попала в другой мир, при этом Даня чувствует себя здесь спокойно и расслабленно. Оно и неудивительно, ведь он провел тут не один год жизни и успел привыкнуть к такому ритму.

— Нравится город?

— Тут красиво, — с восторгом произношу.

— Я впервые когда попал сюда, глазам своим не верил, — он улыбается. — После родины здесь, конечно, всё иначе.

— А пляжи какие?

— Мы едем на платный пляж. Тебе понравится. Обычно там тихо и спокойно, особенно в вечернее время. Туда приходят посмотреть на закат, выпить бутылку безалкогольного вина с фруктами. Я, кстати, купил, если ты вдруг захочешь.

— Безалкогольное вино?

— Ты была против алкоголя, к тому же на пляже алкоголь пить запрещено правилами. Как и находиться под этим самым напитком на улице.

Я киваю. Всё это я изучала до приезда в этот город, смотрела, что можно носить женщинам и как лучше себя вести, чтобы не нарваться на представителей правопорядка. Отворачиваюсь к окну снова. Вспоминаю, что мы будем здесь несколько недель и вдруг хочу посмотреть все достопримечательности и важные места, записаться на экскурсию по городу. Когда в следующий раз еще представится такая возможность?

— Если хочешь, можем поездить потом по ночному городу, пройтись по главной площади.

— У тебя есть свободное время?

Даня смеется, ничего не отвечая. Я же чувствую себя в сказке, особенно когда автомобиль останавливается, и мы выходим, идем по асфальтированной тропинке и попадаем на пляж. Здесь не просто красиво — невероятно. Абсолютно прозрачная вода, идеально белый песок с мелкими крупинками, а вид… Я теряю дар речи, наблюдая за тем, как большой шар солнца медленно опускается к водной глади и оставляет за собой горящий след.

— Нравится? — спрашивает Даня, обнимая меня со спины.

Я отстраняюсь, сбрасываю его руки с плеч и шагаю в сторону.

— Извини, но это лишнее. Я позвала тебя с собой, чтобы приятно провести вечер, но в мои планы не входит секс.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍— В мои тоже, — Даня пожимает плечами. — Ты мне понравилась, не вижу ничего плохого в том, что обниму тебя, но если ты против, конечно.

Он поднимает руки вверх и демонстративно запихивает ладони в карманы. Встает рядом со мной и наблюдает за заходом солнца. Я же не знаю, почему отреагировала так остро. В его легких объятиях действительно не было сексуального подтекста, а я решила… боже, как же глупо я, наверное, выгляжу. Он просто уделил мне внимание, а я напридумывала непонятно чего.

Даня расстилает на песке полотенце, достает из пакета бутылку вина, бокалы, фрукты. Через пять минут мы уже сидим на песке и потягиваем достаточно вкусное вино. Здесь… умиротворенно. Спокойно и тихо. Так и проходит наш вечер. Мы заканчиваем с вином, справляемся с фруктами, много болтаем. Я узнаю Даню всё лучше и лучше. Он, оказывается, увлекался серфингом. Сейчас, конечно тоже, но несколько лет назад доска была его спасительницей в свободное от работы время.

— Я приходил сюда, чтобы поплавать, хотя этот пляж не всегда подходит.

— Слишком спокойно? — догадываюсь.

Как раз в этот момент звонит мой телефон. Вижу на экране имя Сони и прошу Даню подождать. Игнорировать звонки сестры не могу, ведь с ней находится моя дочь.

— Ну слава богу, дозвонилась, — выдыхает она в трубку. — Тут Руслан приехал и прямо сейчас вручает Ксюше подарки.

Глава 40

Руслан

Я жалею о сказанных ей словах каждую минуту времени. Думаю, как исправить ошибку, хотя понимаю, что это, скорее, косяк. Конкретный. И разрастающийся с каждым проведенным днем не рядом с ней еще больше. Я знаю, что мне придется исправлять эту ситуацию, но это будет потом, когда Оля придет в себя. Я не хочу быть в это время где-то далеко и не хочу снова объяснять Ане, почему поступаю так. Уверен, она поймет, но… я хочу расставить все точки над “і” раз и навсегда.

Как только Оля придет в себя, мне предстоит серьезный разговор с ней. Я собираюсь оставить рядом сиделок, чтобы за ней присматривали, буду оплачивать лечение, но физически буду далеко. С любимой женщиной и дочкой. Если Аня меня, конечно, простит.

Те слова я сказал случайно. Поддался эмоциям, переполняющим меня в тот момент и произнес, потому что… был зол на себя. Не на нее. Я злился, что не ответил Оле, винил во всем себя, а Аня она… ни в чем не виновата и никогда не была. Это понимание приходит ко мне не сразу. Спустя несколько дней, когда начинает ломать без нее рядом. А еще ничего утешительного не говорят врачи. Просто молчат, пожимаю плечами и не дают прогнозов, когда Оле станет лучше.

В один из таких дней я просто срываюсь и беру билет на родину, чтобы увидеть дочь. С Аней мы обязательно поговорим, я извинюсь и все объясню, но потом… когда буду знать, что нашим отношениям не помешает мое чувство вины и я буду готов пойти до конца и не остановлюсь на полпути, потому что Оля снова станет катализатором нашей ссоры.

Я понимаю, что она третий лишний в наших отношениях, но сейчас чувствую ответственность за нее. Она маленькая и беззащитная, хотя и совершеннолетняя. У нее нет никого, кто бы помог, кто бы был рядом в это тяжелое время. Бросить ее означает быть эгоистом.

Когда я не выдерживаю, еду к дочери. Я знаю, что должен объясниться хотя бы перед ней. Ксюша, я уверен, точно меня поймет. Эта маленькая мышка не сможет иначе. Она выслушает меня и вынесет вердикт. Очень хочу верить, что в мою пользу. В разговоре с Леонидом по телефону узнаю, что Ксюша у Аниной сестры.

— Ты уверен, что дочка будет рада тебя видеть? — спрашивает по телефону Леня.

— Уверен.

Я на сто процентов знаю, что Аня не позволила себе сказать ничего лишнего дочери и настроить ребенка против меня. Убеждаюсь в этом, стоит позвонить в дверь и спустя пару минут увидеть летящую ко мне на руки малышку.

— Папа вернулся, папа! — кричит Ксюша и залетает мне в объятия.

Под пристальный взгляд Аниной сестры я обнимаю дочку и бросаю пакеты с игрушками на пол. Первые пару минут меня не хотели пускать на порог, и я понимаю, что она, в отличие от дочери, знает всю правду.

— Ты привез подарки? — спрашивает, заглядывая через плечо вниз.

— Да, игрушки. Взял то, что ты любишь.

— А медведя? — интересуется разочарованно. — Ты его не привез? Мы не взяли!

— Не привез, но обещаю, что в следующий раз обязательно возьму косолапого с собой.

— Не много ли обещаний? — ерничает Анина сестра.

— Я Руслан, — протягиваю ей руку, поддерживая Ксюшу другой. — А ты?

Она закатывает глаза, но все же отвечает, хотя руку не протягивает.

— Соня.

— Приятно познакомиться.

Она молчит, но выражения ее лица достаточно для того, чтобы я понял — со мной она познакомиться точно не рада. Наверное, если бы не Ксюша, меня бы уже выставили за дверь, поэтому пока я остаюсь здесь исключительно благодаря привязанности дочери.

— Разбирай подарки, малыш, я пока с тетей Соней поговорю, ладно?

— Только не ссориться, — как всегда угадывает наше настроение дочка.

— Конечно, не будем, — убеждает Ксюшу Соня, после чего куда-то отходит, доставая телефон.

— Паш, Олежка, идите сюда, — кричит дочка кому-то.

Из комнат в коридор тут же выходят парни. Смотрят на меня исподлобья, но все же забирают пакеты и тащат их в глубь квартиры. Я почти сразу понимаю, что когда моя дочь вырастет, от парней не будет отбоя. Об этом я обязательно подумаю, но лет через десять. Сейчас Ксюша всего лишь маленькая девочка и ей нужно внимание отца и матери. Остальное будет в будущем.

Соня, вопреки нежеланию, проводит меня на кухню, театрально гремит посудой, подходит к мойке, включает воду, но очень быстро отключает ее и поворачивается со словами:

— Какого черта ты приперся?

— Я приехал к дочери.

— Ха! Когда ты остался там, забыв о них, ты думал явно не о дочери.

— Я жалею, — говорю искренне. — И понимаю каждую свою ошибку.

— Ошибку?

Соня усмехается, обхватывая себя за плечи. Сдерживается. Это видно по ее позе и плотно поджатым губам. Я точно заслуживаю всего, что она скажет, но благодарен ей за лояльность и молчание. Сейчас мне достаточно своего самоедства.

Аня не похожа на Соню. Совсем. Он не такая хрупкая и нежная, выше ростом и решительнее внешне. Она из тех, кто не полезет за словом в карман, а Аня более сдержанная и лояльная.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍— Ты представляешь хоть, что сделал? — ее, наконец, прорывает. — Ты похерил не только Аню, но и дочь. Она хоть того стоит?

— Она близка мне.

Говорить ничего больше не хочу, потому что оправдываться нет смысла.

— Я переживаю за нее. Она хрупкая и у нее никого нет. Я не мог ее оставить там.

— Ты придурок! — утверждает. — Она была бы сейчас рядом с тобой, не обвини ты ее в том, что она в этом виновата.

— Она не виновата.

— Рада, что ты это понимаешь, — язвит Соня.

— Я бы не хотел, чтобы она была сейчас там. У нее карьера и контракт. Я могу оставить работу, а она… ей нужно.

— Ну конечно нужно! У нее дочь и ей необходимо жилье. Особенно в условиях, когда отец ее дочери не определился.

— Я определился, — возражаю.

— Отлично. Что в таком случае ты делаешь здесь, а не с ней?

Глава 41

— Отлично. Что в таком случае ты делаешь здесь, а не с ней? 

— Не хочу заставлять ее страдать, — отвечаю честно и готовлюсь к претензиям в ответ, но Соня вдруг понимающе кивает.

— С девчонкой этой, которая в аварию попала что-то ясно? — интересуется она. — Жить будет?

— Мне не дают никаких прогнозов. Говорят, что все показатели в норме и она вот-вот должна очнуться, но не говорят когда. Возможно, завтра, может быть, спустя неделю.

— Вот и причина, — она вздыхает. — Ты точно не любишь ее?

— Олю? Она мне неравнодушна, но как сестра. Я не могу ее бросить там, в другой стране. Да и не уверен, что бросил бы кого-то другого столь же близкого. Она, может, и не родная, но я не могу просто выбросить ее из своей жизни по щелчку пальцев, хотя знаю, что это неправильно.

— А она? — уточняет Соня. — Она тебя не любит?

— Хочу надеятся, что нет, — отвечаю честно, потому что в последнее время начали проскальзывать мысли, что Оля может быть неравнодушна ко мне.

Я понимал ее ревность и нежелание мириться с присутствием в моей жизни других женщин за желание защитить меня, предостеречь, но что если… это не так и на самом деле Оля чувствует ко мне что-то большее? Думать об этом пока не хочется, потому что в противном случае не получится разойтись спокойно. Придется рвать по живому, с мясом. Это больно, но действенно. Возможно, Оля даже возненавидит меня за отсутствие ответных чувств, но так будет правильно, потому что взаимности с моей стороны никогда не будет.

— Смотрю на тебя и не понимаю, что моя сестра в тебе нашла, — по крайней мере, не скрывая ничего, произносит Соня. — И Ксюша в тебе души не чает. Цени дочку, Руслан, потому что ее доверие и склонность ты еще не просрал.

— Мне пока сложно осознать, что я отец.

Сестра Ани располагает на откровенный разговор, поэтому я говорю то, в чем никогда и никому не признавался.

— Я первый год свыкалась с мыслью, что уже не одна, — признается Соня. — Поверь, это чувство не покинет тебя еще долго, но Ксюша она очень доверчивый и открытый ребенок. Обычно она сложно идет на контакт с чужими, а к тебе летит на крыльях любви. Ты завоевал ее чувства просто так, ничего не делая. Просто потому, что отец. Не разочаруй ее. Аня для нее пример для подражания, но теперь есть ты, и она непроизвольно станет перетягивать твои слова и поступки.

— Будет сделано.

Мне нужен этот разговор с человеком, который хорошо знает Аню и Ксюшу. Нужен, чтобы понять, правильно ли я поступаю, что не бегу сломя голову извиняться перед женщиной, которую люблю.

— Можно начистоту? — прошу у Сони. — Как Аня жила это время? Как… справлялась?

— А у нее спросить слабо? — замечает, но тут же хмыкает. — Она сильная, Руслан. Морально и физически. Но что странно, она никогда такой не была — сильной духом и уверенной в себе. Я помню ее слабой, забитой, испуганной. Она ведь его боялась, представляешь? Мудака этого своего, боялась поперек слово сказать, а потом и бросить его. Ей было страшно, что он что-то с ней сделает.

Соня переводит дыхание и садится на стул напротив, кладет руки на стол и продолжает:

— Мы редко общались тогда. Я была замужней, с детьми и своими проблемами. Ее, свободную и независимую от детей, не понимала. Мне казалось, что она может делать со своей жизнью, что хочет. Заработать денег всегда можно. Хоть на панель иди, лишь бы не в страхе жить, — Соня горько усмехается таким своим мыслям, но продолжает говорить: — Она приехала ко мне уже будучи беременной Ксюшей. С виду та же Аня, но она изменилась. Была полна уверенности, знала, что малышку непременно оставит и в будущем сможет содержать. Я, конечно, помогала, но ты знаешь, она во многом сама. Почти не позволяла ничего сделать, о деньгах часто и слышать не хотела. Работала допоздна, а когда Ксюша родилась, недосыпала из-за заказов, а не малышки. Она была очень спокойной.

Во время рассказа я молчу и впитываю ее слова в себя. Наверное, впервые понимаю, насколько ей было трудно, хотя, если уж быть до конца честным… нихрена я не понимаю, на самом деле. О маленьких детях я не знал практически ничего. Пятилетняя дочка для меня шок, а там… месяц, два, три, полгода, год. Малышка наверняка была капризной, да и времени на элементарный, казалось бы, уход, уходило много. А еще работа. Было ли у нее время на себя?

Пока Соня молчит, я перевариваю информацию и большинство упущенных ею деталей додумываю сам. Перед глазами всплывает плачущий младенец, ее потрепанный ноутбук, на котором она работала, когда мы были вместе. Аня бросает работу и идет к малышке, кормит ее грудью, успокаивает, укачивает, укладывает в кроватку и… уходит снова работать. В таком бешенном темпе, я уверен, у нее совсем не оставалось времени на себя. Хочется вернуться на шесть лет назад и отряхнуть себя от того говна, которое залил мне отец. Встряхнуть и заставить вернуться к ней. Поговорить. Потребовать объяснений.

Не уйти, как последний мудак, а… попытаться добиться правды.

— Она мало рассказывала о ваших отношениях, вскользь упомянула о том, как разошлись. Аня скрытная, не нагружает своими проблемами других даже если у нее их выше крыши. Она до последнего будет улыбаться и говорить, что все в порядке, будет терпеть и поддерживать, как в случае с тобой. Аня не привыкла грузить проблемами других, но это не означает, что она не нуждается в помощи. Скажи, что произошло, когда она ушла от Ивана? Как она решилась?

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍— Я ее увез, — отвечаю, прекращая визуализировать ее прошлое, основываясь на словах Аниной сестры. — Просто поставил перед фактом и всё.

— Она бы ни за что не решилась сама, — Соня кивает. — Сейчас отчасти также, только к тебе она все еще что-то чувствует. Ты для нее сейчас, как Иван в прошлом. Вся сложившаяся ситуация давит на нее, но она до последнего тебя понимала, Руслан, поддерживала, старалась. Она очень много сделала для ваших с ней отношений и для того, чтобы Ксюша тебя не возненавидела.

Соня больше не злится, говорит со мной спокойно, но слишком доходчиво. Сейчас, как никогда прежде я понимаю, что могу потерять женщину, которая всегда делала ради меня все возможное. Как шесть лет назад, так и сейчас она действует по-взрослому, правильно. Принимает и, главное, понимает мои ошибки, мирится с Олей, хотя не должна была. Могла забрать Ксюшу и запретить мне приближаться к ней, рассказать дочери о том, где я на самом деле и что сказал ей, объяснить. Я уверен, при желании она подобрала бы слова так, чтобы дочь все поняла и возненавидела меня, но Аня этого не сделала.

— Вижу, начинает доходить, — кивает Соня. — Ты правильно думаешь, сперва нужно решить проблемы с твоей девчонкой. Аня простит сказанные тобою слова, не сразу, со временем, но если ты после скажешь, что тебе нужно к Оле.

— Не скажу, — произношу уверенно.

В этот момент в моей голове зреет план, к которому я почему-то не додумался раньше. Пока нахожусь здесь, поеду к матери Оли. Ладно отчим, который домогался ее, но ведь мать должна волноваться о своем ребенка и желать ему добра? Возможно, она поедет к ней, присмотрит за Олей, а я… смогу со спокойной и чистой совестью поехать к Ане.

Соня встает, тем самым давая понять, что разговор окончен, правда, напоследок произносит:

— Советую тебе поспешить, пока у нее не появился такой же спасатель Руслан, как и ты шесть лет назад.

Глава 42

Руслан

Найти маму Оли не составляет труда. Я звоню своему лучшему другу Косте. Иванову. Он на пару лет старше меня, но мы учились в одном институте. Он на последнем курсе, я на предпоследнем. Правда, он успел еще и отслужить, поэтому сейчас успешно работает в органах и наверняка сможет пробить, хотя и находится совсем в другом городе.

— Рус? — устало произносят в трубку.

— Привет, Кость, у меня тут проблема. Сможешь помочь?

— Смогу, — отвечает друг. — Что нужно?

Я в двух словах объясняю Иванову сложившуюся ситуацию, говорю фамилию Оли и отчество. Прошу пробить маму. Отец, она говорила, умер давно.

— Без проблем. Постараюсь побыстрее. Ты как? Девушку нашел?

— Нашел. И девушку и дочь.

— Чего? — удивляется Костя. — У тебя дочь родится, что ли? От кого?

— Уже родилась, от Ани.

Повисает неловкая пауза, во время которой я глубоко дышу и жду расспросов.

— От преподши, что ли? — смеется Костя, но не услышав опровержения добавляет: — Охренеть! А мама знает?

— Нет! — произношу резко. — И не говори ей пока, ладно? Не хочу ее волновать.

— Согласен. А как так это… получилось? Ты точно уверен, что твой?

— На все сто. Она не виновата ни в чем, Костя. Отец меня развел, она не спала с ним.

Друг присвистывает и, судя по звукам, зажигает сигарету. Слышу в трубку, как он выпускает дым и тянет, жутко тянет тоже закурить, но я давно бросил. Года два назад, наверное. А сейчас хочется. Чтобы успокоить нервы и отчаянное желание сорваться к ней прямо сейчас. Думать о чем-то другом становится практически невозможным. Хочется к ней. Просить прощения, доказывать, что готов быть рядом, что могу быть опорой и поддержкой, что хочу воспитывать дочь. Вместе.

— Ты уверен в ее словах? Отец подтвердить не сможет.

— Я уверен, Костя, — обрываю грубо. — Она ни в чем не виновата, понял? Но матери всё равно ничего не говори. Она о ней и не знает. Только то, что у нас не сложилось. И она понятия не имеет, кто Аня. Мы вместе приедем, потом и расскажем, мне еще ее нервных срывов не хватает. Как она, кстати? И с Киром что? Больше проблем не было?

Друг вкратце рассказывает о жизни дома. Мама спокойно продолжает заниматься своей сетью ресторанов, а Кир учится и в последнее время успокоился. У него был переходной возраст несколько лет назад. Я помню, как мотался туда-сюда, чтобы искать его по всему городу. Он сбегал из дома, угонял автомобили, воровал и даже избивал одноклассников. Мама не знала, что делать, ставили вопрос о специальной школе, но с тех пор стало получше. Кира будто подменили, он то ли повзрослел, то ли стал ответственнее, то ли переходной возраст прошел и он стал ценить все, что мама для него делает.

Я помню наши с ней бессонные ночи, когда мы вместе искали тринадцатилетнего хулигана и находили его спящим на лавочке вокзала. Помню ее слезы, когда она, повиснув у меня на шее, говорила, что больше так не может. Я всерьез думал, что заберу Кира к себе, постараюсь справится с ним, поговорить по-мужски, ведь мальчику действительно не хватает отца. А потом как-то… все стихло.

Я звонил матери, спрашивал, как дела. Она улыбалась и отвечала, что все в порядке. Кирилл перестал встречаться с подозрительными компаниями, стал одеваться, как обычный школьник, а не гопник с района, да и оценки у него стали куда выше. Это радовало. И частично в этом была заслуга Кости, который попросил повременить с переездом брата и сказал, что попробует уделить ему внимание, вдруг чего получится.

— С Киром как? В порядке всё?

— Да, учится. Даша сказала, что наняла ему репетитора по английскому. Кир всерьез увлекся языками, говорит, к ним у него тяга. С математикой, правда, плохо, — смеется Костя в трубку.

— Даша? А как же тётя? — иронизирую.

— Ну какая тетя, Руслан. Ты меня видел? Я в два раза больше твоей мамы, называть ее тетей как-то…

Я смеюсь. С Костей получается немного расслабится. Он прав. Последний раз я его видел накаченным бугаем, с огромными бицепсами на руках и широкими плечами. Да и довольно часто он помогал маме, чтобы называть ее тетей Дашей.

— Ты, кстати, набери ей. Не хочешь рассказывать, просто поговорите. Она соскучилась. И Кир тоже.

— Я приеду скоро, Кость, ну и наберу, конечно. Но ты мне скажи, как она на самом деле? Ты же знаешь маму, она всё время скрывает.

— Нормально всё, Рус. Правда нормально. Работает, уволила недавно администратора, кажется, потому что продукты брал дешевле и без сертификатов. В целом, отлично.

— А мужчина? Может, ты в курсе?

Повисает пауза, во время которой я почему-то думаю, что у мамы так и не было отношений. Ни после развода с отцом, ни после того, как я уехал. Были интрижки, мужчины, которые ее подвозили домой, но чтобы тот, кого она познакомила со мной — нет.

— Поговори об этом с ней сам, — наконец, отвечает друг.

— А чего так? Есть кто-то?

— Есть, — нехотя отвечает Костя. — Ты извини, я пойду. Инфу скину.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍Ответить я не успеваю, потому что Костя отключается. Пока жду информацию, решаю набрать маме. Она отвечает, когда я уже хочу сбросить видеовызов.

— Руслан? — ее голос кажется удивленным, но это не мешает ей тут же осматривать меня и оценивать мое состояние.

Мама. Она всегда волнуется и переживает. Даже тогда, когда у меня все хорошо.

— Привет, мам.

Она похорошела — первое, что бросается в глаза. Будто помолодела, глаза светятся, на лице искрит искренняя широкая улыбка. Костя сказал, что у нее есть мужчина. Неужели она с ним так расцвела? Я ведь помню ее шесть лет назад: уставшую, измотанную, с потухшим взглядом. Я поэтому как только на ноги встал, сразу помог ей открыть свое дело, а дальше мама справлялась уже сама. И это, видимо, идет ей на пользу. А еще отношения, любовь, страсть. Она ведь молодая еще у меня. Сорок пять исполнилось в прошлом году, но выглядит, честно, на десять лет младше.

— Как твои дела? — тут же спрашивает она. — Как работа? Я жутко соскучилась. И Кирюша, но он сейчас в школе. Ты же еще позвонишь?

— Позвоню, мам…

Чувствую себя виноватым и перед ней тоже. Не настолько, насколько виноват перед Аней и дочкой, но с мамой мы виделись давно. Решаю, что обязательно наверстаю упущенное, познакомлю маму с малышкой и с Аней. А пока будет достаточно просто звонить. Можно пару раз в неделю.

— У меня нормально всё, мам. В работе. Ты извини, что не звонил. Ты как?

— Отлично, — щебечет мама. — Работа кипит, Кирюшу как подменили, но это заслуга Кости, Руслан. Он после того случая его часто забирал со школы и возил куда-то. До сих пор партизаны не признаются куда, — она смеется, искренне, открыто и с нежностью.

— Только Кости? — задаю наводящий вопрос.

— Ну… да, — она подозрительно щурится. — А что такое?

— Да мы только разговаривали. Он сказал, у тебя отношения.

Почему-то мне не нравится то, как на ее лице вместо улыбки появляется замешательство. Она ведь не думает, что я буду против новых отношений? Это ведь смешно.

— Ма-а-а-а-м, — тяну. — Все нормально. Я желаю вам счастья.

— Руслан, — она пытается оправдываться.

— Мам, прекрати. Я правда рад, что ты нашла мужчину. Познакомишь нас? Думаю, он тоже повлиял на Кира.

— Да, — соглашается, наконец, она. Мне почему-то кажется, что она выдохнула после моих слов. — Да, он тоже… повлиял.

— Всё в порядке?

Мне почему-то не нравится то, как она выглядит. Когда только ответила, улыбалась, была счастливой, а стоило заговорить об отношениях, тут же изменилась в лице, будто… боялась? Решаю оставить эти расспросы на потом и плавно перевожу разговор в мирное русло. Мама рассказывает об успехах Кира, о его дополнительных занятиях, о ресторане, упуская, как я и думал, новость об увольнении. Давно заметил за мамой, что она старается убирать весь негатив. Или просто привыкла делиться только положительными новостями.

Мы заканчиваем разговор минут через сорок. Прощаемся, я обещаю обязательно перезвонить еще и говорю, что мы скоро увидимся. Волновать ее появлением в моей жизни Ани не буду. Она о ней практически не знает. Я и тогда сказал очень мало. О том, что сделал отец, мама не в курсе. Для нее я уехал, потому что захотел изменить жизнь и потому что не сложилось с девчонкой, которую любил.

Через пару часов приходит сообщение от Кости с именем и адресом, где проживает мама Оли. Я пишу ему смс с благодарностью и еду по указанному адресу. По пути Костя присылает голосовое:

— Ты знаешь, странно, но у этой девушки есть отец. И они с матерью сейчас живут вместе. Я перепроверил даже. Евгения Борисовна так, кстати, зовут ее маму, не разводилась с мужем никогда. У них родилась дочь Ольга, приводов не имеют.

Его голосовое заканчивается, я же продолжаю вести автомобиль и думать. Оля что… наврала мне про отчима? Или, может, ее мать так и не развелась, а с новым мужчиной живет, будучи замужней за другим? Решаю не делать преждевременных выводов и продолжаю путь. Паркую авто у подъезда, поднимаюсь на нужный этаж. Нажимаю на звонок и жду, пока мне откроют.

По ту сторону слышны шаги, потом щелчок. Мне открывают дверь. На пороге стоит женщина лет сорока пяти. Она, в отличие от моей мамы, как раз-таки выглядит на свои года. Удивленно смотрит на меня и спрашивает:

— Вы к кому?

— Я по поводу вашей дочери. Ольги.

— Боже, — женщина вдруг хватается за сердце и отходит на пару шагов назад. Ударяется о стенку и оседает на пол. — Петя! Петя!

Из глубины квартиры выходит мужчина в спортивных штанах и водолазке. Вопросительно смотрит сначала на меня, а потом на женщину. Быстро бросается к ней, приседает рядом.

— Ты кто такой? — вскинув голову, спрашивает у меня, испепеляя взглядом. — И что сделал с моей женой. Женечка, милая…

— Он… он об Оле пришел говорить, — по ее щекам катятся слезы. — О доченьке нашей.

Я нихрена не понимаю.

Глава 43

Руслан

Когда суматоха утихает, они оба недоуменно меня рассматриваю. Женщина, наконец, приходит в себя, поднимается на ноги, а мужчина же смотрит на меня с нескрываемой ненавистью. Чем она вызвана, не имею ни малейшего понятия, зато вспоминаю слова Леонида, когда он говорил проверить, кто эта Оля и что она собой представляет.

На тот момент мы общались три с половиной года. Два из них исключительно в сети. Я воспринимал ее как маленькую девчонку, а она раз за разом пыталась доказать, что взрослая. Потом она доросла до встреч: когда я прилетал в столицу, мы ходили в кино, ели попкорн и смотрели фильмы. В восемнадцать уже можно было не боятся получить повестку и быть задержанным за растление. С Олей было интересно, потому что не нужно было думать, присматриваться, потому что между нами не могло быть ничего кроме дружбы. Мы смотрели фильмы, гуляли, она рассказывала о курсах, которые посещала.

Я ей доверял.

Не потому, что сказочный дурачок, хотя, смотря на удивленные и злые лица родителей, почему-то именно таковым себя и ощущаю. Оля ничего не просила. Никогда. Даже в кино она ходила за свои деньги, всегда отказываясь от того, чтобы за билет платил я. Так было везде: в кафе, в парке, когда мы покупали кофе. Помню, она даже подарок на день рождения отказывалась принять. С ней было ровно. Она в какой-то степени заменила мне Костю, хотя с ней мы, конечно, не снимали девочек, и не выпивали тонны алкоголя.

Она ничего не требовала никогда из того времени, что мы были знакомы. Даже тогда, когда к ней приставал отчим, она позвонила мне и просто высказалась, а когда я предложил приехать ко мне, заревела сильнее. И первое время пыталась быть незаметной, не волновать меня, да и шарахалась от меня, хотя раньше с удовольствием брала за руку.

Я ей поверил. Смотрел в испуганные глаза и верил. Да и как-то проверять каждую, с кем знакомлюсь было глупо. Хотя нужно было насторожиться, наверное, когда она говорила, что домой ее подвозить не стоит и она сама. Просто в тот момент было слишком много проблем, чтобы я думал о том, почему подруга не хочет показывать мне, где живет. Я и к себе ее не привозил никогда. Мы были друзьями, и я никогда не думал, что это перерастет во что-то большее. Не думаю так и сейчас. Но вот внимание со стороны ее родителей меня напрягает.

Как и реакция на мое появление.

— Может, скажете что-нибудь? — предлагаю.

— Ты чего приперся? — первым нарушает молчание отец. — Запудрил нашей малышке мозги, сказал ей, чтобы замуж выходила. С ней… что-то случилось?

Я как-то не могу упустить первые слова, хотя надо бы начинать с утвердительного кивка и рассказа, что именно с ней случилось, но… запудрил мозги? Позвал замуж???

Что, мать вашу, происходит?

— Так стоп! — поднимаю руки вверх. — Во-первых, никто вашей дочери не пудрил мозги и не звал замуж, а во-вторых… вы ее родной отец?

Я почему-то жду, что мужчина попытается начистить мне морду, но он стоит и лишь хмуро смотрит на меня. Нервничает. И да, видно по глазам, что слушать, а уж тем более вести конструктивную беседу, он не желает.

— Я ее родной отец, — басит он. — А ты… — он тычет в меня пальцем.

— Оставим неприязнь на потом, — отмахиваюсь. — Сейчас мне важно знать еще кое-что. Полгода назад вы двое жили вместе?

Они непонимающе на меня смотрят. Вот и ответ. Хотя была, конечно, надежда, что это родители не той Оли, но нет. Она ведь показывала фотографию матери. Отца не показывала, да и отчима тоже, но это воспринялось как само собой разумеющееся.

— Что с нашей дочкой? — тут в разговор вступает Евгения Борисовна.

Она, между прочим, как-то вмиг превращается из растерянной и ошарашенной слабой женщины в боевую бабу, готовую растерзать того, кто принес плохую новость о дочке.

— Я не знаю, что вам сказала Оля, — говорю совершенно искренне, — но я не пудрил ей мозги.

— Она ушла к мужчине, — выплевывает ее отец. — Сказала, что выросла и что влюбилась. Во взрослого и самодостаточного, что он ее зовет к себе и домой она больше не вернется. И что даже на свадьбу нас не позовет, потому что отпускать мы ее, разумеется, не хотели.

— Разговор предстоит долгий, — констатирую после его слов.

— А пойдем на кухню, а, Петь? Ну не стоять же здесь.

Отец Оли таки соглашается, и мы все вместе идем на кухню. Мать суетливо ставит чайник, рассыпает по чашкам какой-то травяной сбор, а я замечаю фотографии маленькой Оли даже здесь, на кухне, где их, по сути, быть не должно.

— Полгода назад Оля позвонила мне вся в слезах, — наконец, дохожу до своей части рассказа. — Сказала, что ее домогается отчим и она не знает, что делать.

Евгения Борисовна, как я и ожидал, хватается за сердце. И смотрит растерянно то на меня, то на мужа. Я бы хотел пошутить. И, если быть честным, нихрена вот этого не знать и не лезть во всю подноготную, но раз уж меня разводили как идиота...

— У меня никогда не было никого, — оправдывается зачем-то женщина. — Петя, я не понимаю…

— Зато я понимаю! — грозно произносит он и ударяет кулаком по столу. — Ремня в детстве мало было.

Вот здесь я с ним солидарен. Такое придумать и наговорить на своих родителей. На мать и отца, которого вообще похоронила. И ладно бы у них что-то было не так, но ведь видно, что и отец, и мать искренне любят своего ребенка.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍— Она жила полгода у меня в квартире.

Отец тут же настораживается, но я спешу его успокоить:

— Между нами ничего не было. Я редко появлялся дома и воспринимал вашу дочь, как подругу, если так можно сказать.

Петр хмыкает. Видно, что не верит. Но я и не настаивает на этом. Просто ждет, что я скажу дальше.

— Месяц назад я улетел из Москвы на работу. И в то же время узнал, что у меня есть дочь. Вдаваться в эти подробности не буду, но когда я был в Германии, Оля прилетела ко мне.

Дальше я рассказываю о том, что случилось. Как она попала под машину, как я был рядом с ней и вскользь упоминаю о прогнозе докторов. Мать шокирована и плачет, отец что есть силы сжимает челюсти и крепится. Хочется вернуть Олю к жизни и хорошо встряхнуть. Какого черта она вообще делала? У нее святые родители, а она уехала, чтобы жить со мной? Сомнений у меня нет. У нее или с головой не все в порядке, или же она по-настоящему в меня влюбилась. Что хуже даже не знаю.

— Я приехал, потому что из-за вашей дочери и заботы о ней обидел любовь своей жизнь. Я-то думал, что об Оле некому позаботится, — выдаю слишком резко, потому что меня переполняет злость.

— И что? Что нам делать, Петя?

— Я предлагаю вам полететь к ней. Билеты я оплачу, ее пребывание там тоже оплачено.

— У нас есть деньги, — перебивает отец, а я обвожу взглядом их скромно обставленную кухню.

Вряд ли отец в принципе понимает, о каких суммах речь, но он вдруг меня перебивает:

— Ты не смотри, что мы так живем. Люди простые, спокойные, но у меня бизнес, доходы имеются, да и в остальном. Тебе спасибо, конечно, но мы сами. Только адрес клиники скажи и к женщине своей можешь ехать.

— Мне все равно нужно в Германию, чтобы забрать вещи, поэтому если хотите, полетим вместе. Там и покажу, где клиника.

Они соглашаются и идут собиратся, я же остаюсь на кухне и переворачиваю фотографию Оли, что стоит на столе, вниз. Не могу не нее смотреть. Хочется ее придушить, такая ненависть внутри заполняет. Как вообще можно было… вот так. Дурочку из себя невинную строить и специально лезть между нами с Аней. А, главное, зараза, незаметно так, что я и не понял! И о любви даже не догадывался. Думал об этом, конечно, но отбрасывал. Она ведь и поводов, намеков никаких и никогда не давала!

За исключением того, как залезала ко мне в постель и прижималась, потому что ей было страшно.

Я определенно сказочный дурачок. Разводили, как лоха, а я и рад верить! Зато ей… Ане… не поверил. Медленно сжимаю руку в кулак и пытаюсь успокоиться, чтобы не разнести здесь все.

Тем временем, оживает мой телефон. На дисплее заграничный номер, и я тут же беру трубку, потому что надеюсь, что это Аня.

Но звонят из больницы.

Оля пришла в себя.

Глава 44

Я завидую Руслану. В ту самую минуту, когда мне звонит Соня. Не злюсь. Завидую. Потому что он там… рядом с дочерью, а я тут. Так отчаянно хочется к своей малышке, сжать ее в своих объятиях, поцеловать в пухленькую щечку и видеть, как искренне она радуется появлению.

Сейчас мне кажется, что я всерьез могу расторгнуть контракт и уехать, но… не могу. Не из-за квартиры, хотя и это немаловажный фактор, а потому что подведу людей своим отказом. Да и осталось всего ничего. Я потерплю. Прошла всего пара дней, а я уже хочу к ней.

— Что-то случилось? — голос Данила звучит озабоченно. Он останавливается рядом со мной. Ждет ответа.

— Всё в порядке, — отвечаю ему. — Сестра просто звонила. А я о дочке вспомнила.

На самом деле, не знаю, что Соня ожидала от меня услышать. Приказа немедленно вызывать полицию и вырывать ребенка из рук отца? Но она явно чего-то ждала: голос звучал растерянно и зло. Ей не нравился Руслан после всего, что она о нем узнала, но и пресекать его общение с дочкой я не собиралась. Разговор у нас с Русланом, конечно, состоится. Я скажу ему, как он должен общаться с Ксюшей, но почему-то думаю, что он и так это знает. Она ему необходима сейчас так же сильно, как была нужна мне после нашего расставания.

Справилась бы я без дочки? Не уверена.

Он приехал к дочери. Пока эта информация пытается ужится в моей голове. Бросил не пришедшую в себя Олю и поехал к дочери. Наверное, любая другая на моем месте и правда вызвала полицию и пресекла любые его попытки увидеть Ксюшу, но я слишком сильно люблю свою дочь, чтобы так поступить.

Она ждала отца пять лет. Мечтала о нем. Дети они другие. Они прощают своим родителям слишком многое, не становятся озлобленными даже когда их наказывают. Они любят просто так, не за широкие жесты и дорогие подарки, а просто потому, что у них есть родители. Ксюша у меня с добрым сердцем, она многое замечает, но Руслана, уверена, простила. Потому что он ее отец. Она простит и мое отсутствие, потому что я — мать.

— Скучаешь по ней? — голос Данила вырывает меня из воспоминаний и кажется чужеродным.

Я не сразу понимаю, о чем он спрашивает.

— Скучаю. И очень хочу поскорее закончить.

— Съемки не продлятся долго, если будем работать в таком темпе. Ты очень хорошо старалась сегодня.

— Спасибо.

На самом деле нам не о чем разговаривать. Нет общих интересов, но есть работа, и мы начинаем обсуждать ее. Даня рассказывает о своей, а я увлеченно слушаю. О том, как он открыл свою компанию, о том, как переехал сюда, и о том, как сам почти перестал фотографировать.

— Разонравилось?

— Выгорел, скорее. На пике карьеры были высокооплачиваемые заказы, меня звали на всевозможные мероприятия, на свадьбы, концерты. Куда только можно было. Это приносило очень много денег, но чувство прекрасного терялось. Когда ты профи, тебе хочется снимать не только пьяные лица на очередной свадьбе. Природа, люди, которых ты застал врасплох, машины, птицы. Мне хотелось большего, поэтому все, что зарабатывал, откладывал, дабы открыть свою студию.

Он делает паузу, увлекает меня за собой, предлагает руку, чтобы было удобнее гулять по песку, но я игнорирую его жест. Не хочу. Данил продолжает:

— У меня получилось, пошли заказы. Многих я обучал лично, поэтому люди приходили, не задумываясь. На меня до сих пор работают только профессионалы. Люди, точно знающие, чего хотят их клиенты. Но они со временем уходят. Тоже выгорают.

— Открывают свои студии?

— В большинстве, нет. Многие настолько выгорают, что не могут видеть камеру, — он вздыхает. — Обратная сторона профессии.

— Может, это была не их профессия, а лишь временное увлечение?

Мне трудно представить, что можно вот так — выгореть от того, что ничего не меняется. Фотографировать ведь можно и для себя, получать удовольствие, путешествовать, заниматься съемками свадеб в других странах. Это ведь должно быть интересно? Обычаи, наряды, не везде ведь стандартно всё проходит. Я не представляю, что можно враз выгореть тем, чем любил когда-то заниматься. Но это, скорее, потому что у меня нет хобби. Есть работа, которую я идеально выполняю. Даже с диссертациями было так же. Мне нравилось их писать, но сказать, что я мечтаю этим заниматься — нет.

Наверное, единственное, чем бы я хотела заниматься — Ксюша. Жаль, что не все так просто и безоблачно, и я не могу просто сесть дома, ничего не делая. Такой роскоши у меня попросту нет, да и… уверена, очень скоро я бы взялась за хоть какую-то работу.

— О чем задумалась?

И правда. За мыслями пропускаю рассказ Дани. Не получается у меня увлечься разговором с ним. Он интересный, общительный, он привлекает к себе внимание, но я все время думаю. О том, как там моя малышка с Соней, что она делает, как сейчас играет с отцом, что он ей говорит.

— Мы можем вернуться домой? Извини, но я так устала.

Безбожно вру. На самом деле я хочу попасть в отель и написать Соне сообщение. Хочу знать, что моя малышка делает с Русланом, о чем они разговаривают, пусть сестра держит меня в курсе, рассказывает.

До отеля мы добираемся быстро. Данил пытается разговорить меня, но я уже не здесь и не с ним. Мысленно я за тысячи километров от местонахождения, рядом с Русланом и дочкой. В моих мечтах он просит у меня прощения, а дочке объясняет, почему отсутствовал, а еще говорит, что теперь такого больше никогда не повторится.

Глупо, наверное, думать вот так. Скорее всего, Руслан приезжал увидеть малышку, но Олю он, разумеется, не бросит. Это не укладывается в моей голове после его слов. Просто взять и… выбросить ее из жизни? Из мыслей, планов? Я не верю, что такое возможно, но очень жду этого. Когда он поймет, что совершил ошибку, хотя, может, уже понял? Мне он звонил, к дочери вот приехал.

От мыслей отвлекаюсь, когда машина останавливается у отеля. Почти сразу выхожу на улицу, вдыхаю теплый вечерний воздух. В моем номере есть терраса, поэтому я совсем не жалею, что мне нужно уходить. Скорее, наоборот. Общество Дани мне приятно, просто я слишком отчетливо вижу его заинтересованность во мне: взгляды, слова, касания. Он явно дает понять, что хотел бы большего, чем я могу предложить. Под таким напором мне оказывается сложно расслабиться и довериться человеку. Кажется, что стоит потерять бдительность, и он поймет мое поведение по-своему.

— Спасибо за вечер, — Даня улыбается и протягивает руку, чтобы взять мою.

— Спасибо, — улыбаюсь, но руку не даю: крепко впиваюсь пальцами в ручку сумочки. — Вечер и правда хороший. Извини, что так, правда устала.

Я ухожу, прежде чем Даня позволяет себе рассчитывать на большее. Прохожу холл отеля, поднимаюсь на свой этаж и открываю номер пластиковой картой, попадая внутрь. Почти сразу достаю мобильный и пишу сестре смс, где прошу рассказать мне о том, как прошла встреча Ксюши и Руслана. Через мгновение раздается звонок от Сони. Отвечаю я сразу.

— Ушел твой Руслан, — сообщает Соня в трубку. — Мы с ним поговорили, он сказал дочке, что совсем скоро приедет и ушел.

— Вы говорили?

Представляю, что моя независимая Соня могла сказать Руслану. Тем более, когда она напрямую зависима от гормональных всплесков.

— Говорили. Дурак он у тебя, Аня.

— И что ты ему сказала?

Стараюсь аккуратно выведать у сестры, о чем они говорили с Русланом. Пока она рассказывает, быстро снимаю туфли и иду на террасу. Мне оказывается кардинально мало кислорода, когда Соня в подробностях передает разговор с ним. Я скучаю. По нему. Шесть лет жила как-то, выживала, а сейчас… снова скучаю. И отчаянно хочу, чтобы извинился, чтобы понял свою ошибку, хотя знаю, что прощу сразу, а вот поверить снова не смогу.

Созданная им для нас с Ксюшей идеальная модель семьи рассыпалась, не успев начаться. Мне кажется, Руслан не видел ее до конца. Знал, что хочет быть рядом с дочкой, но забыл о существовании Оли, которая, естественно, захотела большего, находясь с ним в одной квартире и чувствуя себя особенной.

Мы говорим с Соней еще некоторое время, потом она передает телефон дочери.

— Мама, а ко мне папа приезжал, представляешь? Подарков привез и пообещал мишку забрать. Потом.

Восторг в голосе дочери только убеждает меня в том, что все правильно. Ей нужен отец. Его внимание, приезды. Пусть они будут не каждодневными, хватит одного-двух раз в неделю, но ей это нужно. Чувствовать себя особенной, маленькой принцессой, папиной избалованной дочкой. Всем девочкам нужно знать, что у них есть папа, который защитит, который горой встанет в любой ситуации.

— Привет, зайка. Соня уже сказала про папу. Ты была рада его видеть?

— Конечно. Он сказал мне, что скоро вернется. А еще папа сказал, что больше никогда не оставит нас с тобой.

Я чувствую, как по щекам текут слезы. Не одинокие несколько капель, а прямо ручейки. Я едва сдерживаю всхлипы, чтобы не нервировать дочку. Кое-как беру себя в руки только к концу ее рассказа. Ксюша говорит и говорит, у нее куча впечатлений, ведь к ней приехал папа. Он сказал, что больше никогда так не поступит, а у меня сердце разрывается, потому что у меня нет в этом уверенности. Я не могу знать, что он так не сделает. Не могу ему верить, и мне самой плохо от этого. Так ведь не должно быть. Отцу своей дочери я должна безоговорочно верить, а не получается, хотя я отчаянно стараюсь.

— Мам… я очень соскучилась. Мы скоро увидимся?

— Очень скоро, малышка.

Ксюша передает телефон Соне, и я слышу, как она весело разговаривает с Пашкой и Олегом.

— Ты как? — спрашивает сестра, видимо, угадав мое состояние.

— Хреново, Сонь, как еще. Думала, нормально все, а поговорила с ней и…

Слезы снова застилают глаза. Я отключаюсь, толком не попрощавшись. Сейчас почему-то вспоминаю тот день, когда я узнала, что беременна. Когда поняла, что больше не одна, что с проблемой мне поможет справиться маленький растущий комочек внутри. Я интуитивно прикладываю руку к животу и глажу его. Проживаю все будто во второй раз.

В этот раз снова одна. Без него.

Глава 45

Руслан

Я не еду ни в какую Германию. В аэропорту меня неумолимо тянет в Эмираты, и я покупаю билет. Родителям Оли даю адрес клиники, протягиваю клочок бумаги с написанным названием больницы и сообщаю, что не поеду. Меня ждет Аня. Я должен с ней объясниться. В аэропорту пришла мысль взять с собой Ксюшу, но потом я вспоминаю, что по документам я чужой для нее дядя и лечу сам. Пока ожидаю посадку, подбираю слова, думаю, что скажу, как буду просить Аню поверить мне, услышать, не отказываться от нас.

Все, что идет в голову кажется полностью бесполезным. Купить цветы, попросить прощения, встать на колени? Это то, что делают мужчины, чтобы загладить вину перед женщинами. У меня не вина. Я был неправ и за то, что я сделал не прощают. И не доверяются снова.

Спустя час мозгового штурма, начинает мутить. С утра ничего не ел, поэтому выхожу из аэропорта и вызываю такси. К посадке еще часов пять, можно перекусить в другом месте. Уже в машине думаю снова и ничего не приходит на ум. Только в кафе, сидя в ожидании заказа, снова начинаю думать. Подслушиваю разговор двух девушек. Не специально, совершенно случайно получается, мозг отказывается работать в заданном направлении и хаотично ищет способ расслабиться.

— Ты представляешь? — со слезами на глазах произносит она. — Я выхожу утром из квартиры, а там она. Я ведь мечтала об этой машине с детства. Думала, что вырасту, заработаю и куплю. И я не ждала такого подарка. Мне оставалось всего несколько месяцев до покупки, и он знал.

Я сглатываю. Мозг начинает лихорадочно работать и складывать пазлы. Когда приносят еду, я даже не прикасаюсь к ней, вместо этого набираю бывшего коллегу, тоже фотографа. Сейчас он работает риэлтором.

— Рус? Сколько лет, сколько зим, — слышу сразу после гудков.

— Привет, Стёп. Дело к тебе есть.

— А я думал, ты вспомнил о старом друге. Ладно, шучу, рассказывай.

— Я хочу купить квартиру.

— Без проблем. Вариантов — масса.

— Мне нужна определенная.

Я называю другу адрес, вкратце обрисовываю ситуацию, поручаю найти эту продажу и созвониться с хозяевами. Предложить любую цену, за которую они согласятся продать мне недвижимость. Точнее, даже не мне. Я хочу сделать ей сюрприз, подарить то,  о чем она так давно мечтает.

— Это вообще реально? — спрашиваю у Степы.

— Да, почему нет? Если у них с ней договоренности нет, то да. Думаю, все будет окей.

— А как скоро будет всё оформлено?

— Это не быстро, но я постараюсь за пару недель оформить. Жди отмашки.

Стёпа отключается, а я выдыхаю. Ем, расплачиваюсь по счету и покидаю кафе, направляясь в аэропорт. Уже в самолете все же решаю, что по приезду куплю цветы и кое-что еще. Мне кажется давно пора это сделать, ведь наши отношения перешагнули уровень парня и девушки. Мы даже не любовники. У нас растет дочь.

Уже в Абу-Даби первое, что делаю — арендую автомобиль на три дня. Я понятия не имею, сколько времени займут съемки, если что — продлить можно будет всегда. После заезжаю в цветочный и покупаю огромный букет красных роз. Еле дотаскиваю его до автомобиля, погружаю на заднее сиденье и направляюсь в ювелирный.

Вопреки надежде справится за полчаса, ничего не получается. Я долго рассматриваю украшения, смотрю всё, что предлагают консультанты и не могу выбрать, а потом взгляд падает на него: на кольцо с голубыми бриллиантами.

— О, это эксклюзивная коллекция, — подсказывает девушка-консультант. — Лучшая работа…

Дальше она называет одну из известных ювелирных домов, но я уже не слушаю, полностью погружен в это украшение. Оно идеально подходит к ее глазам. Такое же чисто-голубое, сверкающее, нежное. И стоит целое состояние, но цена — последнее, что меня волнует.

Я оформляю покупку.

Когда бархатная коробочка оказывается в руках, чувствую, как меня потряхивает от нервов. Никогда не думал, что буду нервничать, делая предложение руки и сердца. Да что там! Я вообще не думал, что когда-то буду его делать.

Поговорив предварительно с Леонидом, узнаю, что Аня находится в номере отеля, который был снят для сотрудников. Поначалу Лео мнется, но в итоге все же дает мне адрес и даже говорит, в каком номере она остановилась.

— Поможешь? — спрашиваю у него. — Меня ведь просто так не пропустят. Ты можешь позвонить ей и сказать, чтобы приняла посылку от курьера?

— И меня втянуть решил? — сетует Леонид. Вздыхает, но в итоге соглашается на авантюру.

— Спасибо. Огромное.

У входа в большой отель достаю цветы из машины и захожу в холл, осматриваюсь, говорю на ресепшене, куда направляюсь. Вопросов у администраторов нет, потому что должен был прибыть курьер, а я, вроде как, с цветами. Хочу надеяться, что смахиваю на доставку.

Около двери с выведенными цифрами мешкаюсь. Выдыхаю и вдыхаю снова. Страшно. Не столько потому, что собираюсь сделать предложение, сколько из-за того, что она может не простить. Выставит за дверь, не слушая! Я мысленно пытаюсь подготовить себя к любому исходу, но знаю, что даже если выставит, не сдамся. Я ошибся, наворотил дел, я совершил такое, что трудно простить и после чего сложно довериться, но я буду пытаться, потому что безумно люблю ее.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍Стук в дверь выходит тихим. Мне приходится постучать еще раз. Только после этого слышны шаги за дверью, потом щелчок замка, и я вижу ее. Растерянную, шокированую, не верящую своим глазам.

— Руслан?

— Впустишь?

Я жду, что она швырнет в меня телефоном, который держит в руках, но она молча пропускает меня внутрь. Я прохожу в номер, осматриваюсь, бегло замечаю завтрак на столе и снова фокусируюсь взглядом на ней.

— Это тебе, — протягиваю ей цветы. Она берет, не отказывается. Перекладывает их тут же на диван и смотрит, обняв себя руками. — Я такой придурок.

На самом деле, я репетировал. Думал, как буду извиняться и что скажу, но все слова забываются едва ли не сразу, стоит увидеть ее растерянность, смятение и страх. Она что… боится меня? Или того, что может услышать?

— Я даже не знаю, как загладить свою вину, малыш, — говорю честно и настойчиво. — Я виноват. В том, что наговорил тебе, не подумав, в том, как вел себя всё это время. Я очень сильно люблю тебя.

Самое время встать на одно колено, и я таки делаю это, чувствуя, как дрожат руки и ноги. Как колотится сердце в груди. Я не рассчитываю на согласие, но хочу, чтобы она приняла кольцо, выдвинула условия, при которых может меня простить. Дала мне испытательный срок, в конце концов.

Дрожащими от волнения руками вытаскиваю коробочку с кольцом из кармана, раскрываю ее и протягиваю ей. Так странно. Волнительно, страшно, дико, что делаю предложение вот так, почти совсем не запланировано, но я ведь хочу этого.

— Я хочу просыпаться вместе по утрам, хочу видеть тебя рядом, хочу еще одного малыша, чтобы пройти этот путь вместе с тобой, чтобы не спать по ночам, позволяя тебе отдохнуть, менять памперсы, кормить сына или дочь с ложечки. Меня не было рядом тогда, когда я был нужен. Все это время я думал не о вас, а о постороннем мне человеке. Не о дочери, не о тебе, — признаюсь ей, потому что хочу, чтобы она знала — я осознал совершенные ошибки. — Выходи за меня?!

Она растерянно моргает, отходит от меня на шаг, потом подходит ближе, будто желает убедиться, что я реален. Молчит. Хлопает ресницами, смотрит на меня нереальными голубыми глазами. На кольцо не обращает никакого внимания. Сглатывает, приоткрывает рот, чтобы дать ответ…

Только после этого я слышу шум за своей спиной, но не придаю ему значения. Какая разница, что там? Я жду, что единственная моя женщина ответит согласием.

— Кхм, — раздается сзади.

Я напрягаюсь, потому что голос принадлежит мужчине и потому что на столе справа, где разложен завтрак, только сейчас замечаю сервировку не на одну, а на две персоны. Аня молчит и смотрит куда-то за мою спину. Я вынужден встать и посмотреть на того, кто прервал наш разговор. Точнее, многообещающую тишину и возможность моего дальнейшего объяснения.

Когда я таки поворачиваюсь, натыкаюсь взглядом на полуголого мужика. Действительно полуголого. Вокруг бедер обмотано полотенце, по груди стекают капли воды, волосы влажные. Я сглатываю и смаргиваю. Может, мне показалось? Или это сон?

Перевожу взгляд на Аню и удивленно на нее смотрю. Нет! Это не может быть тем, чем кажется. Просто не может. Я знаю, что она не станет ни с кем. Тем более так скоро. Я не спрашиваю ее ничего, подхожу к мужчине, протягиваю руку, здороваясь, хотя видит бог, хочется сломать ему руку, а лучше выставить вот в таком виде из номера и вернуться к разговору.

— Руслан, — говорю ему.

— Данил, — он придерживает одной рукой полотенце на бедрах, а вторую протягивает мне. Крепко пожимает ладонь. — Я тут…

— Это мой жених, Руслан. Стоило познакомить вас раньше, но…

Аня замолкает. Я же не могу сфокусировать свои мысли. Какой, мать его, жених? Поворачиваюсь к Ане, которая направляется к нам, останавливается, правда, не рядом со мной, а возле него, обнимает руками за пояс, касаясь ладонями его влажной кожи. Хочется оторвать ее руку от него и прижать к себе. Чтобы не касалась его, чтобы не было контакта с другим, потому что… Да потому что я люблю ее! И потому что она… мы же были вместе!

— Какой жених? — я таки задаю этот глупый вопрос.

— Мой, — она растерянно отвечает. — Я замуж собиралась еще в России, но потом… запуталась совсем, а теперь вот… ты помог мне разобраться во всем. Мы и правда не пара, Рус. Вы с Олей…

— Нет никаких нас с Олей! — выдаю, кажется, слишком громко и эмоционально.

А потом делаю то, что хотел с самого начала — убираю ее руку с его голого торса. Как со статуи, честное слово! Вообще его мужиком не воспринимаю и не верю ее словам. Теперь — не верю! Не такая она. Не смогла бы изменять.

— Я знаю, что дурак, и я готов исправляться, слышишь? Дай мне шанс, пожалуйста. Нам шанс.

— Ты не слышишь? — растерянно и не смотря мне в глаза. — Я замуж выхожу.

После она поднимает руку и демонстрирует мне кольцо на ее пальце. Безвкусное, надо сказать, и совершенно ей не подходящее. Интересно, если прямо сейчас ухватиться за него, оно легко снимется?

Глава 46

Аня

Я жалею о сказанном сразу же.

И хочу все исправить. Сказать, что все вранье, что я придумала, но вдруг активизируется Данил, который до этого ошарашенно стоял и молчал.

Даня притягивает меня к себе за талию, целует в висок, а мне страшно поднять взгляд и посмотреть на Руслана. Всё провалено. Я поступила, как дурочка, так как мне вообще не свойственно. В моем номере голый мужик, а я вместо того, чтобы спокойно объяснить, кто это, представляю его женихом.

Дура, дура, дура, звучит набатом в голове. Господи, почему я такая дура, когда нужно подумать и поступить правильно?

Он ведь… уйдет? Так ведь уже было, я инсценировала предательство, и он ушел из моей жизни на шесть лет. Становится страшно, я начинаю дрожать, но беру себя в руки, сглатываю и поднимаю голову, чтобы шагнуть к нему и все объяснить. Как в той идиотской передаче, где главного героя сначала пугают до полусмерти, а потом кричат “Сюрприз! Ха-ха! Это был розыгрыш”.

— Иди сюда!

Руслан делает резкий выброс рукой и хватает меня за локоть. Не больно, но довольно ощутимо. Тянет к себе так настойчиво, что я и не думаю сопротивляться. Данил отпускает. Он и не думает удерживать меня, понимает видимо, что эта игра двух актеров, и он на большой сцене лишний. В номере царит тяжелая напряженная тишина. Я прокручиваю в голове то, что хочу сказать, а Руслан тяжело дышит и жмет меня к себе, обнимает за талию, трогает спину, проводит ладонью по лопаткам, будто убеждаясь, что я здесь, стою рядом и никуда не собираюсь уходить.

— Я, наверное, оденусь, — вставляет Данил.

— Да, если не хочешь остаться в чем мать родила за дверью, — рычит Руслан.

Я даже не пытаюсь его одернуть, хотя мне жутко стыдно перед Данилом. Он ведь ни в чем не виноват. Я позвонила ему вчера, попросила приехать, потому что не могла оставаться одна. Хотелось с кем-то поговорить, высказаться, мне было достаточно одного присутствия. То, что между нами ничего не будет, мы выяснили еще вчера. Поговорили, посмеялись, Данил сказал, что без проблем, ему приятно со мной общаться и работать. На этом закончили. Ночевал он на диване в гостиной, а после попросил разрешения принять душ. Ну не выгонять же его, в самом деле!

Даня уходит назад в ванную. Я, правда, так и не поняла, почему он вышел оттуда без одежды, в одном набедренном полотенце. Может быть, по привычке, или же услышал мужской голос и подумал, что мне нужна помощь. Нужно будет обязательно спросить его об этом. Потом.

— Это тот обмудень, с которым ты говорила тогда по телефону?

Руслан старается говорить спокойно, но видно, что он не в себе: дышит тяжело, в глазах горит огонь недовольства.

— Когда тогда?

— В тот день, когда потерялась Ксюша.

Я пытаюсь вспомнить, с кем разговаривала тогда.

— С Соней я разговаривала.

— Нет, не с ней, — Руслан мотает головой. — С мужчиной.

— Я не…

Замолкаю, вспоминая, что в тот день говорила с Пашкой и Олегом. Начинаю смеяться, понимая, почему в тот день он так среагировал и сказал, что пойдет гулять с дочкой один.

— Так он или нет?

— Тогда я разговаривала с сыновьями Сони.

— Ты говорила с одним мужчиной, — возражает Руслан.

— Да, с одним. С Пашкой или Олегом, это сыновья Сонькины. Мы без громкой связи говорили, потому что им было меня плохо слышно.

Вижу, что Руслан вспоминает, хмурится, думает о чем-то.

— Ты потому тогда оставил меня без прогулки с вами?

— Придурок, да, — скорее, утверждает, нежели спрашивает Руслан.

Мне хочется приложить ладонь к его рту, потому что этот эпитет в свой адрес он бросает уже второй раз. Я не считаю его дураком. Никогда не считала. Ни шесть лет назад, когда он оказался куда умнее моего мужа, ни сейчас, когда пять минут назад он делал мне предложение руки и сердца.

Перед глазами все еще стоит эта сцена: Руслан на одном колене протягивает мне кольцо и говорит те вещи и слова, что я и не мечтала услышать от него. Я ведь всерьез распрощалась с нашими отношениями, попыталась смириться с тем, что он выбрал не меня, а другую. В конце концов, ему всего двадцать восемь, в его возрасте мужчины только задумываются о семье и детях, а у него уже есть пятилетняя дочь. И он вовсе не против участвовать в ее жизни и выполнять то, что должен мужчина, ставший отцом.

— Расскажешь, кто он?

— Ты даже мысли не допустил, что это может быть правдой? — театрально вздыхаю.

— Почему? Допустил! Представлял, как буду спускать его полуголого с лестницы отеля.

— Руслан! — возмущаюсь, чувствуя, как внутри разливается приятное тепло.

Я все еще обижена, но его присутствие действует на меня по-особенному. Хочется улыбаться, дышать полной грудью, жить.

— С Олей что?

— Пришла в себя, — безразлично отвечает Руслан.

— И как она?

Я спрашиваю не из вежливости, а потому что мне правда интересно, в каком она сейчас состоянии.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍— Понятия не имею, — удивляет ответом Руслан. — Мне только сообщили, что она пришла в себя. Я в это время был в России.

— И ты не поехал к ней?

— Будем говорить об Оле? — не без раздражения спрашивает он.

Я хочу ответить, что совсем ничего не знаю, но в этот момент из ванной выходил Данил. Одетый в свою вчерашнюю одежду он выглядит чужим в моем номере. Как я вчера этого не заметила?

— Я, пожалуй, пойду, — начинает он, остановившись рядом с нами. — Встретимся на работе?

— Ага, обязательно, — мне Руслан ответить не дает. — И со мной ты тоже встретишься.

— Не могу сказать, что было приятно познакомиться, — с лучезарной и искренней улыбкой на лице произносит Даня.

— Не могу не согласится, — кивает Руслан и буквально выжимает Данила из комнаты, идет за ним к выходу.

Уже у двери они оба останавливаются, смотрят друг на друга. Даня без злости, а Руслан так, что у меня не остается сомнений — мог бы, оставил от мужчины только пепелище.

— Надеюсь, ты будешь держаться от душевой кабины и полотенец моей будущей жены предельно далеко.

Данил смеется и машет Руслану на прощание. Между нами ничего не могло быть, потому что ни я, ни он не чувствуем ничего кроме возникшей легкости и симпатии. Мне было приятно с ним пообщаться, а он коротал время. Захлопнув дверь, Руслан поворачивается ко мне. Ничего не говорит, просто смотрит, пожирает взглядом.

Я же почему-то думаю, что оставляла его разбитого и обескураженного, а сейчас он уверенный в себе и точно знающий, чего хочет. Руслан делает шаг ко мне, потом еще один, останавливается в метре. Я ловлю малейшие изменения: его уверенный, горящий огнем взгляд, усмешку на лице и понимаю, что ко мне вернулся прежний Руслан. Парень, в которого я влюбилась шесть лет назад: дерзкий, самоуверенный, взрывной и решительный. В нем больше не осталось сомнений, и мне почему-то страшно узнать, что произошло за столь короткий промежуток времени, что ко мне вернулся мой Руслан.

Глава 47

Руслан

Я испугал ее. Своей излишней импульсивностью и резким желанием жениться. Я вижу ее ошарашенность и растерянность, но все равно не могу сбавить напор. Потому что на долю мгновений представил, что могу потерять ее. Смотрел на этого полуголого мужика и думал, что сверну ему шею, выброшу его из окна номера. Сделаю что угодно, лишь бы это было шуткой.

А потом я заметил ее растерянность, то, как дернулась ко мне. И всё сразу понял. Она испугалась непривычного напора с моей стороны, растерялась, не хотела отказывать, поэтому придумала этот бред. Неприятно, конечно, но зато отрезвило так, что я все еще не могу отойти. А еще стоит оглянуться назад и хочется врезать самому себе. За то, как поступал с ней и дочерью.

Я ведь этого даже не видел! Не замечал, что отталкиваю их. Как отношусь к двум самым важным женщинам в своей жизни. Относился я хреново, носился с посторонней девушкой, как с разбитым яйцом, защищал ее, делал всё, чтобы ей не было плохо. Потом оказалось, что ей никогда не было плохо, скорее даже наоборот. Ее никто не пытался насиловать, ее родители любили и ждали, а она замуж собиралась? Не за меня ли? Теперь понятно, почему Оля была настолько против Ани. И почему приехала, когда я сказал, что это будет неуместно, тоже становится ясным. От понимания, что я чуть было не лишился Ани и Ксюши, внутри поднимается злость. Она лавиной накрывает меня, утаскивает с головой, не давая сделать вдох.

— Лёнь, съемку перенести возможно? — спрашиваю, пока Аня под предлогом, что ей нужно отойти, скрылась за дверью ванной.

Не хочу, чтобы она уходила. Пусть проведет сегодняшний день со мной. Нам давно пора расставить точки над “і”, серьезно обсудить наше будущее, построить планы на дальнейшую, я надеюсь, совместную жизнь. Я не хочу ее терять. Надо будет — нахрапом возьму, но не отпущу.

— Ты за этим приехал? — со смешком спрашивает Леонид. — Не мог приехать на пару деньков позже? Только работа наладилась.

— Лё-ё-ё-ёнь…

— Ладно. Но только сегодня. Завтра чтобы привез мне ее на работу. Ровно в десять, Руслан.

— Будет сделано, — обещаю и отключаюсь.

Жду, когда Аня выйдет из ванной. Она, кажется, находится там слишком долго. Я даже подумываю встать и постучаться, но дверь открывается сама. Аня поспешно сообщает, что ей нужно собираться на съемки, скрывается за дверью спальни. Я же иду следом. Останавливаюсь и настойчиво стучу по деревянной двери. Открывает она не сразу, через несколько долгих минут, в течении которых я смотрю на дверь и прикидываю, легко ли ее выбить.

Я всерьез решил добиться своего. Завоевать любимую женщину. Я ведь вижу, что она неравнодушна ко мне, значит, у нас все еще есть шанс. Тот самый. На счастье.

— Руслан, я уже опаздываю.

Она появляется в двери, наспех собирает волосы в тугой пучок, хватает со спинки кресла пиджак и собирается сбежать, трусливо прошмыгнув мимо меня.

— Куда? — с насмешкой спрашиваю и перехватываю ее за талию.

Жму к себе. Обнимаю. Вдыхаю ее запах.

— На съемки. Рус!

Она легонько ударяет меня по рукам и пытается вырваться.

— Не смешно же!

— Тебе никуда не нужно.

Она все же продолжает вырываться. Дергается, даже наступает пяткой на мои пальцы, а потом все-таки сдается. Обмякает в моих руках и даже откидывает голову назад, прямо на мое плечо.

— Ты невыносимый, знаешь?

— Конечно. Но тебе и правда никуда не нужно. Я с Леонидом договорился, у тебя сегодня отгул.

— Ты серьезно? — она быстро поднимает голову и поворачивает ее ко мне, пытаясь рассмотреть, не шучу ли я.

— Верни обратно, — шепчу ей на ухо.

Она медленно кладет голову мне не плечо, откидывается затылком чуть выше ключицы и прикрывает глаза. Я обнимаю ее крепче. Жму к себе как в последний раз. Соскучился так. И чуть было не просрал. Она не отталкивает меня, не просить ее не трогать, а я боюсь лишний раз сделать вдох, чтобы не спугнуть этот момент.

— Извини за этот цирк с Даней, — ее дыхание задевает мой подбородок. — Понятия не имею, что на меня нашло.

— Он фотограф ваш новый?

— Как ты догадался? — удивляется она.

— Вряд ли бы ты пустила в номер мужчину с улицы. Он раньше с вами работал?

— Нет.

Я чувствую, как она напрягается, но почему-то не предаю этому значения. Я строю планы, как провести сегодняшний день, о чем говорить, как убеждать ее, что я рядом и больше никуда не собираюсь.

— Мы познакомились не так давно, — сообщает она. — Он живет здесь, уже не работает. Сделал исключение, потому что хорошо знает Леонида.

— Подожди, он не приехал сюда из другой страны?

— Нет.

В моем мозгу хаотично работают шестеренки. Душ, полотенце, завтрак.

— Он что… ночевал у тебя?

— Это не то, что ты подумал.

— Очень надеюсь.

Я приказываю себе расслабиться, хотя куда там, ведь внутри бушует настоящее пламя злости. Я-то вначале подумал, что Аню кто-то предупредил, и она позвала этого парня, чтобы сыграть этот цирк, но… он тут ночевал?!

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍Какого черта вообще?!

— Между нами ничего не было, — тараторит Аня. — Он просто… мы разговаривали вчера допоздна, пили чай, мне было одиноко и… это сложно объяснить, но я боялась оставаться одна и… позвонила ему.

— А Лёня?

Мы все еще стоим, плотно прижатые друг к другу. Я едва сдерживаю себя от глупостей, но все же сдерживаю. Хочу услышать, что она скажет. Позвать, мать его, незнакомого человека домой, потому что ей страшно! О чем она, черт возьми, думала? С ним, значит, не страшно? Сразу безопасность?

Я снова себя торможу, потому что дальше начинаю в красках представлять, что могло произойти. За случившееся виню себя. Ей было одиноко и страшно, а где в это время был я? Мое присутствие помогло бы ей расслабиться, она чувствовала себя комфортно, но как и шесть лет назад, на не может довериться близкому человеку, потому что тот придурок.

— Я больше никуда не уеду, — обещаю ей. — Никогда, слышишь? Я буду рядом.

— Не зарекайся, — тихо просит Аня, давя на больные мозоли.

Она вздыхает, я ослабляю хватку и уже через минуту мы отпускаем друг друга. Аня отходит, отбрасывает пиджак, который все это время держала в руках, а я никак не могу выбросить из головы мысль о том, что ей было плохо и рядом оказался только Данил.

— Леонид приглашал меня в ресторан. Они собирались сходить развлечься, но я отказалась. Решила не портить ему вечер. Данил, оказывается, не пошел и…

— Ты знаешь этого парня несколько дней! Представляешь, что могло быть, окажись он маньяком. Или насильником. Или убийцей. Или всем сразу!

Она поникает, тяжело вздыхает, садится на край кровати. Я вижу, что Аня разбита и растеряна. Вчера, когда ей было плохо, она наверняка даже не думала об этом, а сегодня ее накрыло реальностью. Я приседаю рядом с ней, беру ее руки в свои ладони, целую тыльную сторону ладони, перехожу к пальцам. Вижу, что ее что-то гложет, терзает внутри, она делает глубокий вдох, будто хочет что-то сказать, но почти сразу же и замолкает. Растерянно наблюдает за моими действиями, я же замечаю, как ее щеки покрываются ярким румянцем. Она смущается того, что я делаю. Как целую и как смотрю на нее, как нежно поглаживаю ее руки.

— Я так сглупила, — произносит она.

— Я должен был быть рядом, — напоминаю ей. — Все это время быть с тобой. Не где-то там.

Мы молчим. Меня грызет изнутри осознание, что я пропустил все важные и значимые события в жизни. То, как росла Ксюша в Анином животе, как она появлялась на свет, как малышка начала держать головку, сидеть, как сделала первые шаги и когда у нее вылез первый зубик. Я все это пропустил, а дочь приняла меня безоговорочно, как будто мое пятилетнее отсутствие само собой разумеющееся. Хотелось наверстывать то, что упустил. Быть полезным для дочки и Ани. Находиться рядом, поддерживать, любить, быть тем, кто решит любые проблемы.

Быть мужчиной. Настоящим. Опорой для своих девочек. Тем, за кого они могут спрятаться и у кого будут просить помощи.

— Расскажи, что с Олей, — все-таки настаивает Аня.

Я не хочу о ней говорить. Не хочу даже вспоминать, а уж видеть и подавно.

— Она будет жить своей жизнью, — пожимаю плечами.

— Она пришла в себя? Какие прогнозы?

— Аня, — мягко настаиваю. — Давай закроем эту тему?

— Нет, — она мотает головой. — Я должна знать, что с ней и что… будет дальше. Ты поедешь к ней?

— Не поеду.

Я сжимаю ее руки крепче, а потом придвигаюсь ближе и обхватываю ее за бедра, располагая руки на пояснице и сжимая пальцы в замок.

— Я больше не поеду к ней, не отвечу на звонки, смски, не буду с ней видеться.

Я говорю это уверенно и спокойно. Поначалу думал, что будет трудно смириться с отсутствием Оли в моей жизни, ведь не станет потребности быть старшим братом для беззащитной девушки. Я привык к ней. Даже слишком сильно. Настолько, что едва не потерял самых близких и дорогих мне людей. Сейчас я не испытываю сожаления или потребности узнать, как она. Я чувствую злость и раздражение, но не желаю ей зла. Хочу, чтобы поправилась, но ни слышать ее, ни видеть не желаю.

После моих слов Аня молчит. Растерянно смотрит и мне кажется, что о чем-то хочет сказать, но сдерживается. Хранит тайну. Возможно, все еще не доверяет и боится. Я ее понимаю, поэтому не буду настаивать. Уверен, у меня получится доказать ей серьезность своих намерений, хотя куда уж серьезнее после предложения руки и сердца.

— Ты что-то узнал о ней?

Я улыбаюсь и решаю всё-таки рассказать Ане, что мне удалось выяснить. Понимаю, что для нее это важно. Поверить мне просто так на слово она больше не может, поэтому я раскрываю ей факты, обнажаю истинную причину, по которой не хочу не то, что разговаривать с Олей, даже слышать о ней.

— То есть она всё это время манипулировала тобой?

— Да, — рычу сквозь зубы. — Играла на чувствах и эмоциях. Повелся, как мальчишка.

— Она и меня обвела вокруг пальца, — признается Аня. — Я ей поверила. Про отчима так слезно рассказывала.

Хочется ее придушить за то, что разрушила наши отношения. Теперь я начинаю думать, что авария была не случайной. Что, если Оля выбежала под машину специально? Надеялась, что будет со мной, когда очнется? Что я буду сидеть у ее кровати и ждать?

А я бы и сидел! Это как-то резко осознается. Сидел бы, не узнай всего.

— Ань, — зову ее. — Я хочу, чтобы ты стала моей женой.

— Точно хочешь?

Я улавливаю в ее голосе сомнения, недоверие, страх. Она сомневается, что после согласия я не передумаю. Значит, придется ее убеждать, потому что судя во всему, так просто сдаваться она не собирается.

Глава 48

Аня

Я даю нам шанс.

Не ему, а именно нам.

Мне тоже нужно время, чтобы довериться. И не факт, что у меня все же получится. Я боюсь, что просто не смогу. Разочаруюсь окончательно в нем, в нас, в отношениях. Умом понимаю, что если не он, то никто. Я ведь уже была там… загнанная в одиночество и рамки, испуганная и уязвимая. Больше не хочется.

Данным нам шансом Руслан пользуется сразу. Он не сворачивает горы, не дает невыполнимых обещаний, просто присутствует рядом, поддерживает, зовет на свидания, рассказывает о своей жизни “после”. Раньше у нас не было времени для разговоров. Теперь оно есть и мы наверстываем упущенное. Говорим “о наболевшем”, о сокровенном, делимся неудачами в отношениях. Оказывается, если стараться, можно сделать видимость нормальных отношений.

Как-то разом приходит осознание, что я не могу отпустить. Я смеюсь рядом с ним, чувствую себя счастливой, а потом, в одно мгновение, счастье сменяется недоверием и опустошением. Внутри пусто, а в груди давит от обиды. От того, что мне и Ксюше предпочел другую. Подругу, сестру, какая разница кого, он просто выбрал ее. Отодвинул меня и дочь на второй план, расставил приоритеты.

Вместе с тем, я чувствую его любовь.

В каждом слове, взгляде, касании, желании быть рядом, поцелуе и ласках. Во всем. Она витает вокруг, заполняет собой, но не исцеляет. Не затягивает открытые раны, не замещает собой ту пустоту, что образовалась внутри и не позволяет забыть. Я хочу, стараюсь изо всех сил, но в самые неожиданные и, казалось бы, счастливые моменты, все это всплывает на первый план.

Вот как сегодня.

Ничего ведь не предвещает беды. Мы разговариваем, пьем вино, вернее, я делаю вид, что пью. Руслан шутит, рассказывая интересные моменты из своей жизни. Наш вечер проходит в его номере. Мы сидим у окна, в мягких ортопедических креслах. Я беру со стеклянной столешницы небольшого столика бокал, чтобы хоть чем-то занять руки. Поворачиваюсь к окну, из которого открывается шикарный вид на Персидский залив.

Абу-Даби особенно красив по вечерам. Возвышающиеся небоскребы, поражающие своими габаритами, широкие проспекты, густо освещенные уличными фонарями и тянущиеся вдоль залива. Тихая чернеющая гладь воды и одиночные корабли, то появляющиеся, то исчезающие на горизонте. Если приглядеться, отсюда можно разглядеть клочки маленьких островков с развитой инфраструктурой: небоскребами, являющимися произведением искусства, зелеными зонами отдыха, отелями.

Мне очень нравится здесь. По-домашнему уютно и спокойно. Здесь хочется быть собой. Зарыться с головой в плед, сесть у самой кромки окна с бокалом вина и наслаждаться тишиной. Не хватает к виду, пожалуй, только шума моря. Я бы отчаянно хотела его услышать, но отель расположен довольно далеко, чтобы это было возможно.

Руслан рассказывает, что уже был здесь. Жил в этом отеле и даже номере. Я же думаю о том, что Ксюше здесь бы понравилось. Эта обстановка, вид, море, к которому можно спустится, бассейн в отеле и джакузи у окна, из которого, я уверена, она бы не вылезала.

— Я хотел привезти с собой Ксюшу, — Руслан будто читает мои мысли. — Только потом вспомнил, что по документам не имею на это ни малейшего права.

— По возвращению ты можешь удочерить ее.

Я прикусываю язык, понимая, что мы снова возвращаемся к теме его предложения, на которое я так и не дала ответа. Не потому что его нет… я просто не могу сказать ему “да”. Не могу обнадежить, зная, что творится внутри меня и какие эмоции меня обуревают. И не могу отказать, зная, что сделаю ему больно. Я отчаянно не хочу, чтобы ему было больно из-за меня. Снова. Он шесть лет жил с этой болью, с ужасным опустошением внутри, которое не мог заполнить никто.

Мы мало говорили об этом, но выстраданность видна в его взгляде, когда мы возвращаемся к этому моменту. Она там, глубоко в его глазах, поселилась, пустила корни и не покидает. Я считываю ее, потому что видела ее в своих глазах до появления Ксюши. Каждый день просыпалась, смотрела на себя в зеркало и думала, что не смогу, что это конец. Я шла дальше, справлялась, каждый день уговаривала себя, что завтра будет легче. Обязательно. Должно быть.

Стало легче только спустя год после рождения дочки. Я как-то сразу поняла, что больше не чувствую той сжигающей злости, боли, страданий, они заместились. Не ушли насовсем, но заглушились другими эмоциями: радостью за первые шаги и слова Ксюши, испытанными чувствами от ее первого “мама”.

Руслану не стало легче до сих пор. Особенно после того, как он узнал об Оле. Он винит себя за слепость, это съедает его изнутри, давит. Мне кажется, мы никогда не сможем просто взять и забыть об этом. По крайней мере сейчас точно не время.

Мы одновременно кладем бокалы на стол, нечаянно соприкасаясь костяшками пальцев. Я поспешно встаю, оказавшись совсем близко к панорамному окну. Обнимаю себя руками, смотрю на ночной город, ищу ответы, которых у меня нет. Руслан подходит ближе, останавливается сзади, обнимает меня, притягивая к себе одним движением.

Я поддаюсь.

Позволяю себе утонуть в этом чувстве защищенности и легкость, пока оно не улетучилось, не рассыпалось на миллион маленьких обломков.

Не сопротивляюсь, когда его руки скользят по моему телу, добираются до подола платья и поднимают его вверх. Ловлю наше отражение в окне и фокусируюсь на нем, на Руслане, который целует меня в шею, на его ладонях, скользящих по оголенной коже.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍Он разворачивает меня к себе так неожиданно, что я широко распахиваю глаза. Внизу живота простреливает возбуждением, в груди немного сдавливает от переполняющих эмоций. Я сглатываю, когда его губы накрываю мои, а язык скользит внутрь. Больше нет места сосредоточенности, есть только голые эмоции и дикое желание, медленные ласки до болезненной истомы и взгляд глаза в глаза. В его я улавливаю желание и любовь, страсть, дикую, всепоглощающую. Свой быстро прячу под веками, утыкаюсь ему в грудь и тяжело дышу.

Не хочу, не хочу, не хочу думать.

Желание забыться в его объятиях сейчас, как никогда остро. Потрогать его руками, поцеловать в губы, ухватиться за плечи, чтобы не упасть. Руслан подхватывает меня на руки, вынудив обвить его бедра обеими ногами, толкает к тому самому панорамному окну. Лопатки соприкасаются с холодной поверхностью стекла, вызывая дрожь по всему телу, слегка отрезвляя, но лишь на пару мгновений.

Оказывается, меня возбуждает возможность заняться этим у окна. Правда, на подобные подвиги я до сих пор готова только с ним. Вот ведь… странность. Столько времени прошло, а я все еще напрочь настроена только на Руслана. Мне тридцать два, а на безумства я готова по-прежнему только с ним. Держась за руки, искренне улыбаясь друг другу и с в унисон бьющимися сердцами.

— Я скучал.

Простые слова, а во мне отозвались по-настоящему остро, потому что я чувствую в этом “скучал” тоску. Он говорит не о том времени, что мы были порознь, а о шести годах, проведенных в неведении, в ненависти, в злости, в эмоциях. Он скучал. А я его ждала.

Глупо так…

По-детски.

И вместе с тем искренне.

Я зарываюсь пальцами в его волосы, пропускаю их между пальцами, отвечаю на поцелуи и ахаю, когда мы сближаемся. Мой мир разлетается на маленькие осколки, перед глазами пелена возбуждения, и любимый мужчина рядом. Да, именно любимый. Над этим я тоже долго думала. Но если не он, то никто, об этом я тоже размышляла. За шесть лет столько возможностей было и заинтересованных мужчин, а я… на пару свиданий сходила и всегда старалась свести отношения, если таковые и начинались, на нет.

Я ждала его.

Мое тело настроено на него, мои мысли только о нем, мои руки узнают каждый изгиб тела, хотя оно и изменилось за шесть лет. А еще эти татуировки. Их определенно стало больше. Они появились на шее, на правом боку, на лопатках, груди. Никогда не понимала жажды разрисовывать тело, но ему, молодому и натренированному, невероятно идет.

— Я… тебя… люблю, — прерывисто повторяет несколько раз, сжимая в своих объятиях сильнее.

Ответом ему служит мой протяжный стон и произнесенное имя на выдохе:

— Ру-слан, — по слогам от нахлынувших эмоций и оргазма.

Мы оба замираем, соприкасаемся лбами, смеемся, я почти признаюсь ему в том, что так долго скрывала, почти, потому что меня прерывает звонок телефона, от которого я вздрагиваю. Наверное, потому что слишком хорошо знаю эту мелодию. Она принадлежит ей. Возможно, не только ей, но это счастье, эта пелена рушится сразу. Крошится на мелкие частички и опадает к нашим ногам.

Руслан отпускает меня не сразу. Отстраняется на втором настойчивом звонке, ищет телефон. Я же поправляю бретельки платья, лифчик, стягиваю ткань до колена. Смотрю на Руслана. Вижу его растерянность, потом злость и сброс вызова. Он что-то нажимает на экране и только после этого отбрасывает телефон. Мне не нужно спрашивать, кто звонил. Я и так знаю. Отчаянно хочу спросить, не пожалеет ли, что снова не ответил. И только после этих, едва не сорвавшихся с губ слов, понимаю, что ничего не получится. Между нами слишком много всего. Чересчур много условностей, запретов, ошибок и боли.

Я всегда буду вспоминать то, чего он не сделал, потому что была другая.

— Ты не договорила, — Руслан кажется абсолютно невозмутимым, будто и не было никакого звонка.

Возможно, он тщательно скрывает чувства, а может быть ему просто нечего скрывать, потому что он их не испытывает? Возможно ли выбросить из головы человека, который был тебе близок, даже если он предал? Я бы не смогла. Сомневаюсь, что может и Руслан, если за столько времени и после всего, что было между нами он не забыл меня. Может быть, Оля не была ему настолько близкой, но я не могу полагаться на “может быть”.

Это трудно объяснить, но именно в эту минуту я принимаю то самое решение.

— Не договорила, — киваю, делая вдох поглубже. — Я не выйду за тебя замуж и хочу закончить наши отношения.

Я не хочу разговаривать дальше. Быстро иду на выход из номера. Я просто хочу спокойно расстаться. Без разрыва аорты, без страстей. Конечно, Руслан не дает. Останавливает меня у самых дверей, когда я берусь за ручку, чтобы выскочить на спасительную свободу.

— Это из-за звонка? Я заблокировал ее номер! Аня, погоди, пожалуйста.

Его слова отзываются болью в сердце, отдает в лопатки, не позволяет нормально дышать.

— Нет, не из-за него.

Я останавливаюсь и поворачиваюсь к нему. В глазах жжет от подступающих слез, которые я быстро смаргиваю.

— Это потому что я не могу забыть и отпустить. Я хочу напоминать тебе о ней постоянно, Руслан. О твоих ошибках, о том, что ты сделал. Обо всем. О сказанных словах и поступках. Я не хочу, но это съедает меня изнутри. Я не буду препятствовать твоему общениею с дочкой, подпишу согласие на усыновление, но это конец. Прости.

Я быстро толкаю дверь номера и выхожу наружу. До лифта дохожу с туманом в глазах, нажимаю на кнопку, жду. Слышу шаги позади и прикрываю глаза. Быстрее, пусть лифт едет быстрее. Пожалуйста.

Наконец, створки открываются, и я захожу внутрь, нажимаю на кнопку как раз тогда, когда Руслан приближается. Я знаю, что он может протянуть руку и не позволить им закрыться, но он этого не делает. Только смотрит. Так смотрит, что я хочу рухнуть на пол и заскулить. В его взгляде боль, отчаяние, страх, там столько различных эмоций, что я захлебываюсь в них.

Я прихожу в себя лишь тогда, когда выхожу на улицу. При чем не сразу. Теплый ветер обдувает мое лицо, в груди невыносимо сдавливает. Я физически не могу вызвать такси, поэтому набираю Леонида. Прошу его, если он может, забрать меня, называю адрес. Я покидаю территорию отеля, боясь, что Руслан пойдет за мной и мы будем вынуждены разговаривать. Сейчас я не готова.

— Что ты тут делаешь? — спрашиваю у Данила, когда тот вылезает из припаркованного у моих ног автомобиля. — Где Леонид?

— У него не получилось приехать, он попросил меня забрать тебя.

Я киваю. Даня же открывает дверцу, помогает мне забраться в салон.

— Ты ему сказала? — задает рациональный в нашей ситуации вопрос.

— Нет.

— Он тебя обидел?

— Нет, Данил. Просто отвези меня домой.

Он кивает, и выруливает на трассу. До отеля мы доезжаем быстро. Я не жду, пока Даня выйдет и откроет мне дверь, хотя знаю, что он определенно это сделает. Я выхожу первой.

— Аня! — окликает меня, вынуждая остановится. — Ты знаешь, что всегда можешь рассчитывать на мою поддержку. И то предложение… оно все еще в силе.

— Я помню, Даня, — улыбаюсь, потому что такой мужчина как он впервые встречается на моем пути. — Но мое решение не изменится, я уже умею воспитывать ребенка без отца.

Глава 49

— Мам, папа скоро за мной придет? Можно надевать курточку? — дочка настойчиво стучит в дверь ванной.

— Подожди, малыш!

Я пытаюсь прийти в себя, потому что перед глазами темнеет, а живот выворачивает наизнанку. Так начинается каждое мое утро вот уже месяц подряд. Хорошо, мы успели закончить съемки довольно быстро. Я получила расчет и распрощалась с работой, уверенная, что исполнила свою мечту. Правда, ее исполнила не я. По возвращению меня ждал приятный сюрприз — договор дарения на мое имя. Эту квартиру, в которой мы с Ксюшей жили, нам подарил Руслан. Не спросил — просто поставил перед фактом.

Сейчас у меня на счету была приличная сумма денег и квартира, оформленная на мое имя. Правда, радости это почему-то не доставляло. Наверное, радоваться попросту было некогда. Утром я пыталась не умереть от токсикоза, а в обед всеми силами заставляла пересилить себя и запихнуть в рот хоть что-то. Мне было страшно.

Вторая беременность. Я уже знаю если не о всех, то о многих проблемах, с которыми придется столкнуться, об анализах, обследованиях, питании, родах. Последние меня пугают особенно сильно. Это с первым ребенком я радовалась и думала только о том, что у меня будет малыш. Ни о родах, ни о схватках, ни тем более о боли я и не думала. Убеждала себя, что все будет в порядке.

Сейчас же первое, о чем я подумала, когда сделала тест на беременность — придется снова рожать. Переживать адские боли при схватках, выдерживать ежечасовые осмотры и рожать. Эта дрожь в руках, когда я впервые увидела тест, сохранялась до сих пор, хотя прошел уже целый месяц.

— Мама! — настойчиво повторяет Ксюша.

Мне стоит колоссальных усилий взять себя в руки, вдохнуть поглубже и таки выйти из ванной.

— Папу нужно подождать, Ксюш. Он вот-вот будет.

Десять минут назад Руслан написал, что почти подъезжает, но надевать курточку Ксюше рано. Она за мгновения вспотеет, а потом выйдет на улицу мокрой.

— Почему папа не может жить с нами?

Иногда моя дочь бывает излишне настойчивой и упрямой. Она отлично понимает, что мы с Русланом не вместе, я несколько раз объясняла ей, что он не может жить с нами, но малышка все равно спрашивает. Ждет, что однажды это изменится и мы станем одной большой семьей. О пополнении она, правда, еще не знает. Я молчу, потому что хочу сказать Руслану сама. Которую неделю пытаюсь набраться сил и сообщить ему о беременности.

Меня все время что-то останавливает, хотя Соня уверяет, что это что-то моя нерешительность и трусость. Я с ней согласна. Вижу его и замолкаю, по телефону стараюсь ограничиваться общими фразами. Я учусь жить без него с его регулярным настойчивым присутствием. Он почти ежедневно забирает Ксюшу из сада. В выходные, как сегодня, берет ее играть к себе или ведет в развлекательный центр.

Я все же боялась первое время. Волновалась, когда он забирал ее, звонила едва ли не каждые полчаса, чтобы узнать, все ли у них хорошо, на месте ли дочь. В один из дней я даже поехала следом, присматривала за ними издалека, убедившись, что Руслан и правда уделяет внимание только дочери, отвлекаясь на телефон лишь во время моих звонков. Кажется, тогда я и успокоилась. Расслабилась. Поняла, что больше не одна воспитываю дочь.

Она возвращалась с прогулок с ним веселой, жизнерадостной и обязательно с новыми знаниями. Про домашних и диких животных, о кошках или собаках, о рыбках и других подводных жителях. Я не спрашивала у Руслана, как так получается, но почему-то думаю, что он готовится. Рассказывает дочери то, что знает или то, что изучает перед встречей. Пытается быть интересным, веселым, увлечь малышку.

У него получается, потому что Ксюша нетерпеливо перетаптывается на одном месте и смотрит на дверь. Буравит ту взглядом, тяжело вздыхает, когда ей надоедает ждать. Звонок раздается как раз в тот момент, когда меня одолевает новый приступ тошноты. Я слышу его из ванной и быстро пью воду. Глотками заталкиваю ту внутрь и не смотря на себя в зеркало, выхожу в коридор.

Знаю, что выгляжу ужасно, но когда открываю Руслана и пропускаю его внутрь, натыкаюсь на обеспокоенный взгляд, а потом слышу и вопрос:

— С тобой всё в порядке?

Вот же он. Идеальный момент для признания. Достаточно просто сказать, что у нас будет ребенок. Не стоять и не молчать, буравя стену за его спиной.

— Отравилась, — отвечаю вместо признания.

Хмурюсь, понимая, что снова не смогла это сделать.

— У врача была?

— Нет. Мне не настолько плохо, просто съела что-то не то.

— Лекарства есть? Давай мы с Ксюшей быстро сгоняем в аптеку и купим, что нужно.

— Не нужно. Развлекайтесь. У меня все есть. Если что — вызову врача.

Я вижу, что он сомневается, хмурится до глубокой складки между бровей. Мы почти не общаемся, кроме дней, когда Руслан забирает Ксюшу к себе. Да и в такие моменты всё наше общение ограничивается простыми односложными фразами, вроде “Во сколько вернетесь?” или “Будьте аккуратны”. Почти каждый раз Руслан пытается заговорить со мной, спрашивает, как дела, не нужна ли мне помощь. На большее никто из нас не решается. Говоря “большее” я подразумеваю встречи более получаса в день или совместное чаепитие раз в неделю.

— Пап, мы идем? Я куртку надела, мама говорит, долго в куртке нельзя — выйду на улицу и заболею.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍Руслан улыбается и приседает, поправляет дочке шапку, застегивает куртку на кнопки и берет малышку за руку. На выходе бросает на меня взгляд, и я улыбаюсь со всей силы, при этом быстро закрывая дверь. До кухни и спасительных соленых крекеров добираюсь по стенке, потому что от тошноты рябит в глазах.

Уже сидя на стуле могу выдохнуть. Крекер сделал свое дело — мне стало легче. Еще час-второй потерпеть и тогда точно отпустит. Правда, я понятия не имею, как сегодня ехать в женскую консультацию на прием к врачу, к которому заранее записалась. В последнее время меня одолевает жуткая слабость, головокружение. Я боюсь, что упаду в обморок и который раз жалею, что не сказала ему. Сама не понимаю, чего жду. Наверное, какого-то знака свыше.

Все это время Руслан присутствует рядом. Вначале в Абу-Даби, хотя я ясно дала понять, что между нами ничего не будет. Он понял, не стал настаивать, но упорно приезжал под мой отель, ждал, отвозил на съемки, ждал после них. Я утонула тогда в заботе. Руслан приносил мне кофе в перерывах, накидывал свой пиджак на плечи, когда мы выходили вечером из студии. Он был рядом, но при этом держал расстояние. Чувствовал, что я подавлена, разбита и обескуражена.

По возвращению стало проще. Здесь Ксюша и его внимание разделилось на нас двоих. Руслан перестал быть параноиком, но так же продолжал заботиться, интересовался планами, отвозил нас с Ксюшей в сад, а потом меня обратно. Я говорила ему прекратить, а он упорно молчал и поджимал губы. На утро его автомобиль был припаркован у нашего подъезда, а сам Руслан стоял, прислонившись к капоту и сложив руки на груди. Ждал нас. Безумно красивый, уверенный в том, что делает, настойчивый. И непробиваемый.

Я все чаще думаю о том, что поступила импульсивно и глупо. Что меня так триггернуло, так и не поняла, ведь мелодия была вполне обычной. Не стандартной и явно не особенной, но это я понимаю потом, когда слышу точно такую же при звонке его друга. А потом и Леонида. Дура, конечно, но тогда так чувствовала. Понимала, что нет доверия, что жду, когда уедет.

Теперь я больше не жду. Знаю, что не поедет. Он оборвал с ней все контакты и на вопрос, почему они не встретятся и не поговорят, Руслан даже не отвечает. И злится. Я спросила его всего два раза. Второй как сейчас помню:

— Может, стоить разблокировать ее номер и позвонить? — аккуратно спрашиваю.

Он замирает. Поднимает на меня взгляд, полный удивления и спрашивает:

— Ты правда об этом переживаешь? О том, что я с ней не поговорил?

Руслан неестественно повышает голос, но сдерживается. Видно, что из последних сил.

— Думаю, это неправильно. Вам нужно пообщаться.

— Ты издеваешься? — он встает из-за стола и подходит ко мне.

— Нет, серьезно. Мы не вместе, и я не уверена, что будем…

Он резко перебивает меня:

— Закрыли, мать его, тему! Ты правда не понимаешь? — Руслан хватает меня за плечи и чуть встряхивает. — Мне ты нужна! Ты! Ни она, ни разговоры с ней мне не помогут быть со своей семьей. Я даже вещи ее к родителям отвез и замки сменил, чтобы не пересекаться. Мне надоели эти вопросы, аккуратное замечание. Ты переживаешь, что я встречусь с ней и… что? Я ведь не лох, чтобы в тот же омут после всего.

— Вдруг ты… — я замолкаю. Вижу, что он недоволен, но все же заканчиваю. — Чувствуешь к ней что-то.

— Да, мать твою, — он усмехается. — Я настолько дурак, что не понимаю, что и к кому чувствую?

Его голос становится хриплым, Руслан приближается к моему лицу и продолжает:

— Меня от тебя ведет. От запаха, вкуса, мимики, голоса. Рядом с тобой дышать становится трудно и хочется вжать тебя в эту чертову стену за спиной и целовать, пока ты не сдашься. 

Он замолкает. Смотрит, тяжело дышит, отчего его грудь вздымается и периодически соприкасается с моей.

— Что мне еще сделать? Как доказать, что не будет больше никого кроме вас? Ни-ко-го. Я блин устал слушать, что должен разобраться. Мне всё предельно ясно. Ты — любимая женщина, Ксюша — моя дочь. Оля очередной пройденный этап моей жизни. Глупый, идиотский, ошибочный, но пройденный. Я сожалею, что так поступил, что не проверил совершенно постороннего человека, что повелся. Аня, — он аккуратно касается моего лица костяшками пальцев, — я блин тебя люблю!

Его грудь вздымается, взгляд горит опасным огнем, а лицо искажено болью. Не дождавшись никакой реакции от меня обескураженной, он уходит, предварительно, как ни в чем не бывало, прощаясь с дочкой. Не выдает эмоций, целует ее на прощание, обнимает и говорит, что будет скучать.

Пожалуй, это был первый и последний момент, когда я пообещала себе закрыть гештальт с Олей. Провернуть ключ в двери и выбросить его в море без возможности найти. Я поняла свою ошибку. Навязывание другой женщины, едкие замечания. Я перестала их делать, осознавая, что если Оля была ему важна, он не стал бы находиться рядом с нами. Проводить время со мной, которая его только отталкивает и сознательно, по-глупому, отправляет к другой. И с Ксюшей, что отчаянно его ждет, чтобы погулять.

Я отбрасываю воспоминания и мысли, иду собираться на прием. Остался всего час. Можно было, конечно, попросить Соню поехать со мной, но она сегодня работает, поэтому придется ехать одной. Я думаю о причинах своего молчания, пока собираюсь. Что в этот раз? Тогда я не сказала ему, потому что он посчитал бы меня предательницей, и я до жути боялась его отца. Того, что он может что-то сделать со мной или моей малышкой. Мне было страшно. Сейчас же бояться нечего. Однако я молчу. Знаю, что он должен знать и всё равно молчу.

До последнего.

Понимаю, что это глупо только когда мне резко становится плохо, и я оседаю на пол. Голова болит, учащается сердцебиение, виски сдавливает, а перед глазами мелькают мушки, да и дышать становится трудно. Мне страшно. Настолько, что в столь экстренной ситуации я набираю именно Руслана, потому что он единственный гарантированно ответит на мой звонок. Сестра может не ответить из-за работы, а кроме нее и Руслана у меня никого нет.

Он и правда берет трубку. На втором или третьем гудке.

— Слушаю.

Его голос звучит будто отдаленно, как в тумане, вдали. Только потом я понимаю, что у меня шумит в ушах, поэтому я почти ничего больше не слышу, только раз за разом повторяю:

— Помоги… помоги мне.

Я даже не знаю, говорю ли это вслух или мне только кажется.

Глава 50

Руслан

Мне не нравится то, как она выглядит. Бледная, почти зеленая, излишне утомленная. Я бы мог списать ее состояние на отравление, но почему-то не верил, что такое возможно. Вчера, когда привозил Ксюшу, Аня была в полном порядке. Улыбалась. Но даже тогда была заметна ее излишняя бледность и круги под глазами. Не спит по ночам?

Я забираю Ксюшу, и мы вместе спускаемся вниз. Помогаю ей устроиться в детском кресле и сажусь за руль. Сегодня у нас по плану зоопарк и кино, но когда мы добираемся до аптеки, я не выдерживаю.

— Ксюнь, давай маме лекарств купим и отвезем?

— Давай, — она оживает. — Маме сегодня снова было плохо.

— Снова? — переспрашиваю. — Ей вчера тоже плохо было?

— Ага, — кивает дочка. — И вчера, и раньше было тоже.

— Маме часто плохо?

— Часто. Она с работы вернулась и у нее это началось. Всегда было хорошо.

Я замолкаю. Паркую автомобиль у аптеки и думаю только о том, как ей помочь. Пусть она отталкивает, пусть не хочет со мной быть, но о здоровье ведь думать нужно! Мы с Ксюшей вместе выбираемся из автомобиля и за руку направляемся к аптеке. Я покупаю препараты от отравления, а потом зависаю рядом с тестами на беременность. Что, если? Мы ведь не предохранялись.

Быстро отбрасываю эту мысль. Она бы мне сказала! Обязательно. Я помню раскаяние в ее взгляде, когда мы разговаривали о пройденных годах. Она сожалела, что не сказала мне. Хотела, но боялась. Сейчас ей нечего бояться. Я ведь сказал, что люблю ее, что хочу быть с ней и что буду ждать. Я, мать его, каждый божий день ей показываю, что готов быть рядом. Причин не говорить мне у нее попросту нет. Если только…

— Пап, маме полегчает от этих таблеток?

— Обязательно.

На самом деле я вот нихрена не уверен, что Ане станет легче. Но все равно везу эти долбанные таблетки. Разворачиваю автомобиль и еду, по пути набирая знакомого врача и записывая ее на консультацию. Если она не захочет — насильно ее повезу. Со здоровьем, все-таки, не шутят.

Припарковавшись у высотки, помогаю Ксюше слезть с автокресла, ставлю автомобиль на сигнализацию и слышу звонок. Сразу же достаю телефон и не зря, потому что на экране — ее имя.

— Слушаю.

Она молчит так долго, что я даже отвожу телефон от уха и смотрю на экран — секунды идут. Только потом я слышу:

— Помоги… помоги мне.

Я быстро подхватываю Ксюшу и несусь к квартире Ане по лестнице. Пока лифт придет, пока захлопнет створки. Проще так. Быстрее. Добравшись, дергаю дверь, но она не поддается, я не на шутку нервничаю, потому что по ту сторону — моя любимая женщина и она, возможно, не может встать и открыть мне. Руки холодеют, по спине проходит озноб. Я вспоминаю о ключах, которые она мне дала несколько недель назад. Вспоминаю, что кинул их в карман куртки, а сегодня надел как раз ее. Достаю их, быстро открываю дверь. Пропускаю Ксюшу и несусь по комнатам.

Ее нахожу в спальне в одном лифчике и расстегнутых джинсах. Не хочу говорить, что рисует мне воображение, но я как-то сразу понимаю, что никакого насилия быть не могло. Дверь была закрыта, да и в квартире всё по прежнему. Разве что одежда разбросана по кровати. Она куда-то собиралась.

Я быстро вызываю скорую, диктую адрес, говорю данные Ани и жду. Думаю схватить ее на руки и отнести в свою машину, но решаю не делать этого. Во-первых, ее могут не принять в той больнице, куда я ее отвезу, а во-вторых, не факт, что по дороге ей не станет хуже. Что тогда?

Убеждаю себя, что скорая приедет с минуты на минуту, осмотрит ее и окажет помощь. С ней скоро все будет в порядке. Я поднимаю Аню на руки и быстро перекладываю ее тело на кровать. Прощупываю пульс, он слабый, но есть. Пытаюсь привести ее в чувство прохладной водой, которой смачиваю полотенце и прикладываю его к ее щекам, но ничего не выходит.

— Папа, что с мамой?

Черт! На несколько минут я напрочь забыл о Ксюше, которая заходит в квартиру и ошарашенно смотрит на лежащую на кровати Аню.

— Она умерла?

— Господи, нет! Ксюша, — я быстро подхожу к дочери и подхватываю ее на руки. — Малыш, все будет в порядке, слышишь? Мама просто потеряла сознание.

Я веду ее в другую комнату, но она сопротивляется. Вырывается из моих рук и тянется в спальню, к Ане. Она быстро забирается на кровать и аккуратно трогает Анину руку. Начинает плакать. Я впервые вижу, как дочка плачет. Беззвучно, только слезы катятся по ее щекам. Когда она упала и содрала коленку, только упрямо поджала губы и стойко выдержала обработку перекисью. Сейчас же плачет. И я абсолютно не знаю, что делать!

Как там говорят? К такому жизнь меня не готовила? Это точно! Я как-то привык к тому, что у меня взрослая самодостаточная дочь, которая ко всему относится спокойно и рассудительно. А тут слезы. И такая вселенская боль в этих огромных испуганных глазах.

— Малыш, послушай, с мамой все будет хорошо. Ей просто плохо. Сейчас приедут врачи и все будет в порядке.

Скорая и правда появляется спустя пару минут. Ксюша успокаивается, утирает слезы и внимательно наблюдает за тем, как врачи подходят к ее матери. Я в это время просто жду. Молча жду, когда они скажут, что с ней. Даже не смотрю, что они делают, нахожусь в какой-то прострации. Убеждаю себя, что ничего страшного не произошло, что с ней все будет в порядке, но все равно не могу спокойно реагировать. Могло ведь что угодно произойти, я мог остаться без нее, потому что не был рядом. Потому что находился далеко. Я благодарю себя за то, что доверился какому-то шестому чувству и поехал обратно к ней.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍***

Мы едем в больницу следом за каретой скорой помощи. Я помогаю Ксюше разместиться в автокресле и завожу двигатель, правда, выезжать не спешу. Вздыхаю. Сердце барабанит о грудную клетку слишком сильно, а в ушах шумят слова врача:

— Женщину придется госпитализировать. Она едва пришла в себя, не реагирует на вопросы. Адрес больницы вы знаете? Подъезжайте.

В ответ на его тираду я смог лишь кивнуть и сейчас пытаюсь осознать то, что узнал. Не реагирует на вопросы. Госпитализация.

— Пап, мы поедем?

Я даю себе подзатыльников. Сейчас я в ответе за маленькую девочку на заднем сидении. Я должен в первую очередь думать о ней. О том, как себя чувствует она, ведь Ксюша наверняка впервые видит мать в обмороке.

По пути в больнице полностью концентрируюсь на дороге. Еще не хватает от мыслей подвергнуть дочь опасности. К больнице мы подъезжаем быстро. Я помогаю Ксюше выбраться и иду в холл.

Спустя час ожиданий я таки ловлю какого-то врача, что выходит из ее палаты. Он удивленно на меня смотрит, а я спрашиваю:

— Как она? Вы можете мне ответить, что с ней? Наша дочь переживает. Она маленькая девочка, волнуется о матери.

Врач бросает взгляд куда-то за мою спину и приподнимает бровь от удивления. Я смотрю туда же и вижу, как Ксюша общается с мальчиком своего возраста.

— Кажется, переживаете только вы. И напрасно. Всё с вашей женой в порядке. Она пришла в себя, еще слаба, но в целом всё в порядке. Вы бы присматривали за ней в таком-то положении. Еще и с ее проблемами.

Врач смотрит на меня, как на дебила, а я напрочь не понимаю, о чем он. В каком таком положении?

— О каких проблемах речь?

— У нее пониженный гемоглобин и жуткий токсикоз. Сейчас мы ввели ей препарат железа, завтра придется сделать узи и кое-какие тесты, измерить давление. Дней пять, я думаю, она у нас пробудет.

— Токсикоз? Она беременна?

Доктор смотрит на меня, как на придурка. Я же улыбаюсь и отшучиваюсь, мол, знал я всё, но не думал, что будет так серьезно.

— Шутник, — мотает головой врач. — Можете зайти к ней, с лекарствами закончили, медсестра только что вышла. И постарайтесь сделать так, чтобы она не волновалась.

Я не говорю, что для этого мне лучше не идти к ней. Молчу и буравлю дверь палаты взглядом. Ксюша весело щебечет с парнишкой, что-то ему рассказывает. Он, видимо, тоже пришел кого-то навестить, правда, родителей я не вижу. Пару минут мне требуется, чтобы собрать все свое мужество и пойти к ней. С улыбкой, без расспросов и желания выяснять отношения. У меня только один ответ на вопрос — ребенок не мои, иначе почему она мне не сказала? Лишила дочери на столько лет и теперь снова… молчала? Не могла ведь не знать, если ей было плохо.

Мы вместе с Ксюшей заходим в палату. Я натянуто улыбаюсь, подхожу ближе. Ксюша тут же забирается к Ане на кровать и обнимает ту за шею.

— Как себя чувствуешь?

— Хорошо, — произносит бледными губами.

Дышит как-то тяжело и видно, что ей сложно сконцентрироваться, но упрямо говорит, что все хорошо.

— А как на самом деле?

— Голова болит, — она натянуто улыбается. — И кружится немного. Сказали, это из-за гемоглобина.

— И токсикоза, — дополняю.

Она прикрывает глаза, гладит Ксюшу по спине, прижимает ее к себе ближе.

— Я хотела сказать, просто…

Она замолкает. О чем-то думает. Я же не знаю, что и думать. Она спала с кем-то кроме меня? Поверить в это не могу, потому что Аня — не такая. Она другая, моя, родная, близкая. Мы расстались, потому что она не смогла забыть. Вытравить из головы воспоминания о моих поступках. О том, что наговорил ей тогда и как себя вел.

Я уверен, что ребенок мой, но от этого еще больнее, потому что она снова скрыла это. Забрала у меня самые важные моменты рядом с ней: страдание, боль, возможность держать ее волосы, пока ей плохо. Я хочу быть рядом. С ней и детьми. Хочу видеть, как увеличивается ее живот, как малыш внутри толкается, как растет маленькая жизнь. Наша жизнь.

— Ты не успела сказать? — прихожу ей на помощь.

Ну же, избавь нас от необходимости страдать, улыбнись и скажи, что да. А потом добавь, что хочешь быть вместе.

— Нет, я не знала, как это сделать. Сомневалась, взвешивала всё. Беременность стала неожиданностью, Руслан. Я была не уверена, что мне это нужно!

— У меня будет братик? Или сестричка? — Ксюша округляет глаза. — Ничего себе!

— Ты собиралась… избавиться от него?

— Нет, конечно нет! — поспешно отвечает Аня. — Я просто растерялась, потому что не знала, как быть с нами.

— Мам, можно я к Сашке выйду? Он тут, за дверью. Ждет.

— Сашке?

— Да так… познакомились.

— Пока сидели в коридоре, она познакомилась с Сашкой. Пусть идет.

— Хорошо. Но ты же помнишь, что можно только здесь, у двери?

— Ага!

Ксюша спрыгивает с кровати и несется к двери, я же поворачиваюсь к Ане и вздыхаю, подсаживаюсь ближе, беру ее руки в свои.

— Я хочу быть рядом, произношу наконец. С тобой и детьми. Разве есть что-то, что мы не сможем пережить? Я буду доказывать тебе, что вырос, а ты просто будешь любить меня. Я же знаю, что любишь. Вижу.

Поверить не могу, что вместо обиды выдаю эти сопли. Видимо, потребность в ней куда сильнее обид и гордости. Я просто очень сильно хочу, чтобы она позволила быть с ней.

— Я все равно никуда не уйду. Буду рядом, пока ты не сдашься, — добавляю серьезно.

Глава 51

Так уж получается, что на следующий день ко мне в палату приводят Соньку. Я бы хотела, чтобы она пришла в качестве посетительницы, но она — пациентка. Бледная, измученная, растерянная. Я узнала о том, что ее увезли на скорой от мальчишек. Они забрали к себе Ксюшу и теперь растерянно звонили мне, спрашивая, что делать.

Я сразу же позвонила Руслану. Номера мужчины, от которого забеременела Соня я не знала, да и не была уверена, что на него можно положиться. Вдруг он… вообще не знает, как обращаться с детьми. Я не могла рискнуть Олегом, Пашкой и своей дочерью, поэтому незамедлительно набрала номер Руслана.

Он ответил сразу же, сказал, что все уладит и отключился.

— Ну, рассказывай, — требую у сестры. — Почему сразу не сообщила, что плохо себя чувствуешь? Руслан еще вчера рвался остаться с дочкой у меня.

— Да всё нормально было, — растерянно отвечает Соня и быстро спохватывается. Начинает искать телефон.

Замечая, что она собирается слезть с кровати, хотя врач пять минут назад грозным голосом сказала соблюдать постельный режим, рявкаю на нее:

— Куда встаешь?

Соня замирает, растерянно на меня смотрит, а потом безжизненно откидывается на подушку.

— Я хотела позвонить домработнице нашей. Пускай бы посидела с ребятами, на ночь с ними осталась. Почему я такая дура, Анька, а? Мне же сказали лежать, а я тут же забыла! Третий ребенок, а я как малолетка!

Сонька сильно растеряна и дезориентирована, разбита, поэтому решаю ее поддержать и успокоить.

— Не волнуйся, пожалуйста, — прошу ее. — Я позвонила Руслану, он уже едет. У него, может, и не большой опыт с детьми, но с Ксюшей он общий язык нашел, значит и ребята с ним подружатся.

Соня молчит, и я сажусь на кровати. У меня, в отличии от нее, нет запрета на то, чтобы вставать. Но без фанатизма, конечно. Оказывается, моему организму катастрофически не хватало гемоглобина. Отсюда и обморок, да и токсикоз, кажется, этому только поспособствовал. После пары дней лечения чувствую себя куда лучше. Да и аппетит появился. Токсикоз отошел немного на второй план, но продолжает беспокоить.

— Эй, ну ты чего? — подхожу к Соне и сажусь на краю ее кровати. — Чего раскисла? Все в порядке с ребенком будет.

— Это я виновата, — пищит она. — Я не хотела, думала, что это все лишнее. Сомневалась. А теперь вот...

Соня отворачивается от меня и поджимает ноги к животу, я же укрываю ее одеялом и аккуратно глажу по спине. Решаю не спрашивать, почему она вдруг думала о том, чтобы избавиться от малыша, ведь совсем недавно она утверждала, что сразу категорически решила рожать. Возможно, я чего-то не знаю, но говорить об этом сейчас точно не буду. Не то время. Сестра подавлена, не хочу заставлять ее думать об этом снова.

Когда Сонька засыпает, а это слышно по ее смешному сопению, я выхожу из палаты и присаживаюсь на кресло у двери. Набираю Руслана, который за это время должен уже добраться до квартиры и быть с детьми.

— Привет, — весело отвечает он. — Мы жарим блины. А вы как?

От его веселого тона и сообщения я на несколько мгновений выбываю из реальности. Жарят блины? Кто? Руслан или Пашка с Олегом? А, может, моя Ксюша? От мыслей на лице растягивается улыбка. Я вспоминаю свою растерянную малышку, которая вчера с ужасом смотрела на меня и переживала.

— Соня спит, я вышла в коридор, чтобы не разбудить ее.

— У сестры что-то серьезное? Ань, нужны медикаменты, помощь какая-то, еда? Напиши мне список, я все привезу.

— Спасибо, пока все есть. Оставайся с ними. Им всем нужна помощь.

— Я их всех к вам привезу часов в шесть. После тихого часа, — Руслан смеется. — Пусть поддержат вас. Ну и привезти могу заодно все, что скажешь.

— Ничего не нужно, правда, кормят здесь хорошо, а лекарства ты купил еще вчера.

— Но блины я все-равно привезу, — утверждает он. — Будешь есть, не отвертишься, зря я что ли полчаса потратил на поиски рецепта и еще столько же на приготовление теста?

Я смеюсь. Мы общаемся еще несколько минут, а потом Руслан сворачивает разговор, ссылаясь на то, что дети съели имеющиеся блины, а новые он не готовит, потому что говорит со мной. Я рада, что они поладили и если до звонка ему собиралась набрать Олега и Пашку, то после решила не делать этого. На заднем фоне слышался веселый смех, разговоры, моя дочь была счастлива, а мальчики, судя по всему, тоже не скучали. Главное, что за ними есть кому присмотреть. Остальное не имеет значения.

По возвращению в палату, решаю лечь поспать, тем более Соня сопит на кровати. Видимо, дается длительный недосып и работа на износ. Насколько я знаю, ей уже нет необходимости работать дальше, она может расслабиться и получать доход со своих вложений и небольшой кофейни, которую открыла совсем недавно. Тем не менее, Соня продолжает работать и зарабатывать, взяла две ипотеки, чтобы купить сыновьям квартиры.

За прошедшие шесть лет я все время удивлялась ее работоспособности. Она успевала везде. Я тоже не сидела на одном месте, но и работать в таком бешенном ритме попросту не смогла бы. Не умела! А Соня смогла, научилась ради детей, чтобы дать им будущее и образование.

С этими мыслями засыпаю и открываю глаза от шума. Не сразу понимаю, что шум создали дети. Руслан, как и обещал, привел их, а я удивилась тому, что проспала до самого вечера и даже не проснулась, когда мне сделали укол.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍— Мама проснулась, — к моей кровати бежит радостная Ксюша, забирается на край, а потом падает в объятия.

Олег и Пашка пристраиваются возле Сони, обнимают ее и вручают по букету цветов. Меня тоже не обделяют: Руслан протягивает белые лилии и улыбнувшись, кладет на стол контейнер.

— В нем блины?

— А то! Еле урвал у детей. Они бы и эти съели.

Я смеюсь, обнимая дочку и целуя ее в обе щеки. Соскучилась. И она по мне тоже. Вон, как крепко обнимает и не желает отпускать.

— Ну что такое, малыш? — шепчу. — Сильно соскучилась? Или с папой не нравится?

Конечно, я шучу, но Руслан тут же напрягается, перестает улыбаться и с замиранием сердца ждет, что ответит дочь. Я почему-то обращаю на него внимание и выдыхаю, когда дочка говорит:

— С папой классно, но всем вместе будет еще лучше. Тебе долго здесь оставаться?

— Пару дней, солнышко. Ты можешь на часик ко мне приезжать, я буду читать тебе сказки.

— Мне папа читает. На ночь. Про принцессу вчера читал, кстати, пока Соня не сказала, что ему пора. Я так и не узнала конец.

Я осуждающе смотрю на Соню, которая лишь пожимает плечами, дескать, ну что?

— Сегодня обязательно узнаешь, — обещаю ей. — Папа остается с тобой и ребятами на несколько дней.

— Правда? — переспрашивает малышка и поворачивается к Руслану. — Пожаришь нам завтра блины?

Он закатывает глаза, а я позволяю себе скользнуть по нему взглядом. Время, проведенное в Эмиратах, пошло ему на пользу: кожа загорела, отчего татуировки стали более заметными. Я очерчиваю взглядом выступающие из-под одежды рисунки, обвожу тугие бицепсы, добираюсь до яремной вены, касаюсь подбородка, а когда добираюсь до глаз, понимаю, что меня спалили за подглядыванием. Улыбаюсь, отворачиваясь.

Я, кажется, соскучилась. И сейчас почему-то абсолютно не думаю о том, что было. Наверное, потому что тоже виновата перед ним. Я держала в тайне Ксюшу, но тому, что я не говорила о втором ребенке нет объяснения. Боялась? Чего? Руслан ведь неоднократно говорил, что будет рядом. Я ведь все равно не собиралась избавляться от малыша, так почему не сказать, что у него будет ребенок? Поставить в известность! Нам не обязательно было быть вместе, достаточно того, что я сказала бы, но я молчала.

Поэтому сейчас мне стыдно.

Особенно когда я понимаю, что он чувствует себя виноватым и ничего не говорит за мое молчание. Возможно, конечно, Руслан просто отложил этот разговор на потом. Я очень хочу в это верить. Хотя бы потому что он не должен бояться сказать мне то, что думает. Сейчас же я вижу именно это — страх разочаровать меня. Мой Руслан теряется за этим парнем, что тщательно старается наладить отношения. Мой Жаров, парень-огонь, который распалил меня когда-то сейчас затих, уступив место семьянину.

— Поверить не могу, что она заставила тебя сидеть с тремя детьми и жарить блины, — смеется Соня.

Я же почему-то еще больше чувствую свою вину. Как ребенок себя веду, честное слово. Даю надежду и тут же отбираю, заставляю парня совершать поступки ради меня, стараться, доказывать что-то.

Разве это любовь?

Не с его стороны, с моей.

Я ведь понимала, что Руслан не сможет увидеть в Оле расчетливую суку самостоятельно. Знала это, потому что мы можем годами не замечать недостатки любимых нам людей, а потом, в одночасье взглянуть на них по-другому и всё понять. Ему все это время тоже было нелегко. Мучимый чувством вины передо мной, он действительно старался. Направил все силы на то, чтобы наладить наши отношения, чтобы доказать, что Оля для него ничего не значит.

Я только сейчас понимаю, что ему наверняка было трудно. От предательства близкого человека и от того, что из-за нее потерял нас, не справился с конфликтом, не смог сделать нас подругами. Это в принципе было невозможно. Я ревновала его к ней, а она всеми силами старалась сделать из себя невинную, показать, что не претендует, а на самом деле ревновала точно так же, как и я. Если не сильнее. В ее-то возрасте.

Меня не было рядом, когда он все узнал и потом. Я эгоистично выхаживала в себе обиду, растила ее, ухаживала за ней, как маленькая девочка, не хотела прощать. К Руслану отчаянно тянулась Ксюша, цеплялась за отца, как за спасательный круг, потому что давно о нем мечтала. А я утонула в обиде на то, что он сказал на эмоциях. Не должен был, но сказал. Так бывает, что мы часто обвиняем близких нам людей в том, чего они не совершали. Это понимание, что ты обидел приходит, увы, не сразу. Иногда слишком поздно. Тогда, когда уже ничего исправить нельзя. Этого понимания не было у моего бывшего мужа, который ежедневно унижал меня поступками и словами.

Я мотаю головой, отгоняя воспоминания. Сосредотачиваюсь на словах Ксюши, которая рассказывает, что соскучилась по саду, а особенно по своему лучшему другу Кириллу. Украдкой наблюдаю за Русланом, который сидит чуть поодаль и наблюдает за дочкой. У них случилась безусловная любовь к друг другу. И абсолютное понимание, что они теперь не чужие, они друг за друга горой.

— Нам, наверное, пора, — Руслан встает. — Врач сказал недолго.

— Мы можем… прогуляться? — прошу у него.

Он кивает, я быстро говорю Ксюше, что скоро вернусь и прошу ее не хозяйничать в палате. Когда мы выходим, я абсолютно не переживаю о ней, потому что там остались мальчишки.

— Ты хочешь поговорить? — угадывает Руслан, сразу как мы выходим.

— Наедине, — киваю. — Хотела сказать, что устала бегать. Давай попробуем быть вместе?

Мне трудно поднять голову и посмотреть на него, потому что ощущение сдавленности в груди не покидает. Я ожидала, что скажу это, переступив через себя, надавив себе на горло, через силу, но слова льются сами собой, а желание обнять его, почувствовать жар его тела становится таким невыносимым, что я позволяю себе это сделать. Встаю на цыпочки и обхватываю его за шею, ощущаю прилив жара к щекам и ко всему телу. Его ладони обхватывают мою талию, нос утыкается в плечо.

Подушечки пальцев, что касаются его волос, покалывает от напряжения, а в груди ноет, потому что я так долго была без него.

Я обязательно научусь ему верить. Со временем. Не сразу, конечно же.

Но сейчас мне нужно мужское тепло, плечо, что будет рядом, когда мне плохо, мужчина, что поддержит и поцелует, проявив не только заботу, но и любовь… страсть.

— Это неожиданно, — шепчет Руслан.

— Совсем.

— Да.

— Сама знаю. Я не планировала. Просто вдруг поняла, что все.

Мы разговариваем, крепко обнимая друг друга. Оторвавшись, идем в палату, держать за руки. Это, конечно, не ускользает от внимания Сони, ребят и Ксюши. Дочка удивленно таращит глаза, а потом спрашивает:

— Вы что… теперь поженитесь?

— Очень на это надеюсь, — смеется Руслан.

Порадоваться вдоволь нам не дает доктор, который заходит в палату и буквально силком выпихивает на выход мужчин и Ксюшу, аргументируя это тем, что нам, девочкам, нужен покой. Я, как и полагает примерной пациентке, возвращаюсь на кровать, поджимаю ноги, под себя и тянусь к блинчикам. Через минуту думаю, что будет неправильно лопать их в одиночку, поэтому иду к Соне. Она садится на кровати, упершись в спинку, я размещаюсь напротив нее, закинув ногу на ногу.

— Угощайся.

Соня берет блинчик из контейнера, откусывает, что-то мычит, и только когда прожевывает, говорит:

— Хотела сказать, что ты рано его простила, но если он готовит таки-и-и-е блины!

Сонька откусывает еще кусок, а потом облизывает пальцы от меда, которым были щедро политы блинчики.

— Охренеть! — шепелявит с набитым ртом. — Прощай его и не думай. Только пусть готовит не только блины! И так же вкусно! Это обязательно!

Мы обе смеемся. Я чувствую себя счастливой и даже съедаю половину принесенной порции блинов, не ощущая при этом потребности тут же вернуть их обратно.

Глава 52

На выходе из больницы меня встречает Руслан с букетом цветов и Ксюша с широкой улыбкой и воздушными шариками. Врач сказала, что я могу спокойно продолжить лечение дома, так как уколы мне отменили, оставив только препараты железа в виде таблеток.

— При любых отклонениях — сразу же звоните мне, — бубнит врач. —  Сразу, Анна! Вы молодая, здоровая, но я бы не рисковала, к тому же у вас уже есть ребенок. Где-то перенервничали, и вот уже обморок. Женщины часто откладывают посещение к врачу и иногда оказывается поздно.

Я умолчала о том, что дома у меня не один, а целых три ребенка, ведь Соня остается в больницы. Ее прогнозы не столь радушны, ей по-прежнему показан постельный режим и полное спокойствие. Я даже предлагала сестре забрать телефон, чтобы ее не беспокоили, но она отмахнулась, дескать, кому ей звонить?

На улице светит солнышко, хотя мороз минус двадцать, не меньше. Ксюша в теплой шапке, пуховике и сапожках, которые ей, видимо, купил Руслан. По крайней мере я их точно не покупала. Возможно, Соня в подарок. Я получше кутаюсь в свою парку и спускаюсь по ступенькам, тут же оказываясь в объятиях дочери.

— Я соскучилась, мам.

Ксюша плачет. Пока я была в больнице, не видела, чтобы она расстраивалась, а теперь, при выписке, начинает хныкать.

— Ну ты чего? — спрашиваю у нее. — Малыш, всё в порядке же.

— Сос… соскучилась, — едва выдает Ксюшка сквозь слезы.

Я прижимаю дочь к себе, а потом, опомнившись, веду в машину, потому что на улице холодно. С Русланом мы не обменялись даже приветствием: сильно сосредоточились на дочери. Отвлеклись. В его руках большой букет цветов, но он несет их к машине, идет позади нас.

Я укладываю Ксюшу в автокресло, защелкиваю ремки и приказываю перестать плакать. Мы едем домой, будем читать книжки, играть в настольные игры и готовить еду. Обещаю попробовать переплюнуть умения папы, на что дочка лукаво улыбается и утирает слезы, шмыгая при этом носом.

Закрыв дверь, поворачиваюсь к Руслану. Он стоит позади. Ждет, пока я закончу разговаривать с Ксюшей, а когда это происходит — протягивает мне букет. Я беру из его рук цветы, вдыхаю их запах. Мне не дают возможности вдоволь им насладиться — Руслан целует меня в щеку. Смазано касается уголка губ.

— Я тоже соскучился, — шепчет.

— Тоже будешь плакать?

— А подействует?

— Не-а.

— Значит, не буду.

Мы стоим так пару мгновений, потом садимся в машину. Руслан выруливает из парковки, аккуратно ведет автомобиль, лавируя между машинами. К дому добираемся быстро, останавливаемся у двери Сониной квартиры. Я не сразу вспоминаю, что тут остались Пашка с Олегом, которые ждут моего возвращения. Эти несколько дней они провели здесь в обществе Руслана и Ксюши. Будет нечестно оставить их одних еще дольше, да и они еще малы, хоть и подростки и много чего умеют.

Я звоню в звонок, за дверью слышиться топот ног, потом звук проворачиваемого замка. Пашка и Олег почти сразу, непременно вместе, обнимают меня и по очереди целуют в щеку. Спрашивают, как дела, задают вопросы о маме. Узнав, что они не успели позавтракать, быстро извлекаю из холодильника творог и яйца, беру муку. Решаю приготовить сырники: быстро, питательно, да и мальчишки с Ксюшей их обожают.

Пока я готовлю, Руслан занимается детьми, рассказывает им о Соне, правда, я понятия не имею, откуда он знает о ее состоянии, не иначе, как с врачом разговаривал, пока я собиралась. Когда я захожу в комнату, мальчишки слушают Руслана с открытыми ртами. Удивительно, но они довольно быстро нашли общий язык.

Возможно, сказывается отсутствие сильного мужского плеча рядом. Насколько я знаю с отцом мальчишки видятся не так часто. Соня не против их общения, не приходит он сам. Из того, что сестра рассказывала знаю, что ему неприятно видеть ее такой: откровенной, деловой, раскрепощенной. Кажется, Славик до сих пор думает, что она не модель, а эскортница. Даже смешно

— У меня все готово, — сообщаю им. — Давайте к столу. Там и поговорите.

Мои слова все воспринимают буквально. Уплетая сырники, громко разговаривают, спорят, смеются. Руслан что-то весело им рассказывает, а я только слушаю. С открытым ртом. Даже есть забываю, наблюдая за тем, с каким энтузиазмом ребята набрасываются на Руслана. А это он здесь уже четвертый день. Боюсь представить, что было в первый.

Когда завтрак заканчивается, и я собираюсь встать, чтобы вымыть посуду, меня решительно вытесняют из кухни. Руслан буквально заставляет пойти прилечь, отдохнуть и забыть о работе.

— Сырники ты пожарила только потому, что я понятия не имею, как их готовить, — он улыбается. — Идите отдыхайте с малышом, я тут все уберу и через полчаса заберу ребят с Ксюшей на прогулку, сможешь поспать.

— Не хочу.

— Примешь ванну, — он пожимает плечами. — Сделаешь, что хочется. Врач сказал не нервничать. Трое детей, пускай двое из них уже и взрослые, все же не располагают к моральному отдыху.

— Я искупаюсь и посмотрю фильм, — сдаюсь. — Но не уводи их надолго. Я соскучилась.

Руслан забирает детей на три часа, во время которых я заново рождаюсь. Тщательно принимаю душ, выполняю уходовые процедуры за лицом, одалживая косметику у сестры, переодеваюсь и сажусь смотреть кино. Когда мои мальчишки и дочка возвращаются, я уже успеваю соскучится. Обнимаю их по очереди и бегу готовить обед, но меня снова осаждают.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍— Куда это ты собралась? — Руслан перехватывает меня на входе в кухню.

— Так голодные все, небось.

— Сейчас из ресторана еду привезут, я заказал уже. Отдыхай.

— Я же не могу сидеть весь день.

Возмущаюсь, потому что трех часов оказалось достаточно. Дальше хочется быть полезной, что-то делать, не могу сидеть на месте, особенно после безделья в больнице.

— Весь день и не будешь, — Руслан улыбается. — Мы после обеда на прогулку тебя зовем. Я и Ксюша. Ребят забирает их няня на занятия.

Перспектива погулять мне нравится. Я отвлекусь от тяжелых мыслей и переживаний о сестре. Она, в отличие от меня, все еще осталась в больнице, и это не дает мне покоя. Переживаю, как бы ей там в одиночестве не стало хуже и ситуация не усугубилась. Она итак эти дни была нервной, на взводе, чуть раздраженной. И это со мной. Что она может говорить и делать без меня — ума не приложу. Особенно после того, как мы проводили время вместе. Да и не в этом дело. Соня скрытная, тяжелая, не грузит своими проблемами других. Но это, кажется, у нас семейное.

Глава 53

Прогулка получается веселой: Руслан ведет нас вначале на карусели, а потом в парк. Ксюша к концу изрядно измотана, зевает. Олег и Пашка уже вернулись, ждут нас, но мы можем не спешить. Они парни взрослые — могут справиться без нас. Ужин Руслан заказал заранее, позаботился о том, чтобы они не голодали. Сонька звонила уже три раза, спрашивала, как наши дела, слушаются ли нас ее оболтусы. Я заверила ее, что все в порядке.

По-другому и быть не может, хотя я иногда удивляюсь, что ребята такие… спокойные и беспроблемные. Я почему-то думала, что переходной возраст имеет свои недостатки, заставляет волосы вставать на голове дыбом, но смотря на детей Соньки, понимаю, что ей повезло. Ну или подростковый период ребят еще не наступил.

Пока Ксюша сонно бегает на площадке, мы сидим на скамейке неподалеку и присматриваем за ней. Я дышу свежим воздухом, полность расслабленная, умиротворенная. Впервые за последние пару месяцев мне так хорошо. Не нервно, спокойно, нет внутренних переживаний и внезапных панических атак. Даже тошнота прошла, но это, как заверил врач, последствия лечения.

— Как себя чувствуешь? — спрашивает Руслан, внимательно всматриваясь в мое лицо. — Не замерзла?

— Нет. Но на скамейке лучше не сидеть.

Поспешно встаю, вспоминая, что на улице все же не лето и даже не осень. Зима. Холодно. Снежинки спускаются с неба, орошая собой наши головы и куртки. Ксюше, кажется нет никакого дела до погоды, она нашла временную подругу на площадке и носится с ней, громко крича.

— Идем домой?

Руслан оказывается рядом, обнимает меня за плечи сзади, жмет к себе. Я быстро расслабляюсь, доверяю ему свое тело, упираюсь спиной о его грудь и глубоко вдыхаю морозный воздух. Домой не хочется. Хочу вспомнить, что я живая. Где-то внутри разгорается огонек, который буквально за минуту поглощает мою иссушенную душу, разворачивая пламя. Оно горит, давит, я не хочу возвращаться домой, я хочу в клуб, танцевать с ним, чувствовать его руки на своем теле, их жар. Он ведь умеет обнимать так, что я плавлюсь. У него даже фамилия соответствующая — Жаров.

Не знаю, откуда это неконтролируемое желание бунта, почувствовать себя молодой, хотя я вроде не старушка, которой впору на лавке у подъезда сидеть и презрительно смотреть на молодежь. Просто… я давно не жила для себя. Давно не была беспечной. Когда я последний раз ходила в клуб? В той, другой жизни еще до замужества. Когда чувствовала себя живой настолько, чтобы дух захватывало? Шесть лет назад с тем Русланом, который забрал меня от мужа и сказал, что не отвезет обратно. Что поможет.

— Я не хочу домой, Руслан. Хочу гулять, в клуб, на танцы, хочу совершить какую-то дурость.

Поворачиваюсь к нему. Жду его реакции. Он хмурится, слегка наклоняет голову. Я же смотрю на снежинки, зацепившиеся за его ресницы. Пожалуйста, пусть он согласится и что-нибудь придумает.

Он кивает и отходит, чтобы позвонить. Я же с дурацкой улыбкой на лице думаю, что на меня нашло. Неужели, гормоны? С Ксюшей не было ничего кроме желания побольше спать. Здесь же… ощущение, что мне действительно чего-то не хватает, что жизнь неполноценна.

— Врач дал добро, с няней я договорился, она побудет с детьми. Едем?

От неожиданности я открываю рот. Руслан даже врачу позвонил? Додумался, а я ведь даже и не вспомнила, что беременна, так хорошо себя чувствовала в последнее время. Видимо, мои терзания отражаются на лице, потому что Руслан произносит:

— Прекрати раздумывать, ты вправе хотеть развлечений. Я буду рядом, доктор сказала, что тебе полезно отвлечься, главное, без алкоголя.

— Я и не собиралась!

— Я бы и не позволил.

Всю дорогу домой мои руки покалывает от предвкушения предстоящего вечера. Добравшись до подъезда, иду в свою квартиру, чтобы одеться. Среди вороха одежды обнаруживаю только несколько подходящих платьев. Все же я действительно давно не была в клубе. Сейчас даже не помню, что туда обычно надевают.

Взгляд цепляется за обычное черное платье, длиной чуть выше колена. То, что нужно. На слишком откровенное, открытое и короткое я бы точно не решилась, а это подходит. Макияж делаю быстро, буквально за полчаса, ботинки на низком ходу, каблуки сейчас нельзя. Из зеркала на меня смотрит красивая женщина, живот еще не виден, поэтому платье плотно прилегает к фигуре, повторяет изгибы и выпуклости.

Звонок в дверь заставляет меня вздрогнуть. Я быстро иду к двери, распахиваю ее настежь и пропускаю Руслана внутрь. Он же пожирает меня взглядом, смотрит на ноги, обтянутые черными капронками и обутые в замшевые сапожки. Несмотря на мороз я решила надеть демисезонные ботинки, едем мы на машине, а в клубе в зимних точно будет жарко. Взгляд Руслана скользит выше, по платью, по декольте, останавливается на лице с минимальным количеством макияжа. Волосы я распустила. Хотела сделать локоны, но времени особо не было.

— Выглядишь потрясающе.

Я смущаюсь так, будто он говорит мне это в первый раз. Щеки наверняка покрываются румянцем, потому что кожа на них слегка горит. Я отвожу взгляд, занимая руки тем, что надеваю куртку.

— С Ксюшей я поговорил и с ребятами тоже. Пообещали слушаться, — меняет тему Руслан, видимо, решая не смущать меня еще больше.

Мы вместе выходим из подъезда, я тут же бегу к машине и забираюсь в уже прогретый салон. Кажется, Руслан продумал все до мелочей, даже вот — машину согрел, чтобы я не мерзла.

Он забирается в авто сразу за мной, устраивается на водительском сидении и выруливает на дорогу. По пути в клуб смотрит впереди себя, полностью сосредоточен на дороге. Сильный, уверенный в себе, будто повзрослевший за это время. Я рассматриваю его, не стесняясь. Блуждаю взглядом по отросшим и небрежно лежащим волосам, по татуировкам, что уводят взгляд под футболку. Мне так и не удалось рассмотреть рисунки поближе и вспомнить, какие из них он сделал за эти шесть лет.

— Тебе нравятся татуировки? В смысле… будешь делать еще?

— Теперь не знаю. Необходимости нет.

— А раньше была?

— Была. Делал, потому что многое значили в тот или иной момент жизни.

— Их стало больше.

— Мне нравилось запечатлять каждый значимый момент на коже.

— Татуировки что-то значат?

Руслан смеется и кивает. Снова сосредоточенно ведет машину, постукивая пальцами по рулю. Нервничает? Я начинаю жалеть, что спросила. Может, и правда его рисунки многое значат? Выражают душевное состояние, боль, любовь, счастье, страдания, радость…

— Приехали, — говорит Руслан, паркуя авто рядом с клубом.

Рассмотреть фасад не успеваю, потому что Руслан подхватывает меня под руку и бережно ведет ко входу. Видимо, чтобы не замерзла. Оказавшись внутри, в голову тут же ударяет дикая аура музыки, в груди колошматит от эмоций и драйва. Мне уже далеко не двадцать, и я впервые жалею, что потратила свою беззаботную юность на мужчину, которому даже не была нужна.

— Сто лет тут не был, — выкрикивает Руслан на ухо. — Надо привыкнуть.

— Нужно было вызвать такси. Ты бы мог что-то выпить, расслабиться.

— Мне это не нужно, когда ты рядом.

Он снова ненамеренно меня смущает, заставляет поежиться от мурашек, быстро покрывающих спину. Я вздрагиваю, веду плечами, вкладываю ладошку в широкую руку Руслана, когда он протягивает ее мне и ведет за собой в центр зала. Звучит как раз медленная песня, все вокруг разбиваются на пары. Я чувствую себя не в своей тарелке, не там, где привыкла обычно быть. Этот клуб, мое поведение, раскованность, испытываемые чувства — все это разительно отличается от того, что обычно происходит в моей жизни спокойной мамочки.

Руслан обхватывает рукой мою талию, прижимает к себе вплотную, безапелляционно ведет в танце. Защищает от внешнего мира своими объятиями, закрывает от других, расчищает танцпол вокруг нас так, чтобы мы могли спокойно двигаться. Мои ладони у него на лопатках, бедра плотно принимаются к его паху, изо рта вырываются выдохи прямо ему в шею.

— Давно была в клубе? — спрашивает.

— Лет в двадцать. Если не раньше.

— Я обязательно притащу тебя сюда, когда ты родишь, — обещает мне на ухо, громко, но из-за оглушающей музыки его слова слышу только я. — Напою тебя текилой, шотами и буду целовать в ВИП-кабинке.

— Здесь есть ВИП-кабинки?

— Ты ни разу не была, да?

— Да!

Он лишь сильнее жмет меня к себе. Здесь, оказывается, так легко забыться! Утонуть в водовороте музыке, в оглушающих басах и раззадоривающих словах диджеев. Каждая клеточка моего тела двигается в такт музыке, тело покрывается мурашками, я же полностью отключаю голову. Не нужен ни алкоголь, ничего, только его руки рядом, горячее дыхание и возможность отпустить себя. Не думать.

— Я не отпущу тебя, — говорит Руслан под конец танца. — Ни-ко-гда.

— Я не собираюсь уходить.

В этот раз я говорю серьезно. Это чувство поселилось внутри еще с момента, когда он прибежал спасать меня, едва мне стало плохо. Лежа в палате и вдыхая запах медикаментов, я поняла, что больше не хочу. Мне не нужно пытаться забыть, заглушить боль, переждать, пока все пройдет. Жить нужно здесь и сейчас, пользоваться моментом, показывать свою боль, разговаривать с тем, кто тебе дорог. Я больше не буду делать вид, что меня всё устраивает, не буду молча допускать в нашу жизнь что-то или кого-то, кто разрушает и отравляет ее.

Руслан теперь мой, и я могу говорить ему все, что у меня на душе. Делиться, плакать, требовать ответа, жаловаться. Мы — будущая семья. Совсем скоро у нас родиться ребенок. Мы оба должны научиться доверять друг другу, не пытаться уколоть, сделать больно, давить на то, что гложет, а наоборот — сохранять то хрупкое, что у нас есть.

— О чем ты сейчас думаешь?

— О том, что хочу тебя раздеть.

Я не знаю, почему веду себя так раскрепощенно и дерзко, почему вообще захотела туда, куда прежде не ходила. Я чувствую сексуальность, излучаю ее всем телом, призывно двигаюсь в такт музыке, целую Руслана, когда этого хочется, расстегиваю его рубашку прямо посреди танцпола, касаюсь ладонями мышц на его животе, целую в плечо, кусаю за губу, когда он впивается в мой рот поцелуем.

Во мне определенно что-то изменилось, раз я не лежу дома под одеялом и не читаю дочке сказку. Сегодня я плохая мать, потому что позволяю себе быть женщиной. Чувствовать, любить, отрываться, отпускать все проблемы и просто наслаждаться обществом любимого мужчины. Руслан определенно шокирован и обескуражен. А еще ему безумно идет быть здесь в расстегнутой рубашке, рваных джинсах и черти чем на голове он выглядит… своим. Собственно, как и я: с дурацкой улыбкой и неуклюжими движениями, со страстью, которую не боюсь проявлять.

Мы сошли с ума. Дважды родители, взрослые люди, состоявшиеся материально, а прыгаем, как в двадцать. И чувствуем, кажется, тоже.

Глава 54

После двухчасовых танцев, страстных поцелуев прямо посреди танцпола на глазах у толпы и жарких объятий, мы срываемся кататься по ночному городу. Домой не хочется от слова совсем. Я даже успеваю уколоть себя тем, что плохая мать. Разве может хорошая не хотеть к своему ребенку и молча укатить кататься? Оказывается, да. Я искренне люблю свою дочь, но сейчас хочу побыть наедине с любимым мужчиной.

Мне, оказывается, это нужно.

Руслан уверенно ведет машину, останавливается на красный, поворачивается ко мне, наклоняется, чтобы поцеловать. И так на каждом светофоре. Я чувствую, как горят губы и ускоряется сердцебиения от того, как он смотрит. Многообещающе, дерзко, страстно. Ждет того же. И я смотрю. Жадно, открыто, не могу сдерживаться, да и зачем? Вот он, передо мной, открытая книга. Мой Руслан, каким я его знала шесть лет назад.

— Куда мы едем? — спрашиваю, замечая, что мы отъезжаем довольно далеко и направляемся за город.

— Увидишь.

Больше он ничего не говорит, молча ведет автомобиль. В среднем дорога занимает примерно час. Мы останавливаемся у небольшого коттеджа, Руслан достает из кармана какое-то устройство, нажимает и заезжает на территорию после того, как открываются ворота. В доме темно, из чего я делаю вывод, что нас никто не ждет.

Господи, надеюсь, это законно. Нервный смешок вырывается из меня в тот момент, когда Руслан берет меня за руку и уверенно ведет к двери. Поверить не могу, что подумала о чем-то незаконном.

Руслан все еще молчит, ведет к двери, останавливается, достает ключ-карту и открывает двери, пропуская меня внутрь. Свет зажигается сразу, стоит нам войти. Глаза привыкают к нему не сразу, поэтому я жмурюсь и тяну носом. Пахнет свежим деревом и краской. Я даже удивляюсь, а потом распахиваю глаза и натыкаюсь на совершенно пустое пространство.

— Здесь только отделочные работы завершены и встроен “умный дом”, — отвечает на мой немой вопрос Руслан. — По сути, большая часть дела сделана. Осталось купить мебель.

Я моргаю, пытаясь привыкнуть к слишком яркому свету, потираю глаза. Ремонт здесь хороший: полы, потолки, стены, все выполнено хоть и в минимализме, но от этого только лучше. Останется место для маневра, будет возможность обустроить помещение по собственному вкусу.

— Дизайн-проект готов, — продолжает Руслан за моей спиной. — Времени им заниматься не было.

— Это твой дом? — пораженно спрашиваю.

До меня, наконец, доходит смысл происходящего. Впрочем, Руслан тут же меня поправляет ответом:

— Наш.

Руслан ведет меня дальше, на второй этаж. Пока идем, замечаю абсолютную безопасность лестницы. Она сделана маленькими секциями. Однозначно занимает больше места, но безопасна для детей. По ней куда проще спускаться ребенку, да и не так страшно, если упадет. На лице возникает непроизвольная улыбка. Я все еще нахожусь в каком-то шоке, но от осознания, что Руслан купил этот дом для нас всех действует на меня по-особенному.

— Я купил этот дом как только узнал о дочери, — сообщает, когда мы оказываемся на втором этаже. — Ремонт заказал у дизайнера, сказал, что нужен абсолютно безопасный дом для детей.

— Для детей? — ухмыляюсь, задевая его.

— Ага. Я не собирался останавливаться на достигнутом.

— Оно и видно.

— Ремонт закончили неделю назад, — продолжает Руслан, пропустив мое замечание мимо ушей. — Я думал, что покажу вам его, когда все обставят, но после сегодняшнего решил, что ты должна увидеть его раньше. Завтра я дам тебе проект, посмотришь, может будут пожелания. Пока еще можно переделать, что не понравится.

Я молчу, пытаясь переварить полученную информацию. Если не понравится — можно будет переделать. Этот дом он купил, когда узнал о Ксюше. Сразу. Пока работали, сделал ремонт. Он хотел, чтобы мы жили здесь все вместе, но все равно подарил мне квартиру.

— Тут будет детская. Одна из, — дополняет, открывает передо мной дверь.

— Ты подарил мне квартиру, делая ремонт в доме, который купил для всех нас?

— Ну да, — Руслан пожимает плечами, будто ничего такого не произошло. — Что не так? Ты мечтала о квартире, я сделал тебе подарок. Да и ты не спешила меня прощать, знаешь ли.

Я улыбаюсь, потом смеюсь, осматриваю помещение детской. Оно мне нравится. Широкое, просторное, с высокими потолками и не маленькой квадратурой. Здесь можно сделать полноценное зонирование рабочей, зоны отдыха и даже сделать уголок для занятий спортом. Интересно, что предложил дизайнер, потому что у меня самой перед глазами появился свой проект. Для сына, правда, что странно, ведь пол будущего малыша мы еще не знаем и логичнее было бы сделать комнату вначале для Ксюши.

Осмотр дома занимает целый час. Мы ходим по комнатам, Руслан рассказывает, что и где будет, а потом показывает мне проект. На кухне оказывается новый стол и стулья, а еще сама кухня. Их успели привезти, а остальное или заказано, или в дороге, приедет в ближайшее время. Мы обсуждаем возможную перепланировку, не замечая, как летит время. Нам слишком хорошо вместе. Мы разговариваем, планируем, касаемся будто невзначай друг друга.

На самом же деле я не упускаю ни единой возможности притронуться к нему: плечом, ладонью, пальцами, губами. Да и Руслан, кажется, тоже. Ему доставляет удовольствие прикасаться ко мне, целовать, смущать своими откровенными ласками.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍Возвращаемся мы под утро. Уставшие и счастливые. Заваливаемся в мою квартиру, смеемся, хотя не пили ни капли алкоголя, спотыкаемся, потому что в коридоре внезапно перегорела лампочка. Добравшись до кровати, немедленно заваливаемся на мягкий матрас.

Я стаскиваю с себя всю одежду и отбрасываю ее на кресло. Залезаю под одеяло. Глаза слипаются от усталости. Руслан не теряется, тоже раздевается и прижимает меня к себе спиной. Лопатки упираются в его горячую грудь, живот напрягается, потому что на него ложится широкая ладонь.

— Нам не стоило так долго тусить. Тебя только выписали, ты устала.

— Мне было хорошо.

Я не вру. За последние месяцы это самый прекрасный день в жизни. Эмоциональный, положительный, веселый. Мне впервые захотелось жить, чувствовать и любить.

— Завтра обязательно созвонюсь с врачом, — бормочет Руслан сквозь сон.

— Я не фарфоровая ваза, — пытаюсь спорить с ним, но ответом мне служит лишь сопение в плечо.

Глава 55

На следующий день я просыпаюсь ближе к обеду. Понимаю это лишь когда добираюсь до телефона и смотрю на время. Руслана рядом нет, в квартире полная тишина, значит, он спустился к детям и отпустил няню. Я раскидываю руки на кровати и, смотря в потолок, глупо улыбаюсь. Вспоминаю вчерашний вечер, чувствую, как щеки покрываются румянцем.

Потом натыкаюсь взглядом на прикроватный столик и улыбаюсь еще больше, замечая там термокружку и тарелку с круассаном, а еще записку, к которой сразу же тянусь. Раскрываю и читаю с улыбкой:

“Кофе тебе нельзя, поэтому сделал ягодный чай. Ну и круассан с клубникой, потому что шоколад тоже не стоит есть”

Я начинаю смеяться, сажусь на кровати, прислоняюсь спиной к изголовью и забираю со столика круассан с чаем. Кто бы еще обо мне вот так позаботился? Учел все наставления доктора.

За уплетанием сладостей меня и застает Руслан. Он заходит в комнату, прислоняется плечом к косяку двери и улыбается. Ему невероятно идет черная рубашка-поло, плотно прилегающая к животу и груди. В ней он смотрится сексуально, так и хочется смотреть, не отводя глаз. А еще прикоснуться к нему, расстегнуть пару пуговиц.

Кажется, гормоны разыгрались не на шутку, потому что мне приходится сжать ноги и бороться с внезапно появившимся желанием.

— Завтрак получился не совсем полезным, — сетует, отталкиваясь от стены. — Вкусно?

— С кофе и шоколадом было бы вкуснее, — бурчу с набитым ртом.

— Кофе врач сказала не желательно и шоколад ограничить.

— Ты знаешь значение слов не желательно и ограничить? — смеюсь. — Это означает, что можно, но немного.

Руслан отмахивается от моих слов и забирается на кровать. Смотрит, как я поглощаю хрустящий круассан и запиваю его горячим чаем.

— Тебе же вкусно?

— Кофе я все равно выпью.

— Упрямая.

— Я начинаю жалеть, что не осталась самостоятельной независимой женщиной, — отшучиваюсь.

— Так какой кофе, говоришь, тебе принести?

Мы смеемся. Я доедаю круассан и допиваю, наконец, чай. Прошу Руслана подождать, пока я приму ванну и после мы вместе пойдем к Ксюше. Дети, оказывается, уже позавтракали. Руслан тоже купил им круассанов и напоил чаем. Предсказуемо. Правда, пока я проснулась, они успели даже пообедать. И здесь он заказал им еду из ресторана.

Через полчаса мы вместе спускаемся вниз. Олег и Пашка присматривают за Ксюшей, играют с ней. Я же приступаю к готовке ужина, не желая слушать наставления Руслана о том, что мне стоит побольше отдыхать и что еду можно заказать. Зачем? Провести пару часов на кухне для меня не составит труда, а потом можно сходить погулять. Насколько я знаю, беременным полезно как можно больше двигаться, если конечно нет противопоказаний. У меня их нет, а потому лечь в постель и до конца беременности проваляться совсем не входит в мои планы. Да и на роды это повлияет отрицательно.

От готовки меня отвлекает звонок в дверь. Руслан как раз пошел в магазин, потому что мне не хватило молока для бешамель. Иду открывать. Попутно вытираю руки в фартук и щелкаю замком.

— Здравствуйте, — произношу, замечая на лестничной площадке мужчину.

— Привет, Аня.

Он откуда-то знает мое имя, да и мне кажется смутно знакомым, правда, я никак не могу вспомнить кто это. Напрягаю свои мозговые извилины, пытаюсь понять, кто передо мной, прокручиваю всех знакомых в уме. Ничего. Этого лица там нет, хотя голос знакомый.

— Ты однозначно похорошела, — улыбается мужчина.

— Простите, мы…

Договорить не дают мальчишки, вылетевшие в коридор с криком:

— Папа?

— Слава? — удивленно моргаю, пытаясь сопоставить того Славу, которого знала с этим.

Он изменился до полнейшей неузнаваемости. Высокий, статный, привлекательный, с густой шевелюрой волос и ухоженной бородой на лице. Видно, что пользуется услугами известных барбершопов и вообще следит за своей внешность. Одет с иголочки в дорогой костюм и туфли известного бренда. Тот Слава, которого я помню вечно ходил в трениках и растянутой донельзя майке-алкоголичке.

— Паша, Олег.

Он кивает ребятам и заходит в коридор, деловито протягивает сыновьям руки, а потом тянет их к себе и обнимает. Достает из бумажника пятитысячные купюры и вручает каждому по несколько. Я не знаю, как к этому отнесется сестра. Да чего уж там! Я до сегодня вообще понятия не имела, что Славик общается с детьми. Сонька мне ничего не говорила, но я и была в отъезде, может, он приезжал к ним, пока меня не было, а она просто забыла об этом рассказать?

— Спасибо, пап. А ты надолго?

Олег смотрит на отца с благоговением и открытым ртом. Ждет, что тот ответит.

Пашка держится немного отстраненно, да и деньги в карман не прячет, как это сделал Олег. Держит их в руках, смотрит. Не доверяет, видимо, что означает, что Слава не смог завоевать доверие сразу обоих пацанов.

— Не знаю, родные. Не знаю, мама дома? Нам бы поговорить.

— Нету мамы, — бурчит Паша и тыкает ему смятые купюры в плечо, разжимает руку. Деньги, которые Слава не успевает взять, а потом и подхватить на лету, стремительно приближаются к полу и оседают там бумажками. — И деньги мне твои не нужны.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍— Дурак, — хмыкает Олег и толкает брата в плечо.

Завязывается потасовка, я пытаюсь призвать к спокойствию, но меня попросту никто не слушает. Они обвиняют друг друга, нервничают. Я впервые вижу, чтобы они оба себя так вели, ссорились и дрались, поэтому понятия не имею, что нужно делать.

— Что здесь происходит?

Приходу Руслана я радуюсь больше, чем удачному приземлению самолета, хотя перелетов все же побаиваюсь. Сейчас, когда ситуация полностью вышла из-под контроля, особенно важно ее разрешить. Я не имею достаточного авторитета для решения конфликта, а потому надеюсь, что с этим разберется Руслан.

И правда. Парни сразу замолкают, продолжают смотреть друг на друга волком, но больше не дерутся и не сыпятся оскорблениями.

— Вам не стыдно? — рычит Руслан, заходя в маленький коридорчик и закрывая за собой дверь.

Помещение вмиг уменьшается. Двое широкоплечих мужчин и подростков в стадии активного роста определенно много на пару квадратных метров. Я прохожу вглубь квартиры, хочу взять шокированную Ксюшу на руки, но слышу предостерегающий голос Руслана:

— Даже не думай! Тебе нельзя брать дочь на руки.

Я молча киваю. Врач действительно просила поберечься. А я и забыла об этом и чуть не схватила малышку на руки.

— Вы что устроили, сестру напугали! Ну-ка быстро в комнату думать над своим поведением.

Олег и Паша, вопреки тому, что Руслан им не отец, поникают и слушаются. Спешат вглубь квартиры, забирая с собой Ксюшу. Я присматриваю за ними. Они все еще недовольны и злы друг на друга, но уже не пытаются ссориться и драться. Олег достает деньги из кармана и хвастается перед братом, мол, видишь, что ты потерял, Пашка же морщится и отворачивается. Не знаю, что произошло между ними, но они явно по-разному относятся к отцу.

— Так что с Соней? — интересуется Слава. — И… это кто?

Он смотрит на Руслана, обводит его фигуру взглядом, после чего поворачивается ко мне и с ухмылкой спрашивает:

— Твой, что ли?

Я вижу, как темнеют глаза Руслана и замечаю, как он делает шаг к Славе, поэтому поспешно говорю:

— Так, давайте успокоимся. Слав… Соня в больнице сейчас, поэтому я думаю, тебе лучше уйти.

— Я бы хотел забрать ребят на пару дней.

— Не думаю, что это хорошая идея. Сони нет, я отвечаю за них. Прости, но…

— Звони Соне. Я уверен, она отпустит их со мной.

Я злюсь. Потому что не люблю надменно-повелительного тона, которым он со мной разговаривает. И потому что ему стоило прийти, как его сыновья, спокойные и не проблемные ребята, едва не подрались. Тем не менее, я все же иду в другую комнату и набираю Соню.

— Да?

Она отвечает сразу, но голос у нее сонный, какой-то будто растерянный.

— Не разбудила?

— Мне уже надоело спать, — смеется. — Как там мои оболтусы?

— Тут Слава пришел, — сообщаю ей. — Просит отпустить детей с ним.

Соня молчит, я же напряженно жду ее ответа. Почему-то решаю для себя, что не отпущу ребят, что бы она не сказала. Если сестра сомневается, значит, есть на то причины и Пашке с Олегом лучше остаться с нами.

— Отпускай их, Ань, — наконец, говорит она. — Пусть.

— Сонь, что происходит?

— Ничего, — ее голос звучит потеряно, и я начинаю нервничать.

— Ты же знаешь, что можешь мне рассказать? Олег рад, что Слава пришел, а Паша не очень.

— Ты же знаешь, что Пашка переживал сильнее Олежки. Вот он и не может принять того, что папа снова вернулся после того, как ушел. Боится, что уйдет снова.

— А ты? — уточняю. — Ты не боишься, что он снова…

— Ань, — перебивает сестра. — Я же не собираюсь заново с ним жить. Он с детьми хочет общаться, я не могу запрещать. Отпускай и не беспокойся, он ничего плохого им не сделает.

Я сдаюсь, но решаю, что сразу же отправлюсь к ней в больницу, взгляну ей в глаза, прочитаю реакцию. Мне это нужно, потому что вот так, по телефону, я не могу определить ее состояние.

— Хорошо, Сонь, как скажешь.

Я отключаюсь и выхожу в коридор с твердым намерением разрешить Славе забрать детей, но мужчины уже там нет. Иду на кухню, но и там никого. В квартире пусто. Только дети играют в другой комнате. Быстро шагаю к окну, ищу взглядом Руслана и нахожу его безошибочно. Он опрокинул Славу на автомобиль и прочно нажимает рукой ему на горло, что-то говорит, видимо. Я же задерживаю дыхание и просто смотрю. Борюсь с тем, чтобы не выбежать и не разнимать их. Они взрослые мужчины, убеждаю себя, обязательно сами разберутся. Мне не стоит влезать в конфликт, даже если очень хочется.

Через пару мгновений все прекращается, Руслан отпускает Славу, отходит. Тот, вопреки ожиданию, не бросается на него с кулаками, а огибает авто, к которому был прижат спиной, и садится за руль. Руслан заходит в подъезд, я же бросаюсь к двери, желая узнать, что только что произошло и почему за какие-то минуты он спустил Славу вниз. Тот настолько ему не понравился? Или они уже знают друг друга?

Глава 56

— И что это было? — спрашиваю у Руслана, который заходит в квартиру.

— Ты о чем?

— О столь скором уходе Славы.

— Устал ждать, видимо.

Руслан пожимает плечами, разувается и подходит ко мне, целует в макушку и обнимает за плечи. Делает вид, что ничего не произошло.

— Слушай, я все видела из окна, — говорю ему.

— Я и забыл, что ты у меня любопытная.

Не вижу, но по тону слышу, что улыбается. Жду, когда расскажет. Сонин голос по телефону был странным, а потом поведение Руслана.

— Я его перепутал, — смеется. — Идем, расскажу подробнее.

Мы проходим в гостиную, я забираюсь с ногами на диван, поджимаю их под себя и жду, когда он начнет говорить.

— Пару лет назад у мамы был здесь роман. Она жила в столице полгода, когда открывала ресторан, следила за ремонтом, обстановкой, нанимала персонал. С Александром она познакомилась случайно — столкнулись на улице.

Я пока ничего не понимаю, но внимательно слушаю.

— Он был внимательным, обходительным и заботливым. Мужчина мечта для моей матери, особенно после отца. В общем, она влюбилась, многого не замечала, была очарована им. Это потом мы узнали, что он обычный альфонс, тянет из нее деньги. При чем знаешь — совершенно случайно узнали. Она с подругой университетской встретилась, позвала его, а та его узнала, закатила скандал и он слился.

— Я не понимаю, при чем здесь Слава?

— При том. Он удивительно похож на того мужика, который обманул ее. Я не буду утверждать, потому что видел его только на фотографиях, но… да у них одно лицо! — восклицает он.

— Подожди. Имена ведь разные.

— А ты думаешь он представлялся Славой маминой подруге? — он смеется. — Его звали Леонидом. С мамой — Александром.

— А что случилось потом?

— Я не знаю. Мама прервала с ним контакты, да и он, знаешь, ей больше не звонил. Рыба сорвалась с крючка, необходимости не было. Мама, конечно, переживала, но ему не звонила и была рада, что ее не удалось развести.

— Ты ему об этом сказал?

— Да, надо отдать ему должное — или он охренительный актер, или действительно не имеет понятия, о чем речь. Удивился, вытаращил глаза, сказал, что никогда и никого не обманывал и у него свой бизнес.

— Веришь?

— Не особо. У него внешность такая, запоминающаяся. Но если это он — расскажи сестре. Соня не бедная девушка, квартира есть, машина, какие-то сбережения. Они постоянно видятся. Он может играть даже не на чувствах с ней, а на том, что он отец детей. Они хорошо общаются.

Я киваю. К сестре все равно собираюсь, поэтому расспрошу у нее, что и как. Может, удастся что-то узнать.

Руслан предлагает меня отвезти, но я говорю, что вызову такси. Не хочется тянуть с собой детей, так разговора точно не получится, а оставить их всех в автомобиле нечестно. Нехотя, но Руслан соглашается, просит быть осторожной. Я обещаю, что обязательно буду и ухожу.

В палате сестры привычно пахнет медикаментами. Я вдыхала этот запах несколько дней назад, поэтому он кажется мне знакомым. Сонька удивлена моим приходом: таращит на меня глаза и чуть привстает, чтобы разместиться полусидя.

— Что ты здесь делаешь? — смеется. — Пришла меня проведать?

— Соскучилась, — нахожу подходящее объяснение. — И утомилась жутко. Три мужчины в доме, как никак!

Мы разговариваем на отвлеченные темы, я спрашиваю, как дела с лечением, что говорит врач и как она себя чувствует. При этом думаю о том, как задать самый главный вопрос: как в их жизни объявился Слава, который еще три месяца назад не появлялся в жизни Сони и детей.

— Так ты отпустила ребят?

Сонька сама переводит тему к бывшему мужу, я мотаю головой.

— У него появились дела и он ушел. Сказал, заберет их в другой раз.

— Хорошо.

— Давно он появился? — спрашиваю невзначай.

— Почти сразу, как вы уехали. Через неделю, может две.

— Славка изменился, — замечаю. — Выглядит куда лучше, чем я его помню, да и одевается богато. Устроился на хорошую работу?

— У него свой бизнес. Не спрашивай даже, как это получилось, потому что он не рассказывает. Я просто знаю, что он есть. Была у него на работе, когда отвозила детей.

— Что за бизнес?

Кажется, Сонька подозревает что-то, потому что неожиданно ничего не отвечает и внимательно на меня смотрит. Изучает. Проверяет, не знаю ли я чего-то лишнего. А еще ждет, когда я начну разговор. Она поняла, что я что-то скрываю. И я рассказываю ей о матери Руслана. Говорю, что ее бывший муж очень сильно похож на того самого мужчину, который разводит богатых женщин на деньги. Соня, кажется, не удивлена, или же ей попросту безразлично.

— Не удивлюсь, если это он, — наконец, нарушает тишину. — Нет, вначале я подумала, что он просто захотел общаться с сыновьями. Мало ли, знаешь. Разбогател, получил от жизни всё, а вот счастья нет. Я не противилась их общению — зачем? Ребята не против.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍Соня сглатывает и отводит глаза, погружается в воспоминания, доставая оттуда факты и интересные данные.

— Он просил у меня денег несколько недель назад, — она усмехается. — Позвонил, срочно попросил встретиться. Я приехала, он рассказал о долгах, сказал, нужно закрыть кредит в банке.

— Большая была сумма?

— Очень, — она кивает. — Около ста тысяч долларов. Я тогда сказала, что таких денег у меня нет и помочь не могу. У меня их и правда не было. Откуда? Все стоит на счетах, так просто не снять, ты же знаешь.

Я киваю, потому что знаю, что у сестры открыты депозиты, куда она вложила деньги. Депозитов два. По одному на каждого из сыновей. Она периодически их пополняет, что-то вкладывает в свою небольшую кофейню.

— Слава просил продать кофейню, — хмыкает Соня, разглядывая потолок. — Я тогда поняла, что что-то не так и сказала, что попробую помочь. Потом попала сюда. Я и не собиралась помогать ему, Ань. Там что-то нечисто, но бизнес у него и правда есть. Автосалон. Я через знакомых узнала. Он владелец. Купил его несколько лет назад, прибыль там должна быть неплохая. Понятия не имею, зачем ему сто тысяч, но я давать их не собиралась.

— Зачем детей с ним отпускать, Сонь? Вдруг он…

— Да ничего он не сделает, Ань. Я не могу ему запрещать. Он их отец по документам.

— Где он был все эти годы?

Я прикусываю язык, понимая, что это не мое дело. Какая, в конце концов разница? Это Сонина жизнь, ее бывший муж и дети. Она сама вправе решать, как поступать в сложившейся ситуации. Не думаю, что имею право давать советы.

— Ань, я не хочу о нем разговаривать. Мне волноваться нельзя, помнишь? Про Славу лучше никак. Я сама не в восторге от постоянных встреч и непонятного общения. Куда проще было, когда он не вспоминал о детях.

Тему со Славой мы сворачиваем, уходим постепенно в наши с Русланом отношения. Сонька расспрашивает, я охотно отвечаю, потому что впервые чувствую себя счастливой. Звонки больше не выступают для меня триггером. Я просто не замечаю их, прекрасно зная, что Руслан никуда не денется, даже если в один из дней под нашим подъездом окажется Оля и потребует помощи. Такой уж он человек, что не откажет. Да что там — и я не откажу. Но любить из-за этого его не перестану. И уверена, что Руслан тоже меня не разлюбит.

Через час я вызываю такси и еду домой. Соне предстоит пройти последние процедуры и отдыхать, Руслан же написал сообщение, что ждет меня с ноутбуком и фильмом на паузе. Сегодня на очереди какая-то российская комедия. Не хочется драм и слез, посмеяться бы в объятиях друг друга. У подъезда мой взгляд почему-то цепляется за невысокую девчонку, стоящую к автомобилю спиной. На ней надеты светлые джинсы и кроссовки, что для столь холодной зимы странно, на плечах пуховик, волосы распущены.

Я благодарю водителя за поездку и выхожу из машины, собираюсь спокойно пройти мимо, но застываю, когда девушка зовет меня:

— Аня?

Я медленно поворачиваюсь и вижу перед собой Олю. Она заметно исхудала, лицо осунулось, под глазами появились темные круги. Их видно даже в тусклом вечернем освещении.

— Здравствуй, — киваю. — Давно ждешь?

— Около часа.

— Ко мне пришла?

— К вам, — говорит сбивчиво, кажется даже немного заикается.

— Поднялась бы, Руслан дома.

— Он меня не пустил, — она хмыкает. — Не захотел разговаривать и сказал проваливать.

— Но ты осталась, — замечаю.

Я почему-то думала, что если увижу ее — полезу в драку. Вырву волосы, выцарапаю глаза, отвешу пощечину, сделаю что угодно, лишь бы заглушить злость, сейчас же понимаю, что никакой злости нет. Я не чувствую к девушке напротив ровным счетом ничего. Хотя вру. Мне ее жалко. Ей наверняка холодно в кроссовках, да и выглядит она подавленной и разбитой. Сколько ей лет? Двадцать? Кто в двадцать не совершал глупости?

— Идем, — киваю ей на дверь подъезда и жду, когда она зайдет.

Нам всем давно пора поговорить и расставить все точки над “i”. Хватит бегать от проблем и прошлого. Это все нужно отпустить и жить настоящим.

Глава 57

Руслан

Я всегда знал, что Аня добрая, чуткая и сострадательная, но стоит ей привести домой Олю, начинаю сомневаться, что дело только в этом. Зачем… зачем вообще нужно было вступать с ней в разговор? Прошла бы мимо, захлопнув дверь перед самым носом — делов-то! Но нет… Аня приводит ее в квартиру, показывает, где можно оставить куртку и ведет эту притворяющуюся несчастной на кухню.

Я же молча иду следом. Молчу, хотя хочу взять Олю за шкирку и выставить за дверь, навсегда забыв о ее существовании. Мне почему-то совсем не жаль потраченных на нее денег, а вот своего времени — очень. Я тратил его на помощь, которая ей была не нужна, уделял внимание, переживал, думал, что у нее травма. На самом же деле травма была только у меня, а она умело этим воспользовалась. Притворилась слабой и беззащитной, позволяя о себе заботиться. Мне-то, одинокому дурачку, много и не нужно было.

— Думаю, нам всем нужно поговорить, — сообщает Аня, переводя взгляд то на Олю, то на меня.

— Думаю, лучше послать ее на хрен с ее же представлением. Как тебе идея, м?

Я злюсь. Потому что не о чем нам всем разговаривать.

— Руслан, — Аня вздыхает и мотает головой.

Вдох-выдох, Руслан. Спокойно! Я подхожу к ней, обнимаю ее за талию, прижимаю к себе и шепчу на ухо:

— Представляешь, что ты будешь мне за это должна?

Аня смеется, толкает меня плечом, отходит, вырываясь из объятий. Я немного успокаиваюсь, перестаю воспринимать присутствие Оли так остро.

— Мы слушаем, Оля, — наконец, говорит она. — Помнится, у тебя был к нам важный разговор.

— Да, конечно, — мямлит она. — Я бы хотела попросить у вас извинения.

Ну надо же! Я даже усмехаюсь. Она, правда, думала, что кто-то на это поведется? С горечью осознаю, что раньше велся: на ее жалостливый тон, на опущение глазок в пол, на дурацкое детское поведение. Раньше ее хотелось защищать, сейчас же желание только одно: бросить в реальную жизнь, чтобы поняла, что это такое. Она ведь наверняка привыкла, что вокруг нее пляшут под указанную музыку. Сначала родители, потом я. Всех к себе расположить смогла.

— Если это все, то ты можешь уходить, — надо отдать Ане должное, держится она отлично.

Впрочем, я тоже чувствую себя прекрасно. Злость ушла, осталось равнодушие. Смотрю на нее и понимаю, что даже жалости не испытываю, хотя выглядит она конечно ужасно.

— Я бы хотела поговорить с Русланом наедине, если ты позволишь.

На меня не смотрит, обращается исключительно к Ане. Я же чувствую себя выставочным экспонатом, для фотографии с которым требуется особенное разрешение.

— Руслан разговаривать не хочет, — хмыкаю. — Если всё — проваливай.

— Рус, пожалуйста, — а это уже Аня.

Поворачивается ко мне, подходит ближе, смотрит так…

— Поговори с ней. Тебе это нужно.

О том, что нихрена мне это не нужно я благополучно умалчиваю. Не хочу ссориться с Аней из-за Оли, поэтому киваю и беру стул. Сажусь на него, упираюсь локтями о спинку и обращаюсь к Оле:

— Я слушаю.

Аня уходит. Прикрывает за собой дверь кухни и уходит. Именно уходит, не остается слушать за дверью, а просто идет в другую комнату. Я уверен в этом. И это мне не нравится. Я не хочу, чтобы она думала, будто Оля мне важна. Но и устраивать стен при этой суке тоже не стану. Мы поговорим с Аней потом.

Я все жду, когда Оля начнет говорить, но вместо этого она, кажется, пытается выдавить слезу. Я едва удерживаюсь от того, чтобы не закатить глаза. Предсказуемо! И противно до жути. Я раньше велся на это. Пока пелена с глаз не сошла. Просто думал, что вот передо мной ранимая девочка, с ней нельзя иначе, нужно бережно, аккуратно, пылинки сдувать, не расстраивать, чтобы лишний раз не переломить ее.

А оно вон как всё вышло.

— Давай так, — говорю, чтобы вывести ее из транса. — Ты в двух словах очерчиваешь зачем пришла и нахрена Аню ждала, а я так уж и быть постараюсь держать себя в руках. У тебя две минуты на поговорить, Оля.

Она кивает, делает глубокий вдох. Собирается с силами видать. Мне пофиг. Я равнодушно жду, пока она начнет говорить хоть что-то. Жалости все равно больше не вызывает.

— Ты, наверное, меня ненавидишь.

— Давай без наверное, — ухмыляюсь. — Я когда тебя на пороге увидел — задушить хотел. Ненависть немного другое. Ненавижу я, когда занимают мое парковочное место, а ты вызываешь во мне желание убивать. Так ясно?

— Вполне.

— Дальше.

Требовательно. Я хочу закончить этот фарс. Мне не нужны ни ее извинения, ни то, что она в принципе может сказать. Ничего нового я все равно не услышу.

— Я буду говорить, обещай дослушать, ладно?

— Я постараюсь. Ты давно потеряла возможность получать от меня обещания.

— Я в тебя влюбилась, еще когда мы только начали общаться. Ты казался мне таким загадочным, взрослым, сильным и мужественным. Ту историю с родителями, как ты знаешь, я придумала. Мы общались так долго, а ты не обращал на меня никакого внимания, как на девушку. Я тогда решила, что мне нужно быть рядом, стать тебе ближе и тогда… — она вздыхает. — Тогда ты меня заметишь.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍Всегда удивлялся этой женской способности придумать какую-то чушь и следовать ей. В моей жизни было множество самых разных девушек. Обычно каждая из них не задерживалась более одной ночи. Мне было удобно, остальное меня не интересовало. Оля была в другой категории изначально. С ней нельзя было спать, на нее нельзя было смотреть, как на девушку. Я просто не мог. При этом она была мне куда дороже тех, с кем я занимался сексом. Просто потому что ее я уважал. Раньше. Когда думал, что она сильная, справляется с насилием, старается радоваться жизни и не унывать.

И вот она еще хуже их всех. Хотя бы потому что остальные проявляли свое желание задержаться рядом на подольше довольно откровенно. Эта же скрывала до последнего. Вела себя как младшая сестра, заботилась. Усыпила мою мужскую бдительность. Я даже не смотрел в этом направлении, хотя понимаю, что если бы хотел ее, как женщину, раскусил бы еще в первые дни совместного проживания. Считай, ей повезло. У нее даже за университет за год заплачено, и я не буду требовать деньги. Не нужны они мне. Пусть. Вдруг, действительно поумнеет и в следующий раз подумает?

— Потом появилась она. Ты позвонил, я увидела твою дочь и поняла, что потеряю тебя если не приеду. А потом эта авария… я только когда родителей увидела поняла, какую глупость совершила, что от них ушла. Они ведь единственные, кто готов был быть рядом, несмотря на то, что я сделала.

О том, что я сидел у ее кровати не один день решаю умолчать. Она права. Сейчас ее поступки готовы прощать только родители. Они примут ее такой, какой она есть, без оговорок.

— Знаешь, что я поняла, когда открыла глаза? Какой же дурой я была, Руслан. Дурой. Я ведь под машину не специально бросилась, меня сбили. Но я даже по сторонам не смотрела. Ты трубку не взял, я расстроилась, что ты с ней, шла, бродила… очнулась и все поняла. Так глупо, знаешь… я жила в ожидании, когда ты обратишь на меня внимание, но этого так и не произошло. В отместку я едва не осталась инвалидом. Мне врач сказал, что есть такая вероятность, но потом оказалось, что все в норме и ходить я буду. Как видишь, — она хмыкает. — Хожу. За лечение, кстати, спасибо. Отец сказал, ты за все заплатил и денег обратно не взял.

Я пожимаю плечами. Оплатил. Странно было брать денег у людей, у которых я пусть и не специально, но отобрал дочь, поощряя. Я ведь мог узнать о том, что ничего ужасного с ней не произошло еще раньше. Прийти к родителям, поговорить. Все стало бы ясно.

— Я пришла сказать, что сожалению, — прочистив горло, говорит Оля. — Сожалею, что обманула, что лезла к вам и что рассорила. Так смешно теперь.

— Мне не смешно. И никогда не было. Я из-за тебя чуть не остался без женщины, которая мне дорога.

— Я знаю.

— Если это всё — всего доброго.

Она встает, топчется на одном месте.

— Что? Чаю не предложу, не тот уровень гостеприимства.

— И не нужно. Ты прости меня, если получится. Я правда не думала о последствиях. Это теперь понимаю, что ты мне не нужен. Тем более ценой собственного здоровья.

— Ты за этим пришла?

— Честно? Хотела убедиться, что вы вместе, и моя авария на это никак не повлияла. Я думала, что если вы в ссоре, я смогу вас помирить, объясниться, но вам это не нужно. У вас все хорошо. Я рада.

Она собирается уходить, я быстро толкаю дверь кухни, позволяю ей выйти наружу. У двери останавливаю вопросом:

— Откуда ты узнала адрес Сони?

— Ну ты как маленький, Руслан, — она улыбается, пока обувается. — Не только у тебя друзья в органах работают.

Оля уходит, покидает квартиру, закрывает за собой дверь. Не могу сказать, что от нашего разговора становится легче. Скорее, я больше не жду от нее подвоха, звонков, слез и истерик. Она больше не придет. Не знаю, почему так уверен, просто думаю, что ей это не нужно. Оля даже смотрела на меня иначе, не как раньше. Скорее так же, как и я на нее — безразлично.

Я закрываю за ней дверь на защелку и иду к Ане. Теперь ей точно не отвертеться. Поговорить мне нужно? Как бы не так!

Глава 58

Аня

— Прекрати суетиться, к нам всего лишь моя мама приезжает, а не первая леди страны.

— Я бы так не переживала тогда!

Нервный смешок вырывается у меня непроизвольно. Я видела маму Руслана один раз в жизни: когда позорно сбегала из его квартиры в отель шесть лет назад. Тогда мы случайно столкнулись на лестничной площадке: она возвращалась домой, а я уходила. Теперь нам предстоит увидеться, пообщаться. Руслан, конечно, предупредил меня, что мама не имеет на него никакого влияния, и он вправе сам решать, как ему жить, но мне все равно страшно.

Я хочу понравится ей.

— Прекрати волноваться, — Руслан обнимает меня за плечи и жмет к себе. — Во-первых, тебе не идет, а во-вторых, ты беременна. Моя мама не страж выхода из царства мертвых, она в другом городе живет. Даже если вы друг друга невзлюбите с первого взгляда, видеться будете редко. Но я в этом сомневаюсь. Ты не можешь не нравиться.

Я толкаю его в плечо и осуждаю за подлизывание.

В дверь звонят, я начинаю нервничать сильнее, хотя казалось бы, куда больше. Руслан открывает, я же стою, заламывая руки. Делаю вдох поглубже, набираюсь сил, чтобы встретиться с будущей свекровью. Руслан был прав — первое, о чем думаю, когда она заходит в квартиру. На стражника у ворот Ада она похожа меньше всего. Высокая, стройная и безумно красивая. Вначале я думаю, что это не она и смотрю за ее плечи. Вдруг его мама там, а это ее младшая сестра.

Но нет. Женщина приветливо улыбается, целует Руслана в щеку, а потом подходит ко мне.

— Здравствуй, Аня, — она сразу переходит на ты. — Хотела бы сказать, что Руслан много о тебе рассказывал, но совру. Я почти ничего о тебе не знаю.

Мой убийственный взгляд не успевает активизироваться, потому что женщина неожиданно заключает меня в объятия.

— Можешь звать меня Дашей.

— Вот это сюрприз, — восклицает Руслан. — Ты какими судьбами здесь?

Я перевожу взгляд к двери и натыкаюсь на высокого широкоплечего мужчину. Он быстро подает Руслану руку, они обнимаются. Я понятия не имею, кто это, поэтому все, на что способна — широко улыбаться.

— По тебе соскучился, — говорит мужчина.

Познакомиться мы не успеваем, потому что с криком “А что, бабушка приехала?” в коридор вылетает Ксюша. Она смотрит на нас всех, осматривает Дашу, вошедшего мужчину, аккуратно подходит к нам.

— Ну, привет, — мама Руслана приседает, чтобы оказаться с внучкой на одном уровне. — Будем знакомиться? Я твоя бабушка Даша.

Ксюша внимательно ее изучает, смотрит, склонив голову, а после выдает то, что никто из нас не ожидает услышать:

— Вы обманываете. Бабушки не могут быть такими красивыми.

Я пытаюсь оттянуть Ксюшу за руку, Руслан со своим другом откровенно ржут, а Даша, кажется, вовсе не смущена.

— Не все бабушки старенькие, — говорит она. — У меня рано появился твой папа, поэтому я еще не успела сморщиться.

— А ты научишь меня быть такой же красивой, когда я состарюсь?

— Обязательно.

После Даша вручает внучке подарки. Ксюша с удовольствием принимает их и бежит распаковывать. Через несколько минут приходит Соня с Олегом и Пашкой. Мы решили устроить семейный ужин. На знакомство уходит минут пять. Я узнаю, что парня, который приехал вместе Дашей, зовут Костя. Он представляется просто хорошим другом Руса, но от меня не скрывается взгляд, которым он смотрит на его маму. Интересно, Руслан знает? Почему-то мне кажется, что нет, иначе бы они не соблюдали субординацию и не пытались сделать вид, что просто знакомые.

— Ну что, к столу? — предлагает Руслан.

За ужином мы разговариваем о планах на будущее. Я чувствую себя немного неловко в присутствии аж двух незнакомых мне людей. Однако Костя умеет расположить к себе, шутит, рассказывает истории из их с Русланом общей молодости. За разговорами уходит несколько часов. Соня говорит, что пойдет, потому что неважно себя чувствует, и я прошу Руслана провести ее до квартиры. Не дай бог ей станет плохо по пути. Всякое может случится. Перед выходом беру с нее обещание звонить, если она почувствует себя плохо. Соня обещает, что так и сделает.

— Моя сестра беременна, — поясняю я Даше с Костей и опускаю взгляд вниз.

Руслан говорил, что не будет сообщать матери о моей беременности, мол, сделаем ей сюрприз. Без него не имею понятия, о чем разговаривать с его мамой и другом, поэтому занимаю руки едой, отвечаю на вопросы о Ксюше, рассказываю о ее детстве.

— В скором времени я перееду в столицу, — ошарашивает новостью мама Руслана. — Хочу проводить время с внучкой, быть ближе к вам. Приезжать часто не получится, кроме того, у меня здесь ресторан. Управлять рестораном в городе, где я живу, удаленно куда проще, чем тем заведением, что есть здесь. Все же, столица требует статуса и присутствия хозяйки.

Я соглашаюсь с ней кивком. Дальнейшую нашу беседу прерывает Руслан. Он говорит, что с Соней все в порядке, он довел ее до кровати и даже проверил, есть ли у нее телефон. Я все равно зайду к сестре через час, чтобы убедиться, что с ней все в порядке.

— Мам, мы хотим сообщить новость, — начинает Руслан без долгих вступлений. — По телефону такое не говорится. Мы с Аней ждем второго ребенка.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍Даша и Костя почти одновременно шокированно произносят:

— Ох.

— Ничего себе!

Они переглядываются. Мне даже кажется, что Костя пытается что-то передать ей без слов, но это прекращается так же быстро, как и начинается.

— Ань, а где можно покурить? — спрашивает Даша.

— На балконе. Прямо, затем направо. Из той комнаты выход на балкон.

— И я пойду, — тут же встает Костя.

Я улыбаюсь. Он нравится мне тем, как смотрит на маму Руслана. Он рассказывал, что ей не повезло вначале с его отцом, а потом и с другими мужчинами. Костя хороший, это видно по тому, как бережно он к ней относится и считается с ее мнением. Хочу спросить у Руслана, заметил ли он, но молчу. Думаю, они имеют право сказать самостоятельно.

Они возвращаются спустя несколько минут. От них совсем не пахнет сигаретами, поэтому я делаю вывод, что балкон был лишь предлогом, чтобы остаться наедине и поговорить.

— Рус, тут такое дело… — начинает Костя.

Видно, что нервничает. Не знает, как друг отреагирует на сообщение об отношениях с его матерью. Понимаю, что и сама не знаю. Руслан может не только обрадоваться, особенно после того, что я узнала об отношениях его мамы с мужчинами. С другой стороны, Костя наверняка лучшее, что случалось в жизни Даши.

— Мы с твоей мамой ждем ребенка, — Костя берет Дашу за руку, сжимает ее ладонь, тянет немного к себе.

Они не позволяют себе ничего лишнего, ни объятий, ни поцелуев, только легкое переплетение пальцев в поддержку. За столом повисает напряженная тишина. Слышно лишь размеренное дыхание всех присутствующих.

— То есть в смысле? — не понимает Руслан. — Вы ждете ребенка… вместе?

— Я беременна от Кости, сынок, — наконец, встревает в разговор мать Руслана.

Смотрит уверенно, высоко подняв голову. Если она и сомневается в принятии сыном ее выбора, то никак не показывает этого.

— Мне нужно выпить, — комментирует Руслан и опрокидывает стопку, тянет со стола мини-бутерброд и, тщательно прожевав, дополняет: — Вот это новость! Это получается у меня родится сын и брат?

Он смеется. Совсем не похоже, чтобы Руслан был расстроен или зол.

— Будешь? — он предлагает Косте выпить. — Думаю, стоит.

Тот кивает. Мы с Дашей удивленно переглядываемся, потому что до их объявления никто к алкоголю даже не притронулся.

Парни опрокидывают в себя по рюмке, закусывают. Руслан предлагает выйти покурить, Костя соглашается. Я же вижу, что Даша нервничает, поэтому беру ее спокойствие на себя, а Руслана окатываю фирменным взглядом “Не твори глупостей!”.

— Поздравляю вас! — говорю ей.

— Это неожиданно для меня. Я сама узнала несколько дней назад. Не хотела говорить, но когда еще представится возможность. Да и время бежит. У меня уже три месяца.

— Родим почти одновременно. Вы рады?

— Пока не определилась, — честно отвечает она.

— Костя очень вас любит, — говорю ей то, что вижу сама.

Она кивает, но как-то невесело. То ли сомневается, то ли не уверена в нем или в чувствах. Я вдруг вспоминаю себя. Я ведь тоже шесть лет назад была уверена, что Руслан еще молодой и ему не нужна такая, как я. У Даши с Костей разница в возрасте еще больше. Видимо, это ее и гложет. Я хочу сказать, что все будет хорошо и это не имеет значения, но вовремя прикусываю язык, понимая, что на этом лучше не акцентировать внимание.

Их пара смотрится великолепно. Она привлекательная, нежная, я бы даже сказала хрупкая, а Костя эдакая скала, за которой можно укрыться от невзгод.

— Что они там? — Даша подрывается с места, намереваясь пойти к ним, но я ее останавливаю.

Прошу успокоиться и довериться своему сыну. Я уверена, что Руслан не натворит глупостей.

Они возвращаются немного погодя. Оба целые, невредимый и с улыбками на губах.

— Мы поедем, — сообщает Даша. — Встретимся с вами завтра. Я обязательно приеду к внучке.

Мы вместе провожаем их до двери, машем на прощание, и только потом я позволяю себе спросить у Руслана, что он сказал Косте.

— Предупредил, что если обидит ее, не посмотрю, что он мой друг.

— Он не обидит.

В этом я почему-то уверена так же сильно, как и в нас с ним.

Эпилог

Аня

Спустя пять лет

На встречу с клиентами я безбожно опаздываю и надеюсь лишь на то, что они еще не ушли. Виной всему Руслан, который вдруг решил, что нам непременно необходимо переспать. Аргументов, почему мы этого делать не должны, я не нашла, а потому сейчас катастрофически не успеваю прийти вовремя. Опаздываю уже на пятнадцать минут, судя по часам.

Встретиться мы договорились в небольшой, а главное тихой кофейне в центре. Именно сюда я часто зову тех, кто хочет заказать праздничное оформление к важной дате. Сегодня у меня молодожены. Разговаривала я пока только с мужчиной, но сегодня на встрече должна быть и его избранница. С ней и будем обсуждать концепцию свадьбы, цвет шариков и цветов, стиль. Если они не ушли, конечно.

На входе в кофейню меня любезно встречает администратор. Лена здоровается со мной и улыбается, говорит, что за моим столиком уже ждет молодой человек. Не знаю, почему он пришел один, но слава богам, он все еще здесь, а значит у меня есть шанс все же не потерять клиента.

Я быстро направляюсь в зал к столику, который заказываю здесь постоянно и, поравнявшись с ним, быстро здороваюсь с Владом.

— Извините за опоздание, — тараторю быстро. — Пробки!

Вру, конечно, безбожно, но не говорить же ему истинную причину своего опоздания.

Вопреки ожиданиям, он вовсе не зол, улыбается, протягивает мне руку, здоровается. На вид ему не больше тридцати: наверняка высокий, статный, лицо с правильными чертами, на голове модно остриженные волосы. Одет в джинсы и футболку-поло, на руках дорогие часы, из чего я делаю вид, что деньги у них, скорее всего есть, а значит и свадьба будет не самой простой. Впрочем, так уж сложилось, что я пользуюсь определенным успехом среди клиентов, поэтому и мои услуги стоят недешево.

Я до сих пор помню свой первый, совершенно неожиданно прилетевший заказ. Ксюша тогда училась уже во втором классе, а Давиду исполнился год. Празднование дня рождения дочери мы решили сделать по-новому: пригласить ее одноклассников и устроить масштабный и интересный праздник. Я работала с организаторами, но мне не нравилось ничего из придуманной ими концепции. Тогда буквально с нуля и за несколько ночей я придумала всё сама.

Мне жутко нравилось, но я не была уверена, что в таком же восторге будут и остальные гости, но все оказалось еще лучше, чем я думала. Одна из мамочек спросила меня, у кого я заказывала оформление. Я ответила, что сделала все сама, а на ее следующий вопрос, беру ли я новых клиентов, смело ответила, что беру.

На тот момент мне, видимо, жутко надоело сидеть дома и чувствовать себя бесполезной. Нет, наши отношения с Русланом были прекрасны. Мы вместе растили детей, но я не работала и ощущала себя нереализованной, неинтересной, скучной. Давид был самым прекрасным ребенком на свете, но я хотела к людям. Работать, общаться, разговаривать. Я чувствовала себя удрученно, нервно, хотела каких-то изменений. Чего-то, что смогло бы изменить мою жизнь. Этим чем-то стала одна из мамочек Ксюшиной одноклассницы.

На праздновании она рассказала, что ищет организатора праздника для своего годовалого малыша. Мы в тот же вечер обменялись контактами, она позвонила на следующий день, хотя я думала, что это все шутка и моя работа на самом деле никому не нужна. Я ошиблась, потому что Ирина была настроена решительно. Она позвонила мне едва ли не с утра, назначила встречу. В течении недели мы с Русланом спорили: его устраивало то, что я была дома, а меня душили стены.

В итоге пришли к соглашению и с тех пор он меня поддерживает во всем, что бы я не начала делать. Даже если у меня не получается, Руслан никогда не позволяет себе колких замечаний в мой адрес со словами “Я же говорил”.

— Опаздываете не только вы, — улыбается Влад, отвлекая меня от воспоминаний о прошлом. — Моя будущая жена увы не отличается пунктуальностью. Думаю, вы сработаетесь.

— Конечно, — улыбаюсь и решаю задать наводящие вопросы.

В организации помолвок и свадеб у меня небольшой опыт работы. Больше я все-таки предпочитаю детские дни рождения, крестины, организацию гендер-пати (вечеринка, на которой родители рассекречивают пол будущего ребенка). Свадьбы и другие праздники у меня получаются довольно хорошо, но все же интереснее работать с детками, узнавать их хотелки, любимых героев из мультфильмов. Возможно, будучи мамочкой, я чувствовала необходимость сделать счастливым очередного малыша, да и вдохновение, когда работала с детьми, появлялось неожиданно.

Несмотря на небольшой опыт, я все же составляю определенное мнение о роли женихов в организации свадьбы. Мужчин часто не интересуют мелочи. Они хотят быстро “отмучиться” в этот день и пойти дальше. Как правило, в мужском понимании свадьба это только ресторан и алкоголь, вкусная еда и фото. Для женщин же это целое таинство: важно выбрать цветы, шарики, украшение, цвет ковра, который будет постелен на выходе из ЗАГСа. Я могу перечислять часами, но сути это не меняет — Влад тоже не разбирается в организационных моментах и отвечает уклончиво.

Наша с Русланом свадьба началась росписью, а закончилась красивой помолвкой в Доминикане. Никакой свадьбы я не хотела. Одна у меня уже была, да только толку. Я считала, что совсем не обязательно устраивать пышное празднование, достаточно того, что двоим хорошо вместе. Я откровенно не понимаю борьбу за красивые и пышные церемонии, но все же устраиваю их, учитывая все пожелания клиентов.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍— Давайте откровенно, — начинает Влад, когда я заваливаю его вопросами. — Я нихрена не понимаю в том, что вы говорите.

Я понимающе киваю и предлагаю сделать заказ, пока мы ждем его невесту. Он соглашается, и мы подзываем официанта. Берем по чашке кофе, я заказываю круассан, потому что утром не успела поесть. Девушка опаздывает уже на полчаса.

Мне звонят, и я отлучаюсь от столика, выхожу на летнюю террасу, где можно поговорить спокойно. Звонят по заказу детского праздника, все, как я люблю, но слишком сжатые сроки, правда, поднимают оплату, но я не могу, потому что уже занята свадьбой. На нее уйдет уйма времени, а брать несколько заказов сразу я не хочу, чтобы не подвести клиентов. Обычно я ухожу с головой в один проект и могу забыться.

Женщина по ту сторону разочарованно вздыхает и просит позвонить ей, если я вдруг передумаю. Я обещаю так и сделать и вешаю трубку. Возвращаюсь в зал, нахожу взглядом столик, чтобы понимать, нужно ли мне срочно возвращаться, ведь если второй половинки Влада еще нет, можно еще чуть-чуть подышать свежим воздухом. Увы, невеста Влада уже сидит за столом, крепко обнимает мужчину, повиснув у него на шее. Мне видна только ее спина, а когда девушка садится ровно, даже замираю на полпути, не в силах поверить своим глазам.

Рядом с Владом сидит довольная жизнью Оля. Она улыбается, листает меню и с любовью смотрит на мужчину. Я не держу на нее зла, не бешусь в ее присутствии, с сожалением понимаю, что все так же не могу отказаться от заказа, потому что уже согласилась. Она совсем не повод отказываться. Я больше ничего не чувствую и наверное даже рада за то, что у нее получилось стать счастливой. Что она не застряла на одном месте и не ждет Руслана, который никогда к ней не придет.

— Здравствуй, Оля, — произношу, поравнявшись со столом. Сажусь на диван, кладу сумочку рядом и приветливо ей улыбаюсь.

— Вы знакомы? — тут же спрашивает Влад.

Оля молчит, прожигая меня взглядом. В отличие от моего равнодушия, она не может похвастаться тем же. Смотрит на меня с едва скрываемым раздражением.

Отмерев, она решительно встает с дивана и сообщает своему жениху, что они уходят. Влад не спешит, сидит, удивленно на нас смотрит и просит ее всё объяснить. Я же пытаюсь поговорить с ней. Сказать, что я понятия не имела, с кем буду работать.

— Разрывай договор, мы уходим! — произносит она Владу, ничего не объясняя. Меня все так же игнорирует.

С одной стороны я ее прекрасно понимаю — вряд ли она хочет доверить самый важный момент своей жизни человеку, которому изрядно нагадила в душу. Я не держу зла, правда, понимаю, что работать с ней не хочу. Не потому, что боюсь изменить мнение, а из-за того, что буду стараться максимально угодить, погружусь в их историю, выведаю все особенности. Хочу ли я этого? Пожалуй, нет.

Оля убегает первой. Просто уходит из кафе, хлопая дверью. Владислав остается, удивленно на меня смотрит, видимо, ожидая, что я что-то расскажу, но я лишь пожимаю плечами. Вдаваться в подробности не хочется, да и зачем? Оля наверняка ему ничего не рассказала о своей прошлой жизни.

— Извините, что так вышло. Договор и правда придется разорвать с выплатой неустойки с нашей стороны.

— Ничего не нужно, — отвечаю я, вспоминая, что у меня есть отличная возможность взяться за то, что я действительно люблю. — Мне пять минут назад позвонили по организации детского дня рождения. Я с радостью возьмусь за новый проект и обойдемся без неустоек.

— Вы не расскажете, откуда знаете мою будущую жену?

— Думаю, она должна сделать это сама.

Я улыбаюсь и оставляю на столике деньги, с лихвой покрывающие мой заказ. На выходе из кафе набираю женщину, которая мне только что звонила и говорю, что согласна взяться за ее работу, если она еще актуальна.

Организатора они еще не нашли, поэтому с радостью соглашаются со мной встретиться, и я называю адрес этого же кафе. На улице оглядываюсь и иду к своей машине, попутно думая о том, что Оля, сама того не ведая, искупила передо мной вину. Благодаря ее отказу, я избавилась от необходимости устраивать ненавистную свадьбу и могу заняться любимым делом. Творчеством, которое люблю всей душой.

Дом, как обычно в это время, встречает тишиной. На часах полдень, Давид в саду, а Ксюша еще в школе. Руслан или занимается обработкой фотографий или в студии. Иду сначала к нему в кабинет, который обустроен, как творческая мастерская дикого художника. Дикого, потому что здесь все перевернуто, беспорядок везде: на полу, полках, столе, диване. За это я, пожалуй, и люблю кабинет Руслана. Он полностью отображает творческую натуру своего владельца.

Руслана здесь не оказывается, и я достаю телефон, чтобы набрать его и спросить, когда будет и получится ли у него забрать Ксюшу. Позвонить не успеваю: горячие ладони неожиданно обхватывают мою талию, смартфон вываливается из рук прямо на пол.

— Ты так сексуально смотришься в моем кабинете, — хрипло произносит Руслан. — Не мог пройти мимо.

— Ты меня напугал.

— Совсем немножко.

Я улыбаюсь и прислоняюсь к нему ближе.

— Как работа? Выбрали цветочки и шарики?

Руслан прекрасно знает, что я не люблю работать над свадьбами. Он не раз говорил мне работать над тем, что нравится. В деньгах мы не стеснены, поэтому необходимости зарабатывать на жизнь нет. Моя работа над тем, что не по душе, скорее, вызов самой себе, развитие. Я хочу доказать, что у меня получится, что я обязательно смогу.

— Неа, — говорю с блаженной улыбкой на лице.

— Что? Сломались на цветах?

— Я не буду у них организатором.

— Признайся, ты предложила гвоздики, а невеста хотела лилии?

Я смеюсь снова, мотаю головой.

— Невеста закатила истерику и сбежала. Не захотела, чтобы ее свадьбой занималась именно я.

— Приревновала?

— Неа. Просто ею оказалась Оля.

— Да ладно!

— Ага. Как увидела меня так и закатила скандал, что нужен другой организатор.

— Неожиданно, — хмыкает Руслан.

— И что именно неожиданно?

— Истерика, замужество, Оля, — он смеется. — Она таки нашла того, кто готов взять ее в жены?

— Удивлен?

— Без разницы. Иди ко мне, а? Отказались и хрен с ними, займешься детским днем рождения. Давно пора отказывать всем с их свадьбами и вечеринками.

Я вдруг понимаю, что Руслан прав. У меня хорошо получается, я действительно умею делать то, чем занимаюсь, но на организацию свадеб и других торжественных мероприятий, которые не связаны с детьми или их рождением, у меня уходит куда больше времени и сил. Мне требуется усиленная концентрация, я больше нервничаю, меньше вижу Давида и Ксюшу.

— Я думала, ты уехал в студию.

— Я остался, чтобы кое-что приготовить.

— И… где?

— Сюрприз, — Руслан убирает одну руку из моей талии, а через мгновение моих глаз касается черная повязка на глаза, которую он быстро завязывает на моем затылке. — Идем.

От неожиданности я запутываюсь в ногах и мы едва не падаем, но Руслан крепко держит меня за талию и плечо. Куда-то ведет. Импульсы предвкушения распространяются по всему телу. В последнее время мы слишком мало времени проводим вместе из-за моей работы. Предыдущий заказ на организацию свадьбы отбирал у меня все свободное время, а до этого я активно взялась за дни рождения и реализацию себя. Хотелось не быть домохозяйкой, развить себя, как личность, доказать, что я могу не только фотографироваться, но и работать в других сферах.

— Сюда, — его голос с легкой хрипотцой звучит рядом с ухом. — Переступай.

Я хорошо ориентируюсь в доме, но из-за новых эмоций теряюсь и не могу понять, куда Руслан меня приводит, но послушно выполняю все, что он просит. Переступаю порог, сглатываю, когда он ведет рукой по пояснице, едва ощутимо сжимая кожу шероховатой ладонью.

Повязку снимать не спешит. Выдерживает интригу. Оставляет меня, куда-то отходит. Я слышу звук наливаемой жидкости, а потом чувствую, как ладони касается холодное стекло бокала.

— Держи.

— Повязку все еще нельзя снять?

— Неа.

Я отпиваю игристый напиток, поворачиваю голову в сторону Руслана, надеясь, что он все еще стоит там, где и мгновения назад.

— Ты же знаешь, что я люблю тебя? — спрашивает неожиданно.

— Жаров! — восклицаю. — Снимай повязку немедленно!

Я тянусь ладонью к голове, но Руслан перехватывает мою руку. Отбирает бокал и, не позволяя опомниться, целует в губы. Мне не нравится его поведение, я почему-то чувствую, что мне не понравится то, что он хочет сказать. В том, что он хочет, не сомневаюсь. Он ведь не зря сказал, что любит меня.

Пока Руслан с жаром целует меня, я проматываю в голове возможные причины его странного поведения, но не нахожу ни одной.

— Хватит! — отталкиваю его от себя с трудом.

Маска начинает жутко мешать. Я хочу видеть его лицо, когда он скажет то, что хочет.

— Сними ее с меня! — требую.

Впрочем, мой требовательный тон на него не действует и Руслан прежде чем снять повязку, выдерживает длительную паузу. Я теряю терпение, хочу содрать ее с силой, но он, наконец, делает это сам. Мы оказываемся на чердаке. Я как-то и не сразу подумала об этом, тут ведь даже пахнет древесиной и пылью. Мы бываем тут крайне редко, хотя иногда я сбегала сюда, чтобы насладиться видом, открывающимся на лужайку, где Руслан играл с детьми.

— Говори уже, — вздыхаю.

— Мне сегодня звонил твой гинеколог.

Я непонимающе на него смотрю, хмыкаю.

— Сюрпризом будут анализы?

— Беременность.

— Что?

— Ты беременна, — сообщает с улыбкой.

Я же бросаю взгляд на шампанское, которое он мне давал несколько минут назад.

— Оно безалкогольное, — поясняет Руслан.

Я же пытаюсь осознать то, что только что узнала? Беременность? Пару дней назад я была на осмотре у гинеколога, она сказала, что подозревает беременность, но я тут же отмела эту идею. Таблетки я пила исправно, да и месячные у меня шли регулярно. Я, кажется, сдавала анализы на ХГЧ, но не уверена, потому что тогда спешила заняться работой.

Теперь вот.

Я вдруг понимаю, что придется снова отложить работу и карьеру, заняться воспитанием малыша, что уже растет и развивается внутри меня. И это хорошо, если во время беременности я смогу заниматься работой, ведь с Давидом большую часть времени я все же провела в больнице. Оказалось, что мой организм никак не хотел справляться с дополнительной нагрузкой и выкидывал сюрпризы в виде сниженного гемоглобина, высокого давления и угрозы преждевременных родов.

Вспоминая всё это, становится еще страшнее. Я боюсь не пережить это еще раз. От эмоций темнеет в глазах, я пошатываюсь, но Руслан меня удерживает.

— Я не понимаю, — шепчу одними губами. — Мы ведь…

— Так бывает, — утверждает Руслан, а после моего удивленного взгляда, дополняет: — Я уже поговорил с врачом.

Я киваю, сажусь на небольшой диванчик, стоящий рядом со столиком, на котором Руслан разложил обед. Есть совсем не хочется. Меня обуревает страх и сомнения. Я вовсе не волнуюсь, что буду плохой мамой. У меня почти совсем взрослая Ксюша и Давид, растущий смышленым мальчиком. Мы с Русланом справимся, но я боюсь того ужаса, через который прошла. Мысли роятся в голове, я склоняюсь к тому, чтобы прервать беременность, забыть о ней, как о страшном сне и жить своей жизнью.

Поверить не могу, что всерьез думаю об этом!

Я ведь… не смогу.

Руслан сидит рядом, обнимает меня крепко, ведет подбородком по плечу. А потом говорит то, о чем я думаю:

— Решать тебе, Ань. Я буду рядом, что бы ты не решила.

— Я боюсь. Очень. Ты помнишь, как было с Давидом?

Он кивает. Помнит, конечно. Легко было только первые недели после выписки. Потом я снова загремела в больницу и выходила оттуда лишь несколько раз. Когда меня выписали после родов, я решила, что никогда туда больше не вернусь и Давид — последний наш ребенок. По крайней мере тот, которого я рожу сама. Вероятности, что мы возьмем малыша из детского дома, я не исключала. Все же, я только после тридцати вкусила все прелести брака и бешеной поддержки мужа. Мне отчаянно хотелось настоящую семью, большую, с детишками. Но идти на третьи роды я оказываюсь не готовой.

— Я не знаю, — признаюсь Руслану.

Он берет меня за руку, улыбается, притягивает к себе. Я чувствую его присутствие, поддержку, решительность быть рядом несмотря ни на что.

— У нас еще есть время, — говорит мне. — Я в любом случае буду с тобой.

— Сваливаешь самое важное решение в жизни на меня?

— Нет, — он мотает головой. — Хочу, чтобы ты решила, готова ли пройти через все. Если да — будем ждать малыша, если нет — я приму твое решение.

— А ты? Ты хочешь ребенка?

— Помнишь тот момент, когда я не успел запечатлеть первую улыбку Давида, а он потом долго не хотел улыбаться?

— Да.

В воспоминаниях ярко всплывает этот самый момент. Руслан тогда целый день ходил с камерой, но так и не смог вывести сына на улыбку. Потом, конечно, было множество фото, но ту, первую, так и не удалось поймать.

— Так вот теперь будет возможность не допустить такой ошибки, — улыбается Руслан. — Поставим камеры по всему периметру.

Я принимаю решение еще до его слов. В момент, когда он переплетает наши пальцы и предоставляет мне выбор. Я знаю, что может быть сложно, трудно, что я могу жалеть, но еще я знаю, что Руслан будет рядом со мной. Мы пройдем этот путь вместе, потому что любим друг друга и потому что это наш шанс на счастье.

Конец