Часть I
Молчание хороших людей

Глава 1
Мифы о монстрах

11августа 2012 года 16-летняя девушка посетила вечеринку в компании старшеклассников, включая членов школьной футбольной команды. Она изрядно выпила, ей стало нехорошо и ее стошнило. На следующее утро она проснулась голая с тремя парнями. Она не помнила абсолютно ничего, что случилось с ней прошлой ночью. Через несколько дней какие-то студенты, которые были на той вечеринке, выложили в социальные сети фотографии и видео, где было наглядно видно, что случилось с той девушкой. С нее сорвали одежду и надругались. В марте 2013 два члена футбольной команды, Трен Мейс и Малик Ричмонд, были обвинены в изнасиловании той девушки.

Когда мы слышим подобные истории, то убеждены, что такие вещи совершают только плохие люди. С уверенностью полагаем, что только плохой человек мог надругаться над молоденькой девушкой без сознания. К сожалению, это предположение неверно. Как и сказал Наср Хассан, который годами изучал палестинских террористов: «Пугает не отклонение террористов-смертников, а их очевидная нормальность»¹.

Интересен также и случай Сью Клиболд. В 1999 году ее сын Дилан вместе с одноклассником убили больше двенадцати человек в Колумбийской старшей школе в Колорадо. «Уверенность в том, что Дилан был настоящим монстром, – сказала она, – имела огромное значение: людям необходимо верить, что они смогут распознать зло среди них самих»².

Почему мы настойчиво верим в то что, плохое поведение присуще только плохим людям? Потому что эта вера убеждает нас, что хорошие люди, которых мы знаем – друзья, семья и даже мы сами, – просто не могут совершать такие вещи.

Но «хорошие люди» могут. И совершают. Они задирают ребят в школе, издеваются над студентами в колледже или домогаются коллег на рабочем месте. Но контроль плохого поведения – это не только вопрос вычисления и остановки «монстров». Крайне важно определить факторы, которые заставляют «хороших людей» совершать плохой выбор. Таким образом, мы сможем пресечь такое поведение на корню или, по крайней мере, снизить шансы его возникновения.

Эта глава изучает условия и ситуации, которые заставляют людей совершать вещи, которые мы расцениваем как плохие на интуитивном уровне. Возможно, вы не удивитесь, узнав, что у нас есть склонность совершать опасные вещи. Она проявляется, когда мы находимся в социальной группе, где авторитет, которому мы доверяем, указывает нам, что и как делать. Либо мы сами принимаем неправильные решения. Но причины, которые лежат в основе этих привычек, совершенно не такие, как вы думаете.

Опасность

Как выпускник Принстонского университета, я работала там на полставки, жила в общежитии и помогала учащимся. Моя работа включала в себя обеды со студентами, организацию мероприятия в общежитии, а также помощь в решении личных и учебных вопросов. Однако у этого была и обратная сторона: я должна была быть в группе поддержки Голых Олимпийских Игр.

ГОИ появились в начале 70-х годов и являлись устоявшейся неофициальной традицией колледжа вплоть до конца 90-х. В итоге традицию запретил Попечительский Совет. Второкурсники (и парни, и девушки) бегали вокруг кампуса в полночь, во время первого снегопада, который обычно бывал в январе. Но бегали они, надев только ботинки, шапки и перчатки. Как вы можете себе представить, участники забега изрядно напивались перед соревнованиями, чтобы не замерзнуть и не чувствовать себя неловко. Моя основная задача заключалась в том, что я стояла на заднем дворе в светоотражающем жилете и держала в руках чемоданчик первой помощи. Каждый студент мог видеть меня издалека и обратиться в случае необходимости. Например, если он вдруг поскользнется на льду.

Я стояла там и размышляла. Я искренне надеялась, что успешно защищу диссертацию и уеду из Принстона до новых Голых Олимпийский Игр. Но меня не переставал мучить один вопрос: «Зачем они делают это? Ведь студенты этого колледжа одни из самых успешных и умных в стране».

Бег голыми ночью в снегопад не кажется отличной идеей. Но эта история иллюстрирует нам фундаментальное открытие в психологии: находясь в группе, люди совершают поступки, которые никогда не сделают поодиночке. И хоть сами по себе ГОИ были безобидны, тот же принцип лежит в основе плохих поступков. Примеров такого поведения предостаточно:

• В феврале 2010 Дилан Гиффорд Йонт стоял на карнизе четвертого этажа офисного здания в Сан-Франциско, внизу собралась огромная толпа. Многие люди насмехались над ним и кричали «Да прыгай уже», «Просто сделай это». После 45 минут давления, он прыгнул и разбился насмерть.

• В канун празднования 2016 года в Кельне, Германия, около 1200 женщин подверглись сексуальным домогательствам со стороны мужчин.

• В феврале 2018 фанаты праздновали победу команды «Philadelphia Eagles» в Суперкубке. Они перевернули машины, выдернули фонарные столбы из земли, разбили витрины магазинов с общим ущербом в 273 000 долларов.

Что значит быть в группе и совершать поступки, которые люди никогда не сделают в одиночку? Логичным объяснением является то, что люди в группе верят, что не несут ответственность за свои действия, так как о них никто не знает. Частота и тяжесть агрессивного поведения намного выше, когда человек в маске, капюшоне или действует в темноте, даже когда он не в группе. Ученый Филип Зимбардо провел исследования при участии студентов одного колледжа. Студенты должны были ударить своих сокурсников электрошокером. И опыт показал, что удар током был продолжительнее и болезненнее, когда студенты надевали капюшоны, которые скрывали их лица, чем когда они не применяли маскировку³.

Тот же феномен наблюдали и вне лаборатории колледжа. Подобные исследования проводились ученым Эндрю Силком в университете города Лестера в Северной Ирландии. Они показали, что люди, которые носят маскировку – маски, капюшоны или другие вещи, закрывающие лицо, – более склонны к актам вандализма, причинению вреда людям или нанесение серьезных физических увечий⁴. Это помогает объяснить популярность кибербуллинга или другого агрессивного поведения в Интернете, где люди могут писать анонимно.

Группа людей позволяет снизить уровень ответственности за совершение плохих поступков. Именно поэтому возник термин «деиндивидуализация» – потеря ощущения индивидуальности⁵. Когда люди теряют связь со своими стандартами морали и забывают, кто они на самом деле, что часто происходит в «стае», ограничения исчезают. Чем больше толпа, тем хуже поведение. Эндрю Ритчи и Барри Рубэк из Университета штата Пенсильвания задокументировали поведение, известное как эффект обезумевшей толпы (самосуд)⁶.

Изучая статьи Конституции Атланты о самосуде в Джорджии с 1882–1926, они насчитали 515 жертв в 411 событиях. Ученые зафиксировали размер толпы, расу и пол жертв, масштабы насилия в каждом конкретном случае. И хоть все случаи линчевания привели к смерти, они определили те, где жертва была сожжена, повешена или избита, как проявление максимального насилия. Результаты свидетельствуют о том, что количество линчевателей в толпе постоянно предсказывало уровень насилия. Параметры группы способствуют плохому поведению, но понять, почему они это делают, до сих пор трудно. Люди могут быть бессознательны в выборе своих действий, поэтому четко не могут объяснить ученым, что движет ими. Они также могут сожалеть о своем поведении, чтобы выглядеть или чувствовать себя лучше.

Последние открытия в нейронауке предлагают нам важные инструменты, которые помогают изучить это поведение. Используя техники нейровизуализации, исследования могут показать активность в разных частях мозга в момент совершения конкретных действий. Это значит, что мы не можем больше полагаться на то, что люди говорят о своей мотивации. Мы можем изучить, как то, что человек является частью группы, меняет характер мозговой активности⁷.

Первое исследование, посвященное изучению того, являются ли нейронные реакции более слабыми при параметрах группы, было проведено учеными в Массачусетском технологическом институте. На это их подтолкнул опыт одного из исследователей, Мины Сикары, когда она была еще в аспирантуре. Одним вечером Сикара и ее муж решили пойти на стадион Янки, чтобы посмотреть бейсбольную игру между вечными соперниками, «Red Sox» и «Yankees». Ее муж, в шапке «Red Sox», стал объектом безжалостных насмешек фанатов «Yankees». В попытке разрядить обстановку, Сикара одела эту шапку на себя, решив, что фанаты «Yankees» не станут оскорблять женщину. Оказалось, она была не права. «Никогда в жизни я не слышала таких оскорблений в свой адрес», – сказала Сикара⁸. Она вернулась с игры, полная решимости разобраться в этом явлении. Почему нормальные люди, которые являлись частью коллектива, вели себя так низко?

Сикара и ее коллеги задались двумя вопросами: думают ли люди о себе меньше, когда находятся в группе, чем когда действуют поодиночке? И задумываются ли люди в составе группы, что их поведение более агрессивно в сравнении с людьми из другой?⁹ Они предположили, что соревнование внутри группы заставляет людей меньше беспокоиться о себе, и они теряют способность анализировать свое поведение. В первой части исследования ученые использовали оборудование для функциональной магнитно-резонансной томографии (ФМРТ), чтобы измерить характер мозговой активности участников, когда они играют в игру сами по себе или в составе команды. В течение игры участники продемонстрировали данные, которые объясняют положительные и отрицательные черты их нравственного поведения или других людей. Они характеризовались фразами вроде «Я стащил еду из общего холодильника» или «Он всегда извиняется после того, как случайно толкнет кого-то». Исследования были сфокусированы на определенной области мозга, которая называется «медиальная префронтальная кора мозга» (mPFC). Она проявляет большую активность (проще говоря, «загорается»), когда человек думает о себе (чертах своего характера, физических способностях или умственных состояниях), чем когда думает о других¹⁰.

Сикара и ее коллеги обнаружили, что, когда люди играли поодиночке, их mPFC был гораздо более активен. Когда они читали информацию о себе, то уровень также был выше, чем когда информация касалась других. Но когда люди непосредственно играли в команде, примерно половина участников показали гораздо меньшую разницу в активации той части мозга, которая была активнее, когда они читали о себе, чем когда читали о других. Эти выводы показывают, что некоторые люди думают о себе меньше, когда являются частью группы, чем когда мы говорим об отдельном человеке. Но ключевой вопрос для ученых был в том, каковы последствия уменьшения самоанализа. Ученые придумали еще один эксперимент, где участникам показывали 6 фотографий каждого члена их команды и команды соперников. Их просили выбрать фото каждого участника, которое должно быть напечатано в финальном отчете эксперимента. Эти фото оценивали по степени привлекательности участника: от самых невзрачных до самых лестных.

Участники, которые показали заниженное мнение о себе, являясь частью команды, как правило, предпочитали выбирать менее привлекательные фотографии участников противоположной команды, чем их собственной. Это отчетливо показал низкий уровень активности mPFC. Ученые пришли к заключению, что люди, которые думают о себе меньше, когда являются частью команды, более склонны проявлять насилие к другим людям. Возможно, это поведение имеет более выраженный характер, когда люди находятся в группах, которые непосредственно соревнуются друг с другом. Это и заметила Сикара, когда забрала у мужа кепку команды «Red Sox» на стадионе. «Хотя люди в большинстве отдают предпочтение равенству, справедливости и нравственным запретам в противовес насилию и вред», – как говорит Ребекка Сакс, одна из ученых этого эксперимента, – приоритеты людей меняются, когда они персонализируют себя как «мы» или «они»¹¹.

Одни из самых ранних и знаменитых исследований проводились ученым Стэнли Милгрэмом в Йельском Университете. Они демонстрировали, что «хорошие люди» тоже могут участвовать в опасных действиях.

Он проводил исследования, чтобы понять психологические процессы на примере нацистского холокоста, когда миллионы невинных жертв были убиты людьми, которые утверждали, что просто выполняли приказы. «Повиновение, как определяющий фактор поведения, имеет особое значение для нашего времени, – пишет Милгрэм. – Были построены газовые камеры, строго охранялись лагеря смерти, выполнялась ежедневная норма по количеству трупов. Эта бесчеловечная политика, возможно, зародилась в сознании одного человека, но она могла осуществляться в массовом масштабе только в том случае, если очень большое количество людей выполняли приказы»¹².

В серии исследований Милгрэм позвал мужчин в свою лабораторию в Йеле, чтобы они приняли участие в эксперименте по изучению памяти и обучаемости (его первоначальное исследование было проведено с 40 мужчинами; более поздние вариации включали женщин). По прибытии, каждого участника встречал человек, которого называли «экспериментатор». Позже участника представляли другому, который на самом деле был сообщником ученых. «Экспериментатор» объяснял, что это исследование призвано изучить важный научный вопрос о влиянии наказания на скорость обучения.

Участникам было сказано, что один человек будет выполнять роль «учителя», а другой – «ученика». Однако Милгрэм подстроил все так, что подопытный был всегда учителем, а соучастник – учеником. Ученику сначала давали серию парных слов, а позже показывали одно из них и просили найти пару из 4 вариантов в списке. Учителю, который мог общаться с учеником, но при этом не мог видеть его, приказывали использовать электрошок, если ученик давал неправильный ответ.

Предполагалось, что экспериментатор должен был определить, помог ли электрошок ученику или помешал ему (в действительности, никаких ударов током не было.) Учителя попросили начать, давая ученику по началу самый слабый уровень удара током (15 вольт), и увеличивать его уровень каждый раз, когда ученик совершал ошибку.

На каждом уровне подачи тока ученик реагировал стандартным образом. Достигнув уровня в 75 вольт, он начал кричать от боли и на 150 вольт попросил остановить эксперимент. Он также начинал жаловаться на то, что его беспокоит сердце. Если учитель колебался или обращался к экспериментатору в замешательстве, спрашивая, может ли он остановиться, он получал один из 4 вариантов ответов, которые заставляли его продолжать: «Пожалуйста, продолжайте», «Эксперимент требует, чтобы вы продолжили», «Крайне важно, чтобы вы не останавливались», или «У вас нет никакого другого выбора, кроме как продолжить». Экспериментатор использовал эти фразы до тех пор, пока учитель не отказывался продолжать или достигал максимального уровня в 450 вольт, который считается очень опасным.

К большому удивлению Милгрэма, большинство участников этого опыта (65 %) были готовы дать человеку, которого считали невинным участником, максимальный уровень электрических разрядов. Многие люди были встревожены чрезвычайно высоким уровнем повиновения, включая и самих психиатров, с которыми консультировался Милгрэм до начала эксперимента. Эти специалисты предсказывали, что только 1 % участников дойдет до самого конца. Исследование Милгрэма проводилось более 50 лет назад, но похожие эксперименты недавно были проведены и в Польше, и в США. Они показали очень схожие результаты¹³.

Готовность причинять вред другим, следуя инструкциям авторитетного лица, показали исследования, которые точнее имитируют жизненные ситуации. Ученые просили участников задать разные тестовые вопросы предполагаемому кандидату на трудоустройство, который на самом деле был соучастником эксперимента¹⁴. Кандидата все время играл один человек – хорошо одетый мужчина около 30 лет. Ученые объяснили участникам, что они заинтересованы в том, чтобы проверить, как кандидаты будут вести себя под давлением. Поэтому исследователи хотели, чтобы участники изводили кандидатов, делая утверждения, которые оскорбляли их с каждым разом все сильнее и сильнее. «Если вы продолжите в таком духе, то вы провалитесь» или «Это работа слишком сложная для вас» – вот некоторые из них. Пока длилось «собеседование», кандидат настойчиво просил их прекратить, затем отказывался мириться с издевательствами и демонстрировал признаки сопротивления. В конечном счете, уже в отчаянии, прекращал отвечать на вопросы. В условиях, когда не было авторитетного лица, которое заставляло их продолжать, никто из участников не прошел все 15 заданий. Но когда экспериментатор настаивал, то 92 % прошли через все задания и вопросы из списка.

Чем объясняется эта тенденция подчиняться приказам «командира», даже когда это причиняет вред невинному человеку? Основополагающий фактор заключается в стремлении авторитетной личности взять на себя полную ответственность за любые негативные последствия. Это позволяет тому, кто подчиняется приказам, освободиться от чувства, что он совершает что-то плохое¹⁵.

Тенденция искать прощения постоянно прослеживается в реальных ситуациях: от американских солдат, которые жестоко обращались с заключенными в тюрьме Абу-Грейб в Ираке, до руководителей предприятий, которые занимались корпоративным мошенничеством¹⁶. Эксперименты демонстрируют, что люди, которые чувствуют себя менее ответственными за совершение вредных действий, с большей готовностью их совершают.

В заимствованном у Милгрэма эксперименте, участников проинформировали, что они несут ответственность за благополучие «ученика». Люди, которые чувствовали ответственность за свои действия, останавливали эксперимент раньше¹⁷. Они показали, что могут сильнее противостоять четким инструкциям делать это. Подробный анализ заявлений участников в последнем отчете эксперимента показал, что те, кто говорил, что несет ответственность за свои действия, более склонны противостоять приказам и прекращали использовать электрошок¹⁸.

Эти открытия говорят нам о том, что чувство меньшей ответственности усиливает тенденцию к участию в неподобающих действиях, но они не говорят нам, почему так происходит. Винят ли люди авторитетных лиц в действии по инструкции, чтобы избежать последствий своих злодеяний? Мы видим это на примере Нюрнбергского процесса, когда обвиняемые нацисты объясняли свои действия, как «мы просто следовали приказу». Или то, что мы следуем приказам, действительно меняет наше поведение на неврологическом уровне?

Патрик Хаггард, врач-невропатолог Университетского колледжа Лондона, придумал эксперимент, чтобы изучить этот вопрос¹⁹. Ученые набрали студентов для эксперимента и объяснили им, что этот опыт направлен на изучение взаимодействия людей друг с другом, когда им говорят, что делать, и как они проходят это испытание. Участников разбили на пары и попросили ударить партнера электрошоком – «больно, но терпимо». В одном случае, участникам говорили, что у них был выбор ударить их партнера или нет, и если они это делали, они могли получить небольшое вознаграждение. А в другом случае, экспериментатор участникам приказал наносить удары током.

Ученые отслеживали активность головного мозга участников с помощью электроэнцефалографии (ЭЭГ). Это позволяло им определить то, что ученые называют «Потенциал, связанный с событием», или ПСС, – очень маленькое напряжение, которое генерируются в мозге в ответ на различные сенсорные, двигательные или когнитивные события: изображение лица или неожиданность, как при получении сюрприза. Люди, которые свободно выбирают участвовать в действии, обычно показывают большие амплитуды ППС – большие мозговые волны²⁰. Ученые были заинтересованы в том, чтобы понять, будут ли люди, которые ударяли других током без приказа, демонстрировать большую амплитуду ППС, чем те, кто следовал приказам.

Сначала они подтвердили, что те, кто ударял током по собственной воле, чувствовали большую ответственность (87 %) чем те, кому приказывали так поступить (35 %). Когда ученые ознакомились с данными ППС, они обнаружили, что люди, которые добровольно ударяли током, в действительности показывали большую амплитуду ППС, чем те, которые работали под приказом. Что это нам говорит? Кажется, что люди, которых принуждали сделать что-то, что могло навредить другому, – те, кто «просто выполнял приказ», – ощущали свои действия не так активно, чем те, кто участвовал добровольно.

Более низкий уровень мозговой реакции свидетельствует о том, что если вы делаете то, что приказали, на неврологическом уровне это кажется менее значимым, чем если бы вы сами решили что-нибудь сделать. Это позволяет людям чувствовать себя менее ответственными за свои действия и таким образом с большей вероятностью участвовать в чем-то опасном и неправильном. Это также предполагает, что защита – «простое выполнение приказа» – может быть не просто стратегией, чтобы оправдать свое поведение. Когда человек причиняет вред кому-то согласно четким инструкциям авторитетного лица, их поведение в головном мозге представлено совсем по-другому.

Это абсолютно естественное поведение человека: искать виноватого, когда вы понимаете, что сделали что-то плохое. В конце концов, если это не ваша вина, вы можете убедить себя или, возможно, даже других, что в глубине души вы действительно хороший человек.

Мы только что увидели, что согласно некоторым данным нейронауки, люди, которые просто выполняют приказы, не оценивают свои действия так активно, как те, кто действует по своей воле. Психологи также обнаружили, что люди, которые начинают отождествлять себя с теми, кто отдает приказы, могут сознательно выбрать плохое поведение. Мы отчетливо видим это в случае харизматичных религиозных или политических лидеров.

Ученые Сент-Э́ндрюсского и Эксетерского Университетов провели исследования, чтобы оценить, как идентификация с человеком, отдающим приказы, повлияет на действия людей²¹. Они набрали людей, чтобы те ознакомились с учением Милгрэма и аналогичных экспериментов. Они должны были оценить, насколько участники тех исследований отождествляли себя с «экспериментатором» (человеком, который отдавал приказы) или с «учеником» (который получал удары). Они параллельно собрали группу экспертов (академиков психологии, которые уже были знакомы с учением Милгрэма) и новичков (студентов, у которых был только вводный курс по психологии, и они не знали ничего об этом опыте). Это было сделано специально на тот случай, если они вдруг разойдутся во мнениях (в итоге результаты были одинаковыми у обеих групп). Они просили людей в двух группах прочитать о первоначальных испытаниях и затем около 15 других вариантов, которые Милгрэм изучал на протяжении многих лет. Эти варианты усовершенствовали исследования важным образом.

В первом случае экспериментатор отдавал приказы ударять током по телефону, а не напрямую человеку. Во втором случае эксперимент проводился не в престижном Йельском Университете, а в обычном офисном здании.

Позже ученые определили, соотносятся ли эти оценки идентификации участников в различных вариантах с готовностью подчиняться приказам или же сопротивляться им. Влияет ли отождествление на повиновение? Одним словом, да.

Изменения, которые подтолкнули участников к тому, чтобы отождествлять себя с экспериментатором и рассматривать свои действия как ценный вклад в развитие научных знаний, привели их к тому, что они стали следовать приказам применять ток намного дольше. В одном из этих вариантов, ученик никогда не жаловался вслух, он только стучал кулаком по стене в знак протеста. Во втором случае экспериментатор вмешивался, чтобы отдать приказ и ускорить процесс.

Вариации, которые побуждали людей отождествлять себя с учеником, заставили участников сопротивляться гораздо раньше и более решительно. В одном из таких вариантов два других предполагаемых участника (по факту, соучастники) отказались продолжать применять ток. В другом случае два экспериментатора спорили о том, должен ли продолжать участник удары током. Эти открытия свидетельствуют о том, что люди могут вести себя плохо, когда они следуют приказам. И не только потому, что они чувствуют себя свободными от ответственности, но и потому, что готовы поверить в благую цель своих действий.

Это альтернативное объяснение позволяет получить представление о некоторых факторах, которые привели к разрушительной действенности политики нацистов. Люди не только смиренно выполняли приказы, но и в целом ряде случаев придерживались более широкого социального видения и миссии фашизма в целом. Они отождествляли себя с опасностью, о которой говорил Гитлер, разделяли его сильный патриотизм и ностальгию по простому прошлому, принимали его ненависть к чужакам и поддерживали его видение расово чистого общества.

Вопрос, почему некоторые люди ведут себя плохо, а другие нет, – это вообще не про хороших и плохих. Ситуативные факторы и вопросы самоидентификации гораздо важнее, чем мы могли себе представить²².

Муки нерешительности

Как мы уже увидели, большинство участников в первоначальном опыте Милгрэма согласились с тем, что усиливающиеся удары током были болезненными для невинных людей. Но что часто упускается из виду в этом эксперименте, так это то, что участникам было не просто подчиниться авторитету. Видеозаписи показывают, что многие участники сильно переживали о том, что делали, хоть и продолжали давать разряды. Милгрэм описал одного из этих обеспокоенных участников: «Я наблюдал зрелого и изначально уравновешенного бизнесмена, который входил в лабораторию улыбающимся и уверенным в себе. Через 20 минут он начал дергаться и заикаться. Было видно, что нервный срыв у него не за горами. Он постоянно трогал мочку уха и выкручивал себе руки. В какой-то момент он ударил кулаком по лбу и начал бормотать: «Боже, пусть все это закончится»²³. Этот человек, как и большинство, дошел до разряда в 450 вольт. Но он все еще не был монстром, который слепо подчинялся».

Участники исследования Милгрэма лицом к лицу столкнулись со сложной и необычной дилеммой. Они согласились участвовать в эксперименте, который должен был служить достижению научных целей, и доверяли экспериментатору, который отдавал приказы. Затем, когда уровень удара током вновь увеличился, и стало ясно, что они больше не применяют «мягкое наказание», им стало трудно отстраниться от происходящего. Многие участники в какой-то момент даже пытались сдаться. Они поворачивались к экспериментатору и спрашивали, что им делать. Они подталкивали экспериментатора проверить участника. Многие рано или поздно говорили «Я ухожу». Но они не уходили. Большинство участников на самом деле испытывали трудности с тем, чтобы просто встать и уйти.

Иными словами, они хотели поступить правильно и неоднократно пытались сделать это. Но так не смогли.

Так кто же те люди, которые успешно противостояли приказу авторитета? Милгрэм разделяет людей на две группы: «послушные» и «непослушные», но недавний анализ аудиозаписей опыта показал значительно больше нюансов²⁴. Много людей в обеих группах сопротивлялись приказам в той или иной форме. Некоторые мешкали с тем, чтобы ударить током, другие говорили о своем беспокойстве по поводу причинения вреда участникам, а третьи и вовсе пытались остановить эксперимент. Из «непослушных» участников, которые отказывались давать разряды, 98 % пытались остановиться еще на начальной стадии и говорили что-то вроде «Я больше не могу это делать» или «Я не буду это больше делать». Из группы «послушных», где люди использовали электрошок до самого конца, 19 % озвучивали нежелание продолжать.

Те, кто в конечном итоге ослушался экспериментатора, делали это по-разному. Участники, которые пытались обратиться к экспериментатору, дать отпор или даже бросить вызов, как правило, уходили. Это лишь говорит нам о том, что люди, которые хотели поступить правильно, часто не делают этого, так как им не хватает навыков и стратегий.

На протяжении всей книги я буду давать вам инструменты и стратегии правильного поведения. И когда придет время, и вы подумаете: «Я не могу больше этого делать» или «Я не буду больше этого делать», вы сможете следовать им до конца.

Постепенная эскалация

Еще одна причина, по которой нам часто приходится соглашаться, когда нас призывают сделать что-то неправильное, заключается в том, что ситуация постепенно становится все более экстремальной. Когда каждый маленький шаг – неправильный, он кажется незначительным. Поэтому совершить его легко. И потом, когда причиняемый вред становиться все больше, уже трудно изменить курс.

Это явление, известное как «постепенная эскалация», или постепенный рост событий, мешает распознать проблему и выпутаться из нее в начале процесса. Хорошим примером является Берни Мэдофф, финансист, который обманул людей на миллионы долларов через огромную схему Понци. Он рассказал, как начинал: «Это все начинается с того, что вы берете немного, может быть, несколько сотен или несколько тысяч. Вы привыкаете к этому и не успеваете оглянуться, как проблема нарастает, как снежный ком»²⁵. Другие виды неприемлемого поведения – от академического обмана до дедовщины и сексуальных домогательств в братствах – часто разыгрываются точно таким же образом.

Эмпирические исследования показывают, что мелкие проступки могут привести к тому, что люди окажутся на скользком пути; если им сойдет с рук что-то незначительное, то у них будет больше шансов совершить проступки серьезнее. Как только вы совершаете маленький, но неправильный поступок, вы должны оправдать его, сохранить позитивный взгляд на себя. Вы можете объяснить этот проступок тем, что не считаете его чем-то важным, но это отступление помогает вам оправдать более серьезные действия в будущем.

Чтобы проверить вероятность того, что совершение мелких нарушений ведет людей к более серьезным проступкам, ученые провели исследование. Они попросили студентов колледжа выполнять ряд математических задач в трех отдельных испытаниях²⁶. Они произвольно распредели студентов в одну из групп:

Группа 1: студенты получали по 2,5 доллара за каждый правильный ответ в каждом из трех испытаний.

Группа 2: студенты не получали деньги за первые 2 испытания, но получали по 2,5 доллара за каждый правильный ответ в третьем испытании.

Группа З: студентам сказали, что они будут зарабатывать 25 центов за каждый правильный ответ в первом испытании, 1 доллар во втором испытании, и 2 доллара за каждый правильный ответ в третьем.

После каждого испытания участникам давали ответы на вопросы, и просили проверить свою работу, а затем взять из конверта сумму, которая им причиталась. Не информируя участников, исследователи позже проверили, правильно ли студенты рассчитали сумму своих вознаграждений.

Вы можете предсказать, что произошло? Люди из третьей группы, с постепенным увеличением вознаграждения, обманывали больше всего – в два раза больше, чем в первой и второй группах. Для людей из третьей группы изначальная ложь была очень незначительной – они получили только четвертак, так что это не казалось чем-то серьезным. И как только они солгали в первом испытании, было легко делать это и в последующих, в которых вознаграждение было больше.

Случаи корпоративного мошенничества зачастую начинаются аналогичным образом, когда мелкие акты неэтичного поведения приводят к более существенным и преступным деяниям.

Руководители, признанные виновными в бухгалтерских махинациях, часто описывают схему действий, но не могут точно вспомнить, когда это началось²⁷. Алгоритм дедовщины в сообществах также часто следует схеме постепенного возрастания: небольшие требования, такие как уборка автомобиля, приводят к серьезным действиям, как принудительное употребление алкоголя или даже избиения.

Итак, мы видим, что совершение мелких проступков может облегчить людям участие в крупных нарушениях, потому что они пытаются оправдать свое поведение. Но другое объяснение заключается в том, что люди изначально испытывают неприятное физиологическое возбуждение, когда участвуют в чем-то плохом. Они признают, что это неправильно, но со временем адаптируются и больше не испытывают такой реакции. В поддержку этой теории было продемонстрировано, что люди показывают более низкий уровень активации миндалевидного тела – части мозга, которая вырабатывает эмоции, – после многократного просмотра негативных образов (насилия, смерти, гнева и так далее)²⁸.

Исследователи в Университетском колледже Лондона и Университете Дьюка хотели проверить, приведет ли участие в мелких проступках к уменьшению активности мозга²⁹. Исследователи использовали МРТ-сканеры для мониторинга человеческого мозга, пока испытуемые выполняли ряд оценочных заданий с партнером (фактически сообщником), где нужно было угадать, сколько монет в банке. В одном случае им сказали, что они с партнером получат самое большое вознаграждение, если угадают наиболее точное число. В другом случае, что они получат самую большую награду, если сознательно солгут или недооценят количество монет, но их партнер получит меньше денег. Этот эксперимент позволяет исследователям измерить, как будет реагировать мозг, когда люди дают намеренно неточные подсчеты.

В первоначальных испытаниях, в которых люди намеренно сообщали неверные данные, миндалевидное тело дало сильный ответ, указывающий на то, что человек знал, что говорит неправду, и чувствовал себя виноватым. Но с течением времени, при повторных испытаниях, уровень активности миндалины существенно снизился, что говорит об ослаблении нервной реакции. Таким образом, когда мы начинаем понемногу врать, наш мозг становится менее восприимчивым к негативным эмоциям. Это эмоции обычно возникают, когда мы делаем что-то неправильное, что, в свою очередь, позволяет все легче совершать плохие действия в будущем.

Эти исследования также показали, что чем ниже активность миндалевидного тела в одном испытании, тем больше вероятность того, что человек будет лгать, и возможно, даже сильнее, в последующих испытаниях. Опыт показал, что нейронные реакции уменьшаются в ответ на повторяющуюся ложь. Миндалевидное тело изначально сильно реагирует на действия, которые, как нам кажется, неправильные, но эта реакция ослабевает после плохого поведения, которое повторяется. «Когда мы лжем ради личной выгоды, – объяснил один из авторов исследования, – наше миндалевидное тело вызывает негативное чувство, которое ограничивает степень нашей лжи. Однако, по мере того как мы продолжаем лгать, эта реакция ослабевает, и чем она слабее, тем больше становится наша ложь. Это может привести к «скользкому пути», где мелкая ложь перерастает в более значительную»³⁰.

Мы уже знаем, что хорошие люди обычно не стремятся ввязываться во что-то плохое и подозрительное. Но это исследование показывает, что если по каким-то причинам люди начинают совершать первые безнравственные шаги, с каждым разом им все легче следовать этому пути.

Этот вывод помогает объяснить очень высокие показатели повиновения в исследовании Милгрэма, которое началось с очень небольших ударов током. Большинство людей сначала чувствовали себя в порядке, выполняя просьбу экспериментатора. Они продолжали делать это много раз, пока требования авторитета не стали резко расти³¹. Сначала они давали ток объемом 15 вольт, потом 30, а потом 45, и все это казалось несущественным. Люди думали, что делают это в интересах науки и что они помогают уважаемым профессорам определять взаимосвязь между наказанием и обучением. Но эта постепенная эскалация интенсивности означала, что им было непросто оправдать свое решение прекратить воздействие током на подопытного в дальнейшем. И по мере того, как они продолжали использовать электрошок, их физиологические и неврологические реакции ослабевали. Большинство людей не хотели бы давать 450-вольтовый шок, отмеченный как ХХХ (очень опасный), даже если это будет им приказано. Но если это нормально – дать удар в 100 вольт, что делает ненормальным давать удар в 115 вольт? Как решить, когда остановиться?

Но есть и хорошие новости: некоторые люди решили остановиться. И понимание того, что позволило им сопротивляться, может помочь людям противостоять любому социальному давлению. Изучение аудиозаписей эксперимента выявило определенные факторы, которые позволили некоторым участникам не подчиниться приказам. Оказывается, чем скорее человек начинал обсуждать приказы вслух, тем больше была вероятность того, что он в конечном итоге ослушается³². Тем, кто ставил под сомнение приказы, было труднее обосновать себе то, что они делали.

Во всех вариантах исследований Милгрэма, участники переставали подчиняться приказам при достижении отметки в 150 вольт³³. Что уникального в этом уровне напряжения? Это был первый раз, когда жертва сама попросила об освобождении. Эта просьба изменила динамику взаимодействия. Те, кто ослушался приказа, по-видимому, отдавали предпочтение нежеланию жертвы продолжать эксперимент, а не инструкциям экспериментатора.

Участники, которые бросили вызов авторитету исследований Милгрэма, были обычными людьми, которые решили обдумать то, что им было предложено сделать. Так чем же именно они отличались от других участников? И можем ли мы чему-то у них научиться?

Осознание молчания и бездействия

До сих пор я фокусировалась на примерах хороших людей, которые совершают плохие поступки, и на некоторых ситуативных факторах, которые способствуют этому. Эти факторы могут оказывать влияние на нас, а значит, важно разработать стратегии сопротивления.

К примеру, исследователи обнаружили, что люди, понимающие как важно оспаривать приказы авторитетных лиц или сопротивляться их давлению, с наименьшей вероятностью могут стать жертвами этих сил.

Я начала эту главу, описывая сексуальное насилие двух старшеклассников над девочкой-подростком. Вот более полная картина инцидента. Двое студентов, которых признали виновными, были далеко не единственными, кто фигурировал в этом деле. Схватив за запястья и лодыжки, два других студента несли девушку, которая была без сознания. Также еще несколько человек сфотографировали ее голой и без сознания; они делились этими изображениями с другими и даже выложили их в Twitter, Facebook и Youtube. Ни один студент не попытался помочь ей: вмешаться, чтобы остановить нападение или хотя бы позвонить в 911.

Очевидно, что два студента, которые изнасиловали девушку, совершили нечто ужасное. Но также очевидно, что у других было право вмешаться любым образом, но они просто решили этого не делать. В какой-то степени их бездействие позволило произойти изнасилованию.

К сожалению, как и исторические, так и современные примеры показывают, что очень мало людей готовы препятствовать активным действиям, даже в ситуациях, когда происходит что-то явно плохое.

Шеррилин Ифилл, автор книги о последствиях линчевания, напоминает нам о том, что самосуды над афроамериканцами в Соединенных Штатах Америки часто проводились на публичной площади³⁴. Конечно, не все за этим наблюдали. А те, кто смотрел, вероятно, были в ужасе, но очень немногие пытались вмешаться.

Примеры недостойного поведения тех, кто игнорирует происходящее, сегодня столь же распространены, как и тогда. Почему люди не позвонили в 911, когда девятнадцатилетний студент упал с лестницы после издевательств в Университете штата Пенсильвании? Почему так много лидеров республиканской партии игнорируют оскорбительные замечания президента Трампа, когда он называет мексиканцев насильниками и убийцами? Почему католическая церковь решила защищать священников, которые приставали к детям? Почему так много людей – от тренеров и администраторов Университета штата Мичиган до официальных лиц Американской спортивной федерации гимнастики – не реагируют на информацию о том, что Ларри Нассар годами домогался молодых гимнасток? Во всех этих примерах только единицы по-настоящему виновны, но другие не сделали ничего, чтобы остановить их.

Самый большой фактор, который поощряет плохое поведение, это не столько отдельные «паршивые овцы», сколько неспособность хороших людей противостоять и поступать правильно. Мартин Лютер Кинг Младший в своей речи в 1959 году отметил это следующим образом: «В конце всего мы будем помнить не оскорбления наших врагов, а молчание друзей»³⁵.

Но вот некоторые обнадеживающие новости: понимание факторов, которые часто заставляют хороших людей хранить молчание и ничего не делать, может предоставить нам инструменты, чтобы побудить нас к действиям. В следующей главе мы увидим, что можем признать плохое поведение, но не чувствовать за него ответственности и надеяться, что другие помогут ее избежать. Или мы можем ошибочно оценивать двусмысленное поведение как плохое, как мы увидим в главе З.

Мы можем подумать, что наше вмешательство слишком дорого нам обойдется, как описано в главе 4. Но возможно, самым важным является то, что мы можем бояться личных, профессиональных или социальных последствий, когда противостоим членам нашей собственной социальной группы, о чем говорится в главе 5. Но мы сможем изменить это, если будем знать, как поступать.

Глава 2
Кто несет ответственность?

9 апреля 2017 года Дэвида Дао, 69-летнего врача, принудительно сняли с рейса авиакомпании United Airlines после того, как он отказался уступить свое место на переполненном рейсе. Три сотрудника службы безопасности оттащили его вниз по проходу самолета и заодно ударили головой о подлокотник так сильно, что он потерял сознание. Дао получил сотрясение мозга, сломал нос и потерял два зуба.

Этот инцидент вызвал большой резонанс, поскольку многие пассажиры засняли этот инцидент и разместили видео в социальных сетях. Многие люди, которые слышали историю и видели видео, обратили внимание на плохое обращение с Дао. Но зрители проигнорировали то, что сразу же поразило меня: самолет, полный безмолвных пассажиров. Эти пассажиры ясно понимали, что происходит: многие из них вытащили свои смартфоны и снимали происходящее, а после громко выразили свое возмущение в социальных сетях. Тогда только одна женщина кричала: «Что вы делаете»? Никто не обратился к сотрудникам полиции и не вмешался, чтобы остановить явно недопустимое поведение.

В какой-то степени это вряд ли удивительно. Как показали многочисленные исследования, мы менее склонны вмешиваться, когда вокруг другие люди. Мы предполагаем, что они сделают что-то, а нам не придется. Парадоксально, что эта тенденция, которую психологи называют «размытие ответственности», означает, что вероятность того, что жертва получит помощь, зависит от числа присутствующих. Психологи называют это явление «эффектом свидетеля». Однако, как мы увидим в конце этой главы, это не строгое правило; иногда люди в группах могут вырваться из роли наблюдателя. Какие факторы влияют на «эффект свидетеля»? Как присутствие других людей влияет на нашу реакцию в чрезвычайной ситуации? И что объясняет способность некоторых людей, по крайней мере, в некоторых ситуациях, вести себя по-другому? Противостоять всем, даже в присутствии остальных?

Как появился «эффект свидетеля»?

Исследования на тему бездействия свидетелей начались после одного известного случая, произошедшего в Куинсе в 1964 году. Молодая женщина по имени Китти Дженовезе была убита возле своего дома. Газета The New York Times расследовала ее убийство и опубликовала статью, представляющую собой обвинительный акт в отношении городской жизни и демонстрации ее бесчеловечного влияния³⁶. В статье рассказывается о событиях той ночи и утверждается, что тридцать восемь свидетелей видели или слышали нападение, но ни один из них не пришел на помощь Китти и не вызвал полицию. Более поздние исследования выявили некоторые неточности в этой истории, но дело спровоцировало целый ряд исследований психологического явления, который называется «эффект свидетеля»³⁷.

В одном из самых ранних исследований, Джон Дарли из Нью-Йоркского университета и Биб Латане из Колумбийского, создали реалистичную чрезвычайную ситуацию в экспериментальных условиях, чтобы оценить, как присутствие других людей повлияет на ответы участников³⁸. Вопрос, который они задали, был следующим: «Будут ли люди вести себя по-другому, когда только они несут ответственность за оказание помощи, а не тогда, когда считают, что есть другие, кто тоже сможет помочь?»

Всех участников, которые были студентами разных колледжей, проинформировали, что в рамках исследования изучаются общие проблемы личного характера, с которыми сталкиваются учащиеся. В целях конфиденциальности, каждый участник должен был находиться в отдельной комнате, и экспериментаторы не должны слушать их беседу. Каждый участник был направлен в одну из небольших комнат, подсоединенных к единому переговорному устройству, и ему было поручено использовать эту систему связи с пятью другими участниками. Затем ученые попросили каждого представиться. Один из участников, Джон (сообщник ученых), упомянул, что у него были проблемы с эпилептическими припадками, которые иногда могут быть вызваны стрессом. Он предупредил, что если вдруг он начнет невнятно произносить слова, то очень важно, чтобы кто-то обратился за помощью.

Затем исследователи рассказали о ключевом моменте этого исследования. Половине участников сказали, что все члены группы могут услышать других участников беседы с помощью переговорного устройства. Другой половине сказали, что аппарат связи у Джона был неисправен и что они единственные, кто мог слышать то, что он говорил, поэтому должны повторить все его слова для группы. Как вы, вероятно, догадываетесь, через несколько минут после начала разговора речь Джона стала невнятной, и он попросил о помощи. Кто пришел помочь ему? Для начала, хорошие новости: 85 % участников, которым сказали, что они единственные, кто слышит Джона, немедленно вышли из комнаты, чтобы позвать на помощь. (Интересно, о чем думали остальные 15 %.) Эти люди, по всей видимости, верили, что они единственные, кто знал, что Джон был в шаге от приступа, поэтому чувствовали ответственность и знали, что им нужно действовать.

Но плохая новость заключается в том, что среди тех, кому сказали, что все могут слышать Джона, реакция была значительно ниже. Из участников, которые считали, что четверо других людей могут слышать Джона, только 31 % покинули комнату в течение шести минут. Остальные, должно быть, думали, что кто-то другой окажет помощь, и не чувствовали ответственности за то, что не сделали это сами. Исследование Дарли и Латане было разработано для создания экспериментальной модели, имитирующей события, которые происходят в реальном мире, когда прохожие сталкиваются с чрезвычайной ситуацией. Они знают, что окружающие в курсе событий, но не знают, как реагировать. Они обнаружили, что люди с большей вероятностью помогут, если чрезвычайная ситуация произойдет в присутствии лишь одного человека, кто понимает всю ответственность по принятию мер, чем если бы ситуация произошла в присутствии группы людей. В таком случае каждый человек, скорее всего, будет ждать, пока кто-нибудь другой не сделает первый шаг.

Но наиболее интересный вывод этого исследования заключался в том, что хотя большинство людей в коллективе не обращались за помощью, они также не соответствовали стереотипу бессердечного прохожего, который игнорирует чрезвычайную ситуацию. Когда экспериментатор входил в комнату в конце опыта, многие участники выражали свою обеспокоенность по поводу Джона, спрашивая, все ли в порядке и позаботятся ли о нем. Они также проявляли признаки физического возбуждения, такие как потливость и дрожание рук. Если они были так обеспокоены, почему ничего не сделали? Дарли и Латане утверждали, что участники, которые не оказали помощь, не приняли окончательного решения, что не помогут. Напротив, они, казалось, находились в состоянии нерешительности. Участники группы, возможно, перебирали различные варианты в своих мыслях, пытаясь решить, что делать. Поскольку им не нужно было действовать, они, вероятно, задумывались о причинах бездействия. Возможно, кто-то другой уже оказал помощь, и в этом случае их собственные действия создадут лишь неразбериху. Возможно, обращение за помощью было бы чрезмерной реакцией, и им было неловко. Возможно, выход из комнаты каким-то образом испортил бы эксперимент. Те люди, кто был в комнате по одному, не размышляли, поскольку понимали, что они единственные, кто может помочь. В результате их ответственность была очевидной.

Это открытие показало, что люди с гораздо меньшей вероятностью будут помогать, когда находятся в группе. Это неоднократно демонстрировалось на реальных примерах. Вот несколько из них:

• Группа подростков в Коко, штат Флорида, видела, как человек тонул в пруду. Никто не пытался помочь или позвать на помощь³⁹.

• Студент Университета штата Флорида потерял сознание после того, как выпил много бурбона. Его положили на диван. Он лежал без сознания, когда члены братства продолжали пить, веселиться и играть в бильярд рядом с ним. Он был найден мертвым на следующее утро⁴⁰.

• Мужчина пытался сорвать хиджаб с головы мусульманки в переполненном торговом квартале Лондона. Несколько покупателей наблюдали за нападением, но никто не вызвался помочь⁴¹.

• Двухлетнюю девочку в Китае сбила машина. Больше семи минут она лежала, истекая кровью, в то время как по меньшей мере 18 человек прошли мимо нее⁴².

• В Индии женщина была изнасилована средь бела дня. Многие люди прошли мимо, пока продолжалось нападение, и ничего не сделали, чтобы остановить насильника⁴³.

Во всех этих случаях случайные прохожие могли и, пожалуй, должны были оказать помощь.

Мы видим тенденцию к групповому бездействию даже у маленьких детей. Мария Плетнер из Института эволюционной антропологии Макса Планка с группой коллег разработали исследование, чтобы проверить, восприимчивы ли маленькие дети к «эффекту свидетеля» и понять, какие факторы определяют их поведение⁴⁴. В этом исследовании, пятилетним детям предложили нарисовать картинку, а затем им преподнесли ситуацию, в которой экспериментатор нуждался в их помощи. Экспериментатором выступала сама Мария. Для того чтобы проверить, влияет ли на вероятность оказания помощи ребенком «размытие ответственности» или социальные факторы (неуверенность в том, что ситуация требует помощи, или стеснение перед другими), исследователи установили три условия:

1. Ребенок был один;

2. Ребенок был в группе с двумя другими детьми, которые были физически способными помочь (состояние свидетеля);

3. Ребенок был в группе с двумя другими детьми, которые физически не могли помочь (состояние, недоступное для свидетеля), потому что они сидели за низкой стеной.

При этом детям, которые подверглись тестированию, заранее было сказано, что они не должны помогать экспериментатору. Спустя тридцать секунд, как ребенок начал рисовать, Мария «случайно» опрокинула стакан воды, разлив его на пол. Она ясно дала понять, что расстроилась, тяжело вздохнула и сказала «упс». Мария начала показывать на бумажные полотенца, которые лежали на полу перед ребенком. Но дотянуться он до них не мог. Экспериментатор должен был определить, как быстро подойдет какой-нибудь ребенок (если вообще подойдет) помочь ей вытереть воду.

Исследователи обнаружили, что дети, которые были наедине с экспериментатором, были более склонны помогать и делали это гораздо быстрее, чем те, которые были в группе с другими детьми, которые также были способны помочь. Это типичный вывод из исследований вмешательства посторонних, который проводился с взрослыми. Но что же произошло в третьем случае, когда дети были в группе с другими детьми, которые были не способны помочь? Эти дети помогали так же охотно и быстро, как и дети, которые были одни.

Чтобы основательнее понять динамику игры, ученая кратко поговорила с каждым ребенком в конце исследования. Она спрашивала их, действительно ли экспериментатор нуждался в помощи, кто должен был ему помогать; как они понимали, кто должен был помогать, и знали ли они, как помочь экспериментатору.

Во всех трех случаях большинство детей признали, что должны были помочь. Но дети не чувствовали равной ответственности за оказание такой помощи: 53 % детей как из первой, так и из второй группы, сообщили, что помогать было их задачей, по сравнению только с 12 % детей, которые были в группе с другими возможными помощниками. Исследователи также обнаружили разницу в детских отчетах о том, знали ли они, как помочь. Почти половина – 47 % детей, находившихся в роли свидетеля, сообщили о том, что они не знали, как помочь, в противовес только 10 % тех детей, кто был один, и 0 % из детей, находившихся в третьей группе. Учитывая, что необходимая помощь была довольно простой – подать экспериментатору бумажные полотенца, – кажется вероятным, что дети, которые сказали, что не знают, как помочь, пытались объяснить свое бездействие исследователю и/или себе. Даже эти пятилетние дети, похоже, поняли, что им следовало бы оказать помощь и постараться найти способ оправдать свое поведение.

«Дети в нашем исследовании помогали очень активно только тогда, когда на них явно лежала ответственность, – заключила Плетнер. – Выводы свидетельствуют о том, что дети этого возраста учитывают вес ответственности, когда принимают решение помочь»⁴⁵. Но когда были и другие участники, которые могли бы также оказать помощь, дети были вполне готовы сидеть сложа руки и ждать, когда вместо них помогут другие. Исследование показало, что дети младшего возраста, безусловно, готовы помочь, когда они чувствуют ответственность.

Как известно любому родителю нескольких детей, они часто пренебрегают ответственностью, когда есть другие потенциальные помощники. Каждый ребенок значительно больше готов помогать, когда больше некому. В конце концов, зачем подметать стекло от разбитого стакана, если ваш брат может сделать это?

Опасности социального расслабления

Неспособность действовать в чрезвычайных ситуациях, когда мы находимся в окружении людей, связана с популярной тенденцией к сокращению наших усилий, когда мы считаем, что наши действия – или их отсутствие – будут менее заметны.

Эта тенденция к сведению участия к минимуму, когда мы разделяем ответственность с другими, известна как «социальное расслабление»⁴⁶. Оно проявляется в различных ситуациях: от школьных занятий до работы и политической арены. Это объясняет, почему так много студентов в колледжах ненавидят групповые проекты: они боятся, что им придется делать всю работу, не получая за нее похвалы, в то время как другие студенты расслабляются. Это также объясняет, почему рестораны часто взимают обязательную плату за обслуживание групп от шести и более человек.

Предоставленные самим себе люди в большой компании, как правило, оставляют плохие чаевые, полагая, что их вклад не будет замечен, а другие компенсируют, оставив больше⁴⁷.

Другими словами, люди как минимум не хотят участвовать в общественной жизни. Они верят, что могут спрятаться в толпе, и отсутствие усилий останется для всех незамеченным.

Социальное расслабление особенно вероятно в тех случаях, когда наше участие неясно или неизмеримо. Исследователи в Университете Пердью обнаружили, что пловцы колледжей в эстафетной команде плавали быстрее, когда объявляли их индивидуальное время, чем общее время эстафеты⁴⁸. Аналогичным образом, когда их попросили хлопать или подбадривать «так громко, как они могут», люди прикладывали гораздо больше усилий, когда делали это поодиночке, чем в группе (и недостаток их усилий не очевиден)⁴⁹. Этот недостаток усилий не ограничивается физическими действиями. Люди, которые ощущали себя частью группы, в последствие жертвовали меньше на благотворительность, чем те, кто идентифицировал себя как отдельную личность⁵⁰. Социальное расслабление также объясняет, почему так мало людей голосуют на выборах, даже если у них сильные политические взгляды.

Хотя примеры, которые я приводила, весьма незначительны, тенденция верить, что другие возьмут ответственность на себя, может иметь существенные последствия в работе. Исследователи в Берлинском технологическом институте провели исследование, в ходе которого участников попросили контролировать и проверять автоматизированную систему на химическом заводе, чтобы убедиться, что она работает должным образом⁵¹. Предполагается, что наличие нескольких людей, контролирующих одну и ту же машину, увеличивает вероятность обнаружения проблемы – ведь две пары глаз лучше, чем одна? Теория гласит, что постановка одной и той же задачи нескольким людям даст лучшие результаты. Но она игнорирует фундаментальные исследования, которые показывают, что люди склонны уклоняться от работы над групповыми задачами. Исследование по мониторингу завода подтвердило эту истину. Было установлено, что люди, работающие с партнером, выполняли значительно меньше проверок, чем те, что работали в одиночку. Люди, которые работали с партнером, обнаружили только около 66 % сбоев в автоматизации. Те, кто работал в одиночку, обнаружили почти 90 %. Результаты коллективной работы были значительно хуже, чем результаты участников, которые работали в одиночку.

Но в исследованиях социального расслабления еще предстоит рассмотреть важный вопрос: почему люди предпочитают прилагать меньше усилий в условиях коллектива? Один из вариантов заключается в том, что они оправдывают свое недостаточное усилие. Некоторые оставляют маленькие чаевые, обосновывая это тем, что другие в их компании заказали более дорогую еду или просто имеют больший достаток. Другое предположение заключается в том, что люди на самом деле ощущают меньше контроля над исходом ситуации, когда находятся в группе. Именно мнимый недостаток контроля в итоге заставляет их прилагать меньше усилий.

Чтобы проверить эту теорию о недостатке контроля, исследователи Университетского колледжа Лондона пригласили людей выполнить несколько рискованное задание либо самостоятельно, либо с партнером⁵². Участники исследования начали с определенного числа очков, которые будут переведены в валюту в конце эксперимента. Они должны были следить, чтобы стеклянный шарик не упал с наклонной панели. Они могут в любое время нажать кнопку, чтобы остановить этот шарик (эксперимент был виртуальный, создан на компьютере). Чем дальше продвигался шарик, тем меньше очков вычиталось. Это заставляло участников внимательно следить за шариком. Но если шарик упадет на пол, участники потеряют очки. При игре с предполагаемым партнером (в данном случае с заранее запрограммированным компьютером), если участник останавливал шарик, то терял очки, но его партнер не терял ни одного; если партнер останавливал шарик, партнер терял очки, но участник не терял ни одного. Исследование было разработано для того, чтобы установить различие систем подсчета в зависимости от того, играет ли участник один или с партнером. Участники, играющие в одиночку, просто должны решить, на какой риск они готовы пойти. Те, кто играет с партнером, также должны принимать во внимание риск, с которым партнер будет мириться.

Исследователи оценили три различных аспекта поведения: факт и время остановки шарика, как сильно участники контролировали свои эмоции по результату опыта, и как реагировал их мозг. Они использовали электроэнцефалографию для измерения активности, связанной с событием (ПСС), которые являются типами мозговых волн. Конкретный элемент ПСС, в котором они были заинтересованы, называется оценкой, связанной с негативностью (ОСН). Масштаб реакции ОСН показал, насколько люди могут контролировать результаты своих действий. Реакция ОСН слабее, когда люди работают вместе над групповой задачей, и сильнее когда они работают в одиночку. Это, вероятно, происходит потому, что люди чувствуют меньший контроль над конечным результатом, когда работают в группе⁵³. Чем больше вовлеченность других людей в задачу, тем слабее реакция ОСН. В рамках эксперимента со стеклянным шариком реакцию ОСН измеряли, когда участники узнали, сколько очков они потеряли в каждом испытании и столкнулись с последствиями сделанного ими выбора. Когда исследователи проанализировали все результаты, они обнаружили, что люди останавливали шарик в среднем немного позже, когда играли с партнером, чем когда играли в одиночку. В этом есть смысл: если бы их партнер остановил шарик, участник не потерял бы очков. Таким образом, они были готовы ждать до последней минуты, чтобы убедиться, что партнер будет действовать первым.

Люди, которые играли с партнером, чувствовали, что в меньшей степени контролировали результат. Этот вывод тоже обоснован: те, кто играл в одиночку, полностью контролировали момент, когда шарик остановится, в то время как те, кто играл с партнером, должны были думать о том, что он в любой момент может остановить шарик. Анализ нейронной активности обеспечил дополнительные доказательства того, что работа с другими людьми снижает чувство контроля. В соответствии с предыдущими исследованиями, показатель ОСН был ниже, когда люди играли с партнером, чем когда они были одни. В этом сценарии, как и во многих других ситуациях реальной жизни, участники в меньшей степени контролируют свои действия, когда они с партнером, даже если у них есть возможность действовать в любое время.

Это исследование существенно расширило ранее проделанную работу по вопросу о размывании ответственности. Она показала, что люди, работающие с партнером, склонны по-разному анализировать и ощущать последствия своих действий. Об этом свидетельствуют как и субъективные оценки самих участников о проделанной работе, так и объективные оценки с помощью данных ЭЭГ (электроэнцефалография). Люди считают себя менее ответственными за результаты своих действий, если работают в паре, чем если бы они выполняли задачу в одиночку. Когда мы работаем с другими, кажется, что наше чувство контроля над действиями и их последствиями уменьшается, в то же время уменьшая наше чувство необходимости срочно что-то сделать.

Преодоление эффекта свидетеля

До сих пор я описывала исследования, которые помогают объяснить естественную тенденцию человека бездействовать, когда он находится в группе (особенно если окружающие тоже ничего не предпринимают). Хорошая новость заключается в том, что бездействие не является неизбежным, такую тенденцию можно преодолеть. Оказывается, что осознание факторов, которые способствуют нашей активности, может позволить действовать даже тогда, когда другие не делают этого, особенно когда это трудно.

Вопросы общественного самосознания

Хотя большинство из нас становятся социально неактивными, находясь в группе, на это остается меньше шансов, если знать, что за нами наблюдают. Нам нравится думать о себе, как о хороших людях, которые обычно поступают правильно с моральной точки зрения. Желание казаться хорошим усиливается, когда мы знаем, что другие люди оценивают наше поведение. Исследование, проведенное Марко ван Боммелем в Амстердамском университете, показало, что даже небольшие сигналы, которые повышают наше общественное самосознание, могут увеличить усилия в группе. Существует несколько способов повышения такого самосознания.

В одном эксперименте исследователи создали онлайн-чат и сказали участникам, что изучают онлайн-общение⁵⁴. Студенты заходили в чат, где им показали некоторые грустные сообщения, которые якобы разместили другие люди в чате. Одно сообщение было от больного анорексией. Другое – от кого-то, чей партнер болен раком. А в третьем сообщении человек выразил желание совершить самоубийство. Участники могли бы ответить на сообщения и морально поддержать кого-то из них, однако им сказали, что они сами должны решить, делать это или нет.

В первой версии этого исследования каждый человек мог видеть свое имя на экране, а также имя других участников чата. Все имена были выделены черным. В некоторых случаях в чат заходили еще 30 человек, в других – они были единственными, кто регистрировался. Результаты были такие же, как и у предыдущих исследований по вопросу о размывании ответственности. Участники реже отвечали на сообщения, когда думали, что в чате зарегистрировались много людей, чем когда считали, что были там одни.

Во второй версии исследования, ученые пытались повысить чувство общественного самосознания. Теперь имя участника было выделено красным, в то время как остальные были черными. Это простое изменение поменяло привычные выводы: внезапно участники стали чаще писать ответ, когда в чате было много людей, чем когда они были одни. Почему это, казалось бы, небольшое изменение так поменяло ситуацию?

Когда мы хорошо знаем, что наша личность известна другим членам группы, мы не хотим выглядеть как придурки, не реагирующие на тех, кому нужна помощь. Мы считаем, что если не поможем, то будем выглядеть плохо в глазах окружающих.

Это вызвано теми же психологическими факторами, которые способны понижать эффективность наших усилий, когда мы действуем в условиях группы. Например, когда мы не хотим выглядеть дураками, выполняя всю работу над групповым проектом, или давать больше на чай, чтобы компенсировать мизерные чаевые других. Эти факторы могут помочь нам быть более учтивыми, если мы считаем, что если не сделаем этого, то будем выглядеть плохо.

Исследователи повторили этот эксперимент, но использовали иной подход к привлечению внимания общественности к самим себе. В этот раз, в начале эксперимента половину людей попросили убедиться, что индикатор их веб-камеры включен, хотя камера должна была использоваться только во второй части опыта. Другим ничего о веб-камере не сказали. Те, кому не сообщили о веб-камере, вряд ли отвечали бы, если бы в чате было больше людей. Но для тех, чье общественное самосознание имело ярко выраженный характер (те, кто проверили камеру), большое количество участников приводило к большему количеству ответов.

Это исследование дает нам ценную информацию о том, откуда возникает «эффект свидетеля», и что мы можем сделать, чтобы преодолеть его воздействие. В больших группах мы часто чувствуем, что можем попросту спрятаться в толпе. Нам не нужно предпринимать усилий, чтобы сделать шаг вперед, поскольку никто не заметит нашего бездействия. Но когда мы осознаем, что другие заметят наши действия или их отсутствие, мы действительно помогаем, потому что хотим произвести хорошее впечатление. В действительности, люди чаще помогают в чрезвычайной ситуации, когда находятся перед большой толпой людей, в частности своих друзей⁵⁵. Почему? По всей вероятности, потому, что мы хотим хорошо выглядеть перед нашими друзьями. Находясь в толпе, мы не всегда отказываемся помогать; это происходит только тогда, когда толпа обеспечивает нам полную анонимность. Поскольку мы заботимся о своей репутации в обществе, то более склонны помогать, когда находимся в большей группе людей, чем в меньшей, когда все знают, кто мы.

Это знание особенно полезно, когда речь заходит о групповом поведении в колледже или на работе, где люди, как правило, окружены друзьями и коллегами. Оказывается, что студенты и коллеги могут подтолкнуть себя к совместной деятельности, по крайней мере в тех случаях, когда предоставление помощи не подразумевает вмешательство в деятельность каждого по отдельности. (Мы вернемся к этому в главе 5.)

Вопросы ответственности

Еще один фактор, который влияет на социальное расслабление, заключается в следующем: «Считаете ли вы, что ваши усилия что-то изменят?»⁵⁶

Если вы действуете, будет ли это иметь значение? Люди, которым предлагают выполнить трудную задачу, которую, по их мнению, они могут выполнить лучше, чем другие, обычно не отступают, даже если их результат не будет оценен. В этом случае они считают, что могут внести уникальный и важный вклад в успех всей группы. Исследователи также обнаружили, что люди быстрее идут на помощь в чрезвычайной ситуации в присутствии детей, которые, скорее всего, не способны помочь, чем когда находятся в присутствии взрослых⁵⁷. Это правда, даже если они не знают этих детей и не думают о том, чтобы подать хороший пример. Это также позволяет объяснить, почему лица, прошедшие специализированную подготовку, чаще помогают в чрезвычайных ситуациях. Они не поддаются нормальному чувству размывания ответственности. На самом деле те, кто обладает какими-то специальными навыками (врачи, медсестры, солдаты или пожарные-добровольцы), чувствуют себя более ответственными за действия. И действуют. В рамках одного исследования ученые нанимали студентов по программе медицинского ухода и общего образования. Им сказали, что они будут участвовать в простом анкетировании⁵⁸. Половину студентов поместили в отдельную комнату для работы над этим опросником; остальные были в комнате с другим студентом (который на самом деле был сообщником ученых). Во время работы они услышали, как человек за пределами комнаты упал с лестницы и закричал от боли.

Студенты, которые отвечали на вопросы в одиночку, с большей вероятностью могли помочь, чем те, кто был с другим человеком. Именно это предполагает предыдущее исследование размытия ответственности в группе. Однако доля студентов-медиков, которые помогали, была одинаковой независимо от того, были они одни или нет. Это не значит, что студенты-медики более милые люди, хотя, возможно, иногда они и такие. Это лишь отражает тот факт, что они знали, что делать, и поэтому они чувствовали большую ответственность, принимая меры. Люди также чувствуют большую ответственность, когда вместо специальных навыков они обладают авторитетом. Участники исследований, которых назначали лидерами группы, с большей вероятностью помогали студенту, который, по всей видимости, подавился, чем те, кто не имел руководящей роли. Произвольное назначение на роль руководителя сокращает классическое размывание ответственности, которое происходит в условиях группы. В некоторых случаях человек, который обладает специальными знаниями, не является авторитетом. Но даже при этом раскладе он может взять на себя ответственность. Во время моего выпускного года в колледже я сидела в классе на четвертом этаже здания, когда комната вдруг начала качаться из стороны в сторону. Только что произошло землетрясение Лома-Приета в Северной Калифорнии в 1989 году. Все студенты обратились к руководству (профессору), чтобы решить, что делать. Ее ответ был не таким, как мы все ожидали. Она схватила край стола и закричала: «Я из Нью-Йорка!»⁵⁹

Ее заявление четко указывало на то, что она понятия не имеет, что делать. Затем другой студент закричал: «Я из Калифорнии», чем вызвал к себе доверие в этой чрезвычайной ситуации. Затем он сказал: «Залезайте под стол».

Отношение имеет значение

В январе 2019 года Дивин Аполлон, тринадцатилетний афроамериканский хоккеист, участвовал в соревнованиях в Мэриленде, когда члены противоположной команды начали выкрикивать расистские высказывания. Кто-то издавал звуки обезьяны, кто-то говорил ему убираться со льда и идти играть в баскетбол. По крайней мере один из них использовал слово на букву Н. Никто из присутствующих взрослых людей – тренеров, судей, родителей на трибунах – не вмешались. Но товарищи по команде Дивина сделали это. В конце третьего периода они начали кричать на игроков из другой команды, и началась драка. Несмотря на то, что все товарищи по команде Дивина были белыми и не подвергались оскорблениям и насмешкам расистского толка, они были готовы его защищать. Их чувство единения как команды перевешивает «эффект свидетеля».

Как именно чувство близости с человеком, которому нужна помощь, помогает нам преодолеть естественную человеческую склонность хранить молчание? Наша самоидентификация связана с групповой принадлежностью, будь то пол, раса или национальность, принадлежность к школе, спортивной команде или роду занятий⁶⁰. Это феномен, известный как «теория самокатегоризации», или «теория самоопределения». Это чувство общей идентичности, как правило, мотивирует нас помогать даже в условиях группы, где мы обычно стараемся держаться позади.

Мы, как правило, чувствуем большую связь с членами нашей группы, так что бездействие ощущается еще хуже: когда кто-то в нашей группе нуждается в помощи, мы действуем.

Исследования Марка Левина и его коллег показали, что даже очень простая общая идентичность – близость к одной и той же спортивной команде – может повысить готовность людей оказывать помощь⁶¹. Для одного эксперимента исследователи набрали фанатов (только мужчин) из футбольной команды Manchester United. Им сказали, что они примут участие в исследовании поведения толпы во время спортивных мероприятий. Участники заполнили краткие вопросники о своей поддержке их любимой команды. Позже им сказали, что они должны пойти в другое здание для просмотра видеозаписи. На пути к другому зданию они столкнулись с подстроенной чрезвычайной ситуацией: человек поскользнулся и упал на траву, затем схватил лодыжку и закричал от боли. Мужчина был одет либо в футболку Manchester United, либо в футболку команды-соперника (Liverpool), либо в простую рубашку без названия команды. Угадайте, кому бы они скорее помогли? Фанаты Manchester United были более склонны помочь человеку, одетому в майку этой команды. Более 90 % из них остановились, чтобы помочь раненому в майке команды Manchester United. Только 30 % помогли мужчине в майке команды Liverpool, а 33 % помогли мужчине в обычной рубашке без названия какой-либо команды. Это исследование показывает, что даже кажущиеся поверхностными типы общей идентичности могут повлиять на склонность людей оказывать помощь⁶².

Чувство общей идентичности может даже стимулировать людей вмешиваться в ситуации насилия, когда есть реальная опасность для того, кто вмешается. Исследование с погружением в виртуальную среду – по этическим причинам единственный практический способ экспериментально изучить поведение посторонних людей в опасных ситуациях. Оно показало, что люди чаще вмешиваются, чтобы остановить насильственный инцидент, когда жертва была фанатом команды, которую они поддерживали, чем когда она ей не являлась⁶³.

Преодолеть склонность к бездействию в группе помогает ощущение связи с человеком, которому нужна помощь. Это объясняет, почему игроки в хоккей отреагировали на расистские высказывания в адрес товарища по команде, вместо того чтобы просто промолчать. Общее чувство идентичности подсказало, что они должны что-то с этим сделать. (Их действия положили начало созданию местного движения по борьбе с расизмом в спорте.) Это также помогает объяснить истинную историю смерти Китти Дженовезе. В то время в газетах сообщалось о десятках свидетелей, которые ничего не сделали. Но более поздние исследования показали, что по крайней мере, два человека позвонили в полицию, а одна женщина сделала гораздо больше. Софи Фаррар, подруге Китти, позвонила соседка насчет нападения. Софи немедленно позвонила в полицию. И сразу побежала в сторону дома Китти, хотя уже была середина ночи. Она даже не думала, что, возможно, ставит свою жизнь под угрозу⁶⁴. Софи была с Китти, когда приехала скорая помощь. Софи Фаррар, возможно, боялась за свою жизнь, но у нее не возникло сомнений, что подруга нуждалась в помощи. В менее очевидных случаях, решение о вмешательстве является более сложным. Как вы увидите в следующей главе, особенно тяжело действовать в ситуациях, когда мы не очень уверены, что действительно происходит.

Глава 3
Опасность двусмысленности

В феврале 1993 года два десятилетних мальчика похитили маленького Джейми Балджера из торгового центра в Ливерпуле, Англия. Втроем они прошли две с половиной мили. У Джейми была шишка на лбу, и он все время плакал. И хоть их видело более 30 человек, большинство из них даже не вмешались. Два человека подходили к мальчикам, но они сказали, что Джейми их младший брат или что он потерялся, и они ведут его в полицейский участок. Никто не вызвал полицию.

Старшие мальчики отвели Джейми в уединенное место на железной дороге и избили его до смерти. Его тело обнаружили два дня спустя.

Трагическая история Джейми Балджера иллюстрирует нам фундаментальную проблему, с которой сталкивались все, в каком-то из аспектов жизни. Иногда мы замечаем, что что-то не так, но не знаем, как к этому отнестись. Является ли комментарий в офисе всего лишь безобидной шуткой или он расистский и оскорбительный? Это лишь небольшая ссора или серьезный случай насилия в семье? Этот человек тонул, и поэтому барахтался в бассейне, или просто валял дурака и плескался? Такие неоднозначные ситуации не позволяют людям правильно и быстро реагировать.

В этой главе я описываю, каким образом это происходит. Мы имеем привычку полагаться на других людей, особенно когда находимся в группе. И это останавливает нас помочь тому, кто находится в критической ситуации. Я также рассматриваю последние достижения в нейронауке, которые предполагают, что такого рода бездействие может быть обнаружено в моделях мозговой активности.

Двусмысленность ведет к бездействию

Когда я училась в колледже, то одно лето работала в центре Атланты. Однажды мы с соседом по комнате шли домой и увидели человека без сознания на крыльце нашего дома. Мы естественно забеспокоились, все ли с ним в порядке, и позвонили в 911. Скорая приехала через несколько минут. Водитель и дежурный врач подошли к мужчине без сознания и начали смеяться. Судя по всему, он был известный пьяница и просто отсыпался после долгой и бурной ночи. Как мы себя чувствовали? Неловко и глупо. Этот опыт иллюстрирует психологическую проблему, связанную с поведением в двусмысленной ситуации. Попытки поступить правильно усугубляются тем, что мы не понимаем, что происходит. Мы часто бездействуем, потому что беспокоимся, что нас могут посчитать глупыми или слишком чувствительными. Психологи называют это «боязнью оценки». Большое количество людей, как правило, усиливает волнение о том, что мы можем произвести плохое впечатление, в конце концов, очень много людей увидят, как нам неловко. Это состояние известно, как «социальная ингибиция», или «социальное сдерживание».

Представьте, что вы видите парочку, которая громко спорит в общественном месте, и, кажется, что их разногласия могут закончиться дракой. Вы подумаете: «Может быть, я должен что-то сделать». Но вы также можете чувствовать, что не должны участвовать в личном споре. Исследование, проведенное Р. Лэнсом Шотландом и Маргрет К. Стро в Университете штата Пенсильвания, продемонстрировало именно эту динамику⁶⁵. Во время исследования участники сидели в зале ожидания. Ученые подстроили драку между мужчиной и женщиной (которые на самом деле были актерами с театрального факультета). Сначала за закрытыми дверями послышался громкий спор, в котором мужчина обвинял женщину в том, что она подняла доллар, который он, по его словам, обронил. Затем пара вошла в зал, и мужчина начал с силой трясти женщину. Она сопротивлялась и кричала: «Отойди от меня!» В одном случае она добавила: «Я тебя не знаю», а в другом – «Я не знаю, почему я вообще вышла за тебя замуж». Пара продолжала эту борьбу в течение 45 секунд, после чего приходил ученый и прерывал этот конфликт, если ни один участник не вмешался. Исследователи измеряли любую активность участника – от вызова полиции, просьбы мужчину остановиться, до прямого физического вмешательства.

В этом исследовании участник всегда был единственным наблюдателем, так что вопрос о том, кто должен вмешаться, не вызывал сомнений. Однако показатели вмешательства существенно различались в зависимости от отношений между мужчиной и женщиной. 65 % людей активно вмешивались, чтобы не дать мужчине нападать на женщину, если они якобы незнакомы. Но только 19 % из них вмешивались, если верили, что они наблюдают за ссорой женатой пары.

Чем объясняется эта разница? Для многих людей вмешательство в потенциально насильственный конфликт между незнакомцами кажется правильным. Но вмешательство в личный спор может привести к неловкости со всех сторон. Беспокойство о том, как мы выглядим со стороны, может быть и у детей, хотя психолог Эрвин Стауб предполагает, что эффект может меняться с возрастом.

Он проводил исследование с детьми разных возрастов. Они слышали, что другой ребенок находится в опасности. Маленькие дети (с детского сада до второго класса) с большей вероятностью помогали ребенку, который был в беде, когда были в компании других детей, чем когда находились одни⁶⁶. С детьми постарше (с четвертого по шестой классы) эффект был противоположным: они с большей вероятностью помогали ребенку, когда были одни, чем в компании сверстников. Стауб предположил, что дети помладше чувствуют себя более комфортно в компании сверстников, в то время как старшие больше беспокоятся о том, как их будут оценивать другие. Они чувствуют себя неловко и слишком близко все принимают к сердцу. Стауб отметил, что «дети старшего возраста, по-видимому, в меньшей степени реагировали на ребенка, оказавшегося в беде, чем дети помладше». Другими словами, старшие дети, находясь перед сверстниками, намеренно безразлично реагировали на происходящее.

Социальные психологи обнаружили, что если люди готовы действовать, не боясь осуждений, то они с большей вероятностью помогут в случае явной чрезвычайной ситуации, чем в двусмысленной⁶⁷. В одном исследовании создали двусмысленную ситуацию – участники слышали громкий грохот в другой комнате – и однозначную – грохот, за которым последовали болезненные стоны. Каждый, кто слышал стон и грохот, помогал, независимо от того, были ли они одни или в группе. Меньше людей помогло, когда они слышали только грохот. И в большей степени помогали те, кто был одни, а не в группе.

Вопреки тому, что мы так часто слышим, в некоторых чрезвычайных ситуациях люди не боятся и помогают. В главе 2 мы увидели некоторые ситуации, в которых люди в группе стремятся помочь, когда чувствуют большую ответственность. Другое дело, когда мы попадаем в реальную, однозначно чрезвычайную ситуацию⁶⁸.

Утром 7 июля 2005 года, в час пик, террористы-смертники организовали серию скоординированных атак в лондонском метро, убив 52 человека и ранив еще сотни. Несмотря на то, что это была явно серьезная чрезвычайная ситуация, очевидцы неоднократно описывали людей, которые оказывали первую помощь и утешали потерпевших. Помогая жертвам, они сами с большой вероятностью могли пострадать⁶⁹. Одна из выживших в метро поделилась своими ощущениями: «Эти ребята помогли мне. Одна женщина спросила, все ли со мной в порядке, а потом все время держала меня за руку, пока мы поднимались на платформу. Кажется, я просидела там целую вечность, когда эта милая женщина подошла и накинула на меня пальто. Она все время приглядывала за мной»⁷⁰. Похожие сообщения о проявлениях поддержки от незнакомых людей поступали после теракта на Бостонском марафоне 2013 года, массового расстрела в Вестгейт Молл в Найроби, Кения, и террористического акта 2017 года в Барселоне.

Чем же объясняется противоречие между естественной тенденцией к бездействию и примерами людей, которые ставили свою жизнь под угрозу, чтобы помочь совершенно незнакомому человеку?

Когда взрываются бомбы или гремят выстрелы, у нас не возникает сомнений, что ситуация чрезвычайна. Здесь нет никакой двусмысленности. Это значит, что люди гораздо меньше боятся выглядеть глупо или чувствовать себя неловко из-за слишком острой реакции.

Действительно, практические исследования показали, что в ситуациях, которые связаны с высокой потенциальной опасностью, люди помогут с одинаковой вероятностью, и неважно, находятся они в группе или одиноки⁷¹.

Результаты недавних исследований демонстрируют проявление такой помощи. Группа ученых изучила записи с камер видеонаблюдения 219 публичных драк, включая споры и нападения, в трех различных городах: Амстердаме, Нидерланды; Ланкастере, Великобритания; Кейптауне, Южная Африка⁷². Ученые обработали материалы с камер и зафиксировали поведение свидетелей. В 91 % случаев, по крайней мере один человек каким-либо образом вмешивался в ситуацию. Например, жестами пытался успокоить агрессора, преграждал ему путь или отталкивал, утешал жертву или оказывал ей помощь. Эти исследования не выявили значимых различий по трем выбранным городам. Чем больше свидетелей, тем больше вероятность того, что жертва получит помощь. Так что в этих чрезвычайных ситуациях некоторые люди помогали. Но, к сожалению, не все.

Исследователи, чьи области специализации включали в себя психологию, социологию, антропологию и криминологию, гордо заявили, что доказали, что не существует такого явления, как «эффект свидетеля». Они предположили, что общеизвестное в психологии мнение о пассивности посторонних в условиях группы не выдерживает критики. Но помните: Эти исследователи изучали очень специфический тип поведения людей, которые вмешивались, чтобы остановить публичную драку. Как мы уже видели, чрезвычайные ситуации, как правило, привлекают больше помощи. Мета-анализ подтвердил, что посторонние лица, как правило, действуют в определенных опасных ситуациях, где риски носят не социальный, а физический характер⁷³.

К сожалению, во многих ситуациях отсутствует ясность, которая, по всей видимости, и затрудняет действия. Этот просто пьяный студент колледжа вольно заходит в комнату другого, или это потенциально сексуальное насилие? Этот просто родитель соответствующим образом воспитывает своего ребенка, или это жестокое обращение? Таким же образом, бывает трудно определить, обычная это шутка или оскорбительный комментарий. Неуместный комментарий может показаться положительным на первый взгляд, к примеру: «Азиаты по природе хороши в математике», или «Это платье подчеркивает ваши ноги»⁷⁴. Даже если мы признаем, что замечание сомнительно, то часто задумываемся над тем, достаточно ли оно негативное, чтобы заслужить ответ. Люди, которые слышат оскорбительные замечания, – на работе, в школе, в общественных местах – часто молчат, просто потому что не уверены, как ответить⁷⁵.

Опасность невозмутимого лица

Когда мы сталкиваемся с двусмысленной ситуацией, наша естественная реакция – искать других участников события. Мы надеемся, что поведение окружающих расскажет об их чувствах и мыслях. В последствии мы можем использовать эти сигналы для управления собственной реакцией. Но вот в чем проблема: если каждый ищет ориентира у другого, никто не может понять, что происходит. В знаменитом исследовании, проведенном в 1968 году, Джон Дарли из Нью-Йоркского университета и Биб Латан из Колумбийского наблюдали, как реакция других людей влияет на нашу интерпретацию ситуации. Некоторых испытуемых попросили заполнить опросник в одиночестве; других поместили в комнату с еще двумя людьми; (сообщникам эксперимента сказали не реагировать на искусственно созданную чрезвычайную ситуацию). Через несколько минут после того, как студенты начали заполнять опросник, в комнату повалил дым. Исследователи хотели узнать, что участники будут делать перед лицом этой очевидно чрезвычайной ситуации. Дарли и Латан обнаружили, что 75 % участников, которые были в комнате одни, встали, чтобы найти источник дыма, а затем вышли из комнаты, чтобы сообщить о происшествии экспериментатору. Но среди тех студентов, кто сидел в компании, только 10 % решили оказать помощь в течение следующих шести минут (к тому моменту исследователи закончили эксперимент). Дым не был едва различимым: к концу шестиминутного испытания он был настолько густым, что студентам постоянно приходилось разгонять его перед собой, чтобы просто прочитать задание. Но они продолжали сидеть на своих местах. Почему?

Когда исследователи спросили неактивных студентов, заметили ли они дым, те сразу же признали, что дым у них был, и сразу предложили несколько разных объяснений. Один был уверен, что это кондиционер, другой сказал «пар», а два предложили «газ правды». Отсутствие реакции со стороны присутствующих в зале заставило их истолковать дым не как показатель чего-то серьезного. Это исследование установило классический принцип социальной психологии: люди поодиночке оперативно оценивают ситуацию как чрезвычайную и будут действовать соответствующим образом, но в толпе нереагирующих людей они не сделают этого.

В свою очередь, когда один человек реагирует на ситуацию, другие, скорее всего, последуют его примеру. В одном исследовании студентам-мужчинам было предложено заполнить опросник в одиночестве, но они могли видеть другого человека – сообщника экспериментатора – через стеклянную перегородку в соседней комнате⁷⁶. Пока участники выполняли задание, они услышали крики женщины и звук падающих предметов. Участники с большей вероятностью вставали и пытались выяснить, что происходит, когда их сообщник в другой комнате был взволнован и обеспокоен, чем когда он вообще не реагировал. В другом аналогичном исследовании Эрвин Стауб обнаружил, что когда сообщник определял ситуацию как чрезвычайную и говорил участнику исследования обратиться за помощью, каждый человек делал это⁷⁷. Оба исследования доказывают, что в двусмысленных ситуациях мы часто зависим от реакции окружающих – она помогает нам оценить, что происходит, и определиться с решением. Тот факт, что люди в группе смотрят на поведение друг друга для оценки ситуации, способствует бездействию в двусмысленной ситуации. Если каждый человек смотрит на человека рядом, чтобы понять, что ему делать, и никто не хочет, чтобы его считали тем, кто слишком остро реагирует, нуждающийся может вообще не получить помощи. Все члены группы могут сообща решить, что не происходит ничего чрезвычайного, поскольку другие не реагируют. Иными словами, бездействие порождает бездействие. Каждый человек в частном порядке может считать, что ситуация чрезвычайна, но не проявлять беспокойства. Это условие, при котором большинство членов группы придерживается одного убеждения, но ошибочно думает, что другие придерживаются совершенно иного мнения, известного как «феномен множественного невежества». Этот феномен иногда способствует бездействию перед лицом чрезвычайных ситуаций, которые связаны с жизнью или смертью. Люди не реагируют на пожарную тревогу, потому что им кажется, что никто ничего не собирается делать. Но это условие также популярно и в повседневной жизни. Когда учащиеся или работники слышат сексистские, расистские или гомофобные замечания, они, как правило, будут следить за реакцией окружающих, чтобы понять, как реагировать. Если людей это не беспокоит, то они сделают ошибочный вывод о том, что их друзья или коллеги поддерживают подобные формулировки. Но вполне возможно, что каждого из окружающих так же волнует этот комментарий.

Множественное невежество помогает объяснить, почему мы часто не чувствуем нашу связь с другими людьми, хотя на самом деле она более чем вероятна. Ученые в одном исследовании попросили мужчин из колледжей сообщить, насколько им комфортно слышать сексистские замечания, а затем уточнить, насколько комфортны, по их мнению, эти замечания для других студентов мужского пола⁷⁸. Вот один из сценариев: «Вы со своими друзьями (мужчинами) прогуливаетесь по кампусу и видите, как абсолютно незнакомая девушка проходит мимо. После того, как вы прошли мимо нее, один из ваших друзей говорит: «Я бы прижал ее и с удовольствием поразвлекся». Студенты колледжа были уверены, что им было более некомфортно слышать такие фразы, чем другим мужчинам. Исследователи получили тот же результат, когда они тестировали мужчин в комнате с несколькими друзьями и просили их сравнить уровень комфорта с уровнем комфорта их друзей (нежели мужчин в целом). Исследователи пришли к выводу, что мужчины, которые знакомы друг с другом, не могли точно предсказать взгляды своих сверстников, в отличие от мужчин, которые были почти незнакомы.

Понимание общих заблуждений

Почему мы часто неверно понимаем мысли и чувства других людей? Одна из причин в том, что некоторые виды поведения более заметны, чем другие. Мы, скорее всего, обратим внимание на студентов, которые смеются над тем, как хулиган издевается над жертвой, чем на тех, кто молча стоит и напуган происходящим.

Джонатан Хальбеслебен провел исследование, чтобы выяснить, может ли одобрение агрессивного поведения (например, смех над сексистской шуткой) заставить человека поверить, что люди, которые не реагировали на происходящее, чувствовали себя более комфортно, чем они сами⁷⁹. Студентам колледжей предложили прочитать ряд сексистских шуток. Затем их спросили, (1) насколько эта шутка им показалась смешной и было ли им комфортно; и, (2) как они думают, насколько эта шутка была смешной и комфортной для их сверстников.

Как предсказывал Хальбеслебен, студенты всегда считали, что другие студенты находят эти шутки более смешными и комфортными, чем они сами. Но студенты, которых попросили оценить шутки в комнате с другими людьми, где время от времени кто-то смеялся, показали еще большое расхождение в своих эмоциях. Как бы это ни было очевидно, стоит упомянуть, что действие всегда более заметно, чем бездействие. А смех выражается активнее, чем молчание.

Мы склонны верить, что поведение других людей отражает их истинные мысли и чувства, даже когда осознаем, что наше поведение этого не отражает. Таким образом, если другие люди не ведут себя так, как будто произошла чрезвычайная ситуация, то мы думаем, что они действительно уверены, что никакой чрезвычайной ситуации нет.

Вы, несомненно, слышали историю о новой одежде короля. В этой истории два ткача обещают ему новый красивый наряд, который будет невидим для глупых людей. Когда король проходит через город в своем «наряде», все горожане видят, что он голый, но никто не хочет казаться глупым и быть первым, кто укажет на это. И только мальчик, которому безразличен его имидж, закричал: «А король-то, голый!». Эта история прекрасно показывает, что даже когда люди понимают, что их действия и слова не совпадают с мыслями, они верят в то, что у других все иначе. Вспомните время, когда вы слышали лекцию в школе или презентацию на работе, а профессор или выступавший спрашивали: «У вас есть вопросы?». Возможно, у вас был вопрос – может быть, множество, – но вы не решались поднимать руку. Возможно, вы озирались вокруг и видели, что всего лишь несколько рук поднято, или ни у кого кроме вас нет вопросов. Если бы я спросила, почему вы не подняли руку, вы бы, наверное, сказали, что не хотите выглядеть глупо перед окружающими. Но если бы я тогда спросила вас, почему другие решили не поднимать руки, вероятнее всего, у вас будет совсем другой ответ: они понимали материал, и у них не было никаких вопросов. Это классическая иллюстрация множественного невежества в действии. Люди не поднимают руки, потому что им неловко, но они уверены, что другие не поднимают руки, потому что у них нет вопросов.

Дейл Миллер в Университете Принстона и Кэти Макфарланд в Университете Саймона Фрейзера провели исследование, чтобы изучить этот вопрос⁸⁰. Статью намеренно написали очень запутанно – ее было практически невозможно понять. Студентов пригласили в офис экспериментатора, чтобы задать вопросы по данной статье. Учащиеся заполнили анкету, где их спросили, насколько хорошо они понимают эту статью и насколько хорошо, по их мнению, ее понимают другие студенты. Ни один из участников исследования не задал экспериментатору ни одного вопроса. Они также считали, что другие студенты поняли статью лучше, чем они. Исследователи пришли к выводу, что участники считали, что их поведение было обусловлено страхом смущения. Участники также были убеждены, что поведение других студентов четко показывало то, что они понимали содержание статьи. Неправильное представление о факторах, которые меняют наше поведение и поведение других – даже если они совпадают – можно увидеть в различных условиях. Мы можем подумать, что не показываем интерес к своему потенциальному романтическому партнеру из-за страха отказа, в то время как такое поведение указывает ему на отсутствие интереса⁸¹. Подобным образом белокожие и чернокожие люди говорят, что хотят больше общаться с членами других расовых групп, но считают, что те не заинтересованы в этом⁸². В очередной раз члены каждой группы объясняют свое бездействие боязнью быть отвергнутыми, а бездействие других – недостатком интереса. (В главе 5 мы увидим, что множественное невежество особенно распространено, когда мы хотим вписаться в определенную социальную группу.)

Социальная неловкость и боязнь отказа иногда мешают действовать. Эти факторы помогают объяснить, почему наша готовность реагировать на чрезвычайную ситуацию возрастает, когда внутренние ограничения ослаблены.

Позже мы увидим, что люди, которые особо не заинтересованы в оценке другими, с большей вероятностью будут вмешиваться в происходящее. Мы посмотрим, что мы можем сделать для того, чтобы развить эту тенденцию, но пока этого достаточно для того, чтобы понять, какое влияние может оказать социальная неловкость на наши действия.

Ученые в Нидерландах разработали исследование, чтобы проверить, будут ли люди, которые чувствуют себя увереннее и свободнее после того, как выпили алкоголь, быстрее предлагать свою помощь⁸³. Они пригласили людей, которые выпивали в баре в Амстердаме, принять участие в коротком исследовании.

Участников попросили присоединиться к ученым в конце бара. Один из исследователей обронил несколько предметов на пол. Ученые подсчитали, сколько времени прошло, прежде чем человек помог исследователю подобрать предметы, когда он был один, с экспериментатором или в присутствии двух его сообщников.

Как и ожидалось, относительно трезвым людям потребовалось больше времени, чтобы помочь, находясь в компании, чем когда они были одни. Но те, кто выпил много алкоголя, помогали быстрее, когда были в группе, чем когда были одни. Исследователи утверждают, что алкоголь помог ослабить их «внутренние тормоза» и заглушил любые опасения о возможных социальных рисках, связанных с оказанием помощи другим.

Нейронаука о поведении в толпе

Эффект свидетеля обычно объясняется когнитивными процессами, которые заставляют людей колебаться в случае возникновения чрезвычайной ситуации в условиях группы. Скорее всего, мы не оказываем помощь, потому что не чувствуем ответственности. А возможно, мы просто не хотим выглядеть глупо, если вдруг случай не окажется экстренным. Или мы думаем, что другие не считают ситуацию чрезвычайной. Все эти объяснения включают в себя мысли и чувства людей, а также их интерпретацию характера ситуации.

Но некоторые исследователи предположили, что, когда человек наблюдает за кем-то, кому нужна помощь, должно возникнуть автоматическое желание помочь этому человеку. Согласно модели «восприятие-действие», разработанной Стефани Престон и Франс де Вааль, когда мы видим кого-то, кто нуждается в помощи, активируются определенные части головного мозга, которые ответственны за действие⁸⁴. Некоторые исследования поддерживают эту теорию: в ответ на эмоциональные сцены, которые причиняют страдания, люди показывают активность отделов головного мозга (такого как моторная кора), которые отвечают за действия⁸⁵.

Может ли быть так, что когда мы видим чрезвычайную ситуацию, одно лишь присутствие других людей вокруг нас снижает эту автоматическую нейронную реакцию? Для изучения этого вопроса Беатрис де Гелдер, директор Лаборатории когнитивной и аффективной нейронауки Тилбургского университета в Нидерландах, изучила вопрос влияния количества людей, находящихся при чрезвычайной ситуации, на характер деятельности мозга. В одном исследовании Беатрис и ее коллеги показали людям видео реального примера чрезвычайной ситуации и измерили активность их мозга с помощью аппарата МРТ⁸⁶. Когда возникает кризис в повседневной жизни, наш мозг обычно занят чем-то другим. Во время процедуры МРТ исследователи попросили участников посмотреть на три точки и сообщить, одинакового ли они или разного цвета. Затем на заднем плане им показали видео, о котором участники не знали. На видео они увидели падающую на пол женщину. В одном случае, на видео не было никого, кроме женщины. В другом – один, два или четыре человека прошли мимо упавшей.

В ходе исследования были сделаны два основных вывода. Во-первых, чем больше людей наблюдали за чрезвычайной ситуацией, тем больше была активность долей мозга, которые обрабатывают зрительное восприятие и внимание (верхняя затылочная доля, языковая доля, клин – полушарие большого мозга, средняя височная доля). Отметили, что участники уделяют пристальное внимание тому, что делают эти наблюдатели на видео. Это, по-видимому, объясняется тем, что действия или реакция других лиц помогли им понять ситуацию: упала ли женщина в обморок или она просто поскользнулась? Ей правда было больно?

Но в то же время, по мере увеличения числа наблюдателей, части мозга, ответственные за подготовку к действию, – двигательная и соматосенсорная коры – стали менее активными.

Таким образом, присутствие посторонних, кажется, подрывает на нейронном уровне нашу склонность помогать. Когда мы одни, наш мозг автоматически готов вмешаться. Расчет в этом случае прост: кому-то нужна помощь, и мы должны ее оказать. Но когда присутствуют другие люди, наш мозг фокусируется на том, что они делают, и интерпретация их действий требует времени. Это способно объяснить, почему мы медленнее оказываем помощь (и в меньшей степени оказываем ее), когда другие люди поблизости.

Сила Цифр

До сих пор мы наблюдали, как двусмысленность мешает людям вмешиваться в чрезвычайные или просто плохие ситуации. Но я хочу подытожить, что, по крайней мере, в некоторых случаях, мы можем действовать, даже если не знаем точно, что происходит.

Психологи постоянно приходят к выводу, что люди с большей вероятностью будут противостоять плохому поведению и оценивать риски своего вмешательства, если им не придется действовать в одиночку. Как пишет Жан Липман-Блюмен в своей книге «The Allure of Toxic Leaders»: «Общение с другими людьми в аналогичных ситуациях может вызвать состояние доверия, силы и совместные действия, которые будут служить вам и всем тем, кто готов противостоять бездействию»⁸⁷. Другими словами, такое общение помогает найти друга. Хотя те, кто оказался случайным очевидцем двоякой ситуации – к примеру, женщина падает и кричит от боли, – с меньшей вероятностью помогут, когда они в компании другого человека, чем когда они одни⁸⁸. Возможно, у друзей меньше препятствий к действию, так как они в меньшей степени стыдятся друг друга. Друзья также чаще обсуждают ситуации и, таким образом, менее склонны к неправильному толкованию мыслей и чувств.

Это помогает объяснить недавнее событие, которое закончилось совершенно не так, как трагическая история Джейми Балджера, о которой вы узнали в начале этой главы. 12 марта 2003 года Элвин и Анита Дикерсон бегали по поручениям в городе Сэнди, штат Юта, когда заметили мужчину, идущего по улице с двумя женщинами. Что-то в лице этого человека показалось Элвину знакомым. Он поделился с женой, что этот человек был очень похож на одного уличного проповедника. Его подозревали в исчезновении Элизабет Смарт, подростка, которую похитили из дома почти год назад. Пара решила позвонить в полицию и сообщить о том, что видела. Они дождались прибытия полиции и после вернулись домой. Позже в тот же день им позвонили и рассказали, что их действия помогли спасти Элизабет. Дикерсоны не считали свои действия героическими или даже какими-то особенными. Как сказала Анита Дикерсон на пресс-конференции: «Я просто рада, что тогда мы позвонили в полицию. Теперь она смогла воссоединиться со своей семьей»⁸⁹. Хотя конкретные факторы, которые побудили Дикерсонов обратиться в полицию, не ясны, одним из факторов может быть то, что вместе они смогли обсудить то, что увидели. Как супружеская пара, они не особо беспокоились о том, что могут чувствовать себя глупо, обсуждая происходящее. Возможность открыто обсудить то, что мы видим, может помочь нам найти смысл в двусмысленных ситуациях.

Что еще может помочь? Иметь рядом человека, который устранит любую двусмысленность и даст четкие указания. Вскоре после террористических атак 9 сентября, когда опасения об очередных угонах самолетов были весьма реальны, пилот авиакомпании «United Airlines» обратился с необычным объявлением к своим пассажирам⁹⁰. После того, как самолет отъехал от выхода на посадку, он дал им следующие инструкции по громкоговорителю: «Во-первых, я хочу поблагодарить вас за вашу храбрость лететь сегодня. Двери самолета закрыты, и, если возникнут какие-то проблемы, у нас нет возможности попросить помощь извне. Когда вы регистрировались на рейс, вы наверно заметили, что правительство внесло некоторые изменения для усиления мер безопасности в аэропортах. Но они не установили никаких правил безопасности в самолете. До тех пор, пока они не сделают этого, мы установили свои правила, и я хочу с вами ими поделиться.

Как только эти двери закроются, мы все, что есть друг у друга. Служба безопасности устраняет такие угрозы, как применение оружия с помощью специальных сканеров и т. д. Тогда нам остается возможное заминирование. Если у вас с собой бомба, то нет необходимости говорить мне об этом или кому-то еще в самолете; вы уже под контролем. Однако не волнуйтесь, на этом рейсе нет бомбы. Но в настоящее время некоторые угрозы все же реальны. Я говорю о ножах, других видах оружия или предметах из пластика и дерева, которые могут быть использованы в качестве оружия.

Вот наш план и наши правила. Если один или несколько человек встанут и скажут, что они угоняют самолет, я хочу, чтобы вы все встали со своих мест. Возьмите все, что у вас есть и бросьте в них. Бросайте предметы в их лица и головы, чтобы они подняли руки для самозащиты. Самая лучшая защита от ножей – подушки и одеяла. Кто будет максимально близко к этим людям, должен попытаться накинуть одеяло на их голову. Тогда они не смогут видеть. Как только вы сделаете это, повалите их на пол и держите. Не дайте им подняться. Я посажу самолет в ближайшем возможном месте, и мы вместе позаботимся о них. В конце концов, их всего несколько, а нас больше 200! Мы не позволим им захватить этот самолет».

Я понятия не имею, посещали ли эти люди когда-либо занятия по социальной психологии, но его обращение идеально передает то, что реально помогает людям в чрезвычайных ситуациях. Он сказал пассажирам, что они обязаны действовать в случае угона самолета и, что они должны делать, создав чувство единства. И хотя пассажиры того рейса не столкнулись с чрезвычайной ситуацией, объявление пилота, безусловно, помогло бы им, если бы кто-то действительно попытался угнать самолет. К сожалению, в большинстве ситуаций в реальном мире у нас нет такого ориентира, который помог бы нам понять, что происходит и определить нашу реакцию. Вместо этого, мы сами должны взвешивать риски нашего действия или бездействия.

Глава 4
Чего стоит наша помощь?

26 мая 2017 года Рик Бэст, техник из Портленда, ехал домой на пригородном поезде. Вдруг один мужчина начал выкрикивать расистские и антимусульманские оскорбления в адрес двух девушек-подростков – одной чернокожей и одной в хиджабе. Рик и двое других мужчин сцепились с нападавшим, который достал нож и пырнул всех троих, убив Рика и еще одного мужчину.

Мы видели, как психологические факторы мешают нам выяснить, происходит ли чрезвычайная ситуация, и притупляют чувство ответственности. Даже в случае очевидной чрезвычайной ситуации бывает сложно вмешаться. Ведь мы считаем, что действия, направленные на прекращение происходящего, могут представлять для нас значительную или даже угрожающую опасность. Мы также опасаемся, что плохое поведение, например создание препятствий для продвижения по службе или создание социальной неловкости, может нам дорого обойтись. К сожалению, этот страх и беспокойство могут привести к существенным последствиям. Мы замечаем это, когда человек смеется над сексистской шуткой или наблюдает за издевательствами, при этом не вмешиваясь. В этой главе увидим, как такое беспокойство мешает большинству из нас противостоять плохому поведению, и рассмотрим все риски и выгоды, которые мы взвешиваем, перед тем как начать активно действовать.

Сколько нам может стоить оказание помощи?

Представьте, что вы спешите на важную встречу и случайно замечаете того, кому нужна помощь. Вы остановитесь, даже если из-за этого, скорее всего, опоздаете? Одно из самых ранних исследований, которое исследовало готовность помочь в чрезвычайной ситуации, четко подтверждает следующую ситуацию. Джон Дарли и Дэниел Бэтсон попросили студентов духовной семинарии Принстона – честолюбивых священников – подготовить короткий доклад о притче Доброго Самаритянина (от Луки глава 10, стихи 25–37)⁹¹. Эта притча описывает человека, который помогает раненому, лежащему на обочине дороги, и демонстрирует моральную ценность помощи нуждающимся незнакомцам.

Каждому студенту дали несколько минут на подготовку. Исследователь сказал, что он пойдет в соседнее здание для выступления, и оставил им одно из трех сообщений:

• В условиях «низкой спешки» студенту сказали, что профессор будет готов через несколько минут, и он может идти к следующему зданию.

• В условиях «средней спешки» студенту было сказано, что профессор готов выступить с речью, так что он должен приехать прямо сейчас.

• В условиях «высокой спешки» студенту было сказано, что профессор ждет и ему следует поторопиться, поскольку он уже опаздывал.

Когда каждый студент подходил к зданию, где должен был произносить речь, он проходил мимо человека, который был сообщником эксперимента. Человек прислонился к двери, опустив голову. Он кашлял и постанывал. Наконец мы подходим к ключевой части нашего исследования: кто из участников остановится и поможет ему?

Помните, все участники этого исследования были студентами богословия. Они также только что подготовили речь о важности оказания помощи другим. Однако основным фактором, который влиял на готовность участников остановиться и помочь, было то, насколько они спешили. Почти две трети – 63 % тех, кто находился в состоянии «низкой спешки», остановились и помогли, как и почти половина – 45 % тех, кто входил в группу «средней спешки». Но из тех, кто был в группе «высокой спешки», помогли только 10 %. Согласитесь, эти выводы могут показаться весьма занятными. Не должны ли начинающие священники помогать, несмотря на нехватку времени? Но это именно то, что предсказывают примеры социальной психологии.

Согласно модели «возбуждение/затраты/вознаграждение», люди испытывают неприятное физиологическое возбуждение, когда видят других людей, которые испытывают боль и страдания⁹².

Другими словами, мы чувствуем себя плохо, когда видим тех, кому нужна помощь. Например, бездомного, который просит денег на еду, или человека, стоящего у автомобиля со спущенной шиной. Мы хотим избавиться от плохих ощущений, и легкий способ добиться этого – помочь человеку. Помощь определенно имеет преимущества – она заставляет нас чувствовать себя лучше, и нас признают за добродетель. Но во многих случаях это также сопряжено с некоторыми издержками: потерянным временем, неловкостью, личной безопасностью. Итак, прежде чем принять решение, мы проводим подсознательный анализ затрат и выгод. Если выгоды перевешивают затраты, мы поможем. Но если затраты перевешивают выгоды, то нет.

В результате этого, люди, которые больше всего нуждаются в помощи, с наименьшей вероятностью ее получат. Мы наблюдаем это в ситуациях экстремальных конфликтов, таких как геноцид в Руанде в 1990-х годах и массовые перестрелки. В той ситуации люди одновременно и хотели помочь, но не знали, как лучше это сделать, когда попытки оказания помощи могли быть связаны со значительными издержками. Во время стрельбы в школе Марджори Стоунман Дуглас в Паркленде, штат Флорида, в феврале 2018 года, вооруженный офицер полиции услышал выстрелы, но не вошел в здание. В то время там разыгралась настоящая бойня. Его бездействие понятно в соответствии с моделью «возбуждение/затраты/вознаграждение». Потенциальные потери из-за попытки остановить стрелявшего из автоматической винтовки слишком высоки, в то время как очевидных преимуществ нет.

Исследователи из Университета Висконсина, Мэдисон, провели хитроумное исследование в вагоне метро в Филадельфии, чтобы напрямую проверить, действительно ли люди менее склонны оказывать помощь кому-либо в случае высоких потенциальных затрат⁹³. Соучастник экспериментатора дошел до конца вагона, опираясь на трость, а затем упал. В некоторых случаях он продолжал лежать на полу; в других – он лежал, и казалось, что изо рта сочилась кровь (в действительности он просто надкусил пакет с красным красителем, чтобы сымитировать кровь). Затем другой сообщник подсчитывал, сколько времени понадобилось, чтобы кто-то помог ему.

Вы можете предсказать, что произошло? Кровь – это явный признак серьезной проблемы: каждый согласится с тем, что истекающий кровью человек нуждается в помощи больше, чем кто-либо другой. Наличие крови означает, что посторонним не нужно сомневаться в чрезвычайности ситуации, как это происходит в более неоднозначных ситуациях. При таком раскладе, люди не должны бояться социальной неловкости из-за своей острой реакции. Но наличие крови также приводит и к большим затратам, как минимум, такая помощь требует больше времени, а как максимум, серьезный риск инфицирования гепатитом, ВИЧ или другим заболеваниями.

Как и ожидали исследователи, люди были менее склонны помогать, когда у человека шла кровь, а если и помогали, то это занимало больше времени. Мы все считаем себя нравственными и хорошими людьми, которые помогают нуждающимся. Идея о том, что мы все должны помогать, является основой большинства религий. Но высоко религиозные люди тоже не склонны вмешиваться, столкнувшись с плохим поведением (и я расскажу позже, как в некоторых случаях религия может даже поощрять пассивность).

Косвенные факторы играют гораздо более важную роль в наших действиях, чем мы могли бы себе представить.

Помимо серьезности чрезвычайной ситуации, другие факторы тоже влияют на соотношение затрат и выгод оказания помощи. Данные о готовности случайных прохожих использовать сердечно-легочную реанимацию (СЛР) предполагают, что их местонахождение может иметь влияние. У Американской кардиологической Ассоциации есть программа по обучению людей СЛР – процедуре, которую может выполнить любой, когда человек падает от сердечного приступа. Быстрые действия крайне важны в случае остановки сердца. Но данные, собранные Ассоциацией, показывают, что посторонние обеспечивают СЛР только в 40 % случаев, и этот показатель значительно варьируется в зависимости от района.

В 2010 году в 29 разных городах проводилось одно исследование, в котором приняло участие более четырнадцати тысяч человек, перенесших остановку сердца. Оно показало, что СЛР осуществлялась в два раза чаще в богатых районах, где преимущественно живут белокожие люди, чем в бедных районах, где проживали чернокожие⁹⁴. Другое исследование выявило более низкие показатели оказания СЛР посторонними в районах с низкими доходами (где сердечные приступы случаются чаще)⁹⁵. Данные об оказании СЛР свидетельствуют о том, что люди, проживающие в богатых районах, с большей вероятностью могут помочь. Это может объясняться тем, что многие из них имеют медподготовку по СЛР. Чтобы проверить эффект от возможных тренировок, Эрин Корнуэлл и Алекс Кьюррит из Корнеллского университета исследовали все типы помощи, которую оказывали очевидцы в более чем 22 000 медицинских экстренных ситуаций по всей Америке⁹⁶. Многие из таких действий – предложить воду, накрыть кого-то одеялом, наложить холодный компресс – не требуют особых навыков. Исследователи отметили социально-экономический статус каждого района (на основе среднего дохода семьи, уровня образования и уровня бедности), а также плотность населения (на основе числа людей на квадратную милю). Они также отметили, какого цвета была кожа нуждающегося в помощи: белая или черная (было слишком мало данных о жертвах из других этнических принадлежностей).

Корнуэлл и Кьюррит обнаружили, что как разные районы, так и расы, влияют на оказание помощи. Люди, которые проживают в районах с высокой плотностью населения, с меньшей вероятностью получают помощь, чем люди из низко населенных мест. Это еще раз говорит о том, что присутствие большего количества людей в чрезвычайных ситуациях сложно назвать хорошей новостью для жертвы. Но благосостояние района имело даже большее значение, чем плотность населения: люди, живущие в бедных районах, значительно меньше стремились оказать помощь. Во всех районах дела с чернокожими жертвами обстояли хуже, чем с людьми с белой кожей. Очевидно или нет, но предубеждение тоже играет свою роль.

Эффект соседства может быть связан с уровнем недоверия. Социологи обнаружили, что в районах с ограниченными ресурсами и высоким уровнем беспорядков и преступности, люди склонны к развитию общего чувства недоверия. Они верят в то, что другие им скорее навредят, чем помогут⁹⁷. Большее недоверие означает, что цена помощи может оказаться высокой, и поэтому прохожие менее склонны действовать, особенно в чрезвычайной ситуации.

Согласно этим исследованиям, люди, которые живут в сельских районах, с большей вероятностью окажут вам всевозможную помощь – разменяют доллар, подберут упавшие предметы, покажут путь⁹⁸. Этому способствуют многие факторы: в перенаселенных городах трудно найти того, кто нуждается в помощи, тогда как в деревне многие знают друг друга в лицо, и выше социальная сплоченности. И вполне вероятно, что анализ затрат и выгод также является фактором.

Общественная цена сопротивления

Несколько лет я регулярно обедала с коллегой-мужчиной. У нас было много общих интересов: нам нравились одни и те же романы, были похожие взгляды на литературу и преподавание философии. Мне искренне нравилось его общество. Но иногда он высказывал замечания, которые казались весьма неуместными. Однажды он обратил внимание на то, что я похудела, и сказал, что я «очень хорошо выгляжу». В другой раз он предложил свою компанию, если я когда-нибудь буду одна в командировке. Говорил, что поедет со мной. Эти комментарии постоянно заставляли меня чувствовать себя некомфортно, но мне никогда не хватало смелости сказать, чтобы он прекратил эти намеки.

В то время я была штатным профессором, и у него не было никакой власти над моей карьерой. И все же я ничего не сказала. Я смеялась над этими комментариями и просто однажды перестала с ним обедать. Я не хотела, чтобы между нами была неловкость или чтобы он обвинил меня в том, что я как-то не так реагирую. Просто мне было легче промолчать.

Это именно то, что большинство из нас делает, когда оказывается в подобной неловкой ситуации. Мы боимся, что отношения между людьми могут привести к плохому поведению, и чаще всего не реагируем. Этот страх может усиливаться, когда мы играем роль свидетелей неподобающего поведения (а не жертвы), поскольку в этом случае мы также обеспокоены и реакцией людей вокруг нас. Вспомните время, когда вы слышали оскорбительные замечания, безосновательные и унизительные колкости, а также расистские или сексистские оскорбления. Как вы реагировали? Вы говорили что-то, рискуя показаться слишком восприимчивым или вызвать всеобщую неловкость? Или держали свои мысли при себе? Даже когда мы знаем, что должны что-то сказать, гораздо легче этого не делать.

В конце 1990-х, когда телевизионные реалити-шоу впервые предстали взору публики, исследователи из Университета штата Пенсильвания наняли женщин для участия в исследовании. Были выбраны двенадцать человек, которые, по мнению участников, вероятнее всего бы выжили на необитаемом острове⁹⁹. Исследователи не были заинтересованы в том, чтобы понять, как они сделали этот выбор. Они использовали этот прием, чтобы проверить, как женщины будут реагировать на сексистские замечания.

Исследователи также наняли несколько мужчин (женщины считали их другими участниками эксперимента) и попросили их сделать несколько сексистских замечаний, таких как: «Да, мы обязаны держать женщин в форме» и «Немногие женщины умеют нормально готовить». В конце исследования участникам предложить высказать свое мнение о других членах группы.

Большинство женщин – 91 % – сказали, что у них были негативные эмоции о мужчине, который сделал сексистское замечание. Но только 16 % женщин напрямую ответили ему, сказав что-то вроде «Боже. Я не могу поверить, что ты сказал это!».

Вероятно, женщины не делали мужчинам замечаний, поскольку не хотели, чтобы они считали их чрезмерно агрессивными или политкорректными. И они не ошибались: одно исследование показало, что мужчинам меньше нравятся женщины, которые используют сексистские замечания, чем когда они воздерживаются от этого¹⁰⁰. Так что на практике, даже если мы хотим противостоять такому оскорбительному поведению, мы можем промолчать, из страха вызвать негативные последствия.

Противостояние кому-то, кто употребляет оскорбительные слова или ведет себя пренебрежительно, забирает нашу умственную и эмоциональную энергию. Даже в более вопиющих случаях большинство людей предпочитает хранить молчание. В одном исследовании ученые привели студентов в лабораторию для работы с двумя другими студентами с разным цветом кожи. Оба напарника были сообщниками экспериментатора¹⁰¹. Затем студенты (ни один из них не был черным) сталкивались либо со слабым, либо с достаточно экстремальным расовым оскорблением. В условиях умеренного оскорбления, черный мужчина случайно ударил белого человека по колену, когда выходил из комнаты. После того, как он ушел, белый мужчина сказал: «Как это типично. Ненавижу, когда черные так делают». (1) В случае экстремальной агрессии белый человек сказал: «неуклюжий «слово на Н» (2) В третьем случае белый человек ничего не сказал (3).

После того, как чернокожий студент вернулся в комнату, экспериментатор попросил его выбрать, с кем он хочет работать: с чернокожим или с белым. В последнем случае (3) 53 % выбирали белого человека, но и в двух других случаях, когда им рассказывали о расистских оскорблениях, 63 % выбрали белых в качестве партнера. Вывод из этого эксперимента кажется неожиданным. Абсолютно нелогично, что люди чаще выбирали белого человека в качестве партнера после того, как он позволил себе такое оскорбительное замечание. Почему участники больше заинтересованы в работе с кем-то, кто, по всей видимости, расист?

Исследователи провели сопутствующее исследование, чтобы изучить не то, как люди реагируют на проявления расизма, а то, как, им кажется, они будут на них реагировать. Они просили участников предположить, как они отреагируют на ситуацию, подобную той, о которой только что говорилось (после прочтения о ней или просмотра видеоролика, который ее воссоздавал). Только 25 % тех, кто читал об инциденте, и 17 % тех, кто видел видео, заявили, что они предпочтут работать с белым человеком, который позволял себе расистские оскорбления. Уровень эмоционального стресса, который, как они предсказывали, они испытают, был также выше, чем уровень эмоционального стресса, о котором сообщали люди, испытавшие это в реальности. Это несоответствие говорит нам о том, что хоть люди и думают, что будут расстроены, если столкнутся с расистским комментарием, когда услышат его, они, вероятно, не расстроятся так сильно. По-видимому, люди могут испытывать больше бессознательного расизма, чем они готовы признать. Почему же еще так много участников этого исследования хотят работать с человеком, который оскорбил чернокожего? Исследователи пришли к выводу, что те, кто был свидетелем расистских высказываний, возможно, оправдали это, приняв комментарий за шутку. Это значит, что они не должны были преуменьшать свою оценку виновного.

«Люди не относятся к себе предвзято, – заключил Керри Каваками, ведущий автор этого исследования. – Они предполагают, что будут очень расстроены расистским актом и примут нужные меры. Однако мы обнаружили, что их ответы гораздо более сдержанны, чем они сами ожидали, когда они действительно столкнулись с откровенно расистским комментарием»¹⁰².

Эти выводы указывают на то, что мы надеемся поступать правильно: откровенно говорить, когда задают неуместные вопросы, призывать к ответственности тех, кто использует расистские оскорбления, и так далее. Но когда доходит до дела, наше фактическое поведение не особо впечатляет. Многие из нас не понимают, что естественное нежелание говорить на самом деле лишь усугубляет положение. Молчание свидетельствует об отсутствии обеспокоенности (молчаливое согласие), что делает более вероятным продолжение нежелательных действий.

Социальное отторжение не нравится мозгу

Нежелание вмешиваться в происходящее имеет свои преимущества, так как обычно это влечет за собой определенные социальные издержки. Все это отражает основное человеческое желание предотвратить любую боль. Нейроученые недавно обнаружили, что наш мозг реагирует на социальную боль (вы с кем-то расстались или вас отвергло общество) так же, как на физическую (порез пальца, вывих лодыжки)¹⁰³.

В одном из первых исследований, которое демонстрирует неврологическое сходство между социальной и физической болью, Наоми Эйзенбергер и Мэтью Либерман в Калифорнийском университете, и Киплинг Уильямс в Университете Маккуори в Австралии создали интерактивную виртуальную игру «Cyberball»¹⁰⁴. Участники играли, находясь в МРТ-сканере. Им сказали, что их противники также играли в сканерах. (На самом деле игра была установленной компьютерной программой.) В первом раунде игры участник и два других (компьютерных) игрока одинаково кидали и получали мяч. Во втором раунде два других игрока первоначально играли с участником эксперимента. Они перекидывались мячом семь раз, но затем бросали мяч исключительно друг другу всю оставшуюся игру, что составило примерно сорок пять бросков. Фактически они исключили участника из игры. Данные анкеты, собранные в конце исследования, были неудивительными. Участники чувствовали себя отвергнутыми и проигнорированными. Затем исследователи изучили модели активности в мозге, чтобы увидеть, как социальное изгнание прогрессировало. Когда участников исключили, две части мозга – передняя поясная кора (ППК) и островковая доля мозга – показали повышенную активность. Эта модель очень похожа на ту, которую можно увидеть в исследованиях физической боли людей. Считается, что ППК работает как система сигнализации для мозга, указывающая на «что-то здесь не так». Передняя островковая доля участвует в регуляции боли и негативных эмоций. Для дальнейшего изучения неврологической связи между чувством социального отчуждения и физической болью, исследователи попросили участников сообщить, насколько остро они испытывали социальную боль – чувство отверженности и невидимости во время игры «Cyberball». Те, кто говорил, что чувствует себя более отвергнутым и несчастным, демонстрировали большую активность именно в тех частях мозга, которые отвечают за физическую боль. И хотя это исследование было первым, которое продемонстрировало, что социальная изоляция и физическая боль активируют те же самые части мозга, детальное погружение в исследование мы увидим в главе 9.

Если социальная и физическая боли действительно ощущаются одинаково, то можно подумать, что препараты, которые используют для уменьшения головных и мышечных болей, также уменьшают и социальную боль. Чтобы проверить эту гипотезу, Натан Деволл и его коллеги попросили 62 студента ежедневно в течение трех недель фиксировать, как часто их чувства задеты¹⁰⁵. Все участники получили таблетку для ежедневного приема. Половина участников получила ацетаминофен с активным ингредиентом тайленолом или парацетамолом, а другая половина – плацебо. (Люди не знали, какие таблетки им дали.) В течение трех недель, те, кто получил ацетаминофен, демонстрировали снижение уровня обиды, предполагая, что простой безрецептурный препарат, уменьшающий физическую боль, может также уменьшить и социальную (Прежде чем вы начнете поощрять прием этого препарата социально тревожными подростками, помните, что он может иметь серьезные побочные эффекты.).

Недавние исследования показали, что это популярное обезболивающее также уменьшает возможность чувствовать боль другого человека¹⁰⁶. Психологи в Университете штата Огайо и Национальном институте здравоохранения дали студентам один из двух напитков: один содержал 1000 мг ацетаминофена, другой – раствор плацебо. Через час после того, как лекарство подействовало, студенты прочитали восемь историй о том, как кто-то испытывает социальную или физическую боль. В одном случае умирает отец человека, в другом – кто-то получил серьезный порез ножом. Студенты оценили, насколько сильно человек в каждой истории чувствовал боль.

Студенты, которые принимали обезболивающее, с постоянством оценивали боль и страдания главного героя как менее серьезные, чем те, кто принимал плацебо.

Во втором исследовании ученые снова дали одной группе студентов ацетаминофен, а другой – плацебо. Затем попросили их представить себе опыт других студентов, которые испытывают два типа боли: физическую – один подвергается громкому звуку белого шума – и социальную – другой исключен в онлайн-игре. Опять же, рейтинги боли других были ниже среди студентов, которые получили болеутоляющее средство.

«Эти выводы подразумевают, что боль других людей не кажется такой уж большой проблемой, когда вы принимаете ацетаминофен, – заключил Доминик Мишковски, ведущий автор этого исследования. – Если вы спорите со своим супругом после принятия ацетаминофена, то это исследование предполагает, что вы, возможно, меньше понимаете, какими действия вы задели чувства партнера»¹⁰⁷.

Кажется, что обычные обезболивающие имеют психологические побочные эффекты. Они тормозят наше восприятие и способность сопереживать болезненному опыту других людей. В буквальном смысле, ацетаминофен уменьшает способность чувствовать боль другого человека. Мы знаем, что социальные последствия плохого поведения – неприятия или насмешки – ощущаются очень плохо. Эти исследования говорят нам, что люди больше не могут игнорировать социальную боль или даже страх социальной боли так, как они могут игнорировать боль растянутой лодыжки или сильную головную боль. Как мы увидим в главе 5, эту боль еще труднее игнорировать, когда нами пренебрегают не просто случайные незнакомцы, а члены наших социальных групп: одноклассники, товарищи по команде, коллеги, члены нашей религиозной общины или политической партии¹⁰⁸.

Они не задумываются о риске

Модель «возбуждение/затраты/вознаграждение» описывает рациональные расчеты, во время которых большинство людей решают, действовать или нет. Этот процесс приводит нас к бездействию, если мы сознательно или подсознательно приходим к выводу, что риски действий слишком высоки. Но иногда люди вмешиваются, даже когда цена слишком высока¹⁰⁹.

Что отличает этих людей? Тед Хьюстон и его коллеги в Пенн Стейт опросили 32 человека, которые вмешались в опасную ситуацию – ограбление, и сравнили их с теми, кто не вмешался. На самом деле 63 % тех, кто принял меры, прошли подготовку по спасению жизни. В них не было ничего уникального. Просто они обладали разными жизненными навыками. Даже относительно низкий уровень подготовки может дать людям мужество действовать в чрезвычайной ситуации.

В мае 2013 года Ингрид Лойо-Кеннет сошла с автобуса, чтобы помочь человеку, который истекал кровью лежа на улице. Она связывала свои действия с тренировками по оказанию первой помощи, которые получила в качестве лидера клуба скаутов. В марте 2017 Стюарт Грэм сделал искусственное дыхание человеку, который потерял сознание и упал с велосипеда во время тренировки¹¹⁰. Благодаря пройденным ранее курсам по искусственному дыханию, он смог быстро отреагировать и спасти жизнь человеку.

Эти примеры указывают на важную роль профессиональной подготовки в решимости людей, когда они сталкиваются с реальными чрезвычайными ситуациями. Но эта подготовка может также дать людям навыки, необходимые для повседневных ситуаций: от старшеклассников, которые говорят хулиганам остановиться, до менеджеров хедж-фонда, которые контролируют представителей инсайдерской торговлей. Что включает в себя эта подготовка? В следующих главах я опишу некоторые конкретные методы, которые были признаны эффективными. Но сначала давайте посмотрим, что чувствуют люди, когда их заставляют подчиняться.

Глава 5
Власть социальных групп

4 февраля 2017 года второкурснику Тимоти Пьяцца дали выпить восемнадцать напитков за восемьдесят две минуты (1 напиток за 4 минуты), в рамках обряда посвящения в студенческое братство. Около 11 вечера он упал с лестницы головой вниз. Тимоти потерял сознание и получил тяжелые травмы, в том числе и большой синяк на животе. Многие члены братства знали, что он был в очень плохом состоянии. Но только через 12 часов после падения кто-то набрал 911. Когда Тимоти, наконец, оказался в больнице, у него обнаружили разрыв селезенки, сильное брюшное кровотечение и повреждения мозга. Он умер на следующий день.

Смерть Тимоти Пьяцца – это настоящая трагедия. Но, к сожалению, она не уникальна. Практически каждый год, из-за традиции посвящения в братство умирает студент колледжа. Дедовщина в братстве исходит от обычных молодых людей, членов студенческих сообществ. Фактически, Тимоти решил присоединиться к этому братству, потому что многие из его членов были серьезными студентами – инженерами и биологами. Это сообщество также участвовало в общественных работах. Поверьте, такие братства не состоят из бессердечных психопатов. Однако истории о смертях по неосторожности все время повторяются. Многие молодые люди знают, что кто-то находится в беде и срочно нуждается в медицинской помощи, но ничего не делают.

В главе 4 рассматриваются определенные риски, которые связаны с противостоянием недобросовестному поведению. Социальные издержки такой борьбы могут быть еще значительнее, если противостоять плохому поведению в собственной социальной группе. Эти издержки мешают большинству из нас выступать против членов своего сообщества – от членов братства, которые издеваются над новичками, до коллег, которые смеются над оскорбительными высказываниями. Цена настолько высока, что мы даже будем игнорировать представителя нашего круга, чтобы защитить остальных. Почему так сложно бросить вызов членам своего сообщества? Недавние исследования в нейробиологии показали, что желание соответствовать нормам нашей социальной группы фактически встроены в мозг. Практически, для нас гораздо удобнее вписаться и быть своим, чем выделяться.

Соответствие под давлением общества

В 1950-х годах Соломон Аш, психолог-первопроходец, был известен своими исследованиями, которые демонстрировали, как общество оказывает давление на человека, чтобы тот ему соответствовал. Он набрал людей для участия в эксперименте. Им сказали, что это было исследование «визуальной дискриминации»¹¹¹. Проект этого известного эксперимента был прост: участникам было предложено взглянуть на основную линию, а затем на три другие, и определить, какая из трех линий сравнения была одинаковой длины с основной. Это простая задача, и когда люди делают это самостоятельно, они практически не совершают ошибок.

Ашу было интересно определить, будут ли люди давать заведомо неправильные ответы, чтобы вписаться в группу. Он нанял студентов-мужчин для выполнения этой задачи. В игре принимали участие несколько групп по восемь человек. Но по факту, настоящим участником был только один. Все остальные были сообщниками опыта. Каждый давал свой ответ вслух. Ответ испытуемого был последним. В большинстве испытаний, каждый давал правильный ответ. Но в некоторых случаях все сообщники давали один и тот же неправильный ответ.

Представьте себе ситуацию: первый человек дает явно неверный ответ, и вы почти смеетесь, настолько это очевидная ошибка. Но затем другой человек дает тот же ответ. Потом и все остальные. В таком случае, что вы подумаете? И что особенно важно, что сделаете?

Более одной трети (37 %) времени испытуемые давали неправильный ответ, чтобы соответствовать остальным членам группы. Половина из них давала неправильный ответ, по крайней мере, половину времени эксперимента. Примечательно то, что у участников не было потребности вписаться в жизнь других людей. Они не были друзьями, сокурсниками или коллегами. Тем не менее, даже в этой группе незнакомцев студенты колледжа давали ответы, зная, что они неверные, только чтобы соответствовать. Ученый был весьма обеспокоен результатами.

«Мы обнаружили, что тенденция к соответствию в нашем обществе настолько сильна, что вполне образованные и здравомыслящие люди фактически называют черное белым. И это проблема», – писал он.

Подытожим: исследование Аша и подобные эксперименты дают нам веские доказательства того, что иногда люди дают заведомо неверные ответы, чтобы просто стать частью группы. Нужно признать, что эта экспериментальная парадигма искусственная. И последствия неверного ответа весьма незначительны. Большинство людей не особо беспокоятся, если экспериментатор сочтет, что они плохо и неверно оценивают длину линий.

Если ставки высоки, разве мы меньше подчиняемся? Или то, что нас просят оценить, более важно для нас и нашего самовосприятия? Если кратко, то ответ нет. Последующие исследования показали, что наша социальная группа влияет на все виды отношений и поведения – от песен, которые мы любим, до еды, которую потребляем.

Ученые Колумбийского университета хотели изучить, как социальные нормы влияют на музыкальный вкус подростков¹¹². Более четырнадцати тысяч подростков пригласили участвовать в изучении музыкальных предпочтений через интернет. Половину из них попросили прослушать малоизвестные рок-песни и скачать те, которые им нравятся. У них не было никакой информации о песнях на сайте, где неизвестные группы выкладывают свою собственную музыку. Другую половину попросили послушать те же самые малоизвестные песни, но им также показали, сколько раз эту песню загружали другие пользователи (показатель ее популярности). Знание того, что многие люди скачали определенную песню, значительно повысило вероятность загрузки конкретной песни участниками. Это четко указывает на то, что тинэйджеры полагались на рейтинги других, когда решали, какие песни скачать.

Нам важно, что думают другие. Но мы не оцениваем все мнения одинаково. Как показали бесчисленные исследования за эти годы, на нас особенно влияют мнения членов нашей группы. Сюзанн Хиггс из Бирмингемского университета и Эрик Робинсон из Ливерпульского обнаружили, что студентки, узнавшие, что другие девушки в колледже не любят апельсиновый сок, позже сообщили, что сами не особо его любят¹¹³. Информация о том, что студенты-мужчины не любят апельсиновый сок, не слишком повлияла на мнение девушек. Нас заботит идея соответствия людям в нашей социальной группе – группе студенток, например. Естественно, мы готовы поменять свое мнение в соответствии с условиями данной группы.

На людей, которые не отвечают требованиям группы, оказывается очень сильное давление¹¹⁴. Они часто подвержены таким негативным последствиям, как смущение, неловкость и враждебное отношение со стороны других.

Даже наблюдая за тем, как кто-то другой подвергся осуждению, что вызывает неприятные чувства, мы можем сравнивать себя с ним.

В подтверждение того, что страх неприятия может привести к подражанию другим участникам группы, исследователи поручили студентам колледжа посмотреть одно из трех юмористических видео¹¹⁵. В первом видео (высмеивание других (1)) один человек смеялся над внешностью другого, говоря: «У него было так много прыщей, что мы называли его «пицца-лицо». Второе видео (высмеивание себя (2)) показало человека, который говорил: «Когда я был тинэйджером, у меня было так много прыщей, что они называли меня «пицца-лицо». В третьем видео (нейтральное условие (3)) фигурировал комик с шутками, которые не были направлены на кого-либо. Затем всем участникам показали несколько мультфильмов и попросили оценить, насколько каждый из них был смешным. Другие студенты уже оценили мультфильмы как очень смешные, либо совсем несмешные.

Прямо перед тем, как участники оценивали мультфильмы, им сказали, что их ровесники уже якобы дали им оценку. Но им дали информацию, полностью противоположную фактическому рейтингу. Что же показали их собственные рейтинги?

Те, кто смотрел видео, где высмеивали человека (1), больше соответствовали предполагаемым оценкам своих сверстников, чем те, кто смотрел видео с высмеиванием себя (2) и нейтральное видео (3). Эти люди посчитали несмешной мультфильм смешным, и наоборот. В итоге все, что напоминает нам о том, что нас высмеивают, – форма социального неприятия – усиливает наше стремление соответствовать. Исследование также дает информацию о том, каким образом хулиганы могут добиться большего соответствия группе при помощи насмешек.

Мы активно заинтересованы как в понимании, так и в соблюдении норм нашей группы. Мы опасаемся последствий вовлечения нас в непотребные действия, особенно когда они совершаются членами нашей социальной группы. Это мешает высказываться в необходимых ситуациях: когда студент распространяет рейтинг тел сокурсниц, когда родственник позволяет себе гомофобные высказывания за столом на День благодарения, или когда коллега делает оскорбительные замечания во время встречи. Это также объясняет, почему члены религиозных и политических групп становятся терпимы к поведению, которое считается недопустимым за пределами этой социальной группы.

Почему так приятно соответствовать?

Нейроученые нашли убедительные доказательства того, что под воздействием неврологических факторов мы следуем за толпой. В исследовании, которое провели в Университетском колледже Лондона, анализировалась активность мозга в случаях, когда субъекты считали, что их собственные музыкальные предпочтения совпадают или не совпадают с предпочтениями экспертов. Ученые попросили участников перечислить двадцать песен, которые им понравились¹¹⁶. Затем они поместили каждого человека в ФМРТ-сканер и сыграли одну песню из их списка и одну малоизвестную песню, которую те не слышали. Испытуемых попросили выбрать, какую из двух песен они предпочитают, а затем сказали, какую из песен два предполагаемых «музыкальных эксперта» оценили выше.

Результаты были весьма убедительны. Нам приятно знать, что наши взгляды разделяют и другие люди. Особенно если они компетентны в этом вопросе. Участники исследования, которые узнали, что их предпочтения совпали с экспертом, показали большую мозговую активность, чем в случае, когда эксперт предпочел другую песню. Мозговая активность наблюдалась в переднем полосатом теле. Это часть мозга, которая активируется, когда мы выигрываем деньги или едим шоколад. Она отвечает за обработку нашего позитивного опыта и эмоций. Активность была еще сильнее, когда оба эксперта выбрали ту же песню, что и испытуемый. Это исследование одним из первых показало, что нейронные механизмы играют важную роль в создании социального соответствия.

Другое исследование показало, что мозг также реагирует по-разному, когда наши мнения подтверждаются мнениями ровесников. Анна Шестакова и ее коллеги из Санкт-Петербургского Государственного университета попросили женщин оценить привлекательность более двухсот других женщин на основе фотографий¹¹⁷. После того, как они сформировали свой собственный рейтинг, участникам сообщили о среднем рейтинге, который, предположительно, дали другие женщины. В ходе некоторых экспериментов участникам сказали, что их рейтинги весьма схожи с рейтингами других, а в других опытах – что рейтинги отличаются. Исследователи оценили реакцию участников на то, что другие согласны или не согласны с их рейтингами, используя электроэнцефалографию для измерения потенциалов, связанных с событиями (ПСС), – малых напряжений, которые генерирует мозг в ответ на раздражители. Затем участникам предоставили возможность повторно оценить изображения, измеряя характер активности мозга. Результаты были ожидаемы. Когда участники думали, что другие не согласны с их рейтингами, они изменили свои оценки, чтобы в большей степени соответствовать рейтингам всей группы. Однако более удивительным и откровенным был их нейронный ответ. Когда женщинам говорят, что их рейтинги противоречат рейтингам других, ППС оказываются значительно более отрицательными, чем когда они узнают, что рейтинги совпадают. Когда их мнения расходились с мнениями членов группы, срабатывал нейронный ответ, который указывал на допущенную ошибку, которую нужно исправить.

Исследования с использованием данных ФМРТ, которые исследуют активацию различных частей мозга, а не только электрическую активность на поверхности, выявили сопоставимые результаты. В исследовании использовали процедуру, аналогичную описанной выше. Ученые попросили женщин оценить привлекательность других женщин по фотографии. Участникам также показали, как те же фотографии оценили другие¹¹⁸.

Данные ФМРТ показали, что, когда участники узнали, что их оценки отличаются от оценок других, была активирована ростральная часть передней поясной коры и верхняя часть полосатого тела. Эти части мозга обрабатывают результаты поведения, социального обучения и вознаграждения. Модели нервной активации, найденные в этом исследовании, были похожи на те, что наблюдались, когда кто-то совершает ошибку во время обучения. Эта модель мозговой активности – по сути, способ мозга сказать: «Вы совершили ошибку, пожалуйста, исправьте ее». Когда участники исследования признавали, что их оценки отличаются от других, они, как правило, корректировали свои, чтобы привести их в соответствие с оценками группы. Чем больше нейронный сигнал указывает на «ошибку», тем больше изменение в оценке.

Как отмечает ведущий автор этого исследования Василий Ключарев, эти выводы показывают, что наш мозг «сигнализирует о том, что, возможно, является самой фундаментальной социальной ошибкой – слишком отличаться от других»¹¹⁹. Это помогает объяснить, почему мы пытаемся соответствовать. Этот процесс приятен, а отклонение от группы определенно нет.

Давление сверстников реально особенно для подростков

Вас, наверно, не удивит, что подростки особенно сильно хотят соответствовать. На это есть одно объяснение. Все дело в префронтальной коре головного мозга. Эта часть отвечает за импульс контроля и суждения. К сожалению, она окончательно развивается, когда человеку исполняется двадцать лет¹²⁰.

Недостаток зрелости префронтальной коры – одна из причин того, почему подростки с большей вероятностью принимают импульсивные решения и ведут себя рискованно. Это также делает их особенно склонными к принятию поведения своих сверстников, без тщательной оценки последствий этого выбора.

Но относительная незрелость префронтальной коры – это еще не все. Подросткам очень важно принадлежать к какой-то группе. Они часто перенимают взгляды, манеры и поведение своих сверстников. Такая приверженность к групповым нормам помогает сформировать свою идентичность, отличную от членов других групп. Психологи называют это «нормативным регулированием». В отличие от взрослых, подростки больше заботятся о том, чтобы вписаться в свою социальную группу и чтобы их не отвергли сверстники¹²¹. Исследования показали, что подростки тяжелее переносят факт исключения из группы, чем взрослые. И, конечно, они чувствуют себя лучше, когда социум их принимает.

Подростки особенно склонны искать у своих сверстников информацию о том, как интерпретировать двусмысленную ситуацию. Исследователи попросили посетителей Лондонского научного музея оценить риск повседневных ситуаций. К примеру, они пересекали дорогу на красный свет или срезали путь через темный переулок¹²². В действительности исследователи случайным образом определяли, от кого исходили эти оценки: от взрослых или подростков.

Как и говорит теория о соответствии, люди всех возрастных групп изменили свои оценки после получения информации об оценках других людей. Они в большей степени стали соответствовать ответам других. Однако подростки с большей вероятностью меняли свои варианты ответов, чем взрослые, и они изменили их в большей степени. Большинство подростков скорректировали свои рейтинги, чтобы больше соответствовать взглядам взрослых. Но одна группа отклонилась от этой общей тенденции: подростки в возрасте от 12 до 14 лет с гораздо большей вероятностью изменяют свои показатели, чтобы соответствовать рейтингам подростков, чем рейтингам взрослых. Для молодых подростков, которые находятся в процессе формирования и определения своей личности, общение со сверстниками важнее всего остального.

К сожалению, такое желание вписаться может привести к серьезным, даже угрожающим жизни последствиям. Исследователи Университета Темпл набирали подростков (от 13 до 16 лет), молодых людей (от 18 до 22 лет) и взрослых (от 24 лет и старше), чтобы сыграть в видеоигру под названием Chicken (Трус)¹²³. Игра просит решить, когда остановить автомобиль: когда светофор только переключается с зеленого на желтый, или ехать дальше, потенциально рискуя попасть в аварию, если свет резко переключится на красный, и другая машина будет двигаться через перекресток. Половина людей в каждой возрастной группе играла в игру поодиночке; другая половина играла в нее с двумя другими участниками, которые наблюдали и давали советы, когда остановиться.

Люди, как правило, делали более рискованный выбор, играя в группе, чем когда были одни. Но что интересно, этот эффект был гораздо очевиднее у подростков и молодых людей. Подростки в принципе имеют общую склонность идти на риск. А забота о том, чтобы стать частью коллектива, часто приводит их к более рискованному поведению, когда они находятся со своими сверстниками, а не сами по себе. Например, подростки за рулем, с пассажирами в салоне, почти в шесть раз чаще склонны совершать незаконные маневры, чем когда они одни в автомобиле. Подростки могут проехать на знак стоп или сделать нелегальный разворот на 180 градусов¹²⁴. Еще чаще превысить скорость и ездить без водительских прав. Такое рискованное поведение является наиболее вероятным, если они едут с другими пассажирами-мужчинами¹²⁵.

Но что заставляет подростков быть особенно подверженными социальному влиянию? Нейроученые обнаружили, что мозг подростков вынужден уделять пристальное внимание поведению и манерам своих ровестников¹²⁶. Они утверждают, что гормональные изменения, вызванные половой зрелостью, приводят к физиологическим изменениям в мозге, которые увеличивают внимание подростков к социальной информации.

В одном исследовании ученые показали подросткам (в возрасте от 13 до 18 лет) различные фотографии, когда они были в аппарате ФМРТ¹²⁷. Некоторым дали нейтральные изображения еды и людей, а другим изображения сигарет и алкоголя, которые неосознанно связаны с риском. Каждая фотография также показывала количество лайков, которые она предположительно получила от других подростков. Половина фотографий имела большое количество лайков, а другая половина – небольшое (в действительности количество лайков на данной фотографии было присвоено случайным образом). Исследователи показали одну и ту же фотографию двум группам подростков и попросили их кликнуть кнопку «лайка», если им нравится изображение, или «далее», если не нравится. Оценки подростков в значительной степени определялись оценками их сверстников. Независимо от типа фотографии, они скорее кликали «лайк», если изображение уже набрало большое количество лайков, чем если не набрало.

Это стремление соответствовать было также очевидно и в мозговой активности. Когда подростки видели фотографии с большим количеством лайков, некоторые области их мозга «загорались», в том числе области, которые обрабатывают социальное познание, социальные воспоминания и имитацию (предклинье, медиальная префронтальная кора, гиппокамп и нижняя лобная извилина). Также активна и верхняя часть полосатого тела, часть системы вознаграждения мозга. Это говорит нам о том, что происходит в мозгу, когда дети сидят в Снапчате или Инстаграме. Когда подростки видят фотографии, которые им нравятся, мозг говорит: «Обратите внимание, запомните это, сделайте это снова» и «Это приятно». Но их нейронные реакции различались в зависимости от вида изображения, на которое они смотрели: области мозга, связанные с когнитивным контролем, были менее активны, когда они видели опасные изображения, чем нейтральные. Исследователи предположили, что такое снижение когнитивного контроля может привести к увеличению вероятности того, что подростки будут вести себя рискованно.

Некоторые данные свидетельствуют о том, что желание вписаться и быть принятым сверстниками особенно сильно для девочек. Вероятно, это свойственно для девочек-подростков, так как они более чувствительны к социальным сигналам, чем мальчики, и больше сфокусированы на изменении социальных взаимотношений¹²⁸. Мальчики больше приспособлены к отношениям в многочисленных группах и к их относительному доминированию. Повышенная обеспокоенность девочек по поводу оценки со стороны сверстников и одобрения со стороны общества, а также общий уровень межличностного стресса объясняют, почему они демонстрируют более высокие показатели депрессии и тревоги¹²⁹.

Изучая нервные процессы в вопросе одобрения сверстниками и под воздействием гендерных различий, исследователи в Национальном институте здравоохранения и Государственном университете штата Джорджия набрали детей и подростков в возрасте от 9 до 17 лет для участия в исследовании. Этот эксперимент, как им сказали, представляет собой изучение использования подростками интернет-чатов¹³⁰. Они попросили участников просмотреть сорок фотографий потенциальных партнеров и оценить свою заинтересованность во взаимодействии с каждым из них. Затем они разделили этих партнеров на группы «высокого интереса» и «низкого интереса». На следующем этапе исследователи сканировали мозг участников в момент, когда они вновь пересматривали все 40 фотографий. Они должны были оценить, как им кажется, хочет ли человек на фото общаться с ними.

Результаты показали, что девочки особенно хорошо понимали, как их видят другие. Когда девочки постарше думали о том, как их оценивают ровесники, активировались верхние части их полосатых тел, островковая доля, гипоталамус, гиппокамп и миндалевидное тело. Эти доли мозга связаны с социальной обработкой эмоций, вознаграждения, памяти и мотивации. Уровни активности были еще выше, когда они представляли себе, как те, кем они были особенно заинтересованы, могли их осудить. Эта нейронная реакция была более выраженной у девочек старшего возраста, чем у мальчиков любого возраста. Это свидетельствует о том, что с возрастом девочки стали уделять больше внимания тому, как их воспринимают другие. Повышенное внимание девочек в подростковом возрасте к социальным изменениям проявляется в моделях активации мозга, которые указывают на то, что они уделяют больше внимания своим сверстникам и беспокоятся о том, что те думают о них.

Последствия неправильного восприятия социальных норм

Для человека естественно желание вписаться в какую-то социальную группу. Но наша привычка молчать, чтобы не выделяться, может создать иллюзию поддержки поведения, с которым на самом деле большинство членов группы готовы бороться. Как показано в главе З, мы можем в частном порядке не соглашаться с нашим другом или коллегой. Но когда мы смотрим на других, чтобы подтвердить или сформировать собственные реакции, мы лишь поддерживаем статус-кво. Раздвоение между тем, что люди чувствуют и как они действуют, может привести нас к соблюдению нормы, которой на самом деле не существует. Яркий пример восприятия и последствий несуществующих норм регулярно разыгрывается в студенческих городках.

Многие студенты колледжа чувствуют себя неловко из-за чрезмерного употребления алкоголя, но склонны верить, что другие студенты, включая их друзей, более комфортно относятся к количеству выпитого, чем они сами¹³¹. Большинство членов группы в частном порядке придерживаются одного убеждения, но ошибочно полагают, что другие придерживаются иного. Это вызывает состояние множественной невежественности (как описано в главе З), которое может быть опасным. Все происходит потому, что студенты верят, что другие одобряют употребление алкоголя. Ведь те люди поддерживают эту веру, говоря о временах, когда они гуляли и напивались. Но они не будут говорить о временах, когда они решили не злоупотреблять. Мнения, которые ошибочно считаются распространенными, заставляют людей думать, что эти взгляды действительно распространены сильнее, чем на самом деле.

Я наблюдала это у своих студентов и провела несколько исследований, чтобы изучить психологические факторы, которые привели их к публичному выражению поддержки поведения, в которое они на самом деле не верят. Когда я начала работать над этой темой, то решила взглянуть на образы женского тела и концепции их веса, и сравнить с более широкими нормами колледжа. В исследовании, которое я проводила с коллегами в Университете Принстона, мы задавали студенткам всех курсов разные вопросы. Они касались имиджа, веса, частоты и количества физической нагрузки, их мотивации к занятиям, а также текущий рост и вес¹³². Мы показали им шкалу с девятью различными типами женской фигуры – от очень худой до очень толстой – и попросили их выбрать, какая фигура лучше всего совпадает с их идеалами тела. Затем мы попросили их рассказать о том, что они думают о мнениях других женщин в университете по этому вопросу.

Мы обнаружили, что девушки считали свои взгляды и поведение не такими, как у ровесниц. Для начала они сказали, что в среднем занимаются спортом около четырех часов в неделю, но полагали, что другие занимаются примерно пять с половиной часов.

Они также считали, что упражнения, которые делали другие женщины, в большей степени обусловлены внешними причинами – быть привлекательными, сбросить вес и привести свое тело в тонус. А упражнения испытуемых были направлены, по их мнению, на внутренние проблемы, такие как борьба со стрессом, улучшение состояния здоровья или повышение выносливости.

Самое удивительное, что мы обнаружили в этом исследовании, это то, что студентки не просто неправильно воспринимали отношение и мотивацию других. Они неправильно понимали свой реальный физический размер. Мы попросили женщин сообщить о своем росте и весе, а также о представлениях о среднем росте и весе своих ровесниц в колледже. Затем мы вычислили ИМТ или «индекс массы тела» – грубое соотношение веса и роста – для обоих наборов чисел. Средний ИМТ у женщин составлял 22, но они считали, что у других женщин ИМТ составлял 20,5. Кроме того, разрыв между собственным ИМТ и их восприятием ИМТ у других для учащихся первого курса был меньше, чем для учащихся старших курсов. Такова же и картина данных об идеальном размере женщин на изобразительной шкале. У первокурсниц разница между идеальным размером собственного тела и восприятием идеальных размеров для других женщин была невелика: 3,1 против 2,7. Для студенток старших курсов этот разрыв был более значительным: 3,0 по сравнению с 2,3.

Чем дольше студентки чувствовали себя все более некомфортно с точки зрения форм и размера тела, тем дольше они проводили время в колледже. И честно говоря, это открытие было весьма загадочным. Это исследование проводилось в Университете Принстона, где практически все студенты живут в колледже и регулярно общаются со своими сверстниками в классе, столовой, спортзале и общежитии. Эти женщины были подвержены воздействию фактических форм и размеров других студенток. Вы можете ожидать, что, поскольку они провели там больше времени, их оценки станут более точными.

Почему женщины продолжали видеть своих сокурсниц не только более худыми, чем они сами, но и более худыми, чем они были на самом деле? И почему эта тенденция со временем стала только усиливаться?

Вероятно, причина в том, что стройность находится в центре внимания нашего общества. Это заставляет женщин публично выражать взгляды, которые соответствуют этой норме, даже если они не отражают их истинных чувств. Они могли бы, например, сказать своим друзьям, как мало они съели («Я была сегодня так занята, что за весь день мне удалось съесть только яблоко») или сколько они занимались спортом («Я провела 45 минут на беговой дорожке»). Они гораздо реже говорят о временах, когда они сидели дома в одиночестве, поедая печенье Oreo, и не могли заставить себя пойти в спортзал. Даже когда они съели здоровую порцию энчиладас и просто прокатились на велосипеде. Когда женщины заявляют, что придерживаются определенного поведения, это создает ложное впечатление об истинной норме. Со времени нашего исследования в социальных сетях дело только усугубилось.

И дело не только в том, что женщины выражают свои взгляды, исходя из норм худобы. На людях они ведут себя так, будто придерживаются и принимают эту норму.

Во многих колледжах-общежитиях женщины специально выбирают, какие продукты они едят в общественных местах (явление, известное как «пристальный взгляд на поднос»). Они кладут на поднос салат, обезжиренный йогурт и диетическую колу, зная или воображая, что другие будут пристально следить за их выбором.

Ирония в этом публичном выражении нормы заключается в том, что многие студенты не понимают, что люди вокруг них делают то же самое. Вместе они болтают и гуляют по столовой и другим общественным местам, но позже поодиночке наслаждаются мешком чипсов Doritos или несколькими шариками мороженого. Они чувствуют себя униженными и отвергнутыми, даже не понимая, что почти все остальные тоже едят дома. Потому что, съев только салат, обезжиренный йогурт и диетическую колу, ты чувствуешь себя голодным.

Эти неправильные представления о теле могут усиливаться в студенческой среде, по крайней мере в колледжах, где многие девушки стараются быть яркими примерами здорового питания и образа жизни, а другие ориентируются на них.

Чтобы проверить, ограничивается ли эта тенденция только колледжами, один из моих бывших студентов и я провели почти идентичное исследование, но на этот раз со старшеклассниками¹³³. Мы собрали те же данные, что и в нашем исследовании студентов трех частных колледжей, а также средних школ раздельного обучения в Соединенных Штатах и Соединенном Королевстве.

Результаты были практически идентичны тому, что мы обнаружили в предыдущем исследовании: студенты недооценивали ИМТ и размер тела своих сверстников и переоценивали их мотивацию к занятиям спортом. Чувство, что человек не вписывается в нормы своей группы, может иметь существенные негативные последствия. Женщины, которые считают, что они не соответствуют нормам стройности, могут пойти на весьма значительные и вредные меры, чтобы попытаться добиться своего идеала. Оба этих исследования были посвящены девушкам-выпускницам колледжей в Принстоне и девочкам-школьницам в Соединенных Штатах и Соединенном Королевстве. Чем больше разрыв между размером женщины или девочки и ее представлениями о размерах других, тем больше вероятность того, что она обнаружит у себя симптомы пищевых расстройств, начиная со строгого внимания к своим формам и заканчивая перебоями в еде и вызове рвоты¹³⁴.

Наши выводы находят отражение в исследованиях других видов поведения, которые связаны со здоровьем. Студенты, которые ошибочно полагают, что сокурсники потребляют больше алкоголя, чем они сами, часто увеличивают количество употребляемого алкоголя¹³⁵. Как мы увидим в главе 7, мужчины, которые верят, что другие мужчины поддерживают общие заблуждения об изнасиловании, с большей вероятностью ведут себя агрессивно в сексуальном плане¹³⁶. Другими словами, «люди меняют поведение, чтобы придерживаться своего восприятия нормы». Но их восприятие, к сожалению, часто неверно.

Способность исправить ложные нормы

Мы видели, что люди хотят соответствовать нормам, которые популярны в обществе. Но есть и хорошие новости: желание соответствовать может быть использовано в благих целях. Мы можем влиять на поведение позитивным образом, рассказывая людям, что их представления о некоторых нормах неверны. Этот подход неоднократно применялся в средних школах и колледжах для улучшения состояния здоровья: учащимся давали более точную информацию о потреблении алкоголя и образе тела¹³⁷.

Вот один пример, который показывает преимущества коррекции ложных норм. Кристин Шредер и Дебора Прентис из Университета Принстона случайным образом отобрали 143 студента первого курса. Им дали посмотреть семиминутное видео со сценами употребления алкоголя, а затем попросили принять участие в дискуссии о видео¹³⁸. Некоторых студентов проинформировали о неправильном восприятии общепринятых норм употребления алкоголя. Ученые также спросили их, почему люди думают, что употребление алкоголя в колледже более распространено, чем на самом деле, и как эти заблуждения влияют на культуру питья в колледже. Другим учащимся предоставили информацию об опасности чрезмерного употребления алкоголя и рассказали, как пить более ответственно и осторожно. Спустя шесть месяцев, ученые опросили студентов, которые принимали участие в вышеописанном эксперименте. Студенты, которые получили информацию о неправильном восприятии норм, рассказали, что в среднем каждую неделю употребляли гораздо меньше алкоголя, чем те, кого призывали к здоровому употреблению алкоголя.

Мое собственное исследование также показало, что коррекция восприятия норм может снизить уровень пищевых расстройств. Одна из моих студенток и я измерили показатели девушек первого курса колледжа, которые страдали пищевыми расстройствами, а затем в случайном порядке дали им прочесть одну из двух брошюр¹³⁹. В первой брошюре была общая информация о том, как придерживаться здорового питания и оптимального уровня тренировок. Во второй описали распространенные заблуждения о здоровом образе жизни их ровесниц, с которыми девушки в колледже постоянно сталкиваются. Девушки считали, что их сверстницы хотят быть стройнее, есть меньше и заниматься спортом больше, чем это есть на самом деле. Студенткам также объяснили, откуда у них появились эти заблуждения. Через три месяца мы вновь связались с участницами, чтобы узнать, изменилось ли их поведение.

Информация, которая развеяла распространенные заблуждения о стремлении других женщин к худобе, кажется, помогла некоторым из участниц. Прочтение брошюры об ошибочном восприятии норм привело к более высокому фактическому весу тела и более низкой периодичности пищевых расстройств. Эти девушки, вероятно, сформировали более точное представление о весе других студенток в колледже. Это привело к тому, что они стали чувствовать на себе меньше давления по поводу похудения. К сожалению, это не повлияло на девушек, которые в самом начале исследования уже были сильно сосредоточены на достижении идеального тела, которое пропагандируют средства массовой информации. Мы считаем, что эти девушки не так активно сравнивали свои тела с телами однокурсниц, как с изображениями, которые они видели в журналах и на телевидении. Это означало, что получение более точной информации о нормах колледжа оказало меньшее влияние на их поведение.

Мое последнее исследование изучает неправильное восприятие психического здоровья. Студенты колледжа склонны недооценивать, как много их сверстников борется с расстройствами психики, а также переоценивать общественное осуждение психотерапии¹⁴⁰. Моя студентка Кейт Турецки и я набрали студентов для посещения одного из трех пятнадцатиминутных семинаров. Один из семинаров был посвящен исправлению ошибочных представлений о психиатрической помощи в колледже. Он также показывал, каким образом такие представления могут понизить шансы на обращение за помощью. Другой семинар представил общую информацию о заблуждениях насчет психических расстройств. А третий фокусировался на улучшении психического здоровья с помощью управления стрессом. Два месяца спустя мы провели оценку воздействия всех трех семинаров на отношение учащихся.

Мы обнаружили, что студенты извлекли пользу от точной информации о психотерапевтической помощи в колледже. Этот семинар был столь же эффективным, как и общеобразовательный семинар по улучшению отношения к поиску профессиональной помощи, и был более эффективным, чем семинар по снятию стресса. Наше исследование не нашло подтверждений тому, что получение точной информации о нормах психического здоровья привело к увеличению фактического обращения за помощью. Возможно, период в два месяца после эксперимента был слишком коротким, чтобы увидеть такой эффект. Предыдущие исследования, которые подчеркивали роль отношений в прогнозировании поведения человека, показывают, что эти студенты могут обратиться за психотерапевтической помощью в будущем. Если учитывать огромное количество самоубийств среди студентов, такой тип поведения может спасти много жизней.

Власть аутсайдеров

Мы подвергаемся очень сильному давлению, ради соответствия социальным группам. Это отражается на характере активности мозга. Стремление хранить молчание перед лицом плохого поведения особенно сильно, когда люди убеждают себя, что их молчание служит великому благу. Они подкрепляют это социальными институтами, которые они ценят, такими как церковь, братство или политическая партия. Мы увидели в различных вариантах эксперимента Милгрэма, что люди вероятнее соглашались применять электрошок, если делали это на благо исследования. И такая тенденция может заставить человека игнорировать свое личное чувство добра и зла, чтобы поддержать институты, которые они почитают, от полиции до церкви.

Решение игнорировать или активно покрывать плохое поведение членов группы, к сожалению, не является чем-то необычным. Мы уже сталкивались с этим в скандале о сексуальном насилии в католической церкви.

В докладе присяжных говорилось о том, что лидеры церкви в Пенсильвании смотрели сквозь пальцы, когда более 300 священников сексуально надругались над более чем тысячей детей за 70 лет: священники насиловали маленьких мальчиков и девочек, и священнослужители, которые были ответственны за них, не только ничего не делали, но и скрывали это. Десятилетиями. В докладе «О церковных лидерах» говорится о том, что «прежде всего они предпочитали защищать насильников и их институты»¹⁴¹. И мы видели это в случае с Ларри Нассаром, доктором команды США по гимнастике, который жестоко обращался с сотнями молодых женщин. Рейчел Денхолландер, первая гимнастка, которая публично заявила о жестоком обращении, сказала газете The New York Times: «Хищники полагаются на общественную защиту, чтобы удержаться у власти и заставить своих жертв замолчать. Слишком часто наша приверженность политической партии, религиозной группе, спорту, колледжу или выдающемуся члену общества заставляет сделать неправильный выбор. Не верить и отвернуться от жертвы»¹⁴².

Это нежелание выступать против членов своей группы помогает объяснить, почему аутсайдеры часто являются теми, кто предпринимает действия. Возможно, вы помните двух шведских аспирантов, которые вмешались, когда увидели, что студент Стэнфордского университета Брок Тернер насилует женщину без сознания.

Я начала эту главу, описывая дедовщину в братстве Тимоти Пьяцца, и общее отсутствие обеспокоенности со стороны его членов. Но это не вся история, что произошла тем вечером.

Видеозаписи, просмотренные после смерти Тимоти, показали, что один студент, Кордэл Дэвис, умолял других о помощи. Кордэл рассказал АВС News: «Я запаниковал. Тим упал, а потом просто лежал на диване. Если Тим упал, его не нужно было класть на диван. Его нужно было отвезти в больницу. Мы должны были позвонить в 911». Его прижали к стене, сказали, что он слишком суетится, и вообще ситуация под контролем. Что заставило Кордэла Дэвиса вмешаться и попытаться оказать помощь Тимоти тем вечером, рискуя получить насмешки и чувства стыда от старших членов братства? Без сомнения, одним из факторов было то, что Кордэл сам получил серьезную травму во время одного из мероприятий братства.

Несмотря на травму головы и сильное кровотечение, никто не позвонил в 911. Скорее всего, Кордэл мог почувствовать больше сочувствия к Тимоти Пьяцца из-за их общего опыта. Но другой фактор, возможно, также сыграл свою роль. Кордэл был единственным черным членом братства и, возможно, чувствовал себя аутсайдером. Возможно, он чувствовал меньше давления со стороны общества. Хотя его попытка помочь не спасла жизнь Тимоти, это доказывает, что есть определенные факторы, которые могут подтолкнуть людей к преодолению группового давления. Мы вернемся к вопросу о том, что заставляет людей действовать в последних двух главах этой книги. Но сначала давайте рассмотрим три области, где молчание и бездействие процветают, – школа, колледж и работа. Мы рассмотрим, что может мешать людям свободно говорить, и какие перемены или инструкции могут изменить ситуацию.

Часть II
Хулиганы и их свидетели

Глава 6
В школе: как противостоять хулиганам

14 июня 2017 года Мэлори Роуз Гроссман, шестиклассница средней школы Коупленда в Нью-Джерси, умерла от суицида¹⁴³. У нее остались родители, три брата, сестры и многочисленные родственники. Несмотря на то, что многие факторы ведут к самоубийству, травля в Интернете, с которой столкнулась Мэлори в течение учебного года, несомненно, сыграла значительную роль. Одноклассники доставали ее в течение нескольких месяцев. Посылали СМС, заваливали сообщениями в Instagram и Snapchat. Они говорили ей, что она неудачница и у нее нет друзей. В одном сообщении ей даже советовали покончить с собой.

Больно осознавать, но опыт Мэллори далеко не редкость. Есть исследования, проводившиеся с подростками, которые были госпитализированы в связи с психическими расстройствами. Оно показало, что истории о буллинге тесно связаны с мыслями о самоубийстве. Подростки, подвергшиеся словесным издевательствам, в 8,4 раза сильнее склонны думать о самоубийстве, а для кибертравли это число возросло до 11,5 раз¹⁴⁴.

Издевательства могут казаться неизбежной частью школьной жизни, но так не должно быть. В этой главе мы рассмотрим психологические факторы, которые способствуют буллингу, а также те, которые позволяют некоторым детям противостоять такому поведению. Далее мы рассмотрим определенные стратегии, которые родители и школы могут применять для изменения школьной культуры, чтобы исключить поведение, которое привело Мэлори к смерти.

Понимание и Недопонимание травли

Однажды мой сын Эндрю – ему было примерно 11 лет – пришел домой с тренировки по хоккею и признался, что один из его товарищей по команде неоднократно дразнил другого ребенка. Я спросила Эндрю, попросил ли он задиру оставить его в покое. Эндрю сильно напугал мой вопрос. Он сказал, что не хотел вмешиваться. Почему? Потому что он не хотел, чтобы этот парень начал издеваться над ним.

Эта история с большой регулярностью случается в раздевалках, на игровых площадках и в школьных автобусах. Эндрю знал, что действия его товарища по команде были неправильными, но у него не хватило смелости противостоять ему из-за последствий, которых он опасался. Исследование буллинга показывает, что большинство студентов, которые присутствуют при травле, просто пассивно наблюдают. И часть студентов, которая активно присоединяется к травле, больше чем та, которая пытается вмешаться¹⁴⁵.

Исследователи из Йоркского университета сделали в Торонто видеозаписи, как ученики начальных школ (от 5 до 12 лет) взаимодействуют между собой на игровых площадках¹⁴⁶. Затем они рассмотрели 53 случая явного запугивания, чтобы посмотреть, как другие дети отреагируют. Ученые обнаружили, что большинство случаев буллинга происходят в присутствии других детей: по крайней мере в 80 % случаев еще один ребенок видел инцидент, и в среднем четверо детей были свидетелями издевательств. В более чем половине случаев – 54 % – другие дети пассивно наблюдали за происходящим. В 21 % случаев другие дети присоединялись к хулиганам и осуществляли ту или иную форму физической или словесной агрессии. Мальчики более старшего возраста – в 4–6 классах – с большей вероятностью присоединялись к хулиганам, чем мальчики младшего возраста или девочки любого возраста.

Лишь в 25 % случаев дети вмешивались, чтобы остановить хулигана или прекратить издевательства. Дети младшего возраста в 1–3 классах чаще вмешивались, чем мальчики старшего возраста.

В этом исследовании не рассматривались факторы, которые привели к этим возрастным и гендерным различиям, учитывая показатели вмешательства. А вот другие исследования показали, что сочувствие детей к жертвам насилия уменьшается с возрастом и что девочки замечают издевательства чаще, чем мальчики, оценивают их как чрезвычайные ситуации и вмешиваются¹⁴⁷.

Это нежелание вмешиваться или противостоять хулиганам не удивительно, поскольку хулиганы часто находятся на вершине социальной иерархии. В одном из исследований, проведенных среди учащихся средних школ в Лос-Анджелесе, было установлено, что агрессивное поведение повышает социальный статус и популярность детей. Ученики, которых сверстники считали «самыми крутыми», были наиболее склонны вести себя агрессивно. Джаана Ювонен, профессор психологии в Калифорнийском университете Лос-Анджелеса, подвела итоги: «Тех, кто задирает больше, считают крутыми»¹⁴⁸.

Травля существует еще и потому, что многие студенты считают, что их сверстники не против такого поведения. Многие ученики тихо боятся, когда видят, что над другими детьми издеваются. Они интерпретируют молчание других как отсутствие беспокойства по этому поводу, или даже как молчаливую поддержку, в соответствии с ошибочной логикой, изложенной в главе 2. Марлен Сандстром и ее коллеги в колледже Уильямса попросили 446 учеников четвертых и восьмых классов рассказать о своем отношении к буллингу, а также о восприятии поведения сверстников¹⁴⁹. Их также спросили, как бы они отреагировали, если бы стали свидетелями издевательств. Как и предсказывалось, студенты постоянно недооценивали негативное отношение своих сверстников к издевательствам. Эти ученики считают травлю неправильной и уважают студентов, которые противостоят хулиганам. То есть они полагают, что относятся к такому поведению более отрицательно, чем их сверстники.

Этот разрыв между учениками был больше среди восьмиклассников, чем среди четвероклассников. Согласно другим выводам, подростки сильнее недооценивают уровень противостояния проблеме со стороны сверстников. Студенты, которые считают, что их сверстники больше одобряют издевательства, чем они сами, с меньшей вероятностью будут защищать жертву и с большей присоединятся к травле. Тенденция не реагировать на издевательства также увеличивается с возрастом отчасти потому, что подростки больше беспокоятся о социальных последствиях отдаления от сверстников¹⁵⁰.

Исследователи обнаружили, что студенты, которые верили, что их сверстники вмешаются, чтобы прекратить травлю, были и сами готовы это сделать¹⁵¹. В действительности одно исследование, в котором участвовало более пяти тысяч учащихся средних и старших классов, выявило, что восприятие социальных норм было более сильным показателем намерений вмешаться, чем собственное убеждение учащихся в том, что они сделают это¹⁵². Намного легче принять участие в поведении, которое соответствует ценностям нашей группы, чем бросать ей вызов и вызывать негативные социальные последствия.

Это исследование об издевательствах и их нормах говорит о том, что если мы хотим сократить масштабы издевательств, то нет смысла рассказывать об их негативных последствиях. Наиболее успешным будет рассмотрение самих норм и предоставление учащимся точной информации о том, как их сверстники относятся к издевательствам.

Многие студенты опасаются, что они столкнутся с социальным неприятием, если будут противостоять хулиганам, или что их будут рассматривать как «стукачей», если они сообщат о том, что видели или слышали.

Здесь уместно вспомнить факт, что истинные чувства людей часто не совпадают с их действиями. Поэтому нужно помочь студентам понять, что их сверстники действительно страдают от издевательств. Это должно позволить им сформировать более точные представления о существующих нормах. И студенты, которые понимают, что их сверстники выступают против травли и уважают тех, кто противостоит хулиганам, могут чувствовать себя способными делать это сами.

Кто противостоит хулиганам?

Осенью 2007 года девятиклассник средней школы Central Kings в маленьком городке в Новой Шотландии решил надеть розовую футболку в первый день обучения в средней школе. Этот выбор оказался неудачным: несколько учеников назвали его геем и угрожали избить. Два ученика двенадцатого класса, Дэвид Шеперд и Тревис Прайс, услышали о запугивании и решили что-то сделать, чтобы остановить хулиганов. «Я просто подумал, что этого уже достаточно», – сказал Дэвид¹⁵³. Они организовали акцию, которую назвали «розовое море». Они купили пятьдесят розовых футболок в местном дисконт магазине, отправили письмо одноклассникам, описывающее смысл акции против травли, и раздали футболки своим одноклассникам перед школой на следующее утро. Когда ученик, над которым издевались, пришел в школу, он увидел сотни учеников в розовом. Трэвис описал реакцию мальчика: «Наконец-то, кто-то заступился за более слабого ребенка… Казалось, что с плеч свалился огромный груз». Вмешательство Дэвида и Трэвиса явно изменило ситуацию – о хулиганах никто больше и не слышал.

Эта история отражает основной вывод исследования о том, кто противостоит хулиганам, – студенты, которые имеют социальные ресурсы. Этот капитал включает в себя сочетание поддержки со стороны сверстников, учителей и социальные навыки. В одном из исследований травли в шестых классах было установлено, что те, кто защищал жертв издевательств, обычно имели самый высокий статус в группе¹⁵⁴. Хотя конкретные факторы, которые привели Дэвида и Тревиса к действиям, неизвестны, эти мальчики были старшеклассниками – самым привилегированным положением в средней школе. Этих учеников меньше всего беспокоят последствия таких действий, как возмездие и потеря популярности, поскольку их статус в школьной социальной иерархии уже прочно утвердился. Комфорт социального положения дает им мужество противостоять хулиганам.

А теперь вы, наверное, пытаетесь увязать тот вывод, что популярные дети противостоят хулиганам, с утверждением, что хулиганы, как правило, и являются популярными. В исследовании Роберта Фэриса в Калифорнийском университете, Дэвиса и Дианы Фелмли в университете Пенсильвании был изучен именно этот вопрос¹⁵⁵. Они использовали данные лонгитюдного исследования, которое проводилось с более чем 3500 учениками в 19 средних и старших школах Северной Каролины в средине 90-х. Это исследование было направлено на изучение связи между издевательствами и статусом учащихся. Издевательства в этом исследовании включали физические действия, такие как удары и толкания, а также более скрытую активность, такую как распространение слухов и обзывание.

Для начала, хорошие новости: две трети студентов не подвергались издевательствам в течение трехмесячного периода, во время которого собирались данные. А вот новости похуже: чем выше позиция учащегося в социальной иерархии школы, тем больше вероятность того, что он будет дразнить сверстников. Достигнув топовой позиции в иерархии, количество издевательств резко сокращалось. Чем объясняются эти выводы?

Исследователи считают, что студенты используют издевательства как способ получения или, по крайней мере, поддержания социального статуса и власти.

Они делают это, мучая своих (в некоторой степени) популярных сверстников. Но как только они достигают вершины, им больше не нужно защищать свою позицию. «Если бы статус был деньгами, они были бы как Билл Гейтс. Их позиции защищены, – говорит ведущий автор Роберт Фэрис. – Им не нужно мучить своих сверстников в попытке подняться по социальной лестнице – эту тактику обычно используют те, кто борется за топовое место. Те, кто уже на вершине не станут жертвами, потому что они вне досягаемости и у них нет соперников»¹⁵⁶.

По словам борца за справедливость Роба Френетта, «Издевательства, как правило, социальный инструмент»¹⁵⁷. Лишь немногие студенты на верху социальной лестницы уверены в своей популярности и поэтому могут рисковать, защищая тех, кто подвергается издевательствам. Эти акты доброты могут даже укрепить их социальный статус.

Что еще указывает на готовность противостоять хулиганам? Уверенность в себе. Люди, которые уверены в своей способности добиваться целей, с большей вероятностью будут вмешиваться в ситуации с издевательствами¹⁵⁸. На каком-то уровне это абсолютно неудивительно. Студенты, которые уверены, что их усилия остановить хулигана увенчаются успехом, с большей вероятностью будут действовать. Уверенные в себе дети также могут меньше беспокоиться о том, что станут мишенью для хулиганов.

В конечном итоге, студенты, уверенные в собственных социальных навыках, более способны противостоять издевательствам. Исследователи в Университете западного Иллинойса изучали черты, типичные для школьников средних классов, которые сообщали о защите жертв от издевательств¹⁵⁹. Почти 300 учащихся ответили на вопросы о том, как часто они защищали кого-либо в течение предыдущих 30 дней. Например, рассказывали другим детям, что слухи о каком-то ученике – ложные. Им также предложили оценить свою уверенность в собственных социальных навыках, включая общение, уверенность в себе и сочувствие. Ученики, которые считали, что пользуются большей поддержкой со стороны своих сверстников, рассказали, что они чаще оказывают помощь жертвам издевательств. Эти студенты испытывают меньший социальный риск, бросая вызов плохому поведению, и поэтому могут чувствовать себя более комфортно, когда противостоят хулиганам.

Еще одна особенность учащихся, которые борются с издевательствами, это уверенность в собственных социальных навыках. В этом есть смысл: противостоять издевательствам не так-то просто. На самом деле, для этого требуется несколько типов различных навыков, включая способность сопереживать жертве, решительно выступать против хулигана, защищать жертву от насмешек и доходчиво объяснять, почему поведение хулигана должно прекратиться.

Стратегии по сокращению масштабов травли

Трое моих детей ездили в летний лагерь, девиз которого был: «The Other Fellow First» (Пропусти другого вперед). В этом лагере было и есть много замечательных вещей, включая политику «никаких гаджетов», но этот девиз был, по крайней мере для меня, одним из самых ярких. И это был не просто девиз, который использовали как маркетинговый ход для обеспокоенных родителей. Это действительно четко показывало решимость лагеря помогать детям и подросткам воспринимать взгляды других людей. Наиболее эффективные программы по борьбе с буллингом пытаются создать именно такую атмосферу, в которой студенты испытывают истинное сочувствие друг к другу. Таким образом, они избегают издевательств и говорят, если замечают неподобающее поведение.

Давайте рассмотрим некоторые стратегии, которые родители и школы могут применять, чтобы дать детям реальные инструменты для противостояния хулиганам. В фильме «Шоколад», отец Генри, молодой священник, недавно прибывший в маленькую деревню, произносит пасхальную проповедь. Она направленна на то, чтобы сблизить людей, в отличие от послания, которое вызывало разногласия и поддерживалось его предшественником. Его слова прекрасно отражают невероятную ценность того, что люди находят ценным и стоящим: «Я думаю, что нельзя жить на свете, меряя добродетель тем, что мы не сделали, тем, в чем отказали себе, от чего устояли и кого отвергли. Я думаю, добродетель измеряет то, что мы создали, воплотили в жизнь и кого согрели».

Школы, которые ликвидировали или, по крайней мере, резко сократили практику травли, формируют философию и школьную культуру, которые согласуются с концепцией вовлечения и позитивных действий.

Обучите свидетелей

Травля распространена во многих школах, но ее можно избежать. В школьных округах, где действуют комплексные программы по борьбе с травлей, произошли существенные улучшения.

Было проведено исследование 12 обучающих программ по предупреждению насилия, в котором участвовали около тринадцати тысяч учеников, начиная с детского сада по двенадцатый класс школы. Они показали, что программы, которые уделяют особое внимание роли случайных прохожих, привели к увеличению вмешательства учащихся в конфликты¹⁶⁰.

Исследователи в Берлинском технологическом институте изучили показатели насилия в пятых, шестых и седьмых классах. Они сравнивали 22 класса, которые прошли учебную программу по оказанию помощи случайным прохожим с 26 классами, которые данную программу не изучали¹⁶¹. Исследования показывали опасность бездействия посторонних людей, способствовали сочувствию и социальной ответственности, а также учили детей реагировать на агрессивное поведение. Программы проводились учителями после шестичасового курса подготовки, а обучение занимало от шестнадцати до восьмидесяти часов. Как до, так и после обучения ученики отвечали на вопросы о том, как часто они становились свидетелями словесной, физической и социальной агрессии. Детей спрашивали о том, будут ли они вмешиваться, если станут свидетелями издевательств, учитывая различные сценарии. Им предложили один из примеров. «Представьте, что вы пришли играть на школьный двор. Вы видите мальчика вашего возраста, который стоит один. Внезапно появляется другой мальчик и начинает толкать первого ребенка. Он падает несколько раз и не может себя защитить. Когда он пытается уйти, второй мальчик хватает его и начинает сильно бить». Исследователи также оценили, сколько фактически времени учителя потратили на этот материал во время занятий. Некоторые из них потратили всего два-четыре часа, в то время как другие потратили от тринадцати до восьмидесяти учебных часов. Также ученых волновал вопрос, насколько хорошо учителя использовали материалы из учебного пособия.

Начнем с хороших новостей: учащиеся из классов, которые получили более длительную и более углубленную версию учебной программы, сообщили о более низких показателях виктимизации (когда человек становится жертвой) после трехмесячного обучения. Они также реже были замечены в пассивном поведении: не игнорировали происходящего и не уходили с места конфликта.

Есть и обратная сторона: даже интенсивное и длительное обучение не помогло учащимся противостоять хулиганам. Хотя этот вывод и разочаровывает, он указывает на то, как сложно заставить людей противостоять плохому поведению, когда они рискуют физически и социально.

А вот и обнадеживающая информация: учебные программы являются более эффективными, когда нацелены на скрытые формы агрессии или запугивания, которые зачастую предшествуют издевательствам. Такой тип социальной агрессии, как поддразнивание, обзывание, распространение слухов и изгнание из группы, может быть таким же болезненным, как и физическое издевательство. Но преподаватели или учащиеся не могут определить, что ребенок, который проявляет такую агрессию, – особо опасен.

Исследователи из Университета города Уичито и Вашингтонского университета изучили эффективность программы по борьбе с травлей под названием «Steps to Respect» (Шаги к Уважению)¹⁶². Она показывает важность противодействия таким скрытым формам издевательств, как злонамеренные сплетни и социальная изоляция. Эта программа обучает учащихся и преподавателей реагировать на социальную агрессию.

Учеников учат, что ответный удар чаще всего обостряет плохое поведение, так что лучший выбор – это уверенно сказать хулигану: «Прекрати это».

Их также учат понимать, что свидетели, которые могут не одобрять происходящее, но молча наблюдают, могут неосознанно оказать поддержку хулиганам. Использовались карманные компьютеры для того, чтобы проводить посекундные наблюдения на детской площадке третьего и шестого классов начальных школ Сиэтла в шести округах. Исследования проходили в течение десяти недель до и после осуществления программы. Ученые посчитали все акты клеветы или оскорбительные разговоры о других студентах, например: «Эта симпатичная девчонка учится в твоем классе?» или «Слышали ли, что Дэн жульничал на экзамене?».

То, что ученые обнаружили, обнадеживает: количество злобных сплетен в целом упало на 72 %. Это означало, что было на 234 случая меньше сплетен и на 270 меньше ситуаций, когда студент становился объектом слухов. Побуждение детей к реакции на скрытую агрессию поможет им реагировать на более явные случаи насилия. Это может также сделать атмосферу в школе более дружелюбной и уменьшить количество издевательств в дальнейшем.

Измените школьную культуру

До сих пор я была сосредоточена на том, как социальные нормы сдерживают людей от противостояния издевательствам. Но нормы также можно использовать для сдерживания или сокращения плохого поведения. Уэсли Перкинс и его коллеги из колледжа Хобарта и Уильяма Смита использовали агитационный плакат для изменения норм травли в пяти различных государственных школах Нью-Джерси¹⁶³.

Учащиеся этих школ неправильно воспринимали и масштаб насилия над детьми, и мысли одноклассников на этот счет. Они считали, что реальные издевательства распространены сильнее, чем это было на самом деле. Ученики, которые считали, что такие нормы травли являются более распространенными, чаще подвергались издевательствам сами и подвергали им других. Для того, чтобы преодолеть эти ошибочные представления, исследователи развесили вокруг школы большие плакаты. Они показывали, что ученики на самом деле чувствовали по поводу издевательств. Вместо названия школы был прочерк, а информация на плакатах была простой и ясной:

• Большинство учащихся средней школы (З из 4) НЕ исключают кого-либо из группы, чтобы заставить его чувствовать себя плохо.

• 95 % учащихся средних школ говорят, что ученики не должны злобно дразнить, называть других обидными именами или распространять нелицеприятные истории о других учениках.

• Большинство учащихся средней школы (8 из 10) считают, что ученики должны сообщать учителю или вожатому о том, что они или кто-то другой подвергаются издевательствам в школе.

Данные, собранные спустя время после того как развесили плакаты, показывают положительный эффект этой стратегии борьбы с буллингом. Уменьшилось количество сообщений об издевательствах и о том, что учащиеся чувствуют себя жертвами. Изменения были наиболее заметны в школах, в которых больше учащихся вспоминали, что видели плакаты. Издевательства сократились примерно на 35 % в школе, в которой большинство учеников видели плакаты. По сравнению с 26 % в школе, где меньше всего учеников их заметили. Эти выводы свидетельствуют о том, что если показать ученикам, что их сверстники на самом деле думают об издевательствах, можно сократить масштабы насилия в школе. Социальные нормы также можно изменить с помощью специальных программ, которые ориентированы только на небольшое число тщательно отобранных учеников.

Группа исследователей из Принстона, Ратгерса и Йеля изучила вопрос о том, будет ли обучение влиятельных учеников (так называемых «социальных авторитетов»), иметь эффект на изменения норм буллинга в школе¹⁶⁴. Они надеялись, что если эти ученики будут настроены против буллинга, то будут формировать взгляды и убеждения своих сверстников. Исследователи произвольно выбрали средние школы в Нью-Джерси и предоставили им программы по борьбе с издевательствами со стороны сверстников под названием «Roots» (Истоки) либо в начале учебного года, либо в конце (она могла быть реализована в следующем году). Они использовали метод, известный как «картография социальной среды», чтобы определить детей максимально знакомых с другими учениками в школе. Ученикам было предложено составить список до десяти студентов, с которыми они проводили больше всего времени; таким образом, исследователи смогли определить, у каких студентов была самая обширная социальная сеть. Это не были самые популярные дети или те, кто больше всего знаком с другими. Наиболее влиятельные ученики были в основном связаны с более зрелой социальной средой и были родом из более обеспеченных семей.

Затем от 22 до 30 таких «социальных авторитетов» в каждой школе пригласили участвовать в программе «Roots», в рамках которой обучают методам урегулирования конфликтов между сверстниками и помогают в организации общешкольных кампаний по распространению информации. Эта программа уделяет большое внимание личной активности, и студентам были даны шаблоны для материалов кампании против издевательств, которые они потом дорабатывали сами. Одна группа создала хештег #iRespect в Instagram, чтобы подчеркнуть терпимость и развесила красочные знаки с этим хештегом около школы. Другая группа создала яркие резиновые браслеты с логотипом Roots. Каждый раз, когда один из участников программы видел, как другой ученик вмешивался, чтобы остановить конфликт или помочь другому, он или она давали этому студенту браслет с биркой, на которой говорилось: «Ученик Roots поймал тебя на чем-то великом». Еще одна группа организовала однодневный фестиваль «Roots Day», на котором ученики продвигали Roots через плакаты, браслеты и подарки, и призывали учащихся подписывать петицию, в которой говорилось, что они сделают что-то хорошее для кого-то из школы. Все эти мероприятия позволили собрать учеников вместе и осветить преимущества позитивного поведения. В конце года исследователи сравнивали число конфликтов между учащимися в школах, которые осуществляли программу Roots, и в школах, которые ее не осуществляли. Результаты показали, что программа была весьма успешной: в средних школах, которые использовали Roots, число конфликтов между учащимися сократилось на 30 %, хотя в рамках этой программы подготовку прошли около 10 % учащихся. Элизабет Полак, профессор психологии в Принстоне, была ведущим ученым в этом исследовании. Она отметила: «Вы можете грамотно нацелиться на конкретных людей, чтобы распространить информацию. Эти люди – «социальные авторитеты». Их больше всего замечают сверстники. Их поведение служит сигналом о том, что является нормальным и желательным в обществе»¹⁶⁵.

Есть еще одна замечательная вещь в программе Roots: школам гораздо проще реализовать ее, чем большинство других методик. Она не требует, чтобы меры по борьбе с насилием доносили до всех учеников. Вместо этого, программа Roots предполагает обучение относительно небольшого количества специально отобранных студентов – скажем, 5—10 % всех учеников. Затем позволяет им создавать и распространять в школе нужную информацию. Аналогичные программы обучают небольшое количество «всеобщих любимчиков» определенного общества тому, как донести свою мысль. Это, конечно, способствует другим видам социальных изменений, таким как более безопасное сексуальное поведение и сокращение предрассудков¹⁶⁶.

Программа Kiva

Если вы можете научить популярных детей выставить травлю в плохом свете, то сможете изменить школьную культуру. Но другой способ прекратить издевательства не решает эту проблему. Он просто призывает быть вежливым.

Одной из наиболее известных программ по сокращению масштабов насилия является программа «Kiva», которая была разработана в Финляндии (в финском языке выражение «Kiusaamista vastaan» означает «против издевательств», а слово «kiva» означает «хороший»). Эта программа включает в себя обсуждение, групповую работу и просмотр короткометражных фильмов. Программа призвана уменьшить негативное поведение свидетелей конфликта и стимулировать поведение защитников, повысить сочувствие, эффективность, а также снижать агрессию учащихся. Она включает в себя ролевые упражнения, призванные повысить чувство сопереживания, а также компьютерные игры и симуляции, где учащиеся должны ответить, как они будут вмешиваться в определенные обстоятельства. Ученики контролируют мультяшных персонажей, которые сталкиваются с разнообразными ситуациями насилия и должны решить, как им действовать. В одном упражнении ученикам предлагается представить, как один ребенок запихивает другого в шкафчик, а затем описать свои действия. В другом случае их просят подумать о том, чтобы они делали, если бы новый ученик пытался завести друзей. Этот подход позволяет учащимся опробовать различные варианты действий и обрести уверенность в том, что они будут знать, как поступить в возможных неприемлемых ситуациях. Также упражнения вырабатывают способность сопереживать и поддерживать жертву.

Самое главное, что это работает. Фактически, мета-анализ 53 программ по борьбе с насилием по всему миру показал, что программа «Kiva» была одной из самых эффективных¹⁶⁷.

Ученики в школах без этой программы почти в 2 раза чаще сообщали об издевательствах над ними, чем в школах с Kiva.

Хотя эта программа стартовала в Финляндии, сейчас она широко используется в Италии, Нидерландах, Великобритании и США.

Программа Kiva также привела к улучшению психического здоровья в более широком плане. Было проведено одно исследование, в котором приняли участие более 7000 учащихся из семи начальных школ в Финляндии. Оно сравнивало показатели самооценки и депрессии среди учащихся в школах, использующих программу Kiva, с показателями в школах, которым предоставили некоторую информацию по борьбе с насилием, но в менее понятном виде. Программа Kiva показала более высокие уровни самооценки и более низкие показатели депрессии, а также сильно помогла студентам, которые подвергались насилию¹⁶⁸.

Исследователи полагают, что эта программа улучшает способность учителей справляться с издевательствами, а также способность учащихся сопереживать жертвам насилия и защищать их. Благодаря этому, ученики чувствуют себя более защищенными в школьной среде. «Вся прелесть заключается в том, что эта общеобразовательная программа очень эффективна для детей, которые больше всего нуждаются в поддержке», – сказала Яна Ювонен, ведущий автор этого исследования¹⁶⁹.

Установление прочных отношений

Чтобы сократить масштабы насилия, нужно укреплять связи между учениками и преподавателями. Ученики, которые чувствуют поддержку от взрослых, чаще сообщают о плохом поведении, что позволяет работникам школы и учителям вмешаться в конфликт как можно раньше¹⁷⁰. Студенты, которые чувствуют, что учителя их поддерживают, с большей вероятностью помогут жертве насилия¹⁷¹. Поэтому школы должны помогать учителям налаживать теплые и доверительные отношения с учениками.

Когда взрослые игнорируют или недооценивают плохое поведение, ученикам нет смысла сообщать об этом. Они не уверены, что кто-то будет вмешиваться. А хулиганы чувствуют себя уверенно и продолжают издеваться¹⁷². Учителя, для которых издевательства или травля являются нормой, менее склонны к вмешательству. Такое отношение является образцом бездействия для учеников¹⁷³. А дети подвергаются еще большим издевательствам.

Преподаватели, которые считают, что жертвы должны защищать себя самостоятельно, создают такую атмосферу в классе, в которой учащиеся меньше сочувствуют жертвам и не хотят вмешиваться. Таким образом, взгляды учителей на насилие могут влиять на детей во всей школе. Как в хорошую, так и плохую сторону.

Мы четко видим, как школьная культура влияет на реакцию учащихся на насилие. Исследователи заинтересовались этим вопросом и провели эксперимент. Они собрали данные от шестиклассников и девятиклассников в средних государственных школах с низкими доходами на юго-востоке Соединенных Штатов. Им также понадобилась информация об отношениях учеников с членами семьи, их сверстниками и учителями¹⁷⁴. Ученые попросили детей прочитать восемь сценариев, которые описывали агрессивные действия, такие как кибертравля, неприятие со стороны социальной группы, обзывание и сплетни. По каждому из сценариев учащимся предлагалось оценить, насколько приемлемо их поведение и насколько приемлемым для них было бы вмешательство. Их также попросили предположить, как они будут реагировать на каждый конкретный случай. Будут ли они напрямую противостоять плохому поведению? Уйдут ли они? Затем ученики ответили на ряд вопросов о своих семьях и школах. Много ли у них правил дома? Что происходит, когда они нарушают эти правила? Нравятся ли им их учителя и справедливо ли с ними обращаются?

Отношения учеников с другими людьми влияют на то, как они будут реагировать. Ученики, которые считают, что подвергаются дискриминации со стороны учителей или сверстников, с меньшей вероятностью скажут, что вмешаются и помогут жертвам насилия. Скорее всего, они проигнорируют это.

Те, кто считает, что у них хорошие отношения с учителями, с большей вероятностью скажут, что будут действовать. Эти результаты совпадают с результатами других исследований, которые свидетельствуют о том, что чувство общности повышает готовность учеников средней школы вмешаться и прекратить издевательства¹⁷⁵.

Чувство общности в школе состоит из взаимного уважения, совместной ответственности и социальной вовлеченности. Эта общность помогает в борьбе со столь распространенным безразличием старшеклассников. Она также дает им смелость бросить вызов хулиганам.

Это исследование также указывает на ценность позитивных отношений дома. Ученики, которые чувствовали близость с семьей, чаще говорили, что будут вмешиваться и противостоять хулиганам. Хорошие отношения с взрослыми, будь то дома, в школе или где-то еще, похоже, увеличивают готовность подростков действовать. «В исследовании говорится, что отношения и дома, и в школе имеют большое значение для того, чтобы дети признавали агрессивное поведение неуместным и вмешивались в конфликт, – сказала Линн Малви, профессор штата Северная Каролина и ведущий автор этого исследования. – Оно подчеркивает ценность благоприятной школьной среды и хороших учителей, а также важность семейной поддержки, когда речь идет о борьбе с насилием»¹⁷⁶. Эта глава началась с описания издевательств над Мэлори Роуз Гроссман и того, как буллинг был проигнорирован учениками, сотрудниками и руководителями в ее школе. Такая история не произошла бы в школе, в которой ученики чувствовали бы себя комфортно, рассказывали учителям о своих наблюдениях и сами подходили бы к хулиганам. Изменение школьной культуры вполне могло спасти жизнь Мэлори.

Глава 7
В колледже: как бороться с непристойным поведением

Братство Дельта Каппа Эпсилон (ДКЭ), основанное в Йеле в 1844 году, является одним из старейших в США. ДКЭ гордится своей культурой лидерства и общественной работы. В числе членов братства многие важные политики и бизнесмены, в том числе шесть президентов Соединенных Штатов, пять вице-президентов и четыре судьи Верховного суда. Президенты Джордж Х. У. и Джордж У. Буш и судья Верховного суда Бретт Кавано были членами этого братства в отделении Йельского университета.

Тем не менее, многие члены этого братства по всей стране были замечены в неприличном поведении на протяжении многих лет. Поведение было неподобающим: от мочеиспускания на новичков колледжа до нападения на женщин и даже изнасилования. В октябре 2010 года новички ДКЭ с завязанными глазами возле Йельского женского центра скандировали «Нет значит да, да значит анальный секс» и «Чертовы шлюхи!» После этого инцидента братству было запрещено посещать кампус в течение пяти лет.

В 2016 году, когда ДКЭ вернулся в Йель, участники рассказывали о ценных уроках, которые они извлекли из этого опыта. Как сказал Люк Персичетти, президент ДКЭ на тот момент, репортеру газеты Yale Daily News: «Я считаю, что эти санкции оказали положительное влияние на культуру нашего братства. Сегодня члены братства понимают историю того запрета. Он сыграл важную роль в культурном изменении»¹⁷⁷.

У того позитивного опыта был не долгий срок. Всего пять месяцев спустя, Йель отстранил Персичетти на три семестра после слушания по дисциплине. После инцидента с женщиной в его спальне в доме ДКЭ, его признали виновным в «проникновении без согласия». Восемь других женщин также жаловались на сексуальные домогательства со стороны членов братства ДКЭ в течение двух лет после отмены запрета на посещение кампуса. На определенном уровне сообщения о неприличном поведении всех мужских групп – братств, спортивных команд, музыкальных групп, военных – не вызывают удивления. Удивительно то, что такое поведение продолжается даже тогда, когда большинство отдельных членов братства или команды не поддерживают его¹⁷⁸. Проблема в том, что их сверстники редко вмешиваются. В этой главе описываются факторы, которые заставляют мужчин ошибочно полагать, что их сверстники поддерживают и совершают сексуальные преступления. И рассматриваются стратегии, которые университеты и старшие школы могут использовать для того, чтобы помочь учащимся мыслить по-разному и принять меры для прекращения плохого поведения.

Чем опасны все мужские группы?

Связь между мужскими группами и сексуальным насилием в отношении женщин установлена¹⁷⁹. Мужчины, которые состоят в организациях, в первую очередь в спортивных командах и братствах, сообщают о более позитивном отношении к сексуальному насилию, признают мифы об изнасиловании и агрессивном сексуальном поведении. Они чаще употребляют алкоголь, наркотики и принуждают женщин к сексу¹⁸⁰. Исследования, проведенные в 30 университетах Национальной Университетской Спортивной Ассоциации первой классификации (НУСА), показали, что спортсмены-мужчины составляли 19 % всех случаев сексуального насилия, хотя они представляли только 3 % студентов колледжа¹⁸¹.

Исследователи в университете НУСА в юго-восточной части Соединенных Штатов наняли студентов-мужчин для онлайн-исследования об отношении к женщинам, принятии мифов об изнасиловании и сексуальных домогательств¹⁸².

По сравнению с обычными ребятами, спортсмены имели более традиционные взгляды на роль полов. По их мнению, женщины должны меньше беспокоиться о равных правах и больше о том, как стать хорошими женами и матерями.

Они сильно верили в мифы об изнасиловании: например, если женщина пьяна или не сопротивляется, то это не изнасилование. Самое важное, что спортсмены чаще всего занимались сексуальным принуждением. Они настаивали на сексе, когда партнер не хотел этого. Они могли даже применять угрозы или силу. Исследования показали, что 54 % спортсменов были замечены в таком поведении, по сравнению с 38 % студентов, которые не занимаются спортом профессионально¹⁸³.

Почему спортсмены и члены братства часто ведут себя как хищники по отношению к женщинам?

Одно из объяснений заключается в том, что такие мужчины, рассматривают женщин больше как вещь. Это объясняет, почему они имеют естественную тенденцию тяготеть к мужским группам. Исследователи из Кеньонского колледжа сфотографировали все женские образы – плакаты, реклама, заставки на экранах монитора, – которые они обнаружили в комнатах студентов. Ученые работали с мужчинами из братства и с мужчинами, которые в них не состояли. Исследования показали, что у мужчин из братства нашли значительно больше женских изображений, в частности более сексуальные и оскорбительные. Многие из этих изображений были из таких журналов, как Playboy, Maxim и Stuff, которые изображают женщин как сексуальные объекты. Мужчины-спортсмены из колледжей также склонны придерживаться более консервативного, традиционного отношения к женщинам, чем не спортсмены¹⁸⁴.

Сложно сказать, у кого отношение к женщинам уничижительнее – у членов братства или спортивной команды. В любом случае эти склонности не объясняют всего. Психологи обнаружили, что чем больше времени молодой человек проведет в мужской группе, тем выше вероятность того, что он будет вести себя агрессивно. Студенты, которые вступили в братство в первый год обучения в университете, сообщили о склонении к агрессивному сексуальному поведению, например напоить женщину и переспать с ней¹⁸⁵. Давление на студентов, которые не были членами братства, было значительно ниже. Дело не только в том, что мужчины, склонные относиться к женщинам, как к вещам, тяготеют к мужским группам. Время, проведенное в этих группах, также имеет значение.

В таких группах часто преувеличиваются идеалы мужественности. Они включают в себя участие в чем-то рискованном, избежание действий, типичных для женщин, проявление жесткости и агрессии¹⁸⁶. Это также объясняет связь между членством в мужской группе и формированием положительного отношения к агрессивному сексуальному поведению.

Был проведен мета-анализ 29 исследований, которые изучали связь между участием в спортивных состязаниях или членством в братстве и сексуальной агрессией между студентами из колледжей¹⁸⁷. Он показал, что членство в любой из мужских групп сопряжено с более высокой оценкой идеалов мужественности.

Членство в братствах или спортивных командах создает впечатление, что определенные типы поведения ценятся. Мужчин, которые принадлежат к этим группам, могут заставлять принижать женщин, участвовать в чем-то рискованном. Например, напиваться или иметь многочисленные сексуальные связи¹⁸⁸.

Исследование студентов крупного государственного университета показало, что 25 % членов братства считают, что более десяти их друзей поили женщин алкоголем, чтобы заняться с ними сексом; менее 10 % мужчин, которые не состояли в братстве, придерживались этого мнения¹⁸⁹. Мужчины в братстве также были более склонны верить, что их друзья одобрят секс со многими женщинами в течение учебного года (70 % против 53 % не в братстве) и с меньшей вероятностью поверят, что друзья не одобрят такого поведения (8 % против 19 %).

Когда мужчина придерживается традиционных норм мужественности, он также считает адекватным проявлять и сексуальную агрессию. Исследователи в Университете Мичигана сравнили давление, которое оказывают на мужчин в целях соблюдения норм мужественности, и отношение к сексуально агрессивному поведению у студентов-мужчин, которые принадлежали или не принадлежали к братству¹⁹⁰. Результаты были довольно удручающими: мужчины, состоящие в братстве, имели более уничижительную позицию по отношению к женщинам, чем те, кто не состоял. Они более решительно соглашались с традиционными мужскими нормами («Если бы я мог, я бы часто менял сексуальных партнеров», «Я был бы в ярости, если бы кто-то только подумал, что я гей») и чувствовали большее давление со стороны своих друзей придерживаться этих норм (включая давление: «вести себя так, будто я все время хочу секса», «избегать делать что-то девчачье» и «пить алкоголь»). Они больше поддерживали уничижение женщин («Это нормально, когда парень смотрит на тело привлекательной незнакомой женщины», «Забавно оценивать женщин только по привлекательности их тела») и сильнее поддерживали мифы об изнасиловании («Когда девушка приходит в дом к парню на первом свидании, это означает, что она хочет заняться сексом», «Девушки тайно хотят быть изнасилованными»). Они также были более склонны показывать свое сексуальное поведение, которое вводит людей в заблуждение. Например, заниматься сексом с кем-то только для того, чтобы рассказать об этом друзьям, или говорить «Я люблю тебя», только чтобы заняться сексом.

Стремление к рискованному поведению как способ продемонстрировать мужественность приводит к тому, что многие студенты-мужчины злоупотребляют алкоголем. А алкоголь, в свою очередь, снимает запреты и может способствовать сексуальному насилию¹⁹¹.

Опрос мужчин в четырех колледжах и университетах в северо-восточных и среднеатлантических районах Соединенных Штатов показал, что те, кто придерживался более традиционных для мужчин норм и употреблял алкоголь, отличаются сексуально агрессивным поведением¹⁹².

Другие исследования показали, что мужчины, которые чаще употребляют алкоголь, то есть начинают выпивать 5 или более коктейлей за два часа, в течение первого года в братстве, также подвержены более частой сексуальной агрессии по отношению к женщинам. Следует и обратный вывод: чем чаще мужчина проявляет агрессивное сексуальное поведение, тем больше алкоголя он начинает потреблять.

Сильный акцент на традиционные мужские идеалы в некоторых группах помогает объяснить, почему сексистское и агрессивное поведение более широко распространено среди членов спортивных команд и братств, чем среди других мужских групп.

Хотя сексистские взгляды, как правило, больше распространены в чисто мужских группах, чем в смешанных, популярность таких убеждений значительно меняется в зависимости от характера группы. Мы не так много слышим о сексуальном насилии со стороны мужчин в музыкальных группах и даже во многих мужских спортивных командах. Исследования показывают более высокий уровень сексуального давления среди мужчин в таких видах спорта, как футбол, хоккей на льду, баскетбол¹⁹³. Создается впечатление, что во всех мужских группах, которые меньше внимания уделяют принятию и соблюдению мужских норм, мужчины не чувствуют большого давления, чтобы относиться уничижительно к женщинам, напиваться, сексуально принуждать и так далее.

Тенденция к более сексистскому отношению и агрессивному сексуальному поведению проявляется, к сожалению, не только среди студентов колледжей.

Опрос 2017 года, проведенный Исследовательским центром Пью, показал, что женщины на работе, где доминируют мужчины, с большей вероятностью подвергаются дискриминации по половому признаку в отличие от тех женщин, которые работают в основном в женском или смешанном коллективе¹⁹⁴.

Женщины, которые работают в основном с мужчинами, чаще всего указывали на сексуальные домогательства: 49 % замечаний на работе, где в основном преобладали мужчины, по сравнению с 34 % на работе со смешанным коллективом, и 32 % на работе, где по большей части были женщины.

В своей книге «The Silent Sex: Gender, Deliberation, and Institutions» политологи Кристофер Карповиц и Тали Мендельберг утверждают, что непотребные нормы, как правило, развиваются во всех типах организаций, где доминируют мужчины¹⁹⁵. Одним из ярких примеров является Сенат США. Кирстен Джиллибранд, одна из 20 женщин-сенаторов, рассказала о многочисленных случаях сексизма со стороны коллег-мужчин¹⁹⁶.

После того, как она сбросила 50 фунтов, один коллега-мужчина сжал ее живот и сказал: «Не худей слишком сильно. Мне нравятся пухлые девочки». Другой подталкивал ее продолжать заниматься спортом «ведь ты же не хочешь снова стать толстой». На благотворительном вечере их руководитель Гарри М. Рид назвал ее «самым горячим членом Сената».

Аналогичные сообщения о сексистском отношении и поведении в других местах, где доминируют мужчины, например, в хедж-фондах и в Силиконовой долине, также распространены. Одна женщина, которая занимается управлением активами, стала жертвой сексуальных домогательств со стороны клиентов, коллег и начальников¹⁹⁷. Один из мужчин-менеджеров отметил: «По-прежнему допускается огромное количество сексистских и оскорбительных высказываний, когда на собраниях присутствуют только мужчины». Такие же сообщения поступают и из Силиконовой долины¹⁹⁸. Женщины в недвижимости и других профессиях, где доминируют мужчины, также сообщают о повсеместных домогательствах.

Даже не стоит вопрос, что непристойное сексуальное поведение распространено в основном в мужских коллективах. Но это может быть не так распространено, как мы думаем. Корректировка этого неправильного восприятия, наряду с обучением различным навыкам, может помочь сократить плохое поведение и помочь людям сопротивляться, когда они с ним столкнутся.

Лишь пара громких голосов может бросить вызов

Когда я была студенткой Стэндфордского университета, я присутствовала во время доклада об изнасиловании девушки на свидании. Презентация давала понимание, как важно дать и получить согласие на близость непосредственно перед сексом. Руководители семинаров и практик объяснили, что, если ваш партнер сказал «Нет» или «Стоп», но вы продолжали склонять его к сексу или заниматься сексом, в любом случае это будет расценено как изнасилование.

Известный спортсмен из колледжа поднял руку и сказал: «Этого не может быть. По вашему определению, всех, с кем я когда-либо занимался сексом, я насиловал».

Я была в ужасе от его комментариев и сделала себе мысленную пометку избегать его. Но большинство студентов засмеялись. Очевидно, он не видел ничего плохого в том, что сказал. Вероятно, он считал, что это широко распространено.

Тем не менее, исследования показывают, что такие идеи, как «нет значит да» и «если женщины одеваются вызывающе, то сами показывают свое желание», не пользуются широкой поддержкой ни женщин, ни мужчин в большинстве западных стран. Многие мужчины считают сексуально агрессивное поведение оскорбительным, но ошибочно полагают, что другие его поощряют¹⁹⁹. Исследователи в Университете Мэри, Вашингтон, просили студентов-мужчин оценить их убеждения о женщинах и уровень дискомфорта по отношению к сексистскому поведению. Им также нужно было оценить отношение других парней к этим же параметрам – либо других студентов, либо друга, с которым они заполнили опросник. В обоих случаях мужчины переоценивали, насколько другие мужчины придерживаются сексистских убеждений, и недооценивали свой уровень дискомфорта в сексистском поведении. По оценкам мужчин, другие испытывали дискомфорт от сексизма на средний балл около 17,1. Это среднее значение, 35 – полный дискомфорт. Но в действительности средний балл составил 23,5, то есть мужчинам на самом деле не так комфортен сексизм, как думают другие. Мужчины также думали, что их друзьям комфортнее замечать сексизм, чем было на самом деле: средняя оценка их друзей была 21,6, но реальный балл был 23,6.

Почему мужчины считают, что даже их близкие друзья придерживаются более сексистских взглядов, чем это есть на самом деле? Одним из факторов может быть то, что люди не хотят открыто противостоять таким взглядам. Они боятся насмешек, суждений или притеснений.

В ходе бесед в студенческом городке выяснилась наиболее распространенная причина, по которой студенты-мужчины не вмешивались в ситуации, связанные с сексуальным насилием. Эта причина – опасение подвергнуться насмешкам и, в принципе, желание не казаться слабыми в глазах других мужчин²⁰⁰. Мужчины, которые недооценивают дискомфорт сверстников из-за сексистского отношения и сексуально агрессивного поведения, опасаются впоследствии оскорбительных комментариев и неподобающего поведения. Таким образом, они просто молчат и создают впечатление, что подобные взгляды широко распространены. Хотя на самом деле это не так. Тенденция молчать может быть особенно сильна для мужчин в братствах и во всех мужских компаниях, где есть риск изгнания.

Ученые в другом исследовании попросили студентов-мужчин вместе с их близкими друзьями ответить на вопросы, которые оценивали их убеждения о женщинах, изнасилованиях и сексуальном агрессивном поведении²⁰¹. Оба студента оценивали, согласны ли они с общими мифами об изнасиловании:

• «Когда девушки приходят на вечеринки в развратной одежде, то сами напрашиваются на неприятности»;

• «Если девушка физически не сопротивляется, ты не можешь сказать, что это изнасилование»;

• «Если девушка уединяется с парнем в комнате, это ее вина, что ее изнасиловали».

Их также попросили уточнить, занимались ли они различными формами сексуального принуждения. Позже им предложили заполнить один и тот же опросник, предполагая, как ответит их близкий друг, а также среднестатистический студент мужского пола в колледже.

Результаты дополнительно доказали, что мужчины в колледже действительно перевирают взгляды на то, что думают окружающие – даже их близкие друзья – о сексизме и сексуальном насилии. Большинство учащихся считают, что их сокурсники имеют более негативное отношение к женщинам и более решительно поддерживают мифы об изнасиловании, чем они сами. Это классический случай множественного невежества: если вы спросите любого студента об этом, они скажут, что им не нравится уничижительное отношение к женщинам и сексуально агрессивное поведение. Но они считают, что их сверстники вполне спокойно относятся к такому отношению и поведению.

Мужчины, которые сами совершали сексуальное насилие, считают, что другие более терпимо относятся к такому поведению. Исследование сексуальной агрессии показало, что 54 % мужчин, которые совершили сексуальное насилие, сказали, что их близкий друг сделал то же самое, по сравнению с 16 % мужчин, у которых такого не было²⁰².

Есть соблазн полагать, что это различие в восприятии отражает действительность. Предположительно у мужчин, совершивших сексуальное насилие, больше шансов иметь таких же друзей. Но оказалось, что это не так. Мужчины, совершившие сексуальное насилие, почти в три раза чаще, чем другие, ошибочно полагали, что их друзья делали то же самое. Это неверное восприятие может иметь серьезные последствия. Исследования показывают, что мужчины, которые уверены, что другие одобряют принудительный секс, с высокой вероятностью будут совершать сексуальное насилие²⁰³.

О чем это говорит? Небольшое число мужчин, которые действительно поддерживают сексуальное насилие и которые совершают нападения, сильно переоценивают поддержку такого поведения. Это заставляет их чувствовать себя вполне комфортно, выражая эти взгляды. Их готовность делиться сексистскими убеждениями приводит к тому, что другие считают такое отношение более распространенным, чем на самом деле. Особенно если сексуальные агрессоры имеют высокий статус в обществе, например члены спортивных команд и братств.

Ученые установили, что если человек хочет остановить сексуально-агрессивное поведение, но предполагает, что другие мужчины в целом это принимают, то шансов на то, что он вмешается, гораздо меньше. В 2003 году исследователи из Университета Западного Вашингтона изучили взгляды мужчин и женщин на важность взаимного согласия, а также их готовность вмешаться, чтобы предотвратить сексуальное насилие. Они обнаружили, что как мужчины, так и женщины, придают первостепенное значение получению согласия в сексуальных отношениях²⁰⁴.

Представления о важности предотвращения сексуального насилия у мужчин и женщин одинаковы. Но замечено, что мужчины вновь недооценивают готовность сверстников-мужчин вмешиваться в подобные ситуации. Результаты предыдущих исследований показывают, что мужчины уверены в том, что других не заботит согласие на интимную связь, а значит, они в меньшей мере готовы вмешаться.

К сожалению, такое недопонимание уменьшает готовность действовать. В присутствии других мужчин, которые демонстрируют оскорбительное поведение по отношению к женщинам, они, скорее всего, будут молчать²⁰⁵.

Исследователи из Университета штата Джорджия разработали эксперимент, чтобы убедиться в готовности участников вмешаться в сексуально агрессивную ситуацию. Для исследования были набраны мужчины из колледжа, которым сказали, что изучаются гендер, эмоции и отношение к иностранным фильмам. Каждый должен был работать в группе с тремя другими мужчинами. Группа должна была выбрать отрывок из фильма, который покажут девушке – участнице эксперимента. Для показа взяли отрывки из двух разных фильмов: один сексуально откровенный, а другой нет. Участник должен был выбрать, какой отрывок он хочет показать девушке. Но его предупредили, что окончательный выбор фрагмента будет сделан случайным образом из тех отрывков, которые выбрали все четверо мужчин в группе. Участнику также сказали, что согласно профилю девушки, она не любит смотреть сексуально откровенные материалы.

После того, как участник сделал свой выбор, его привели в новую комнату, где к нему присоединились трое других мужчин, которые на самом деле были соучастниками экспериментатора. Девушка (также сообщница) ненадолго вошла в комнату, якобы по ошибке. После того, как она ушла, один из сообщников позволил себе уничижительный комментарий («Чувак, я бы ее завалил»), с которым согласились двое других. А мог быть и другой нейтральный комментарий («Чувак, эта девушка выглядит как сестра моей соседки»). Исследователь сказал группе, что сексуально откровенный фильм был выбран случайным образом, что они будут наблюдать реакцию женщины через веб-камеру и что они могут остановить фильм в любое время, нажав клавишу на клавиатуре, которая была рядом с участником (по факту, мужчины смотрели заранее записанное видео реакции девушки.) Затем ученые определяли, решит ли участник остановить фильм, и если да, то когда²⁰⁶.

Студенты, которые слышали уничижительный комментарий, были значительно менее склонны останавливать видео: 35 % мужчин, которые слышали нейтральный комментарий, вмешались, но только 15 % из тех, кто слышал уничижительный комментарий, сделали это. Тем, кто остановил видео, потребовалось больше времени на это. Во время опроса некоторые из мужчин отметили, что определенную роль в принятии этого решения сыграло давление, направленное на то, чтобы они выглядели как мужчины. «Девушке было очень неудобно, – отметил один из участников. – Я знал, что мог остановить видео, что, в конце концов, и сделал, но давление ощущается сильнее, когда ты в комнате, полной парней. Часть меня чувствовала, что они говорили: «настоящий мужчина будет наслаждаться просмотром»²⁰⁷.

Присутствие мужчин-сверстников, которые участвуют в так называемом «разговоре в раздевалке», фактически, может помешать другим мужчинам прекратить сексуально агрессивное поведение.

Методы борьбы с сексуальными домогательствами

До сих пор я была сосредоточена на способности всех социальных мужских групп создавать и поддерживать сексистские убеждения, даже когда многие из членов группы не одобряют их. Почему же тогда эти нормы все еще действуют? Один из моих студентов, баскетболист, недавно сказал мне, что каждый день в раздевалке кто-то говорит что-нибудь оскорбительное. Затем он задался вопросом: «Почему я иногда говорю что-то в ответ, а иногда нет?» Он понимал: то, что он слышал, было оскорбительным, но он не всегда комментировал это. Скорее всего, он даже не подозревал, что многим его товарищам было также неловко из-за таких комментариев. Но они тоже молчали.

В этом заключительном разделе главы мы рассмотрим некоторые стратегии, которые помогут учащимся действовать, когда они становятся свидетелями неправильного поведения. Президент Барак Обама отметил необходимость таких мер в своей речи в 2014 году: «Мы должны призывать молодых людей – парней и девушек – к осознанию того, что сексуальное насилие просто неприемлемо. И им придется набраться храбрости, чтобы подняться и сказать об этом. Особенно когда социальное давление не вмешиваться или проходить мимо может быть очень сильным»²⁰⁸.

Скорректировать восприятие норм

Вспомним, что мужчинам кажется, что другим не так трудно контактировать с сексистским отношением и агрессивным поведением, чем им самим. Это убеждение мешает им говорить. Отсюда следует очевидный вывод, что для сокращения масштабов сексуального насилия следует начать с исправления восприятия. В последние годы было создано несколько программ, направленных на то, чтобы помочь мужчинам понять – экстремальное отношение и поведение некоторых их сверстников не является нормой. Этот подход может быть особенно эффективным, поскольку легче изменить убеждения чужих людей, предоставляя им точную информацию, чем изменить свои собственные. Как сказал Майкл Хейнс, директор Службы по улучшению здоровья Университета Северного Иллинойса: «Вам не нужно менять социальную норму. Вы просто должны показать людям, что это такое»²⁰⁹.

Рада отметить, что эти программы оказались весьма эффективными в плане снижения уровня сексистских взглядов и убеждений. Кристофер Килмартин и его коллеги из Университета Мэри, Вашингтон, показали мужчинам из колледжей на юго-востоке страны двадцатиминутную презентацию на уроке психологии. Они дали общую информацию о социальных нормах и факторах, которые приводят людей к неправильному восприятию, например предположение, что кто-то смеется над шуткой, потому, что находит ее действительно смешной, а не потому что хочет казаться вежливым. Они объяснили, что эти неправильные представления могут мешать людям бороться с плохим поведением, и предложили конкретные шаги, которые они могут предпринять для вмешательства в сложную ситуацию²¹⁰.

Эта короткая встреча привела к немедленным и позитивным изменениям. Через три недели после ее посещения, студенты заметили, что у мужчин меньше негативных представлений о женщинах. Например, «Женщин слишком легко оскорбить» или «Большинство женщин расценивают невинные замечания как сексистские». Они также пришли к выводу, что другие мужчины менее склонны к сексистским высказываниям, чем они думали раньше.

Исправление представлений о социальных нормах не только влияет на отношение в общем, но и может реально сократить количество фактов сексуального насилия.

Кристин Гидич и ее коллеги из Университета Огайо попросили половину первокурсников в среднем по площади университете поучаствовать в полуторачасовой программе по предотвращению сексуального насилия в их общежитии. Другие мужчины – контрольная группа – просто заполняли опросники²¹¹.

Программа включала три компонента:

• отрицание мифов об изнасиловании, воспитание сочувствия путем описания воздействия сексуального насилия на женщин,

• повышение осведомленности о важности согласия на близость,

• исправление представлений о поведении других мужчин.

Данные, которые собрали через четыре месяца, свидетельствуют о том, что даже это относительно короткое вмешательство имело долгосрочные последствия. После этой программы мужчины не только верили, что их сверстники будут с большей вероятностью вмешиваться в ситуации, ведущие к сексуальным домогательствам, но и сами говорили о снижении уровня сексуальной агрессии. Около 6,7 % мужчин, которые не участвовали в программе, сообщили о том, что они вели себя агрессивно, по сравнению лишь с 1,5 % мужчин, которые в программе участвовали²¹².

Эти программы работают в двух направлениях. Во-первых, когда мужчины узнают о том, во что на самом деле верят другие люди, они, как правило, меньше стесняются говорить и вмешиваться. Во-вторых, если мужчины, которые могут быть сексуально агрессивными, узнают о том, что такое поведение не поддерживается, могут изменить свое отношение и уменьшить потребность к доминированию над женщинами. Такой подход к сокращению числа сексуальных домогательств работает не за счет изменения социальных норм, а просто путем информирования людей о существующих нормах. Им дают информации о том, почему и каким образом возникают ошибочные представления. Такой же подход я использовала в своих исследованиях, чтобы сократить симптомы расстройств пищевого поведения и улучшить отношение к лечению психических расстройств среди студентов²¹³.

Обеспечить профессиональную подготовку студентам

Как студенты колледжа Коннектикута, Грег Лайуто и Мэтт Гаэц взяли на себя уникальную и неофициальную роль. Грег, первокурсник, и Мэтт, второкурсник, решили обучать своих однокурсников, как разрядить ситуации, которые могут привести к сексуальному насилию. Как они узнали, что делать? Они прошли подготовку в рамках программы The Green Dot. Эти тренировки не включают в себя решительных мер – тебе не нужно ни во что ввязываться, никуда бежать, не звонить в 911. Тебе просто нужно купировать потенциально сложные ситуации на ранней стадии. «Дело не в том, чтобы вешать на кого-то ярлык «плохой человек», – объяснил Грег. – Это о том, как разрядить ситуацию». Грег и Мэтт были членами команды колледжа по хоккею на льду. Именно такой тип мужской спортивной команды ученые считают склонной к сексуальной агрессии.

The Green Dot является одной из учебных программ по оказанию помощи случайным прохожим. Она направленна на сокращение числа случаев сексуального насилия, которые происходят в колледжах по всей стране. Программа The Green Dot учит студентов трем стратегиям вмешательства, чтобы предотвратить возникновение плохих ситуаций. Давайте представим, что вы видите, как друг заигрывает с женщиной, которая явно слишком много выпила. The Green Dot советует студентам:

1. Отвлечь внимание. Попросите друга присоединиться к вам и немного перекусить или скажите, что другая девушка хочет поговорить с ними.

2. Попросите кого-нибудь другого вмешаться. Это может быть другой друг или студент.

З. Сделайте шаг. Убедите вашего друга найти другую девушку, с которой можно пообщаться.

Конкретное содержание варьируется, но во всех этих программах подчеркивается важность принятия мер для того, чтобы пресечь плохое поведение на корню. Они используют интерактивные упражнения для моделирования различных ситуаций и тренируют навыки по вмешательству. В одном упражнении студенты показывают, что бы они сделали, если бы услышали сексистские комментарии. В другом разыгрывают ситуацию, в которой они увидели пьяного человека, идущего в спальню с другим. В третьем случае они сталкиваются с ситуацией, когда становятся свидетелями акта насилия. Этот вид обучения напоминает учащимся о том, что каждый из них несет ответственность за предотвращение сексуального насилия²¹⁴.

Эти программы могут осуществляться в различных форматах: в качестве семинаров, в рамках регулярных курсов или обучения в Интернете²¹⁵. Ученые в Научно-исследовательском центре профилактики и инноваций при Университете Нью-Гэмпшира и лаборатория Tiltfactor в Дартмутском колледже создали видеоигры для обучения студентов колледжей вмешательству в ситуации сексуального насилия и насилия в семье. То есть они сознательно вкладывали эту информацию в общую программу колледжа, поп-культуру и развлечения.

Исследователи из Университета штата Джорджия создали веб-программу под названием «Real Consent» («Истинное согласие»), чтобы помогать свидетелям происходящего вмешиваться и предотвращать сексуальную агрессию. Шарлин Сенн, профессор Университета Виндзора, решила включить информацию о вмешательстве очевидцев в обычные академические уроки²¹⁶.

Эмпирические исследования показывают, что эти программы работают. Студенты, которые в них участвуют, сообщают о различных позитивных эффектах. Они обратили внимание на свою острую реакцию на мифы об изнасиловании, появление большего сопереживания жертвам изнасилования и возросшую готовность помогать²¹⁷. Студенты сообщили, что они чувствуют себя более уверенными в своей способности вмешаться и готовы сделать это. Многие говорили, что на самом деле практиковали свое поведение очевидца. Например, проверяли подругу, которая казалась пьяной и отправлялась на второй этаж дома на вечеринке, или не молчали, когда слышали сексистские замечания (например, «Она заслужила, чтобы ее изнасиловали»)²¹⁸. Показатели сексуального насилия значительно ниже в учебных заведениях, в которых осуществляется программа вмешательства со стороны свидетелей, по сравнению с теми, в которых этой программы нет. Оценка эффективности программы The Green Dot опубликованной в 2015 году, показала, что число случаев сексуального домогательства и преследования было на 11 % меньше. Число случаев сексуальной активности с женщинами, которые были слишком пьяны, чтобы сопротивляться, было на 17 % меньше²¹⁹. После обучения в этой программе люди не просто говорят, что они собираются вести себя по-другому: их поведение действительно меняется.

Другая программа с использованием видео направлена на то, чтобы дать очевидцам навыки необходимые для их эффективного вмешательства, называется Takecare (Прояви Заботу). Рассказчик в этой видеопрограмме начинает с того, как важно обеспечить безопасность во время любой социальной активности. Программа дает информацию о том, как люди могут позаботиться о своих друзьях, чтобы не допустить сексуального насилия. Видеоролик предлагает три кратких описания реакции на случаи сексуального принуждения, насилия в отношениях или другие потенциально опасные действия. В каждом случае видео предлагает конкретные вещи, которые человек может сказать или сделать, чтобы предотвратить происходящее или чтобы оказать поддержку, если все уже произошло. В одной сцене на вечеринке, пьяная пара вместе идет в спальню, в то время как другая пара наблюдает за происходящим. Сцена останавливается, и рассказчик описывает, как эта ситуация может привести к проблемам для одного или обоих членов пары. Затем запись показывает очевидцев, которые разбивают пару, отправляют студента обратно на вечеринку и забирают девушку домой. Рассказчик приводит и другие примеры вмешательства в подобные ситуации и подчеркивает важность заботы о своих друзьях. Этот подход уделяет основное внимание тому, как важно принимать меры здесь и сейчас. Метод направлен на то, чтобы учащиеся были уверены – они действительно могут вмешаться в потенциально опасную ситуацию, не делая при этом слишком много. Видео достаточно короткие – меньше 30 минут – и подходят даже для использования в больших организациях.

Может ли короткое видео дать студентам возможность действовать? Ответ прост – да. Студенты колледжа, которые смотрели видео, сообщили, что чувствуют себя увереннее и могут вмешаться в различные рискованные ситуации. Теперь у них есть навыки, чтобы и ответить на уничижительный комментарий о насилии, и вытащить пьяного человека из чужой спальни на вечеринке²²⁰. Они также рассказали, что стали чаще вмешиваться в опасные ситуации спустя месяц после просмотра видео.

Несмотря на то, что видеопрограмма может привести к кратковременному повышению уверенности студентов вмешиваться, необходимы дальнейшие исследования для оценки долгосрочных последствий. Эти изменения в поведении продолжают наблюдаться или просто исчезают со временем? Есть ли способы, которые выходят за рамки пассивного видеонаблюдения и имеют долговременный эффект? Вероятно, что навыки, представленные в видео, приведут к более сильным изменениям. Хотя это все лишь подспорье к будущим исследованиям, стоит признать огромную практическую ценность короткого обучения по видеопрограмме. Многие студенты колледжей не посещали длительную программу по предотвращению сексуального насилия.

Программа Takecare и подобные методики имеют явное преимущество потому, что могут охватить широкий круг учащихся и привести к более весомым изменениям в рамках колледжей.

Подобные видеоматериалы могут быть столь же эффективными и в старших школах. В одном недавнем исследовании программа Takecare была проверена на учащихся из малообеспеченной городской старшей школы на юге Америки²²¹. По сравнению с первоначальными данными, ученики, которые принимали участие в программе по уходу за больными, сообщили, что через шесть месяцев они стали более ответственными очевидцами. Примеры включали в себя разговор с другом, который оправдывался за оскорбительное поведение, беспокойство за друга с необъяснимыми синяками и попытки заставить других помочь в ситуации, связанной с потенциальным сексуальным или домашним насилием. Это исследование также включало в себя практику виртуальной реальности. Студенты надевали очки и погружались в виртуальную среду, в которой взаимодействовали с персонажем, чтобы смоделировать реальные ситуации сексуального насилия, в которые они могли вмешаться. В одной ситуации два пьяных друга направлялись в спальню на вечеринке. В другой наблюдался случай потенциального физического насилия в паре. В третьем случае студент-мужчина собирался напоить девушку на свидании, чтобы переспать с ней. Исследователи зафиксировали, как студенты реагировали на каждую из этих ситуаций и как стремились не допустить возникновения потенциально опасной ситуации. Студенты, которые видели материалы программы Takecare, отличались более решительным поведением во время моделирования виртуальной реальности. Они также старались вмешиваться в реальные ситуации, спустя шесть месяцев после эксперимента. Эти программы эффективны потому, что многие из свидетелей плохого поведения действительно хотят вмешаться, но не знают, как это сделать. Как мы увидим в главе 10, обучение конкретным навыкам, необходимым для эффективных действий, может помочь людям преодолеть их естественную склонность к бездействию. Те, кто прошел подготовку, как правило, чувствуют большую ответственность за меры, которые они предпринимают в опасной ситуации. Они более уверены в том, что могут эффективно действовать²²². Что нужно, чтобы превратиться из молчаливого свидетеля в решительного защитника? Знать правила поведения – уже хорошее начало²²³.

Создание Новых Норм

Участники групп, в которых люди состоят в тесных отношениях и придают большое значение мужской привязанности, находятся под давлением и вынуждены проявлять лояльность к другим членам группы. Это иногда приводит к тому, что они призывают потакать плохому поведению, которое совершают их сверстники, – держаться вместе, независимо от правильных или неправильных поступков²²⁴. Но есть и хорошая сторона в отношениях внутри групп: та же самая динамика влияния на сверстников может быть использована для создания более позитивных убеждений и норм поведения. Многие обучающие программы, как например The Green Dot, фокусируются на изменении групповых норм. Одни программы помогают людям осознать проблемы насилия, другие – вмешиваться в ситуацию.

Все эти программы направлены на то, чтобы помочь студентам понять, что один плохой поступок члена группы вредит репутации коллектива и что все члены команды или братства несут ответственность за то, чтобы защитить своих друзей от неприятностей. Дэвид Роу, футболист из Университета Нью-Гэмпшира, сказал газете «The New York Times», что его целью было следить за своими товарищами по команде, он даже не давал им переспать с какой-то девушкой: «Может, ты не получишь ее, но сохранишь свою стипендию и останешься в команде»²²⁵. Отдельные братства и спортивные команды существенно отличаются друг от друга по своей культуре и ценностям, а группы, менее терпимые к сексуальной агрессии и принуждению, могут заставить членов группы придерживаться своих собственных норм²²⁶. Было проведено исследование среди первокурсников частного университета на северо-западе страны.

Ученые сравнивали показатели сексуального принуждения между теми, кто играл в агрессивный спорт – американский футбол, баскетбол, реслинг или футбол и теми, чьи занятия не носил насильственный характер – бейсбол, гольф, бег по пересеченной местности, плавание, теннис, велотрек²²⁷. Те, кто играл в ненасильственные виды спорта, менее сексистски относились к женщинам, не так сильно поддерживали мифы об изнасиловании и были менее склонны к сексуальному принуждению.

Одно из исследований братства, проведенное социологом Эриком Андерсоном в Университете Бата, показало намеренное отвлечение внимания от типичных мужских норм.

Один из членов Комитета сказал: «Мы ожидаем, что наши братья не будут следовать типично «мужицкому» сознанию. Мы хотим выделяться не только как умные и спортивные, но также как добрые и уважительные»²²⁸.

Айрес Босвелл и Джоан Спейд из Университета Лихай провели детальное изучение жизни братства в частном колледже, в котором около половины студентов присоединяются к греческой организации. Их наблюдения подтверждают, что не все братства одинаковы. Во время вечеринок, которые называют «зоной повышенного риска», имея в виду сексуальное насилие, парни и девушки редко общались как друзья. Соотношение мужчин и женщин часто было весьма неравномерным, парни и девушки распределялись по разным углам комнаты. Девушки часто танцевали в одиночестве, а когда танцевали пары, они делали это очень близко и сексуально. Ребята в таких братствах вели себя гораздо более грубо – оценивали фигуры девушек снизу-вверх, отпускали сексистские шутки и комментарии, открыто флиртовали. Молодые люди не стеснялись. Они пытались заставить девушек уйти с вечеринки и подняться наверх в свои спальни, роняя фразы вроде «Хочешь увидеть мой аквариум?» или «Давай поднимемся наверх, чтобы мы могли поговорить. Тут тебя не слышно»²²⁹.

Вечеринки в братствах, которые женщины называли «зоной низкого риска», разительно отличались. Парни и девушки танцевали вместе – по парам и компанией. Многие пары целовались или проявляли привязанность друг к другу. Парней и девушек было примерно поровну. Они вместе могли быть увлечены веселым разговором или обсуждением. Толкание, крики и ругательства случались весьма редко, и если они имели место быть, то люди сразу извинялись друг перед другом. В своей книге Fraternity: An Inside Look a Year of College Boys Becoming Men, Александра Роббинс объясняет, что мужчины в мужских коллективах не стремятся участвовать в плохих действиях. Братства оказывают поддержку студентам, живущим вдали от дома, создают для них безопасные условия, помогают пережить волнения и страхи и развивают лидерские навыки.

Эта глава не утверждает, что каждый член братства является сексуальным хищником или что родители не должны позволять своим сыновьям вступать в спортивную команду. Мои сыновья извлекли полезный опыт, будучи в спортивной команде и в братстве. Но это сложная работа – дать понять мальчикам, что приемлемо, а что нет. Для начала стоит убедиться, что они выбирают свои социальные компании разумно и напомнить им (больше одного раза), что не так много людей поддерживают сексуально агрессивное поведение, чем они могли бы думать. Мы должны помочь им понять, что быть хорошим другом или товарищем по команде значит вмешаться, пока не стало слишком поздно.

Глава 8
На работе: поощрение этичного поведения

20 октября 2014 года Лакуан Макдональд, чернокожий подросток, был застрелен Джейсоном Ван Дайком, полицейским из Чикаго. Ван Дайк и несколько других офицеров, которые находились на месте происшествия, подали полицейские рапорты. Они свидетельствовали о том, что стрельба была оправданной, так как семнадцатилетний парень вел себя неадекватно и бросался на офицеров с ножом. Но дальнейшее расследование обнаружило удивительные подробности этой истории. Вскрытие показало, что в Лакуана стреляли шестнадцать раз. Видеозапись показала, что первый выстрел был произведен, когда мальчик уходил и явно не бросался на полицейских. В него неоднократно стреляли даже после того, как он упал на землю. На основании этих доказательств офицера Ван Дайка признали виновным в убийстве второй степени применением огнестрельного оружия. Он был приговорен почти к семи годам тюремного заключения.

Хотя стрелял только Ван Дайк, он не был единственным офицером на месте происшествия. Остальные семь офицеров представили отчеты, которые подтвердили рассказ Ван Дайка о том, что Лакуан направлялся к нему с ножом, что противоречит видео. Суд присяжных обвинил троих из этих офицеров в нарушении служебной этики, сговоре и препятствии правосудию за сокрытие действий Ван Дайка. Все трое были признаны невиновными.

Подобная история, в которой один человек ведет себя плохо, но его коллеги в лучшем случае игнорируют это, а в худшем покрывают, не уникальна. Аналогичные инциденты происходят во всех отраслях: от сотрудников, которые закрывают глаза на мошенническую деятельность, до политиков, игнорирующих незаконное использование государственных средств, или лидеров партии, позволяющих себе оскорбительные высказывания. В этой главе рассмотрим факторы, которые заставляют людей молчать о плохом поведении на работе, и посмотрим стратегии, которые организации могут использовать для изменения рабочей культуры и укрепления гражданской позиции.

Пойдете ли вы наперекор своему боссу?

Однажды мы с боссом ехали на встречу и у него возникли проблемы с парковкой. Он какое-то время ездил кругами, но мы уже опаздывали, так что он заехал на парковку для инвалидов и оставил машину там. Мы вышли из машины. Тут он посмотрел на меня и вдруг начал хромать. Я ничего не сказала.

Моя неспособность противостоять боссу не уникальна. Большинство людей не будет ничего делать, если станет свидетелями того, как влиятельные люди совершают неправомерные действия. Они могут подумать: «Будет ли это стоить мне повышения? Потеряю ли я свою работу? Получу ли репутацию смутьяна?» Когда их гипотетически спрашивают о таких ситуациях, люди обычно говорят, что у них хватит мужества противостоять плохому поведению. Но в действительности большинство из нас не сможет действовать. Дело не в том, что мы не различаем правильное и неправильное. И не в том, что мы не объективно оцениваем ситуацию, в которую нужно вмешаться. Кажется, что-то на базе наших убеждений мешает действовать.

Джули Вудзика в Университете Вашингтона и Ли, и Марианна Лафранс в Йельском Университете провели исследование, которое позволило им сравнить слова людей с их действиями²³⁰. Они набрали молодых женщин в возрасте от 18 до 21 года, попросили их прочитать сценарий собеседования и прокомментировать его. Участники прочли следующий отрывок: «Представьте себе, что вы проводите собеседование на должность ассистента научного сотрудника. Вас собеседует мужчина тридцати лет в офисе колледжа. Ниже приводятся несколько вопросов, которые он задает в ходе интервью. Пожалуйста, прочтите каждый вопрос и укажите, как вы будете реагировать и что будете чувствовать. Напишите, как вам кажется, вы будете реагировать, а не как должны. Укажите, как вы на самом деле будете себя вести, что будете думать или чувствовать». Вопросы были следующими: «У вас есть парень?»; «Люди находят вас желанной?» и «Считаете ли вы важным, чтобы женщины носили бюстгальтеры на работу?»

Большинство участниц (62 %) сообщили, что если они столкнутся с такой ситуацией, то либо спросят собеседника о том, почему он хочет это знать, либо скажут ему, что вопрос неуместен. 28 % женщин сообщили, что они решительно или даже грубо возразят, либо уйдут с интервью. И 68 % сказали, что они откажутся отвечать по крайней мере на один из трех вопросов. Полученные результаты четко говорят о том, что, столкнувшись с сексуальными домогательствами, участники полагали, что они будут испытывать чувство гнева или возмущения. Но так ли это на самом деле?

В ходе другого исследования для проверки этого вопроса, те же самые ученые набрали другую группу женщин для фактического собеседования на работу ассистентом. Они задавали кандидатам те же самые три вопроса, связанные с сексуальными домогательствами. Ни одна из женщин не отказалась отвечать ни на один вопрос. Большинство из них не смутили эти вопросы. Те, кто все-таки был озадачен, вежливо спрашивали, почему интервьюер задал этот вопрос.

Когда женщины заранее думали об интервью, почти две трети (62 %) ожидали, что они дадут отпор обидчику. Но по факту, только треть испытуемых (36 %) сделали это.

Поэтому, даже когда мы предполагаем, что займем активную позицию, большинство из нас не может действовать, столкнувшись с ситуацией в реальности. Большинство женщин, которые сталкиваются с сексуальными домогательствами на работе, предпочитают не сообщать о них²³¹.

Мета-анализ сексуальных домогательств в организациях показал, что только от одной четверти до одной трети людей, подвергшихся домогательствам на работе, сообщают об этом начальнику, и только от 2 до 13 % подают официальную жалобу²³². Женщины, которые сообщают о недостойном поведении, «становятся «занозами» – никто больше не хочет их нанимать или работать с ними», – говорит Дженнифер Бердаль, эксперт по гендерным вопросам и многообразию на рабочем месте²³³. А что вы сделаете, если человек, который вас достает, ваш босс? Молчание перед лицом плохого поведения особенно распространено, когда люди имеют прямую власть над нами; последствия сопротивления вполне очевидны.

В ходе проверки профессиональных бухгалтеров было установлено, что 60 % из них были замечены в правонарушениях на своем рабочем месте: кража канцелярских принадлежностей, неверная классификация отчетов о расходах. Большинство из них предпочитают об этом не говорить²³⁴. Но наиболее частой причиной молчания было беспокойство по поводу потери работы или ухудшения рабочей обстановки.

К сожалению, этот страх расплаты не просто страх. Исследователи Массачусетского университета Амхерста изучили более 46 000 жалоб на сексуальные домогательства, поступивших в Комиссию по соблюдению равноправия при трудоустройстве и в государственные агентства по борьбе с дискриминацией в сфере занятости за период с 2012 по 2016 год²³⁵. 68 % подавших заявление сообщили о том, что те или иные меры расплаты были приняты их работодателем, а 65 % потеряли работу в течение года. Другое исследование, в котором участвовало более тысячи сотрудников федерального суда, показало, что две трети тех, кто жаловался на плохое обращение, либо не получали повышения, либо их игнорировали коллеги. Они также могли быть переведены на менее желанную работу, получив низкую служебную оценку от начальника²³⁶. Эти последствия особенно распространены в тех случаях, когда работники жалуются на лиц, которые занимают влиятельные должности. Это помогает объяснить, почему люди склонны молчать в таких ситуациях.

И все же немногие люди достаточно смелы, чтобы противостоять руководителю, если он делает сексистские, расистские или другие оскорбительные замечания. Лесли Эшберн-Нардо и ее коллеги набрали студентов колледжа для участия в исследовании, которое предположительно было по дистанционной связи²³⁷. Им сказали, что они будут работать с двумя другими людьми в онлайн-чате для оценки заявлений о приеме на работу. Перед тем, как началось групповое обсуждение, участники заполнили опросники, где их роль была четко прописана. Каждому участнику сообщили, что их ответы указывают на то, что они хорошо умеют слушать и общаться с людьми. В связи с этим, они будут выполнять функции наблюдателя за кадрами. Эта роль включала в себя прослушивание собеседования между двумя другими членами группы по чату. После чего им нужно было оставить отзывы и рекомендации. В действительности другие члены группы были сообщниками, а разговор был постановочным.

В ходе обсуждения женщины, которая подала заявление о приеме на работу, один из членов группы напечатал: «Что я знаю о женщинах, которые занимают высокие должности в бизнесе, так это то, что они эмоциональны. Жаль, что тут нет ее фото. По мне, она должна быть очень горячей, чтобы я терпел нытье на работе!» (Исследователь намеренно имитировал непринужденный стиль общения между студентами.) В одном случае участникам сказали, что человек, сказавший это, является лишь одним из двух членов группы; в другом случае – этот человек был «боссом» и распоряжался, сколько заплатят каждому члену группы за участие в исследовании. После выполнения задачи участникам задали вопрос о том, как они воспринимают замечания других членов группы. Затем их спросили, хотят ли они встретиться и оставить обратную связь. Можете ли вы предсказать их ответы?

Во-первых, участники обоих экспериментов признали, что замечание о женщинах является неуместным и дискриминационным. Но они были гораздо менее заинтересованы противостоять человеку, сказавшему это, если он был боссом: только 43 % из тех, кто слышал сексистские комментарии от человека с большей властью, захотели встретиться и поделиться своими впечатлениями. По сравнению с 68 % тех, кто слышал это от невлиятельного человека. Во втором исследовании, проведенном теми же учеными, участникам предложили прочитать сценарий, который описывает какого-то человека – начальника, сослуживца или подчиненного. Он делает либо сексистские, либо расистские замечания на рабочем месте. Ниже приводится сценарий, где человек, играющий начальника, делает сексистское замечание:

«Представьте себе, что вы работаете в компании по разработке программного обеспечения. Вы присутствуете на собрании во время ланча по поводу целей бюджета на предстоящий год. После встречи ваш начальник, мужчина, обращается к единственной женщине на встрече и говорит: «Эй, как насчет того, чтобы убрать за нами со стола? Разве у женщин это не лучше получается? Ну, знаете, быть горничными и все такое?»²³⁸.

Последующие сценарии заменяют слова «начальник» на «коллегу» или «подчиненного», чтобы определить роль того, кто делает замечание. А вместо слов «мужчина» / «женщина» – «белый» / «афроамериканец» используют расистские определения. Каждому участнику задали вопрос, является ли, по его мнению, это замечание предвзятым, и будет ли он прямо или косвенно давать отпор этому человеку.

Как и в предыдущем исследовании, участники пришли к выводу, что данное замечание является дискриминационным и неуместным, независимо от того, на кого оно направлено или кем сделано. Участники относились менее серьезно к высказыванию, если оно было сексистским, а не расистским. Когда комментирующее лицо является руководителем (не коллегой или подчиненным), участники чувствовали меньшую ответственность за вмешательство. Им было тяжелее решить, что делать, и они понимали, что вмешательство может дорого обойтись.

Неудивительно, что они также менее склонны противостоять такому человеку. Многие люди неохотно указывают на неподобающее поведение, которое совершают люди на высоких позициях. Даже если такое поведение может иметь чрезвычайно серьезные последствия. Ученые в одном исследовании изучали этот вопрос в условиях больницы, когда неспособность говорить о том, что коллега совершает ошибку или использует небезопасный метод лечения, может решить судьбу пациента. Испытуемые указали, насколько они согласны со следующими заявлениями:

• Я делаю то, что правильно для моих пациентов, даже если испытываю на себе социальное давление (например, несогласие с моими действиями старших членов медкоманды, медицинских предписаний и т. д.).

• Сталкиваясь с этическими дилеммами в лечении пациентов, я предполагаю, как мои профессиональные и личные качества могут влиять на ситуацию, прежде чем принимать решения.

• Я делаю то, что правильно для моих пациентов, даже если я подвергаю себя риску (например, юридический риск, риск потери репутации и т. д.).

• Мои пациенты и коллеги могут ориентироваться на меня как на пример нравственного поведения.

Затем их спросили, сколько раз в прошлом месяце они видели какие-либо нарушения безопасности пациентов, такие как плохая гигиена рук или ненадлежащий метод стерилизации. Если они сообщали, что заметили, по крайней мере, одно нарушение, их спрашивали, поднимали ли они этот вопрос с нарушителем.

Как и ожидалось, участники с высокими баллами по шкале моральной ответственности с большей вероятностью действовали, когда становились свидетелями нарушения правил безопасности пациентов. Однако стажеры с меньшей вероятностью могли противостоять нарушениям, чем постоянный персонал, независимо от уровня их моральной ответственности (у стажеров меньше подготовки и авторитета, чем у штатных сотрудников). Эти выводы совпадают с другими исследованиями, которые показывают, что люди в медсфере часто не могут противостоять лицам выше по положению²³⁹.

Одно из первых исследований, которое демонстрирует, как людям трудно противостоять лицам на влиятельных должностях, было разработано психиатром Чарльзом Хофлингом и проведено в больнице в 1960-е годы²⁴⁰.

В течение 22 дней один мужчина звонил медсестре, которая находилась по вечерам на первом этаже (каждый раз это были разные медсестры). Он говорил, что врач, но назывался вымышленным именем (то есть медсестра не знала его и не признавала, что он был врачом в этой больнице). Затем он просил ее проверить, находится ли под рукой лекарство Астротен. Это был вымышленный наркотик, на самом деле безобидная сахарная таблетка, которую положили в подсобку ранее тем днем. Когда она сообщила, что препарат был там, он приказал ей немедленно ввести 20 мг препарата пациенту (используя фактическое имя пациента на ее этаже) и сказал, что он подпишет приказ по прибытии в больницу. Максимальная доза, указанная на препарате, составляла 10 мг.

Следует отметить, что введение препарата в такой дозировке будет нарушением сразу трех правил: принимать указания по телефону от неизвестного врача и давать дозу, превышающую максимальную, указанную на упаковке.

Что сделали медсестры? Двадцать одну медсестру – 95 % – остановили ученые, когда она уже собиралась вводить препарат. Это исследование было опубликовано в 1966 году, и логично полагать, что разница во власти между врачами и медсестрами сегодня может быть менее экстремальной, чем это было 50 лет назад. Медсестры могут отстаивать свое мнение более свободно при выполнении сомнительных приказов, особенно когда они могут иметь серьезные последствия для пациентов. Но уверены ли мы в этом? Чтобы посмотреть, изменилась ли ситуация, исследователи из Vitalsmarts, компании по подготовке руководящих кадров, изучили отчеты 2383 зарегистрированных медсестер о случаях, когда они сталкивались со сложностями чтобы высказать свое мнение, или попытками заставить других вникнуть в возможные проблемы на работе²⁴¹. Больше половины медсестер – 58 % – сообщили, что они сталкиваются с ситуацией, когда было небезопасно высказываться или когда они говорили другим, но не могли повлиять. 17 % медсестер заявили, что сталкивались с такой ситуацией, по крайней мере, несколько раз в месяц. Многие из таких моментов были связаны с тем, что их коллеги вели себя непрофессионально: например, не мыли руки, как следует, не меняли перчатки или не выполняли проверку на безопасность. Хотя 84 % медсестер сообщили, что видели, как их коллеги не соблюдают правила, и 26 % из них считали, что это может привести к причинению вреда пациенту, только 31 % поделились своими опасениями с человеком, который вел себя непрофессиональным образом.

Любое плохое поведение продолжается отчасти потому, что большинство людей боятся, что протест им дорого обойдется. Это повторяется снова и снова, так как страх расплаты заставляет нас молчать даже перед лицом вопиющего поведения. Многие из молодых гимнасток, которые подвергались сексуальным домогательствам со стороны Ларри Нассара, беспокоились, что их жалобы или даже простые вопросы врачу команды могут навредить шансам попасть в олимпийскую команду. И они, вероятно, были правы.

Профессиональная выгода от молчания

Даже когда расплата за действия маловероятна, у людей иногда находятся личные мотивы, чтобы игнорировать плохое поведение. Когда речь идет о корпоративном мошенничестве, они могут получать прямую выгоду от того, что не замечают неэтичного поведения. Как показал Курт Эйхенвальд в фильме «Заговор глупцов», руководство энергетической компании Enron, включая менеджеров, юристов и советников, знали, что компания укрывает долги в миллиарды долларов, чтобы поддерживать высокие цены на свои акции. Но они не рассказывали об этом никому. Несколько руководителей Arthur Andersen, известной бухгалтерской фирмы, нанятой Enron для проведения регулярной проверки своих финансовых отчетов, признали, что для сокрытия долгов использовались мошеннические методы. Точно неизвестно, сколько людей знали об этом. Но многие из них получили финансовые поощрения, потому что делали вид, что ничего не знали. В конце концов, шестнадцать человек, включая основателя Enron Кеннета Лэя, генерального директора Джеффри Скиллинга и финансового директора Эндрю Фестау, признали себя виновными в финансовых преступлениях. Затем еще пятерых признали виновными. Но многие в компании знали о том, что происходит, и ничего не сделали, чтобы остановить это.

Провал Enron привлек большое внимание, но это не единственный случай преступления «белых воротничков», о котором не сообщают годами. В 2005 году, два главных руководителя частной охранной компании Tyco – генеральный директор Деннис Козловски и финансовый директор Марк Шварц были осуждены за присвоение более 400 миллионов долларов, принадлежащих компании. Они совершали различные финансовые преступления, в том числе мошенничество с акциями и несанкционированными премиями, и использовали средства компании, чтобы поддерживать роскошный образ жизни с особняками, драгоценностями и шикарными вечеринками. В 2018 году Хорхе Замора-Кесада был арестован и обвинен в мошенничестве в сфере здравоохранения. Он обвиняется в краже 240 миллионов долларов США. Он фальсифицировал медицинские страховые случаи, в том числе ставил ложные диагнозы пациентам с серьезными и даже неизлечимыми заболеваниями, чтобы прописывать им дорогие лекарства и процедуры. Эти махинации позволили ему купить многочисленные особняки, роскошные автомобили и даже частный самолет.

Но неэтичное деловое поведение не ограничивается случаями, которые попадают в заголовки газет. Это происходит постоянно в крупном и малом бизнесе. Мошенничество, связанное с возмещением расходов, например представление фиктивных квитанций или подача заявлений о возмещении личных расходов под видом деловых, составляет 11 % случаев мошенничества на крупных предприятиях (числом работников свыше 100 человек)²⁴². Таким же образом, несколько лет назад мой коллега регулярно выставлял счета колледжу за личные вещи, в том числе школьные принадлежности его детей, марки для праздничных открыток его семьи, а также расходы на семейный отпуск во Флориде²⁴³. (Эта практика наконец закончилась после того, как вмешались должностные лица колледжей.)

Политики во всем мире часто заявляют, что личные расходы – это расходы бизнеса. Члены парламента в Соединенном Королевстве выставляли правительству счета за массажный стул и очистку рвов в семейном поместье. И даже за батончик Кит Кат²⁴⁴. Конгрессмен Калифорнии Дункан Хантер был обвинен в том, что потратил более 250 тысяч долларов из своих предвыборных фондов на такие расходы, как поездка в Италию, видеоигры для своего сына и даже билет на самолет для семейного кролика Эгберта²⁴⁵.

Что общего во всех этих примерах? Масштабы мошенничества существенно различаются.

Брать ручки из шкафа с канцелярскими принадлежностями, очевидно, не равносильно оплате семейных поездок в качестве деловых расходов. Но во всех этих случаях какие-то люди знали, что происходит, и предпочли игнорировать происходящее.

Возможно, это был помощник по административным вопросам, который обрабатывал счета, или казначей комитета избирательной кампании, который видел чек на полет кролика, или аудиторская фирма, которая проверяла налоговые декларации компании. Большинство из нас сделали бы такой же выбор, если бы оказались на их месте. Все потому, что профессиональные последствия за противостояние плохому поведению могут быть существенными, особенно если мошенник занимает высокую позицию.

От игнорирования плохого поведения выиграют не только частные лица, но и их работодатели, особенно если человек имеет высокую должность. Мэттью Куэйд и его коллеги в Университете Бэйлора собрали данные с более чем 300 пар сотрудников и их начальников, работающих в разных сферах по всей стране²⁴⁶. Руководители оценивали неэтичное поведение своих сотрудников, такое как фальсификация отчетов о времени или расходах или неправомерное использование конфиденциальной информации, а также общее качество работы. Затем работники оценили, как сильно они чувствовали себя изгоями на рабочем месте. Изгнание оценивали посредством заявлений, например, «Коллеги игнорировали тебя на работе» и «Коллеги относились к тебе как к пустому месту».

Исследование показало, что взаимосвязь между неэтичным поведением и изгнанием сотрудника зависит от того, насколько продуктивным является работник. Для тех, кто не очень продуктивен, неэтичное поведение приводит к притеснению со стороны коллег. Но для тех, кого ценят руководители как высокопродуктивного сотрудника, не было никакой связи между неэтичным поведением и изгнанием. Как отметили исследователи, работники с низкой производительностью призвали к ответственности за плохое поведение. Но оно игнорируется, когда сотрудники считаются ценными для организации. Другими словами, «высокая производительность может компенсировать неэтичное поведение».

Это помогает объяснить, почему студия «21st Century Fox» продлила контракт Биллу О’Райли, лидеру Fox News в 2017 году и согласилась платить ему примерно 25 миллионов долларов в год – даже несмотря на то, что компания была в курсе многочисленных обвинений в сексуальных домогательствах против него. В конечном итоге О’Райли был уволен. Но только после того, как эти претензии – и связанные с ними расходы – были преданы гласности. По-видимому, финансовые затраты от потерянных на рекламу денег стали слишком большими.

Сколько стоит противостояние плохому поведению?

16 марта 1968 года американские солдаты убили около 500 вьетнамских граждан – стариков, женщин и детей, живущих в деревне Ми Лай. Десятки людей были расстреляны после того, как их столкнули в оросительную канаву. Когда началась эта резня, пилот вертолета и старшина, Хью Томпсон Младший видел, что происходит. Несмотря на то, что капитаны и лейтенанты, которые руководили этим нападением, стояли выше Томпсона по рангу, он посадил свой вертолет между солдатами и гражданскими лицами, приказал солдатам остановиться и угрожал стрелять из пулеметов вертолета по всем, кто продолжал стрелять. Его действия остановили резню.

Это история о Ми Лай, которую многие знают. Но это не вся история. После своего мужественного вмешательства Хью Томпсон официально сообщил об этом инциденте своему командиру, а позднее, после того как новость о массовом убийстве стала достоянием общественности, и Комитету Палаты представителей США по вооруженным силам. Он подвергся резкой критике со стороны своих товарищей-солдат и представителей общественности за свои действия²⁴⁷.

«Я получал угрозы по телефону, – сообщил он телешоу «60 Minutes» в 2004 году. – Мертвые или изувеченные животные валялись на крыльце моего дома по утрам»²⁴⁸. Его военные достижения не были официально признаны вплоть до 6 марта 1998 года, когда он был награжден медалью за героизм (не связанной с конфликтом в Ми Лай).

В любой рабочей среде противостояние плохому поведению влечет за собой издержки. Они особенно велики в тех случаях, когда культура этого места придает большое значение преданности. В частности, это относится к вооруженным силам и полиции. В опросе, проведенном более чем с 3700 полицейскими по всей стране, почти 80 % сказали, что в полицейской культуре существует «кодекс молчания». 46 % из них сказали, что лично видели проступки другого офицера, о которых не сообщали²⁴⁹.

Что заставляет так много полицейских – однозначно мужественных людей – не сообщать о плохом поведении?

Офицеры ссылаются на ряд факторов:

• уверенность в том, что их рапорт обязательно проигнорируют;

• опасения, что их накажут или уволят;

• давление со стороны других офицеров, которые заставляют их молчать.

Но самая распространенная причина, которая оправдывает молчание – это страх подвергнуться изгнанию со стороны других офицеров. Как сказал Лоренцо Дэвис, бывший офицер полиции Чикаго: «Кодекс молчания работает, как и ситуация в семье. Вы не можете настучать на членов своей семьи. Вы просто знаете это. Никто не должен вам это говорить. Если у вас есть напарник, вы обязательно поддержите его»²⁵⁰.

Даже в самых вопиющих случаях, слишком много людей игнорируют плохое поведение из-за преданности организации. Даже если это поведение напрямую противоречит их ценностям. Нигде эта разобщенность не проявляется так очевидно, как в мире религии.

Когда гимнастка Рейчел Денхолландер была маленькой девочкой, до того, как она подверглась сексуальному насилию со стороны Ларри Нассара, она подверглась насилию со стороны другого мужчины. Он был членом баптисткой церкви, которую посещала ее семья. Девочка начала привлекать к себе внимание, когда ей было всего семь лет. Этот мужчина покупал ей подарки, провожал в воскресную школу, регулярно обнимал и побуждал сидеть у него на коленях. Советник, который возглавлял церковную группу по предотвращению сексуальных домогательств, посчитал, что такое поведение может предшествовать сексуальному насилию и предупредил ее родителей. Но когда родители девочки пообщались с друзьями из группы по изучению Библии, те были категорически против каких-либо действий. Их друзья сказали, что родители слишком бурно реагируют. Одна семья даже перестала общаться с Денхолландерами, опасаясь, что их тоже могут обвинить не за что. Поэтому родители Рейчел решили ничего не делать. Два года спустя, после того, как закончилась воскресная школа, Рейчел сказала своим родителям, что он мастурбировал, когда она однажды вечером сидела у него на коленях. Но они никому не сообщили и об этом. Как сказала ее мать репортеру «Washington Post»: «Мы уже попытались однажды рассказать, и нам не поверили. В чем тогда был смысл?»²⁵¹

Мы все читали ужасающие истории о том, как Римская католическая церковь покрывала сексуальные надругательства со стороны священников, хотя и другие религиозные учреждения не застрахованы от такого. Появились истории о сексуальных надругательствах со стороны лидеров южных баптистов в Техасе, руководителей евангелистского Христианского университета Боба Джонса и ортодоксальной еврейской общины в Нью-Йорке. Как писала Эми Дэвидсон Соркин в журнале «New Yorker»: «Существует иллюзия, что ориентироваться на интересы общества значит защищать самых сильных, а не самых уязвимых членов социума»²⁵². Это одна из причин того, что в религиозных и других группах к жертвам относятся как к нарушителям спокойствия.

Скользкая дорожка плохого поведения

Осенью 2018 года сообщество психологов было шокировано. Они узнали, что нынешние и бывшие студенты факультета психологических наук и наук мозга колледжа Дартмута подали иск, обвинив 3 известных преподавателей в неподобающем поведением, – включая сексуальные домогательства и нападения, – более 16 лет. (В августе 2019 года Дартмут удовлетворил иск на 14,4 млн. долларов, хотя колледж не признал своей ответственности.) Как написала Лея Сомервилль, директор лаборатории аффективной неврологии и развития Гарвардского университета, описывая свой собственный опыт аспирантуры в Дартмуте: «Если вы погружены в среду с токсическими нормами, то, скорее всего, даже не сможете увидеть это своими глазами. Например, пока я была там, некоторые преподаватели часто шутили о моментах сексуальной жизни стажеров в лаборатории и в общественных местах. Поначалу мне было очень неудобно. Но поскольку такие разговоры происходили регулярно и носили вопиющий характер, они со временем казались все менее и менее скандальными. Прямо у меня под носом менялись социальные нормы. Поскольку более широкий спектр поведения считается приемлемым, другие неуместные разговоры и действия могут стать нормальными»²⁵³.

Токсичные среды часто растут постепенно. Это как неэтичное поведение. Оно начинается с чего-то почти незаметного, но затем продолжает неустанно расти. Даже когда отдельные члены группы осознают, что внутри нее есть недопустимое поведение, они могут молчать, так как считают, что другие не видят проблемы. Таким образом, со временем групповые нормы постепенно меняются.

Этот процесс помогает объяснить, почему так много членов Республиканской партии, которые первоначально – и иногда очень яростно – выступали против Дональда Трампа. А когда он стал кандидатом в президенты, поддержали его. Трамп провел большую часть своей кампании, высмеивая и очерняя Республиканскую партию в Twitter и не только. Поэтому неудивительно, что многие лидеры республиканцев не одобрили его во время первичных выборов и отметили серьезные оговорки в ключевых принципах его программы. Перед избранием многие лидеры республиканцев были обеспокоены его оскорбительными формулировками. Им была чужда политика Трампа, которая описывала мексиканцев как насильников, запрещала въезд мусульманам. Он даже хвастался, что держит всех женщин за «причинное место».

Когда Трамп был избран президентом, мне было интересно, как отреагируют на это сенаторы и конгрессмены. К моему великому разочарованию, некоторые из тех, кто больше всего выступал против, стали его преданными сторонниками. До избрания Трампа сенатор Южной Каролины Линдси Грэм говорил о нем как об «осле», «чокнутом», и «расисте, ксенофобе, религиозном фанатике». Он зашел даже слишком далеко, когда обратился к людям со словами: «Знаешь, как ты можешь вернуть Америке ее величие? Скажи Трампу, чтобы убирался к черту»²⁵⁴. Грэм с гордостью написал в своем Twitter о решении не голосовать за Трампа. Но после выборов он запел по-другому. Он начал регулярно играть в гольф с президентом и как-то заявил в Fox News: «Наконец, у нас есть президент и команда национальной безопасности, о которых я мечтал восемь лет»²⁵⁵.

Такое резкое изменение мнения не может объясняться только тем, что у сенатора нет принципов. Иногда, за редким исключением, кажется, что моральный компас Республиканской партии изменил свое направление. Как отмечает известный консерватор Дэвид Брукс, «поддержка Трампа требует ежедневного морального дистанцирования. Этот процесс означает, что через пару месяцев вы будете терпимы к коррупции любой силы. Вы будете просто морально беспомощны»²⁵⁶.

Бывший директор ФБР Джеймс Коми также пытался понять, почему так много людей в администрации Трампа не смогли признать его лживость или противостоять ей. В одной из статей «The New York Times» он отметил:

«Все начинается с того, что вы сидите тихо, пока он изворачивается как публично, так и в частном порядке. Ваше молчание автоматически делает вас соучастником. На всех встречах его утверждения о том, что «каждый думает» и что является «очевидно верным», не вызывают возражений… Он президент и редко дает слово другому. В результате мистер Трамп втягивает всех в порочный и молчаливый круг согласия. Далее г-н Трамп атакует институты и ценности, которые вам дороги. Вещи, за которые вы всегда стояли горой, должны быть под защитой. Раньше вы критиковали предыдущих лидеров за то, что они недостаточно поддерживали ваши убеждения. А сейчас вы молчите»²⁵⁷.

Все начинается с простого молчания, но затем постепенно переходит в молчаливое согласие. Поэтому, в конечном итоге, яростные противники находят в себе возможности поддержать политика. Человека, которого они считают глубоко порочным.

Коми говорит: «Пока весь мир наблюдает, вы делаете то, что делают все остальные за столом переговоров – говорите о том, какой он замечательный лидер и какая честь работать с ним. Вы говорите на его языке, восхваляете его лидерство и преданность ценностям. А потом… вы потеряли себя. Он просто съел вашу душу».

Это постепенное изменение столь многих лидеров Республиканской партии озадачило многих. Но только не социальных психологов. Как описано в главе 1, большинство участников исследования Милгрэма полностью следовали приказам вышестоящих ученых, чтобы наносить опасные удары током невинному человеку, но только потому, что интенсивность удара постепенно возрастала. Первый удар был почти незаметным – всего 15 вольт. Но как только человек начинал причинять постепенный вред, ему было уже психологически трудно остановиться. Этот же процесс помогает объяснить, почему лидеры Республиканской партии решили поддержать кандидата Трампа, несмотря на его оскорбительные замечания. А потом обнаружили, что уже трудно выступать против президента Трампа, когда он высказывался не менее оскорбительно. Возможно, они верили в светлое будущее, которое он предлагал гордой и безопасной Америке, – низкие налоги, более консервативные судьи и меньшее количество иммигрантов. А возможно, им просто нужно было оправдать свою поддержку, которую они оказали Трампу на выборах. Как показывают эмпирические исследования, когда вы делаете маленький шаг в неверном направлении, становится трудно изменить курс.

Франческа Джино из Университета Северной Каролины и Макс Базерман из Гарвардской бизнес-школы разработали серию исследований, чтобы проверить, будут ли люди реже сообщать о плохом поведении, если оно будет прогрессировать медленно. Они просили участников выполнять функции «проверяющих» и принять или отклонить оценки, которые другие люди дали о количестве монет в банке²⁵⁸.

В некоторых случаях количество монет увеличивалось всего на 40 центов за каждый раунд, в то время как в других случаях увеличения были более резкие, например на 4 доллара. 52 % проверяющих, которые были в условиях постепенного изменения количества монет, спокойно утверждали оценки, в сравнении с 24 %, находящихся в состоянии внезапного изменения. Авторы связывают эту разницу с «эффектом кипящей лягушки». Лягушка, упавшая в кипящую воду, немедленно выпрыгнет, в то время как та, которая падает в теплую воду, медленно доведенную до кипения, остается на месте. Она не распознает постепенного повышения температуры. Пока не становится слишком поздно.

Реальные случаи корпоративного мошенничества являются еще более убедительным доказательством «скользкого пути». Интервью с тринадцатью финансовыми руководителями, обвиненными в бухгалтерском мошенничестве, показали, что уровень проступков практически во всех случаях рос постепенно. Вот как один бывший финансовый директор описал этот процесс: «Преступность начинается с малого и прогрессирует очень медленно. Сначала вы работаете неофициально. Некоторые говорят, что это и не преступление. Хорошо, мы разъясним это и скажем, что это не преступление». И как только вы встаете на скользкую дорожку, с нее трудно сойти. «Может показаться, что это… ну, вы знаете, банально или безвредно. Используйте любой термин, который хотите, – сказал один бывший административный сотрудник, – все, что вам нужно сделать, это просто пересечь черту. И ты уже в деле. А когда ты уже в деле, ты навсегда там»²⁵⁹.

Изменение рабочей культуры

Проблемное поведение наносит ущерб организациям всех типов – от корпораций и университетов до военных органов, больниц и полицейских департаментов²⁶⁰. В экстремальных случаях – вспомните о Билле О’Райли или кинопродюсере Харви Вайнштейне – финансовые затраты могут быть значительно выше. Чтобы устранить такое плохое поведение, нужно больше, чем просто обнаружить этих «плохих актеров».

Хотя токсичное влияние сверху, как правило, всегда просачивается вниз. Это требует более весомого изменения трудовой культуры. Рабочие места должны воспитывать этическую культуру, которая бы не покрывала плохое поведение коллег. В своей речи в городском совете Чикаго после смерти Лакуана Макдональда мэр Рам Эмануэль так говорил о кодексе молчания чикагской полиции: «Эту проблему иногда называют «тонкой синей линией». Тенденция игнорировать, отрицать или в некоторых случаях покрывать плохие действия коллег. Ни один офицер не должен вести себя так, будто он стоит выше закона только потому, что отвечает за его соблюдение. Мы не можем просить граждан из разоренных преступностью районов нарушать кодекс молчания, если мы по-прежнему допускаем его существование в нашем полицейском департаменте»²⁶¹.

Одним из ключевых факторов, который мешает многим из нас говорить, является страх социальных последствий. Людей, которые сообщают о неэтичном поведении своих коллег, часто называют «крысами» или «стукачами». Но даже к людям, которых нейтрально называют «осведомителями», часто относятся с подозрением.

Джеффри Уиганд, который обнаружил, что его работодатель, табачная компания Brown & Williamson, намеренно добавляла химикаты в табак, чтобы сигареты вызывали больше привыкания, написал в предисловии к книге «The Corporate Whistleblower’s Survival Guide»:

«Тех, кто выдает имена нарушителей, нужно называть по-другому. Почему? Их прозвища имеют уничижительный оттенок – крыса, сплетник, доносчик, стукач, перебежчик»²⁶². Как он предлагает их называть? «Человек совести».

Наймите этичных лидеров

Что может сделать организация для создания культуры, которая действительно ценит этичное поведение? Как и многое другое, культура этики берет свое начало с руководства и уже потом влияет на остальной штат компании. Джонатан Хайдт, профессор по этичному лидерству в Школе бизнеса Стерна Нью-Йоркского университета, подчеркивает, что «лидеры должны быть готовы нанимать, увольнять и продвигать на основе этичных ценностей, а не просто достигать конечных целей или способствовать росту бизнеса»²⁶³.

Хайдт возглавляет некоммерческую компанию Ethical Systems, которая предоставляет компаниям научно-ориентированные стратегии для создания рабочей культуры, которая будет поощрять этичные, честные и моральные решения. Его первый совет заключается в том, что лидеры должны сами формировать этичное поведение – не только на словах, но и своими действиями. Это может быть понижение своей зарплаты, если компания переживает трудные времена, или отказ от выгодной сделки, которая навредит инвесторам. Хайдт и другие указывали на Джеймса Берка, бывшего генерального директора Johnson & Johnson, как на лидера, который ставит здоровье клиентов выше прибыли компании. В 1982 году, после того как семь человек умерли от капсул Tylenol, которые были пропитаны цианидом, Берк приказал отозвать более 31 миллиона бутылок обезболивающего. Хайдт также подчеркивает преданность Тони Шейя, генерального директора Zappos, который продемонстрировал моральное лидерство, используя рабочий кабинет такого же размера, что и у его сотрудников. Тем самым он понижал понятие иерархии внутри компании и уделял приоритетное внимание личной ответственности всех сотрудников²⁶⁴.

Хайдт, основываясь на мнении сотрудников, выделяет несколько общих черт среди лидеров, которые говорят об их этике. Во-первых, они сознательны. Это означает, что они очень осторожны, вдумчивы и обращают внимание на детали²⁶⁵. Лидеры с этими чертами не принимают поспешных решений или не допускают грубые ошибки. Во-вторых, они придают большое значение своей нравственной идентичности. Они оценивают себя, являются ли они честными, заботливыми и сострадательными²⁶⁶. Этичные лидеры также думают о моральных вопросах комплексно, с акцентом на принципы справедливости²⁶⁷.

Компании должны иметь в виду, что этичное руководство окупается, а метод «быстрого и короткого пути» – нет. Журнал «Harvard Business Review» писал об исследовании, в котором было установлено, что директора, чьи сотрудники дали им высокие оценки за черты характера – честность, ответственность, прощение и сострадание, – имели среднюю доходность активов 9,35 % за последние 2 года. Это примерно в 5 раз больше по сравнению с директорами с низкими оценками²⁶⁸. Руководители с высокими характеристиками являются для своих сотрудников борцами за правое дело, которые беспокоятся за общее благо, прощают ошибки (совершенные ими и другими) и выражают сочувствие. Те, у кого были самые низкие оценки, показывают обратное: они лгут, не выполняют обещаний, обвиняют других в рабочих проблемах, наказывают людей за ошибки и проявляют мало заботы о других. Этичные лидеры мотивируют своих сотрудников на лучшее поведение. Такой путь обычно приводит к большей прибыли.

Существует ряд возможных причин, по которым этичное руководство является столь эффективным. Эти причины во многом взаимосвязаны²⁶⁹. Люди, работающие на компании с этичными лидерами, имеют более высокую степень удовлетворенности работой и приверженности делу.

Они чувствуют, что их руководитель заботится о них и относится справедливо. В таких компаниях могут наблюдаться более низкие показатели текучки персонала. Люди также формируют свое поведение на основе качеств руководства, поэтому менее склонны к неэтичному поведению, которое может им дорого стоить. Сотрудники компании, которая ценит этический подход, более склоны информировать руководство о нарушениях в компании. Они надеются, что их решение проинформировать оценят, а не подвергнут преследованиям, и что будут соблюдены справедливые и надлежащие процедуры. Это позволяет предотвращать проблемное поведение на достаточно раннем этапе и не дает ему обостриться.

Очень важным и очевидным фактором является то, что компаниям необходимо искать руководителей, которые будут моделировать этическое поведение. Различные свидетельства указывают на то, что люди, которые занимают высокие посты, с меньшей вероятностью выберут нравственный и этический путь, чем люди, занимающие более низкие посты. Исследователи в Северо-Западном университете и университете Тилбурга в Нидерландах провели серию исследований, в которых они назначили участников (студентов голландского университета) либо на высокие, либо на низкие должности²⁷⁰. Тем, кто занимал высокие посты, говорили, чтобы они представили себя премьер-министром, а тем, кто занимал самые низкие, – государственным служащим. Затем им предложили ответить на три моральных дилеммы, допустимо ли:

(1) превышение скорости в случае опоздания на встречу, если дороги пустые;

(2) утаить деньги, заработанные за дополнительную работу, в налоговых декларациях;

(3) сохранить краденный и брошенный велосипед вместо того, чтобы сдать его полиции.

Половине участников был задан вопрос о том, является ли такое поведение приемлемым для людей в целом. Другую половину спросили, будут ли они сами чувствовать себя правильно, действуя подобным образом.

Повлияла ли власть на моральные суждения? Однозначно да.

Люди, занимающие низкое положение, как правило, считают эти действия в равной степени неприемлемыми, независимо от того, совершаются ли они другими или ими самими. В двух случаях они даже судили о своем поведении более строго, чем о поведении других. Но люди, занимающие высокие посты, оценивали такое поведение как менее приемлемое, если его совершали другие, а не они сами.

Это исследование дает представление о лицемерии, которое мы часто наблюдаем у руководителей различных сфер. Оно предполагает, что люди, обладающие властью, придерживаются более высоких рабочих стандартов по отношению к сотрудникам, чем к самим себе, даже если эта власть дана им на время. Один из авторов исследования, Адам Галинский, подметил актуальность результатов для упомянутых выше скандалов: «Например, мы видели, как некоторые политики использовали государственные средства для частной выгоды, призывая к уменьшению размера правительства, или имели внебрачные связи, отстаивая при этом семейные ценности»²⁷¹. Других примеров тоже предостаточно: от пасторов, которые проповедуют оказывать помощь бедным, и при этом владеют частными самолетами, до ярких представителей голливудской тусовки, которые активно пропагандируют защиту женских прав и интересов, подвергая их сексуальным домогательствам.

Что могут сделать компании, чтобы убедиться, что они нанимают этичных лидеров, которые не только говорят, но и делают? Джонатан Хайдт рекомендует выбирать из кандидатов, которые будут уделять внимание не краткосрочным выгодам, когда их неэтичные действия могут окупиться, а долгосрочным перспективам компании, когда такие действия могут привести к серьезным и долговременным проблемам. И эти лидеры должны установить одинаковые правила как для себя, так и для других. Наличие этичного лидера, к сожалению, не гарантирует, что все сотрудники последуют его примеру. Но первый шаг – самый важный.

Отказ терпеть неэтичное поведение

Организации, которые хотят сформировать открытую и этичную культуру, должны четко и недвусмысленно демонстрировать свою нетерпимость к неэтичному поведению на всех уровнях. Посыл должен исходить не только от руководителей компаний, но и от коллег.

Обучение этике должно быть многогранным и полным. Оно не должно ограничиваться просмотром видео, которое вы смотрите без всякого энтузиазма перед работой. Руководителям нужно научиться доносить свои ожидания о моральном поведении сотрудников как в больших, так и в малых масштабах.

Прекращение неэтичного поведения на ранней стадии имеет важное значение, поскольку мошеннические действия со временем приобретают все более широкие масштабы. Бывший журналист «The New York Times» Джейсон Блэр подал в отставку в 2003 году после того, как обнаружилось, что он сфабриковал и присвоил себе ряд статей. «Это своего рода скользкая дорожка, – объяснил он. – Как только вы осознаете, что вам что-то сходит с рук, как только вы переступаете эту черту, вы каким-то образом должны объяснить, что я «хороший человек», и я сделал это. И если это могут посчитать «нормальным», я должен придерживаться этого «нормального». В таком случае продолжать махинации становится намного проще»²⁷².

Компаниям нужно начинать устанавливать правила, которые ограничивают привлекательные, но мошеннические действия. Например, некоторые больницы запрещают фармацевтическим компаниям дарить подарки. Оказывается, что врачи, которые получают льготы от этих компаний – от ужинов до оплачиваемых лекций на роскошных курортах, – выписывают больше рецептов и рекомендуют более дорогие лекарства²⁷³. Одно исследование, опубликованное в журнале Американской медицинской ассоциации, сравнивает количество рецептов, выписанных более чем двумя тысячами врачей в девятнадцати академических медицинских центрах, до и после таких подарков²⁷⁴. Количество рецептов на фирменные лекарства сократилось на 5 %. Это может звучать как небольшое изменение, но оно составляет миллиарды долларов.

Организациям также необходимо подчеркивать, что сотрудники на всех позициях должны соблюдать одни и те же этические нормы. Слишком часто руководители компаний игнорируют плохое поведение «звезд», которых, по их мнению, они не могут потерять, – академиков, которые приносят много грантов, менеджеров хедж-фондов с известными клиентами, кинопродюсеров, получивших Оскар. Сотрудники, которые видят, как выдающемуся человеку сходит с рук сомнительное поведение, понимают, что организация относится терпимо к неэтичным действиям. Это осознание понижает их готовность сообщать о нарушениях правил и вполне может повысить вероятность того, что они сами будут действовать неэтично. Кристофер Бауман из Калифорнийского университета в Ирвине и его коллеги из Университета Южной Калифорнии и университета Мичигана провели исследование чтобы изучить, насколько люди готовы наказывать сотрудников за обычные виды мошенничества, такие как ложь в отчетах о расходах и кража канцелярских принадлежностей (как описано в рассказах, которые участникам исследования дали прочитать)²⁷⁵. Это весьма незначительные нарушения, и следовательно, сотрудники рассматривают это как несерьезное дело, но со временем они суммируются и становятся весьма дорогостоящими для компаний. Исследователи установили, что если участникам говорили, что руководство компании также занимается мошенничеством, то они бы не стали наказывать сотрудников. Директорам следует принять этот факт во внимание, если они хотят поощрять этическое поведение компании в целом.

Другая стратегия борьбы с корпоративным мошенничеством заключается в разработке эффективной политики противодействия. Исследователи в Университете штата Северная Каролина и Университете Бакнелла обнаружили, что люди значительно чаще сообщают о мошенническом поведении руководству в своей компании, когда не боятся расплаты за это²⁷⁶.

Такой подход может оказаться особенно выгодным для акционерных компаний. Он позволяет им улаживать проблемы до того, как Комиссия по ценным бумагам и биржам узнает об этом. После уведомления Комиссии последствия могут быть гораздо серьезнее.

Компаниям также необходимо учитывать, что доносы могут помочь избежать проблем в компании в будущем. Джарон Уайлд в Колледже бизнеса Университета Айовы обследовал 317 крупных акционерных компаний, на которые донесли в Управление по вопросам безопасности и гигиены труда²⁷⁷. Он обнаружил, что фирмы, которые получили подобные жалобы, занимались мошенничеством менее активно за последние два года, чем аналогичные компании, которые не получили жалоб. Уайлд считает, что информация о нарушениях заставила компании проявлять большую осторожность, чтобы уменьшить риск возникновения правовых проблем в будущем.

Какой мы можем сделать вывод из этих исследований? Нежелание терпеть неэтичное поведение окупается. У сотрудников, которых приветствуют этичное поведение и даже требуют его, будет меньше соблазна предпринимать даже небольшие шаги в неправильном направлении. Они также будут чувствовать себя комфортно, информируя о проблемном поведении других, что поможет остановить его на раннем этапе. Создание культуры, в которой этическое поведение является приоритетом для всех сотрудников, может потребовать определенных изменений в нормах компании. В конечном итоге это поможет прибыли.

Подсказки и напоминания

Один из самых простых способов подтолкнуть людей к этическому поведению – это создание скрытых напоминаний. Многие колледжи и университеты требуют, чтобы студенты подписывали клятву чести в начале экзамена, в которой говорится, чтобы они не давали списывать и не обращались за помощью. Эта стратегия направлена на то, чтобы напомнить студентам о важности честной работы и повысить их самооценку в начале экзамена. Как отмечается в главе 2, повышение уровня самосознания понижает склонность людей отказываться от выполнения групповых задач. Это происходит отчасти потому, что мы все считаем себя хорошими людьми, которые делают нравственно правильные вещи.

И даже маленькие подсказки, которые повышают самосознание, такие как подпись своего имени, могут подтолкнуть людей к более этичному поведению.

Макс Базерман из Гарвардской школы бизнеса и его коллеги разработали исследование, чтобы проверить, как подпись снижает уровень неэтичного поведения²⁷⁸. Они попросили студентов и работников университетов на юго-востоке США решить ряд математических задач, а за каждый правильный ответ они получали по одному доллару. После прохождения теста участникам предложили самим посчитать результаты, используя ответы, которые им предоставил исследователь. Затем участникам вручили один из трех бланков, с помощью которых они могли посчитать и получить свои деньги. Один бланк просил указать количество задач, которые они правильно решили. В двух других формах предлагали указать число правильных решений, а также участники должны были подписать свои имена непосредственно под абзацем, подтверждающим, что участники дают достоверную и полную информацию. В одном случае эта подпись была в верхней части бланка. Это означает, что участники подписывали документ до того, как записывали число правильных ответов. В другом случае поле для подписи было в нижней части формы, то есть после фиксирования числа правильно решенных задач.

Когда ученые собрали бланки (вместе с листами ответов, чтобы проверить, были ли ответы честными), результаты их поразили. Более половины из тех, кто заполнил формы без подписи и с подписью в нижней части бланка, 64 % и 79 % соответственно сжульничали. И только 37 % тех, кто подписался вверху страницы, преувеличили количество решенных задач. Одно из основных ограничений этого исследования в том, что получение нескольких дополнительных долларов не кажется по-настоящему неэтичным поведением. Это, конечно, не то же самое, что заниматься таким поведением в реальном мире, в котором и выгода, и риски значительно выше.

Чтобы проверить эффект подписи человека в реальных условиях, эти же самые ученые сотрудничали с автомобильной страховой компанией. Они создали две различные версии стандартной формы осмотра, используемой компанией, которая просит клиентов сообщить о текущем пробеге страхуемых ими автомобилей. (Меньший пробег спидометра указывает на уменьшение риска дорожно-транспортных происшествий и, следовательно, на снижение страховой премии.) Клиентам случайным образом дали одну из двух форм, которые были полностью одинаковы, за исключением одной строки, которую они должны были подписать: «Я обещаю, что информация, которую я предоставляю, верна». Половина бланков содержала это заявление в начале листа, а половина – в конце. Затем ученые сравнили пробег, указанный клиентами в двух типах бланков. И в этом случае место подписи имело важное значение. Люди, подписавшиеся в начале бланка, в среднем сообщили о более высоком пробеге – 26098 миль, чем те, кто подписался в конце – 23671 миль. Это простое изменение привело к более чем 10-процентному увеличению показаний спидометра. Эти выводы являются доказательством того, что простое напоминание людям об их намерении вести себя честно до того, как у них появится шанс поступить по-другому, может повлиять на рост этического поведения. Когда мы подписываем наши имена, нам напоминают о том, кто мы есть. Нам также напоминают о наших намерениях быть хорошим человеком, который поступает правильно. Именно поэтому я заставляю всех моих студентов подписывать клятву в начале каждого экзамена. Этот вид тонкого намека очень важен, поскольку неэтичный выбор часто возникает не после тщательного и обдуманного мышления, а после случайного и непреднамеренного.

Подумайте о студенте колледжа, который волнуется во время экзамена и спонтанно решает посмотреть на ответы соседа, чтобы просто «проверить» ответ. Или журналист, стараясь уложиться в сроки, просто выдает чужую цитату за свою. Эти люди так ведут себя, можно сказать, не специально. Выбор делается быстро, и мало кто думает (если вообще думает) о возможных последствиях.

Есть и другой ненавязчивый способ подтолкнуть людей к этическому поведению – это попросить их задуматься о времени, когда они вели себя недостойно и о котором теперь сожалеют. Чтобы проверить эту стратегию, Айелет Фишбах в Школе бизнеса им. Бут университета Чикаго и Оливер Джей Шелдон из Ратгерской Школы Бизнеса создали серию экспериментов, чтобы проверить, могут ли мысли о своем поведении привести людей к более этичному выбору²⁷⁹. В одном исследовании студенты бизнес-школы участвовали в имитации переговоров, на которых они выступали в качестве брокеров, представляющих либо покупателя, либо продавца исторического нью-йоркского особняка. Покупатель планировал снести особняк, чтобы построить новый отель. Цель продавца заключалась в том, чтобы продать его только покупателю, который сохранил бы особняк. Перед началом переговоров половину студентов попросили подумать о том времени, когда они обманывали или нарушали правила, чтобы вырваться вперед. Других об этом не просили.

Исследователи обнаружили, что просьба поразмыслить над собственным плохим поведением в прошлом, действительно уменьшила готовность сделать это снова. 45 % студентов, которых попросили вспомнить свое неэтичное поведение, лгали, чтобы закрыть сделку с особняком, но это число подскочило до 67 % для тех, кого не спросили о неэтичном поведении в прошлом. Просить кого-то вспомнить время, когда он плохо себя вел, может быть не так уж эффективно, чтобы вызвать этическое поведение. А вот просить человека подписать свое имя, по крайней мере, может подтолкнуть его задуматься о выборе, который он делает.

Другие исследования этих же ученых показали, что подсказки, которые напоминают людям вести себя честно, – например, писать о своих собственных ценностях и убеждениях или размышлять о соблазнах неэтичного поведения – уменьшают намерение людей притворяться больным, красть канцелярские принадлежности или неспешно работать, чтобы избежать дополнительных заданий. Напоминание о том, какими заманчивыми могут быть нечестные действия, кажется, улучшает способность сопротивляться им. А почему это должно сработать?

Многие из нас думают, что маленькие проступки не имеют значения. Мы не думаем о превышении скорости, о том, что не сообщаем о дополнительных доходах, копируем несколько предложений из Википедии или немного подделываем данные. Но если нас просят остановиться и подумать о сделанном, мы обычно признаем, что эти вещи неправильны.

«Люди часто думают, что только плохие люди делают плохие вещи, а хорошие люди делают только хорошие. Все разговоры о неэтичном поведении сводятся к характеру человека», – пишет Оливер Шелдон, ведущий автор этого исследования.

«Но большинство людей иногда ведут себя нечестно. Это может быть больше связано с тем, как люди воспринимают свое собственное неэтичное поведение, чем характер как таковой»²⁸⁰. Эти результаты исследований – как в лабораторных условиях, так и в реальности, – иллюстрируют то, что я говорила в первой главе о мифах о монстрах. Большинство людей с неэтичным поведением не делают этого намеренно. Они тонут в нем, совершая, на первый взгляд, маленький и несущественный выбор.

Даже небольшие подсказки могут помочь сотрудникам противостоять соблазну. Мелисса Бейтсон и ее коллеги из университета Ньюкасла провели творческое исследование, чтобы изучить, могут ли небольшие напоминания привести к более этичному поведению²⁸¹. Кофемашина в офисе Бейтсон работала по системе доверия: люди брали напиток, и их просто просили оставить деньги на подносе. Однако, поскольку никто не контролировал, кто и сколько оставляет денег, система способствовала тому, что люди оставляли меньше, чем должны. Чтобы убедиться, что напоминания о честности могут это изменить, руководство вешало один из двух плакатов рядом с кофемашиной в течение десяти недель, чередуя постер каждую неделю. На одном из плакатов была изображена пара глаз. На другом были красивые цветы.

Результаты удивили даже самих исследователей. В течение недель, когда висел плакат с глазами, объем оставленных денег почти в три раза превышал объем средств за те недели, когда появлялся постер с цветами. Все эти примеры иллюстрируют силу очень маленьких изменений в окружающей обстановке. Такие незначительные вещи, как подпись вашего имени в верхней части страницы, размышление о собственном поведении, взгляд на пару глаз с постера, могут подтолкнуть людей к лучшему выбору. Этическое поведение не требует длительных и интенсивных обучений персонала отделом кадров или деканами колледжей. Едва уловимые стратегии могут сильно помочь в достижении этой цели.

Создание культуры высказывания

Создавая этичную рабочую обстановку, мы так же создаем культуру, в которой все сотрудники будут чувствовать себя комфортно. В такой атмосфере они могут спокойно говорить о проблемном поведении в компании. Сотрудники, которые вычисляют такое поведение, часто не решаются говорить об этом, поскольку боятся расплаты и изгнания. Молчание способствует плохому поведению и потенциально может привести к серьезным затратам. Нежелание работников выступать против руководства иногда может привести к опасным для жизни последствиям.

Несколько авиакатастроф в США в 1970-х годах произошли в связи с тем, что экипаж не смог пойти против неправильных решений пилота. Стоит вспомнить крушение рейса авиакомпании United Airlines в Портленде, штат Орегон, когда в самолете буквально закончилось топливо. Исследования, которые были проведены после этих аварий, привели к более глубокому пониманию психологических факторов, которые побудили экипаж полагаться на пилота, а также привели к основным изменениям в процедуре подготовки кадров в авиационной промышленности²⁸². Авиакомпании начали использовать программы, разработанные NASA, такие как Cockpit Resource Management. Она широко используется для повышения безопасности полетов.

Многие организации осуществляют программы, направленные на формирование культуры отчетности, в рамках которой все сотрудники несут ответственность за поддержание здоровых условий работы. Работникам дают конкретные инструкции: как высказывать свое мнение или вмешиваться в ситуацию, а также как подать жалобу, когда они стали свидетелями сомнительного поведения. Один из лучших примеров того, как культура труда может измениться – не в одночасье, а со временем, – можно увидеть в департаменте полиции Нового Орлеана. На протяжении нескольких лет этот департамент обвиняли в серии судебных исков. Они были связаны с обвинением сотрудников в подбрасывании улик, расстреле безоружных людей и сокрытии своих действий. Доверие людей к полиции сильно упало. В 2014 году для изменения культуры управления был привлечен старший полицейский офицер Майкл С. Харрисон. Он ввел новую учебную программу, разработанную сотрудниками полиции при поддержке внешних экспертов²⁸³. Она была направлена на сокращение числа неправомерных действий полицейских. Она называется «Ethical Policing Is Courageous» (Храбрость Этической Полиции) или EPIC. Программа фокусируется на изменении общих норм, которые поддерживали существующую культуру молчания, – игнорирование плохого поведения коллег. Программа должна защищать граждан путем предотвращения неэтичного поведения в будущем. EPIC работает над тем, чтобы оправдать ожидания людей о том, что офицеры полиции будут реагировать на плохие действия другого офицера: недостоверная информация в рапорте, подбрасывание улик или нападение на подозреваемого²⁸⁴.

Но в первую очередь офицеры могут предотвращать различные инциденты. Их учат тому, как стать активными наблюдателями, которые вмешиваются, если видят, что их коллеги идут по острию ножа. Их учат вмешиваться и убеждать своих коллег не допускать того, о чем они потом пожалеют. Программа EPIC учит офицеров, что преданность не означает, что нужно игнорировать плохое поведение или участвовать в нем, нужно пытаться предотвратить его. «Активная заинтересованность заразна, – говорит заместитель начальника полицейского департамента Нового Орлеана Пол Ноэль. – Трудно сопротивляться искреннему коллеге, который намерен поступить правильно»²⁸⁵.

Как появилась эта впечатляющая программа? Она в основном основана на многолетней работе, проведенной Эрвином Стаубом, профессором психологии в Массачусетском университете Амхерста, который посвятил свою карьеру изучению факторов, которые помогают преодолеть бездействие свидетелей. Интерес Стауба начинается еще в его детстве в Венгрии, когда его семью, как и другие еврейские семьи, приказали убить во время Холокоста. Они были спасены шведским дипломатом Раулем Валленбергом, который помог тысячи венгерских евреев и няне Стауба, христианке, которая испытывала преданность к его семье и решила рискнуть своей жизнью, чтобы им помочь. Стауб работал в школах над программой по сокращению масштабов издевательств, предотвращению геноцида и других форм группового насилия. И совсем недавно им была разработана учебная программа для полицейских департаментов. Ее задача – решение проблем с толерантностью сотрудников полиции и утаивания их плохих действий.

Его отношения с полицейскими участками начались после дела Родни Кинга в 1991 году. Кинг был жестоко избит несколькими полицейскими Лос-Анджелеса, в то время как другие просто стояли и наблюдали. Сотрудники правоохранительных органов Калифорнии попросили Стауба разработать программу по обучению методам вмешательства, которые могли бы помочь полиции предотвратить причинение вреда гражданским лицам их же коллегами. Стауб пришел к выводу, что единственный способ оказать влияние – это радикально изменить культуру силы. Его цель заключалась в том, чтобы снизить цену вмешательства путем уменьшения страха увольнения или понижения в должности. «Если система предполагает, что вы должны поддерживать своих коллег-офицеров все время, а вы этого не делаете, вас часто подвергают изгнанию не только ваши коллеги, но даже начальство. Так что цена вашего вмешательства может быть весьма серьезной, – говорит Стауб. – Это одна из причин, почему это так важно для всех сотрудников, включая начальство, вовлечься в обучение, чтобы культура норм действительно изменилась»²⁸⁶. Эта программа легла в основу программы EPIC, которая используется сейчас в Новом Орлеане. EPIC теперь поддерживается всеми руководителями Департамента полиции Нового Орлеана, включая начальника полиции, который с гордостью носит тот же значок о прохождении подготовки, что и у всех офицеров. Значок – это символ обязательства команды придерживаться этических норм, и ее готовность противостоять неуместному поведению внутри коллектива. Полиция в других городах, включая Альбукерке, Батон-Руж, Гонолулу и Сент-Пол, в настоящее время предпринимает шаги по использованию этой программы²⁸⁷. Харрисон, который начал программу в Новом Орлеане, был назначен комиссаром полиции в Балтиморе в марте 2019 года, где он намерен реализовать эту же программу.

Изменение культуры труда – будь то полицейский участок, юридическая фирма или, скажем, Сенат – по определению, не может быть простым делом. Для начала это должен быть толчок от кого-то. И если толчок исходит от руководства, то практически невозможно изменить культуру. Стауб пишет о своем опыте во время обучения в полицейском департаменте в Калифорнии, когда он просил участников практиковать свою вовлеченность в плохое поведение, а капитан полиции отказался, сказав: «Я не играю в ролевые игры»²⁸⁸. Некоторые люди опасаются, что создание культуры высказывания приведет к неудобным условиям работы, в которых работники должны будут отчитываться друг перед другом. Но это не так. Формирование культуры этичного поведения руководством означает, что большинство сотрудников будут следовать соответствующим правилам и нормам. А те, кто не следует правилам, обычно прекращают проблемное поведение на ранней стадии, прежде чем оно может обостриться. Но что, если проблема в самом руководстве?

Обучение этике особенно важно в ситуациях, когда нижестоящие сотрудники опасаются докладывать о начальстве в таких структурах, как больницы, полицейские участки или военная полиция²⁸⁹.

Как эксперт по авиации Джон Нэнс описывает в своей книге «Why Hospitals Should Fly» («Почему больницы должны летать»), культура в этих организациях подчеркивает ответственность всех членов группы за высказывание своего мнения, независимо от их позиции в коллективе²⁹⁰.

Нэнс считает, что руководители должны донести эту мысль до своих коллег на всех уровнях компании. «Вы знаете, я очень хороший лидер, но я также и человек, который ошибается, – признает он. – Однако, если я соберу вокруг себя команду, у которой нет преград или сомнений для честного общения, потому что я поощрял их способность делать это и давал понять, что это часть их работы, то я знаю, что любая ошибка, которую я совершу, не приведет к негативным последствиям»²⁹¹.

Создание культуры, в которой работники считают, что как руководители, так и коллеги поддерживают честный обмен информацией, опирается на две важных особенности. Во-первых, сотрудники должны верить, что их «доносы» будут иметь влияние, что их проблемы будут восприниматься серьезно и что руководители не будут игнорировать неподобающее поведение людей на более высокой позиции. Во-вторых, они должны чувствовать, что коллеги разделяют их обеспокоенность по поводу неэтичного поведения и будут уважать их решение сообщать о ненадлежащем поведении. Даже в тех случаях, когда руководители поощряют представленную им информацию о ненадлежащем поведении, есть те, кто, скорее всего, будут молчать. Такие люди боятся личной мести или социальной изоляции со стороны своих коллег.

Дэвид Майер и его коллеги из Школы бизнеса Росса в университете Мичигана изучили вопрос о том, как культура компании влияет на то, что люди сообщают о неэтичном поведении²⁹².

В первом исследовании они провели детальный анализ этического поведения примерно двухсот сотрудников крупной корпорации. Респонденты ответили на вопросы о том, придерживается ли их начальник высоких этических стандартов («Мой руководитель – пример дисциплины для сотрудников, нарушающих этические нормы») и участвуют ли их коллеги в этическом поведении («Мои коллеги руководствуются этическими нормами, когда решают рабочие вопросы»). Затем им задали вопрос о том, с какой вероятностью они будут сообщать о нарушениях этических норм в компании. Во втором исследовании уже работали с 34 000 сотрудников из 16 различных компаний и вновь им задали вопрос о том, пропагандируют ли их начальники и коллеги этичное поведение. Они также спрашивали участников исследования, наблюдали ли они когда-либо неэтичное поведение в компании, и если да, то каким образом реагировали и повлиял ли страх расплаты на их реакцию.

Данные, полученные в ходе этих исследований, привели к следующим выводам: люди с большей готовностью сообщают о неэтичном поведении, если считают, что все коллеги, в том числе руководители, разделяют их обеспокоенность. В случаях, когда босс или коллеги, либо оба не посчитали поведение сомнительным, они, как правило, молчали, отчасти потому, что боялись мести. Таким образом, этичное поведение процветает в компаниях, где его явно ценят сотрудники на всех позициях. Недостаточно иметь руководителя, который наказывает за неэтичное поведение, если ваши коллеги припишут вас к стукачам за обращение в отдел кадров. Недостаточно иметь коллег, которые поддерживают этичное поведение, если вы знаете, что босс будет вести себя как хочет.

К сожалению, эти выводы не удивляют. Зачем людям утруждаться и сообщать о неэтичном поведении, если они лично сталкиваются с его негативными последствиями от начальства или коллег? Этот страх, конечно, заставляет большинство людей молчать даже в случаях чрезвычайно плохого поведения. Трудно поступать правильно, если вы знаете, что заплатите высокую личную или профессиональную цену. Это требует большого нравственного мужества.

Часть III
Учимся действовать

Глава 9
Кто такой моральный бунтарь?

Во время оккупации Ирака США, младший сержант Джо Дарби прибыл на службу в тюрьму Абу-Грейб и получил диск от своего товарища-солдата, на котором было полно фотографий иракских заключенных. На многих изображениях иракцев подвергали пыткам и унижениям. Джо не знал, что ему делать. Он признавал, что то, что его сослуживцы делали с заключенными, было неправильным, однако он опасался их мести, если он сообщит о жестоком обращении. Конечно, он чувствовал огромную преданность своим друзьям, некоторые из которых участвовали в этих актах насилия. В конце концов, он отправил анонимное письмо с описанием увиденного вместе с копией диска в Управление уголовных расследований армии США. «Я знал, что должен что-то сделать, – сказал он следователям. – Я не хотел, чтобы кто-то еще издевался над заключенными, потому что знал, что это неправильно»²⁹³.

Многие знали о жестоком обращении с иракскими заключенными: офицеры и военнослужащие, которые непосредственно наблюдали за этим, медики, которые лечили заключенных, сотрудники разведки и те, кто видел фотографии или слышал о том, что происходит. К жестокому поведению сослуживцев относились настолько терпимо, что фотографию обнаженных заключенных в виде человеческой пирамиды, использовали в качестве заставки на компьютере в комнате для допросов. Несколько человек пытались сообщить или прекратить это насилие, но никто не зашел так далеко, как Джо Дарби.

Дарби заплатил высокую цену за свое решение высказаться и проинформировать руководство. Хотя военные следователи обещали ему анонимность и продолжение службы в Ираке, его имя было раскрыто несколько месяцев спустя. Люди называли его «крысой» и предателем. Он ушел из армии. Его поместили под охрану после того, как он стал получать угрозы смерти. Дело Дарби было достаточно запоминающимся, но такого рода обращение с информаторами, к сожалению, не является редкостью.

Почему Дарби был готов сообщить о насилии, в то время как другие этого не делали? В предыдущих главах была описана психологическая и неврологическая основа нашей естественной тенденции хранить молчание перед лицом плохого поведения. Однако, несмотря на сильное желание бездействовать, некоторые люди все же предпочитают вмешиваться в происходящее. Понимание того, что позволяет этим людям идти наперекор, может показать нам, как заставить больше свидетелей обращать внимание на неправильную ситуацию. Мы можем помочь им стать теми, кто вопреки всем социальным и физическим рискам, будут отстаивать свои принципы, защищать людей, их интересы и права. Теми, кого мы можем назвать «моральными бунтарями».

Определение нравственного мужества

Мы часто слышим драматические истории о людях, которые рискуют своими жизнями, чтобы спасти кого-то. Они прыгают в замерзший пруд, чтобы спасти тонущего ребенка, спускаются на рельсы метро, чтобы помочь выбраться человеку, или хватают пистолет у того, кто собирается выстрелить. Мужество и сила таких людей заслуживают глубочайшего уважения. Тем более, что они рискуют причинить серьезный вред себе. Но людей, которые становятся героями в подобных ситуациях, обычно прославляют и хвалят. У них нет никаких причин опасаться социальных последствий своих действий и, возможно, они могут получить весомые вознаграждения. Эти действия требуют серьезного мужества перед лицом большой опасности, но они не требуют преодоления социального давления. Другими словами, такие поступки требуют физического мужества, а не нравственного.

Некоторые действия, безусловно, требуют как физического, так и нравственного мужества. Есть множество примеров людей, которые рискуют своими жизнями ради того, чтобы поступить правильно.

Студенты, которые противостояли танкам, когда китайские военные убивали демонстрантов на площади Тяньаньмэнь в 1989 году. Мусульмане, которые скрывали своих христианских соседей от исламистских боевиков на Филиппинах в 2017 году. Сенатор Джон Маккейн проявил удивительное физическое мужество, когда его больше пяти лет держали в плену во Вьетнаме. Он также продемонстрировал моральное мужество, отказавшись от досрочного освобождения, которое, как он знал, будут использовать в целях пропаганды. Журналисты, работающие в зонах военных действий, зачастую проявляют как нравственное, так и физическое мужество. А иногда и прощаются с жизнью.

Но нравственное мужество – это не всегда опасная для жизни ситуация. Само по себе нравственное мужество подразумевает готовность к социальной изоляции за правильные действия. Спорить с хулиганом, чтобы остановить его, возражать коллеге, который использует оскорбительные выражения, – все это акты нравственного мужества. Они включают в себя противостояние плохому поведению, когда социальные нормы заставляют нас молчать. Люди, скорее всего, будут расплачиваться за свои действия – они могут стать новой мишенью для хулиганов, не получить повышения или потерять друга. Но они редко сталкиваются с существенной физической опасностью.

Тех, кто проявляет нравственное или, другими словами, моральное мужество, психологи называют «моральными бунтарями». Это люди с «принципиальной позицией против статуса-кво. Люди, которые отказываются подчиняться, хранить молчание или просто продолжают действовать, даже когда это требует подрыва их ценностей»²⁹⁴. Моральные бунтари твердо отстаивают свои принципы перед лицом потенциально негативных социальных последствий, таких как неодобрение, социальная изоляция и карьерные неудачи²⁹⁵. Позднее в этой главе и более подробно в главе 10 я изучу, что вы можете сделать, чтобы развить эти черты в себе и помочь воспитывать их в других.

Что делает моральный бунтарь?

Что заставляет человека противостоять плохому поведению и подвергать себя последствиям поступка?

Оказывается, все моральные бунтари имеют общие черты. Во-первых, те, кто проявляет моральное мужество, обычно ощущают себя комфортно²⁹⁶. У них высокая самооценка и уверенность в собственных суждениях, ценностях и способностях. Эти черты помогают им противостоять общественному давлению.

Но моральные бунтари не просто чувствуют себя уверенными в своей правоте. Они знают, что их действия изменят ситуацию к лучшему²⁹⁷.

Уверенность в своих убеждениях и способность влиять на ход событий, оказывается, связана с моральным мужеством в самых разнообразных ситуациях: от сопротивления давлению со стороны сверстников до борьбы с домогательствами на рабочем месте. В 2017 году ученые в Бельгии решили исследовать факторы, которые предсказывают, как люди реагируют на издевательства на работе²⁹⁸. Один из факторов – это вера в справедливый мир («Получают ли люди то, что заслуживают?») и самооценка («Уверены ли вы в том, что сможете достичь своих целей?»). Затем участников познакомили с кратким сообщением, в котором один из боссов подверг психологическому давлению или издевательствам своего помощника. Участникам предложили поддержать сотрудника либо в частном порядке, либо публично. Те, кто сообщил, что они в целом уверены в своей способности действовать, согласились с такими заявлениями, как: «Я в состоянии достичь большинства целей, которые я поставил перед собой» и «Когда я сталкиваюсь с трудными задачами, я уверен, что я с ними справлюсь». Меньше всего они боялись последствий вмешательства. Другое исследование издевательств дало схожие результаты: более самодостаточные студенты вероятнее защитят своих сверстников от хулиганов²⁹⁹.

Высокий уровень доверия имеет важное значение. Уверенность в том, что действия могут изменить ситуацию к лучшему, является одним из важнейших факторов, который мотивирует людей действовать правильно. Зачем противостоять плохому (и сильно рисковать), если вы не верите, что это что-то изменит? Высокая самооценка и уверенность в себе – хорошие предвестники морального мужества не только у взрослых, но и у подростков, которые сталкиваются с огромным давлением, чтобы вписаться в определенную социальную группу³⁰⁰. Подростки и молодые люди с высокой самооценкой сильнее будут отстаивать то, что они считают правильным, даже если это противоречит мнению сверстников³⁰¹. Они больше способны противостоять давлению со стороны сверстников, которые подбивают их на употребление наркотиков и плохое поведение, например писать на школьных стенах или игнорировать знак «посторонним вход запрещен».

Чтобы лучше понять специфические черты личности, которые лежат в основе морального мужества, Тамми Сонентаг в Университете Ксавье и Марк Барнетт в Университете штата Канзас изучили характеристики более двухсот седьмых и восьмых классов. Сначала учеников попросили оценить готовность противостоять другим и сказать, поступят ли они правильно перед лицом социального давления или будут молчать и следовать за толпой.

Ученые обратились ко всем учащимся и к одному преподавателю из каждого класса с просьбой оценить возможность каждого ученика придерживаться своих моральных убеждений и ценностей, несмотря на давление, которое на него оказывают. Этот метод позволил исследователям оценить, действительно ли ученики, которые позиционируют себя как моральные бунтари, вели себя таким образом, или только представляли себя смелыми. И наконец, все учащиеся заполнили ряд анкет, в которых нужно было оценить и другие черты личности, такие как самоуважение, самодостаточность, уверенность в себе, потребность в принадлежности и социальную бдительность (тенденция навязывать свои убеждения другим). Исследователи обнаружили, что мнения, кто такой «моральный бунтарь», самих учеников, их сверстников и учителей, совпадали. Таким образом, акты морального мужества этих учеников должны были быть очевидными для других, чтобы их легко могли распознать и запомнить. Так как отстаивать свои убеждения – явление достаточно редкое среди подростков, вероятно, и ученикам, и преподавателям было легко определить, чей это был поступок³⁰².

Эти молодые моральные бунтари, как правило, обладали характерными чертами личности. Они в целом были уверены в себе, высоко оценивали себя по таким заявлениям, как «Я чувствую, что у меня много хороших качеств» и «Я могу делать вещи так же хорошо, как и большинство других людей». Они также были уверены в способности достигать цели и противостоять давлению общества («Я успешно справлюсь со своими проблемами» и «Я воплощаю свои идеи, даже когда другие хотят, чтобы я изменил им»). Но эти ученики не просто чувствовали себя уверенными и были довольны собой. Они также считали, что их собственные взгляды превосходят взгляды других, и таким образом они несут социальную ответственность за то, чтобы другие разделяли их убеждения³⁰³. Они согласились с такими заявлениями, как «Я чувствую обязательство перед обществом выражать свое мнение» и «Если бы каждый смотрел на вещи так же, как я, мир был бы лучше». Уверенность в правильности своих взглядов помогала им говорить, когда другие, как правило, молчали. И, пожалуй, самый важный вывод, это то, что эти ученики меньше всего беспокоились о том, как вписаться в коллектив. Это значит, что когда дойдет до дела, и им придется выбирать: стать частью коллектива или поступить правильно, они, скорее всего, выберут второе.

Эти выводы говорят нам о том, что моральное мужество – это не простая черта характера. Это не то же самое, что быть уверенным в своей способности действовать.

Моральные бунтари, вероятно, имеют определенное сочетание характеристик, которое помогает им овладеть навыками и ресурсами, необходимыми для принятия мер. Даже если они находятся в условиях социального давления, которое заставляет хранить молчание.

Исследования, проведенные с взрослыми, выявили аналогичный набор характеристик у моральных бунтарей. Чтобы оценить связь между личностью и нравственным мужеством, Александрина Муасук и ее коллеги из Университета Клермон Овернь во Франции провели ряд исследований, чтобы изучить вероятность вмешательства людей в различные ситуации³⁰⁴. Они набрали для исследований студентов колледжей и членов общин и попросили их прочитать и ответить на предложенные сценарии. В одном из них подростки в поезде шутили о геях и инвалидах. Другой описывал человека в зоопарке, который ударил своего трехлетнего сына по лицу. В третьем случае человек бросил салфетку на тротуар рядом с мусорным баком. Они спросили участников о том, будут ли они каким-либо образом выражать свое неодобрение.

Ученые обнаружили существенные различия между теми, кто сказал, что они сделают что-то, и теми, кто указал, что они не будут реагировать. Люди, которые сказали, что, скорее всего, будут взаимодействовать с преступниками, имели более высокий уровень независимости. Их не беспокоил тот факт, что их мысли могли отличаться от других. Также они показали высокую открытость – способность быть общительными и энергичными. У них были более высокие оценки по шкале альтруизма и социальной ответственности. Это свидетельствует о том, что они чувствуют сострадание по отношению к жертве и моральное обязательство ей помочь. Такие дети чувствуют, что сверстники их принимают.

Один из недостатков таких исследований в том, что они базируются на самооценке намерений участников. Мы же хотим знать, как на самом деле определенные качества характера влияют на способность помогать. В конце концов, многие из нас думают, что мы могли бы пойти на большой риск и вмешаться в происходящее. Но мы уже убедились, что часто наши добрые намерения не оправдываются.

Чтобы избежать этой проблемы, исследователи Колумбийского университета рассмотрели черты характера выбранной ими группы людей, которые помогали другим в реальной чрезвычайной ситуации – Холокосте³⁰⁵. Хотя действия в этой ситуации явно требовали физического мужества, они также требовали и моральных сил, чтобы принять меры, когда большинство других людей ничего не делали. Исследователи сравнили черты характера людей из трех разных групп:

• те, кто спас, по крайней мере одного еврея во время Холокоста;

• те, кто не оказал никакой помощи, и

• те, кто покинул Европу до начала Второй мировой войны.

Люди, которые рисковали своими жизнями, чтобы помочь евреям, отличались от тех, кто этого не делал. Их показатели независимости и чувства контроля над ситуацией были значительно выше, что свидетельствует о том, что они готовы придерживаться собственных убеждений, даже если другие с ними не согласны.

Они считают, что их жизненный выбор был результатом их собственных усилий и убеждений. В тот момент они были уверены в том, что задача была сопряжена с опасностью. Это говорит о высоких показателях оценки собственного риска. Такое сочетание признаков, по всей видимости, придавало им уверенность в том, что они проявят мужество. Но у них были и другие важные черты, связанные с заботой о других: альтруизм, сочувствие и социальная ответственность. Эти черты заставили их действовать, даже с учетом большого личного риска.

Холокост, конечно, нельзя сравнить с обыденными ситуациями, в которых большинство из нас размышляло бы: «А стоит ли вмешиваться?». Чтобы разобраться в этом вопросе, ученые из медицинской школы Ганновера в Германии спросили у местной больницы имена людей, которые оказывали первую помощь жертвам в дорожно-транспортных происшествиях³⁰⁶. Они связались с этими людьми и попросили заполнить персональные анкеты. Всего согласилось 34 человека. Также ученые попросили людей, которые тоже видели аварию, но не оказали помощь, заполнить те же опросники. Те, кто оказывал помощь, показали высокие уровни чувства контроля, сострадания и социальной ответственности – те же характеристики, что и у тех, кто спасал евреев в нацистской Германии.

Все эти исследования рисуют облик морального бунтаря – уверенного в себе альтруиста, с сильным чувством социальной ответственности и самоуважения.

Отсутствие социального запрета

Одна из наиболее важных характеристик моральных бунтарей в том, что они мало беспокоятся о том, чтобы вписаться в коллектив и не боятся выступать в поддержку своих убеждений и ценностей.

Эти черты возникли и в исследовании ученых колледжа Бостона. Они интересовались, как часто ученики в старшей школе Новой Англии реагировали на гомофобное поведение своих одноклассников – на шутки или оскорбления геев, лесбиянок или бисексуалов – в течение предыдущего месяца. Ученым хотелось знать, пытались ли они остановить того, кто обзывался, защитить студента, который был его мишенью, или просто рассказывать взрослому³⁰⁷. Учащиеся также провели самооценку своих личностных качеств, таких как мужество («Я часто иду наперекор сопротивлению», «Я могу противостоять своим страхам»), лидерство («Я беру ответственность», «Я действую первым») и альтруизм («Я беспокоюсь о других», «Я делаю все, чтобы люди чувствовали себя желанными»).

Две трети учащихся сообщили о том, что были свидетелями того или иного вида гомофобного поведения, однако их реакция была весьма неоднозначной. Девочки, ученики-геи, лесбиянки или бисексуалы чаще реагировали на такие высказывания, чем мальчики. Результаты этого исследования совпадали с предыдущей работой, которая показала, что девочки, как правило, проявляют больше сочувствия к жертвам издевательств и что люди чаще заступаются за тех, кто входит в их группу. Учащиеся, которые высоко оценили себя по шкале альтруизма и мужества, также чаще реагировали. Эти студенты, вероятно, были не сильно обеспокоены возможными социальными последствиями своих действий. Их больше беспокоили последствия того, что плохое поведение игнорировали. Однако основные черты лидерства не были связаны с более высоким уровнем ответов участников. Исследователи предположили, что некоторые школьники могут прибегать к гомофобному поведению и высмеивать социально «неполноценных», чтобы получить статус в группе. В отличие от участников этого исследования, которые высказывали свое мнение, люди, чувствующие неловкость и смущение, имеют тенденцию хранить молчание перед лицом плохого поведения. Они особенно озабочены социальными последствиями неловких ситуаций и могут предпринять некоторые действия, чтобы их избежать³⁰⁸.

Страх неловких ситуаций в обществе мешает людям принимать меры в случаях с незначительными и минимальными последствиями, когда они могут легко оправдать свое бездействие. Таким людям часто говорят, что они слишком остро реагируют на происходящее, и они всячески стараются избежать возможного смущения. Психологи обнаружили, что такие люди с меньшей вероятностью помогут тем, кто, кажется, подавился. Они будут ждать, что кто-то, по определению более спокойный и уравновешенный, отреагирует и окажет помощь³⁰⁹. Хотя последствия могут быть более серьезными, в этой ситуации все же наблюдается определенная двусмысленность (возможно, человек просто закашлялся). Она позволяет людям, которые беспокоятся о том, как они могут выглядеть, воздержаться от оказания реальной помощи.

То, как именно люди общаются с окружающими, тесно связано с изменениями в определенных структурах мозга. Группа исследователей из университета Нью-Йорка, Университетского колледжа Лондона и Орхусского университета в Дании разработала эксперимент для изучения связи между структурными различиями в мозге и готовностью противостоять социальному давлению³¹⁰. Исследователи сначала измерили объем серого вещества в мозге 28 человек, используя метод воксель-базированной морфометрии. Он ориентируется на трехмерные образы мозга, полученные во время МРТ-сканирования. (Серая материя обрабатывает информацию в мозге, включая мышечный контроль, зрение и слух, память, эмоции, принятие решений и самоконтроль.) Они попросили участников исследования перечислить и оценить 20 песен, которые им понравились, а затем дали рейтинги этих песен, предположительно от музыкальных экспертов, у которых было другое мнение. Затем участникам дали возможность пересмотреть свои музыкальные предпочтения. Это позволило ученым узнать, насколько сильно участники изменят свои музыкальные рейтинги, чтобы соответствовать «экспертам».

Люди, которые изменили свои рейтинги больше всего, также показали больший объем серого вещества в определенной части мозга – боковой орбитофронтальной коре (ОФК). Мы знаем из других исследований, что ОФК помогает нам не вмешиваться в то, чего мы хотим избежать³¹¹. Очевидно, что эти люди особенно сильно хотели избежать неприятностей, которые связаны с предпочтениями, которые далеки от «правильных».

Что это говорит нам о моральных бунтарях? У разных людей способность приспосабливаться к социальным конфликтам разная, что отражается в анатомических различиях в мозге. Другими словами, для некоторых людей очень некомфортно быть «не как все». Для других это не так важно, что облегчает им борьбу с социальным давлением. Но исследование не говорит нам, откуда взялись эти различия. Некоторые люди просто рождаются с большим количеством серого вещества в ОФК, или сопротивление социальному давлению увеличивает объем этой части мозга? Мы не знаем. Но знаем, что противостояние социальному влиянию может быть отображено в активности мозга.

Более поздние исследования изучали, отражаются ли эти индивидуальные различия только в структурных различиях в мозге? Или также и в структуре нейронной реакции? Эмили Фальк и ее коллеги из Университета Пенсильвании взяли подростков, которые только что получили водительские права. А также измерили, как их мозг отреагировал на социальную изоляцию, используя игру «Cyberball», стандартную экспериментальную игру в перекидывание мяча, в которую сначала вовлечены все участники, а затем один исключается³¹². (Эта процедура была описана в главе 4.)

Неделю спустя те же самые подростки участвовали в двух симуляциях вождения, разработанных для того, чтобы понять, как они берут на себя риски. Они закончили одну симуляцию в одиночку, а другую – с пассажиром, который был молодым человеком их возраста (он был сообщником экспериментатора). Участникам сказали, что их пассажир тоже водил машину. В половине случаев сообщник/пассажир был несерьезным по натуре водителем, который говорил: «Извини, я немного опоздал. Я обычно езжу медленно, плюс я попадаю на желтый свет каждый раз». В других случаях он был рискованным водителем, который говорил: «Извини, я немного опоздал. Обычно я езжу быстрее, но я попадаю каждый раз на красный свет». Затем исследователи изучили схему движения участников.

Как они и предсказывали, те, «кого больше беспокоило исключение из игры «Cyberball», смоделировали свое вождение из-за присутствия пассажира. Подростки, у которых наблюдался наибольший рост активности в частях мозга, которые связаны с социальной болью (передняя островковая доля и передняя часть поясной коры) и ментализацией³¹³ (спинная медиальная префронтальная кора, правый височно-теменной узел и задняя поясная кора). Эти активности были сопряжены с более высоким уровнем риска, когда участники находились вместе с пассажиром (никто из них не рисковал), чем когда были одни. Они были склонны проезжать на желтый свет, когда были с рискованным водителем.

Как показывает исследование, когда подростков исключают из социума, некоторые из них чувствуют себя хуже, чем другие. И когда они со сверстниками, то с большей вероятностью будут заниматься рискованным поведением. «Дети, которых исключают из игры, показывают наибольшую чувствительность при сканировании мозга, – объяснил ведущий автор Эмили Фальк. – Эти же дети берут на себя больше риска, когда ездят с пассажиром. Они ускоряются, чтобы проехать на желтый свет»³¹⁴.

Другое исследование этих же ученых дает дополнительные доказательства того, что нейронные структуры, которые связаны с социальной изоляцией, могут предсказывать, склонен ли подросток соответствовать своему окружению. Подростки-мальчики завершили двухэтапное исследование: игра в «Cyberball» во время сканирования на аппарате МРТ, после чего последовало моделирование вождения. Опять же, подростки с определенными моделями мозговой активности в ответ на социальную изоляцию показали более высокие показатели соответствия. В этом исследовании, те, у кого больше связи между областями мозга, которые реагируют на социальную боль и ментализацию, с большей вероятностью будут подстраиваться под своих сверстников в вождении. Этот пример показал, что более плотная связь между этими двумя областями мозга приводит к более высоким показателям соответствия. Это четко продемонстрировало прямую связь между неврологической реакцией на социальную изоляцию и желанием соответствовать своим сверстникам как способ избежать социальной боли³¹⁵.

Люди, которые чувствуют меньше необходимости соответствовать, способны пойти на больший физический и социальный риски.

В своей книге «On Killing» военный психолог Дэйв Гроссман искал общие факторы для пилотов ВВС, сбивших большинство вражеских самолетов³¹⁶. Он обнаружил, что в детстве они часто дрались. Но они не были хулиганами, а наоборот, противостояли им. Будущие пилоты BBC «не стеснялись противостоять другим». Эта черта хорошо послужила им во время боев³¹⁷.

Такое пренебрежение к мнению других людей помогло Джо Дарби раскрыть жестокое обращение сослуживцев с иракскими заключенными. Роберт Юинг, школьный учитель Дарби и тренер по футболу, описал его как независимого человека, который не стремился понравиться. «Если Джо был убежден в чем-то, ему было не сложно бросить мне вызов, – сказал Юинг в газете «Washington Post». – Когда он верил во что-то, он защищал это». В интервью на CBS News он сказал, что Дарби «не был одним из тех, кто соглашался бы со своими сверстниками… Он не беспокоился о том, что подумают люди»³¹⁸.

Фактор эмпатии

В 1999 году частная военная компания DynCorp наняла Кэтрин Болковац, бывшего полицейского, для работы следователем по правам человека в составе оперативной группы полиции ООН в Боснии и Герцеговине. В ходе своей работы она обнаружила, что офицеры DynCorp были замечены в сексуальных домогательствах. Они нанимали проституток и насиловали несовершеннолетних девочек, а также занимались секс-торговлей. Когда она сообщила об этих преступлениях начальству, ее понизили в должности, а затем уволили. (В 2002 году она выиграла иск за незаконное увольнение.)

Что заставило ее заговорить? Для Кэтрин, матери троих девочек, одним из факторов было то, что дети, которые подвергались насилию, вызывали у нее очень личные чувства. Как она позже сказала на National Public Radio: «Я бы солгала, если бы сказала, что мои собственные дети не приходили мне в голову, когда я думала о бедных девочках»³¹⁹.

Согласно Дэниэлу Бэтсону из Университета Канзаса, просоциальное поведение – то есть поведение, направленное на помощь другим, – может быть вызвано разными факторами³²⁰. Один путь, так называемый «эгоистичный путь», который в большей степени ориентирован на себя: мы помогаем, если награда за помощь перевешивает риски и затраты. Этот вариант работает, если мы, например, даем деньги бездомным, чтобы почувствовать себя лучше. Для нас это мелочь, а наградой будет чувство удовлетворения. Но в соответствии с гипотезой Бэтсона, которая основана на сочувствии и альтруизме, есть и другой путь. Он мотивирован искренним желанием помочь другому человеку, даже если нам это не выгодно. Следуя этому пути, мы действуем бескорыстно, когда сочувствуем, и можем по-настоящему представить ситуацию, как если бы мы были на его месте³²¹. Способность Болковац представлять своих детей, которых подвергают жестокости, подарила ей сочувствие, которое и подтолкнуло сообщить о случившемся.

Сопереживание также объясняет, почему мы чаще помогаем друзьям, чем незнакомцам или просто знакомым. Студенты колледжей также говорят, что больше готовы вмешиваться в ситуации потенциального сексуального насилия, когда жертвой является друг, а не незнакомый человек³²².

Ученые из университета Пьюджет-Саунда и Техасского университет в Остине изучили вопрос о том, повлияет ли готовность студентов защищать жертву кибертравли, если это их друг³²³. Некоторым студентам предложили подумать о примере интернет-травли в Facebook за последние полгода, в котором они знали жертву. Других попросили представить, что чьи-то позорные фотографии без их согласия были бы размещены на странице в Facebook. Студенты обеих групп рассказали, будут ли они реагировать на это. Если да, то каким образом. Большая анонимность и размер группы снижают вероятность вмешательства. Но один из факторов увеличил готовность вмешаться: если им была близка жертва.

Меган Майер и ее коллеги из университета Калифорнии в Лос-Анджелесе попросили участников прийти в лабораторию со своим лучшим другом, чтобы проверить, будут ли совпадать модели их нейронных реакций. Участники должны были наблюдать за социальной болью, которую испытывал их друг по отношению к незнакомцу³²⁴.

С помощью аппарата ФМРТ они измеряли реакцию мозга участников во время просмотра двух онлайн-игр, во время которых одного человека исключили. В одной из них исключенный человек был их лучшим другом, а в другой – незнакомцем того же пола (в действительности игры были предварительно записанными симуляторами). Когда люди думали, что их друга исключили из игры, у них активировались области мозга, которые отвечают за эмоциональную боль, – передняя часть поясной коры и островковая доля. (Эти же области активируются, когда мы сами испытываем эмоциональную боль). Когда они думали, что видят, как исключают незнакомца, то активировались области мозга, которые мы используем, когда думаем о чертах характера, убеждениях и намерениях других людей, – спинная медиальная префронтальная кора, предклинье и височный полюс. Когда мы видим, как наш друг испытывает социальную боль, мы чувствуем ее, будто испытываем сами. Другими словами, мы сопереживаем. Так не происходит, когда мы наблюдаем за болью незнакомца.

Хотя люди больше сочувствуют другу или любимому человеку, чем незнакомцу, они демонстрируют весомые различия в уровне сопереживания. Чтобы уточнить их, исследователи обычно спрашивают, насколько сильно эмоции других влияют на чувства испытуемого³²⁵. Это включает в себя и проявление радости: «Когда друг говорит мне, как ему повезло, я искренне счастлив за него», «Когда я вижу, что кому-то плохо, мне становится грустно». Те, кто набрал больше баллов за эмоциональную оценку, показали, что с большей готовностью могут противостоять плохому поведению как в условиях эксперимента, так и в реальной жизни. Ученики, которые испытали психологическую травму, с большей вероятностью будут заступаться за сверстников, над которыми издеваются³²⁶.

Ряд исследований Рууда Гортензиуса и его коллег из Маастрихтского университета в Нидерландах показал, как люди с разной степенью эмпатии реагировали на чрезвычайную ситуацию.

Сначала ученые измеряли степень личного дискомфорта участников. Когда участники видели, что кому-то нужна помощь, ученые спрашивали, насколько они были согласны с такими утверждениями, как: «Я, как правило, теряю контроль во время чрезвычайных ситуаций» и «Когда я вижу кого-то, кому очень нужна помощь в чрезвычайной ситуации, меня рвет на части». Истинное сочувствие ученые оценили в их ответе на такие утверждения, как: «Я часто испытываю беспокойство по отношению к людям, которые не так удачливы, как я» и «Я часто весьма тронут вещами, которые происходят»³²⁷. Затем участники исследования, посмотрели видео, где женщина либо падает на пол (чрезвычайная ситуация), либо поднимается с пола (не чрезвычайная ситуация), при полном отсутствии или наличие либо одного, либо четырех свидетелей. Участников попросили просмотреть видео и нажать на кнопку «помочь» или «не помочь» как можно скорее после того, как они определят, нуждается ли кто-либо на видео в помощи. Пока участники смотрели видео, исследователи передавали импульс в моторную кору головного мозга, которая отвечает за мышечную активность, используя транскраниальную магнитную стимуляцию (ТМС). Степень «готовности участников действовать» (степень их готовности реагировать на стимуляцию) оценивалась с помощью электрода, прикрепленного к мышце, который располагался между запястьем и основанием большого пальца. Эту процедуру обычно используют неврологи, чтобы оценить, стимуляция какой части мозга приводит организм к действию. Таким образом, исследователи смогли определить не только, как быстро люди реагировали, но и как активировались их мышцы.

Участники с более высоким уровнем стресса и сочувствия быстрее реагировали на чрезвычайную ситуацию, когда не было свидетелей. Когда они видели пострадавшую, которая упала при свидетелях, то чувствовали себя плохо и более неловко.

И чем больше было свидетелей происходящего, тем меньше готовности к действиям в чрезвычайных ситуациях они демонстрировали. Это говорит о том, что люди, которые видят, что кому-то нужна помощь, в первую очередь беспокоятся о себе и своих чувствах. И конечно, они вряд ли будут действовать, если есть кто-то еще, кто может помочь.

Не обнаружилось никакой связи между количеством возможных людей и степенью моторной реакции у тех, кто отличался высоким уровнем сопереживания. Такие люди показали активацию мышц, даже когда другие возможные свидетели были рядом.

Когда люди вмешиваются в чрезвычайную ситуацию, их поведение может быть обусловлено различными факторами. Для некоторых людей помощь определяется желанием перестать чувствовать себя неловко. Если кто-то другой может помочь, они просто наблюдают, как этот человек помогает.

Но другие помогают, так как искренне хотят позаботиться о тех, кто нуждается. Они не думают о своем личном благополучии. Для этих людей количество возможных свидетелей, которые тоже могут помочь, не имеет значения. Пытаясь определить неврологическую основу сочувствия, Эбигейл Марш и ее коллеги из университета Джорджтауна изучили различия в моделях мозговой активности у 19 человек, которые стали донором для почти незнакомого человека³²⁸. Миндалевидное тело, то есть часть мозга, которая отвечает за эмоции, у доноров оказалось на 8 % больше, чем у большинства людей. Оно также показало большую активность.

Мы должны проявлять осторожность при толковании этого открытия. Оно иллюстрирует взаимоотношения, а не причинно-следственную связь. Возможно, что доноры почек родились с большими и более активными миндалевидными телами, что и заставило их больше заботиться о других людях. Но также возможно, что участие в таком экстремальном альтруизме может перепрограммировать мозг. Независимо от причинно-следственной связи, экстраординарные альтруисты демонстрируют отчетливые модели нервной активности, которые связаны с большей реакцией на эмоции. Люди, которые настолько самоотверженны, что готовы жертвовать органы незнакомцам, могут совсем по-другому оценить свою помощь. Если они не помогут, им может стать хуже.

Есть также свидетельства того, что такие самоотверженные люди демонстрируют различные модели неврологической реакции на два типа болезненных переживаний: сами испытывают боль и смотрят, как кто-то другой испытывает боль. В одном исследовании ученые измерили уровень сопереживания почти у 60 человек, половина из которых пожертвовала почку незнакомцу, а другая половина – нет³²⁹.

Каждого участника поставили в пару с незнакомцем, чтобы провести ряд испытаний. В одном из них участники наблюдали за тем, как их партнеру болезненно сдавливали ноготь большого пальца, в то время как исследователи фиксировали активность мозга с помощью МРТ изображений. В другом случае самим участникам надавливали на ноготь большого пальца и опять же оценивали активность их мозга на аппарате МРТ. Затем исследователи сравнили два этих эксперимента.

Конечно, большинство из нас ощущает себя хуже, когда непосредственно чувствует боль, чем когда мы наблюдаем за болью незнакомца. Но мозг тех, кто проявил невероятную самоотверженность, почти так же среагировал на свою собственную боль, как и на боль чужого человека. Люди испытывали чью-то боль, как если бы она была их собственной. Для тех, кто так сильно чувствуют боль других, выбор пожертвовать почку незнакомцу имеет смысл. Если они чувствуют боль от того, что знают, что кто-то тоже ее испытывает, то их помощь другим даст возможность почувствовать себя лучше.

Пожертвование почки незнакомцу может быть примером физического, а не морального мужества. Мало кто будет меньше или хуже думать о тебе за это решение. К тому же, оно имеет физические риски. Но результаты исследований показывают, что такое решение может понести последствия и для морального мужества, поскольку способность сопереживать является важной чертой тех, кто готов столкнуться с социальными последствиями за свои правильные поступки.

Найди своего внутреннего морального бунтаря

Мы видели в этой главе, что у моральных бунтарей имеются определенные черты, которые не присущи большинству из нас. Они уверены в себе, сопереживают другим, и они не очень беспокоятся о том, чтобы вписаться в коллектив. Такое сочетание черт характера позволяет некоторым людям, таким как Джо Дарби, отстаивать правду.

А что насчет остальных? Неужели мы обречены быть молчаливыми наблюдателями, которые не осмеливаются бороться с плохим поведением? К счастью, нет. Те из нас, у кого нет такой врожденной способности противостоять социальному давлению, могут ее развить³³⁰. Другими словами, мы все можем научиться быть моральными бунтарями.

Во-первых, нам нужно увидеть моральное мужество в действии. Теория социального обучения, разработанная Альбертом Бандурой в Стэнфордском университете, показала, что люди учатся, как вести себя, наблюдая за своим окружением, включая родителей, учителей и другие примеры для подражания. Наблюдая, как люди, которых мы уважаем, проявляют моральное мужество, мы можем воодушевиться и сделать то же самое.

«Дети, которые росли и видели, как их родители рискуют ради других, – отмечает профессор психологии Джули Хапп, – вероятно, будут поступать так же»³³¹. Пример родителей помогает наглядно объяснить, у кого в периоды насилия и гражданских волнений есть нравственное мужество. У многих активистов движения за гражданские права, которые участвовали в маршах и забастовках на юге Соединенных Штатов в 1960-х годах, были родители, которые демонстрировали нравственное мужество и гражданскую активность. Как и многих немцев, спасавших евреев во время Холокоста³³².

Исследование, проведенное социологами Холли Найсет Брем и Николь Фокс, показало, что одним из самых сильных предвестников того, что люди будут помогать беженцам во время массовых убийств в Руанде в 1994 году, были их родители, которые помогали другим. Больше половины опрошенных из тех, кто спас по крайней мере одного беженца, сообщили о том, что их родители или бабушки и дедушки делали это ранее, во время вспышек насилия в их стране. Таким образом, модели нравственного мужества могут в значительной степени вдохновлять на благие дела. Во-вторых, нам нужны навыки, и мы должны их практиковать.

Даже если мы хотим поступать правильно, это трудно сделать, если у нас нет навыков, которые необходимы для сопротивления толпе³³³.

Родители, учителя и другие взрослые могут помочь детям развить их. Они должны объяснить им феномен социального давления и подвергать сомнению выбранные ими авторитеты. Джо Димоу был одним из немногих людей, которые успешно проигнорировали экспериментатора в исследовании Милгрэма, который призывал участников наносить нарастающие удары током. Возможно, он поступил именно так потому, что вырос в семье, которая была «вовлечена в классовую борьбу за взгляды общества, которая и научила меня, что часто власти имеют другой взгляд на «добро и зло»³³⁴.

Развитие этих навыков может помочь людям противостоять общественному влиянию, даже в подростковом возрасте, когда это наиболее важно. Психологи Университета Вирджинии набрали более 150 семей с детьми седьмого или восьмого классов для участия в исследовании. Оно должно было определить, как социальные навыки и близкие друзья, а также отношения с родителями влияют на злоупотребление наркотиками³³⁵. Подростки заполнили анкеты, которые должны были уточнить, как они будут справляться с трудными ситуациями, включая конфликты со сверстниками, родителями и учителями, а также ситуации, в которых у них может возникнуть соблазн совершить правонарушение, например магазинную кражу.

В ходе эксперимента они должны были обсудить два момента со своими матерями: они обсуждали спорный семейный вопрос (оценки, друзья, правила домашнего порядка), и они просили совета или поддержки по поводу своей проблемы. Исследователи записали эти обсуждения на видеопленку и определили, насколько эффективно подростки могут отстаивать то, во что верят, и насколько сильно матери могут их поддержать. Два и три года спустя этих же подростков спросили о том, как часто они употребляют наркотические вещества, включая алкоголь и марихуану.

Характер взаимоотношений подростков с их матерями предсказывал степень злоупотребления наркотиками или алкоголем гораздо сильнее, чем можно было бы подумать. Подростки, которые поддерживали свои доводы в споре со своей матерью, использовали доходчивые аргументы вместо нытья, давления или оскорблений, были наиболее устойчивы к давлению сверстников, которые предлагали наркотики. В отличие от первой группы подростков, другие легко отступили и сдались во время споров, хотя были убеждены, что их позиция была верна. Такие подростки с большей вероятностью употребляли алкоголь или марихуану в будущем. Они, вероятно, использовали схему общения с мамой, со своими сверстниками. Они изначально недолго сопротивлялись давлению со стороны друзей и затем легко поддавались их влиянию. Подростки, получившие весомую поддержку от своих матерей, также реже сообщали о злоупотреблении алкоголем или наркотиками. Их матери проявили теплоту и позитивность во время общения, сказав, что они ценят и уважают своего ребенка как личность. (Хотя это исследование затрагивало только матерей, вполне вероятно, что убедительные аргументы и поддержка со стороны отцов принесут такие же результаты).

Точный механизм, лежащий в основе этих связей, не ясен. Это сила близости отношений или опыта рациональной подачи своей точки зрения? Одна из причин заключается в том, что подростки, которые использовали эффективные аргументы в споре с мамой, могут применять эти же методы со сверстниками. Они научились выражать свое мнение и отстаивать его под давлением другого человека. Подростки, которые имеют доверительные отношения со своими родителями, также менее зависимы от мнения друзей. На каком-то уровне они могут понять, что даже если их решение будет стоить им дружбы, то родители всегда будут на их стороне.

В-третьих, нам нужно развивать способность сопереживать. Проводить время с людьми различного происхождения и различными устоями: этническими, религиозными, политическими, культурными. И знакомиться с ними. Это то, что в действительности помогает. Никола Эббот и Линдси Камерон из университета Кента показали, что белокожие учащиеся британской средней школы, у которых было больше контактов с людьми из различных этнических групп – в их районе, школе, а также в спортивных командах, – отличались более высоким уровнем сопереживания, были более открыты и интересовались людьми, которые принадлежали к различным культурным группам³³⁶. Они также видели людей из разных меньшинств в более позитивном ключе, называя их честными, дружелюбными и трудолюбивыми, и в меньшей степени – глупыми, ленивыми или грязными. Эта большая отдача окупилась.

Студенты, которые были открытыми и сочувствующими и брезговали предубеждениями, чаще заявляли, что, если бы их одноклассник оскорблял других, они бы бросили вызов этому человеку напрямую, поддержали жертву или сказали бы учителю. Возможно, что не все студенты готовы осуществить эти добрые намерения и вмешаться в реальный инцидент. Но даже просто иметь такие намерения – уже полдела.

Укрепление чувства сопереживания другим людям имеет огромное значение. Особенно для молодежи. Согласно мета-анализу, который объединяет результаты 72 исследований об американских студентах за тридцатилетний период – с 1979 по 2009 год – уровень сочувствия среди студентов колледжей снижается³³⁷. Студенты в 2000-е годы с меньшей вероятностью, чем в 70-е годы, подпишутся под такими заявлениями, как: «Я стараюсь лучше понять своих друзей и представить их точки зрения» или «Я часто испытываю беспокойство по отношению к менее удачливым людям, чем я».

Такое снижение уровня сочувствия сопровождалось ростом нарциссизма – чрезмерно положительным представлением студентов о самих себе³³⁸. Студенты начали уделять внимание индивидуальным успехам, а не коллективным. Это может быть другим социальным фактором, который способствует утрате сочувствия³³⁹. Причины такого преобразования до сих пор неясны. Социальные сети? Родительское воспитание? Сложные вступительные экзамены в колледжи? Но последствия, к сожалению, неоспоримы. Более низкий уровень сопереживания порождает меньше моральных бунтарей.

Есть несколько вещей, которые родители, учителя и члены их круга могут сделать, чтобы противостоять этой тенденции. Для начала, они могут подчеркнуть, что сочувствие – это приобретенное умение, а не постоянная черта характера. Хотя некоторые люди, кажется, и обладают более высоким уровнем сопереживания, мы все-таки можем развивать эту способность, постоянно практикуясь³⁴⁰.

Кэрол Дуэк и ее коллеги из Стэнфордского университета продемонстрировали, что простое осознание того, что эмпатию можно развивать, увеличивает нашу готовность понять чужую проблему³⁴¹. Было установлено, что люди, которым говорят, что сопереживание можно в себе взрастить, более склонны говорить с кем-то, кто придерживается иных взглядов на социальные или политические вопросы, и интересоваться личной историей человека расовой группы.

Эти истории должны вселить в нас надежду. Сочувствие – это важнейший первый шаг к тому, чтобы стать моральным бунтарем, и это черта, которую может в себе развить каждый³⁴².

Глава 10
Как стать моральным бунтарем?

Большая часть этой книги сосредоточена на психологических факторах, которые заставляют большинство людей хранить молчание, когда они видят кого-то в беде. Но я также познакомила вас с людьми, которые проявили нравственное мужество, достойное восхищения. Мы не можем просто стоять в стороне и ждать, пока моральные бунтари защитят нас. Нам действительно необходимо, чтобы как можно больше людей начинали высказываться, несмотря на свои естественные предпочтения. Другими словами, нам нужно создавать больше моральных бунтарей. Я уже затронула несколько стратегий, которые мы можем начать использовать дома, в школе, на работе, в нашем коллективе, чтобы формировать нравственное мужество и достичь необходимых перемен. Давайте еще раз вспомним и подытожим некоторые из них.

Верьте в перемены

Многие из нас молчат, когда замечают плохое поведение, так как думают, что один человек не сможет изменить ситуацию. Если все разделяют эту позицию и никто не хочет действовать, то плохое поведение просто не остановить. Чтобы заставить людей противодействовать плохому поведению, нужно помочь им осознать возможную цену молчания и убедить в том, что их действия имеют значение.

Анита Раттан и Кэрол Дуэк из Стэнфордского университета изучили вопрос о том, повлияют ли убеждения людей о предрассудках на готовность эффективно с ними бороться³⁴³. Они попросили студентов – чернокожих, латиноамериканцев и представителей смешанных рас – принять участие в эксперименте, который якобы исследовал, как принимаются решения о зачислении в колледж. Работа проходила в формате онлайн-дискуссии с напарником по эксперименту. Каждый студент был в паре с одним и тем же партнером, белокожим второкурсником по имени Мэтт. Как вы уже догадались, его роль сыграл экспериментатор. В какой-то момент обмена, Мэтт написал: «Я действительно волновался, что я должен был быть невероятно квалифицированным абитуриентом из-за такой конкуренции… Плюс так много колледжей уже «обеспечили» места, тем кто вообще не квалифицирован. Все это меня очень нервировало». Исследователи были заинтересованы в том, чтобы узнать, кто выразит свое недовольство по отношению к заявлению Мэтта. Для начала плохие новости: только около 25 % студентов возразили Мэтту. А теперь хорошие новости. Те, кто в ходе ранее проведенного исследования отмечали, что личность человека может меняться, чаще выражали свою обеспокоенность по поводу этого комментария. Почти 37 % из них противостояли позиции Мэтта. Другие, вероятно, подумали, что нет смысла говорить о плохом поведении Мэтта, если их вмешательство ничего не изменит.

Чтобы проверить, приведет ли предвзятость к более серьезному возражению, эти же самые ученые провели второе исследование, в котором студенты прочитали предложенный сценарий, который описывал их первый день летней стажировки в престижной компании. Участник общается с другими стажерами о первых впечатлениях в компании, и один из мужчин-стажеров говорит: «Я реально удивлен, сколько разных людей здесь работает… Наняли всех, кого можно: женщин, иностранцев, представителей меньшинств и т. д. Мне вот интересно, как долго эта компания продержится на вершине с такой политикой?»

Большинство участников оценили это заявление как весьма оскорбительное. Затем их спросили, будут ли они возражать человеку, который сказал такое («Я буду спокойно, но твердо излагать свою точку зрения, чтобы образумить его»), или же они будут избегать эту ситуацию («Я сделаю все возможное, чтобы притвориться, что этого не произошло»). Они также отметили вероятность общения с этим мужчиной в будущем. На этот раз студентов спрашивали, что они бы сделали, вместо того, чтобы наблюдать за действиями. Но, как и в первом исследовании, их вера в возможность изменить мышление людей имела большое значение. Те, кто считал, что личность является восприимчивой (Дуэк определяет это как основу «мышления роста»), с большей вероятностью сообщат, что они будут возражать интерну, сделавшим оскорбительное замечание. Они также вряд ли скажут, что откажутся от общения с ним. Люди с «фиксированным мышлением», которые считали, что черты и способности личности являются врожденными и в большей степени неизменными, как правило, были более пассивными и замкнутыми. Так что, если вы хотите набраться смелости, чтобы выражать свое мнение, начните с веры. Веры в то, что это может что-то изменить.

Обучитесь навыкам и стратегиям

Чтобы заставить людей противостоять плохому поведению, недостаточно ждать, что они изменятся. Для этого нам также нужны конкретные навыки, но не слишком агрессивные. В главе 4 мы наблюдали, что люди, у которых была какая-либо специализированная подготовка, например оказание первой помощи или СЛР, вероятнее вмешаются, даже если это будет угрожать здоровью. Профессиональная подготовка играет не менее важную роль, когда оказание помощи может иметь социальные последствия.

Большинство из нас испытывают страх, когда замечают плохое поведение. Мы чувствуем себя странно или неудобно. Мы не хотим чувствовать себя неловко или устраивать сцены. Простые методы обучения могут укрепить моральное мужество, но нам необходим набор навыков. В конце концов, противостоять коллеге, который, как вы подозреваете, завышает дорожные расходы, требует иного подхода, чем возражение на сексистское замечание, сделанное вашим товарищем. Как мы видели в главе 1, люди, которые больше всего могли сопротивляться приказам в эксперименте Милгрэма, делали это разными способами³⁴⁴.

Одна стратегия сопротивления заключается в том, чтобы найти короткий и простой путь выразить свое несогласие или беспокойство. Это не унижает другого человека и не заставляет вас читать ему мораль. Эта стратегия показывает человеку и тем, кто просто наблюдает, что с его комментарием или действием не все в порядке. Одно исследование о реакции на гомофобные комментарии на рабочем месте показало, что наиболее эффективный вариант выразить неодобрение весьма прост. Стоит лишь сказать: «Эй, это не круто» или «Не используй это слово, это грубо»³⁴⁵. Подобный подход может быть использован практически для любого плохого поведения – может и остановить хулигана на школьном дворе, и возразить коллеге, который плохо обращается с подчиненными. Открытое выражение неодобрения четко говорит о том, что неприемлемо. Это важный первый шаг в создании новых социальных норм.

Другой вариант – показать, что вам дискомфортно. Вы указываете на то, что комментарий или поведение человека было неправильным, но он не чувствует себя неудобно, поэтому ему не нужно защищаться. Один из способов сделать это – поделиться личными переживаниями, чтобы объяснить свою реакцию. Вы могли бы сказать: «Я выросла в католической церкви, поэтому мне тяжело слышать такой комментарий» или «Мой близкий друг подвергся сексуальному насилию в школе, так что шутки об изнасиловании меня коробят».

Еще одна стратегия в том, чтобы предположить, что на самом деле комментарий должен быть смешным (даже если это не так), и отвечать, как если бы он был таким. Вы могли бы ответить на сексистский комментарий об избрании женщины президентом, например сказав: «Я знаю, что вы просто пытаетесь быть смешным, но некоторые люди действительно думают, что женщины слишком эмоциональны, чтобы быть президентом!» Этот подход показывает, что вы не согласны с комментарием, – как и человеку, который сказал это, так и окружающим, – но это не выставляет человека, который сделал подобное замечание, глупым или плохим. Такой подход найдет у них отклик, и они перейдут на вашу сторону.

Все время практикуйтесь

Обучение методам борьбы с предубеждением или неэтичным поведением может иметь значение, но недостаточно просто обучить навыкам и стратегиям: их необходимо практиковать. Активная тренировка реакции на оскорбительные замечания или проблемное поведение помогает стереть запрет на возражение. К тому же такие тренировки заставляют вас вмешиваться в плохое поведение чаще и увереннее. Это также укрепляет уверенность в том, что мы можем помочь в реальной ситуации.

Наиболее эффективные программы – в школах, колледжах и на работе – не только помогают людям справляться с трудными ситуациями, но и предлагают участникам возможности для практики, например общественные мероприятия и ролевые игры. Это является важной особенностью программ тренировки «свидетелей», которые используются для предотвращения сексуального насилия среди учащихся старшей школы и колледжей, а также учебной программы EPIC для сотрудников полиции в Новом Орлеане.

Было доказано, что обучение и практика весьма эффективны и для детей младшего возраста. Исследователи из Техасского университета представили программу о том, как реагировать на сексистские замечания детям из детского сада и третьего класса начальной школы на юго-западе США³⁴⁶.

Все дети прослушали уроки по вопросам хулиганства и гендерных стереотипов, где им приводили примеры сексистских комментариев: «Только мальчикам можно играть в эту игру», «Ты не можешь быть врачом, ты должна быть медсестрой», «Мальчики лучше разбираются в математике, чем девочки». Затем детей разделили на две группы. Тем, кто был в первой группе, рассказали две истории о других детях, которые столкнулись с сексистскими высказываниями сверстников, и им предложили нарисовать картину, которая иллюстрировала бы их любимую часть одной из историй. Дети из второй группы использовали готовые возражения на сексистские комментарии, такие как «Успокойтесь уже, ни одна группа не лучше!» или «Я не согласен! Разделять людей по полу глупо!».

После обучения исследователи намеренно делали дискриминирующие замечания детям обеих групп, чтобы оценить их реакцию. Они просили каждого ребенка принести в главный офис предмет, который противоречит стереотипам. Их нужно будет вернуть тем, кто якобы их потерял: девочкам – пояс с инструментами, мальчикам – сумочку. По пути в офис ребенок того же пола (который следовал инструкциям исследователей и был специально выбран учителями за свои актерские способности) делал сексистское замечание, например: «Сумочки для девочек!» или «Инструменты для мальчиков!». Скрытый наблюдатель процесса записывал точную реакцию ребенка, которую ученые позже распределяли в одну из четырех категорий: согласие («Я знаю!»), игнорирование (просто проходят мимо другого ребенка), возражение («Это плохо!») или вызов («Нет такого разделения, что это только для девочек, а это – для мальчиков»). Результаты доказали преимущества таких практик. 20 % детей в группе, которые отвечали на сексистские замечания, тем или иным образом оспаривали их по сравнению лишь с 2 % в другой группе. Просто обучать тому, как реагировать на предвзятые комментарии, недостаточно, по крайней мере, для большинства. Нам нужна практика.

Обращайте внимание на мелочи

Еще одна стратегия для развития морального сопротивления в том, чтобы дать понять людям, что небольшие шаги в правильном направлении – или даже отказ сделать хоть один – могут иметь большое значение. Как мы видели в предыдущих главах, именно такой подход используется в наиболее эффективных программах, которые направлены на предотвращение издевательств в школах, сексуального насилия в колледжах и проблемного поведения в полицейском участке. Вот почему детей и учителей учат вмешиваться, когда они видят едва уловимые формы агрессии, вместо того чтобы ждать, когда издевательства перерастут во что-то более жестокое. По этой же причине нужно создавать систему напоминаний для бизнеса. Она будет мешать работникам ступить на скользкую дорожку.

Исследования на мировом уровне показывают: если показать людям, что маленькие, «невинные» поступки незаметно перерастают в насилие, это может помочь обезвредить опасные ситуации и замотивировать людей на действия.

Психологи Эрвин Стауб и Лори Перлман обнаружили, что можно усилить сочувствие людей и снизить их тенденцию подчиняться авторитетам³⁴⁷. В своей работе по содействию, исцелению и примирению в Руанде, Бурунди и Конго они сообщили о последствиях бездействия перед лицом плохого поведения в ходе семинаров и радиопрограмм. Особое внимание уделялось таким темам, как: «Из-за пассивности развиваются вредные явления, в то время как действия людей препятствуют им», и «Обесценивание повышает вероятность насилия, в то время как гуманизация уменьшает его». Оценка, проведенная год спустя, показала, что пропаганда таких сообщений повысила готовность людей высказывать свое мнение.

Когда люди понимают последствия своего молчания, они с большей вероятностью будут действовать. Противостояние, на первый взгляд, небольшим проступкам, таким как использование фраз, унижающих человеческое достоинство, и физическая дискриминация, может помочь предотвратить вспышку геноцида.

Эти выводы демонстрируют, насколько важно подталкивать людей вмешиваться в происходящее, и как можно скорее. Они также показывают, что человек, который начинает с одного лишь шага в правильном направлении, может стать моральным бунтарем. Немцы, которые помогали евреям, были обычными людьми, которые понимали необходимость помогать тем, кто подвергался преследованию³⁴⁸. Они часто начинали с очень небольших действий, таких как покупка припасов для своих еврейских соседей, которые не могли ничего покупать в большинстве магазинов. После таких небольших поступков они часто переходили к более серьезным и рискованным действиям, таким как сокрытие человека на некоторое время.

Такая помощь людей в Нацисткой Германии, конечно, является экстремальной и, к счастью, это больше исключение. Но такой же процесс работает и в более простых ситуациях: от отказа давать однокласснику списывать домашнюю работу до возражения расистскому комментарию в офисе или противостоянию травле в спортивной команде. Стать моральным бунтарем можно, начав с чего-то простого, но смелого.

Воспитывайте в себе сочувствие

В 2017 году Кристина Рапуано, аспирантка по психологии и нейронауке в Дартмутском колледже, приняла непростое решение сообщить руководству колледжа о своем научном руководителе Уильяме Келли. Она сказала, что после пьяной ночи на конференции два года назад Келли изнасиловал ее. Она приняла решение подать заявление, когда узнала о том, что он якобы продолжал сексуально домогаться других студенток. Как сказала Рапуано газете «The New York Times»: «Я поняла, что это будет продолжаться. Я хотела покончить с этой моделью поведения, которая распространяется сквозь поколения»³⁴⁹. Сопереживание Рапуано другим женщинам придало ей мужества взять на себя весь удар за решение бороться с таким поведением. Эмпатия или сочувствие – общая черта моральных бунтарей. Многие программы, которые обучают людей вмешиваться, когда они становятся свидетелями плохого поведения (издевательства или сексуального насилия), стараются вызвать сочувствие к жертве в качестве средства мотивации к действию. В главе 9 мы видели, что если проводить время с людьми, которые отличаются от нас по расовому или культурному признаку, это может повысить нашу способность сопереживать, а также вероятность того, что мы будем действовать, если им понадобится помощь.

Это угнетает и обнадеживает.

Мы живем в таком обществе, где люди делятся на «мы» и «они». США, к примеру, делится на красные и синие штаты, зрителей MSNBC и Fox News, элиты, которая живет на побережье, и «реальных американцев», живущих в сердце страны. Эти различия затрудняют сочувствие к тем, кто отличается от нас, так как мы не проводим с ними много времени.

Это также может объяснить, почему уровень сочувствия в Америке, по-видимому, снижается. Но помните, что эмпатия – это не врожденная черта, а приобретенная. Ее можно развивать. Некоторые люди по своей природе легко могут видеть мир чужими глазами, но и остальные могут сопереживать больше. Как следствие, мы можем стать смелее морально. Для этого нам сознательно придется тратить на это время и энергию.

Расширьте группу «своих» людей

Большинство из нас больше готовы помочь другу, чем незнакомцу. Мы защищаем друзей, которые становятся жертвами издевательств, и вмешиваемся, чтобы защитить их от сексуального насилия. Достаточно простой способ повысить нашу готовность действовать – это расширить свою группу. Мы должны сосредоточиться не на том, что нас различает, а на том, что объединяет. Возможно, вы помните исследование во 2 главе, где фанаты футбольной команды Manchester United с большей вероятностью помогали незнакомцу в беде, если он был одет в форму Manchester United, чем если бы он был в форме команды-противника. В другом исследовании ученые снова взяли фанатов Manchester United и поместили их в очередную чрезвычайную ситуацию – человек падает и, кажется, испытывает боль. В некоторых случаях этот человек был одет в футболку Manchester United, в других – майку команды Liverpool, а в‐третьих – в обычную футболку. Но в этой версии исследования, до того, как участники стали свидетелями происшествия, они написали короткую статью о том, как много у них общего с другими футбольными фанатами. Они также ответили на ряд вопросов о том, насколько важно быть футбольным болельщиком и что их объединяет с другими фанатами. Целью этих упражнений было создать чувство общей принадлежности – футбольных болельщиков в целом, – вместо более узкой принадлежности – фанатов определенной команды³⁵⁰.

80 % участников остановились, чтобы помочь человеку, одетому в футболку Manchester United, и только 22 %, чтобы помочь человеку в обычной футболке. Но в отличие от более раннего исследования, когда мало кто помогал человеку в майке противника, на этот раз 70 % остановились, чтобы помочь человеку в майке Liverpool³⁵¹.

Мы должны думать о себе и о взаимоотношениях с другими как о чем-то целом. Мы не представители отдельного братства в колледже. Мы студенты. Мы не американцы или британцы. Мы представители одной расы или религии. Такое отношение может помочь нам преодолеть человеческую склонность к бездействию.

Ищите этических лидеров

Одним весенним утром мой сын Роберт был в раздевалке команды по лакроссу. Члены команды обсуждали свои планы на выходные. После того, как один парень в команде упомянул, что он собирался на танцы с девушкой, другой в шутку спросил: «И как его зовут?». Когда остальные начали смеяться, тренер быстро вмешался: «Его свидание может быть с парнем или с девушкой. Это не имеет значения». Когда Роберт поделился со мной этой историей, я была невероятно благодарна его тренеру за то, что он высказался именно так.

Ролевые модели, которые играют ведущую роль – например, тренеры, учителя и политические лидеры, – особенно важны, когда речь идет о нравственном мужестве. Их слова и действия вдохновляют и дают четкое представление о том, что является приемлемым поведением, а что нет.

В начале моей карьеры в университете Амхерста я была преподавателем у двадцати пяти студентов, пять из которых были в футбольной команде. Эти студенты посещали занятия регулярно, но никогда не участвовали в групповых дискуссиях. Это был довольно плохой пример для других студентов.

Они были весьма заметными – отчасти потому, что были значительно больше, чем другие студенты в классе, – и они также были членами престижной университетской группы. Попытка вовлечь их в дискуссии стала похожа на процесс вырывания зубов. После нескольких недель тщетных попыток я пала духом и решила попробовать что-то новое. Я отправила письмо по электронной почте главному тренеру по футболу, Эй Джею Миллсу, объяснила, что происходит, и попросила его о помощи.

Эй Джей принял умное решение. Он спросил имена игроков, а потом написал им. Его сообщение было коротким: «Любой, кто не начнет говорить в классе профессора Сандерсон на следующей неделе, не играет в субботу». Проблема, как вы можете себе представить, была решена в тот же миг.

Такой мощный посыл от того, кто занимает лидирующие позиции, может повлиять на установление любых социальных норм. Было проведено исследование среди 3000 футболистов колледжей³⁵². Ученые пытались выяснить, могут ли тренера повлиять на то, что спортсмены будут вмешиваться, если станут свидетелями проблемного поведения.

Игроков спрашивали, говорил ли их тренер или член спортивного комитета с командой о трех темах: подобающее обращение с представителями противоположного пола, насилие в отношениях и вмешательство, если на их глазах происходит что-то плохое. Их также спросили, жестко ли наказывает тренер игроков за плохое поведение вне поля. Игрокам предложили оценить вероятность того, «вмешаются ли они в ситуацию, которая может привести к недопустимому сексуальному поведению».

Слова их тренеров имели значение. Игроки, которые слышали – от тренеров или других членов спортивного комитета – о важности хорошего поведения и действий против проблемного поведения, с большей вероятностью вмешаются, чтобы предотвратить сексуальные домогательства. Игроки, чьи тренеры подчеркивали, что нарушения правил поведения вне поля повлекут за собой наказания, также с большей вероятностью вмешаются, чтобы остановить такое поведение. Это исследование не говорит нам, действительно ли эти участники последуют своим намерениям. Но указывает на то, что тренеры, по крайней мере, играют важную роль в укреплении таких намерений.

Помните, что некоторые лидеры четко определены. Это тренер, генеральный директор, шеф полиции, президент колледжа. Но многие люди могут исполнять роль неформальных лидеров. Старшие ученики школ и колледжей часто моделируют поведение своих младших сверстников. Новые сотрудники стараются научиться организационным нормам у тех кто, давно работает в компании. Присутствие в организации лишь одного этичного лидера может побудить других следовать этому примеру, что приводит к волновому эффекту морального мужества.

Найдите друга

На протяжении всей этой книги я описывала много примеров нравственного мужества, в которых друзья побуждают друг друга поступать правильно. Вспомним старшеклассников, которые встали на защиту запуганного ученика и придумали «розовое море» или двух шведских аспирантов, которые сообщили о сексуальном насилии в Стэнфорде. В качестве примера из корпоративного мира возьмем двух сотрудников, Эрику Чун и Тайлера Шульца. Эти сотрудники рассказали о мошенничестве в компании Theranos, проводящей анализы крови, несмотря на то, что знали, что столкнутся с серьезными личными и профессиональными последствиями. Один из ключей к нравственному мужеству – найти друга, который разделяет вашу позицию и готов всегда встать на вашу сторону.

Даг МакАдам, социолог из Стэнфордского университета, говорит, что эффективнее будет оспаривать существующие социальные нормы в компании, чем делать это в одиночку³⁵³. Четыре чернокожих студента колледжа, которые устроили сидячую забастовку в ресторане Woolworth’s в Гринсборо, Северная Каролина, были хорошими друзьями и соседями по комнате в 1960 году. Трое из них посещали одну и ту же старшую школу. Дружба помогла им преодолеть проблемы – насмешки и расистские оскорбления, за которыми последовали угрозы насилия.

Эти примеры подтверждают исследования, которые показывают, что сопротивление социальному давлению осуществить намного проще, если вы не одни. В исследовании Соломона Аша самым большим мотиватором для участников, которые не хотели потакать плохому поведению группы, было присутствие одного человека, который бросил вызов группе. Аналогичным образом, в исследовании Милгрэма, где участники должны были ударять током других участников, большинство перестали делать это, если видели, что другой участник тоже отказался³⁵⁴. Для тех из нас, кто не является моральным бунтарем, друг, который всегда на нашей стороне, поможет проявить нравственное мужество.

Измените социальные нормы

В предыдущих главах подчеркивалось, насколько трудно большинству из нас бросать вызов тому, что считается нормами внутри группы, независимо от того, кто в ней состоит: наши друзья, члены братства или коллеги. Но есть две стратегии, которые помогают людям перейти к активным действиям и перестать молчать: изменение социальных норм и осознание того, что восприятие норм может быть ошибочным.

Люди, вступающие в новую среду, такую как новая школа, колледж или работа, не знают о существующих там нормах. Это дает возможность формировать убеждения новичков таким образом, чтобы стимулировать их к выражению своей позиции. Самые популярные ученики в старших школах или колледжах могут стать моделью нравственного поведения, а руководители на рабочем месте могут делать упор на этическую культуру в компании, ориентированную на вмешательство, а не на бездействие. «Вам нужно изменить образ мышления. Полицейские должны понимать, что несут ответственность за действия коллег, если они становятся свидетелями происходящего, – говорит Эрвин Штауб, чьи исследования составляют основу для программы EPIC, которой теперь пользуется полицейский департамент Нового Орлеана. – Вы должны сделать это таким образом, чтобы не подрывать их преданность друг другу. Нужно изменить сам смысл понятия «преданность», то есть остановить чрезмерное насилие, а не покрывать его»³⁵⁵.

Изменение норм может изменить поведение. В одном креативном исследовании ученые сравнили различные сообщения для гостей отеля. Эти сообщения призывали использовать полотенца повторно, что помогает экономить энергию³⁵⁶. В одном случае, гости отеля получили стандартное сообщение про экологию: «Вы можете проявить уважение к природе. Вы поможете сохранить окружающую среду, если будете использовать полотенца повторно во время вашего пребывания». Другие гости получили аналогичное сообщение, но с дополнением: «Помогите сохранить окружающую среду вместе с нами. Почти 75 % гостей приняли участие в нашей новой программе по экономии ресурсов и используют свои полотенца повторно». Второе сообщение было более эффективным. Около 38 % тех, кто получил первое сообщение, использовали свои полотенца по нескольку раз. Но это число возросло до 48 % для тех, кто получил второе сообщение. Это указывает на то, что люди изучают действия других, и это может изменить их поведение. Если мы считаем, что большинство людей в нашей группе (в данном случае гости отеля) объединяет определенное поведение, то многие из нас будут думать, что должны вести себя так, как остальные.

Информирование людей о нормах в их социальной группе может также подтолкнуть к изменению поведения.

Исследование, проведенное Аланом Гербером и его коллегами в Йельском университете, показало, что информирование людей о социальных нормах голосования привело к значительному увеличению явки избирателей. Это работает эффективнее, чем простое заявление о том, что голосование – гражданский долг³⁵⁷. В одном исследовании, восемьдесят тысяч домов в Мичигане получили по одному из четырех писем с призывом проголосовать. Одно из писем напомнило о том, что голосование является гражданским долгом, другое – что участие в голосовании с использованием публичных записей будут изучать ученые, третье показывало количество избирателей в их доме, а четвертое – количество избирателей как в их доме, так и в их районе. Четвертое послание было наиболее эффективным: оно повысило явку избирателей на 8,1 % по сравнению с теми, кто не получал почтовых напоминаний. В отличие от этого, самое неэффективное сообщение – голосование в качестве гражданского долга – увеличило явку только на 1,8 %. Низкий уровень социального давления – в данном случае, простое информирование людей о фактическом количестве избирателей в их районе – является эффективным способом повышения гражданской активности.

Информирование людей о существующих социальных нормах имеет важное значение в тех случаях, когда люди воспринимают их неверно. Как мы видели в главе З, «люди часто неправильно воспринимают мысли и чувства других. Они ориентируются на публичное выражение людей, что может не соответствовать их личным убеждениям.

Это может привести к тому, что каждый человек в частности обеспокоен происходящим, но ничего не говорит, потому что считает, что другие не разделяют его тревоги. Корректировка неправильных представлений и понимание психологических сил, которые поддерживают их, могут многое сделать для изменения поведения людей. Исправление неправильно воспринимаемых норм поможет людям противостоять хулиганам, меньше пить, предотвращать сексуальные домогательства и возражать оскорбительным высказываниям на рабочем месте».

Измените культуру

Если большинство из нас решит стать моральными бунтарями, мы сможем изменить культуру и начать действовать, вместо того чтобы молчать. Недавние исследования Деймона Сентолы в Университете Пенсильвании показывают, что серьезные социальные изменения не требуют поддержки большинства³⁵⁸. Фактически, только если 25 % людей в группе займут определенную позицию, этого будет достаточно для переломного момента, который относительно быстро приведет к установлению новых норм. Небольшое, но активное меньшинство может изменить социально принятые нормы, будь то перерабатывать бутылки вместо того, чтобы их выбрасывать, или голосовать на выборах вместо того, чтобы оставаться дома.

Одним из наиболее ярких примеров быстрого изменения социальных норм является признание однополых браков. Моя дочь Кэролайн родилась в 2004 году, в тот же год, когда Массачусетс стал первым штатом, легализовавшим однополые браки. В 2015 году Верховный суд США постановил, что однополые пары имеют право вступать в брак. Я помню, как говорила дочери, что это было невероятно: от незаконных в каждом штате однополых браков до легальных по всей стране всего за 11 лет. Знаете, что она ответила? «А что так долго»? Тем не менее, в ее возрасте, даже в самых смелых мечтах, я не могла представить, что однополые пары когда-нибудь смогут пожениться, или что гей будет возможным кандидатом на пост президента Соединенных Штатов Америки. Возможно, и требуется так много времени, как мы думаем, чтобы создать культуру, в которой мы будем действовать, когда слышим оскорбительные высказывания, видим сексуальные домогательства или мошенничество на работе. В книге «How Change Happens» (Как происходят перемены), юрист Касс Санстейн рассказывает, как социальные нормы, которые толкают нас к молчанию и бездействию, иногда рушатся, что приводит к необходимым социальным изменениям³⁵⁹. Иногда достаточно одного голоса, который придаст другим мужество говорить.

Есть соблазн сделать легкий выбор – игнорировать происходящее и надеяться, что кто-то другой будет действовать. Но мы должны смириться с последствиями такого выбора и осознания того, что мы могли изменить ситуацию, но не сделали этого. Как писал Джон Стейнбек в «К востоку от рая»: «Люди попались – в своих жизнях, в своих мыслях, в своих амбициях и похоти, в своей алчности и жестокости, в своей доброте и щедрости, – в сети добра и зла… Когда человек стряхнет с себя пыль и осколки своей жизни, останутся только жесткие чистые вопросы: было ли это хорошо или плохо? Поступал ли я хорошо или плохо?»³⁶⁰

Я надеюсь, что вы сможете использовать все методы, о которых вы узнали на страницах этой книги в своей собственной жизни. И когда придет время задавать эти важные вопросы, вы будете гордиться своими ответами.

Благодарность

Во-первых, я хочу поблагодарить моего агента Зои Паньямента за ее невероятный энтузиазм по поводу моей идеи и, конечно же, за огромные усилия по руководству. Я потратила полдня, рассылая письма с запросами агентам, и получила ее заинтересованный ответ уже после полуночи. На следующее утро я сказала мужу, что любой агент, который прочитает и ответит на мое письмо поздно ночью, будет именно тем агентом, с кем я буду работать. И моя интуиция меня не подвела. Я благодарна всей команде Зои, включая Элисон Льюис, за ее всестороннюю поддержку, Сару Витале и Джесс Хоар, которые помогали с переводами и платежами, и Кирстен Вульф. Я также очень благодарна своему редактору Джой де Мениль за то, что она приложила столько усилий, чтобы направить мою идею в нужное русло. Во время нашего первого разговора я сказала Джой, что я «понятия не имею, что я буду писать книгу для широкой аудитории». Я благодарна ей за то, что она поверила в меня. Я ценю все то время, которое она потратила на реализацию моей идеи: оставляла отзывы, заставляла меня поделиться своими идеями и вариантами и помогла мне отказаться от академического жаргона. Я также очень ценю работу коллег в Harvard University Press, в том числе Джоуи Дэна, Сони Бочек, Грасиэлы Галюп, которая сделала обложку книги, и Луизу Роббинс, которая кропотливо работала с рукописью. Была очень рада поработать с людьми из Harpercollins UK, в том числе с Оливией Марсден (маркетинг), Джеком Смитом (дизайн обложки), Хеленой Аптон (связи с общественностью) и Джо Томпсоном (поддержка и энтузиазм).

В частности, хочу поблагодарить Арабеллу Пайк за ее беспокойство по поводу проекта на всех этапах его создания и тщательный анализ рынка Великобритании.

Многие люди внесли свой вклад, чтобы воплотить эту идею в реальность. Благодарю Остина Сарата за организацию, а также декана факультета колледжа Амхерста за финансирование семинара моей книги и что подтолкнул меня к работе над проектом. Спасибо Сесилии Канчеларо, которая была первой, кто увидела в материале будущую книгу. И это невероятно помогло мне сформировать все мои мысли. Я благодарю моих коллег Мэтта Шулькинда и Сару Тарджон (колледж Амхерста) и Роуз Коуэлл (Массачусетский университет Амхерста), которые ответили на вопросы о методах нейронауки и нейроанатомии. Особенно хочу отметить Стива Томпсона (Университет Пенсильвании). Он подробно прокомментировал первый вариант рукописи. Я весьма признательна Эрвину Стаубу (Массачусетский университет Амхерста), который привносит в мою работу свой личный опыт и профессиональные знания в понимание «эффекта свидетеля». Я также хотела бы поблагодарить многих друзей, коллег и студентов, которые внимательно слушали меня и высказывали свое мнение об этих идеях – на званых ужинах, во время обеда, в течение рабочего дня, – и неоднократно предоставляли полезные соображения относительно исследований и реальных примеров. Наконец, я хочу поблагодарить своего дорого мужа, Барта Холландера, за веру в этот проект на протяжении всех его «взлетов и падений». Он знал, когда не стоит спрашивать «Ну как продвигается?» и даже во время совместных отпусков составлял мне компанию в кофейне, где я пропадала за написанием книги.