Противостояние

Любовь Югорская

ПРОТИВОСТОЯНИЕ

Наш мир наполнен видимыми и невидимыми проявлениями добра и зла. Книга является источником мудрости и жизненного опыта. Этот труд привнесёт в ваше мировоззрение новые веяния, ваши мысли и мечты обретут новое направление. Приведенные рассказы основаны на реальных историях людей, которые обращались за помощью к автору в течение 40 лет.

Для тех кто борется, сомневается и ищет ответы. В книге приведены советы и молитвы об избавлении от болезни, о спасении семьи и детей, для защиты и поддержки находящихся в заключении. Вы держите в руках не просто книгу, а эффективную помощь в борьбе со злыми силами.

Наша жизнь это череда событий. С рождения до самой смерти каждый день в нашей жизни что-то происходит. Добро, зло, различные происшествия и обстоятельства. Кто-то проходит свой жизненный путь легко и радостно, а иные каждый день подвергаются испытаниям, и кажется, что трудности на их жизненном пути не закончатся никогда. Некоторые могут сами справиться с тем, что преподносит им земная жизнь, а многие настолько устают барахтаться и сопротивляться, что со временем отчаиваются и думают, что спасения нет и никто им никогда не поможет.

Очень часто ко мне за помощью обращаются люди, которым и в голову не приходило, что можно спасти себя самостоятельно. Они не верят в Бога и не надеються на Него, но они ищут чуда и готовы на все, лишь бы с легкостью расстаться с грузом своих проблем. Когда им говоришь, что чудеса бывают, но для этого нужно приложить немного усилий: Покаяться, помолиться, попросить прощения и помощи у Всевышнего, они отмахиваются и говорят, что уже все это делали, либо и не собираются делать, т.к. Бога не существует.

Так вот мои дорогие – эта книга для вас. Для тех, кто не верит, кто сомневается, кто ищет свой путь. Еще эта книга для тех, кто видит больше остальных, но сомневается в себе. Сомневается, что он и вправду видит духовными глазами, то что не дано видеть остальным, боится развивать свои способности, боится осуждения со стороны родных, близких и окружающих. Не надо бояться, но надо быть готовыми к тому, что вы можете увидеть то, что может погубить вашу душу страхом или болью. Вооружитесь верой без сомнения в Бога, силой страстной молитвы и используйте данный вам свыше дар во благо и спасение себе и на радость приходящим к вам за помощью.

Надеюсь, что эти рассказы, которые полностью основаны на реальных событиях и мой жизненный опыт, помогут вам встать на правильный путь и найти дорогу к спасению, к вечной блаженного наслаждения и любви жизни.

ИСПУГ

Многие люди напрасно недооценивают испуг. А ведь испуг – это очень серьезная разновидность порчи. В старые времена испуг бабушки выкачивали яичком.

Однажды, разговаривая с молодой мамой, я услышала о её проблеме: у дочери очень плохой анализ крови.

– Приведи, я помолюсь.

– Да что это даст, мы уже в Москве были, кучу денег потратили, что только не делали. Никаких результатов, только хуже.

– А ты приведи, от молитвы вреда не будет, да и ехать никуда не надо, и бесплатно. Мать согласилась. Девочка лет девяти, худенькая вымученная больницами, уколами и лекарствами.

Я посадила её лицом к иконам, взяла сырое яичко и с молитвой стала качать по всему телу. Интересен тот факт, что по мере выкачивания вес яичка сильно меняется, оно становится очень тяжелым. Как свинцом налитое.

После вычитки я взяла блюдечко и как положено разбила в него яичко прямо над головой ребенка. Сразу проявился четкий рисунок, явно было видно голову петуха.

– Её испугал петух.

– Что вы говорите – с ухмылкой ответила мать,

– и откуда же здесь на Севере взяться петуху. (И действительно в восьмидесятые годы здесь живности ни у кого не было.) – Вот придумали, – продолжала усмехаться женщина.

И тут вмешался её муж.– Ну-ка перестань. Вспомни год назад мы были в отпуске. И ей на голову у твоей матери прыгнул петух. Она кричала ужасно. Неужели ты позабыла?

– Ну да… было. И что, от этого портится кровь?

– Конечно. Давайте я ещё раз над ней помолюсь, а вы потом сходите и сдадите анализы. Так и сделали. Через несколько дней молитвы анализы показали, что кровь абсолютно здорова.

Помните родители, бабушки и дедушки, что если медикаменты бессильны, то не надо отчаиваться, Господь всегда посылает помощь. Только нужно верить и молиться с душой.

Помните те, кто помогает людям, если вам Господь показывает причину их недуга телесного или духовного, то доверяйте себе. Значит это так, даже если в ваших словах сомневаются. Вы должны быть тверды в своих убеждениях, ибо так же несете ответственность за того, кого послал к вам Бог за помощью.

ОПУХОЛЬ

С Тюмени привезли молодую студентку.

– У меня рак.

– Давай посмотрим на этот «рак».

Перекрестившись, я начала искать «рак».

– Ну и где же он у тебя?

– Да вот же шишечка. Уже такая большая, как фасоль.

– Все правильно это шишечка, но никакой не рак и даже не узелочек. И сколько же ты из-за этого «рака» уже не учишься?

– Уже третий месяц.

– Немедленно в институт и догоняй, то что пропустила. Ты абсолютно здорова, нет у тебя никакого рака.

– Но ведь мне сказали, что это опухоль, нужно будет операцию делать.

– Давай так. Мы сейчас помолимся, а ты, перед тем как будут искать иголкой шишечку, обязательно молись в душе. У врачей всё быстро получится и анализы будут хорошие. Обойдетесь без операции.

– А как молиться?

– Говори: Господи Иисусе Христе Сыне Божий, помилуй меня грешную.

– И всё?

– Ты хотя бы эти слова запомни и проси так искренне, как у мамы в детстве просилась, когда боялась наказания за содеянную шалость.

Дитя, успокоенное и ободренное, поехало домой. Через два дня позвонила и бодрым голосом «доложила обстановку». – Всё в порядке. Анализы показали, что нет никакого рака.

Будь счастлива девочка. Господь с тобой.

А БЫВАЕТ…

А бывает и рак.

В комнату вошла маленькая хрупкая женщина тридцати пяти лет. До того ей тяжко, видно, что лицо серое и впавшие глаза уже приготовились к смерти.

– Заходи дитё. Чего же этот ты так потухла то, как умирать собралась.

– Да, наверное. У меня в груди рак. Однажды такое уже было лет пять назад, и меня спасла бабушка. А это снова точно такая же опухоль, а та бабушка уже умерла. Говорят взяла на себя чью-то болезнь, а скинуть не смогла. Вот и умерла. Помогите мне, если можете.

– Давай сначала посмотрим.

Бедное дитя. Еще не раздевшись, уже покрылась мокрым потом. Трясущимися ручками очень медленно стала снимать белье. Я ей помогла.

– Вот, смотрите.

Я очень быстро нащупала большое уплотнение, уже больше куриного яичка. Рак. Делая равнодушное лицо, я еще минут пять осматривала обе груди. Знаю, что умирающие могут по выражению глаз и по мимике лица, будь то врача или бабки, безошибочно определить свой анализ.

– Можете меня не успокаивать, я знаю, что это за шишка. Я была в онкологии, мне уже сказали и посоветовали готовить себя и близких к скорой моей смерти. Больше туда не пойду, там одна атмосфера уничтожает намного быстрее, чем болезнь.

– Ты так не убивайся. Самый Всесильный Врач – это Бог. Ты пока не порезана, у меня есть шанс вымолить тебя. Попросим Господа и Царицу Небесную, она скорая помощница в добрых делах. Садись поудобней и мысленно взывай к Господу, а я буду молиться громко.

Что тут было. Нас обеих начало так выкручивать, как на каких-то страшных пытках. Я положила руку на опухоль, и с первых слов молитвы у женщины из-под мышек полил пот, да такой зловонный, что стало понятно: так пахнет только «нечисть», и сейчас Господь изгоняет порчь через пот. Болела сильно после неё.

На третий день опухоль в груди пропала совсем. Сейчас уже прошло более десяти лет, женщина слава Богу жива и здорова.

Небесный Целителю, спаси нас от бед и тяжких болезней.

Вы должны знать, что вера и молитва – самый сильный целитель. И вы можете помочь себе сами или своим детям, родителям, лишь положив руку на больное место и искренне помолившись, с желанием, чтобы болящий исцелился. Но так же вы должны знать, что приняв на себя чужую болезнь, от неё можно не очиститься. Поэтому будьте сильны, мужественны и в полной мере отдавайте себе отчет, за что вы беретесь.

МАМА, Я РЯДОМ

Господи помилуй.

Хорошее дело телефон. Голос родной услышишь и как будто бы поговорил, стоя рядом с человеком.

Звонят в основном с проблемами, а некоторые и радостью поделиться. Вот, слушаю в трубку щебет молодой женщины, знакомой мне с юных лет.

– Матушка, у нас все хорошо. Сестры ездили к батюшке в деревню. Исповедовались и причастились.

Как славно. Умнички, вся семья верующие, и батюшка у нас один на всех, самый истинный наш молитвенник и наставник. Да хранит Господь его и его семью. Переспрашиваю о родителях, о племянниках, о том, что говорил батюшка.

– Ну, вобщем, все, как всегда, только запретил сестрам

и мужьям их предохраняться. Я бабьим умом завозмущалась.

– Да ведь они и тех деток, которых уже родили, тяжело

растят. То материальные трудности, то болезни. Немного успокоившись, раскаялась.

– Вообще-то, у меня, видишь ли, материальное отношение к жизни преобладает, а священник заботится о спасении душ наших.

Женщина поддержала:

– Я тоже об этом подумала, но решила не лезть. Они мои сестры и бесконечно мне дороги, пусть поступают сами как знают.

Поговорив еще несколько минут о житейском, мы попрощались.

Прошло три месяца. Снова тот же голосок оповестил:

– Обе сестры забеременели. Уповают на волю Всевышнего, радуются.

Ну а через несколько дней новая новость, как гром среди ясного неба.

– Бабушка, у нас страшная беда.

У меня от одной интонации в голосе звонившей ноги подкосились.

– Господи помилуй. Что стряслось?

– Я же вам рассказывала, что сестры забеременели?

– Да. Конечно. Помню. И что?

Шмыганья носом и всхлипы прерывали ответ.

– Дело в том, что когда они пошли становиться на учет и стали проходить комиссию, у одной все прекрасно, а у Лены ужас что.

Пытаясь держать себя в руках опустилась на стул, сердце, перенесшее через себя не одну беду, тоже притихло, только боль появилась в груди.

– Давай-ка, родненькая, говори всё, как есть. По порядку.

– Ой, Бабушка. Страшно представить, что сейчас в голове у Лены. Ей сказали, что у плода нет конечностей, нет позвоночника и мозга. И что нужно срочно делать аборт. Если можно, посмотрите, и что скажете, я то и передам.

Удар, как говорят, пришелся ниже пояса. Хрупкую молоденькую Елену знаю давно. Сына её вычитывала, лежал в Нижневартовске в детской клинике с огромной температурой, потом по мере возрастания иногда привозили домой. Мать и жена она совершенная. Глянишь на пьющих, гулящих, обремененных пороками молодых и просишь Господа вразумить. А эта, чистая душой и телом, и такое горе.

Молясь, духовными глазами лечу за четыре тысячи километров к поверженной в страх и печаль беременной Елене, к её плоду.

– Слышишь меня, дитятко? – спрашиваю звонившую по телефону.

– Да. Да бабушка.

– Так вот. У ребенка в животе всё нормально. Есть все конечности и позвоночник, и мозг, всё на месте. Ребёнок здоров и развивается нормально.

– Но, бабушка. Её ведь на УЗИ смотрели. Они же сами не могли придумать?

– Давай так. Обследуйте её еще в других клиниках. А мне, что Бог дал увидеть, то сказала. Верить же или не верить – это ваше право.

– Спасибо, бабушка. Я верю и передам сестре. До свидания. Спасибо.

– Да хранит вас Господь.

На этом и расстались.

А мне даже не шпилька, а заноза в сердце вошла. Не

говоря уже о мыслях.

Зная, как врачи «грузят» тех, кого наметили склонить к своему решению, поняла, что без боя они не сдадутся. Дальше события развивались с еще худшей стороны.

Лена пошла к другому батюшке, местному, где она проживала и рассказала о случившемся, прося благословения на аборт. Священник долго и нежно беседовал с ней и запретил даже думать об убийстве дитяти в утробе. «Оставь всё на волю Божию, одному Ему ведомо, как с тобой поступить».

Все, знающие эту семью, приняли сердечное участие, кто как мог, в основном же, все молились Богородице и Пресвятой Троице, прося Их милости и поддержки.

Мы часто стали общаться по телефону как с Леной, так и с её сестрой и мамой.

Решили, что надо беременную привезти еще в какуюнибудь хорошую клинику и обследовать еще раз.

Как решили, так и поступили. На самолет и в столицу. Все с явной надеждой на то, что на периферии во всех предыдущих клиниках ошибались, ждали, что покажет дорогая аппаратура и скажут высококвалифицированные доктора. Какое же навалилось отчаяние, когда и здесь всё подтвердилось. Теперь в моих словах засомневались.

Думая, что я просто хочу успокоить отчаявшуюся, впавшую в уныние, Лену и её родственников, уже почти не воспринимали мои уверения о здоровом ребенке.

Договорились, что женщину привезут на вычитку.

Ждала назначенного времени и всё повторяла одно и то же. «Господи, помилуй, помоги, укрепи, путеводи. Властвуй и правь мною и всем моим естеством».

Встреча получилась плаксивая. Обнимаю худенькие плечи, веду в дом. Мать и сестра остались на улице.

– Ну, здравствуй, моя хорошая. Давненько мы не виделись. Всё по телефону, и то хорошо. Ляг, пожалуйста, на диван. Он жестковатый, правда. Постарайся выбрать удобную позу, а я посмотрю и помолюсь.

С отрешенным видом, посеревшая от постоянных нападок врачей и соболезнования знакомых и родных, грустного взгляда мужа, слез матери и сестер, Лена покорно улеглась.

– Да вы не переживайте. Я уже смирилась. Жалко только очень, а вдруг родится, останется жить и будет калекой. Мне сказали, что он может родиться и сразу умереть.

Начинаю молиться. Ложу руки на уже большой живот и глажу, глажу. Как малыш запрыгал.

– Да как же у него нет конечностей, позвоночника и

мозгов, если, смотри, что он вытворяет. Женщина обреченно махнула рукой.

– Врачи сказали, что это рефлекторные движения. Кровь ударила мне в виски. Молюсь и вижу, чувствую,

как от ребеночка идет волна любви и радости. О Господи, буди Твоя воля на нас.

– Нормальное дитя. Да еще и настолько нормальное, что реагирует на бабушкину молитву, любовь. Тут уж никакая рефлекторность не подходит.

– Вы такое говорите, а мне моя врач другое. Она с батюшкой говорила три часа. Уверяла его, что мне нужно идти на искусственные роды. Понимаете, нет у ребенка ни рук, ни ног. Мозга нет и позвоночника. Вы понимаете, кто у неё в животе?

– А батюшка что?

– Нет. Батюшка сказал, что никогда и ни под каким видом ни от каких уверений он не благословит мать убить собственного ребенка.

– Он прав, Лена. Благословить – это значит не только толкнуть тебя на грех, но и взять на себя такую страшную ношу. Увидишь его, обязательно передай поклон и попросить молиться за нас. Раз священник не отмахнулся от твоей проблемы – значит, тебя и с его стороны Бог бережет.

Пишу это сейчас, а память рук доносит тот живой нежный стук неродившегося, но уже такого родного ребенка. Горький ком подкатывает к горлу.

И хоть завозмущайся или негодуй сколько тебе угодно, ничего уже не исправишь.

После первой вычитки, чувствовала, что еще не всё. Видела, что околоплодные воды темные, но это поправимо. Если воду святят, она искрится чистотой, то уже эти воды Бог сделает пригодными для роста человечка.

Дня через три встретились снова. Обняла руками, поцеловала в лоб. Были бы крылья, и ими бы укутала.

Заглянула в животик, а там грустная крохотулечка, поникшее, ослабшее.

– Ты что моя хорошая, небось опять рыдала?

– Мне ведь врачи и здесь подтвердили диагноз. Все, как я раньше говорила. Нет конечностей. Недоразвитое тело. Так страшно, а вдруг родится калека и будет мучиться. Я его так люблю, своего малыша. Вот и плачу, даже помимо своей воли.

– Давай-ка мы, родненькая, ещё раз и с более жаркой молитвой обратимся к Богу. Если ты мне не веришь, то поверь Создавшему нас. Он ведь одним словом может сотворить все по воле своей или слепить из глины человека и вдохнуть жизнь. Так что долепить недостающие по Его воле созданное творение для Него не составляет сложности.

– Ну ладно. Я уже сама замучалась, родных достала, а как хоть немного успокоиться, не знаю.

– Сейчас полегчает, дитятко, помогай мне. Господь сказал – «Где двое обо Мне, там Я третий».

Леночка утвердительно кивнула головой.

Вычитка – это бой с нечистым. Он изощренный искуситель, похититель и мерзкий пленитель душ человеческих, очень усердно работает над теми, кто устремил свой взор к Богу. А тут такая возможность внести пусть тайное малюсенькое колебание и смущение в вере, может, в дальнейшем удастся полностью поглотить намеченную жертву.

Молюсь и чем мощнее, воодушевленнее воззвание к Высшим Силам, тем тяжелее и хуже мне становится. Зато чудо в животе оживилось, чувствую радость наполняет всё его естество. С умилением, любовью ложу руки на подпрыгивающее и жаждущее жизни Божие творение, дающее всем знать, что в утробе не рефлекс, а полноценный ребенок. Мы видим друг друга. Я с восторгом снова и снова доказываю матери, что дите в идеальном состоянии.

– Такой хорошенький, что хочется залезть руками внутрь животика и погладить. Чувствуешь, ведь, что вытворяет. Ты не первый раз мать, знакома со всеми ощущениями. Успокойся, пусть все идет как идет.

От явной помощи Богородицы и Пресвятой Троицы Лена почувствовала облегчение и рассказала, что её принял известный в церковном мире монах из Сергиевой Лавры. Долго беседовал, благословил на самостоятельные роды и дал молитву, если Господь помилует, ребенок родится и будет при смерти, то чтобы мать сама окрестила его.

– Неимоверной тяжести испытание обрушилось на вас с мужем и на ваших близких, но ты только оглянись сколько за тебя молится сильнейших столпов православия: в Сергиевой Лавре, в Оптине старец, в деревне батюшка денно и нощно помнит и молится, в твоем городе приходской священник, родные и я грешная со всей семьей просим у Бога помощи телу твоему и крепости духу.

– Да. Я уже об этом думала. Спасибо вам. У меня перед глазами то изображение на УЗИ, и из головы не выходят страшные слова, перечисляющие пороки ребеночка. Скажите, пожалуйста, а он выживет? А если калека? Как бы мне хотелось, чтобы все было нормально.

Наглаживая животик, разговариваю с активно двигающимся в нем малышом:

– Видишь, мать волнуется. Ты почаще отзывайся,

пусть знает, что ты молодец, удалец. Женщина мягко, приятно улыбнулась.

– Да он и так, особенно при вас скачет. Наверное чувствует что-то. Понимает.

– Конечно, чувствует. Мне как-то раз привезли беременную женщину на седьмом месяце. Тоже хотели убить. Ребеночек вообще не шевелился. Я её положила и

начала молиться. Эх, как дите заиграло в животе, женщина себе давай кричать от радости – «Бьется, бьется!». Муж влетел в комнату перепуганный, кто тут бьется. Смеху было. Я ему говорю: – Ну не я же, и не у меня, а твоё у твоей жены. Живой и здоровый. Носите с Богом и рожайте с Богом. Вот такие бывают случаи.

– А что же с ним было? Почему не стучал?

– Были в отпуске у родственников в деревне и ей на встречу попалась бывшая девушка мужа. Сказала, как отрубила. В точности не буду тебе передавать, а вкратце что-то на подобие: Что он меня обидел, ну пусть и ему никогда не услышать свое дитя. Сила сказанного тут же возымела действие.

– У меня ведь тоже когда-то была порча. Вы вычитывали, и наверное, во время беременности снова кто-то постарался.

– Ох уж, эти «старатели», сколько от них бед, болезней, смертей, разводов, материнских проблем. Да откроет Господь духовные очи всякому, кто в сердце своем поселил зло или удумал худое. Ведь, что посеял, то и пожнешь, и только как с одного зернышка много в колоске зерняток, так же и добро и зло. Даже мысленное пожелание, как говорят, на эмоциях выраженное, обязательно даст свои плоды и приумножится. Да будут наши слова, мысли, поступки, дела, сны и явь, все исходящее из сердец и уст наших во власти Божей.

– Вы сегодня так долго со мной.

– Если бы ты знала, как хочется защитить вас с малышом. Ты уж не пей никаких лекарств.

– Как не пей, когда врачи настаивают, говорят, это всё надо для ребенка.

– Ну что же, поступай как знаешь. Одно пойми, теперь

они будут правдами и неправдами вредить вам. Лена немного осуждающе возмутилась.

– Им-то какая выгода от того, что он умрет?

– Сама подумай. О тебе знает почти весь город, и если их диагноз не подтвердится, тогда и так очень сильно испорченная репутация врачебного профессионализма грязненько запахнет. Придется искать виноватого, а так, если умрет, то концы в воду.

– Я вас поняла. Буду Богу молиться и уповать на Его милость. Помогла Елене подняться, провела за ворота, крепко обняла и перекрестила.

Потянулись дни ожидания. Почти каждый день перезванивались с сестрой. Спрашивали о самочувствии, говорили с Леной. Она всегда бодро отвечала, что чувствует себя прекрасно.

Вот, ведь духовное чутье – какая штука загадочная. С Леной то все прекрасно, а на душе тревога необъяснимая. Чувствую готовят пакость какую-то и помочь-то чем – не придумаешь. Так и вышло.

Звонок. Лену на скорой увезли, воды отошли. Причем увезли в больницу, которая официально закрыта на ремонт и рожениц там нет, всех везут в другую, очень хорошую больницу областного значения. А Лену привезли в пустую, временно закрытую больницу. Как беда, снова куда? До Бога. Время от времени смотрю на неё духовным взором. Дитятко забилось в левую часть живота, терпит страх, но живое. Снова звонят, что ей дают какие-то таблетки, чтобы вызвать роды. Господи помилуй. Какие роды? Если плод без жидкости уже столько времени, почему не делают кесарево. Его еще можно спасти.

Родственница, опытный врач, и та завозмущалась. Просит, чтобы звонили лечащему врачу и узнавали, что за таблетки дают женщине. Оказалось, что мы все в ужасе от таких действий. Это все равно что самому хочется хватать врачей за руки и умолять, чтобы хоть что-то предприняли для спасения живого человечка. Как моряки в подводной лодке гибли, хотя слышали стук водолазов о корпус. На другой день утром снова помчалась душой к ставшим уже такими родными маме и малышу. Всё. Пусто. Ребёнок мертв. Ходим как в воду опущенные. Потом уже сообщили, что начались роды и чуть позже, что ребенок родился мертвым. Что и требовалось доказать. Все в напряженном ожидании… Какой???

Сестра сказала, что малыш умер, а мать здорова и все хорошо. Господи! Слава Богу, что сама жива. Дома муж и сын. Им без мамы никак нельзя. Они тоже натерпелись, видя все восемь месяцев мамины страдания.

Звонит Лена.

– Здравствуйте. Спаси вас Бог. Вы оказались правы. Ребенок абсолютно совершенен. Есть ручки, ножки, позвоночник, голова. Все есть. Я попросила, и мне его сразу показали. Он очень красивый.

Слышу начинает плакать.

– Моя, ты, лапонька. Моя ты, девочка родненькая. Слава Богу, что ты жива и здорова. Значит окрестить не удалось?

– Да. Он же сыночек мой родился мертвым. Врачи сказали, что в проходе задохнулся и что воды были зеленоватые.

– Благодари Батюшек, монахов за то, что крепко держались и тебя удержали от греха детоубийства.

– Вы правы. Без такой мощной поддержки я бы

сдалась и еще на ранних сроках сделала бы аборт. Плачет. Плачет и снова говорит:

– Бабушка. Он такой красивый. Мне хочется прижать его к себе и целовать, целовать. Сыночек мой, кровинушка моя, солнышко родное. Вы ведь меня столько просили, уверяли, что все нормально.

Плачем уже обе. И сейчас пишу и, Господи помилуй, не могу унять горьких слез.

– Терпи, Леночка. Если я, старая, никогда не забуду того стука в мои ладони, той радости, которую излучало дитятко, то ты уж и подавно вовек не забудешь о своем красавце.

Лена дальше рассказывает, что ей отдадут сына на третий день и они хотят похоронить его на могиле прабабушки.

Я же, моля Бога, стала искать душечку погибшего младенца. Велика слава Твоя Боже на Небесах. Велика сила и милость для верующих на земле живущих. Смотрю, а малыш необыкновенной красоты, розовощекий, как с мороза, с пухленькими ручками и ножками, нежно обхватив маму с затылка ручками за виски, целует её в макушку.

Перебиваю Лену и почти кричу:

– Лена, Лена, сын рядом. Притихни, не рыдай, сиди

тихо и попробуй поймать душой его присутствие. Волнение огромной силы накатило на обеих.

– Вы знаете, я что-то чувствовала, а что – не пойму.

– Гладит он тебя по голове и целует. Одет интересно, так в старину малышей одевали. На ребенке длинная до щиколоток с рукавами рубашечка светло-голубого цвета, как из нежнейшего шелка. А глаза-то какие, как у взрослого человека. Смотрим с ним друг на друга и тысячи километров стираются, их просто нет между нами.

Моя милая Лена. Пусть это известие облегчит то, что ты видела въявь.

Перед разговором о родах мы общались с её сестрой, приехавшей к нам домой. Ирина плакала, звонила в Оптину к старцу, рассказала, переживая, что младенец останется не крещенный. Потом, смотря в мои глаза, стала просить.

– Матушка, дайте ему имя. Ведь он, хоть и мертвый, но родился, как же без имени, ведь за него нужно молиться.

Я опешила. Понимая, что не имею никакого права, стала отнекиваться.

– Нет, Ира. Это их сын, пусть и дают имя, я же, грешная, не имею на это никакого права. Сестра Лены, плача, уверяла, что они назовут ребенка, как я скажу.

О Господи, прости и помилуй. Стала в мыслях перебирать мужские имена. Хотелось, чтобы было не только родное имя, но и чтобы это имя носил любимый святой. Сразу же в голове промелькнула мысль. Николай.

И святой сверхсовершенен, скорый помощник во всех нуждах и отец у сестер Николай.

– Можно Николаем назвать, если родители захотят.

– Ой, как здорово. – Захлопала в ладоши Ирина.

Вот поговорили, и Ира вышла на улицу, а я после этого стала разговаривать с Леной о том, как прошли роды и её самочувствии. Дошли до момента, когда Лена меня спросила:

– А можно я ему имя дам?

– Конечно. Ты же мать. Уже надумала какое?

В ожидании я замерла:

– Николай хочу назвать. Думаю, пусть будет как мой папа.

– Умница. Конечно Николай. Подожди, не клади трубку, я твоей сестре расскажу, как ты решила сына назвать.

Зову Ирочку. Это же надо какое совпадение. Рассказала о Ленином предложении, удивляясь такому прекрасному совпадению, возблагодарила Небеса.

Может, это кому-нибудь покажется чем-то неестественным и не обязательно об этом всем рассказывать. У каждого свое горе, но если есть рядом любящие, понимающие люди, тогда хоть маленькая его частичка перекладывается на их плечи. Пусть же Бог дарует нам истинных, светлых, мудрых братьев и сестер во Христе. Да будет путь наш земной легок и радостен. Мир всем.

Снова возвращаюсь к Лене. Еще один вопрос остался открытым. Ребенок умер некрещеным. Ира умоляюще смотрит в глаза.

– Неужели столько страданий и все напрасно, его так и похоронят некрещеным?

– Самой очень тяжело об этом думать. Верим во Христа, любим Христа, крестимся ради спасения во Христе и со Христом. Как поступить, ума не приложу. Перед тем как закопать, будете омывать, добавьте святой водички, почитайте «Отче Наш», а об остальном я спрошу у Светлых Сил, какой мне дадут ответ, об этом вам потом расскажу.

Все разъехались, день подошел к завершению. Уже поздней ночью стала просить Господа помочь разрешить эту просьбу. Ответ пришел в одно мгновение. И на чистый лист бумаги легли слова чудесной молитвы:

«Взываю к вам Небеса Святые, я раба Божия (имя), имевшая плод во чреве своем, погибший, прежде чем вдохнул земного бытия и не успевший принять крови Христовой, примите чадо мое во Царстивии Своем. Имя ему нарекла (имя). Ты же, святой угодниче Божий, Иоанн Предтече Господень, окрести дитятко мое, душу его, яко крестил всех приходящих к тебе со Христом в земной жизни. Да будет чадо мое крещеным, и да обрету его на Небесах радостным в милости Божией».

В дальнейшем все самые тяжелые сомнения, сокрушения об умершем и не крещеном младенце развеялись благодаря такой же огромной поддержке старцев и священников. Все, кроме одного, сказавшего, что о младенце Николае нужно молиться святому Уару, как о некрещеном, пришли к единому мнению, что раз мать во время беременности часто посещала храм, исповедовалась и причащалась, значит дитя в утробе принимало Тело Христово, выходит младенец еще до рождения был причислен матерью к христианству.

– Коленьку будут отпевать в храме! – сообщила мне Лена.

Да какой же молодец священник, который принял такое решение. Это же матери, перенесшей столько страданий ради спасения души своего ребенка, духовное спокойствие на всю жизнь.

– Слава Богу, моя хорошая.

– Мне отдали сыночка, запеленали сильно и головка закутана. Сказали, что деформированная. А я ведь его очень хорошо видела. Все прекрасно у него с головой было.

– Сейчас уже все равно, что они сказали. Главное, что ты все сделала правильно. Остальное на их совести.

Ясно, что делали вскрытие, но говорить об этом и так убитой горем матери было бы кощунством.

– Я сама положила его в гробик, одела на него свой крестик, сбрызнула святой водой, прочитала «Отче Наш». Не знаю, правильно ли все сделала или нет?

– Похоронили получается рядом с твоей бабушкой? Слышу плачет, шмыгает носиком.

–Тихо моя родная, тихо. Помнишь я тебе рассказывала, как сынок гладил тебя по голове?

– Ну да. Спасибо. Мне от этого легче.

– А теперь представь себе, как ребенок любит своего отца. Это неземная любовь. Малыш стоит рядом с папой, который, спрятавшись от соболезнующих людей, сидит, обхватив голову руками с посеревшим от удара судьбы лицом, и снизу вверх заглядывает отцу в лицо. Ручки ребенка лежат на коленях такого родного и близкого папы.

В трубке стало тихо, потом вопрос:

– Правда?

– Можешь поверить. И еще, сейчас твой сын примерно пятилетнего возраста, с такими же, как он, детками играет на великолепной лужайке. Бегают, резвятся, а вокруг кольцом почти касаясь одежды друг друга в воздухе, сантиметров двадцать пять от земли, стоят Ангелы. Огромные, в длинных одеждах, как из грубого полотна, безотрывно наблюдая за новоприбывшими, погибшими в земной жизни детьми. Немного насторожил тот факт, что Ангелы совсем не улыбаются, на их лицах отражена готовность к бою. Господи помилуй!

Вот так заканчивается рассказ про сильнейшую и прекраснейшую из матерей. Которая боролась за жизнь и душу своего ребенка, которая доверилась Господу и оказалась права в своем выборе. Низкий тебе поклон, Лена за твой подвиг и за то, что ты показала, какой должна быть настоящая христианка и настоящая мать.

Дорогие мои, если вы решите взвалить на себя тяжкий груз помощи людям в их беде, будьте терпеливы. Много слез, много горя и страданий придется вам пережить с каждым из тех, кто ищет у вас совета и поддержки. Этот груз, как снежный ком, копится из года в год. Ни одна история не забывается, ни одна слезинка, пролитая из глаз не исчезает бесследно. Все они оседают в памяти и всплывают время от времени, причиняя боль из-за того, что где-то вы оказались бессильными и не смогли помочь. Ваши родные, близкие, все ваши друзья будут страдать вместе с вами, так как даже если вы им и не расскажете всего до конца, они все равно будут видеть страдание приходящих к вам людей, ваши переживания и болезни. Молитесь, укрепляйтесь в вере и идите на помощь тем, кто в вас нуждается.

ПОРЕЗАННЫЕ

Из Сургута привезли прямо-таки чудное творение. До того приятная женщина, как светлячок среди людей. Боль и страдание уже накрепко поселились в её сердце. Господи помилуй всех страдалиц.

– Вот сказали, что ещё и к вам можно. Вы не побоитесь увидеть мои раны?

– Не волнуйся, дитятко. Я уже старая и на своем веку чего только не повидала. И она, маленькая, раздевшись, стала передо мной и притихла.

Да как же хочется помочь, как хочется облегчить боль и уменьшить страдания. Грудь вырезана так, что видны ребра, затянутые розовой кожей. В придачу вырезано всё и под мышками, шов идет до локтя.

– Я уже на химию хожу. А оно все никак не легчает.

Все швы сочатся, в некоторых местах вздулись и гниют полным ходом. А ведь какая шикарная женщина, жить бы только да жить. Выпалить ей в глаза о состоянии организма не хватает мужества, и я, зная что за работа мне предстоит, пригласила её поездить, сколько у неё хватит сил.

Слава Богу, облегчение пошло моментально. Но сколько мне надо было сил и здоровья, чтобы больной было чем от меня подпитываться. Личико её засияло, боль утихла. Швы стали заживать. На этом мы расстались. Жива-здорова. На все праздники получаю от неё красивые открытки с поздравлениями. Успели, но не все истории заканчиваются так благополучно. Бывает, что слишком поздно привозят ко мне таких страдальцев, могу не успеть вернуть к жизни, но снять боль и помочь человеку уйти в мир иной без страданий никогда не поздно. Берегите свои силы, всегда отдыхайте перед тем, как принять тяжелого человека, готовьтесь к встрече.

ЖИВИ ДЕНИСКА. ЖИВИ!

Прошло больше полугода, как мы с Божией помощью переехали на «большую землю».

Неимоверная тоска по Северу понемногу отпускает свои клещи от души. Жизнь пошла своим чередом. Здесь еще не успели обзавестись большим количеством знакомых, а свои из Сибири звонят. Какое благо для человечества, эти телефоны, и не дай Бог что-то случилось, в любое время суток можно не только поговорить, но и прийти на помощь.

Вот в один из дней, а точнее говоря, поздним вечером, раздался телефонный звонок:

– Алло. Бабушку можно?

– Можно. Я вас слушаю.

И полилось из телефонной трубки:

– Здравствуйте. Это я – Ирина. Тут такое случилось. У меня подруга лежит в окружной больнице. Её прокесарили раньше срока. Говорят, что УЗИ показала будто ребеночек развивается неправильно, что-то с ручками, ножками, ну и сделали ей операцию. Ребенок два килограмма, сам не дышит, забрали в Сургут, лежит под аппаратом, говорят в тяжелейшем состоянии. Подруга рыдает, у неё молоко появилось, а ребенок за 180 км от матери. Звонит, а ей говорят: «А что вы хотели, вам же сказали, что он тяжелый и что с ним будет, никто не знает. Я пообещала вам позвонить и спросить. Посмотрите, пожалуйста, что с ним?

Господи помилуй. Я не отошла еще после вчерашней вычитки над взрослыми двумя и в этот день отказала тяжело больной, которая приехала под видом «просто поговорить», ну и между делом стала жаловаться на свои болезни. Жалко их безмерно, но душа буквально скукоживается, сжимается в комок, когда видишь их подноготную и слушаешь фальшивое скуление. Когда прошу молиться или же попросить об этом своих родителей, супругов, детей, притворно вздыхают и несут всякую льстивую чушь. Своих же жалко, пусть бабка болеет. И не просят ведь, а, как говорят психологи, доводят ситуацию до того, чтобы я сама набивалась к ним в помощь.

А здесь беда с крошечным человечком, находящимся более чем за четыре тысячи километров от меня.

– Хорошо, Ирочка, сейчас гляну.

Во Имя Отца и Сына и Святого Духа! Слушай.

Ребенок смертельник, сильно болит в груди и в голове. Слышу крик в трубку.

– Да вы что.. И врачи сказали, что не выживет. Значит, надежды нет?

– Что же вы раньше не позвонили? Младенец весь нормальный, аппаратура это хорошо, но Бог дает видеть что и ручки и ножки, всё как и положено. Нет абсолютно никаких диспропорций или отклонений. Как зовут?

Снова крик:

– Денис. Ей врачи все время доказывали, что он калекой развивается, замедленный рост, настояли на операции. Что же ей сказать?

Теперь у меня невыносимо заболело в груди, такое ощущение, что легкое, особенно его левая часть, и гортань сплюснуты, а голова заболела от каких-то лекарств, вливаемых в дитя, и от физической боли неправильно поставленного аппарата. Сразу увидела въявь крошечное чудо Божие.

Рядом с малюсеньким тельцем стоит астральный красивый младенец и очень напряженно всматривается в хрипящее физическое вместилище для его земного пути. Как тут не помочь. Там мать обливаясь слезами, мучаясь от боли после операции, а тут терпящее мучения, её дитятко. На улице ночь, в палате полумрак, рядом ни одной живой души из медперсонала. Обращаюсь к звонящей:

– Хорошо. Я постараюсь сделать все, что в моих силах. Я попробую, а ты передай, пусть молится, как умеет. До свидания.

Выключив телефон, не раздумывая, не оттягивая обещанное, быстро оделась и на улицу. Мороз – 23, небо красивое, молодая луна, звезд насыпано немерено.

Подняла руки к Богу, а душой припала к малюсенькому страдальцу. Молилась, почти крича.

«Господи. Даровавший узрети мир земной рабу Твоему Дениске, даруй и радость от благ Твоих».

Поклонилась всему миру Святому. Не прекращая вычитку, стала наблюдать за невидимыми силами добра и зла. Вижу, как от меня к ребенку пошла беспрерывная бесцветная волна, похожая на пар выдыхаемого воздуха человеком на морозе. Чем сильнее и усерднее было воззвание ко Господу, а также Богородице, тем плотней становилась эта дорожка, покуда не обрела абсолютно белый цвет. Такое ощущение, что я отдаю свою силу до капли.

Смотрю, как из грудной клетки больно отделяется безобразное чудовище. Господи, помилуй, густое липкое, вонючее с глазами. Оно с неохотой и злобой покидает свою маленькую жертву.

Слава Тебе, Боже! Моя любовь к малютке и вера в мощь Небес сплошным потоком не только проникает в тело ребенка, но полностью его наполняет. Уж до чего мощная мерзость сил тьмы, даже описать увиденное невмоготу. Покуда хожу себе по дому, занимаясь обыденными делами, всё нормально, а только подумаю о том, что надо все-таки перенести на бумагу пережитое, сразу куда и девается сила. Да еще в придачу идут разные отвлекающие мысли: «завтра допишу или на выходных».

Снова зову Господа. Помоги!

За всем происходящим с величайшим напряжением наблюдало дитя – душа, и как только мучительный сгусток сначала чуть отлип, а потом и вообще пропал, это очень красивое живое астральное существо приподнялось над телом, приняло горизонтальное положение на уровне с физическим телом и мягко, ловко соединилось в одно целое.

Чудесное явление и, как оказалось, вполне объяснимое.

Если бы физическое тело умерло, тогда бы духовному нужно было бы искать другое пристанище. Кому дана Богом «путевка» в земную жизнь, очень тяжело переживают за смерть любого новорожденного. Ведь они следят за развитием плода с момента зачатия.

Самые же страшные терзания, невыносимые мучения терпит та, которая лелеяла, носила в своей утробе родное солнышко. Видя всё происходящее так, как будто я стою рядом, начала чувствовать прилив жизненных сил в младенца.

Продолжаю молиться, а вот и новые ощущения. Малыш задвигался – сначала плечиками, потом легко задышала грудь, внутри легкие порозовели, бронхи приняли нормальную форму.

То, что испытываешь в такой ситуации, не поддается никакому объяснению. Это не радость, это волшебный восторг души. Я кричала на всю улицу, благо рядом лес и ни живой души, и ночь на дворе.

– Живи Дениска! Живи!

Дрожа всем телом от увиденного пережитого, а также от холода и усталости, вернулась в дом. На немой вопрос близких твердо ответила:

– Всё слава Богу. Живой и будет жить.

Все облегченно вздохнули. Мне всегда самой было интересно, какая сила и как исцеляет, как снимает боль даже у тех, кто умирает?

Выходит, если есть боль, значит её кто-то причиняет. И выражение «унять боль» вполне уместно, когда пьют таблетки, делают уколы. Как же тогда боль перелазит с одного человека на другого, если ложу свою руку на больное место приходящего за помощью и у меня моментально начинает болеть рука, а тот исцеляется? Вопросов больше, чем ответов. Самое главное – результат. А он, как говорится, налицо. Утром раздался телефонный звонок. Радостная Ирина скороговоркой выпалила:

– Подругу выписывают и ей позвонили из Сургута, что сын неожиданно задышал сам, без аппарата. Можно допустить мать. Слава Богу!

После всего пережитого, несколько дней подряд наблюдаю состояние новорожденного. Появился аппетит, не хочет лежать, дрыгает ручками и ножками. Сохрани его, Господи! Защити его, Матерь Божия!

Зло тоже не дремлет. Какие бы ни давали названия болезням, они отличаются только по своей силе. Болит ли зуб или нога или внутри что-то болит и лишает человека покоя. Хорошо, если мы помним о Боге всегда, во все дни и годы нашей жизни. Тогда и бороться с рыскающей и ищущей добычу тьмой намного легче. Любые страдания – это происки нечистого, а уж в чем и как им выразиться, они сверхизобретательны. Тут тебе и проклятия, и сглазы, порчи и возмездие за нераскаянные грехи, гордыня, зависть и прочие уловки.

Любое энергетическое воздействие на человека имеет свой вид, видимый совсем не многим из людей. Но оно есть.

«… теща же Петрова была одержима сильною горячкою; и просили Его о ней. Подошед к ней Он, запретил горячке; и оставила её. Она тот час встала, и служила им.» Евг. От Луки гл. 4 ст. 38,39.

Чтобы вычитать больного, надо отогнать того, кто мучит, будь-то жар или зуд или другое какое физическое недомогание. Господь видел горячку и запретил ей, и оставила ту, которую губила – убивала.

Дак молитесь же над своими детками и друг за друга. Любовь, исходящая из сердца и души молящегося, имеет такую огромную силу, что никакая мерзость не выдерживает и всегда оставляет жертву, со скоростью силы вашего усердия.

Да пребудет с вами мир и благодать Божия. Всегда и всюду и во веки веков. Аминь.

Думала, что все на этом закончится.

Ан, нет. Не дремлет сила вражия, еще с большим усердием кидается на избранную жертву. Господи, помилуй! Да что же это такое творится в этом мире. Не боятся ни Бога ни черта, а ведь и Того и другого нужно бояться. Бога – чтобы не отступил, а черта, чтобы не приступил. Бога надо любить, чтобы спастись в этой жизни и в вечной, а черта надо оберегаться, чтобы не вверг в преисподнюю на вечные мучения.

Недели за две до Рождества Христова снова позвонили с Севера.

– Катя, мать Дениски умирает в больнице. Сегодня скорая забрала. Температура держится очень высокая, выше сорока. Врачи сказали, что не выживет. Мужа с вахты вертолетом доставили домой. Помогите, пожалуйста.

Боль огромной силы из ниоткуда ударила со всего маху в самое сердце. В грудной клетке сначала стало тихо, а потом послышался сбой «мотора»: гулкие частые ритмы сменялись затишьем.

Так сердце чувствует близость смерти. Ответила не задумываясь.

– Пусть мне сама перезвонит.

– Хорошо.

Волнение охватило душу. Хожу по дому, готовлюсь к вычитке. Подошла к своему иконостасу, прошу помощи, а звонка все нет. Давай сама звонить. Нам ответили, что Катя под капельницей и говорить вообще не может. Начала сворачиваться кровь, сказали что вырежут все, хотя и это вряд ли поможет. Готовят к операции.

Тут уж не до размышлений. Ухватив верхнюю одежонку, одеваясь на ходу, выбежала на улицу. Темно, мороз хороший, сыплет мелкий снежок. Жить и радоваться. Дух отчаяния, толстый, лысый, с кислой мордой закружился вокруг меня, посылая мысленные приказы – куда лезешь, оно тебе надо, малыша вымолила и хватит. Смотри, сама не сдохни. Огромная отвратительная масса двинулась в мою сторону, обволакивая тело и сознание, лезла как в трясину.

Мешкать нельзя. Душа полетела сначала к Дениске. Лежит малюсенькое тельце, только обретшее жизнь и мамину ласку, и на тебе, снова один.

Духовным взором повернулась к умирающей.

Лежит обнаженная, правая сторона тела еще светлая, а левая начала сереть. Господи, помилуй! И сама стоит вне у своего изголовья, уже со страхом и состраданием глядит на гибнущую плоть.

Воздев руки к Небу, всем своим естеством устремилась к Богу, во весь голос закричала:

– Бог Господь, явися нам!

Взываю к Тебе, Всемогущий, Всеведущий и Милосердный Боже. Ты, даровавший жизнь и исцеление рабу твоему Дениске, поспеши на помощь его гибнущей в муках матери, рабе твоей Катерине!

Дух отчаяния зашипел, как кусок хряка на сковородке, быстро отступая, пятясь, воняя – фу, невыносимо, растаял во тьме. Дышать стало легче. Молюсь, молюсь, крестясь, кланяясь, а сама глаз от больной не отвожу.

Вижу, как от её тела отделилось чудовище, медленно отлипая, вылезая из каждой части организма. Как червь в яблоке, чем больше ест, тем больше толстеет, так и порча кусок-клякса-сгусток, прилетевший и вселившийся в человека негативной энергетики, растет в заданном ему темпе. Одни умирают за год, кто-то за месяц, а бывают и «скорые истребители», у кого какая программа.

Эта «клякса» ищет в организме слабое место, слышно, как она рыскает по телу, такое ощущение всем знакомо (то там заболит, то там), и уж если нащупала малейшее нарушение, будь то ушиб или воспалительный процесс, язвочка какая-нибудь, а если ранка, послеоперационный шов, то тут уж вообще легко и ждать удобного момента не нужно, ешь, убивай, расти для дальнейших подвигов.

Завистники и злобствующие, знали бы вы, кого себе и своей семье растите, убоялись бы даже помыслить, не то чтобы сотворить зло божьему созданию.

Нечисть поднялась, полностью отделилась от молодой женщины и зависла над ней сантиметрах в десяти. Чувствую, что моё тело покидают силы. Стала призывать святого Николая Угодника.

«Святый и праведный Николае чудотворче! Ты ни разу не отказал в помощи! Услышь меня и на сей раз! Приди к гибнущей в горячке рабе Божьей Катерине, приложи усилие для её спасения! Да пребудешь ты во славе и любви всех притекающих к тебе за помощью.»

Вспомнила явление Киприана мученика «Меня проси, я приду, я помогу.»

«Святой мучениче Киприане, ты воочию видел силы дьявольские, знаешь их коварство. Знаешь и тех, кому они послушны. Видевший позорное падение всей мерзости от молитв и веры во Христа, святой мученицы Иустинии. Принявший Христа в сердце своё, поспеши к зовущим тебя, гибнущим от нечистых духов. Да убоятся силы тьмы горящей в тебе любви ко Господу. Освободи рабу Божию Катерину от сатанинского духа, поедающего её жизненные силы!

Будь славен вовеки святой угодничий Божий мученик Киприане.»

Наблюдаю за телом и душой умирающей. Молюсь, а у самой такая боль в груди и жалость к уже почти сироте малютке, что душу рвет на части. Всё, что знала, сказала к Небесам, вижу худо ей и всё тут.

Где и взялись силы – какая-то волна, буря наполнила душу. Не отступлюсь. Захлебываясь слезами, кричу во всю мощь:

– Мати Божия, Ты прибежище всех матерей, Ты наша защита и спасение! Ради пресветлого Твоего праздника Рождества сына Божия остави мать детям живой, здоровой, остави жену мужу живой, здоровой, остави дочь родителям живой, здоровой.

Господи Иисусе Христе, Ты оживлял умерших, исцелял больных, воздвигни от одра смертельного рабу Твою Катерину! Господи, нет радости, где смерть, нет радости, где болезнь. Преврати печаль в торжество, да прославят Тебя спасенные и обретшие помощь. Соедини мать и детей, мужа и жену, дочь и родителей. Ради Рождества Твоего не в печали, а в величайшей радости сохрани рабу Божию Катерину, остави жить в мире сем, не дай её детям стать сиротами и мужу вдовцом, а родителям лишиться утешения в старости!

Я же, грешная, прославлю Тебя, Господи, Твою Пречистую Матерь, Отца Вседержителя и Духа Святого Господа Животворящего, всех святых и воинство Божие!

Как есть огромная разновидность злых духов, злобы, зависти, уныния, печали, лености и прочих, так и есть противостоящие этой армаде духи светлые: любви, самопожертвования, доброты, умиления, щедрости и другие. Так и выходит, каким духом дышим, живем, тот и рядом с нами. Любовь к совсем незнакомому человеку превращается в огненный клубок, чем больше, искреннее, усердней молишься, тем сильнее его мощь, и нечисть бежит к породившему его.

С двух сторон от больной в метре от постели стоят святые, их почти не видно, как в тени, суровые и сосредоточенные. Почти над потолком, раскинув одежды, как на ветру, сложив руки на груди, молится Ангел в светло-серых одеждах, круглолицый с золотыми сияющими кудрявыми волосами. Слава Тебе, Боже!

Катя вошла в своё тело мягко, быстро, через голову, и сразу же почувствовала движение мышц, дрожь, как от резкого холода. Живи, миленькая, живи!

Меня буквально трясло от «перегрузки», слезы, теперь уже радости, застилали глаза. Снова взглянула на новорожденного. Глазки закрыты, а ротик ищет мамину теплую грудь. Плачет пискляво, тоненько, жалобно. Сильно маленький. Земно кланяюсь, благодарю Творца, Матерь Божию, Христа, духа Святого, угодников Божьих, Ангела.

Иду в дом. Родные с напряжением смотрят в мою сторону. На лицах вопрос – Как там? Я счастливо киваю головой.

– Жива и будет жить. Перезвоните подруге её, пусть Катерина позвонит, я еще раз вычитаю.

На третий день связались с Катей по телефону. Снова молилась. Рассказала, что немножко осталось воспаление на верху шва, а так все хорошо. Катя подтвердила мои слова.

– Да, температура спала, а вот шов немного болит.

– Я сейчас духовным перемещением положу свою руку тебе на шов и внутрь на всю рану, почувствуешь мягкое тепло, больше болеть не будет.

Катя заволновалась.

– А как это вы сможете на расстоянии залезть ко мне во внутрь?

– Очень просто, родная. Ты же можешь мысленно

обнять своего сына, погладить по голове, поцеловать его? В трубке заворковала:

– Да я только этим и занимаюсь, только над ним и летаю.

– Ну а я над тобой поворкую. Договорились?

– Конечно. Мне что-нибудь нужно делать?

– Я молюсь, а ты слушай и проси непрестанно – «Господи помилуй».

– Ладно. Хорошо. Я поняла.

Вторая вычитка далась тоже трудно. Перед тем как попрощаться, почувствовала, что Катя что-то еще хочет спросить.

– Катя, я тебя слушаю. Хочешь что-то спросить? Маленькая пауза и вопрос:

– А вы мне скажете, кто это сделал?

– Скажу, но ты сначала окрепни.

– Спасибо. Я вам еще позвоню.

Прошло Рождество.

Я время от времени «посещаю» своих подопечных

духовным взором. Держатся молодцом, только тоска друг по другу невыносимая. Такие муки претерпевают, что малютка, что порезанная измученная мать, которую даже несмотря на явное облегчение, не отпускают домой, что не дай Бог никому. В третий раз мы уже говорим как родные.

– Бабушка. У меня уже все хорошо. Ничего не болит.

– Слава Богу. Слава Богу. – Перебиваю её щебет. – Благодари дите Господа и Его Пресветлую Матерь.

– Да. Да. Благодарю. Меня даже в церковь отпускали. Теперь и мой черед пришел волноваться с умилением.

– Вот умничка. Рассказывай.

– Думала, что просто быстренько поставлю свечу и уйду, но попала на службу, решила немножко постоять. Выстояла до конца, и так мне хорошо и легко стало. Завтра выписывают из больницы полностью. Врачи в шоке. Никак не могут понять, как это я так быстро выкарабкалась из лап смерти. Сами очень удивляются. Спасибо. Вы мне обещали, что скажете кто нам такую беду делает.

– Скажу, Катенька. Только пообещай не выдать меня.

– Не волнуйтесь. Я же понимаю, что вам оно и так ни к чему: ни я ни мой сын. Не выдам тайну ни словом ни взором.

Она права, понимает, а мне как быть. Сказать кто, себя покоя лишить, не сказать, эта тьма так и будет терзать, губить ни в чем не повинных людей.

– Слушай внимательно. У тебя есть смуглая, темноволосая подруга двадцати пяти лет. Она очень сильно «заботится» о тебе, «усердно» помогает.

– А дети у неё есть? – перебила Катя.

– Есть.

– Ой. А я ведь даже не подумала бы на неё. Она ведь замужем. Муж, правда, нехороший. Догадывалась, что что-то нечисто. Она каждый день звонила мне в больницу, еду приносила, но я не ела. Что ей от нас надо?

– А ты посмотри на свою семью её глазами.

– Это как?

– Попробую объяснить. Муж у тебя красавец, работящий, а у неё отвратительный во всех отношениях.

– Да. Муж у меня добрый, родной, ей то что до моего?

– Представь себе, Господи помилуй, что она убрала тебя и ребенка. Остается вдовец со старшим сыном. Дальше все проще простого. Притертая, примелькавшаяся в вашей семье больше других, она просто переходит из своего дома в твой и всё. Покуда мужик в печали, змея обовьет и пригреет.

– Она что, Бога не боится?

– Как видишь, нет. И это еще не всё. Будь всегда на стороже.

– Мне что, гнать её или как?

– Я молитву тебе дам. Помолишься и всё.

«Господи Иисусе Христе Сыне Божий! Ты, сделав бич из веревок, выгнал из Храма всех, кто вел себя недостойно в Божьем доме! Выгони же Христе Боже и из моего дома раба (рабу) Твоего (ю) (имя), да не сотворит он (она) злое со мною и моей семьей.

Стр. 78 «Аз ти о имени Господни повелеваю, душе немый и глухий, изыди от создания сего и никогда больше не вниди в него, но иди на пустое место, идеже где человек не живет, но только Бог призирает» Протопоп Аввакум Житие. Молиться надо с великой силой духовной.

«Аз же велегласно вопию ко Господу» Прот. Аввакум.

– Можно я мужу расскажу?

– Говори. А тебе могу напомнить случай с нашей телеведущей. Это была первая ведущая в городе, когда у нас появился свой телецентр и канал. Красавица, кукла. Замужем за сыном самого богатого человека в нашем городе, и подруга у неё была одинокая с ребенком. Вот эта подруга всё «защищала и наставляла» нашу ведущую. Всё указывала на недостатки мужа и как его надо дрессировать, чтобы её слушали. Наша героиня, по молодости и наивности, всё брала на веру и однажды по наущению сердобольной подруги так поругалась с мужем, что даже ушла от него жить к родителям. Ну а дальше все пошло по намеченному сценарию её «лучшей подруги». Она вечером пришла, как будто бы и не зная о ссоре и куда девалась подруга. В гости, мол, забежала и застала мужа растерянным, обескураженным. Предложила выпить совершенно случайно взятого с собой вина для снятия стресса, осталась на ночь и на всю жизнь.

Катя завздыхала.

– Да я и сама не раз слышала подобные истории о подругах и даже о родных сестрах. Но что такое может случиться со мною, почему-то и не думала. Бабушка, а можно еще один вопрос?

– Давай. Слушаю.

– Вот вы вымолили у Бога жизнь моему сыну. Спасибо вам. А я могу так молиться за него или надо все-таки спросить у знающих?

– Можешь, конечно. Просто, чтобы такое не случалось, надо ходить хотя бы на праздничные богослужения и дома поусердней молиться.

– Я же ходила в церковь, а все равно чуть не умерла.

– Родненькая, ходить надо не в само здание церкви, а к Богу. Ведь после выздоровления ты ощутила благодать от присутствия на службе.

– Это точно. Неужели все могут вот так молиться и Бог их слышит?

– Все, слушай еще раз. У одной женщины на руках прямо в дороге умер младенец.

– О, Господи помилуй! – Закричала Катя в трубку.

– Так случилось, что по случайности, а лучше сказать, по Божественному помышлению, её встретила блудница, и мать, тотчас положив к ней на руки мертвого ребенка, сама бросилась к ногам её, умоляя со слезами, чтобы та помолилась за ребенка Богу… Блудница пробовала отказать убитой горем матери, которая продолжала обнимать ноги и просить. Тогда блудница, ставши лицом к востоку, вздохнула из глубины сердца и, ударивши себя в перси и обливаясь слезами, начала молиться так:

– Недостойная я, Господи, по множеству грехов моих, воззрить на высоту небесную и своими скверными устами именовать Твое святое имя… молю об этом непорочном младенце, о чем просит меня с настойчивостью эта целомудренная раба Твоя Жизнедавец. Спаситель всех! Даруй жизнь этому отроку. Если я, женщина с жестоким и немилосердным сердцем, сожалею о нем, насколько более Ты, по самой природе Своей милостивый и милосердствуешь о Твоем создании!» Житие Святого отца нашего Федора, епископа Едесского.

Катя притихла, слушала всё время, но я чувствовала биение её сердца в грудной клетке. Спрашивает дрожащим голосом:

– И что? Бог услышал блудницу?

– Да, дорогая моя. Услышал и оживил сына матери. Молилась-то она искренне, с жалостью и состраданием, с надеждой, что Бог, если есть, то услышит и поможет. Кроме того, Бог и её спас. После увиденного и пережитого женщина раскаялась и ушла в монастырь молчальниц.

– Мне кажется, я все поняла. Буду стараться молиться от всего сердца. Спасибо вам.

– И тебе всех благ. Да укрепит тебя Господь в силе Своей. Милость и щедрость Божей Матери да будет вам во спасение. Звони, если что, не смущайся. Враг не дремлет. Будь бдительна, осторожна. Храни вас Бог.

РАССКАЗ (ИСПОВЕДЬ) НАДЗИРАТЕЛЬНИЦЫ ЖЕНСКОЙ КОЛОНИИ

«Укажи мне, Господи, путь, по которому мне идти, ибо к Тебе возношу я душу мою.» Псалтырь гл. 142.

Однажды в один из простых рабочих дней, уже после обеда, в комнату вошла молодая, красивая женщина.

Всё хорошо, но уж очень большая. Я с восторгом и удивлением посмотрела на неё.

– Здравствуйте!

– Здравствуйте, хорошая. Небось спортсменка?

– Да, вроде того.

– Проходи, присаживайся. Телом ты здорова и ликом хороша, что же тебя привело сюда?

– Бабушка, я жить не хочу и руки на себя накладывать боюсь.

– Камушек на душе?

– Это не камень, это глыба какая-то, и носить его у меня уже нету сил.

– Да что же это за беда с тобой приключилась, что и свет белый стал не мил.

– Если я вам расскажу, кто я такая, вы меня не выгоните?

– Убийца?

– Да, убийца. Я надзиратель женской тюрьмы.

В комнате наступила гнетущая тишина. В мыслях испросив у Господа благословения, дабы не осудить в душе пришедшую, я тихонько взяла её за руку, прижала к своей груди и, глубоко вздохнув, промолвила:

– Я тебя очень внимательно слушаю.

Она сразу как-то осунулась, тело, до этого постоянно находившееся в напряжении поникло, и из больших глаз потекли обильные слезы. Немного пошмыгав носом, она начала своё повествование.

– Зовут меня Ольга. Мне 45 лет. Родилась и выросла в глубинке России в поселке городского типа, жители которого в основном работали на зоне, находящейся в пяти километрах от поселка. Нас у отца с мамой трое детей. Мать всю жизнь проработала санитаркой в больнице, а отец в охране на зоне. Жили в двухкомнатной квартире в большом, барачного типа, доме. Своего рода, ведомственное жильё для работников тюрьмы. По окончании школы я в областном центре закончила училище на швею и вернулась домой. Дальше учить меня было не за что. Да и младшие наступали на пятки. Ростом, силой и здоровьем, как видите, я удалась на славу. Мать с отцом не знали, как меня прокормить. Ела всё подряд, что только можно было есть. Замуж не предлагал никто и близко. Кому такая громадная нужна. Однажды мать в сердцах, увидев пустую кастрюлю из-под борща, не выдержала и упрекнула в том, что я скоро и их поем. Она права. Прокормить такую корову на их мизерные пенсии невозможно. Я и решилась. На другой день, надев что-то более-менее хорошее из одежды, я пешком направилась в зону. Думаю, может возьмут хоть посуду мыть, а вышло всё по-другому.

В воротах спросили: Зачем пришла? И услышав, что хочу устроиться на работу, молодые солдатики, захихикав пустили на территорию. Стало страшно. Меня привели сразу к начальнику колонии. Небольшой, хлипкий мужичок с колючим, холодным взглядом окинул меня с ног до головы, как вещь на рынке. Потом кому-то что-то приказал по телефону, пригласил меня посидеть и подождать. Вскоре в кабинет вошли две здоровые тётки и ввели в наручниках девчушку, больше похожую на озлобленного мальчика. Мне в руки дали дубинку.

– Сможешь её ударить?

– А зачем?

– Просто ударить, и всё. Не думая, зачем.

– Нет, не смогу.

И вдруг этот злой комок начал визжать и материться.

– Ага, что ссышь? Да я бы тебе эту дубинку вогнала по самое не хочу.

Девочка начала матерно ругаться. Я остолбенела, а потом, ухватив дубинку, стала её бить. В меня как-будто что-то вселилось. Я била её с таким остервенением, что меня еле смогли оттащить. Не знаю, что со мной случилось, но с той минуты кроме зла и ненависти ко всему миру в моём сердце ничего больше не осталось.

Еле достав своей мелкой рукой до моего плеча, начальник удовлетворительно похлопал и сказал, что берёт меня на работу, и я пошла оформлять документы. Кроме всего прочего, узнав о моей семье и квартирных условиях, начальник выделил мне комнату прямо в зоне.

– Нечего ходить пешком на работу каждый день так далеко. Питаться тоже будешь здесь сколько тебе влезет.

От такого счастья я готова была убить любого, кто хотя бы косо смотрел на моего благодетеля. Так я начала зарабатывать себе на жизнь. Одежда и еда были бесплатными. Зарплату платили хорошую. Я даже младшим стала помогать. Они меня всегда ждали в гости, как снабженца, но не как сестру. На сберкнижке начала собираться солидная сумма. В своей работе я проявляла особое рвение и усердие. Скоро это почувствовали на себе все заключённые. Если из какой-нибудь камеры или на прогулке в мою сторону неслось что-то наподобие: Сука или зверь, я смертным боем била всех в камере или тех, кто прогуливался. Вскоре выкрики прекратились. Попадало и храбрым, и трусливым, и вовсе невинным. Самым наглым и отъявленным портила лицо или после побоев не допускала медика, покуда раны не начинали гнить и источать зловоние. Вновь прибывших полушепотом предупреждали о монстре среди надзирателей. Поглядывая в сберкнижку, я всё надеялась заработать побольше и уйти с этой работы, но тут кто-то там у власти… Ах, если бы мне его в руки, решил, что народ зажил богато, и в один миг людей раздели, как проститутку. И у меня, как у всех на сберкнижке, оказался ноль без палочки. Тут я озверела совсем. Уж, кажись, и придраться не к чему было. Везде чистота, блеск, дисциплина, какой нет ни в одних войсках. Я била их просто так. То за накрашенные губы, то за выщипанные брови. Мне казалось, что жизнь закончилась, а видеть изо дня в день и из года в год только одних воров, убийц и извращенцев у меня уже не было сил. И вот, однажды, мне приказали в актовом зале собрать человек двадцать заключенных. Желательно, не грубиянок и аккуратных. Значит, какое-то мероприятие, лекция, проверяющий, или репортер какой-то приехал. Мои товарки по работе быстренько согнали всех более-менее надежных в зал и приказали сидеть тихо. Не перебивать выступающего. Так как других развлечений, кроме работы, телевизора и пожрать у меня не было, я тоже пришла в зал и села в первом ряду с краю. Заключенные сидели до того тихо, кажется, и дышать перестали. А вот и лектор. Ожидавшие увидеть толстого лысого мужика с портфелем, недовольно загудели, т.к. в дверях появилась худенькая, синюшная, в длинной рясе и платке, повязанном чуть ли не на все лицо и закрывающем весь лоб, девушка.

– Монашка, что-ли? Этого ещё нам не хватало.

– Небось под мужиком не была ни разу.

– Да кто на такую и позарится? Может быть, шалава. Натаскалась, а теперь вот святую из себя корчит. Я, чуть повернув голову, посмотрела на озлобившихся и расслабившихся заключенных. Все замерли.

–Мир вам, сестрички – промолвило это что-то, обтянутое кожей.

– Ну ты даешь. Нашлась сестричка. Может, с нами хочешь остаться? – Загорланила рядом со мной сидящая с десятилетним стажем отсидки рыхлая деваха.

Я не задумываясь со всего маху ударила её дубинкой по башке. Из лопнувшей на голове кожи хлынула кровь. Зэчка заскулила. И вдруг этот скелет в рясе срывает со своей головы белоснежный платок, бежит к только что оскорбившей её женщине и закрывает кровавую рану. То, что мы увидели повергло нас в шок. Голова монашки была почти без волос. А с одной стороны, вместо кожи на лице, тоненькая розовая плёночка, даже видно пульсирующие жилки. Голову побитой мною зэчки монашка прижимала к себе правой рукой, левая же висела плетью. Я, зная выходки и характер своих подопечных, легко, как пушинку, переставила нашу странную гостью на её место и сказала, что посторонним запрещено приближаться к осужденным.

– Но ведь она же страдает, – пролепетала монашка, прикрывая рукой окалеченную голову.

Я резким движением сорвала с головы одной из заключенных платок и накинула на голову страдалице: На, накинь и не жалей этих уродов. Они сами стали на такой путь.

Монашка ловко, одной рукой, повязала на голове платок, и тут её понесло.

Голосочек оказался чистый и звонкий. Личико порозовело. Эта калека светилась, сияла и выглядела такой счастливой, что у меня вместо жалости появилась зависть. «А ведь ей легче живется на белом свете» – подумала я. Она любит одного ей ведомого Бога и Богородицу. Её любят в монастыре. А кому нужна я, здоровая, сильная и злая как откормленный бультерьер? И говорил этот полузасушенный цветок о земной и посмертной жизни. Смотрю, а мои зэчки все носы повесили.

– Так уж в ад попадем?

– Да, сестрички. Если не покаетесь и не станете жить по заповедям Божьим, то попадете в ад.

– Ты что пришла нас агитировать в монастырь?

– Нет, мои миленькие. В монастырь берут только искренне раскаявшихся и прошедших многолетние испытания трудностями.

– Мы здесь. Хи-хи. Трудняки.

– Здесь вы трудитесь со злостью, и всё что вы сделали, пропитано вашим духовным состоянием. А в монастыре

все несут послушание кротко. Со смирением, молитвой, обретая при этом от трудов своих радость.

– Ну да. Мы поняли – обретаете оргазм.

В зале поднялся хохот и улюлюканье. Я поднялась, врезала своей дубинкой нескольким наиболее шумным и покрыла их таким матом, что у бедной монашки слёзы полились градом.

– Господи! Прости, вразуми и помилуй творение Твоё.

– Во, во. Понаделал нас, а мы теперь здесь мучайся.

Я с интересом стала слушать и наблюдать за тем, как эта хлипкая хочет наставить на путь истинный всех разом: разъяренных убийц, проституток, наркоманок и просто моральных уродов. Одна из заключенных встала, чтобы задать вопрос. Все остальные хихикали и фыркали, видя её придуряющуюся и строящую из себя великую страдалицу. Она скорчила жалобное личико и приторно-тоненьким голоском пропищала:

– Сестра. Помолись о моём убитом ребёнке.

Монашечка внимательно посмотрела на кривляющуюся и спросила: Это о каком ребенке? Которого ты утопила в бане или о том, которого задушила пакетом, а потом пританцовывая и поя песню, вынесла в мусорный бак? О каком молиться?

Зал ахнул.

– Ах ты, сука. А мы тут жалеем её, бедную, что невинно осуждена. Да сопли ей вытираем. А ну говори, правда это или нет?

Монашка подняла свои глаза к небу, что-то прошептала, потом перекрестилась сама и перекрестила всех шумящих. Наступила тишина.

– Страшный грех совершила ты сестра, но ещё страшнее то, что ты не только не каешься, но ещё и винишь родителей, что они не дали тебе тех материальных благ, которые есть у других. И тебе, якобы из-за этого,

пришлось убивать новорожденных деток. Ты же не упрекала себя в том, что живешь во грехе, и вместо того, чтобы учиться или работать, ты кидалась на родителей, упрекая их даже в том, что они тебя родили.

– А что это не правда? Я что, просила их меня делать?

– понеслось в ответ. – Они себе по молодости состряпали меня, а я теперь всю жизнь мучайся. Лучше бы утопили в ванной.

– Легче всего во всех своих грехах обвинять близких, чем самой трудиться и вести себя достойно. Родители в потустороннем мире будут страдать за свои грехи. А тебя, несмышлёную, нечистые будут то топить, то душить в пакете, но при этом ещё и хохотать и петь. Тебе придется в аду претерпевать точно такие же муки, какие терпели твои невинные детки. Только ты не дала им вырасти упрекать тебя, как ты упрекаешь сейчас своих родителей. Будешь плакать и взывать о помощи, да только там тебе никто не поможет.

– Ну и что. Это будет где-то там, а я сейчас живу. Да и есть ли оно, «там», это никому не ведомо.

– Вот для этого и пришел Сын Божий Иисус Христос, чтобы указать нам путь в светлый мир, полный любви и радости. И если ты нахождение в заключении называешь жизнью, то что же для тебя по-настоящему жизнь?

– Я выйду и уже не буду такой дурой, а рожу от олигарха и буду сидеть у него на шее пиявкой. Будут няньки, слуги, крутая тачка. По курортам буду ездить.

– А на остальных твоих подруг где набрать олигархов? Да и откуда ты взяла, что олигархи дураки. У тебя ни образования, ни стыда, ни чести, ни совести. В старину о таких, как ты, говорили: дурной мыслями своими богатеет. Вот покуда будешь мечтать, так и жизнь пройдет. На тебя даже убогий не глянет. Родителей ты замучила. Им легче живется, пока ты в тюрьме.

– Это вы у себя в монастыре как роботы лазите, а я знаю, что буду делать дальше.

– Моя хорошая, мы свою душу и безгрешное тело посвящаем Богу, а ты поступаешь даже не по-зверски, а хуже. Ведь ни одно животное, родив потомство, не бросает его на произвол судьбы, а тем более, не убивает.

– Что ты ко мне прицепилась. Это ты никому не нужна, калека подзаборная. Небось, родители подкинули под монастырь. Теперь, вот, ходишь, корчишь из себя праведницу.

– Родители погибли у меня на глазах. Я благодарна Богу, что помню их лица. Мне было всего пять лет. Благодарна матери и отцу, что не утопили и не убили. Что дали увидеть свет Божий и я познала благодать Божию.

– Да ну. И как же ты сиротинушка в монастыре очутилась?

– Если вам интересно, я расскажу.

– Давай рассказывай. Все лучше, чем на работу идти.

– Было это двадцать лет назад. Мы всей семьей на городском автобусе поехали в лес за грибами. С нами было ещё человек восемь. Солнце клонилось к закату, когда мы с полными корзинами вышли на дорогу. Помню всё до мельчайших подробностей. Почти по середине дороги, на большой скорости неслась огромная грузовая машина. Дорога была пуста. И вдруг, откуда ни возьмись, вслед за большой машиной показался черный легковой автомобиль. Теперь всё понимаю, а тогда это было как в страшном кино. Легковой автомобиль на немыслимой скорости пошел на обгон фуры, а тут на встречу появился еще один автомобиль. Этот обгонщик не долго думая жмет на газ и старается обойти грузовик с правой стороны. Людей, стоящих на остановке, он конечно же не видел, а когда увидел, было уже поздно. Да и стоявшие, увидев летевшую на них машину, просто

онемели или даже остолбенели от сковывающего всё тело страха. Звук удара тел об машину до сих пор стоит у меня в ушах. Люди попадали, как яблоки с дерева. С каким-то стуком и гулом о землю. От сильного удара я отлетела к канаве, но тут же вскочила и покарабкалась к обочине. Моим, залитым кровью глазам, открылась ужасная картина, но я почему-то не испугалась. Путаясь в человеческих побитых телах, стала звать маму и папу. Папу нашла сразу. Он лежал на правом боку с широко открытыми глазами и не видел меня. Я постояла рядом, несколько раз позвала, но он не шелохнулся. Пошла дальше искать маму. Мы встретились глазами. Спотыкаясь, я побежала к ней. Мама шевелила губами, наверное, что-то мне говорила. Но у меня в голове всё шумело и я ничего не слышала. Немного приподняв голову, мама взглядом среди лежавших людей искала папу, а когда увидела, тихонько охнула и закрыла глаза. Я на четвереньках подползла и залезла ей под правую руку. Мама ещё раз открыла глаза, мягко улыбнулась и, прижав меня к себе, перестала дышать. Я видела, как останавливались машины, что-то говорили люди, потом услышала звук сирен. Ко мне наклонился молоденький милиционер, но, увидев мой взгляд, в ужасе отпрянул в сторону. Слышала, как он просил проезжавших мимо водителей взять к себе ещё живую девочку, т.к. до приезда скорой помощи она может умереть, но посмотрев на мою грязную, всю в крови одежду, все до единого отказывались. Потом этот же милиционер, да хранит его Господь, подошел и начал поливать меня водичкой и чем-то вытирать. Приехала скорая помощь. Сразу подбежали к маме и ко мне. Еле отодрали меня от матери, понесли в машину. А дальше пошли одни мучения. Во всем теле поднялась страшная боль. Мне делали уколы, обмыли, потом оказалось, что врачи сделали, что могли. Дай им, Бог, здоровья. Сначала спасали детей, а потом взрослых. Из всех стоявших на остановке погибли только мои родители, а остальных врачам удалось спасти. Сначала со мной обращались хорошо. Женщины, лежащие со своими детьми, подходили к моей кровати, гладили по голове, плакали, а потом снова уходили. Раза два приходила тётя, папина сестра, но только кривила лицо. Может ей хотелось плакать, но как я теперь понимаю, кому нужна была калека в доме. Приходил милиционер. Сколько буду жить, столько буду за него Богу молиться. Он радовался, что я выжила, и подолгу разговаривал со мной. Дальше больше. В больнице ко мне привыкли и потихоньку перестали обращать на меня внимание. Если плакала от боли, то начали ругать, что такая большая девочка плачет, что мама с папой не придет, они умерли, и я им всем уже надоела. И жить не живу и не умираю. Только вонь от меня по всей палате. Лежала на клеенке, в туалет ходила под себя. Каждая дежурная медсестра старалась спихнуть меня другой. Начало гнить тело. Сначала ягодицы, а потом левое плечо. Это я сейчас понимаю все, а тогда все звала маму и папу. И вот однажды они пришли. Красивые оба и очень родные. Папа поцеловал меня в зашитую голову. Мама целовала ручки и ножки. Идем с нами, – сказала мама, и взяв меня за руки, подняла с кровати. Сестрички, миленькие, есть рай. Тело моё осталось лежать на кровати, а я совсем другая без боли и ран, крепко держа за руки родителей взмыла в высь.

– Да это у тебя галюны были от уколов.

– Думайте, миленькие, что хотите, но раз вы попросили рассказать, то слушайте. Мы остановились на краю очень красивой деревни. С одной стороны избы, а с другой пшеничное поле с очень большими колосьями. Возле каждого домика палисадники с цветами, как на улице, так и во дворе. Везде сады. Если одно деревце уже с плодами, то другое может быть покрыто весенними цветами. Конечно, никаких столбов, электричества, антенн, асфальта и многих других прелестей современной цивилизации там нет.

– А как же они созваниваются?

– Очень просто. Человек думает о том, с кем ему надо пообщаться, и его мысль мгновенно достигает адресата. Тот тоже это чувствует, и можно так разговаривать сколько угодно.

– Ну а дальше что с тобой было?

– Дальше было всё хуже и хуже. Моя живучесть стала раздражать буквально всех окружающих. Ведь они не знали, что мои папа и мама, часто забирая меня к себе, хорошенько кормили, давали побегать по травке, а самое главное, что я теперь успокоилась. И терпела боль, радуясь, что вслед за ней придет радостная встреча с родными. Я знала, что есть такое место, где у меня ничто не болит.

– Надо было там и остаться.

–Я просила об этом, но мама сказала, что мне оставаться у них ещё рано. Что я должна послужить Господу, чтобы попасть к ним. Мне начали делать какие-то уколы, от которых я спала сутками. Прошёл год. И вот, однажды, открыв глаза, я увидела, что на меня смотрит мама, только очень молодая. Вся светится. Одетая в белоснежную косынку и платье с большим белоснежным воротником. На шее у неё висел небольшой крестик. – Ты кто? – спросила я. Она охнула и чуть присела. Потом выбежала в коридор и кого-то позвала. В палату вошла красивая, высокая, но очень строгая женщина. Как потом оказалось, это была матушка и сестры из близ находящегося женского монастыря. Она очень низко наклонилась к моему лицу, перекрестила и поцеловала в лоб. У меня потекли слезы.

– Забери меня, тётенька.

– Заберу. Сегодня же заберу.

У меня в голове что-то зашумело, видимо от радости, и я потеряла сознание. Очнулась я от легкого дыхания ветра на улице. Потом сестры рассказывали, как матушка сурово отчитала всех в больнице и, подписав какие-то бумаги, забрала меня в монастырь. Как сказать, забрала. Как была гниющая, вонючая, так они меня на той простыне и клеенке вынесли из больницы. Я кричала от боли при малейшем резком движении. Кричала только – Забери! Забери! Молоденькие монашки несли меня на своих руках сами почти семь километров до своего монастыря. А когда принесли, так со всего монастыря сбежались сестры. Все плакали и молились. Матушка дала распоряжение и меня отнесли в баню. Чувствовался запах завариваемых трав и слышно было потрескивание поленьев в печке. Откуда-то появился батюшка, который помолился, потом что-то влил в воду, и было ещё одно чудо, когда я последний раз видела своих родителей. Они появились из ниоткуда, как всегда крепко держась за руки. Дальнейшее видение осталось в моём сердце на всю жизнь. Вдруг всю комнату, в которой мне приготовили купель, озарил яркий свет. И рядом с моими родителями появилась невиданной красоты, как в сказке, Царица. Она мягко улыбнулась, посыпала воду чем-то искристым, немного постояла и исчезла. Я хотела всё увиденное рассказать державшим меня, но от тепла, принесшего долгожданное облегчение, и большой насыщенности воздуха ароматами трав у меня закружилась голова и я закрыла глаза. В больнице меня переворачивали руками в холодных резиновых перчатках и обтирали царапающими тело тряпками, пропитанными каким-то едким раствором. После такой процедуры смертельно чесалось все тело. Здесь же меня брали теплыми руками и опускали в настоящую тёплую воду. Одна из сестер держала мою голову в своих руках, а другая остригала всё, что выросло и скаталось в сплошной ком волос. Ещё две очень осторожно отмывали всё сгнившее на мне. Тихонько молясь и охая от увиденного, ни одна из них не отвернулась и не скривилась от запаха и вида моего ужасного тела. После купания меня положили на чистую простынь и очень аккуратно перенесли в другое здание. В чистой, уютной комнатке очень близко друг к другу стояли две аккуратно заправленные кровати, одна выше другой. Та, что повыше, оказалась моя. Зажмурившись от боли, которую я ожидала при прикосновении тела к матрасу, я с удивлением и радостью поняла, что меня положили на что-то очень удобное. Матрац был наполнен сеном. Первый раз за год моей болезни под меня не подложили холодную противную клеенку. В комнату вошла та, что забрала меня из больницы.

– Ну как ты? Полегче? Уже не так болит?

– Спасибо. Я видела ту тётю, которая нарисована на картине, которая стоит у вас в углу.

– А где ты её видела?

– Возле папы и мамы, она что-то блестящее сыпала в водичку.

– Слава Тебе, Царица Небесная. Матушка до самой земли поклонилась к иконе Богородицы. Это была Дева Мария, дитятко. Раз Она сама приходила, значит, будешь жить, да ещё и прославишь её, Заступницу нашу. Тебе сейчас дадут козьего молочка. Ты попей, сколько сможешь, и засыпай.

Игуменья перекрестила, нежно погладила меня по голове и ушла. Со мной осталась старенькая бабушкамонашка. Она напоила меня молоком и накрыла одеялом:

– Спи, а я тебе молитву спою.

На другой день, открыв глаза, я увидела в комнате пять сестер. Они все с напряжением и почти со страхом смотрели в мою сторону.

– Думали померла. Ты как уснула, так вот три дня и спала. Матушка сказала не трогать и не будить. Слава Богу, жива. Давай, дитятко, будем тебя снова купать. Тебе же понравилось?

– Да.

Я смогла сесть на кровати, на большее сил не хватило, но и это была большая радость. Меня снова отнесли в баню. Держали в крутом отваре трав. К выгнившим местам приложили какую-то мазь. Весь день возле меня была одна из сестер. Кормили, поили, аккуратно поворачивали, то на один, то на другой бок. На ночь принесли новый матрац, набитый свежим сеном. Через месяц я уже могла подолгу сидеть. А дальше, сначала держась за руки сестер, а потом и сама, начала ходить. Меня выхаживали с христианской любовью и милосердием. Такую добродетель можно встретить лишь в монастыре. Потому что там любовь от Бога, а не из-за корысти или страха. Читать и писать тоже научили сестры. Стали брать с собой на службы. А так старались меня пристроить к монастырской кухне. Из больницы приезжали врачи. Слушали, смотрели, всё хотели взять какие-то анализы, но матушка не дала и они постепенно оставили меня в покое. Теперь я стараюсь послужить Господу и Царице Небесной, чтобы с чистой совестью и в большой радости воссоединиться со своими родителями на небесах.

Сидящие в зале загудели. Некоторые жалели, а некоторые ругались в адрес монашки. Но заинтересованность была очень высокая. Они начали задавать вопросы, крича и перебивая друг друга. Она молчала и почему-то очень внимательно смотрела в мою сторону. Это сейчас понятно почему, а тогда я гаркнула на всех сидящих и, построив, погнала в камеры. Заключенные начали кричать и звать, чтобы еще приходила. И эта худорба, кланяясь уходящим, осеняя их крестом, со слезами на глазах громко и звонко кричала:

– Приду, сестрички. Приду, миленькие. Обязательно приду.

Потом начальник зоны предложил ей пообедать в столовой и сказал, что отвезет в монастырь на машине. Я ещё удивилась, что она, такая немощная, лазит по зонам одна и ходит по улицам. Но она от еды и помощи отказалась. Мы проводили её за ворота. Оказалось, что она не одна. На улице под забором её ждали две монахини, почти старухи. Я спросила, почему они не зашли. А они ответили, что заходить на территорию матушка благословила только их сестру, а им на это благословение не дано. Вот они со смирением и выполняют свое послушание. Я от непонимания и удивления повела плечами и посмотрела на них, как на ненормальных. Вот это послушание. Если бы меня так в зоне слушали, а то без мата и дубины, какое там смирение. Монашки все втроем поклонились нам, перекрестились, что-то прошептали и с блаженными улыбками пошли по краю дороги. И как это у них получается. Не евши, не пивши, простояв на ногах полдня, и ещё улыбаются.Видела я и не раз постоянно улыбающихся дурачков, но эти-то, кажется, нормальные.

После визита этой изуродованной монашки только о ней и говорили. Кто обзывал, а кто и завидовал её душевному покою и окружающей любви. Я с интересом слушала споры в камерах между заключенными.

– Вот если бы нам тоже в монастыре пожить – скулила тощая туберкулёзница.

– Что, тоже козьего молочка захотела? А ещё, чтобы тебя купали, лелеяли, а ты бы шустро их иконы налево пустила. Там ведь встают намного раньше нашего. Мне бабушка рассказывала, и пашут они как пчелы, да ещё

и на службу надо ходить. Там не спрашивают, что тебе нравится, а что нет, кто в авторитете, а кто туалеты мыть будет. Куда старшая сказала, туда и чешут как зомби и радостные до одурения. Так что, сиди и не мечтай о сладкой жизни. Я бы и дня не выдержала такой жизни. Ты, вот, когда последний раз вообще что-то мыла тут?

– Фу. Для этого лохушки есть.

– А я бы слушалась – подала голос вновь прибывшая заключенная – лучше работать и чувствовать себя человеком, чем жить на воле теперь, после отсидки. Это же клеймо на всю жизнь.

– А мать свою алкашку и шалаву ты с собой заберешь?

– Да. Забрала бы. Там ей пить не дали бы, если бы только они нас приняли.

– Вот придет в другой раз эта овца, и попросишься с ней в монашенки.

– И попрошусь. После отсидки идти мне всё равно некуда. Ни знакомые, ни родственники на порог не пустят. А в берлогу к матери, так это через неделю опять тут окажусь.

– Ну да. Это ты, конечно, хорошо придумала, но если в монастырь будут принимать всякий сброд вроде тебя и меня, это получится хуже зоны. Здесь мы хоть эту кобылу бешеную боимся, а там, видишь ли, одна тётка всеми управляет. Попробуй уследи за нами. А за монашек она спокойная, чего за ними бегать, и дела у них клеятся. Сиди уж, чучело огородное, служи нашей «мамке», она тебе «мужа» здесь подберет и, может, сохранишь здоровье до своего выхода, а там уж как придется, но в основном идем все обратно. Вот у бабки Клеопатры семь ходок и ничего живет и тоже улыбается. Её ни в один дом престарелых после выхода не хотят брать, уж очень изобретательная в своих пыточных навыках. Она медсестрой в морге когда-то работала.

«Свежая» заключенная с ужасом посмотрела на сидящую возле окна сухенькую старушку. С виду божий одуванчик, один взгляд холодных колючих глаз выдает внутренний мир садистки-убийцы.

В другой камере, набитой зэчками чуть ли не до потолка, было очень тихо. Я заглянула в глазок и увидела интересную картину. На скамейке перед входом стоит худющая заключенная, а вокруг неё с сантиметром в руках вертится жилистая высокая портниха. Остальные сидят и с интересом наблюдают за происходящим.

Я подумала, что здесь всё нормально. Бабы и в тюрьме бабы. Но постояв ещё немного услышала такие разговоры:

– А если ей не понравится, или скажет, что шили без молитвы, или ещё что придумает?

– Значит, оставим наряд для нашей Тарани. Будет у нас за проповедницу, а мы ей будем рассказывать о своих блудных помыслах.

В камере все громко засмеялись.

– Не… не откажется. Видели, какая на ней одежда уже поношенная. Может, после кого-то донашивает или монастырь совсем нищий. Я думаю, что ей понравится.

В этот день я подслушивала разговоры своих «подопечных» почти во всех камерах и везде слышала один и тот же вопрос: как можно быть такой счастливой и спокойной, будучи такой калекой и сидя в монастыре?

Прошла неделя. Ближе к пятнице мои девчата начали нервничать и переживать, и переспрашивать в очередной раз: Начальник, приедет монашечка или нет?

– Да откуда же я знаю, что у неё там в голове? – отвечала я всем.

А в подсознании мне самой хотелось, чтобы она пришла, не заболела. При моем здоровье я поняла, что завидую силе духа этой малявки.

И вот, наступил долгожданный день – воскресенье. Ждали все. Окна были облеплены женщинами. Те, кто гулял во дворе, не сводили глаз с дорожки, ведущей к воротам. А я, делая вид, что разговариваю с конвоирами, стояла почти у самых ворот. Слышу какой-то шум. Подъехала машина.

– Слава Богу, добрались. Нажимай кнопку, матушка. Небось, уж заждались.

– А я, сестры, что-то волнуюсь.

– Иди милая, тебя игуменья благословила и по твоему отъезду стала на молитву перед твоей любимой иконой Богородицы. Пусть твоя любовь к этим страдалицам растопит в их сердцах зло и ненависть. Угасит раздражение, отверзет их духовные очи и поставит на путь спасения. Благослови Господи. Аминь.

В калитку легонечко постучали. Я на какое-то мгновение придержала солдатика, а потом подтолкнула к калитке. Каждый раз при закрывании и открывании калитки по территории раздавался звонкий писк. Хотя её неоднократно смазывали, но звук все равно оставался. Видно, этот звук резал слух и нашей духовно сильной посетительнице, т.к. глаза её широко раскрылись, а правой рукой она осенила себя и калитку крестным знамением.

– Здравствуйте. Мир дому сему и всем, в нем

обитающим – промолвила монашка. Оставшиеся за калиткой низко нам поклонились.

– Здравствуй и тебе. Проходи. А эти с тобой?

– Да, но они дальше не пойдут. Приехали помочь занести гостинцы.

Три крепенькие женщины, одна из которых сидела за рулем автомобиля, несли в руках коробки, корзины и сумки, наполненные гостинцами.

Я грозно посмотрела на все эти дары, но, увидев их испуганные лица, сменила гнев на милость.

– Запрещенного ничего нет? Спиртного, дури или ещё какой дряни?

– Нет. Нет, сестра. Здесь еда. Всё, что мы выращиваем сами. Проверьте, пожалуйста. Как же я могла явиться к страдалицам и без гостинцев?

– Да какие они страдалицы? В больницах хоть больные, а здесь уроды и проститутки.

– Но ведь они тоже дети Божии, только оступившиеся и погрязшие во грехах. Нуждающиеся в нашем милосердии и любви.

– Я все равно этого не понимаю. Ты просто не представляешь, на что способны твои «сестрички». А любить их можешь сколько угодно, только близко не подходи и не надейся, что от твоих рассказов они сразу поверят в Бога или раскаются. Есть такие с виду паиньки, мордочки умилительные, но когда почитаешь их дело, хочется их убить и не видеть этих фальшивых рож. Будь осторожна, а то я могу и не успеть защитить. И меня не подставляй. Если случится какое-нибудь ЧП, тебя больше сюда не пустят. Не сможешь помочь тем, которым и вправду помощь твоя нужна. Оставь гостинцы. Сейчас пришлю девчат, они их в зал занесут. Иди близко возле меня.

Мне вдруг захотелось защитить и спасти эту хлипкую монашку. Лишь бы она продолжала смотреть на меня как на нормального человека. Лишь бы я была для неё сестрой. Ни от кого в этой жизни я не испытала тепла, а тем более любви. Захотелось, чтобы её Бог и меня заметил и помог вырваться из этого земного ада на волю. Заключенные сидят в тюрьме за свои проступки и я вместе с ними, но только по своей воле.

Мы пошли в глубь зоны. Я шла, как обычно, а она семенила чуть поодаль, путаясь в своих длинных одеждах. И как такие шмотки не мешают им работать и жить?

Слышу я, а она мне отвечает:

– Не мешают. Можно и присесть, и наклониться, и на лестнице стать, при этом не испытывая никаких неудобств, а главное стыда.

– Ты что мысли читаешь?

– Нет. Просто вы с любопытством посмотрели на мою скромную одежду?

– Да уж скромную. Вам там, что, совсем носить нечего.

– Всё хорошо. Мне тепло и удобно. Сёстры и так балуют меня. Одежду из ткани помягче дают. Но это временно. Нам власти дали земли. У нас свои огороды. Паломники жертвуют на постройки. Мир не без добрых людей. А с помощью Царицы Небесной мы скоро сможем полностью сами себя содержать. Покупать ткань, шить одежду и помогать тем, кому наша помощь нужна. Лишь бы нагота была прикрыта. У нас матушка есть очень старенькая. Она носит на своём теле власяницу.

– А это что ещё такое?

– Очень колючая нательная рубаха.

– Ну и зачем так над собой издеваться?

– Чтобы спастись, когда после смерти к ней попытаются подступить слуги диавола, они не смогут причинить ей никаких страданий, т.к. она в земной жизни терпела добровольные мучения ради искупления своих грехов.

– Она ведь в монастыре живет. Откуда у неё грехи? Вы ведь там все праведницы.

– Мы все грешные. И в монастыре, и в миру. Един Господ безгрешен и Владычица, да Отец наш небесный. Мы стараемся жить по заповедям Божиим, но диавол настолько искусен в своих кознях, что, бывает, понимаешь, что согрешил, только тогда, когда или осудил кого даже в мыслях, или поленился где-то. Да, много искушений у

нечистого. Хорошо, если вовремя уловишь в себе этот грех. Покаешься и больше не оступаешься. А бывает, что и не знаешь о грехе своем. Бывает, что совершаешь что-то недостойное по неведению или по чьему-то научению. Вот и каемся перед Господом о ведомых и неведомых наших согрешениях и молим Господа о прощении. Просим наставников мудрых и молитв святых.

– Очень у вас там всё сложно и замудренно. Не надоедает вам подолгу стоять в церкви и всегда бубнить одно и то же перед иконами и нюхать дым от свечей и ладана?

– Нет. Не надоедает. Мы не бубним, а молимся, и для нас это самая большая радость. Души наши стремятся к Богу. Сердца наши наполнены любовью к Богородице. Мы знаем, что после окончания земного пути, нам есть куда идти и где нас ждут. И что огонь и червь адов никогда не коснется наших новообразованных тел.

– Это что? После смерти твоя голова станет нормальной и рука задвигается? А на голых ребрах мясо нарастет?

– Да. Я надеюсь на это. Молюсь об этом, а главное: прошу спасти от ада не только себя, а всех детей Божиих. Там нет ни болезней, ни печали, ни воздыхания и никаких бед. Будь то физических или моральных.

– А воздыхания, это когда я воздыхаю или злюсь?

– Воздыхания – это когда на душе есть тяжесть и её хочется выдохнуть, чтобы стало легко и радостно жить, чтобы ничто не смущало грешную душу, чтобы сердце радовалось земному бытию. Нам легко на душе. Мы счастливы в жизни, потому что любим и любимы. Любим Небеса Святые, всё воинство Божие, святых Предстателей за нас перед Господом. Любим мир, творения Отца Нашего Небесного и всех людей. Живем, не думая о себе, а только чтобы послужить Господу, дабы

обрести любовь и заступление, дабы Он, Милосердный не отступил от нас и не отдал бы наши души на растерзание нечистых. Очень почитаем Царицу нашу Богородицу. Только она может упросить своего Сына простить нам грехи наши и принять во Царствие своё.

– А почему мне все твои, вот, разговоры, как об стенку горохом? Почему мне только тогда радостно, когда я вижу страх в глазах зэчек или когда шестерки рады языком вылизать мою комнату, лишь бы я благосклонно на них посмотрела. Где их Бог, и почему он их не защищает, если они Его дети?

– Вы меня простите пожалуйста, но можно мы минутку постоим. Нет у меня больше сил за вами бежать. Вы уж простите меня Христа ради. А я пока постараюсь ответить на ваш вопрос.

Я гаркнула одной из своих вокруг нас снующих, чтобы принесли ей стул. Мой приказ был выполнен молниеносно.

– Видишь, как слушают? Я ведь не ваша матушка, а смотри, как рванула выполнять поручение. Я им всем здесь и Бог, и нечистый. Хочу жалею, а хочу наказываю.

– Они вас слушают из-за страха, а не с любовью. В сердцах их страшная ненависть, злость и зависть к вашей власти и безнаказанности. Если покалечите или даже убьете человека, вам всё сходит с рук. Вот они вас и боятся, и хотят иметь себе такого сильного покровителя.

Монашка присела на принесенный ей стул, как воробушек на ветку. У меня в душе защемило доселе никогда не ведомое мне чувство жалости.

– Ну и что… я не понимаю твоих лекций? Тупая что-ли.

– Нет. Вы умная. Просто слепы духовно.

– Опять не поняла.

– Если Господь Сам, своими устами, учил иудеев и они не хотели принять Его слов, то как же трудно тем, кто не видел Его, принять в сердце своё спасительное учение. «Так что они своими глазами смотрят и не видят, своими ушами слышат и не разумеют…» Евг. От Марка гл. 4 ст.12.

– Опять не поняла. Уши, глаза. Всё по барабану…

– Попробуйте понять, что духовное зрение абсолютно отличается от физиологического.

– А… поняла, поняла… Это когда идешь мимо камеры, еще не вижу, но уже чувствую, что там что-то замышляют. У меня на их выкрутасы, знаешь, как нюх развит. Похлеще чем у любой собаки.

– Ещё чуть-чуть поразмыслите. Чувствуете ли вы, что кому-нибудь из ваших охраняемых женщин очень плохо на душе или что кто-то тоскует по дому, по семье, или у кого-то смертельная тоска, когда пропадает желание жить дальше?

– Да что тут чувствовать. Они и так постоянно ноют. Особенно новенькие. Ищут способы, чтобы уйти на тот свет. Каждая друг дружке уже понадоедали своими рассказами о том, какие они хорошие. Выдумывают разные сказки о совершенных ими подвигах, лишь бы казаться покруче и пострашнее. Нет у них никакого Бога в голове. Правда есть пара дурочек. Всё поют что-то. Им с воли много книжек тоненьких передают. Они всё стараются всучить их каждому в руки, и даже мне пытались. И одно время до того надоели, что пришлось их в карцер посадить. Сейчас чуток поутихли, по углам ныкаются.

– Это могут быть сектанты. Обычно они устраивают показное лицемерное смирение и мнимую веру.

– Да х… их знает. Ты прости, конечно. При тебе небось матюгаться не положено.

– При мне можешь говорить что угодно, а вот перед Богом, который дал тебе радость слуха и голоса ради общения с ближними, грешно говорить такие слова.

– Вряд ли я смогу уже когда-нибудь говорить на человеческом языке.

– Всё у вас получится. Надо лишь немного постараться. Вы ещё спрашиваете, где Бог этих, преступивших закон женщин?

– Конечно. Какого они позалазили в дерьмо по самое нехочу и теперь сидят на шее у государства?

– Бог приходит к каждому из нас, кто Его зовет. А кто не зовет, к тому, значит, ещё не пришла благодать в сердце, чтобы познав Бога, они обрели душевный покой и стали жить по Его заповедям, и больше никогда не попадали на скамью подсудимых.

– Ну это ты сильно мудро загнула. И когда к ним придет эта благодать?

– Вот за этим, сестричка, я и здесь. Чтобы своей любовью и состраданием к Его детям, помочь им обрести эту благодать.

– Ну-ну. Давай, пошли проявлять сострадание к этому отродью.

Худорба с мягкой укоризной посмотрела на меня, поблагодарила за скамейку и тихонько, стараясь обходить выбоины на дорожках, пошла к корпусам.

Тюрьма загудела как улей.

– Идет. Идет.

Мы зашли в актовый зал. Бабы здоровались наперебой. Кричали с задних рядов:

– Привет. Привет. А мы думали, ты больше здесь не появишься. Думали, испугаешься.

– Что вы, милые. Как же вас можно бояться, вы же люди. Да и что мне Господом предначертано, то и будет.

– Да. Тебе легко говорить. Ты Богом прикрываешься, чтобы ни на кого не злиться. А нам как?

– Я не прикрываюсь. Я верую, и мне Господь помогает не со злостью, а со смирением, терпеть боль и обиды и колкости, которые я слышу от мирян.

Монашка стала оглядываться по сторонам, а потом тихонько спросила:

– Извините, а где наши гостинцы?

– Сейчас найдем. Всем сидеть тихо.

Я пошла в нашу общую комнату, приспособленную для отдыха охраны. Смотрю, а мои товарки расковыряли все ящики и жрут, как коровы. Кроме того, уже почти всё между собой поделили, что домой унесут.

– Быстро вернули все на место. Вы что, суки, вообще страх потеряли?

– Ты что, сдурела? Жрачку нам пожалела?

– А что я это калеке скажу? Куда все делось?

– Скажи, что все раздали по камерам и на больничку.

– Не. Давайте, собирайте, что осталось.

Те, фыркая и возмущаясь, высыпали все обратно из сумок.

– Ну ты даешь… В праведницы решила попасть.

– Взяли всё дружненько и отнесли в зал.

Когда мы вошли в зал, то заметили что все сидят очень тихо, а монашка стоит как вкопанная и белая, как лист бумаги.

– Ты уж, извини. Мы тут немного поживились.

– Ну ничего поели так поели.– и, повернувшись к залу, добавила:

– Это вам, сестрички. Скромные гостинцы от матушки и сестер из нашего монастыря. Примите, пожалуйста.

Я распорядилась, чтобы из каждого ряда вышла крайняя и взяла всего столько, сколько сидит человек в её ряду. Все немного оживились. Запахло выпечкой, фруктами и чемто домашним. Помню, меня поразило, что гостинцев равно хватило всем присутствующим, с учетом, что их подъели и у всех заключенных в результате оказалось в руках по пирожку, яблоку или ещё чему-то. Никто не ел. Нюхали, гладили, а у некоторых на глазах выступили слезы. И даже самые отъявленные урки перестали сквернословить и выкрикивать пошлости. Более-менее нормальные стали благодарить.

– Спасибо тебе и твоим монашкам. Приятно, что вы там думали о нас. Передай всем вашим от нас благодарность.

– Обязательно передам. Простите, что скромно, но все сестры молились и пекли вам с большой радостью. А теперь, если хотите, давайте поговорим, и я с Божьей помощью постараюсь ответить на ваши вопросы.

Все загудели, начали выкрикивать и подпрыгивать на месте. Это дитё в рясе опять посмотрело в мою сторону.

– Тихо. Все заткнулись! – гаркнула я. – Пусть сама выбирает, с кем говорить. Монашка в знак благодарности кивнула головой. Все притихли.

Монашка спросила, как зовут молоденькую женщину, сидящую в последнем ряду, третью с права.

– Это Лизка. Она у нас зверь зверем. Только дубинку понимает.

– Лиза. Вы бы ничего не хотели спросить?

– Да пошла ты со своими вопросами. Чего в душу лезешь. Понятно, что ты страдалица и калека, но ты на воле и тебе легко корчить из себя сочувствующую и жалеющую нас тут. Пожалей лучше вон тех идиоток, к которым даже матерые убийцы брезгуют прикасаться, а меня не трожь.

– Хорошо. Только ответь мне на один вопрос. Был кто-нибудь в вашей семье верующий?

– Чего? Были. Да только не услышал их твой Бог.

– Бабушка?

– Да. Одна бабка и была человеком.

– Она ведь перед смертью хотела вас в монастырь отдать, но вам там что-то не понравилось.

– Может ты и, вправду, что-то там видишь, складно рассказываешь, но только мне, вот, после посещения монастыря совсем не захотелось туда идти жить, как только бабка не уговаривала.

– И что же тебе, Елизавета, там не понравилось?

– Всё.

Лизка раскраснелась, надулась и, встав с места, начала обличать всех, кто её обидел. Вот и разговорилась самая немая и угрюмая в колонии зэчка. Ай да монашка.

– Что не понравилось? А то, что бабка подошла к одной из очень уж нарядных молоденьких монашек и что-то тихонько спросила. Что тут началось. Эта смиренно стоящая и смотрящая с умилением на иконы кинулась на мою бабку, как собака. Лицо у неё от злости посерело из-за того, что её, видите-ли, отвлекли. Лицо исказилось, губы искривились. Она, чуть, ли не брызжа ядом в лицо моей бабке, что-то прошипела в ответ, отвернувшись, снова изобразила на лице такое же святое выражение. И если бы я не видела этих изменений, то никогда не поверила бы, что в этой смиренной красоте, столько говна. Ну и теперь представь себе, какая она фальшивая со всеми, кто живет с ней в их общаге. И куда смотрит ваш Бог?

– Бог смотрит на всех и везде и дает тебе ещё одну возможность спастись. Только теперь нужно покаяться во грехах своих. А монашечку ту прости за её духовную черствость. Пусть дарует ей Господь духовное прозрение и любовь к ближнему. У тебя, сестра, очень доброе сердце, только закрытое для любви.

В зале начали тихонько хихикать.

– Да ей здесь намного лучше, чем в монастыре. У ней и рабы есть.

– Лиза. А ты не хочешь рассказать, почему ты здесь? Ведь если подумать, что в случившемся твоей вины нет.

– А ты попробуй расскажи это следаку. Особенно, когда у тебя кроме голой задницы ничего нет. Слушай ,если интересно. Это не секрет.

Зал как будто вымер. Даже дышать стали тише.

– Мать свою я не видела ни разу. Бабка рассказывала, что закрутила с каким-то хахалем, а меня ей бросила. Меня никто не обижал. Жили нормально. Золотые были тогда времена. Да, видно, твоему Богу не понравилось. Умер дед и сразу как-то потухла моя бабка. Когда я перешла в пятый класс, она меня и свозила в монастырь, но поняв, что из этого ничего не выйдет, часто плакала о моей будущей судьбе. Есть у меня две тетки и дядька по матери. Бабушка все искала, к кому бы из них меня можно было пристроить, в случае, что с ней случись. Протянув буквально еще два года после смерти деда, она дождалась меня из школы, показала, где спрятаны деньги, попросила никому не отдавать, заливаясь слезами, поцеловала меня и тихо умерла. Я визжала, как дура, поняв, что осталась совсем одна. Кричала, дергала её за руки, даже пробовала делать искусственное дыхание, но ничего не помогло. Пошла к соседям и объявив, о бабушкиной смерти, ушла в сарай к теленку. Зарывшись в сено, то ли уснула, то ли куда-то провалилась. Гляжу, заходит бабка, светится вся и говорит: Иди в монастырь. Иди в монастырь.

Меня нашла тетка, когда пришла кормить теленка, да как завоет на весь сарай: Сиротка ты наша неприкаянная! Давай меня тискать. Повела в дом. Бабушка уже лежала переодетая, на длинных скамьях. Мне стало жутко, особенно, когда старухи сочувственно качая головами, начали меня подталкивать к холодному телу, чтобы я простилась и попросила прощения. Еле вырвавшись из их цепких рук, я вылетела на улицу и уж тут, не знаю откуда ручьем потекли слезы. Ревела до судорог. Опомнилась, только когда почувствовала, что меня кто-то тихонько гладит по голове, тоже носом шмыгает. Это оказалась моя двоюродная сестра, старше на один год. Упитанная, розовощекая Нюрка. Поревев ещё немного вдвоем, она повела меня к себе домой. Меня встретили, как родную, дядька, тетка и их мордоворот, откупленный от армии сынок.. Только позже я поняла, почему.

Похороны прошли как в тумане. В ушах до сих пор стоит звук от забиваемых в гроб гвоздей и от ударов комьев земли о крышку гроба. Кроме меня, все чувствовали себя обыденно. Ну, умерла ещё одна больная старуха, а с внучкой разберутся родственники. Вон их сколько. Концерт по заявкам начался только тогда, когда из дома ушли последние поминальщики. Что тут началось. Родня, до сих пор корчившая из себя страдальцев, изменилась до неузнаваемости и начался дележ наследства. Все орали друг на друга, как будто у них отнимают последнее. Сначала решили все продать и поделить на троих, с вычетом потраченного на похороны. Тут вмешался братик:

– А Лизку куда?

Все, как по команде, повернулись в мою сторону. Наступила тишина. Каждый прокручивал в своей голове варианты, куда меня можно приткнуть. Одна из родных теток, вздохнув, прохрипела: Это ж надо, сестрица приблудила девку и улетучилась, а мы теперь думай. Может, её в детдом? Надо было ей в монастыре тогда остаться, когда с бабкой ездила.

Все опять зашумели. Так как я оказалась наследницей ещё довольно приличного дома и сада, меня начали спрашивать, куда бы я хотела пойти жить. И тут вмешалась дядькина жена. Пусть сама выбирает, к кому пойдет жить.

Тому всё и достанется. Родственники снова заволновались. Наперебой стали друг перед другом предлагать свои опекунские услуги. Я растерялась и что-то мямлила им в ответ. Выручила меня двоюродная сестра, чтобы ей сейчас было пусто. Подошла, ласково обняла: Пойдем к нам жить. А я дура согласилась. Тут же меня дядька увел к себе домой.

Сначала все было нормально. Меня кормили и нормально ко мне относились. Но как только я подписала какие-то бумаги, отношение ко мне изменилось сразу. Из комнаты сестры меня переселили в проходной коридор на кушетку, куда обычно скидывали верхнюю одежду все приходящие с улицы. Фальшивая теткина улыбка превратилась в оскал шакала. Родной дядька ходил мимо меня, как мимо пустого места. Все новые вещи сестрица забрала себе в шкаф. Мне в ногах поставили картонную коробку и скинули туда одно старье. Я попробовала возмущаться, хотела забрать свою одежду, так тетка меня так оттаскала за волосы и отлупила, что я двое суток сидеть не могла: Ты отродье шлюхино. Твоя мать потаскуха и тебя ждет то же самое. Скажи спасибо, что тебя, мерзкую, в приличный дом допустили – орала она.

Кроме как на кладбище, мне идти было некуда. Пробовала сходить к родным теткам. Просила меня забрать, но те сквозь зубы с явным злорадством в одним голос прошипели: Кому дом отдала, у того и живи. Дальше жить становилось всё хуже. Есть мне позволяли, что останется, только после того, как все поедят. Уроки учить было негде. Приходила классная руководительница. Я пыталась ей как-то рассказать, как со мной обращаются, но тетка оказалась очень хорошей актрисой. Она показывала в шкафу одежду, письменный стол, телевизор и говорила, что это всё для меня. А после ухода учительницы била смертным боем. А теперь то, за что, именно, я сижу. Ко мне стал приставать братик. Не работающий молодой боров, он сначала делал вид, что жалеет меня. Тайком подкармливал и всё норовил обнять да прижать к себе. Это я сейчас понимаю, что ему нужно было, а тогда радовалась, думала, что жалеет меня. Он и слезы вытрет, и сочувственно поговорит, что я теткины и сестрины выходки стала легче переносить. Думала, есть кому пожаловаться. А однажды, когда они все ушли к соседу на свадьбу, этот урод вернулся пораньше и начал валить меня на кровать, срывать одежду и шипеть, чтобы я не орала и не брыкалась: Не ори! Все равно шлюхой станешь, как твоя мать.

Как я вырвалась, не помню. Прибежала на кладбище, повыла, лежа на могиле. Потом стала руками рыть землю, готовила себе могилку, чтобы лечь и умереть. Когда вернулась, спряталась в сарае. А он меня там ждет. Глаза налиты кровью: Я же тебе сказал, что по-моему будет. Думала спрячусь, но поняв, что нет выхода, ухватила рядом стоящие вилы: Не подходи, заколю!

– Давай. Давай. Приютили суку.

Не останавливаясь и расстегивая на ходу штаны, этот урод пошел на меня. Я, не раздумывая, всадила ему вилы в вывалившееся из штанов хозяйство. Как он орал… Я бегом из сарая в дом и спряталась в теткиной спальне под кровать. От пережитого ужаса потеряла сознание. Пришла в себя от воплей тетки и матов дядьки:

– Где эта потаскуха. Я её убью, сгною в тюрьме.

Искали, видно, везде, а я была под носом. Двоюродного брата увезла скорая. В дом нагрянула милиция. Пришлось вылезать. На меня надели наручники и отправили в обезьянник. Потом гуманный суд, на котором тетка играла, как народная артистка. Жаль, сына её не прибила, тогда как-то выжил, сволочь. Сделали все так, что это я с него штаны сняла и хотела лишить его невинности, а когда он отказался, ударила его вилами от злости. Ну и где правда? Где справедливость? Мне дали десятку ни за что.

Из зала понеслись выкрики возмущения.

– Почему мать ребенка бросила? Это что, судьба или

карма, или что-то ещё? Монашка подождала, пока все поутихли.

– Да Лиза, в твоем сердце один гнев на весь мир. Господь видел твоё будущее и через бабушку хотел спасти, но нечистый не сидел сложа руки. Именно в тот момент, когда бабушка обрадовалась, что нашла тебе убежище от жесокого мира, злой дух вселился в неискренне молящуюся монашку и её ртом произнес неприятные слова.

– Но ведь она в святом месте. Разве в неё может залезть нечистый? Может, сестрички. Я прочитаю вам пару строчек из изречений святых угодников. И из глубокого кармана монахиня достала книгу и, перекрестившись, стала читать:

«…избегай обращения с теми, кто и по вступлению в иноческую жизнь любят гордость, надувают щёки, высоко поднимают грудь и проводят время в судах, говорят всегда о житейском, порочностью последних дел своих затмевают всё, что прежде сделано ими худого и привлекают к себе одного лукавого духа с сидмерицею лютейших духов» Преподобный Нил Синайский.

«…самая большая радость для нечистого, когда он уловит душу, уже ставшую на путь спасения, будь то священника, монаха или простого мирянина»

– Лиза, ты начала получать письма от другой тетки, у

которой все умерли, а сама она болеет. Лиза, онемевшая от удивления, ответила:

– Да. А ты откуда знаешь?

– Сама не знаю откуда. Так Бог дает. Вижу у тебя над головой конверты, которые отправляет тебе твоя болеющая тетка. Как ты думаешь, почему она тебе пишет такие жалобные письма? Ведь она очень богата и её сейчас балуют вниманием твои оставшиеся на воле родственники.

– А…– заматерилась в ответ заключенная.

– Вспомни. Ведь это она не приняла тебя, когда ты прибежала вся в слезах и просила забрать.

– Пусть хоть издохнет. Я её никогда не прощу. Я каждое её слово помню. Да. Сейчас мои любимые родственники с преогромным аппетитом сожрут теткино имущество, а её в дом престарелых или в дурку спихнут.

– И тебе её ни капельки не жаль? Она ведь сейчас точно в такой же ситуации, как и ты когда-то. Неужели не захочешь помочь? Только ради того, чтобы эта исстрадавшаяся от горя и раскаявшаяся женщина не стала жертвой твоих обидчиков.

– А это тема. Ты права, серая. Я не дам им поживиться теткиным богатством. Я возьму пару своих подруг, которым идти после отсидки некуда… и отомщу.

– Нет. Нет. Мстить не надо. Только Господь может судить ваших обидчиков. Как видите, что случилось с той, которая не приняла сироту. Страшно даже подумать, что ожидает твоего родного дядьку и его детей. А их уже сейчас нужно пожалеть и молиться Богу о смягчении наказания. Так же, как и ты, страдалица. Твоя обидчица, видя удары судьбы и Божий гнев на детях своих, будет роптать на Господа, даже не задумываясь о том, что только из-за вины родителей счастье обошло детей. Сказал Иисус Христос: «кто примет одного из таких детей во имя Моё, тот принимает Меня; а кто Меня принимает, тот не Меня принимает, но Пославшего Меня.» Евг. От Марка гл.9 ст.37

Выходит так, что когда дядя не принял тебя и та, что болеет, не приняла, значит они не приняли Господа, находящегося в душе твоей. Теперь, я думаю, сама понимаешь, какой страшный грех они совершили перед Создателем, тем самым лишив себя и своих детей Его помощи. Лиза, у тебя есть ещё время успеть покаяться в своих грехах. Прости всех своих родственников, прими тётины извинения и по истечении твоего срока наказания досмотри её до смерти. Придёт время, когда тебе Господь покажет, что отступив от злых людей, он попустил к ним нечистых, и те развеселяться в их семье во всю мощь. Господь просит молиться о врагах своих, чтобы по вашей молитве сократились дни их мучений. Чтобы открылись их духовные очи и слезы раскаяния полились из глаз. А самое главное, чтобы враги ваши не пали на дно ада на вечные мучения.

– Пусть суки падают на дно. Туда им и дорога.

– Если ты, творение Божие, поступишь не по заповедям его. Не простишь в душе своих врагов, то и Отец Наш Небесный не простит твоих грехов. Грехов твоей матери, отца и всех ранее тебя согрешивших. Ты же своей любовью, как к друзьям, так и к недругам, можешь спасти себя и тех, кто тебе очень дорог.

– Мудрено очень базаришь. Сама дохлая, еле на ногах стоишь, а ещё что-то проповедуешь.

– Ты права, Лиза. Здоровье у меня слабое, но Боже, Слава Тебе, в какой любви и мире живу я, грешная, и молюсь, дабы послужить Творцу и помочь тому, у кого покалечены души и слепы очи духовные, у кого жестокое сердце, кто унывен, кто ропщет, чтобы все были светлы, смиренны, любили Бога и всё созданное им. Чтобы нечистый не мог уловить ни одной христианской души. Чтобы все жили во Христе, славили Богородицу и в посмертный час обрели вечную, блаженную любви и наслаждения, жизнь.

– Вот это завернула. Посмотри на всех, здесь сидящих. Ты думаешь, кто-то принял твои слова и поступит по твоим проповедям? Да мы все здесь злые, как сторожевые собаки,

и выживаем только благодаря мысли о мести. Засыпаем и просыпаемся с планами о мести, и фантазии нашей нет границ.

– Родненькие, эти страшные мысли забирают у вас силы, здоровье и убивают надежду на мирное будущее. Радость-то какая вам от этого, что, дождавшись долгожданной свободы, вы отомстите и вернетесь обратно?

– Конечно, радость. Потом уже будем сидеть со спокойной совестью.

– Ведь этот новый грех падет на ваших деток, родителей и всех по крови.

– А где они все были, когда меня в кутузку сажали? Почему я должна думать об их детях? – все эти претензии к миру выкрикивала женщина крупных размеров, которую не коснулся тюремный режим. Это была женщина сорока двух лет с пышными формами и остатками былого величия. Балованная на воле роскошью и связями, высоко подняв вверх правую руку, выкрикивала как на партсобрании. Монахиня внимательно посмотрела в её сторону и, дождавшись окончания тирады, буквально со слезами на глазах стала отвечать:

– Как тебя зовут, сестричка?

– Тебе какое дело, новообъявившаяся родственница? Мне глубоко плевать на твою болтовню.

Зэчки зашушукались. Некоторые одобрительно хихикали, а другие, насупив брови, зашипели на сокамерницу: – Ты чего привязалась? Чё она тебе сделала? Ты лучше вон Клеопатре клыки покажи, она тебе их быстро повыдергает. Клеопатра сверкнула в ответ глазами и прорычала: Закрой рот и не трогай эту калеку на табуретке.

Монашка повернулась в сторону Клеопатры, низко ей поклонилась, а потом тихо промолвила: Благодарю Тебя, Царица Небесная, что ты защитила меня через рабу Твою. Помяни сие событие Богородице, когда она станет пред престолом Господнем в час страшного суда. Я же буду молиться о вас, Клеопатра.

В зале захихикали:

– Это не настоящее её имя, а кликуха, погоняло. А как её зовут, она уже, наверное, и сама не знает.

Клеопатра что-то шепнула рядом сидящей женщине, та моментально подскочила и крикнула: Если еще хоть одна падла рот откроет, порву!

Стало тихо. Одна только монашка без страха наблюдала за всем происходящим.

– Вы уж простите, сёстры, если оскорбила вас или обидела чем-то. Если разрешите, я вам расскажу, что вы пережили, безымянная узница, когда вас забрали в милицию.

– Давай рассказывай. Нам срок идет, где бы мы ни находились.

– С детства ты росла очень примерной девочкой. Это заслуга твоих родителей. Если я в чем-то ошибусь, ты меня поправь, пожалуйста.

– Ладно. Давай дальше.

– Смышленая не по годам. Среди сверстников лидер, красавица подругам на зависть, а мальчикам на умиление.

– Понятно. Ладно говоришь, но я сама лучше расскажу! – вдруг подала голос Клеопатра и начала свой рассказ:

– Зовут меня Виоланта, как корову в колхозе. Родители решили, видимо, таким образом выделить меня из толпы и ничего умнее не придумали. Школу я закончила с золотой медалью. Меня все хвалили. Я ездила на научные олимпиады, растили из меня гражданина Советского Союза. Очень рано я поняла, что деньги – это власть и возможность красиво жить. Это сейчас проститутки, да малолетние содержанки, а тогда, только если выловили за

аморалку, сразу лес валить отправляли. Перебрав в голове все профессии от врача и учителя до актрисы, я поняла, что самая сытная жизнь у тех, кто поближе к магазинам. Это сейчас магазин на магазине, а тогда все было по блату, из-под прилавка. Всё было в дефиците. Завмаг, продавец или даже грузчик, который товар перевозил и разгружал, были в большом почете. Сделав определенные выводы, я поступила в торговый техникум. Окончила его с отличием и очень выгодно устроилась сначала кладовщиком, а потом меня повысили до заведующей складом на склад с очень большим количеством дефицита. Холодильники с мясом, колбасой и прочими деликатесами. Слово ещё тогда такое было, кто помнит – «выбросили». Так вот, если в магазине «выбросили» колбасу, то очередь была с самого утра и давали по чуть-чуть. А у меня на складе было всё. Председатели горкомов, парткомов, начальство всех уровней, все они чуть ли не кланялись мне каждый день. Получила без очереди квартиру в центре города. Всегда ездила отдыхать по путевкам на море. На каждом банкете мне лучшее место. Ну и пошло, и поехало. Поняв, что от знакомств у меня в кармане просто так не зашелестит я стала искать способы, как побольше заработать, и с помощью подруги-завмага я нашла путь к обогащению. За товаром стала ездить сама. Так сказать, проявила инициативу, в виде контроля за качеством покупаемого. Деньги ОРС сначала перечислял на мясокомбинат, а уж потом мы ехали получать. С первой поездки я поняла, кто у них главный. Оказалось – это завсклад. Маленький, сутуленький еврей, который понял мои намеки с полуслова. Теперь я кроме запланированного объема закупала ещё и на свои деньги и везла здесь же в специализированном вагоне. По приезду все выгружали ко мне на склад, а т.к. я сам себе контролер, то с этой стороны никаких проблем не возникало. Оставалось все только продать. Здесь тоже всё шло очень гладко. Подруга принимала мясо, а продав, прибыль делила пополам. И пошла у нас не жизнь, а сплошной праздник. Деньги сыпались как осенью листья с деревьев. Повысились и наши запросы. Дошло до того, что мы с ней в Москву ездили одеваться в валютном магазине. Раз появился достаток, даже его изобилие, появились и завистники. К тому времени, как все приключилось, я была замужем, и были у меня двое детей-погодок: девочка десяти и мальчик девяти лет. У меня появилась возможность нанять домработницу. По тем временам, да еще и в нашем городке, это было аморально, но среди таких, как и я, крадунов считалось чуть ли не самой большой роскошью. Если в начале нашего «бизнеса» мы с подругой осторожничали, то потом пропал всяких страх. Теперь перед нами скалились и коллеги, и жены высокопоставленных чиновников. Коммунисты выдвигали лозунг: Пятилетку за два года! А мы – у кого больше и дороже золота и всего прочего, как понавешиваем на себя, ну точно, ёлки новогодние. Сама и не знаю, как прозевала и как не углядела, что приютила в доме змею. Уж я её, стерву, так баловала. Одаривала деньгами и вещами, не говоря уже о продуктах, а она оказалась потомком ещё тех, кто когда-то раскулачивал. Уж так её жаба задавила. До сих пор не могу успокоиться. Она в месяц имела столько, сколько у нас фрезеровщики за год на заводе зарабатывали. Она сдала нас со всеми потрохами, да ещё и написала не в нашу городскую милицию, а в область. Налетели сразу во все места: на склад, в магазин и домой. Ну, а дальше всё, как у всех здесь сидящих. Суд был показательный. Домработница вырядилась в такое тряпье, что судьи чуть с себя не поснимали одежду, а как она рассказывала о том, как я над ней издевалась… вот теперь жду того часа, когда выйду и задушу её собственными руками. Вот и будь после этого добреньким к бедным. Да они, завидев когото богаче, согласны глаза повыдирать, если сами ленивы и злы, так пусть и все будут бедны. Государство я не обкрадывала. Покупала у еврея все тютелька в тютельку. За что двадцать лет дали? В настоящее время это все узаконено. Покупаем по одной цене, а продаем по другой, а раньше это считалось спекуляцией и позором. У меня конфисковали всё, что смогли найти. Детей не приняли в пионеры, уже и не говорю о комсомоле. Дразнили, что они позор школы. А ты говоришь, прощай обидчика. Да никогда.

Рассказчица из-за пережитых воспоминаний, вся раскрасневшаяся, ловко плюнула и плюхнулась на свое место. Зэчки дружно вздохнули. Вздохнула и монашка:

– Чтобы слова мои не казались тебе навязчивыми и бессмысленными. Хочу тебя обрадовать. Домой пойдешь уже очень скоро.

– За базар отвечаешь?

Монашка в недоумении промолвила:

– За что отвечаю?

– За то, что сейчас сказала.

– Конечно. Ещё одна причина, по которой я здесь. Выслушай меня, моя родная. Прими слова эти в сердце своё, и всё у тебя в жизни наладится.

– Давай, давай. Слушаем.

– Детки у тебя очень хорошие, но выросли они среди зла, насмешек и в бедности. Они не потеряли человеческой доброты. Родители золотые, хотя своим вниманием и богатством ты раньше их не очень баловала, а вот в горе родители – это первые помощники. Тебя все любят и ждут, а значит, нужно, чтобы домой вернулась не закоренелая злая преступница, а добрая мать и нежная дочь. Не шокируй их своими грубыми словечками, как можешь, прячь наколки. Скажешь, что все так делают и тебе пришлось. Домашние поймут. Не вздумай никому грубить,

как близким, так и посторонним. Ты будешь ранить и без того измученные их души. И ещё послушайте – не мстите за себя, возлюбленные, но дайте место гневу Божию. Ибо написано: Мне от мщения. Я воздам, говорит Господь. И так, если враг твой голоден, накорми его; если жаждет, напои его: ибо, делая сие, ты соберешь ему на голову горящие уголья. Не будь побежден злом, но побеждай зло добром. Апостол Павел. К Римлянам гл. 12 ст. 19,20,21.

– Откуда тебе, серая, знать что у меня дома творится.

– Расскажу чуть позже, а пока прошу еще немного твоего внимания. Теперь о предавшей тебя домработнице: Господь наказал её за то, что она отвергла Его помощь, когда та в бедности просила помощи у Бога. И то, так просто без веры причитала в своем притворстве, но Отец наш небесный любит всех и всех хочет спасти как в земной жизни, так и в вечности. Он и дал ей тебя в помощь, зная твою щедрость ко всем ласковым. Злая и неблагодарная завистница отвергла руку, с которой ела хлеб и одевалась. Это же не только твоя рука, а, в первую очередь, Божия. Теперь представь себе, какой гнев обрушился на ту, которая принесла столько горя тебе. Сначала пока у неё еще были деньги, данные тобою, всё было хорошо. Её поддерживали люди с точно таким же духовным уровнем:

– Молодец, так им, богатеям, и надо. Позажрались и т.д., и т.п. Но деньги быстро иссякли. В семье начались старые проблемы. Снова она в суе стала поминать имя Божие. Дальше её дети, привыкшие уже жить хорошо и достатке, начали потихоньку ругать мать: «Ты дура, что сдала Виоланту. Теперь у кого деньги брать будешь. Нам при ней в сто раз лучше жилось.» Домработница твоя уже и сама поняла, что сделала очень большую ошибку. Она не жалела тебя как человека, но, вот, как о мешке с деньгами, вспоминала каждый день. На работу её никто не брал. Дети начали учиться очень плохо. Ведь и у них раньше

были завистники, которые теперь обрадовались такому повороту. В семье начались скандалы, а затем и драки. Дети выгнали мать собирать бутылки, часто не пускали домой ночевать. Сейчас она сидит на вокзале и просит милостыню, которую в конце дня забирают дети и тут же пропивают. Даже страшно рассказывать тебе, какая участь постигла её семью.

– А за что, тогда, я сижу? Если я никому ничего плохого не сделала?

– Так уж и не делала? Ты вспомни, кого ты в семье не только не замечала, но ещё и постоянно унижала?

– Небось мужика лошила. Он ей тут такие письма шлет, а она морду воротит, – выкрикнул кто-то из зала.

Зэчки снова зашумели.

Монашка немного переждала и, ступив полшажка

вперед, проговорила:

– Тебе это за гордыню. Вспомни, когда ты хоть раз проверила уроки у детей или спросила, как у них дела. Или, когда они болели, ты, пролетая мимо, кидалась на мужа с претензиями, что не уберег. Ты кричала: Я работаю как проклятая, а ты за детьми уследить не можешь! Зарабатывай, а я сяду дома и буду за ними смотреть.

Муж покорно склонял голову. Если ты в редкие промежутки времени между командировками и курортами находилась дома, твой муж почти не появлялся. Места в семье ему не находилось. И выгнать его не было резона. Кто же тогда числился бы у тебя мужем? Разведенка – это уже неполноценная женщина. Ни в гости сходить, ни к себе кого-то пригласить. А так и муж есть, и чужие мужчины на тебя поглядывают. И подруги соболезнующе вздыхают: «Это ж надо. И как ты его терпишь? Тюфяк тюфяком.»

– Откуда тебе это известно?

– Ваш муж приезжал к нам в монастырь и просил молиться о вас.

– Во дебил.

– Вы напрасно оскорбляете данного вам Богом супруга. Пока вы были в заключении, он вместе с вашими родителями, вырастил прекрасных детей. И ещё один момент. Вы помните, как к вам в квартиру ворвалась милиция? Ваша домработница, зная, что они скоро придут, собрала все ваши драгоценности и положила в свою сумку, надеясь, что в суматохе сможет их вынести. Кричали и плакали ваши дети. Муж побледнел, схватился за сердце. Вы кричали на пришедших, что они не поняли, к кому пришли, что они ответят за всё. Один из милиционеров втянул в комнату уже успевшую одеться домработницу: «Будешь сидеть здесь и все покажешь, где что прячут твои хозяева».

– Да. Я тогда и поняла, что она меня сдала. Меня тогда от этой гадины еле оттянули. Уж рвала я ей патлы от всей души.

– Теперь представьте, какой у вас умница муж. Он видел сумку, которую вынесла домработница. Видел ёе бегающие глаза и понял, что она собралась сделать. Незамеченный из-за драки, он выскочил в коридор. Ухватил тяжелую сумку и быстро высыпал содержимое в большую кастрюлю с борщом, а в сумку бросил соль, мясорубку и вернул обратно на место.

– Да ты что.. вот тебе и дурачок.

– Сначала из квартиры выпустили детей, потом, обыскав все уголочки, но так ничего и не найдя, попросили покинуть квартиру мужа и домработницу. Та со скоростью ветра рванула в коридор, хотела быстро убежать, но её остановил крик: Стоять! Что в сумке? Женщина начала что-то бормотать. Вся затряслась. Неси сюда, – продолжил офицер. – Я гляну. Знаю я вашу братью доброжелателей. Доносите на тех, где сами можете поживиться. Она, еле переставляя ноги, поднесла сумку и бросила у ног

милиционера. Дрожащими руками она залезла в сумку, но наткнувшись на мясорубку, смекнула, что её кто-то опередил, не сдержалась и стала кричать: «Здесь было золото, здесь было золото.» Квартиру стали обыскивать второй раз. И уже с пристрастием приступили к твоему мужу. Сначала так спрашивали, а потом бить начали.

– Что его там бить. Он фильм-то страшный смотреть боялся.

– Вступилась за него как ни странно домработница: «Не трогайте его. Если бы он знал, где это проклятое золото, то со страху давно бы уже показал. Жена его так держала при себе, за шута горохового. Они и не спали даже вместе. Она всё с котиком, а он в другой комнате.»

Мужу твоему дали возможность одеться, взять детскую одежду, а он, выйдя в коридор, вернулся в кухню со словами: У нас собака большая в вольере сидит. Вылью ей борщ, а то завоняет всю квартиру.

Ему разрешили вылить борщ, помогли вынести сумку, забрали ключи от квартиры и опечатали её. Твой муж демонстративно сходил к чужому животному, т.к. своей такой собаки у вас не было. Поставил ей перед носом кастрюлю и вышел из вольера. Затем, отойдя немного в сторону, твой муж спрятался, подождал, пока все разойдутся и вернулся к клетке, вырвал у собаки из-под носа недоеденный борщ, выбрал оттуда драгоценности и ушёл.

– Он что? Спас мое золото?

– Не только спас, а за все эти годы как бы тяжело ему ни приходилось, он не продал ни одного ювелирного изделия.

Что тут началось. Эта заключенная, расталкивая всех на своем пути, стала пробираться к сцене. Пытающихся её остановить расшвыривала, как медведица собак.

Добравшись до цели она упала к ногам этой девочки и давай целовать её ноги. При этом ревя как корова, причитывала:

– Да моя ты, родненькая. Да всю жизнь за тебя буду Бога молить. Не буду душить ту суку. Спасибо, душу мне облегчила.

Зэчка начала обнимать опешившую монашку и от избытка чувств видимо перестаралась.Я вмешалась, т.к. монашка вся побелела, у неё носом пошла кровь, а напоследок ещё и сознание потеряла.

– Бегом её в кабинет начальника!

Послали за доктором, тот откачал монашку. Как она в тот момент улыбнулась, никогда не забуду. Видно, что в порыве любви её моя заключенная неслабо помяла. Но у больной лицо сияло. Доктор попросил наколотить для неё воды с сахаром. Потом, чуть приподняв уж очень худенькое тело, мы аккуратно её напоили. Видя, как она пьет маленькими глотками и смотрит на всех с огромной любовью, мое сердце начало таять. И по телу пошло тепло, которое мне не приходилось никогда ощущать. Я захотела взять её на руки, прижать к себе и тихонько качать. Я поняла порыв заключенной, которая её до этого тискала.

Поднявшись, монашенка попросила, чтобы её пустили проститься с женщинами.

– Ну идем. Они пока не разошлись.

– Ты живи подольше и приходи к нам как сможешь.

– Хорошо сестрички, лишь бы вы не отчаивались. Если вам разрешит начальник, можете все свои вопросы и пожелания написать на бумаге, а матушка вам постарается ответить. Можете заказать, чтобы молились о здравии вас и ваших близких. А также за упокой умерших дорогих вам людей. Если среди вас есть некрещеные, но имеющие желание принять православную веру, я расскажу нашему батюшке.

Будьте послушны вашим начальникам, и они послушают ваши пожелания. Да укрепит Господь тела и души всех, уповающих на него. Я пойду.

– Погоди. Мы тебе тут одежонку пошили. Если не побрезгуешь, возьми.

– Возьму.

Девчата вынесли пошитое ими платье.

– Спасибо вам, сестрички, за такое красивое платье. И теплое, и мягкое.

– Правда, нравится?

– Очень нравится, мои родненькие. Только вот мне нечем вас отблагодарить. Но буду я просить у Богородицы и её Сына Иисуса Христа о скором вашем освобождении и о спасении душ. Да пребудет с вами мир.

Поклонившись всем, она под выкрики: Приходи ещё!– тихонько вышла из зала. Я тупо шла следом за ней.

– Звать-то, хоть, как тебя?

– В миру звали Ольгой, а по крещению дали имя Софья. Матушка и сестры зовут меня Софьюшка.

– Красивое тебе имя дали при крещении.

– Да. Мне тоже очень нравится это имя и святая покровительница.

– У тебя есть святая? Это как?

– Все, кто крещен, имеют незаменимых святых заступников, которых надо почитать, помнить в своих молитвах и просить их помощи и предстательства у Господа за нас грешных.

– Это, значит, у каждого крещёного свой блат на небе, так сказать, свои подвязки у Господа, – хмыкнула я.

– Наверное, можно и так сказать.

– Слушай, Софья, а здорово сегодня Виоланту зацепила.

– Это не я. Это Господь печется о ещё одной заблудшей душе ради огромной любви и терпения её мужа.

– Он её и, вправду, ждет?

– Да. И самое главное, что дождется.

– Ты видишь, что её выпустят.

Монашка остановилась. Повернулась ко мне лицом и ответила:

– Представьте себе зимнюю лужу, чуть-чуть затянутую сверкающим хрупким льдом. Если этот лёд взять в руки, чтобы полюбоваться игрой цвета, приподняв напротив солнца, лед что сделает?

– Дураку понятно – растает.

– Вот, вот. И в вашей подопечной, видно, такое облачко со стороны затылка, которое тает. По моему пониманию, это тает её срок заключения.

– Ну ты даешь. А я могу это увидеть.

– Конечно. Но только надо жить по заповедям Божим и просить у него то, что пожелаешь, что приведет вас ко спасению и окружающим доставит радость и мир в души.

– Такое у меня вряд ли получится. А что ты скажешь её мужику?

– Скажу, чтобы молился. Что жена выйдет совсем другая. Будет любить его и заботиться до самой смерти.

В тот же день случилось ещё одно происшествие, при воспоминании о котором у меня волосы шевелятся от пережитого. Мы с Софьей и её подарком прошли первую зону ограждений и вышли за сетку. Здесь всю ночь, по всему периметру бегают огромные овчарки. Никакие уговоры они не понимают. Слушают только тех, кто их кормит и за ними смотрит. Обычно днем все псы сидят в вольере. Не знаю, как получилось, но именно в этот день после чистки вольера, его не закрыли, а какой-то бестолковый придавил дверь совковой лопатой. Звери, увидев чужаков, которые зашли на их территорию, стали прыгать на ограждение и своим весом повалили лопату и рванули на нас. Я от неожиданности встала наместе как вкопанная. В голове промелькнула страшная картина. Меня они бы не тронули, я им уже примелькалась, а эту худорбу разорвали бы сразу. За собаками вслед кинулись охранники, но собак было уже не остановить, они летели на нас. Теперь, по прошествии некоторого времени, я вспоминаю эту картину и до сих пор не перестаю удивляться силе веры такой хрупкой девочки. Она собой закрыла меня – здоровенную бабу, сложила руки, подняла глаза к небу и что-то стала шептать. Собаки упали на землю прямо у наших ног и замерли с выпученными глазами и вывалившимися языками. Эти звери явно видели что-то, невидимое нашему взору. Монашка, вздохнув с облегчением подняла выпавший из рук пакет с платьем, а потом немного пожурила собак: Что же вы, эдакие здоровенные, а без разума. Ай, ай, ай. Те повскакивали, завиляли хвостами и стали тереться о ноги девчушки, чуть ли не валяя её от эмоций.

– Ну. Ну. Я вас прощаю. Служите. Это ваша работа.

Охранники, в шоке от увиденного, вместо того чтобы загнать собак, смотрели на Софью как на инопланетянку. Я тоже выдохнула и наконец смогла зашевелиться.

– Слушай Софья, а что ты там шептала? Куда смотрела?

– Я звала Царицу Небесную. Она наша заступница и Мать Сына Господа. Мне матушка игуменья сказала, что раз меня грешную Богородица сохранила от смерти, то я могу звать Её на помощь, но только не там, где пустые помыслы. Вот я и обратилась к Спасительнице.

– И всё?

– Да. Хотя был со мной один случай, когда за меня вступилась видимая заступница, ниспосланная с небес.

– Расскажи, пока идем.

– Как-то раз в келью ко мне вошла матушка и сказала, что в монастырь пришли из администрации города по

делам опеки и попечительства, чтобы поговорить со мной. Меня долго и с пристрастием выспрашивали о жизни в монастыре и настаивали, чтобы я шла жить в детский дом. Там меня должны были учить читать, писать и прочее. Я казала, что это всё уже имею и даже знаю нотную грамоту. Но они всё настаивали. Заставили меня одеть одежду, которую принесли с собой. Переодевали в присутствии мужчин, считая, что я ребенок и стесняться не должна. Матушка защищала, как могла. Те же тыкали в неё какими-то бумагами и грозились посадить её в тюрьму за укрывательство малолетних. Провожать меня пошли все сестры. Плакали, как будто видят меня в последний раз. А матушка, обняв напоследок, прошептала: Молись Деве Марии, и я буду молиться за тебя. Меня посадили в небольшой автобус и увезли от, ставших уже такими родными сестер.

По приезду в детдоме меня раздели. Происходило это на глазах у всего персонала и всех детей, которые там жили. В мой адрес сразу посыпались комментарии:

– Вот это уродина.

– Зачем её сюда притащили. Вдруг издохнет.

Служба опеки оказывается просто должна была отреагировать на поступивший анонимный сигнал, что в монастыре живет не оприходованный ребенок.

– Да ты что? Так этих не оприходованных по подвалам полно. Они сначала там шастают, а чуть подрастут, так к нам на зону попадают. Лучше бы они в монастыре жили. Детдомовских тоже полно. Ну да ладно. Давай дальше рассказывай.

– А дальше стало совсем невыносимо. Если утром я вставала на молитву, девочки в комнате все кривлялись и, коверкая крестное знамение, старались меня толкнуть или чем-нибудь в меня бросить. У меня начались головные боли, кровотечение из носа. Стали говорить, что меня нужно

опять уложить в больницу. В классе срывали с головы платок, чтобы посмеяться над шрамами. Удивительно, что жестокими обычно были самые красивые девочки. Я много плакала и молилась. Прошло несколько месяцев. Я услышала, что меня всё-таки сдадут в больницу, а потом, скорее всего, в дом инвалидов. Одна нянечка пыталась заступиться за меня и вернуть в монастырь, т.к. в доме инвалидов много душевнобольных, но на неё накинулась заведующая: Тебе всё равно, а меня будут доставать на всех совещаниях в комитете по образованию, да и с работы могу за такое вылететь. Стой и сопи в две дырки, не лезь, куда не положено.

Я поняла, что нужно бежать. Обошедши детдом, я оказалась возле хозпостороек. Помолившись, я крадучись вдоль забора дошла до ворот, через которые завозят продукты, вывозят мусор и прочее. Дрожа от страха я потрогала ворота: Открыты! Слава Богу. Мне лишь бы щелочка маленькая была, а я проскользну. Но оказалось все не так просто. Тяжелое железо не поддавалось ни на какие мои усилия. Заливаясь слезами и взывая к своей Спасительнице, я изо всех сил старалась протиснуться в узенькую щель. Вдруг, ворота распахнулись сами собой. Думая, что произошло чудо, я обернулась, а это наш дворник толкнул ворота: Беги, раз удумала. Я никому не скажу. Знаешь, куда?

– Не знаю.

– Беги вот сюда– он махнул рукой, указывая мне направление– иди, никуда не сворачивай. На дорогу не выходи. Дойдешь до конца города, там будет завод и поле. Иди вдоль поля, а там уж как Бог даст.

Как я летела, где и силы взялись. Сначала бежала, а когда устала, стала идти всё медленнее и медленнее. Тут со мной снова случилась неприятность. Шла вдоль частных домов по красивому тротуару и вдруг из-за одного забора прямо на ворота прыгнул здоровенный пёс. Он рвал огромную цепь. Слюна летела в разные стороны. Я остолбенела, не могу и шагу ступить. Из дома выскочил здоровенный дядька и точно такой же его сынок. Посыпался отборный мат:

– Заколебали эти детдомовцы. Пошла вон.

Я стала падать. Поняла, что теряю сознание. И вдруг слышу голос, как с небес:

– А ну, держись, девонька.

Меня подхватила пожилая женщина. Я заплакала:

– Бабушка, бабушка помоги.

– Сейчас, миленькая.

Выпрямившись, возведя свой взор к небесам и осенив крестным знамением двор и его обитателей, она, глядя в глаза разъяренному псу, четко и внятно проговорила:

– Ты творение Божие. Тварь земная. Да будет тебе наказание за злой твой нрав. Родился слепым, стань немым. Да не вздрогнет от страха проходящий. Будь то старый или малый. Будь то во чреве носящая или всяк мимо ходящий. Хозяину же твоему да будет по гордыне его. Родился человек младенцем без умысла злого да станет младенцем по разуму. Ниспошли Господи ему раскаяние во грехах за злодеяния свои и наставь на путь спасения. Аминь.

Только она договорила и перекрестилась, как пёс умолк. С хозяином тоже стало твориться что-то невероятное. Он сначала изменился в лице, а потом стал звать нас в гости есть яблоки. У сына от удивления глаза вылезли на лоб:

– Батя, ты что, сдурел? Гони их отсюда. Тарзан, куси их. Куси.

Дальше смотреть на это всё и слушать мы не стали. Бабушка перекрестила меня и поцеловала в лоб. Легонько подтолкнув в плечи, сказала: Благослови Господи. Иди, дитя, с миром.

Сейчас бы, про происшествии времени, я бы ей ручки поцеловала, а тогда от перенесенного страха и удивления даже толком не поблагодарила. Только в молитвах поминаю её всегда.

Мы остановились возле ворот, но мне всё не хотелось отпускать этот светлый лучик с её рассказами.

– А дальше-то что было? Как ты монастырь нашла?

– Оказавшись за городом, я, как и говорил дворник, увидела завод и поле. Куда дальше идти, не знала и решила перейти дорогу, т.к. возле колосившейся пшеницы увидела яркие васильки и маки. Со смерти родителей дороги боюсь любой, и большой и малой. Все чудится визг колес и скрежет металла. Сначала я долго стояла и ждала пока машин на дороге совсем не станет. Потом, помолившись и перекрестив путь впереди себя, бегом перебежала. До чего Господь искусен, слава Ему. Цветы еле заметно качали головками под дуновение слабого ветерка. Я их и целовала и гладила, руками обнимала. Везде летали пчелы, мошки, ползали разноцветные букашки. Я увидела цветок с живыми лепестками, а это в центре мака сидела большая бабочка удивительной красоты. Я хотела её потрогать одним пальчиком, но эта красавица стала перелетать с места на место и сидела, как будто ждала меня, пока я не подойду. Я и не заметила, как оказалась на другой стороне поля. Бабочка не полетела ни в лес, ни обратно на поле, а повернула налево, чуть посидела на низкой зеленой травке и, поднявшись вверх, сделав большой круг над дорогой, улетела вдоль леса. Я поняла, что это Боженька указывает путь к моему дому. Сколько шла, не помню. Очень хотела есть и пить. Вспоминала, как Иисус Христос и Его ученики рвали колосья и ели зерна. Попробовала и я. Понравилось. Пшеница ещё не совсем твердая, жевалась легко. Проходила мимо кукурузного поля, сломала початок и ела сладкие кукурузные зерна. К вечеру стало темнеть и холодать. Страх начал пощипывать за плечи. Слезы снова закапали из глаз: Матушка, Богородица. Найди меня и спаси. Опомнилась от того, что где-то вдали услышала звон церковных колоколов. Это звонили в нашем монастыре к вечерней службе. Звон своих колоколов я отличу от сотни других звонниц. Вот и ориентир появился. Идти надо было ещё долго, но я уже знала точно, куда. А уж, когда впереди замаячили строения храма и всей обители, стала звать: сначала от бессилия, почти шепотом, а потом всё громче и громче: Матушка, матушка… Из темноты сначала появились руки, обняли меня, обхватили и прижали к себе.

– Тихо. Тихо. Я здесь. Не кричи. Тут за тобой уже приезжали. Мы с сестрами ходим по полям и дорогам возле монастыря, чтобы уберечь тебя от них. И Агафью опросили звонить в колокола подольше. Все молились Богу, чтобы ты не заблудилась. Дабы никто не обидел нашу птичку. Будь как мышка. Мы пройдет в проем в заборе.

Радость захлестнула меня всю. Я целовала матушку: Матушка, миленькая, не отдавай меня пожалуйста.

– Не бойся. Я уже подготовила все документы. Пока ты там была, я тоже не сидела сложа руки. Теперь тебе только придется в их присутствии дать согласие, что я буду тебя опекать. А теперь притихни.

Я замерла, казалось, что даже дышать перестала.

– Давай быстренько пробирайся, а я закрою дыру и обойду кругом.

Проскользнув ужиком на территорию монастыря, я знакомыми путями, не боясь, побежала во всю прыть. Мать-келейница заметила меня первой:

– Ах ты, Слава тебе Боже.

Она позвала молодую послушницу:

– Скажи Агафье, что нашлась. Пусть подаст на колокольне сигнал, что сестры могут возвращаться.

Сбежались все. Окружили, гладят меня, славят Царицу Небесную. Вышла вся переволнованная матушка:

– Все по своим делам, а вы Евдокия и Ирина помойте

Софью и положите её спать. Сестры склонили головы:

– Благословите, матушка.

Она осенила их православным крестным знамением, и

всё снова пошло своим чередом.

Вот такая история.

Потом ещё несколько раз приезжали различные

чиновники, осматривали мою келью. Проверяли условия моего содержания. Крутили носом и все настаивали, что мне здесь не место и нужно вернуться в детдом, т.к. там дети, учителя и врачи. Я мычала как теленок:

– Не, не, не. Не пойду. И вцепившись в матушкин подол, не отходила ни на шаг. Теперь в монастыре я живу на законных основаниях. Ещё и платят какие-то копейки на моё содержание. Матушка их кладет на книжку, но с этими событиями в

стране все деньги пропали.

Ну я пошла. Там уже сестры заждались.

Отпустив рассказчицу, я задумалась. Вот это настрадался ребёнок, а я, здоровая кобыла, всё ною и страдаю, что мне плохо и не так живу, как люди.

Следующая неделя пролетела как один день. В воскресенье все заключенные, кроме наказанных и особенно буйных приводили себя в порядок и тоже готовили какие-то подарки. Каждая приготовила от себя записку. Все ждали эту страдалицу. А её всё не было. Уже и повечерело, пора было идти на вечерний обход, а от ворот ни звука ни стука. Стало понятно, что не придет она сегодня.

Посыпались различные предположения:

– Может, её матушка не благословила сегодня.

– Может, заболела, а может, ей рожи наши не понравились все-таки.

Этот свет, приходивший с воли в темницу всего два раза, сумел обогреть и обнадежить сердца многих разуверившихся в людской добродетели узниц. И у меня начала хныкать душа. Прошла ещё одна неделя. Монашка все не приходила, и в зоне всё снова пошло своим чередом. Начались склоки, разборки, суициды и прочие проявления психоза людей, долгое время находящихся в закрытом пространстве. Тут уже не выдержала и я. Однажды, пройдя по камерам с благословения нашего «игумена в пагонах», я объявила, что иду в монастырь, узнать что почем и возьму все их малявы, что они для неё приготовили. Набрался полный пакет бумажек. В среду, в свой законный выходной. Я наглаженная, причесанная, вышла за ворота зоны. Адреса, куда ехать я не знала, но решила, что буду спрашивать и найду как-нибудь. Наверняка люди знают, где у них тут монастырь. Но оказалось, что никто толком ничего рассказать не может. Даже старые бабки удивленно переспрашивали:

– А что, и вправду здесь где-то есть монастырь?

– Есть – раздраженно отвечала я.

Про зону все знают, а про монастырь никто. Пришлось идти в местный участок милиции. Там обычно все всё знают. Ребята хорошие попались, предложили меня ещё и до монастыря подкинуть.

Монастырь от города далеко, в глуши. Рядом заброшенная деревня. Стены монастыря почти целые, видимо, недавно побеленные. Я подошла к калитке и постучала. На той стороне, что-то проговорив скороговоркой о Боге, послышалось скрипение довольно мощного засова, и мне открыли. Всё почти как на зоне, только без вышек и охраны. В узеньком проеме показалась довольно крупная фигура монашки:

– Мир вам приходящий.

– И вам того же.

– Вы по какому делу, сестра?

– Да я к Софье пришла. Она к нам в зону приезжала.

Мы её все ждем, а она больше не приходит. Монахиня заохала, замахала руками:

– Она о вас очень много рассказывала. Проходите, она обрадуется. Я сейчас игуменье скажу, что вы приехали.

Закрыв калитку на засов, женщина почти побежала к маленькому, отдельно стоящему от церкви, зданию. Попросила меня немного подождать и скрылась в домике. Не успев оглядеться, я услышала у себя за спиной знакомый сап…

Собаки. Сердце замерло. Вот тебе и на. Оказывается, здесь тоже псов держат. Боясь шелохнуться, повернулась и увидела двух огромных, как телят, водолазов. Они не отрываясь смотрели на меня. Ну точно монахи, подумала я. И шерсть длинная, и взгляд добрый. Зона, да и только. Разница лишь в том, что здесь добровольно в заточении, а у меня силой держат, ну и законы, конечно, другие.

Ждать пришлось недолго. Вот я и увидела их начальницу. Строга. Очень строга, но, вместе с тем, светлая какая-то, а глазищи-то какие шикарные. Большие, с отражением какой-то внутренней боли. Я таких насмотрелась.

– Здравствуйте. Вы к Софьюшке.

– Да вот, хотела узнать, почему она не приходит уже две недели. Там мои гниды записок понаписывали, подарки ей какие-то приготовили.

– Грех о живых людях не по-Божески отзываться. Всяк человек, Его творение.

– Какое там творение. Вы так говорите, так. Не видели, какие там уроды сидят. Просто, когда в тюрьму стала

приходить ваша монашка, у нас стало намного лучше с дисциплиной и выработка в цехах повысилась.

– Значит не напрасно наша сестра у вас бывала.

– Конечно.

– Если вы хотите её проведать, то пойдемте. Что у вас в пакете?

– Да это дурацкие записки от зэчек. Ваша сестра сказала, что вы можете ответить на их вопросы.

– Хорошо, давайте записки сюда,– и обращаясь, к сестре, добавила – отнесите их на мой рабочий стол, пожалуйста.

Я пошла следом за матушкой, стараясь шагать с ней в ногу. Та резко остановилась и спросила:

– Вы без гостинца?

– А я как-то об этом и не подумала.

– Постойте здесь, я сейчас вернусь.

Игуменья вернулась, неся в руках огромное розовое яблоко.

– Возьмите, она будет очень рада. Идите дальше сами.

Вас сестра Марфа проводит больную проведать. Я опешила:

– Она что? Болеет?

– Болеет так, что сестры, ухаживающие за ней, меняются часто только потому, что не могут сдержать слез, наблюдая за мучениями этой крохи.

Больных я всегда не то, что побаивалась или брезговала, но они мне всегда не нравились. А сама всегда была очень здорова. Не помню, чтобы хоть раз в жизни кашлянула, не то чтобы лежать. А за больницу и не думала никогда. Настроение у меня сразу пропало, что сразу заметила Марфа:

– Вы не бойтесь. Она в сознании. Очень много про вас сестрам рассказывала. Что вы исполнены не только физической силы, но и доброты душевной.

– Это она просто не видела моей «доброты», когда я читаю «проповеди» с помощью своей дубинки.

– Вы, что, их бьете?

– По-другому они не понимают.

– О Господи помилуй, прошептала монашка, больше она не проронила ни слова.

В чистой, светлой комнате, где один из углов был заставлен иконами и горела лампада, на почти детской кровати лежала Софья. Рядом на стульчике сидела старая монахиня и что-то тихонько читала. Софья, увидев меня стала теребить монахиню за рукав:

– Матушка, это та сестра Ольга, о которой я вам рассказывала.

Я отродясь не видела, чтобы мне когда-то кто-то так радовался. Я даже мать родную своим приходом раздражала. А эта чужая, больная, и сколько счастья в лице при моем появлении

– Что же ты болеешь, Софья. Там тебя все ждут. Вот мне пришлось самой приехать и записки везти. А вот ещё яблоко тебе привезла.

– Ой. Какое красивое, а пахнет как. Спасибо.

– Помогите, пожалуйста, нам её подержать, раз вы тут, а сестры быстро постель поменяют – попросила монахиня.

Я сняла китель, закатала рукава рубашки и приготовилась помогать. Все, находящиеся рядом, с улыбкой любовались моим большим телом.

– Сможете её взять на руки?

– Да легко.

Подойдя к кровати и заглянув в глаза болящей, я увидела смирение и покой. Казалось, что ей неудобно передо мной и ей меня жаль. Она взглядом подбадривала и успокаивала мое нахлынувшее волнение. Очень легкая и хрупкая. Я легко приподняла её, прижала к своей груди, и неожиданно слёзы сами собой полились из глаз.

– Не плачь, сестра Ольга. Я скоро поправлюсь.

– Попроси там у себя на работе помолиться за меня, и я тогда очень быстро поправлюсь.

– Хорошо, маленькая. Я обязательно им скажу. Ты только живи.

Худенькие пальчики с еле ощущаемым в них теплом начали нежно вытирать слезы с моего лица. Пока мы разговаривали, монахини поменяли постельное белье и потом прямо у меня на руках переодели в чистую рубашку болящую.

– Спасибо, сестрички, за такую душистую постельку. Матушка, а можно Ольге показать наших охранников?

– Давай покажем. Сестра Ефросинья, позовите собак.

– Да видела я ваших бычков. Как вы их сами не боитесь.

–Они очень послушные и без разрешения даже в комнату не войдут, и пока Ефросинья пищу их не перекрестит и не разрешит им есть, они к еде даже не притронутся. Их у нас даже пытались отравить. Мясо им отравленное бросали через забор. Котят забрасывали, но они очень умные. Не идут ни на какие уловки. Их матушка из питомника из мужского монастыря двухмесячными привезла.

По зову монахини, в дверях появились две огромные морды и скосили глаза на стоящую в комнате матушку, происшедшее далее рассмешило меня до невозможного. Матушка, строго посмотрев на чинно стоящих великанов, приказала:

– Подойдите.

Два огромных пса подошли к её ногам и склонили головы. Было такое ощущение, что если бы могли, то и лапы бы на грудь сложили, как люди. Игуменья, легко постукивая их по косматым лбам, погладила, и собаки побежали к постели больной, где аккуратно сложили головы на край постели и начали наблюдать за Софьей.

– Ах вы мои маленькие, послушные. Как же я вас люблю,–приговаривала калека, поглаживая псов по холодным носам.

– А как же они вас так слушают? У вас есть кинолог?

– Нет. Но у нас есть сестра, отвечающая за их воспитание, чистоту и кормление. Они отличные охранники с прекрасным чутьем. Ведь у нас бывают приходящие паломники по нескольку десятков человек.

Софью покормили и она уснула, а я засобиралась обратно.

– Может переночуете, Ольга? Завтра наш автобус поедет в город и вас отвезут.

– Нет. Спасибо. Обратно я доберусь быстрее, чем сюда. Дорогу теперь знаю. Сейчас остановлю попутку и уеду.

– Будьте осторожны.

– Спасибо, конечно, за предупреждение, но у меня на лице, видимо, что-то написано, т.к. мужики со мной даже шутить бояться.

– Тогда поезжайте с миром. Благослови вас Господи.

Домой я добралась поздно ночью и долго не могла уснуть. На руках осталось ощущение тельца с еле теплящейся в нём жизнью. Значит, я тоже кому-то нужна оказалась. Может и, вправду, на небе есть Бог, и я Ему нужна? В душе появилась потребность любить, помогать и защищать. На утренней перекличке коротко доложила о своем визите в монастырь. Передала зэчкам просьбу молиться о больной.

– А это как?

– Эй там, на небе. Вылечите монахиню.

Из строя неожиданно раздался голос:

– Надо просто просить. Господи, вылечи больную рабу Твою Софью. Понятно всем?

– Помолиться-то мы, может, и помолимся, но я сомневаюсь, что Он нас услышит. Это ведь она обещала за нас молиться.

Прошел месяц. Но с монастыря не слуху ни духу. И все-таки, Бог не оставил погибать своих заблудших овец. В воскресенье приехал поп и с ним знакомая монахиня. Я бежала навстречу не чувствуя ног, раздавая на пути команды охране:

– Уроды. Закройте псов, а то я вас самих порву.

Гостей пропустили. «Сарафанное радио» в один миг подняло зэчек на уши. После этого посещения священник стал приезжать на зону один раз в месяц. Ему выделили комнату, из которой получилось что-то похожее на маленькую церковь. Очень много заключенных крестились, и я в том числе. На все записочки отвечал батюшка и Софья. Жизнь моя полностью перевернулась. Я всей душой прикипела к этому ребенку. По большим праздникам ездила в монастырь. Некоторые из заключенных, особенно бывшие детдомовские, или те, кого на воле никто не ждал, поселились в монастыре. В монахини их правда пока ни одну не приняли, но и на улицу не прогоняют. Материальная часть монастыря потихоньку выравнивается. И захотелось мне поменять свой образ жизни. Но куда идти и у кого просить помощи, я не знаю. Вот, приехала к знакомым в гости, они мне про вас и рассказали.

Дослушав её повествование до конца, я ответила:

– Ты ждешь дитятко, что я пошлю тебя в монастырь? А кто же будет исправлять содеянное?

– Это как?

– Ты ведь очень долгое время вела себя недостойно. Не разбиралась, кто прав, а кто виноват. Била. Калечила людей. И обычно самая большая порция твоей злости доставалась слабым и невинным. Сама ведь знаешь, как много людей в тюрьмах ни за что сидят. Вернись на работу и потрудись ещё хотя бы год. Поддержи хоть одну гибнущую душу. Покайся в ранее содеянном.

– Я исповедовалась и причастилась.

– Молодец. Но нужно обязательно искренне покаяться в душе. Читай православную литературу, духовно совершенствуйся, чтобы по приходу в монастырь ты была сестрам не в тягость, чтобы твоё смирение, послушание и кротость радовали игуменью. Я так поняла, что ты ушла с работы ещё и по другой причине. Это связано с Софьей?

– Да. С первой нашей с ней встречи прошло пять лет. Я очень привязалась к этой девочке. А уж как её в зоне все полюбили, словами не передать. Были аферистки, которые старались прикинуться добренькими и раскаявшимися, но она их раскусывает очень легко. Она видит их фальшь и только горько улыбается, приговаривая:

– Горе вам, гибнущие души.

– За все время её приездов к нам, в зоне появилась теплица, птичий двор, даже есть два павлина. Мы завели коз, чтобы было чем кормить первое время детей, родившихся на зоне. У нас появился хор, исполняющий церковные песни. Нашу тюрьму ставят в пример другим заведениям такого типа. Сначала всё было нормально, пока я не почувствовала, что Софья любит меня так же одинаково, как и всех остальных зэчек. Это меня задело, и я начала ей грубить и обижать её. Но она мне ни разу не ответила. И откуда у неё столько любви ко всем? Понаблюдав за ней поближе, я поняла, что есть у этой бедолаги человек, которого она любит больше всех на свете.

– Игуменья?

– Да. Вы угадали.

– Это не трудно понять. Ведь она заменила ей мать и сделала всё возможное, чтобы спасти ребенка. Даже подобранный на улице кутенок будет любить того, кто его подобрал, больше всего на свете до конца своих дней. А здесь речь идет о маленькой девочке, которая в четыре года потеряла разом и родителей и своё здоровье.

– Я все понимаю, но в душе появилась какая-то ревность.

– Любовь не должна быть эгоистичной. Твоя любовь не должна быть в тягость. Радуйся, что твое сердце растаяло, что ты не бездушная. Ты любишь её, как родное дитя, в тебе проснулся материнский инстинкт, а она любит тебя, как родную сестру.

– Спасибо. Я много поняла. Раз уж пошла такая свадьба. Я вам хочу рассказать ещё об одном необдуманном поступке. Не знаю, что теперь и делать…

– Рассказывай.

– Я у Софьи украла одну тетрадку. Ну, как украла. Она мне дала её почитать и что понравится переписать. Она эту тетрадь даже зэчкам давала, чтобы те почитали и выписали себе молитвы. Всё приговаривала: «Чем больше людей прочтут, тем лучше. Больше людей спасется. И мне благодать.» А я тетрадь взяла, да и сюда уехала.

– Она с тобой?

– Да. Вот, посмотрите.

Видно, что переписывалась от руки и не раз, потому что листы желтые и потрепанные, а внутри между листочками еще и кусочки каких-то бумаг, тоже все исписанные.

Перекрестившись, я взяла тетрадь в руки. Сразу стало понятно, что писалось это если не святым, то уж точно очень верующим человеком, живущим по заповедям Божьим.

– Откуда она взялась у Софьи?

– Да там длинная очень история.

– Я так думаю нам с тобой особенно торопиться некуда?

– В общем-то, да. Если вам интересно, я вам расскажу.

Я утвердительно кивнула головой, и рассказчица начала свое новое повествование.

– Игуменья рассказывала, что её родные тоже сидели в тюрьме. Отец был священником в небольшом городке. У него было четыре взрослых сына, когда грянула война их забрали всех сразу. В пустом доме матушка осталась одна, тогда был ещё какой-то трудовой фронт. Когда на работу гнали всех, и старых, и малых, и больных. Матушка работала на фабрике, где шили одежду для военных. Нормы выработки были настолько велики, что простому смертному это было не под силу, а у неё всегда всё получалось. Несмотря на подшучивания окружающих, она, прежде чем приступить к работе, всегда молилась, крестила свои рабочие принадлежности и всю смену трудилась не разгибая спины. «Вот это попадья. Вот это пашет – говорили одни. – Ей полезно. Они труда тяжелого не знают – пусть теперь повкалывает как мы.» А матушка работала и молилась. Бывало слезы только капали на шитье.

– Это же сколько жизней Господь сохранил посредством намоленных форм. – Вырвалось у меня.

Поп пришел с войны в начале 1942 года. Весь израненный, но главное, что живой. Дома его ждали измученная матушка, четыре похоронки и разрушенный храм, который превратили в техническую станцию. В церкви стояла гарь от работающих двигателей. Везде были поломанные трактора, разобранные моторы и несколько немецких станков, кроме того, везде накуренно и слышен отборный мат работяг. Панихиду о сыновьях и других убиенных справлять было негде. Люди начали приходить к батюшке домой:

– Помолитесь, пропал без вести.

– Помолитесь, лежит в госпитале.

– Помяните погибшего.

Батюшка молился, хотя сам терпел боль во всем израненном теле. Он духовно увещевал всех, идущих за добрым словом и сочувствием. В 1943 году родилась настоятельница Софьиного монастыря. Не успев нарадоваться жизни, которая начала хоть немного налаживаться, как в 1948 году арестовали её родителей, т.к. батюшка надоел властям своими просьбами освободить храм и отдать его приходу. Страшную картину прощания с родителями пятилетняя девочка запомнила на всю жизнь. Поздно вечером, когда вся семья стояла на вечерней молитве, в дверь начали барабанить сапогами. Взрослые сразу все поняли. Живя в постоянном ожидании прихода жутких наемников власти, матушка всегда держала наготове три узелка с самым необходимым. Двери слетели с петель и кто-то рыкнул:

– Забирайте попа, его попадью и попадьеныша.

Матушка упала перед ними на колени:

– Оставьте дитя.

– Нет никого, но я знаю, Бог не оставит.

– И где же твой Бог? Чего он тебя сейчас не защищает?

– Он рядом, мой Бог, и всё видит.

– Ну, как знаешь. Бросайте девчонку, пусть остается. Только дом и все, что вы у народа награбили, именем советской власти мы конфискуем.

– Разрешите проститься.

– Давайте, только по-быстрому, а мы тут пока осмотримся.

Батюшка с матушкой кинулись друг к другу и к ребенку. Упали на колени перед иконами: Царица Небесная, сохрани дочку нашу. Сотвори её быти рабою Твоею. Буди ей Матерью, яко ты благая Мать всех сирот. Господи, дай нам силы претерпеть всё, что ниспослано Тобой для нашего спасения.

Батюшка перекрестился, обнял матушку, благословил дочь и вышел из дома.

Девочка, остолбеневшая от ужаса, хотела кинуться к матери на руки, но матушка запрещающе покивала головой.

– Помни нас, дитятко, и молись о своих родителях и братьях всегда. Вот твой узелочек с вещами, держи его крепко-крепко.

Всё кругом стихло. В дверной проём повеяло осенним холодом. Ребёнок залез в угол родительской кровати и укрылся с головой.

Через минут двадцать в дом ворвалось человек пять женщин и начали хватать всё, что попадалось под руку. Срывали занавески с окон, скатерть со стола, тащили из шкафа одежду, а когда добрались до постельного белья, увидели почти не дышавшую девочку.

– О, поповье отродье. Брысь отсюда.

Девчушка, от страха перед разъяренными мародерами, забилась в угол дома прямо под иконостасом и начала молиться Богородице, как её учила мама. Вдруг, в доме раздался громкий звонкий голос:

– Ах, вы стервы, налетели, как коршуны на голубя. Что же вы делаете? У людей горе, а вы сиротское забираете. Иди сюда, моя маленькая. Забирай свой узелок.

Забрав ребенка на руки, она еще раз повернулась в сторону замерших на мгновение грабителей и произнесла:

– Бога на вас нет. Попомните моё слово, всё вам потом боком вылезет.

Этой женщиной была тётя Аня. Она, как и многие женщины, на то время осталась вдовой. Жила со старенькой матерью и двумя детьми, которых родила ещё до войны.

Маленькую попову дочку сразу встретили в штыки:

– Ты зачем, мама, её к нам принесла? Нас из пионеров могут выгнать. В школе точно засмеют.

– Не думала я, что у меня дочери такие бессердечные. Потерпите чуть. Не обижайте сироту, я найду, куда определить её.

Прошло время, и как-то раз т. Аня пришла домой с женщиной в длинном темном платье.

Незнакомка наклонилась к ребёнку:

– Пойдешь со мной? Где твои вещи?

Она забрала девочку, и они пошли. Шли целый день быстрым шагом и вечером оказались у ворот большого храма.

Всё было почти как дома. В углу стояли иконы, горела лампадка. Девочка осенила себя крестным знамением и поклонилась образам.

– Слава Тебе, Господи. Это же надо, какое дитя у наших отца и матушки. Ты знаешь, кто я? – спросил высокий мужчина в одежде священника.

– Знаю. Вы мой крестный отец.

– Куда же нам тебя определить?

– Благословите, отче, забрать её к нам в монастырь.

– Благословляю сестра. Забирайте.

Девочка тоже подошла под благословение. Батюшка положил свою тёплую ладонь на её голову и, повернувшись к иконам, помолился.

– Иди с миром, крестница.

Женщины засуетились, матушка добавила в узелочек ещё какие-то вещи, обняла, поцеловала и, перекрестив, проводила за ворота. Они снова спешили. На улице уже было темно. Женщина в длинной одежде непрестанно повторяла одни и те же слова: «Господи помилуй, Господи помилуй».

К монастырю добрались благополучно.

– Слава Богу, – перекрестившись промолвила женщина. – Пришли.

За калиткой, видимо, были всегда на страже, т.к. открыли, даже не дождавшись стука, и они почти бегом направились к жилью игуменьи. Старая, но ещё очень сильная женщина, ласково взглянув на девочку, спросила:

– Хочешь у нас жить?

– Да, матушка. Очень хочу.

Так девочка обрела новую семью.

Уже почти взрослой ей рассказали, как матушка

игуменья приложила все усилия, чтобы её родную мать перевели из общей камеры в тюремную больницу работать медсестрой. Мать умерла быстро. Заразилась от тифозных больных, а из тюрьмы для дочери какой-то добрый человек передал пакет.

Прошли годы. Поутихли гонения на церковь. Девочка росла. В монастыре стали появляться новые послушницы и монахини, приняла постриг и наша сирота. Вечером после этого радостного события её позвала к себе игуменья:

– Далеко в глубинке Руси матушки есть старый монастырь и, к нашей большой радости, действующий. Просят нас тамошние сестры прислать им в помощь человек пять. Тяжело им, а с миру в монастырь не идут. Я решила тебя туда отправить. Ты сильная в вере, крепка духом. Пойдешь?

– Это навсегда?

– Да. Навсегда.

– Тяжело мне покидать вас, да, видно, на всё воля Господа. Конечно, пойду.

– Вот и хорошо, – матушка, приподнявшись с кресла, достала с полки небольшой бумажный пакет.

– Это тебе от твоей родной матери. Он у меня уже давно лежит. Было велено отдать тебе в том случае, если постриг примешь. Не знаю, что это, потом в келье посмотришь.

Как выяснилось позже, внутри свертка оказался серенький головной платок, нательный крестик и тетрадь, исписанная мелким почерком. Вот как эта тетрадь попала к игуменье, а потом и к нашей Софьюшке. Я попросила эти рукописи на одну ночь, а получилось вот как…

– Обязательно отвези обратно. Поклонишься в ноги и попросишь прощения. Даже подумать страшно, что сейчас переживают обе, как игуменья, так и Софья. Здесь молитвы о находящихся в темницах и много других хороших молитв. Вот почему дала тебе эту тетрадку монашечка, чтобы ты переписала их и дала своим подопечным. Пусть молятся, каются, да услышит Господь всех, искренне взывающих о поминовении. Тебе дали в руки очень большое сокровище, которое хранилось у игуменьи. Я надеюсь, что ты меня послушаешь.

– Не переживайте так. Я всё сделаю. Обязательно ещё поработаю в зоне и хочу подготовиться, чтобы служить игуменье.

– Служить нужно Господу, во своё же спасение, а игуменью слушай как мать родную. Дай Бог, чтобы тебя приняли в монастырь. Поминай и меня в молитвах своих.

– Хорошо. Спасибо, что вы меня выслушали, не выгнали.

– Езжай с миром и живи с миром, да будет твой путь к Господу чист и светел.

Мы простились. Тетрадь аккуратно упаковали, чтобы не повредить её, обняли друг друга, и, перекрестив вслед свою чудесную гостью, я направилась в дом.

Вот и весь сказ. Пишу две молитвы, взятые из тетрадки матушки-узницы, может, кто, прочитав их, обретёт Бога и его сердце согреет теплота Небес.

МОЛИТВА О НАХОДЯЩИХСЯ В ТЕМНИЦЕ

По правоте Твоей Господи, не по гневу, несу сей тяжкий крест в заточении. Покоряясь воле Твоей святой и преклоняясь перед силой Твоей, вопию к Тебе: Господи помилуй. Един Ты ведаешь о всех потаённых мыслях моей души.

Един Ты Владыко, давший мне жизнь, жаждешь моего спасения.

Даждь мне смирение и по молитвам всех Твоих святых, претерпевших узы заключения, укрепи меня грешного (ую). Наипаче же даруй, Господи, искреннее раскаяние во грехах моих, да не ищу себе оправдания, ибо не всяк может оправдитися пред Тобою.

Если же терплю сие за грехи родителей, даруй им, Боже, прощение и оставление грехов, очисти сердца наши от злобы, мысли от жажды мести, а души от греховной накипи.

Освободи мя, Господи, раба (бу) Твоего (ю) (имя) от уз заточения, яко спас Апостолов Твоих, яко восхитил пророка Твоего Даниила изо рва от львов рыкающих, яко спасал всех взывающих к Тебе: Господи, спаси и помилуй!

Если же мне по воле Твоей Святой суждено и помереть здесь в неволе, не остави души моей без защиты, не дай нечистому поглумитися над созданием Твоим.

Ниспошли мне Ангела Твоего святого, да восхитит он грешную душу мою и принесёт к Тебе на суд.

Я же молясь к Тебе Господи и прославляя своего Создателя, в слёзном раскаянии во грехах и со смирением в душе, непрестанно взываю к Тебе: Господи услыши меня грешного (ную) (имя) прости, спаси и помилуй.

Аминь.

МОЛИТВА К АНАСТАСИИ УЗОРЕШИТЕЛЬНИЦЕ

Славлю и чту имя твоё святое – Анастасия.

Преклоняясь пред мужеством твоим и христианской любовию к узникам, молю тебя, великая святая Анастасия: Буди и мне рабу (бе) Божьему (ей) (имя) молитвенной предстательницей пред Господом и Царицей Небесной, да воззрят на меня с Небес с милосердием.

Ты, угодившая Господу, имевшая богатое достояние, потребила его не во сласть земной жизни, а во благо спасения узников. Златом и серебром ты выкупала у стражей православных христиан.

Сама опускаясь в гнусные ямы, очищала гниль и струпья на теле страдальцев, своими святыми руками влагала пищу в измученные уста, поила водой и утешала словом. Сама, пораженная немощью телесной, прикладывала все усилия, дабы облегчить страдания более немоствующих и жаждущих сострадания узников.

Через свои мучения ты прославила Господа и силу Его.

Дважды по тридцать дней мучимая в тёмной яме голодом, потопляемая с другими христианами на корабле, ты являлась пред изуверами невредимой.

Но ничто не смогло просветить души мучителей, всецело служащих дияволу. Великую страдалицу растянули между четырмя столбами и сожгли.

Взывая к имени твоему святому, молю:

Святая Анастасия Узоразрешительница, сама претерпевшая муки заточения, пострадавшая за веру христианскую, призови силу Господню и ко мне грешному (ной) рабу (бе) Божьему (имя). Да свободит меня Господь Иисус Христос, да призрит на моё смирение Царица Небесная.

Я же буду славить тебя, Анастасия, в сердце своём и в молитвах своих поминать имя твое святое, во всяк день живота своего – Анастасия.

Аминь.

С той неожиданной встречи прошло почти полгода, когда однажды в открытую калитку вошла молоденькая почтальон.

– Здравствуйте. А вам письмо. Сами почитаете или вам почитать? Очки ваши далеко?

– Здравствуй, дитятко. Проходи. Очки где-то в доме, если не спешишь, то почитай. Садись вот на скамеечку, да и отдохнешь немного, ведь целый день бегом, ноги небось подустали?

– Есть немного. Ну слушайте. Письмо от Ольги какой-то.

«Здравствуйте, бабушка Люба. Извините, что не удосужилась раньше написать, хотелось немного исправить свою жизнь и порадовать вас хорошими вестями.

Как вы и сказали я сразу поехала в монастырь. На воротах меня встретили не очень дружелюбно.

– Зачем приехала неблагодарная, уходи покуда псов не кликнула.

– Пустите меня к Софье. Я её тетрадь привезла.

– Тетрадь она привезла. Да ты знаешь сколько слез пролила Софья из-за тебя, сколько ночей простояла в молитве перед иконами за душу твою грешную.

– Я хочу попросить прощения у неё и у игуменьи.

Всю дорогу в поезде я думала, как буду прощения просить, а при приближении к цели чуть было не струсила и не убежала. Меня увидели ещё издали. Ну, думаю, всё, сейчас прогонят. Но случилось всё наоборот. Ко мне, как на крыльях, летела Софьюшка и кричала на ходу:

– Матушка, матушка, сестра Ольга приехала. Подбежав, она припала ко мне и обняла, как смогла.

– Я уж думала не увижу тебя. Ты голодна с дороги? Ты устала?

Подошла игуменья, и я от вида её измученного лица и влажных глаз рухнула перед ней на колени:

– Простите меня, матушка, недостойную.

Матушка, глубоко вздохнув, улыбнулась уголками губ и положила свою руку мне на голову.

– Бог простит. Встань дитя. Мы уж и не надеялись на благой исход. Одна Софьюшка говорила, что ты обязательно приедешь и тетрадь привезешь, что, значит, Господу было так угодно. Идем чаю попьешь и расскажешь, где была.

От слов игуменьи у меня камень с плеч свалился. Я достала из сумки тетрадь и бережно отдала Софье.

Я всё рассказала о вас. Написала записочку на молебен о вашем здравии.

В зоне меня тоже встретили радостно. Теперь вот стараюсь нормальных людей по мере возможности защищать. Хотя есть случаи, что и совсем потерянные стали успокаиваться. В нашей зоновской церкви чистота и порядок, очень много вышитых икон. Мне Софья даёт книжки читать и молитвам обучает. Договорились с матушкой, что примут меня в монастырь на послушание.

Так что, бабушка, у меня все хорошо. Если вы не имеете ничего против, то я бы вам изредка писала, и буду рада, если отпишите хоть пару слов.

До свидания. С Уважением, Ольга. От прочитанного притихла моя помощница. Вот и ещё одну душу спас Господь, слава Ему.

МОЛОЧНИЦА. СТОМАТИТ

Обнимаю молоденькую сильно рыдающую мать.

– Ну, ну. Успокойся, рассказывай.

– Соски полопались. Всё болит. Кормить ребенка не могу. Швы очень болят.

– И всего-то?

– А что, этого мало? – перестав плакать, спросила девушка.

– Всё будет хорошо, ты только не плачь и не волнуйся.

В старину соски рожениц мазали сильно пожёванным орехом. Но есть метод лучше: надо съедобную часть грецкого ореха растереть добела, добавить немного сливочного масла или свежих сливок. Снова эту массу растереть, положить на очень мягкую тряпочку и после кормления сразу приложить к соску, а сверху накрыть кусочком целлофана, т.к. если мазь пересохнет, то её придется отрывать от ранок и пользы никакой не будет. А так всё будет хорошо. В орешке много йода и других заживляющих компонентов. Бывает, приходят ко мне с почти до половины растрескавшимися сосками. Перед кормлением их нужно обязательно обмыть тёплой водичкой с мягким мылом, а после этого снова приложить свежую мазь. Поняла?

– Да. А вот ещё посмотрите. У ребенка во рту на губах беленькие пятнышки.

– Ты что-то уже делала младенцу.

– Всё делала, что говорили, и волосами своими вытирала и содой пищевой промывала и розовым вареньем, только всё хуже становится.

– Так как у тебя сейчас грудь болит, то бери пустышку, сильно обмакни её в зелёнку и, не дав высохнуть, вставь в ротик и чуть попридержи. Потом вынь и дай дитю попищать. Если бы у тебя были здоровы соски, то было бы проще. Сосок намазываешь зеленкой и в рот малышу. Конечно, дня два-три ребенок будет «подкрашенный», но мыть ни чем не надо. Материнское молоко со временем само всё смоет.

– А живот у меня после родов посмотрите какой страшный…

– Для красивой фигурки надо трудиться всю сознательную жизнь. Просто постоянно, кроме сна, нужно держать животик сильно втянутым, и спинка будет ровная и в туалет будешь хорошо ходить, и попа подтянется и всегда красавица будешь. Только не ленись. Всё спросила?

– Нет, нет. Ещё сестра велела спросить. У её полуторагодовалой дочки стоматит. Мажут синькой, раздирают железной ложкой рот, уже расшатали только вылезшие зубки. Доктора злятся, что малая орёт, сестра рыдает. Уже месяц мучаются.

– Купите в аптеке цветы ноготков календулы (либо нарвите, если есть такая возможность). Насыпьте в кружку: на две ложки цветов две ложки кипятка. Надо так залить, чтобы вода только немного покрывала цветочки. Дать настояться. Но чтобы настой не был холодный. Намочить большой комочек ваты, показать ребенку пальцем на потолок и покуда тот подняв глаза будет искать то, на что вы указываете быстренько вставить в открытый ротик и зажать подбородок, чтобы не успел выплюнуть. Желательно подержать две-три минуты. Ребёнок поймет, что это не больно и не горько, и в следующий раз добровольно откроет рот. Обычно помогает за один день за 3-4 процедуры. Ватку каждый раз новую нужно брать. Потом дней десять нужно такой отвар добавлять в чай, сок и другие напитки.

– Спасибо. Я поняла, но там, на улице, мама моя ещё что-то хотела спросить. Можно она войдёт, а я возьму ребёнка, пусть она поговорит с вами.

– Хорошо. Пусть заходит.

Увидев перед собой женщину бальзаковского возраста, я сразу поняла, что её что-то сильно мучает. Глаза потухшие, плечи опущены.

– Что с тобой, милая?

– Уже девять лет у меня страшный зуд во влагалище. Где уже я только не лечилась. Что только я не делала. Ничего не помогает, ни чистки, никакие свечи и таблетки.

– На полчашки мелко нарезанного чеснока, полстакана кипящего молока. Подождать, пока настоится и охолонет и из ещё тёплого раствора и ватки сделать тампон и поставить во влагалище. Зуд прекратится сразу. Можно повторить ещё раз, но обычно хватает и одного раза. Перед применением напар обязательно попробовать на язык, если печет как свежий чеснок, значит надо еще прокипятить и опять попробовать, чтобы не пекло.

– И это всё. И это я столько мучилась, не смогла сама додумать до этого. Столько лет с кресла на кресло, от гинеколога к гинекологу. Столько натерпелась.

– Я тоже не сама это узнала. Мне рассказали старые люди. Ведь с медициной раньше было туго, вот и лечились, пересказывая друг другу рецепты от отцов к дедам и так далее.

– Спасибо. Я пошла.

– Будь здорова.

МИОМА

1.

Ещё с улицы стало слышно шмыганье носом и всхлипывания. Проводив очередного посетителя, я выглянула в коридорчик.

– Заходите.

Вошла распухшая от слез с красным носиком женщина сорока пяти лет.

– Давайте вы чуть-чуть успокоитесь и расскажете, что случилось.

Она, бедненькая, заикаясь и махая руками, начала говорить:

– Меня на операцию ложат.

Я молчала, ждала дальнейшего рассказа.

– Мне будут матку вырезать.

– Ложись на диванчик, пожалуйста, сейчас посмотрим что там у тебя.

Я аккуратно, с молитвой «Отче Наш», прощупала её животик.

– Вставай. Ты замужем?

– Да.

– Вот и ладненько. Уплотнение есть, но это не рак. У женщины маточка состоит из нескольких слоёв как луковичка. И даже от простого гриппа с высокой температурой может появиться узелок, уж не говоря об абортах и прочих физических вмешательствах. Твой случай не смертельный и очень просто лечится.

Женщина притихла и навострила ушки. До того стала хорошенькая, что я заулыбалась и погладила её как котенка по голове.

– Занимайтесь с мужем любовью хотя бы раз в день, а так можешь и два. Самое главное, чтобы ты обязательно каждый раз испытывала оргазм. Поняла?

– Понять-то я всё поняла, да вот только мне врачи строго настрого запретили этим заниматься.

– Ну давай подумаем. Что ты теряешь? Всё равно ведь матку собрались вырезать и выкинуть.

– Да-а-а-а.– Протянула тонюсенько женщина.

– Первых три дня будет немного больновато. Ты не бойся. Мужа не пугай. Он тебя очень любит и будет бояться причинить тебе боль.

– Я поняла. Вот муж обрадуется.

– Иди, обрадуй, а через месяц обязательно врачу покажись.

Она ушла, и следом сразу вошли две женщины. У обеих такие удивленные лица. Смотрят на меня с любопытством.

– От вас только что вышла женщина, да так громко смеётся на всю улицу и плачет одновременно, что мужчина из машины выскочил, давай её обнимать. А потом вместе хохотать начали.

– Что вы тут с ней такое сделали?

С того времени прошло примерно полгода. Я уж и забыла об этом случае. Когда, однажды, ко мне в комнатку, тихонько крадучись, с улыбкой на всё лицо, заходит женщина.

– Я вот вам конфетки и печеньки мягенькие к чаю принесла.

– Спасибо. Царство Небесное вашим умершим, а вам дай Бог здоровья.

– Вы мне сказали два раза, но у нас не всегда получалось. Работа ведь.

– Что я вам сказала? Травку давала пить или что-то из упражнений? Народу много приходит.

– Да нет. Вы не помните, а я стесняюсь теперь сказать.

– Да не говори уже. Я сама посмотрела. Ты ко мне с опухолью приходила.

– Ну да. Это я была.

– И как дела?

– Я как и говорила тогда. Муж-то сильно обрадовался и первые дни было немного больновато, но я потерпела. У нас сейчас так всё хорошо. Мы так любим друг друга, как во времена, когда только встречались. Я была у врача, она сначала удивилась, когда опухоль не обнаружила, а потом стала расспрашивать, как я лечилась. А после всех анализов сказала, что я абсолютно здорова.

– Вот и умничка. Будешь в Церкви, закажи молебен о здравии себе и мужу. А ещё лучше будет, если повенчаетесь, чтобы и в вечной жизни потом вместе были.

2.

С молоденькими женщинами попроще работать. У них миома или фиброма может убраться с беременностью. Сейчас аптеки изобилуют различными противозачаточными препаратами, да и молодежь более раскрепощенная стала. К лучшему это или нет, не мне судить. Раньше, если даже и замужняя шла на аборт, то это был такой стыд и позор, что женщины, чтобы избежать похода в больницу, старались выкинуть дитя даже с угрозой убить себя. Ковыряли своё тело, кто чем мог.

Одна женщина что только себе не делала, чем только не тыкала, но ничего не получилось и ребенок родился с пробитой шеей. Всю свою жизнь она потом страдала глядя на шрам на шее ребенка. Осуждать женщину в такой ситуации проще всего, но не дай Бог никому оказаться на её месте. Муж вечно пьяный, бегал с ножом за ней и за детьми по двору. Деваться было некуда, вот и терпела…

Как-то пришла ко мне молоденькая мать с девочкой пяти лет. И вот горе, внизу живота у женщины появились страшные боли, да такие невыносимые, хоть криком кричи.

Я потрогала, помолилась, посмотрела. Маточка у неё как твердый мячик.

– Аборты делала?

– Да. И очень много. Двадцать пять.

– Ты моя хорошая. Да как же так. Ты мужу рассказывала хоть раз, чтобы он пожалел тебя родненькую.

– Нет. Он даже и не знает. Пробовала как-то намекнуть, но он сказал, что я баба и должна сама знать, как предохраняться. Самое неприятное, что когда говорю, что беременность, он радуется не ребенку, а тому, что теперь можно спать со моной хоть круглосуточно. Ведь всё равно на аборт идти. Бояться уже нечего.

– Тебя родимая спасут теперь только роды. А иначе нужно будет идти на операцию.

– Бабушка, милая, мне и доктор тоже самое сказала, что если еще хоть один аборт сделаю, то могу и умереть.

– Рожай. Второе дитя будет тебе спасением не только от болезни, но и отрадой на всём жизненном пути. Ходи спокойно, молись Богородице и непрестанно проси у Бога прощения за тех, кого ты убила в утробе.

– Куда же рожать. Мы нищие как церковные мыши. Сами не вволю едим и помощи ждать неоткуда.

– Крыша над головой есть?

– Да. Малюсенький домичек размером семь на три метра.

– Вот и хорошо. Тебе Господь пошлет благожелателей и хороших друзей. Принимай от них любую помощь, будь то поношенная одежда или детское. Не гордись. Терпи, смиряйся и воздастся тебе за терпение и безропотность. Меньше плачь. Муж тебя не любит, но придет время, когда он опомнится, попросит у тебя прощения. Не бегай перед ним как собачка побитая, не жди от него ласки, не получишь. Он человек такой. Его не переделать.

– Я это уже и сама поняла. Хотела бросить, но идти-то некуда. И в деревне засмеют, люди злые, и маму соседи затравят вопросами, почему дочка замужем не ужилась. Мама всё выспрашивает, не обижает ли меня муж. А я делаю счастливе лицо, успокаиваю её и всместе с тем понимаю, что мамино сердце не обманешь.

– Не переживай. Ты будешь счастлива. Тебя Господь не оставит. Ты дитя роди.

Прошло больше двадцати лет. И ко мне пришла бабушка с дочерью и принесла грудного ребенка. И уж так эта бабушка на меня смотрит.

– Вы что-то хотите спросить?

– Вы меня не помните?!

– Лицо знакомое, но чтобы вспомнить, мне нужно «посмотреть», а я уж подустала.

– Вы тогда были такая, как я сейчас. Вы мне сказали ребенка родить, а не то умру. И вот у меня есть дочь, как вы и сказали, отрада и радость сердечная.

– Вот и слава Богу.

– Я замужем за другим мужчиной. Я когда уходила, первый муж такое вытворял. Кричал, ползал на коленях, просил прощения, я чуть было не сдалась и не осталась с ним. И если бы он не проявил в какой-то момент свои истинные намерения, наверное, осталась бы. Сейчас живу, как у Бога за пазухой, даже и не думала, что люди могут так жить. За тех деток, что убила, молюсь постоянно, как вы и сказали. Ходим все в Церковь и думаю, может, мне ещё родить. Ведь теперь у меня в семье достаток, мир и любовь.

– Хватит с тебя, милая. Помогай теперь дочерям и поживи в радости, ты это заслужила.

Пути Господни неисповедимы. Хорошо, что хоть под конец жизненного пути этой страдалице улыбнулось счастье.

ПРОТИВОСТОЯНИЕ

Долго не решалась описать это таинственное знакомство, но по прошествии года поняла, что все увиденное и познанное может просто погибнуть в моей памяти.

Мучаясь в тревоге за свою семью, близких, не только живых, но и находящихся в ином мире, все чаще стала искать того, кто ответит на вопросы, кто поможет и подскажет в затруднительной ситуации.

Мысленно, духовным взором пролетаю над РусьюМатушкой и молюсь, молюсь.

«Боже Милосердный, Матушка Свет-Богородица, Господь Иисус Христос, Дух Святой Истинный!

Защитите и сохраните Русь православную от погибели, людей славящих Вас от голода и холода, от нападения иноверцев, еретиков и отступников, от огня и воды, от колдунов, зло творящих природе и погоде, от разорителей лесов и полей, от поганящих воды и воздух! Силы Пресветлые всей Вселенной, подвигнитесь и охраните Русь-Кормилицу! Во имя Отца и Сына и святого духа!»

В один из дней, молясь о властях и воинстве нашем, решила посмотреть нашего Богом данного Владимира.

Обычно, когда сканируешь живого или усопшего, то тебя тут же наполняют и бьют его или её болезни и энергетические силы, а тут… ничего. Смотрю и нигде не могу найти даже малюсенького проявления его человеческой сущности. Вот нет его нигде и все тут. Пусто кругом.

Немного поразмыслив, поняла. Значит есть мощный защитник. Кто?

Тут же в одно мгновение мне показывают часть полутемной комнаты. Наклонившись на стол – подставку, высотой по грудь, левой стороной стоит ко мне молодой мужчина лет тридцати пяти и что-то читает и пишет. Густые, черные, как смоль, длинные по плечи вьющиеся крупными локонами волосы, темная длинная до пят ряса, подвязанная на талии. Крепкий, худощавый, рост выше среднего с бледным чисто выбритым лицом и умными, всё видящими, глазами. Не успела я удивиться, как мужчина тут же почувствовал моё присутствие, оторвался от своего занятия и посмотрел в мою сторону. Прозвучал немой вопрос?

– Что надо?

Я растерялась, разволновалась, что залезла туда, куда не звали, преодолевая любопытство, извинилась, убрала свои духовные очи и ретировалась.

Вот это да. Вопросы к самой себе пронеслись в голове неисчисляемым количеством. Интересно, кто это? Может, инопланетянин? Или живущий среди людей сильнейший экстрасенс?

То, что он обладает огромной силой – это понятно. Так закрывать главу государства может только тот, кто обладает сверхъестественной силой.

Все знаем, что испокон веков у всех правителей были свои звездочеты, колдуны, лекари, предсказатели. Что уж говорить о современном мире, когда зло почти везде торжествует победу, разрушая семьи, убивая, калеча, Господи помилуй, тела и души человеческие и природу. Всё время горела желанием снова увидеть, может просто поговорить, а больше всего, конечно, хотелось расспросить об интересующих меня темах. Но не хотелось непрошено лезть – человек-то занят.

Простые миряне, прибегая к колдовству, вредят окружающим и себе. А каково видному человеку, на него то, небось, работают крупные силы и сильные провидцы, маги не только в своей стране, но и повсюду из других государств, желающих влезть в экономику и поработить развратом, сектами умы человеческие.

Обуздав свое любопытство, стала радоваться, что Бог дал такого защитника, который спасает и укрывает президента.

Шел 2012 год. Всюду шли одни разговоры только о конце света. Боялись все без исключения. Пробовала и я заглянуть в назначенную дату, но видела только пасмурное небо, кучку людей и резкий свет с небес прямо на них. Бог показал почти всеобщее уныние, но без гибели, без войн, все тихо и спокойно. Не зная, как разъяснить увиденное, вспомнила о таинственном незнакомце.

И только подумала о нем, как тут же появилась уже знакомая картина. Комната, тот же столик и занятый чемто очень важным монах. Напряженно и сосредоточенно читает лежащие почти на уровне плеч листки, освещенные удивительным светом, как будто он исходит из этой же книги ли, тетради.

Как и в первую встречу, он моментально почувствовал чужое присутствие и, оторвавшись от чтения, серьезно, но без злости посмотрел в мою сторону. Ждёт, зачем появилась и мешаю работать. Сейчас, немного поуспокоившись, понимаю, что всё делала не совсем правильно. Нет, чтобы поздороваться, попросить прощения за вторжение и попросить разрешения задать вопрос, так я же с лёту со своими заботами. Душой или мысленно спрашиваю – «Будет ли конец света? И как спастись?»

Мужчина мягко, еле видимо улыбнулся, потом чутьчуть повернувшись влево, поднял левую руку и показал в воздухе стакан на половину с водой и накрыт кусочком хлеба. Обычно такую трапезу ставят на стол или подоконник в том доме, где недавно был покойник.Тут же дал мне понять, что на все про всё хватит полстакана воды и кусочка хлеба. Увидев, что до меня дошел его ответ, он повернулся к прерванной работе и напряженно углубился в чтение. Благодарю тебя, незнакомец! Спокойствие и душевная благодать наполнили мое тело. Слава Богу!

Теперь я с уверенностью сообщила всем, что никакого конца света не будет, пусть ваш страх перед гибелью обернется покаянием в грехах и переосмыслением своих поступков. Зная путь к хранителю президента, я иногда почти молниеносно заглядывала к нему и тут же исчезала. Всегда заставала его почти в одной и той же позе. Однажды видела, как с правой стороны от рабочей зоны стоял рассеянный столб бледно салатового цвета, такие мне уже встречались. Это сияние со светлых миров из накопителя молитвенной энергии и подпитываемое божественной энергетикой.

Попробую описать более понятно. Абсолютно белое насыщенное пространство за престолом Бога. Объем по земным меркам безграничный. Внизу этого живого, двигающегося, как ребенок в утробе матери, поля, есть какое-то туманное облако, в котором постоянно вспыхивают ярко-салатовые длинные полосы. Это значит, что кто-то на Земле или во Вселенной, очень глубоко верующий, молится. Вот с этого нижнего слоя и идёт спасительная сила к жаждущим насытиться благодати Божьей.

В другой раз застала своего, теперь уже знакомого, монаха в беседе с прекрасной женщиной. Это что-то! Огромная корона в виде полумесяца усыпана драгоценными разноцветными каменьями, одежды в виде плаща с длинными рукавами, тоже все искрятся, переливаются, сверкают от неисчислимого количества больших и маленьких алмазов, изумрудов, рубинов и других драгоценных камней. Те, что побольше, аккуратно обрамляют края одежды и корону, а те, что поменьше, как густо насыпанные звезды на небе. Всё это убранство недвижимо находится в воздухе. Не на человеке, а так, как на невидимке. Монах в благоговейном поклоне смотрел на неё и разговаривал.

О, наше любопытство! Благодаря ему мы делаем открытия, хотя иногда и попадаем впросак или в нелепые истории. Углубившись духовным взором сквозь это сверхблистающее убранство, увидела молоденькую девушку неведомой красоты. Получается, что эти наряды были ей слишком велики, как грозовая туча для воробья и хозяйка сей этой роскоши находилась под ними не только как под укрытием, но и как под знаком Её величия, отличавшейся от всего мира.

От этой женщины исходила великая сила, такая, что хотелось упасть на колени и прикоснуться хотя бы к краю Её обуви. И Она меня увидела. Немного с укоризной, как на провинившегося ребенка, одним взглядом пожурила, что мешаю.

Я тут же вернулась в земную реальность и, стараясь запомнить все до мельчайших подробностей, все кратенько записала, дабы в удобный момент перенести все увиденное в общее описание.

Принимаю людей. Многие идут с болью физической и душевной. Молюсь, борюсь и прошу для них защиты и помощи. Ищу пути спасения для них и для себя. Как побороть все нарастающие силы зла? Где взять помощи в борьбе со злом?Пусть нечистый захлебнется в моей любви к родным и близким. Благодарю Тебя Отче, за огненное горнило, опаляющее все потайные уголки моего сердца и души. У всех свой путь, своя дорога к Богу. Кто за одну жизнь засияет духовными доблестями, а кому и девяти жизней мало.

В самый разгар борьбы с нечистым посетила своего тайного знакомого. Застала его в таком напряженном состоянии, что моя проблема по сравнению с его случаем совсем ничтожна. Монах стоял посреди комнаты, вытянутый как струна, подавшись немного вперед и безотрывно смотрел куда-то в пространство впереди себя. Никак не реагируя на мое присутствие, он, кроме взгляда, излучал невидимую силу. Какие у него были глаза!

Огромные, как вышедшие из орбит, величиной с куриное яйцо и точно с такого состава энергии как там, возле Божьей силы. Абсолютно круглые, как из густого тумана, и внутри пронизаны длинными тонкими яркосалатовыми нитями, абсолютно одинаковой ширины.

Глаза-шары сверкали во все стороны примерно на семь сантиметров, а из того места, где должны быть зрачки, непрерывным потоком двигались лучи, искрясь густым чудным блеском, разбавленные мельчайшей пылью от бриллиантов, в придачу также перемешанные с идеально ровными ярко-салатовыми полосами.

Не видя препятствия и запрета от хозяина кельи, полетела духовным взором по линии лучей, как по огню маяка. Вижу, как в ярко освещенной комнате, обставленной темной мебелью, возле большого застеленного белоснежной скатертью стола, немного откинувшись на спинку очень удобного дорого стула сидит мужчина. Уставший, но довольный, он мягко улыбается. Везде царит покой и уют. Лучи, прилетевшие от монаха, наполнили тело человека и всё помещение такой энергией, что несравнимо ни с какой земной благодатью. Смотрю, откуда идет угроза, что молитвенный воин так усердно укрывает подопечного. Вижу большое темное здание, снаружи похожее на самолетный ангар, засыпанные толстым слоем земли. Внутри ходят люди, закрытые капюшонами так, что не видят лиц друг друга. Нет ни одного окна и дверей, а свет еле пробивается из-под потока от тусклых и почти скрытых светильников. Все эти люди попадают в здание из-под земли, их выпускают, как не прошедших испытание экстрасенсов. Они долго идут по сырому туннелю, который вырыт в земле и укреплен полукруглыми опорами из металла на расстоянии метра друг от друга. Еще в потолке туннеля и по его бокам видны большие витые корни деревьев. Подземный ход большой, высокий, примерно два с половиной метра высоты и трех метров ширины. Люди проходят по одному, доходят до бездонной пропасти, стоят буквально секунды, покуда перед ними не остановится автобус-вагонетка, висящая на толстом тросе. Все происходит в полумраке. Жутко, конечно. Это транспортное средство неизвестной конструкции, готовое в любое мгновение перевернуться и стряхнуть пассажира в пропасть. У этого грязно-оранжевого автобуса с серой крышей трос внизу и на верху. Внизу вагонетки приделана рельса с выемкой, а на верху по всей длине металлический прут, только с ушками, через которые продет трос. Жуткая вагонетка, на огромной скорости виляя по крутым поворотам, минут через семь останавливается, вплотную прижавшись к черной бетонной стене со стальной, почти незаметной, дверью, которая, открываясь, одновременно с автобусом пропускает пассажира в квадратный тамбур шириной метр на метр и высотой около двух метров. Здесь светло, стены сизо-белые, как пластик. Как только впускающие двери помещения закрылись, эта комната начинает приходить в движение. Такое ощущение, что она плывет по воде. В замкнутом пространстве нет ощущения времени. По моим впечатлениям, это плавание длилось минут двадцать, в какой-то момент тамбур снова замер на месте и стал медленно наклоняться вниз. Открывшийся люк потолка оказался входной дверью пустой комнаты. Вышедший из таинственного транспорта человек, немного дрожа от перенесенного путешествия, пошатываясь идет к выходу. Нигде ни души. С виду простой заброшенный одноэтажный домик с парой комнат, но на самом деле не все так просто. Почти у входа человека ждет старенькая, но крепкая, легковая машина на небольших, очень широких колесах. Если смотреть со стороны, автомобиль кажется приплюснутым. Внутри чисто, выдвижной столик-тумбочка полон фруктов и воды. Водитель отделен темной плотной шторкой. Поднявшись над этой местностью увидела одни пустынные, почти без растительности, холмы, километрах в двадцати заброшенная железнодорожная станция.

Старенький, с виду неказистый паровозик в отличие от его собратьев не пыхтел и не клубился дымом, но был на ходу. Два таких же потрепанных, как из старых фильмов, вагончика с большими окнами, в которых видны лица пассажиров. Присмотревшись поближе, увидела, что это не живые люди, а манекены. Удивляясь все больше, заглянула в кабину паровоза – тоже никого, только мерцающая огоньками очень современная панель управления – все автоматизировано.

Как все запутано. Знакомый уже мне автомобиль ловко остановился у самой двери переднего вагона, высадив пассажира, рванул с места с большой скоростью и уехал в обратном направлении. Поезд, слегка качнувшись, легко заскользил по рельсам и с огромной скоростью понесся по заданному пути. Дальше следить стало не интересно. Километрах в пятидесяти шли огромные плантации виноградника, дальше виднелось большое поместье с виноделочным заводом, складами и жильем для рабочих.

Возвращаюсь мысленно в тот таинственный бункер. Если видела отбывающих, значит должны быть и прибывающие. Здесь совсем другая картина. Огромный городской парк со множеством развлекательных мест, разделенный на несколько зон. Самая крайняя территория – густой лес со старыми деревьями и еле заметными пешеходными дорожками, ограждений нет, очень красиво, но посетители сюда не заходят. Просто время от времени из густых зарослей доносятся истошные человеческие крики, или же на подходе к лесу происходят драки со стрельбой и ругательствами. Как оказалось в дальнейшем, это простая инсценировка, а душераздирающие крики издает маленький динамик, прикрепленный к дереву на не большом расстоянии от земли. Вот в этот загадочный лес раз в месяц привозят и выпускают человека с завязанными глазами. Его никто не встречает, в правую руку дают веревку с петлей, которая по мере передвижения человека сматывается. Дальше тоже интересно. Веревка заканчивается возле огромного дерева, которое в обхвате почти два метра. Пришедший стоит к нему вплотную, потом ощущая, что впереди появился проем, без страха ступает вперед. Со стороны видно, что это дерево – муляж, но очень похоже на натуральное и проем в нем открывается путем сложения части коры в гармошку. Как только дерево закрылось, раздается голос, разрешающий снять повязку, и площадка под ногами медленно уходит в низ. Чтобы увидеть глубину погружения, нужно было посмотреть на все, что под землей со стороны. Муляжный корень дерева представляет собой трубу глубиной восемнадцать метров, а площадка оказалась поршнем в мощном насосе, потому что нигде не было видно механических приспособлений тросов или кабелей. В самом низу стоял насос, нагнетающий и выкачивающий воздух. По приближении таинственный пассажир, выйдя из загадочного транспортного средства, оказывается в тоннеле. Иду за новеньким. Сверху, на уровне его глаз вспыхивает ослепляющий свет, как вспышка фотоаппарата, только этот свет напрочь отключает физическое зрение. От увиденного заболели мои глаза. Господи помилуй. Резко ослепший протянул руки вперед, ощупывая пространство, и тут же почувствовал, что его одевают в балахон (халат с капюшоном, завязывающийся сзади). Капюшон представляет собой соединенный с воротником балахон, откидывающийся через лицо назад. Тяжелая ткань ощутимо виснет на теле.

Одевают не люди, а два металлических кольца, подвешенных к потолку, значит, там где-то есть тот, кто падает одежду на эти кольца. Мантия продумана так, что запахиваясь сама по себе на теле человека, от его тела стягивается в талии по широкому поясу до нужного размера.

Чем дальше продвигаемся в полумраке, тем больше встречаем людей, снующих туда-сюда, чем-то озадаченных и постоянно смотрящих себе под ноги. Тоннель становился все шире и светлей, слышались голоса. Ослепленный вновь прибывший останавливается перед большим количеством входов, выдолбленных в большом камне, расположенных в семи метрах друг от друга. Его встречает бледный, безликий человек, видимо, находящийся под землей уже не один десяток лет. Лицо открыто, значит живым он отсюда вряд ли когда-то выйдет. Проводник худой двадцати трех лет, в легкой тунике и брюках светло-серого цвета. Все его действия похожи на движения робота. Он аккуратно берет вновь прибывшего под локоть поворачивает вправо и, пройдя пять дверей-дыр, заводит в зал, где за большим мраморным столом столпились примерно восемь человек так же одетых и ослепленных.

Подведя новенького к краю стола и дав ему почувствовать опору, проводник легко и бесшумно ускользнул вон. Стояли тихо, а когда услышали приближение еще кого-то, совсем замерли.

В комнату вошел, Господи помилуй, человек-диавол. Жилистый, как из живого металла, обтянутого кожей, примерно сорока лет, низкий, где-то метр шестьдесят, в костюме из черной атласной ткани. Воротник рубашки большой с длинными углами стиля 70-80 годов. Брюки и рубашка переливаются от движения и от яркого света, льющегося сверху.

Самое жуткое в виде этого существа – это глаза. Среди маленького сухонького желтушного лица расположены два абсолютно черных шара величиной с маленькое куриное яйцо. Нет белизны и зрачков, а только одна выпуклость, как из густой мягкой блестящей смолы. Эти глаза видят все, что только пожелают, и их владелец способен на многое. Единственно, что ему не подвластно, это самому творить зло, а только лишь по указке, по команде человека – творения Божия.

Вот он и вынюхивает, высматривает среди сонма людей тех, кто не принял в сердце свое Всевышнего, а наипаче тех, кто открыто отрицает Его как вообще существующего Единого Создателя всего видимого и невидимого. Все знают, что любой дар от Бога, знает это и диавол. Вот, только, как употребить этот дар – во славу Давшего, во свое спасение, во свое благополучие или во зло, тут уж человек волен сам выбирать.

Сверх быстро в сети ловца попадают только открывшие в себе неведомые силы, но это мелкая рыбешка. А вот улов покрупнее – это не ясновидящие, которых заклевали представители официальной медицины, служители разных религий, простые обыватели и завистники и те, кто боится вообще хоть где-то или как-то проявить свой дар из страха быть оклеветанными или попасть под насмешки окружающих.

Дух нечистый, посланник тьмы очень квалифицированно отбирает, просеивает всех, кто хоть мало-мальски что-то может. С насмешкой обходя самозванцев, тех кто нахватался верхушек из пособий по гипнозу, магий и прочих науках управления человеком, кто роется в этих познаниях, не задумываясь и не вникая в божественное.

И вот сейчас, за этим столом стоят слепые, как новорожденные котята, сильные ясновидящие, медиумы, экстрасенсы. Те, кто не нашел себе места в обществе, те кто со своими знаниями оказался никому не нужен.

Чудовище в человеческом облике молниеносно определяет силу экстрасенсорных возможностей каждого здесь стоящего. Дальше идет видимая проверка. В центр стола, управляемая зрением с протянутой ладони экзаменатора поднялась розовая пластиковая коробочка – куб 5х5 см и, плавно проплыв в воздухе, повисла в центре над столом.

Прозвучал вопрос!

– Что или кого вы видите?

Перепуганные таким приёмом люди, нервно теребили одежду, вертели головами со слепыми глазами и стали выдавать свои версии. Один сказал, что это заколдованная веточка цветущей вишни. Другой – лягушка, третий назвал цвет коробочки, но внутри ничего не увидел, четвертый почувствовал присутствие умершего и описал его внешность, а один из этой компании четко указав на коробочку сказал – там человеческий глаз еще живого человека, упавшего с высоты, с выступа глубокого глинистого карьера. Его толкнула темная сила, с которой он время от времени заигрывал. То верил в существование злых духов, то дразнился – Ну где вы? Где вы? И еще этого человека нужно вымолить, потому что и жить невозможно будет, и умереть духи тьмы не дадут. Проверяющий щелкнул в воздухе двумя пальцами, раздался звук, как от выстрела пистолета, из тени вышли бледные поводыри. Всех, на кого указал главный, повели обратно в пустоту и по описанному ранее пути вернули в мир. Одного оставили.

Чувствуя и понимая, что за ним наблюдают, экстрасенс заметно нервничал:

– Вы меня убьете? – проговорил он, глядя прямо в ту сторону, где стоял наблюдатель.

– Нет, если будешь паинькой. – Хихикнуло зло.

– Тебе у нас понравится. Всё зависит от твоего старания. Иди за мной.

Напрягая слух, вытянув руки вперед, оставшийся шел на звук цокающих каблуков. Путь показался долгим, извилистым, наконец запахло жильем, теплом и уютом. И снова вспышка, только темно-красного цвета.

Мужчина машинально прикрыл руками глаза и тут же опустил их. Зрение не только вернулось, а казалось, стало лучше прежнего. Пока приходил в себя, радовался, за спиной хлопнула и щелкнула затвором дверь.

Свет! Дневной свет лился с огромной балконной двери. Огромная комната более ста квадратов, больше похожая на танцевальный зал, чем на жилое помещение. Замерший на мгновение от пережитого и увиденного, человек резким кивком головы сбросил капюшон, а потом и весь чем-то пропитанный жутко пахнущий балахон и, широко шагая, направился к балкону. Скорее, скорее открыть дверь и вдохнуть свежего воздуха. Балкон оказался такой же длины как и комната только наполовину уже. Сразу же мелькнула мысль о побеге, рванул к перилам и обомлел. На фоне прекрасного вида, больших лесных и плодовых деревьев на зеленом пушистом травяном ковре лежал, распластавшись, уже мертвый мужчина. Одет легко в пижаму, босиком, а над ним стояли два урода в человеческом облике. Господи помилуй, бешенные со страшным гигикающим оскалом. Это бесноватые. Их обычно держат в сумасшедших домах в одиночных камерах, а здесь им раздолье. Вместо одежды на них одни оборванные лохмотья, переодеваются, только когда есть, с кого снять, гадят там, где ходят, и лучше, чем они, охранников не надо.

Иисус Христос из таких изгонял бесов в свиное стадо, а здесь нет и намека на духовность, никакой религии.

Новоприбывший вернулся в комнату, плотно закрыв дверь балкона, пытаясь отгородиться от бешеного рева и зловония. Вот тебе и свежий воздух, и дневной свет. Поняв, что попал в крепкую ловушку, стал осматривать своё пристанище. С левой стороны от входной двери есть деревянная перегородка высотой почти три метра. Раздвижная дверь легко поддалась под нажатием руки, пропуская нового жильца в бытовое помещение, разделенное на две ровные части.

То, что слева, обустроено под столовую с большим диваном, обтянутым темно-коричневой кожей, чуть дальше вплотную к стене накрепко прикреплен стол и рядом табуретка с вбетонированными намертво ножками, тоже все темного цвета и из натурального дерева. Под потолком, так высоко, что не достать, вмонтирован телевизор, но пульта для переключения каналов нигде нет. Значит, будут показывать то, что посчитают нужным.

Вторая половина отгорожена серым небьющимся пластиком. Там ванна и под потолком душ, унитаз без бачка для слива, никакого мыла, полотенца или халата. Ничего нет. Мужчина с хмурым видом обхватил голову руками : Вот это влип!.

Мысли, одна опережая другую, промелькнули в голове. «Как мог попасться?»

Ну видишь ты там, то что не видят другие – ну молчи. Так нет ведь, захотелось удивлять, тешить себя тем, что ты пусть не самый лучший, но все-таки не такой как все.

Тут же появились завистники, клеветники, больше всего «волновались» о заработке и искали тысячи причин, чтобы хоть на чем-то поймать и укорить.

Стал понимать отшельников и монахов, видел, что даже исцеленные, обогатившиеся с его помощью, или обозляются или полностью вешаются ему на шею со своими проблемами, при этом гадко льстя и превознося. Лезут на прием не как положено, не признают, что им нужна его помощь, а говорят, что мы просто придем поговорить, попить чайку. После таких посиделок наивный экстрасенс оставался как выжатый лимон, а «любезные» друзья, попив бесплатно сил, подпитавшись и сбросив весь свой негатив и проблемы, чуть ли не вприпрыжку уходили здоровые и счастливые.

Стал замыкаться в себе, отгородился от людей, но от всего мира не спрячешься.

То жену кто-то упросит, то родители за когото умоляют, да и сам не раз проявлял инициативу, в особенности, когда видел больных детей.

Видеть потусторонние миры, внутренности человека, настоящее, будущее как интересно, так и тяжело.

Кому расскажешь? С кем поделишься? Домашних уже достал своими прорицаниями и видениями. Вот и попался на крючок идеальному слушателю.

Как он его нашел? Как вычислил? Вежливый такой с густыми, седоватыми на висках волосами, чисто выбрит, неопределенного возраста, то как будто ему лет семьдесят, то лет тридцать.

Сейчас, вспоминая таинственного и такого «понятливого» незнакомца, вздохнул и вспомнил, что глаз он его ведь не видел вообще, помнит только густые почти сросшиеся брови.

Вот дурак. Ведь раньше, чем начать общаться с кем бы то ни было, сначала читал мысли, сканировал энергетику души, а здесь уши развесил и болтал без умолку, наслаждаясь обществом «искреннего» собеседника. Хуже всего, что домашние так и не узнают, куда подевался. Любовь, жалость, страх за семью сжали сердце, и оно, тревожно заколотившись, отдалось болью во всей грудной клетке.

Зачем мне это ясновидение? Живи себе, работай, радуйся женой, детьми, братьями, родителями. Нет же, понес же черт влезть в неведомое. Ради кого? Ради чего?

Громкий стон вырвался из тяжело дышащей груди. Вдруг включился телевизор. В стенке над столом открылась дверца и выехал большой поднос с отменными блюдами: душистое мясо, салаты, всё то, что он так обожал там, в той жизни. Экран светился и показывал все что у него дома, у его родителей и близких. Значит, везде поставили видеонаблюдение. Боясь сойти с ума, стал кусать пальцы. Почему-то совсем не чувствовал боли. Надо смириться и посмотреть, что будет дальше.

Хорошо, что своих вижу. Встал, пошел в ванную, поставил руки под душ, и оттуда одной струей потекла вода.

Вернулся в комнату, сел на недвижимый табурет и хорошо с аппетитом поел.

– Умница. – Раздался знакомый голос. – Можно к

тебе войти? Сытый и чуть поуспокоившийся, новосел вяло ответил.

– Валяй. Это ведь твоих рук дело.

Прямо под телевизором отошла в сторону часть стены и в комнату шагнул его старый знакомый.

– Да. Это моих рук дело. И скоро ты поймешь, что твой дар будет оценен по силе его. Мужчина нехотя ответил: На кой мне твоя оценка,

если рядом нет родных. Гость ухмыльнулся.

– И кто это из твоих родных хоть однажды, хоть раз оценил тебя, поблагодарил искренне, любя? Можешь не вспоминать. Ты достал их своими откровениями, они успокаивались только тогда, когда видели очередного клиента и чувствовали запах денег. Тогда ты для них становился родненьким и любимым. В основном же, каждое твое слово, действие производило раздражение, и относились к тебе, как дурачку, понукая и покрикивая. У тебя ведь в доме даже угла своего собственного не было, переселяли из комнаты в комнату, потому что росли дети, а с женой вечно уставшей от домашних хлопот и работы шли перепалки на всё том же бытовом уровне.

– Нет. Нет! – замахал руками ясновидящий. – Мы с женой любим друг друга.

Чуть призадумавшись продолжил: Да. Дети. Ну еще внуки, братья, племянники, их жены, родные и свои отец с матерью и женины родственники, ещё со сгорбленными капризными и уставшими от жизни покрытых плесенью стариками, ты об этом хотел мне поведать? – Возмущаясь, широко открыв глаза, размахивая правой рукой, громко опротестовывая сказанное собеседником, почти переходя на крик, скороговоркой отвечал:

– Нет. Всё, что ты наговорил, не стоит выеденного яйца. Я жил, то есть живу в прекрасной дружной семье. Бывает, конечно, всякое – и неурядицы, и болезни, но это все стирается, когда мы собираемся на дни рождения, на праздники, особенно, когда в роду появляется новое крохотное существо и мы все снова и снова с огромной радостью следим, когда оно начнет держать голову, громко смеяться, когда начнет делать первые шаги. Это несказанная радость. И если у тебя есть семья, есть те кто тебя и кого ты любишь, ты поймешь и не будешь рыться, выискивая неудобства в чужих семьях. Собеседник, едуче хмыкнув, уже более властным грозным голосом почти скомандовал:

–Любовь – это выдумки слабых, безвольных существ, позволяющих кому-то властвовать над собой или тебе над ними. Любящий терпит, а не любящий подминает под себя его волю. Вспомни, как во всех спорах, недомолвках ты уступал жене, даже если был совершенно прав? И это ты называешь любовью?

Не дождавшись ответа, продолжил с еще большим жаром:

– От твоей любви остался один пшик и даже чужие сверхпривлекательные женщины вызывают в тебе отвращение, стоит тебе представить их в роли ощетинившейся суки. Праздники, говоришь?

Ну наедитесь, так, что еле доползли до диванов и кресел, вылупились все в телевизор и, помаленьку пукая и отрыгивая, начинаете засыпать. В чем радость? А еще же после всех надо перемыть, убрать, выбросить недоеденное. Давай, бей мои аргументы своими козырями, если получится.

Пленник поднял голову, выровнял плечи и почти плача топтал в пух и прах бессердечные выводы человеческих отношений оппонента.

– Что ты понимаешь в семейных ценностях кроме жратвы? Вряд ли у такого существа, как ты, есть семья.

Существо, сидящее напротив, самодовольно задрало голову и так громко рыкнуло, что задрожали стекла балкона.

– Ты со своими сентиментами все никак не можешь понять, что семья это – обуза не только материальная, но и моральная, и физическая. К примеру, тебе захотелось поспать, а тут кто-то из детей или жена со своими проблемами. Или вот срочно возжелал близости, а жены дома нет или заболела, или устала, или просто без настроения. У меня же есть все, что только можно пожелать и в любое время суток. А дети? Любовь, забота, всё в них вкладываешь, а какая отдача? Можешь так громко не сопеть, я знаю, что я прав.

Но видимо разбор семейных ценностей не возымели на внушаемого никакого действия.

– Я не знаю, кто ты, но я знаю то, что твою шею не обнимали детские милые родные руки, что никто и никогда не бежал к тебе навстречу с распростертыми объятиями, то что ты никогда не испытал любви и страха за тех, кого любишь, ты живешь без печали, а значит, и без радости. А какое неописуемое счастье, когда приходишь домой, а там, как ты говоришь жратва, пахнет домом. И все ждут тебя, чтобы вместе сесть за стол и поделиться новостями прошедшего дня.

Неугомонный гость воспротивился:

– Какими новостями? Сколько денег заработал и сколько всего нужно купить, оплатить, что дети выросли, им нужно больше, что старые родители тоже нуждаются в помощи. И как бы ты мне здесь не выискивал прелести

в семейной жизни, там в глубине души ты, постоянно уставший, раздраженный, и ищешь повод подольше оставаться на опостылевшей тебе работе, да и болезни вылазят то в одном-то в другом месте. Я ведь прав?

Уставший от пережитого и давимый таким самоуверенным наглецом, мужчина, поникший от безысходности, стараясь как можно быстрее, ответил:

– Нам не понять друг друга, я тебе уже всё сказал. Пусть каждый день у тебя будет масса прекрасных женщин, великолепная пища, но ничто и никогда не заменит ласковых рук матери, подбадривающего взгляда и слов отца, нежного заботливого взгляда жены. В чем-то ты, конечно, прав. Во многих семьях бывают неурядицы, но если там присутствует любовь, уважение, совет, значит, всё быстро и легко решается и в хорошую сторону. И ещё не менее важно то, что о тебе будут думать и говорить после смерти. Ты выбрал меня из всех, как самого сильного, значит, понимаешь, что я знаю о прошлых, настоящих и будущих жизнях, что вижу другие миры, вселенные и всё, что в них. И наверняка понял, что я знаю, кто ты. Очень сожалею, что в свое время не прогнал тебя, когда ты явился ко мне как понимающий и преданный слушатель. А меня ведь Ангел предупреждал и когда я, резко отмахнувшись от него рукой, сидел разогревая в душе возмущение к церкви, врачам и окружающим, которые меня не понимали, явился ты. Я твой пленник, буду делать все, что велишь, лишь бы не лишил меня – кивнул головой с сторону экрана – связи с родными. И еще одна просьба, я так понимаю свои условия здесь никто не ставит, но не лезь больше ко мне в душу, она дана мне не тобой и не тебе ею управлять.

Довольный успехом в беседе и смиренностью уловленного черноокий похвалил:

– Рад такому обороту событий. Обустраивайся, привыкай. Будешь и, вправду, покорен судьбе, условия

твоего пожизненного пребывания здесь будут улучшены. Совершенствуйся, а для этого тоже будет предоставлено все возможное. Сегодня ночью начнем работать.

Хозяин-надзиратель как появился быстро и тихо, так и исчез совершенно бесшумно.

Мужчина лег на диван и посеревшим от свалившегося на его глупую голову горя лицом, смотрел на семью. Там готовили ужин, ждали прихода папы. Резкая боль ударила в грудь и под левую лопатку, тихо заскулил, о чем потом пожалел. Сразу же из экрана исчезли родные и появились мерзкие изображения полусгнивших трупов с ощутимым в помещении запахом. Забыв о боли, вскочил и со всех ног бросился на балкон. «Надо собраться с мыслями, поселить в душе надежду на освобождение или хотя бы на посмертную встречу с такими, теперь безмерно дорогими и безгранично любимыми родными. Кто поможет? Где искать поддержку? Зачем прогнал Ангела?

Чтобы как можно быстрее отвлечься от обуревавших наваждений, решил медитировать и побывать в других мирах.

Сел в позу лотоса, сложил руки и, умеренно задышав, закрыл глаза. В комнате с диваном тут же выключился телевизор и мощная вентиляция очистила воздух. Время, как уже вообще не нужная часть жизни, тянулось медленно. Ушедшее за горизонт солнце унесло с собой не только свет, но и ощущение тепла, уступив место прохладе ночи. Медитировавший медленно открыл глаза и осознав реальность, громко застонал.

Сами собой открылись двери в комнату, и он заметил в коридоре тусклый свет. Понимая, что дорожка освещается для него, мужчина тяжело, как с непомерным грузом, встал и направился к выходу.

На уровне плеча появился тросик с ручкой, как в трамвае, взялся правой рукой и, почувствовав, что эта подвеска тянет его, покорно последовал в темноту и неизвестность.

Путь оказался не столь долгим, но жутким. Со всех сторон из боковых проходов доносились вместе стоны разных эмоциональных и физических всплесков. Пройдет время, и новый поселенец в сотый раз проходя по одному и тому же отрезку пути, будет абсолютно безразличен к любым звукам, а первый раз останется в памяти до конца дней.

Сухой проветриваемый бетонный тоннель повернул влево и через 200 шагов закончился сплошной стеной с медленно открывающейся дверью толщиной около метра. За ней оказался маленький тамбур вместимостью не более чем для 5 человек, который закружился вокруг своей оси, проплыв в стенном проеме вправо около тридцати метров, остановился и, как лифт, поднял пассажира вверх. Ожидавший увидеть, что угодно, но только не это прибывший был приятно удивлен.

Большой зал, весь уставленный живыми декоративными растениями, пол устелен толстым узорчатым ковром на всю величину помещения, приглушающим шаги как находящихся здесь, так и прибывающих. Оглядевшись, насчитал восемь женщин и двадцать пять мужчин. Все спокойны, чинно беседуют, заинтересованно посматривают на новичка.

Неожиданно у всех, кто был в комнате, сменилось выражение лица, будто ударило током. Страх, унижение и рабская покорность отпечатались с такой явностью, что стало ясно, они уже много натерпелись и насмотрелись.

Вошел хозяин.

– К вам пополнение, научите и ознакомьте со всем, с чем вам самим пришлось столкнуться. А теперь за работу. Готовьтесь.

Присутствующие рассредоточились по залу так, что оказались отдельно друг от друга на одинаковом расстоянии. Не переставая наблюдать новенький отметил, что у всех абсолютно подавлена воля. Одежда из натуральных тканей, одеты все по разному, но в основном очень просто.

Поразила еще одна особенность. Потолок комнаты в виде купола застеклен и в момент появления главного полностью плавно открывается путем складывания пластин одной на другую, давая полный доступ к небу.

По краю кольца купола, на его каркасе расположены светильники величиной с футбольный мяч, матовые окна стали медленно угасать. Посреди зала из пола медленно поднялся огромный стол в виде звезды с маленькими очень острыми зубьями. Края-стрелы по всему периметру светятся грязно-оранжевым светом. Звезда имеет столько лучей, сколько человек становится к этому столу. Вот и сейчас один луч был свободен, после того как все присутствующие заняли свои места.

Под столом зияло темное пространство. Сам же он удерживался цилиндрическим упором, уходящим вглубь. Диаметр стола равен семи метрам.

Как только все оказались у своих стоек, сразу же в центре, как под скатертью, засветились знаки, буквы, и сначала тихо, а потом по нарастающей, всё громче, люди стали читать, то что написано на столе. Те, кто знал текст, на память смотрели в небо.

Через час крика, сквозь открытый люк в зал к каждому в отдельности стали влетать чудовища. Они были настолько разные по безобразности, что даже нет желания описывать. Вот, влетел первый, похожий на жирную жабу, внутри которой горит огонь. Вся кожа покрыта гнилыми вонючими бородавками, голова маленькая, как у лысой обезьяны, сильные худые лапыруки. Впрыгнул к женщине, которая видимо испытывала такие встречи уже не в первый раз, заскулила почти басом. Чудовище молча пристроилось рядом, но не трогало её. Второе, похожее на глист. Вонючее, более метра длиной и сантиметров пятнадцать шириной. Под слизью видны разделительные пластинки. Есть такие же липкие и скользкие на подобие маленьких глистов лапы-руки, голова с большой пастью, рожками и мелкими глазками со сверлящим взглядом.

Третье огромное чудовище-пузырь, покрытый серой и утыканный колючками, сбитой мелкой шерстью. Как из жидкого гнилого мяса, короткие лапы, большая голова без шеи прилеплена прямо к туловищу, глаз не видно, но время от времени из пузыря-головы из прорезей вылезают два больших, белых, как вареные яйца, глаза, которые тоже открываются и внутри вместо зрачка плавают два колючих живых жука, которые могут, держась на слизи, выпрыгивать на большие расстояния и, впиваясь в жертву, причинять сильные мучения.

Господи помилуй!

Сколько же мерзости есть, а сколько мы наплодили, вырастили своими пороками, страстями. Как только все приготовления закончились, началось еще страшнее. В тот же купол влетело и остановилось в метрах трех над столом ещё одно чудовище. Завоняло серой, как тухлыми яйцами. Живой комок огненной энергии, похожий на горящее облако, обтянутое пленкой с постоянно меняющейся формой. Это то зло, которым мы насытили, злясь на близких, проклиная в сердцах ни в чем не повинных людей и животных, растения, воду и окружающий мир. А вот и задание для собравшихся.

Перед всеми прямо в центре, в воздухе появилось астральное изображение старенького дедушки. Сгорбленный с больными, выкрученными в суставах ногами с режущими болями в животе, но с ясным чистым взором, светлым лицом, как будто он самый счастливый человек во вселенной. Обладая большой силой, он тоже увидел окружающих и, подняв руку, хотел всех перекрестить, но тут же получив стремительный удар-укус в виде живой огненной змеи в плечо, взмолился «Господи укрепи, буди милостив мне грешному.» Кодла людей и нечисти зашипела.

Люди под давлением нечистых, находившихся рядом, стали излучать энергию зла в сторону мучимого, и если кто-то из них был не слишком усерден, его тут же понукали физической болью. Так что все очень старались. Старец, стоя перед этим дьявольским стадом, светло-радостно молился, повергая их в неимоверную злость.

Истязая физическое тело через астрал, нечисть не могла нанести никакого ущерба душе, сияющей в груди таким белым и переливающимся светом, что никто из колдующих не мог смотреть. Уставшие и обессилившие, как люди так и чудовища отступили от праведника, поверженные его верой и любовью.

Перед тем как уйти с поля боя, старец встретился глазами с новеньким и грустно, мягко с горькой укоризной покачал головой.

Теперь стало понятно, для чего под столом нужна была дыра. Оказалось это своего рода мусорное ведро, и в него полетела женщина, которая, начитавшись магий, притянув силы зла, очень легко разбивала семьи не приятных ей знакомых, насылала болезни, раздоры, забирала удачу. Здесь же, раздираемая бессильной злобой к неповинному старцу, не смогла выделить того количества энергии, которая бы навредила ему.

Рядом остался стоять нечистый в виде огромного рака с клешнями, утыканными острыми шипами с зубчиками, которые в нужный момент из безвольно висячих серых веревочек становились твердыми как сталь и, впиваясь в тело жертвы, насыщался энергетикой боли, злости и набирался силы.

Крутая среди людей, та которая лестью залазила в души доверчивых фальшивой добротой, давала только гадкие советы, приукрашивая пустыми хвалебными восторгами, теперь испытывала муки в сотни раз больше, и высосанная на нет, улетела куском безвольного бездумного мяса в яму под столом.

Перенасыщенная болью, она не только не имела сил сопротивляться, а даже и крикнуть не смогла.

Оставшиеся облегченно вздохнули. Пронесло.

Еще одно событие, достойное внимания, постараюсь описать. Как только стол опустился и всё стало на свои места, появился трон, весь оббитый золотой парчой с выбитым узором. А в центре круга оказался блестящий сизый спрут-массажист.

Из глубины зала появились два разнаряженных мужчины и, взяв одного из членов команды, шаркая ножками и постоянно кланяясь, повели к креслу, усадили и опять отошли. В работу включились все налепленные в круги маленькие чудовища, которые очень профессионально расслабили и сняли напряжение с победителя тура, который в первый раз за годы своего плена ощутил дьявольски бешеный восторг. Восторг победы, продвижение к более сильным, это мечта каждого попавшего в сети тьмы. Трон мягко качнувшись поехал как на гусеницах с множеством ножек в правый край зала и исчез в проеме стены.

Хозяин подошел к новобранцу.

– Хочешь посмотреть, куда улетела не желавшая совершенствоваться и куда с почестями переместился самый продвинутый из всех не сегодняшний день.

Мужчина, оторопевший, перенервничавший от всего увиденного, отрешенно качнул головой, то ли соглашаясь, то ли отказываясь.

Настырный переспросил.

– Ну что, будешь смотреть? Тебе это поможет в дальнейшем жить без страха, но с усердием к совершенствованию.

Приглашаемый на экскурсию, снова кивнул головой, но теперь уже утвердительно.

В зале всё задвигалось, с пола сполз в сторону ковер, и открылось застекленное помещение внизу.

Ой, ой, ой! Миллиарды раз надо подумать и молитвой остановить любое зарождающееся в душе зло к ни в чем не повинным и беззащитным.

Посмотрев вниз, мужчина резко отшатнулся и безумным взором посмотрел на стоящего рядом хозяина.

– Зачем вы так поступаете с людьми? Они же выполняли ваши приказы.

А в яме копошились, как черви, ещё живые люди, мучимые нечистыми более низкого уровня, которым нужна была пища энергетики страдания и злости. Пару человек мужчина и женщина сидели по разным углам, но их никто не трогал и не приближался к ним.

Ясновидящий быстро просканировал их и окружающих. Демон ухмыльнулся.

– Полюбопытствовал, почему сидят в страхе, но не мучимы? Просто за них ставят свечи, как за без вести пропавших, а иногда, как за умерших. Они нас позвали к себе на службу, а не мы их. Знал бы ты, сколько зла они сотворили и страданий людям, в том числе самым близким, родным. Теперь вот дрожат, а там, в миру, как оказалось, кто-то их искренне любит. Остальные же будут мучимы до смертного часа и после смерти не смогут освободиться от того груза, которым нагрузили себя.

Экстрасенс хотел задать вопрос, но был остановлен движением руки.

– Хочешь спросить о Боге? Они ведь не только отвергли Его. Они еще и осрамили Его и Его Сына и Матерь. Ты ведь тоже всем везде талдычил, что Бог – это выдумки слабых, а значит, просто устранился от Создателя, уступив дорогу нам. Да ты и сейчас не только сомневаешься, но уже и полностью уверен, что достиг самых высших результатов. Это мы постарались. Пойдем покажу тебе другое место, куда ты можешь попасть, если постараешься.

Резко отвернувшись от ползущего по стеклу ковра, закрывающего яму, мужчины, с виду почти друзья, пошли в другое помещение.

Не успев перешагнуть порог, ощутил дивные ароматы невиданных доселе цветов. Под ногами оказалась натуральная земля, а не бетон. Деревья, кустарники, фонтаны, роскошная мебель. Мимо проходят ярко одетые девушки и юноши. Казалось, что поле, на которое они вышли, бескрайнее, но при более пристальном рассмотрении стали видны стены из еле заметной прочной пленки. Снаружи ходят люди и играют дети, пешеходные дорожки, тот же парк, в котором и вход в это странное заведение. Гуляющие абсолютно не смотрят в сторону невидимой стены, для них это ограждение предстает в виде высокой бетонной стены старого, готового рухнуть в любой момент огромного здания. Не сразу разберешь, наука это или колдовство, либо зрительный обман. Жители этого красивого тюремного помещения с болью наблюдают за свободными.

Иногда можно увидеть, как кто-нибудь из вечных поселенцев вдруг буквально прилипает к ненавистному ограждению, кричит, мечется, плачет, а бывает, и бьется головой до появления крови.

Союзники бегут на выручку, оттаскивают несчастного, но не жалеют и не утешают, что показалось странным, а наоборот, бьют по лицу, льют холодную воду и ругают со злостью, того, кто не смог сдержать эмоции. Вдобавок к мучениям людей, со всех углов периодически слышится гогот и стена из прозрачной начинает превращаться в зеркальную по всему периметру и потолок.

«Райская» по сравнению с другими клетка становится камерой пыток. Усиливается до неимоверной силы акустика, даже слабый вздох откликается ударом по барабанным перепонкам ушей.

Виновник такого страшного преображения пробует оправдаться. Он увидел в парке свою мать и своих детей, но слушать его никто не собирается, и тем более сочувствовать. Такое пережили практически все. Даже те, кто попал сюда из других стран. Снова щиплют и сверлят злющими взглядами.

Экскурсия продолжается дальше по залам-комнатам, уставленным великолепной мебелью с бассейнами, со шкафами, заполненными одеждой, вдобавок периодически мелькали прекрасные девушки и юноши, готовые выполнить любые пожелания поселенца.

Есть всё, что пожелает тело, всё что может придумать разум, только не свободы. Пусть скромной, но свободы.

Проводник загадочно взглянул на спутника.

– А теперь самое главное.

Выйдя из зазеркалья совсем в другие щелкающие и очень похожие на гильотину двери оказались в изумительно убранной огромных размеров зале. Так же открыт потолок, только стены и пол увешаны длинными широкими гобеленами с цветными геометрическими рисунками.

Куда ни глянь, кубики, ромбы, круги, звезды, пирамиды и не понятные для простого смертного знаки.

Круг в круге и из самого центра бьют три тупых стрелы как пучок в одном направлении в верх, пробивая оба круга.

Острый клин из двух линий расширяющийся угловыми изломами идеально пропорционально с очень толстыми темно-серыми линиями.

Звезда с острыми зубцами, направленными в правую сторону. Верхняя сторона каждого зубца перламутрово-красная, постоянно плавно светится, то тускло, то ярко, а нижняя почти черная.

Не буду больше описывать, потому что есть изображения вообще немыслимой конфигурации, все это понятно присутствующим.

Пол устлан дорогими коврами и тоже с очень витиеватыми рисунками. Если на них смотреть долго и без отрыва, начинает кружиться голова, а всё что нарисовано под ногами, начинает шевелиться и ползать.

Это не змеи и не веревки, а неоновые с еле видимыми радужными мягко плывущими цветами живые энергетические силы тех, кто работал в этой комнате ранее.

Шикарный массивный стол три метра в диаметре, круглый из натурального дерева из цельной доски пятидесятки отшлифован и покрыт темно-бордовым лаком. Вокруг удобные большие кожаные кресла. В одно из этих кресел и посадили новенького. Присутствующие отступили к стенам. Никакого освещения, кроме звездного ночного неба. Бархатный, истинно мужской голос невидимого предложил поработать:

– Даю тебе имя, а ты скажи, кто это. Если сможешь сказать больше, обретешь блага, вплоть до дарования свободы.

Ясновидящий заволновался и напрягся.

Имя было произнесено почти по буквам как первокласснику.

Все вокруг замерли в безмолвии. Мужчина, сканировавший людей, живых и мертвых, сотнями и легко объяснявший настоящее, будущее, болезни и все возможное и не возможное на этот раз вошел в ступор.

Боспомощно криявляя челюстью, нахмуривая лоб, тряся головой не мог увидеть ничего.

– Этого человека нет ни среди живых, ни среди мертвых.

– Ты уверен? Посмотри еще! – прозвучала просьба – приказ.

– Уверен. – Уже более громче и настойчивее ответил проверяемый. Из тени к столу подошел огромный образина. Мужчина в ужасе отшатнулся.

Обладатель прекрасного голоса оказался чудовищем. Господи помилуй. Высокий, около двух метров, с густой серой шерстью, покрывшей тело полностью с головы до ног со сверхумными глазами, меняющими цвет и вращающимися в глазницах в разные стороны не в верх и вниз, а к большому мясистому носу и к вискам. Лицо красное, покрыто мягким пушком, а рот способен принимать любые размеры.

– Не бойся. Это тебе не повредит. Я просто съем твою энергию и вырыгну под ноги. Видел столько таких. Ты правильно ответил на вопрос. Да. Такого человека нет для нас, но для всего мира, особенно верхнего, он существует и очень тебе знаком. Вот запись, где его очень хорошо видно.

На экране стола появилось изображение президента одной из стран. Экстрасенс охнул.

– Да это же сам…

– Ты прав. – Разочарованно, уже хриплым неприятным голосом произнес напрасно надеявшийся на способности новенького великан.

– Остаешься здесь. Будешь работать сам и с кем захочешь или с тем, кто тебя к себе возьмет. От твоего старания зависят условия твоего дальнейшего пребывания.

Невидимо откуда появившееся творение тьмы так же невидимо испарилось.

Ясновидящие вышли к столу и заняли свои места. Спрашивать друг друга о чем бы то ни было нет смысла, так как одного взора хватало, чтобы сразу понять, новенький сильный и надо держаться к нему поближе, чтобы в один из дней не оказаться энергетическим вьюном под ногами у остальных.

Русь Матушка и православие находятся под постоянными атаками злобных сил. И слава Богу, что не оставляет нас одних, укрепляет, защищает даже при самом малейшем мысленном к Нему воззвании.

Мы все пришельцы из иных миров и Земля – это последний шанс на спасение для тех, кто грешил, кто кается.

Вселенная живет, бурлит, развивается. Огромное пространство молочного цвета уготовано тем, кто проводя праведную жизнь в своих мечтах, создал свой рай, свою красоту в любви с родными и близкими. Это как чистый холст бумаги перед художником, как чистая нотная тетрадь перед композитором, как прекрасный участок с лесом и рекой перед тем, кто хочет построить новый дом.

Мы живем среди чудес, привыкли, даже не пробуем вникать или понимать. Хотя всё предельно ясно. Если люди могут обладать сверхспособностями, начиная от колдовства, простых предсказаний до величайших духовных божественных сил, то что говорить о Самом Боге, Сыне, Божьей Матери, Духе Святом, воинству Божьему и святых.

По слову колдуна происходит беда. По слову слуги Божия – исцеление, мир, благоразумие, достаток, прочие блага, земные и вечные.

Для наполненных злобой, жаждой денег, гордыней один взгляд, не говоря уже о слове или движении руки. Ох как надо следить за всеми своими чувствами, за мыслью, словом, взором, за энергией сердца, отсекая всё то, что может навредить не только близким и окружающим, но и в первую очередь самому себе.

Все могут переключить свое духовное зрение и увидеть не только, что хотят, но и то, что может повергнуть в ужас. Любое стремление к созерцанию невидимого для человеческого взора, должно сопровождаться крепкой молитвой, дабы во всех путешествиях проводником был Бог или Его воины.

Необыкновенно красива наша кормилица Земля из космоса, если смотреть простым взором, а если духовным, Господи помилуй, сколько погани наплодили мы своими грехами и страстями. «С того времени Иисус начал проповедовать и говорить: покайтесь ибо приблизилось царство небесное.» Ев. От Матфея гл. 4 ст. 17.

Самое страшное, когда в человеке гнездится грех, будто забытый или вновь совершенный, и он никуда не девается, а ложится мертвым грузом на душу. Если же в придачу добавить и те падения, которые совершались в прошлых жизнях, то этот невидимый камень становится неподъемным. И только Христос смог указать нам, научить нас, как спастись. Ведь Царство Небесное очень близко.

Душа после смерти прорывается сквозь звездное пространство, как сквозь завесу, если она легка, чиста и праведна. «тесные врата и узок путь, ведущие в жизнь…» Евг. От Матфея гл. 7 ст. 14.

Ох, как всё это становится понятным, особенно, когда сопровождаешь умершего в его путь.

Есть, есть вечная блаженного наслаждения жизнь, это блаженство невозможно сравнить ни с какими земными наслаждениями, где люди ублажая того, бетонируют грехами душу.

Сколько было пророков, предсказателей, сколько видений увидели наши предки и мы, но редко кто внял, а тем более, принял наставления. Злоба и зависть тех, кому наплевать на свою душу, кто, стремясь подмять под себя и сделать рабами подобных себе, с остервенением кидались на любого, несшего в мир спасительный свет.

Земля переполнена грешниками с других миров, а мы, вместо того чтобы покаявшись, очистившись, устремиться в Высь, снова грешим после смерти кружа вокруг своих родных, или же опускаемся в более темные глубины. Господь наш Иисус Христос истинный Сын Божий пришел оттуда, куда может прийти каждый из нас.

«Ибо Я пришел призвать не праведников, но грешников к покаянию.» Ев. От Матфея 9.13.

Так вот о том какие силы блуждают вокруг земли и вокруг нас:

С высоты видны такие выбросы грязных завихрений с отвратительным зловонным запахом. Если присмотреться поближе хоть к одному из этих выбросов, видны торжества дъявола. Вот мчится посланник от обиженного к обидчику или просто к тому, кто неприятен или кто живет в мире и любви, и этот посланник похож на оторванный кусок хмурого облака. Летит как стрела, как осьминог с вытянутыми щупальцами. Энергетика зла очень страшная и не всякий способен совладать с нею. Если у нечистого не получается совратить тело на грех блудом, деньгами, славой и прочим, тогда он идет к тому, кто легко поддается внушению. К завистнику, и его руками, сплетнями рушит душевный покой. Зло, проникая в разум человека, заставляет трепетать сердце и излучать подобное.

Каждый из нас хоть раз в своей жизни, особенно в щепетильных ситуациях, слышали зов добра и зла. Как поступить, если нашли кошелек полный денег со всеми данными владельца или другая подобная ситуация? Нечистые чувствуют и изучают нас как ни один психолог и, поймав на одном грехе, тянут к другому. И вот уже тот, кто вел праведную жизнь, вдруг ни с того ни с сего начинает злиться на дорогих ему людей и, кажется, в праведном гневе упрекая, настырно доставая, монотонно излучая зло. Убивает как свою любовь, так и тех, кто его любит. Ни мольбы одуматься, ни слезы, а уж тем более громкие скандалы не дают положительных результатов.

Нечистый, запущенный в спокойную самодостаточную семью, с ловкостью мясника творит своё мерзкое дело.

Если же любовь слишком крепка и нечистый бессилен, то подключаются те силы, которые либо мучают тело, либо убивают. Уж как горько и обидно. Сколько семей разрушено, сколько сирот, сколько злых гадов, убийц и насильников. А сколько развелось проповедников, увлекающих слабых духом в адскую круговерть.

Силы Неба должны пробиваться к нам не только сквозь звездные миры, но и сквозь удушливую грязь, изрыгаемую дъяволом и его войском.

Слава Богу, что Свет побеждает тьму во всех её проявлениях и везде, где взывают к Силам Небес, к Божьей Матери, Святой Торице, Ангельским силам и святым, которые мгновенно приходят к нам на помощь.

Нам даны познания настолько, насколько мы можем их понять, а принять их или нет, зависит только от нас самих.

Вот и выбираем Христовыми путями идти или просто наплевательски отнестись к спасению самого себя. Своего я.

Если бы всё это знать и помнить хотя бы лет с пятнадцати, сколь чиста была бы душа. Слава Богу за то, что есть возможность выбрать Его и обрести вечное покровительство.

Пробовала поискать то место, где обитает таинственный монах. Но не тут-то было. Посмотрев сурово в мою сторону, наклонил голову над какими-то записями и перестал обращать на меня внимание. Понимая, что мое любопытство перешло все границы, я медленно стала отдаляться. Увидела то, что дано было увидеть. Комната с читающим монахом была без крыши. Свет поступал от солнечного луча, расположившегося как солнечный зайчик перед человеком.

Чем дальше отдалялась, тем закрытей и непроницаемее становится все вокруг, а вот свет видно постоянно. Не смея больше искушать судьбу, остановилась на том, что разрешили посмотреть.

Были и, надеюсь, будут еще встречи.

Однажды увидела таинственного защитника власти за вышиванием. Сидит спиной к своему столику и вышивает ярко-красными и ярко-салатовыми нитками. Можно было и не писать об этом, да только чудно так всё. Вышивка прямоугольная. Белая ткань висит в воздухе и так крепко натянута, как на пяльцах. Мужчина протыкает иголкой с ниткой, смотрит на узор, но мыслями, видно, далеко. Со спины появилась женщина. Чувствуется, очень трепетная, нежная, очень сильная любовь, от которой хочется упасть перед ней на колени. Ни лица, ни рук не видно, только богатейшие украшения в виде большого усыпанного драгоценностями кокошника. На невидимых плечах до самого пола одеты несколько плащей – накидок с повязками на шее. Их настолько много, что не счесть, и все изумительной красоты и разных цветовых гамм. Настолько тонкая ткань, что они кажутся невесомыми. Переливаются, как усыпанные алмазной пылью. Каждый плащ строго определенного цвета. Вижу, как эта женщина нежно гладит по голове вышивальщика, потом сняв верхний плащ легко накидывает ему на плечи, повязывает тесемку вокруг шеи. Если мужчина отвлекся и оставил иголку, то она так и висит в воздухе без движения.

Монах женщину не видит и не чувствует, но его, видно, очень берегут.

Собираясь окончить рассказ, снова краешком глаз заглянула к таинственному монаху.

Стоит всё возле того же столика по стойке смирно. Вытянут, как струна, с очень сосредоточенным выражением лица и дирижирует невидимым оркестром или хором. Как в дальнейшем стало показано, он дирижировал сам себе, своему им же созданному произведению.

Ни разу не застала его спящим или дремлющим. Он не только постоянно бодрствует, он работает без устали и всё то с великой целью.

Вот оно и выходит. Какого правителя заслужил народ, такого Бог и пошлет. За какого правителя народ молится, к такому и охранник приставлен.

Молимся за власти наши и воинство наше, ради благ для детей наших и всех будущих поколений. «Дабы вразумил Бог начальствующих над нами, дабы были они и их семьи в мире и здоровье.» «От Господа дана вам держава, и сила – от Всевышнего, который исследует ваши дела и испытывает намерения.» Библия Прем. Солом. Гл 6 ст.3.

КРОВОТОЧАЩИЕ

К молодым целителям («бабкам», как их называют в простонародье), люди относятся с опасением. Идут, только если узнают, что кто-то вылечился или кому-то помогла. Ко мне, как к массажистке, хоть и довольно молодой, относились с доверием. В конце семидесятых, начале восьмидесятых Север был заселён одной молодёжью. Рожали много, а с медициной было не то что туго, а глухо. Ни Церкви, ни священника. Крутились сами, как могли. Самое страшное, много женщин страдало от самоабортов.

Вот приходит такая, уже почти фиолетовая от потери крови. И как прогнать? Ведь умрет же упертая. Пока вертолет вызовут, пока вывезут, а с обращением к местному фельдшеру она протянула. Думала, авось, всё обойдется. Не обошлось. Вот ей кто-то подсказал, что там возле болота какая-то «бабка» живет.

Конечно, ради своего спокойствия можно было и выгнать человека и не молиться, как сейчас говорят в «прелести» и травками не лечить, путь как хочет. Ну не успеет доехать до доктора, а я тут причем. Сама виновата. Зачем мне чужие проблемы. Так сейчас живут многие. В церкви говорят, не ходите к «бабкам», но сами при этом не прилагают никаких усилий к спасению человека, а в больницу чуть опоздала, ничем не помогут, хоть и рады были бы.

Ложу её поудобней, бегу заваривать травку и сразу приступаю к молитве. Первейшую из первейших молитв «Отче Наш» читаю три раза, «Борогодицу» три раза, а потом пятую главу из Евангелия от Марка о кровоточащей.

Женщина чуть успокаивается, матка выбрасывает куски крови чуть ли не с каждым ударом сердца. Бегу за заварившимся отваром и пою травкой. Через семь-десять минут кровотечение останавливается полностью.

Слава Господу Творцу и Создателю! У меня лоб, покрытый холодным потом, женщина тоже еле живая лежит на диване.

– Лежи тихо. Не двигайся. Минут через двадцать ещё раз напою. Она настолько обессилила, что вместо ответа только глазками повела и от потери сил закрыла веки.

Я начала искать, чем бы накормить посетительницу. Потом снова напоила травками, помогла привести себя в порядок и напоила какао. Через час, хоть и немного шатаясь, женщина уже стояла на своих ногах. Я позвала двух соседских мальчиков лет по пятнадцать и попросила довести её до дома. Через две недели, уже почти окрепшая, женщина пришла с таким количеством вопросов, что я опешила:

– Кто вас учил молиться? И откуда вы знаете, что так надо было сделать в тот момент? И что за травку вы мне давали? У моей матери климакс уже два месяца без остановки кровоточит, я ей призналась, что сделала себе аборт и чуть не померла, но вы мне помогли. Она стоит у вас под дверью, можно пусть она войдет?

– Пожалуйста.

Вошла женщина пятидесяти лет. Измученная и уставшая от болезней, поджатые тоненькие губки, сверкающие глаза, не глядя на меня, начали осматривать скудную мебель в моём вагончике.

– А мне поможет ваша молитва и трава?

– Конечно, если вы хоть немного веруете.

– Да кто нас учил веровать. Вот вы откуда понабрались всего этого?

– От бабушки. Она нам, внучатам, читала молитвы на сон грядущий каждый день и тётка по отцу у меня сильно верующая и дедушка людей лечил и покойников отпевал. Это он мне молитву «Отче Наш» по памяти написал.

– Вы мне покажите, что это за травка. Может, и я выпью.

– Нет. Не покажу. Если вы пришли за помощью, тогда давайте приступим. Мне нужно вас сначала посмотреть, а потом уже о травках говорить.

– Значит, что-то ядовитое?

– Нет. Просто вы не готовы сейчас принять эту травку. Каждому своё.

– А ты то-уж так и готова? Ведь больно молодая-то так по-бабьи рассуждать.

– Если вы пришли меня обличить или унизить, то

уходите пожалуйста. Дочь укоризненно посмотрела на мать.

– Мать, ты чего завелась? Что она тебе плохого сделала-то?

– Пусть немедленно расскажет про травку. Кто показал? Где научилась?

– Хорошо. У нас в деревне есть бабушка Ганна, у которой все предки по женской линии лечили кровоточащих. Со всей округи свозили к ним на лошадях и вели под руки заливающихся кровью. Однажды она увидела, как я раненько по росе, возле озера собирала травки. И спрашивает:

– Ты что там, дитё, собираешь? Да ещё и так раненько.

– Да вот, живём же на Севере. Я к северным травкам еще не привыкла, а свои уже все знаю и спешу за отпуск, когда тут бываю, хоть немножечко собрать, насушить и взять с собой.

– Ну что же. Молодец. А ты знаешь, что всякую травку нужно собирать с молитвой. Пошли ко мне домой, я тебе кое-что покажу.

У меня от радости запрыгало сердце. Это же надо, сама бабушка Ганна ко мне подошла. И я чуть ли не в припрыжку побежала за ней.

– Я уже старая. Детей у меня нет, передать некому.

Слепнуть стала, но тебе покажу, чем и как людей лечила. И показала мне траву и молитвам научила. Вот и весь сказ. Вы довольны?

– Ну ладно. Лечите меня.

Я сделала отвар, напоила и стала ждать. Прошло тоже почти девять минут и кровотечение остановилось. Женщина сначала долго ухмылялась и удивлялась, а потом стала требовать, чтобы я дала ей травки с собой.

Прошли годы. Мне много раз приходилось спасать людей этой чудодейственной травой. И я решила описать её в своей тетрадке.

Травка называется черноголовка. По латыни Labiatаe. Это уже много позже я нашла описание этого цветка в травниках. Но нигде, ни в одной книге, нет описания её сильнейших кровоостанавливающих свойств. Приезжали из больницы, у мужчины кишечное кровотечение, привозли с послеродовым кровотечением, а уж при длительных изнуряющих менструациях эта чудо-травка просто спасительница. Растет по пойменным лугам, на пастбищах. Что интересно – коровы не едят её вообще, аккуратно обходя стороной.

Заваривать нужно одну ложечку травки на пол стакана кипятка. Пить не более ложечки, по прошествии получаса можно ещё ложку. В зависимости от обильности кровотечения. Трава не влияет на месячный цикл. Она без запаха и вкуса. Интересно ещё одно. Черноголовка имеет силу только до тех пор, покуда не зацветет новая. Я проводила эксперимент, и всё подтвердилось. Лекарственные травы, соцветия имеют силу только в течение года, а потом их нужно выбрасывать и собирать новые.

На Севере эта трава не растёт, доходит только до Тобольска и всё. Мне приходится выращивать её у себя возле дома.

Есть ещё одна трава, подобная черноголовке. Называется шлемник байкальский. Описывать не буду. Его описание есть во всех травниках. Шлемник сильно помогает при давлении и является слабокровоостанавливающим.

Ещё есть одно средство, которые мне передали от наших бабушек. Когда месячные идут долго и очень обильно с сильными болями, нужно надеть рубашку задом наперед и боль утихает. Сейчас молоденькие девочки бегают без рубашечек, тогда можно проделать эту процедуру с ночной сорочкой.

Если все-таки операции не миновать, прошу женщин сходить в Церковь и попросить благословения. И Господь пошлет вам хорошего врача, доброжелательных медсестер, и всё пройдет без осложнений.

Мы все ходим под Богом и только Ему одному ведомо, как и когда посылать нам помощь по молитвам нашим.

«Потому говрю вам: всё, что ни будете просить в молитве, верьте, что получите; и будет вам» Евг. От Марка гл. 11 ст. 24.

ДЕД БУРЯК

Господь очень мудро всё распределил.

В каждой деревне, в каждом поселке и городе есть Его воины. К тому же они наделены такой силой, что могут справиться сразу с несколькими колдунами и, самое главное, что они не бояться нечисти.

Спокойно и уверенно, с верой в Бога, эти люди постоянно воюют с посланниками преисподней. Работают и всё.

И снова об испуге.

В былые, советские времена, люди жили попроще и доверяли друг другу побольше. Дома почти никогда не закрывались, разве что на слабенький крючочек, чтобы животное не зашло. И вот, в одном поселке, произошел такой случай. Жили рядом два хороших соседа. У одного было двое ясельных деток, а у другого жена родила только месяц назад.

Обычно те женщины, которые недавно родили спят очень чутко, то не так носик сопит у младенца, то он закряхтел, то вдруг хныкать начал. Молоденькая мать, часа в два ночи, покормив и перепеленав ребенка, удостоверившись, что тот сладко спит, она и сама прилегла под спину мужа. Только задремала, вдруг, слышит, кто-то заходит в дом. Она давай будить мужа.

– Родненький, к нам кто-то идет, слышу, что уже на веранде.

– Да спи ты, как пришла из роддома, всё тебе что-то чудится.

– Нет, ты послушай, он уже на кухне.

И тут, женщина увидела в дверях спальни мужской силуэт, сначала онемела, а потом как закричит. Муж подорвался, ухватил пришедшего и если бы тот не завопил, то пришлось бы ему не сладко. Оказалось, что это сосед, пришел приглашать соседа сходить ночью в колхозный сад за черешней. Разошлись мирно. Младенец даже не проснулся, молоденькая мать испугалась очень сильно, но значения этому не придала.

Утром, покормив и уложив ребенка, она вышла на улицу и занялась домашними делами: постирала пеленки, полила грядки, обходила животных и вошла в дом. Одного взгляда хватило, чтобы понять, что с ребенком беда.

Это сейчас дети, не успев родиться, уже одеты в ползунки, памперсы, никто не бережет их позвоночники. А раньше младенцев тщательно пеленали, с огромной осторожностью брали на руки, чтобы не повредить спинку.

Мать смотрит, а у дитя головка повернута на бок и глазки полуоткрыты. Быстренько распеленала, поставила градусник. Как взглянула на цифры, обмерла – 39 градусов. Откуда? Ни сквозняка, ни холода, теплынь, лето.

В конце улицы жила врач. Бегом к ней. Та подняла бригадира, давай искать машину, чтобы везти ребенка в район.

А мать, прибежав домой, запеленала кроху и вышла на крыльцо. Страшно подумать. Если заберут в больницу, значит, будут сбивать температуру. И делать это будут не по-человечески. Ребенка заносят в операционную, сильно бьют по попе, тот начинает кричать, у него вздуваются венки на лобике и ему ставят капельницу, опускают в ванную, полную льда и др. Мать не пускают. И бывают случаи, что после такой процедуры дети не выдерживают и у них появляются различные отклонения, вплоть до сумасшествия.

Ужас сковал сердце матери. Она подняла глаза к небу и взмолилась.

– Господи, помоги, откуда на меня такое горе? И мысль пришла, как гром среди ясного неба. – Слава Тебе Господи!

Забыв даже обуться, она во всю прыть побежала вдоль улицы, потом через переулок и во двор к деду Буряку.

– Дедушка, дедушка помоги!

– Что у тебя приключилось?

– Вот, температура у малыша большая.

– Давай его сюда, а ты пойди и набери с колонки водички вот в эту зеленую кружку и нож мне подай, вон он на скамейке лежит.

Мать опрометью выполнила все поручения, и присев возле дедушки на крылечке, притихла. Дедушка сначала помолился над водичкой, потом прорезал её несколько раз ножиком и ещё помолился над ребенком.

Ещё не очень старый мужчина, худой, с приятным светлым лицом. Как его, бедного, выкручивало. Он зевал и потягивался, и слезы текли из глаз. Было видно, что ему очень тяжело.

– Вижу в ребенке очень большой испуг, который вошел в него через тебя. Давай-ка, и над тобой помолюсь.

Домой женщина летела, как на крыльях. А возле калитки бегала разгневанная врач.

– Ты где была? Небось у Буряка?

– Да. Не трогай пока ребенка. Дай температуру сначала померяю.

– Нечего мереть. Садись в машину, и поехали в больницу. Там разберутся.

– Нет. Сначала меряем температуру.

И, о Слава Тебе Господи! Температура 36,6. Ребенок спокойно спал. Мать ещё дрожала от пережитого волнения, но ребенок уже был полностью здоров. Извинившись и поблагодарив за участие доктора, молоденькая первородочка вознесла свои благодарные, еще не умелые молитвы ко Господу.

К дедушке она ходила еще два дня подряд. Отнесла ему гостинцы и пообещала всегда вспоминать его в своих молитвах.

Вот и выходит, что через материнскую грудь в ребенка вливаются все наши страхи, переживания и эмоции. Если мать кормит дитя в присутствии не очень хороших людей и если кто-то из них хотя бы мысленно про себя скажет – «Ого, сколько молока» или «Ого, какая грудь», молоко у матери может неожиданно стать синим и горьким или пропадет вообще.

Если молодые скандалят, и кормящая женщина много волнуется, плачет, то ребенок тут же начинает капризничать, кричать, отказывается пить молоко из груди. Обычно в таких случаях прошу мать пробовать свое молоко, и оно практически всегда оказывается горьким и невкусным. Мир и покой должны царить в той семье, где есть беременные или кормящие женщины. И будет ребенок здоров и спокоен.

ДИТЯ ГРЕХА

Как-то раз, поздно ночью зазвонил телефон.

– Слушаю.

В трубке прозвучал тревожный мужской голос:

– Извините, что так поздно, но у меня ребенок умирает в роддоме. Врачи сказали, что надежды уже нет. Что делать? Помогите.

– Вам нужно беспрестанно молиться там, где вы сейчас находитесь.

– Да я в роддоме. Врачей спрашиваю о состоянии ребенка, а они только головой качают.

– Как зовут вашу жену?

– Ну вообще-то она не жена мне, но ребенок мой.

– Всё понятно. А ребенку имя уже придумали?

– Да, – сказал мужчина и озвучил мне имя своего ребенка.

– Не волнуйтесь. Я постараюсь сделать всё, что в моих силах. Став перед иконой Богоматери на колени, я взмолилась, прося даровать жизнь только что рожденному человечку. На следующий день, звонивший мне мужчина, появился во всей красе.

Это очень богатый бизнесмен. С виду-то и на мужчину толком не похож. Женат, есть взрослые дети, но для развлечений завел себе молоденькую девочку. То на море, то на охоту, всё свободное время проводил с ней вместе. Деньги из семейного бюджета рекой текли в карман изворотливой девушке. Прошло более пяти лет с момента их знакомства. Девушка, видя, что жениться он на ней не собирается, сообразила что этот тугой кошелек можно привязать к себе ребенком, и быстро реализовала свой замысел.

Но получилось немного наоборот. Любвеобильный «котик», как она его называла, стал нервничать и волноваться. Ему абсолютно не нужны были никакие дети, т.к. он и своих-то еле терпел от законной жены. Ему всего лишь нужна была подстилка, да ещё, чтобы она была всегда хорошенькая и ласковая и не доставляла никаких проблем.

Говорить с такими миллионерами о совести и чести практически нет смысла. У них в голове одни деньги и развлечения. А о том, что родили «байстрюка», как в давние времена говорили, безотцовщину, даже намека не терпят.

– Я деньгами его всегда обеспечу.

Вот и вся родительская забота. Сам весь больной, гнилой, на пороге старости. Если помрет, кто его кроху будет содержать и защищать.

Через неделю он опять приехал. Снова малышу плохо.

– Он опять заболел. Врачи сказали, что на этот раз точно помрет.

– Я вас просила молиться. Я вам объясняла, что ребенок рожден в грехе. Вы что думали, это всё шуточки, что можно спать со всеми подряд, детей на свет пускать без последствий.

– Мне не до ваших нравоучений. Вы мне лучше скажите, что сейчас делать?

– Вызовите батюшку прямо в роддом и окрестите. Батюшку пускают. Если Богом будет дана жизнь этому дитяти, то он выживет, а если нет, то ребенок умрет без мук и крещеный.

Они так и сделали. Ребенок пошел на поправку и сейчас нормально растет и развивается. А у новоиспеченного папаши с того времени начались проблемы:

– Да заколебала. То одно купи, привези, то другое. То приедь посмотри и помоги купать.

Это всё ему было уж никак не по душе. Он уже это пережил в молодости, а сейчас хотел просто жить и наслаждаться отдыхом и молодым, красивым телом своей любовницы.

Раньше его посещали мысли о том, чтобы разойтись с законной женой и жить с этой молодой девушкой, но как вспоминал он свой храп во сне и какие вонючие газы летят из его уже ослабленного возрастом кишечника и о грязных трусах и вонючих носках, которые пока стирала его законная жена. На свидание-то он всегда являлся чистенький, наглаженный и молодцеватый.

И конечно, совсем он не думал о том, с каким грузом «добродетелей» предстанет он на суд Божий. А ведь страдают все – и законная жена, которая знает о его похождениях, и любовница, все ждущая, что его миллионы достанутся только ей, и самое страшное, страдают дети, которым «доброжелатели» объявят, что их отец сделал им родственника. Будут страдать все от безрассудства взбалмошенного, тухнущего, как гнилое мясо, миллионера.

ОСВЯЩЕНИЕ МОЛОКА В ГРУДИ

Разговариваю с сильно рыдающей молоденькой женщиной. Понять толком из её рассказа ничего невозможно. Она бедненькая машет ручками, плачет и, заикаясь, что-то рассказывает.

– Давай чуть-чуть успокоимся. Подыши немного и не волнуйся. Всё у тебя будет хорошо.

Маленького роста, ещё совсем девочка и так горько плачет. Да что ж это за горе с ней приключилось?

– У меня ребенок уже месяц в реанимации.

– Сколько ребенку и как зовут?

– Месяц как родила. Зовут Яна. Меня выписали, а её оставили и меня не допускают даже посмотреть.

– А кормят чем?

– Я сдаиваюсь, они моё молоко кипятят и кормят. У меня уже сил нет это всё терпеть. Кто там её искупает и перепеленает, кто приласкает и пожалеет, кому она там нужна?

– Ты, дитя, успокойся. Сейчас мы помолимся над твоей грудью, попросим Господа освятить молоко и всё будет хорошо.

– Но ведь они его кипятят!

– Пусть себе делают, что захотят. Они поступают так, как их учили в институтах, а мы им поможем. От освящения молока точно хуже не будет, а наоборот, оно будет иметь огромную целебную силу. А то, что

кипятят, не страшно, святую воду сколько ни кипяти, она от этого своей силы не потеряет.

Женщина немного успокоилась.

– Вы думаете, поможет?

– Конечно. Ты только не волнуйся и так не плачь, потому что все твои переживания переходят с молоком к младенцу.

Я прочитала молитвы с молитвослова и девушка ушла домой.

Слава Богу, вскоре её доченьку, быстро пошедшую на поправку, выписали домой. Сейчас это уже школьница, красавица, а мама верующая и благодарная Господу за спасение дочери.

МАСТИТ

Очень жестокая форма заболевания груди. Очень сильная боль, да ещё и в придачу температура под сорок, а тут и стирать, и гладить, купать и кормить малыша надо. Хорошо, если есть кто-то рядом, кто поймет и поможет, а если одна? Но хочу сказать, что на начальных стадиях эту страшную болезнь можно вылечить буквально за считанные часы.

Как-то привезли ко мне молоденькую мать уже из больницы. Груди деревянные, готовят к операции.

– Потерпишь?

– Да я на все готова, всё вытерплю, лишь бы под нож не ложиться. Если порежут, доктор сказал молоко перегорит, а чем же я ребенка кормить буду?

– Ну, держись. Можешь кричать, но только постарайся поменьше меня за руки хватать.

В советское время роженицы лежали в больнице самое малое девять дней. Их берегли. Деток пеленали, мыли и давали молодой маме набраться сил. А самое главное, женщин учили правильно сдаиваться. Сейчас же, если женщина рожает не за деньги, то уже на третий день её выписывают, хоть и пупок у ребенка не заросший и мать неопытная, а то и порезанная, ни сидеть, ни лежать не может. Как хочешь там дома, так и живи. Сейчас тоже есть хорошие специалисты, но они в основном работают в богатых клиниках и прием к ним стоит не дешево. Кто поедет работать в маленькие городки на Север?

После усердной молитвы я приступила к больной. Даже самое малейшее прикосновение причиняет нестерпимую боль. А спасать грудь и молоко надо. Кричали и плакали обе: и девушка, и её мама. Сначала из груди пошла сыворотка, потом чуть-чуть молока, а потом густой, как вареная сгущенка гной. Грудь стала мягче, боль тише, температура спала. Измученная, вся в слезах и поту, девочка в изнеможении откинулась на спинку дивана. Я нагрела стакан водки, кинула туда столовую ложку сливочного масла и приготовила компресс. Потрогала, чтобы он был не слишком горячий, но и не холодный (локтем), а потом быстро положила на грудь, сверху накрыла целлофаном и хорошенько укутала.

– А что делать с ребенком? Он же кричит, кушать хочет. Мы его пока чуть сладким чаем поим.

– Пока вы доедете домой, пройдет полчаса, уже можно будет покормить, а завтра снова сюда. С Божьей помощью на третий день роженице стало легче, а на пятый вообще вся была здорова.

А если бы порезали? Сколько я насмотрелась исковерканных грудей. Постоянные душевные неудобства для женщины и смущение для мужа.

–//

Бывает, что мастит уже гнилой. Такой мастит при неумелом или несвоевременном лечении может привести даже к смерти. В наше время жизнь женщины можно спасти операцией. Раньше, когда в поселке не было хирурга, больных женщин вертолетом вывозили в город. Долго, страшно, больно, но деваться некуда.

Как-то раз в балочек, тихонько крадучись, вошел мужчина.

– У меня жена болеет.

– Приводите. Постараюсь помочь, чем смогу.

– Она не встает, у неё вся грудь в нарывах. Местный фельдшер сказала, что если в ближайшее время не будет возможности вывезти её в город, то она умрет. А у нас дети.

– Хорошо. Сейчас идем.

Приятная чеченская семья. Какие времена были хорошие. Все жили в мире и уважении. И при слове чеченец не было ни страха, ни презрения.

С Божьей помощью я приступила к больной. То, что открылось моим глазам после снятия повязки, не поддается никакому описанию. Детки в страхе за маму, все в слезах жмутся ко мне, с надеждой заглядывая в глаза.

– Помогите, уже сил моих нет. Боль сводит меня с ума.

– Держись. Я сейчас буду просить Пресвятую Троицу, а самое главное, буду просить Богородицу. Она самая скорая помощница в женских бедах. Ты полежи тихонько.

Послушная чеченочка замерла и только тихо постанывала всё то время, пока я молилась.

– Не бойся. Всё будет хорошо, дайте мне пару стареньких полотенец.

Вот это была война за грудь, молоко и жизнь женщины. Рядом в кроватке тонюсенько и очень жалобно пищал Магомедик, хотел кушать. Его мама, хоть и не первородка (он у неё уже четвертый, рожала до тех пор, пока не родила мальчика), а вот так тяжело попалась болезни на крючок. Синие большие нарывы обнесли всю грудь женщины.

Живого места не было на груди. И чтобы сдоить грудь как можно с меньшей болью мне приходилось приноравливаться и ходить вокруг женщины со всех сторон.

С груди шло молоко, а с нарывов гной. Мы обе покрылись потом, я устала страшно, а она, бедненькая, стала белая, как мел.

– На сегодня хватит. Через 10-15 минут можешь покормить сына. Завтра я опять приду.

Мужчина по темноте проводил меня до конца болота, где мой вагончик уже был виден, поблагодарил и бегом пошагал домой.

Пять дней я ходила к ним, а потом, когда женщине стало легче, она оставляла малыша на старших дочерей и приходила сама.

К нарывам прикладывали мазь вишневского. Перед кормлением омывали теплой водой с мылом. И каждый день, начиная с молитвы, я сдаивала её почти полностью. Работали дней пятнадцать. Груди перестали нарывать, женщина начала высыпаться и довольно быстро поправилась.

Перед тем как начинать сдаиваться, нужно прочитать по три раза : «Отче Наш», обязательно «Богородице» и «Царю Небесный».

ИЗОЩРЕНИЕ БЕСОВ

«Ты веруешь, что Бог един: хорошо делаешь; и бесы веруют, и трепещут» Соборное послание святого Апостола Иакова гл. 2 ст. 19.

Уж до того изворотливы и изобретательны в своих уловках нечистые, такие козни и сети ставят на пути улавливаемой ими души, что порой очень трудно разобраться и понять, что хорошо, а что плохо. Днем ещё не так страшно. Верующие проводят время в трудах и сердечной молитве. А вот ночью, во сне, так просто беда.

«Много перенёс он искушений и нападений от злых духов, которые во время его уединённых келейных молений, особенно в ночное время, старались всячески препятствовать ему разными страхованиями…» Афонский Патерик Житие Даниила Сербского.

Чем больше человек стремится к спасению, тем тяжелее его путь.

Однажды ночью я проснулась от того, что почувствовала на себе чей-то взгляд. Обычно в таких случаях начинаешь автоматически креститься и говорить «Господи помилуй» и все видения моментально исчезают. А в этот раз не успела. Рядом стоял человек с очень знакомым лицом и очень приятно улыбался. Весь как из густого грязно-серого тумана и только лицо хорошо видно человеческое. Пока я его разглядывала, пока думала, как он мог среди ночи войти в закрытый дом и что ему надо… Чудовище с молниеносной быстротой опустило свои пальцы как большие щупальца мне на живот и из них в меня потёк какой-то дым. Как под гипнозом, я уснула снова.

Всё поняла только утром. Сначала начались резкие боли внизу живота, потом, как волной, ударило по кишечнику, печени, желудку. Живот вздулся, боль поползла по спине и почкам. Меня начало бросать то в пот, то в жар, то в холод, и стала чувствовать как «это» ползет к сердцу.

Что это порча, поняла сразу, а откуда она взялась, до меня дошло только тогда, когда я вспомнила о ночном визитёре. Вспомнила всё. Что у нас в городе есть колдунья, которая насылает дьяволов именно ночью когда человек спит. Они приходят в разных образах, то в виде женщин, то мужчин, но всегда очень огромных. Уже много людей приходили со своими страшными рассказами о ночных кошмарах. Попалась и я.

Боль была немыслимая, я молилась, плакала и кричала. Куда пойти? У кого попросить помощи?

И вспомнила я о матушке из храма староверов. Земной поклон ей и моя сердечная признательность к этой чудесной женщине. Куда я только раньше не обращалась за помощью, укреплением и пониманием моих трудов на поприще борьбы с порчами и болезнями. Но обычно натыкалась или на молчание, или на громкое осуждение. А вот староверы приняли как родную. Долго расспрашивали не колдунья ли я, не гадальница. Но когда узнали, чем занимаюсь, лица их посветлели, только матушка, тяжело вздохнув, сокрушенно покачала головой: – Раз ты полезнуешь людей, возьми вот этот каноник и когда будет сильно тяжело, молись Богородице или Иисусу Христу и обретешь помощь.

Я, вспомнив её слова, еле доползла к своему маленькому иконостасу, достала книгу и со стонами и слезами стала читать канон ко Господу за болящую.

Сначала боль ударила во всём теле ещё сильнее, а потом стала утихать и я, не прочитав и трети канона, уснула и проспала часа три. Боли прекратились, но от пережитого остался страх и я вновь взяла книгу в руки. Дочитала, как и положено по церковному уставу. Телу стало легко и спокойно.

Боли ещё приходят, но уже не такие страшные. Такое ощущение, что нечисть высосала силы и запустила внутрь гниль. Страшно подумать, что было бы, если бы не молитва и скорая помощь Господа. А ведь сколько людей умирает, да ещё и скоропостижно, так и не поняв откуда и почему пришла смерть.

МОЛИТВА НА СОН ГРЯДУЩИЙ.

«Отче Наш» «Взбранная Воеводе Победительная», а потом вот эту:

Молитвою к Тебе Господи, во дни отражаю нападения нечистых. А во сне остаюсь беззащитным. И приступают ко мне злые духи, мучающие тело

и душу.

Просыпаясь в слезах во страхе и без сил, снова и снова взываю к Тебе.

Господи дажь мне память Твою, дабы и отошедши в сон я всегда помнил (ла) о Тебе, и вооружившись молитвой без страха и боязни мог бы (магла бы) побеждать всякую нечисть, будь то насылаемую колдунами или так самих по себе рыскающих нечистых сил.

Господи, буди Твоя воля во мне, как во сне так и наяву.

Аминь.

ЛЮБОПЫТНАЯ

«Скажи им: живу Я, говорит Господь Бог: не хочу смерти грешника, но чтобы грешник обратился от пути своего и жив был» Библия Иезекиль ст. 33.11.

Недавно в один из будничных дней в комнату буквально ворвалась молодая двадцативосьмилетнаяя женщина.

– Вам назначено? – спрашиваю её.

– Нет. Я у вас уже была и в очереди стоять не собираюсь. Вы меня не захотели принять, а отправили в Церковь на исповедь и на причастие.

В этот момент в комнате уже находилось пять человек. Они все как-то приутихли и выжидающе посмотрели в мою сторону.

– Сейчас-то вам от меня что нужно?

– Была я в Церкви, батюшка наложил на меня там что-то, но я делать это не умею.

– Епитимью?

– Ну да. Что-то навроде этого. Я пришла вам сказать, что видела по телевизору по программе «Спас» выступление старого с большой бородой и вытаращенными глазами попа, и он сказал, что всех таких как вы, надо сжигать на костре и что раньше государство было заодно с церковью, и всех целителей, астрологов, магов, «бабок», всех надо на костер и что правильно раньше делали католики. А вот ещё что сказал, что бывало и невинные сгорали, ну и ничего страшного, ведь и в тюрьмы попадают невинные. Ну посидит годик и выйдет.

– Это всё правда, что вы говорите и эти слова говорил именно батюшка?

– Да. И я с ним согласна.

– Не может такие вещи говорить истинный христианин священник. Даже иноверцы так не говорят.

– Говорил, говорил, да ещё и с ухмылкой и таким злом на всех вас лечащих нетрадиционными методами.

Если бы эта женщина была со мной в комнате одна я бы просто попросила её уйти и всё, но тут сидели те, кто пришел за советом и помощью, за молитвой, за травкой и я решила дать ответ.

– Вот если бы на костре жгли невинно оклеветанную жену, мать, сестру или дочь этого как вы выразились попа, он бы так не нападал. А если бы его самого безневинно забрали бы, пусть даже всего и на год в тюрьму, там бы он мог заразиться тифом, мыл бы унитазы и выносил помои. А из дома жена писала бы, что квартиру обокрали мошенники и нет помощи и защиты, а когда бы он вышел, то не смог бы устроиться на работу, т.к. для осужденного, пусть даже и невинно, двери везде закрыты. Вот тогда бы он никогда в жизни не пожелал «ошибок» для тех, кого

палят на костре, для тех кого «по ошибке» садят в тюрьму. Только одни Соловки погубили сотни тысяч невиновных служителей Церкви, там земля кричит от мук, принятых людьми. Священникам разрезали утробу и вкладывали в живот только что вырезанных из утроб младенцев. Страдали мученики именно без вины, и губило их то самое государство и тот строй, которым управлял злой дух.

А ведь Господь Иисус Христос не гнушался грешников.

«И когда Иисус возлежал в доме; многие мытари и грешники пришли, и возлегли с Ним и учениками Его. … не здоровые имеют нужду во враче, но больные» евг. От Матфея гл. 9 ст. 10 и 12.

И не священники и богатые ходили за Ним толпою, а нищие, больные, грешные и не по пять человек, а тысячами.

Женщина завертела головой и заерзала на стуле.

– Ну что ещё хочешь сказать ? – спрсила я её.

– А он ещё говорил, что все ясновидящие это прельщенные или психически ненормальные. Что вы на это скажете?

– Вот такие, как ты говоришь попы, убивали пророков, посылаемых Господом для вразумления в древнем Израиле.

«В Антихонии, в тамошней Церкви были некоторые пророки и учители: Варнава и Симеон…Когда они служили Господу и постились, Дух Святой сказал: отделите Мне Варнаву и Савла на дело, к которому Я призвал их» Деяния гл. 13 ст.1.

Господь будет судить всех по делам их. И если Он посылает солнце на злых и добрых, то только Он и может судить тех, кого сотворил.

Одна из присутствующих при этой странной беседе спросила?

– А что такое в прелести?

– Это когда у человека начинает вырабатываться гордыня, тщеславие, высокомерие. Когда он думает, что он умнее всех. Величайшая прелесть – признавать себя свободным от прелести.

– И как с этим бороться?

– В жизнеописании одного святого я нашла молитву «От прелести вражей»:

«Господи Иисусе Христе, помилуй меня прельщённую! Господи не попусти врагам до конца поругаться над Созданием Твоим, которое Ты искупил честною Твоею Кровью».

Когда будешь так молиться, то сама увидишь действие этой молитвы, как душевным врагам это будет неприятно.

В прелесть может впасть человек в основном в молодом здоровом возрасте, когда особо сильна тяга к славе и деньгам. Не думаю, что эта «болезнь» грозит тем молитвенникам, которые постоянно болеют, работая с людьми. Таким, как Св. Матренушка была, Ванга, да и в наше время те, кто вычитывает, обычно хлебнули горя сполна. Чтобы понять страждущего, надо самому испить не одну чашу слез.

В прелесть могут впасть и церковнослужители, но они обычно становятся злы и раздражительны и на всех, кто «внизу», смотрят свысока. Только с богатыми они добры и снисходительны.

Обвинить и унизить можно каждого из живущих на земле. Если умные, начитанные, а главное верующие в Создателя всего видимого и невидимого не приняли Его Сына? «Ибо знал, что первосвященники предали Его из зависти». Евг. От Марка гл. 15 ст. 10.

Но ведь были есть и будут умницы, сильнейшие среди верующих, борющихся с нечистыми не из прелести или психического нарушения, а ради своего спасения и спасения всех христиан.

Если Иоанн Кронштадский выносил подаяние всем стоящим возле церкви, он же не спрашивал блудник ли или колдун, пьяница ли или вдова, всем раздавал деньги, кто стоял с протянутой рукой.

Можно, конечно, было бы всех спалить и в дурдом посадить, но я верю, что приняв милостыню из таких золотых рук, каждый грешник постарается образумиться.

А ещё у нас в православии есть один из сильнейших бойцов с нечистью святой Киприан. Он с детства воспитывался у черных жрецов-магов и стал одним из сильнейших колдунов, которого боялся весь город. Но когда святой Киприан узнал, что злой дух боится Христа, он лично бился с князями тьмы буквально физически, а потом пришел к святой Устинье и попросил рассказать о Распятом. После чего, приняв святое крещение, пожил немного ещё и пострадал за веру в Христа. Зато он спасся, он в раю. А если бы его сожгли? Куда бы он попал не раскаявшись?

От прелести спасались ещё, когда брали на себя подвиг юродства. Очень много юродивых причислены к лику святых, и всё что им показывал в ясновидении Господь, они говорили людям и даже царям, не боясь быть за это побитыми.

Ксения блаженная взяла на себя подвиг юродства. Но как её любит русский народ. И только народ прославляет своих заступников и предстателей перед Господом, которые как при жизни исцеляли людей нетрадиционными методами, так продолжают помогать им и после своей смерти.

Молитвами святых угодников спаси и помилуй нас, Господи.

Люди тихонько вздыхали и начали неприязненно поглядывать на вспыльчивую посетительницу. Она вновь открыла рот:

– Ну вот вы там что-то видите, да и за других я слышала, что они что-то видят. А почему я этого не вижу и даже тот поп ничего не видит?

– Разными силами и разным людям дается дар исцеления и ясновидения. А уж от какой силы этот дар, это видно сразу по поведению целителя. Выбирать же вам самим. Если в Приднестровье есть отец Василий, исцеляющий и изгоняющий бесов, к нему едут люди отовсюду, даже на таможне спрашивали и пограничники знают, где он живет. Так и к целителям ведет молва людская. Страдают в основном хорошие. Болеют, когда отказывают наглым. А не видишь потому, что, ну как слепому можно рассказать, какой из себя одуванчик или как глухому объяснить, как поет соловей и пищит комар. Так и духовно слепому человеку. Не всем это нужно. Не верующему в Силу Духа Святого невозможно доказать, что ты что-то видишь, а он этого не видит.

Пророков и ясновидящих, которые говорили правду, убивали каменьями и гнали из городов. Святого Иоанна Крестителя посадили в тюрьму и ради забавы отрубили голову, потому что царь ничего не видел и не верил видевшему.

«Ибо возстанут лжехристи и лжепророки, и дадут знамения и чудеса, чтобы прельстить, если возможно и избранных». Евг. От Марка гл. 13 ст. 22.

Нигде не написано в Евангелии, чтобы жгли пророков или ясновидящих. Наоборот, просил Господь не трогать тех, кто Его именем изгоняет бесов.

«Иисус сказал: не запрещайте ему; ибо никто, сотворивший чудо именем Моим, не может вскоре злословить Меня!. Евг. От Марка гл. 9 ст. 39.

Был такой наш современник, схиигумен Савва инок Псково-Печерского монастыря. Умер в 1980 году, но слава о нём разносится по всему православному миру в основном его духовными детьми.

«– … отец Савва черпал неиссякаемые силы в своих великих трудах. Всегда бодрый не по годам, жизнерадостный, благодатный, готовый отозваться на любое горе и снизойти к самым падшим грешникам, – и все это проистекало из здоровых основ духа и сердечной чистоты.»

Воспоминания о духовном отце схиигумене Савве: «Народ не обманешь, он особым чувством воспринимает пастырей и сердцем познает тех, кто сами влекутся ко Христу».

– И что же, выходит, надо всех колдунов тащить в Церковь?

– Зачем тащить. Хотя бы не гнать тех, которые идут за помощью и советом, что они что-то видят и у них что-то творится на душе или со здоровьем. Может, это будущий святой или пророк. Чтобы душе чужой не навредить и не погибнуть. Хотя есть священники, которые именно «тянут» людей в Церковь ко святым местам на вычитку.

«Через неделю после обретения мощей святого преподобного Александра и размещения их в храме святых мучениц Веры, Надежды, Любови и матери их Софьи иеромонах Пантелеймон из г. Пскова (храм св. Константина и Елены) привез 42 человека «одержимых» по словам самого отца Пантелеймона, «разной степени отчитки».

В храме находилось очень много людей, пришедших на молебен святому Александру Свирскому. Они были немного смущены той реакцией, которую проявили приезжие приближаясь к раке Преподобного. Одни рычали и грозно скалились, другие вопили: «Не пойду, не хочу, не люблю его!», третьи визжали и мяукали. Однако после того, как отец Пантелеймон, набросив на каждого из них ремень, подтаскивал к раке и прикладывал их к мощам, применяя большие усилия, люди исцелились, очистились, обрели здоровье, а священник проторил себе дорожку к раю, за спасение гибнущих чад Божих. «Исцеление бесноватых» Святой Преподобный Александр Свирский.

Хотя как подумать, он мог бы себе сидеть тихонько в своей келии, молиться и спасаться, а вы уж там в миру живите как хотите; плачьте, болейте, будьте мучимы нечистыми и никому до вас нет дела.

Если человек посещает храм, а диавол не оставляет его, значит нет той Силы в церкви, значит нет такого молитвенника, которого боится нечистый дух. Сами молитесь с верой и любовью ко Господу, да с таким усердием молитесь, чтобы во время молитвы из вас изверглась вся нечисть в любом физическом проявлении.

– Вот и молитесь надо мною, раз вы такая добренькая, а то посылаете всех в церковь.

– Ты неверующая?

– А мне зачем? Вы же верующая.

– Если по молитвам из тебя Господь изгонит нечистого, а ты неверующая, то потом будет ещё хуже.

– Почему? Вы же вот над этими тётками будете молиться?

– Да. Над этими буду, а над тобой нет. Прости. «…Когда» нечистый дух выйдет из человека; то ходит по безводным местам, ища покоя и не находит.

Тогда говорит: возвращусь в дом мой (человеческое тело), откуда я вышел и, пришедши, находит его не занятым (человек не возверовал), выметенным и убранным. Тогда идет и берёт с собою семь других духов, злейших себя и вошедши живут и бывает для человека того последнее хуже первого…» Евг. От Матфея гл. 12 ст. 43.44.45.

– Значит, вы мне отказываете?

– Да. С вами бесполезно разговаривать и внушать веру в Бога, уж не говоря о вашей гордыне и своенравии. А ещё Господь сказал: «Не давайте святыни псам и не бросайте жемчуга вашего перед свиньями, чтобы они не попирали его ногами своими и, обратившись, не растерзали вас…» Евг. От Матфея гл. 7 ст. 6.

– Это я собака и это я свинья, да ты сама…

Все в комнате привстали со своих мест и сурово посмотрели в сторону кричащей. Повизжав от злости ещё некоторое время, женщина выскочила на улицу, при этом напоследок хлопнув дверью.

– Господи, спаси и помилуй всякого заблудшего и злобствующего.

Люди не сговариваясь произнесли: Аминь.

Дальше жизнь пошла своим чередом. Но ещё долго будут помнить присутствующие при этом разговоре и сокрушаться о гибнущей душе.

«Когда Я скажу беззаконнику «смертию умрешь», а ты не будешь вразумлять его и говорить, чтобы остеречь беззаконника от беззаконного пути его, чтобы он жив был, то беззаконник тот умрёт в беззаконии своём, и Я взыщу кровь его от рук твоих.

Но если ты вразумлял беззаконника, а он не обратился от беззакония своего, то он умрёт в беззаконии своём, а ты спас душу твою». Библия. Иезекиль гл. 3 ст. 18.19.

ЯБЛОКО

Когда обижают тебя, ещё можно стерпеть, а когда твоих родных и близких или даже просто на улице видишь несправедливость, тут уж по всякому приходится вступиться.

Однажды, в конце восьмидесятых годов, после обеда я выносила из дома мусор. Поселок был небольшой, люди все на работе, только те, у кого маленькие детки, те дома. Лето. В те времена к нам только начали приезжать лица кавказской национальности. Они выкупали балки, торговали спиртным и гордились высокими заработками. Смотрю, к одному из таких балков подъехал автомобиль.

Из него сначала вышел здоровый молодой мужчина и пошел открывать ворота, а из задней двери выскочила девочка в школьной форме лет четырнадцати. Выскочила и, чуть пробежав в сторону дороги, остановилась. Я тоже остановилась. Смотрю, а там ещё одно дитя сидит в машине и ей не дают выйти, а за убегавшей погнался мужчина. Я, сжав ведро, направилась в их сторону. Ох с какой же злобой они смотрели на меня, при этом что-то возмущённо крича на своём языке, но дали второй девочке выйти из машины. Девочки рванули убегать со всех ног. Я, погрозив кулаком этим людям, пошла домой, заметив как один мужчина удерживал силой своего товарища, чтобы он не кинулся на меня драться. Сердце колотилось, как птичка в клетке. А ведь я видела, как они молятся Господу, как соблюдают свои обычаи. Откуда же у них потом берется столько злобы? И что же это за сила такая страшная – зло? Раз человек рычит, как загнанный зверь, теряет самообладание, становится неуправляемым, не воспринимает никакие мольбы своей жертвы, значит, чтото его к этому побуждает.

Интересно, что обычно у нормальных людей после такого эмоционального взрыва ненависти наступает просветление и человек начинает соображать, что натворил глупостей. Но бывают и носители агрессии, как оказалось, это уже постоянные служители преисподней. До таких никогда не дойдут никакие уговоры или призывы к совести.

Передо мной сидит женщина сорока лет. Нарыв на ноге, никакое лечение не помогает. Врачи сказали, что ампутируют ногу.

– Когда была в церкви последний раз?

– О. Давно. Ещё на Пасху, почти год назад.

– Ну что же. Сиди спокойно, попросим Господа помочь тебе исцелиться.

Отработав над посетительницей, я «посмотрела» её жилище.

– Да вы все «грызетесь», и по пустякам.

– Вы правы. Бывают такие скандалы, что не знаю откуда и берется столько зла во всех нас.

– Посвяти квартиру. У вас по комнате ходит чудовище в виде большого густого вонючего облака и время от времени из него выходит большая лапа с одним когтем, длинным и очень острым. Эта нечисть время от времени вонзает этот коготь кому-нибудь из членов вашей семьи. В его тело, как из шприца входит энергетический яд, причиняя практически физическую боль и духовное раздражение. И вы вместо молитвы, успокаивающей и исцеляющей, начинаете кидаться друг на друга. Нечистый ждет покуда нервный срыв не дойдет до пиковой отметки и начинает всасывать в себя выходящие из вас силы, которые вы тратите на выяснение отношений. При этом становясь ещё больше и сильнее, эта мразь укрепляется.

Как оказалось есть у нечистых и огромный «склад» негативной силы.

Сначала в тёмном непроглядном пространстве мне показали что-то похожее на планету в виде яблока. Подобравшись чуть поближе, я увидела, что изнутри того места, где должен быть хвостик яблока время от времени, фыркая, вырывается дымок. А подобравшись ещё ближе, увидела что дыра закрыта острыми зубьями в виде пилы, которые при выбросе дыма двигаются как ткань от ветра, но могут и плотно герметично закрыться, потому что зубья подогнаны точно один под другой. Бывает, что вместо слабенького дымка из отверстия вырывается под большим давлением огромный черный столб дыма, невыносимо смрадный.

Внутри это «яблоко» разделено на две части, одна из которых больше другой в два раза. Подобие пола сделано из очень толстого металла, а с правой стороны расположены огромные, почти до самого верха, клетки из прутьев толщиной около 3 см в диаметре. Клетки занимают половину этой страшной планеты. С левой стороны, возле стены в полу сделана прорубь в металле, даже видны рубцы как от нешлифованной сварки. Проём где-то два на полтора метра, как могила, только внутри не земля а кипящее бурлящее пламя.

Над этим проёмом стоит чуть нагнувшись вперед «наблюдатель» с рожками, хвостом, очень большой и сильный. Он очень внимательно смотрит в эту бурлящую огненную массу, как рыбак на поплавок. Думаю, что же это он там высматривает?

Господи помилуй. Я чуть не закричала от ужаса. Время от времени из этого огня показываются головы и плечи людей, которые пробуют выскочить или вылезти, но «сторож» ловким движением лапы тут же топит их обратно. Ни крики, ни мольбы о помощи никто не слышит и никто не приходит на помощь.

Дольше, мне грешной, дано было объяснение, что это за грешники и за что терпят такие муки.

Из одной клетки как-то автоматически сквозь прутья (т.к. дверей нет) выпустили мужчину. Небольшого роста, в зелёной, очень высокой фуражке, как у военных высокого ранга, напыщенный, надутый с холодным непроницаемым взглядом. Попал он сюда недавно и ещё не был в огненном бассейне. Хотя в помещении довольно жарко по сравнению с тем, что терпят находящиеся в огне, его положение довольно сносно. Как оказалось, это один из современных военачальников, который посылал чужих детей-солдат в огненное пекло войны. Стало понятно, почему время от времени из зубчатого отверстия вместо сизого дымка вырывался столб гари и вони. Это значит, что в кипящую лаву бросили вновь поступившего, и его новообразованное посмертное тело горит и воняет точно так же, как живое горело бы на земле. И болит так же, и страх такой же, только умноженный на количество тех людей, которые по вине этого грешника погибли от мук боевого огня.

Слезы матерей, проклинающих этих военачальников, раскаленным железом падают на головы губителей их детей.

Кипят там поджигатели и те, кто приносил в жертву огню невинных людей и те, кто давал команду, и все грешники этого типа, начиная от сотворения мира и появления человека на земле.

Всё увиденное повергло меня в печаль и сокрушение. Грешники, горящие в адском пламени, слышащие шипение лопающегося от огня тела, дышащие смрадом как своего, так и рядом страдающего человека, кричат от боли. А ведь, они тоже чьи-то дети, отцы и мужья.

Очень тяжело носить такой груз в своей памяти. Вот и приходится перекладывать всё на бумагу.

Прошло несколько дней и меня вновь вернули в то же пространство, только теперь на большой скорости отвели на более длинное расстояние.

Вот это да!

Оказывается, что планета-яблоко висит над огромной воронкой. И это не планета, а какая-то емкость, похожая на чугунок с вогнутыми внутрь краями раз в десять больше «яблока».

Ёмкость наполнена серо-грязным веществом без запаха, которое, вращаясь с огромной скоростью против часовой стрелки внутри, образовывает жуткого вида воронку.

Я не сразу поняла, что же это такое, и чуть приблизилась. Мне в грудь ударила необъяснимая боль, появилось нарастающее раздражение и ниоткуда нарастающее зло.

Да это же склад энергии зла, а с помощью воронки оно сгущается и консервируется. Сразу стало многое понятно.

Показали нашу Землю с очень высокого расстояния, со стороны Африки, и видно, как к этому котлу со всей планеты идут удлинённые серые облака. Видно из какой страны, из какого города и какого объёма идёт злая энергетика в хранилище. Объяснили, зачем это всё.

Уже с густого плотного вещества делают что-то наподобие стрел или бомб и сбрасывают не только в те места, где живут духовно несовершенные люди, но даже в церкви, монастыри и разные молельные дома. Достигнув места назначения из густой маленькой стрелы масса превращается в почти светлый туман и окутывает жертвы сначала кажется безневинным раздражением, осуждением, которое потом разрастается в человеке до огромных размеров и является кормом для нечистых и запасом в чугунок.

Эта мразь растворяется и в пространстве. Вы, наверняка, ощущали перед бурей присутствие страха. А там, где страх, там и присутствие нечистого или его энергетики.

В каждой войне идет сначала сила зла, если со злом замышлена, а потом уже люди и техника.

«На реке Каяле свет темнотою покрылся. Гнездом леопардов простерлись половцы по Русской земле. И в море её погрузили. И в хана вселилось буйство великое.» Слово о полку Игореве.

Если в хана вселилось буйство великое, то, значит, оно где-то есть и кто-то его в него вселил. Это буйство вселяется в сектантов, которые прыгают и визжат, потом падают на землю и корчатся в конвульсиях, такое буйство вселяется даже в маленьких детей. Однажды мать и дочь привели ребенка четырех лет. Сначала он просто капризничал, егозил, а потом как собака кинулся и укусил за ногу мать. Та его ударила по лицу, родная бабушка сидевшая рядом кинулась на дочь. Вот уж где буйствовала злая сила. Никто даже не подумал что нужно перекрестить ребёнка и с терпением и любовью погасить агрессию.

«Авва Пимен сказал: поступай так, чтобы сила твоя не сделала никому никакого зла, и чистым сделай сердце твое для всякого человека» Древний Патерик.

Всё, что придумал человек против человека, будь то ядохимикаты, оружие или даже звуки, всё это изобретено под руководством нечистого, для духовной и физической гибели. Но эти чудовищные открытия всё равно не имеют такой губительной силы, как те, что в хранилище, которое мне показали. Боль и муки гибнущих людей невозможно поднять в накопитель. Там собирают только то зло, которое прошло через человека или изошло из его сердца.

Только верой и усердной молитвой можно уменьшить силу зла или искоренить его вообще.

«Именем нашего Господа Иисуса Христа заклинаю вас духи тьмы; зла, ненависти, раздражения, уныния и прочих происков сатаны! Зло – угасни яко огонь от воды! Ненависть, рассейся яко тьма от свечи! Раздражение – утонь, яко камень в пруду! Сгинь нечистый, пропади и не стой на пути праведного! Во имя Отца и Сына и Святого Духа! Аминь.»

СИЛА БОГОРОДИЦЫ

«…не бойся, только веруй» Евг. От Марка гл. 5 ст. 36.

Пишу это по милости Божей на посрамление и уничижение всех рыкающих и клевещущих на Владычицу Богородицу Деву Марию и на просветление угасающих душ.

Однажды глубокой ночью проснулась от того, что почувствовала на себе чей-то взгляд. Резко открыв глаза увидела рядом стоящую Богородицу с Младенцем на руках, точно такая, как на иконе Скоропослушница. Мы смотрели друг на друга. Я с радостным удивлением, а Царица Небесная смотрела на меня тревожным, предупреждающим взглядом.

Не поняв, по своему недомыслию, этого чудесного предстояния, я снова закрыла глаза. Что тут началось. Появилось огромное лысое толстое чудовище, с хамским выражением на роже. Резко привстав на постели, я начала молиться, читая уже глубоко запечатленные в моём сердце молитвы: «Отче Наш» и «Богородице». Мерзость ловко, юрко и с огромной скоростью унеслась из комнаты. Спать я уже не могла.

Начала думать о тех, кто в это мгновение умирает, не раскаявшись, не исповедовавшись и не причастившись. Народу на планете много, значит и умирают много. И вздумалось мне помочь таким душечкам пройти сквозь муки, хотя бы тем, кто страдает в настоящий момент. Сразу от моего тела отделилось моё же отображённое только лёгкое, воздушное тело и со скоростью мысли унеслось в «приёмник» умерших нераскаявшихся и неверующих людей. Сначала очутилась в коридоре какого-то огромного здания. Кругом никого, только слышу где-то на верху странные всхлипывания. Пришлось идти вверх по винтовой металлической лестнице.

Перед моим взором открылась комната или лучше сказать большой зал, края которого я так и не увидела. Ни окон ни дверей нет, с низким потолком, вышарканным как в старой больнице. Светло, свет только вначале «приемника», а дальше темнота. Искала, откуда идёт свет, но так и не нашла. С правой стороны от входа по всей длине стоят разные деревянные пыточные приспособления, а с левой стороны стоят огромные деревянные кровати и на них, на каких-то тряпках, лежат и крутятся, как выловленные рыбки, люди по пять-десять человек. Вокруг них толпа нечистых только в человеческом обличии.

Завидев новоприбывшую, подскочили два высоких сильных подобия мужчин. Крепко ухватив под руки, они швырнули меня ко всем страдальцам на ветошь.

Господи помилуй.

Я во весь голос начала молиться. Страх сковал всё «тело». Мучители с удивлением посмотрели друг на друга и отошли от меня. Еле встала и не переставая молиться начала пятиться к лестнице. Люди же, оставшиеся на страшном, гадком ложе, с мольбой в глазах поворачивали головы в мою сторону. Окаменевшие их тела и никогда не верующие души поняли всё, осознавали, но помочь себе ничем не могли. Их растлевали. Нечистые лазили грязными пошлыми липкими пальцами по их постепенно раздеваемому телу. Здесь были те, кто нагим снимался в кино или журналах и те, кто снимал и власть имущие те, кто равнодушно смотрел на все издания, растлевающие души молодёжи. Как они горько плачут, скулят, их трясёт от страха и гадких прикосновений. И это только начало посмертных воздаяний за грехи. Дальше хуже. Этих бедолаг отдают в лапы чудовищам и прочей погани. Я думала, про меня забыли. И уже почти дошла до лестницы, когда меня начали окружать со всех сторон нечистые со старшим впереди. Стало ясно, что это главарь всей поганой свиты. Я стала молиться ещё громче, но они только нагло ухмылялись и всё ближе и ближе подступали к трепещащей от ужаса увиденного моей грешной душечке. Не знаю откуда взялись силы, но я стала кричать – Богородице приди! Богородице приди!

Не успела произнести третий раз, смотрю, а нечисть сначала остановилась, а потом все от невидимого страха начали втягивать свои гадкие головы в плечи и тихонько на полусогнутых ногах стали отступать обратно. Я повернула голову к лестнице и увидела Царицу Небесную мягко поднимавшуюся по ступенькам лестницы. Слава Тебе Богородица! Вот кого убоялись, ещё даже не увидев, нечистые. И ещё одно стало ясно: нечисть очень боится любви. Владычица излучала такую любовь и нежность, что вокруг всё зло таяло, как ледышка в ладони. Вот какой силы страшатся служители преисподней. И если бы во мне во время желания помочь страждущим с молитвой шла любовь, а не страх за себя, возможно было бы победить эту нечисть. Вот почему святые угодники со смирением и кротостью переносили все телесные страдания. Своим смирением к воле Божьей они побеждали врага рода человеческого. Любить ближнего легко, чужого человека тоже, а вот врага возлюбить это уже подвиг, как говорил схиигумен Савва: опомнитесь творящие беззаконие, опомнитесь гнушающие заповедями Божьими. За все придется платить.

Ради наживы, увеличения материальных благ новоиспеченные секспроповедники, фотографы и художники, преподносящие обнаженное тело, как произведение искусства, лишённые стыда и скромности, бойтесь суда Божия. Будете держать ответ за каждую оступившуюся и прельщенную душу. Господь любит всех, а наипаче вовремя раскаявшихся и ставших на путь спасения. Все мы должны помнить о смертном часе и о суде Божьем.

МОЛИТВА В ПРИСУТСТВИИ СТРАХА:

«Неиссякаемый Источник любви и добродетели! Недосягаемая Вершина кротости и милосердия! Молитвенница за нас перед Господом и Преславная Утешительница! Богородице приди! Богородице приди! Богородице приди! Аминь.»