За пределами плана родов. Реальный взгляд на боль и силу

Посвящается моей маме, Лоррейн Фергюсон Ватт (1928–2018), которая выросла без матери, но смогла полюбить и вырастить четверых детей, десятерых внуков и девятерых правнуков.

Она была превосходной медсестрой, но всегда тосковала по своей несбывшейся мечте – акушерству.

Моя работа в родах родилась из этой мечты.

© Doulalink, 2023

© Екатерина Житомирская Шехтман, 2023, перевод

© Рия Дэмпси, текст

Предисловие автора

В то время как многие имена женщин, их партнеров, младенцев, акушерок и доул в этой книге – настоящие, некоторые имена были изменены из соображений конфиденциальности.

Бóльшая часть информации, относящейся к партнерам, подходит как для партнера-мужчины, так и для партнера-женщины. Однако кое-где в тексте имеется информация, относящаяся только к отцам.

В этой книге я приглашаю читательниц к глубокому исследованию собственного «я», своего способа существования в этом мире, к размышлениям о своих жизненных травмах. Это нужно, чтобы создать как можно больше возможностей и для хороших родов, и для благополучного послеродового периода. Я фокусируюсь на травме, поэтому может создаться впечатление, что я виню конкретных женщин в том, как прошли их роды. Ничего подобного! Роженицы оказываются в системе, которая все меньше и меньше готова удовлетворять их истинные потребности во время беременности, родов и послеродового периода. Однако на полное изменение системы нужно много времени; таким образом, задача сделать разумный выбор, осмыслить его и реально посмотреть на свой вклад в роды ложится, к сожалению, только на саму женщину: как она взаимодействует с системой, что нужно сделать, чтобы увеличить свои шансы на положительный опыт родов, каковы ее ресурсы для грядущего материнства.

Я призываю женщин исследовать себя; у кого-то это может вызвать тяжелые воспоминания. Если это ваш случай, я верю, что раз вы, готовясь к родам, нашли в себе смелость для внутренней работы, мои слова дадут вам необходимую поддержку. Я призываю вас также искать поддержку, в том числе психологическую, у специалистов.

И последнее: эта книга писалась долгие годы, а заканчивала я ее в самом начале кризиса, вызванного пандемией COVID-19. Этот кризис оказал огромное влияние на нашу жизнь: социальная дистанция, самоизоляция, слоган «оставайтесь дома» – сложно было всем. Но для людей в непростой ситуации это стало настоящей катастрофой. Сейчас мы не можем еще полностью оценить все последствия пандемии, но для меня важными оказались две вещи, и обе они являются центральными темами в этой книге. Во-первых, мы начинаем по-настоящему понимать, насколько важна для нашего благополучия подлинная связь с другим людьми и взаимная поддержка. Во-вторых, в результате кризиса COVID-19 происходит все более глубокое осознание того, что в кризисные периоды напоминают о себе старые раны – и они просят об исцелении.

Я от всего сердца надеюсь, что проходя через этот кризис, мы – и каждый из нас, и общество в целом – увидим: наше время предложило нам то, что всегда предлагали роды – осознанность, возможность глубокого личностного роста, открытость к новой жизни.

Введение

Моя история

Моя первая книга была опубликована в 2013 году, когда я впервые стала бабушкой. Книга «Роды с уверенностью: Грамотный выбор для нормальных родов»[1] рассказывает о десятилетиях моей работы как доулы и ведущей курсов подготовки к родам. Там мой опыт взаимодействия с сотнями женщин, чьи роды я имела честь сопровождать, там же и мои наблюдения за изменениями в культуре родов.

Эти наблюдения позволили мне понять, что женщины, которые не очень настроены на естественные роды без вмешательств, те, кто намерен получить эпидуральную анестезию, индуцированные роды или кесарево сечение, – они легко могут родить так, как и планировали. Поэтому свою книгу я решила адресовать тем, кто хочет родить без вмешательств, потому что им получить желаемое гораздо сложнее. Я назвала моих читательниц волевыми женщинами – имеющими волю пройти через интенсивные схватки, волю принять вызов родов.

Потому что волевые женщины понимают всю пользу таких родов для детей, для формирования привязанности и для них самих.

С тех пор я все реже сопровождаю роды. Я по-прежнему веду семинары, провожу регулярные сессии с беременными жещинами, их партнерами и акушерками, но теперь бо льшую часть моей работы составляет послеродовое консультирование. Именно оно показало мне разрушительный эффект современной культуры родов, от которого страдает множество женщин. Система подводит не только волевых женщин, которым я адресовала свою первую книгу. Количество травмированных женщин растет. Растет и уровень посттравматического стрессового расстройства (ПТСР)[2].

С помощью таких организаций, как Beyond Blue и PANDA[3], мы теперь яснее видим рост депрессивных и травматических расстройств у молодых мам. Мы теперь яснее понимаем причины этого явления. Но нам еще предстоит до конца понять и признать огромное влияние опыта родов женщины на течение послеродового периода.

В этой книге я хочу поделиться своим пониманием этой ситуации. Также я хочу объяснить, почему эмоциональная подготовка, которую я всегда рекомендую женщинам с запросом на нормальные физиологические роды, нужна на самом деле всем женщинам, готовящимся к новому «переходу»: к этому радостному, но физически и эмоционально непростому времени родительства.

Как знают читатели моей первой книги, к работе с родами меня привело рождение моей старшей дочери. Она появилась на свет в Англии. В родах я встретилась с каскадом вмешательств: после того как схватки остановились на раскрытии 6 сантиметров, была стимуляция (использование синтетического окситоцина для ускорения схваток), петидин (наркотический препарат для обезболивания), эпизиотомия (рассечение промежности), экстренное ручное отделение плаценты после обрыва пуповины во время слишком активного ведения третьего периода. В заключение последовало рутинное разлучение с дочкой на несколько часов сразу после рождения.

Я готовилась к естественным родам (так это называлось в 1970-х годах), планировала их и договаривалась об этом с госпиталем; поэтому такой каскад вмешательств застал меня врасплох. Я была учителем физкультуры, туринструктором и тренером по плаванию. Я доверяла своему телу. Я была в прекрасной форме, полностью здорова и готова к рождению своей такой желанной малышки. Я верила, что роды – это нормальная функция здорового организма, а не болезнь и что мое тело будет знать, что делать. Поэтому я была в шоке. Что случилось???

История извне

То, что я поняла про свои первые роды, сильнейшим образом повлияло на мою работу с женщинами в последующие десятилетия. Я поняла, что если доверять процессу родов было разумно, то доверять госпиталю, где я собиралась рожать, было наивно. Я тогда верила, что система родовспоможения – ее эксперты, принятые практики и процедуры – создана, чтобы поддерживать мою внутреннюю способность рожать и помогать мне. Во время беременности в ответ на мои вопросы в госпитале меня уверяли: никаких рутинных «клизм и бритья» (то есть бритья лобка и опорожнения кишечника), никакой, сказали мне, рутинной стимуляции родов и рутинного обезболивания тоже не предлагают, и уж тем более не делают рутинной эпизиотомии. Мне также обещали, что малышка будет со мной «на совместном пребывании». На деле, как показали мои роды, все эти процедуры были рутинными, так же как и разлучение с дочкой сразу после родов.

Я пришла к выводу, что мое слепое доверие госпиталю во время беременности объяснялось моим неосознанным трансом покорности – он часто встречается у первородящих мам. Это культурно обусловленная реакция на взаимодействие с медицинскими авторитетами. Если бы во время беременности у меня не было такой реакции и такого наивного отношения к стандартным практикам госпиталя, уверена, я приняла бы другие решения. Действительно, в двух следующих родах мое новое понимание ситуации привело меня к совершенно другому выбору – оба раза это были домашние роды. Тогда я уже знала, что если я, женщина из группы низкого риска, буду рожать дома со специалистами, которые доверяют родам и моей способности рожать, мои шансы избежать нежелательных и ненужных вмешательств будут гораздо выше.

Выбор, который я сделала во вторых и третьих родах, был, как я это назвала, разумным выбором – по контрасту с наивными выборами «из того, что было», которые я сделала в первых родах. Я уверена, что когда женщины хорошо проинформированы о стандартных процедурах, принятых в нашей системе родовспоможения, имеют представление о функциональной боли в родах (и о роли родовых гормонов), они делают в родах гораздо лучший выбор. Все читатели моей первой книги знают, что ее главные темы – это разумный выбор и важные решения: где и с кем рожать.

Но я также давно знала, что когда мы рожаем, задействованы глубинные слои психики. Прошлое женщины, текущие обстоятельства, ее мечты о будущем – от всего этого зависит, как она будет себя чувствовать в родах. Думаю, так было всегда. Ведь роды – это про семью, про создание будущего, про родительство. У кого из нас нет «больного места» в какой-то из этих областей? Кто из нас не хочет сделать все лучше, чем наши родители? Кто не боится повторить их (и свою) историю?

Для меня выбор домашних родов во второй и третий раз означал контроль над внешними обстоятельствами, которые испортили мои первые роды, – госпитальными рутинами и практиками. Но мне надо еще было разобраться с внутренней историей: неосознанными страхами, которые, конечно, сыграли в моих первых родах свою роль.

История изнутри

Думая о своих первых родах, ожидая второго ребенка, я увидела, что да, я была наивна, но наряду с моей общей наивностью мной двигали неосознанные страхи – страхи родом из моего детства.

Мой брат старше меня на полтора года, он родился с большим отверстием в сердце и с прогнозом, что он проживет не больше пяти лет. В раннем детстве ему не давали перенапрягаться, а его здоровье и благополучие были главным предметом заботы и внимания. Моя мать стала брату «мамой-медсестрой». Она соединила свои медсестринские навыки и материнскую заботу и (вместе с нашим отцом) сохраняла ему жизнь гораздо дольше, чем предсказывали врачи. В четырнадцать лет благодаря достижениям медицины брат стал одним из первых жителей штата Виктория, получивших драгоценный дар – операцию на открытом сердце. Он до сих пор жив и здоров в свои «за семьдесят».

Маленькой девочкой я сформировала две бессознательные реакции на рождение и раннее детство моего брата. Они стали «джокерами» во время моей беременности и в конце концов сыграли свою роль в моих первых родах. Первой реакцией был подсознательный страх, что мой ребенок тоже может родиться с каким-то опасным для жизни пороком, как родился мой брат. Второй реакцией (благодаря чудо-операции, спасшей брату жизнь) стало безграничное доверие к медицине.

Неосознанные, непроработанные и потому тогда неизвестные мне, эти внутренние реакции создали довольно-таки шаткий фундамент, на котором должна была держаться моя уверенность в родах. Поскольку я находилась в хорошей форме и была здорова, я самоуверенно полагалась на свое тело и почитала это гарантией своего умения рожать. В реальности же мое доверие своему телу, своей беременности и своей способности рожать было лишь тонким поверхностным слоем, который легко и неуклонно снимался нашей системой родовспоможения, питавшей, тогда неведомо для меня, фундаментальное недоверие к родам. Началось это в беременность назначением бесконечных анализов, множества обследований и постоянным беспокойством о моем «значительном для первых родов» возрасте («значительным» на тот момент считался возраст двадцать пять лет, а мне уже было двадцать восемь!). Это продолжилось в родах: когда я позвонила в госпиталь сказать, что у меня подтекают воды, в ответ (безо всяких объяснений) была выслана машина скорой помощи с сиреной и мигалками – меня нужно было немедленно привезти в госпиталь! Это меня очень испугало.

Сегодня мы гораздо больше знаем о явлении эволюционного регресса, о женских родовых гормонах, о гармоничной последовательности, в которой они появляются по мере развития родов. И мы знаем, что может прервать этот процесс. Скорая помощь с сиреной и нежелательные рутинные процедуры в приемном отделении госпиталя… Это все никак не помогло моим гормонам родов. Потом (как я поняла впоследствии) моя нерассказанная внутренняя история и мои страхи за здоровье ребенка привели к выбросу адреналина, который еще больше нарушил гормональный баланс. В родильном отделении мои внутренняя и внешняя истории соединились: тело было наполнено страхом и адреналином. Считывая мои страхи, шейка матки отреагировала так, как и должна была там и тогда, где и когда рожать ребенка небезопасно. Она прекратила открываться. Неудивительно, что роды остановились.

Конечно, с точки зрения психологии в моей истории были и положительные моменты. Я доверяла процессу родов и доверяла своему телу. Без сомнения, мне удалось создать и удерживать это доверие. Но за годы, прошедшие со времени моих первых родов, я все время видела, как в нашей культуре все сильнее подрывается доверие к родам и к способности женщин рожать. В результате мы дошли до того, что сама идея родов без медицинских вмешательств кажется многим женщинам нереальной. Роды теперь полны страха – даже для тех, у кого нет личных страхов, как это было у меня. Милли Хилл, автор статей и книг о родах и основательница движения «О родах – позитивно», пишет: «Послание общества о родах… очень четкое и ясное: это будет ад, бойся… и ни на что особенно не надейся»[4].

Этот извращенный страх в нашей культуре производит сегодня то действие, которое произвели мои личные страхи много лет назад во время рождения моей первой дочери. Он гарантирует, что женщины доверятся системе и покорятся госпитальным рутинам, работающему там персоналу и преобладающей там культуре. Это объяснимо: когда мы боимся, большинство ищет поддержки у окружающих. Конечно же, женщины отправляются в госпиталь, надеясь, как и я в свое время, что окружающие снизят эти страхи. Сознательно или нет, но они считают, что «работа госпиталя – следить за моей медицинской безопасностью. Зная это, я буду чувствовать себя в безопасности». Но медицинская безопасность сильно отличается от безопасности эмоциональной. А роженицам – всем роженицам – нужно и то и другое.

У наших страхов множество разных источников: культурный страх родов, а под ним естественный страх, который возникает уже в родах, и все это накладывается на естественную тревожность, страх неизвестности, скрытые страхи и/или более глубокую старую травму, которую вытаскивают на свет грядущие перемены. Осознает это женщина или нет, но она идет в госпиталь в надежде, что ее страхи уйдут. Она доверяет не столько конкретным акушерке или доктору, сколько всей современной культуре родов, где доминирует медицина. Медперсонал, рутинные практики, структура госпиталя и его философия – все это играет, если мы обратимся к психологическим терминам, роль родительской фигуры. И большинство женщин эта «родительская фигура» предает.

Практика, при которой незнакомые акушерки приходят и уходят, сменяются, заступают на дежурство, принимают одновременно несколько родов в переполненном родильном блоке, акушерское насилие в нашей культуре, где вообще принято выяснять, кто сильнее… Вот с чем сталкиваются рожающие женщины. Эпидуральная анестезия распространена настолько, что человеческое участие – старый добрый способ работы с болью – женщинам теперь не предлагается. Таким образом, роженицы испытывают нехватку непрерывной глубокой человеческой поддержки – поддержки опытного специалиста, в которую входят и нужные слова, и контакт глаза-в-глаза, и дружеское прикосновение, и объятия, и массаж… а иногда просто неравнодушное присутствие.

Этот существующий нынче уход (а вернее, его отсутствие) часто ведет к не самым лучшим сценариям родов – и для тех волевых женщин, которые выбрали роды без вмешательств, и для рожениц, которые выбрали вмешательства или получили их по показаниям. Как психолог, работающий с женщинами после родов, я все время вижу, что причиной огромного количества вмешательств становится пренебрежение эмоциональной безопасностью женщины (или даже усиление уже имеющейся эмоциональной боли). Без эмоциональной поддержки в родах могут проявиться страхи женщины, ее «слабые места», глубокие непроработанные психологические раны и травматичные жизненные ситуации. Без эмоциональной поддержки повышение уровня адреналина в крови роженицы может нарушить гормональный баланс, а следовательно, и само течение родов. В наших условиях это означает, что очень часто вмешательств можно было бы избежать, если бы женщина получала должный уход.

Акушерки Микки Шпрелих и Джулия Зенг считают очень важным выяснить, «в какой степени страх родов – это страх физической боли, а в какой – боязнь других стрессовых факторов, таких как потеря контроля, нехватка внимания и заботы, проявления реакций на прошлую травму и т. д.»[5].

По моему опыту такие страхи вызывают не меньше проблем, чем страх физической боли, поэтому важно исследовать их природу и их источники. «Эти исследования стоят того, ведь эпидуральная анестезия и наркотические препараты не смогут предотвратить стресс, если это стресс не физической природы, – объясняют Шпрелих и Зенг, – если боль имеет психологический характер, то и работа с болью должна быть другой»[6].

Роды всегда вызывают эмоциональную реакцию, обнажают слабые места в наших отношениях и в нас самих, а для кого-то – и прошлые травмы. Но поскольку сегодня наша система взаимодействует только с физической болью, она утратила древнее искусство поддержки в родах, которое подразумевало заботу обо всех телесных и психологических потребностях женщины. Так что сегодняшние роженицы находятся в другой ситуации.

Раньше (а в некоторых культурах и по сей день) та забота, которую женщина получала в родах, позволяла ей выразить свои эмоции, исследовать их и там, где возможно, получить поддержку в принятии жизненно важных решений. Отношения между женщиной и акушеркой строились (и/или укреплялись) еще во время беременности. Это позволяло им вместе исследовать эмоции и чувства женщины в безопасном режиме; они вместе пытались предугадать, какие особенности женщины могут проявиться в родах и как в этом случае лучше поступить. Если у сегодняшней роженицы такие отношения с медиками, то и ее взаимодействия с медиками в родах, скорее всего, не будут травмирующими. Напротив, они принесут исцеление, помогут обрести силу. Во все времена и во всех культурах роды рассматривались как инициация, предшествующая переходу в материнство. Глубокая человеческая забота и прочная связь с другими людьми всегда были частью этой инициации.

В наше время представление о родах как об инициации претерпело большие изменения. Волнения женщины о том, как она будет рожать, практически всегда разбиваются о фразу «главное, чтобы ребеночек был здоров». Мы пренебрегаем здесь традиционной функцией родов – обретением силы перед лицом опасности. Ведь когда рождается ребенок, рождается и мать. И ее здоровье – физическое и психическое – не менее важно, чем здоровье ребенка. Если чувства женщины и те испытания, через которые она прошла во время родов, не признаются, если с ними не работают ни во время беременности, ни в родах, они все равно никуда не исчезают. Напротив, исследования показывают, что это один из факторов, повышающих риск возникновения послеродовой депрессии.

Мы не можем рассматривать роды только как сугубо медицинское событие, мы должны признать важность опыта родов для женщины. Многие акушерки с сожалением говорили мне, что мы не занимаемся эмоциональным здоровьем женщины в перинатальный период, когда ее психика максимально уязвима. Сегодня растет уровень психологических травм в родах и посттравматических стрессовых расстройств в послеродовом периоде[7], повсеместно распространена послеродовая депрессия[8], а самая частая причина смерти женщин в первый год после родов – самоубийство[9]. Считаю, что забота об эмоциональном здоровье должна стать нашим ответом этим печальным фактам.

Женщины, которые ходили ко мне на курсы подготовки к родам, получили также возможность психологического роста. Мы обретаем ее, когда начинаем воспринимать роды как инициацию, и смело, с внутренней мотивацией вступаем на этот путь.

«Я прошла инициацию в материнство, – написала одна из этих женщин, Кэри. – Моя жизнь бесповоротно изменилась. Я почувствовала, как меня перенесли в какое-то волшебное место, место, где проходят мистерии для женщин, когда их посвящают в материнство. Я была ребенком, а выросла в женщину. Эта женщина держит ключ к таким уголкам моего „я“, о которых я и не подозревала».

Другая женщина, Таис, размышляет о дарах, которые мы могли бы получать, если бы наша культура рассматривала беременность и роды как инициацию. «Какая прекрасная возможность – иметь доступ к знаниям и опыту, с их помощью исследовать, искать и найти „боль и страсть“ и истинный „вкус“ родов… при поддержке тех, кто всецело признает и восхищается твоим путем – самым важным в жизни».

Таис получила преимущества мощной эмоциональной подготовки во время своей второй беременности: «В первых родах у меня были эпидуралка, эпизиотомия, а ребенка тащили щипцами… Это было чудо, это было священное событие, огромное облегчение после длинных затяжных родов… – пишет она. – Я никогда не ощущала, будто была чего-то лишена в своих первых родах, но в глубине души, в глубине тела всегда звучал вопрос: почему, почему я не смогла это сделать? И пока я не пришла на занятия к Рии, это была более или менее вся моя внутренняя работа».

«Меня унесло куда-то. Сила, которая помогла мне родить Бена естественно, просто смела меня, – написала Таис про свои вторые роды. – Разница между первыми и вторыми родами состояла в том, что, работая с Рией, я готовилась не только телом. Мой разум и моя душа тоже были готовы к родам. Мы снимали слой за слоем то, что мешало. И под каждым слоем было все болезненнее, все нежнее, и все ближе и ближе к самой сердцевине родов».

Я работаю с родами более сорока лет. За это время я поддержала множество женщин, которые хотели прожить нормальные физиологические роды; высокой честью было свидетельствовать магическое превращение, которое с ними происходило.

Конечно, нормальные физиологические роды возможны не для всех мам и малышей; кому-то понадобятся все преимущества медицинских вмешательств – в интересах безопасности мамы и ребенка. Да и не каждая мечтает о нормальных физиологических родах; все чаще женщины выбирают для себя управляемые роды с вмешательствами. Но то, что поддержка в родах как в инициации недоступна в обычном госпитале, я считаю предательством каждой женщины.

В масштабе мировой культуры родов сейчас наблюдается смещение к более сконцентрированной на женщине форме ведения и приема родов. Система при этом меняется медленно, тенденция «мамоцентризма» еще не полностью реализована. Таким образом, ответственность за подготовку к родам лежит на самой женщине.

И сейчас есть много женщин, таких как Кэри и Таис (и, наверное, как вы), которые вдохновляются нормальными физиологическими родами и которые, сделав разумный выбор и пройдя соответствующую подготовку, смогут так родить. Физическая и эмоциональная подготовка увеличивает шансы на нормальные роды. Это дар, приносящий силу молодой матери. И если в родах оказались необходимыми вмешательства, это никак не уменьшает ценность проделанной эмоциональной работы. Она делает незабываемым опыт послеродового периода.

На самом деле, подозреваю, что женщин, которые хотят прожить роды как инициацию, дающую силу, гораздо больше – многие просто не знают, где получить соответствующую информацию. Они никогда не слышали хороших историй о том, что это возможно и каким именно образом. Вместо этого современные женщины слышат истории родов, вырванные из контекста, драматические истории о вмешательствах, рассказанные без понимания культуры родов, которая сама к этим вмешательствам и привела. В этих печальных историях я слышу голоса матерей – которых ранили, которых предали. Голоса этих женщин эхом звучат через поколения. Мы отлично слышим их, когда более опытные подруги посвящают недавно забеременевшую в предстоящие ей «ужасы родов». Или в разговорах «между нами, девочками», когда женщины словно соревнуются, чьи роды были ужаснее; или в отвержении мамы с депрессией; или в циничных насмешках над роженицей, чьи ожидания не сбылись; или, наконец, в затыкании рта женщинам, которые хотят поделиться позитивными историями о нормальных физиологических родах.

Беременные в моих группах подготовки к родам имели привилегию – они могли слушать позитивные истории родов в наиважнейшем контексте эмоциональной работы и разумного выбора во время беременности. Они слышали эти позитивные рассказы от своих «сестер» во время занятий, куда те приходили на послеродовые встречи. Истории родов, которыми они делились, отражали эмоциональную работу – в моих группах она длилась несколько месяцев. Беременные видели внутреннюю психологическую подготовку, узнавали об осознанных выборах, которые каждая из женщин делала в беременность, и понимали, что хороший исход таких родов – не просто везение.

Этот важный контекст, о котором мои клиентки узнавали в наших группах, я хочу представить в этой книге. Я хочу показать, как личный опыт женщины и ее отношения с другими людьми могут повлиять на ее роды; как ее стиль жизни и восприятие окружающего мира влияют на ее поведение в непростой ситуации родов; и, наконец, как это влияет на ее отношения с медиками и другими участниками родов – и когда это плохо для течения родов, а когда хорошо.

Наша система должна измениться. На сегодняшний день существующая структура может способствовать возникновению у роженицы психологической травмы. Глубокая эмоциональная работа, о которой говорится в следующих главах, снизит вашу восприимчивость к «косякам» этой структуры, а это даст вам позитивный опыт родов и для будущего родительства. Так что вначале мы обсудим, почему существующая система родовспоможения вызывает у женщин скорее страх, чем чувство безопасности, а потом мы обратимся к нашим внутренним «слабым местам», к тому, как они проявляют себя при взаимодействии с культурой родов. Мы выясним, как эта информация повлияет на вашу подготовку к родам и на выбор, который вы сделаете.

В книге я даю информацию. А ваша работа будет включать самоанализ, выявляющий ваши страхи, психологическую работу для осмысления непроработанных воспоминаний, непростые обсуждения, чтобы прояснить прошлый опыт и сформировать настрой на будущее. Возможно, вам придется обратиться за профессиональной поддержкой; вы будете укреплять свои внутренние ресурсы с помощью техник осознанности, терапии, духовных практик; важно развивать в себе самосострадание и одновременно смелость.

Эта подготовка необходима женщинам, которые хотят повысить свой шанс на нормальные роды. Но какими бы ни были (или ни будут) ваши роды, я надеюсь, что эта книга поможет вам увидеть беременность и роды как возможность бережно обратиться к своим эмоционально хрупким зонам, к прошлым жизненным травмам. Тогда вместе с рождением малыша вы получите также дар исцеления, дар внутренней трансформации.

Если вы готовитесь к своим первым родам, уверена, информация, которую вы получите здесь, даст вам хорошую опору. Но я знаю, что для многих женщин, столкнувшихся с нашей травмирующей культурой родов, именно первые роды становятся толчком для понимания, что же такое наша система родовспоможения. Так было, например, у меня. Хотя мои первые роды прошли совсем не так, как я мечтала, они дали мне возможность личностного роста и вдохновили меня в последующих родах пойти против системы. Если вы тоже были травмированы в родах, эта книга, надеюсь, поможет вам пройти моим путем: проработкой своего опыта с помощью тех, кто не боится противостоять системе.

В соответствии с существовавшей тогда рутиной мою старшую дочку забрали у меня сразу после рождения; меня, как и всех остальных молодых мам, усыпили (чтобы я получила «заслуженный отдых»). Я смутно помню, как попрощалась с мужем и как меня привезли в послеродовое отделение, в большую палату на двенадцать коек… и я провалилась в беспокойный сон.

Следующее воспоминание – это как я с трудом поднимаюсь из каких-то глубин, а кто-то ласково гладит меня по руке. Я слышу голос, говорящий со знакомым акцентом уроженцев Вест-Индии. Это была Мирабела, мама близнецов (четвертого и пятого из ее детей), с которой я познакомилась в госпитале на занятиях гимнастикой для беременных. Она спрашивала, что случилось; она лежала на соседней кровати и услышала, как я плакала и металась во сне. Тут я заметила, что моя подушка насквозь промокла от слез, и, подбадриваемая Мирабелой, смогла прохрипеть, что не знаю, где моя малышка.

Для Мирабелы этого оказалось достаточно. Величественная как королева она отправилась на акушерский пост и потребовала, чтобы акушерки немедленно разыскали моего ребенка. Никаких «хороших девочек» и «удобных пациенток»! Это была образцовая «мать-тигрица», разыскивающая детеныша – моего детеныша. Никакого транса покорности! Через несколько минут в палату вошла торжественная процессия во главе с Мирабелой; за ней шла акушерка, катящая кроватку с моей прекрасной девочкой – дочка плакала: она так же тосковала без меня, как и я без нее. В эти минуты Мирабела была воплощением матери-защитницы, дающей спокойствие и безопасность. В ее присутствии я почувствовала безграничное смирение.

Вдохновленная Мирабелой, я распрощалась со своим трансом покорности и досрочно выписалась из госпиталя вместе с малышкой. Это стало самым важным решением в моей жизни: потребовать себе своего ребенка и заявить о себе как о матери. И это привело меня в работу с родами.

Прошло более сорока лет с рождения моей первой дочери и более шести лет с момента публикации моей первой книги. Сегодня я бабушка – и не одного, а целых четырех внуков; все они родились дома. Я двоюродная бабушка пяти внуков моей сестры. Для меня было большой честью присутствовать на всех родах у младшего поколения нашей семьи, какой драгоценный дар – свидетельствовать приход в наш мир этих прекрасных младенчиков!

Нормальные физиологические роды дома или в родильном центре – мощная часть нашей семейной истории. Две мои дочери родились дома, дома родила двух своих деток моя сестра, в следующем поколении пятеро детей родились дома (пока что пятеро!), остальные рождены в родильных центрах или в госпитальных палатах «мягких родов».

К сожалению, положительный опыт естественных родов, который получили мои дочери и племянницы, очень далек от норм современной культуры родов. Напротив, они попали в группу эксклюзивного меньшинства – такой опыт всего лишь у 1–5 % рожениц. Их дети также составляют меньшинство – меньшинство тех, кто мог родиться в свой срок, в чьих родах присутствует полный спектр всех родовых гормонов и гормонов привязанности, кто получает полную дозу «гормона любви» – окситоцина.

Сейчас ведутся исследования, чем можно «заполнить пустоту», если нормальные физиологические роды с их гормонами невозможны по медицинским показаниям. Но я задаюсь вопросом, почему так мало современных детей рождается таким образом? Почему нормальные физиологические роды так редки?

И что это будет означать в будущем?

Как бабушка я чувствую растущее беспокойство. На что будут похожи роды для моих правнуков и праправнуков?

Я вспоминаю выступление Дэвида Сузуки, всемирно известного специалиста по охране окружающей среды. Он сказал, что все проблемы, с которыми он работал, становятся только серьезнее и серьезнее. Так что он вынужден признать, что «провалил» дело своей жизни. Но каждый раз он вспоминает о своих внуках и понимает, что не может прекратить работать, добиваться изменений и информировать население об охране окружающей среды.

Так и я, размышляя о десятилетиях своего труда, вижу, что многое, о чем я бесконечно говорю с целью изменить ситуацию, становится только хуже. Но потом я думаю о своих внуках и своих праправнуках… и знаю: мне предстоит еще много работы!

В чем же состояла моя работа? Я преподавала, я выступала, я возмущалась, я свидетельствовала, я бросала вызов, я писала. Вот и сейчас я пишу эту книгу.

Эта книга для тех женщин, которые хотят обрести в своих родах силу, а не стресс. Она также для акушерок, врачей и доул. Она для каждого, кто хочет понять, как улучшить роды и отношение к женщинам, как нам изменить установку, что нормальные физиологические роды это слишком трудно, что оно того не стоит или что такие роды – просто везение.

Нормальные роды – это не просто везение. Молодежь в моей семье – им не просто повезло. Это правда, что в большинстве своем у них были неосложненные беременности, но ведь так и у 80 % женщин[10]. И нет, роды у моей сестры и у наших дочерей не были какими-то особенно легкими. А вот что у них было – так это контекст, в котором они готовились к родам. Видя мою работу, они знали множество историй. Мои дочки сидели на родах со старшими братьями и сестрами новорожденного; они приходили в дома, еще наполненные светом недавних родов, через несколько часов после рождения малыша; в нашем доме рожали некоторые мои клиентки; они слышали, как я говорю о выборе в родах и о других вопросах; они слышали, как я по телефону продыхиваю схватку вместе с роженицей; они слышали, как звучит рожающая женщина, и получили опыт оценки прогресса родов («Мам, она считает, что она в активных родах и скоро родит, но там даже близко нет ничего похожего»). На них повлияли истории о родах, об экстатических состояниях, о препятствиях, о смелости, о доверии, о трансформациях – и о любви.

Вот какой контекст помог им, в какой-то степени помог без их ведома. Об этом размышляет моя дочка в рассказе о рождении своего первенца.

Только спустя несколько лет я смогла оценить статистическое чудо рождения малыша в руки своего отца в доме моей мамы, – пишет она. – Девочкой я видела рождение моих младших сестер у нас дома, и я выросла, слушая рассказы моей мамы о домашних родах, которые она сопровождала, поэтому роды в безопасном и комфортном для меня месте – ее доме – вряд ли стали каким-то радикальным решением. Конечно, я никогда не считала, что все без исключения роды прекрасно проходят без вмешательств – я знаю, как что-то может пойти не так. Чтобы узнать о родах больше, я обратилась к исследованиям. Надо сказать, что мой муж (ученый!) ни под каким видом не подписался бы на такое неожиданное (для него) мероприятие, как домашние роды, если бы я не предоставила ему достаточно аргументов. И они у меня были. Я смогла объяснить ему, что нахожусь в группе низкого риска и что лишние вмешательства в роды в знакомой обстановке и в сопровождении опытных специалистов на практике встречаются гораздо реже. Что я могу доверять своему телу и своим акушеркам и что в случае необходимости мы всегда сможем поехать в госпиталь.

Представив это ему как аргументы, сама я понимала, что все это общие места, но одновременно это были знания, с которыми я выросла. Так случилось благодаря моей маме – и благодаря опыту ее первых родов (моих!). Я вижу абсолютно ясный и прямой путь от моего рождения – с ненужными вмешательствами, акушерским насилием и слезами – к моим прекрасным (но все равно непростым) родам, когда к нам пришел наш сын, в любви, в знакомых стенах дома его бабушки. Его рождение стало выстраданным завершением истории, начавшейся несколько десятилетий назад с моим появлением на свет. Это завершение истории выстрадано моей мамой.

Мы оставались у мамы еще пять дней, и только когда вернулись домой, я поняла, как много она за это время сделала для меня – сколько было стирки, готовки, мытья посуды, как много она мне дала ненавязчивых, но таких нужных советов! Читая мамины книги, я не могу понять, почему же до сих пор дома рождаются меньше 1 % всех детей. Благодаря знаниям, которые я получила «с маминым молоком», пока жила с ней вместе дома, я вижу ту огромную работу, которую раньше едва замечала. Именно эта работа сделала рождение нашего сына самой разумной и самой прекрасной вещью на свете, а не эпатажем или безумной радикальной выходкой.

У нашей семьи богатое «родовое» наследство, которое достанется следующим поколениям. Я хочу, чтобы такое наследство было у каждой женщины. Может быть, оно уже есть у кого-то из читательниц. А кто-то, возможно, пережил травматичные роды, прямо как я много лет назад. Но мощные истории родов для будущих поколений должны с кого-то начаться. Может быть, с вас?

Рия Демпси, 2020 год

Глава 1

Система

Прерванные роды

Считаем ли мы роды в большинстве своем опасными или это естественное, нормальное событие, где иногда возникают опасные ситуации, которые требуют нашего вмешательства?

Профессор Ханна Дален

Я сидела в парикмахерской, когда поняла: чего мы только ни натворили в родах и какое это безобразие по отношению к женщинам.

Парикмахер, молодая женщина по имени Келли, спросила меня, что это за заметки я делаю. Я ответила, что работаю над книгой. Она спросила, о чем я пишу, и, подозреваю, мой ответ, что книга о родах, ее слегка разочаровал. В конце концов, это не самая горячая тема. Но ее следующая фраза сделала для меня содержание моей книги еще более важным. Келли сказала, что они обсуждали роды с подругами и все пришли к выводу, что «без эпидуралки родить невозможно».

Дело моей жизни, которому я посвятила более сорока лет, как раз состоит в поддержке женщин, которые хотят родить без ненужных медицинских вмешательств. Высокой честью для меня стала возможность видеть сотни родов – дома, в родильных центрах и в госпиталях. Эти роды разворачивались с участием всех родовых гормонов, которые появляются в отсутвие вмешательств. Я видела бессчетное количество женщин, следовавших своим инстинктам, которые просыпались благодаря гормонам родов. Я видела волшебное действие природного окситоцина, нашего гормона привязанности, гормона «приблизься и подружись», гормона эмпатии, многозадачного гормона; в родах он дает нам «взрыв любви» и влияет на дальнейшее поведение матери по отношению к малышу.

Так что я, конечно, знаю, что роды без эпидуральной анестезии возможны. Но я также знаю, почему Келли считает так, как она считает. И почему так же считает еще множество женщин. Убеждения Келли всего лишь часть гораздо большей истории – той, в которой участвует каждая роженица в нашей культуре.

Почему взгляды Келли не удивили меня? Потому что у нее вообще не было идеи, что есть хоть какие-то причины рожать без эпидуральной анестезии. И отвечая на ее вопрос, я объяснила, почему можно попытаться избежать эпидуральной анестезии. Я рассказала, что эпидуральная анестезия в целом замедляет роды, а чтобы их потом ускорить, используется синтетический окситоцин. Рассказала, как синтетический окситоцин повышает для женщины риск послеродового кровотечения, что синтетический окситоцин (в отличие от волшебного «родного» окситоцина, о котором я говорила выше) не является многофункциональным, как вместо этого он делает окситоциновые рецепторы женщины менее чувствительными и, таким образом, препятствует становлению привязанности и грудного вскармливания[11]. Я объяснила, что эпидуральная анестезия часто ведет к оперативным родам (с применением щипцов или вакуум-экстрактора) или к кесареву сечению[12].

Серию вмешательств, проистекающую из начальной постановки эпидуральной анестезии, я называю эпидуральным каскадом. Этот каскад сегодня получил пугающее распространение, но мало кто, готовясь к родам, узнает об этом.

И для Келли это тоже стало новостью. Она не была беременна, так что, думаю, у нее не было никаких причин знать о минусах эпидуральной анестезии или о плюсах родов без нее. Но даже если бы Келли была беременна, подозреваю, эти сведения тоже стали бы для нее новостью. Как ее подруги, как большинство современных рожениц, беременная Келли ничего бы не узнала об этом от медиков. Вместо этого она услышала бы в той или иной форме: «В наше-то время почему не обезболиться?»

Предполагаю, что вы купили эту книгу, потому что вам любопытно, есть ли такая возможность – роды, свободные от вмешательств, такие роды, которые я много раз имела счастье сопровождать? Вы можете верить (как Келли), что роды без эпидуральной анестезии невозможны, можете быть настроены рожать без нее или как минимум подождать и посмотреть, как пойдут роды. Но сегодня, какими бы ни были наши взгляды и убеждения, мы все живем в мире Келли.

Много лет я сопровождаю роды и вижу, как за это время поменялась наша система родовспоможения и как эти изменения отражаются на женщинах. Слова Келли вновь напомнили мне, в какой опасности сейчас находятся роды без вмешательств, о которых мечтают многие женщины, и почему так происходит. Убеждения Келли неверны, но есть опасность, что они стали самореализующимся пророчеством. Наблюдая перемены в нашей системе родовспоможении, легко понять, почему роды без эпидуральной анестезии кажутся Келли и ее подругам, женщинам слегка за двадцать, то есть следующему поколению рожениц, невозможными.

В этой книге я объясню, почему это распространенное убеждение о родах осложняет жизнь тем, кто хочет родить без вмешательств. Ниже я приведу статистические данные, которые отражают неоправданно высокий уровень вмешательств в роды. Я покажу, что наша система родовспоможения чаще следует старым рутинам, чем современным лучшим практикам. Мы будем исследовать пути, которыми наша культура родов подрывает силу женщин: негативными последствиями родов, тяжелым опытом, омраченным послеродовым периодом. Что еще важнее, я покажу вам, что мы в этих случаях можем сделать. Потому что по моему опыту подготовка во время беременности дает женщине самый высокий шанс на те роды, которые она хочет.

Я знаю, что роды без вмешательств возможны не для всех женщин. И я понимаю, что необходимые вмешательства – это ценный дар. Есть женщины, которые хотели родить без вмешательств, но это по каким-то причинам оказалось невозможно. Для них слушать про роды без вмешательств – достаточный стресс. Но то, чем я хочу поделиться здесь, слишком важно, чтобы я промолчала. Тех, кто приходит ко мне на подготовку к родам, я предупреждаю, что услышанное здесь может вызвать у них сопротивление. Но к концу лекции каждый раз женщины, которые не думали, как наша система родовспоможения может повлиять на их роды, меняют свои планы, опираясь на полученные знания. Информация, которая вызывает сопротивление, также может дать начало изменениям.

И да, во время моего следующего визита в парикмахерскую через 6 недель Келли взволнованно сказала мне, что она поделилась полученной от меня информацией про эпидуральный каскад с подругами. Те, в свою очередь, слышали много историй о вмешательствах от своих уже родивших подруг, но им не приходило в голову, что эти вмешательства могли понадобиться из-за рутинного применения эпидуральной анестезии. Напротив, они считали, что все это происходило, потому что «роды – это очень опасно».

Кто знает, возможно, если однажды Келли соберется рожать, она решит рожать без эпидуральной анестезии. Возможно, она сделает все, что в ее силах, чтобы родить при участии гормонов родов и привязанности. Тогда ей, как и всем остальным, желающим избежать вмешательств, пригодится эта информация. Надеюсь, пригодится она и вам.

Да, роды могут быть опасными, но так бывает очень редко. Наша система делает роды гораздо более опасными, чем они есть, потому что мы вмешиваемся в них, хотя не должны. Понимание этого – первый шаг, чтобы избежать вмешательств. Поэтому давайте посмотрим статистику.

Если вы интересуетесь родами без лишних вмешательств, как вы их назовете? Когда мы говорим о спонтанно начавшихся родах, а не индуцированных синтетическим окситоцином, о родах, которые развиваются под действием наших гормонов и завершаются за счет усилий матери и ребенка, тогда мы говорим о нормальных родах, так их всегда называли доктора и акушерки.

Однако, как показал мой разговор с Келли, если мы говорим о современной социальной норме, такие роды далеки от нее. Нормальные роды стали такими редкими, что в своих презентациях я говорю о них, как об исчезающем явлении.

Чтобы обозначить разницу между этим исчезающим видом родов и родами – социальной нормой, я называю их нормальными физиологическими родами. Иногда их также называют «естественными родами», «физиологическими родами», «самостоятельными родами», «непотревоженными родами» или даже «физиологическими вагинальными родами без рутинных вмешательств» (ничего себе!). Как бы мы их ни назвали, они теперь рассматриваются акушерками как «исчезающий вид», утверждают исследователи[13]. «Медицинские вмешательства повсеместно распространены, а физиологические роды перестали быть нормой», – говорит член Академии акушерства Рэйчел Рид[14].

Вот история от Эллен, слушательницы одного из моих семинаров. История эта показывает, как редко встречаются нормальные физиологические роды. Беременность Эллен наблюдала студентка третьего курса акушерской школы. «Она сказала, что это было прекрасно – видеть „роды как в учебнике“, потому что многое из того, что они изучают в школе, им просто не удается увидеть из-за высокого уровня вмешательств, – рассказала Эллен. – Эта студентка до того ни разу не видела нормальных физиологических родов и была просто счастлива».

Студентка акушерской школы Софи также описывает ситуацию: «Я была обескуражена; меня тревожило, какой именно опыт я получаю. Я уже окончила второй курс и во время учебы увидела пятьдесят два кесаревых сечения (в некоторых я принимала участие), шестнадцать инструментальных родов и (увы) всего одиннадцать нормальных родов… и моя история не уникальна, многие студентки испытывают хроническую нехватку наблюдений за здоровой беременностью и нормальными родами. В ообще-то, то, что в профессиональной среде называется „нормальным“, мне представляется какой-то фантазией, а не реальными фактами, не тем, чему нас учат»[15].

Последние статистические данные от Австралийского Института здоровья[16], без сомнения, демонстрируют, как редки в Австралии нормальные физиологические роды. Данных именно по физиологическим родам в материалах нет, но мы сможем вывести их из других данных[17]. Экстраполяция этих данных показывает, что на долю нормальных физиологических родов с участием всего спектра необходимых гормонов родов и привязанности приходится от 1 до 5 % от общего числа родов. Подавляющее же большинство родов проходит с какими-либо вмешательствами.

Последние австралийские данные сообщают, что родовозбуждение составляет 33 %, стимуляция – 14 %, наложение щипцов – 8 %, вакуум-экстракция – 11 %, эпизиотомия – 23 %, активное ведение третьего периода родов с помощью синтетического окситоцина – 95–99 %, роды кесаревым сечением – 35 % (из них 22 % плановые операции и 13 % – экстренные). 78 % женщин используют обезболивание (а у первородящих эта группа составляет целых 87 %)[18].

И Австралия здесь не одинока. «Нормальные роды в большинстве развитых стран давно занесены в Красную книгу», – говорит профессор акушерства Ханна Дален[19]. Милли Хилл, основательница движения «О родах – позитивно», пишет: «Мы не должны забывать, что в современной культуре нормальные физиологические роды увидеть все труднее, они встречаются все реже и находятся под угрозой полного исчезновения»[20].

Вы можете спросить, действительно ли все эти вмешательства делаются по строгим медицинским показаниям. Простой ответ – нет. По крайней мере, Всемирная организация здравоохранения (ВОЗ) точно так не считает. ВОЗ считает, что ни одна страна не должна иметь уровень кесаревых сечений выше 10–15 %, но в Австралии он составляет 35 %[21]. (Кстати, ВОЗ обнаружила, что уровень кесаревых сечений выше 10 % никак не связан со снижением материнской смертности и смертности новорожденных[22].)

Как я уже сказала, таким высоким уровнем может похвастаться не только Австралия. Во всем мире наблюдается тревожащий рост уровня кесаревых сечений с соответствующими последствиями для здоровья населения (не говоря уже о бюджете здравоохранения). Рост этот принял такие масштабы, что в 2014 году Американский Колледж акушеров и гинекологов вместе с Обществом медицины матери и плода выпустили совместное постановление по «Безопасной профилактике первого кесарева сечения», а в 2019 году оно появилось в новой редакции[23]. В 2018-м ВОЗ выпустила новые рекомендации по «немедицинским вмешательствам, направленным на снижение уровня ненужных кесаревых сечений»[24]. В этом же году уважаемый медицинский журнал «Ланцет» напечатал серию статей под названием «Удержать рост глобальной эпидемии кесаревых сечений», которая привлекла внимание к беспрецедентному и неоправданному росту уровня кесаревых сечений в мировом масштабе[25].

Конечно, нам повезло жить в стране, где медицинские вмешательства по жизненным показаниям доступны каждому, кто в них нуждается. Но уровень таких вмешательств в Австралии в разы превышает необходимый. За этими цифрами стоит что-то еще, кроме жизненных показаний.

Хотят ли женщины этих вмешательств?

Итак, допустим, есть какой-то процент женщин, нуждающихся во вмешательствах по жизненным показаниям (ВОЗ предполагает, что это число составляет примерно 20 %[26]), и им эти вмешательства доступны. А как насчет остальных женщин, которые получают медицински необоснованные вмешательства? Может быть, они сами этого хотят?

Безусловно, есть женщины, которые хотят «родить побыстрее и чтобы ничего не чувствовать»[27], и такие женщины выбирают обезболивание, а некоторые – индукцию родов, назначенную на определенную дату, или кесарево сечение. Таких женщин поддержат, и они, конечно, получат обезболивание или другое выбранное ими вмешательство.

Но идея, что бо льшая часть населения желает и требует этих вмешательств (а вы слышали мнение, что выражение «не царское это дело – тужиться» имеет скрытый подтекст «женщины не хотят рожать, а хотят вмешательств»?), не подтверждается исследованиями. Серия статей в журнале «Ланцет» утверждает, что запрос самих женщин в увеличении уровня кесарева сечения значительной роли не играет[28].

Международный обзор исследований предпочтения женщин в родах выявил, что большинство женщин хочет получить естественные физиологические роды[29]. А вот горячая новость: австралийское исследование подтверждает данные международного обзора: «Изучение предпочтений женщин в родах неоднократно демонстрирует высокую ценность естественных родов», гласят результаты исследования 2019 года[30].

Вы спросите, как сочетается желание естественных родов и распространенный взгляд поколения Келли, что родить без эпидуральной анестезии невозможно? Это же исследование отвечает: «Женщины много раз повторяли, что хотели родить естественно, но в госпитале им это не удалось»[31].

Данные на рожениц собирались все прошлое десятилетие, и они недвусмысленно говорят Келли и ее ровесницам: даже если ты хочешь избежать вмешательств, у тебя ничего не выйдет. И этот тренд – «невозможность избежать вмешательств в госпитале» – подтверждается американским исследованием (а в США система родовспоможения схожа с австралийской). Это исследование обнаружило, что все женщины, планировавшие роды без вмешательств в госпитале, получали тем не менее эпидуральную анестезию[32]. (Похожие результаты демонстрирует нам и исследование, проведенное в Дании[33].)

Это же подтверждают мои беседы с женщинами после госпитальных родов. Раз за разом на послеродовых сессиях я слышу от женщин, что они вовсе не хотели вмешательств. Многие мамы, приходящие ко мне на послеродовые сессии, имели неосложненные беременности низкого риска. Эти женщины в лучшем случае недоумевают, почему их роды окончились вмешательствами, которых они не хотели; в худшем случае они были травмированы. Они чувствуют, что вроде бы сделали все правильно: следовали предложенным им рекомендациям «экспертов», составили план родов и решили, что все учтено, – только чтобы обнаружить, что роды прошли совсем не так, как они надеялись. Почему?

Чтобы нам всем лучше понимать предмет нашего обсуждения – почему женщины, которые не хотят вмешательств, тем не менее получают их, – я попрошу вас вспомнить какую-нибудь историю родов, которую вы недавно слышали.

Не приходят ли вам на ум истории «слава богу» («слава богу, мы были в роддоме», «слава богу, они спасли малыша», «слава богу, там был мой доктор», «слава богу за…»). А теперь я попрошу вас подумать про высокий уровень вмешательств в Австралии по сравнению с уровнем вмешательств, рекомендованным ВОЗ.

Если мы вспомним эту статистику, мы придем к неудобному для нас выводу, что эти истории родов, где мать «нуждалась» во вмешательствах (и, «слава богу», получила их), могут быть совсем не тем, чем кажутся.

Это первый и очень важный шаг, чтобы защитить себя от ненужных вмешательств: изучить истории родов, которые вы слышите. Спросите себя: как обычно влияют на нас истории «слава богу», которые мы слышим раз за разом? Часто мы не осознаем, что совсем не все эти вмешательства были так уж необходимы. (И что многие вмешательства стали нужны как раз после постановки эпидуральной анестезии.) Я скажу вам, что такие истории делают с женщинами (и с их партнерами), потому что я вижу результаты каждый день! Эти рассказы заставляют думать, что роды могут быть очень опасными, очень. И очень непредсказуемыми.

Таким образом, следствием высокого уровня вмешательств стали и нездоровый страх родов, и убеждение, что родившим без вмешательств просто «повезло». Оба фактора, как это ни парадоксально, поднимают уровень вмешательств еще выше. Потому что нездоровые страхи заставляют нас слепо верить в могущество госпиталя и необходимость медицинских вмешательств. Чем больше мы боимся, тем более слепо доверяем, и затем боимся еще сильнее… В ваших силах разорвать этот заколдованный круг: перестать принимать на веру такие истории.

Когда женщина, родившая без вмешательств, говорит, что ей «повезло», я никогда не оставляю ее историю без вопросов. Не должны и вы. Обычно, когда я выясняю, где и с кем выбрала рожать эта женщина, узнаю немного больше о ее физической и психологической подготовке и ее восприятии родов в целом, я всегда вижу намного больше, чем просто «везение».

На самом деле, единственное «везение», которое и вправду присутствует в историях родов, это состояние здоровья женщины, то есть нет ли у нее каких-либо заболеваний, обострившихся в беременность, осложненной беременности (например, двойни), генетических нарушений. И я уже слышу, как вы говорите: «Ну да, таким женщинам из группы низкого риска и вправду везет». Но вот что говорит нам ВОЗ: неосложненные беременности составляют 80 % от всех беременностей[34]. Таким образом, хотя технически можно называть неосложненную беременность «везением» (потому что да, кому-то может и не повезти), я считаю, что этот акцент на везении приводит к недопониманию. Что мы рассматриваем как «везение»? Повезло, что мы оказались в 80 % женщин? Или «повезло», потому что могло быть хуже? Похоже, это называется не везением, а как-то еще.

Здесь мы снова подходим к контексту. Женщины, которые родили без вмешательств, часто сами говорят, что им «повезло», скромно умалчивая об информации, которую они собирали, о приложенных усилиях, о принятых решениях. Либо об их везении говорят окружающие. Но контекст их истории родов (место родов, команда на роды, подготовка к родам) говорит нам о другом.

Активистка и фотограф Анжела Галло пишет в своем блоге: «Позвольте мне кое-что сказать вам: везение не имеет ничего общего с позитивными родами. В контексте родов слово „везение“ умаляет силу женщины и ее близких»[35]. Милли Хилл дополняет: «Роды – это не счастливый жребий. Просто женские тела „хорошо работают“ благодаря выбору, который сделали эти женщины»[36].

Когда я начинаю спрашивать женщин, родивших без вмешательств, то внезапно выясняется, что выборы, которые они делали в беременность, противоречили практикам культуры родов, а часто также и позиции окружающих.

Доула Ингрид объясняет: «Люди говорят: „Ну, ты просто везучая“, не понимая, что это никакое не везение». В контексте таких историй «везения» мы почти всегда видим женщину, которая сопротивляется существующему положению дел в австралийской системе родовспоможения. Давайте повнимательнее посмотрим на эту систему и подумаем, почему и вы можете захотеть ей сопротивляться.

Женщина, рожающая в типичном современном роддоме, с высокой долей вероятности будет рожать в пространстве, неблагоприятном для нормальных родов по многим параметрам: сама обстановка, модель ухода за роженицей, рутинные процедуры и вмешательства, которые обычно предлагаются.

Вот что выяснила Ребекка Деккер, профессор школы медсестер и исследовательница (а с рождения своего первого ребенка и основательница блога Evidence Based Birth): «Когда я стала искать доказательства, я была в шоке. Практически все процедуры, которые мне предлагались, исследования высокого качества признавали вредными для рожениц. Одновременно я выяснила, что предложенный мне протокол ведения родов стал „рутинным“ в США и принят также во многих странах»[37] (включая Австралию).

Давайте посмотрим, каковы же различия между наилучшими практиками и тем, что предлагает нам существующая система родовспоможения.

Место: палата наблюдения вместо священного пространства

Исследования говорят нам, какая среда поддерживает нормальное течение родов. К сожалению, австралийская система родовспоможения не предлагает ничего похожего.

Мы знаем, что помещение для родов с домашней обстановкой, священное пространство родов[38], где свет приглушен, где тепло, где есть личное пространство и никто не беспокоит, наилучшим образом поддерживает физиологическую составляющую родов[39]. В идеале дизайн такого помещения должен строиться вокруг потребностей рожающей женщины, которая проживает свои роды активно. Там будут переносные светильники, мягкая мебель, маты, подушки, фитболы, скамейки, пуфики, ванна, в идеале выход на улицу, на природу; иными словами, это место, где вы можете двигаться, танцевать, наклоняться, топать ногами, ходить взад-вперед, раскачиваться, работать со своим рожающим телом.

Священное пространство никак не похоже на стандартный родильный бокс в госпитале. Напротив, такой бокс сконструирован для ситуаций высокого риска. Эти комнаты называются «палатами наблюдения»[40], но больше они похожи на палаты интенсивной терапии – мониторы, капельницы и другие аппараты для обеспечения медицинской безопасности. Конечно, так и должно быть, если мы говорим о патологии. Но нам-то нужно то, что может облегчить процесс естественных родов, естественный физиологический процесс. Потому что в родах медицинское наблюдение дает неожиданные последствия: лишает женщину того, что действительно нужно для нормальных физиологических родов – чувства безопасности и личного пространства.

Уход: неизвестные специалисты вместо знакомых акушерок

Та же история с поддержкой медперсонала. Наша система родовспоможения не предлагает того, что исследования называют лучшими практиками. Австралийское исследование[41], а также «Ланцет»[42] и Кокрановская база данных[43] сообщают нам, что лучшая модель акушерского ухода, дающая более высокий уровень физиологических родов и лучшие исходы родов (а также снижение стоимости медицинского обслуживания), – это непрерывный акушерский уход[44].

То есть в идеальной модели ухода за роженицей женщина должна получать индивидуальную, непрерывную (без отлучек и смены персонала) поддержку акушерки, с которой она уже построила доверительные отношения во время беременности. Ханна Дален объясняет, что такая модель снижает количество вмешательств, смертность новорожденных и стоимость медицинских услуг[45]. «Женщины, использующие модель непрерывного акушерского ухода, реже сталкиваются с такими вмешательствами, как регионарная (эпидуральная) анестезия, кесарево сечение и оперативные роды (наложение щипцов, вакуум-экстракция), и в целом они более удовлетворены родами», пишут Ханна Дален и ее соавторы[46].

Тем не менее в Австралии шанс получить такой уход (а он считается золотым стандартом!) составляет меньше одного к десяти[47]. По умолчанию большинство женщин в родах столкнутся с незнакомцами. То, что вы получите в рамках существующей системы родовспоможения, называется фрагментарным уходом: незнакомые специалисты, которые приходят и уходят, потому что их смена окончена или потому что в соседнем боксе кто-то рожает. И это очень далеко от той модели, которая нужна в идеале.

Процедуры: рутинные вместо основанных на доказательной медицине

И наконец, в госпитале рожающая женщина наверняка станет объектом рутинных процедур и вмешательств, о которых исследования говорят, что они никак не улучшают исход родов ни для нее, ни для ребенка. Зато эти рутинные процедуры известны тем, что вызывают каскад вмешательств – именно то, чего мы не хотим.

Временные рамки – это один из примеров рутины, не опирающейся на доказательную базу. Может быть, вы слышали термин «слабость родовой деятельности»? В действительности, эта «слабость» чаще всего диагностируется после попытки втиснуть роды во временные рамки. В каждом госпитале есть разрешенные временные промежутки для различных этапов родов. Эти протоколы базируются на партограмме (отражающей прогресс родов), которая в свою очередь базируется на графике под названием «кривая Фридмана». Кривая Фридмана предполагает, что скорость, с которой раскрывается шейка матки, – величина для каждой женщины постоянная. То есть это какой-то «безразмерный» универсальный график. Недавние исследования ВОЗ опровергли все базовые постулаты, на которых была основана кривая Фридмана. Напротив, исследования обнаружили, что прогресс самопроизвольно начавшихся родов может сильно отличаться от скорости «один сантиметр в час», а именно на этом допущении Фридман построил свою кривую[48].

Теперь представьте себе женщину, которая рожает в госпитале, где протоколы базируются на временных рамках, давно уже признанных недостоверными. И представьте, что ее роды длятся дольше, чем разрешает протокол. Тогда ей сразу припишут слабость родовой деятельности, и медики, вне всякого сомнения, порекомендуют ей вмешательства. Сколько женщин, сколько партнеров усомнятся в такой рекомендации? Сколько из них будут знать, что этот протокол базируется на уже опровергнутых данных?

Вопрос временных рамок освещается также в недавних рекомендациях Американского Колледжа акушеров и гинекологов по определению установившихся родов[49]. Установившиеся или активные роды – это состояние, когда ситуация «схватки то есть, то нет» меняется на «это оно». Американский Колледж акушеров и гинекологов считает, что женщина находится в установившихся или активных родах с раскрытия шесть сантиметров, а не четыре сантиметра, как считалось раньше. А теперь представьте, насколько по-разному будут протекать роды в госпитале, который принял новые рекомендации, и в госпитале, который придерживается старых норм («активные роды – с открытия четыре сантиметра»). Если наша роженица попала в более старорежимный роддом на открытии четыре сантиметра (с окончанием стадии «схватки то есть, то нет»), ее тем не менее «поставят на счетчик», ведь она уже в начале активных родов. Через какое-то время у нее отметят «слабость родовой деятельности» и порекомендуют вмешательства. Почему бы женщине не довериться медперсоналу и не согласиться на вмешательства? Ведь она не знает, какие практики считаются лучшими! Эту же самую женщину никто не «поставит на счетчик» до раскрытия шесть сантиметров, если она попала в госпиталь, работающий по новым протоколам. В этом случае вероятность вмешательств будет гораздо ниже. (Не будем здесь обсуждать, насколько вообще сочетаются жесткие временные протоколы и лучшие практики).

В этом же 2019 году Американский Колледж акушеров и гинекологов рекомендовал ограничить рутинные вмешательства в роды, потому что это небезопасно для женщин и детей. Среди этих рутинных процедур – непрерывная кардиотокография (КТГ) (вместо этого рекомендуется периодически прослушивать сердцебиение плода с помощью аппарата мини-допплер), ограничение подвижности (например, требование медперсонала, чтобы женщина все время находилась в кровати) и применение эпидуральной анестезии. Все эти манипуляции известны тем, что с них начинается каскад вмешательств[50].

Стоит отметить, что исследователи из проекта OptiBIRTH (цель которого – повысить уровень вагинальных родов после кесарева сечения) также рекомендуют избегать подобных вмешательств[51]. Британские же исследования не рекомендуют рутинный скрининг беременных на стрептококк группы В[52].

В 2016-м журнал «Ланцет» опубликовал серию статей «Материнское здоровье», где ввел определение «слишком много, слишком быстро» для описания рутинного ведения нормальных родов после неосложненной беременности с использованием большого количества медикаментов[53]. Журнал поясняет, что этот подход включал необоснованные и не базирующиеся на доказательной медицине вмешательства наряду с вмешательствами, которые могут быть необходимы по жизненным показаниям, но наносят вред, если применяются рутинно или используются чрезмерно. Исследователи обнаружили, что медицинская помощь должна быть предложена в нужном объеме и в нужный момент с соблюдением базовых прав человека[54].

Также нужно отметить, что сейчас ведется работа в двух направлениях: снижение уровня кесаревых сечений[55] и повышение уровня естественных родов после кесарева сечения (ЕРПКС). Это важнейшая работа, так как кесарево сечение связано с повышенным риском разрыва матки, аномальным прикреплением плаценты, а также с внематочной беременностью, рождением мертвых детей и преждевременными родами, как следует из результатов исследования, опубликованного в «Ланцете». Журнал подчеркнул, что дети, рожденные кесаревым сечением, по-другому реагируют на приход в этот мир – и гормонально, и физически, и «микробиологически», и с точки зрения необходимости медицинской поддержки; все это, считают ученые, может несколько изменить физиологию новорожденного[56].

Вот что говорят исследования. Тем не менее существующие практики родовспоможения увеличивают вероятность кесарева сечения (напоминаю, уровень кесаревых сечений в Австралии сегодня составляет 35 % от общего числа родов). Врач-акушер Нил Шах говорит о кесаревых сечениях в США (где их уровень составляет 32 %[57]): «Если сегодня вам восемнадцать, ваши шансы родить через кесарево сечение составляют от пятидесяти до ста процентов. И это никак не связано с вашим возрастом или состоянием здоровья, зато еще как связано с системой, с тем, в каком направлении она меняется и как вообще она устроена»[58].

Поскольку эпидуральная анестезия повышает вероятность кесарева сечения, логично будет сейчас рассмотреть рутинное назначение эпидуральной анестезии. Помните результаты исследований, которые показывают: женщинам, рожающим в госпитале, практически невозможно избежать эпидуральной анестезии? Как соотносится использование эпидуральной анестезии с исследованиями, определяющие наилучшие практики?

Эпидуральный каскад

Выше уже упоминались побочные эффекты эпидуральной анестезии, о которых я рассказала Келли. Когда мы беседовали с Келли, я не предоставляла ей результаты исследований, но их достаточно – и достаточно побочных эффектов, о которых я еще не говорила.

Пенни Симкин и Рут Анчета в «Настольной книге прогресса в родах» публикуют длиннейший список медицинских эффектов, которые дает применение эпидуральной анестезии: «Роды с эпидуральной анестезией часто сопровождаются медленным прогрессом, материнской гипотонией, повышением температуры у матери, необходимостью использования синтетического окситоцина, оперативными родами, эпизиотомией, кесаревым сечением, профилактическими антибиотиками для новорожденного и другими нежелательными побочными эффектами»[59]. (И если «антибиотик для малыша» звучит по-вашему довольно безобидно, заметьте, что это означает перевод ребенка в отделение реанимации новорожденных.)

Пенни Симкин и Рут Анчета добавляют также, что «обычное ведение нормально протекающих родов при наличии эпидуральной анестезии (необходимость оставаться в кровати, ограничение подвижности, большое количество внутривенных вливаний, положение на спине, затяжные управляемые потуги) может усилить нежелательные эффекты эпидуральной анестезии»[60]. Использование эпидуральной анестезии повышает вероятность как управляемых потуг (в противовес спонтанным), так и оперативных родов, и в обоих случаях повышается вероятность разрывов третьей и четвертой степени[61].

«Бесспорно, эпидуральная анестезия влияет на физиологию родов и повышает вероятность вмешательств», – пишут профессора акушерства Ники Лип и Денис Велш[62]. Другими словами, как я объясняла Келли, эпидуральная анестезия часто является первым шагом к истории «слава богу».

В США организация «Роды в Цифрах»[63] так скомпоновала статистические данные, что ясно видны все результаты исследований: первородящие женщины, самопроизвольно вступившие в роды и рожавшие без эпидуральной анестезии, имеют уровень кесаревых сечений 5 %. Если их роды были индуцированы или им поставили эпидуральную анестезию (одно из двух), уровень кесаревых сечений для них составляет 19–20 %. Если роды были индуцированы и в родах назначалась эпидуральная анестезия, уровень кесаревых сечений составляет 31 %.

Австралийское исследование 2007 года показало, что использование эпидуральной анестезии увеличивает вероятность кесарева сечения втрое, а исследование 2015 года обнаружило, что при наличии эпидуральной анестезии вероятность оперативных родов (то есть родов с наложением щипцов или вакуум-экстракцией) возрастает в семь раз, а также повышается вероятность попадание ребенка в детское отделение[64].

Послеродовые эффекты эпидуральной анестезии

Часть гормональных изменений в родах, о которых я говорила раньше, влияет и на течение послеродового периода. Помните чудесный эффект, который дает наш «родной» окситоцин во время нормальных родов? Челси Конабой, журналистка, занимающаяся вопросам здоровья[65], описывает это так: «Выброс окситоцина в родах запускает изменения, которые заставляют женщину буквально слиться со своим ребенком через биологическую координацию (синхронизированные волны мозговой активности и синхронизированное сердцебиение) и поведение (одинаковые взгляды, прикосновения, звуки)». По мнению врача, исследовательницы и автора Сары Бакли, эпидуральная анестезия «снижает уровень материнского окситоцина на схватках» и вызывает «нарушение материнской адаптации и формирования материнской привязанности», которое опосредованно может влиять и на новорожденного[66]. Также при использовании эпидуральной анестезии у детей менее выражен поисковый рефлекс, и, соответственно, уровень грудного вскармливания тоже снижается[67].

С эпидуральной анестезией женщины остаются в ясном сознании, они могут разговаривать, смотреть фильмы, обновлять свой статус в соцсетях – но какой ценой! Это значит – выйти из гормонального «тумана» нормальных родов, а ведь он формирует привязанность мамы к ребенку. Доктор Оскар Сераллах считает, что этот «туман», часто называемый еще «детским мозгом», «под влиянием плацентарных гормонов перепрограммирует мозг матери так, чтобы у нее возникла прочная связь с ребенком»[68]. Также это явление называется «первичной материнской вовлеченностью», впервые о нем стал говорить психолог Дональд Винникотт. Он описал это явление как особое психическое состояние матери, в котором у матери необычайно возрастает чувствительность к ребенку и к его потребностям[69]. «Такое состояние возникает в конце беременности и длится в течение нескольких первых недель после родов», – пишут педиатры Маршалл Клаус и Джон Кеннел и их соавтор Филлис Клаус в «Книге доулы»[70]. Да, так и было бы, если бы современными практиками родовспоможения мы постоянно не мешали этому процессу.

Таким образом, мы не только создаем все предпосылки для дисфункциональных родов, которые заканчиваются эпидуральным каскадом, но за рутинное использование эпидуральной анестезии мы платим лишением раннего контакта матери и ребенка. Эпидуральная анестезия, нарушая связь женщины с ее телом, также нарушает ее инстинктивную телесную связь с малышом. Учитывая, что раннее общение матери и ребенка практически целиком происходит на тактильном уровне, неудивительно, что столько молодых мам испытывают недоверие к любому проявлению материнских инстинктов.

И действительно, вот другой аспект этой гормональной истории: также «с использованием эпидуральной анестезии мы видим увеличение депрессивных симптомов»[71]. Эпидуральный каскад означает, что в большинстве родов с эпидуральной анестезией задействован также и синтетический окситоцин; исследования связывают с этим фактом «увеличение риска депрессивных или тревожных расстройств в первый год после рождения ребенка», считает Рэйчел Рид[72]. Согласно американскому исследованию влияния синтетического окситоцина, женщины, у которых до беременности отмечались эпизоды депрессии и тревожности, имели 36-процентный риск развития послеродовой депрессии, матери без такого анамнеза имели риск 32 %[73].

Женщинам почти ничего об этом не рассказывают. Им не рассказывают и о том, как это может повлиять на ребенка. Организация Beyond Blue информирует, что послеродовая депрессия и тревожные расстройства матери, как выяснилось, «связаны с нарушениями когнитивного, эмоционального, социального и бихевиорального развития детей»[74]. И хотя сегодня мы не знаем, как повлияет в будущем на ребенка сниженный уровень природного окситоцина в родах, но уже известно, пишет Рэйчел Рид, что «влияние материнского окситоцина на мозг ребенка в родах предположительно ведет к эпигенетическим изменениям в его организме; эти изменения отвечают за его собственную будущую окситоциновую систему»[75]. Исследователи, занимающиеся эпигенетическими эффектами, серьезно озабочены клиническими, экономическими и психосоциальными последствиями этих изменений[76].

Отсюда ясно, почему ведется такая большая работа по восстановлению гормональных механизмов привязанности, которые разрушаются с применением вмешательств. Эта работа «затыкает дыры», как выражается Сара Бакли, и может стимулировать формирование связи матери и ребенка, той связи, которая была нарушена из-за вмешательств. Например, женщина может запланировать контакт кожа-к-коже и первое прикладывание к груди во время «золотого часа», как и рекомендует ВОЗ в документе «Инициатива „Первого Объятия“». «Это простое проявление любви дает ребенку жизненное тепло, плацентарную кровь и материнские бактерии. Это также… улучшает состояние всех новорожденных, включая недоношенных, детей с различными заболеваниями или родившихся путем кесарева сечения»[77].

Если по каким-то причинам заткнуть эти дыры невозможно, мы должны вспомнить достижения науки о мозге, сведения о его пластичности – это даст нам надежду, что в любом возрасте у человека есть потенциал для роста и исцеления. Так что, если какие-то послеродовые факторы из вышеописанных – часть вашей собственной истории, важно знать, что сейчас доступны эффективные ресурсы для психологической поддержки, формирования привязанности к вашему младенцу или ребенку и укрепления ваших материнских качеств.

Тем не менее в нашем обществе вмешательства в гормональные процессы родов не должны быть рутинными, как это происходит сегодня. Потому что исследования утверждают, что рутинное использование эпидуральной анестезии очень далеко от лучших практик. И это мягко говоря.

Я знаю, что информации о лучших практиках в сравнении с принятым сейчас ведением родов слишком много, и надеюсь, что эта последняя порция информации расставит все точки над i. В Великобритании, где система родовспоможения напоминает австралийскую, озабоченность эффектами стандартных «госпитальных» родов настолько сильна, что последние рекомендации Британского Национального Института Здоровья советуют информировать женщин о повышенном риске необоснованных вмешательств в госпитальных родах по сравнению с родами в акушерском центре[78].

В то время как медицинское учреждение и раньше описывалось как «отчуждающее, деперсонализирующее и тем самым некомфортное для женщин, риски, которые оно несет для женщин, стали упоминаться только недавно»[79].

Австралийские данные явно указывают на повышенный риск вмешательств в госпитальных родах. Сколько времени должно пройти, прежде чем мы тоже начнем предупреждать женщин о рисках, которые несут для них стандартные госпитальные роды?

Переформатируем страх: доверие в континууме

Как пишет Ханна Дален, нам нужно спросить себя: «Считаем ли мы роды в большинстве своем опасными или это естественное, нормальное событие, где иногда возникают опасные ситуации, которые требуют нашего вмешательства?»[80]

В самом деле, выработать в себе доверие к родам с реалистичным взглядом на вещи, несмотря на все истории «слава богу», – это первый и самый главный шаг в подготовке к нормальным физиологическим родам. Мы с вами будем много говорить о других видах психологической подготовки, которые помогут вам сделать правильный выбор. Но вопрос доверия – очень важный.

Когда я говорю о доверии и родах, мне нравится говорить об этом в континууме – о целом спектре подходов, который начинается с утраченного доверия на одном конце спектра (позиция, которая часто встречается у пациенток и влияет на современный подход, во многом основанный на страхах), подходит к реалистичному доверию в центре (обычно оно формируется у клиенток акушерских практик) – и до раздутого доверия к родам на другом полюсе спектра (это выражается в безграничном доверии к родам с игнорированием опасных ситуаций). Где бы вы разместили себя на этом графике? Переместилось ли ваше положение с момента, когда вы начали читать книгу? В каком направлении?

На обоих полюсах этого континуума доверия нас могут поджидать неожиданные и подчас трагические последствия. На полюсе, где доверие к родам утрачено, вряд ли встретится уважительное отношение к физиологии родов и к автономии женщины, к ее возможностям и ее величию роженицы; все это может привести к высокому уровню необоснованных вмешательств. На полюсе чрезмерного доверия нас может ожидать пренебрежение редкими, но реальными опасностям в родах.

Помните женщин, о которых я говорила выше? О тех, которым «повезло» получить роды без вмешательств? Почти всегда это женщины, которые имеют к своим родам реалистичное доверие, а также здоровое недоверие к нашей системе, далекой от лучших практик. Они защитили себя от рутинной эпидуральной анестезии. Скорее всего, они не согласились с рутинной индукцией родов или с их стимуляцией, которую порекомендовали просто в соответствии с госпитальными протоколами (а не потому что это лучшая практика). Они отказались от непрерывной КТГ (это тоже не самая лучшая практика). Скорее всего, они не стали выбирать частный госпиталь и частного врача (австралийские исследования подтверждают, что «у женщин из группы низкого риска самый высокий уровень вмешательств в частных госпиталях, а самый низкий – в государственных»[81]).

Но это все выборы, которые в нашей власти. К сожалению, свою роль в родах женщины могут играть и другие факторы; например, роды вне рабочего времени увеличивают наши шансы на нормальные роды, а роды, пришедшиеся на рабочие часы, когда главная мотивация персонала – административный порядок в госпитале, для нормальных родов гораздо менее благоприятны[82]. Профессор Джейн Сэндалл отмечает, что в госпитале большую роль играет финансовая составляющая: на рабочее время запланировано определенное число родов для каждого врача и в каждом родильном отделении, особенно в частных практиках[83].

Если без вопросов покорно двигаться по одному из предложенных путей, то и «везучие» женщины закончат свои роды необоснованным вмешательством или целым каскадом их! Тогда они станут «невезучими» женщинами, которые фигурируют в статистике необоснованных вмешательств в роды.

Винить женщину

Поскольку рутинные протоколы и предлагаемые как следствие вмешательства очень часто ведут к ситуации, когда ребенка нужно «спасать» (истории «слава богу»), и сами женщины, и общество в целом все сильнее убеждены в том, что роды – это, несомненно, очень опасно. Более того, у женщины создается впечатление, что ее тело плохо приспособлено для родов, либо она начинает винить себя за «провал». Клара пишет после своих первых родов: «Я была очень разочарована в себе и чувствовала, что мое тело подвело меня». Такая тенденция – винить сами роды и тело женщины – очень популярна среди медиков, да в целом и в обществе. На самом же деле, это просто обвинение жертвы (виктимблейминг). Как говорит Милли Хилл, «предполагается, что корень проблемы – женщина и ее тело, а вовсе не то, что с ними делают»[84].

Клара в конце концов поняла, что ее подвело не ее тело, а скорее, философия, политика и структуры нашей системы родовспоможения.

Теперь, если за время чтения этой главы ваше недоверие (или доверие) к системе родовспоможения изменилось, как ваше новое понимание изменит выборы, которые вы делаете в преддверии родов? Возможно, теперь вы внимательнее ищете, где именно будете рожать. Независимо от того, выберете ли вы роды в родильном центре, либо дома, или нет, вы, наверное, теперь понимаете, почему такой выбор делают женщины, которые хотят избежать необоснованных вмешательств.

Как, например, один будущий отец, посетивший мой семинар со своей женой Анной. Анна написала мне об изменении взглядов своего партнера: «Рия, я хочу отдельно поблагодарить вас за обращение „в нашу веру“ моего мужа. Мы были на вашем семинаре. Я уже тогда была решительно настроена на домашние роды, но муж был вовсе не так уверен. Он сказал, что у меня „роддомовская паранойя“ и я должна ее преодолеть… После семинара он прожил стадию „вон оно что!“ и сказал, что австралийская система родовспоможения – „дерьмо“ и что я должна рожать дома». Семинар, на котором они побывали, содержал ту же информацию об австралийских рутинных практиках и ту же статистику вмешательств, которыми я делюсь в этой книге. Анна продолжает: «Я подала заявление на участие в государственной программе домашних родов. И да, мы это сделали! Мой сын спокойно родился дома».

Домашние роды

Поскольку культурное послание гласит, что родам нельзя доверять, я прекрасно понимаю, почему большинство женщин вряд ли выберут домашние роды. Принимая во внимание небольшое количество государственных программ, интегрированных в госпитальную систему Австралии, не говоря уж о ценах на страховку, денежных затратах и юридическом статусе домашних акушерок[85], домашние роды – не самая доступная опция. Тем не менее исследования демонстрируют нам, что вот они-то должны быть доступны, что вот их-то имеет смысл рассматривать шире.

Действительно, мировые исследования утверждают, что домашние роды – разумный выбор для женщин из группы низкого риска, желающих получить нормальные физиологические роды.

Недавнее австралийское исследование, сравнивающее домашние и больничные роды, не выявило разницу в исходе для ребенка, родившегося дома с независимыми акушерками, и в госпитале у женщин из группы низкого риска. Зато оно выявило значительные различия в уровне вмешательств. Женщины, выбравшие домашние роды, имели очень низкий уровень практически для всех вмешательств (экстренное кесарево сечение – 2,5 %, оперативные роды – 2,5 %, эпидуральная анестезия – 3,2 %, эпизиотомия – 2,9 %). Напротив, женщины из группы низкого риска, рожавшие в госпитале, показали уровни всех вмешательств выше 12 % (а уровень эпидуральной анестезии ближе к 30 %), кесарево сечение составляло 12,5 %, оперативные роды – 17,5 %, эпидуральная анестезия – 27,5 %, эпизиотомия – 21,2 %. (Внесу ясность: эта статистика опирается на выбор женщиной места родов. Женщины, выбравшие домашние роды и переведенные в госпиталь из-за необходимости вмешательств, показали тем не менее очень низкий уровень вмешательств. А просто выбирая госпиталь как место родов, женщины из группы низкого риска увеличивали для себя вероятность вмешательств. Статистика также показывает, что из женщин, выбирающих домашние роды, 94,9 %, спонтанно рожали через естественные родовые пути, в то время как среди выбравших госпиталь этот показатель составил только 70 %.

Разница между 70 % и 94,9 % разительна сама по себе, но надо понимать еще, что 70 % вагинальных родов в госпитале не означают 70 % нормальных физиологических родов. Мы знаем, что в эти 70 % вошли с высокой вероятностью и индуцированные роды, стимулированные роды, роды с назначением антибиотиков, амниотомией, активным ведением третьего периода (с применением синтетического окситоцина). Напротив, у 94,9 % женщин, выбирающих домашние роды, это были спонтанные вагинальные нормальные физиологические роды[86].

Новое исследование показывает нам, что у женщин, планирующих домашние роды, шансов на нормальные физиологические роды в шесть раз больше, чем у женщин, выбравших роды в госпитале[87].

Как насчет того, что домашние роды – опция, наилучшим образом защищающая женщин из группы низкого риска от необоснованных вмешательств? И нет, в Австралии (как и во многих других странах) домашние роды не рассматриваются как доступный выбор.

Роды в госпитале

Принимая во внимание, что роды в госпитале – самый распространенный выбор, давайте представим, что вы рожаете именно там. Теперь у вас есть новая информация о существующей системе родовспоможения. Ваши действия?

Я часто рекомендую начать с изучения статистики того госпиталя, где вы собираетесь рожать, и сравнить ее со статистикой других ближайших к вам медучереждений. Можно посмотреть на уровень вмешательств в частном госпитале (там он выше) и сравнить его с уровнем вмешательств в госпитале государственном (он будет пониже), можно изучить госпитальные протоколы, которые отличаются от госпиталя к госпиталю.

Можно также обозначить свои предпочтения (и особенно свое отношение к принятым рутинам) в своем плане родов. Это очень важно. Но в наших условиях этого недостаточно, вам придется сделать что-то еще. Потому что, поверьте мне, момент, с которого часто начинается каскад вмешательств (то есть постановка эпидуральной анестезии), мало связан с намерениями, которые были у женщины до родов, и очень прочно связан с тем, как женщина взаимодействует с интенсивными ощущениями. Я говорю, конечно, о боли.

На моих семинарах мы с участниками говорим о явлении под названием «кризис уверенности». В своей первой книге я объясняю, что роженица гарантированно столкнется с одним из таких кризисов, если не с целой чередой их. Это не медицинские кризисы, все в родах идет хорошо. Но в это время мы испытываем стресс, а наша самооценка рушится.

Часто можно предсказать, на каких этапах родов наступит кризис – там, где на фоне постепенно нарастающих схваток ощущения резко усиливаются (самый распространенный пример – переходная фаза с раскрытия шейки матки 8 сантиметров до полного раскрытия). Усиление физической боли запускает кризис, но как роженица проживет эти болевые ощущения, определяет именно поддержка.

Селеста описывает свои роды, вспоминая: «Когда я вскрикнула, моя акушерка, Алана, взяла меня за руку, посмотрела мне в глаза и сказала: „Все хорошо, милая, ты прекрасно справляешься!“ И как только она так сделала, боль от схваток как будто уменьшилась вполовину… А она предложила мне ванну, и я прямо чувствовала, что Алана здесь именно для меня»[88].

Эта взаимосвязь между поддержкой и опытом проживания боли – процесс малоизвестный. Мы склонны думать, что наш болевой порог – неизменная величина. Исследования между тем сообщают, что в родах «окружение роженицы может сформировать ее опыт проживания боли». В статье «Значение боли в родах» исследователи описывают следующие результаты: «Роженицы получают ощущение безопасности или незащищенности от окружающих; и это, возможно, связано с интерпретацией последними чувства боли – продуктивной, имеющей цель или несущей угрозу»[89].

«Если женщина убеждена, что ее болевые ощущения имеют цель (то есть ее тело работает, чтобы родить ребенка), являются продуктивными (то есть ведут ее к определенной цели), а пространство родов безопасно и дает женщине поддержку, то в этом случае предполагается, что она проживает боль как неугрожающее трансформационное событие», – обнаружило другое похожее исследование[90].

К сожалению, нашей культуре родов чужда идея, что женщина может переносить родовую боль. Так как эпидуральная анестезия теперь применяется рутинно, мы утратили способность создавать безопасное пространство и предоставлять непрерывный уход, утратили культуру поддержки, в которой женщина нуждается для нормальных физиологических родов. Рост уровня применения эпидуральной анестезии и снижение уровня немедицинских способов поддержки во время проживания функциональной боли произошли одновременно, и это вовсе не совпадение. Значение этих перемен для родов огромно. Также эти изменения сильно повлияли на течение послеродового периода.

Исторически родовая (естественная, функциональная) боль всегда была испытанием для женщин, их ахиллесовой пятой. Поэтому неудивительно, что человечество кое-что знало и о способах немедицинской поддержки в родах. Эти знания копились тысячелетиями – во время родов наших далеких праматерей.

Это не значит, что я предлагаю вернуться в те далекие времена, когда медицина с лекарствами и процедурами, спасающими нам жизнь, была недоступна. Но я хочу заметить, что мы утратили знания, навыки и умения, которые помогали оказывать поддержку женщинам в те далекие времена. Скажу больше, эти знания и эти традиционные способы поддержки помогали не только справляться с физической болью. Сегодня женщины страдают от отсутствия более комплексной, более объемной заботы.

Королева Виктория храбро попросила, чтобы ей обезболили роды хлороформом. До того хлороформ использовался только во время хирургических операций. После родов королевы Виктории хлороформ стал рутинной опцией обезболивания, так же как еще один способ, так называемый сумеречный сон, своеобразный коктейль из морфина и скополамина (производного белладонны). Проблема с этими способами обезболивания была в том, что сознание женщин во время родов оставалось спутанным. А «сумеречный сон» еще вызывал у женщин сильнейшие судороги, такие, что женщин приходилось привязывать, чтобы они не повредили себя. В родах, где использовался хлороформ или «сумеречный сон», обычно производилась эпизиотомия, ребенка извлекали наложением щипцов, и он чаще всего нуждался в той или иной форме реанимации, так как используемые препараты подавляли работу его дыхательного центра. Эти роды «не приходя в сознание» считались безболезненными, так как женщина не помнила ни об испытанных ощущениях, ни о том, что делали с ней и с ребенком. После таких родов нужно было разлучать мать и ребенка на долгие часы, если не на дни, так как им обоим требовалось восстановиться.

Неудивительно, что когда я рожала своих детей, главным трендом стал возврат к тому, что мы тогда называли естественными родами. На Западе это движение зародилось в конце шестидесятых годов прошлого века. Оно стало реакцией на десятилетия рутинных госпитальных родов с применением наркотических препаратов (см. выше), и «естественные роды» в этом контексте означало просто роды без медикаментозного обезболивания. Мотивацией сторонников естественных родов стала возможность для мамы и для малыша быть во время родов, как мы тогда говорили, «в сознании и в осознании», а не находиться под влиянием наркотических препаратов и не понимать, что происходит.

В 70-х и 80-х годах прошлого века философия естественных родов расширилась и включила в себя воззрения Фредерика Лебойе (который уделял большое внимание мягкому переходу ребенка в наш мир – с приглушенным светом, из звуков – только с тихими голосами родителей, с отсроченным пересечением пуповины и погружением ребенка в теплую воду почти сразу после рождения). Также в 70-х и 80-х годах прошлого века на родах появились отцы. В середине и конце 80-х годов в понятие естественных родов вошли активные и водные роды.

Апологетом активных родов стала Жанет Баласкас. Мы наконец увидели женщин, вставших с кровати, свободно двигающихся и следующих своим инстинктам. Погружение в воду также помогало роженице родить естественно, а роды в воду стали логичным продолжением философии мягких родов, которую предлагал Лебойе. Принимая во внимание, что философия естественных родов базировалась на признании здоровой природы неосложненной беременности и физиологических родов, неудивительно, что в 70-е годы прошлого века домашние роды тоже стали возвращаться как способ демедикализации родов у женщин низкого риска. (Интересно, что после десятилетий (поколений!) госпитальных родов идея, что мы должны рожать лежа на спине, так впечаталась в наше сознание, что в начале возвращения домашних родов, хотя мы и лежали в своих собственных кроватях, мы все-таки лежали! Лежащая роженица облегчает работу акушерской бригаде, но не всегда эта позиция удобна для самой женщины.)

В 80-е годы XX века наступил период расцвета родильных центров. Это также было признанием факта, что роды – это здоровый процесс. Были независимые родильные центры, их строили рядом с госпиталями, готовыми к сотрудничеству. Также были отдельные палаты, находящиеся в помещении госпиталя и созданные для семейно-ориентированных родов. Естественные роды, активные роды и роды в воду там принимала команда акушерок, настроенных на здоровый физиологический процесс.

Оглядываясь назад, мы, тогдашние участники движения за естественные роды, видим, что 80-е были золотым веком. Мы создали культуру родов, которая обеспечивала женщинам поддержку и окружение, необходимые для родов, свободных от медикализованных протоколов 40-х, 50-х и 60-х. Тем немногим женщинам, которые для безопасных родов нуждались во вмешательствах, эти вмешательства были доступны. Что мы знали о будущем! Потому что в 80-е в пространстве родов появилась эпидуральная анестезия.

Когда эпидуральная анестезия впервые появилась, даже мы, сторонники естественных родов, приветствовали ее. Мы видели, как прекрасно эпидуральная анестезия обезболивает женщин при наложении щипцов или кесаревом сечении. Но эпидуральная анестезия из метода обезболивания, необходимого в экстренных ситуациях (там, где «риск осложнений и других вмешательств в целом снижается» с применением метода[91]), превратилась в стандартный ответ на функциональную боль в естественных родах. Так, австралийские исследовательницы Кейт Леветт и Ханна Дален сообщают, что «более половины всех женщин в Австралии сейчас рожают с эпидуральной анестезией»[92], в то время как в США с эпидуральной анестезией рожают три четверти всех женщин[93].

Проблема с этим извращенным рутинным использованием эпидуральной анестезии – ее разрушительное влияние на остальные немедицинские способы работы с ощущениями на схватках. Эпидуральную анестезию представляют как одно «блюдо» в «меню обезболивания», но на деле она отодвинула далеко назад немедицинские способы поддержки, доступные раньше, то есть стала в этом «меню» «основным блюдом».

Последствия распространения эпидуральной анестезии и ее рутинного использования вызвали столько проблем и оказались настолько далекоидущими, что я назвала этот вид обезболивания «троянским конем роддома». Так же, как граждане Трои, обманутые древними греками с их «подарком» – троянским конем, мы радовались «подарку» эпидуральной анестезии, и она проникла в пространство родов с неожиданными и разрушительными последствиями. Эпидуральная анестезия привела с собой так много перемен (и каждая означала новую проблему), что, прямо как в греческой трагедии, армия захватила город.

ВОЗ утверждает: «Эпидуральная анестезия – один из самых ярких примеров медикализации нормальных родов; она превращает физиологический процесс в медицинскую процедуру»[94]. Профессор Майкл Кляйн объясняет, что «эпидуральная анестезия предлагается сейчас в такой извращенной форме, что мы уже позабыли, как изменились сами роды с тех пор, как она стала вездесущей»[95]. А именно, те нефармакологические методы работы с болью, которых женщины могли бы ожидать от медиков (например, забота, поддержка), оказались, как обнаружили исследователи из США, большей частью «оставлены в угоду фентанилу и эпидуральной анестезии»[96].

Такое снижение возможностей немедицинской поддержки для рожениц очень хорошо видно на примере использования воды в родах: сейчас роженицам все труднее получить доступ к ванной или душу для снижения болевых ощущений. Погружение в воду – один из главных способов работы с болью, который женщины могут противопоставить эпидуральной анестезии. Вода дает большую свободу движений, обеспечивает глубокое расслабление, помогает женщинам чувствовать себя собранными и в то же время защищенными. «Вода была словно большое покрывало, как будто я спряталась под ним ото всех, – объясняет одна женщина, – я могла рожать, ощущая комфорт, безопасность и словно бы отделенность от всех, не будучи в то же время изолированной»[97].

Принципиально, что погружение в воду смягчает боль. Это огромное благо нормальных физиологических родов, намного превосходящее эпидуральную анестезию. Тем не менее практически во всех госпиталях Австралии гораздо проще получить эпидуральную анестезию (даже если вы предпочитаете без нее обойтись), чем найти ванну, где можно полежать в теплой воде. Как иллюстрацию приведу здесь содержание заметки «К гуманизации родов: исследование эпидуральной анестезии и госпитальной культуры родов», в которой сравнивается содержание информационного буклета об эпидуральной анестезии и заявления, объясняющего политику госпиталя относительно использования воды.

Информационный буклет объясняет женщинам, что «эпидуральная анестезия обычно используется в родах для обезболивания». «Каждая вторая женщина в Южной Австралии рожает с эпидуральной анестезией», – продолжает автор буклета. «Эпидуральная анестезия хорошо обезболивает, и, возможно, вы захотите воспользоваться ею во время родов». Информационный листок про использование воды сообщает: «Госпитали, врачи и акушерки Южной Австралии в большинстве своем не являются сторонниками водных родов». Однако недавние исследования отмечают «снижения уровня перевода в отделение неонатологии детей, родившихся в воду, в то время как вероятность перевода в отделение новорожденных для детей, родившихся с эпидуральной анестезией, в три раза выше»[98]. (И, как и во многих других случаях, хочется спросить: чьи же потребности удовлетворяются в данном ситуации?)

Мы видим, как все меньше и меньше оказывается немедицинской поддержки. Все меньше и меньше становится у нас родильных центров. Модель родильного центра предполагает ведение нормальных физиологических родов акушерками в домашнем и в то же время священном пространстве родов. Там есть все для поддержки нормальных физиологических родов без медицинского обезболивания. С 1980-х и до начала 2000-х в Австралии было достаточно родильных центров. Сейчас их осталось совсем немного. Например, в Мельбурне (где я работаю) было шесть родильных центров. Сейчас не осталось ни одного. (Осталось одно место, которое называет себя родильным центром, однако это всего лишь название, так как его сотрудники не разделяют философию ухода, принятого в родильных центрах.) В настоящее время в Австралии в родильных центрах рождаются только 2,3 % детей[99].

В 1970–1980-е те из нас, кто работал с роженицами, возродили ту физическую и эмоциональную поддержку, которую женщины веками получали от окружающих во время беременности и родов: мы дышали вместе с роженицей, предлагали массаж, объятия, подбадривающие слова, контакт глаза-в-глаза. Ведь слово midwife означает «та, кто с женщиной». Мы были наивными – никто из нас не подозревал, что рост использования эпидуральной анестезии потеснит эту поддержку, поддержку, которую столетиями традиционно предлагали акушерки. Тем не менее так и случилось.

Ники Лип и Денис Велш более подробно рассматривают, что стоит за явлением постепенного исчезновения «вековой» заботы о женщинах, которое совпало с ростом использования эпидуральной анестезии. Исследователи пишут, что «в то время как есть бесспорное свидетельство влияния эпидуральной анестезии на физиологию новорожденного и на рост числа вмешательств», она тем не менее воспринимается как «современная широко распространенная опция». Таким образом, «акушерок, которые критикуют этот современный подход, обвиняют в „средневековом повитушестве“ и в том, что они навязывают женщинам чувство вины, если те выбрали роды с эпидуральной анестезией»[100].

С другой стороны, Ники Лип и Денис Велш обнаружили, что «многие акушерки в наше время больше не предлагают женщинам традиционные методы работы с болью – такие как массаж, дыхательные техники, поддержка словом. Причина – они считают, что женщины настроились на эпидуральную анестезию еще до приезда в госпиталь»[101].

Также есть акушерки, которые сами склонны предлагать эпидуральную анестезию. Академик акушерства доктор Элизабет Ньюхем, объясняя это (не ее собственное) предпочтение, говорит, что некоторые акушерки рассматривают женщину с эпидуральной анестезией как более удобную в работе. Эти женщины не могут свободно двигаться, не шумят и не требуют от акушерки такого количества эмоциональных затрат[102].

Главная концепция акушерства всегда состояла в том, что акушерка находится вместе с женщиной. Тем не менее эта концепция подорвана в современных акушерских моделях, где медицинская система обуславливает фрагментарный уход, а акушерки часто находятся не «с женщиной», а «с работодателем».

По всем этим причинам эпидуральная анестезия сделала человеческую поддержку (и тот богатый опыт, который она дает) менее доступной для рожениц. Фактически, считает исследовательница Дебора Боун, эпидуральная анестезия стала решением для тех, кто не может предоставлять непрерывный уход[103] – «то есть эпидуральная анестезия является заменой практической и эмоциональной поддержки», пишут Ники Лип и Билли Хантер[104].

Вместо того чтобы предоставить поддержку в работе с болью, женщинам активно предлагают медицинское обезболивание. Вот главная причина, по которой любовно составленный план нормальных физиологических родов не спасет вас. Потому что, и это неудивительно, какие бы намерения ни имела женщина до родов, когда медицинское обезболивание – единственный выбор, сопротивляться ему невозможно.

«Наша симпатичная акушерка сказала, что если мы хотим эпидуральную анестезию, лучше попросить ее пораньше, ведь анестезиолога все время вызывают в травматологическое отделение», – рассказывает о родах одна женщина[105].

А вот рассказ Коры: «Каждый раз, когда ко мне кто-то заходил, они спрашивали: „Вы не хотите обезболиться?.. еще не так больно?“ Я помню, что думала: „Да, вроде, ничего пока“, и тогда они говорили: „Ну, как только станет больно, нажмите вот эту кнопку, мы тогда придем и во всем разберемся“»[106].

Я вовсе не хочу сказать, что все акушерки, предлагающие эту опцию, не заботятся о своих пациентках. «„Обезболивающее меню“ предлагалось с самыми добрыми намерениями, с гуманистическими целями, – пишет профессор акушерства Розмари Мэндэр, – но, конечно, эта информация незаметно вползает в сознание»[107]. Мэндэр объясняет, что предложение анестезии создает для женщины «двой ной удар» – «во-первых, ее подвели те, от кого она ожидала поддержки, во-вторых, в этот момент она находится в очень ранимом состоянии и готова согласиться на любое предложение»[108].

«Меня спросили, не хочу ли я обезболивание, одиннадцать раз, – цитирует недавнее исследование одну из респонденток, – это подрывает самооценку»[109]. Фактически это означает, что «традиционные способы поддержки, которые создавались веками и с помощью которых рожали поколения женщин, оказались „раздавлены“ прогрессом медицины», считает Мэндэр[110]. Женщин больше не мотивируют практиковать техники дыхания и расслабления, работать с болевыми ощущениями, развивать в себе стойкость, доверие к окружающим и уверенность в себе.

Конечно, есть акушерки, которые помогают женщинам в развитии этих традиционных способов работы с ощущениями. Но, как я уже объясняла выше, такие акушерки редко получают поддержку. Более того, когда они пытаются помогать женщине в ее работе с болью, не предлагая ей медицинского обезболивания, их демонизируют. В результате все меньше и меньше молодых акушерок знакомы с традиционными акушерскими техниками, что наглядно показывает история, рассказанная опытной домашней акушеркой.

Я дежурила в государственном госпитале. Со мной на дежурстве была студентка четвертого курса акушерской школы; она приняла все положенные для сертификации роды, и скоро ей предстояла регистрация. Одна из женщин прекрасно рожала на корточках, прямо на полу. После этого студентка сказала мне: «Я ни разу не видела вертикальных родов. И ни разу не видела вот этой штуки с движениями». Я спросила: «Какой штуки с движениями?» И она ответила: «Ну, вот когда вы помогали женщине двигать бедрами из стороны в сторону». И я подумала: «О боже, вообще-то, это базовые вещи. Очень жаль, что она ни разу не видела покачивание бедрами, помогающее малышу опуститься!»

Неудивительно, учитывая, как много акушерских навыков исчезает или уже исчезло[111], что исследования обнаружили: «Шансы женщины получить эпидуральную анестезию гораздо больше зависят от дежурной акушерки, загруженности отделения, госпитальных протоколов и уровня госпиталя, чем от желания женщины или ее потребностей»[112].

Столько женщин готовятся к родам без анестезии, а потом все-таки получают ее, что сюжет, где ярая сторонница естественных родов вопит и умоляет об обезболивании, стал привычной комической составляющей кинофильмов и телепередач.

В этих сценах женщина является в какой-то степени объектом насмешек. Публика смеется над ее провалом, ее гордыней, ее переоценкой своих сил и недооценкой уровня боли. Мне бы хотелось, чтобы вместо комического сюжета «женщина поняла, что не справляется», артисты поподробнее показали нам родильный бокс во всех реалиях, демонстрирующих, что у роженицы нет выбора. Никакой веры в то, что у женщины есть силы, никаких добрых слов, никакого круга поддержки, никакой теплой ванны, не говоря уж о «священном пространстве» родов, никаких способов, чтобы повысить порог болевой чувствительности, – ничего, что могло бы помочь женщине работать с болью. Вместо этого – акушерка, которая заглядывает в бокс (одиннадцать раз) и предлагает эпидуральную анестезию…

Исследования предполагают, что эпидуральная анестезия не только мешает оказывать поддержку в работе с болью, но что в наших госпиталях, сконцентрированных на эпидуральной анестезии и лишивших женщин надежной человеческой поддержки, опыт проживания боли делается более негативным.

«Те части нашего мозга, которые отвечают за восприятие физической боли, функционируют одновременно с нервными центрами, регистрирующими отвержение и разрыв социальных связей», – пишет профессор психиатрии и автор Дэниэл Сигел[113]. Исследователи родовой боли поясняют: «Возможно, одиночество и ощущение собственной ранимости усиливают физическую боль женщины»[114].

В современной культуре с ее извращенным недоверием к процессу родов, где женщина вступает в роды уже с тревогой и страхом, нехватка человеческой поддержки делает ощущение физической боли еще сильнее, а сопротивляться предлагаемой по умолчанию анестезии становится еще труднее. Более того, извращенное ожидание безболезненных родов (это ожидание поддерживается не только рутинным применением эпидуральной анестезии, но и некоторыми направлениями подготовки к родам) означает, что все больше женщин будут захвачены врасплох вполне переносимой болью, болью, с которой в другой ситуации они бы справились без проблем.

Мне это стало ясно, когда я заметила, что все больше женщин сталкиваются с кризисом уверенности все раньше. Прежде я ожидала такого кризиса только в активных родах, когда сила схваток выводит рожениц из зоны физического комфорта. Однако современные культурные установки и условия, о которых сказано выше, приводят к тому, что женщины встречаются с кризисом гораздо раньше.

Женщины могут работать с функциональной болью в родах. Но для этого им нужны соответствующее окружение, подготовка и, самое главное, чтобы группа поддержки их подбадривала и верила в них.

Эпидуральная анестезия по умолчанию вряд ли означает для женщины, что окружающие верят: она сможет. Скорее, здесь мы видим умаление, жалость и распространенное культурное убеждение, озвученное Келли: женщина не может справиться с родовой болью.

На всех своих семинарах и презентациях я показываю две фотографии. На одной чемпионка Олимпийских игр 2000 года в Сиднее Кэти Фримен, выигравшая золото в забеге на 400 метров. Ее лицо выражает здоровую функциональную боль – это гримаса, когда человек находится на пределе, за секунду перед установлением рекорда. Какова наша реакция на это фото? Мы видим ее боль, видим, как она принимает вызов, но разве мы жалеем ее? Сочувствуем ей? Нет. Мы кричим: «Кэти, давай!» Мы празднуем ее усилия и ее достижения, ее боль и преодоление.

Потом я показываю вторую фотографию. Роженица Лара находится в ванне, ее тело работает, ее лицо выражает здоровую функциональную боль – эта гримаса, когда человек находится на пределе. В комнате в этот момент всегда раздается такое «ааа», потому что каждый понимает, о чем это. Все видят, насколько глубоко мы запрограммированы на жалость к роженице, на восприятие ее ощущений как страдания, а не как силы и преодоления.

Что значит признать – рожающая женщина совершает большую работу? Кому выгодно утверждать, что роженица нуждается в «спасении»? Простите мой циничный вопрос – насколько современные практики родов и настойчивые попытки спасти женщину от здоровой, вполне переносимой боли родов базируются на патриархальном желании власти? Власти над женщинами, над их телами и, следовательно, над чисто женскими реалиями родов? Милли Хилл также указывает на возможное перераспределение сил: «В последнее время медикализация родов растет прямо пропорционально усилению позиций женщины в других областях; неужели это случайное совпадение?»[115]

Австралийский врач-акушер Алисон Барретт, которая рожала дома, в своем популярном блоге описывает двой ные стандарты и мизогинию, с которыми она столкнулась во время учебы. В ординатуре она присутствовала на родах, где плацента отделилась не сразу после рождения ребенка. Барретт была в подобной ситуации во время собственных родов, и проблема благополучно разрешилась дома без вмешательств. В противовес собственному опыту роды пациентки, которые наблюдала Барретт, окончились ручным отделением плаценты «в операционной под совсем ненужным общим наркозом. Мой руководитель в это время инструктировал меня, что из таких ситуаций нужно делать спектакль», пишет Барретт. «По его мнению, кому от этого плохо?.. Женщина была счастлива. Она считала, что ей спасли жизнь, а не вкололи совершенно ненужные наркотические препараты. „Вовремя успели“, ухмыляясь, сказал этот тип операционной бригаде, заканчивая абсолютно ненужную процедуру»[116].

Я выслушала множество рассказов о родах. Часто я наблюдаю не только разочарование, я вижу женщин, которые были психологически травмированы в родах. Травматичные роды, к сожалению, на подъеме: по данным исследований, от 20 до 48 % женщин травмированы своим опытом родов, а от 2 до 9 % этих женщин ожидает посттравматическое расстройство[117].

Дален и соавторы сообщают, что одна из причин травмы в родах – ненужные вмешательства, другие причины – неуважительное отношение и нарушение права женщины на информированный выбор[118]. Да, недавние исследования подтверждают, что озабоченность неуважительным отношением к роженицам растет во всем мире[119]. ВОЗ сообщает[120], что множество женщин во всем мире испытывают неуважительное, абьюзивное и халатное отношение, что определяется сегодня как акушерское насилие.

Британский врач-акушер Амали Локугамаж, выступая на Конгрессе Королевского Колледжа акушеров и гинекологов в 2014 году, использовала определение акушерского насилия, которое предложила Хесуса Рикой Оларьяга, основательница движения против акушерского насилия «Революция Роз». Рикой Оларьяга описывает акушерское насилие как акт «пренебрежения автономией женской сексуальности, женского тела, автономией младенцев и опытом родов». Это также акт пренебрежения «спонтанностью, позициями, ритмом и временем, которое требуется для нормального процесса родов без вмешательств». И последнее (по порядку, но не по значению): акушерское насилие это «акт пренебрежения эмоциональными нуждами матери и ребенка в течение всего перинатального периода»[121].

Важно понимать, что главная причина акушерского насилия – это давление системы и устаревший медицинский патернализм, а не чьи-то личные нехорошие намерения. Хотя иногда начинаешь в этом сомневаться: «Меня встретила дежурная врач, – пишет мне Эмили в своем рассказе о родах, – она была не просто грубой, она была агрессивной. Она давила на меня, чтобы я согласилась на эпидуральную анестезию и на капельницу с окситоцином несмотря на то, что у меня были регулярные схватки, а в плане родов я просила даже не предлагать мне обезболивание. Она прикасалась ко мне снаружи и внутри без предупреждения… вагинальный осмотр был настолько агрессивным, что студентка акушерской школы попросила врача перестать (но та не перестала). Теперь я знаю – то, что случилось со мной, называется „акушерским насилием“».

Сегодня в нашей культуре наступило время, когда мы заговорили о травмах и абьюзе, разрушивших счастливую жизнь стольких женщин. Королевские комиссии, общественные движения и кампании в социальных сетях открыто говорят о том, что замалчивалось много лет. К огромному списку пострадавших от порядков в различных учреждениях, культурных и социальных структурах, мы должны добавить жертв акушерского насилия.

Движение #MeToo привлекло мировое внимание ко всем формам насилия, направленного против женщин. Учитывая то, что я рассказала здесь об акушерском насилии, вы, без сомнения, поймете, почему с недавних пор все больше популярны специфические для темы акушерского насилия хэштэги #metoовродбоксе, #моиродытоже, #акушерскоенасилие, #травмавродах, #родытемафеминисток, #справедливостьвродах, #насилие_в_акушерстве и #довольно[122].

Многие рассматривают родовспоможение как Анжела Галло: «Это единственное место, где неприменимо #MeToo, где наличие травмы и абьюза признали только несколько лет назад и где до сих пор социально приемлемо обвинение жертвы». Мы планируем свадьбы, дни рождения и отпуска, но женское здоровье, беременность, роды и материнство – «единственное место, где вас будут отговаривать от планирования и подготовки, пишет Галло, потому что ваш план родов и послеродового периода плох для бизнеса. Удобно, чтобы вы были зависимой, покорной, переполненной эмоциями, ничего не знали. И когда придет время принимать решения, решения о вас, решения, которые повлияют на вас, вы согласитесь на те решения, которые примет за вас кто-то другой. Так что можете успокоиться – страховка покроет минимум 10 Либо изучите вопрос и составьте свой план»[123].

Милли Хилл в своей книге «Рожай как феминистка» утверждает: «Пришло время отказаться от преуменьшения важности родов – роды имеют значение, и это важный и давно уже нуждающийся в пристальном внимании вопрос феминизма»[124].

«Сегодня столько потрясающих дискуссий о женском предназначении и телесной автономии, но в родильном боксе, похоже, до сих пор считается, что у нас нет ни того ни другого», а «главное, чтобы ребеночек был здоров», пишет Хилл. «Слишком многие вышли из родов, испытывая целый спектр эмоций: от грусти и разочарования до ощущения травмы и насилия»[125].

В целом подчинение рожениц «может быть достигнуто в родовспомогательных учреждениях путем запугивания женщин опасностями родов и разрушения в них уверенности, что они могут родить без медицинской помощи», пишут акушерки-исследовательницы[126]. Понятно, что «женщины позиционируют себя как ответственные пациентки, соглашающиеся с медицинскими рекомендациями и с медицинскими манипуляциями, чтобы избежать риска для своего здоровья и здоровья ребенка», считают они[127].

Встает вопрос, чьи потребности здесь удовлетворяются? Потребности матери? Потребности ребенка? Австралийское исследование обнаружило, указывает Мэндэр, что «ведущие курсов подготовки к родам не стремятся удовлетворить потребности женщины или пары, их цель – сделать пару „удобной для учреждения“»[128]. В результате женщины не готовы к родам, напуганы и лишены информации, нужной им для нормальных физиологических родов. Как отмечают Леветт и Дален, курсы, которые проходит пара, «явно готовят их к медикализованным родам»[129].

Держа все это в уме, станем ли мы удивляться тому, что недавнее австралийское исследование описывает женщин как «неспособных следовать собственному плану родов и контролировать свой опыт родов в госпитале»?[130]

На этом этапе неудивительно также, что система, непрерывно предлагающая вмешательства, неспособная предложить никакой поддержки и привыкшая воспринимать женщин как нуждающихся в «спасении», часто принижает тех, у кого есть план родов. Неудивительно также, что в госпиталях на таких женщин вешают ярлык «гиперконтролеров» или еще как-то проявляют неуважение к ним (часто подробный план родов означает для персонала, что пришла «трудная» пациентка).

Таких женщин встречают в штыки, а к планам родов относятся враждебно. Чаще всего это происходит в госпиталях с фрагментарным уходом либо там, где протокол значит больше, чем индивидуальные потребности конкретной женщины, пишет по этому поводу юрист Баши Хазард, занимающаяся правами человека. «Женщины сообщают, что их план родов критикуют или вообще отвергают с аргументом, что роды „непредсказуемы“». Но Хазард указывает, что у самого госпиталя план родов при этом имеется. Только «он написан медперсоналом с опорой на госпитальные протоколы и без обсуждения с женщиной. Это нарушает юридические права женщины, а также права человека. Такие действия определяются как систематическая форма абьюза и неуважительного отношения в родах и как разновидность насилия по отношению женщине»[131].

В некоторых случаях вследствие неуважения к планам родов, жесткого следования протоколам, а иногда и эмоционального шантажа, травли и других форм акушерского насилия женщины покидают систему и выбирают соло-роды, то есть роды без медицинского наблюдения. Книга «Роды вне Системы» сравнивает таких женщин с «канарейками в шахте». Издатели предполагают, что эти «канарейки» предупреждают нас о разрушительной системе, в которой мы находимся, и говорят, что «нам надо прислушаться к этим птицам для всеобщего блага»[132].

Во всем мире и во всех сферах меняются парадигмы. Мы движемся от старых авторитарных силовых структур к новым способам функционирования. Эти способы предполагают объединение, сотрудничество, справедливое распределение сил. В реалиях родов это выражается концепциями «мамоцентрированных» родов, уважительных родов, гуманных родов и поддерживается такими организациями, как движение Милли Хилл «За позитивные роды», а также широким информированием о правах человека в родах. Эти концепции, говорят нам исследования, соответствуют лучшим практикам, а их сторонники стремятся улучшить отношение к женщинам.

Поэтому я очень надеюсь на то, что будущие поколения будут рожать по-другому. Я верю, что сдвиг парадигмы от силовой иерархии сделает рассказанные выше истории приметами далекого прошлого, а золотой стандарт акушерской непрерывной поддержки будет доступен по умолчанию.

«Действительно, свидетельства положительного эффекта непрерывной поддержки, основанной на доверительных отношениях, настолько весомы, что не двигаться в этом направлении все более неэтично; мы должны внедрить модель непрерывного ухода, дающую беременным и рожающим женщинам возможность выбора и контроля», – пишут акушерки-исследовательницы Салли Трейси и Лесли Пейдж[133].

Для тех, кто рожает сегодня, однако, «мамоцентрированные» изменения наступили разве что в маленьком сегменте нашей системы. Так что эта ответственность – сделать все возможное в рамках существующей системы, чтобы добиться наилучших шансов на желаемые роды, ложится на женщину.

Вот о какой подготовке я говорю в этой книге. Система не создана для вас, но несмотря на это, вы можете подготовиться к таким родам, которые вы хотите. Во время подготовки у вас есть возможности вернуть свою силу. Вы сможете предпринять шаги для защиты от системы, избежать печального опыта родов (status quo нашего родовспоможения) и вместо этого подготовиться к инициации, дающей силу.

На психологических консультациях я беседую с женщинами, пережившими каскад вмешательств, несмотря на свои намерения, желания и план родов. Все эти женщины пытаются понять, что же пошло не так. Надеюсь, вы видите, что причина не в их телесной неспособности и не в медицинских осложнениях. Также она не в намерениях женщины, и не в содержании ее плана родов, и даже не в уровне физической подготовки.

Мой опыт говорит, что женщине для того, чтобы справляться со схватками, недостаточно избавиться от физической боли (а все растущее количество исследований это подтверждает). Что нужно женщине, так это чувство безопасности. Священное пространство, знакомые люди, которые будут с женщиной на протяжении всех родов, – причина, по которой эти факторы работают, в том, что они создают чувство безопасности. Они прогоняют страх, с которым множество женщин вступает в роды. Женщины, рожающие дома без медицинского обезболивания, ничуть не «круче» женщин, которые рожают в госпитале. Они просто чувствуют себя в безопасности.

Вот что пишет акушерка Мареа Гудмен о человеческой поддержке, которая всегда была составляющей традиционного акушерства: «Это не только о безопасности родов в медицинском смысле. Это о том, чтобы женщина чувствовала себя в безопасности, и это обеспечивает физиологический процесс родов»[134].

Женщины, рожающие в нашей системе, надеются чувствовать себя в безопасности. Большинство верит, сознательно или бессознательно, что в самые сложные моменты родов, в моменты наибольшей ранимости они получат всю физическую и эмоциональную поддержку, которая им нужна. Можно сказать, в каком-то смысле женщина ожидает, что госпиталь станет для нее идеальным родителем: мудрым, уважительным, поддерживающим, заботливым, в любой ситуации присматривающим за ней. Но в целом, как мы уже видели, австралийская культура родов вовсе не идеальный родитель.

Таким образом, в нашей культуре родов и в наших госпиталях отсутствует сверхважное чувство безопасности. И вот это настоящее чувство безопасности эпидуральная анестезия обеспечить не может, более того, она полностью вытеснила чувство безопасности из родильного отделения. Вновь обрести его – вот он, ваш настоящий план родов. Сделать так, чтобы это стало возможным для каждой роженицы, – важная и срочная задача. Ведь если отсутствие эмоциональной и физической поддержки – катастрофа для женщин, настроенных на естественные роды, то оно создает проблемы и тем, кто с самого начала хотел эпидуральную анестезию. Потому что, как совершенно правильно объясняет Пенни Симкин, «отсутствие боли, которое так эффективно достигается эпидуральной анестезией не означает отсутствия страдания» (курсив мой. – Р. Д.)[135].

Иногда я задумываюсь, нужна ли вообще такая книга. Но когда я вижу в своем кабинете молодых мам и слышу их грустные истории, я понимаю, что это важно. Я слушаю молоденьких женщин, таких как Келли, и понимаю, что это важно. Я читаю о растущем уровне травматичных родов и понимаю, что это важно.

К то-то скажет: «Мы можем родить ребенка. У нас есть эпидуральная анестезия и другие обезболивающие, так что зачем волноваться? Главное, чтобы ребеночек был здоров, правда?» Нет, неправда. Потому что, когда рождается ребенок, рождается, конечно, и мать.

Здесь появляется тема, которую замалчивают, которой избегают, – тема психического здоровья. Наша система родовспоможения наносит женщинам вред, отрицательно влияет на раннее материнство, и у слишком многих женщин проявляются симптомы депрессии. PANDA, крупнейшая организация, занимающаяся психическим здоровьем в перинатальный период, сообщает, что каждая десятая женщина и каждый двадцатый мужчина страдают от дородовых тревожных и депрессивных расстройств. Каждая седьмая молодая мама и каждый десятый молодой отец страдают от послеродовой депрессии[136].

Мы все больше и больше узнаем о факторах, повышающих риск послеродовой депрессии, но нам еще предстоит признать огромное влияние опыта родов на послеродовой период.

Есть одно исследование, которое многих приводит в растерянность. Оно показало, что хотя эпидуральная анестезия и очень эффективно справляется с физической болью, но «как это ни парадоксально, наличие эпидуральной анестезии не ассоциируется с более позитивным опытом родов»[137].

Лично я не вижу в этом ничего парадоксального. Ведь роды, какими бы они ни были, – это эмоциональный опыт. В родах всплывают и прошлое, и настоящее, и наши мечты о будущем. У большинства проявившиеся эмоции обнажат слабые места, а у кого-то отзовутся прошлые травмы. Когда мы сводим наше понимание родов к физической боли, когда думаем, что эпидуральной анестезии достаточно, мы оставляем женщину без «старой доброй» поддержки, которая может распознать и сгладить наши психологические проблемы; многим женщинам такая поддержка исцеляет глубокие эмоциональные травмы.

Отсутствие мягкой традиционной поддержки, по моему мнению, напрямую связано с послеродовой депрессией. Без поддержки опыт родов может оказаться травматичным, и это, конечно, влияет на послеродовой период. (Действительно, PANDA утверждает, что факторы, повышающие риск послеродового депрессивного и тревожного расстройства, включают разочарование в родах, травму в родах, а также проблемы раннего материнства – кормление и уход за ребенком.) Вдобавок к этому недостаточная забота о женщине представляет упущенную возможность – возможность для женщины получить силу, стойкость, исцеление.

«Вновь и вновь мы слышим от женщин, как они ценят непрерывную поддержку в родах, как та повышает чувство комфорта, дает чувство безопасности и обеспечивает полное удовлетворение их эмоциональных потребностей», – пишут Лип и Хантер[138], цитируя исследование восприятия женщинами своих родов[139],[140].

Если мы не признаем эмоции, вызванные родами, не работаем с ними в беременность и во время родов, то они никуда не исчезают. И уж точно не убирает их эпидуральная анестезия. Исследования демонстрируют нам, что шансы на послеродовую депрессию повышаются как раз из-за этих эмоций – переживаний, забот, страхов.

PANDA поясняет, какие факторы отягчают анамнез: история тревожных и депрессивных расстройств, семейная история психических заболеваний, хронические заболевания, история детской травмы или домашнего насилия, отсутствие ухода. Также проблемы в отношениях, финансовые проблемы, нехватка социальной поддержки, изоляция и нехватка социальных связей, потери, горевание, отсутствие матери или материнской фигуры[141].

Дальше в книге вы увидите, что территория эмоций, которую женщины исследуют во время подготовки к родам и которую я называю «джокером», помогает выявить факторы, повышающие риск послеродовой депрессии. За годы работы я много раз видела, как эти факторы влияли на роды и как с их помощью можно предсказать, как и когда на арене появятся нежелательные вмешательства. И я видела женщин, которые прорабатывали во время беременности свои джокеры и вступали в материнство стойкими и сильными.

Когда эмоциональными потребностями женщины занимаются и особенно когда эмоциональную поддержку оказывает знакомый женщине человек, начиная с беременности, это помогает сохранить физиологию нормальных родов, но не только. Такая подготовка и такая забота могут дать силу и исцеление, как бы ни прошли роды.

Так что неважно, исследует ли женщина типичные для беременных каждодневные беспокойства и страхи или обращается к более глубоким травмам. Все равно изучение в беременность своих психологических факторов уязвимости лучше подготовит вас к родам и даст вам поддержку в послеродовой период. Во-первых, эта работа помогает определиться с выбором места родов и тех, с кем женщина собирается рожать. А это повышает вероятность нормальных физиологических родов. Шансы на гормональный коктейль привязанности, который так помогает во время раннего родительства, тоже растут. Но если ваше решение – роды с эпидуральной анестезией или даже плановое кесарево сечение, то все равно подготовка, которую я рекомендую в этой книге, даст вам преимущества, которые простираются далеко за пределами самих родов.

Эта подготовка – глубокая работа, которая укрепляет вашу внутреннюю силу и эмоциональные ресурсы. Мы работаем над исследованием своего внутреннего я – сильного, способного на поступки, стремящегося проявить эти качества. Я надеюсь, что подготовка к родам, за которую я ратую в этой книге, поможет каждой женщине, каким бы ни было рождение ее малыша. И что она подготовит каждую женщину к вступлению в материнство, к радостной встрече с прекрасной новой жизнью.

Глава 2

Женщина

Ящик пандоры

Процесс родов ‹…› не полностью автоматический, на него влияют окружение и психологическое состояние матери.

Профессор Керстин Увнас Моберг

Сосуд Пандоры превратился в ящик только в позднем Средневековье… На самом деле, ящик Пандоры был не ящиком, а пифосом, сосудом для меда – символом матки, откуда на мир проливались благословения.

Рия Демпси

Мы бесконечно планируем важные события нашей жизни. Немыслимо отправиться в путешествие заграницу, купить дом, организовать свадьбу или празднование дня рождения без сбора информации и тщательного планирования. Но когда дело доходит до родов, женщине предлагается просто «плыть по течению».

Проблема в том, что это «течение» не управляется малышом или вашим телом. Наоборот, как мы видели, направление определяется особенностями места родов – его политикой, рутинами, протоколами, распределением денежных средств и штатным расписанием, расписанием смен и принятой в этом учреждении иерархией. Если вы изучили вопрос и знаете, что философия родов в данном госпитале совпадает с вашей и поддерживается политикой учреждения и его практиками, то «течение» по умолчанию понесет вас в направлении госпитальных рутин. Многим женщинам идея «подожду и посмотрю» кажется разумной. Но в современной культуре родов это не так. Активистка Милли Хилл[142] отмечает, что плыть по течению – значит «просто избрать пассивную роль и передать бразды правления» кому-то другому[143].

Как я объясняю в своей книге «Роды с уверенностью» и как, я надеюсь, показала предыдущая глава, плыть по течению и надеяться на лучшее (подход «подожду и посмотрю») оставляют вас беззащитной перед лишними вмешательствами. Лучше женщине выяснить, что же помогает нормальным физиологическим родам, говорит доула Дениз Джордж. Она рекомендует пройти независимые курсы подготовки к родам (а не курсы, которые предлагает госпиталь) и составить план родов, а не плыть по течению[144].

Несомненно, написать план родов очень важно. Он проясняет ваши намерения. Например, по совету акушерки Рэйчел Рид, вы можете изложить их следующим образом:

Я понимаю, что этот план родов может измениться, как и мои предпочтения. Тогда я сообщу об этом медперсоналу. Если сотрудники госпиталя порекомендуют какие-то изменения моего плана родов, я хочу получить информацию о плюсах и минусах предлагаемых изменений, о том, насколько быстро я должна принять решение, о том, что может случиться, если я решу не следовать этим рекомендациям. Перед тем, как принять решение, я хочу иметь возможность обсудить свои возможности наедине с моим(и) сопровождающим(и)[145].

Но, уверена, теперь вы понимаете, что недостаточно просто написать на бумаге свои желания. Вы готовитесь к нормальным родам в культуре и в системе, которые не просто не ценят нормальные роды – они давно уже не знают, как такие роды поддерживать. Так что для исполнения вашего желания только благих намерений будет недостаточно. Физической подготовки тоже недостаточно. Не спасет вас и план родов. А что спасет???

Много лет я вела еженедельные занятия для беременных и недавно родивших. Занятия проходили в прекрасных местах – йога-студиях, культурных центрах, моем собственном центре «Мудрость рождения». Всегда это были просторные светлые помещения, где можно было бы свободно двигаться, где на полу было много подушек и, конечно, карандашей и бумаги в избытке.

Большинство женщин приходили на занятия раз в неделю во время беременности и потом возвращались уже с малышами на послеродовые сессии. Иногда они так и ходили раз в неделю, пока дети не переставали быть «ручными» и не начинали своей прекрасной активностью отвлекать участников сессий.

Раз в месяц у нас было общее занятие для беременных и недавно родивших. На нем мы слушали истории родов молодых мам. Беременные не только могли приподнять занавес, разделяющий беременность и жизнь с малышом, но слышали, как рождались те дети, которые, будучи в животе у мамы, вот так же присутствовали на занятиях по подготовке к родам.

Одной из этих женщин была Таис, с которой мы уже встречались в начале этой книги. После рождения сына Таис рассказывала на совместном занятии, как она готовилась к родам в последние месяцы беременности. Позднее она записала историю своих родов. «Ходить на занятия к Рии – это было как открыть ящик Пандоры, – написала она об этих месяцах подготовки, – слезы, страхи… прошлое, настоящее… я всерьез думала прекратить».

Возможно, такое описание моих занятий показывает вам, что это нетипичные курсы подготовки к родам, похожие как близнецы. Но когда-то так и было. Когда я только начала вести курсы, мы учились там дышать, расслабляться и выбирать позиции для проживания схваток и потуг. Акцент был сделан на телесных практиках, которые помогают женщине справиться с непростой физической работой родов. Так произошло, потому что тогда мне казалось: главное в родах – это принять вызов нарастающей функциональной боли. Все увеличивающаяся нагрузка напряженного тела, которое работает на пределе своих возможностей, как и происходит в нормальных родах, вот что важно! Но и тогда я объясняла, что наш выбор (места родов и команды) может снизить или повысить наш болевой порог.

В итоге я увидела, что с этим выбором мы недалеко продвинулись. Конечно, выбор места родов и тех, с кем мы рожаем, – важный элемент внешней подготовки к родам. Но не менее важна подготовка внутренняя – то внимание, которое женщина уделяет своей эмоциональной готовности, та психологическая работа, которую она предпринимает.

В нашей культуре родов, где доминирует эпидуральная анестезия, никакая физическая подготовка не поможет в родах без подготовки эмоциональной. Женщины должны признать, что эмоциональная составляющая влияет на течение родов. Робби Дэвис-Флойд называет это «гуманизмом». «Гуманистический подход к родам допускает, что эмоциональное состояние женщины может влиять на прогресс ее родов и что эмоциональная поддержка может решить проблемы в родах эффективнее, чем технологические вмешательства», – пишет она[146].

Таис как раз и говорила об эмоциональной подготовке. Я тоже сравнила эту подготовку с открытым ящиком Пандоры.

В Европе сейчас организован исследовательский проект, который как раз изучает эмоционально-физиологические изменения, которые и легли в основу моего курса подготовки к родам. Вот что объясняет рабочая группа: «Нормальные роды – физиологический и психологический процесс, но в определении родов ничего не говорится о глубине и полноте этих психологических аспектов, и это оставляет впечатление, что роды – процесс целиком механический»[147].

Точнее, психологическое состояние женщины и тех, кто ее поддерживает, очень сильно влияет на механику родов. Возможно, профессиональные спортсмены не думают об этом в контексте родов, но большой спорт давно признал важность психологической подготовки, как раз такой, о которой я рассказываю. (Тем не менее это может оказаться новостью для тех, кто выходит на воскресную пробежку, участвует в походе с ночевкой или записался на интенсив по йоге Айенгара.) Но об этом прекрасно знают те, кто наблюдает за жизнью знаменитых спортсменов, в команде у каждого из которых не только тренер и инструктор, но также психолог и коуч, которые работают над эффективностью выступлений. Они нужны, чтобы взаимодействовать с «личными демонами», которые пробуждаются в атмосфере сильнейшего давления, типичной для соревнований.

Как любая тяжелая физическая работа, роды тоже создают атмосферу давления. Но хотя мы знаем, что создает это давление в большом спорте, танцах, музыке и науке, нам еще предстоит выяснить, каковы его корни в пространстве родов.

Роды переносят нас в реалии семьи, и это для многих – территория сложных отношений, психологически болезненных проблем. Тот факт, что роды, особенно первые, это огромная перемена, является еще одной составляющей. И наконец, в родах задействованы те части тела, которые раньше были исключительно сексуальной территорией. Как все эти психологические аспекты могут проявить себя во время родов?

Чтобы разобраться в этом, мы должны вначале познакомиться с концепцией, которая является ключевой для всех, желающих родить нормально. Я назвала это эволюционным регрессом.

Эволюционный регресс наступает, когда в родах «в главных ролях» родовые гормоны. Этот процесс сформировался на заре нашего существования как вида, поэтому им управляет в основном наш примитивный мозг. Отсюда и термин «эволюционный» – ведь роды управляются гормонами и инстинктами, о которых так мало знает новая кора головного мозга, неокортекс.

Мозг развивался «снизу вверх», пишет психиатр Бессел Ван дер Колк. У каждого ребенка в утробе матери он развивается в такой же последовательности, в какой шло развитие мозга в процессе эволюции. Самая примитивная часть, уже сформировавшаяся к нашему рождению, это древний «животный» мозг, иногда также именуемый рептильным. Рептильный мозг отвечает за все, что умеют новорожденные, то есть за базовые функции тела, «служебные функции»[148].

Вслед за рептильным мозгом начинает развиваться лимбическая система. Лимбическая система, известная также как маммальный мозг, вступает в свои права после родов, объясняет Ван дер Колк. Мозг маммального типа отвечает за очень важный компонент, именуемый системой социализации. Это основа нашего социального инстинкта – снижать собственный стресс путем взаимодействия с другими представителями своего вида. И наконец, неокортекс: наш рациональный мозг, «самый молодой», развивается в последнюю очередь, объясняет Ван дер Колк[149].

Таким образом, в родах, процессе инстинктивном, наше сознание смещается от развившейся позже всего рациональной части мозга к более древнему маммальному мозгу и его системе социализации, а затем к мозгу еще более древнему – рептильному. (Важно! Рептильный мозг отвечает не только за базовые «служебные функции», но и за реакцию «бей, беги или замри».) Эволюционным регрессом я назвала гормональный процесс, который способствует переходу нашего сознания от мыслящего мозга к инстинктивному.

По мере того как развивается эволюционный регресс и происходят изменения в сознании, мозг также претерпевает изменения. Наверняка вы проходили через эти изменения в других ситуациях, но вы можете не знать, насколько важны они в нормальных физиологических родах и формировании ранней привязанности.

Скорее всего, вы знакомы с отличиями функций правого и левого полушарий головного мозга. Правое полушарие развивается еще внутриутробно, развитие левого полушария приходится на детские годы. Правое полушарие отвечает за наши чувства: за сны наяву, интуицию, воображение, творчество, формирование ассоциаций, невербальные коммуникации и даже за трансовые состояния.

Левое полушарие отвечает за нашу каждодневную осознанную «мыслящую» жизнь. Логика, контроль, ответственность, внимание к деталям, потенциал, компетентность. Когда доминирует левое полушарие, мы в полностью осознаем, что мы делаем и что собираемся делать в будущем. В современном обществе доминанта левого полушария подразумевается по умолчанию. Часть эволюционного регресса как раз и состоит в изменении «мыслящего» левополушарного состояния на «чувствующее» правополушарное.

Те, кто давно работает с родами, как минимум с нормальными физиологическими родами, знают, как проявляется такое изменение. Даже мои дочки, будучи детьми, распознавали эти изменения, когда отвечали на телефонные звонки: «Мама, ей еще рожать и рожать» или «Мама, скорее, все идет полным ходом».

Роженица в состоянии эволюционного регресса проходит не только через изменение доминанты левого полушария на доминанту правого. Эти перемены также сопровождаются изменениями активности мозговых волн. Рациональные правополушарные бета-волны (связанные с речью, концентрацией, ориентацией во времени), альфа-волны (связанные с погружением в себя, релаксацией, рефлексией), тета-волны (отвечают за растормаживание, искривление времени, доминирование подсознания, чувств, эмоций) и дельта-волны, самые медленные волны мозговой активности, погружающие нас в бессознательное, ведущие в трансцендентное состояние, к измененному состоянию сознания[150].

«Я словно отделилась от своего тела, – рассказывает Наташа о таком состоянии. – Я была в необыкновенном месте. Неудивительно, что во многих культурах говорят о „переходе“ в мир духов, где матери нужно найти душу ребенка и привести ее обратно! Ты и вправду попадаешь в космос, и это какой-то прекрасный космос!»

Женщинам, которые как Наташа могут погрузиться в это состояние, посчастливилось – ведь эволюционный регресс также повышает болевой порог.

«У женщин в активных родах часто закрыты глаза, между схватками они словно дремлют. Это происходит под действием бета-эндорфинов (обычно называемых просто эндорфинами), – пишет Рэйчел Рид[151]. – В этом состоянии функции неокортекса (мыслящей части мозга) снижены, активизируется работа лимбической системы (отвечающей за инстинкты)».

В этой закрепленной эволюцией последовательности появления гормонов прослеживается динамическая связь между окситоцином и эндорфинами. Естественный окситоцин (я называю его королевским окситоцином, чтобы отличить его от синтетического окситоцина) приводит болезненные, но функциональные и эффективные схватки на такой высокий уровень, который способствует выбросу эндорфинов, наших естественных обезболивающих. Эндорфины дают эмоциональный подъем и снижают стресс, повышают болевой порог, обеспечивают поддержку в работе с нарастающими ощущениями от схваток. Но, что гораздо важнее, эндорфины «блокируют» наш мыслящий мозг. Возбуждая опиоидные рецепторы, эндорфины блокируют болевые сигналы, дают ощущение эйфории и усиливают измененное состояние сознание.

Все это вместе ведет к стиранию своего я, к растворению эго. И это тоже типично для нормальных физиологических родов: глубокое погружение в поток, который уносит куда-то наше эго и открывает нас расширенному восприятию бытия.

Кирстен, опытная доула, когда-то учившаяся у меня, так определяет растворение эго: «Я чувствую, что куда-то исчезаю под действием все нарастающих схваток. И я не боюсь исчезнуть, пусть схватки растворят меня, сотрут. То „я“, которое я знала, его больше нет. И я ищу чью-то руку, любую руку, в которую можно вцепиться, чтобы удержаться в этой жизни, пока не возродится мое новое „я“».

«Когда роженица чувствует себя в безопасности, это помогает ей вой ти в измененное состояние сознания, – говорят академики акушерства Селин Лемэй и Каролин Хэсти[152]. – У нее обострена интуиция, она может чувствовать сигналы своего тела, изменения в ощущениях – чувствовать и отвечать на них в течение всех родов».

Звучит прекрасно, правда? Растворение эго – процесс, который помогает преодолеть ограничивающие убеждения о недостаточных силах, недостаточной ответственности, недостаточной взрослости или еще о чем-то недостаточном для родов и материнства. Через эволюционный регресс и растворение эго роды открывают нам возможность самотрансцедентности – драгоценного состояния, о котором мечтают все духовные практики мира. Это одна из возможностей и одновременно один из даров, которые можно получить в нормальных физиологических родах.

И не волнуйтесь, вы не будете настолько «не здесь», чтобы не реагировать на своего малыша, когда он родится. По мере прогресса родов, ближе к появлению ребенка, в кровь поступает порция адреналина, который несколько приглушает действие бета-эндорфинов. Это помогает женщине сориентироваться настолько, чтобы защитить своего ребенка сразу после рождения. Действительно, доминирование правого полушария и более медленных, более глубоких волн мозговой активности помогает женщине сонастроиться с малышом. Такие изменения сознания и волн мозговой активности – часть эволюционного регресса, и они важны не только для прогресса нормальных физиологических родов, но и для формирования первичной связи между матерью и ребенком. Как замечательно устроен этот процесс!

Если бы для понимания родов каждой женщине и каждому специалисту нужно было усвоить лишь одну концепцию, я бы хотела, чтобы это было представление об эволюционном регрессе. Как часто женщина, столкнувшаяся с первыми схватками в самом начале родов, понимает, что схватки будут нарастать, и ошибочно считает, что не справится с ними. «Если дальше все пойдет еще сильнее, я не смогу» – вот квинтэссенция кризиса уверенности, через который проходят многие на этой стадии. Но сравнивать первые схватки в начале родов (а это самая непредсказуемая фаза в плане продолжительности) со схватками, которые придут позже, уже в активных родах, когда женщина находится в состоянии эволюционного регресса (обычно на открытии шесть – семь сантиметров) все равно что сравнивать яблоки с апельсинами. До наступления эволюционного регресса хорошо работают дыхательные техники и техники релаксации, но знание о прекрасном гормональном процессе, который скоро начнется, дает мощную поддержку. Без этого знания ранний кризис уверенности часто становится поворотным пунктом, на котором в картине родов появляется эпидуральная анестезия. Если бы из популярных ныне «перинатальных» обсуждений женщины могли понять, что сейчас вот-вот начнется эволюционный регресс, который даст им волшебную поддержку нашего видового наследия!

Если вы понимаете все плюсы эволюционного регресса не хуже меня, вы поймете и почему мне так грустно читать впечатления от эпидуральной анестезии, вот как у Луизы: «Я почувствовала, что в голове у меня прояснилось, я снова „нормальная“. Могу поддерживать разговор и быть „здесь и сейчас“». Да, мне грустно – такие комментарии показывают, как плохо мы понимаем важную роль родовых гормонов, о которой говорилось выше. Облегчение Луизы (она «снова нормальная»!) демонстрирует, как мало мы осознаем важность этого гормонального «тумана». Ведь не говоря о его влиянии на роды, он запускает пробуждение у роженицы материнских инстинктов.

(Да, в современном мире большинство беременных мыслят рационально и сфокусированы на решении задач, но в идеале они должны радоваться доминированию правого полушария, которое наступает в конце беременности, потому что оно помогает эволюционному регрессу во время родов и еще потому что эти изменения в работе мозга, иногда именуемые, часто пренебрежительно, «младенческим мозгом», перестраивают работу материнского мозга так, чтобы мать была готова к важнейшей работе – формированию привязанности и к материнству. Мы уже говорили об этом в первой главе.)

Теперь вернемся к родам: если вы – женщина, стремящаяся к нормальным физиологическим родам, то эволюционный регресс – ваша голубая мечта. Вы хотите, чтобы он наступил. Вы хотите сделать все возможное, чтобы помочь этому гормональному процессу. И самое главное – вы хотите быть уверены, что этому ничто не помешает.

Когда вы поймете, как это ценно, вам станет проще воспринимать психологическую работу, предлагаемую в этой книге, как расчистку дороги от любых препятствий на пути к естественному процессу. И ваша работа во время беременности – разобраться с этими препятствиями, как с внешними так и с внутренними.

Что помогает эволюционному регрессу?

Эволюционный регресс запускается гормонами. Для того чтобы вникнуть в детали и понять, как запустить этот процесс у себя, стоит разобраться, какие гормоны вам нужны. Вам нужен «королевский» гормон окситоцин, гормон любви, именно он управляет процессом. А вот адреналин, гормон страха, вам не нужен. Любовь или страх? Одно помогает, другое разрушает.

С учетом этого неудивительны результаты исследований, о которых мы говорили в первой главе: факторы, способствующие нормальному течению родов, это пространство, где мы рожаем, и предоставленная поддержка. Как говорит врач-акушер Мишель Оден[153], «рожающая женщина, прежде всего, нуждается в защищенности, которая является предпосылкой для изменения уровня сознания, характеризующего родовой процесс»[154].

Священное пространство родов[155], закрытое, спокойное, с приглушенным светом, теплое, с доступом к воде, где женщина чувствует себя в безопасности – физической и эмоциональной, – все это поддерживает физиологическое течение родов. Также исследования показывают, что чувство безопасности усиливается в присутствии знакомых специалистов, с которыми у женщины сложились доверительные отношения[156]. Чувствуя себя в безопасности, женщина легко входит в эволюционный регресс.

Это чувство безопасности – в отношениях, в атмосфере – не только способствует эволюционному регрессу, но и повышает устойчивость рожающей женщины к боли, как уже говорилось в первой главе. Это прекрасная новость, потому что боль тоже имеет большое значение для эволюционного регресса. Вначале это может показаться странным: поскольку большинство сегодня рожает в госпиталях, мы часто (неважно, сознательно или бессознательно) считаем любую боль, особенно нарастающую, сигналом опасности. Но роды редко опасны.

Для большинства важной частью подготовки к родам может стать переосмысление этого допущения. А также понимание того, что боль в родах – это здоровая функциональная боль, это напряжение тела, это работа на пределе его возможностей. Конечно, иногда в родах что-то идет не так. Но это редко проявляется болью. Чаще это видно по изменениям жизненных показателей мамы или малыша, за которыми наблюдает акушерка (пульс, артериальное давление, температура, характер кровяных выделений). Функциональная боль в родах в действительности вещь очень полезная.

Здоровая функциональная боль тела, рожающего малыша, – это то, чего мы ждем, потому что эта боль способствует погружению в эволюционный регресс. Функциональная боль нарастающих схваток приводит к выбросу эндорфинов, которые помогут малышу родиться. Мантра любителей фитнеса «боль – мой лучший друг» на сто процентов верна для родов.

Важно отметить, что недавнее австралийское исследование предполагает: чувство безопасности в родах изменяет «негативное восприятие боли и дает женщине силы, чтобы с этой болью справляться»[157].

Таким образом, поддержка, чувство безопасности, окситоцин и эндорфины – факторы, способствующие эволюционному регрессу, на одной чаше весов, которую мы назовем чашей любви. А что же на другой чаше весов, чаше страха? Что может помешать?

Что мешает эволюционному регрессу?

Прочитав первую главу, думаю, вы, наверное, догадываетесь, как современная культура родов способствует наступлению эволюционного регресса. Да, ваша догадка верна: никак! Никак не способствует. Вместо того чтобы создать условия, которые помогут нам достичь своей голубой мечты, у нас по умолчанию предлагаются условия, которые на каждом этапе только мешают эволюционному регрессу.

Рутинная бюрократия (вопросы об имени, дате рождения, номере страхового полиса) возвращает женщину в ее «мыслящий мозг», в то время когда ей нужно погружаться в мозг примитивный. Сверкающая белизной стерильная обстановка мешает расслабиться и почувствовать себя в безопасности. И это еще до того, как началось дальнейшее взаимодействие с медицинской системой, в которой (даже в отсутствие акушерского насилия) не принята непрерывная модель ухода, дающая женщине спокойствие, а родовым гормонам возможность поступать в организм. Но когда дело доходит до страхов, наша система родовспоможения все организует для вас в лучшем виде. К сожалению.

И помните, ощущению безопасности мешает не только госпитальная среда. Сама по себе среда – это только верхушка айсберга. А под водой скрываются культурные установки, которые получает женщина, такие, какими поделилась со мной моя парикмахерша Келли: роды невозможны без эпидуральной анестезии. В действительности, культурный страх боли в родах так велик, что некоторые женщины больше переполнены страхом, чем самой болью. Этот страх в ответ на физиологическую боль вызывает физическое напряжение. (Если бы женщины так не боялись, они, возможно, спокойно справились бы с этой болью.) Это злосчастная петля обратной связи – физическое напряжение делает болевые ощущения еще сильнее. А боль еще усиливает напряжение. (Подготовка к родам часто фокусирует внимание на техниках дыхания и релаксации; они снижают напряжение и страх, а значит, уменьшается и боль. Интересно, что исследования демонстрируют: большинство женщин считает поддержку близких и инструкции акушерок факторами, помогающими справляться с болью[158]. Мой опыт подтверждает это.)

Таким образом, хотя в современных родовспомогательных учреждениях есть все условия для помощи женщинам в экстренной ситуации, те редко чувствуют себя в безопасности. Напротив, роженицы боятся, и в их крови зашкаливает адреналин. Эволюционный регресс не наступает. Вместо этого роды могут замедлиться. К несчастью, для многих женщин это как раз переломный момент, с которого в типичных родах начинается каскад вмешательств. Начинается обычно с синтетического окситоцина, а это уже ведет к обезболиванию – даже у тех женщин, которые, возможно, его никогда не хотели.

Факторы, помогающие эволюционному регрессу, с биологической точки зрения, несомненно, выглядят очень логично. Хотя социальные факторы сильно влияют на нормальные физиологические роды, все-таки роды управляются базовой физиологией, сформировавшейся в процессе эволюции. И важная особенность – изменение течения родов в моменты опасности. Поэтому если роженица находится в безопасном окружении, ее гормоны поведут роды тем путем, о котором я говорила выше (то есть наступит эволюционный регресс). Но если на каком-то этапе родов женщина не чувствует себя в безопасности (например, рядом находится хищник), организм даст другую эволюционную реакцию – он защитит женщину и ребенка, остановив роды: это реакция на опасность.

Профессор Стивен Порджес в своем исследовании функций блуждающего нерва предлагает следующую гипотезу нашей видовой реакции на опасность. Его поливагальная теория утверждает, что естественное состояние представителей вида млекопитающих – «это состояние боевой готовности»[159]. Следовательно, как считает Ван дер Колк, чтобы почувствовать эмоциональную близость к другому человеку, наша (первичная) система защиты должна временно отключиться… Чтобы играть, спариваться и заботиться о потомстве, мозг должен отключить свою природную бдительность[160]. К списку действий, которые отключают нашу «природную бдительность», я предлагаю добавить роды.

Поэтому если вы хотите усиления эволюционного регресса и развития нормальных физиологических родов, ваша задача избежать адреналинового страха. Вместо этого нужно оставаться в окситоциновом потоке любви. Не сомневаюсь, что вы представляете, как это сложно в текущих условиях нашей системы и с нашими культурными установками о родах, основанными на страхах. И мы еще не касались личных страхов женщины. От современных типичных тревог до глубоких психологических травм эти личные страхи обуславливают состояние «боевой готовности», которое мешает беспрепятственно течь прекрасному гормональному потоку.

Как объясняет Рэйчел Рид с соавторами, «на способность отгородиться от внешнего мира» (а я бы сказала, на погружение в эволюционный регресс) «не меньше внешнего окружения могут влиять внутренние факторы, такие как мысли и эмоции»[161].

Думаю, мы все примерно понимаем, что происходит, когда спорт смену мешают мысли, эмоции, особенно болезненные. Представьте себе шквал эмоций, рушащуюся самооценку и потерю цели. Все это, конечно, мешает усилиям спортсмена. А на что похожа такая картина в родах?

Вспомним термин «слабость родовой деятельности», который так часто используется для описания замедлившихся родов, когда для рождения ребенка потребовался целый каскад вмешательств. «Слабость родовой деятельности» и другие медицинские термины («ригидная шейка», «незрелая шейка») часто заставляют нас думать, что с родами что-то не так или что женские тела не функционируют.

На самом деле, в редких случаях слабость родовой деятельности может быть следствием положения, в котором лежит ребенок, либо иметь причиной особенности строения таза женщины. Но гораздо чаще эта слабость – результат следования временным протоколам, о которых уже говорилось в первой главе. В этом случае лучше бы назвать это «слабостью ожидания» со стороны госпиталя. И я вижу также здесь историю взаимодействия тела и разума – как и у некоторых спортсменов мирового уровня.

Когда мы говорим о слабости родовой деятельности, мы имеем в виду, что шейка перестает открываться. Открытие шейки также невозможно контролировать, как и выбросы окситоцина. Вы не можете скомандовать шейке раскрыться, как скомандовали бы раскрыться своему сжатому кулаку. Но и сказать, что процесс родов полностью непроизвольный, мы тоже не можем. Профессор Керстин Увнас Моберг, эксперт в области изучения окситоцина, напоминает, что на процесс родов «влияет окружение и психологическое состояние матери»[162].

Давайте рассмотрим эти два фактора.

Окружение

Конечно же, окружение сильно влияет на психологическое состояние женщины и, следовательно, на открытие шейки. Вспомните, как происходят мочеиспускание и дефекация, когда мы уверены в наличии личного пространства, и как это меняется с отсутствием приватности или в незнакомом окружении.

Ваша шейка следует мудрым законам эволюции. То есть в некомфортной, небезопасной ситуации законы эволюции превалируют, и шейка роженицы остается закрытой. «Когда женщине удается расслабиться, окситоцин усиливает сокращения матки. Он также помогает мышцам матки расслабиться, растянуться и раскрыться, чтобы выпустить ребенка, – пишут авторы „Книги доулы“[163]. – Когда тело матери напряжено, происходит прямо противоположное: верхняя часть мускулатуры матки расслабляется и перестает сокращаться, а нижняя – напрягается и удерживает малыша. Возможно, так природа останавливает роды, если женщина должна спасаться в случае опасности».

В стандартной госпитальной «палате наблюдения», где отсутствует эмоциональная и территориальная безопасность, может запуститься рефлекс, тормозящий открытие шейки[164]. Рутинная КТГ в этом плане тоже вызывает проблемы (и никак не является лучшей практикой, что уже обсуждалось в первой главе). Во-первых, потому что это физически неудобно, но также и из-за сбоев в работе аппарата и сигналов тревоги, которые он регулярно подает. В современных госпиталях, где данные индивидуальных КТГ выводятся на общий монитор, я регулярно слышу истории, как медики врываются в палату «спасать ребенка в критическом состоянии», только чтобы убедиться: нет никакой трагедии, просто датчик, контролирующий сердцебиение ребенка, сместился и теперь показывает пульс матери, который вдвое медленнее частоты сердечных сокращений малыша. Вряд ли это идеальные условия для создания чувства безопасности, необходимого для открытия шейки.

Балансирование на грани страха – это печальный факт современной культуры родов и причина множества историй про «слабость родовой деятельности», которые вы, возможно, слышали. Влияние окружающей среды – это история внешняя. А что насчет внутренней истории? Какие эмоциональные факторы влияют на подготовку к родам и на сами роды? Как ее история, ее жизненный опыт повлияют на чувство безопасности и, следовательно, на открытие шейки?

Психологическое состояние женщины

Даже в самых прекрасных местах для родов, в их священном пространстве, тело матери может сопротивляться – и сопротивление это может иметь внутренние психологические причины, мешающие шейке открываться. Понимание этого лежит в основе исследования психологии беременных, которое я веду уже много лет.

Вот опыт родов мамы Жасмин, описанный в книге исследовательницы и академика акушерства Дженни Парратт «Чувство перемены: истории родов». Здесь хорошо видна динамика. У Жасмин печальная история – история семейной травмы, насилия, абьюза. Как я понимаю, подобный детский опыт часто предсказывает трудные роды, так как психологическая травма, имеющаяся у Жасмин, будет влиять на уровень адреналина в крови и на раскрытие шейки. Можно сказать, что на эмоциональном уровне мир для Жасмин небезопасен.

После родов Жасмин обвиняла свою физиологию: «Не могу поверить, что мое тело предало меня», – говорила она. На самом же деле, с эволюционной точки зрения ее тело просто делало все возможное, чтобы защитить ее малыша[165].

Моя работа помогла мне увидеть, как сложно женщине встретиться одновременно и со своими психологическими историями, всплывающими в родах, и с недостатками нашей культуры родов. Пока мы не признаем всю сложность ситуации – и в том числе неблагоприятные условия, которые пока имеются в нашей системе родовспоможения, – мы так и будем винить свое тело вместо того, чтобы изучить его реакции.

Действительно, в отсутствии критического подхода к культуре родов и системе родовспоможения, которые так легко делают из рожениц бедных жертв, есть опасность, что любое подробное изучение психологической истории матери (как раз то, к чему я здесь призываю) может быть воспринято как обвинение жертвы. Здесь нужна большая чуткость. Конечно, женщины – жертвы системы родовспоможения, но я верю, что при наличии поддержки женщины способны изменить ситуацию.

Многие модели терапии используют системное мышление для лучшего понимания динамики отношений между людьми. Эти модели предполагают, что без понимания динамики отношений внутри системы изменения отдельного человека, который является частью системы, будет затруднено. Также считается, что если любой участник выйдет из своей роли внутри дисфункцио нальной системы, сама система ослабнет. Я убеждена, что если роженица выйдет из культурно обусловленной роли жертвы и снова обратится к своей силе, то, как думает и Милли Хилл, «эта перемена может изменить родовспоможение… все, что для этого нужно, это отвергнуть стереотип, в котором женщины слабые, зависимые, хрупкие и мечтающие, чтобы их кто-то спас»[166].

Дальнейшее чтение покажет вам, что бо льшая часть психологической работы, о которой я говорю в этой книге, как раз посвящена отказу от этого стереотипа.

Перед тем как мы начнем подробно обсуждать эту тему, важно понять вот что. Вы можете думать: «Ну, у меня в жизни не было никаких травматичных историй и психологических проблем, так что со мной все будет в порядке».

Это правда – если ваша жизнь текла спокойно и без больших потрясений, вы сможете обойтись без психологической подготовки, о которой мы здесь говорим. В отсутствие глубоких жизненных травм гормоны родов и инстинкты будут управлять процессом, и ваша обычная уязвимость вряд ли помешает вам – если у вас гарантированно будет священное пространство родов и непрерывный уход знакомых специалистов. Проблема в том, что в современной культуре родов очень немногие гарантированно могут получить такое безопасное пространство и такой непрерывный уход.

И даже если вы с гарантией будете иметь подобные потрясающие условия, я по-прежнему настаиваю на психологической подготовке, ведь многие эмоциональные проблемы могут проявиться в послеродовом периоде. Это так, даже если вы вовсе не настроены на нормальные физиологические роды.

Каждый из нас имеет свои слабые места, которые в современной культуре родов могут создать проблемы. Например, сейчас повсеместно отмечается рост тревожных расстройств. Некоторые даже называют тревожность болезнью XXI века. Действительно, недавнее исследование обнаружило, что беременные миллениалы склонны иметь депрессию, вызванную тревожным расстройством, с вдвое большей вероятностью, чем их матери[167]. У современных женщин тревожность обусловлена попытками успевать и в семье, и на работе, необходимостью противостоять финансовым сложностям (цены на недвижимость требуют, чтобы оба партнера работали); также они получают меньше поддержки в семье и в обществе, зато требования к отношениям с партнером возросли. Беременная женщина в дополнение к этому стоит на пороге больших жизненных перемен, затрагивающих ее тело, эмоции, отношения, социальные, материальные и жизненные обстоятельства. Все это делает беременную особенно уязвимой. И мы еще не упомянули тревогу и беспокойство о родах, о своем здоровье и здоровье малыша, грудном вскармливании и родительской ответственности.

Это означает, что наши тела переполнены адреналином, который позднее может помешать родам, блокируя окситоцин. Это может замедлить начало родов или полностью остановить их. Тревожность, особенно в отсутствие родовых гормонов, может также негативно сказаться на раннем родительстве. Ведь у большинства в состоянии стресса проявляются древние реакции. А раннее материнство, безусловно, период стрессовый. Так что общая тревожность, даже если у нас нет какого-то явно травматичного опыта, это хороший пример ежедневной уязвимости, которая есть почти у каждой. Отсюда понятно, почему во время беременности стоит обратиться к причинам этой уязвимости. Ведь, как я уже сказала, предлагаемая мной психологическая подготовка полезна не только в родах. Она положительно сказывается на послеродовом периоде. Он протекает более благополучно, давая маме возможность наслаждаться малышом.

Разберем подробнее самые распространенные факторы уязвимости, проявляющиеся в родах.

Когда мы с беременными обсуждаем контроль, я отмечаю разные аспекты контроля. Есть контроль необходимый, о котором мы уже говорили. Стоит контролировать внешние обстоятельства родов – убедиться, что ваша философия родов совпадает с философией выбранных вами специалистов, выбрать место родов и сопровождающих. А затем роды требуют отпустить происходящее, убрать внутренний контроль. Мы уступаем изменениям в сознании, которые производит наш примитивный мозг, уступаем эволюционному регрессу, древней мудрости родового танца, который мы танцуем вместе с малышом.

Уступить всему этому для современной женщины, привыкшей, как большинство из нас, все контролировать, не так легко.

Современные женщины с юности усваивают, что им надо контролировать свою жизнь и ритмы своего тела. Иначе им не справиться с напряженной жизнью, где важно совмещать профессиональный и личностный рост с общественной активностью. Контроль нужен, чтобы быть успешной на рынке труда, где по-прежнему в основном преобладает мужской подход. «Мы принимаем маскулинные принципы, управляющие обществом, часто отвергая при этом свою женскую природу, которую нас научили воспринимать как беспомощную», – пишет доктор Меган Роджерс в своей книге о феминизме в литературе[168]. В современном мире нет пространства, где бы мы признали ритмы менструального цикла с переменами чувств и эмоций, не говоря уже о гормональных изменениях во время беременности. Современный мир игнорирует погружение в себя в третьем триместре, погружение в общий с малышом ритм, а ведь так мы готовимся уступить окситоциновому потоку во время родов (и нашему хрупкому, но очень требовательному малышу).

Мы можем назвать это «окситоциновое» поведение «женской энергией», как психолог, писательница и генеральный директор общества Swimming Australia Лея Рассел: «В родах мы наблюдаем, как женская энергия вытесняется более маскулинным подходом – доктриной „главное, чтобы ребеночек был здоров“, сравнением, чьи роды „лучше“. Но женская энергия – это другое. И именно она нужна для нормальных физиологических родов. Женскую энергию так долго вытесняли, что современные женщины не знают, как открыть ее в себе, как перестать все контролировать и довериться родам».

Существование в современном обществе, не говоря уже о процветании, требует все сильнее контролировать ритмы беременного тела. Жесткое расписание идет вразрез с потребностями тела беременной. Чтобы игнорировать сигналы своего тела и есть, спать, гулять, отдыхать и даже ходить в туалет по расписанию, конечно, нужен жесткий контроль. Отсюда и неизбежный стресс, означающий, что большей частью женщины существуют в адреналиновой системе.

Эта привычка все контролировать отлично вписывается в современную культуру родов. Действительно, эта культура идеально подходит женщинам-контролерам (или тем, кто непременно нуждается в контроле): царица вмешательств – эпидуральная анестезия – вместе с индукцией родов, непрерывной КТГ и активным ведением третьего периода обеспечивают нам предсказуемые роды, полностью контролируемые, которыми легко и удобно управлять[169].

Но для женщин, настроенных на нормальные физиологические роды, обстановка в госпитале проводит водораздел между их желаниями и потребностями системы. Самопроизвольно начавшиеся роды по природе своей непредсказуемы. И это вступает в конфликт с административными задачами госпиталя, расписанием работы персонала и т. д. Таким образом, женщина, надеющаяся на естественные роды, вряд ли получит достаточную поддержку. В этом случае очень важен выбор места родов и тех, с кем женщина будет рожать. Но не менее важно понимать, насколько необходимо для нормальных родов отпустить контроль, иначе это обернется против самой женщины, которая привыкла все контролировать и, возможно, больше всего надеется как раз на контроль над своим телом, о чем мы уже говорили выше.

Это обнаружила Джейн, которая пришла ко мне на консультацию после первых родов. «Я первый ребенок, перфекционист, ну, знаете – „быстрее, выше, сильнее“. На работе я привыкла все изучать, принимать решения, планировать, предусматривать все возможные варианты развития событий и ожидать великолепных результатов. Предполагалось, что проект „идеальный ребенок“ и „идеальные роды“ сработает точно так же. Вначале все шло неплохо. Зачатие, здоровая беременность. Но затем все как-то зашаталось – я все сильнее и сильнее перехаживала. Мой страх неудачи все усиливался и стал запредельным, когда мне вызвали роды; я не смогла справиться со схватками, эпидуралка, щипцы. Да, у меня прекрасный здоровый ребенок. Но это потрясло самые основы моего представления о себе».

Контроль верно служит нам во многих сферах жизни, но никак не в нормальных родах. К сожалению, тогда женщина не сможет попасть в родовой поток. Минует ее и трансформационный потенциал родов, который обусловливает гормональную базу для последующего материнства. Да, склонность к контролю может вызвать проблемы и в послеродовом периоде. Очень популярна идея, что ритмы жизни малыша и его потребности тоже надо контролировать, что нужно быть «идеальной матерью» с «хорошим ребенком». Процесс преодоления послеродовой депрессии для многих женщин состоит в числе прочего в переосмыслении этой концепции[170].

Беременность ведет к телесным изменениям, и тело беременной живет своей жизнью. И мы не можем контролировать это своими идеями и желаниями. Нас сейчас швыряет от эйфории к слезам и обратно, и эти перепады диктуются гормональными изменениями. Сильные негативные эмоции в этот период часто есть следствие неосознаваемых или подавленных чувств – ранимости, грусти, злости, одиночества, которые возникают на заре семейной жизни.

Важно отпустить контроль и довериться древним потребностям своего тела, нуждам малыша во время беременности, родов и такого эмоционально важного послеродового периода.

Для многих женщин это означает серьезную психологическую работу во время беременности, как это было с Сарой.

Сара попросила меня поддержать ее в родах. На одной из встреч во время беременности мы обсуждали, что Саре сложно «замедляться» и обращать внимание на потребности своего тела, и Сара вдруг сказала: «Я бунтарка». Я спросила себя, против кого или против чего она бунтует. Может быть, она до сих пор в подростковом протесте и не может вынести, что другие говорят ей, что делать? Или она сопротивляется изменениям своего беременного тела, проявившимся потребностям еще нерожденного ребенка?

Сара рассказала, что она всегда сопротивлялась ограничениям и уязвимости своего женского тела и она прилагала огромные усилия, чтобы либо игнорировать их, либо непрерывно контролировать. Понимание того, что этот контроль вряд ли поможет в родах (а Сара надеялась, что они будут естественными), стало для меня тревожным сигналом. Если Сара не сможет сейчас отпустить контроль и покориться требованиям своего тела, то вряд ли это получится в родах с их интенсивными ощущениями.

Мы долго и подробно обсуждали с Сарой, что она может сделать во время беременности, чтобы практиковать «отпускание» контроля за телом. Часть работы была психологической: мы обсуждали факторы, которые могли стать причиной такого сильного стремления к контролю. Другая часть подготовки была физической: например, Сара рассказала, что практикует Айенгар-йогу – это направление йоги, дающее большую физическую нагрузку с акцентом на растяжки. Айенгар-йога придает большое значение точности выполнения упражнений и пребыванию в каждой позе длительное время. Мы обсудили с Сарой возможный переход в группу йоги для беременных, которая фокусируется на релаксации, мягких и плавных движениях, на контакте с малышом.

Роды Сары были затяжными, но ее внешний выбор и внутренняя подготовка сослужили ей хорошую службу. В конце концов она покорилась своему телу, и ее дочка родилась именно так, как Сара и хотела. Возникло уважение к своему телу, телу женщины, и это уважение стало еще одной опорой в материнстве.

Отношение к авторитетам

Даже если мы чувствуем себя уверенно в отношениях с окружающими, мы можем при этом страдать от низкой самооценки – обычно это следствие раннего опыта, в том числе полученного в детстве воспитания.

Уверенность в себе и сильное чувство собственной автономности – ключевые факторы в нормальных физиологических родах. Да, взять на себя ответственность информировать окружающих, выбирать, придерживаться своих ценностей, проявлять свою взрослость, свою зрелость – ведь сейчас родится маленький хрупкий малыш – все это важнейшие этапы нашего развития, если речь идет о родах и родительстве. Современная культура родов испытывает эти навыки на прочность. Потому что сегодня культура родов за редким исключением оказывается по отношению к женщине «в позиции сверху». А как вы взаимодействуете с авторитетами, когда сталкиваетесь с ними?

Беременная женщина «имеет точно такое же право принимать самостоятельные решения, как любой другой человек, и эти решения должны уважаться точно так же», пишет Ребекка Шиллер[171] («Почему права человека имеют значение в родах»). В теории – да. Но вот австралийское исследование, как на практике влияет отказ женщины от рекомендованных протоколов на происходящее в родильном отделении, говорит о другом. Обнаружилось, что хотя на словах признается и уважается автономность женщины, как только женщина переступает медицинскую «границу» (обычно это «граница» врача), это вызывает отнюдь некорректные реакции, например манипуляции, наказание, оценочные суждения, травлю, оскорбления[172].

Что происходит с вами при встрече с авторитетами? Кто тогда проявляется? Испуганная малышка или «непослушная девочка», всем удобная «отличница» или резкий колючий подросток? А может быть, женщина, осознающая свои ценности, понимающая свои возможности и готовая отстаивать их – как в случае попытки манипуляции, так и в ситуации уважительного партнерства, где в приоритете – потребности женщины?

История Кирстен показывает рост автономии, который я имею счастье видеть у многих женщин, готовящихся к родам.

Кирстен рассказала мне, что она пасует перед авторитетами. Она заметила, что ей сложно быть «здесь и сейчас», а не «просто раствориться, когда бросают вызов», либо она «старалась быть тихой и хорошей, потому что от конфронтации испытывала дискомфорт».

Кирстен думала, что домашние роды позволят ей укрепить свой собственный внутренний авторитет, одновременно обходя различные проблемные ситуации в родах. Да, она так думала. Ее малышка родилась дома: «Никто не говорил нам, что делать, никто за нас не поймал ее, никто не торопил нас. Все молчали, нам с уважением дали время просто быть, встретить друг друга. Это был очень важный момент для осознания своих возможностей, своей силы, себя как женщины». Однако плацента все не отделялась, и Кирстен перевели в госпиталь для оказания помощи. Вот это стало настоящим экзаменом. Как встретится она с авторитетом, которым является госпиталь? Получилось ли у нее укрепить свой внутренний авторитет?

«Госпиталь как учреждение обычно являлся для меня фигурой силы, но в тот день я приехала как равная», – говорит она. Роды сотворили чудо: «Мое восприятие себя как женщины и мое ощущение себя в этом мире – все изменилось навсегда», – продолжает Кирстен. В результате ее взаимодействие с медперсоналом было качественно другим. «Я чувствую, что перевод в госпиталь… служил важной цели: чтобы я увидела, как моя способность к действию сменила сомнения и неуверенность в себе».

Личное пространство и уверенность в своем теле

В родах задействованы элементы, характерные и для других телесных процессов – сексуальных реакций и функций, а также функций выделительных. Большинство ожидает (и предпочитает!) проживать такой опыт в местах, где можно быть уверенным, что нашему личному пространству, достоинству и автономии ничто не угрожает. Не в каждом родовспомогательном учреждении, однако, эти потребности удовлетворяются. И это влияет на гормоны родов и на родовой процесс.

Если говорить о личном пространстве, то хорошим стартом станут роды с заранее известными специалистами, а не с незнакомцами. Также многие женщины отмечают, что погружение в воду не только снижает боль и дает свободу движения, но и создает чувство безопасности и личного пространства. (Акушерка Анни Спраг исследовала эффекты погружения в воду во время родов; она объясняет, что в водных родах женщины «не чувствуют себя на виду, ощущают, что они одеты»[173].) Сегодня некоторые роженицы договариваются с госпиталем и приносят свои надувные бассейны. Но если в вашем госпитале погружение в воду невозможно, то отдельная палата с душем также создает необходимое уединение.

С нашей потребностью в личном пространстве и «сакральном месте родов» тесно связана уверенность в своем теле. Спасибо нашему обществу, маркетингу и существующей мизогинии – их влияние на женщин очень велико, и не то чтобы мы все были очень довольны своим телом. Вот история Даун, для которой личное пространство в родах было очень важным. Она описала себя как «очень стесняющуюся своего тела». «Мое тело совсем не такое, какое одобряют общество и СМИ; и мне сложно это игнорировать»[174]. Нагота, позы и звуки, обычные в родах, могут не совпадать с представлениями роженицы о приемлемом, женственном. И если женщина стыдится этого, то легко можно представить, как ее смущение повлияет на способность покориться инстинктам родов, вести себя в родах органично.

Без сомнения, сегодня все больше женщин вновь обретают уважение, благодарность и любовь к своему телу. Они восхищаются своим телом и его способностью выносить, родить и выкормить замечательного малыша. Насколько ваше отношение к своему телу здорово? Можете ли вы открыть в себе глубокое уважение и любовь к тем силам своего тела, которые проявлены во время беременности и родов?

Сексуальность

Полное открытие шейки матки не только выпускает ребенка в родовые пути. Оно также выпускает ребенка в зону, которая до этого момента для большинства была связана только с сексом. И для большинства это источник сложных эмоций. Роды у тех, кто пережил насилие, требуют от персонала травмаинформированного подхода и особенной деликатности. Мы будем подробно говорить об этом в следующих главах.

А типичные для любой женщины «слабые места» – страх возможных травм тазового дна и влияния этих травм на ощущения во время интимной близости – иногда становятся причиной сопротивления на потугах, «удерживания» малыша.

Многие исследователи родов признают ценность чувственности и сексуальности в родах, как, например, Элизабет Дэвис и Дебра Паскали-Бонаро в своей книге (и в фильме) «Оргазмические роды»[175]. «Секс дает нам опыт существования на пределе, на пике выброса гормонов, на высшей точке любви, наслаждения, чувств, волнения, нежности. И это те же самые гормоны, что в родах», – пишет врач и писательница Сара Бакли. Она считает, что «роды – это как по сути своей, так и с точки зрения гормонов есть страстный акт интимной близости»[176].

Можете ли вы принять роды как еще одно выражение своей сексуальности? Или вы придерживаетесь социально одобряемой установки, что роды – это просто обычное медицинское событие? Как ваше мнение повлияет на ваш выбор в родах, на вашу подготовку?

Помню одни прекрасные больничные роды – женщина чувствовала жжение в области клитора по мере того, как малыш появлялся на свет. Она прижала ладонь к клитору и кричала: «Только не клитор, что угодно, только не клитор!», а малыш продолжал выходить. Это несколько смутило медперсонал, но в родах сработало прекрасно. Потом она пришла на послеродовую встречу и сообщила, что «все работает еще лучше, чем раньше!»

Ролевой конфликт

От социальной нормы пятидесятых годов прошлого века («папа на работе, мама дома») мы пришли к социальной норме, которая (по крайней мере, на поверхности) утвердила гендерное равенство. Феминизм стал одним из социальных явлений, приведших к этим переменам. Но до их полного воплощения в жизнь нам еще далеко. Современные социологические исследования утверждают, что 90–98 % современных пар возвращаются к традиционному разделению труда (то есть к модели 1950-х годов), как только становятся родителями; равное распределение ролей практикуют 2–10 % семей, а полный обмен ролями наблюдается только в 3 % случаях[177].

И ни в одной сфере этот незавершенный процесс, эта борьба не проявляются так ярко, как в беременности, родах и раннем материнстве. Пока что изменение социальных ролей коснулось выхода женщин на ранее традиционно мужской рынок оплачиваемого труда, а вот изменений в сфере неоплачиваемого труда и традиционно женских функций, включая беременность, роды и раннее материнство, пока еще мало.

Текущая ситуация означает для женщины, что во время беременности возникает напряжение между ролями «женщина мира» и «мать семейства». Беременная «женщина мира» обычно работает в месте, которое функционирует по нормам, принятым в мужском мире. Оно подходит бездетным сотрудникам или семьям, где работает один из партнеров.

Поэтому сложно учитывать ритмы и запросы своего беременного тела (и тем более покоряться им), особенно на поздних сроках, когда магия окситоцина пробуждает наш «младенческий мозг». В идеале этот гормональный процесс способствует возникновению сонастроенности с малышом. А позже он обеспечит формирование привязанности и материнской заботы, которые эволюция сохранила как лучшие возможности для выживания и благополучия ребенка.

Из-за недостатка сфер труда и социальных структур, где бы эти особенности поздней беременности учитывались, женщины часто испытывают утомление, тревогу и противоречивые чувства. Это нарушает равновесие между концентрацией в крови окситоцина и адреналина. И не делает прогнозы на нормальные физиологические роды благоприятнее.

Мне кажется, что это также имеет какое-то отношение к тому факту, что в Австралии только 46 % родов начинается самопроизвольно, под влиянием нашего «родного» окситоцина[178].

После родов и водоворота первых недель с малышом молодая мама вступает в мир «домохозяйки с ребенком», сильно отличающийся от волшебного мира, который она представляла себе во время беременности. Затем внутренний конфликт между ее двумя идентичностями нарастает, и молодая мама, лишенная поддержки, обнаруживает, что «социальный конструкт материнства в западном обществе» сравним с «интенсивными родами – дома и в одиночестве»[179]. «Одиночество современной матери не исключение, а общее правило», – пишет Джамиля Ривзи в книге «Материнство»[180]. Истории в этой книге также иллюстрируют глубокий ролевой конфликт между «быть матерью» и «быть собой» – таков опыт многих моих героинь.

Затем, когда женщина выходит на работу и возвращается к общественной жизни, «справедливого разделения ролей, которое представляло себе большинство, не происходит. Также отсутствуют социальные структуры, которые поддерживали бы функционирование женщины в обеих ролях», пишет социолог Петра Баскинс. Женщины пытаются быть сразу и самостоятельными личностями, и полноценными матерями, утверждает она. Чем-то приходится жертвовать. И часто женщина жертвует собой как личностью. «Это заставляет многих женщин чувствовать, что они не преуспели ни в одной из этих сфер»[181].

Сейчас в обществе происходят быстрые социальные перемены. Наряду со всем вышеперечисленным они ведут к тому, что исследователи называют «хрупкостью отношений». В Австралии, говорит Баскинс, «треть всех браков заканчивается разводами»; в следующих десятилетиях прогнозируется рост разводов до 40–50 %. Конечно, у этого явления комплексные причины, но главный стрессовый фактор в браке или стабильных отношениях – рождение первого ребенка. Как пишет Баскинс, «в гетеросексуальной семье с рождением первого ребенка обычно возникает напряжение», и здесь возникает неравная расстановка сил. Исследование показывает, что «переход двух свободных равноправных „личностей“ к ролям матери и отца возвращает пару, которая, оказывается, вместе с другими бездетными „проводила каникулы в стране равенства“, в мир неравенства, куда более устойчивый»[182].

Конечно, хотя этот ролевой конфликт ударяет по конкретным женщинам и их семьям, корни его – в более широких социальных, гендерных и рабочих структурах. Женщины в нашей реальности продолжат нести бо льшую нагрузку, пока гендерное равенство в сфере труда не станет нормой и отцы не возьмут на себя часть родительских и домашних обязанностей, которые традиционно считались женскими.

Что же это означает для родов? В моем понимании тренд эры обхода родов частично вызван запросами «женщин мира». Без сомнения, социальный выбор индукции родов или кесарева сечения обеспечивает контроль и удобное время родов, также это снижает влияние родов на роль «женщины мира», поскольку все (сама женщина, ее партнер, остальные члены семьи, работодатель) могут встроить роды в свои планы. Некоторые женщины делают подобный выбор. Однако, если вы планируете нормальные физиологические роды, «ожидание», необходимое для спонтанного начала родов, станет одним из многих вызовов, которые роль матери бросает роли «женщины мира». Необходимо признать наличие этих ролевых конфликтов. В самих родах любая амбивалентность, любой конфликт между частями нашей личности могут повлиять на гормональный баланс, важный для прогресса родов. И конечно, если вы видите, что какие-то из этих пунктов относятся к вам, необходимо обсудить их с партнером и участниками группы поддержки.

Страх неудач

Этот страх тесно связан с потребностью все контролировать. Страх не справиться – самая распространенная мотивация, формирующая как сознательное, так и бессознательное поведение большинства. Типичная реакция на страх неудачи в любой сфере нашей жизни – это предвидеть возможную «провальную ситуацию» и всеми силами избегать ее; не завышать свои ожидания, чтобы избежать стыда в случае провала; не прилагать слишком больших усилий к достижению цели – это всегда позволяет нам сделать хорошую мину при плохой игре и объяснить, что мы просто «плохо подготовились»; хорошо работает также психологическая защита «это не моя ответственность», либо «это вопрос везения»; часто встречается гиперконтроль любого, даже самого мелкого, обстоятельства; и, конечно же, прокрастинация. Страх не справиться – это «сильная и деструктивная тревожность… Личность человека так сильно вовлечена в процесс, что любой намек на неудачу равносилен для этого человека разрушению своего „я“», считает психотерапевт Стивен Джонсон[183].

В послеродовом периоде страх неудач (или страх, что нас воспримут как неудачниц) часто становится причиной нежелания говорить о своих страхах или активно искать практическую помощь и эмоциональную поддержку. К несчастью, тревожность и страх неудач – близкие друзья, и оба «друга» часто родом из стремления к перфекционизму.

Проблема страха неудач особенно остро стоит в контексте современной культуры родов, где женщин учат особенно ни на что не рассчитывать, чтобы не разочаровываться и не чувствовать себя неудачницами, если не удалось родить естественно. И, конечно, в системе, которая подрывает доверие к телу женщины и к ее способности родить, в которой сложно получить условия, необходимые для нормальных родов, и кроется причина неудач. В системе, а не в конкретной женщине.

Тем не менее, если вы настроены на нормальные роды, но страх неудач – это ваша тема, вам, без сомнения, нужна глубокая психологическая работа. Анализируя другие сферы своей жизни, вы, возможно, распознаете механизм, который помогает вам избежать стыда, связанного со страхом неудач. Подумайте, как этот механизм может проявиться в вашем выборе места родов и специалистов. А как он проявится на сильных схватках? Как повлияет на ваше материнство? И что нужно вам, чтобы изменить свою историю?

Изменение семейных отношений

Когда сначала открывается шейка, а потом родовые пути и рождается ребенок, одновременно открывается и новый мир (особенно с первым малышом) – рождается мать, появляются отец, дедушки и бабушки, братья и сестры, тети, дяди… возникают новые семейные связи, жизнь меняется.

Шейка – часть вашей матки, которая защищает, питает. Во время беременности шейка работает, если хотите, и в прямом, и в переносном смысле как хранитель вашего малыша. Она крепко-накрепко закрыта, чтобы малыш был в безопасности, был отделен от внешней среды. Но в конце концов самым безопасным для малыша становится необходимость родиться. Поэтому в родах матка как хранитель малыша должна открыться.

Многим женщинам сложно расслабиться и «отпустить» свою шейку, именно потому что так они отпускают ребенка в наш мир. Если женщина психологически сопротивляется грядущим изменениям в ее мире и в структуре семьи, если она страшится их, это может вызвать физическое сопротивление и затормозить раскрытие шейки.

Часто при рождении вторых и последующих детей я видела, как замедлившиеся было роды возобновлялись, когда женщина признавала, что горюет о неизбежных переменах в отношениях со старшими детьми, и давала своим чувствам выход. «Перед тем, как я действительно смогла отпустить себя во вторых родах, – вспоминает Джоан, – мне было нужно пойти к первой дочке, Мие, вдохнуть ее запах и поплакать о нашей особенной связи. Ох, я так плакала! И после этого все началось – и наш дорогой новенький малыш родился!»

На роды других женщин может влиять беспокойство об отношениях с партнером. Готовы ли вы к этим изменениям? А может быть, ваша готовность снижена из-за каких-то практических обстоятельств, психологических проблем или особенностей ваших отношений с окружающими?

Беременность – хорошее время, чтобы реально взглянуть на свои планы, подготовку и грядущие перемены. Доступна ли (и будет ли доступна) какая-либо поддержка? Не нужен ли серьезный разговор с партнером, с родными или с друзьями?

Амбивалентность поджидает нас в каждом жизненном событии – часто нам нужно отпустить прошлое и открыться будущему, и все это одновременно. Мы часто «хотим, но боимся» и потому сопротивляемся переменам, одновременно стремясь к ним. И, конечно, можно ожидать амбивалентных чувств в преддверии такого важного события, как появление ребенка. Потому что для большинства опыт материнства ни хороший, ни плохой – в нем и то и другое.

Но если амбивалентные чувства вполне ожидаемы, для некоторых женщин это очень сильные чувства, надолго меняющие жизнь. В родах могут проявиться нерешенные амбивалентные «тупики». Вот как описывает такой «тупик» в родах своей лучшей подруги студентка акушерской школы: «Какая-то часть Эми хотела оставить малышку внутри. Потому что после рождения дочки Эми получала новую идентичность не только как мать, но и как мачеха, жена, а еще она переезжала из Мельбурна в Брисбен. Конечно, она нервничала, и чувства ее были амбивалентными: еще бы, такие огромные перемены! И мы обе очень грустили о расставании – ведь пятнадцать лет мы были неразлучны. И я спрашиваю себя, не сказалось ли все это на ее длинных непростых родах?»

Амбивалентность чаще всего проявляется в такие моменты родов, которые требуют максимальной включенности женщины, – в самом начале родов, при наступлении активной фазы, переход к потугам и, наконец, при рождении ребенка. Такая включенность означает способность покориться процессу родов. Для этого нужно доверие – к себе, к своему телу, к малышу, к своим отношениям, к изменениям в своей жизни. Но каждый из этих пунктов может быть источником амбивалентности. Если мы оставим амбивалентные чувства непроработанными, то в родах можем застрять на стадиях максимальной включенности. Застрять до такой степени, что вмешательства могут показаться (или оказаться) необходимыми. Однако поддержка в работе со скрытыми чувствами может помочь; такая работа способствует прогрессу (в том числе и в родах).

Много лет назад Леони на целый час «застряла» в родах – физически тяжелый «тупик», сильные ощущения безо всякого прогресса. Это произошло на стадии перехода от первого периода родов ко второму, и причиной тупика стала передняя губа шейки – идеальное физическое воплощение амбивалентности, если оно вообще существует. Шейка почти полностью открылась и была готова выпустить малыша в родовые пути, что, как вы понимаете, означало: малыш практически у Леони на руках – то есть ее тело говорило да. Но губа шейки не пускала малыша – так что ее тело одновременно говорило нет. «Какие неразрешенные амбивалентные чувства, какие страхи сейчас проявляет ее тело?» – думала я.

Леони меняла позиции, чтобы сдвинуть дело с мертвой точки, использовала дыхательные техники, которые сдерживали желание тужиться, ведь малыш упирался головой в отекшую шейку. А вышли мы из этого тупика, когда я попросила ее назвать все страхи, которые мешали ей отпустить малышку.

Тогда на пике фрустрации она огорошила ничего не подозревающего партнера: «Это все гребаные деньги!», – выплюнула она ему в лицо. Она продолжала, и совершенно обалдевший партнер услышал, что она переживает, что зарабатывает больше, чем он, и она не знает, как они теперь будут, когда она не работает, и она хочет еще детей!

Эти тайные чувства были новостью для партнера. Но он прекрасно справился с ситуацией, уверив Леони, что сейчас ей не стоит волноваться, ведь он все обдумал и у него есть план. На этом месте Леони разрыдалась в его объятиях, и через несколько схваток губа ушла, и показалась головка ребенка. А еще несколько потуг спустя замечательная девочка выскользнула прямо в руки к своему папе.

В моем понимании катартическое высвобождение чувств и сменившее его чувства безопасности, созданное ее партнером, у которого был «план», – все это помогло гормонам родов и телу Леони выполнить свою работу.

Я так и не узнала, действительно ли у ее партнера был «план», но в тот момент это прекрасно сработало.

Конечно, из этого физического «тупика» можно было выбраться с помощью эпидуральной анестезии, которая убрала бы желание тужиться. Однако эпидуральная анестезия не только могла бы привести к эпидуральному каскаду, но и не допустила бы катартического высвобождения чувств, скрытых страхов, и, возможно, напряжение в паре сохранилось бы и в послеродовом периоде.

Но насколько лучше было бы проработать это все до родов!

Работа патронажных сестер – это помощь мамам и малышам после выписки из госпиталя. Она продолжается и после окончания послеродового периода. Многие сестры говорят мне, что у них чувство, будто они собирают по кусочкам разбитую систему родовспоможения. Они видят, как трудно молодым мамам приспособиться к новым для них запросам материнства. Они видят особенности структуры, социальное давление и социальную изоляцию. Все это усиливает тот стресс, который часто сопровождает привыкание к новым для женщины условиям послеродового периода.

Безотносительно к последствиям негативного опыта родов патронажные сестры отмечают, что многие женщины испытывают трудности, так как до родов их не мотивировали решать психологические задачи беременности.

В эти задачи входит начало формирования связи с ребенком (то есть важно научиться слушать реального малыша, который живет в матке, говорить с ним, узнавать его привычки и особенности, а не представлять себе воображаемого «идеального» младенца), важно также видеть других малышей, быть с ними рядом, чтобы получить представление об уходе за ребенком, его развитии, грудном вскармливании; признать грядущие перемены самоидентичности, которые неизбежно принесет с собой материнство (например, переход от статуса независимой работающей женщины к современным реалиям «мамы дома»); признание и подготовка ко всем неизбежным и необходимым приспособительным изменениям в паре, которые приходят с родительством (включая договоренности, как будут распределяться родительские обязанности, родительская ответственность) и обустройство своей деревни, чтобы, когда родится малыш, вы могли получить и практическую, и эмоциональную поддержку.

Как мы видим, эти нерешенные психологические задачи беременности, которые многие патронажные сестры считают причиной проблем в послеродовом периоде, во многом совпадают с точками нашей ежедневной уязвимости, о которой мы уже говорили и которая влияет на роды. Безусловно, концепция необходимости подготовительной психологической работы во время беременности принята не только специалистами, работающими с женщиной в послеродовом периоде. Акушерки тоже всегда это понимали. О важности поддержки беременных женщин с помощью эмоциональной подготовки говорят и результаты современных исследований.

«Я слышала, что раньше частью акушерства была глубокая психотерапия, чтобы женщина могла почувствовать свои глубокие страхи и пройти через них, – пишет Маха аль Муса, ведущая курсов подготовки к родам. – Акушерка помогала женщине почувствовать и, таким образом, трансформировать все препятствия на пути потока жизненной силы, откуда родом мы все»[184]. Иначе говоря, акушерка помогала женщине идентифицировать, что именно может помешать эволюционному регрессу.

От такой работы выиграют и роды, и (как скажут вам патронажные сестры) послеродовой период.

Подготовка к родам – многозадачный процесс. Моя работа дала мне глубокое понимание о сложном взаимодействии в родах тела и разума. Сведения о женщине – ее ожиданиях, надеждах, страхах, проблемах, отношениях, ее история – все это ведет нас к пониманию эмоциональной природы этого взаимодействия. Чтобы как можно лучше поддерживать роженицу, мы должны спросить, кто она? Что она приносит в свои роды? Как встречает ее культура родов? Какие ее страхи повлияют на роды? Какие жизненные обстоятельства могут привести к амбивалентности по мере приближения к родам?