(Не) мой наследник

Глава 1

Злата.

Никитушка бессильно роняет голову на мое плечо, пока я бегу по мраморному полу длинного коридора. Сердце гулко стучит в висках, по спине градом катится пот… Убегать от охраны с ребенком на руках так себе развлечение… Тихий звук моих шагов эхом отражается от стен, а потом в него вплетается цоканье каблуков.

– Стойте, женщина! Остановитесь!

А вот и женушка пожаловала. И не подумаю! Пусть стреляет в меня, если хочет, но я добьюсь своего – поговорю с Гончаровым. Да и на таких ходулях ей меня не догнать.

– Женщина! – Габи нагоняет меня возле двери его кабинета. – Что вам нужно от моего мужа? Вы… Вы попрошайка? Думаете самая умная? Тут таких столько ходит… Ах, это вы? Злата, кажется? – произносит, словно я незнакомка.

– Вам лучше отойти, – цежу сквозь зубы. – Я все равно войду.

– Давайте я вам денег дам? Сколько? – расстегивает сумочку и роется в ней. Черт, как же унизительно…

Сейчас я точно похожа на бродяжку – бледная и изможденная от бессонных ночей, растрепанная, мятая. Плевать… Я должна увидеть Никиту.

– Отойди, – хриплю, теряя терпение. – Или я за себя не отвечаю.

Фифа недовольно поджимает губы и толкает дверь, входя первой. Неуверенно следую в просторный светлый кабинет, прижимая горячую голову сына к плечу. Его частое прерывистое дыхание обжигает висок, пробуждая неуправляемую тревогу. Меня трясет! Волнение за Никитушку скручивает внутренности, перед глазами двоится. Ничего не могу с собой поделать, а уж сдержать истерику… Если и Никита-старший меня выгонит, я выплесну ее на них… Мало не покажется!

– Ники, дорогой, тут эта женщина пришла, как ее… Злата. Охрана ее не пускала, но она пролезла под турникетом. И я не смогла ее остановить, – вымученно произносит темноволосая красотка, цокая на каблуках как кобыла. – Хочешь, я вызову полицию или…

– Выйди, Габи, – командует Никита, появляясь из смежного помещения.

Я и не заметила, как он сильно изменился… Возмужал, раздался в плечах. А его цепкий и холодный взгляд когда-то казался мне самым ласковым на свете.

– Что значит выйди? Ники, ты…

– Выйди, Габи! Не заставляй меня применять силу!

Габи фыркает что-то невразумительное и с шумом хлопает дверью, оставляя нас одних.

Мне бы сразу перейти к делу, но я молчу, связанная по рукам и ногам чудовищной тревогой за сынишку. Никитушка хнычет и трет глаза, бессильно приваливается к моей груди и постанывает. Надо возвращаться в больницу… Я и так отпросилась у лечащего врача лишь на час.

– Какими судьбами, Злата? – Никита опускает ладони в карманы брюк и лениво прохаживается вдоль стены.

– Помоги моему сыну. Он тяжело болен. Нужна дорогостоящая операция за рубежом.

Никита подходит ближе. Смотрит на сына, а потом произносит:

– А почему ты пришла ко мне? Как же твой муж? И влиятельный папа?

Чудовищный цинизм… Он думает, я прямо сейчас начну ему все о них рассказывать? Стоя на дрожащих от усталости ногах, с больным ребенком на руках и мокрой от пота рубашке?

– Я поняла… – шепчу и срываюсь с места, чтобы скорее покинуть его проклятый кабинет.

– Стоять! – Никита часто дышит, переводя взгляд с сына на меня. – Его зовут Никита.

– Да.

– Почему?

– Назвала в честь отца. Он твой сын, Гончаров.

Никита.

Габи спускается по ступенькам крыльца, тихонько чертыхаясь и проклиная «ужасную варварскую страну, ее законы и суровую зиму». Ну где она суровая? Обычная теплая зима на черноморском побережье.

– Осторожно, Габриела, держись за меня, – протягиваю жене руку, злясь на вечерние пробки и дурацкий губернский бал, на котором нам «кровь из носа» надо быть.

– Ники, мы здесь уже месяц! Когда кончится это мучение? Ты погостил у мамы, повидал брата, пора возвращаться в Лос-Анджелес.

– Я сам решу, когда возвращаться, Габи.

Щелкаю брелоком и распахиваю перед женой переднюю пассажирскую дверь. Сажусь за руль, почувствовав, как некстати вибрирует в кармане телефон. Наверняка опять журналисты со своими извечными: «Как вам удалось добиться такого успеха?». Или «Вы один из самых успешных предпринимателей на побережье? Почему вы вернулись домой?».

– Да, – рявкаю, намереваясь послать назойливого писаку на три буквы.

– Здравствуйте, вы Никита Федорович Гончаров? Это воспитатель из детского сада.

– Да, я Гончаров, только вы ошиблись, у меня нет детей. До сви…

– Постойте, пожалуйста. Не кладите трубку. Я не знаю, что мне делать с Никитушкой. Злате Леонидовне я дозвониться не могу, а ее бабушка лежит в кардиологии. Не могу же я мальчика домой забрать? А ваш номер Злата оставила для экстренных случаев.

Крепко зажмуриваюсь, стремясь изгнать наваждение и… Не могу. Воспоминания обрушиваются, как лавина. Я шесть лет пахал как проклятый, на минуту боясь остаться наедине с собой, топил боль расставания сначала в водке, а потом в работе… Думал, что справился. А сейчас против воли перед глазами всплывает образ Златы: карие глаза-вишни, длинные мягкие волосы, тихий голос, шепчущий признания… Стоп! Черт бы побрал эту девку!

– А Злата часто пропадает? Почему вы не можете ей дозвониться?

– Кто там звонит, Ники? – подает голос Габи. – Это мошенники. Брось трубку и поехали танцевать. Зря я, что ли, мучаюсь на каблуках?

– Помолчи, Габи! – рычу, зажимая динамик ладонью. – Сейчас я вызову тебе такси.

– Что?!

– Скажите, а как давно Злата оставила мой номер телефона? Я же не отсюда и…

– Месяц назад.

Я ровно столько и нахожусь дома… О моем приезде кричали из каждого утюга, неудивительно, что она узнала… И все равно непонятно – почему я?

– Говорите адрес детского сада, я сейчас подъеду.

– Какого сада, Ники? Ты издеваешься? Ты готов ринуться на помощь чужому ребёнку, а просьбы родной жены для тебя…

У Габи есть удивительное свойство – доводить меня до ручки. Вот успокоить – ни фига.

– Возвращайся в офис и жди такси. Я все сказал.

– Адрес повторите.

– Так садик «Росинка» на Гагарина. Я вас буду на улице ждать.

Не могу описать словами, что сейчас со мной происходит… Почему я, а не Мирон – муж? Или влиятельный папаша Белоцерковский? Куда она пропала, черт возьми, и почему забыла забрать ребенка из сада? И куда его девать, этого мальчика?

Возле темной калитки меня ждет женщина с маленьким мальчиком на руках.

– Вы Никита Федорович? Держите Никитушку.

Мальчишка смотрит на меня таким доверчивым взглядом, словно я ангел во плоти. Светленький, большеглазый, он спокойно идет ко мне и обнимает прохладными ручками шею.

– Куда тебя девать, малец? Не боишься меня?

– Нет. А где мама?

– Мне тоже очень интересно, где она… шляется.

Усаживаю мальчика на заднее сиденье и кое-как пристегиваю – детских кресел у меня отродясь не водилось. На мое счастье, Габи чайлдфри.

Запускаю двигатель машины и звоню начальнику отдела службы безопасности:

– Костя, надо найти человека. Злата Белоцерковская или… Черт, я не знаю, какая у нее сейчас фамилия.

– Шеф, вы успокойтесь. Сегодня в городе митинг был, может загребли случайно?Таких случаев полно. И маринуют сейчас где-то на участке.

– А почему митинг?

– Против стихийной застройки на побережье. Я вас понял. Поищем женщину. Оборачиваюсь к испуганному мальчонке и произношу:

– Ты кушать хочешь?

– Дя.

– Ну, поедем домой.

Глава 2

Злата.

– Мамоська, этот дядя мой папа? – спрашивает Никитушка, тыча пальчиком в экран телевизора.

– Нет, сыночек, – всхлипываю и отворачиваюсь.

Не хочу на него смотреть… Отворачиваюсь, стараясь скрыть слезы, но любопытство одерживает верх… Беру сына на руки и смотрю на проклятый экран во все глаза. Никита не тот, кем я его помнила… Высокий, широкоплечий, модный… И девушка возле него под стать – эффектная и нарядная. А еще счастливая, судя по широкой улыбке, не сходящей с ее лица.

– А посему ты тогда пласись? – обнимает меня Никитка прохладными ладошками.

– Это мамин начальник, сынок. Этот дядя… Он открывает фирму и просит мамин ансамбль организовать концерт в честь открытия. Только он не знает, что ансамбль мой.

"Да, малыш, он твой папа, который сбежал, спасая шкуру и не пожелал меня выслушать. А теперь мы не нужны ему… Он вернулся – успешный и богатый, а нам нет места в его жизни".

– А сто такое филма?

– Ну… Это такая работа.

Вот черт дернул Гончарова вернуться! Зачем? Почему нельзя было остаться в Америке и перевезти родных туда? Устроить брата в университете и обеспечить матери достойную старость? Там, а не здесь? Меня трясет от обиды и негодования. Ничего не могу поделать с эмоциями. А если увижу его вблизи – упаду в обморок! Неужели, Гончаров не мог выписать из Москвы крутую музыкальную группу? Да какой там из Москвы! Судя по его напомаженному важному виду ему по карману выписать Мадонну. Наверное, оценить уровень местного ансамбля захотела девица рядом с ним – кто она? Невеста или уже жена? А детки интересно есть?

– Мамуя, поехали сколее, мы опоздаем в садик, – вырывает меня из задумчивости голосок Никитушки.

– Конечно, сыночек. Едем скорее.

С некоторых пор мы живем вместе с бабулей. Отца посадили шесть лет назад по статье о мошенничестве. Все имущество конфисковали. У меня до сих пор перед глазами стоит страшная картинка: папу уводят в наручниках, а дом переворачивают вверх дном какие-то люди. Берут вещи, прячут по карманам ценности, роются в шкафах. Никогда не прощу Гончарова, что он меня оставил тогда… Никогда. Трусливо сбежал, спасая свою шкуру! Ненавижу его! Трижды ненавижу. А после того как я почувствовала, что беременна… Меня тогда чуть не поглотило отчаяние. Я и об аборте думала. Слава богу, что бабуля отговорила меня от этой глупости. Николетта уехала к маме на остров, а я осталась с бабулей. Нам было очень тяжело жить вдвоем. На бабулину пенсию не очень-то разгуляешься… Я тогда думала, что поездка в европейский пансионат была не такой уж плохой идеей…

Везу Никитушку в маршрутке, зябко кутаясь в прошлогоднюю куртку. Ничего, еще сезон прохожу, а уж на следующий год куплю новую. Зато сыночку мы с бабулей справили хорошую тепленькую курточку. А от проведения концерта я откажусь… Найду причину или заменю себя кем-то. Не желаю видеть этого предателя! Он не заслужил моего сына, не заслужил! Сглатываю слезы и выхожу на остановке. Зачем только бабуля записала его телефон воспитателям для экстренной связи? Знали бы вы, как я ее ругала! Я рассказала про то, что Никита вернулся, а она сделала по-своему. Вот зачем воспитателю вздумается звонить моему бывшему? Я всегда на связи, да и бабуля тоже… Правда сейчас она лежит в кардиологическом отделении и проходит профилактическое лечение. Вы не представляете, как я ценю ее. Если с ней что-нибудь случится, я сразу умру!

– Привет, бабулечка, как ты? – звоню бабуле, выходя из садика. – Как твое самочувствие?

– Хорошо, Золотко. Ты сейчас в дом творчества?

– Туда. Мне же надо что-то решать с этим злосчастным концертом? – фыркаю в ответ, добавляя шаг. Вдали виднеются какие-то скопления людей. Они кричат и несут над головой плакаты.

– Надо выступить, внучка. На совесть. Пусть он тебя увидит, дочка. Может, и екнет сердечко? Нехорошо это, что Никитушка растет без папы.

– Перестань, бабуль. Он не заслужил Никитушку. К тому же он женат. Наверняка и дети есть. Бабуль, на центральном проспекте какое-то сборище. Ума не приложу, зачем столько народу куда-то идет?

– Перейди на другую сторону, будь осторожна. Соседки по палате говорили, что в городе планируются митинги.

– А как я перейду? Они возле входа в ДДТ стоят. Мне по-любому надо прорваться.

Иду напролом, а потом чувствую, как на плечо опускается тяжёлая резиновая дубинка. Телефон выпадает из рук и разбивается вдребезги. Чужие руки скручивают меня, на запястьях захлопываются наручники… Меня толкают в полицейский бобик, забитый под завязку другими людьми…

Глава 3

Никита.

Поедем домой… Легко сказать… Что я буду делать с чужим мальчиком дома? Да и сейчас? Я купил небольшой дом-шале в горах, ехать туда не менее сорока минут. Правда Габи была против столь неосмотрительной покупки – зачем тратиться, если мы собираемся возвращаться в Америку? Наверное, пацану станет скучно в дороге? Или его укачает на горном серпантине? Или…

– Никита, может, тебе мультики поставить? – смотрю на мальчишку в зеркало заднего вида.

– А какие у вас есть? Вообсе-то мама мне не лазлисает долго их смотлеть, – деловито отвечает он, поерзав на месте. – А нам далеко ехать?

– Вообще-то, да. Я живу в горах, отсюда довольно далеко. И я не хочу, чтобы тебе стало скучно. Так что? Есть варианты? Признаться, я не силен в мультфильмах.

– А у вас нет детей?

– Нет. Ну… ты мне скажи про кого мультик, я постараюсь разобраться.

– Про тлех богатылей и коня. Знаете такой?

– Давай я телефон прикреплю, чтобы тебе удобно было.

Перехожу на задний ряд и ищу в ютубе мультик. Листаю дрожащими пальцами варианты в поисковой строке, испытывая необъяснимое чувство. Ребёнок Златы сидит в моей машине, а я вдруг стал ее доверенным лицом…

– Оно, оно! Тли богатыля и самаханская цалица! Мой любимый! Вклюсяй.

– Отлично, Никита. Устраивайся поудобнее и наслаждайся просмотром. Если захочешь в туалет или тебя укачает, говори.

– Холосо.

Разворачиваюсь и отъезжаю от детского сада. Что мне делать с ребенком дома? И где, черт возьми, Злата? Не хочу превращаться в бабку-сплетницу и расспрашивать мальчишку о папе и дедушке. Ребенок ни при чем… Он не виноват, что у его матери оказались более важные дела, чем он…

Выезжаю из города на горную дорогу, ведущую к поселку, и звоню нашей домоправительнице Зинаиде Петровне. Ее так прозвала Габриэла. Женщина старой закалки, строгая, чистоплотная, жена бывшего военного – лучше помощницы не сыскать.

– Зинаида Петровна, приготовьте комнату, у нас сегодня ночует гость.

– Хм… В детской стелить, Никита Федорович?

– Да, наш гость мальчик пяти лет. И я не знаю, чем его кормить? И одежды никакой у меня нет.

– Вы его что, украли? Как это нет одежды? Нужны трусики, носочки чистенькие. Сколько малыш у нас пробудет? – командным тоном приносит она.

– Ох, не знаю. С его мамой что-то произошло. Мы ее… В общем, мы не можем ее найти. Очевидно, с ней случилось что-то нехорошее.

– Значит так, Никита Федорович, – произносит она. – По пути заезжайте в сетевой маркет и купите ребенку все необходимое. Трусы, носки и пару футболок. Остальное я постираю. Насчет ужина не волнуйтесь, я сейчас супчик куриный быстренько организую.

Ну и дела… Я никогда не покупал ребенку одежду. Я и не знаю, что покупать? На что обращать внимание? Цвет, размер, качество? Может, Габи поможет разобраться? Прошу у Никиты телефон «на одну минуточку» и решаюсь позвонить жене, Но тут же на меня обрушивается тонна негодования:

– Ты бросил меня, Ники! Я час стою в пробке по твоей милости!

– Габи, мне надо купить мальчику трусы и носки.

– Что?! Ты повез этого неизвестного ребёнка к нам домой?

– А что ты прикажешь мне делать? Бросить его на улице? Как ты можешь, Габи? У тебя есть хоть что-то… Хоть…

– Договаривай, Ники. Я ненавижу детей, ясно? Ты знал, когда женился. Делай что хочешь, Ники. Ты взрослый мальчик, сам разберешься! А я… Переночую в гостинице.

Кажется, Никита все слышал… Пацан втягивает голову в плечи и как-то странно скукоживается. Я и сам готов провалиться под землю от стыда… Это же… кошмар.

– Все нормально, Никита. Сейчас мы заедем в магазин и все тебе купим. Какие ты любишь игрушки? – смотрю в зеркало заднего вида, встречая его испуганный взгляд. – Никита, ты мой гость и я тебе рад, ясно?

– Ясно, – тихонько отвечает он.

Паркуюсь возле большого магазина на развилке. Расстегиваю ремень безопасности и освобождаю мальчика.

– А как тебя мама называет? – вдруг спрашиваю я, сжимая его прохладную маленькую ладошку.

– Никитушка, – отвечает он, а я сжимаю зубы от лавины необъяснимых чувств. Почему Злата назвала сына Мирона моим именем? И где он, черт возьми? И где Злата?

– Ну идем, Никитушка.

Покупаю пацану две пары трусов, носков и нательных футболок, одну пижаму с машинками, книги, раскраски, кое-что из игрушек.

Домой мы добираемся без происшествий. Въезжаю во двор через ворота и беру Никиту на руки.

– А она меня не выгонит? – опасливо произносит он, имея в виду Габи.

– Нет, я ей не разрешу этого делать, не бойся.

– Кто это у нас тут? – суетится Зинаида Петровна, встречая нас в прихожей. – Что же вы не сказали, что сыночка привезли, Никита Федорович?

– Я… Эм… – перевожу взгляд на Никиту, не в силах выдавить и слово.

Глава 4

Злата.

– Господи, как же так? Никитушка мой… Сыночек… – слезы против воли льются из глаз. Их так много, что шарф становится мокрым насквозь. Как же меня угораздило так попасть? Говорила бабуля – отойди, перейди на другую сторону, пережди… Нет, я поперлась в самую глубь событий. Остается только сетовать на собственную глупость.

Всхлипываю и опасливо озираюсь по сторонам. На твердых вонючих лавках сидят люди: мужчины, женщины, старики с плакатами. Они уныло вздыхают и поглядывают на меня, как на умалишенную. Женщины остервенело прячут листовки во внутренние карманы курток и сумки, мужчины молчат и вздыхают.

– Да не реви ты! Сколько можно сырость разводить? – выкрикивает дама в красной куртке. – Отпустят нас все равно. Права не имеют задерживать дольше, чем на двое суток.

– Как? На двое суток? – гробовым шепотом выдавливаю я. – Вы не понимаете, у меня сын в детском саду, его некому забрать! Что с ним будет? Никитушка…

– Ничего не случится с твоим сыном, воспитатель домой заберет. На улице же не оставит ребенка, – чуть смягчается другая дама, похожая на училку. – Нас вот могут и до утра промурыжить. Смена поменяется и всю ночь будут допрашивать.

– О боже…

Встаю с места и цепляюсь пальцами за решетки камеры. С силой трясу их, привлекая внимание конвоиров.

– Чего разошлась? На допрос хочешь?

– Да, хочу… Мне домой надо. Я одна воспитываю ребёнка, его некому забрать из детского сада. Пожалуйста… – вою как белуга и трясу холодные прутья.

– Раньше надо было думать, красавица. Когда на несанкционированный митинг против власти шла. А теперь будешь сидеть тут и ждать допроса. А потом суд. И дадут тебе пару годков общего режима.

– Я не ходила на митинг, я работаю в ДДТ, я просто шла на работу! Пожалуйста, дайте мне объяснить.

– Успокойся, девонька, – треплет меня по плечу женщина в красной куртке. – Слезами горю не поможешь. Давай твоим родным позвоним, кто-то же есть у тебя? Или совсем-совсем одна?

– А как мы позвоним? Мой телефон разбился при задержании. Нет, исключено, – категорично мотаю головой. – Бабулечка в больнице, у нее больное сердце. Я не могу так рисковать.

– Девушка, а вы не подумали, что она уже волнуется? – подает голос мужчина со свернутым плакатом в руках. – Вы ей весь день не звонили в больницу.

– И то верно. Но у нас же конфисковали телефоны? Как я…

– Держи, – мужчина расстегивает сапог и вынимает спрятанный простенький телефон. – Только быстро. А то и этот отберут.

Тихонько благодарю пожилого участника митинга и по памяти набираю телефон бабулечки. Уже ночь, но она отвечает мне тотчас.

– Слава богу, Золотко. Я как чувствовала, что тебе не удалось пройти сквозь толпу. Ты где, детка?

– В центральном РОВД, бабуль. Я не знаю, где Никитушка… Я страшно переживаю, – громко всхлипываю. – Наверное, воспитатель его забрала домой.

– Или позвонила Никите.

– Только не это! Какой позор, бабуль. Еще не хватает, чтобы Гончаров подумал обо мне черт те что!

– Никита хороший парень, он нашего Никитушку не обидит.

– Не забывай, как этот добрый парень чуть не подставил папу. Боже мой, это еще не знают, что мой отец сидит. Мне точно впаяют срок! Вот точно!

– Успокойся, внучка. Утром я позвоню Никите и попрошу его помощи. Такой влиятельный человек сможет тебя вызволить.

– Не надо, бабулечка. Мы сами справимся. И без… Без этого самодовольного, важного и напыщенного американского сноба.

– Не справимся. И ты прекрасно знаешь об этом. Ладно, Золотко, держись. Ты только не плачь, я отпрошусь утром у лечащего врача и поеду к Гончарову. Надеюсь, не прогонит.

– Ох, бабуля. Только бы он не забрал нашего Никитушку в Америку!

– Не заберет. Или будет иметь дело со мной!

Глава 5

Никита.

– Ну проходите, Никитки, чего застыли? – улыбается Зинаида Петровна, вытирая руки о фартук.

Никита улыбается и поднимает на меня взгляд. Засмущала его добрая старушка, понимаю. Я и сам стою, как дурак, не в силах уместить в мыслях невзначай брошенную фразу домработницы. Не может он быть моим сыном… Иначе, Злата бы нашла способ сообщить.

«А ты дал ей такую возможность, гордый идиот?», – шепчет внутренний голос.

«Ты удалился из соцсетей, поменял номер телефона, а когда узнал о ее замужестве… Вычеркнул девчонку из памяти и сердца, обозвав предательницей. Хотя сам-то совсем не лучше».

– Давай, Никитушка, я помогу тебе снять курточку и ботинки, – опускаюсь на коленку и протягиваю к пацану руки.

– А мама учит меня самому лаздеваться. И я умею, – поджимает он губки.

Пытаюсь найти в мальчишке свои черты и… Черт, боюсь. Боюсь найти их и захлебнуться в вине – чудовищной и горькой, как яд. Потому просто отворачиваюсь и спешу подняться.

– Какой ты молодец. Ну, давай сам.

– Умничка какая. А как твою маму зовут? – Зинаида Петровна забирает вещи из рук Никитки и берет его за руку.

– Злата. А еще у меня есть бабуська Ила.

– Баба Ира? А я баба Зина, запомнил?

– Дя.

– Никита-старший, помой мальчику руки и давайте-ка за стол, – командует прозорливая домоправительница. – Вас ждет куриный суп-лапша с вареными перепелиными яичками.

Мою Никитушке руки, ловя себя на мысли, что уже привык называть его только так… Никитушка. Неужели, мой? И почему безопасник до сих пор молчит? Где, черт возьми, Злата?

– Никита Федорович, да расслабьтесь вы, – угадывает мое настроение Зинаида Петровна. – Мальчонка замечательный. Жалко, что его может напугать эта… Ваша жена.

Мда… Нетрудно догадаться, что Зинаида Петровна недолюбливает Габриэлу…

– Она изъявила желание переночевать в гостинице, пока у нас гости, – добавляю, помогая Никитке сесть за стол. Маленький мальчик забавно смотрится за огромным деревянным столом. Как и в моем холодном, вылизанном доме.

Мы едим с удовольствием. Отмечаю, что у мальчонки хороший аппетит. Он старательно пережевывает хлеб и смешно вылавливает из тарелки перепелиные яйца.

– Какая умница, – по-матерински складывает на груди руки Зинаида Петровна. – Кто все съел, получит шоколадный кекс. Баба Зина успела в мультиварке испечь. А потом Никитка наш покупается и спатки пойдет, да? Как тебя мама укладывает? Песенки поет?

– Да, моя мама класиво поет. И сказки лассказывает лазные. Только я… – пацан надувается и трет глазки. Наверное, соскучился по Злате или что-то вспомнил.

– Ты чего, Никитушка? Расстроился? – отставляю тарелку и подхожу к мальчугану.

– Я один спать боюсь. Мы с мамой спим вместе, в одной кловати. Мозно ты со мной лязыс? – доверчиво протягивает малыш.

И смотрит на меня, как на героя. Рыцаря, как минимум или самого лучшего папу на свете. И этот его взгляд бьет в сердце, как острый клинок. Оглушительная и жгучая боль новой порцией разливается в душе. Наверное, хорошо, что я вернулся домой? Вот ведь до последнего сомневался… И долго велся на увещевания Габи. А потом мама заболела… Да так сильно, что я не смог не поехать. Наверное, вы догадались, что у мамы не сложились отношения с моей женой? И почему меня устраивала Габи в Америке? Наверное, потому что там я не жил – работал сутками, ел фастфуд и не отлипал от монитора.

– Ну что, Никитушки, поели? – вырывает из задумчивости голос Зинаиды Петровны. – Давайте-ка чайку и в теплую ванну. Никита Федорович, покупаешь сы… мальчика?

– Вы правда думаете, он на меня похож? Не может этого быть, – шиплю, закрывая рот ладонью. – Злата была замужем. Возможно, она развелась. Просто Никита не помнит папу, вот и все. Давайте не будем делать преждевременных выводов.

– Да ну вас, Никита Федорович. Я много на веку повидала, так вот: мужчины все такие тугодумы. Вот как вы… Идите покупайте сыночка.

Зинаида Петровна гладит новые вещи Никитушки горячим утюгом и приносит их в ванную комнату. Вытираю головку пацана и переодеваю его в пижаму.

– Нравится? – треплю светлую челку.

– Да. А мама лазлисыт мне взять ее домой? И где мама?

– Конечно, разрешит. Я обещаю, что ее найду. Веришь?

– Дя. Посмотлим пелед сном мультик? А ты точно от меня ночью не уйдес? Я тогда буду плакать.

– Я же пообещал. Ну иди, пока мультик с бабой Зиной посмотри, а я искупаюсь.

– Она холосая, как моя баба Ила.

Быстро обмываюсь и возвращаюсь в спальню. Никитушка сидит на руках у Зинаиды Петровны и с интересом смотрит мультик про «Босса-молокососа».

– Давай спать, Никит. А то мама расстроится, когда узнает, что мы до сих пор не спим.

– Давай.

– Спокойной ночи, мои хорошие, – устало поднимается с места пожилая домработница. – Никитка, утром будешь мне помогать готовить завтрак?

– Дя!

Прижимаю голову мальца к груди и жмурюсь от скупых слез. Во мне сейчас столько чувств, что впору захлебнуться. Нежность, умиление, радость… Неужели, правда, мой? И я даю им волю – непрошенным чувствам к мальчику. Пью их жадно и открываю сердце, наглухо закрытое от всего человеческого. Разве я счастлив? Да, я добился всего, к чему стремился, но… В груди безбожно щемит от волнения за Злату. Вот где ее носит? Я завтра узнаю, весь город подниму на уши, но ее найду…

Глава 6

Никита.

Утро любопытно заглядывает в спальню. Красноватые зимние лучи ползут по стенам, полу и нашим с Никитушкой лицам. Он тихонько сопит, а я тянусь под подушку, чтобы отключить будильник. Работу, конечно, никто не отменял, но и одного пацана я оставлять не хочу. Может, свозить его в Сочинский Дендрарий или цирк? Или парк аттракционов? Так, Никита, стоп… Кажется, ты заигрался в папашу. Скоро Злата найдется и навсегда заберет сына. И я больше не увижу его… Ерзаю, стремясь избавиться от неприятных мыслей, и освобождаю руку от лежащей на ней детской головы. Накрываю Никитку одеялом и тихонько иду в ванную. Странно, что он совсем не мешал мне спать. Прижимался доверчиво и обнимал прохладной ладошкой. Иногда всхлипывал и что-то бессвязно бормотал.

– Никита Федорович, извините, к вам пришли.

Зинаида Петровна ждет меня в комнате по стойке смирно. Вытираю волосы полотенцем и поправляю одежду, бросая взгляд на спящего мальчика.

– Габи явилась?

– Нет, бабушка нашего… Никитушки за ним приехала, – с нескрываемой скорбью в голосе протягивает она.

– Ирина Максимовна? Сейчас выйду. Предложите пока чаю или кофе.

– Слушаюсь.

Вот и все, Никитка. Закончилось наше неожиданное и приятное знакомство. Вешаю полотенце на батарею и иду в гостиную, к ожидающей меня гостье.

– Здравствуйте, Ирина Максимовна, как поживаете?

– Ой, Никита, живу потихоньку, хлеб жую да таблетки ем, – отмахивается она. – Ты извини, что я так заявилась. Мне твой адрес в фирме дали. Я так и знала, что воспитатели тебе позвонят. Это было моей идеей оставить твой номер телефона для экстренного случая. Златка была не в курсе. Ты уж нас извини… – мнется она, прижимая сумочку к груди.

– Я слышал, Злата была замужем?

– Простите, что отвлекаю, – вмешивается Зинаида Петровна. – Сырников горяченьких, Ирина Максимовна? Никита Федорович, давайте покушаем, а? Что я, зря готовила?

– С удовольствием, – соглашается Ирина Максимовна. – Признаться, я вторую неделю лежу в больнице, не до разносолов. Так что от домашней еды не откажусь. А Злата… Что Злата? Была замужем за Мироном Мирончуком, да… Было дело. Развелись, когда Никитушке было два месяца.

«Вот так, значит… Была замужем. Открыла сердце кому-то другому и целовала его так же, как меня… И слова любви шептала те же… Господи, Гончаров, ты взрослый мужик, когда уже переболеешь?»

– Мне было несложно. Никитка ваш отличный парень. Он нам вчера все мультики пересказал. А знаете что, Ирина Максимовна? Я займусь поисками Златы, а мальчик пусть остается пока у меня.

– А что ее искать? Она мне ночью звонила. В центральном РОВД Злата моя. Попала под разнос, когда полиция разгоняла митингующих. Она же в ДДТ работает, а те прямо перед входом устроили митинг, кричали, людей зазывали. Я ее предупреждала, чтобы спряталась, не торопилась на работу. Но она…

– Не волнуйтесь, я помогу ей освободиться. Давайте позавтракаем, я отвезу вас в больницу, а потом поеду в РОВД. Зинаида Петровна побудет с Никитушкой.

– А ты женат, Никита? – пристально смотрит на меня Ирина Максимовна. – В смысле… Жена не будет против чужого мальчика в доме?

– Ну что она зверь какой? – нарочито непринужденно улыбаюсь.

Зверь… Габи всю жизнь обижали в школе. Она пережила насмешки и унижения и, наверное, имеет право ненавидеть детей? Хотя разве испытывать такие чудовищные чувства правильно? Им можно найти оправдания?

– Ну и хорошо. Не хочу, чтобы из-за нас у тебя были проблемы.

На языке вертится вопрос про Леонида, но я оставляю его невысказанным… Ежу понятно, что с ним случилась неприятность…

Из спальни доносятся шорохи, а потом и тихий голосок Никитки. Я торопливо отодвигаю стул и следую в комнату.

– Проснулся? А у меня сюрприз, – улыбаюсь и беру пацана на руки.

– Мама наслась?

– Пока только баба Ира.

– Ула! Бабуля!

Никитка освобождается из моих рук и бежит в гостиную, прямиком в объятия Ирины Максимовны.

– Никитушка мой, золотко мое! – женщина прижимает пацана к груди.

– Золотко – это мама, бабуль. А я Никитушка, – деловито поправляет он.

– Ой, прости, внучек. Конечно, ты у нас никакое не золотко, а самый настоящий орел!

– Бабушке нужно возвращаться в больницу. Ты останешься с бабой Зиной? На один денечек? – ласково произносит Зинаида Петровна.

– Да, внучок, побудешь еще в гостях? Тебе понравилось у дяди Никиты?

– Да, он холосый. И баба Зина тозе.

– Ну и отлично, – поднимаюсь с места и потираю руки. – Я переоденусь и поедем, Ирина Максимовна.

Сегодня я увижу Злату… Сейчас отвезу ее бабулю в больницу и поеду ее вызволять. Как гребаный запоздалый рыцарь без страха и упрека…

Никита.

Когда мы остаемся одни, Ирина Максимовна резко сникает. Внутри нее будто ломается стержень или сдувается невидимый шарик, наполненный уверенностью. Подозреваю, что она хотела сказать больше, чем сказала. Но сейчас просто молчит, прижимая к груди сумочку, и смотрит в окно, на пролетающие мимо сосны и лиственницы. Я же чувствую себя последней сволочью… За то, что уехал тогда и не поговорил со Златой, за то, что повелся на сладкие речи Вадима и согласился предать Белоцерковского… Она обязательно бы все это мне высказала, но молчит… Потому что я пообещал вызволить из тюрьмы Злату и позаботился о ее внуке…

Интересно, почему Мирон бросил Злату? Парень из ее компании и ее круга – не чета мне. Вопросы кружатся в голове, как мухи, но я усилием воли заставляю себя смотреть на дорогу и молчать… Ни к чему это все теперь… У каждого из нас своя жизнь. Я женат, да и Злата… Наверняка в ее жизни есть кто-то другой…

«Ага, именно поэтому ее бабушка оставила твой номер телефона, а не какого-то воображаемого козла!».

Чтобы изгнать гнетущую тишину в салоне машины, настраиваю радио. Так мы и доезжаем до города. Паркуюсь на площадке перед больницей и виновато поворачиваюсь к Ирине Максимовне.

– Спасибо, Никита. Ты не держи на мою внучку зла, ладно? – устало добавляет она.

– Я и не думал, Ирина Максимовна.

Ну какое зло, в самом-то деле! Я не вправе ее судить. Да и себя… Что было, то прошло. Сейчас надо думать, как выручить Злату. Меня не было в городе шесть лет, но одному человеку я могу позвонить всегда.

– Привет, Роберт! У меня к тебе дело. Очень важное, – звоню старому другу.

Роберт уже не простой парень из кафе «У Шариповых», с недавнего времени он владелец собственного рыбного ресторана на берегу моря. Важный в городе человек, обладающий нужными связями.

– Здорова, Ник. Ты так и не заехал ко мне, хоть и обещал, – обиженно вздыхает он на том конце провода. – Твоя зазноба против, да?

– Я сегодня же пообедаю с тобой, Роб. Злата в беде. Долгий разговор, но… В общем, ее вчера загребли на площади, приняв за участницу митинга.

Ловлю себя на мысли, что не хочу разговаривать с Габи. Пусть обижается подольше, пока я решу свои дела…

– Кошмар! Заедешь за мной? Какой, говоришь, РОВД?

– Центральный. К ресторану подъехать? Обещаю, потом я с тобой пообедаю и поговорю по душам.

– Не обещай, Ники. Ты сейчас увидишь Злату и забудешь обо всем.

Фыркаю в ответ и разворачиваюсь на проспекте Мира. К ресторану я подъезжаю через полчаса. Жму Роберту руку и еду по нужному адресу.

– Начальник РОВД пару раз ко мне захаживал, так что… Я приготовил конверт, – Роб похлопывает по нагрудному карману.

– Не выдумывай, у меня есть с собой деньги, – перебиваю его я. – Давай положим мои. Не стоит тебе тратиться, это же посторонний тебе человек, а я…

– А тебе, Ник? Посторонняя? – осторожно спрашивает он.

– Не знаю, Роб. Так что, идем? – заглушаю двигатель на парковке возле РОВД.

– Разговаривать буду я. Ты здесь человек чужой, не местный. Мало того, американец. Я договорюсь и уеду, а ты лавры собирай, – важничает Роб.

– Как это лавры? Ты о чем? Я не собираюсь умалять твою роль и…

– Ники, перестань. Злате будет гораздо спокойнее знать, что ее спас ты. Пошли, давай.

Роберт спрашивает у охраны, где сидит начальство. Просит меня подождать в коридоре, но я проявляю недюжинное упрямство и вхожу в кабинет вместе с ним. Ему приходится представить меня – «перспективного бизнесмена и владельца самого удобного приложения в телефоне». Начальник непонимающе хлопает глазами, но конверт берет.

– Вы уж поговорите с ней, Никита Федорович, – басит он, прикрывая деньги бумагами. – Нельзя так себя вести. А еще мать… Она камеру превратила в болото, плакала всю ночь.

– Обещаю, что такого больше никогда не будет, – тараторю, испепеляя начальника взглядом. – Так вы ее…

– Иванченко! – кричит начальник. – Белоцерковскую с вещами на выход.

– А допрос?

– На выход я сказал и бумаги уничтожить. Ждите в коридоре, сейчас вашу девушку приведут, – а это уже бросает нам.

Мы с Робом послушно выполняем просьбу начальника, а через минуту в коридоре появляется она… Сердце замирает на мгновенье, а потом пускается в галоп. Почти не изменилась… Такая же худенькая, хрупкая и беззащитная. И ей по-прежнему отчаянно хочется верить, только одного желания мало… Она вышла замуж, стоило мне уехать. И нет, она не забывала слова любви, Злата поменяла адресата. Слова вроде бы те же, а человек другой, не я… Что они, интересное для нее значили?

– Привет, – здороваемся мы с Робом, подойдя ближе.

– Спасибо… большое, – шепчет она хрипло.

Замечаю распухший от слез нос, глаза, спутанные волосы и пролегшие под глазами тени. Что бы там ни случилась у нас в прошлом, мне ее жалко. Да, я ей искренне сочувствую.

– Поедем отсюда, – опережает меня Роб. Я так и стою, словно кол проглотил и просто на нее пялюсь.

– Спасибо… вам, – снова надрывно шепчет Злата, опуская взгляд. – Никита, а мой сын…

– Он у меня дома, Злата, не волнуйся, – отвечаю, придерживая перед ней дверь. – Воспитательница позвонила.

– Ты прости нас за эту выходку, это бабуля зачем-то твой номер телефона оставила. У нас просто… В общем, мы живем втроем и…

– Злата, тебе не нужно оправдываться, – останавливаю ее я. Отчего-то, я веду себя, как страус. Прячу голову в песок, не желая услышать, как тяжело она живет.

– Ребятки, рад был повидаться, я поехал на работу, – неловко вмешивается Роберт, застегивая молнию куртки. – Я сам доберусь, Ник. А ты довези Злату домой, она устала.

– Спасибо, Роберт, – кивает Злата. – Наверное, сначала надо забрать Никитушку? – поворачивается ко мне.

– Садись. Разберемся, – распахиваю перед ней переднюю пассажирскую дверь, невольно заглянув в глаза… И тут же отворачиваюсь, заметив, как мой жест ее смутил…

Глава 7

Злата.

Никогда не думала, что наша первая встреча произойдет так… Это насмешка судьбы, не иначе! Вы не представляете, сколько раз я воображала, как увижу его! Явлюсь в вечернем платье и взмахну подолом прямо перед его носом. Или того лучше, щелкну по нему! Но вместо этого я сижу на переднем сидении его роскошной машины и… кажется, жутко воняю. Я грязная, уставшая, заплаканная и… жалкая. И у него мой сын.

– Спасибо тебе, Никита, – повторяю и отворачиваюсь. Не хочу, чтобы он на меня смотрел… Надо скорее забирать Никитушку и валить домой, в свой мир, далекий от красивой жизни его папаши.

– Всегда, пожалуйста, Злата. Предлагаю тебе сначала отдохнуть, выспаться, принять душ, переодеться… А за сынишкой ты сможешь и позже приехать. Не волнуйся, он под присмотром. У меня дома живет потрясающая домоправительница.

– И кем она управляет? – протягиваю недоуменно и тотчас осекаюсь: жене Гончарова не подобает самой управляться с хозяйством, для этого есть нанятый персонал. Это я тащу на себе все… А разве Никита виноват в этом? Рожать ребёнка было моим выбором, так и нечего теперь сваливать с больной головы на здоровую.

– Я купил дом в горах, – начинает Никита, выруливая на Курортный проспект. – Он небольшой, но требует постоянного ухода. Вот им и занимается наша баба Зина. Знаешь, как они с Никитушкой поладили?

Что? Он его уже Никитушка зовет? Интересно, сынок сам маму сдал или это опять проделки бабули?

Кручу в руках разбитый телефон, грустя над судьбой и думаю, может, согласиться на предложение Никиты? Никита-младший вряд ли даст мне отдохнуть… Ноги гудят от усталости, кости ломит от поверхностного сна на твердой лавке, да и помыться мне надо!

– Знаешь, Никита, я, пожалуй, соглашусь сначала отдохнуть, а потом поехать к тебе.

– Конечно, Злата, это правильно. Не беспокойся, Никитка будет накормлен и окружен заботой.

– А вы планируете с женой детей? – неожиданно произношу я. Сжимаю край куртки так сильно, что белеют костяшки пальцев. Вот зачем я это спрашиваю? Какое мне дело? Мы расстались, и я не собираюсь вешать заботу о сыне на Никиту.

– Нет, не планируем. Мы в некотором роде чайлдфри. Раньше я еще думал о продолжении рода, а сейчас… Это большая ответственность. Вряд ли я настолько хороший человек, чтобы воспитать другого человека. Да еще и достойно…

– Надо же… – сглатываю и навеки хороню в себе признание о сыне. Если минутой раньше я была готова рассказать о Никитушке, то теперь… Раз семья Гончаровых против детей, так зачем я буду портить идеальную картинку мира тем, что в ней есть ребенок? Не нужен Никитушке такой папа! И его детоненавистница жена тем более! – И жена тоже совсем-совсем не желает детей?

– Нет, не желает, – Никита с силой сжимает руль. Ловлю себя на мысли, что жадно впитываю каждое его слово и движение… Да и изменения во внешности не ускользают от моего внимания – что уж греха таить? Никита раздался в плечах и заматерел. И одевается совсем не как раньше. В памяти невольно всплывает наше лето… Его растянутая футболка и застиранные кеды. Именно так он заявился в гости к моему папе… И я тогда была самой счастливой на свете. Думала, так будет всегда. Глупышка Злата…

Опускаю мимолётный взор на его дорогие ботинки из мягкой кожи и тотчас его отвожу… Как и не было нашего прошлого… И не было этого парня. А вместо него рядом сидит богатый успешный американец… Он ведь всю жизнь стремился к этому.

– Ты бы мог привезти Никиту вечером? Я пока отдохну и приведу себя в порядок.

– Конечно, мог. Но я бы хотел пригласить тебя в гости. Когда тебе еще выпадет возможность побывать у меня в гостях?

«А жена не будет против?», – вертится на языке. Ну какие гости? Нам надо поскорее возвращаться в свои жизни и забыть обо всем, как о страшном сне!

– Не сомневайся, Злата. Никитушка будет доволен, честное слово. А о Габи не беспокойся… Пока у меня гости, она съехала. Я Степку в гости позову. Помнишь моего брата?

– Помню. Ну… хорошо. Если это будет удобно, я приеду. "Куда эта мадам, интересно, съехала?".

– Злата, а где Мирон? – неожиданно произносит Никита. – Ирина Максимовна сказала, что вы были женаты.

«Да, мне пришлось выйти за него, потому что я не хотела рожать ребенка вне брака. А в браке он унижал и бил меня. Я не выдержала, когда Никитушке было два месяца – ушла с огромным фингалом под глазом и больше никогда не возвращалась… А злость он вымещал, потому что я его не любила… Мирон всю беременность упрекал меня за чужого сына».

– Мы развелись. Он тоже оказался, в некотором роде, чайлдфри, – сухо бросаю я. – Только понял это уже после рождения сына.

– Мне очень жаль. Правда, – бросает на меня короткий взгляд Никита. – Вот мой адрес. Если нужна какая-то помощь, звони. – Он протягивает визитку, паркуясь возле подъезда бабули.

– А у меня нет телефона, Никита. Разбился при задержании.

– Даже старого нет? Кнопочного? Ну хотя бы для связи…

– Старый где-то дома есть, не волнуйся. Такси вызвать сумею. Ждите меня в шесть часов, – киваю и выхожу из машины…

Никита.

Я идиот. Высокомерный дурак и жестокий гордец, вот кто я! Вот зачем я сказал Злате эту форменную глупость? У нее потрясающий сынишка. Я и мечтать о таком боюсь, но вместо этого я сказал чушь про чайлдфри. Наверное, в Америке я искренне считал себя таким. Я не хотел детей, потому что рядом не было ее… Вот в чем корень всех бед. Я хотел сделать ей больно. Уколоть за все те чувства, что испытывал, когда она вышла замуж. Помню, как Роберт рассказал мне об этой чертовой свадьбе. И чувства свои помню… Они и сейчас вернулись, как снежная лавина. Обида, боль, гнев, непонимание… За что она так поступила со мной? Целовала и говорила, что любит, а потом спешно вышла замуж за этого напыщенного придурка.

«– Она выходит замуж, Никита. О свадьбе трубит весь город. Странно это все…»

«– Почему, Роб? – с трудом подавляя эмоции, спросил я».

«– Ее папу таскают по допросам. Даже не знаю, удасться ли ему выпутаться из этой ситуации. А у Златы свадьба… Как-то слишком быстро. Может, она…».

«– Мне все равно, Роб. Я здесь и у меня получается закрепиться в одной компании. Мне надо думать о будущем. Я хочу зарабатывать и ни в чем себе не отказывать».

Тогда мои слова были такими… И мои мечты сбылись. Я хорошо зарабатываю. И я крутой стартапер. Моим приложением пользуются миллионы людей по всему миру. Наверное, я многое могу купить… И я счастлив. И мой успех со мной разделила Габриела. Она была рядом, когда я не поднимал головы, сидя над программой. Она носила мне гамбургеры, когда приложение давало сбой и мне приходилось запускать программу снова… А теперь… А теперь я не чувствую, что все это нужно. Да, множество людей сравнивают цены на один и тот же товар, используя мое гребаное приложение, и в глазах матери и брата я умница и человек, добившийся всего, чего хотел, но… Почему всегда есть дурацкое «но»? Ты чего-то не достиг или достиг слишком многого, упуская важные житейские мелочи? Получается, так? Крепко сжимаю руль, съезжая на проспект Мира. Работу никто не отменял, да и Габи… С ней надо поговорить. Какими бы ни были наши отношения сейчас, я не могу делать вид, что ее нет…

В кабинете меня ждет Степка. Брат в этом году закончил факультет программирования и программного обеспечения и ждет с нетерпением моего возвращения в Америку. К большому неудовольствию мамы, между прочим…

– Привет, Ник. Опаздываешь? – важно произносит он, пожимая мне руку. Высокий, широкоплечий, он производит впечатление серьезного парня, а не мальчишки, которого знала Злата. Вот опять я о ней думаю… И о своем обещании позвать брата в гости тоже.

– Степка, ты помнишь Злату? – вместо приветствия произношу я.

– Конечно. А что случилось?

– Так получилось, что я помог ей и ее сыну. Она приедет за ним вечером. Ты не хочешь приехать в гости? Ну… Я пригласил ее и теперь…

– И теперь трусишь? – улыбается Степка. Ясновидец долбанный! – Ее мальчишка у тебя дома? Офигеть!

– Сам не знаю, зачем позвал ее в гости. И таких наговорил глупостей.

– Господи, Ники, глупость – это твое второе имя. Начать можно с того дня, когда ты свалил в Америку без объяснений, а продолжить твоей женитьбой, – закатывает глаза Степка. – Приеду, конечно. А наша миссис ее не выгонит? Где она, кстати?

– Как узнала, что в нашем доме будет ночевать ребёнок, ушла в гостиницу.

– О боже… Лишь бы не вернулась домой вечером. Может, позовем Роберта? Посидим в непринужденной обстановке, поболтаем…

– У нас разные жизни, Степка. Я помог ей и на этом все. Единственное, чем я еще попробую помочь в память о былом – разобраться с ее бывшим мужем. Почему он не участвует в жизни сына и жены? И почему…

– Не лезть к ней, вот, чем ты еще можешь помочь, Ники. Ты упустил Злату, ясно тебе? Уехал и не объяснился. Она вышла замуж, потому что тебя не было рядом. Она ничего не должна тебе и не виновата ни в чем. Ясно тебе!

– Да ясно, чего ты разорался? – вспыхиваю я. Степка стал важный – палец в рот не клади.

– Не береди ее раны, не подчеркивай, какая сейчас между вами пропасть. Она никто, а ты все… Ей и так больно все это видеть. Тогда все было по-другому. Вспомни, каким ты пришел в ее дом, а теперь… Падать с пьедестала очень больно, Ники.

– Какой ты стал умный, я погляжу. Вечером приедешь?

– Конечно. Надо же кому-то следить за твоим языком.

Злата приезжает ровно в шесть вечера. С домашним пирогом на пластиковом подносе, счастливая и домашняя до дрожи в коленках… Никитушка выскакивает навстречу, заслышав шум в прихожей. Обнимает мать за колени и тараторит без умолку:

– Мама, у Никиты такой большой телек. Давай мы тозе купим такой?

– Хорошо, сынок. Никита, возьми пирог. Спасибо за приглашение, – смущенно шепчет она, оглядывая дом. – У тебя очень красивый дом, уютный и стильный. – Добавляет, сбрасывая ботинки и снимая куртку. На ней мягкое вязаное платье, волосы собраны в низкий хвост, на лице нет никакой косметики…

– Проходи, Злата. А вот и мой брат. Посмотри, какой мужчина вырос?

– Здравствуй, Злата. Рад тебя видеть. А что за пирог? – неожиданно спрашивает Степка. Еще хотел следить за моим языком!

– Зебра. Надеюсь, что вышло вкусно.

– Ну, проходи. Я покажу тебе дом, а потом поужинаем, – усмиряя дрожь от волнения, произношу я.

За окном мелькают огни фар подъехавшего такси. Мне не надо гадать, кто вернулся домой… Габи… Она весь день где-то пропадала и сейчас, именно сейчас, решила вернуться! Ну почему сейчас? От досады хочется топнуть ногой, но я делаю вид, что ничего не случилось.

– Упс! – многозначительно произносит Степка.

– Помолчи, – рычу я, завидев в сумраке фигуру жены.

Двери распахиваются и на пороге появляется Габи…

Глава 8

Злата.

Мне бы всучить Гончарову блюдо с пирогом, забрать Никитушку и свалить из его дома, только меня и видели! Но внутри поднимает голову странный протест. Правильно отец говорил: «Ты Белоцерковская!». Почему Никита решил, что у меня все плохо? Спаситель хренов… «А разве у тебя все хорошо, Золотко?», – противным старческим голосом бормочет внутренний голос. А разве нет? Да, Никита разбогател, женился на красивой женщине, обзавелся хорошей машиной и дорогой одеждой, новым загородным домом, а ты-то что? Кем стала ты, Злата? Несчастной матерью-одиночкой, живущей с бабушкой и перебивающейся от зарплаты до зарплаты? Черта с два! Он не будет так обо мне думать! И эта его… фифа тоже.

– Здравствуйте, меня зовут Злата, – произношу, не стесняясь посмотреть фифе в глаза.

– Я Габи. Габриела, – с нескрываемой скукой в голосе произносит она. Сбрасывает сапожки на шпильке и снимает короткую меховую курточку. – Вы уходите?

– Габи, это мои гости, – вмешивается Никита, подходя ближе.

– Я думала, гости были вчера, – цедит она, поджимая пухлые губы.

«Уходи, Злата. Принимай намеки такими, какие они есть», – опять этот проклятый голос!

«Утри этой невоспитанной курице нос!», – кричит другой голос – прежней Златы Белоцерковской, кем я была в прошлом.

– А давайте попьем чаю или кофе, Габи? Я испекла вкусный пирог. Как вы на это смотрите? – улыбаюсь, как дурочка, поглядывая на Никиту и Степку.

– Невестка, ты чего такая… Без настроения. Давай-ка к столу? – лыбится Степан, взмахивая ладонью в сторону кухни.

– Хорошо, – бурчит Габи, даже не пытаясь скрыть свое недовольство. – Милый, ты покажешь гостям дом?

«Милый» хватает воздух ртом, окидывая непонимающим взглядом присутствующих. Один Никитушка чувствует себя непринужденно – болтает с домработницей и рассказывает о своем друге из садика Вите. Зинаида Петровна косится на хозяйку и расставляет на столе красивый чайный сервиз. Она ей не рада, или мне кажется?

– Садитесь, гости дорогие, – приглашает Зинаида Петровна. – Злата, где вам будет удобно? Может, возле камина?

– Да, спасибо. Здесь очень уютно, – улыбаюсь нарочито широко, словно и не заметила недовольства хозяйки.

– А кто вы, Злата? – подает голос Габи. Поправляет длинный хвост и забрасывает ногу на ногу.

– Мы в юности дружили, – опережает меня Никита, ерзая на стуле.

– Я и сама могу ответить. Скажем так: Никита какое-то время работал на меня. Оказывал кое-какую услугу, – произношу твердо, едва ли не задохнувшись от нахлынувших чувств. Воспоминания отбрасывают в прошлое… Там теплое море, ласковый ветер и качели возле обрыва. Его горячие поцелуи, ласки и мой… первый раз. Помню, как шептала Никите сбивчивые признания о любви. «У меня это впервые… Прости, что не сказала, но я… Я люблю тебя и знаю, что ты меня не любишь». Тогда мне казалось, нас никто не сможет разлучить… Никто… А сейчас он сидит рядом, такой далекий и близкий… Муж чужой жены. Далекий, как Полярная звезда…

– Очень интересно, – хмыкает Габи. – И что он делал?

– Изображал моего парня, – хмыкаю в ответ. – Но у моего влиятельного отца тогда были другие представления о подходящей для меня паре. Никита честно выполнил работу и уехал, а я вышла замуж за мужчину из своего круга.

«Мда… Ну ты и дурища, зачем так жестоко?», – шепчет старушечий внутренний голос.

«А он со мной не жестоко? Уехал, обрубил все концы… Я даже сказать о беременности не смогла – не знала, куда позвонить», – пытаюсь заткнуть проклятую совесть.

– Ники, ты не рассказывал, что подрабатывал альфонсом, – Габи хлопает мужа по коленке.

Видели бы вы лицо Никиты… Смесь ярости и недоумения. А что он хотел? Важничать и изображать героя-спасителя? Ну да, я попала в трудную ситуацию, но это не дает ему право быть таким… Господи, дело ведь не в нем, а в моей непреходящей обиде. И я наивно надеюсь ее побороть…

– Да, было дело. Только деньги я тогда не взял, – сухо произносит Никита. – Расскажи тогда о своем муже, Злата? – просит он.

– Мы расстались, но Мирон хочет меня вернуть, – произношу я. В принципе, я не лгу… Мирон прибежит к нам, стоит мне поманить пальцем. Но у меня есть и другой ухажер, о котором Никита не знает. А что – я девушка симпатичная, молодая, парни на меня обращают внимание. – Знаете, как это бывает: сразу родился ребенок, и отношения дали трещину. Но тогда мы были молодыми, а сейчас… Наверное, я дам мужу шанс.

– Поэтому мы с Ники против детей. Перед свадьбой мы все обговорили, чтобы не было сюрпризов. Ни мне, ни мужу не нужны эти спиногрызы. Да, Ники? – отхлебнув чай из блюдца, многозначительно протягивает Габи.

– Да, – охотно отвечает Никита.

Смотрю на него и с трудом сдерживаю вздох обиды… Не нужны. Вот так. Мой Никитушка, мой славный мальчик ему не нужен… Ненавижу… Пусть живет со своей зазнобой и не знает, что оставил мне перед отъездом… Он не заслужил такого сына. Возможно, когда-то я и скажу сынишке об отце. И утаивать не буду, рассказав честно и без обиняков: ты не был ему нужен, сынок…

Кажется, Степка замечает мой вмиг потемневший взгляд. И Зинаида Петровна грустно вздыхает…

– Спасибо вам, Злата за пирог. Я мучное не ем, а тут… С удовольствием попробовала, – произносит Габи. – Я пойду, с вашего позволения. Устала, хочу тишины.

– И нам пора. К нам хотел заехать… мой муж. Поиграть с Никитушкой.

– Злата, давай я тебя отвезу. Никита, ты не против? – спохватывается Степка.

– Нет, не против. Был рад повидаться, Злата. Передавай привет мужу и отцу. Может, вспомнят и посмеются надо мной, – протягивает Никита.

– Передам, спасибо.

Обижен, понимаю… Я ведь этого хотела, так? Выставить себя благополучной, а его унизить? Все получилось, Золотко? Тогда почему так гадко на душе? Хочется выскочить на улицу и орать… Сейчас приеду домой, завалюсь на кровать, накрою голову подушкой и поплачу… Может, станет легче?

Глава 9

Злата.

Кажется, я оглохну от стука собственного сердца… Горло сдавливают тиски рыданий. Хорошо, что салон машины наполняет мягкий урчащий шум, иначе Степка точно бы услышал мои позорные всхлипы. Отворачиваюсь в окно, делая вид, что пейзаж горного поселка интересен. Степа деловито крутит рычажок, делая радио потише. Какой он стал… Высокий, широкоплечий, взрослый. И на Никиту похож… Да и сам Никита… Господи, столько лет прошло, а я по-прежнему ТАК на него реагирую… Плавлюсь, как свечной воск и задыхаюсь чувствами. А он ничего не понял… Он. Ничего. Не понял. Его сердце не дрогнуло при виде сына…

Как же мне жалко моего Никитушку… Какими он смотрел на отца глазками, вы бы только видели! Влюбленными, заинтересованными, восхищенными… Так на героев смотрят, а не на… моральных уродов, каким он стал.

«– Нам с Ники не нужны спиногрызы, мы сразу решили. Да, Ники?»

«– Да», – без запинки ответил он своей курице.

Сглатываю скопившуюся в горле горечь и крепче прижимаю сыночка к груди. Степка бросает на нас взгляд в зеркало заднего вида и важно произносит:

– Я так понимаю, Никитка мой племянник?

«– Да, Мистер Очевидность, ты чертовски дальновиден!»

– Он только мой! – отрезаю гневно. – И он носит фамилию своего отца – Никита Миронович Мирончук.

– Ну и что? Мало ли чью фамилию ты ему дала, Злата. Он вылитый Ник! Ты его, наверное, полным идиотом считаешь?

– Мне все равно. Пусть живут как хотят, только меня не трогают. И моего сына… – последние слова звучат, как жалкий всхлип.

– Ох, Злата… Что же делать-то теперь?

– Забей, Степка. Мальчик правда никакого отношения не имеет к вашей семье.

– Он страдал, Злат. И уезжать не хотел. Его Роберт убедил скорее в Америку свалить. А Никита побоялся оставаться… Он не хотел…

– Степа, ты очень хороший, правда. Не стоит вспоминать прошлое. Мы тогда были слишком молодыми, чтобы… Ни к чему это все.

Степка как будто сдувается… Замолкает и остаток пути напряженно всматривается в дорогу. Степан паркуется на дорожке возле подъезда старенькой пятиэтажки бабули. Теперь мой дом здесь, а раньше я жила в поселке недалеко от коттеджа Никиты. Раньше… Ключевое слово – раньше. Сейчас-то все по-другому!

– Спасибо, Степан. Хорошего вечера, – бросаю сухо и поспешно иду к подъезду. – Я правда ни на кого не обижаюсь. У меня своя жизнь и мне она нравится.

Сейчас поднимусь в квартиру, брошусь на кровать и…

– Мамуя! У меня головка болит, – жалуется Никитушка.

Опускаю голову, замечая, что у сынишка под носом запеклась кровь. Только этого не хватает для полного счастья! Если честно, у Никитки последнее время частенько кружится голова и течет носом кровь. Но он и вырос за последний год будь здоров! Высокий будет парень, в отца. Слезы и самобичевание придется отложить. Открываю квартиру, впуская сыночка в прихожую. Снимаю ему ботинки, курточку и веду в ванную. Умываю Никитушку и укладываю на диван перед телевизором.

– Мамоська, все узе, головка не болит, – успокаивает он меня. Гладит по плечу и приговаривает. – Я у тебя богатыль? Как Алеса Поповись?

– Да, мое солнышко, да. Завтра не пойдем в садик, ладно? Поедем к тете доктору и она возьмет моему Никитушке кровь.

– Ой, я боюсь, мамуя.

– Не бойся, сынок. Богатыри не боятся. Иголочка тебя совсем немного уколет, как комарик.

Мне надо успокоиться… Или на что-то отвлечься. Недомогание сынишки вмиг отодвигает мысли о Никите и его фифе-жене. Тьфу на них! Плевать! Они вдруг становятся в моих глазах маленькими и ничтожными, незначительными. Здоровье сына – вот, что главное. Никита успокаивается и отвлекается на раскраску с какими-то трансформерами, а мне снова звонит Амиран… Почему тогда контакт Никиты Гончарова записан в детском саду, а не доброго знакомого Амирана, спросите вы? Мы знакомы с Амираном всего ничего… Парень владеет небольшой уютной кофейней на углу, недалеко от ДДТ, где я работаю. Мы с девчонками частенько ходим туда в обеденный перерыв. Так и познакомились… А потом Амиран вытянул из меня заветные цифры телефонного номера и стал звонить. И писать…

– Привет, неуловимая красавица! Не мог несколько дней до тебя дозвониться, что-то случилось? И воцап отключен, – звучит в динамике его низкий голос.

– Да так… Телефон разбился, пришлось достать старенький кнопочный аппарат.

– Как твои дела, Злата? Ты обещала, что познакомишь с сыном. Не хочу, чтобы ты думала…

– Амиран, Никитушка заболел. Сама не знаю, что с ним, хочу завтра пойти к педиатру.

– Хочешь, я пойду с тобой? У меня выходной. Помогу тебе… Зачем вам таскаться по маршруткам? Я на колесах.

Может, согласиться? Парень он хороший, порядочный, добрый. Только почему сердце рядом с ним не бьется, как с Никитой? Ох, Златка, судьба тебе сама подбрасывает варианты, а ты замкнулась на Гончарове! Чужом муже и отце, которому не нужны дети. Соглашайся и хотя бы попробуй устроить свою жизнь.

– Я не против, Амиран. Спасибо тебе за помощь, заезжай за нами в семь тридцать. Сможешь?

– Конечно, Злата. Ровно в семь тридцать я у вас.

Глава 10

Злата.

Амиран отправляет сообщение на мой старенький аппарат, когда я одеваю сонного Никитушку в прихожей. Спешно застегиваю молнию куртки и захлопываю дверь. Никитка капризничает и просит найти его любимого мишку Тэдди, я нервничаю… Только бы с сыном все было хорошо, а с остальным я справлюсь…

– Привет, малец, – Амиран выходит из машины и протягивает Никите руку. – Я Амиран, а ты…

– Никитуска. Так меня мама с бабулей называют. А ты нас повезешь?

– Да, садись, я тебя пристегну. У меня есть автокресло.

– У тебя тозе есть дети? – оживает Никитка.

– Нет, но дети есть у моей сестры. Маленькая девочка по имени Ксюша.

– Спасибо, Амиран, – шепчу вымученно, закрепляя на груди ремень безопасности. – Спасибо за поддержку и…

– Злата, предлагаю поехать в частную лабораторию. Я оплачу мальчику анализы крови и… Что там ты еще хотела сделать?

– Только анализ крови. Спасибо, я тебя очень благодарна.

Кажется, жизнь налаживается… Мной интересуется симпатичный мужчина. Да что там мной! Он вызвался помочь моему сыну, это же о чем-то говорит? Амиран паркуется на просторной площадке возле сетевой лаборатории. Заказывает развернутый анализ крови, оплачивает услугу и с улыбкой поворачивается ко мне:

– Тебе ничего не нужно? Давно проходила обследование?

– Недавно. Нас в ДДТ заставляют частенько проходить диспансеризацию.

– Вот и хорошо. Анализы будут готовы через несколько часов, предположительно к обеду. До этого времени предлагаю погулять. Как вы на это смотрите? Никитушка, ты хочешь в парк или кино?

– В кино! – кричит мой юный киноман.

Ободренный предстоящими развлечениями, Никитка терпеливо переносит процедуру взятия крови. Улыбающийся администратор записывает адрес моей электронной почты и номер телефона. Вот и хорошо… Надеюсь, обследование не покажет ничего серьезного, а завтра Никитка пойдет в садик.

Амиран выбирает в приложении детский фильм, покупает билеты на самый ранний сеанс и без стеснения берет моего сыночка за руку. Да и Никитка выглядит вполне довольным… Доверчиво улыбается чужому дяде и соглашается на все его предложения. Права бабуля – мне нужен муж, а Никитушке отец. Только я ведь должна любить мужа? Жить с ним не ради сына, а ради себя… Как это исполнить, если мысли занимает равнодушный циничный мерзавец? К тому же женатый?

– Кинотеатр откроется в десять, – произносит Амиран, бросая на меня ласковый, до чертиков мужской взгляд. – Предлагаю позавтракать в кондитерской на Курортном проспекте, а потом махнуть в кино. Никитка, ты любишь сырники?

– Да. И пиложное шоколадное с олехами.

– Спасибо, Амиран, – снова шепчу, испытывая искреннюю благодарность.

– Злата, я хочу стать ближе… Мои намерения серьезные.

– Хорошо, – улыбаюсь, отводя смущенный взгляд.

Мы завтракаем в уютной кофейне. Никитушка с удовольствием пьет какао и ест сырники, мы с Амираном завтракаем блинами и кофе. Мне нравится парень – вот, что я скажу… Сердце молчит – не трепыхается в груди, как брошенная на берег рыба, не бьет ребра, но… Симпатия же может перерасти в любовь? Не все же должно быть, как в прошлом? Я ведь с ума сходила по Гончарову… С первой минуты знакомства я не могла возле него дышать. Господи, ну почему мысли заняты им? Даже когда я встречаюсь с другим?

– Проверь почту, Злата. Может, пришли результаты?

– А я не смогу этого сделать, Амиран. У меня же кнопочный, ты забыл?

– Сейчас заедем в магазин и купим тебе смартфон, – деловито произносит он.

– Я не могу принимать такие подарки, – качаю головой. – Ты и так многое для меня сделал.

– Да что я сделал-то? Не понимаю, с какими ты встречалась мужчинами? Все это ерунда, Златка, – пожимает Амиран плечами.

– Погоди, кто-то звонит, – отвлекаюсь на входящий вызов с незнакомого номера. – Да, Никита Мирончук это мой сын. Что? Не понимаю…

– Что случилось? – взволнованно спрашивает Амиран, касаясь моих ладоней.

– Не понимаю… Врач говорит про какие-то бласты. И просит срочно приехать в лабораторию и получить направление к гематологу. Мне страшно, Амиран, – нервно сглатываю, косясь на Никитушку. Он испачкал лицо и руки шоколадным пирожным, но выглядит вполне довольным ребенком.

– Едем, – решительно отвечает Амиран. – Все будет хорошо, слышишь? Я рядом. Поедем к гематологу, уверен, он поможет расшифровать анализ.

Дорога кажется мне адски долгой. Время тянется, как жвачка. Никитка играет в смартфон Амирана, я мучаюсь неизвестностью. С трудом сдерживаю подступающие слезы и глубоко дышу. Что бы ни случилось, я должна быть сильной. Ради сына, ради себя…

Нас приглашают в кабинет. Врач разворачивает результат анализа моего сына и сообщает гробовым голосом:

– Картина крови безрадостная, Злата Леонидовна. В вашей семье были случаи болезней крови?

– Да. Мой папа в юности болел апластической анемией. Его лечили за рубежом. Но это давно было…

– Не буду ходить вокруг да около, – вздыхает врач. – Мы сначала не поверили глазам, когда увидели. Сделали повторный анализ, благо кровь в пробирке оставалась. Там везде бласты… Из них формируются клетки крови, в норме у деток их число не превышает один процент, а у Никиты… Их очень много. У вашего мальчика подозрение на острый лимфобластный лейкоз, Злата Леонидовна. Мне очень жаль… Вам надо срочно ехать в городскую центральную больницу, отделение детской онкологии и гематологии.

Уши закладывает, а голос врача звучит словно сквозь вату… Бессильно откидываюсь на спинку стула и роняю голову на грудь… Только бы сохранить сознание. И мужество, ускользающее из меня, как вода…

– Злата, все будет хорошо, слышишь? Лейкоз лечится, ты мне веришь? – Амиран садится на корточки и сжимает мои дрожащие ладони…

Глава 11

Злата.

– Злата, я с тобой… Успокойся. Ты пугаешь Никитушку, – ласковый голос Амирана вырывает меня из кокона бессознательности. – Я приложу все усилия, чтобы узнать об этой болезни побольше. И помогу…

Ну откуда он взялся? Такой хороший и понимающий.

– Здравствуйте, я ваш лечащий врач Алина Евгеньевна, – в палату входит невысокая брюнетка в розовом халате и шапочке с героями из мультфильмов. – Злата Леонидовна, я хочу вас успокоить для начала… Работа нам предстоит долгая, кропотливая, напряженная. Мне нужна решительная мама, а не…

– А не размазня, да? – всхлипываю, по-детски утирая слёзы. – Извините… Обещаю, что успокоюсь. Еще чуть-чуть и я…

– Хорошо. Я вас понимаю, – деловито произносит Алина Евгеньевна. – Я оставляю Никиту в больнице. Все необходимые анализы мальчику и вам возьмут сегодня. Ждем результаты к концу недели.

– А мне зачем?

– Одним из способов лечения лейкоза является пересадка костного мозга. Если вы подойдете, как донор, Никитка быстро пойдет на поправку. Вы общаетесь с его отцом? Простите, что лезу… – врач примирительно взмахивает руками. – Это нужно для дела.

– Мы не общаемся. У него другая семья и мы ему не нужны. Если необходимо, я с ним свяжусь.

– Если анализы Никиты покажут высокую резистентность к препаратам, то пересадка костного мозга – единственный способ спасти мальчика. У него четвертая группа крови и отрицательный резус-фактор. К тому же ваш отец болел апластической анемией и…

– Господи… – закрываю лицо руками, вновь проваливаясь в омут беспомощности. Неужели, мне придется идти на поклон к этому циничному детоненавистнику?! И просить его помочь? Нет, нет и еще раз нет! Анализы Никитки покажут нормальную чувствительность к препаратам, и врачам удастся его вылечить без пересадки костного мозга. Да, все так и будет…

– Злата, ради Никитушки ты должна пойти к его отцу, – Амиран мягко сжимает мои плечи. – Ты же не денег идешь просить, тут вопрос жизни и смерти! Доктор, а я могу сдать анализ на совместимость? Может, я подойду?

– Амиран, ты не должен идти на такие жертвы.

– Я сам решу, Злат.

– Алина Евгеньевна, давайте сначала дождемся результатов анализов, – решительно произношу я. – Может, Никиту можно будет вылечить без пересадки?

– Конечно, Злата Леонидовна. Пересадка может и не понадобиться. Располагайтесь в палате и набирайтесь терпения.

Доктор выходит, оставляя нас одних в просторной палате. В горле скапливается тугой горький ком от желания плакать и осыпать Амирана благодарностями. Это все он… Организовал платную палату, «отблагодарил» врача за оперативность и повышенное внимание к мамаше-размазне…

– Спасибо тебе, – обнимаю его за плечи. – Для меня никто столько не сделал… Спасибо.

– Злата, если бы у меня были деньги, то я… Квартира у меня в ипотеку, помещение кофейни я снимаю в аренду и…

– Амиран, прекрати, пожалуйста! Мы не настолько близки, чтобы ты так тратился. Извини… – Добавляю, заметив его потемневший тусклый взгляд.

– Как будешь признаваться бабуле?

– Ох, не знаю… Эта новость ее убьет. Она же сама еще в больнице. Почему все это навалилось на меня сейчас?

– Злата, давай оставим Никитушку в палате, а сами съездим за вещами? Алина Евгеньевна права – ты должна набраться терпения и решимости. Твое состояние передается сыну, как ты не понимаешь?

– Я все понимаю. Только ничего не могу с собой поделать. Ладно, поедем. А бабуле придется признаваться… Попрошу ее завтра к нам приехать.

Голос дрожит и садится, когда я по телефону прошу бабушку приехать. Отделение гематологии и онкологии, седьмая палата… Она всхлипывает в динамик, обещая приехать в скором времени. Срывается и прилетает к нам через полчаса. Пока врач не ограничил посещения, но в скором времени это случится… У Никитки почти нет иммунитета, и любая инфекция может губительно сказаться на его самочувствии.

– Золотко мое… Надо рассказать Никите, внучка. Эх… так я и знала, что кому-то передастся дурная наследственность Леонида!

– Ну, бабушка!

– Поезжай к Никите.

– Он ему не нужен, бабуль. Я же тебе рассказывала про него и его расфуфыренную жену! Что я ему скажу?

– Он должен знать, вот и все. Пусть сам решает, что с этой информацией делать.

Мы лежим в больнице вторую неделю, а я все не решаюсь поехать к Никите. Да и он за все это время не проявил никакого интереса к нашей судьбе – ни разу не спросил обо мне или Никите. Тогда, какой смысл ехать?

Глава 12

Злата.

Жизнь превращается в череду из боли и слез… При сынишке я стараюсь не плакать – выхожу в коридор, когда он спит или убегаю в туалет, запираюсь в спасительной кабинке и даю волю слезам. Как же мне жалко его! За что, Господи?! Лучше бы я умерла, а он был жив. Если бы я могла принять его боль… Перенести ее вместо Никитушки и испить до дна… Лишь бы он был здоров. Но это невозможно. За что моему сынишке такие испытания? В пять-то лет? Умываюсь в больничной раковине и возвращаюсь в палату. Скоро обход и врач, наконец, озвучит приговор. Прижимаю головку Никитушки к груди и раскачиваюсь, сидя на краешке больничной койки. Умалишенная, обезумевшая от горя мать – вот кто я…

– Злата Леонидовна, как самочувствие моего маленького пациента? – Алина Евгеньевна впархивает в палату. Нарочито довольная, улыбающаяся – я успела понять, что скрывается за улыбками врачей… Ежедневно они пропускают сквозь себя тонны боли, километры отчаяния и море родительских слез…

– Давайте ближе к делу, – выдыхаю я.

– Мне очень жаль… Но анализы показали слабую чувствительность к препаратам. Лечение займет дольше времени. И вы… Мне жаль, но вы не подходите сыну, как донор. Типирование крови показало отрицательный результат.

– О боже… И что теперь?

– Приводите родного папу мальчика, если он, конечно, согласится помочь. И… – мнется Алина Евгеньевна, теребя розовую пижаму. – Никитушке поможет пересадка костного мозга. Операция способна подарить вашему мальчику надежду на долгую и счастливую жизнь, но…

– Но… – дрожащим шепотом повторяю я.

– Операция не оплачивается за счет государства, – сухо произносит она. – И мы рекомендуем зарубежные клиники.

– Я могу поехать к отцу Никиты вместе с сыном? Мне кажется, это поспособствует тому, что он… – мямлю, не зная, как объяснить уважаемому доктору, что Гончаров детоненавистник.

– Только никуда больше не заезжайте. Никитка только начал терапию, вы же понимайте…

– Я туда и обратно, обещаю.

Одеваю Никитушку, раздумывая, как подобраться к Гончарову? Позвонить, чтобы выслушать отказ? Не подходит. Значит, надо ехать в офис и добиваться встречи там. Несмотря на мои отговорки, Амиран все-таки купил мне смартфон. Набираю в поисковой строке запрос и быстро нахожу адрес модного офиса Никиты. На мой звонок отвечает секретарша, подтверждая, что «Никита Федорович на месте». Вызываю такси, одеваю Никитушке шапку и выхожу на крыльцо. Солнце слепит, прохладный морской воздух забирается под одежду, но мне так жарко, что впору расплавиться. Прыгаю в такси, молясь, чтобы Никита помог…

Сынишке становится хуже, когда мы подъезжаем к высокому блестящему строению. Вхожу в просторный холл, нарвавшись на охрану.

– Вы к кому, девушка? Вы записаны? Сначала надо записаться. Никита Федорович сегодня не принимает…

Они сверлят меня грозными взглядами и хлопают дубинкой по ладони. Странно переглядываются. Кажется, напряжение повисает в воздухе, как плотная грозовая туча – того гляди придавит к полу… Нет, Злата, нельзя отступать… Только не сейчас…

– Я… Э… Мне срочно надо, извините, – нагибаюсь и юркаю под турникетом.

Никитушка бессильно роняет голову на мое плечо, пока я бегу по мраморному полу длинного коридора. Сердце гулко стучит в висках, по спине градом катится пот… Убегать от охраны с ребенком на руках так себе развлечение… Тихий звук моих шагов эхом отражается от стен, а потом в него вплетается цоканье каблуков.

– Стойте, женщина! Остановитесь!

А вот и женушка пожаловала. И не подумаю! Пусть стреляет в меня, если хочет, но я добьюсь своего – поговорю с Гончаровым. Да и на таких ходулях ей меня не догнать.

– Женщина! – Габи нагоняет меня возле двери его кабинета. – Что вам нужно от моего мужа? Вы… Вы попрошайка? Думаете самая умная? Тут таких столько ходит… Ах, это вы? Злата, кажется? – произносит, словно я незнакомка.

– Вам лучше отойти, – цежу сквозь зубы. – Я все равно войду.

– Давайте я вам денег дам? Сколько? – расстегивает сумочку и роется в ней. Черт, как же унизительно…

Сейчас я точно похожа на бродяжку – бледная и изможденная от бессонных ночей, растрепанная, мятая. Плевать… Я должна увидеть Никиту.

– Отойди, – хриплю, теряя терпение. – Или я за себя не отвечаю.

Фифа недовольно поджимает губы и толкает дверь, входя первой. Неуверенно следую в просторный светлый кабинет, прижимая горячую голову сына к плечу. Его частое прерывистое дыхание обжигает висок, пробуждая неуправляемую тревогу. Меня трясет! Волнение за Никитушку скручивает внутренности, перед глазами двоится. Ничего не могу с собой поделать, а уж сдержать истерику… Если и Никита-старший меня выгонит, я выплесну ее на них… Мало не покажется!

– Ники, дорогой, тут эта женщина пришла, как ее… Злата. Охрана ее не пускала, но она пролезла под турникетом. И я не смогла ее остановить, – вымученно произносит темноволосая красотка, цокая на каблуках как кобыла. – Хочешь, я вызову полицию или…

– Выйди, Габи, – командует Никита, появляясь из смежного помещения.

Я и не заметила, как он сильно изменился… Возмужал, раздался в плечах. А его цепкий и холодный взгляд когда-то казался мне самым ласковым на свете.

– Что значит выйди? Ники, ты…

– Выйди, Габи! Не заставляй меня применять силу!

Габи фыркает что-то невразумительное и с шумом хлопает дверью, оставляя нас одних.

Мне бы сразу перейти к делу, но я молчу, связанная по рукам и ногам чудовищной тревогой за сынишку. Никитушка хнычет и трет глаза, бессильно приваливается к моей груди и постанывает. Надо возвращаться в больницу… Я и так отпросилась у лечащего врача лишь на час.

– Какими судьбами, Злата? – Никита опускает ладони в карманы брюк и лениво прохаживается вдоль стены.

– Помоги моему сыну. Он тяжело болен. Нужна дорогостоящая операция за рубежом.

Никита подходит ближе. Смотрит на сына, а потом произносит:

– А почему ты пришла ко мне? Как же твой муж? И влиятельный папа?

Чудовищный цинизм… Он думает, я прямо сейчас начну ему все о них рассказывать? Стоя на дрожащих от усталости ногах, с больным ребенком на руках и мокрой от пота рубашке?

– Я поняла… – шепчу и срываюсь с места, чтобы скорее покинуть его проклятый кабинет.

– Стоять! – Никита часто дышит, переводя взгляд с сына на меня. – Его зовут Никита.

– Да.

– Почему?

– Назвала в честь отца. Он твой сын, Гончаров.

Глава 13

Никита.

– Будьте внимательны, Артем. Постарайтесь больше не пускать тех, кого я не знаю, – цежу сквозь зубы, с трудом держа себя в руках. Хочется разнести кабинет в пух и прах. Повесить амбарный замок и никого не видеть. Охранник виновато кивает и плетется к выходу. Какого черта они ко мне ходят? Журналисты, чудаки с бизнес-планами, психопаты, попрошайки…

«– Как вы добились такого успеха, Никита Федорович? Легко ли вам было покорять Калифорнию? Во сколько оценивается ваше состояние?»

«– Приглашаем вас быть инвестором в строительстве батутного парка…».

Не понимаю, как они узнали обо мне? Кто слил информацию? Я планировал вернуться домой и помочь больной матери. Открыть фирму и никого не трогать. Не привлекать лишнего внимания. Но, нет… Меня в первый же день начали донимать журналисты и бизнесмены-неудачники, умоляющие вложиться в «прибыльный бизнес». Конечно, это все Габи… Больше некому кичиться и сливать информацию писакам. Ей уж очень хотелось, чтобы я мелькал на первой полосе модных журналов.

– Простите, Никита Федорович. Этот наглец вошел через черный вход. Он вас… – вздыхает охранник, приосаниваясь и поглаживая плотный живот.

– Нет, он меня не трогал. Денег просил, как и все. Но я не дал. Уж больно дерьмовый у него бизнес-план. Я никого больше не принимаю, Артем. Ни одного человека.

– Будет сделано, – кивает он и покидает кабинет.

Долгожданная тишина не приносит облегчения… Скрип колесиков кресла, шорох шин за окном, голоса и звуки улицы – все кажется безжизненным, ненастоящим… Я так долго шел к успеху, что забыл о своей цели. Чего я хочу? По-настоящему… От чего бегу или к чему? Закрываю лицо ладонями и с силой растираю лоб. Может, улететь обратно в Америку? Забрать с собой маму, Степку и окунуться с головой в привычную, безумную суету? Сердце молчаливо отзывается в ответ на мои мысли… Не могу выбросить из головы маленького Никиту. Как они там? Не проходит и дня, чтобы я не вспоминал о Злате… Ни одного гребаного дня. Но и позвонить я не решаюсь, спотыкаясь воспоминаниями о свои слова: «Да, мы не хотели детей». Черт бы побрал меня! И мою глупость!

В коридоре слышатся шаги и звуки. Неужели, снова кого-то принесло? Поднимаюсь с места, прислушиваясь к голосам. Габи и… Нет, мне кажется. Она не может сюда прийти… Качаю головой, словно смахивая наваждение, но голоса не исчезают…

– Милый, пришла эта женщина. Злата, кажется? – Габи врывается в кабинет, крича и размахивая руками. – Хочешь, я вызову полицию?

А потом я вижу ее… Злату, Золотко, девушку из прошлого с золотыми мягкими волосами. Уставшую, испуганную, несчастную. Она стоит в дверях, смущенно озираясь и разглядывая мой кабинет. Боится, что выгоню… На ее плече лежит голова Никитушки, сумка повисла и почти касается пола, волосы взлохмачены, из глаз струится возбужденный блеск.

– Габи, выйди из кабинета, – не отнимая от Златы взгляда, произношу я.

– Что значит, выйди? Ники, ты…

– Выйди! Не заставляй меня применять силу.

Она уходит, цокая каблуками по мраморному полу. Оставляет нас одних… Меня – одного – наедине с воспоминаниями и отголосками обиды за слова Златы.

– Помоги моему сыну. Ему нужна дорогостоящая операция за рубежом, – шепчет она, прижимая хнычущего Никитку к груди.

Взгляд намертво прилипает к парочке, а стук сердца заглушает ее слова… Что она сейчас сказала? Я точно расслышал или это галлюцинации? Недоумение, удивление, чудовищное волнение – вот,что я сейчас чувствую. И к этим ощущениям примешивается что-то еще – липкое и зловонное, как болото. Ревность, обида, затронутое самолюбие… Чувства низменные и постыдные – понимаю – но я даю им волю отвечая:

– А как же твой муж, Злата? И влиятельный папа?

– Я все поняла, – бесцветно произносит она и тянется ладонью к дверной ручке.

– Стоять! – спохватываюсь я. «Нет, нет, только не это! Какой же я идиот! Останься еще немного, я… погорячился. Не хотел снова тебя обижать».

Преграждаю ей путь, приближаясь слишком близко. Так, что вижу заплаканные, почти черные глаза, впалые щеки, чувствую горячее порывистое дыхание, коснувшееся шеи… Господи…

– Его зовут Никита. Почему?

– Назвала в честь отца, Гончаров. Он твой сын.

Я молчу, тупо уставившись на больного мальчика – теперь я отчётливо вижу, как ему плохо. Никитушка трет глазки и бессильно приваливается к плечу матери. Молчу, позволяя эмоциям затопить разум и слова… Открываю рот, чтобы ответить, но из горла вырываются бессвязные хрипы. В мозгу пульсирует сигнальной лампой: «Сын! Сын! У меня есть сын!».

– Пожалуйста, помоги. Знаю, что он тебе не нужен. Тебе же не нужны дети, но… – Злата всхлипывает и смахивает крупные слезы. – Он очень нужен мне. У меня никого больше нет – ближе и роднее. Пожалуйста… Я на все готова. Я…

– Дура… – хриплю в ответ и порывисто прижимаю их к груди. – Прости меня за те слова. Я… Погорячился. Я был неправ. Злата, все это чушь собачья. Все, что я сказал. Повтори про диагноз. Признаться честно, я не совсем понял, о какой операции речь? – нехотя отстраняюсь от них.

– У Никитушки острый лимфобластный лейкоз. Анализы показали низкую чувствительность к препаратам. Врач сказал, что единственная надежда на долгую и счастливую жизнь для Никиты – пересадка костного мозга. Ты… Ты сможешь помочь, Никита?

– Иди ко мне, малыш. Пойдешь к… папе? – произношу, протягивая к сыну руки. Никита уже взрослый парень – слышал, что Злата сказала. Но ошарашенным, к моему удивлению, не выглядит. Тянется ко мне и обнимает за шею. Господи, только бы не обделаться от эмоций! Их сейчас так много – того гляди, порвут мою кожу и выльются наружу, как водопад. – Никитушка… Все будет хорошо, – глажу его по горячим щекам.

– Спасибо, – шепчет Злата. – Спасибо тебе… Ты поможешь?

– Давай прямо сейчас поедем в больницу? Я смогу поговорить с врачом?

– А разве тебе не нужно обсудить все с женой? Ты минуту назад узнал о сыне и… – задыхается от волнения Злата.

– Я сам в состоянии решить, что мне делать, – отрезаю я. – Едем. А у нас впереди разговор, Злат. Ты же понимаешь? Потом… После врача.

– Я не против разговора. А сейчас поехали.

Глава 14

Никита.

– Злата, давай-ка выйдем через другую дверь, – озираясь по сторонам, предлагаю я.

Я не готов объясняться с Габи и подвергать больного сына опасности… Потом расскажу ей все. А, может, пока повременить с разговорами? Уверен, Габи затопит своим гневом все вокруг, когда узнает, что у меня есть сын.

– Боишься свою жену, Гончаров? – вздыхает Злата. – Понимаю…

– Что ты понимаешь, Злата? Сейчас не самое лучшее время для объяснений. Или ты хочешь концерта на бис?

– Нет, нет. Пошли, давай.

Прижимаю Никитушку и неуклюже поправляю на нем шапочку. Черт, я отец! Наверное, сегодня ночью я не усну от впечатлений. Сын, сын… Мой сын. Кровь и плоть, о которых она смолчала. Но об этом мы поговорим после. Нечаянная радость от новости о сыне сменяется волнением и нетерпением. Наверное, второго среди моих чувств больше. Я скорее хочу оказаться в больнице и услышать из первых уст, что мне предстоит пройти, чтобы спасти сына. Уверен, услышав историю о мальчике, Габи все поймет… Не будет устраивать скандалы, злится или болтать чепуху журналистам.

– Никита, а у тебя есть автокресло? – вырывает меня из задумчивости Злата.

– Да, в моей машине оно имеется по умолчанию. Не волнуйся.

– Да как тут не волноваться, – хрипло выдыхает она, вскидывая на меня смущенный взгляд.

Боже мой… Сердце замирает от вида Золотко. Она сейчас совсем другая. Не та, кем я ее знал и помнил. Да, я частенько воскрешал в памяти наши дни и ночи, прокручивал их, вспоминая ее губы, невольно слетающие с губ слова и вздохи… В прошлом. Все давно погребено, похоронено под слоем обиды, непонимания и тайн. Как она могла столько времени скрывать от меня сына?! Крепко сжимаю руль, с трудом сдерживая рвущиеся из груди вопросы. Не время, Никита… Сначала разговор с врачом, а претензии я ей выскажу потом. Изредка бросаю взгляд на Злату в зеркало заднего вида, безошибочно считывая ее настроение – она тоже думает о предстоящем разговоре.

– Злата, не волнуйся, – успокаиваю ее я. – Я сделаю все, что необходимо сейчас. И узнаю о лучших клиниках за рубежом. У Никитки есть загранпаспорт?

– Нет, – отвечает она. – Давай сначала дождемся результатов типирования крови на совместимость? Может, ты подойдешь ему как донор?

– Давай, я не против. Так будет даже лучше.

Злата оставляет нас с Никитушкой в палате и уходит, чтобы позвать врача. Глажу пацана по лицу, треплю по волосам, понимая, как был слеп. Он же копия я! И баба Зина сразу это заметила, как и Степка… Один я закрывал глаза, боясь окунуться в оглушительную реальность… Чего я боялся? Ответственности, невольной любви к сыну, которого так долго не знал, обиды и непонимания по отношению к Злате… Но сейчас я совсем не чувствую обиды – над нами черной тенью висит опасность потерять Никитушку…

– Здравствуйте, меня зовут Алина Евгеньевна, – в палату входит элегантная невысокая женщина в розовой медицинской пижаме.

– Добрый день, я Никита – отец Никитушки, – поднимаюсь с койки и протягиваю врачу руку для рукопожатия. Врач смущается от моего жеста. Понимаю – они не привыкли к такому обращению, как в Америке.

– Никита…эм…

– Федорович. Я готов на все ради спасения сына. Давайте сделаем необходимые анализы, – твердо говорю я.

– Меня обнадеживает ваше рвение, – улыбается Алина Евгеньевна. – Необходим развернутый анализ крови и анализ содержимого костного мозга. Какая у вас группа крови?

– Вторая, резус-положительный.

– Хм… У Никитушки четвертая и отрицательный резус. Ну… Будем надеяться на лучшее.

Черт… В глазах Алины Евгеньевны зажигается огонёк надежды и тотчас гаснет после реплики о моей группе крови. Но я же его отец… Может, не все потеряно?

– Доктор, надежда есть, что я подойду?

– Конечно. Пройдемте в кабинет на исследование.

Оставляю Никитку со Златой и ухожу в процедурный кабинет. Манипуляции неприятные, но я стойко переношу неудобства. Терпеливо лежу на боку, пока врач делает забор спинномозговой жидкости. Некоторое время сижу на кушетке, а потом возвращаюсь в палату.

Златка и Никитушка спят. Она прижимает сына и тихонько сопит. А Никита обнимает ее плечо и посасывает нижнюю губу. Умилительная картина… И я сгораю от желания рассказать о внуке маме. Все-таки она имеет право знать. Накрываю парочку пледом, висящем на спинке стула, и выхожу в коридор. Вынимаю из кармана пиджака смартфон и набираю телефонный номер мамы.

– Мамуль, привет, как ты?

– Да хорошо все, сыночек. Капельницу вот сделали. Врачи такие внимательные. Да и медсестры…

Мама находится в одном из лучших санаториев черноморского побережья. Как она ни противилась, но я настоял на продолжении лечения там.

– Мам, я… Черт, не думал, что будет так сложно сказать, – приваливаюсь к подоконнику и наблюдаю через окно за уличной суетой.

– Да говори уже, не томи. Что стряслось?

– Мам, у меня есть сын. Помнишь Злату Белоцерковскую?

– Еще бы… Такая любовь была, что…

– Ну, мам. В общем, она скрыла от меня беременность. Я тогда улетел в Америку, оборвал все концы.

– Боже мой, Никит! Так сколько ее мальчику лет? Пять, что ли?

– Выходит, так. Мам, есть еще она новость… Никита тяжело болен. Она именно поэтому ко мне пришла. Была вынуждена признаться. Наверное, если бы не болезнь, я и не узнал ни о чем.

– Да плевать уже на это, сынок. Ты узнал – вот что главное. Я могу увидеть внука? И чем он болен? Только не говори, что надежды нет… Я тогда… Как же мы… – всхлипывает мама в динамик.

– Надежда есть, – отвечаю твердо. – У меня есть деньги на операцию. Я все для него сделаю, мам. И… Мамуль, она его назвала Никита.

– Никита Никитьевич, так-то лучше, – гордо отвечает мама. – Напиши отделение, номер палаты, сынок. Ну и Злату спроси, она не против моего визита?

Глава 15

Никита.

– Мамуль, он не Никитьевич, а Миронович. Злата вышла замуж сразу после моего отъезда. Там такая Санта-Барбара, без ста грамм не разберешься. Это я так… Чтобы ты знала и не поставила Злату в неудобное положение, – тараторю в динамик, как провинившийся мальчишка.

– Поняла, сынок. Не волнуйся, не обижу я твою Злату. Никита, а Габи как отнеслась ко всему этому? – осторожно спрашивает мама.

– Ох, мама… Никак. Я ей не сказал.

– Надо сказать. Неправильно это… Все-таки вы семья, Никита. Как бы я ни относилась к ней, но ты неправ.

– Знаю, мам. Я обязательно скажу, не волнуйся. Пойду в палату. Еще немного побуду с сыном и поеду домой.

Мы тепло прощаемся с мамой. Медленно возвращаю телефон в карман, раздумывая, как поступить: уехать, не попрощавшись или вернуться в палату и оберегать сон Златы и Никитушки? Выбираю второй вариант и возвращаюсь в палату. Аккуратно толкаю дверь, завидев Злату стоящей возле окна. Она оборачивается на звук и тотчас возвращается к своему занятию – разглядывает улицу за окном. Там суета – снуют люди, машины, а на тротуаре толпится стайка голубей, разделывая корку хлеба. Сам не замечаю, как подхожу ближе и становлюсь рядом… Не хочу уходить. И разговора не хочу, хоть он и необходим нам.

– Отдохнула? – шепчу, оглядываясь на Никитушку.

– Я думала, ты сразу уедешь. Ну… после анализов. Как ты, кстати? – она зябко потирает плечи, обтянутые шерстяной бежевой водолазкой. Хрупкая, грустная и уютная… Когда-то моя…

– Да нормально все. Злата, я рассказал о Никитушке маме, если ты не против… Она последнее время болеет, вот я и решил…

– Я не против. Можешь не оправдываться. Она может навестить внука, познакомиться, – произносит, виновато опустив взгляд.

Понимаю – боится, что я сейчас начну корить ее за молчание и обвинять в том, что лишила бабушку внука.

– Злата, мы обо всем потом поговорим. Так что… Спасибо, я передам маме, она тебе позвонит. Маму зовут Антонина Павловна.

– Я запомнила, Никит. Еще тогда… Если хочешь, можешь ехать домой. И вообще, не хочу, чтобы твоя жизнь кардинально изменилась из-за нас. Приезжать ты можешь редко, раз в неделю или…

– Ты рассказала о сыне и думаешь, что моя жизнь останется прежней? Ты чертовски самоуверенная особа, Злата Белоцерковская, – улыбаюсь, чтобы разрядить обстановку. – Чем желаешь отобедать? Сейчас закажу еду.

– Эм… Как-то неудобно. Я не спрашивала у врача, можно ли Никите питаться едой из…

– Из дорогого ресторана? Я уверен, что можно. Это лучше, чем больничная еда. Злата, я возьму все расходы о вас, хочешь ты этого или нет. Обеспечу питанием и жильем, Никитушку лечением. Давай договоримся, что ты принимаешь мою помощь, хорошо?

– Ладно, Никит. Заказывай обед, хотя бабуля нам приносит свежие супы и…

– Ирине Максимовне надо больше отдыхать. Супы и прочее вам будет привозить служба доставки. Тебе останется выбирать из меню.

– Хорошо, Никита, я принимаю твою помощь, – улыбается она.

Но в следующую секунду ее улыбка тает, как первый снег, сменяясь смущением или страхом. Взгляд устремляется на дверь. Оборачиваюсь, замечая высокого черноволосого парня в проеме. И он без стеснения входит в палату… Прямо как к себе домой!

– Здравствуйте, вы палатой не ошиблись? Выйдите, молодой человек, здесь больной ребенок, – ступаю навстречу парню набычившись.

– Никита, успокойся, – Злата цепляется за мое плечо. – Это Амиран, мой…

– Ее мужчина, – уверенно произносит он. – Очень приятно, а вы отец мальчика, я так понимаю?

Что?! Ее мужчина? Был Мирон, а теперь есть какой-то Амиран? И не хлюпик и уродец, а вполне успешный и уверенный в себе мужик. Высокий, симпатичный. Часы приличные, да и одет он не в одежду из массмаркета. Ну Златка дает! Нутро обжигает словно ядом… Необъяснимые чувства, нежданные, недостойные… Смесь недоумения, ревности, какой-то гребаной самцовости или собственничества. Я и права-то не имею испытывать такие чувства, но они тлеют внутри против воли, превращая душу в черную дыру…

– Да, я отец Никитушки. Никита, – жму руку в ответ.

Боже, сколько же мне сейчас приходится прикладывать усилий, чтобы сохранить хотя бы видимость контроля над собой! Амиран… У нее есть какой-то Амиран! Он целует ее мягкие розовые губы и зарывается пальцами в русые волосы. Любит ее – это видно невооруженным взглядом. А Злата? В ее глазах я замечаю лишь благодарность. Или она так стесняется моего присутствия, что не желает демонстрировать свои чувства?

– Привет, Амиран. Спасибо, что пришел, – произносит Золотко. Подходит к парню, приподнимается на носочках и целует его в уголок рта.

– Привет, моя хорошая, – с придыханием произносит он.

Черт! Кошмар! Я теперь все время буду это терпеть? Да, Гончаров, так и будет… Злата ведь имела честь познакомиться с Габи. Похоже, моя кислая рожа безошибочно показывает чувства. Мне никогда не удавалось их скрывать – такой уж я человек. А Габи… У меня есть жена, так в чем дело спросите вы? Какое мне дело до бывшей и ее нового хахаля? Никакого. Вот именно… Тогда почему я чувствую себя обманутым? Пока не могу ответить на свой вопрос. Разберусь с этим позже.

– А чем вы занимаетесь, Амиран? – спрашиваю сухо, присаживая на свободный стул.

– У меня кофейня возле ДДТ, – отвечает он. – Вы хотите знать, как я помогаю Злате?

– Господи, Амиран, хватит, – взмаливается Злата. – Никита, чего ты привязался? Ты сам предложил помочь с лечением, мог бы отказаться…

– Злата, да я просто хочу познакомиться ближе, вот и все.

– Все нормально, Злат. Никита прав – мы связаны общей бедой и видеться будем чаще. Так что все нормально, не бузи.

Златка выглядит растерянной… Румяной от волнения, немного растрепанной и до ужаса очаровательной. А мы с Амираном больше походим на голодных котов, чем на благородных рыцарей без страха и упрека. В палате становится тесно… Напряжение скапливается, как плотная грозовая туча. Златка молчит, да и Амиран все время любовно смотрит на моего спящего сына. К черту! Поеду домой, чтобы не мешать голубкам. Надо бы составить график посещений, чтобы мы не пересекались.

Встаю с места, чтобы попрощаться, но в эту минуту в палату входит Алина Евгеньевна.

– Хорошо, что вы пришли, – обращается она к Амирану. – Готовы ваши результаты анализов. Сожалею – вы не подходите как донор. Никита Федорович, Злата Леонидовна, мне надо поговорить с вами. Сегодня был врачебный консилиум, мы приняли решение насчёт донора.

Глава 16

Никита.

Златка дрожит от волнения, пока мы идем в кабинет профессора Ледовского – светила и доктора медицинских наук. Неловко тянусь к ее холодной ладошке и ободряюще сжимаю. Пусть и мою поддержку чувствует… Не только этого Амирана.

– Входите, пожалуйста, – тихонько произносит Алина Евгеньевна. – Павел Иванович, я привела родителей Никиты Мирончука.

– Здравствуйте, – киваю я и присаживаюсь поближе к пожилому профессору. – У нас с… мамой Никитушки есть к вам вопросы. Если позволите…

– Конечно, спрашивайте. А потом я изложу нашу принципиальную позицию.

Его большие седые усы шевелятся, а очки с толстыми стеклами сидят почти на кончике носа. Я приосаниваюсь и, кинув мимолётный взгляд на Златку, начинаю:

– Объясните, почему никто из нас не подходит Никите, как донор. И почему у него отрицательный резус-фактор?

– Очень просто, молодой человек, – профессор складывает пальцы в замок и слегка наваливается на стол. – Группа крови наследуется от родителей, а вот резус-фактор может передаваться через поколение. У кого-то из ваших близких он отрицательный.

– У моей бабули, – выдыхает Злата. – Павел Иванович, мы абсолютно не подходим? Может, что-то можно сделать?

– Нет, почему же… HLA типирование крови показало частичную иммуногенетическую совместимость. Но процент совпадения невысок. Увы… Мы уже дали запрос в международный банк крови для поиска донора. Хочу предупредить, что очередь огромная… Реципиент – в данном случае Никита – может ждать годами подходящего по генетическим показателям донора.

– И что вы предлагаете? – глубоко вздыхаю я. – Может, нам уже сейчас поехать в зарубежную клинику? Вопроса нехватки денег нет.

– Дело не в этом, молодой человек. Сейчас наша задача – достигнуть ремиссии. Никита отвечает на терапию, но гораздо медленнее, чем хотелось бы… Поэтому мы предлагаем вам… родить второго малыша.

– Исключено! – вскрикивает Злата. – Как это… родить? Вы даже не спросили, живем ли мы вместе? Доктор, как же так?

– Я действую в интересах пациента, мои хорошие, – Павел Иванович снимает очки и устало отирает лоб ладонью. – Мне надо спасти мальчика. Если и вам надо, то…

– Надо! Конечно, надо, – твердо отвечаю я.

– Гончаров, ты женат на другой женщине! Об этом ты подумал? – гневно отвечает Злата. – И у меня есть личная жизнь, – добавляет не без гордости.

– Есть другие методы зачатия, – аккуратно произносит Павел Иванович, – ЭКО, например. Подумайте, молодые люди. Пуповинная кровь содержит идеально подходящие гемопоэтические стволовые клетки.(Примечание автора – это самые ранние предшественники клеток крови, которые дают начало всем остальным клеткам крови и происходят от гемангиобластов и прегемангиобластов, а те, в свою очередь – от клеток первичной эмбриональной мезодермы). Другого выхода для Никитушки я не вижу. Конечно, мы постараемся за девять месяцев достигнуть ремиссии и подготовить его к отъезду в клинику. При условии, если вы согласитесь.

– Злата, ты как? – перевожу на нее взгляд.

– Ты не считаешь, что сначала должен все обсудить с женой? – шипит она.

– Мы согласны на ЭКО, доктор, – отвечаю за нас двоих, посмотрев на нее взглядом, не терпящим отказа.

– Вот контакты частной клиники, с которой мы сотрудничаем. Такие ситуации нередкие в нашей практике, специалисты клиники подготовят вас в короткий срок, – профессор протягивает мне визитку с контактами. – Когда у вас овуляция? – переводит он взгляд на Злату.

– Через десять дней, – смущенно шепчет она. – Может, раньше. Если что, я полностью здорова.

– Я вроде бы тоже, – добавляю. – Злата, мы можем поговорить?

– Да, молодые люди, обсудите ваше решение и известите нас в короткий срок, – хлопнув по столу пальцами, произносит профессор. – Не смею вас больше задерживать.

На расстоянии чувствую, как кипит Златка. Того гляди взорвется и затопит все вокруг негодованием и недоумением. Я беру ее ладошку и тяну в проход-рекреацию между двумя корпусами. Она вырывает ладонь и останавливается возле окна, вскидывая на меня гневный взгляд.

– Что это было, Гончаров? Странно слышать такое от… чайлдфри.

– Злата, прекрати вспоминать эту чушь. Давай поговорим серьезно.

– Сначала получи согласие жены, Никита, – фыркает она. – И мне надо все обсудить с Амираном, – а вот это звучит неуверенно. Не такие у них отношения, чтобы обсуждать это…

– Я сам знаю, как поступить. И согласие Габи мне не требуется.

– Ах так?

– Да. Ты ставишь на одну чашу весов жизнь нашего сына и мое семейное положение? Серьезно? И еще… Я против ЭКО.

– Что?! Гончаров, ты сейчас упал в моих глазах ниже плинтуса. Ты сейчас серьезно? – возмущается Злата. – То есть ты предлагаешь…

– А ты готова брать на себя ответственность за живых эмбрионов, оставшихся после процедуры? Это же тоже дети… Я – нет. Ты можешь зачать естественным путем, так к чему все эти сложности?

– Никита, как ты можешь? – почти всхлипывает она. – Для тебя все так просто, да? Считаешь, наша жизнь после этого не изменится?

– Ничего не изменится, Злат. Только то, что наш сын будет жить долго и счастливо. Ты можешь выходить замуж за своего Амирана, а я буду полностью вас обеспечивать – тебя и детей. Я постараюсь стать хорошим отцом. Давай сделаем это для Никитушки?

Глава 17

Никита.

– Не знаю, Никита… Есть же другие методы?

– Ты опять за старое, Злат? Идем обратно к врачу – надо сообщить им о нашем согласии. Или ты боишься реакции своего красавца-любовника? Так я поговорю с ним, не волнуйся.

– Я сама в состоянии поговорить со своим мужчиной, – неуверенно фыркает Златка, шагая по коридору. – Тем более, это жизненная необходимость, а не моя прихоть. Если любит, поймет. А нет…

Ну вот… Златка уже согласна. А я-то? Странно, что на предложение врача я согласился не раздумывая. Почувствовал тень опасности, нависшую над нами или тут что-то другое? Да, да, черт возьми! Дело в опасности для жизни моего сына, а не в моем отношении к Злате… Украдкой поглядываю на нее, мысленно коря себя за данное обещание… Ни черта не будет, как прежде.

Уверенно стучу в дверь профессора и, получив разрешение войти, тянусь к ладошке Златы.

– Мы согласны, доктор. Но мы хотели бы зачать ребёнка естественным способом.

– Павел Иванович, а почему мне нельзя провести процедуру инсеминации? – робко спрашивает Златка.

Ну что за чепуха? Она сама не понимает этого? Собираюсь возмутиться, но профессор меня опережает:

– Можно. Но после одной процедуры беременность наступает лишь у пятнадцати процентов женщин. Вы готовы повторять снова и снова, теряя время?

– Нет, доктор, – отвечаю за нас двоих. – Так вы одобряете мое предложение или настаиваете на ЭКО?

– Конечно, одобряю. Садитесь, молодые люди, – взмахивает он ладонью в сторону кожаного дивана. – Процедура ЭКО не дает стопроцентного результата. Его не может дать ни один метод в мире. Зато появится другой принципиальный вопрос – куда девать других живых эмбрионов? Да и осложнения от гормональных препаратов никто не отменял… Решили попробовать естественным путем? Я не против. Рекомендую съездить в клинику и сдать все необходимые анализы. От половой жизни с другими партнерами следует на время воздержаться. Злата Леонидовна, напомните, сколько у нас дней до овуляции? – шевелит усами профессор.

– Десять дней, – шелестит голос Златки.

– Врачи посмотрят результаты ваших анализов и примут решение, как поступить. Если все будет в порядке, мы можем попробовать, – многозначительно добавляет Павел Иванович. – В случае отрицательного результата прибегнем к ЭКО.

– То есть нам следует незамедлительно поехать в клинику и сдать анализы? – уточняю я.

– Совершенно верно, Никита Федорович. Я позвоню в клинику и изложу нашу ситуацию. Потороплю специалистов, чтобы они не тянули с результатами.

– Спасибо, доктор, – благодарит его Злата, а у меня словно камень спадает с сердца… Она согласна… Не против вытерпеть мое общество.

«Все это она делает ради Никитушки. Ты ей ненавистен», – будто шипит на одном плече бесенок.

«Нет, ее чувства не остыли. Она никогда не согласилась бы, будь на твоем месте другой», – успокаивает меня добрый ангел на другом плече.

Тьфу на них! Что бы Злата ни думала, мы сделаем это ради нашего сына.

«А ты не устал повторять эту чепуху, Гончаров?" – продолжает мучить меня черный демон.

Устал… Но мне придется парировать именно этим. И делать я это буду, сколько потребуется.

– Злата, мы делаем это ради нашего сына. Только ради него, – произношу твердо, смотря ей в глаза. Ну вот… Я уже начал.

– Да. Только ради Никитки я согласна подпустить тебя к себе, Гончаров. Будь моя воля… – вздыхает она, заливаясь краской. – Завтра заезжай за мной утром. Поедем в клинику.

Забегаю в палату и прощаюсь с Никитушкой, игнорируя Амирана. Я и забыл про него… Что, если Злата откажется? Расскажет ему все, а он запретит? Нет, она не настолько глупа, чтобы слушать какого-то ревнивого кавказца. А еще есть Габи, которой тоже надо все рассказать… Черт, как же все запуталось.

– Пока, сыночек. Что тебе завтра привезти? – прижимаю сонного и смешного малыша к груди.

– Никита… То есть папа… Плиезжай сам. Еще можешь ласкласку мне купить с человеком-пауком и фломастелы. Купишь?

– Конечно. До завтра, Никитушка. До свидания, Амиран, – протягиваю руку, встречая его полыхающий ревностью взгляд.

Дома меня встречает Зинаида Петровна. Гремит на кухне и тяжело ступает по блестящему мраморному полу. Тихонько снимаю в прихожей пальто и стаскиваю обувь, наступая на задники.

– Вы один? – вздыхает она. – Идите, Никита Федорович к столу. Поужинайте. Ваша жена скоро приедет?

Не знаю… Только сейчас замечаю на экране смартфона индикатор входящего сообщения.

«Милый, приеду поздно, у меня массаж и маникюр».

Может, и к лучшему все? Надо сделать то, что должен, а разговоры подождут.

Ужинаю в одиночестве, а потом поднимаюсь в кабинет. Пытаюсь отвлечь себя работой: проверяю отчеты и другую входящую документацию.

Глубоко вздыхая, поднимаюсь с кресла и подхожу к окну. К вечеру начинается снегопад. Снежинки лениво падают на крыши домов и тротуары, на деревьях загораются разноцветные огни. Этот Новый год Никитушка проведет в больнице, но следующий… Я сделаю все, чтобы дома.

На столе оживает телефон. Злата! Черт, неужели что-то случилось?

– Да, Злата.

– Привет, – ее голос дрожит в динамике. – Я рассказала обо всем бабуле.

– А Амирану? – произношу вкрадчиво.

– Пока нет. Не смогла найти слов. Бабушка завтра приедет и посидит с Никитой. Ее выписали из больницы.

– Отлично. Можем не волноваться за Никитушку, он будет под надежным присмотром. Во сколько заехать?

– Давай в восемь. Никита…

– Злата, я все понимаю. Воспринимай это как необходимость. Мы родим Никитке братика, и он будет жить. И да, Белоцерковская, тебе придется потерпеть меня немного. Я буду очень стараться, чтобы беременность наступила с первого раза.

– Не помешала? – вздрагиваю от твердого голоса Габриелы за спиной.

Глава 18

Никита.

– Злат, я перезвоню, – произношу в динамик, неотрывно смотря на Габи.

Ее нижняя губа дрожит, дыхание сбивается, а руки… Они словно мешают ей. Габи сначала их заламывает, а потом складывает на груди. Растерянность быстро сменяется хищной напористостью.

– Ники, милый, скажи, что ты пошутил. Или заболел… Я точно расслышала или это бред? Хотя нет… Молчи. Не может мой муж – благородный и честный мужчина говорить такие вещи! По телефону, да еще и с какой-то… бродяжкой в рубашке из секонд-хенда. Это же с ней ты сейчас…

– Хватит, Габи. Не смей говорить плохо о Злате. Я не позволю тебе, слышишь? – выставляю вперед указательный палец, встречая недоуменный взгляд жены. – Никита мой сын.

– Как? – хрипло произносит она. – Он же непохож на тебя? Он… Эта мошенница тебя обманула, а ты повелся?

– Никита мой сын, Габи. Злата никогда не призналась бы, но с ним случилась беда. Давай присядем?

– Отвали, Гончаров! – не выдерживает она. – Ты любой шлюхе готов поверить, помочь самому грязному на свете бомжу, а жене… Я пустое место для тебя! Тебе на меня плевать! Как ты можешь так со мной поступать? – ее глаза увлажняются, а бледность щек проступает даже через слой макияжа. – За что? За что ты со мной так жестоко? Куда вы там хотели ехать? Делать второго ребенка, да?

– Успокойся, Габи! – кричу в ответ. – И дай мне все тебе объяснить. У Никиты обнаружили лейкоз. Мальчик находится в больнице. Единственная надежда на долгую жизнь – пересадка пуповинной крови. Теперь тебе понятно, что мы вынуждены на это пойти?

– Я не верю тебе, Ники. Я тебя люблю, ты знаешь об этом? Думала, смогу завоевать твое сердце, но ты… ты всегда был холодный, как могильный камень, – всхлипывает она, обнимая себя за плечи. – Пообещай, что дашь этим людям денег и выбросишь из своей жизни. Пообещай мне это, Ники.

– Габи, вероятно, ты не до конца поняла, – с трудом сдерживая ярость и негодование, произношу я. – Мой сын тяжело болен.

– Еще надо доказать, что он твой сын, – ядовито выдавливает она.

– Уже доказали. Я сдавал анализы для определения совместимости. Я его отец.

– Дай ей денег, пусть едут в Израиль и делают… Что там положено таким больным?

Я молчу, тупо уставившись на жену. Куда делась веселая милая студентка Стэнфорда? Когда-то давно она помогала мне, сидя рядом и боясь сказать слово. Помогала советом, когда программа не получалась или работала со сбоем. Я два года потратил, чтобы осуществить свою мечту и создать приложение, которое используют миллионы людей. И она была рядом… Она… Я думал, что смогу влюбиться. Я хотел влюбиться, черт возьми, но так и не смог приказать это своему сердцу! Зато влюбилась она. И сама сделала мне предложение.

«– Ники, я буду верной и удобной женой. Тебе со мной будет весело. И детей я не люблю – можем не заводить их».

А сейчас на меня смотрит бесчувственная стерва… Я два раза сказал про болезнь сынишки, ожидая услышать слова сочувствия, а вместо этого услышал:

«– Дай этим людям денег и отправь куда подальше».

Чудовищный цинизм… И чудовищное бесчувствие…

– Я ждал других слов, Габи, – хрипло выдыхаю я. – Сейчас ты обесценила свои слова. Ты не любишь меня. И никогда не любила.

– Ники, прошу тебя… Прости меня, милый. Я люблю тебя, просто… Говорю все это от бессилия. Как бы ты на моем месте отреагировал?

– Я бы попытался понять. Ты же не хочешь этого делать. Габи, я поступлю, как считаю нужным. Ради спасения сына я готов на все.

– Да как такое возможно? – не унимается она. – Ты видел мальчишку пару раз и уже готов на все? Совсем недавно ты говорил, что не хочешь детей. Ты лукавишь, Ники. Ты просто хочешь оприходовать его мамашу, вот и все, – цедит она сквозь зубы. – Как вы будете делать ребенка? Можно ведь сделать это бесконтактным методом, да?

– Мне неприятен этот разговор, Габриела. И непонятны твои наезды. Я принял решение и твое одобрение мне не требуется. Переночую в гостинице.

С этими словами я выхожу из кабинета и спускаюсь в гостиную, застав там плачущую Зинаиду Петровну. Ее плечи вздрагивают, а по лицу струятся слезы. Она утирает их краешком кухонного фартука. Очевидно, женщина слышала наш скандал и узнала про болезнь Никитушки.

– Я поеду, – произношу со вздохом.

– Делайте, все, что нужно, Никита Федорович, – кивает она. – Она примет, вот увидите. Она… Наверное, ваша жена очень любит вас? Все это от бессилия и обиды. Ее злые слова… Она завтра успокоится, и все станет по-другому.

– Спасибо вам, Зинаида Петровна. Спасибо за поддержку.

– Если Никитушке что-то нужно, я приготовлю. Или приеду…

– Я скажу, если ваша помощь понадобится.

Зинаида Петровна собирает мне чистую одежду и вручает пакет. Набрасываю пальто и обуваюсь, выходя под темное хмурое небо… Такое же сейчас в моей душе…

Глава 19

Злата.

Сама не знаю, зачем позвонила ему… Бабуля приехала в больницу к вечеру, а меня поглотила такая черная тоска, что хотелось выть… Все словно разом на меня навалилось: трудное решение о рождении второго ребёнка, невосприимчивость Никитушки к терапии, ревнивые взгляды Амирана, настойчивость и уверенность Никиты-старшего… Как же у Гончарова все просто! Раз – и вынь, Злата да положи второго ребенка. Да еще и естественным путем. И повторяет мне при этом, что наша жизнь не изменится. Ну как можно быть таким циничным? Он сделает мне ребенка и спокойненько вернется в постель любимой Габи? А она его благодарно примет. И все будет, как прежде…

Ни черта не будет… Потому что магия Гончарова продолжает действовать на меня. Да, наверное, я дура, решите вы. И будете правы. Надо бы дать шанс Амирану и попробовать стать счастливой, но вместо этого я думаю о Никите… И все мое существо тянется к нему против воли… Сердце ускорят ритм, танцует и прыгает в груди, как резиновый мячик, дыхание сбивается в горле, а щеки становятся пунцовыми, как спелые помидоры. И я ничего не могу поделать с собой… Если я растекаюсь перед ним лужицей, когда он просто стоит рядом, что будет, если Ник прикоснется ко мне? Моя жизнь совершенно точно не станет прежней, когда все закончится. И вряд ли я буду нужна Амирану с двумя детьми…

– Злата, я поддерживаю Никиту, – важно произнесла бабуля в ответ на мои откровения. – Он, в отличие от тебя, мыслит трезво. Надо, значит, надо… И я не думаю, что тебе придется его терпеть в прямом смысле этого слова.

– Ну, бабуля… – смутилась я, потупив взор.

– Златка, вот бы вы снова были вместе, – надтреснуто добавляет бабушка. – Если бы только можно было повернуть время вспять и все воскресить. Исправить, поговорить, склеить…

– Бабуль, я сейчас не хочу думать о том, как будет. Никита обещал помогать мне с детьми, обеспечивать и принимать участие в воспитании. А как будет у нас… Это второй вопрос, который решать я сейчас не готова.

– Езжай домой, Золотко. Отдыхай. Я переночую и останусь с Никитушкой, сколько надо.

И сейчас я брожу по пустой квартире, маясь от желания разделить свои волнения с кем-то близким… Можно, конечно, и Зойке позвонить, но пальцы сами ищут контакт Никиты в смартфоне. Его уверенность ненадолго меня успокаивает. Он повторяет, что мы жертвуем своими интересами ради Никитушки и на мгновение я ощущаю себя девой Марией… Ненадолго, пока в его голос, звучащий из динамика, не вливается еще один – женский.

– Не помешала? – слышу так отчётливо, как если бы находилась с ними в комнате.

– Злат, я перезвоню.

Никита завершает разговор, оставляя меня наедине с коротким прерывистыми гудками… Вот и все… Сейчас Габи устроит ему скандал, а он, не желая портить отношения с женой, откажется от своего решения…

Сплю я плохо. Просыпаюсь от кошмаров и брожу по квартире, кутаясь в шерстяной плед. Даже на подоконнике сижу какое-то время, смотря на новогоднюю иллюминацию. Засыпаю под утро. Меня будит звонкая мелодия будильника и звук входящего сообщения. Нащупываю телефон под подушкой и, сонно прищурившись, читаю:

«– Злата, не забудь, что нам нельзя есть. Кровь желательно сдавать натощак».

Ну надо же… Выходит, наше решение в силе?

«– Спасибо за напоминание. Не буду».

«– Покормлю тебя потом в «Шоколадном пончике», хорошо?»

«– Ладно».

Ну вот… Даже дышать становится легче. Быстро принимаю душ, заплетаю «дулю» на макушке, облачаюсь в джинсы и белую водолазку. Макияжем пренебрегаю, не желая привлекать к себе излишнего внимания Никиты.

Накинув курточку, хватаю рюкзак и выхожу на улицу, издали завидев машину Никиты. Он выходит и распахивает передо мной переднюю пассажирскую дверь. От меня не скрывается тень, прокравшаяся в его взгляд.

– Все в порядке? – выдыхаю, смотря ему в глаза.

– Не совсем.

– Если ты передумал, скажи сразу. Я тебя пойму и не посмею осуждать, – тараторю, с трудом усмиряя дрожь в теле. – Ты не обязан и…

– Я обязан, Злата, – обрывает меня Никита. – У меня есть сын и я все ради него сделаю. Просто…

– Ну, говори уже.

– Я ушел из дома. Габи отказалась меня понимать, а уж принимать мое решение…

– Ладно, Никит… Все образуется. Она оттает. Я уверена. Если любит – поймет… Поедем?

Никита молча кивает и жмет на газ, выруливая в сторону медицинского центра…

Глава 20

Злата.

Никита аккуратно паркуется возле медицинского центра и помогает мне выбраться из машины. Ловлю себя на мысли, что он уже относится ко мне, как к беременной… Справляется о самочувствии, да и ведет себя как джентльмен.

– Осторожно, Злат, тут ступенька. У тебя голова не кружится? Ты же не ела с утра…

– Гончаров, ты совсем сбрендил? – хмурюсь в ответ.

– Извини, – вздыхает Никита и улыбается. – Что-то я размечтался.

Размечтался? О ребенке от меня – бывшей, чьего папу он предал и позорно сбежал? Он ни разу не спросил меня, как повернулось дело… Его ведь искала полиция, только все было тщетно, Никиты и след простыл… Он свалил в Америку за мечтой, оставив нас разбираться со всем. Знал бы он, через что мне пришлось пройти: допросы, обыски, конфискация имущества. Чудовищный стыд – вот что я испытывала, слыша, как отца называют мошенником и вором. А потом пришли судебные приставы и выгнали меня из дома. Я-то не знала, что его нужно было освободить в короткий срок… Жила себе потихоньку и ухаживала за садом, как могла. Одна-одинешенька, потому что весь персонал после ареста папы, как ветром сдуло.

Кажется, Ник замечает тень, мелькнувшую в моем взгляде. Интересно, он вспоминает о прошлом? Жалеет о своем поспешном отъезде – трусливом и…

– Злата, что случилось? – его голос вырывает из горького омута воспоминаний.

– Да так. Идем?

– Злат, у нас будет время поговорить.

– Согласна. Сейчас давай займемся делом.

Нас встречает заведующая отделением. Мило улыбается и тараторит без умолку, заверяя, что врачи не станут тянуть с результатами, учитывая нашу «срочную и печальную ситуацию». Нас с Никитой разводят по разным кабинетам. Метнув на меня взволнованный взгляд, он следует за врачом, как агнец на закланье.

– Половой жизнью живете? – бесцеремонно спрашивает меня девушка гинеколог.

– Нет, – прочистив горло, отвечаю я.

– Противозачаточные препараты до этого принимали? Алкоголь употребляете, курите? Первая беременность быстро наступила? Лечились от ЗППП?(Примечание автора – заболевания, передающиеся половым путем).

Вопросы сыплются на меня, как дротики. Раскрываю рот, чтобы ответить, встречая ее цепкий, направленный прямо на меня взгляд.

– Забеременела быстро. Не лечилась… Не пью, не курю… Таблетки не принимала и не принимаю.

Тараторю, отвечая на вопросы анкеты. Потом у меня берут материалы для исследования и делают УЗИ органов малого таза.

– Результаты будут приходить вам на электронную почту, – деловито сообщает врач, когда меня заканчивать «разбирать по косточкам».

– Спасибо. Буду ждать. У меня овуляция через…

– Вы говорили. Результаты будут готовы раньше, не волнуйтесь. И вообще… Мы рекомендуем, в случае отсутствия противопоказаний к зачатию, уехать из города и…

– Как это уехать? – вспыхиваю я. – Зачем?

– Чтобы заняться делом, женщина, – все так же бесцеремонно отвечает она. – И не отвлекаться на работу, уборку и прочие… Ненужные в данной ситуации хлопоты. У вас нет времени. А ребенок нужен позарез. Вы согласны?

– Конечно, я согласна. Просто не думала, что потребуется еще и уезжать.

– Ну а как вы тогда расслабитесь? Вам с вашим… донором нужна смена обстановки и положительные эмоции. Свежий воздух, горы и море свободного времени.

– Спасибо, мы подумаем, – сухо бросаю я и вылетаю из кабинета. Щеки пульсируют, а сердце больно толкается в груди. Уехать! Я думала, Никита приедет ко мне домой и…

– Злата! – окрикивает он меня, выходя из другого крыла отделения. – Я закончил. Ты как? – произносит он вкрадчиво и легко сжимает мое плечо.

– Разобрали по косточкам, – вздыхаю я. – Еще эти дурацкие вопросы в анкете. А врачи, похоже, привыкли.

– Да. Злата, знаешь, что мне предложил врач?

«Господи, только не это… Неужели, как и мне – уехать туда, где «свежий воздух, нет кастрюль и уборки и ничего не отвлекает от дела»?

– И что же?

– Уехать на нейтральную территорию. Как ты на это смотришь?

– Отрицательно, – фыркаю я. – Мы делаем это ради Никитушки – ты сам говорил. Поэтому вся эта… романтика ни к чему.

– Нам нужен результат, Злата. Врач прав – рабочая суета и быт – все это не будут способствовать расслаблению. Ты даже сейчас взвинчена, как… Как…

– Хорошо, Гончаров. Уедем, если надо, – вздыхаю, не в силах спорить.

– Как тебе Красная поляна?

– Никита! – возмущаюсь я. – Давай дождемся результатов анализов? Может, у нас все не так радужно, как мы думаем.

– Все там замечательно. Я уверен. Ну что… В «Шоколадный пончик»?

– Ты можешь отвезти меня домой, я позавтракаю там и…

– Одевайся, Белоцерковская. И не спорь… Нам поговорить надо.

Глава 21

Никита.

Она медленно мешает сахар в чашке, опустив взгляд и прикусив нижнюю губу, а я с трудом сдерживаю растущий внутри ураган. Во мне мешаются желания извиниться за прошлое и обвинить ее в укрывательстве сына. Глубоко дышу, прогоняя обиды, и приосаниваюсь, словно мне предстоит сдать экзамен на человечность. Мужик я, в самом-то деле, или слизень?

– Злата, прости меня, – выдавливаю хрипло, неловко касаясь ее рук.

Златка одергивает их, словно обжегшись. Черт… Неужели, я настолько ей неприятен?

– Не знаю, Никит… – все так же смотря куда угодно, только не на меня, отвечает она. – Ты трусливо сбежал, оставив меня одну. Я потом… Я поняла, что жду ребенка и даже сообщить тебе не смогла.

– Прости… Я был уверен, что этот мерзкий тип… Вадим, кажется, сделает все, чтобы выставить крайним меня. Тогда все пошло бы прахом – Америка, мои мечты…

– Конечно, – остервенело разламывая стик сахара, произносит она. – Твои мечты куда важнее, чем… Чем…

– Прости, – повторяю, как попугай. – Я струсил. Я был неправ, Злат. Если бы ты знала, как я жалел о своем поступке. Я ведь…

– Удалился из соцсетей, выбросил симкарту, да, Ник? И как, по-твоему, я должна была сообщить тебе о беременности? – надтреснуто произносит Злата.

– Ты бы могла найти Степку! Боже, что я несу… – замолкаю, встречая ее гневный взгляд. – Злата, я все сделаю для Никитушки… Все, что смогу и даже больше. Я…

– Ладно, Никит. Ни к чему этот разговор… Слишком больно. И ничего не исправишь уже. Так что…

Официант прерывает наш разговор, расставляя на столе тарелки с шоколадным фонданом и сырниками.

– Злата, я помогу твоему папе. Расскажи, сколько ему дали, какая статья и… Все подробности. Где он сидит?

Злата словно скукоживается. Втягивает голову в плечи и опускает взгляд. Понимаю, ей стыдно… И до чертиков больно… И ей гораздо больнее окунаться в прошлое, чем мне… Нутро заполняет холод при мысли о том, через что ей пришлось пройти. Мне ведь никто ничего не говорил… Наверное, дело Белоцерковского держалось в строгом секрете, потому что никакой информации в интернете я тогда не нашел… И наивно решил, что Леониду удалось откупиться от тюрьмы. Признаться честно, ему ничего не стоило этого сделать.

– Исправительная колония номер девять. Хадыженск, – неловко произносит она. – Мошенничество в особо крупных размерах, использование служебного положения в личных целях… Не помню точно.

– Ты часто с ним видишься?

– Нет. Я могу приезжать к папе раз в месяц на краткосрочное свидание, но… Никит, я живу скромно, работаю в ДДТ, да и у бабули маленькая пенсия. Не приеду же я с пустыми руками? – словно оправдывается она. – Я несколько месяцев коплю деньги, чтобы купить папе белье, сладости, консервы, вкусности всякие…

Вскидывает на меня взгляд, полный нерастраченной боли. Я лишил ее своей поддержки… Я – гордец с амбициями и глупыми мечтами. Слабак, что променял Злату на Америку, программирование и… Габи. Я предатель…

– Понимаю.

– Что ты понимаешь? Я через такое прошла, Никит… Тебе и не снилось. Допросы, обыски и жестокие фразы про моего папу. Они до сих пор звучат у меня в ушах, их слова… Он… преступник, мошенниц, вор! Как бы ты чувствовал себя?

– Я прекрасно понимаю тебя, Злат, – тянусь к ее рукам, пытаясь успокоить. – И, если тебя это утешит, не верю, что Леонид Сергеевич вор и мошенник. Знаешь, Злат, я ведь мечтал быть похожим на него.

Злата отламывает кусочек шоколадного фондана и с удовольствием жует. Помню, что она сладкоежка. Я вообще помню все… Каждую мелочь, связанную с ней. Запивает лакомство чаем и отвечает:

– Серьезно? Ты не шутишь?

– Нет. Я пришел к вам домой в застиранной майке и дал себе слово, когда уходил: «Я стану таким, как Белоцерковский. У меня будет все!»

– Твои мечты сбылись, Никит. У тебя есть все – любимая работа и… любимая женщина.

И это «все» не сделало меня счастливым. Слова остаются невысказанными… Не хочу жаловаться Злате и выказывать свои слабости. Сейчас ей это ни к чему. Как и откровения про мои отношения с Габи…

– Кстати, я договорился со службой доставки – с завтрашнего дня в больницу будут доставлять свежую еду для вас, – произношу, стремясь переключить внимание Златы с «любимой работы и женщины».

– Спасибо большое. И за угощение тоже, – Злата кладет ладони на колени, собираясь вставать. – Мне надо поехать в ДДТ. Уладить кое-какие вопросы.

– Ты разве не на больничном?

– На больничном. Но остались кое-какие вопросы. Не бери в голову.

– Давай я тебя отвезу?

– Не стоит, – улыбается она, спешно надевая курточку.

Неужели просто бежит? Нашла повод, чтобы быстрее отделаться от меня?

– Давай я такси хотя бы вызову?

– Здесь недалеко. Спасибо тебе за помощь, Никита. За все…

Раскрываю губы, чтобы ответить, но она убегает, как Золушка. Наблюдаю через окно за ее хрупкой фигуркой и тянусь к телефону, чтобы позвонить Роберту… Мне срочно нужен совет.

Глава 22

Никита.

В тарелке поблёскивает кальмар на гриле. Аппетитный, манящий и, наверное, безумно вкусный… Приготовленный шеф-поваром ресторана «Роб» по просьбе хозяина. А у меня кусок в горло не лезет… Перед глазами стоит растерянное лицо Златы. Закрываю глаза и вижу, как она торопливо надевает курточку и стремительно убегает от меня…

– Напиши уже ей, спроси, все ли в порядке? – не выдерживает сидящий напротив Роберт. – Виски налить? У меня коллекционный есть и… Степа, принеси нам по пятьдесят…

– Не надо, Роб. Нам еще ребенка делать, – выпаливаю и тотчас замолкаю.

– Что? Вы с Габи планируете ребенка? Поздравляю, брат.

– Не с Габи, в том-то и дело. Со Златой…

Рассказываю в двух словах обстоятельства болезни Никитушки, наблюдая, как расширяются глаза Роберта. Он ерзает на месте, ожидая, когда я закончу рассказ.

– Ну вы даете? С ума сойти! И как она к этому отнеслась?

– Нормально, – кисло протягиваю я. – Сначала возмутилась, а потом… В общем, ради Никитки она готова на все. Да и я… Сам не понимаю, как привязался к пацану так быстро. Не представляешь, какой он забавный. Рассказывает мне все время что-то. А разговаривает он… Прямо как я в детстве – я почти до первого класса нормально буквы не выговаривал.

– У тебя даже лицо меняется, когда ты говоришь о них, Ник, – восклицает Роб. Запускает пятерню в черную шевелюру и лыбится, как довольный кот. – Разводись с Габи, Никита. Не любишь ведь… Зачем мучить девчонку и себя?

– Все слишком сложно, Роб.

– Сложности мы себе сами создаем, Ники. Вызови ее на разговор и выложи все начистоту. Двое детей! Ты сам понимаешь, что теперь никуда тебе от Златы не деться?

– Кстати об этом: у нее есть мужчина. Зовут Амиран. Представительный такой, мужественный, деловой…

– О-о-о, ну все, брат! А теперь у тебя морда кислая. Ты даже врать не умеешь, Гончаров, – Роб хлопает ладонями по краю стола. – Все чувства на лице написаны.

– Он любит ее, я такие вещи за версту чувствую. Интересно, она ему рассказала о втором ребёнке? – многозначительно протягиваю.

– Да какая разница? Ты будешь обеспечивать малышей, так что… Если любит ее – примет. А вы уже… Вы… – мнется Роберт. – Приступили к изготовлению малыша?

– Нет. Ждем результаты исследований. Врачи настоятельно рекомендуют уехать на нейтральную территорию. Чтобы не отвлекаться на быт и…

– Я смотрю, у вас медовый месяц намечается. Никита, звони Габи, вот что я скажу.

– Я вернусь домой и поговорю с ней. Ты прав. Как-то это непорядочно… Уехать вот так.

– Ты еще и из дома ушел? С вами без ста грамм не разберешься. Степа, неси пятьдесят мне! Куда повезёшь ее?

– В Красную Поляну. Погуляем, покатаемся на фуникулёре и…

– Ага, ты еще про экскурсию в Олимпийских парк забыл. Ладно, Ник. Ты все правильно делаешь, брат. Если хочешь знать, я горжусь тобой и нашей дружбой.

– Да ладно тебе, Роб. Поеду на работу, а не домой. Габи точно будет там. Лучше приехать без звонка.

– Доедай кальмара. Не выбрасывать же его? – возмущается Роб.

Мы обедаем и тепло прощаемся. Еду в офис, сгорая от нетерпения все это прекратить: недосказанность, притворство и нелепый брак…

Паркуюсь возле входа в офис, замечая машину Габи. Вот и хорошо… Поднимаюсь по ступенькам крыльца и толкаю дверь ее кабинета.

– Привет, – сухо произносит она, отрывая взгляд от ноутбука. Похоже, она не сильно и переживала мое отсутствие дома. Или умело притворяется, напустив на лицо равнодушный вид.

– Габи, я хотел поговорить. Надо уже разрубить этот узел и…

– Не вздумай предлагать мне развод, Ники, – ультимативно произносит она, покрутившись в кресле.

– Габи, послушай, мы же… К чему нам играть в семью, если ее нет? Габи, я…

– Не делай глупостей, Ники. И не забывай, что я тоже имею право на твои активы, – Габи наставляет на меня палец с ярко-красным маникюром. – Что ты там хотел? Оплатить мальчику операцию? Или раздела имущества и ареста счетов?

Раскрываю рот, не в силах выдавить и слова. К такому цинизму жестокости я не был готов…

Глава 23

Никита.

Габриела выходила замуж за простого парня из России, подрабатывающего в магазинчике на заправке. Я был беден, а в успех нового приложения, сравнивающего цены на разных ресурсах, мало кто верил. Слишком высокой была конкуренция и низкими доходы. Мне приходилось отвлекаться на работу, чтобы обеспечить себя пропитанием. Благо с жильем не было проблем – мы с Андрюхой – моим приятелем и соседом по комнате жили в одном из корпусов Стэнфорда. В Кремниевой долине ценили молодые таланты и обеспечивали студентов бесплатной едой в определённые часы. Я был никем, когда она вышла за меня. И она была простой студенткой – русской американкой Габи – улыбающейся брюнеткой в джинсах и широкой белой футболке. А сейчас на меня смотрит расчетливая стерва…

– Что ты молчишь, Ники? Думал, я так проста? Мы не заключали брачный договор и…

– Что ты хочешь, Габи? – сухо произношу я, встречая ее цепкий, устремленный прямо на меня взгляд. – Права на приложение? Дом, фирму, машины? Я готов откупиться от тебя. Назови свою цену.

Ей-богу, она сникает. Из карих глаз улетучивается хищный блеск, губы сжимаются в напряженную линию, а тонкие пальцы начинают предательски подрагивать. Не ожидала? Думала, я поддамся на ее провокации и угрозы?

– Не торопись, Ники. Гражданский суд США спросит о причинах развода. Знаешь, что я скажу?

– Мы все решим мирно, Габи. По обоюдному согласию бракоразводный процесс не займёт больше трёх месяцев. Я дам тебе то, что ты хочешь.

– Не дашь, Ники, – горько произносит она. Мне кажется, что ее глаза увлажняются, а на лицо наползает бледность. – А я хочу удержать тебя подольше. Поэтому укажу причиной развода жестокое обращение, измены, пьянство, оставление в опасности и…

– Остановись, Габи. Пожалуйста. Не падай в моих глазах ещё ниже, я прошу тебя. Ты же не такая, Габ? Неужели, это все из-за денег? Вспомни, как ты выходила за меня? У нас даже на нормальный ресторан денег не было.

– Можешь трахать свою потаскуху, сколько твоей душе угодно, – не дослушав моего опуса, шипит Габи. – Но ты останешься моим мужем, Ники. Или… Или готовься к искам от моего адвоката.

– Я понял, Габи, – многозначительно отвечаю я, запустив ладони в карманы брюк и сжимая их в кулаки. Мне хочется всадить ими в стену, но я сдерживаю эмоции. Не удивлюсь, если Габриела записывает наш разговор на камеру, чтобы использовать мои слова в суде или выставить психопатом-абьюзером, не умеющим держать себя в руках.

– Что ты понял, Ник? – надтреснуто произносит она.

– Все. О тебе и нашем браке. А сейчас я пойду.

Не дожидаясь ее ответа, выхожу из кабинета и спешно иду по коридору к выходу. Мне нужен лучший адвокат. Габи не будет ждать моей милости. Она четко дала мне понять, что настроена на войну. Значит, война? Сейчас, когда я больше всего нуждаюсь в поддержке… Сажусь в машину и опускаю голову на руль. Глубоко дышу, раздумывая, как поступить? Мне нужен адвокат-американец или грамотный российский адвокат, знакомый с международным правом. Если Габи обвинит меня в насилии или неблагонадёжной заботе о ней, Гражданский суд США примет иск и запретит мне свободно передвигаться по миру. Меня даже могут заключить под стражу до выяснения обстоятельств. Нет, нет, нет… Только не сейчас, когда мой сынишка нуждается во мне больше всего… Никогда не прощу ей столь чудовищной жестокости… Никогда…

Давлю на газ и еду в больницу. Я не предупреждал Злату о визите. Возможно, в палате снова будет ее красавчик-ухажёр, плевать… Потребность быть рядом с Никитушкой преобладает над здравым смыслом. Я боюсь… Впервые за долгое время я боюсь не ответственности, а обстоятельств, способных помешать мне выполнить долг.

– Привет, – произношу, задыхаясь от бега по лестнице.

Златка удивлённо распахивает глаза и вытирает руки полотенцем.

– Привет, – произносит тихо. – Проходи, Никита.

– Папуля плисол! Ула! – говорит мой будущий клиент логопеда.

– Сыночек мой… Никитушка…

Матрас протяжно скрипит, когда я сажусь на край больничной койки и прижимаю сына к груди. Вдыхаю аромат детских волос и целую его в бледные щёки.

– Папуль, показать мои лисунки? Я налисовал тебя и маму.

– Показывай, боец, – метнув на Злату взгляд, киваю я. – Ты красиво рисуешь, сынок. Когда ты вылечишься, мы с мамой запишем тебя на рисование и…

– А я на калатэ хочу! – перебивает меня Никитушка, а я все обнимаю его, целую и смотрю, как будто вижу в последний раз…

– И на каратэ, и на танцы, музыку и рисование. Мы везде будем ходить. А ещё к тете, которая полечит твой язычок.

– А как она его полечит?

– У язычка есть моторчик. И она его заведёт.

– Никита, что случилось? – не выдерживает Злата. Правильно Роб говорил – у меня все на лице написано… Эмоций так много – грусть, бессилие, счастье, непонимание… А ещё желание защитить моих близких. И покой Златы – уж ей знать о моих проблемах ни к чему.

– Все хорошо. Просто соскучился по сыну.

Глава 24

Злата.

Он правда не понимает, почему я бегу? Вскидывает непонимающий взгляд и удивленно качает головой. А я не могу выдерживать его близость… Его слишком много сегодня. Запаха, голоса, прикосновений рук к моим дрожащим ладоням. Черт… Боюсь представить, что будет, когда мы дойдем до главного… Мне даже думать страшно об этом.

– Злата, давай я тебя довезу.

Ну уж нет… Мне бы спрятаться в своем крошечном кабинете и успокоиться. Отдышаться от Гончарова, отмыться от его чертовой близости, на которую я ведусь, как глупая курица… Единственный мужчина, как ни крути… Первый и единственный, хоть я и была замужем.

– Я сама. Мне тут близко… – выдыхаю хрипло и выскакиваю, на ходу надевая курточку.

Сейчас заеду на работу подписать кое-какие документы, а потом к Зойке… Если бы не планирование беременности, я бы и в магазинчик заскочила – за красным вином или чем-нибудь покрепче.

В бухгалтерии меня встречают безрадостно. Ну кому нужен работник, находящийся на столь длительном больничном? А увольняться я не решаюсь, хоть Гончаров и пообещал нас обеспечивать. На словах-то он герой, а на деле… Обычный предатель и слизняк. Не поверите, я все время напоминаю себе о его поступке. Но стоит мне на время забыть обо всем, дурацкое сердце начинает таять, тело плавиться, а душа раскрываться, как бутон…

Зойка ждет меня в офисе визового центра, где она трудится. По дороге звоню бабуле, удостоверившись, что с Никитушкой все хорошо. Мой мальчик стойко переносит капельницы и прочие процедуры. Мы немного болтаем с сыночком по телефону, пока я трясусь в маршрутке. Солнце припекает, как весной, а из сердца улетучивается «гончаровская» магия. Я снова, наконец, могу спокойно дышать и мыслить. Не представляю, как буду жить, когда все закончится… Как общаться, принимать его у себя в доме, терпеть его присутствие – невыносимое и такое желанное…

Выскакиваю на остановке и спешу в гости к подруге – она единственная, кто меня понимает и ценит. Моя красавица отрывается от ноутбука и закрывает кабинет изнутри.

– Надоели мне все, Златка, – певуче протягивает Зойка, поправляя длинную каштановую прядь. – Когда уже Новый год наступит, а? И я, наконец-то смогу выспаться? Ой, прости… Извини, родная, что-то я брякнула не то. Впрочем, как обычно… Моего крестника не отпустят из больницы? Хоть на денечек?

– Боюсь, что нет. Я ведь не рассказала тебе главной новости, Зой, – начинаю я, пряча взгляд, как провинившаяся школьница.

– Господи, не томи, – испуганно протягивает она. – Все плохо, да? Ты говорила, результаты исследований должны на днях прийти и…

– Никто из нас не подходит.

Рассказываю Зойке о втором ребенке, моих сомнениях и страхах, стараясь не обращать внимания на округлившиеся от удивления девичьи глаза и возгласы, изредка нарушающие мою монотонную речь.

– Офигеть, Белоцерковская, – плюхается она в кресло. – Вот это ты даешь!

– Да, – соглашаюсь я. – Будь моя воля, я бы близко не подошла к нему, а так… Господи, не представляю, как буду жить потом, когда все кончится? Как Амиран все воспримет? Я же ничего ему так и не сказала.

– Как не сказала? Ты что? Он хороший парень, Злат. И любит тебя в отличие от этого напыщенного предателя на модной тачке, – фыркает она. – Никита уже разбил тебе сердце один раз. Да и друзья у него так себе…

Зойка заливается краской, а я понимаю, что подруга скрыла от меня что-то важное.

– Какие такие друзья? Рассказывай, что стряслось?

– Злат, да мои проблемы ерунда по сравнению с тем, что приходится переживать тебе. Забей. Есть один товарищ – красавчик и владелец рыбного ресторана. В общем, проехали…

– Роберт? Ты про него говоришь? Он приехал в тюрьму вместе с Никитой. Хороший парень, как по мне… Вы же знакомы, Зой?

– Не хочу об этом. Ты как-то собираешься готовиться к… К сеансу Никиты Гончарова? – хитро улыбается она, покрутившись в кресле. – Ну там… Педикюр, эпиляция.

– Фу! – плююсь я. – Вот еще! Это все только из-за Никитушки. Уверена, он все сделает быстро и без эмоций. Нет, даже не так: я настою на том, чтобы все произошло, как у собак, которых разводят под наблюдением ветеринара.

– Ладно, Золотко. Не буду тебя смущать, хотя уверена, что так не будет. Так, как ты говоришь.

Зойка отвлекается на смартфон. Листает новостную ленту, а потом вскрикивает, заставляя меня чуть ли не подпрыгнуть на месте:

– Вот это да, Златка! Ты только посмотри, какой скандал.

– О чем ты?

– Слушай, что о твоем бывшем пишет один из самых модных новостных пабликов:

«Адвокат утверждает, что Никита Гончаров проявлял насилие к своей жене – русской американке Габриеле Бадор. Если супруги не придут к согласию, Гончарову грозит иск, а, возможно, и тюремное заключение. Гражданский суд США заботится о женщинах, переживающих дурное обращение в семье. До выяснения обстоятельств потенциального виновника заключают под стражу. Закон о домашнем насилии в США действует не так, как в нашей стране. Будем следить за новостями в звездной семье».

– Гляди, какая роскошная краля! – раскрасневшаяся от эмоций Зойка разворачивает смартфон и демонстрирует мне хищную улыбочку Габи на экране.

Поверить не могу… Они собираются разводиться? Или к чему это все? Адвокат, статьи в желтой прессе и обвинения Никиты? Одно мне ясно – Габи защищает свое…

Глава 25

Злата.

Желание жаловаться на судьбу мгновенно исчезает… Растворяется в поглотившей меня тревоге за Никиту. Ну не верю я, что он способен на такое… Зойка продолжает восхищаться красотой «заграничной девки», а я медленно тянусь за шарфом… Ни минуты не хочу здесь оставаться. Пить чай, есть конфеты и плакаться в жилетку подруги, пока на Никиту льют грязь. Надо же что-то с этим делать? Или нет? Проклятое сердце сжимается в камень при мысли, чем скандал может обернуться для нас? Да-да, я прежде всего думаю о сыне. Никите-старшему ведь придется все это разгребать? Тушить скандал и оправдываться? Может, он уже от идеи завести второго ребенка отказался? Своя-то семья дороже?

– Златка, ты куда? – Зоя, наконец, переключает внимание с Габи на меня. – Побежишь спасать этого предателя? Может, оно и к лучшему? Закон бумеранга никто не отменял. Он бросил тебя и свалил за бугор, оставив наедине с разъяренной общественностью и их обвинениями в адрес твоего отца. Вспомни, сколько тебе приходилось оправдываться и защищать дом от наглых папарацци?

– Я все помню, Зой. Мне плевать на Никиту. Для меня в приоритете здоровье сына. Если Гончаров откажется помогать в лечении Никитушки из-за скандала с женой, я должна узнать об этом первой. Ты согласна?

– Ты хочешь его спросить, не передумал ли он заводить второго ребенка? В Америке закон всегда встает на сторону женщины. Стоит Габи заикнуться о насилии, Никиту…

– Да, Зой. Мне нужны гарантии, что я и дети будем обеспечены несмотря на его проблемы… – прячу глаза, боясь, что Зойка увидит в них другое – волнение за Ника, а не холодный расчет.

– Да ты знаешь, насколько он богат? Вам и за три жизни не потратить то, что есть у Гончарова! – жестикулирует Зоя. – Он миллионер, Злат. Долларовый миллионер. Его приложение переведено на пятьдесят языков, им пользуется полмира. Не понимаю, что он забыл у нас? Наш приморский городок слишком для него мал.

– Откуда ты все это знаешь? – округлив глаза, спрашиваю я.

– В интернете прочитала. Надо же кому-то это делать. Ты вон… Вся в заботах о Никитушке.

– Поеду я, Зойка. Амиран скоро приедет в больницу, а вечером Никита обещал заскочить. Там и поговорим.

– Может, мне сдать анализы, Злат? – поникшим голосом спрашивает Зойка. – Если Гончаров откажется заводить второго ребенка, понадобится искать другие способы лечения. Ты об этом подумала?

Подумала… Только об этом сейчас и думаю, глядя в огромные карие глаза подруги. И вместе с мыслями душу скручивает бессилие, поднявшее голову, как осмелевший зверь. Что, если… Встряхиваю головой, будто сбрасывая уныние и спешно одеваюсь. Зойка тараторит про анализы, а я тупо киваю, обещая вечером позвонить.

Бабуля кормит Никитушку вкусным борщом, доставленным «гончаровской» службой доставки. Сынок ест с удовольствием. Да и выглядит вполне обычным ребенком. Раздеваюсь и вешаю верхнюю одежду в шкаф. Мою руки и переодеваюсь в мягкий хлопковый костюм. Волосы собираю в высокий хвост.

– Все, мама, внучок накормлен. Баба Ира может ехать домой? – шутит бабулечка.

– Спасибо, родная. Отдыхай. Я завтра тебя беспокоить не буду. Ты только больше отдыхай, – обнимаю ее я.

– Да ладно тебе. Что мне одной дома делать? Без вас скучно. Так что… завтра приду. Что тебе, Никитка купить? – набрасывая на плечи пальто, спрашивает бабушка.

– Ласкласку! И новые класки. А то я сталые испачкал челной клаской.

– Принято! – рапортует бабушка и покидает палату.

Я успеваю только выпить чаю. Пристраиваюсь возле сына, собираясь почитать ему сказку, и вздрагиваю от шума – дверь распахивается, являя взору Гончарова.

– Привет, – сухо произносит он, направляясь к раковине и быстро споласкивая руки. – Никитушка, сыночек, я так скучал.

Поднимаюсь с кровати, освобождая место для Никиты, и отхожу к окну. Гончаров говорит какие-то глупости про логопеда и футбол и смотрит на Никитушку с нескрываемой болью… Не может он быть насильником и плохим мужем. Что угодно может обмануть – слова, глаза, сплетни, чужие обвинения… А сердце нет… Никогда.

Я с трудом сдерживаю рвущие душу эмоции. Никита обнимает нашего сыночка, гладит его по нежным щекам, целует, целует… Сыплет глупыми обещаниями… Мне бы его уверенность.

– Никита, что случилось? – прерываю трогательный момент встречи.

– Ничего. Просто скучился по сыну.

– Никит, я все знаю… – заглядывая в его глаза, произношу я. – Там… там статьи в интернете. И… Я не верю в ее обвинения. Если тебе, конечно, важно мое мнение, то…

– Злата… – Никита подходит ближе. – Спасибо тебе. Я не делал ничего такого, веришь? Всегда заботился и обеспечивал Габи.

– Если ты передумал, скажи сразу. Я буду искать доноров и…

– Никогда. Слышишь, никогда больше не задавай мне столь глупый вопрос. Наша договоренность в силе. И ничего не сможет ее изменить. Вопрос закрыт, уяснила, Белоцерковская? – грустно улыбается Ник.

– Хорошо. Верю тебе.

Мне хочется его ободрить. До ломоты в костях и боли в мышцах, сбившегося дыхания и искр из глаз. Ну такой я человек, ничего не поделаешь с этим. Ненавижу несправедливость в любом ее проявлении.

– Все будет хорошо, Никита.

Я слегка сжимаю его локоть, а Никита порывисто притягивает меня к груди и крепко обнимает.

– Золотко… – шепчет мне в волосы. – Спасибо…

Глава 26

Никита.

Мы так и стоим, обнявшись и поглаживая друг друга по плечам, согревая теплом участия… Знала бы Златка, как мне сейчас нужны ее объятия. Зажмуриваюсь, глубоко вдыхая аромат ее волос. Такой знакомый и чужой одновременно… Родной и любимый когда-то в прошлом… Она мать моего сына. Чужая женщина, невеста другого парня. Разум упорно требует прекратить, а сердце наполняется нечаянной радостью и торопится запечатлеть в памяти сладкий момент.

– Золотко, – срывается с моих губ. – Спасибо…

Злата не замечает, как мои губы легонько касаются ее мягких волос. Гладит меня по плечам, успокаивая и шепча слова поддержки.

– Все будет хорошо, вот увидишь, – произносит она и спешит разорвать объятия.

Ловлю ее смущенный взгляд и нехотя отпускаю.

– А папуя целовал мамину голову, я видел! – кричит Никитушка, улыбаясь во весь рот.

– Это… правда. Прости, не сдержался. Спасибо за поддержку, – улыбаюсь и подхожу к сыну. Из его локтевых сгибов змеятся проводки капельниц, а под глазами темнеют круги. Я даже на руки его взять не могу. Прижимаю пацана к груди и глажу по спине.

– Я могу попросить врача вытащить иглы и закрыть клапан. У Никитушки стоит внутривенный катетер, – со вздохом произносит Златка.

– Если только ему надо в ванную, – целуя сына в щеку, отвечаю я. – Я серьезно, Злат. Помочь тебе с купанием? Или ты сама можешь сходить в душ. А мы почитаем или порисуем. Да, сынок? Еду привозили?

– Спасибо, Никита. Борщ нам очень понравился, – улыбается она.

– И сылники! – кричит Никитка.

– Пожалуй, я схожу в душ, – задумчиво отвечает Златка. – Не скучайте без меня.

Златка вынимает из тумбочки большое банное полотенце, фен, косметичку и скрывается в ванной. Я выбираю Никитке книгу и листаю страницы, показывая картинки. Хорошо, что я сюда пришел… Мог бы остаться наедине с жуткими мыслями или впасть в еще большее уныние…

– Смотри, Никита, а это капитан Сильвер. Глянь-ка, какая у него шляпа.

– Давай длугую книгу почитаем. Пло Айболита.

Встаю с кровати и опускаюсь на корточки, чтобы поискать в тумбочке книгу. В этот момент дверь тихонько скрипит, являя взору чужие мужские ботинки. Пока вижу только их… А подняв взгляд – Амирана.

– Добрый день, – он протягивает руку для рукопожатия. – Вы здесь? Так рано?

– Да, решил проведать сына.

– Можно поговорить? – неожиданно предлагает он.

– Злата в душе, я не могу оставить сына одного. Что-то серьезное?

Отчего-то мне кажется, он тоже в курсе того, что происходит в моей жизни… И не в курсе нашего со Златой плана по рождению второго ребенка…

– Давай тогда дождёмся ее, – решительно отвечает он. – Если то, что о тебе пишут правда, я бы не хотел…

– Что здесь происходит? – Златка появляется в дверях ванной. – Амиран, я хотела с тобой поговорить.

«Вот и правильно… Умница девочка, не надо начинать отношения с вранья. Скажи ему правду» – молю ее мысленно.

– Злата, мы выйдем или будем здесь разговаривать? – Амиран бросает взгляд на Никитушку.

– Амиран, мы можем выйти в коридор. А Никита побудет с сыном.

– А я хотел, чтобы и он присутствовал при разговоре. После того, что я о нем прочитал…

– Это неправда, – отрезает она. – Я бы не хотела, чтобы ребенок слышал нашу беседу. Предлагаю выйти в коридор. Никитушка, посмотришь мультик? А мы выйдем поговорить с доктором? – Златка сует сыну планшет и включает мультфильмы.

Не понимаю, какие у Амирана ко мне претензии, но послушно выхожу в коридор. Хотя мог бы его послать, а не оправдываться.

– Никита, это правда? То, что сейчас льется из каждого утюга? – без прелюдий начинает Амиран. Режет острым взглядом и дышит через напряжённые ноздри. Прямо разъярённый бык, а не мужчина.

– Я не слежу за новостями. Что ты имеешь в виду? – отвечаю твердо.

– Жена обвиняет тебя в насилии и отсутствии должного содержания. Почитай на досуге статьи «Модного вестника» и «Коммерсант-плюс». И еще сотни блогеров в инстаграме…

– Амиран, все это ложь, – вступается за меня Злата. – Какое отношение личная жизнь Никиты имеет к моему сыну? Зачем ты вообще начал…

– Затем, Злата! – отрезает он. – Мне теперь надо за вас беспокоиться? Откуда я знаю, как он поведет себя с тобой?

– Глупости, Амиран, – качает головой Злата.

– Злат, я сам могу за себя ответить. Я не считаю нужным перед тобой оправдываться. Мать моего сына мне верит – этого достаточно. Ты здесь посторонний человек, а не я, – цежу сквозь зубы.

– Никита, прекрати! Амиран не посторонний, он…

– Кто он для тебя, Злата? Ты рассказала, что мы планируем второго ребенка?

Черт, я перегнул палку… Надо было промолчать и дать ей возможность признаться, но меня захлестнул нешуточный гнев. Кто он такой обвинять меня и лезть, куда не следует?

– Что? Какого еще ребёнка? Значит, вы сошлись? И когда ты собиралась рассказать мне об этом? – поникшим голосом произносит Амиран.

– Ты все не так понял! – оправдывается Злата. Цепляется напряженными пальцами в его локоть и с мольбой смотрит в глаза. Похоже, я здорово напортачил… Не надо было вмешиваться…

– Прости, Амиран, но только так мы сможем спасти Никиту. Врачи настаивают на рождении второго ребенка. Они собираются использовать пуповинную кровь для трансплантации, – пытаюсь реабилитироваться я.

– Почему ты молчала? Как же теперь… мы? – Амиран меня словно не слышит.

Перевожу взгляд на Злату, замечая ее побелевшие губы и потускневший взгляд. Она меня сейчас почти ненавидит…

– Никита, уходи, пожалуйста. Я прошу тебя… – шепчет она. – Ты достаточно наговорил.

Возможно, она права… Не буду спорить и доказывать свою правоту – сейчас в ней нет никакого смысла.

– Извини, Амиран, – произношу, поймав его взгляд. – До свидания, Злата.

Возвращаюсь в палату, прощаюсь с сыном и, подхватив пальто, спускаюсь по ступенькам на улицу. Я могу стереть Габи в порошок… Заплатить блогерам и журналистам из желтых газетенок за липовые статьи, но я не хочу этого делать… Не желаю превращаться в ничтожество и терять достоинство. Пусть она делает, что хочет. А я буду делать, что должен.

Глава 27

Никита.

Роберт обещал выяснить контакт лучшего адвоката. Наверное, я совершаю ошибку, планируя довериться незнакомцу, но и другого выхода у меня нет. Габи не остановится – теперь я уверен в этом на все сто.

Бросив тоскливый взгляд на окна палаты, сажусь за руль и запускаю двигатель. Заеду к Никитушке позже. Заодно извинюсь перед Златой, хоть виноватым себя не считаю…

– Роб, – звоню другу, выезжая с больничной парковки.

– Никита, я нашел нужного человека, – деловито отвечает он. – Идеальная кандидатура для столь деликатного дела.

– Что же это за человек? У него есть опыт работы с Гражданским судом США? Он знает законы и…

– Тебе говорит о чем-то фамилия Либерман?

– Нет.

– Ники, ну ты чего? Ты сотни раз проезжал контору Либермана! Моисей Лазаревич отличный специалист. Его старшие сыновья живут и работают в Америке. Да и сам он свободно владеет английским. Он преподает в Краснодарском универе международное право. Правда, для заочников, но все же…

– Давай адрес, Роб. Поеду к нему. Габи зверствует. Статьи о моей непорядочности заполонили интернет. Об этом теперь даже ухажер Златы знает.

– И что, Ник? Ты ему не втащил? Этот… Этот чудак посмел тебя в чем-то обвинить?

– Попытался. Забей, Роб. Амиран – самое малое из зол.

– Может, тогда забить на Габи? Можно же все обернуть против нее? Если ты тиран, ей следует немедленно от тебя съехать. Ты согласен?

– Ты гений, Роберт! Но я не хотел действовать, как она… Хоть мне и не составит труда заплатить блогерам за скандал.

– Тебе не надо, согласен. Но есть же неравнодушная общественность? Я, например. Хотя… Сделай вид, что ты все это не слышал. А я не буду терять время… Позвоню кое-кому.

– Кому это? – с сомнением в голосе произношу я.

– Крупным блогерам и владельцам каналов на ютубе. Они помогали мне раскручивать ресторан, делали подробные видеообзоры и организовывали прямые эфиры. Если я позвоню, никто из них не откажется помочь. Но ты, Гончаров, не слышал этого, договорились? Все исходило от меня… Я инициатор, организатор и спонсор.

– Ладно, Роб. Сделаю вид, что не слышал. Поеду к Либерману.

– Не торопись. У тебя есть копия брачного договора?

– Мы его не составляли, Роб. Ты забыл, кем я был, когда Габи за меня выходила? Есть копия свидетельства о заключении брака. Оригинал хранится в калифорнийской квартире.

– Окей. Расскажешь потом, как все прошло.

Съезжаю с трассы, следуя указаниям навигатора. Адвокатская контора Либермана находится возле здания театра. Паркуюсь и выхожу под зимнее вечереющее небо, борясь с сомнениями и страхами. Только боюсь я не за себя… Не хочу, чтобы Никитушка узнал, что говорят о его папе. И уж тем более не желаю, чтобы показывали пальцем на моих родных – Злату, Степку, маму…

– Здравствуйте, можно? – произношу, приоткрыв дверь.

– Вы записаны, молодой человек? – хмурится седой высокий старик.

– Нет. Мне очень нужна ваша помощь, – отвечаю, ступая в глубь просторного, немного старомодного помещения.

– Консультация платная. А, учитывая, что вы пришли за пятнадцать минут до окончания моего рабочего дня…

– Без проблем. Оплачу, сколько скажете.

Либерман поправляет выглядывающий из нагрудного кармана белоснежный платок и взмахивает ладонью в сторону кабинета.

– Меня зовут Моисей Лазаревич, а вы…

– Никита Федорович Гончаров.

– Хм… Что-то слышал о вас, – Либерман сдавливает виски, словно ускоряя мыслительный процесс.

– Не удивлюсь, что и до вас дошли сплетни обо мне. Сейчас это звучит из каждого утюга.

– Вспомнил! Это вы – тот самый молодой перспективный программист, что изобрел приложение? И сейчас им пользуются во всем мире? – восхищенно протягивает Моисей Лазаревич. – Соня! Принеси нам кофе! – кричит в пустоту.

– Я. А еще я насильник и тиран по словам моей жены. Давайте я расскажу вам в двух словах, как обстоят дела?

– Конечно. Слушаю вас.

В кабинет вплывает грузная дама с подносом. Делаю глоток обжигающего напитка и окончательно расслабляюсь. Моисей Лазаревич внимательно слушает мой рассказ. Оставляет пометки в блокноте и многозначительно хмыкает. Ерзает, потирает ладони, а потом нетерпеливо обрывает меня:

– Ситуация тяжелее, чем кажется, Никита Федорович. Судя по вашему рассказу, она хочет испортить вам жизнь. Деньги здесь ни при чем, я правильно понимаю?

– Да, правильно. Я готов выплатить отступные, но Габриела так и не назвала суммы.

– Она и не назовет. Ей хочется наказать вас за равнодушие. Потерянную репутацию восстановить трудно…Многие ведь поверят ей. Перестанут общаться с вами, прекратят деловые отношения. Знаете, как сложно будет изменить чужое мнение? Но… – он поднимает палец к небу. – Я могу выставить ее обманщицей и лжесвидетельницей. Насколько мне известно, доказательств у нее нет?

– Нет. Но я не хочу делать из своей личной жизни шоу. Мне нужно развестись с минимальными потерями для здоровья и эмоционального состояния. О деньгах я не думаю… Моя фирма разрабатывает другие приложения, к тому же у меня в работе несколько интересных проектов. А Габи…

– Я вас понимаю, Никита Федорович. Попробую поговорить с ней. Сильно пугать не буду, не беспокойтесь… Но про статью о даче ложных показаний напомню. Мне нужна ясность о сумме отступных и…

Наш разговор прерывает входящий вызов. Габи… Адвокат кивает, давая мне молчаливое согласие ответить.

– Да, Габи.

– Что ты, черт возьми, устроил? – кричит она в динамик. – Почему возле нашего дома представители Кризисного центра для женщин? Они настоятельно просят меня поехать с ними.

– А как ты хотела, Габи? Думаю, твои рассказы о муже-тиране вызвали искреннее сочувствие женщин, находящихся в такой же ситуации. Не тупи, Габи. Езжай с ними. Иначе твоя ложь обо мне раскроется.

– Ненавижу тебя, Гончаров! – рычит она и обрывает вызов.

Глава 28

Злата.

Наверное, психологи правы, утверждая, что после отрицания наступает принятие. Я теперь не прячу голову в песок, а смотрю опасности в лицо… И, да… Я осознаю, что мой сынок смертельно болен. Потому использую каждую минуту, чтобы быть с ним: играть, кормить, смотреть в глаза и слушать, что он лопочет. Радоваться каждому, самому крохотному мгновению, проведенному вместе… Никитушка даже не догадывается, что я насмотреться на него не могу… И в горле сидит горький ком. Когда-то он поселился там и не желает уходить. Наверное, так у всех матерей, не только у меня…

Он мой мир… Все для меня… Смысл существования, источник вдохновения и любви… И как бы дерзко я ни смотрела смертельной опасности в глаза, до сих пор отгоняю от себя мысли о возможной смерти моего мальчика…

Смотрю, как Никитка собирает пазлы, переводя взгляд на бабушку. Да, к нам в больницу уже третий раз приходит Антонина Павловна. Вы не представляете, как я боялась ее расспросов или осуждений, но она и слова не сказала. Никаких упреков и нравоучений – одна лишь благодарность и сочувствие. И как она смотрит на Никитушку! Моего мальчика нельзя не полюбить…

– Златуня, ты сходи в магазин или… парикмахерскую. Куда там тебе надо? – предлагает Антонина Павловна, помогая Никитке искать детали пазла. – Скоро Никита должен подъехать, как раз меня сменит.

Я многозначительно молчу, пряча пунцовые щеки. Вспоминаю слова Зойки о маникюре, педикюре и… прочем. Прошло почти восемь дней после нашего с Никитой визита в клинику. Со дня на день должны прийти результаты анализов. Наверное, стоит сначала дождаться их? А уж потом идти «чистить пёрышки».

– Спасибо, Антонина Павловна. Даже не знаю…

– Сходи, детка. Погуляй, развейся. Ты целыми днями здесь сидишь, так и зачахнуть можно… Вам же еще с Никитой надо… Ох, я тороплю события, извини, – спохватывается мама Никиты. – В общем, тебе гулять и отдыхать надо больше.

Конечно, она обо всем знает. Никита рассказал ей о необходимости рождения второго малыша. Об этом уже знают все. Степка нас все время троллит, бабуля радуется, а Амиран… Он просто меня любит и ждет, когда все это закончится. Не думала, что когда-то услышу от мужчины благородную фразу:

«– Я возьму тебя в жены с любым количеством детей. Потому что люблю… Ты нужна мне, Злата. Очень нужна. И я буду ждать, сколько потребуется. И терпеть Гончарова в твоей жизни…»

Что я могла тогда ответить? Я только обняла его, не зная, что меня ждет? Может, Никита передумает оставаться в городе и уедет в Америку, позабыв обо мне и детях? Или они помирятся с Габи и сойдутся? Я обнимала Амирана, понимая, что никогда не смогу его полюбить… Но и оттолкнуть его у меня не хватило духу. Я проявила малодушие и обрекла хорошего человека на бессмысленное ожидание. И который день тону в чувстве вины…

– Так что, дочка? – из задумчивости меня вырывает Антонина Павловна. – Идешь гулять? Я видела, на углу открылся новый торговый центр?

– Да, схожу, погуляю, – соглашаюсь я.

Нам каждые три часа доставляют свежую еду, за что я непрестанно благодарю Никиту-старшего. Антонине Павловне можно доверять. Она покормит и поиграет с внуком, а я развеюсь…

Быстро одеваюсь и выхожу на улицу, кутаясь в шарф. К вечеру начинается снег. Крупные снежинки мельтешат перед глазами, как бабочки, застревая в волосах и тая на щеках. Стираю мокрые капли с лица, понимая, что скоро его будут касаться мужские руки… Глупо отрицать, что мне безразлично, как все будет? Гончаров видный мужчина – высокий, привлекательный, а я… Он всегда говорил, что я красивая девушка. Но сейчас я сомневаюсь в его словах, потому что успела позабыть, какого это – чувствовать себя такой? Желанной, страстной, уверенной в себе… Да я и не хочу возрождать в себе эти чувства. Только не с ним…

Телефон в сумке вибрирует от входящего сообщения на почту. Останавливаюсь возле мерцающей вывески торгового центра и открываю письмо из клиники… Касаюсь дрожащими пальцами экрана, читая врачебные заключения. Противопоказаний к зачатию нет. У меня все хорошо… Я здорова и могу выносить здорового малыша.

Возвращаю смартфон в сумку и направляюсь к магазину нижнего белья. Я сделаю все, чтобы зачать от тебя, Гончаров… Рожу ребенка и спасу Никитушку. Превращусь в соблазнительницу и роковую красотку, но добьюсь результата…

Хотя нет… Мне нужен только ребенок, но не сам Никита. Пусть остается со своей Габи и не думает, что я так уж сильно хочу понравиться ему. Неуверенно возвращаю на полку полупрозрачный комплект ярко-красного цвета и беру другой – кремовый и скучный.

Мне надо выглядеть прилично, вот и все… А соблазнительной для него пусть будет жена… Обида затапливает душу как шторм. И почему я об этом думаю? Скоро он будет так же, как и ее целовать меня… Трогать, ласкать, присваивать. Как Габи… Интересно, он сейчас воздерживается от близости или нарушает врачебный запрет? А потом, когда я забеременею? Качаю головой, пытаясь стряхнуть дурацкие мысли, не сразу замечая, что звонит телефон. Гончаров… Вероятно, он тоже получил результаты и торопится поделиться новостью со мной.

– Привет, Злат. Мне пришли результаты на почту. У меня все хорошо, я здоров.

– Привет. И мне… пришли, – отвечаю со вздохом. – У меня тоже все хорошо.

– Где ты сейчас? Давай я приеду в больницу, обсудим?

– Я? – протягиваю недоуменно. Отбрасываю красивущие трусы-стринги и выбираю хлопковые «на каждый день». – Вышла погулять. Твоя мама играет с Никитушкой.

– Я сейчас тоже приеду, Злат, – нетерпеливо произносит Никита. – Вместе выберем гостиницу и… Ты не передумала ехать в Красную Поляну?

– Нет, Гончаров. Разве у меня есть выбор?

– Нет, Белоцерковская. Выбора у тебя нет. Скоро буду…

Глава 29

Никита.

Никогда не видел Габи такой… Из ее глаз струится неподдельная досада. Унижение, недовольство, недоумение… В них все, что угодно, кроме понимания.

– Ненавижу тебя, Гончаров! – шипит она, стоит мне показаться на пороге дома. Устало стаскиваю ботинки и бросаю куртку в шкаф.

– Я не против развода. Жаль, что не могу сказать тебе то же самое в ответ, Габи… Я тебя не ненавижу, но мне тебя жаль… И я…

– Да брось ты, Ники, – всхлипывает она, подходя ближе. – Прости… Прости меня, пожалуйста. Я сама не знаю, почему веду себя так. Хотя нет, знаю… Я очень боюсь тебя потерять. Я люблю тебя, Никита. Пожалуйста…

Только не это… Я был готов в чему угодно, но только не к слезной мольбе. Однажды Габи пожалеет об этом… Позже – когда разлюбит меня и начнет новую жизнь. Пожалеет о поспешных словах, слезах, взволнованном молящем взгляде… И я не хочу ее унижения. Развода и спокойной жизни – да, но скандалов и просьб – вовсе нет…

– Габи, не надо. Прошу тебя, – бросаю я сухо. Не вижу себя со стороны, однако, уверен, что выгляжу каменным изваянием или бесчувственным монстром со стеклянным взглядом. Габи громко всхлипывает и подходит ближе. Ее ладони ползут по моей груди, обнимают плечи и шею, как молодая виноградная лоза… Горячее прерывистое дыхание касается кожи, с губ слетает полустон…

– Ты нужен мне. Я люблю тебя. Давай начнем все сначала.

Смотрю в ее большие испуганные глаза и ничего не чувствую… Разве что желание поскорее сбросить с себя ее руки. Вижу другие глаза, другие губы… Те, что когда-то любил…

– Габи, ты достойна любви, – произношу хрипло. – Я очень хочу, чтобы ты встретила человека, который оценит тебя по достоинству. Пожалуйста… – снимаю ее ладонь со своего плеча и отступаю на шаг, являя взору душещипательную картинку.

Да, наверное, я сволочь и гад… Но и врать ей больше не хочу.

– Ники, что сейчас изменилось? Тебя столько лет все устраивало, что произошло сейчас? Ты сошелся со своей… С этой… Вы решили поиграться в семью?

– Нет, у нее есть другой мужчина, – отвечаю со вздохом. – Я скажу, что изменилось. Мой сын умирает, Габи. И я начал по-другому чувствовать жизнь… Мне хочется есть ее ложками, как горный воздух. Грустить или радоваться каждому мгновению, быть счастливым… И я очень хочу, чтобы Никитушка выжил. Тебе не понять, – добавляю для чего-то.

Клянусь, в глазах Габи загорается сострадание. Не думаю, что она играет. Так притворяться она неспособна.

– Ники, я… Я прогнала этих дамочек из кризисного центра. Но я не хочу разводиться… Пожалуйста, пусть все останется как есть.

– Давай отложим разговор, Габи. Нам обоим надо успокоиться. Особенно тебе…

– Да уж…

Габи еще не знает, что я собираюсь ехать в Красную поляну… И сейчас не лучшее время сообщать ей об этом. Я вообще не собираюсь ей говорить. Пока рано… Результаты анализов придут со дня на день, а раньше и не стоит заводить этот разговор.

Проходит несколько дней после визита женщин из Кризисного центра. Слухи о моем жестоком обращении прекращаются, а Габи съезжает на съемную квартиру. Все как будто успокаивается. Понимаю, что это на время, но не могу не радоваться долгожданному покою. Жаль, что он длится совсем недолго… Единственное, что меня сейчас волнует – как сохранить грядущую поездку в тайне? После гадких постов в интернете я стал объектом пристального внимания общественности. Меня все узнают. Здороваются и перешептываются, отводя взгляд или краснея. Особенно наглые и беспринципные журналисты караулят меня возле офиса или дома, фотографируют или набрасываются из-за угла, задавая неловкие провокационные вопросы.

«– Сколько вы заплатили избитой жене за молчание?»

«– Вы угрожали Габи расправой? Именно поэтому она отказалась от дальнейших интервью с каналами? Она не хочет больше ничего о вас говорить – какая причина?»

«– Вы тиран, монстр… Очевидно, деньги решают все. Они способны заткнуть рот даже работницам Кризисного центра.»

Лучше не стало… Неожиданное молчание Габи обрастает чудовищными подробностями и нелепыми догадками… Внимание к нашей семье усиливается… Оно становится мучительной пыткой, от которой я не могу нигде спрятаться. Оттого известие об отсутствии противопоказаний к зачатию кажется манной небесной. Наконец, я уеду… Спрячусь от любопытных людей, торчащих каждое утро возле моего офиса и ищущих сенсацию там, где ее нет.

Златка оставляет мне выбор гостиницы и «развлекательной» программы. Почти не смотрит в глаза, когда я предлагаю варианты и задаю вопросы.

– Когда мы едем, Никита? – лишь спрашивает она.

– Когда у тебя благоприятные дни. Я не силен в этих женских штуках…

– Они уже… наступили. Так что я готова, – вскидывает Злата решительный взгляд.

Никитушка уже спит. В палате тихо и темно. Пахнет едой, привезенной на ужин и лекарствами. Я молчу, борясь с желанием обнять ее прямо сейчас… Смотрю в карие глаза, возрождая в памяти наше прошлое.

– Я выбрал, Злат, – произношу, переключая внимание на предложения booking – Завтра выезжаем. Номер-люкс с двумя спальнями и ванными комнатами… Как тебе?

– Уже? Так скоро? – отвечает она, даже не глядя на фото.

– Ну ты же сама сказала, что…

– Я согласна, Никит. Бабулю я уже предупредила, и твоя мама с удовольствием поможет с Никитушкой. Во сколько выезжаем?

– Подъеду к тебе в десять.

– Почему так поздно? – удивленно вскидывает бровь Златка.

– Хочу выспаться. На неделю вперед. Нам же не до сна будет…

Видели бы вы сейчас ее лицо… Смесь поруганной невинности и тихой ярости.

– Ох, Гончаров. Мне бы твою самоуверенность, – отвечает она. – Иди уже. Сейчас бабуля приедет, сменит меня.

– Давай я тебя довезу. Я не тороплюсь и могу…

– Не стоит. Я доберусь на такси.

Молча киваю и выхожу из палаты в темный коридор… Завтра… Завтра она снова станет моей. Только бы дожить и не сдохнуть от эмоций…

Глава 30

Злата.

Знал бы Никита, как ужасно прошла моя ночь… Я не сомкнула глаз. Крутилась на постели, невольно представляя, как все у нас будет… Заснула под утро, успокоенная монотонным дождем, стучащим в окна. Только бы не ударил мороз, иначе время в пути до Красной поляны растянется до вечера.

Гончаров выглядит на удивление свежим и довольным. От моего внимания не ускользает его блестящий взгляд и плотоядная улыбка. Вот же… Спал, небось, как младенец и набирался сил… Не поверите, я себя чувствую кроликом, которого готовят на ужин удаву.

– Что-то ты уставшая, Белоцерковская, – прищуривается он, укладывая в багажник мой рюкзак. – И почему так вещей мало? А… Ладно. Куплю тебе все на месте.

– А что ты мне собрался покупать? – вскидываю на Никиту удивленный взгляд и тотчас отворачиваюсь. – У меня все есть. Не нужно меня…

– Тебя забыл спросить. Ты на свою куртку посмотри, Златка. Ты в ней собираешься взбираться на вершину?

Опускаю взгляд, заливаясь краской. Я ведь всерьез продумала, что мы никуда не будем выходить из номера. «Заниматься делом» и, только…

– Я надену два свитера, Никита. Не волнуйся, – бросаю сухо.

– Мне будет приятно тебя приодеть.

– У тебя есть для этого жена, а меня не надо. Я… У меня есть другой мужчина, и…

– Извини, Злат. Что-то на меня нашло. Давай успокоимся. Тебе не стоит нервничать по пустякам, это может неблагоприятно повлиять на…

– Когда ты успел набраться всего этого, Гончаров?

– И не только этого, – выруливая на адлерскую трассу, отвечает Ник.

Мне тяжело делать вид, что ничего не происходит… Чтобы как-то отвлечься, выбираю в приложении электронную книгу и вставляю в уши наушники, притворившись, что сюжет любовного романа про властного босса и подчиненную мне интересен.

Дорога занимает около двух часов. Никита паркуется на стоянке перед гостиницей и помогает мне выйти, по-джентльменски распахивая пассажирскую дверь. Вынимает из багажника вещи и ведет меня в холл дорогого отеля.

– Добро пожаловать, – встречает нас обаятельная хостес. – Ваш номер уже готов, приятного отдыха.

Гончаров важно расписывается в документах, забирается ключ-карты и тянет вещи к лифту.

На ватных ногах плетусь по коридору к номеру. Сердце трепещет в груди, а разум трусливо отступает. Не хочу ничего планировать и ни о чем думать…

– Мне нужно в душ, – реплика выходит надтреснутой, похожей на жалкий писк.

– И мне не помешает, – отвечает Никита, направляясь в свою комнату.

Как же хорошо, что их две… Хоть какое-то личное пространство. Сбрасываю одежду и становлюсь под обжигающие струи. Не знаю, сколько проходит времени. Минута или час – все кажется нестерпимо долгим… Быстро сушу волосы, оборачиваюсь в огромный белый халат и тихонько выскальзываю из ванной. Из комнаты Никиты доносятся звуки льющейся воды, а потом они прекращаются, сменяясь решительными шагами. Не успеваю и шага ступить, как Ник появляется у меня.

– Не против гостей? – хрипловато шепчет он, подходя ближе.

– А… А мы уже…

«Заткнись ты уже, дурочка… Ты для этого ехала сюда. Молчи и не задавай лишних вопросов», – убеждаю себя мысленно.

Воздух становится густым и душным. Сладким и как будто искрящимся от напряжения. Или это у меня искры в глазах от волнения? Кажется, еще секунда, и я упаду… Не выдержу ожидания, его возбужденного взгляда, горячего дыхания, невольно щекочущего шею.

Никита не целует меня – касается кончиком носа кожи, втягивает один на двоих воздух – влажный, ароматный, пропитанный страстью… Закрывает глаза, словно проваливаясь в прошлое, где мы любили друг друга… И меня за собой тянет… А я добровольно падаю… На самое дно – туда, где покоятся воспоминания о нашем недолгом романе.

– Золотко, – шепчет порывисто, развязывая пояс моего халата. – Злата…

– Ты… Ты можешь не беспокоиться обо мне. Сделать все быстро. Это же все из-за Никитушки, я понимаю и…

– Я сам знаю, что и как мне делать, – отвечает Ник, сдёргивая халат с моих плеч.

Я вскидываю руки, пытаясь прикрыться. Глупо, но жест получается инстинктивным. Ник отводит мои дрожащие руки и открывает взгляду мои прелести. Он не смотрит – словно облизывает меня глазами, задерживая взор на грудях и животе. Кажется, еще секунда и я расплавлюсь от его взгляда, пробирающего до костей. Или рассыплюсь на кусочки…

– Ты прекрасна, – шепчет он и накрывает мои губы своими. Целует, выбивая из меня предательский стон. – Злата, обними меня.

Я стою как истукан, позволяя Никите себя ласкать. И не решаюсь прикоснуться к нему… Не могу переступить разделяющую нас черту из времени и условностей. Знаю, что веду себя неразумно и странно, но не могу ничего с собой поделать.

«Все это ради Никитушки… Все только из-за него…», – убеждаю себя мысленно. Или нахожу оправдание своему проснувшемуся желанию.

Не дождавшись ответа, Никита подхватывает меня на руки и несет к кровати.

– Ник… – из моей груди вырывается всхлип.

– Все хорошо, слышишь? Не бойся.

Кожи касается прохладный хлопок простыней. Потолок кружится перед глазами от жадных мужских прикосновений. Никита неторопливо целует мои губы, побуждая ответить.

– Золотко, пожалуйста, ответь… – шепчет он, нависая надо мной.

Господи, я почти не дышу… Всхлипываю и притягиваю его к себе. Мой Ник… Любимый, как же долго я о тебе помнила… Сколько времени я плакала, скучая по тебе… Гладила растущий беременный живот и вспоминала твои глаза. А потом к воспоминаниям мешалась чудовищная обида…

– Ники… – шепчу бессвязно, царапая его плечи и касаясь губами упругой кожи.

Закрываю глаза, растворяясь в ощущениях. Никита целует мои плечи, груди, спускается к животу, ниже… Встречает удивленный вздох и широко разводит мои ноги, даря ласку, которую так любит сам… Мы ничего не говорим о чувствах, но это ни черта не похоже на долг… Мне никогда не было так хорошо. Воздух наполняется звуками страсти и нашими стонами. Никита скатывается с меня и тотчас прижимает к себе.

– Не уходи…

– Я сейчас вернусь, мне нужно в душ.

– Нет. Полежи вот так…

– Опять что-то вычитал, Гончаров? – отвожу от лица влажные пряди и отвечаю хрипло.

– Да, всякие дурацкие статейки. Полежи пять минут. А лучше десять.

Его большая горячая ладонь накрывает мой живот, а дыхание согревает висок… Но все окружающие звуки застилает громкий звук трепещущего в груди сердца…

Глава 31

Никита.

Она снова моя… На время и не по своей воле, но… Прямо сейчас она дрожит в моих руках, часто дышит, опаляя шею сладким дыханием, и надрывно стонет, делая меня самым счастливым на свете… Моя Золотко… Злата, первая любовь… Та, от кого я добровольно отказался, променяв на мечту. И лишь когда мечта осуществилась, я понял, что потерял все… У меня ведь ничего нет… Потому что деньги – не про счастье. Про комфорт – да, не более того…

– Золотко… Злата…

Мне хочется сказать ей что-нибудь приятное, но слова нежности рассыпаются в горле и ранят как битое стекло… Не имею я права делать ей комплименты. И называть своей тоже… Злата никогда меня не простит. И правильно сделает… Я никогда бы не простил такого…

Прижимаю ее тело, дрожащее от пережитого наслаждения, к груди и жадно вдыхаю аромат волос. Моя… На эти несколько дней Злата только моя.

– Не уходи…

– Мне нужно в душ. Я на минутку, – переводя дыхание, шепчет она и ерзает в моих руках.

– Нет. Полежи еще немного. Пять минут, а лучше десять.

– Гончаров, ты опять вычитал что-то умное?

– Да, и не только это, – отвечаю, припадая губами к ее нежной шее. – Золотко…

Неостывшее желание поднимает голову, как пробудившийся хищник. Я ласкаю ее кожу губами, играя с ним, как кошка с мышкой, запоздало понимая, что мышка – это я… Ползу ладонями по ее упругим бедрам, животу, ниже, встречая протяжный стон.

– Ники… Не надо, прошу тебя.

– Почему?

– Что о нас подумают горничные?

Ах, вот оно что? Только это ее заботит? Хитрая Золотко… Не перестаю целовать ее ароматную кожу и дышать ароматом волос. Откидываюсь на спину и тяну Златку на себя. Она что-то бессвязно шепчет, а потом замолкает, оказавшись на мои бедрах. Заливается краской, понимая, что я вижу ее всю…

– Никита, это…

– … сумасшествие, знаю, – завершаю ее реплику и притягиваю к себе для поцелуя.

Златка убегает в душ, а я еще несколько минут лежу в постели, не в силах усмирить всколыхнувшиеся чувства. Может, попросить прощение еще раз? Обнадеживающие мысли мечутся в голове, а потом тонут в подступившем отчаянии… Ничего уже не исправить… Прошлое всегда будет стоять между нами, а мой поступок… Такие проступки не прощают. О них помнят всегда. Лелеют обиду, ища повод отомстить обидчику в подходящий момент… Интересно, Злату посещают каткие мысли? Она хочет мне отомстить? Порывисто поднимаюсь с кровати и бреду в свою комнату. Быстро моюсь, одеваюсь для прогулки и осторожно заглядываю к Златке. Она вскидывает на меня смущенный взгляд и тотчас отводит глаза. Злится или стыдится… За поцелуи, объятия и жажду, испепеляющую тело… За все, что выходит за рамки ее выражения «только ради Никитушки».

– Идем гулять? – предлагаю, желая прогнать повисшую между нами неловкость.

– С удовольствием, – облегченно вздыхает Злата.

Мне хочется взять ее за руку, как раньше… Вести за собой, демонстрируя всем и каждому, что она моя…

– Никита, я бы хотела подняться на вершину, ты не против? – произносит она, когда мы выходим на улицу.

По набережной горной реки гуляют отдыхающие. В воздухе кружатся мелкие снежинки, верхушки деревьев колышатся от легких порывов ветра. Поглядываю на Златку и выпаливаю, поддавшись необъяснимому порыву:

– Идем-ка за мной.

– Куда, Никит? Фуникулер в другой стороне.

– Я не позволю тебе подниматься на вершину в таком виде. Ты замерзнешь, Золотко. И не спорь… Мы сейчас же идем в магазин, и я покупаю тебе теплую одежду.

– Да я в двух свитерах, ты что?

– Позволь мне сделать тебе приятное, – произношу и тут же осекаюсь, вспоминая, как она стонала в моих руках. – Не хочу, чтобы мать моих детей мерзла. Ты не представляешь, как на вершине холодно. И еще там есть классное кафе. Попьем чаю и…

– Я вообще есть хочу, Гончаров, – отрезает она. – Ты сделал все, что надо, но забыл меня покормить.

– Точно! Но сначала в магазин.

Злата восхищенно разглядывает потрясающие куртки и комбинезоны, трогает густой пушистый мех на капюшонах, а потом – после знакомства с ценой – из ее глаз ускользает блеск, сменяясь стеснением.

– Мне ничего не надо, Никит. Я не замерзну, честное слово. Хочешь, мы вернёмся в номер, и я надену еще один свитер.

– Вот этот комбинезон принесите, пожалуйста. И вот эту куртку, – не обращая внимания на ее протесты, говорю я. – Злата, хватит уже… Я прошу тебя. Ты же понимаешь, что мое упрямство не сломить?

– Спасибо тебе, – вскидывает она взор. – Большое спасибо.

– Пожалуйста, – отвечаю и целую ее в щеку, не в силах удержаться. Уж слишком она сейчас симпатичная… Растерянная, милая, румяная. Родная… Моя… Господи, не представляю, как отпущу ее и смогу жить… Не хочу сейчас об этом думать… Подумаю после.

Глава 32

Никита.

Злата восхищенно оглядывает заснеженные склоны, пока мы едем на самую вершину. Фуникулер покачивается от ветра, как и верхушки густых елей. Хорошо, что я настоял на покупке теплой одежды – Золотко бы околела на ледяном ветру. А виноват в этом был бы я…

– Нравится? – спрашиваю тихонько, не сводя с нее глаз. Какие могут быть зимние красоты, когда рядом другая красота? Нежная, страстная, отзывчивая… Желанная до зубовного скрежета. Не представляю, как буду жить, когда все это закончится? И у меня не будет права целовать ее и ласкать… Сделать вид, что ничего не случилось? Отдать Амирану и спокойно наблюдать за их отношениями? Позволить чужому мужику воспитывать моих детей? Кажется, мысли безошибочно угадываются на моем лице…

– Тебе, похоже, не нравится? – вскидывает бровь Золотко. – Что-то случилось, Никит?

– Все нормально, – отшучиваюсь я. – Хочешь, поедем в кино на вечерний сеанс?

– И займем места для поцелуев? – шутит Злата и отворачивается, густо краснея.

– Да, именно так. Неплохая идея, как считаешь? Я могу заказывать билеты?

– Гончаров, разве мое мнение что-то значит? – томно шепчет Злата.

Кокетничает, понимаю… И хочет не меньше моего. Меня хочет… И боится признаться, что в нашем приключении нет ни капли «долга».

– Золотко, ты же знаешь, что значит. И ты значишь, и…

– Не надо, пожалуйста. Ты пообещал ничего не говорить. Я не хочу возрождать то, что давно умерло, Никита, – надломленно шепчет она. – Не надо… Будет только хуже и еще больнее.

Боже мой, я готов прибить себя за дурацкое обещание… Кто меня только за язык дернул?

– Договорились, Золотко.

– И не надо так меня называть. Это… Это в прошлом.

Фуникулер резко вздрагивает, прибывая к месту назначения. Мы выходим, мгновенно окунувшись в ледяные цепкие объятия ветра. Златка щурится от падающего снега и кутается в шарф.

– Давай сначала в ресторан? Как ты на это смотришь? А потом я тебя пофоткаю на фоне красивейших пейзажей.

– С удовольствием. Я есть хочу.

– Я тебя умотал?

– Да, Ник. Не буду скрывать, – деловито отвечает Злата, – Работа есть работа. Мы же это ради Никитушки…

Ну, начинается… Очевидно, Златке нравится пребывать в заблуждении? Я лишь снисходительно фыркаю и молча киваю.

Мы входим в уютный ресторан, с облегчением снимая шапки и расстегивая куртки. Выбираем столик у окна и неторопливо листаем меню, принесенное официантом. Златка спрашивает моего мнения насчет какого-то супа, а я киваю, устремляя взгляд на бар. На высоких барных стульях сидят трое подвыпивших мужиков, а за стойкой… Поверить не могу… Глазам своим не верю. Моя старая подруга Лана! Шесть лет назад мы вместе работали в кафе. И на банкете Леонида Белоцерковского тоже были вместе… В тот день я познакомился с моей Золотко… Лана виртуозно взбалтывает смесь для коктейля, а потом поднимает взор, устремив его прямиком на меня… Уголки ее губ ползут вверх в искренней улыбке.

– Ники! Никита, это ты?

Ланка передает недоделанный коктейль старательному стажеру и бросается к нашему столику.

– Ники! Злата! Как давно я вас не видела! – Ланка плюхается на свободный стул, поочередно переводя взгляд с меня на Златку. – Вы… вместе? В смысле, в отношениях?

– Да, – отвечаю без раздумий.

– Нет, – отрезает Злата.

– Хм… Понятно. Какими судьбами у нас?

«Наш старший сын тяжело болен. Мы приехали отдыхать и заниматься любовью, чтобы зачать второго малыша… Он спасет Никитушку…». Да уж… Представляю, как удивится Лана услышав все это!

– Приехали отдохнуть, – сухо бросаю я. – А тут как? Работаешь?

– Это мой бар, – не без гордости замечает она. – Удивлен?

– Признаться честно, да. Ты молодец.

– До тебя мне далеко. Наслышана о твоих успехах. Правда, я думала, ты женат?

Дерзкий взгляд Ланы устремляется на Злату. Впивается в нее, как острое копье или крюк… Что она хочет? Наших оправданий или объяснений?

– Нет, ты ошиблась, – бессовестно вру я. Тянусь к холодной ладошке Златы и ободряюще ее сжимаю. Моя Золотко… Никому не позволю говорить о ней плохо. – У нас со Златой растет сын, зовут Никита.

– Как у вас все сложно, – недовольно хмыкает Лана. – Я была уверена, что Злата замужем за Мироном.

– Никита, я отойду на минутку, – не выдерживает Золотко. – Пойду руки помою. Рада была повидаться, Светлана.

Хрупкая фигура Златы растворяется в толпе прибывших туристов и официантов в черно-белых костюмах. Она уходит, забирая с собой покой и счастье… Оставляет меня наедине с моим прошлым. Сам, Никита, разбирайся со своей подругой… Наверное, Злата права? Ее репутация – моя ответственность. Я должен был предусмотреть, что такая ситуация может случиться.

– Лана, послушай…

– Нет, это ты меня послушай, Ники, – гневно шипит она. – Твой след не успел простыть, Белоцерковская замуж выскочила за Мирона. Какой парень… Какая была пара! – она манерно закатывает глаза. – И ребенок у нее от Мирона, а не от тебя. Ей деньги твои нужны, лопух ты эдакий. Вот она и придумала легенду про сына. Пересмотрела программу «Пусть говорят» и…

– Я не позволю тебе говорить плохо о моей женщине, поняла? Никита мой сын, тебе ясно? И я не советую тебе болтать о Злате где-то на стороне… Ты поняла меня, Лана?

– Да чего ты завелся, Ники? – недоуменно блеет она.

– Не позволю. Никто не имеет права говорить гадости о моей семье.

– Да мне вообще пофиг на твою семью, Ники! Ты только сам сначала реши, кто из них твоя семья – американская фифа, болтающая о твоей жестокости или эта… вобла бледная?

– Уходи, Лана. И не попадайся мне на пути.

– Больно надо.

Глава 33

Злата.

Совершенно точно я не была готова к расспросам этой девицы. Предполагала, что подобная ситуация может произойти, но, чтобы так… Нагло, дерзко, бесцеремонно… Фу! Я едва сдержалась, чтобы не послать ее подальше, но вовремя сообразила переложить ответственность на плечи Никиты. Пусть сам разруливает эту ситуацию. Лана всегда питала к Нику чувства. И всегда терпеть не могла меня. Неудивительно, что после его поспешного отъезда она воспряла духом. Ходили слухи, что Лана писала Никите письма и в подробностях рассказывала о нашей «безумной любви» с Мироном, тем самым подогревая его ко мне обиду.

Скрываюсь в дверях туалета и приваливаюсь к раковине. Умываюсь с особой тщательностью и поднимаю взгляд на зеркало. И почему мне не стыдно? Может, я повзрослела и отрастила «зубы» для таких умников, как эта Лана?

Возвращаюсь в холл ресторана, краем глаза замечая, что Лана еще не ушла. Пользуясь случаем, отхожу к большому панорамному окну и звоню Зойке.

– Привет, красотка.

– Хорошо, что позвонила, Золотко! Я тут с ума от любопытства схожу. Рассказывай, как все прошло? – она томно шепчет в динамик.

– Еще одна! Как надо, так и прошло.

– Фу, какая ты скучная, Белоцерковская, – фыркает Зоя. – Только не говори мне, что Ники выполнял долг. Уверена, он целовал тебя и ласкал, как… Как тогда… Интересно, сейчас твои глаза так же сияют, как на море? Ты вспоминаешь море, Злат? Наше маленькое приключение, друзей Никиты, ночевку в спальных мешках, костер? А как ты пела, помнишь? Помнишь песню про рябину?

– Помню, Зой. Хочу забыть, но продолжаю помнить.

«И еще помню качели, где все случилось… Я тогда первая призналась ему в любви и отдала себя… Всю без остатка, до самого дна… Да что там до дна – я себя словно вывернула, вытрясла душу перед ним…».

– А ты не забывай, Золотко.

– Зойка, у тебя есть удивительная способность выуживать из человека самое сокровенное. Тебе надо психологом работать, ей-богу! Я с тобой разговариваю, а у самой… горький том в горле.

– Злат, ты прости меня… Я эгоистка, если заставила тебя почувствовать себя несчастной. Я была уверена, что Никита…

– Он был нежен, Зой. Если бы все было чинно и благородно, поверь, я чувствовала себя счастливее. А так… Мне больно только от одной мысли, что мы не можем быть вместе.

– А почему не можете? К своей змее он точно не вернется, а ты…

– А я не могу его простить, вот и все. А без прощения какая жизнь? Мука…

– Ты права, – соглашается Зойка. – Я передала Никитушке конструктор и раскраски, – подруга меняет тему.

– Спасибо, Зайчик, – облегченно вздыхаю. – Ладно, пойду я. Мы сейчас на вершине горы. Поднялись сюда на фуникулере, представляешь?

– Отдыхай, дорогая. И… Забудь обо всем и получай удовольствие.

– Пока, – завершаю вызов и осторожно выглядываю из-за угла. Никита один, а на столе дымятся тарелки с едой. Расправляю плечи и важно вкидываю подбородок на случай, если Лана исподтишка наблюдает за мной. Подхожу к столу и присаживаюсь, вобрав в жест все уверенность и грациозность, на какие способна.

– Я тебя потерял, – многозначительно произносит Никита. Окидывает меня встревоженным взглядом, от которого захватывает дух.

– Да. Давно, – отрезаю я.

– И это тоже, Золотко, – вздыхает он. – Садись скорее, ешь. Все в порядке? Ты как? Злат, я…

– Никита, я была готова к такой ситуации. Но твоя Лана меня просто выбесила! Я едва сдержалась.

– Молодец, что ушла. Я ее прогнал. Она не посмеет болтать языком.

– Надеюсь на это, хотя… Если честно, мне все равно. Давай есть?

Никита кивает и отвлекается на обед. Заказывает потрясающее пирожное с маскарпоне для меня и шоколадное для себя. Заполняет чудовищное напряжение между нами дежурными вопросами и неловкими шутками. Нет между нами настоящей близости… Недосказанность, обида, вина, боль, стыд – бетонная стена из разных чувств. И только в постели мы настоящие…

– Золотко, идем в кино? Или ты хочешь в гостиницу?

– В гостиницу, – без стеснения произношу я. Не хочу подбирать слова… Не хочу лицемерить, делая вид, что нам есть, о чем говорить… И мучительные попытки Никиты меня разговорить я видеть не хочу…

– Едем, – кивает он и взмахивает ладонью, подзывая официанта.

От предвкушения его близости пересыхает во рту. Его поглаживания, испепеляющие взгляды, брошенные украдкой, взволнованное дыхание, касающееся виска – все опьяняет меня, как молодое вино… Когда мы оказываемся в темной прихожей гостиничного номера, я почти не дышу… Никита прижимает меня к стене и целует в губы, забирая дыхание. Исследует мой рот, стягивая шарф и комбинезон… Раздевается сам, швыряя одежду на пол.

– Золото… Ты потрясающая, Золотко… Ты…

– Не надо, пожалуйста, – целую его губы, не желая ничего слушать. Хочу чувствовать… Хочу, наконец, заткнуть разум, позволяя верховодить эмоциям. Его хочу… Ни к какому мужчине я не испытывала ничего подобного.

– Ты замерзла, моя девочка, – отрывается от меня Никита. – Идем в душ.

– Может, я сама?

– Хочу тебя помыть. Позволь мне маленькую слабость.

Глава 34

Никита.

Моя Золотко… Родная, нежная, желанная… Я ни о чем не могу думать, когда нахожусь рядом с ней. Признаться честно, я и о сыне сейчас не думаю… О пресловутом долге, ради которого мы приехали, благородной цели или чего-то другого, не имеющего названия. Хочу только целовать ее и ласкать… Желательно дни и ночи напролет…

– Ты собираешься спать со мной? – взволнованно шепчет Злата.

Я прижимаю ее к груди, чувствуя, как сильно бьется сердце – словно залетевшая в силки птичка.

– Да, милая. А как ты хотела выполнять долг? – спрашиваю, пряча улыбку. – А ты против?

– Ну… Это слишком интимно, ты не находишь? Это…

– Хочу, чтобы ты всегда была на расстоянии вытянутой руки, Золотко. Или вообще без расстояния… Близко… Очень близко… Хочу чувствовать твое тепло, дыхание, касающееся шеи, видеть, что прячется на дне твоих глаз. И я…

– Ох, Ники… Господи… – Златка разворачивается ко мне и тянется, чтобы поцеловать. Так и не дает договорить сакральную фразу про долг.

Не помню, чтобы меня так вело… Эмоции переполняют меня, растягивают сердце, словно воздушный шарик… У меня даже кожа зудит, потому что не может их вместить… Слишком много, слишком мучительно… Когда-то мысли о Злате помогали мне выжить в Америке. Я закрывал глаза и представлял теплое море, соленый пряный ветер, ласкающий лицо, ее глаза, сияющие в темноте как бриллианты, качели… Вспоминать о нашей первой близости было отдельным видом мучения…

Злата позволяет мне спать в ее постели. Она что-то бормочет во сне, а я глажу ее по животу, крепче прижимая к себе…

А утром все повторяется: ласки, поцелуи, объятия, совместный душ… Оставляю Золотко одну в ванной и выхожу в прихожую, вытирая волосы полотенцем. В монотонный шум воды вплетается тоненький звук входящего вызова. Странно… Почему Ирина Максимовна звонит мне?

– Слушаю, Ирина Максимовна, – произношу, мысленно коря себя за то, что позабыл обо всем… Даже о том, что мы не позвонили в больницу.

– Никита, только не говори Злате.

– Боже мой, что случилось?

– Никитушке стало хуже. Показатели изменились, так доктор говорит. Они сегодня собрали консилиум. Врач хочет поменять лечение, добавить новый препарат. Никитка все время про вас спрашивает…

– Может, нам вернуться, Ирина Максимовна? Стоит ли продолжать эту… затею с ребенком, если времени нет?

– Врач сказал, что не стоит. Я специально уточнила. Вы когда возвращаетесь? Нет, нет, я вас не тороплю…

– Планировали остаться на неделю. Злата говорит, что столько будут длиться благоприятные дни. Сегодня третий день нашего пребывания, так что… Может, я сам позвоню врачу?

– Он просил вас не беспокоить. Не отрывать от дела. Но я не сдержалась, – охает Максимовна. – Амиранчик мне тут помогает… Ой!

Ну вот. Амиранчик захаживает к моему сыну, пока я… со всей старательностью делаю ему братика или сестричку! Абсурдная ситуация. До ужаса некрасивая и неправдоподобная. Но она есть… Есть другой мужчина, готовый принять Злату с двумя чужими детьми. Есть Габи, с которой мне предстоит делить имущество… И есть рай… Я, она и гостиничный номер.

– Кто звонил? – довольно спрашивает Злата, выглядывая из ванной.

– По работе. Исполнительный директор уточнял кое-что… Давай позвоним Никитушке, Злат?

– Вот так? Вместе? – краснеет она.

– Ну да. А что тут такого?

– А если в палате окажется Амиран? Никит, это… Это жестоко.

– Златка, по-моему, ты накручиваешь. Амиран знает, куда мы поехали и для чего. Снимай халат и надевай джинсы и водолазку. Мы же не из постели им будем звонить. Вчера ты так не волновалась.

– Вчера мы звонили с улицы. Ладно, Ник, – неохотно соглашается она. – Набирай.

А я, не поверите, очень хочу позвонить из постели. Так, чтобы этот напыщенный хлыщ понимал, что я вытворяю с его женщиной.

Никитушка улыбается во весь рот, завидев нас на экране. От моего внимания не скрывается обострившаяся бледность его лица, черные тени, пролегшие под глазами, усталость, предательски закравшаяся в голос. Глупо надеяться, что Золотко не заметит ухудшения его состояния…

– Ник, ты видишь, какой он бледный? – тихонько спрашивает она, пока сынок роется под подушкой в поисках раскраски.

– Вижу. Злат, он каждый день сдает кровь. Наверное, доктор сообщил бы нам, если…

– Я сама ему позвоню, – отрезает она. – И… Может, нам надо вернуться? Как считаешь? У меня на сердце такая тяжесть, Ник… Мне кошмары снились.

– Я знаю, – вскидываю ладонь и заправляю пушистую светлую прядь ей за ухо. – Я же спал с тобой, ты забыла? Ты что-то бормотала во сне, Злат.

– Папуя! – кричит наш сынок. – Вот, я насол ласкласку. И вас с мамой налисовал, показать?

– Сыночек, Никитушка, а к тебе приходил дядя доктор? И только Алина Евгеньевна? – расспрашивает его Злата.

– Плиходили. Много доктолов.

– Ой, Златушка, внучка, да все хорошо у нас, – воркует Ирина Максимовна, показываясь на экране. – Просто плановый осмотр. Заведующий рассказывал студентам, что…

– Бабуля, пожалуйста, не скрывай от меня ничего, – дрожащим шепотом взмаливается Золотко. Выхватывает из моих рук смартфон и нервно расхаживает по комнате. – Немедленно скажи, почему Никитка такой бледный?

– Ох… Врачи не могут подобрать Никитке лечение. Показатели ухудшились, Злата. Такие вот дела. Но врач приказал молчать об этом. И план по рождению второго ребенка не отменяется, слышите? Оставайтесь там и…

– Нет уж! Мы немедленно выезжаем домой! Я не могу теперь ни о чем думать, бабуль.

– Оставайтесь до завтра. Не глупи, внучка. А я дура старая… Зачем только раскололась. У меня вообще теплая вода в одном месте не держится… Чтоб меня!

Злата завершает вызов и вскидывает на меня решительный взгляд. Тянет края водолазки и спускает джинсы.

– Остаемся до завтра, Гончаров. Сегодня никуда не пойдем. Будем…

– Заниматься делом, я понял, Золотце. Я только рад. Мечтал об этом, – отвечаю и быстро раздеваюсь…

Глава 35

Никита.

Дорога домой кажется нестерпимо долгой… Наверное, так бывает, когда не разговариваешь с попутчиком или снова выстраиваешь невидимые стены… Каким же я был наивным, полагая, что для Златы наша близость что-то значит… Ничего. Работа, необходимое действие, на которое бы она пошла с любым другим мужчиной. С Амираном, Мироном, Робертом…

– Все нормально? – нарушаю густую, как дым тишину.

– Да, а чего ты спрашиваешь? – Златка вынимает наушники.

– Молчишь, – отвечаю я.

– Никит, мы же договорились? Я не хочу менять свою жизнь.

«Отвали, Гончаров. И заткнись. Ты мешаешь мне слушать аудиокнигу про наглого мажора и скромницу», – хочет сказать Злата, но отвечает по-другому.

Снег заваливает дорогу. Машины стоят на серпантине в бесконечной пробке. Неудивительно, что мы добираемся домой к вечеру. Златка устало натягивает шарф и бросает на меня озабоченный взгляд.

– Жаль, что не успели в больницу, – протягивает она, поправляя лямки рюкзака. – Тогда… до завтра?

– Я помогу тебе донести вещи, – произношу решительно.

Это что… все? Реальность бьет меня, как пыльный мешок из-за угла… Это действительно все? Не будет поцелуев, объятий и ночей? Все вот так закончится?

Мы совершили героический поступок, выполнили долг… И все? В горле собирается горечь, а сердце толкает ребра. А руки… Да что там руки – мышцы не желают повиноваться, словно деревенеют возле ее порога.

– Заедешь за мной завтра? – шелестит она, вскидывая взгляд.

– Да. В восемь?

– Да. Пока.

Не знаю, что на меня находит – я выставляю ногу вперед так, что Злата не может закрыть дверь. Вваливаюсь в прихожую, вдыхая знакомый запах ее квартиры. Прижимая Золотко к стене, на ходу снимая с нее одежду. Куртку, шарф, рюкзак… К чертям все…

– Никита, что ты делаешь? – она мотает головой и впивается мне в грудь напряженными пальцами. – Мы же… Мы…

– Еще одну ночь, Злат… Пожалуйста, – вдыхаю запах ее волос, прохладной с улицы кожи, едва удерживая равновесие. Никогда меня еще так не вело… Чувствую себя мальчишкой, у которого забирают игрушку. Мне мало… Еще, еще… Хочу надышаться ей, словно завтра умру…

– Нет, я прошу тебя. Мы же договорились. А я… Пожалуйста, – ее тихий голос, похожий на мольбу, меня отрезвляет.

Глубоко вздыхаю, пытаясь восстановить дыхание, и отступаю. Смотрю в карие блестящие глаза, пытаясь угадать ее чувства. Бесполезно… Их заглушает страх. Или сожаление, или что-то еще, незнакомое мне…

– Пока, – разворачиваюсь и выхожу в подъезд.

Злата закрывает дверь, а я приваливаюсь лбом к холодной стене, пытаясь усмирить сердцебиение. Злата права – сейчас не время менять жизнь… Да и Габи с Амираном никуда не делись. Делаю шаг к ступенькам, заслышав, как в замке поворачивается ключ.

– Ники… – шепчет она, распахивая для меня двери. Молчит. Просто смотрит, но ее взгляд кричит и умоляет: "Оставайся, подари мне еще одну ночь… Прощальную. А потом расстанемся и будем вести себя, как чужие люди".

– Золотко. Злата моя…

– Дурак…

– Знаю. Не могу поверить, что этого больше не случится.

Я впервые провожу с ней ночь в квартире Ирины Максимовны. Мы не можем надышаться друг другом, словно не было всех этих дней… Кажется, голод не притупляется. Он лишь усиливается, походя на нестерпимую жажду. Сжирает меня изнутри, подчиняет, делая своим рабом. Я помыслить ни о чем не могу, только о ней… Пусть Злата думает что хочет, но я ее не отпущу… Торопить не буду, но и Амирану не отдам. Она моя… И осознание этого рождает неукротимую радость. А та, в свою очередь, дарит робкую, как весенний побег надежду на счатье…

Пробуждаюсь от аромата домашних сырников. Разлепляю глаза и обвожу комнату внимательным взглядом. Да, я у Златы. Мне не приснилось… И она сама меня позвала. Передумала…

– Ник, ты проснулся? – входит она в комнату. – Давай завтракать и поедем в больницу.

– У меня есть пять минут на душ?

– Да.

– И зубная щетка найдется?

– И даже чистое полотенце.

Мы быстро завтракаем и выходим под хмурое зимнее небо. Злата не стесняется надеть новую одежду, что я ей купил. Молодец, девочка, так и надо… Пусть Амиран видит, что ты принимаешь мои подарки. Собственные глупые мысли вызывают в душе волну стыда. Мне о сыне надо думать, а не о красавчике, привязавшемся к моей женщине как банный лист. Настраиваюсь на нужный лад и паркуюсь на подъездной дорожке возле входа.

Никитушка встречает нас криками и объятиями. Он бледного вида сынишки нутро скручивает болезненным спазмом, а душу обжигает вина… Я всю дорогу сюда думал об Амиране и глупом соперничестве, о будущем, Габи, фирме… О чем угодно, только не о здоровье сына.

– Папуль, а ко мне дядя Степа плиходил! И тетя Зоя! – кричит сыночек.

– Солнышко мое, я так рад. Мы с мамой очень по тебе соскучились.

– Пап, у меня было много доктолов. Они меня смотлели, читали калту… Мама, а я скоро выздоровею?

– Да, моя ласточка, – надтреснуто отвечает Злата, присаживаясь возле сына на корточки. Она едва сдерживает слезы… Бодрится и через силу улыбается.

– А вы зачем уеззали?

– Мы работали, сынок, – говорит Злата. – Но больше никуда уезжать не будем. Ты не против, если мы с папой пойдем к врачу?

– Нет, мамуль. Только скорее плиходите облатно.

Ирина Максимовна молча кивает и вздыхает, провожая нас взглядом…

Злата берет меня под руку и тянет по коридору к кабинету врача. Робко стучится в дверь и, получив приглашение, входит первой.

– Здравствуйте. Уже приехали? – прищуривается заведующий. – Очень хорошо. Остается дождаться результата ваших стараний, а пока…

– Доктор, что с нашим сыном? Скажите, пожалуйста, правду, – выпаливаю я.

– Я вынужден поместить Никитку в реанимацию, – вздыхает врач. – Мы планируем его детально обследовать и попробовать новую схему лечения. Побочных эффектов, к сожалению, будет больше… Но и положительного эффекта тоже. Вы согласны?

Глава 36

Никита.

Я с трудом сдерживаю рвущие грудь слезы. Стараюсь взять себя в руки и не паниковать, когда Никитушку переводят в реанимационное отделение. Представляю, что сейчас чувствует Злата… Она дрожит и изредка всхлипывает, когда бойкие медсестрички приносят пакеты с препаратами крови… Да, нашему сыночку требуется переливание крови. И как назло, мы со Златкой не подходим. Редкая группа крови, отрицательный резус-фактор, невосприимчивость к препарату – вот, с чем нам приходится сталкиваться. Оглушительная реальность – такая холодная и колючая, что все остальные чувства по сравнению с ней кажутся пылью…

– Тебе не больно, солнышко? – надломленно спрашивает Никитку Злата. Присаживается с краю койки и поглаживает по бледной, испещренной синей паутинкой вен руке.

– Я пливык, мамуль. Не больно, но и не холосо, – тихо отвечает Никитушка, отворачиваясь от багрового пакета, висящего над головой. Из него по змейке капельной системы в него льется чья-то кровь… И мне от души хочется поблагодарить человека, пожертвовавшего ее для нашего сына.

– Все будет хорошо, боец, – сажусь с другой стороны кровати и ерошу русую голову сына.

Все меркнет перед волнением за Никитушку… Все становится таким ничтожным перед страхом смерти. Он вытравливает из души прочие эмоции – ревность, озабоченность, беспокойство о будущем со Златой.

– Никита, можно тебя на минутку, – шепчет Злата. – Никитушка, мы выйдем с папой, ты не против?

– Я взлослый, – бурчит наш герой. – Идите, мамуль.

Златка тянет меня обратно в палату Никиты. Там, к моему ужасу нас, ждет Амиран. Все его существо кричит о чудовищном напряжении: ссутуленные плечи, сведенные к переносице брови, сжатые в тонкую линию губы. Но взгляд, пожалуй, больше… Если бы он мог им жечь, я превратился в горстку пепла.

– Вернулись? – хрипло произносит он.

– Как видишь, – отвечаю я, опережая Злату.

– Пока вы… Пока…

– Пока мы делали Никите братика? Ты это хотел сказать?

– Никита, перестань, – одергивает меня Золотко. – Сейчас не время устраивать словесную битву.

– Я хотел сказать, что пока вы… – кажется, Амирану трудно признать правду. Он даже сказать вслух не решается. Назвать вещи своими именами.

– Амиран, говори уже, – опустив ладони в карманы брюк, говорю я.

– Я подал анкету Никиты на разные медицинские сайты. Надеюсь, вы не против? Может, подходящий донор отыщется раньше? Зачем пацану мучиться столько времени? К тому же неизвестно, забеременеет ли Злата?

– Не сомневайся. Я очень старался, – срывается с моих губ. Глупо, понимаю… Веду себя, как неразумный идиот. Но мне до ужаса приятно осознавать, что я отнял у него Злату… Всего на неделю, но все же… Она была только моя – нежная, страстная, ранимая, всецело, неделимо…

– Господи, Никита! У тебя еще хватает наглости говорить об этом? Сейчас, когда наш сын в таком состоянии? – выпаливает Золотко. – Амиран, спасибо тебе… – переводит стыдливый взгляд на парня.

Страшно подумать, что ждет Златку? Наверняка он будет мучить ее гадкими расспросами? Или нет…

– Спасибо, – поддерживаю ее я. – Ты молодец, что проявил инициативу. Будем надеяться, что донор найдётся раньше.

– Именно это я хотела тебе предложить, – вскидывает на меня взгляд Злата. – Даже если наше… путешествие принесет результат, Никитке придется ждать девять месяцев. Я просто с ума сойду, если… – ее голос надламывается, глаза наполняются слезами.

Мы почти одновременно пытаемся обнять Злату. Она неловко отступает и, поочередно переводит взгляд с меня на Амирана.

– Я хотела бы побыть одна. Можно? Я просто хочу… Мне надо поплакать.

– Хорошо, солнышко, – елейным голоском протягивает Амиран. Тянется к Злате и целует ее в уголок рта. Тьфу!

– Я тоже поеду, Злат. Вернусь вечером.

– Пока, – бесцветно произносит она и отворачивается от нас. Понимаю, хочет поплакать в одиночестве. И не хочет ни с кем разделять свое горе…

Выхожу на улицу, вдыхая полной грудью воздух. Сажусь в пустую машину и запускаю двигатель, не зная, куда себя деть… Как бездомный странник, потерявшийся в лабиринте жизни… Кажется, все двери, куда я стучусь, оказываются запертыми. Любовь, семья, дети… Все получается через одно место… Разве что с дружбой повезло. Без раздумий звоню Роберту и договариваюсь о встрече. Еду в его шикарный ресторан, чувствуя искреннюю радость от того, что он есть…

Роб ждет меня за дальним столиком. Взмахивает ладонью и приглашает к обеду. На столе дымятся стейки из семги, в чашках поблескивает чай.

– Помню, что ты не пьешь, папаша. Как все прошло? – улыбается он, пожимая мою руку.

– Тебе нужны подробности?

– Упаси бог. Достаточно того, что все случилось.

– Я запутался, Роб. Хочу ее вернуть, но этот… Амиран. Он меня злит. С трудом тебя сдерживаю.

– Возвращать надо не постелью, а поступками. Давай поможем ее отцу? – разливая чай, произносит Роб.

– Я собирался это сделать, – оживляюсь я. – Вытянул из Златы все, что мог… Но ты же ее знаешь? Стесняется, не договаривает…

– Давай вместе. Попробую раздобыть подробности дела. Как тебе мой адвокат? Разобрался с Габи?

– В целом да. Ты хочешь, чтобы он занялся делом Леонида Белоцерковского?

– Конечно. Твои деньги и его ум сотворят чудеса. Так что, завтра едем?

– Да, – вздыхаю облегченно.

Глава 37

Никита.

Роберт с аппетитом ест, а у меня кусок в горло не лезет… Проклятые мысли вытравливают все чувства и желания… Наверное, озабоченность безошибочно читается на моем лице, потому что Роб откладывает вилку и одаривает меня сочувственным взглядом:

– Дома был?

– Нет еще. Вчера Злата оставила меня у себя.

– Значит, впереди встреча с Габи и… серьёзный разговор?

– Да сколько их уже было… Разговоров этих… Все уже ясно, Роберт. Я ей высказал свою позицию. За время нашего отсутствия никаких новых постов или прочих… гадостей не появилось.

– И слава богу, – с облечением вздыхает он. – Надеюсь, крутому айтишнику вроде тебя не составит труда раздобыть дело Белоцерковского?

– Роб, я не буду ничего вскрывать. Это незаконно. Ты забыл, что я жил в Америке? Я впитал послушание закону с их… гамбургерами.

– Понимаю. Тогда без помощи начальника полиции не обойтись. Или нет… мы не так поступим. Дело из архива может достать любой следователь, это не запрещено. Я попрошу помощи у своего бывшего одноклассника Ильи Клубнева, он служит в следственном комитете.

– Спасибо тебе, Роб. Ты столько для меня делаешь, ты…

Роберт не выдерживает моей похвалы… Опускает глаза в тарелку и нервно орудует ножом.

– Не понял. Ты что-то не договариваешь? Роберт?

– Черт, Ник! – он отбрасывает приборы и вскидывает полный сожаления взгляд. – Я знал про дело Леонида. Из первых уст знал обо всем… И промолчал, ничего тебе не сказал.

– Ну и что. Это ничего бы не поменяло. Так что… Забей, брат. Я не мог тогда вернуться и что-то исправить. Не мог… Возможности были не те. Да и виза не позволяла разъезжать туда и обратно.

– Я давно должен был сказать тебе, – надтреснуто произносит Роб и тянется к графину с водой. Дрожь его пальцев передается стакану… А невольно пролитая вода обостряет мое непонимание до предела.

– Что, черт возьми! – срываюсь я. – Это ты сдал Леонида?

– Ты с ума сошел, Гончаров? Нет! Это… Лана. Ты знаешь, как вы оказались на юбилее Леонида? И кому ты обязан знакомству со Златой?

– Ну, допустим. А она откуда знала Леонида? Лана простая официантка, ты что-то путаешь, Роб… Она…

– Вадим ее дядя, Никита. Именно Вадим, тот самый, кто просил тебя выкрасть документы из компьютера Белоцерковского организовал ваше участие в банкете. Леонид мог себе позволить обслуживание по высшему разряду, а приехали вы – простые ребята из приморского кафе. Тебя это тогда не удивило?

– Нет, – отвечаю, с трудом справляясь с эмоциями. Как она могла? За что?

– Понимаю. Меня, наверное, тоже… Кем мы были? Простыми парнями из трущоб. Хватались за любую работу и ни о чем не думали. Только бы нам кинули жалкую подачку.

– Роберт, зачем ей понадобилось подставлять Леонида? Стоп! Кажется, я понимаю, зачем ей понадобилось…

– Вот именно, – вздыхает Роберт, поднимая на меня усталый взгляд. – Лана хотела дискредитировать тебя в глазах Златы. Она же была влюблена в тебя, Ники. Грезила тобой, как пресловутой американской мечтой… Ты был для нее всем – принцем на белом коне из сказки, другом, отцом, любовником… Она в рот тебе заглядывала, а ты влюбился в богатенькую девчонку. На море ее привез… Думаешь, мы не видели, что у вас происходит? Ваша страсть отравляла воздух какой-то… романтической хренью. С вами было сложно рядом находиться – начинала кружиться голова и мерещились амуры со стрелами.

– Ты думаешь, она специально попросила Вадима приехать на ужин?

– Конечно. А потом Вадим раздобыл записи с камер и показал все Леониду. Никто не думал, что дело приобретет такой оборот. Обо всем узнала Злата и возненавидела тебя. А под Леонида оказывается давно копали… Он был слишком самонадеянным и ничего не сумел сохранить. Никаких офшоров. Никаких левых счетов. Такие вот дела…

– Роберт, ты думаешь, Вадим пошел на такой риск, чтобы подыграть Лане? Из-за глупого каприза девчонки подставить себя и…

– Леонид уже тогда был под следствием. А Вадим знал гораздо больше, чем хранилось в файлах компьютера Белоцерковского. Он выступал свидетелем обвинения в суде. Так что Лана здесь ни при чем… На кону стояли федеральные субсидии и должность в краевой парламент. Вадим просто избавился от конкурента.

– Белоцерковский виноват или нет? Ты знаешь что-то? – взмаливаюсь я, слегка нависая над столом.

– Ничего не знаю. Разве станет СМИ публиковать материалы дела? Они в закрытом доступе. Я знаю лишь то, о чем рассказывали в телеке.

– А мы ведь ее встретили, Роб. Представляешь, как тесен мир? Она открыла бар на вершине Красной Поляны.

– Я слышал, что Лана сбежала из города. Ее подружки успокоили мое волнение и сказали, что она уехала учиться ресторанному бизнесу. Я лишь пожал плечами, Ник. Мы никогда не были близки, чтобы я лез с расспросами.

– Спасибо за правду, Роб. Только это не Лана сломала нам жизнь, а я… Я согласился взять у Вадима миллион за информацию. Только я… Во всем виноват один я.

– Ну что ты заладил? Я, да я… Благодаря Лане ты познакомился со Златой, Ник… Она вас свела. Господь ее использовал, как инструмент вашего сближения. Воспринимай это так и выброси всякое дерьмо из головы.

– Мне еще домой ехать, Роб. Так что выбросить дерьмо из головы не получится…

– Ты справишься. Звони Либерману и назначай встречу. Он имеет право запрашивать дела по своему усмотрению. Если не получится, подключу Илюху. Попробуем вытащить Леонида или смягчить наказание, тут уж, как повезет.

Глава 38

Никита.

Напряжение овладевает мной. Связывает по рукам и ногам, как прочная веревка. С каждым пройденным километром я чувствую, как теряю уверенность. Габи уже написала сообщение с вопросом, когда я соизволю вернуться… И я понимаю, что скандала не избежать… Об этом кричат ее нетерпеливые грубоватые вопросы и мигающий значок «online» в мессенджере… Она ждет ответа, а я не хочу ничего писать. И в глаза ей смотреть не хочу: мы оба понимаем, чем я занимался неделю.

Паркуюсь возле ворот дома, замечая ее машину, одиноко стоящую во дворе. Тропинка засыпана грязноватым снегом, а из-под сугробов торчат зеленые острые ветки молодой туи, высаженной садовником осенью. Ступаю по хрустящей брусчатке и вхожу в прихожую, тотчас встречаясь с женой взглядом…

– Привет, – бросаю сухо и снимаю куртку. Разуваюсь, вешаю одежду в шкаф, прислушиваясь к звукам.

– И не надейся, я устроила ей выходной, – опережает меня Габи.

– Ты про Зинаиду Петровну? Очень зря. Я хотел, чтобы она постирала мои вещи с…

– С… – шипит Габи, сжимая пальцы в кулачки. – С вашего медового месяца ты хотел сказать?

– Габи, чего ты хочешь? Не понимаю, мы же все обсудили до моего отъезда. Я предложил тебе щедрые отступные. Не этого ли ты хотела? Или твои мечты изменились? А, Габи? Мои да… Я всегда хотел финансовой независимости и славы. Но мне ничего хорошего не принесло ни то, ни другое… Я был счастливее в прошлой жизни… Радовался простым вещам и мечтал. А сейчас у меня нет мечты. Вернее, есть, но…

– Но она прогуливается в парке с другим, – язвительно замечает Габи. – Не смог очаровать свою моль настолько, чтобы она растаяла? Не успели вы вернуться, как твоя курица побежала в объятия к своему красавчику-кавказцу.

– О чем ты говоришь? – свожу брови к переносице, чувствуя, как сердце сжимается в тяжелый комок.

– Я их даже сфотографировала. На, полюбуйся, – Габи разворачивает экран смартфона, на котором красуется до боли знакомая парочка… Амиран обнимает Злату, поглаживая по воротнику новой куртки, она улыбается ему и подставляет лицо для поцелуя… Офигеть… Я даже рот открываю от удивления и… возмущения. Как она посмела? После всего что было… После… Так, Ники, стоп! Злата говорила, что не хочет ничего менять в жизни? Говорила. Тогда какие к ней претензии? Она может гулять в больничном сквере, с кем хочет.

– Между нами ничего нет, Габи. Злата меня теперь не может и у нее своя личная жизнь. Так что… Твоя сенсация не удалась, – с этими словами я покидаю холл и бреду в кабинет.

Габи следует за мной хвостиком. Пытается догнать, но куда там… Я почти бегу, стремясь скрыться от чужих глаз.

– Ник, постой, – взмаливается она, все-таки опережая меня.

– Габи, у тебя что-то еще? Прости, мне надо разобрать почту и решить накопившиеся вопросы.

– И моя мечта изменилась, – произносит она, вскидывая на меня полный отчаяния взгляд. Не могу его выдерживать – отворачиваюсь, боясь обжечься виной. Я ведь позволил «нам» случиться. Знал, что не смогу полюбить и позволил…

– Прости меня, я…

– Я люблю тебя, Ники. Очень люблю… Да, я хотела достатка и популярности. Стремилась к успеху, крутилась возле успешных парней, а потом встретила тебя…

Я отхожу к окну и отворачиваюсь от нее, демонстрируя равнодушие. Продолжаю пытать нас обоих, но ее больше…

– Пожалуйста, Ники… – Габи касается моих плеч и прижимается к спине. Между лопаток вмиг становится мокро… – Она никогда тебя не простит. Такое не прощают… Нельзя прощать предательство, – всхлипывает она.

Слова, как острые гвозди – вколачиваются в меня, разрывая душу в клочья. Она совсем немного зажила… Совсем недавно перестала кровоточить. Но ведь Габи права, черт возьми! Права…

– Не простит, Габи, ты права… Но между нами ничего не изменится.

– Почему? Я все исправлю, милый. Умоляю тебя… – она плачет и обнимает мое неподвижное, застывшее, как каменное изваяние тело. Опускается на колени и дергает ремень моих брюк. – Я все сделаю… Все…

– Пожалуйста, не унижайся. Прости меня, я виноват. Но не делай поступков, за которые тебе будет стыдно. Ты красивая, умная, достойная любви, Габи… Но я не для тебя… Прости.

Поднимаю ее с пола и прижимаю к груди. Габи рыдает так громко и жалобно, что мне хочется повеситься… Все-таки бумеранг судьбы существует… И он настиг меня.

– Ты сыт, да? Насладился своей…

– Не надо, Габи.

– Идите вы к черту!

– Все, все, успокойся. Ты скоро будешь благодарить судьбу, что избавила тебя от меня. Вот увидишь… Я помогу тебе с бизнесом, я…

– Иди к черту, Гончаров, – всхлипывает Габ, слегка успокоившись. – Умом я понимаю, а… У тебя скоро будет двое детей, а я…

– Прости, Габи, надо ответить, – отстраняюсь от нее, заслышав звук входящего вызова.

Подхожу к столу и спешно отвечаю на звонок. Либерман, собственной персоной. Неужели, так быстро все узнал?

– Доброго дня, Моисей Лазаревич.

– И вам не хворать, голубчик. Я получил доступ к материалам дела. Ваш друг Роберт опередил вас и ввел меня в курс дела. Скажите ему спасибо при случае.

– Скажу. Что вы узнали?

– Многие пункты обвинения не доказаны, вот что я скажу. Белоцерковского посадили, основываясь на косвенные улики. Он виновен лишь по статье о мошенничестве. Но это не двенадцать лет, черт их дери!

– Когда едем к нему?

– Хоть завтра! Всю жизнь мечтал посмотреть на достопримечательности Хадыженска, – добавляет адвокат.

– Завтра отличный день. Заеду за вами утром.

Глава 39

Никита.

Пусть будет так… Дальняя дорога, хорошая компания, разговоры, обсуждения… Все лучше, чем вариться в котле собственных мыслей. Просыпаюсь и, быстро приняв душ, ускользаю из дома, не желая пересекаться с Габи… Нам тесен большой холодный дом. Мы задыхаемся в нем, купаясь в колодце горьких взаимных обид…

– Ники, а ты не решил купить ту квартирку? Помнишь, я тебе рассказывал про потрясающий жилой комплекс на берегу моря? – сидящий на переднем сидении Роберт вырывает меня из раздумий.

– Нет, Роб, не решил. Займусь этим немного позже.

– А зачем оттягивать? – вмешивается в беседу Либерман, вскинув взгляд в зеркало заднего вида.

Аккуратно причесанный, благоухающий, модно одетый, кажется, для опытного адвоката не существует другой одежды, кроме деловой – он даже в дорогу нарядился в белую рубашку и клетчатый жилет.

– Я слишком погружен в заботу о сыне, Моисей Лазаревич, – объясняю я. – Он тяжело болен.

– Понимаю. Но все же вы нашли время помочь его дедушке?

– Да. Я не могу взять в толк – откуда такая страшная цифра? Двенадцать лет!

– По совокупности статей, – объясняет Либерман. – Белоцерковского судили по многим статьям. Мошенничество, совершенное группой лиц, нецелевое расходование бюджетных средств, угрозы жизни и здоровью, хранение и распространение наркотиков.

– Это же полный фарш! – возмущается Роб. – Какие еще наркотики? Какая угроза жизни? Теперь мне понятно, что Леонида решили убрать любыми способами. Дело шито белыми нитками.

– Согласен с вами. Я вчера почти до двух часов ночи изучал материалы дела. Молодые люди, там нет ни одной прямой улики, только косвенные. Разве могла его дочь – юная девчонка помочь отцу? Конечно, нет! Предположу, что его близких тоже «кошмарили» – угрожали, чтобы не рыпались и не мешали следствию. Когда на кону многомиллионные субсидии, люди и не на такое идут! – в подтверждение своего возмущения Либерман дергает пуговку на воротнике. – Но как они прилепили к делу наркотики?

– Подбросили, вот как, – выруливая на адлерскую трассу, отвечаю я. – Как думаете, Леонида можно освободить?

– Конечно! Им просто никто не занимался, вот и все. Злата Леонидовна не могла помочь по понятным причинам – беременность, муж, который регулярно ее бил и… Потом развод и…

– Что вы сказали? – переспрашиваю севшим голосом. Глаза мгновенно застилает вязкая темнота. Почему я об этом не знаю? И она… Почему не рассказывала? «Потому что ты никто для нее, Гончаров. Пустое место», – тотчас приходит в голову ответ.

– Я нашел в одном из протоколов ее показания. Леонида посадили, когда Злата Леонидовна родила мальчика. Следствие вели почти год, все это время Белоцерковский находился в СИЗО. Я обнаружил объяснительную Златы о причинах ее отсутствия на заседании в качестве свидетеля – обращение в травмпункт. Я запомнил диагноз. В нем описание повреждений, характерных для домашнего насилия, – деловито-сдержанно добавляет Либерман.

– Господи, – хрипло выдыхаю я. – Я виноват во всем…

– Аккуратно, Ник! Давай я поведу, – встряхивает меня Роберт. – Ты тоже был под подозрением. Наверняка, Вадим пытался прикрутить и тебя. Перестань себя корить за…

– Я не знал, что этот урод поднимал на нее руку. Мирон не производил впечатление насильника. Я не знал… Черт, Роб, почему же она не написала?

– Подтверждаю слова Роберта, – спешит меня успокоить Моисей. – Вадим много раз указывал вас, как сообщника. Решение бежать в Америку было отчасти правильным. Кто знает, чем бы все закончилось для вас, Никита Федорович? Вас тоже могли посадить. Запросто! Думаете, Злата была бы счастлива такому повороту? Так что прекратите себя корить. У вас есть возможности и… И я есть. Попробуем добиться пересмотра дела. Леонид отсидел почти шесть лет. Более чем достаточно для виновного в мошенничестве. Более чем, – повторяет он многозначительно.

– Спасибо вам, Моисей Лазаревич. Вы правы, уже ничего не исправить. Попробую помочь ее папе. А потом и с Мироном разберусь.

– А вот с этим не стоит торопиться, – почти одновременно произносят Роберт и Моисей.

– Это почему? Он бил беременную женщину и…

– Вам надо беречь себя, Никита. Что будет, если вы попадете в тюрьму?

– Будет плохо, – со вздохом соглашаюсь я. – Пусть пока живет. Пока…

– Конечно, пока. А потом… бумеранг никто не отменял. Мирончук свое получит, не волнуйся, – проговаривает Роберт, отвлекаясь на окружающие пейзажи.

Мы приезжаем к месту назначения через пять часов. Внезапно начинается снегопад, увеличивая время в дороге почти вдвое. Либерман показывает удостоверение и разрешение следственного комитета на свидание с осужденным. Роберт остается в машине, а я иду следом за Либерманом. Сейчас я сделаю то, что боялся представить: посмотрю в глаза человеку, которого готов был предать за жалкую подачку… Взгляну в лицо дедушке моего сына.

– Проходите в комнату свиданий, сейчас его приведут, – сообщает конвоир, с шумом открывая перед нами металлическую дверь.

Ерзаю на месте в ожидании Леонида и ничего другого не могу придумать, как осматривать стены и скудный интерьер комнаты. Его приводят через пять минут. Снимают наручники и предлагают присесть. Представляют Либермана, как «нового адвоката, направленного для повторного рассмотрения дела». Но Леонид словно не слушает – он смотрит прямо на меня… А я на него. Кажется, еще миг и он развернётся и уйдет, не сказав ни слова. Или плюнет мне в лицо, а потом уйдет… Нерешительность, сомнения, недоумение – чувства сменяются на его лице, а потом отступают перед благоразумием. Он молча присаживается напротив нас, делая вид, что мы незнакомы…

Глава 40

Никита.

– Леонид Сергеевич… – произношу неуверенно, стремясь привлечь внимание Белоцерковского.

Он бросает на меня брезгливый взгляд и спешит отвернуться, делая вид, что его занимает персона Либермана. Хотя, почему делает вид? Леонид хочет отсюда выйти, а Либерман поможет ему с этим… А я… Так… Надоевшая муха, сидящая напротив. Не прогонишь и не прихлопнешь…

– Я вас слушаю. От кого вы приехали? Неужели, следком решился разобраться? – произносит Леонид, смотря только на Моисея. Воображает, что меня нет… Ну-ну…

– Благодарите Никиту Федоровича, – услужливо произносит Либерман. – Он нанял меня, чтобы вытащить вас отсюда. Как ваше здоровье?

Леонид со вздохом переводит на меня взгляд… На его лице гуляют желваки, пальцы соединяются в замок, плечи опускаются.

– За что мне его благодарить? За предательство? Что же ты взял миллион, дурень? – цедит он, метнув в меня взглядом, как ножом.– Хотя… Смотрю, ты и сам поднялся. Часы дорогие, да и свитерок тысчонку долларов стоит. Я прав?Исполнилась твоя заветная мечта, а, шпана?

– Я одумался в последний момент. Простите меня, Леонид Сергеевич. Мне очень жаль… Я совершил ошибку и хочу все исправить. Моисей Лазаревич сделает все, чтобы вас вытащить. Пожалуйста, дайте мне шанс все исправить. Я…

– Моя дочь простила тебя? – выдыхает Леонид.

– Нет. Но Никитушка мой сын и…

– Да я сразу понял, не объясняй. Она за Мирона выскочила по глупости, осуждения боялась. Ну и меня…

– Он болен, Леонид Сергеевич. Тяжело болен. Вы должны знать.

– Черт… Златка редко приезжает. У нее нет возможности возить мне продукты и вещи. Сама пацаненка тянет. Я ведь только его фотографии видел. Покажешь внука?

«– А ты мерзавец живешь и в ус не дуешь. Ешь, пьешь, жируешь…», – читаю в глазах Белоцерковского немой укор.

– Я вернулся домой. Открыл дочернюю фирму. Никуда не собираюсь уезжать, во всяком случае пока. И я помогаю Злате и Никитушке. Мой сын обязательно поправится. Вот, посмотрите, какой он большой. Мой Никитушка… – разворачиваю экран и показываю Леониду фотографии.

– А что с ним? – взволнованно спрашивает Леонид.

– Лейкоз.

– Ч-о-орт. Я болел заболеванием крови в юности. Видимо, внучок унаследовал склонность к этой дряни от меня.

– Леонид Сергеевич, понимаю, вы мне не доверяете и…

– У меня нет выхода, Никита. Доверяю или нет, я хочу отсюда выйти. У меня не осталось никого… От меня все отвернулись – те, кого я считал друзьями, партнеры, коллеги… Все. После оглашения приговора на меня смотрели, как на прокаженного. В такой ситуации выбирать не приходиться, от кого принимать помощь.

Шок безошибочно угадывается на моем лице… Я ожидал от Белоцерковского чего угодно, но не таких откровений. Признаться в слабости, довериться… Все это не для такого человека, как он. Не для него – победителя по жизни, завоевателя. Бизнесмена, предводителя клана, кем он был…

– Я очень вас уважаю, Леонид Сергеевич. Простите меня… Еще раз простите…

– Я все равно считаю тебя предателем. Не считай мое признание слабостью – я скован этими стенами. Поэтому вынужден принимать любую помощь, – бросает он взгляд на пыльные окна допросной комнаты.

– Понимаю.

– Разрешите вмешаться, – прокашливается Либерман. – Давайте оставим лирику и будем решать вопросы, как профессионалы. Я буду часто сюда приезжать и добьюсь возобновления дела. Откуда у вас взялись наркотики? Я про статью в вашем обвинительном заключении.

– Подбросили, откуда еще? На кону стоял крупный тендер, сумма которого превышала полмиллиарда. От меня избавились, как от конкурента.

– Мошенничества не было? Говорите правду, – давит взглядом Либерман.

– Было… Я не ангел. Я пытался подкупить тендерную комиссию, закладывал бОльшие суммы, чем надо. В этом я признался еще тогда…

– Вы отсидели за это, Леонид Сергеевич, – спешу произнести я. – Даже больше… за мошенничество не дают такой срок.

– Мне дали по статье о мошенничестве, совершенном группой лиц. И мои подельники сдали меня с потрохами, обвинив во всех грехах. Следком пообещал скосить им срок за показания, но… Им дали условные, а меня закрыли, – сплевывает Леонид на пол. – Вадик вон на свободе до сих пор.

– Я составлю список вопросов, – важно произносит Либерман. – Поработаю со следователем. Безусловно, никто не хочет возобновлять расследование по столь гладкому делу. Тем более, преступник сидит… Но мы попробуем отменить обвинение по ряду статей. Желаю вам удачи, Леонид Сергеевич.

– Да, и список составьте, пожалуйста. Я привезу вам все необходимое, – добавляю я.

– А сейчас ничего не привезли?

– Почему же, привезли. Сгущенное молоко, печенье, сигареты, теплые носки. Извините… Я не слишком осведомлен во всем этом, – тушуюсь и опускаю взгляд.

– Спасибо, зятек.

– Я не… У нас ничего нет со Златой.

– Но ты бы хотел? – хитро спрашивает Леонид, вздрагивая от скрежета двери. – Иначе не возился бы со мной.

Молчу… А что я могу сказать в оправдание? Леонид прав, я мечтаю о Злате… И так скучаю, хоть и видел вчера… И про Габи не хочу говорить, чтобы не шокировать.

– Ладно, не отвечай. Сам все понимаю. Спасибо вам. Правда… Бывайте, – он жмет мне руку, а потом поворачивается к конвоиру… На его запястьях закрываются наручники.

Глава 41

Никита.

Мне стыдно осознавать, что Леонид прав: я хочу Злату себе… Всю и без остатка, целиком. Хочу отвести все препятствия рукой, стереть их, словно ластиком и жить счастливо. Но это невозможно… Жизнь совсем не такая. А все рассуждения о прощении чушь собачья. Нельзя забыть. Если нельзя забыть, то и простить невозможно… Она всегда будет вспоминать о моем побеге в Америку, ранить сердце острой болью памяти… Я ошибался, думая, что любовь пахнет цветами или страстью. Запахом горячей от солнца кожи или солью моря… Она пахнет кровью и медицинскими препаратами, хлоркой и больничной едой. Иногда тюрьмой и спертым потом, смешанным с сигаретным дымом. Боль, вот что такое любовь… И сейчас я почти не чувствую разницы и не понимаю, чего больше – любви или боли…

Возвращаемся домой глубокой ночью. Роберт слушает аудиокнигу в наушниках, а Либерман спит. Еду по ночному городу, радуясь встрече с Леонидом… Я ждал ее. Столько раз представлял, как увижу его и попрошу прощение. Ожидание терзало меня, высушивая изнутри, а реальность оказалась не такой уж страшной. Он меня не прогнал. Принял помощь и посчитал достойным человеком. Хорошо, что я не рассказал про Габи… Или плохо? Я уже сам не знаю, что в этой ситуации правильно?

– Правильно, что не рассказал про жену, – читает мои мысли Роб. Складывает наушники в контейнер и застегивает куртку. – Ни к чему Леониду знать подробности. И про второго ребенка молчи. Забеременеет, тогда и скажешь.

– Роберт, ты чертовски проницателен. Не хочу прослыть лгуном и аферистом, но… Про Габи все-таки скажу. Мы с Моисеем поедем в тюрьму на следующей неделе.

– Смотри сам, но это оттолкнет Леонида от тебя.

– Он взрослый человек и все поймет, Роб. Шесть лет прошло. Я жил в другой стране.

– Ладно, Ники. Отдыхай. Ты сейчас куда?

– Пока домой. Завтра соберу вещи и съеду. Риелтор нашел мне квартиру на Набережной с видом на море. Шестнадцатый этаж и окна во всю стену. Красота…

– Да уж… Добро пожаловать в ряды холостяков. Я решил никогда не жениться, Ник, – со вздохом отвечает Роб. – Все они… Лгуньи и интриганки. Конечно, кроме твоей Золотко.

– Иди к черту, Роб.

Вхожу в темный дом незамеченным и падаю в кровать, едва раздевшись. Утром просыпаюсь от звонка будильника. Я не был на работе неделю. Меня ждут в офисе, ждут в больнице… Ждет сынишка, Злата, мама, Степа… Встаю под обжигающие струи душа, быстро моюсь и одеваюсь в строгий костюм. Встречи с партерами, риелтором и управляющими никто не отменял. Габи еще спит, когда я спускаюсь в столовую. Зинаида Петровна одаривает меня тоскливым взглядом и кормит домашним завтраком.

– Я завтра переезжаю, Зинаида Петровна. Адрес пришлю в сообщении, – сообщаю, не глядя ей в глаза.

– Сюда надо приезжать? Эта ваша… меня не жалует.

– Не знаю. Спрошу у нее позже. Вы мне очень нужны.

– Я с радостью, Никита Федорович, вы же знаете? Буду вам помогать, как и раньше.

Она расспрашивает про Никитушку и Злату, а я виновато отмахиваюсь, чувствуя, что не готов к расспросам о своей личной жизни. Не готов объявить их моей семьей прямо и без стеснения.

Полный задумчивости, решаюсь сначала ехать в больницу. Переношу утренние встречи на более позднее время, сгорая от желания увидеть ее… Не сдерживаюсь и покупаю в книжном магазине ее любимый любовный роман с детективным сюжетом. Паркуюсь на больничной парковке и спешно вбегаю на этаж, неся с собой запахи улицы и озона.

– Привет, – бросаю, успокаивая дыхание.

– Привет. Я думала ты и сегодня не придешь, – поджимает губы Злата. Оглядывает меня любопытным взглядом и краснеет. Знаю, что костюм мне идет. Да и вообще…

– Ревнуешь?

– Вот еще, – фыркает она. – Никитушка о тебе спрашивал, вот и все. Я могу тебя вообще не видеть, Гончаров. И я…

– Я знаю, что ты меня ненавидишь, – произношу почему-то. Смотрю в ее растерянные глаза, в которых плещется нескрываемое волнение за меня и капелька неприязни… Всего лишь капля, но я указываю на нее. Тычу Златку в непрощение, как нашкодившего котенка. Чего я хочу услышать в ответ?

– Ненавижу, – неуверенно отвечает она. Сглатывает, словно давится словом и отходит в сторону, к еще спящему сыночку.

– Злат, я книгу тебе купил. И вчера я ездил к твоему папе в тюрьму, поэтому не смог приехать. Извини, если доставил…

– Никит, прости меня. Я не должна была так говорить. Это… Это жестоко. Ты отец моего сына и… – ее подбородок дрожит, а глаза поблёскивают.

Она скучала… Волновалась, ревновала – что угодно, но не ненавидела. Беспокоилась, благополучно ли я доехал, гадала, не помирился ли с женой?

– Я привык. И не обижаюсь. Так что забей, – снимаю пиджак и расстегиваю верхнюю пуговицу воротника.

Черт, а я просто устал… От недосказанности и проблем. Он непрощения и непонимания.

– Извини, – тушуется она. – Все равно, это… неправильно. То, что я так сказала.

– Ты же не скучала, Злат. Амиран не давал тебе скучать? Ты ходила с ним на свидание в парк?

– Да, и что? – вскидывает она ресницы. – У каждого из нас своя личная жизнь. Мы же договорились, что…

Не знаю, что на меня находит? Я не видел ее всего сутки и схожу с ума от тоски и радости встречи… Злюсь на ее слова и едва сдерживаюсь, чтобы не утонуть в пучине ревности. Переживала за меня и гуляла с Амираном по парку… Целовалась с ним и думала обо мне… Пусть скажет мне все в глаза, что ненавидит. Повторит гребаные слова или навсегда забудет их.

Подхожу к Злате почти вплотную и слегка сжимаю пальцами ее подбородок. Приближаю девичье лицо, чувствуя на своем виске испуганное горячее дыхание.

– Ненавидишь, значит?

– Прости… Я ошиблась. Ты сам начал, а я… Я была неправа.

– Скажи, что я тебе не нужен, Злат. Что ты не думала обо мне, не переживала, не ревновала и… Черт.

Обнимаю девчонку и впиваюсь в сладкие губы, как ошалевший маньяк…

Глава 42

Злата.

И что на меня находит? Чудовищное волнение за Ника, беспокойство, ревность, страх – все смешивается в гремучий коктейль эмоций. Они будоражат душу, словно выворачивают ее наизнанку и… выплескиваются наружу гадкими словами… Зачем я это сказала? Отцу своего ребенка и тому, кто делает для меня больше, чем… все на свете?

Я ведь видела машину Габи в парке. И Амирана поцеловала специально… Дала ей возможность запечатлеть поцелуй на смартфон. Глупая… Неужели Габ думала, что я не замечу ее жеста? Я сделала все намеренно… Хотела позлить Никиту. Для чего? Теперь я и не знаю… Я запуталась в чувствах, непрощении, недоверии, неприятии… Барахтаюсь как в тине, не понимая, что делать со своей жизнью?

А еще и сообщение о сходе лавины в районе поселка Шаумян… Я чуть с ума не сошла… Хватала телефон и сдерживалась, чтобы не позвонить Никите… Отвлекалась на Никитушку, а потом возвращалась к новостям, мелькающим на всех каналах.

Амиран не отлипал от меня весь день… Признавался в любви и просил выйти за него, звал на ужин к своим родителям, в кино, на прогулку… А я ходила из угла в угол, дезориентированная волнением, связанная им, словно путами… Боялась, что папа выгонит Никиту и не станет слушать или дурацкая лавина завалит машину на обратном пути.

– Я знаю, что ты меня ненавидишь, – безразлично бросает Никита. Благоухающий, нарядный, как на свадьбе, он выглядит беззаботным и отдохнувшим.

– Ненавижу, – шиплю я, наткнувшись на его поблекший взгляд.

Гончаров бодрится, делая вид, что ему все равно. Пусть так, но мне нет…

– Прости, я ошиблась. Не нужно было так говорить. Я была неправа…

Фух… Хорошо, что у меня хватает мужества признать ошибку. Еще миг, и я верну самообладание и спокойствие. Но этого не происходит… Что-то надламывается в Никите. С его лица словно сползает маска, обнажая усталость и задумчивость.

– Ненавидишь, значит?

Он приближается почти вплотную, обхватывает мой подбородок горячими пальцами и шепчет:

– Скажи, что я тебе не нужен, Злат. И ты не волновалась, не переживала, не думала обо мне.

«Да, черт возьми! Я думала о тебе весь день… Думаю каждую минуту, секунду… Просыпаюсь и думаю о тебе. Засыпаю с мыслями о тебе… Не прощаю тебя, обижаюсь, раню себя воспоминаниями, как осколками… Будоражу сердце мыслями о будущем. И, да… Ревную тебя».

Молчу, не в силах выдавить и слово… Ник ждет ответа, а я выдавливаю хрипло:

– Прости за эти слова. Ты сам начал, а я…

– Черт…

Никита обхватывает мой затылок ладонью и целует… Гладит другой рукой по волосам, спине, плечам. А я отпускаю волнение на свободу. Позволяю Никите ласкать мои губы, щеки, шею, перебирать пальцами волосы и что-то шептать бессвязно… Господи, наверное, я схожу с ума? Потому что никогда в жизни мне не было так сложно принять решение… Даже не знаю, чего в моем сердце больше – обиды или прощения, ненависти или любви?

– Золотко… Злата… Ну что такое? Чего ты такая? – Ник отрывается от меня. Смотрит пьяным взглядом и вновь притягивает к себе, не дождавшись ответа.

– Я… Ники…

– Потом, – шепчет, захватывая в плен своих объятий. – Поедем ко мне? Черт…

– В дом, где живет твоя жена? – шепчу в ответ, поглаживая его по теплой щеке.

– Давай к тебе? Я скучал… Я так хочу, Злат… У меня никого нет. И я знаю, что у тебя тоже. Плевать мне на твоего красавчика. На все плевать… Можешь ненавидеть меня, если хочешь.

– Прости, Ник. Вчера сообщили о сходе лавины, я очень волновалась, – вскидываю на него взгляд.

– Глупышка… Почему не позвонила? Мне приятно, что ты волновалась. Золотко… Моя Золотко…

Мы обнимаемся и целуемся, как оголодавшие любовники. Ник распускает мои волосы и запрокидывает шею для поцелуя… Ласкает, пробуждая спящее желание. Только он… Для него… Ничего подобного я не испытывала ни к какому другому мужчине. От чего я бегу, если уже погрязла в нем, как в омуте?

– Ники, что мы делаем? Еще и в больнице… Сейчас Никитушка проснется, – с трудом ворочаю языком, не переставая его обнимать.

– Злата, когда ты узнаешь о беременности? – спрашивает Ник, успокаивая дыхание.

– На днях. Врач взял кровь на исследование.

– Хорошо. Если не получилось, я готов попробовать снова.

– Пошляк, – отвечаю я, слегка отстраняясь. – Я никогда больше не скажу тебе тех ужасных слов, Никит. Спасибо за папу… Спасибо за Никитушку… И за малыша, который, возможно, будет, тоже спасибо.

– На здоровье, – улыбается Ник. – Как мой сынок поживает?

Не успеваю ответить – в двери тихонько стучит лечащий врач. Входит в ответ на мое разрешение, прижимая историю болезни к груди и одаривая нас тяжелым взглядом.

– Что-то случилось, Алина Евгеньевна? – произносим в унисон.

– Да, – отвечает она. – Нужно срочно искать донора. Срочно.

– Я же собираюсь его родить, – отвечаю надломленно. – Или у нас…

– Нет времени, – отрезает она. – Показатели не меняются на протяжении недели. Никита не реагирует на терапию. Может, вы позвоните своей матери, Злата Леонидовна? Ближайшие родственники Никиты Федоровича не подошли, к сожалению.

– У моей мамы вирусный гепатит, она не может быть донором, – отвечаю со вздохом. – Она пожелала моему сыну здоровья в ответ на мой рассказ о болезни. И все на этом! Думаете, ей есть дело до меня? Мама живет своей жизнью много лет. Она меня не узнает, когда встретит на улице.

– Злата, успокойся, – Никита подходит ближе. – Давай позовем твою сестру? У нее нет противопоказаний?

– Николетта откажется, я точно знаю. У нее такая же группа крови, как у меня. Все бесполезно, Ник… Амиран дал заявки на многие сайты по поиску донора. Я не знаю…

Слезы душат, горло схватывает болезненный спазм…

– А ваш отец, Злата Леонидовна? – осторожно произносит врач.

– Он в тюрьме.

– Он скоро выйдет, вот увидишь. Либерман его вытащит. Какая у него группа крови?

– Четвертая. Как у Никитки.

Глава 43

Никита.

Оставляю рассуждения при себе и киваю. Конечно, Белоцерковский может быть идеальным донором для Никитушки, если бы не одно «но»: шесть лет в тюрьме серьезно подорвали его здоровье… И я почти уверен, что человеку, перенесшему болезнь крови, противопоказано быть донором. Но я молчу… Впитываю тепло надежды, струящееся из глаз Золотко, и обещаю приложить максимум усилий, чтобы вытащить ее папу из тюрьмы.

Никитушка просыпается, когда врач покидает палату, оставляя нас наедине с этой новостью. Мы делаем вид, что ничего не случилось: собираем пазлы, рисуем, катаем колобков из пластилина. Но все это время я неотрывно думаю о поиске донора… Я найду его из-под земли, чего бы мне это ни стоило! Есть зарубежные банки крови – кто-то да подойдет нашему сыну.

– Злата, я попробую связаться со Стэнфордом. Будем искать доноров по всем базам. Перелет и проживание, медицинское обследование и прочие расходы я беру на себя.

– Спасибо, Ник. Я думала, это невозможно, – растерянно протягивает она. – Амиран подавал заявки только на территории России.

– У нас получится, слышишь? – легко сжимаю ее плечи и заглядываю в глаза, замечая бледность и обострившиеся тени. Златке надо больше спать и хорошо питаться… И я понимаю, что в нашей ситуации это невозможно. – Вы меня отпускаете? Пойду на работу и поручу всем своим помощникам заняться делом.

– Возьми у врача характеристики Никиты и требования к донору.

– Будет сделано, босс.

Вхожу в рабочий кабинет, усаживаюсь за компьютер и перевожу медицинскую документацию на английский язык. Русскоговорящим сотрудникам будет сложно общаться с представителями медицинских организаций, а вот Габи… Она точно сможет помочь, но вот станет ли…

– Габи, ты можешь зайти ко мне? – вызываю ее по внутренней линии.

Она выполняет мою просьбу тотчас – деловито входит в кабинет, стуча каблучками по мраморному полу.

– Неужели, я тебе понадобилась?

– Габи, мне нужна твоя помощь. Никитушка… Моему сыну срочно нужен донор.

– Вы же ездили с твоей выдрой в горы делать ребенка? Ты плохо старался, Ники? – язвительно протягивает она.

– Габи, мой сын умирает. Так понятнее? Прекрати язвить и выслушай меня, – отвечаю резко. – Я перевел на английский медкарту сына. Ты помнишь профессора медицины в Стэнфорде?

– Купера? Помню. Ты хочешь искать донора в международных сообществах? Неужели никто не подходит, Ник?

– Никто, – отвечаю хрипло. – Все близкие родственники и друзья сдали анализы, совместимость недостаточная для использования биоматериала. Я вынужден искать донора везде.

– Задачу поняла, Ник. Свяжусь с Купером, а сначала… – на лице Габи появляется странная задумчивость.

– Что?

– Ничего… Это я так, подумала о своем.

Я тоже думаю о своем… Впервые за многие годы я концентрируюсь на себе и своих близких на все сто. И живу теперь один. Снимаю квартиру с видом на море и перевожу туда вещи. Любуюсь разливающимся над морем рассветом, стоя возле большого, во всю стену панорамного окна. Страдаю, люблю, думаю, словно прозревший от долгого сна слепец. Незнакомые мысли и чувства новые – более глубокие и нежные, не те, что были в юности.

Габи выполняет мою просьбу с присущей ей аккуратностью… Как в прежние времена, когда она работала у меня ассистенткой. Теперь все международные базы знают о моем сыне и ищут подходящего донора. Дни летят, как осенние листья, взвиваемые порывом ветра. Кажется, вот только наступил декабрь, а уже скоро Новый год. Город сверкает иллюминацией, деревья украшают гирляндами, а в каждом доме появляется елка. Я обязательно выпрошу у лечащего врача Никитушки разрешение устроить праздник. Вызову аниматора с подарками для всех детишек в отделении, организую праздничный ужин с развлекательной программой. Для какого-то малыша этот Новый год станет последним, но я так не хочу, чтобы в этот список попал мой сын. Отчаянно не хочу… Оттого стараюсь сделать все для него. Все возможное, чтобы он жил долго и счастливо.

Смотрю на хмурое зимнее море через окно квартиры, заслышав, как звонит телефон. Черт… Похоже, я облажался. Пообещал Злате заехать вечером, но так закопался в работе, что потерял счет времени.

– Ник, привет, – произносит она нетерпеливо.

– Привет, Золотко. Прости… Я вас подвел. Не поверишь, только выполз из офиса. Я продвигаю один стартап, там ребята создали…

– Никита, я беременна, – произносит она чуть слышно.

– Золотко… Моя… И тебе так хотелось поделиться этой новостью, что ты не дотерпела до завтра?

– Вроде того, – хмыкает она. – Так что… наши старания не прошли даром.

– Я очень рад, Златка. Очень сильно, – вглядываюсь в приветливые огни маяка, чувствуя, как в душе разливается тепло. Моя женщина… Мои дети. Моя судьба, на какой бы край света меня ни занесло. Она не должна жить с Ириной Максимовой, хоть я и обожаю бабулю Златы…

– А я не знаю, рада ли я, – искренне отвечает она. – Либерман поможет папе?

– Завтра поедем в тюрьму. У Либермана есть доказательства невиновности твоего папы по обвинению в распространении наркотиков. Злата, я хочу, чтобы ты переехала ко мне. В мою новую квартиру, – резко меняю тему.

– Пока ты женат, нет. До завтра, Ник, – обрывает она вызов…

Глава 44

Никита.

Я скоро стану отцом во второй раз… Улыбаюсь своим мыслям, пытаясь прогнать щемящую боль, вмиг затопившую сердце… Как же у нас со Златкой все сложно… Или мы сами все усложняем? Она давно могла бы наплевать на мой брак и чувства Габи, но каждый раз, когда я пытаюсь сблизиться, указывает на них. Потому что Златка не такая, как все. А я дурак, заметивший ее достоинства слишком поздно…

Договариваюсь с Либерманом и устанавливаю будильник на шесть утра. Завтра важный день… Кажется, все вокруг замирает в благоговении, ожидая грандиозного события. Маяк дружелюбно подмигивает, а ветер успокаивается. Даже тучи расступаются, открывая взгляду повисший на небе месяц. Завтра все изменится навсегда… Знаю это, как и то, что всем сердцем люблю Злату…

Проваливаюсь в сон, как во спасение от беспокойных мыслей. Просыпаюсь от пронзительного звонка будильника и распахиваю тяжелые шторы. Иду в душ и быстро одеваюсь. Позавтракаем с Либерманом в дороге – с недавнего времени я заметил любовь Моисея Лазаревича к придорожным шашлычным. Запираю дверь и спускаюсь к машине, любуясь видом, открывающимся взгляду – шелестящим, неторопливым морем и синим небом, редкими лучами утреннего солнца. В тот миг, когда я трогаюсь с места, в кармане вибрирует телефон. Какой же Либерман нетерпеливый? Небось уже стоит возле подъезда, переминаясь с ноги на ногу?

– Злата? – удивленно протягиваю в динамик, удивившись столь раннему звонку.

– Ники, ты можешь приехать в больницу? Это… Срочно!

– Господи, что случилось? Никитушке плохо? Не молчи, Золотко.

– Нет, напротив! Я всю ночь не спала, Никит… Алина Евгеньевна порадовала меня хорошей новостью, и я ждала утра, чтобы тебе позвонить. Извини, я не разбудила?

– Нет, я же к твоему папе собираюсь. Сейчас за Либерманом заеду, а потом…

– Ник, для Никитушки нашелся донор.

– Что? Ты серьезно? Я очень рад, Златка. Откуда он? Мы же во все международные базы подали, он ведь…

– Он приедет в больницу. Мы с тобой должны подписать согласие на пересадку и поблагодарить человека. Я… Ник, это похоже на сон… Я так волнуюсь… Всю ночь не сомкнула глаз.

– Это неправильно, Золотко. Тебе надо больше отдыхать и хорошо есть. Привезти для тебя что-то?

– Не бурчи, Гончаров. Ты приезжать собираешься или будешь болтать?

– Сейчас предупрежу Либермана и мчусь к тебе.

Душу переполняет радость. Разливается по телу, как молодое вино, согревая каждую его клеточку. Добираюсь до больницы быстро – ранним утром город еще пустой. Паркуюсь возле ворот больницы и спешно поднимаюсь в отделение по лестнице. Как он нашелся? И, почему раньше не находился? Выходит, мы искали того, кто был рядом?

– Привет, мои родные, – вхожу в палату, принося с собой ароматы улицы.

– Папуя, привет, – радуется Никитушка. – Мама сказала, что меня сколо вылечат.

– Это правда, сыночек. Никитка мой… Как я тебя люблю…

– Ты лано приехал, пап. Мама тебя лазбудила?

– Да. Ей натерпелась порадовать меня, малыш. Как ты себя чувствуешь?

– Холосо. Я устал болеть, пап. Хочу иглать в мячик и в садик ходить.

– Скоро будешь, мой маленький.

Прячу куртку в шкаф и мою руки в раковине. Не могу спокойно дышать… Волнение овладевает мной полностью. Хочется направить его куда-то – на простые действия или разговоры.

Златка показывает коробки с едой, которые ей привозит курьер, убеждая меня, что хорошо питается. Никитка подтверждает слова матери, на время успокаивая мое волнение. Мы с сыном успеваем собрать пазл из шестидесяти четырех деталей, когда в палату входит Алина Евгеньевна.

– Все в сборе? Вот и хорошо. Идемте в мой кабинет, познакомлю вас с будущим донором. Фантастическое совпадение! Четвертая группа крови, отрицательный резус-фактор, да и прочие важные показатели совпадают.

– Откуда он выискался? – недоумеваю я.

– Никитушка, поиграешься сам, сынок? Мы с папой отойдем на минутку. Давайте уже пойдем, – торопит меня Злата.

Алина Евгеньевна ведет нас по коридору, не прекращая восхищаться поступком молодой женщины, решившейся на отважный поступок. Распахивает дверь кабинета и восклицает:

– Знакомьтесь, вот и ваша спасительница – Габриэла Бадор.

От удивления приоткрываю рот. Златка охает и замирает на месте, не силах сделать и шага. Так и стоит в проеме, не понимая, как такое возможно?

– Габи? Не понимаю, как ты здесь оказалась? Ты… Ты не представляешь, как я тебе благодарен, – выдавливаю хрипло.

– А вы разве знакомы? – брови Алины Евгеньевны ползут вверх.

– Габи моя жена, – отвечаю, опустив взгляд.

– Ники, если бы ты чуть больше интересовался моей жизнью, то знал, что я уже была донором. У меня редкий генотип. Показатели моей крови хранятся во всех базах доноров. Я связалась с Купером и показала анализы твоего сына. Он подтвердил, что я идеально ему подхожу. Восемь совпадений из одиннадцати. Так что…

– Спасибо вам большое, – отмерзает Золотко. – Я вам очень благодарна. Мы долгое время не могли никого найти.

– Да, Габи. Спасибо тебе… Ты настоящий друг. Алина Евгеньевна, когда мы сможем улететь в клинику? И какую вы посоветуете? Германия или Израиль?

– Постой, Ники. Я не стану помогать твоему сыну бесплатно, – деловито поджимает губы моя жена.

– Проси все, что хочешь. Я готов пожертвовать всем, что у меня есть ради сына.

– Ты уверен? – хмыкает она, накручиваю на палец шарфик.

– Да. Составим договор дарения. Я откажусь от всего имущества, фирмы, зарубежных счетов и…

– Не продолжай, Никита, – отрезает она. – Мне нужно другое.

– И что же?

– Ты. Мне нужен ты. Я помогу вашему ребенку, если ты останешься моим мужем. И все будет по-прежнему… Я отдам мальчику костный мозг, а потом мы с тобой вернемся в Америку. Ты готов дать ответ или нужно время подумать?

Глава 45

Злата.

Не нахожу слов, чтобы описать свои чувства… У меня словно разом начинают болеть все зубы… Или случается почечная колика. А, может, роды? Боль парализует мышцы и забирает из легких воздух. Пожирает дыхание, тепло, блеск в глазах… Замедляет биение сердца и ухудшает зрение. Кажется, я высыхаю изнутри, уменьшаюсь и врастаю в пол, как пресловутый соляной столб…

– Я помогу вашему ребенку при одном условии…

Напрасно я поверила в ее благородство… Габи выросла в Америке и ничего не делает бесплатно. И ей нужен Ник… Как это все банально.

Усилием воли отдираю взгляд от носков туфель и перевожу его на Габи. Вот, как надо бороться за мужчину… Она не ты, Золотко… А ты и дальше продолжай лелеять прошлое и оберегать обиды, как писаную торбу…

Я чувствую себя так, словно он умер… Смотрю в карие глаза, почти физически ощущая, как стена прошлого рушится, высвобождая мои истинные чувства. Жалко, что слишком поздно… Мне ведь давно плевать на все – лишь бы он был рядом… Я хочу ненавидеть его и обижаться, только бы он был со мной… Переживать все вместе, а не… Но теперь поздно. И виновата в этом я…

– Габи, это же… полнейшая ерунда. Ты что такое говоришь? – возмущается Никита, подойдя ближе. – Мы же все обсудили и решили…

– Ты решил, Ник. Я не давала согласия на развод.

– Я выйду. Сообщите мне о своем решении позже, – хрипло произносит Алина Евгеньевна и спешно покидает кабинет.

Мы остаемся одни. Дышим отравленным душным воздухом и захлебываемся своими чувствами. Не знаю, как они, а я точно…

– Я отказываюсь, Габи. Мы найдем моему сыну другого донора и…

– Ты с ума сошел? – почти по слогам произношу я. – О чем тут думать, Ник?

– Злата, послушай, – начинает он, легко сжимая мои плечи.

Господи, я сейчас упаду… Рассыплюсь на частицы и исчезну… Потому что слишком больно… Мучительно, невыносимо, цинично… Чувствовать его дыхание на щеке и тепло рук и знать, что этого больше не будет… Никогда…

– Соглашайся, Ник.

– Злата… Золотко. Я… Я люблю тебя, – вымученно произносит он, не обращая внимания на жену. – Люблю тебя, слышишь… Тебя и наших детей. Я не могу все бросить и…

– А я тебя нет.

«И я тебя люблю… И мне плевать теперь на все – я простила и перевернула страницу прошлого. Но жизнь сына для меня дороже собственного счастья. Я мать, и этим все сказано…».

– Злата, как же так? – недоумевает Никита.

Замечаю презрительный, победоносный взгляд Габи. Ее глаза источают возбужденный блеск, губы же остаются бледными. Ей тоже больно – как бы она ни пыталась этого скрыть.

– Соглашайся, Ники. Ты мне не нужен. Я выхожу замуж за Амирана. Мы вылечим Никитушку, а потом уедем…

Чувствую, как на ладонях проступают капли крови от впившихся в кожу ногтей… Только так… Потому что заставить себя сказать эти слова по-другому я не могу…

– Ты уверена? – не отступает он.

– Она уверена, Ник, – отвечает за меня Габи. – Юристы составят договор сегодня же. Ты все подпишешь, а потом мы поедем в одну из израильских клиник. Я туда уже звонила, они готовы принять нас сразу же после поступления оплаты.

– Быстро же ты, – поникшим голосом произносит Ник.

Бедный… Мне хочется рыдать и выть от отчаяния, но я лишь сильнее раню ладони ногтями, пытаясь сдержаться… Потом, Золотко. Ты потом поплачешь, когда она отдаст твоему сыну костный мозг.

– Да, я быстро решаю дела. И ты так же. Так что, принимаешь мои условия?

– Я хочу, чтобы мой сын жил, – отвечает Ник, смотря мне прямо в глаза. – Даже ценой моей жизни.

– Ты собрался умирать? – небрежно бросает Габи.

– Да, Габ. То, что ты предлагаешь – смерть… Ты думаешь только о себе. Никакой любви ты не испытываешь, разве что к себе…

– Хватит лирики, Ники. Мне было нелегко принять это решение. Если ты согласен, поедем в офис подписывать документы, – Габи нетерпеливо терпит ремешок сумки.

– А если я не выполню договор? Наверняка ты придумала неустойку? Заберешь все мое имущество, а, Габ?

– Заберу. Но сейчас я жду твоего слова. Ты же мужчина, Гончаров? Подпиши договор и получишь мой биоматериал.

Никита медлит, переводя взгляд с Габи на меня.

– Злата, этот твое последнее слово? – надтреснуто произносит он.

– Да, – выдавливаю я. – Я даю согласие.

Капля крови с разодранной ладони падает на белый пол…

Глава 46

Никита.

Я представлял, как буду говорить ей о любви… В своих видениях это было ранним солнечным утром или розовым вечером. Никитушка уже был здоров, а Злата готовилась родить нашего второго малыша… Я бы обнял ее и прошептал на ухо: «Люблю… Я тебя люблю. И наших малышей». А еще бы пообещал, что никуда не уеду больше. И не оставлю…

Жизнь удивительная шутница, потому что о любви к одной женщине мне пришлось сказать при… жене. И услышать в ответ леденящие душу слова: «– Ты мне не нужен».

Напрасно Злата думает, что я так легко отступлюсь. И Габи напрасно думает, что я поддамся ее манипуляциям. Глубоко дышу и сжимаю пальцы в кулаки, усмиряя внутренних демонов.

«Спокойно, Никита… Главное – есть донор для Никитушки, а с остальным ты разберешься».

«Закати скандал и запрети Габи подходить к тебе ближе, чем на сто метров! Продолжай искать донора… Может, он отыщется? Когда твой сын умрет…».

Похоже, темная сторона моей личности безропотно отступает, склоняется перед здравым смыслом.

– Я должен обсудить договор со своим юристом и адвокатом, – сухо произношу я. – Поезжай в офис, Габриэла. Я подъеду чуть позже. Злата? – перевожу взгляд на растерянную девчонку.

Она вскидывает потухший взор и произносит:

– Никита, я хочу побыть одна. Поезжай, пожалуйста. Мне нужно… Уходи… – выдыхает вымученно. Кажется, с этим вздохом из нее выветриваются все силы. Златка бледнеет и срывается с места, торопясь вернуться в палату.

– Злата, постой, – догоняю ее и хватаю за локоть. Плевать на Габи… Врачей и посетителей, ходящих по коридору… Мне на весь мир плевать… – Я люблю тебя. Пожалуйста, Злата… И я же знаю, что ты тоже…

– Нет, Гончаров. ты мне не нужен. Ники, подпиши все. Думай о жизни сына, а не… А не о всякой чепухе. Не провожай меня, пожалуйста, – вырывается она и убегает. Не так я себе это представлял…

По пути в офис звоню Либерману и договариваюсь о встрече. Вероломно нарушаю планы Габи и не подписываю договор, старательно распечатанный и лежащий на моем столе. Еду в полной задумчивости. Боюсь растерять боевой настрой. Даже музыку не включаю, напряженно обдумывая ситуацию, в какую попал.

– Никита, входи. Что случилось? – встречает меня на пороге Либерман. Ступает по скрипучему полу старинного здания и бурчит что-то под нос.

– У меня… Я попал в беду, Моисей Лазаревич. По-другому и не скажешь.

– Садись на диван. Рассказывай. И… показывай. Что там у тебя? – Моисей отодвигает папки с документами и кладет договор в центр стола.

– Вы запрашивали медицинские документы Белоцерковского? Они пришли? – с надеждой в голосе спрашиваю я.

– Пришли. Он не может быть донором. Леонид перенес вирусный гепатит В из-за переливания неисследованной крови. Тогда не было технологий для экстренной проверки на пригодность… Такие вот дела. К тому же он сам перенес болезнь крови. У него снижена выработка гемопоэтических стволовых клеток.

– Черт… Последняя моя надежда рухнула. Для моего сына нашелся донор, Моисей Лазаревич. Это Габи… Моя жена Габи, с которой я хочу развестись.

– Дай-ка, угадаю: она отдаст костный мозг взамен сохранения брака?

– Именно так. Почитайте договор. Юрист моей фирмы составил все в лучшем виде для нее. А вот для меня…

Моисей долго читает бумаги, а потом откладывает их, снисходительно вздохнув:

– Никита, подписывай ее договор. Ну чего ты теряешь? Деньги и фирму? Прямо сейчас ты можешь перевести средства на резервный счет и объявить свое предприятие банкротом. Габи получит недействующие фирмы и пустые счета. Я попрошу юристов помочь тебе сегодня же!

– Ей не нужны деньги. Она хочет, чтобы мы вернулись в Америку и жили семьей.

– Но если ты откажешься выполнять условия, последует неустойка, ведь так? Она же не заберет костный мозг обратно?

– Не заберет… Я не знаю, как мне поступить, Моисей Лазаревич? Мне не жалко отдать ей фирму и деньги. Я заработаю еще, не вопрос, но… Подлецом я тоже быть не хочу.

– Понимаю. Подписывай все, Ник. И не возвращайся к ней, как муж, пока она не выполнит свою сторону договора. Нет операции – нет воссоединения семьи. И не вздумай переезжать в дом.

– Не может быть все так просто… Наверняка Габи придумала, как испоганить мне жизнь. Слишком все гладко… Она же понимает, что я выберу Злату… Вы бы видели, как я сегодня глупо выглядел. Я признавался Злате в любви при жене, а она…

– Ей было очень больно, Никита. Она страдала, наблюдая за вами. Ты больно ранил ее самолюбие, уничтожил ее, как женщину… Не сомневайся, что она придумает, как тебе отомстить.

– Злата настояла на том, чтобы я согласился, – добавляю сухо. – Сказала, что выйдет за своего красавчика.

– Вот… Ты сам ответил на вопрос. Габи отыщет этого парня и уговорит сыграть по ее правилам. Может, заплатит ему. Тот заставит Злату выйти за него… Уж не знаю, какие он выберет слова, но факт остается фактом – тебе надо быстрее увозить сына в клинику и спасать ему жизнь. Все остальное… Незначительная чепуха. Все можно исправить, пока жив… Пользуясь моментом, подари сыну жизнь. Ты знаешь, на что Габи идет ради тебя? Забор костного мозга происходит под наркозом. Она жертвует здоровьем, чтобы ухватиться за шанс тебя вернуть.

– Я не могу ответить ей взаимностью, но отблагодарю по-другому. Спасибо вам большое.

– Подписывай договор и скорее звони в клинику, – довольно протягивает Либерман и возвращает бумаги.

Глава 47

Никита.

Возвращаюсь в офис со спокойным сердцем. Либерман прав: главное – провести операцию Никитушке, а уж потом… Я словно проваливаюсь в прошлое, от которого всю жизнь бегу… Я также поступил со Златой – трусливо сбежал, оставив ее одну. Обманул, прикрывшись страхом перед уголовным преследованием. И сейчас я обманываю Габи… Собираюсь обмануть. Я подпишу договор и пообещаю ей выполнить свои обязательства, заранее зная, что не стану ничего исполнять. Паркуюсь возле офиса и поднимаюсь в кабинет. Звоню Габи по внутренней связи, мысленно приготовившись к словесной баталии.

– Великий и ужасный Гончаров пожаловал, – протягивает она, цокая каблучками по полу. Походит ближе и садится напротив меня.

Как бы ей ни хотелось скрыть боль, я чувствую ее на расстоянии – каждую вибрацию, каждый крохотный укус… Она впивается в ее сердце, как змея, заставляя совершать отчаянные поступки. Либерман снова прав – Габи жертвует здоровьем не ради моего сына – ради меня. Наверное, правда любит… Или не хочет отпускать удобного богатого мужа.

– Я согласен подписать договор, – вздыхаю, смотря прямо ей в глаза. – Давай бумаги, Габ.

– Неужели, твоя моль так легко тебя отпустила? Я думала, она просто схитрила, но нет… Стоило тебе уйти, к ней пожаловал потрясающий восточный красавец и…

– Да, это ее мужчина, они встречаются. А ты что подумала? – отвечаю сухо. Сжимаю зубы с такой силой, что челюсть сводит судорогой.

– Ты же сказал ей, что любишь, – горько произносит она.

Больно… Понимаю, Габи… Очень больно. Невыносимо. Я чувствую себя не лучше. Сейчас мы с тобой в одной лодке, плывем в океане отчаяния и боли, гребем к неизвестном берегу, чтобы найти спасение…

– Значит, мы с тобой оба испытываем безответную любовь, – проговариваю свои мысли вслух. – Я сказал, что чувствую. Давно надо было сказать, но я… Она меня не простила. А жить с непрощением в сердце очень тяжело.

– То есть ты всерьез хочешь выполнить мои условия? От безысходности?

Боже мой, как же тяжело врать… Смотреть в ее полные надежды глаза и нагло врать… Но я не могу поступить по-другому… Не сейчас, когда на кону жизнь моего сынишки.

– Да. Мы одинокие несчастные люди. Габи, мне все равно, понимаешь? Если ее нет, мне неважно… Мне… – с трудом подбираю слова, не в силах выразить чувства. – Мне ничего не нужно без нее. Но и выбор Златы я уважаю. И прекрасно понимаю ее чувства… Амиран хороший человек, он ее любит.

Мы говорим о всякой ерунде… Молчим и многозначительно смотрим друг на друга. Кажется, еще мгновение – и она откажется от своей безумной идеи. Пожалеет меня – бедного страдальца и хитреца в одном лице.

– Давай перейдем к делу, Ники, – вздыхает Габи и подает мне бумаги на подпись. – Ты сегодня приедешь домой? Готов приступить к исполнению супружеских обязанностей?

Ее щеки краснеют, а в глазах появляется возбужденный блеск. Габи облизывает губы и подается вперед в ожидании ответа.

– Габи, ты должна выполнить свою часть договора. Ни о каком возвращении домой не может быть и речи.

– Я поняла. Звони в клинику, бронируй билеты и… Можем вылетать хоть завтра. Твоя эта… Злата полетит с нами? – вымученно произносит Габи.

– Конечно.

Габи забирает бумаги и небрежно складывает их вдвое. Странно… Словно они ничего для нее не значат. Бредет к выходу, понуро опустив голову.

– Ты сам забронируешь билеты? – произносит возле дверей.

– Да, спасибо за предложение. Я должен созвониться с лечащим врачом Никитушки.

Остаток дня я провожу в поисках лучших условий для пациента. Отправляю в несколько клиник медицинское заключение сына, переведенное на английский. Просматриваю сайты с авиарейсами. Звоню Алине Евгеньевне, чтобы уточнить некоторые детали: как транспортировать сына? Если необходимость в реанимобиле или достаточно моей машины? Звоню Золотко… Прикрываясь делами, звоню, чтобы услышать ее голос. Выпить порцию боли и воздуха. Уж не знаю, чего я чувствую больше, но я не живу без нее… Дышу только рядом с ней, чувствую, осязаю, думаю… Злата как наркотик – убивает и возрождает. Или как ведьма, способная вдохнуть жизнь одним лишь словом…

– Привет, Злата.

– Привет, Ник. Ты… Ты подписал?

– Послушай, Злата. Я разговаривал с Либерманом, он успокоил мои волнения. Я не стану возвращаться к Габи, но ей я сказал, что вернусь. Подписал документы и…

– То есть ты обманул ее? – с ноткой презрения в голосе произносит она.

– Да, а как надо было поступить? Вывалить на нее правду и лишить сына надежды? Злата, я не телок на привязи. И не собираюсь потакать чьим-то капризам. У меня на все есть свое мнение, а Габи…

– Ник, ты для этого позвонил? Чтобы рассказать мне, какой ты подлец? Ты хоть представляешь, на что она идет ради тебя? Не ради Никитушки, а ради тебя, Гончаров. Операция проводится под наркозом и…

– Порой я не понимаю тебя, Злата. Я поступил по совести. Да, солгал… Но я не хочу обрекать себя на муки. И я люблю тебя, Золотко… И никому не отдам.

– Это не тебе решать, Гончаров.

– Злата, ты считаешь, я должен пойти и рассказать Габи правду? Одна из клиник дала согласие принять нас в ближайшее время. Не делай из меня виноватого, Золотко. Я думаю о нашем сыне.

– Можно было как-то ее убедить, Ник. А так получается, мы вырываем из человека костный мозг обманом. Я чувствую себя…

– И мне не легче, Злат. Я щедро отблагодарю Габи. Она не пожалеет, что помогла нам. Все будет хорошо.

Завершаю вызов, испытывая странные чувства: вина соперничает с благородством, страх с неизвестностью. Отправляю Алине Евгеньевне согласие клиники и тотчас получаю ответ:

«– Документы подготовим в течение суток. Никитушку транспортируем до аэропорта на реанимобиле. Можете бронировать билеты на послезавтра».

Скоро мой сын будет здоров и счастлив… Пусть Златка думает обо мне что хочет, я пойду еще раз на обман ради него. Еще сотни раз, если потребуется… Я убью ради него. Ради них…

Глава 48

Злата.

Все дни после новости о доноре я беспробудно реву… Что же я сделала? На что толкнула Никиту? Да и Габи… Вместо того чтобы радоваться шансу на жизнь для сынишки, я корю себя на обман… Еще и Никита…

«– Я люблю тебя, Злата. Только тебя…»

В ушах до сих пор звенят его слова, а кожу прожигают прикосновения пальцев… Мы обманщики… Не лучше Габи… Такие же циники и интриганы. Мне противно и совестно, а еще меня тошнит… Любая нормальная женщина ухватилась бы за Гончарова и выгнала Габриэлу Бадор вон, но… Но я не любая. Я знаю, что такое предательство и боль… Допросы, унижения, бедность. Пожалуй, слишком много испытаний для молодой женщины… Но я всегда старалась поступать честно. Стремилась не растерять себя в океане жизни, как бы пафосно это ни звучало. Не знаю, что толкнуло меня согласиться на предложение Габи – отчаяние, желание подарить своему малышу шанс? Наверное… Я бы пошла на любые испытания ради Никитушки, жизнь бы отдала, если понадобилось. А я отдала Ника… Бездумно толкнула его на обман ради нашего сына. Как теперь жить с этим?

– Злата Леонидовна? – голос Алины Евгеньевны пробуждает из пучины мыслей. – Вы опять плачете? Может, поговорить с психологом? Или… гинекологом? Как вы себя чувствуете? Гормоны и не на такое способны… Ох…

– Дело не в этом. Габи взяла с Никиты обещание вернуться в семью, а он… Он…

– Он любит вас, – улыбается женщина. – Это на расстоянии чувствуется. Во всяком случае мне это было видно с первого дня, как он сюда пришел. И что, вас это терзает? Думаете, Никита Федорович согласится на ее предложение и…

– Мы же подписали документы? Значит, согласился… Вернее, он обманул ее, понимаете? Сказал, что согласен, а мне признался, что не собирается выполнять ее условия. Мне так плохо от этого… Вы не представляете… Как будто я обманом вырываю из человека костный мозг. Может, признаться во всем Габи?

– Не торопитесь. Вы молчите ради сына. И Габи даете шанс совершить благородный поступок. Она знает, на что идет. И отказ мужа предвидит. Не думайте, что Габриэла Бадор глупа. Позжайте со спокойным сердцем, вот что я скажу… Вы спасаете сына, так что… Вы даже убить можете ради него и никто не осудит.

– Спасибо вам за понимание, – всхлипываю и порывисто приглаживаю растрепанные волосы.

– Мы подготовили документы для выезда. Реанимационная бригада довезет Никитушку до аэропорта. Никита Федорович забронировал билеты в первом классе. Все билеты первого класса, представляете?

– Гончаров может, да…

– Инструкции я дам перед отъездом. Но вы должны понимать, что самые опасные – первые две недели после операции. Организм Никитки будет стерилен, если так можно выразиться. Собственный костный мозг разрушат, а донорский внедрят в организм. Две недели вы будете находиться в клинике. А потом еще год наблюдаться у нас. Вашему сыну нельзя видеть вас такой – расстроенной и поникшей. Вам уже делали УЗИ?

– Да, с малышом все в порядке. Угрозы прерывания нет, слава богу. Я… Я хочу этого ребенка, – неожиданно произношу я. – Очень хочу.

– Вы со всем справитесь, вот увидите, – улыбается Алина Евгеньевна.

Я больше не видела Габи… Мы подписали документы и условились встретиться в аэропорту. И Никита не пытался поговорить со мной. Очевидно, мой унылый блеклый вид говорил сам за себя – не подходи, убьет! В день вылета в палату наведались близкие родственники – мама Ника и Степка. А еще приходили Амиран и Зоя… Я никому не разрешила подойти в Никитушке, мотивируя тем, что он может заболеть перед вылетом. Никто и не обиделся. Зойка передала ему игрушку и книгу, Амиран – пазлы, а бабуля – сладкие леденцы… Вот и все… Сегодня знаменательный день. День, который я запомню навсегда. И день операции тоже, если Габи не передумает в последний момент…

– Златка, вы спите? – Ник тихонько входит в палату.

За окном загораются лучи заката, а кусочек синего неба заглядывает в окно. Погода благоволит к путешествию. Осторожно, чтобы не разбудить Никитушку, поднимаюсь с кровати и подхожу ближе. Вдыхаю ароматы улицы и его запаха, смотрю в карие глаза, пытаясь увидеть в них обиду, но ничего, кроме любви не вижу…

– Ник… Прости меня, – вырывается против воли. Глаза выедают слезы, а по щекам медленно ползут горячие слезы. – Надо было мне не заставлять тебя… Надо было…

– Прекрати, пожалуйста, Золотко… Перестань корить себя, слышишь? – он берет мое лицо в ладони и заглядывает в глаза. – Я жизнь отдам за сына. И сто раз солгу, если того потребуют обстоятельства. И я… Я тебя…

– Не надо, – всхлипываю я. – Не надо сейчас. Я хочу успокоиться и жить дальше. Хочу, чтобы все прошло хорошо.

– Все и так будет хорошо. Габи ждет нас в машине.

– Я поеду в реанимобиле с Никиткой. Здорово, что сегодня ясная погода.

– Плюс тринадцать, представляешь? Злата, ты гуляла сегодня? А ела?

– Меня тошнит, Ник. Ем то, что могу.

– Я рад, что он будет. Значит, судьба ему родиться, – улыбается Никита.

– Или ей. Мне кажется там девчонка. С Никитой у меня почти не было токсикоза.

– Назовем ее Дана, – без раздумий отвечает он.

– Почему Дана? Небось, твоя первая любовь? – прищуриваюсь подозрительно.

– Нет, просто нравится имя. Как тебе?

– Гончаров, нам сейчас это надо обсуждать?

– Я просто хочу тебя отвлечь, Золотко. Никитушку уже надо будить?

– Да. Сейчас Алина Евгеньевна поставит ему капельницу. Нам надо его одеть и посадить на горшок. Ник?

– Да.

– А ты останешься с нами в Израиле? Хотя нет… Наверное, тебе работать надо?

– Ненадолго останусь, Злат. Мне нужно все-таки вернуться до начала слушаний. Либерман хочет, чтобы твоего папу освободили. Он отсидел достаточный срок, а по остальным статьям мы хотим снять обвинения.

– Я буду очень рада, Ник. Папе будет сложно возвращаться в никуда… Ни дома, ни денег… – протяжно вздыхаю.

– Зато голова хорошо работает. Леонид Сергеевич зарегистрирует фирму и начнет работать. Я буду ему помогать первое время. Ничего, Золотко, выкрутимся.

– Спасибо тебе, Ник… Давай будить Никитушку.

Сердце переполняет радость. Ловлю себя на мысли, что ее все-таки больше… А еще надежды. У человека можно отнять все, но он будет верить в любовь и надеяться… Мое настроение передается сыночку. Никитка мужественно терпит, когда санитары грузят его на носилки. Спрашивает о погоде в Израиле и деловито сообщает, чем будет заниматься, когда вернется домой. Мне останется лишь улыбнуться в ответ… Смахнуть слезы радости и потрепать сынишку по щекам.

– Мамуль, а я никогда не летал на самолетах. Это так стлашно, да? А мы на моле поедем? Ну… Другое моле, а то, где живет папа?

– Поедем, солнышко. Папа нас пригласит и мы поедем. Ты увидишь океан, а еще папа свозит тебя в университет, где он учился. Там много-много домов, и в каждом что-то изобретают.

– Понятно. Я хосю быть, как папа. А когда сестленка лодится?

– Ты думаешь, там девочка? – удивленно вскидываю бровь. Я убью Гончарова! Когда он успел обсудить это с Никитушкой?

– Мне сон плиснился. Я и девочка гуляем на белегу моля. Но это не наше моле, а папино. Мам, я устал говолить.

– Отдохни, сыночек.

Как бы и я хотела, чтобы сон Никитушки сбылся… Хочу гулять по теплому песчаному берегу океана и быть счастливой. И я совсем не считаю, что счастливая жизнь безоблачна. Наверняка я буду плакать, радоваться, сердится, ругаться, скандалить… Но все это я хочу делать, глядя на любимых. Глядя в его глаза – большие и карие… Те, в которых утонула в первую нашу встречу.

Никита и Габи относят паспорта на регистрацию, а нас пропускают прямо на взлетную полосу. Водитель реанимобиля показывает проверяющим документы и, получив разрешение, мчится к ожидающему вылета самолету. Никитка завороженно смотрит, как медленно ползут по полосе самолеты, а после, набрав нужную скорость – взлетают, растворяясь в толще облаков.

– Мамуя! Я хосю стать водителем самолета!

– Это очень ответственная работа, сынок.

– Злата Леонидовна, скоро начнется посадка, по рации сообщили, – произносит водитель.

– Слава Богу. А как вы поднимете Никитушку? Может, они разрешат нам войти в салон раньше? Чтобы Никита не контактировал с людьми?

– Так и сделают. Остальные пассажиры поднимутся через задний вход.

– Спасибо вам… Спасибо…

– А нам-то за что? Отделение поблагодарите – они написали правильную справку.

Глава 49

Злата.

Никитушка завороженно наблюдает за удаляющимся городом. По-детски возмущается, удивляясь тому, какие облака твердые.

– Мамуя, я думал, облака как вата, а они… Они даже самолет цалапают.

– Да, сынок, облака из снега, – объясняет Никита, потрепав сына за челку. – Как ты себя чувствуешь? Голова не болит? Не тошнит? Может, водички?

Габи сидит, уткнувшись в экран смартфона. Не обращает на нас никакого внимания. Лениво вскидывает подбородок, когда Ник предлагает сыну воды. Наверное, с трудом сдерживает возмущение или… ненависть… Не знаю, можно ли испытывать ненависть к ребёнку? У меня была мысль рассказать сыну правду о Габи. Объяснить, что ее биоматериал спасет ему жизнь. Ну и… попросить сына поблагодарить Габриэлу при случае… Наверное, хитро и эгоистично с моей стороны, но мне очень хотелось посмотреть на ее эмоции в этот момент. Однако, просить не пришлось… Никитка сам догадался, что Габи его спасительница – слишком часто Алина Евгеньевна упоминала имя женщины.

– А вы меня спасете? – неожиданно спросил он, отрывая Габи от созерцания экрана.

– Что, прости? Я не расслышала, малыш.

– Это вы дадите мне клеточки? Котолые меня вылечат?

Никита переводит взгляд на меня, а я с трудом сдерживаю подбородок на месте – он норовит уползти вниз.

– Да, это я дам тебе волшебные клеточки, – улыбается Габи.

– Спасибо вам. Это мой папа вас поплосил?

– Нет, я сама предложила. Мои клеточки очень хорошо тебе подходят, лучше, чем папины и мамины.

– Да, сынок. Тетя Габи – твой спаситель, – с придыханием произносит Никита. – Будешь ей звонить, справляться о здоровье, поздравлять с днем рождения. Ты обязан ей жизнью.

– Да, – подтверждаю я, метнув взгляд на Габриэлу. Не понимаю, что она чувствует? Похоже, чудовищную боль и разочарование в жизни… Она пережила нелюбовь мужа, предательство, измену… Она даже вынесла признание в любви, что Гончаров сделал мне. Мне ее жаль… Нет, не так: я ей сочувствую.

– Спасибо вам огромное, я этого никогда не забуду, – добавляю еще раз.

– Все нормально, Злата. Мой муж пожертвовал многим ради спасения вашего сына. Так что… мы квиты.

Мда… Что и следовало ожидать. Я погружаюсь в раздумья, остаток пути наблюдая за сыном.

В аэропорту нас встречает реанимационная бригада больницы. Персонал говорит по-английски, поэтому мы без труда понимаем, что делать. Никитушку помещают на носилки и грузят в салон реанимобиля. Я сажусь рядом, а Никита с Габи остаются в аэропорту, обещая приехать к месту на такси.

– Мам, здесь так жалко! Жала как весной или летом, – Никитка любопытно поднимает головку, пытаясь рассмотреть окружающие пейзажи через окно.

– Да, сыночек, в Израиле очень теплая погода. А летом тут бывает очень жарко, гораздо теплее, чем у нас.

– Мама, а ты тетю Габи знаешь? Ты мне дашь ее номел телефона? Я буду звонить и сплашивать, как дела и…

– Папа тебе его даст, – отвечаю сдавленно. Как же все это неправильно… Врать малышу и Габи врать. Горло словно сдавливает тугое кольцо или костлявая рука совести. Даже не знаю, с чем сравнить свои ощущения – только я не могу дышать… Все это меня мучит… Я согласилась тогда, поддавшись эмоциям, а сейчас мыслю трезво.

Никитку помещают в комфортную палату специализированного центра для больных онкологическими заболеваниями. Габи размещают в соседней палате. Когда врач забирает Никитушку на осмотр и забор биоматериалов, я решаюсь постучаться в ее дверь. Сама не знаю, чего я хочу… Может, посмотреть в ее глаза? Поговорить или дать ей шанс взвесить свое решение еще раз?

Вытираю мокрые ладони о брюки и глубоко вздыхаю. Стучусь в дверь и, получив разрешение, вхожу. Никита держит в руках бумаги, собираясь уходить. Наверное, это те самые бумаги… Проклятый договор, разделивший наши жизни на до и после.

– Габи, я хочу признаться тебе… Если ты откажешься нам помогать, я пойму, но не могу жить с этим… Меня это мучит, все силы забирает. Прости…

– Злата, не надо, прошу тебя. Не сейчас. Я сам разберусь, – останавливает меня Ник. Смотрит взволнованно и прячет чертовы бумаги за спину. Можно подумать я не знаю, что в них?

– Он не будет возвращаться к тебе. И жить с тобой не будет, – дрожащим шепотом произношу я. – Я не хочу вырывать из тебя костный мозг силой. Это… это гадко и… Господи…

Меня затапливают слезы. Горячие ладони Ника ложатся на плечи. Он притягивает меня к груди и шепчет порывисто:

– Дуреха, что ты наделала? Зачем? Зачем, Золотко?

– Ники, дай мне свой экземпляр, – со слезами в голосе произносит Габриэла.

– Держи.

– Я знаю, как все будет. Знала с самого начала… Просто тешила себя глупыми мечтами. И… Пусть ваш сыночек будет здоров.

Габи рвет бумаги и бросает обрывки на пол… Они кружатся, как мотыльки и безвольно оседают. Так и мое волнение улетучивается, как утренний туман… Правильно. Я все правильно сделала.

Глава 50

Злата.

Это точно происходит со мной? Все это не сон и не розыгрыш? Поверить не могу, что Габи согласилась… Ник порывисто обнимает меня и прижимает к горячей груди. Усмиряет эмоции, часто дышит мне в затылок, а потом произносит:

– Ты человечище, Габ. Твои клеточки, как сказал Никитушка, будут в моем сыне. Видишь, как судьба все перевернула? Ты никогда не хотела детей, но будешь частью моего сына…

– Благодарите его, – дрожащим шепотом отвечает Габи. – Он у вас… Такой умненький, любознательный. Ник правильно сказал, я не думала о детях. Наверное, все из-за того, что он его сын… А я его… Неважно.

«А я его люблю…», – хотела сказать Габи, но сдержала признание. Слишком уж унизительно говорить такое при мне, да еще и не услышать слова любви в ответ.

– Спасибо вам огромное. Я буду всегда вспоминать вас добрым словом, Габи, – сдержанно благодарю ее я.

– Габ, тебе сейчас нужно больше отдыхать и сдать все анализы, я правильно понимаю? – произносит Никита.

– Да, босс. Все будет хорошо, слышите? Вы чего такие перепуганные?

– Да просто… Волнительно это все. Златка, идем в палату? Скоро Никитушку привезут. Пока, Габи.

Никита держит меня за локоть и провожает к выходу. Мы входим в пустую палату. Ник запускает пальцы в волосы и шумно выдыхает.

– Ну и ну, Золотко. И как ты додумалась признаться Габи?

– И слава богу, что я это сделала! Я не смогла бы… Ты понимаешь меня, Ник? – вскидываю на него взгляд, понимая, чего сейчас хочу больше всего на свете. Его… Обнять, поцеловать, сказать, как он мне дорог…

– Золотко… – угадывает мое желание Ник. Подходит ближе и заключает меня в объятия. – Моя… Ты только моя… Золотая, особенная, любимая.

Я позволяю его рукам гладить мои плечи, а губам целовать щеки и подбородок. Зарываюсь пальцами в его волосы на затылке и целую в ответ. Наверное, сейчас в этом поцелуе все мои чувства… И невысказанные слова. Пускай, я вспоминаю о прошлом, но и без него не могу… Хочу обижаться и не прощать, но, чтобы он был рядом. Мой Ники… Не знаю, сколько проходит времени. Наверное, целая вечность. Нежность сменяется страстью, а страсть – безудержностью… Обнимаю Ника, чувствуя, как сильно бьется его сердце… Или это мое?

– Злата, я тебя люблю.

– А я тебя, Ники.

– Ты же не можешь забыть прошлое? Ты же… Я думал, что…

– Не могу, и что? Не могу… И без тебя не могу, Гончаров. Нам сейчас нужно это обсуждать?

– Да, сейчас, – довольно улыбается он. – Тебе жалко для меня слов? Я самый счастливый человек сегодня, Злат. Скоро наш сын выздоровеет и… И ты родишь мне еще одного малыша.

В палату с грохотом въезжают носилки с Никитушкой. Врач по-английски объясняет, что нашему мальчику взяли необходимые перед операцией анализы.

– Когда вы планируете провести операцию? – спрашивает Ник.

– Через несколько дней. Максимум через неделю. Малышу требуется время для адаптации. Не волнуйтесь, все будет хорошо, – улыбается высокий черноволосый мужчина.

Никита остается в Израиле еще несколько дней. Либерман обрывает ему телефон, зазывая вернуться в город.

– Никита, я нашел неоспоримые доказательства невиновности Леонида по ряду статей. Всю неделю бегал по коридорам следственного комитета и опрашивал свидетелей. Представляешь, следователю заплатили, чтобы он подставил Белоцерковского! К слову, он уже уволен. А кто заплатил? Вадим! – Ник включает голосовое сообщение от Моисея Лазаревича.

– Поняла, Златка? Я должен вернуться. Суд назначат во внеочередном режиме, – оправдывается Ник, обнимая меня за плечи.

– Я не могу поверить, что все может получиться, – шепчу со слезами на глазах. – Поезжай, конечно.

– А как же операция? Врачи хотят провести еще несколько исследований на совместимость.

– Ничего страшного, справимся. Я сразу же позвоню тебе. Ники…

– Ну скажи мне уже это, вредина? – улыбается он, зарываясь носом в мои волосы.

– Я люблю тебя, Никита. Всегда любила… Очень…

Боже, кажется, в глазах Гончарова блестят слезы. Мы обнимаемся и прощаемся, как будто никогда больше не увидим друг друга… Никита бронирует билет на поздний рейс и улетает.

Операцию Никитушке назначают через пять дней нашего пребывания в клинике. Я не сплю всю ночь, терзаясь переживаниями и тошнотой. Там точно девчонка… Уж очень необычно протекает беременность. Поглаживаю живот, наблюдая за звездами через темное окно палаты. Брожу по комнате, а потом все-таки заставляю себя уснуть… Мне надо больше думать о здоровье маленького, Никита прав. Закрываю глаза и проваливаюсь в поверхностный сон. Утром меня будят голоса медицинского персонала. Вскакиваю с кровати, расспрашивая врачей об инструкциях для пациента, но они успокаивают мое волнение.

– Мне можно поговорить с донором? Минуточку? – спрашиваю я. Габи здесь совсем одна… Ее некому поддержать, так почему я не могу сделать это?

– Конечно, она будет рада вашей поддержке. У вас минута. И мы забираем пациентов.

Стучусь в соседнюю палату и, получив разрешение, вхожу… Габи сидит на краешке больничной кровати. Без макияжа, в белой хлопковой рубашке, она выглядит беззащитной и… Симпатичной.

– Привет, – улыбаюсь я. – Зашла тебя поддержать.

– Спасибо, от тебя я этого точно не ожидала. Все будет хорошо. Я уже делала это… Не стала говорить Никите, ему все равно, но тебе можно… Я уже была донором. А в Америке я была почетным донором крови.

– И Ник тоже об этом не знал?

– Нет. Я сама виновата, что все так случилось… Знаешь, а я ведь пыталась соблазнить твоего этого… Амирана.

– Как? Когда ты успела? – недоумеваю я. Присаживаюсь рядом, ожидая услышать душещипательный рассказ.

– Подождала на больничной парковке, когда он выйдет, и подкатила к нему. Подвезла его до кофейни, где он работает.

– Я не против, – качаю головой. – Амиран хороший, но он… Он не то, что мне нужно, хоть и любит меня.

– Ты не против? А знаешь, Злат? У нас теперь с тобой ничья, – улыбается Габи, но в этой улыбке столько грусти… Затаенной обиды, боли, отверженности. – Мой муж изменил мне с тобой, а твой мужчина – со мной.

– Что ты имеешь в виду? Габи, у нас минута. Расскажи, пожалуйста.

– Его было несложно соблазнить. Это случилось в моей машине. Он даже не позвал меня в гостиницу. Сама не понимаю, для чего мне это было нужно? Это все голод… А я молодая и страстная женщина.

– Так вы переспали с Амираном?

– Да. Он правда убежал как ошпаренный. Испугался, – горько усмехается она. – Мне было достаточно намекнуть, чего я хочу. И сказать, что я хочу этого прямо сейчас. Прямо здесь. Томный взгляд, поцелуй, легкое поглаживание и… Твой Амиран позабыл о тебе тотчас.

– Странно это все, – качаю головой я. – Значит, ему нужно что-то от меня? Может, он как-то замешан в деле отца? Потому что любящий человек никогда бы на такое не пошел. Твой рассказ лишил меня чувства вины. Если оно и было, то сейчас улетучилось, – вздыхаю я. – Спасибо тебе, ты показала его истинное лицо и мои чувства.

– Ты люби его, ладно? Моего Ника… Вернее, твоего. Моим он был лишь в мечтах.

– Все будет хорошо, вот увидишь. Все пройдет.

– Ладно… Пошла я дарить твоему сыну волшебные клеточки.

– Буду сидеть возле отделения и держать за вас кулачки, – отвечаю я.

Глава 51

Никита.

Мир словно оживает… Становится удивительным: ярким, вкусным, ароматным, живым… Он по-особенному движется, да и пахнет по-другому… Кажется, я не жил все это время. Не принимал то, что дарит Вселенная. И сейчас словно вышел на свет из мрака прошлого, ощутив плоды его падения. Прошлого нет… Вернее, оно есть, но горечь испарилась в любви. Бессильно утонула в наших с Золотком чувствах. Ложка дегтя растворилась в бочке меда. Бесследно! Да, так бывает!

«– И я тебя люблю, Гончаров. Помню прошлое, обижаюсь, но и без тебя не могу. Потому что любви больше, чем обиды…».

Кажется, прохожие странно на меня косятся. Я бреду, не чувствуя земли под ногами. Парю над землей, как воздушный шарик, испытывая неподдельное счастье. Оно переполняет душу, даруя покой и умиротворение. Я счастлив! Господи, как же долго мы к этому шли. И теперь я не сомневаюсь, что бог сотворит чудо и даст Никитушке второй шанс. По-другому и не может быть…

Ступаю по земле родного города, испытывая тягучее предвкушение от грядущего процесса в суде. Это будет громким делом. Вадиму придётся поплатиться за свои подлости, а Либерману выпадет шанс прославиться и подтвердить статус лучшего адвоката края.

– Я прилетел, Моисей Лазаревич, – звоню адвокату, направляясь к подъехавшему такси.

– Завтра суд, Никита. Обычно судья рассматривает ходатайство месяц или больше, но я использовал данные медицинской карты Белоцерковского, сославшись на слабое здоровье заключённого и угрозу рецидива болезни крови. Много же мне пришлось литературы перелопатить! – вздыхает Либерман в динамик. – Мы совсем забыли про твой развод. Займемся позже. Как там Габи? Как все прошло?

– Все в порядке. Операция на днях. Габи… тоже нормально. Не думаю, что с разводом будут проблемы. Она порвала наш договор, представляете? Злата рассказала ей, что я не собираюсь возвращаться. Ее мучила совесть… Ну не могла моя Золотко вырвать из Габ костный мозг обманом. Решила признаться, давая ей шанс отказаться. И она… Сказала, что отдаст моему сыну материл безвозмездно.

– Достойный поступок, – чопорно замечает Моисей. – Габи ждет подарок от бога за благодеяние. Все у нее должно поменяться в жизни. Будет и любовь, и дети, и…

– Вы адвокат или ясновидец, Моисей Лазаревич? – усмехаюсь я.

– С вами свяжешься, и не тем будешь. Завтра Леонида привезут на процесс. Если все выгорит, обойдемся двумя, максимум тремя заседаниями.

– Почему двумя, а не одним?

– Таков закон. Предварительное заседание, потом вынесение приговора. Со свидетелями только беда. Мне удалось уговорить лишь нескольких. Один из них работал в следственном комитете в те годы и рассказал, что обвинение по распространению наркотиков сфабриковано. Вадим частенько туда захаживал… С его легкой руки Леонида убрали, а Вадик получил федеральный грант в полмиллиарда. Думаю, поделился со всеми фигурантами. Щедро поделился.

– Почему вы так решили?

– Это не я, а справка ЕГРП (Единый госреестр. Примечание автора). Через месяц после заключения Леонида начальник следственного комитета купил себе квартиру в элитном комплексе на берегу моря, следователь, что вел дело – автомобиль за несколько миллионов, стажеры, криминалисты, эксперты – по мелочи… Путешествия, машины, дорогие украшения женам. Госслужащие сдают ежегодные декларации, я запросил архивные выписки. Конечно, в графе об источнике дохода указано дарение денег от пожилых родителей или личные накопления. В общем, полная ерунда… Я-то знаю, что Вадим отблагодарил чиновников и служителей закона как следует.

– Это можно приложить к делу? Вы собираетесь говорить об этом?

– Безусловно. Завтра тебе выпадет возможность посмотреть на Либермана во всей красе.

Если Леонида Сергеевича отпустят, я просто обязан ему помочь… Я почти уверен, что Моисей его вытащит. Он отсидел больше положенного. Намного больше… Лишил поддержки свою дочь и внука. А я помогу ему всем, чем могу – жильем, дружеским участием, деньгами, работой… Белоцерковский слишком гордый, чтобы принимать помощь. Но тюрьма и его изменила… Я почти уверен, что его гонор иссяк, а мудрость возросла. Единственное, что Леонид не утратил, так это любовь к Злате и острый ум.

Еду в квартиру и валюсь в кровать. Завтра сложный день. Пожалуй, если дело выгорит, я позвоню Злате и обрадую хорошей новостью. А если нет, не стану добавлять ей страданий. Засыпаю мгновенно – очевидно, последние события вытянули из меня все силы…

Не знаю, как Либерману удалось подогреть интерес редакторов местных газет, журналов и телеканалов, но они толпятся возле входа, вооружённые камерами и блокнотами. Цепляют взглядами все, что живется в поисках сенсации. Стараясь не обращать на себя внимания прессы, опускаю голову и вхожу в здание суда. Первый этаж, зал номер три… Следую по пыльному, пахнущему бумагой коридору и вхожу внутрь. Занимаю место в первом ряду. Либерман появляется через минуту. Уверенность из него так и прет. Он словно светится ею изнутри… Даже его белая рубашка выглядит ослепительной, а клетчатая жилетка – хрустящей.

– Я дожму прокурора, Никита. Если он прислушается и примет к сведению мои доказательства, мы сможем посадить всю чиновничью верхушку. Всех, кто замешан, – заговорщицки шепчет Либерман.

– Это произойдет только в одном случае, Моисей Лазаревич, – хмурюсь я, наблюдая, как стремительно заполняют зал люди.

– В каком же?

– Если прокуратура не была замешана. В ином случае мы можем рассчитывать только на освобождение Белоцерковского.

– Встать! Суд идет!

Секретарь судебного заседания призывает к тишине. Сажусь на место, высматривая Леонида. Его заводят через другой вход. В глаза бросаются худоба и бледность, тени под глазами. Но взгляд остается прежним… Тем, каким я его помнил: дерзким и пронизывающим.

Я был прав, подозревая прокуратуру в соучастии. Это равносильно тому, как если бы они публично признали вину, что осудили невиновного. Но Белоцерковский виновен – пусть не по всем статьям, но виновен… Со скрипом, но Либерман добился пересмотра дела. И вот мы здесь… Леонид встречает мой взгляд и кивает. Киваю в ответ. Что еще я могу? Дело за Моисеем…

Он подхватывает бумаги и горделиво, как солдат по плацу идет к стойке. Раскладывает материалы дела, бросая взгляд на двери. Очевидно, оттуда совсем скоро появятся свидетели.

– Уважаемый суд, прошу принять к сведению неоспоримые доказательства невиновности моего клиента. Да, он виновен, но не заслуживает столько сурового наказания. Он виновен в чрезмерной самоуверенности, доверчивости и беспечности. Благодаря им он впустил в дом преступника. Да-да, уважаемый суд, преступника, вероломно подставившего его. И имя этому преступнику Вадим Милославский!

Голос Либермана режет воздух, как нож, челка трясется, а пальцы проворно перебирают бумаги.

– Отклоняется, – гремит судья. – Вы не имеете права голословно обвинять кого-то. У вас есть доказательства?

– Вот они, уважаемый суд. Здесь декларации некоторых чиновников. Выписка из тендерной комиссии. Вся эта канитель создавалась только из-за тендера. Белоцерковский мешал Вадиму, а тот решил вот так избавиться от конкурента.

По залу прокатывается шелест бумаг. Судья надевает на кончик носа очки и листает доказательства. Либерман выделил ярким маркером записи о крупных покупках, совершенных заинтересованными лицами в то время, сразу после суда над Леонидом.

– Думаю, доказательств достаточно, чтобы уличить…

– Леонида Белоцерковского обвиняли в хранении и распространении наркотиков. В ваших бумагах нет ничего об этом. И вина по статьям о мошенничестве и подкупе тендерной комиссии доказана. Так чего вы сейчас хотите?

– Он не распространял наркотики. Уважаемый суд, мы можем пригласить свидетеля?

– Если имеет место конфликт интересов, учтите – показания не будут учтены.

В зал входит испуганный худощавый мужчина. Представляется бывшим сотрудником следственного комитета, уволенным по состоянию здоровья.

– Я, Кашин Матвей Васильевич, подтверждаю, что наркотики Леониду Белоцерковскому подбросили. Я тогда был стажёром, но после инцидента не смог работать… Старший следователь, что вел дело, приказал мне молчать.

– А почему вы все-таки не признались тогда, шесть лет назад? – вздыхает судья. – Ваши слова сейчас не имеют никакого значения… Вы смолчали тогда, а сейчас вас попросил адвокат. Я не могу принять ваши слова…

– А у меня есть доказательства в виде аудиозаписи. Мы все тогда записывали. Так нас учили. Вести запись во время допроса и осмотра места происшествия.

Похоже, слова стажера ошеломляют даже Либермана. Он протяжно вздыхает и приоткрывает рот от удивления. Эту запись не слышал никто! Парнишка боялся ее показать до нужного момента. Секретарь суда призывает к тишине, а Матвей Кашин включает запись.

«– Если я говорю, что нужно подбросить, ты это сделаешь, Мотя! Так надо, понял меня? Хорошие люди просят. А плохие должны сидеть. Я уже себе тачку новую присмотрел. Сейчас Вадик свои дела порешает и…».

– Достаточно, – обрывает судья. – Передайте запись для ознакомления секретарю.

Матвей избавляется от дискеты, как от чего-то отвратительного. Тайна мучила его, терзала душу и травила сердце… А теперь он освободился…

– Суд удаляется на перерыв – объявляет судья.

Процесс вытянул из нас силы… Судья допрашивал свидетелей обвинения, утверждающих, что наркотики были… Прокурор хватался за крошечные зацепки, пытаясь удержаться на плаву, и сохранить компетенцию, но… Все решила ценная запись. Против нее никто не сумел пойти… Напряжение в зале достигло апогея, когда судья вышел для оглашения приговора. Либерман рассчитывал на второе заседание, но судье, очевидно, хватило доказательств для вынесения приговора. Зачем тянуть, если все процессуальные нормы соблюдены?

– Суд постановил признать Белоцерковского Леонида Сергеевича по статье 228, часть первая (Хранение и распространение наркотиков. Примечание автора), по статье 159, часть четвертая (Мошенничество в особо крупном размере, организованное группой лиц. Примечание автора) невиновным. Подсудимого освободить в зале суда. Признать за подсудимым право на реабилитацию.

Срываюсь с места и подхожу ближе, издали замечая, как блестят его глаза. Леонид не скрывает слез. Замечаю на последнем ряду Ирину Максимовну… Все-таки пришла поддержать отца своей любимой внучки, хоть я и обмолвился о заседании вскользь…

– Спасибо тебе, Никита. Я… Я тебе очень благодарен, – Леонид обнимает меня и хлопает по спине. – Я не ожидал, что все так быстро закончится.

К нам ломятся корреспонденты с микрофонами, но конвоир удерживает толпу, объясняя отказ Леонида беседовать плохим самочувствием.

– Вы до конца не дослушали! – кричит Либерман, подходя ближе. – Суд постановил возбудить дело против Вадима и его подельников. Вы рады? – спрашивает он Леонида.

– Мне все равно… Вот честно… Кто сидел в тюрьме, никому не пожелает такого испытания. Ник, как там мое Золотко?

– Мы сейчас вместе ей позвоним. Они с Никитушкой в Израиле. Хотите? Давайте уедем отсюда? Вам нужно что-то подписывать или…

– Да. Это займет немного времени. Я все подпишу, заберу документы и… Я гол и бос. Натуральный бомж. И идти мне некуда.

– Можешь у меня пожить, зятек, – острожно произносит Ирина Максимовна, стоящая поодаль.

– Спасибо, родная.

– Давайте лучше у меня. Я один живу в большой квартире. Вы согласны?

– А у меня есть выбор? – улыбается Леонид.

Глава 52

Никита.

– Поедем скорее, Ник, – произносит Леонид Сергеевич, не дожидаясь моего ответа. – Я очень устал… Ирина Максимовна, давайте с нами?

– Нет, зятечек. Поеду я домой. Я рада, что тебя выпустили. Сейчас внучка на ноги поднимем и… Все у нас будет хорошо.

– Леонид Сергеевич, помоетесь, переоденетесь и поедем в ресторан к моему другу Роберту Зайченко. Покормлю вас лучшими блюдами.

– Зайченко? – улыбается Леонид. – Да еще и Роберт. Что было в голове у его родителей? Разве можно так называть? Я бы еще понял, если его звали Коля или Степа.

– О чем и разговор! Знаете, что придумал Роберт? – произношу, взмахнув на прощанье бабуле Златы. – Он решил поменять фамилию на какую-то вычурную.

– Хм… Ему легче жениться на дамочке с красивой фамилией, – отвечает Леонид.

– Надо подкинуть эту идею Робу, – говорю, открывая дверь машины.

Мы доезжаем до дома быстро – все словно сговаривается, чтобы помочь: тучи расступаются, открывая взору яркие солнечные лучи, светофоры услужливо мигают зеленым, а машины освобождают дорогу… Мне сейчас так хорошо…

Паркуюсь во дворе многоэтажки и поворачиваюсь к Леониду, сидящему сзади:

– Может, вы хотите поспать? Я мог бы уехать на работу или…

– Я есть хочу, Никит. Даже не есть – жрать… Прости за откровенность.

– Не вопрос. Добро пожаловать в гости!

Леонид присвистывает, входя в просторную стильную квартиру. Сбрасывает обувь и потирает руки, застывая посредине прихожей.

– Где ванная, Ник? Одолжишь мне одежду?

– Конечно. Вам она подойдет идеально, мы почти одинакового роста, только вы худее… Но это ненадолго, Леонид Сергеевич.

– Видишь как жизнь повернулась, Никита? Когда-то ты пришел в мой дом в растянутой линялой майке и смотрел на меня голодными глазами. На меня и мою Золотко…

– Вы были для меня примером. Честное слово… И я больше жизни любил вашу дочь.

– Эх, Ник… Потом об этом поговорим. Звони своему Зайченко и проси приготовить мне все самое вкусное. Кстати, я привык отдавать долги. Возьмешь меня на работу?

– Да, конечно.

Леониду подходят мои джинсы и обувь. Рубашка висит на худых плечах, но я делаю вид, что не замечаю этого – не хочу его расстраивать. Роб радуется, когда я по телефону рассказываю новости, и обещает к нашему приезду приготовить королевский стол.

– Никита, давай позвоним Злате, – предлагает Леонид, приглаживая влажные после душа волосы.

– Конечно, сейчас.

Набираю номер Золотко, слыша на том конце провода длинные гудки.

– Да, Ники, – звучит ручейком голос Златы.

– Привет, родная. У меня для тебя сюрприз. Включаю видеосвязь.

– Золотко, это папа. Привет, мое солнышко, – дрожащим шепотом произносит Леонид. Шумно выдыхает, пытаясь справиться с волнением и запускает ладони в волосы. Подходит ко мне и заглядывает в экран смартфона.

– Папулечка, это точно ты? Как такое возможно? Ники, ты организовал побег? Ты же говорил, что нужно три заседания? Или…

– Процессуальных нарушений не было, Злат. Суд вынес решение на первом заседании. Леонид Сергеевич теперь свободен. Он у меня дома. В моей квартире на берегу моря… Ты ее еще не видела.

– Золотко, как там мой внучок?

– Скоро операция, пап. Никитушка настроен решительно.

– А как нашли донора? Он точно подходит? – прищуривается Леонид.

– Подошел идеально. Никита разве не рассказывал? Это Габриэла – его жена.

– Хм… Не рассказывал, – он переводит на меня суровый взгляд.

Ну да, я «забыл» рассказать о жене. Да это и было ни к чему… Как будто у нас не было других тем для разговора.

– Ладно, доченька. Звони, когда операция состоится. Со мной все хорошо… Никита меня приютил. Завтра я к нему в фирму на работу выхожу.

– Я рада, папочка. Побегу я, ладно? Никитушку скоро с процедур привезут.

Похоже, объяснений мне не избежать… Леонид завершает вызов и переводит на меня полный разочарования взгляд.

– Я собираюсь разводиться. И я не планировал от вас это скрывать.

– А эта… Габриэла в курсе?

– Леонид Сергеевич, я предложил ей развод почти сразу же. Не спорю, Габи долго сопротивлялась, но сейчас мы пришли к согласию. И она отдает свой костный мозг моему сыну.

– Из-за любви к тебе я думаю?

– Наверное. Мне тоже горько от этого. И совестно… Но я ничего не могу поделать с собой. Я люблю Злату. И она беременна от меня…

– Ох ты же… У вас, как я посмотрю настоящая Санта-Барбара тут.

– Беременность была идеей врачей. Они не могли найти Никитушке донора и предложили нам со Златой его родить. Нам пришлось…

– Ага, пришлось, – улыбается Леонид. – Это все тайны или есть другие?

– Я не предавал вас. Вадим предложил мне миллион за документы из компьютера, но я не вскрывал его. И от денег отказался. Теперь все…

– Ты говорил об этом, зятек. Поехали… жрать… Или я съем тебя.

Ресторан встречает нас ароматами жареного мяса, рыбы, свежей зелени и чеснока. Роб обнимает меня, а Леониду пожимает руку. Улыбается и поздравляет с освобождением.

– Никита у нас молодец. Да, Леонид Сергеевич? Я очень ценю своего друга.

– Он молодец, не спорю. И я ему очень благодарен.

– Садитесь скорее. Девчата, первое несите! – важно кричит Роберт, взмахивая ладонью. – У меня шулюм из баранины, борщ, суп-лапша… Чего желаете?

– Шулюм. И мяса хочу. И… выпить у тебя есть? Если можно…

– Конечно. Угощайтесь. И коньячку организуем, – потирая руки, произносит Роб.

Разодетый, как актер на вручении премии Оскар, побритый и причесанный, сейчас мой друг походит на жениха.

– Роб, ты куда-то сегодня собираешься? – тихонько приношу я. – С чего это на тебе белая рубашка? Да и пахнет от тебя, как из парфюмерной лавочки.

– Давай-ка, отойдем, Ники. Пусть твой тесть поест спокойно, а мы поболтаем.

– Да неудобно как-то…

– Иди, зятек. Побалакай с другом, а я поем без свидетелей, – подмигивает мне Леонид.

Киваю в ответ и отхожу к дальнему столику. Из окна льется солнечный свет, расчерчивающий столешницу и стены. С крыши падает подтаявший снег, а по дорожкам текут лужи. Складывается впечатление, что за окном апрель, а не январь.

– Как прошли праздники, Ник? – начинает Роберт.

– Мы их и не заметили, Роб. Не поверишь, мы даже забыли о Новом годе. Подарили Никитушке игрушки и легли спать. Я договорился с аниматорами, они устроили малышам из отделения праздник. Да и сынок так хотел поскорее уехать в Израиль, что дни считал до этого события. Такие вот праздники… А ты чего такой напомаженный?

– Хочу жениться, – без запинки отвечает Роб. – Фиктивно, конечно. Для дела нужно.

– Ну ты даешь! А на ком? И что это за дело такое?

– Я вступил в международную гильдию рестораторов. Ее руководитель – человек старомодных взглядов, многодетный отец, спортсмен и активист.

– Кажется, я понял, – улыбаюсь, глядя на растерянного Роба. – Ты хочешь заявиться туда с липовой семьей? Но зачем жениться по-настоящему? Попроси какую-то девочку подыграть тебе и… дело с концом.

– На кону большие деньги, Ник. Рихард сразу же пронюхает подставу, если у нас с дамочкой будут разные фамилии и… не будет штампа в паспорте.

– А что за деньги? – хмурюсь я, сосредоточивая взгляд на золотых запонках в рубашке Роба. – Мог бы попросить у меня. Ты же знаешь, что…

– У меня в отличие от других есть совесть. И зачем я буду просить, если могу заслужить? Ник, у тебя хватает своих проблем. Такого врагу не пожелаешь… Все нормально будет, брат. Вот увидишь. Рихард утвердил денежный приз победителю. Если выиграю, смогу открыть еще один такой же ресторан.

– Так где ты ищешь кандидаток? Боюсь представить, какие ты предъявляешь к ним требования, – закатываю глаза, искоса поглядывая на Леонида. Похоже, он не скучает – в промежутках между приемом пищи переключает каналы на телевизоре.

– Требования несомненно высокие, – растягивает губы в улыбке Роб. – Моя жена, даже фиктивная должна быть стройной и красивой. Сам понимаешь, Ник – с уродиной я не смогу показаться немцам на глаза. Ищу… Ты будешь смеяться – на сайте знакомств.

– А еще умной, образованной, разносторонней… – домысливаю я.

– Да. И еще…

– О боже, Роб… Ты меня пугаешь.

– Я хочу, чтобы у нее была красивая фамилия. Я больше не хочу быть Зайченко… Хватит с меня насмешек.

– Тетя Гаяна расстроится. Да и папа твой…

– Да все они понимают, – вздыхает Роб. – Убью двух зайцев одним выстрелом. Разведемся, а фамилия останется…

– И ты так вырядился для встречи с кандидаткой?

– Да, а как надо, Ник? Я должен тоже понравится и произвести на даму неизгладимое впечатление.

– А разве ты не предложишь ей деньги? За услугу.

– Предложу. Я решу свои проблемы, Ник. Лишь бы с твоим сыночком все было в порядке.

– Все будет, Роб. Операция на днях. Я уверен, что все будет хорошо. И с Никитой, и с разводом тоже…

Сыночка оперируют через неделю после освобождения Леонида Сергеевича. Звонок Золотко застает нас с Белоцерковским в офисе. К слову, он мгновенно вливается в коллектив и берет на себя «просителей», обивающих пороги моего кабинета. Чьи-то идеи Леонид принимает к сведению, другие – решительно отметает. Когда-то в прошлом я мечтал быть таким как он: умным, деловым, предприимчивым… А теперь он работает у меня. Поднимается с колен, восстанавливая репутацию и профессиональные навыки.

– Ники, операция прошла успешно! У Никитки новый костный мозг. Габи тоже чувствует себя хорошо. Собирается в Америку, – тараторит Золотко в динамик.

– Кто там? Моя дочка? Мне солнышко? – почти вскрикивает возле меня Леонид. – Включи видеосвязь, Ник. Где там мой внучок?

Послушно исполняю просьбу Леонида. Взору открываются любимые лица – уставшие, но безумно счастливые.

– Сыночек мой, как ты там?

– А я дедушка, Никитушка. Меня не было, я был далеко-далеко. Я… путешествовал, – Леонид почти вырывает смартфон из моих рук.

– Ты был в тюрьме. Мама сказала, – деловито отвечает наш умник.

– Ох уж эта мама. Когда за вами ехать?

– Папуль, не надо. Нас сопроводят до аэропорта на реанимобиле, а у нас в городе встретит бригада скорой помощи. Я уже Алине Евгеньевне сообщила, этот наш лечащий врач.

– Я все равно прилечу, – решительно отвечаю я. – Мне так спокойнее. А управление фирмой оставлю на папу.

– Прямо папу? – улыбается будущий тесть. – Разведись сначала, зятек. А уж потом «папкай».

– Ладно, ладно… А Габи зачем летит в Америку? – спохватываюсь я.

– Как зачем? Развод оформлять. Ники, у нее роман. И ты не повертишь с кем! – усмехается Златка. – Она все время мечтательно улыбается и… Кажется, она расцвела… Такая стала красивая, но другой красотой, идущей изнутри.

– Я очень рад, Золотко. За нас и за Габи. Очень вас люблю… Тебя…

– У нее роман с Амираном, Ник.

– Вот и хорошо, – хладнокровно отвечаю я. – И красавчика твоего пристроили. Фух… Ты не представляешь, как я рад. Прямо камень с души. Быстро же он…

– Не бурчи, Гончаров. Кажется, он понимал, что со мной ему ничего не светит. Ладно… Я тоже тебя люблю. И очень скучаю.

– И я скучаю, папуля! Папуль, а ты не заметил, что я научился рррычать?

– Ого! Никитушка! Не заметил, сынок. Прости меня, пожалуйста. Я очень рад. Это мама тебя научила? Вы заводили моторчик язычком?

– Да, папа. Мама мне сказала, что я твой насредник. И должен уметь говорить букв «р». А кто такой насредник?

– Наследник, солнышко. Тот, кто получает всю любовь и наследует дело отца. Это ты, Нииктушка и…

– И сестррричка! Мне мама сказала, что ее будут звать Дана.

– Ох уж эта мама. До встречи, Никитушка. Скоро увидимся, наследник. Мой любимый…

Эпилог

Злата.

Ступни греет вода Тихого океана, а живот – горячие руки Никиты. Ветер путается в его волосах, а глаза словно впитывают все солнечные лучи. Они не блестят – сверкают… Искрятся от счастья. Мне хочется думать, что тому причиной я… Я и наши дети.

– Папуя, а когда мы поедем кататься на яхте? – теребит рубашку Ника Дана.

– Как мама скажет, доченька. Боюсь, как бы ее не затошнило.

Никита гладит мой округлившийся животик и обнимает за плечи. Я жду еще одного малыша… Прошло три года после рождения доченьки, и мы решили повторить. Наверное, кто-то скажет, что мы отчаянные. Пережить горе, чуть не потерять сына, но сохранить веру в лучшее и людей. Веру в судьбу…

– Пап, в прошлый раз маму не тошнило, – деловито произносит наш Никитка. – Мама, ты как? А то скоро солнце сядет и станет холодно.

– Поедем уже, – улыбаюсь я.

Костный мозг Никитушки начал функционировать через год после операции. Конечно, сынок еще состоит на учете у гематолога и каждые три месяца сдает анализы крови, но и неполноценной нашу жизнь трудно назвать. Он обычный мальчишка, который любит футбол и шахматы, читать детские детективы и плавать на яхте. Любит сестричку Дану, а еще мечтает стать врачом. Таким, как Алина Евгеньевна…

Никита перевез нас в Калифорнию. Мы живем на берегу океана в большом белом доме с серой крышей. Я могла бы сказать, что моя жизнь похожа на сказку, но боюсь произнести эти слова вслух… Боюсь спугнуть счастье, что ждала столько лет.

– Погоди, Золотко. Я жду звонка Леонида Сергеевича, – вырывает меня из задумчивости Никита. Улыбается, а в сердце расцветает сладкое томление… Люблю мужа… Иногда злюсь, порой ругаюсь и раздражаюсь, но любви во мне больше… И я уверена, что до конца моих дней буду за него бороться. Ступни тонут в горячем калифорнийском песке, а ветер взвивает распущенные пряди. Я вижу, дышу и чувствую, только когда они все рядом…

– А что случилось? У папы опять проблемы? – взволнованно спрашиваю я.

Никита оставил управление фирмой в нашем городе моему отцу. Некоторое время занял его развод с Габи и реабилитация Никитушки. Первый год после операции мы провели в больнице, а потом, когда противопоказаний для путешествия не стало, переехали сюда. И я стала Гончаровой… И Никитушке Никита-старший дал свою фамилию. Нам даже уговаривать Мирона не пришлось, хоть Никита и собирался заплатить ему за отказ от родительских прав.

Мирончук избил какую-то девушку и получил срок за нанесение телесных повреждений средней тяжести. Суд удовлетворил мое ходатайство о лишении прав такого неблагонадёжного родителя.

– Да нет, проблемы есть, но не у него…

– Ники, не томи. Я же все равно вытяну из тебя все, что только можно.

– Леонида Сергеевича вызывают в суд для дачи показаний. Ты не поверишь, Злат… Вадима Милославского задержали с поличным. Взятка в особо крупном размере, мошенничество, хищение государственной собственности – там статей с десяток! Его будут судить и посадят. Не это ли бумеранг? Мы же ничего не делали, мы…

– Бумеранг существует, Ник. Я рада, если честно.

– А твой папа нет. Он был в тюрьме и никому не желает такой участи.

– Все равно я рада, Гончаров. Плохие люди должны быть наказаны. Так Николетта говорит и Никиту учит справедливости.

– Позвони маме, они не хотят поехать с нами?

Мама и сестра приезжают к нам в гости. Редко и ненадолго, но это лучше, чем совсем не общаться. Кстати, скоро к нам приедет Антонина Павловна. Никите все-таки удалось убедить маму переехать в Америку, поближе к нам и Степке. Выполняю просьбу мужа и, выслушав ответ мамы, отвечаю Нику:

– Мамуля предпочитает морской прогулке сериал. А Ничка пошла на свидание с каким-то Майклом.

– Ладно, Золотко. Поедем сами.

Волны облизывают берег и разбиваются о пирс. Ветер треплет подол моего длинного голубого платья, когда я ступаю по мостику к белоснежной яхте, качающейся на волнах.

– Золотко, – Никита берет меня за руку, помогая забраться.

Следом на борт прыгают наши малыши. Его крепкие руки сжимаются вокруг руля, а глаза прищуриваются, смотря в синюю даль океана… Кажется, это и есть жизнь. Все эти мельчайшие капли. Они разные – печали, радости, падения, взлеты, опыт, удовольствие или боль… Сомнения, страхи, волнения, тревоги и упреки… Столько разных эмоций. И столько разных оттенков, из которых состоит жизнь. Вот такой я ее люблю – разной, а не безоблачной и идеальной. Она бывает тревожно-черной или оранжевой, синей или фиолетовой… Жизнь как полотно художника, на котором краски не застывают. Пока ты жив, их можно стереть… Уничтожить непрощение и обиду, но взрастить любовь. И все это можешь сделать ты – своими руками, упорством и порывом души… Ты сам! А мне остается творить, любить и благодарить Вселенную за это счастье – быть живым!