Свеча горела (сборник)

Размер шрифта:   13
Свеча горела (сборник)

© Пастернак Б. Л., наследники, 2016

© Оформление. ООО «Издательство «Э», 2016

* * *

Начальная пора

«Февраль. Достать чернил и плакать!..»

  • Февраль. Достать чернил и плакать!
  • Писать о феврале навзрыд,
  • Пока грохочущая слякоть
  • Весною черною горит.
  • Достать пролетку. За шесть гривен,
  • Чрез бла́говест, чрез клик колес,
  • Перенестись туда, где ливень
  • Еще шумней чернил и слез.
  • Где, как обугленные груши,
  • С деревьев тысячи грачей
  • Сорвутся в лужи и обрушат
  • Сухую грусть на дно очей.
  • Под ней проталины чернеют,
  • И ветер криками изрыт,
  • И чем случайней, тем вернее
  • Слагаются стихи навзрыд.
1912

«Как бронзовой золой жаровень…»

  • Как бронзовой золой жаровень,
  • Жуками сыплет сонный сад.
  • Со мной, с моей свечою вровень
  • Миры расцветшие висят.
  • И, как в неслыханную веру,
  • Я в эту ночь перехожу,
  • Где тополь обветшало-серый
  • Завесил лунную межу,
  • Где пруд как явленная тайна,
  • Где шепчет яблони прибой,
  • Где сад висит постройкой свайной
  • И держит небо пред собой.
1912

«Когда за лиры лабиринт…»

  • Когда за лиры лабиринт
  • Поэты взор вперят,
  • Налево развернется Инд,
  • Правей пойдет Евфрат.
  • А посреди меж сим и тем
  • Со страшной простотой
  • Легенде ведомый Эдем
  • Взовьет свой ствольный строй,
  • Он вырастет над пришлецом
  • И прошумит: мой сын!
  • Я историческим лицом
  • Вошел в семью лесин.
  • Я – свет. Я тем и знаменит,
  • Что сам бросаю тень.
  • Я – жизнь земли, ее зенит,
  • Ее начальный день.
‹1913, 1928›

Сон

  • Мне снилась осень в полусвете стекол,
  • Друзья и ты в их шутовской гурьбе,
  • И, как с небес добывший крови сокол,
  • Спускалось сердце на руку к тебе.
  • Но время шло, и старилось, и глохло,
  • И, паволокой рамы серебря,
  • Заря из сада обдавала стекла
  • Кровавыми слезами сентября.
  • Но время шло и старилось. И рыхлый,
  • Как лед, трещал и таял кресел шелк.
  • Вдруг, громкая, запнулась ты и стихла,
  • И сон, как отзвук колокола, смолк.
  • Я пробудился. Был, как осень, темен
  • Рассвет, и ветер, удаляясь, нес,
  • Как за возом бегущий дождь соломин,
  • Гряду бегущих по небу берез.
1913, 1928

«Я рос. Меня, как Ганимеда…»

  • Я рос. Меня, как Ганимеда,
  • Несли ненастья, сны несли.
  • Как крылья, отрастали беды
  • И отделяли от земли.
  • Я рос. И повечерий тканых
  • Меня фата обволокла.
  • Напутствуем вином в стаканах,
  • Игрой печальною стекла.
  • Я рос, и вот уж жар предплечий
  • Студит объятие орла.
  • Дни далеко, когда предтечей, –
  • Любовь, ты надо мной плыла.
  • Но разве мы не в том же небе?
  • На то и прелесть высоты,
  • Что, как себя отпевший лебедь,
  • С орлом плечо к плечу и ты.
‹1913, 1928›

«Все наденут сегодня пальто…»

  • Все наденут сегодня пальто
  • И заденут за поросли капель,
  • Но из них не заметит никто,
  • Что опять я ненастьями запил.
  • Засребрятся малины листы,
  • Запрокинувшись кверху изнанкой.
  • Солнце грустно сегодня, как ты, –
  • Солнце нынче, как ты, северянка.
  • Все наденут сегодня пальто,
  • Но и мы проживем без убытка.
  • Нынче нам не заменит ничто
  • Затуманившегося напитка.
‹1913, 1928›

«Сегодня с первым светом встанут…»

  • Сегодня с первым светом встанут
  • Детьми уснувшие вчера.
  • Мечом призывов новых стянут
  • Изгиб застывшего бедра.
  • Дворовый окрик свой татары
  • Едва успеют разнести, –
  • Они оглянутся на старый
  • Пробег знакомого пути.
  • Они узнают тот сиротский,
  • Северно-сизый, сорный дождь,
  • Тот горизонт горнозаводский
  • Театров, башен, боен, почт,
  • Где что ни знак, то отпечаток
  • Ступни, поставленной вперед.
  • Они услышат: вот начаток,
  • Пример преподан, – ваш черед.
  • Обоим надлежит отныне
  • Пройти его во весь объем,
  • Как рашпилем, как краской синей,
  • Как брод, как полосу вдвоем.
‹1913, 1928›

Вокзал

  • Вокзал, несгораемый ящик
  • Разлук моих, встреч и разлук,
  • Испытанный друг и указчик,
  • Начать – не исчислить заслуг.
  • Бывало, вся жизнь моя – в шарфе,
  • Лишь подан к посадке состав,
  • И пышут намордники гарпий,
  • Парами глаза нам застлав.
  • Бывало, лишь рядом усядусь –
  • И крышка. Приник и отник.
  • Прощай же, пора, моя радость!
  • Я спрыгну сейчас, проводник.
  • Бывало, раздвинется запад
  • В маневрах ненастий и шпал
  • И примется хлопьями цапать,
  • Чтоб под буфера не попал.
  • И глохнет свисток повторенный,
  • А издали вторит другой,
  • И поезд метет по перронам
  • Глухой многогорбой пургой.
  • И вот уже сумеркам невтерпь,
  • И вот уж, за дымом вослед,
  • Срываются поле и ветер, –
  • О, быть бы и мне в их числе!
1913, 1928

Венеция

  • Я был разбужен спозаранку
  • Щелчком оконного стекла.
  • Размокшей каменной баранкой
  • В воде Венеция плыла.
  • Все было тихо, и, однако,
  • Во сне я слышал крик, и он
  • Подобьем смолкнувшего знака
  • Еще тревожил небосклон.
  • Он вис трезубцем Скорпиона
  • Над гладью стихших мандолин
  • И женщиною оскорбленной,
  • Быть может, издан был вдали.
  • Теперь он стих и черной вилкой
  • Торчал по черенок во мгле.
  • Большой канал с косой ухмылкой
  • Оглядывался, как беглец.
  • Туда, голодные, противясь,
  • Шли волны, шлендая с тоски,
  • И го́ндолы[1] рубили привязь,
  • Точа о пристань тесаки.
  • Вдали за лодочной стоянкой
  • В остатках сна рождалась явь.
  • Венеция венецианкой
  • Бросалась с набережных вплавь.
1913, 1928

Пиры

  • Пью горечь тубероз, небес осенних горечь
  • И в них твоих измен горящую струю.
  • Пью горечь вечеров, ночей и людных сборищ,
  • Рыдающей строфы сырую горечь пью.
  • Исчадья мастерских, мы трезвости не терпим.
  • Надежному куску объявлена вражда.
  • Тревожней ветр ночей – тех здравиц виночерпьем,
  • Которым, может быть, не сбыться никогда.
  • Наследственность и смерть – застольцы наших трапез.
  • И тихою зарей – верхи дерев горят –
  • В сухарнице, как мышь, копается анапест,
  • И Золушка, спеша, меняет свой наряд.
  • Полы подметены, на скатерти – ни крошки,
  • Как детский поцелуй, спокойно дышит стих,
  • И Золушка бежит – во дни удач на дрожках,
  • А сдан последний грош – и на своих двоих.
1913, 1928

Зимняя ночь

  • Не поправить дня усильями светилен.
  • Не поднять теням крещенских покрывал.
  • На земле зима, и дым огней бессилен
  • Распрямить дома, полегшие вповал.
  • Булки фонарей и пышки крыш, и черным
  • По белу в снегу – косяк особняка:
  • Это – барский дом, и я в нем гувернером.
  • Я один, я спать услал ученика.
  • Никого не ждут. Но – наглухо портьеру.
  • Тротуар в буграх, крыльцо заметено.
  • Память, не ершись! Срастись со мной! Уверуй
  • И уверь меня, что я с тобой – одно.
  • Снова ты о ней? Но я не тем взволнован.
  • Кто открыл ей сроки, кто навел на след?
  • Тот удар – исток всего. До остального,
  • Милостью ее, теперь мне дела нет.
  • Тротуар в буграх. Меж снеговых развилин
  • Вмерзшие бутылки голых, черных льдин.
  • Булки фонарей, и на трубе, как филин,
  • Потонувший в перьях нелюдимый дым.
1913, 1928

Поверх барьеров

Возможность

  • В девять, по левой, как выйти со Страстного,
  • На сырых фасадах – ни единой вывески.
  • Солидные предприятья, но улица – из снов ведь!
  • Щиты мешают спать, и их велели вынести.
  • Суконщики, С. Я., то есть сыновья суконщиков
  • (Форточки наглухо, конторщики в отлучке).
  • Спит, как убитая, Тверская, только кончик
  • Сна высвобождая, точно ручку.
  • К ней-то и прикладывается памятник Пушкину,
  • И дело начинает пахнуть дуэлью,
  • Когда какой-то из новых воздушный
  • Поцелуй ей шлет, легко взмахнув метелью.
  • Во-первых, он помнит, как началось бессмертье
  • Тотчас по возвращеньи с дуэли, дома,
  • И трудно отвыкнуть. И во-вторых, и в-третьих,
  • Она из Гончаровых, их общая знакомая!
‹1914›

«Оттепелями из магазинов…»

  • Оттепелями из магазинов
  • Веяло ватным теплом.
  • Вдоль по панелям зимним
  • Ездил звездистый лом.
  • Лед, перед тем как дрогнуть,
  • Соками пух, трещал.
  • Как потемневший ноготь,
  • Ныла вода в клещах.
  • Капала медь с деревьев.
  • Прячась под карниз,
  • К окнам с галантереей
  • Жался букинист.
  • Клейма резиновой фирмы
  • Сеткою подошв
  • Липли к икринкам фирна
  • Или влекли под дождь.
  • Вот как бывало в будни.
  • В праздники ж рос буран
  • И нависал с полудня
  • Вестью полярных стран.
  • Небу под снег хотелось,
  • Улицу бил озноб,
  • Ветер дрожал за целость
  • Вывесок, блях и скоб.
1928

Зимнее небо

  • Цельною льдиной из дымности вынут
  • Ставший с неделю звездный поток.
  • Клуб конькобежцев вверху опрокинут:
  • Чокается со звонкою ночью каток.
  • Реже-реже-ре-же ступай, конькобежец,
  • В беге ссекая шаг свысока.
  • На повороте созвездьем врежется
  • В небо Норвегии скрежет конька.
  • Воздух окован мерзлым железом.
  • О конькобежцы! Там – всё равно,
  • Что, как глаза со змеиным разрезом,
  • Ночь на земле, и как кость домино;
  • Что языком обомлевшей легавой
  • Месяц к скобе примерзает; что рты,
  • Как у фальшивомонетчиков, – лавой
  • Дух захватившего льда налиты.
1915

Душа

  • О вольноотпущенница, если вспомнится,
  • О, если забудется, пленница лет.
  • По мнению многих, душа и паломница,
  • По-моему, – тень без особых примет.
  • О, в камне стиха, даже если ты канула,
  • Утопленница, даже если – в пыли,
  • Ты бьешься, как билась княжна Тараканова,
  • Когда февралем залило равелин.
  • О, внедренная! Хлопоча об амнистии,
  • Кляня времена, как клянут сторожей,
  • Стучатся опавшие годы, как листья,
  • В садовую изгородь календарей.
1915

«Не как люди, не еженедельно…»

  • Не как люди, не еженедельно,
  • Не всегда, в столетье раза два
  • Я молил Тебя: членораздельно
  • Повтори творящие слова.
  • И Тебе ж невыносимы смеси
  • Откровений и людских неволь.
  • Как же хочешь Ты, чтоб я был весел,
  • С чем бы стал Ты есть земную соль?
1915

Раскованный голос

  • В шалящую полночью площадь,
  • В сплошавшую белую бездну
  • Незримому ими – «Извозчик!»
  • Низринуть с подъезда. С подъезда
  • Столкнуть в воспаленную полночь,
  • И слышать сквозь темные спаи
  • Ее поцелуев – «На помощь!»
  • Мой голос зовет, утопая.
  • И видеть, как в единоборстве
  • С метелью, с лютейшей из лютен,
  • Он – этот мой голос – на черствой
  • Узде выплывает из мути…
1915

Метель

1
  • В посаде, куда ни одна нога
  • Не ступала, лишь ворожеи да вьюги
  • Ступала нога, в бесноватой округе,
  • Где и то, как убитые, спят снега, –
  • Постой, в посаде, куда ни одна
  • Нога не ступала, лишь ворожеи
  • Да вьюги ступала нога, до окна
  • Дохлестнулся обрывок шальной шлеи.
  • Ни зги не видать, а ведь этот посад
  • Может быть в городе, в Замоскворечьи,
  • В Замостьи, и прочая (в полночь забредший
  • Гость от меня отшатнулся назад).
  • Послушай, в посаде, куда ни одна
  • Нога не ступала, одни душегубы,
  • Твой вестник – осиновый лист, он безгубый,
  • Безгласен, как призрак, белей полотна!
  • Метался, стучался во все ворота,
  • Кругом озирался, смерчом с мостовой…
  • – Не тот это город, и полночь не та,
  • И ты заблудился, ее вестовой!
  • Но ты мне шепнул, вестовой, неспроста.
  • В посаде, куда ни один двуногий…
  • Я тоже какой-то… я сбился с дороги:
  • – Не тот это город, и полночь не та.
2
  • Все в крестиках двери, как в Варфоломееву
  • Ночь. Распоряженья пурги-заговорщицы:
  • Заваливай окна и рамы заклеивай,
  • Там детство рождественской елью топорщится.
  • Бушует бульваров безлиственных заговор.
  • Они поклялись извести человечество.
  • На сборное место, город! Загород!
  • И вьюга дымится, как факел над нечистью.
  • Пушинки непрошенно валятся на руки.
  • Мне страшно в безлюдьи пороши разнузданной.
  • Снежинки снуют, как ручные фонарики.
  • Вы узнаны, ветки! Прохожий, ты узнан!
  • Дыра полыньи, и мерещится в музыке
  • Пурги: – Колиньи, мы узнали твой адрес! –
  • Секиры и крики: – Вы узнаны, узники
  • Уюта! – и по двери мелом – крест-накрест.
  • Что лагерем стали, что подняты на ноги
  • Подонки творенья, метели – сполагоря.
  • Под праздник отправятся к праотцам правнуки.
  • Ночь Варфоломеева. За город, за город!
1914, 1928

Урал впервые

  • Без родовспомогательницы, во мраке, без памяти,
  • На ночь натыкаясь руками, Урала
  • Твердыня орала и, падая замертво,
  • В мученьях ослепшая, утро рожала.
  • Гремя опрокидывались нечаянно задетые
  • Громады и бронзы массивов каких-то.
  • Пыхтел пассажирский. И, где-то от этого
  • Шарахаясь, падали призраки пихты.
  • Коптивший рассвет был снотворным. Не иначе:
  • Он им был подсыпан – заводам и горам –
  • Лесным печником, злоязычным Горынычем,
  • Как опий попутчику опытным вором.
  • Очнулись в огне. С горизонта пунцового
  • На лыжах спускались к лесам азиатцы,
  • Лизали подошвы и соснам подсовывали
  • Короны и звали на царство венчаться.
  • И сосны, повстав и храня иерархию
  • Мохнатых монархов, вступали
  • На устланный наста оранжевым бархатом
  • Покров из камки и сусали.
1916

Ледоход

  • Еще о всходах молодых
  • Весенний грунт мечтать не смеет.
  • Из снега выкатив кадык,
  • Он берегом речным чернеет.
  • Заря, как клещ, впилась в залив,
  • И с мясом только вырвешь вечер
  • Из топи. Как плотолюбив
  • Простор на севере зловещем!
  • Он солнцем давится взаглот
  • И тащит эту ношу по мху.
  • Он шлепает ее об лед
  • И рвет, как розовую семгу.
  • Увалы хищной тишины,
  • Шатанье сумерек нетрезвых, –
  • Но льдин ножи обнажены,
  • И стук стоит зеленых лезвий.
  • Немолчный, алчный, скучный хрип,
  • Тоскливый лязг и стук ножовый,
  • И сталкивающихся глыб
  • Скрежещущие пережевы.
1916, 1928

«Я понял жизни цель и чту…»

  • Я понял жизни цель и чту
  • Ту цель, как цель, и эта цель –
  • Признать, что мне невмоготу
  • Мириться с тем, что есть апрель,
  • Что дни – кузнечные мехи,
  • И что растекся полосой
  • От ели к ели, от ольхи
  • К ольхе, железный и косой,
  • И жидкий, и в снега дорог,
  • Как уголь в пальцы кузнеца,
  • С шипеньем впившийся поток
  • Зари без края и конца.
  • Что в берковец церковный зык,
  • Что взят звонарь в весовщики,
  • Что от капели, от слезы
  • И от поста болят виски.
1916

Весна

1
  • Что почек, что клейких заплывших огарков
  • Налеплено к веткам! Затеплен
  • Апрель. Возмужалостью тянет из парка,
  • И реплики леса окрепли.
  • Лес стянут по горлу петлею пернатых
  • Гортаней, как буйвол арканом,
  • И стонет в сетях, как стенает в сонатах
  • Стальной гладиатор органа.
  • Поэзия! Греческой губкой в присосках
  • Будь ты, и меж зелени клейкой
  • Тебя б положил я на мокрую доску
  • Зеленой садовой скамейки.
  • Расти себе пышные брыжжи и фижмы,
  • Вбирай облака и овраги,
  • А ночью, поэзия, я тебя выжму
  • Во здравие жадной бумаги.
2
  • Весна! Не отлучайтесь
  • Сегодня в город. Стаями
  • По городу, как чайки,
  • Льды раскричались, таючи.
  • Земля, земля волнуется,
  • И катятся, как волны,
  • Чернеющие улицы, –
  • Им, ветреницам, холодно.
  • По ним плывут, как спички,
  • Сгорая и захлебываясь,
  • Сады и электрички, –
  • Им, ветреницам, холодно.
  • От кружки синевы со льдом,
  • От пены буревестников
  • Вам дурно станет. Впрочем, дом
  • Кругом затоплен песнью.
  • И бросьте размышлять о тех,
  • Кто выехал рыбачить.
  • По городу гуляет грех
  • И ходят слезы падших.
3
  • Разве только грязь видна вам,
  • А не скачет таль в глазах?
  • Не играет по канавам –
  • Словно в яблоках рысак?
  • Разве только птицы цедят,
  • В синем небе щебеча,
  • Ледяной лимон обеден
  • Сквозь соломину луча?
  • Оглянись, и ты увидишь
  • До зари, весь день, везде,
  • С головой Москва, как Китеж, –
  • В светло-голубой воде.
  • Отчего прозрачны крыши
  • И хрустальны колера?
  • Как камыш, кирпич колыша,
  • Дни несутся в вечера.
  • Город, как болото, топок,
  • Струпья снега на счету,
  • И февраль горит, как хлопок,
  • Захлебнувшийся в спирту.
  • Белым пламенем измучив
  • Зоркость чердаков, в косом
  • Переплете птиц и сучьев –
  • Воздух гол и невесом.
  • В эти дни теряешь имя,
  • Толпы лиц сшибают с ног.
  • Знай, твоя подруга с ними,
  • Но и ты не одинок.
1914

Ивака

  • Кокошник нахлобучила
  • Из низок ливня – паросль.
  • Футляр дымится тучею,
  • В ветвях горит стеклярус.
  • И на подушке плюшевой
  • Сверкает в переливах
  • Разорванное кружево
  • Деревьев говорливых.
  • Сережек аметистовых
  • И шишек из сапфира
  • Нельзя и было выставить,
  • Из-под земли не вырыв.
  • Чтоб горы очаровывать
  • В лиловых мочках яра,
  • Их вынули из нового
  • Уральского футляра.
1916, 1928

Стрижи

  • Нет сил никаких у вечерних стрижей
  • Сдержать голубую прохладу.
  • Она прорвалась из горластых грудей
  • И льется, и нет с нею сладу.
  • И нет у вечерних стрижей ничего,
  • Что б там, наверху, задержало
  • Витийственный возглас их: о торжество,
  • Смотрите, земля убежала!
  • Как белым ключом закипая в котле,
  • Уходит бранчливая влага, –
  • Смотрите, смотрите – нет места земле
  • От края небес до оврага.
1915

Счастье

  • Исчерпан весь ливень вечерний
  • Садами. И вывод – таков:
  • Нас счастье тому же подвергнет
  • Терзанью, как сонм облаков.
  • Наверное, бурное счастье
  • С лица и на вид таково.
  • Как улиц по смытьи ненастья
  • Столиственное торжество.
  • Там мир заключен. И, как Каин,
  • Там заштемпелеван теплом
  • Окраин, забыт и охаян,
  • И высмеян листьями гром.
  • И высью. И капель икотой.
  • И – внятной тем более, что
  • И рощам нет счета: решета
  • В сплошное слились решето.
  • На плоской листве. Океане
  • Расплавленных почек на дне
  • Бушующего обожанья
  • Молящихся вышине.
  • Кустарника сгусток не выжат.
  • По клетке и влюбчивый клёст
  • Зерном так задорно не брызжет,
  • Как жимолость – россыпью звезд.
1915

Эхо

  • Ночам соловьем обладать,
  • Что ведром полнодонным колодцам.
  • Не знаю я, звездная гладь
  • Из песни ли, в песню ли льется.
  • Но чем его песня полней,
  • Тем полночь над песнью просторней.
  • Тем глубже отдача корней,
  • Когда она бьется об корни.
  • И если березовых куп
  • Безвозгласно великолепье,
  • Мне кажется, бьется о сруб
  • Та песня железною цепью,
  • И каплет со стали тоска,
  • И ночь растекается в слякоть,
  • И ею следят с цветника
  • До самых закраинных пахот.
1915

Три варианта

1
  • Когда до тончайшей мелочи
  • Весь день пред тобой на весу,
  • Лишь знойное щелканье белочье
  • Не молкнет в смолистом лесу.
  • И млея, и силы накапливая,
  • Спит строй сосновых высот.
  • И лес шелушится и каплями
  • Роняет струящийся пот.
2
  • Сады тошнит от верст затишья.
  • Столбняк рассерженных лощин
  • Страшней, чем ураган, и лише,
  • Чем буря, в силах всполошить.
  • Гроза близка. У сада пахнет
  • Из усыхающего рта
  • Крапивой, кровлей, тленьем, страхом.
  • Встает в колонны рев скота.
3
  • На кустах растут разрывы
  • Облетелых туч. У сада
  • Полон рот сырой крапивы:
  • Это запах гроз и кладов.
  • Устает кустарник охать.
  • В небе множатся пролеты.
  • У босой лазури – по́ходь
  • Голенастых по болоту.
  • И блестят, блестят, как губы,
  • Не утертые рукою,
  • Лозы ив, и листья дуба,
  • И следы у водопоя.
1914

Июльская гроза

  • Так приближается удар
  • За сладким, из-за ширмы лени,
  • Во всеоружьи мутных чар
  • Довольства и оцепененья.
  • Стоит на мертвой точке час
  • Не оттого ль, что он намечен,
  • Что желчь моя не разлилась,
  • Что у меня на месте печень?
  • Не отсыхает ли язык
  • У лип, не липнут листья к нёбу ль
  • В часы, как в лагере грозы
  • Полнеба топчется поодаль?
  • И слышно: гам ученья там,
  • Глухой, лиловый, отдаленный.
  • И жарко белым облакам
  • Грудиться, строясь в батальоны.
  • Весь лагерь мрака на виду.
  • И, мрак глазами пожирая,
  • В чаду стоят плетни. В чаду –
  • Телеги, кадки и сараи.
  • Как плат белы, забыли грызть
  • Подсолнухи, забыли сплюнуть,
  • Их всех поработила высь,
  • На них дохнувшая, как юность.
  • Гроза в воротах! на дворе!
  • Преображаясь и дурея,
  • Во тьме, в раскатах, в серебре,
  • Она бежит по галерее.
  • По лестнице. И на крыльцо.
  • Ступень, ступень, ступень. – Повязку!
  • У всех пяти зеркал лицо
  • Грозы, с себя сорвавшей маску.
1915

После дождя

  • За окнами давка, толпится листва,
  • И палое небо с дорог не подобрано.
  • Всё стихло. Но что это было сперва!
  • Теперь разговор уж не тот и по-доброму.
  • Сначала всё опрометью, вразноряд
  • Ввалилось в ограду деревья развенчивать,
  • И попранным парком из ливня – под град,
  • Потом от сараев – к террасе бревенчатой.
  • Теперь не надышишься крепью густой.
  • А то, что у тополя жилы полопались, –
  • Так воздух садовый, как соды настой,
  • Шипучкой играет от горечи тополя.
  • Со стекол балконных, как с бедер и спин
  • Озябших купальщиц, – ручьями испарина.
  • Сверкает клубники мороженый клин,
  • И градинки стелются солью поваренной.
  • Вот луч, покатясь с паутины, залег
  • В крапиве, но, кажется, это ненадолго,
  • И миг недалек, как его уголек
  • В кустах разожжется и выдует радугу.
1915, 1928

Импровизация

  • Я клавишей стаю кормил с руки
  • Под хлопанье крыльев, плеск и клекот.
  • Я вытянул руки, я встал на носки,
  • Рукав завернулся, ночь терлась о локоть.
  • И было темно. И это был пруд
  • И волны. – И птиц из породы люблю вас,
  • Казалось, скорей умертвят, чем умрут
  • Крикливые, черные, крепкие клювы.
  • И это был пруд. И было темно.
  • Пылали кубышки с полуночным дегтем.
  • И было волною обглодано дно
  • У лодки. И грызлися птицы у локтя.
  • И ночь полоскалась в гортанях запруд.
  • Казалось, покамест птенец не накормлен,
  • И самки скорей умертвят, чем умрут
  • Рулады в крикливом, искривленном горле.
1915

Мельницы

  • Стучат колеса на селе.
  • Струятся и хрустят колосья.
  • Далёко, на другой земле
  • Рыдает пес, обезголосев.
  • Село в серебряном плену
  • Горит белками хат потухших,
  • И брешет пес, и бьет в луну
  • Цепной, кудлатой колотушкой.
  • Мигают вишни, спят волы,
  • Внизу спросонок пруд маячит,
  • И кукурузные стволы
  • За пазухой початки прячут.
  • А над кишеньем всех естеств,
  • Согбенных бременем налива,
  • Костлявой мельницы крестец,
  • Как крепость, высится ворчливо.
  • Плакучий Харьковский уезд,
  • Русалочьи начесы лени,
  • И ветел, и плетней, и звезд,
  • Как сизых свечек, шевеленье.
  • Как губы, – шепчут; как руки, – вяжут;
  • Как вздох, – невнятны, как кисти, – дряхлы.
  • И кто узнает, и кто расскажет,
  • Чем тут когда-то дело пахло?
  • И кто отважится и кто осмелится
  • Из сонной одури хоть палец высвободить,
  • Когда и ветряные мельницы
  • Окоченели на лунной исповеди?
  • Им ветер был роздан, как звездам – свет.
  • Он выпущен в воздух, а нового нет.
  • А только, как судна, земле вопреки,
  • Воздушною ссудой живут ветряки.
  • Ключицы сутуля, крыла разбросав,
  • Парят на ходулях степей паруса.
  • И сохнут на срубах, висят на горбах
  • Рубахи из луба, порты-короба.
  • Когда же беснуются куры и стружки,
  • И дым коромыслом, и пыль столбом,
  • И падают капли медяшками в кружки,
  • И ночь подплывает во всем голубом,
  • И рвутся оборки настурций, и буря,
  • Баллоном раздув полотно панталон,
  • Вбегает и видит, как тополь, зажмурясь,
  • Нашествием снега слепит небосклон, –
  • Тогда просыпаются мельничные тени.
  • Их мысли ворочаются, как жернова.
  • И они огромны, как мысли гениев,
  • И несоразмерны, как их права.
  • Теперь перед ними всей жизни умолот.
  • Все помыслы степи и все слова,
  • Какие жара в горах придумала,
  • Охапками падают в их постава.
  • Завидевши их, паровозы тотчас же
  • Врезаются в кашу, стремя к ветрякам,
  • И хлопают паром по тьме клокочущей,
  • И мечут из топок во мрак потроха.
  • А рядом, весь в пеклеванных выкликах,
  • Захлебываясь кулешом подков,
  • Подводит шлях, в пыли по щиколку,
  • Под них свой сусличий подкоп.
  • Они ж, уставая от далей, пожалованных
  • Валам несчастной шестерни,
  • Меловые обвалы пространств обмалывают
  • И судьбы, и сердца, и дни.
  • И они перемалывают царства проглоченные,
  • И, вращая белками, пылят облака,
  • И, быть может, нигде не найдется вотчины,
  • Чтоб бездонным мозгам их была велика.
  • Но они и не жалуются на каторгу.
  • Наливаясь в грядущем и тлея в былом,
  • Неизвестные зарева, как элеваторы,
  • Преисполняют их теплом.
1915, 1928

На пароходе

  • Был утренник. Сводило челюсти,
  • И шелест листьев был как бред.
  • Синее оперенья селезня
  • Сверкал за Камою рассвет.
  • Гремели блюда у буфетчика.
  • Лакей зевал, сочтя судки.
  • В реке, на высоте подсвечника,
  • Кишмя кишели светляки.
  • Они свисали ниткой искристой
  • С прибрежных улиц. Било три.
  • Лакей салфеткой тщился выскрести
  • На бронзу всплывший стеарин.
  • Седой молвой, ползущей исстари,
  • Ночной былиной камыша
  • Под Пермь, на бризе, в быстром бисере
  • Фонарной ряби Кама шла.
  • Волной захлебываясь, на волос
  • От затопленья, за суда
  • Ныряла и светильней плавала
  • В лампаде камских вод звезда.
  • На пароходе пахло кушаньем
  • И лаком цинковых белил.
  • По Каме сумрак плыл с подслушанным,
  • Не пророня ни всплеска, плыл.
  • Держа в руке бокал, вы суженным
  • Зрачком следили за игрой
  • Обмолвок, вившихся за ужином,
  • Но вас не привлекал их рой.
  • Вы к былям звали собеседника,
  • К волне до вас прошедших дней,
  • Чтобы последнею отцединкой
  • Последней капли кануть в ней.
  • Был утренник. Сводило челюсти,
  • И шелест листьев был как бред.
  • Синее оперенья селезня
  • Сверкал за Камою рассвет.
  • И утро шло кровавой банею,
  • Как нефть разлившейся зари,
  • Гасить рожки в кают-компании
  • И городские фонари.
1916

Из поэмы

(Два отрывка)

1
  • Я тоже любил, и дыханье
  • Бессонницы раннею ранью
  • Из парка спускалось в овраг, и впотьмах
  • Выпархивало на архипелаг
  • Полян, утопавших в лохматом тумане,
  • В полыни и мяте и перепелах.
  • И тут тяжелел обожанья размах,
  • Хмелел, как крыло, обожженное дробью,
  • И бухался в воздух, и падал в ознобе,
  • И располагался росой на полях.
  • А там и рассвет занимался. До двух
  • Несметного неба мигали богатства,
  • Но вот петухи начинали пугаться
  • Потемок и силились скрыть перепуг,
  • Но в глотках рвались холостые фугасы,
  • И страх фистулой голосил от потуг,
  • И гасли стожары, и, как по заказу,
  • С лицом пучеглазого свечегаса
  • Показывался на опушке пастух.
  • Я тоже любил, и она пока еще
  • Жива, может статься. Время пройдет,
  • И что-то большое, как осень, однажды
  • (Не завтра, быть может, так позже когда-нибудь)
  • Зажжется над жизнью, как зарево, сжалившись
  • Над чащей. Над глупостью луж, изнывающих
  • По-жабьи от жажды. Над заячьей дрожью
  • Лужаек, с ушами ушитых в рогожу
  • Листвы прошлогодней. Над шумом, похожим
  • На ложный прибой прожитого. Я тоже
  • Любил, и я знаю: как мокрые пожни
  • От века положены году в подножье,
  • Так каждому сердцу кладется любовью
  • Знобящая новость миров в изголовье.
  • Я тоже любил, и она жива еще.
  • Всё так же, катясь в ту начальную рань,
  • Стоят времена, исчезая за краешком
  • Мгновенья. Всё так же тонка эта грань.
  • По-прежнему давнее кажется давешним.
  • По-прежнему, схлынувши с лиц очевидцев,
  • Безумствует быль, притворяясь не знающей,
  • Что больше она уж у нас не жилица.
  • И мыслимо это? Так, значит, и впрямь
  • Всю жизнь удаляется, а не длится
  • Любовь, удивленья мгновенная дань?
1917, 1928
2
  • Я спал. В ту ночь мой дух дежурил.
  • Раздался стук. Зажегся свет.
  • В окно врывалась повесть бури.
  • Раскрыл, как был, – полуодет.
  • Так тянет снег. Так шепчут хлопья.
  • Так шепелявят рты примет.
  • Там подлинник, здесь – бледность копий.
  • Там все в крови, здесь крови нет.
  • Там, озаренный, как покойник,
  • С окна блужданьем ночника,
  • Сиренью моет подоконник
  • Продрогший абрис ледника.
  • И в ночь женевскую, как в косы
  • Южанки, югом вплетены
  • Огни рожков и абрикосы,
  • Оркестры, лодки, смех волны.
  • И, будто вороша каштаны,
  • Совком к жаровням в кучу сгреб
  • Мужчин – арак, а горожанок –
  • Иллюминованный сироп.
  • И говор долетает снизу.
  • А сверху, задыхаясь, вяз
  • Бросает в трепет холст маркизы
  • И ветки вчерчивает в газ.
  • Взгляни, как Альпы лихорадит!
  • Как верен дому каждый шаг!
  • О, будь прекрасна, бога ради,
  • О, бога ради, только так.
  • Когда ж твоя стократ прекрасней
  • Убийственная красота
  • И только с ней и до утра с ней
  • Ты отчужденьем облита,
  • То атропин и белладонну
  • Когда-нибудь в тоску вкропив,
  • И я, как ты, взгляну бездонно,
  • И я, как ты, скажу: терпи.
1916

Марбург

  • Я вздрагивал. Я загорался и гас.
  • Я трясся. Я сделал сейчас предложенье, –
  • Но поздно, я сдрейфил, и вот мне – отказ.
  • Как жаль ее слез! Я святого блаженней.
  • Я вышел на площадь. Я мог быть сочтен
  • Вторично родившимся. Каждая малость
  • Жила и, не ставя меня ни во что,
  • В прощальном значеньи своем подымалась.
  • Плитняк раскалялся, и улицы лоб
  • Был смугл, и на небо глядел исподлобья
  • Булыжник, и ветер, как лодочник, греб
  • По лицам. И всё это были подобья.
  • Но как бы то ни было, я избегал
  • Их взглядов. Я не замечал их приветствий.
  • Я знать ничего не хотел из богатств.
  • Я вон вырывался, чтоб не разреветься.
  • Инстинкт прирожденный, старик-подхалим,
  • Был невыносим мне. Он крался бок о бок
  • И думал: «Ребячья зазноба. За ним,
  • К несчастью, придется присматривать в оба».
  • «Шагни, и еще раз», – твердил мне инстинкт
  • И вел меня мудро, как старый схоластик,
  • Чрез девственный, непроходимый тростник
  • Нагретых деревьев, сирени и страсти.
  • «Научишься шагом, а после хоть в бег», –
  • Твердил он, и новое солнце с зенита
  • Смотрело, как сызнова учат ходьбе
  • Туземца планеты на новой планиде.
  • Одних это всё ослепляло. Другим –
  • Той тьмою казалось, что глаз хоть выколи.
  • Копались цыплята в кустах георгин,
  • Сверчки и стрекозы, как часики, тикали.
  • Плыла черепица, и полдень смотрел,
  • Не смаргивая, на кровли. А в Марбурге
  • Кто, громко свища, мастерил самострел,
  • Кто молча готовился к Троицкой ярмарке.
  • Желтел, облака пожирая, песок.
  • Предгрозье играло бровями кустарника,
  • И небо спекалось, упав на кусок
  • Кровоостанавливающей арники.
  • В тот день всю тебя, от гребенок до ног,
  • Как трагик в провинции драму Шекспирову,
  • Носил я с собою и знал назубок,
  • Шатался по городу и репетировал.
  • Когда я упал пред тобой, охватив
  • Туман этот, лед этот, эту поверхность
  • (Как ты хороша!) – этот вихрь духоты –
  • О чем ты? Опомнись! Пропало… Отвергнут.
*****
  • Тут жил Мартин Лютер. Там – братья Гримм.
  • Когтистые крыши. Деревья. Надгробья.
  • И всё это помнит и тянется к ним.
  • Всё – живо. И всё это тоже – подобья.
  • О, нити любви! Улови, перейми.
  • Но как ты громаден, отбор обезьяний,
  • Когда под надмирными жизни дверьми,
  • Как равный, читаешь свое описанье!
  • Когда-то под рыцарским этим гнездом
  • Чума полыхала. А нынешний жупел –
  • Насупленный лязг и полет поездов
  • Из жарко, как ульи, курящихся дупел.
  • Нет, я не пойду туда завтра. Отказ –
  • Полнее прощанья. Всё ясно. Мы квиты.
  • Да и оторвусь ли от газа, от касс, –
  • Что будет со мною, старинные плиты?
  • Повсюду портпледы разложит туман,
  • И в обе оконницы вставят по месяцу.
  • Тоска пассажиркой скользнет по томам
  • И с книжкою на оттоманке поместится.
  • Чего же я трушу? Ведь я, как грамматику,
  • Бессонницу знаю. Стрясется – спасут.
  • Рассудок? Но он – как луна для лунатика.
  • Мы в дружбе, но я не его сосуд.
  • Ведь ночи играть садятся в шахматы
  • Со мной на лунном паркетном полу.
  • Акацией пахнет, и окна распахнуты,
  • И страсть, как свидетель, седеет в углу.
  • И тополь – король. Я играю с бессонницей.
  • И ферзь – соловей. Я тянусь к соловью.
  • И ночь побеждает, фигуры сторонятся,
  • Я белое утро в лицо узнаю.
1916, 1928

Сестра моя – жизнь

Посвящается Лермонтову

  • Es braust der Wald, am Himmel zieh’n
  • Des Sturmes Donnerflüge,
  • Da mal’ ich in die Wetter hin,
  • O, Mädchen, deine Züge.
Nic. Lenau[2]

Памяти демона

  • Приходил по ночам
  • В синеве ледника от Тамары,
  • Парой крыл намечал,
  • Где гудеть, где кончаться кошмару.
  • Не рыдал, не сплетал
  • Оголенных, исхлестанных, в шрамах.
  • Уцелела плита
  • За оградой грузинского храма.
  • Как горбунья дурна,
  • Под решеткою тень не кривлялась.
  • У лампады зурна,
  • Чуть дыша, о княжне не справлялась.
  • Но сверканье рвалось
  • В волосах, и, как фосфор, трещали.
  • И не слышал колосс,
  • Как седеет Кавказ за печалью.
  • От окна на аршин,
  • Пробирая шерстинки бурнуса,
  • Клялся льдами вершин:
  • Спи, подруга, – лавиной вернуся.
Лето 1917 года

Не время ль птицам петь

Про эти стихи

  • На тротуарах истолку
  • С стеклом и солнцем пополам.
  • Зимой открою потолку
  • И дам читать сырым углам.
  • Задекламирует чердак
  • С поклоном рамам и зиме,
  • К карнизам прянет чехарда
  • Чудачеств, бедствий и замет.
  • Буран не месяц будет месть,
  • Концы, начала заметет.
  • Внезапно вспомню: солнце есть;
  • Увижу: свет давно не тот.
  • Галчонком глянет Рождество,
  • И разгулявшийся денек
  • Откроет много из того,
  • Что мне и милой невдомек.
  • В кашне, ладонью заслонясь,
  • Сквозь фортку крикну детворе:
  • Какое, милые, у нас
  • Тысячелетье на дворе?
  • Кто тропку к двери проторил,
  • К дыре, засыпанной крупой,
  • Пока я с Байроном курил,
  • Пока я пил с Эдгаром По?
  • Пока в Дарьял, как к другу, вхож,
  • Как в ад, в цейхгауз и в арсенал,
  • Я жизнь, как Лермонтова дрожь,
  • Как губы в вермут окунал.

Тоска

  • Для этой книги на эпиграф
  • Пустыни сипли,
  • Ревели львы, и к зорям тигров
  • Тянулся Киплинг.
  • Зиял, иссякнув, страшный кладезь
  • Тоски отверстой,
  • Качались, ляская и гладясь
  • Иззябшей шерстью.
  • Теперь качаться продолжая
  • В стихах вне ранга,
  • Бредут в туман росой лужаек
  • И снятся Гангу.
  • Рассвет холодною ехидной
  • Вползает в ямы,
  • И в джунглях сырость панихиды
  • И фимиама.

«Сестра моя – жизнь и сегодня в разливе…»

  • Сестра моя – жизнь и сегодня в разливе
  • Расшиблась весенним дождем обо всех,
  • Но люди в брелоках высоко брюзгливы
  • И вежливо жалят, как змеи в овсе.
  • У старших на это свои есть резоны.
  • Бесспорно, бесспорно смешон твой резон,
  • Что в гро́зу лиловы глаза и газоны
  • И пахнет сырой резедой горизонт.
  • Что в мае, когда поездов расписанье
  • Камышинской веткой читаешь в купе,
  • Оно грандиозней Святого Писанья
  • И черных от пыли и бурь канапе.
  • Что только нарвется, разлаявшись, тормоз
  • На мирных сельчан в захолустном вине,
  • С матрацев глядят, не моя ли платформа,
  • И солнце, садясь, соболезнует мне.
  • И в третий плеснув, уплывает звоночек
  • Сплошным извиненьем: жалею, не здесь.
  • Под шторку несет обгорающей ночью
  • И рушится степь со ступенек к звезде.
  • Мигая, моргая, но спят где-то сладко,
  • И фата-морганой любимая спит
  • Тем часом, как сердце, плеща по площадкам,
  • Вагонными дверцами сыплет в степи.

Плачущий сад

  • Ужасный! – Капнет и вслушается,
  • Всё он ли один на свете
  • Мнет ветку в окне, как кружевце,
  • Или есть свидетель.
  • Но давится внятно от тягости
  • Отеков – земля ноздревая,
  • И слышно: далеко, как в августе,
  • Полуночь в полях назревает.
  • Ни звука. И нет соглядатаев.
  • В пустынности удостоверясь,
  • Берется за старое – скатывается
  • По кровле, за желоб и через.
  • К губам поднесу и прислушаюсь,
  • Всё я ли один на свете, –
  • Готовый навзрыд при случае, –
  • Или есть свидетель.
  • Но тишь. И листок не шелохнется.
  • Ни признака зги, кроме жутких
  • Глотков и плескания в шлепанцах
  • И вздохов и слез в промежутке.

Зеркало

  • В трюмо испаряется чашка какао,
  • Качается тюль, и – прямой
  • Дорожкою в сад, в бурелом и хаос
  • К качелям бежит трюмо.
  • Там сосны враскачку воздух саднят
  • Смолой; там по маете
  • Очки по траве растерял палисадник,
  • Там книгу читает Тень.
  • И к заднему плану, во мрак, за калитку
  • В степь, в запах сонных лекарств
  • Струится дорожкой, в сучках и в улитках
  • Мерцающий жаркий кварц.
  • Огромный сад тормошится в зале
  • В трюмо – и не бьет стекла!
  • Казалось бы, всё коллодий залил,
  • С комода до шума в стволах.
  • Зеркальная всё б, казалось, нахлынь
  • Непотным льдом облила,
  • Чтоб сук не горчил и сирень не пахла, –
  • Гипноза залить не могла.
  • Несметный мир семенит в месмеризме,
  • И только ветру связать,
  • Что ломится в жизнь и ломается в призме,
  • И радо играть в слезах.
1 В отступление от обычая восстанавливаю итальянское ударение.
2 Бушует лес, по небу пролетают грозовые тучи, тогда на фоне бури я рисую, девочка, твои черты. Ник. Ленау (нем.).
Продолжить чтение