198 басен дедушки Крылова

Размер шрифта:   13
198 басен дедушки Крылова
Рис.0 198 басен дедушки Крылова

И. А. Крылов

Портрет работы Р. Волкова. 1812

© Вострышев М.И., состав, комментарии, 2020

© ООО «Агентство Алгоритм», худож. оформ., дизайн, 2020

Иван Андреевич Крылов и его басни

Образ дедушки Крылова возникает уже в детском воображении, еще не вполне осознанный, но бесконечно близкий и родной, чем-то напоминающий рождественского Деда Мороза. Он неожиданно появляется где-то рядом с чудесными сказками и первыми художественными впечатлениями детства. В ту пору мы даже не задумываемся над тем – кто он? – писатель ли, драматург, баснописец… Сами по себе вошли в нашу жизнь крыловские умные звери с их вполне человеческими мыслями, поступками, рассуждениями. В своем просторном халате, а может быть, в причудливой мантии, в окружении своих удивительных героев Крылов невольно смыкается с волшебным миром народной сказки, столь богатой самыми «необыкновенными» превращениями.

И.А. Крылов (1769–1844) родился в Москве, в семье бедного дворянина, а после смерти отца, который оставил ему в наследство солдатский сундучок с книгами, жил со своей матерью в глубокой нищете. Мать ходила читать и отпевать покойников в богатые дворянские и купеческие дома, а будущий баснописец начал служить «подканцеляристом» в одном из казенных учреждений. Рано познакомился он с судейским произволом, крючкотворством, ябедой, взяточничеством, и вся эта затхлая и унизительная атмосфера человеческого бесправия, безусловно, произвела на мальчика громадное впечатление, которое в дальнейшем послужило основой для всего его сатирического творчества.

Жизнь Крылова в детстве сложилась так, что ему не пришлось даже учиться в школе. Но стремление к образованию у него было настолько сильным, что он самоучкой овладел языками, математикой и стал высокообразованным для своего времени человеком.

Уже в юности Крылов написал несколько комедий для театра, но ни одна из них не была исполнена на сцене. Вскоре он начинает сотрудничать в журналах «Лекарство от скуки и забот» и «Утренние часы», и там в 1788 году публикует первые свои басни. На следующий год он уже сам издает сатирический журнал «Почта духов», где в выдуманной им переписке волшебников, фантастических духов – гномов, сильфов, ондинов, невидимо живущих среди людей, – появляются сатирические образы екатерининской эпохи: пышные вельможи, живоглоты-чиновники и судьи-крючкотворы. Но сатирический журнал «Зритель», в котором писатель особенно смело обличал самодержавный и помещичий произвол («Каиб», «Похвальная речь в память моему дедушке»), вскоре закрывается императрицей; комедии, за малым исключением, не видят света театральной рампы. И как любимейший род сатирического оружия, им избирается басня. Начиная с 1805 года, Крылов входит в большую литературу как создатель русской классической басни.

Он понимает, что к басне труднее придраться, она сама кусает, а ее-то не укусишь, за аллегориями можно порой надежно укрыться. А звериные маски, благодаря таланту баснописца, не ограничены устойчивыми традиционными характеристиками (осёл – глупость, лиса – хитрость, заяц – трусость), но претворяются в более сложные, живые, бытующие характеры, родственные по существу человеческим. Интересы, навыки, привычки, выражения басенных персонажей близки и понятны самому широкому читателю. Из народного языка, из поговорок и пословиц черпал писатель многие свои сюжеты и мысли. По свидетельству одного из современников, он уже в детстве «посещал с особенным удовольствием народные сборища, торговые площади, качели и кулачные бои, где толкался между пестрою толпою, прислушиваясь с жадностью к речам простолюдинов…»[1]

Гуща жизни, живое ее кипение увлекали Крылова. Все творчество баснописца прочно и глубоко было связано с жизнью народа, служило его интересам, его правде. Крылов не только много знал о народе, но как бы проник в тайны мышления народного. «Это наша крепкая русская голова, – сказал Гоголь, – тот самый ум, который сродни уму наших пословиц, тот самый ум, которым крепок русский человек…»

Наблюдения, представления, мысли народа, весь его многовековый жизненный опыт воплотился мастерством писателя в предельно лаконическую форму басенной морали: «У сильного всегда бессильный виноват», «Беда, коль пироги начнет печи сапожник…», «Кукушка хвалит петуха за то, что хвалит он кукушку», «Что сходит с рук ворам, за то воришек бьют» и т. д.

Народность крыловской басни – органическая и истинная. Вспомните, к примеру, басни «Крестьянин и Овца», «Демьянова уха», «Волк и Кот», «Слон и Моська», «Кот и Повар», «Три Мужика». Словно бы сама старая Русь с ее обычаями, нравами, характерами оживает в созданиях Крылова. Даже те басни, сюжеты которых он позаимствовал у французского писателя Лафонтена, силой его могучего таланта стали такими неподражаемо русскими, органично крыловскими, что отдавать их Лафонтену нам никак не хочется. Гоголь писал о Крылове, что «всюду у него Русь и пахнет Русью», и что басни его – «книга мудрости самого народа». Историк М.П. Погодин как бы добавлял к этому: «Как все по-русски – чудо! И медведь Крылова, – видно, что земляк, русский!»

Иногда задумываешься. А что, если бы в баснях шла речь только о животных, что, если бы персонажи и «мыслили» по-звериному, и не было в них человеческих черт, что, если бы басни превратились в рассказы о зверях? Или, напротив, действовали бы в них только люди. Перед зеркалом вертелась какая-нибудь барышня-франтиха, а не обезьяна, и квартет устраивали не «проказница Мартышка, Осел, Козел да косолапый Мишка», а реальные и достоверные дворяне, купцы, чиновники? Пожалуй, все бы и пропало. Ведь «душа» крыловской басни в этом органическом синтезе человеческого и звериного, соединении тонком, тактичном и потому никак не оскорбительном. Сохранив «звериное» обличие, басенные герои стали одновременно и носителями таких общечеловеческих пороков, как лесть, зависть, жадность, угодничество, лень. Иногда же они судят о событиях мудро и справедливо, и тогда они не глупее людей. Сообразуясь с природными нравами и повадками животных, Крылов наделяет их вполне человеческими поступками и мыслями. Пчелы и Муравьи почти всегда трудолюбивы, скромны и наблюдательны. Хитрая плутовка и лицемерка Лиса выступает в басне как криводушный судья-взяточник или льстивый царедворец, а хищный, жадный, глуповатый Волк олицетворяет бюрократа-чиновника, хапугу и грабителя. Уже одно только присутствие этих людских качеств в звере и «звериных» и человеке рождает восхитительный крыловский юмор, такой непосредственный, лукавый и добрый.

Человек и зверь живут у писателя в одном прекрасном мире сказки, разговаривают они на одном языке, великолепно понимают друг друга, по одинаковому они «думают», хитрят, обманывают, вызывая наше негодование, сочувствие, жалость, смех.

И животные, и люди в баснях Крылова сказочны, но, как в подлинной, настоящей сказке, они в то же время достоверны. Их занимательное существование – приключения, конфликты, столкновения при всей сказочности абсолютно правдоподобны, вполне вероятны. Весь животный, растительный и вещный мир оживает в крыловских баснях. Так великолепно он живописует и облекает в живую плоть свою фантазию, что «даже сам горшок» у него, по выражению Гоголя, «поворачивается как живой».

Как автор и рассказчик своих басен, Крылов так задушевен и, казалось бы, прост, так непосредственно и вместе с тем лукаво проникает в самое сердце читателя, что становится ему близким и родным. Его простодушие, ясность мысли, некоторая наивность, в которые он облекал и свои басни, породили несколько упрощенное представление о нем, как о личности. За Крыловым прочно утвердилась репутация чудака и ленивца. Все знают забавный анекдот о баснописце, записанный Пушкиным: «У Крылова над диваном, где он обыкновенно сиживал, висела большая картина в тяжелой раме. Кто-то ему дал заметить, что гвоздь, на который она была повешена, непрочен, и что картина когда-нибудь может сорваться и убить его. “Нет, – отвечал Крылов, – угол рамы должен будет в таком случае непременно описать косвенную линию и миновать мою голову”».

Такая, казалось бы, чрезмерная невозмутимость и инертность предстают в несколько ином свете, когда узнаешь, что 14 декабря 1825 года, в день восстания декабристов, в самый разгар событий, писатель находился на Сенатской площади. Известно также, что, изучив главные европейские языки, Крылов, по словам Пушкина, «как Альфиери, пятидесяти лет выучился древнему греческому», и затем прочитал в подлиннике всех греческих классиков.[2]

Во многих баснях свое «простодушие» Крылов, когда это было необходимо, очень умно использовал. Поэт П.А. Вяземский тонко подмечал: «Крылов был вовсе не беззаботливый, рассеянный и до ребячества простосердечный Лафонтен, каким слывет он у нас… но во всем и всегда был он, что называется, себе на уме. И прекрасно делал, потому что он был чрезвычайно умен… Здесь и мог он вполне быть себе на уме; здесь мог он многое говорить, не проговариваясь; мог, под личиной зверя, касаться вопросов, обстоятельств, личностей, до которых, может быть, не хватило бы духа у него прямо доходить».

Под маской львов, орлов, медведей современники легко угадывали неправедных судей, лукавых и льстивых царедворцев, именитых сановников, а порой даже самого царя. Не случайно так ополчился на басню персонаж грибоедовской комедии «Горе от ума» Загорецкий – плут, подхалим и политический доносчик:

  • А если б, между нами,
  • Был ценсором назначен я,
  • На басни бы налег; ох! басни – смерть моя!
  • Насмешки вечные над львами! над орлами!
  •       Кто что ни говори:
  • Хоть и животные, а все-таки цари.

Также отнесся к некотором басням Крылова и Цензурный комитет: басни «Пестрые овцы», «Рыбьи пляски» (1 ред.), «Вельможа», «Пир» за смелые политические намеки были запрещены и распространялись в рукописных списках. Вот пример, когда «простосердечная», добродушная и мудрая позиция баснописца оказывается не менее воздействующей, разоблачительной и впечатляющей, чем злобная, протестующая, саркастически-язвительная. Форма и манера, выбранная Крыловым, не мешает многим его басням быть по существу социальными памфлетами.

Я не могу не сказать, как многолетний исполнитель Крылова, что чрезмерная нагрузка басен ядом и желчью, так сказать, бичующая манера чтения, воздействует на слушателей меньше, чем мудрая, философски добродушная, неотразимо спокойная интонация. В то же время, например, Салтыков-Щедрин или Маяковский обязывают к обличительной манере исполнения, полной сарказма, гражданского гнева и язвительной иронии. Хочется также добавить, если уж я начал говорить об исполнении, что верным Крылову надо быть и в сочетании звериного и человеческого. Часто можно увлечься показом и изображением животных, и уйдет человеческая психология, а вместе с ней подчас и философский смысл басни. И, наоборот, если показывать и изображать только людей, да еще не очень ярких, непохожих на действующих в басне зверей, в свою очередь уйдет или, во всяком случае, поблекнет все неповторимое своеобразие крыловской басни.

С некоторой горечью думаешь о том, что Крылова знают и любят с детства, а в более зрелые годы так и остаются с детскими о нем впечатлениями. В самом деле, если хочется перечитать классику, то с наслаждением обращаются к Толстому, Пушкину, Гоголю, Достоевскому, Лермонтову, Чехову и многим другим нашим писателям, прежде чем придет желание вернуться к Крылову. «Да стоит ли? – думает читатель. – Ведь я хорошо помню и “Квартет”, и “Лжеца”, и “Кота и Повара”. Все эти басни крепко засели в голове с детства. Так стоит ли перечитывать?» Стоит, и очень стоит.

Басни Крылова, как всякое истинно художественное произведение, обладают чудодейственной силой. Они заключают в себе мудрые незыблемые истины, почерпнутые художником из «моря житейского». Именно поэтому басни обретают необычную сюжетную гибкость и являются перед читателем каждый раз со свежим, неожиданным подчас содержанием и смыслом, в разные эпохи обретая новое рождение. «Да они как будто сегодня написаны, они актуальны!» – говорили мне иной раз и слушатели, и читатели, у которых крыловские басни рождали живые и современные ассоциации, аналогии. Во всяком случае, работы для фантазии басни дают вдоволь. А художественное впечатление, прошедшее через собственную фантазию, становится дорогим для человека и безмерно обогащает его, незаметно делая художником, сотворцом прочитанного.

Написаны басни Крылова замечательным русским языком, теми легкими, незатейливыми разговорными стихами, которые сродни грибоедовским строкам «Горе от ума», пушкинскому «Домику в Коломне» или «Гусару», и так и просятся быть произнесенными вслух, стать живыми, кажутся рожденными сию минуту в простой, непринужденной беседе. И названия крыловских басен, и отдельные строфы, и герои остаются в памяти, воспринимаются как народные поговорки, пословицы, крылатые слова: «Тришкин кафтан», «А Васька слушает, да ест», «Демьянова уха», «А ларчик просто открывался», и много, много других.

Прошло более полутора веков, как басни Крылова полюбились русскому сердцу, и, надо прямо сказать, пока он никем не превзойден. Насколько могуч талант баснописца, что никто и не решался вторгнуться в его владения. В русской литературе после И.А. Крылова, пожалуй, не были ни одного равного ему баснописца. Можно, конечно, назвать иронические, пародийные басни А.К. Толстого и бр. Жемчужниковых (Козьма Прудков), революционные басни Демьяна Бедного – и все. В последние годы советский поэт Сергей Михалков возродил басенный жанр, нашел свой, интересный стиль современной басни.[3]

И все же дедушка Крылов по-прежнему безраздельно царствует над басенным миром.

Игорь Ильинский

Книга первая

Рис.1 198 басен дедушки Крылова

И. А. Крылов

Рисунок А. Орловского 1812

I

Ворона и Лисица

  •       Уж сколько раз твердили миру,
  • Что лесть гнусна, вредна; но только всё не впрок,
  • И в сердце льстец всегда отыщет уголок.
  • Вороне где-то бог послал кусочек сыру;
  •             На ель Ворона взгромоздясь,
  • Позавтракать было совсем уж собралась,
  •       Да позадумалась, а сыр во рту держала.
  •       На ту беду Лиса близехонько бежала;
  •       Вдруг сырный дух Лису остановил:
  • Лисица видит сыр, Лисицу сыр пленил.
  • Плутовка к дереву на цыпочках подходит;
  • Вертит хвостом, с Вороны глаз не сводит,
  •       И говорит так сладко, чуть дыша:
  •             «Голубушка, как хороша!
  •             Ну что за шейка, что за глазки!
  •             Рассказывать, так, право, сказки!
  •       Какие перушки! какой носок!
  • И верно ангельский быть должен голосок!
  • Спой, светик, не стыдись! Что ежели, сестрица,
  • При красоте такой, и петь ты мастерица,
  •             Ведь ты б у нас была царь-птица!»
  • Вещуньина с похвал вскружилась голова,
  •       От радости в зобу дыханье сперло, —
  • И на приветливы Лисицыны слова
  • Ворона каркнула во все воронье горло:
  • Сыр выпал – с ним была плутовка такова.
Рис.2 198 басен дедушки Крылова

«Ворона и Лисица».

Рисунок А. Жаба. Начало ХХ в.

«Ворона и Лисица». Басня опубликована в журнале «Драматический вестник» в 1808 г. О времени написания данных нет. Текст окончательно установлен для издания 1815 г.

Басня самим автором отнесена к числу «переводов и подражаний». Сюжет заимствован у Лафонтена, который, в свою очередь, заимствовал его у Эзопа и Федра. До Крылова эту басню в России переводили Тредиаковский и Сумароков.

Басня призывает остерегаться лживых речей льстецов, против которых трудно устоять, и которые приносят один лишь вред.

Твердили миру – настойчиво повторяли всему свету, всем людям.

Вещуньина – принадлежащая вещунье, предвестнице, умеющей предсказывать будущее.

Зоб – нижняя часть горла у птиц, расширяющаяся в виде мешочка, в котором проглоченные зерна некоторое время остаются, поступая потом в желудок.

Дыханье сперло – трудно было дышать.

Такова – была такова, убежала.

II

Дуб и Трость

  • С Тростинкой Дуб однажды в речь вошел.
  • «По истине, роптать ты в праве на природу, —
  • Сказал он, – воробей, и тот тебе тяжел.
  • Чуть легкий ветерок подернет рябью воду,
  •       Ты зашатаешься, начнешь слабеть
  •       И так нагнешься сиротливо,
  •       Что жалко на тебя смотреть.
  • Меж тем как, наравне с Кавказом, горделиво,
  • Не только солнца я препятствую лучам,
  • Но, посмеваяся и вихрям, и грозам,
  •             Стою и тверд, и прям,
  • Как будто б огражден ненарушимым миром.
  • Тебе всё бурей – мне всё кажется зефиром.
  •       Хотя б уж ты в окружности росла,
  • Густою тению ветвей моих покрытой,
  • От непогод бы я быть мог тебе защитой;
  •       Но вам в удел природа отвела
  • Брега бурливого Эолова владенья:
  • Конечно, нет совсем у ней о вас раденья».
  • «Ты очень жалостлив, – сказала Трость в ответ, —
  • Однако не крушись: мне столько худа нет.
  •       Не за себя я вихрей опасаюсь;
  •             Хоть я и гнусь, но не ломаюсь:
  •       Так бури мало мне вредят;
  • Едва ль не более тебе они грозят!
  • То правда, что еще доселе их свирепость
  •             Твою не одолела крепость,
  • И от ударов их ты не склонял лица;
  •             Но – подождем конца!»
  •       Едва лишь это Трость сказала,
  •       Вдруг мчится с северных сторон
  • И с градом, и с дождем шумящий аквилон.
  • Дуб держится, – к земле Тростиночка припала.
  •       Бушует ветр, удвоил силы он,
  •             Взревел и вырвал с корнем вон
  • Того, кто небесам главой своей касался
  • И в области теней пятою упирался.
Рис.3 198 басен дедушки Крылова

«Дуб и Трость». Рисунок А. Жаба. Начало ХХ в.

«Дуб и Трость». Басня опубликована в журнале «Московский зритель» в 1806 г. Написана в 1805 г. в Москве. Крылов неоднократно перерабатывал басню. Окончательный текст установлен в издании 1830 г. Московский знаменитый баснописец Иван Дмитриев приветствовал появление собрата по перу: «Это ваш истинный род, наконец, вы нашли его».

Басня самим автором отнесена к числу «переводов или подражаний». Она является переработкой басни Лафонтена «Дуб и тростник», в свою очередь восходящей к басне Эзопа «Трость и олива». В России до Крылова эту басню переводили Дмитриев, Княжин и Сумароков.

Мысль басни: слабый, но уступчивый предмет (и человек) может иногда гораздо лучше противостоять силе, нежели крепкий, но упрямый.

Подернет рябью – покроет мелкими волнам, делающими поверхность воды как бы рябою, неровною.

Зефир – теплый тихий ветерок; в античной мифологии – образ западного ветра в виде юноши с крыльями.

Эолова – принадлежащее Эолу, богу ветров.

Аквилон – северный ветер.

Область теней – подземное царство, куда по верованиям древних греков и римлян переселяются души умерших, их тени.

III

Музыканты

  •       Сосед соседа звал откушать;
  •       Но умысел другой тут был:
  •       Хозяин музыку любил
  • И заманил к себе соседа певчих слушать.
  • Запели молодцы: кто в лес, кто по дрова,
  •       И у кого что силы стало.
  •       В ушах у гостя затрещало,
  •       И закружилась голова.
  • «Помилуй ты меня, – сказал он с удивленьем, —
  •       Чем любоваться тут? Твой хор
  •             Горланит вздор!»
  • «То правда, – отвечал хозяин с умиленьем, —
  •       Они немножечко дерут;
  • Зато уж в рот хмельного не берут,
  • И все с прекрасным поведеньем».
  • А я скажу: по мне уж лучше пей,
  • Да дело разумей.
Рис.4 198 басен дедушки Крылова

«Музыканты». Рисунок А. Сапожникова. 1834

«Музыканты». Басня опубликована в журнале «Драматический вестник» в 1808 г. О времени написания данных нет. Текст басни окончательно установлен в издании 1819 г.

В басне раскрывается смысл русской народной поговорки: «Кто в лес, кто по дрова». Проводится мысль, что при хорошем поведении следует обладать еще и талантом, и полезными знаниями. По словам писателя Николая Гоголя, при сочинении этой басни «заболела душа баснописца при виде, как и хвастаются тем, говоря, что хоть мастерства они не смыслят, зато отличнейшего поведения. Он знал, что с умным человеком все можно сделать, и не трудно его обратить к хорошему поведению, если сумеешь умно говорить с ним: но дурака трудно сделать умным, как ни говори с ним».

На тему этой басни есть две русские народные пословицы: «Пей, да дело разумей», «Пьяница проспится, а дурак – никогда».

Умысел – скрытое намерение, замысел.

Горланить – кричать во все горло, орать.

Хмельное – всякий напиток, производящий опьянение.

IV

Ворона и Курица

  •             Когда Смоленский князь,
  • Противу дерзости искусством воружась,
  •             Вандалам новым сеть поставил
  •       И на погибель им Москву оставил;
  • Тогда все жители, и малый, и большой,
  •             Часа не тратя, собралися
  •       И вон из стен Московских поднялися,
  •             Как из улья пчелиный рой.
  • Ворона с кровли тут на эту всю тревогу
  •             Спокойно, чистя нос, глядит.
  •             «А ты что ж, кумушка, в дорогу? —
  •             Ей с возу Курица кричит. —
  •             Ведь говорят, что у порогу
  •             Наш супостат».
  •       «Мне что до этого за дело? —
  • Вещунья ей в ответ. – Я здесь останусь смело.
  •             Вот ваши сестры, как хотят;
  •       А ведь Ворон ни жарят, ни варят:
  •       Так мне с гостьми не мудрено ужиться,
  • А может быть, еще удастся поживиться
  •       Сырком, иль косточкой, иль чем-нибудь.
  •       Прощай, хохлаточка, счастливый путь!»
  •             Ворона подлинно осталась;
  •             Но, вместо всех поживок ей,
  • Как голодом морить Смоленский стал гостей —
  •             Она сама к ним в суп попалась.
  • Так часто человек в расчетах слеп и глуп.
  • За счастьем, кажется, ты по пятам несешься:
  •             А как на деле с ним сочтешься —
  •             Попался, как ворона в суп!
Рис.5 198 басен дедушки Крылова

«Ворона и Курица». Рисунок И. Иванова по эскизу А. Оленина. 1815

«Ворона и Курица». Басня опубликована в журнале «Сын Отечества» в 1812 г. Написана или закончена в середине ноября 1812 г. (титул князя Смоленского был присвоен М.И. Голенищеву-Кутузову после сражения под Красным, закончившегося 6 ноября 1812 г.). Окончательный текст басни был установлен в издании 1815 г.

Басня непосредственно связана с заметкой, помещенной в «Сыне Отечества»: «Очевидцы рассказывают, что в Москве французы ежедневно ходили на охоту стрелять ворон… Теперь можно дать отставку старинной русской пословице: попал, как кур во щи, а лучше говорить: попал, как ворона во французский суп».

В заключительных строчках басни имеется в виду, предположительно, Наполеон.

В басне выражена мысль, что надежды часто обманчивы, счастье непрочно.

«Ворона и Курица» – оригинальная историческая басня, относящаяся к Отечественной войне 1812 г. Она изображает, с одной стороны, бедственное положение французов в опустевшей Москве, а с другой – и положение самого Наполеона. Кутузов решил одолеть наполеоновскую армию голодом, на совете в Филях, где было решено уступить Москву без боя, полковник Шнейдер, недовольный отступлением, спросил Кутузова: «Где мы остановимся?» Фельдмаршал отвечал: «Это мое дело. Но уж доведу я проклятых французов, как в прошлом году турок, до того, что они будут есть лошадиное мясо». К этой цели Кутузов направлял и действие партизанских отрядов.

Противу дерзости искусством воружась – дерзости Наполеона, внезапно напавшего на Россию, Кутузов противопоставил искусство, то есть ловкость, знания и опыт военной стратегии.

Вандалы – древний германский народ, который ходил опустошительной войной на многие государства, разрушая повсюду мирные поселения.

Часа не тратя – не тратя времени.

Вещунья – предвестница.

Хохлаточка – курица, которая имеет хохол.

По пятам несешься – стремишься следом за кем-нибудь.

V

Ларчик

  • Случается нередко нам
  • И труд, и мудрость видеть там,
  • Где стоит только догадаться,
  •       За дело просто взяться.
  • К кому-то принесли от мастера Ларец.
  • Отделкой, чистотой Ларец в глаза кидался;
  • Ну, всякий Ларчиком прекрасным любовался.
  • Вот входит в комнату Механики мудрец.
  • Взглянув на Ларчик, он сказал: «Ларец с секретом,
  •       Так; он и без замкá;
  • А я берусь открыть; да, да, уверен в этом;
  •       Не смейтесь так исподтишка!
  • Я отыщу секрет, и Ларчик вам открою:
  • В Механике и я чего-нибудь да стою».
  •       Вот за Ларец принялся он:
  •       Вертит его со всех сторон
  •             И голову свою ломает;
  • То гвоздик, то другой, то скобку пожимает.
  •       Тут, глядя на него, иной
  •             Качает головой;
  • Те шепчутся, а те смеются меж собой.
  •       В ушах лишь только отдается:
  • «Не тут, не так, не там!» Механик пуще рвется.
  •       Потел, потел; но, наконец, устал,
  •             От Ларчика отстал,
  • И как открыть его, никак не догадался:
  •             А Ларчик просто открывался.
Продолжить чтение