Сто шагов, чтобы простить

Пролог

If I Die Young – The Band Perry

– Не трогайте! Не трогайте ее! – вою на последних адекватных эмоциях. – Врач! Нужен врач! Срочно!!!

Не чувствую ног, пока несусь вперёд, преодолевая длинный коридор. Падаю на колени рядом, сгребая в кулак родную ладонь. Она в какой-то неестественной позе распласталась посреди помещения. В глазах застыл ужас, паля мои и так застывшие в вечной агонии вены.

– Маленькая… – убираю пряди темных волос с лица и натыкаюсь на разбитые кровоточащие губы на бездыханном теле. Ярость тяжёлыми всполохами перемешивается со страхом, что я опоздал. Прохожусь взглядом по хрупкому телу, в последний момент замечая красное пятно, расползающееся по строгой темной блузке. Понимание с глухим свистом вышибает из груди воздух. Хаотичные мысли заставляют задыхаться и терять контроль, но внутри уже просто откровенная паника.

– Блять, да где этот долбаный врач, твою мать?! – ору на повышенных, сам же просто варюсь в собственном персональном котле. Глажу маленькую кисть, молясь всем Богам, чтобы обошлось. Чтобы ничего не было.

Господи…

Мечусь взглядом по красивому изможденному лицу, пока сердце лихорадочно отбивает чечётку за ребрами. Когда уже совсем отчаялся, в глубине коридора показалась бригада скорой. Относительно молодой мужчина осмотрел девушку и лихорадочно затрещал в телефон:

– Срочно нужна операция! Да… Ножевое в брюшную полость. Готовьте реанимацию…

Каждое слово – смерть. В несознанке перевожу взгляд на женское тело, над которым уже работают медики, и лихорадочно трясу головой.

Не верю.

Боже… Не верю…

Не преувеличивают, когда говорят, что вся жизнь перед глазами проносится. Сейчас, словно в замедленной съёмке, меня совместные воспоминания просто добивают. Калечат и так израненное нутро ещё больше.

С каким-то животным хрипом цепляюсь за носилки, удерживая тонкие девичьи пальцы.

– Можно мне с ней, пожалуйста… – не прошу, откровенно умоляю. – Пожалуйста…

– Молодой человек, в операционной вы не помощник.

– Я знаю. Просто буду рядом. Пожалуйста, доктор.

Мужчина лишь кивнул. Тороплюсь к машине скорой, так и не выпуская женскую ладонь из своей. Натыкаюсь на всё подряд, потому что глазами дорогу не вижу, все размыло, только по наитию двигаюсь. В машине под звук оглушающей сирены, которая всегда несет в себе опасность забрать чью-то жизнь, молюсь. Никогда не делал ничего подобного, но я, мать его, молюсь, чтобы все обошлось.

Затем двери. Больничный коридор. Люди. Много людей. Крики. Режущие глаз лампы операционной. Носилки, которые снова увозят ее от меня. Просто истекаю горючей магмой внутри. Все, к чертям, горит и выжигает за собой тлеющие пожары. Ничего не могу сделать. Ничем помочь. Только ждать.

И сейчас, перед закрытыми дверями больничной операционной, меня настигло самое жуткое и болезненное ожидание, от которого зависит, буду ли я существовать или жить дальше.

Глава

1

Not Gonna Die – Skillet

30 января 2022 года

Диана

– Милая… Может поешь?

Мама топчется вокруг, пока я сгребаю рукой выцветший бабушкин плед. Поджимаю под выпирающие ребра и отворачиваюсь.

– Диана… – срывается на всхлип, – я не могу смотреть, как ты медленно себя убиваешь.

– Все нормально, мама. Я в порядке.

Слова даются с трудом. Я практически не разговариваю. Механические ответы: да, нет, не знаю, не хочу. Это весь мой арсенал. Сейчас выдаю максимум того, что возможно отдать.

– В тебе веса уже даже фунтов девяносто не наберётся… Одни кости торчат… Пожалуйста, дочка… Маленькая…

Дергаюсь, как от удара. Все закручивает в такой тугой узел, что не продохнуть. Болезненная тряска возвращается, в очередном спазме заворачивая желудок.

– Я же просила так меня не называть, – агрессии в голосе больше, чем есть на самом деле, – никогда!

– Извини… Я по привычке…

– Хочу остаться одна, – родительница сверлит меня взглядом. Спиной ощущаю ток по коже. – Пожалуйста.

Ещё несколько минут тишины, а затем негромкие шаги снова оставляют меня наедине со своими мыслями.

Приглушённые голоса родителей эхом разносятся в мозгу, заставляя сжиматься в размерах и каждый раз снова умирать. За то, что больно им. И смертельно мне.

– … Не могу больше, Арнольд, не могу видеть ее такой… – плачет мама. – за что нам это наказание, Господи?..

– Надо было пристрелить его, когда посмел на порог явиться! Тише, Пенни, тише…

Закрываю глаза, смаргивая неосознанные слезы. Казалось бы, уже не осталось никакой влаги в организме за прошедшие полтора месяца, но соленая жидкость все льется и льется, не прекращая.

Стараюсь не думать. Не вспоминать. Отрубаю вместе с мясом все, что с ним связано. Но одно единственное слово закручивает нутро в такой водоворот, что сломаться хочется. Жжет разряженной кровью по венам, закорачивая организм только на одном человеке.

Вновь распахиваю веки и смотрю на бульон, оставленный мамой на прикроватной тумбе. С трудом протягиваю руку, разминая задеревенелые мышцы, и хватаю тяжёлый металл.

Ложка. Две. Три.

Как по щелчку, желудок скручивает в дичайшем рвотном позыве. Не могу даже подняться с кровати – рвет в рядом стоящий таз. Вода и желчь выходят наружу, бросая в пот и дрожь. Вытираю трясущимися руками лицо и откидываюсь на подушки, замечая маму в дверном проёме.

– Хватит. Едем в больницу, Диана. Соберёшься сама или тебе помочь?

Тон, не терпящий возражений. Устало качаю головой, поднимаясь с кровати. Джинсы, футболка, толстовка. Смотрю на себя в зеркало и ничего не испытываю, хотя от прежней Дианы в отражении мало что осталось: бледный скелет с впалыми глазницами и скулами. Когда-то длинные светлые локоны напоминают паклю. Взгляд отсутствующий, а глаза мертвые. Такие же, как и я.

С трудом преодолеваю лестницу, у которой ждёт отец. Под руку выводит меня из дома, аккуратно усаживает в машину, одаривая тревожным взглядом. Мама молча садится рядом, автомобиль трогается.

Жизнь в нашей семье кардинально поменялась за столь непродолжительное время. Из атмосферы уюта и веселья жесточайшим регрессом откинуло в уныние и безысходность. Теперь никто не смеётся. И всему виной снова я.

Все делаем в тишине. Пока едем, пока паркуемся у больницы, пока заходим внутрь. Там наше неуютное молчание прерывает характерный для подобных заведений гул, но мне все равно. Желудок крутит и сжимает, вырабатывая горький привкус во рту, заставляя сглатывать слюну, чтобы снова не вырвать.

Устраиваемся у двери палаты, которую указали маме на стойке регистрации. Отец оставил нас вдвоем.

– Завтра приедет доктор Монтгомери.

– Наш сеанс только в понедельник, – монотонно отвечаю, глядя в одну точку, – в этом нет необходимости.

– А мне, кажется, есть. У тебя ухудшения, – очень осторожно, но, тем не менее, настойчиво, говорит мама. – Я думаю, что нужен внеплановый сеанс.

Резко поворачиваюсь, встречаясь с ее глазами, полными боли и отчаяния.

– Я люблю тебя. Но решать за себя больше ничего не позволю. И к врачу пойду сама.

Мамино возражение перебивает высокая стройная женщина, показавшаяся из двери.

– Мисс Уильямс!

– Это я, – с трудом поднимаюсь, ловя головокружение. Опираясь рукой на тут же подскочившую маму и прохожу прямиком за доктором.

– Присаживайтесь, – кивает на стул напротив, занеся пальцы над клавиатурой. – Какие жалобы?

– Резкая потеря веса, отсутствие аппетита, головокружение, тошнота, панические атаки на фоне пережитого стресса, – монотонно повторяю до дыр затертые симптомы.

– Ещё какие-то сопутствующие есть? – смотрит из-под очков в красивой оправе. – Сонливость, утомляемость, реакция на запахи?

– Только утомляемость.

– Понятно, – лихорадочно стучит по клавишам. – Дата последней менструации?

И тут все мое напускное спокойствие застопорило. Мысли молотом разбивают мозг, огненными всполохами озаряя самый вероятный исход развития событий. Резко становится дурно, глаза мутнеют, лоб покрывается испариной.

– Вам плохо? – женщина подошла ко мне, участливо предлагая воды.

– Сейчас пройдет, – принимаю бумажный стаканчик и залпом опрокидываю внутрь. Обмахиваюсь руками, приводя себя в чувство. – Последняя менструация была в начале декабря. Точные числа не помню.

– Что ж, – улыбается доктор, – тогда Вам, вероятно, к другому специалисту. Я сейчас проведу Вас к гинекологу, а потом с его заключением вернёмся ко мне и продолжим осмотр. Веса Вам катастрофически не хватает.

Под какой-то монотонный гул в голове делаю все манипуляции. Сначала убеждаю маму, что все в порядке, затем иду к гинекологу. Озвучиваю всё то же, что и ранее. Спускаюсь в лабораторию и сдаю кровь. Потом снова поднимаюсь к врачу. Столько нагрузки отзывается в теле бешеной тахикардией. Дышу медленно, как делаю при панической атаке, но дикая усталость буквально сваливает с ног, как только добираюсь до нужного кабинета.

И только на осмотре меня разобрало какое-то отчаянное волнение. Не может быть. Этого просто не может быть. Я не могу быть беременна. Но когда на мониторе, расположенном на стене прямо передо мной, я вижу крохотную точку, то уже понимаю. Ещё даже ничего не озвучено, а я захлебываюсь в своей панике, разгоняющий адреналин по венам.

– А вот и наш маленький, – певучим голосом произносит доктор, разбивая меня на куски. Разрывая уже подранное сердце ещё больше. Оно топит меня в крови, не давая выплыть. Слезы крупными каплями льются из глаз, обжигая кожу, словно кислота. А я все смотрю и смотрю на то, что теперь никогда не даст забыть весь тот ужас, и задыхаюсь. – Беременность приблизительно семь недель. Поздравляю.

Оглушающий гул закладывает уши, вырывая меня из реальности. Слезы застилают глаза, размывая монитор, врача, мир. Оставляют меня наедине с шокирующей правдой, которая полностью перевернет мою жизнь. Несколько рваных вдохов, граничащих с одуряющей болью, и я отключаюсь.

Глава

2

Trying Not to Love You – Nickelback

9 февраля 2022 года

Джеймс

Уже четвертый день я не пью. Вернее, нет, не так – не топлюсь с головой в алкоголе, заливая прорехи в сердце. Помню, как ржал над всеми этими соплями. Слово "любовь" для меня было чем-то иносказательным, нереальным, придуманным. Не верил, что когда-либо испытаю это эфемерное чувство. А что по итогу? Ломка невероятная, как у нарика с многолетним стажем. Корежит все кости, не давая возможности оправиться. Дышать… Дышать, твою мать, физически сложно. Что уже говорить обо всем остальном.

Когда-то сказал ей, что она держит мое сердце своими маленькими пальчиками. Сейчас я это ощущаю во сто крат сильнее. Только теперь красивые ногти впиваются в плоть, полосуя ее на тысячи шрамов.

Дни стали невозможными. Только бухло и спасало. Чтобы не думать, не вспоминать, не чувствовать. Чтобы просто не сойти с ума, потому что она прочно засела в моей голове. Во всем засела, пуская корни, разрастаясь, будто многовековое дерево.

Она.

Даже имени ее не произношу, чтобы не вскрыло вены беспощадно. В мыслях не озвучиваю. Только она. А все равно разматывает капитально.

Мэтью вытащил меня из конкретного дна. Нажраться как свинья и найти приключений на собственную задницу стало ежедневным ритуалом. В очередной из таких дней единственный друг, который у меня остался, психанул. Просто за шиворот выволок меня из нового бара и надавал по морде. А потом привел в чувство только одной фразой:

– Если ты действительно любишь, то хотя бы ради нее не превращайся в пропитую бесхребетную свинью!

Не знаю, что больше отрезвило: удары по щекам или предложение, которое сваливает в нокаут лучше любого кулака.

– Борись, твою мать! – орал мне тогда Мэт в лицо, тряся за грудки. – Во что ты превратился?! Смотреть тошно!

– Я пытался! – отвечал пьяным ревом. – Пытался, блять! Но путь к ней мне заказан, понимаешь ты или нет?! Понимаешь?!

– Возьми себя в руки, наконец, придурок! Ведёшь себя, будто тебе до сих пор пять. Наворотил хуйни – будь добр ошибки исправлять! – до сих пор помню, как Харрингтон кривился, отворачиваясь, – я надеюсь, что свой член ты хоть никуда не успел присунуть…

Если бы тогда мог, то просадил бы ему прямо по роже. Но во мне было слишком много бурбона.

– Да не хочу я никого, понимаешь… – уже тише, почти беззвучно. Задницей опустился на заснеженный асфальт и обхватил руками голову. – Я умираю без нее, Мэт… Каждый божий день мне тошно от того, что я просто просыпаюсь. Сгораю заживо постоянно, когда вспоминаю ее глаза, а в них только боль, отчаяние и лютая ненависть. Она меня выжигает. Выжигает! А ты спрашиваешь, трахаю ли я кого-то?! Да нахуй их всех! Нахуй!

– Тихо, – упал рядом со мной и привалился плечом, – понимаю. Поверь.

Тогда я был слишком загружен собственным дерьмом, чтобы обратить внимание на его слова. Но толк был. Поэтому сейчас, спустя почти два месяца после событий, разворотивших сердце, я ловлю на себе удивлённые взгляды сотрудников, пока поднимаюсь в свой кабинет.

Кажется, что только Ким мне искренне рада. Не сдерживается и выскакивает обниматься. С благодарностью глажу по спине эту маленькую женщину, слабо улыбаясь. Затем отстраняюсь и перевожу взгляд на дверь, избегая смотреть в сторону кабинета напротив.

– Там? – кивает и отступает. Набираю полную грудь воздуха, ступая на порог.

Отец поднимает глаза и удивлённо вздергивает бровь. Не ожидал – это понятно. Молча прохожу в глубь кабинета, сажусь напротив и складываю руки на груди.

– Спектакль закончился?

Голос ровный, ни единой эмоции не выказывает. Взгляд как всегда суровый, ни один мускул на непроницаемом лице не дрогнет.

– Почему ты не у себя? – игнорирую заданный вопрос.

– Подчищаю за тобой. Как видишь.

Каждое слово рубит. Не даёт возможности не чувствовать за собой вину. И никогда не даст.

– Что мне делать?

Минутная тишина. Томас Тернер изучающе разглядывает меня, надеясь увидеть хоть что-то, но я по-прежнему не даю в ответ ничего из того, что не хочу показывать.

– Юристы начали раскачивать дело Скотта. Ему вынесено обвинение. Так как это твой… дружок, – морщится, – тебе эти и заниматься. С ними взаимодействовать будешь сам. Как и с Митчеллом, если необходимо.

Меня ощутимо передёргивает. Не видел его с того самого злополучного дня. Но, сука, каждое воспоминание распаляет немного притихшую злость.

– Что ещё?

– Текущие сделки остаются на мне, ты начинаешь работать по новым направлениям. Мы сейчас не в очень хорошем положении. Эндрюс выходят из списка акционеров. Все.

Вот сейчас натурально хуею. Все на моем лице написано, так как отец устало откидывается на спинку кресла и потирает шею, вертя ею в разные стороны. Только сейчас осознаю, как сильно он постарел.

– Ты знатно наворотил, Джеймс. Я не знаю, как нам оставаться в выигрыше при таком раскладе.

– Но это дело их жизни. Как они могут все бросить?

Отец смотрит. Тяжело и как-то отчужденно, закрома совести вытаскивая на поверхность.

– Факт остаётся фактом. В связи с новыми для нас обстоятельствами есть ещё один вопрос на обсуждение, но не сейчас.

– Что от меня нужно?

– Узнаешь, когда придет время.

И снова тишина. Осматриваюсь по сторонам, оглядывая родное помещение с каким-то видимым равнодушием. Поворачиваюсь к дивану, рядом с которым чуть не убил Митчелла, и меня потряхивает. Что не укрывается от пристального внимания отца.

– Если хочешь, можешь переехать в другой кабинет.

– Ким могу забрать?

– Да.

– Отлично. Переберусь в крыло финансового директора. Бывшего.

Поднимаюсь, не давая Томасу опомниться, и уже оказываюсь на выходе. Бросаю Ким, что мы переезжаем, направляясь в нужную сторону.

Открываю дверь, оказываясь в темном помещении, не смотря на панорамные окна на всю ширину стены. Пробегаю взглядом по обстановке, оставшейся абсолютно идентичной той, которую я застал здесь в последний раз. Воспоминания о проведенных тут днях водопадом полились в сознании, причиняя физическую боль. Привык уже, что теперь все проживаю потасканным нутром. Прохожу вперёд, останавливаясь у стекол, открывающих вид на потрясающий город, и замираю.

Позволяю себе прожить момент. Не блокировать, не бежать, а прожить и принять. Что дружба, которая была для меня всем, оказалась фальшью. Притворством. Спектаклем, в котором правит бабло. Что быть человеком – это, в первую очередь, про честь и ответственность за свои решения. Мы же со Скоттом таковыми не являлись. Просто зажравшиеся ублюдки – Карла охарактеризовала, что не поспоришь. Что любить кого-то – значит доверять, жертвовать и оберегать. Я оказался трусом, не способным на это.

Каждая мысль точит, целенаправленно увеличивая и так огромную дыру внутри. Там ветер гуляет, не давая шансов на тепло и уют – только одиночество и холод.

Когда кажется, что больше ничего не способно расшатать мои нервы ещё больше, телефон в кармане оглушает входящим сообщением с незнакомого номера. Неосознанно открываю изображение и застываю. Плавлю трубку горячей ладонью, сжимая в руке так крепко, что корпус царапает кожу, и смотрю. Даже воздух вокруг взрывает каждую клетку кожи, не говоря уже о том, какая катастрофа развернулась внутри меня. Давлю по глазам присланным изображением и не знаю, что хочу больше: сдохнуть самому или убивать других.

Диана, в одежде на несколько размеров больше, на крыльце собственного дома опирается на отца и не видит, что ее фотографируют. Расстояние приличное, но картинка позволяет рассмотреть изможденный вид девушки, жуткую худобу и серую кожу. А когда встречаюсь с графическими глазами своими, то и вовсе ведёт. Голову кружит от прилива отчаяния и безысходности, смешанной с невероятной тоской. Мы оба умираем. Только она ещё и выглядит, как труп, а я гнию изнутри. Гнию живьём, и ничего не могу сделать. Ничего.

Глава 3

Comatose – Skillet

3 января 2022 года

Мэтью

Первое, на что падает взгляд, когда открываются створки лифта, выпускающего меня в пентхаус друга – невероятный бардак. Бутылки. Море бутылок вперемешку с мужскими вещами и пачками сигарет. Табак разбросан по полу, словно кто-то в нервной агонии раздирал замысловато закрученные губительные трубочки.

Шокировано озираюсь по сторонам, оценивая масштабы катастрофы, и натыкаюсь на початую бутылку водки. Подхожу, беру в руку, прокручивая в ладони, и морщусь. Громкий грохот заставляет меня обернуться в поисках шума. Тишину разрывает мощнейший аккорд Skillet – Comatose, что-то внутри переворачивая. Иду в сторону музыки и в ступоре застываю.

Джеймс сидит на полу, рядом такая же бутылка, что я видел ранее, только пустая наполовину. Под глазом алеет набирающий яркость фингал, скулы рассечены, как и губы. И костяшки, которые выделяются броским пятном на сжатых кулаках. Комната буквально взрывается в сильных звуках, пробирая до мурашек напряжённое тело.

Подхожу и сажусь рядом. Встречаюсь с каким-то обезумевшим отсутствующим взглядом друга, и волной паники накрывает. Я его таким не помню. Не знаю.

– Джеймс, – сжимаю его плечо, продолжая сверлить израненное лицо. – Скажи мне, что происходит?

Тот только молча качает головой.

– Ты на связь не выходишь несколько недель. Твой отец в натуральной панике. Дома тебя не застать. А когда появляешься – постоянно в раздолбанном состоянии, – протягиваю ладонь к пульту и отключаю акустику. Резко наступившая тишина моментально обострила и так до боли воспаленные ощущения. – Мужик. Давай поговорим. Я помогу.

Тернер запрокидывает голову и смеётся. Громко, отчаянно, заполняя безжизненным голосом каждый миллиметр пространства. А потом резко замолкает. Разрубает меня черными зрачками, будто током от себя ко мне по венам кипящую безысходность передавая.

– Ты был прав. Во всем прав, как и всегда. Говорил, что доиграюсь. И вот, – хриплый смешок, – нахуевертил от души.

– Так в чем дело? Что внутри тебя раскурочивает?

– Сдохнуть хочу, – отрывистый вдох, – отравиться всем этим дерьмом. Просто этой ебаной водкой захлебнуться, – глотает с горла, – и не чувствовать больше нихрена.

Молчу, давая выговориться. Понимаю, что ему это жизненно необходимо.

– Про Скотта слышал уже, наверное? Хотя, конечно… Об этом только ленивый не говорит, – снова смешок. Глоток. Вдох. – Но уже даже на этой похуй.

– А на что нет?

– Знаешь, что я сделал? Скучно мне, блять, стало.

– Только не говори, что…

– Ты все правильно понимаешь, мужик.

– На нее?

Чувствую, как внутри пожар разгорается. Секунда, и уже полыхает. Языки пламени жгут все, до чего достают за грудиной. Тернер ещё больше мрачнеет, ловя мой взгляд, и уводит свой. Не вывозит.

– На нее.

Не выдерживаю и добавляю по его второй скуле, оставляя красный след от кулака. Ярость бурлит, словно кипящее на максималках варево, вспенивая самые далёкие закрома души.

– Сука, ну почему на нее? Почему, блять? Почему?

– Я и сам знаю, какое дерьмо, поэтому если собираешься подливать масла в и так распаленную до предела топку, то просто свали. Уходи, Мэтью.

Поднимается и отворачивается. Снова прикладывается к горлышку бутылки, делая смачные глотки. За доли секунды оказываюсь рядом и забираю пойло, заставляя обернуться.

– Рассказывай.

– Что?

– Все.

И Тернер говорит. С самого начала выдает правду без каких-либо прикрас. Топит себя с головой, не пытаясь выплыть. Переводит дыхание, когда выдает про первое понимание о чувствах, задушенно хрипит, когда возвращается в ту агонию, которая метала его из стороны в сторону при попытке рассказать правду. Откровенно морально умирает, когда обнажает кровоточащую дыру вместо сердца, снова проживая то, как уничтожило Диану у него на глазах.

Честно, охренел. Натурально вырывает осознание, что Тернер действительно любит. На разрыв. На полную отдачу. На взрыв сердца по полной.

– Я каждый раз вижу ее глаза, когда закрываю свои. Как она смотрела, Мэт… Боже… Когда-то рассматривала так, будто я – долбаный центр ее мира. Ее! Абсолютно нормального, ставшего спокойным мира! Она меня собой лечила, а выглядело наоборот. И когда все это дерьмо полилось на ее хрупкие плечи, глаза ее просто сожгли. Уничтожили нахуй. Поломали все, что склеилось за дни с ней. Мне кажется, что этот момент безоговорочной и беспощадной потери отпечатался, – руку к груди притискивает и стучит ладонью по коже.

– Правда так размотало?

Неосознанно улыбаюсь, хоть и нихуя не весело. Выть хочется вместе с ним, потому что мои старые раны никак не затянутся. Но само словосочетание "Джеймс Тернер любит" что-то на грани фантастики.

– Размотало. До трясучки. До ебаного землетрясения в 10 баллов.

Молчим. Перевариваем. Тащим эмоции друг друга, смешивая с собственными во взрывоопасный коктейль.

– Я всегда говорил тебе, что все это дерьмо с играми когда-то боком выйдет. Надо было не развозить, – Тернер протяжно выдыхает. – Что собираешься делать дальше? Отпустишь?

– Не могу.

– Где она?

– У родителей.

– Был?

– Жил там. Возле дома ночевал практически. Думал отец просто пристрелит. Может, даже и хотел. Сейчас просто не знаю, как все это вывозить.

Вижу, как ломает его – сам когда-то все это проживал. Может до сих пор проживаю. И чем помочь, что сделать не понимаю. Джеймс откровенно залез в дерьмо по колено. Каждое его действие сейчас будет засасывать ещё глубже, словно болото. Но бездействовать не могу. Хотя бы кого-то из нас нужно спасти.

Глава

4

Hold On – Chord Overstreet

Диана

– Мисс Уильямс! Мисс Уильямс!

Откуда-то издалека доносится приглушённый женский голос. Он вырывает меня из долгожданной безмятежности, будто в холодную воду опуская, в рой хаотичных мыслей затапливая. Резкий специфический запах ударяет в нос и заставляет открыть глаза.

– Мисс Уильямс! Как Вы? Голова кружится?

Каждое слово врача возвращает к случившемуся минутами ранее. Мечусь взглядом на экран и застываю. Пытаюсь дышать: глубоко, протяжно, возвращая себе здравое мышление. Но не могу.

Разрывает сознание. Ребенок. Боже… Какой ребенок? Какой ребенок?! Господи… Сердце гулко тарабанит в груди, выбивая остатки самообладания. В несознанке подскакиваю с кушетки, натягиваю штаны и несусь к выходу.

– Мисс Уильямс! Куда Вы?! Подождите!

Но я уже ничего не слышу. Размазываю горячие слезы по лицу и выскакиваю в холл. Вижу перекошенное от страха и непонимания лицо матери, но бегу к выходу в такт тарабанящей за ребрами оголтелой мышце. Задыхаюсь. Просто разбиваюсь внутри о жесткие скалы собственных эмоций.

Не помню, как добираюсь до машины. Не понимаю, как хватило сил на это. Просто лихорадочно рву ручку дверцы, чтобы спрятаться внутри и дать волю разрывающим эмоциям.

– Дочка!

Отец. Запыхавшийся. Испуганный. Шокированный. Тянется и прижимает к себе, крепко обхватывая руками, как в детстве. Зарываюсь носом в его грудь и плачу навзрыд. Выплескиваю все, что точит и съедает. Просто уничтожает изнутри.

– Моя милая… – гладит по голове своей крупной ладонью, пытаясь успокоить. Забрать боль себе. – Моя хорошая… Моя любимая… Все хорошо, моя девочка, все хорошо.

Нутром за всхлипами чувствую мамино появление. Плачет вместе со мной. А я ещё больше реву. На взрыв всех систем жизнеобеспечения долбит. Разворачивает капитально. Эмоций через край плещутся, а остановить их ничего не может.

– Мамочка, – шепчу задушенно сквозь плач, – мамочка…

Тянусь к ней. Нуждаюсь в ней. И она понимает. Обнимает и отдает. Все отдает. Любовь, поддержку, опору. А боль, как ни пытается забрать – не получается.

– Арнольд… Оставь нас наедине. Надо поговорить.

Сквозь какой-то вакуум слышу, как папа открывает для нас машину и уходит. Оказываемся в салоне, где я просто разрушаюсь. Хриплю на повышенных. Навзрыд рыдаю.

– Хорошая моя… – шепчет сквозь слезы мама, – доченька… Что случилось? Я все пойму, расскажи.

– Беременность… Я… Ребенок… Мама…

Озвученные слова разрывают больное сознание. Полное уничтожение. С плотью. С кровью. Ничего не остаётся.

– Ребенок?.. – мама в шоке. В ступоре.

– Ну, почему?! Почему?! Мало мне было проблем… Теперь это! Что мне делать, мамочка, что делать? – слезы кислотой обжигают безжизненную кожу, оставляя памятные ожоги. – Я не хочу… Не хочу…

Мотаю в разные стороны головой, будто в бреду повторяя шепотом слово "ребенок", пока родительница не ловит мое лицо в свои ладони и не заставляет посмотреть в глаза.

– Диана, – ласково и спокойно, – это дар. Бог наградил тебя за все твои испытания. Ребенок – лучшее, что могло с тобой случиться.

– Но… От него… От него…

– Ты любила его, – не спрашивает. Знает. – У тебя будет ребенок от любимого человека. Любимого. И плевать, что он из себя представляет. Это твой ребенок. Твой.

Мамин голос напитан непривычной твердостью. Но глаза… Глаза так и светятся теплом. Счастьем.

– Жизнь так легко забрать, дочка… Поверь. Нет ничего хуже, когда родители хоронят своих детей, – сглатывает и отворачивается. – Тебе выпал такой потрясающий шанс. Ты можешь стать матерью. Просто хватайся за него. Ты заслужила.

Каждая фраза – сдетанировавшая граната. Молчу, переваривая услышанное. Так и смотрю на женщину, которая столько сделала для меня, и не представляю, что для кого-то стану таким же человеком.

– Я боюсь, мама… Очень боюсь… Что он будет постоянно напоминать о том ужасе, который я хочу поскорее забыть.

– Глупая! – смеётся и обнимает. – Твой ребенок будет напоминать тебе только о том, как сильно ты любила его отца. И какая сильная ты, что после всего случившегося не отказалась. В первую очередь от себя.

– А если я не справлюсь, мамочка?.. Если не получится?.. Какая из меня мать?.. Я себя то на ноги поставить не могу…

– Моя милая, – целует в волосы и кладет подбородок на голову, как всегда делала в детстве, – ты сильная, смелая, стойкая. Не сломалась под гнетом всех обстоятельств. Я знаю, что ты будешь прекрасной мамой. Любящей и очень заботливой. Оберегающей свое дитя. Я знаю. Чувствую это. Просто сейчас надо немного постараться, чтобы привести в порядок здоровье. А мы с папой рядом и поможем. Всегда.

Вот теперь слезы льются не от бесконечной боли, сжимающей в тиски, а от какого-то призрачного, почти эфемерного счастья. Неопределенное, неизведанное чувство сковало по рукам и ногам, заставляя представлять, каково это – быть родителем.

– Представляешь… – шепчу задушенно, – я мамой буду…

– А я бабушкой. Вот номер, да?

И хохочет. Как умеет только мама. Весело, заразительно, легко. И я вместе с ней, отпуская добрую порцию гнили, точащую сердце, наполняя его, наконец, светом и любовью. Искренней и беззаветной. Чистой. Настоящей.

Дома перевариваю свалившуюся на меня информацию. Несколько дней будто в анабиозе нахожусь, осознавая в полной мере, что во мне растет ребенок. Постоянно глажу впалый живот, пытаясь на одном конкретном ощущении себя словить. Но не могу. Эмоции раскурочивают. Но не уничтожают, как раньше. А наполняют. Возрождают. Превозносят.

Долго гоняю в уставшем мозгу одну единственную мысль. Прокручиваю возможные варианты. Не понимаю, правильно ли я поступаю, но, всё-таки, набираю знакомый контакт.

Гудок.

Второй.

Третий.

– Диана.

Сердце гулко забилось в груди, на секунду перехватывая дыхание и выбивая всю решимость. Но только на секунду.

– Привет, Мэт. Твое предложение ещё в силе?

– Конечно, – пауза. – Принимаешь?

– Принимаю.

Глава 5

I Hate Everything About You – Three Days Grace

8 января 2022 года

Диана

Колотит. Каждую, даже самую крохотную, косточку выворачивает наизнанку.

Больше не могу. В какой-то агонии нахожусь и днём, и ночью, не в силах совладать с собственным телом, которое с мучительными спазмами губительно уничтожается. Я одновременно горю и тону. Тлею и пылаю. Разрываюсь и пытаюсь собрать себя по кускам. Но все тщетно. Все.

Ненавижу себя. Ненавижу… Пытаюсь ненавидеть его. Но получается только себя. За доверчивость. За глупость. За наивность. И за любовь, которая по-прежнему раздирает мое нутро. Раскурочивает душу в кровавое решето.

Срываю связки каждый вечер, когда бьюсь в бесконтрольных приступах паники и истерики. Горланю так, что кровь в жилах станет. У всех. Не у меня. Я ничего не чувствую, кроме всепоглощающей боли, унижения, гнева и ненависти. Я ненавижу Джеймса Тернера. Я пытаюсь. Я хочу ненавидеть. Но не могу. И это ещё больше уничтожает меня.

Мама не отходит от меня ни на шаг. Снова вызвала моего психолога. А у меня при одном взгляде на эту женщину события трехлетней давности триггером отзываются, заставляя ещё больше выворачивать свое больное сознание.

Господи… Больная…

Опять какие-то трубки, врачи, люди в доме… Хочу, чтобы никого не было рядом. Никого. Хочу умереть. Просто сдохнуть в одиночестве и не знать мужчину, перевернувшего мою жизнь.

Джеймс…

Запрещаю себе думать. Запрещаю помнить. До крови царапаю кожу, когда хотя бы намек на воспоминание всплывает в воспаленной памяти, чтобы просто не чувствовать. Чтобы физическая боль перебила моральную. Но не получается – руки разодраны в кровь, делая мой изможденный вид ещё более жутким.

Я знаю, что он приезжал. Что находился в непозволительной близости от меня. Что орал не своим голосом, заставляя всю округу участвовать в развернувшейся семейной драме. А каждое его слово, каждая интонация на разрыв аорты – я хотела захлебнуться тем фонтаном крови, которое заливает вязкой густой жидкостью сердце… Хотела… Но не смогла. Проживала всю боль на живую. По свежим шрамам. И снова умирала. И когда надежды на то, чтобы выбраться из того ада, в который превратилась моя жизнь, не было, мама с какой-то странной неуверенностью зашла ко мне.

– Дорогая… – долгая пауза. Непозволительно долгая. – К тебе пришли…

– Я не хочу никого видеть.

– Это мужчина… Представился твоим другом. Очень переживает за тебя.

Медленно оборачиваюсь. Каждый раз вижу по маминым глазам, что превращаюсь в живой труп. Страх вперемешку с безысходностью является неизменным спутником взглядов всех членов моей семьи. Пенелопа Уильямс не исключение.

– У меня нет друзей мужского пола. Только Маркус. Но его сейчас не может быть здесь.

Каждое грубое слово, брошенное в дикой пляске всепоглощающей ненависти, обижает родительницу. Словно хлыст бьёт по самому чувствительному месту – материнскому сердцу. Понимаю, что обижаю ее неоправданно и несправедливо, но ничего не могу с собой сделать.

– Мэтью. Его зовут Мэтью.

Резко отталкиваюсь от спинки и сажусь на кровати. Голова кружится, заставляя балансировать в воздухе тощими руками, чтобы удержать равновесие. Мама, не дожидаясь моего разрешения, просто уходит, а буквально через секунду в проёме показывается точечный профиль гостья.

– Диана! – не приветствие. Раскат грома среди моей унылой комнаты. Дикий ступор мужчины, когда он способен рассмотреть, во что я превратилась. Спешный шаг широких шагов. Мощные предплечья на моих, почти просвечивающих, запястьях. И глаза в глаза: серые в карие, испуганные в безразличные, живые в мертвые. – Господи…

– Здравствуй, Мэт, – каждая буква вылетает жутким скрипом, выдавая мое истинное состояние. Мужчина так и застыл в непередаваемо ступоре, продолжая повторять только единственное слово. Господи.

– Я его просто убью… Убью, блять… Убью.

Неразборчивый шепот гоняет воспоминания в голове, заставляя каждый раз возвращаться к одному единственному человеку. Мотаю головой из стороны в сторону, чтобы прогнать наваждение. Харрингтон замечает. Тянется ко мне в попытке обнять, но только больше усиливает разгоняющуюся истерику. Резко отскакиваю от протянутых рук и обхватываю своими себя, лихорадочно тряся головой и раскачиваясь на кровати. Слезы автоматом льются градом, вызывая ещё больший страх у Мэта.

– Тише… Тише, девочка, я не трогаю тебя, – трясет руками в воздухе, будто обезоружен, – успокойся… Диана… Дыши… Тиииииихо…

Не знаю, сколько мы так сидели, но пульс со временем пришел в норму. Моя ладонь была тесно сжата обеими руками Мэта, пока я переводила дыхание. На место истерике пришел жуткий стыд. За мое состояние. За поведение. За все.

– Как ты здесь оказался?

– Приехал к тебе.

– Адрес где взял?

– Ты заполняла личное дело, – слабая улыбка на красивом лице, пока глаза продолжали топить меня в жалости, а пальцы бегали по костяшкам на правой руке. – Диана…

– Ничего не говори, Мэт. Тебе не понять.

– Я то, как раз, моя милая, все это понимаю гораздо лучше, чем тебе кажется, – снова пауза. На этот раз тяжёлая, гнетущая все вокруг. – Я знаю про спор.

Такое короткое слово, а выбивает дух по-прежнему, будто впервые. Все оголенных участки растерзанного сердца высоковольтным напряжением просто пробивает. Заворачивает. Обугливает.

Отворачиваюсь и вырываю руку.

– Тоже так развлекался?

– Завязал сразу же, как только узнал, что за смысл несут в себе эти игры.

Голос ровный, уверенный. И только интонация выдает настоящие переживания его владельца.

– В чем смысл, Мэтью? В чем? Чтобы как можно больнее сделать? Сильнее растоптать?

Чувствую, как на крик снова срываюсь. Но не успеваю. Крепкие руки обхватили мое хрупкое тело и обняли. Притиснули к крепкой груди, давая слезам просто литься, не придавая этому никакого значения.

– Плачь, хорошая, плачь… Я понимаю… Понимаю…

– Я ему все отдала… Все… Любила беззаветно, чисто, всепоглощающе… Любила…

Что не слово, то всхлип. Мужчина плавно покачивает меня, пока соленая влага не перестает стекать по щекам. Теперь только ощущение полного опустошения.

– Я боюсь даже трогать тебя, Диана. Такая ты стала… Можно просто сломать. Ты ешь? Спишь? Выходишь на улицу?

– Зачем ты приехал?

Не развожу, сил попросту не осталось. Каждый день в эмоциональной мясорубке меня знатно прокручивает. И последнее, чего я хочу, так каких-либо разговоров. Харрингтон понимает. Не продолжает расспрос. Не давит. Просто изучает пронзительным взглядом.

– Хочу помочь, – через несколько минут полнейшей тишины, – а самое главное, что могу.

– Мне никто не поможет. Я сама этого не хочу.

– Диана, – аккуратно берет мой подбородок в свою ладонь, заставляя встретиться взглядами, – возвращайся в Нью-Йорк. Будешь работать на меня.

– Смешно.

– Я серьезно. Тебе нужно вылезать из этого дерьма. С жильем вопрос решим: поживешь у меня или в квартире, арендуемой холдингом.

– Ты себя слышишь, Мэт? – выдавливаю на повышенных. – Какой, нахрен, Нью-Йорк? Какая работа? Да я себя не могу воедино собрать! Меня как после взрыва разбросало в разные стороны! Я только и делаю, что в каком-то бреду на куски плоти и натыкаюсь, которые так адски болят, что склеиться не получается.

– Я все прекрасно слышу. И все равно настаиваю, что это именно тот вариант, который тебе необходим. Ты же понимаешь, что нужно…

– Да я больная!!! Больная!!! – ору ему на ухо. – У меня каждый день припадки, будто я бешеная! А приходящий доктор вскрывает мой мозг, словно патологоанатом! Я не могу элементарно поесть нормально без трясучки и ора! Что уж говорить о работе?! Уходи, Мэт, пожалуйста, уходи!

Прикладывая последние силы, выталкиваю мужчину с кровати, и отворачиваюсь. Пытаюсь перевести дыхание, но пульс снова зашкаливает, разливая в висках гулкое эхо биения собственного сердца.

– Подумай, Диана. Просто подумай. Я всегда готов тебе помочь… Хочу, чтобы ты просто это знала, – тишина, затем звонкий стук туфель об пол, скрип открывающейся двери и снова хриплый голос, – мое предложение не имеет срока годности. Как и моя помощь. Ты всегда можешь положиться на меня. Всегда.

Глава 6

Radioactive – Imagine Dragons

16 февраля 2022 года

Джеймс

Въебываю. По-другому мой ритм жизни за последние дни назвать нельзя. Остервенело пашу, чтобы просто ни о чем не думать. Херово получается, но я хотя бы пытаюсь. В понедельник вообще думал с ума, блять, сойду. Всюду цветы, сердечки и розовые сопли. А меня таскало так, что развалиться в пору. Хотел быть рядом. Хотел купать в любви, в ласке, в заботе. Просто хотел свою женщину. В очередной раз понял, что умереть за нее готов, только бы со мной была. Только бы обняла. Только бы задушенное "Джейми" прошептала, а я ей в ответ "Маленькая"…

Поэтому просто насильно гоняю себя. Скачу со встречи на встречу, улыбаюсь, много говорю, торгуюсь. Компания на грани развала, чему я с лихвой поспособствовал.

Несколько дней назад состоялся совет директоров, на котором Тернеры стали единоличными собственниками бизнеса. До сих пор помню, какими глазами на меня смотрели все члены семьи Эндрюс. Карла же просто не явилась. На самом деле, зубодробильное зрелище, когда тебя так открыто презирают.

Но и это больше не трогает. Сейчас важен только один неоспоримый факт, планомерно напускающий мне на глаза красную пелену необузданного гнева. Сегодня в первый раз со случившегося мы с Митчеллом встретимся.

С силой сжимаю кулаки, находясь в зале переговоров, окружённый юристами компании. Не хочу, но постоянно возвращаюсь в памяти к звуку ломающихся костей под моими кулаками. К залитому кровью лицу человека, который был для меня семьёй. К бешеному надменному смеху. К словам, разрывающим барабанные перепонки так же, как и в первый раз: "Потому что она отшила меня. Точнее не дала. Тогда в клубе я очень хотел ее трахнуть".

Вдох.

Выдох.

Вдох.

Выдох.

Кровь илистой рекой с сильнейшим течением побежала по венам, закручивая в свои водовороты мои собственные расшатанные нервы. А когда дверь переговорной открылась и показала всем знакомый силуэт, то что-то внутри меня с треском лопнуло. Вскидываю дикий взгляд на человека, которого я считал лучшим другом, и снова ловлю презрительную ухмылку, разбивающую мое самообладание. Буквально силой заставляю себя сидеть. Не расхуярить самодовольную рожу к чертям собачьим, а просто приклеиться к стулу.

Митчелл не один. Рой юристов с его стороны заполнил комнату, но вишенкой на торте стала сестра. Лия гордой походкой проследовала к столу, демонстрируя длинные стройные ноги в неизменно короткой юбке, плавно опустилась по правую руку от брата и уставилась на меня немигающими глазами.

– Дружище, – насмешливый тон и кивок головы. Все, что посылает мне Скотт, усаживаясь напротив. Давлю в себе все посторонние чувства, оставляя только холодную голову и полнейшее равнодушие. Нельзя вестись на провокации. Нельзя, мать твою.

Не отвечаю. Не действую. Никак не реагирую на попытки вывести меня из себя. Сухо даю отмашку коллегам, что можно начинать.

Бесконечный поток юридических моментов, продолжающийся несколько часов. Обвинение, протест, отсутствие доказательств вины. По факту, ситуация сейчас складывается не в мою пользу. Я не уследил. Я подписывал все документы. Я виноват. И Скотт прекрасно это понимает. Рожа так и светится довольством и бахвальством. В свое время отец сильно постарался, чтобы "ТАТС" представляли не просто отличные юристы, а лучшие в своем деле. Разрывающие не просто штат, а страну. Но сейчас даже этот факт является слишком слабым утешением.

Все время, что длятся переговоры, внутри бурлит котел из задушенных эмоций. Как ни пытаюсь гнать от себя разрывающие воспоминания, только вижу ухмыляющуюся морду, так полоскает в этом кипящем вареве. Я всем с ним делился. Всем, сука. И во что это вылилось.

Встречаюсь глазами с зелёными напротив, и острая мысль пронзает напряжённый мозг. Ведь это Митчелл убедил меня снова начать играть. Когда-то давно, когда пропал всяческий интерес, когда Мэт отказался от всего этого дерьма и просил меня не углубляться во всю эту дичь, я не послушал. Слепо последовал за Скоттом и превратился в того, кем являюсь по сей день – уродом, лишенным хоть какого-то чувства ответственности, достоинства и любви.

Точнее, был таким. До стирающей нутро в порошок встречи. До дикой дрожи только от того, что смотришь на кого-то. До глаз цвета жженой карамели. До маленькой женщины с несоизмеримо огромным сердцем. До девушки, которая до последнего топит за твою человечность. До раздирающей душу и сердце сумасшедшей любви…

Трясу головой, чтобы остановить поток удушающих воспоминаний. Сердце уже разогналось до той скорости, что проламывает в агонии ребра. Вдохнуть сложно, потому что больно. Опять, сука, больно. И не пройдет никогда.

– Если все моменты обсудили, то предлагаю больше не встречаться. Только на первом заседании.

Вздрагиваю от глубокого голоса рядом. Как в забвении поворачиваюсь, наблюдая говорящего Теодора Ротчестера, главного юриста, и не понимаю ни слова. Только спустя несколько минут начинаю улавливать суть происходящего.

– Что ж, – Митчелл поднимается, топя меня в насмешке, – удачи, Джеймс Тернер. Она тебе точно пригодится, – снова игнорирую выпад. – Мою вину ещё нужно доказать. Пока все указывает на то, что ты хреновый босс.

Сжимаю кулаки под столом, стискивая челюсти. Встречаюсь взглядом с мистером Ротчестером, легонько качающим головой, и выдыхаю. Заставляю себя растянуться в усмешке.

– Посмотрим, Скотти. Посмотрим.

Мужчина, наконец, стреляет в меня полным ненависти взглядом, разворачивается на пятках и спешит к выходу. Остальные поднимаются следом, только Эмилия не двигается с места и продолжает внимательно изучать мое лицо.

– Лия, ты идёшь?

– Дай мне пару минут. Я выйду.

Скотт покидает кабинет вместе с остальными. Я молча даю знак своим, чтобы оставили нас с девушкой наедине. Когда дверь за последним закрылась, воцарилась тяжёлая, гнетущая тишина.

– Ну? – первым разрываю образовавшийся вакуум. – Что ты хотела?

Блондинка молчит, продолжая метаться по мне взглядом.

– Лия? У меня нет времени играть с тобой в шарады.

Стройная фигура плавно поднимается с кресла и направляется ко мне. Девушка встаёт рядом, демонстрируя откровенный наряд, подчёркивающий все очевидные достоинства. Пухлые губы закусывают белые зубы. Зелёные глаза сверлят мои с какой-то непонятной эмоцией.

– Я хотела попросить тебя о встрече.

– Мы уже встретились.

– Нет, не при таких обстоятельствах.

– И для этого ты приехала сюда? – вскидываю бровь, наблюдая, как Эмилия устраивается в кресле рядом и тянет ко мне свою ладонь. Автоматически отшатываюсь, не давая прикоснуться. – Не надо меня трогать.

– Я бы позвонила, да ты не берешь трубку, – если ее что-то и смутило, то виду она не подала. – Поэтому да. Для этого и приехала. Нам нужно поговорить.

– Говори сейчас.

– Джейми, – от произнесенного имени дичайшее отторжение накрывает. Потому что все не так: не тот голос, не та интонация, не тот взгляд. Не мое. Не она.

– Не называй меня так, – жёстко высекаю, – никогда.

Минутная пауза. Вижу, что переваривает, потому что уяснила. В лице поменялась. Но, тем не менее, продолжила:

– Хорошо, Джеймс, – каждую букву выделяет, – можем ли мы встретиться? Нам нужно поговорить. Пожалуйста.

Смотрю в зелёные глаза, а после этого "пожалуйста" вижу только любимые. Автоматом всплывают поверх чужого лица. Родные, ласковые, теплые. Не могу отказать, хоть и понимаю, что это не моя стажерка. Но внутри уже все на дыбы встало. А морок никуда не делся.

– Ладно. Но на этой неделе я не могу. Слишком много дел.

– Без проблем, – оживилась блондинка, – можем на следующей. Время обсудим конкретнее ближе к сроку. Сделаем так, как тебе удобно. Хорошо?

– Хорошо, – смотрю на часы, прикидывая, успею ли добраться до следующей встречи вовремя. – Если у тебя все, то я, пожалуй, пойду.

– Ты изменился, – палит уже на выходе. Разворачиваюсь. Рассматриваю женщину, которая когда-то казалась мне львицей среди овец: красивой, уверенной, статной. Сейчас же ничего не екает. Только пустота. – Холодный, разочарованный и отстраненный. Вот какой ты теперь.

– Привыкай, Лия. Другим не буду, – выхожу, неосознанно хлопая дверью.

Глава 7

Burn – Ellie Goulding

12 февраля 2022 года

Диана

– Все взяла? – Мэтью недоверчиво осматривает мой маленький чемодан, судя по всему, прикидывая, сколько туда могло влезть вещей.

– Да.

– Уверена?

– Мэт, – задорный смешок вырывается изо рта, – мне хватит. Успокойся уже.

Мужчина только растерянно кивает головой. До сих пор не может понять моих спонтанных изменений.

Нет, выгляжу я по-прежнему не очень здоро́во. Но, хотя бы, начала питаться. Через силу, заставляя себя, однако спустя несколько дней после известия о моем новом состоянии вес даже пополз вверх. Со скоростью умирающей черепахи, но пополз. Появился едва различимый румянец на впалых щеках, кожа перестала отсвечивать серым цветом, а глаза… Глаза снова засияли. Потому что осознание того, что во мне растет ребенок, наполняет сердце каким-то теплым и неизведанным чувством, заставляя буквально излучать счастье.

Я стала больше смеяться, говорить, выходить из комнаты. Семья постепенно освободилась от сковавшего дом транса и оцепенения. Новость о пополнении стала для нас той самой спасительной каплей в засохшем оазисе жизни. Мама расцвела, видя, как возвращается ее прежняя, полная эмоций дочь. Отец не переставал улыбаться, когда я машинально клала руки на живот и с каким-то невообразимым упоением гладила впалую кожу и выступающие ребра.

Даже мое решение кардинально сменить прическу абсолютно все восприняли на "Ура". В один из вечеров я смотрела на свои безжизненные волосы, свисающие ниже плеч бесформенной паклей. Не помню, как в моих руках оказались ножницы – и через несколько минут на меня глядела девушка с каре. Мама только улыбнулась, увидев отражение в зеркале. А затем молча повела в ванную, достала тюбик своей краски, которой маскирует предательски пробивающиеся седые корни, и без вопросов поменяла мой цвет на темно-каштановый. Потому что это соответствует новой Диане, в которую я превращаюсь.

Мэт был поражен. Не ожидал таких метаморфоз с учётом нашей последней встречи. Сам факт того, что я передумала, сильно его удивил. Собственно, как и моих родителей.

– Доченька, – причитала тогда мама, когда я озвучила свое решение, – зачем тебе уезжать? Ты сейчас в таком шатком состоянии, плюс ещё ребенок… Тебе надо быть под присмотром…

– Диана, – а это уже отец, – я против. Абсолютно не согласен. Куда ты вообще собралась? А самое главное – для чего? Ты только в себя начала приходить, у тебя приступы прошли, а если вдруг что-то случится? Как мы тебе поможем?

– Мамочка, папочка… – по очереди обнимаю обоих. – Я вас очень люблю. Но свое решение не поменяю. Я чувствую, что так надо. Эти стены меня душат… – сглатываю и оглядываюсь по сторонам, ловя картинки самых тяжёлых дней жизни. – Никакая терапия мне не поможет, если каждый миллиметр пространства будет напоминать о том, чего я никогда уже не смогу забыть.

Машинально провожу пальцами по застарелым шрамам и опускаю ладонь на подрагивающий живот.

– В Нью-Йорке я была счастлива, даже не смотря на то, что произошло… – отворачиваюсь, прогоняя неконтролируемые слезы. Часто моргаю, чтобы не расплакаться на глазах у родителей. Только я знаю, что легче мне стало только едва. Боль никуда не ушла. Точит и точит внутри, но теперь у меня есть свое личное обезболивающее, которое ещё даже не знает, как много для меня значит. – Поэтому, – продолжаю хрипло, – я хочу поехать. И я надеюсь, что вы поймёте и поддержите мое решение.

Этот разговор состоялся пять дней назад. А теперь я стою с чемоданом рядом с бескрайне удивленным Харрингтоном, который, тем не менее, не задаёт лишних вопросов, и обнимаю семью на прощание. Вижу, что переживают, что боятся, что не доверяют Мэту, но ничего не предпринимают, потому что уважают меня и мои решения. И именно таким родителем я хочу быть своему ребенку. Неосознанно снова кладу руку на живот, привлекая внимание мужчины рядом, и спешно одергиваю кисть.

– Может, я всё-таки поеду с тобой? – шепчет мама, утирая слезы.

– Мамочка, – целую родные щеки, – спасибо тебе за все. Ты – лучшая женщина из всех, кого я знаю. Но я должна сама. Справиться, пережить, вырасти. Просто доверься мне.

Сжимаю теплые ладони, дожидаясь согласного кивка.

– Если обидишь ее, то я…

– Папа, – не осознаю, как заливисто смеюсь. Арнольд Уильямс в своем репертуаре. Все начинают хохотать следом, а Мэт поднимает руки в примирительно жесте, после чего забирает мой чемодан.

– Понял, не дурак, – смеётся мужчина, – не обижу. Диана мой друг.

– Все вы так говорите…

Прощаемся. Максимально быстро и сыро. Пыталась не плакать, но скупые, еле контролируемые слезы сами льются. Мне страшно и одиноко, но так надо. Ради ребенка надо. Ради себя.

Только когда отъезжаем от дома, даю волю распирающим эмоциям. Не пытаюсь остановить солёную жидкость, разъедающую кожу. Закрываю лицо руками и всхлипываю, пока тяжёлая ладонь не ложится мне на висок и не притягивает к крепкому телу.

– Выплескивай все. Не стыдись, – хрипло и отрывисто. – Только не меня.

Что я и делаю. Натурально вою навзрыд, оставляя часть израненной души в родных, столько повидавших местах. Мне не нужны эти чувства, которые тянут на дно. Давят до такой степени, что дышать сложно. Больно. Катастрофически невозможно.

– Мне страшно, Мэт, – шепчу невнятно, но он понимает. – Боюсь, что не справлюсь со всем. Что сломаюсь.

– Только не ты, Диана, – мужчина продолжает гладить меня по волосам, пытаясь передать все то спокойствие, что всегда излучает. – Ты уже победитель. Ты уже выстояла. А там, где судьба подставит подножку, я всегда подстрахую.

– Почему ты помогаешь мне? Джеймс… – произношу и задыхаюсь, – он… Он ближе тебе.

– Однажды я уже был в подобной ситуации. И сделал неправильный выбор. Больше я такой ошибки не допущу, – глаза в глаза. Эмоции в сердце. – Это все, что тебе нужно знать. И всегда мне доверять. Знаю, что сложно. Просто попытайся. Потому что так ты сможешь помочь и мне. Ты – мое искупление, Диана.

Глава 8

What I've Done – Linkin Park

24 февраля 2022 года

Джеймс

– Когда контрольная встреча? – сжимаю виски, устало закрывая глаза, и откидываюсь на спинку кресла.

– У нас полторы недели. Надо выжать максимум из этой сделки, мужик.

Мэт сделал очередной круг по моему кабинету и свалился грузным мешком в стул напротив. Последние дни выдались до жести напряжёнными. Спим мало, думаем много. Если выгорит – успех ждёт как "ТАТС", так и "Магнум Групп". Харрингтон не обязан помогать, вполне мог справиться и сам. Но, при этом, один единственный топит за меня. Тащит, не взирая на обстоятельства и косые взгляды со стороны. Доверят сам и даёт веру мне. Что все можно исправить. Откатить назад. Вернуть с минимальными потерями.

– Я готов, ты же знаешь. Надо додавить этого старого хрена, – потираю подбородок, задумчиво уставившись в одну точку. – Вот какого черта упёрся рогами?

– Ты не забывай, Джеймс, что у него сейчас таких предложений, – Мэт трясет папкой в воздухе, – дохрена. Собственно, топим на максималках.

– Топим.

Каждый из нас завис в собственных мыслях. Только возникает тишина, как я проваливаюсь в свои переживания. Прошло два с половиной месяца, а легче не стало ни на секунду. Время лечит? Нихрена. Притупляет, да. Возможно. Но уж точно не лечит кровавые раны.

На автомате достаю телефон и открываю режущую на живое фотографию. Как и в сотни просмотров до этого веду кончиком пальца по изможденному лицу, зумирую изображение до пустых глаз, пробегаю взглядом по тому, что осталось от тела любимой женщины. Каждый раз сознательно обрекаю себя на душевные терзания. Смотреть на эту картину не то, что больно. Просто невыносимо. Ощущение полной беспомощности и вины кроет с головой, заставляя ещё больше себя ненавидеть. Но я делаю это с четким пониманием ощущений, который в последствии буду испытывать.

– Ты как? – не замечаю, когда Мэт полностью переключил свое внимание на меня. Глубокий взгляд сочувствующих серых глаз пробирает до самых костей, не давая никаких шансов солгать.

– Хуево, – блокирую трубку и откладываю в сторону. Часы на дисплее показывают глубокий вечер. – Я не знаю, как перестать чувствовать то, что разъедает меня, словно коррозия. Такое ощущение, что меня медленно убивает, позволяя с лихвой на себе испытать всё то, что вылилось на нее за каких-то гребаных двадцать минут. И знаешь, – хриплый смешок, – она, такая маленькая и хрупкая, сильнее меня в разы. Она тогда не сломалась, хотя ее просто должно было снести от этой лавины дерьма. А я же не вывожу. Не вывожу.

Качаю головой и отворачиваюсь, потому что больше не могу выносить взгляда друга. Подхожу к шкафу и достаю початую бутылку виски.

– Будешь?

– Я думал, что ты перестал заливаться, – удивление и отторжение в мужском голосе сквозит слишком открыто.

– Я и перестал. Это тебе, – наполняю стакан и пускаю через весь стол к Харрингтону. – Вижу, что тебя тоже что-то гложет. Что-то личное.

Мэт молча опрокидывает в себя янтарную жидкость и с громким стуком опускает посуду обратно на деревянную поверхность. Как-то странно смотрит, но ничего не говорит. Отхожу к окну, за которым снова расстелилась панорама ночного Нью-Йорка, и выдыхаю. Очередной день прошел. И в очередной раз ничего не произошло. Просуществовал – еду дальше.

– Финалим у меня в офисе, Тернер. Время и дату пришлю после согласования с третьей стороной. Только очень тебя прошу – держи себя в руках.

Рисую пальцем невидимый нимб над головой, наблюдая, как Мэт неспешно покидает мой кабинет. И снова тишина. И снова рой мыслей, которые буквально оглушают. Каждая долбит, точит когтями воспаленный череп, заставляя вспоминать то, что причиняет физическую боль.

Медленно поворачиваюсь, скользя взглядом по раскрытым дверям. Осторожно прохожу к выходу, а дальше сам не понимаю, каким образом оказываюсь в своей старой приемной. Глаза на автомате тянутся к закрытому ото всех помещению. Ото всех, но не от меня. Набираю полную грудь воздуха и толкаю темное полотно.

Все осталось так же, как и в тот злополучный день. Ворох бумаг разложен на столе перед компьютером, большая кружка отставлена в сторону, будто в попытке придать этому хаосу хоть какой-то порядок. Непроизвольно улыбаюсь и прохожу вперёд. Впитываю каждую деталь такого одновременно родного и чужого рабочего места, наполняюсь, словно губка, пока не цепляю фотографию в рамке.

Дыхание сбивается, а сердце срывается на бег, стоит только вспомнить. Раскалывает пополам от ощущений, будто все реально. Словно только вчера было. Словно в любой момент можно повторить. Словно вот она, нужно всего лишь протянуть руку, и счастье получится ухватить, как и эту рамку.

Сажусь в кресло и смотрю. Смотрю и не верю, что это когда-то было. Причем совсем недавно. Совсем недавно я был неимоверно, безоговорочно и безрассудно счастлив.

На фото я и Диана. В тот самый день, когда приехали в загородный дом. Каждым атомом чувствую все то, что тогда испытывал.

– Джеймс! Джеймс!

– Что, маленькая? – обнимаю свою женщину со спины, вдыхая потрясающий аромат густых волос, припорошенных свежим снегом, и башню рвет.

– Потрясающее место! Посмотри на эти краски! – Диана с озорным смехом пытается вырваться из моих объятий, но получается с трудом. – А воздух, Господи… Я влюбилась!

– Эй, я начну ревновать, – улыбаюсь, всеми фибрами души счастье качая. Чмокаю свою женщину в сладкие губы и снова притягиваю к себе.

– Тебе никто и ничто не сможет составить конкуренцию, – отвечает на ласку. Всегда отвечает. Всегда чувствует. – Люблю тебя.

– А я тебя, маленькая моя.

– Вот именно поэтому сейчас мы пойдем фотографироваться! Хочу вон там, на фоне этих безумных сосен!

Энергии в ней через край. Плещется так, что задевает все в округе в радиусе нескольких километров. Скачет в своих узких джинсах под расстегнутым пальто, заставляя меня думать явно не о позировании. Сука, какие же у нее ноги…

– Эй! – сурово смотрит на меня из-под густых ресниц, опущенных под тяжестью снежинок. Прошибает каждый раз от ее красоты. От простоты, доброты и отзывчивости. От умения быть настойчивой, но никогда не навязываться. Просто от нее всей кайфую. Сам себе завидую, что моя.

Медленно шагаю к Уильямс. Слушаю все указания по поводу желаемой фотокарточки. Наслаждаюсь, когда радуется. Упиваюсь ее восторгом. Тащусь от собственных неподдельных и таких невероятных эмоций.

Таймер на телефоне. Миллион попыток сделать что-то годное. Десятки прыжков, объятий и поцелуев. Шикарный звонкий смех. Счастье во всем, в исключительных мелочах и в моменте.

Я живой.

Я, сука, живой.

Не могу насмотреться. Будто пожираю картинку. Будто если долго на нее смотреть, то она оживет. Все те чувства снова накроют с головой, заставляя летать. Станет так же охрененно, как в эти минуты на этом гребаном фото.

Провожу пальцами по изображению, на котором счастливая девушка запрыгнула на спину безумно влюблённому мужчине. Моя Диана. Невероятно красивая. Простая, естественная, живая. Моя маленькая, моя родная. МОЯ.

Боже, как я скучаю. Как же я скучаю…

Глава 9

Innocence – Avril Lavigne

Диана

В каком-то коматозе наблюдаю, как самолётные шасси ударяются о взлетно-посадочную полосу в аэропорту Ла-Гвардия. Я здесь. Снова в Нью-Йорке.

Стеклянными глазами смотрю в иллюминатор, непрерывным потоком встречая обрывки воспоминаний о том, как я улетала ещё совсем недавно. Как меня натурально рвало на части от попыток контролировать до невозможности расшатанные нервы. Как метало из угла в угол, как трясло в еле сдерживаемых припадках. Как срывался голос у стойки регистрации, лились слезы в салоне. Как молодая стюардесса беспрестанно накачивала меня успокоительным и чаем, потому что истерика просто грозилась снести все на своем пути. Как это было тогда.

И что я чувствую сейчас?

Опустошение? Боль? Разочарование? Да. Но даже эти взрывоопасные чувства не могут отменить того факта, что я рада прилететь в этот город. Не смотря ни на что – я любила и люблю его до сих пор.

Никогда не спящий мегаполис встречает нас сыростью и дождем. Очень соответствует моему душевному состоянию в данный момент. Все время, что добираемся до места моего нового дома, смотрю на такие родные до невозможности улицы и тяжело вздыхаю.

– Порядок?

Мэт, на удивление, понимающий и чуткий человек. Дарит свое тепло и не требует ничего взамен. Просто потому что может, хочет и думает, что так и должно быть. За весь полет ни разу не задал ни одного неудобного вопроса, хотя возможностей было предостаточно. Судя по всему, мужчина прекрасно понимает, что я сейчас чувствую. И это не даёт покоя мне.

– Диана?

– А?

– Все нормально? – слегка улыбается, но глаза по-прежнему полны тревоги.

– Да-да… Не переживай. Просто… Я задумалась над твоими словами.

Отворачиваюсь, чтобы не смущаться. Не привыкла лезть в чужую жизнь.

– Спрашивай. Только на меня посмотри, – взгляд обратно возвращаю. Как ему удается все так просто и непринужденно? А затем он подбадривает: – давай, я не кусаюсь.

– У тебя произошло что-то серьезное? Судя по… ммм… твоим последним высказываниям…

– Да, – отрывисто рассекает пространство. – Это перевернуло мою жизнь.

– Может, расскажешь?

Красивый он мужчина. Статный, добрый, отзывчивый. Но не мой. Раненое сердце и так захлёбывается в крови от собственной скорби, но не пропустить через себя его боль я просто не могу. Вместе с ним тоскую. Горю и мучаюсь, когда вижу, что пытается улыбаться, а глаза рвут все границы спокойствия и напускного равнодушия. Трясет его. До сих пор мучительно бьёт, как и меня.

– Тебе достаточно того, что происходит в твоей жизни, Диана. Когда все наладится, может и поговорим.

– Я не знаю, как все может наладится, – хмыкаю через силу. – На самом деле, и сейчас нормально.

– А будет хорошо. Я знаю. Мы приехали.

Огромный зонт, спасающий от проливного нескончаемого дождя, широкие двери, шикарное здание и большой холл. Люди, одетые с иголочки. Мэтью, о чем-то толкующий с портье. Лифт, уносящий на вершину. Узкий коридор, ещё одна дверь и, наконец, моя квартира.

Здесь просторно, красиво и дорого. Непомерно дорого. С неприкрытым осуждением сверлю взглядом мужчину, вносящего следом мои вещи. Харрингтон только лениво пожимает плечами, тормозит чемодан у стены и сам же спиной на нее откидывается.

– Зачем? – одно слово, но тяжелым грузом легло между нами.

– Моя квартира этажом выше. Хочу, чтобы ты была под присмотром, умница. И не спорь.

Складываю руки на груди. Сопротивляюсь сердцем, но умом понимаю, что так правильно. Что мне нужна помощь. Что у меня внутри растет ребенок. Поэтому нехотя соглашаюсь.

– Спасибо, – шепчу задушенно, – я отдам. Понимаю, что никогда с тобой не смогу рассчитаться за все, что ты сделал. Но сколько получится – все отдам. Правда… Спасибо, Мэт. Я не знаю, что бы делала без тебя…

Пара широких шагов, и крепкие руки снова на моих предплечьях. Серые глаза удивлённо пробегают по застарелым шрамам, которые обнажил закатавшийся рукав пальто и свитера. Лихорадочно одергиваю ткань, но Мэтью не отпускает.

– Думаю, что ты расскажешь мне не меньше, когда нам придется излить друг другу душу.

И больше ни слова. Ни расспросов, ни привычного обвинения и непонимания. Только полноценное принятие.

– Я оставлю тебя. Располагайся и отдыхай, если что – звони, – мужчина отстраняется и пристально смотрит мне в глаза. – Серьезно, Диана.

– Поняла, я. Поняла, – улыбаюсь. А параллельно ловлю зарождающийся где-то внутри живота сжимающийся ком, пророчащий очередной рвотный позыв. Токсикоз мучает уже меньше, но если я голодная, то меня неизменно стошнит. Собственно, как и сейчас.

– Что-то болит? Ты какая-то бледная, – тревога. Тревога. Тревога.

– Нет-нет, все хорошо, – лихорадочно сглатываю слюну, чтобы не опустошить и так пустой желудок перед Мэтом. – Просто утомилась с дороги. Поэтому, если ты не против, то я хотела бы отдохнуть.

– Конечно. Высыпайся и ни о чем не думай, – мужчина пятится к выходу, – завтра введу тебя в курс дела, а в понедельник отвезу на работу. Там уже по ходу дела разберемся.

– Хорошо.

Прощаемся. Как только входная дверь закрывается, бросаюсь по наитию к предполагаемой ванной. Вода, желчь и скудный обед вышли наружу, оставив меня перед унитазом – мокрую, трясущуюся и разбитую.

Кое-как добираюсь до кровати под зашкаливающий, грохочущий в висках пульс и падаю без сил. Да… Судя по всему, я себя сильно переоценила.

***

Последующие дни проходят более-менее расслабленно и спокойно. Мэтью всячески пытается оберегать меня даже от малейших стрессов. Постоянно как-то задумчиво оглядывает с ног до головы, вызывая откровенное беспокойство уже с моей стороны.

Он же не мог узнать? Не мог? Да неееет… Я никак себя не выдаю. Ем, сплю, смеюсь, правда иногда не совсем там, где надо. Вроде даже на труп больше не похожа. Нет, не знает он.

Работаю непосредственно с самим Харрингтоном, но, при этом, в обособленном отделе. Нас там шестеро: четверо парней и двое девушек, все приблизительно одного возраста. Приняли меня радушно и очень гостеприимно. Часть волнения осталась позади, я смогла спокойно выдохнуть. Даже расслабиться, что положительно сказалась на моем общем состоянии. Приступов больше нет, тошнота практически прошла, а в периоды острой нехватки кислорода от нахлынувших воспоминаний я просто разговариваю со своим маленьким. Глажу живот, рассказываю, как прошел наш день, пою ему песни. Уже до одури его люблю. Не знаю, как бы справилась, если бы Бог не послал мне моего ребенка.

Где-то спустя неделю после приезда бросила все усилия на поиск хорошего гинеколога. Лилит, моя новая коллега, помогла с вариантами. Почти за месяц моей обновленной жизни в Нью-Йорке мы с маленьким уже несколько раз были у миссис Шепард. Но сегодня я почему-то сильно волнуюсь и сама не могу объяснить себе причину.

– Что ж, – женщина водит роликом по моему голому животу и улыбается, – все у нас в порядке. Шустрый малыш.

– Правда? – не в силах убрать разрывающую рот улыбку. Не отрываясь, наблюдаю за крохотными ручками и ножками на экране монитора, а внутри такая патока растекается, что все, похоже, слипнется и никогда обратно не расклеится. Невероятное чувство. Потрясающее. Уникальное.

– Да, все хорошо. Но вами, мисс Уильямс, я недовольна.

Напрягаюсь, вытираю гель с кожи, опускаю рубашку и сажусь напротив доктора.

– Что не так?

– Ваш вес. Меня волнует катастрофический недобор. Вы же понимаете, что от этого зависит, сможете ли вы выносить плод?

– Понимаю… – не шепот даже, а какой-то скулеж. – Я правда стараюсь хорошо питаться. Не понимаю, почему вес не приходит.

Миссис Шепард печатает назначение, разрывая образовавшуюся тишину глухим стуком пальцев по клавишам.

– Что-то ещё беспокоит из первоначальных симптомов?

– Нет вроде… Только головокружение. Но очень редко.

– Хорошо, – женщина отрывает глаза от монитора и протягивает мне распечатанный рецепт. – Пока оставляем всё в той же дозировке, но, пожалуйста, Диана, берегите себя. Не напрягайтесь, избегайте стрессов. Любых, – внимательный долгий взгляд. – Чуть что, сразу набираете меня. Мы обязаны родить.

– Обязаны, доктор.

Обмениваемся улыбками, после чего я покидаю кабинет и спешу на работу. Как обычно прикладываю руку к животу, поглаживая своего Маленького, и тороплюсь к Харрингтону. В офисе какая-то возня, сегодня все как на иголках, в том числе и Мэт. Ничего не говорит, только гоняет всех по бесконечным поручениям. Надо отдать ему должное – меня он среди всех не выделяет, но и не жестит. Придраться не к чему.

В такси принимаю видеозвонок от своей блондинки. Соскучилась невероятно.

– Привет, подруга! – как всегда звонкий и заводной голос заставляет меня расплыться в улыбке. – Как там мой крестник?

– Хло… Ну не ори ты об этом направо и налево, – устало закатываю глаза, – у нас все нормально. Но мне опять сказали много есть.

– Ну правда, Диана, ты слишком худая. Такими темпами у тебя даже живот не появится.

Хлоя куда-то бежит. Стильная укладка развевается на ветру, а красные губы активно что-то говорят.

– Проехали. Куда ты несешься?

– Отец снова придумал какую-то непонятную возню, вот и лечу. Осторожнее! – кричащий голос перекрывает шум клаксона и улицы. – Короче, милая, вообще я звонила сказать, что через десять дней буду в Нью-Йорке. Летим с отцом. Так что жди!

– Боже! – сердце зашлось в радостном предвкушении. – Хло! Я счастлива!

– Знаю, Уильямс! Готовься, – хохочет, – заобнимаю тебя.

– Скорее бы! – поверх разговора всплывает окно сообщения. – Ой, погоди секунду.

Мэтью Харрингтон: Ты далеко? Мне нужны документы, над которыми ты работала.

Мэт знает, что я у врача. Только не осведомлен, у какого.

Диана Уильямс: Подъезжаю. Все папки?

Мэтью Харрингтон: Да. Принеси, пожалуйста, в конференц-зал, как приедешь. Только сразу. Это срочно.

Диана Уильямс: Окей.

– Хло, я отключаюсь. У меня важное дело.

– Я тоже на месте. Позже созвонимся. Целую.

Блондинка чмокает трубку и сбрасывает звонок. Я в каком-то торопливом и необоснованном волнении поднимаюсь к себе. Скидываю пальто, сгребаю разбросанные на столе документы, сортирую в соответствующие папки, складываю одну на одну и иду.

Каждый шаг почему-то отдается неприятным покалыванием где-то за ребрами. Нутро сжимается в предвкушении чего-то неизбежного, неотвратимого, разрушающего. Делаю глубокий вдох, уже на автомате приводя себя в чувства, и подхожу к неплотно запертой двери конференц-зала. Внутри много людей, приглушённый гул голосов долетает до меня с каким-то опозданием.

Поправляю стопку перед собой и уверенным шагом захожу внутрь. И в этот момент мой хрупкий мир полностью разлетается. Разбивается на крошечные кусочки, стирается в пыль и уничтожается.

Голос. Первое, что я слышу до того, как снова умереть. Глубокий, насыщенный, будоражащий. Я узнаю его в любом месте и времени. При любых обстоятельствах. Потому что одновременно такой родной и такой чужой. Одно единственное слово, обращённое даже не ко мне, заставляет рой папок с разрывающим грохотом обрушиться на пол, оглушая всех присутствующих.

Глаза в глаза. Напряжение в двести двадцать прямо в сердце. Ток по венам через кожу. Разряды, убивающие еле запущенное когда-то сознание. Все системы жизнеобеспечения на вылет.

Глаза в глаза. Черные озера, такие запоминающиеся и такие забытые. Шок на красивом лице. Смятение и боль. Мой натужный дрожащий вздох. Его рывок в мою сторону.

Паника.

Разряд.

Паника.

Разряд.

Темно в глазах. Я не чувствую ничего. Только пустоту.

Глава 10

Impossible – James Arthur

Джеймс

– Что с тобой происходит? – смотрю на друга, нервно мечущегося из угла в угол. – Мэт?

– Все нормально, просто переживаю.

– Из-за чего?

– Из-за переговоров, конечно, – сиплый смешок, – из-за чего ещё я могу переживать?

Пристально рассматриваю напряжённую вену на мужской шее. Юркие пальцы бегают по дисплею, что-то лихорадочно печатая. Входящий звонок прерывает действия Харрингтона, заставив отойти в самый дальний от меня угол. Обрывки фраз, вроде "Только у нее", "Попробуй найти на столе, она не отвечает на телефон" и "Ладно, я сам разберусь" приглушённым звуком долетают до моих ушей. Несколько минут странного разговора спустя друг снова оказывается рядом.

– Точно ничего не хочешь рассказать? Только давай без этой херни про переговоры. У нас их сотни были. И я тебя слишком давно знаю, чтобы поверить в эту ересь.

Мужчина очевидно напрягся. Даже больше, чем был до этого. Нервно сцепил кисти в замок и вздохнул.

– Пока не время, Джеймс. Позже обо всём поговорим. Обещаю.

Молча киваю и вытаскиваю собственную трубку, пробегая взглядом по сообщению.

– На месте. Надо их встретить.

– Сможешь сам? Мне нужно кое-с-чем закончить.

– Без проблем, – поднимаюсь с кресла, направляясь к выходу, – зайдём сначала сюда, а потом ко всем.

Говорю, но кажется, что Мэтью только верхушку сути улавливает. Снова остервенело лупит по экрану, не замечая меня.

Спокойно выхожу из кабинета, ощущая себя в привычной обстановке. Ничего нового сейчас не происходит, но низ живота закручивает в каком-то тревожном спазме, не давая возможности хоть как-то расслабиться. Гоню от себя ненужные эмоции. Спускаюсь в холл "Магнум Групп", чтобы лично встретить предполагаемого партнера с командой.

Затем привычный регламент подобных встреч, за которым следует расположение обеих сторон в конференц-зале. Когда все в сборе, появляется запыхавшийся Мэтью. Быстрые рукопожатия, несколько минут на рассадку и фокусировку внимания, и мы готовы начать. И если изначально я был более-менее спокоен и всецело настроен на заключение максимально выгодного контракта, то сейчас, наблюдая за бесконечно трезвонящим кому-то другом, начинаю ощутимо волноваться. Его беспокойство лавиной накрывает и меня.

– Да что, черт возьми, происходит? – шиплю, когда Харрингтон опускается рядом. Пока потенциальный заказчик озвучивает приветственное слово и собственные требования к нашему предполагаемому контракту, меня натурально захлестывают какие-то странные эмоции.

– Мне нужно выйти, – Мэт уже порывается встать, но я ошалело торможу его за плечо.

– Ты нормальный? Сиди на месте. Все сделаешь, когда закончим.

В этот момент я не понял эмоцию, которая завладела глазами друга. Но все стало на свои места буквально через каких-то, твою мать, пятнадцать минут.

Выступал один из финансистов "ТАТС", когда я услышал, как приоткрывается дверь. Не оборачиваясь, на автомате ответил на заданный мне вопрос. Не придал значение застывшему страху в глазах Харрингтона. И только какой-то тяжёлый, тянущий вниз душу грохот заставил меня обернуться.

Сейчас я бы, наверное, смог сказать, что одновременно столь счастливый и столь ужасный момент ощущать нельзя. Если бы мог говорить. Если бы вообще что-либо смог, потому что внутри меня развернулась химическая атака.

Ядовитый газ мучительно медленно распространяется по нутру, в агонии заворачивая всё то, на что попадает. Мечусь взглядом по изможденному лицу вошедшей девушки и не узнаю. Не внешне… Хоть и изменилась, но все та же. Моя. То, что я чувствую, глядя на нее – не узнаю.

Боль. Тонны боли. Миллион осколков от счастливых воспоминаний впиваются в кожу, безжалостно рассекая плоть. Калейдоскопом побежало всё то счастье, что испытал с ней. А я все смотрю. Смотрю и не могу оторваться: от паники, читаемой в родных глазах, от страха, сковавшего красивое лицо.

Вот она шумно и тяжело выдыхает, а зрачки медленно закатываются за веко. И тут меня прошибает. Бросает в такую тряску, что тут же по́том заливает. Все рефлексы отключаются, кроме одного. Как я оказался сидящим рядом с дверью – одному Богу известно. И, когда женские колени подкашиваются, словно ей поставили подножку, не думая ни о чем бросаюсь вперёд. Ловлю хрупкое женское тело ладонями и меня уничтожает.

Боже… Крошечная… Ещё меньше, чем была тогда. С проступающими под кожей костями повисла на моих руках, а я не могу дышать. Штормит так, что впору захлебнуться без попытки на спасение. Пытаюсь сделать серию вдохов, но не могу. Воздух застревает где-то в глотке, не давая кислороду поступить к лихорадочно колотящемуся сердцу.

Не продохнуть. Страшный гул в висках. Чувствую, как начинает щипать слизистую соленая влага. Ментально ощущаю на себе множество глаз, но даже образовавшаяся оглушительная тишина не способна заставить меня оторваться.

Убираю темные пряди с впалой щеки. Втягиваю носом запах. Убиваю себя, когда трогаю хрупкое тело. Пальцы трясутся и не слушаются, но просто не могу остановиться, пока крупная ладонь не легла мне на плечо.

– Отнеси ее ко мне в кабинет, – тихий шепот вырывает меня из образовавшегося морока, – я позову врача.

Врач. Одно единственное слово рассеяло заполонивший голову и сердце туман, заставив обратить внимание на цвет кожи и губ девушки. Ее едва уловимое дыхание, холод кистей – мой испуг.

Быстро извиняюсь перед присутствующими и, прижимая девушку к себе так крепко, насколько позволяют трясущиеся в треморе руки, торопливым шагом покидаю помещение.

Все время до кабинета Мэта не свожу с нее взгляда. Буквально пожираю, цепляясь за все факты изменившегося лица и фигуры. Мне больно. Больно от всего, что вижу: от ее усталости, от ее худобы, от ее припухших глаз. Вся ненависть к себе, что была запрятана от людей за последние несколько недель, снова предательскими червями полезла наружу.

Оказываюсь в помещении и просто сижу. Раскачиваюсь на кресле с Дианой на руках и молюсь. Неумело, криво и скомкано. Но просто прошу. За что и как даже сам не понимаю. Делаю то, что просит разорванное сердце.

Громко открывается дверь, впуская внутрь молодую девушку-медика и самого владельца кабинета.

Смотрю только на свою женщину. Проглатываю в себя все, что вижу, пока стук по плечу не отрывает от созерцания сокровища в моих руках.

– Джеймс, положи ее на диван. Мел посмотрит, – Мэтью говорит, а я не слышу. Или не понимаю. Только шевелящиеся губы и попадают в фокус внимания. – Джеймс.

И тут все схлопнулось. Затянуло пеленой бесконтрольного гнева. Молча опускаю девушку на мягкую поверхность и отхожу, со скрипом сжимая челюсти. Честно пытаюсь остановить надвигающееся душевное цунами, но не получается. Дергаюсь к двери, однако Мэт перехватывает. Все прекрасно понимает без лишних слов. Молча выводит в прилегающий кабинет.

А у меня уже пожар внутри. Кострище, как при инквизиции. Весь самоконтроль палит к херам. Уже не остановиться. Поэтому, когда Мэтью Харрингтон открывает рот, чтобы что-то сказать, я остервенело, не жалея силы, заряжаю ему в морду.

Глава

11

Read All About It (Pt. III) – Emeli Sande

Джеймс

Удар. Сильный, оглушительный и безвозвратный.

С пеленой на глазах наблюдаю, как откинулась в сторону голова друга. Как он медленно повернул ее обратно, стирая с рассеченной губы кровь. Как топит по самую макушку своими серыми зрачками в неприкрытом отторжении и разочаровании. Именно этот взгляд клещами вытаскивает меня из забвения, накрывая оглушительной волной сжигающего стыда.

– Мэт… – разрываю такую громкую тишину, бессильно роняя руки вдоль тела.

– Полегчало?

Мужчина резко вытащил из кармана брюк платок и приложил к израненной плоти.

– Я не знаю, что на меня нашло…

– А теперь послушай сюда, Тернер! – сильный кулак утыкается мне в грудь, по инерции толкая назад. – Если ты кругом ищешь виноватых, то единственный, кому нужно настучать по роже – это ты сам! – молчу, принимая все, что Мэтью выплевывает с очевидным раздражением. – Тебе, блять, тридцать! Тридцать лет, мать твою! А я все сопли тебе утираю, как дошкольнику! Перестань быть гребаным эгоистом! Тебе плохо? Тебе, нахрен, плохо?! Сюда иди!

Харрингтон хватает меня за рукав и тащит за собой в помещение, где осматривают Диану. Буквально заталкивает внутрь и тычет пальцем прямиком в нее, до сих пор лежащую без сознания. По спокойному состоянию врача понятно, что опасности нет, но все равно сердце снова встаёт на дыбы от созерцания развернувшейся картины. Сейчас мое поведение самому кажется не достойным никакого уважения. Просто ебаный псих. Неуравновешенный. Глупый. Больной. И Мэт не жалеет. Добивает мое и так в край расшатанное сознание.

– На нее посмотри, страдалец хренов. На нее, блять! Тебе больно? Ты ей чуть жизнь, нахуй, не сломал! Ты, блять, это понимаешь? Понимаешь?! – не кричит, но шепотом так на всю гниль давит, что тошно в разы больше, чем раньше. – Своими ебаными игрульками чуть не уничтожил человека. Это того стоит? А? Стоит?!

Молчу. Потому что просто не могу ничего сказать. Впервые за прошедшее время ставлю себя на ее место. Не себя жалею. Не о себе думаю. О ней. О том, как сломал. О том, что выстояла, раз здесь. Пусть и не без потерь. О том, что не заслуживаю такую женщину.

– Что молчишь? Что? Знаешь, – затаскивает меня обратно и возвращает голосу нормальную тональность, – я привез ее сюда, чтобы помочь в первую очередь ей самой. Вытащить из того дерьма, в которое, твоими стараниями, превратилась ее жизнь. Я видел Диану, которая всегда светилась, будто звезда, в таком состоянии, Тернер, что тебя бы разорвало на месте. Меня чуть это зрелище не контузило. Понимаешь? – каждым словом все глубже в сердце ржавый штырь вкручивает, вызывая адское, нестерпимое жжение за грудиной и в глазах. Не поддающееся никакому контролю. – Но, тем не менее, душа у меня и за тебя болит. Чувствую, что погибаешь. Вижу, – сглатывает и отворачивается. Долго смотрит в окно, и я не тороплю с ответами. Пытаюсь успокоиться, привести себя хотя бы в шаткое равновесие, но тут он снова начинает говорить. – Ваша встреча должна была состояться. Я собирался готовить к этому и ее, и тебя. Но только не сейчас. Не тогда, когда у обоих эмоциональный диапазон разрывает только при одном упоминании друг о друге. И сегодняшняя встреча банальная, но такая фатальная случайность, Джеймс. Она не должна была тебя увидеть. Мы просто с ней разминулись, – тяжёлый протяжный вздох. – Я очень хочу помочь тебе, мужик. Но то, что ты творишь, просто воротит меня в обратную сторону. Твое неуёмное желание лупить каждому по морде только усугубляет просачивающееся с моей стороны отторжение. Сейчас мне очень хочется послать тебя ко всем чертям и бросить. Чтобы осознал, что ты не центр мира. Что она, – тычет пальцем в стену, – она твоя вселенная. Которая приняла и поняла тебя. Со всем твоим неуемным дерьмом. А ты просто вытер об нее ноги. Но, при этом, разыгрываешь непримиримого страдальца. Хуйня это все… Хуйня. Ты даже не представляешь, что ей пришлось сделать, чтобы собрать себя по кускам. И теперь я задумываюсь, – снова пауза, спаливающая все мои нервы дотла, – нужен ли ты в ее жизни снова.

Бесконечные взрывы сейчас долбят. В каждой клетке тела землетрясение. Трясет меня капитально – как внутри, так и снаружи. Зарываюсь руками в волосы и сползаю спиной по стене. Роняю тяжёлую голову между коленей, не в силах смотреть Мэту в глаза.

Всё правда. Каждое болючее слово. Каждое предложение – контрольный в голову, но все никак не убьет. Осечка за осечкой, а страх все нарастает. Не владею собой. До этого тоже хуево получалось, а сейчас просто не могу больше. Чувствую соленые слезы, застилающие глаза. Со всей дури откидываюсь назад и бьюсь затылком о бетон. Хочется вообще башку размозжить. Стучать, пока пополам не расколется.

Мэт тяжело опустился на колени передо мной, сверля упрекающим взглядом мою раскрасневшуюся и заплаканную рожу.

– Если ты не возьмёшь себя в руки и не начнёшь вести себя, как взрослый мужик, который несёт ответственность за свои поступки, то я умываю руки, Тернер. Сейчас ее спокойствие для меня важнее, чем твое. Уясни это, – киваю, пытаясь проглотить вставший в горле ком. – Просто благодари Бога, что все не закончилось так, как могло. Пойми это, наконец.

Какой-то натужный хрип из грудины вырывается. Глаза нестерпимо печет, а сказанные слова точат ту часть сознания, которая называется совесть. И которой до этого я предпочитал не пользоваться. Харрингтон молча закидывает мне на плечи руку и обнимает по-мужски небрежно, но искренне.

– Просто не твори хуйни больше. Я постараюсь помочь. Я знаю, что она тебя любит больше, чем ненавидит. Но и тебе придется полюбить ее больше, чем себя.

В надежде упираюсь глазами в лицо друга, серьезное и напряжённое, и быстро киваю.

– Я сделаю все, что нужно. Обещаю.

– Хорошо. Последний шанс, Джеймс. Не упусти. А дальше все будет зависеть уже от нее.

Снова молча киваю. Понимаю. Все понимаю. И принимаю неизбежное.

– Мы сорвали сделку, – пытаюсь выровнять дрожащий голос.

– Пока нет. Я объяснил Когану ситуацию. Вкратце, – многозначительный взгляд. – Мужик сама перепугался. Поэтому перенесли встречу.

– Хорошо.

– Хорошо.

Казалось бы, надо испытать хоть какое-то облегчение, но не получается. Сейчас все мои мысли и чувства переместились в соседнее помещение. И, словно почувствовав мое пристальное внимание, Диана очнулась.

– Мистер Харрингтон, – в проёме из-за двери показалась темная макушка, – девушка пришла в себя.

На автомате подскакиваю на ноги, но тяжёлая ладонь тут же тормозит мой порыв скорее очутиться рядом.

– Джеймс, – серые глаза отрицают очевидное, – не думаю, что стоит.

– Я не смогу проигнорировать, – вижу, что хочет возразить, но перебиваю быстрее, чем тот начнет предложение. – Я обещал. Знаю. Но, пожалуйста, дай мне ее увидеть. Ради Бога, Мэт. Ты же понимаешь… Я по-другому просто не смогу. Пожалуйста…

Друг тяжело вздыхает и согласно кивает. Первым входит в свой кабинет, направляясь прямиком к Диане.

Медленно прохожу следом. Впитываю… Нет. Впечатываю в память обновленную прическу, которая очень ей идёт. Заострённые скулы и пухлые губы на бледном лице. Простую белую рубашку и тёмно-синие брюки на таких же длинных ногах. Катастрофическую худобу. Тихий голос, переворачивающий все внутренности в немыслимом сальто. И глаза. Потрясающие, теплые и снова светящиеся жизнью. Которые сейчас смотрят на меня с такой взрывной смесью эмоций, что впору разорваться. Удивление, смущение, страх, презрение, ненависть, тоска и любовь – каждую в их исполнении уже знаю. И последнюю жажду увидеть до остановки сердца. Но получаю только отторжение и боль.

– Пусть он уйдет, – твердо говорит Мэту, расположившемуся в ее ногах. И с такой уверенностью и жестокостью вылетают эти слова, что с ног сбивает.

– Маленькая… – неуверенно шагаю вперёд, но звенящий женский крик стопорит все: ноги, нервы, сердце.

– Уйди! Просто уйди! – закрывает уши и сипит на повышенных, раздирая мне душу в клочья. – Уйди!

Плачет. Срывается на громкий всхлип, который заставляет меня широким шагом пересечь помещение и выйти. Оставляя при этом все свое нутро рядом с женщиной, которая, судя по всему, никогда меня не простит.

Глава 12

The Kill – Thirty Seconds To Mars

24 декабря 2021 года

Джеймс

Сердце одичало лупит. Только от стука уши закладывает, а в мозгу сводящий с ума рой. В каком-то затуманенном сознании весь путь провожу. Да, в принципе, последние дни просто существую, а не проживаю.

Не помню, как оказываюсь перед знакомым двухэтажным домом: ни аэропорты, ни полет, ни дорогу не осознаю. Только сам факт того, что я здесь. Мышца за ребрами бьётся изо всех сил, разгоняя кровь на максимум. Жаром кожу обдает, тут же сменяясь на холод и мурашки.

Заторможено смотрю на крыльцо, освещённое маленькими лампами. Долго не решаюсь шаг сделать. Тело будто парализовало. Тяжёлой волной внутри разливается страх. Боюсь, сука. Одичало боюсь, что сломаюсь.

Осторожно прохожу вперёд. К двери добираюсь под свистящие хрипы, словно вот-вот задохнусь. Как ни пытаюсь – не могу себя в руки взять. Все дрожит. Выкручивает до невменяемой дрожи.

Нервный стук. Рваный и какой-то дико неуверенный. Смотрю, словно в замедленной съёмке, как неспешно открывается массивная входная дверь. Маленькая утомленная женщина показывается на пороге. Смеряет меня взглядом, полным дикого отвращения, чем заставляет поежиться. Долго молчит. И я не в силах вымолвить ни слова. Мне просто стыдно. До одури сжигает эта обжигающая лава изнутри. Но нужно сказать. Просто необходимо все исправить.

– Миссис Уильямс… Я…

Обжигающий шлепок по всем обостренным клеткам. Острая боль растеклась по щеке, ещё больше провоцируя внутренние раны.

– Пошел. Вон.

Чеканит, практически не разжимая челюсти. Каждую букву выплевывает. Глазами убивает.

– Пожалуйста, дайте шанс все объяснить…

– ВОН! – тычет указательным пальцем мне в плечо. Эта крохотная женщина буквально гремит, словно разошедшаяся гроза. Такой могла быть и ее дочь. – Не смей здесь появляться больше. Иначе придется разговаривать уже не со мной. Убирайся с нашего крыльца!

Резкий взмах густых волос, и дверь с оглушительным грохотом захлопывается прямо перед моим носом. Ошалело смотрю на темное полотно, прокручивая в мозгу озвученное.

А чего я хотел? Чего ждал?

В бреду отхожу на безопасное расстояние от дома, рассматривая рождественское убранство. Сейчас эта мишура выглядит просто нелепо. Весь праздничный настрой меркнет по сравнению с тем раздраем, что я принес этой семье. Машинально поднимаю голову, натыкаясь на одно единственное темное окно на втором этаже, догадываясь, кому-то принадлежит.

Заходится опять. Тарабанит молотом в груди, не жалея сил. Кожей ощущаю, что она рядом. Но не могу достать. Сука, не могу…

Я жил возле ее дома почти пять долбаных дней. Ходил тенью, ожидая, что всё-таки появится. Уезжал только поспать. Не ел, не пил. Бесконечно много курил. Дёргал сигареты одну за одной в надежде, что отравлюсь быстрее, чем пойму, что ничего не исправлю. Но долгожданное облегчение так и не приходило. Там будто все вымерли. За прошедшие несколько суток входная дверь открылась всего пару раз: каждый из них я замирал в каком-то дичайшем предвкушении, смешанном с остервенелым страхом. Но все напрасно – Диану я так и не увидел.

Когда надежды совсем не осталось, как и каких-либо физических сил, под вечер двадцать девятого декабря на крыльце показалась знакомая светлая макушка. Изможденное заплаканное лицо выбивает последний дух из вымученных лёгких. Не понимаю, как начинаю идти. Просто в какой-то несознанке двигаюсь, стремясь быстрее оказаться рядом. Обнять. Почувствовать. Объясниться.

Она видит. В нескрываемом ужасе пятится назад, натыкаясь на скамейку. Не успевает среагировать, когда я оказываюсь рядом. Пытается закрыться руками и дико кричит, в попытке отогнать меня от себя. Я же, словно обезумевший, хватаю свою женщину, припечатываю к себе и втягиваю носом знакомый аромат. Господи… Какая она… Как же я соскучился…

Маленькие ладони лихорадочно стучат по моей груди, пытаясь оттолкнуть, но я только лишь сильнее прижимаю к себе, не смотря на разрывающий всю душу в клочья плач.

– Прости меня, маленькая… Прости меня, родная… Я так тебя люблю… – каждая фраза вылетает опасной пулей, но не достигает цели. – Так люблю…

– Отпусти меня! Уйди! Отпусти! – ладони ещё больше колотят грудь и все, до чего могут достать. Сжимаю руки, на что в ответ Диана со всей дури кусает меня за палец, заставляя поморщится и ослабить хватку. – Не смей! Не трогай меня! Никогда!!!

Жуткий крик сопровождается душераздирающим плачем. Но не могу я сделать так, как она просит. Просто не могу.

– Да посмотри ты на меня! – ору в ответ, встряхивая ее за запястья. – Я без тебя подохну, слышишь? Я умираю! Я виноват!

Выбиваю из себя каждое ебаное слово. Вою для нее. Обнажаю кровоточащее нутро. Но она не видит. Не чувствует. Не верит.

– Все ложь! Только ложь! Только грязь! Отпусти меня!!!

Натуральная истерика. У нее, у меня. Разрываем оглушительными срывами все пространство вокруг, но никак не спасаемся. Ещё больше умираем.

– Посмотри в глаза! – цепляю раскрасневшиеся женские щеки и заставляю столкнуться взглядами, сжигая друг друга собственными эмоциями. – Я не вру. Не вру! Я очень тебя люблю, Диана! Прости меня, пожалуйста… Что мне сделать? Скажи мне… Я на все готов… – лбом утыкаюсь в ее переносицу. – Маленькая…

– Отойди от моей дочери, – Арнольд Уильямс наставил на меня охотничье ружье и с самым агрессивным видом палит такими знакомыми, но одновременно чужими глазами, что руки, сжимающие женское тело, сами опускаются. – Не заставляй повторять дважды.

Медленно отодвигаюсь. Разворачиваюсь. Натыкаюсь не жёсткий бескомпромиссный взгляд. Диана на трясущихся ногах проскальзывает мимо меня к отцу. Мужчина тут же хватает ее за руку, пряча за спину. От меня пряча.

– Если ещё раз появишься возле моего дома, я тебя пристрелю.

И больше ни слова. Ни единого, мать его, слова. Только безумный осадок от понимания того, что я не справился. У меня не было ни одного шанса на понимание с ее стороны. Не говоря уже о прощении.

Звонкий хлопок дверью скрыл от меня любимую женщину, оставив только ворох смердящей гнили за душой. Только бесконечную вину, разочарование и опустошение. Полное отсутствие надежд и стремительное желание надраться, чтобы забыть то, каким взглядом она только что прожгла мою душу.

С двадцать девятого декабря, именно с этого момента, я стал пропивать собственную жизнь. Но теперь меня это мало волновало. Совсем не волновало.

Глава 13

Heavy In Your Arms – Florence + The Machine

Диана

– Дыши. Давай, спокойно, – сильные руки прижимают к себе, закрывая от внешнего мира. Мэтью гладит мои волосы, продолжая нашептывать успокаивающие слова, а у меня внутри огромная бескрайняя пустыня – сухая, безжизненная и безвыходная. – Выдыхай.

– Что он здесь делает? – голос дрожит, но фраза, на удивление, вылетает твердо. Чего не сказать о душевном состоянии. Там полный раздрай и отсутствие равновесия. Кажется, что каждый шаг станет последним. Ловлю в плен своих глаз серые напротив, топя в собственном напряжении, и жду ответа. – Мэт?

Мужчина молчит, испытующе глядя в ответ. Мурашки табуном побежали по коже, простреливая сердце ударами на вылет.

– Ты знал… – не вопрос. Утверждение. Понимание выбивает из груди протяжный вздох. – Все специально, да? Специально?

Ответа не требуется, все и так прозрачно и понятно. Слезы больше не катятся. Только интонации повышаются, соответствуя напряжению, разрывающему тело. Пытаюсь отстраниться, но Мэтью не даёт. Крепче прижимает к себе и тяжело дышит.

– Мы работаем с Джеймсом. И дальше будем продолжать. Вы все равно когда-нибудь увиделись бы. Просто это явно не должно было случиться сегодня.

Слишком спокойно. Даже как-то обыденно. Но только бешеный стук мужского сердца даёт понять, что его обладатель сильно нервничает. Я же, почему-то, не испытываю никакой злости. Только непонимание и удивление, перекрывающие ранее испытанные эмоции от случайной встречи.

– Ты хочешь, чтобы мы… Сошлись?

– Я хочу, чтобы ты могла спокойно жить, умница. Без оглядки на прошлое. Без постоянного дерганья, – рваный вздох. Пауза. Зрительный контакт. – Чтобы ты перестала вечно бояться.

– Я и так нормально…

– Нет, Диана. Нет, – Харрингтон опустил руки, освобождая меня из плена, и откинулся на спинку дивана, запуская ладонь в волосы. – Я скучаю по тебе. По той, которой ты была – живой. С горящими глазами. До последнего ищущей в людях добро, – смотрит и грустно улыбается. – Прости, если ранил тебя сегодня. Доставил неудобство. Но я действительно искренне считаю, что вы должны были встретиться, поговорить и отпустить. Оба жить дальше. Потому что ему тоже плохо. Поверь. Я знаю, как никто.

Отворачиваюсь, смаргивая вновь подступившие слезы. Глубоко дышу, пытаясь унять разбушевавшийся пульс. Глотаю и глотаю слюну, отгоняя приступ тошноты. Яркими всполохами гоняю в памяти родное, перекошенное в ужасе лицо, перед тем, как я упала. Борюсь с затопившими с головой противоречивыми эмоциями. Гоню прочь, чтобы вновь не возвращаться к состоянию застоя, из которого так тяжело выкарабкалась.

– Злишься? – серьезный голос разорвал заполонивший сознание вакуум, заставляя вновь встретиться с серыми глазами.

– Нет. Правда, – сжимаю крепкую ладонь в своей. – Не понимаю, что сейчас чувствую. Сначала был шок, а теперь… Не знаю… Меня раздирают такие разношёрстные ощущения, Мэт,.. – мужчина кивает. Понимает прекрасно. – Но на тебя я не злюсь. Ты никогда не делал чего-то, что шло бы в разрез с моими интересами. Я благодарна тебе за это.

Мужские пальцы сжимают мои в ответ. Молча, потому что слова излишни, выходим из помещения. В абсолютном непонимании, что делать дальше и как будет складываться моя жизнь, направляюсь в сторону своего кабинета, но Харригтон тормозит меня на половине пути.

– Куда ты собралась?

– Работать.

– На сегодня хватит, – Мэт сводит брови, образовывая между ними несколько рваных морщинок. – Серьезно.

– То, что ты меня везде вытаскиваешь, не говорит о том, что на работе мне надо давать поблажки. Я в порядке, – вижу, что не верит. Сложил руки на груди и смотрит выжидающе. – Правда, босс, я в норме. К тому же, я люблю работать.

И пока не последовало очередной гневной тирады в мой адрес, активно шагаю в сторону своего рабочего места. Только оказавшись за собственным столом, нервно тяну воздух. Не могу расслабиться – все тело напряжено, словно перед прыжком. Не переставая, гоняю образы сегодняшней встречи. Нервно заламываю пальцы и кусаю губы, когда вновь воспроизвожу в голове его лицо, его голос, все его эмоции.

– Что случилось? – Лилит откинулась на стуле, с беспокойством разглядывая меня. – Ты какая-то бледная. Хорошо себя чувствуешь?

– Да-да, все нормально. Давай посмотрим, что нужно было посчитать по вчерашней встрече.

Девушка поддержала меня в желании сменить тему. Охотно предоставила все документы и завлекла в рабочий круговорот. До конца дня полностью отключилась от личных переживаний, с головой погружаясь в работу. Очнулась только тогда, когда солнце яркими красными всполохами алело в окне, знаменуя окончание дня.

Безумная усталость обрушилась волной, разом сбивая с ног физическим опустошением. Мэт все предусмотрел – от работы до дома всего пара улиц, которые спокойно можно пройти пешком. Но сегодня хочется как можно быстрее оказаться в постели. Слова доктора Шепард о том, что мне нужно больше отдыха и всячески избегать стрессов, предательски точат сердце, ведь я понимаю, что не соблюдаю рекомендации.

– Ничего, маленький мой, ничего. Мама больше так не будет, – глажу живот и шепчу ласково, – теперь все для тебя, мой хороший.

Коллеги давно ушли. Это я имею привычку задерживаться допоздна, хоть и постоянно получаю нагоняй от друга. Но так мне проще, потому что я не думаю. О нем не думаю.

Собираю вещи, накидываю пальто и разворачиваюсь к выходу, но торможу. Мечусь взглядом по фигуре, застывшей в проёме, и не могу унять какофонию из звуков, обрушившихся на мою голову. Как будто хаос внутри черепа. Бесконечный, никогда неумолкаемый шум, сводящий с ума.

Вроде бы ничего в нем не поменялось, но одновременно с этим изменилось все. Тот же рост, одежда, внешность, голос. Но при этом не такая уверенная осанка, потухшие глаза, отдающие усталый и безжизненный взгляд, какая-то щемящая душу тоска в скованных движениях.

Позволяю себе рассматривать его, не таясь. Не страшась быть пойманной с поличным. Впервые за прошедшее время пожирать его взглядом, получая в ответ такой же отклик.

Тернер осторожно приближается ко мне, не отрывая каких-то диких глаз от моего лица. Останавливается на расстоянии вытянутой руки. Все так же смотрит, будто пытается все в себя забрать. Запомнить. Запечатлеть в памяти намертво. И я то же самое делаю. Не могу остановиться. А внутри просто мясорубка развернулась – снова все перекручивает, выплевывая на выходе яркие картинки нашего совместного конца.

– Ты очень красивая, – глухой голос заставляет меня запрокинуть голову, как когда-то раньше, осознавая, что Джеймс подошел ещё ближе ко мне. – Прическа очень идёт.

Удар.

Удар.

Удар.

Сердце дробит ребра. Мужской запах заполоняет рецепторы таким до боли знакомым ароматом.

– Что тебе нужно? – высекаю не так ровно, как хотелось бы. Просто не могу по-другому, потому что взрывает изнутри.

– Я хотел тебя увидеть, – пауза. Остервенело вздымающаяся грудь. Шумный выдох. – И поговорить.

– Мы уже всё обсудили, – отвожу взгляд, потому что больше не в силах вариться в этих черных озёрах. – Достаточно доходчиво.

Выплевываю каждое слово, подпитанное уничтожающими воспоминаниями. Борюсь с собой. С раздирающими противоречиями. Борюсь, и снова возвращаю взгляд к родному лицу.

– Я знаю. Просто хочу объясниться, потому что у меня не было возможности сделать этого.

– У тебя было миллион возможностей. Но ты предпочел другое.

А сейчас высекаю. Жестоко луплю по больному, и он понимает. Невольно вздрагивает и сам впервые за эти минуты отводит взгляд. Но затем начинает говорить и возвращает ко мне черные зрачки.

– Поверь мне… Диана… Я осознаю, каким ничтожеством являюсь в твоих глазах. И что ничего общего ты со мной иметь больше не хочешь, – сглатывает, а я снова разбиваюсь о сказанное. – Единственное, чего прошу – возможность просто все объяснить. Без каких-либо обязательств к тебе. Только разговор. Единственный… – топит меня этими словами. – Я очень прошу тебя. Если наши отношения хоть что-то для тебя значили, пожалуйста, дай мне всего одну возможность рассказать. И больше я тебя не потревожу.

Перевожу спертое дыхание. Часто моргаю, чтобы не расплакаться. Гоню от себя нахлынувшие эмоции. Смотрю на человека напротив, а вижу все, что преследовало последние два месяца: боль и разочарование. Но что-то далёкое заставляет разум поставить в противовес сильнейшим чувствам осознание того, что мне нужен этот разговор. Чтобы поставить точку и жить дальше. Ради себя, ради ребенка, ради будущего.

– Хорошо, – выдаю дрожащим голосом, получая выдох облегчения в ответ. – Давай поговорим.

Глава 14

That's All She Wrote – T.I. feat. Eminem

Диана

Какая-то сиюсекундная надежда в черных глазах, а затем снова буря из трясущих эмоций. Стараюсь не пропускать через себя, не топить в этом вареве собственное сознание, но не могу. Все слоями к моим чувствам добавляется, окуная в пучину очередного разрушения.

Снова дышу. Снова мотаю головой, чтобы избавиться от ненужного наваждения. Но ничего не помогает.

– Пройдем в ресторан? Можем в тот, который в здании.

– Не думаю, что это хорошая идея, – старательно увожу взгляд от пронизывающих насквозь зрачков. – Давай все решим здесь.

– Там много людей… Я подумал, что там будет комфортнее, чем… Эм… Наедине.

Мужской голос срывается на хрип на последнем слове. Прекрасно понимаю, о чем он сейчас думает, потому что сама гоняю болезненные обрывки в памяти. Молча киваю, направляясь к выходу. Джеймс придерживает для меня дверь, после чего на достаточном расстоянии идёт следом. Нутром чувствую его взгляд, прожигающий спину. Кажется, что согнусь под этой тяжестью пополам. Но иду, не оборачиваясь.

В лифте, по несчастливому стечению обстоятельств, мы снова только вдвоем. И если в кабинете и коридорах пространство позволяло чувствовать себя не запертой в клетке на пару с диким зверем, то маленькая кабина разгоняет какой-то невероятный животный ужас.

Буквально бросаюсь в противоположный от Тернера угол, пытаясь унять бешеное сердцебиение. Будто мужчина, который является ему причиной, может слышать этот оглушающий стук мышцы о ребра. Будто сразу поймет, что все чувства так же свежи и живы. Что разрывает меня от одного взгляда на него.

Цифры, сменяющие этажи, идут на убыль слишком медленно. Воздух в лифте слишком спертый. Боль от впивающихся в ладони ногтей недостаточно отрезвляющая.

Закусываю до крови губы, пытаясь справиться с напряжением. Неосознанно вскидываю взгляд, натыкаясь на напряжённую вену, пульсирующую на шее, выпирающий кадык, расстегнутые верхние пуговицы рубашки, обнажающей смуглую кожу и выделяющиеся ключицы…

Рубашка…

Стальная… Моя…

Шаровой молнией ударило яркое воспоминание, поражающее измученный организм. Воздуха становится катастрофически мало.

– Хочу, чтобы ты всегда ходила в моих рубашках на голое тело, – Джеймс ласково прикусывает мою верхнюю губу, расстегивая пуговицы на стальной рубашке, которая так ему идет. И которую я схватила при первой же удобной возможности, чтобы передвигаться по дому, потому что давно приметила. – Ты такая красавица, маленькая…

Сейчас его глаза не черные, как обычно. Темно-карие, но когда в их поле зрения оказывается солнечный свет, то зрачок буквально вспыхивает красным отливом. Невероятное зрелище. Невозможно взгляд оторвать.

– Как ты пахнешь, – горячее дыхание обжигает шею, когда мужчина шумно втягивает воздух, вдыхая запах моей кожи, и проводит пальцами по обнаженному животу. Мурашки с ног до головы окутали тело, заставляя плотно сжать ноги, чтобы унять разливающееся между ними тепло, но сильная рука тут же раздвинула их обратно, ныряя пальцами к изнывающий плоти. – Ты – невероятная, Диана. Все в тебе меня дурманит: завораживающая красота, гибкий ум, чистая душа, стойкость духа, невинность, вперемешку со страстью… Все… – шепчет, проходясь поцелуями по шее, ключицам и груди. – Но самое возбуждающее и желанное во всем этом, что ты только моя. Моя женщина. Моя любимая. Моя.

Голова кружится от бесконечных ярких картинок. Таких живых, будто только что это пережила. На автомате пытаюсь сфокусироваться на Тернере и встречаюсь с ним взглядами.

– Диана? Все в порядке?

Отдаленный взволнованный голос тяжело долетает до затуманенного сознания. Чувствую, что меня ведёт. Хватаюсь ладонью за стенку кабины, чтобы не упасть. Делаю глубокие и протяжные вдохи, когда ощущаю даже сквозь одежду жар длинных пальцев, опустившихся на талию.

Каждое прикосновение и раньше было подобно удару тока, а сейчас, словно энергетический разряд через меня пустили, поджигая едва затянувшиеся швы.

– Обопрись на меня, уже выходим…

Нахожусь в шатком, но сознании. Глаза закрыты, а все ощущения обострены до предела. От его ладони на пояснице останется болючий ожог, который никогда не сойдёт. Осторожно переставляю ноги, пока не понимаю, что атмосфера изменилась. Чувствую, что кислорода стало больше. Резкими звуками в уши ворвался стоящий вокруг шум. Рука, прижимающаяся ранее со спины, теперь сжимает мои пальцы.

– Диана? – беспокойство и страх – вот какие интонации в его голосе. – Посмотри на меня.

Медленно открываю глаза, фокусируя зрение на взволнованном и слишком серьезном красивом лице. Очень красивый. Что аж все внутри отключает от того, какой этот мужчина снаружи. И каким оказался внутри.

Осторожно отшатываюсь, высвобождаясь из его хватки. Делаю несколько глубоких вдохов. Осознаю, что головокружение ушло, и возвращаю взгляд человеку напротив.

– Все нормально, извини. Такое бывает.

– И часто это случается?

– Это не твое дело, Джеймс, – обрубаю сразу. Вижу, что больно и неприятно. Но по-другому не могу. – Пойдем.

– Ты точно уверена, что хорошо…

– Джеймс, – от произнесенного мной имени вздрогнули оба. И оба заметили. – Либо сейчас, либо никогда. Другого шанса больше не будет.

Несколько секунд оглушающего молчания между нами. Время для каждого, чтобы принять решение и осознать его. Минуты на согласные кивки и путь к столику под радостные и шумные возгласы посетителей ресторана. На контрасте с их весельем мои шаги к месту разговора кажутся дорогой на эшафот.

– Что будете заказывать? – звонкий голос официантки прервал мои размышления, которые заполонили голову, пока мы располагались за своим столом.

– Можно, пожалуйста, капучино и стакан воды.

– Это все? – Джеймс нахмурился, заставляя снова болезненно екать сердце.

– Да.

Отворачиваюсь, чтобы спрятаться. Бесцельно блуждаю взглядом по помещению, то и дело цепляясь за мерцающие огни города за окном. Обрывками долетают разнообразные звуки, наполняющие ресторан, пока мое имя не лопает перепонки.

– Диана, – снова зрительный контакт. Рвет все тромбы, заливая кровью. – Диана…

– Я слушаю тебя.

Господи, пусть это закончится. Зачем я только согласилась? Зачем?

Джеймс нервно сжимает руки в кулаки и складывает на столе. Шумно втягивает воздух. Глотает слюну, судя по шевелящейся мощной шее. Палит меня своим огнем. Испепеляет, не давая шанса на то, чтобы выжить. Сжигает дотла, когда начинает говорить.

– Знаю, что ты никогда не простишь меня. Понимаю это. Хоть и не могу смириться. Не хочу смириться. Но, все же, прошу у тебя прощения… – пауза. Долгая, дробящая все кости внутри. – Прости меня, Диана, за всю боль, которую тебе пришлось испытать. За все, что скрыл от тебя. За все разрушительные эмоции, ложь, поступки. За то, что появился в твоей жизни.

– Я никогда не жалела, что ты был в моей жизни, Джеймс.

Перебиваю, потому что не хочу это слушать. Потому что это будет неправдой. Замечаю, как расширяются в удивлении его глаза. Когда хочет что-то сказать, официанты приносят еду. Я вижу, что на столе оказываются мои любимые булочки и морепродукты. Какие-то странные вибрации пробегают по телу, разгоняя внутри едва заметное приятное тепло. Тернер только молча указывает на блюда, призывая меня поесть.

– Я не жалела. И не жалею.

– Дослушай меня, пожалуйста, – киваю и беру с тарелки мучную ракушку. – Я ненавижу себя за то, что сделал. Каждые день с того момента – каторга. Буквально погибаю, но долгожданное облегчение так и не приходит. Казалось бы, научился хоть как-то существовать, а потом эта сегодняшняя встреча… И меня снова разорвало, понимаешь? С мясом раскидало… Но все мои метания такая херня по сравнению с тем, что довелось пережить тебе… – снова сглатывает образовавшийся в горле ком. Я же мну в дрожащих пальцах кусок теста, не в силах и слова вымолвить. – Ты так похудела… Я боюсь даже представить, что происходило… Я… Я…

Отводит взгляд. Часто моргает и мотает головой. Я же просто натурально рвусь изнутри.

– Мне казалось, что хуже уже быть просто не может… Но, как оказалось, мне только казалось, – возвращает воспаленные глаза ко мне. – Сегодня мне жёстко открыли глаза на то, каким конченым эгоистом я вырос. Что даже в этой ситуации, где уничтожил и унизил тебя, я все время говорил о себе. Сейчас словно прозрел. Поэтому… – протягивает ладони к моим, словно хочет сжать пальцы, но буквально сразу же отдергивает руки. – Ради Бога… Прости меня за все, пожалуйста… Я очень сильно тебя любил. И… И люблю… Ты мое всё, Диана Уильямс. Лучшее, что случилось со мной. Но я просто тебя не заслуживаю…

Чувствую подступающую к горлу тошноту. Глаза нестерпимо печет. Лихорадочно глотаю воду, пытаясь совладать с огромным болотом, затягивающим в свою трясину все мое существо.

– Все, что я говорил тебе о нас – всё правда. Все.

– Кроме самого главного, – не узнаю себя. Голос чужой – холодный и равнодушный, хотя внутри просто атомная бомба разорвалась. – После того, как я открыла тебе душу, Джеймс. После всего этого ты снова утопил меня в том же самом дерьме. Снова, – опускаю голову, чтобы не видеть его лица. – Я доверяла тебе. Обнажила душу и сердце. Я, в конце концов, любила тебя… – встречаемся глазами, смывая друг друга болью потери. – Беззаветно, искреннее и невероятно сильно любила именно тебя. А ты просто уничтожил все. Сколько возможностей было рассказать? Сколько, Джеймс? Ты предпочел отмолчаться. А все ради чего? – хриплый смешок сквозь прорывающиеся слезы. – Ради гребаной тачки! Все ради развлечения. Ради забавы. Ради денег. Ты уничтожил меня.

Мужчина молчит, стойко проживая собственную агонию. Глаза не врут – ему дико больно.

– Разговор нам был нужен, чтобы обоим идти дальше, но порознь. Надеюсь, что ты больше не появишься в моей жизни, Джеймс Тернер. Никогда. У нас было общее прошлое – прекрасное и… ужасное… Я безумно тебя любила. И всегда верила. Но я никогда больше не смогу тебе доверять. Поэтому я отпускаю тебя. А ты отпусти меня.

– Ты до сих пор любишь меня. Я же вижу все по твоим глазам.

Высекает уверенно и твердо. Гипнотизирует своими озёрами, в который раз пытаясь утопить. Сглатываю, унимая внутреннюю дрожь, борясь с одичалым приступом тошноты, но стойко выдерживаю мужской взгляд.

– Я все сделаю для того, чтобы забыть весь тот ужас, который чуть не свёл меня с ума, – собираю всю свою волю, чтобы солгать, глядя в любимые глаза. Потому что по-другому нельзя. – От любви до ненависти всего один шаг, Джеймс. Я ненавижу тебя. Ненавижу.