ZOV. В Ад и обратно
Глава 1
После полуночи нежданно разразилась гроза. Весь февраль солнце разгоняло холодный воздух, а в начале марта погода резко изменилась. Порывистый ветер бросал тяжёлые капли на шершавый асфальт, на жухлую прошлогоднюю траву и голые деревья. Водяная картечь била в окна, дробь гулко отзывалась в длинном коридоре общежития.
Алексей Свиридов спал безмятежно. Шум дождя успокаивал его, словно смывал все тревоги и хлопоты. Даже когда в ночи прозвучали два таких громких взрыва, что мама не горюй, он не проснулся, подспудно принимая их за раскаты грома. На самом деле, ПВО и в этот раз не промахнулась по «хаймарсам», запущенным в Мелитополь с другой стороны линии боевого соприкосновения. 70 километров лёта ракеты позволяли засечь её, рассчитать траекторию и не оставить никакого шанса достичь цели.
В полпятого утра Свиридов проснулся, хотя будильник в телефоне был выставлен на 15 минут позже. Было ещё темно. Он бы выехал прямо сейчас, но комендантский час вынуждал ждать. К тому же, полиция была вдвойне начеку: вчера у рынка на улице Кирова диверсанты подорвали машину какого-то предпринимателя. Он погиб, случайный прохожий тяжело ранен. Напряжённая обстановка витала в воздухе.
Вообще-то предстоящая поездка была некстати. У Свиридова на сегодня намечалось интервью с известной оперной дивой. Отважная дама уже дала несколько концертов на Донбассе, а вчера приехала в Мелитополь. Понятно, что надо было её засветить и на ТВ. Но и сама по себе встреча с мировой знаменитостью – журналистская удача. Хотя сколько удач уже было у него за два десятка лет телекарьеры!
Ещё надо было записать несколько стендапов к годовщине Крымской весны. В контексте исторической связи той весны и прошедших осенью референдумов в Запорожской и Херсонской областях, на которых народ мощно поддержал возвращение регионов в Россию. Помнится, все радовались, что история бандеровской Украины здесь закончилась. Телекомпания стояла на ушах, агитируя народ, хотя было понятно, что люди и сами не сомневались в выборе.
Дел хватало. А тут на тебе – неотложная поездка в Васильевку, на пограничный пункт. И чтоб непременно обратно успеть к трём часам в телекомпанию. Собственно, времени хватало, так что можно не мчаться в поросячий визг.
Свиридов подошёл к окну, украшенному прилипшим кленовым листком и каплями прошедшей грозы. Проспект Богдана Хмельницкого блестел серебряной лентой в обрамлении жёлтых фонарей. Вдали показались тёмные контуры грузовиков с выключенными фарами. Колонна из пяти армейских машин, хлопая брезентовыми тентами, с шумом промчалась по спящему городу в сторону фронта.
Будильник заиграл мажорную побудку.
– Пора! – потянулся Свиридов и танцующе размял ещё сонные мышцы.
В небольшой комнатке даже простенькая зарядка была занятием для ловких. При росте выше среднего, сухощавый журналист с осторожностью побоксировал длинными руками, сделал несколько наклонов, махов ногами и растянулся на шпагате.
В сорок два года немногие его сверстники имели такую физическую форму. Если бы не малоподвижная работа телеведущего и дурацкое курение, от которого он безвольно не мог избавиться, то ему, как либеро, цены бы не было в какой-нибудь ветеранской команде по волейболу. А так всё осталось в прошлом – и звание «мастера спорта», и все его успехи на площадке.
– Куда в такую рань, Лёш? – окликнул Свиридова дежурный солдат, выпуская из ворот салатовый «ситроен». После теракта у телекомпании, когда подорванная под окнами «Таврия» разнесла несколько кабинетов, охрана стала подозрительной и тревожной.
– Навстречу счастью, – бросил Алексей, закуривая сигарету.
– Скажи, пусть подружку возьмёт.
Свиридов кисло хмыкнул и выжал педаль газа. Рядом, на переднем сиденье, лежала пухлая чёрная папка.
Две недели назад, после очередного эфира, Алексей Свиридов расслаблялся пивом и листал информационный портал РИА Новости. Серьёзных перемен на фронте не было – бои местного значения. Ожесточённые, кровавые, но едва меняющие общую ситуацию. Наши продвигались тяжело у Северска, Авдеевки, Артёмовска… Под Херсоном артиллерия прицельно накрыла очередное форсирование Днепра диверсионно-разведывательной группой нацистов.
И тут в телеграме тренькнул телефонный вызов, а на экране появилась мигающая зелёная трубка и фамилия: Степан Поронич. «Надо же!» – обалдел Алексей. Верный друг – да что там, брат! – Стёпка жил в Киеве. В начале специальной военной операции они регулярно перезванивались и каждый из первых рук узнавал о делах «на той стороне». Но месяца три назад связь оборвалась. Точней, Степан избегал не то что звонков, но и переписки.
Свиридов не удивился. Служба безопасности по всей Украине крепко взялась за тех, кто поддерживал связи с россиянами. Бандеровцы опасались утечки информации из страны, правдивых российских новостей, да и просто в каждом видели «москальского шпигуна». Таких вылавливали, просеивая соцсети и мессенджеры, проверяли телефоны, хватали по чьему-то доносу.
Но Поронича пока не трогали, возможно, из-за статуса. Он 15 лет работал в Transparency World, неправительственной международной организации по борьбе с коррупцией и исследованию уровня мздоимства по всему миру. Должность у него была довольно солидной, а зарплата такой, какую бы при своих талантах не нашёл ни в России, ни на Украине. Ну а частые командировки по странам и континентам позволяли удовлетворять тягу к путешествиям.
Тем не менее, уже три месяца как Степан оборвал переписку со Свиридовым. И тут – звонок!
– Привет, дружище! – первым откликнулся Алексей. – Как ты там, в преисподней? Не бросил горбатиться на своё «паучье гнездо»?
– Здорово, Лёха, – голос Поронича был неестественно бесцветным и тихим. – Извини, я по делу. Марии Фёдоровне совсем плохо с сердцем. Толковых врачей сейчас днём с огнём не найти, с обследованиями – полный кабздец. Народ бежит в Европу, как подорванный. И паспорт у неё с крымской пропиской, российской… Я тут в районной больничке нашёл одного перерожденца, но ему для диагноза и лечения нужна медкарта и всякая хреновина – КТ, МРТ, кардиограммы и прочее. Фёдоровна всё это забыла в Симферополе…
Голос умолк. Свиридов понял, что друг мысленно кроет склеротичную тёщу.
– …Лёха, очень нужна папка с долбаными бумагами и снимками. Там ещё немного денег… Чёрная, в верхнем ящике книжного шкафа. Привези её на пропускной пункт в Васильевке и отдай моему коллеге Бруно Моретти. Через неделю, утром, он будет возвращаться из Донецка в Киев.
– Не проще ли отправить Марию Фёдоровну в Европу на лечение, если всё так серьёзно? Лена с Вадиком её бы сопровождали. И тебе спокойней было бы за них.
Стёпа грустно хмыкнул.
– Думаешь, у меня не хватило ума до этого додуматься? Как её везти, если она нетранспортабельна! Поэтому и звоню тебе. Можешь помочь? Ничего не объясняй, просто скажи: да или нет?
– Да.
Свиридов поспешил ответить, потому что любая пауза выглядела бы двусмысленной и болезненной для Стёпы. Да и какие варианты – друг всё-таки.
– А как я на пропускном пункте найду этого… как его?
– Бру-но Мо-рет-ти, Лёша! Да в чём проблема? Будь через неделю утром на КПП. У него светло-серый «Фольксваген Туран», с немецким номером B-PM 123. Хуле запоминать? Мужик будет в оранжевой куртке и рыжей лохматой шапке. Всё, пока!
Связь беззвучно исчезла.
На выходных Свиридов смотался в Симферополь и взял в квартире друга так необходимые его больной тёще медицинские документы. Смотался – это три часа херачить по вдрызг разбитой трассе до пропускного пункта «Чонгар», лавируя между фурами и военными грузовиками. Потом выстоять очередь пару часов на проверку и ещё полтора часа трястись до столицы полуострова. Так что смотаться – это вымотаться до предела. Что Свиридов с успехом и сделал.
* * *
«Ситроен» промчался по безлюдному Мелитополю и выскочил на трассу, прямиком на север.
Алексей включил радио и с лёгким сердцем вспомнил друга. Получается, Стёпа всё продумал, максимально облегчив свою просьбу. Всего-то надо будет подъехать к КПП за Васильевкой, найти какого-то итальянца в оранжевой куртке, фамилию которого он благополучно забыл, и отдать ему папку. Всё.
Прежде чем Свиридов добрался до цели, его три раза тормозили на блокпостах по дороге. На последнем небритый боец с флагом Чечни на плечевом шевроне, после вопросов «откуда-куда-зачем», вернул журналистское удостоверение и улыбнулся:
– Брат, я тебя узнал. Ты «висишь» в Мелитополе, да?
– Да, это я, – кивнул Свиридов. Билборды с его жизнерадостным оскалом уже месяца три рекламировали телекомпанию по всему городу.
– Молодец! Давай, будь осторожен!
– Мы победим! – журналист лихо вскинул руку с пальцами буквой «V».
Машина подъехала к Васильевке, когда небольшой городок только встречал новый день. Миновав несколько перекрёстков по Центральному бульвару, Свиридов оказался на окраине и издалека увидел широкую площадь с большим автомобильным кольцом. В центре его, окружённый мохнатыми пирамидальными туями и фонарными столбами, возвышался на длинных лапах из труб чудаковатый полицейский пост. Он больше напоминал подбитую летающую тарелку со спущенным трапом. Над ней колыхался российский триколор.
Длинная очередь из легковушек и снующих между ними людей упиралась в бетонные плиты, перегораживающие часть шоссе. Тут же торчала будка, возле которой прохаживались автоматчики. Это и был КПП, где военные проверяли документы, осматривали машины и вещи тех, кто собирался пересечь прифронтовой кордон. Дальше, за мостом через речку Карачекрак, начиналась так называемая «серая зона». Там ничейное пространство, где отсутствует власть, рыскают свои и чужие разведгруппы, а главным аргументом при встречах остаётся автомат Калашникова.
Свиридов подкатил к концу очереди у пробитого пулями указателя «ЗАПОРIЖЖЯ 44 км» и, кряхтя, выбрался из малолитражки, которая была ему явно не по размеру.
– Добрый день, мужчина!
Он вздрогнул и обернулся.
К нему подходила женщина неопределённого возраста, по виду давно не приводившая себя в порядок. Из-под распахнутой куртки виднелась уже не белая кофта, неопрятно заправленная в длинную мятую юбку, стоптанные ботинки поблёскивали грязью. Затрапезное облачение скрывало фигуру и вполне сочеталось с её невыразительным лицом, правда, не лишённым тонких черт, и бесцветными обветренными губами. Немытые каштановые пряди, прикрытые легкомысленным беретиком, свисали на глаза. Серые бусинки зрачков смотрели пронзительно и цепко.
– Возьмите меня, пожалуйста! – мягкий грудной голос звучал устало и умоляюще. Она сбросила на мокрую землю толстый школьный рюкзак и негромко выдохнула: – Явите милость…
Свиридов иронично поднял бровь:
– Здесь и сейчас? А что, в Васильевке больше не осталось достойных женихов?
Пошлость никак не тронула её. Вытащив из кармана руку, она протянула ему скомканные деньги:
– Я заплачу сразу. Хотя бы до Запорожья…
Он понял, что этой убогой не до шуток и, наверное, не стоило её унижать непристойностью.
– Простите, мне в другую сторону, – примирительно склонил голову Свиридов и для убедительности развёл руками.
Женщина грустно посмотрела ему в глаза и снисходительно улыбнулась, как бывает, когда человека ловят на явном вранье. Тяжело взвалив на плечо рюкзак, она требовательно крикнула в сторону придорожных кустов:
– Славка! Пойдём, сынок.
На дорогу вышел щуплый мальчишка лет десяти тоже с заплечным грузом и телефоном в руке. Он выглядел куда опрятней матери, хотя усталость читалась и на его осунувшейся мордашке. Женщина слегка подтолкнула его вперёд, и они понуро двинулись в сторону КПП.
Очередь на пересечение границы прирастала.
Журналист закурил и озадаченно почесал затылок. То, что Стёпин коллега приедет утром, было растяжимым понятием. Может, он уже мается в очереди? Или уже прошёл проверку и где-то пылит по «серой зоне»? Свиридов пробежал взглядом по разноцветным авто. Ничего путного из обзора не вышло. «Да, придётся искать иголку в стоге сена», – он раздражённо полез за папкой в тесный салон «ситроена».
Совсем рядом с раскрытой дверью шумно промчалась машина, обдав Свиридова воздушной волной и тяжёлыми каплями грязи.
– Вот сука! – рявкнул он и резко выпрямился.
От него стремительно удалялся заляпанный светло-серый «Фольксваген Туран», с едва различимым номером B-PM 123. Тот самый!
– Ах ты, гадёныш! – брезгливо поморщился Свиридов. – Ну, какая контора, такие мудаки там и пашут. Куда ж ты так ломишься напролом?
Между тем, наперерез компактвэну выскочили несколько мужчин и протестующе замахали руками, останавливая его. Из машины вывалился грузный водитель в оранжевом полупальто и о чём-то эмоционально затараторил. Перебранка почти не была слышна, но по категоричной жестикуляции мужиков угадывалось, что они требовали от хитрожопого иностранца по-хорошему стать в общую очередь.
Страсти накалялись. Опасаясь самосуда над наглым иностранцем, журналист поспешил к разборке.
И тут раздался страшный взрыв!
Глава 2
…В ушах стоял сильный звон, а в глазах мелькали «светлячки». Свиридов не помнил, как очутился на коленях. Он лишь тряс головой и пытался навести резкость помутившегося зрения. Рука крепко сжимала папку. Отовсюду слышались отчаянные крики и вопли, люди ошалело метались по шоссе, не соображая, что делать и куда бежать.
В том месте, где только что бранились мужчины, дымилась широкая воронка. Вокруг были разбросаны окровавленные тела или то, что от них осталось. Искромсанный компактвэн лежал на боку, придавив другую машину. Из-под колёс выглядывал кусок оранжевой куртки.
– Славик! Слави-ик!
На дороге сидела знакомая женщина с неестественно вывернутой левой ногой и трагично звала, озираясь по сторонам. Свиридов первым увидел свернувшегося калачиком мальчишку и пополз к нему. Но тут ещё два взрыва далеко в стороне заставили упасть людей на землю. Свиридов поднялся и, сгорбившись, подбежал к подростку. Тот, обхватив голову ладошками, мелко дрожал у заднего колеса распахнутых «Жигулей».
– Иди сюда, пацан, – хрипло позвал его Свиридов. – Тебя мамка ищет.
Но та, прижимая руку к ноге, уже была рядом.
– Сыночек, ты цел?! Ты меня слышишь?!
– Ма!.. – жалобно отозвался Славик и потянулся к матери.
– В машину! Быстро! – скомандовал Свиридов.
– Что? Зачем? – женщина испуганно подняла на него глаза, полные слёз.
Где-то за его «ситроеном» с треском разорвался очередной снаряд, подняв в воздух только подъехавший пикап и бросив его поперёк шоссе. Новая волна истошных криков ударила по ушам. Страх и ужас охватил всех вокруг.
Мать без слов схватила в охапку сына и метнулась на заднее сиденье «жигулёнка». Свиридов повернул торчащий в замке зажигания ключ и вдавил в пол педаль газа. Он мчался вперёд, маневрируя между кусками асфальта и бездыханными телами. На дороге и у КПП не было никого живого. Пластмассовый шлагбаум от удара капотом разлетелся в стороны – путь был свободен.
За спиной продолжали глухо бухать взрывы. Свиридов гнал машину, сам не зная куда, только бы подальше от обстрела. Протрещала длинная автоматная очередь. Одна из пуль пробила заднее стекло и юркнула в обшивку потолка.
– А-а-а-а! – завизжала женщина, укрывая собой сына. – Гады! Что же вы делаете?!
– Для них мы беглецы и перебежчики! – крикнул Свиридов, выжимая из дохлого мотора последние лошадиные силы. – Да ещё в сторону Украины. Они уверены, что мы наводчики.
– Какие такие ещё наводчики?
– Неважно.
Белый «жигуль» послушно нёсся по дороге, увозя троицу всё дальше от опасного места. Разрывы звучали приглушённо и не так пугающе.
– Славка, что у тебя, где болит? – всхлипывая, мать осторожно платочком протирала царапины на лице сына и ощупывала его тело.
– Ну, не надо, мам! – вяло отпихивался он. – Всё в порядке. Ну, оставь…
Справа, в дальних лесопосадках послышались разрывы: один, другой, третий… Затем ещё одна серия. Наши накрывают тех, кто ударил по КПП, догадался Свиридов. На душе стало чуть спокойней.
Оглядевшись, журналист поймал себя на мысли, что несётся неизвестно куда. Их окружала гнетущая «серая зона», откуда только что шёл обстрел российской стороны, значит, здесь можно нарваться на тех, кого хотелось видеть только в гробу. Свиридов вспомнил, что он с самой Крымской весны значился в списках бандеровского сайта «Миротворец». Подкатила тошнота и в воспалённом мозгу замигал сигнал тревоги: «Они же с меня шкуру спустят. Немедленно назад!».
Он живо сбросил скорость и стал разворачиваться, перебирая баранку потными ладонями. Женщина крепко схватила его за плечи. Её лицо стало удивительно суровым, словно она была застигнута голой.
– Вы зачем это? Остановитесь!
– Обстрел, скорей всего, прекратился, надо возвращаться домой, – как можно спокойней пояснил Свиридов, нажимая на тормоз. – Меня ждёт работа в Мелитополе.
У женщины от негодования округлились глаза:
– Какой Мелитополь?! Мы с сыном неделю не могли выехать в Запорожье! Немедленно, везите нас туда, а потом мотайте, куда вам нужно.
– Да кто ты такая?!
– Снежана!
«Блин, только «снежан» мне не хватало! – он больно прикусил нижнюю губу, тоскливо обдумывая, что ответить и как поступить. – Какого чёрта я связался с этой истеричкой?».
– Так вот, Снежана, мне нельзя в Запорожье. Я гражданин России. По нынешним временам, меня сразу арестуют. Да и вы перешли на эту сторону без проверки. Понимаете проблему?
– Мне проверка ни к чему, ни золота, ни оружия я не прячу. Может, мы там что-то нарушили, не знаю, но, если вернёмся, неизвестно, когда нас выпустят. Нам надо срочно домой. Очень. Хотя бы до Каменского довезите, здесь пять-шесть километров. Я вам отдам все деньги. У нас беда…
– Какая? – спросил Свиридов, хотя ему это было совсем неинтересно.
Снежана опустила набухшие глаза и устало закрыла лицо рукой:
– Вам это не нужно…
Он вышел из машины, закурил и огляделся. Было тихо-тихо. Придорожная лесополоса не закрывала от сырого и зябкого ветра. Сквозь голые деревья просматривались заброшенные поля в полёгших прошлогодних сорняках. Вдали одиноко торчал разбитый трактор. В нехитром пейзаже сквозило враждебное запустение.
У Свиридова не поворачивался язык предложить этой измученной курице с ребёнком самим дойти до ближайшего села. Ну как оставить их посреди дороги и смыться? Может, всё-таки быстро подбросить их туда – и мухой обратно, никого ж нет, неуверенно подбадривал он себя.
Хлопнула задняя дверь, подошла Снежана, тихая и обречённая.
– Я тут подумала… мы, наверное, сами дойдём, – ровно, даже равнодушно сказала она. – Ни к чему вам рисковать.
Свиридов вспыхнул:
– Да хватит… вот это вот!.. Тоже мне, сирота казанская! Навязалась на мою голову! Поехали!
Машина рыкнула мотором и резво поехала, огибая бесчисленные выбоины и колдобины. В какой-то момент, у края дальней лесополосы, мелькнула машина и пропала за линией горизонта. Он тут же прибавил скорость.
– Шо ты там мудохаешься, бегом давай! – худой водитель с вытянутой лисьей мордочкой, нервно постукивал армейским ботинком по педали газа, от чего мотор пикапа грозно постанывал. – Ща долбанут по нам, ну!
Запыхавшийся толстяк забросил в кузов широкую опорную плиту и ящик с минами, перевалился через борт и гаркнул:
– Рви!
«Тойота» дёрнулась с места, выбрасывая из-под колёс комья рыхлой земли.
Парень за рулём громко рассмеялся. Работа была сделана чётко и профессионально – мины точно попали в цель и раздолбали российский КПП, вместе с гражданской толпой. Всё как приказал Коринь. Они могли бы аккуратно разнести лишь пропускной пункт, однако начштаба батальона дважды сипло повторил: «Бить по всему, что шевелится, ты понял, Худолий? Головой отвечаешь, сержант. И смотри, чтоб Ярик грамотно сделал видео. Третьим возьми Палая, ясно?». То, что не комвзвода и не ротный, а сам майор Коринь лично отдал приказ, говорило о его особой важности.
Ещё Сашка Худолий, пронырливый и шустрый, выглядевший моложе своих лет, удивился, когда услышал не свой позывной «Танцор», а фамилию. Он и сам, как и все, не знал настоящих имён ни Кориня, ни сослуживцев. И в том, что подполковник по-особому обратился, сержант уловил подчёркнутый смысл.
По пути на позицию Ярик по секрету поделился, что от них ждут видео про «русню, которая мстит жителям Украины, бегущим из оккупированных территорий» – в этом суть их вылазки. Мол, задание пришло откуда-то «с самого верха». У Ярика был талант разнюхивать любую информацию в батальоне, он имел компромат на многих сослуживцев, за что его сторонились даже офицеры.
Танцор понял, что осечки быть не может, Коринь такие вещи не прощает. В прошлом месяце взвод новобранцев из необстрелянной теробороны не сдержал нападение русской разведгруппы и бежал, бросив опорный пункт на холме. Начштаба быстро выяснил, кто дёрнул первым, и перед строем лично всадил ему пулю в лоб. Остальных немедленно отправил вернуть позицию. Сзади приставил трёх «азовцев», приказав уничтожать всех, кто струсит. Но россияне их уже ждали – взвод полёг в полном составе, а из заградгруппы вернулся лишь один «трёхсотый».
– Ярик, как думаешь, что нам обломится за удачную операцию? – скосил лисий взгляд Танцор, круто выворачивая из лесополосы на просёлок.
– Где сломится – там и обломится, – рассеянно скаламбурил напарник, укладывая коптер в сумку.– Слышь, я сверху надыбал легковушку на трассе, гнала от КПП к нам. Похоже, светлый «жигуль». Давай наперерез, в Каменском перехватим.
– И чё?
– Через плечо, чувачок! У транзитников всегда полный багажник жратвы.
Ярик разговаривал с блатными интонациями, нелепо растягивая слова. Одутловатая физиономия с густой сеточкой красных прожилок на щеках и мясистом носу выражала нетерпение. Толковый айтишник из Одессы, он мастерски управлял разведывательными коптерами и боевыми дронами, оживлял любые гаджеты и компьютеры. Только если не был под кайфом. Собственно, по этой причине оказался на передовой – одессита взяли за торговлю марихуаной. В полиции к нему подошёл человек в камуфляже и без предисловий сделал предложение, от которого нельзя было отказаться: либо пять лет с конфискацией, либо на фронт, где всегда можно разжиться «травкой», причём, без последствий.
– Я – за. Лишь бы Палай сразу не сгрёб себе, – кивнул Танцор в сторону кузова, где толстый солдат придерживал громыхавшие части миномёта.
– А пусть попробует, бандера, – пыхнул сладковатым дымом Ярик и оскалился прокуренными зубами.
Сержант ободрился. Хотя он был из Николаевской области, но считал наглого наркомана земляком и рассчитывал на его поддержку в нередких стычках с хамоватыми «западенцами». Ярик с пленными русскими вёл себя настолько жестоко, что его побаивались даже свои.
Где-то в конце лесопосадки прогремели взрывы.
– Опаньки, за нами прилетели, а мы – в дамках! – ликующе взвизгнул Танцор и высунул из окна руку с торчащим средним пальцем. – Выкуси!
Ярик гоготал и натужно кашлял, поперхнувшись дымом.
Спустя четверть часа «бандерамобиль» появился в селе и заехал во двор крайнего дома.
* * *
Действительно, околица Каменского с дорожным указателем появилась через шесть километров. Село оказалось большим, но на удивление безлюдным и каким-то настороженным. Некоторые дома выглядели бесхозными, мелькали разрушенные постройки. Свиридову захотелось побыстрей развернуться домой.
– Знаете, э-э-э…, вон там тормозните, сразу за мостом, через речку, остановка, – прервала молчание Снежана.
– Я – Алексей.
– Спасибо, Алексей! – в её тоне слышалась искренняя благодарность. – Вы не представляете, как нам помогли. Вот, возьмите, пожалуйста…
Она протянула стопку разглаженных купюр. Свиридов, не оглядываясь, взял деньги, вытащил из них рублёвку, остальные с нажимом вложил в её неубранную ладонь.
– На память. Хотя всё это я, видимо, и так не забуду.
Он съехал к остановке. Снежана с молчаливым Славиком выбралась из «жигулёнка» и прощально помахала. Свиридов коротко ответил открытой пятернёй и пришпорил послушную машину, которая словно понимала, что от неё сейчас требуется.
Показалась окраина села. «Только бы незаметным мотыльком пролететь несколько километров до Васильевки! Только бы добраться, Господи!», – молился Свиридов, переключая рычаг передачи.
Но тут из распахнутых ворот крайнего подворья выкатилась помятая «тойота» и лениво перегородила дорогу. На кузове замызганного пикапа с затемнёнными боковыми стёклами равнодушно торчал миномёт.
У Свиридова упало сердце, а пальцы до белых костяшек сжали руль. Улица в мгновение превратилась в узкий туннель, из которого никуда нельзя было свернуть. Он подъехал к «тачанке» и замер в пяти метрах. В ушах оглушительно отдавалось сердцебиение.
Прошла минута, другая… Но ничего не происходило. Свиридов смотрел в непроницаемое окно «тойоты» и ждал. Голова его была совершенно пустой… Словно скалолаз стоял перед гладкой стеной, на которой не за что было зацепиться. Он медленно взял с сидения папку и сунул её под куртку – пусть будет поближе, мало ли…
И тут щёлкнул замок и дверь «тачанки» со скрипом отворилась. Появилась обрюзгшая морда с красными дряблыми щеками и растянулась в подобие улыбки. Её можно было назвать почти приветливой, если бы не хищный оскал пожелтевших зубов, не знавших гигиены.
– Здорово, земеля! У тебя что, жопа приклеилась? Иди сюда, родной!
Свиридов вышел из машины.
– Добрый день!
Ярик хлопнул ладонью по автомату и укоризненно поморщился.
– Ответ неверный, и минус сто тебе в карму. Ну-ка, ещё раз. Слава героям!
Кровь ударила в голову журналиста. Он с отчаянием подумал, что чувствовал себя гораздо уверенней, если бы имел в кармане хотя бы перочинный ножик. Однако пришлось лишь радушно развести руками.
– Какой базар, хлопцы, вы все герои! Спасибо большое за подвиг. Если б не вы…
– Ладно, ладно, – нетерпеливо отмахнулся Ярик, вылезая из «тойоты». – Кто такой, куда едешь, что везёшь?
Танцор подошёл, молча вытащил ключ зажигания и направился к багажнику.
– Местный я, Михайло Волощук, – представился Свиридов первым, пришедшим на ум, именем. – Подрабатываю извозом – от границы до Запорожья и обратно. Еду, вот… за клиентами.
– И откуда «еду»?
– Из дома.
– Из до-ома? Та ты шо! – Ярик расхохотался. Он подошёл и театрально подбоченился: – Есть у нас, сомнение, фраер, что ты стукачок будешь. Нехорошо обманывать. Нехорошо… А не твой ли белый «жигуль» сейчас нарезал от Васильевки, сука тыловая? Там твой дом? – Его глазки зло сузились в щёлочки. – Оружие, наркотики, валюта?
– Да откуда, что вы, в натуре!
– Документы!
В это время взбодрившийся Танцор старательно ковырялся в багажнике.
– Ярик, глянь сюда!
Он вытащил уже раскрытую сумку с продуктами. Сбоку торчал цветастый китайский термос, тут же вперемежку лежали пакеты с сыром и яйцами, пачка печенья, палка колбасы, упаковки с бужениной, кефир, детское питание…
Но первым к поклаже подтянулся Палай, до этого дремавший в кузове.
– Дай, я побачу! – он бесцеремонно отпихнул широким пузом щуплого сержанта и потянулся за колбасой.
– А по рогам – не?! – взвился Танцор. – Шаг назад, рядовой! Разделю провиант, потом набьёшь брюхо. Нах отсюда!
Могучий Палай знал, что может одним ударом вышибить дух из этого дохляка. Но, сейчас Танцор был старшим в группе, поэтому трогать его – себе дороже. К тому же отморозок Ярик за земляка вступится. Палай ненавидел русских, считал их затаившимися «москалями», хотя воевали они отменно. Толстяк сжал кулаки и зло посмотрел на сержанта, напоминавшего оскалившегося лисёнка.
– Докуме-енты! – нараспев повторил Ярик. Брехливый водитель начинал ему сильно не нравиться.
– Нету их. Пропали при обстреле, – потупился Свиридов.
Он догадался, что это их броневичок он видел на горизонте полчаса назад. Значит, надо было плести легенду, исходя из этого.
– Если честно, я из Мелитополя. Хотел выехать с оккупированной территории – пошли слухи, что всех годных к службе мобилизуют на фронт. Ну, добрые люди сделали «правильный» паспорт, чтоб перебраться на Украину. Подъехал на КПП, начал искать ходы-выходы, а тут артналёт, такой, что туши свет! Я запрыгнул в чью-то машину, и сюда. А сумку с документами где-то потерял.
– Так, со второй попытки уже складней плетёшь, – кивнул Ярик. – А сейчас зачем намылился обратно – соскучился по мамке?
– Вас хотел найти. Куда ж мне без документов, да ещё на чужой тачке… Я видел вашу машину полчаса назад вот в той стороне, – Свиридов для убедительности кивнул в сторону поля.
– Мужик, значит, ты видел, как русня расхерачила свой же КПП? – с упором на «русню», переспросил Танцор, внимательно слушавший разговор.
– Ну, я не знаю, кто херачил… Но я едва ноги унёс и не собираюсь обратно.
– Ты его обыскал? – повернулся сержант к напарнику.
– Руки в гору, фраерок! – Ярик похлопал волосатыми кистями по спине Свиридова, ощупал ноги и остановился на животе. – О, никак броник нацепил, а?
Он опустил молнию на куртке и вытащил чёрную папку.
– Я так и знал – шифровки в центр! Или есть другая версия?
– Тёщины медицинские справки, – хмуро ответил Свиридов. – Она в Киеве, больная лежит…
– Ещё одна сказочка…
Ярик рылся в бумагах и щурился на рентгеновские снимки, пока не увидел пухлый пакетик, зажатый скрепкой. В целлофановом файле лежали доллары.
– Валю-юты, значит, не имеем? Да ты брешешь, как дышишь. Ничего, я тебя размотаю так, что ты вспомнишь, как мамка рожала.
Свиридов от досады закусил губу. Как же он мог забыть слова Стёпы Поронича: «…там ещё немного денег…», чёрт возьми!
Он не увидел летящий кулак. Просто из глаз брызнули искры, голова откинулась назад, а ноги подкосились и тело рухнуло на мокрый асфальт. В следующий момент тяжёлый армейский ботинок врезался в живот, лишив возможности дышать. Третий удар пришёлся по рёбрам и отшвырнул охнувшего журналиста в сторону.
Бешено вращая белками глаз, солдат работал ногами. Он испытывая яростное наслаждение. Ему хотелось бить и бить этого лживого слизняка.
– Стой! – подскочил сержант и оттолкнул рассвирепевшего Ярика. – Ты не понял, братан! Он – то, что нам нужно!
Складывалась отличная история, которую Танцор в момент просчитал. Если кто-то там собирается из обстрела сделать сенсацию про то, как российская армия долбит по гражданским, то Коринь получит не только видео, но и живого свидетеля, который, скорей всего, даже попал в объектив коптера. Такому очевидцу цены нет! Танцор ликовал: за эту удачу им всем троим точно светят две недели отпуска. А его, как старшего группы, наградят и повысят в звании – как иначе!
Танцор выхватил у Ярика папку, а доллары сунул в нагрудный карман.
– Разберёмся на базе с этим мутным кренделем. По коням! Палай, в кузов. Ярик, возьми сумку со жратвой. А ты, мужичок, сядешь между нами в кабине, чтоб не замёрз. И живо!
Свиридов хотел было возразить, но увидев нацеленный автомат, осёкся и только сплюнул кровавую харкотину.
Глава 3
Облегчение, что удалось живыми сбежать из кровавой каши в Васильевке, прошло. Теперь нарастала новая тревога: как добраться до Запорожья? Сидя с сыном на остановке, Снежана начинала догадываться, что автобуса они вряд ли дождутся. Какой там общественный транспорт в «серой зоне», где нет никакой власти? В этом селе из дома в уборную не выскочишь без страха, прости Господи.
– Пойдём, Славик, поищем машину, – она поправила на его плечах рюкзачок. – Или попутка какая догонит да возьмёт.
Сын послушно кивнул
Обходя лужи, они поплелись к центру села, с надеждой поглядывая на подворья. Иногда на глаза попадались легковушки, но они не внушали оптимизма. Одна была посечена осколками, другая – без стёкол, третья, отбегавшая свой срок, покоилась на спущенных колёсах. Снежана полагала, что уж у сельской администрации или магазина увидит что-нибудь более стоящее. Если здесь вообще ещё кто-нибудь живёт.
За спиной послышался шум мотора. Она оглянулась и отчаянно замахала руками. Свистнув тормозами, остановился военный пикап, из которого выглянул красномордый мужик лет тридцати с акульей улыбочкой.
– Здрасьте! – кивнула Снежана. – Подбросьте нас до Запорожья. Ну, пожалуйста, я заплачу, сколько скажете.
Ярик плотоядно облизнулся и оценивающе осмотрел женщину. Ему вдруг показалось, что где-то он её уже видел.
– Как спелая ягодка, только и ждёт, чтобы её сорвали. Ну, залезай, милая. И подбросим, и подхватим, и накормим, и уложим…
Не прислушиваясь к двусмысленному контексту, она суетливо подсадила сына на высокое заднее сидение и поднялась сама. «Тойота» быстро набрала скорость, мягко подскакивая на выбоинах.
– Ой, и вы здесь? – удивлённо воскликнула Снежана, обнаружив перед собой Свиридова. И тут же осеклась, увидев его разбитое лицо. Но это уже ничего не меняло, водитель обернулся к ней.
– Знакомый? – как бы между прочим спросил щуплый военный с лисьим лицом.
– Не то, чтобы… – стушевалась Снежана. – Алексей спас нас с сыном, когда был налёт на пограничный пункт. Он хороший…
«Господи, заткнись же ты, дура!», – болезненно сморщился Свиридов и тяжело опустил голову.
– Ёпть, конечно, ещё какой хороший наш «Ляксей»! – заржал Ярик и больно двинул его локтем в бок. – Правда, «Миш-ша»? Это ж надо, какая падла! Ну вот как с ними по-доброму, если так и норовят плюнуть в душу. Танцор, останови, я ему прямо здесь выверну кишки!
– Не искри, Ярик, – бросил сержант. – Сейчас приедем, и они нам всё выложат. По отдельности и в подробностях. А сейчас ни слова! На, пересчитай, – он бросил ему пакет.
Ярик с удовольствием вытащил пачку долларов и, слюнявя пальцы, зашелестел купюрами. Казалось, это занятие доставляло ему не меньшее наслаждение, чем месить ботинками мужика. В какой-то момент он сбился и с готовностью принялся вновь пересчитывать, беззвучно шевеля мокрыми губами.
– Ровно пять тысяч баксов, хороший улов! – подытожил он и от избытка чувств звучно поцеловал пачку. Но увидев протянутую руку Танцора, мрачно отдал деньги.
– Не суетись, братан, всё будет чики-чики. Ты меня знаешь, – успокоил его сержант. – Сначала доложим Кориню и передадим этих.
– Каких «этих»? – встревоженно переспросила Снежана, интуитивно хватая сына за руку. – Солдатики, милые, нам домой надо. Отпустите нас, Христа ради!
– Ещё вякнешь слово – и нет тебя, – злой скороговоркой оборвал её Танцор.
В салоне повисла напряжённая тишина. Только Славик негромко кашлял от сладковатого дыма самокрутки, которую вояки передавали друг другу.
Прихлёбывая горячий кофе, майор Коринь озабоченно расхаживал по кабинету. Сосредоточиться мешал недавний идиотский звонок жены из Киева. Перемежая слова всхлипами и сморканием, она тараторила о сыне. Полгода назад Коринь с большим трудом и немалой мздой переправил его в Варшаву, чтобы 20-летний оболтус не загремел на фронт. Ему было строго наказано продолжать заочную учёбу в Киевском университете, жить по средствам и неприметно. Так нет же, этот негодяй связался там с украинскими ультра, не вылезал из попоек, вытягивая у матери сбережения. А пару дней назад вместе с дружками избил группу польских сверстников, которые отказывались кричать «Слава Украине! Героям слава!». Понятно, что за ним и собутыльниками теперь устроили охоту какие-то местные радикалы. Сын требует денег на срочный переезд в Прагу.
– Заклинаю тебя, пришли, сколько можешь! Ты же отец! – рыдала жена в трубку, и потоки слёз заливали мужнино ухо.
«Чтоб вы все провалились!», – про себя вскипел Коринь, морщась, словно от зубной боли.
Он из кожи лез, чтобы покрывать всё возрастающие траты семьи. Торговля стрелковым оружием, вась-вась с армейской наркомафией, штабное казнокрадство – если хоть что-то из этого всплывёт, его в лучшем случае разжалуют в рядовые и отправят в передний окоп на верную смерть.
Начштаба с трудом переключился на неотложные дела. За последние дни произошло слишком много событий, которые так или иначе могли повлиять на его карьеру. Требовалось всё осмыслить и сухим проскочить между струйками.
Благодаря связям в командовании 53-й отдельной механизированной бригаде имени князя Владимира Мономаха, майора в сентябре направили на самый спокойный участок южного фронта. 24-й отдельный батальон контролировал полосу от Каховского водохранилища и далее на восток, перерезая шоссе Запорожье – Васильевка. Задача подразделения была несложной: удерживать позиции на линии боевого соприкосновения и беспокоить противника артогнём, дронами и вылазками ДРГ для обнаружения его опорных пунктов.
Кориня командировали для усиления дисциплины среди офицеров, которые вместе с комбатом погрязли в пьянстве и поборах с местного населения. Не сказать, чтобы начштаба полностью справился с задачей, но порядка стало больше. Особенно после того, как он перед строем расстрелял дезертира и отправил взвод вернуть тупо утраченную позицию на холме. Контратака провалилась, что вызвало у командира бригады приступ бешенства. А в итоге могло пустить насмарку личные планы Кориня перебазироваться на «тёплое» место под Киевом, о чём он не запросто так уже договорился с нужными чинами в министерстве обороны.
И вот подвернулся шанс реабилитироваться. Приказ накрыть миномётом гражданский переход на КПП в Васильевке и выдать это за российский обстрел Коринь воспринял с воодушевлением. Бывший однокурсник по училищу из штаба бригады шепнул, что готовится «большой шухер» в западной прессе о зверствах российских военных в отношении населения, поэтому необходимо видео с «неопровержимыми фактами жестокой расправы». Немецкие телевизионщики, словно учуявшие добычу стервятники, уже прибыли в Запорожье и ждут информационную «бомбу».
Майор лично отобрал самых толковых и исполнительных бойцов, чтобы не случилось осечки. И всё прошло гладенько! Они уже сообщили, что сработали чисто и возвращаются на базу.
Но докладывать об успехе в штаб бригады Коринь не спешил, опасаясь попасть под горячую руку. Там сейчас все на ушах стояли от ночного ЧП. Русские нанесли ракетный удар по ресторанному комплексу "Моника Беллуччи", расположенному на территории элитного жилого комплекса "Ренессанс" под Запорожьем. Это была одна из основных баз боевиков "Иностранного легиона". Из-под завалов достали 76 тел наёмников и инструкторов из Европы, ещё десятка три числились без вести пропавшими. Киев был в ярости ещё из от того, что кто-то успел снять пожар на развалинах и очумело бегающих англичан в нижнем белье. Видео разлетелось по интернету, вызвав шквал едких и злорадных комментов. Говорят, у самого Зеленского случился припадок, он потребовал предать суду виновных и опять заперся в бункере. «Блядский наркоман!» – сплюнул Коринь, ненавидевший ряженого «слугу народа», который лез в армейские дела и гробил армию.
Майор решил дождаться диверсионную группу, выслушать подробности, а потом уже с видеозаписью обстрела лично прибыть к комдиву для доклада.
* * *
Танцор спешил, педалью подгоняя «тойоту» на участках, где дорога была относительно гладкой. Автоматчики на блокпостах, несмотря на суровый вид «бандеромобиля», останавливали его, проверяли документы и обменивались отзывом на пароль. Гражданские машины по пути встречались нечасто, всё больше тягачи с орудиями, грузовики с красными крестами и пятнистые бронеавтомобили «Козак-2», ощерившиеся пулемётами на крыше.
Крутя баранкой, Танцор размышлял, как стоило бы правильно доложить Кориню о блестящем выполнении сложного задания. Он хотел ловко подвести разговор к тому, что операция оказалась крайне опасной, была на грани срыва, и только лишь отчаянная отвага его, сержанта с позывным Танцор, позволила довести дело до конца. К тому же, удалось схватить российских диверсантов. Нет, «диверсанты» – это мимо. Скорей так: обычные гражданские, бежавшие с оккупированной территории и едва спасшиеся от зверской мести рашистов.
Всё это следовало изложить таким образом, чтобы Коринь сам понял: старший группы – герой, которого надо отметить наградой и отпуском. А ещё бы и офицерскими погонами, мелькнула шальная мысль. Всезнающий Ярик говорил, что на днях Рада приняла закон, который разрешает присваивать офицерское звание тем, кто не имеет военного или высшего образования. Главное, чтоб был участником боевых действий. Геройский сержант Танцор – тот самый случай!
Он довольно заёрзал, представив себя с новыми погонами. И тут же вспомнились те самые доллары, гревшие его щуплую грудь. Как бы тут всех обойти и с костью остаться?
– Жить хочешь, перерожденец? – глянул он на задержанного.
– Я не преступник, я беженец, – угрюмо ответил Свиридов.
– Таких беженцев на первом столбе надо вешать, – меланхолично протянул Ярик, прибалдевший от травки. Он точно нацелился расправиться с пленным, который вызывал у него отвращение.
– Я тебе верю, но поверят ли другие? – с сочувствием продолжил Танцор и принялся надиктовывать: – Значит, ты с бабой и пацаном собирались бежать от оккупантов на Украину и прибыли на КПП в Васильевке. А тут обстрел с российской стороны. Вы на чужой машине прорвались и чудом спаслись. Без вещей, без документов. При тебе осталась только папка с медицинскими справками – и всё. Так, или я что-то забыл?
Свиридов понял, к чему клонит нацик.
– Так.
– Точно? – переспросил Ярик и сунул в подбородок Свиридова ствол.
– Точно.
Танцор бросил взгляд на Снежану, которая всё ещё была в страхе, что её с сыном куда-то везут на военной машине.
– Слышь, ты, мужик точно описал? Или у тебя другое мнение?
– Нет-нет, всё так и было, – быстро откликнулась она. – Нас чуть не убили. Теперь всё хорошо. Можно, мы с сыном сами доберёмся домой?
– Расслабься, – хмыкнул Танцор. – Пройдёте некоторые формальности и будете свободны. И не нервируй, поняла?
На очередной развилке, пройдя блокпост, сержант свернул с трассы на щербатую дорогу с указателем к запорожскому пригороду «БАЛАБIНЕ 2 км». У въезда во двор старого одноэтажного особняка, обнесённого синим профилем, часовой приветливо кивнул водителю. Над крыльцом висела скошенная вывеска «Сільська бібліотека».
Коринь дымил у окна. Встретившись взглядами с Танцором, он властно поманил его в кабинет.
– Пане сержант, мы сьогодни будемо снидаты або танцювати? – зло пробасил из кузова Палай.
– Ярик, распредели жратву и присмотри за задержанными. Я к начшаба.
– Тики так, гражданин начальник! – повеселел тот.
Устроившись на кузове, солдаты взялись за свёртки, раскладывая их на три равные части. Палай сразу принялся запихивать в рот свою долю, запивая куски горячим чаем из термоса. Ярик жевал нехотя. Марихуана отбила аппетит, поэтому он распихал колбасу, сыр и печенье по карманам. Всё, что причиталось Танцору, было сложено в пакет с надписью «Вместе с Россией – навсегда!»
Из машины выглянула Снежана:
– Дайте, пожалуйста, воды для ребёнка.
– Ось у Днипри пий, скильки влизе! – сыпля изо рта крошками, мигнул Палай напарнику.
Они дружно заржали.
Свиридов вытащил из дверного кармана торчавшую там бутылочку «Родниковой» и протянул мальчишке.
– А вот с едой придётся потерпеть, дружище.
Славик понимающе кивнул.
– Спасибо, – сказала Снежана. – И простите, что из-за нас всё вот так обернулось. Ей-Богу, я не думала…
Свиридов, на которого навалилась отупляющая безысходность, равнодушно пожал плечами:
– Что теперь об этом…
Он увидел свою чёрную папку, завалившуюся за сиденье и, поколебавшись, опять сунул её под куртку.
– Эй там, хорош базланить! – послышался строгий голос Ярика. – А то я кому-то ещё раз начищу рыло!
Наркота давно испепелила его внутренний мир, а жестокость стала единственной формой существования.
…Коринь внимательно слушал запальчивый доклад Танцора, не выказывая эмоций. Также молча всматривался в снятое видео. Лишь когда сержант изложил историю о беженцах, удивлённо повёл бровью. В принципе, они вписывались в легенду, но не слишком ли нарочито всё будет выглядеть? С другой стороны, во всей этой мистификации только эти свидетели обстрела были правдой. На видеоролике с коптера даже можно разглядеть, как они мечутся, запрыгивают в «Жигули» и проскакивают КПП. Так что когда подтвердят, что их накрыла именно русская артиллерия, то какие ещё нужны доказательства?
– Давай этих ко мне, посмотрим, что за фрукты, – сказал Коринь.
Беженцы на вид оказались лучше, чем он думал. Высокий тип с потухшим взглядом выглядел интеллигентно, женщина с ребёнком несколько потрёпаны и вполне соответствовали образу людей, измученных оккупационным режимом.
После их сбивчивых рассказов пережитого кошмара, майор строго уточнил:
– Вы лично видели, что прилёт был со стороны русских? Нам нужна точная информация, врать не советую.
– Видели, да! – быстро подтвердила Снежана и подняла умоляющий взор на Свиридова.
Он согласно кивнул.
– Отпустите меня с ребёнком, пан начальник! Я больше ничего не знаю, ей-Богу! – жалобно пролепетала женщина.
Коринь усмехнулся. Если передать их службе безопасности на допрос, то эти перепуганные люди признаются, в чём угодно. Но сейчас в этом не было нужды.
– Ридной мовою володиите?
Снежана виновато склонила голову:
– Я всё розумию, а вот говорю не очень…
Свиридов отрицательно мотнул головой.
– Погано, треба вчити… Значит так, вы вырвались с оккупированной территории и теперь на родной земле. Ничего не бойтесь, Украина заботится о своих гражданах. А вот о зверствах кремлёвского режима на нашей земле должно узнать всё демократическое мировое сообщество. Завтра обо всём случившемся расскажете группе иностранных журналистов, ответите на их вопросы. Ну, а потом езжайте домой, к своим семьям. Пока же останетесь у нас. Условия не очень, но потерпите, – Коринь подал знак: – Сержант, отведи их на крайний склад, туда, где эти… Дай два, нет, три сухпайка. И воды.
Свиридов почувствовал, как на его шее неотвратимо затягивается петля, выскользнуть из которой нет никакой возможности.
Глава 4
– Устраивайтесь, громадяне! Вам здесь скучно не будет, – Танцор пропустил их внутрь строения, закрыл широкую дверь, лязгнув навесным замком.
Вынув доллары, он торопливо пересчитал их, рассовал по карманам и поспешил в штаб.
– Что ещё? – сипло спросил Коринь.
– Пан майор, тут вот… При обыске у задержанного обнаружил две тысячи в американской валюте. Мужчина сообщил, что не знает, откуда у него деньги, и вообще впервые их видит.
Начштаба смахнул стопку в ящик стола.
– Разберёмся. Да, сержант, благодарю за успешный рейд. Я подам представление о награждении группы: тебя – орденом «За мужество», хлопцев – медалью «За безупречную службу». Ну и готовься к отпуску – завтра подпишу приказ.
– Слава Украине! – засиял Танцор.
– Героям слава! Пока останьтесь здесь, можете понадобиться, а вечером – в расположение роты. И ещё раз предупреди своих: если сболтнут об операции – я вам не завидую.
– Да, пан майор! – вытянулся сержант и с подобострастной улыбкой на лисьей мордочке вкрадчиво добавил: – Ещё очень прошу рассмотреть присвоение мне звания младшего лейтенанта. Согласно новому закону. Хочу служить Украине до последнего вздоха!
Коринь был впечатлён, как быстро дошла новость из Верховной рады до солдат. Закон сильно обозлил офицеров, которые в своё время прошли военные училища, потом и кровью добиваясь звёздочек на погонах. Однако все понимали, что иначе невозможно восполнить большие потери младшего командного состава армии. Жизнь лейтенанта на войне ещё короче, чем у рядового.
Этот исполнительный проныра был Кориню по-своему симпатичен и мог ещё пригодится в щекотливых делах, которые начштаба проворачивал в батальоне.
– Посмотрим, как операция аукнется в прессе, а там и поговорим о погонах.
Танцор был счастлив: пошла масть!
* * *
В сыром и холодном пространстве было довольно тускло. У потолка два горизонтальных продолговатых окна с немытыми стёклами едва пропускали свет. Свиридов стоял и ждал, пока глаза привыкнут к сумраку.
– Славик простудится до завтрашнего утра, – нарушила тишину Снежана.
– Ничего не простужусь, – буркнул сын.
Где-то внутри прозвучало глухое покашливание. Троица замерла.
То, что таинственно горбилось перед ними, оказалось большой копной сена. У стены лежали какие-то сколоченные доски и строительные козлы.
– Кто вы? – послышался голос.
– Мы – беженцы, – негромко отозвалась Снежана. – А вы?
Свиридов обошёл копну и увидел парней в разодранной российской форме и тельняшках десанта. Один лежал и едва слышно постанывал. Его левая нога заканчивалась в комке пропитанных кровью тряпок, а голова вместе с одним глазом была замотана грязным бинтом. Второй сидел рядом, обхватив колени руками. По его лицу в гематомах и ссадинах было понятно, что ему тоже крепко досталось.
– Ох! – воскликнула женщина и в ужасе прикрыла рукой рот.
– Андрей, воды! – прошептал лежащий.
Она суетливо раскрыла рюкзак и протянула недопитую бутылку. Тот, которого назвали Андреем, приложил горлышко к губам раненого.
– Вы наши? – обрадовался Свиридов.
– Наши, – слабо кивнул боец. – А вы кто?
Алексей коротко рассказал об обстреле КПП, их бегстве, пленении и планах украинцев сообщить прессе о «кровавой бане русни».
– Да, крепко вы влипли, – посочувствовал Андрей.
– Можно подумать, вам больше повезло, – хмыкнул Свиридов. – Как вас угораздило?
В нескольких фразах десантник поведал, что их разведгруппа у села Пятихатки наткнулась на засаду. Схватка была неравной. Все, кроме них двоих, погибли. Андрей с раненым товарищем отстреливались, сколько могли… Бандеровцы, обозлённые большими потерями, собирались пристрелить их, однако по связи пришёл приказ доставить русских живыми. Допросы уже третий день…
– И что теперь? – зачем-то спросила Снежана, утирая слёзы.
– Закопают… – безразлично ответил парень. – Серёге сильно досталось… Меня ещё доведут до «кондиции» – и в яму… Если выберетесь отсюда, сообщите о нас…
Со стороны штаба невнятно звучали обрывки фраз, гогот, шум машин, короткие команды и топот солдатских берцев.
Свиридов опустился на сено. Бессилие и безысходность сдавили грудь. «Если выберетесь отсюда» – это точно не про него. Капкан захлопнулся намертво. На встрече с иностранными собратьями по перу он, конечно же, представится, чтобы ни у кого не осталось сомнений, что перед ними известный крымский тележурналист. Так что остаться без вести пропавшим он себе не позволит. И скажет о подлой провокации украинских военных, жертвами которой стали десятки мирных граждан. «Мировая сенсация» провалится – это факт. И ещё сообщит об издевательствах над пленными российскими десантниками. А что потом будет, не хотелось даже думать.
Смеркалось. В полудрёме Свиридов услышал клацанье замка. Дверь со крипом отворилась и в проёме показалась фигура с включённым фонариком.
– Эй, где вы там, беженцы-лазутчики?
Свиридов узнал мерзкие интонации Ярика. Солдат пошарил слепящим лучом по копне и осветил женщину с прижавшимся к ней сыном.
– Папка принёс вам пирожные, – он подошёл и бросил на сено пакет с сухпайками. Увидев пленных, хищно оживился: – О, матросня, не здохла? Кто не скаче, той москаль!
Лежавший боец приподнял голову и презрительно сплюнул.
– Ах ты, тварь! – взбешённый Ярик всадил ему ботинком в грудь.
– Не надо! – вскрикнула Снежана.
– Заткнись, курва! – рявкнул бандит и принялся бить моряка, который едва прикрывался и уворачивался.
Словно неведомая сила подбросила Свиридова. Он подпрыгнул, как бывало на волейбольной площадке, широко размахнулся и обрушил тяжёлую кисть на голову Ярика. Тот мешком рухнул на пол.
Все застыли. Первым пришёл в себя Андрей. Он подскочил к бандеровцу, сорвал с его плеча автомат и передёрнул затвор. Потом взял штык-нож, вытащил из подсумков две гранаты и четыре полных рожка.
– Ну, брат, я б с тобой пошёл в разведку! – в его глазах светилась решимость. Он протянул руку и представился: – Андрей Тульев и Сергей Коган, морской десант Северного флота.
– Алексей Свиридов, мелитопольская телерадиокомпания, – журналист ощутил крепкое рукопожатие.
– Спасибо тебе, Свиридов, помог. Это как раз то, что надо было сейчас – умирать, так с музыкой! Ну а вам, сам понимаешь, теперь надо выбираться отсюда и бежать. Пока мы тут будем разбираться, у вас в запасе есть некоторое время.
– Я никуда не побегу, – в отчаянии пролепетала Снежана. – Они обещали отпустить.
Тульев посмотрел на неё с сочувствием.
– Нельзя вам оставаться, поймите, девушка. Это нам с товарищем не уйти, мы, так сказать, нетранспортабельны. Да и кое-кому долги вернуть надо. Скоро здесь такое начнётся!.. Берите сынишку и не теряйте время. Давай, журналист, действуй!
Замычал и зашевелился бандеровец. Тульев двинул его прикладом, и тот опять затих.
У Снежаны начал проясняться ужас ситуации.
– Но как и куда нам бежать?! Они же сразу схватят!
– Мы попробуем, – Свиридов положил ей руку на плечо. – Я видел дыры в заборе. Только бы выбраться на улицу, а дальше как-нибудь разберёмся.
– «Как-нибудь», Боже мой!..
Свиридов повернулся и кивнул на Ярика:
– Погоди, этот со мной не рассчитался.
Он вытащил из его нагрудного кармана пакет с деньгами. Потом приподнял низ куртки и взял из кобуры пистолет – старый добрый «макаров» со звёздочкой на рукоятке.
– Тебе пригодится, – согласился Тульев. – Прощайте!
Снежана кивнула с таким видом, будто настал день, которого она всегда страшилась.
Свиридов осторожно выглянул во двор. Окна здания светились жёлтыми полосками света между плотными шторами. Над стоянкой автомобилей и ходившими там солдатами висел фонарь, но он почти не добивал до склада. Слева, вдоль забора, едва угадывались голые кусты сирени.
Он двинулся в темноту, за ним беззвучно семенили Снежана и Славик. Пройдя совсем немного, они обнаружили пробоину между листами профиля. Свиридов вылез на дорогу, но тут же ринулся обратно, завидев светящиеся фары. Когда шум автомобиля затих, он опять выбрался наружу и подал руку Снежане и мальчишке.
Они побежали по пустынной дороге к перекрёстку. Свернули направо, минули квартал и увидели небольшое кафе. Два парня с пивными банками у высокого столика под широким окном обернулись на их шаги. У Снежаны замедлился шаг, словно стали отниматься ноги. Она решила, что у неё на лбу написано всё, что произошло полчаса назад
– Улыбайся, – сквозь зубы прошипел Свиридов и крепко взял её под руку.
Они подошли к столику. Внутри кафешки было пусто.
– Привет, ребята! Пиво свежее?
– Доброго вечора, – откликнулся один на украинском языке. В его интонациях звучала настороженность. – Сьогодня завезли.
Свиридов показал на задрипанную «Таврию», которая вряд ли годилась даже на запчасти:
– Дай покататься.
Парень насмешливо вскинул брови. Он хотел что-то ответить, но тут со стороны штаба прозвучала короткая автоматная очередь. Послышались отдалённые крики и посыпалась беспорядочная стрельба. Славик испуганно прижался к матери, а она судорожно вцепилась в Алексея.
– Вы звидти прийшли? – напрямик спросил парень, внимательно глядя в глаза Свиридова.
– Да, – он не спеша сунул руку в карман с «макаровым».
– Вы тикаете?
– Да. Можешь продать свой транспорт?
– Вы з России?
Свиридов кивнул. Странный допрос напрягал его всё больше. Стрельба возле штаба всё усиливалась, слышались разрывы гранат. Моряки отчаянно отбивались. Ему тоже надо было действовать, но он ещё медлил, хотя решение уже принял.
– Гроши оставь соби. – Парень неожиданно протянул ключ и показал направление: – Ось там вулиця Мира. Звернить наливо. Потим километрив пять до покажчика… до указателя «Прибрежная автомагистраль». Она доведе до моста через остров Хортица на правый берег Днепра. Так вас не догонят. А потим вже сами решайте, куды вам треба. Поспишайте!
Свиридов был потрясён, меньше всего ожидая такой развязки. Он молча обнял парня, а Снежана со Славиком уже спешили к машине.
– Ну шо, Василь, пидем и мы до дому, бо тут стае гаряче, – парень проводил взглядом тарахтящую «Таврию» и посмотрел на сполохи взрывов, откуда доносилась стрельба.
* * *
Только сейчас, когда гражданские выскользнули из склада, а Тульев проверял исправность автомата, старшина 1 статьи Сергей Коган почувствовал душевное равновесие. Невыносимая боль от ранений, пыток и издевательств несколько улеглась, позволяя думать о другом. Он знал, что вот теперь все страдания закончились. Неотвратимая смерть теперь не казалась ему просто долгожданным избавлением от страшных мук, но воспринималась как очень правильная точка в его недолгой и хорошей жизни. Остался лишь последний бой, о котором он безнадёжно мечтал с первой минуты пленения. И уж к этому бою он был готов.
– Я сейчас подберусь поближе к бандерам и уложу, сколько смогу. Потом вернусь к тебе, – вслух рассуждал Тульев, словно услышал размышления старшины. – Но если что… Вот, возьми две гранаты.
– Отставить, матрос! Попробуем сделать хитрей, – Коган натужно откашлялся и продолжил: – За этой тварью скоро кто-то придёт. Значит, есть шанс разжиться ещё одним автоматом. А это уже веселей.
– Так точно! – улыбнулся Тульев, к которому тоже вернулся боевой настрой.
Они едва успели затаиться, как издалека послышался нетерпеливый голос:
– Ярик, сколько тебя ждать! Отсыпь пыхнуть, жмотяра! Шо-то долго ты бабе романсы наяриваешь?
Недовольное бормотание приближалось к складу. Матрос замер у косяка. Лишь отворилась тяжёлая дверь и показалась голова, Тульев точным ударом всадил штык-нож в горло бандеровца и подхватил обмякшее тело. Затащив его вовнутрь, он собрал такой же комплект оружия, боеприпасов и бронежилет.
– Броник надень, мне он ни к чему, – сказал Коган. – Теперь иди. Только не увлекайся, там укрыться негде. Отработай тех, кто на виду, – и сюда. Здесь надёжная позиция.
– Да понял я, понял, – нетерпеливо отозвался Тульев и бесшумно растворился в темноте.
У штаба стояло с десяток расслабленных вояк. Кто-то курил, кто-то ковырялся под капотом машины, другие устроились на лавке и переговаривались. Матрос подполз к линии света и тьмы и буквально вгрызся в землю. Неторопливо прицелился и дал очередь по группе сидящих. Треск автомата прозвучал, как будто с силой разрываемый брезент. Солдатня повалилась сбитыми кеглями.
И всё вокруг сразу превратилось в суматошный клубок из воплей, криков, бегающих и падающих тел, беспорядочной стрельбы. Тульев спешил ухватить эти первые секунды внезапного нападения, когда никто не мог понять, что случилось и откуда идёт стрельба. Он бросил гранату в окно штаба, другой изрешетил осколками тех, кто не успел укрыться. Потом перекатился вбок, пальнул оттуда и опять переместился. Вэсэушники ответили длинными очередями в разные стороны, пугая и ещё больше запутывая друг друга.
– Андрюха!
Тульев обернулся: к нему подползал Коган.
– Полундра, старшина! Надо отходить!
– Андрюха, давай к машине! Попробуем! – сверкнул отчаянным блеском единственного глаза Коган.
Тульева словно пробило от такой дерзости: да, в конце концов, что они теряют? Только бы не попасть живыми в лапы нацистов.
Он что есть сил швырнул две гранаты в сторону палящих автоматчиков и бросился к стоявшей с краю «тойоте», пока дым от разрывов скрывал его. Распахнув дверь, он отшатнулся от вывалившегося трупа, лисья морда которого застыла в гримасе страха. Двигатель работал! Тульев рванул в темень, откуда летели короткие очереди по окнам штаба. Прикрыв машиной старшину, матрос схватил его в охапку и затолкал в кабину.
– Назад нельзя! Пробивай забор! – крикнул Коган.
– Знаю, Серёга, знаю! – прорычал Тульев и нажал на газ.
Пули забарабанили по кузову и со звоном рикошетили от торчавшего ствола миномёта. Боковое стекло с треском разлетелось на мелкие куски. «Бандеромобиль» взревел раненым быком и с ходу ударил бампером по хлипкому профилю, разметав его в разные стороны. Тульев круто развернул машину на асфальте, от чего тяжёлый миномёт сорвался с крепежа и, смяв борт, вывалился из кузова.
Где-то у штаба ещё трещали автоматы, а «тойота» уже лавировала по узким улочкам села.
– Скоро блокпосты, Андрей! – предупредил Коган, помнивший карту этой территории. – Здесь направо, к лесополосам. А дальше – на юг, к Каменскому, в «серую зону».
Они ещё не были уверены, удастся ли вырваться, но вспыхнувшая надежда крепла с каждым метром свободы.
Глава 5
Свиридов не спешил, чтобы не привлекать внимание. Ближе к Запорожью движение на улицах становилось всё оживлённее. «Таврия» ничем не выделялась в вечернем потоке автомобилей. И правда, как предупредил парень, через пять километров появился указатель «Прибрежная автомагистраль», по которой они доехали до кольца, а потом, опять же по указателю, свернули на остров Хортица. Выбравшись на правый берег Днепра, Свиридов старался держаться перпендикулярного от реки направления. Так он предполагал выехать подальше за город, где казалось безопасней. На важных магистралях могли быть блокпосты, поэтому на перекрёстках он выбирал второстепенные дороги.
Журналист глянул в зеркало: на заднем сидении затаились Снежана с тревожными оленьими глазами, всегда готовая к прыжку и бегству. Казалось, единственное, что её останавливало это безмятежный сон сына. Только сейчас он ощутил сильную усталость от безумного дня. Не было ни сил, ни желания думать. Хотелось просто остановить машину и отключиться. Но он тряхнул головой, сбрасывая накатывающую сонливость, и сосредоточил взгляд на пятачке света перед машиной.
За поворотом показалась стайка огней, сливавшихся со звёздами ночного небосвода. Всё село утонуло в темноте, фонари горели лишь возле церкви и небольшой двухэтажки, украшенной неоновой надписью КАФЕ ГОТЕЛЬ «У КРИНИЧКИ». Свиридов вышел из «Таврии» и, потряхивая затёкшие ноги, подошёл к гостинице.
На стук долго не откликались. Наконец в замке провернулся ключ и показалась зевающая женщина в наброшенном пуховом платке.
– Что ж вы так поздно? – не здороваясь, упрекнула она, словно они договорились заранее, а он подвёл, заявившись невесть когда.
– Да так как-то… – виновато пожал плечами Свиридов.
– Один?
– Двое… И сын.
Дежурная протянул ключ:
– 17-й номер свободен, двухместный, в конце коридора. Идите, утром зарегистрируетесь. Паспорта есть?
– Конечно, – уверенно соврал Свиридов. – Вы отдыхайте, мы тихо…
– Отдохнёшь тут с вами…
Снежана уже переминалась у машины. Она позвала сына, который сразу шустро выбрался в зябкую ночь, как стойкий оловянный солдатик. В номере он так же быстро разделся и юркнул в кровать у стены.
– Будете ужинать? – спросила Снежана, распаковывая рюкзак.
– Разве что чай, – неуверенно ответил Свиридов. – А я гляну, есть ли тут горячая вода.
Душ освежил тело, но не смыл усталость от сумасшедшего дня и напряжение после пережитого. Впечатления так и лежали неразобранным комом в голове, но уже не давили, а ждали своей минуты быть разложенными по полочкам.
Между тем, Снежана нарезала бутерброды с сервелатом и сыром, залила чайные пакетики кипятком из электрочайника и выложила несколько конфет. Полумрак от прикрытой шарфом настольной лампы создавал иллюзию домашнего уюта.
– Перекусите, – предложила она и ушла привести себя в порядок.
За целый день Свиридов так и не вспомнил о еде. Странно, что и сейчас не чувствовал голода, с безразличием глядя на незамысловатую снедь.
Приоткрыв форточку, он осторожно закурил, выдувая дым на улицу. Откуда-то издалека донёсся недовольный лай разбуженной собаки, и опять наступила тишина, закрывшая его от чужой и враждебной действительности. «Или всё это некий кошмарный сон, который исчезнет с рассветом нового дня?», – подумал он, глядя на подрагивающую сигарету. Однако осознавал, что никакой это не сон, что влип он, как кур в ощип, и что никак не получается нащупать кончик той нити, которая выведет его обратно туда, где не надо думать о спасении.
– Что же вы? – с ноткой сожаления спросила Снежана, посмотрев на нетронутые бутерброды.
– Вас ждал, – рассеянно промолвил Свиридов.
После душа, без затасканной куртки, мятой юбки и беретика, женщина совершенно преобразилась. Коричневая футболка гармонировала с ещё влажными прядями каштановых волос, а стрейчевые джинсы подчёркивали изящную фигуру, которую в другой обстановке Свиридов назвал бы соблазнительной. Серые глаза под крылами бровей, слегка вздёрнутый нос и пухлые губы открыли утончённость черт её лица.
Она уловила его оценивающий взгляд и смутилась.
Ели медленно и молча. После бесконечно долгого и страшного дня сильный голод приглушился ещё большим желанием отдыха. Бутерброды с чаем без сахара казались вкусней, чем им следовало быть.
– Жаль, Славка уснул голодным, – она с нежностью обернулась на сына.
– Ему сейчас важней выспаться.
– Да, у нас путь неблизкий.
– И куда?
– Домой, в Киев.
– Нашли время путешествовать.
– Не по своей воле…
Снежана замолчала. Взяла сигарету из пачки на столе, подошла к форточке, неумело принялась чиркать зажигалкой. Её голова чуть вздрагивала от беззвучного плача.
Свиридов чуть приобнял её и сочувственно погладил по волосам. Ему казалось, что сам невольно оказался причастным к беде этой милой женщины. Слёзы катились по её щекам, и чтобы скрыть накатившую слабость, она уткнулась в крепкое мужское плечо. Сострадание и горячая волна желания охватили Алексея. Он поцеловал её лоб, потом ещё и ещё… Их губы встретились и слились, словно только так, в объятиях, они могли защититься от окружавшей их враждебности.
Неотвратимая страсть накрыла две стоящие у окна фигуры и вынесла в призрачный мир, где не существовало никого и ничего, кроме них самих. Свиридов ещё крепче обнял её, и ночь бережно скрыла всё, что ещё миг назад казалось неуместным и неприемлемым…
…Он поднял веки, не совсем понимая, спит ли ещё или уже проснулся. В кромешной тьме глазам не за что было зацепиться. На его левой руке лежала голова Снежаны, разбросанные локоны щекотали плечо. Он ощущал её грудь и живот, от которых веяло теплотой и безмятежностью женского тела.
Наверное, именно этой нежданной близости и не хватало им, чтобы отрешиться от страха и растерянности. Вернулись спокойствие и способность мыслить быстро и рационально. Но добавилось чувство нежности к той, которая сейчас доверчиво прижалась к нему.
Свиридов глубоко вздохнул и подтянул сползшее одеяло.
– Не спишь? – прошептала Снежана.
– Нет. А ты?
В ответ послышался тихий смешок.
– Я не знаю, спала ли, но кажется, что выспалась за все дни поездки.
– «Подняв слабеющие вежды, И взор блеснул огнём надежды!»
– Ага. Это кто?
– Это Лермонтов. – Он прильнул к её губам долгим благодарным поцелуем. – Как ты оказалась в России?
Снежана молчала, раздумывая, стоит ли ему довериться.
– Не знаю, надо ли тебе это… В августе прошлого года моего мужа мобилизовали. Прямо перед началом учебного года, он – учитель математики, – начала она негромко. – Где-то обучали, потом держали в резерве под Ровно, как он мне рассказывал по телефону. И вдруг отправили куда-то к Донецку – туда, где шли сильные бои. Они даже не успели выгрузиться из машины… Подразделение отступило, никому не было дела до убитых и раненых. Муж с контузией и раздробленной ногой, вместе с другими ещё живыми, двое суток пролежал в мокрой воронке…
Снежана умолкла, вспоминая детали.
– К счастью, на них наткнулись русские и доставили в ростовский госпиталь. Уж не знаю, как ему удалось дозвониться мне… Рассказал обо всём этом, заверил, что всё хорошо, что война для него кончилась и он пока останется в России… Просил беречь сына и больных родителей… А голос такой слабый и тихий-тихий… А на следующий день ко мне пришли эти, из теробороны. У них была распечатка телефонного разговора. Устроили обыск, кричали, что муж дезертир, а мы тут «москальски твари». Потребовали, чтобы я поехала в Ростов, заставила его согласиться на обмен и возвращение… Дали две недели времени. А если, мол, не вернусь в срок, то объявят в розыск за пособничество Кремлю, родителей выгонят из квартиры и продадут её в фонд помощи армии… Да, сказали, чтобы взяла сына, он, дескать, поможет разжалобить российских военных. Что мне оставалось делать?
– Бред какой-то.
– Не знаю. Но мы поехали. И опоздали всего на один день – муж умер от гангрены. В госпитале мне сообщили, что тело передадут украинской стороне по специальным каналам обмена. Я выпросила хотя бы справку о смерти…
– И ты торопишься домой, чтобы предъявить справку в «гестапо»?
– Родители болеют и если их вышвырнут на улицу, то они просто умрут. Много времени потеряла в дороге, кругом очереди, ожидания… У меня осталось пять дней. А тут эта дикая история…
– Извини, что невольно втянул вас…
– А кто знает, как было бы правильно? – отозвалась Снежана. – Так сложилось. Знаешь, трудно выбирать лучший из вариантов, когда он у тебя один. Это я, как эксперт, говорю.
– А кто ты по профессии?
– Метеоролог в гидрометцентре.
– Так вот ты какой – часовой погоды.
– Смешно.
На самом деле, им было не до смеха. Разговор вернул в реальность. Оба понимали, что положение сложилось незавидное.
– Лёша, страшно…
– Но у нас уже кое-что получилось, правда? Везенье – великая штука! Военные, скорей всего, нас ищут. Тебе с сыном надо быстрей подальше оторваться от «этих», и на перекладных добраться до Киева.
– А тебе куда?
– Мне, Снежок, проще попасть на тот свет, чем вернуться в Мелитополь. Меня вообще здесь не должно было быть. Я приехал в Васильевку, чтобы передать оказией чёртову папку с медицинскими справками. Ну, а дальше ты знаешь. И вот я тут – без документов, без денег, без телефона, и меня ищут бандеровские отморозки. Надо попасть в Киев и отыскать друга. А там посмотрим.
– Может, вместе попробуем?
– Для вас я «чёрная метка». Уверен, те, от которых мы сбежали, передали по всем блокпостам ориентировку на мужчину и женщину с ребёнком. Вместе нам никак. Да, проверь, у тебя есть интернет?
– Сейчас, – Снежана взяла телефон с прикроватной тумбочки. – О, работает.
Журналист открыл карту Украины. В полутора сотнях километров от них располагался Кривой Рог – крупный железнодорожный узел. К нему вело множество мелких дорог, которые вряд ли серьёзно контролировались. Но и рейсовых автобусов там обычно тоже немного.
– Значит, доедем до Кривого Рога, а дальше придётся порознь. Попытайся на электричках, с пересадками – это дольше, но надёжней. Ага?
Снежана молчала, понимая, что скоро они расстанутся и больше никогда не увидятся. Она лежала и думала, что вот сейчас надо запомнить голос и интонации Алексея, его прикосновения, эти счастливые минуты, эти запахи и эмоции до мелочей, сложить их все в сокровенный узелок. А потом доставать из укромного уголка памяти, перебирать по частичкам и проживать всё это опять.
– Надо ехать, Снежок, – прошептал он, нежно цепляя губами её ушко. – Пора!
Собрались довольно быстро. Славка, ещё сонный, от завтрака отказался. Снежана завернула бутерброды, а чай налила в походную флягу и сунула её в вещи, чтобы дольше сохранилось тепло.
Дежурная, заслышав шаги по коридору, сползла с дивана и включила свет.
– Та шо ж вы никак не угомонитесь? – удивилась она, узнав ночных гостей. – Куда в такую рань – начало ж пятого.
– На поезд бы не опоздать, – ответил Свиридов и добавил на случай, если кто-то поинтересуется: – До Запорожья далеко?
– Может, километров шестьдесят, – неопределённо прикинула женщина, доставая регистрационную книгу.
Он положил на затёртый кондуит пятидесятидолларовую купюру:
– Зачем разводить бюрократию? И мне квитанция не нужна. Возьмите – и спасибо за гостеприимство!
Дежурная не стала возражать, порадовавшись упавшей с неба щедрости.
– Ну, доброй вам дороги! Заезжайте ещё. У нас, сами видите, тепло, бельё чистое, вода горячая…
– На обратном пути, обязательно, – кивал Свиридов, прикрывая от её глаз Снежану и Славика.
На крыльце он снял с головы Снежаны беретик и бросил в урну.
– Кто сейчас это носит? Тебя за километр видно в толпе.
«Таврия» долго не заводилась, простуженно кашляла и глохла, но всё-таки ожила и послушно покатила туда, куда её направили.
* * *
…Автоматная очередь прошла совсем рядом с окном кабинета начштаба. Она была такой внезапной и громкой, что Коринь моментально слетел с кресла на пол, словно целились точно в него. Истошные крики, грохот вспыхнувшей стрельбы и гранатных разрывов оглушили его и ввергли в панику. Один из взрывов потряс соседний кабинет и сшиб портрет президента со стены.
Майор Коринь совсем не таким представлял своё первое боевое крещение. Конечно, он считал себя «фронтовым» офицером, прослужив полгода под Луганском. Но это было тогда, когда украинской армии противостояли лишь полувоенные формирования марионеточной «Луганской Народной Республики». К тому же Коринь командовал артиллерийским подразделением в десяти километрах от линии боевого соприкосновения, обстреливая ближний городок и сёла. Это было просто и, главное, безопасно. Теперь он продолжал наматывать «фронтовую выслугу» под Запорожьем, не соприкасаясь вплотную с противником, чем был весьма удовлетворён.
И возникший сейчас бой вызвал у майора настоящий шок. Дрожащей рукой он дотянулся до телефона спецсвязи и вызвал командира бригады.
– Пане генерал! Пане генерал, напад на штаб батальона! – сипло орал он в трубку. – Противник великою чиннистью напав на нас! Прошу швидкой допомоги!
Комбригады опешил: какой напад, откуда ему взяться? Неужели русские сумели скрытно пройти мимо блокпостов и секретов, контролирующих подступы? Или это наступление? Но тогда почему остальные подразделения молчат? Значит, всё-таки диверсионная группа! А штаб ей нужен для захвата офицеров и документации.
Генерала прошиб холодный пот. Он мигом представил последствия этого охрененного ЧП для бригады и для себя – грандиозный скандал, следствие контрразведки, которая уж накопает всё, что есть и чего нет… А дальше разжалование либо арест с тяжёлыми последствиями. Нет, этого он не мог допустить ни при каких обстоятельствах!
– Заткнись, истеричка! Доложи обстановку! – пророкотал комбриг.
– Это самое… – майор тоже перешёл на привычный ему русский язык. – Бой идёт прямо под окнами. Отбиваемся, но силы на исходе. Срочно нужна поддержка! Срочно!!!