Его малышка на миллион

Глава 1. Малышка

– Не, не выйдет, – усмехается охранник на входе в клуб, обнажая уголки клыков в оскале, – давай, пацан…

И головой в сторону тут же кивает, показывая, чтобы сматывалась из очереди. Даже взгляда не задерживает, сразу переводит на толпу за моей спиной, очевидно вынося свой единственный и неоспоримый вердикт – в клуб мне не попасть.

Толстовка, кепка, поверх нее капюшон, утянутая спортивным лифчиком грудь и широкие джинсы моего друга – я старалась по-максимуму быть похожей на парня.

Перестаралась.

В мини-юбке, уверена, прошла бы быстрее. Некоторых девушек даже в очереди не заставляли стоять, так пропускали, но на каблуках на ринг точно не выйти. А я сюда пришла именно из-за этого.

Немало известный клуб «Чёрная коронация» в определённых кругах – один из самых лучших, где устраивают бои «без правил». В кавычках, потому что правила здесь всё же есть, и они настолько хороши, что это, пожалуй, единственное место, которое может мне подойти.

Девушек на ринг не берут, но я слышала, исключения бывали, а победительницы получали такой гонорар за бой, что мне и не снилось.

Пара-тройка раундов – и я смогу решить половину своих проблем, поэтому так просто сдаваться не собираюсь.

– Мне есть восемнадцать, – стою на своём, а вот по голосу прозвучавшему дашь не больше двенадцати.

А если учесть, что пытаюсь выставить себя парнем?

Черт… ужаснейшая идея с переодеванием.

О чем только думала, непонятно!

Видела же, какие сюда заявляются посетители, простым смертным вход однозначно закрыт.

И громила не заставляет ждать подтверждения, вновь усмехается, качая головой.

– Поди ещё и паспорт собой есть? – насмешка, дураку будет понятно.

Но паспорт у меня и правда с собой. Вот только на Савушкину Элеонору, а не на какого-нибудь там Эдуарда…

Стою и пялюсь на потешающегося надо мной в открытую охранника, понятия не имея, что на это ответить. А тут он еще и наконец всматривается в лицо, взгляд внимательно щурит.

Секунда – и никакого больше притворства.

Охранник руку протягивает и так юрко с меня кепку снимает, что мои тёмные волосы, старательно спрятанные под ней и капюшоном, мгновенно же рассыпаются по плечам.

За спиной слышится сразу несколько различных реакций: кто охает, кто смеётся. Громила надо мной тоже. Головой снова качает.

– Даже знать не хочу, для чего тебе это… – приглядывается совершенно иначе, более ощутимым взглядом, будто оценивает, и даже голос смягчает, когда продолжает: – красавица, но сегодня точно не твой день. – А потом взглядом уже по фигуре, словно вместо глаз сканер, от него некомфортно становится, потому что и так понятно, что теперь он высматривает за одеждой. Его рука по бёдрам моим проходится, лишь слегка задевает ребром, но точно током бьёт, что шарахаюсь и испуганно таращу глаза. Сердце ухает, оцепенение и поднимающийся по коже жар от вспыхнувших гремучих эмоций: – Не ниже, и будь уверена, в следующий раз пропущу.

Снова усмехается и подмигивает, а я с опозданием понимаю, что он длину юбки имеет в виду.

– Всё, давай, красавица, не занимай очередь, – кепку вкладывает в непослушные руки, и вроде по-доброму со мной, но внутри всё равно разбухает обида.

Едкая такая, что аж глаза обжигает влагой. Щеки горят, чувствую, жаром колючим ползут по коже эмоции. И пульс в ушах бухает, что собраться сразу не получается. Ещё и ком к горлу злосчастный… Не сглотнуть.

Мне нужны эти деньги. Очень нужны

Сегодня.

И этот клуб моя единственная надежда дать себе хоть небольшую отсрочку.

Была. Была эта надежда.

Меня уже кто-то пихает плечом, протискиваются две девушки. Одна из них косо поглядывает, свысока, пока потихоньку назад спиной отступаю, а потом с гордым выражением к охраннику поворачивается, чтобы услышать:

– Не сегодня, – и дальше взгляд поверх всех переводит.

Выражения лица – камень. Никаких ухмылок, насмешек, просто стоит. Вторая из них возмущается:

– Но уже пропускали, в прошлый…

– На сегодня достаточно.

Дальше не слышу, безразлично становится, у меня до сих пор шум в ушах и пространство серовато-перламутровой призмой вокруг видится.

Отхожу вроде на расстояние, а особо даже не понимаю, в каком месте стою. По сторонам озираюсь.

Делать ведь что-то надо. Собраться, придумать…

Голова… божечки…

Никогда так ещё пульс не тарабанил.

«Может, тебе мотивации побольше надо?»

«Сколько там твой сестренке?..»

Чуть больше года. Ей всего чуть больше года, а она уже никому не нужна, кроме меня. Матери…

Боже, даже называть её так не хочется.

Тамара Львовна. Томаня, как зовёт её отчим, когда настроение приподнятое, потому что зарплату мать принесла. Его зарплата даже до дома порой не доходит.

Ни ему, ни ей, иногда кажется, вообще нет дела до Леи. Я не уверена даже, что они замечают, что временами её дома нет, потому что с ней сидит подруга моя. Дверь частенько открыта, да и плечом толкни хорошенько, у Трофимовских дури много, сломают, было б что из квартиры выносить, давно бы за долги всё забрали.

А теперь они Лею пообещали забрать, чтобы ускорилась. Если не отдам деньги. Сегодня.

Сегодня…

Снова верчу головой, на вывеску яркую оборачиваюсь. Они ведь и не скрываются от закона. Говорят, всё проплачено, не выгодно его закрывать, сколько там «водится» денег.

Они там есть. И я могла бы их получить. Там мало профессионалов, больше любители и желающие «рисануться». Дашка сказала, что некоторые парни и раунда не выдерживают на боях в «рулетке» – этакая забава и главная фишка клуба. Многие и соперника не знают в лицо, жребием тянут: кто платит того, кому платят. Каждый раунд на повышение, чем дольше отстоишь, тем больше денег получишь.

Я даже была готова к переломам. Это все равно лучше того, что обещают Трофимовские для меня.

Готова же, взяли бы только, пустили…

Черт…

Черт!

Срываюсь. Уже и не обида берет надо мной вверх. Отчаяние. Безысходность. Таким ураганом сотрясает всё тело, наружу всё рвётся, не удержать.

Разворачиваюсь и…

Боже!

– Я не твой ассистент личный, обещал Коваль, значит… что за!?..

На меня таращится парень. Мужчина. Или…

Господи, да неважно же, кто он!

Я вообще одни его глаза огромные вижу. Ладони у рта оханье моё приглушают, когда машинально от испуга и неожиданности его прикрываю.

Потому что только что заехала ему кепкой в лицо.

С асфальта доносятся какие-то звуки. Там телефон, рядом с кепкой, который выбила из руки. Вниз смотрю, телефон разбит, экран горит, но весь в трещинах. И это сделала я, пульнула так пульнула кепкой в неизвестную сторону. От души прям приложилась, чтобы выпустить гнев.

Откуда этот мужчина вообще взялся? Пусто же было, видела!

А он так на меня всё и смотрит, очевидно, сам переваривая случившиеся, пока не выдаёт:

– Хороший бросок, но не выйдет, договор всё равно ему не повезу.

– Омойбог… – причитаю сначала тихо.

Я и слов-то его не понимаю, они служат для меня больше толчком выйти из оцепенения. Я человека ударила! И телефон его разбила… Сглатываю с трудом. А он спокойный почему-то, пока моё сердце колотится на убой. Ещё раз осматривает с головы до ног и нагибается за телефоном.

– Боже… вы… вы… – собраться пытаюсь, чуть подаваясь вперёд, эмоции бурные овладевают, не давая обратить мысли в слова.

Но мужчина на меня и не смотрит толком. Телефон к уху подносит и морщится.

– Не дождёшься, это телефон упал, а не я, – говорит явно не мне, хотя и поглядывает, и снова же окатывает с головы до ног, убирая вторую руку в карман брюк, – чтобы меня уронить, надо было амбала посылать, а не школьницу.

– Ч-что?

Это он про меня? Школьницу? Кого уронить? По сторонам осматриваюсь, но рядом никого нет.

– Всё, Кай, не вникай, проехали. Лине привет и спасибо за переживания. А тебе – обойдёшься, нужен договор? Аэропорты работают, стихийных бедствий не предвещают. Прилетишь, если горит так, не обломишься.

Кто бы что ему ни говорил на том конце провода, а он говорит, я отчётливо слышу слова: «корона тебе, Юляшка, зажала», не слушает уже, сбрасывает вызов и вновь поднимает на меня взгляд.

Приценивается точно, и оценка его явно не впечатляет. Выглядит так, будто ему даже лень стоять рядом.

– Ну, признавайся, разбойница, что тебе я сделал?

Глава 2. Рим

Грохнется?

По ужасу на выражении лица, похоже, что это произойдёт в любую секунду. Глаза такие на меня лупит, будто видит монстра какого-то.

Черт их разберёшь этих ненормальных пикетчиц. Наверняка же знают, что ни одной ещё ничего не сделал.

Был всего один прецедент – нагрубил всего-то. И-то, можно сказать, «по-игрушечному», лесом послал, как достали. А после все равно пришлось отвалить приличную сумму, чтобы та не накаляла скандал и забыла то природное направление, куда предложил ей прогуляться.

После этого мягко приходится их всех «лесом слать». Не грубить, не трогать, не обзывать.

Надеюсь, «разбойница» не входит в перечень обзывательств, а то точно придётся идти на курсы по этикету, чтобы этих нежных мадмуазелей слать на какие-нибудь Мальдивские Острова.

Одна, наверняка, сейчас именно там, сколько ей отстегнуть пришлось денег. Знал бы, что так и так попаду, не мелочился бы, а в пешее эротическое сразу отправил.

А тут пусть комплиментом, что ли, воспринимают. Или пожеланием лучшей жизни.

Коваль – с*ка – как предвидел, когда умотать в свадебное путешествие, что мне одному приходится разгребать этот бред.

Уже думал Крис, третий наш совладелец, дёрнуть, она – девушка, может у неё получится с другими девушками найти общий язык и договориться от нас отвалить.

Но Крис – это Крис, деликатничать не про неё. Боюсь, если она хоть одной выскажет, какого она мнения о их забастовках, нас тогда не то, что просто обвалят судебными исками, точно закроют.

Поэтому: мягче, мягче, Римчук. Ты справишься разок поговорить с напуганной школьницей.

Главное не перегнуть, а то так смягчу, что по новой прилетит обвинение в домогательстве к несовершеннолетним.

Твою мать, руки бы отрубил Голодному (фамилия у него такая – Голодушкин по паспорту он – повезло так повезло от души, называется, когда в тебе дури на все сто двадцать килограмм чистых мышц) с его вечными приколюхами. Один раз пошутили на вопрос, как понимать, каких точно пропускать девушек, а Кайманов – есть у нас один «клоун», считающий, что все его шутки высшего класса юмора – взял да ляпнул: не ниже пятнадцати сантиметров.

А Голодный взял да отмерил – буквально. И теперь у входа рекомендации раздаёт девочкам, которых хотел бы пустить, но они не подходят под «стиль» заведения. Вот и тогда раздал на десяточку лямов, девчонка оказалась несовершеннолетней, а он ее бедра облапал при всех, показывая длину юбки. Свидетелей было тьма.

Тут даже дядька мой – полковник ФСБ в отставке, который абсолютно везде связи имеет, – нам не помощник. Одно дело «кого надо» кормить, чтобы они на бои глаза закрывали, а другое на «совращение малолетних». Еле договорились, чтобы она пост удалила из соцсетей про наш клуб. Но подписчицы её, успевшие заценить этот пост, нет-нет, но иногда появляются здесь. Одеты при том все одинаковы, точно пацанам подражают.

Фишка такая, чем страшнее вырядиться, тем типа нагляднее пример, что не одежда делает девушку красивой.

Поспорил бы.

Хотя именно эта малышка точно нарушает стереотипы. И непонятно даже, чем берёт в этой одежде бесформенной, её как-то защитить, что ли, сразу хочется. Стоит словно котёнок, заплутавший к шакалам.

А в данном случае, очевидно, шакал – я.

На меня ж она таращится, точно Чикатило перед ней из мёртвых восстал.

– Ну, – и по сторонам смотрю, её даже на Мальдивские посылать отчего-то не хочется, закруглять всё это надо да домой отправлять, пока мамка не потеряла. Тут и так местность не айс, а этому котёнку ещё до метро топать одной, – давай предъявляй и…

– Простите, – выдаёт слабо котёнок.

Всё еще испуганно, почти что без дыхания, слышу, как она воздух редкими глотками тянет. Что странно, она ведь далековато, а я все равно каждый её вдох отчётливо слышу.

Смотрю на неё. Притягивает почему-то именно шея, совсем неприметный участок: с двух сторон волосы, толстовка по горло, но я вижу, как девчонка сглатывает напряжённо.

Реально боится, а меня… прет?

Не от её страха, естественно, я вроде как с утра ещё был нормальным. Да ещё пять минут назад находился в своём уме. Не вставляло меня от робости девушек.

А тем более, малолетних. Дожился, мать твою…

С запозданием только осознаю, что она выдала, и удивляюсь. «Простите?» Нет, так со мной пикетчицы точно ещё не общались.

Извращенец, маньяк, мудак и козел. И даже после этого прощения они не просили.

– За что? – искренне не понимаю.

Девчонка на телефон мой подбородком указывает, что до сих пор кручу между пальцев. Не сразу понимаю, на что именно намекает. Хмурюсь и, очевидно, её ещё больше пугаю.

– Я… я… правда, не хотела в вас попадать, – тараторить во всю принимается, а я снова ловлю себя на мысли, что меня не на шутку торкают её вдохи – мягкие такие, между слов – мне будто что-то хочется с ними делать. Ближе их слышать. Или их вызывать. Не, это точно уже ни хрена ненормально. Ей лет-то сколько вообще? – Я… я просто… просто… Уф-ф-ф… Что ж за день-то такой?!

И почти что скулит, пальчики на ручках в кулачки сжимает, разревётся ж вот-вот. А у меня от этого за грудиной что-то в натяжку идёт. Вот дела, млять…

– Эй, давай, малышка, только без слёз…

Твою ж мать, сам не понимаю, когда успел вперёд подорваться, но она неожиданно близко оказывается, на меня взгляд поднимает. Сама инстинктивно группируется телом, плечи выдают напряжение, но она не отходит. Смотрит, и самое главное – без слез, словно их разом отбило. А я своё сердцебиение слышу. Шарашит же на убой, пока ее разглядываю и для себя отмечаю: котёнок-то охренеть какой симпатичный.

И на удивление стойкий. Неизвестно, чего раньше боялась, но моё вторжение в своё личное пространство сейчас выносит спокойно.

Вновь поднимаю разговор наш по памяти, потому что моментами внезапно зависать охота на близости. Тело странноватые реакции выдаёт рядом с ней.

Ей точно нет восемнадцати?

– Те лет сколько, разбойница? – разорвёт же от любопытства, если не пойму, сошёл я с ума или нет.

Но на этот вопрос котёнок почему-то иначе совсем реагирует. Выныривает будто откуда-то.

– Что?

Дыхание… что ж оно у неё на слух вкусное-то такое?

Нет, это уже жизненно важный вопрос.

– Восемнадцать тебе есть? – грубовато, будто требую.

Но по-другому не получается. Я сам по себе смягчать общение не особо умею, хоть и понимаю, что в данном случае надо. Но у меня словно первобытные инстинкты одни остаются рядом с ней и ничего кроме. Даже если она закрывается, меня это не останавливает на неё напирать и давить взглядом.

А она закрывается, дыхание учащается и зрачок шире – все ж вижу, я только её лицо и вижу. И да, мать вашу, фигня какая-то, понимаю, но меня прям прет от её дрожи и дыхания слышного. Ещё пару мгновений сама точно на этих всех реакциях зависает, смотрит на меня удивлённо, испуганно в кой-то мере, но далеко не в той, когда бежать со всех ног надо. И только после чуть отстраняется, в руки себя берет.

– Если хотите паспорт забрать или кредит оформить, то…

Что за фигня?

Вышибает же моментально. А выражение её лица уж подавно, девчонка то ли разочарована во мне, то ли боль какую-то именно в эту секунду выносит – не разобрать это выражение отчаяния крайнего.

– То… не получится, я не…

– О чем речь вообще? – хоть убейте, не догоняю.

А котёнок более стойким становится.

– За телефон, что разбила. Если хотите, чтобы возместила.

Вот же, млять, а…

Догоняю. На трубку смотрю, она думает, что хочу компенсацию взять. Взял бы, только иначе. Сам от своих мыслей охреневаю, потому что мне точно пофиг на побрякушку. Ещё я денег с девчонок не брал. Даже если б новый не мог купить, мало того, что адекватно ситуацию понимаю – случайность, судя по её извинениям, так в принципе не какой-то там мудак, чтобы просить с девушки деньги. Сам могу заработать, не западло было бы и ящики потаскать, если б прижало бы.

А тут вообще до кредита дошло, замечательно.

– Забей, – по новой резковато, но я отчего-то злой. Не знаю, что за глобальные метаморфозы, ощущение, что у меня сейчас все жизненно-важные системы на каком-то остром пределе: капни бензина и подорвёт. – Разбила и разбила, новый куплю.

Не верит? По крайней мере, удивлена.

– Правда? – и всё ещё недоверчиво.

Хотя вроде излагаюсь серьёзно.

– Я что, похож на альфонса? В состоянии купить. Хотя и посоветую, в подобных местах быть осторожнее, не все такие добрые, как я.

Выдыхает и отчего-то обречённой становится.

– Согласна. Не все.

Смотрит. И я смотрю. Вот только она с настороженностью, словно ждёт от меня что-то, когда запоздало смекаю.

Ждёт, отпущу или нет.

Не хочу. Но других вариантов нет. Я всё ещё не понимаю, нормально ли то, что завис на малолетке. Поэтому:

– Топай домой, разбойница, и постарайся больше никого не сбить, а то ночь…

Даже договорить не даёт.

– Спасибо, – искренне.

Глаза у неё отчего-то горят. Красивые, мать вашу. Тёмные, разглядел.

Она уже спиной назад отступает. Мгновение, разворачивается – и малышки нет. А я как дурак всё стою, ощущая ещё одну новую хрень непонятную.

Нет, ей-богу, к врачу записаться пора. Пусть проверит, что у меня там сбоит нездоровое. Телефон вновь прокручиваю, оборачиваюсь и вижу кепку ту самую, которой сбила его. Забыла. И отчего это я – здоровый, адекватный мужик – вдруг радуюсь какой-то глупой, детской примете?

Не надо ей сюда возвращаться. Здесь небезопасно таким котятам плутать. Это у меня всё нормально с мозгами, но кадры захаживают различные. Поднимаю и всё рассматриваю, пока до входа иду.

– Евгений Станиславович, – приветствует на фэйсе Голодный.

А я от кепки отрываюсь, на которую он почему-то вдруг пялится. Ну да, точно не мой стиль, да и вряд ли налезет.

– Всё нормально? – дежурный вопрос.

– Обижаете. По уставу, – отчитывается.

Усмехаюсь докладу, сколько лет уже не при погонах, а всё туда его клонит. Но Голодный свой человек. Надёжный. Он с нами с самого открытия ещё в другом городе. Он моему дядьке за что-то был должен. Вытащил из проблем «уставных», в органы дорога закрыта. Да много куда с подобной характеристикой. А вот нам он подходил, главное же, чтобы точно не крыса. Хватило их за всё существование нашего дела. Чего только не хапнули, это сейчас всё почти в рамках закона.

Хлопаю Голодного по плечу, пока прохожу внутрь. Понятно, что ради такого человека и десять лямов отвалить как-то не жалко. Он вроде усвоил урок.

Рано думаю так.

Иду до кабинета, по пути ко мне подрывается Яна, наш главный администратор, и не только… Но не об этом сейчас. Торможу, показывая, что не до неё. Не вынесет сейчас мой мозг никаких бессмысленных разговоров. До стола добираюсь и зачем-то в записи камер сразу суюсь.

Вроде как просто понять, откуда взялась, но внутренне-то понимаю, что хочу ещё раз посмотреть на малышку.

Смотрю, до самого её появления отматываю. В очереди стояла. В кепке и капюшоне. Не похоже уже, что она сюда пришла, чтобы меня покалечить. Очевидно, внутрь хотела попасть. А вот на фэйсе…

Мать его.

Ну, с*ка, Голодный, точно же оторву!

Глава 3. Малышка

– Поздновато гуляешь, Э-ля.

Чёрная толстовка, чёрные штаны, в последнее время ещё и всегда тёмное выражение лица. С тех самых пор, как этот парень вернулся с армии, я не помню, чтобы видела на его губах улыбку.

Глаза пустые, без смысла, такое чувство, что всегда добрый, отзывчивый парень, каким был Каримов Стас – спортсмен и просто очень хороший человек – умер в нём в то же мгновение, когда умерла его мама.

От руки его отца. Перепил, насколько известно, поссорились. Стас в это время в армии был, последний месяц, перед демобилизацией, не смог уберечь. Вернулся он уже с армии совершенно другим человеком, а через месяц подался к Трофимовским. Деньги делать на дикой «трясучке», когда люди готовы хоть на что согласиться, лишь бы им заняли пару сотен на выпивку.

Говорят, он убил собственного отца. Слухи, правда, всего лишь. По всем экспертизам – остановка сердца. Я и сама не особо верю, может просто в силу того, что знала его совсем другим человеком, но находиться с ним один на один ночью в пустом дворе сейчас некомфортно.

Плюс, я ведь понимаю, зачем он здесь. Кого ждал и что сейчас потребует от меня.

Денег, которых, конечно, я не нашла.

– Мне нужен ещё день, – выдаю сразу.

Нет смысла увиливать и распинаться о неудачах. С ними это совсем не работает. Я видела, одна соседка даже в ноги бросалась парням, как просила не забирать у неё кольцо обручальное – последнее, что осталось от мужа покойного, но конечно никто её не пожалел. В то время, как сын тридцатилетний за спиной её стоял, прятался, боясь, что его куда-нибудь за долги увезут.

Не знаю, на что я рассчитываю и почему верю, что мне дадут эту отсрочку. В конце концов, я всегда отдавала вовремя деньги. Обычно сразу, как узнавала, что отчим снова занял у них. А здесь понятия не имею, как упустила. Но это ведь не банк, который шлёт смски с напоминанием. Трофимовским, наоборот, выгодно, чтобы родные подольше не знали, пока занятые двести рублей превращаются в ползарплаты. По крайней мере, моей. Но на этот раз всё куда хуже. Мне дали три дня, чтобы я нашла сумму, больше в четыре раза моей зарплаты.

Один из них, тоже в прошлом вроде обычный парень из соседнего двора, предложил отвезти меня «отработать», когда именно Стас заступился, сказав, что жалко портить девчонку.

А их старший взял да нашёл мотивацию для меня посерьезнее. Её, кстати, тоже предложил Стас.

Повторюсь, я не знаю, на что рассчитываю, стоя напротив него. Что он всё ещё тот человек, который когда-то сказал, что у меня отличный удар? Который привёл меня к своему тренеру, чтобы я научилась лучше защищать себя, потому что меня обидели мальчики, после того как сам же их и разогнал от меня?

В четырнадцать я была по уши в него влюблена. Да и как не влюбиться?

Всегда приглядывал за молодыми ребятами, всех защищал, учил мальчишек обороняться, к нам во двор никто не совался, все знали, что здесь живёт местный КМС по кикбоксингу. А сейчас этих же ребят именно он держит в ужасе. В том числе и меня.

Стас усмехается. Коротко, сухо, с лавочки поднимаясь, находящейся у моего подъезда. Я когда его издалека увидела, почему-то даже удивилась, что именно его отправили забирать долг.

Опять же надежда?

Какая ж наивная я.

Стас ближе подходит, а я инстинктивно чуть отступаю. Тело не выдерживает его присутствия, от него точно веет густой пустотой.

– Ты же знаешь, что Трофим не даёт отсрочек?

Знаю. На каждую сумму свой срок. Отчим в этот раз занял много, они с мамой поссорились, если честно, я так хотела, чтобы он домой не возвращался, неделя была тихой, спокойной. По будням мама не пьёт, ждёт всегда пятницы, а тут, раз его не было, так вообще никого не трогала. Всё закрывалась на балконе, по телефону с подругами разговаривала, жаловалась на жизнь и на изменившего отчима. Клятвы и громкие слова: да зачем он мне такой нужен, пусть там и живёт теперь, не приму. А уже в воскресенье, когда пришёл с одной чертовой розочкой, сразу почувствовала себя желанной и очень любимой.

Очевидно, покупал он эту розочку на остатки былой роскоши, из-за которой теперь я не сплю уже несколько дней, отыскивая варианты, где взять столько денег.

Нашла. Вот только меня туда не пустили. Но это значит, ещё найду варианты. Просто надо подумать. Пока шла домой, ничего путного не придумалась.

Потому что о другом думала, дура. О парфюме. Необычном, совсем лёгком и ненавязчивом, мужском. По-настоящему мужском.

– Я отдам, знаешь же, – пытаюсь стоять на своём, храбрюсь, как могу, нытьё не возьмёт, а вот уверенность может быть. – Всегда отдавала, ни разу не обманула.

– В этом-то твоя и проблема, Эля. Не надо было отдавать, жила бы сейчас спокойно, – говорит мне Стас.

Не упрёком, будто рассуждает всего лишь, но при этом всё осматривает внимательно.

– Не понимаю.

Он снова коротко усмехается, кривя уголок губ.

– Все вы не понимаете, содержите этих уродов, жалеете, впахиваете, себя не жалея, чтобы не тронули их, а потом в один день они трогают вас – сердобольных, когда надо было их отдать таким, как мы. Мы умеем заставлять их и работать, и быстро находить деньги. Кодируем, блть, морально. Хочешь, я и твоего могу закодировать? Раз и навсегда.

Хочу. Вот, какой ответ подрывается. А потом я думаю о маме. О Лее и что будет с ней, если вдруг пойдёт что-то не так. Единственный раз, когда отчима прижали, мать тоже бросалась, закрывая собой и упрашивая, чтобы они забрали её вместо него.

Это был самый первый раз, когда я отдала за него деньги. А теперь отдаю раз в месяц, как минимум.

– Я отдам, обещаю, – вновь повторяю. С ним должно это сработать. Он же не напирает и не грубит. Значит есть в нём то, во что до беспамятства была влюблена. – Завтра вечером будут, я знаю, где заработать.

Стас качает головой разочарованно, будто от меня он ждал другого ответа, хотя и понимал, что не приму предложение.

– Они ж не отстанут от тебя, дура, – не зло, но резкость в его голосе всё равно есть. – Если не найдёшь, пустят по кругу или ещё что придумают, чтобы всем показать, как их кидать. А если и правда найдёшь сумму такую, то и вовсе… Считай, больше не слезут, будут сами твоего отчима вылавливать, чтобы сунуть ему денег в долг. Так чем тебе поможет один день, даже если дам отсрочку? Ты обречена при любом раскладе. Выход же даю, принимай, глупая.

Приняла бы. Приняла, правда же.

Мне только от мысли, что он у меня есть, хочется дать себе волю и разреветься. Я точно плотину же какую-то в себе сдерживаю ежедневно, чтобы не дать отчаянию меня окончательно поглотить и разбить. А здесь можно было бы больше не думать.

Учиться, работать, малышню тренировать в своё удовольствие, но…

– Не могу. Лея, – сама не понимаю, с чего вдруг говорю ему правду.

Это ведь именно Стас им подсказал, за что я больше всего переживаю. Знает меня. Или просто догадался, потому что видит меня с ней постоянно. Я одна с ней вожусь. И соседи… кто чем может содействует и помогает, потому что им жалко меня.

И, очевидно, Стасу тоже жалко меня. Понимаю. Вот, почему именно он здесь. Чтобы предложение сделать, освободить. А я им воспользоваться не могу, как бы мне ни хотелось.

Слёзы уже сдерживаю, как внезапно обидно становится.

«Выход же даю, глупая»

Но не расплачусь, я тоже его найду. Я уверена.

Стас снова головой только качает. Вздыхает и по сторонам смотрит.

– Леяяя… – тянет он, – н-да.

Я не слушаю, тороплю его, чтобы понимать, есть у меня или нет время.

– Так дашь день? Завтра будут, обещаю. Только…

– Иди, – даже договорить не даёт, головой кивает в сторону подъезда, а мне повторять и не надо.

– Спасибо, – едва выдыхаю.

Внутри уже всё от чувств будоражит. Сразу срываюсь и огибаю его, едва совладав с пальцами, чтобы ключи достать от домофона, когда неожиданно Стас меня окликает.

– Эль, – поворачиваюсь, а в этот момент сердце бухает с оглушением. Мало ли, он передумал. Тело мгновенно же напрягается, точно готовится обороняться. А он задаёт странный вопрос: – Парень есть?

Я аж теряюсь от такого внезапного поворота. На Стаса смотрю, стоящего в пол-оборота. Капюшон скрывает половину лица, поэтому не вижу его выражение, оттого и распознать не могу, с каким умыслом спрашивает. Но он только что дал мне отсрочку, поэтому даже не думаю юлить. Говорю, как есть.

– Нет.

А он мне снова кивает, будто принимает ответ.

– Давай, иди.

Иду, больше ни разу не оглядываясь на него.

Глава 4. Малышка

– Получилось? – ещё не успев толком открыть дверь, задаёт вопрос Слава, а у меня от него мгновенно сердце сжимается.

Друг с таким оживлением на меня смотрит, радоваться готовится, а я…

Чертова несправедливая жизнь.

Но даже головой покачать не успеваю, как тут звучит на ещё более ярких эмоциях:

– Ну?! Ну-ну-ну?.. – Даша – двойняшка его и моя лучшая подруга. За спиной Славки появляется, руки на его плечи, подтягивается, чтобы из-за него выглянуть. Разные такие, как характером, так и внешне. Слава всегда хмурый, а Даша – горящая искорка. Светлые волосы у обоих, но даже их оттенок слегка отличается. Дашка пылает от нетерпения: – Получилось? Мы так ждали, когда уже…

И сама замолкает, очевидно, вглядываясь в моё лицо. Слава тоже уже всё понимает, от того и притихший стоит.

– Даже не пустили, – признаюсь.

– Ох, – вздыхает подруга, брата двигает и протискивается вперёд, чтобы втянуть меня в квартиру. – Иди сюда, девочка.

Обнимает. И я в ответ. Глаза прикрываю и только и думаю, как повезло, что они у меня есть. Особенно Даша, такой яркий, ни с кем несравненный человек. Позитив ходячий, в ней столько энергии, что многие спортсмены позавидуют её жизненной силе.

– Мне жаль, – говорит, отстраняясь.

Но я стараюсь не зацикливаться на неудаче. Грустно, бесспорно. Очень грустно. Сердце щемит от воспоминаний такого колоссального промаха. Сжимается и не отпускает, точно зажало пружиной. Отпустить так это всё хочется…

– Я придумаю что-нибудь, – уже как девиз.

Когда произносишь слова вслух, в них верится больше. Даже выражение страдальческое на лице отразиться не успевает, теплеет от слов. Но и разговаривать сейчас об этом сил нет. Оно снова только приведёт к состраданию. Друзья будут жалеть, смотреть на меня, как на обреченную к виселице. Понимаю их, возможно, моя ситуация других чувств и не вызывает, но это ничем не поможет. Только настрой собьёт, а я собираюсь во что бы то ни стало справиться.

– Лея спит? Я…

– Идём, чай попьём, – не даёт договорить Даша, ухватив за руку, тянет меня. – Спит, как куколка плюшевая. Не ребёнок, мечта. Только пригрей, уже сладко посапывает.

Вот она моя порция позитивных эмоций – Даша их как будто не жалеет, всё искренне, нараспашку, улыбаться хочется от её слов и тем, чем она заряжает. Улыбаюсь устало и киваю. Обувь снимаю и сразу за ней, мимо хмурого Славы. Губы поджатые и даже не смотрит в глаза.

Мы уже на кухне располагаемся, Даша ставит греть чайник, когда он заходит и останавливается в проёме. Долговязый, мать всегда говорит про него – одни кости, даже кожа прозрачная, но при всём этом он симпатичный. Есть в нём какая-то цепляющая черта. В скулах, может быть, острых и выделяющихся, в разрезе глаз. Жаль, он сам не понимает, что ему просто не хватает уверенности в себе.

Руки в карманах, вздыхает, прежде чем задать свой вопрос:

– А что Трофимовские? Искать же, наверное, уже начали. Надо…

– Стас дал отсрочку до завтра, – не даю развить тему.

Но Даша мгновенно подхватывает её.

– Да, ладно… – и выдаёт это снова на максимальных эмоциях, хотя и шокированных. Слава богу, их мама в ночь работает фармацевтом в аптеке, в квартире кроме нас никого. Позволительно так громко впечатления выдавать. Она восторгается. – Стас? Он с тобой разговаривал, что ли?

Я киваю.

– Вот это да…

Понимаю, чему удивляется. Я и сама не помню, когда он с кем-то из наших общался. Смотрит иногда, не скрывая, прицельно ещё так, что жутковато от его взгляда становится. Таких, как он, инстинктивно уже стороной обходить хочется. Не смотреть в глаза, стараться стать невидимкой, быстрее мимо пройти – эти все чувства вызывает только его взгляд.

С ним в первое время многие здоровались, подходили спросить, как дела, но он лишь одаривал взглядом и шёл дальше. Мальчишки, которых тренировал во дворе, так были рады его возвращению, ждали ведь, кто-то даже письма писал, а он и их игнорировал. Все сдались, перестали смотреть, тем более, когда узнали, чем занимается.

Для меня дикость, что он имя мое назвал, а что советы раздавал – уж подавно. Хотя это вселило надежду, что в нём ещё есть что-то от того хорошего парня.

– Не знаю, почему именно он ждал, они же обычно всегда по несколько человек приезжают, но он меня отпустил. Дал ещё один день.

Даша всё ещё под изумлением, а Слава хмурится только сильнее. Ещё и со странной интонацией выдаёт:

– С чего бы? Никому не дают, это же…

– Дал и дал! – перебивает Даша, смотря на брата так, будто от одних его слов может произойти что-то плохое. – Нам же на руку, есть время что-то придумать.

Уже придумала. Посетила мысль, но она уплыла, когда вернулась воспоминаниями к тому мужчине. Удивительное везение, а я ещё на день сетовала, неблагодарная. Два раза меня просто так отпустили. На миг мне казалось, что сойду с ума от отчаяния. Его телефон стоит столько же, сколько нужно отдать Трофимовским. Мало того, что не нашла… Мой псих стоил мне удвоение долга. А он…

Вдох.

И так раз четвёртый, а то и десятый. Непонятное чувство рассыпается по груди и плечам, когда вспоминаю его запах. Он точно до сих пор передо мной. И ощущения тела, когда подошёл ко мне близко. Искорки тёплые точно пробежались по коже и воздух стал между нами разряженный. Я его ощущала буквально.

Выдох. Вот так я и думала всю дорогу. Постоянно же к нему возвращалась, когда надо было думать, как в клуб этот злосчастный попасть. Других вариантов, к сожалению, нет. Я должна это сделать и точка.

В конце концов, сама вселенная мне дала второй шанс. Плюс, подсказку, как это сделать.

– Я знаю, как можно попасть в тот клуб. Только на этот раз мне нужен ты – Слава, – смотрю на удивлённого друга, а потом на его сестру, – и красивое, короткое платье.

Я не хочу оставаться ночевать у ребят. Неудобно, они и так столько для меня делают, а тут вообще Даша уступает комнату свою нам, когда сама идёт в комнату мамы. У них трёхкомнатная квартира, небольшая, но место точно хватает всем. Живут вполне сносно по нашим меркам. Отец до сих пор переводит им алименты, так как оба учатся в Универе. Мама тоже зарабатывает, благодаря ночных смен, достаточно. Им хватает, не жалуются. У Дашки даже телефон последней модели, она ещё и сама подрабатывает в кафе, чтобы были деньги на развлечения. Например, клубы. Так я и узнала про «Черную коронацию». Если честно, давно мысль посещала попробовать. Мало ли у меня бы хорошо получилось. Я ведь тренируюсь усиленно, пропускаю только, когда с Леей надо сидеть. И то это стало только в последние месяца три. До этого мать в декрете сидела, пока не начал подходить срок, что вот-вот прекратят платить детские. Неидеально, но она хотя бы не бросала Лею. Не знаю, что тогда ее мотивировало. Материнский инстинкт? Должен же он быть, инстинкт же, врожденное…

Возможно, потому что отчим сам первое время что-то выдавал отцовское. Но со временем это стало похоже, будто загорелись идеей, поиграли в родителей, поняли, что это невесело, и оба сдались.

До отчима у нас вообще с мамой была жизнь неплохая, бабушка жива была, мама как-то при ней не загуливала, боялась ее осуждений. Если дома не ночевала, с утра и то выслушивала от неё нотации, что у неё дочь, а она ведёт себя как ***.

А потом бабушки не стало и у нас очень быстро появился Андрей. Мама сверкала от его ухаживаний, всё время говорила мне, что женщиной себя почувствовала наконец. Он к нам переехал, свадьба потом. Первое время его выпивка была незаметна, в хорошем настроении вроде как просто, маме всё вино покупал, а потом они оба ушли первый раз в недельный запой…

Ложусь на кровать рядом с Леей, и правда ведь мечта любой матери. Не капризная, тихая, я думала таких детей не бывает. Единственное, ей надо засыпать рядом с кем-то под боком, в тепле, а потом спит целую ночь, не просыпаясь. Может быть, поэтому очень быстро согласилась остаться, не хотелось будить, а дома сейчас «выходные». Да и выспаться надо, я не гордая, не принципиальная. На навязываюсь ни к кому, но когда понимаю, что будет хуже, не лезу на рожон. А завтра бой должен быть, уверена, проберемся. Только уже по-умному. Не я буду выдавать себя за Славу, он сам запишется в рулетку, а за него на ринг выйду я.

В конце концов, Славой может и девочка быть. Ничего же не нарушаем. Осталось только пройти.

С утра мы с Леей домой возвращаемся. Рано, перед приходом Альбины Альбертовны – мамы Славы и Даши, чтобы не накалять ее терпение. Мои «родители» спят, на кухне, как всегда, в выходные беспорядок, посуда на столе грязная, бутылки, но, спасибо, хоть на том, что продукты у нас есть в холодильнике. Всё-таки у мамы ж в доме мужчина, он должен всегда сытым быть. Завтракаем с Леей и уходим гулять на пол дня, к вечеру прошу посидеть с ней баб Таню, соседку с моего этажа, говорю, что к двенадцати постараюсь вернуться. Даша не может взять, дома мама. А баб Таня только рукой махает, говоря, что молодость одна:

– Отдыхай, деточка, мы с Лейлой найдём, чем заняться. Лето, теплотынь такая стоит, погуляйте со Славкой, не торопитесь.

Она всю жизнь наша соседка, всё знает, добрая, я ей сама как могу помогаю. Где в магазин сходить, где с телефоном да телевизором разобраться, настроить. Раз в месяц сама покупаю продукты, хотя она и ворчит. Ещё ими же потом меня и закармливает. У неё есть и дети, и внуки. Приезжают, но не чаще пары раз в месяц, всё остальное время она дома или гуляет с другими старушками. Никогда не отказывает помочь, когда на работу надо или на тренировку.

Мне вообще повезло с окружением, все добрые, отзывчивые. Вчера вот с тем мужчиной. Я про таких, как он, думала, что они к себе подобных не подпускают, а чтобы ещё такие суммы прощать…

Вздыхаю, не задумываюсь, стыдно, даже если простил. Ещё и кепку Славину потеряла.

Её, кстати, первым же делом выглядываю. Мало ли, кто увидел и отложил. У нас так в подъезде делают, во дворе. Не счесть сколько раз, так варежки потерянные находила, но я, очевидно, и здесь проявляю наивность. Кепки, конечно же, нет.

– Да ладно ты, старая была, ничего возмещать не надо. У тебя и так вон…

Слава нервничает стоит, на меня почти что не смотрит, перед собой только, на очередь и все точно пританцовывает. Понимаю его, мне самой неуютно. Платье, что дала Даша, не то что короткое, оно ещё выше, чем показывал мне охранник. На меня необычно смотрят. Каблуки ещё эти неудобные, еле дошла. Носочки болят, непривычно. Плечи голые, лямки подобрали такие, чтобы толщиной скрыть спортивный топ. Под платьем ещё и шорты мега короткие, но в нем же на ринг мне не выйти. Придётся раздеться. Первый раз такое совершать буду, всю лихорадит безумно. Ещё немного и зубы застучат от волнения.

Одна всего лишь попытка. Но благо охранник всё тот же. Сам же обещал, что впустит, я выполнила условия.

– Всё равно… – хочу сказать, что всё равно поищу похожую, но Слава одним многозначительным взглядом перебивает.

– Не об этом ты должна сейчас думать, Эль, вообще не об этом. Мы на преступление идём, даже не представляю, как будем выбираться, если что-то пойдёт не так.

Переживает. И очень. У него на лице весь день написано, что он не хочет в этом участвовать. Но участвует, и за это ему спасибо.

– Как только начнётся рулетка, уходи, ладно, – даже не пробую переубеждать, что все будет нормально. Не собираюсь надеяться на удачу и подставлять Славу. – Если не появлюсь через часа полтора там, где встретиться договаривались, уходи.

Слава вздыхает, смотрит недовольно, с красноречивым «обойдёшься», подсказывая, что уходить он не планирует.

– Слав, я серьёзно…

– Очередь, – перебивает меня, а я понимаю, что всё – сейчас всё и решится.

Волнительно – господи, как же волнительно-то – аж дышать невозможно, но шаг сделать получается без проблем. Беру Славу за руку, сумочку маленькую сжимаю и оказываюсь вновь перед тем самым амбалом. А он только в глаза смотрит, признаёт, вижу, и тут же рубит мне:

– Нет.

Я даже вслух выдаю:

– Как нет?

Чувствую себя, как те две девушки вчера, которым он отказал сразу. Но охранник на меня даже больше не смотрит, отворачивается.

– Обстоятельства изменились, таким, как ты, вход воспрещён.

Я не отступаю. В таком платье! На каблуках! Да и нет у меня возможности отступить.

– Но вчера же…

Да-да, я прям слышу, как повторяю слова один в один девушек тех, и так понимаю их чувства!

– Несовершеннолетним вход воспрещён, – холодно, безразлично.

А я опять не сдаюсь.

– Но я – совершеннолетняя! Паспорт с собой! Показать?

А тут вдруг за спиной голос, от которого мурашек россыпь мгновенная бежит по плечам:

– Покажи.

Глава 5. Малышка

Я горю?

Пламя будто кожу охватывает, когда оборачиваюсь и застываю на первом же соприкосновении глаз с тем мужчиной, который вчера меня отпустил. Вдох останавливается где-то в районе горла. Он за спиной моей. Расстоянии вновь мизерное, что голые участки лопаток странным жаром покалывает.

От взгляда его. Он так смотрит…

Никогда таких взглядов не видела. Разве что, только по телевизору, но точно не на себе. Грудь вздымается быстро-быстро от вспыхивающего волнения, но взять под контроль голос у меня получается.

– Что показать?

Он всё ещё на меня очень внимательно смотрит. Не тело оглядывает, такое ощущение, что его взгляд отслеживает все реакции на моём лице.

Душно. Горло так сдавливает, что дыхание едва пробивается.

– Паспорт, естественно, – говорит он не так, как вчера, когда в определённый момент его слова казались огнём, более чем расслабленно, даже с некоторой ленцой в голосе.

Но вот блондинка, стоящая рядом с ним, смотрит на него так, словно он ведёт себя ненормально. Хмурится и прищуривается, прежде чем меня окатить взглядом. В отличие от него, очень даже оценивающим. Не выдаёт никак, какой мысленно выносит вердикт моему виду, такое ощущение, что у девушки внутри сталь, вместо каких-либо эмоций, но на фоне неё я чувствую себя едва ли не пустым местом.

Тем временем, вокруг почему-то тихо становится. Очередь за несколько метров от нас. Громила-охранник молчит. Слава руку сильнее сжимает и кажется, что сейчас, как и я, едва дышит. Мы будто пойманы оба на краже.

Я снова пытаюсь взять себя в руки. Пока что мы не виноваты ни в чем.

– Кому? Вам? – никак не улавливаю, почему он разговаривает в этот момент со мной и почему никто не видит в этом странность.

– Зачем мне? – мужчина кивает на вход, всего на мгновение отрывается взглядом, прежде чем снова не сковать им меня. – Покажи ему, что тебе есть восемнадцать. И он… – тут взгляд мужчины наконец перебрасывается на Славу. Рука Славы едва ли не до боли сдавливает мою в этот момент. Не нравится ему Слава, видно, однако всё равно произносит: – Пустит вас, если оба совершеннолетние.

Вот так просто? Не знаю, как реагировать. Перед ним позориться мне не хочется, когда второй раз откажут. Перед блондинкой его уж подавно. У неё юбка далеко не такая короткая, узкая, утончённая, а выглядит ещё сексуальнее, чем все девушки здесь, находящиеся в мини-мини.

Уверена, таких даже на мгновение не задерживают, сразу пускают, и точно не нужно надевать никаких «доступных» платьев для этого.

Я сглатываю. Слава за руку дёргает, поторапливает, отворачиваюсь и достаю из сумочки оба паспорта, протягивая охраннику. А всё это время чувствую на себе взгляд, и это похуже чем стоять перед Трофимовскими. Даже с ними не волнительно так. Меня будто голой вышвырнули на улицу на обозрение миллиона людей.

Охранник сразу принимает из рук документы, однако всё время с осторожностью поглядывает мне за спину, а стоит убедиться, кивает, отдаёт и отходит, чтобы нас пропустить.

Божечки…

Это всё? Правда? Прошли? Я не верю.

– Эль, – Слава снова оживляет меня.

Подталкивает, чтобы внутрь зашла, а ноги дрожат. Но проходим, короткий коридорчик, огромное фойе. Слева гардероб внушительных размеров, справа вход. Оттуда музыка гремит и короткие белые вспышки света мелькают.

Спасибо, что со мной находится Слава, потому что сама на какой-то миг теряюсь в пространстве. Он снова подталкивает, а я оборачиваюсь, чтобы посмотреть, идёт ли за нами мужчина. Идёт, всё с той же блондинкой, оба смотрят, но их взгляды быстро захватывает тьма ещё одного коридорчика, а стоит попасть внутрь, атмосфера энергии, ударных басов и «кислотного», сменяющегося цвета выбивают всю сосредоточенность из меня.

Шумно. На мгновение ощущение, что музыка громче мыслей. Она внутри груди пульсировать начинает. Ребра звенят точно так же, как пол под ногами.

Ох, вот это да…

Первые секунды разум не может справиться с масштабом новых впечатлений. Словно в мир параллельный шагнула: тёмный, яркий, магический.

Клуб огромный. По стенам и потолку, не менее трёх этажей в высоту, скользят туда-сюда загадочные фигуры: зигзаги, запятые, петли… так быстро сменяют друг друга, что их разобрать не успеваешь, а я как загипнотизированная сознанием в эту игру погружаюсь. И снова Славе спасибо, он заставляет в реальность вернуться, спускаемся вниз, и тут ловлю себя на мысли, что выглядываю того мужчину. Его нигде нет.

Стоим возле бара, с правой стороны помещения ряд столиков. Второй этаж по бокам тоже забит столами.

А слева сцена, на которой находится ринг.

По телу проносится волна неописуемой, точно заряженной электричеством дрожи. Столько народу, и все будут смотреть бой. А если пойдёт что-то не так, если ничего не получится? Я ведь даже не рассматривала варианты, что могут возникнуть проблемы.

Но отступать всё равно некуда. Либо на ринг, либо к Трофимовским.

– Уверен? – девушка, записывающая участников в рулетку, с таким красноречивым взглядом осматривает Славу, что некомфортно становится даже мне.

А вот Славе очевидно за меня становится боязно, он тоже понимает, что значили её слова. Смотрит так на меня, будто предлагает одуматься. Но мы снова возвращаемся к тому, что тут не о чем думать.

Законно такую сумму за несколько дней не достать.

Я киваю ему и отворачиваюсь, чтобы отвлечься от того, что меня ждёт.

В конце концов, тут и не выигрыш нужен. Просто выйти и чтоб приняли бой.

– Молись, чтобы твой номер не вытащили, – вот, с каким напутствием дают Славе браслет.

Всего три участника, значит, возможно и ждать не придётся долго.

Нам подсказывает девушка, где можно переждать время. За сценой коридор с комнатками, темновато и воздух здесь прохладный. Я почти без одежды, кутаюсь в кофту Славы, пока сидим и молчим.

Ощущение, будто жду приёма врача, где мне вынесут ужасный диагноз.

– Страшно тебя туда отпускать, – не выдерживает друг напряжения.

Я знаю. Самой страшно. Но это всё игнорировать надо, иначе можно сорваться эмоционально раньше, чем прозвенит гонг. Не первое ожидание боя. Пусть и не такого серьёзного. Районные соревнования, показательные, в честь известных боксёров – это всё и рядом не стояло, конечно, но и там нервничать приходилось.

– Ты бы шёл, – предлагаю ему.

А может себе состояние облегчаю. Одной проще справляться.

Мы со Славой встречаемся взглядами.

– Оставлять тебя в этом платье здесь тоже не айс, – старается подбодрить он.

Может и говорит правду, зато выражение лица и тон голоса к шутке склоняют. Я улыбаюсь ему.

– Иди, вдруг ещё тебя не отпустят и заставят выходить на ринг.

– А может я и…

Такой вариант даже рассматривать не планирую. Это мои проблемы, и я хотя бы драться умею. Осознаю, что может не отстою и пары ударов – многое решат ещё габариты соперника и сила его удара. Попадись мне подобный Славе, у меня был бы шанс отстоять и два раунда. В конце концов, бокс – это не только удары, но ещё и правильная защита, отточенная реакция, движения.

Всё решит случай и мое везение.

Приходится надавить, но по итогу Слава всё же уходит. Договариваемся встретиться в определённом месте. Ещё может полчаса жду, когда неожиданно дверь открывается. Та же девушка, что и записывала.

– А где?..

– В туалете, – киваю на дверь.

И даже голос не дрогнул, насколько легко получилось солгать.

Та кивает.

– Хорошо, его номер выпал. Пять минут приготовиться, его выход на ринг – по левой лестнице.

Я тоже киваю.

– Я ему передам.

Боже… а что будет, если со мной откажется драться соперник?

Безумие. Какое же всё безумие.

Почему-то именно, когда уже быстро шлепаю голыми ногами по коридору, мне приходят на ум самые ужасные варианты исхода событий. А уж когда поднимаюсь, делаю шаг и вижу яркий свет, направленный прямо на ринг, ощущение, что всё мое тело превращается в дрожащую, мягкую массу. Каждая клетка кожи отдельно пульсирует.

Бухает: сердце, мысли, тело, пока поднимаюсь на ринг, и тут пространство оглушают многочисленные реакции.

Их так много, сосредоточиться бы…

В одну секунду, мне кажется, я вижу глаза Славы в толпе народа, но повторно отыскать не могу.

– Это что за подстава? – выдаёт парень в другом конце ринга.

Молодой. От силы лет двадцать, чуть больше. Глаза маленькие, как у крысы, на виске тату с надписью.

– Девушка, вы…

Я демонстрирую браслет подходящему ко мне мужчине. Не знаю, что он хотел спросить, сразу показываю, что технически я здесь законно.

– Слава, – якобы представляюсь.

Дышу, господи, как же тяжело я дышу.

На разрыв, так часто, не отслеживается ни один вдох.

На лице мужчины неразбериха, народ гундит и улюлюкает.

– Макарова девчонка побьет! У-у-у!

– Заткнись, блть, – со смехом, Макаров – это очевидно и есть мой соперник – явно не воспринимает всерьёз ситуацию. – Ща разберутся, эта цыпочка может…

А дальше не слышу, другое за спиной слышу:

– Сюда пошла, – рыком, и руки мощные оттягивают назад, что в чьё-то тело врезаюсь.

– Босс, бой.

Я успеваю только мельком увидеть профиль. Это мужчина, тот самый мужчина. Его подбородок вижу, когда голову запрокидываю.

Ничего ж не понимаю, а с моего запястья уже сдёргивают браслет.

– Держи эту.

Господи! Как быстро всё происходит. Меня буквально передают из рук в руки. Держат. В ушах так стучит, что не слышу никаких звуков.

Мужчина нацепляет на себя мой браслет и прямо в костюме выходит на середину ринга, что выражения лица Макарова тут же сменяется.

– Мой разогрев, – кивает он на меня.

Макарову явно такой поворот событий не нравится, особенно сравнение своих габаритов с мужчиной. Но потом всё равно выдаёт усмешку.

– Ну, ок, – однако толком и подойти не успевает.

Даже гонг ещё не звучит. Секунда – Макаров лежит с одного чёткого нокаута. А в следующую мужчина уже направляется на меня – разгневанный, дикий. Наклоняется, закидывает меня на плечо и тут же куда-то уносит.

Глава 6. Рим

Дикошарая, твою мать.

Хотя первые секунды девчонка точно ни живая, ни мёртвая, пока вместе с ней наклоняюсь и перемахиваю через прутья ринга. Вся сжалась, молчит, пока меня точно изнутри атомный реактор рвёт. Пру ж без остановки. Спускаемся, а только в темноту закулисного помещения шагаем – оживает.

Дёргается, вырывается и подпискивания выдаёт, а я пру. Как бронетанк, на хрен, что аж парни с охраны, подтянувшиеся понять, что происходит, по сторонам разбегаются.

– Что… что вы… Отпустите! Я… Отпустите…

Отпущу я её, ага.

Так, блть, сейчас отпущу!..

Отпускаю. Как только за собой дверь закрываю первой же комнаты. Резко так ещё, что с запозданием бьёт в голову, что эта девчонка крохотная совсем.

Мать твою…

Она на меня: то ли инстинктивно подрывается, то ли реально что-то сделать планирует. Блеск глаз успеваю только поймать. За запястья перехватываю и к стене. Собой для надёжности ещё прижимаю. Хрен пойми, что за адская дичь внутри меня распирает, но оно нацелено подталкивает усмирять это напором давления на её тело.

Полный, стопроцентный контакт тел – и меня замыкает.

Не понимаю, что за зверьё мной управляет. Себя не нахожу в собственных мыслях. Руки её держу над головой, к стене их припираю, сам в глаза ей смотрю сверху вниз – яркие, безумные и до отчаяния смелые. Она сама на меня безотрывно глядит – ещё один стопроцентный контакт, который держит в себе какое-то высоковольтное напряжение.

Девчонка дышит чересчур часто, а меня на каждом напоре её груди и живота прошивают огненные, заряженные волны через всё тело. И все они, понятно, что устремляются прямиком в пах. Дичайшее уже напряжение там. Если она ещё ёрзать начнёт, малейшее движение её тела по моему члену и, ей-богу, выдам какую-нибудь херню.

Разнесёт же, не удержу этой мощи, как девчонка действует на меня.

– Отпустите, – твёрдо и требовательно, но до удивления спокойно, с учётом сложившейся-то ситуации.

Бодается со мной взглядом и дёргается, твою мать. Ко всему ж прижимается плотнее, каждую её мягкость и твёрдость чувствую телом. Аж подорвавшееся по нутру рычание приходится тормозить, какой она разгон поддаёт моему внутреннему реактору. Мне сильнее напирать на неё только хочется. Чувствую себя человеком пещерным, не способным взять под контроль тупые инстинкты.

Асталависта, мать вашу, нормальность.

Докатился ж…

Мир эволюционирует, уходя от первобытных инстинктов, а я, походу, в обратную сторону деградирую из-за какой-то глупой девчонки.

– Тише стой, и тогда отпущу, – я злой всё ещё, от того и выдаю достаточно грубо.

Ни хрена не отпустило от той подрывной ярости, что сдетонировала во мне, когда увидел на ринге её. С Крис сидели переговаривались, она договор для Кая заехала подхватить, так как завтра возвращается в свой город, раз эта «жопа царская» разленилась настолько, чтобы самому приехать забрать, а я всё взглядом по толпе рыскал, чтобы девчонку найти.

Не выходила, Голодному велено было мне маякнуть, как только увидит. А ещё все понять хотел, кем этот дохлый гаврик приходится Эле. Расслышал я, как он её имя назвал.

«Савушкина Элеонора и Матвеев Владислав» – пришла смс на новый телефон мне от Голодного.

Не просил считывать, но очевидно моя реакция сказала всё за меня. Крис её тоже сразу подметила, подстебнула, конечно. Как тут промолчать?

Не отрицал ничего, я ж не маленький мальчик, чтобы отнекиваться, что запал на девушку. Слава богу, совершеннолетнюю. Хотя она только-только шагнула за восемнадцать. Дату рождения её Голодный тоже прислал. Вот оно ФСБ, называется, не вытравишь из крови, даже если захочешь.

Непонятно, что мне нужно было с этой информацией делать.

Из головы выбивать, желательно. Ей всего восемнадцать. Там одни эмоции на максималках. На кой мне эта проблема? Запала, бесспорно, но не первый же раз приглянулась мне девушка.

А остановиться один хрен не смог. Я даже не понял, куда подевался промежуток времени от моего кабинета до ринга. Одно мгновение, а я её уже из рук Толяна себе забираю.

И выпускать ни фига не хочу. А надо. От греха подальше, как минимум. Плюс стоит же спокойно, сразу послушалась. Смотрит только всё ещё с напряжением диким. Но это понятно, я – здоровый мужик затаскиваю её в подсобку какую-то, тут любая девушка перепугается.

Но для профилактики точно не помешает, пусть думает в следующий раз, чем могут обернуться подобные выходки.

Отпускаю и наконец отступаю, девчонка мгновенно же группируется. Точно дальше пытается отойти, хотя за её спиной только стена. Взгляд всё ещё дикий и хмурый, настороженный, будто готова к любым реакциям от меня, а я головой только качаю.

Внутри меня всё ещё пашет тот самый ядерный реактор злости, и пусть уже не настолько мощно качает, суровые интонации ни фига не могу контролировать, когда выдаю:

– Ну и что с тобой делать, разбойница?

Девчонка пальчики на ногах поджимает. Да, вот до такой степени я всё замечаю, что она делает, хотя преднамеренно взглядом не курсирую по её телу. Она почти голая. Не шорты, а макси-трусы какие-то. Полушария её задницы видел, когда ринг огибал.

Говорю ж, херня ненормальная. Спецом не смотрю, но один фиг всё фиксирую.

Голый живот, впалый слегка по бокам, хотя мышцы всё равно чётко выделены. Плечи и руки спортивные, стопроцентно качается или чем-нибудь занимается, где приходится впахивать на всё тело.

Которое мне определённо не стоит так очевидно разглядывать.

Мало того, что твёрдо уверен в нежелании давать волю той ненормальности, что прожгла мозг образами девчонки, так ещё и вдобавок пугаю её.

Хотя… наоборот, это ведь именно то, что нужно. Хотел же преподать ей урок, чтобы по таким местам больше никогда не гуляла.

Напасть нездоровая, понимаю, но уже по хрену. Что есть, то есть.

Меня только от одной мысли обратно в кипящую лаву бросает, что могло быть, если бы кто на ринге загнался. Или соперник потом потребовал с неё плату за сорванный бой и слитые бабки. Да тут миллион вариантов, что могло быть с ней, если бы мне на неё было без разницы.

Или плевать было, что могут мужики сделать на ринге с девушками, что стал пресекать подобные «развлекухи». Видели, знаем – те пару раз, когда мы подобное допустили, не для всех закончились хорошо. В пылу драйва крыша только так свистануть может. Сломанная челюсть – та ещё «прелесть». Не стоит оно тех денег, которые они здесь получают.

Мужики ещё ладно, а вот девушки…

Я головой снова качаю, разбойница всё так и молчит, не находя, что ответить. Дышит тяжеловато, но тихо, и следит за мной точно дичь, загнанная в ловушку. Неважно, что отчаянно храбриться старается и не подавать вида. Девчонка боится меня.

И правильно делает. Я сам-то не понимаю, что мне от неё нужно и чем по итогу закончится всё, но пока серьёзно намерен задумку довести до конца.

Отпустить её просто так уже не могу.

– Давай, – киваю ей в сторону закрытой двери, – идём.

Замирание груди на большом, шумном вдохе – я снова, мать его, вижу, как она реагирует до мельчайших деталей. И мне нравится это, чтоб его. Нравится, как выделяются её рёбра, ключицы, напрягается грудь. Кожа, поблёскивающая ниже шеи, мурашками покрывающаяся. Это всё мелочи, но я их вижу, словно под фокусом объектива. Они желания странноватые пробуждают. Кулаки аж в карманах сжимаю, чтобы сдержать все навязчивые порывы.

Мне снова ближе хочется оказаться. Это напряжение… оно буквально затягивает, хочется накалять и поднимать градус. Выше, острее, до максимального, блть, предела. А то и, мать его, положить этот спидометр ненормальности на лопатки.

Я хочу эту девочку. Вот именно такую, какая она сейчас. Есть что-то особенное в том, как она держится рядом со мной.

– Куда? – оживляет девчонка голосом без дыхания.

Но я уже на неё не смотрю, чтобы не сорвать ничего раньше времени, к двери подхожу, открываю и снова киваю ей, показывая, что жду, когда она выйдет.

– Давай, – поторапливаю напором, не могу уже смотреть, как она с ноги на ногу переступает, грея носочки голых ступней о свои ноги. Говорить ей прямо не собираюсь, что ничего плохого не ждёт, держусь ещё безразличного вида, чтобы подольше времени у неё было пожалеть о своей глупости. – Знала же, наверняка, что могут быть последствия такой выходки.

Знала. По глазам вижу, что, как минимум, предполагала, что может что-то пойти не так, от того и слишком быстро расстраивается, хотя всё равно пробует заговорить.

– Но я же…

– Давай-давай, – не даю разжалобить меня раньше времени.

И так с натяжкой выходит смотреть на неё только рывками короткими и продолжать строить равнодушный фэйс, а когда она ещё и безнадёжно вздыхает, ненадолго прикрывая глаза, меня и вовсе на все сто пробирает. В ней будто боли чересчур много в этот момент, которую молчаливо и стойко выносит.

А с открытием глаз, наконец, отталкивается от стены. Голова повешена, наблюдаю снова за ней, но даже при полном отчаянии она всё равно в истерику не бросается. Один взгляд на меня, когда мимо проходит, чуть притормаживает, но не для того, чтобы просить отпустить, она будто ищет понимание, правильно ли всё делает. А я на свету ярком лучше рассматриваю её.

Ресницы тёмные и густые, глаза почти чёрные, как и её длинные, гладкие волосы. Красивая и непорочная. Удивительная какая-то на фоне того, что вот эта «чистейшая невинность» вышла на ринг с мужиком.

Я снова киваю, пусть выходит. У неё плечи уже гусиной кожей покрыты, здесь, как в подвале, стоит лютый холод, а она ещё и босиком.

Выходит, я за ней, как конвоир чертов. Уже и не по себе, что ли, что так веду себя с ней. Но я опять сам себе вдалбливаю, что это всё ей же на пользу. Был бы на моём месте Удав, тот, кто с нами был, когда мы начинали только окунаться в тему боёв без правил, пока мы не избавились от него за подставы жестокие, он бы уже с ней что-нибудь сделал. Тоже плату спросил бы, как минимум. И ему было бы без разницы, что она не хотела бы ему «платить» так, как он бы хотел её получить.

Да я сам бы с неё эту плату взял, она ж искушает буквально своим непорочным видом. Просто мозги, слава богу, на месте, чтобы к чему-нибудь принуждать. Да и не так мне надо. Определённо не принуждением. Как? Загадка. Пока что просто держаться рядом и её изучать.

– Куда мне?..

– Прямо, – даже не даю ей обернуться и притормозить.

Посматриваю на браслет, чтобы убедиться, что правильно номер запомнил.

– Направо, – указываю, когда девчонка достигает двери комнаты, где должны быть её вещи, а она на меня сразу взгляд непонимающий переводит.

Смотрит прямо в глаза. Глубоко. До отклика внутреннего меж рёбер.

Я снова её тороплю, сам открывая для неё дверь:

– Заходи.

Но она так и стоит.

– Я…

– Давай.

Она сглатывает. Шумно ещё так.

– Я не хотела…

– Заходи, Эля, – выдаю, сам не понимая, зачем показываю, что знаю её имя, просто проговорить его почему-то хочется прямо в глаза, а затем сдаться первым: – Оденься, там и поговорим, расскажешь, как всё это провернула.

***

Охренеть, не помню я, когда в последний раз вёл себя хоть каплю по-джентельменски. Может просто девушки подобные давно не попадались, с которыми бы хотелось вести себя правильно. Намеренно не искал, да я в принципе не был заморочен на отношениях. Не нужны, вроде как, так всё устраивало, чтобы кого-то подбирать для чего-то более серьёзного, чем одноразовый секс. Если что, всегда Яна есть скрасить скуку. Даже, возможно, на ужин сводить, поговорить.

Ей отношения не нужны тоже, даже парень есть или жених. Когда-то мне казалось, что подобным грешить не буду, как интрижки заводить у себя в клубе. На Кайманова насмотрелся и какие это проблемы тащило за собой в наше дело. Так что, Яна – это прям отступление из правил.

А теперь вот ещё Эля – не просто отступление, это что-то вообще за пределами того, к чему я привык.

Так как стою я сейчас отвернувшись, давая ей возможность нормально одеться. Крис пока пишу, что задержусь, а та в ответ, что уже и не ждёт. Ехать надо, пока Арс – её парень, а теперь уже и наш друг, не потерял.

Договор, кстати, она так и не забрала для Кайманова. Написала, что по ящикам шарить не собирается, а я про себя усмехаюсь. Не судьба ему отсидеться, пусть сам прилетает, а-то только команды раздаёт в последнее время, точно мы не в одной доле, а его работники личные.

– Я…

Оборачиваюсь на первом же звуке, как срабатывает на меня голос малышки, что она аж теряется. Замирает и сглатывает. Сама на меня глаза во всю таращит, нервничает и потирает друг о друга ладони.

– Я всё, – и снова слышно сглатывает, воздуха набирает, её голос берёт взволнованный, скачущий по громкости тон, – спрашивайте. Если что, я за всё готова ответить сама, Слава тут не причём, честно, он…

– Тише, – торможу её, поворачиваясь. – Я – не школьный директор, чтобы вестись на «честно» и «больше никогда так не буду».

Выражение лица малышки сразу сменяется, вновь исчезает надежда, которой она успела обзавестись.

– Ну вы же сказали…

«Вы». Усмехаюсь, перебивая. Офигенно, что тут сказать, дожил же, что милые девушки разговаривают со мной на «вы». Ещё и держится ведь так, точно и правда разговаривает с кем-то из администрации школы или из ряда подобного. Ей стыдно, чувствует себя виноватой. Наивная, мать вашу, это ж лютый ***

– Тебе кто браслет дал?

Вот, что меня интересует. Ладно на ринг выбежала незамеченной. И то всего на несколько минут, пока от поднятого галдежа не прочухали, что что-то там происходит не то. А вот сам факт, что она здесь оказалась с браслетом, как кандидат рулетки, – это уже серьёзный косяк.

– Не мне давали, – признается с первого раза. Волнуется и с ноги на ногу переминается, а я всё наблюдаю за ней, удивляясь такой открытости. Она ведь и не думает лгать. Всё, как на духу. И тут уже не в силу возраста, очевидно, сама по себе она человек такой – искренняя и бескорыстная. Ещё и отвечающая сама за себя. – Славе, другу моему, он записывался в рулетку. Но если что, это всё мой план. Он отказать мне не смог, друг настолько хороший, так что, пожалуйста, если собираетесь что-то делать, делайте это мне. Не ему, он не виноват.

И я снова и снова только умудряюсь головой покачать. И не только её рассказу адресовано моё поражение, но ещё и тому, что тут у нас настолько огромная брешь оказалась, что и ума не понадобилось много, чтобы вместо парня на ринг выскочила девушка.

Но мог ли я когда-нибудь сам предположить, что девушки на ринг будут рваться, что ещё и нужно будет проверять, что подмены участников не произойдёт? Определённо, нет.

Для такого должно быть что-то очень серьёзное, чтобы подобная, добрая и искренняя девочка захотела себя под кулаки мужика подставлять.

– Деньги зачем нужны? – захожу прямо.

И так понятно, для чего всё сделано было. Они все здесь из-за денег. Да что уж там, я сам стою здесь из-за них же. Единственное различие, мы делаем деньги на желании других людей их «легко» заработать. Но сейчас мне хочется понять, что для девчонки является важным. Её хочу понять, отчего-то уверен, что она точно таким образом зарабатывает не на новый айфон. Для этого ей в принципе достаточно было подольше между столиков погулять в этом платье. Да и гулять, если честно, не надо было бы. Яна бы всё сделала за неё.

Эта Эля хорошенькая, быстро бы кто-нибудь из администраторов приметил её. Выделил столик рядом с тем, кому явно хотелось провести вечер в компании симпатичной девушки, и всё – на утро у неё был бы не только айфон, но и возможно новый любовник, который не прочь раскошелиться.

Да, подобным мы тоже грешим, но именно благодаря тому, что чаще всего девушки от нас уезжают с состоятельными мужиками, их сюда приходит всё больше и больше. В обратную сторону это тоже работает замечательно – мужики знают, что в нашем заведении полно красивых девушек, которых мы постоянно меняем.

Охрана на фэйсе редко пропускает одних и тех же больше нескольких раз. Плюс всегда в равной степени разных. Так сказать, на любой вкус и цвет. Девчонки, наши работницы, тоже отслеживают, кто кому приходится по душе. Рассаживают всех так, что все остаются довольными.

В общем, удовлетворяем любые потребности.

Кому заработать, кому ярость и напряжение слить, кому хапнуть адреналина на ставках, а кому вот желание потрахаться удовлетворить.

И почему-то у меня только от одной мысли, что и Элю могли сегодня подсунуть какому-то похотливому извращенцу, кровь только так закипает.

Ей нужны деньги, ей их могли дать.

Чем я, мать его, лучше них? Именно это ж сам собираюсь сделать. Осталось только выяснить, для чего ей они, и что собираюсь взамен с неё брать.

Глава 7. Малышка

Он так на меня смотрит…

Это всё, о чём могу снова думать, всё то время, пока нахожусь рядом с этим мужчиной. Слова буквально выталкиваю из себя. Вспоминать себя заставляю про Славу, что должна рассказать и попробовать от него всё отвести. Но каждый раз точно из густой неги приходится сознание доставать, чтобы не утопать в напряжении, которое будто удерживать нужно в одном состоянии.

Ни ниже, ни выше.

Оно всё время взорвать пространство стремится, как хрустальную сферу, в которой мы будто бы оба с ним оказались.

Никогда себя так не ощущала. Ни с кем.

Этот мужчина одновременно вызывает во мне и опасение, и умиротворение. От него сбежать хочется ровно настолько же сильно, как и узнать, что будет, когда сфера не выдержит и разорвется.

– Давай, Эля, – он снова делает это, имя моё произносит, вот только из его уст оно звучит так, будто совсем не моё. Жаркое, томное, одним мягким, перекатывающимся между букв звуком. – Не тяни время, признавайся уже, зачем тебе нужны деньги, что пошла на такие хитрости.

– Я не тяну, – вылетает машинально сорванным шёпотом.

Но честно. Я просто на какой-то момент сама забыла, что мне нужны деньги. Отключилась. Не удержала сознание. А сейчас вся колючей дрожью с головы до ног покрываюсь, когда вспоминаю ответ, возвращаясь в реальность.

Чтобы долг отдать за пьяницу-отчима, которому совсем нет дела до своей маленькой дочки.

– Ради сестры, – уклоняюсь.

Зато и сейчас честно. Я же не для родителей это делала, всё это ради того, чтобы Лея всегда была в безопасности. Чтобы не забрали от нас, если с отчимом что-то случится, а мама не выдержит и сделает с собой что-то.

Мне одной её не отдадут. Интересовалась. Только-только исполнилось восемнадцать. Официально нигде не работаю, с сентября буду учиться на очном на тренера. Здесь мой тренер помог, выбил бюджет, но учиться предстоит хорошо и ответственно. Пока на ноги встану… А если ещё мать и с квартирой что-нибудь сделает, чтобы погасить долги отчима? Я вроде как тоже в доле участвую, бабушка позаботилась, но я разное слышала. Заставляют отписывать, потом выселяют. Куда нам идти?

Как бы мне ни было стыдно за всю ситуацию, что произошла, выхода у меня не было.

– Она совсем маленькая, и я почти что у неё одна, – добавляю сразу, чтобы ещё и перед ним не так стыдливо себя ощущать. – Это единственное, что смогла придумать, как заработать, извините, если доставила вам много проблем. Я не из злых умыслов.

Это его заведение, уже поняла по тому, как к нему обратились на ринге. И пустили нас тоже, потому что он так сказал. Потому что вчера меня видел. Отпустил, не потребовал денег. А я воспользовалась получается этим, не умышленно, но вины моей не отменяет. Хотя ведь и правда никому проблем не хотела, что ж их везде нахожу-то?

– Блть, – тихо, но с такими явными эмоциями звучит, что не сразу понимаю, к чему относится его ругательство.

Мужчина даже взгляд от меня отводит, смотрит куда-то в сторону, выдыхая, а я вот свой не могу.

Снова выпадаю будто бы из реальности. Разглядываю его профиль. Впервые, пожалуй, нормально, пока всё моё внимание не забирает тот самый контакт, который до сих пор для меня необъясним. Ни физически, потому что он – не материален, хотя ощущается именно так, ни логически, потому что сама не понимаю, что именно заставляло меня смотреть и смотреть, даже когда ситуация, казалось бы, выходила за рамки дозволенности.

Он меня к стене прижимал, как варвар какой-то. Его разгоряченное дыхание на мне, напор… казалось, он со мной сейчас сделает что-то, а оторваться всё равно не могла.

Защищаться ведь надо было, отталкивать, а я точно завороженная, тонущая в энергии вязкой и жаркой, не могла себя отыскать.

Только дышала и удерживала этот контакт. Отвечала. Ведь точно же словно на что-то ему отвечала. По крайней мере, ощущалось это именно так.

Я не боялась. А надо было. Но это я поняла только тогда, когда он от меня отошёл. Когда осознала реальность, боя не состоялось, меня вытащили оттуда. Я без денег. Он – главный. И он меня куда-то вести собирается.

Охранников всех здешних вспомнила. Огромных, безэмоциональных, пугающий. Коридор ещё этот, атмосфера сама. Я шла и думала, какая же наивная всё-таки. На что я рассчитывала? Что мне пальчиком погрозят?

Одна здесь, кричи не кричи…

А все равно не могла бояться по-настоящему, сердце, правда, тарабанило сильно-сильно. Всё на мужчину смотрела: огромный, раза в два меня больше и… завораживающий какой-то.

Ткань мягкая рубашки на моей голой коже, остро всё так, до жара просачивающегося…

Мне его плечи почему-то хотелось потрогать, как статую уникальную. Просто узнать, настолько же у него твёрдые руки, как торс.

Аж слюну вязкую сглатываю, вспоминая то наваждение. Дыхание учащается необъяснимо, я ведь просто смотрю, а меня к нему тянет приблизиться.

Странно, волнительно, но… не страшно.

Снова проявляю наивность? Глупая? Я не знаю. Но он ведь не тронул меня, отвернулся, дал одеться, а сейчас на его выражении лица отражается печальная озадаченность. Он будто не знает, что с информацией такой делать, прежде чем снова не забирает взглядом весь центр внимания, когда на меня смотрит.

У него глаза светлые, едва-едва голубые, больше сероватые, на фоне волос пшеничного цвета, в ярком свете он совсем не выглядит злым, каким виделся мне в темноте у клуба. Он ростом создаёт впечатление и габаритами, голос у него басит, грубоват временами, но вот сейчас я даже в догадках теряюсь, сколько ему лет.

Вчера все тридцать дала бы, сегодня едва натяну двадцать с хвостиком.

– Сколько денег надо? – отвлекает от разглядывания вопросом.

И снова эта реальность. Понять не могу, почему тону так глубоко рядом с ним, но мне это ощущение нравится больше, чем осознание, что у меня ничего не получилось. На голову точно что-то мерзкое выливается с мыслями, когда вспоминаю эту нереальную цифру.

– Много, – не знаю, зачем ему все так просто рассказываю. Вроде и не собираюсь разжалобить, не люблю жаловаться, а уж тем более жалостью избегать наказания. Но я лгать не люблю, не умею утаивать что-то. Только подумаю, что надо хитрить, вся огнём покрываюсь и в ушах гул поднимается от стыда и волнения. – Ровно сто тысяч.

Мужчина никак не реагирует на сумму озвученную, даже как-то слишком просто кивает, прежде чем снова переводит дыхание, последний долгий контакт глаз, перед тем как он хлопает себя по карману, телефон достает. Новый, очевидно, потому что окаемка аж блики света ловит, когда он что-то в нем набирает, а затем к уху подносит.

Несколько хмуроват становится, отводя от меня взгляд то к стене, то к полу.

– Толь, иди-ка глянь, сколько третьему номеру полагается за победу, – кому-то он неожиданно говорит.

А я не понимаю. Третий номер – я. Правильно?

Но ведь я не победила. А он уже кивает, будто ему там что-то говорят, я не слышу.

– Ещё накинь четверть, и пусть Алина выдаст девушке, когда та подойдёт с браслетом.

Что? Мне?

Не понимаю…

Мужчина уже кладёт трубку.

– Помнишь, где получала браслет?

Божечки. У меня дыхание не вмещается в лёгкие.

– Я… – уф, выдохни, – Что… что это значит?

Лицо всё горит, а руки от чего-то потряхивает. Жгучее что-то расползается по нутру.

– Ну твой же номер выиграл, с первого раунда, денег там хватит, чтобы и сестре помочь, и чтобы от подобных глупостей держалась подальше.

– Вы…

Нет, не могу. Не могу даже вопрос задать, сердцебиение запредельное рвёт всё солнечное сплетение.

– Вы же не хотите сказать…

– Хочу и говорю, – спокойно.

Господи, как же спокойно и уверенно он говорит.

– Но я… я же виновата, я ничего… это не моё, я обманула и…

– Успокойся, разбойница, выдохни и перевари. Деньги твои.

Не могу. Не могу. Я даже и не надеялась ведь по правде, что их получу. За бой. А за просто так?..

– Я… не надо, я так не могу, они… они не мои. Вы же выиграли, а не…

– Твои, Эля, они твои. Честно заработанные, надеюсь, если и правда такая ответственная и честная. Будем считать, что это аванс. С завтрашнего дня ты работаешь на меня.

Глава 8. Малышка

«Белая рубашка, чёрная юбка. Длинная, главное, не выше колен, чёрные туфли.»

Как мантру про себя наставления повторяю, пока точно в тумане бреду по дорожке. Сумочку маленькую к груди прижимаю. Так крепко к себе прижимаю, а сама толком даже не осознаю ничего, кроме того, какие там внутри неё деньги.

«И такси вызови, поняла?»

Поняла ли?

Запах его вокруг, прям всю меня наполняет, как его много. На плечах гладкая ткань пиджака нереально огромного для меня.

Он отдал мне его, не спрашивая. Просто подошёл и накинул, сказав, чтобы я оживала и уже шла за деньгами.

«– Давай уже, разбойница, беги домой и помогай сестрёнке. И давай, чтобы в таких платьях я тебя здесь больше не видел…»

– Эля!

Меня так резко и неожиданно крутят назад, что в груди вспышкой разносится страх. Сердце выпрыгивает из груди. Стучит прям о запястья, пока испуганно таращусь на Славу.

– Ты… Эля… Эль… – Слава едва ли не задыхается, держа меня за оба плеча, всю осматривает, словно что-то отыскивает, он вроде как будто и осторожен и одновременно взбудоражен, – тебе… тебе что-то сделали? Эль…

Головой запоздало мотаю и крепче сумочку к груди прижимаю. Там внутри всё жечь начинает. Темно вокруг и безлюдно, а я наконец выныриваю в реальность, и отчего-то слёзы на глаза наворачиваются, когда тихо шепчу:

– Меня на работу взяли, – сама толком не понимаю, что это значит.

То есть, понимаю, но до сих пор не укладывается в голове, как так быстро всё поменялось.

У меня деньги есть. Больше даже, чем надо. Плюс ещё половина от суммы. Я таких денег в руках-то никогда не держала. Если честно, мне когда выдали эту стопочку, даже не поверила, что там сто пятьдесят тысяч.

Купюры все гладенькие, тонкие, новые…

Пересчитывать, правда, не стала. Убрала и на выход. Туман сплошной в голове и тут Слава, который до сих пор на меня смотрит с непониманием, всю же оглядывает, точно я ему несуразицу говорю.

– На какую ещё работу? Куда?

– Администратором, – сглатываю, – в клуб этот.

Слава хмурится в два раза сильнее.

– Но… – а что спросить не находит.

Я на него отчего-то градом начинаю вываливать, что в мыслях никак не уместится.

– Завтра вечером первая смена. Сказали, приходить за час до открытия и до пяти утра. График сутки через двое, и сказали, что мне всё завтра расскажут, главное… главное строго одеться, я… я не знаю, как это получилось, Слава, но… Боже мой… у меня… у меня деньги есть! Он… он просто взял и дал их мне, представляешь? Никаких расписок, – как безумная тараторю, уверена, у меня и взгляд сейчас такой же безумный, а сколько эмоций из меня льётся! Говорю, вроде бы всё ж выдаю, а они точно двоятся с каждым озвученным словом: – Вообще ничего! Такая… такая сумма огромная! А мне её просто дали!

– Что? – Слава неожиданно перебивает меня, оглядывается и отводит в сторонку. А потом очень тихо у меня уточняет: – Тебе дали денег?

Я часто-часто киваю.

– Но… – и снова по сторонам, вокруг никого, темень густая, но говорит со мной Слава так, точно нас могут подслушивать, – я ведь сам лично видел, как тебя с ринга забрали. Пытался пройти, но там два чувака меня не пустили. «Гуляй, пацан» и больше ни слова. Чуть с ума не сошёл, не зная, как тебя вытащить и что там с тобой делают! А тут смотрю, будто ты выходишь, за тобой, едва успел заметить, куда свернула! Кричу-кричу!

– Я не слышала.

Ведь правда не слышала. Да я до сих пор в непонятном состоянии нахожусь, вроде уже пять минут с ним разговариваем, а всё ещё не осознаю даже, где мы стоим. Да и как до сюда дошла, я тоже не помню.

Слава головой качает, глаза прикрывает и, очевидно, наконец выдыхает, а затем снова задаёт вопрос:

– Тебе что, правда дали деньги?

А я вновь только киваю. Но потом добавляю.

– Я их отработаю, как поняла.

Я, если честно, сама и не соглашалась. Мужчина буквально поверг меня в шок, сказав, что деньги мои. Заговорил, как их отработаю, я машинально отрицать начала. Всё было в кучу, информации много, да и какой из меня администратор?

Но он все отрицания мои убил одним главным вопросом:

– Тебе нужны деньги?

Конечно же, я кивнула. Да и кто дареному коню смотрит в зубы?

– Три месяца, и свободна, если самой не понравится зарабатывать такие суммы.

Такие суммы…

Это только аванс за три месяца.

– Еще и зарплату получать будешь, бесплатно работать никто не заставит.

А дальше он сказал, чтобы с такими суммами не гуляла, что денег и на такси хватит и на одежду, если у меня нет. А ещё, что если понадобится больше, Алина мне может выдать. Но куда больше?

Мне эти бы отработать…

Я выдыхаю и приваливаюсь к стене за спиной, точно наконец до куда-то добежала и можно уже отдохнуть, на Славу гляжу.

– Я думала, что таких людей не бывает.

Друг не понимает, про что я говорю.

– Каких таких?

– Добрых, – жму плечом, – бескорыстных, сочувствующих… как этот мужчина, он начальником клуба оказался, я сказала, что нужны деньги и он мне их дал.

Но Слава почему-то моего мнения не разделяет. Вновь осматривает меня.

– А пиджак, так полагаю, того самого бескорыстного?

Божечки!

Я резко от стены отстраняюсь, вспоминая. Вот же дура! Мне его никогда не отстирать! Снимаю с себя и поворачиваю, пытаясь в ночи разглядеть, не испортила ли его. Слава за мной наблюдает с каким-то уж очень красноречивом скепсисом, пока вслепую отряхиваю, даже не видя, есть там что-нибудь или нет.

– Эля-Эля, – заговаривает за моей спиной Слава. – Серьёзно не понимаешь, что вляпалась в ещё более серьезные проблемы?

– Что? – оборачиваюсь на друга.

– Да то! Кто тебе просто так деньги даст? Не понимаешь, что он купил тебя?

– Он не купил меня, – с ужасом опровергаю, но ведь это не так! – Я же буду…

– Ага, – друг даже не даёт до конца объясниться, – будешь, конечно. Ты видела их администраторов? Там такие цацы, что… – вздыхает и отводит взгляд, – из одной кабалы в другую, какая разница, каким бандитам торчать деньги?

Я сама не понимаю, но меня горечью аж ошпаривает и снова слезятся глаза. Зачем он так резко? Он же ничего не знает…

– Они не забрали твой паспорт?

– Нет, конечно же, нет, – с ещё большей горечью говорю.

Слава меня совсем за идиотку держит?

Он головой кивает.

– Отлично, вот это отлично. По сути, они ведь даже и не знают, где искать тебя, правильно? Адрес же твой тоже не списали?

– Нет, – никак не понимаю его, – что ты?..

– Вот это уже хорошие новости, Эля, – Слава за руку меня хватает, – идём скорее отсюда, пока никто не опомнился, что отпустили тебя с деньгами без каких-либо обязательств. Ты им ничего не должна.

Я даже опомниться не успеваю, друг меня уже тащит вперёд, шаг ускоряя, что едва-едва поспеваю на каблуках.

– Что ты хочешь сказать?

– А то! То, Эля! Ты свободна и никому ничего не должна! Давай, уходим.

Уходим. Правда уходим, и только уже минут через пять я наконец осознаю, что Слава имеет в виду. Он предлагает мне не сдержать своего обещания, завтра выйти на смену.

Глава 9. Рим

Блть, чувствую себя оленем каким-то, когда третий раз выхожу к фэйсу, якобы перекурить с Голодным, а сам мнусь, как малолетка, чтобы снова задать вопрос.

Всё по сторонам брожу взглядом. Высматриваю в пустую, и так понятно, что Эля и сегодня сюда не придёт.

– Я бы доложил сразу же, не сомневаетесь, – слева выдаёт Голодный.

Я на него только взгляд скашиваю, поглубже затягиваясь, но ничего не говорю. Лёгкие уже дерёт дымом, а я всё тяну, что аж бумага потрескивает, но если бы не дым и полные лёгкие, точно огрызнулся бы на Дениса.

Неужели, настолько очевидно, что я выхожу сюда, чтобы проверить девчонку?

Мать его, если это так, то меня ни хрена такое положение дел не устраивает. Я не школьник там какой-то влюблённый, который девчонку пасёт у подъезда, я просто…

Просто типа переживаю.

И видеть её хочу.

Адски, мля.

Как псина, ей-богу, заражённая бешенством. Срываюсь весь день даже на мелочи. Как вчера понял, что она уже не придёт, так и заразился этой дрянью проклятой.

– Я не спрашивал, – выдыхаю и отвожу взгляд.

Перед собой смотрю, но всё равно вижу, как Голодный кивает, якобы принимая ответ, затягивается, а сам как ни в чем не бывало неожиданно выдаёт.

– Бейвеля, 18, если хотите…

Вот же… ну, на кой, а?

– Ты издеваешься? Кто просил?

Сразу ведь догоняю, чей адрес он мне называет. И тем самым, жизнь усложняет конкретно. Конечно, я не…

Хочу. Ещё как хочу!

Но она-то сама на пришла. Комедия же, честное слово, если я ещё начну под окнами у неё тусоваться. Я понятливый вроде, одержимостью и манией преследования не страдаю, да у меня в принципе ещё не было такого, чтоб не выходил кто-то из головы.

Единожды, и то рядом это всё не стояло. Может лет в шестнадцать и гнал по Крис, но оно всё как-то быстро прошло. По ней много кто гнал из школы, с одним отличием, Крис была младшей сестрой друга, а это как бы сразу означало «табу».

Плюс, я на положение вещей реально смотрел, она просто вкатывала мне по общению, с ней было прикольно дружить, разговаривать, тусоваться, а когда однажды представил, что это всё будет испорчено отношениями: ревностью, скандалами и ещё чем-то похожим, сразу всё отрубило. Понял, что мне оно и не надо. Достаточно оставаться друзьями, что у нас с ней и по сей день остаётся. А так, сколько бы мы повстречались, если бы оно вообще получилось?

Месяц? Неделю?

Зная её характер, ставлю на полчаса. И нет больше у меня хорошего друга.

И всё. Реально всё. Не было ещё одной за всё это время девушки, о которой бы столько думал. А тут… прям реально ж болезнь.

Какая-то недостаточность. Серых клеток у меня недостаточность, очевидно же. Иначе как объяснить, что я день и ночь думаю о девушке, которая младше меня на семь лет. И ладно бы мне было тридцать, а ей – двадцать три. Можно было бы рассчитывать, что что-то может из этого получится. А здесь «птенчик» буквально, жизни толком не видела, куда мне её?

Чего только стоят её поступки и мысли, не потяну я быть настолько мягким, осторожным и терпеливым, каким приходилось быть, чтобы не спугнуть и не перегнуть.

А сам стою и думаю: Бейвеля, мать его, восемнадцать. Очаровательно, я собираюсь зависнуть у неё во дворе.

– Так вы это, вроде… – пробует оправдаться Голодный.

Не даю. К черту. Ещё не хватало слушать, что все выкупили моё помешательство.

– Забудь, – таки огрызаюсь, но чтоб наверняка у него всю инициативность отбило.

Окурок откидываю и сразу же возвращаюсь в клуб. Не поеду я никуда. Как минимум, потому что сама она не пришла. Мне пофигу на деньги, злюсь я далеко не из-за них. Скорее на то, что чересчур был уверен в правильности девчонки.

С другой стороны, она могла испугаться. А если ещё глубже копнуть?

У меня машина есть, какого я не отвёз её домой лично?

Да, сумма вроде и не космическая, но смотря для кого?

А если до дома не добралась? Если её кто обидел? Может вообще кто здесь видел, что она поперлась с деньгами и увязался за ней.

И так бесконечно. Я то злюсь, то переживаю. Мысли о ней круглосуточно не выходят из головы, а под утро и вовсе во сне вижу её глаза, что всё – не выдерживаю и как только просыпаюсь, набираю Голодного.

– Выходной сегодня берёшь, – сразу ему заявляю, как он поднимает трубку, а тот в ответ даже не думает.

– Я так понимаю, мне до Бейвеля, 18, нужно проехаться?

Неправильно понимает.

– Через два часа подлетай за мной, вместе прокатимся.

Не в качестве группы поддержки, он стеной выступать будет, которая меня остановит, если надумаю совершить глупость.

А по итогу выходит, что я его ещё торможу. За плечо перехватываю, когда он уже намеревается выбраться из машины. Потому что мы оба с ним видим Элю.

В песочнице посреди двора. С младшей сестрой сидит, что-то лепят рядом с грудой песка. Улыбается ярко малышке, а меня… мать его, даже разобрать не могу те чувства, что топят в груди, пока смотрю на неё.

В джинсовом смешном комбинезоне, в белой футболочке и со съехавшем на бок хвостом на макушке – она сама на малышку очаровательную похожа.

И чем дольше смотрю на неё, тем гуще воздух становится в лёгких. Топит и топит то самое чувство. Раскручивает это тепло непривычное точно лопасти вертолета. Не вдохнуть…

– Поехали, – говорю Голодному и отворачиваюсь.

Перед собой упорно смотрю и не понимаю, почему даже подходить к ней не хочу больше. У них сестрой как будто какой-то собственный мир – слишком счастливый. Вокруг всё разрушено. Краска облезлая, грибок скошенный, даже песок и то, вон, до песочницы кто-то поленился доставить. Свалил рядом и поминай лихом. Двора толком нет, лавочки все сломаны, качели туда же, а им двоим словно без разницы, этим довольствуются, улыбаются. Малышка эмоциями всё передаёт, веселит малую…

Блть. Вот это приход так приход. Меня самого точно вышибло из этой реальности, скрутило всё нутро в прочный жгут за грудиной. Тупо от чувств нежности, что испытываю к разбойнице с её младшей сестрой.

– Но вы ж… – не отступает Голодный никак.

Сводник хренов.

– Поехали, говорю.

Не собираюсь я им настроение портить. Главное, что жива здорова. На остальное… даже вникать не берусь. Предпочитаю думать, что испугалась. Не может такая девочка быть злостной манипуляторшей. Ладно при мне в клубе, я только что собственными глазами видел, как она умеет радоваться просто так.

Но… не покидает. Вообще никак не покидает. Целый день в каком-то бреду, разговоры мимо ушей пропускаю, на звонки отвечаю на автомате. Всё хожу, думаю и образ улыбающейся разбойницы перед взором держу.

Вечер уже, я как всегда в клубе, Яна заходит раз в пятый спросить, ничего ли я не хочу.

Хочу, но ты, Яночка, точно не сможешь мне это дать. Мне этой непосредственности хочется. Ближе узнать. Хочу понять, что у неё в мыслях, из-за чего ещё улыбается, и как можно ещё вызвать трепет ресниц и этот нежный взгляд на меня.

Полный пипец…

А если ещё учесть, что уже битый час сижу на сайте с игрушками детскими?

– Не спишь? – спрашиваю, стоит Крис только трубку поднять.

Понимаю, что припозднился со звонком, но мой мозг буквально уже перегружен мыслями. А к кому ещё обратиться, даже не представляю. Я в детях не шарю. В девчонках особенно. Сыну Кайманова ещё без проблем задарить какой-нибудь бульдозер огромный или авто, которое можно по частям разобрать, что, собственно, Кир и делает, стоит вручить ему машину большую. А вот с той же Рор, дочерью ещё одного друга, тут я полный профан. Ну, дарю я куклу в розовом платье, но это всё – предел, на что хватает фантазии. А здесь на сайте прямо тьма тьмущая непонятных игрушек. Как понять, что нравится детям?

– У нас ещё десять часов вечера, а я ещё не настолько старая, не надейся, чтобы меня так рано укладывать спать.

Ну, вот, собственно, поэтому я и ставил на полчаса. И это ведь Крис в хорошем ещё настроении, а вот, когда оно у неё плохое…

– Прячь шипы, колючка, помощь твоя нужна.

– Подобрать сумочку к твоему новому галстуку?

– Ещё меньше шипов, Крис, дело реально серьезное. Мне игрушка нужна девчонке полуторагодовалой.

Ей-богу, я прям могу видеть, как Рогозина в этот момент скривилась.

– Издеваешься? У меня нет детей, Рим. Я-то откуда могу знать, что им покупать?

– Ну Рор же вы что-то дарите постоянно, – Рор не просто дочь друга, ещё и её племянница.

Притом возраст как раз схожий, ей как раз сейчас полтора года.

– Арс, это он выбирает игрушки. Могу дать ему трубку, если хочешь.

Ага, давайте все сразу узнают, что я ищу детскую игрушку. А заодно всей компанией обсудим моё помешательство на восемнадцатилетней. Можем, кстати, и второй сразу выбрать игрушку. Почему, нет? Так, как смотрелась сегодня разбойница в песочнице, впору ей самой покупать песочный набор.

Кстати, это идея. Песочницу им нормальную во двор подарить.

– Не хочу, – торможу Крис от моего позора, – просто скажи, что вы ей дарили последнее.

Крис с несколько секунд думает.

– Какую-то собачку на пульте, она ходит и лает. Ещё и сидит по нажатию. Буквально недавно.

Я в экран. Есть такие собаки, замечательно. В корзину кладу.

– И всё?

– Купи сразу всё в магазине, точно не ошибёшься.

– Напомни мне, чтобы я больше никогда к тебе не обращался за помощью.

– Всегда пожалуйста.

Кладу трубку. И таки делаю именно то, что Крис посоветовала. Скидываю в корзину все, что попадается интересного на глаза.

Мать его, что я делаю?

С ума схожу. Понимаю, а всё равно в двенадцать часов следующего дня уже на парковке возле детского магазина. Заказ забираю, два пакета, закидываю в багажник и сразу на Бейвеля 18.

Стою курю у машины, не спешу набирать Голодного, чтобы спросить, какой номер квартиры. Непонятно, как она отнесётся, если заявлюсь ещё к ней домой. Понимаю, что упущение, не поинтересоваться сразу полным адресом, но так даже лучше. Стопорит от необдуманных действий.

Двор обвожу взглядом, дом её пятиэтажный. Самый простой, бабульки у некоторых подъездов сидят. Давненько я не был в подобных местах, не приходилось. Да я уже и не помню, когда в последний раз костюм с себя сбрасывал и надевал джинсы с футболкой. Всё как-то в делах, встречах…

Так, когда с ребятами все собираемся, но города нынче разные. Мы с Ковалем тут, Яр с Каем в нашем, родном, где всё начинали.

Крис с Арсом проездом. Моя жизнь – это клуб, с дядькой бывает встречаемся, так выпить кофе, поговорить о насущном. С другими людьми, кто имеет к нам интерес. Кто через нас бойцов хороших отыскивает, в охрану себе, не люксовых, вышибал, кому нужны срочно деньги.

А тут надо же, гулять собираюсь. Ну или куда мне там ещё звать Элю с сестрой?

Не в ресторан же мне их тащить.

Глупости. Все это такие, вашу мать, глупости. Себя реально не узнаю. Два пакета игрушек – я точно тронулся головой.

– Оставьте её, – неожиданно раздаётся рядом, что у меня автоматом срабатывает одно.

– Что?

Голову поворачиваю. Дохлый гаврик. Трясётся, как желейная масса, но пыхтеть что-то пробует. Правда, весь бледный, глаза разве что не блестят, когда он повторно мне выдаёт:

– Элю. Оставьте её. У неё, знаете, какая жизнь тяжелая? – во всю тараторит. Заикается, но на таких эмоциях мне качает, что я реально ему верю и слушаю: – Если заберете или что сделаете, у неё сестра сиротой останется. Ей год с небольшим, Эля одна её тянет. Оставьте, пожалуйста. Я сам заработаю и отдам, если нужно. Возьмите барменом или хотите…

– Тормозни, – пресекаю. Это уже поперла лишняя информация. Я другого не понимаю. – Куда я её забрать должен?

– Ну… долг отрабатывать. Вы же за этим приехали. Нашли, из-за денег же, что ей дали, – вываливает претензией пацан. – Так вот, я работу ищу, честно, готов…

Вздыхаю и головой качаю. Надо же какой Донжуан. Или рыцарь. Но… рыцарь её возраста. Печётся о ней. Реально переживает, вижу, что хочет помочь девочке. И тут я, не знающий о ней ничего, всего лишь с игрушками. Более того, я даже не знаю, куда мне эту девочку сводить погулять.

И она не пришла сама.

– Ладно, пацан, зачёт за отвагу. Можете считать, что долг прощен. А то боюсь, такой бармен мне только в убыток, но никак не в плюс.

И по плечу его похлопываю, проходя мимо и направляясь к водительскому. А у пацана чуть инфаркт не случается, сжимается и запоздало дёргается от меня. Страшно оставлять Элю на такого рыцаря, если честно, но ведь вступается, глядишь, моё отступление поможет ему ещё больше поверить в себя.

Уезжаю спокойно. Даже пацана напоследок взглядом никаким не припугиваю. Не смотрю. Ни на дом, ни на что. Еду и всё думаю, как из головы то выкинуть Элю. Не выкидывается. Больше, ещё и херня какая-то подтягивается неприятная. Давит на рёбра, точно воздуха мало глотаю. И так до вечера самого.

Никогда ещё так быстро от цели не отступал. От девушки уж подавно. Вот только… а я их вообще добивался?

Не помню я. Всё само по себе. Слишком просто завязывалось. Глазом не успеешь моргнуть всё уже направляется в горизонтальную плоскость. А здесь я ведь даже и не думаю в том направлении.

Нет, думаю. Когда она возле меня дышит. Но в остальное время я думаю о том, что хочу её просто узнать ближе. Всё о ней. И взгляд её хочу видеть – именно он меня торкает и не выходит из головы.

Жизнь сложная. Одна воспитывает сестру. И тут я…

Что я ей могу дать, кроме денег?

Я просто не хочу ей жизнь усложнять. Какой там долг? Я о нём даже не вспоминаю. А вот малышка, очевидно, всё же помнит о нём. Но лучше б не помнила, потому что я не могу гарантировать, что не захочу воспользоваться её честностью.

Вечер. Я дурь из себя выбиваю с помощью груши в тренировочном зале нашего клуба, когда за спиной раздаётся голос Голодного:

– Сама пришла. Говорит, что хочет работать.

Глава 10. Малышка

Свист и окатывающий с головы до ног оценивающий взгляд. Один из старших Трофима двумя пальцами начинает пересчёт денег, которые только что ему отдала.

Слава богу, хватило ума разделить, пока со Славой домой в тишине ехали. Мы вызвали такси, действительно страшно стало с такой суммой расхаживать в платье коротком и на каблуках. Далеко не убежать, если придётся, а туфли принадлежат Даше, как и платье, нельзя портить или где оставлять. Даже если и могу сейчас возместить, мне деньгами голову не вскружить. Мне на такси то было жалко отдавать деньги, слишком дорогая поездка, когда можно и пешком прогуляться. Мне не в тягость, и более дальнее расстояние без труда преодолеваю, если не сказать, что без нагрузок практически не живу. Но лучше пару тысяч отдать, чем потерять всё.

Слава стоит у меня за спиной молча, все молчим, пока шелестят деньги, мы все смотрим на них. И только один Стас, что стоит за спиной старшего, пристальным взглядом сверлит меня. От него на странность даже с такого расстояния становится некомфортно. Я будто что-то сделала лично ему нехорошее, и сейчас он на меня сильно злится.

Они вдвоём пришли, ждали у подъезда, как и всегда. Мы специально попросили водителя остановить у дороги перед дворами, не нужно, чтобы кто видел, что денег с собой больше. Мало ли…

Да и вообще, здесь такое сразу подмечают на раз два, чего стоит только то, как Стас на пиджак на моих плечах посмотрел.

– Сказал же, что от него лучше избавиться, – шепнул Слава на ухо, когда мы уже подходили к подъезду.

Я ничего ему не ответила. Проигнорировала, потому что не собираюсь избавляться от такой дорогой вещи. Я собираюсь отдать пиджак, потому что предложение Славы рассматривать даже не думаю.

Так нельзя. Просто нельзя, и точка.

Даже если снова попаду в неприятности, долг есть долг. Да и как Слава может судить о человеке, если он его даже не знает?

Если бы он хотел обидеть меня, не думаю, что я бы вышла из его клуба с деньгами. Если бы вообще вышла, раз Слава намекает на такие грязные вещи.

– Сто, – выдаёт старший, заканчивая считать.

Я его имя не знаю, видела, и даже не раз отдавала именно ему деньги, но он мне не представлялся. А сейчас снова странным взглядом проходится по моему телу, останавливается на уровне бёдер, где платье заканчивается, но не похабным, больше вдумчивым, прежде чем тот же взгляд не переводит к моим глазам и произносит на распев:

– Интересно…

По моим плечам пробегает неприятная дрожь. Съежиться хочется. Почему-то именно в этот момент я на Стаса смотрю. Что ищу, непонятно. Спасения? Жду, возможно, что он что-нибудь скажет, переведёт язык своего старшего, но тот только молчит и всё также с недовольством на меня смотрит. Мой голос скачет от шёпота до громких, повышенных гласных:

– Это всё? Мы свободны? Можем идти?

Старший не спешит мне отвечать, вглядывается в моё лицо, когда чувствую лопатками, как Слава оказывается совсем рядом со мной.

– Она ведь отдала деньги, что… – и замолкает тут же, стоит старшему бросить на него предупреждающий взгляд.

Я слышу, как Слава за моей спиной шумно сглатывает от него.

– Идите, мелочь, и так домой поди запозднились, мамка будет ругать, – наконец даёт он добро, а сам усмехается мерзко, будто находит смешными собственные же слова.

На ощупь нахожу руку Славы, он отвечает, сжимаем друг друга, когда начинаем их обходит. А Стас будто и это сразу же подмечает, переводит с сцепленных рук обратно на моё лицо взгляд, пока мы мимо проходим, и провожает ещё, мельком замечаю, как он оборачивается, пока мы не скрываемся за дверью подъездной.

Мое сердце сходит с ума, как быстро колотится. Вроде всего пять минут, ничего не сделали нам, а в теле несусветная слабость, сколько за это время оно перекачало адреналина. Мы даже не сразу поднимаемся по своим этажам. Ещё минут пять стоим в тамбуре, точно обоим требуется отдышаться, после долгой пробежки.

Слава спрашивает, в порядке ли я и не нужно ли ещё мне времени, прежде чем разойдёмся, я киваю ему и говорю, чтобы шёл домой, а сама ещё какое-то время стою напротив двери бабы Тани в тишине и пытаюсь привести мысли в порядок. Переварить всё случившиеся, но в голове одна пустота.

Не думается совсем. Сдаюсь и отталкиваюсь от перил. Тихо дверь открываю, у меня даже ключи от квартиры есть, насколько она мне доверяет, порог переступаю почти бесшумно, но даже минуты не приходит, когда слышатся тяжеловатые шаги.

– Элеонорочка? Ты?

Баба Таня оказывается в коридоре в одной длинной сорочке и морщится от света, который сама же включает. Это первый раз, когда прихожу за Леей настолько поздно, никогда не задерживалась, а тут вообще ночь. Конечно, мы договаривались, да и она сама дала мне добро, но стыд никуда не исчезает.

Он вообще со мной живёт постоянно. Как бы мне хотелось всего этого не испытывать. Домой приходить с желанием, не стеснять никого, не искать деньги ночами, не оправдываться постоянно. Так хочется, что аж душа вся в комочек сжимается, но ненадолго. Даже если приходится расправлять её силой и вытаскивать из себя улыбку, я делаю это искренне, встречая ей бабу Таню.

– Простите, что так запозднилась, я…

Баба Таня отмахивается.

– Бог с тобой, деточка, главное вон, как улыбаешься. Давай проходи.

– Нет, я сейчас…

Но она и договорить не даёт.

– Давай-давай, я тебе уже постелила в зале, мы с Леей в комнате у меня, не будем её уже тревожить, пусть спит, а ты раздевайся да руки мой, а я чайник пока поставлю, – и уже разворачивается, когда неожиданно внимание на пиджак обращает и щурится, точно пробует рассмотреть лучше. – Это чей-то такой солидный? Эль? Ты ж со Славкой вроде гуляла.

Целых секунд сорок я не нахожу ни одного слова. Господи, как мне перед баб Таней-то теперь оправдаться?

– Это… это друга Славы, – обманываю, едва слова проталкивая, пока вся пятнами покрываюсь. Как же мне не хочется обманывать ещё и баб Таню, неправильно это, когда она ко мне, как к родной. Но правду? Мало того, как расстроится, если узнает, какие деньги отдала сегодня Трофимовским, так как ещё на меня смотреть будет, если узнает, что мы провернуть со Славой пытались. Я не хочу, чтобы о таких страшных вещах кто-то знал. Мне приходится, хотя вины это с меня совсем не снимает. – Встретили, у них сегодня выпускной был, а на улице похолодало, вот он мне и одолжил. Завтра нужно будет отдать.

Баб Таня отчего-то головой, словно причитая, качает. Ещё и прицыкивает.

– Ох, не доглядит Славка-дуреха, уводят же прям из-под носа красоту нашу, – а сама уже идёт на меня.

– Нет, это просто…

Просто что? Жест доброй воли? Теряюсь, что ответить на такое баб Тане, а она уже сама с меня снимает пиджак.

– Давай сюда, повесить на плечики надо, вон какая ткань дорогая, богатый поди ещё друг-то у Славки?

И уходит сразу же в зал, не дожидаясь ответа, а я как прикованная к месту стою и всё только моргаю, обдумывая последние слова.

– Чего стоишь-то? Эль? Голодная же поди, проходи-проходи.

И вот кто ещё скажет, что ей семьдесят лет? Летает по квартире, словно неугомонная стрекоза, перекачиваясь с ноги на ногу. Оживаю, хотя всё ещё не дают покоя слова бабушки. Руки мою, а затем на кухню иду. Мы уже чай допиваем, когда решаюсь задать вопрос.

– Почему вы решили, что меня уводят у Славы?

Про самого Славу не опровергаю, уже привыкла, что бесполезно, нас все подряд пытаются поженить. Кроме единственной Альбины Альбертовны, которая от таких разговоров в ужас приходит и кривит нос.

– Сам тебе предложил пиджак?

Не просто предложил, он и не спрашивал, он за меня всё решил.

– Сам.

– Ну вот, поухаживал он за тобой так. Но может и к лучшему, а то Славка пока расшевелится, уже и постареть можно. Пусть поревнует малёх.

За руку меня пожимает, кладя свою тёплую поверх, и улыбается по-доброму так, прежде чем вставать и, пожелав спокойной ночи, отправиться спать, предварительно сказав, что приготовила для меня ещё и футболку, которую покупала когда-то давно своему сыну, а он её так и не забрал себе.

Догадываюсь, почему. Она ляпистая, в гавайском стиле, такую не каждый мужчина наденет. Хотя я была бы рада любой, главное-то забота. Я бы от неё никогда не отказалась.

Последний, от кого я её получала, была бабушка, а как её не стало…

Не думаю сейчас. Грусть накатывает мгновенная и тоска шире самого океана. Стоит только шагнуть, утонешь же с головой в чувствах печали.

Сегодня и так был тяжёлый день. Впрочем, почти такой же, как и другие. Но я и об этом не думаю. Никогда. Стараюсь в каждом искать только хорошее. Как, например, бабушка Таня. Слава, который меня поддержал и пошёл со мной. Даша, которая без проблем одолжила одежду. Тот мужчина.

Я закрыла долг. И у меня остались деньги.

Много денег. Очень много.

Боже, я даже не знаю, какими словами благодарить судьбу, что она мне так помогает.

Разве тут место для жалоб и нытья?

Вместо этого почему-то решаю мыслями вернуться к спасителю моему. Запах… Господи, какой же у него волшебный парфюм. Я бы его бесконечно вдыхала. Необъяснимое удовольствие, но это ещё лучше самого вкусного пирожного, что когда-либо пробовала. У меня даже желание зарождается встать и пройти в коридор, в пиджак его носом ткнуться. Если бы могла, спать бы его с собой забрала. Там ткань такая нежная, что и кожа моя не сравнится с ней.

«Поухаживал он за тобой так»

Мне… приятно?

Глубоко в центре груди что-то щекочет, искорки будто бы маленькие вспыхивают одна за другой. Думаю о нём и почему-то ощущаю волнение. Особенно от мыслей, что моё тело сегодня испытывало. Щеки горят от стыда, а всё равно думаю…

Думаю о том, что вызвало внизу живота, когда ощущала его… божечки…

Не видит никто, а я зажмуриваюсь всё равно от стыда своих мыслей. Горю же, аж до горла жар пробирается, сколько испытываю бурных эмоций.

Я не маленькая, понимаю, что это такое. Вот только со мной такого никогда не было. Парни целовали, я даже встречалась с одним несколько месяцев, пока он ходил в клуб заниматься, но он никогда не проявлял напора подобного. Не трогал, не зажимал. А тут точно что-то животное. Не только сам этот мужчина, но даже то, что он пробудил действиями своими.

Это всё ненормально, наверное. Даже, сказала бы, дико. Но это меня волновало и что-то глубоко-глубоко внутри такое же дикое отзывало.

Я подушку обнимаю плотнее. В груди ощущение нуждающегося пожара. Мне туда её прижать хочется, погасить или что-то дать, чтобы так нестерпимо гореть перестало. Дышу часто, взволнованно, и мне всё ещё жарко. Стараюсь расслабиться, удобнее устраиваюсь, лицом ищу холодное место на постельном белье. Выдыхаю и запрещаю мыслям кружить в голове.

Слава, должно быть, прав. Он ведь и правда чем-то похож на бандита. Грозный такой. О нём даже думать не стоит. Но… он дал мне работу. И свой пиджак…

Утро наступает совсем незаметно, глаза открываю, светло, а такое ощущение, что и не спала вовсе, потому что в мыслях так и сидит тоже самое.

Баба Таня уже на кухне что-то готовит, семь утра, а запах уже на всю квартиру стоит такой, что мгновенно сводит желудок. Она оладьи печёт, а я вспомнить не могу, когда в последний раз просыпалась от запаха чего-то похожего.

Мне вставать с постели не хочется.

Не хочется думать, что это всё на один день. Спокойно, тихо и сладко.

Поддаюсь этим чувствам всего на пару минут, пока не беру себя в руки. Умываюсь, помогаю бабе Тане по кухне, завтракаем все втроем. Я мою посуду и собираюсь домой. Бабушка говорит, что спешить некуда, можем ещё у неё погостить, но она и так за это утро сделала для нас слишком много.

Да и мне в магазин надо одежды. Белая рубашка у меня есть, а вот юбки такой, чтобы соответствовала словам «строгая» нет. Но когда мы наконец домой возвращаемся, понимаю, что у меня похоже будут проблемы с сегодняшней сменой.

Мать и отчим до сих пор пьяные. Дома холодновато, все окна открыты, на столе как всегда полный бардак. Оба спят беспробудно и даже нет ни малейшего шанса, что к вечеру кто-то из них хоть немного очухается.

Более того, к вечеру они пьют снова. А мне буквально деваться некуда. Ребятам Лею на всю ночь не оставить, бабе Тане не могу больше, стыдно просить. Плюс, я возможно в каком-то шоке пребываю весь вечер?

Мама по воскресеньям не пьёт, потому что с утра на работу. А здесь, точно две тени передвигаются по квартире. Выпьют и спать. И в понедельник всё продолжается. Мы с Леей почти весь день проводим на улице. Кушаем даже в ближайшем кафе, потому что домой даже не хочется заходить. Мало того что пусто, так ещё и этот запах…

Только на следующий день они оба очухиваются наконец. Деньги заканчиваются. Маме платят каждую пятницу, а тут загул. Начальница звонит, мама естественно прикрывается отравлением, но хотя бы берет себя в руки.

И я решаюсь наконец к ней подойти. Приходится признаться, что устроилась на работу, и больше не могу сидеть с Леей. Но здесь тоже есть минусы, приходится ещё и согласиться, что буду ей отдавать часть заработанных денег.

И раньше ей отдавала треть. Обычно всегда в конце месяца, когда наступает время платить по счетам за коммунальные. Она их правда не пропивает, сразу несёт платить за квартиру. Так что, это нормально. А заодно и волноваться меньше придётся за Лею. Не то что совсем расслабляюсь, всё равно переживаю, что меня не будет так долго.

Это не зал, где я днём нахожусь пару часов и пару часов вечером, кроме каникул, когда выхожу крайне редко, потому что дети летом почти что не тренируются.

А здесь целая ночь. Но я должна выйти, чтобы ещё этот долг не висел надо мной грузной тучей. Едва успеваю в магазин забежать выбрать юбку узкую, длинную и туфли на максимально коротеньком каблуке, которые я нахожу. Перед выходом забегаю к Даше, отдаю вещи и сумочку. С деньгами. Потому что другого места не знаю, где их могу спрятать.

Слава чересчур недоволен, что я иду в клуб, хмурится и даже не остаётся в коридоре, уходит, но зато у меня получается тихо попросить Дашу спрятать деньги. С собой беру мало, чисто на всякий случай, мало ли, что произойдёт.

Волнуюсь до сумасшествия. Аж в ушах сердцебиение отдаёт, когда подхожу к клубу. Всё кручу оправдания, почему на прошлую не пришла смену, а мне тут у входа вновь говорят знакомое:

– Нет.

Никого из посетителей нет, вокруг пусто, а за дверью стеклянной даже ещё не темно. Мы вдвоём стоим в фойе с тем же самым охранником, я глазами только хлопаю и не понимаю, что значит его ответ.

– Ты свободна, просили передать. Отрабатывать ничего не надо.

Я всё ещё не понимаю. Из разумного удаётся протолкнуть только:

– Но я хочу отработать. Честно. Я не какая-то там…

Охранник вздыхает.

– Ладно, стой тут. Уточню сейчас.

Уточняет. Возвращается через пять минут. Но не один. С тем мужчиной. А я только от одного на него взгляда снова превращаюсь в какой-то прибор электрический, что издаёт мощные электромагнитные волны.

Пиджак его к себе прижимаю. Ему отдавать его надо, но он точно сейчас служит какой-то поддержкой. Или якорем, чтобы хотя бы способность разговаривать рядом с ним имелась.

– Вы… вы… – не сразу могу собраться, но на третьем выдохе получается, – вы меня простите, пожалуйста. Понимаю, что это не совсем существенное оправдание, но я не всегда смогу выходить чётко по графику. Если… если можно, я бы даже могла и два дня подряд, когда…

– Яну зови, – говорит он это не мне, мне коротко, – сейчас подойдёт главный администратор, возьмёшь ее номер телефона, с ней будешь договариваться о сменах. Остальное тоже она тебе покажет и закрепит за кем-нибудь, кто научит, что делать.

И всё. Он уходит. Я на спину его смотрю, плечи жилистые и мощные, он в майке боксёрской, кожа блестит, но я его даже разглядеть не успеваю, скрывается в коридоре. За ним охранник, а я так и остаюсь в руках с его пиджаком, который не успела отдать, разбитая и… чувствующая какую-то неприятную тягу на сердце только от мысли, что сегодня этот мужчина на меня смотрел безразлично.

Глава 11. Малышка

– Интересно, – второй раз слышу и вижу, как со мной происходит одно и то же.

Девушка, которая и есть очевидно «Яна», взглядом точно так же окидывает, а потом с несколько секунд смотрит прямо в глаза.

Она красивая. Выразительная и эффектная. Старше меня минимум лет на пять. Взгляд глубокий и будто имеющий вес, насыщенные зелёные глаза, тёмненькая, волосы ближе к цвету лоснящегося кофейного шёлка. Они закручены у неё в жгут на затылке, форму лица заострённую причёска гармонично подчеркивает, а ещё очень сильно делает акцент на ярких красных губах.

Мы всё ещё в фойе стоим. Слава богу, пиджак успела передать охране, пока она не вошла и не погрузила только своим присутствием меня в ещё большую неловкость от ситуации.

И это её «интересно»…

Я будто диковинка какая-то необычная для всех, что вызываю одну и ту же реакцию, хотя ничего такого не делаю.

– Здравствуйте, – нарушаю молчание первая.

Она мне не отвечает никак, взгляд на охранника того самого и резковатый вопрос:

– Женя решил нас переквалифицировать в детский сад? Я – не нянечка, чтобы с ней возиться. Часа ж не выдержит одна.

И на меня снова взгляд. Он у неё не презрительный вроде, эта Яна не выражает какого-то прицельного негатива, ощущение, что ей вообще без разницы на меня и что я её слышу.

Охранник тем временем в отличие от неё, вкладывает в голос чересчур много сарказма.

– Твоя задача не оценку давать, Яночка, а принимать в своё распоряжение новую девочку. Велено обучать, выполняй.

Но Яне, на удивление, абсолютно на его колкость без разницы. Устало вздыхает, планшет со стойки гардеробной подхватывает и кивает мне.

– Идём, – сразу же разворачивается и уходит.

Я за ней поспевать стараюсь. Она вроде и не спешит, а такое ощущение, что бежать за ней мне приходится. Шаг уверенный и красивый, я то и дело почему-то смотрю, как мелькают её ноги в разрезе у юбки.

– Работала где-то до этого? – спрашивает, даже не оборачиваясь.

Мы в сам клуб с ней заходим. Пустой и светлый. Холодный. Эхо наших каблуков гремит на весь зал.

– Да, помощником тренера, – говорю ей как есть.

И это, пожалуй, первый раз, когда её эмоции хоть немного сменяются. Скорость сбрасывает и через плечо косой взгляд.

– Тренером чего?

Я отвечаю ей, как будто это самое очевидное:

– По боксу, конечно.

На этот раз Яна полностью останавливается. Поворачивается и оценивает уже по-другому, взглядом прищуриваясь на моём лице.

– Точно, это же ты и была.

– Что? – искренне не понимаю.

– Ты – та самая девчонка, которая переполошила здесь всех с ног на голову, когда вышла на ринг.

Ей весело?

Очевидно, потому что она усмехается, а мне неловко становится, особенно на словах «переполошила здесь всех».

– Я не думала, что будут такие последствия, – вновь пробую оправдаться.

Но честно же говорю. Разве я чем-то хуже других, кому до этого позволяли здесь драться?

В конце концов, я была готова к последствиям – ушибам и даже возможно трещинам. И это не ново, разное случалось со мной, когда и по три недели вставать не могла, после соревнований, как рёбра изнывали от полученных мощных ударов. А вот к тому, что меня вытащат с ринга, дадут работу и деньги, когда сама отделаюсь только какой-то новой формой волнения, что рядом с этим мужчиной испытываю? К такому – определённо никак не могла подготовиться.

А ещё к тому, что ей будет даже не интересны мои оправдания, она спрашивает другое:

– То есть, ты действительно драться профессионально умеешь?

– Умею, конечно, – вновь отвечаю честно.

И никак не понимаю, почему она спрашивает меня о столь очевидных вещах. А Яна вновь усмехается.

– Возможно, я поторопилась делать о тебе выводы.

С этими словами круто разворачивается на каблуках и снова идти начинает, не давая мне даже секунды, чтобы обдумать, что именно она донести пыталась. Господи, да я бегаю, наверное, не так быстро, как Яна отстукивает пятками по полу. Спешу за ней, не желая отставать и не прослушать ничего важного, так как она принимается меня инструктировать. Мы, очевидно, в служебное помещение входим. Большое, почти как сам клуб. Три коридора, а Яна уже перечисляет:

– Слева кухня и всё, что к ней относится, справа – мальчики: комнаты охраны, раздевалки, по этому же коридору можно выйти на коридор, где ты вчера уже побывала. Ещё дальше – спортивный зал для работников, в любое время дня и ночи можно им пользоваться, если ты, конечно, находишься не на смене. Здесь, – мы идём прямо, – первая комната – основной пульт управления. Мальчики: Миша и Дима, посменно меняются, сегодня работает Миша, увидишь в следующий раз другого, значит, Дима. Мальчики на вес золота, наши глаза и уши, а ещё палочки-выручалочки, их хоть о чём можно просить, даже отпугнуть назойливого бойфренда. Наши уборные, комнаты отдыха официантов, а вот эта, – мы достигаем последней двери слева и Яна её распахивает, – наша.

У меня в глазах, наверное, присутствует какая-то звёздная пыль, потому что данная комната лучше моей в сотни раз. Да даже комнаты Дашиной мамы эта комната лучше. В бело-красно-серебристых цветах, здесь есть всё: диванчики, столы, шкафы и даже трильяжные столики. Взгляд не перестаёт восхищённо бродить по предметам мебели, мало фиксирует, я больше смотрю на то, как гармонично всё расставлено на местах.

– Боже мой, а как же тогда выглядит кабинет директора? – я даже не понимаю, что вопрос вслух проговариваю, действительно им искренне задаваясь, пока не слышу ответ.

– Владельцев. Их несколько: Женя, который тебя взял на работу, – осведомляет Яна, а я смотрю на неё, неожиданно понимая, что она уже проговаривала его имя, которое из-за суматохи и переживаний невзначай пропустила, но и в этот раз не успеваю задуматься, она продолжает, – он практически всегда находится здесь. Сергей – второй, недавно женился, сейчас греет косточки с новой женой где-то в свадебном путешествии, тоже, кстати, основной, но, уверена, скоро будет появляться здесь не так часто, как прежде. Ещё один – Егор Кайманов, о нем можно ничего не запоминать, кроме того, как он выглядит, чтобы в принципе знать в лицо, живёт в другом городе, здесь практически не появляется, так что, мы и сами порой забываем о нем. И Кристина Рогозина. Блондинка, которую уж точно в лицо нужно знать – стерва особой породы, она взглядом съест, не подавится, а после стычки с ней, сомневаюсь, что ты здесь будешь работать. Хотя просто так никогда не нападет, а если напала, то ты точно виновата сама. Даже я с ней не спорю, хотя у меня стопроцентный иммунитет от увольнения, – тут она смотрит на меня, – без меня этот клуб не проработает ни дня. В остальном, если работаешь ответственно и честно, никто никогда не погонит тебя ни за что. Отношение уважительное ко всем, но к нам особенное, потому что мы – вторая главная составляющая прибыли клуба. Чем лучше у нас настроение, тем мы лучше работаем. Чем лучше работаем, тем больше довольных посетителей уходят отсюда и всегда желают вернуться. Чем больше возвращается посетителей, тем богаче мы и владельцы. Цепочка понятна?

Не совсем. Информации слишком много, я её буквально с распахнутыми глазами слушаю и пытаюсь запомнить, однако Яне сразу киваю.

– Отлично, … – Яна снова делает паузу, смотря на этот раз на меня с каким-то молчаливым вопросом, пока не осознаю, чего она ждёт.

– Эля, – представляюсь.

Яна кивает и вновь переводит взгляд на «комнату», а я только сейчас замечаю, что на одном из диванов сидят две девушки. Обе блондинки красивые, и тоже старше меня на несколько лет. Посматривают на нас и о чём-то тихо переговариваются, но тут, наверное, и догадаться несложно, что обо мне. Яна ко мне чуть склоняется, чтобы голос понизить.

– Слева – Оля, справа – Вика, обе лицемерные сучки, личного ничего не рассказывай, работают давно, обе врут друг другу в глаза и притом спокойненько улыбаются, но в чем плюс – в самой работе не подставляют. Как я и сказала, наша работа – наши деньги, а когда привыкаешь жить хорошо и достойно за десять смен в месяц, где с тебя ещё и пылинки сдувают, на такую работу грех не молиться. Поэтому в данном плане можешь не переживать, в остальном – я предупредила тебя, решение принимать только тебе. Сегодня закреплю тебя за Олей, с ней явно будет работать попроще, а там дальше посмотрим. Идём дальше, начинается самая интересная часть.

Глава 12. Рим

– Да ты издеваешься, твою мать, – сходу выражаю своё мнение красноречиво, стоит войти в кабинет Кайманову.

Хотя, нет, не так уж и красноречиво. В мыслях моих крутятся слова, явно намеревающиеся ворваться, как минимум, в тройку победителей в номинации «антикультурщины».

Приехали, млять.

Вернее, приехал. Ну или прилетел, тут в принципе особой роли не играет, с помощью какого транспорта Кайманов решил мне усложнить ночь.

Он тоже реагирует сразу на такое приветствие, кривится и разводит руками:

– Что не так, Юлий, ты целую неделю добивался, чтобы я приехал сам за документами?

Вот именно, ни раньше, ни позже – идиалочка чёткая, когда у меня и так мозг горит.

Я показываю Кайманову средний палец. Очень по-взрослому, понимаю, что нам только таблички на двери не хватает «группа Ромашка», но с ним по-другому и не получается. Друг детства, знаем друг друга почти восемнадцать лет, когда мы собираемся вместе, нас всех сложно назвать деловыми партнёрами. Особенно, когда этот клоун начинает оттачивать об мою фамилию остроязычность. За восемнадцать лет я не был назван, разве что, Северным полюсом или экватором, но уверен Кай и до них когда-нибудь доберётся.

Сегодня вот – Юлий Цезарь. Ну, я тоже в долгу не остаюсь. Стандартный обмен любезностями.

– Отлично, Снежная королева, – верхний ящик не задерживаясь открываю и достаю из него бумаги, – вот документы, забирай и обратно отчаливай.

Егор снова придурковато кривится, на «Снежную королеву» реакцию так выдаёт, хотя и не возмущается ответно.

– А как же обнимашки и обмен сплетнями? – заваливается он на диван напротив. – Мы не виделись почти что три месяца, может я соскучился по своей лучшей «подружке»?

И ещё столько же бы не виделись…

В следующий раз СДЭКом обязательно буду пользоваться.

– Позвать? – спрашиваю.

Кайманов не сразу вдупляет.

– Кого?

– Подружку, – как ни в чем не бывало ему говорю, – закажем вам чайный набор, вип выделим, посидите там, – а затем пальцами ещё показываю, ненадолго отрываясь от монитора. – Перетрёте там всем косточки, главная ты наша сплетница.

Егор игнорирует мой подстеб.

– Что с настроением, Колизей? Обычно ты становишься душкой со мной, как минимум, минуту на пятнадцатую.

Повторюсь, но обычно мой мозг так не озадачен, чтобы ещё контролировать желание чем-нибудь зарядить в лучшего друга.

– Занят, потому что, в отличие от тебя, делами, – вот прям в этот момент.

Малышку выглядываю по камерам, а найти уже пять минут никак не могу.

– Раскладываешь пасьянс? – комментирует мою вовлеченность в экран монитора.

– Не угадал. Отмечаю места на карте, где можно твой труп спрятать.

– Ну точно же не с той с ноги встал, я аж прям… обескуражен? Что у тебя там такого…

Торможу Кайманова одним взглядом, когда он уже подрывается, чтобы заглянуть в монитор, сворачивая все окна видеонаблюдения.

– Слушай, я серьёзно, раз веду себя так, значит оно важно, понятно? Это ты у нас заглядываешь сюда раз в полгода и видишь только выписки счетов, когда баланс пополняется, а мы тут с Ковалем работаем, между прочим, чтобы в этих выписках нули пополнялись, так что… – и жестом пальцев показываю, чтобы он обратно на место вернулся, а я мог вернуться к делам.

Заливаю, конечно, прям на убой как красиво. Работаю я, ага. В охранники, разве что, записался.

В личные, блть.

Малышки.

На кой я вообще её допустил до работы?

Вроде как хотел это всё «примять». Погасить, так сказать, своё помешательство, сам себя убеждая, что смогу в стороне держаться и дать разбойнице возможность заработать побольше, а оно вон…

Гребанное всё.

Готов ей платить деньги только за то, чтобы она от этого клуба держалась подальше. Ну и от проблем, которые может найти в поиске их заработать.

Пытаюсь внушить себе, что не должен соваться и оставить её в покое, но не работает здравый смысл.

Она здесь.

Максимум в десятке от меня метров. Одно это понимание по ощущениям разбирает тело на атомы, где каждый отдельный тянет меня сократить расстояние. До его отсутствия полного.

Знаю же уже, как меня рядом с ней пробирало. Ощутил это, попробовал, и теперь круглосуточно только и думаю, как хочу это снова почувствовать.

Ей-богу, малышка для меня точно персональные «двести двадцать» в версии «кайф».

Оно даже с расстояния заряжает. Один взгляд в глаза её чистые – ток напрямую в сердце, а от него по венам и жилам всё тело напряжением каким-то сладостно-диким накачивает.

Вот и что мне с этим делать, прикажите? У меня единственное желание захватило мозг, с тех пор как увидел её сегодня, это – себе забрать и не отпускать дальше, чем на несколько сантиметров.

Напитываться, кайфовать, защищать.

Чувствую себя чуть ли не курицей-наседкой все последние два часа, с желанием рычать на любого, кто рядом то с ней просто проходит, что говорить про тех, кто с ней говорит?

Твою мать, вот это я попал так попал.

Какой тут разговаривать с Каем?

Мне бы ему, чего не сделать, что он отвлек меня от малышки, а теперь она потерялась из вида.

И теряется ещё дальше, пока Кайманов меня нервирует, никак не отступая.

– Ужас какой, – вместо этого выдаёт, – вот сейчас прям совестно стало, честное слово, – правда, с видом таким, что ему даже самый наивнейший человек не поверит. – Поэтому… – не сразу чухаю, что он делать планирует, когда наклоняется резко, а когда понимаю, поздно уже – крышка ноутбука захлопывается, на одном моём громком «Эй!». – Я был бы не другом, если бы позволил тебе и дальше работать. Считай, берём выходной.

Мать его. Вот и…

Головой сурово качаю, хотя и понимаю, что бесполезно. Не отвянет он. Если только не выкладывать напрямую, что слежу за девочкой, которую… которую, похоже, вознамерился в свои руки прибрать. Иначе как ещё это помешательство назвать, не представляю.

Я попытался. Ушёл же сегодня, и уехал до этого, но она сама ко мне в руки идёт. По крайней мере тем, как на меня смотрит. Только больше же во мне эту ненормальность топит, точно сама желает, чтобы забрал.

Одно ещё держит: мне её портить не хочется. Обижать, разочаровывать и жизнь усложнять. Не присоединяться же мне к ним в песочницу. У меня другие потребности в отношениях. Да и вдруг мне только кажется, что она мне нужна?

Пара дней, дойду головой, что это не моё всё, и отказываться от девчонки, после того как сам шёл на таран?

Вот так вот мой мозг себя и насилует.

Я-то хочу ее, а что делать с этим желанием, не понимаю.

Поэтому никаких подробностей пока что Кайманову, если заявлять, то только когда буду уверен, что готов на совесть забить, чтобы клоун в нем сразу «присел» и с шуточками по поводу Эли и её возраста не высовывался. Иначе… иначе я в первый раз в жизни побью своего друга. А я точно врежу, если Егор что отстебнет в её адрес, потому что желание защищать Элю уже мне не подвластно.

Выбираю чуть отступить и перестать так очевидно палиться, вместо этого пишу Голодному, чтобы менялся с фэйса и глаз не сводил с девчонки, когда сам частично ухожу в болтовню с другом. А уже через два часа по-настоящему жалею об этом.

Выходим с Каем перекурить и ещё с минут двадцать стоим у тачки, на которой он приехал, – да-да, сплетнями теми самыми обмениваемся. Но у меня хоть заметно с мыслей давление спадает, пока не думаю о разбойнице ежесекундно.

Она внутри, Голодный пару раз отписал, что её особо сегодня не дёргают, поставили наблюдать больше за работой других, так что меня почти отпустило.

Как от совести, так и от озабоченности.

Можно сказать, Эля ничего не делает, а с деньгами отсюда уйдёт приличными, если учесть, что за одну смену такие суммы мало где платят.

Но… я забываю один важный момент. Из головы выпадает, так как мы давно не брали новых администраторов на работу. Их достаточно, это Эля у нас – внеплановое расширение штата, однако это не мешает «принять» её в команду, как всех до неё принимали.

Устраивают ей «Армагеддон». Этакая внештатная ситуация полного пздеца. Выдержку дают возможность проверить, а заодно всем сразу понятно становится, сможет ли новенькая дальше работать.

Не одобряем их внутренние приколюхи, но и не запрещаем. Яна прекрасно знает своё дело, мы все ей, как себе, доверяем. За столько лет работы ни разу не подвела.

А вот сегодня я впервые на неё по-настоящему злюсь. После третьего сообщения Голодного. Трубка стоит на беззвучном, проверял же время от времени, это вот когда мы с Егором выходим, так сказать, попрощаться, я не посматриваю каждые пять минут на экран. А тут один остаюсь, Кай уезжает, а я ещё задерживаюсь на улице мысли проветрить и подумать, что планирую делать после сегодняшней смены с малышкой.

Ещё раз сказать, что долг прощен и ей не обязательно выходить на смены?

Окей, тогда мне самому нужно ей говорить откровенно, что хочу продолжить общение, потому что стопроцентно решаю, что отпускать её нет желания.

У меня, можно сказать, впервые сердце дало о себе знать – «розовое» определение какое-то, но ведь оно так и есть. Я его чувствую, каждую вокруг него мышцу, которые ощутимо натягиваются, как оно тяжеловато шарашит рядом с малышкой.

А с тем самым гребанным третьим сообщением Голодного оно и вовсе выдаёт самый болезненный по ощущениям толчок.

На первом ещё разгон брать начинает, в натяг назад и с каждым только дальше оттягивается…

«Потерялась из вида. Минут пятнадцать уже нигде нет»

«Яну позвал»

«Нашлась, с Яной, плачет»

Размах – до упора натяг – удар.

Пздц.

– Где она?

Требую? Рычу, бля, похоже, потому что Яна аж шарахается от меня, когда перехватываю её через минуту уже у бара. Глаза удивлённые, недолго, но шок она точно успевает словить от неожиданности. Правда, слишком быстро берёт себя в руки, отдёргивает рукава у рубашки, приглаживает, и уже через мгновение выглядит как ни в чем не бывало. Уверенный взгляд, подбородок повыше и едва заметная кривая усмешка.

Играет с огнём, знает, но точно никого из нас не боится. Ей это нравится стопроцентно, как и в принципе острые ситуации. Особенно ей, похоже, нравится проверять, насколько взрывоопасна моя нервная система в данный момент. Не торопится отвечать, глазки сверкают, когда делает вид, что не понимает, о чём я.

– Ты про кого?

В любой другой бы раз я бы ей всё, что угодно, спустил с рук. Она умница, нереально ответственная работница, да, скверный характер, но именно он ей помогает решать самые сложные внештатные ситуации, даже в наше отсутствие. Сейчас же даже подпитывать её интерес не собираюсь, ещё и всем видом показываю, что это не тот случай, когда она может брать на себя чересчур много.

– Не прикидывайся дурочкой, Яна, и так знаешь, о ком говорю. Где Эля?

По херу уже, кто что поймёт. Это мой клуб, моя разбойница и оправдываться больше не планирую ни перед кем. Пусть как хотят понимают, что со мной.

Запал? Не отрицаю.

Голодный, вон, скоро, походу, вообще зарезервирует в ЗАГСе для нас дату свадьбу, с каким рвением берётся приглядывать за малышкой и поддерживать все решения на её счёт, насколько его смогла растопить девочка.

Яна… да тоже смекнула, по глазам вижу, что она поняла больше, чем я показал этим странным решением взять на работу совсем зелёную девочку.

Так что, не просто запал. Она куда-то глубже, чем в сердце, занозой в меня пробралась, что голова какой день из-за неё не на месте.

Не контролирую ни реакции, ни свои поступки. Сам веду себя как накаченный гормонами и эмоциями подросток, все решения принимаются из одного принципа, чтобы малышка была поближе ко мне постоянно.

И всё равно Яна меня дразнить продолжает, не отступая от возможности спровоцировать на откровенность.

– Переживаешь?

– Яна! – уже напором голоса давлю на неё, а заодно и силой, с короткой её предплечье сжимаю.

Но она даже не шикает, вновь мне улыбается с той самой выразительной остротой, которую способны передавать единицы.

– Что «Яна»? Вполне нормальный вопрос, с учётом того, что это именно ты решил взять такую девочку на работу.

– Какую «такую»? – мгновенно же отбиваю.

Догадываюсь, на что конкретно она намекает, но при этом внутри что-то на этом слове коробит.

– Слишком чувствительную, Жень. У неё ещё единороги в мыслях летают, а ты её, можно сказать, разом столкнул с реальностью, где на самом деле все хотят секса и денег. Но она справилась, можешь расслабиться. Отстояла на твёрдую семерочку, все ставили, что она не выдержит и часа, а она вон, – и подбородком указывает в сторону, что приходится проследить за направлением, – ещё и справилась с самым придирчивым постоянщиком. Да, не с первого раза, и даже поплакала, что он ей чуть под юбку не забрался…

– Он что?.. – охереваю.

Обухом по башке и мотор как с цепи срывается, гул в ушах поднимая и вскипевшую кровь разгоняя по венам. По мозгам жаром бьёт, секунда на переваривание информации, а на следующую уже выдвигаюсь к усатому **дарасу, чтобы, блть, ему их местонахождение, как минимум, на бок сместить, когда Яна меня тормозит.

Передо мной появляется и выставляет руки, которые тут же мне в грудак упираются.

– Стой! Вопрос решён уже, – не тараторит, но информацию мигом доносит, вот только это ни черта не успокаивает меня.

Похеру.

– Когда его отсюда выкину, вот тогда и будет решён. Не фиг таким уродам вообще у нас находится.

И снова обойти планирую Яну. Она наперерез.

– Он сливает здесь деньги сотнями, он наш…

– Похеру, – уже вслух, раз не понимает настроя. – Хоть миллионами, мне без разницы. Тем более, если такая практика… – разгоняюсь на возмущения, не понимая, что этот тип тогда до сих пор не выкинут кем-нибудь из охраны, раз он подобное с нашими девочками практикует.

И я сейчас заступаюсь не за одну Элю. За всех, даже мысленно не принимая, чтобы мужики себя так вели. Тем более, в нашем заведении, но тут Яна находит всего пару слов, которые меня заткнуть умудряются.

– Твоя Эля ему врезала, – отрезает Яна.

Я славливаю второй «обух» по голове.

– Что она сделала? – и да, снова охереваю.

Яна всё ещё держится непоколебимости, будто рассказывает мне о какой-то мелочи.

– Врезала, – повторяет, – сказала, что оно вышло само собой – реакция. Между прочим, из-за этого и плакала, переживая, что ей доверили работу, а она с ней не справилась.

Твою ж мать, ну реально ж просто какое-то чудо, а не девчонка.

Я провожу пятерней по лицу.

– Где она, Яна? – выдаю устало.

От себя в большей степени, понимая, каких дел натворил, втянув Элю во всю нашу грязь.

– Я ее отпустила домой. С неё на сегодня хватит.

– Ты…

Нет, даже ругаться не хочу больше на Яну. Она со мной спокойна, и судя по всему, ещё и нормально отнеслась к малышке. Более чем, уверен. Если бы Эля ей не понравилась, Яна бы ее не отпускала по раньше, чтобы та привела свои чувства в порядок, а наказывала бы за срыв отработками и публичными извинениями. Поэтому спокойнее корректирую вопрос.

– Давно?

– Минут семь назад. Возможно, ещё успеешь перехватить.

Яна-Яна…

На неё смотрю. Не то чтобы прям до тотального поражения, но я всё равно удивлён тому, что она так спокойно всё воспринимает. А тут ещё и плечом пожимает, понимая мой взгляд.

– Что? Я не наивная дурочка, понимала, что ты не навсегда.

Блть… Неловко?

Что-то вроде того где-то да трепыхается, но точно не так, чтобы пробирало до глубины. Тут Яна права, это был просто «дружеский» секс, с возможностью куда-нибудь вместе сходить. Никогда не скрывала, что мужика своего бросать не собирается, и не оправдывалась, почему ему изменяет.

«Потому что хочу и могу» – вот весь ответ.

Сам сейчас ничего ей не отвечаю, оба понимаем, что пока что между нами точно поставлена точка. Киваю ей и сразу на выход. Попутно Голодному смс набираю, что из него надзиратель так себе вышел. Малышка улизнула из клуба. Ну и плюс добавляю, чтобы усатому «подножку» поставил, когда тот будет от нас уходить.

Хорошую такую «подножку», чтобы желание к нам возвращаться у него напрочь отбило.

На улицу выхожу и по сторонам, но даже долго искать не приходится. Вижу. Светлеть начинает, и она, очевидно, домой не торопится. По дорожке идёт, видно, устала. А ещё она идёт босиком, туфли в руках. И вот именно эти мелочи в ней… они во мне что-то цепляют. Точно сотни нитей из сердца, и за последние дни она умудрилась своим поведением потянуть, как минимум, за десяток.

Я её хочу. Безотменно. И я, похоже, впервые собираюсь по-настоящему начать ухаживать за девушкой и её добиваться.

Глава 13. Рим

Плакала. Вижу и…

Злюсь. Неимоверно, бля.

На Яну, на клуб наш, на того нежильца, которому не только местоположение усов нужно подправить, но и местонахождение рук. Оторвать бы ему их.

Но это потом. Придумаю точно, как наказать этого мудака, чтоб от мысли только посмотреть-то на чужую девушку заикаться уже начинал, а уж чтобы трогать без разрешения…

Ему определённо пора подумывать о смене прописки. Найду.

Я Голодному-то хочу прописать по мозгам, что недосмотрел за разбойницей, что говорить про какое-то подобие мужика?

Не успокаиваюсь, хотя и понимаю, что позарез нужно тормозить разгон ярости. Я на малышку смотрю, а не на усатого урода, но видит то мои глаза сейчас она. Остановилась от неожиданности, как я к ней подкатил на машине внезапно. Даже чуть отступила назад и с испугом уставилась в первые секунды растерянности. А затем туфельки поближе к бедру прижала, сгруппировалась, будто бы готовится защищаться или оправдываться – не разобрать эту скованность. Но то, что она смотрит на меня несколько иначе, чем в том же фойе вечером, не отменить.

Настороженно, словно не знает, чего от меня ждать. И из взгляда будто бы что-то пропало, что мою душу в какую-то хрень растопленную превращало.

Я хочу, чтобы её глаза улыбались, как тогда, когда видел её с сестрёнкой в песочнице, а не смотрели на меня так, словно я приперся последние доски в этой песочнице добивать.

Фиаско ж полнейшее.

Попридержал я её ближе к себе, называется. По факту, будто бы что-то разбил в ней, что она хранила в себе и лелеяла.

… а ты её, можно сказать, разом столкнул с реальностью.

Вот и…

На Яну, мать его, снова же злюсь!

Что правду сказала. Не додумался я сам почему-то, что малышку такая работа погубит.

– Вы меня уволить хотите? – первая подаёт голос.

Но почему-то не слышу надежды я в нём. Спрашивает с виной и сожалением, робкий, но в тот же момент храбрый, будто бы принимает вину ту самую, когда ещё и понимаю, что она переживает за реакцию, которую выдала на похабные руки.

Она переживала, что с работой не справилась. Мерзкой и отвратительной, но оно ей очевидно не важно. Ответственность берет верх и чувство долга. Вот на кой я ещё ей сказал, что она должна отработать? А теперь, блин, отвадь её от этой работы.

Вздыхаю.

– Хочу, – говорю, как есть, а затем выхожу из машины.

Малышка, естественно, не сразу понимает намерений, что собираюсь делать. Корпус назад инстинктивно, а я, кстати, беру мысль на заметку, что надо бы уточнить, каким спортом она занимается. Но не сейчас.

Сейчас у меня другой приоритет. Не могу я смотреть на эти голые ноги. Оно аж зудит будто в мозгу, что это срочно нужно исправить.

К ней подхожу, почти что вплотную, и меня не спасает даже то, как малышка глядеть на меня начинает, всё равно всё тело рядом с ней просыпается.

Настороженность – максимально.

Расстроенная – тоже уже вижу в глазах, как блеск в них появляется.

А вот догадливости – абсолютный ноль.

Иначе бы, возможно, не позволила бы мне сделать то, что всё равно бы сделал, даже если б рванула.

На руки её поднимаю, ловя – ну просто нереально какой – очумительный на слух мягкий вдох.

Прет же. Прет. Мне её мгновенно сдавить хочется. Как «подорожник» к изнывающей душе приложить.

В руках моих. По-настоящему. И чёткая уверенность – не отпущу уже из них никогда.

Не берусь разбирать эти всплывающие набегом мысли, но по ощущениям, будто во что-то вшиваются, что отдирать потом буду с корнями, если вдруг ошибусь. Да и малышка на себя отвлекает мгновенно. Возмущения вроде пробует выдавать, но на них у неё воздуха не хватает.

– Что… что вы… – по сторонам головой крутит, пока обхожу вместе с ней капот. То ли кого о помощи просить ищет, то ли так понимание старается отыскать. – Стойте, я ж…

– Тише, – в мягкость слова вкладываюсь максимально, чтобы побыстрее успокоить её.

Ага, а ещё взгляд её выцепить. Близко. Тотально. Что в самую глубину нутра разряд улетает, как мощно действует расстояние до её глаз.

Смотрю на неё. Не отлепляясь. Невероятно красивая. А эти глаза… взгляд её.

Мой. Вот прям так – нагло, не спорю. Но я хочу, чтобы этот взгляд принадлежал только мне.

С трудом же достаю себя из него, чтобы продолжить выдавать реплики. Мог бы, тупо смотрел на неё. Мне даже функция разговаривать не нужна, дышать, ну и в принципе, что там ещё можно променять на возможность всегда смотреть в её глаза с расстояния мизерного.

– Считай, доставка до дома, как компенсация, что в наш клуб просачивается подобное дерьмо.

Да, бля, Римчук. И как, мать его, ты собрался добиваться такой чистой девочки с подобным речевым оборотом?

Ну точно ж пора на курсы по этикету. А лучше сразу на курсы по самому матерому красноречию.

– Так вы… вы не злитесь?

– Не злюсь, – отвечаю.

Если мы говорим о том, что вопрос её понимаю правильно. На себя? Да мне самому не мешает по мозгам прописать. Но на неё я точно не злюсь. То, что к ней… вот, где не помешало бы красноречие, чтобы описать, что испытываю сейчас.

Я ведь так и держу её на руках. Уже у дверцы машина. Открывай да усаживай. А стою. Намеренно, а не типа потому что ушёл с головой в разговор. Просто хочу её держать. Пока она сама не опомнилась и не вынырнула из разговора. А она вся в нем. И в моих глазах, потому что смотрит в них точно так же, как я, – безотрывно.

– Ну вы же сказали, что уволить хотите, значит…

– Значит, поговорим, пока едем.

Ладно, я готов отпустить Элю, но только потому, что приоритеты сменяются. Она возвращает меня к главному моему желанию. Начать с ней общаться подальше от этого клуба.

– Держись, – говорю, и она, пусть и с задержкой для раздумывания короткого, но всё же двумя руками обнимает за шею, чтобы я открыл дверь.

Зато я медлю. Пусть и как козлина последняя пользуюсь её доверчивостью, но всё равно на каждом движении умудряюсь урвать лишнюю секунду контакта с её телом, пока усаживаю её на сидение.

В машине малышка молчит. Сидит, чересчур плотно прижавшись к сидению. Хочет салон осмотреть, вижу, как её глаза стараются всё обхватить, но явно стесняется. Я наблюдаю. Ехать вроде не так далеко до её дома, пора заводить разговор, чтоб точно времени на него хватило, но ничего поделать с собой не могу.

Я ж упоминал, что мне кроме возможности на неё пялиться, особе ничего и не нужно. Притом, что это за магия такая, в которую меня, с её появлением в моей жизни, втянуло, тоже не берусь понимать.