Ураган
© Александр Бубенников, 2023
© Оформление. ООО «Издательство Эксмо», 2016
Глава 1
Мгновенная ночная пыльная буря не напугала её в купе поезда, но она была потрясена до глубины души, увидев, что наделал чёрный вихрь с деревьями парка при входе в ворота Новодевичьего монастыря. Все верхушки, а то и верхняя треть дерев были спилены, как пилой, чёрным вихрем. Но ещё больший ужас переполнил сердце русоволосой сероглазой 40-летней женщины, когда её взгляд упёрся в пустошь над теми местами верхотуры колокольни и купола Смоленского собора, где обязаны быть золотые кресты, – чёрный ночной вихрь их тоже срезал и сбросил наземь…
Она без чувств присела на скамейку, чтобы как-то очухаться от потрясения. И через несколько мгновений после прояснения затуманенного ужасом сознания услышала странный скрипучий голос:
– Удалось отмщенье свыше попам суетным и пастве без истинной веры!
У неё не было сил, чтобы автоматически задать вопрос: «Какое такое отмщенье свыше?», хватило энергии, чтобы только повернуть голову в сторону пожилого сутулого, на голову ниже её человека с неприятным скрипучим голосом. Человек этот ей сразу не понравился какой-то потаённой озлобленностью на мир живой и сущий, который достоин мести. Она ведь догадывалась, что этот странный сутулый низкорослый человек хотел обратить её внимание на себя, догадываясь интуитивно о её душевной надломленности после вида срезанных вихрем дерев и крестов. Она проглотила свой вопрос вместе с глотком слюны и неожиданно для себя, подчиняясь глубинному чувству самосохранения, еле слышно произнесла:
– Здравствуйте…
Тот нехорошо улыбнулся какой-то гадкой пренебрежительной улыбкой и ответил с зубовным скрежетом:
– Нечего здравствовать, когда подыхать всем пора по знамению свыше, глупая женщина… Не видишь, кресты, как бритвой срезало… На тот свет пора сбираться, глупая и сердобольная, а ты здравствовать мне желаешь…
«А ведь он юродивый, этот сутулый городской сумасшедший. Только почему он так озлобился на моё приветствие? Ведь я ему ничего плохого не пожелала, испугалась только. А он и испуган, и зол на весь белый свет. Вот и я под его раздачу попала», так подумав, спросила как можно спокойнее:
– Если вы не здоровы, я вам дам хорошее успокоительное лекарство – таблетки, капли, что хотите?
– На хрена мне ваши таблетки, капли, – прохрипел юродивый ещё с большим озлоблением, – кресты срезало, а мне капли и сахарной водицы от импотенции предлагает баба лукавая… Мир в тартарары катится, когда кресты вихрь чёрный срезал, как бритвой…
Она с удивлением заметила, что за их беседой внимательно следит незаметно подошедший к ним высокий стройный человек с благородными сединами, лет около пятидесяти, который пока не нашёл ничего лучшего как одёрнуть городского сумасшедшего спокойным уверенным голосом:
– Ну, чего ты окрысился шибко на мирную женщину – не стыдно?
– Не стыдно… – проскрипел юродивый, но уже без лишней агрессии. – Мирная, говоришь? Сомневаюсь, коль желают здравствовать, не подумавши, в каком мире мы вынуждены существовать… Миры рушатся, социализмы, коммунизмы… А в капитализмах кресты оземь бухаются с куполов при отмщении за грехи и подлости человеческие… Кому охота здравствовать в перевёрнутом искажённом мире, – и добавил, поморщившись: – Хотите здравствовать, так здравствуйте в отмщенном греховном мире, где свершилось воздаяние небесное, а нас увольте… – Видя смущение на лице побледневшей собеседницы, сказал, несколько смягчившись, голосом бравого служаки. – Здравия желаю вам, женщина… Здравствуйте, коль сможете после того, когда с куполов кресты посрывало… Прощевайте, голуби сизые, разговаривайте и делайте вид, что ничего в мире не произошло и не происходит, с моей прощальной здравицей: здоровейте и не кашляйте…
И низкорослый сутулый юродивый неспешно заковылял от монастыря в сторону метро «Спортивная».
– И на том спасибо, что нет слов проклятья, – вздохнула женщина с горькими нотками в голосе, – за здравицу, пусть и горькую благодарствую…
Высокий бледный человек с карими глазами, немного навыкате, обратился к ней как-то церемонно и по-старомодному:
– Извините, ради Бога за мою назойливость… Вижу, что вам тяжело… И беседа с сутулым юродивым вас выбила из колеи… Вот я решил прийти вам на помощь… А моя помощь, в принципе, и не понадобилась… Он сам что-то понял и отвалил… – Он сделал глубокомысленную паузу. – Но всё же. Можно я с вами сяду, посижу немного, а то ноги и руки у меня дрожат так же, как и у вас от ужаса вида деревьев без крон и куполов без крестов…
– Конечно, садитесь…
– Как вас величать, любезная барышня?
– Вера Алексеевна.
– А меня зовут Фёдор Иванович, как богобоязненного сынка царя Ивана Грозного. Я школьный учитель истории. Между прочим, я в Новодевичий монастырь часто ходил только по причине, что там есть Иринины палаты, супруги царя Фёдора Ивановича, сестры Бориса Годунова… И сегодня, честно говоря, тоже туда шёл, да не дошёл, ввысь поглядевши, узрев купола без крестов после бури… Не знаю, идти или нет…
– А я пойду в монастырь, как только малость приду в себя, успокоюсь… Тоже поначалу испугалась: никуда не пойду поначалу думала, ужаснувшись…
Они долго молчали. И всё же первым прервал молчание Фёдор Иванович, выдавил из себя, поперхнувшись признание:
– Мою погибшую жену тоже родители хотели назвать Ириной, как и царицу Ирину Годунову, а в крещение по святцам назвали Александрой…
– Царица Ирина? Ничего не знала о ней, убей Бог, не слышала о ней…
– Да, несчастная царица… Ирина несколько дней была царицей, после смерти супруга, царя Фёдора Ивановича, моего тёзки… А потом Ирина постриглась и ушла в этот монастырь, небось и царскую историю не знаете…
– Смутно, чего-то в школе по истории говорили… но со временем выветрилось… К тому же я здесь всего во второй раз, Фёдор Иванович, прямо с поезда… А здесь ужас с сорванными крестами…Тёмная жуткая история, скажу вам… У меня тоже до сих пор поджилки трясутся, нет сил встать и войти вовнутрь монастыря – страшно…
Он кивнул головой в знак согласия, мол, и ему тоже страшно, и у него поджилки тоже трясутся, но заговорил твёрдым уверенным голосом:
– История страха у этого монастыря давняя и трагическая, пострашнее нынешнего чёрного вихря, сорвавшего кресты… Только в стародавние времена по этим местам прошёл чёрный исторический вихрь… Само название – Девичье поле – место закладки обители, это чёрное историческое поле получило из-за того, что сюда монгольские и татарские воины, покорившие Русь, в 14 и 15 веках свозили пленных русских девушек, чтобы везти себе в полон в Орду и на невольничьи рынки для продажи… И тогда вихрь истории был чёрен, и сейчас природный вихрь такой же чёрный…
– И эту священную обитель тогда в память о пленённых русских девушках заложили и назвали в их честь – так?
Фёдор Иванович подумал немного и ответил, чтобы не обидеть слишком не сведущую в истории красивую печальную женщину:
– Так, да не так… В названии – главное Девичье поле… Новым Девичьим этот монастырь назвали по отношению к более древнему, старому монастырю, именовавшемуся тогда Стародевичьим или Зачатьевским. А строительство Новодевичьей обители начали в 1523 году на территории этого трагического поля по указу великого князя Василия Ивановича, сына Ивана Великого и отца Ивана Грозного, который отбил в 1514-м город Смоленск у Литвы. За точку основания монастыря Василием Третьим принято считать 13 мая 1524 года и главный Смоленский собор был освящён в 1525-м в честь знаменитой Смоленской иконы Божьей матери… Как только икона Божьей Матери Одигитрии Смоленской была отправлена из Москвы в Смоленск в знаменательном для Московской Руси 1523-м…
Вера Алексеевна заметила неожиданно для себя, что голос рассказчика Фёдора Ивановича, да и сам рассказ действует на неё успокаивающе. Он спросил с куртуазными извинительными нотками:
– Может, это вам не слишком интересно, да и рассказчик навязчив…
– Ну, что вы, даже очень интересно… Я ведь ничего об этом не знаю… Я ведь простая медсестра… А здесь проездом… Рассказывайте, ваш рассказ и учительский уверенный спокойный голос меня только успокаивает…
И он увлечённо рассказывал ей нечто интересное, мол, Одигитрия в переводе с греческого означает – «Путеводительница», «Наставница». Причём древний образ Богоматери, по преданию написан евангелистом Лукой, сподвижником апостола, и хранился он в храме Константинополя Одигон монастыря Панагии Одигитрии. По легенде в русские земли икона попала в середине в 1046 году, когда византийский император Константин Мономах Константин благословил ею в дорогу свою дочь царевну Анну, ставшую женою князя Всеволода Ярославича. Икона стала родовой святыней русских князей, символом преемственности и династической близости Константинополя и Руси Московской. В начале 12 века князь Владимир Мономах Владимир перенёс икону в Смоленск, где заложил собор Успения Богоматери, в котором впоследствии и разместил христианскую святыню. С тех пор икона стала называться Смоленской, а Смоленск – градом Пресвятой Богородицы, а собор – Домом Ея. Церковное предание приписывает иконе помощь в спасении города в 1239 году от нашествия хана Батыя. В 15 веке икона оказалась в Москве. По всей видимости, эту икону дал великий князь литовский и смоленский Витовт своей дочери Софье, супруге московского великого князя Василия Дмитриевича, когда она была в Смоленске в 1398 году для свидания с отцом и получила от него много икон греческого письма. В 1456 году по просьбе посольства епископа Смоленского Мисаила великий князь Василий Тёмный вернул икону в Смоленск. С неё был снят точный список «мера в меру» и в то время поставлен в Благовещенском соборе Кремля. Только 28 июля 1525 года Смоленский образ Пресвятой Богородицы Одигитрии был перенесён в Новодевичий монастырь.
– А почему же икона Одигитрия оказалась в Москве, если её московский князь, как говорите вы, дал разместить в Смоленске.
– О, то интересная история обета великого князя Василия Третьего. Его дед Василий Тёмный отказался от Смоленска и Смоленской земли «навеки» по договору с великим литовским князем Литвы Казимиром в 1449 году. Но при его сыне князе Василии Ивановиче, спор за Смоленские земли и Смоленск возобновился при усилении Москвы. В ходе очередной русско-литовской войны под стенами осаждённого Смоленска русскими войсками князь Василий Иванович в 1514 году дал обет такого символического содержания: «Коли Божией волей доставлю в свою вотчину град Смоленск и земли Смоленские, тогда поставлю в Москве на посаде Девичьем в монастырь, а в нём храм во имя Пречистой Богородицы». Осада Смоленска была короткой, всего один день, 30-го июля 15140го литовский гарнизон, а на следующий день 31-го июля смоляне были приведены к присяге Москве… Навстречу князю Василию, въехавшему в свою Смоленскую отчину, горожане во главе со своим епископом Варсонофием вынесли чудотворную святыню Одигитрии… И обет Василия будет исполнен: город взят, пора строить в Москве Новодевичий монастырь со Смоленским собором…
– Вот, я и успокоилась, Фёдор Иванович… Я готова идти с вами в Смоленский собор…
– К сожалению, он закрыт, Вера Алексеевна… Есть действующая церковь, так что туда мы можем пройти, если её не закрыли по случаю природной катастрофы…
– И палаты Иринины покажите?..
– Конечно, покажу, Вера Алексеевна…
При входе в ворота монастыря она тихо спросила его:
– Как погибла ваша жена Ирина-Александра?
– Её убили бандиты и сбросили с поезда, скрывая следы преступления.
Глава 2
В монастырь их вдвоём и ещё несколько посетителей не пустила милицейская охрана на входе.
– Вы, что не видите последствия урагана?
– Видим, милок, видим… – прошамкала беззубая бабка в лицо молодому милиционеру, – всё видим, но служба-то должна идти независимо от всего-с… Как будто всё нормально…
– Ничего себе нормально, – возмутился милиционер, – крестов нет, а два креста повисли на кровле, на честном слове держатся… Упадут и башку снесут за милу душу… А нам отвечать, коль шустрых посетителей пустили…
– От креста падающего погибнуть не жалко, – прошамкала бабка, – это даже считается за честь от креста или под крестом душу грешную отдать…
Милиционер махнул рукой и стал закрывать ворота наглухо. Фёдор Иванович только и успел спросить:
– А надгробные памятники и могилы не пострадали?
– Пострадали… Особенно сильно могила Дениса Давыдова…
– А что с ней, – успела спросить Вера Алексеевна со слезинками на глазах. Но ответ так и не услышала ответа служивого из-за запертых ворот. – Вот и поэт-партизан пострадал от ночного страшного вихря…
– Какого вихря, милая, от урагана чёрного ночного, бури дьявольской жуткой… – поправила её бабка. – За грехи наши святой монастырь пострадал, и упокоенные там под землёй в гробах перевернулись… Неспроста это, знак какой… Такого ещё в стольной Москве никогда не было…
Видя, как старуха молча и недовольно отошла от ворот, Фёдор Иванович сдавленным шёпотом прошептал в ухо Вере Алексеевне.
– Было, было такое в 1904-м накануне революции… Тоже по Москве слухи ходили – неспроста это… А потом расстрел царя девятого января, баррикады на Красной Пресне… Революция 1905-го… – Он сделал лёгкую паузу и предложил. – Идёмте прогуляемся вокруг знаменитого пруда по набережной. Я вам много чего могу рассказать об этом…
– Хорошо… Только про революцию… контрреволюцию не надо… И так все уши забили этим после 91-го… Хватит, мне современная история революций и контр… как бы это помягче сказать, противна… От них и я, и моя семья настрадались… Жертвы мы этих революций и контр…
Фёдор Иванович только пожал плечами, но не стал ничего больше расспрашивать. Постарался как бы полегче перевести разговор на другую, более отдалённую тему.
– Вы историю своего рода знаете?
– Откуда?.. Ни князей, ни дворян в нашем роду отродясь не было, так что… Историю рода из меня клещами выпытывай, ничего не узнаете… Извините, что взять с простолюдинов…
– Не скромничайте, Вера Алексеевна, наверняка в вашем роду были какие-нибудь давние тёмные предания, легенды… И, возможно, если вспомните, поймёте, что история вашего рода принадлежит всем…
– Вряд ли, – мягко улыбнулась она, – так какие-то рассказы бабушек и дедушек о войне, каких-то семейных тайнах…
– Вот, видите, значит, какие-то родовые семейные тайны, прорастающие издревле, были, есть… Не так ли, Вера Алексеевна?..
– Возможно, есть, только наши тайны никому не интересны, вообще… Вам, например… Так ерунда на постном масле… Вряд ли что вас заинтересует, на чём вы остановите внимание… – Голос её вдруг стал серьёзным и суровым. – Да и ни к чему в чужие тайны чужим людям вникать, совсем ни к чему…
– Как знаете, – мягко ответил Фёдор Иванович, – может, вы и правы, чужакам ни к чему… «А чтобы близкими и родными стать, так для этого время требуется, – подумал грустно он, – много времени», задумался и сказал. – О каких-то тайнах времени, многих легендах как вихрях Новодевичьего вы услышите от меня сегодня, если захотите, конечно…
– Конечно, захочу… Особенно в такой знаковый мистический день 21 июня 1998 года… Исторический по-своему день…
– Да, у меня ночь с двадцатого и на двадцать первое с природным ужасом сопряжена, жутью вселенской…
– Вот видите, и у меня тоже, Фёдор Иванович, душа и сердце в пятки ушли… До сих поджилки трясутся, как вспомню… Как видение в тёмное страшное видение сегодняшней действительности переходит… Ужас смертный…
Они уже неторопливо шли по набережной вокруг монастырского пруда у кирпичных стен обители…
– Какие же легенды Новодевичьего вы хотите услышать, Вера Алексеевна?
– В первую очередь царевне Софье, которую её брат Пётр Алексеевич, ставший царём, заточил в башню на долгое время… И эта башня стало местом силы, особенно для всех несчастных женщин, вот и мне несчастной, хотелось бы приложиться к камням башни… Вдруг поможет и в моих женских несчастьях – жены и матери… Где она, не подскажите?..
– Рядом с вами.
– Да, что вы… Когда же приложиться, прикоснуться можно, Фёдор Иванович?
– Когда хотите… Только о Софье я вам напоследок расскажу для соблюдения хронологии появления в этих стенах известных знаменитых женщин высокого происхождения… А что касается башни заточения Софьи, так издревле, с незапамятных дореволюционных времён, многие женщины верили и верят, что, если коснуться до стен Софьиной башни и мысленно, душевно попросить от решении своей женской проблемы, то всё непременно исполнится…
– Даже так, все проблемы?
– Некоторые дамы, старые и молодые даже записки пишут с просьбами несчастной Софье о молитве и кладут в щели между кирпичами стены башни. Как в Иерусалиме у стены плача…
– Вы были у стены плача в Иерусалиме?
– Да, был, в год убийства жены Ирины-Александры…
– И помогло, всё сбылось?
– А что могло сбыться, – ответил он, покривившись, – чтобы убитые мёртвые стали живыми? Так не бывает…
– Простите, я не хотела вас обидеть…
– Ничего…
– А вы записку у стены плача оставляли?
– Нет. Только приложился…
– Видите, я тоже, наверное, не буду писать записку и класть её в щель между кирпичами, следуя вашему примеру… Только приложусь тогда, когда вы скажете…
– Не обязательно ждать моей подсказки… Но история о заточении царевны Софьи будет после ряда не менее интересных местных легенд… Надеюсь, вам это будет интересно и познавательно…
– Вы историк, вам и карты в руки, любезный Фёдор Иванович… Жаль, что до Ирининых палат мы с вами не дошли…
– Дойдём, надеюсь, когда-нибудь, уважаемая Вера Алексеевна…
– Но у меня всего один день на экскурсию, так сказать, надо к тому же созваниваться с родичами относительно ночлега…
«Предложить ей заночевать у меня? Не рано ли? Как она воспримет моё дерзкое приглашение? Покажется назойливостью и желанием клеиться к симпатичной бабёнке – не знаю, как найти приемлемый для всех выход… Но ведь чем-то она по сердцу вдовцу-учителю. – Подумал он с внутренним напряжением. – Посмотрим, после моих рассказов, чему быть и чего не миновать. Как карта ляжет, тому и быть, как говорится в нашем народе. – Он почесал себе затылок и седые виски, вспомнив любимую присказку Ирины-Александры: «Как карта ляжет, тому им быть».
– Только в вашей лекции об обители сделайте мне всё же скидку?
– Какую скидку?
– На моё среднее медицинское образование, видьте перед собой не студентку вуза, а абитуриентку техникума… Вот, такую скидку, чтобы я всё поняла и не мучилась от непонятных мне исторических терминов и понятий терминов и двусмысленностей квазинаучных…
– Отлично, начнём с первого игумена обители преподобной Елены Девочкиной…
Вера Алексеевна округлила глаза и решилась на первый наивный вопрос?
– Не Девушкина, а Девочкина? Что, Елена была совсем юной, девочкой и даже не девушкой?..
– О дате и годе рождения преподобной Елены ничего не известно, кроме того, что происходила она из дворянского рода землевладельцев Галичского и Суздальского уездов. Известно, что она приняла иноческий постриг в Суздальском Покровском монастыре, причём её имя Елена было взято при постриге в схиму, со строгостями аскетического поведения в быту.
– И замуж инокиня тоже не могла никогда выйти?
– Да, давая иноческий обет, Елена накладывала на себя венец безбрачия. Но самое знаменательное в истории Новодевичьего монастыря это то, что основание девичьего монастыря великим князем Василием Ивановичем совпало с его бракоразводным процессом с Соломонией Сабуровой. У Василия была идея постричь княгиню-жену и поместить её в Новый Девичий монастырь. Но история распорядилась так, что постриженную бездетную супругу Соломонию Василий сослал в Суздальский Покров монастырь, а оттуда взяли в Москву в Новодевичий инокиню Елену, назначив её игуменом. Вот такой исторический размен…
– Как ни странно для вас, я об этом читала, когда ещё в школе училась. Что после двадцати лет брака, Соломония так и не родила престолонаследника, даже дочерей не было. Боясь, что родившиеся сыновья родных братьев станут претендентами на трон, Василий запрещал своим братьям-князья вступать в брак, пока у него не родится долгожданный сын…
– Да, всё верно, уже в 1523-м Василий Иванович добился разрешения на второй брак, а в ноябре 1525 года великую княгиню Соломонию постригли в Рождественском монастыре с именем София. Видите, снова в русской истории – имя София… Против расторжения брака выступили многие, в частности митрополит Варлаам, причём митрополит впервые в русской истории был лишён сана на церковном соборе. Но есть одно благое дело от размена двух инокинь Софии и Елены…
– Какое благое дело от вынужденного размена монахинь?
– Смотрите, вот не удалось Василию поселить здесь свою бывшую бездетную жену, постриженную с именем Софии… Она закончила свою земную жизнь в Суздале в Покровском монастыре, откуда сюда пришла Елена Девочкина. За праведную благочестивую жизнь великая княгиня-инокиня была причислена к лику святых и почитается Русской Православной Церковью как преподобная София Суздальская. Жаль, что закрыта обитель и собор закрыт. Только Южный придел Смоленского собора Новодевичьего монастыря, с которого сегодня сорваны кресты, посвящён мученице Софии, как бы напоминая о семейной драме великого князя Василия Ивановича. Эта драматическая история стала своеобразным прологом к дальнейшей драматической судьбе Новодевичьего монастыря… Вплоть до сегодняшнего дня со срывом крестов с собора черным мистическим вихрем…
– Вы так считаете, что всё это взаимосвязано?
– Представьте именно так, Вера Алексеевна…
И он продолжил свою лекцию, видя по распахнутым, немного испуганным серым глазам воистину огромный интерес своей слушательницы. С игуменом Еленой из Суздаля, которую скоро будут в Москве почитать за святость жития и силу её молитв за княжеский род и московских прихожан прибыло 18 суздальских стариц. И прославилась преподобная Елена как «учительница девственного чина и вождь к спасению душ» и управляла этим монастырём до своей глубокой старости. В духовном завещании преподобная Елена написала о постигших её болезнях – слепоте и глухоте, игуменьей монастыря называет уже старицу Евникею. Составленная ею духовная грамота стала своеобразным уставом, оставленным ею монастырю. В ней также содержит важные данные о первых годах существования аристократического Новодевичьего монастыря, где постриг принимали представительницы знатных княжеских родов. Скончалась преподобная Елена 18 ноября 1547 года и была погребена в монастыре. Почитание преподобной Елены как местной святой было установлено при втором царе новой династии Романовых, Алексее Михайловиче…
– А когда в обитель пришли первые царственные инокини?
– При сыне Василия, Иване Васильевиче Грозном в Новодевичий монастырь поселились его ближайшие родственницы. А за Новодевичьим монастырём закрепился статус придворной обители. 30 апреля 1564 года в монастыре приняла иноческий постриг с именем Александра княгиня Иулиания Палецкая, вдова великого князя Углицого, глухонемого Юрия Васильевича, младшего брата Ивана Грозного. Княгиня Палецкая жила в собственных особых кельях с домовой церковью, содержала штат придворных, имела погреба, ледники и поварни. В 1569 году во время опричнины Иулиания была утоплена по приказу царя в реке вместе с Ефросиньей Старицкой, матерью князя Владимира Андреевича Старицкого. Помните утреннего юродивого, городского сумасшедшего?..
– Конечно помню, как его можно позабыть с его причитаниями о небесном отмщении…
– А ведь тот вихрь, снесший кресты, является косвенным отражением опричного террора… Здесь и террор и жертвы, и Палецкая, и Старицкая косвенно виновна слезами о жертвах Царского гнева Грозного… А позже в 1582 году в монастыре поселяется царевна Елена Шереметева, вдова сына Ивана Грозного, она находилась в Новодевичьем монастыре в почётных условиях, как вдовствующая «царица».
– А когда же здесь появится ваша любимица Ирина Годунова?
– В январе 1598 года, на девятый день после смерти мужа, царя Фёдора Ивановича, процарствовав на троне девять дней, из Кремля в этот монастырь переселяется вдова, царица Ирина Фёдоровна Годунова (в иночестве Александра, между прочим), являющаяся в то время единственной наследницей престола. Её уход в монастырь был равносилен отречению, но монастырь на несколько месяцев становится резиденцией главы государства: царица-инокиня продолжает принимать доклады бояр и подписывать указы. Вместе с ней за стенами монастыря укрывается и её брат, Борис Годунов. Трижды на Девичье поле приходили бояре и народ под предводительством патриарха Иова просить Годунова взойти на православное царство… Но это уже другая история…
– Расскажите, напомните, Фёдор Иванович раз это тоже связано с Новодевичьим монастырём
– Пожалуйста… Действительно, воцарение Бориса связано с Новодевичьим… 22 февраля 1598 года, после благословения сестры Ирины, именно в Смоленском соборе монастыря, откуда сегодня вихрь сорвал кресты, Борис Годунов принял избрание на царство. После торжественного въезда в Москву царь вернулся в монастырь, где провёл Великий пост и Великую Пасху. Значимый парадокс, имеющий, возможно, отношение к сегодняшней драме с вихрем и крестами, что во время царствования Бориса Годунова Новодевичий монастырь пользовался особым царским расположением. Тогда был полностью обновлён Смоленский собор, поставлен новый иконостас, поновлены росписи, «образы чудотворные обложены дорогим окладом с камением», для вдовствующей инокини-царевны были построены обширные кельи, названные Ириниными палатами, с трапезной и домовой церковью во имя Иоанна Предтечи.
– Я вас заслушалась, Фёдор Иванович и не заметила, как время пролетело быстро…
– Но ведь я только треть, нет, четверть рассказал того, что собирался…
– Мне надо о ночлеге и пропитании задуматься вовремя…
– Не сочтите за нескромность с моей стороны… Приглашаю вас к себе, в скромную двухкомнатную обитель, на трапезу и ночлег, если вы соизволите заночевать у вдовца-учителя…
– А вот сейчас, уважаемый учитель, самое время мне подойти к башне заточения Софьи Алексеевны, испросить у неё разрешения и принять окончательное решение с моей стороны…
– Видите, мы так и не дошли до заточения царевны Софьи в башне Новодевичьего… Хорошо, пусть будет по вашему, как вам подскажет мятежная Софья, так тому и быть… Но я очень хочу, чтобы Софья позволила вам трапезничать у меня и после заночевать – ради продолжения моих лекций… Учтите, мой дом на Пироговке, недалеко от нашей чудесной обители, тронутой вихрем истории и черным ночным природным вихрем…
Глава 3
В квартире Фёдора Ивановича на Пироговке Вера Алексеевна во время скромной трапезы думала мучительно: спросить или не спрашивать? И всё же решилась:
– Я всё время думала, когда вы меня крепким или лёгким алкоголем будете опаивать – когда же?
Тот ответил мгновенно:
– Ни крепкого, ни лёгкого алкоголя не будет. Как говорится, не пью, не курю и женщин не дурю. Но если вы хотите вина, я могу сбегать в продмаг купить чего-нибудь по вашему желанию – шампанское, например, марочный коньяк, ликёр…
– Нет, спасибо… Просто у меня с алкоголем связаны не лучшие воспоминания юности… Муж меня тогда ещё до свадьбы пытался спаивать, но неудачно, а потом сам стал злоупотреблять шибко…
«А сам спился и сына пытался споить, – подумала она с вызовом. – Но зачем об этом знать от случайной гостьи московскому гостеприимному хозяину-учителю, тем более, в первый же день знакомства?»
– А моей Саше алкоголь был просто противопоказан… Даже на Новый год она только глоток шампанского пригубливала – не больше…
– У вас была очень красивая жена, – она показала взглядом на потрет молодой смеющейся женщины на стене комнаты, – жизнерадостная, светлая…
– Была…
– Как же её убили?..
– Обокрали, ударили и выбросили из поезда…
– Кошмар…
– Конечно, кошмар, Вера Алексеевна…
– У вас были другие женщины после гибели Ирины?
– Нет… – он тяжело вздохнул и выдохнул. – Я даже коллег-учительниц из нашей школы не приглашал в эту нашу с Ириной квартиру… Вы здесь первая женщина после её гибели… Я фото хотел перевесить, но…
Она смутилась, покрылась стыдливым румянцем и перевела разговор на другую тему:
– А где ваша дочь? – она показала глазами на фотографию в рамке на стене, где рядом с Ириной была изображена симпатичная стройная девушка с развитыми женскими формами. – Она с вами живёт или…
– …Или… – он резко прервал её. – Уехала за границу… Отличница, спортсменка. В перестройку участвовала в конкурсах красоты, была даже каким-то призёром… А потом её какое-то агенство сманило, пригласило в зарубежные гастроли – Европа, Америка, Ближний Восток… А гастроли оказались ловушкой для эскорта… И стала она эскортницей…
– А что такое эскорт, эскортница?..
– Вам лучше не знать об этом, Вера Алексеевна…
– Тонкий намёк на толстые обстоятельства… Это что, проституция под эгидой престижного агентства?.. Она хоть замужем?..
Он грустно кивнул головой, пожевал губами, чтобы найти нужные слова, и прошелестел ледяными устами как-то безнадежно и жалко:
– Она не замужем… К тому же уже никогда не сможет быть матерью, потому что ей насильственно сделали несколько раз аборты по контракту… Она рабыня на рабской службе… И самое страшное, она не хочет сюда к отцу возвращаться, потому что она в долгах, как в шелках… Такой же вихрь исторический закрутил дочку-красавицу и бросил в чёрную бездну…
– Не расстраивайтесь, авось, как-то всё это утрясётся, как говорится, устаканится, улучшится…
– Не знаю… Не знаю, зачем вам я всё это рассказал, вас только расстроил…
«А я вдобавок скажу сердобольному вдовцу и отцу дочери-красавицы, что у меня самой муж-алкоголик лечится в психушке, а сын-боксёр, пошедший по воровской и бандитской тропке, в тюрьме свои дни коротает… Вот, и утешимся и слёзы вдвоём лить начнём, как несчастные супруги и родители… Хватит, нечего тоске-кручине власть давать» – подумала она, прислушиваясь к голосу диктора по радио в FM-диапазоне.
А там вещали нечто знаковое, поставив острейший вопрос: «Страшный чёрный ураган в Москве или гнев на православных святителя Николая?»
Фёдор Иванович тоже с бледным лицом вместе с почерневшей лицом Верой Алексеевной слушал фронтовые сводки с полей: «Ураган в Москве, лишивший жизней 11 человек, сорвавший крышу Кремлёвского дворца, а также кресты с храмов Новодевичьего монастыря, церкви подмосковного Королёва, отрезавший сорванным листом жести голову рабочему за алтарём одного из храмов… В городе вырвано более 45 тысяч деревьев, почти с 300 домов сорваны крыши, произошло 744 обрыва сети уличного освещения и 585 обрывов сети общественного транспорта. Стихию не остановили даже кремлевские стены: упавшими деревьями у них выбило 12 зубцов… Этот ураган пронёсся в дни пребывания в столице мощей Святителя Николая».
Фёдор Иванович вдруг резко встал из-за стола, пошёл в свой кабинет и вернулся через какое-то время с потёртой папкой газетных вырезок и ксерокопий, сел рядом с Верой Алексеевной, показывая бумаги с копиями старинных фотографий.
– Нынешний ураганный исторический вихрь, познакомивший нас в парке скошенных дерев рядом с Новодевичьим, позволил мне провести опасные параллели с чёрным смерчем, который пронесся над городом и окрестностями в знаменательном 1904 году… Посмотрите на…
И он стал рассказывать глухим строгим учительским голосом, что всё это случилось жарким летним днем 29 июня 1904-го где-то после 16:00. Ураган, сформировавшийся в Тульской губернии, прошел над восточными и юго-восточными окраинами Москвы и удалился в сторону Ярославля. За собой он оставил практически полностью разоренные деревни Люблино, Капотня, Карачарово, Чагино и Хохловка. Разрушены десятки строений в Басманном районе Лефортово, Сокольниках. Точное число погибших в результате стихии не установлено – многие сотни. Известно только, что пострадали свыше от 1000 до 10000 человек…
Он остановился и спросил:
– Вам интересны исторические параллели?
– Очень интересно…
– Скоро мы услышим и прочтём детали нашего чёрного урагана, благодаря которому мы случайно познакомились, когда я решился вас спасти от городского сумасшедшего, юродивого, свихнувшегося умом, сбрендившего… А вот так описал смерч 1904 года Владимир Гиляровский на страницах московской газеты «Русское слово».
Он порылся в бумагах, нашёл нужный листок, поднёс близко к подслеповатым карим глазам навыкате и с выражением громко и драматично зачитал:
«…Вдруг все закрутилось… среди зигзагов молний вспыхивали желтые огни, и багрово-желтый огненный столб крутился посередине. Через минуту этот ужас оглушающе промчался, руша все на своем пути. Неслись крыши, доски, звонили колокола; срывало кресты и купола, вырывало с корнем деревья; огромная Анненгофская роща была сбрита; столетние деревья или расщеплены, или выворочены с корнем. Было разрушено огромное здание Кадетского корпуса и Фельдшерской школы. По улицам – горы сорванных железных крыш, свернутых в трубочку, как бумага. Кое-где трупы. Много убитых и раненых…»
– Страшно?
– Очень страшно, пожалуй, пострашней, чем ныне, – Вера Алексеевна зябко поёжилась, повела плечами. – Может, прав юродивый?.. Это природное отмщение – кому, за что?..
– Придётся вам остаться у меня, переночевать… Завтра в понедельник у меня библиотечный день, занятий в школе нет… Как никак, каникулы, пусть и неофициальные… У меня отпуск только с июля. Так что готов продолжить свою лекцию на прогулке по набережной пруда у стен Новодевичьего…
Поняв её молчание как знак согласия, он продолжил свой мистический рассказ с архивными скопированными бумагами в своих руках… Природный катаклизм лета 1904-го встревожило тогда весь город. Люди пытались найти объяснение случившемуся и далеко не всегда обращались к науке. Через несколько дней после стихии свое мнение высказали мистики-спириты, утверждающие, что могут общаться с потусторонними мирами. Их версии пересказывались «Русским словом» в номере от 3 июля 1904 года. Одна точка зрения сводилась к тому, что виной всему воевавшие с Россией японцы, «завравшиеся в своих обещаниях подойти к самой Москве». «Тени убитых и утонувших героев целым корпусом налетели на Москву и наделали массу бед», – повествует автор мистической исторической заметки. Мол, обещание выполнено, только в немного странной для военного дела форме.
– Но есть ещё одна любопытная бытовая версия природной трагедии, – воскликнул Фёдор Иванович, грозно блеснув очами. – Москвичей наказала природа за их алчность. Наиболее пострадавшие районы, как оказалось, это как раз были те деревни и села, территорию которых московские власти хотели отдать для полей орошения. «Цена, за которую было произведено это отчуждение – примерно 3 тысячи 800 рублей за десятину, – обнаружила такую алчность пострадавшего ныне населения, что возмутилась даже природа», – цитировала мистиков-спиритов газета. Всерьез автор заметки, конечно, не рассматривал ни одно из вышеуказанных объяснений, напоминая, что «до таких глупостей, кажется, спириты еще никогда не доходили».
– Да вы, Фёдор Иванович для меня – кладезь знаний…
– Не льстите, любезная Вера Алексеевна, я просто собиратель тёмных легенд минувшего времени… Если мы подружимся, я вам расскажу о своих нетривиальных исторических исследований Новодевичьей обители времён Смуты, Петра Великого… Но знайте одно, что то, случилось летом 1904-го и вчера ночью, всё это, к сожалению, пока за пределами современной науки. Вопросы раннего прогнозирования подобных явлений, точной локализации и зарождения смерчей, ураганных вихрей и тогда в 1904-м и ныне в 1998-м, к сожалению, нельзя… Невозможно при всём желании учёных и мистиков… Но вот, на что я хотел бы обратить ваше внимание. Поверьте мне на слово: в Новодевичьем монастыре кресты были сорваны только с тех храмов, которые оставались музейными. Они не были возвращены монастырю, и в них не проходили православные Богослужения. Те храмы этой обители, в которых шла обычная православная служба, крестов не лишились. И ещё, по рассказам сестёр-инокиней, столбы освещения, электричества и связи пострадали в этот ночной ураган в гораздо большем количестве, нежели кресты Новодевичьего монастыря…
– А я так разволновалась и разнервничалась, что эти рассказы пропустила мимо ушей у ворот обители, на набережной…
– Так соответственно, и нет оснований толковать московский чёрный вихрь, ураган как знак гнева Божия именно на православное почитание креста сына-Бога Христа…
– Это надо признать на веру, или за истину?
– Я выражаю восхищение перед вашей прозорливостью… Ничего не надо принимать на веру… А истина непостижима, мы к ней только приближаемся… Хотите приблизиться к истине?
– Конечно, хочу…
– Тогда приглашаю вас на завтрашнюю экскурсию и мою лекцию об истории Новодевичьего… Но вам тогда необходимо остановиться на ночлег у меня… А лекцию я начну с несомненного гнева Божьего – только на что? На кого? Зачем?
Глава 4
Утром Вера Алексеевна сразу после сна в отдельной комнате, которую ей предоставил Фёдор Иванович, загадала: «Интересно, с какой фразы он начнёт свою лекцию во время прогулки по набережной вокруг пруда – найди там тайный смысл».
А свою лекцию он начал с фразы:
– Нам не стоит искать чужих грехов, своих много…
Она внутренне сжалась, а он продолжал спокойным ровным учительским голосом. Мол, именно мы, православные, или даже стихийные верующие, христиане, не соблюдающие канонов веры, живем так, что Богу приходится нас предостерегать такими чёрными вихрями бурями. Может быть, золотые купола церквей оказались разворочены и золотые кресты мстительно сорваны потому, что слишком много усилий грешные и суетные люди вкладывали в позолоту куполов и крестов вместо проповеди божьей истины Евангелия? Да, крест, сияющий в небесной высоте – это тоже проповедь, тоже напоминание о Боге. Но есть и знаковые евангельские строки, которые наполнены вопиющим призывом: «Некоторые фарисеи сказали Ему: запрети ученикам Твоим! Но Он сказал им в ответ: если они умолкнут, то камни возопиют». Ведь даже камни храмов и иконы внутри соборов проповедовали евангельскую красоту. Те же иконы преподобного Андрея Рублева, русского гения, привели к православной вере больше, чем слова и проповеди любого проповедника. Только звать людей в храм божий можно не голосом колокола, а великим человеческим словом. Не только красотой каменного храма, колоколов и крестов на куполах, но силой мысли и убеждения можно приводить людей к Христу, к христианской вере… – Он посмотрел ей прямо в глаза, взял её за руку и спросил. – Вы понимаете, к чему я клоню, Вера Алексеевна?..
Она наивно и честно призналась:
– Пока не очень… Хотя я слушаю вас внимательно и с огромной внутренней радостью…
– А вот к чему… Может, поэтому ураганом были повреждены именно колокольни? Может, это напоминание о том, что не колоколом, а живой проповедью надо созывать людей?.. Впрочем, это я говорю прежде всего для православных – верующих и стихийно верующих – чтобы своих близких предостеречь от искушения искать в ком-то чужом причину осквернения наших святынь… Но есть особая тёмная сторона природного несчастья со срывом крестов с православных храмов… того же Новодевичьего монастыря… Многие сектанты и оппоненты православия в тёмных природных дебрях вихря, жутком урагане увидели знак того, что Бог сокрушает ложные идолы ложной религии – то есть христианского православия. В урагане они увидели своего союзника в своей борьбе против Христа, Христовой Церкви… Но в давние библейские времена ураган разметал в щепы корабль, на котором плыл святой апостол Павел. Неужели это было признаком того, что Богу не нравилось христианское учение апостола Павла?
– А так было на самом деле, воистину, Фёдор Иванович?
– Представьте, было, Вера Алексеевна, но никто не отшатнулся от апостола, сказавшего «Бог поругаем не бывает, и вера в Него не поругана ураганом».
– Хорошо сказано… Но ведь могли и тогда простые устрашённые люди отшатнуться… и сейчас, ведь страшное испытание…
– Вы правы, наверняка самую большую радость по поводу поваленных крестов испытают лихие активисты секты «Свидетели Иеговы», и наши отечественные, и европейские, и американские. Ведь по их лихому учению, крест вообще символ нехристианский. Они полагают, что Христос не был распят на кресте, а просто был повешен на каком-то дереве, на первом попавшемся под руку столбе. Эта их идея не имеет никакого исторического и библейского обоснования. Но в своей неприязни ко всему, что связано с традиционной христианской церковью, иеговисты дошли до того, что отвергли не то, что почитание, но даже изображение креста как святого символа казни…
– В нашем городе много иеговистов… Меня тоже агитировали сектанты «Свидетели Иеговы», но я хоть не воцерковленная, но, как вы выразились, стихийная верующая… конечно же, православная… не католичка же…
– А знаете, Вера Алексеевна, чем своё неприятие креста оправдывают иеговисты?.. Тем, что в греческом языке слово «ставрос» может означать и крест, и столб. Это верно. Только в греческом языке нет никакого другого слова для обозначения собственно креста. И в греческом языке есть специальное слово для обозначения обычного столба: «стюлон». Оно есть и в Библии: «Церковь Бога живого, столб и утверждение истины».
И, немного волнуясь, Фёдор Иванович стал рассказывать о том, что в 1968 г. могила распятого юноши Иоанна была открыта археологами в палестинском местечке Дживат Ха-Митар. Способ его казни был совершенно аналогичен тому, который традиционно описывался православными христианами. И первые христианские поколения, то есть те христиане, которых Римская империя продолжала распинать тем же способом, что и Христа, описывают распятие как казнь, совершаемую именно через крест. Например, апостол Варнава в ветхозаветных сказаниях узнает пророчества о евангельской жертве: «Чтобы вразумить поражаемых, что они преданы на смерть за свои грехи, Он говорит к сердцу Моисея, чтобы он сделал образ креста и Того, Кто будет страдать на нем. Итак, Моисей положил оружие одно на другое среди возвышения, и ставши выше всех, простер свои руки, – и тогда Израиль одерживал победу, а когда опускал руки вниз, израильтяне были побиваемы». Чтобы сделать образ «столба», а не креста, не надо класть одно оружие на другое. «Свидетели Иеговы» изображают распятие так, что руки Христа подняты над головой, и вместе, одним гвоздем, прибиты к вертикальному столбу. Трактовка иеговистов лишает распятия одного оттенка, который весьма значим для православных. Православные в руках Спасителя, раскинутых по сторонам креста, видят знак любви и примирения, призыва и открытости. А именно «Он раскинул руки Свои на кресте, чтобы обнять всю Вселенную», как писал в 4 веке святой Кирилл Иерусалимский). Распятый Христос православных обращен к людям. Повешенный Христос иеговистов просто вытянут к небесам. Для православных важно, чтобы в распятии было именно две линии: вертикаль, напоминающая о заповеди любви к Богу. И горизонталь, напоминающая о любви к ближнему, к человеку. Вертикаль опускается через горизонталь: Бог сошел с небес, стал человеком. То есть точка пересечения принадлежит и вертикали Богу, и горизонтали – человеку; Христос – и Бог, и человек, и нисходит еще ниже, в мир смерти. У иеговистов этот символизм исчезает. Впрочем, у них, как и у иудеев нет веры в то, что Христос был Богом…
– Но я не иеговист и не иудейка, Фёдор Иванович, я стихийно и воистину верую, что Иисус Христос был Сыном-Богом… Просто верю, как и мои предки, не заморачиваясь религиозными спорами…
– Но споры-то идут нешуточные…Итак, у «свидетелей Иеговы» нет серьезных доводов против традиционного христианского понимания казни Христа как казни именно через распятие. Соответственно, и у нас нет оснований толковать московский ураган как знак гнева Божия именно на православное почитание креста. Ну и дополнительный, скорее, главный аргумент против мщения и гнева Божия, то, что я раньше говорил: кресты сорваны с музеев, в не с намоленных мест храмов, где велись богослужения. Столбы пострадали в большем количестве, вообще, а кресты в наименьшем…
– Это я помню, Фёдор Иванович, хорошо запомнила ваши знаменательные слова…
– Тогда перейдём к нашему Новодевичьему монастырю после моего затянувшегося вступления в связи со стихийным бедствием… Итак после смерти Ирины Годуновой в конце 1603-го Новодевичьему монастырю отошла почти вся её Царицына собственность. Как раз накануне Смуты начала 17 века с разорением обители. Хотя и раньше монастырю доставалось. Ведь с 16 века царствования Ивана Грозного монастырь стоял на страже западных подступов к Москве. Но он всё же не был приспособлен для выполнения оборонительных функций. И посему в 1571 году он был впервые сожжён крымским ханом Девлетом Гиреем. А в 1591 году разорение монастыря войском крымских татар во главе с Газы Гиреем Газы удалось остановить далеко на подступах у Донского монастыря Донского монастыря. Желая превратить монастырь в крепость-заставу, Годунов возвёл каменные стены с зубцами, бойницами, галереями и множеством башен протяжённостью около 900 м, высотой 13 м и толщиной 3 м. К каждой башне были пристроены караульные помещения для размещения до 350 стрельцов. Для несения караульной службы в обитель был прислан гарнизон стрельцов.
К началу 17 века в монастыре проживали 122 старицы, из которых 20 были княгинями и боярынями: Мещерские, Пронские, Шереметевы, Вельяминовы, Ростовские, Плещеевы, Беклемишевы, причём всем насельницам по распоряжению царей Фёдора Ивановича и Годунова выплачивалось содержание из царской казны. Кроме этого, Дворец и Большой Приказ покрывали монастырские расходы на дрова, просфоры, воск, бочечную рыбу и соль. Принадлежащие монастырю сёла находились в Дмитровском, Рузском, Клинском, Бежецком, Кашинском, Ростовском, Владимирском, Верейском, Звенигородском, Вяземском, Углическом, Московском, Волоцком и Оболенском уездах… А потом грянули Смутные времена…
– А Ксения Годунова, дочь Борисова здесь тоже была?
– И Ксения тоже, но уже после пострига с именем Ольга… И короткое пребывание её здесь было трагичным до предела… – Фёдор Иванович втянул голову в плечи и тихо простонал. – Мою несчастную дочь, эскортницу, тоже мы с женой хотели назвать Ольгой…
– Вот как?..
– Да… Но передумали, по святцами назвали Марией… Но вернёмся к временам Смуты… После смерти Бориса Годунова, возможно. через его отравление политическими врагами, Москва присягнула его сыну Фёдору, через полтора месяца враги Годунова, по наущению и приказу Лжедмитрия Первого, на глазах царевны Ксении убили её брата, царя Фёдора… Видите, какая несчастная судьба Ксении, в постриге Ольги, и её брата-царя Фёдора…
«А ведь когда-то, скоро или как выйдет, мне придётся рассказать ему, что моего несчастного сына Фёдора, только не убитого, а убивавшего, тоже зовут Фёдором, как и его…» – подумала про себя Вера Алексеевна и спросила неожиданно изменившимся страдальческим голосом:
– Когда Ксения, ставши инокиней Ольгой, окажется здесь в Новодевичьем монастыре?
– Через пять лет после того, как в 1605-м воссевший на царский престол Лжедмитрий изъял монастырскую казну… Много чего случится в обители, ставшей временным убежищем для царственных персон, ставших жертвами борьбы за власть различных политических и военных сил… Свергнувший Лжедмитрия новый лукавый царь, противник Годунова Василий Шуйский в 1606 году призвал смоленских ратников оборонять Новодевичий монастырь от лихих отрядов атамана Ивана Болотникова… Здесь же в монастыре московские бояре, составившие ядро Семибоярщины, вели переговоры с польскими магнатами о призвании на московский трон 15-летнего королевича Владислава, сына короля Сигизмунда…
– А Ксения-Ольга?..
– Ксения была изнасилована сластолюбцем Лжедмитрием, она была наложницей его около полгода… Здесь тоже историки спорят, зачем Ксения понадобилась Лжедмитрию, который не отпускал царевну вплоть до женитьбы его на Марине Мнишек, католическое вероисповедание отпугивало от «царя» многих горожан… Всем бы потрафил Лжедмитрий, если бы женился на Ксении Годуновой, возможно, и не убили бы его, не удался бы боярский заговор под началом Василия Шуйского… Только в ноябре 1605-го накануне обручения Лжедмитрия с Мариной, Ксения была пострижена и с именем инокини Ольги была отправлена в Горицкий женский монастырь. Там она провела в заточении конец 1605-го и почти весь 1606 год. Как утверждает польский исторический писатель Валишевский, после пострига в Горицком монастыре несчастная Ольга-Ксения родила младенца-сына от Лжедмитрия. Но есть тёмные слухи, что младенец Ольги-Ксении умер в раннем возрасте… если он вообще появился на белый свет, так сказать… Но всё изменилось после убийства Лжедмитрия и воцарения лукавца Василия Шуйского, проливавшего крокодиловы слёзы при торжественном переносе тела Бориса Годунова, убитой жены-царицы Марии и сына-царя Фёдора из второстепенного Варсонофьева монастыря в главную обитель Руси Троице-Сергиеву Лавру. Иностранные хронисты писали о громком плаче инокини Ольги-Ксении по своим любимым царственным родичам при переносе тел, когда она следовала за торжественной процессией в закрытых санях… Затем Ольга-Ксения поселилась неподалёку от Лавры в Подсосенском монастыре, а в 1608-м она бежала от польско-литовских отрядов Сапеги и Заруцкого в Троицу Сергия Радонежского, где с другими ратниками выдержала 16-месячную осаду от интервентов… А дальше новый трагический поворот для Ольги-Ксении: после отхода поляков от Троицы она ушла в Новодевичий монастырь в 1610-м, чтобы навечно здесь обосноваться. Но и здесь её настигло лихо, через несколько месяцев Новодевичий монастырь был взят и разграблен казаками Первого ополчения под началом атамана Ивана Заруцкого. Летописец того времени написал, что злодеи-казаки ограбили донага царевну Ольгу-Ксению, «на которую до сего и зрить не смели». А дальше тоже мистика: старица Ольга-Ксения скитается по монастырям Владимирском, Успенским Княгинином и оказывается – для более строгого послушания в Суздальском Покровском монастыре, откуда когда-то пришла в Новодевичью обитель преподобная Елена Девочкина… Свидетельством пребывания инокини Ольги-Ксении в Суздальском Покровском монастыре является драгоценный сапфировый перстень, выкупленный уже в 1830-е годы для Оружейной палаты Кремля из собрания монастыря. И по всей видимости, умерла Ольга-Ксения там же в Суздальской Покровской обители в возрасте 40 лет в августе 1622 года. Чтобы быть похороненной в Троице-Сергиевой лавре рядом с царственными родителями и братом, Ольга-Ксения перед самой смертью «била челом» первому царю из династии Романовых, Михаилу Фёдоровичу, и получила на то царское согласие… Между прочим, здесь в монастыре приняли постриг вдова свергнутого царя Шуйского Мария, дочь нового царя Михаила, царевна Татьяна, а позже добровольно сёстры царя Петра, Екатерина и Евдокия, а там дошло до того, что приказом Петра была заточена и насильно пострижена Софья под именем инокини Сусанны… А уже после смерти Софьи-Сусанны в 1704-м и императора Петра Первого, его внук Пётр Второй разрешит вернуться и поселиться в Новодевичьем монастыре опальной царице Евдокии Фёдоровне Лопухиной в «Лопухинских» палатах… Но обитель расцветёт при Софье-Сусанне…
– Вот так, через царевну Ксению-Ольгу до низложенной и заточенной Петром сестры-царицы Софьи-Сусанны дошли…
– Выходит так, дошли до вашей любимицы Софьи, Вера Алексеевна. Скажите, что вы вчера загадали у стен Софьиной башни…
– Скажу, только после вашего рассказа…
– Хорошо, слушайте…
И он начал рассказ о заточении Софьи в башне Новодевичьего монастыре после разрешения острейшего династического кризиса на московском престоле. Софью сызмальства отличал тонкий, острый и практичный «политичный» ум. Кода её батюшка царь Алексей Михайлович почил в бозе и на трон взошел хворый телом брат Софьи 15-летний Фёдор, сестра, присматривая за хилым братцем, параллельно завязывала отношения с боярами, смекала, как и на чем строятся придворные интриги. Царство Фёдора Алексеевича закончилось быстро, уже через 5 лет. Двадцатилетний монарх умер, не оставив наследника. Возник династический кризис – с одной стороны за воцарение 16-летнего Ивана хлопотал клан Милославских (его мать, покойная царица Мария Ильинична, в девичестве была Милославской), с другой на трон 10-летнего Петра хотели поставить Нарышкины (вдова Алексея Михайловича, мать Петра, до замужества носила эту фамилию). Перевесили Нарышкины, поддерживаемые будущим патриархом Иоакимом, именно он во всеуслышание объявил, что будущий правитель России – Петр I. Не желая мириться с подобным раскладом, старшая сестра Петра Софья, использовав в своих целях назревшее недовольство стрельцов, которым задерживали жалованье, организовала стрелецкий бунт. Царицу поддержали князья Милославские и часть видных бояр, среди которых были Василий Голицын и Иван Хованский, в честь которого этот стрелецкий бунт стали называть «Хованщиной».
В результате умная и коварная Софья добилась положения регентши при малолетних Иване и Петре. Ее царствование, при котором Милославские получили при дворе неограниченное влияние, продолжалось целых 7 лет. Все это время Петр с матерью жили в летней царской резиденции Коломенское. Когда в 1689 году он по наущению матушки Пётр женился на Евдокии Лопухиной, у Софьи закончился срок опекунства – престолонаследник Пётр получал все права на то, чтобы занять царский престол. Софья ни при каких обстоятельствах не хотела отдавать царскую власть. Стрельцы поначалу были на ее стороне, ближайшее боярское окружение, получившее бразды правления из рук регентши, тоже стояло за Софью. В начале августа 1689 года Петру донесли, что на него готовится покушение. Перепуганный Петр скрылся с несколькими приближёнными в Троице-Сергиевом монастыре. Наутро в обитель прибыли и матушка царевича вместе с его супругой Евдокией Лопухиной. Их сопровождал потешный полк, довольно внушительная по тем временам военная сила. Софья послала было для переговоров в монастырь патриарха Иоакима, да он по прибытии в обитель вопреки воле регентши взял, да и опять объявил Петра царем. Вскоре Петр издал указ и уже в качестве царя призывал всех стрелецких полковников предстать перед ним, иначе угрожал казнью. Софья в свою очередь пообещала казнить каждого, кто на такое решится. Некоторые все же ослушались, и поехали на аудиенцию к Петру. Видя, что дело не выгорает, Софья попыталась было сама переговорить с братцем, но её к нему не пустили верные Петру стрельцы. Постепенно на сторону нового царя перешли все военно-политические силы, кроме начальника стрелецкого приказа Шакловитого, остававшегося верным Софье и удерживавшего стрельцов в Москве. Но Петр с помощью верных людей устранил и его. Шакловского арестовали, допросили с пристрастием и после пыток обезглавили.
Лишившаяся власти Софья по приказу Петра I удалилась сначала в Святодуховский, а потом в более дальний, на окраине Москвы Новодевичий монастырь, там она находилась под стражей. Есть сказания современников, что Софья имела отношение к новому стрелецкому восстанию 1698 года. Однако маловероятно, что она могла руководить им из монастырских застенков. Царь в момент назревания бунта стрельцов находился за границей. Его гвардия жаловалась на неуплату жалованья, часть воинства дезертировала с северо-западных границ России, где несла службу и направилась в Москву «за правдой». Появились письма, якобы переданные Софьей стрельцам из монастыря и взывающие к восстанию. Бунт был подавлен правительственными войсками, а с мятежниками вернувшийся из заграницы царь жестоко расправился. Допрашивал он и свое окружение, родственников на предмет причастности к заговору. В том числе, и Софью. Та от обвинений открестилась. После Стрелецкого бунта 1698 года жизнь царевны круто изменилась. Она лишилась не только свободы, но и своего имени, а соответственно, и малейшей надежды на возвращение власти. Софья против воли была пострижена в монахини под именем Сусанны. Современники утверждают, что вольнолюбивая Софья ненавидела и иночество, и своё новое имя…
– Помните библейскую легенду: Сусанна и похотливые старцы?..
Вера Алексеевна кивнула головой, а учитель продолжил свой исторический рассказ. Именно тогда-то крутой характером Петр и показал сестре Софье-Сусанне свой страшный гнев. По свидетельству австрийского дипломата Корба, недалеко от Новодевичьего были воздвигнуты 30 виселиц, на которых казнили 230 стрельцов. А три главных зачинщика бунта были повешены у самых окон Софьиной кельи. Трупы не убирали полгода, чтобы инокиня Сусанна душой грешной сильно помучилась…
Только по иронии судьбы своей красотой и величием Новодевичий монастырь во многом обязан именно своей царственной пленнице Софье. Как известно, царевна к обители благоволила. Ее указом здесь появились три церкви и колокольня, построены каменные стены, башни. Новодевичий монастырь еще задолго до своего заточения Софья выбрала своей загородной резиденцией. Но в сентябре 1689-го ворота монастыря закрылись за ней навсегда. Сюда затворил свою властолюбивую опекуншу ее младший брат Петр. Скончалась она в любимой обители в 1704 году в 46 лет.
– Спасибо за интересный содержательный рассказ, Фёдор Иванович…
– Не в службу, а в дружбу скажите, Христа ради, в трагические дни природного небесного знамения, что вы загадали у Софьиной башни, о чём подумали, мысленно и душевно сосредоточившись… Я-то сторожил этих мест, давно понял, что Новодевичий – это место силы… А вы очутились здесь впервые, возможно, та же опальная Софья могла бы стать для вас своеобразным Гением Места…
– Я и загадала, и попросила у опальной Софьи только одно, чтобы вы, Фёдор Иванович, подарили мне свою дружбу и верность друга…
– А я вам, Вера Алексеевна, должен сказать хоть сейчас в понедельник о трагическом вчерашнем воскресенье, когда мы встретились… Это был воскресный праздник Всех Святых, в земле Российской просиявших… Так вот, вряд ли святитель Николай Мирликийский, мощи которого прибыли в Москву из итальянского Бари, на нас грешных прогневался, он нас познакомил, сдружил и сблизил душевно, если хотите… А там и до большой любви человеческой совсем не далече… Дай Бог, чтобы и мои надежды и желания оправдались… А я, подарив вам верную дружбу, постараюсь вас ею не разочаровывать…
Глава 5
Вера Алексеевна вернулась к себе домой из Москвы в каком-то странном отрешенном состоянии, которого никогда не замечала за собой. Она словно позабыла, что перед самым отъездом в столицу она почему-то взяла месячный отпуск на работе в больнице, а в душный жаркий день отъезда 20 июня на подходе к вокзалу увидела в размытой облачности, в серой хмари неба необычное радужное явление. У вокзала какая-то женщина сзади её крикнула: «Смотри, какая странная, необычная радуга». Она посчитала что незнакомая или знакомая её женщина обратилась именно к ней, и она обернулась на крик. Лицо женщины было Вере Алексеевне абсолютно незнакомым, да и кричала она «смотри» не ей, а пожилому мужчине с двумя чемоданами в руках. Только этот мужчина с неподъёмными чемоданами и Вера Алексеевна, обернувшись назад почти одновременно, увидели неожиданно для себя, воистину странно-чудную картину в небесной хмари: радужное знамение в несколько необычных по форме слоёв, нанизанных друг на друга в виде ярких многоцветных арок. И эти удивительные завораживающие многослойные арки, словно анфилады конструкции небесного дворца, созданные по воле архитектора-демиурга, уходили куда-то вдаль от площади вокзала. Тогда машинально Вера Алексеевна заметила, что первая нижняя радуга в свои чудные семь цветов была намного ярче остальных радужных слоёв, те наслоенные верхние радуги были заметно бледнее в своём семицветии, а самая верхняя бледнее всех, жидко-тусклая, совсем мутная уже рвалась на части и терялась в гуще сизых облаков.
Вот и просыпалась после возвращения из Москвы, будучи в отпуске и не спеша, как прежде, на работу, надолго позабытым и вспомнившимся неожиданно странным радужным многослойным видением, будто кто-то её толчком будил многослойной радугой. И ранний утренний толчок посылал в мозг сигнал: необычайно красивая и необычная для восприятия многослойная радуга готовила небесный вихрь, ураган, который скоро будет валить деревья, столбы и кресты с куполов церквей и колоколен. И она, всё вдруг вспомнив и очнувшись от своих тяжких дум, при пробуждении повторяла: «Да такая радуга перед отъездом в столицу была неспроста, это было знамение как предтеча чёрного вихря Новодевичьего, вихря, урагана, сбросившего и покорёжившего кресты».
Почему она на несколько дней позабыла многослойную чудную радугу на привокзальной площади, словно отгораживаясь ладонью от скорого вихря, смахивающего ладонью кресты с церквей? Наверное, потому что в русской душе хранится поверье от предков, мол, видеть радугу всегда к счастью, а в дурном внутреннем состоянии всегда верить в то, что надо надеяться и всё как-то обойдётся, утрясётся, «устаканится». Только она-то знала, что даже при виде такой редкостной многослойной радуги лично для неё ничего не уладится и не утрясётся, может, потому и дала себе перед отъездом в Москву мысленный, но твёрдый неотменяемый приказ в мозг – забыть небесное радужное чудо…
А сейчас по возвращении домой, когда уже после видения куполов без крестов Новодевичьего, памятная вспышка многослойной радуги ассоциировалась уже с новыми ощущениями внутренних трансформаций: ничего смертельного и душераздирающего та чудная радуга не несёт. Наоборот, это нечто вроде прощания с чем-то отжившим, пережившим свой здоровый земной срок, это всего лишь предтеча больших назревших перемен, которых не надо никак бояться…
Да после радуги случился смертельный вихрь, и смерть с косой скосила кресты с колокольни и храмов Новодевичьего… Только ей, неразумной и глупой бабе, умным учителем было толково объяснено, что столбов и деревьев чёрным вихрем 21 июня было повалено, скошено смертельной косой, гораздо больше, чем золотых крестов с куполов…Значит, невзирая на мрачный символ вихря смерти с косой, косящей столбы, дерева и кресты, речь идёт не о полном вымирании, умирании всего живого и символического, а о необходимости преображения, трансформации… Это и не финал, и не последний акт жизни, пусть и при душевном потрясении, а мучительный и необходимый переход в новое качество жизни… Печальный переход? Не без этого, насущный жизненный переход, со всеми его печалями и неосознаваемыми пока радостями – ведь радуга всё же является счастливым символом продолжающейся жизни…
Откуда было её жуткое самомучительство, настолько жуткое, что она даже в памяти стёрла небесное радужное знамение? Да всё оттуда, когда она сама вызвала скорую помощь, чтобы отвезти свихнувшегося алкаша-мужа в психушку… Ведь он грозился на её глазах покончить жизнь самоубийством из-за нежелания продолжать жалкое существование на белом свете… А до этого в пьяном виде, на карачках, как говорится, «в положении риз» муженёк бросил Вере Алексеевне тяжкое обвинение, после которого ему окончательно жить расхотелось:
– Вешаться не буду, и под поезд на рельсы не лягу, травиться тоже не буду… Выброшусь с нашего пятого этажа – головой вниз на асфальт – и не вынырну, потому что сил нет дальше жить… – И пополз на балкон, вопя во весь голос. – Сын наш в тюрьме сгниёт, а я в братской могиле для алкашей…
Она связала мужу ноги и руки ремнями и вызвала скорую помощь из психушки, благо, что её там все знали – прилетели мгновенно. Давно знали об её больном спившемся супруге, грозившемся уже полгода покончить с собой, как только их сыну-боксёру по суду определили пять лет тюрьмы за участие в преступной деятельности в банде, промышляющей воровством и разбоями. На счету этой банды были даже убийства, но в конкретных убийствах признались самые старшие и матёрые отморозки, а на сына Веры Алексеевны не смогли найти доказательств участия в убийствах.
Тогда она тоже, как и муж, во время вынесения приговора сыну, потеряла смысл дальнейшего существования. Муж тогда был уже давно безработным, выперли его на улицу с завода, который оказался никому не нужным, ни стране, ни городу, никому. И запил муженёк, и сына к алкоголю приобщил, а сынка, боксёра пьющего, сначала какая-то шайка подобрала, а потом, «завязавшего» спортивного парня лихая банда в свои ряды приняла для «осуществления силовых акций».
Безотказной медсестрой Вера Алексеевна слыла давно в своей городской больнице, сразу после медучилища, а с мужем-алкоголиком и сыном-бандитом сама набивалась на ночные дежурства после дневных работ по графику, лишь бы поменьше быть дома и не видеть деградации окончательно спившегося мужа. Лишь бы сыну в глаза не смотреть и не спрашивать, мол, как твои воровские и бандитские дела?..
А потом суд над бандой, сын на скамье подсудимых в клетке, как дикий опасный для общества зверь, приговор – и идите, родители бандита, «стоявшего на стрёме во время разбоев», сходить с ума и кончать счёты с жизнью. Тогда Вера Алексеевна спрашивала себя: «Так в чём же ты виновата, что несчастный муж на твоих глазах спился и до ручки дошёл, а сын в разбойники подался?» Не существовало разумного, цельного ответа у неё, были только суетные мысли насчёт этого – по поводу и без повода…
Мол, жизнь кардинально изменилась, что «перестройку», что при «воровском и бандитском рынке». Кто-то сумел вписаться, а они не вписались в крутые повороты «рыночной демократии и свободы». При всём желании, работая даже на две или три ставки медсестры, она не смогла бы прокормить их «не святое семейство». Ужас жуткого времени перестройки и рынка заключался в том, что оно без лишних церемоний и экивоков отнял у неё и её семейства понятия перспективы – как и зачем жить дальше? Ведь дальше ехать было некуда и незачем… Безденежье до и невозможность жития-бытия после, когда сын стал приносить домой «грязные деньги», пахнущие кровью и воровством…
Как тут не запить и не спиться окончательно безработному мужу… А она пить, вообще, не умела и не могла, поскольку женский организм не выносил спиртного даже в мизерных количествах – категорически… Вот и не пила, но с ужасом наблюдала, как спиваются бывшие когда-то добрые, близкие не пьющие люди…
И деваться куда? Некуда… Сдала мужа со связанными руками и ногами в психушку, взяла в больнице неплановый отпуск и выехала «в Москву развеять тоску» к родичам, да не доехала до них – после видения сорванных крестов с куполов Новодевичьей обители. А после двух ночёвок у экскурсовода-учителя в двухкомнатной квартире решила вернуться домой: как-то неуютно показалось её гостевать, что в учительской квартире, что у родичей в неспокойных подлых временах, где люди спиваются и лихоимствуют, когда чёрные вихри с церквей кресты срывают.
«И грохаются от вихрей Новодевичьего кресты золотые оземь – для устрашения и потрясения слабых человеческих душ. Вот и моя душа от такого знамения содрогнулась… – думала она, просыпаясь, разбуженная толчками с видениями многослойной радуги. – Как жить-то дальше?..»
В первый-то день после возвращения домой она знала, что делать. Пошла в психушку к мужу. А тот, лёжа на койке «в разобранном виде», под действием сильных лекарственных средств, или впав в ступор, не узнал её или сделал вид, что не узнал и не узнает уже никогда…
Старая любопытна соседка по лестничной площадке спросила равнодушно, прикрыв зевающий рот:
– Была у несчастного мужа? Как он там, Вер?
– Была… Не узнал меня…
– Знать, допился до чёртиков… Ему теперь черти-бесы видятся, раз жену родную признавать не хочет…
– Худо ему…
– Когда, Вер в следующий раз пойдёшь к нему, заскочи перед этим ко мне, я ему крендельков передам… Может, по кренделькам и меня, по-соседски вспомнит, да и тебя заодно…
Вера Алексеевна поморщилась, хотела ответить дерзко и обидно для глупой соседки, лезущей в душу со своими крендельками, она-то знала, что муж не терпел сладкого, вряд ли, когда сподобился до крендельков соседской кумушки, но только кивнула сдержанно головой.
– Хорошо.
– А если какие вещи, Вер, будешь распродавать, то имей меня в виду первой в очереди, по-соседски – идёт?
– Что идёт?
– За четверть полной цены мы всё купим у тебя, Вер…
– Так ведь цены все изменились…
– Так мы всё пересчитаем, есть кому считать… И квартиру у тебя купим, если продавать надумаешь, Вер, имей нас в виду… Не обидим…
– В смысле… Как это, не обидим?..
– Муж-алкаш в психушке, сын-бандит в тюрьме – войдём в твоё положение соломенной вдовы…
– Это вы о чём?..
– Да не бери в голову, Вер, подумала, небось, что «сила солому ломит», а ты не солома, а только ты теперь «соломенная вдова», то есть несчастная жена, которая при пока ещё живом муже временно при его нынешнем состоянии осталась без его внимания и любви…
– Насмешливое это определение, однако…
– Не без этого, Вер, какая теперь любовь от сбрендившего мужа, какое внимание от супруга, когда его в психушку родня жена-медичка со связанными руками и ногами сдала, чтобы тот нигде по пути не хулиганил и бед не натворил тем же соседям…
– Ничего, мы тебе жениха подберём, про мужа алкаша и психа и сына-бандита смолчим, как сватьи добропорядочные, если будешь старые порядки соседей чтить, по мере возможностей и…
– А вот здесь не заморачивайтесь и не утруждайте себя хлопотами, – прервала резко говорливую соседку Вера Алексеевна. Хотела что-нибудь добавить про уничижительный характер обращения с ней, как с соломенной вдовой, «бедной родственницей» при богатых соседях, но только отмахнулась от старухи, как от надоедливой мухи. – Хватит… Не испытывайте моё терпение… Помните мою покойную маму?
– Конечно, помню, как и ты, Вер, была медсестрой, фронтовичкой с медалями и орденами…О ней в газетах писали, помню…
– Хорошо, что помните… Она бы, не в пример мне, сказала бы: «Тьфу на вас», а я смолчу, поберегу свои нервы и душевные силы… Прощайте и живите, если жить с нечистой совестью можете…
Она закрыла дверь на ключ и разрыдалась солёными на вкус, очистительными слезами, думая мучительно и безнадёжно при звонящем телефоне, с вызовом явно по межгороду: «Надо что-то делать – только что что. Вот телефон трезвонит… Наверняка это он, царь-царевич Фёдор Иванович звонит из Москвы… Не родичи же московские, которые за копейку удавятся, на звонок никогда денег не наскребали доныне… Что делать?.. Месяц телефон не беру и не звоню никому… Пора на работу выходить – отвлечёт работа, чужие болезни и боли, при безнадёжном положении, это выход, как утопающему уцепиться за соломинку… Так уцепимся, а там посмотрим, авось выплывем, царь-царевич… король-королевич Фёдор…»
Глава 6
Да, Фёдор Иванович звонил Вере Алексеевне многажды и даже стал волноваться, не случилось ли что худое с ней. А вдруг ей в силу разных причин просто хочется побыть в одиночестве, бывает такое, когда ни с кем неохота говорить. Ни наяву, ни по телефону… Он не догадывался, почему так, но подразумевал, что такое может случиться с каждым человеком на грешной земле, на белом свете – ни слова и ни полслова не хочется произносить и не слышать ничего, ни того же слова, ни того же полслова…
Можно же было ему предположить, что уж больно складно он объяснил Вере Алексеевне природный разор чёрного вихря, валившего дерева и кресты… Мало ли, что дерев повалило, как говорится, «несчётно», а крестов Новодевичьего «счётно», единицы… Только всё равно – ужас… Кресты на земле и на куполе Смоленского как-то «на честном слове» держатся, готовые каждое мгновение упасть…
– Складно было на бумаге, да забыли про овраги, – как-то утром сказал он громко и уверенно сам себе. И решил непременно, во что бы то ни стало наведаться в Новодевичий, чтобы узнать новости с падшими крестами и крестами-инвалидами на куполах Смоленского собора. – Надо во всём самолично.
Взял с собой удостоверение районного депутата и пошёл к воротам Новодевичьего. Впрочем, его должны были признать и милиционеры на входе и святые отцы, священники, и сёстры. Ведь он часто водил туда на исторические экскурсии и своих школьников, и разных экскурсантов – организованных и стихийных.
И вот что он узнал и услышал непосредственно от участников драмы в обители от разбушевавшейся грозной стихии. Испуганные сёстры-инокини, чьи келейные окна выходили на Успенский храм Новодевичьего, наблюдали с тихим ужасом, как тяжеленные листы кровельного железа срывались ураганным вихрем с куполов храма и хаотично носились в воздухе, как лёгкая папиросная бумага. Старинные монастырские липы, тополя и берёзы вырывались вихрем с корнями и камнями из-под почвы, асфальта. Массивный тяжёлый крест на колокольне был вырван с корнем и брошен наземь, три золочёных тяжеленных креста на куполах Смоленского собора были и снесены с куполов ураганным вихрем и повержены наземь, два других креста жалко свисали сломанными, готовыми пасть, представляя страшную картину для взгляда инокинь.
Потрясённые монахини твердили, опустив очи долу?
– Слава Богу, что ураганные вихри не смогли проникнуть внутрь церкви – дома Господа…
– Божией милостью в Успенском храме все окна в храме оказались закрыты, а то при незакрытых ставнях произошёл бы ужасающий погром внутри…
– В обители был бурелом, но внутри Успенского храма ничего не пострадало…
– Не оказалось повреждений храма Успенского снаружи и внутри…
И прояснил Фёдор Иванович для себя, грешного, что ранним утром, когда он стоял с Верой Алексеевной, после речей юродивого «о небесном мщении», в парке со скошенными косой смерти кронами дерев, напротив стен обители, сёстры-инокини уже пробирались через бурелом к храму. Сёстры первым делом открыли двери Успенского храма проверить, нет ли там внутренних повреждений от игр вихревой стихии. Потом, оказывается, двух инокинь благословили отправиться на колокольню, осмотреть её изнутри и сделать фотографии обители сверху для визуализации повреждений, не видимых взглядам «с земли».
По мере возможности сёстры постарались убрать обломки крестов, кровельного железа и веток деревьев с дорожек обители. Матушка настоятельница сообщила о ситуации в монастыре должностным лицам епархии и государственного музея.
Несмотря на достаточно экстремальные условия и до конца невыясненную опасность положения в связи с крышей Успенского храма, праздничная воскресная Литургия не была отменена. Фёдор Иванович с удовлетворением выслушивал инокинь, как с особенным трепетным торжественным чувством пел в то тревожное утро сестринский хор, какие сугубые радостные молитвы возносили Господу священнослужители, причём в храме, несмотря ни на что, кроме сестёр-инокинь, были и другие молящиеся православные – служащие Новодевичьего монастыря и местного музея. Он не спрашивал инокинь:
«Почему было всё так торжественно и драматической ситуации, в трагическое время после разбушевавшейся стихии, похожей на военную атаку с воздуха чёрных природных вселенских сил?»
И так было всё ясно для ума и сердца:
«Жизнь взяла верх над смертью, косой смерти, срезавшей дерева и столбы, а также даже кресты с храмов. Ничего не кончено с падением от стихии крестов. Жизнь продолжается и будет продолжена из века в век, пока это угодно Провидению Высших Сил».
На следующий же день после природной нерукотворной катастрофы обитель посетил Святейший Патриарх Алексий II, объезжавший в этот день приходы и монастыри Москвы.
Поскольку ураганным вихрем Новодевичьему монастырю был нанесен значительный материальный ущерб, многие ремонтные и восстановительные работы были остановлены, все силы и средства пошли на ликвидацию последствий урагана. Не прекращавшиеся затяжные дожди мешали какие-то сроки кровельщикам восстанавливать крышу Успенского храма, временные покрытия давали в некоторых местах течь. Пострадал потолок общей паперти, но инокини с радостью отмечали, что Божией милостью, огромный по площади расписной свод трапезной части храма остался неповрежденным. Это с радостью отмечали и священнослужители: «Дорогостоящая и кропотливая работа по реставрации свода была закончена лишь за полгода до природной катастрофы, и посему милостивый Господь не попустил этой нешуточной беды, которая могла бы надолго отложить службы в обители».
Фёдор Иванович по праву отмечал, что вихревое несчастье в стенах древнего Новодевичьего монастыря не оставило равнодушными множество сочувствующих людей. Не только верующие прихожане, но даже люди не церковные, в основном, туристы приносили свою лепту на устранение последствий природной катастрофы. Среди жертвователей были и пенсионеры, отдававшие часть своего скудного дохода, и владельцы частных фирм, вносившие пожертвования в рублях и иностранной валюте, и отечественные знаменитости, и многие простолюдины. Отчисления на счет музея поступили и от епархии. Фёдор Иванович тоже внёс свою лепту и собственными ушами лично слышал от инокинь монастыря, что сам владыка Ювеналий, в ведении которого находились монастырь и епархия, внес значительный вклад.
Только работы по проектированию, отливке и золочению крестов оказались весьма дорогостоящими, в короткий срок невозможно было собрать необходимую сумму и начать работы. Посему до снятия порушенных свисающих крестов со Смоленского собора монастырь был закрыт для посещения во избежание несчастных случаев, что препятствовало проведению регулярных богослужений. По решению и благословению митрополита Ювеналия богослужения совершались в крестовом надвратном храме Преображения Господня, доступ в который был безопасен для прихожан. Службы в Успенском храме возобновились после снятия поврежденных крестов со Смоленского собора.
В это время Фёдор Иванович много времени проводил в библиотеках, заказывая соответствующую литературу и осмысливая природную катастрофу привёдшую к разрушению крестов и срыва их с куполов колокольни и Смоленского собора. По иронии судьбы, рассадники греха казино, бордели, замаскированные под сауны салоны красоты, оказались нетронутыми ураганом. Да и с опрокинутыми деревьями и столбами не было всё ясно: это он только ласково успокаивал испуганную и потрясённую Веру Алексеевну, мол, число поверженных дерев и столбов «несчётно», а порушенных и скинутых наземь крестов единицы. Число-то не всегда доказательство истины… А ещё Фёдора Ивановича заинтересовал факт, что в Королёве именно с православного храма был сорван крест, а не с католического неподалёку… Вот он и работал в библиотеках, чтобы приблизиться к тайне порушения и срыва православных крестов ураганными вихрями… За грехи?.. Почему так выборочно?.. Ведь спорить надо было и с иеговистами и католиками, молельные дома и храмы которых оказались нетронутыми чёрными ураганными вихрями…
Сначала он зацепился за фразу из одного религиозного трактата: «Евангелие не вмещается в доктрину «Свидетелей Иеговы»». А именно, Евангелие говорит, что по приказу Понтия Пилата надпись «Иисус назарянин, Царь иудейский» была прибита над головой Христа, как об этом свидетельствует Евангелие от Матфея. Если бы всё происходило так, как трактуют иеговисты и как рисуют иеговистские журналы, то надпись была бы не «над головой», а «над руками Христа».
Кроме того, апостол Фома «Неверующий», видевший распятие, но не видевший воскресения, сказал: «Если не увижу на руках Его ран от гвоздей, не поверю». Слово «гвозди» в Евангелие от Иоанн стоит во множественном числе. И речь идет не вообще о гвоздях, использованных при распятии, но именно о гвоздях, прибивших только руки. Следовательно, было несколько гвоздей, которыми были прибиты руки. Значит, руки были прибиты каждая отдельно, а, значит, руки были не сведены вместе, но, напротив, раскрыты, разведены для обозначения формы креста. И, значит, Фома «Неверующий», будучи сомневающимся человеком, которого невероятно сложно в чём-то убедить, видел именно крест, а не столб…
Что поделаешь, такова противоречивая жизнь земная и, тем более, жизнь, сотканная из противоречий, продолжающаяся, якобы, после смерти. И Сомневающийся «Неверующий Фома» имел все основания не верить в Воскресение Христово до тех пор, пока не увидит Христа живым и воскресшим после смерти, пока пальцы не опустит в Его кровоточащие раны. Вот и парадокс жизни и смерти, и Воскресения для двух образов: от Одного идёт и льётся на верующих радость и счастье, а от другого – мучение и недоверие. От Одного Светлого, сквозь всю человеческую историю идёт никогда пресекающийся луч пасхального света, пасхальной радости, а от другого – тёмное мучение сомнения и неверий… Как выбирать и кому поверить?.. Но и в сомнениях своих можно положиться на свидетельство Фомы неверующего: руки Христа, прибитые гвоздями, были разведены, как для объятий верующих в Него…