Девчуля для братвы

Глава 1

Конверт лежал на обувнице.

Плотный конверт с симпатичным снеговиком, который получил подарок под пушистой елкой.

Я закрыла входную дверь, сбросила шапку и припорошенные снегом угги.

Радостно схватила конверт и прямо в куртке запрыгала по прихожей от счастья. Мой муж — самый лучший! Сделал мне такой чудный подарок!

Мы все-таки поедем встречать Новый Год в Великий Устюг, к Деду Морозу. Глеб всегда говорил, что это скучно и по-детски.

Оказывается, специально. Чтобы сюрприз получился!

Там наверняка билеты на новогодний тур «Жемчужины Северного Кольца», о котором я мечтала целый год! Псков, Печоры, Кемь, Калевала — неужели я увижу красоты русского севера? Поеду по поезде «Золотой Орел Люкс»?

Да он ведь почти что «Хогвартс-Экспресс»!

От пришедшего на ум сравнения я засмеялась. Это путешествие действительно будет для меня волшебным. Особенно с Глебом — моим самым любимым и родным человеком. Мы вместе вот уже три года — самых чудесных и счастливых года в моей жизни.

Я осторожно потянула крафтовую бумагу. Вот бы не порвать конвертик. Надо будет обязательно сохранить его на память — снеговичок такой милый.

С улыбкой и детским предвкушением радости вынула из конверта какие-то бумаги. Вот только на билеты они были совсем не похожи.

Фотографии.

Четкие. Яркие. Глянцевые.

Там был мой Глеб и какая-то девушка с платиновыми волосами.

На постели.

Фотки выпали из моих ослабевших рук и веером разлетелись по прихожей.

Не может быть. Конечно же, не может. Какая-то ошибка, инсценировка! Фотошоп. И хотя это доставляло мне нечеловеческую боль, я подняла одну из фотографий. Конечно, монтаж. Глеб и эта девушка просто взяты из разных изображений и приклеены друг к друг! Вон, как неестественно выглядят.

Мой муж работает ведущим, и у него очень много поклонниц. Правда, сейчас он уже не так популярен, как три года назад, когда мы познакомились. Но все-таки.

Кто-то захотел подставить Глебушку. Как же это низко!

Я с отвращением собрала снимки. Старалась не разглядывать и поменьше их касаться. Сначала хотела просто зашвырнуть в мусорную корзину, но не выдержала и перед этим порвала их в мелкие клочья.

Теперь нужно скорее позвонить любимому! Моя душа просто не выдержит, если я не услышу его дорогой голос. Когда мы только познакомились, он называл меня «Бэмби» — сравнил с известным героем диснеевского мультика. Со временем это прозвище сократилось до простого «бэби», но в сердце моем была теплота и любовь, когда он называл меня так.

Странно только одно — как конверт с отвратительным монтажом попал к нам в квартиру? Не к двери подкинули, не в почтовый ящик…

Я принялась набирать номер Глебушки, но пришлось сбросить, потому что в дверь позвонили.

На пороге стояла девушка.

Высокая и стройная. Ослепительно-белая шуба из горностая. Модельные сапоги на огромных каблуках. Платиновые волосы до пояса лежат крупными, красивыми локонами. Лицо такое — что хоть завтра в кино королеву играй.

Она показалась мне смутно знакомой, но спросить банальное «Кто вы?» я не успела…

— Ну привет, матрешка, — сказала гостья.

Она окинула меня с ног до головы таким презрительным взглядом, что мне сразу стало не по себе.

Тогда-то я ее и узнала. Это была та самая девица с фоток. Только одетая.

— Как вы смеете? — возмутилась я. — К чему весь этот фарс с фотографиями? Думаете, я поверю, что Глебушка мне изменяет? Если вы хотите расстроить наши отношения, то глубоко заблуждаетесь! Глеб любит меня. Мы вместе уже три года. И ничто нас не разлучит! Стоило вам стараться. Дорого, наверное, заплатили тому, кто делал монтаж?

— А ты еще более блаженная, чем рассказывал Глеб, — сморщила точеный носик она. — Эти фотки настоящие, дура. Сделаны были два дня назад в отеле «Алексес». Мы неплохо там развлеклись.

— Неправда! Два дня назад у Глеба была ночная съемка передачи! Он вернулся под утро и очень устал.

— Конечно, он устал, — хихикнула девица. — Ни минутки поспать мне не дал.

Не может быть! Она врет, врет! Глеб очень любит меня. И я его. У нас чудесная семья. Только деток нету. Я очень хочу, но Глеб говорит, сейчас не время.

— Ложь… — прошептала я. — Вы лжете.

— Знаешь, почему он еще не бросил тебя, матрешка? — она бесцеремонно толкнула меня и шагнула в квартиру. — Из жалости. Он просто тебя жалеет, но при этом каждый день хочет покончить с тобой. Глеб больше не может терпеть тебя в своей квартире и в постели. Ты — абсолютный ноль. Ненужный придаток к богатому, красивому и успешному мужчине. Я решила немного помочь ему избавиться от балласта. Я сделала эти фотографии, чтобы спустить тебя с небес на землю.

«Неправда», — как заведенная, повторяла и повторяла я. А сама безвольно отступала назад под ее напором. Пыталась уцепиться за остатки здравого смысла. Самый милый, добрый, близкий, дорогой человек просто не может со мной так поступить. Глеб — моя истинная любовь, мой суженый навеки.

— Да ты посмотри на себя! — девица дернула меня за капюшон домашнего трикотажного платья. — Ему элементарно стыдно показаться с тобой в свете. Одеваешься, как торговка с Люблино. Сколько раз он давал тебе денег на нормальное платье! А ты вместо того, чтобы приобрести себе что-то приличное, покупала ему эти свои дурацкие безвкусные подарочки. Шарфы с убожеской расцветкой, шерстяные носки… Можно вывезти девушку из деревни, но вот деревню из девушки… Глеб постоянно это повторяет. Бедняжка, он так от тебя устал.

— Все вы врете! — со слезами в голосе закричала я.

Слезы. Они подступили к ресницам — горькие, горячие, непрошенные.

— Тогда как бы я смогла положить конверт на это самое место? — она дотронулась до обувницы. — У меня есть ключи от вашей… ой, теперь уже от нашей с Глебом квартиры. Он сам мне их дал. У вас неплохая кровать, знаешь… Мы опробовали ее, когда ты уезжала погостить в это свое… Гадюшино или как там твое село называется. Вот туда и уматывай, матрешка. У тебя есть пара часов, чтобы собрать свои вещички.

— Но Глеб… — глотая слезы, прошептала я. — Он не выгонял меня… Он… Он…

— Он просто еще не видел вот этого, — ухмыльнулась девица. — Все изменилось. И теперь нам потребуются более комфортабельные условия.

Она достала что-то из сумки, а затем сунула мне под нос. И я с ужасом поняла, что это тест на беременность.

Полоски было две.

Глава 2

Я успокоилась почти сразу после ее ухода. Даже напевала что-то, пока готовила ужин для Глеба.

Само собой, все, что сказала эта противная девица — бред сумасшедшей. Это же мой Глеб. Мой любимый муж. Заботливый, ласковый и самый чудесный мужчина на свете. Он не мог меня предать!

А она, эта… все выдумала. И жуткие слова, которые якобы принадлежат ему, и про отель и… про свою беременность. В конце концов, отцом ее ребенка может быть кто угодно. Но это сто процентов не мой Глеб!

Ну а по поводу ключей… Да она их просто нашла! Месяц назад я потеряла ключ от квартиры, но замки мы с Глебом почему-то не поменяли. И вот результат!

Я чувствовала вину перед мужем. На какое-то мгновение я поверила в эти гнусные обвинения. Как некрасиво с моей стороны. Чтобы оправдаться перед самой собой, я приготовила его самые любимые блюда. Правда, с борщом пришлось повозиться. Зато он получился рубиново-красный и пах так ароматно, что у Глеба уже с порога должны были потечь слюнки. Но мне эти хлопоты — в радость. Я даже в магазин за сметаной сбегала. Потому что какой борщ без сметаны и зелени? Майонез тут не подойдет.

Скоро будем вместе сидеть рядышком на кухне, и гадать, откуда взялась эта странная девушка. И да, надо завтра же поменять замок на двери. А то вдруг она вздумает вернуться. И даже скорее всего. Надо оградить себя от этого. Не дать вползти ледку в наш теплый и уютный мирок.

Любимый запаздывал, и я включила телевизор. Показывали отрывок из сюжета, который сделал Глеб. Ох, и наделал же он шума!

Когда мы только познакомились, он был звездой ТВ. Ведущим мегапопулярного реалити-шоу. Именно оно и свело нас вместе — почти сразу после финала Глеб сделал мне предложение. Мы сыграли скромную свадьбу в маленьком кругу гостей. И зажили припеваючи.

Правда, было одно но. Именно после того, как Глеб на мне женился, его популярность стала падать. То шоу, ведущим которого он был, закрыли, а в новые его почему-то не приглашали. Любимый, конечно, не отчаивался. Не раз повторял, что обрел в жизни главное — то есть меня.

Сейчас Глебушка работал ведущим утреннего выпуска на одном второстепенном канале. Он говорил, что большего ему и не надо. Я, как и все, была сильно удивлена, когда он сделал для передачи резонансный сюжет про одного криминального авторитета.

Оказывается, любимый провел свое собственное расследование. Глеб был очень горд собой. Ведь наконец-то о нем снова заговорили.

Вдоволь налюбовавшись на своего обожаемого на экране телевизора и наслушавшись о темных делишках некоего Эдуарда Лиханова по кличке Эдик, я задремала.

Проснулась, когда уже стемнело. В прихожей завозились с ключом. Побежала встречать любимого.

Вроде не видела его всего день, а уже соскучилась.

Глеб шагнул в квартиру. Не поздоровался. Не улыбнулся. Не обнял меня.

— Привет! А я твой любимый салат с морепродуктами приготовила. И еще борщ. Только он остыл, наверное, уже… Ну ничего, мы это исправим. Я сейчас… Тебе побольше или поменьше? Со сметаной и зеленью, как всегда?

— Я ужинал.

— Где?

— В ресторане, — отмахнулся супруг, снимая свою роскошную дубленку.

— В ресторане? — удивилась я.

В душу стало медленно вползать что-то темное. В ресторан мы всегда ходили вместе. Правда, очень редко. Хотя, может, он там по работе с кем-то встречался. И даже скорее всего.

А я тут со своими глупыми и унизительными подозрениями… Надо гнать их прочь!

— Что меня всегда в тебе поражало, так это твоя способность корчить из себя святую невинность, — поморщился Глеб. — Ты же все знаешь — Олеся уже была у тебя. Зачем спектакль тогда устраиваешь?

— Я не… Олеся? Эту девушку зовут Олеся? Так это правда? Она ждет ребенка? От… от тебя?

Я медленно сползла по стенке на пол. Ноги просто не держали. Крепость спокойствия, которую я медленно возводила вокруг себя по кирпичикам весь этот день, разлетелась вдребезги.

— Да. И я его тоже очень жду, — визгливо, совершенно на него не похоже сказал мой муж.

— Но я бы… Я так хотела малыша! Я бы родила тебе… — горячо зачастила я. — Ты всегда говорил, сейчас не время.

Как будто это могло что-то изменить.

— Ты не понимаешь… — красивое лицо Глеба некрасиво искривилось. — Я не хотел ребенка от тебя! Какое же облегчение наконец сказать правду — спасибо Лисичке. Ты мне осточертела. Надоела до чертиков с этим вечным наивным лицом и своим «Глебушка, не хочешь то, не хочешь это»… Обычный коврик для ног — вот ты кто такая. Ни тайны, ни загадки. Простая, как ситцевые трусы. Надоела. Со смерти ты мне надоела, Ульяшенька, матрешечка ты стоеросовая…

Не верила в то, что любимый говорит все это.

Зашлась страшными рыданиями. Не могла их сдержать.

— Но как же… «Царевна-лягушка»? Реалити-шоу, на котором мы познакомились? Ты выбрал меня… Как же наша любовь?

— Я не выбирал тебя, — захохотал Глеб. — Я что, совсем что ли, идиот, выбрать деревенскую телку, когда за мной такие девки в Москве табуном бегали? Мне заплатили за эту неземную любовь и всю эту историю. Заплатили очень большие деньги. Иначе ты думаешь, я стал бы со свиньями в грязи валяться? Шоу загибалось. И чтобы поднять его рейтинги, организаторы придумали всю эту, якобы правдивую историю. Что звезда может влюбиться в обычную девушку из деревни и жениться на ней. Ой, как трогательно. Достаем платочки и начинаем рыдать! Орги на всей этой лаже столько бабла подняли, сколько тебе и не снилось. И никогда не приснится. Три года по условиям секретного контракта я отпахал с тобой. А теперь, наконец-то, могу послать тебя куда подальше и нормально заняться своей собственной жизнью! Вот документы на развод.

Больно хлестнув меня по щеке, мне в лицо полетели какие-то бумаги.

— Только попробуй не явиться на заседание суда. И да, все мое имущество — мое. Из моих денег ты не рубля не получишь. Как ты помнишь, мы подписывали брачный контракт. Я бы на твоем месте даже не пытался вставлять мне палки в колеса.

Боль в груди была такой сильной, что мне казалось — в ту же секунду я задохнусь. Меня просто не станет.

— Все кончено, — сказал мой муж, а затем кинул мне на колени какую-то визитку. — На первое время я снял для тебя квартиру. А потом проваливай в свое Ларюшино, или делай, что хочешь. Мне все равно.

В следующее мгновение входная дверь открылась, и я увидела на пороге ту самую девицу с платиновыми волосами. Олесю.

Лисенка, как ласково назвал ее Глеб.

— Гле-е-е-еб, — недовольно протянула она. — А почему эта матрешка еще здесь? Что-то ты долго с ней, я уже устала в машине сидеть.

— Все в порядке, Лисеночек мой, она уже уходит. Ты проходи, располагайся. Там на кухне ужин, если в ресторане тебе не хватило. Тебе же надо сейчас хорошо кушать, чтобы было больше сил для нашего малыша. Борщ, салатик. Может, будешь? — засуетился Рудной и со злобой прошипел мне. — Езжай на квартиру сейчас же. Только давай без глупостей и истерик. Я уже вызвал тебе такси.

Глава 3

Забившись в угол заднего сиденья машины, я отчаянно рыдала, и никак не могла успокоиться.

Неужели все, во что я верила, оказалось гнусной ложью?! Моя любовь, трогательность, доверчивость корчились в ужасающих муках. Боль была такой силы, что казалась физической. Реальной, настоящей болью, когда сломала руку или ногу. И перелом при этом открытый. Из него торчат осколки кости, во все стороны брызжет кровь…

А ты пытаешься терпеть, но кажется, что эта рана не пройдет никогда.

— Девушка, я, конечно, понимаю, что у вас какая-то недодрама, но вы не могли бы взять себя в руки? — неприязненно обернулся таксист. — Своим воем вы мне машину вести мешаете. Давайте врежемся куда-нибудь, тогда еще трагичнее станет!

— Извините, — глотая слезы, прохрипела я.

Перед глазами неслись картины нашего знакомства с Глебом. То, как я в первый раз его увидела. Как он заговорил со мной. Я и не надеялась, что такой красивый парень может обратить на меня внимание. Но постепенно доверилась ему и открылась перед ним. Отдала всю себя.

Оказывается, это было частью грандиозного шоу. Ему заплатили, а я… На самом деле я его раздражала.

Истерика нахлынула с новой силой. Чтобы не злить водителя, я закусила руку. Немного, но помогло справиться с рыданиями.

Он привез меня в исторический центр города, к красивому старинному жилому зданию. Наверное, снять здесь квартиру стоит бешеных денег. Глеб не поскупился. Все-таки в чем-то мой муж, почти уже бывший муж, проявил заботу. Я должна быть ему благодарна.

Кстати, насчет денег. У меня их до смешного мало. Поэтому нужно перейти в режим жесткой экономии — не сказать, что на моей работе мне так уж много платили. Как назло, у таксиста не оказалось сдачи, поэтому пришлось расплатиться с ним крупной купюрой. Одной из немногих купюр, что у меня остались…

Прижимая к себе спортивную сумку, я позвонила в нужную дверь, которую нашла не без труда. Когда я собирала вещи под пристальными взглядами Глеба и Олеси, то находилась в таком состоянии, что с трудом соображала, что и зачем делаю.

Тяжелая дверь распахнулась. Я почему-то ожидала увидеть на пороге какую-нибудь милую старушку, но никак не бритоголового амбала под два метра ростом. По виду он был настоящим циклопом, хоть и оба глаза у него были на месте.

— Здравствуйте, — приветливо сказала я. — Мой муж снял у вас для меня квартиру. Я — Ульяна.

— Ты заставила хозяина ждать, — протрубил циклоп, втащил меня внутрь и захлопнул дверь.

Растерянным взглядом я обвела место, где оказалась.

На жилое помещение это место походило мало. Вернее, совсем не походило. Вычурная мебель. Полумрак. Какие-то люди. Приглушенная музыка. Мигающие люминесцентные лампы в виде пальм, стрелочек, каких-то надписей на английском.

— Знаете, я, наверное, пойду… — мяукнула я, и безуспешно попыталась выскочить за дверь.

Циклоп живо вернул меня обратно и куда-то поволок.

— Помогите! — верещала я и тянулась к людям, которые попадались по пути.

Но они скользили по мне равнодушными взглядами и возвращались к своим делам. Мелодично тренькали игровые автоматы. Бодро крутилась рулетка. Стукались друг о друга бильярдные шары. Падали на зеленое сукно покерного стола карты.

Ой, мамочка, где я оказалась? Как меня вообще сюда впустили?

Похоже, я что-то перепутала и попала не в снятую для меня Глебом квартиру, а в какое-то… совершенно другое место.

Без каких-либо церемоний амбал завел меня в кабинет, обставленный со всей роскошью и даже помпезностью. Здесь находилось несколько мужчин, но мой взгляд сразу приковал тот, что сидел за дубовым столом.

На вид ему было лет сорок, или даже больше. Совершенно лысый череп блестел, точно смазанный маслом. Лицо его с пористой, грубой кожей было сплошь в рытвинах и оспинах, а пальцы были сплошь татуированы перстнями.

Он странным образом напомнил мне Шрама в окружении гиен из мультфильма Диснея.

— Она, — коротко пояснил циклоп и толкнул меня вперед.

Грубость, с которой он это сделал, вызвала у меня слезы. За что так со мной? Я ведь ничего ему не сделала! Чтобы удержаться на ногах, я схватилась за край стола.

— Отпустите меня, пожалуйста… — всхлипнула. — Я квартирой ошиблась… Я случайно к вам зашла… Можно, я пойду? Мне нужно… Я перепутала… Я никому не расскажу, что тут у вас…

— А что тут у нас? — вскинул брови лысый.

— По-подпольное казино, — ответила я и отшатнулась.

Взгляд лысого был взглядом хищной акулы — того и гляди раскроет пасть, полную зубищ в три ряда. Пасть он действительно раскрыл. Чтобы рассмеяться. Зубы там оказались золотыми.

Посмеялись и остальные мужчины в комнате. Обидный, противный, пугающий хохот гиен.

— Смешная… девчуля, — заметил лысый. — Случайно сюда зашла, говоришь? А Глеб Рудной кем тебе приходится, а?

— Глеб? — удивилась я. — Муж… А откуда вы его знаете?

Глупый вопрос. Глеба все знают — он же ведущий в телевизоре. И все же… Странно. Тревожно.

Что-то не так.

— Муж, говоришь? — ухмыльнулся лысый. — Значит, никакой ошибки нет. Тогда у меня для тебя кой-какие новостишки, милая.

— Новостишки? — я сглотнула.

— Этот балабол серьезных людей обидел, — сложив синие от татуировок пальцы, скорбно сказал лысый. — Серьезную напраслину на них нагнал. Такое, конечно, у нас не прощается, но фраерок ушлым оказался. Выкрутился и откупиться смог. Снял опровержение своего сюжетца позорного. И отбашлял в общак — все честь по чести. Но помимо бабосов особый подгон для братвы посулил. И не обманул.

— К-к-какой подгон? — заикаясь, проблеяла я. — Я не понимаю…

— Тебя, девчуля. Тебя.

Глава 4

Какой-то бред. Дурной сон. Жуткий кошмар.

Сейчас я проснусь дома, в своей постели, задыхаясь от крика ужаса. Но Глеб, мой обожаемый, чуткий, любящий Глеб обнимет меня и приласкает. Ведь все хорошо.

«Успокойся, Бэмби», — нежно скажет он. «Успокойся, любовь моя. Я же с тобой…».

— Это ошибка, — пролепетала я и нащупала в сумке телефон.

— Никак в полицию звонить надумала, девчуля милая? — осклабился лысый. — Зря ты. Этот адресок для ментов заговоренный. Не приедут они.

Он кивнул циклопу за моей спиной, и тот грубо отобрал у меня единственное средство связи с внешним миром. Без него я почувствовала себя совсем незащищенной.

— Это мое! Верните! Что происходит?

Я захныкала, беспомощно оглядываясь в разные стороны. Но везде встречала только одно — хищные, голодные взгляды гиен, готовых накинуться на добычу по одному только повелению своего главаря.

Рванулась к выходу, но циклоп поймал. Брыкалась и царапалась, понимая, что это — дело зряшное. Где мне сладить с таким-то гигантом?

— Зря рыпаешься, девчуля. Себе же хуже делаешь. Все равно за косяк мужика своего отвечать придется, — сказал лысый.

— Глеб бы никогда со мной так не поступи… — выкрикнула я, но замолчала на полуслове.

Я никогда не сомневалась в своем муже. Всегда любила его беззаветно и преданно. Доверяла. Благодарила судьбу и бога за то счастье, что мне было послано. За то, что мои чувства взаимны. Когда он смотрел на меня, видела в его взгляде свое отражение. Видела любовь и заботу.

Так мне казалось.

Никогда в жизни бы я не поверила в то, что за моей спиной он встречается с любовницей. Насмехается надо мной так жестоко и нагло. Что вся его любовь была фальшью, стремлением получить выгоду. Деньги.

Но я всегда считала — Глеб к ним равнодушен. Он легко получал их, а потом так же легко спускал огромные суммы. Мог позволить себе купить какую-нибудь коллекционную бутылку вина или фирменные кроссовки ограниченной серии, инкрустированные стразами Сваровски. Я никогда не понимала такого расточительства.

Когда Глеб давал мне деньги, я всегда отказывалась. Махала на него руками. В конце концов, я ведь работала и получала кое-что там. Но он начинал нервничать, и припоминал мне тему, которая особенно его бесила. Три года назад, когда я победила в реалити-шоу, то мне были положены роскошные призы. Но я от них отказалась. Думаю, так было честнее. Глеб тогда ругался, злился, пытался уговорить меня, но все бесполезно. Я была уверена в своем решении. Наша первая крупная ссора… Потом, конечно, все успокоилось и мы помирились. Но он нет-нет, да напоминал мне о моем ужасно глупом, по его мнению, решении..

Поэтому приходилось принимать "подарок" в виде денежного эквивалента. Но ноги сами несли меня не в брендовые бутики, а в самые обычные магазины. Когда я приходила домой с какой-нибудь мучительно долго выбранной кофтой или брюками, он в шутку называл меня «деревенщиной». Я и сама понимала, что он прав — у меня совершенно не было вкуса. Но я думала, что любят не за это. Не за умение красиво одеваться…

Я думала, просто любят. И все.

— Что ж, а давай проверим, — хмыкнул главарь. — Может быть, это сделает тебя покладистее.

Он набрал номер на сотовом, и поставил на громкую связь. С замиранием сердца я услышала голос Глеба.

— Ну, здорово, фраерок.

— Здравствуйте, Эдуард Геннадьевич, — в голосе моего мужа был явный страх и он зачастил. — Программа с опровержением выйдет завтра. Как вы и потребовали, там я каюсь и посыпаю голову пеплом, что оклеветал такого порядочного человека, как вы, Эдуард Геннадьевич. Я еще добавил, что вы благотворительностью занимаетесь, детским домам помогаете. Вот, к новому году подарки детишкам готовите. Акция! Все желающие присоединиться к доброму делу могут отправить короткое смс на номер. Все перечисления, разумеется, тоже будут вашими.

— Это ты молодец, Глебчик. Хорошая инициатива, хвалю, — одобрительно сказал лысый. — Женушка твоя у меня, как ты и обещал. Хорошая такая девчуля, сочная. Шумная только больно. Бугуртит. В полицию звонить удумала.

— Делайте с ней, что хотите, — услужливо предложил Глеб. — А что шумная — она быстро заткнется. Вмажьте ей разок — и все дела. Она сама деревенская, родители — никто. Так что последствий не будет.

— Глеб! — не выдержала я и зашлась горячими слезами. — Глеб, как ты можешь так поступать со мной? Так говорить о моих родителях? О Наталье Семеновне… Папе…

— Если честно, мне никогда они не нравились, — отозвался в трубке муж. — От них навозом несло. Точно так же, как и от тебя.

— За что, Глеб? — закричала. — Просто скажи, за что?

Сердце разрывалось на части от непереносимой боли. «Зайчик, ну ты скоро там?», — послышался в трубке капризный голос Олеси.

Не верю! Не может быть, неправда! Мой милый, любимый, нежный, заботливый Глеб не может оказаться таким чудовищем. Поступить со мной так отвратительно и подло. Отдать на потребу этим явно криминальным личностям.

— Я три года потратил на такую тупую деревенскую чушку, как ты. Из-за тебя меня перестали в нормальные места приглашать, а про баб я вообще молчу. Вечно скрываться приходилось. Как же меня это достало. И ты достала. Так что считай это справедливой платой за драгоценное время, которое я на тебя потратил, — равнодушно ответил Глеб и отключился.

— Слыхала, девчуля? — лысый, в котором я наконец-то узнала криминального авторитета Эдика Лиханова, про которого Глеб снял сюжет, убрал свой телефон. — Ты нашему Жорику уж больно приглянулась. А Жорик — он парень правильный, его первым тебе уважить надо будет.

Огромными от панического ужаса глазами я смотрела на низкорослого волосатого мужчину, который уставился на меня маслянисто блестящими маленькими глазками. Настоящий Обезьян!

Ой, мамочка, почему он направляется ко мне? И чуть ли не угукает от удовольствия. Оглядывает со всех сторон, как кобылу на продажу. Причмокивает толстыми жирными губами.

Это не наяву! Страшный сон! Я должна выбраться из этого кошмара!

— Ты не сопротивляйся, иди с Жориком, девчуля, — по-отечески напутствовал лысый Эдик. — Не будешь по-хорошему, Жорик, он ведь и по-плохому может. Нервный у нас Жора парень, а все оттого, что его девки своим вниманием не балуют. На днях вот одной все личико порезал. Не приласкала, не приголубила. Ты уж понежней с ним будь, с Жориком-то нашим.

— Нет! — зашлась в истошном визге я и забилась, как птица, которую поймали в силки. — Нет, я прошу вас! Не надо! Не надо!

Со злобной силой Обезьян ткнул меня в грудь, чтобы не упиралась. Чтоб присмирела. А потом зажал потной ладонью рот и куда-то поволок, точно орангутан свою добычу.

Глава 5

В дверях Обезьян посторонился, чтобы пропустить в кабинет Лиханова какого-то мужчину.

Сопротивляясь своему мучителю, я дернула его за рукав и прошептала: «Помогите мне, прошу…».

И только потом встретилась с ним глазами.

В этот миг все окружающее словно перестало существовать.

Отдалилось.

Он был красив. Намного красивее моего мужа, который когда-то входил в десятку самых завидных холостяков страны. Внешность Глеба — идеальная, вылизанная, рафинированная, являлась частью его хорошо продуманного образа.

В этом же мужчине была порода и особенная стать. Чувствовалась жесткая мужская энергетика и беспринципный характер. Темные волосы были гладко зачесаны назад, черное пальто до колен небрежно распахнуто, а на пальце блеснула золотая печатка. Было в нем что-то дикое. Звериное.

Волчье.

Ноги мои подогнулись под тяжелым взглядом янтарных глаз. Сердце ухнуло и с размаха полетело куда-то вниз. В пропасть.

Заброшенный дом, в который я по глупости полезла. Раненый мужчина, который выжил после страшного покушения на свою жизнь, и которого я лечила под дулом пистолета. На след которого по моей вине вышла вся полиция округи и те, кто хотел его убить.

Опасный. Непредсказуемый.

«Не попадайся мне больше на глаза, Красная Шапочка», — сказал тогда он.

Я и не собиралась. Наоборот, боялась этого больше всего на свете.

Но небеса рассудили иначе. Я попалась.

Это был Вольф.

Окинув взглядом меня и Обезьяна, он прошел мимо и, не поздоровавшись, поинтересовался:

— Что за девчонка?

— И тебе здравствуй, Вольф, — отозвался Эдик. — Девчулю эту один фраерок на потеху братве подогнал. Жорику нашему она больно уж по нраву пришлась. Вот он ее и первым распробовать собрался.

— Я ее забираю.

— Йто хак так, забиаешь? — возмутился Жорик. Как выяснилось, он еще и нещадно картавил. — Я йту сладулю певхым иметь буду! Сколько захкочу, стхолько и буду!

— Второй раз я обычно не повторяю, — резко оборвал его Вольф. — Но для умственно отсталых могу сделать исключение.

Жорик возмущенно запыхтел, а Эдик с деланным возмущением покачал лысой головой:

— Девчуля, конечно, аппетитная. Твое желание, Вольф, понятно. Но Жорик на нее первым право заявил. После него — пожалуйста, развлекайся с ней сколько душе угодно. Но нельзя забывать о коллективе, ты же понимаешь, дорогой, нельзя.

— Убери от нее руки, клоун, — не дослушал лысого Вольф.

В одно мгновение в его вытянутой руке оказался пистолет. Дуло было направлено прямо Обезьяну в лоб.

— Мне жаль, что приходится повторять, но, видимо, с такими, как ты, иначе нельзя, — бесстрастно сказал Вольф. — Девочка пойдет со мной. На этот раз я ясно выразился?

Над верхней губой Обезьяна выступил пот. Он весь затрясся. Такой, объятый испугом, он был еще противнее.

— Пусть уберет пушку! — заверещал он. — Это беспредел! Беспредел!

— Постойте, постойте, — поднял руки ладонями вверх Лиханов. — Стопе кипешу. Сейчас разберемся, все честь по чести. Раз из-за девчули этой проблема обломилась, надо по-другому решить. По-нашему. По-честному. Сейчас не девяностые, а мы не беспредельщики какие-то. Не так ли, Вольф?

Он кивнул одному из мужчин и тот тут же спешно подал запечатанную колоду карт. С крокодильей улыбкой Эдик сделал приглашающий жест. Пистолет Вольфа исчез так же непонятно, как и появился. Легонько усмехнувшись, он сел за стол и взял карты. Обезьяну ничего не оставалось, как последовать его примеру.

Они играют на меня в карты! Мамочка! Они действительно играют на меня в карты. Могла ли я еще вчера подумать, что Глеб предаст меня, и я окажусь в каком-то вертепе среди самых настоящих бандитов. И они будут разыгрывать меня в покер, как вещь…

— Это невозможно! — заламывая руки воскликнула я. — Прекратите! Я живой человек, и у меня есть чувство собственного достоинства. Вы должны меня отпус…

— Цыц, аллюра! — гаркнул Эдик и взглянул на меня так страшно, что я попятилась в угол. — Жорик тебя научит, как вести себя надо!

Судя по радостному виду, Обезьян действительно выигрывал у Вольфа. Он довольно скалился, подмигивал и кидал на меня масляные взгляды. Один раз даже посмотрел на меня и, пользуясь тем, что никто не видит, несколько раз толкнул щеку языком изнутри. Смысла этого я не поняла, но догадалась, что это был намек на что-то очень противное и неприличное.

В отличие от лучащегося довольством Обезьяна Вольф был совершенно непроницаем. Присаживаясь за стол, он даже не снял пальто, словно не рассчитывал задерживаться и вообще не воспринимал это всерьез.

Однако игра затягивалась, и внимание всех присутствующих сейчас было приковано к ней. Мужчины и даже сам Эдик сделали ставки, причем ставили в основном на Жорика.

Пользуясь тем, что все были увлечены покером, я сделала пару осторожных шажков к двери. Но циклоп, который притащил меня сюда, прищурился и помахал из стороны в сторону указательным пальцем.

Я затихла. Горло нещадно саднило — больших трудов мне стоило сдерживаться и не рыдать во весь голос. Каким бы не был исход игры — ничего хорошего меня не ждет.

Там, в нашей квартире, Глеб и Олеся сейчас вместе. Она спит вместе с ним на нашей постели. Он заботливо обнимает ее и целует. Ласково называет «Лисенок».

А я здесь, в чужом страшном месте. Отдана ради забавы бандитам. Сначала со мной потешится один, потом второй. Так и будут пускать по кругу. Мамочка, как же это мучительно и жутко!

— Ты пхоигхал, Немец! — прохрюкал Обезьян и с торжеством показал свои карты — три дамы и две пятерки. — Фулл хаус. Девчуля моя!

Глава 6

Бандиты заулюлюкали, затопали, засвистели. Обезьяна подбадривали, хлопали по плечу, советовали, как со мной надо… Чтобы была покорной и удовольствие доставила.

Он хохотал и радостно принимал поздравления. На эмоциях даже вскочил и исполнил какое-то нелепое коленце. Очевидно, девушки, даже с низкой социальной ответственностью, его вниманием не баловали.

— Пусти меня ты, мама, пусти меня, хгодная, пусти, ведь мне идти похга… — лыбясь щербатым ртом, пропел Обезьян и направился ко мне. — В Лазухгном шум и песни, и там бхгатва гуляет, и не мешают мусора… Девчулечка — кхасотулечка мо-о-о-о-я! Вот мы с тобой загуляем, вот мы с тобой загудим…

Вольф поморщился и кинул свои карты на стол.

— Каре, — отрывисто сказал он и поднялся.

Один из бандитов сунулся в его карты.

— Жорик, братское сердце, и правда, четыре царя, — с удивлением резюмировал он.

Торжествующая улыбка победителя сошла с лица Обезьяна. Оно стало жалким и злым.

— Да как так-то? Как так? — закричал он. — Не может такого быть! У него не могут быть цари! Там не…

— Я не понял, ты мне что-то предъявить хочешь?

Вольф обернулся, пригвоздив возмущенного Обезьяна к месту одним только взглядом.

— Нет, — промямлил Обезьян, внезапно перейдя на «вы». — Нет-нет, что вы…

— Претензий нет, игра была честной, — подхватил Эдик. — Забирай девчулю, Вольф. А как вдоволь с ней натешишься, отдашь ее Жорику, а тот еще кому-то, кто желание выскажет. Потому как забывать нельзя, что не в личное ваше пользование она была фраерком подогнана, а для всей братвы. Законы наши святы и мы их чтим, чтобы не было беспредела. Ты же чтишь законы наши, Вольф?

Он ничего не ответил. Тяжело глянул на Лиханова своими волчьими глазами и кивнул мне:

— Пошли.

— Я не пойду… — едва слышно прошептала я. — Это не… Невозможно. Я не кусок мяса! Не игрушка! Не вещь. Вы не можете так мной распоряжаться. У нас свободная страна, а то, о чем вы говорите — это рабство какое-то!

— Нет, ты посмотри на нее, смешная какая! — захохотал Эдик Лиханов. — Коли ты с девкой справиться не можешь, Вольф, чтоб гладкой стала, придется нам все-таки ее уму-разуму научить. Раз она по-хорошему не понимает. Пустим девчулю по кругу. Прямо сейчас.

— Вы не посмеете! — сглотнула я и нервно сжала пальцы. — Я полицию вызову!

Я тряслась от ужаса и не знала, что мне делать. Вспомнись фильмы, где с героиней в подобных ситуациях обращались очень жестоко. Я, правда, такое кино не смотрела — я любитель мультиков Диснея. Смотрел Глеб, и мне волей-неволей приходилось составлять ему компанию, чтоб ему не было скучно одному. Он обожал жестокие, мрачные и реалистичные фильмы. Как он выражался, «чтобы грязь и снег в лицо». Любимое кино Глеба так и называлось «Грязь». Он пересматривал его раз сто, и каждый раз шумно восхищался главным героем — продажным полицейским, поступающим отвратительно и мерзко.

Мне же после этого фильма хотелось только одного. Помыться.

Мои любимые мультфильмы про принцесс и то, что надо следовать за мечтой, Глеб высмеивал.

Порой он делал это особенно гадко и обидно. Как-то он позвал меня и сказал, что скачал новый классный мультик, чтобы мы вместе могли посмотреть его на большой плазме. Каково же было мое потрясение, когда это оказался мультфильм для взрослых. Пунцовая от стыда, я убежала, а Глеб потом долго смеялся, припоминая эту удачную, как ему показалось, шутку.

Тогда мне хотелось верить, что он смеется по-доброму, по-дружески подтрунивая… Но сейчас я понимаю, что мне хотелось выдавать желаемое за действительное. Глеб издевался надо мной.

Сотни связанных с ним мелочей, о смысле которых я не задумывалась, или убеждала себя, что это в норме вещей, сейчас обрели совсем иной, гадкий, некрасивый смысл.

Откуда в нем взялось столько жестокости? В начале нашего знакомства он был таким добродушным и милым…

Как я могла так слепо ошибаться?

Самое жуткое в том, что я, наверное, продолжаю его любить…

Слезы, которые я загоняла вглубь себя, и страдания, вызванные черным предательством близкого человека, нахлынули с новой силой.

— Отойдите от меня! — закричала я. — Вы не посмеете, не посмеете! Вы — животные! Нелюди! Не смейте!

Слезы градом катились по моему лицу. Я забилась в угол и кричала все угрозы, какие только приходили мне на ум. От полиции до Божьей кары. А на самом деле мне хотелось кричать имя самого моего любимого человека на Земле.

Бывшего любимого человека.

Глеб! Глеб! Глеб!

Мой ненаглядный! Самый лучший и родной! Как? Как ты мог окунуть меня в это?

— Может, ей скорую вызвать? — озадачился Обезьян. — У нее, кажись, шарики за ролики закатились. Не в себе девчуля…

Да, возможно он прав. Мне действительно нужна скорая. Нужно успокоительное, потому что сама я успокоиться точно не могу. Все треволнения и ужасы этого дня, худшего дня в моей жизни, разом нахлынули на меня. Подавили своим гнетом.

Я была не в себе и осознавала это.

— Замолчи.

Короткое хлесткое слово Вольфа подействовало, как будто на меня вылили ушат ледяной воды.

— Я все равно не пойду с вами! — тихо сказала. — Я не стану… Полиция…

В следующее мгновение он без каких-либо усилий поднял меня на руки, перекинул через плечо и вышел за дверь.

Глава 7

— Помогите! — просила я, пытаясь вывернуться из его крепкого захвата. — Люди! Это незаконно! Это похищение!

И если вначале во мне теплилась надежда, что посетители казино помогут, она развеялась, как дым. Не отрываясь от своих карт, рулеток и игровых автоматов, гости казино провожали нас взглядами.

Во многих была опаска. Или равнодушие. Больше ничего.

— Кто-нибудь, вызовите полицию! — умоляла. — Я не хочу, не хочу идти с этим человеком!

Но при слове «полиция» они и вовсе отводили взгляды. Некоторым присутствующим оно настолько испортило настроение, что они принялись собираться, с опаской оглядываясь по сторонам.

В полутемном коридоре Вольф поставил меня на пол, но уйти не дал. Опершись обеими руками о стенку за моей спиной, он приблизил лицо к моему.

Как я не пыталась увернуться и отвести взгляд, он вынуждал меня смотреть в его светло-желтые глаза.

Вычурный торшер оказался прямо над моей головой, и свет падал на его красивое лицо, делая его еще более выразительным. Резким. Пугающим.

— Замечательный концерт, все заслушались. Может, повторишь на бис для Эдика? Чтобы он со своей кодлой все-таки сделали с тобой то, что собирались?

Одна только мысль о том, чтобы вернуться в тот кабинет со Шрамом и его мерзкими гиенами, заставила меня вздрогнуть. Снова почувствовать на себе похотливые взгляды мужчин. Почувствовать себя вещью, у которой теперь есть хозяин…

Только не это. Нет.

Впрочем, Вольф сейчас смотрел на меня точно так же.

— Отпустите меня, пожалуйста, — прошептала я. — Так нельзя. Нельзя так поступать.

Я с трудом держалась на ногах. Чувствовала — еще немного, и сползу по стенке, как безвольная тряпичная кукла.

Все происходящее вдруг показалось бредом, сном. Лишь он один был реален, Вольф.

Мужчина в нескольких сантиметрах от меня.

Действительно, как я могла поверить, что он просто возьмет и заберет меня себе, словно понравившуюся игрушку?

Нет, нет, конечно, нет. Кошмар подошел к концу, я могу выдохнуть. Разумеется, он прекратит это — по-другому и быть не может.

— Огромное спасибо за то, что спасли меня от этих… людей, — сказала с волнением. — Простите, что так орала — это я со страху. Как хорошо, что все кончено.

— Я надеялся, что за прошедшее время мозгов у тебя как-то прибавилось, но нет, — он покачал головой, пристально разглядывая мое лицо. — Почему ты решила, что можешь быть свободна?

— Ну, вы же цивилизован… цивилизованный человек, — он изогнул бровь, и я запнулась на полуслове. — Конечно, вы меня отпустите. И дадите телефон, чтобы я позвонила в полицию.

— Закрой свой дивный ротик и уясни одну простую вещь, — Вольф склонился ко мне ниже. — Теперь ты моя.

— Как так? — помертвела я, широко-широко распахнув глаза.

— Моя. Забава. Потеха. Игрушка, — делая большие паузы между словами, видимо, чтобы я лучше поняла, сказал он. — Захочу — осыплю бриллиантами с головы до ног, захочу — сломаю. Запомни — твоя жизнь теперь зависит от того, сможешь ли ты меня развлечь.

Настолько мерзко и отвратительно, что невозможно в это поверить. Я ослышалась, пожалуйста, пусть я ослышалась!

— То есть, вы меня сейчас не отпустите?

— А сама-то ты как думаешь, малыш? — вместо ответа спросил Вольф, прижавшись губами к моему уху.

— Я думаю, что вам нужно прекратить это, — дрожащим голосом ответила я. — Осталась в вас хотя бы капля жалости… Капля человечности.

Он был близко. Напирал на меня всем весом тела. Подавлял и гипнотизировал своими светло-желтыми глазами.

Глазами, в которых отразилось прошлое.

Три года назад я поклялась себе, что больше никогда в жизни не попадусь этому хищному волку. Тогда мне повезло. Тогда у него не было времени мной заняться, да и момент для него был неподходящий.

На него устроили покушение, но ему, тяжело раненому, удалось спастись. Ему нужно было затаиться, переждать. И соседняя с нашей деревня отлично подходила на роль такого тихого местечка. К сожалению, его планы нарушились. Из-за меня.

И вот теперь злодейка — судьба снова свела нас вместе. Он, судя по всему, разобрался со своими врагами. А я… Моя жизнь разбита. Разломана на тысячу осколков со слишком острыми, окровавленными гранями. Мне кажется, что я иду по ним босиком. А бросил мне их под ноги человек, от которого я меньше всего ожидала.

Вспомнив про Глеба, Олесю, про тест с двумя полосками и то, как без зазрения совести муж отправил меня в самое логово к бандитам, я почувствовала, что теряю последние силы.

Напрасно я говорила волку о человечности. Зря. Напрасно верила, что люди могут быть добрыми и хорошими.

Глеб Рудной оказался монстром, но был не хуже мужчины, который сейчас стоял напротив меня. Который мог отпустить, протянуть руку помощи…

Вместо этого Вольф сказал:

— Ты пойдешь. Без истерик и воплей про полицию, которые, поверь, всех тут только смешат. Другого варианта остаться целой и невредимой у тебя просто нет.

И я склонила голову и пошла за ним.

Глава 8

На улице опомнилась — сумка с моими нехитрыми пожитками осталась в казино.

Окликнула Вольфа, который направлялся к большой хромированной черной машине — настоящему монстру на колесах.

— Там мои вещи остались, — нерешительно проговорила ему в спину, но он не отреагировал. — Послушайте! Сумка с моими личными вещами. Нехорошо, если она останется там…

— Хочешь вернуться в кабинет Лиханова? — все-таки обернулся он. — Уже соскучилась по Жорику и остальным?

— Нет, нет! — замахала руками я. — Просто там, там…

Из всего содержимого сумки жальче всего было старинную матрешку, которую подарила моя тетка Параскева. Это случилось три года назад, как раз, когда я встретила Глеба. Он сделал мне предложение, и я обрела свое счастье.

С тех самых пор расписная девочка с петушком под мышкой стала моим талисманом, с которым я не расставалась.

Хотя, похоже, обманул талисман. Раз с Глебом все разрешилось таким отвратительным и страшным образом. Могла ли подаренная тетей матрешка принести мне несчастье?

Бессовестная! Да как мне в голову такое о тетке Параскеве могло прийти? Несчастье мне принесла моя глупость. Доверчивость. Неумение разбираться в людях. Отличать зерна от плевел.

Иначе бы сразу почувствовала в Глебе Рудном фальшь…

Вольфа я тоже встретила тогда, три года назад.

Если за прошедшее время он и изменился, то только в лучшую сторону. Стал еще красивее. Еще более холеным, уверенным в себе и заматеревшим. Его темные волосы были гладко зачесаны назад, а в глазах разливался янтарь. Привалившись к капоту своей машины-монстра, он сумрачно смотрел, как я неловко ковыляю по обледенелому тротуару. Редкие снежинки кружились в воздухе, оседая на его черном кашемировом пальто нараспашку. Вольф даже не потрудился застегнуть его, только поднял высокий воротник — похоже, что холодно ему не было.

А вот я отчаянно мерзла. Натянула свою вязаную шапку, про которую Глеб всегда говорил, что она клоунская. Может быть, где-то в глубине души я была с ним согласна. Большой козырек, странная форма и горчичный цвет не особо ее красили…

Но то был подарок моей тетки Параскевы, которая самолично эту шапочку вязала. Потому я упорно продолжала ее носить, чем неимоверно злила Глеба.

Оказывается, все это время я машинально комкала ее в руках.

Эта зима выдалась злой — бесснежной и очень ветреной. Нет, две недели назад немножко снега все-таки выпало, но на следующий день случилась оттепель. Снежок растаял и потек. Ну, а на следующий день ударил тридцатиградусный мороз. Город превратился в огромный каток.

Когда я докондыляла, наконец, до машины, Вольф распахнул передо мной дверь переднего сиденья, а сам сел за руль.

И хотя автомобиль был заранее заведен и прогрет, я никак не могла перестать трястись. Сжалась на сиденье, обхватив себя руками и избегая смотреть на водителя.

С ним наедине в маленьком пространстве машины. Куда везет?

Ведь он сказал, что я должна его развлекать.

Развлекать. Что подразумевал под этим словом? Например, я могу почитать ему стихи собственного сочинения. Или поиграть с ним в скраббл.

Вообще-то как собеседница я не очень. Глеб никогда не говорил, что ему со мной скучно, но я видела это по глазам. И по с трудом сдерживаемой зевоте, когда я рассказывала, например, о своей работе. Я всегда усиленно убеждала себя, что мне это кажется.

Выходит, не казалось.

— Если… — подала голос я. — Если вот здесь повернуть, то неподалеку будет хороший магазинчик с настольными играми.

— С настольными играми? — Вольф выгнул бровь. — Ты говоришь мне про настольные игры?

— Ну да… Вы же сказали, что вас надо развлекать, — тихо сказала я. — Я неплохо играю в скраббл и в уно. Можно еще в мафию…

Осеклась. Что я несу? Мафии мне на всю оставшуюся жизнь более чем достаточно!

— Какое совпадение. Я тоже люблю игры на столе, — отрываясь от дороги, говорит он, а на самом донышке волчьих глаз играет усмешка.

— Правда? — обрадовалась я и зачастила. — А знаете, есть еще такая игра «Имаджинариум»? Наверное, слышали… Вот. Мне она больше всего нравится, потому что она позволяет лучше понять внутренний мир человека… Раскрыть его, порой даже так, как сам человек о себе не представляет. Я сама и не знала, что есть такая игра. Это у нас на работе одна девушка принесла. У нас теперь традиция — играть в «Имаджинариум» по пятницам…

Замолкаю.

Он почему-то меня совсем не слушает. Машина стоит на долгом светофоре. Внезапно Вольф кладет руку мне на колено.

Тяжелая мужская кисть с красивыми пальцами и перстнем печаткой на среднем пальце. Лаконичное золотое кольцо без каких-либо украшений и вставок.

Ой, мамочка, что я делаю? Что происходит? Не понимаю!

Предаю мужа. С чужим мужчиной, который бесцеремонно вторгается в мое личное пространство, а Глеб…

Ах да, никого я не предаю. Нет у меня теперь мужа.

Сердце разрывается от горя, боли, любви, обиды. Глеб оказался Иудой. Предал меня, причем не единожды. Но почему тогда меня передергивает от прикосновения Вольфа? Почему мне кажется, что если какой-то другой мужчина прикоснется ко мне, я умру?

Отодвигаюсь. Дрожу. Вжимаюсь в дверь — как можно дальше от него.

Он чужой. Он чужой! Он плохой.

Я не выдерживаю его, просто не выдерживаю. Не могу больше — физически!

Загорается желтый свет, и его машина трогается.

Но перед этим я, всхлипнув, изо всех сил давлю на ручку дверцы. Она неожиданно легко поддается.

И я вываливаюсь прямо на проезжую часть в холод и свет фар. А потом куда-то бегу, неловко петляя между оглушительно сигналящими мне машинами.

Глава 9

Вольф

Дура, дьявол ее разбери!

Каждый раз, когда я думал, что она не может тупить сильнее, дно оказывалось пробито.

Прямо посреди дороги бросить тачку я не мог. А хотелось!

Она металась по проезжей части. Растерянная фигурка в дутом пуховике и самой дурацкой на свете вязаной шапке, напоминающей голову чужого. Пару раз чуть реально не угодила под колеса машин. Мне показалось, что я слышу шестиэтажный мат, которым крыли ее водители.

В принципе, я был с ними солидарен. Поступок был из разряда идиотских.

На что она надеялась?

Думает, сможет сбежать от меня? Думает, даже если сейчас ей удастся скрыться, я не найду ее?

Я нюхом чую ее сладкий след. Я ее из-под земли достану.

Если не я — то Эдик со своей кодлой. Старый хитрый паук ничего не делает просто так. Она ему приглянулась. И из поля зрения он ее теперь не выпустит.

Тачку я бросил в подвернувшемся неподалеку кармане. С раздражением хлопнул дверью, и пошел искать свою Красную Шапочку.

Далеко уйти не могла. Тем более в своей странной шапке, которую можно разглядеть за километр.

Милая дурочка с деревенского переулочка… Зачем ты мне нужна? Что есть в тебе такого, чего нет в других женщинах?

Я знаю места, где таких, как ты, продают пачками, на вес. И да — я приходил и покупал.

Много раз. За прошедшие три года их было много — похожих. С такими же чистыми и ясными синими глазами. С толстой русой косой. С аппетитной фигурой. С простоватым говором.

Сейчас можно найти на любой вкус и кошелек, а мои вкусы тем более далеки от изысканных. Вообще ничего особенного.

Простая деревенская девка.

Однажды, когда я был слишком сильно пьян, и мне хотелось потратить слишком большую сумму денег, мне выкатили красотку в русском национальном костюме.

Серьезно. В сарафане и в кокошнике. Причем не что-то из магазина костюмов для утренника. Тонкая отделка, ручная вышивка, настоящий жемчуг и полудрагоценные камни. Под сарафаном было красное белье под хохлому. И коса у нее, кстати, была еще длиннее, чем у Ульяны. Вишенкой на торте было то, что она держала в руках поднос с караваем. С караваем, черт бы побрал!

В целом девушка оказались настоящей профессионалкой своего дела. Точно так же, как и остальные. Все на высшем уровне.

Вот только не прикалывает. Не то.

Три года прошло. Долгих три года. Вот мы и встретились, малышка. Моя малышка. Моя Красная Шапочка.

И теперь ты точно попалась.

Не уйдешь. Не отпущу.

Я помню, как будто это было вчера.

Один верный человечек оказался крысой. Подставил хладнокровно и жестко. Вообще, можно было бы восхищаться тем, как он ловко все провернул.

Что ж, земля ему пухом.

Я отправился на встречу, с которой мне не суждено было вернуться. Три удара финкой. Кровь. Дальше смутно, а затем ряды покосившихся крестов, призрачный свет и два могильщика с лопатами. Помню, как один с опаской спросил другого: «А он не вернется за нами с того света? Это ж сам Владимир Вольф…». Второй засмеялся и посоветовал ему просушить штаны.

Кстати, смеялся он зря, потому что я за ними вернулся.

Но тогда не было сил даже пошевелить пальцами, не то, что пытаться их вырубить. Я помню, как надо мной опустилась крышка соснового гроба и как комья земли стучали по этой крышке. И темнота накрыла меня.

Но даже тогда знал — не умру.

Выживу. Выберусь. Выгрызу зубами землю.

Примерно так и получилось. Гроб был самым дешевым, и треснул под весом земли у меня в ногах. А земля оказалась сухой и достаточной рыхлой, чтобы, в условии практически полной нехватки воздуха разгрести ее руками, как воду. Вынырнуть на поверхность.

Думаю, получилось занятно, если на кладбище в этот момент кто-то был. Но деревенька была глухой, почти нежилой. Последние силы ушли на то, чтобы окунуться в кристально чистое озерко неподалеку от погоста, а потом укрыться в заброшенном доме.

Именно в этот момент меня накрыла боль в груди. И именно в этот момент до меня дошло, что до этого я просто-напросто не чувствовал своей страшной раны. Я спасся на чистом адреналине.

У меня был с собой сотовый, и я мог в тот же момент позвонить, куда следует. Но не стал этого делать. Я не знал, кому могу доверять. Я мог позвонить, чтобы прислали помощь, а вместо этого приехала бы зондер-команда, чтобы меня добить.

Нужно было залечь на дно. Выждать пару недель. А то и больше. Пусть какое-то время меня считают мертвым — меня это устраивало.

Правда, нужно было что-то делать с моей раной. Нужны были лекарства. А еще мне надо было сделать пару звонков, но не с моего телефона, который могли отслеживать.

Я умею называть вещи своими именами. Да, мне нужна была помощь. Нужен был человек, желательно, совершенно посторонний, который мне ее окажет.

И, словно в ответ на мои мысли, появилась она.

Сначала я подумал, что у меня начинается бред. Откуда в заброшенном доме, где я укрылся, было зазвучать нежному девичьему голосу? И все-таки она была реальна.

Не привиделась.

Эта девушка искала кота с дурацкой кличкой. Ей тоже доверять не следовало, скорее всего, она была подставной.

А потом я посмотрел в ее синие глаза. Синие омуты, в которых мне было суждено утонуть. Сгинуть навеки.

Простая деревенская девка. Таких тысячи. Достаточно аппетитная, чтобы скрасить мое пребывание в этой затерянной богом деревушке. Ничего особенного.

Почему тогда на протяжении всех трех лет, что прошли с тех пор, я не мог о ней забыть? Почему мне хотелось найти ее? Посмотреть на нее хотя бы издали?

Я не сделал этого только потому, что она превратилась в слабость. Единственное, чего я себе позволить не могу.

И вот, как в идиотской комедии, я вижу ее у Эдика, куда заехал порешать кое-какие дела. Растерянную, испуганную, отданную на расправу картавому уроду. И я понял, что пропал.

Будет моя. Только лишь. Отныне и навеки.

На этот раз далеко не убежишь, Красная Шапочка. Я иду за тобой. Видимо, небеса все-таки не против.

Глава 10

— Идиотка безмозглая! — орал разъяренный водитель. — Куда ты прешь? Тебе что, жить надоело?

Пронзительный сигнал, на который он жал не переставая, стоял у меня в ушах. Другие тоже сигналили, и от этого у меня разрывалась голова.

Мамочка! Почему эта дорога такая большая, аж с восемью полосами?

Не соображая, что делаю, я было кинулась в другую сторону, и чуть не попала под колеса красивой красной машины, за рулем которой сидела девушка. Чем-то она напомнила мне Олесю.

Капот замер в нескольких сантиметрах от меня. А в следующее мгновение из-за того, что водительница слишком резко притормозила, ее легонько стукнул в зад ехавший за ней автомобиль.

— Ты! — закричала девушка, как разъяренная фурия влетая из машины. — Чучело, я тебя уничтожу!

Водитель задней машины тоже выскочил из своего автомобиля, и принялся орать на меня благим матом. Кажется, он всерьез вознамерился меня придушить.

Я бормотала извинения, но было понятно, что тут ими, конечно, не поможешь. Бампер красной машины девушки и капот белой машины мужчины были немного помяты.

В их глазах и голосе было столько лютой, неприкрытой злобы, что я не выдержала.

— Простите! — всхлипнула и попятилась. — Простите меня, пожалуйста!

А в следующую секунду сорвалась с места и побежала прочь.

Каким-то чудом мне все-таки удалось пересечь проезжую часть и достигнуть тротуара — меня не сбили. Это было ужасно — ведь по моей вине произошла самая настоящая авария! Две машины оказались попорчены. Как же я подло поступила — просто взяла и убежала! Надо было остаться, выслушать обвинения, чтобы водители хотя бы спустили пар. А еще взять телефоны у девушки и у мужчины, чтобы потом оплатить ремонт их машин. Ведь это по моей вине…

Но, наверное, ремонт таких дорогих авто будет стоить дорого. Где бы я взяла деньги?

Сейчас уже неважно. Ведь я сбежала… Сбежала!

Мчалась по обледенелому асфальту, расталкивая людей. Многие смотрели мне вслед, крутили пальцами у виска. «Эй!», — возмущенно закричал какой-то мужчина в возрасте, когда я его толкнула. Его руки разжались, и коробка в подарочной обертке, которую он нес, упала на асфальт. Там что-то жалобно зазвенело и, похоже, разбилось.

— Погоди, погоди, да что же ты наделала? — схватился за голову пожилой мужчина. — Это же для внучки моей… Будь ты проклята, оглашенная!

— Извините! — со слезами в голосе крикнула я на ходу. — Извините, я не хотела!

Еще хуже. Испортила чей-то подарок и… меня за это прокляли. Нужно остановиться. Вернуться. Извиниться.

Но я лишь убыстрила темп. Мамочка с папочкой, куда же я бегу?! И зачем?

Вольф не сможет догнать меня!

Или…

Но ведь не мог оставить машину посреди проезжей части, и кинуться за мной в погоню. Ему нужно время, чтобы припарковаться…

Не знала. Просто бежала. Инстинкт самосохранения вкупе с паникой гнал меня вперед. Сейчас главное — скрыться, спрятаться, вырваться, затаиться.

Как можно дальше. От него. От этого мужчины с голодными глазами хищника.

Центр города был полон народа. Люди покупали подарки к Новому Году, просто гуляли, сидели в кафе. Развешанные на деревьях гирлянды мигали, из репродукторов доносилась новогодняя музыка, Дед Мороз в роскошной серебристой шубе поздравлял прохожих с наступающим.

Я обожала этот волшебный, чудесный, семейный праздник, но сейчас мне не было в нем места. Я была чужой. По ту сторону, где холодно, страшно и беспросветно одиноко.

Я задыхалась от бега. Вспотела. Шапка съехала набекрень.

Больше не могу!

В изнеможении прислонилась к огромному стакану, из которого продавали кофе. И вдруг в толпе мелькнул мужчина в черном пальто.

Может быть, это был не Вольф. Может, мне показалось…

Но, сама не соображая, что делаю, я нырнула в гостеприимно распахнувшиеся передо мной двери огромного торгового центра.

Здесь мне почему-то стало спокойнее. Не так, чтобы совсем, но…

Как бы я ни была растеряна и испугана, я не могла не обратить внимание на гигантскую ель, которая шла через все пять этажей огромного здания.

Уж здесь-то он меня найти точно не сможет. Тут так легко затеряться.

Вот только что мне теперь делать? Сумка с деньгами и документами осталась в казино. Телефон, который у меня отобрали, разумеется, там же…

Ни рубля, даже на проезд. Даже не позвонить сестре Варе или папе.

Внезапно среди сотни незнакомых лиц я разглядела одно знакомое.

Это же Элина! Элина Жубанова с моей работы. Правда, она в другом отделе — в рекламном. А я в творческом. Конечно, мы с ней не подруги не разлей вода, но наглядно она меня, конечно, знает.

Элина стояла около ювелирного бутика. Рядом с ней был ее парень — симпатичный молодой человек, которого, по-моему, звали Игорем. Она столько рассказывала, какой он чудесный, сногсшибательный и обеспеченный, что обсуждения дошли и до нашего отдела.

Элина указывала пальчиком на представленные в витрине роскошные украшения, и что-то говорила Игорю. Парень приобнял ее за талию и очень внимательно слушал. Кажется, она описывала ему, какой подарок она хочет на Новый Год.

Я никак не могла заставить себя подойти. Мне было сложно побороть свое стеснение. Пока я решалась, парочка скрылась в дверях бутика.

Мне нужна помощь. Просто подойду и попрошу у нее немного взаймы. Ничего такого. Уверена, она не откажет. У меня однажды на улице попросил денег на проезд какой-то незнакомый парень. Виновато улыбаясь, объяснил, что забыл кошелек. Я ему даже больше, чем нужно, дала. Ведь в такую ситуацию может попасть каждый.

А тут тем более — Элина же меня по любому помнит. Она обязательно меня выручит!

Я выдохнула и вошла вслед за ними.

Глава 11

— Вот это колечко, зайчик. Девушка, тут бриллиант на сколько карат?

— Три. Обратите внимание еще вот на эту модель. Камень в форме сердечка. Очень романтично.

— Какая прелесть! Тебе нравится, дорогой? Я хочу примери…

— Элина… — негромко позвала я, страшно смущаясь.

Они обернулись ко мне — все трое. Элина, ее парень и девушка в фирменной зеленой блузке магазина. Возможно, я выбрала не тот момент, надо было подождать, когда они совершат покупку, выйдут из бутика, но я…

Была настолько растеряна, что не подумала.

Распахнув большие глаза с длиннющими ресницами и летящими стрелками, девушка смотрела на меня с недоумением.

— Элина, привет… Я Ульяна. Мы работаем вместе. Ну, в агентстве событий «Улыбка праздника»… — пробормотала.

Как будто она не знает, как называется наше агентство! Но она молчала, и молчание это затягивалось.

— Ульяна Рудная, — добавила я. — Из творческого отдела. А ты в рекламном работаешь…

— Да. И что дальше? — поджав губы, проговорила девушка наконец, обернувшись на своего парня.

Он смотрел на меня так же неприязненно, как и Элина. Прислушивалась к разговору и консультантка магазина.

— Я… я просто… — слова давались мне с превеликим трудом. — Я… У меня украли сумочку, а там были деньги и телефон, не могла бы ты… Не могла бы ты…

— Не могла бы я что? — искривила рот Элина.

— Не могла бы ты… одолжить мне немного денег на проезд, — закончила я. — Я все отдам в понедельник, обязательно отдам, ты не подумай…

Эта фраза, оцарапала мое горло колотым стеклом. Я поперхнулась и чуть-чуть не закашлялась. Наверное, лучше было бы подойти просто к кому-то незнакомому, чем к ней.

К этой роскошной брюнетке с миндалевидными глазами и блестящими темными волосами, которая смотрела на меня, как на бродяжку, побирушку…

— У меня, кажется, нет с собой налички, — раздраженно буркнула Элина, даже не заглянув в кошелек.

— Тогда, может, телефон… п-п-позвонить? — совсем тихо прошептала я.

Ужасное чувство. Просто отвратительное!

— Он разрядился, — враждебно оборвала Элина. — Если ты не заметила, я вообще-то немного занята. Иди, пожалуйста, своей дорогой.

— Погоди, Элечка. Девушке надо помочь, — сказал вдруг ее парень, как-то странно ухмыльнувшись. — Ведь каждый может попасть в такую неприятную ситуацию. Держи мой.

Он протянул мне свой телефон, и я с благодарностью схватилась за него, как за спасательный круг. Сейчас позвоню своей сестре Варе, и все будет хорошо! Она не такая, как я. Бойчее, приспособленнее к жизни. Обязательно что-нибудь придумает. Да и просто подбодрит. Она умеет это, как никто.

Слава богу, я помню ее телефон наизусть! Неужели сейчас, после всего этого кошмара, я услышу ее родной голос?

Уже одно это поможет мне воспрять духом!

Но, сколько я не тыкала дрожащими пальцами в экран телефона, он не загорался.

— Тут… тут блокировка, — я неуверенно посмотрела на Игоря.

— Ага, — с умным видом кивнул он. — У тебя как с числами, нормально? Код разблокировки моего телефона — это число 3467 в троичной системе. Очень легко вычисляется.

— В трои… в троичной? — вытаращила глаза я. — Я сейчас, наверное, не смогу… Не смогу посчитать.

Игорь переглянулся с Элиной и выхватил у меня свой телефон.

— Да ладно, не бери в голову, — ухмыльнулся парень. — На вот, держи.

Он вытащил из портмоне две десятирублевые монетки и кинул мне. Но они пролетели мимо моей протянутой руки.

Я смотрела вовсе не на эту парочку, а за стеклянную витрину магазина.

По торговому центру шел Вольф. И в этом не было никаких сомнений. Его было невозможно с кем-то спутать. Черное пальто было распахнуто, воротник поднят, а холодные светло-желтые глаза прощупывали толпу. Шел быстрым, но не торопливым шагом. Без суеты озирался по сторонам.

Искал меня. В этом не могло быть никаких сомнений.

И как нашел? Как выследил?

Точно волк по следу добычи!

И сейчас, в этом ярко освещенном бутике я для него почти что, как в свете прожектора. Никакого труда не составит заметить.

Я растерянно обернулась к Элине и Игорю, чтобы попросить у них помощи. Сейчас я готова была рассказать о Вольфе. О том, что он преследует меня. О том, как сильно я боюсь.

Открыла было рот, но замолчала. Они смотрели на меня с враждебностью и насмешкой. С высокомерием. Я поняла. Игорь просто издевался, когда дал мне свой телефон и предложил вычислить это число… ну в троичной системе. Издевался, когда давал мне две монетки. Ведь их не хватило бы даже на проезд на автобусе.

Когда прогремела вся эта история с реалити-шоу, обо мне, конечно, много писали и снимали в разных передачах. Но очень быстро забыли. А я и не стремилась к популярности. Мне хотелось простого человеческого счастья рядом со своим обожаемым Глебом. Да и его популярность упала.

Мои коллеги не знали про то, что когда-то я стала героиней реалити-шоу. Не знали такого ведущего — Глеба Рудного. Для них, подозреваю, я была всего лишь странненькой девочкой. Не от мира сего.

Я пыталась подружиться с коллегами, но каждая попытка была бесполезной. Они не принимали меня в свой круг.

Но чтобы вот так?! Так жестоко?

— Извините. Извините за беспокойство, — выпалила я.

И бросилась отсюда со всех ног.

Глава 12

Прочь! Быстрее.

Не хочу. Не могу. Не выдержу.

Рядом с ним. Я не его собственность. Не обязана отвечать за Глеба! Никогда не буду!

Убедившись, что он скрылся из виду, поднялся этажом выше, я выскочила из ювелирного бутика и быстрым шагом двинулась к выходу из ТЦ.

Опять на улицу. В холод. В мороз.

Куда я? И что будет со мной дальше? Да неважно… Главное — подальше от него, Вольфа, и… Того, как он на меня смотрит.

О нет… Кажется, я заплутала в этом огромном ТЦ. Рассчитывала попасть к выходу, а оказалась около эскалаторов, у елки. Прямо под открытой галереей. Углядеть меня с верхних этажей — раз плюнуть.

Скорее, Ульяна! Когда кончится эта изматывающая погоня? Когда я смогу, наконец, выдохнуть?

Ускользнуть от него. Это все, что мне сейчас нужно.

Чтобы сократить путь, я забежала в магазин элитной косметики и парфюмерии. Он был проходным, а, значит, я совсем недалеко от выхода.

Охранник окинул меня подозрительным взглядом. Да, наверное, я действительно подозрительно выгляжу. Нервная, запыхавшаяся, я вертела головой, высматривая своего преследователя.

В конечном счете, это и сыграло со мной злую шутку.

Торопилась. Совсем не смотрела, куда иду!

В узеньком проходе был выставлен стенд с дорогими итальянскими духами. Они были уставлены в подобие елки. Все это великолепие было соответствующе оформлено в новогодней тематике. Духи шли со скидкой.

Именно на эту стеклянную пирамиду я налетела. Со всего размаха. Со страшным звоном елка из духов разлетелась по мраморному полу. В воздухе сильно запахло корицей, ванилью, сандалом, хвоей и карамелью. Штук семь пузырьков разбилось вдребезги, остальные были расколоты или поцарапаны…

— Девушка! Девушка! Что вы наделали?

Ко мне на всех парах уже неслась охрана вкупе с продавцами и администрацией.

— Я случайно… Я не хотела…

Который раз за день я это говорю? Кажется, я уже сбилась со счета…

Опустившись на колени, я принялась собирать флакончики, которые ускользали от меня по гладкому полу, как кубики цветного льда. К сожалению, от этого грандиозного падения попорчены оказались многие.

— Просто проход был слишком узкий, и там этот стенд… — попыталась объяснить.

Оправдаться.

— Это же «Лили Ле Клер»! — схватилась за сердце администратор. — Новинка! Девушка, разве можно так неаккуратно?

Я бормотала про узкий проход, но меня совсем не слушали.

— Нормальный тут проход, не надо ля-ля! — перебил молодой широкоплечий охранник. — Я тебя сразу приметил — неслась, как сумасшедшая. Не надо было вообще тебя в магазин пускать.

— «Лили Ле Клер»! Новинка! Акция! Всего неделю назад привезли! — вопила администратор, трогая флакончики, которые я составляла на стойку. — Испорчены! Разбиты! Поцарапаны! Тут убытков тыщ на триста, а то и на полляма!

— Да ты пьяная, — сказал охранник, с ненавистью глядя на меня. — Потому так странно и двигалась. Проход у тебя узкий, ага! Трезвый человек тут без проблем пройдет. Сейчас включим запись с камеры видеонаблюдения. Надо полицию вызывать, Наталья. Пусть в алкотестер подышит, там наверняка ого-го сколько выдаст! Я позвоню, а ты пиши пока акт. Она магазину все возместит, все выплатит. Алкоголичка несчастная! С узким проходом!

Я глотала ртом воздух, как рыба, выброшенная на берег.

Просто не могла сделать нормальный вдох. Не слышать этих ужасных визгливых голосов. Не видеть.

Какой стыд, мамочка, какой стыд…

Вокруг собрались посетители магазина. Они что-то с осуждением говорили, смотрели, обсуждали.

Но я не слышала. Все голоса как будто отдалились.

Кроме одного. Высокого голоса охранника, который, захлебываясь от возбуждения, что-то говорил в трубку сотового телефона.

Алкоголичка.

Это слово звучало в наполненном дорогими ароматами воздухе. Звенело у меня в ушах. Резало мои барабанные перепонки, словно ножом.

— Что. Здесь. Происходит.

Именно так. С большими паузами между словами. Без вопросительной интонации.

Я узнала бы этот голос из тысячи. Сталь, прозвучавшая в нем, разбила вакуум вокруг меня, и я все-таки смогла вдохнуть полную грудь воздуха. Тогда, когда казалось, что сейчас задохнусь.

Бежать! Бежать!

Но куда я теперь побегу?!

Вольф стоял поодаль. Спокойный. Хладнокровный. Отстраненный. Ничуть, в отличие от меня не запыхавшийся. Руки в карманах пальто, небольшой наклон головы. И янтарные глаза с хищным прищуром. Изучают. Оценивают ситуацию.

— А вам какое дело-то, мужчина? — едва взглянув на него, проговорил охранник. — Девушка духи уронила…

— Ты хочешь знать, какое мне дело до моей жены? — резко оборвал Вольф.

— До вашей жены-ы-ы-ы? — удивленно переспросил охранник. — Так это ваша жена? Вы б следили за ней лучше, мужчина, она тут, знаете ли, в алкогольном опьянении попортила продукции на полмиллиона рублей! Мы уже вызвали полиц…

— Моя жена не употребляет спиртное, — Вольф шагнул на него. — Вообще. И сейчас ты, холуй, извинишься перед ней за то, что посмел ее обвинить.

Под его тяжелым взглядом парень стушевался. Как будто стал меньше ростом и уже в плечах.

— Изви… извините, — сглотнув, охранник обернулся ко мне. — Извините, девушка, мне показалось…

— Простите, пожалуйста, это — недоразумение, — тут же вмешалась администратор, которая не отрывала восхищенного взгляда от Вольфа. — Вы можете не оплачивать стоимость духов. Администрация магазина приносит вам и вашей жене свои искренние извинения за… за поведение нашего сотрудника. В качестве компенсации за моральный ущерб примите презент от нашего магазина…

— Себе оставь свой презент, — перебил Вольф.

Затем он достал из портмоне пачку долларов и, отсчитав несколько крупных купюр, с пренебрежением бросил их на опрокинутый стенд.

— Пошли, — негромко сказал и повел меня из этого магазина.

Глава 13

Неясные мысли о том, чтобы снова пуститься наутек, посещали меня. Роились в голове.

Тревожно. Взволнованно. Нервно.

Но они были бесполезны. Совершенно. Ускользнуть от него было невозможно. И я в этом убедилась.

Вольф вел меня по улице, крепко держа за руку. Я не поспевала за ним и спотыкалась на каждом шагу, но он не обращал внимания.

Раздраженный, злой, весь в черном — чем-то он напоминал демона. Тащил меня через толпу, словно бульдозер — вообще без каких-либо усилий. И люди странным образом чуть ли не с поклонами расступались перед ним, давая дорогу.

Два раза нам по пути попались полицейские, патрулирующие центр города. Я с надеждой встрепенулась, пытаясь привлечь их внимание. Взглядом дать понять, что отчаянно нуждаюсь в помощи.

Самое страшное, что оба раза стражи порядка почему-то отвели глаза. Просто, как ни в чем не бывало, прошли мимо. С Вольфом никто не хотел связываться — ни охранник в магазине, ни даже полицейские. Их словно ветром сдувало от одного его взгляда.

Машину он действительно припарковал неподалеку. И все-таки — в центре города, наполненном людьми, как смог безошибочно меня отыскать?

Как будто действительно — шел по моему следу. Как еще иначе это объяснить? Как?

Ужас, который я испытывала перед ним, граничил с суеверным.

Не уйти мне от него.

Не сбежать. Не скрыться. Не спрятаться.

Как тряпичную куклу, Вольф запихнул меня на переднее сиденье машины, демонстративно заблокировал двери, и вырулил на проспект.

— Куда вы меня везете? — избегая смотреть на него, спросила я.

Мне казалось — взгляну хоть разок, и совсем пропала. Не выдержу. Забьюсь в истерике.

Что-то тяжелое, мрачное, неотвратимое нависло надо мной… Что-то, от чего нет спасения.

— Не все ли тебе равно? — не отрывая взгляда от дороги, пожал плечами он. — Теперь ты и шага без меня ступить не сможешь. Учитывая, в какой ситуации ты оказалась, когда я тебя нашел, я бы на твоем месте радовался этому.

При воспоминании об унизительном происшествии в парфюмерном магазине мне в лицо тут же хлынула краска. И это Вольф еще не знает, что я попросила денег на проезд у девушки со своей работы, а она отказала. Отмахнулась, как от назойливой мухи…

— Это была случайность! Я случайно их уронила, — воскликнула я. — Такое может случиться с каждым. Я бы отдала им деньги за испорченные духи. Сейчас у меня таких денег нет, но…

— Считай, что теперь ты должна мне, — усмехнулся он. — Я ведь выплатил всю сумму за тебя.

Должна. Опять должна.

Почему я снова и снова сама загоняю себя в ловушку?

— Я накоплю и отдам вам все. Заработаю. У меня есть работа! Пусть не сразу, но…

— Ты действительно считаешь, что меня могут заинтересовать твои жалкие гроши?

Вольф повернул ко мне голову, и я встретилась с ним взглядами. Тут же отвернулась, жалея о том, что подняла голову и вообще заикнулась об этом.

Он привез меня в жилой комплекс «Огни Манхэттена».

Четыре мерцающих огнями стеклянных небоскреба устремились в темное ночное небо. Глеб давно мечтал приобрести здесь квартиру, но цены кусались.

Неправильно. Меня не должно быть здесь. Не должно!

С Глебом, в нашей небольшой уютной квартире. Не здесь.

— Отпустите меня, — сдавленно попросила. — Пожалуйста. Просто дайте мне уйти…

— Выходи, — он навис надо мной, пугающий и мрачный.

— Прошу… Умоляю… — выдавила я, и на глаза навернулись слезы.

К кому я взываю? Он не сжалится. Не человек. Зверь. Чувствую его физически. Подавляет своей сильной мужской энергетикой.

— Вы нелюдь! Упырь! Монстр! Все, что рассказывала тетка Параскева — правда! Чудовища существуют!

— Выходи из машины, — оборвал Вольф.

Он действительно ведет меня в одну из башен «Огней Манхэттена». Вернее, как ведет… Тащит. В замкнутом пространстве лифта, который поднимается на верхние этажи, ощущаю на себе его неотступный взгляд.

Это двухуровневая квартира размером с небольшой стадион. Свободная планировка, очень много свободного пространства. Максимальный простор. Металл, дерево.

Здесь на удивление легко дышится. Вернее, дышалось бы, если не мужчина рядом со мной. Слезы застилают мне глаза. Здесь все красивое, явно очень дорогое и чужое. Я теряюсь в этой обстановке.

Теряю себя и последние остатки самообладания.

Слезы текут и текут, когда Вольф разворачивает меня к себе.

И я уже не знаю — оплакиваю то, что против своей воли оказалась с ним здесь, или свою растоптанную и покореженную жизнь. Еще вчера я любила и была любима. Доверяла. С радостью и надеждой встречала каждый новый день.

И вот сейчас я здесь, преданная и отданная на поругание. Вышвырнутая из жизни своего любимого человека, как тряпка. Сейчас я здесь с чужим, незнакомым, опасным мужчиной, который смотрит на меня так, словно хочет съесть.

А я… Я близка к помешательству. Тяжкий груз этого дня монолитной плитой придавил меня к земле. Могильной плитой, на которой написано «Ульяшин счастливый брак». И года через черточку.

Сжав в стальном захвате мое запястье, Вольф прямо в куртке тащит меня в спальню. Огромную спальню с кирпичной кладкой и как будто парящей в воздухе кроватью.

Он близко. Только не в глаза мне смотрит, а на мои губы. Так жадно и ненасытно, что даже странно видеть в нем такие сильные эмоции.

— Ненавижу вас… — беззвучно шепчут мои губы, и я кричу. — Ненавижу!

Вольф швыряет меня на кровать, сжав кулаки, склоняется надо мной.

Сжимаюсь в комок, ожидая удара. Боли. Боли, которая, возможно, заглушит мою душевную боль.

Несколько долгих мгновений он стоит надо мной, а затем отворачивается и уходит прочь.

Глава 14

У меня не осталось сил даже на то, чтобы плакать.

Вымотанная, подавленная, истерзанная, я подтянула колени к груди.

Тупо разглядывала кирпичную кладку перед собой. Считала кирпичики. Один, второй, третий…

Это немного помогало, но горестные мысли пробивались сквозь монолитную кирпичную кладку, которую я пыталась строить.

Как мне жить дальше? Как дышать? Как верить людям?

Что он со мной сделает? Что со мной сделает Вольф…

Нет, я не плакала — слезы сами собой катились по вискам.

Четвертый, пятый, шестой… Как уснула — даже не заметила.

Мне снились похороны. Темным, мрачным утром хоронили меня. Среди скорбных лиц заметила рыдающую Варю, Наталью Семеновну — мою мачеху, папу… Мне хотелось крикнуть им, что я живая. Но язык распух во рту и отказывался шевелиться. Тело стало тяжелым и неподатливым, как мешок с песком.

Глеб тоже присутствовал. Он единственный знал, что я жива, но молчал. Разыгрывал из себя убитого горем мужа, а сам втихомолку улыбался своей роскошной голливудской улыбкой. Затем я заметила рядом с ним Олесю с огромным животом, который она заботливо поддерживала руками. Все отдалилось, и я видела их сверху, над собой. А затем они по очереди кинули на меня горсть влажной, липкой земли.

Закричала от ужаса, и проснулась в холодном поту.

Я находилась на роскошной кровати. Уснула на темном покрывале прямо в куртке и шапке, как была.

На деревянном паркете лежали солнечные пятна. Кажется, утро. А у меня даже сотового нет с собой, чтобы посмотреть время.

Снимать куртку было страшно — казалось, что появится Вольф и тут же на меня набросится. Да и вообще это создавало призрачную иллюзию того, что я тут ненадолго и скоро уйду. Но в верхней одежде я вся взмокла. Поэтому положила ее на кровать и осторожно выглянула за дверь комнаты.

Шикарная квартира лофт, принадлежащая Вольфу, оказалась пуста. То, что его тут нет, я почувствовала сразу. Его присутствие ощущалось на физическом уровне. Точно так же, как и отсутствие.

Ура! Значит, я могу уйти, просто защелкнув дверь на замок! На ходу натягивая куртку, бросилась к выходу.

Как же… Разбежалась! Квартира была заперта изнутри. Просто запер меня и уехал по своим делам.

Но вернется, конечно же, вернется! И тогда…

Лоджия тоже оказалась закрыта. Да и помочь она мне вряд ли смогла бы — тридцатый этаж не располагает к тому, чтобы покинуть это место через нее.

За неимением другого, я отправилась бродить по квартире. Которая была, хоть и роскошной, но какой-то безликой. Ни тебе семейных фотографий на полочках, ни милых сердцу безделушек. Ничего, что выдало бы хоть какую-то информацию о хозяине квартиры.

Идеальный порядок и пустота. А еще рубашки исключительно черного цвета в шкафу. А еще черная ванная. Совершенно черная. Со свежими черными полотенцами.

Прошедшие сутки выдались для меня тяжелыми, поэтому пройти мимо ванны я просто так не могла. В раздумье закусила губу.

Не знаю, когда он уехал, и когда вернется, но что-то подсказывает — не скоро. К тому же ванная не запирается на задвижку. Но я должна успеть привести себя в порядок. Душ казался чем-то жизненно необходимым и благословенным.

Сначала было страшно и не по себе, но тугие струи контрастной воды привели меня в чувство.

Взбодрили. Дали силы. Хоть немного сил.

Вот так. Горячая. Холодная. Горячая. Холодная. Отлично.

Успела до его возвращения! По-любому — успела.

Я вышла из ванной босиком, распаренная и замотанная в полотенце. Другим полотенцем промакивала мокрые волосы. Знать бы еще, где у него фе…

— С легким паром, лапуля.

Фен. Ой!

В гостиной находился какой-то незнакомый тип. Который в этот самый момент нагло пялился на меня, явно не упуская ничего, из того, что увидел.

Я поскользнулась на теплом полу и упала бы, если не схватилась за косяк. От резкого движения полотенце упало к моим ногам.

Взвизгнула и кинулась поднимать его.

Незнакомец вольготно развалился в кресле, оперев руку с явно дорогими часами о подлокотник. Им ничуть не уступал в цене его костюм в тонкую полоску и массивная золотая цепь на запястье. Довершали образ зализанные темные волосы и медовые глаза, которые ощупывали меня с головы до ног, пока я старательно куталась в полотенце.

— Прямо даже удивительно, что Вольф притащил бабу к себе, — задумчиво проговорил мужчина. — Обычно он никого не пускает в свое логово. Ну, и почем сейчас эскорт?

Помимо яркой внешности арабского шейха у него был бархатный голос, ласкающий и обволакивающий, как патока в десерте. Даже как-то не сразу обращало на себя внимание то, какие грубости он говорил.

— Как вы смеете обо мне такое говорить? — возмутилась я. — Я не… девушка по вызову!

Последнее словосочетание далось мне с трудом.

— Разумеется, нет, кисуля, — усмехнулся гость. — Ты из элитных, это я уже понял.

Господи, и вот что на это сказать? Смятенная его наглостью и его напором, я закусила губу. Он пошел дальше — поднялся и с грацией тигра направился ко мне. С интересом потрогал мои влажные волосы, а затем его рука спустилась ниже — к тому месту, где я закрутила полотенце. Одно движение — и он снова его скинет.

— Раз Вольф разрешил тебе остаться здесь, значит, ты показала ему экстра-класс, — проговорил незнакомец своим мягким, обволакивающим голосом. — Я заплачу в два раза больше, чем он, при условии, что ты пошлешь его далеко и надолго. И будешь только со мной.

— Вы не понимаете, — пролепетала я. — Я… Он…

— В пять раз, — перебил мужчина, со звериной лаской проводя кончиками пальцев по моим ключицам и ниже. — Могу даже в десять, если тебя что-то смущает.

Завороженная его глазами и властными интонациями в голосе, я открыла было рот, чтобы прояснить ситуацию. Но не успела.

— Салам алейкум, Ильяс, — послышался холодный голос Вольфа. — Не подскажешь, какого дьявола ты делаешь в моем доме?

Глава 15

Ильяс

По хорошему, Волка проверять, конечно, было бессмысленно. Вернее, даже не так. Просто глупо.

Когда отцу шепнули, что в наших рядах завелся стукач, и он попросил меня выяснить его личность, Волка он явно не рассматривал на кандидатуру предателя. Подозреваю, параллельно дал задание вычислить стукача и самому Волку.

Он же папуле, как сын, в конце концов. А мне, как брат, ага.

Излишняя доверчивость и слепота родителя в отношении проклятого волчары раздражали. Разумеется, никаким стукачом Волк не был, и быть не мог. Не тот характер. Но это был хороший повод немного покопать под него.

Чисто из собственного удовольствия.

И детальный обыск его квартиры отлично под это подходил. Дураку ясно, что подарка в виде, например, прямых доказательств того, что Волку заказали моего отца и он собирается его грохнуть, тут не обломится. И все-таки я рассчитывал хоть на что-то.

Не на козырь — аллах всемогущий. Со временем я стал задумываться, что козыри против этого человека найти просто невозможно. У него не было привязанностей, слабостей, увлечений, пристрастий… Вообще ничего, на чем можно было бы его подловить.

Да что там говорить, если уж он из могилы выбрался. А я вырыл ее ему очень хорошо. Тщательно вырыл. С душой.

И лег бы он в нее — красиво лег, уютно так, под березки и елочки. Но не улегся волчара в кабер (тат. могила). Вернее, сначала показалось, что улегся, по поводу чего я устроил бэйрэм (тат. праздник, торжество). Оказалось — рано радовался. Через пару месяцев Волк объявился целым и невредимым. Только на мой след не вышел — все на исполнителях замкнулось. Ну и человечка из нашего круга выдать пришлось. Он с гнильцой был, мерзкий типок. Так что туда ему и дорога, куда его Волк отправил.

Как заговоренный, волчара — ничего его не берет. Оборотень. Убыр.

Так что — найти в его доме нечто, представляющее реальный против него вес, — это вряд ли. Скорее я рассчитывал на пару штрихов к портрету.

Хладнокровный. Проницательный. Умеет держать себя в руках. Умеет принимать нестандартные решения. Отличная физическая подготовка.

Но может быть, к этому добавится еще какая-нибудь деталь. Мне хватит даже самой маленькой, я не жадный.

У Волка встреча с отцом, поэтому можно было особо не таиться.

Шум воды в ванной я услышал сразу же. То, что Волк забыл выключить кран — явно из области фантастики. Значит, у него в гостях кто-то был.

И этот кто-то — девушка…

Да ладно?

Пару раз я подсылал к нему девочек. Хороших, чистых и красивых девочек, чтоб на эмоции его крутили. Любой другой поплыл бы уже.

Но не Волк. Как будто чуял подставу за версту. Нет, бордели он посещал исправно — с этим у него явно проблем не было. Но чтобы какая-то женщина привязала его к себе — невозможно.

Непробиваемый же он теперь. Каменный. Вряд ли способен полюбить кого-то. Невозможно.

Я почти незаметно тронул дверь ванной. В наполненной паром душевой был неясно виден обнаженный женский силуэт. Она стояла спиной, и струи воды стекали по мягким изгибам тела.

Первым желанием было распахнуть хлипкую стеклянную дверцу, чтобы ее увидеть. Увидеть ее всю.

Его ведь такие красотки раскрутить пытались — одна другой краше. Ни на одну волчара не клюнул. Ни одну и на порог своего дома не пустил.

И вот она, которую Волк снял, похоже, не на одну ночь.

Чем же она его зацепила?

Разумеется, врываться к ней в душ я не стал. Неразумно. Только тот, кто умеет ждать, получает все.

Тем более, долго ждать не пришлось. Она вышла из ванной, промакивая длинные мокрые волосы. Влажная, распаренная и ароматная.

Мое присутствие явно застало ее врасплох, потому что полотенце, в которое она была замотана, упало к ее ногам.

Самое интересное, что мое внимание привлекла ни ее нагота, которую она поспешно закрыла, а ее ноги. Маленькие, идеальной формы, с нежными аккуратными пальчиками.

Все остальное тоже было ничего — начиная от легкой фигуры с округлой грудью, тонкой талией и красивыми бедрами, и заканчивая нежным личиком.

У Волка хороший вкус — девчонка очень даже… Конечно, не сравнится с королевами, что я к нему подсылал, но все же…

Флеш-рояль. Ты же мастерски играешь в покер, волчара. Благодарю за козырь, который ты мне дал.

Если ты привел ее в свой дом и даже оставил здесь в свое отсутствие, значит, она имеет для тебя значение. И тем приятнее будет ее перекупить и оставить тебя с носом.

Впервые в жизни оставить с носом нашего непробиваемого сурового волчару.

С ней будет легко. У таких только деньги на уме. Кто дал больше — с тем и пошла. А то, что она сейчас возмущенно лепечет, мол, я не такая — просто цену себе набивает. У всего есть цена.

И вот сейчас она с негодованием смотрит на меня. Одно мое движение — и полотенце, в которое она неумело закрутилась, упадет к ее ногам.

Такая нежная кожа. Будто светится изнутри. И широко распахнутые глаза, обрамленные загнутыми ресницами… Словно два топаза. Яркий, чистый и насыщенный голубой цвет.

Ну ладно, если хочешь — давай поторгуемся, детка. Ты отлично ведешь торг, а значит, заслуживаешь большего.

Однако заключить желанную сделку не дали. Нечистый принес самого волчару — во плоти и крови.

— Салам алейкум, Ильяс. Не подскажешь, какого дьявола ты делаешь в моем доме?

— В гости заглянул. Давно не виделись.

— Я тебя не приглашал.

— Брось, Волк, я по-братски, — ухмыльнулся я. — Зато познакомились с твоей хабиби. Что ж ты такую красоту от семьи прячешь? Отец давно говорит, что тебе жениться пора. Я ему передам, что на праздник ты с невестой явишься. Он рад будет, ты ж его знаешь.

— Я полагал, ты усвоил, что лезть в мои дела — чревато, — негромко сказал Волчара, буравя меня своим тяжелым взглядом.

— И в мыслях не было. А девчонка у тебя классная. Тебя как зовут, деточка?

— Уль… Ульяна, — ответила она, переводя испуганный взгляд с меня на Волка.

— Вали отсюда, Рахматулин, — процедил Волк. — И дорогу сюда забудь.

В его голосе была открытая угроза. Злить волчару сейчас смысла не было. Но хотелось, несмотря, что я узнал то, что мне было нужно. Судьба подкинула козырь, который я и не ожидал получить.

Судя по тому, как он на нее смотрит — это крупнейший козырь, да.

Забрать себе эту девчонку труда не составит. Она будет моей.

А ты будешь страдать, проклятый волчара. Если бы ты сдох, было бы слишком просто. Ты будешь так сильно страдать, что пожалеешь, что три года назад все-таки выбрался из могилы.

Глава 16

20 лет назад

— Ну что, давай, Волчара? Или сдрейфил?

Ильяс Рахматулин скалит зубы в усмешке. Он не издевается. Не берет на слабо.

Они дружат. По настоящему дружат, без дураков.

Сын «алмазного короля» Камиля Рахматулина и сын его личного телохранителя Генриха Вольфа. И эта дружба не замечает огромной пропасти в виде положения отца Ильяса.

Камиль по полной вкладывается в образование сына, готовит себе достойную замену. Наследника, которому можно будет передать все дела. Ильяс учится в частной школе, посещает различных репетиторов, изучает иностранные языки. Это не считая физической подготовки, уроков стрельбы и рукопашного боя, которые Генрих Вольф дает ему лично. Немец тренирует Ильяса и своего сына Владимира. В паре легче, сподручнее.

На самом деле, тут сдрейфил бы кто угодно. Ильяс и Вольф стоят на самой вершине водонапорной башни чугунолитейного завода. Восемьдесят метров в высоту. Рядом — еще две таких же громадины в два шестнадцатиэтажных дома.

На такой высоте ветер задувает особенно холодно и резко. Порывами. Зато вокруг весь город раскинулся — как на ладони.

Две башни соединяет узенький перешеек — железная балка шириной в тридцать сантиметров. Не разойдешься.

Внизу — пропасть.

Это их забава. Их игра. Дикий способ тринадцатилетних мальчишек пощекотать нервы.

— Болтаешь много, Рахматулин, — недовольно буркнул Вольф.

У парня светло-желтые глаза и четкие слаженные движения. Он ступает на балку первым и идет четким легким шагом, будто по тротуару.

Ильяс осторожничает. Раскидывает для равновесия руки, да и ступает медленнее, чем Волк.

— Кроссы новые, — замечает он. — Скользкие, падлы.

— А еще козырял, что настоящий «Адидас», — усмехнулся Вольф и показал подошву своих кроссовок, на которых тоже было написано «Адидас». — Подделка. Зато устойчивость идеальная.

— Надо обратить внимание отца, что иногда подделка лучше оригинала, — в тон ему отозвался Ильяс.

Они преодолели уже половину пути. Остановились прямо посредине балки — между двумя башнями. Ветер толкает мальчишек то в спину, то в грудь, пытается лишить хрупкого, призрачного равновесия.

Ильяс присаживается на балку и спускает ноги вниз. А следующее мгновение он уже висит на руках на балке над бездной.

У них это считается особым шиком. Вольф легко повторяет его трюк. Без усилий подтягивается, словно висит на турнике, а не над пропастью почти в сорок этажей.

Проделав еще пару головокружительных упражнений, парни добираются, наконец, до крыши второй башни. Повалившись на пол, пытаются отдышаться. А внутри играет бешеная доза адреналина, выбросившаяся в кровь.

Никто и никогда не узнает об их смертельно опасных развлечениях. Да и самим Ильясу и Вольфу они кажутся эпизодом какого-то фильма, когда они возвращаются в особняк Рахматулина-старшего.

Генрих Вольф уже ждет Ильяса около «БМВ» премиум класса, чтобы отвезти его обратно в частную школу, из которой он часто сбегает, чем вызывает злость своего отца.

Вот и сейчас, кажется, Ильясу несдобровать. Камиль Рахматулин появляется на крыльце особняка и с недовольным лицом подзывает сына.

Отец Вольфа совсем не такой. Несмотря на очень суровый, как и подобает телохранителю, внешний вид, у Генриха очень мягкие глаза и доброе сердце. Он служил в разведывательно-деверсионном взводе отдельного батальона морской пехоты, и имел прекрасную боевую подготовку. Но не очерствел душой. Вольф всегда знал, что может к нему обратиться. Отец выслушает и поймет и даст мудрый совет. Просто поддержит.

Вот не клеилось у Вольфа в школе с русским языком. Училка ему пару за парой в журнал рисует. Не объясняет ничего толком, но ставит вопрос об отчислении из школы. Не получается у Вольфа с ненавистным русским разобраться — хоть ты что. Но он сцепил зубы, обложился учебниками и сидит с утра до ночи. А хочется в костер все эти пособия зашвырнуть, и бежать с Ильясом обследовать старую заброшку.

Он бы и побежал — на фига ему этот русский нужен? Он в армию пойдет, как отец. Но Генрих увидел, как он занимается, подошел, положил тяжелую ладонь на плечо и сказал: «Одобряю».

И все, Вольфу не нужно больше ничего.

Теперь по русскому у него твердая пятерка, а ненавистная русичка в глубоком шоке. Все пытается его завалить, диктанты сложные дает. Но где уж ей теперь — он с русским разобрался. Раз и навсегда. Теперь в этом нет проблемы.

— Послушай меня, Владимир, — сказал Генрих, пока они ждали Ильяса у машины. — Рисковать жизнью ради чего-то или кого-то — это одно. Но совершенно другое — поступать необдуманно и напрасно лишиться жизни, бессмысленно, нелепо.

Вольф внимательно посмотрел на отца. Неужели знает про их головокружительные трюки на балках? Или про то, как они бегали от своры собак? Или как вышли вдвоем против целой кодлы Лёньки Лютого, который считается самым «крутым» на районе?

Да нет, откуда ему знать?

— Я горжусь тем, каким сильным и смелым ты стал, сынок, — проговорил отец. — Но я хочу, чтобы ты всегда осознавал ту грань, где кончается смелость и начинается безрассудство.

Вольф кивнул, раздумывая, к чему Генрих завел этот разговор. Отец никогда не бросал слов на ветер.

Машина ехала по Соколинскому шоссе. Вольф тоже находился в ней — отец должен был завезти его домой и вернуться в особняк Рахматулина — ему предстояли три дня дежурства.

Ильяс и Вольф на заднем сиденье рассуждали про восточные виды единоборств. Отец, который всегда принимал участие в таких разговорах, почему-то молчал.

Приглядевшись к нему, Вольф обратил внимание, что тот часто смотрит в зеркало заднего вида. Чаще, чем это требовалось. На лбу отца залегла тяжелая складка.

Вольф толкнул в бок Ильяса, который, почувствовав неладное, резко замолчал.

— Что-то не так?

— За нами «хвост», — хмуро ответил Генрих, вытаскивая мобильник. — Наглые. Не таятся. Это плохо.

Они мчались по огромной пустой эстакаде и Вольф сразу заметил эту машину — серый от грязи внедорожник. Она не обгоняла, но и не отставала. Словно сидящий за рулем играл с ними в какую-то игру. Разглядеть, кто за рулем, невозможно — стекла внедорожника были затонированы.

Генрих не успел нажать кнопку вызова Камиля Рахматулина, которому нужно было доложить об этой ситуации. «БМВ» тряхнуло от резкого удара. Словно прущий напролом бык, внедорожник бортанул их еще и еще раз, спихивая с эстакады.

Генрих мастерски водил машину, но уйти от проклятого внедорожника, который побеждал одними только габаритами, было невозможно.

Все произошло в сотую долю секунды.

Еще несколько мощных ударов, и «БМВ», проломив перила ограждения, полетел с эстакады вниз.

Вольфа накрыла тьма.

Он не знал, сколько времени провел без сознания, но, кажется, не так много.

Взгляд фокусируется не сразу, а тело ломит, точно по нему проехал каток.

Пахнет бензином и паленым железом. Он все еще здесь — в аду покореженной машины.

Рядом Ильяс. Левая рука в неестественном изломе, и струйка крови стекает по виску. Без сознания, но жив.

Мучительно напрягая память, Вольф концентрируется на самом важном.

Отец.

Водительское сиденье пусто.

Битое стекло. Осколки повсюду. Он с трудом приподнимается и видит перед машиной отца.

Но рядом — мужчина в маске и камуфляже. Он вылез из заляпанного грязью внедорожника. И он — враг.

У отца разбита голова. Одежда порвана. После такой ужасной аварии он с трудом держится на ногах.

— Не трогай, паскуда…. - говорит разбитыми губами. — Не трожь пацана!

— Верный пес Камиля до последней капли крови защищает рахматулинского змееныша… — цедит один мужчина в маске. — Жаль, что ты не сдох. Но это легко исправить.

Генрих бросается в атаку, но силы неравны. Враг не без труда отражает нападение и швыряет отца на колени.

Ослабевшими руками Вольф дергает ручку двери, но та не поддается.

В следующее мгновение мужчина в маске и камуфляже опускает руку с пистолетом и делает несколько коротких выстрелов.

Два в грудь и один в голову.

И отец как подкошенный падает в сухую пожелтелую траву.

— Отец! Отец! Папа…

Рисковать жизнью ради чего-то или кого-то — это одно. Но совершенно другое — поступать необдуманно и напрасно лишиться жизни, бессмысленно, нелепо.

Вольф с трудом выныривает из машины и кидается на мужчину в камуфляже.

Растерзать. Загрызть. Стереть в порошок.

Может быть, это вернет ему отца…

— Безмозглый щенок, — хохочет убийца. — Ну давай, раз такой смелый. Отомсти за папочку!

Кажется, он ловит от происходящего кайф. Подначивает, крошит лопающееся от боли сердце мерзкими фразами. Без труда повалив Вольфа рядом с отцом, он минут десять с удовольствием месит его кованными ботинками.

Забьет его насмерть. Затем очередь Ильяса, ради смерти которого это и затевалось. Нужно спасти друга. Задержать эту сволочь, насколько это возможно. Такая авария не могла остаться незамеченной — по-любому кто-то уже вызвал полицию, скорую…

— Менты! Вот черт! В этот раз слишком быстро, твари! — выплевывает мужчина. — Из-за твоего папаши и тебя, щенок, я не успел прикончить рахматулинского выродка. Увлекся. Может, он уже и не жилец. А даже если и жилец, я все равно его достану. Ладно, бывай. Захочешь отомстить — милости просим. Бык я. Бык папашу твоего завалил. Запомнил, щенок?

Словно во сне Вольф видит перед собой бешеные черные глаза в прорези маски и руку с татуировкой — бык на тыльной стороне ладони.

Заляпанный грязью внедорожник мчит прямо через поле, а за ним несется полицейский уазик.

Затем прямо перед собой Вольф видит залитое кровью лицо отца. Глаза смотрят в пустоту. А затем его окончательно окутывает спасительная тьма.

Глава 17

— Вали отсюда, Рахматулин, — процедил Вольф. — И дорогу сюда забудь. Ты же меня знаешь.

Перевожу взгляд с него на незнакомца, которого зовут Ильяс. Воздух между ними наэлектризован до предела.

Я всегда предполагала, что Вольф опасен, и теперь видела это своими глазами. То, каким он был в кабинете Лиханова, было лишь легкой разминкой по сравнению с тем, какими он виделся мне теперь.

В его светло-желтых глазах — мрак. Кажется, он готов живьем загрызть нежданного гостя. Ильяс в ответ издевательски ухмыляется, но ненависти в нем не меньше. А может быть, даже и больше.

Она скрывается, змеится за легкой ухмылкой, небрежными манерами, глумливыми интонациями голоса.

— Конечно, знаю. И давно, — отозвался он. — Разве так встречают старого друга?

— Если он пришел без приглашения, — тяжело взглянул Вольф.

— Когда-то ты говорил, что твой дом — мой дом, — заметил Ильяс. — Даже ключи мне оставил.

— Точно. Только с тех пор я несколько раз менял замки.

— Ну, ты сам знаешь, что это никогда не было для меня проблемой.

— Что тебе нужно, Рахматулин? — Вольф вольготно уселся в кресло — то самое, в котором сидел Ильяс, когда я вышла из ванной. — Поделись, раз я тебе такой бесценный друг.

— Ничего особенного, — Ильяс окинул меня с головы до ног таким откровенным раздевающим взглядом, что Вольф подобрался и подался вперед. — Просто полюбоваться на девочку твою. Глаз не оторвать. Поделишься, в каком борделе ты ее снял? Я, может, себе такую же хочу…

Я видела, что он специально выводит Вольфа на эмоции. Хочет, чтобы тот разозлился, взорвался. Но чем больше было издевательских интонаций в его голосе, тем спокойнее и хладнокровнее становился Вольф.

Еще больше меня возмутило, что он упорно считает меня девушкой легкого поведения. И даже упоминает такое нехорошее слово, как «бордель». Но я не такая! Вот так, отдавать себя за деньги — я бы не смогла… Я слишком стыдливая, закрепощенная…

Тут же вспомнились шутки Глеба. После… ну, этого самого… муж иногда говорил, что меня нужно отдать в бордель, чтобы я поучилась. Чтоб профессионалки показали мне, как нужно… заниматься любовью.

Глеба это возбуждало, а меня шокировало и…

Было неприятно. И вот, я снова и снова убеждала себя, что это просто обычные приколы Глеба. Слова, на которые не стоит обращать внимание. В конце концов, мне достался самый чудесный, милый и нежный парень на свете. Да, мой муж умел быть предупредительным и нежным.

Идеальных людей не бывает. У всех свои заморочки.

Но все-таки я чувствовала. Ощущала, что не удовлетворяю его в постели. Озаботившись, я решила изучить информацию. Краснея от стыда, приобрела в книжном магазине несколько пособий соответствующего содержания.

К сожалению, сколько я ни пыталась, ничего из прочитанного применить у меня не получилось. Не помогал и психолог. Я чувствовала скованность и неловкость. А Глеб только посмеивался.

По-доброму, как мне казалось.

Или я просто убеждала себя в этом…

И вот сейчас, когда Ильяс снова заговорил про бордель, я открыла рот, чтобы возмутиться. Выкрикнуть, что я не продажная женщина. Обелить себя!

Но так ничего и не сказала. Внутренний голос или что-то вроде инстинкта самосохранения, который до этого молчал в тряпочку, приказал мне прикусить язык.

Не обращать на себя внимания. Не встревать в разговор этих двух сильных, властных, красивых, но совершенно при этом не похожих друг на друга мужчин.

— Где взял, там больше нет, Рахматулин, — спокойно ответил Вольф. — А глаза — это штука такая… Сегодня они у тебя есть, а завтра — нет. Беречь их лучше, не пялиться, куда не надо.

— Это да, — согласился Ильяс, и снова взглянул на меня. — С красивыми девочками тоже так. Сегодня она тебя любит — а завтра, раз, ушла к другому. Бросила, забыла. Хорошо еще, когда честно в измене признается. А если за спиной любовь крутит, рога наставляет? С любовником в постели над мужем-рогоносцем посмеивается. Нехорошо. Некрасиво. Неблагодарно. Правда, Волк?

Я всей кожей ощущала, что он говорит неспроста. Что за его словами скрыт какой-то намек. Что хочет задеть Вольфв, напомнить о чем-то, что произошло между ними. И, скорее всего, стало причиной их обоюдной ненависти друг к другу. Но если смысл слов Ильяса и был понятен Вольфу, тот не подал вида.

— Сочувствую, раз тебе встречались такие женщины, Рахматулин, — парировал он. — Похоже, ты не умеешь правильно выбирать. То-то я смотрю — вокруг тебя одни продажные шкуры крутятся.

— Ты не лучше, Волк, — на этот раз без ухмылки отозвался Ильяс. Видимо, Вольф задел его за живое. — Эту малышку за сколько купил?

— Послушайте! — все-таки не выдержала я. — Почему вы считаете, что меня можно купить? Как смеете называть меня уличной девкой? Вы ничего не знаете — а говорите! Так запросто оскорбляете человека! Девушку! Меня! У меня, между прочим, есть чувство собственного достоинства.

— Слышал, Рахматулин? — усмехнулся Вольф. — Возможно, для тебя это будет откровением, но не все в этом мире продается и покупается.

— В корне с тобой не согласен, Волк. У всего есть цена. Главное только правильно ее назвать.

Ильяс поднялся. Окинул меня взглядом темных глаз, под которым я почувствовала себя голой. Впрочем, почти так оно и было — я до сих пор стояла в полотенце.

— Спасибо за радушный прием, Волк. А тебе спасибо за стриптиз… Ульяна. У тебя классно получилось. Естественно. Обязательно увидимся еще. Будь здоров, волчара. И внимателен.

Но, судя по глазам, Ильяс скорее пожелал бы Вольфу долгой и мучительной смерти.

Глава 18

Когда Ильяс удалился, мне показалось, что напряжение спало. Во всяком случае, Вольф перестал смотреть, как волк, готовый насмерть загрызть врага.

Я никогда не была особо любопытной, не совала нос не в свои дела. Но поневоле мне стало интересно.

Почему эти двое терпеть не могут друг друга? Вернее, не так. Не просто терпеть не могут — ненавидят! И то, что они так спокойно разговаривают между собой, лишь сильнее это подчеркивает. Лишь ярче высвечивает самую настоящую убийственную ненависть.

— Этот Ильяс… Кто он такой?

Я чувствовала, что ответа на свой вопрос не получу. Но удержаться от него не могла.

— Мы вместе выросли, — отозвался Вольф. — Почти что мой названный брат.

Абсолютно без каких-либо эмоций.

— Для брата он не выглядел особо дружелюбным, — пробормотала я.

Обращалась я не к нему. Просто мысль вслух.

— Со мной — да. В отличие от тебя.

Его взгляд снова стал физически, ощутимо тяжелым. Я думала, что атмосфера хоть немного разрядилась, но, кажется, я сильно ошибалась.

— Я бы так не сказала! — выпалила я. — Ваш брат назвал меня продажной девушкой! Причем не один раз!

— Поверь, для такого подонка, как он, Ильяс удивительно хорошо о тебе отозвался, Ульяна.

Я нахмурилась, и вдруг поймала себя на мысли, что в устах этого жесткого человека мое имя прозвучало неожиданно мягко и напевно. Как музыка.

Меня редко кто называл полным именем. Вернее, вообще никто. Всё Улька да Улька. Глеб в последнее время называл Улиточкой вместо Бэби. Он вообще мастер придумывать прозвища. Мне страшно это нравилось — казалось таким оригинальным и милым.

Но сейчас вспоминать про Улиточку почему-то было противно.

Вольф откинулся в кресле, не сводя с меня пристального взгляда. И тут я некстати вспомнила, что стою в дверях босиком и замотанная в черное полотенце. Конечно, оно было очень большим и мягким, но под ним на мне ничего не было.

Совершенно ничего.

Я и рада бы была натянуть свое нижнее белье, чтоб не разгуливать по его дому без оного. Но дело в том, что пока что я мылась в душе, то постирала свои трусики и бюстгальтер. А потом аккуратненько повесила сушиться в самый низ сушилки, прикрыв свисающим с нее полотенцем, тоже черным.

Вот что мне еще было с ним делать?! Бросить в корзину для грязного белья?

Авось, он не заметит.

Как же все это глупо!

Глупо и неправильно. Я в чужой квартире, с чужим мужчиной, от которого полностью завишу.

Стою перед ним, практически обнаженная, и не могу сдвинуться с места — как кролик перед удавом.

А он смотрит так, что дрожат коленки. Ни один мужчина на меня никогда так не смотрел. Никогда.

— Так что там Рахматулин болтал про стриптиз? — вкрадчиво поинтересовался Вольф.

Он поднялся. Медленно надвигался на меня.

Так же медленно я отступала назад.

— Разумеется, никакого стриптиза не было, — прошептала. — Что за глупости?

Но дальше отступать было некуда — я уперлась бедром в каменную столешницу большой черной кухни.

— Ты должна держаться от него подальше, — проговорил он, подходя ко мне ближе.

Еще несколько шагов, о господи!

— Почему вы указываете мне, что я должна делать? — воскликнула я.

— Потому что я так хочу. И потому, что это в твоих интересах, малышка.

— Не подходите!

Бесполезно. Вольф прямо передо мной. Слишком близко.

Глупая. А чего ты хотела? Такие, как он, не отступают. Всегда получают то, чего хотят.

Я здесь. С ним. Неужели есть хоть какая-то надежда, что после всех моих просьб, мольб, которые были совершенно бесполезными, он запросто возьмет и отпустит?

Неужели он… Он… Меня…

— И что ты сделаешь? — он положил руки мне на талию. — Расскажи, мне правда интересно.

— Закричу! — выпалила, попытавшись выкрутиться из железного захвата.

Получалось, правда, плоховато. Стоит мне сильнее пошевелиться — и проклятое полотенце снова упадет.

— Это вряд ли, — усмехнулся Вольф и закрыл мне рот поцелуем.

Его губы были горячими и требовательными, а я уворачивалась и нечленораздельно мычала, что я протестую. Протестую! Не хочу! Но он положил тяжелую руку на мой затылок — не давал отстранится. Сил, чтобы выразить свой протест в разговорной форме, у меня не осталось. Он всецело завладел моими губами и ртом.

Внезапно на меня нахлынули воспоминания о его прошлых поцелуях. Тогда, три года назад, в заброшенном доме…

Глеб никогда не целовал меня с такой страстью. В его поцелуях было много нежности — фальшивой, показушной нежности, как я сейчас понимаю.

Глеб. Мой бессовестный муж.

Считал меня недалекой и совершенно несексуальной деревенской матрешкой, да?! А сам в это время развлекался со своими богемными любовницами? Не поведя бровью, отдал меня бандитам? Думаешь, меня пропустили по кругу, и сейчас я, истерзанная и затравленная, рыдаю где-то в углу?

Черта с два тебе, Глеб!

Волна ненависти ударила штормовой волной, и я ответила на поцелуй Вольфа. Как так получилось — не поняла сама. Я не хотела, чтобы он целовал меня.

Отторжение.

Но в то же время любопытство. И очень, очень много злости. Наверное, и на саму себя в том числе. Что столько лет позволяла себя обманывать. Жила в каком-то вакууме. В розовом придуманном мирке с пони и единорогами.

Глебушка самый лучший! Глебушка мой нареченный! Ничто и никогда не разлучит нас!

Ничто и никогда — конечно. Ну да.

Сказки! Все, что было в моей жизни — глупые, нелепые, бессмысленные сказки… Но то, что между нами сейчас происходит — тоже…

Я опомнилась, когда его тяжелая рука легла на мое колено. Скользнула вверх по моей обнаженной коже, задирая махровую ткань полотенца.

Что-то неправильное происходит.

Я этого не хочу! Того, куда все это может зайти…

Пытаюсь отстраниться. Вырваться. Это уже серьезно. А он сжимает меня в своих объятиях все крепче.

Никогда не сталкивалась с таким напором мужчины. Глеб был мягким, интеллигентным… Почему я постоянно сравниваю? Может быть, потому что не знала иного… Не знала другого мужчины, кроме Глеба. Во всяком случае, таким он хотел казаться — обаятельным и хорошим. И у него это получалось. Вольф — полная его противоположность.

Хищник и его жертва. А я не хочу больше быть его жертвой!

Ему меня не получить!

Наугад шарю рукой по столешнице за моей спиной. Пальцы скользят по гладкому мрамору и натыкаются на что-то холодное.

Тяжелая металлическая рукоятка кухонного ножа сама собой ложится в ладонь.

Что, Улька, струсишь? Не получится? Не сможешь?

И я снова, как наяву, вижу перед собой лицо Глеба, искривившееся в некрасивую гримасу. Слышу все те злобные и обидные слова, которые он мне выкрикивал.

А затем заношу руку с ножом для удара. Как будто в состоянии аффекта. Как будто это не я, а какая-то совершенно другая, незнакомая мне девушка.

Отчаявшаяся, беззащитная девушка, которой так больно, одиноко и страшно. Которая хочет хоть как-то себя защитить.

Которая хочет отомстить за то, что с ней сделали.

Разумеется, я — это я, и даже в этом не изменяю себе. Получается у меня настолько неловко, что это и нападением назвать-то смешно.

Острое лезвие прямо между нами. Упирается ему прямо в грудь. Зажато в моей руке и рука эта дрожит.

— Ну же, — не поведя и бровью, говорит Вольф, оторвавшись от моих губ. — Давай, детка. Это же так легко. Уж я-то знаю.

— Будь ты проклят! — хриплю едва слышно.

Нож, зазвенев, падает из моих ослабевших пальцев на плитки пола.

— Я давно, — пожал плечами он. — Ты будешь моей. Смирись. Просто смирись и тебе будет легче.

— Я никогда с этим не смирюсь! — в запале выкрикнула я. — И развлекать вас не стану!

— Да ты уже неплохо с этим справляешься, — ухмыльнулся Вольф и сказал, нежно проведя тыльной стороной ладони по моему подбородку. — Малыш…

Глава 19

— Вы не сделаете этого со мной. Это неправильно. Невозможно.

Я стояла в дверях, обняв себя руками. Прислонилась лбом к косяку. Кирпичная кладка была шершавой и холодной.

В нашем с Глебом доме тоже была декоративная кирпичная кладка. Вернее, в доме Глеба. В его квартире. Мне там не принадлежало ничего.

Да я как-то и не задумывалась об этом. Все деньги, что зарабатывала, отдавала мужу. По правде говоря, ему в месяц нужно было очень много денег — за квартплату, за кредит, а еще Глеб любил очень богато и вкусно покушать. Все продукты только самые лучшие, натуральные. Если доставка — то из самых элитных ресторанов города.

И вот сейчас эта чужая красивая квартира давила на меня со всех сторон. Я ошибалась насчет ее безликости. Здесь все было пропитано им.

Этим властным красивым мужчиной. Вольфом.

Это была… Его атмосфера.

И даже если он уходил, ненавязчивый запах его дорогущего парфюма витал в воздухе. Каждая вещь в этом доме словно говорила: «Я принадлежу ему», «И я тоже принадлежу ему», «Я счастлива быть его»…

Наверное, бред.

Но я тоже теперь…

Принадлежала ему. И была его вещью. И должна была быть солидарна со всеми этими вещами.

— Это ради твоего же блага, глупая девочка, — сказал как-то Вольф.

— Ради моего блага — я пленница в вашем доме? — завизжала я. — Я… я не могу отсюда выйти уже несколько дней. Вы запираете меня тут, как… как собаку. Как бессловесное животное! Я хочу позвонить отцу и сестре — они, наверное, уже с ума сходят! Обыскались меня по всему городу. А работа? По вашей милости я уже несколько дней не выходила на работу. Опять-таки — даже не позвонила, не предупредила! Просто пропала и все! И вообще — мне нужны вещи. Надо в магазин… В аптеку, в конце концов!

— Напиши список того, что тебе нужно — я привезу, — отозвался он.

Как всегда, спокоен. Непробиваем. Ничем его не возьмешь.

Ни мольбами. Ни уговорами.

Даже если бы я сейчас бросилась перед Вольфом на колени — уверена, он остался глух даже к такому.

А подобные мысли у меня возникали. И часто.

Я действительно страшно переживала за своих родных. Дать бы им как-то знать, что я живая, хоть какую-то весточку отправить в Ларюшино. Очевидно, что не дозвонившись мне, Варя позвонила Глебу, чтобы узнать, что со мной и где я. Интересно, что он наплел ей? Что-то в духе — ушла из дому и не вернулась?

Варька — она ведь такая! Огни и воды пройдет ради меня. Будет рыть носом землю, а если нужно, может и до самого президента дойти…

Если честно, надежда на мою младшую сестричку, которая не раз спасала меня и показывала свой пробивной характер, теплилась во мне.

С другой стороны, не хотелось, чтобы она вмешивалась во все это. Тут ведь не абы кто, а бандиты…

Потому меня разрывало на две части — с одной стороны, хотелось, чтобы Варя все разузнала и организовала спасательную операцию. С другой стороны, я боялась этого — лишь бы только не навредить сестре.

Уж пусть бы лучше пребывала в неведении относительно меня. Глеб мог убедительно наврать и ей, и моему папе. Он такой. С актерскими навыками у него все в порядке. И я убедилась в этом на личном опыте.

Не менее тревожно мне было за работу. Я всегда была очень ответственным работником и крайне редко брала больничные. Про отгулы вообще молчу. А тут — не вышла на работу! Без звонка, без уважительной причины!

Еще эта встреча с Элиной Жубановой в торговом центре. Сейчас стыдно вспомнить, что я подошла к ней и ее парню, попросила денег на проезд… Расскажет ли она о произошедшем нашему начальнику? И свяжет ли он это с моим внезапным исчезновением?

Просто Роман Евгеньевич… Он — очень строгий. Больше всего на свете он не любит нарушения дисциплины. Вообще не терпит. Еще меня всегда в пример ставил другим — вот, мол, Ульяна, она очень ответственная и дисциплинированная. Надо на нее равняться.

А до этого еще одну девушку так же расхваливал. Зину из нашего отдела. Она — мать-одиночка. Ей с ребенком мама помогала, но как-то она заболела. Зине пришлось отпроситься. Потом еще пару раз. А потом Роман Евгеньевич ее уволил.

Я всегда думала, что это из-за тех отпрашиваний. Но как-то раз случайно услышала разговор Элины Жубановой и нашего дизайнера Димы, что Роман Евгеньевич ее «сплавил от греха подальше», потому что она его жене про их любовную связь рассказать грозилась. Стала слишком навязчивой.

Тогда я в это не поверила. Мне вообще было сложно представить, что кто-то кому-то может изменять. Но мир радужных пони и розовых единорогов, в котором я жила, остался в прошлом.

Если уж мой собственный муж, на которого я и подумать не могла, запросто это делал, то почему бы и той сплетне про Романа Евгеньевича и Зину не оказаться правдой?

Впрочем, это меня не касается. Главное, что у моего начальника действительно был пунктик насчет дисциплины. И он действительно мог уволить за, как ему бы показалось, халатное отношение к своим рабочим обязанностям.

А работу мне терять не хотелось. Даже несмотря на то, что мне не удавалось наладить отношения с коллективом, а зарплата была небольшой, я все равно ее любила. Да и перспектива карьерного роста была — стараниями Романа Евгеньевича наше агентство росло и расширялось.

И я не представляла себе, что смогу подыскать себе другое место, хотя бы отдаленно похожее на это. Где я могла бы проявить свои творческие способности и быть собой.

В общем, мне нужно было что-то делать и срочно.

Если меня еще не уволили, конечно.

Но Вольф не выпускал меня из своего дома. Просто запер — и все. Я не могла выйти. Не как в каком-то криминальном романе или фильме. По-настоящему. Этот кошмар по правде происходил в моей жизни.

Он появлялся и исчезал по каким-то своим таинственным делам. Если находился в квартире, то вел себя со мной подчеркнуто холодно и отстраненно. Но в основном отсутствовал, и я была предоставлена самой себе.

На следующий же день после того, как я оказалась здесь, он привез спортивную сумку с моими вещами, которая осталась в казино у Эдика. Значит, все-таки нашел способ ее вернуть.

Наверное, я должна была сказать ему «Спасибо», но как-то язык не поворачивался.

Вещи оказались переворошены, но все они были на месте. Все. За исключением моей матрешки-талисмана.

Я сочла это плохим знаком.

Но снова и снова со странным упорством пыталась воззвать к нему. Даже удивительно, откуда оно у меня взялось.

— Я потеряю работу. Вы это понимаете?

— А ты понимаешь, что тобой серьезно заинтересовался крупный криминальный авторитет, уважаемый вор в законе? — вопросом на вопрос ответил Вольф. — И для него теперь является делом чести отдать тебя обществу, чтобы лакомый кусочек достался каждому шакалу. Понимаешь, что для таких, как они, баба — не человек. Это шваль, подстилка, предназначенная только для того, чтобы раздвигать ноги.

— Хотите сказать, вы — не такой, — тихо проговорила я.

— Напомни-ка мне, малышка, когда я тебя изнасиловал? Ударил? Сделал тебе больно? — его светло-желтые волчьи глаза опасно вспыхнули. — А то я что-то такого не припоминаю.

Я отшатнулась. Зря я снова заговорила с ним. Он может сделать это. Я не сомневаюсь, что может. Вольф — такое же животное, как и остальные бандиты. Сквозь лощеный образ так и рвется наружу звериное нутро.

И лишь по какой-то своей прихоти он еще меня не принудил к сексу. Но я хожу по слишком тонкой грани. И я это знаю.

— Позвольте мне хотя бы позвонить родным? — умоляюще сложила руки на груди. — Я даже представить не могу, как сильно они волнуются!

— Это лишнее.

— На работу тоже нельзя? — воскликнула. — И Глеб… Я хочу поговорить с Глебом.

Да, я действительно хотела поговорить с Глебом о возможности ускорить наш развод. Мне нужно было как можно скорее избавиться от присутствия этого мерзкого человека в своей жизни.

При упоминании имени моего мужа, Вольф как будто потемнел лицом.

— Ты увидишь его завтра. Но разговаривать с ним не будешь.

У меня глаза на лоб полезли.

— Завтра? Но как это? Как?

Разумеется, никаких пояснений Вольф мне дать не соизволил, оставив мучиться догадками.

Глава 20

Вольф оказался прав. Подозреваю, он всегда оказывался прав — такой это был человек.

Я действительно увидела Глеба на следующий же день. По телевизору, который я включила чисто машинально, не особо задумываясь.

Это была передача, реабилитирующая Эдуарда Лиханова. Мой муж вещал с экрана об ужасной ошибке, из-за которой он возвел напраслину на этого честного коммерсанта и доброго семьянина. Глеб выглядел очень убедительно, чуть ли не посыпал голову пеплом и то и дело отвешивал Эдику цветистые комплименты.

— Вся съемочная команда и я лично приносим Эдуарду Константиновичу свои искренние извинения за то, что пустили в эфир непроверенные сведения. Эта передача далась нам нелегко. Кому захочется признаваться в профессиональной ошибке? Однако у нас хватает мужества и смелости это сделать. Очернить человека легко. Но намного сложнее вернуть ему доброе имя. Однако мы постараемся.

Для пущего эффекта Глеб положил руку на сердце. Его лицо было очень хорошо загримировано и ярко освещено, а голос звучал так открыто и искренне, что я сама была без оглядки готова поверить в сказанное им.

Если бы я не знала, что из себя представляет мой муж, то поверила бы. Да.

Глеб стоял на фоне стеклянной стены, за которой кипела работа телевизионного канала — сновали туда-сюда люди с большими папками и без, передвигались камеры, гримировались ведущие…

Это придавало еще больше правдоподобия тому, что говорил Глеб.

Я замерла перед огромным вогнутым экраном плазмы, что находилась в гостиной и сделала звук погромче.

А потом попыталась посмотреть на Глеба по-другому. Не так, как я привыкла на него смотреть. И, странное дело, как будто почувствовала, что из глаз сыпется битое стекло. То самое стекло от розовых очков, которые я, не снимая, носила больше трех лет.

И которые, как водится, в один прекрасный день разбились стеклами внутрь.

Мой муж был непроходимо, откровенно фальшив. Фальшь сквозила во всем его облике, в жестах и взглядах. И даже в его прекрасном низком голосе. А еще он был слащав. В Глебе не было ни мужественности, ни характера, ни стержня. Одна неестественно белая улыбка. Оскал искусственных фарфоровых зубов.

И как я могла принимать все это за чистую монету? Как могла так слепо, искренне доверять этому недостойному человеку?

— Соскучилась? — послышался насмешливый голос Вольфа.

Я вздрогнула и от неожиданности выронила пульт. Не знаю, каким образом он умел так бесшумно передвигаться, но факт оставался фактом. Этот мужчина постоянно заставал меня врасплох.

Возможно, потому что он ходил на мягких волчьих лапах?!

— Не жалеешь, что тогда, три года назад, ты выбрала этого козла, а меня продинамила, малышка?

Да, Глеб оказался полным козлом. А я — самой настоящей дурочкой. Но, бог мой, как же мне не хотелось признавать это перед Вольфом! Признавать, что я замарала себя таким выбором. Связала свою жизнь с таким недостойным мужчиной.

Хотелось сказать, что мой муж любит меня. Обожает, заботится и боготворит. И чтобы это было правдой…

— Глеб — не козел! — в запале воскликнула я. — В отличие от вас, он очень интеллигентный, тонко чувствующий и обаятельный челове…

— Такой тонко чувствующий, что без вопросов отдал свою жену, чтоб ублажила кодлу бешеных псов? — тут же отреагировал Вольф. — Что все три года изменял тебе направо и налево? Позволил своей любовнице выгнать тебя из дома? Очень обаятельно и интеллигентно.

— Откуда вы знаете? — прошептала я.

— Навел кое-какие справки, — он шагнул ко мне. — Надо было сделать это раньше. Избавить тебя от унижения. А ты бы сказала мне «спасибо». Хотя, как я посмотрю, ты совсем не умеешь благодарить.

— Это была моя семейная жизнь, — всхлипнула я.

— Значит, тебе нравится, когда тебя унижают?

Каждый раз, когда он так близко, мне хочется сжаться в комок. Мышцы деревенеют, а дышать становится тяжело. Слишком тяжело.

Вольф касается моего подбородка, а затем… моих губ. Его большой палец обводит их контур.

Его янтарные глаза.

Привкус страха. Внутреннего трепета перед этим мужчиной, от которого я, наверное, не избавлюсь никогда.

Каждый раз. Каждый раз мне кажется, что вот сейчас это случится.

Ведь он легко справится со мной. Одной левой. Каждый раз я, замирая, жду насилия и боли. Но каждый раз напрасно. И от этого еще мучительнее, еще страшнее.

— Господи боже, нет! Конечно же, нет… — выдавила я.

— Я знаю о тебе все, малышка, — раздается в моем ухе его вкрадчивый шепот. — Все, чем ты дышала эти три года. Все, что ты говорила на приемах у психолога.

Да, я действительно какое-то время посещала психолога. Но как, как такое возможно, чтобы он знал о моей проблеме?

— Ложь! — с навернувшимися слезами прошептала я. — Это врачебная тайна! Вы не можете знать!

— Могу, — пожал плечами он.

— Вы не человек! Вы — злой дух! — закричала я.

Но Вольф смотрел не на меня, не на мое, подозреваю, безобразно искривившееся от слез лицо, а на экран телевизора за моей спиной. Там Глеб на всю страну униженно извинялся перед Эдуардом Лихановым. Кажется, даже готов был встать перед ним на колени за то, что оболгал такого хорошего человека.

— Твой муж редкостный придурок, — проговорил Вольф. — Я хочу, чтобы ты покончила с ним раз и навсегда. Одевайся — доедем в одно место.

Что-то смутно подсказывало мне, что вчера он все-таки имел ввиду не телевизор, и я увижу Глеба не на экране, а вживую.

Странно, вроде бы я не выходила на улицу всего несколько дней, а кажется, что целую вечность.

У меня мелькнула мысль броситься прочь со всех ног, как только мы выйдем из подъезда, но Вольф словно прочитал ее и взял меня под локоть.

Я мучилась догадками, куда же он меня везет и даже рискнула спросить. Само собой, мой вопрос остался без ответа.

Впрочем, долго гадать не пришлось.

Это был ЗАГС. А около входа стоял Глеб Рудной.

Мой мерзавец-муж собственной персоной.

— Иди, — отрывисто сказал Вольф. — И давай без глупостей.

На ватных ногах я вышла из его машины. Я понимала, зачем он меня сюда привез и что происходит. С одной стороны, я испытывала облегчение — ведь я сама этого хотела. С другой стороны было тяжело.

Невыносимо тяжело смотреть на Глеба и понимать, что этому человеку я слепо доверяла.

Удивительно, но он поздоровался со мной, как ни в чем не бывало. Хватило наглости даже сделать это с легкой завуалированной издевкой. Задержался взглядом на машине Вольфа, пытаясь разглядеть, кто за рулем, но стекла были тонированы, и это было достаточно сложно.

Я старалась не смотреть на Глеба. Вести себя так, будто его рядом нет. Получалось, кстати, на удивление неплохо.

И вот оно — в моих руках. Бледная сине-зеленая гербовая бумага.

Свидетельство о расторжении брака.

Я — больше не жена Глеба Рудного. Облегчение и горечь. Ведь я все равно несвободна.

И об этом красноречиво напоминает мужчина с тяжелым взглядом в черном распахнутом пальто, который ждет меня у машины.

— Обзавелась новыми дружками? — свысока интересуется Глеб.

— И тебе хватает совести спрашивать? — распахнула глаза я. — Ты… ты обманул меня — сказал, что снял квартиру, а сам отправил к этому Эдику, в логово диких зверей! Такое ощущение, что ты просто не осознаешь всего ужаса своего поступка, Глеб!

— Ну, не убили же они тебя. Мы с Лихановым договорились, что больно тебе не сделают, — хихикнул бывший муж. — Так, поиграют слегка, немного помнут…

— Слегка поиграют? — мне показалось, что я ослышалась. — Немного помнут?

— Между прочим, тебе полезно, — искривил губы Глеб. — Может, хотя бы его ребята тебя немного расшевелили. А то ты в постели, как бревно! Что, пустили они тебя по кругу? Или делали это все вместе?

— Подонок! — мои губы задрожали, а на глаза навернулись слезы. — Какой же ты подонок!

Я замахнулась для удара, но мое запястье перехватили.

— Не марай об эту падаль руки, детка, — проговорил Вольф, буравя Глеба своим тяжелым волчьим взглядом.

— Падаль? — завопил Глеб. — Падаль — это она! И такие, как ты!

Он трусливо попятился назад, но позади него была стена. Поэтому отступать моему бывшему мужу было некуда, когда Вольф хорошенько приложил его об эту стену. А затем — я даже не поняла, как это произошло. Движения Вольфа были неуловимы, но спустя несколько мгновений Глеб с окровавленным носом валялся около крыльца ЗАГСА, баюкая правую руку.

Которую, судя по всему, Вольф ему сломал. Легко, словно деревянному болванчику.

Глеб мучительно скрючился, а грязный снег облепил его дорогую дубленку некрасивыми хлопьями.

— Ты не прав, — негромко и очень спокойно проговорил Вольф, склонившись к моему бывшему мужу. — Надеюсь, ты уяснил это?

— Уя…уяснил, — провыл мой бывший муж, размазывая кровь по своему лицу.

— Что ты уяснил?

— Что… что я — падаль, — жалко проскулил Глеб.

— Замечательно, — кивнул Вольф. — Я рад, что ты такой понятливый. Не забывай этого.

Брезгливо тронув Глеба носком идеально начищенного ботинка, Вольф кивнул мне, что означало, что я должна следовать за ним.

Забавно, я уже понимаю его без слов…

Забавно? Нет, дико.

Жалкий и униженный Глеб в снегу продолжал стоять у меня перед глазами.

Глава 21

— Жалеешь его? — спросил Вольф, внимательно наблюдая за мной.

Я прижималась к стеклам отъезжающей машины, пытаясь разглядеть, что там происходит с Глебом. Несколько прохожих кинулись к нему, его подняли, отряхнули…

Дальше я уже не видела, потому что автомобиль Вольфа вырулил на проспект.

Наверное, я плохой человек, но мне было ни капли не жаль своего бывшего мужа. Даже сама себе удивилась. Наоборот, в душе поднялось какое-то темное удовлетворение и… И ощущение, что он еще мало получил за то, что меня предал.

— Мне жаль того, каким он оказался, — едва слышно ответила я. — И что я так долго верила в фальшивку.

Жаль, что милый, дружелюбный и нисколько не высокомерный парень, каким я помнила Рудного, когда мы с ним познакомились, оказался таким отпетым негодяем.

— Уже неплохо, — усмехнулся Вольф. — Возможно, так ты дойдешь до осознания, что на самом деле тебе было нужно все эти годы.

— Принадлежать вам — вы имеете в виду? Это исключено, — я отвернулась. — Вы — совершенно чужой, неприятный и отталкивающий человек. Весь ваш образ и ваши методы бесконечно от меня далеки.

— Со мной ты получишь то, о чем говорила психологу. То, чего не давал тебе твой муженек. И не один раз. Поверь мне, малышка.

— Это мерзко! — щеки мои заалели. — Мерзко, что вы позволили себе узнать такое и… заговорить со мной об этом!

— Дурочка… — он покачал головой и неожиданно сказал. — Ладно, давай так. Ты сможешь сделать два звонка — своим родственникам и на свою долбанную работу. Хотя, между нами говоря, с такой зарплатой ты можешь послать ее ко всем чертям. В обмен на два моих условия.

— Каких условия? — встрепенулась я.

Даже страшно подумать о том, какие условия он способен мне поставить. С другой стороны — это шанс поговорить с Варей! И с Романом Евгеньевичем!

Вольф не ответил. Преодолев кованые ворота, машина въехала на территорию «Огней Манхеттена».

Около входа в башню нас уже ждали.

Одиннадцать молодчиков очень значительного вида, среди которых я углядела Обезьяна. Своей низкорослостью парень портил общее впечатление, однако так же сурово, как и остальные, выдвигал челюсть вперед и свирепо пучил глаза.

Обычно в таких местах, как этот жилой комплекс, очень хорошая охрана, но, похоже, эта команда с легкостью смогла ее обойти. В целом, это не радовало. Все-таки их было много, и, скорее всего, даже с оружием.

— Может быть, мы не будем выходить из машины? — неуверенно поинтересовалась я. — Может, куда-нибудь еще съездим? Вам не надо в продуктовый? Или в химчистку?

По мою душу они пришли. Я знала это. Знал и Вольф.

— Развернуться и уехать сейчас — значит дать им карты в руки. Странно, что ты этого не понимаешь, Ульяна. А, хотя — нет, не странно. Выходи из машины. И главное — молчи. Не начинай вопить и качать права в своем стиле. Для тебя это сложно, я понимаю. Но ты ведь постараешься, да?

Я хотела возразить — как он может затыкать мне рот?!

Но язык просто не повернулся.

Слишком внушительно выглядели эти парни. Возможно, иногда действительно лучше помолчать.

— Здорово, Немец, — чавкая жвачкой, прохрипел один из парней, когда мы подошли ближе.

Коренастый крепыш с такими широкими плечами, что удивительно, как такие вообще существуют в природе. Кажется, он был в этой команде главным.

— Зачем пожаловал, Бурый? — бросил Вольф.

Словно одиннадцать быков не глядели сейчас так, как будто хотели разорвать в ту же минуту.

— Да знаешь ты, — отозвался крепыш. — Эдик меня прислал. Подгончик ты общий от фраерка одного приватизировал. Попользовал девку, а делиться не хочешь. Общество обижается.

— Обиженных через шконку перекидывают, — уголком рта ухмыльнулся Вольф.

— Огорчается в смысле, — тут же исправился Бурый, поймав свирепые взгляды товарищей. — Эдик говорит — пора девчулю по очереди-то… Ее — вона Жорик заждался. Только о ней и балаболит.

И он указал на Обезьяна, который гордо выступил вперед и еще свирепее выпучил глаза, которые, казалось, от напряжения готовы были полезть у него из орбит.

Даже что-то вроде подвыл со своим картавым выговором.

— Уродец ваш пусть хлебало свое завалит, — Вольф оскалился. — Девка моя.

— Дык, — крепыш поскреб в затылке. — Дык, чего-то я не пойму, что ты, Немец, толкуешь? Это ж баба! Сунул — вынул. Шваль подзаборная. Было б, о чем базар тереть?

— Она не шваль, — оборвал Вольф. — Только лишь моя. Даже не думайте разевать на нее свои грязные пасти.

Он правда в эту минуту походил на волка. До чего похож! Стоял, ощерившись. Мелкие снежинки оседали на его темных приглаженных волосах, на черном кашемире пальто.

Я куталась в свою куртку, зажимала воротник со сломавшейся застежкой.

Зябла. И страшно. Такая свора на него. Ну как одному против?

А Вольфу словно и не холодно было вовсе. И не страшно.

Говорю же, не человек — злой дух.

Такой же красивый, как демон или оборотень. Безукоризненное лицо — хоть сейчас в рекламу мужского парфюма или лосьона для бритья. Тяжелый колючий подбородок, чувственные губы. Нос — тонкий и прямой, благородный высокий лоб… Прядь темных волос выбивается из идеальной прически.

Я бы поправила.

Какие они на ощупь? Мягкие или жесткие? Если бы я гладила его по волосам, когда он…

Он сказал, что… Что я могу не один раз…

Стоп, Ульяна!

Ты с ума сошла?! Что за мысли приходят тебе в голову, сейчас, когда целая толпа потихоньку окружает нас.

Все они представляют разительный контраст с мужчиной, который стоит рядом со мной. Простецкие лица, покатые лбы, маленькие мутные глазки, ручищи с толстомясыми пальцами и тупая враждебность. Особенно усердствовал Обезьян. Чувствуя за собой такую мощную поддержку, он чуть из штанов не выпрыгивал.

— Ай, как нехорошо, — протянул Бурый, перекатывая во рту жвачку. — Неуважительно как-то. Не все тебе одному сливки снимать. Ребятам тоже такую чистую и ладную девку попробовать хочется.

— Их проблемы, — процедил Вольф.

Они боялись его! Я видела это по их глазам. Но все-таки их было намного больше и они были уверены в своей силе, поэтому страх уступал место злости и зависти.

— Никто против тебя идти не хочет Вольф, но коллектив негодует, — выступил вперед еще один из парней — со шрамом в форме галочки на щеке. — Нечестно ты поступаешь, не по понятиям. Отдавай девчулю по-хорошему, иначе… Даже на тебя может найтись управа, раз порядки наши нарушаешь. Эдик привезти ее велел, и его приказ исполнен будет.

— Передайте Эдику, чтобы забыл о ее существовании. Остальным рекомендую сделать то же самое.

В светло-желтых глазах Вольфа — пламя, а весь вид буквально источает открытую угрозу. Чувствую это на физическом уровне и мне жутко.

Почему небеса распорядились так, что я оказалась связана с этим страшным человеком? В полной зависимости от него и его странного чувства ко мне.

Что он во мне нашел? Ведь я не красавица, не роковая девушка… Почему он так упорно идет из-за меня против этой злобной и яростной толпы?

— Гля, он бохзый, бхатва! — Жорик сплюнул. — Моя очехедь с девчхулей хазвлекаться! А наглого Немца — на расход!

Толпа разъярившихся мужиков утвердительно загалдела. Я схватилась за сердце, потому что понимала — шансы Вольфа на победу ничтожно малы.

Жорик сунулся первым.

Первым и получил.

Никогда не видела ничего подобного — даже в кино. Не успела я оглянуться, как парни, которые собирались проучить Вольфа за дерзость, лепестками разлетелись по асфальту.

А он… Он даже не запыхался, пока их раскидывал.

— Девка моя. Кто еще сунется — живьем в землю закопаю, — негромко проговорил Вольф.

Глава 22

— Постойте, подождите!

Я изо всех сил пыталась поспеть за Вольфом, но это было довольно сложно. На тринадцатый этаж он почему-то решил подняться не на лифте, а пешком.

Подозреваю, что он хотел проверить, нет ли засады на лестнице, и это было дальновидно, нужно это признать. Двигался быстро и четко, как робот, не выказывая вообще никаких признаков усталости.

Не то, чтобы я жаловалась на свою физическую форму, но его темп был слишком быстрым для обычного человека.

— Как это у вас получается? — выдохнула я. — Там, около подъезда… Это какая-то особенная военная подготовка, да? Мне кажется, что теперь бандиты точно не вернутся, и мне нечего бояться. Я могла бы поехать к…

Под его мрачным взглядом я осеклась и сникла.

Нечего бояться, ага… Это надо же было такое ляпнуть?

Тот, кого нужно бояться по-настоящему — вот он, рядом со мной. Дело не в Лиханове и его приспешниках, а в том, что Вольф не хочет отпускать меня от себя.

— Вы… вы говорили, что разрешите мне позвонить Варе и на работу, — негромко проговорила я. — Если я выполню какие-то ваши два условия…

Даже подумать страшно, что он может от меня захотеть…

— Все очень просто, — отозвался он. — Даже ты справишься. Во-первых, ты перестанешь говорить мне свое дурацкое «вы», а во-вторых… я хочу видеть тебя в платье.

Это было неожиданно. По-настоящему удивительно.

Я ждала каких-то жутко неприличных и пошлых требований, от которых уши в трубочку свернутся. И уже сразу приготовилась ответить возмущенным отказом, мол, такое не для меня. И я ни за что на это не пойду…

Но то, что он озвучил, прозвучало вполне приемлемо. И целомудренно.

— Вообще я сейчас в платье… — осторожно проговорила я. — Значит, ваше условие как бы… выполнено. Что касается того, чтобы перейти на «ты», я постараюсь…

Хотя это и будет для меня очень сложно. Вольф мне не друг, не возлюбленный. Даже знакомым, если разобраться, его назвать сложно.

— Мое условие выполнено? Ты серьезно так думаешь? — он засмеялся. — Это не платье, Ульяна. Это мешок из-под картошки.

Я замолчала, глубоко оскорбленная этими словами. Я очень любила это свое платье и считала его самым приличным из всего своего гардероба. Первым положила в сумку, когда собирала вещи, чтобы уехать от Глеба и Олеси.

Ну да, оно не облегало мою фигуру, вернее, являлось самым настоящим балахоном, имело грубоватую материю и скучный коричневый цвет. Но зато было одним из немногих, выбранных для меня Глебом лично. Он утверждал, что это платье какого-то известного бренда — очень стильное и очень мне идет.

Еще он говорил, что меня из-за деревенского происхождения тянет на все яркое, кричащее и безвкусное. Поэтому мне нужно выбирать вещи темных, спокойных и нейтральных расцветок — тогда уж точно не ошибусь.

— Ну, у меня в вещах есть еще несколько… платьев, — начала я. — Выберите из них, какое вам нравится, и я… я его надену. Для вас.

Все это было неловко. Странно.

К чему он вообще клонит? Чего хочет от меня с этим платьем? Наверное, тут какой-то подвох, который я не могу разгадать…

— Для вас? — с нажимом переспросил он.

Я поняла. Конечно же, я сразу поняла, о чем он…

— Для… для тебя, — с усилием проговорила.

Второе слово далось очень тяжело.

Некомфортно. С трудом.

Вольф не тот человек, которому я бы могла говорить «ты» и чувствовать себя при этом… нормально.

А он… Он достал из кармана пальто свой сотовый и, глядя мне в глаза, поднял руку.

Я рванулась к нему, как сумасшедшая. В этот момент я позабыла обо всех своих страхах, обо всем…

Неужели, неужели, о Господи…

Хотя бы капля адекватности во всем этом безумии, происходящем со мной в последние дни.

Вольф позволил мне выхватить из своей руки телефон и откинулся в кресле, с интересом за мной наблюдая.

Я, я, я…

Первый порыв — набрать номер полиции и…

И да — что я скажу? Что меня отдал бандитам собственный муж в качестве компенсации за собственную роковую ошибку? Что я побывала в самом настоящем казино в центре города? Или что меня силой удерживает в одной из башен «Огней Манхеттэна» мужчина, которого я до смерти боюсь?

Играем по правилам, Ульяна.

Или, как сказала бы Варя, делаем вид, что…

Мысль была новой в моей голове, и ее следовало обдумать. Хорошенько обдумать.

Варя, Варюша… Неужели я могу услышать голос своей сводной сестры? Вот прямо сейчас.

Посреди всего этого. Запросто.

Дрожащими пальцами под пристальным взглядом Вольфа я набрала номер, который помнила наизусть, и…

Гудки, гудки, гудки…

Она безалаберная, как не знаю кто! Вечно забывает свой телефон, где не попадя. Тоже мне, будущий юрист. Вроде как поступила на такую серьезную специальность, хочет стать инспектором уголовного розыска… А такой ветер в голове!

— Алло… — наконец, раздался в трубке сонный-пресонный голос.

— Варя… — позвала я. — Варька!

Каких усилий мне стоило тут же не зареветь — видит один лишь бог.

— Ульянка! — голос сестры из сонного стал оглушающим и страшно возбужденным. — Ульянка, ты? Додумалась-таки позвонить, дурочка несчастная? Слава богам! Ну, ты как там? Догадалась все-таки телефон себе купить?

— А, догадалась, да… — пробормотала я, совершенно не представляя, о чем она.

— Глебчик папе рассказал, что ты в тур «Жемчужины Северного Кольца» махнула, а он не смог, потому что его в последний момент сниматься в какой-то новогодний огонек позвали! — Варька орала так, что у меня заложило уши. — А потом ему позвонила и сказала, что у тебя телефон украли. А я ему сразу и говорю — пусть купит там где-нибудь самый дешевенький. Ты ж сама-то не догадалась бы, я уверена!

Варька кричала в трубку что-то еще, расспрашивала, как там красоты русского севера — Печоры, Кемь, Калевала, а я просто слушала ее голос и внутри меня разливалась теплота.

Варька, Варька, родная… Ты даже не представляешь себе, что в кармане куртки у меня лежит сложенное вчетверо свидетельство о разводе с Глебом. Может, я бы и рассказала тебе, или хотя бы заикнулась, но… Но только не под пристальным взглядом мужчины, который сидел сейчас напротив меня.

— Да-да, у меня все отлично, — охрипшим голосом выдавила я. — И Кемь, и Калевала — просто обалдеть! И телефон у меня взаправду украли, ну ты ж знаешь, это я… Ты лучше расскажи, у вас-то как?

— У нас? У нас все в порядке.

В ее голосе прозвучало напряжение. Или мне кажется?

— Правда? Как папа, как Наталья Семеновна?

— Все нормально, Уль. Ты там отдыхай, наслаждайся, — пожелала Варя. — Я знаю, как ты об этом путешествии мечтала. Жаль, у Глеба не получилось поехать. У вас все… так же? Ну, ты понимаешь, о чем я. Ты так и не…

Я покраснела, как июньская заря, чувствуя на себе внимательный взгляд Вольфа. Пристальный. Голодный.

— Нет, не сейчас об этом говорить… — замялась я. — Мне пора идти, я еще позвоню. Очень люблю вас…

— Мы тоже, Улька… — кажется, что-то в моем голосе ей все-таки не понравилось, потому что она переспросила. — У тебя точно все нормально?

— Конечно, — сглотнув, сказала я.

И отключилась.

— Как видишь, твои родственники пребывают в блаженном неведении, — усмехнулся Вольф. — А вот у них, судя по всему, все далеко не так радужно…

— Почему вы так считаете? — встрепенулась я. — Что-то знаете?

Молчал, глядя на меня исподлобья. Хуже нет этого молчания. Как будто я что-то не то сделала или спросила! Что, так сложно ответить?

Вообще-то да, не то. Вдруг поняла.

И исправилась.

— Почему… ты так считаешь? — сглотнув, повторила. — Что-то знаешь? Располагае…шь какой-то информацией?

— Отнюдь нет, — отозвался он. — Всего лишь ее интонации.

— Я знаю свою сестру! — вспылила я. — Если бы что-то произошло, она мне сказала! Вы… Ты! Не смейте лезть! Тебе этого не понять!

Сама мысль о том, что он может быть прав, сводила с ума…

С моей семьей все в порядке. Они в безопасности. По-другому и быть не может.

— Я смотрю, на работу ты звонить не собираешься? — холодно оборвал он.

Черт побери!

Дура!

Зачем я опять кричу?

— Простите. Простите, бога ради. Можно, я позвоню? — выдавила с трудом.

— Валяй.

Кажется, ему действительно интересно. Забавляется. Для него это развлечение. Наблюдать за тем, как рушится моя жизнь. Принимать в этом живейшее участие.

Ненавижу…

В отличие от Вари, Роман Евгеньевич взял сразу. В своей холодной манере, как это может только он, отчитал меня за недельное отсутствие на работе.

— Совесть есть, Рудная, нет? — отчеканил начальник в трубку. — Конец года, на носу столько важных мероприятий, а ты просто пропадаешь — и все! Загуляла где-то с мужиком — могла бы предупредить. Я бы поискал тебе замену. Или Бэллой Ахмадулиной себя возомнила? Анной Ахматовой?

Да, он никогда не стеснялся в выражениях. Я униженно оправдывалась, на ходу придумывая что-то малоправдоподобное. В этот момент мне казалось главным — не потерять свою драгоценную работу, которая осталась последним связующим звеном с моей нормальной жизнью.

— В общем, так, Рудная, — оборвал мой сдавленный монолог начальник. — Не выйдешь в понедельник — ищи себе новое место работы. Я подобной наглости не терплю — сама знаешь. Вот только для тебя и готов исключение сделать.

— Шли его, — отрывисто приказал Вольф, даже не пытаясь понизить голос.

— Что там? У тебя там… Или мне послышалось? — кажется, Роман Евгеньевич нахмурился. — Ульяна, ты всегда была очень хорошим и ответственным работником, но…

— Послышалось! — изо всех сил завопила я. — Послышалось вам, Роман Евгеньевич! Я приду в понедельник, обязательно приду! И заказов мне можете больше дать — все сделаю! Я не хочу терять эту работу! Пожалуйста! Умоляю вас!

— Ладно, не вопи. В понедельник посмотрим, — недовольно буркнул начальник и отключился.

— Я не хочу терять эту работу… — едва слышно повторила я, избегая смотреть на Вольфа. — Пожалуйста… Умоляю вас… Позвольте мне пойти в понедельник… Это очень важно для меня, очень…

Кого я прошу? Кого умоляю? Это же человек с другой планеты. Из другого мира — отвратительного и жестокого.

Вольф так смотрит на меня… Так плотоядно смотрит…

Вот сейчас… Сейчас…

И я… Я этого просто не выдержу.

— Раздевайся, — медленно проговорил он.

Глава 23

— Что? — прошептала. — Как?

Все равно надеялась — не дойдет до того. Что Вольф не будет меня принуждать к близости… Не использует, как тряпку.

Не лишит последних остатков достоинства.

Глупо, конечно. В моем стиле.

Я после этого дышать не смогу, наверное…

— Ты глухая? — в его голосе столько грубости, что у меня наворачиваются слезы. — Или еще не поняла, что я не люблю повторять?

Возможно, раньше бы я попыталась упорствовать. Кричать: «Не надо!». Просить. Умолять.

Но в нем столько власти, что я не могу больше сопротивляться.

Дрожащими пальчиками стаскиваю свое одеяние и остаюсь перед ним в одном нижнем белье. Мои щеки такие красные, так горят… Кажется — плесни мне в лицо холодной водой — кожа тот час зашипит.

Наверное, теперь надо снять лифчик и трусики, но я не смогу! Просто умру! Просто… Не выдержу!

Пусть сделает это силой. Сам.

В янтарных волчьих глазах светится желание. Каждым миллиметром кожи я чувствую, как сильно он меня хочет.

Глеб никогда не смотрел на меня так. Никто не смотрел.

— Повернись, — велит хрипло.

Повинуюсь, ожидая, что вот-вот… Сзади…

Он подойдет ко мне сзади.

— Можешь одеваться, — неожиданно доносится из-за спины.

В свое мешковатое коричневое платье я ныряю в одну секунду — как солдат по тревоге.

Не совсем понимаю, зачем это было нужно? Хотел унизить? Показать свою силу? Или осмотреть товар лицом? Я что… оказалась недостаточно хороша для него?

Впрочем, тут-то как раз ничего удивительного. Для такого, как Вольф — я…

Наверное, да. Не подхожу по всем статьям.

Думаю об этом всю ночь.

Вот и хорошо, что он мной не прельстился! Значит, должен отпустить…

Вот только это, как и всегда, оказывается лишь наивной мечтой. На следующий же день я понимаю, зачем он заставил меня раздеться.

Ответ до смешного прост.

В спальне на постели меня ждет жесткий пакет с тяжелыми переплетеными ручками. Черная матовая бумага, из которой он сделан, на ощупь словно бархат. И маленькие серебристые буквы, складывающиеся в название незнакомого бренда на боку пакета.

Замирая, я достаю из его прохладного, едва ощутимо пахнущего каким-то волшебным ароматом нутра ярко-красную шелковистую ткань, которая оказывается…

Платьем.

Вольф… Он просто на глаз прикинул мой размер.

Никогда. Ни разу в своей жизни я не надевала подобное.

Такие вещи — не для меня. Такие платья может носить Глебова любовница Олеся, или Элина Жубанова с моей работы.

Яркие уверенные в себе девушки. Но не я.

Вычурное атласное платье в обтяжку. Короткое. С огромным декольте.

Его нельзя было назвать вульгарным. Наоборот. Безумно стильным. Великолепным. Выдающимся. Дизайнерским.

И таким ярким. Ослепительно ярким!

Нет, нет и нет. Ни за что не надену такое…

Наверное, в таком наряде какая-нибудь голливудская актриса могла бы пройтись по красной ковровой дорожке, и потом на глазах тысяч зрителей получить «Оскар».

Обычная деревенская девушка вроде меня будет смотреться в нем не просто глупо — карикатурно! Как на корову — седло пристроить.

Да я со стыдобы сгорю вместе с этим самым платьем. Надо же, я и подумать не могла, что условие Вольфа окажется настолько сложным для меня.

Подумаешь — какое-то платье примерить.

Но нет! Точно — нет.

— Это не для меня, понимаете? — жалко попыталась оправдаться я, когда Вольф ступил в спальню.

Он посмотрел на аккуратно сложенное мной и убранное обратно в пакет платье. Затем — на меня, нервно теребящую подол своего мешковатого коричневого, как он выразился, «мешка из-под картошки».

— Кажется, мы договаривались, — мягко, и от этого пугающе проговорил мужчина. — Два моих условия в обмен на два твоих звонка. И ты не можешь выполнить ни одно из них?

Только сейчас до меня доходит. Боже, я настолько нервничаю, что снова назвала его на «вы»?

— Ой, простите… Прости, — закрываю лицо ладонями. — Я не могу говорить вам «ты». Язык не поворачивается. И платье это тоже надеть не могу. Оно очень красивое. Роскошное. Но не для меня. И никогда не будет для меня. Простите.

С трепетом жду его реакции. Подойдет и ударит. Швырнет к своим ногам. Болью и унижением подчинит, растопчет, раздавит. Чтобы знала свое место. Чтобы не смела перечить такому, как он.

— Ты вообще в курсе, что ты первая, кто отказался выполнять данное мне обещание?

Тон Вольфа обманчиво мягок. Но он подходит ближе. Волчьи глаза — сумрачные. Темные. На мгновение он кажется мне усталым.

Смертельно усталым от меня.

А мне… Мне как всегда некуда отступать. Позади — кровать.

Отступление провоцирует нападение. Поэтому я бросаюсь ему наперерез. Хватаю за теплую и сильную руку, до крови расцарапав пальцы о зазубрину его печатки. И мои губы сами собой лепечут:

— Отпусти меня! Отпусти, Вольф, прошу! Я — не та, кто тебе нужен. Не та… Ты ошибся… Увидел во мне то, чего там и в помине нет. Мы — разные люди. Слишком разные! Меня от тебя просто трясет. Зачем тебе это нужно? Зачем — такая, как я? Тебе стоит просто поманить — и за тобой пойдет самая красивая и эффектная девушка. Такая, которая носит подобные платья. Я… Не хочу, не могу, не выдержу… Просто позволь мне уйти! Умоляю, позволь!

Слушая мой горячий, нервный монолог, Вольф смотрит как будто поверх меня. Сжимает сильными руками мою талию, проходит по спине и по моим распущенным волосами. С грубой лаской гладит их, наматывает на ладонь.

Опускает мою голову, чтобы уткнуться лицом в мой пробор и вдыхать запах моих волос. Прижимать ее к себе слишком крепко, до боли.

— Уже неплохо, малышка, — негромко говорит он.

А я вдруг понимаю, что все — таки сказала ему «ты». Сказала, и даже не заметила — так легко сорвалось.

— Хорошо, ладно… — содрогаясь в его объятиях, прошептала я. — Завтра. Я же могу пойти на работу завтра? Это очень важно для меня — не потерять ее. Разрешишь? Позволишь?

— Нет, — ответил он.

И сделал вместе со мной шаг к постели. Я ощущала его руки на своем теле, а губы — своих губах, которые кусала до крови.

— Нет… — эхом повторила испуганно. — Нет! Нет! Нет!

— Ты сможешь ходить на работу… — проговорил Вольф хрипло. — И еще черт знает куда. Будешь иметь все, что захочешь. И будешь под моей защитой. Никто не посмеет тебя не то, что обидеть — даже косо посмотреть. Просто подумай об этом, Ульяна.

Он оставил меня растерянную и дрожащую. Ни о чем думать я не могла. Может, поэтому и заснула крепко — без сновидений.

Проснулась ровно в шесть двадцать. Именно в это время я всегда вставала на работу.

Вольфа уже не было. И как тут не поверишь в мистику — он так бесшумно появлялся и исчезал, что как тут было не задуматься о его причастности к злым силам.

Я налила себе кофе из кофемашины — я всегда пила перед работой кофе. По привычке поглядывала на часы — отлично, и совсем не опаздываю. При условии, что выйду через десять минут.

А ведь я не выйду. Я заперта в этом роскошном доме.

Пленница. Потеряю любимую работу.

Ненавижу!

Я неспокойно закружила по квартире, то и дело посматривая на часы. Просто не могла найти себе места. И чем ближе стрелка подвигалась к восьми, тем сильнее я нервничала.

Когда в прихожей послышался звук поворачиваемого в замке ключа и отпираемой двери, я готова была броситься перед Вольфом на колени, чтобы позволил мне пойти на работу.

Готова была пообещать все, что угодно.

Вот только это оказался не он.

На пороге стояла женщина лет сорока пяти с беспроводным пылесосом наизготовку. При виде меня она перестала что-то напевать и уставилась так, словно увидела приведение.

— Ой, вы простите меня, пожалуйста! — всплеснула руками женщина. — Я в этот день и в это время всегда убираться прихожу, потому что знаю, что Владимира Генриховича нет дома. Я и не ожидала, что тут вы! Вы скажите, когда мне лучше прийти, чтобы вам не мешать…

— Нет-нет, всё просто отлично! — перебила я, лихорадочно натягивая куртку. — Вы убирайтесь на здоровье, а я пойду!

И выскочила на лестничную площадку. Женщина смотрела мне вслед удивленным взглядом, но мне было наплевать.

Глава 24

— Всем привет! — проговорила я и направилась к своему рабочему месту.

Старалась, чтобы голос звучал обыденно. Да и выглядеть хотелось как ни в чем не бывало.

Получалось неважно — коллеги провожали меня такими красноречивыми и заинтересованными взглядами, что краска сама собой залила щеки. Ну, и конечно, в целом я осталась верна себе — задела столик-уголок с микроволновкой, отчего он тут же накренился вбок.

Про этот столик все знали, что он стоит неустойчиво, потому обращались с ним осторожно — уже чисто на автомате. И я в том числе.

Но вот же — угораздило! Благо, технику я поймала, а то не сносить бы мне головы. Микроволновку в нашем отделе купили в складчину и страшно ей дорожили.

— Ру-удная-я? Что, перед самым Новым Годом решила в отпуск сходить? Круто отдохнула?

Конечно, это Лена. Лена Бочкарева, наш дизайнер. У кого еще такой противный голосок, и кто никогда не лезет за словом в карман.

— Я… болела, — нашлась я, усаживаясь за свой стол.

— Хорош сказки рассказывать, Рудная! — тут же окоротила Бочкарева. — Больные по торговым центрам не расхаживают! А тебя, вон — Элинка Жубанова видела пару дней назад. Совесть у тебя есть, а? Полянских, Миловидова и того, страшно противного дядьку, Петра Алексеевича, пришлось делать мне! И срочно! А это, между прочим, твои клиенты. И денежки ты за них получишь! Этот Петр Алексеевич мне весь мозг выел — то ему не эдак, это не так! Вот ведь, любят некоторые, за чужой счет…

Лена многозначительно замолчала. И, как я видела, остальные ее полностью поддерживали.

Мне же оставалось только вздохнуть и промямлить «Так получилось, извини… С меня шоколадка…». Глаз я при этом не поднимала. По сути, Бочкарева была права. Мы с ней работали в паре — я сочиняла стихотворное поздравление, а она придумывала для него дизайн.

И вот, пока я прохлаждалась у Вольфа, по целым трем клиентам ей пришлось отдуваться одной…

Полянские должны были пожениться, и им надо было оригинальное стихотворное приглашение на свадьбу. Миловидов хотел гимн для своей недавно созданной клининговой фирмы — чтобы сотрудники по утрам пели и проникались корпоративным духом.

Но труднее всего было с престарелым Петром Алексеевичем, который заказал нашей компании стихотворное поздравление для своей супруги на золотую свадьбу. Сразу стало ясно, что это очень сложный клиент, капризный и требовательный.

Однако из нашего агентства событий «Улыбка праздника» абсолютно все клиенты должны были уходить с счастливой улыбкой.

Рекомендовать нас друзьям и знакомым и возвращаться вновь.

Во всяком случае, именно это вдалбливал сотрудникам в головы наш начальник и владелец агентства, Роман Евгеньевич. И, кажется, это все же не проходило даром. За два года существования «Улыбка праздника» успела наработать себе небольшую постоянную клиентуру и даже кое-какую репутацию.

Организация свадеб, юбилеев, детских праздников, необычных свиданий, оригинальных поздравлений, корпоративных квестов — все это и многое другое входило в сферу деятельности компании, в которой я работала.

Несмотря на прохладные отношения с коллективом, я все равно очень любила свою работу. Именно за это ощущение торжества и праздника, который каждый день с тобой, и любила.

Где бы я еще могла писать свои стишки и получать за это деньги?

Но больше всего любила за чудо, за сказку… Например, недавно в агентство обратился парень, который хотел сделать девушке предложение на концерте Валерия Меладзе, ярой фанаткой которого она была. Осложнялось все тем, что он уже давно и прочно был у нее во френдзоне и почти никакой надежды на то, что она согласится, не было.

Каких трудов нашим менеджерам стоило договориться с командой известного певца — лучше не вспоминать! Вся «Улыбка праздника» ходила тогда ходуном!

И в итоге чудо произошло! Наш клиент спел с самим Меладзе, а потом прямо на сцене перед огромным залом встал на одно колено и сделал шокированной девушке предложение. Она была вне себя от счастья и ответила согласием.

Рыдал весь зал!

Но, наверное, главным чудом было то, что Валерий не взял с нашего агентства, которое обо всем этом договаривалось, ни гроша. Наверное, потому, что ему рассказали о давней и безответной любви этого молодого человека и о том, что он не так уж и богат.

Я видела запись всего этого, и весь день потом плакала сама. Было так светло… Светло и очень-очень грустно…

Я ведь тогда подходила к Глебу, который в силу своего положения на телевиденье мог выйти на Валерия Меладзе. Но он послал меня далеко и надолго. Еще и пальцем у виска покрутил: «Где Меладзе, а где ваша голимая задрипанная конторка. И не вздумайте соваться к его представителям — пошлют далеко и надолго».

Но менеджеры нашей «голимой задрипанной конторки» обошлись — смогли договориться и без него. Их никто не послал.

Это мне надо было послать Глеба. Послать уже тогда…

— Спасибо, обойдусь без твоей шоколадки, — фыркнула Бочкарева. — Там к Новому Году завал из заказов — уже ждет тебя. И еще какой-то новый клиент с утра пожаловал, Роман к себе вызывает. Очередь как бы моя, но ты же у нас наглеть не станешь?

— Да, конечно, я возьму его, — смирно сказала я.

Тащиться в кабинет директора ой как не хотелось… Опять проходить сквозь строй косых взглядов молодых коллег, среди которых я почему-то чувствовала себя старушкой. Хоть и была одного с ними возраста. Они не принимали меня в свой веселый круг.

Я никогда не участвовала в их приколах, непринужденной болтовне. А если иногда все-таки набиралась смелости, чтобы вставить какое-то слово или высказаться, то все молчали. А потом как ни в чем не бывало продолжали разговор.

Это было очень противно и неловко. Но я ничего не могла с этим поделать. В самом начале притаскивала на работу пирожки собственного приготовления, пирожные всякие. Надеялась задобрить коллег… Но, судя по тому, с какими кислыми лицами эти вкусности принимались и не елись, восторга они не вызывали. Как и мое желание подружиться…

— Рудная, с тебя три тысячи рублей на корпоратив, — сообщил менеджер Олег, когда я проходила мимо его стола.

— Я не пойду… — вырвалось у меня.

— Все должны идти. А кто не пойдет — того Роман премии лишит, — не отрывая взгляда от монитора, с осуждением проговорил Алекс. — Деньги Элине Жубановой надо сдать до завтрашнего вечера.

Непонятно только, что он осуждал — что начальник грозился лишить отсутствующих премии, или что из-за этого мне тоже придется присутствовать на новогоднем корпоративе.

Скорее всего, второе. Алекс, высокомерный Алекс, кажется, особенно не любил меня. Вернее, презирал. Ведь именно он больше всех зубоскалил на мой счет. Ох, до чего же мне были обидны его шуточки, когда я принесла на работу чай с собственноручно собранными в окрестностях Ларюшино травами — зверобоем, мятой и медуницей.

Еще, как дура, рассказала, что где собирала, да для чего какая травка полезна. Зверобой — отличный антидепрессант, мята понижает давление, а медуница смягчает и обволакивает…

В итоге к этому чаю так никто и не притронулся… «Мало ли каких трав она там насобирала, травница, блин…» — высказался по этому поводу Алекс.

Кстати, это именно он тогда провел переговоры с представителями Меладзе, которые закончились таким успехом. Роман Евгеньевич тогда его чуть ли не расцеловал и выписал огромную премию.

— Хорошо, я сдам, — кивнула.

Было бы только что сдавать. Да и вообще… Скорее всего, после того, как сегодня я сбежала из дома Вольфа, он найдет меня и убьет. И не видать мне этой корпоративной вечеринки, как своих ушей.

Может, оно и к лучшему, потому что Лена Бочкарева громким шепотом прокомментировала мне в спину: «А лучше бы не сдавала!».

И я, наконец, вышла.

Вообще-то все было сносно — в основном коллеги меня не замечали, и это меня устраивало. Это сейчас на меня обратили внимание, потому что меня долго не было на работе. Еще, наверное, и шепчутся, почему Роман меня не выгнал, как Зину…

Кстати, и правда, почему? Похоже, что-то у них все-таки действительно было…

Ох, и достанется мне сейчас! С другой стороны, выгонять он, наверное, меня все-таки не будет. Я же пришла в понедельник, как и обещала…

— Роман Евгеньевич, можно? — робко спросила я, заглянув в его кабинет.

— Заходи, Рудная, — кивнул начальник.

Был он странно улыбчивым, и вообще, кажется, весь светился от счастья. Что было странно — я-то ожидала сурового нагоняя.

И тут вспомнила про нового клиента. Ну, конечно! Не будет же Роман распекать меня при нем!

В кресле напротив Романа действительно находился какой-то мужчина.

И я сразу же его узнала.

Мать честная!

Это был человек, которого я меньше всего на свете ожидала увидеть здесь…

Глава 25

Не поверила своим глазам. Пару раз моргнула, надеясь, что видение сгинет.

Бесполезно.

Ильяс Рахматулин — вот, кто это был…

Тот, кого Вольф с нескрываемой ненавистью назвал своим братом и от кого велел держаться подальше.

В нашем-то агентстве этот Ильяс что забыл?

Небрежно зачесанные назад темные волосы и глаза, которые как будто обливают медом — настолько у него неприличный и откровенный взгляд. Яркое и мужественное лицо, шикарное темное пальто и белоснежная рубашка. Если Вольфа можно сравнить с диким волком, то у этого однозначно повадки тигра. Экзотического, красивого и страшно опасного животного, взор которого пугает и завораживает одновременно.

— А это, Ильяс Камильевич, Ульяна Рудная — наша лучшая сотрудница, настоящий специалист своего дела, — соловьем разливался Роман. — Такие поздравления пишет — наши клиенты плачут от умиления.

— Не сомневаюсь в этом, — отозвался Рахматулин.

Судя по тому, как довольно он скалился и как смотрел на меня, мое появление явно не было для него неожиданностью.

— Роман Евгеньевич, можно вас на минутку? — только и хватило сил проблеять мне.

— Конечно, Уленька, что такое?

Не будь я так растеряна, я бы не смогла удержаться от смеха. Такая отеческая забота была точно не в характере Романа Евгеньевича. Он учтиво извинился перед Ильясом и с милой улыбкой вывел меня за дверь.

После чего накинулся, как бешеный пес.

— Ты что мне тут устраиваешь? С ума сошла, Рудная? Я дал тебе второй шанс не для того, чтобы ты выпендривалась перед таким крутым клиентом! Это же сын самого Камиля Рахматулина! Слышала про такого?

— Нет…

— Ты в каком мире живешь, Рудная? — прошипел начальник. — В нашем или в параллельном каком? Камиль Рахматулин — Алмазный Король всея Руси! Тот самый, который прошел путь от простого шлифовщика алмазов до владельца и главного председателя алмазного холдинга «Африка — Россия». А это его сын Ильяс. И ты обслужишь его по полной программе!

— Что значит «обслужишь»? — испугалась я.

— Значит, выполнишь его заказ! — проорал Роман и тут же понизил голос. — А ты что подумала?

— Ничего.

Я на самом деле не знаю, что и думать… Сын алмазного короля явился в наше захудалое агентство… ради меня?

Да нет, бред какой-то. Простое совпадение…

— Оно и видно, что с некоторых пор у тебя это самое «нечего» в голове, — пробурчал начальник.

— Роман Евгеньевич! — взмолилась я. — Можно, его заказ будет выполнять Лена Бочкарева? У нее лучше получится, чем у меня! Ну, пожалуйста…

— В общем, так, Рудная. Ты думаешь, я с тобой шутки шучу? Не хочешь работать — так прямо и скажи! Нечего мне тут нервны трепать. Бочкарева и так за тебя тут отпахала!

— Я хочу работать! Хочу…

Только не с ним. Не с Ильясом Рахматулиным. Что вообще такому, как он, может понадобиться в нашей «Улыбке праздника»?

— Девушка ему понравилась, — как будто услышал мои мысли Роман. — Хочет произвести на нее впечатление красивыми стихами. Так что давай, Рудная — вперед и с песней! Если он останется недоволен — уволю тебя к чертовой бабушке!

— Хорошо, — убито кивнула я.

— И вот еще что. В субботу новогодний корпоратив в ресторане «Манеръ». Идут все, никто не отказывается. Чтоб была и без вопросов, Рудная. А не как в прошлый раз. И улыбаться Рахматулину не забывай.

— Хорошо…

А что еще мне оставалось делать? Я так дорожила своей работой, так рвалась сюда… Снова поступила наперекор Вольфу, и по-любому навлекла на себя его гнев. Я не могу оставить это просто так

Вольф убьет меня за то, что ослушалась, просто убьет…

— Все в порядке? Вы уверены, что ваша сотрудница справится со всеми моими пожеланиями? — поинтересовался Ильяс, когда мы с Романом вернулись в кабинет.

У меня чуть было не вырвалось «Нет», но начальник посмотрел на меня так свирепо, что я промолчала.

— Конечно, справится, — широко улыбнулся Роман. — Даже не сомневайтесь, Ильяс Камильевич. Уленька — настоящее чудо.

— Да, я уже это понял, — брат Вольфа ухмыльнулся с такой откровенной издевкой, что я покраснела, как маков цвет.

Словно опять стояла перед ним голая, замотанная в одно полотенце. Благо, начальник ничего не заметил, без умолку болтая о деталях заказа.

— Ильяс Камильевич, вы хотите, чтобы Ульяна написала персональное стихотворение некой особе, я правильно понимаю?

— Абсолютно, — Ильяс кивнул, не сводя с меня взгляда. — Мне понравилась одна девушка. Очень понравилась — что, в принципе, для меня редкость. Проблема в том, что при знакомстве вышла небольшая путаница, и я ошибся. Это потом уже я навел о ней справки и выяснил, что погорячился. Думаю, я сильно ее обидел. Хочется исправить эту оплошность и произвести на нее хорошее впечатление.

Я покраснела еще сильнее, хоть сильнее, казалось бы, уже невозможно.

Этот Ильяс… Он… Он издевается!

А Роман Евгеньевич, затаив дыхание, внимал этому рассказу. Кажется, он был на седьмом небе от счастья, что оказался посвящен в такие подробности от такого человека.

— Ильяс Камильевич, при всем уважении, — с придыханием проговорил он. — Вам стоит лишь взглянуть на нее, она уже будет на седьмом небе…

Это было уже совсем откровенной лестью.

— И все-таки я хочу, чтобы это было красиво, — бесцеремонно перебил Ильяс.

— Вы обратились по адресу. Ульяна напишет такое стихотворение, что та девушка побежит за вами на край света! Да, Ульяна? — с нажимом повторил Роман.

— Ага, — кивнула я, не найдя в себе силы что-то сказать.

Я то краснела, то бледнела. И ничего не могла с собой поделать.

— А как ее, эту счастливицу, зовут, если не секрет?

— Ульяна, — как ни в чем не бывало ответил Ильяс. — Красивое православное имя.

— Да что вы? — живо отреагировал Роман и, не удержавшись, захохотал. — Ну, надо же! Ты слышишь, Уль, прямо, как тебя! И имя-то достаточно редкое! Вот это совпадение!

— Забавное совпадение, да, — довольно оскалился Ильяс.

И если до того момента в это еще можно было поверить, сейчас стало окончательно ясно, что совпадением тут и не пахнет.

Загадочный и ненавистный брат Вольфа явился в наше агентство… ради меня. Более того, он сделал так, что я должна была написать стих… Для самой себя?!

Роман Евгеньевич между тем еще немного поахал «совпадению» (видимо, мысль о том, что у меня и у девушки, понравившейся самому сыну Камиля Рахматулина, совпадают имена, действительно его веселила), потом еще немного полебезил перед Ильясом, а потом велел мне проводить его в творческий отдел. Это была обычная Романова практика — сначала пообщаться с клиентом самому, а затем уже перепоручить его заботам сотрудников.

Предполагалось, что я более подробно расспрошу Ильяса о его пожеланиях по тексту, а еще он сможет выбрать оформление будущего шедевра.

Вот только это было абсурдно. Неправильно.

Это был фарс. Я знала об этом. Знал и Ильяс. Поэтому так ухмылялся — только дурак не поймет, что он издевается и никакой стих ему даром не нужен. Дурак и еще Роман Евгеньевич, который вел себя с ним так, как с обычным клиентом. Из тех, которые приходят к нам заказать поздравление на юбилей или свадьбу.

Я бы многое отдала за то, чтобы не оставаться с Ильясом наедине. Не потому, что Вольф запретил. Потому что я сама чувствовала — от этого человека нужно держаться подальше.

Но что я могла поделать? Роман велел вести его в творческий отдел.

Что мне оставалось делать — я повела…

Глава 26

Наше агентство располагалось в старинном здании, которое принадлежало Роману Евгеньевичу. Он был из рода купцов, которые каким-то чудом смогли сохранить большую часть своей собственности после революции.

Само собой, за годы этот особняк много раз ремонтировали, последний ремонт и вовсе был евроремонтом.

И все-таки дух старого здания витал здесь — высокие потолки, ажурные перила лестниц, широкие подоконники…

На один из таких подоконников меня и усадил Ильяс Рахматулин, когда мы с ним оказались в пустом коридоре.

Причем, усадил — в прямом смысле этого слова. Не слушая моих сбивчивых возражений, схватил меня в охапку и толкнул на этот самый подоконник.

Опершись руками о раму, навис прямо надо мной, не давая никакой возможности поднырнуть под его руку.

От него умопомрачительно пахло каким-то мужским парфюмом — достаточно резким и острым, чтобы у меня начала кружиться голова.

Но… странное дело, его хотелось вдыхать вновь и вновь. С феромонами он был, что ли…

— Ну здравствуй, крошка. Продолжаем знакомство?

Боясь поднять на Ильяса взгляд и утонуть в тигровой радужке сатанинских глаз, я вперилась глазами в пуговицу на его безукоризненно-белой рубашке.

— Как вы здесь очутились?

— Думаешь, для человека моего положения так сложно найти понравившуюся девушку?

— Думаю, что нет… Наверное, для таких, как вы и ваш брат, это легче легкого. Хотя это неправильно. Каждый человек имеет право на неприкосновенность. Я не хотела, чтобы вы меня нашли.

Я говорила чистую правду. Наверняка Ильяс, так же, как и Вольф, знает обо мне все: и о моих родственниках, и о Глебе, не говоря уже о месте работы, адресе и обо всем остальном. А может, так же, как и Вольф, Ильяс знает даже о том, что я говорила на приемах у психолога.

Осознавать, что в твою личную жизнь могут так запросто вмешаться посторонние люди, было противно и как-то… безнадежно.

— Брат? — Рахматулин презрительно искривил бровь.

— Вы сами… сами тогда сказали, что пришли в гости по-братски…

Я отпрянула, насколько это было возможно, испугавшись выражения его глаз.

Столько в них было ненависти. Столько…

— Запомни. Еще раз назовешь Волка моим братом, придушу, как котенка.

Я судорожно закивала, ощущая на спине холодок. Не запомнить было невозможно — с такой тихой, но отчетливой угрозой он это сказал.

Хоть бы кто-нибудь прошел! Роман Евгеньевич или кто-то из бухгалтерии… Я бы сейчас была рада даже Элине Жубановой.

Впрочем, нет. Эта — точно пройдет мимо чужой беды. Я уже убедилась на собственном опыте.

— Со стихотворением… Зачем все это? — с тоской спросила я, глядя на него снизу вверх. — Зачем вы сюда пришли?

— Затем, что мое предложение остается в силе, — Ильяс Рахматулин взял меня за подбородок, вынуждая задрать к нему голову. — Пусть ты не проститутка, и до недавнего времени была примерной женой Глеба Рудного… Но даже идиотка не откажется от того, что я предлагаю. Взамен тебе нужно всего лишь кинуть Волка и стать моей. На его глазах.

— Я ему никто, чтобы кидать его, — мрачно проговорила я.

— Тем более. Тогда все вообще просто. Ты дашь мне прямо сейчас и тем самым подтвердишь нашу сделку.

От Ильяса Рахматулина волнами исходит неконтролируемая энергетика. Мужская. Властная.

Даже не пытаясь сдерживаться, он раздвигает коленом мои колени и оказывается совсем уж неприлично близко. Ахнув, я пытаюсь свести ноги вместе, но… не получается.

Мамочки! Вот сейчас пройдет кто-то знакомый и увидит, как я раздвигаю ноги перед чужим мужчиной!

Стыд-то какой!

Натиск Ильяса не такой, как у Вольфа. Он стремителен, беспощаден и… Похож на бурю в пустыне. Так же иссушает своей яростной страстью. Так же застит все, кроме себя, мглой.

Так самоуверен, что и я начинаю верить и спрашиваю, как в бреду:

— И что же такого особенного вы предлагаете?

— Все, что захочешь. Ограничений нет.

— Я с детства мечтала полететь в космос…

— Да без проблем.

А затем достал сотовый телефон, набрал какой-то номер и заговорил по-английски.

В школе я любила этот язык, поэтому могла уловить смысл того, о чем он говорит.

И не поверила своим ушам!

— С кем вы разговариваете?

— С Илоном Маском, конечно, — пожал плечами Ильяс Рахматулин. — Можешь лететь хоть завтра.

Этого не может быть на самом деле… Просто не может. Неужели он действительно может так запросто позвонить самому Маску?

Глупая, доверчивая Ульяна! Разумеется, он тебя обманывает.

Просто издевается, вот и все.

— Прекратите это, пожалуйста, — жалобно попросила я.

— Что, уже не надо? — хохотнул Рахматулин и, коротко попрощавшись, отключился. — Какие-нибудь еще пожелания будут?

— Да. Прошу, оставьте меня в покое.

— Скучно. Не пойдет, — протянул Рахматулин, бесцеремонно разглядывая мое лицо. — Давай придумаем что-нибудь другое. Например… Поездка по Северному Кольцу России на поезде «Золотой Орел». Псков, Печеры, Кемь, Великий Устюг, Дед Мороз, все дела… Как тебе?

До боли прикусив костяшку пальца, я изо всех сил замотала головой.

О Господи, откуда? Откуда он знает о моей наивной мечте? Есть ли вообще что-либо, что можно скрыть от Ильяса… и Вольфа?

— Тоже нет? Какая жалость, — Рахматулин нагло ухватил меня за запястье. — Впрочем, у меня есть для тебя кое-что поинтереснее, лапуля. Месть. Очень сладкое блюдо. Мы разделим ее с тобой напополам. Тебе понравится, гарантирую.

— Что значит напополам? — похолодев, спросила.

Но я поняла, что он имеет в виду. Клянусь, я сразу это поняла.

А Рахматулин склонился к самому моему уху, и я услышала его тихий, вкрадчивый голос:

— Я отомщу проклятому Волку, а ты — своему мужу… Мне тут нашептали, что твой бывший со своей любовницей сильно тебя обидел. Даже не просто обидел — подвел под монастырь. Откупился тобой перед бандитами за собственный косяк. Неужели не хочется, чтобы эта мразь ответила за свой крысиный поступок? Он у меня землю жрать будет вместе с подстилкой своей.

— Она беременна, — едва слышно проговорила я. — Любовница Глеба беременна… Вас это не остановит?

— Главное, чтобы это не остановило тебя, — осклабился Ильяс.

Дорогой деловой костюм, стильная стрижка и укладка, красивое холеное лицо и хозяйские замашки были лишь внешней оболочкой, налетом цивилизованности. На самом деле это мужчина был по-средневековому жестоким и даже, наверное, кровожадным. Не жестким, как Вольф, а именно жестоким…

Готовым пойти по трупам и, что самое отвратительное, получающим от этого удовольствие.

Но ужаснее всего было, что он оказался прав. Тронул в моей душе ту маленькую струнку, которая отозвалась…

Наверное, я гадкий человек, но я хотела мести Глебу и его Олесе. Вольф сломал Глебу руку тогда, около ЗАГСА… Наверное, я вдвойне гадкий человек, но порой ко мне приходили мысли, что этого мало. После того, что он со мной сделал — слишком мало.

Словно что-то переключилось во мне. Сломалось. Прежняя Ульяша помахала бы вслед изменнику платочком и даже не подумала бы пожелать зла.

Нынешняя Ульяна — то, во что я медленно превращалась, где-то в глубине души допускала мысль о мести.

— За что вы так ненавидите Вольфа?

Я впервые подняла глаза на сильного мужчину, который навис надо мной, подавляя мою волю своим гипнотизирующим взглядом.

— За предательство, — коротко ответил Ильяс. — Что ж, осталось только скрепить наш союз.

Я опомниться не успела, как он обжег меня страстным, жгучим поцелуем.

Впрочем, опомниться все-таки пришлось, потому как то, чего я боялась, все-таки случилось. Неподалеку послышался звон и раздалось невнятное: «Ой!».

А после я увидела шокированную до глубины души Элину Жубанову. У ее ног валялись осколки чашки, которую она несла в туалет, чтобы помыть…

Самое мерзкое, что Ильяс даже не подумал отпрянуть от меня. Ухмыльнулся свидетельнице моего позора своей наглой улыбочкой и — о ужас! — положил мне руку на талию!

Если от стыда бы проваливались сквозь землю, я бы уже в потоке раскаленной лавы летела к центру земли!

Интересно то, что на меня Жубанова вообще не смотрела. Склонившись над разбитой чашкой, она то и дело кидала выразительные взгляды на Ильяса. И глаза у нее при этом были, как у совы. Что сильно портило ее образ стильной женственной леди в деловом костюме. Собрав осколки, моя коллега поспешила ретироваться.

— Никакого союза между вами и мной нет! — с гневом воскликнула я, едва она скрылась за поворотом коридора. — И никаких сделок я заключать не стану! Я не собираюсь мстить Глебу — мне безразлично, что с ним будет. И на ваши намерения в отношении Вольфа мне тоже наплевать. А теперь оставьте меня, пожалуйста, в покое. Мне работать надо.

— На данный момент, лапуля, твоя работа — это я. Твой начальник велел тебе быть со мной милой, или я чего-то путаю? — мерзко усмехнулся Ильяс. — Ты должна написать красивое стихотворение, посвященное девушке, которая мне понравилась. У нее чудесное имя Ульяна. Ты не забыла?

Я растерянно молчала, не зная, что на это сказать. Он действительно поставил меня в такие противные условия, в которых я от него зависела.

Помощи ждать было неоткуда…

Тем удивительнее, когда она вдруг пришла в виде Романа Евгеньевича, который зачем-то вышел из своего кабинета и, конечно же, заметил нас. Видимо, мой растерянный и испуганный вид радости в начальнике не вызвал, поэтому он решил сам взять быка за рога. Вернее, самому обработать такого почетного клиента, как Ильяс.

Взяв меня и Рахматулина под белы рученьки, Роман повел нас в творческий отдел, где Ильясу был оказан прием на самом высоком уровне. Его усадили на кожаный диван, а после начальник лично принес ему кофе, чай и даже коньяк, от которого Рахматулин отказался.

В ненавязчивой форме Роман, который, кажется, решил, что я этот заказ не потяну, оттеснил меня. А я была и рада!

А Ильяса он перепоручил заботам Лены Бочкаревой и Светы Вавиловой. Девушки птичками порхали вокруг Рахматулина, расспрашивая его про его пожелания к стиху и предлагая различные варианты дизайна. В глазах их стоял неподдельный восторг.

Кажется, дай им волю, они бы его облизали.

Судя по всему, с Жубановой девушки еще переговорить не успели…

Ильяс, издевательски скалясь, выбрал самое мерзкое оформление будущего стиха — в жутких бордовых розочках. А после, совершенно игнорируя что-то ему ласково щебечущую Лену, поднялся и обратился ко мне:

— Жду от вас предварительный вариант, Ульяна. Надеюсь, вы меня не разочаруете.

— Эм… Ильяс Камильевич, у нас тут небольшая рокировочка, — тут же встрял Роман Евгеньевич. — Вами будет заниматься Лена Бочкарева — она не менее замечательна и талантлива, чем наша Ульяна. Еще и дизайнер, ко всему прочему.

Бочкарева изогнулась со всей возможной грациозностью и улыбнулась, тряхнув гривой своих роскошных рыжих волос. В сочетании с ее обтягивающим изумрудным брючным костюмом они выглядели изумительно, как в рекламе шампуня. Она вообще смотрелась шикарно, Бочкарева. Как и всегда.

— Никаких Лен, — Ильяс даже не взглянул на нее. — Только Ульяна. Тем более имена совпадают. Вы же сами сказали, Роман Евгеньевич, что это хороший знак.

— Но… м-м-м… — попытался возразить Роман, но смолк, видимо, припомнив, что желание клиента — закон. — Как пожелаете, Ильяс Камильевич.

И засеменил провожать дорогого гостя.

А Лена Бочкарева одарила меня таким взглядом, что, если бы им можно было убивать, я уже лежала бездыханная.

Глава 27

Вольф

— Здесь была девушка. Куда она делась?

Я знал, что уборщица ни в чем не виновата. И спрашивал ее спокойно, без угрозы.

Но она все равно попятилась, глядя такими глазами, словно видит чудовище.

— Так… Она же ушла, Владимир Генрихович. Я не знала, что она тут будет! Сказала ей, что приду в любое другое удобное время. А она ответила, мол, не надо, и унеслась куда-то, как оглашенная… Простите! Вы простите, Владимир Генрихович, если что не так…

Срывать злость на этой женщине смысла не было. Моя ошибка. Так же, как и с незаблокированной дверью тогда, на светофоре. Не учел.

Ты снова ускользнула от меня, моя малышка.

Но, знаешь, я не в претензии.

Найду. В любом случае, я тебя найду. Так даже интереснее.

Ты можешь пытаться уйти от меня снова и снова. Но каждая твоя попытка будет тщетной. Каждая будет заканчиваться одним и тем же — провалом. Я буду возвращать тебя раз за разом.

Десятки раз. А могу и сотни. И когда-нибудь ты все-таки поймешь, что сопротивление бесполезно.

И уступишь. Мне плевать — ты можешь меня не любить. Даже, скорее всего, никогда в жизни меня не полюбишь.

В глубине души ты всегда будешь меня ненавидеть, Ульяна.

Но кому будет до этого дело, когда ты наконец-то станешь моей.

Я бы мог сломать тебя, девочка. Силой взять то, что нужно мне, как воздух. Да и силы, тут, в принципе, особой не потребовалось. Такая легкая, нежная… Я справился бы с тобой одной левой. И, черт побери, много раз я был близок. Ты даже не подозреваешь, насколько я был близок к этому.

Особенно тогда, когда ты не знала, что я на тебя смотрю. Не сжималась, как обычно, в комок. Не смотрела со страхом. Когда ты двигалась плавно, легко и естественно. Варила себе кофе. Читала книгу. И, задумавшись о чем-то, улыбалась загадочной полуулыбкой.

Зверь во мне хотел утоления сжигающей его жажды. Он рвался к тебе — такой близкой, но такой далекой.

Просто подойти, и, невзирая на сопротивление, которое ты обязательно мне окажешь, сжать тебя в своих объятиях. Целовать твои нежные сочные губы. Снять с тебя эту одежду, которая совершенно тебе не подходит, но которую ты носишь с таким завидным упорством, будто специально пряча округлые формы тела.

Тела, которое снилось мне обнаженным на простынях. Передо мной и подо мной.

Но я не насильник, Ульяна. Все женщины, которых я хотел, отдавались мне сами. И потом искали со мной встречи, умоляя о продолжении.

Все, кроме одной, которая однажды вошла в мою душу, да так и осталась там на веки вечные.

Найти мою малышку оказалось делом плевым.

Даже разочаровала немного, если честно. Я был не против охоты, но охотиться не пришлось. Дуреха и впрямь отправилась на работу, в свое агентство развлечений, которым почему-то очень дорожила. Хотя чем там было дорожить, я не знаю. Я пробил ее зарплату — это были не деньги, а слезы.

Когда я туда подъехал, первым желанием было подняться в этот долбанный офис, взять ее на руки и просто оттуда унести. Разумеется, под вопли типа «Не смейте этого делать, это неправильно» и тому подобное, которые бы она подняла.

Честно говоря, даже хотелось их послушать. Она довольно давно так не вопила, и я даже успел соскучиться.

Однако до конца ее рабочего дня оставалось немного, и я все-таки решил сдержать свой первобытный порыв, и дождаться Ульяну. Она вышла из здания следом за какими-то девушками, которые шептались и то и дело поглядывали на нее.

Идиотская вязаная шапка чужого, мешковатый пуховик и растерянные синие глаза. Всё на месте.

Даже не заметила мою тачку, хотя стоял я ровно напротив входа. Увидела только, когда я включил фары.

Замерла как вкопанная. Пожалуй, с нее станется заорать дурным голосом и куда-нибудь побежать.

Поэтому я вышел, хлопнув дверцей машины. Ожидая ее обычного: «Я не сяду в вашу машину», приготовился немного ей в этом помочь, раз благоразумие малышке отказывало.

Но она удивила.

В очередной раз.

— Я… я выполню твое условие насчет платья… Того красного платья, которое ты тогда привез. Хотя это для меня и очень сложно, потому что я не ношу такие вещи. Только можно, я буду ходить на работу? Пожалуйста, Вольф…

Да ладно? Во-первых, она все-таки смогла избавиться от этого дурацкого «вы», которое раздражало меня все больше и больше.

А во-вторых, я уже и не надеялся, что она вылезет из своих мешков, которые гордо именует платьями.

Насчет платья была моя блажь, признаю. Эти ее серые и коричневые шмотки раздражали не меньше того, что она упорно не хотела сокращать между нами дистанцию.

Я хотел увидеть ее в нормальном женском платье. Хотел ее в платье.

Впрочем, даже сейчас, в вязаной шапке чужого — тоже. Она стояла напротив меня — и все вокруг кружилось, ускользало. Не поддавалось трезвой, адекватной оценке. Лишь только ее глаза.

Синие бездонные омуты, что утянули меня навсегда с головой.

Пусть ходит на свою работу, раз ей так это важно, черт с ней.

Зато она впервые уступила мне.

Глава 28

Вспотевшие пальцы дрожали, когда я застегивала на спине непослушные пуговички, обтянутые атласом.

Они выскальзывали из рук и никак не хотели лезть в крошечные петельки.

В безуспешных попытках я, сминая платье, извивалась, как змея. Разумеется, проще было бы так не мучиться, и попросить Вольфа застегнуть.

Но я скорее умру…

В конце концов, мои нечеловеческие усилия увенчались успехом и мерзкие пуговицы капитулировали.

Я одернула платье и подошла к зеркалу.

Хотя смотреть в его гладь не хотелось. Хотелось расплакаться и сорвать его с себя к чертям собачьим… Настолько неуютно я себя в нем чувствовала.

Казалось, что я выгляжу в нем нелепо. Смешно.

Три года назад, когда в нашу деревню приехала команда реалити-шоу, некоторые из деревенских решили покорить администраторов кастинга своими нарядами. И явились в шатер в «роскошных» платьях, расшитых пайетками и бисером.

Валька Климова из соседнего села даже новогоднюю мишуру нацепила. Даже мне, у которой вкуса нет от слова «совсем», было ясно, насколько дурно это выглядит.

И вот сейчас мне казалось, что в этом шикарном вечернем платье, которое Вольф заставил меня напялить, я выгляжу точно так же.

Являюсь ярким образцом «сельского» гламура. Посмешищем.

И пусть я уже три года жила в городе и являлась женой ведущего одного из популярных каналов.

Можно вывезти девушку из деревни, но вот деревню из девушки…

Ведь так говорил про меня Глеб.

Впрочем, это были еще цветочки. Когда я пообещала, что не буду противиться, и все-таки надену это платье, я и подумать не могла, что он заставит меня в нем куда-то идти.

И не просто куда-то.

На новогодний корпоратив нашей фирмы!

Я, конечно, попыталась возразить, ведь мы так не договаривались. Но одного его взгляда хватило, чтобы я смолкла. Он и так позволил мне отвоевать свой маленький кусочек неприкосновенности — возможность ходить на работу. Я не хотела снова сидеть в его доме в четырех стенах, сходя с ума от скуки.

Не могу сказать, что работа приносила мне так уж много радости. Вернее, сама работа приносила — я всегда любила писать индивидуальные новогодние поздравления, заказов на которые, как всегда в это время, было полным полно.

Меня расстраивали и смущали косые взгляды коллег и шепот за спиной.

Я слышала, как обсуждали меня Элина Жубанова, Лена Бочкарева и Света Вавилина.

Слышала, как зло и возбужденно переговаривались…

«Прямо в коридоре… Целовалась с самим Рахматулиным… А у нее ведь муж… Кто-нибудь видел мужа Рудной… Роман обмолвился, она с мужем развелась, он ее бросил… А до этого, девочки, представляете, она как-то ко мне подошла и денег попросила… Нагло так… Совсем совести у человека нет… Наверное, от счастья чуть не кончила прямо там, на подоконнике… И что Ильяс в ней нашел… Ни кожи ни рожи… Издевался над ней, наверное… Рахматулин теперь ей на проезд подкинет… И еще кое-куда».

Мне с удовольствием перемывали кости, припоминая все: и недельное отсутствие без уважительной причины, и как подошла к Жубановой в торговом центре, и даже что я не скидывалась на воду в кулере.

Между прочим, парни не остались в стороне от бурных обсуждений моей персоны. Причем, судя по смешкам и взглядам, были солидарны с девочками. Одни обидные реплики высокомерного Алекса чего стоили! Про подколки Димы и Олега я вообще молчу.

Я старалась заниматься работой. Тем и отвлекалась, убеждая себя, что у меня неплохо получается не обращать внимания на враждебный настрой коллектива.

В конце концов, всегда должен быть кто-то, кого можно всем вместе ненавидеть. Или над кем можно насмехаться. Удобно.

Правда, настолько пристальное внимание для меня было внове.

И, кажется, сегодня в ресторане «Манеръ» его будет особенно много.

Ну еще бы, я отродясь не ходила с таким откровенным декольте! И вот так… в обтяжку! Проклятое красное платье!

Вот как так можно — почти вся грудь наружу! Может, можно его как-то подтянуть наверх? Ну, хоть немного…

Оглядевшись по сторонам и убедившись, что его нет поблизости, я сунула пальцы в свой вырез, прикидывая, как бы сделать понезаметнее в этом вырезе то, чем щедро наградила меня природа.

Немного перекрутила платье. Зато, вроде бы, получилось…

Резко обернулась, что-то почувствовав.

Взгляд горящих волчьих глаз.

Откровенный. Раздевающий. Жадный.

Привалившись к косяку, он смотрел на меня.

Дыхание перехватило. Отвела глаза и неловко скрестила руки на груди в безуспешной попытке хоть как-то прикрыть область декольте.

Вольф подошел и, не обращая внимания на мое сопротивление, опустил их.

Господи боже, как голая под этим ненасытным взглядом! Словно набросится на меня прямо сейчас!

А в следующее мгновение его ладонь скользнула прямо в вырез.

— Что вы… ты себе позволяе…

Я громко ахнула, потому что теплые сильные пальцы сжали мою грудь, приподнимая. То же самое он проделал и со вторым полушарием.

Он трогает меня! Лапает за грудь — так беззастенчиво и нагло.

А я готова хлопнуться в обморок.

Зачем все это Вольфу? С платьем? С корпоративом?

Когда может вот так, запросто… По-хозяйски. Слезы наворачиваются на глаза.

— Прекрати, прошу… — шепчу пересохшими губами.

Чувствую себя кобылой, которую хозяин решил приласкать.

Унизительно и… волнующе.

Развлекается. Он просто развлекается! В то время, когда я чувствую его пальцы и всю его подавляющую близость каждым нервным окончанием.

Обморок. Кажется, близок обморок.

Несколько томительных мгновений — и Вольф вернул перекрученное мной декольте на место. Туда, где ему и полагалось быть.

— Вот теперь — идеально, — раздался в моем ухе горячий шепот, когда я, покрасневшая до корней волос, отпрянула назад.

Такое ощущение, что прошла целая вечность. А на самом деле — не больше минуты.

Скоро это случится. Совсем скоро. Несмотря на внешнюю холодность, я чувствую, с каким трудом он сдерживается.

Не сжалится. Не отпустит. Наиграется и сполна возьмет то, что хочет.

Какое же оно, это платье, открытое, господи! И совсем не похожее на те, что я обычно ношу…

В прихожей моя рука привычно потянулась к своему темному пуховику и вязаной шапочке тетки Параскевы. Пуховичок был мешковатым и ничем не примечательным, за это я его и любила. Что-то вроде моей мантии-невидимки, в которой я чувствовала себя комфортно. Увидишь меня в толпе — и взгляд скользнет дальше.

Но Вольф перехватил мое запястье и сжал с такой силой, что мое лицо исказила гримаса.

А в следующую секунду на мои плечи легло что-то мягкое, тот час же окутавшее меня приятным теплом.

В глубоком шоке я обернулась.

— Что это? — из горла вырвался то ли хрип, то ли шипение.

Вопрос был действительно глупым и неуместным.

Это была шуба.

Да я отродясь не носила шуб!

Она была по-царски шикарной. Шелковистый мех с густым подшерстком переливался и мерцал, точно волшебный. Легкая, как перышко, но при этом, очевидно, очень теплая…

— Не надо, — с трудом проговорила я. — Я не ношу мех!

Дернула плечами, попытавшись сбросить шубу, но его руки, лежащие повыше моих локтей, сжались. А затем Вольф развернул меня к себе.

— Теперь носишь, — глядя мне прямо в глаза, проговорил он.

Хищник не считается с мнением жертвы. Ну, разумеется…

— Ну скажи, есть в тебе хоть что-то человеческое? — голос мой зазвенел. — Вольф, пожалуйста… Можно, я свою куртку надену?

Я слышала, даже самого жесткого можно смягчить, если звать его по имени. Собственное имя для человека — самая лучшая музыка.

Так вот, это выдумки, ложь…

Он просто сказал «Нельзя» и бесцеремонно толкнул меня к двери.

Глава 29

— Ты… Ты со мной пойдешь?

Он остановил свою машину на паркинге около ресторана. Небольшое стильное здание переливалось дождем гирлянд. Оттуда доносилась музыка.

А неподалеку от входа курили и переговаривались несколько наших сотрудников. Алекс, Дима и Элина со своим Игорем.

Парни — в вечерних костюмах, а на Жубановой элегантное платье. И мужское пальто — очевидно, ее жениха — наброшено на плечи.

Роман Евгеньевич благодушно разрешил прийти на корпоративную вечеринку со своими половинками. Но никто, кроме Элины, этим разрешением воспользоваться не захотел. Ясно было — она очень хочет похвастаться перед всеми своим женихом. Недавно он сделал ей официальное предложение руки и сердца. По обсуждаемости в нашей фирме это была тема номер два. После, разумеется, моей.

Ответа на свой вопрос я боялась, как огня. Во-первых, мне не хотелось, чтобы Вольф видел, как ко мне относятся сотрудники. Не хотелось чувствовать себя еще более униженной…

А во-вторых, и главных… Ильяс Рахматулин. На корпоративе могло всплыть то, о чем я не рассказала Вольфу.

Например, что он заявился в нашу фирму с заказом. И то, что целовал меня на подоконнике в коридоре.

У меня были свои причины, чтобы он не ходил со мной. И причины очень веские. Но Жубанова ведь притащила Игоря. Значит, и Вольф может сопровождать меня…

— У меня встреча, — бросил он. — Потом я за тобой заеду.

Стараясь не показывать облегчения, я хотела выйти, но он удержал.

— Ульяна. Мне же нет необходимости напоминать тебе, чтобы вела себя хорошо?

— На корпоративах никто не ведет себя хорошо, — усмехнулась я. — Тем более на новогодних.

В глубине души затеплилась надежда, что он разозлится за такой ответ, и скажет что-то вроде: «Ну и сиди дома, никуда не пойдешь тогда!». Чего мне и надо было! Настоящей дерзостью, вот прямо дерзостью, тут и не пахло, но для меня это уже был прогресс.

Разумеется, реакция Вольфа была совсем не такой, как я ждала.

Он притянул меня к себе за волосы — не больно, но грубо — и проговорил мне в висок таким тоном, что по моей спине тут же поползли мурашки:

— А ты будешь. Ведь будешь, да?

— Да. Да, конечно.

— Помни: я тебе доверяю. Но те, кто обманывает мое доверие… Они очень горько об этом сожалеют.

Я содрогнулась, снова вспомнив поцелуй Ильяса и его возмутительное предложение. То, что он хочет отомстить Вольфу и даже не скрывал от меня этого.

Почему я не рассказала?

Да потому, что у меня просто язык не повернулся! Показалось, что Вольф убьет меня в ту же секунду, как услышит об этом поцелуе!

Попыталась отстраниться, но поздно. Он уже целовал меня.

Так властно и страстно, что из машины я вышла на подгибающихся ногах.

Вернее, как вышла… Вывалилась, тяжело дыша и прижимая ледяные пальцы к огненным щекам.

Уф…

Как, оказывается, тепло в шубе. Я и подумать не могла! Не сравнить с моим пуховичком на рыбьем меху.

Даже несмотря на то, что я без шапки, мне было тепло и комфортно. Вольф не позволил натянуть на волосы подарок тетки Параскевы. Сначала я не поняла, почему. Он что, хочет, чтобы я простудилась и заболела? А теперь, мельком углядев свое отражение в витрине какого-то магазина, догадалась. Вязаное чудо тетки Параскевы никак не подходило к этой роскошной шубе.

Компания, прохлаждающаяся у входа в ресторан, заметила меня издалека и теперь пристально наблюдала за моей проходкой. Я мысленно выдохнула и постаралась вышагивать как можно независимее.

— Привет, — как можно нейтральнее постаралась произнести, проходя мимо.

— Рудная? — вытаращилась на меня Элина Жубанова. — Ты, что ли?

Судя по взглядам парней они тоже… Меня не узнали!

Это было удивительно, но, наверное, понятно: все-таки на улице было достаточно темно, чтобы меня разглядеть…

И все-таки. Неужели шуба так меняет человека?!

Переглянувшись с таким шокированным видом, что мне окончательно стало не по себе, коллеги высыпали за мной в холл.

— Рудная, это что же, баргузинский соболь у тебя? — поинтересовалась Жубанова.

За все время нашей совместной работы она и пары слов мне не сказала. Да и сейчас, похоже, обратилась ко мне через силу. Но было видно, что любопытство прямо-таки снедает ее.

В мехах я уж точно не разбиралась и понятия не имела, из какого была эта шуба. Но, чтобы не выглядеть глупо, кивнула.

В глазах Жубановой вспыхнул огонек зависти. Вернее, не огонек, а целый огонь. Огнище.

И тут ко мне подлетел симпатичный атлет, который оказался администратором. Улыбаясь совершенно голливудской, ослепительной улыбкой, он галантно принялся освобождать меня от шубы, которая вызвала столько эмоций у самой Элины Жубановой.

В целом, все вышло неплохо, несмотря на то, что с непривычки я чуть было не запуталась в рукавах.

Дальнейшее нужно действительно заслуживало внимания. Ей-богу, я в первый раз видела, как челюсти отвалились сразу у трех мужчин одновременно. И если Диму с Алексом, приковавших свои взгляды к моему платью (особенно той его части, где находилось декольте), можно было как-то понять, то Игоря, невеста которого стояла рядом, — нет.

Снова захотелось спрятаться. Скрыться. Ну почему они так на меня глазеют? Я очень ужасно выгляжу в этом платье, да?

Трогательно ухватив под локоток, атлет-администратор повел меня в зал, где меня ожидала новая пытка.

Конечно, я опоздала, и застолье уже началось. При моем появлении все смолкли, разглядывая меня так пристально, что я с трудом удержалась, чтоб не броситься отсюда со всех ног. Элина склонилась к Лене Бочкаревой и Свете Вавиловой и принялась что-то яростно им нашептывать.

— Проходи, проходи, Ульяна! Ну что, как неродная? — Роман Евгеньевич опомнился первым и махнул пухлой ладошкой. — Давай, давай сюда скорее — вот тут для тебя местечко зарезервировано!

На беду, табличка с моим именем оказалась аккурат между местом Алекса Вишневецкого и Светы Вавиловой. Эта пухлая брюнетка с радикальным каре — лучшая подружка Бочкаревой — славилась вздорностью и крикливостью. А еще тем, что была без памяти влюблена в Вишневецкого.

Когда я скромно опустилась на мягкий стул между ними, она, казалось, готова была разорвать меня на мелкие кусочки. Я хотела было предложить ей поменяться местами, но постеснялась.

— Наконец-то пришла, Рудная, — неожиданно сказал Алекс. — Без тебя было скучно!

Снова издевка. Лучше промолчу.

Положив руку на спинку моего стула, он галантным жестом налил шампанского себе и мне.

— А за мной поухаживаешь, Вишневецкий? — томно улыбнувшись, Света подставила свой бокал.

— Обойдешься, Вавилова! — хмыкнул парень. — Розового шампуня последняя бутылка осталась, нам с Ульяной не хватит. А ты вон водку пей!

Вавилова хихикнула, переводя откровенное хамство в шутку, но я-то видела, как ей неприятно.

— Да, Саша, ты налей этого розового шампанского лучше Свете, а я не буду, — поспешно проговорила я.

— Вообще пить не будешь, Рудная? С ума сошла? За Новый Год обязательно нужно выпить! А то работы не будет!

И Алекс выпил. А потом еще. И еще. Среди всего застолья он выбрал слушательницей почему-то меня, принявшись рассказывать обо всем на свете. Про своего младшего брата-репера, про свой ремонт и про девушку с которой он недавно расстался, потому что она ела неженскую еду — шашлык, стейки, пиво. По его мнению, женщины должны были есть исключительно женскую еду: легкие салаты, йогурты и фрукты.

— Девушки от мяса становятся пухлыми, — вещал Алекс, склоняясь ко мне все ниже и ниже. — А я страсть, как не люблю пухлых! Не фигуристых, как ты, а именно пухлых! Кстати, фигурка у тебя — первый сорт, я даже не ожидал, Рудная. Что ж ты такую красоту прятала?

Внимательно прислушивающаяся Света Вавилова так яростно швырнула вилку на тарелку, что она упала.

Услужливый официант тут же принес новую.

Не понимаю. Не понимаю, что происходит. Почему Светка смотрит на меня с такой ревностью? И почему Алекс Вишневецкий, не упускавший случая сказать мне что-то ехидное, никак не может от меня отлипнуть? Издевается? Да сколько можно?!

— Потанцуем?

В склонившемся ко мне парне я узнала Игоря.

Да, того самого Игоря, жениха Жубановой, который не дал мне свой телефон в торговом центре, когда я об этом просила. Еще и загнул что-то про троичную систему.

Надо же, и ведь не постеснялся мрачно наблюдавшей за всем этим Элины, которая, казалось, готова была швыряться столовыми ножами.

Не зная, что сказать, я молча помотала головой.

— Тогда со мной! — не растерялся Алекс.

Не успела я и слова вымолвить, как он подхватил меня со стула и закружил по залу под песню Стаса Михайлова.

— Слушай, Ульяна, я хотел извиниться, если чем-то тебя обидел, — проговорил Вишневецкий, уткнувшись мокрыми губами мне в ухо. — Ты очень миленькая девочка. Как ты смотришь на то, если мы прямо сейчас отсюда сбежим?

— Куда сбежим? — оторопела я.

Сбежать я действительно хотела. Вот только без него.

— В Ла-ла Ленд, — пьяно засмеялся Алекс.

Казалось, что все смотрят. Смотрят и насмехаются над нами.

Надо мной.

Отлепив его навязчивые руки от своей попы, я отправилась искать туалет. Запершись в кабинке, обессилено опустилась на сиденье.

Это все платье виновато! Вернее, Вольф, который заставил меня его надеть!

Достала из сумочки сотовый, который Вольф купил мне пару дней назад и который был заблокирован таким образом, что я могла позвонить только ему. Что я и сделала. Пусть приедет и заберет меня отсюда! Уж лучше с ним, чем с подвыпившим Алексом, который никак не может от меня отлепиться и всюду сует свои противные юркие пальцы.

Увы, но дозвониться до него мне не удалось — абонент оказался вне зоны доступа сети. Я хотела набрать его еще раз, как дверь женского туалета распахнулась, и послышались возбужденные голоса.

— Да чтоб она провалилась, эта гадина! — захлебывалась рыданиями Вавилова. — Все скромненькой прикидывалась! Фу-ты, ну-ты, ножки гнуты! А тут явилась, как шлюпка привокзальная! Алекс вон от нее весь вечер не отходит! А я так надеялась, что мы с ним сегодня хоть разочек потанцуем… Теперь понятно, кто эта Улька Рудная на самом деле — подстилка дешевая! И на шубу эту дорогущую она насосала!

— У Ильяса Рахматулина и насосала! — подпела злющая, как черт, Элина Жубанова. — Игорек с нее тоже глаз не сводит! Хотя сам тогда над ней же и смеялся! И платье это ей совсем не идет! Как дешевка вульгарная выглядит!

— Я видела лейбл, — неуверенно вставила Бочкарева. — Написано «Гинза Танака»…

На подоле платья действительно был крошечный черный ярлычок с такой надписью. Я понятия не имела, что это значит. Хотела вообще его отпороть, но потом подумала, что и так сойдет.

— Это не может быть настоящее платье от самого Танаки! — судя по голосу, змеей взвилась Жубанова. — Подделка! Обычная подделка под бренд!

Остальные хором ее поддержали. Моя внешность подверглась детальнейшему разбору. Какими только эпитетами меня не награждали!

Неужели я действительно выгляжу, как… как…

Слезы душили меня, а Вольф по-прежнему был вне зоны доступа.

Едва дождавшись, когда добрые коллеги вдоволь позлословят на мой счет, я вернулась в зал за палантином, а потом направилась к выходу.

Пусть Роман лишает меня премии, а может даже и уволить! Не могу больше находиться в этом гадюшнике!

В конце концов, я развелась — так пусть еще и работы лишусь. Сгорел сарай — гори и хата.

— Сто-я-я-я-ять!

Задорно танцующий под Верку Сердючку Роман Евгеньевич ловко поймал меня и утянул на танцпол.

— Далеко ли собралась, Ульяша?

— Мне домой пора. Спасибо за приятный вечер. Вы веселитесь, а я пойду…

— Да ты и часа не побыла! — возмутился Роман. — Мы тут, значит, всем коллективом сплочаемся, даже Комарова пришла! А у нее месячный ребенок! Все могут, одна Рудная не может!

И он буквально-таки толкнул меня на лихо отплясывающего Алекса, вокруг которого ненавязчиво крутилась Вавилова. Тот меня поймал и облапал при этом, после чего мне удалось вырваться и припустить, наконец, к гардеробу.

В распахнутой шубе я вылетела на мороз, но мне было наплевать. Лишь бы подальше отсюда!

Забавно — с работой получается то же самое, что и с Глебом. Я так рвалась, буквально отвоевывала себе право на нее ходить у Вольфа.

А ради чего? Ради такого свинского отношения?

— Ульяна! Ульяна! Постой! Подожди!

Алекс Вишневецкий выскочил за мной в одном костюме.

— Что, уже уходишь? Какая жалость! А я рассчитывал еще с тобой… потанцевать!

— Потанцуешь с кем-нибудь другим… Я… Мне пора…

Господи, вот что я мямлю? Почему не могу ответить грубо, окоротить?

— С други-и-и-м? Ты в своем уме, Рудная? Там одни страшилы остались. Ты у нас одна оказалась такая четкенькая в дизайнерском платье от Гинзы Танаки. От него же? Дай лейбл гляну! Правильно, от него.

Не очень хорошо стоя на ногах, он полез трогать мой подол, и мои ноги заодно. А я беспомощно оглядывалась по сторонам, не зная, как от него отцепиться. Уж больно приставучим он оказался, этот Алекс.

Никогда не думала, что такое произойдет, но сейчас я хотела, чтобы появился Вольф. Более того, молила небеса о его появлении…

Вот только на этот раз он был далеко. Решал свои важные дела.

— Отстань, пожалуйста, Алекс! Не трогай меня! Я сказала, не трогай!

Он совершенно вышел из-под контроля. Цеплялся за мои руки, пытался поцеловать, болтал про номер в отеле, который он прямо сейчас забронирует. В красках живописал, что там будет со мной делать.

Противно.

— Прекрати!

Не вняв голосу разума, Вишневецкий, дыша перегаром, навалился на меня.

Я безуспешно попыталась его отпихнуть, а в следующее мгновение с облегчением почувствовала, что Алекс больше меня не держит.

Некая сила отлепила его от меня…

Некая сила?!

Вольф — кто же это еще мог быть…

— Повтори, что ты собрался с ней сделать? — негромко проговорил он, сделав шаг на мотающегося Алекса.

— А это еще кто, Рудная? — пьяно захихикал Вишневецкий. — Муженек, что ли, твой? Так вы ж развелись вроде! Наверное, потому, что ты ее не удовлетворял. Или ты удовлетворяла его?

Чувство самосохранения отказывало ему совершенно. К тому же, он был настолько высокомерен и самонадеян, что не чуял серьезности своего положения. Поэтому принялся болтать — пьяно, глупо и оттого опасно.

За что и поплатился почти сразу же. Не тратя времени на разговоры, Вольф сначала вмазал Алексу по лицу, а затем запихнул в придорожный сугроб. Склонившись над сучащим ногами Вишневецким, Вольф впечатал его лицом прямо в рыхлый снег и держал рукой в черной кожаной перчатке долго.

Слишком долго.

— Отпусти его! О господи, он же сейчас задохнется!

Ноль внимания. Вольф, как будто робот — не человек. Робот — задача которого ликвидировать глупого пьяного Алекса, который перестал дрыгать ногами и затих.

И как назло — рядом вообще никого! Никому из бара не приспичило выйти на улицу, покурить…

Я боялась его в этот момент. По-настоящему боялась того хладнокровного и красивого лица, на которое не хотелось смотреть. Хотелось отвернуться и бежать со всех ног.

— Вольф! — пересилив себя, я подскочила к нему и повисла у него на руке. — Прекрати. Пожалуйста! Хватит. Он правда задохнется!

Хищные волчьи глаза глянули на меня будто бы с непониманием. Будто он видел меня в первый раз. Я была далека от него в этот момент. Намного ближе — жажда жестокости. Крови. Смерти.

А в следующую секунду Вольф отпустил Алекса и выпрямился. Не успела я до смерти испугаться, что Вишневецкий лежит и не шевелится, как тот, нелепо взмахнув руками, вынырнул из окровавленного сугроба.

Он судорожно хватал ртом воздух, отплёвываясь и откашливаясь от снега, но был жив. И, кажется, даже протрезвел в ту же секунду.

— Ты… Ты чуть не убил меня, чувак! — с потрясением прохрипел Алекс. — Ты… ненормальный! Хоть понимаешь, что я чуть не сдох? Рудная, муженек твой — вообще не норм, знаешь об этом?

— Закрой фонатан, придурок, — один тяжелый взгляд Вольфа заставил квохтающего Алекса замолчать, а затем пойти на попятный.

— Ладно, приношу свои извинения. Черт знает, что на меня нашло, — пробормотал Вишневецкий. — Хотя знаю, это я от неожиданности. Ты умеешь удивлять, Рудная. У нас все от тебя в легком шоке. Ну что, мир, что ли?

Но Вольф проигнорировал его протянутую руку. Подхватив меня под локоть, он потащил меня к машине.

Глава 30

Лук прижаривался в сковородке со специальным покрытием. Все-таки хорошие у него сковородки. Да и не только сковородки, а вообще все в этом доме.

Отличное, дорогое, качественное…

Я влила еще немного воды, чтобы лук еще больше размягчился и стал совсем прозрачным.

— Лук, Ульяшка, надо томить, а не жарить, — приговаривала, бывало, тетка Параскева.

Я долгое время не понимала, как это — «томить», а потом научилась все-таки. Спасибо тетке Параскеве…

Ну вот, вспомнила тетушку — и слезы на глаза навернулись. Надо же. Я ни слезинки не проронила, пока резала лук, а теперь в голос разрыдаться готова.

Родное Ларюшино… Папа, Варька, Наталья Семеновна, тетка Параскева… Как-то они там?

Успокаивает, что, наверное, в любом случае лучше, чем я здесь.

Я и с готовкой-то затеялась только с одной целью — отвлечься. Не думать о том, что произошло вчера. И не вспоминать жестокое, хладнокровное и потрясающе красивое лицо мужчины, с которым я, наверное, скоро буду делить не только кров, но и…

Постель.

Я сидела рядом с ним в машине в подаренной им шикарной шубе, распахнутой на груди. Казалось, что Вольф недоволен тем, что я помешала ему убить Алекса. Казалось, что ему ничего не стоит вот так же накинуться на меня, когда он…

Когда он будет принуждать меня к близости, а я не смогу быть податливой и мягкой. Буду брыкаться и кусаться. Рваться и царапаться. Я не смогу принадлежать ему.

Этому чудовищу, монстру, который так запросто чуть не убил на моих глазах человека…

Больше всего на свете я боялась в эту ночь оставаться наедине с Вольфом. Перед моим мысленным взором продолжали стоять его жестокие и хищные глаза, когда он, играючи, одной рукой удерживал Вишневецкого.

Они словно светились в темноте.

Взгляд оборотня.

«Свят, свят, свят!», — сказала бы тетка Параскева. И перекрестилась раз десять, не меньше.

На мое счастье, Вольф в ту ночь ушел. Оставил меня в своей квартире, и ушел, сумрачно взглянув, но не сказав ни слова.

А я, ложась спать, сунула под подушку кухонный нож. Разумеется, я не рассчитывала всерьез пустить его в ход, просто…

Просто я даже во сне видела эти глаза.

Жестокие и ненасытные.

Потому на следующий день, порыскав в холодильнике и отыскав там какие-то продукты, я принялась готовить — если б не заняла руки, то, наверное, сошла с ума.

Вольфа всё не было…

Пользуясь этим, проделала одну штуку, которую давно собиралась сделать. А именно зашла на свою электронную почту. Телефон, который Вольф мне выдал, не принимал посторонние звонки, но через него у меня получилось подключиться к интернету.

Все-таки какая-никакая, а связь со внешним миром!

Пароль от своего ящика вспомнился не сразу — на моем телефоне он был сохранен, и не надо было вводить его каждый раз. Но, как следует поднапрягшись, я его вспомнила и смогла войти в почту.

Господи, какой тупой пароль! «ГлебРудноймоясудьба» латиницей. Неужели его придумала я? Надо срочно сменить!

В почтовом ящике меня ждал сюрприз. А точнее — целых два.

Во-первых, штук пять писем от Романа Евгеньевича с то ли требованием, то ли просьбой перезвонить, так как мой телефон вне зоны доступа. Это сразу напрягло, и даже испугало.

Чем там вообще закончился корпоратив? А вдруг Алексу стало плохо? Вдруг он… Совсем плохо, в общем.

Во-вторых, странное письмо от некоего Андрея Махалина, который тоже просил меня перезвонить или вообще как можно скорее связаться с ним любым удобным для меня способом. Так как у него для меня интересное предложение.

Андрея Махалина я знала только одного — того самого, который вел на одном из центральных каналов скандальную передачу «Пускай не молчат». Кстати, Глеб всегда преклонялся перед Махалиным и видел в нем своего кумира. Но, разумеется, вряд ли мне написал настоящий шоумен Махалин. Наверное, очередной мошенник какой-то. Однофамилец.

Поэтому письмо я с чистой совестью удалила.

Томить лук нужно было долго. А я, собственно, никуда и не торопилась.

На мгновение даже показалось, что я на собственной кухне, готовлю ужин своему горячо любимому мужу… Это ощущение успокоило, и я щелкнула пультом телевизора.

Да так и замерла, позабыв про лук, и вообще про все на свете.

Показывали ту самую передачу — «Пускай не молчат» с Андреем Махалиным.

И, в состоянии глубокого шока я увидела своего мужа, бывшего мужа, Глеба Рудного и Олесю, сидящими на двух разных диванах.

Они были героями этой передачи.

Мне было настолько сложно в это поверить, что я залпом выпила бокал воды. А затем, сломя голову, побежала в гостиную, где стояла огромная вогнутая плазма. Которая показывала ровным счетом то же самое.

Я врубила звук на всю катушку, вслушиваясь в каждое слово ведущего.

— Итак, мы уходили на рекламу, но сейчас вернулись в студию. Напоминаю, что герой нашей передачи — ведущий одиннадцатого канала и известный шоумен Глеб Рудной сомневается в том, что его невеста Олеся беременна именно от него. Ради Олеси и ребенка Глеб развелся со своей первой женой Ульяной. К сожалению, мы не смогли с ней связаться, однако у нас в студии близкий друг Глеба — Стас. Что думает обо всем этом он? Давайте узнаем.

С ума сойти! Черт! Черт!

Глеб сомневается в том, что ребенок Олеси — его?! И пришел на передачу Махалина? Который только что на всю страну упомянул мое имя?

То, что происходило на экране дальше, было просто за гранью добра и зла. Приглашенные депутаты, звезды и просто известные люди с огромным удовольствием принялись копаться в грязном белье Глеба, которое он бесстыдно выставил наружу.

Пригласили даже маму моего бывшего мужа — Валентину Спиридоновну, которая ненавидела меня лютой ненавистью, называла «эта вахлачка» и не пускала на порог своего комфортабельного загородного особняка.

— Почему ты развелся с Ульяшей, Глебушка? — рыдала в батистовый платочек моя бывшая свекровь. — Такая чудесная девочка была — милая, простая, услужливая. Не то, что, прости господи, эта вертихвостка! Да ты посмотри на нее, на Олесю эту! Хищница, охотница за богатым мужем! И ребенка нагуляла неизвестно от кого! Беги от нее, сынок, беги, пока не поздно!

Олеся в ответ на это только хлопала неестественно длинными пластиковыми ресницами и ехидно улыбалась.

Страсти в студии накалялись и накалялись, и достигли своего апогея, когда принесли ДНК-тест на отцовство.

— И-и-и-и… — изо всех сил тянул Махалин, с преувеличенным вниманием разглядывая результаты теста. — И-и-и-и-и… Вероятность отцовства составляет… Ноль процентов!

Крупным планом показали лицо Глеба. Глаза его заблестели.

— Я буду оспаривать! — закричала Олеся. — Этого не может быть! Глеб, не верь им, зайчонок! Я требую повторный тест! Это ошибка, ошибка!

Махалин тут же заявил, что этот выпуск подошел к концу, но во второй части передачи они обязательно продолжат разбираться в этой непростой истории.

Лук я, разумеется, сожгла. Пришлось выкидывать это безобразие и открывать форточку, чтоб проветрить помещение.

Настроение готовить резко пропало.

Я была взволнована. И ничего не могла с этим поделать.

Решив перечитать письмо от Махалина, которое я удалила, я снова полезла в электронную почту и обнаружила там новое письмо от ведущего.

Он звал меня на съемки второй части передачи — буквально-таки умолял прийти и дать интервью. За откровенный рассказ о нашей с Глебом жизни и разводе он обещал заплатить мне крупную сумму.

Ну, ничего себе…

Понятно, что ему нужно раздуть скандал. И мое появление в передаче бы придало ей пикантности. Вот только у меня и тени сомнений на этот счет не было. Я написала очень вежливый и нейтральный отказ, сообщив, что не хотела бы обсуждать на публике свою личную жизнь.

Махалин тут же написал ответ, в котором утроил сумму, которую хотел заплатить мне за участие в передаче.

Я снова ответила вежливым отказом и принялась разбираться с завалом писем от Романа Евгеньевича.

«Ильясу Рахматулину срочно нужен стих для его зазнобы. Ты написала что-нибудь? Надеюсь, тебе есть, что ему показать, Уля!».

«Я ничего не писала. Я хотела бы уволиться, Роман Евгеньевич, так как мои отношения с коллективом оставляют желать лучшего».

«Что-о-о? С ума сошла, Ульяна? Бросаешь меня сейчас, когда такой вал заказов! Такой важный клиент! Рахматулин заявил, что будет работать только с тобой, другие ему не подходят, видите ли! В общем, так — отработаешь его заказ и можешь идти на все четыре стороны. Не подводи меня, Ульяна! Серьезно! Я не могу потерять такого крутого клиента! И включи, наконец, телефон! С тобой невозможно связаться, кроме как по почте!».

Ничего не ответив, я вышла из почты.

Никаких стихотворений Ильясу Рахматулину я писать не буду. И в передаче «Пускай не молчат» участвовать тоже — боже упаси. Даже за такие огромные деньги.

Именно в этот момент меня и застал телефонный звонок. Звонить на этот сотовый было некому, кроме Вольфа, но номер был не его.

Поколебавшись несколько мгновений, я взяла трубку.

И услышала знакомый голос с легким восточным акцентом и знакомыми издевательскими интонациями

— Привет, хабиби. Что там с моей поэмой?

— Откуда у тебя этот номер? — нахмурилась я.

— Ты же знаешь — для меня нет ничего невозможного, — судя по голосу, ухмыльнулся Ильяс. — Кроме того, чтобы писать стихи — в этом я не силен. А девушки, говорят, их любят…

— Я не буду писать для вас и вашей девушки никаких поэм, — с усилием проговорила я. — Я… Я увольняюсь из агентства! Для вас это сделает кто-то другой!

— Какая жалость. Мне тут птичка на хвосте принесла, что волчара свалил рыскать по своим делам. А я как раз тут неподалеку — думал, мы все обсудим. Прочитаешь мне то, что у тебя получилось. Мне очень интересно, правда…

— Я ничего не писала и не собираюсь! Мне нечего с тобой обсуждать.

— Даже то, как отделаться от Вольфа, пока он тебя не изнасиловал? Ты вроде от него не в восторге, как я понял.

Я резко замолчала.

— Выходи, солнышко. Выходи — поболтаем. Жду тебя внизу.

Глава 31

Ключ от квартиры лежал на столе. Массивный ключ со сложной бороздкой.

Он как бы говорил: «Да, Ульяна. Он действительно специально оставил меня тут. Не забыл. Да, ты можешь уйти. Уйти, сбежать. Снова. Какая это будет попытка? Восьмая? Пятнадцатая? Уйти и просто бросить меня в почтовый ящик. Вот только… Он же все равно тебя вернет. Или совсем глупышка? Вроде за последнее время ты чуток поумнела, нет? Неужели думаешь, что после всего этого Вольф так просто позволит тебе уйти? Из-под земли тебя достанет. И не сомневайся в этом, милая».

Лечиться тебе надо, Ульяна! Уже с ключами разговариваешь…

Да вот только всё это правда.

Если я хочу действительно от него уйти, с ним… нужно как-то по-другому.

И, скорее всего, Ильяс Рахматулин знает, как…

Я натянула темные брюки и свитер, накинула свою старую черную куртку, и…

В этот момент мой взгляд упал на алое платье — подарок Вольфа, которое аккуратно висело на вешалке. Аккуратно, но совсем не скромно. Как выяснилось, это было очень дорогое дизайнерское изделие.

Провела по шелковистой материи, повторила пальцами силуэт.

Прекрасно. Оно прекрасно.

А что, если я и выглядела в нем так же прекрасно? Не вульгарно, не пошло, как мне казалось… Что, если я была в нем… красива?

Потому мне и позавидовала Света Вавилова, Элина и другие девушки с работы, потому ко мне прицепился навязчивый Алекс, до этого на дух меня не выносивший.

И поэтому на меня смотрел такими глазами Вольф…

Я отражалась в них. Лишь я одна. И это было страшно… Но волнующе.

Что, если мне сейчас… надеть его? Проверить это прямо сейчас. Со злейшим врагом Вольфа — Ильясом Рахматулиным. Просто — надеть и все.

На то, чтобы облачиться в наряд от Гинзы Танаки, у меня ушло на удивление мало времени. И даже пуговички застегнулись странно легко. А ведь в тот раз я так с ними мучилась!

Интересно. Когда я надела это платье на корпоратив, то как-то не обратила внимания, из какой приятной к коже и шелковистой ткани оно пошито.

И цвет. Такой красивый — винно-рубиновый…

Когда руки сами собой потянулись к черной куртке, я себя одернула.

С таким платьем — только шуба…

Дернула заколку, высвобождая волосы.

Смотреть на себя в зеркало — страшно. Обойдемся без этого.

Что я вообще делаю? Зачем так вырядилась? Мне же неважно, какое я впечатление произведу на Ильяса Рахматулина?

Или все-таки важно, потому что так он… будет охотнее говорить.

В отличие от лаконичного и сдержанного черного внедорожника Вольфа, у Рахматулина — какая-то навороченная спортивная машина с низкой посадкой кузова. Чем-то она напоминает звездолет… Наверное, потому, что кажется какой-то суперсовременной даже здесь, в комплексе «Огни Манхэттена», где все тачки — одна круче другой.

Цвет машины Ильяса красный — прямо, как мое платье. Мало того, что цвет — оттенок совпадает. Почти что тон в тон.

При виде меня он вышел из машины и самолично распахнул передо мной дверцу.

Но я и с места не тронулась.

— Ты говорил, расскажешь про Вольфа. Как… сделать так, чтобы он про меня забыл.

— Прямо посреди двора я это должен делать, что ли? — хохотнул Рахматулин. — Отличная идея. К нам могут присоединиться его соседи и вообще все в этом дворе. Им, конечно, тоже будет любопытно.

День выдался, хоть и морозным, но солнечным и погожим. Нахмурившись, я углядела у подъезда пожилых женщин. Молодые мамы прогуливались с колясками.

И все не сводили с нас глаз.

Надо же, я думала, в таких жилых комплексах не бывает бабок… Получается, этом смысле он совершенно не отличается от моего захолустного Ларюшино.

Так что в его машину мне сесть все-таки пришлось. Ну, а дальше он даже не слушать стал моих возражений, и машина сорвалась с места.

— Шикарно выглядишь, — проговорил Рахматулин.

Он то и дело отвлекался от дороги, бросая на меня пламенные взоры.

— Это правда? — вырвалось у меня. — Ты не издеваешься… то есть не шутишь?

— Ты странная, — засмеялся он. — Если я говорю девушке, что она шикарно выглядит, уж поверь мне, я имею ввиду именно это.

— Куда ты меня везешь?

— В какой-нибудь пафосный отель типа «Державы» или «Волкова». Еще в цветочный надо заскочить — засыплю постель лепестками роз. Чтобы наш первый раз совсем уж романтично. Ты какое шампанское любишь?

— Останови машину! — испугалась я. — Зря села и вообще… тебе поверила… Что на меня нашло? Останови, пожалуйста!

— Ну, ты и пуганная, — Ильяс покачал головой. — В ресторан едем. Там спокойно и поговорим о наших делах.

— У нас с тобой нет никаких дел… — прошептала я, но как-то неуверенно.

На самом деле, получается, что были. Иначе бы я не сидела сейчас в его машине.

И да, что будет, если об этом узнает Вольф? Ведь я нарушила его запрет…

— Боишься, что волчара о нашем милом свидании узнает? — Ильяс словно услышал мои мысли. — Не узнает, не переживай. Не до того ему. К бабе он поехал. К одной из своих баб.

— В каком смысле — к бабе? — вытаращила глаза я.

— А у этого может быть еще какой-то смысл? — Рахматулин выгнул бровь. — Слушай, ты точно замужем была? Такое ощущение, что нет. Реально так наивна или придуриваешься? Похоже, ты до сих пор не дала ему, лапуля. Что чертовски удивительно и забавно.

Я молчала, не зная, что на это сказать. Ильяс не был похож ни на кого из моих знакомых. Он казался совершенно нормальным, обычным, но в следующую минуту мог сказать какую-нибудь гадость. С абсолютно спокойным выражением лица.

Я не знала, чего от него ждать, и в то же время чувствовала, что он — единственный, кто может быть с Вольфом на равных.

Но удивительнее всего была моя реакция на его слова.

Какой-то укол. Вроде бы незначительный, почти незаметный, но… Укол.

Вроде бы я, наоборот, радоваться должна, что он с другой… А мне стало как-то. Тоскливо.

Странно.

Это было какое-то по настоящему дорогое, элитное заведение премиум-класса — не чета бару, где наша фирма проводила новогодний корпоратив.

Находился этот ресторанный комплекс на крыше отеля — один открывающийся через совершенно прозрачные стены вид города чего стоил! От такой красоты дух захватывало!

Когда в фойе Ильяс положил руки на мои плечи, чтобы помочь мне снять шубу, я отпрянула — не хотелось этой близости. Так вышло, что в огромное зеркало я уперлась прямо-таки носом.

И замерла.

Будто отделилась сама от себя и теперь смотрела на все со стороны. Словно красивая картинка. Фотография, на которой не я, и которой я не имею никакого отношения.

Сначала увидела позади себя потрясающе красивого мужчину с ярко выраженной восточной внешностью. Он смотрел на девушку, словно хотел вобрать в себя все ее черты.

Незнакомую мне девушку. Я ее не знала. Вообще.

У нее была точеная, но в тоже время аппетитная фигура с широкими бедрами, тонкой талией и высокой грудью, подчеркнутой вырезом алого платья. У нее была длинная шея и изящные руки. А еще — тяжелые волосы цвета спелой пшеницы.

От нее глаз оторвать было невозможно!

И это была я…

— Я все думал, что же Волк нашел в тебе. И никак не мог понять. Теперь вижу.

Сделав заказ услужливому официанту, который чуть ли не ковриком перед ним расстелился, Ильяс Рахматулин вальяжно откинулся в кресле.

— Это не имеет значения, — я смутилась под его наглым пристальным взглядом, снова и снова возвращающимся к моему декольте. — Ты обещал рассказать, как мне… Как сделать так, чтобы он отпустил меня?

— А ты обещала написать красивое стихотворение, — усмехнулся он и задумчиво добавил. — Утром роза раскрыла под ветром бутон, и запел соловей, в ее прелесть влюблен…

— Говорил, ничего не смыслишь в стихах, а сам цитируешь Омара Хайяма, — смутившись, я опустила ресницы. — Никакого стихотворения для тебя писать я не буду. Да оно тебе и не нужно. Это был лишь повод.

— Рукоплещу твоей проницательности, хабиби, — отозвался Ильяс со своей всегдашней усмешкой. — Значит, решила уволиться из своей конторы? Правильное решение. Приходи ко мне. Придумаем тебе какую-нибудь должность.

— Ко мне — это куда?

— Это ко мне в постель, разумеется. А работать будешь в любой дочерней компании холдинга «Африка-Россия». Можешь и в центральной, не суть. Если тебе так важно ходить не работу, почему бы мне не отказать тебе в этой маленькой слабости? При условии, что ты постараешься как следует меня удовлетворить, конечно.

— Это исключено, — твердо сказала я, а потом, поколебавшись, все-таки спросила. — Почему ты так ненавидишь его? За что хочешь ему отомстить?

— Да ладно? Никак я улавливаю в твоем голосе обеспокоенные нотки. Я-то думал, Вольф тебе омерзителен.

Разумеется, омерзителен. Вот только почему меня неожиданно нехорошо затронуло то, что он, оказывается, уехал к другой женщине? И почему я снова и снова вспоминаю эту всепоглощающую страсть в холодных волчьих глазах? Почему его жёсткость как будто отошла на второй план? Ведь со мной-то Вольф не был жесток. Жёсток, но не жесток.

— Я ничего не добьюсь от тебя, ведь так? — вздохнула я, поражаясь своей глупости. — Это тоже был всего лишь повод, чтобы ты смог еще раз озвучить свое неприличное предложение.

— А чем оно плохо? — Ильяс выгнул бровь. — Я по всем статьям лучше подхожу тебе чем, он. По меньшей мере, цивилизованней. В отличие от Волка, я не стану запирать тебя в золотую клетку.

— Всем оно плохо. Потому что мстить — это низко. Потому, что это отношения напоказ. Ты просто хочешь мозолить ему мной глаза.

— В этом есть своя пикантная прелесть, поверь. Кстати, стейк просто обалденный. Попробуй. Мясо с кровью — моя слабость.

— Ты ешь свинину? — удивилась я. — А как же… религия?

— Я не самый ревностный мусульманин. И в жены я себе хочу разведенную русскую девушку из обычного русского села с простым таким названием… Ларюшино.

Мне показалось, что я ослышалась.

— В жены? Ты вроде про любовницу говорил?

— Раз ты такая упрямая, давай повысим ставки. Отец уже мне все уши прожужжал о внуках. Он мечтает о династии. Вот только со шлюхами, которые крутятся вокруг меня, династии не построишь. Мне нужен первый сорт. Твой дурак муж от тебя отказался, и теперь кусает локти. Его рога уже заслонили собой шпиль Останкинской телебашни, где снимали ту передачу про него и ту подстилку, на которую он тебя променял.

Шокированная до глубины души, я качала головой. Откуда Ильяс знает про Глеба и Олесю?! Впрочем, для такого, как он, это явно не проблема — узнать.

— Подумай, что может предложить тебе Волк? — продолжал Ильяс, преспокойно отправив в рот еще один кусок кровящего стейка. — Он — это теневая сторона нашего алмазного бизнеса. Решает всякие… такие проблемы, разбирается с братками и, в целом, отвечает за безопасность. Мутная, полукриминальная личность. В то время, как я — генеральный директор материнской компании холдинга и перед законом я кристально чист. Так же чист, как этот бриллиант.

В следующее мгновение Ильяс Рахматулин как ни в чем не бывало поставил передо мной на стол маленькую кожаную коробочку с открытым замочком. Там на черном бархате лежало кольцо с крупным переливающимся камнем.

— Белое золото, круглая огранка, одиннадцать карат. Это поистине волшебный камень. Уж поверь мне, как человеку, разбирающемуся в таких вещах.

Я ошарашено хлопала ресницами, хватая ртом воздух, как выброшенная на берег рыба и даже не обращала внимания, что все разговоры вокруг стихли.

— Глаза у тебя просто неземные, Ульяна. Все насмотреться в них не могу, — бархатным голосом проговорил Ильяс. — Так ты выйдешь за меня замуж?

Глава 32

Рахматулин спятил. Так я ему об этом и сказала. В своем стремлении отомстить Вольфу он зашел слишком далеко.

Я только что развелась не для того, чтобы заключать очередной фиктивный брак.

Не по любви, а… Да просто так. Из прихоти.

Просто потому что ему вдруг взбрело в голову, что я буду ему хорошей, послушной и верной женой. И это не считая мести Вольфу.

Лифт поднимался как-то уж слишком медленно, а я рассматривала себя в зеркало и никак не могла понять, кого там вижу — деревенскую простушку, выглядящую нелепо в дорогих вещах или стильную, но совершенно незнакомую мне леди?

Интересно, он уже вернулся… от этой своей женщины?

А, может, никакой женщины и нету — Ильяс меня обманул? А Вольф просто уехал по своим делам…

Почему мне так хочется это знать?

И почему я чувствую себя неверной женой, которая возвращается от любовника?

Ведь Вольф мне не муж. Он мне никто. Или… уже не совсем никто?

Занятая этими мыслями я не замечаю дежурящего около квартиры юркого вертлявого парня, который при виде меня начинает живо щелкать фотоаппаратом.

— Ульяна Витальевна! Ульяна Витальевна! Ответьте на пару вопросов!

— На какие еще вопросы? — хмурюсь я. — Кто вы?

Терпеть не могу, когда меня фотографируют без предупреждения.

— Меня зовут Сергей. Я помощник Андрея Махалова. Он писал вам, Ульяна Витальевна. Рейтинги нашей передачи о вашем муже просто огромны! Андрей очень просит вас поучаствовать в съемках второй части.

— Это исключено, — заслоняя глаза от быстрых вспышек, проговорила я. — Вы не могли бы не фотографировать?

Моя просьба осталась без внимания.

— Андрей велел передать, чтобы вы назвали любую сумму за эксклюзивное интервью о вашей жизни и расставании с бывшим мужем нашей передаче.

— Послушайте, дело не в деньгах, — терпеливо попыталась объяснить я. — Я просто не хочу афишировать…

Но Сергей не слушал меня и наседал, как назойливый комар, забрасывая вопросами.

— Это правда, что ваши отношения с Глебом Рудным были далеки от идеальных? Он бил вас? Злоупотреблял алкоголем? Почему после трех лет брака вы так и не завели ребенка? Вы сейчас живете у вашего нового бойфренда?

— Оставьте меня в покое! — не выдержала я.

Дверь, которую я с непривычки никак не могла открыть, наконец, распахнулась и я влетела туда, поспешив тут же захлопнуть ее за собой.

Обессилено прижалась к ней с другой стороны.

Ну и дела…

Вроде тщедушный и щуплый парнишка, а как катком по мне проехался.

Видно, телевизионщики почуяли сенсацию, потому разыскали меня и так настойчиво пытаются склонить к участию в передаче.

И надо же — они совсем не понимают, что я никогда на такое не пойду. Я и после того, как три года назад поучаствовала в реалити-шоу (невольно, кстати), никак оправиться не могла. Но тогда все это сгладилось, потому что я была опьянена любовью Глеба. А сейчас, когда у меня есть выбор — участвовать, или нет, ответ очевиден.

Шикарная квартира встретила как-то по-привычному. Даже… по-родному.

Я выдохнула и отправилась разбирать завал в своей электронной почте. На многочисленные письма Андрея Махалина, который прямо-таки сулил мне золотые горы, решила не отвечать.

Зато Роман Евгеньевич рвал и метал. Он еще надеялся на заказ Ильяса Рахматулина, но мне пришлось его разочаровать. Начальник не мог с этим примириться, позвонил Ильясу сам и получил отказ. И это только подтвердило то, что Рахматулин блефовал и просто использовал возможность подобраться ко мне поближе.

В итоге мы с вконец расстроенным утерей такого статусного клиента Романом сошлись на том, что я сделаю все срочные, горящие новогодние заказы, а после он отпустит меня на все четыре стороны.

Этим я и занялась — а именно крупным заказом сотрудников какой-то консалтинговой фирмы. Их обожаемый начальник праздновал свой день рождения тридцать первого декабря, и ему требовалось большое стихотворное поздравление. Оно должно было совместить в себе поздравление и с юбилеем, и с наступающим Новым Годом одновременно.

За этим делом меня и застал Вольф.

Я лежала на животе на мягком шоколадном ворсе ковра, махала ногами в теплых носочках и грызла ручку, а вокруг были разбросаны исписанные листы бумаги.

— Вас, Сидор Никанорович, мы с юбилеем поздравляем, и в Новом мы Году успеха, радости желаем… — пробормотала, и в очередной раз все вычеркнула. — Нет, не то… «Поздравляем — желаем» — самая идиотская рифма на свете. Надо как-то по-другому…

Наконец я почувствовала на себе взгляд и обернулась.

Он был здесь.

Я резко поднялась, одергивая свой свитер крупной вязки, который показался слишком коротким.

— Здравствуй, — сказала негромко.

Он, как эхо, повторил.

Лишь при одном взгляде на него я поняла — не знает про предложение Ильяса. Все-таки невозможно все контролировать. Он не злой дух, который в курсе, что я делала двадцать четыре часа в сутки — и слава богу.

Да и вообще… Вольф выглядел… более расслабленным. Если не сытый, то точно перехвативший что-то волк. Он смотрел на меня, и в его глазах вспыхивали хищные желтые искры. Но не горели ярким огнем, как до этого.

Лишь вспыхивали и мерцали.

— Я смотрю, ты тут не скучаешь, — криво усмехнулся он, взглянув на листы.

— Прости. Я сейчас все уберу.

Я кинулась подбирать свою макулатуру. Пришлось приседать на корточки, свитер бессовестно задирался, и мои бедра мелькали в его вырезах. Он смотрел на них, а я чертыхалась про себя, что додумалась напялить такую провокационную одежку.

Вообще-то мне его тетка Параскева связала, и надела я его, чтобы теплее, уютнее себя почувствовать — ведь я очень по своим домашним соскучилась. Но это невинное желание сыграло со мной злую шутку.

— Не вижу смысла работать с такими идиотами, как тот, который крутился вокруг тебя на парковке, — расслабленно проговорил Вольф.

— Я решила уволиться, — поспешно сказала я. — Вот несколько поздравлений напишу, чтобы не подводить начальника — и все.

— Ты умнеешь просто на глазах, — проговорил он и добавил. — Будь готова через десять минут.

Подобные фразы всегда настораживали меня и даже пугали, поэтому я решила уточнить.

— Куда? Куда мы поедем?

— Тебе понравится, вот увидишь.

Вообще-то нет. Мне не понравилось.

Поначалу.

Я страшно смущалась. Стеснялась. Чувствовала себя не в своей тарелке.

Как и всегда, когда мне приходилось покупать себе одежду.

Вольф повез меня в какой-то пафосный торговый центр. Не в тот, в котором я пыталась от него скрыться. Намного больше и… элитнее, что ли.

— Зачем это? — замерла у гостеприимно распахнувшихся стеклянных дверей. — Может быть, не надо…

Он вернулся и буквально за ручку завел внутрь.

Впрочем, ходить по магазинам с ним — это было совершенно не то, чем когда я ходила по ним одна. Мучительно выбирала себе одежки, глаз не на что не падал, а что примеряла — казалось каким-то не таким.

Я возвращала это на вешалки и нарезала круги снова и снова, а продавцы, как мне казалось, зыркали на меня неодобрительно и насмешливо. Впрочем, однажды какая-то молоденькая девушка очень мило меня проконсультировала и я оставила в том магазине около двадцати тысяч рублей. Невиданная по моим меркам сумма, если тратить ее на одежду.

Глебу купленные мной джинсы, платье, пара юбок и блузок настолько не понравились, что он просто спустил их в мусоропровод, назвав полнейшей безвкусицей.

С Вольфом было по-другому. Женщины-консультанты неслись к нему со всех сторон, как пчелы на мед.

— Прикиньте, как куколку, — велел он, кивнув на меня.

И с хозяйским видом уселся на кожаный диван.

И они, чуть ли не кланяясь ему до земли, понесли. Женственные платья, стильные блузки, соблазнительные юбки с вырезами…

Мой гардероб пополнялся просто с космической скоростью. Вернее, как пополнялся, скорее, составлялся. Ведь это был совершенно новый гардероб.

И новая я.

Новая от кончиков новых лакированных туфель на тонком, но странно устойчивом каблучке, до умопомрачительного кружевного нижнего белья.

Которое я бы никогда, никогда в жизни не приобрела себе сама и не надела бы.

Если бы не он. Шикарный мужчина с пронзительными глазами — от одного его взгляда, кажется, продавщицы готовы были упасть в обморок.

В какой-то момент ему позвонили, и он вышел из салона, чтобы поговорить по телефону. Похоже, разговор был важный, потому как Вольф что-то раздраженно, даже зло кому-то втолковывал, кажется, вовсе позабыв обо мне. Не хотела бы я оказаться с той стороны мобильной связи.

— Так вы дадите нам интервью, Ульяна Витальевна? Каково ваше решение?

Я шарахнулась назад от глазка камеры, которую держал уже печально знакомый мне помощник Махалина — Сергей.

— Прекратите снимать! Это… Это наглое вмешательство в мою личную жизнь. Я уже сказала вам, что я решила.

На беду, именно в этот момент я мерила принесенное мне продавщицами черное платье-сеточку. Такое прозрачное, что было видно мое нижнее белье! Конечно, это был срам, но они сказали, что это последний писк моды.

Как раз тогда, когда я собиралась этот самый писк снять, и появился этот противный телевизионщик, лезущий своей камерой мне прямо в лицо.

Попыталась скрыться от него в примерочной, но вертлявый парень преградил мне дорогу, продолжая наседать на меня.

— Может быть, все-таки передумаете, Ульяна Витальевна? Мы хорошо вам заплатим, если расскажете, как Глеб Рудной выгнал вас из дома. Почему вы не уехали обратно в свою деревню? Это правда, что он отправил вас прямиком к бандитам? Ваш спутник — это тот, с кем вы сейчас живете? Он вас содержит?

Я отступала и отступала, огорошенная этими неприятными и откровенными вопросами.

А в следующее мгновение почувствовала, что наткнулась спиной на…

На Вольфа, который, придвинув меня к себе, положил ладони на мою талию. И странное дело, я вдруг почувствовала себя такой защищенной…

— Кто такой? — негромко спросил Вольф и я так же негромко и быстро объяснила.

Камеру этому Сергею, который тут же принялся радостно снимать, частя новыми вопросами, он разбил сразу. Просто выхватил и разжал руку, отчего дорогая техника с жалобным звуком треснулась о мраморный пол, разлетевшись на осколки.

Точно не слыша возмущенных воплей Сергея, Вольф шагнул к нему вплотную, придавливая тяжестью своего злого взгляда, и проговорил:

— Твой телефон. Быстро.

Было бы удивительно, если б Сергей не подчинился. Он и подчинился, трясущейся рукой подав свой айфон последней модели. Вольф нашел там номер, обозначенный как «Босс» и нажал кнопку вызова.

— Здравствуй, Андрей. Это Владимир Вольф. Мы не знакомы лично, но, возможно, ты обо мне слышал. Слышал? Прекрасно. Помощник твой где? Да он тут, неподалеку. Плачет и собирает с пола то, что осталось от его камеры. Я хочу предупредить, чтобы ты не касался в своих передачах бывшей жены Глеба Рудного. Да, Ульяны Рудной. Про него можете говорить сколько угодно, но чтобы ее имя вообще не упоминалось с публично. Не говоря уже о каких-то фотографиях и прочем. Да, по-хорошему. Небольшое такое пожелание. Замечательно. Я рад, что мы друг друга поняли. А помощника я посоветовал бы тебе сменить — методы у него не очень.

Я смотрела на Вольфа и не могла отделаться от восхищения. Так запросто решил эту проблему, которая казалась мне очень сложной. У меня бы в жизни не получилось отделаться от назойливых приставал — телевизионщиков.

Но это еще что! Наверное, только сейчас я осознала, что он спас меня от намного более тяжелой участи, там у Эдика Лиханова. Ведь, если бы не он, страшно даже подумать, что бандиты бы со мной сделали…

После случившегося Сергей испарился, растаял, как дым… А шопинг продолжился.

Удивительно, но я впервые в жизни вдруг начала получать от него удовольствие. Глядела на себя в зеркало и не могла узнать.

Как все-таки правильно подобранное платье меняет девушку…

Я была деревенской простушкой. А сейчас выглядела, как стильная и современная девушка. Даже леди.

И не могу сказать, что мне это не понравилось!

А когда я очень тихо сказала Вольфу «Спасибо», он сжал мои пальцы, и мне в первый раз в жизни захотелось не убирать руки.

Наверное, раньше бы я тряслась, как осиновый лист, в машине Вольфа, которая неслась по прямой, как стрела, загородной трассе.

Вокруг были огромные заснеженные ели и белые поля. Выйди из машины и ступи с дороги — провалишься по пояс.

Неделей раньше я бы точно подумала, что он везет меня куда-то в темный лес, чтобы там закопать под каким-нибудь кустом.

И хоть сейчас настороженность у меня, конечно, присутствовала, я понимала, что убивать он меня точно не станет.

По крайней мере, пока…

Несмотря на это, и то, что я по-прежнему чувствовала себя не в своей тарелке, я не могла не любоваться красотами русской зимы, открывающимися из окон автомобиля.

Редкие снежинки кружились в воздухе. Мне хотелось попросить его остановиться и просто выйти из машины — вдохнуть чистый холодный воздух и этот бескрайний простор. Но я не решилась.

Впрочем, дорога заняла не так уж и много времени — минут сорок. Может, час.

Вскоре впереди показался высоченный бетонный забор с колючей проволокой и блокпост. Мы миновали еще два поста охраны, которые усилили мою тревожность.

Это что же за место такое, которое охраняется, по меньшей мере, как секретная база военных?

Ответ я узнала очень скоро.

Оказалось — коттеджный поселок с домами настолько роскошными, что я не удержалась от удивленного восклицания. Это были даже не особняки, а какие-то мини-дворцы. Вычурные ворота с золотыми львами, орлами и прочими геральдическими животными, мраморные колонны, балконы, купола крыш… Раньше такое я видела только в кино, причем историческом.

Остановилась машина, как, наверное, и следовало ожидать, перед самым шикарным особняком — королем всех этих дворцов. Одна широкая мраморная колоннада чего стоила!

— Где мы? — пробормотала я, когда Вольф обошел машину и распахнул передо мной дверь, подавая руку.

Само собой, он не ответил, как и в большинстве случаев предоставив мне догадаться самой.

У дверей нас встретил чернокожий швейцар в ливрее, что окончательно поразило мое воображение. А после мы оказались в богато украшенной гостиной, полной людей — мужчины в смокингах, а дамы в вечерних нарядах.

Мое черное коктельное платье с расходящейся книзу юбкой отличалось от этих роскошных одеяний своей нарочитой простотой. Этим и выделялось среди всех.

Черное платье и жемчуг — классическое сочетание.

— Это, что, тайный прием у президента? — шепотом спросила я.

— Почти, — едва заметно усмехнулся Вольф.

Я хотела было переспросить и все-таки добиться от него хоть какого-то объяснения, но замолчала на полуслове, потому что увидела Ильяса Рахматулина.

Он замер с бокалом шампанского в руке, пожирая меня глазами.

— Владимир, как я рад тебя видеть! Да он не один! Молодец, сынок, давно пора. Познакомишь со своей очаровательной спутницей?

Высокий седовласый мужчина с орлиным носом и пронзительными черными глазами крепко обнял Вольфа. Что-то в нем показалось мне знакомым, и я быстро поняла, что.

Он был похож на Ильяса. Или Ильяс — на него…

Вольф нас представил — оказалось, что моя догадка верна. Это был Камиль Рахматулин — отец Ильяса. «Алмазный король Всея Руси», как сказал о нем Роман Евгеньевич. Что ж, судя по здешней обстановке, мне следовало догадаться раньше…

Рахматулин-старший подошел в сопровождении элегантной брюнетки лет тридцати восьми в ярко-красном брючном костюме. У нее были гладкие волосы цвета воронова крыла, длиннющие ноги и грудь четвертого размера. В целом, эта женщина выглядела так, как и положено жене миллиардера, которой она и оказалась.

Заглядевшись на ее кулон с бриллиантом размера куриного яйца, я проворонила появление Ильяса.

— Привез свою хабиби знакомиться с родителями, Волк? Как трогательно.

— Давно вам об этом твержу, — проговорил Камиль. — Володя наконец-то внял — вот уж порадовал, так порадовал. Осталось прислушаться и тебе, Ильяс.

— Я работаю в этом направлении, эткэй (тат. папа), — отозвался Ильяс и смерил меня таким взглядом, что, казалось, все присутствующие тут же должны были заподозрить между нами любовную связь.

— Главное, чтобы это было правильное направление, — тут же отреагировал Вольф, смерив Ильяса тяжелым взглядом. — А то на неправильном, сам знаешь, можно потерять не только невесту, но и жизнь.

— Что это, Вольф? О чем ты? — нахмурился Камиль.

— Сказки, — усмехнулся он, глядя в глаза Ильясу. — Обычные сказки.

— Раз ты любишь сказки, то должен помнить, Вольф, что в них не всегда все кончается хорошо для всех героев. Было что-то такое у братьев Гримм, вроде. Что-то про невесту разбойника, отрубленные пальцы, и то, что в итоге этот бандит оказался там, где ему и полагается. То есть в петле. А красавица-дочка мельника вышла замуж за более достойного кандидата.

Воцарившееся молчание прервала жена Камиля Рахматулина.

— Господи, Ильяс… Обязательно нужно сказать что-то, от чего портится аппетит! Не слушай его, Ульяна, вечно он болтает всякие глупости! — она обратилась ко мне. — Я — Инна. Понравилось тебе у нас? Пойдем, покажу тебе дом.

Следующие полчаса прошли для меня познавательно. Я бродила за гостеприимной хозяйкой по поражающему воображение своей роскошью поместью и слушала рассказ о становлении Камиля Рахматулина в алмазном бизнесе.

Оказалось, что он действительно проделал нелегкий путь от простого шлифовальщика алмазов до главы крупнейшего холдинга.

— Когда Камиль поднялся, а это были как раз девяностые годы, ему пришлось нанять себе очень серьёзную охрану. Целую службу безопасности, главой которой он назначил Генриха Вольфа, — вещала Инна. — Да, да, отца Владимира. Бывший военный, у него была очень серьезная боевая подготовка. Конечно, он был профессионалом, и не раз спасал жизнь Камилю. Такая утрата…

— А что с ним случилось? — затаив дыхание, спросила я.

— Генрих погиб, спасая жизнь Ильясу, — Инна скорбно сложила руки. — Камиль тогда перешел опаснейшей криминальной группировке. Ясеневская бригада… Ими было принято решение устранить Ильяса для устрашения Камиля. А исполнителем был Бык — самый отъявленный отморозок во всей команде. Однако Генрих задержал его до приезда милиции. Вернее, задержал Владимир — Быку понравилось, что он убил его отца, и он решил поиздеваться над мальчишкой. Это-то и позволило выиграть время. Быку пришлось скрыться, а Ильяс остался жив!

Я не сразу смогла оправиться, потрясенная этой трагической историей. Значит, отец Вольфа погиб прямо у него на глазах…

— А что стало с этим… Быком? С ясеневскими? Они продолжили покушения?

— О нет, — Инна жестко усмехнулась. — После этого их бригада просто перестала существовать. Камиль расправился с ними одним махом. И после этого уже никто не вставал у него на пути. А Володю он взял к себе и воспитал, как родного сына. Фактически, они с Ильясом росли, как братья. Позже он занял при Камиле место своего отца. Впрочем, все это было задолго до того, как мы с Камилем поженились. Ты очень милая девочка, с тобой приятно поболтать. Надеюсь, вы с Володей останетесь у нас ночевать? Я скажу, чтобы подготовили гостевые комнаты. Но пойдем к гостям — хозяйка не должна надолго их покидать.

Честно говоря, мне было не до гостей — я снова и снова переживала рассказанное ей прошлое Вольфа. Он как будто стал ближе мне. Теперь понятна его жесткость. Даже представлять не хочу, каково это — потерять отца в таком возрасте. И в таких жутких, трагических обстоятельствах.

Первой, кого я увидела, когда мы с Инной спустились в гостиную, была… Олеся.

Да! Любовница Глеба присутствовала на этом приеме. Собственной персоной! Я заозиралась в поисках бывшего мужа, которого сейчас мне видеть вовсе не хотелось, но нигде его не увидела.

Кажется, Олеся была одна, без Рудного. Что было странно.

— Инна, а кто это? — тихонько спросила я хозяйку дома, кивнув на блондинку, которая в этот самый момент о чем-то говорила с Вольфом.

Она изгибалась и томно хихикала, то и дело прикасаясь к его руке.

От такой наглости и бесцеремонности я ахнула. А, наверное, должна была радоваться, что кто-то отвлечет его от меня. Пусть даже и Олеся.

Но радостно почему-то не было. Совсем.

— Это? А… — пренебрежительно махнула рукой жена Камиля Рахматулина. — Вроде, какая-то помощница какого-то режиссера, как она сказала… В общем, с телевиденья типа. Привез ее кто-то — я даже не знаю, кто. А надо бы выяснить, чтобы больше его не звать. Потому что ее я не приглашала. Она уже тут, наверное, на всех мужиках повисела. К Ильясу вон — в открытую клеилась. Прямым текстом в содержанки себя предлагала. Пойду-ка Сэму скажу, чтоб удалил ее вместе с тем, кто ее привез. После этой шлюшки в доме генеральную уборку делать придется!

Н-да… Кажется, узнав, что ребенок не его, Глеб дал Олесе от ворот поворот. И никакие повторные тесты ДНК не спасли ситуацию.

Я присмотрелась. И вдруг поняла, что на экране телевизора в передаче Махалова Олеся выглядела совсем по-другому. Сейчас же я увидела, что ее красивые платиновые волосы приобрели неприятный желтый оттенок, а неестественно пышные ресницы выглядели чьими-то усами, приклеенными к глазам.

В довершение этого точеная фигура Олеси в связи с беременностью приобрела некоторую округлость. Все бы ничего, но она выбрала крайне неудачное платье, облепившее ее, как вторая кожа. Наверное, раньше оно смотрелось на ней просто идеально.

Но не теперь, не теперь…

Я смотрела, с какими ужимками она, полная уверенности в своей неотразимости, вертится вокруг Вольфа, и внутри поднималась волна злости.

Значит, увела у меня одного мужчину, а теперь взялась за второго? Грубо говоря, Глеба теперь, после того, что я о нем узнала, совсем не жалко, но сам факт!

Прежняя Ульяша точно осталась бы в стороне. Возможно, даже забилась в уголок, чтобы там порыдать о превратностях судьбы.

Нынешняя, новая Ульяна подошла к ним, уверенно ступая в изящных черных туфельках на каблуке и даже — о боже! — чуть виляя бедрами.

Олеся бросила на меня беглый взгляд и тут же отвернулась. Не узнала. К тому же она была всецело поглощена Вольфом, похоже, всерьез намереваясь усесться к нему на колени.

— Привет, Олеся! — громко и уверенно сказала я. — Ну и как, понравился тебе сваренный мной борщ?

— А, это ты, матрешка… — протянула блондинка, разглядывая меня.

Кажется, увиденное ей не очень нравилось.

Сейчас я не была похожа на прежнюю матрешку Ульяну. И знала об этом.

— А я люблю матрешек, — внезапно проговорил Вольф. — Яркая роспись, исконно русский дух… Эта загадочность, ожидание сюрприза… По-моему, матрешки прелестны.

— Прелестны? — с удивлением переспросила Олеся, переводя непонимающий взгляд с него на меня.

— Тот редкий случай, когда я совершенно согласен со своим названным братом, — вдруг подхватил незнамо откуда взявшийся Ильяс. — Я тоже люблю матрешек. Очень необычное и интересное явление. У меня знакомый их коллекционирует, так в этой коллекции есть по-настоящему редкие экземпляры, стоимость которых просто бы тебя поразила.

— Да? — совершенно растерялась блондинка и быстренько попыталась перестроиться. — А, ну да, матрешки милые… Мне тоже они нравятся… Познакомишь меня с этим своим другом, Ильяс? Я бы так хотела увидеть его коллекцию!

— Боюсь, что нет, — широко улыбнулся Рахматулин. — Он такими дешевками, как ты, не интересуется.

Олеся захлопала своими ресницами-усами. В этот момент к ней подошел неприметный мужчина в сером костюме.

— Госпожа Инна Рахматулина просит вас покинуть ее дом, так как вас она не приглашала и находит ваше общество обременяющим и нежелательным.

Абсолютно раздавленная Олеся посмотрела на Вольфа, Ильяса, а затем на меня.

— Ты… Ты — чертова гадина, — заикнулась она, с ненавистью глядя на меня.

Но в сопровождении помощника Инны ей пришлось заковылять к выходу.

Глава 33

Вольф

Она пришла ночью.

Сбросила белый шелковый халат и нырнула ко мне в постель. Прижалась гибким упругим телом, окутала ароматом своих шелковых волос.

Надо было быть идиотом, чтобы выпихнуть ее, как дикую кошку.

Наверное, я и был идиотом. Не отрицаю.

Ее упругое податливое тело не вызывало ничего, кроме раздражения. Запах дорогих духов, слишком навязчивый и сладкий, был противен.

Отголосок страстного, неумолимого желания всколыхнулся во мне — но он был подконтролен, и быстро угас. Сошел на нет. Если бы не Лера — возможно, я бы не удержался и взял ее в то же самое мгновение.

Лера. И двадцать четыре часа дикого, жесткого, неумолимого секса. Практически без перерыва.

Ноги ее не держали. Она теряла сознание. Но просила еще и еще. И я давал еще и еще, потому что не мог насытиться.

Потому что мне нужна была совсем другая девушка — с волосами цвета спелой пшеницы и запахом яблочного шампуня. С бездонными синими глазами и алыми губами, в которые хотелось впиться. Та девушка, которую хотелось смять, заставить, подчинить себе. Чтобы рыдала на полу в уголке, как послушное животное и ловила каждое мое слово.

Я не мог.

Не мог так поступить с Ульяной. Раньше — да. Но не теперь. Не теперь.

Кем бы я стал после этого? В своих собственных глазах? Кем бы я стал, после того, как раздавил девчонку, повинную лишь только в том, что она, сама того не желая, запечатлелась в моем сердце?

Да мне даже дышать рядом с ней было тяжело, не то, что слово грубое ей сказать.

Ульяна.

В этом имени — мед и молоко, патока и бисер, солнце и море, рай и ад, восторг и падение.

Взял бы ее. Клянусь, взял бы. После того, как забрал ее с этого долбанного корпоратива, когда я легонько прижал этого идиота — ее несостоявшегося ухажера. А она посмотрела на меня, как на чудовище.

Словно никогда в жизни со мной не…

Взял бы. Если не уехал тогда — быть беде.

Но я уехал, и Лера приняла меня. Без звонка. У нее был какой-то прямой эфир, который она тот час же свернула, чтобы принять меня.

Отключилась. Бортанула их — и ко мне.

Даже не помню, как мы познакомились. Она — инста-модель. Миллионы подписчиков, Модельные агентства. Сексуальные фотки. Не суть.

И вдруг…

— Володя? Я хотела попросить… Может, мы снимемся вместе для моей новой сессии? Мне нужен мужик в мой инстаграм, представляешь? А от тебя у них всех слюнки потекут. Да и вообще… Мне нужен мужик. Мне нужен ты, если честно. Давай по серьезке, а?

Обнаженная девушка с потрясающей фигурой, лежащая на моей груди, заглядывала мне в глаза, но что я мог ей сказать?

Что именно сейчас представляю на ее месте другую, а губы так и рвутся шептать, кричать ее имя. Упиваться одним ее именем…

Ульяна. Ульяна. Уля, черт тебя подери!

Простая деревенская девчонка. Что ты сделала со мной? Что ты наделала?

Когда надела это алое платье и твои глаза зажглись. Я знал, что в этом платье ты будешь выглядеть, как королева.

Моя маленькая королева, отчаянно нуждающаяся во мне, но не понимающая этого. Всем своим существом отрицающая это.

Мне было не жаль навсегда покидать инстамодель Леру, которая осталась рыдать в ворохе смятой постели.

Потому что лишь только одна ты, Ульяна. Только одна — навечно в моем изошедшемся сердце.

Не вырвать. Не забыть. Не заменить.

Моя малышка в вязанном свитере и носках, сосредоточенно грызущая кончик шариковой ручки.

Генерирующая какие-то дурацкие рифмы. Стих для Сидора, мать его, Никаноровича. На юбилей, ага.

Бред.

Каких мне сил стоило, чтобы сдержаться, не броситься на тебя в ту же секунду, как я увидел тебя на ковре в гостиной — знает один господь бог.

Гораздо проще было окончательно утвердить тебя в звании своей королевы. А у королевы должен быть соответствующий гардероб.

Откуда у простой деревенской девчонки взялась такая царственная осанка и такой глубокий и гордый взгляд синих глаз?

Я не знаю…

Знаю лишь, что мне хочется убить Ильяса Рахматулина лишь только за то, как он смотрел на тебя, когда я привез тебя к отцу. Знаю, что не стоит тебя везти, но Камиль — это святое.

А еще я знал, что Инна Рахматулина не зря будет настаивать на нашей с Ульяной ночевке в их доме.

И положит в разные спальни.

Чтобы прийти.

Как приходила много, много раз до того.

Как пришла ко мне десять лет назад прямо перед своей первой брачной ночью с Камилем Алиевичем.

Ее не смутило ни это, ни собственное свадебное платье, ни то, что я был на пять лет моложе ее.

Ее не смутило даже то, что Ильяс узнал о нашей порочной связи и возненавидел нас лютой ненавистью. И объявил вендетту за своего отца. Объявил, но все же не посмел ему рассказать о том, что его молодая жена спит с его приемным сыном.

Стыдно ли было мне за то, что обманываю Камиля? Человека, который стал для меня всем после смерти отца?

Пожалуй… Нет, не стыдно.

Потому что иметь эту сучку — был тот еще кайф.

Что ты давала мне, Инна? Себя. Всю — и без остатка. Целиком. Но забирала — больше. Иссушала своей пламенной страстью. Не позволяла ласкать себя — ты никогда этого не любила. Всегда требовала, чтобы с тобой жестко.

И да, ты даже представить не могла, что однажды мне станет с тобой… скучно. Банально скучно — ты всегда была одинаковой. Мнила себя королевой, и да, в постели ты была хороша.

Но — одна и та же. Раз за разом. Предсказуемо. Со временем, кайф начал улетучиваться, Инн.

Но снова и снова я возвращался к тебе, Инна. К твоему порочному и желанному источнику.

Пока не увидел эти синие глаза девчонки в заброшенном доме, где я истекал кровью.

И — как отрезало.

— Володя, Володя, любимый, родной мой, желанный… — прошептала Инна и потерлась об меня своим гладким обнаженным телом. — Как же я скучала, как люблю тебя я сильно… Не могу! Все о тебе думаю… Ну, что же ты? Скажешь, ты не скучал? Не хочешь меня?

— Иди к мужу, Инна, — лениво проговорил. — Думаю, этой ночью тебе уместнее быть в его постели, а не в моей.

— Что-о-о? — яростно сверкнула глазами. — Это из-за нее, да? Из-за этой маменькиной дочки? В голове не укладывается, что ты променял… это… ее на меня! Да ты посмотри на нее! Ульяна, чтоб ее! Улька глупая! Она никогда не полюбит тебя, так, как я! И не даст тебе, так как я…

Все-таки Инну пришлось вышвырнуть из постели. Потому что полезла туда, куда действительно лезть не стоило.

Ничего объяснять ей и оправдываться перед ней я не собирался. Просто выставил и все.

И все.

И вышел на балкон, ощущая, как мороз впивается в голое тело, как напрягаются мышцы и все существо наполняется холодом. Пронизывающим насквозь холодом, который говорит, что я еще жив.

Пусть не полюбит.

Пусть просто будет рядом, чтобы я знал, что ни Ильяс Рахматулин, ни какая-то другая мразь не посмеет ее коснуться. Ее обидеть.

Мою нежную глупую куколку. Мою малышку.

И ее синие, синие чистые глаза…

Именно в это момент, глядя с балкона на громады заснеженных сосен, я понял, что мне нужно ее увидеть.

Просто увидеть. Прямо сейчас. Увидеть, как она спит, трогательно подложив руку под щеку и свернувшись в уютный комочек.

Клянусь — только это. О большем я и не мечтал. Не смел мечтать.

Горло перехватило спазмом дурацкой и острой нежности.

И поперся к ней.

Поперся, как самый распоследний придурок.

Лучше бы я в ту ночь остался с Инной. Лучше бы спал. Лучше бы гнал на своей тачке через темное заснеженное поле или молотил кулаками стену.

Потому что в гостевой комнате, заботливо отведенной Ульяне Инной, она была не одна. И вовсе не спала.

Потому что она, моя девочка с синими глазами, за которые я готов был продать душу дьяволу, была на постели.

С Ильясом Рахматулиным.

В задранном платье, открывающем кружевные полоски чулок. С пунцовыми щеками и алыми манящими губами. С растрепанными волосами. Она тяжело дышала и переводила испуганный взгляд с меня на Рахматулина.

Подонок лыбился так довольно и мерзопакостно, что, если бы у меня был при себе верный Стечкин, пристрелил бы эту сволочь.

В ту же самую секунду пристрелил бы.

Грудную клетку будто грубо располосовали, выпотрошили, а потом набили раскаленными камнями. Каждый вдох через силу — выдох еще хуже.

В принципе, можно было даже не удивляться. Женщины падки на Рахматулина. В нем всегда был особый шик. Когда мы еще были пацанами, он всегда был обаятельнее меня и подцепал самых красивых девчонок.

Хотя, возможно, они просто чуяли запах больших денег, которым я похвастать не мог.

Только не она, черт… Только не Ульяна и Ильяс!

«Аллах Всевышний наказывает за грехи», — говорит Камиль Рахматулин, мой приемный отец. А мне всегда было интересно — ведь я так и избежал возмездия за то, что имел его жену. Любимую человека, который меня облагодетельствовал.

Но я все-таки не ушел от наказания. Ильяс все-таки отомстил мне за своего отца…

В какой-то момент мне казалось, что все еще возможно. Что Ульяна стала смотреть на меня, как на человека, а не как на бешеного волка, который хочет ее загрызть.

Что ж, девочка… Хочешь видеть меня таким?

Я буду таким.

Глава 34

Спальня для гостей, которую отвела мне Инна, была поистине роскошной. Я боялась, что нас с Вольфом она положит вместе, в одной комнате, но нет.

— Вы же еще не муж и жена, — подмигнула мне хозяйка дома, проводив последнего гостя.

Прием затянулся глубоко за полночь. Но, удивительное дело, после того, как с него удалили Олесю, я вдруг почувствовала какую-то внутреннюю свободу. И даже смогла получить от происходящего удовольствие! Чего со мной ни разу не бывало, когда Глеб брал меня на мероприятия подобного рода.

Я всегда ощущала себя его довеском. Боялась сказать что-то лишнее, не так встать, или не так посмотреть. Мне казалось, все на меня смотрят и перешептываются — мол, какая неподходящая у великолепного Глеба Рудного жена.

Зато сейчас я отпустила ситуацию. Впервые в жизни почувствовала себя расслабленной и… красивой. Ослепительно красивой — судя по тому, как на меня смотрел Вольф.

Сам он держался несколько в стороне, позволяя мне насладиться вечером и пообщаться с людьми. Я чуть не упала в обморок, когда увидела среди гостей Рахматулина самого Федора Мирончука!

Хозяева дома обнялись и расцеловались с известным российским актером, продюсером и режиссером — судя по всему, отношения у них были более чем сердечные. Потом я забыла о знаменитом госте, и вспомнила лишь тогда, когда совсем рядом прозвучало:

— Интересный у вас типаж… Не хотите сняться в моем новом фильме?

Шокированная до глубины души, я подавилась канапешкой, которую в этот самый момент урвала у официанта — есть хотелось, и сильно. Мирончук терпеливо похлопал меня по спине и повторил вопрос.

— Забавная шутка, — постаравшись откашляться как можно более цивилизованно и тихо, проговорила я. — Не думала, что в кино берут вот так вот, с улицы…

— Где вы увидели улицу? Это дом моих старинных друзей. — парировал Мирончук, обводя рукой пространство вокруг. — Это история про девушку, которая попала из нашего в фэнтези-мир магии и драконов. Я готов рассмотреть вашу кандидатуру на роль ее подруги. Роль второго плана, но очень интересная. Вот моя визитка. Позвоните, если вам интересно.

Не успела я и глазом моргнуть, как в моих руках оказался простой белый прямоугольник с одним единственным телефоном.

Вот это да! Чудо! Настоящее новогоднее чудо!

— Нет, ты не спишь. Могу ущипнуть, если не веришь, — послышался голос Ильяса Рахматулина, который, откуда ни возьмись, оказался рядом со мной.

В шикарном смокинге и с бокалом шампанского в руке.

Что-то в моей голове переключилось, и я нахмурилась, потому что стала соображать.

— Это… Это твоих рук дело, да? То, что Мирончук позвал меня в… в свой фильм…

— Почему бы и нет? — ослепительно улыбнулся Ильяс. — Он — друг нашей семьи и запросто может оказать такую небольшую услугу. Разве ты в детстве не мечтала сняться в большом и красивом кино?

— Нет, — сказала я, и на его глазах разорвала визитную карточку Мирончука.

Взгляд мой поневоле заскользил по гостям, отыскивая Вольфа. Но его нигде не было. И это внушило чувство… тревоги.

Ведь я привыкла, что он рядом. Что защитит и не даст в обиду.

Привыкла… В жизни бы не подумала, что стану к нему привыкать…

Пока Инна вела меня в комнату для гостей, она все расспрашивала о наших отношениях, о том, как мне с ним… Я старалась не углубляться в подробности, поэтому отвечала максимально коротко и сжато.

Что, похоже, ее не устраивало.

— Ты любишь его? — спросила она, когда мы остались с ней наедине.

Я хотела сказать «Нет», но почему-то промолчала…

Все расхаживала по комнате, разглядывала великолепные ночные зимние пейзажи за окном, а потом ворочалась на огромной двуспальной постели, думая о…

Да, думая о нем. О его сильных и красивых руках, которые так крепко меня обнимали… О том, как он называл меня «девочкой» и «малышкой». И как смотрел на меня…

Я и сама не заметила, как задремала одетая, поверх покрывала.

Такие сны не снились мне очень давно. Все три года, что я жила с Глебом — так уж точно.

Мне снился мужчина. Вроде бы мужчина, а вроде бы… Оборотень.

Но он не был мне страшен. Наоборот.

Его объятия и горячие жадные губы. Я чувствовала себя прекрасной, желанной и на все готовой. Уж точно готовой на то, чего раньше бы себе никогда не позволила. У этого мужчины были сильные руки с красиво вылепленными пальцами, которыми он сжимал меня, гладил и ласкал. А еще у него были светло-желтые волчьи глаза…

Я тонула и плыла в том внутреннем свете, который они испускали. Он никогда в жизни не обидел бы меня, не говоря о том, чтобы укусить. Это был дикий, но ласковый волк.

А я хотела стать его волчицей…

Отчаянно хотела запустить пальцы в его темные гладкие волосы… Позвать его по имени. Не по прозвищу. По настоящему имени, которое сладострастным стоном готово было сорваться с моих губ.

Но не могла. Казалось, он исчезнет, перекинется, а мне… Мне хотелось побыть в этом волшебном сне еще немного.

Когда я почувствовала неладное? Не сразу.

Но в какой — то момент он показался чужим. Чуждым. По-настоящему оборотнем. Тем, кто принял облик моего желанного.

С размаху я попыталась остановиться, но он был горячим, распаленным и едва ли дал мне это сделать.

Разумеется, тут до меня и дошло, что происходящее вовсе не сон. И что в моей постели по-настоящему присутствует какой-то мужчина.

Мало того, что присутствует — он сейчас обнимает и целует меня, а его рука неумолимо продвигается вверх по моему бедру.

И этим мужчиной был вовсе не Вольф!

Не Вольф, а Ильяс! Вероломно проник в мою спальню и воспользовался моим усталым и сонным состоянием, чтобы…

— Что ты делаешь? — в перерывах между его страстными поцелуями удалось вымолвить мне. — Как тут оказался? Немедленно прекрати!

— А, по-моему, тебе нравилось, медовая, — легонько прикусив мочку моего уха, промурлыкал этот наглец. — Ты же не дура, чтобы отказаться…

— Нет! — я повысила голос, но он тот час закрыл мне рот еще одним поцелуем.

Самое ужасное, что это было не совсем насилие. Ведь мое тело… откликалось на его ласки и прикосновения. Оно жаждало… Ведь у меня не было мужчины очень давно. Удивительно, что оно вообще чего-то захотело, так как я имела с этим некоторые проблемы, не раз озвученные на сеансе у психолога.

Но — совсем другого мужчину. Не того самого, который сейчас деловито приступил к тому, чтобы избавить меня от платья.

Того, который приснился.

И который сейчас стоял, опершись тяжелой рукой о косяк, и исподлобья смотрел на меня и Ильяса.

Господи, Инна вроде бы сказала, что эта комната запирается, тогда…

Какого черта ко мне так спокойно вломился сначала Ильяс, а теперь Вольф?!

И да — какого черта мне сейчас так паршиво, что я чувствую себя неверной женой, которую любимый муж застал прямо на месте преступления?!

Губы так хотели прошептать, прокричать «Ты всё не так понял!», но я молчала, переводя объятый страхом взгляд с одного мужчины на другого. Что-то подсказывало мне — Вольф не станет слушать мои слова, которые в любом случае прозвучат, как жалкие оправдания.

Рубикон был перейден.

— Что-то в этот раз ты как-то ну совсем не вовремя, Волк, — сыто ухмыльнулся Ильяс, как будто у нас с ним уже произошла близость.

— Молись своему Аллаху, Рахматулин, — едва слышно проговорил Вольф. — Потому что я предупреждал.

— Мне безумно интересно, что ты сделаешь? — оскалился Ильяс. — Пристрелишь меня? Просто за то, что она выбрала меня? Тебе не кажется это справедливой платой за то, что сделал с моей семьей ты? За нож, который так запросто воткнул в спину моему отцу? Твоя девочка выбрала меня. Ты поднесешь ей хлеб и мед на нашей свадьбе, как мой почетный свидетель. А ведь ты даже не поимел ее ни разу.

— Значит, она будет носить цветы на твою могилу, — оборвал Вольф, даже не взглянув на меня.

И это почему-то ранило. Не успела я крикнуть, что все это неправда, ложь, ложь, как он с размаху ударил Рахматулина в лицо кулаком.

Следующий удар Ильяс перехватил, и они сцепились в жестокой схватке — как будто не на жизнь, а на смерть.

Это не было похоже на какую-то бестолковую потасовку, на хватание за грудки и, в целом, петушиные бои, как обычно выглядит схватка двух мужчин за одну женщину.

Это было похоже на танец. Когда каждый из противников знает сильные и слабые стороны другого. Выверяет движения, чтобы ударить побольнее и — точно в цель.

Теперь я видела, что они действительно выросли вместе — настолько хорошо друг друга знали… И ненавидели. Было видно, что их обоих тренировал один и тот же человек, настоящий мастер. Отец Владимира.

В какой-то момент — в миг очередного нокдауна Ильяс сшиб локтем стеклянный столик, на котором стояли хрустальные фигурки, которые градом ссыпались на пол.

Звон раздался такой, что я закрыла ладонями уши. А пару мгновений спустя увидела мелькнувшее в дверях испуганное лицо горничной.

Несколькими минутами позже в комнату ступил сам Камиль Алиевич Рахматулин. Кутающаяся в белый шелковый халат Инна неотступно держалась за его спиной.

— Что здесь происходит? — громовым голосом вопросил хозяин дома. — Владимир и Ильяс, немедленно прекратите!

Если и был кто-то, способный заставит их прекратить, то только Рахматулин-старший. Ильяс демонстративно поднял руки вверх. Его губа была рассечена, но он ухмылялся так широко и нагло, что я отвела взгляд, не в силах смотреть на него.

На Вольфе видимых повреждений не наблюдалось. Но он выглядел еще страшнее, потому что глаза его горели таким злобным и яростным огнем, что у меня душа ушла в пятки.

И все же он остановился, исподлобья глядя на Камиля.

Молчал в ответ на все его гневные вопросы.

Я съежилась в уголочке постели, с трудом узнавая хозяина дома. Из радушного улыбчивого мужчины он превратился в сурового разгневанного диктатора.

Однако в ответ на все его увещевания Ильяс только ухмылялся, отделываясь ехидными фразочками, а Вольф молчал.

— Девочку твои мальчики не поделили. Вот эту вот девочку, — вмешалась вдруг Инна, с непонятным прищуром взглянув на меня. — Того и гляди поубивают друг друга из-за нее. Ты поосторожнее, Камиль… Знаешь ведь, на что оба способны…

— Девушку, значит? — пророкотал Рахматулин-старший. — Совсем, что ли с катушек слетели? Заняться нечем, да?

— Лучше тебе не вмешиваться, Камиль, — негромко проговорил Вольф. — В этот раз лучше не вмешиваться…

— Нет, Володя, именно в этот раз я вмешаюсь! — с гневом возразил Рахматулин-старший. — Я очень хорошо знаю, что значит помешаться на женщине. И к чему это может привести. Мне нужна династия, но не такой ценой. Значит так. Ты летишь в Кимберли. Мне звонили час назад — в одной из шахт по добыче алмазов произошло обрушение. Есть жертвы. Это подтверждает то, о чем я тебе недавно говорил — там творится неладное. Наши африканские партнеры мутят. И в этом разберешься ты. Никому, кроме тебя, я доверять больше не могу. Возьмешь мой личный самолет.

Вольф взглянул на меня, как обжег. Словно прощался навек.

И отвернулся.

— Хорошо, отец, я разберусь с этим, — после долгой паузы проговорил, сделав особый акцент на втором слове.

— А ты, мой ненаглядный сынок, зря так весело скалишься, — продолжил Рахматулин-старший и повернулся к Ильясу. — Ты первым же рейсом отправляешься в Якутск. Проверишь всю отчетность по тамошнему ювелирному заводу за год… Нет, за три года. Каждый день в десять утра по Москве я буду ждать подробнейший отчет о проделанной тобой работе.

— Якутск? — присвистнул Ильяс. — Очень мило, папочка, спасибо большое. А мне твой самолет не положен, нет?

Очевидно, что нет, потому что его отец оставил его вопрос без ответа.

И повернулся ко мне, отчего я сжалась.

— Что касается тебя, Ульяна… Я лично ничего против тебя не имею. И был бы готов рассмотреть тебя в качестве своей невестки. Но не тогда, когда это вносит раздор между моими сыновьями. Ты навсегда исчезнешь из их жизни. Ты поняла меня? Ты меня поняла?

— Да, — едва слышно прошептала я и оглянулась на Вольфа, но он не смотрел на меня. — Да, я вас поняла.

— Один билет до Ларюшино, — проговорила я, низко склонившись к окошку.

И высыпала всю свою мелочь в железную миску.

— До Ларюшино билетов нет, — визгливым голосом в нос уведомила кассирша. — Есть до Возогор, а там, может, частника какого найдете.

— Давайте до Возогор, — кивнула я.

Хотя Возогоры от моего родного села на очень даже приличном расстоянии, ну и пусть. Мне на самом деле было все равно.

Как-нибудь доберусь.

Наверное.

Глеб забирал меня из родного дома с выкупом. Со всеми этими красивыми свадебными традициями, которыми зачастую пренебрегают сейчас в городе. На второй день искали ярку. Играли на гармошке.

Тетка Параскева пела матерные частушки, и они с Глебом на пару отплясывали так лихо, что все вокруг хлопали и смеялись

Сейчас это все было так далеко от меня…

Словно прошла тысяча лет…

Нет ничего унылее, чем железнодорожный вокзал в канун новогодней ночи. Сонный, пустой, с вяло мигающими огоньками на елке, закрытыми ларьками с сувенирной продукцией. В предновогодний вечер никому это явно не надо…

В единственной открытой кафешке я купила баночку спрайта. Пожалуй, сойдет за шампанское. Компанию ей составила шоколадка с изюмом и орехами, бог знает сколько пролежавшая на витрине.

Мой шикарный новогодний ужин…

Поздняя электричка мчалась сквозь ночь, а я жевала шоколад, похожий на глину, и недоумевала: как — нет билетов до Ларюшино? Вон — здесь вагон-то почти пустой.

За окном, как в сказке, падал белый пушистый снег… И люди готовились к новогодней ночи: наряжались, смеялись, делали салатики и встречали гостей. Лишь мне не было места во всем этом.

Лишь я встречала Новый Год одна, хотя больше всего на свете любила этот праздник. Считала его семейным, сказочным. По-детски ждала от него чуда…

В этот раз чуда не произошло. Хотя, наверное, мне нужно считать все, что случилось со мной чудом — я цела и невредима. И еще свободна.

Свободна от обременительной страсти ненавистного мужчины.

Ненавистного… Ненавистного ли?!

Я никогда не задумывалась, сколько Владимир сделал для меня… И ни разу не попыталась сделать хотя бы шаг ему навстречу. Все время лишь только отталкивала.

А когда во мне вдруг появился росточек этого намерения… Попробовать…

Потеряла его навсегда, даже не ощутив — что это… Когда мужчина так тебя желает. Не ощутив эту страсть сполна. Не насладившись ею.

Он наверняка думает, что я с Ильясом… Такие, как Владимир, не прощают ошибок.

Как бы он не любил меня. Как ни тянулся ко мне. Есть вещи, которые не забываются.

Есть вещи, которые простить нельзя…

Часы на мобильнике показали двенадцать ноль-ноль и я глотнула спрайта из бутылочки — за народившийся год.

Говорят, как его встретишь, так и проведешь.

Похоже, мне суждено провести его вот так… В пронизывающей горечи и щемящем одиночестве.

А он, наверное, завтра-послезавтра уже будет в Африке. Я специально посмотрела, Кимберли — алмазодобывающий город в Южно-Африканской Республике. Звучит, как чудо. Как какое-то приключение.

И Камиль Рахматулин прав — если кому и под силу разобраться в том, что там происходит, то только Вольфу.

Наверное, надо радоваться, что все так получилось. Как я, в общем-то, и хотела. Он уедет далеко-далеко и, должно быть, забудет обо мне…

А мне останется какое-то свербящее в груди чувство, которому я не могу найти названия…

В Возогорах было на удивление тихо. Я сошла на станции, а электричка поехала дальше — в заснеженную ночь… И мне вдруг почему-то захотелось уехать отсюда вместе с ней.

Странное и недоброе предчувствие охватило меня, но я не придала ему значения. Списала на усталость и дурное настроение.

В Возогорах, что славились своим знаменитым молочным комбинатом, было на удивление тихо.

Для новогодней ночи — прямо и вовсе как-то подозрительно. Обычно на селе гулянья. А тут — свет в нескольких зашторенных окошках и тишина. Лишь только тоскливо и как-то по-странному дико выли собаки.

А, может, и не собаки вовсе?

Может, волки?

Да нет… Нет, конечно…

— Пять косарей до Ларюшино, — объявил хмурый таксующий дедок и хотел поднять стекло машины, но я задержала его рукой в варежке.

— Годится.

Заломил он, конечно, знатно, но у меня не было ни желания, ни сил торговаться. В голову даже услужливо полезли всякие нехорошие мысли про маньяков. Например, которых ловили в одном всем известном сериале с центрального канала, который был у всех на устах.

Но я наглядно знала этого дядечку, он был из возогорских старожилов. Потому и села к нему в машину. Вот заодно и потрачу последние денежки, что Роман Евгеньевич ссудил мне при расчете с работы.

Да, я уволилась из «Улыбки праздника». В городе больше меня ничего не держит.

— Что-то настроение у вас не новогоднее, — не удержалась я, когда обшарпанная девятка тронулась с места.

— Да какое тут настроение, когда такой беспредел творится… — махнул рукой водитель, которого, как я припомнила, звали Митричем.

Но как я ни пыталась его расспрашивать про «творящийся беспредел», Митрич только кряхтел и отделывался общими фразами.

Наверное, он это про общую остановку в стране. Такие вот древние старички любят ругать правительство и рассуждать в духе «при Брежневе жилось лучше».

Потому всякие попытки расспросить его я оставила.

На удивление, домчались до Ларюшино быстро. Хотя, мне, наверное, так показалось, потому что я задремала.

До дома вредный Митрич меня везти не пожелал. Высадил у нашего знаменитого ДК «Дворец», получил свои пять тысяч рублей, да и был таков.

В отличие от Возогор в Ларюшино явно было повеселее.

Наверное, все гуляющие переместились оттуда сюда.

Слышалась музыка, то и дело взрывались фейерверки, а довольные прохожие то и дело кричали «С новым годом!». Ребята в дедморозовских колпаках из какой-то веселой, но незнакомой компании при виде меня даже остановились, приглашая с собой. Все расспрашивали, чего я такая грустная, и даже заставили выпить шампанского из пластикового стаканчика.

Но с собой так и не зазвали.

Ну и навалило тут снега! В городе-то я от такого количества осадков точно отвыкла. Даже захотелось нырнуть в какой-нибудь особо пышный и белоснежный сугроб, и, как в детстве, сделать снежного ангела.

— С Новым Годом! — крикнула мне проходящая мимо румяная девушка в белом полушубке, который заметно оттопыривался в области живота.

— С Новым Годом! — поздравила я в ответ и остановилась от неожиданности. — Оля, ты?

— Улька… — протянула она, словно не веря своим глазам, и обратилась к парню, с которым шла. — Коль, ты иди — я догоню!

Приглядевшись, я с удивлением узнала в ее спутнике Кольку Жилина.

Честно говоря, за прошедшие с реалити-шоу три года я редко бывала в Ларюшино. И не разу больше не видела Олю. Совсем не интересовалась судьбой бывшей лучшей подружки, которая, как выяснилось, ненавидела меня лютой ненавистью. Давным-давно Варька рассказывала, что Оля уехала в город, но там у нее что-то не клеилось, поэтому ей пришлось вернуться в Ларюшино. Которое она ненавидела всеми фибрами своей души.

На ее безымянном пальце блеснуло золотое колечко.

Надо же, оказывается она вышла замуж за давно и безнадежно влюбленного в нее Колю! А говорила, не сделает этого и под дулом пистолета.

— Уль, ты прости меня… За то, что было три года назад, — серьезно проговорила Оля. — Я давно извиниться хотела, но все никак случай не выпадал. Ты теперь редко в Ларюшино приезжаешь.

— Извиниться? — растерялась я.

Вот уж чего я точно не ожидала.

— Да, — кивнула бывшая лучшая подружка. — Я дура тогда была. О красивой жизни мечтала, Кольку вон отталкивала. Уехать все куда-то хотела… Не понимала я, что счастье мое здесь, в Ларюшино.

И она погладила свой выпирающий живот.

— Брось, Оля, — отозвалась я. — Столько лет прошло, все уж забылось.

— Да, вот как жизнь повернулась. Ты за Глеба вышла замуж, а я за Колю… Кто бы тогда подумать мог!

— С Глебом мы недавно развелись, — сказала я спокойно.

— Да ты что? — округлила глаза Оля. — И как же? Он же такой вроде хороший, правильный парень был…

— Долгая история.

— Заходи в гости — расскажешь, — вдруг сказала она. — Да и я что-нибудь тебе расскажу. Тут такие дела творятся. Осторожнее надо… Мне очень жаль, что с Варей так получилось…

— А что с Варей получилось? — насторожилась я, а затем и вовсе испугалась. — Я ничего не знаю… Что случилось с Варей?

— Неужели Виталий Парфенович тебе не рассказал? — в свою очередь испугалась Оля. — Ой, Уля…

Все-таки не зря меня охватило дурное предчувствие, когда я сошла с электрички. И сейчас мне стало страшно.

В миллион раз страшнее, чем тогда, у бандитов. Одно дело — страх за себя, и совсем другое — за семью, за близких людей…

— Рассказывай, Оль! — схватила ее за руку. — Не томи! Я пару дней назад разговаривала с ней по телефону — все было хорошо…

— Пару дней назад? — задумчиво переспросила бывшая подруга. — Тогда все понятно. Значит, она и твои родные просто не хотели тебя волновать. И… подвергать опасности. Все равно ты ничего поделать не сможешь. А навредить ей и себе — запросто…

— Да что с ней? Она жива? Здорова?

Меня охватил уже не просто страх, а самый настоящий ужас. Паника.

— Жива, — кивнула Оля и тихо добавила. — Насчет здоровья — не знаю. Говорят, он их избивает…

— Кто — он? Кого — их? — я уже не выдерживала. — Оля, если сейчас же не расскажешь, в чем дело, — не знаю, что со мной будет!

— Давай в сторонку хоть отойдем… В общем, пару месяцев назад объявился в Возогорах один… Тавров его фамилия. И началось. У хозяина молкомбината, Павла Вострякова, какой-то нелюдь пса застрелил. Дальше — больше. Потравили коров на ферме. Всяко-разно угрожали. Ну, а после того, как дом его подожгли, Павел уже не выдержал, да и продал этому Таврову свой молочный комбинат за сущие копейки. Тысяч за триста, по-моему, не больше — так он напуган был. И сразу уехал из Возогор вместе с семьей со своей. Тот молочный комбинат был делом всей его жизни.

— Ужас какой! — прошептала я. — А что же полиция?

— Вообще ничего! — махнула рукой Оля. — То ли прикормленные, то ли боятся. Даже заявление о поджоге дома у Паши принимать не стали. Это у вас, говорят, утечка газа произошла. Так что не к нам.

— Но какое это отношение имеет к Варе?

— Да самое прямое, — вздохнула Оля. — После того, как Тавров этот отжал у Пашки молкомбинат, то начался полный беспредел. Мы с Колькой сразу оттуда уволились — мы работали на молкомбинате этом. Он ведь, понимаешь, возомнил себя хозяином наших мест… Царьком. Сколотил вокруг себя банду и всех под себя подмял. Словно вернулись девяностые. Все жители Возогор ему и его братве дань платят. Вечером выйти на улицу нельзя — подстрелить могут. Да, по-настоящему! Это у них называется охотой. А уж что с девушками они делают… Понравилась какая — сразу в машину ее без разговоров, и к нему в дом везут. Тавров в Возогорах целый комплекс отстроил, все из натурального дерева, запредельная круть… И завел себе там зверинец — медведь у него там живой, лисы… И еще дикие волки. Воют по ночам — страшно. А он их по-всякому мучает… Вот именно волков люто ненавидит почему-то, говорят…

— Варя… — едва слышно прошептала я, но не смогла продолжить.

Голос сел. Кажется, я обо всем догадалась…

И догадка эта была жуткой.

— Да… — печально сказала Оля. — Варька, глупая, к подружке в Возогоры приехала. Увидел этот самый Тавров ее — и все… В тачку свою сунул и увез. Теперь Варя там, у него… С тех пор все возогорские девушки вздохнули с облегчением — их пока не трогают. Приглянулась она ему.

Удар был такой силы, что я дышала с трудом.

Варя, Варенька, моя глупая и самоуверенная младшая сестричка…

Лучше бы это случилось со мной! Лучше бы я не избежала насилия, но не ты!

Этого не должно было случиться с тобой! Только не с тобой!

— Уль, Уль… — Ольга приобняла меня, потому что мои ноги подкосились, заснеженная улица поплыла перед глазами. — Дыши. Спокойнее. Знаешь, что? Пойдем-ка ко мне. Мы с Колькой к Шумиловым шли — праздновать. Но, думаю, они обойдутся без меня, раз такое дело. Дома у тебя сейчас такая обстановка, что только хуже станет. Наталья Семеновна все время плачет, а Виталий Парфенович, как тень, ходит. Пойдем, пойдем…

— Но почему они мне не сказали? — сквозь слезы спрашивала я. — Это же моя сестра, я должна знать… Я бы… Я…

— Уль, ну и что бы ты сделала, раз тут сама полиция бессильна? Твой отец вон сколько раз заявление писал, но этот Тавров запугал Варьку. Она к ним выходит и говорит, что насильно ее никто не удерживает, и она по своей воле в его доме находится…

— Я сейчас же поеду туда! — прорыдала я. — Заставлю эту сволочь отпустить Варю!

— Не дури! — перебила Оля. — Ты просто не знаешь, кто это! Тавров и тебя сцапает, да и отдаст кодле своей, как нечего делать! Или вообще пришибут — им это запросто. Пашкин заместитель, Егор Петрович, вон — возмущался смене руководства. И где теперь Егор Петрович?

— Где? — расширенными глазами я посмотрела на нее.

— На кладбище, — вздохнула бывшая подружка и прошептала. — На ферме несчастный случай произошел — он поскользнулся, и в творожный пресс упал. Месяц, как схоронили…

В Олином доме, в уютной комнате, которую я помнила с детства, не верилось во все те ужасы, которые она рассказывала.

Но в следующий миг я вспомнила. Голос Вари по телефону показался мне… напряженным. А ведь Вольф, который слышал наш разговор, прямо сказал — что-то не в порядке… Но я даже допустить не могла мысли, что Варя может что-то от меня скрывать.

Как мне быть?

Как выручить сестру?

— Уль, даже не пытайся связываться с этим… Тавровым, — Оля, как в былые времена, поставила передо мной чашку горячего чая. — Ты б его видела! Огромный, как бык, глаза налитые и вот такая бородища! Настоящий дикарь и психопат! Когда-то он отпустит Варю — не будет же вечно держать. Слабое утешение, конечно, но что еще делать? Нет на него управы…

— Я найду, — тихо проговорила я, отодвинула в сторону чай и медленно поднялась. — Найду, Оля.

Ужасная новость, что, словно бомба замедленного действия, ждала меня в Ларюшино, полностью выбила меня из колеи.

Призрачная надежда на то, что Ольга Ларичева меня обманывает (ведь после ее поступка три года назад, ей веры нету), растаяла, как дым.

Увы, ее слова полностью подтвердили убитые горем мои мачеха и отец. Они были настолько растеряны, раздавлены произошедшим, что даже как-то не обратили внимания на то, что я приехала без мужа.

И без обручального кольца.

Когда я попыталась и им сказать про полицию, убедить, что нужно куда-то писать, звонить, то услышала то же самое, что и от Оли.

У этого самого Таврова, наверное, очень богатые и влиятельные покровители. Никто, и даже полиция, с ним не связывается. Вот и весь сказ.

Наверное, раньше бы я в то же утро помчалась в Возогоры, и кричала под воротами Таврова, требуя немедленно выпустить Варю.

Но история с Вольфом все-таки кое-чему меня научила… Я знала, что делать. Это решение пришло ко мне сразу.

И лишь оно казалось единственно верным. Таким правильным — до боли в груди…

Первой утренней электричкой возвращаясь в город, я молилась только об одном.

Лишь бы он не улетел в свое Кимберли! Лишь бы оказался дома! Лишь бы только успеть…

Конечно, я могла позвонить ему. Но что-то внутри подсказывало — не нужно. Нужно встретиться с ним лично. Только тогда есть шанс.

Если успею, конечно…

Круглый лифт с прозрачными стеклянными стенками вознес меня на вершину самой высокой башни «Огней Манхэттена».

Я молилась. Понимала — это мой единственный шанс.

Если кто и способен помочь мне, то только он. Лишь он один.

Успела.

Дверь распахнул сам.

Судя по тому, что прямо около порога стоял лаконичный черный чемодан, успела в последние минуты…

— Что тебе нужно? — ровным голосом поинтересовался, даже не посторонившись, чтобы впустить меня в квартиру.

Я протиснулась сама. Прежняя Ульяна такого бы ни за что не сделала.

Новая — да. Внутри она дрожала, но внешне ничем этого не выдала. Ничем не показала.

Скинув шубу, я осталась в одном пламенеющем алом платье с откровенным вырезом. И повернулась к нему.

— Говори, что хотела, и проваливай, — холодно проговорил он, взглянув на наручные часы. — У тебя ровно три минуты.

Господи боже, могла ли я подумать, что все повернется таким образом?

Что моя собственная история отразится, как в кривом зеркале. И перенесётся на Варю. Ведь я вышла из этого целая и невредимая. И даже… нетронутая…

Нетронутая?

Лучше бы тронул…

Вольф не смотрел на меня, всем своим видом показывая, насколько я ему безразлична. Только холод на красивом безупречном лице. Лед в глазах.

А я… Я медленно взялась за пуговички на платье и стала их расстегивать — одну за другой. Странно, с моей-то неловкостью даже не запнулась ни разу. Получилось красиво и плавно, как в фильмах.

Алый кусок шелковистой материи упал к моим ногам. Я перешагнула его — о, чудо! — даже не споткнувшись, и подошла к нему.

На мне не было ничего, кроме фривольного красного кружевного белья. Раньше бы я прокляла себя, если надела такое… Сейчас — нет…

Нет.

Потому что на самом донышке светло-желтой радужки вспыхнуло удивление, которое мне оказалось почему-то приятно. Он не ожидал от меня такого.

Смотрел, как безумный. Смотрел — и не верил своим глазам.

Я прижалась к нему всем телом, прильнула к его твердым губам, плотно сжатым в одну прямую линию.

— Возьми меня, Владимир. Возьми, я твоя… — вместе с поцелуем выдохнула прямо в него.

В первые секунды показалось, что я совершила ошибку. Словно я прижимаюсь не к человеку — к скале. Холодному, бездушному камню, которому не ведомы эмоции и чувства.

Но в следующее мгновение Вольф сжал меня в объятиях, заставил задохнуться в жарком, пламенеющем поцелуе, от которого, казалось, земля поплыла у меня из-под ног.

Раньше я не могла полностью отдаться этим ощущениям.

Не понимала, как же сладко он целует.

Где-то на периферии сознания у него зазвонил сотовый — долго и очень настойчиво, после чего включился автоответчик на стационарном телефоне.

— Владимир Генрихович, ваша машина уже ожидает. Вылет через полчаса. Владимир Генрихович?

Все не было в порядке. Абсолютно.

Потому что объятый страстью мужчина обхватил мои бедра и усадил к себе на колени. Целовал мои губы и гладил распущенные волосы, вдыхая их запах. Потому что он спускался горячими губами по моей шее ниже, вынуждая выгибаться к себе навстречу.

— Владимир Генрихович? — долдонил автоответчик. — Владимир Генрихович, вылет через двадцать минут. У вас все в порядке?

Но это было неважно. Я сжала пальцами его плечи, чувствуя, как он сильный и приходя от этого в восторг. Наконец-то я смогла освободиться и почувствовать. Увидеть свое отражение в его глазах и понять, что я по-настоящему его хочу.

Только его.

В этот момент Вольф остановился.

Я ощущала его прерывистое дыхание на своей шее и пальцы на застежке бюстгальтера. Который он почему-то расстегивать не стал, хотя все мое существо молило об этом.

— Ульяна… — позвал он и легонько притронулся костяшками пальцев к моему подбородку. — Зачем ты пришла?

— Прошу тебя… Продолжай…

— Еще раз, — обманчиво спокойным голосом отозвался Вольф. — Что тебя от меня нужно? На что ты хочешь обменять свое тело?

Все-таки он обладал поистине звериным чутьем. Все чувствовал. Все понимал. Не понимал только одно, самого главного — я сама хотела этого.

И на его четкий вопрос, заданный холодным тоном, словно я, полуобнаженная, не нежилась у него на коленях, нужно было дать четкий ответ.

Партия была проиграна. Я ему не нужна.

— Чтобы ты спас Варю, — прямо глядя в глаза Вольфу, сказала я.

— Почему к Рахматулину не пошла? — усмехнулся он и расслабленно откинулся в кресле, разглядывая мое лицо. — Он сговорчивей меня, и возможностей у него больше.

— То, что ты увидел тогда в спальне… ничего не значило, — мучительно краснея, проговорила я. — Я думала вовсе не о нем.

Сейчас, когда я понимала, что мой план провалился, нахлынул стыд. Почувствовала себя голой… И глупой.

Впрочем, так оно и было.

Безумно захотелось одеться… Прикрыться. И не видеть больше этого потрясающе красивого мужчину с такими глубокими и внимательными глазами.

— Это я уже понял, — задумчиво проговорил он. — Навел кое-какие справки. Мои источники сообщили, что ты отказалась от обручального кольца с бриллиантом в одиннадцать карат. Поразительная добродетель.

В его голосе слышалась издевка, которой раньше там не было.

— Да, он с самого начала мне не понравился, — кивнула я. — Я имею ввиду… Ильяс, а не камень. Как ты и сказал, я пыталась держаться от него подальше. Не рассказала о том, как он заявился в нашу фирму, потому что боялась, что ты рассердишься. Он… Он очень напористый. Но я бы не стала с ним…

— Все это так, детка, — оборвал он. — И раньше я бы с радостью заключил с тобой эту, безусловно, приятную сделку. Но вот в чем проблема — Камиль Рахматулин прав. Страсть — страсть к тебе — мне не нужна. Эта одержимость делает меня слабее. Так что… К черту. Пожалуй, я откажусь от твоего заманчивого предложения. А ты — выпутывайся сама. Полагаю, будет сложно, но сложности закаляют характер. Тебе, кстати, не мешало бы немного его закалить.

Он ссадил меня на каретку кресла и накинул пальто.

Уходит! Черт побери! Он уходит! Улетает в свою Африку! У меня ничего не получилось! А это значит, Варя так и будет томиться в рабстве…

Ну уж нет!

— Вольф!

Я догнала его и впилась пальцами в лацканы пальто. Буду держать намертво — не отлепит меня от себя.

— Вольф, мою младшую сестру похитил какой-то мерзавец и силой удерживает у себя в доме. На полицию нет надежды. Мне не к кому больше обратиться. Заклинаю тебя, помоги. Вольф, я сделаю все, что захочешь. В ногах у тебя буду валяться. Любое твое желание… Любой каприз…

Он рывком приблизил меня к себе. И я увидела его идеальное лицо близко, так близко, словно во сне. Его глаза прожгли меня холодным огнем.

А затем он отпустил меня и сказал, отвернувшись:

— Хорошо, я помогу тебе. В последний раз. Мне ничего за это не нужно. Оденься.

Пока я, чувствуя, как меня легонько потряхивает, натягивала платье, он куда-то позвонил и дал указания по поводу отмены своего рейса в Африку.

А затем сбросил пальто и, вновь опустившись в кресло, медленно проговорил:

— Рассказывай.

Глава 37

— Я пойду с вами.

— Сдурела? — нахмурился Вольф. — Сиди тихо, как мышка, и не вздумай отсвечивать.

Он, конечно, был прав. Каким-то чудом я умолила его взять меня с собой, но на большее, действительно, рассчитывать было глупо. Как бы я выглядела наравне с суровыми мужиками, которые сейчас, именно в эту минуту собирались штурмовать дом Бориса Таврова?

Хотя, дом — это явно слабо сказано. Скорее, угодье. За внушительной площадью, окруженной высоченным забором, была видна резная крыша целого деревянного терема. И еще какие-то многочисленные постройки различного назначения.

В довершение всего, совсем как сказке, это место окружал небольшой ров с речкой. Правда, не совсем речкой — скорее ручейком. Но все-таки…

Масштабы выстроенного для себя Тавровым поместья впечатляли.

Поэтому Вольф приехал сюда не один, с целой командой подконтрольных ему людей в двух бронированных черных грузовиках без каких-либо опознавательных надписей. Этих мужчин в масках и камуфляже действительно легко было принять за бойцов подразделения ОМОНА. Вот только надписей на их форме не было.

— Целая спасательная операция, — прошептала, когда это увидела.

— Возможно, и того мало, — отозвался он. — С этим Борисом что-то нечисто. Он не просто какой-то деревенский олух, возомнивший себя местным хозяином. Тут… чувствуется профессиональная военная подготовка. У меня даже не получилось навести справки. Взялся, как будто ниоткуда, быстро сколотил вокруг себя бригаду из отъявленных отморзков — в основном, бывших сидельцев, легко и просто подмял под себя местных… Не только жителей, но и органы власти. Этот человек крепко засел в Возогорах. Скинуть его будет непросто.

Униформа, в которой был Вольф, шла ему не меньше дорогих костюмов и белоснежных рубашек. В это лаконичной черной форме на его ладной широкоплечей фигуре и армейских ботинках с высокой шнуровкой он излучал такую энергию и силу, что я невольно залюбовалась.

Не могла отвести от него взгляда. Он же смотрел на меня спокойно. И разговаривал ровно. Самое удивительное было в том, что это почему-то причиняло мне боль. Как причиняла зудящее беспокойство мысль о том, что, в отличие от остальных, никакой защиты, то есть наколенников и бронежилета, у него не было.

А был пистолет в наплечной кобуре. Самый настоящий пистолет.

— Если выйдешь из машины, я за твою жизнь не ручаюсь, — проговорил Вольф, не глядя на меня, и распахнул дверцу.

— Владимир… — сорвалось с моих губ.

Он обернулся ко мне, и в холодных глазах что-то вспыхнуло. Всё, чего мне хотелось, прильнуть к его губам в поцелуе, чтобы он понял, что я…

Люблю его.

Это осознание вдруг так ярко и во всей полноте открылось мне, что дыхание перехватило. Именно сейчас, в момент опасности, я поняла, кем он стал для меня.

Господи боже, а ведь я могу его потерять…

— Удачи, — жалко проговорила и осторожно прикоснулась к его плечу.

Совсем не то, что хотела сказать и сделать…

Сбросив мою руку, словно я была назойливой попрошайкой, он хлопнул дверью.

Несколькими минутами позже он и его бойцы скрылись за поворотом.

Мне же оставалось только молиться…

Увы, но с этим я не справилась, как на иголках просидев на кожаном сиденье от силы минуты три, не больше.

Не выдержала.

Машины были укрыты в подлеске, с восточной стороны забора — в ту сторону и двинулся Вольф со своей командой. Именно там, в строго определенном и стратегически выверенном месте они должны были за этот забор проникнуть.

Что двигало мной, когда я, как тень, выскользнула из машины и двинулась в противоположном направлении? Ведь Вольф строго-настрого запретил выходить из машины. Да и не надо было быть семи пядей во лбу, чтобы понять — это опасно.

Все было потому, что я увидела дерево.

Я заметила его, и все остальное как будто отдалилось. Мысли об опасности. И о Вольфе… Все, что не имело к этому отношения, перестало существовать. А остался только какой-то опасный и странный азарт. И мгновенно сложившаяся в голове схема — не хуже чертежа на уроке геометрии.

Я всегда хорошо умела лазать по деревьям. И этот толстый вяз рос прямо рядом с забором, так, что его широкая ветвь раскидывалась прямо за забор.

Не знаю, почему они не выбрали это место, чтобы попасть на участок — как, по мне, оно было идеально.

Само собой, я не полезу на территорию Таврова. Я дура, конечно, но не до такой степени…

Навыки, отточенные еще в детсадовском возрасте, не подвели.

Обняв шершавый ствол, я ловко вскарабкалась вверх и укрылась в многочисленных ветвях. Хоть и была зима, и деревья стояли голые, я в своей коричневой куртке очень хорошо сливалась с окружающей местностью.

К слову, двор отсюда просматривался идеально.

Сразу увидела, насколько большая и ухоженная здесь территория. Заприметила и резную беседку, и ажурный мангал, и еще какие-то постройки.

А еще — клетки. Их было несколько, расположенных в разных местах участка, и на очень удаленном расстоянии.

В самом ближайшем вольере находились волки.

Однако я не успела рассмотреть их. Да и вообще, честно говоря, потеряла всякий контроль над ситуацией, если он в принципе у меня и был.

Все потому, что окно, находящееся на уровне второго этажа — прямо напротив моей ветки! — распахнулось. И я увидела Варю.

Словно во сне, я увидела Варю в деревянной комнате со скатанной крышей. А она заметила меня.

Наверное, в какой-то книжке написали бы про это: немая сцена.

И мы действительно были немы. Молча пялились друг на друга минут пять, не меньше.

Я сразу обратила внимание, как ужасно выглядит моя самоуверенная красавица-сестренка.

Она стала тощая, как жердь. В каком-то странном зеленом платье. Бледная, как смерть, а под глазами залегли красные круги.

В этот момент я хотела только одно — собственными руками задушить Бориса Таврова. Того, кто превратил мою Варьку вот в это зашуганное приведение.

Прежде чем она, наконец, поверила своим глазам и изо всех сил замахала руками, я, позабыв обо всем на свете, поползла по ветке.

Сердце глухо билось где-то в горле, когда я, затаив дыхание, ступила на скользкую ледяную крышу. Покатую крышу.

Несколько мгновений — и я стою в этой комнате и крепко обнимаю свою сестричку.

Вот она! Живая. Изможденная, потерянная, испуганная…

Но — живая!

— Улька! Дура! Улька, пришибить тебя мало! Ты что… Что здесь? — шептала она, но не размыкала объятий. — Глупая! Зачем сюда… Ты не представляешь, что это за человек…. Просто себе не представляешь! Обратно! Давай! Бегом! Клуша безмозглая! Бегом, пока никто не увидел! Господи, Улька, бегом отсюда! Он, он, он…

В коридоре послышались тяжелые шаги…

— Под кровать! — скомандовала вмиг побледневшая Варя, хотя куда было бледнее. — Улька, прячься! Улька, дурища! Если он узнает, увидит…

Не тратя времени на лишние объяснения и разговоры, я нырнула в темное узкое пространство, напомнившее мне зияющую пропасть могилы.

Меня охватило двоякое чувство. Как будто во сне, в другом мире. Но в то же время — наяву. Слишком — в другой, страшной реальности.

Ботинки.

Тяжелые армейские ботинки с клепками. Как те, что сегодня я заметила у Вольфа. Но у него они были простые, черные. А эти, если можно так сказать, вычурные, похоже, из самой настоящей крокодиловой кожи.

— Варвара, — позвал хриплый мужской голос, от которого у меня мурашки побежали по спине.

— Да, Борис Федорович? — пролепетала моя сестренка, которая отродясь не говорила таким испуганным голоском.

Ботинки из крокодильей кожи вплотную приблизились к ее туфлям на ровной подошве без каблука.

Я не видела, что он с ней делал, но воцарившееся в комнате молчание было громче слов. Я готова была выскочить из своего укрытия и убить обладателя ботинок на месте.

— Какая-то ты дерганая, Варвара, — медленно проговорил, наконец, Тавров. — Напряженная. Я же говорил, чтоб не смела меня обманывать? Говорил я такое тебе? А, ну рассказывай! Все рассказывай! Думала, сможешь что-то утаить от меня? Ты правда так думала, тварь?

Послышался хлесткий звук пощечины и Варино тоненькое «Не надо!».

Такого я выдержать не могла.

— Не смей ее касаться, урод! — закричала я, и выбравшись из своего укрытия, кинулась на Вариного обидчика.

Меня не смутило даже то, насколько страшным Борис Тавров оказался в реальности. Раньше бы я до смерти испугалась, но сейчас мной двигало только желание защитить сестру.

Больше всего он напоминал Карабаса Барабаса. Такое же заросшее черное бородищей лицо и злобные глаза, изучающие меня с недобрым прищуром.

— Это еще кто такая? Как сюда попала? — прохрипел Тавров. — Отвечай мне, Варвара! Живо! Ну!

Одной огромной рукой он схватил меня за горло и сжал толстыми пальцами. Я захрипела, пытаясь отлепить его руку, но бесполезно. Всё, что могла — только изо всех сил впиться ногтями в тыльную сторону его ладони, на которой был вытатуирован зловещий бык.

— Отпусти ее! — выдохнула Варя. — Это моя сестра!

— Сестра… — повторил Тавров, швырнул меня на пол, и Варя бросилась ко мне.

Я не сразу пришла в себя, судорожно глотая ртом воздух. Тавров посмотрел на прикрытое окно и свешивающуюся к нему ветку. Видимо, какие-то определенные мысли к нему в голову пришли, потому что он тут же принялся вызывать в рацию какого-то Заама.

Заам не отозвался, что окончательно насторожило Таврова.

— Гостей, значит, мне привела, шкура, — он сверкнул глазами в мою сторону, и рявкнул. — Поднимайся! Пошли обе! На выход!

Все, чего я боялась раньше, показалось детскими сказками по сравнению с настоящим, реальным страхом перед этим человеком, в глазах которого плескалась лютая злоба и безумие.

Он заставил нас с Варей встать рядом — голова к голове. Так и вывел во двор, приставив два пистолета — один к моему левому виску, а другой к Вариному правому. И поставил на колени.

— Ну что, чую, гости ко мне пожаловали! — громко сказал маньяк, сильнее вдавив тяжелые холодные дула в наши виски, словно хотел пронзить их. — Так выходите, гости дорогие! Или хозяина застеснялись? Так вы не стесняйтесь, милые, будьте как дома!

Варька судорожно всхлипнула, и я на ощупь нашла ее руку и тихонько сжала, на что Тавров отреагировал мгновенно.

Сразу с двух рук выстрелив в воздух, он вернул пистолеты в исходное положение и прошипел:

— Дернетесь еще раз, бошки разнесу!

Оглушающие звуки выстрелов ударили по барабанным перепонкам. В вольере неподалеку заметались, завыли волки. Выглядели они жутко, особенно самый крупный, у которого отсутствовал один глаз. Похоже, этот изверг содержал животных, чтобы над ними издеваться… Измученные, голодные и нервные, они кругами бегали по своей клетке.

— Так что, выйдет к нам кто-нибудь, или мне сразу отстрелить этим двум курицам головы? — крикнул в небо Тавров.

— Не надо, — раздался до боли знакомый голос. — Я здесь.

Вольф шагнул на пятачок перед домом, словно ниоткуда. Появился, как призрак. Призрак с пистолетом в руке.

Мне отчаянно захотелось рвануться к нему.

Господи, какая же я была дура, что постоянно убегала от него! Отчаянно сопротивлялась и не понимала, что именно в любви этого мужчины было заключено мое счастье. Именно он показал мне, что значит быть женщиной. Открыл меня. Заставил поверить в себя и свою красоту.

Он любил меня. Если бы не любил, то взял бы силой в первый же вечер.

Вольф скользнул глазами по моему лицу, и только потом посмотрел на Таврова. Я обратила внимание, что взгляд его задержался на руке Карабаса Барабаса, в которой он сжимал пистолет. Той самой, на тыльной стороне которой была татуировка быка.

— Очень хорошо, — кивнул маньяк, в свою очередь пристально разглядывая Вольфа. — Сейчас пусть выйдут все, кто пришел сюда вместе с тобой. Слава богу, снайперам тут засесть негде — место открытое. Специально я так дом строил. Потому обойдемся без неожиданностей. Ого, да тут у нас целый отряд ОМОНа. Давайте-ка, ребятушки, за ворота, и дверки за собой прикройте. А мы потолкуем.

Требования этого ужасного человека были выполнены незамедлительно — бойцы Вольфа покинули территорию.

— А теперь давай с тобой знакомиться, парень, — Тавров повернулся к Вольфу. — Ты чьих будешь? Мент? Не похож вроде… И где Заам с Гайрбеком не забудь мне поведать.

— Заам с Гайрбеком отдыхают, — жестко ответил Вольф — его глаза наливались хищным огнем. — А знакомиться нам с тобой, оказывается, и не надо. Ведь мы знакомы… Бык.

— Интер-е-е-е-есно, — прищурившись, протянул Тавров. — Очень интересно, откуда погоняло это тебе известно. Всех, кто его знал, давно уже черви сожрали.

— Да, всех ясеневских тогда, в ангаре положили, — кивнул Вольф. — Кроме тебя — главного палача группировки. Я искал тебя тогда и потом, ой, как искал. Но ты сгинул, как сквозь землю провалился… Вместе с их общаком. Смотрю, хорошо ты им распорядился, Бык, пластическую операцию сделал. Имя с фамилией сменил…

— Еще интереснее.

Тавров как будто забыл о нас с Варей и, как гончая, подался вперед. Но стоило Варе шевельнуться, как он стукнул ее по щеке стволом, напоминая о том, чтоб не рыпалась.

— По татушке, значит, узнал, — задумчиво проговорил Карабас Барабас. — Говорили мне лепилы в израильской больничке, что могут ее свести, да я пожалел, оставил. С армии у меня бычок этот, любимый… Вспомнил я тебя. Вспомнил, волчонок. Это твоему бате я тогда на Соколинской трассе башку-то прострелил? Весело было, правда? Что ж, продолжим добрую традицию. Кто эти телки тебе? Шлюхи? Хотя нет, думаю, кто-то поважнее, посерьезнее. Одна из них твоя жена? Вот эта?

И он пихнул меня коленом в спину.

— Она. По глазам вижу, что она, волчонок. Значит, с нее и начнем.

— Отпусти их обоих, — сквозь зубы проговорил Вольф. — Отпусти — и я оставлю тебя в живых.

— А ты ничего не попутал, парень? — захохотал Карабас Барабас. — Я сейчас диктую условия! Понял? Я! Впрочем… Сделаем интереснее. Я сохраню этим овцам жизни. Станут моим личным гаремом. А ты сдохнешь с этой мыслью. Прямо сейчас. Клади оружие на землю. Иначе пристрелю твоих телок прямо сейчас.

Вольф медленно положил пистолет на плитки садовой дорожки.

— Вот и молодец, вот и хороший мальчик, — подмигнул маньяк. — Да давай все, что у тебя там. Вижу, еще одна пушка припасена. И нож не забудь. А теперь подними руки и меленькими шажочками ко мне.

Тавров-Бык отпихнул нас с Варей в кусты и остался с обезоруженным Вольфом один на один, направив на него сразу оба своих пистолета. Маньяк напирал на него, вынуждая Вольфа отступать и отступать назад.

— Вот и все, волчонок, — осклабился Тавров. — Можно было б устроить рукопашную — не сомневаюсь, что ты продул. Но что-то сегодня я не в настроении. Давай уж наверняка. Трусишь перед своей смертью? Пятишься, как свинья? Сыкотно под дулами сразу двух стволов? Пристрелить тебя — одно удовольствие будет.

Вольф, который действительно пятился как-то слишком уж быстро, уперся спиной в металлические прутья волчьей клетки.

— Передай привет своему папаше, слабак, — ухмыльнулся Тавров-Бык.

В ту секунду Вольф опустил руку и дернул засов, а затем толкнул железную дверь, открывая вольер. Три волка серым ураганом вырвались из клетки на Таврова, который стоял прямо напротив двери. Быстро сориентировавшись, он несколько выстрелил в яростных животных, но не попал. А в следующее мгновение оба пистолета выпали из его рук.

— В дом. Быстро, — не глядя на нас с Варей, скомандовал Вольф.

Благо до крыльца было рукой подать.

— Стой! А ты? — воскликнула я. — Ты же не…

Он ничего не ответил, заворожено глядя на урчащих волков и окровавленный снег. Крови было много. Очень много. Волки терзали Быка.

Каким-то вторым зрением видя, или чувствуя, что я замешкалась, он рявкнул, чтобы я живо шла в дом.

И я подчинилась.

В предбаннике крепко обняла всхлипывавшую Варю и усадила на тахту, сама же прилипла к стеклу маленького окошка. Сердце заходилось от страха за Вольфа.

Я видела, как один из волков, тот самый — крупный и одноглазый медленно направился к нему, зловеще ощерившись.

Я видела, как расстояние между ними сократилось до одного прыжка дикого, злобного животного.

Я видела, как они заворожено смотрели друг другу в глаза — волк и человек.

Впилась ногтями в ладони, потому что это были дикие голодные звери, которые только что растерзали Таврова, а теперь медленно наступали на Вольфа.

Медленно, очень медленно он потянул решетчатую дверь опустевшего вольера.

В следующую секунду они туда вошли, и он захлопнул решетку на засов.

А я выдохнула и обессилено упала на тахту рядом с Варей.

Все было кончено.

До приезда полиции мы с Варей тихонько сидели в его машине, обнявшись, и тряслись от пережитого ужаса. Самим же полицейским, которые прибыли на удивление быстро, в один голос заявили, что волки сами выбрались из вольера и напали на Таврова. А Вольф, спасая наши жизни, смог их туда загнать.

Варя рассказала, как он силой удерживал ее в своем доме и принуждал к близости. Про оружие, про подконтрольных ему отморозков и подслушанные разговоры, из которых выходило, что этот человек был настоящим чудовищем во плоти.

Моя бойкая сестренка на удивление хорошо держалась. Рассказывала все, как есть. Спокойно, без истерики. Позже я спросила, как она. Я бы на ее месте уже записывалась к психологу на год вперед.

— Знаешь, мне повезло, — сказала она. — Мне чертовски повезло, что я осталась жива, а еще цела и невредима. Тавров был настоящим психом. Не думала, что я скажу такие жестокие слова, но он заслужил эту смерть.

Мне же оставалось только одно — попрощаться с Вольфом, когда он подвез нас с Варей к нашему дому.

Папа и Наталья Семеновна выбежали нам навстречу, принялись обнимать и целовать мою сестру.

Я же медлила. Никак не могла заставить себя выйти из машины.

Я знала, что вижу его в последний раз.

Что имеем — не храним, потерявши — плачем…

Мне нужно было просто прислушаться к себе. Понять себя. Вылезти из своей дурацкой скорлупы и оглянуться на окружающий мир. Не отталкивать его постоянно, даже не допуская мысли о том, что мы можем быть вместе.

— Спасибо, — негромко проговорила я. — Если бы не ты…

— Прости меня, — внезапно сказал он.

— За что? — я распахнула ресницы. — За что, Владимир?

— За то, что сделал с тобой, — помедлив, ответил он. — За то, что пытался сломать, принудить… Удерживал в своем доме. Силой хотел получить твою любовь. Вынуждал, требовал, обращался с тобой жестоко. Мне следовало сразу отпустить тебя и обеспечить защиту. Это было бы по-настоящему сильным и достойным поступком. А так… Получается, что я ничем не лучше этой мрази, что убил моего отца и похитил твою сестру. Я понимаю, такое не забывается, и ты никогда больше не захочешь меня видеть. Я всю жизнь буду любить тебя. Знай это. Возможно, когда-то ты все-таки сможешь меня простить.

— Господи боже… — прошептала я и заплакала от нахлынувших чувств. — Как ты можешь сравнивать себя и Таврова… Ты — в тысячу раз лучше его! Ты… Ты… Тогда, в доме твоих родителей, с Ильясом… Это было недоразумение. Мне приснился ты. Я видела на его месте тебя… И потом, когда я пришла к тебе. Это не было для меня жертвой. Я мечтала об этом! И мечтаю до сих пор…

Владимир удивленно посмотрел на меня. И я снова увидела свое отражение в его глазах. Но не ту неуверенную в себе, затравленную девочку, которая ковриком стелилась под ноги Глебу. Хотя, пожалуй, я должна была сказать «спасибо» своему бывшему мужу за всю ту ложь, которой он оплел меня. И которая выяснилась так внезапно и жестоко.

Спасибо за ложь, Глеб. Если бы не она, я бы никогда не встретила мужчину всей своей жизни.

Куколка стала бабочкой, девочка — женщиной.

Это была новая я. Истинная я — красивая, раскованная и желанная.

Я поняла, что он меня не оставит. И подумала, что не смогу стать счастливее, чем сейчас, в это секунду.

Но это было до того, как он меня поцеловал.

— Ульяна, — лаская каждую букву моего имени, проговорил Вольф. — Как ты смотришь на то, чтобы отправиться со мной в командировку?

— Только не говори, что хочешь взять меня с собой в ЮАР… — схватилась за сердце я.

— Не поедешь?

— С тобой? В Африку? Шутишь? — засмеялась я. — Конечно же… Да!

Глава 38

Ильяс

— Выглядите довольно мрачным.

Я даже не взглянул на опустившуюся рядом со мной за барную стойку девушку и отхлебнул еще виски.

Я выглядел довольно мрачным? Черт побери, да, это было так!

Пожалуй, это был мой первый крупный проигрыш в жизни. И кому? Проклятому Волку, черти его слопай! Счастливый жених, чтоб его. И хотя я специально занял место в самом дальнем углу ресторана, где отмечалась свадьба моего драгоценного названного братца, то, как он светился, было видно даже отсюда.

Ни в какой Якустк по велению отца я тогда, само собой, не полетел. Решил взять маленькую паузу, чтобы хорошенько подумать, как взять в оборот эту странную девчонку. Другая бы уже давно приняла моё предложение, и, роняя тапки, понеслась под венец. Но не Ульяна.

Казалось, что время у меня в запасе есть. Решил сменить с ней тактику, не напирать на девочку и стать просто надежным и хорошим другом. Вольфа она, как я понял, ненавидела и боялась. Мы бы с ней подружились, а там и до помолвки было б рукой подать…

Да, конечно, черта с два! Промедление обернулись для меня проигранной войной. Буквально через пару дней после того вечера у отца, Ульяна и Волчара, счастливые и благостные улетели в Африку. Он как-то очень быстро и легко порешал в Кимберли все дела с нашими африканскими партнерами…

А потом они вернулись и объявили о свадьбе.

Самое интересно, что отец, который заявил, что не примет ее невесткой в наш дом, чуть ли не прослезился от умиления и благословил влюбленных. Интересно, а если бы его ослушался не любимый Волк, а я, он и бы и меня так трогательно благословил?

Впрочем, наплевать…

Сначала я не хотел идти на их свадьбу, а потом все-таки поменял свое решение.

Просто потому, что мне хотелось посмотреть на нее в свадебном платье.

Что было в этой девчонке? Почему она зацепила меня настолько, что я всерьез собрался на ней жениться? Мне все время казалось, что я узнал ответ, а потом понимал, что нет.

От промелькнувшей мыслишки устроить им свадебный подарок в виде взрыва машины жениха я с отвращением отказался. Хотя раньше она бы показалась мне… Скажем так, реальной.

«Лишаемый — не мсти, ненавидимый — люби, гонимый — терпи, хулимый — молчи, умертви грех», — сказал кто-то из древних мудрецов. И пусть я не со всем был согласен, но к первым двум пунктам этого замечательного изречения явно стоило прислушаться.

В белом свадебном платье, окутавшем ее, словно воздушное облако, она была прекрасна. Такая нежная, естественная, сияющая. Не чета тем прожженным размалеванным куклам с ботоксными губищами, которыми я себя окружал. Прав был Вольф. Наверное, потому меня на нее и потянуло.

Захотелось чего-то человеческого, настоящего… Теплого.

Я не мог отвести от нее глаз, и никак не мог поверить, что она принадлежит не мне.

Выбрав момент, когда Владимира рядом не было, я подошел к ней и, не удержавшись, поцеловал руку в кремовой перчатке.

— Мой свадебный подарок, — усмехнулся, протянув ей сверток и снежно-белую розу. — Добро пожаловать в семью Рахматулиных, кәләш (тат. невестка).

В коробке лежало то самое кольцо с бриллиантом чистой воды, так похожим на ее глаза, которое я хотел тогда подарить ей и от которого она отказалась.

— Спасибо, Ильяс, но, наверное, не надо было… — смутившись, пробормотала Ульяна, но я остановил.

— Просто хочу, чтобы оно было твоим — без каких-либо обязательств и намеков. Возьми.

Она молча кивнула и сжала коробочку тонкими пальцами. Вблизи я еще раз убедился, что дизайнерское свадебное платье, сшитое по специальному заказу, сидит на ней идеально.

И небольшой округлый животик нисколько ее не портил.

Дело было сделано и мне можно было с чистой совестью возвращаться в свой тихий одинокий угол к своей барной стойке и виски.

Вот только подсевшая ко мне девушка нарушила мое уединение и этим откровенно разозлила.

— А тебе говорили, деточка, что неприлично приставать к незнакомым мужчинам со своими умными замечаниями? — не глядя на нее, поинтересовался я.

— А вам говорили, что вы пришли на свадьбу, а не на похороны? — тут же парировала она.

Я заинтересованно повернулся к ней.

Точеная фигурка с высокой грудью и тонкой талией, тяжелые русые волосы, скрученные в замысловатую прическу и неземные синие глаза.

— Простите! Может быть, действительно было невежливо подходить к вам, — продолжила фея. — Но у вас такой мрачный вид, а на свадьбе ведь принято веселиться. Мне очень хочется, чтобы невеста сегодня была по-настоящему счастливой. А для этого все вокруг тоже должны быть счастливы. Или, по крайней мере, показать себя таковыми… Почему вы на меня так смотрите?

— Ничего. Совершенно ничего. Просто пришло на ум… — ответил я и процитировал. — Красой затмила ты и царских дочерей, жасмина нежного твое лицо нежней. Взглянула ты на шаха Вавилона — и все взяла: ферзя, ладьи, коней…

— Рубаи Омара Хайяма? — улыбнулась девушка. — У нас с сестрой была такая старинная потрепанная книжка с этими четверостишиями. Мы любили по ней гадать.

— И как, сбывалось что-нибудь?

— Уже не помню…

— Как тебя зовут?

— Варвара. Можно просто Варя.

— Что ж, Варя… — задумчиво проговорил я, не в силах отвести от нее глаз. — Мне почему-то кажется, что в этом конкретном случае все сбудется.