Версии / волны

Размер шрифта:   13
Версии / волны

УДК 821.161.1.09

ББК 83.3(2Рос=Рус)6

З-38

Предисловие А. Родионовой

Екатерина Захаркив

Версии / волны / Екатерина Захаркив. – М.: Новое литературное обозрение, 2023. – (Серия «Новая поэзия»).

В фокусе поэтического исследования Екатерины Захаркив – механизмы чувствительности, направленной как на внутренний опыт, так и на его внешние информационные, политические, дискурсивные обстоятельства. Режимы речи, будь то художественная, научная или обыденная, остраняя друг друга, вместе с тем соучаствуют в подвижной сборке – между языком и телом, артикуляцией и (виртуальным) касанием. Екатерина Захаркив – поэтесса, лингвист. Занимается изучением современной поэзии в аспекте лингвопрагматики. Редактор и соосновательница проектов «Ф-письмо», «ГРЁЗА», альманах-огонь. Лауреатка Премии Аркадия Драгомощенко (2016). Автор поэтической книги «Felicity Conditions» (М.: АРГО-РИСК, 2017). Стихи переведены на английский, испанский, польский, латышский, китайский языки и печатались в журналах «НЛО», «Зеркало», «Носорог», «Двоеточие», «Цирк „Олимп+TV“», «Lana Turner», «Punctum», «Soloneba» и др.

ISBN 978-5-4448-2319-8

© Е. Захаркив, 2023

© А. Родионова, предисловие, 2023

© А. Кручковский, фото, 2023

© Е. Хасина, иллюстрации, 2021, 2023

© И. Дик, дизайн обложки, 2023

© ООО «Новое литературное обозрение», 2023

Рис.0 Версии / волны

В сигнальной воде

Интонация этой книги Екатерины Захаркив – доверительная и тревожная одновременно. Как будто сверхчувствительное существо вышло в огромный мир, и он стал доступен сразу весь, одновременно. Это существо, вероятно, спит наяву, но реальность не растворяется в его грёзе, а становится только отчетливее и ближе, заостряясь. «Некоторые сны обладают политическим потенциалом» – сказано здесь.

*

Открытия некоторых молодых авторок и авторов прошлого десятилетия были связаны с разработкой возможностей языковой абстракции, отходом от лингвистической проблематики в пользу оперирования концептами, связыванием поэзии и искусства в общую экосистему. Другие же в непростой политической обстановке, среди растущего консерватизма, были заняты поисками особой дискурсивной чувствительности, направленной на социальные противоречия. Зачастую эти способы пересекались друг с другом. Позже, во второй половине 2010‐х и начале 2020‐х годов контрасты размылись, ставки распределились иначе. Галлюцинаторное, сновидческое порождение образов и работа с языковой абстракцией все чаще стали смешиваться с маркерами дискурсивного фона, взаимно подтачивая устойчивость друг друга, подначивая себя. Информационное изобилие способствовало проявлению в поэзии разномасштабного воображения, а проблема текста как медиума отчасти мигрировала в мультимедийные эксперименты.

Практика Екатерины Захаркив, как мне кажется, важна в этом переходном контексте, поскольку целенаправленно подчеркивает языковую проблематику, но делает это с материально-дискурсивной феминистской чувствительностью, с пристальным вниманием к телесности информации и медиа, с эмпатическим переживанием как другого (других мест, других состояний, других высказываний), так и своего (своей ответственности и агентности).

В последние несколько лет, в течение которых писались стихи этой книги, политические события были жестоки и в итоге привели к 24 февраля 2022 года. В культуре же в последнее десятилетие росла популярность нового материализма и спекулятивного реализма1. Этот фон (и политический, и культурный) хорошо различим в книге Захаркив. Однако не менее заметным здесь оказывается сам язык – в его многообразии, силе и слабости:

  • дискредитирующее действия
  • при помощи слов. что ты сделаешь с небом при помощи слов?

Язык здесь не умозрителен: он знает о субвокализации и едва заметных движениях глаза при чтении, он всегда как-то конкретно выражен, существует как «консонантная судорога» или слова, «вторгающиеся в тело». Теоретизирование, чтение и письмо становятся одними из практик, как забота о ребенке, прогулки или выражение протеста. Притом Захаркив открыто вступает в диалог с литературой прошлого и настоящего – от модернизма до американского конкретизма, Школы языка, феминистского письма, современной поэзии и теории. «Быть читательницей, то есть участницей фрагмента. технически этого мира» – одна из ключевых фраз этой книги. Ссылки на исследователь:ниц и писатель:ниц, термины, даты и имена создают микс, вовлекающий в себя чужие слова не как бесплотные идеи, но как нечто с конкретными предпосылками и последствиями, как волокна в общей фибре текста.

Здесь можно вспомнить феминистскую теорию, опирающуюся на новый материализм, критикующую некоторые стереотипы о языке, которые успели сложиться в XX веке: «Перформативное понимание дискурсивных практик ставит под вопрос веру в способность слов репрезентировать предсуществующие вещи»2. Может быть, поэтому конкретика образов в этой книге не изолирует их, как на витрине. Скорее, само восприятие становится и витриной, и экспонатом, и тем, что разбивает витрину и крадет экспонат. Хорошо заметно это на примере природных3 образов, которые проживаются предельно открыто: как будто с них сняли фильтр натурфилософии и вуаль нарочитой пейзажной красивости. Такие образы оказываются пропущены через гаптический медиум тела, когда само восприятие становится технологией и касается4 «технически ощутимой среды». Тем не менее эти тексты далеки от мифа о непосредственности телесного восприятия. Гаптическое тут так же управляемо, как семантическое, и это дает возможность не уплощать мир, не претендовать на прямой доступ, но аккуратно подмечать, чем и как этот доступ обусловлен.

Это небесполезный навык, учитывая, что вокруг субъектных инстанций «Версий / волн» – непредсказуемый океан событий, в котором история пишется на субъекте, как на самом чувствительном носителе. Теоретик медиа Вилем Флюссер в одной своей работе упоминает моллюсков Vampyroteuthis Infernalis, чья кожа – носитель информации, а их единственный способ передать что-либо – выпускать чернила в воду, которая быстро уничтожит их след5. Это способ записи в нестабильных условиях, в неизбежном смятении (в версиях волн). В поэзии Захаркив отпечатки истории тоже иногда остаются загадочным полуследом («как из нее вырулить, свести ее с кожи – татуировку, к которой я не могу / подобрать определение»), «сплавом ощущений под кожей»:

  • вот здесь, на обломках сигнала, я трогаю пыль нашего
  •   совместного текста
  • я провожу пальцами по твоей коже, испещрённой курсивом
  •   «в провале времени»

Опыт взаимодействия с разными средами приучает видеть неоднородность всего, что вокруг. Природа неотделима от культуры, а текстовое пространство и материальный мир соединены через перцепцию6. То, что причудливо совпадает в восприятии, складывается в общий узор. Именно так происходит в этой книге, и вот – города, материалы, растения вдруг оказываются исчисляемыми, невесомыми, а числа раскрывают свои лепестки-языки, становятся огнями и лилиями.

Все здесь потенциально переводимо во все, и поэтому так драматичны утраты, которые при этом переводе происходят (данных, форматов или – листьев, слез). Мир переполнен информацией и почти не выдерживает ее, поэтому разлетается на части, оставляет линии, трассировки («звуковая бороздка оставленная вместо / отпечатков на холодном стекле», «в линиях виртуальных, скопленных на асфальте»). Отсюда прерывистые фразы, напряженный синтаксис – риторические частички, треки того, что осталось:

  • красный ветер
  • переключает финальные слайды:
  • «прости, история»;
  • «спи, любовь»; «не проходи сквозь меня».

Риторика этой книги – своего рода практика, в которой субъект соотносится со средой7, в том числе информационной. Стихи здесь улавливают возможность касаться ее шума, проблематизируя таким образом свое окружение и одновременно расширяя представления о том, чем и зачем может быть текст.

Это изъятие риторических проб из существующего медиапотока накладывается на сновидческую парадоксальность образов, соединяющих разные фрагменты, состояния и локации. Так, например, широкая география этой книги (оазис Регган, Йоханнесбург, Невада, Намиб, Нарьян-Мар) сначала может напомнить о романтической традиции или отвлеченной фантазии, но экзотизации здесь нет, а мечтательность сталкивается с конкретикой цифр, мест, времени. Поэтический вымысел постепенно оказывается чем-то между документалистикой и парафикцией8. Выдумки смешиваются с фактами, но не для того, чтобы исказить реальность или подвести читатель:ницу к какому-то конкретному выводу, как это делает пропаганда. Просто образы других мест здесь связаны с болью, которую чувствующее существо способно уловить, соприкасаясь с ними любым способом – виртуально или реально. Иногда след, который та или иная трагедия оставляет в нас, невозможно воспринять изолированно, поэтому история в этой книге разрастается умноженным состраданием-эхом – общим и личным одновременно.

Это временнóе и географическое блуждание вступает в запутанные отношения с социальной и политической реальностью. Ни перцепция, ни слова не очищены от контекста, в котором они появляются и исчезают. Думаю, это хорошо усвоено в «Версиях / волнах». Особенность поэтики Екатерины Захаркив – выражение чуткости, когда упоминание о больших процессах в обществе не выглядит обозревательски, но ощущается субъективно и близко. Социальное переживание не становится поводом для далеко идущих выводов и обобщений. Оно пронизано личной поэтической сверхчувствительностью, и поэтому оставляет пространство для опыта кажд:ой читатель:ницы. Я думаю, что это свойство поэзии, ценное всегда, оказывается особенно важным и поддерживающим именно сейчас.

1 Связь этих процессов в РФ еще предстоит изучить. Например, у того же нового материализма есть разные следы в современной российской культуре: от феминистских и эмансипаторных до неореакционных.
2 Барад К. Агентный реализм. Как материально-дискурсивные практики обретают значимость / Пер. с англ. И. Штейнер // Опыты нечеловеческого гостеприимства: Антология. М.: V-A-C Press, 2018. С. 44.
3 Условное понятие, за неимением лучшего обозначающее здесь всё, относящееся к домену биосферы.
4 Тума Л. Касание ландшафта и размещенная магия / Пер. с англ. Ю. Глазырина, Е. Казакова и Н. Смирнов. // syg.ma. 2021. 1 октября.
5 Flusser V., Bec L. Vampyroteuthis Infernalis: A Treatise, with a Report by the Institut Scientifique de Recherche Paranaturaliste. University Of Minnesota Press, 1993.
6 Nolan S. Unnatural ecopoetics: unnatural spaces in contemporary poetry / Forew. by Scott Slovic. University of Nevada Press, 2017. P. 7.
7 Boyle C. Rhetoric As A Posthuman Practice. Ohio State University Press, 2018.
8 Лэмберт-Битти К. Выдумка: парафикция и правдоподобие / Пер. с англ. Д. Потемкин. M.: V-A-C Press, 2019.
Продолжить чтение