Единственно верное решение

Глава первая.

Опасный рейс

– Мужики, вы тоже думаете, что нас убьют? – спросил Захар Иванович, не отрывая взгляда от дороги.

Ему никто не ответил.

Сидевший рядом рыжеволосый, немного полноватый парень заёрзал на сиденье и нервно сглотнул. Грузовик, не сбавляя скорости, свернул с трассы на грунтовую дорогу, идущую вдоль лесополосы. По другую сторону изредка встречались заметно обветшавшие, покосившиеся дома. Окутанные кроваво-алым светом заходящего солнца, они создавали весьма тревожную картину.

– Неужели тут ещё кто-то живёт? – вновь нарушая тягостное молчание, произнёс Захар Иванович. – Жутковатое местечко. Зато идеально подходит для засады…

– Дед, смени пластинку, а! – не выдержал рыжеволосый.

– Внучок нашёлся!.. – недовольно пробурчал водитель. – Ты бы хоть немного рассказал о себе. А то молчишь всю дорогу, как партизан, и слова клещами не вытянешь!..

– А чё рассказывать? Проигрался в казино, пришлось отдать машину с квартирой. Ушла жена. Устроился в охранку, чтоб оставшиеся долги погасить. Вот и всё…

– Ну, ты, Стёпа, даёшь! – присвистнул удивлённый Захар Иванович. —Это ж сколько надо проиграть, если даже машины с квартирой не хватило?

– Прилично, – нехотя ответил Степан. – Плюс счётчик натикал, пока искал, у кого занять.

– Служил, раз в охранную компанию пошёл?

– Типа того.

– Эй, – обернулся Степан к лежавшему на полке отдыха темноволосому загорелому парню с небольшим шрамом на правой щеке, – в холодильнике должно быть пиво. Подай бутылку!

Андрей молча открыл холодильник, встроенный под полкой, вынул жестяную банку и протянул её Степану.

– А ты, дед, чем живёшь? – спросил Степан, неторопливо потягивая пиво.

– Уже тридцать лет километры наматываю. В промежутках между рейсами успел жениться. И даже дважды стал отцом. Весной вот Господь внучку подарил!..

Захар Иванович резко притормозил, объезжая поваленное дерево, затем вновь набрал скорость. Поперхнувшись пивом, Степан закашлялся.

– Шумахер, блин! Нельзя поосторожней?

– Во время движения транспорта есть и пить не рекомендуется. Это ж, внучок, элементарные правила безопасности, – усмехнулся Захар Иванович.

– Да пошёл ты!..

Какое-то время ехали молча, затем Степан спросил:

– А чё в рейс-то пошёл, если тут такой риск? Захотелось на старость подкалымить?

– Предложили – и пошёл, – сухо отозвался Захар Иванович. Немного поразмыслив, он добавил уже более дружелюбным голосом:

– Я ведь за свою жизнь столько всего в дороге навидался… Особенно в первые годы после распада Союза. Так что мало чем можно испугать. О всяких передрягах, в какие попадал, хоть роман пиши. Но Господь хранит! И по сей день жив ещё.

– Вы это о чём? – приподнимаясь на локте, поинтересовался Андрей.

– Да грузчики волну гонят, – отмахнулся Степан. – Типа в горах засели вооружённые отморозки. Расстреливают фуры и крутые тачки. Нас, мол, начальство на убой отправило. Ты разве не слышал?

– Нет.

– Меня и Дмитрий Максимович предупредил, – добавил Захар Иванович. – Сказал: «Подумай, риск большой…»

– Да фигня всё это. Не девяностые же!.. До гор, я так понимаю, километров пятьдесят осталось?

– Около того.

– Вот доберёмся – и посмотрим.

Андрей вошёл в кабинет крёстного, когда тот разговаривал по телефону.

– Нет у меня людей, – раздражённо произнёс Дмитрий Максимович. – Грачёв твой соскочил, остальные – в рейсах. Иваныч и пацан от Эдика – всё… Короче, разберёмся. Давай, на связи.

Бросив трубку, он шумно выдохнул.

– Ты уже вернулся?

– Да.

Андрей пересёк довольно просторный кабинет и остановился возле массивного дубового стола. Взгляд задержался на брендовой ручке и раскрытом ежедневнике. Часть текста была подчёркнута жирной линией. До боли знакомое имя удалось прочесть даже перевёрнутым. Он вздрогнул.

– Нужен второй шофёр?

– Да. И желательно – стрелок.

– Что за маршрут?

– Тот самый.

– Я поеду.

Дмитрий Максимович поднялся из-за стола и медленно прошёлся по кабинету. Остановившись возле настенных часов, он какое-то время молча наблюдал за движением секундной стрелки. В комнате нависла тягостная тишина, нарушаемая лишь тревожным тиканьем часов.

– Хорошо, – наконец произнёс он. – Но только без глупостей, ладно? Работа, и ничего кроме неё.

– Договорились, – сухо ответил Андрей.

– Я беру тебя лишь потому, что сейчас нет людей. А груз доставить во как необходимо! За всё уже уплачено. Ты же мне как сын родной, – продолжил Дмитрий Максимович, пристально глядя в лицо собеседника. – Мы с твоим отцом ещё в школьные годы были лучшими друзьями. А мать… – он слегка замялся, подбирая подходящие слова. – Она единственная женщина, вызывавшая во мне глубочайшее восхищение!.. Я никогда об этом не говорил, но сейчас не до условностей, прости. Серёжа был лучшим твоим другом. Понимаю, насколько тяжела утрата. Мне ведь он тоже не чужой – единственный племянник. Когда умирала его мать, я клятвенно обещал ей, что пригляжу за мальцом. И вот видишь – не уберёг…

Дмитрий Максимович тяжело вздохнул.

– Но Ольги хотя бы нет в живых. А как твоим родителям я буду в глаза смотреть, если что-нибудь случится? Поиск справедливости – твой любимый конёк едва ли не с горшка. А тут ещё Серёга… Но не лезь! Пусть этим занимаются профессионалы!.. А твоя задача – доставить груз и вернуться домой.

– Я тебя понял. Не переживай.

– Тогда жду завтра в восемь. Оформим бумаги.

«И ни единого слова о риске, – вспомнив разговор с крёстным, подумал Андрей. – А ведь об этих отморозках он должен был сказать мне в первую очередь!.. Не успел? Или Иваныч зря паникует?»

– Дед, гони! – истошно заорал Степан, сползая по сиденью.

Захар Иванович резко вдавил педаль газа. По грузовику застучали пули. Выхватив из-за пояса пистолет, Степан, не целясь, выстрелил в одного из нападавших. Пригибаясь, тот скрылся за деревьями.

Мгновенно очнувшись от воспоминаний, Андрей схватил лежащий рядом автомат и скатился с полки отдыха. Припав к полураскрытому стеклу, он нажал на спусковой крючок. Длинная очередь резанула по ушам. С кромок деревьев посыпались мелкие ветки и листья. Андрею показалось, будто за одним из стволов кто-то упал. Он прошёлся по стремительно удалявшимся кустам двумя короткими очередями.

Грузовик резко повернул налево. Потеряв равновесие, Андрей упал на полку.

– Вы как? – потирая ушибленный бок, спросил он.

– Нормально, – отозвался Захар Иванович. – Внучок вот только слегка обделался…

Степан с силой сжал кулак, но ничего не ответил.

Едва лес скрылся из вида, Захар Иванович сбросил скорость и прижался к обочине. Вздрогнув всем корпусом, грузовик остановился.

– Ты чего? – спросил Андрей.

– Колёса надо проверить. Да и вообще… Размяться не мешает.

Захар Иванович спрыгнул с подножки и медленно обошёл машину, внимательно её осматривая. Постучав по последнему колесу, он довольно потёр руки.

Андрей замер возле круглой вмятины чуть ниже стекла, медленно провёл пальцем по её краям. «Пуля, вероятно, ударила рикошетом. При прямом попадании сталь бы не выдержала. И как раз напротив груди…»

– Да, сынок, повезло тебе, – словно читая его мысли, произнёс Захар Иванович.

– Чё там? – опуская стекло, спросил Степан.

Андрей молча кивнул на вмятину.

– Была у меня похожая история в девяносто втором году, – прикуривая, сказал Захар Иванович. – Декабрь месяц, дней десять до Нового года. Везли мы с напарником элитную водку из Финляндии. Тогдашние братки заказали. Их охрана на джипе ехала следом за нашей фурой. Мобильники тогда ещё были не слишком в ходу, поэтому связь держали через рации. И вот, не доезжая километров сто до Питера, вижу невдалеке пост гаишников. Братки из джипа приказывают: гони, не останавливайся. Это, мол, ряженые. Ладно, думаю, вам виднее. Давлю на газ – и тут из будки начинают стрелять. Длинная такая очередь из двух или трёх стволов одновременно. Наши братки мгновенно открывают ответный огонь. Проскочили мы засаду. Смотрю, а напарник мой скорчился, руки к животу прижимает… Я по рации, значит, кричу: « Что делать? Сашка ранен – надо срочно в больницу». Меня матом обложили: никакой, мол, больницы, давай на базу. Приказывают в город не заезжать, а по объездной трассе и в дачный посёлок с противоположной стороны Питера. Требуют гнать изо всех сил, а тут как раз напротив меня лобовое стекло в паутине, ничего не видать. Благо, в салоне оказался гаечный ключ (перед выездом крепление на сиденье подтягивали, да так и бросили). Вот я этим ключом, не сбавляя скорости, и стал его высаживать. Машину едва не вынесло в кювет, но Господь уберёг: вырулил. Ветрюган, конечно, ворвался, да ещё и снег с дождём. Приходилось щуриться, слёзы потекли ручьями. С трассы когда свернули, там стало потише. Но колдобины одна за одной. Бедный Сашка! Мне его было так жалко!.. Да что я мог сделать? Несколько раз просил, чтобы взяли хотя бы в джип его – всё ж меньше трясёт. Куда там!..

Захар Иванович со злостью выбросил окурок.

– Будут они салон пачкать… Короче, добрались. Там Сане подогнали какого-то подпольного доктора, который и оказал первичную помощь. Потом определили его в районную больничку, где, видимо, всё было схвачено. Никаких лишних вопросов не задавали. Но, правда, и лечили на совесть. Братки не поскупились. А заодно и я малость подлечился… Всё же сильно просквозило. В общем, я же говорю, хоть книгу пиши.

Глубокий и немного хрипловатый голос Захара Ивановича напомнил Андрею его покойного дедушку. Отчего-то вспомнилось, как они сидели на даче у камина. Тогда так же, как и в рассказе пожилого дальнобойщика, была зима, за тонкими стенами свистел ветер. Андрей, ещё мальчишка, следил за танцующими язычками пламени, а дедушка читал вслух какую-то книгу об индейцах.

«Чуть сильнее удар – и я бы мог оказаться рядом с ним», – вдруг подумалось Андрею. Затем его мысли вновь вернулись к крёстному.

«Зачем понадобился второй стрелок? Эдик ведь дал своего человека. Его груз, его охрана – всё логично. К чему перестраховка? Крёстный знал, что Степан – посредственный охранник? Вряд ли, иначе он бы потребовал замену. Но тогда что?..»

– Декорации меняются, а куклы остаются, – глухо произнёс Андрей.

В кабине зазвонил мобильный телефон. Степан подал его Захару Ивановичу.

– Да, Танюш, – принимая вызов, намеренно бодрым голосом произнёс тот.

– Что там у вас случилось? – донеслось из динамика.

– Да ничего, всё в порядке, – как-то неуверенно произнёс Захар Иванович.

– Захар, ты же обещал! – возмутилась Татьяна.

– Ну, ладно-ладно… На повороте колесо пробили. Вот стоим на обочине, меняем.

– И больше ничего? Правда?

– Абсолютно.

– Хорошо. Тогда скорейшей вам замены и доброй дороги.

– Спасибо, радость моя. Целую.

Сбросив вызов, Захар Иванович глубоко вздохнул. По его лицу скользнула умиротворённая улыбка.

– Вот так всегда: стоит попасть в малейшую передрягу, как Танюшка мгновенно чувствует. Глаза души ещё ни разу её не подводили.

– Гонишь, – не поверил Степан.

– Подтверждаю, – с лёгким раздражением в голосе бросил Андрей. – Поехали. Дальше я поведу.

– Максимычу не будем звонить? – спросил Захар Иванович, кинув на Андрея благодарный взгляд.

– На месте отзвонимся.

– Ну, хорошо, как скажешь.

Глава вторая.

Заимка

Выйдя из зарослей на очередную поляну, Аня вздрогнула и остановилась. Сердце учащённо забилось, к лицу прилила кровь. Вот она – заимка! Спустя почти трёхчасовое блуждание по лесу, её всё же удалось отыскать.

Небольшое деревянное строение, обнесённое ветхим частоколом, казалось, излучало тревогу и безысходность. Вокруг было подозрительно тихо. Лишь от лёгких дуновений ветра слегка шелестела листва да изредка чирикали птицы. От внезапно охватившего волнения у девушки пересохло во рту, на глаза навернулись непрошеные слёзы. Она хотела поскорее войти в покосившееся, местами подгнившее жилище, но не решалась сделать хотя бы шаг вперёд.

– Вот и я!.. – прошептала Аня.

Она не сводила глаз с крыльца, ожидая, что вот-вот откроется дверь – и на пороге появится он, наверняка, растрёпанный, заросший, в помятой и, как всегда, расстёгнутой на груди рубахе. Немногословный, иногда немного резкий, но такой родной! Однако время шло, а со стороны заимки не доносилось ни малейших признаков жизни.

«Может, это не то место? – вдруг подумала девушка, и сердце её болезненно сжалось, на лбу выступили капельки холодного пота. – Да нет, мне ведь говорили, что других строений здесь нет, – успокоила она себя. – Вон и ручей с берёзкой!..

Аня глубоко вздохнула и, собравшись с духом, решительно направилась к заимке. Взойдя на порог, она несколько раз постучала в плотно прикрытую дверь. Но ей никто не ответил. Ещё немного постояв, Аня дёрнула за ручку. Дверь оказалась незапертой. Переступив порог, девушка внимательно осмотрелась. Здесь всё было по-прежнему: у окна стоял громоздкий деревянный стол, рядом, слегка отодвинутый в сторону, стул с высокой спинкой. Всю противоположную стену занимала каменная печь. Первая комната служила своему обитателю и кухней, и кабинетом. На столе стояла кружка с недопитым чаем, рядом лежали надкушенный сухарь и потрёпанная тетрадка с дешёвой шариковой ручкой. Складывалось впечатление, что хозяин заимки неожиданно её покинул, не успев даже толком позавтракать.

Немного поколебавшись, Аня прошла в следующую комнату. Она уже твёрдо знала, что и там никого не встретит. Вторая комната была немного больше первой и служила спальней. В ней, кроме небрежно застеленной кровати, находились стул, тумбочка с небольшой иконой Божьей Матери и пластмассовым будильником, шкаф и две полки с книгами. На стене висело ружьё, а на единственном окне, выходившем как раз в ту сторону, откуда пришла девушка, стоял ещё советский радиоприёмник. Пол, в отличие от кухни, был устлан хотя и старым, но довольно опрятным ковром.

– Не знала, что ты верующий, – удивлённо произнесла девушка.

Опустившись перед иконой на колени, она беззвучно прошептала «Богородице Дево, радуйся», трижды осенила себя крестным знаменем и, осторожно ступая, будто её кто-то мог услышать, вернулась на кухню. Сняв с плеча сумочку, Аня повесила её на спинку стула. Ещё раз окинув комнату беглым взглядом, присела к столу. Рука невольно потянулась к тетради, но тут же была отдёрнута. Очень хотелось пить. Поразмыслив, девушка сделала пару глотков холодного чая.

– Где же ты есть? – тихо произнесла Аня. – Куда подевался?

На глаза упала прядь светло-русых волос. Попытка сдуть их с лица не увенчалась желанным результатом. Тогда девушка распустила заметно растрепавшуюся косу и стала спешно её переплетать.

«Вот будет потеха, если сейчас откроется дверь и зайдёт он!..» – подумала Аня, невольно заливаясь румянцем.

Закончив поправлять причёску, девушка вышла на порог. Она решила обойти вокруг заимки, надеясь увидеть хоть какие-то следы человеческого пребывания. Солнце уже стояло в зените, но в лесу июльский зной практически не ощущался. Лёгкий ветерок, будто забавляясь, то и дело раздувал подол муслинового платья. Ноги так и норовили запутаться в длинной траве. Раза два Аня едва не упала, с трудом удержав равновесие. А тут ещё докучливая оса прицепилась! Когда девушка обходила очередные заросли, она так и следовала за ней, назойливо жужжа и норовя сесть то на руку, то на лицо.

– Ну, где же ты, братишка? Неужели поехал в город, и мы с тобой разминулись? Хоть бы телефоном пользовался!.. Отшельник… Ау-у! – набрав воздуха, закричала Аня. – Эгеге-ей…

Но ответом ей было лишь глухое молчание затаившегося леса.

– Ладно, подожду немного. Дверь ведь открыта. И чай недопит…

Так и не обнаружив ничего интересного, Аня вернулась на кухню и со вздохом присела на край стула. На глаза вновь попалась тетрадь. На этот раз не удержавшись, девушка придвинула её к себе и осторожно раскрыла. Она сразу же поняла, что перед ней – дневник. Это открытие так не вязалось с её многолетним представлением о владельце заимки, что Аня не сдержала удивлённый возглас:

– Вот это да!.. Прямо день открытий, – произнесла поражённая девушка.

Сначала в дневнике шла речь о жизни на заимке. Братишка описывал удачную охоту, во время которой повезло подстрелить весьма упитанного зайца, потом ночной ливень и протекающую крышу, утреннюю прохладу и просыпающийся лес. Девушка просматривала написанное по диагонали. Вдруг в одной из записей Аня неожиданно увидела своё имя!.. Сердце вздрогнуло. Она села поудобней и стала жадно вчитываться в каждое слово. Запись, судя по дате, была сделана два месяца тому назад.

«Милая Аннушка, если бы ты только знала, как нужна мне! Пишу эти строчки, представляя, что ты сейчас рядом со мной – будто мы сидим с тобой, обнявшись, и ведём неспешную душевную беседу. Понимаю, что подобное уже вряд ли возможно, но, Господи, как же хочется!.. В детстве, сколько себя помню, всегда относился к тебе как к младшей сестре, и даже мысли не возникало о чём-то ином. Напротив, искренне радовался, что у меня есть такая милая сестрёнка. Временами, представляешь, мне даже казалось, что мы с тобой, действительно, родные, но наши родители почему-то скрывают это от нас. И когда у тебя появились первые ухажёры, я вполне спокойно к этому отнёсся. Боялся лишь одного: чтобы никто не обидел тебя. Ну, ты понимаешь, о чём я… У самого ведь тоже были девчонки. Но, знаешь, всё это было как-то несерьёзно. Я быстро увлекался и столь же быстро остывал. Ощутимо не хватало душевной близости, такой особой, лишь ей свойственной, глубины чувств. Правда, тогда я ещё не понимал этого, лишь чувствовал на каком-то интуитивном уровне: что-то не так. А вот что именно – не знал… Потом учёба, армия, Чечня… Твоё письмо о предстоящей свадьбе пришло всего за пару дней до переброски нашего подразделения под Грозный. Я искренне порадовался, что у тебя всё в жизни складывается, и было грустно лишь оттого, что не могу быть рядом в столь важный для моей сестрёнки день. Да и Мишка импонировал. Меня радовал твой выбор. Я не сомневался, что Михаил сделает тебя счастливой.

О вашем разводе узнал, находясь в госпитале. Честно говоря, эта новость была намного больнее полученного ранения. Если бы ты знала, как мне хотелось всё бросить и бежать к тебе!.. Но врачи не пустили. А потом опять передовая… Впрочем, всё дальнейшее тебе известно.

И лишь прошлой весной, когда, помнишь, увидел тебя в парке, надо мной будто гром грянул. На душу вдруг накатила волна такого тепла… Я не знаю, какими словами передать то своё ощущение. Всё равно, что долго-долго болел, бредил от высоченной температуры, а потом только раз – и болезнь отступила. Голова ещё кружится, слабость ощущается во всём теле, но ты такой счастливый, смотришь на окно, залитое солнечным светом, и улыбаешься. Примерно так произошло со мной. Увидев тебя, я словно очнулся от затянувшегося бреда, всей грудью вдохнул свежий весенний воздух и понял: жизнь прекрасна! И она просто немыслима без тебя, моя родная, любимая Аннушка!..»

По зардевшимся щекам девушки медленно потекли редкие слёзы. Смахнув их тыльной стороной ладони, она продолжила читать:

«Я чувствовал себя мальчишкой, переживающим свою первую любовь. Хотелось подхватить тебя на руки и кружить, кружить, кружить!.. Весь мир собрать в охапку и бросить к твоим ногам. Я с трудом сдерживался, чтобы не выдать себя. Правда, не уверен, что у меня это получилось. Почему-то кажется, что ты практически сразу догадалась о переполнявших меня чувствах. Но я понимал, что проявлять их слишком рано: ты, хотя и прошло столько времени, не отошла от неудавшегося замужества, и Валерка сильно тянулся к отцу. Разве имел я право становиться между ними? Конечно же, нет. А возникни между нами отношения, произошло бы именно так. Поразмыслив, я решил какое-то время выждать. Попытался целиком уйти в дела. Но это получалось не слишком хорошо. Днём ещё так-сяк, а бессонными ночами только и думал, что о тебе. Рука всё время тянулась к телефону. Будешь смеяться, но мне пришлось даже удалить твой номер из записной книжки. Наизусть я его, естественно, не помнил и уже не мог тебе позвонить. А потом, помнишь, всячески выкручивался? Когда ты сама звонила, говорил, что телефон заглючил и часть номеров пропала, а на неизвестные теперь не отвечаю… Прости, но я не мог по-другому!..

Выжидал-выжидал время, а подходящий момент всё же прозевал. У тебя появился друг. И когда ты искренне хотела поддержать меня в трудную минуту, я, как последняя скотина, нагрубил тебе. Это было мерзко с моей стороны. Но за каких-то полгода столько всего обрушилось, что выслушивать только лишь дружеские слова поддержки от любимой девушки оказалось невыносимой пыткой. Мне хотелось совершенно иного. Своей выходкой я сильно обидел тебя. Впоследствии дико жалел о сказанном, но уже ничего нельзя было исправить.

А потом накрыла такая чёрная тоска!.. Мне в какой-то момент даже показалось, что я начинаю понимать Есенина. Сделанное открытие потрясло и ужаснуло одновременно. Знаешь, аж в пот бросило!..»

– О Господи! – не выдержав, воскликнула Аня. – Глупый мой, чего же ты себе навыдумывал?! У нас с Лёшей ничего не было. Да, я ему понравилась, и он этого не скрывал. Но я относилась к нему исключительно как к другу и не давала ни малейшего шанса. Мы всего-то два раза сходили в кино и один раз прогулялись по парку, а потом он уехал в Москву.

Заразившись необычным форматом дневника, Аня говорила так, будто мнимый собеседник сидел напротив неё и внимательно слушал.

– Если бы я только знала, что нужна тебе!.. Ну зачем ты всё скрывал, зачем?!.. Мы оба столько дров наломали, что теперь ничего не разобрать!

Не выдержав, она закрыла лицо руками и горько разрыдалась.

– Я как маленькая!.. – всхлипывая, пристыдила Аня саму себя. – Просто, так обидно! Ведь всё могло бы быть совсем иначе…

Вытерев слёзы, она вновь углубилась в чтение дневника. Девушка так увлеклась, что не заметила, как день сменился на вечер. Сумрак постепенно заполнил всю комнату, и разобрать написанное, сколь не напрягала Аня зрение, уже не получалось. Грустно вздохнув, она закрыла тетрадь и поднялась из-за стола.

Выйдя из заимки, Аня полной грудью вдохнула заметно посвежевший воздух. С неба, плотно затянутого серыми тучами, срывались мелкие капельки дождя. Порывистый ветер шумел в кронах деревьев и качал верхушками кустов. Где-то вдалеке едва различимо раздавались первые раскаты грома. Девушка вдруг поняла, что домой ей сегодня не вернуться.

Одной ночевать в лесу, конечно же, было очень страшно. Но в темноте ей не выйти к городу – слишком долгий и извилистый путь. А тут ещё и дождь!.. Из глаз потекли горькие слёзы.

– Так, надо собраться, – шмыгнув носом, решительно произнесла она. – Слезами делу не помочь.

Для начала – позвонить домой.

Вбежав в заимку, Аня бросилась к сумочке.

– Ты как там, мальчик мой? – услышав голос сына, спросила девушка.

– Всё хорошо! – бодро отрапортовал Валерка. – Мы уже поужинали, и я собрал все вещи. Только это, мам, мои кроссовки не приспособлены к прогулке по такому ливню.

– А мы его переждём.

– Но бабушка говорит, он на всю ночь, – усомнился мальчик.

– Тогда давай я завтра за тобой зайду, – предложила Аня. – Переночуешь у бабушки с дедушкой?

– Конечно! – обрадовался Валерка. – Буду спать вместе с Пиратом.

– В будке?

– Не-е, мам, ты что!.. В кровати, конечно. Будку дедушка на будущее сделал. А так Пират ещё в доме живёт. Он вообще прикольный! За мячиком так смешно бегает – лапы враскоряку, уши болтаются. Ты вот завтра придёшь, и я тебе покажу.

– Хорошо, малыш, договорились, – улыбаясь, пообещала Аня. – Дедушке с бабушкой передавай привет. Целую.

– И я тебя, мамуль. До завтра.

– Пока.

Окончив разговор, Аня медленно прошлась по комнате, стараясь в полумраке ни на что не наткнуться.

– С первой задачей справилась. Что дальше? Есть очень хочется, но тут я вряд ли что-нибудь найду. Придётся терпеть. Хотя в кружке оставался чай – можно допить.

Девушка, крадучись, приблизилась к столу и стала потихоньку его ощупывать.

– Ага, нашла!

За окном ослепительно блеснула молния, вслед за которой последовал раскатистый удар грома.

– Мамочки! – вскрикнула Аня, едва не выронив кружку. – Какой ужас. И мне тут одной, в темноте, сидеть до утра?.. А всему виной моё женское любопытство – не стала бы читать чужой дневник, давно была бы дома, рядом с родителями и Валеркой!.. Но тогда так и не узнала бы, что он меня любит, – сама себе возразила девушка. – Любит! – улыбаясь, произнесла она. – Меня – любит!..

Допив остатки чая, она вернула кружку на прежнее место.

– Жутковато, конечно, – продолжила Аня размышлять вслух. – А я – та ещё трусиха. Сколько себя помню, всегда боялась темноты. А тут ещё одна в глухом лесу – кошмар!.. Нет, об этом не надо думать. Не надо!..

Включив в телефоне фонарик, девушка подошла к двери и, найдя щеколду, прочно её задвинула.

– Вот так будет надёжней. А ещё в спальне есть ружьё! Правда, я не умею стрелять… Будем надеяться, что ночью, да ещё в такую погоду, никто сюда не сунется!.. Господи, и как же он тут один живёт? Не боится ведь!.. Мужчина, – со вздохом резюмировала Аня.

Пройдя в спальню, она прилегла на кровать и, невольно вздрагивая от особо сильных ударов грома, стала слушать, как стучит по окнам и по крыше дождь, как трясёт деревья разбушевавшийся ветер да как постанывает под гнётом стихии хлипкое строение. Но едва наступали минуты затишья —и волны страха обрушивались на душу Ани. Ей начинали чудиться какие-то шорохи в углу комнаты, мерещиться устрашающие тени возле окна. И тогда девушка принималась горячо молиться, умоляя Господа, Божью Матерь и всех святых угодников спасти и сохранить её, грешную.

Вопреки ожиданию, сон сморил Аню довольно быстро, и она крепко проспала до самого рассвета. Очнулась девушка от мелодичного журчания свиристели, вальяжно разместившейся на подоконнике. Нежные лучи утреннего солнца, проникая сквозь оконное стекло, уже успели рассеять сумрак. От вчерашнего страха не осталось и следа. Довольно потянувшись, Аня нехотя встала с кровати. Настроение, под стать погоде, было лёгким и радостным. Вот только сильно хотелось есть. В животе то и дело раздавалось требовательное урчание. Но, к сожалению, заглушить разгулявшийся аппетит не имелось возможности. «Если только ягоды какие получится найти», – сонно зевая, подумала она.

Выйдя из заимки, Аня плотно прикрыла дверь, внимательно осмотрелась по сторонам и, пробираясь сквозь заросли, ещё не просохшие после ночного ливня, направилась к небольшому оврагу, на противоположном склоне которого, как ей показалось, росла малина. Остановившись в паре шагов от весьма крутоватого спуска, Аня с недоумением уставилась на жестоко изувеченный кустарник. Это явно не походило на последствия недавней непогоды. Стебли растения были сломаны, а некоторые – и вовсе вырваны с корнем. Складывалось впечатление, что здесь произошла жестокая борьба. В пользу такого предположения говорили складной нож и носовой платок, обнаруженные в примятой траве. Лезвие ножа было вынуто, а на промокшем платке Аня сразу же заметила небольшие бурые пятна, напоминавшие засохшую кровь.

– О Господи, что же тут произошло? Братишка, милый, где же ты?! – воскликнула испуганная девушка. – Надо срочно бежать в город!..

Глава третья.

Подозрения

«В школьные годы я, конечно же, читал стихотворения Сергея Есенина, но тогда они – как и вообще поэзия – особо не зацепили. Раз задали, значит, прочитаю и не более того. Серьёзное же знакомство с его творчеством произошло в Чечне. У сослуживца был с собой затрёпанный томик стихов, и мы, когда выпадали минуты затишья, чтобы хоть немного переключиться, поочерёдно читали их вслух. Мне понравилась и хулиганская лирика, и патриотическая. Некоторые стихотворения про любовь разбудили едва уснувшие мысли о Ленке, которой я тогда симпатизировал. Но особенно сильное впечатление произвёл «Чёрный человек». Хотя, признаюсь честно, в те дни я отнёсся к поэме скорее с осуждением. Мы, дескать, жизнью рискуем, под вражеским огнём, не жалея себя, защищаем родину, а этот – расклеился, хуже кисейной барышни. Допился до чёртиков, и ему какие-то глюки стали мерещиться. Однако написано действительно мощно, изображённая картинка потрясла до глубины души!..

И лишь когда в моей жизни одно за другим начали происходить хорошо тебе известные события, в какой-то момент я вдруг поймал себя на мысли, что отлично понимаю состояние Сергея Есенина. Жизнь будто приобрела исключительно тёмные цвета, всё вокруг покрылось непроглядным мраком. И, ты знаешь, осознав это, я ужаснулся. Меня сперва бросило в жар, потом – в холод. Я испугался, что могу не выдержать и что-нибудь с собою сотворить. Страх от этой мысли был намного сильнее, чем в окопе, под плотным вражеским огнём. Я всю ночь, не сомкнув глаз, метался по квартире – никак не мог успокоиться, найти себе место. А утром, едва за окнами прорезался слабенький рассвет, собрал вещи и уехал сюда, на заимку. Мне подумалось, что тут, вдали от привычного окружения, вдали от людей и всего того, что хоть как-то может напомнить о случившемся, будет легче и откровенно дурацкие мысли перестанут посещать. И, ты знаешь, я не ошибся. Во всяком случае, первое время действительно было именно так…»

Едва забрезжил рассвет, как Захар Иванович, осторожно ступая по скрипучим половицам, чтобы ненароком не разбудить мирно спавших Андрея со Степаном, тихонько вышел из флигеля. Отойдя в край двора, он глубоко вдохнул и начал делать утреннюю зарядку. Где-то вдалеке перекликались петухи. У соседей в хлеву сонно замычала корова. За двором, дребезжа на ухабах, проехал раздрыпанный Уазик. То с одной стороны, то с другой до слуха стали доноситься различные звуки: скрип открываемых ворот, лязг железного ведра, опускаемого в колодец, неразборчивые голоса, надрывный плачь ребёнка. Небольшая деревушка, затерявшаяся среди кавказских гор, стремительно пробуждалась.

– О какой молодец, слушай! – восхищённо произнёс Дамир, неожиданно выходя из-за сарая. – Я в свои сорок не могу себя заставить, а ты насколько старше – и любишь физкультуру!

– Лучше уж любить зарядку, чем дружить с болезнями, – улыбаясь, ответил Захар Иванович.

– Красиво сказал, не могу не согласиться.

Окончив приседания, дальнобойщик перешёл к дыхательным упражнениям. Когда нормальный ритм восстановился, он прошёл к колонке и с нескрываемым удовольствием умылся холодной водой.

– Закрепим парным молоком? – предложил Дамир.

– Не откажусь.

– Тогда пошли в дом. Тамила приготовит завтрак.

Обстановка хозяйского дома существенно отличалась от сданного ими флигеля. В глаза сразу же бросался недавно сделанный евроремонт, а всевозможная электроника, которой были напичканы все комнаты, вызывала неподдельный интерес, тогда как флигель, оформленный скорее в спартанском стиле, представлял куда более скромный вид. Дамир утверждал, будто в нём живёт их старший сын, сейчас уехавший в город, но ведь жильё юного отпрыска не должно было столь разительно отличаться от дорогостоящего убранства родительского дома. Впрочем, Захара Ивановича всё это мало занимало. Он вообще был равнодушен к чужим финансовым возможностям, а уж влезать в семейные взаимоотношения практически не знакомых людей ему хотелось меньше всего на свете. Он мог лишь искренне порадоваться тому, что у людей получилось создать себе довольно комфортные условия повседневного быта.

Несмотря на столь ранний час, на кухне уже суетилась стройная темноволосая женщина, а за столом сидела заспанная девочка лет семи.

– Как спалось, отец? – приветливо улыбнувшись вошедшим мужчинам, спросила Тамила.

– Спасибо, дочка, спал, как ребёнок, – тоже улыбаясь, ответил Захар Иванович. – Кровать мягкая, просторная – на ней мгновенно уснёшь, даже если весь день баклуши бил. А дорога так выматывает, что иной раз и на камень приляжешь —сразу отключаешься.

– Может, далеко уже не надо ездить? Всё-таки возраст, – что-то переключая на мультиварке, заботливо произнесла Тамила.

– Глупость говоришь, – возразил ей Дамир. – Захар Иванович здоровей нас с тобой. Лучше налей нам свежего молока и дай лаваш.

Завтракали молча. Потом разговорились о погоде и тонкостях жизни в сельской местности. Наконец поблагодарив радушных хозяев, Захар Иванович поднялся из-за стола и, сопровождаемый Дамиром, пошёл к выходу. Во дворе его уже ждал Андрей. Мужчины молча обменялись крепким рукопожатием.

– Не звонил ещё Максимычу? – спросил Захар Иванович.

– Только что, – ответил Андрей. – Верхний Ларс по-прежнему закрыт. Придётся пару дней подождать.

– Подождём, раз надо. Лично мне здесь нравится – тишина и благодать. Воздух такой свежий – не надышишься!

– Это даже хорошо, – вмешался в разговор Дамир. – послезавтра у нашей Кудины день рождения! Будете почётными гостями!

– Вот, ещё и на пиру побываем, – улыбнулся дальнобойщик.

Воспользовавшись относительной прохладой горного климата и неожиданно выпавшим свободным временем, Андрей всю первую половину дня посвятил диагностике их фуры. Хотя машина была практически новой, он считал, что внеплановая проверка никогда не будет лишней. Одобрительно восприняв инициативу младшего помощника, к нему вскоре присоединился и Захар Иванович. В результате грузовик был не только продиагностирован, но и тщательно вымыт. А вот Степан, сославшись на то, что не слишком хорошо разбирается в технике, от общественной нагрузки благополучно избавился. Он предпочёл прогулку по деревне.

– Тоже пройдусь, – сказал Андрей, когда всё было окончено.

Тщательно умывшись и переодевшисьв чистое, он вышел за двор. Медленно шагая по улице, Андрей со свойственным ему любопытством озирался по сторонам, мысленно отмечая изъяны и достоинства каждого строения. Дойдя практически до угла, он заметил двух подростков, оживлённо о чём-то разговаривавших. Андрей собирался пройти мимо, но до его слуха донёсся обрывок фразы, заставивший вздрогнуть и остановиться.

– …Алан говорит, что стреляли по какой-то фуре, – закуривая, произнёс долговязый парень в ярко-красной футболке.

– Кто стрелял? – подходя к ним, поинтересовался Андрей. Он старательно загасил все эмоции, наполнявшие в этот миг его душу, оставив неприкрытым лишь одно любопытство.

– А мы знаем? – ответил подросток, окинув Андрея изучающе подозрительным взглядом.

– Ты сам, дядя, откуда будешь? —спросил низкорослый мальчик с хорошо накачанной мускулатурой и заметно искривлённым носом.

– В гости приехал, – уклончиво ответил Андрей. – Тоже на фуре, – секунду поразмыслив, добавил он. – Скоро возвращаться. И часто у вас машины расстреливают?

– Второй раз, – с неохотой отозвался долговязый.

– Первый давно был?

– Весной.

– Тоже по фуре?

– Слушай, ты чё – следак?

Парень в красной футболке презрительно сузил глаза и выдохнул в лицо Андрея облачко сигаретного дыма. Андрей поморщился, но не пошевелился.

– Да сдрейфил он, ты что не видишь? – возразил качок.

– Типа того, – презрительно кивнул Андрей, отходя от подростков.

– Тогда дома сиди, а не по горам катайся.

– Или памперсы с собой вози, – донеслось ему вслед.

Подростки вызывающе расхохотались. Но Андрей оставил очередную провокацию без какой-либо реакции. Он вновь погрузился в тяжёлые размышления:

«Первой фурой была машина Серёги, вторая – наша. Совпадение? Серёгу расстреляли вблизи ущелья. Он заезжал в деревню с противоположной стороны. Во вторую чеченскую столько всего прошёл – и живым вернулся, а тут… Горы отомстили. Даже нормальной могилы нет. Лежит среди обгоревших обломков на дне ущелья. Глупая смерть!..»

Андрей тяжело вздохнул.

«Но всё же – почему? Два налёта – и оба на наши машины. Я не верю в простое совпадение. Тем более, что мы заезжали с разных сторон, и с поворотом определились уже в последний момент. Если только не было двух засад… Но кому это надо? Ни у Эдика, ни, тем более, у крёстного серьёзных врагов нет. Конкуренты, естественно, завистники тоже имеются. У кого их нет? Однако, это всё не то. Совсем не то… Ещё этот странный разговор крёстного с Иванычем. Зря пугать крёстный не станет. Иваныч – тоже мужик не из пугливых. Если его зацепило сказанное, значит, речь действительно о чём-то серьёзном. Но почему тогда крёстный меня не предупредил? Опасение, что я займусь расследованием – это одно, а реальная угроза жизни – совершенно другое. Он был просто обязан предупредить. Значит, сомневался, а двойная вооружённая охрана – для перестраховки. Да, это похоже на правду. Он и сейчас толком ничего не знает, иначе не стал бы ограничиваться банальными пожеланиями «быть осторожней».

Тогда и с Иванычем всё встаёт на свои места. Бывалый дальнобойщик любую мелочь просечёт. Его предупредим, чтобы смотрел в оба. А крестника зря будоражить не стоит. Пусть едет спокойно. При реальной угрозе он и так среагирует.

Остаётся понять, кто за всем этим стоит? А что, если охота ведётся вовсе не на машины крёстного, не на груз Эдика, а на нас с Серёгой? Извини, крёстный, но я аннулирую данное тебе слово. Ты, конечно, пообещал предпринять необходимые меры, но и я не стану сидеть сложа руки. Для начала присмотрюсь к Степану. Не нравится он мне… Какой-то мутный.»

Когда Андрей вернулся во двор, оба его напарника сидели в машине. Степан разгадывал кроссворд, а Захар Иванович разговаривал по телефону.

– Конечно, помню, родная моя, – счастливо улыбаясь, говорил пожилой дальнобойщик. – Вот вернусь домой, и сразу же поедем на море. Я думаю, дня через три мы тут всё закончим. Так что передай детям, чтобы готовились. Да и сама потихоньку собирай вещи.

«Семейный отдых – это здорово», – подумал Андрей, проходя мимо. Он вошёл в дом и стал медленно ходить по комнатам. Затем присел на край кровати. Посидев немного, вновь поднялся и подошёл к окну. Безделье угнетало Андрея. Он не знал, куда себя деть.

Во второй половине дня на безупречно ясном небе начали появляться редкие облачка. Ближе к вечеру их стало заметно больше. На горизонте замаячила набухшая чёрная туча. Поднялся порывистый ветер. Наблюдая за тем, как колышутся верхушки деревьев, Андрей негромко выстукивал пальцами по подоконнику. За спиной скрипнула дверь, и в спальню вошёл Захар Иванович.

– Сынок, у тебя всё в порядке? – осторожно положив Андрею на плечо свою мозолистую руку, заботливо поинтересовался он. – Ты какой-то смурной.

– Думаю о вчерашней засаде, – немного поколебавшись, признался Андрей. – Местные говорят, что обстреляны лишь две машины – Серёгина и наша. Других случаев не было.

– Н-да, – задумчиво произнёс Захар Иванович. – А ведь вместо Серёжи, царство ему небесное, ехать должен был я. Накануне чем-то траванулся, и он меня в последний момент подменил…

Скрывшись за сараем, Степан присел на трухлявое бревно, лежавшее вдоль кирпичной стены, и закурил. Немного выждав, он набрал на мобильном телефоне уже давно заученный номер. Ему долго не отвечали. Степан уже хотел сбросить вызов, когда в динамике раздался холодно-металлический мужской голос:

– Докладывай, – приказал он.

– В эти выходные всё будет сделано, – заверил Степан.

– Смотри. Больше никаких отсрочек. Не успеешь – возьмусь за семью.

– Я понял.

– Вот и молодец. У тебя всё?

– Да.

– Тогда дерзай.

Последние слова человека с холодно-металлическим голосом заглушил мощный удар грома, последовавший за ослепительной вспышкой молнии. Степан от неожиданности едва не подпрыгнул. А спустя мгновение небо будто прорвало – на землю хлынул ливень. Пришлось наскоро запихивать смартфон в карман мастерки и галопом бежать во флигель.

Глава четвёртая.

Ужасная новость

«Жизнь отшельника действительно помогла вырваться из охвативших меня душевного раздрая и отчаяния. Кардинальная смена обстановки позволила переключиться на новую реальность в короткие сроки. Перед глазами уже не было знакомых до боли предметов, постоянно напоминавших мне о случившемся, не было и родных стен, ставших свидетелями первых поворотных разговоров, а позже моего глубокого погружения в эмоциональное болото. И главное – меня никто не дёргал. Да и мобильник я загружал лишь пару раз в неделю для быстрого звонка родителям, чтобы сказать, что жив, здоров.

При этом лесная жизнь не давала мне расслабиться. Чтобы не замёрзнуть, надо было топить печь, а значит – регулярно ходить за дровами и просто двигаться, разгоняя кровь. Не хватало тепла городской квартиры. А чтобы не умереть с голода, приходилось ежедневно ходить на охоту. Иной раз уйдёшь на рассвете, а в заимку возвращаешься уже в сумерках. И хорошо ещё, если не с пустыми руками! Пару раз пришлось довольствоваться травяным чаем да распаренными в кипятке еловыми шишками. Ох и бурчал тогда живот!..

Казалось, что в одиночестве можно подолгу философствовать, однако времени на всякие мысли совершенно не хватало. Утром, едва заря займётся, просыпаешься от холода. Вскакиваешь с постели и начинаешь подбрасывать в печку заготовленные с вечера дрова. Делаешь зарядку, чтоб застоявшуюся кровь скорее разогнать. Потом завтракаешь, проверяешь ружьё, различные снасти – и на охоту. Если вернулся дотемна, то надо, воспользовавшись остатком дневного времени, найти сушняк, нарубить дров. Затем разделать подстреленную дичь, если таковая имеется, да приготовить ужин. И только прикоснёшься к подушке – мгновенно отключаешься.

Если же непогода, то дела также найдутся: то где-то щели заделать, чтоб не дуло, то печку подправить, чтоб не дымила внутрь. Пару раз приходилось разгребать снежные завалы. Благо, что подручные инструменты имеются – не дают совсем уж пропасть. Вообще я очень рад, что мы всё же оставили заимку, когда не стало прадеда. Родители опасались её разграбления. Думали, что люди всё растащат и разрушат. Но кто же её найдёт-то в такой глуши? Если только случайно. За двадцать лет не было ни единого случая. Даст Бог, и ещё простоит.

А мысли? Они потом, когда я немного привык к новым условиям жизни, конечно же, появились, но были уже совсем иными. Любая экстремальная ситуация не просто встряхивает тебя, а заставляет провести срочную переоценку ценностей, освободиться от прочного кокона всевозможной шелухи. Впервые столь явственно я это прочувствовал в Чечне, когда вернулся живым из первого боя. Это был настоящий ад, который невозможно описать словами!.. Дикий грохот, свист осколков, пуль, душераздирающие крики, рушащиеся стены, всюду пламя – и мы, в большинстве своём мало обстрелянные пацаны восемнадцати – двадцати лет. Но Господь уберёг. И ты потом лежишь, отходя от пережитого, и вдруг остро понимаешь, насколько здорово Жить. А многое из того, что ещё совсем недавно тебе казалось крайне важным, мгновенно теряет свою ценность. Ты, например, собирал фонотеку редких записей и за некоторыми дисками гонялся по всему региону, радуясь, как ребёнок, когда получалось достать столь желанную запись. А тут вдруг понимаешь, что это всё – такая ерунда! Или, скажем, чем-то обидел тебя близкий человек и ты долгое время никак не можешь его простить. Оказавшись в шаге от смерти, думаешь: «Господи, да как можно обижаться из-за такой ерунды?!» Смотришь на небо, на окружающих тебя людей, а у самого мысль пульсирует в мозгу: меня уже могло бы и не быть. Точно так же наползали бы сумерки, кругом суетились бы люди, за ночью последовал бы очередной восход, и всё это – уже без меня!.. Надрывно лает небольшая собачонка, которая раньше дико раздражала своим тонким, пронзительным голоском, а ты слушаешь её и радуешься. Ловишь и ласково треплешь обалдевшее животное за ушком. И всё время думаешь: я есть, я живой!..

Нечто подобное произошло со мной и здесь, на заимке. В какой-то момент начал искренне радоваться наступлению нового дня, ласковым лучикам утреннего солнца, по-весеннему тёплому ветерку, назойливому карканью вороны – абсолютно всему, что тебя окружает. Радоваться тому, что ты ещё живой, что можешь всё это видеть, слышать, осязать.

Вслед за девственной радостью пришло и переосмысление прожитых лет. Я сначала просто размышлял, сидя возле печки или шагая по лесу, а потом случайно наткнулся на эту вот тетрадь, и возникла мысль вести дневник. Никогда раньше этого не делал. Но, ты знаешь, начав писать, сразу же ощутил, что так голова варит гораздо лучше. Приходят удивительные мысли и довольно меткие формулировки. Я даже немного теряюсь. Но конечный результат мне нравится. А когда представляю, что веду диалог с тобой, на душе становится по-особому тепло и радостно. Пока, правда, не решил, что делать с этими записями. Возможно, когда надоест писать, просто брошу их в огонь. И ты, родная моя, так никогда и не узнаешь обо всём том, что я так подробно тебе рассказываю…»

Стараясь обходить лужи и грязь, Аня быстро шла по краю трассы. Мимо проносились легковые и грузовые машины, пригородные автобусы. Несколько раз девушку довольно сильно обрызгали. С грустью взглянув на вымазанное платье, она лишь ускорила шаг. До остановки надо было пройти около километра. Затем минут двадцать езды – и ты уже в городе. Что делать дальше, Аня ещё не решила. На ходу ей было сложно сосредоточиться, к тому же в лицо всё время дул весьма прохладный, неприятный ветер. Растрепавшиеся волосы то и дело застилали глаза, и девушке постоянно приходилось их смахивать.

В сумочке зазвонил телефон. Остановившись, Аня вынула его и, не взглянув на имя звонившего, приняла вызов.

– Добрый день, Анна Павловна, – донёсся из динамика властный голос начальницы. – Вы сейчас можете говорить?

– Да, Ольга Константиновна, – внутренне содрогнувшись, ответила девушка.

– Извините, что беспокою Вас, отрывая от законного отдыха, но ситуация того требует. Тамара Игоревна ушла на больничный, а подменить её, как Вы понимаете, некем. Поэтому приходится прервать Ваш отпуск, чтобы не парализовать работу бухгалтерии. После догуляете.

– Я поняла. Когда мне выходить?

– Сегодня. Понимаю, что, возможно, нарушаю уже составленные планы, но предупредить Вас раньше не было никакой возможности.

– Но я сейчас за городом, к началу рабочего дня при всём желании не успею.

– Ничего страшного. Выходите, как только доберётесь. Пару часов мы уж как-нибудь поработаем.

– Хорошо, скоро буду, – произнесла Аня заметно упавшим голосом.

Девушка шарахнулась в сторону, уступая дорогу несущемуся прямо на неё тёмно-синему джипу с наглухо тонированными стёклами. Убрав телефон, Аня обречённо вздохнула.

– Если надо, придётся выходить, – вновь поправляя волосы, произнесла она. – Но сначала я всё же заеду в одно место.

Вскоре на горизонте появились очертания слегка перекошенной и местами проржавевшей остановки. Аня ускорила шаг. Едва она достигла цели, как подъехал автобус. Девушка вошла в полупустой салон и присела на свободное сиденье.

Какое-то время Аня внимательно рассматривала однообразный пейзаж, мелькавший за окном, затем, незаметно для самой себя, погрузилась в далёкие воспоминания. Ей неожиданно вспомнилось, как однажды Сергей, не выучив уроки, подговорил их с Андреем прогулять школу. Ребята, недолго думая, согласились, и все трое на целый день уехали в лес.

– Да что вы ползёте, как мокрые курицы? Давайте быстрей! – поторапливал Сергей, идущий на несколько шагов впереди. Не останавливаясь, он резво перепрыгнул ствол поваленного дерева.

– Андрюха, повторишь?

– Легко.

Переложив портфель из одной руки в другую, Андрей грациозно перемахнул на другую сторону.

Аня сначала хотела последовать их примеру, но затем передумала. Усталость давала о себе знать, и девочка побоялась упасть.

– Я лучше обойду, – сказала она.

– Вряд ли получится, – возразил Сергей. – Там ведь чаща, – махнул он в сторону зарослей.

– Давай руку, – предложил Андрей.

Оба мальчика одновременно протянули руки и помогли Ане взобраться на ствол.

– А теперь прыгай, – скомандовал Сергей.

– Есть, – дурашливо отдавая честь, отозвалась Аня.

Майский лес, несмотря на полдень, был наполнен различными звуками. В кронах деревьев разноголосо ворковали птицы, под лёгкими порывами юго-восточного ветра шелестела листва. Временами раздавался треск сухих веток и какие-то шорохи. Подростки, будто очарованные, застыли на месте, внимательно вслушиваясь в бурлящую лесную жизнь.

– Похоже, где-то рядом журчит вода, – задумчиво произнёс Андрей.

– Глюки, – возразил Сергей.

– Мальчики, мы точно правильно идём? – оправляя юбку, спросила Аня.

– Да, – хором отозвались приятели.

– Скоро поляна, и там налево, – сказал Сергей.

– Направо, – поправил Андрей.

– Ну, тогда ведите, братья из ларца, – улыбнулась Аня.

Андрей не ошибся – сквозь палитру звуков действительно пробивалось едва уловимое журчание воды. На краю поляны, куда они вскоре вышли, протекал быстроводный ручей. Опустившись на корточки, Аня с удовольствием умылась и утолила разыгравшуюся жажду.

– Не холодная? – спросил Андрей.

– Не-а. Само то!..

– Устала?

– Чуть-чуть, – немного подумав, призналась Аня.

– Пойдёмте, уже близко, – поторопил Сергей.

– Давай, – Андрей забрал у подруги портфель и решительно двинулся вперёд.

Минут через десять они вышли к заимке.

– Цела, – внимательно осмотрев строение, заключил Сергей.

– А что ей будет? – спросил Андрей. – Сюда, кроме нас да медведей, никто не забредает.

– Не пугай, я уже не маленькая, – улыбнулась Аня.

Пока мальчики что-то искали внутри заимки, она зашла в тень от ближайшего дерева и опустилась на траву. Аня была одета в светло-зелёную юбку и голубую блузку, поэтому девочка не сильно боялась, что на одежде могут остаться заметные пятна от растений. Широко раскинув в стороны уже немного загоревшие руки, она устремила взгляд васильково-синих глаз в бездонное, лазурно-голубое небо, по которому медленно передвигались два небольших облачка. Одно из них отдалённо напоминало съёжившуюся лошадку, а другое – немного вытянутого человечка. Лошадка всё время убегала, а человечек безуспешно пытался её догнать.

«Прямо как мультик!», – улыбнувшись, подумала Аня.

Где-то совсем рядом, жужжа, кружила назойливая муха. Она то приближалась, то немного отдалялась, но никак не улетала. Иногда из чащи доносился едва различимый стук дятла. Лёгкий ветерок приятно щекотал шею, а переливчатые трели полуденных птиц мягко убаюкивали.

Девочка настолько увлеклась, что не услышала, как подошёл Сергей.

– Красавица, подъём! – приказал он.

Аня вздрогнула и приподнялась на локте.

– Так бы лежала и часами напролёт смотрела в бездонную глубину неба, – задумчиво произнесла она.

– Гм!.. Это только вам, девчонкам, интересно.

– Ты просто не романтик.

– И это плохо?

– Не знаю… Нет, наверное. Вот один человек умеет красиво рисовать, а у другого всё время получаются какие-то каракатицы. Но никто из-за этого не становится ни плохим, ни хорошим. Они просто разные. Романтик может любоваться красотой окружающего мира, а прагматик её даже не заметит, вот и всё.

– Возможно… Слушай, пойдём лучше, пока Андрюха там копается с печкой, я тебе кое-что покажу.

– А как же мужская дружба? – улыбнулась Аня.

– В смысле? – не понял Сергей.

– Вместо того, чтобы помочь другу, пошёл с девушкой гулять.

– Анька, ты иногда невыносимая, как моя бабушка!.. Пойдём! Мы недолго. А потом я, так уж и быть, помогу твоему другу, – явно кого-то парадируя, заключил Сергей тонким и немного гнусавым голосом.

– Чудик ты мой, – рассмеялась девочка. – Ладно, пошли! Покажешь, что там у тебя такое.

Сергей подал Ане руку, помогая подняться, и они направились к ближайшим зарослям.

– Осторожно, здесь много корней.

– Я заметила. Далеко ещё?

– Ещё чуть-чуть.

Едва заимка скрылась из вида, Сергей резко остановился, неожиданно привлёк Аню к себе и порывисто поцеловал в приоткрытые от удивления губы.

– Ты чего!.. – отстраняясь, воскликнула девочка. – Зачем ты это сделал?

– Не уходи, пожалуйста, – попросил Сергей охрипшим от волнения голосом. – Ты мне очень нравишься…

Надрывный плач грудного ребёнка вывел Аню из приятных воспоминаний. Дородная женщина всячески пыталась его успокоить, но малыш не реагировал ни на слабое укачивание, ни на приглушённую колыбельную песню. Вероятно, пришло время кормить, а женщина стеснялась делать это в автобусе. Она сидела практически напротив, и Аня временами ловила на себе её растерянный взгляд. В ответ девушка послала ей поддерживающую улыбку.

«Видимо, долгожданный первенец, – подумала Аня. – Мамочка совсем засмущалась… Ничего, даст Бог, справится. Все мы когда-то оказывались на её месте».

На первой же остановке женщина с ребёнком торопливо вышла из автобуса. Аня проводила их тёплым взглядом и, глубоко вздохнув, достала из сумочки мобильный телефон.

– Где же вы, братики мои? – едва слышно прошептала она, поочерёдно набирая то один, то другой номер. Но ответом, как и в лесу, был лишь холодный механический голос, упрямо сообщавший о том, что абонент находится вне зоны действия мобильной связи.

Когда автобус поравнялся с длинным забором из серого камня, Аня попросила водителя, чтобы он остановился. Покинув уже немного душный салон, девушка с удовольствием вдохнула полной грудью ещё не жаркий утренний воздух. Давно пробудившийся город успел погрузиться в суету будничной жизни. Вокруг всё гудело, стучало, сигналило. Мимо то и дело проходили куда-то спешащие люди. На перекрёстке о чём-то громко спорили двое явно подвыпивших мужчин. Возле газетного киоска визгливо лаяла небольшая собачонка. Собравшись с духом, Аня направилась к проходной. Её встретил пожилой охранник. Окинув девушку хмурым взглядом, он строго спросил:

– Вам кого нужно?

– Я к Дмитрию Максимовичу. Он уже на месте?

– Его сегодня не будет.

– Не будет?.. – растерянно переспросила Аня.

Несколько мгновений она неуверенно переминалась с ноги на ногу, судорожно пытаясь решить, что же делать дальше. Охранник терпеливо ждал, не сводя с неё пристального взгляда.

– Хорошо, – наконец, произнесла девушка. – А Коршунов или Силантьев?

– Коршунов погиб.

– Как? Погиб?.. – мгновенно бледнея, спросила Аня дрожащим голосом. – Когда?

– Месяца три назад, – невозмутимо ответил охранник. —За подробностями обращайтесь к Дмитрию Максимовичу. Я не уполномочен.

– Серёжа, милый, как же так? – отходя от проходной, прошептала девушка. Из её глаз хлынули несдерживаемые слёзы. Очертания предметов мгновенно стали размытыми, подёрнутыми зыбкой пеленой, а звуки – заметно тише и отдалённее. Яркие краски, ещё недавно так радовавшие взор, сменились мрачно-серыми тонами.

Глава пятая.

Поездка в город

«Да, мощная встряска лишь на первый взгляд – нечто крайне негативное. В основном, она сопровождается разрушительной силой и экстремальными условиями – явлениями довольно неприятными, а порой так и вовсе убийственными. Но, если основательно задуматься, понимаешь, что она обладает и неоспоримо целебными свойствами. Попадая в столь жёсткую турбулентность, ты мгновенно очищаешься от всевозможной шелухи, облепившей твою душу, как ракушки с водорослями облепляют днище корабля, продолжительное время бороздившего морские просторы. Ощущение, в какой-то степени сопоставимое с тем, какое обычно испытываешь, выйдя из жарко натопленной бани. Необыкновенная лёгкость и какая-то детская радость. Ты смотришь на окружающий тебя мир совершенно иными, ничем не зашоренными глазами и вновь учишься ценить каждое мгновение.

Конечно, очень хотелось бы, чтоб лечение души происходило более мягко. Я никому не пожелаю пережить всё то, что сам пережил в Чечне. Но именно благодаря этому произошло моё очищение. Я домой вернулся абсолютно другим человеком. Хоть и с окровавленной душой, но зато с правильно расставленными жизненными приоритетами. Я научился ценить текущие мгновения, а минуты, проведённые рядом с родными, близкими людьми стали по-настоящему дороги. Пришло полное осознание, что только в этом кроется истинное человеческое счастье. Любить и быть любимым, дарить и принимать любовь. Всё, больше ничего не нужно!..

Но житейская суета, бесспорно, оказалась сильней, и вскоре она снова засосала меня в свою трясину. Едва возникшие ощущения постепенно поблёкли, а на их место пришли более приземлённые устремления: развитие бизнеса и создание максимально комфортных условий для повседневной жизни.

Вот пишу эти строчки, и вспомнилось: однажды вернулся домой из офиса. Своей квартиры тогда ещё не было, и я жил в родительском доме. Взял из машины папку с документами и спешу пройти к себе в комнату, чтобы ещё немного поработать перед ужином. Навстречу мне выходит дедушка. Он тогда уже сильно болел, с трудом передвигался. Увидев меня, как всегда, обрадовался, начал расспрашивать о текущих делах, делиться услышанными по телевизору новостями политики, экономики. Я же отвечал очень сдержанно, думая лишь о том, как бы поскорей закончить столь скучный, совершенно ненужный мне разговор. Внутри, признаюсь честно, даже немного закипало негодование. Меня влекло к привезённым документам, в мозгу роились всевозможные идеи, связанные с бизнесом, а тут – бесконечные обсуждения каких-то новостей!.. И вот, наконец-то, уловив моё настроение, дедушка сказал, что, наверное, отвлекает меня от важных дел. Он извинился за отнятое время и побрёл на кухню, а я, вздохнув с облегчением, быстро скрылся за дверью своей комнаты. Его слова были произнесены с глубокой грустью, но я тогда, конечно же, не обратил на это никакого внимания. Я радовался, что тягостный разговор окончен и теперь можно наслаждаться интересной работой!..

Просветление случилось намного позже. Когда дедушки не стало. В какой-то момент я вдруг осознал, насколько остро он нуждался в простом человеческом общении, в живом участии родных людей. Он искренне интересовался моими делами, желая ощутить сопричастие. Его рассуждения о политике казались мне скучными, слишком примитивными, какими-то поверхностными, а у него попросту не было иных новостей, которыми он бы мог со мной поделиться. Вся его жизнь в последние годы сводилась к просмотру телевизора да редкому общению с соседями, которых он иногда видел, сидя на скамейке возле двора. Что ещё он мог со мною обсудить, о чём рассказать? А общаться ведь очень хотелось.

После похорон мне долгое время казалось, что вот сейчас тихонько откроется дверь и на пороге покажется дедушка – скрючившийся, с палочкой в руках, он приветливо улыбнётся и негромко спросит: «Как дела?». И, знаешь, я с такой бы радостью остановился возле него, бросил бы абсолютно всё и говорил бы, говорил, говорил!.. Вот только он уже никогда не выйдет и ни о чём меня не спросит. Его больше нет…

Вот и прошлогодние события – они случились, возможно, для того, чтобы я опять встряхнулся, вновь стал человеком!..»

– Мама, там опять эта машина! – вбегая на кухню, взволнованно воскликнула рыжеволосая девочка лет восьми.

– Я сколько раз тебе говорила, чтобы ты без разрешения не выходила за двор? – строго спросила холёная женщина в ярко-жёлтой футболке и коричневых шортах с белым кружевом.

Сделав очередной глоток кофе, она с грохотом поставила кружку на край стола и обернулась к застывшему ребёнку.

– Чего молчишь?

– Я в щёлку смотрела, – тихо ответила девочка. Опустив глаза, она нервно накручивала прядь волос на слегка дрожащий палец.

– Ну, ладно, – заметно смягчаясь, произнесла женщина. – Где Мишка?

– В беседке рисует.

– Иди к нему.

Едва дочь скрылась за дверью, Марина пододвинула к себе глянцевый журнал и вновь углубилась в чтение. Однако настроение заметно испортилось. Скандальные новости гламурных красавиц из мира шоу-бизнеса уже не привлекали женщину. Раздражённо перелистнув несколько страниц, она шумно выдохнула и поднялась из-за стола.

– Угораздило ж выйти за этого урода!

Пройдя в гостиную, Марина остановилась напротив зеркала. Придирчиво осмотрев себя, она одёрнула футболку и тщательно поправила причёску.

– Ещё ничего! Только кому нужна с двумя малолетками?..

Распахнув окно, Марина высунулась во двор и громко крикнула:

– Даша, не забудь про английский!

– Я помню, – отозвалась из беседки девочка.

– И не опаздывай – у меня сегодня маникюр!

– Хорошо.

Даша недовольно поморщилась.

– Надоело всё!.. Музыка, танцы, английский – отдохнуть не даёт!..

– А я не хочу рисовать, – поддержал младший брат. – Хочу на речку, купаться!

– Ага, жди. Пустит она тебя. Как папа уехал, совсем озверела. Только и знает, что ругаться и журнальчики свои читать.

– И ногти, – подсказал Миша.

– Раньше хоть гулять пускала, а теперь…

Даша обречённо вздохнула и поднялась со скамейки.

– Пойду собираться, – с нескрываемой тоской в голосе произнесла девочка.

Дамир ещё с вечера готовился к предстоящей поездке в Моздок: составил список необходимых покупок, обзвонил родственников и друзей, с которыми намеревался встретиться, тщательно выгладил выходной костюм. Узнав о его планах, Степан напросился в попутчики. Ему наскучило сидеть в глухом селе, захотелось хоть немного развеяться. Компанейский осетин отнёсся к неожиданной просьбе с искренним пониманием и явным воодушевлением. Он лишь предупредил, что до города более ста километров преимущественно горной дороги, но Степана это абсолютно не беспокоило. Договорились выехать в девять часов.

Утром Степан едва не проспал. Пришлось отказаться от завтрака, чтобы не задерживать Дамира. Легендарная Toyota Land Cruiser 80, оставив позади межпоселковую грунтовку, стала уверенно взбираться по горному серпантину.

– Машина – зверь, – ударив ладонью по рулю, довольно произнёс Дамир. – Старенькая, а ни разу не подводила!..

– Для гор отличная, – поддержал Степан.

– Брат обещал трёхсотую пригнать. Тогда эту подарю свёкру.

С левой стороны дорога вплотную приблизилась к головокружительной пропасти, а с правой – тянулась отвесная скала.

– Говорят, где-то здесь расстреляли фуру, – как бы невзначай обронил Степан.

– Немного дальше.

– Покажешь?

– Нет. Нам раньше поворачивать. А тебе зачем?

– Да так, любопытно стало.

– Ничего там уже нет. Всё чисто.

В кармане у Степана зазвонил мобильный телефон. Взглянув на дисплей, он насупился, но вызов всё же принял.

– Доброе утро.

– Ты когда со своими долгами разберёшься? – не здороваясь, спросила Марина.

– Когда надо, тогда и разберусь, – сухо произнёс Степан.

– Это не ответ.

– А тебе вообще чё надо? Ушла, детей забрала – вот и живи своей жизнью. Отвали от меня.

– Придурок!.. – едва сдерживаясь, выругалась Марина. – Твои дружки опять под окнами крутятся. Я детей боюсь отпускать. Тебе и на них плевать?

– Нет, не плевать.

– Тогда решай, или я отцу позвоню! – повышая голос, пригрозила Марина.

– Обороты сбавь, – потребовал Степан.

Он нервно забарабанил пальцами по дверной обивке.

– Короче, через три дня. Всё, отбой.

– Зачем ты так с женой? – спросил Дамир, когда неприятный разговор был окончен и в салоне внедорожника повисло напряжённое молчание.

– Стерва потому что, – закурив, ответил Степан.

Он опустил стекло и, отвернувшись, медленно выпустил витиеватые кольца дыма. Ласковое утреннее солнце, нежно обнимая остроконечные верхушки гор, постепенно проникало вглубь извилистых ложбин. Шаловливый ветер безнаказанно трепал кроны вековых дубов и могучих клёнов, изредка встречавшихся по обе стороны дороги. Опасный участок уже давно остался позади, и теперь вьющаяся лента серпантина вела к пологому спуску в бескрайнюю равнину. Стремительно меняющиеся пейзажи захватывали дух и мягко успокаивали нервы.

– Мы, короче, в клубе познакомились. Я на неё сразу запал – вся такая яркая, в дорогом прикиде. Ну, чё? – подошёл, пригласил. Танцы, коктейли – всё, как положено. Потом поехали ко мне. Утром ушла, а на душе, прикинь, так пусто!.. С тоски, блин, даже напился. Вечером Маринка сама позвонила – её тоже, типа, зацепило. Ну, и начали встречаться. То на хате зависали, то мотались в Турцию, в Египет. У меня тогда с бабками всё нормально было, так я держался на уровне. Ни дня без неё не мог, представляешь? Любовь, блин!.. А в сентябре она залетела. Звонит – так, мол, и так. Ну, чё, говорю, поздравляю. Она давай реветь. Папику своему нажаловалась. Тот при связях, при больших лавэ. Разговор по понятиям: либо женюсь, либо кранты. И чё делать? Маринка хоть и дура, но симпотная. Да и проблем с её папиком как-то не хотелось. Пошли, короче, расписались. На майские родилась Дашка. Через три года – Мишка. Ничё так жили, без напряга. Я, веришь, даже ни разу с другой не был!.. Только с ней одной. И малые – они такие классные! Особенно Дашка! Домой прихожу – бежит. «Папа! Папа!» На шею прыгает!.. Ручонками тоненькими обнимет… Блин, аж пробивает!.. Мы в парке любили гулять. Летом собирались в Европу мотнуть: Италия, Франция, Монако. Но я влип на очень большие бабки. Отжали всё: квартиру, машину, Маринкины цацки, наличку!.. Не хватило. Надо ещё десять штук… Думал, вместе как-то выкрутимся. Размечтался!.. Детей забрала и ушла. Сказала, что ей такой не нужен. И папик не стал вписываться. Я типа – всё, отрезанный кусок. Чё из-за меня-то напрягаться? Скорей наоборот! Если не разрулю и эти выродки от детей не отвянут, то он меня же и уроет. Вот такой расклад…

Степан вздохнул и отвернулся к окну.

– Я тебе так скажу, – спустя продолжительную паузу размеренно заговорил Дамир. —Жизнь, она штука сложная, в ней всякое бывает. Но дети никогда не должны страдать. Дети – это бесценный дар свыше, и мы, пока живы, обязаны беречь и воспитывать их. Мы за них в ответе перед создателем и должны всё сделать, чтобы наши дети не сбились со своего пути, чтобы они не страдали без вины.

Часам к одиннадцати внедорожник, не сбавляя скорости, влетел в Моздок. Немного пропетляв по оживлённым улицам, Дамир лихо припарковался возле ближайшего супермаркета.

– Подождёшь или поможешь? – глуша двигатель, спросил он.

– Пошли, – ответил Степан.

Войдя в прохладное помещение торгового центра, Дамир стал уверенно передвигаться вдоль многочисленных прилавков. Временами останавливаясь, он быстро брал нужный продукт и передавал его Степану, который шёл следом и молча катил тележку.

Когда стояли в очереди перед кассой, Дамир достал телефон и сделал несколько коротких звонков. Расплатившись, мужчины вернулись к внедорожнику и переложили покупки в просторный багажник.

– Теперь будем объезжать родственников. Если приехал в город, надо решать как можно больше дел, – пояснил Дамир, садясь в машину.

– И чё со всеми родичами общаешься? – спросил Степан.

– Конечно. А как по-другому? Если в жилах течёт общая кровь, значит надо жить, как один большой организм. Отец, мать, дяди, тёти, братья, сёстры – все без исключения. А женился – и родственники жены стали твоими родственниками. Было два разных рода, стал один большой род. Я так понимаю жизнь.

Из-за поворота неожиданно вынырнула серебристая Audi. Подрезав внедорожник, она устремилась вперёд. Дамир едва успел затормозить.

– Вот шакал! – выругался он. – Таким шустрым надо овец пасти, а не за руль садиться.

Степан молча улыбнулся.

– А ты хорошо водишь? – прибавляя скорость, спросил Дамир.

– Не жалуюсь.

– На легковой проедешь две – три тысячи километров?

– Ну, проеду, и чё?

– Интересно стало…

Объезжая адреса из заранее составленного списка, Дамир особо не задерживался. В основном он укладывался в полчаса или около того. Но, добравшись до последнего пункта, предупредил:

– Здесь будет дольше. Если хочешь, прогуляйся немного. Тут есть что посмотреть.

– Не люблю экскурсии, – выходя из машины, признался Степан. – Мне бы чё-то типа казино. Есть такое?

– Это плохой способ, – сухо ответил Дамир.

В городе было заметно теплее, чем в деревне. Хотя время давно уже перевалило за полдень, июльское солнце ощутимо припекало. На ясном небе не наблюдалось ни единого облачка, а воздух, казалось, застыл недвижимой массой. Пока Степан стоял на перекрёстке, дожидаясь возможности перейти на противоположную сторону улицы, он не почувствовал даже малейшего дуновения ветра. Со лба катились мелкие капельки пота. Сильно хотелось пить. Вспыхнувшая жажда на какое-то время заглушила лёгкое чувство голода.

Наконец-то между плотным потоком машин образовался небольшой просвет, и Степан, воспользовавшись подходящим моментом, перебежал на другую сторону. Свернув за угол, он купил бутылку прохладного пива в попавшемся на пути пивном ларьке и, не спеша, направился к Комсомольскому парку.

Ещё издали взгляд Степана привлёк пятнадцатиметровый Дуб-патриарх, огороженный железной цепью. Под кроной дерева была установлена мемориальная табличка, призывающая современников беречь двухсотпятидесятилетнего «старца». Согласно преданию, под этим дубом с удовольствием отдыхал сам Александр Сергеевич Пушкин. А ещё раньше его пристально разглядывал Емельян Пугачёв, памятник которому находился всего в двадцати метрах от древесного исполина.

Несмотря на будний день, кругом всё время мельтешили люди: туристы фотографировались возле многочисленных памятников, бегали дети, прохаживались влюблённые пары. Вдоволь нагулявшись по парку, Степан вышел к Храму Успения Божией Матери, – ещё одной местной достопримечательности. Храм был построен на месте старой армянской церкви аж в 1898 году, благополучно пережил смутные годы становления советской власти и тяжёлые бои Малгобекской операции. А в феврале 1945 года, по настоятельной просьбе православных верующих, он был передан под юрисдикцию Русской Православной Церкви и освящён в честь Успения Пресвятой Богородицы. Однако Степана мало интересовали религиозные строения, и он уже собирался пройти мимо, когда взгляд вдруг упал на светловолосую девочку лет десяти, понуро сидевшую на краю паперти. На ней были надеты непонятные лохмотья, а в худых руках она держала картонную коробку с несколькими монетами на дне. Их взгляды встретились, и сердце Степана болезненно сжалось. В памяти неожиданно всплыли мудрые слова Дамира: «мы обязаны беречь и воспитывать своих детей». Порывшись в кармане, он выгреб горсть мелочи и молча протянул девочке.

– Храни вас Бог, – едва слышно поблагодарила нищенка, холодными пальцами слегка коснувшись его ладони.

Круто развернувшись, Степан, не оборачиваясь, быстро пошёл прочь. Радужное настроение бесследно растаяло, и ему расхотелось непринуждённо гулять по Моздокским улицам. В голову настойчиво лезли непрошеные мысли.

Вернувшись к машине, Степан упал на сиденье и захлопнул дверь. Вскоре из подъезда многоэтажного дома, возле которого был припаркован внедорожник, вышел и Дамир. Его сопровождал седовласый мужчина в тёмно-синем спортивном костюме. Оживлённо жестикулируя, они о чём-то разговаривали на своём родном языке. Наконец распрощавшись с очередным родственником, Дамир сел в машину и завёл двигатель.

– Свёкор, – обернувшись к Степану, пояснил он. – Очень хороший, но слишком многословный человек.

– Куда теперь? – спросил Степан.

– Домой, брат, теперь только домой!..

Глава шестая.

Человек в белом

«Иногда задумаюсь, и жизнь представляется эдаким эскалатором: не успел на него взойти, а уже пора спрыгивать. И мы все на нём выстроены по старшинству: дедушки с бабушками на первой ступени, родители – на второй, мы – на третьей. Только что казалось, что впереди ещё целая лента, но вот первая ступень с твоими родственниками канула в небытие. Приближаются к заветной черте родители. Потом – ты. За спиной стоят уже твои дети, внуки. Ещё не успел толком пожить, обрести необходимый опыт, чтобы хоть немного разобраться в происходящем вокруг, реализовать подаренные Богом возможности, а симфония твоей бытности стремительно приближается к финальному аккорду.

Я часто вспоминаю детство, его беззаботность, наивность и непосредственность. Тогда всё казалось невероятно простым и очевидным. Думалось, что стоит лишь захотеть – и многое изменится. Видел, с каким трудом родителям достаются их, в сущности, жалкие копейки, и мечтал: стану взрослым, открою свой бизнес, чтобы отец с матерью хотя бы на старости смогли отдохнуть, в полной мере насладиться жизнью. В старших классах и даже в первые студенческие годы, как ни странно, жил лишь этими мечтами. Всё представлял, как в один прекрасный день начну полностью обеспечивать свою семью.

А ещё, помнишь, всегда была неудержимая тяга к дорогам и всему тому, что ездит. Видимо, где-то на подсознательном уровне предчувствовал, что не получится жить на одном месте. О, как я радовался, научившись управлять сперва велосипедом, потом – легковой и грузовой машиной! За руль фуры впервые сел, когда мне было лет семнадцать, а восторга было столько, будто я – трёхлетний пацан, которому подарили машинку на дистанционном управлении. Сегодня даже смешно вспоминать об этом. Но усвоенный навык всё же очень сильно пригодился сначала в армии, потом – на гражданке.

Помню, когда в окрестностях Шали шёл ожесточённый бой, нашу роту бросили на подкрепление. Километрах в трёх от цели колонна попала в засаду. В числе погибших оказался водитель одного из грузовиков. Я находился в кузове другой машины. Они шли бок о бок, и мне было всё отлично видно. Получив смертельное ранение, водитель в последние секунды нажал на тормоза. Я мгновенно перелетел через борт и бросился к застывшей машине. Едва успел отъехать, как в то место, где стоял грузовик, прилетела мина. Двоих солдат, правда, всё равно ранило. Но при прямом попадании итог был бы куда плачевнее…

Сколько лет прошло, а многие картинки военных будней так и всплывают перед глазами. Ощущение, будто всё происходило лишь вчера. Наверное, это уже на всю оставшуюся жизнь. Такое вряд ли забывается…

Я никому не говорил, но после демобилизации долгое время не мог спокойно садиться за руль грузовика. Стоило забраться в кабину, как сразу же накрывало. Иногда внутреннее напряжение было настолько сильным, что мне едва удавалось скрыть дрожь в руках. Всякий раз старался как можно быстрее покинуть салон и на что-нибудь переключиться. Потом, слава Богу, попустило. Сегодня спокойно сажусь за руль, не испытывая при этом ни малейшего мандража. Даже мысли о пережитом практически не посещают. А поначалу думал, что уже никогда не смогу беззаботно рулить, наслаждаясь видом трассы, стремительно летящей под колёса грузовика. Ты, родная моя, даже не представляешь, как невыносимо больно мне было в те дни!.. Ощущение, будто внезапно отсохли обе руки – они как бы и есть, но не работают. Жизненное пространство критически сузилось, став невыносимо тесным. Порой просыпался среди ночи и часами лежал, уставившись в потолок. Иногда, не выдержав, тихо плакал от бессилия…

По этой причине и мой основной бизнес был связан вовсе не с грузоперевозками, которыми так хотелось заниматься ещё со студенческой скамьи. Для того, чтобы хоть как-то реализоваться в этой жизни, пришлось погружаться в абсолютно чуждую мне сферу деятельности и годами делать вид, что я безумно увлечён своими многочисленными проектами. Хотя, не стану скрывать, порою это действительно было так. Я искренне загорался и мог неделями жить воплощением очередной идеи. Но потом вновь начинало тянуть к машинам, к дальним поездкам, и я опять увязал в скрытой депрессии…»

Аня никак не могла сосредоточиться на работе. Перед глазами всё время вставало жизнерадостное лицо Сергея. В последний раз они виделись прошедшей зимой. Случайно столкнулись в дверях магазина. Сергей, как всегда, искренне обрадовался неожиданной встрече, привлёк девушку к себе и крепко обнял. Отойдя в сторону, они немного поговорили о разных пустяках. Расставаясь, договорились обязательно увидеться и хоть немного посидеть в более непринуждённой обстановке. Но теперь этим планам уже никогда не сбыться. Тихо всхлипывая, Аня вновь и вновь вытирала заплаканные глаза насквозь промокшим платком.

Тягостные воспоминания о покойном Сергее сменялись тревожными мыслями об Андрее. И хотя охранник твёрдо заверил, что Силантьев отправился в рейс, на душе у Ани всё равно было неспокойно.

«Милый мой братишка!.. Ты, наверное, сейчас поглощён дорогой. А мне тебя так не хватает, – думала девушка. – Знаешь ли ты о случившемся с Серёжей? Если знаешь, то почему мне не рассказал?.. Всё ли у тебя в порядке?..»

С трудом дождавшись окончания рабочего дня, Аня выключила компьютер, тщательно сложила в папку разбросанные по столу бухгалтерские документы и уже собиралась уходить, когда в сумочке зазвонил мобильный телефон.

– Господи!.. Валерка, я о тебе чуть не забыла, – взглянув на дисплей, воскликнула девушка. – Да, сынок! Привет!

Аня изо всех сил постаралась придать голосу привычные нотки материнской радости, но чуткий мальчик всё равно мгновенно раскусил её.

– Мама, у тебя что-то случилось? – участливо поинтересовался он.

– Нет, малыш, всё в порядке. Я просто очень устала. Утром вызвали на работу, а тут столько отчётов, – соврала девушка.

– Понятно, – со вздохом ответил Валерка. – Но ты ведь за мной сегодня придёшь, правда?

В его голосе прозвучала такая надежда, что у Ани на глаза опять навернулись слёзы.

– Конечно, приду, – попыталась она улыбнуться. – И знаешь, что?.. Давай мы с тобой зайдём на минутку к бабушке Наде.

– Хорошо, – согласился Валерка. – Тогда пошёл собираться.

– Давай. Я уже выхожу.

Быстро идя по предвечерней улице, Аня невольно вслушивалась в окружающие звуки. Ей всё время казалось, что вот-вот раздастся знакомый с детства голос, она обернётся – и увидит улыбающегося Серёжку. «Господи, я схожу с ума!.. Почему так больно? Андрюша, хоть бы ты был рядом. Братишка, пожалуйста, услышь меня!..»

В автобусе сразу несколько человек, словно почувствовав, в каком она находится состоянии, попытались уступить ей место. Вежливо поблагодарив, Аня опустилась на ближайшее сиденье и отвернулась к окну. Взгляд машинально пробовал вычленить из бурного автомобильного потока знакомую фуру. Сергей долгие годы ездил на одном и том же грузовике, и Аня знала на нём каждую царапинку. Она неоднократно бывала в салоне. Несколько раз Сергей подвозил её на работу, а однажды они втроём ездили отдыхать на озеро. Вообще-то собирались отправиться на Андреевом Hyundai, но, едва отъехав, пробили сразу два колеса. Пришлось экстренно пересаживаться на фуру. Зато сколько потом было забавных шуток по этому поводу! Настроение ничуть не испортилось, напротив, оно стало ещё радостней и бесшабашней. Да и когда они грустили, собравшись вместе? В голову не приходило ни единого случая…

Аня так увлеклась воспоминаниями, что проехала нужную остановку. Пришлось возвращаться пешком. Когда она свернула на родную улицу, Валерка с рюкзаком в руках уже нервно крутился возле двора. Увидев подходящую маму, он радостно вскрикнул и бросился к ней навстречу.

– Наконец-то! Я уже боялся, что ты и сегодня не придёшь!..

– Глупенький мой, – ответила Аня, ласково трепля сына по волосам. – Сейчас пойдём. Я только поздороваюсь с бабушкой и дедушкой.

Спустя минут двадцать Аня вышла из родительского дома. Взглянув на небо, по которому порывистый ветер стремительно гнал кудрявые облака, она взяла Валерку за руку и быстро пошла в сторону ближайшей остановки. С противоположного конца улицы к дому Аниных родителей приближался молодой человек в белых брюках, светлой футболке и больших солнцезащитных очках. Заметив девушку, он резко ускорил шаг. Мужчина уже открыл рот, намереваясь окликнуть удалявшуюся Аню, когда в его руке завибрировал навороченный смартфон бизнес-класса. Поморщившись, он остановился и стал внимательно читать пришедшее сообщение.

– А зачем нам к бабушке Наде? – спросил Валерка, когда они свернули за угол и на горизонте показалась обшарпанная остановка, одиноко стоявшая на пыльной обочине.

– Поговорить нужно, – уклончиво ответила Аня.

– Но ведь для этого есть телефон, – заметил мальчик. – Почему не позвонишь?

– Ты у меня становишься совсем взрослым, – улыбнулась Аня. – Иногда бывают такие разговоры, когда важно видеть лицо собеседника, чувствовать его присутствие, – пояснила она.

– Понятно. А завтра ты опять пойдёшь на работу?

– Угу. И тебе придётся целый день сидеть одному. Не захотел ведь оставаться у дедушки с бабушкой.

– Мама, как ты не понимаешь? Я по тебе соскучился!.. А ещё меня ждёт Вовка. Мы с ним будем змея запускать. Днём, так уж и быть, побуду один. Ничего. Ты ведь сама сказала – я взрослый.

– Сказала, – ласково произнесла Аня, слегка потрепав сына по кудрявым волосам.

Автобус подошёл почти сразу. Войдя в душный салон, Аня усадила Валерку на свободное место и, став рядом, крепко ухватилась за поручень. Двери закрылись. И в это время из-за угла показался человек в белых брюках. Поняв, что опоздал, он остановился. На смазливом лице отобразилось глубокое разочарование.

Едва Аня с Валеркой повернули ко двору Силантьевых, как их окликнула соседка:

– Там нет никого, – сказала женщина. – У племянницы ребёнок родился, так они в Белгород уехали. Вернутся завтра к вечеру.

– Я поняла. Спасибо большое, – вздохнув, ответила Аня. И, обернувшись к Валерке, тихо добавила:

– Давай тогда зайдём в храм, нам ведь по пути.

Мальчик молча кивнул.

Когда они, трижды перекрестившись, переступили порог храма, до начала вечерней службы оставалось минут пять. Взяв на входе один из свободных платков, Аня тщательно покрыла им голову. Валерка украдкой глубоко вздохнул. Ему сегодня так не хотелось выстаивать продолжительное богослужение! Душа рвалась к друзьям, а все мысли крутились вокруг предстоящего запуска воздушного змея. Но мама, скажи он ей о своих желаниях, наверняка расстроится. Мальчик чувствовал, что с ней происходит что-то необычное, и потому решил молча покориться.

Пока в алтаре шли последние приготовления, а к храму подходили немного задержавшиеся прихожане, Аня поставила свечки, написала записочки за здравие и за упокой всех своих родных и близких. Перед иконой Девы Марии со святым младенцем в руках она горячо помолилась за упокой души трагически погибшего Сергея, а перед ликом Николая Угодника – о благополучном завершении странствия раба Божьего Андрея.

После того, как священник с кадилом и диакон с зажжённой свечой окончили каждение храма, когда отзвучали последние слова вступительных молитв вечерней службы, наступил по-особому таинственный и строгий момент всеобщего покаяния. Верхний свет был заранее выключен, свечи погашены и просторное помещение храма погрузилось в мягкий полумрак. Прихожане, словно по команде, перестали шептаться, шелестеть одеждой. Уже никто не кланялся и не крестился, не переходил с места на место. Вокруг воцарилась торжественная тишина. Замер и Валерка, мгновенно позабыв о своих друзьях и воздушном змее. На середину храма вышел чтец, начав громким и зычным голосом читать Шестопсалмие, символизирующее Страшный суд. Большинство молящихся внутренне напряглись и собрались. Их души в этот священный момент плакали и каялись Господу строками псалмов вместе с чтецом. Первая часть Шестопсалмия отображала плач скорбящей души, по грехам своим отдалившейся от Источника жизни. Вторая показывала состояние раскаявшейся души в момент примирения с Господом.

Вдыхая приятный запах ладана, Аня с небывалым упоением слушала службу. Многие молитвы и песнопения ей были хорошо знакомы, и она шёпотом повторяла произносимые батюшкой слова. А когда над сводом храма медленно поплыла молитва святого Симеона Богоприимца «Ныне отпущаеши…», Аня почувствовала, как лёгкое тепло наполняет её сердце. На душе стало невероятно легко и светло. «Слава тебе, Боже, за всё!.. – едва слышно прошептала девушка. – И благослови нас, грешных, на сон грядущий!.. Научи нас и направь, помоги во всём поступать по воле твоей!..»

Вечерня пролетела невероятно быстро. Ане казалось, что служба едва успела начаться, как люди стали медленно тянуться к выходу из храма. Стоявший рядом Валерка осторожно дёрнул за руку.

– Идём? – негромко спросил мальчик.

– Да, сейчас, – отозвалась Аня. – Благословение только возьмём у батюшки.

На улице, как показалось Ане, заметно посвежело. Вечерняя мгла стремительно окутывала крыши домов. Из-за ближайшей многоэтажки показалась восходящая луна. В траве и кустах, куда не повернись, упоённо стрекотали сверчки. А вот городской шум, напротив, стал ощутимо тише. Обернувшись к храму, девушка размеренно перекрестилась и тихо вздохнула. Валерка прилежно последовал её примеру. Спешить уже было некуда – пока они доберутся до дома, на улице всё равно никого не останется.

– Мам, а куда обычно падают звёзды? – посмотрев на небо, вдруг спросил Валерка.

– Хочешь найти их обломки? – улыбнулась Аня.

– Ага, – воодушевляясь, подтвердил мальчик. – Они очень большие? Ты их когда-нибудь видела?

– Нет, конечно. И никто не видел.

– Почему? – растерялся Валерка. – Они успевают сгореть?

– Какой же ты ещё маленький, – засмеялась Аня.

– А говорила, взрослый, – насупился мальчик.

– Не обижайся!

Аня крепко обняла сынишку за худые плечи.

– Звёзды никуда не падают. Они просто пролетают мимо нашей планеты. Это даже не звёзды, а метеориты – более мелкие космические тела. На них попадают солнечные лучи, и нам кажется, что они светятся.

– Понятно, – высвобождаясь из материнских объятий, сказал Валерка. – Пошли домой, а то скоро стемнеет.

– Пойдём, – согласилась Аня. – У меня в детстве был звёздный атлас. Когда в следующий раз будем у бабушки, поищем на чердаке. Там и картинок много, и написано интересно.

– Мама, какая ты смешная, – возразил Валерка. – Я в интернете всё быстрее посмотрю!..

Глава седьмая.

Очаровательная художница

«Первое время у меня, конечно же, не было никаких бизнес идей. Я вообще находился на грани нервного срыва. Одному лишь Богу известно, сколько всё это могло продолжаться и, главное, чем бы закончилось, не позвони Костян – сослуживец, с которым мы очень сблизились. Он устроился в строительную компанию и позвал меня в свою бригаду. Работа вахтовая, но хорошо оплачиваемая. Компания принадлежала дальнему родственнику Кости. Нам предстояло строить очередную высотку на окраине Воронежа. Меня многое подкупило в его предложении: физическая работа, не связанная с машинами; рядом друг, на которого при необходимости можно опереться; Воронеж – относительно близко от дома. А главное: возможность чем-то себя занять, на что-то переключиться. В общем, я сразу же дал согласие.

На объектах Воронежа мы работали три месяца. Я довольно быстро втянулся, а вскоре почувствовал, что меня понемногу начинает отпускать. Потом нашу бригаду перебросили в Москву, и мы полгода работали в столице. Домой особо не тянуло. Была возможность оставаться в пригороде, и я охотно ею пользовался.

Следующим пунктом стал Владивосток. Там мы строили целый санаторий. Работы много, и платили хорошо. Сложность была лишь в том, что через каждый месяц приходилось летать в Москву. Семичасовая разница во времени – это очень чувствительно. У меня на адаптацию уходило дней десять. Только успеваешь привыкнуть, как новый перелёт – и всё заново. Тогда и начал задумываться о смене деятельности.

Но город мне очень понравился! Особенно – его пляжи. Вечерами, если оставались силы, я выбирал уединённые места и с удовольствием бродил вдоль берега. Раза два наблюдал закат в Стеклянной бухте. Она с трёх сторон окружена живописными скалами, чем-то отдалённо напоминающими доисторические артефакты. А примерно в десяти шагах от водной кромки берег буквально усеян стеклянными камушками. На солнце они сияют, переливаясь разными цветами, будто средневековые сокровища. И всё это – в алом пламени заката, под успокаивающий шум океанских волн. Потрясающее зрелище, честно тебе скажу!..

Или бухта Патрокл. Над ней возвышается небольшая сопка с долговременной огневой точкой. А чуть в стороне, на мысе Басаргина, расположен почти столетний маяк. Его отлично видно с пляжа. Маяк и звёзды – очень романтическая картина. Правда, меня в основном тянуло на философские размышления. Стоишь, такой маленький, беззащитный, перед лицом бескрайнего океана, слабо освещённого таинственным светом далёких звёзд, и ощущение, будто соприкасаешься с вечностью!..

Впрочем, это не передать словами. Надо почувствовать. Мне, если честно, очень хочется ещё разок туда съездить вместе с тобой. Показать тебе места, где я часами напролёт слушал шёпот волн и созерцал неповторимые пейзажи. Прогуляться, обнявшись, по ночному пляжу, и встретить зарождение нового дня. Мечты, которым вряд ли суждено сбыться…

А ещё, знаешь, именно там, на берегу океана, я впервые за многие месяцы почувствовал, как сильно соскучился по родному краю. И хотя Приморье – это часть России, где всё вокруг пропитано общим духом, единой историей, а всё равно чуть-чуть да не то. Душа неудержимо влекла в знакомые с детства леса Белгородчины. Мне даже стала сниться заимка. Так захотелось вновь оказаться на этой вот поляне, умыться прохладной водой из ручья, упасть в траву и долго-долго слушать птичью перебранку!.. И чтобы рядом были вы с Серёгой!..

Заработанные деньги я практически не тратил. Так, на самое необходимое. Поэтому скопилась довольно серьёзная сумма, и я стал думать, во что её правильно вложить. Мне хотелось открыть своё дело, и обязательно в родном городе.»

Ночь выдалась невыносимо душной. Андрей долго ворочался в мокрой постели, ощутимо пропахшей его потом. Заснуть никак не получалось. Судя по раздававшемуся храпу, бессонница мучала лишь его одного. Степан и Захар Иванович увлечённо смотрели десятый сон. Наконец, не выдержав, Андрей поднялся и, осторожно ступая по дощатому полу, вышел из флигеля.

Ночная улица мгновенно окутала Андрея приятной свежестью. Он с наслаждением сделал несколько глубоких вдохов. Порывистый ветер гонял по небу частые облака, из-за чего растущая луна то появлялась, то вновь исчезала. Вокруг стояла оглушительная тишина. Надоедливые сверчки – и те смолкли. Лишь лёгкий шелест пожухшей листвы неохотно нарушал полуночное безмолвие.

Андрей уже собирался возвращаться во флигель, когда до его слуха донёсся едва уловимый шорох. Он невольно насторожился, внимательно прислушался. Непонятный звук повторился. Затем что-то хрустнуло и за грузовиком, стоявшим в конце двора, мелькнула чья-то тень. Мгновенно среагировав, Андрей, крадучись, двинулся в том направлении. Когда он приблизился к фуре, ему на секунду почудилось, будто где-то справа доносится учащённое дыхание. По спине невольно побежали мурашки. Андрей напрягся, приготовившись к любому развитию событий.

Прошло около минуты накалённой тишины. Чуткий слух больше не улавливал подозрительных звуков. Но Андрей кожей чувствовал опасность. Застыв на месте и практически не дыша, он терпеливо продолжал ждать.

Во время очередного порыва ветра с противоположной стороны грузовика раздался хруст ветки. Пригнувшись, Андрей начал медленно обходить машину. Он был босиком, поэтому передвигался не громче кошки. К тому же, мог заранее прощупать почву, и лишь потом – сделать следующий шаг.

Когда Андрей приблизился к капоту, длинная тень мелькнула вдоль забора. Ещё мгновение, и лёгкий скрип ворот оповестил о том, что ночной гость покинул двор. Столь тихий уход убедительно свидетельствовал о том, что действовал профессионал.

Всю оставшуюся часть ночи Андрей провёл в кабине грузовика. Он практически не сомкнул глаз, то и дело прислушиваясь к малейшему шороху. А когда проснулись Захар Иванович и Степан, они втроём тщательно обследовали фуру. Ничего подозрительного так и не удалось обнаружить.

– Не понимаю, – закуривая, произнёс Степан, – на кой хрен им все эти хлебопекарные печи, овощные сушилки и… Чё мы там ещё везём?

– Тестомесильные машины и лакокрасочные изделия, – подсказал Захар Иванович.

– Это типа наезд на шебекинцев?

– Краски не их, – отмахнулся дальнобойщик. – Если и наезд, то скорее на нас.

– Да бред какой-то, – не унимался Степан. – Кому нафиг надо это барахло?

– Значит, двойное дно, – хмуро произнёс Андрей.

Они какое-то время помолчали.

– Дамиру будем говорить? – спросил Захар Иванович.

– Не стоит, – ответил Андрей.

– А Максимычу?

– Придётся…

Солнце ещё не успело целиком выйти из-за крыш домов, но деревня уже стремительно оживала. Вскоре распахнулась входная дверь хозяйского дома и на пороге появился заспанный Дамир.

– Вы затеяли соревнование с рассветными птицами? – улыбнулся он. – Доброе утро!

– И тебе привет, – пожимая протянутую руку, ответил Захар Иванович.

– Доброе, – выпуская кольца дыма, хмуро отозвался Степан.

Андрей молча кивнул и прошёл во флигель. Взглянув на часы, он набрал Дмитрия Максимовича. Разговор был коротким и малоприятным. Оба собеседника обменялись не слишком радостными новостями.

– Ну что? – спросил Захар Иванович у вернувшегося Андрея.

– Ещё задержка. Обещает увеличить неустойку.

– Твою мать!.. – выругался Степан. – И сколько ещё торчать?

– Дней пять.

– Зашибись!..

– А что делать с машиной? – всё также спокойно поинтересовался пожилой дальнобойщик.

– Предлагает охранять.

– Вот сам, блин, пусть и охраняет!

Степан швырнул недокуренную сигарету и пошёл прочь.

– Что-то случилось? – спросил Дамир.

– Небольшие накладки, – ответил Андрей.

– В жизни всякое бывает. Но печалиться не нужно. Всевышний всё обязательно уладит. А сегодня будем отдыхать и расслабляться. У моей красавицы – день рождения!..

Хозяева с упоением занялись подготовительными хлопотами. Захар Иванович вызвался им помочь. Степан нервно метался по двору, тщетно пытаясь до кого-то дозвониться. Андрей вышел за калитку и медленно побрёл вдоль домов. Ему хотелось немного побыть одному, ещё раз подумать о случившемся.

В голову всё время лезли какие-то бредовые мысли. Ночное происшествие, наложившись на события последних дней, упорно напоминало эпизод из дешёвого боевика. Жуткая смерть Сергея, вооружённая засада, цепочка непредвиденных задержек с передачей груза, странный визитёр – всё это казалось глупым сном. Вот только проснуться отчего-то никак не получалось.

«Крёстный не удивился услышанному, или мне это померещилось? Он явно был чем-то раздражён…»

Вернувшись во двор, Андрей присоединился к Захару Ивановичу, который усердно рубил дрова для мангала.

– Тебе раньше доводилось бывать на осетинских праздниках? – спросил дальнобойщик.

– Впервые. Есть какие-то нюансы?

– Имеются.

– Тогда руководи.

– Договорились. Буду стараться.

Хотя праздничный стол планировался на вечер, первые гости стали подходить уже после полудня. Улыбающаяся Кудина, одетая в нарядное белое платье, восторженно встречала каждого вновь прибывшего. Принимая подарки, счастливая девочка тут же бежала к матери, чтобы искренне поделиться с ней очередной радостью.

В числе первых гостей была и кареглазая шатенка с восточными чертами лица. Шелковистые волосы, пышными волнами спадая на хрупкие плечи, едва прикрывали худые лопатки. В её миниатюрном облике Андрею смутно показалось что-то знакомое, но он никак не мог понять, что именно. Искромётно улыбаясь, девушка направилась в его сторону.

– А вы чей родственник? – подходя, спросила она. – Никогда раньше вас не видела.

– Я квартирант, – сдержанно ответил Андрей, продолжая внимательно её изучать.

– Понятно. Я, кстати, Диана. А вы?

– Андрей.

– Хорошее имя. Но что вы на меня так смотрите? Я в чём-то испачкалась?

– Нет. Лицо кажется знакомым.

– Это вряд ли. Мы точно никогда не виделись, – уверенно заявила Диана. – У меня отличная память на людей.

Она на мгновение задумалась, при этом мило наморщив лоб. Немного вздёрнутый нос, казалось, ещё чуть-чуть приподнялся, а пушистые брови, напротив, будто потянулись к нему навстречу. Андрей невольно улыбнулся.

– Я поняла! – воскликнула Диана. – Это всё гены моего дедушки. Он был русским, вот вам и кажется, что мы знакомы. Кстати, давай на «ты». Согласен?

– Добро.

– Ты дальнобойщик? – кивнув в сторону машины, поинтересовалась девушка.

– Типа того.

– Круто! Километры дорог, разные города, всякие приключения в пути – это же так здорово! Всегда мечтала о похожей жизни. А я вот художница. Очень люблю рисовать. Представляешь, ещё разговаривать нормально не научилась, а уже что-то там малевала!.. Мама рассказывала… У неё даже сохранились мои детские рисунки – такая мазня!.. Сейчас, конечно, получается намного лучше. У меня, представляешь, даже две собственные выставки были. Где-то через месяц должна состояться третья. На ней будет много новых картин. Они такие классные!.. Приходи, я тебя приглашаю. Нет, правда, обязательно приходи – будет здорово. Придёшь? Я, кстати, сама во Владикавказе живу. Сюда в основном приезжаю летом – тут такие виды обалденные! Особенно – в горах. Останавливаюсь в дедовом доме и рисую, рисую, рисую!.. Так-то дом нежилой, поэтому он у меня вместо мастерской. Очень удобно, скажу я тебе. В любое время года можно приехать и жить, сколько влезет. Там, конечно, всё немножко обветшало. Надо бы ремонт сделать. Но сама я не могу, а помочь некому…

Диана говорила много и довольно быстро. Она могла о чём-то спросить и, не дожидаясь ответа, продолжить свой монолог. Иногда Андрей вообще терял нить повествования. Но ему было приятно общество девушки, её прямолинейность и какая-то детская непосредственность согревали основательно промёрзшую душу. Он слушал мягкий девичий голос и безмятежно улыбался, не сводя ласкового взгляда с её красивого лица.

Ровно в шесть часов, когда во дворе собралось около пятидесяти человек, гостей пригласили занять свои места за торжественно накрытыми столами. Захара Ивановича и его спутников хозяева усадили за первый стол, где восседали старейшины рода и почётные гости мужского пола. Рядом находился аналогичный стол для женщин. Замыкал тройку молодёжный стол, за которым сидели представители обоих полов.

Дождавшись, когда все участники предстоящего торжества займут отведённые им места, хистар – старейшина рода принимающей стороны – подал знак, чтобы сидевший рядом с ним раздвинул заранее принесённую стопку осетинских пирогов. Таковых, согласно древней традиции, было три: верхний только с сыром, средний – с сыром и картошкой, нижний – с сыром и свекольной ботвой. Каждый из пирогов имел своё особое название: уалибах, картофджин и цахараджин, если идти сверху вниз. При этом уалибах обязательно должен сдвигаться влево от распорядителя. Убедившись, что всё выполнено правильно, хистар распорядился наполнить бокалы аракой и приступил к торжественному чтению молитвы для освящения выпечки. Едва он замолчал, как пироги вновь были сдвинуты в аккуратную стопку, и к ним приблизился уырдыгстаг – молодой участник застолья, специально выбранный для обслуживания гостей. В его обязанности входила ювелирная разрезка пирогов по диаметру на восемь равных частей. Сложность задачи заключалась в том, что блюдо с пирогами ни в коем случае нельзя было поворачивать. Малейший поворот считается непростительной дерзостью и наглым вызовом самому Богу.

Но молодой человек, вероятно, уже имел надлежащий опыт. Он великолепно справился с почётным заданием и, удостоенный благодарственным взглядом хистара, сел на своё место.

Старейшина рода, напротив, поднялся и приступил к торжественному оглашению первого тоста, посвящённого Богу. Он говорил долго и витиевато, но все присутствующие, затаив дыхание, его внимательно слушали. Когда он окончил, тост «пошёл» по кругу, с запада на восток. Каждый из гостей, дождавшись своей очереди, вставал из-за стола, произносил дополнение к уже сказанному, чокался с сидящим за столом ниже – и только после этого мог пригубить содержимое своего бокала.

Когда самый молодой гость, сидевший с восточной стороны стола, учтиво поднявшись, объявил почтенным старейшинам рода, что их тост дошёл до представителей нового поколения, хистар запустил следующий. Вторым, согласно многовековой традиции, обязательно был тост за покровителя всех мужчин, который приходом христианства у осетин стал ассоциироваться с образом Святого Георгия. И лишь третий тост был посвящён поводу, собравшему всю большую родню за праздничным столом, – щедрые душевные пожелания зазвучали в адрес Кудины и её уважаемых родителей.

Захар Иванович, сидевший по правую руку от Андрея, временами наклонялся к его уху и, едва слышно, делал различные пояснения. Иногда Андрей пересказывал услышанное Степану. Впрочем, тот мало интересовался местными традициями.

С удовольствием поглощая суп туйра, Андрей не особо прислушивался к застольному разговору, который вёлся преимущественно на осетинском языке, а размышлял о том, насколько всё же русские традиции проще. Они дают гораздо больше свободы. Можно в любое время, не дожидаясь специального разрешения, встать из-за стола либо приступить к поеданию пищи, положить себе добавку. Но, с другой стороны, у осетин всё чрезвычайно упорядочено, наполнено глубоким смыслом. Это не бестолковое набивание желудков под неумолкаемый гомон множества голосов.