Delivery Delays. Часть первая. Лесной десант

Владимир после окончания института был распределён в Комитет цен при Совете министров СССР, но у него там работа не заладилась. Очень скучно – устанавливать цены на электродвигатели всей страны. То есть всего Советского Союза. Хоть и командировки были интересные в разные большие города и платили для начинающего сотрудника неплохо, целых сто тридцать рублей, но Владимиру не нравилось там работать. Коллектив состоял из среднего и преклонного возраста сотрудников, пропитанных советской идеологией. В девять часов утра ты «как штык» должен сидеть за своим рабочим столом, и не дай бог опоздать на пять минут. Первый раз ничего не скажут, второй – сделают замечание, а в третий получишь устный выговор от начальника в таких тонах, как будто ты враг народа и специально опаздываешь, чтобы никогда в жизни нашей страны не догнать империалистические государства по выплавке чугуна и стали на душу населения. Одним словом, тоска страшная – сидеть на своём рабочем месте с девяти часов до шести, и так всю неделю, и наблюдать неторопливую работу серых, неинтересных, немолодых сотрудников. Ни одного симпатичного лица, ни одной красивой женщины. Все, как роботы, ковыряются в своих документах и иногда что-то считают на счётных машинках «Феликс».

И Владимир после трёх лет работы без сожаленья ушёл из Комитета цен в научно-исследовательский институт, где было всего два присутственных дня, интересная работа в окружении молодых людей, красивых девушек и женщин, но с потерей в зарплате в целых тридцать пять рублей. Да, дорогой читатель тридцать пять рублей! Это по тем временам ни хухры-мухры, как впоследствии понял наш герой.

Это 27% процентов от тех денег, которые он получал в Комитете цен. Тёща и тесть, у которых он жил в это время, сразу начали ему колоть глаз, «мол, другие ищут работу, где больше платят, а не меньше, а ты целых тридцать пять рублей потерял в зарплате, а у тебя семья… ребёнок скоро родится».

И жена, действительно, ходила беременная и семейная жизнь, ещё не начавшись, стала давать трещину. И наш герой судорожно начал искать подработку, понимая, что его теперь могут «сжить со света».

Сначала он устроился сторожем в кафе, где по ночам охранял дощатое помещение, продуваемое со всех сторон ледяным ветром (дело было зимой). Владимир выдержал эту работу ровно месяц. Всю ночь сидеть на стуле в плохо отапливаемом помещении, где ему заплатили двадцать рублей, было не по его характеру, да ещё тесть прокомментировал эти деньги репликой, мол, «а где ещё пятнадцать?..»

Через несколько недель он пытался от книжного магазина продавать книги, предлагая их гражданам с доставкой на дом.

Владимир ходил по квартирам с двумя тяжеленными сумками, набитыми книгами, и домохозяйкам и престарелым людям «впаривал» залежалый товар, который не был продан через магазин.

Дверь ему открывали неохотно, опасаясь воров и грабителей, но ещё хуже слушали, что он «пел». Одним словом, к лету денег он не заработал, и жена, находясь на седьмом месяце беременности, сказала ему, «что если он в ближайшее время не найдёт хорошую подработку, то она с ним разведётся». Так и сказала, что разведётся!

Как-то на работе, один парень, услышав, что Владимир своим сотрудникам жалуется на отсутствие денег, предложил ему поехать в отпуск на «санитарную чистку леса», в лесничество, в Подмосковье.

Мол, «…и платят хорошо, и работа на свежем воздухе, вон мой приятель в прошлом году “поднял” пятьсот рублей за один месяц…» Владимир сразу загорелся этой идеей и уже через неделю, узнав адрес лесничества, отправился на разведку. Проехав от метро «Калужская» на стареньком автобусе больше двух часов, Владимир очутился на территории заброшенного пионерлагеря.

Вечерело. Он шёл по заросшей дорожке мимо каменных барабанщиков и горнистов, стоящих в ряд с отбитыми руками и расколотыми головами, и ему казалось, что он попал в сюрреалистический мир на другой планете, на которой произошёл апокалипсис.

– Кого ищите, молодой человек? – неожиданно раздался мужской голос за его спиной.

Владимир вздрогнул, резко повернулся и увидел, как от каменной фигуры, изображающей мальчика с собакой на руках (собака, правда, вся уже развалилась, остались только голова и ржавые металлические скобы, торчащие вместо лап), отделилась огромная человеческая тень. Владимир собрал всю свою волю в кулак и пошёл на эту тень, твёрдо помня, что нужны деньги, что жена разведётся с ним, если он не найдёт достойной подработки.

– Лесничество…

– А что вам там нужно?

– Хочу работать по очистке леса…

– А… Это значит ко мне…

И тень превратилась в мужика с простым деревенским лицом, поправляющим свои брюки.

– Виктор Иванович, – и мужик протянул огромную, как лопата, руку, – пройдёмте в дом и обсудим ваше предложение.

Вскоре Виктор Иванович и Владимир сидели за столом, и хозяйка, такая же большая и дородная, хлопотала рядом, выставляя на стол бутылку самогона, тарелку с наструганным сальцем и солёными огурцами, а также тёплый ржаной хлеб, который она только что испекла. Запах от него наполнил горницу здоровым духом.

Выпили, закусили.

– Значит, работу ищете?..

– Ищу.

Выпили по второй.

– Это хорошо, что ищешь, – Виктор Иванович уже перешёл на ты, – но только в лесу бригадой надо работать… и работа тяжёлая. Вот ты топор в руках держать можешь? (Владимир держал в руках топор один раз, когда ходил в поход на первом курсе института.)

– Могу, – смело заявил наш герой, и Виктор Иванович налил ему третью рюмку.

– Это хорошо, что можешь… ну а, скажем, дерево средней толщины простой пилой спилить сможешь?

– Смогу, – нагло, заявил Владимир, уже прилично окосев.

– Это хорошо. Ну, а большое дерево, высотой с дом, спилить бензопилой «Дружба» сможешь?

И Виктор Иванович налил по четвёртой.

– Смогу, – уже не понимая, о каком дереве и о какой пиле идёт речь, заявил Владимир.

– Ну, хорошо, тогда пойдём во двор, и ты покажешь, как пилишь…

И они вышли во двор, где Виктор Иванович включил свет и выкатил из сарая большой круглый чурбан, и тут же поднял бензопилу «Дружба», стоящую на верстаке. Потом он одной рукой дёрнул за шнур, и завёл бензопилу. От вращающейся перед глазами цепи с острыми ножами Владимир тут же протрезвел. А когда Виктор Иванович протянул ему, сей агрегат, грохочущий и воняющий бензином и маслом, то сразу вспотел и чуть не наложил в штаны.

– Ну, давай, Москва, покажи, как ты управишься с бензопилой.

Владимир понял, что отступать нельзя, что сейчас тот самый момент жизни, когда либо он будет принят на работу, либо ему предстоит тяжёлый разговор с женой, с тестем. И Владимир схватил пилу, и остервенело, вонзил её сверкающие острые лезвия в чурбан и нажал на газ. К его удивлению, пила за несколько секунд разрезала круглый пень на две части.

– Молодец, – похвалил его Виктор Иванович, – вижу, бензопилу ты знаешь, пойдем в дом и выпьем за это.

Уже поздно вечером, на последнем автобусе до Москвы, пьяный Владимир возвращался домой. Он был принят на работу с устной резолюцией Виктора Ивановича, «что будешь работать у меня на дальнем участке…, но только с бригадой не менее четырёх человек…, и непременно со следующего понедельника». То есть до выхода на работу оставалась четыре дня. Владимир ещё не знал, где и как набирать бригаду, сколько ему будут платить, и самое важное, ему ещё надо было суметь взять отпуск, а администрация института неохотно давала отпуск летом, а норовила молодых специалистов отправлять в подшефный колхоз, а не в отпуск.

Но, Владимиру, к его удивлению, быстро оформили отпуск, с ближайшего понедельника, когда начальник отдела узнал, что его жена на седьмом месяце беременности. Теперь дело оставалось за малым – надо было набрать бригаду. И здесь Владимиру удалось быстро уговорить нескольких сотрудников примкнуть к нему. Один из них был Ванька Петров – небольшого роста коренастый мужик, которому, как рассказывал он сам, доктора прописали работу на свежем воздухе (по версии Петрова у него была язва, которую он получил, работая за границей). Другой, Соловьёв, здоровый, жилистый детина, с приятным интеллигентным лицом, но совершенно лысым черепом, был чрезвычайно обрадован предложением Владимира, «так устал, объяснил он, от семейной жизни». Он классно играл в шахматы с коротким интервалом времени, был молчуном и лежебокой (это Владимир узнал позже). Соловьёв предложил взять в компанию к ним своего друга Генку: «Мол, славный парень, работать будет за двоих, а есть будет мало…». Дальше договорились, что Владимир, как «бригадир» и организатор лесного десанта, выезжает в лесничество в понедельник, а бригада приедет через три дня, то есть в среду. «Ты там наладь связь с лесничеством, застолби участок, – учил Владимира Петров, который был старше него лет на двенадцать, – организуй жильё, пока мы отпуска оформим, и дела свои доделаем в Москве…».

Жарким июньским понедельником. Рано утром, с тяжёлым рюкзаком, в котором было сложено три банки тушёнки, бутылка водки, килограмм дешёвых конфет карамель «слива», два куска туалетного мыла, рулон туалетной бумаги, три пачки индийского чая «три слона», новый топор, который Владимир купил в ближайшем хозяйственном магазине. Еще перочинный нож, китайский фонарик, алюминиевая ложка, алюминиевая миска, кружка на триста грамм. Кирзовые сапоги (тесть предложил, мол, «в лесу надо прочную обувь иметь», это он был прав), толстый шерстяной свитер (тёща положила), лёгкое шерстяное одеяло, зубная щётка, зубная паста, безопасная бритва. А также три упаковки презервативов Баковского завода, которые Владимир купил (сам) в аптеке на «всякий случай».

И вот Владимир опять идёт по заросшей дорожке заброшенного пионерлагеря и, не доходя до дома лесничего, его уже встречает Виктор Иванович. Он широко улыбается, подхватывает рюкзак Владимира (сама забота) и проводит в дом, где большая широкая хозяйка накрывает на стол.

Опять самогон, опять пьяные речи, опять простой русский разговор.

– Ну, как доехал?

– Да, теперь вроде быстро.

– А где ж твоя бригада?

– Через три дня подтянутся.

– Это хорошо, что через три дня, а ты что сам делать-то будешь без бригады?

– Что, что… работать.

– А-а, вон как! Ну, тогда давай ещё по одной, и поедем на участок устраиваться.

И через три часа застолья Виктор Иванович заводит свой мотоцикл, сажает в люльку пьяного Владимира, и они по лесным дорогам, распевая русские народные песни, неспешно катят на «точку», где Владимиру с товарищами предстоит очищать лес от бурелома и сухостоя.

К вечеру приехали в небольшую деревеньку, расположенную рядом с красивым озером. Виктор Иванович оставил сидеть Владимира в люльке, а сам сбегал за ключами в соседний дом к некой Марии Ивановне со словами «её все тут знают», затем они пошли к большому сараю, стоящему почему-то на пересечении дорог перед деревней на большом бугре. Вид на деревню со стороны сарая открывался восхитительный. Умиротворённый вид озера, поле с колосившимся овсом, а за ним – лес, подёрнутый туманом. Сердце у Владимира радостно застучало. «Эх, как красиво, как дышится разнотравьем, до чего же хорошо у нас на Руси…».

Молодой месяц повис над этой картиной русской природы, как на картинах художника Билибина .

Виктор Иванович не заметил настроение Владимира, он деловито отомкнул ржавый замок сарая и пригласил Владимира войти. Слева при входе стояла железная кровать с двумя матрасами, набитыми соломой. Перед ней стоял колченогий стол с керосиновой лампой, рядом —такой же стул «времён Очакова и покоренья Крыма», какая-то замшелая табуретка, а дальше, почти до самого верха, лежало сено.

На стене висели дуги и хомуты.

– Вот, располагайся. Я тебе предлагаю лечь на кровать, как бригадиру, а твои ребята приедут – так пущай лягут на сено. Там места много, можно даже с девками… покувыркаться, – и Виктор Иванович подмигнул Владимиру одним глазом, показывая всем видом, что он здесь теперь хозяин и может себе позволить многое.

Потом они пили водку, которую Владимир привёз из Москвы, закусывая тушёнкой. Вдруг Виктор Иванович вдруг встрепенулся – «ох, времени много, а мне ещё домой ехать, а завтра вставать ни свет, ни заря» – и метнулся к своему мотоциклу и, уже отъезжая, крикнул Владимиру, «что завтра приедет и покажет участок леса, где надо работать».

Оставшись один, Владимир вышел из сарая и опять стал наслаждаться величественной картиной, которая простиралась перед ним, жадно наполняя свои лёгкие свежим вечерним воздухом. Теперь туман лежал над озером, лес едва проступал чёрными зубцами деревьев, молодой месяц вполз в белое облачко и время от времени показывал свой бочок. «Ах, как здорово, что я приехал сюда, ах, как замечательно, что мне подвернулась такая работа…» – не переставал радоваться наш герой.

Через полчаса он, не раздеваясь, лёг на кровать, которая под ним заскрипела, застонала, и он перестал ворочаться, замер и только приготовился заснуть, как непонятный для него звук, шедший из-под кровати, заставил напрячь его слух до предела. Как будто, так казалось Владимиру, кто-то под кроватью тяжело дышит. Сон и алкоголь мгновенно улетучились из головы нашего героя, он замер и затаил дыхание, боясь пошевелиться. Через какое-то время ему, лежащему в полной темноте, показалось, что со стороны сена на него кто-то смотрит.

В голову Владимира полезли картинки из произведения Гоголя «Страшная месть». Тяжёлое дыхание и сопение под кроватью продолжалось, но не так интенсивно, как вначале. Он хотел встать и посмотреть, в чём дело. Но, боялся пошевелиться, будто кто-то держал его привязанным к кровати.

Так продолжалось довольно долго, пока не запели комары. Владимир обрадовался их пению – хоть появились, в этой непроглядной темноте и полной тишине, какие-то узнаваемые звуки. Но, комары попели-попели и устремились в атаку. Сначала они обкусали лоб нашему герою, потом руки, затем шею. Они лезли в глаза, в уши, опять кусали руки.

Владимир устал от них отмахиваться. «Ах, чтобы вас…» – и Владимир спрыгнул с кровати.

В это время сильный порыв ветра ударил в стену сарая, и сразу яркая вспышка разряда молнии осветила все предметы в помещении. И Владимир как бы со стороны увидел себя, стоящего рядом с кроватью в полном ступоре. Затем – полная темнота, и опять – сильный удар ветра в сарай, и опять – мощнейший разряд молнии.

В течение секунды видно совершенно чётко все предметы, стоящие в сарае. Вот табуретка, стул. Вот стол: на нём – керосиновая лампа, неубранный хлеб, открытая банка тушёнки, бутылка с недопитой водкой (надо бы допить, чтобы жуть в голову не лезла), два стакана (Марья Ивановна дала вместе с ключами), и опять – полная темнота.

«Откуда эта гроза, ведь было чистое небо… непонятно, что за звуки из-под кровати… эти чёртовы комары…». Опять мощнейший удар молнии, рядом, совсем рядом, и тут же – треск грома.

И опять всё видно до мельчайших предметов, вон берёзовые веники висят вдоль стены, вон коса висит под потолком, те же хомуты. А вон – вбитый гвоздь, и на нём висят старые листочки календаря, а вон. Ай, ай, что это? И Владимир заметил, как из-под его кровати выкатился… ёжик, и – опять темнота. «Фу, чёрт, это, оказывается, ёжик! Это, наверное, он дышал, а я, дурак, – “Страшная месть”»! Тут по крыше сарая ударили мощные капли дождя. И удары молнии, грома, и удары дождя – всё перемешалось.

Дождь стоял стеной.

При следующей вспышке молнии Владимир заметил, что крыша сарая течёт в двух местах. Как раз над сеном и над входом. На полу начала образовываться немаленькая лужа.

«Да, условия проживания приближаются к «спартанским»» – подумал Владимир, и тут в дверь сарая постучали. Владимир решил, что ему показалось, опять постучали.

Владимир хриплым голосом спросил: «Кто там?»

– Откройте, пожалуйста. Дайте возможность переждать дождь…

Владимир отодвинул щеколду и впустил в сарай небольшого мужика в мокрой одежде с грязным велосипедом. В это время молния осветила гостя.

– Прошу прощения! – пропел мужичок. – Олег Петрович, путешественник!

Представился он.

– Еду из Внуково в Калугу… можно я присяду на стул с вашего разрешения?

– Да, садитесь, вы совершенно мокрый, может… – в это время Владимир осветил гостя фонарём, – водочки выпьете… для согрева?

– Не откажусь, не откажусь, молодой человек!

Владимир по-хозяйски налил гостю сразу полстакана и себе плесканул чуть-чуть.

– Вот, спасибо, хорошо! – гость выпил резко водку и аккуратно поставил пустой стакан на стол и, не стесняясь, взял банку с недоеденной тушёнкой и стал есть.

– Знаете, а вы добрый… не каждый отважиться ночью, в такую погоду открыть дверь незнакомому… Да ещё и водкой угостить. Я – учитель физики в школе… Преподаю, знаете, физику… – продолжал говорить Олег Петрович. – Так вот, смею заметить, что Циолковский был прав. Эра межпланетных путешествий началась. Лет через десять человек полетит на Марс, а потом – на Луну…

– Да на Луну американцы вроде три года тому назад высадились…

– Ой, ой, что я говорю! Я, конечно, ошибся – на Венеру я хотел сказать. А у вас ещё тушёночки не найдётся, так есть хочется!

Владимир полез в свой рюкзак и поставил перед гостем «Великую китайскую стену». Банка была последняя. Гость ловко открыл банку консервным ножом и столовой ложкой стал быстро уплетать тушёнку.

– Я Вам, молодой человек, прямо скажу – конечно, эра межпланетных перелётов открыта американцами, но мы, русские, ещё не сказали своего последнего слова, я точно знаю…– и он понизил голос.

Его тень на стене сарая стала походить на остроносую крысу, и Владимиру вдруг сделалось не по себе.

–…что нашими учёными ведутся секретные разработки на межпланетный полёт к созвездию Лиры к звезде Вега. Вы знаете, – он ещё больше понизил голос, как будто в этом сарае стоящим на отшибе деревни его могли подслушать, – Вы знаете, около Веги вращается планета Альтана, а она населена разумными существами. Плесканите ещё водочки, а то боюсь простудиться.

Владимир вылил остаток водки путешественнику. И тот, не выпуская банку тушёнки, быстро выпил водку и совсем тихим голосом продолжил:

– Альтана, обитаема, уже десять миллионов лет… Вы представляете, молодой человек, какой уровень цивилизации там существует?.. Там нет понятия жизни ради наживы, денег, имущества, Там нет злобы, зависти, болезней. Там нет войн. Там – рай, как его понимают у нас люди на Земле. Там – общество Любви и Процветания…

– Но, если там десять миллионов лет, как вы сказали, существует такая развитая цивилизация, то я не понимаю, почему они до сих пор не прилетели к нам…– вставил в беседу своё видение темы Владимир.

– А я Вам, молодой человек, скажу, они у нас были, но видя на какой стадии развития, мы находимся, они отказались от контакта с нами. Они за нами наблюдают, но не вмешиваются в наш путь развития. Я Вам больше скажу, Ещё выпить нечего?

– Больше нет, – ответил Владимир смущённо, – с лесничим пили… вот всё, что осталось…

– Жаль, а то бы я вам такое рассказал, такое…

Гость достал из нагрудного кармана пачку сигарет, замотанных в полиэтилен, достал сигарету и чиркнул зажигалкой. Владимир (с целью экономии батареек) фонарь то включал, то выключал. Сейчас он видел перед собой только красную точку сигареты Олега Петровича.

– Я, молодой человек, почему еду в Калугу?.. У меня тут виденье было… Мне повидать надо Константин Эдуардовича Циолковского…

– Да он же давно умер, – вырвалось у Владимира.

– Это как посмотреть… Циолковский мне один совет дать должен, – огонёк в ночи от сигареты разгорелся и освещал часть лица Олега Петровича, и от этого освещения лицо его выглядело, как кусок свежего мяса.

Владимиру вдруг стало страшно. Он понял, что сидит в глубокой ночи с сумасшедшим, у которого очень странные мысли.

– А то я не знаю – участвовать мне в межпланетной экспедиции или нет?

Дождь на улице практически закончился, гроза уходила на Москву, но оставались огромные лужи, освещённые появившейся Луной, вынырнувшей из-за туч. Владимир с Олегом Петровичем вышли на свежий воздух и наблюдали изменения погоды от сильной грозы к спокойной, умиротворённой ночи.

Всё вокруг дышало и благоухало. Даже доски сарая перестали пахнуть плесенью, а пахли свежим, вымытым деревом.

– Хорошо, очень хорошо, – сказал тихо Олег Петрович, – но, на Альтане лучше – там погода другая, она не такая агрессивная, как на Земле, там всё спокойнее и гармоничнее…

– А вы что, там бывали? – задал вопрос Владимир и тут же пожалел, что спросил.

– Я, молодой человек, там родился, а сюда, к вам на Землю, попал случайно… случайно… понятно? А теперь давайте спать, вы же меня не выгоните на улицу в такую мокроту в два часа ночи, да и на велосипеде будет трудно двигаться по грязи.

И Владимиру ничего не оставалась делать, как пригласить странного путешественника опять в сарай и предложить ему расположиться на ночлег на сене, отдав ему один из матрасов.

Они легли – один на кровать, другой на сено, и наступила тишина, но Владимир не спал и прекрасно понимал, что странный гость тоже не спит.

«Какой он странный, однако, – Калуга, Циолковский, Вега, Альтана, хрен знает что у этого Олега Петровича в голове… лечиться ему надо, а не ездить по ночам на велосипеде, а ещё в школе физику преподаёт… В Белых столбах ему надо лежать…»

– Я совсем не сумасшедший, молодой человек… у меня справка есть, что я дееспособный и преподаю физику, а в Белые столбы, в клинику, меня хотели действительно положить… ну, ладно, давай спать…

Владимир в этом месте вспотел, и сердце его забилось в учащённом ритме.

«Он что, мысли, что ли, может читать, и вообще, как он вышел на меня, как он понял, что в заброшенном сарае кто-то есть?..».

– Очень просто: у нас на Альтане очень много информации берётся за счёт обоняния. Мы по запаху ориентируемся, ты, Владимир, очень нервничал, когда лежал один в ночи и поэтому испускал много запахов страха, поэтому я тебя легко нашёл в темноте, когда ехал по грязной лесной дороге… ну, ладно, надо спать!

В этом месте Владимиру совсем стало не до сна. Он встал и вышел из сарая на свежий воздух.

«Ну и день! Виктор Иванович, самогонка, сарай, ёжик. То гроза шальная налетела ни с того ни с сего, то этот путешественник, хрен знает что… видимо, пить надо меньше…».

Владимир вернулся и лёг на кровать, закрывшись с головой в одеяло.

– Не нервничай, всё будет хорошо: денег заработаешь, жену с тёщей и тестем порадуешь, но поначалу будет непросто… ну, ладно, будем спать, —опять раздался голос с сеновала Олега Петровича.

Утром Владимира разбудило урчание мотоцикла рядом с сараем. Он спрыгнул с кровати и сразу столкнулся лицом к лицу с Виктором Ивановичем.

– Долго спишь, Москва!

Владимир провёл по лицу рукой и резко повернулся, чтобы посмотреть на сеновал. Но там никого не было.

– А где Олег Петрович? – задал он вопрос лесничему.

– Какой ещё Петрович… видать, ты вчера после моего отъезда водку-то допил и ещё, наверное, добавил. Вот как от тебя несёт! Так нельзя, ты теперь на работе и должен с утра быть трезвым и чисто выбритым.

Владимир тем временем внимательно осматривал сарай, пытаясь обнаружить следы странного гостя, но ничего не обнаружил. Чистая посуда аккуратно стояла на столе, пустая бутылка из-под водки и банки из-под тушёнки были сложены в какой-то картонный ящик. Даже, что его больше всего поразило – матрас, который, как Владимир помнил, отдал гостю, лежал на его кровати.

– Что за чертовщина! – сказал он вслух. – Вчера у меня тут один странный мужик заночевал, а сегодня его и следа не осталось, как будто это мне всё приснилось…

– Пить надо меньше, – подвёл черту под разговор Виктор Иванович, – давай собирайся, я тебе место работы покажу.

И он с этими словами достал из люльки мотоцикла четыре топора, жала которых, свежее отточенных, горели на солнце.

– Вот этими будете работать, а не той хренью, которую ты привёз из Москвы…

И он недовольно покосился на топор Владимира, стоящий при входе в сарай. Через пять минут они ехали по разбитой и раскисшей дороге в сторону леса.

Владимир ещё не мог отойти от своих мыслей и вдруг спросил Виктора Ивановича:

– А ночью гроза была или мне она приснилась?

– Приснилась, – односложно ответил лесничий и резко завернул в лес.

Там, остановившись на просторной поляне, Виктор Иванович слез с мотоцикла, взял из люльки топор и пошёл показывать Владимиру, как проводить «чистку леса».

– Твоя задача и твоих пацанов, когда они приедут, вырубать сухие и сгнившие деревья… как бы прореживать лес. Чтобы из леса сделать парк. Понятно?

И с этими слова Виктор Иванович ловко вырубил небольшую осинку.

– Видишь, она наверху сухая, значит, расти и развиваться вряд ли будет. А вон, видишь, сразу пять берёзок как бы из одного куста растут? Значит надо что?.. – сам себе задал вопрос лесничий. – Надо их проредить!

И он двумя ударами топора вырубил две средние берёзки, оставив три.

– Вот, другое дело! – сам себя нахваливал Виктор Иванович. – Теперь они будут развиваться быстро и гармонично.

Срубленные деревца он складывал в одно место, предварительно забив два кола по полтора метра высотой.

– Вот так, в таком ритме танца, надо очищать лес и делать из него парк, как я уже говорил. Ничего сложного, главное – срубленные деревья складывать в одном месте один на один и на четыре метра. По таким кучкам я буду оценивать вашу работу. Халтурить не дам, а денег, если будете делать всё правильно, как я показал, дам! Вопросы есть?

– А сколько вы будете платить за одну такую кучку?

– Есть расценки лесничества, есть нормативы. Где-то… рубля…—Виктор Иванович скривил лицо и почесал затылок, – четыре с копейками.

– Немного! – озадаченно сказал Владимир. – Сколько же надо этих куч поставить, чтобы получить, скажем, сто рублей?

– Сам считай, Москва… я эти нормативы и расценки не устанавливал. Они нам в лесничество спущены государством… советским.

Потом они ехали обратно на мотоцикле по той же дороге и молчали.

Перед самой деревней Виктор Иванович завернул в сторону озера.

И через несколько минут, он, раздевшись, уже бросился в воду, и широко размахивая руками, резками движениями-«саженьками» поплыл к небольшому островку, лежащему в двухстах метрах от берега. Владимир не очень разделял энтузиазм Владимира Ивановича, что-то настроение у него было «не то». Но, тем не менее, он тоже разделся и, зайдя в воду по грудь, чуть-чуть поплескался у берега. Вода на удивление была прозрачная и очень тёплая.

– Давай сюда, Москва! – кричал лесничий, уже находясь на острове. – Покажи нам, деревенским, как в городе плавают, ха-ха-ха!

Но, на слова Виктора Ивановича Владимир, наоборот, вышел из воды и стал одеваться – у него совершенно не было настроения шутить и, тем более, что-то показывать.

Пока Виктор Иванович плыл обратно, наш герой прохаживался по берегу и мрачно соображал, «что, наверное, опять вляпался в какое-то говно, что здесь, в лесу, денег не поднять…»

Это сколько же надо этих куч поставить, сколько сухих деревьев срубить, чтобы заработать двести рублей в месяц? Он произвёл несложный подсчёт, и у него получилось сорок четыре кучи. Затем он разделил эту цифру на двадцать четыре дня, это столько, сколько он собирался работать в Подмосковье, и у него получилось почти две кучи в день. Да, надо работать с утра и дотемна, тогда, может быть, и выйдешь на цифру сорок четыре.

– Что такой мрачный? – одеваясь, спросил Владимира лесничий. —Небось, думаешь, что денег не сможешь заработать у меня! Так я тебе отвечу словами Ленина накануне Великой Октябрьской Революции – «Главное – вмешаться». Поработаешь несколько дней, там, смотришь, бойцы твои приедут. А вместе работа спорится, да и мастерство пойдёт. Веселей, Москва, всё будет хорошо!

Виктор Иванович вскоре уехал, а Владимир в сарае дожевал последнюю банку тушёнки и решил полежать пару часиков, а потом пойти в лес и поработать.

Он уснул, и ему снился то Виктор Иванович, весело плескающийся в воде, то Олег Петрович, тоже плескающийся в воде, то его жена, что-то говорившая и предупреждавшая, то мрачный тесть, который точил топор…

В три часа, когда солнце ещё стояло в зените, наш герой выбрал поострее топор (потрогав пальцами лезвие), налил в пустую бутылку из-под водки воды (воду попросил у Марии Ивановны) и отправился в лес, на место работы. Идти пришлось минут двадцать пять.

В лесу было тихо, прохладно.

Владимир легко нашёл место, где лесничий показывал премудрости лесной работы. «Ну что, начнём!» – сам себе сказал Владимир, почему-то перекрестился и начал искать сухие деревья. Действительно, уже через час работа у него просто кипела, он наполовину уже составил кучу, и это обстоятельство укрепляло в нём веру, что Виктор Иванович прав, что главное – начать, и что мастерство будет расти изо дня в день.

Часа через два работы, рубашка Владимира промокла от пота, в рот и в глаза всё время попадала сухая труха от срубленных деревьев. Начали кусаться слепни, появилась усталость, но и кучка срубленных деревьев приближалась к тому размеру, который указал Виктор Иванович. «Так, ещё немного, ещё чуть-чуть, как там пел актёр Ножкин в кинокартине “Освобождение”?..» – сам себя подбадривал Владимир.

Ещё через полчаса кучка была готова.

«Ура!» – сам себе просалютовал Владимир, допил воду и пошёл в деревню. Не доходя до деревни, он также свернул к озеру и с удовольствием бросился в освежающую воду и «кролем» поплыл к островку. Когда он вернулся назад, то с удивлением обнаружил недалеко от того места, где он разделся, несколько молодых женщин с маленькими детьми.

Они очень внимательно наблюдали за нашим пловцом.

– Классно плавает! – сказала вдруг одна из женщин, ни к кому не обращаясь, и вроде, даже, не глядя на Владимира.

– Наверное, спортсмен, – ответила другая.

– А почему с топором, может, маньяк? – встрепенулась третья и прижала к себе своего ребёнка – миленькую девочку лет пяти.

У Владимира появился прекрасный повод с ними познакомиться, но он не сделал этого. Он быстро оделся, подхватил свой топор и широко зашагал в деревню.

В сарае его никто не ждал, всё также слева стояла железная кровать и колченогий стол с керосиновой лампой. Но самое ужасное, что у Владимира нечего было поесть. Тушёнка кончилась, водки не было, а был только чай и килограмм конфет «слива». Владимир сбегал за кипятком к Марии Ивановне, заварил чай «три слона» и начал его пить с конфетами.

Он выпил две кружки (каждая по триста грамм) крепкого чая и съел полкило конфет «слива», и лёг спать.

После двухчасового махания топором, Владимир мгновенно заснул, но через три часа, где-то около двенадцати ночи, он проснулся (видимо, начал действовать чай) и, как ни вертелся, как ни крутился на своей скрипучей кровати – уснуть уже не мог.

А тут ещё запели комары, и опять под кроватью засопел ёжик. Разные мысли закрутились в его голове. «Что, вот, он сегодня уже заработал, не очень умея, четыре с лишним рубля. А завтра он, наверняка, осилит две кучи, а послезавтра, уже с бригадой, может быть, и три! Это почти пятнадцать рублей в день, а дней рабочих ещё больше двадцати. Это сколько же получиться за отпуск?.. Правда, еда кончилась, а на одном чае долго не протянешь, но завтра должны приехать «его бойцы» и наверняка у них будет «жрачка».

– А если они не приедут, – задал он себе неприятный вопрос, – задержатся или ещё что? Что тогда делать? И чтобы об этом не думать, сейчас надо спать, утро вечера мудренее.

Уговорил он сам себя и уснул.

Владимир проснулся рано, был отличный солнечный день, и ему почему-то не хотелось идти на работу, а хотелось долго-предолго лежать на кровати и любоваться через щели сарая на природу. Но он заставил себя встать, попить чая, сказав слова признательности Марии Ивановне за кипяток, и пойти в лес на работу. Опять он рубил сухие деревья, опять их складывал в размеченную кучу метр на метр и на четыре. Опять через два часа работы пот катил по его затылку, спине и скатывался в кеды.

Слепни безбожно кусали его в шею, в руки, и противная сухая труха лезла в глаза, рот и уши. Но, тем не менее, к обеду он сделал ещё одну кучу и, удовлетворённый своей работой, пошёл в деревню.

И в этот раз он зашёл к озеру, быстро искупался, сил было мало и не было настроения, да и не было стимула показывать своё мастерство в плаванье, потому что женщин с детьми не оказалось на берегу.

«Да, ну и ситуация!» – уже сидя в сарае и попивая свой чай с конфетами размышлял Владимир. «Если сегодня ребята не приедут, то завтра с утра пойду в магазин, как-то питаться надо, а то я от чая ноги протяну».

И он с этими мыслями зашёл к Марии Ивановне, ещё раз поблагодарил её за кипяток и спросил у неё, где ближайший магазин. Она объяснила, «что сельпо находится недалеко отсюда, в деревне Сбруево, восемь вёрст по прямой…»

Наступил четверг, погода была великолепная, лёгкие облачка бежали по небу, как на библейских картинах. Было очень тепло и хотелось жить, любить. Владимир попил чай с последними конфетками и, понимая, что ему надо принимать волевое решение, вместо работы отправился в магазин, что был в деревне Сбруево.

Он шёл по дороге, которая петляла через поля и небольшие рощи.

Дышалось великолепно и виды русских просторов успокаивали нашего героя. «Ничего страшного, что ребята не приехали, видимо, какая-то задержка… еды куплю, поем, отдохну и завтра с новыми силами две, а то и три, кучки сделаю… Я и один с этой чисткой леса управлюсь».

Вот такие мысли крутились у него в голове, когда он через два часа дошёл до деревни Сбруево. В сельпо (к радости нашего героя) продавалась водка по три рубля шестьдесят две копейки, сырки «Дружба», консервы, «Кильки в томате», хлеб и подсолнечное масло.

Тут же, на прилавке. сСояли валенки, резиновые сапоги, домашние тапочки, эмалированные кастрюли, чугунные сковородки, мышеловки, бутылки с краской, бутылки с керосином, удочки и огромный электрический пылесос «Буран»…

Владимир, а у него было десять рублей в кармане. Сразу купил две бутылки водки. Десять сырков «Дружба». Две банки консервов, хлеб, конфет (опять килограмм карамели, правда «лимонных») и зачем-то подсолнечное масло. Назад он шёл весело, почти летел от радостного возбуждения, что по приходу в свою деревню, наконец, что-то поест и треснет водки.

«Водка – это же энергия, это те же калории, только в жидком состоянии!» – приблизительно так он рассуждал, когда спускался по дороге в небольшой овраг.

Но теперь Владимиру было трудно идти: во-первых, он устал, а во-вторых, солнце поднялось высоко и начало невыносимо палить ему голову.

Он присел за небольшим кустиком и маханул водки, прямо из горла, закусив половинкой сырка «Дружба». Ох, как горячо, живительно разлился по его внутренностям продукт по цене три рубля шестьдесят две копейки!

Через несколько минут он бойко шёл по дороге, напевая какую-то детскую песню. «Как нам весело шагать по просторам, по просторам, по просторам, и, конечно, подпевать лучше хором, лучше хором!..».

Через два часа он был на месте в своём сарае.

Осмотрев свою покупку, Владимир маханул ещё водки, теперь, правда, налив в стакан и заев сей напиток полноценным сырком с хлебом, и вдруг решил подарить подсолнечное масло Марии Ивановне «за доброту и ласку».

Мария Ивановна, когда увидела не очень трезвого «квартиранта» с бутылкой подсолнечного масла, который совал эту бутылку ей в руки, даже прослезилась:

– Ой, – запричитала она, – ой, да я тебе сейчас деньги-то отдам!..

– Не надо ничего, мамаша… это вам подарок от меня! Я вам очень благодарен, что Вы спасли меня от голодной смерти…

Дальше Владимир выпил ещё и никуда не пошёл, так как находился за целый день и завалился на кровать. Проснулся он глубокой ночью, сердце его почему-то сильно билось и очень хотелось пить.

Но воды в сарае не оказалось и он, освещая дорогу фонарём, пошёл к колодцу, прихватив с собой свою кружку на триста грамм.

Летняя ночь раскинула над ним миллиарды звёзд, чётко просматривался Млечный путь. Вон – Альтаир, вон – Арктур, а вон – Вега, созвездие Лиры. Это откуда Олег Петрович, вроде, прилетел.

В этом месте дорога к колодцу резко, под девяносто градусов, заворачивала, и наш герой поскользнулся и полетел в канаву, уронив фонарь и потеряв кружку. В канаве он лежал в высокой нескошенной траве, и ему было очень хорошо вот так лежать и смотреть на звёздное небо. Вон метеорит упал, вон какая-то звезда пульсирует, подмаргивает, то фиолетовым цветом, то – тёмно-красным.

Только через час Владимир добрался до колодца и, наконец, напился воды. Ему было хорошо стоять рядом с колодцем, пить ключевую холодную воду и любоваться ночным небом Подмосковья.

«Нет, всё-таки жизнь – это классная вещь, это так восхитительно, так удивительно жить на свете! Вот, когда этот Мир образовывался, где я был, а? Меня не было, а теперь я есть, я Есмь, вот как! И мне так хорошо сейчас, потому что я живу на этом Свете».

Владимир вернулся в сарай и рухнул на кровать. Проснулся он к вечеру следующего дня энергичным и бодрым. Но солнце уже заходило, и идти в лес на «санитарную чистку» было уже поздно, и он решил пройтись по окрестностям.

За озером, за ивами, растущими на берегу, едва проступали крыши дачек. Владимир решил направиться туда. Темнело, в западной части неба солнечные лучи ещё золотили небольшие облачка, но на земле вечер переходил в сине-фиолетовые тени. Владимир ещё хорошо различал дорогу, уходившую от озера к дачам. Около первого дома он замедлил свой шаг и с удовольствием заглянул в освещённое окно.

Экран телевизора, старик, сидящий перед ним, налево от окна – женщина, что-то вяжущая, и дальше – маленькая девочка на корточках, кормящая кошку. От такой мирной, умиротворённой, знакомой картины Владимиру стало очень грустно. Наверное, в Москве моя жена так же смотрит телевизор, поливает цветы, а я здесь ничего не делаю, толком не могу заработать деньги…

– А-а-а-а, твою мать! – резкая боль в левой ноге пронзила Владимира.

Дворовая собака, ощетинившись, страшно зарычала на него, показывая свои слюнявые клыки.

– А-а, чтоб тебя, чья это, блядь собака?! – дико закричал Владимир с перекошенным лицом, разглядывая свои порванные брюки и рваную рану на ноге.

Собака, укусившая его, завывая, скрылась в каком-то дворе, а Владимир прислонился к забору той самой дачи, перед которой он остановился, и продолжал ругаться.

– Твою мать, твою мать, чтоб тебя… грёбанный подлый пёс, исподтишка подкрался, подлец…

– Что случилось? Кто так кричит? – рядом с Владимиром открылась калитка и перед ним появилась женщина лет тридцати пяти с приятным русским лицом.

– Да вот, – сдавленным голосом Владимир объяснил ситуацию, – какая-то собака меня цапнула за ногу и скрылась вон в том дворе…

– А, это братьев Митиных собака! Дурная, как и Митины! Управы на них нет! Только жрут водку с утра до ночи, дерутся меж собой и собак своих не кормят и не привязывают…

– Что там, Вера? – из соседнего дома с другой стороны улицы появилась ещё одна женщина.

Она подошла и сразу сказала:

– А, спортсмен… что Вы здесь делаете в такое время суток, а может, вы действительно маньяк?.. – заулыбалась она во весь свой рот.

Владимир тоже её узнал – это была одна из женщин с озера.

– Маша, здесь не до шуток! Молодого человека покусала собака Митиных, надо его показать врачу, вон как кровь капает…

– Только в пионерлагере есть врач и медсестра, – ответила тревожно Маша, – но здесь неблизко – больше километра. Дойдёте?

– Дойду, – сморщившись то ли от боли, то ли от расстояния, которое ему надо будет пройти, ответил Владимир.

И, поблагодарив женщин, заковылял в ту сторону, в которую ему указали. Но, сделав несколько шагов, он застонал и опять прислонился к забору, понимая, что он этот километр в таком состоянии не пройдёт.

– Стойте! – закричала Маша. – Я Вам помогу!..

И тут же из дома выскочила Вера, которая уже сбегала к себе на дачу, прихватила какие-то бинты, йод и огромный фонарь.

– Я тоже с вами, давайте перевяжу рану, а то вы кровью изойдёте, пока дойдём до лагеря.

И она ловко бинтом перехватила рану вместе с порванными брюками.

Затем они потихоньку двинулись уже почти по невидимой дороге в сторону пионерлагеря. Вера время от времени включала фонарь, освещая дорогу. А Маша поддерживала нашего героя, который, сильно хромая, старался не показывать, как ему больно. Женщины по дороге всё время говорили о разной чепухе, но, всё же, между своей болтовнёй выяснили у Владимира, кто он и что делает в лесу.

– Вот Вы, Владимир, рассказали нам, что не любите тёщу с тестем, что они всё время говорят о деньгах, а как вы хотели, если они свою любимую дочь отдали замуж за вас! Деньги – это мерило современной жизни… И вы должны обеспечивать семью. Дети у вас есть?

– Жена беременна, в начале августа должна рожать…

– Вот видите – беременна!.. Это ещё больше вас должно стимулировать к зарабатыванию денег. А вас вон собака покусала, – с небольшим юморком над нашим героем подтрунивала Маша.

– А я и зарабатываю. С чего я припёрся к вам в Подмосковье, мне что, больше делать нечего? Я – младший научный сотрудник и работаю над диссертацией, – отвечал Владимир, не очень понимая, что Маша, подкалывая, отвлекает его от боли в ноге.

Владимир в свою очередь узнал, что Маша разведена, а Вера – замужем за дипломатом, который в настоящее время находиться в командировке в Париже.

Через полчаса совсем стемнело, и дороги практически уже не было видно. Боль в ноге усилилась, и Владимир был благодарен двум женщинам, которые в поздний час отправились провожать его в пионерлагерь.

Наконец, они дошли до небольшой плотины, перегораживающей речку, а за ней, как раз, располагался лагерь. В лагере все уже спали, и не было никакой возможности у кого-либо спросить, где находится медсанчасть.

Медленно двигаясь между освещёнными домиками пионеров и вожатых, две женщины и Владимир неожиданно столкнулись с молодой привлекательной девушкой, одетой в купальник, с большим махровым полотенцем в руках.

– Вы не скажете, где у вас медсанчасть расположена? – спросила у неё Вера.

– А что случилось? – встревожилась девушка, разглядывая Владимира.

– Надо молодому человеку оказать медицинскую помощь – собака покусала…

– Собака – это серьёзно! Может, она переносчик бацилл бешенства! – забеспокоилась девушка. – Давайте я вас провожу.

Вскоре они вошли в небольшой белый домик, на котором развивался флаг с красным крестом.

– Вот, Марья Алексеевна, – с порога девушка, которую звали Даша, (она оказалась медсестрой), начала объяснять ситуацию молодой, миловидной, лет тридцати, женщине в очках. – Собака покусала, как бы ни бешенство…

– Ну, Даша, сразу бешенство…

– Снимайте брюки! – это уже нашему герою. – Что стоите, как будто у вас столбняк?

Весело сказала врачиха.

– А ты, дорогая, – это уже Даше, – готовь шприц, сделаем комплексный укол от всех зараз сразу. Как вас зовут?

– Владимир.

– Снимайте, снимайте! Штаны, майку… всё снимайте! А вы, пока мы будем лечить вашего приятеля, пойдите искупайтесь, у нас отменный пляж! – это она обратилась теперь к Маше и Вере.

Женщины ушли купаться, а Марья Алексеевна обработала рану покусанному герою перекисью водорода, а потом залила её йодом и крепко перебинтовала, весело комментируя свои действия.

– Так, кость не задета, крупные артерии не повреждены, вижу – мужское достоинство на месте… Даша, что ты так со шприцем долго возишься? Всё норовишь исподтишка подсмотреть полуголого молодого человека. Да, он хорош, спортивен, накачан, но сейчас ему не до тебя! Вот вылечим его, и он – твой, а сейчас, дорогая, потрудись мне передать шприц. Да, молодец… и отвернись!

– Ой! – это уже Владимир вскрикнул, когда почувствовал, как игла вошла ему в ягодицу.

– Так, отлично! – и Марья Алексеевна со звоном кинула шприц в железный лоток. – До свадьбы заживёт, но только, молодой человек, неделю алкоголь не пить, с девушками не спать, в водоёмах не купаться…, а сейчас домой, баиньки! Если станет хуже…, обращайтесь к нам, поможем! Всё, Даша, можешь смотреть на своего Аполлона!

Весело сказала докторша и пошла мыть руки.

А Даша подошла к Владимиру и стала заглядывать ему в глаза.

– Больно? Лучше не стало?

Тут Владимир, наконец, разглядел молоденькую медсестру.

Стройная блондинка, лет двадцати двух, с высокой грудью, которая выпирала из-под обтягивающего халата (когда Даша успела надеть белый медицинский халат – Владимир не заметил), с большими зелёными глазами, произвела на него сильное впечатление.

Он сразу выпрямился, перестал думать о своей ноге и бодро сказал:

– Всё отлично, Дарья, вижу, у вас высокая квалификация медработника…

В это время появилась Марья Алексеевна и озабоченно сказала:

– А давайте, Владимир, вы придёте к нам завтра и покажете рану, перевязку, всё же, необходимо делать каждый день.

В этом месте разговора Даша очень обрадовалась и чуть ли не захлопала в ладоши:

– Я же вам говорила, что у Владимира – опасная рана, и она требует повышенного ухода, эти деревенские собаки… такие безобразные…

Здесь в медсанчасть вошли Маша и Вера, они внимательно посмотрели на Владимира, Дашу и врачиху. Ничего не ускользнуло от их пристального взгляда.

Обратно шли молча, и Маша уже не поддерживала Владимира, хотя он хромал не меньше, чем два часа тому назад. Перед входом в посёлок Вера вдруг слегка прижалась к Владимиру своим разгорячённым телом.

– Ну, тебе – туда, а нам – сюда. Сам дойдёшь?

– Дойду, – промямлил Владимир.

– Если хочешь, мы тебя завтра навестим! – продолжила говорить Вера, в то же время, отстраняясь от Владимира. – Ты нам говорил, что в сарае расположился около деревни… так мы придём, хорошо?

И женщины повернули в поселок, а Владимир заковылял к себе в сарай. Как только они скрылись из виду, покусанная нога заныла со страшной силой, и Владимир с трудом добрался до своего постоя.

– Твою мать! – сидя на кровати и снимая с себя одежду, сквозь зубы матерился наш герой. – Еда опять кончается, бригады нет, работа стоит… и тут ещё эта гребанная собака, как бы действительно бешенство не началось. Кажется, у меня температура повышается. Водки, что ли выпить… Докторша, правда, не велела, а хрен ли не велела, когда вон всего трясти начинает!.. Во время войны всем раненым всегда давали спирт!

И Владимир налил себе полстакана водки, резко выпил её и заел последним сырком «Дружба». Кильку есть ему не хотелось. Через несколько минут стало лучше, озноб, который пошёл по телу, пропал. Владимир налил себе ещё водки, но теперь плесканул на дно стакана, потому что кроме конфет и кильки в банке, закуски больше никакой не было, даже хлеба.

«А Дарья хороша! – пошла пьяная мысль в голове. – Вроде я ей понравился, вот бы с ней загулять! А эти тётки смешные… сразу ревновать начали. На десять лет меня старше. Правда, Верка тоже хороша, такая штучка! Вот ситуация, кругом классные дамы, а я покусанный весь, без жратвы, без бригады, лежу тут. А как там моя жена… вот завтра, если Бог даст, пойду на перевязку и из лагеря позвоню в Москву жене и на работу. Где этих парней носит, приедут они или нет?

Утром Владимира разбудил шум мотора мотоцикла. Это был Виктор Иванович.

– Ну, ты и горазд, поспать, Москва, время – десять часов, а у тебя конь не валялся, ты должен давно быть в поле, то есть в лесу! Так, при таком отношении к работе, ты денег не заработаешь…

– Да меня вчера, Виктор Иванович, собака покусала! Всю правую ногу разодрала…

– Это где ж тебя угораздило?

– Да, на дачках. Пошёл вечером погулять, и вот такой компот!

– А не хрен по ночам болтаться… на баб, что ли, потянуло? У тебя – семья, у тебя – жена беременна, как ты сам мне говорил, и ты должен думать только о работе! Работаешь восемь-десять часов, пока пять-шесть куч не сделаешь, вот, я на тебя посмотрю, какие у тебя бабы будут в голове! И только так можно заработать в лесничестве серьёзные деньги…

Потом он вытащил из люльки мотоцикла бензопилу «Дружба».

– Бери, пригодиться, большие сухие деревья пилить, их тоже убирать надо! Да, а где твоя бригада? Ты говорил, что они в среду должны приехать, а сегодня – суббота и я их что-то не вижу.

– Я их тоже не вижу! – зло сказал Владимир. – К вечеру пойду в пионерлагерь, буду звонить.

–Давай, звони, а то время идёт, а работа стоит.

И он уехал, а Владимир опять лёг. Ногу продолжало крутить, а тело начало опять знобить.

– Лесничий, тоже мне, хрен лысый! Нет, чтобы поинтересоваться, как я себя чувствую, отвезти меня на мотоцикле в медсанчасть или в местную больницу, так нет, давай скорее деревья руби, а то план я не выполняю. Так, наверное, во время войны комиссары заставляли раненых бойцов вставать в строй. Что, нога прострелена, истекаешь кровью?.. Херня, бери винтовку и бей фашистских гадов. Родина тебя не забудет!

– Доброе утро, мы пришли, как обещали, – и в дверях сарая показались женские лица.

Это были Вера и Маша. Владимир от их появления слегка опешил.

Они поставили какие-то пакеты на стол, тут же начали в сарае наводить порядок, что-то мыть, что-то убирать. Затем сбегали к Марье Ивановне, заняли у неё кипятка, и скоро втроём начали пить чай, есть варёные яйца, макая их прямо в соль, и весело болтать о житейских делах.

– Галька со своим сыном уехали сегодня в Москву – тёща заболела, – рассказывала, почему-то очень весело, Маша, – вот и отдохнули, а собирались на даче пожить два месяца…

– Это какая Галька, которая на Красной улице живёт?

– А то ты, Вер, не знаешь, неделю назад за почтой вместе ходили…

– А, эта… такая вся манерная и «воспитанная». Это, Соня, не трогай, Это, Соня, не бери. это, Соня, не ешь, помыть надо! Так она воспитывает свою дочку, а зачем такой контроль, если дача, природа какая…

– Ну, как ты, Володя? – не сбавляя темпа разговора, продолжала Вера, как бы вдруг вспомнив о больном. – Как твоя нога?

– Да крутит и ноет…

– Мы тебе сейчас перевязку сделаем, если крутит! – продолжала говорить с напором Вера, видимо, крепкий чай начал действовать на неё. —Мы вот тут бинты принесли, йод, перекись водорода, чего тебе переться в пионерлагерь?.. Километр – туда, километр – обратно, это не будет полезно тебе и твоей ноге…

– Да мне бы из лагеря в Москву позвонить надо, узнать, почему мои ребята не едут. Обещали в среду…

– Ребята обещали, Давай сюда ногу, потерпи! Наверное, кровь прилипла к бинтам. Я сейчас перекисью водорода её отмою, вот так, молодец… Тебе хотя бы два дня отлежаться надо, а там, глядишь, и ребята твои подъедут.

– А кто работать будет, кто план будет выполнять? Уже три дня не работаю, и бойцов моих нет.

– Так, держи ногу! Ну, что, – сказала Вера, – рана подсыхает…

– А что так крутит?

– Крутит–не крутит… сам, что ли, не видишь – рана подсохла, нагноения нет. Давай буду тебя бинтовать, хватит рассматривать укус, всё в порядке!

И Вера энергично стала перевязывать ногу нашему герою, и прядь её волос время от времени касалась ноги Владимира. Ему вдруг стало так хорошо, так замечательно.

Две очаровательные женщины так заботливо ухаживают за ним, так беспокоятся о нём. Кормят его, поют его вкусным чаем с вареньем, о чём ещё можно мечтать ему в его положенье!

«Жизнь всё-таки классная штука» – Владимир с умиленьем смотрел, как Вера бинтует его ногу. «А где-то там – Дарья, а до неё идти и идти, а вот рядом – классная женщина, её руки такие нежные и она такая желанная, ну и пусть, что старше меня, какое это имеет значение! Я её уже хочу».

И Владимир своей рукой нежно погладил круглое плечо Веры.

– Ты чего? – встрепенулась женщина и внимательно посмотрела на нашего героя. – Больно? Или уже поправляешься, и шалить начинаешь? Так ты того, лежи смирно и помни, что я женщина замужняя и разные там «шуры-муры» – это не ко мне… вон к Машке приставай, она у нас разведённая… ха-ха-ха!

Машино лицо сразу вспыхнуло огнём, женщина тяжело задышала.

– Ну, знаешь, Вера, за себя отвечай, а на меня переводить стрелки нечего!..

– Хорошо, хорошо, девушки, – вмешался Володя, – давайте не будем спорить! Вы такие замечательные, такие удивительные, восхитительные, спасли меня от голодной смерти и от тяжёлой травмы. И я предлагаю сегодня вечером… пойти в лес. (Владимир ещё не придумал, зачем идти в лес.) Пойти в лес и сделать до неба костёр…

– Лучше лежи, придумщик ты наш, – мягко сказала Вера, заканчивая бинтовать ногу.

– Тебе что врачиха сказала? – подхватила разговор Маша. – Целую неделю из дома не выходить, водку не пить и с девками не гулять, а ты ночью в лес – костёр до небес! Всё, лежи, отдыхай, мы к тебе завтра с утра придём.

И они ушли.

Владимир остался один, и у него сразу испортилось настроение. «Куда пошли, зачем пошли, ах да, у них дети, старики, их тоже надо кормить. А Верка, всё-таки хороша, такая приятная, такие округлые плечики, и сиси, такие округлые из-под сарафана выглядывали, когда она наклонилась ко мне… Да, с ней загулять было бы здорово! Да и Машка тоже ничего, такие у неё колени привлекательные, правда, всё время комплексуется и краснеет. Эх, до чего же хороши девки на Руси! Я теперь понимаю татар, которые при своих набегах на наши земли в средние века наших девок так ценили. Что у татар есть? Чёрные, волосатые, коротконогие бабы. Ну, конечно, бывают и у них красотки с горящими, как уголь, глазами. Но их мало, единицы…, а наши, ух, мурашки по коже! А что это я так распылился?.. Да, а как не распылиться, если с женой любовью последний раз занимался месяца три назад. Она всё “не надо, не надо…, выкидыш может быть”».

Владимир повернулся на бок и задремал, и приснилось ему, что у него гарем, и что он – шейх где-то на востоке. Девушки, женщины, одна краше другой, принимают ванну в огромном бассейне, а он, Владимир, шейх, сидит в кресле, его опахалом обмахивает евнух, и он наблюдает купание своих жён.

«Какую бы мне из них выбрать сегодня на ночь? А что значит “какую?”. Они – все мои. Хочу – вон ту полнотелую блондинку, или нет, вон ту, рыжую, грудастую, как она весело плещется! А вон, тоже блондинка с удивительно роскошными ногами, а её попа, умереть можно от её попы! А что если сразу трёх…»

«А не много ли тебе будет?» – спросил его потусторонний голос.

«Много! Разве это много? Я где-то читал, что один шейх имел две тысячи жён и две тысячи наложниц. Вот это гарем, вот это шейх! И он всех своих женщин привозил в Лондон, шёл с ними на улицу “Пикадилли Стрит” и там каждой, понимаете, каждой покупал драгоценности, а потом ночью занимался с ними любовью…»

«Сразу с четырьмя тысячами?» – спросил голос.

«Зачем с четырьмя?.. Брал в первую ночь девушек сорок…»

«И что, всех их удовлетворял?» – опять спросил голос.

«Да, а что тут такого? Реально удовлетворял всех, используя Тантрическую любовь».

«Это что за метод?» – опять вмешался голос.

«Очень простой, правда, тренироваться надо! Занимаешься с женщиной любовью, и когда чувствуешь, что твои золотые нити вот-вот должны полететь во “врата Счастья” и покинуть тебя, в это время видишь, что твоя девушка испытывает оргазм (улетает на белых крыльях любви на “Нефритовую башню”), то эти нити далеко не отпускаешь, а возвращаешь обратно в свой организм. После такого сексуального сеанса твоя женщина удовлетворена, ты удовлетворён также, но стал ещё крепче и моложе, и через пять минут можешь продолжить заниматься любовью – либо с той же женщиной, либо с другой. И опять через этот приём удовлетворяешь её. И так всю ночь. Десять, двадцать, тридцать, сорок, пятьдесят…, сколько надо, хоть сто!!! И понятно, что четыре тысячи женщин – это не предел. Но денег на содержание гарема надо иметь много! Очень много!!!»

«Покажешь, как это надо делать?» – опять спросил Владимира потусторонний голос.

«Да покажу, только не сегодня!» – почему-то с трудом ответил Владимир и проснулся.

Солнце уже садилось, какие-то птички весело прыгали рядом с сараем.

Владимир сел на край кровати и почувствовал, что его трусы влажные.

«Так, пора загулять, только вот с кем? С Верой, Машей?.. Может, Дарьей или с докторшей?.. Тоже, между прочим, привлекательная женщина А надо со всеми загулять одновременно, как во сне мне приснилось!»

И Владимир начал представлять, как он в окружении четырёх дам идёт в густой лес, и как там всю ночь он удовлетворяет этих дам.

«Надо начинать с Машки, – начал он мечтать, – чтобы быстро не кончить, а потом – докторшу на мягком мху, затем – Веру…, и в конце – Дарью, как самую молодую и самую сладкую, и здесь можно даже кончить.

Тьфу ты! Что это со мной делается!..

Вот что значит три месяца воздержания!

А потом те же бабы будут судачить, мол, “жена беременна, а он ночью, в лесу, подло оттрахал нас и бросил одних в темноте, и это называется ‘порядочный мужчина’?! Как она с ним живёт?

Ведь он – сексуальный террорист, ему лечиться надо! Представляете, четверых красивых женщин в тёмном лесу…, и не по одному разу, а помногу раз, как какой-то шейх, мы еле домой вернулись, а ему хоть бы что!

Это что же делается, это куда смотрит милиция и общественность!

И этот человек хочет стать членом Коммунистической Партии Советского Союза! Он и так Член, член, член…”» – какая-то женщина взвизгнула рядом, и кругом загалдели, затопали ногами люди…

Владимир нашёл себя опять лежащим на кровати, и сумерки начали накрывать озеро, поле, деревню, сарай.

«Опять заснул и опять какая-то чертовщина приснилась! Хватит фигнёй заниматься, завтра с утра пойду на работу…, вроде чувствую себя лучше!»

Но, тут же другая мысль вошла в голову Владимира:

«А как же девушки?..

Они обещали завтра к тебе с утра зайти. Девушки… зайти.

Сначала – работа, потом – девушки, а то я наработаю здесь. Вон уже шесть дней прошло, как приехал, а сделал всего две кучки…»

И Владимир достал вторую бутылку водки, налил в стакан огненной воды и с отвращением выпил. Почему с отвращением? Да потому что пить ему не хотелось. Ситуация, как он её понимал, вокруг него не улучшалась, а наоборот, только ухудшалась.

Утром следующего дня Владимир проснулся рано.

Умылся, осмотрел свою ногу, вроде всё в порядке – не ноет и не болит. Съел оставленное девушками яйцо, попил чаю, взял топор и пошёл в лес.

Погода была великолепная. Невысокое солнце мягко освещало озеро, поле, дорогу, по которой бодро шагал Владимир, напевая песню Высоцкого: «А нам не свернуть, не повернуть, мы выбираем сложный путь, опасный как военная тропа…».

Но, зайдя в лес, его энтузиазм как-то улетучился.

Найдя место, где он занимался «санитарной чисткой», Владимир почувствовал, как всё вокруг изменилось, как будто он был здесь не три дня назад, а месяц тому. То ли от раннего утра, то ли от того, что он в лес вошёл в другом месте, то ли от того, что потерял кураж и сноровку в работе первых дней. И ещё ему показалось, что за ним кто-то наблюдает. Он передёрнул нервно плечами, дал себе команду «Работаем!» и размахнулся топором, чтобы срубить небольшую засохшую осину, как тут же топор отскочил от дерева и тупо ударил остриём в больную ногу нашего героя, ниже колена, в кость.

– А-а-а-а! – завопил Владимир на весь лес, прыгая на одной ноге, – у-а-а-а, твою мать, как больно, а-а-а!..

Он бросил с отвращением топор и трясущимися руками начал снимать свои штаны, предполагая (не скрывая своего ужаса, что увидит отрубленную ногу), что покусанной собакой ноги больше нет.

К его удивлению, на ноге была небольшая рана с маленькой каплей крови и огромный расползающийся синяк.

Владимир тяжело вздохнул, поправил одежду, присел на несколько минут на старую кучу, опять тяжело вздохнул, подобрал топор и, сильно хромая, поплёлся в деревню. Теперь его ничего не радовало – ни ласковое утреннее солнце, ни поле с колосившейся рожью и пробивающимися кое-где сквозь неё васильками, ни приветливое озеро с золотой песочной отмелью.

Боль в ноге заслонила всё великолепие окружающей природы.

Владимир ввалился в сарай и тут же дрожащей рукой налил себе чуть ли не полный стакан водки. Потом опять посмотрел на рану (нога сделалась вся синяя до колена и распухла), вылил немного водки на рану. Оставшуюся водку разом маханул и со стоном повалился на кровать.

«Что же это такое?!

Сплошное невезение! Идут удары в левую ногу, как же я работать теперь буду…, а вдруг гангрена, надо бы в медсанчасть пойти…, да я в таком состоянии до неё не дойду!.. – размышлял закосевший герой. – Как в нашем колхозе беда за бедой – купили двух быков и оба с пи…ом, Вот эти дурацкие стишки про меня, точно про меня!»

– Здравствуйте, Владимир! – на пороге сарая появились Вера и Маша.

Они весело, шумно вошли в сарай с какими-то пакетами и сумками.

– Мы тебе тут немного поесть принесли, если ты не возражаешь! – и Маша принялась вытаскивать из сумки банки с вареньем, с компотом, с повидлом. – Вот, ешь, поправляйся!

А Вера тем временем достала варёные яички, сыр, домашнее сало.

– Ну, как ты, как нога…, заживает?

– Какой, к черту, заживает, – выдавил из себя Владимир.

Здесь девушки внимательно посмотрели на молодого «помощника лесничего» и заметили, что он не трезв.

– Вроде у тебя рана лучше стала…, затягивалась.

– А сегодня, – перебил Веру Владимир, – хуже! Вон, посмотрите, что делается, кажется, гангрена пошла!

И Владимир нагло снял при дамах свои штаны (это потому, что маханул стакан водки, так бы он в жизни этого не сделал) и показал свою левую ногу.

Маша и Вера тревожно осмотрели ногу.

– Но, это совсем не укус собаки, это у тебя новая травма, когда ты её успел получить?

– Когда, когда …, когда на работу ходил, вот когда, ха-ха-ха-ха! —захихикал наш пьяный герой.

Женщины переглянулись, и Вера подозрительно спросила:

– Ночью, что ли, в лес ходил и пьяным в овраг упал, так, что ли?

– А я не помню, то ли ночью в лес ходил, дрова рубил, то ли по бабам ходил и ногу повредил, ха-ха-ха! – продолжал ёрничать Владимир, его всё больше развозило от выпитого алкоголя.

– Ну, хватит дурачиться, у тебя действительно сильный ушиб, и надо тебя показать врачу. Сейчас мы перевяжем тебе ногу, а потом подумаем, что с тобой дальше делать.

И Маша с Верой, в четыре руки, быстро перебинтовали травмы Владимира.

Потом они кормили его яйцами и бутербродами с сыром и поили чаем.

Во время чаепития Вера медленно сказала:

– Мы вот что сделаем – мы сейчас сходим с Машей в пионерлагерь и пригласим докторшу, чтобы она тебя посмотрела, а то ты туда сейчас, наверное, не дойдёшь.

– Правильно, Вер, быстро сходим, чего нам стоит. А всё-таки, Вов, как повредил ногу-то?

– Как, как, шёл, споткнулся, упал – закрытый перелом, ха-ха-ха!

– Дурак ты всё-таки, Вовка, – беззлобно сказала Вера, допивая свой чай, – тебя две взрослые женщины по-человечески спрашивают, что случилось?

– А я вам по-человечески и объясняю, что просто рубанул по ноге топором, вот и получился такой эффект, ха-ха-ха!

– Пойдём, Маша, пусть Вовка тут один полежит и один посмеётся.

И женщины встали со стульев.

– Куда вы? Стойте! Я без вас пропаду! Я без вас уже жить не могу, я вам всё честно расскажу, только не уходите!

И Владимир нежно схватил Веру за её полную ногу.

– Ну, тогда рассказывай, – остановилась женщина и мягко отстранила руки Владимира от себя.

– А что рассказывать, я уже всё рассказал! Было раннее утро, мне не спалось, я встал, настроение хорошее, решил поработать, пошёл в лес.

Погода замечательная.

Солнце, птички, стрекозы, бабочки летают.

Кругом жизнь.

А как дышится, как дышится, воздух – будто мёд!

Дошёл с песнями до леса, достал топор из-за ремня, наточил, и давай остервенело рубить сухие гнилые деревья. Налево, направо машу топором, и сучья, и ветки летят веером… Ха-ха-ха-ха!

– Нет, Вер, пойдём, он всё-таки чокнутый!

– Стойте, стойте! Я же вам не дорассказал, что дальше было!

– И что было дальше? – строго спросила Вера, хотя её глаза смеялись.

– А дальше, слышу по лесной дороге – урчание машины, я притаился, спрятался за деревьями. Смотрю – «Волга» едет, представляете, в глухом лесу – «Волга»!.. А там, вижу, девушки сидят и мрачный мужик за рулём. Вдруг машина останавливается, девчонки оттуда выскакивают, и мрачный мужик их заводит в лес, недалеко от того места, где я спрятался. А дальше, дальше, ух, мужик снимает штаны, достаёт свой огромный член, хватает ближайшую к себе девку и давай её раком пялить.

Она вся извивается в его руках, трепещет, а остальные тёлки окружили и смотрят, а он им в это время инструкцию даёт: «Вот, так надо, вот, так, учитесь, пока я жив…»

– А дальше что произошло? – шёпотом спросила Маша, глядя на Владимира своими широко открытыми глазами.

– А дальше – одна девчонка покинула круг, видимо, по нужде, и заскочила за дерево, где я притаился, и когда меня увидела, как заорёт благим матом на весь лес. Мол, «сука, он нас увидел!..»

Ну, мужик сразу бросил девку тягать, кинулся к нам, увидел меня, и без лишних слов, моим же топором мне по ноге дал, аж искры у меня из глаз…, и велел никому не говорить, что я видел, а то зарежет. Так и сказал, «проболтаешься – зарежу!» А я вот вам рассказал, видимо, мне осталось жить недолго, – закончил своё повествование Владимир.

– Какой же ты болтун, Вовка! – сказала, усмехаясь, Вера. – В театре не пробовал играть? У тебя бы получилось! Пойдём, Маша, а то этот полупьяный актёр Погорелого театра нам ещё какую-нибудь небылицу расскажет.

Они ушли, а Владимир остался лежать на кровати и прислушиваться к своему телу, а точнее, к своей левой ноге. Ногу тянуло, крутило, она ныла.

«Вот, блин, попал с этой ногой, хорошо ещё топор в кость ударил, а если бы в какую артерию, то истёк бы кровью в лесу, и помочь некому. Вот вам, девки, и театр одного актёра!» – и он опять задремал.

– Можно войти? – Владимир увидел сначала миловидную женщину (это была докторша Марья Алексеевна из пионерлагеря), а за ней – Дарью.

Ему сначала показалось, что это сон, но тут же он окончательно проснулся.

– Да, да, входите! – Владимир сразу вскочил с кровати, но, тут же скривил лицо, и его пробил пот.

На левую ногу практически нельзя было опираться.

– Так! – строго сказала Марья Алексеевна. – Снимайте штаны и ложитесь на кровать, показывайте новую травму.

Владимир застеснялся, поглядывая на Дашу.

– Дарья, отвернись, видишь, молодой человек стесняется!

Дарья вышла из сарая, а Владимир быстро освободился от одежды и стал показывать свою рану.

– И как вас угораздило? – спросила Марья Алексеевна, снимая бинты, оставленные Машей и Верой, рассматривая травму и осторожно трогая ногу.

– Да топором по ноге врезал…

– Но так нельзя, молодой человек, себя вести! Топором по ноге… А если бы вы задели артерию?.. последствия могли бы быть на порядок хуже! Дарья, подойди! Видимо, у Владимира очень сильный ушиб! Здесь больно? – врач теперь крепко мяла ногу нашему герою. – А здесь?

– Да нет, особо не больно.

– Так, – сказала докторша, – будем лечить!

И тут же достала из своего медицинского чемоданчика банку с «зелёнкой», свежие бинты, пузырёк с какой-то микстурой и пачку белых таблеток.

Дарья в это время за спиной доктора не столько смотрела на травму Владимира, сколько улыбалась ему во весь рот и поправляла свои белокурые волосы, которые непослушно всё время падали ей на лоб.

– Дарья, бери «зелёнку»… чего стоишь, приукрашиваешься, и мажь ногу нашему бедолаге, а я сделаю ему укол от столбняка и перебинтую рану.

Марья Алексеевна стала готовить шприц, а Даша села на край кровати и стала аккуратно мазать «зелёнкой» свежую рану, время от времени заглядывая в глаза Владимира.

Владимир окончательно пришёл в себя после сна и млел от прикосновений нежных ручек медсестры. Потом Марья Алексеевна сделала укол (очень больно), крепко перебинтовала свежую рану, пройодила и перебинтовала укус собаки и в конце своих действий дала Владимиру две таблетки каких-то пилюль.

– Сейчас выпейте, это от отёка ноги, и завтра с утра тоже две выпейте. Завтра – понедельник, у нас в лагере какие-то мероприятия намечаются, но мы постараемся к вечеру навестить вас, если мне не удастся, то я пришлю Дашу. А сейчас старайтесь никуда не ходить, постельный режим, да, и не пейте водку, – в этом месте Марья Алексеевна посмотрела на недопитую бутылку водки, которая стояла рядом со столом, – это дурной тон, и нога будет плохо заживать, да и лекарства не будут действовать…

Ну, всё, поправляйтесь, до завтра!

И они тоже ушли.

Владимиру сразу стало скучно и грустно.

«Приехал денег заработать, а получил фронтовой лазарет, хрен знает что. И денег поднять не могу, и с девками загулять не могу, хотя вот они, бери их. А как брать, когда лазарет, когда нога вся разбита.

Но, правда, забота со всех сторон и одна утеха, что я нравлюсь бабам.

А может так случиться, что завтра ко мне придёт Дарья, и она начнёт мне бинтовать ногу, а я её – раз на постель, дверь – на щеколду, и – гуляй казак, бери гарную девчонку!

А как же Таня, жена моя, наверное думает обо мне, печалится?.. А я тут плашмя валяюсь на кровати, «санитарной чисткой леса» не занимаюсь, только о девках думаю.

А как о них не думать, когда три месяца воздержание, а мне всего двадцать пять лет, а не семьдесят пять!.. А интересно, старики в семьдесят пять лет подтрахиваются, или у них уже ничего не стоит?.. Но, чего об этом думать, до семидесяти пяти лет ещё далеко, целых пятьдесят лет – уйма времени. Вон пятьдесят лет назад ещё картавый (хорошо меня кагебэшники не слышат) был у власти.

Революции – всего пять лет, гражданская война, тиф, голод, «контра» разная из всех щелей лезет.

А сейчас американцы по Луне разгуливают, есть атомные бомбы, водородные бомбы, средства доставки фантастические, либо американцы из акватории Тихого океана тебя накроют с атомной субмарины, либо мы им в ответ с автономной автомобильной платформы, которые ползают по бескрайним сибирским просторам, вот что значит пятьдесят лет для развития человечества! А тут лежи в старом сарае и не смей даже водки выпить, что за жизнь!»

И Владимир опять заснул.

Но теперь ему ничего не снилось.

Ближе к вечеру, когда он проснулся (ему захотелось в туалет, и он это успешно сделал), к нему неожиданно пришла Вера. Он ждал чего угодно, кого угодно, но только не Веру, и притом одну, без Маши.

– Ну, как ты? – спросила Вера и села к Вовке на кровать.

Владимир спросонья не очень понимал, как он.

И зачем здесь Вера без Маши?

– А где Маша? – задал он дурацкий вопрос.

– Что, очень соскучился? Видишь, нет Маши… не пришла Маша к тебе. Я теперь за Машу и за себя! Давай, ногу твою посмотрим…

И Вера, такая правильная Вера, бесцеремонно начала закатывать штанину Вовкиных брюк и, ещё более бесцеремонно, снимать бинты, которые наложила Марья Алексеевна.

– Вера, что ты делаешь, мне недавно бинтовали ногу, всё там было хорошо!

– Это, я смотрю, не моя работа! Что, докторша тебя так сильно перебинтовала? Так нельзя на ночь оставлять, очень сильно забинтовано, кровь к ноге не будет поступать, нарушится циркуляция, а это – гангрена, которую ты так боишься!

И Вера начала аккуратно перебинтовывать травмированную ногу и вдруг, стаскивает штаны с ног Владимира, нашёптывая «надо снять, надо снять, мешаются», а затем, когда штаны были стянуты с ног, упала грудью на ноги Владимира и начала целовать его повреждённую ногу в колено, выше колена, ещё выше.

Наш герой от этих действий просто опешил.

Он схватил голову возбуждённой женщины и прижал к себе.

Вера восприняла это, как знак к атаке. Она тяжело задышала, потом вожделенно зарычала и начала покусывать ногу нашему герою. Владимир почти лишился сознания, он ничего не понимал – то ли это сон, то ли явь.

А Вера так возбудилась, что почти вся легла на ноги Владимира, и с утробным стоном продолжала целовать, лизать тело героя.

Её правая рука схватила главное место Владимира и стала нежно сжимать, а потом он почувствовал её волосы, её губы обволокли его… и в это время рядом с сараем заурчал мотоцикл.

– Эй, Москва!.. Жив ты или помер?.. Давай, выходи, это к тебе Виктор Иванович приехал и привёз одного твоего бойца!

Вера, как кошка, стремительно кинулась к двери и закрыла засов, затем быстро поправила свою одежду, причёску, затем кинулась к Владимиру, поставила его на ноги и натянула на него штаны, а потом щёлкнула засовом и вышла к Виктору Ивановичу.

– Сам лесничий к нам пожаловал! – запела Вера, улыбаясь Виктору Ивановичу во весь рот. – Вот мы у него сейчас и спросим, по какому праву вырубается сосновый бор около дач от шоссе к Внукову?

Виктор Иванович недоумённо посмотрел на яркую, молодую женщину, вышедшую из сарая, потом на сарай и спросил:

– А где Владимир?

– Владимир лежит, мы его лечим, а вот почему сосновый лес вырубается, вы мне не ответили!

– Вы, собственно, кто, гражданочка?

– Я – медсестра по образованию, а по положению – зампредседателя правления дачного товарищества «Сосновка» и давно хотела с вами встретиться. Ну, как говорится, «на ловца и зверь бежит»! Будем знакомы – Герасимова Вера Ивановна!

– Дзюба, Виктор Иванович, – и лесничий смущённо протянул руку Вере.

– Так что же с сосновым бором?

В это время Владимир тоже вышел из сарая и увидел, как большой Виктор Иванович стоит около мотоцикла и как мальчишка оправдывается перед Верой. А в люльке сидит Ванька Петров и, разинув рот, смотрит на эту «камедь».

– Да, я тут ни при чём. Это «ЛЭП» тянут из Внуково в Семёновское. Говорят, там строят стратегический объект для Министерства обороны, ну, мои люди и участвуют в этом деле, просеку рубят, а как же, сверху сказали, а я – человек маленький, что велели, то и делаю. А так мне этот сосновый бор не меньше вашего жалко, мой дед после Гражданской войны в этом бору место для партийной элиты Советской России подыскивал, чтобы дачи строить…

Ванька уже вышел из люльки и приобнял Владимира, пока Виктор Иванович, размахивая руками, объяснял Вере обстоятельства вырубки соснового бора. Потом Виктор Иванович пригласил всех к столу и достал из той же люльки большую бутылку самогона, огромный кусок сала и жбан квашеной капусты.

– Капусточка-то, ядрёная, с хренком… с зимы осталась, последняя! – объяснил Виктор Иванович.

Он взял Веру под локоток и легонько подталкивал её, чтобы она приняла участие в «пиршестве».

Но Вера интеллигентно отказалась, сославшись, что у неё много дома дел: дети не кормлены, старики не присмотрены, да и как зампредседателя правления ей сегодня нужно выправить кое-какие документы.

Мужики, оставшиеся без женщин, как полагается, начали безмерно глушить самогон, материться, и нести всякую околесицу.

Особенно усердствовал Владимир.

Он махал самогон стакан за стаканом, радуясь, что приехал хоть Петров (теперь дело пойдёт и будет веселее). Он также радовался, что Виктор Иванович, да и Петров не застукали его с Верой в интересной позиции (а то Петров по всему институту разнёс бы эту информацию).

Он радовался, что Вера сама, понимаете, сама проявила инициативу, и что теперь, наверняка, её легко можно будет затащить в лес. Он радовался, что нога почти перестала болеть и опухоль спала, и вообще, он радовался жизни и понимал, что жизнь «классная штука», как ни крути!

Они пили, говорили о политике, ругались, опять пили, к полуночи Виктор Иванович завёл свой мотоцикл и поехал домой, к жене, объясняя, «что, можно, конечно, и до утра сидеть, потому что завтра у него выходной, но жена не поймёт и будет потом месяц дуться».

Владимир и Петров ещё немного поболтали и легли спать.

Только к середине следующего дня мужики проснулись, и Петров сразу начал говорить, «что пора на работу, что хватит спать, что жрать так алкоголь не годится».

– Мы приехали сюда денег заработать, а не отдыхать! Давай, вставай и пошли!

У Владимира, когда он встал на ноги, всё болело, как будто его всю ночь черти били деревянным мечом. К его удивлению, не болела только левая нога. Мужики попили чая с сухарями и конфетами, которые привёз Петров. Взяли топоры и тяжело пошли на работу.

Солнце стояло над головой, было жарко, и тут вдруг Петров предложил: «Давай, чтобы освежиться, поплаваем в озере!»

Подошли к озеру, разделись. Петров резко начал плавать, то «кролем», то «брасом», то на «спине», а Владимир посмотрел на свою перевязанную ногу и не стал плавать, только омыл лицо и руки.

В лесу тоже было жарко, слепни всё время садились на потные спины и открытые руки. Хотелось пить. Они, собираясь в лес, спьяна забыли с собой взять воды. Владимир показал место «санитарной чистки», показал свою работу, и стал показывать, что надо делать, как управляться топором и как складывать кучи.

В этом месте Петров спросил:

– Это всё, что ты сделал за неделю работы, и говоришь, что такая куча стоит четыре рубля шестьдесят копеек. Значит, ты за неделю заработал меньше десяти рублей. Ну, молодец, ну, ты и «красава»! Как же мы план выполним, если у тебя, бригадир, ядрёна вошь, такая производительность труда?

– Да знаешь, Вань, сначала приспосабливался, потом вот ногу собака покусала, потом травму получил, потом…

– С бабами загулял, – подхватил ответ Владимира Петров, – так не годится! С сего дня ты – бригадир, а я – твой комиссар. Сначала – работа, а потом – всё остальное. Ты прикидывал, сколько можно сделать куч за светлое время суток одному человеку, если работать, скажем, восемь–десять часов?

– Ну, штуки три…

– А на одну кучу, сколько часов нужно?

– Где-то часа два, два с половиной.

– Это значит за светлый день, а он у нас сейчас почти семнадцать часов, можно сделать семь-восемь куч на человека, так?

И Петров присел на пень, достал из кармана листок бумаги и карандаш.

– Встаём в шесть часов утра, к семи – в лесу, к двум часам дня, это семь часов работы, должно стоять у каждого по три-четыре кучи. Затем, прямо в лесу, – Петров, что говорил, то и записывал, – прямо в лесу, чтобы не терять время на дорогу, обедаем. На это я отвожу один час, потом – опять работа, до восьми часов, это ещё пять часов работы, ну, скажем, ещё две кучи на нос. Итого получается пять-шесть куч в день, умножаем на четыре рубля шестьдесят копеек и получаем. Получаем – двадцать три рубля, если делаем пять куч в день на человека. А у нас с тобой осталось отпуска три недели. Ну, рублей четыреста можно будет поднять, если будем так работать. Вот, Владимир, мы с тобой определили план по работе и должны его выполнять. Понял?

– Но, Вань, мы при такой интенсивности труда, да жара, да…

– Да пыль, да комары, да мухи, – Петров перебил Владимира, – не сможем так работать?! Ты, – и Петров вскочил с пня и рубанул воздух рукой, – это мне хотел сказать, да?

Владимир смущённо опустил голову, затем подобрал валяющийся топор на земле и начал потихоньку валить сухие осины.

– Правильно, – его действия оценил Петров, – давай сегодня хоть по куче сделаем, а завтра уже по плану будем действовать!

И он рядом тоже замахал топором. Работа шла тяжело, солнце пекло невыносимо, воды с собой не было, но Владимир напряг все свои силы, понимая, что Петров прав, что только так можно заработать приличные деньги, если работать по принятому плану.

«Когда теперь с Верой встречаться, если с утра до вечера надо будет вкалывать в лесу» – вертелись в голове Владимира не очень приятные мысли.

Часа через три потные, очень усталые, но удовлетворённые своей работой, Владимир с Петровым тащились назад в деревню.

– Вот видишь, сделали всё-таки сегодня план, это – несмотря на вчерашнюю пьянку. А завтра к вечеру Соловьёв подтянется со своим корешем, и работа пойдёт!

Владимир молчал, у него опять заныла нога, и было только одно желание – дойти до сарая и лечь, предварительно выпив ведро воды.

Около озера Петров предложил окунуться, но Владимир отказался и заковылял в деревню один. Как только он вошёл в сарай, он сразу налил себе полстакана самогонки, выпил, заел вчерашним салом с хлебом, потом пошёл к Марье Ивановне, выпил у неё почти весь чайник кипячёной воды, вернулся к себе и рухнул на кровать. Вытянулся, замер, пошла лёгкая дрёма, и тут же в дверь сарая легонько постучали.

Владимиру казалось, что он спит, но постучали снова.

– Володя, – раздался за дверью женский голос, – Вы дома?

Это была Даша.

Владимир сразу вскочил с кровати и открыл дверь.

Перед ним в лучах заходящего солнца стояла Даша, как Венера с картины итальянского художника Боттичелли.

Ах, до чего же она была хороша! В летнем крепдешиновом бирюзовом сарафане, по полю которого были разбросаны жёлтые полевые цветы.

Эти огромные зелёные глаза, загорелые плечи, руки, её ножки в красивых босоножках, и белокурые волосы, подобранные кверху, в духе модной причёски того времени «Бабетта»…

– Я пришла Вас лечить, Владимир! – снимайте штаны, я отвернусь. – Будем делать перевязку.

У Владимира всё внутри похолодело – сама Венера будет делать ему перевязку!

Но самогонка начала действовать, и он развязно сказал:

– Ну, заходи, Дашуля, можешь не отворачиваться, я с удовольствием сниму перед тобой свои портки!

Девушка покраснела, её щечки и ушки стали розовыми, и она стала ещё красивее. А Владимир в это время бесцеремонно снял свои штаны и бросил их на пол, а потом лёг на кровать и под нос Даши, милой Даши, протянул свою потную грязную левую ногу.

– Бинтуй, Дашуля, бинтуй…

И девушка начала аккуратно снимать старые бинты – с одной раны, с другой. В сарае пошёл тяжёлый запах спёкшейся крови, гноя, пота, но Даша невозмутимо выполняла свою работу, время от времени спрашивая Владимира: «Не больно?» Её нежные ручки уверенно порхали над ногой «бригадира, полководца, главаря», который млел от её прикосновений и хотел, чтобы этот процесс продолжался вечно, и ещё наш герой хотел, чтобы Даша, как прежде Вера, тоже бы начала целовать его ноги, его…

Но, как всегда(это Владимир уже заметил) в самый «голевой момент», в сарай вошёл, естественно, не стучась, Петров:

– О, какие девушки у нас присутствуют! И как грамотно она бинтует ногу нашему бригадиру…

Даша резко отстранилась от Владимира и опять очень густо покраснела.

– Я, – начала она говорить мяукающим голоском, – медсестра из медсанчасти пионерлагеря номер двести восемьдесят семь имени Володи Дубинина, а вы кто?

– Дарья, это – мой напарник, мой комиссар, вчера приехал из Москвы. Зовут его Иваном, не бойся его, он хороший!..

– А я и не боюсь, – и девушка, уже не так нежно, продолжила бинтовать ногу Владимира.

Минут через десять они втроём пили чай с вкусным печеньем (которое Петров привёз из Москвы) и черпали большими столовыми ложками повидло, которое принесли Вера и Маша.

– Ой, какое вкусное повидло, – ворковала Даша и, уже не стесняясь Петрова, строила глазки Владимиру.

А Петров весь искрутился, весь изошёлся на комплименты Даше, а в конце выдал – мол, «хочу тоже себе топором по ноге ударить, чтобы ко мне приходили такие красивые медсёстры».

В десять часов вечера Даша стала собираться в свой пионерлагерь и на все уговоры мужчин «ещё попить чайку», она твёрдо сказала, что ей «пора».

– Ну, как пора! Посмотри, какое небо светлое, солнце только скрылось, вон стрижи ещё во всю силу летают, – пытался уговаривать Дарью наш бригадир.

– Нет, Вовчик, я пойду, я всё-таки на работе, а вдруг какой несчастный случай, а меня на рабочем месте нет, я и так с вами два часа сижу.

– Тогда я тебя провожу, а то пока ты дойдёшь – стемнеет, а идти тебе через лес, а там волки серые тебя ждут…

– Тебе нельзя, тебе Марья Алексеевна велела лежать, а ты собираешься меня провожать…

– Марья Алексеевна велела, да у меня уже ничего не болит, да я сегодня ходил на работу…

– Ах, вот, как! – сделала губки бантиком Даша. – Так ты, значит, притворялся мне, когда я тебя бинтовала, ты так постанывал…

– Ничего не притворялся, тогда нога ещё болела, а ты пришла – и всю боль сняла!