Ненависть, разбитая любовью
Глава 1
Как же я его ненавидела! Вот и сейчас в ванной, смывая с лица кровь, я его ненавидела. В зеркале отчетливо была видна глубокая царапина, оставленная ножом. Сегодня он перешел все границы. Взялся за нож и чуть меня не прирезал. Хотя нет, он не хотел меня убивать. Если бы я умерла, то он бы не получил больше денег и оказался там, где быть не хотел. Это была всего лишь попытка показать, что он «крутой», «сильный». Что я лишь слабая женщина, а он в доме хозяин.
Я налила на вату перекись водорода. Перекись зашипела, когда прикоснулась к коже. Хлопнула дверь. Он ушел. Ну и хорошо. Теперь можно было выдохнуть. Я услышала, как открылась дверь в детской. Она всегда открывалась с неприятным скрипом. Надо было смазать, но у меня никак не доходили руки. Тихий стук в дверь. Я ее открыла, продолжая водить ваткой по ране. На пороге стояла Варя. Серьезная и злая. Ей было десять лет, но выглядела она старше. Крупная девочка с короткой стрижкой и немного раскосыми глазами выглядела на все двенадцать лет. Одно время мне было стыдно перед дочерью за такую жизнь, но в последнее время я слишком устала чувствовать за всю вину. Слишком устала.
– Все нормально.
– У тебя кровь.
– Пройдет.
– Мам, нам надо его выгнать.
– Нет. Никто никого выгонять не будет. Сейчас я поставлю чайник. Мы попьем чаю, потом вы пойдете спать. Ясно?
Варя не ответила, но я знала, что она меня осуждает. Плевать. Мне надоело, что меня все осуждают, включая детей. Я так и не смогла стать хорошей матерью. Не смогла быть хорошей женой. Я много чего не смогла. Научилась лишь не прятать шрамы и не стесняться внешности.
С юности у меня остался шрам во всю щеку. На тыльной стороне левой руки был шрам от ожога. И еще несколько здоровых шрамов на животе. Иногда мне казалось, что у меня на теле не было живого места, на котором не осталась бы какой-нибудь след. И с каждым годом следов было больше. Так вот, я больше их не прятала за тонной косметики и одеждой. Не выпячивала, но больше не прятала.
Антон молча подошел ко мне и обнял. Ему было пять лет, но он сильно отставал в развитие. После перенесенной в детстве инфекции, реанимации и борьбы между жизнью и смертью, Антон выбрал жизнь. В нем осталась доброта и наивность, но вот ум пропал. Может это было и к лучшему. Для него мир был другим, более простым и не таким сложным, как у меня или у Вари.
Вместе с ним я зашла на кухню. Поставила чайник. Достала остатки конфет. По две шоколадных конфеты Антону и Вари. Я и сама была не против конфетки, но лишь облизнулась. На улице пошел дождь. Крупные капли застучали в окно. Сразу потемнело. Антон подошел к окну. Прикоснулся к стеклу, пытаясь поймать капли.
– Еще и погода испортилась. Завтра купаться не пойдем, – сказала Варя, садясь за стол.
– Посмотрим. Лето только началось. А летом погода непредсказуема, – ответила я. – Бабушка спрашивает, ты к ней поедешь на лето?
– Хочешь меня отослать?
– Я обещала ей, что спрошу тебя. А то она меня обвиняет в том, что я тебе запрещаю с ней видеться.
– Она не понимает почему?
– Не знаю. Видимо не хочет понимать.
– Я сказала, что без Антона никуда не поеду.
– Может ты захочешь отдохнуть? У нее дом в деревне. Папа…
– Я никого не хочу видеть. Так и передай.
Я пожала плечами. Мне надо было сказать ей, что так нельзя. Что нужно бабушку уважать и иногда с ней общаться, но Варя уже была достаточно взрослой, чтобы принимать решение, с кем общаться, а с кем нет.
Чайник закипел. Я достала из холодильника молоко. Чай с молоком и ложкой меда. Он расслаблял и успокаивал. После сегодняшней выходки Толи нам всем надо было успокоиться. Я дала Антону таблетки. После этого выдала конфеты.
– Мам, а может завтра купим йогурт? – предложила Варя.
– Подумаю, – ответила я.
Щека болела. Взгляд зацепил синяки на запястье после последней нашей ссоры. Они еще не успели сойти. Да, отметин с каждым разом остается все больше. И с этим ничего не поделать. Я не могла противостоять Толику. Он был слишком высоким и крупным. Прям медведь. Светловолосый медведь, который крушил все, что попадет ему под руку.
Дети допили чай и пошли спать. Я прочитала две сказки, после этого заметила, что дети задремали. У меня был еще час, чтобы поработать. После этого я должна была сбегать в магазин и купить продуктов. К этому времени дети крепко засыпали. Толя возвращался где-то около полуночи. А то и позже. Антон слишком нервничал, когда заходил в магазин. Он начинал требовать все, что попдалось ему на глаза. Плакал, а потом не мог успокоиться несколько часов.
У меня был час для работы, но вместо этого я тупо сидела и смотрела в монитор. Мысли опять крутились вокруг Толи. Понятно, что я его опять прощу. Завтра с ним поговорю. Попрошу, чтобы он мне не угрожал. Допустим, если ему нужны были деньги, то он мог всегда их попросить. Да, я не могла давать ему большие суммы. Пусть я и получала инвалидность на Антона, подрабатывала удаленно, ведя несколько групп, но это не значило, что я могла все это отдавать Толи. Мы как-то с ним уже говорили на эту тему, но он меня не слушал. Я же не оставляла надежды до него достучаться. Или это было раньше?
Сегодня почему-то я в это уже не верила. Можно было убеждать себя в том, что человек измениться, но при этом в глубине души знать, что этого не случиться. Я знала это. Видела, что с каждым годом все становилось лишь хуже. Если вначале это были угрозы, то потом к ним присоединились синяки. Сейчас же это были еще и порезы. А дальше он мне начнет ребра ломать? Как же мне хотелось от всего этого сбежать, но я знала, что это не получится. И от этого становилось не то, что грустно, но… Я устала. Я просто устала.
Из-за этого и смотрела на мир так безнадежно. Но ведь на деле все было не так плохо. Я была жива. Сколько раз я стояла на пороге у смерти, но она меня к себе не пускала. Мне надо было радоваться. Только из-за усталости я не чувствовала радости.
Антон и Толик были живы. У меня была замечательная дочка и помощница Варя. Мои неприятности были как шрамы – они никогда не могли рассосаться. Я знала, что Антон никогда не станет нормальным ребенком. Знала, что Толик не станет мягким и не перестанет меня бить. Я все это знала, но даже научилась к этому относиться с пониманием. Не пытаться исправить. Не пытаться скрыть. Принять, как часть жизни. Только на это нужны были силы. А у меня сегодня они закончились.
Я закрыла ноутбук. Возможно мне удастся поработать позже, когда вернусь. Или мне придется тогда вставать часа в четыре…
Закрыв детей на замок в комнате, а дальше еще и входную дверь, я побежала в магазин. Дождь перестал. Вся дорога теперь была в лужах, которые я обходила по памяти. Я жила в этом районе уже четырнадцать лет, но лужи никто и никогда не заделывал.
Это была окраина. Забытая всеми, включая и администрацией. Заводской район. Рядом три крупных предприятия, поэтому жилье здесь было дешевым. До школы надо было ехать на автобусе пять остановок. Столько же и для того, чтобы отвезти ребенка в сад.
Я купила квартиру лишь из-за ее цены, не думая о районе. Мне просто хотелось где-то жить. Строить судьбу. Стать счастливой. Пусть это и было грубо, но я хотела стать счастливой.
Когда родился второй ребенок, то дали материнский капитал. Тогда мы продали первую квартиру и купили трехкомнатную, чтобы всем хватило места. Пусть комнатки были небольшие, но…
Я почему-то разревелась. Тяжело было понимать, что все, к чему я стремилась, разрушилось. Оказалось лишь сказкой.
Тим бы надо мной посмеялся. Как-то он сказал, что в сказке сложнее жить, чем в реальности. Я тогда не поверила. Мне казалось, что если постараться, то сказку можно сделать былью. Но не получилось.
Магазин. Надо экономить, а Варя хочет йогурта. И Антон не откажется. А еще надо и нормальный обед. Кашу на утро.
Взгляд упал на пиво. Рука так и потянулась к банке. Но я тут же ее убрала. Нет. Пусть желание и было выпить, но так я проблемы решать не хотела. Не могла…
– Иногда можно расслабиться, если очень хочется, – услышала я знакомый голос. Сердце остановилось. На миг я забыла, что надо дышать. – Но бери водку. От пива только живот растет.
Мужская рука положила мне бутылку в корзину. Я все еще боялась повернуться, чтобы убедиться в своих предположениях.
– Чего еще возьмем? Мы же с тобой не алкаши, чтобы водку хлестать и рукавом занюхивать. Чего замерла?
– Это ведь сон?
– Сбывшийся кошмар, – ответил мужчина, забирая у меня корзинку. – Пойдем чего-нибудь купим вкусного. Отпразднуем нашу встречу.
Я все же повернулась к нему. Это был Тим. Почти не изменившийся Тим. Со светлыми волосами и челкой, зачесанной набок. С кривой улыбкой. Сломанным носом и тяжелым взглядом. Время его не пощадило. Около глаз появились морщинки. Черты лица стали более жестким и резкими. Но это был он. Моя сережка так и торчала у него в ухе: колечко с крошечным изумрудом. Эти сережки мне подарили родители на восемнадцатилетние. Одну он отобрал при прощании. И до сих пор носил.
Тим закидывал в корзинку все, чего видел. Колбаса, сыр, хлеб, фрукты и конфеты, печенье. После этого потащил корзину к кассе. Я шла за ним, все еще не веря в происходящее. Он покидал все продукты в пакеты. Расплатился.
– Ты идешь или тут останешься? – спросил Тим. Улыбнулся. Зубы у него явно были сделаны. Улыбка была, как в рекламе. Раньше зубы у него были кривыми.
– Как ты меня нашел? – спросила я.
– Ты лучше спроси зачем? Найти человека не так сложно, как ты думаешь, – ответил он.
– И зачем?
– Решил тебя навестить. Или ты мне не рада?
– Не знаю.
Он присвистнул.
– Вот такого ответа я точно не ожидал. Скучала? Если бы знал, то пришел бы раньше. Тебе муж так лицо порезал? – спросил он. – Слышал, что ты замуж вышла.
– Уже развелась.
– Давно?
– Два года.
– И ты сразу себе нашла урода, который от тебя кулаки чешет? Пригласила бы тогда меня.
– Я не знала, как тебя найти, – огрызнулась я.
– Считай, что я сам нашелся, – хмыкнул он. – Ничего, мы с тобой еще все наверстаем.
– Я против этого.
– Эй, забыла, что я не спрашиваю, а делаю? – спросил он. – Забыла ты меня. А вот я про тебя не забывал.
– О тебе сложно забыть.
– Ладно, а теперь серьезно. Как живешь? Нормально или совсем плохо? – серьезно спросил он.
– Тяжело.
– По лицу вижу, но хотел услышать от тебя признание.
– Признание в чем?
– Что без меня живешь тяжело.
– А с тобой буду легче? – я нервно рассмеялась.
– Не знаю. Может помогу тебе, а потом свалю. А может останусь. Я сейчас свободен. Вольная птица на вольных хлебах.
– Тим, я не хочу, чтобы ты оставался. Все слишком сложно. И…
– Не бойся. Я изменился.
– Что-то не верю, что это возможно.
– Люди меняются, котенок.
Мы поднялись в квартиру. Я боялась его пускать внутрь, но и оставить за порогом не могла. Тим был не из тех людей, который такое бы позволил сделать. Он пришел, а значит просто так не уйдет. Еще и продуктов накупил.
– Тихо, дети спят.
– Комната с врезанным замком?
– Так безопаснее.
Я открыла дверь. Отвела Антона в туалет. Вновь уложила спать. Укрыла Варю. На миг я забыла про Тима. Не знаю, но встреча с ним для меня была равносильна нокауту. Я не знала, как на него реагировать. Не знала, как с ним разговаривать. В последнюю нашу встречу он меня пырнул ножом в живот. Но при этом спас и сохранил жизнь.
– Неплохая квартира, – заметил Тим. Он на кухне выкладывал продукты из пакетов.
– Ты давно в городе?
– Три дня. Остановился у знакомого.
– Так зачем ты приехал?
– По тебе соскучился, – ответил Тим. Он подошел ко мне. Внимательно на меня посмотрел. – Ты почти не изменилась.
– Мне кажется, что изменилась. Время…
– Плевать на него.
Зеленые глаза начали темнеть. Я невольно попятилась назад, но Тим резко схватил меня, прижимая к стене. Мои ладони уперлись ему в грудь. Он тяжело дышал. Я чувствовала его возбуждение. Желание. Он хотел меня, но сдерживался. Не сводя взгляда, он наклонился к моей щеке. Провел губами по свежей царапине. Я закрыла глаза. Внутри начал подниматься страх. Привычный и знакомый страх, вызванный Тимом. Он потерял контроль. Я это понимала. Чувствовала. Знала.
Его ладони забрались под мою кофту. Заскользили по коже. Он был близко. Слишком близко, как кошмар наяву.
– Хочу тебя, – прошептал он. – Отворачиваешься. Ненавидишь?
– Я не знаю.
– Мне всегда было неважно любишь ты меня или ненавидишь. Так это и сейчас. Я всего лишь хочу тебя.
– Знаю.
У нас с ним всегда были такие отношения. Он хотел мое тело, забирался в душу, при этом ничего и никогда не давая взамен. Его тяжелое дыхание обжигало. Жадные горячие ладони ласкали тело. Миг нежности закончился, когда он резко дернул за пуговицу и молнию на моих брюках. Все это с треском разлетелось. Брюки были широкие. Они тут же упали к моим ногам. Он дернул за резинку трусов. Я осталась без них. Вцепилась в его водолазку. Отвернулась. Он вошел в меня резко. Никаких слов о любви. Никаких ласк. Я заплакала. Заплакала, как в первый раз. Он обхватил меня за шею, прижимая к себе. Резкие движения. Его член был острым, как заостренная палка. Возбуждение на пике.
– Давай, котенок. Плач, как в первый раз. Вспоминай, как ты меня ненавидела тогда. Я жизнь спасал, дуре, а ты меня ненавидела. Понимаешь, что иначе было нельзя?
Нельзя? Я чуть его не оттолкнула. Он видимо этого и добивался. С силой приложил меня к стене. Закинул руки над моей головой и впился в мои губы. Рана на щеке открылась. Потекла кровь. Он этого не замечал, продолжая с силой врезаться членом в мое влагалище. Больно. Не хватало смазки и возбуждения.
– Как же я по тебе скучал, котенок! – прорычал он, отпуская мои руки. Я же обняла его за шею, почти полностью повиснув на нем. Несколько последних толчков и я почувствовала, как он начал кончать. Слюняво поцеловал. – Ты продолжаешь меня радовать. Так и не научилась получать удовольствие?
– Не с тобой, – ответила я.
– Сказал бы кем я тебя считаю, но ты всего лишь котенок с острыми когтями и зубами, – прошептал он, слизывая кровь с моей щеки. – Больше никто не посмеет оставить на тебе следов. Кроме меня.
– Больше все их оставил ты.
– Слушай, но ведь я спас твою жизнь. По факту она мне принадлежит. Твое тело. Твои мысли, твоя симпатичная мордашка – ты вся моя, потому что когда-то я собой пожертвовал ради тебя. Я все поставил на карту. Кучу жизней, свою карьеру. И все ради тебя. Значит я имею права делать, что хочу, – прошептал он, несколько раз сделав пару толчков, то ли пытаясь оживить член, то ли пытаясь мне доказать правоту. – Почему ты плачешь?
– Потому что устала, Тим. Если бы ты тогда дал мне умереть…
– Даже не думай об этом, – резко сказал Тим. Опять меня поцеловал, ласково отводя волосы с моего лица. – Мы еще с тобой поживем. Хочешь ты того или нет, но поживем.
Он отошел. Я не стала ждать, когда он приведет себя в порядок. Ушла в комнату, чтобы переодеться. Тим последовал за мной.
– Это твоя комната?
– Да.
– А чего мебель переломана?
– Некоторые любят выпускать злость, ломая все подряд.
– Нравятся тебе проблемные мужчины, – сказал Тим. Сел на кровать. – Я сегодня с тобой переночую. Завтра съезжу за вещами.
– Решил остаться?
– Я думал, что ты осталась в прошлом. Столько лет должны были чувства охладить. Но как только я тебя попробовал, так вновь подсел.
Он потер ладонями лицо. Виновато улыбнулся, но улыбка тут же слетела с его лица.
– Подойди сюда.
– Дай хоть оденусь.
– Не стоит.
Я подошла к нему. Тим провел ладонью по моему животу. Его пересекали два шрама.
– Этот мой. А этот?
– Кесарево. Третий ребенок. Нужно было экстренно оперировать.
– Почему?
– Потому что Толик не хотел ребенка и поэтому ударил меня по животу. Когда начали роды, то ребенок был поперек. А у меня еще был разрыв селезенки.
– Бедная моя, – прошептал он, целуя мой живот. – Котенок, сколько же тебе всего пришлось пережить.
– Даже не представляешь сколько, – ответила я.
– Представляю. Я все вижу. И все равно, я по тебе скучал. Мне тебя не хватало, – ответил Тим. Он щекой прижался ко мне. Колючая щетина колола кожу. Или мне это показалось? Или это было все из воспоминаний? Я почувствовала слабость в коленях. Медленно сползла на пол. И опять я наполовину голая сидела около его ног. Опять плакала. Он гладил меня по голове. Ласково гладили. Ничего не говоря. В этот раз я уже не молила о смерти.
– Я устала.
– Я дал слово, что не буду тебя беспокоить, но ты мне последний месяц снилась каждую ночь. Вот я и пришел. Не можешь ты без меня.
– Не хочу.
– Но ты не справишься без меня, – сказал Тим.
– Я уже не справляюсь. Все слишком сложно. Я не понимаю как дальше жить. Живу лишь потому, что каждое утро встаю. Но при этом я уже давно боюсь, что когда-нибудь просто не проснусь.
Глава 2
Тим молча вышел из комнаты. Я почувствовала, что меня трясет. Холод пробирался в мышцы. Воспоминания накрывали. Я вновь вспомнила сестренку. То время, которое было до встречи с Тимом.
Мы с сестрой всегда были дружны. Родители работали вахтами. Когда они уезжали, то нас оставляли у тетки в маленьком домике. У тетки и без нас места было мало. Трое своих детей, муж без ног, а тут еще и мы с сестренкой. Там нас не жаловали. А мы с сестренкой объединялись перед общей опасностью, защищали друг друга и ждали возвращения родителей. Маленький поселок городской типа среди тайги, без работы, без нормальной медицины и магазинов – здесь негде было развернуться и негде было встать на ноги. Я не знала, чем мне заняться после учебы в школе. Нужно было поступать в институт. Учиться дальше. Но я понимала, что не могла оставить младшую сестру одну. Тогда родители сделали ход конем. Они продали наш дом и влезли в ипотеку, купив хорошую квартиру почти в центре города. Только после этого они стали работать еще больше, а мы с сестрой должны были лишь учиться и пытаться встать на ноги. Для этого у нас, по их мнению, все было.
Крупный город, институт, хорошая школа для сестренки – чего еще можно желать? Оказалось, что желать можно было многого. К примеру, хорошей одежды и технике, косметике и просто возможности выбраться в кино или в кафе.
Попав в большой город, мы с сестрой столкнулись с кучей соблазнов. А если учесть, что родители теперь уезжали не на месяц, а могли оставить нас без присмотра на месяца три, то получалось, что мы были предоставлены сами себе.
Это было безумное время веселья и радости. Первые отношения. Первый поцелуй. Что у меня, что у сестренки просто слетала крыша. Так продолжалось год, до ее окончания девятого класса. Ей было шестнадцать. Мне девятнадцать. Отпраздновав выпуск сестренки, родители уехали на три месяца, а мы опять остались с ней вдвоем.
Нам нужны были деньги. Сестренка поступила в техникум. Я была на втором курсе. И нам пришла с ней «гениальная» идея уехать на заработки. Так ведь поступали родители. Почему бы и нам было так не поступить?
Но разве мог кто-то нам сказать, что это глупо? Таких людей рядом не было. Мой парень подсказал знакомого, который набирал девушек для работы официантками в Европе. Мы с ним встретились. Европа. Большие зарплаты. Крупные деньги. Все эти обещания нас закружили. До родителей мы дозвониться не смогли, поэтому написав им записку, кинулись в эту авантюру.
Не знаю, но я всегда старалась найти себе оправдание. Что у меня не было опыта. Что я доверяла Семену, с которым встречалась. Никто же не мог подумать, что он меня обманет. Никто не мог подумать, что мы влипнем в грязь. Но при этом я хорошо помнила слова мамы, которая мне сказала, что оправдания для меня не видит. И я ее понимала. Оправдания мне не было. Поэтому и появление вновь в моей жизни Тима была чем-то понятным. Закономерным, как расплата за глупость.
Он ушел в душ. Я же пошла на кухню, чтобы разложить продукты. Дети спали. Тим плескался в душе. Все нормально. Все хорошо. Убийца моей сестры, человек, который держал меня в плену, насиловал и избивал – он вернулся. И теперь мне была нужна его помощь. Без него с Толей я не справлюсь. Он был последней надеждой. Я ведь знала о чем говорила, потому что была замужем за нормальным мужчиной. Но он не справился и ушел. Я его не винила, но при этом не могла простить за то, что он меня бросил. За то, что не справился. При этом я понимала, что он был не виноват. И…
– Поставь чайник, – велел Тим.
– Уже поставила.
– Значит, тебе нужна моя помощь, – он сел за стол. Стал делать бутерброд.
– У меня есть суп. Будешь?
– Давай, – согласился он. – Супы варишь, пироги печешь. Этакая домохозяйка?
– У меня младший сын болен. Я с ним сижу.
– Что с ним? – спросил Тим.
– Психиатрия.
– Хреново. Меня самого по диагнозу списали.
– И что у тебя?
– Хотел повеситься, – спокойно ответил Тим. Как будто в этом ничего такого не было. – Сейчас нормально. В больничке полежал. Таблетки попил. Понял, что они на меня не действуют.
– И?
– Спасаюсь водкой, – ответил Тим. – Лучшее лекарство от депрессии и дурости.
– Алкоголизм?
– Ну, на алкоголика я не похож. Но вот не стоит меня пускать за руль и давать в руки оружие, – ответил он.
– Чем ты занимался все это время? Продвигался по карьерной лестнице? – спросила я.
– Не особо. Но так, – он поморщился. Покрутил большим пальцем и мизинцем в неопределенности.
– Тебя сейчас ищут? Или криминал…
– Я чистый, котенок. Не, дерьмо всегда может найти, но не специально, – ответил Тим.
– Мне казалось, что криминал не отпускает.
– Если что, то отмажусь. За это переживать не стоит.
Я поставила перед ним тарелку с супом. Он подвинул ее поближе. Взял хлеб. Начал жадно есть.
– Вкусно. Ты неплохо готовишь.
– Спасибо.
– Ладно, все обо мне и обо мне. Расскажи, как ты живешь? С родителями общаешься?
– Нет. Они продали квартиру. Отдали мне мою долю и уехали. Адрес мне не сказали. А я переехала сюда. Купила квартиру. Вначале двухкомнатную. Потом родилась Варя. Мы с мужем получили материнский капитал. У него были накопления. Двухкомнатную квартиру продали и купили трехкомнатную.
– Брак был официальным?
– Да. У него осталась доля в квартире, но он на нее не претендует, – ответила я.
– Такой идеальный мужик?
– Он хороший. Просто не справился. Не справился с Толиком.
– А Толик – это кто?
– Старший. Ему пятнадцать. И я не знаю, что с ним делать. Поэтому не прогоняю тебя. Проблема общая. И нам надо ее решить. Одной у меня не получится это сделать, – ответила я.
– Так, – Тим на миг постучал пальцами по столу. Потом продолжил есть суп. – Когда мы с тобой расстались, то я решил проблему.
– Когда ударил меня ножом в живот? Я помню, – прошептала я, чувствуя, что меня затрясло. Я поспешила сесть.
– Но мне надо было быть уверенным, что ты не решишь родить. Я сам придурок. Не хотел, чтобы… Как так получилось?
– Три миллиметра. Ребенка спасли. Срок был уже большой. Я не могла пойти на аборт. И отдать ребенка в детский дом не могла.
– Почему? – без эмоций спросил Тим. Он невозмутимо ел суп. Только больше не торопился.
– Мы с ним столько всего пережили. Я не считала его твоим ребенком. Это был мой сын. Пусть так получилось, что ты участвовал в процессе его зачатия, но это был мой сын, который бы вырос защитником. Смелым парнем. И я хотела сделать все, чтобы он не пошел по твоим стопам.
– Но сейчас ты признаешь, что это мой сын?
– Да, – я невольно коснулась порезанной щеки. От Тима этот жест не укрылся. Я видела, как его лицо окаменело.
– Он знает?
– Нет. Я ему рассказала, что встречалась с парнем, но он бросил меня, когда узнал о беременности.
– Короче, я трус или идиот. Но доля правды в этом есть.
– О чем ты?
– Надо было раньше тебя забрать. Я ведь через пару лет вышел из дела. Приехал. Смотрю, у тебя ребенок. Мужик рядом с тобой крутиться, – сказал Тим. – Надо было тогда прийти и забрать, что принадлежит мне.
– Когда ты меня видел? – тихо спросила я.
Он открыл бутылку с водкой. Плеснул мне в кружку. Протянул мне. Я выпила водку залпом. Посмотрела на Тима.
– Я тебя ненавижу. Ты это понимаешь? Я тебя ненавижу. Ты мне всю жизнь испортил! Если это правда…
– И что ты сделаешь? Кинешься в меня чем-то тяжелым? Ударишь ножом и сядешь в тюрьму? Успокойся. Все это того не стоит, – ответил Тим.