Чугунка
Чугунка
Христос не смеётся над бастардом,
Бастард не измывается над девкой.
Вулкан решил не жечь больше плевками,
А рыцарь машет белотканной веткой.
Драконы расселились по утёсам,
Девизы обратились против смерти.
Налились краснотой сухие розы,
А птицы разорились в сладкой трели.
Штандарт войны распнут под панихиду,
И будет срублено лицо седого страха.
Мечи и стрелы скормят океану,
А впредь Христос не высмеет бастарда.
Сыграв на гитаре, да позабыв акации и арфы.
Ты полюбила низменность за плети, пойло, маты.
И умерла ты так же, как жила – похабно.
Слетелась свора воронья на труп, что я любил когда-то.
Но поразмыслив, чуть поплакав
И подытожив безо страха,
Спустился к бесам с старой арфой,
Злых гончих ею унимал там.
Играл везде: где Лимб и стены Дита.
Черты слетались в хороводы, танго,
Меня несли к царю, прям к центру Ада,
Где трон мечей и лавы водопады.
И царь сказал, мелодии послушав,
Вдоволь насытившись, задорно вскинув руку,
Чтоб забирал, немедля и бесспорно,
Свою милую сердцу муку.
Чтобы она шла впереди, за ней шёл я,
А позади царица мертвых будет;
Коль обернётся – станет пеплом зря,
А если я – с царицей жить мне в душу.
Потом финал. Вы спросите – какой?
Или каков? Кто как? Я так и всяко.
Твердил любви одно:
Не оборачивайся!
И…
Потеряв, останемся мы.
Ящик со сливами, черное-красное,
В ожидании, или убили мы?
Ночь красивую, зной пленительный -
Наше лето так
И не видели.
Небо, звездочки – сшей созвездие,
Нитка вытерпит все дискретности.
И когда-то мы вновь насытимся
Этой сливовой
Бесконечностью.
Просыпаешься, слышишь Вентата-симфо.
И балом мух поднимается страх.
О Боже, кричу и кричаю: «Мне дайте!»
Вентата-симфо Вентата!
По весне и по венам Вентата-симфо.
Ладони изранены тем, чего нет.
Получается, праздно пламенем падаю
Вентата-симфо Вентата!
Перед полночью вновь повторяется Вентата-симфо.
Удушения спазмами, слёзами радости.
Склеры усталые, под покрывалом и…
Симфо-Вентата Вентата!
Ты думала о том, куда уходит солнце?
Представь!
Закат для людей – уютные сны,
И праздник для сов – это темное время.
По кругу, потом – разноцветные дни,
Не впилось бы в солнце стальное бремя…
И ты была солнцем, мой путь освещала,
Страх гибели, тайны.
Посредственность, жалость.
Я криком… Давай, сделай шаг, не будь слабой!
Нож в солнце, я знаю, ты тоже устала.
Несомненно, ты возгоришься,
Потому что выбрала спирт.
Или, может, по старой привычке…
Что ж, приляг. Отдохни, отдохни.
Знаешь острую боль от ожогов?
Не погасят её опиоиды.
Мне так страшно отдать два флакона,
Погубить тебя нежно, раскованно.
Я не люблю ходить по шпалам,
Но поражаюсь гладью рельс.
Вступаю кедами на камень,
Задумчиво, куда не весть.
Я точно помню, там есть мостик,
Чугунный, ржавый от времён.
Под ним плотина – речка льётся,
На нем же – ветра вечный стон.
Он стонет, правда! Вы услышьте!
Он что-то хочет передать.
Быть может, вроде: «Обернитесь»,
Я оборачивался – фальш.
И много раз так возвращался,
Чтоб процедуру повторить.
Всё безуспешно, каждый, каждый,
А ветер стонет… Ветру б выть!
Выть во всю глотку, как и люди
От боли, тяжести, грехов.
Не знать бы им дурных советов,
И не носить черных оков.
Всю жизнь, я слушал, верил ветру,
Сейчас вернусь на старый мост.
Простонет ветер, непременно,
Вдох – выдох, побегу вперёд.
Стёклышки, стёклышки, стёклышки.
В свет керосина найти
Где, в сундуке иль на полочке?
Колба с тобою внутри.
Но не подумай, милейшая,
Зло искуплю теплотой.
Я лишь влюблён до конечностей
И опьянен красотой.
Девочка, девочка, колбочки.
Верь! Отыщу – поселюсь
В стёклышке, стёклышке, колбочке,
А не смогу – застрелюсь.
В ста крепостях и тысячи пролесках
Реликвии потерянных бродяг.
Твоя любовь корнями прорастает
В плоть человека, медленно, вот так.
Твоя любовь – это бежать в доспехах
И кровью грешной камни окроплять,
Лечиться сыростью забытых лазаретов.