Миры душ. Песнь Иларита

Глава 1. Первое столкновение

Все началось на Миллениуме – самом обычном мире, которому не посчастливилось оказаться в пределах Громового сектора. Здесь постоянно шла война. Большая, малая – неважно, тут всегда было неспокойно. Диктат с Империей без конца устраивали разборки по всему сектору, и многие уже позабыли, почему в качестве поля боя выбрали именно это небольшое скопление миров.

Века сменяли друг друга, и лишь Громовой сектор оставался верным себе. Он оставался большим темным пятном на карте вселенной. Однако, похоже, перемены добрались и сюда. Нет, надвигалась вовсе не эпоха мира. Напротив, тьма, которая все это время была заключена в пределах сектора, вот-вот готовилась выбраться за привычные границы.

Приближалось что-то ужасное, но никто не был в силах до конца осознать весь масштаб грядущей трагедии. То, что начиналось как очередное обострение на вечно неспокойной границе, вылилось в одну из крупнейших войн за последние столетия, после которой облик вселенной изменился навеки. А в историю это событие вошло под странным, но символичным названием – Война Проигравших.

*****

Лейтенант Андрей Звигин безразлично осматривал поле боя. Он еще помнил, каким было это место, когда второй корунский пехотный полк только высадился. Когда-то на месте траншей простиралась длинная широкая равнина, которую местами пересекали узкие сельские дороги. В целом именно такой пейзаж и ожидал увидеть лейтенант, когда услышал, куда перебрасывают полк.

Его новое назначение – мир Миллениум, представлял из себя самое типичное феодальное королевство, о которых без конца рассказывали солдатам на инструктажах. Большую часть населения тут составляли крестьяне, на втором месте находились ремесленники. Самой же узкой прослойкой являлась знать, в руках которой было сосредоточено больше всего власти, поспорить с которой могла лишь Церковь Единения – древняя организация, имевшая огромное влияние по всей Империи.

Обо всем этом Звигин уже не раз читал, однако вживую смог увидеть лишь сейчас. До этого ему доводилось участвовать только во внутренних конфликтах Диктата, и противостояли ему обычно такие же солдаты, как и он сам. Сражение с силами Империи же выглядело совсем иначе. Враги не рыли окопы, не били издали артиллерией, даже не пользовались техникой. Однако, несмотря на все это, противников опаснее лейтенант еще не встречал. На стороне имперцев была сила, природа которой не поддавалась пониманию. Они называли ее магией, однако Звигину было противно произносить это слово даже в мыслях. Оно казалось ему эхом диких времен, когда человек практически ничего не знал о мире вокруг и полагался на выдуманных сверхъестественных существ, а не на себя.

Но вот теперь армия Диктата столкнулась с врагами, природа сил и возможностей которых находилась за гранью понимания. Они не рыли окопы, не использовали артиллерию. Они просто шли вперед, и с этим просто ничего нельзя было поделать. Пули отскакивали от них, снаряды взрывались раньше времени, будто натыкались на невидимый заслон. Шеренги имперцев подступали все ближе, а когда оказывались в непосредственной близости, воины с копьями и мечами бросались вперед и просто закалывали солдат, для которых траншеи внезапно превращались в безвыходную западню.

Хуже всего было то, что командование не желало признавать, что столкнулось с новым противником, требовавшим иного подхода. Генерал Кемиров с маниакальным упорством закидывал врага снарядами и живой силой. Закономерным итогом стал аномально высокий расход боеприпасов и еще более высокая смертность среди солдат. Враг же при этом продолжал теснить силы Диктата, возвращая назад все больше территорий, захваченных во время первых дней высадки.

Внезапно вдалеке что-то слабо блеснуло, но даже этой крохотной вспышки хватило, чтобы Звигин моментально бросился на землю. Сержант рядом с ним оказался менее расторопным, и это стоило ему жизни. Стрела, преодолевшая просто невозможное расстояние, сбила бойца с ног, а затем зажглась еще одна вспышка, после которой все тело сержанта выше пояса просто исчезло.

– Мне нужен новый сержант, – пробормотал лейтенант, медленно поднимаясь на ноги.

Звигин никогда не был особо чувствительным и относился к потерям как к чему-то неизбежному. Но даже он был неприятно удивлен тем, насколько бесчувственным сделал его всего один месяц войны против Империи. Это был уже третий убитый сержант, и если смерть первого еще вызывала какие-то эмоции, то почивший только что боец отпечатался в сознании лейтенанта лишь в качестве еще одной цифры в списке потерь.

– Интересно, сколько еще у них осталось таких стрел? – задумчиво произнес Звигин, выискивая биноклем место, где засел вражеский снайпер.

Он обнаружил противника как раз в тот момент, когда тот приготовился к новому выстрелу из лука. Вновь вспыхнуло неестественное сияние, и лейтенант воспользовался драгоценными мгновениями, чтобы выкрикнуть:

– Ложись!!!

Солдаты без раздумий подчинились команде, что и спасло им жизнь. Стрела просвистела у них над головами, а через некоторое время где-то позади зажглась хорошо знакомая вспышка, которая, как правило, ознаменовывала чью-то смерть.

– Мы так никуда не дойдем! – в сердцах выкрикнул один из солдат, не осмеливаясь даже поднять голову.

Звигин понимал, что боец прав. Их отправили в очередную самоубийственную атаку против хорошо подготовленного противника. В последнее время к имперцам прибывали все новые подкрепления, и на поле боя уже вовсю сражались воины недосягаемого для солдат Диктата уровня. Более того, новые враги приносили с собой и новые тактики боя. Похоже, это были те самые представители рыцарских орденов, которых учили опасаться в первую очередь.

Даже для опытного командира противостояние столь разношерстной массе элитных войск далось бы нелегко. Чего уж говорить про генерала Кемирова, использовавшего всего одну тактику в сражении.

Однако для Звигина появление рыцарей означало и еще кое-что. Он предпочитал не говорить об этом вслух, но для лейтенанта было ясно как день, что проблемы у Диктата не только на Миллениуме, но и за его пределами. Прямо сейчас в эфирном пространстве шло не менее жестокое сражение между космическими флотами. И судя по тому, что количество подкреплений для сил Диктата сокращалось, а для имперских войск наоборот увеличивалось, бой явно складывался в пользу последних.

– Не имеет смысла продолжать идти вперед, – тряхнул головой лейтенант, озвучивая мысли каждого из своих солдат.

Вот только и повернуть назад не представлялось возможным. Если они вернутся, их немедленно объявят дезертирами, а дальше уже ими займется комиссар и его расстрельная команда. Как бы ни было тяжело это признавать, но лучшим выходом оставалась лишь оборона текущей позиции. Требовалось продержаться, пока не объявят отступление, и уже тогда можно будет смело рвать когти.

К сожалению, отряд остановился в неудачном месте. Им удалось захватить небольшую возвышенность, за которой можно было укрываться от вражеских выстрелов, однако на этом плюсы заканчивались. Любой хоть сколько-нибудь серьезный противник станет для солдат непреодолимым испытанием. И, кажется, такой противник как раз показался на горизонте.

Лейтенант различил вдалеке две темные фигуры в рыцарских доспехах. Они двигались в сторону холма, где окопались солдаты Диктата. Звигин практически сразу узнал тех, кто решил нанести ему визит. Это были Черные панцири – рыцари прославленного имперского ордена. Среди всех рыцарей они считались одними из сильнейших.

У лейтенанта пересохло в горле, и он обернулся к своим людям, будто бы желая спросить совета у кого-то из них. Это было глупой затеей, ведь они знали еще меньше Звигина, да и не пристало обычным солдатам поучать офицера. Правда, уже скоро звания перестанут иметь значение, когда Черные панцири покромсают их всех тяжелыми клинками, а затем свалят ошметки тел в одну кучу.

Звигин снова взялся за бинокль и осмотрелся вокруг. Ему бросилась в глаза еще одна группа людей, чей путь тоже лежал в сторону холма. Лейтенант пригляделся получше и узнал в них корунских пехотинцев. Похоже, они отступали, хотя правильнее было назвать это паническим бегством. Они неслись без оглядки, выбрав в качестве ориентира холм. Жаль, они не знали, что этот холм также привлек внимание имперцев, и прямо сейчас беглецы направляются прямиком в ловушку.

Звигин хотел было подать им какой-нибудь знак, но побоялся привлечь внимание рыцарей. Лейтенант все еще рассчитывал на эффект неожиданности, ведь никакими иными преимуществами он не располагал.

– Может, они отвлекутся на них? – с надеждой спросил солдат по левую руку от Звигина.

– Может, – задумчиво ответил лейтенант.

Ему не нравилось, что приходится жертвовать такими же солдатами, как и он сам, однако не его вина в сложившейся ситуации. Это не глупые и недальновидные решения лейтенанта превратили наступление в настоящую катастрофу. Он всего лишь человек, и ему просто хочется выжить, пускай для этого и придется умереть кому-то другому.

Рыцари тем временем тоже заметили отступающий отряд и немедленно отправились в погоню. Со стороны могло показаться, будто тяжеловесным воинам ни за что не догнать удирающих солдат. Но уже вскоре стало понятно, что это как раз у беглецов не было ни единого шанса. Черные панцири, вероятно, не без помощи магической силы, двигались неестественно быстро. Всего за несколько минут они нагнали отряд, после чего сразу же приступили к жестокой резне.

Звигин смотрел через бинокль, как солдат одного за другим разрубают напополам, и не мог отвести взгляд от этого ужасающего зрелища. Когда лейтенант наконец убрал бинокль, вокруг его глаз остались глубокие следы от окуляров, так сильно он прижимал прибор к голове.

– Надо убираться отсюда, – только и сказал Звигин, оборачиваясь к остальным.

Солдаты молча кивнули, а затем, сохраняя порядок, аккуратно спустились с холма, стараясь держаться в слепой зоне рыцарей. Отряд двигался с величайшей осторожностью, и тем сильнее было удивление бойцов, когда у подножия они повстречались с Черным панцирем.

– Я знал, что вы где-то здесь, – прогудел рыцарь из-под забрала. – У меня чутье на крыс.

Чутье. Это слово резануло по ушам Звигина. Всю жизнь наличие чутья как раз таки приписывали лейтенанту и всем его соотечественникам. Он был родом с Иларита – еще одного мира в Громовом секторе. Мир часто переходил из рук в руки и успел побывать как в составе Диктата, так и Империи. Отсюда как раз происходило хроническое недоверие ко всем выходцам с Иларита. Их считали склонными к предательству, а также им запрещали формировать собственные военные соединения. Вместо этого иларитцев распределяли на другие миры. Чаще всего их включали в состав корунских вооруженных сил из-за схожей этнической принадлежности. Ведь именно колонисты с Корунска когда-то первыми поселились на Иларите.

Но при чем же здесь чутье, дурная слава о котором преследовала Звигина с самого рождения? Ответ на этот вопрос таил в себе непосредственно Иларит – небогатый мир, который едва ли мог похвастаться чем-то, кроме густых лесов и болот. Люди, жившие там, были обречены находиться в постоянной атмосфере недоверия и подозрений. Чиновники Диктата пристально наблюдали за неблагонадежным населением, что отпечаталось на менталитете каждого иларитца. Они старались быть неприметными, тихими и осторожными. А еще выработали удивительное чутье на неприятности. Стоило хоть чему-то пойти не так, как иларитцы тут же прятались или сбегали куда подальше. За эту черту характера остальные их открыто презирали и еще больше укреплялись во мнении, что иларитцам нельзя доверять. По этой же причине они очень медленно продвигались по службе, и мало кому в принципе удавалось получить офицерское звание. Звигин был едва ли не исключением, которому помогло крайне благоприятное стечение обстоятельств.

Однако, кажется, удача лейтенанта подошла к концу. Глядя на рыцаря, он понимал, что ему ни за что не уйти живым, и никакое чутье тут не поможет.

– Бежим! – в панике закричал один из солдат, чем и подписал себе смертный приговор.

Черный панцирь одним ударом разрубил подавшего голос бойца и тут же принялся за остальных. Лейтенант даже не пытался бежать. Он смотрел, как массивная черная фигура убивает его товарищей одного за другим и просто ничего не мог с этим поделать. Звигин понимал, что уже скоро придет его черед, а спасти его от неминуемой участи могло только чудо.

И чудо явилась оттуда, откуда лейтенант меньше всего ожидал. Его слух уловил едва различимый свист. Тело отреагировало быстрее, чем разум успел до конца осознать, что происходит. Звигин упал на землю, и уже через мгновение все вокруг содрогнулось от попаданий снарядов. Канонада длилась почти полминуты. Все это время лейтенант неподвижно лежал, распластавшись на земле, плотно обхватив голову руками.

Когда все стихло, он осторожно огляделся вокруг и обнаружил себя в окружении многочисленных воронок. Видимо, удача все-таки не покинула его, иначе как объяснить, что смерть миновала Звигина, перепахав при этом весь холм.

А вот Черному панцирю повезло гораздо меньше. Его зачарованный доспех пусть и был невероятно прочным, но даже ему оказалось не под силу выдержать прямое попадания из пушки. Снаряд угодил воину в спину и вышел с другой стороны в районе живота. Большая часть внутренностей рыцаря просто исчезла, но даже так он все еще пытался устоять на четвереньках, пусть и сам понимал, что уже не жилец.

– Без жалости… Без слабости… Без страха… Без изъяна… – прошептал воин и только после этого испустил дух.

Звигин узнал в этих словах рыцарский боевой клич. Его часто произносили воины из ордена Черных панцирей, прежде чем ринуться в бой. Лейтенанта поразило, что даже на пороге смерти рыцарь остался верен своим принципам и погиб, сохранив достоинство.

Чего нельзя было сказать про отряд Звигина. Артиллерийский обстрел не пощадил никого из солдат, и их лица застыли в предсмертной гримасе ужаса и отчаянья. Глядя на изувеченные тела, язык не поворачивался назвать это героической гибелью. Скорее, смертью на скотобойне.

Только теперь лейтенант осознал, что же произошло на самом деле. Его отрядом воспользовались как наживкой, чтобы выманить врага, а затем расстрелять из орудий. И было неважно, выживет ли при этом хоть кто-то из солдат.

Кровь застыла в жилах Звигина, когда он разгадал жестокий и циничный план командования. Вот только… это было странно, совсем не похоже на Кемирова. Генералу, конечно, было глубоко плевать на личный состав, но подобный трюк был для него слишком сложным. Это выходило за рамки стандартного приказа «Только вперед!»

Лейтенант мог бы еще долго сидеть и гадать, но в этот момент вспомнил про другой отряд, который также попал под атаку рыцарей. Какая-то часть разума Звигина сопротивлялась и требовала поскорее бежать прочь без оглядки. Но чутье… пресловутое чутье упрямо твердило, что ему во что бы то ни стало нужно выяснить судьбу тех людей.

Осторожно обойдя холм, лейтенант взглянул туда, где в последний раз видел отступающий отряд. Как и подозревал Звигин, на том месте теперь образовалось поле из воронок от снарядов. На первый взгляд никто не пережил предательский обстрел, но с такого большого расстояния нельзя было судить наверняка.

Прижимаясь к земле, лейтенант добрался до места побоища, где обнаружил почти полтора десятка обугленных тел. Словно могильный камень, над ними возвышался Черный панцирь, который навеки застыл, преклонив колени. Если бы рыцарю не снесло голову снарядом, он смотрелся бы даже величественно. Однако вместо этого он выглядел как памятник смерти, наглядный пример того, какая участь ожидает тех, кто ступил на поле боя.

У Звигина больше не было причин оставаться здесь. Он увидел все, что хотел. Правда, увидел и много того, чего ни одному человеку видеть не стоит. Лейтенанту нужно было спешить. В одиночку он был как никогда беззащитен. Любое столкновение закончится для него неизбежной смертью, в этом Звигин не сомневался.

Только он собрался уходить, как услышал позади чей-то слабый стон. Лейтенант резко обернулся и стал искать глазами выжившего солдата. Вскоре ему удалось заметить одного бойца, слабо барахтавшегося под кучей мертвых тел. Не теряя времени, Звигин кинулся на помощь и помог раненому выбраться из-под кучи трупов.

Солдат выглядел плохо. Он потерял обе ноги, и выжил, наверное, лишь потому, что его заживо погребло под телами товарищей, тем самым защитив от осколков.

– Ты как? Слышишь меня? – спросил Звигин, щелкая пальцами перед глазами бойца. – Понимаешь, что я говорю?

– Еще бы, мне же не голову оттяпали, – кисло улыбнулся солдат. – Забавно-то как, не находишь?

– Что именно? – не понял лейтенант.

– Как же, – улыбка бойца стала шире. – Из всех, кто мог найти меня, это сделал мой собрат иларитец.

Только сейчас Звигин вспомнил его. Из-за пятен крови на лице лейтенант сразу не признал одного из своих. Кажется, его звали Марылем.

– Ты же сержант из второй роты, да? – спросил лейтенант.

– Роты больше нет, – покачал головой Марыль. – Нас всех перебили.

– Ясно, – медленно кивнул Звигин.

– Не-а, ты не понимаешь, – слабеющим голосом сказал сержант. – Все было зря. Диктат бросает Миллениум. Я случайно краем уха услышал об этом, и после этого немедленно повел своих людей обратно.

– Так мы покидаем этот мир? – с облегчением переспросил лейтенант.

– Высшие чины да, а вот про нас разговора не было. Если я верно понял, космический бой уже почти проигран, а это значит, что скоро имперцы полностью возьмут Миллениум в блокаду. Думаю, все решится в течение следующих суток. Потом уже отсюда никто не улетит.

– Это… нехорошо, – не сразу смог подобрать слова Звигин.

– Это полное дерьмо! – поправил Марыль. – Только горстка солдат успеет эвакуироваться. Остальные в лучшем случае попадут в плен.

– Тогда нам нужно спешить, – лейтенант неуверенно покосился на изувеченные ноги сержанта.

– На меня можешь даже не смотреть, – отмахнулся Марыль. – Мне уже не выбраться. Но и в плен я сдаваться не хочу. Ты знаешь, что делать, не мне тебя учить.

Звигин пристально посмотрел на бойца. Он прекрасно понял, о чем тот его попросил, но… лейтенант не мог просто так застрелить товарища. Однако, встретившись с непреклонным взглядом солдата, лейтенант в итоге неохотно кивнул и расстегнул кобуру на поясе.

– Не так я хотел освободиться от службы, – невесело хмыкнул сержант. – Об одном прошу: вытащи остальных наших ребят. Всех, кого сможешь. Они не должны погибнуть вот так.

Вместо ответа лейтенант спустил курок. Он сделал всего один точный выстрел, чтобы наверняка упокоить земляка. Возможно, ему стоило обнадежить сержанта и пообещать исполнить его просьбу. Но Звигин очень серьезно относился к таким вещам. Он давал обещания только тогда, когда был абсолютно уверен, что сдержит слово. А сейчас лейтенант даже не был уверен, что переживет ближайшие несколько минут.

Однако это не означало, что Звигин отвернется от последней просьбы Марыля. Лейтенанту и самому хотелось забрать своих куда подальше от войны, в которую они оказались втянуты не по своей воле. Правда, для этого нужно было обойти чуть ли не всю прифронтовую полосу, а времени катастрофически не хватало.

Звигин тряхнул головой и собрался с мыслями. Вот на что сейчас точно не было времени, так это на сомнения. Нужно начать действовать, а там уже будет видно. Тем более он знал, откуда следует начать.

Глава 2. Притаившийся жук

Евген медленно водил стволом винтовки, следуя за своей целью, словно был к ней намертво привязан невидимой нитью. Таков был приказ. Приказ, который не смог бы выполнить ни один другой снайпер.

Ему требовалось любой ценой сохранить жизнь вражескому разведчику, чтобы тот добрался до лагеря и передал своим командирам ложные сведения. А для этого придется убить тех, кто попытается помешать шпиону, проще говоря, дружественных солдат Диктата.

Ни один снайпер не стал бы стрелять по своим, но только не Евген Жук. Да, именно таким было его полное имя, из-за которого он часто становился объектом насмешек. Но куда важнее, что Жук родился на Иларите и не питал большой любви к Диктату. Он всегда выполнял приказы, но не более того, хорошо демонстрируя этим свое отношение к службе.

Как раз такой человек и понадобился свежеиспеченному генералу Дюжеву, сместившему с поста Кемирова. Вчерашний полковник обвинил командующего в некомпетентности и просто вышиб тому пулей мозги на глазах у кучи свидетелей. В других обстоятельствах Дюжева бы немедленно расстреляли, но военная кампания складывалась столь отвратительным образом, что никто не стал заступаться за Кемирова. Более того, комиссар взял убийство на себя, одновременно назначив Дюжева новым генералом.

И первым приказом новый командующий решил атаковать артиллерией свои же войска. Дюжев отлично понимал, что кампания проиграна, а потому просто хотел истребить как можно больше имперцев перед неизбежным отступлением.

По его приказу были атакованы только те боевые соединения, что вступили в бой с противником, и сразу после этого он объявил о масштабном контрнаступлении. Это тоже было уловкой. Дюжев хотел ввести противника в замешательство, заставить имперцев занять оборону. Если бы обман сработал, у генерала появилось бы столь необходимое время на бегство с Миллениума, а большего ему в данный момент и не требовалось.

Но для осуществления плана было необходимо, чтобы хоть один вражеский разведчик благополучно вернулся в лагерь. Дюжев не мог полагаться на удачу, поэтому решил привлечь к делу снайперов для прикрытия. Правда, удалось отыскать лишь одного подходящего. Остальные наотрез отказались стрелять по своим ради спасения жизни вражеского лазутчика. И лишь один снайпер, который всегда выполнял поставленные задачи, без колебаний согласился прикрыть шпиона.

За первые три минуты с начала операции Жук успел снять уже двух бойцов Диктата. Оба являлись сержантами, и виноваты были лишь тем, что могли случайно обнаружить лазутчика. Однако теперь обезглавленные отряды солдат занимались поиском загадочного снайпера и совсем не обращали внимания на крадущегося человека в камуфляже землистого цвета.

Методичный отстрел союзников напомнил Евгену одну историю из детства. Дело было на Иларите. Он вместе с отцом жил в маленькой охотничьей хижине на краю леса. Янка Жук потихоньку учил сына ремеслу, и совсем недавно стал брать Евгена вместе с собой на охоту. Именно тогда мальчик выучил главный урок, смысл которого до конца постиг лишь спустя много лет, став военным снайпером.

*****

– Не трясись ты так, – еле слышно пробормотал Янка. – Это у тебя винтовка, а не у оленя. Ты – тот, кого нужно бояться.

– Да, – кивнул Евген и попытался унять дрожь в руках.

Это было непросто. Сегодня мальчик должен был совершить свое первое убийство. Он давно прокручивал в голове этот момент и убедил себя, что в смерти зверя нет абсолютно ничего страшного. Евгену уже довелось несколько раз побывать на охоте вместе с отцом, где мальчик мог убедиться, насколько беззащитно животное перед людским оружием и как легко отнять чью-то жизнь одним движением пальца.

Однако, взяв винтовку в руки, он вновь почувствовал страх. Евген понял, что совершая выстрел, он не просто двигает пальцем, а делает нечто необратимое. Пускай это всего лишь олень, но ведь по сути зверь не так уж сильно отличается от человека. Животное проживает такую же жизнь и… кто знает, может, у оленя тоже есть свои мечты и желания.

– Стреляй, – шепнул Янка. – Страшно только в первый раз. Я знаю, каково это. Другим не понять. Они не видели зверя за пределами суповой миски. Но ты охотник. Ты должен принимать мир настоящим. А настоящий мир жесток.

Евген задержал дыхание и мягко надавил на спуск. Раздался звук выстрела, столь неестественный для дикого леса. В это же мгновение олень дернулся и отпрыгнул в сторону. Однако приземлился он неуклюже, а в следующую секунду так и вовсе распластался по земле.

– Рана смертельная, но зверь еще жив, – констатировал Янка. – Для первого раза неплохо. Я в свое время справился хуже. Однако впредь старайся даровать добыче быстрый конец.

Евген быстро кивнул, чтобы не выдать дрожь в своем голосе. А Янка тем временем продолжил:

– Ладно, больше нет смысла тут сидеть. Пойдем, посмотрим на нашу дичь.

Охотник поднялся из укрытия и, аккуратно переступая ветки, направился к умирающему животному, на ходу вынимая нож. Оленю оставалось недолго, однако Янка все равно поспешил оборвать мучения зверя одним точным ударом в сердце. Поначалу охотник хотел позволить сыну добить оленя, однако в итоге решил, что для одного дня мальчик и так получил достаточно впечатлений.

– Самое легкое позади, – слегка улыбнулся Янка. – Теперь нужно дотащить эту тушу к нам домой.

– Я помогу, – с готовностью ответил Евген.

– Еще бы я позволил тебе отвертеться, – рассмеялся охотник.

Соорудив из толстых веток некое подобие салазок, они взвалили на них мертвого зверя и отправились обратно в хижину. Пускай идти было не так уж и далеко, однако пойманная добыча сильно замедляла охотников. За полчаса они не прошли даже половины пути, зато успели изрядно выбиться из сил.

– Так… перерыв, – с отдышкой произнес Янка. – Иначе мы останемся здесь навсегда вместе с оленем.

Охотник присел под деревом, а Евген, недолго думая, примостился рядом.

– Как ощущения? – поинтересовался Янка. – Твоя первая добыча, как-никак.

– Не знаю… – честно ответил мальчик. – Я рад, что у меня получилось, но… все совсем не так, как я себе представлял.

– Да, совсем не так, – согласился охотник. – Мы просто убиваем зверей, чтобы выжить самим. Непростая, да и не очень благородная работа. Зато если уж стал охотником, будешь им до самого конца, и ничто этого не изменит.

Внезапно неподалеку раздался протяжный рев. Не успел Евген и глазом моргнуть, как его отец уже схватился за оружие, быстро озираясь по сторонам.

– Медведь, – только и сказал он, крепче сжимая винтовку.

– Он учуял нашего оленя? – спросил Евген.

– Тише! – шикнул Янка. – Сейчас не время говорить.

Охотник тщательно прислушивался к малейшему шуму, пока в итоге рев не раздался снова, но уже немного в другой стороне.

– Не мы его добыча, – выдохнул охотник. – Но… кто тогда?

Евген понимал, что этот вопрос обращен вовсе не к нему, а потому просто решил промолчать. Янка же тем временем медленно встал и направился в сторону рева, перед этим предупредив сына:

– Не ходи за мной. У меня плохое предчувствие. Если не вернусь через час, бросай все и беги домой. Собери припасы в дорогу, а затем пулей в деревню. Расскажи о том, что случилось.

После этих слов Янка растворился в чаще, а Евген остался один. Сидя под деревом, он вновь и вновь прокручивал последний наказ отца. Плохое предчувствие… Евген еще плохо понимал, что это такое, но уже был немало наслышан о знаменитой черте иларитцев – чувствовать приближение беды. Он и сам иногда замечал, как некое иррациональное чувство подсказывает ему, что впереди его ждут неприятности. Правда, ему было еще очень далеко до взрослых, которые уже давно свыклись со своей необычной способностью и научились мастерски пользоваться ею.

Время шло, а лес оставался все таким же тихим. Это было даже странно. Обычно под сенью деревьев редко удается побыть в тишине. Ты постоянно слышишь всех здешних обитателей, слышишь саму жизнь. Но только не теперь. Лес будто бы вымер. Вернее, притих и затаился, как если бы тоже обладал иларитским чутьем.

Долгое время ничего не происходило. Отец сказал Евгену уходить через час, вот только мальчик едва ли мог определить, сколько уже прошло времени. Он мог ориентироваться по солнцу, однако из-за деревьев узнать точное время было не так уж и просто. Пока Евген мог с уверенностью утверждать лишь то, что один час еще не прошел, а значит, нужно оставаться на месте.

В этот момент вдалеке раздался звук выстрела, а за ним послышался рев громче обычного, в котором смешались боль и ярость. Рев не желал затихать. Более того, зверь явно двигался, как если бы кого-то преследовал. Раздался еще один выстрел, и Евген ужаснулся, когда понял, что медведь как раз движется к стрелку. После небольшой паузы винтовка прогремела в третий раз, но даже так медведя остановить не удалось. Его безумный рев стал слабее, однако зверь все еще продолжал преследование.

С замиранием сердца Евген прислушивался к тому, что случиться дальше. Он ждал, изо всех надеялся на еще один выстрел, но его не было. Казалось, прошла уже целая вечность, и вот внезапно тишина разорвалась громким хлопком. А затем все вновь смолкло.

Мальчик сидел, обхватив руками колени, и терпеливо ждал. Он перестал смотреть на солнце, отказываясь признаваться себе, что время давно уже вышло. Так продолжалось ровно до тех пор, пока в кустах неподалеку не послышался шорох. В следующий миг появился Янка. Он что-то нес, плотно прижав к груди. Евген не сразу узнал маленького олененка, боязливо свернувшегося на руках охотника.

– Я велел тебе уходить через час, – недовольно произнес Янка. – Прошло уже два, а ты все еще здесь.

– Я… – начал Евген.

– Неважно, – оборвал его отец. – Поговорим дома. Сейчас важнее поскорее вернутся обратно. Нужно чем-то накормить детеныша.

– Этот… олененок… откуда он? – с неподдельным интересом спросил мальчик. – А что стало с медведем?

– Медведь мертв, – коротко бросил Янка. – Помнишь, я говорил тебе, что зверя нужно бить наверняка? Так вот, кто-то пренебрег этим правилом и ранил медведя, но не добил. Обезумевшее от боли животное стало кидаться на всех вокруг. В том числе и на олениху с потомством. Уцелел только этот детеныш.

Бросив взгляд на добытого ранее зверя, привязанного к салазкам, охотник вздохнул и передал олененка Евгену со словами:

– Я потащу большого оленя, а ты понесешь маленького. Скверно, конечно, но по-другому не получится.

В одиночку Янка впрягся в салазки, медленно потащив их вперед. Он явно сильно устал. Охота на медведя вымотала его, а еще на боку у охотника появился широкий след от медвежьих когтей. Евген заметил это, но не стал ничего говорить.

Уже к закату дня они наконец добрались до хижины. Евген отнес олененка в дом и обустроил ему временное место на дне глубокой плетеной корзины. Янка тем временем уже отнес тушу взрослого оленя, и сейчас занимался обработкой ран от когтей.

– Все в порядке? – с ноткой беспокойства спросил Евген.

– Это ерунда, – отмахнулся Янка. – Медведь даже толком не ударил. Я больше переживаю за одежду. Кожа-то зарастет, а вот ткань так не умеет. Придется залатать ее, как отмою от крови. Кстати, куда ты подевал детеныша?

– Туда, – мальчик указал на корзину.

– Мог и получше место найти, – заметил охотник. – Но… он хотя бы никуда не уползет. И да, еще кое-что. Не привязывайся к нему. Как ты думаешь, зачем я его спас?

– Ну… не бросать же его одного в лесу… – замялся Евген.

– Верно. Но я забрал его не по доброте душевной. Как только олененок наберется сил, мы отпустим его в лес. А затем, однажды, мы его убьем. А потом убьем и его потомство, когда оно подрастет. Ты понимаешь?