Тридцать три поцелуя на десерт

Глава 1. Брусничные пироги, други и недруги

– Мадейлин, детка, твои пироги с брусникой почти так же хороши, как те, что в далёком детстве пекла моя бабушка, – с улыбкой на губах сообщила мне Шарлотта Нейди-Остин, когда я передавала ей коробку с заказом.

Эту фразу она произносила ровно три раза в неделю: в понедельник, в среду и в пятницу, по пути от ЦИПа до дома своей дочери, вот уже третий год кряду. Не думайте, что я помню всех своих покупателей – в Фархесе, хоть и нечасто, но всё-таки бывают приезжие, - однако госпожа Нейди-Остин была моей первой.

В тот день за окном лило, как из ведра, и, несмотря на летний полдень, темно было так, словно снаружи бушевал лютый ноябрь.

Самый его конец.

Я вынула из печи пироги с брусникой – те самые! и распахнула входные двери. Не то чтобы я очень верила, что их аромат пробьётся сквозь густую, как яичный ликёр, завесу дождя, но как по-другому в такое ненастье я ещё могла заманить в свою кофейню покупателей?

С боем я отвоевала место на центральной площади Фархеса, со слезами выторговала приличную цену за аренду, своими руками руководила ремонтом, охрипнув и окончательно утратив веру в мужчин, все последние медяки спустила на анонс в местном газетном листке, на афише в ЦИПе и на записки на городских досках объявления…

И вот результат.

Мальчишка-газетчик утопил половину выпуска в огромной луже перед зданием типографии, краски на афишах расплылись, а объявления белыми корабликами проплывали по звонким ручьям, облизывающим камни мостовой за окнами моей витрины.

Уж полдень близится, а покупателей всё нет. А если их и не будет… Первый день, первая неделя, первый месяц – они ведь самые важные! Если я не найду своих покупателей в этот срок, вряд ли я смогу отыскать их позже. И что ждало бы меня в этом случае? Крах и полное разорение.

Нищета.

О нищете моя семья знала не понаслышке.

За окном продолжала злиться непогода, косые струи ливня с остервенением пенили воду огромной лужи, занявшей всю площадь, старый клён, в тени которого я планировала разместить уличный столик, болезненно стонал и жалобно скрёбся зелёными ветками в окна моих витрин, когда в дверях кофейни появилась пожилая дама.

Одета она была в летнее пальто модного кремового оттенка, миниатюрную шляпку, неизвестно каким чудом ( уверена, без магии не обошлось! ) удерживающуюся на серебристых волосах, уложенных в сложную причёску, из-под подола голубой юбки выглядывали носки коричневых ботинок.

От дождя моя гостья пряталась под огромным, как парус, зонтом. Алым, как зимний рассвет, но с ярко-зелёными горошинами и оранжевой кружевной оборочкой по краю. В жизни не видела ничего более… странного.

– Ну и погодка сегодня, детка, – солнечно улыбнулась она мне с порога, опуская на пол небольшой дорожный саквояж и с усилием складывая свой ужасный зонт в обычную трость. – Бургомистр бы должен вместо кучеров по городу пустить паромщиков.

Раскатистый гром немного приглушил последние слова моей посетительницы, но не испортил ей настроения. Она погрозила тростью моему потолку, ворча при этом:

– Побалуй мне ещё!

Ненастье, словно испугавшись, утихло, призадумалось на мгновение, а потом ударило в окна витрин с новой силой.

– Я у тебя пережду ненастье. Не возражаешь? – Гостья вскинула тонкую ниточку насурьмлённой брови и выжидательно глянула на меня.

– Вам не о чем беспокоиться, аренда оплачена на полгода вперёд, да и запасов еды хватит надолго, – жизнерадостно заверила я, выходя из-за прилавка – Так что мы не погибнем даже в том случае, если дождь затянется на несколько недель.

– Недель?

Я кивнула.

– В газетном листке как раз недавно пропечатали рассказ одного путешественника, который больше года прождал отправления дирижабля. Представьте себе, в тех землях сезон дождей затянулся на тринадцать месяцев и восемнадцать дней!..

Гостья с сомнением оглянулась на улицу.

– Но в Аспоне такое маловероятно, – продолжила свой рассказ я. – Нашим магам любая непогода по плечу!.. Позволите вам помочь?

Женщина фыркнула, но свой зонт и небольшой саквояж отдала мне без возражений.

– Снимайте пальто, – велела я, указывая рукой на рогатую вешалку, притаившуюся в углу за дверью. – В верхней одежде вам неудобно будет пробовать мой брусничный пирог.

– Брусничный пирог? – Дама с шумом вдохнула плывущий из кухни аромат и мечтательно прикрыла глаза. – Пахнет почти так же хорошо, как в детстве, на кухне у моей бабушки. Никто в целом мире не готовил брусничные пироги так, как она.

И добавила, грозно сдвинув брови над переносицей:

– И не вздумай мне предложить чай или лимонад! Брусничные пироги запивают только свежим молоком! Надеюсь, оно у тебя есть?

– Отыщется, – разулыбалась я.

С тех пор прошло три года, а Нейди-Остин всё так же ворчит, пытается учить меня готовить и рассказывает про бабушкины пироги. Она успела перетаскать в мою кофейню всех своих подруг, познакомила меня со своей дочерью Анной, которая вышла замуж за фархесского ювелира, короче, сделала для меня больше, чем вся реклама, на которую я спустила весьма внушительную сумму.

И да, я знала, как зовут эту покупательницу - мою первую покупательницу! – потому что смело могла считать её своим другом.

– Мадейлин, детка, твои пироги с брусникой почти так же хороши, как те, что в моём далёком детстве пекла моя бабушка, – привычно сообщила мне госпожа Нейди-Остин, принимая коробку с заказом из моих рук.

– Вы не устаёте мне напоминать об этом, Лотта, – ответила я. – Не представляете, как для меня это важно, знать, что приготовленные мною блюда не только утоляют физический голод, обладая при этом отличным вкусом, но и справляются с голодом духовным, вызывая приятные воспоминания из детства… Хотите взять для внуков сливочного мороженого? У меня сегодня три вида есть: ванильное, шоколадное и малиновое.

Шарлотта с сожалением качнула головой.

– Холодно. Боюсь, как бы снова не простудились. И так этой зимой Мина два раза с горячкой лежала… Кстати! Правду говорят, что у мастера Туга порченная лихорадка?

Я с хмурым видом кивнула.

Мастер Туг был известным на всю округу зодчим. Начинал он простым каменщиком, затем стал проектировать дома, даже в столице работал какое-то время, а на центральной площади Фархеса, в десяти метрах от входа в мою кофейню, стоял девташлар, памятник в честь погибших на Пределе воинов.

Пятнадцать лет назад мастер Туг вернулся на родину и поселился в здании, которое когда-то сам и построил, а ещё двенадцать лет спустя позволил мне открыть в нём кофейню.

За весьма внушительную сумму, надо сказать. Нет, я не жалуюсь! Сумма, хоть и была огромной, назвать её несправедливой я не могла. Тревожило меня совсем другое.

Мастер Туг был прижимистым стариком с весьма скверным характером, у него отвратительно пахло изо рта и за три года он не сказал ни одного доброго слова о моей стряпне, хотя, согласно договору, бесплатно завтракал в моей кофейне пять раз в седмицу, однако общий язык мы с ним всё же находили.

Наши отношения были прозрачными, как слеза младенца: я вовремя платила за аренду, а он по первому зову решал редкие проблемы бытового характера, вроде засорившейся каминной трубы или сломавшегося замка.

Но вчера мастер Туг не спустился к завтраку, а к обеду его сын вызвал единственного фархесского целителя, который и озвучил нерадостный диагноз:

– Порченная лихорадка.

Она уже несколько месяцев бушевала в округе Фархеса, но в город пробралась впервые. Жуткая магическая хворь, от которой мало кто выздоравливает. Уж я-то знала. Когда девять лет назад, мы тогда ещё на Цветочной улице в столице жили, эту заразу подцепила Нанни, а вслед за ней маменька, Дафна, Лейла и малышка Линни, я уж тогда думала, что совсем одна останусь, так они плохи были… Помню, я сунулась было к местному целителю, так он меня палкой из своей клиники выгнал, чтобы я, упаси Предки, заразу в его клинику не принесла…

Сушёной клюквой я своих выхаживала. Заваривала кипятком, добавляла мяту и кленовый сироп. Липовый чай делала. Но вряд ли помогло именно это, все ведь знают, что от порченной лихорадки нет лекарства, от неё только магия помогает, и то не каждый целитель способен её вылечить… А я вот как-то вылечила.

Маменьку, Нанни, Дафну и Лейлу. И только малышка Линни ещё долго-долго болела, да и сейчас – хрупкий цветочек, самая нежная и самая слабенькая из нас.

А они ведь были здоровыми, сильными и молодыми, тогда как мастер Туг… Он свой сотый день рождения отпраздновал лет за пятьдесят до того, как я появилась на свет.

– Всё плохо? – по моему выражению лица догадалась Шарлотта Нейди-Остин. – Целитель был?

– От нашего целителя пользы, как от козла молока, – качнув головой, ответила я. – Не сочтите за грубость, но вы и сами знаете, какой он.

Горожане эрэ Бирна называют осторожным за его привычку едва ли не каждого пациента отправлять на консультацию в столицу, а я всегда считала его лентяем и трусом, способным лишь прыщи молодым хлыщам лечить, да омолаживающие маски делать стареющим красавицам. Уж с ними он часами сидит, чаёвничает, эклеры мои лопает… Я прямо заранее знаю, как закажет одна из подружек нашей бургомистрши коробку эклеров, так жди, что завтра на центральную площадь прогуляться выйдет, пешком, без коляски, чтобы все успели рассмотреть, как свежа и нежна её кожа.

А вот у мастера Туга эрэ Бин вчера засиживаться не стал, кубарем скатился в кофейню и с порога потребовал стакан ледяного лимонада. Долго шептал над ним что-то - не иначе порчу от себя отводил, при этом руки у него тряслись, а на бледном лбу собрались крупные капли пота.

– Мастер Туг поправится? Или вы его в столицу лечиться отошлёте? – щедро поперчив свой голос презрением, спросила я, а целитель зыркнул на меня из-под бровей и выплюнул:

– С порченной лихорадкой в столицу? Нет уж, милочка! Я пока ещё в своём уме. Дома пусть умирает…

– Умирает? Вы что же? Даже не попытаетесь его вылечить?

Он не ответил. Залпом выпил лимонад и, не заплатив, ушёл. Я же полдня и всю ночь думала о бедном старике. Переживала. Вспоминала, что точно делала, когда пыталась поставить на ноги маменьку и сестёр…

А утром, когда Салливан, правнук мастера Туга, зашёл в кофейню, я бросилась к нему, забыв о наших размолвках, которые случались довольно часто, в основном из-за того, что у этого парня руки были длинные, а у меня тяжёлые.

– Здравствуй! Ну, как ты? Как себя чувствует мастер? Что сказал целитель? Могу я чем-нибудь помочь?

– Помочь?

Глянул так, что я разом вспомнила, почему обхожу младшего Туга десятой дорогой и всегда стараюсь сделать так, чтобы между мною и им было какое-нибудь препятствие.

– Я что-нибудь придумаю, поверь. Когда старый козёл перестанет вонять и подохнет, а я стану хозяином этого всего, ты, маленькая заносчивая гордячка, мне очень, очень, очень сильно поможешь.

Я брезгливо сморщилась.

– Кривишься? – оскалился Салливан, рывком притягивая меня к себе. – Рожа моя тебе не нравится?

На самом деле рожа у него была довольно симпатичная. Чистая, смуглая кожа, густые тёмные волосы, глаза большие, тёмные, в обрамлении пушистых ресниц. Да и фигурой парень был хорош. Высокий, поджарый…

Я раньше думала, что он просто бабник, а теперь вдруг выяснилось, что и мерзавец при этом. Гадость какая...

– Мне не нравишься ты, – произнесла я, даже не дёрнувшись, когда Салливан склонился к моему лицу и медленно, с оттяжкой провёл языком от виска до подбородка. – И лучше бы тебе меня отпустить.

– А то что? Что может сделать мне такая малышка?

– Пощупать своими коготками твои причиндалы, придурок, – ответила я и ткнула кончиком хлебного ножа в ногу мужчины. Специально оружие я не брала, просто так совпало, что когда он вошёл, я как раз нарезала хлеб к продаже.

Салливан зашипел и с силой оттолкнул меня. Край прилавка больно впился мне в бок, но я не подала виду.

– Уходи, Сал, – выпрямившись, потребовала я. – Не будь дураком.

Он не торопился выполнить моё требование, хотя защитное заклинание на стенах кофейни и начало просыпаться после моих слов. Ставила я его от грабителей, страшно вспомнить, сколько пришлось заплатить приезжему магу!, но Сал, видимо, недалеко от них ушёл.

– Посмотрим, как ты через пару деньков запоешь, – процедил он. – Теперь уж старому козлу недолго осталось. Некому будет тебя защищать.

Я сжала губы и ножом указала на выход.

– Проваливай.

Стена за прилавком вспыхнула голубым (первое предупреждение) и самый младший Туг злобно выругался:

– Шалава.

И ушёл, а я не бросилась перечитывать договор о найме только потому, что сама его составляла. Ну, как сама? Я ведь до Фархеса в столице жила, работала в мясной лавке у дедушке Суини. Целых пять лет работала и многому успела научиться. Как торговаться с поставщиками, что делать, чтобы продукты на складе не портились, как предлагать товар посетителям, сколько раз в месяц устраивать бесплатные дегустации, кому давать персональные скидки, но главное – как при этом при всём сэкономить, чтобы чистая прибыль была максимальной.

Дедушка Суини за помощью обращался к королевским стряпчим. Они ему все-все договоры помогали составлять. Те самые, которые я потом кропотливо переписывала в специальную тетрадь, чтобы в будущем использовать за образец.

Так что, если мастер Туг не переживёт порченную лихорадку, а я от всей души желала ему выздоровления и долгих лет жизни, на улицу меня никто не выгонит. Срок аренды у меня истекает чуть меньше чем через год, так что я спокойно смогу найти подходящее помещение и переехать.

Конечно, вряд ли оно будет таким же замечательным, и потеряю я не только кофейню, но и маленькую квартирку на втором этаже, в которую я могла подняться по узенькой лесенке в задней части лавки. Что было весьма и весьма удобно, если учесть, что молочник и мясник свой товар привозят ещё до рассвета. Это, несомненно, расстраивало, но…

Во-первых, я надеялась на лучшее.

А во-вторых, как любит говорить моя маменька, всё, что ни делается, всё к лучшему. Она вообще у меня ужасная оптимистка, даже удивительно, при её-то невезении.

Впрочем, об этом стоит рассказать поподробнее.

Маменька моя, урождённая Сесиль Кланси, родилась в семье не очень удачливого лавочника и актрисы передвижного театра, певички варьете, если называть вещи своими именами. Брак моего деда и бабки был жарким, счастливым и недолгим, как майские грозы. Вскоре после маменькиного рождения бабушка прихватила из дедовой лавки всю выручку, упаковала в саквояж все серебряные ложки, которые сумела найти, и сбежала, не оставив адреса.

Дедушка погоревал-погоревал, а потом оформил через императорских стряпчих развод, и торжественно поклялся более не впускать в свою жизнь женщин. К моменту этой клятвы деду было глубоко за шестьдесят, и бабка была его третьей, юбилейной, как он любил говорить, женой. Первые две, оставив по три сына, ушли в зелёные луга Предков. Первая не пережила родов, вторая разбилась в коляске – испугавшаяся молнии лошадь свалилась в обрыв.

– Слава магии и Предкам, что от последней мне досталась только одна дочь, – любил повторять дед, – ещё две таких же точно вогнали бы меня в могилу раньше срока.

Этого я не помню, дед умер ещё до моего рождения, но эту фразу не раз произносил и дядюшка Саймон, самый старший из маминых братьев, у которого мы жили после того, как моего папеньку сослали на каторгу за многожёнство. Маменьке было шестнадцать лет, когда она познакомилась с этим бравым воякой и, сговорившись, сбежала с ним через седмицу после дня знакомства. Дед с братьями нашёл их в деревенской таверне в двух днях пути от столицы. Одну выпорол, второго сдал жандармам – тогда-то и стало известно, что у папеньки по одной жене в каждом районе столицы, и ещё пять в южных краях.

Мне едва исполнилось два года, а маменьке – девятнадцать, когда в нашем доме появился Базил фон Габр, барон Тонимский, пройдоха и плут. Он пытался повторить подвиг моей бабки – сбежать с награбленным, но был пойман дядюшками, сильно бит и отправлен вслед за первым маминым якобы мужем.

И да. Фальшивый барон фон Габр подарил нам Нанни и Дафну, потому что маменьке повезло разродиться двойняшками.

Глава рода Кланси, дядюшка Крис, после этого счастливого события купил домик в пригороде Аспона и торжественно подарил его младшей сестрёнке на её двадцать первый день рождения со словами:

– Дорогая сестрица, ты слишком дорого обходишься мне, моей семье и моим братьям. Поэтому прими этот дар и помни, я рад всем гостям, одна беда: гостей, как и рыбу, на третий день нужно выбрасывать.

Этот дом я уже помнила. Он был большим, светлым, а в детской комнате были магические витражи, которые менялись в зависимости от погоды за окном и от настроения внутри дома. Обычно нам с сёстрами показывали истории из жизни пленниц драконов. Наверное потому, что маменька читала слишком много сентиментальных романов…

Именно поэтому Лейлу мы с Нанни и Дафной до сих пор называем маленькой драконицей, или наследницей драконьего трона. Отца мы её видели много раз: это был решительный красавец с густой чёрной косой до пояса, который исчез ровно тогда, когда у маменьки начались утренние недомогания, что, как правило, бывают у тяжёлых женщин.

Родителем моей последней сестры стал достопочтенный господин Тауни. Единственный, кто взял маменьку в жёны без какого-либо обмана, удочерив меня и всех моих сестёр. Он переехал в наш домик, учил нас с девочками рыбачить и ездить верхом, подарил маменьке её последнюю дочь, малышку Линни, а затем проиграл всё в карты и застрелился.

И вместе со всем этим маменька не утратила вкуса к жизни, радовалась каждому солнечному лучу и утверждала, что всё, что ни делается, делается к лучшему.

Разве я хуже?

Тем же вечером, сложив в небольшую корзиночку кое-что из любимых мастером Тугом угощений, я выскочила на улицу и, обойдя дом по кругу, зашла со стороны чёрного хода. Поднялась по гулкой лестнице на третий этаж и решительно дёрнула за хвостик магического звонка. Сначала ничего не происходило, а потом в глубине квартиры скрипнула половица.

Я подождала с минуту и снова позвонила.

– Конни, я тебя слышу! – довольно громко крикнула я, и эхо моего голоса заполнило пустоту огромного дома. – Это я, Мадэйлин!

Никакой реакции.

Тогда я ещё раз позвонила, одновременно колотя кулаком по створке двери.

– Открой! Ты меня знаешь, я всё равно не уйду! Лучше по-хорошему открой.

Я выждала ещё какое-то время, и когда в квартире снова заскрипели полы, в раздражении притопнула ногой и пригрозила:

– Считаю до десяти и иду в жандармерию! Шефа Лоиса заинтересует моя история о том, как вы решили уморить до смерти почётного подданного Его Императорского Величества, знаменитого зодчего мастера Туга.

Это помогло. Дверь приоткрылась, и в узкой щели показался перепуганный карий глаз Конни – служанки мастера Туга.

– Не велено пущать, – просипела она громким шёпотом. – Молодой господин строго-настрого запретил… Порченная лихорадка у нас…

– И у тебя? – Ахнув, я непроизвольно попятилась.

– Только у мастера, – пробормотала Конни в ответ и оглянулась, прислушиваясь к звукам в глубине квартиры. – У меня эта… как её? Карантена. Эрэ Бирн третьего дня приходил…

Его-то я видела, а толку?

– Распорядился, – продолжила рассказ Конни. – Порошков оставил каких-то…

– От порченной лихорадки? Вот же старая сволочь! – яростно возмутилась я. – Не лечат её порошками, лихорадку эту, потому что нет таких порошков, которые проклятье развеивать умеют.

– Не, – тряхнула головой Конни. – От карантены. Не такая уж я тёмная, как ты думаешь. Сама знаю, что от этой хвори лекарств нет… Да и ты не лекарка и не целительница. Разве можешь чем-то всерьёз помочь?

Я вздохнула, теряя запал.

– Тогда хотя бы пирожки возьми, – предложила неуверенно. – Ну и там ещё кое-что для мастера.

Служанка округлила глаза и даже, как мне показалось, немного побледнела.

– Да ты что! Молодой господин узнает, что я кому-то двери открывала, шкуру с меня спустит… Но ты не беспокойся! Я хорошо о хозяине забочусь. Глядишь, он ещё и не помрёт...

И я отступилась, понимая, что всё равно ничем не смогу помочь.

Следующие несколько дней прошли в печальном спокойствии. Покупатели приходили в кофейню, делали свои привычные заказы, встречались с приятелями и приятельницами, сплетничали… Но в половину тона ниже, тихим шёпотом, наполненным сожалением и стыдливой суетой. Так бывает, когда дальние родственники, которые не виделись друг с дружкой годами, собираются под одной крышей по случаю поминок.

Горестные всхлипывания вдовы, приглушённые разговоры, сочувствующие вздохи, полные соболезнования взгляды… И вдруг кто-то промолвит украдкой:

– А помнишь, как у покойного в саду яблоки воровали?

– А он бежал за нами вприпрыжку и штаны потерял.

– А жена его высунулась в окно…

И когда уже смех почти готов сорваться с губ, перед глазами появляется гроб с покойником, и нечаянные шутники понимают, как неуместна сейчас ностальгия.

Я знаю, о чём говорю. Когда дедушка Суини умер, я в его доме и не такое видела. Впрочем, удивляться-то нечему. Сыновья его в лавке не работали, братья жили далеко, а единственная сестра, хоть и обитала через дорогу от нашей лавки, в гости наведывалась только по праздникам.

Вот и с мастером Тугом так же. Все его знали, уважали и проявляли сочувствие в связи со случившейся болезнью. Но, вместе с тем, он оставался для них чужим человеком.

Да что говорить о горожанах! Он и для меня был почти чужаком!.. Но когда стены нашего дома украсили чёрные траурные стяги, а всю площадь засыпали белыми и нежно-розовыми лилиями, мне стало по-настоящему грустно.

Второй раз в жизни я столкнулась со смертью.

Когда умер дедушка Суини, приютивший мою семью и научивший меня едва ли не всему на свете, я просто ужасно горевала. Маменька даже боялась, как бы я не заболела.

Когда не стало старого ворчуна Туга, я повязала на голову чёрный платок, закрыла на несколько дней кофейню и уехала на Предельную станцию к родным.

Когда-то здесь была крайняя точка, за которой начинались необитаемые земли, отгораживающие Предел от Империи. Народ давно вернулся в брошенные дома, успел отстроить новые и нарожать детей, о демонах знающих только по рассказам, а вот названия остались до сих пор.

Предельная станция. Последний перевал. Посёлок Дозорный…

Маменька с сёстрами жила в доме, который когда-то принадлежал дальнему родственнику господина Тауни, пустившего пулю себе в лоб. Родственник владел огромной конюшней, в которой из всех лошадей был пыльный от старости жеребец, мерин неведомой масти и любопытная, как кошка, кобыла, молодая и со вздорным характером.

Дом был в отличном состоянии, а вот конюшне требовался основательный ремонт. Маменька ремонтом заниматься отказывалась.

– Мне в моей жизни жеребцов хватило, – категорически заявляла она. – Так что это стойло пусть какая-нибудь другая коннозаводчица чистит.

А вот идея организовать на станции таверну ей понравилась. Пришлось, конечно, поскандалить, чтобы отвоевать себя право на свободу, но, в конце концов, маменька меня поняла.

– Ты как всегда права, Мадди, обвиняя меня в эгоизме, – сказала она. – Мне-то в своё удовольствие жить никто не мешал… Поживи и ты.

Сесиль Тауни, урождённая Кланси, не была бы собой, если б не сумела перевернуть мои слова о свободе на лишь её одной понятный лад.

– Матушка! – возмутилась я, но она лишь по-доброму улыбнулась.

– Только будь умнее своей старушки-матери. Не рожай от каждого кавалера по ребёнку.

Старушки. Как же! В этом году мы с сёстрами планировали большое торжество по случаю её сорокового дня рождения, а на момент того разговора дорогой родительнице не исполнилось ещё и тридцати семи.

На Предельной я, как правило, выдерживала не более двух дней, а в прошлый свой приезд и вовсе удрала, не выдержав и суток. Уж и не знаю почему, но стены уютного домика на меня давили, свежий воздух раздражал, вечерние заморозки злили, неизменно звонкая капель просто бесила, а маменькина забота душила так сильно, что у меня начинала кружиться голова.

И ведь она не делала ничего такого! Готовила завтрак, который кто-нибудь из сестёр приносил мне в комнату, болтала о местных жителях, выспрашивала фархесские сплетни, даже спрашивала советы по готовке, хотя сама же и научила меня почти всему… Но этот её неизменно настороженный, заискивающий взгляд, это желание угодить во всём, непременно добиться моей одобряющей улыбки или кивка… За всем этим я днём и ночью чувствовала что-то неправильное, и очень долго не могла понять, что именно, пока однажды наша младшенькая меня не просветила в своей привычной небрежно-болтливой манере:

– Нанни говорит, что ты на мать волком смотришь, а она из шкуры лезет, чтобы тебе угодить. Правда, что ли?

Мы с ней как раз работали над тестом для хлеба, и я от неожиданности едва не выронила в чан весь мешок с мукой, что, конечно, стало бы трагедией и напрочь убило бы опару.

– Чего? – протянула я, вытирая руки о передник. – Вы тут в Предельной глуши, смотрю, совсем одичали?

– Ничего! – Глянула на меня наглым зелёным глазом, ну просто никакого почтения к старшей сестре! – А просто ей стыдно.

Ронять мне было уже нечего, поэтому я уронила себя саму. На вовремя подвернувшийся под пятую точку стул.

– Я маленькая была и не помню, но Нанни, и Дафна, и Лейла тоже, говорят, что ты нас всех спасла, когда к старику Суини в лавку устроилась работать, что с того света нас вытянула, что, если бы не ты, мы давно или по садам Предков гуляли, или ноги для клиентов какого-нибудь борделя раздвигали.

– Кейлин Сесиль Тауни! – Я хлопнула по горестно искривлённому рту ладошкой. – Это что за разговоры такие?! Ноги? Бордель? Это кто тебя тут так просвещает? Нанни? Да я ей так всыплю, неделю сидеть не сможет!

Линни недоверчиво закатила глаза. Ну да. Нанни и Дафна статью в своего покойного батюшку пошли, господина Габра, и хоть и были младше меня на два с половиной года, подзатыльником я их могла наградить только в том случае, если предварительно встану на стул.

Шутки шутками, но после этого разговора я стала внимательнее присматриваться к маменьке, и в самом деле стала замечать за так раздражающей меня угодливостью стыд. От этого прямо ещё хуже стало: стыдилась она, а виноватой чувствовала себя я, прямо до слёз, поэтому и ограничила свои визиты в Предельную до минимума, отговариваясь делами в кофейне, хотя и маменьку, и сестёр любила очень сильно, жизни без них не мыслила.

Из Фархеса в тот раз я уезжала с тяжёлым сердцем, понимала, что так или иначе придётся искать новое место для лавки, а если поиски затянутся, я буду вынуждена и вовсе переехать в Предельную. Хорошего настроения мне эти мысли не добавили, к тому же раздражение шевельнулось холодной змеёй, стоило увидеть виновато-радостную маменькину улыбку.

Я мысленно шикнула на себя, туша это гадкое чувство, а затем порывисто обняла родительницу и прошептала, прижавшись плечом к пахнущему сладкими травами и кухней плечу:

– Я люблю тебя, мам.

– И я тебя, малышка, – ответила она, удивлённая этим внезапным порывом. – У тебя что-то случилось?

– Нет. – Я покачала головой. – Просто хочу, чтобы ты знала. Мы тебя ужасно любим. Все.

– Даже несмотря на то, что я у вас такая бестолковая? – в таких же зелёных, как у меня, глазах подозрительно сверкнули слёзы, и я поторопилась заверить:

– Другой нам не нужно!

Но это не помогло, и она разрыдалась. И я вслед за ней, потом к нам присоединилась Линни, и Нанни, и Лейла. Дафна держалась дольше всех, но и она не железная, так что в слезах мы едва не утопили кухню, на которой моим родным предстояло ещё готовить обед для почтовых работников, и для экипажа дирижабля, на котором я прибыла на Предельную, ну и для других местных жителей тоже.

После этого случая маменька стала смотреть на меня иначе, а я наконец-то вздохнула полной грудью, почувствовав себя, наконец, дома. Впервые за много лет мне не хотелось поскорее убежать на работу, да и вообще о работе думать не хотелось.

Точнее не так. Не хотелось думать о проблемах, которые непременно возникнут, как только я вернусь в Фархес. Поэтому я оттягивала, оттягивала и оттягивала своё возвращение, и тогда проблемы приехали за мной на Предельную.

И ведь что самое интересное, ничто не предвещало неприятностей! Я проснулась рано утром и, пока в доме все спали, спустилась на кухню, чтобы приготовить завтрак.

Блины в этом доме любили всегда, а мои – особенно. Уж так получилось, что в нашей семье, где было намешано столько кровей, сколько нет в некоторых маленьких государствах, никому не досталось ни капли магии. За исключением меня.

Нет, магом в полновесном смысле этого слова я не была, но некоторой особенностью обладала: мне достаточно было один раз глянуть на человека, чтобы угадать его вкусовые предпочтения. Какие именно он любит блины: тонкие, пышные, с начинкой или без, со сметаной, с корицей, с рыбьей икрой или с кленовым сиропом… А уж о предпочтениях своих домашних я знала давным-давно.

Поэтому этим утром я свой выбор остановила на маленьких круглых оладьях.

Просеяла в большую миску две с половиной чашки муки, сахару добавила, соли, соды совсем немножко, одну чашку кислого молока, одно яйцо и, конечно же, ваниль. Ваниль в моей семье страстно любили все.

Разогрела на малом огне огромную чугунную сковородку и, осторожно черпая густое тесто, разлила первый десяток блинчиков. Аромат пошёл сразу такой, что у меня в желудке что-то заворчало, нетерпеливо и жадно.

Едва дождавшись, пока первая порция зарумянится с обеих сторон, я схватила самый симпатичный блинчик, обжигающий, ароматный, и, постанывая от удовольствия, запихала его в рот прямо целиком.

Тем временем на кухню спустилась маменька, поцеловала меня в висок.

– Хозяюшка моя… Пахнет так, что я язык готова проглотить. – Достала из холодильного шкафа жбан с молоком, варенье, печёночный паштет и черешневый компот. Магии ей судьба не отвесила ни грамма, но, как и я, она была прекрасно осведомлена о вкусовых предпочтениях своих дочерей, которые тоже не заставили себя ждать, и сонные, зевающие, спускались вниз по одной, завязывая пояски халатов и жадно принюхиваясь к лучшему в мире будильнику – утренним оладушкам.

Мы ещё не закончили завтракать, когда в дверь домика кто-то стукнул, решительно и громко.

– Может, молочник? – неуверенно пробормотала маменька, но посмотрела при этом отчего-то на меня.

Дурное предчувствие ледяными пальцами сжало моё ёкнувшее от иррационального страха сердце, но вопреки всему я упрямо согласилась:

– Может.

– Я открою! – Вскочила на ноги Линни и, на ходу запихивая в рот очередной блинчик, резвой козочкой поскакала к двери, в которую продолжали настойчиво колотить.

Я и трёх вздохов не успела сделать, как по всему домику разлетелся внушительный мужской бас:

– Фру Мадейлин Тауни?

– Ой, – пискнула вместо ответа Линии, и я тут же поторопилась к нашей младшенькой на выручку, чувствуя, как мне в затылок дышат остальные домашние.

– Я фру Мадейлин Тауни, – выкрикнула я, выскакивая в выстывшую за ночь прихожую. – А вы, собственно…

Хотела спросить, по какому вопросу, но осеклась, увидев чёрную форму и золотые эполеты. Императорский стряпчий.

– Примите. – Протянул мне жёлтый пакет. – Вашу левую руку, будьте добры.

Проколол безымянный палец церемониальной иглой, кивнул, щёлкнул каблуками и, не произнеся больше ни слова, вышел на улицу.

Маменька смотрела на конверт в моих руках, как на ядовитую змею, с тревогой и опасением, а сёстры скорее с любопытством, и Линни, как обычно, не выдержала первой.

– Ну, что там? – подпрыгивая на месте от нетерпения, спросила она. – Открывай же скорее!

– Действительно, – откашлявшись, согласилось с сестрой Лейла, и зачем-то добавила:

– Императорские стряпчие такие важные, скажи? У меня от них сердце в пятках колотится.

– Скажи своему сердцу, что пока оно мне диплом об оконченных кулинарных курсах не принесёт, пусть и не думает на посторонних стряпчих засматриваться, – проворчала маменька, шлёпнув при этом сестру полотенцем по месту пониже спину. – Мадди, что там?

Я вскрыла всё ещё искрившийся от магии крови пакет и несколько минут изучала единственный документ, обнаруженный мною внутри.

Это было судебное предписание, выписанное не нашим, фархесским, судом, а судом Императорским, здание которого размещалось прямо напротив дворца нашего правителя в столице.

В предписании мне вменялось в обязанность являться на все следственные мероприятия, связанные с предстоящим судом, истцом в котором выступает Салливан Туг, единственный наследник известного зодчего Клариуса Туга, а роль ответчика отводилась мне.

По версии следствия я, отпетая мошенница и аферистка, сумел так задурить голову старому, и без того совершенно выжившему из ума мастеру, что он отписал мне в наследство не только лавку, которую я у него арендовала, но и весь дом, от которого, впрочем, мне не было никакой пользы, потому как его опечатали до окончания судебного следствия. Либо до полюбовного соглашения сторон.

Полюбовного.

Меня перекосило от отвращения, а маменька тихонечко выдохнула:

– О, Предки… Что же теперь будет?

– Кажется, какое-то время мне придётся жить на Предельной, – пребывая в состоянии полного шока, ответила я, ещё не подозревая, что это не самая моя большая проблема.

Глава 2. Ликёр из шиповника, любовники и не любовники

– Моя невеста вознамерилась выйти замуж за вас, Мэтр, – прямо с порога заявил любимый протеже моей дорогой сестрицы и единственный некромант в замке. – И мне данное положение вещей категорически, просто категорически не нравится!

Джону Дойла я знал давно, но впервые видел его в таком встревоженном состоянии.

– Прости? – Я откинулся на спинку кресла и жестом предложил парню занять свободное место по ту сторону стола, но он мотнул вихрастой головой, продолжая сверлить меня недовольным взглядом. Раньше бы я за такой взгляд отправил этого волчонка на плац, Мерфи Айерти вмиг бы выбил из его юной головы дурь, но сегодня я совершенно неожиданно понял, что парень вырос. – Мне на секунду почудилось, что я уснул во время не самого лучшего представления. Как ты сказал? Твоя невеста собралась замуж за меня?

– Именно для этого она сюда приехала.

Вчера ни свет ни заря меня разбудила сестра. Не лично. К сожалению, виделись мы гораздо реже, чем хотелось бы. Несмотря на ранний час, Бренди выглядела просто превосходно, улыбалась, щуря глаза, как лисичка, и выглядела такой довольной, как в детстве, когда ей случалось стать инициатором одной из наших шалостей.

– Бред, у меня отличная новость! – объявила она вместо приветствия. – Я нашла целителя для твоего замка!

– И снова забыла о разнице во времени, – проворчал я и почесал правый глаз. Отчего-то именно он отказывался открываться. – Что за целитель?

– О, ты его знаешь, – рассмеялась она. – У него на носу веснушки, росту чуть ниже меня и коса до пояса.

– Кузнечик? – догадался я. Не то чтобы это была новость. Кузнечик, а точнее, Агава Пханти и мой некромант Джона Дойл с детства были лучшими друзьями, и все, разве что за исключением самого Кузнечика, знали, что рано или поздно эта парочка поженится. Я, откровенно говоря, не рассчитывал заполучить малышку в замок раньше осени, но кто я такой, чтобы отказываться от внезапных подарков судьбы.

– Рыжий, честный и влюблённый, – подтвердила мои мысли Бренди. – Она очень хорошая девочка, Бред. Помоги ей с практикой, пожалуйста. И если всё пройдёт хорошо, то мы встретимся на свадьбе этих двоих ещё до того, как я снова стану похожа на дирижабль.

От этой новости я окончательно проснулся.

– Серьёзно? У меня будет ещё один племянник или племянница? Дак, поди, на седьмом небе от счастья!

– С ума сошёл? – Бренди выпучила глаза и покрутила пальцем у виска. – Я пока ему не сказала. Ты же знаешь, он сразу запрёт меня дома. Ну и вообще… Ты же помнишь, как всё было, когда я носила близнецов. К моменту родов этот параноик совершенно озверел и шагу мне из дома не давал ступить свободно.

– Именно поэтому рожать ты начала во время экзаменов, – ехидно ухмыльнувшись, напомнил я. – Я рад за тебя, Мотылёк. И ужасно счастлив. Может, пришлёшь мелких ко мне на каникулы? Я ужасно соскучился. По тебе, по ним, даже по Даккею.

– У меня будет несколько свободных дней перед экзаменами, – ответила Бренди, счастливо улыбнувшись. – Я поговорю с Аланом. Думаю, ему понравится эта идея… Но пока к тебе приедет лишь Агава Пханти. Оформишь для неё запрос на практику?

И вот теперь Джона Дойл стоял передо мной, сверлил меня недовольным взглядом, словно я и в самом деле был в чём-то перед ним виноват. Что он там сказал? Что Кузнечик Пханти приехала сюда для того, чтобы выйти за меня замуж? Изумительная чушь…

– Вы просто не знаете, какая она упрямая! – вспылил Джона. – Если она что-то вобьёт себе в голову… Она уже и план составила… Проклятье!

В отчаянии он обхватил голову руками и глянул на меня с мрачной решимостью.

– И что ты предлагаешь?

– Вам нужно уехать, – выпалил Джона. Подлец, судя по всему, уже успел составить план действий, который предполагал моё изгнание из собственного дома. – Не потакайте ей, не улыбайтесь, не…

Он сжал кулаки и на мгновение прикрыл глаза, словно готовился подставить шею под топор палача.

– И если до конца своей практики она не передумает, – проговорил он мёртвым голосом, – я уступлю её вам, конечно.

Упаси меня и магия, и Предки от такого счастья! Хотя Агава невероятно хороша! Этакая спелая ягодка, от который не каждый захочет отказаться, я даже на короткий миг задумался. А почему, собственно, нет? Родители давно намекают, что мне пора остепениться, найти себе порядочную жену, нарожать детишек.

Но не за счёт чужого счастья.

Если бы я женился на каждой симпатичной мордашке, что появлялась на моём пути, то сейчас бы уже был обладателем гарема. Нет. Если уж и сунуть руку в венчальную чашу, то только вместе с той, которая…

– Мэтр? Так я могу надеяться на вашу помощь?

Я вздохнул.

– Можешь. Сегодня же уеду в Фархес. По невероятно срочным и самым неотложным делам.

Невероятно важным! Магдалена, моя давняя и самая верная любовница, вот уже который месяц грозится заменить меня на кого-то более щедрого, если я не вывезу её хотя бы на пару дней куда-то, где температура воздуха и воды позволяет купаться без риска получить инфлюэнцу.

Что ж? Я и сам не прочь отдохнуть от здешних холодов.

Но это не значит, что разные сопляки будут выставлять мне ультиматумы. Поэтому я встал, вышел из-за стола, подошёл к настенному переговорному зеркалу – отец подарил мне его на пятнадцатый или четырнадцатый день рождения, не помню точно, надо будет у Бренди уточнить, поправил булавку на безупречно застёгнутом галстуке и с видимым раздражением уточнил:

– Только ты уж, друг мой, будь любезен сделать так, чтобы по истечении месяца тебе не пришлось никого мне уступать. Я пока не готов стать чьим-то мужем.

Джона принёс мне торжественную клятву, разве что не на крови, и я следующим же утром уехал в Фархес.

Погода для местной весны была просто замечательная. Ледяные порывы ветра не норовили сбросить с коня, дождь не хлестал ни в лицо, ни в спину, снег почти весь растаял и, несмотря на то, что ночной мороз основательно прихватил до безобразия разбитый тракт, Малыш уверенно переступал ногами, так как гололёда тоже не было.

Так что назвать ненастьем свинцовое небо и сырость у меня язык не поворачивался. К тому же, в отличие от новобранцев и рекрутов, которые только и делали, что ныли по поводу лёгкого дождика, я знал, каким знойным и красочным в этих краях бывает лето, сколько рыбы можно выудить на Русалочьем озере зимой, какие грибы приносят из здешних лесов аборигены осенью, и… Но весна в здешних краях поганая, хоть и ненастной её не назовёшь.

Словно в подтверждение моим мыслям где-то посреди облезлого проталинами поля начал отчаянно каркать грач.

Поёжившись, я поглубже натянул капюшон. Столько лет прошло, а я до сих пор вздрагиваю, услышав голос этой птицы. Любой ветеран, вернувшийся с Предела, вам скажет, что они лучше некромантов чуют нежить, а уж если начнут собираться в одном месте да кружить беспорядочной толпой, и к гадалке не ходи – демоны прорыв устроят или ещё какую подлянку соорудят.

Помню, в отряде у нас был Мартин Бэк, старик совсем уже, но с Предела отчего-то уходить не спешил, хотя дольше срока там мало кто задерживался. Хотя, кто знает, может, ему некуда и не к кому было возвращаться. Так вот, этот Мартин страшно птиц любил. Командир гарнизона ему даже целую башню выделил.

– Под грачей, – велел он.

Ну, а Мартин там кого только не держал! Про каждую пичугу мог часами рассказывать, где гнездятся, что едят, как птенцов летать учат… А когда на гарнизон демоны напали, да не парочка, как обычно, а с полсотни, всё от башни отступать отказывался, хотя приказ был чёткий отдан.

Ну а когда мы крепость спустя сутки назад отбили, от Грачиной башни только руины остались, а птицы все разлетелись. Наши думали, что Мартина камнями завалило, но нашли его в поле, за крепостной стеной. В компании белоголовых сипов.

Увидев, как эти огромные птицы дерутся из-за потрохов погибшего мага, я к демонам заблевал все окрестности, а когда пришёл в себя, рука сама потянулась к арбалету, но командир остановил.

– Не смей, – сказал он. – Всю жизнь старый Бэк птиц любил. Скажи ему кто, что после смерти его кишками эти птахи лакомиться будут, всему гарнизону мозг бы выел рассказами о том, как они своим птенцам в клювики срыгивают…

Сипов мы, конечно, отогнали, а останки Мартина Бэка сожгли, как и было положено по уставу, а так как урну с пеплом отправлять было некуда, соорудили на месте Грачиной башни мемориал: здоровенный столб с колесом от телеги наверху. И уже через неделю в нём появились первые жильцы. Дело-то весной было. Говорят, там до сих пор аисты гнездятся.

Короче, в Фархес я приехал в самом гнуснейшем настроении. Оставил Малыша на общественной конюшне – у меня там прикормленный конюх был, смотрел за ним, как за родным, – а сам решил прогуляться пешком, надеясь по дороге развеять вызванную тяжкими воспоминаниями тоску, чему мало способствовали развешенные по всему городу траурные знамёна и флаги.

Память услужливо подсказала мне, что город плакал не по бургомистру – старый мошенник обладал отменным здоровьем, – а отдавал последнюю дань мастеру Клариусу Тугу, знаменитому зодчему, который немало дворцов и замков на своём веку возвёл.

Впрочем, лично я с этим стариком знаком не был, слышал кое-что от местных сплетников, да на занятиях по истории Империи о нём рассказывали, да, убей Предки, уже не помню, что именно.

Я стоял напротив мемориальной доски, в которой говорилось, что много-много лет назад именно в этом доме родился Клариус Туг. В Фархесе таких табличек было штук двадцать, а сам мастер, говорят, только посмеивался и наотрез отказывался говорить, где именно родился. Наставник по истории Империи утверждал, что в какой-то дыре. Может, и не в Фархесе вовсе. Разве мало вокруг него деревенек? Только моему замку больше сотни принадлежит, что уж говорить о всём северном крае...

– Мэтр Алларэй! – отвлёк меня от чтения приятный женский голос, и я оглянулся. – Как же так, вы в Фархесе, а мы об этом ничего не знаем! Я почти готова обидеться на вас.

Леди Персефона Уолш – жена бургомистра – обе её дочери, супруга эра Бирна и ещё две местные кумушки, которых я точно видел ранее, но не запомнил имён.

– Леди Уолш. – Я торопливо исправил кислую рожу на максимально приветливый оскал и, приподняв шляпу, почтительно склонил голову. – Дамы. И вы, юные создание. Солнце меркнет на фоне вашей красоты.

Юные создания и вправду были хороши. Свежие блондинки с кукольными личиками и сочными фигурками. Губки бантиком, реснички, непременный румянец и аппетитные полушария, выступающие из обязательного по моде декольте. Действительно аппетитные, от одного взгляда рот слюной наполнялся.

Женщин такого типа в гарнизоне страшно любили, часто украшали их портретами стены мужских уборных и спален. Беда лишь в том, что с теми, бумажными, как и с этими, живыми, совершенно не о чем было поговорить.

– Какое счастье, что вы передумали! Патрик ещё только утром уверял меня, что вы не приедете! – удивлённо округлив глаза, охнула леди Уолш, а её дочери заалели нежными щёчками, не забыв исподтишка расстрелять меня томными взглядами.

Ох, видела бы эти взгляды матушка, с живого бы с меня не слезла. Всё же хорошо, что родители не любят надолго уезжать из Хижины.

– Сегодня в ратуше благотворительный концерт в память безвременно скончавшегося мастера Туга, – напомнила супруга бургомистра, и я мысленно проклял Джону, из-за которого был вынужден покинуть замок. – А после концерта званый ужин в нашем доме. – На который меня звали, и от которого я отказался по надуманным причинам, вспомнить бы ещё, по каким именно. – На вырученные деньги благотворительный комитет собирается поставить памятник великому мастеру.

– Или присвоить его имя новым купальням, – внезапно перебила леди Уолш одна из её приятельниц. – Перси, милая, не забывай, что в благотворительном комитете, кроме тебя, есть и другие дамы.

– Ох, Лотта! Не будь пошлой! – скривила губы супруга эрэ Бирна. – Вечно ты с какой-нибудь ерундой. Я ещё не забыла, как ты вчера на собрании защищала эту гулящую девку...

– Не при девочках! – грозно рыкнула леди Уолш. – Да и Мэтру Алларэю наши внутренние дрязги неинтересны… Он приехал на концерт. Развлечься, отдохнуть, потанцевать с юными красотками.

Красотки вспыхнули, как маков цвет, и я поторопился разочаровать лучших женщин Фархеса:

– Боюсь, дамы, я в городе по делам иного характера. – Интимного. – И, как мне ни жаль, времени посетить ваш… э… праздник?.. у меня не найдётся.

К тому же Магдалена не простит, если я пойду на концерт без неё, а местные клуши не позволят привести на благотворительное мероприятие любовницу.

– Но как же так, Мэтр!? – Леди Персефона не была бы собой, если бы не предприняла вторую попытку. – Вы так давно не были у нас. Александра за это время успела разучить прекрасные куплеты о защитниках Предела, а Лизонька вышила для вас кисет…

– Речным жемчугом, – тихим эхом отозвалась Лизонька, задрожав губами и ресницами.

В жизни папиросы во рту не держал, а от жевательного табака откровенно воротит, даже больше, чем от куплетов на военную тему. Вот забавно, вернувшиеся с Предела люди песен об этом не поют, да стихов не слагают. Я вообще те годы хотел забыть, как страшный сон, да постоянно находятся овцы, которые не дают этого сделать.

– Мне очень приятно, – ответил я, в очередной раз напоминая себе, что ссориться с бургомистром мне не с руки. – Даже лестно! Но… никак!

С трудом отбился, и к домику, который я купил для Магладены, перебирался задворками, опасаясь напороться на кого-нибудь похуже местных сплетниц. На бургомистра, например.

У уличной торговки, что стояла на перекрёстке главного проспекта с нужной мне улицей, купил корзину пушистой, яркой, как солнце, мимозы, и к тому времени, когда на улицах уже основательно удлинились тени, но фонари ещё не успели загореться, дёрнул за шнурок дверного звонка, предвкушая, как обрадуется моему визиту Магдалена.

Дверь открыла горничная Джейн – неулыбчивая дородная дама, на которой тёмно-синее форменное платье с белоснежным передником и чепчиком смотрелось, как седло на корове.

– Добрый вечер, господин! – глубоким, пожалуй, даже красивым голосом поприветствовала она, замерев на пороге неподвижной статуей.

– Хозяйка дома, я полагаю? – спросил я, осторожно толкая женщину корзинкой с цветами. – Только что приехала или уезжает? Я видел её коляску, а мы оба знаем, как сильно Магдалена не любит гулять пешком.

Увы, но под понятием «гулять» моя любовница подразумевала красивое платье, модную причёску (как правило, это была стрижка), шляпку, сапожки, один из сотни ридикюлей, что хранились в её гардеробной, и обязательный выезд в «парк». Именно так дамы фархесского высшего общества называли лес, нависавший над окраинами города пусть и не очень пугающей, но весьма тёмной стеной.

Целью своих прогулок Магдалена всегда ставила веселье. Оно обычно заключалось в том, чтобы довести местных кумушек до белого каления. Неважно чем: смелостью взглядов, ошеломляющей наглостью, умением управляться с коляской без помощи кучера, но чаще всего тем, что о веяниях столичной моды Магдалена неизменно узнавала раньше всех.

В итоге, надо сказать, довольными оставались обе стороны: и Магдалена, которой снова удалось вывести из себя леди Уолш, и леди Уолш, сумевшая подсмотреть крой нового платья моей любовницы. Впрочем, наши отношения мы не афишировали. Узнай леди Уолш о том, на чьи деньги с такой изумительной регулярностью бесит её «эта деревенская выскочка», разросся бы невероятный скандал, не суливший мне ничего хорошего. Однако на том, чтобы скрываться ото всех, настояла Магдалена. Стыдно признаться, но только этим вечером до меня дошло, зачем её это было нужно. Да, ей! Ибо о себе и о своём комфорте эта женщина всегда думала в первую очередь. Я бы даже мог сказать, что именно за это её и любил, но слово на букву «л» мы изначально вычеркнули из нашего совместного лексикона.

– Хозяйка, дома. – Горничная всё же соизволила впустить меня внутрь. – Но мы не ждали вас сегодня, господин.

Я вскинул бровь. Не то чтобы ревность присутствовала в наших с Магдаленой отношениях, но застать у любовницы другого мужчину – это не то переживание, которое мне хотелось бы испытать на собственной шкуре.

– Она не одна?

– Одна. Госпожа в спальне. Одевается. Прошу ваш плащ, мэтр Алларэй.

Одевается? Я непроизвольно глянул на настенные часы? В такое время? Всё-таки я надеялся, что Магда не уезжает, а вернулась. Во имя Предков! Я половину дня провёл в седле! Неужели снова придётся куда-то тащиться?

Отдав Джейн свой плащ, я стремительно поднялся на второй этаж, где находились будуар, спальня и гардеробная моей любовницы.

– Магда? – позвал, шагнув на пушистый ковёр коридора. – Где ты?

– Бред? – она вышла из будуара. Вид у неё был то ли испуганный, то ли встревоженный. – Ты? Не ждала.

Короткие светлые волосы Магдалена уложила в такую сложную причёску, что на мгновение мне показалось, будто женщина нарушила своё собственное глупое правило и обратилась к магическому цирюльнику. Голубое платье без рукавов было гораздо скромнее её обычных, а обнажённые плечи укрывала серебристая шаль с длинными чёрными кистями, руки затянуты в лайковые перчатки.

– А по виду не скажешь: выглядишь очень аппетитно! – Я улыбнулся, вручил корзинку с ветками мимозы и поцеловал воздух возле припудренной щеки, отмечая, что макияж, хоть и не очень яркий, но определённо не домашний. – И напомни мне. Разве ждать меня постоянно, да ещё и в хорошем настроении, не является твоей прямой обязанностью?

– Я не шучу, мой милый. – Магдалена повернулась, чтобы вернуться в комнату, и я с готовностью последовал за ней. – Можешь остаться, если хочешь, но прямо сейчас я никак не могу уделить тебе время.

– Предки, ты такая невозможно серьёзная! – развеселился я. – Чем-то похожа на наставницу из Института благородных девиц. Я не возражаю. Ты просто невероятно хороша сегодня! Но позволь узнать, куда ты всё же собралась?

– На благотворительный вечер, конечно. Сначала концерт, затем ужин в доме бургомистра.

Мы вошли в будуар. Магдалена неловко пристроила корзинку на комод и замерла у догорающего камина, обхватив себя за плечи, а я упал на низкий, заваленный мелкими подушечками диван, искренне хохоча.

– Магда, мы столько лет знакомы, но ты не перестаёшь меня удивлять… Ты ведь сейчас не шутишь? Нет?

Она покачала головой.

– И кто он?

– Вы незнакомы. – она совершенно неожиданно смутилась и отвела взгляд. – Юджин недавно приехал. Он маг-инженер из ЦИПа и здесь по контракту на три месяца…

– Но уже успел сделать тебе предложение?

Магда кивнула.

– И ты согласилась. – Я не спрашивал, но она снова качнула головой, выражая согласие. Выдохнул с шумом, не зная, что и сказать… Я не чувствовал гнева, да и сердиться мне было не на что, разве что самому на себя досадовать из-за того, что снова остаюсь один. А до начала сезона, вместе с которым в Фархес приезжают в поисках приключений очаровательные искательницы приключений, ещё как минимум два месяца.

Если повезёт.

– Иди ко мне, – я похлопал по сидению дивана рядом с собой. – Расскажи о нём.

– Платье помну, – отказалась Магдалена и неуверенно вскинула ресницы, вмиг превратившись из нагловатой соблазнительницы, роль которой она играла со дня нашего знакомства и до сего момента, в испуганную провинциальную девчонку. А ведь она старше меня почти на пять лет. – Бред, ты злишься? Да? Обижаешься на меня?

– Ох, уж это платье… – Я поднялся с диванчика и сам подошёл к тревожно всматривающейся в моё лицо женщине. Обнял. – Тебе, кстати, очень к лицу.

– Правда?

– Невероятно. Невинная и соблазнительная одновременно. Лучший из коктейлей. Кстати, о коктейлях… Не знал, что ты мечтаешь о замужестве.

– Глупый! – она рассмеялась, с облегчением принимая мои объятия и осторожно, чтобы не повредить причёске, прижала голову к моему плечу. – Каждая женщина мечтает об этом. Правда, не каждая в этом признается.

– А я хотел тебя на море свозить. Погреться, поплавать денёк или два. Ты любишь его?

– Море? – Я легонько пощекотал её между рёбрами, и она взвизгнула, отстраняясь. -Важно, что он меня любит. И у него особняк в пригороде столицы. Представляешь, я в коляске, запряжённой белоснежной лошадкой еду по дорожкам Императорского парка! Не по нашему лесу, где поздней осенью без тягача не обойтись, а по гладкой, как галька, брусчатке! Тёплое солнышко, голубое небо, птички поют и эти, как их? Фигуры из кустов…

– Топиары?

– Да, они. Наши кумушки повесятся от зависти.

Я снова рассмеялся. Удивительное дело! Меня только что любовница бросила, а я веселюсь, как мальчишка, впервые попавший на праздничную ярмарку.

– Магда, не хочу тебя расстраивать, но в столице ужасно холодные зимы. Ни птичек, ни солнышка, а топиары без листьев выглядят жалко и безобразно.

– Зануда, – попеняла мне она, но вопреки своим словам поцеловала в щёку. – Мне пора выезжать. Генри, поди, уже заложил коляску.

– Заложил, – проворчал я, вспомнив, что точно, коляска уже стояла у подъезда, когда я подошёл. – Разве твой Юджин не заедет за тобой?

– Не ревнуй. Это я заеду за ним, чтобы забрать из ЦИПа. Ему нужно было утрясти кое-какие вопросы в столице. Дождёшься меня?

– А виски есть?

– Только ликёр из шиповника. Юджин считает, что одинокая девушка не должна держать в доме крепких напитков.

– О, магия!

– Даже если этой девушке сорок лет в обед.

За эту фразу я смачно хлопнул дурочку по ягодице, наплевав, что любовница у меня уже бывшая, и велел:

– Катись на свой благотворительный вечер, но только жениха домой не привози. Я на твою спальню не претендую, но, если мне не изменяет память, в этом доме где-то была комната для гостей. Запрусь там и с горя напьюсь ликёром из шиповника. Одинокий, всеми брошенный, холодный, голодный горемыка...

Магдалена звонко захохотала, а я зарычал.

– Не смейся, жестокая женщина! Меня выставили из собственного дома и велели не появляться до середины следующего месяца!

Мы вышли в коридор и медленно спустились по лестнице.

– До середины следующего месяца? – странно улыбнувшись, переспросила она. – Забавное совпадение.

– Совпадение? – Джейн сунулась, чтобы подать госпоже пальто, но я остановил её взмахом руки и сам опустил на обнажённые женские плечи мягкую ткань. – О чём ты?

– Сейчас нет времени рассказывать. Дождись меня обязательно! Расскажешь, кто тебя выставил, а я поделюсь кое-какими мыслями.

– Какими мыслями?

– Всё пото-ом! – пропела она, клюнула меня в щёку и, придерживая рукой подол длинной юбки, не подошла – подлетела к коляске. Я даже позавидовал этому Юджину. Вокруг меня она так не порхала. Завидовал, впрочем, я не очень долго, почти сразу вернулся в дом и тут же обратился к горничной.

– Джейн, скажи-ка мне, а правда ли, что в доме нет нормальной выпивки?..

Она замялась на секунду, словно не могла решиться открыть мне какую-то тайну, но всё же ответила:

– Генри перед сном любит пропустить стопочку. Но вряд ли господину понравится то, что он пьёт.

– Господину понравится всё, что имеет приличный градус и не сделано из шиповника. Неси. И скажи Генри, что я щедро оплачу угощение.

– Слушаюсь, Мэтр Алларэй.

– Я буду в кабинете.

– Конечно.

– И, Джейн!

– Да?

– Я бы поужинал.

– Посмотрю, что осталось на кухне, – кивнула она. Золотая женщина! Понятливая, верная, лишних вопросов не задаёт, в мою спальню подкопы не роет... Не будь она так предана Магде, забрал бы её себе!

К ужину мне подали холодную копчёную утку, кусок пирога с почками и половину графина того самого пойла от Генри.

– Виски для господина, – проворчал он, вручая мне этот напиток богов с таким видом, словно отдавал своё единственное сокровище.

– Генри, дружище, не стоит корчить такие трагические рожи, – ухмыльнулся я. – Тебе не идёт. Я завтра же распоряжусь прислать тебе взамен этого… – Тряхнул посудиной, удобно перехватив её за горлышко, – целый бочонок.

Генри зыркнул из-под мохнатых бровей и уныло согласился:

– Как господину будет угодно.

– Именно так. Ступай.

Старый слуга, доставшийся мне вместе с домом, ушёл, а я отыскал в осиротевшем баре – Магдалена и в самом деле избавилась от всех напитков, оставив лишь бутылочку домашнего ликёра, – пузатый стакан для виски, и вынул из графина пробку. И тут же комнату заполнила совершенно невероятная вонь. За те семь секунд, которые я потратил на то, чтобы открыть окно, мой нос успел различить нотки потного тела, грязных носков, стойкого перегара и, пожалуй, даже кошачьей мочи.

Вернув пробку в горлышко графина, я негромко рассмеялся. Да уж, погорячился ты, Бред, заверяя Джейн, что согласен на всё, лишь бы только не ликёр из шиповника…

Проветрив комнату, я растопил камин, подтащил кресло поближе к огню и, взяв одну из книг, что сам в этом доме и оставил, с головой окунулся в историю рыцаря Северина, совершившего ряд подвигов, спасая прекрасных дам от драконов и прославляя имя своего короля. С детства люблю приключенческие романы.

Магдалена вернулась вскоре после одиннадцати. Счастливая, взъерошенная, помолодевшая лет на десять. Я и до этого-то был рад за неё, а сейчас окончательно убедился, что за её показным цинизмом и нарочитой грубостью, с которой она говорила о своих чувствах к состоятельному жениху, точнее к состоянию его кошелька, скрывалось что-то гораздо более глубокое.

– Ликёр пьёшь? – впорхнув в кабинет, прощебетала она. – Оставь его Юджину. Я уволокла с ужина бутылку отменного шампанского и портвейн. – Потрясла перед моим носом миниатюрным ридикюлем, где, как я полагаю, было магическое дно. – Сейчас переоденусь в домашнее и вернусь. Не начинай без меня.

Свой выбор я остановил на портвейне. Рыжевато-коричневый напиток загадочно искрился в моём бокале, переливаясь всеми оттенками золотого, и кружил голову терпким ароматом.

– Не дождался меня! – проворчала Магда, падая во второе кресло, которое я также придвинул поближе к огню.

– Ни глотка не сделал, – ответил я, отставляя свой бокал, к которому я и в самом деле не прикоснулся. – Тебе налить?

– Лучше шампанского. У бургомистра сегодня весь город собрался. Видел бы ты, с какой физиономией нас с Юджином встретила леди Персефона. А уж когда мой жених объявил о своих намерениях… – Она звонко рассмеялась. – Предками клянусь, давно я так не веселилась! Впрочем, я не об этом хотела поговорить.

Внезапно Магдалена подалась вперёд и ласково провела рукой по моей скуле. И я тут же встревожился.

– Магда, у тебя всё хорошо?

– У меня всё будет хорошо, – заверила она и добавила с задумчивым видом:

– Когда я удостоверюсь, что ты попал в надёжные руки.

– Ты о чём, прости?

– О новой любовнице! Ты же ведь совершенно не разбираешься в женщинах!

Я в этом вопросе придерживался несколько иного, скажем прямо, даже противоположного мнения, и именно поэтому спорить с Магдаленой не стал. Уж кому, как не мне, знать, что если эта женщина что-то вбила себе в голову, то от своего ни за что не отступится.

– Найдёшь себе какую-нибудь вертихвостку, и она обязательно ославит тебя на всю Империю, – продолжила Магда. – Помнишь скандал вокруг Виктора Ронсли? А Урбан Тик? А бедняга Томас Данн? Его любовница даже дагеротипы в газетный листок продала!

Все перечисленные Магдой мужи были членами правительства. И Лаклан Освободитель после череды скандалов, обрушившихся на столицу в прошлом году (честное слово, прямо эпидемия какая-то была), устроил грандиозную чистку. Его величество всегда был сторонником семейных ценностей и традиций, а уж после того, как мужа его средней дочери поймали в спальне одной из фрейлин, на тему прелюбодеяния при нём даже шутить, нет, даже думать запрещалось!

Страшно сказать, он хотел даже бордели закрыть, чего не случилось даже четыреста лет назад, когда на Аспонском троне сидел Иероним Безгрешный.

Так что в чём-то Магдалена была права. В опалу в случае скандала меня не отправят, и с должности не сместят, а вот на близких отыграться вполне могут. А у меня всё-таки зять на императорской службе, и сестра в БИА лекции читает… Поэтому осторожность превыше всего!

– Нет, Бред, что ни говори, а нынешняя молодежь какая-то беспринципная, совершенно никому нельзя верить, – делилась своими мыслями Магдалена. – Особенно молодёжь столичная. Слышал про Салливана Туга?

– А что с ним? – Я нахмурился, пытаясь сообразить, о ком именно говорит моя приятельница. – Он имеет какое-то отношение к мастеру Тугу?

– Имеет. Налей мне ещё шампанского, будь добр. Благодарю. Салливан – один из наследников мастера Туга. Его правнук, если быть более точной. Основное-то имущество у нашего старика в столице было. Говорят, там речь не о тысячах, о миллионах идёт. Сыновей у него двое, внуков несколько. Один, вроде как, даже был замечен среди императорских стряпчих, а туда абы кого, сам знаешь, не берут… Но знаешь, как говорят, в семье не без урода. У Тугов этим гнилым яблочком оказался Салливан. Правнук нашего мастера. Несколько лет назад он из Кадетского корпуса со страшным скандалом вылетел. Никто толком не знает, что там случилось, но, говорят, будто он кого-то ограбил. Вроде даже женщину, жену директора корпуса. Но, может, врут. Так или иначе, дело замяли, а самого паршивца на задворки Империи отправили. Подальше от глаз Его величества.

Она прервала рассказ, чтобы сделать глоток шампанского, а я не смог удержаться от насмешки:

– Магда, во имя Предков! Откуда ты всё это знаешь? Никогда не думал, что ты любительница сплетен.

– Балбес! – Она шутя стукнула меня ладошкой по коленке. – Я просто регулярно читаю светскую колонку в местном газетном листке и не гнушаюсь «Имперским вестником»… На чём я остановилась? А! Вспомнила! Скандал! Салливан даже в Фархесе сумел встрять в историю. Судится из-за наследства с местной булочницей. Ему дед полгорода оставил, а он упёрся, как баран, в дом, который старик на эту девицу переписал… Мадейлин Тауни. Слышал, может? Сплетни о ней по городу ходят разные. Одни говорят, что она у мастера не только кофейню в аренду снимала, но и половину спальни заодно. Хотя вряд ли старик, в его годы-то, был способен на что-то большее, чем похотливые взгляды… Я лично думаю, что она как раз с правнуком роман крутила. И не кривись, об этом даже в газетном листке писали.

– Мусор это, а не листок, – проворчал я, – если в нём чужое нижнее бельё полощут.

– Может и мусор, – легко согласилась Магдалена. – Но людям нравится. И я не стану их за это осуждать. В нашей провинции любой скандал развлечение, а уж любовный – предел мечтаний. Понимаешь?

– Нет. – Я отставил бокал и потянулся, разминая плечи. – С Мадейлин Тауни я немного знаком. Она нам выпечку на кухню поставляет. Хорошая девушка. Приятная.

– Да? – Магда глянула, как мне показалось, с торжеством. Ну, или меня накрыло портвейном после ликёра из шиповника. – Ты в самом деле так считаешь?

Я кивнул.

– Тогда, несомненно, не откажешься ей помочь! – Мечтательно закатила глаза. – Малыш, это будет такая романтическая история! Ты спасёшь эту прекрасную булочницу, и она уже не сможет тебе отказать. И точно никогда не предаст. Идеальная любовница! Даже лучше, чем я.

– Хватит! – Портвейн внезапно начал горчить. – Заканчивай это, Магда, или мы поссоримся. Ты серьёзно думаешь, что я способен принять от женщины плату подобного рода?!

Она просительно сложила руки перед грудью и взмахнула ресницами.

– Милый, но как ты не понимаешь, это же так романти-и-ично!

– Это гнусно! – процедил я. – И то, что ты этого не понимаешь, безмерно разочаровывает!

Она надулась и отвернулась к огню.

– Что с тобой, Магда? Я не узнаю тебя.

Обиженно пожала плечом.

– Ну, раз мой идеальный план тебе не по нраву, тогда помоги девчонке просто так. Из доброты душевной. А то ведь её дела лишили, из дому выгнали, ославили на всю провинцию, уж и не знаю, заслуженно или нет… А тебе ведь всё равно делать нечего. Сам сказал, что на месяц из замка уехал. Поможешь?

И глянула на меня из-под ресниц, а я снова заметил в её взгляде что-то этакое… Странное что-то. И совершенно некстати вспомнил маменьку.

– Помогу.

Магда захлопала в ладоши и, забыв про обиды, защебетала:

– Ой, ну какой же ты всё-таки замечательный, малыш! Как повезёт той женщине, которой ты в конце концов достанешься! Не рычи! Я гипотетически!.. У тебя на утро есть какие-то планы? Что, я глупости спрашиваю? Нет, конечно! Тогда навестим одну мою приятельницу… Леди Шарлотту Нейди-Остин. На самом деле, я с её дочерью дружу, а не с ней. Анна. Помнишь? Жена ювелира?..

– Магда, уймись! У меня сейчас голова лопнет.

– Прости! – Снова рассмеялась она. – Мадди уже третий день у них в доме живёт. Ждёт разрешения суда, чтобы забрать из дома и лавки личные вещи. Ну… В общем, она сама тебе завтра обо всём расскажет!..

Мы просидели у камина до часу ночи и только потом разошлись по спальням, и уже под одеялом я внезапно поймал себя на мысли, что чувствуя себя одураченным. Но с чем было связано это ощущение, разобраться не успел – уснул.

Глава 3. Клюква в сахарной пудре, радости и гадости

Клюква в сахаре – весьма своеобразный десерт, сочетающий и кисловатую горечь, и сладость. В отличие от многих других, весьма полезный, и обладающий целебными свойствами. В то утро я занималась именно им.

Маменька ещё с вечера перебрала заказанные из столицы ягоды – у нас их днём с огнём не сыскать. Мелкие и некрасивые пойдут на соус для птицы, а крупные ровные шарики я планировала сначала окунуть во взбитые белки, затем обкатать в сахарной пудре и, наконец, разложить по заранее приготовленным коробочкам.

Сегодня я собиралась наведаться в Фархес, чтобы поговорить с судьёй, и заодно напомнить о себе постоянным покупателям. Небольшой полезный десерт будет отличным знаком внимания. Выражением благодарности за то, что они не отвернулись от меня в этот сложный период.

И дело не в судебном разбирательстве. Ну, правда, фархесский суд завален исками по самую крышу, если вокруг каждого танцы с бубном устраивать, то это не жизнь получится, а цирк с конями и клоунами.

Нет, никому никакого дела не было бы до того, что и кому мастер Туг оставил в наследство, не выступи его правнук с заявлением в местном газетном листке.

Подлец в красках вещал о том, какая я распутная девка. Что это я своим похабным поведением вогнала старика в гроб, что я и ему – Салливану – делала непристойные предложения, но он, человек глубоко нравственный и принципиальный, конечно же, отказался.

Представляю, что началось в Фархесе, когда этот пасквиль вышел в свет! Наших кумушек ведь хлебом не корми, дай посплетничать, а тут такая благодатная почва.

Под маской овцы скрывался лев!

То есть, я.

Мало мне было владеть самой успешной кофейней в городе, так я теперь ещё и богачкой стану? Шутка ли – целый дом на центральной площади! Да в сезон, сдавая жильё в аренду отдыхающим, только на этом можно озолотиться!

Персефона Уолш мне даже письмо прислала на Предельную: несколько строчек на дорогой белоснежной бумаге, в которых она взывает к моей совести и предлагает покаяться, отказаться от наследства в пользу города и навсегда уехать из Фархеса. «Жители нашего города превыше всего ценят семью. Распутницам и потаскухам здесь не рады. Взываю к вашему разуму. Вы должны понимать, что после всего случившегося ни одна уважающая себя дама не купит у вас ни крошки».

Я не знала, злиться мне или плакать. Всё, к чему я шла много лет, рушилось на глазах. Маменька требовала подать на Салливана Туга в суд за клевету, но я отказалась.

– Всё равно мы этим ничего не добьёмся. Сейчас грязь льют только на меня, но если я пойду в суд, достанется и тебе с девочками. Не дай Предки, кто-нибудь узнает о твоей бурной юности, тогда точно пиши пропало.

Мама вздыхала и прижимала кружевной платочек к покрасневшим от слёз глазам, а я принялась считать убытки, которые понесу в результате скандала, устроенного Салливаном Тугом. И поначалу всё указывало на то, что они будут нешуточными!

Я разослала письма всем постоянным клиентам, сообщая, что не прекращаю работу, и все заказы будут доставляться на дом. Но ответ получила только от нескольких человек, да от замкового повара. Ну и Шарлотта Нейди-Остин. Она даже на Предельную приехала, посмотреть, как я устроилась, да своих любимых пирогов купить.

А потом народ будто с ума сошёл! Настоящее паломничество началось! Не все, конечно, за моими пирожными приезжали, многие просто поглазеть хотели на «гулящую девку, погубившую мастера Туга», но это не отменяло того факта, что в матушкиной таверне с утра до ночи камню негде было упасть.

На кухне не затухал очаг, скворчали сковородки, супы варились в огромных чанах, а в печке не было места для моих десертов, потому что они были заняты хлебами и мясом.

Нет, выручка-то взлетела до небес – у матушки. А мне настала пора задуматься о будущем и попытаться наладить собственную жизнь.

Сплетни и скандалы – всё это гнусность, конечно, но не повод опускать руки. И для начала я хотела поговорить с судьёй. Если он позволит мне забрать личные вещи и оборудование, я смогла бы как-то дотянуть до судебного разбирательства.

Эти мысли меня так воодушевили, что я прямо-таки летала по сумеречной кухне в маменькином трактире. Чтобы успеть приготовить десерт, я встала засветло, и к рассвету закончила со всеми делами. Переоделась в дорожное платье, упаковала саквояж и, простившись с родными, заторопилась на почтовый дирижабль. Пассажиров капитан Дрозер брал редко, но мне никогда не отказывал. Сёстры хихикали, утверждая, что старый вояка в меня влюблён, а я точно знала, что по-настоящему сильные чувства он испытывал не ко мне, а к моим чесночным пышкам.

Но до станции дойти я не успела, наткнувшись метрах в двадцати от нашего дома на человека, из-за которого когда-то была вынуждена покинуть столицу.

Роберт Суини был представительным мужчиной, высоким, сильным, наверное, даже симпатичным. У него были длинные тёмные волосы, которые он собирал в низкий хвост, тонкие усики, правильные черты лица. Одевался он по последней моде, и я не раз видела, как томно смотрят ему вслед посетительницы мясной лавки его отца, где я работала помощницей, а он – счетоводом. Восемь лет назад, когда мы познакомились, ему исполнилось сорок.

Учитывая, что он был старше моей мамы, фраза «в отцы годился» подходила к ситуации как нельзя лучше. Мне было пятнадцать, я была тощей, облезлой, как мокрая курица, и вечно мёрзла. Однако мужчину это совершенно не смущало.

В первый раз он поймал меня, когда я задержалась в лавке после закрытия. Дедушка Суини уже ушёл домой, а я осталась, чтобы всё убрать. Я почти закончила, когда из тёмного угла внезапно раздался голос:

– Самое смешное, что ты не понимаешь, насколько хороша.

Я вскрикнула и то ли от испуга, то ли от неожиданности, выронила швабру.

– Кто здесь?

– Всего лишь я, – отозвался Роберт и шагнул в пятно света. Во взгляде безумие, а руки сжаты в кулаки. – Ты сводишь меня с ума.

– Господин Роберт?.. – Я попятилась, не сводя с мужчины перепуганного взгляда. Я, может, и была юна, но не наивна.

– Роберт, – решительно исправил меня он. – Называй меня по имени, малышка.

Он резко выбросил вперёд руку и схватил меня за плечо, притянул к себе.

– Маленькая моя… – Его лицо приблизилось к моему, и я отвернулась, чтобы не допустить соприкосновения наших губ.

– Отпустите!

Он не отпустил. Впился губами в мою шею. Целовал жадно и болезненно, непрестанно при этом бормоча:

– Как же сильно я тебя хочу! Никогда… никого… только ты! Такая сладкая, такая…

Я задыхалась, трепыхаясь в его руках, как выброшенная на берег рыба, кажется, даже кричала. Плакала. И в какой-то момент всё же сумела вырваться и, забыв о верхней одежде, бросилась прочь.

Роберт догнал меня на улице, снова схватил, но в этот раз я впилась зубами в его запястье, и он, зашипев от боли, оттолкнул меня с такой силой, что я пролетела пару метров до стены ближайшего здания, приложившись затылком о каменную кладку. От удара перед глазами потемнело, а во рту стало солоно от крови, ноги подкосились, но упасть на мостовую мне не позволили мужские руки.

Роберт подхватил меня, бережно прижал к груди и снова начал целовать лицо.

– Прости, прости, прости меня, маленькая! – бормотал он, словно безумец. – Я виноват! Я не хотел! Зачем ты бежишь от меня! Не видишь разве?

– Отпусти, – прохрипела я. – Мне плохо. Меня тошнит.

Не отпустил. Нёс на руках до Цветочной улицы, потом врал маменьке, как я упала с лестницы, целителя вызвал…

Я была так напугана, что, несмотря ни на что, решила не возвращаться в лавку Суини. Сёстры оправились от болезни, маменька нашла работу, устроившись прачкой. Но Роберт не отпустил меня. В ногах валялся, руки целовал, выпрашивая прощение, клялся в любви, заверял, что пальцем ко мне больше не прикоснётся, если я сама не захочу.

И я сдалась. Даже, дура такая, согласилась ни о чём не рассказывать своим близким и его отцу. Поверила. А Роберт и в самом деле изменился. Перестал смотреть на меня этим своим жутким, прожигающим до костей взглядом. Был предельно вежлив. Не пытался схватить или поцеловать.

Месяца три или четыре.

Второй срыв у Роберта случился, когда ему показалось, что я заигрываю с нашим курьером. Выждав подходящий момент, он затащил меня в свой кабинет, где, словно полоумный, сверкая глазами и рыча, принялся рвать на мне одежду. Боюсь представить, чем бы всё закончилось, если бы дедушка Суини не вернулся в лавку и не помешал своему сыну совершить насилие.

Самый старший из Суини был чудесным человеком. Сильным, добрым, заботливым. Он вырастил троих детей, женил сыновей, дочь выдал замуж, дождался внуков. И, увидев в тот день, во что превратился его старший из сыновей, упал с сердечным припадком.

Это тут же отрезвило Роберта. Позабыв обо мне, мужчина побежал за целителем для отца, а я, спрятав под плащом разорванное платье, решительно отправилась за стражником. Сказать честно, с жандармами я не очень дружила, но и спускать Роберту с рук то, что он едва меня не изнасиловал, не хотела.

В жандармерии был самый настоящий цирк с конями, и пожилой жандарм с лохматыми бакенбардами, пыхтя от усталости, взмолился:

– Милая барышня, я правильно понял, что насилия не случилось?

– Предлагаете подождать, пока случится? – насупилась я.

– Воля ваша! Нет, конечно. Но сами видите, какой у нас сегодня тут бедлам. Свадебного мошенника задержали. С поличным взяли подлеца, а невеста и её родные ни в какую не хотят нам верить, притащились в участок всем табором. Ну, что я объясняю? Вы же не слепая. Давайте так. Ступайте сегодня домой, отдохните, успокойтесь, а завтра утречком уже возвращайтесь. Часиков в восемь, в это время у нас обычно тихо, как на кладбище. Я заявление у вас приму, расскажу, как оно дальше будет. Договорились?

Я нехотя кивнула. А что мне ещё оставалось?

А вечером ко мне заявился Роберт с огромным букетом белоснежных роз.

– Жене своей этот букет отнесите, – проговорила я, поглядывая с опаской, но всё же понимая, что при матери и сёстрах он не отважится на насилие. – А лучше верните цветочнице. Когда вас упекут в каталажку, ей понадобится каждая монета.

– Я люблю тебя, – мрачно признался он. – Так сильно, что сам пугаюсь.

– Уходите немедленно!

– Я ведь рано женился. Она была дочерью папиного друга. Они всегда мечтали породниться и…

– Зачем вы мне об этом рассказываете?

– Она сухая. От неё же слова доброго не добиться. Глаза, как у рыбы. Но у нас трое детей, и я не могу её бросить. Хотя, видят Предки, ни о чём так не мечтаю, как о том, чтобы её не стало. Тогда мне не пришлось бы унижать тебя статусом любовницы, а сразу назвать женой.

Кто-то из сестёр, подслушивающих из коридора, громко ахнул, а я закатила глаза.

– Вы сошли с ума?

– Давно, – даже не стал отпираться Роберт. – Как тебя увидел, враз со всеми мозгами и расстался.

– По доброй воле я никогда не стану вашей. Ни любовницей, ни женой. Вы мне не нравитесь. Я вас боюсь. И я завтра несу в жандармерию заявление.

– Мадди!

– В этот раз вам помешал дедушка Суини, а что, если в следующий вы…

– Обещаю, что больше… – осёкся, когда я покачала головой.

– У отца больное сердце, – после короткой паузы произнёс Роберт. – Оно не выдержит, если меня отправят в исправительный дом. Подумай об этом.

Я глянула на него с ненавистью, а он пристроил букет на нашем обеденном столе, развернулся и, больше не говоря ни слова, ушёл.

А дней десять спустя в нашем доме появился дедушка Суини. Он был немного бледен после болезни, но держался уверенно. Извинился передо мной за поведение сына. Сказал, что в лавке Роберт больше не работает, и что ко мне он больше никогда не приблизится.

– Вы так в этом уверены?

– Я был у мага, – ответил старик. – Заклинание было не из дешёвых, но пока я жив, Роберт не то, что навредить, он даже приблизиться к тебе не сможет. Вернись на работу, Мадди, если она тебе всё ещё нужна. И прости меня за то, что вырастил сына подлецом.

Не зная, что сказать, я обхватила себя руками за плечи.

– А если не хочешь больше на меня работать, я пойму, – продолжил он. – Мы тебя куда-нибудь устроим. Не останешься без дела…

И я вернулась в лавку. Поначалу было страшновато, но Роберт и в самом деле появлялся редко, не подходил ко мне, не заговаривал, только смотрел этим своим страшным взглядом да скрежетал зубами.

А спустя полтора года погибла его жена – утонула, катаясь с подругами на яхте, и ещё до похорон Роберт прислал мне письмо, в котором предлагал занять освободившееся место. Я даже отвечать не стала, впрочем, он, кажется, ответа не ждал. Уехал из города. Исчез. Я даже почти сумела о нём позабыть, но потом умер дедушка Суини, и Роберт вернулся.

К тому времени маменька и сёстры уже перебрались на Предельную, чтобы вступить во владение конюшней, а я осталась в столице, уж больно мне нравилось работать в лавке дедушки Суини. И жалованье было более чем хорошим, и хозяева замечательные и, главное, мечта. В ней, как ни крути, моя кофейня находилась в сердце Империи, а не в её печени, не в почках и уж точно не в заднице…

С Робертом я встретилась на оглашении завещания, и с первого взгляда поняла, что ничего не изменилось. А спустя полчаса мои подозрения подтвердились.

– Что скажешь насчёт времени для нашей свадьбы? – спросил он, улучив момент, когда я останусь одна. – Весной или летом?

– Вы бредите?

– Отнюдь. – Он скупо улыбнулся. – Отца больше нет. Не подумай, что я не горюю. Очень горюю. Никто не знает, как сильно я его любил, как благодарен ему был за всё, что он для меня сделал. Однако он умер, и между нами больше нет никаких препятствий.

Этот человек сумасшедший. Отчего он до сих пор не в доме для душевнобольных?

– Главным препятствием был не дедушка Суини, – напомнила я. – А моя личная неприязнь к вам, господин Роберт. Мало того, что я вас не люблю, вы мне даже не нравитесь.

О том, что я его презираю, говорить не стала. К тому же он тихо и совершенно искренне рассмеялся. Посмотрел на меня с умилением. Точно таким же взглядом маменька смотрит на Линни, когда та начинает рассуждать о том, как устроен мир. А мне и от этого взгляда, и от смеха, а, главное, от слов, которые Роберт произнёс, стало дурно.

– Ты слишком юна, малышка, чтобы рассуждать о любви. И даже не знаешь, что это такое, но я тебя научу. О, с превеликим удовольствием. Так весной или летом?

Не желая тратить слова, я просто покачала головой.

– Значит, весной. – Обрадовал меня Роберт. – Скажем, в середине апреля? Или в марте, на День цветущей вишни? Это было бы символично.

– Я не...

– Даю тебе времени до утра… – Не дал мне договорить. – Даже до вечера завтрашнего дня. Я не плохой человек, малышка. Знаю, у нас всё не очень красиво началось, но я изменился, осознал и подготовил кое-какой стимул, который поможет тебе принять правильное решение.

– Что?

– Вот.

Он протянул мне папку. Картонную, серую, перетянутую синей лентой. А когда я потянулась, чтобы взять её из его рук, перехватил мою ладонь и, склонившись, прижался прохладными, немного влажными губами к моему запястью.

– До завтра, любовь моя. Не представляешь, как мне тяжело с тобой расставаться. Сейчас, когда мы, можно сказать, воссоединились после долгой разлуки.

До дома я не дотерпела, и, забравшись на чердак дома семейства Суини, развязала синюю ленту. И совершенно обалдела от прочитанного.

Нет, Роберт был не просто влюбившимся в меня психом. Он был одержим мною. Как иначе объяснить тот факт, что он не поленился раскопать всю историю моей семьи. Все маменькины браки, настоящие и не очень. Моё воровское прошлое. Дафна, оказывается, в прошлом году хотела сбежать с молодым гусаром из Императорского почётного караула. Лейла украла в булочной возле нашего дома булку пшеничного хлеба, была поймана сыном хозяев и отпущена в обмен на поцелуй. Поймаю поганца, руки оторву. Это какой сволочью надо быть, чтобы на ребёнка покуситься!

В общем и целом, картина выстраивалась неприятная: пока я работала изо всех сил, чтобы вытащить свою семью из нищеты, девчонки совсем отбились от рук. Ну а чего было ожидать, если в нашей семье, сколько себя помню, главой была я. Я настаивала на том, чтобы девочки учились. Я следила за тем, чтобы они перед сном и утром чистили зубы. Я их за уши драла, когда они баловались. И, конечно, именно я виновата в том, что они всё-таки отбились от рук.

Именно я, не маменька.

Маменька у нас немножко не от мира сего, но…

Но обвинять её в том, что она распутная женщина, как это сделал Роберт Суини! Говорить, что эта женщина не имеет права воспитывать девочек, подавая им дурной пример! Угрожать мне, что сестёр отправят в приют. О! Поганец знал, на что давить. А ещё очень сильно заблуждался на мой счёт. Я неслабая, неглупая и, что важно, очень сильно люблю сестёр и маменьку, и чтобы какой-то мерзавец угрожал их благополучию? Нет. Не бывать этому.

Я заскочила домой лишь на три четверти часа, чтобы собрать самые необходимые и близкие сердцу вещи, в ближайшем отделении банка получила всё то, что причиталось мне по завещанию дедушки Суини, купила билет на дилижанс до Триволи, оттуда кебом добралась до Усека, в Усеке пересела на дилижанс до Уезда. В уезде села на дирижабль и долетела до Крибета, а уже там пересела на прямой поезд до Фархеса.

Поезда в Империи появились не так давно, но сразу стали популярными среди самых бедных слоёв населения. Оно и понятно, богачи от грязи дыма «железной дороги» предпочитали подальше держаться. Билеты тут не были именными, а народу в узкие душные вагоны набивалось столько, что при всём желании никто бы не смог меня отследить.

И не отследил, пока местная газетёнка не опубликовала пасквиль за авторством говнюка Салливана Туга.

Сказать честно? За три года в Фархесе я ни разу не вспомнила о Роберте Суини. О дедушке, о его младшем брате и сестре, об их детях очень часто вспоминала. А вот о нём – ни разу. И вот сейчас, глядя на то, как торжествующая улыбка расцвечивает его обычно холодное лицо, я подумала, что напрасно убежала тогда. Надо было ещё тогда не трусить, а взглянуть своим страхам в лицо. Теперь же, если вспомнить мой прошлый побег, боюсь, проблем у нас только прибавится.

Потому что честные люди от правосудия не бегут. И потому что у фру Тауни, урождённой Сесиль Кланси, есть козырь в рукаве. Не просто козырь – джокер. Мне бы, конечно, не хотелось его использовать. Нет, не так. Я бы не стала привлекать его внимание к нашей семье, но если придётся… Если придётся, то всякие гнусные шантажисты костей своих не соберут.

Это – во-первых.

А во-вторых, больше я не буду бегать! Дом мой теперь здесь, на севере Империи, здесь у меня друзья и любимое дело. Здесь у меня семья. Здесь мы все счастливы – и мы отсюда не уедем!

Скользнув взглядом по надменной физиономии Роберта Суини, я распрямила плечи и, даже не сбившись с шага, продолжила свой путь.

Он налетел на меня ураганом. Схватил за руки, сжал плечи, прижал к себе и, задыхаясь, словно от долгого бега, простонал:

– Какая же ты стала, маленькая моя! Совершенство.

Каждый раз, когда этот человек прикасался ко мне или просто говорил, на меня накатывала тошнота. Вот и сегодня до горечи во рту стало противно.

– Во имя Предков, Роберт! Ну, сколько можно? – взмолилась я. – Когда ты меня уже оставишь в покое? Пусти…

Я оттолкнула его и осторожно отступила на шаг.

– Ты мне противен. Слышишь? Противен. Меня от тебя тошнит.

– Такая взрослая стала, – прошептал он, совершенно не слыша моих слов. – Я так соскучился…

И вдруг рванулся ко мне и схватил, зажимая ладонью рот. А я замычала, пытаясь сбросить с себя его руки, протестуя и теряя уверенность в том, что мне по плечу любые невзгоды, а Роберт, словно позабыв о том, где находится, совершенно сошёл с ума. Его не волновали ни лёгкий морозец, ни возможные свидетели этого бесчинства, ни моё мнение. Впрочем, оно его и раньше не интересовало. Сейчас же мужчина полностью потерял контроль над собой и, просто не замечая моего сопротивления, будто животное обнюхивал меня, слизывал солёный запах страха с моих щёк, порыкивая и издавая такие пугающие звуки, что если бы не ладонь, закрывающая мне рот, я бы в голос орала от ужаса.

– Фру Тауни, у вас всё в порядке?

«А что, не видно?» – в отчаянии мысленно воскликнула я и скосила глаза, чтобы рассмотреть, кто способен задать столь глупый вопрос.

Шагах в десяти от нас остановился парень в мундире щитодержца. В силу возраста он никак не мог принадлежать к офицерскому составу, а отсутствие отличительных знаков говорило, что в замке он всего лишь курсант. Тощий, с меня ростом, казалось бы, какую помощь он может оказать… Но я-то знала, что в Орден берут только магов. И даже этот вот мальчишка, который выглядел не старше моей Линни, без труда свинтит десяток Робертов Суини в бараний рог.

Вот только мой навязчивый поклонник об этом, кажется, позабыл. Ну, или, как любят писать в нежно любимых маменькой романах: «Страсть помутила ему рассудок».

– Иди, куда шёл! – огрызнулся Роберт и, глянув по сторонам, толкнул меня в сторону узкого закутка между двумя домами. И очень напрасно, потому что в следующий миг в воздухе запахло грозой и по удерживающим меня рукам пробежались голубоватые искры неизвестного мне заклятия.

Роберт взвыл не хуже ужаленного в задницу борова и отшатнулся, глядя на меня бешеными глазами.

– Фру Тауни. – Прекрасно понимая, что в ближнем бою ему не совладать с противником, орденский курсант держался в стороне. – Идите ко мне скорее, чтобы я вас в случае чего не задел.

– Мадди, не смей! – прорычал Роберт, кажется впервые за всё время нашего знакомства, назвав меня по имени. Но я его, конечно же, не послушалась. – Вернись!

– Иди ты к демонам, – бросила я, торопливо подбирая юбки. – Видеть тебя не могу, постылый.

– Он вам ничего не успел сделать? – встревоженно спросил парнишка из Ордена, когда я оказалась возле него. – Хорошо, что я мимо проходил…

– Даже не знаю, что бы я без вас делала! – Со всей искренностью выдохнула я и внезапно икнула. От облегчения, наверное.

– Мадди!

Роберт бросился за мной в погоню, но в этот раз молодой маг уже не боялся мне навредить и шарахнул по моему преследователю чем-то таким забористым, что от его одежды повалил густой дым.

Тем временем двери в доме на другой стороне улицы отворились и на брусчатку, торопливо сдирая с себя форменный фартук, выкатился молочник Ипполит. Круглый мужчина с добродушной улыбкой и самым дорогим молоком по эту сторону гор.

– Что удумал мерзавец! – на бегу пыхтел он. – Я из окна видел. Боялся, не успею. Ох… Мадди, милая, он тебя не сильно помял?

Я покачала головой и некрасиво всхлипнула. Честное слово, уж лучше бы икала!

– Испугалась только сильно.

– Я в своём праве! – выкрикнул Роберт и вновь шатнулся в мою сторону, но замер, когда маг поднял руку. – Она моя жена!

Да сколько можно!

Ипполит с растерянностью во взгляде посмотрел на меня. И я подумала, а вот интересно, если бы я и в самом деле была женою Роберта, бросились бы эти двое меня спасать?..

– С жёнами так себя не ведут, – уверенно проговорил маг, а молочник поддакнул:

– Да и не с жёнами не ведут. Вяжи его, малец. Бургомистр пущай разбирается, кто тут кому жена, а у нас в посёлке насильничать мы не позволим.

Провёл ладонью по моей мокрой от слёз щеке.

– Он же тебе не муж никакой?

– Почти муж! – отказывался сдаваться Роберт, пока его вязали магическими путами по рукам и ногам. – Жених!

– В портках расписных… Служивый, заткни ему и рот заодно, а то слушать тошно.

Мой давнишний кошмар заскрипел зубами в бессильной ярости и так выразительно на меня посмотрел… Может, до него всё-таки дошло? Может, теперь он оставит меня в покое?

– Сам пойдёшь или велеть мальцу, чтобы он тебя магией до дирижабля волок? – брезгливо кривясь, спросил у Роберта Ипполит.

– Ой! – воскликнул маг, в испуге распахивая глаза. – А у меня с левитацией вообще-то не очень… Быстро концентрацию теряю, могу уронить…

Я злорадно сверкнула глазами, но Роберт всё-таки решил больше не сопротивляться и пошёл сам.

Везти повязанного преступника в Фархес планировалось на дирижабле, поэтому первым делом я отправилась на ковёр к капитану Дрозеру и, как на духу, во всём созналась. Рассказала и о своём прошлом, и о маменькином, и об угрозах со стороны Роберта Суини, и о шантаже.

Капитан слушал, не перебивая, а когда я закончила свой рассказ, не осудил ни словом, ни взглядом.

– Ну, то, что у тебя, птенчик, детство не из самых простых было, я уже давно понял, – только и проговорил он. – А то, что ты у кого-то когда-то кусок колбасы украла, чтобы самой не помереть и сёстрам не дать – это, как по мне, тебе не в упрёк, а в заслугу ставить надо.

– Но…

– Но лучше об этом никому не рассказывать, тут ты права. Особенно сейчас, когда твоё имя на слуху. Сама знаешь, как в наших местах бывает.

– Как?

– А так. – Капитан подмигнул мне и, немного наклонившись вперёд, хулиганисто улыбнулся и прошептал:

– Что если я, к примеру, на Предельной пёрну, в Фархесе скажут, что обосрался.

И смачно захохотал, хлопая себя по коленям, когда я возмущённо охнула.

– Не злись. Грубовато, согласен, но зато точно. Теперь понимаешь, к чему я веду?

– К тому, что Роберт своим появлением подольёт масла в огонь?

Мужчина кивнул и добавил:

– И к тому, что никто не станет разбираться, кто из вас двоих виноват. Тебе это надо накануне слушания?

Мне это и после слушания было нужно, как зайцу пятая нога, но вряд ли у нас с Робертом получится договориться.

– Так что же мне делать? – огорчилась я.

– А ничего, – совершенно не логично ответил капитан. – Недоноска этого мы на ласточку мою брать не станем, оставим в охранке на Предельной. Ты же знаешь, у них тут своего участка нет, а по всем нарушителям отчёт в Фархес отправляется раз в седмицу. Сегодня. И этого, твоего, в сегодняшнем отчёте точно нет.

– Нет, – согласилась я.

– И появится он там только через семь дней. Даже через восемь, если я, допустим, в пути задержусь. Так? – Я кивнула. – Ещё седмицу местные будут ждать ответа из Фархеса, потом, когда придёт приказ о переводе, искать случая переправить подонка в острог. Дилижансом же его не отправишь, там же честные граждане, дамы, к себе я его взять не могу, у нас специальной каюты нет. Не перевозим мы преступников. А это, считай, ещё дней десять. И что у нас получилось?

– Что? – почему-то шёпотом спросила я.

– А то! – Капитан Дрозер легонько щёлкнул меня по носу, и я неуверенно улыбнулась. – Что если очень постараться, то шантажист этот до властей только к концу твоего слушания и доберётся. И поверь моему слову, детка. Ещё радоваться будет, что жив остался. Тутошние мужики страх до чего насильников не любят. Особенно, если эти столичные щёголи на наших барышень слюни пускают, да руки распускать пытаются.

– Ох… Я даже не знаю, что сказать, капитан.

– Одного «спасибо» и пары булочек с клубникой будет вполне достаточно, милая, – подсказал он, и пока я не бросилась ему в ноги с благодарностями, предупредил:

– Но на всякий случай всё же поищи запасной вариант. Уж слишком много людей в нашем плане задействовано. Не дай магия, где-нибудь кто-нибудь ошибётся, проговорится, продастся, да мало ли что! Ну, ты меня понимаешь.

– Да-да! Конечно! – закивала я, но сама, если быть до конца честной, и близко не представляла, о каком таком запасном варианте судачит капитан. Наёмного убийцу найти, что ли? Даже не знаю. К такому я точно не готова!

Пока.

В Фархесе я первым делом заскочила в ювелирную лавку: Анна, дочь Шарлотты Нейди-Остин, предлагала мне пожить у неё, пока мои «временные неурядицы рассосутся», и я решилась воспользоваться её гостеприимством.

После радостной встречи и объятий (обнимали меня главные сладкоежки этой семьи: дети и мопс по кличке Сосиска), я убежала в судебную канцелярию, где меня заставили написать официальное прошение на имя бургомистра о дозволении забрать личные вещи из арендованного мною кафе и квартиры. Потратив на бумажные проблемы больше трёх часов, я вышла на улицу с гудящей от усталости головой и крайней степенью раздражения, потому что конкретных дат мне никто так и не сказал.

Я-то, наивная, надеялась, что мне скажут, когда я смогу зайти в свой дом, а в итоге мне даже не ответили, как скоро моё прошение дойдёт до бургомистра.

– По закону на рассмотрение прошений у системы есть тридцать дней, – сообщил мне тощий, как сухарь, очкастый секретарь канцелярии. – Так что особо ни на что не надейтесь.

– Глупость какая! – возмутилась я. – До тридцати дней? Да я с такой скоростью разбирательства дождусь!

– Все претензии можете отправлять в столичный офис или на имя Его Величества Императора Лаклана Освободителя. Вам дать адрес?

– Спасибо, у меня есть!

Мысленно проклиная демоновых крючкотворов, я выскочила на улицу и сама не заметила, как добежала до дома Анны.

Смеркалось. Лавка, занимавшая первый этаж, ещё была открыта, но наверху, в жилых комнатах, уже зажглись огни. Приятный тёплый свет в незашторенных окнах согревал сердце даже на расстоянии, но отчего-то захотелось плакать. Я внезапно почувствовала себя ужасно усталой и такой одинокой-одинокой, словно в целом свете у меня не было ни одной живой души, которая бы волновалась обо мне, ждала, зажигала фонарь на крыльце, чтобы я не потерялась в темноте, возвращаясь домой.

И даже несмотря на то, что это было не так, я не смогла сдержать слёз, спряталась в беседке за домом ювелира и отчаянно разрыдалась, отчаянно жалея себя. Плакала я редко, но всегда основательно, пока голос не становился густым и низким, как у старого гвардейца, глаза не превращались в узкие щёлки, а нос в красную картофелину.

Обычно в такие моменты я старалась спрятаться ото всех, запиралась в своей комнате, накрывалась одеялом с головой, или убегала куда-нибудь подальше, но сегодня я чувствовала себя такой измотанной, что не было никакого желания играть в прятки.

Так что нет ничего удивительного в том, что минут тридцать спустя в беседку, где я неуклюже пыталась укрыться от мира, прокралась Анна. В одной руке она держала плед из магшерсти, а во второй - кружку горячего молока с мёдом и корицей. Я по запаху узнала.

– Мадди, – с укоризной обратилась ко мне она, – ну что же ты тут, на холоде? Заболеешь ведь.

– Ай, – всхлипнула я, принимая из её рук напиток. – Мне уже всё равно.

– Глупенькая, нашла из-за чего слёзы лить! Главное ведь не то, что о тебе говорят, а то, какая ты есть на самом деле. – Анна была старше меня лет на пять, а мудрее – на триста. Не представляю, как у неё так получалось. – Ты ведь и сама это прекрасно знаешь.

– Знаю. – Я ещё раз всхлипнула, на этот раз от облегчения, когда тепло от наброшенного на мои плечи пледа разлилось по телу. – Устала просто.

– Тогда идём отдыхать. И не вздумай противиться! Мои дети влюблены в тебя и твои десерты. О мороженом я вообще молчу! Ты нужна нам счастливая и здоровая.

Я с удовольствием отпила из кружки и, чувствуя, как пряная молочная сладость разливается по языку, пробормотала не своим голосом:

– Со счастьем могут возникнуть проблемы…

– Какие проблемы?

Я махнула рукой.

– Ну, ты же знаешь… – Нет, со слезами надо завязывать, голосок у меня был такой, что я сама себя боялась. – До суда по моему делу почти четыре седмицы. Вещей у меня нет, дома нет, работы нет. Ой, молчи! Даже слушать не хочу! Представляешь, что от моего дела останется, если я кофейню всё это время закрытой держать буду? А репутация?.. А если я проиграю?..

– Не проиграешь!

– А вдруг? В этой жизни, у кого деньги – у того правда. Я против Салливана Туга – ноль без палочки. Растопчет и не заметит…

Анна задумчиво посмотрела на меня, а потом вдруг воскликнула:

– А ведь ты права!

– Что?

– Я про «ноль без палочки». Знаешь, Мад, что тебе сейчас нужно больше всего?

– Коробочка яду?

– Покровитель! – рассмеялась подруга, а я скривилась. Покровитель? Серьёзно? После того, как Сал вывалял моё имя в грязи, после Роберта с его претензиями, да я всех мужчин буду десятой дорогой обходить! Какой покровитель?

Анна легко считала все эти мысли с моего лица и рассмеялась.

– Не корчи рожи, Мад, тебе не идёт. Быстро допивай молоко и дуй в дом, я уже велела приготовить для тебя ванну. И не вздумай мне реветь – накажу.

– Как тебя только дети терпят, тиранка.

Плакать мне и в самом деле расхотелось. Я приняла ванну, насладилась ужином в комнате, и весь следующий день – красивая и отдохнувшая! – развозила клюкву в сахаре по городу, и вместе с Анниными детьми пекла печенье.

А ещё день спустя в доме ювелира появился он. Покровитель. И сердце моё как-то странно шевельнулось в груди в ответ на его ясный взгляд из-под выгоревшей от солнца чёлки и на мягкие ямочки, появлявшиеся на щеках, когда он улыбался.

Глава 4. Медовуха, мысли вслух и вдруг

Маленькая стрелка часов на городской ратуше неспешно преодолевала расстояние между девятью и десятью, когда мы с Магдаленой, оставив за спиной Центральную площадь, свернули на Голубиную улицу, где располагались одни из самых престижных лавок города.

Чистильщик обуви установил свою колодку у лавки сапожника. Хозяин лавки, лениво потягиваясь, вышел на крыльцо, чтобы полюбоваться на свою новую вывеску – огромный сапог красного цвета, который ещё не успели загадить городские птицы. Цветочница, свернувшая на улицу за несколько минут до нас, разговаривала с какой-то дамой возле магазина готового платья. Перед аптекой стайка мальчишек играла в марблы. Один из них, заприметив нас, встрепенулся, отряхнул испачканные колени и, схватив валявшуюся рядом стопку газет, бросился в мою сторону.

– Купите газетный листок, барич! – заорал он, размахивая передо мной местной передовицей. – Свежий, только что из типографии, ещё даже краска высохнуть не успела!.. Купите, господин маг!

– Дай сюда. – Я вложил в маленькую ладонь три медяка, а газету сложил пополам и затолкал в карман, вообще-то не планируя её читать. – Вы почему не на занятиях, сорванцы?

Городские дети, в отличие от тех, что жили на принадлежащих замках землях, школу посещали регулярно. В Фархесе их было целых четыре: государственная общая, при храме и две частных, одна для мальчиков и одна для девочек. В деревне, что выросла под стенами Орденского замка, школа тоже была, вот только местные дети в ней были нечастыми гостями.

– Так траур, господин маг, – ответил пацан, старательно пряча монеты в пришитый к внутреннему карману бархатный мешочек. – Мастер Туг же помер. Неужто не слышали?..

– Лодыри.

Окно над аптечной лавкой распахнулось, и на улицу высунулась старуха в синем чепце.

– Ты чего к господину пристаёшь, паршивец? – выкрикнула она и погрозила маленькому газетчику сухоньким кулачком. – Вот я тебе! А ну-ка, живо отсюда!

– Старая карга, – проворчал мальчишка, показал старухе язык, пронзительно свистнул, призывая своих товарищей, и, отчаянно улюлюкая, вся компания умчалась вниз по улице. Пробегая мимо Магды, один из них прищёлкнул языком и послал моей спутнице воздушный поцелуй, выкрикнув:

– Эй, крошка! Персики у тебя, что надо!

Магдалена возмущённо ахнула, прикрывая руками декольте, а я захохотал.

– Нет, ты видел? Видел?

Она попыталась найти сочувствие в моём лице, но нашла там только веселье и, пожалуй, зависть. Кто бы знал, с каким удовольствием я сейчас сыграл бы партейку в марблы, а потом пробежался по улицам, глазея на местных красоток и совершенно не переживая по поводу того, что от маменьки достанется на орехи за то, что удрал из дому на целый день.

– Розги по вам плачут! – крикнула в спину сорванцам Магдалена. – Ну! Что ржёшь, как конь на плацу?

– Я не ржу. – Взял приятельницу за руку и поцеловал затянутую в бархатную перчатку ладонь. – Просто у пацана глаз-алмаз. Персики у тебя и в самом деле что надо.

– Брэд! – Она стукнула меня по плечу и решительно запахнула плащ.

– Ну не злись. Я же тебе ещё дома говорил, что твой наряд для Фархеса слишком… смелый.

– Скорей бы в столицу переехать, – пропыхтела в ответ Магда. – Здесь решительно никто не разбирается в веяниях моды. Никто не ценит моей красоты.

– Я ценю.

И мелкий прохвост тоже вон оценил. Нет, ну а чего она хотела, надевая платье с таким глубоким вырезом? Чтобы все восхищались красотой её небесно-голубых глаз? Воистину, даже самые умные из женщин иногда бывают невероятно странными.

– Не пыхти. Пойдём-ка лучше, познакомишь меня со своей протеже. А то я слышал о ней много, даже шкаф специальный в подарок купил, в благодарность за оказанные Ордену услуги, а вот видеть как-то ни разу не приходилось.

Магда окинула меня придирчивым взглядом, поправила булавку на моём галстуке и, недовольно поджав губы, проинструктировала:

– Только не вздумай ляпнуть что-нибудь… про персики!

Я снова рассмеялся! Нет, всё же она прелесть, а не женщина!

– Ты мне ещё лекцию о том, как произвести на даму впечатление, прочитай! Идём. Будут тебе персики.

– Брэд!..

– Да шучу я, шучу!

Я потянул за бронзовое колечко, украшавшее дверь ювелирной лавки, и пропустил Магдалену вперёд. Вошёл следом, прикрывая за собой дверь, и скривился от досады, увидев, что мы не единственные посетители в лавке: у прилавка стояла леди Уолш с обеими дочерьми, баронесса Розалия Броудинг, лорд Бартоломью – глава городского совета, и Эрнест Стивенсон, глава единственной нотариальной конторы Фархеса.

– Дамы. – Я приподнял цилиндр, чтобы поклониться жене бургомистра и её спутницам. – Господа. Доброе утро. Встреча неожиданная, но, несомненно, приятная.

– Ах, Мэтр! – Персефона Уолш прижала руки к груди, которая едва не выпрыгивала из декольте, и посмотрела на меня влажным от неизлитой благодарности взглядом. – Вы как нельзя кстати! Подпишитесь под бойкотом.

Мне протянули свёрнутый в трубочку пергамент, и я с интересом заглянул в текст.

– Так.

– У нас маленький город, и прежде всего мы радеем за семейные ценности, – хорошо поставленным голосом проговорила леди Уолш. По всему было видно, что эту речь она толкала не впервые, ибо говорила она как по-написанному. Впрочем, почему как? Эта хорошо отрепетированная речь дословно повторяла текст вручённой мне бумажонки. – Мы не потерпим в наших стенах разврат и мошенничество. Этой грязи нет места на наших улицах, пусть убирается туда, откуда пришла, а нас и наши семьи оставит в покое.

– Леди Уолш, вы очень сильно заблуждаетесь насчёт фру Тауни… – попытался отстоять своё мнение Теофил Сайпрус, хозяин лавки, но ему быстро заткнули рот.

– Даже имени этого слышать не хочу! – выкрикнула женщина и притопнула каблуком от злости. – Вы должны немедленно выгнать её на улицу. До тех пор, пока преступница живёт под крышей этого дома, мы отказываемся от ваших услуг. Тео, как вы можете? После всего, что она сделала…

– А что она сделала? – уточнил я.

– Но как же… – Все женщины посмотрели на меня так, словно я только что, прямо на их глазах, четвертовал новорожденного младенца. Мужчины тоже глянули с осуждением.

– Суда ведь ещё не было? – уточнил я, и Теофил Сайпрус сначала кивнул, а потом покачал головой. – В таком случае, леди Уолш, я бы не советовал вам называть фру Тауни преступницей. Она ведь может обвинить вас в клевете…

– Что? Меня?

– Ну, сами посудите. Это мы с вами знаем, что вы действуете из лучших побуждений и просто не способны оклеветать кого бы то ни было. Ведь так? – Дождался немного неуверенного кивка. – А бедная девушка может считать совсем иначе. В острог за неосторожные слова вас, конечно, никто не посадит, но скандал может разразиться нешуточный. Чего доброго дойдёт до столицы.

Она побледнела до синевы.

Я замолчал, предлагая дамам и господам самим додумать, что случится, долети до ушей Императора известие о скандале. Он разбираться не станет, пришлёт в Фархес нового градоначальника, а лорда Уолша отправит доживать свой век в родовое имение. Кстати, где оно? Не та ли это заброшенная усадьба, что находится в трёх часах езды от замка в сторону гор?

– Не ожидала от вас, Мэтр, – наконец, проговорила леди Уолш, скользнув брезгливым взглядом по замершей возле моего плеча Магдалене. – Не ожидала. Девочки, не отставайте!

Гости шумной толпой высыпали на улицу, а я, дождавшись, пока за Эрнестом Стивенсоном закроется дверь, выбросил так называемый бойкот в корзину для бумаг, и улыбнулся Теофилу Сайпрусу. Мы не были близко знакомы, но раз или два я покупал у него украшения для сестры и маменьки. Для Магдалены не рисковал, заказывал из столицы.

– Напрасно вы, Мэтр, сунули палку в осиное гнездо, – покачал головой ювелир. – Мне-то на их угрозы плевать, они у меня мало покупают. Не нравится им мой провинциальный стиль. Так что их угрозы от меня, как от стенки горох, отскочат, а вам теперь не поздоровится. Языки у них – что те жала.

– Вот только бабских сплетен я ещё не боялся, – фыркнул я и огляделся по сторонам. – Но позвольте, где же виновница торжества?

– Мадди? Так они с Анной и леди Шарлоттой на рынок ушли. Вот-вот должны вернуться. А вы проходите. Леди Магдалена, прекрасно выглядите. Проходите на второй этаж, я распоряжусь, чтобы вам подали чай.

От чая я отказался. И пока Магда щебетала о чём-то с гувернанткой ювелирских детей, наблюдал за тем, как толстый серый кот за окном делает вид, будто ему нет никакого дела до суетившихся вокруг важной квочи жёлтых, как одуванчики, цыплят.

Словно солнечные бусины, цыплята катались по двору, стараясь не отходить далеко от мамы-курицы, деловито пытались копать ещё не до конца оттаявшую землю и со всех ног мчались к наседке по первому её зову. А кот сидел под кустом, небрежно перебирал передними лапами, обутыми в белые носки, поправлял манишку на груди и незаметно, как бы невзначай, смещался к центру двора…

Забавное зрелище!

Я птиц не люблю, но надо приказать, чтобы в замке тоже завели пару наседок: и от лишних расходов избавимся, и глаз радуется. Скотный двор у нас есть, даже скотнику жалованье платим не пойми за что. На кой демон у меня в замке вообще скотник?

Надо разобраться!

И птичник завести.

И птичницу.

Чтобы с косой и симпатичным личиком. Вот, хотя бы как у той лисички, что толкнула калитку на задний двор.

Девушка была в сером пальто и старомодном, будто украденном из маменькиной гардеробной, капоре, а длинная коса её (пушистый хвостик где-то на уровне ягодиц заканчивался) пусть и отливала рыжиной, будто каштан на солнце, но на лисью шубку вовсе не походила. Поэтому я просто терялся в догадках, откуда возникло сравнение с лисой, но, раз возникнув, оно закрепится теперь в моём мозгу навеки. Уж я себя знаю!..

Да вон и цыплята со мной согласны: заприметили лису и с оглушающим писком (мне даже сквозь двойное стекло было слышно) помчались прятаться к матери под крыло, а хитрый кот, наоборот, упитанным шаром выкатился под ноги, распушив и грудь, и манишку. За что немедленно получил порцию ласки и какое-то угощение из кармана симпатичной птичницы.

– Мадди, опять ты Голиафа подкармливаешь! – пожурила лисичку появившаяся во дворе Анна Сайпрус, хозяйка этого дома. Миловидная, чуть полноватая блондинка, с которой мне приходилось раз или два сталкиваться в доме Магды. – Он потом мышей ловить не будет.

– Аннет, не гневи Предков! – А вот и леди Шарлотта Нейди-Остин. Хозяйка самого известного в столице варьете. В Фархесе, правда, об этом никто и слыхом не слыхивал, да и я трепаться не стану. Страшно представить, что случится с беднягой Персефоной Уолш, узнай она про этот возмутительный скандал. – Голиаф не способен поймать даже собственный хвост. Мадди, детка, чем ты его там прикармливаешь?

– Имбирным печеньем.

– Ну, после того, как он сожрал целую миску солёных огурцов, меня уже ничем не удивишь.

Лисичка заразительно рассмеялась, а я отвернулся от окна и задумчиво посмотрел на Магдалену. Бывали в наших отношениях минуты, когда мне казалось, что она старше меня не на несколько лет, а на несколько десятков…

– Что? – Почувствовав мой взгляд, она подозрительно сощурилась.

– Ничего. – Подмигнул молоденькой гувернантке. – Ваша хозяйка вернулась. Наверное, дети захотят помочь матушке распаковать корзины с покупками.

– Ох, и правда! – встрепенулась девушка и, подхватив юбки, опрометью бросилась из комнаты, а я подумал, что у нас с Бренди гувернанток никогда не было.

Учителя вот были, да и тех не то чтобы слишком много: всем основам нас папенька с маменькой учили.

Фру Кирстин, повариха наша, тоже была. Такие сказки рассказывала, аж дух захватывало. Мы с сестрой не один вечер провели на кухне, слушая про приключения отважных рыцарей, про коварных злодеев и про Айю, принцессу-лису, которая днём была приёмной дочерью злого короля, а по ночам превращалась в лису и помогала своим подданным бороться с захватившим трон тираном. Про неё нам чаще всего приходилось слушать. И из-за неё мы с Бренди однажды чуть не подрались, ибо эта нахалка вздумала утверждать, будто «Принцесса-лиса» – это девчачья сказка.

Когда у меня будут дети, я им тоже гувернантку нанимать не стану. А то потом получится, что ты ей платишь за то, чтобы она за детьми смотрела, а она с хозяйскими гостями чаи гоняет.

С лестницы до нас донеслись звонкие детские голоса, топот ног, женский смех и, наконец, двери отворились, впуская в гостиную Анну Сайпрус, леди Шарлотту и принцессу-лису. То есть, конечно, не принцессу, а просто лису. Лисичку Мадди. С глазами, зелёными, как у кошки, косой до пояса и… персиками. Или яблочками, это надо вблизи рассмотреть, чтобы разобраться, но если навскидку, то под этим невнятным платьем с двумя рядами пуговиц и отложным белоснежным воротником определённо скрывается что-то пленительное. И так мне вдруг захотелось узнать, что же именно там скрывается, что прячет лисичка за этим невинным взглядом и нарядом школьницы, что в паху потяжелело от отлившей от мозга крови.

Даже неловко как-то стало. Давненько на меня так юные девы не действовали. Лет с тринадцати, наверное.

Откашлявшись, я широко усмехнулся, надеясь, что за напускным весельем опытный женский глаз (это я про Магдалену) не заметит моего возбуждения, и шагнул вперёд, чтобы поприветствовать хозяйку и выразить ей своё почтение.

– Леди Шарлотта, вы очаровательны. Леди Анна, рад, что вы принимаете меня в вашем доме. Фру Тауни… – Осёкся, натолкнувшись на настороженный взгляд. Тревожный. Опасливый. – Рад наконец-то покончить с заочным знакомством и представиться вам лично.

– Так вы знакомы! – всплеснула руками леди Нейди-Остин.

– Мэтр был так добр, что подарил мне морозильный шкаф, – вместо меня ответила Мадди, голосом мягким и тягучим, как мёд.

– Не подарил, а отблагодарил за услуги.

Следующие полчаса я был вынужден улыбаться и принимать комплименты. Своей щедрости, своему великодушию, своей храбрости. Когда разговор с морозильного шкафа каким-то причудливым образом перепрыгнул на накрывающий Бездну Щит, Шарлотта Нейди-Остин, как самая мудрая из присутствующих здесь женщин, внезапно хлопнула в ладоши и объявила:

– До смерти хочу чаю! Анна, Магдалена, помогите мне накрыть на стол.

Мудрая женщина с элегантностью носорога. Даже полный кретин догадался, зачем на самом деле она уводит лишние уши из комнаты. А я кретином не был, но вместе с тем мне откровенно не понравилась такая прямолинейность.

Искоса глянул на лисичку. Покраснела просто до слёз.

Стыдится, злится, а в глазах страх. Чего она боится? Что я наброшусь на неё? Заставлю силой принять помощь? Лисичка-лисичка, какой мерзавец тебя так напугал?

Шагнул к застывшей у подоконника девчонке, уверенный, что она в ужасе шарахнется в сторону. Но ошибся. Она не пошевелилась, застыла на месте, будто мраморная парковая статуя, только глаза стали больше, а полные губы побледнели. Кажется, Магда ошиблась, фру Тауни нуждается в гораздо большей помощи, чем это кажется на первый взгляд.

С трудом сдержав тяжёлый вздох, я произнёс:

– Моя подруга рассказывала мне о вас, фру.

– Мадейлин, – исправила она, оттаивая, но глядя по-прежнему с настороженностью. – И что она вам обо мне говорила?

Я мысленно усмехнулся, представив, какая реакция была бы у Мадейлин, расскажи я, что именно говорила мне Магда. А главное, какую роль в моём будущем бывшая любовница ей отвела.

– Немного. В основном, что вы попали в беду.

Она усмехнулась.

– О, в последнее время со мной это приключается с удручающей регулярностью.

– Я могу вам помочь?

Замялась. И снова настороженный взгляд из-под ресниц, словно пытается угадать, что мне от неё надо. Для начала, остановимся на доверии, а там – как карта ляжет.

– Не думаю, что мне есть чем расплатиться.

Я сглотнул. Богатое воображение, будь оно неладно, подбросила с десяток красочных картин, предлагающих варианты «расплаты». Не то чтобы я на это когда-нибудь пошёл, но кровь снова отлила к югу.

Чтоб меня!

– И правильно делаете, – хрипло похвалил Мадейлин. – Не думайте о ерунде. Мои люди любят вашу выпечку, и я хочу, чтобы вам и впредь ничего не мешало доставлять им эту маленькую радость. Поэтому предлагаю не ходить вокруг да около, а просто сказать, как именно я могу вам помочь?

Она моргнула и неуверенно переступила с ноги на ногу. Отвернулась к окну. Курица успела увести цыплят, и Голиаф переместился на забор. Удивительно, как тот не рухнул под давлением этой тушки.

– Заставить редактора местного газетного листка сожрать весь тираж? Проклясть клеветников? Подлить им в чай эликсир из медвежьего винограда? У меня есть знакомая целительница, она в этих вещах большой специалист. Превратить Салливана Туга в жабу?

Мадейлин фыркнула.

– В навозного жука? В слизня?

– Хватит! – Она прикусила губу, чтобы не улыбнуться. – Никто не может превратить человека в животное.

– Никто, может, и не может, а я могу, – с самым серьёзным видом соврал я. – Разве вы не знаете, я самый великий маг современности. Мэтр Алларэй, глава ордена щитодержцев. Мужчины в очередь становятся, чтобы пожать мне руку, а женщины в обморок падают от одного лишь моего фирменного взгляда. Продемонстрировать?

Я игриво шевельнул бровью, и Мадейлин не выдержала, рассмеялась, вовсе не заметив, что я не просто подошёл к ней вплотную, но и взял за руку.

– Так в слизня?

– Лучше наоборот. Из слизня в человека.

Я разочарованно цыкнул.

– А вот такого заклинания действительно нет. Тут даже самый великий маг современности бессилен.

Она посмотрела на свою ладонь в моей руке и легонько шевельнула пальчиками, но вырываться не стала, а вместо этого слегка наклонила голову к плечу и, изогнув тонкую бровь, проговорила с намёком на улыбку в голосе:

– Тогда, быть может, господин маг договорится с судебным приставом, чтобы бедной булочнице позволили забрать личные вещи из опечатанной квартиры?

Это даже не было кокетством, а всего лишь игрой, которую я сам и начал. Но этот взгляд, и голос, и подрагивающие от сдерживаемого смеха сочные губы...

– Можете считать, что уже договорился.

– Но мне в канцелярии сказали, что срок рассмотрения заявления до тридцати дней. И результат необязательно будет положительным. А я боюсь, что Салливан…

Вот про Салливана сейчас отчего-то не хочется слушать. Выяснили, что он слизняк, и остановимся на этом.

– По закону вам могут отказать только в двух случаях: если рассматривается вопрос об алиментах или если вас поймали на взяточничестве и казнокрадстве. Вам когда удобнее будет? Сегодня к вечеру или завтра с самого утра?

– О… – Зачем-то выглянула в окно, отобрав у меня свою ладошку, почесала кончик носа. – Сегодня? Я не думаю, что Анна… С другой стороны, она и так столько сделала для меня, я просто не имею права…

И, тряхнув головой:

– Мне надо с капитаном Дрозером поговорить.

Внезапно.

Дауни Дрозер – капитан «Пеликана», почтового дирижабля, пользовался невероятным успехом у женщин, несмотря на демонскую несдержанность на язык и убелённые сединами виски, но Мадейлин никак не походила на одну из его поклонниц.

– А зачем нам капитан?

– Если бы вы видели, Мэтр, сколько у бедной булочницы вещей, вы бы не задавали таких вопросов. Анна, конечно, не откажет, если я попрошу, но у меня всё-таки есть совесть. Одежда, книги, кухонная утварь. Морозильный шкаф. Вы не представляете, какой он огромный.

О, как раз это я представлял. Я ведь сам договаривался с единственным в Империи мастером, который делает такие артефакты. Вообще-то, это была идея парней, но у старика очередь была на сто лет вперёд, так что пришлось задействовать свои связи.

Помню, у Бренди глаза стали, как блюдца, когда я попросил её проследить за доставкой.

– Ты же помнишь, что у меня с левитацией не очень? – уточнила она. – А эта штуковина размером со слона.

– Со слонёнка, – исправил я сестру. – Даккея попросишь, тебе он не откажет.

Н-да. И при всём при этом я всё ещё не понимал, зачем лисичке нужен Дауни Дрозер.

– Как думаете, капитан ведь мне не откажет? Согласится взять на борт мои пожитки?

– И я по-прежнему не понимаю, зачем нам капитан.

– О. Так у меня ведь мама и сёстры на Предельной живут. У них там домик, трактир. Вы никогда не были? Странно. Щитодержцы у них частые гости.

– Ничего странного. Я вообще редко покидаю замок.

Хотя затворником никогда не был. В юности мечтал объездить целый свет, а в итоге и десятой части Империи не видел. Сначала был Предел, затем попытки стабилизировать Щит, к которому я теперь так сильно привязан, что больше, чем на седмицу, из провинции уехать при всём желании не могу.

Но об этом, кроме меня, знает лишь Император и Верховный.

– Однако не будем обо мне. Вы хотите перевезти морозильный шкаф на Предельную?

– Морозильный шкаф, переносной ящик-печку, коллекцию кулинарных книг, набор ножей из драконьей стали. Ну и так, кое-что. По мелочи.

– То есть мебель мы забирать не станем? – развеселился я, а Мадейлин зыркнула недовольно и поджала губы.

– Я не настолько богата, чтобы разбрасываться вещами. Но если вы отказываетесь от помощи…

Вот же лиса!

– Даже не думал! Откуда такие мысли?

Задрав нос, она зачем-то прошла к хозяйскому секретеру, достала бумагу и самописное перо. Я двинулся за ней.

– Напишу капитану, – пояснила, оглянувшись через плечо. – Не думаю, что он откажет. Он хороший человек и, кажется, искренне за меня переживает.

Я задумчиво кивнул. Конечно, переживает. Любой зрячий мужик, который ещё не слишком стар, чтобы испытывать желание, из шкуры вон вылезет, чтобы помочь этой лисе. Удивительно, что она этого не понимает. Или понимает, а невинность лишь показная? Не похоже. Странно, что у её порога только один потенциальный «помощник» ошивается, а не целая толпа. Впрочем, в Фархесе мужчины по кондитерским не ходят. Этакая сурово-провинциальная грубость, подразумевающая, что настоящие мужчины на десерт поедают головы новорожденных котят, а не пирожные с кремом. Оно и к лучшему. Всё мне одному достанется.

То есть я вовсе не об этом сейчас подумал. Никаких «мне». И даже не думать о «достанется»! Я только помочь хочу. Только. Помочь.

– И для кого вы там станете готовить мороженое? – Спросил, рассматривая тонкую шею и изнывая от желания обхватить пальцами рыжеватую косу и потянуть на себя, пока девчонка не запрокинет голову. В глазах поволока, влажные губы приоткрыты… Наваждение прямо какое-то. – Кхм. Для почтовых работников, для местных?

Будто прочитав мои мысли, Мадейлин перекинула вперёд косу и нахмурилась.

– Это всё временно.

– Определённо. – Я облокотился рукой о край стола, наклонившись так, чтобы можно было уловить лисичкин аромат. Пахло от неё весной и ванилью. Ох. – А через три-четыре недели снова станете писать капитану Дрозеру, чтобы он обратно всё отыграл? Или хотите вступить в семейное дело и расширить матушкин трактир?

– Нет! – даже слишком поспешно вскрикнула она. Ну, это понятно. Бренди за год до выпуска, помнится, жаловалась, что больше всех на свете любит батюшку с матушкой, но от мысли, что придётся возвращаться в «Хижину», с ней приключается «смертоубийственная хандра». – Вы просто Сала плохо знаете. Он гадкий, мстительный и способен на самые гнусные каверзы. Я боюсь. Кофейня – это всё, что у меня есть.

– Я понимаю.

Мадейлин устало провела рукой по лицу.

– И что же мне теперь делать?

– Не нервничать. – Я осторожно вложил в её руку отброшенное в сторону перо. – Давайте мы вот как поступим. Вы не письмо писать станете, а два списка. В первом перечислите личные вещи на каждый день. Во втором – морозильный шкаф и прочее. Часть из первого списка вы сможете оставить здесь или переслать к матушке, а весь второй я распоряжусь переправить ко мне в замок.

– Мэтр, я не могу…

– Замок огромный, – перебил я, перехватывая левую лисичкину руку и ласково сжимая пальчики. – И пустой. При большом желании мы смогли бы разместить там весь дом покойного мастера Туга, который вы непременно получите по окончании судебного разбирательства.

Она вновь насторожилась и напряглась, потянула на себя руку.

– Я… я не знаю. Это неудобно.

– Очень удобно! – И не думал отпускать я.

– Мне неловко… – Она так очаровательно покраснела, что у меня в ушах зазвенело.

– Право, это ерунда!

И этот запах. Ваниль всегда была моей сладостью. Я с детства сладкоежка, даже хуже, чем Бренди.

– Это слишком. Это же целый месяц… Не представляю, как стану с вами расплачиваться.

Я с жадностью проследил за движением розового кончика языка по пухлой губке и совершенно бездумно ляпнул:

– Пустяки. По поцелую за день – и мы в расчёте.

Глава 5. Жгучий поцелуй – два раза

– Пустяки. По поцелую за день – и мы в расчёте.

А ведь так хорошо всё начиналось. Симпатичный мужчина с приятным чувством юмора, внимательный. И как я умудрилась забыть, что бесплатный сыр бывает только в мышеловке?

– По поцелую? – стараясь скрыть разочарование в голосе, уточнила я. – За день?

– Во имя магии! Мадди! Только не делайте такое лицо!– воскликнул Мэтр и посмотрел на меня с укоризной, но губы его по-прежнему улыбались. – Я просто пошутил. Признаюсь, не очень удачно, прошу прощения, но вы хорошенькая девушка, а рядом с хорошенькими девушками мужчины иногда…

– Сходят с ума.

– Вообще-то, я хотел сказать «говорят глупости», – рассмеялся он. – Но, если задуматься, некоторые и с ума сходят.

Ага, а потом ползают в ногах, умоляют о прощении, преследуют, поливают твоё имя грязью и шантажируют, принуждая к…

Фу!

– Мадди?

Мэтр приподнял бровь, ожидая моей реакции. А я смотрела на него и думала, что напрасно согласилась на эту авантюру с покровителем. С самого рождения от мужчин у меня одни неприятности, начиная с моего собственного батюшки, остальных матушкиных мужей, братьев и ухажёров, и заканчивая моими поклонниками – чтоб им пусто было!

Нельзя доверять мужчине. Даже если ему сто лет в обед исполнилось, он всё равно найдёт способ, как тебе подгадить. Не так, так этак.

Дедушка Суини пытался защитить меня от своего сына, а в итоге Роберт совершенно озверел. И если раньше угрожал только мне, то после этой «помощи» переключился на сестёр и маму.

Мастер Туг, которому так нравился мой горячий шоколад с зефирками, что он решил оставить мне в наследство целый дом, тем самым лишив меня едва ли не всего: любимого дела, жилья, честного имени.

Теперь покровитель. Только его мне для полного счастья не хватало. Хотя, признаться, начал он неплохо. Я ему почти поверила. Мало того, он мне даже понравился! Нет, надо со всем этим заканчивать. Сама разберусь со своими проблемами. В самом крайнем случае, начну заново – не в первый раз.

Я выдохнула, решительно сжала руки в кулаки, вскинула голову и, запутавшись в васильковом взгляде Мэтра, совершенно неожиданно брякнула:

– Меня устраивают условия.

– Что?

Что? Это я сказала? Во имя Предков! Жизнь меня ничему не учит.

– Только давайте составим договор. Не хочу, чтобы потом выяснилось, что расценки на оказанную помощь несколько изменились.

По побледневшему мужскому лицу пробежала какая-то нехорошая тень. Пугающая. И по моему позвоночнику пробежался неприятный холодок, а в сердце словно раскалённую иглу воткнули.

– Изменились?

– У меня есть несколько типовых вариантов. Я специально не училась, но кое-что у императорских стряпчих удалось посмотреть. Поэтому договор...

– Договор? Мадди, я же попросил прощения за свою идиотскую шутку и...

– И хорошо бы заверить его у нотариуса.

Мэтр выпрямился. Довольно жёстко схватил меня за руку и оскалился. Язык не поворачивался назвать этот оскал улыбкой, к тому же я уже успела узнать, как он умеет улыбаться: открыто, мягко, с очаровательными ямочками на смуглых от ровного загара щеках. Его глаза, полностью утратив васильковый цвет, стали совершенно чёрными, на кончиках пальцев сверкнули голубоватые искры, и я, зажмурившись, втянула голову в плечи, ожидая удара, когда он поднял руку.

Били меня в этой жизни не раз. И скажем честно – иногда оплеухи были не то чтобы заслуженными, но объяснимыми. Маменька, к примеру, не раз шлёпала меня ладонью по губам за несдержанный язык. Сейчас же… Сейчас, когда стоявший почти вплотную мужчина зарычал и, вместо того, чтобы ударить, обхватил своими пальцами моё запястье, я не закричала и не попыталась защитить себя, а словно окоченела.

– Договор ей нужен, – раздувая ноздри, прошипел Мэтр. – Будет тебе договор…

Тряхнул меня так, что я прикусила себе язык. Больно.

– Никто, никогда, ни одного демонова раза в жизни не… – процедил сквозь зубы, а затем сдул упавшую на глаза чёлку и произнёс:

– Магией рода, принявшего меня, клянусь. Могилами Предков клянусь. Жизнью и смертью, и водой, что пью каждый день, и землёй, по которой хожу, и огнём, которым согреваюсь, и воздухом, которым дышу, клянусь помочь… Как твоё полное имя?

– Мадейлин Тауни… – испуганно шепнула я.

– Что помогу Мадейлин Тауни разобраться с её проблемами, предоставлю крышу над головой, верну честь её имени и буду заботиться о ней, как о части своей семьи, до судебного слушания и, если понадобится, после. – Я снова втянула голову в плечи, потому что он так сверкнул глазами, так сверкнул, что жгучего перца мне в глаз – в оба глаза! – лучше бы ударил. – А взамен она обязуется расплатиться со мной…

– П...поцелуями, – пролепетала я, понукаемая бешеным взглядом. – По одному за день п...помощи.

– Да будет так! – прорычал Мэтр и в следующий момент обхватил пальцами мой подбородок, сметая жалящим, коротким и непереносимо горьким поцелуем мои губы. Я вцепилась зубами в его нижнюю губу, сгорая от стыда и злости на себя саму, а когда мужчина отшатнулся, шипя и вытирая рот тыльной стороной руки, прошипела:

– Это вместо аванса, Мэтр?

– Брэд. Думаю, что после того, что между нами уже случилось, можешь называть меня по имени и на ты. А насчёт аванса, милая, если уж этот способ расплаты тебе так хорошо знаком, то ты должна бы…

Я ударила его по лицу ещё до того, как он договорил. Голова Брэда мотнулась, и на левой щеке расцвёл маковым цветом отпечаток моей ладони. «Хоть бы синяка на получилось!» – запоздало перепугалась я, вспомнив, что рука у меня всегда была тяжёлой, а в сложившейся ситуации именно я была тем человеком, которому стоило съездить по лицу. Наверное.

Мужчина медленно прикрыл глаза и продолжил, словно ничего не случилось:

– … должна бы знать, чем отличается поцелуй от наказания. К тому же это я тебя целовал, а не ты. Список пиши. Разберусь с приставом, пришлю воробья.

– К-кого пришлёшь?

Но мой покровитель так стремительно покинул кабинет, что, кажется, меня даже не услышал, и я осталась одна в комнате, а о том, что здесь только что на моих глазах – впервые в жизни! – случилось прямонаправленное заклинание, говорила лишь татуировка в форме замысловатого браслета, обхватившая моё запястье. Три розовых кольца соединялись звеньями всех цветов радуги. Это было красиво, я бы даже похвасталась этой своеобразной татуировкой перед маменькой и сёстрами, если бы… если бы не чувствовала себя такой виноватой.

– Мадди, детка, а что случилось с этим милым мальчиком, нашим Мэтром? – пропела леди Шарлотта, войдя в гостиную с подносом, на котором стояла корзиночка с печеньем, что я вчера пекла вместе с детьми Анны. – Выскочил, как ошпаренный. Не попрощался ни с кем.

Я с ним случилась. Злая и глупая. Обидела хорошего человека… Предки, как стыдно-то!

Меня буквально распирало от противоречивых эмоций, я злилась на Брэда за его грубость, на Анну, которая затеяла весь этот спектакль, но больше всего на себя. Потому что глава Ордена щитодержцев умел так улыбаться, что ему просто хотелось верить…

Открыто, заразительно. Таких мне видеть ещё не приходилось. В детстве меня вообще мало жаловали улыбками. Да и кто? Дядьки, которые мечтали лишь об одном: избавиться от матушки и её деток как можно скорее. Маменькины мужья, как настоящие, так и поддельные? Вот уж нет. Дедушка Суини разве что, но он никогда не был весельчаком. Его сын? Роберт, пожалуй, мне улыбался. У меня мороз по коже шёл от его оскала.

Ну и Салливан Туг. Этот так вообще постоянно кривил губы перед тем, как озвучить очередную пошлость.

А вот Брэду Алларэю, как я и сказала, верить хотелось. Я же, вместо того, чтобы отблагодарить его за помощь, кажется, оскорбила недоверием. А он обещал уже сегодня договориться с судебным приставом.

Последнюю фразу я, судя по восторженным вскрикам, произнесла вслух

– О, Мадди! Я так рада!

– Дорогая, я ведь сразу сказала, что тебе нужен покровитель!

– А лучше Брэда с этой ролью никто не справится!

– Он красивый.

– Он благородный.

– Непонятно только, почему он ушёл без меня. И даже не попрощался.

За последнюю фразу я всё же зацепилась, потому что её произнесла Магдалена Лайт. Сама она в моей кофейне редко появлялась, все чаще Джейн посылала, прислужницу свою, но кто она такая, я знала. Злые языки называли её женщиной лёгкого поведения. Интересно, что между нею и Мэтром?

Или неинтересно. Какое мне до этого дело? Меня и Брэда Алларэя связывают лишь его благородное (очень на это надеюсь) сердце и тридцать три моих поцелуя.

– Дамы, прошу меня извинить, – стряхнув с себя неприятные мысли, наконец, смогла произнести я. – Но я вынуждена вас оставить. Леди Шарлотта, Анна, – Магдалене Лайт просто кивнула. – Мэтр просил меня кое-что сделать, пока он занят тем, что утрясает кое-какие формальности. Ещё раз прошу меня извинить.

– Но, Мадди! – возмутилась Анна. – Я хочу знать подробности!

Да ни за что в жизни! Мне об этом пока даже думать стыдно, не то, что говорить! Непроизвольно, я одёрнула рукав платья, чтобы не дай Предки кто-нибудь случайно не увидел магическую татуировку.

– Потом, всё потом.

Сначала я забежала в свою комнату, чтобы переодеться в широкие брюки и рубашку с жилеткой, из личного опыта зная, что переезжать следует в удобной одежде. Ох, переезд. О том, что представляет из себя эта катастрофа, я не с чужих слов знала. Половину детства на колёсах, а потом Фархес.

Лучше два пожара пережить и одно наводнение, честное слово!

Поэтому никаких списков я составлять не стала, они огненными буквами были прописаны в моей голове, такими же чёткими, как линии татуировки, обвившей моё запястье. Вместо этого я помчалась в «Железный якорь» – трактир, где зачастую пропадал капитан Дрозер, чтобы предупредить, что не полечу с ним на Предельную, как мы договаривались.

– Что так? – спросил мужчина, когда я вытащила его из кабака на улицу. Передёрнул плечами и поднял воротник форменной куртки, ёжась под порывом холодного ветра. – Не договорилась с приставом?

– Договорилась, но это длинная история. Я вам потом расскажу.

– Ну, как знаешь… – Захмелевший взгляд его вдруг остановился на чём-то за моей спиной. Брови взметнулись вверх. – Всё же брага в «Якоре» ядрёная, я только полкружки выпил, а уже разная чепуха мерещится…

Я оглянулась, но ничего не увидела.

– Ладно, егоза. Пойду-ка я съем миску лукового супа, чтобы окончательно не захмелеть. А ты смотри, если передумаешь, то мы с «Пеликаном» тебе всегда рады.

Но не успела я поблагодарить капитана, как он взмахнул рукой, указывая мне за плечо, и воскликнул:

– Ну вот, опять!

– Что опять? – Я повернула голову, и увидела серьёзного, как императорский стряпчий, воробья. Важно нахохлившись, он сидел на одном из столбиков чугунной ограды, держал в клювике записку и смотрел при этом мне прямо в глаза. – Ого!

– Ты тоже его видишь?

Воробей насмешливо чирикнул и нетерпеливо переступил с ноги на ногу. Я протянула ему открытую ладонь.

– То есть выражение «пришлю воробья» не было метафорой, – пробормотала я, когда птичка смело вцепилась коготками в мою перчатку. Свободной рукой я взяла у этого удивительного вестника записку из клюва, но улетать он не торопился. – Хочешь, чтобы я тебя угостила?

– Чтоб мне провалиться! – то ли выругался, то ли восхитился капитан. – У тебя даже воробьи с рук едят…

Заложив записку за край перчатки, я вынула из кармана остатки имбирного печенья, которым утром потчевала Голиафа. Воробей с удовольствием принял угощение, снова чирикнул и, вспорхнув с ладони, улетел, а я посмотрела на капитана и с сожалением признала:

– Увы, но не я его прикормила. – Развернула доставленную маленьким почтальоном записку. «Жду возле кофейни. Не забудь ключи. Б».

– А?

– Извините, капитан Дрозер, но мне надо бежать.

До Центральной площади идти было не очень далеко, но я намеренно сдерживала шаг, чтобы хоть немного собраться с мыслями и решить, как вести себя рядом с Брэдом Алларэем, но мысли беспорядочно метались в голове, категорически отказываясь складываться в подобие хотя бы какого-то плана.

– Вы быстро управились, – произнесла я, подойдя к замершему у двери в мою кофейню мужчине. – Ты управился. Я должна перед тобой извиниться.

Брэд насмешливо заломил бровь.

– За то, что не верила в меня?

Проходившие мимо нас две гимназистки громко хихикнули, и я, застыдившись непонятно чего, отвела глаза от мужчины.

– За то, что обидела. Просто мой опыт общения с мужчинами говорит, что уж если зашла речь о поцелуях, то хорошего не жди. Я из столицы поэтому уехала.

– Сбежала от кого-то, – догадался Брэд, и я кивнула. – От поклонника?

– Вроде того. Просто… Просто я так испугалась, что ты тоже… Что не только поцелуи… То есть, что поцелуи – это меньшее из возможных зол, и что…

Окончательно запутавшись, я покраснела и замолчала.

– Он распускал руки? – после томительной паузы спросил Мэтр. – Тот твой поклонник.

Я скривилась, подтверждая его предположение.

– А Салливан Туг?

– Тот всё больше языком чесал...

– Понятно.

Гимназистки, к которым присоединились ещё три подружки, кокетливо поглядывая в сторону моего спутника и перешёптываясь при этом, стайкой пробежали мимо нас в обратную сторону, и Брэд заметил вполголоса:

– Если мы простоим перед твоей витриной ещё хотя бы минуту, они приведут весь класс, и мне придётся отбиваться.

– Что?

– Может, зайдём внутрь? – негромко рассмеялся он, я же так обрадовалась его улыбке, означавшей конец недоразумению, возникшему между нами, что смысл произнесённых им слов до меня дошёл не сразу, а только после того, как Брэд окликнул меня по имени и уточнил:

– Ты ведь не забыла ключи?

– Ключи? Какие ключи? О! Ключи! Само собой! Они тут! – Вынула связку из кармана и протянула её мужчине. – Прости, пожалуйста.

– Это ты меня прости, – возразил он, отпирая замок. – Повёл себя, как истеричная девица. А ещё глава ордена. Могу я надеяться на твоё…

– Прощение?

Брэд толкнул дверь, зазвенели медные колокольчики.

– На него в первую очередь, но прямо сейчас я думал о молчании. Не дай Предки газетчики разнюхают, каким несдержанным на язык и поступки я бываю, такой скандал грянет! Представить страшно.

Он говорил довольно весёлым голосом, но смотрел на меня серьёзно, а затем и вовсе взял меня за руки и прошептал:

– И за это тоже прости. – Скользнул большим пальцем под рукав моего пальто, погладил спрятанную под манжетой платья татуировку. – Для мага моего уровня такая вспыльчивость непростительна.

Я вскинулась:

– Да я и сама хороша. Шуток совсем не понимаю. Не нужно было на тебя...

– Подожди, Мадди. Я должен кое-что сказать.

Мы стояли посреди пустой и тихой кофейни, одни. Время уже перевалило за полдень, но, несмотря на то, что до вечера было ещё далеко, внутри было сумрачно, и рассмотреть выражение лица Брэда у меня не получалось. И будь на его месте любой другой мужчина, я бы уже начала паниковать, а сейчас лишь ждала с нетерпением продолжения разговора.

– Да?

– Договор.

Мне стало жарко от хрипоты его голоса. Вспомнился жгучий поцелуй, которым он наказал меня в доме Анны, но вслед за воспоминанием не пришло страха. Лишь желание немедленно зажечь магические лампы, свечи – всё, что угодно, лишь бы избавиться от смущающей обстановки.

Только поэтому я отшатнулась от Брэда и поторопилась к прилавку, бормоча при этом:

– Просто забудем о нём. Где-то у меня тут был подсвечник. Погоди-ка… Мы плохо поняли друг друга. Ты пошутил, я разозлилась. Да где же он?!

– Мадди!

Брэд хлопнул в ладоши и с потолка полился ослепительный свет. По-моему, мои маг-лампы никогда не сияли так ярко. Даже сощуриться пришлось.

– Что?

– Этот договор нельзя расторгнуть.

– О...

– И стороны не могут уклониться от исполнения обязанностей. – Я почувствовала, как кровь прилила к щекам. Брэд тоже выглядел смущённым. – В старину это заклинание использовалось при заключении договоров иного рода. Ну, ты понимаешь. «Пока смерть не разлучит нас» и всё такое.

Земля дрогнула под моими ногами, и я оперлась о прилавок, чтобы не упасть.

– К-какое «такое»?

– В нашем случае – до разбирательства по твоему делу, – успокоил меня Брэд. – Но татуировку лучше никому не показывать. Особенно магам. Могут решить, что мы с тобой…

– Обручились?

Он пожал плечами и виновато улыбнулся. Какое счастье, что всех моих знакомых магов можно по пальцам одной руки пересчитать!

– Так что из нас двоих только я должен извиняться. Мир?

Брэд сдёрнул с правой руки перчатку и протянул мне ладонь, предлагая заключить новое соглашение.

– Мир, – с улыбкой ответила я, но не успели мы как следует пожать друг другу руки, как в кофейню гурьбой ввалились совершенно посторонние мужики.

Шумные, небритые, одетые кто во что. Один был в форменной куртке фабричного рабочего, трое в синих рубахах, поверх которых были накинуты меховые безрукавки (излюбленная одежда подмастерья на мельнице), остальных я рассмотреть не успела. А решив, что это в мою лавку изволили пожаловать грабители, благоразумно спряталась за спину Брэда.

Однако господин маг не торопился спасать меня от разбойников. Наоборот, повёл себя как их атаман.

– Джери, дружище! – рявкнул он так, что стёкла в левой витрине тоненько зазвенели от страха. – Как же я рад тебя видеть!

– А ты здорово подрос, малец, за те годы, что мы не виделись, – пробасил в ответ один из мужиков – огромный большебородый медведь в полосатых штанах и видавшем виды сюртуке. – Как тебя занесло-то в наши севера?

– В ваши? – рассмеялся Брэд. – Это вообще-то мои края. А вот ты тут откуда?

– С лёгкой руки Его Императорского Величества, – хмыкнул Джери в ответ и поддёрнул вверх рукав засаленного сюртука, показывая Брэду чёрную татуировку.

«Каторжник!» – мысленно ахнула я и непроизвольно попятилась. Под ноги бросилась непонятно откуда взявшаяся упаковочная бумага и громкий треск привлёк ко мне всеобщее внимание.

– Дамочка, не бойтесь, – ощерился Джери. – Я не убийца и не насильник. А просто взял своё в отделении родного банка, когда они мне пенсию отказались выплачивать.

Ох.

Брэд бросил в мою сторону короткий взгляд и снова повернулся к мужикам, а я уговаривала себя не бояться за него и за себя заодно. Он же сам признался, что самый великий маг современности. Уж как-нибудь справится с толпой каторжников. Хоть и бывших. Потому что клеймо, подобное тому, что красовалось на руке давнишнего знакомого Брэда, мне видеть уже приходилось.

В полутора днях езды на север от Фархеса располагался медный рудник, и бывшие заключённые время от времени появлялись на улицах нашего городка. Некоторые даже осели тут навсегда. Ну, по крайней мере, я слышала, что мельник не просто так никогда не снимает с левой руки широкий кожаный браслет.

– Не пугай фру Тауни, Джери, – спокойно и, пожалуй, даже немного насмешливо произнёс Брэд. – Вы пришли сюда, чтобы помочь девушке, попавшей в неприятную ситуацию, а не её запугивать. Запугать, если понадобится, я её и без вашей помощи смогу.

Мужики почему-то заржали, хотя я ничего смешного в словах Брэда не услышала.

– Ты приготовила списки, как я тебя просил? Мадди?

– А? Нет, – пробормотала я, качнув головой из стороны в сторону, только сейчас сообразив, что мужики не грабить меня пришли, а помогать с вещами. Грузчики. И где только Брэд их нашёл, а главное, как сумел завести такие тесные отношения с одним из них? Богач и каторжник – не те люди, которые обычно оказываются друзьями. – Не нужно никаких списков. Я решила забрать всё.

Брэд вздёрнул бровь и глянул насмешливо.

– Нельзя?

Снаружи раздался чудовищный грохот, а затем прямо перед моими витринами остановились два гнедых тяжеловоза, впряжённых в телегу просто нереальных размеров. Я даже не знала, что такие вообще бывают.

– Можно, – тем временем ответил Брэд, и мне понадобилось пару секунд, чтобы понять, к чему относился его ответ. – Бруно, ты как? Справятся твои мальчики с пожитками фру Тауни?

– Мои мальчики справились бы с пожитками барышни, даже если бы пришлось перевозить весь дом по частям, – проговорил Бруно, один из тех каторжников, которых я приняла за подмастерье мельника. – А уж с одной маленькой лавчонкой они одной левой разберутся.

Я уважительно покосилась на лихо улыбающихся мужиков и снова удивилась, когда Брэд пояснил:

– Бруно - коннозаводчик. Его тяжеловозов даже в императорскую конюшню покупают.

– Очень приятно, – пролепетала я.

– Он в Фархесе проездом.

– С конной ярмарки мы едем, – пояснил Бруно и мотнул головой в сторону витрины. – Продал десяток своих малышей и одну тяжёлую кобылку. Для неё и телегу брали. Ну, и чтобы нам с мужиками где было спать в дороге.

Я зачем-то кивнула.

– Повезло тебе, Мэтр. Без нас вы бы и за неделю не управились.

– Зови меня просто Счастливчик Брэд, – хохотнул в ответ глава ордена щитодержцев, и я посмотрела на него совсем другими глазами.

Он, должно быть, и в самом деле великий маг. Ибо только великие, наверное, могут одновременно оказаться сразу в нескольких местах. Как иначе он смог бы договориться и с приставом, и с каторжниками и с владельцем этой телеги, я не представляла.

И самый главный вопрос: откуда всё-таки он знает всех этих людей.

– Я тогда, наверное, приготовлю всё наверху, – проговорила я, когда ко мне вернулась речь. – А вы можете начинать грузить мебель. В этом зале мне принадлежит совершенно всё, вплоть до картинок на стенах, так что не ошибётесь.

Особенно – картинок! Коллекция всей моей жизни. Цветные вырезки из модных журналов, обёртки от дорогих иностранных конфет, лошадь на восьми ногах, под которой корявыми пальчиками Линни было выведено слово «сороконожка»…

– А я пока приготовлю вещи наверху.

Когда внутренние двери закрылись за мной с мягким щелчком, в торговом зале снова послышался смех. Ну и пусть смеются, если им так весело. Главное, чтобы ко мне не лезли.

Взлетев на второй этаж, я огляделась по сторонам. С чего начать?

Кинулась к комоду, в котором хранилось моё нижнее бельё. Затем передумала и побежала в кладовую за маг-сундуком. Сам по себе он был не очень большим, но всунуть в него можно было едва ли не весь мой гардероб. Правда, потом он становился совершенно неподъёмным. Но сегодня этот вопрос меня волновал в самую последнюю очередь.

Я как раз заканчивала упаковывать последнее своё платье, когда совершенно внезапно откуда-то со стороны кровати раздалось недовольное ворчание:

– Да брось ты эти тряпки. Новые купим! Беги скорее вниз, пока они наш любимый сыр с синей плесенью не сожрали.

Я выронила сложенную в аккуратную стопочку юбку и в ужасе уставилась на существо, сидевшее строго по центру моей постели. Это была очень крупная белая мышь с огромными заячьими ушами и голым, как у крысы, хвостом, на кончике которого красовалась кокетливая кисточка.

– Ну, что вылупилась? Беги, пока не поздно! А то нам страшно. Мы магов жуть до чего боимся.

Видеть говорящих мышей до сего дня мне не приходилось. Мало того, я точно знала, что в нашем мире кроме людей речью обладают только демоны, но по непонятной причине, вместо того, чтобы заорать во всю силу, призывая в помощь оставленного в торговом зале самого сильного мага современности, я просипела:

– Ты что такое?

– Мы-то? – уточнила ушастая мышь и, забавно дёрнув кисточкой на хвосте, как-то неуверенно предположила:

– Домовые?

– Ты у меня спрашиваешь? – Она принюхалась и печально мотнула головой. – И что значит «домовые»? Вас много, что ли? Где остальные? И откуда вы взялись?

– Это не мы взялись, а ты взялась, – буркнула мышь. – А у нас тут ещё бабушка в кладовой крупы пересчитывала. И мы не спрашиваем, мы прямо говорим, что домовые. А ещё кладовые, амбарные и холодильношкафные. И у нас сердце останавливается, когда из наших холодильных шкафов достают всё немытыми руками и жрут!

– А?

– Жрут!! – трагически всхлипнула домовая мышь и закрыла лапками глаза. – Всё, что нажито непосильным трудом! Сыры, колбаса, баранья нога – две штуки.

– Не было у меня бараньих ног, – возразила я, а домовая стрельнула в меня раздражённым взглядом.

– У тебя не было, а у нас – да. Мы с верхнего этажа принесли, когда старый хозяин тебя хозяйкой назначил. Ногу, три бочки солёных грибов, окорок, варенье там, мёда бочку… половину бочки. Ну и так, кое-что по мелочи.

– Хозяйка! – рявкнул кто-то снизу мужским басом. – Зачем тебе столько самогону? Подари его нам! Или продай, мы в долгу не останемся!

– Не давайте ему ни грамма, фру! – отозвался другой голос. – Он и так мне стол на ногу уже два раза уронил.

Следом за этими словами послышался грохот, ругань и смех. Ох, предки-мамочки! Хоть бы они только ничего ценного не сломали.

– Скажи им, что нам самим мало, – свистящим шёпотом предложила домовая, осторожно выглядывая в щёлочку между дверью и косяком.

И я сказала:

– Так.

Домовая опасливо попятилась.

– По мелочи, говоришь?

– Э… Ну, как бы.

– Не нукай мне тут, быстро объясняй, кто ты такая и откуда взялась, пока я самого сильного мага современности не позвала!

– Зачем нам маг? – укоризненно взглянула на меня домовая. – Мы магов боимся, они нас не любят. Мы потому и жили у старого хозяина, что он не маг. Он нас любил. Щёточкой хвостик чесал и ушки. Вот! – Предъявила ушки и хвостик. – Говорил, что никакой мы не демон, а домовая. И что мы красивая, говорил.

Значит, всё-таки демон. Только этого мне для полного счастья не хватало!..

С другой стороны, и в самом деле хорошенький. И маленький – в кармане спрячется, и ещё место на ванильные сухари останется. Опять-таки баранью ногу добыл. Добыла. И самогон.

– Ладно, – сказала я, и протянула домовой открытую ладонь. Она воспользовалась приглашением без раздумий. Вот только что сидела на расстоянии трёх шагов от меня, а в следующий момент уже греет лапки о кожу моей руки.

– Демон, так демон. – Погладила шелковистую шёрстку, почесала длинное ушко, мягкое, нежное и розоватое, если посмотреть сквозь него на свет. – Пёс с тобой, домовая, живи пока.

– Мы хорошая, – заверили меня самым подлизывательным из всех подлизывательных голосов, и осторожно потрогали запястье с магической татуировкой. – Хочешь, мы тебе проблему поцелуев решим?

Я удивлённо ахнула.

– Откуда?

– Мы, домовая, мы всё-всё знаем, всё-всё умеем. Вот.

Раздался негромкий хлопок, в воздухе запахло топлёным молоком, а пред моими глазами появилась маленькая сверкающая точка. Сначала она увеличилась в размерах, потом перестала светиться, а потом к моим ногам упал обожжённый по краям свиток пергамента. Настороженно глянув на домовую, я нагнулась, чтобы поднять магический подарок. Взяла двумя пальцами, опасаясь подвоха, и осторожно развернула.

– Что?

– Десерт «Жгучий поцелуй», – подсказала домовая и, видимо, решив, что нерадивая хозяйка не умеет читать, принялась объяснять:

– Сначала надо растопить шоколад.

В воздухе появился МОЙ СОБСТВЕННЫЙ чугунный сотейник. Уж его-то я бы из сотни других с завязанными глазами узнала! Внутри чёрной от сажи, заполненной кипящей – без огня! – посудины, появился сотейник поменьше, фарфоровый, с синим якорем на пузатом боку. Подозреваю, шоколад в нём тоже был мой.

– Потом разрезаем острый перчик, удаляем из него семена, – продолжила домовая, и я совершенно не удивилась ни появлению перчика и ножа, ни тому, что все они слушались домовую, как дрессированные. – И добавляем к шоколаду. Затем достаём сливочное масло.

– Перец сначала убери.

– Что? – переспросила маленькая демоническая мышь, облизывая испачканные в шоколаде миниатюрные пальчики.

– Прежде, чем добавлять масло, убери перец.

– Да? – Она сверилась с рецептом и посмотрела на меня обиженно. – Так ты и сама всё знаешь?

Я пожала плечами, признавая вину. Домовая же, больше не говоря ни слова, добавила в шоколад масло и сливки, дождалась, пока масса не станет однородной и разлила получившееся варево по МОИМ формочкам для конфет.

– Я обычно сверху острым перчиком ещё посыпаю, – подсказала я, на что она только фыркнула. – И конфетки эти не поцелуями, а сердечками называю, но твоя идея мне нравится. Если ты и всё остальное на кухне так ловко умеешь делать, то мы сработаемся.

В две руки и в две лапы мы быстро закончили собирать оставшиеся вещи и, прихватив уже успевшие остыть «жгучие поцелуи», спустились вниз, проверить, не всё ли нажитое непосильным трудом успели уничтожить Мэтр и его грузчики. Ну, и заодно рассчитаться.

Глава 6. Не все поцелуи одинаково полезны

Лошадей Бруно любил ещё со времён Предела. Нет, любил-то он их, несомненно, и раньше, но тогда мы с ним знакомы ещё не были. Когда декаду назад я получил письмо от какого-то коннозаводчика с предложением купить парочку тяжеловозов для моего замка, то едва не отправил писульку в камин, даже не дочитав, так как предложений, подобных этому, в замок приходило по дюжине в час. На счастье, мой взгляд зацепился за подпись, и я вспомнил, как Бруно объяснял капитану нашей заставы, что он вовсе не член пририсовал в конце рапорта, а просто расписался.

Увы, но подпись бывшего конюшего западной двадцать седьмой Предельной заставы от схематического изображения мужского… кхм… достоинства отличить мог лишь тот, кто этого самого достоинства никогда и в глаза не видел.

Бруно был немагического сословия, но какие-то крупицы магии в нём всё же присутствовали, по крайней мере, животные его слушались так, словно он был одним из говорящих*…

Я написал ему, что наш конюх, вне всякого сомнения, не откажется от парочки тяжеловозов – и ещё как не откажется! С нашими-то дорогами! И с нашим бургомистром, который отказывается финансировать их ремонт. Звал к себе, замку бы только на пользу пошёл собственный коннозаводчик, но Бруно пока отказывался. Пообещал при случае заехать, посмотреть, какие условия я могу предложить, и вот – приехал. Очень вовремя, надо сказать.

Ну, то есть я надеюсь, что лисичка сумела оценить мою скорость в решении её проблем.

Мужиков для погрузки Бруно отыскал сам, но и тут сумел меня удивить, приведя в кофейню вечного балагура и бабника Джери.

Жизнь помотала бывшего гарпунёра. Впрочем, характер у него был такой, что я даже не удивился, узнав, что некоторое время после возвращения с Предела он провёл на медных рудниках. Характер и умение отыскать что, где и насколько неправильно лежит, чтобы в подходящий момент переложить с этого «неправильного места» в самое лучшее место под солнцем – в свой карман.

Но у своих Джери никогда не крал, только у Империи. Не то чтобы Император собирался разбираться в столь тонких нюансах дела. Но я всё равно был рад его повидать.

Когда напуганная его вниманием лисичка убежала наверх, я с радостью обнял старого приятеля и, хорошенько стукнув по спине открытой ладонью, сообщил:

– Старина, как же я рад тебя видеть!

– И я тебя, малец! Большим человеком стал?

– Стал. – Я улыбнулся. – А ты сомневался?

– Ни одного демонового дня!

– Пойдёшь ко мне работать? В замок взять не обещаю, но в одной из деревень давно нужен староста, местный совсем от рук отбился. А ты, уверен, сможешь навести порядок.

– Это каторжника-то в старосты?

– С каторжником Джери я не знаком, – возразил я, и старый приятель без стыда встретил мой пристальный взгляд. – А вот о самом лучшем на весь западный Предел кастеляне среди ветеранов до сих пор легенды бродят. Так пойдёшь?

– Подумаю. – Ухмыльнулся, сверкнув глазами, и вдруг подгрёб меня под медвежьими объятиями. – Нет, ну до чего же я рад тебя видеть, малец! Надо обязательно в кабак завалиться, вспомнить старые времена. Бруно, ты как насчёт кабака?

– Можно, – ответил тот. – Как с делами управимся. Кстати, о делах.

Он постучал пальцами по высокой спинке одного из стульев для посетителей и, понизив, голос, произнёс:

– Один из местных... – Кивнул на незнакомого мне мужика, который в этот момент, кряхтя, перетаскивал через порог сундук со специями, на который я собственными руками наложил заклятие Сохранения, – шепнул моим парням, что бывший хозяин этого дома от порченной лихорадки помер.

– Да? – Я нахмурился, пытаясь вспомнить, говорил ли мне кто-то о причине смерти мастера Туга, а Джери проворчал:

– Редкая дрянь эта лихорадка. На рудниках от неё целый барак загнулся, такая вонь стояла, когда покойников жгли, страшно вспомнить.

– Жгли, – повторил за ним Бруно и оглянулся, словно проверяя, не подслушивает ли нас кто. – Местный этот говорил, что на похороны весь город собрался, и что мастера до кладбища в открытом гробу несли.

– До кладбища? – ужаснулся я. Порченная лихорадка – штука заразная, тут Джери прав. Потому и тела усопших сжигают, что ею и от трупа можно заразиться. Мало того, один закопанный в землю мертвец может так отравить землю, что не только кладбище – весь город на другое место переносить придётся. – Они тут что, совсем из ума выжили?

От лихорадки в последнее время умерло немало людей. Вокруг замка этой заразы в последнее время так много стало, что я уж начал подозревать, а не человеческих ли рук это дело. Императору намедни об этом доложил, но ни распоряжений, ни советов пока не получил. Не то чтобы я их сильно ждал. Не до нас сейчас Его Императорскому Величеству. Пополнение в семействе он ждёт. Двойное: сына и внука.

А между тем с порченной лихорадкой надо что-то делать. Эх, кабы не нужно было срочно Кузнечика замуж выдавать, я бы ей уже сейчас велел этим вопросом заняться. Она целительница – ей и все карты в руки. Пусть определяет, которая лихорадка имеет естественное происхождения, а которая из наведённой порчи образовалась. Да и Джона пусть всё ещё раз перепроверит, с мертвецами переговорит. Да вот, к примеру, с тем же мастером Тугом.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍Узнаю, кто на моих людей порчу насылает, разбираться не стану – на месте порешу. Без суда.

– Может, и выжили, – оторвал меня от неприятных размышлений Бруно. – Тебе виднее, это ты тут живёшь, а я только проездом. Но если верить местному, следов лихорадки на трупе не было. Ни чёрных пятен, ни зелёной дымки, ни запаха. Обычный мертвец, даром что знаменитый. А тут ещё и ты с просьбой помочь вынести вещи из дома покойника. Их-то тоже лучше всего было с трупом сжечь.

– Или законсервировать на пару годиков, – подсказал Джери. – Но на рудниках на всякий случай всё-таки сожгли. Мужики, я не понял, а от чего тогда этот знаменитый покойник коней двинул?

– Разберёмся, – буркнул я. – Потом. Сначала давайте вещи грузить, а то наобещали фру Тауни с три короба, а сами языками чешем.

– И то верно.

Я сбросил плащ и, закатав рукава, принялся за дело, и как-то за работой и сам не заметил, как набросал несколько пунктов по поводу предстоящего расследования.

Итак, начинать надо не с мастера Туга, а с Даккея. Во-первых, он мне вроде как родственник – муж единственной сестры, а не ослиный хвост, а значит отказать или пропустить мои слова мимо ушей не сможет. Во-вторых, он следователь из магического контроля, которого мне мог бы прислать Император…

Не успел просто.

Не то чтобы я его об этом просил.

Нет, наученный предыдущими попытками, даже не заикался. А всё почему? А потому, что о щедрости, великодушии и терпеливой заботы о подданных Императора только в сказках, которые о нём газетные писаки сочиняют, рассказывается, а в реальности он был злопамятным скупердяем и самодуром, с самомнением отсюда и до луны. Но вслух я этого повторять, конечно же, не стану.

Ещё когда только орден был основан и верховный маг, с сожалением цокнув языком, выпустил меня из своих цепких лап, я был поставлен перед фактом.

Даже перед несколькими фактами.

Первое. Ни одно доброе дело таки не остаётся безнаказанным. И за то, что я умудрился спасти весь мир, установив над Бездной Щит, сквозь который не может пробиться ни один демон, меня по всей строгости закона решили наградить. Отныне и до скончания века я вынужден жить в старом величественном замке, пусть и находившемся у демона на кончике хвоста, а точнее, в двух милях от самой северной точки Предела, но зато обладавшем древней историей и подвалами, под завязку набитыми золотом, ценными артефактами и прочими сокровищами.

Якобы.

Второе. В замке я буду не один, а вместе со старыми товарищами, вернувшимися с Предела ветеранами, которым не нашлось места в мирной жизни, и всеми добровольцами, что обладали хотя бы крупицей магии.

Изначально-то Щит был завязан только на меня, но императорским магом удалось его расщепить на бесконечное количество лучей, и теперь не только я, но и все желающие смогут держать защиту от демонов, чтобы ни один впредь не сумел прорваться в наш мир.

Далее. Замок, ставший сердцем ордена, хоть и был старым, но из величия за годы войны в нём остались только стены. Старые хозяева давно умерли, наследники навсегда покинули здешние гиблые места, увезя с собою все обещанные мне несметные богатства и сокровища.

Наверное, замок долго держался. В его коридорах ещё раздавалось эхо шагов, на кухне слышался звон посуды и крики многочисленных поварят, в конюшне пахло лошадиным потом и сеном, а старая упряжь, брошенная кем-то на подоконник снаружи здания, позвякивала под особо сильными порывами ветра. Не знаю точно, сколько времени прошло: месяцы, годы, десятилетия, но в конце концов старая крепость поддалась отчаянию и обветшала.

Деревянные перегородки полностью сгнили, стеклянные витражи разбились, гобелены истлели до основания. На чердаке под сводами остроконечных крыш поселились полчища летучих мышей, а сквозь дыры в старом полу из бездонных подвалов, где по преданию должны были храниться сундуки с золотом, драгоценными камнями и ценными артефактами, вылезали крысы размером с маленького пони.

Создав орден, Его Императорское Величество Лаклан Освободитель ещё раз прославил своё имя, и полностью умыл руки.

Каменщик? У каждого уважающего себя ордена должен быть свой каменщик, а уж если это Орден щитодержцев, так и подавно! И про плотника не заикайся даже!

Некромант? Воспитайте в собственном коллективе.

Целитель? В Зелёной обители их более чем достаточно, а от орденского замка до их цитадели всего лишь день пути.

Но в принципе, в принципе любые нужды ордена Его Императорское Величество готов удовлетворить в самые кратчайшие сроки.

Плавали – знаем. Целителя третий год ждём – и ничего. Хорошо, что Бренди, сестричка моя любимая и единственная, расстаралась, выбила для замка лучшую выпускницу целительского факультета БИА, а уж моя задача (моя и Джоны Дойла, само собой) сделать так, чтобы Агаве Пханти по прозвищу Кузнечик захотелось остаться в ордене навсегда.

Хотя сейчас речь не об этом, а всё же о следователе МК. Магический контроль на севере появляется редко, фактически никогда. А всё потому, что магов тут - раз-два, и обчёлся. Кому посчастливилось унаследовать от Предков более-менее сильный дар, убегает отсюда так, что только пятки сверкают, а оставшиеся неудачники… Что ж, их дара, пожалуй, не хватит на то, чтобы создать порчу, способную вырасти в порченную лихорадку.

И что мы имеем?

А то, что после беседы с Даккеем надо местных опросить, выяснить, не затерялся ли на здешних болотах какой самородок. Деревенские мужики, а также фархесские сплетницы приметливые, такое точно бы не пропустили.

Но если вдруг выяснится, что никакими самородками наши трясины в последние пару десятков лет не блистали, остаётся лишь один вывод: это сокровище из пришлых. А все сильные приезжие маги округи где живут? В орденском замке.

У меня под носом! Твою же магию! Что я там лисичке Мадди плёл? Что я самый сильный маг современности? Точнее, самый большой осёл, дипломированный и увешанный орденами к тому же. Надо срочно исправлять ситуацию, пока столь очевидная правда не стала заметна всем, а не только мне.

Кстати о лисичке. Что-то её давно не видно. Я шевельнул плечами и расслабил ладони. Последний час или около того я только и делал, что опутывал защитными чарами пожитки моей подопечной (занятие не утомительное, но жуть до чего занудное), – и повернулся в сторону двери, за которой, по всей вероятности, находилась ведущая в жилые комнаты лестница. И в тот же миг послышались лёгкие шаги, а затем на пороге появилась Мадди. На губах её играла неуверенная улыбка, а в руках девушка держала плоскую, накрытую белой салфеткой корзинку, больше похожую на неглубокий поднос с плетёной ручкой.

– Мужчины, – произнесла она, привлекая к себе внимание всех присутствующих и внезапно осеклась, обводя разорённое помещение растерянным взглядом. – У меня для вас… Ох!

Я постарался взглянуть на общую картину её глазами и мысленно выругался. Проклятье! Эта девчонка душу вложила в это кафе, одни картинки на стенах чего стоили! А ведь были ещё и салфетки, подушечки для сидения, мозаичные тарелки, зачарованные – недешёвые! – цветы, украшавшие витрины и прилавок.

В конце концов, тот самый специальный шкаф для мороженного, который я лично заказывал для талантливой булочницы из столицы.

И теперь она, эта самая булочница, стояла и со слезами на глазах смотрела на то, во что превратилось её любимое детище.

Сердце болезненно сжалось и я, резко выдохнув, шагнул к ней навстречу, положил ладони поверх ледяных пальцев, удерживавших странную корзинку, и торопливо выпалил:

– Это всё ерунда! Слышишь? Ерунда! Я сам прослежу. Нет, сам помогу тебе всё вернуть, как было, даже лучше. – Зыркнул на посматривавшего в нашу сторону Бруно, чтобы не лез. – Просто нужно немножко подождать. Мадди, ты слышишь меня?

– Немножко. – То ли повторила мою просьбу, то ли ответила на вопрос лисичка и перевела на меня влажный взгляд. – Тридцать три поцелуя.

– Ты хотела сказать, дня, – кривовато улыбнулся я. Она кивнула.

– И дня тоже. Кстати, об этом. Вот.

Кивнула на корзинку, которую мы теперь держали вдвоём, и пояснила, заалев щеками, когда я приподнял брови, безмолвно требуя подробностей:

– В счёт моего долга. Поцелуй.

– В корзинке?

Поцелуями в корзинке, надо сказать, меня ещё никогда не одаривали. Я нетерпеливо сорвал белую салфетку и замер, рассматривая россыпь шоколадных сердечек, очень аппетитно выглядевших, надо сказать. Но совершенно непонятно какое отношение имевших к нашему с лисичкой договору.

– Это десерт.

– Угу.

– Называется, «Жгучий поцелуй». Я подумала, что смогу одним ударом сразу двух зайцев убить: порадовать своих помощников чем-то вкусненьким, и одного конкретного помощника тоже… порадовать. Если ты не возражаешь, конечно.

– Конечно, возражаю! – возмутился я, а у лисички вытянулось лицо и взгляд стал затравленным. Ну что ж ты меня так боишься?! Я же ещё даже не кусался. В смысле… Я совсем не то имел в виду! – С чего это я должен делиться моими поцелуями с посторонними… э… помощниками. Мы так не договаривались!

– Но…

– И никаких «но»!

Демонстративно взял сразу два сердечка и, вызывающе глядя на лисичку, принялся жевать.

О том, что что-то пошло не так, я понял, когда вместо привычной горьковатой сладости чёрного шоколада по языку, по нёбу и губам разлилась совершенно неожиданная, выбивающая дух и слёзы, острота.

Однажды мне уже приходилось испытывать нечто подобное. Давно, ещё на Пределе, когда во время одного из походов мы доверили ужин южанину Граю. Рис с дичью, который он приготовил, источал такой аромат, что мы чуть языки себе не проглотили. Я смотрел на довольно небольшой котелок и заранее сожалел о том, что этой божественной еды всегда будет мало.

А затем я съел одну ложку и в тот же миг мой рот наполнился первозданным пламенем. Сознание моё внезапно стало чистым-чистым и ясным-ясным, я шумно выдохнул, по-рыбьи широко распахнув глаза и захрипел, потянувшись к стоявшему у моих ног бурдюку. Никогда в жизни тепловатая вода с привкусом кожи и железа ещё не была такой вкусной! Это была амброзия! Нектар!

Впрочем, Айерти позже клялся, что в поилку лошадям какая-то сволочь налила живой воды из сказочного источника и что впредь он только оттуда и станет пить. А ещё обзаведётся собственной флягой, в которой будет носить не виски, потому как на товарищей в трудную минуту нет никакой надежды.

И только зараза Грай посмеивался и наворачивал рис.

– Ребята, простите меня, Предков ради. Я всё пытался вспомнить, что мне мама о перчиках говорила: которые острее, красные или зелёные. Теперь вижу, что красные. Я только три самых-самых маленьких добавил! Думал, нормально получится. Ребят. Я не специально! В следующий раз вкуснее будет!

Но к кухне его больше никто не подпускал, само собой.

Особенно после того, как утром народ сходил по нужде. Оказывается, проклятые перчики горят не только на входе, но и на выходе. И честно: даже не знаю, когда хуже.

«Поцелуи» лисички не обладали пламенностью риса из моей военной юности, но жгучими она их неспроста назвала.

– Перестаралась? Перец слишком острый? – уточнила она, всматриваясь в моё покрасневшее лицо. – Мне казалось, он достаточно крупный, не должен бы. В кладовой, кажется, оставалось молоко, если оно не успело испортиться. Или сыр. Это поможет.

– Нормально, не надо ничего, – прохрипел я, и взглядом выбрав сердечко, на котором было поменьше красных точек жгучего перца, отправил ещё одну конфетку в рот. – Не ожидал просто. Очень вкусно. Правда.

В корзинке оставалось ещё штук десять конфет. Угощу Даккея, если он таки решит приехать. И бургомистра. И Джоне тоже подсуну одну за то, что выжил меня из моего собственного замка.

– Покажи запястье.

– Что?

Взяв Мадди за руку, я чуть-чуть закатал рукав, быстро отыскал кончик заклинания и с удовлетворением отметил, что оно начало раскручиваться, а значит, магия приняла в счёт долга кулинарный поцелуй.

А лисичка тем временем снова застыла, превратившись в ледяную статую. Боюсь представить, какие мысли роились в её голове. О чём она думала? Чего боялась? Того, что я наброшусь на неё посреди разорённого торгового зала с лобзаниями? Что стану злиться?

Ох, чувствую, предстоящий месяц будет не таким простым и сладким, как мне представлялось сначала.

– Всё хорошо, – заверил я и усмехнулся. – С тебя ещё тридцать два поцелуя на десерт. Но учти, повторений я не потерплю!

– Думаешь, у меня фантазии не хватит?

– Если не хватит, я своими поделюсь.

– Что?

– Ничего… Ты всё приготовила наверху?

– Да.

Я поискал глазами Джери. Приятель как раз возвращался в кофейню за очередным сундуком со специями.

– Джери, дружище! – окликнул я, протягивая ему корзинку. – Могу я попросить тебя присмотреть за подарком, который для меня приготовила фру Тауни?

Мерзавец всмотрелся в подарок и с довольной улыбкой кивнул. Пришлось уточнить:

– Не советую, – и погрозить пальцем. – В память о рыжем Грае, который уже никогда не сможет приготовить нам ужин, не советую.

Джери вскинул на меня тот самый взгляд, который бывает у людей, когда они вспоминают что-то смешное об умерших близких, этакая смесь горечи и веселья, и кивнул.

Но я всё равно добавил:

– Учти, я всё подсчитал! Если хоть одна конфетка пропадёт – вычту из зарплаты!

-------------------------------------------------------------------------------------------------------------------

Говорящие – некоторые из магов жизни или смерти умеют общаться с животными. В столице Империи есть закрытая Академия животных, птиц и гадов для специалистов этой направленности. Академия очень маленькая, потому что дар такого рода хоть и встречается часто, но особой популярностью среди знати не пользуется.

Магический комитет – организация, члены которой борются с преступлениями, связанными с некорректным использованием магии.

Глава 7. Мансарда копчёная, с горчицей и хреном

Сама не пойму, как так получилось, что день переезда плавно перетёк в ночь, а потом и вовсе закончился не в доме Анны, а на чердаке огромной повозки, в которую друзья Брэда сумели упаковать все – ВСЕ!! – мои вещи.

Все столики, все зонтики, все коврики и салфетки, мозаичные тарелки, бутылочки со смесью специй (больше декоративные, если честно), подушечки, книгу, в которой посетители писали свои впечатления от моих блюд, плетёные корзиночки с зачарованными цветами и даже коробку, в которую я собирала чеки за неделю, чтобы потом проще было составлять отчёт для сборщика податей!

Поначалу я пыталась объяснить мужчинам, что абсолютно необязательно выносить из кофейни всё, но Брэд был неумолим.

– Я пообещал, что ты вернёшь своё дело таким, каким оно было, и ты его вернёшь.

– Но…

- И никакие возражения не принимаются. Отойди в сторонку, женщина, и не мешай мужчине выполнять его работу.

– Я…

– Ему за неё была обещана щедрая награда.

Я покраснела и заткнулась.

Шутки шутками, однако с десертом я всё-таки смухлевала. Здорово, конечно, что магия договора приняла эту плату, но где гарантия, что это случится и в следующий раз? И как справиться, если мне на самом деле придётся целовать Брэда? Это же страшно. И стыдно. И щекотно внутри. И лучше вообще не думать об этом, а о том, как я стану маменьке и сёстрам объяснять татуировку на моей руке и то, с чего вдруг Мэтр Брэд Алларэй изъявил желание мне помочь.

А тем временем вечер за окном стремительно превращался в ночь. Кто-то принёс из таверны с другой стороны площади корзинку с едой и несколько крынок кваса, и я с удовольствием съела кусок пирога с капустой, внезапно ощутив зверский голод.

После сытного ужина работа пошла быстрее, и к тому моменту, когда на небосводе зажглась северная звезда, предвестник близкой полночи, в огромную повозку был погружен последний из моих сундуков, и настало время прощаться.

Я честно пыталась рассчитаться с мужчинами золотыми монетами, но они отказались брать даже самогон.

– Не извольте беспокоиться, фру Тауни, – пробасил Бруно. – Во время нашего путешествия предложите его ещё раз. Уверен, желающие приложиться к вашему бочонку точно найдутся.

– Какого путешествия? – растерялась я, и мужчина вскинул взгляд, выискивая кого-то за моим плечом.

– Ну, ты же хотела оставить часть вещей на Предельной, у матушки, – услужливо напомнил Брэд. – Заедем к ней по пути в замок. Да и у меня в посёлке наметились кое-какие дела.

– Но…

– И никакой капитан нам не нужен, – мурлыкнул Брэд, щурясь, как кот, изловивший пичугу. – Идём, я помогу тебе забраться в спальню.

– К-куда забраться? – попятившись от протянутой мне руки, переспросила я.

– В спальню, – пояснил пресекший мою попытку побега Бруно. – Выехать лучше в ночь, когда морозец схватил растаявшую за день грязь. По застывшему тракту ехать удобнее, быстрее, да и лошади не устанут так, как если бы пришлось месить копытами грязь. Повозка-то нелёгкая, сами понимаете…

Ох. В растерянности я прижала руки к груди и посмотрела на Брэда. Он ободряюще кивнул и показал мне большой палец. Мол, видишь, как всё здорово уладилось. Здорово-то оно здорово, но я как-то думала, что вещи будут путешествовать отдельно от меня. И что я успею предупредить маменьку. И с Анной попрощаться! Я же даже поблагодарить её за помощь не успела!

– Твоим друзьям я отправил воробья с запиской, – будто прочтя мои мысли, поведал Брэд. – Объяснил, как обстоят дела, извинился от твоего имени и пообещал, что ты свяжешься с ними, как только мы доберёмся до места. Ну же, Мадди, чего ты испугалась?

– Я не испугалась.

Решительно выдохнув, я упёрла руки в бока и, запрокинув голову, осмотрела гигантскую колымагу.

– Ну, где тут ваша спальня? Показывайте. – А когда Бруно с готовностью указал мне на узкую верёвочную лестницу на задней части повозки, предупредила:

– Но мы же не будем ехать весь день, я вас правильно поняла?

– Ближе к полудню остановимся, – согласился мужчина. – Лошадям нужно будет отдохнуть, да и люди не откажутся размять кости. Правильно я говорю, мужики?

Трое его помощников и бывший каторжник Джери промычали что-то утвердительное.

– Тогда у меня условие, – выпалила я. – Во время стоянок я готовлю на всех. И возражения не принимаются!

Как ни странно, но против этого мужчины не стали возражать. И я двинулась к верёвочной лестнице, чтобы забраться на самый верх повозки, где, по словам Брэда, располагалась какая-то спальня. Но в тот момент, когда мои пальцы коснулись первой перекладины, воздух заискрился, как свежий снег на солнце, и меня оторвало от земли.

– Ай! – громко взвизгнула я, а в следующую секунду приземлилась на узкой площадке, располагавшейся в самом верху повозки. Пока я приходила в себя от неожиданного полёта и, прижав руки к груди, пыталась успокоить бешено колотящееся сердце, послышался шорох, и в полуметре от меня показалась вихрастая голова самого сильного мага современности, над которой вилось несколько магических светляков.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍– Не сильно испугалась, – сверкнул белоснежной улыбкой Брэд. – Приходилось уже летать?

Я не раз видела, как маги передвигают по воздуху живые и неживые объекты и даже знала, что это называется левитацией, но так близко, как сегодня, я с этим заклинанием раньше не сталкивалась.

– Только во сне, – проворчала, всё ещё прижимая руку к груди.

– Теперь не только, – хохотнул он и указал рукой мне за спину. – Видишь дверцу? Там небольшая комната для возниц, чтобы им было где отдыхать во время длительных переездов. Внутри есть гамак, пара подушек и плед. Всё чистое, можешь не переживать.

– Спасибо.

– Не знаю, есть ли там вода, забыл спросить. Поэтому возьми мою флягу. И ещё одно.

– Да?

– Если захочешь по нужде, там где-то должен быть шнурок. Позвони, мы остановимся, и я помогу тебе спуститься.

Сгорая от смущения, я всё же сумела найти слова благодарности и, пожелав Брэду лёгкой дороги (в отличие от меня, мужчине предстояло провести ночь в седле), открыла дверь в миниатюрную спаленку.

Действительно миниатюрную. Два метра в ширину, два в длину и не более полутора метров в высоту, так что выпрямиться в полный рост можно было, только если лечь.

Между двумя противоположными стенами был натянут полосатый гамак. Под ним овечья шкура вместо коврика. Три гвоздя для верхней одежды, люк в крыше да сигнальный шнурок – вот и вся обстановка дорожной спальни, в которой мне предстояло провести эту ночь.

Нет, меня всё устраивало, но…

– И это мы променяли на наш дом? – ушастая мышь, почуяв, что рядом со мной нет ни одного мага, выбралась из моего кармана, где пряталась всё это время, и деловито огляделась по сторонам. – Где кухня? Где кладовая? Где запасы, я тебя спрашиваю?

– Все, что нажиты непосильным трудом? – зевнула я. – Под нами. Не ной.

– Под нами? Там подпол, что ли? Подпол – это даже лучше кладовой. Надо проверить, всё ли на месте…

– Угу, проверь, – согласилась я, снимая обувь. – У мага, светловолосого такого, список попроси. Он поможет разобраться.

Мышь застыла посреди шкуры, а затем насупилась и отвернулась, только воинственно вздёрнутые уши подрагивали, да хвостик с кисточкой не мог найти себе места.

Повесив пальто на один из гвоздиков, я устроилась в гамаке, накрывшись тёплым пледом. Под потолком порхало несколько магических мотыльков, но я не знала, как их потушить, поэтому просто спрятала лицо в локтевом сгибе. Мне не привыкать. Когда-то давно маменька работала прачкой, брала на дом кружевные рафы, безумно модные в те времена среди знати, и возилась с ними едва ли не до утра при свете лампы.

Моей ладони коснулось что-то холодное и, приоткрыв один глаз, я увидела, что это домовая забралась в гамак и пытается пробраться под мою ладонь. Я почесала тонкое ушко одним пальцем и спросила:

– Тебя как зовут-то?

– Зачем? – перепугалась она. – Зачем нас звать? Мы сами придём, когда надо!

Я тихонько рассмеялась.

– Я про имя. Имя у тебя ведь должно быть? Я – Мадди. А ты?

Домовая внимательно посмотрела на меня, дёрнула верхней губой, обнажая мелкие остренькие зубки, будто собиралась зарычать, а потом вдруг успокоилась, прижала ушки к голове и толкнула мою ладонь мордочкой, как кошка, выпрашивающая ласку.

– А мы – демон, у нас сотня имён. Тысяча. Сотня тысяч. Легион.

Я зевнула.

– Тьма! – продолжила нагнетать атмосферу домовая.

– Кстати о тьме. Ты же вроде как с магией дружишь, Тьма? Справишься с магическими огоньками?

Она даже не пошевелилась, но свет в комнате потух.

– А Тьма – это имя? Наше?

– Не нравится?

– Мы не знаем, – завозилась она под моей ладонью. – Мы подумаем и скажем. Потом. Тьма...

Тонкие цепкие коготки слегка царапнули моё запястье, а когда я в ответ погладила пушистую шёрстку, моя домовая вдруг заурчала, как мотор в «Пеликане». Я прикрыла глаза и улыбнулась, под это умиротворяющее ворчание было очень приятно засыпать. Было бы, не коснись моего уха холодный носик и не раздайся взволнованный шёпот:

– Так а подпол у нас будет или нет? А кладовая? И где холодильный шкаф? Мы за него особенно сильно переживаем. Тьме без холодильного шкафа просто никак. Какая же мы Тьма без шкафа-то?

– Спи ты, Предков ради! – рыкнула я. – И без того день был сумасшедший. Будет тебе и шкаф, и подпол, и кладовая. И даже собственная мансарда, дай только с проблемами разобраться.

– Мы дадим! – обрадовалась моя мышь. – Мы очень дадим! Поможем даже! У Тьмы никогда не было марсанды. Тьма всю жизнь о собственной марсандре мечтала. Хозяйка, а мансурда – это что? Это колбаса такая? Сухая или копчёная? А у тебя ванильных сухарей не осталось больше? Так есть хочется… У тебя хорошие сухари, правильные. Нам такие бабушка давала, когда ещё жива была. Вкусные, хрусткие и чуточку мягкие в самой сердцевине. Их в чае хорошо размачивать, или вприкуску, или с молоком. С кефиром тоже неплохо. Самый лучший кефир – это густой, слегка подсоленный, с рубленым укропом, зелёным луком и огурцом. Есть его надо ложкой. Можно просто так или с печёной картошкой. С колбасой тоже можно. С жареной. С сыровяленой тоже неплохо… А мансурда – это которая колбаса? Не варёная? Мы варёную не любим. Хотя можно и варёную, конечно. Особенно, если со свежим хлебом…

Как заснула, я не заметила, но всю ночь до рассвета мне снились жареные котлеты, окорока, копчёная грудинка и сосиски. Но проснулась я не от собственного голода, а от урчания в животе устроившейся возле моего уха Тьмы.

Интересно, считается ли нуждой оголодавший до полуобморочного состояния демон? Но сигнальным шнурком пользоваться не пришлось, потому что, когда я открыла дверцу спаленки, стало понятно, что повозка не двигается. В предрассветных туманных сумерках я успела рассмотреть крыши каких-то домов, расслышала негромкие голоса и лошадиное ржание.

Тьма высунула нос из кармана моего пальто и деловито поинтересовалась:

– Чем пахнет? Не мансурдой случайно?

– Просто дымом, – ответила я и, схватившись рукой за оградительные перила, свесилась вниз. – Эй! Есть кто-нибудь? Брэд! У нас всё в порядке? Помогите кто-нибудь спуститься, пожалуйста!

Моя просьба долгое время оставалась без ответа, и я уже даже начала примеряться к верёвочной лестнице – не сахарная ведь, не растаю, если придётся самой ручками-ножками пошевелить, – когда меня подхватил уже знакомый ветерок и плавно спустил на землю.

– Не испугалась? – заглянул мне в глаза Брэд. Лицо его было испачкано в саже, на лбу виднелась небольшая ссадина.

– Не успела. А что случилось? Почему мы стоим?

Брэд неопределённо махнул рукой в сторону скопления домиков и ответил:

– Пожар.

– О…

Я поёжилась и обхватила плечи руками.

– Это деревня Крайняя, – пояснил Брэд. – Замковые земли, и хоть местные предпочитают считать себя пригородом Фархеса (тут до города четыре часа езды медленным ходом), отвечать за них перед императором мне, – виновато глянул на меня, провёл ладонью по выпачканной в сажу скуле. – Так что не обижайся, но, кажется, наше путешествие немного затягивается.

– Да ты что? – возмутилась я. – Какое «не обижайся», когда у людей беда такая? Хотя бы, никто не погиб?

Как выяснилось, избежать трагедии удалось просто чудом. Дом старосты злоумышленники подожгли заполночь, когда все в деревне, включая коров, собак и даже бродячих котов, спали и видели десятые сны. Не просто подожгли, а с умыслом, чтобы убить всех домочадцев: ставни все закрыли, двери подперли. И если бы не хозяин дома, сгорели бы все: и мать его, и бабка, и жена, и дети, и семья старшего сына, который недавно женился и привёл в отчий дом молодую жену. Девчонка хоть и была моложе меня с виду, но уже успела отрастить себе внушительный живот, внутри которого важно шевелился будущий старостин внук.

Да и хозяин бы ничего не смог сделать, кабы накануне не залез в бабкины запасы и не украл у старушки огромную бутыль сливовой настойки – сладкой и крепкой, как удар лошадиного копыта. Налакавшись, по меткому высказыванию супруги, в овечью сиську, староста заснул в каптёрке, махонькой пристройке к сараю, где в особенно морозные дни хозяева топили печку, которой обогревали скот и семена.

Заснул мужик к вечеру, когда солнце ещё не село, устроившись на еловых лапах, которыми накрывали картофель, чтобы морозом не побило. Спалось старосте, по его же словам, как никогда сладко. Снились цветущие сливы, розовый рассвет и молодая ещё мама, развешивающая на натянутых в саду верёвках только что постиранное бельё, а он, маленький, подбегал к белоснежным простыням, прижимался к ним лицом и пытался вдохнуть знакомый с детства липовый аромат, но вместо него почему-то вдыхалась совершенно отвратительная горелая вонь.

От неё староста и проснулся, выбрался из сарая на улицу (сарай-то злоумышленники не заперли!) и, увидев, что дом его охвачен огнём, со всех ног бросился к парадному крыльцу, с ужасом понимая, что крыша дома уже занялась и, скорее всего, никого из домашних спасти уже не получится.

Но тут в игру вступает вторая часть чуда. Молодой жене старшего сына старосты той поздней ночью отчаянно и смертельно захотелось помидорного рассола с клубничным вареньем. Она разбудила мужа и, озвучив ему свою просьбу, принялась ждать. Но муж вернулся с пустыми руками и воплями «Пожар!»

Подняли всех: бабку, мать, младших братьев, сестёр, старого кота Брумеля, кошку Мошку и даже банку, в которой самая младшая из дочерей старосты держала двух улиток, Пата и Мата, захватить не забыли. Всей толпой вывалились в сени, и тут стало ясно, что выбраться наружу нет никакой возможности.

К счастью, вскоре подоспел отрезвевший глава семейства, и по-настоящему ужасной трагедии не случилось.

Хотя, если говорить словами Тьмы, «всё, что нажито непосильным трудом», конечно, погибло.

Ну, всё, что было в доме.

В той его части, которая успела сгореть до появления нашей повозки и соседей с вёдрами и баграми.

Пока я дрыхла наверху, Брэд помог деревенским потушить пламя при помощи магии, и сейчас мужчины разбирали завалы.

– В доме беременная женщина и маленькие дети, – будто бы оправдывался передо мной Мэтр ордена щитодержцев и самый сильный маг современности по совместительству. – Оставлять их без крыши над головой – дикость. А сами они вряд ли справятся, поэтому придётся задержаться. Я не маг-зодчий, возводить временные стены не умею. Но у меня, и у Джери и у Бруно с его парнями есть руки. Да и местные мужики не откажут в помощи старосте, так что за день-два всё восстановим. И стены, и крышу.

– Я тоже хочу помочь! – объявила я, решительно прихлопнув шевельнувшуюся в кармане Тьму. – Дома я строить не умею, но обеспечить горячий и сытный завтрак для всех помощников и пострадавших совершенно в моих силах.

– Это будет очень кстати, – просиял Брэд. – Идём, я познакомлю тебя с женой старосты, её дочерьми, невесткой. Мадди, мне показалось, или у тебя в кармане кто-то сидит?

Я сглотнула и непроизвольно попятилась. А вдруг Тьма не зря боится магов? Она, конечно, ручная и домовая, но всё-таки демон.

– Тебе показалось!

– Не думаю. – Он вздёрнул бровь и покачал головой. – У твоего питомца уж больно приметный хвост. Ты там рогля прячешь, что ли? Но откуда? Ты же не маг!

– Сам ты рогля! – пропищали из моего кармана, и на свет вылезла острая мордочка, длинные уши и тот самый, приметный, хвост. – А мы Тьма. Хозяйка, а давай мы его укусим? Чего он обзывается?

И тут Брэд посмотрел на меня таким задумчивым взглядом, что сразу стало понятно, кому из нас двоих он позволит себя укусить. Нет. Кого из нас двоих он ЗАСТАВИТ себя укусить. От этого понимания мне вдруг стало жарко-жарко и стыдно-стыдно. Я кашлянула, схватила Тьму за шкирку и засунула её туда, откуда она вылезла.

– Прости. – Отвела взгляд. – Это моя домовая, она… Она маленькая ещё. Не злись.

– Предки, чем я провинился перед вами? – хмуро глядя на меня, вопросил Брэд. – У всех, у всех вокруг есть собственный рогль. Только меня они обходят стороной. Почему?

Я виновато пожала плечами и уточнила:

– А кто такой рогль?

– Демон, которого ты прозвала Тьмой. Это же ты дала ему имя?

– Ей.

– Я так и подумал. – Внезапно Брэд рассмеялся тихим, беззлобным смехом. – Бывают же совпадения. Пойдём, хитрая лисичка, познакомлю тебя с местным курятником.

Кивнув, я последовала за мужчиной, но, если честно, то так и не смогла понять, с чего вдруг он обозвал меня лисой. Это как комплимент понимать, или обижаться?

Пока мы шли мимо сгоревшего наполовину дома, я обижалась, когда вышли в ещё не успевший распуститься сад, улыбнулась, а когда подошли к большому навесу, под которым собрались все женщины этого многочисленного семейства, решила и вовсе не обращать внимания на слова Брэда.

Женщины сидели на узких лавках, приставленных к длинному столу, и с потерянным видом щипали кур. Десяток или два тушек лежали в большой плетёной корзине, под которой уже успела натечь лужа чёрной крови. И вот если бы я не провела пять лет в мясной лавке, я бы вздрогнула от ужаса, честное слово. Ну сами понимаете: рассвет, пожарище, фруктовый сад со спящими ещё деревьями, гора птичьих трупов и пятёрка бледных женщин, бездумно выдёргивающих перья.

И дети.

Этим мелким демонятам всё нипочём. Град ли, дождь ли, метель или вьюга, наводнение, война или пожар – на всё наплевать, если есть отличная возможность поиграть в прятки!

– Я оставлю тебя здесь? – оглядываясь по сторонам, спросил Брэд. И клянусь, попросись я сейчас обратно в повозку, он бы, не раздумывая ни секунды, проводил бы меня обратно. Но я лишь снисходительно улыбнулась и уверенно взялась за пуговицы на своём пальто.

– Конечно. Ступай. Уверена, при починке дома ты сможешь оказать больше помощи, чем при разделке кур.

– Это вызов? – вздёрнул он русую бровь, и я тихонечко фыркнула.

– Иди.

И он ушёл, а я повернулась к замершим женщинам и, сбросив с плеч пальто, решительно хлопнула в ладоши.

– Леди, – обратилась ко мне, судя по возрасту, нынешняя глава семейства, жена пьяницы-старосты. – Вы б надели-то пальтишко обратно. Замёрзнете ведь...

– У нас говорят, что зимой только лентяи мёрзнут, – ответила я. – И я не леди, я почти что местная. К тому же пять лет в мясной лавке проработала, так что безголовой курицей меня не испугаешь. Меня Мадди зовут. А вас?

Все женщины посмотрели на миниатюрную старушку с тощим пучком на макушке, а та, не поднимая глаз от занятых делом рук, выдала:

– Бабулей можешь звать, коли и вправду местная.

Дети с визгом пронеслись возле лавки, нечаянно сбросив на землю моё пальто. Средняя женщина громко цыкнула на них и погрозила пальцем, а я, поднимая с земли свою одёжку, заметила, что из кармана появилось сначала одно длинное ухо, затем второе, после чего показалась и вся мордочка. Любопытные глазки на миг сверкнули интересом, который угас, стоило Тьме заметить корзину с мёртвыми птицами.

После этого домовая скрылась в недрах моего пальто. Ишь ты! Даже про голод забыла! Интересно, чего она так боится: ненужного внимания или грязной работы?

Я мысленно усмехнулась, понимая, что честного ответа на свой вопрос не получу. Мелкая Тьма – та ещё врушка. Вон как заливала, что магов боится, а между тем едва не загрызла Мэтра Алларэя.

Того самого, который мне ещё обязательно расскажет про роглей.

Но потом.

Пока же мне предстояло доказать местным дамам, что с мясом я управляюсь куда лучше, чем они.

Некоторое время мы работали в тишине, лишь искоса поглядывая друг на друга, но вскоре молчание наскучило, и я первой нарушила молчание:

– Рановато вы птицу бьёте. Выгоднее всего в конце августа – начале сентября.

– Выгоднее, – фыркнула беременная девушка. Личико у неё было довольно симпатичным, но некоторая надменность его изрядно портила. – Не до жиру, быть бы живу!

– Отэм! – прикрикнула на неё средняя женщина. Свекровь, догадалась я. – За тоном последи-ка. Не с товарками у колодца болтаешь. – Затем перевела свой взгляд на меня и пояснила:

– У нас курятник сразу за домом стоит. Стоял. А когда дым от пожара в ту сторону потянуло, да птица дохнуть начала, бабуля решила спасти всё, что можно, – рубанула по горлу рукой, искоса поглядывая на миниатюрную старушку. – Мёртвое мясо же в пищу непригодно. А если кровь спустить до того, как почернеет, то ничего.

– Не плакай, – проскрежетала со своей части стола бабуля. – Не всех я порешила. Топтун, Несушка и Наседка вон шастають. Червей из-под старой груши выгребають.

Все дружно оглянулись на старую грушу. Действительно, между корнями дерева можно было увидеть двух белоснежных курочек и одного дерзкого зеленохвостого петушка, который гордо посматривал на свой гарем одним острым глазом и, суетливо загребая обеими лапками землю, забавно надувался, топорща перья на шее и воинственно потряхивая алым гребнем.

– Топтун у нас молодец, – довольно хохотнула бабуля. – Второй раз своих девок от смерти спасает. У меня теперь и рука не подымется его в суп пустить.

– Как второй раз? – встрепенулась я. – Вы разве уже горели?

Все женщины дружно поплевали себе за левое плечо и постучали кулачками по деревянному столу, а бабуля глянула на свекровь и велела:

– Накаркай мне ещё тут! – погрозила мне кулаком свекровь, а бабуля флегматично заметила:

– Учишь тебя, Тура, учишь. А всё без толку. Сколько раз говорила – сначала по шее, потом объяснять за что. А то таперича убегёт же. Балаболка эта.

– Извините, – потупилась балаболка, то бишь я, и заочно провела рукой по неизбитой пока шее. – Я не подумала...

– Не было у нас пожара раньше. – Тура всё-таки решила удовлетворить моё любопытство. – Первый это в деревне, сколько себя помню.

– Точно первый, – поддакнула бабуля.

– Тогда какую же беду пережил ваш Топтун? – спросила я.

– Так порченную же лихорадку. Осенью она нас подкосила. Слава Предкам, не сильно. Почти все мы её без последствий перенесли. Прадедушка разве что только бабулин в зелёные луга от нас ушёл.

– Оставил сиротами, – кивнула седой маковкой бабуля, и я задумалась, сколько же было лет тому члену семьи, который – единственный! – не пережил эту страшную болезнь. О Предки, что делается в мире? Во времена эпидемий моего детства эта болезнь людей направо и налево косила. А что сейчас?

– А точно это порченная лихорадка была? – засомневалась я. – У нас она половину квартала выкосила. До сих пор удивляюсь, как я маменьку с сёстрами выходила.

– Ещё бы не точно! – возмутилась Тура. – У нас и грамота есть. Если пожар её не сожрал. Нам сам целитель фархесский карантину назначил. Пять седмиц со двора ступить боялись. Сказал, кто ступит – тому сразу, фенита. Но Баська, конечно, тот ходил. Того карантина не берёт.

– Баська?

– Папенька наш, – поджала губки Отэм. – Бастрел Дил… Вы бы, бабуля, не позорили главу нашего семейства перед посторонними. Не любят папенька, когда его Баськой обзывают.

– Ещё я спрашивать стану, чего они там любят, – огрызнулась бабуля. – Я Баську крапивой по голой жопе учила, а таперича должна господином величать? Да я Топтуна скорее так звать стану! Он для моей пользы больше сделал.

Я осторожно покосилась на Топтуна.

– Маменька!

– Бабуля! Та хоть перед столичной барышней не позорьтесь, и нас не позорьте!

– Да я не столичная! – отмазалась я. – Я местная. У меня в Фархесе кофейня.

– В самом Фархесе.

Я вздохнула.

– Была.

– Сгорела! – всплеснула руками Отэм, а я скромно потупилась, решив не вдаваться в подробности. Ещё узнают, упаси Предки, что обо мне наши сплетницы насочиняли – вовек не отмоешься.

– Не сгорела… Просто проблемы у меня. С арендой.

Женщины понятливо кивнули.

– С арендой завсегда проблемы, – важно согласилась бабуля. – Кривой Жак прошлым летом тоже вон всё ходил за Тайсой, мельничихиной дочкой, ну, из Залесья. Знаете? Так ейные братья ему так аренду подпортили, что он три дни встать не мог.

Все молча уставились на бабулю, но никто не решился исправить её или уточнить, к чему вообще был этот рассказ. И я, памятуя о крапиве и голожопом Баське, тоже. Бабка хоть и мелкая, но кто её знает. Вдруг у неё рука тяжёлая.

– И что теперь делать будешь? – деликатно кашлянув, спросила Тура.

Я пожала плечами.

– Вот. К маменьке еду. Она на Предельной трактир держит. «Весёлая вдовица», слышали, может? Пока там побуду, а там – увидим.

Дальше последовали расспросы о трактире, о семье. О столице, когда узнали, где именно находилась та самая мясная лавка. Отэм с тоскою в голосе спросила, какие шляпки нынче в моде, и я посмотрела на неё с удивлением.

– Ферди её из города привёз, – шепнула мне мимоходом старшая хозяйская дочь, девчушка лет двенадцати. – Дочь белошвейки, а корчит из себя королевишну.

Я не нашла, что возразить, а девчонка вдруг выкрикнула звонко:

– Короны! Короны и диадемы нынче в моде в столице, ваше высочество.

И, зловеще захохотав, поскакала отлавливать бегающих между деревьями младших братьев и сестёр.

– Мерзавка, – крикнула ей в спину Отэм. – Я тебе ночью лягушку в кровать засуну.

– Если будет куда ложиться к ночи, – решительно зарубила на корню зарождающееся веселье бабуля. – Мужиков целый двор приехал, курей не напасёсся, чтобы всех прокормить, а никто топора в руках держать не умеет. – Воинственно тряхнула седым пучком. – Вон тот бугай, вон. С бревном. Здоровый такой, на медведя похож. Я вот этими глазами видела, как он кору тешет. Не удивительно, что у него двух пальцев не хватает. Рукожопый. А жрёт, небось, за семерых.

– Удивительный человек наша бабуля, – шепнула мне в самое ухо Отэм. – С утра до ночи твердит, что совсем на старости лет ослепла и оглохла, а гляди-ка, за сто метров разглядела, что у какого-то мужика там пальцев не хватает.

– Я всё слышу!

Я прикусила щёку изнутри, чтобы не захохотать, и на всякий случай спрятала глаза, когда всевидящие око бабули прищурилось в мою сторону.

Тем временем мы закончили обрабатывать тушки и приступили к готовке.

Глава семейства постановила пустить ножки и крылышки на копчение, из грудок накрутить колбас (при слове «колбаса» я, надо признаться, опасливо покосилась на своё пальто: демона-то своего карманного я так и не покормила!), ну а из лап, голов и потрохов наварить работникам супу.

Я задумчиво почесала бровь. Суп из куриных костей – блюдо, вне всякого сомнения, приятное, но кормить им голодных мужчин… Которые весь день потратили на возведение новых стен…

Тура достала из кармана передника огромную луковицу часов и, щёлкнув пальцем по крышке, объявила:

– Три четверти после полудня.

Отэм хихикнула, а когда я глянула на неё, прижала палец к губам:

– Молчи, – прошептала безмолвно.

Ну, ладно.

Ещё минуты три ничего не происходило, а потом бабуля громогласно объявила:

– Старость не радость! Днём устаёшь, ночью не высыпаешься. Отэм, милочка, я бы закусила холодным мясом и солёным огурцом. И кружку пива мне из кладовой принеси, холодного.

Отэм и слова против не произнесла. Наоборот, едва ли не бегом бросилась выполнять просьбу бабули, а Тура тем временем позвала младших детей, что-то шепнула им, и те умчались в неизвестном направлении. Правда, ненадолго. Вскоре они вернулись с небольшой тележкой, под завязку нагруженной жёлтой, как одуванчики, соломой. Тележку они тянули все вместе, и лишь самая младшая девочка, малышка лет пяти, сидела наверху с поистине королевским величием.

– Это зачем? – шёпотом спросила я у Туры.

– Для бабули, – ответила она. – И её бессонницы.

– О…

Я ничегошеньки не поняла, но вскоре вернулась Отэм с огромным деревянным подносом в руках, на котором я заметила большой кувшин с пивом, кусок окорока, тарелку с квашеной капустой, несколько солёных огурцов, ломоть белоснежного пшеничного хлеба, луковицу и россыпь чесночных зубчиков. Я недоверчиво посмотрела на миниатюрную старушку, но она не подвела ожиданий: слопала всё, не оставив ни крошки. После чего, замаскировав сытую отрыжку смачным зевком, сообщила:

– Прилягу на минутку. Глаз всё равно сомкнуть не смогу, так хоть кости вытяну.

Малышня уже успела накидать в телегу поверх соломы какие-то тулупы, в них-то бабуля и закопалась.

– Ночи напролёт не сплю. Грехи спать не дают. Ох, жизнь моя грешная. Замучила бессонница пр-ро… прр-ро… Пр-р-хо-р…

К своему стыду должна признаться, что не сразу сообразила, что старушка храпит.

– Ну, слава магии и Предкам! – простонала Отэм и, обняв одной рукой свой большой живот, откинулась на спинку лавки. – Хоть отдохну пару минут. Бессонница у неё! Заснёшь тут ночью, когда днём у тебя два послеобеденных сна, по два часа каждый!

– Имей уважение к старости! – окоротила невестку Тура. – Хотя меня и саму бабуля иногда так доведёт, что я готова колун взять в руки, да черепушку ей раскроить... Мадди, скажи, в твоей кофейне только сладкое подавали или для мужиков готовить тоже умеешь? Поможешь?

– Конечно, помогу! Что готовить будем?

– Суп с потрохами на первое. Бигус и куриные жопки.

– Жо-жопки? – переспросила я.

– На закуску, – кивнула Тура. – Славная вещь. Я научу, не бойся.

Глава 8. Куриные "жопки" и не только куриные

Самое смешное, что когда Тура произнесла сакраментальное «куриные жопки», я ещё некоторое время наивно полагала, что за этим названием может скрываться что-то иное. Мясные рулетики, котлеты, картофель, фаршированный мясом… да всё, что угодно! Но когда женщина поставила на стол миску, наполненную куриными гузками, я откровенно скривилась.

Дедушка Суини эту часть птичьей тушки пускал на дешёвую колбасу, но чтобы продавать их отдельно…

– Вся прелесть «жопок» в их жирности и сытности, – пояснила Тура, пододвигая ко мне целый таз, в котором находились именно эти куриные части тела. – Первым делом их надо как следует посолить, а потом…

Я сделала всё! Натёрла мясо крупной солью с чесноком (чеснок ни в коем случае не резать, а только давить ножом, чтобы он соку как можно больше пустил), вываляла в густой, желтоватой сметане, старательно ворочала эти кусочки на огромной – действительно огромной! – сковороде, установленной на треноге над пламенем костра. Посыпала блюдо молоденьким лучком и черемшой, листья которой откуда-то притащили дети, да так много, что мы с Турой переглянулись и единогласно решили внести в обед ещё одно блюдо: солёный творог с черемшой, которую местные, кстати, называли медвежьим чесноком.

И вот творог я ела с удовольствием, а к «жопкам», несмотря на то, что сама их приготовила, так и не рискнула притронуться.

Однако оголодавшие мужчины смели всё, что не было прибито гвоздями к столу: и суп, и бигус, и «жопки», и творог. Последний они густым слоем намазывали на ломти пшеничного хлеба и с запивали это всё домашним берёзовым квасом, постанывая от удовольствия.

Впрочем, постанывали не только они, Тьма так вообще хрюкала – во второй половине дня похолодало, и щеголять в одном платье было бы накладно для здоровья, и я, наконец, смогла покормить своего маленького ручного демона. Домовая потихоньку высовывала из кармана мордочку, хватала лапками угощение и тут же пряталась назад. Кажется, она не столько магов боялась, сколько вообще людей.

Но когда к застолью присоединился Брэд, Тьма проворчала что-то недовольное в его адрес и, схватив кусок яблока, скрылась в кармане. И не высовывалась оттуда до самого конца обеда.

А маг и в самом деле пришёл к столу последним. Уж и не знаю, что он там делал один возле дома, что из развалин уверенно превращался снова в надёжное жилище, но только выглядел он очень уставшим – бледный, осунувшийся, а под глазами чернильные тени. Я встала, чтобы налить ему супа, но хозяйка опередила меня, поставив перед мужчиной миску супа и вручив ломоть хлеба.

– Благодарю.

Простой деревенской еде Мэтр обрадовался так, словно это было угощение из самого модного столичного ресторана, ел жадно, с аппетитом, довольно жмурясь и закатывая глаза от удовольствия.

На него приятно было смотреть, правда. И я, надо сказать, кажется, не отводила от мужчины взгляда, пока он не съел всё до последней ложки.

Тура вновь поднялась, чтобы подать Мэтру второе, но тут выяснилось, что подавать уже нечего: и бигус, и мясо обедающие уже уничтожили подчистую. Кто-то из детей даже вытер хлебом стенки огромного чана, в котором тушились овощи.

Тура схватилась за голову.

– Ох ты ж! Как же я так-то?

– В большой семье клювом не щёлкай, – рассмеялся Брэд. – Да вы не переживайте так, я вот хлеба с творогом ещё съем и квасу выпью, уж больно он у вас хорош!

Но хозяйку его слова совершенно не успокоили, да ещё и бабуля подлила масла в огонь.

– Бестолочь. Вожжами бы тебя отходить. Мужика голодным оставила.

Тура даже не скривилась, услышав это замечание.

– Что ж я за хозяйка, что у меня работник голодным остаётся, – несчастным голосом пробормотала она. – Бась, не серчай. Виноватая я.

Бастрел Дил, в домашнем быту Баська, слегка поморщился, когда супруга произнесла вслух его домашнее прозвище, но разгневанным не выглядел.

– Да отчего же голодным, – возразил Брэд. – Суп был очень вкусным и сытным.

– Отэм, – окликнул невестку староста, – принеси Мэтру из кладовой холодного мяса и...

– Отэм, не надо ничего нести! – остановил вскочившую на ноги девушку Брэд. – Не стоит беспокоиться! Я вполне сыт супом и творогом. Позаботьтесь лучше о тех, кто действительно сегодня потрудился на славу, – показал большой палец деревенским мужикам и парням Бруно. – Они молодцы – не я, их кормите. Я только так в сторонке стоял, да пальцами шевелил – ничего сложного.

Здоровяк Джери, сидевший по левую руку от Брэда, поперхнулся тем, что жевал в этот момент, и Мэтр участливо постучал приятеля по спине. А потом вдруг поймал мой взгляд и подмигнул. Я залюбовалась ямочками на его щеках, а он, продолжая меня рассматривать, провёл большим пальцем по верхней губе, стирая невидимый след от берёзового кваса, и моим щекам тут же стало жарко.

Ведь ничего же такого, он просто смотрел и просто улыбался, мой же взгляд намертво прилип к этим губам, а мысли… Мысли были о предстоящих тридцати двух поцелуях. И когда я говорю «поцелуи», то имею в виду вовсе не десерты, к своему стыду.

И Брэд, кажется, знал, о чём я думаю, глядя на него через разделяющий нас стол, уж больно понимающий был у него взгляд. Понимающий и самую чуточку насмешливый.

Именно эта насмешка и помогла мне придумать, как именно я стану расплачиваться со своим покровителем на исходе этого дня. Я ответила на улыбку Брэда и, разорвав контакт наших взглядов, повернулась к Отэм.

– Послушай, а есть у вас холодильный шкаф? – Для моих целей подошёл бы и самый обычный, не магический, времени бы это заняло чуть больше, но, в конечном итоге, до темноты всё бы успело приготовиться.

– О, нет! – покачала головой девушка. – У нас яма. – Махнула рукой в сторону одного из строений. – В ней зимний лёд до осени не тает.

Такие ямы были очень популярны в столице лет сто назад, и под лавкой дедушки Суини тоже была такая, поэтому я обрадовалась. Мой десерт назывался «Молочный поцелуй», но специально ради Брэда и насмешливых искр в его глазах я собиралась переименовать его на сегодняшний вечер, заранее предвкушая выражение его лица.

Для десерта «Молочный поцелуй» нужно куриное мясо. Лучше всего подходит грудка шестимесячного кастрированного петуха, которого кормили одной лишь кукурузой, без каких-либо добавок. И да, я не оговорилась. Мясо – для десерта. Именно так. Его нужно отварить, а затем измельчить в мягкую нежную кашицу, но я предпочитаю длинные тонкие-тонкие ниточки, они пикантнее смотрятся и придают блюду более интересный вкус. Смешать с растворённым в жирном коровьем молоке дроблёным рисом (некоторые оставляют кусочки, а я его в ступке измельчаю так, что он почти превращается в муку) и сахаром, позволить закипеть, разлить по формочкам, и выставить на лёд.

Сахар я всегда использую только коричневый – единственно настоящий, без алхимических добавок и не такой сладкий. И часто смешиваю его с корицей, но в этом блюде корица хорошо смотрится, если белоснежное желе (кое-кто называет его пудингом) посыпать коричневой пудрой сверху.

Шестимесячного кастрированного петуха у меня не было, поэтому я ограничилась обычной куриной грудкой. Не думаю, что самый сильный маг современности так тонко разбирается в этом восточном десерте, что почувствует разницу, да и сахар пришлось взять белый, кусковой, и долго долбить его в мраморной ступке, доводя до нужной консистенции.

От готовки ужина меня избавили. Женщины семейства Дил (бабуля, в основном) заявили, что горячее два раза в день – «зажирно». И вечером работники вполне могут обойтись холодными закусками. В том смысле, что надо же чем-то закусывать домашний самогон (у меня от одного только запаха слёзы горохом потекли).

Так что времени на то, чтобы приготовить свой десерт, у меня было предостаточно. Единственное, чего я боялась, это того, что Брэд будет слишком пьян для того, чтобы по достоинству оценить мой десерт.

Но самогон он не пил.

Эту ночь мне предстояло провести не в повозке, а в доме – пусть и недостроенном пока, но стены у него были, а вместо крыши над нашими головами сиял голубоватый щит – тот самый, который кое-кто, если верить его словам, не умеет создавать. Я дождалась, пока все улягутся. Отэм ещё ворочалась, пытаясь найти удобное положение для своего большого живота, дети перешёптывались и хихикали, Тура уснула в тот момент, когда её голова коснулась подушки или немного раньше, а потом раскатисто и ядрёно захрапела бабуля, и я, подхватив тяжёлый плед из верблюжьей шерсти, побежала к яме со льдом.

За десертом.

За расплатой по счетам.

Брэд не спал. Он всеобщему веселью предпочёл одиночество. Сидел у костра, разложенного между гигантскими оглоблями повозки, на которой мы сюда приехали, и, рассекая воздух прутиком с огоньком на конце, о чём-то думал. А увидев меня, оживился, улыбнулся так ярко, что пламя костра померкло перед этими ямочками.

– Привет, – подвинулся на брёвнышке, освобождая мне самое теплое местечко у костра. – Тоже не спится?

– Я вообще-то по закладной хочу заплатить, – ответила я, протягивая тарелочку с моим корявеньким поцелуем (и нечего кривиться, сами попробуйте из желе вырезать поцелуй, если у вас под рукой нет ни одной подходящей формочки!), и в тот же миг очутилась в темноте, хотя костёр пылал всё так же.

– По закладной?

Он потянулся к тарелочке, но зачем-то обхватил пальцами моё запястье и, дёрнув на себя, пересадил на собственное колено.

– Вот это вот?

– Да.

– И как оно называется? – Взяв из моей руки вилку (десертную ложечку найти – увы! – не удалось), он отщипнул от десерта уголок, отправил его в рот и зажмурился. – М-м-м.

Я дождалась, пока он проглотит, а потом радостно объявила:

– Куриные жопки.

– Жо… жопки? – Брэд округлил глаза и замер со слегка приоткрытым ртом. Уверена, раздумывал, дожёвывать ли следующую ложку моего второго «поцелуя» или сразу выплюнуть в огонь.

– Ага.

Не выплюнул. Дожевал и даже третий кусочек отправил в рот.

– Очень вкусно. – Облизнулся. – Мадди?

– Что?

– А целовать ты меня вообще собираешься?

Сердце моё ухнуло с разгону сразу в пятки и там так отчаянно заколотилось, что я испугалась, как бы не пробило оно подмётки-то, и не выскочило наружу, а Брэд тем временем опустил ладонь мне на затылок и заинтересованно глянул на мой рот.

– Хотя бы раз?

– Мэ-мой поцелуй на твоей тарелке, – напомнила я. – Не понравился?

– Вкусный, – мурлыкнул Брэд и одновременно со своими словами лизнул кожу на моём подбородке. – Очень. Но ты вкуснее. Гораздо, гораздо вкуснее, моя лисичка.

Ох.

– Посмотришь сама или мне проверить?

– Ш-што проверить?

– Приняла ли магия твою плату, конечно.

Зараза.

Не только щёки, но вся я целиком вспыхнула так, словно вскочила прямо в середину весело потрескивающего костра. Вилка звякнула о тарелку с недоеденным десертом, когда Брэд чуть отклонился назад, чтобы поставить её на землю, а я расстегнула пуговку на манжете и отодвинула в сторону рукав.

– Давай вместе посчитаем, – шепнул Брэд и аккуратно, словно не к моей руке прикасался, а к бабочке из кружевного жжёного сахара, такой хрупкой, что она может рассыпаться от одного лишь взгляда, потрогал мою кожу.

– Одна, две, три… – бормотал он, а я сидела на его коленях, не дыша, боясь пошевелиться, млея от этой невинной ласки и завороженно следя за тем, как скользит его большой палец по чёрточкам и линиям магической татуировки. Понимала, что надо это всё прекратить, и вместе с тем сидела неподвижно, чувствуя, как разгоняется по жилам ток крови, как она шумит и отдаётся в ушах ворчливым гулом, заглушающим тихий голос Брэда.

– Тринадцать, четырнадцать, пятнадцать.

Забылась усталость и тревоги последних недель. Отступили на задний план все «потому что» и «нельзя».

– Девятнадцать, двадцать… – мой голос эхом повторял шёпот Брэда и, смешиваясь с искрами от пламени костра, вместе с дымом улетал в небо.

– Двадцать восемь. Двадцать девять. Тридцать.

С последним словом он склонил голову к моей руке и дотронулся губами до голубоватой жилки на запястье.

Я задержала дыхание.

– Тридцать один, – выдохнул Брэд, и я кожей почувствовала каждый произнесённый звук, а затем несдержанно охнула, когда вслед за дыханием к моей коже прикоснулся язык.

Когда-то Роберт Суини целовал мне руки, стоя передо мной на коленях. Покрывал поцелуями пальцы, тёрся лицом о ладони, а я задыхалась от отвращения и мечтала лишь о том, чтобы вырваться. Это было гадко. Хуже становилось лишь тогда, когда эти влажные, липкие губы прикасались к моей шее или лицу.

От Брэда Алларэя уходить не хотелось, даже несмотря на то, что я понимала – ни во что хорошее эти посиделки с поцелуями (даже если почти без поцелуев!) не выльются.

И всё же я нашла в себе силы, чтобы мягко оттолкнуть мужчину и подняться с его колен. Маг тоже встал на ноги, пытливо заглядывая мне в лицо.

– Я тебя… обидел?

Обидел? Вот уж вряд ли. Скорее смутил. Ввёл в растерянность.

Но не обидел, нет.

– У нас договор, – пожав плечами, пробормотала я. И согласно этому договору не меня должны целовать, а я, но об этом, пожалуй, не стоит напоминать.

– Договор, – согласился Брэд и резким движением взлохматил себе чёлку. Выдохнул с шумом:

– Да… Только…

Он порывисто схватил мою ладонь, но почти сразу же выпустил. Прошептал что-то – то ли ругательство, то ли проклятие, а потом вдруг улыбнулся, как всегда ослепительно и ярко.

– Только он ведь не мешает нам просто поболтать? Посидишь со мной?

Брэд кивнул на положенную на бок колоду для рубки дров, которую я сначала приняла за бревно.

– Расскажи, как прошёл твой день.

Я замялась лишь на мгновение, достаточное для того, чтобы заткнуть внутренний голос, нашёптывающий испуганно и нудно: «Плохая идея! Плохая идея! Плохая...»

– А ты?

– Могу. – Он дождался, пока я устроюсь у огня, а затем присел рядом. – Только вряд ли тебе будет интересно слушать о том, как мы таскали брёвна и тесали балки.

– Ну, хотя бы не перебирали куриные потроха…

– И жопки.

Я фыркнула, закусив губу, а Брэд рассмеялся.

– Ну у тебя и фантазия, Мадди! Придумать же надо было! Куриные жопки…

– Вообще-то, я не придумывала. Это блюдо сегодня было подано к обеду. И сделано оно было не из молока и грудок, а из куриных гузок.

– Шутишь! – комично округлил глаза он. – И я это ел?

Не улыбнуться в ответ было просто невозможно, да я и не пыталась.

– Ты – нет. Всё было уничтожено ещё до того, как ты пришёл обедать. Почему, кстати, задержался? Не был голоден?

– Был. Надо было проверить одну вещь. Следы магии поискать, понимаешь? А в этом деле свидетели совершенно ни к чему.

– Разве магия оставляет след?

– И очень заметный. Смотри.

Он повёл рукой, и от костра отделился маленький язычок, завис в воздухе, а затем, повинуясь движению пальца мага, подлетел к нам.

– Дай руку, – велел Брэд, но я покачала головой. Вот ещё! Я с малых лет на кухне работаю и точно знаю, что ласковый огонь кусается не хуже злого.

– Не бойся. Разве тебе самой не любопытно?

– Нет, – буркнула я, но руку протянула. Ладонью вверх. И тут же на неё прыгнул невесомый огненный язычок. Заплясал щекотно по коже, не причиняя вреда или боли, превратился в цветок, взмахнул лепестками и вдруг взвился в воздух яркокрылой бабочкой, чтобы слиться с костром.

– А теперь посмотри на свою ладонь, – велел Брэд, и я опустила взгляд.

Ладонь как ладонь. Коричневая полоска от ожога в основании большого пальца, резкие линии, по которым однажды в столице гадалка пыталась прочитать моё будущее. Наврала с три короба, да ещё и золотой хотела в уплату получить. Нет, если бы у меня был золотой, я бы, наверное, отдала, а так пришлось уносить ноги. Маменька, когда узнала, от кого я бегу, так уши надрала, что до сих пор больно вспоминать.

Цыгане – у них свои правила, свои законы. С ними лучше не то что спорить, вообще не связываться.

– Видишь? – голос Брэда вырвал меня из воспоминаний.

– Рука как рука.

– А если подумать?

Я присмотрелась и непроизвольно ахнула: прямо над ладонью, если хорошенько присмотреться, можно было заметить марево, в котором время от времени проскальзывали миниатюрные искры.

И ещё запах. Я поднесла руку к лицу и отчётливо уловила медовый аромат акаций и мокрой листвы.

– Вот видишь, – удовлетворённо хмыкнул Брэд. – Даже ты это видишь, а для сильного мага при должном старании вот эти вот искорки как следы на снегу. Одного взгляда достаточно, чтобы определить, кто здесь прошёл: волк, заяц или лиса.

– Почему же тогда не всех преступников ловят? – возмутилась я. – Если всё так просто, то острог для магов-злодеев давно бы опустел!

– А всё потому, что след-то найти можно, а вот понять, кто его оставил – это уже другое дело. В МК есть несколько специалистов, которые умеют слепки делать, но пока до нас хоть один из них доберётся, весь снег растает.

– Какой снег?

– На котором следы, – ответил Брэд и резким движением откинул чёлку со лба.

Я задумалась. Напрямую Брэд, конечно, ничего не сказал, но нужно быть непроходимой тупицей, чтобы не понять очевидных намёков.

– Ты хочешь сказать, что дом старосты поджёг маг?

Он прижал палец к губам и кивнул, а я придвинулась к нему поближе и прошептала:

– А не связано ли это с тем, что они тут все недавно порченной лихорадкой переболели?

– Что?

– Вся семья. – Я кивнула в сторону пережившего пожар дома. – Только дед один старый помер, а остальные ничего. Бегают, кур топчут.

Брэд молчал, а я, ободрённая его задумчивым видом, продолжила делиться своими мыслями:

– Восемь лет назад, мы тогда ещё в столице жили, у нас тоже была лихорадка. Мама совсем плоха была, и потом ещё долго, наверное, целый год восстанавливалась. Дедушка Суини к ней даже целителя приводил, да тот только плечами пожал. Говорит, мол, даме нужен южный воздух и море. Скажет тоже! – Я фыркнула. – Какое море? Мы тогда концы с концами едва сводили. Но, к счастью, обошлось. Так мама тогда молодая совсем была, да и сёстры особо никогда не болели. А ты видел их бабулю? Готова спорить, она ещё застала допредельные времена. Во времена столичной эпидемии старики первыми умирали. Взять хотя бы мастера Туга…

– Ты знала, что он от порченной лихорадки умер? – вскинулся Брэд.

Я кивнула.

– Это не секрет… Его наш эрэ Бирн осматривал. Он, кстати, и здешних по осени лечил. Бабуля говорила, что у них и грамота есть от целителя. Если она во время пожара, конечно, не сгорела.

– Грамота от эрэ Бирна? – переспросил маг. – От фархесского целителя?

Взгляд у него был, мягко скажем, недоверчивый, и я обиженно заметила:

– Как будто здесь есть другие! От него, конечно!

– Ну, дела… – пробормотал Брэд. – С каждым днём всё интереснее и интереснее.

Я помолчала, ожидая продолжения и объяснения, но это, судя по всему, в планы мага не входило.

– Ладно, разберёмся, – наконец проговорил он и немного отклонился назад, чтобы поднять с земли тарелочку с «поцелуем», но – сюрприз-сюрприз! – десерт исчез, словно его корова языком слизала (очень маленькая, очень ушастая корова).

– Не понял!

Брэд глянул на меня с упрёком.

– Это не я! Когда бы я успела?

Он вздёрнул бровь, а у меня от смущения закололо губы. Как назвать то, чем мы занимались после того, как десерт был небрежно отставлен в сторону? Разговаривали? Разве что чуть позже. Целовались? Точно нет.

– Действительно, – внезапно согласился маг, и на его пальцах заискрилась магия. – Времени на то, чтобы слопать мой десерт, у тебя не было. Значит, будем ловить вора.

У края огненного круга я заметила мелькнувшую кисточку белоснежного хвоста и осторожно уточнила:

– И что мы с ним сделаем? Если поймаем?

– Когда поймаем, – зловеще уточнил Брэд, – то показательно казним!

В тот же миг с его пальцев в разные стороны брызнули магические ниточки, ужасно похожие на тонкие паутинки, летающие по воздуху поздней весной или ранней осенью. И не успела я как следует испугаться, как в руках мага оказалась связанная по ушам и лапам Тьма.

– Хозяйка! – верещала она, испуганно жмурясь и трясясь всем своим махоньким тельцем. – Скажи этому, чтобы он нас отпустил! А то мы сами не можем! Мы боимся!

– Брэд!

Я дёрнулась, пытаясь отобрать у мужчины свою домовую, но не тут-то было – малышка взлетела вверх и зависла над моей головой. Высоко – даже в прыжке не достать.

– Нам стра-ашно!

– Отдай! Хватит пугать ребёнка!

– Ребёнка, – фыркнул Брэд, и опустил Тьму так, чтобы я могла её схватить. В тот же миг магические путы исчезли, а сам ушастик, попискивая от ужаса, взметнулся по моему платью вверх и невероятно ловко ввинтился между пуговицами на груди, прижавшись к нижней сорочке где-то в районе моего сердца. – Этот ребёнок, если его вовремя на место не поставить, обожрёт и по миру тебя пустит, а ты и не заметишь.

– Неправда! – пискнула из своего укрытия Тьма. – Мы запасливые! Своё не трогаем, только чужое! Скажи ему, хозяйка!

– Чужое, значит?

– Ничейное, – после задумчивой паузы исправилась Тьма, поёрзала щекотно, а затем захныкала возмущённо:

– Хозяйка, он с нами что-то сделал! Плохой, плохой маг! Мы не можем сдвинуться с места! Не можем! Наши кладовые! Кладовые же наши без присмотра! Скажи ему, скажи, скажи!

– Да тихо ты! – рыкнула я на домовую и требовательно посмотрела на мага.

Удивительно, но первая, обиженно посопев, затихла, а второй, без возражений объяснил:

– Эта твоя Тьма – рогль. Мелкий демон, в принципе, безвредный и находящийся в нашем мире с дозволения Предков. Что не мешает ему быть паразитом.

– Сам он паразит! – прошептала Тьма. – А мы домовая. Мы полезная.

Я на её слова лишь шикнула, а Брэд усмехнулся и повторил:

– Да, паразитом! Который, если дать слабину, сожрёт всё, что можно и что нельзя. А ещё он по желанию может перемещаться в любое место, где бывал прежде, поэтому этого воришку довольно сложно поймать.

У меня за шиворотом опять недовольно завозились и заворчали.

– А тебе как тогда удалось? – спросила я.

– А меня сестра правильному заклятию научила, – ответил он. – Это во-вторых. А во-первых, не забывай, что я, по преданию, самый…

– Сильный маг современности. – Я закатила глаза. – Помню, помню!

– Кладовые… – надрывно простонала у меня под грудью Тьма и тоненько всхлипнула.

Я жалобно взглянула на Брэда.

– Нет, – решительно тряхнул тот головой. – Даже не проси. Я с детства сладкоежка, и никому не позволю безнаказанно воровать мои десерты.

– Я тебе новый приготовлю.

– И поцелуи.

– Я…

Я осеклась, когда он заинтересованно приподнял брови, и закусила губу.

– Ты?

– Всё, что нажито непосильным трудом… – подвывала в декольте Тьма.

– Я… – Прокашлялась. – Возмещу.

Брэд шагнул ко мне, обнял, устроив ладонь где-то в районе моего копчика, пробежался пальцами по позвоночнику до лопаток.

– Да?

Предки с ними, с этими кладовыми! Ничего с ними не станется за денёк-другой!

– Завтра, – просипела я, воровато отводя взгляд от искрящихся весельем голубых глаз, и мысленно костеря Тьму. Мелкая обжора всё время крутилась рядом, пока я десерт готовила, так и знала, что добром это не закончится. Уж больно она рецептом интересовалась. А ещё так искренне недоумевала, какой-такой десерт из куриного мяса. Ещё и настаивала, что вместо десерта лучше бы колбасу сделать. А ещё лучше – мансурду.

– Ну, и я тогда завтра, – коварно ухмыльнулся Брэд, а Тьма горестно взвыла. – Кое-кому наказание только на пользу пойдёт. Будет в следующий раз думать, у кого угощение красть. Порядочные рогли боевиков до смерти боятся, а не воруют у них поцелуи и честно заслуженный десерт.

Глава 9. Вино с ароматом полыни

О том, что к поджогу дома Бастрела Дила, старосты деревни Крайней, приложил руки маг, не догадывался разве что только сам Бастрел да его семейство. Любому же другому с первого взгляда были заметны очевидные следы.

Во-первых, характерный дым – густой, молочно-белый, как туман.

Во-вторых, скорость пожара. Дома, в принципе, горят быстро, особенно старые, деревянные, но хозяева даже самых древних из них давно уже не покрывают крыши соломой. А местные мужики, из тех, что первыми прибежали помогать тушить пожар, рассказывали, что крыша полыхнула, как стог прошлогоднего сена в Жирный вторник, праздник по случаю окончания зимы.

Ну, и в-последних, магический след – яркий и чёткий, словно углём на листе белого картона нарисованный. Тот, кто его оставил, и не думал скрываться, хотя способов было немало. Уж и не знаю, по глупости или из излишней самоуверенности. Знал, что деревенские в магии разбираются, примерно как я в разделке куриных тушек, вот и не стал никаких усилий прилагать, чтобы прибрать за собой? А может, просто торопился? Времени ему не хватило?

Как бы там ни было, узнать ответ мы сможем лишь в том случае, если изловим поджигателя.

Весь день я места себе не находил из-за тревоги: искать магические следы, когда вокруг тебя гомонит любопытная толпа – та ещё задачка, а найти в придачу к ним заросли «зонтичного» орешника, так вообще предел мечтаний.

О «зонтиках», пожалуй, надо рассказать подробнее. И начать стоит с того, как я придумал Щит. По наитию создал. Можно сказать, случайно. Мне тогда вообще больше сдохнуть хотелось, чем что-то создавать, и уж точно я не думал, что из истерики (стыдно признаться, но иначе это сложно назвать) может получиться что-то дельное.

В тот день хреново было не мне одному. Над разорённой заставой свинцовой тучей висели непролитые выжившими боевиками слёзы. Не слушайте тех, кто врёт, будто настоящие мужчины не плачут. Настоящие маньяки – быть может. Я знаю, о чём говорю, повидал за недолгие годы службы разного. На всю оставшуюся жизнь хватит.

Помню, Бруно в первые мои дни на Пределе подкалывал нас, зелёных выпускников БИА. Мол, это всё только с первого взгляда страшно, а потом привыкаешь – и ничего.

– Зато будет, о чём внукам рассказать, – говаривал он.

Не знаю. Я для своих внуков другие истории выбрал бы.

Волна была особенно жестокой и злой, а главное – внезапной. Демоны обрушились на нас не ночью и даже не на рассвете, а посреди небывало жаркого мартовского дня. Дозорные, изнурённые зноем, дремали на своих вышках, боевики с некромантами затеяли футбольный матч, накрыв поле теневым облаком, остальные лениво болели по краям, когда вдруг раздался сигнал тревоги и оборвался на середине предпоследней ноты.

Западную башню снесло земляным валом, не оставив от неё ни следа. А затем из образовавшейся трещины полезла огромная, откормленная до невероятных размеров гидра и одновременно с нею с неба атаковали химеры – нет в Бездне хуже твари, потому что даже демона, если очень постараться, можно если не убить, но загнать обратно в ту дыру, из которой он вылез, а вот справиться со стаей этих «пташек» смогла бы разве что принцесса-лиса из сказок старой доброй фру Кирстин.

Жаль, что сказки не становятся былью. И пока наши боевики воевали с полусотней свирепых химер, с востока на заставу напали два огненных демона.

Я до сих пор не понимаю, как мне и ещё десятку магов удалось выжить в той мясорубке. Не помню. Ничего не помню. Но сослуживцы говорили, что это я накрыл нас каким-то щитом, сквозь который до нас не смогли дотянуться ни основательно потрёпанные химеры, ни оставшиеся пару голов полудохлой гидры, ни вогнанные по пояс в землю демоны. Все говорили, что воспоминания придут позже, когда я остыну от битвы, а командир качал головой, прижимая одну руку к тому месту, где у него ещё сегодня утром было ухо с яркой, как солнце на закате, серьгой, и говорил:

– Забыл – и слава Предкам. Радуйся и не пытайся вспомнить. Счастливчик ты, Алларэй. Счастливчик! От души тебе завидую.

И было чему.

Потому что это он видел, как Марка Тайлора вихрем подняло высоко над землёй, где его безжалостно разорвали на части с десяток химер. Он слышал, как кричал бригадир Саймон Дейтли, когда его живьём заглатывала одна из голов гидр. Он знал, что стало со взводом, который бросился ему на выручку.

До рассвета мы разгребали завалы в поисках выживших и носили тела умерших на огромный погребальный костёр, в который превратилась наша застава, а когда солнце выкатилось из-за горизонта, рубиново-алое, как кровь наших товарищей, в которую мы были уделаны по самые уши, я не выдержал. Пинком отшвырнул в сторону кусок стены – и побежал.

Бежать было сложно, солнце слепило глаза, я то и дело проваливался в ямы, спотыкался о зловонные головы гидры, свист ветра в ушах напоминал писк химер, и так невыносимо, так отчаянно хотелось кричать, чтобы выпустить с криком скопившуюся где-то глубоко внутри меня боль, что я задыхался.

Нога провалилась в очередную яму, и я упал ничком, хорошенько приложившись рожей о мокрую землю, и наконец, разрыдался. Выл, как обиженный щенок, поджав хвост и закрывая лапами уши и голову.

А потом из меня словно вырвалось что-то, взлетело над Бездной и упало вниз монолитной плитой.

Тот Щит продержался лишь месяц, а затем был снесён очередной волной, но я за эти дни успел разобраться в его плетении и следующие полтора года занимался устранением ошибок.

Жаль, не все устранил. Молодой был, неопытный. Вот если бы Великий Ковен тогда соизволил прислушаться к моим идеям, сегодня не было бы нужды в Ордене щитодержцев, и знать бы никто не знал о «зонтиках» и прочей неприятной ерунде.

Впрочем, о ней и так мало кто знает.

Взять хотя бы «зонтики». Они появились недавно.

Демоны и прочие обитатели Бездны даже по сей день не оставляют попыток прорваться в наш мир. И за годы по ту сторону Щита скопилось такое количество отрицательной энергии и злобы, что в конце концов она начала просачиваться наружу белоснежными «зонтиками» семян одуванчика. Безобидными с виду, нежными, тонкими, как паутинка. Но стоит только им упасть на землю вблизи человеческого жилища, пустить корни и прорасти, как от невинности и безобидности не остаётся и следа.

Они отравляют всё вокруг себя, тянут из земли соки, а из людей здоровье, силу и здравый смысл. Встречалась нам на Пределе такая тварь, помесь червя с пиявкой. И не то чтобы он огромным был – полметра, не больше. Но за ночь два таких паразита, присосавшись, могли запросто убить человека…

«Зонтики» действовали по тому же принципу, с тем лишь отличием, что питались не кровью, а чувствами и мыслями людей. Преимущественно злыми. Поэтому мерзость эта научилась отравлять воздух вокруг себя.

Вроде ничего такого, но вдруг человек начинает себя странно вести.

Один замыкается в себе, ходит хмурый, хотя вчера ещё был первым балагуром. Темнеет лицом день ото дня, а потом бах – и жена находит его повешенным на дикой яблоне, незаметно выросшей за огородом.

Или, например, вчерашний добряк берёт оброть и давай лупить жену да детей смертным боем. А та ревёт, но терпит. Сжав зубы, бегает по знахаркам – прокляли мужика, порчу, ироды, навели. А потом однажды ночью берёт на кухне тесак и кромсает благоверного в фарш, а потом идёт к озеру и топится в ивовых зарослях. А когда те ивы там выросли – уже и не помнит никто.

И ведь, зараза, если «семена» эти паскудные и в самом деле напоминают безобидные зонтики одуванчика, то вырастает из них всегда что-то разное: яблоня, ива, орешник, картофель. Даже клевер. В одной деревне мы целую поляну клевера выкосили. А уж что творили люди, напившись молока от той коровы, которая этот клевер сожрала – и вспоминать не хочу...

Два года назад, когда это всё началось, я себе голову чуть не сломал, пытаясь разобраться в том, что происходит, а разобравшись, не без помощи Ковена, написал докладную Императору, предлагая отселить из зоны возможного заражения людей.

Его Величество изволили не согласиться с моим мнением.

– Мы, – говорит, – целый Орден щитодержцев основали не для того, чтобы огромную часть Империи в безлюдную пустыню превратить. Да и не захочет народ с насиженных мест сниматься. Привычка - дело такое. Не силой же мне их из домов выгонять? Сам понимаешь, народной любви мне это не добавит.

Понимаю.

А ещё я понимаю, что за время войны с демонами заброшенными стояли изумрудные шахты и медные рудники. И древесину из здешних лесов никто не вывозил, а она здесь была отменная, пропитанная магией настолько, что построенным из неё судам не страшны были ни бури, ни рифы. А уж какие самородки на местных приисках находили – это отдельная песня.

Да что самородки! Местные до сих пор волокли в скупку к артефакторам драконьи черепа, крылья гаргулий, когти химер. Один копатель на собственном поле вместо картошки голову медузы откопал (с одним здоровым глазом, между прочим). Я сам видел защитный амулет, который из того глаза сделали. На шее у наследника Империи.

Так что да, я всё понимаю. Не первый год на императорской службе состою.

– Вели своим людям следить за трещинами и не болтай о пустом, – приказал Лаклан Освободитель. – Народ наш какой? Меньше знает – лучше спит. Так?

Как будто я до его приказа этого не сделал. И количество рейдов мы удвоили, и не болтали, чтобы панику не разводить, и научились делать ловушки на «зонтики» эти проклятые, даже предсказывать уже могли, где они в следующий раз появятся.

Но так далеко от Щита эта гадость проявилась впервые. Как только долетела – ума не приложу! А вымахала как!

«Зонтики» вообще очень быстро росли. Мы раз ель выкорчёвывали, так она на спиле пятьдесят колец показала, тогда как веку ей было не больше полугода. Насосалась, тварь, силы.

Орешник был не таким старым, как та ель, но тоже здоровенным: одной рукой, походя, не выдернешь, а жечь его на глазах селян – не вариант, не после пожара, точно.

Поэтому я дождался, пока все устроятся за обеденным столом, закрутил вокруг себя Отведи-глаз да и выморозил Ледяной молнией весь куст, до основания, до самого последнего его корня. Сил это взяло столько, что за обедом у меня рука, как у алкаша какого-то, тряслась, когда я ложку ко рту подносил. Но дело того стоило: когда окончательно потеплеет и на деревьях начнут появляться первые зелёные листья, все подумают, что орешник просто не пережил зиму – такое здесь не редкость. В лучшем случае, мёртвый и совершенно безопасный куст пойдёт на дрова. В худшем – будет ещё какое-то время мозолить глаза.

Или не будет. Сегодня же отправлю в замок воробья. Пусть высылают в Крайнюю рейд. И остатки обнаруженного мною «зонтика» уничтожат, чтоб уж наверняка, и другие поищут. Мало ли. Вдруг он тут не один окопался.

За этими мыслями меня и застала лисичка Мадди. Подкралась с хитрой улыбкой на симпатичном личике, устроилась рядом на заваленной набок колоде, и тяжкие думы отпустили, а на сердце потеплело.

Всё-таки я изумительным слепцом был, когда заподозрил в Мадди привыкшую расплачиваться собственной плотью девицу. Какое там! Да у неё чтобы невинный поцелуй выпросить, надо на голову встать.

Нет, я, конечно, был хорош, заключая этот договор, вспылил, с кем не бывает! Но и она – плутовка! – сумела извернуться. Надо же было придумать десертами со мной рассчитываться! Не то, чтобы такой сладкоежка стал возражать, но всё же хотелось и более… пикантных десертов.

С другой стороны, у меня впереди ещё целый месяц. Никуда от меня моя лисичка не денется!

Весь следующий день после «молочного поцелуя» я словно на крыльях летал. Клянусь, даже резерв восстановился быстрее обычного, а ведь я порядком истратился, помогая на строительстве дома и позже, с «зонтиком». А работы было много.

Для начала надо было закончить с домом, не бросать же дело на середине. Затем ненавязчиво обследовать окрестности. И, наконец, дождаться отряда из замка. Воробья я отправил с вечера, ехать они будут налегке, без гружёной повозки, должны к ночи прибыть.

Мы все проснулись с рассветом и, позавтракав холодными лепёшками с молоком, принялись за работу. Женщины в саду готовили обед, а мы с мужиками приступили к самому сложному – к крыше.

– Глаза боятся, а руки делают! – кряхтел староста Баська, взобравшись на самый верх.

Я глянул на него с земли, проверяя, хорошо ли легли страховочные маг-тросы, и подумал, что не стоит уезжать из Крайней без серьёзного разговора с этим весельчаком и балагуром. Ведь не случайно кто-то хотел сжечь его дом, да и «зонтик» этот, мягко говоря, странный. Опять-таки, порченная лихорадка. И порченная ли?

– О чём задумался, мелкий? – окликнул меня Джери, взбираясь к старосте наверх и перехватывая у меня управление маг-тросами. – Мозоли натёр? У нас знаешь, как говорят? Лентяй за дело – мозоль за тело.

Хрюкнул, довольный своей шуткой, и его смех добродушно подхватили остальные мужики.

– Не натёр, остряк, – ухмыльнулся я и шевельнул пальцем, посылая вверх мелкую мушку, прямо в хохочущий рот своего старого товарища. Джери с проклятиями закашлялся, а я хмыкнул:

– Знаешь, как у нас говорят? В закрытый рот и муха не залетит.

– Мелкий поганец!

К обеду мы закончили с крышей. Осталось доделать кое-какие мелочи, но тут уж местные справятся сами, ещё не хватало мне у них декоратором подрабатывать. Вместо этого я улучил момент, когда Лисичка осталась совсем одна, и уволок её в лесок, прихватив по пути корзинку с низкими краями и длинной ручкой.

– Брэд! – хихикала она, пока я толкал её к ближайшим кустам, вплотную подступившим к огороду старосты. – Ты перепутал! Для грибов и ягод рановато ещё!

– Видно не сезон, сказал граф, – процитировал я старый-престарый анекдот. – И упал в сугроб. Нет, Мадди, собирать ты будешь не грибы с ягодами, а первую зелень: древесные почки, подснежники, прочую ерунду. Чем больше, тем лучше!

– Я?

– Ага. Пока я следы искать буду.

И не только следы, но пугать Лисичку рассказами о «зонтиках» я пока не стану.

– А зачем тебе почки? Настой, что ли, собираешься делать? Так это враки! Нет от него никакой пользы!

– Не настой. Просто надо же нам будет как-то объяснить, что мы с тобой в лесу вдвоём делали. Ещё подумают, что целовались. Предки упаси!

Мадди зыркнула на меня и недовольно задрала нос, демонстрируя своё негодование, но только два румяных пятна на нежных щёчках сказали мне о том, что она больше смущается, чем злится.

– Кстати, о поцелуях. С тебя должок!

– Я ещё ничего не успела приготовить! – возмутилась она, и я скользнул по её пухлым губам задумчивым взглядом. – К тому же Тьма мне полночи спать не давала.

– Про амбары рассказывала? – ревниво уточнил я. Ох, бывали времена, когда из-за одного рогля мы с Бренди разве что не дрались.

У сестрёнки моей фантазии было поменьше, чем у Лисички. И с именем для своего фамильяра она не мудрствовала. Рогль и Рогль. Ох, как я ей в детстве завидовал! До белой пелены перед глазами, клянусь! Так хотелось себе такого же. Забавного, жадного, прожорливого, но преданного до глубины души, если у демонов она есть, конечно.

– Амбары? Предки! – Мадди вскинула на меня встревоженный взгляд. – Ты только при ней ничего такого не ляпни, а то Тьма меня со свету сживёт! Где я ей амбаров наберусь? Нет, моя Тьма мышь кладовая, холодильношкафная.

Я фыркнул.

– И колбасная немножко. Так зачем ты меня сюда притащил?

– Будешь моим прикрытием, – честно ответил я. – Собирай в корзину всё, на что глаз упадёт. Побродим по опушке, мне проверить кое-что надо.

– Хорошо.

– И набухшие почки. Почки обязательно насобирай. Я их в лабораторию отправлю.

– А зачем?

– А затем, моя Лисичка, что почки – они ещё не живые, но уже и не мёртвые. На них хорошо магия оседает. У меня сестра ведь замуж выскочила за следователя из МК. Так что ты не думай, кое-что я всё же знаю.

– Да я и не думаю.

Глянула на меня из-под ресниц, как кипятком обожгла, и мотнула головой, не замечая, как приколотая к затылку коса освобождается из плена и неспешно скользит вниз.

Женщин у меня было много, но никогда раньше меня так не возбуждали косы. Может, потому, что не приходилось мне раньше видеть таких? Каштановая, тугая, в мою руку толщиной, и длинная. И я уж молчу про пушистый кончик, игриво покачивающийся на уровне округлых ягодиц.

Он во мне вызывал такие мысли и желания, такие желания…

С трудом оторвав взгляд от завлекательного зрелища, я тряхнул головой и всё же занялся поиском магических следов и «зонтиков».

Больше часа мы с Мадди провели в лесу, я – совершенно бесполезно, а она насобирала целую корзину зелени: немного почек, ветки с едва распустившимися листочками, сказав при этом: «Поставлю в воду. Красиво!», целый ворох заячьей капусты и с десяток больших, кружевных, тёмно-коричневых древесных грибов.

– Ты решила меня отравить? – воскликнул я. – Я не стану это есть. Никаких «грибных поцелуев». Слышишь?

Она насмешливо фыркнула.

– Я серьёзно. Прости, Лисичка, но в этом вопросе я консерватор. У гриба должна быть ножка и шляпка. Никаких кружев! И ещё он должен быть жареным.

– А если в супе? А в пирожках?

Мадди кусала губы и морщила носик, чтобы не засмеяться. Хорошенькая до невозможности. Эх, прижать бы её вон к той вон берёзке и целовать до звона в ушах! Но нельзя. Она и так у меня пугливая, как дикий воробей. Одно резкое движение – и ищи-свищи.

– Не переживай, это не для десерта. Я их высушу, а потом суп сварю , очень вкусный! Но тебе не дам ни ложки, даже если ты умолять станешь.

– Ну-ну…

Мы вернулись в посёлок, и по пути нам только что собаки не гавкали о том, что Мадди чего-то не того насобирала.

– Красавица, за грибами к нам в августе приезжай.

– Ох, уж эти городские, ничего же не умеют толком!

– Ты только не вздумай гадость эту в рот тянуть!

Но добила мою спутницу бабушка старосты. Она скептически глянула на корзинку, ковырнула пальцем лист заячьей капусты, а потом громогласно объявила:

– Не. Вруть. Чёрный гриб не ядовитый, но толку от него – пшик. Один только пердёж.

– Да ну вас! – обиделась Мадди и, подхватив юбки, убежала в сторону повозки. И я уже совсем было собрался идти её успокаивать, даже сожрать этот демонов гриб был готов, только бы она не расстраивалась, но тут с противоположной стороны послышался шум подъезжающего отряда, и я поспешил навстречу.

Мерфи Айерти ехал впереди на своём обожаемом чёрном, как сажа, Бархате. За ним Марк Сальдус и Оливер Барк. Остальные полтора десятка из молодых, Предела не нюхавших магов.

Деревенские высыпали на улицу, чтобы поглазеть на приехавших. Похоже, за эту седмицу магов в Крайней побывало больше, чем за предыдущие лет пятьдесят. А уж таких, как Айерти, здесь и подавно никогда не видели. Седая грива, смазливая рожа и блудливые синие-синие глаза. Была у нас одна горничная, когда мы только в замке устроились, и я ещё не выгнал всех баб к демонам на рога, так она Мерфа ласково Василёчком называла. Мы с мужиками оборжались. Этот «Василёчек» одной рукой из камня воду выжимал, а второй Стену огня держал и не морщился. А Стена огня, между прочим, это вам не какая-нибудь там молния, с ней не каждый стихийник справится, потому как силы надо ого-го сколько. И ума. И выдержки, да. Выдержка у огневиков – это самое важное. Они ведь если рванут, то не спасёшься.

Впрочем, Мерф, несмотря на стихию своей магии, был хладнокровным и спокойным, как глыба льда.

– Здорово! – не замечая пристального внимания к своей персоне, он спешился и протянул мне руку для приветствия. – Что за срочность-то? Не мог нормально написать?

Воробья я ему отправил ещё вчера и, конечно же, писать в записке о «зонтиках» не стал. Да и другие свои подозрения я пока не был готов излагать на бумаге.

– Пойдём, покажу.

– Марк, договорись с деревенскими насчёт лошадей, – отдал приказ Айерти. – Оливер, на тебе жратва. Остальные – лагерь. Вернусь – проверю.

По пути к вымороженному орешнику мы прошли мимо телеги, на которой даже слепой маг сумел бы рассмотреть следы моих заклинаний, да и от Лисички, порхавшей возле костра, за милю фонило моей защитой.

Мерф хмыкнул.

– Решил в цыгане податься?

– Не твоё дело, – огрызнулся я.

– Не, ну а что? Девочка – огонь!

– Айерти, я не шучу. Оторву руки.

Он только заржал. Вот же человек – только дай повод зубы посушить. Впрочем, сушил он их недолго, а только до того момента, как я остановился возле орешника.

Мерф долго молчал, хмурился, пытаясь найти остатки демонического вмешательства, а потом глянул на меня.

– Впервые вижу нечто подобное. Ты заметил?

Я покосился на куст. Айерти был сильным огневиком, и в плане поиска «зонтиков» рядом с ним и близко никто не стоял. Поэтому-то я его сюда и вызвал. Я-то всю жизнь больше теоретиком был.

– Ты про то, как далеко от Щита он залетел?

Он покачал головой.

– Я про корни. Корни совсем маленькие, и за почву чуть держатся. Обычно-то у «зонтиков» всё с точностью наоборот.

Я протянул руку и, отломав от орешника кривоватую ветку, с сомнением предположил:

– Может, новый вид?

– Надо в лаборатории проверить. Соберу образцы. – Я согласно кивнул. – Надо это сжечь. Скажу нашим.

Мы вернулись к дому старосты. На небольшом поле, что простиралось по другую сторону дороги, наши разбили лагерь. Ну, как лагерь? Четыре палатки да костёр. Ну и, само собой, Оливер Барк бренчал уже на своей неизменной лютне что-то о несчастных влюблённых, драконах и прочей белиберде. Менестрель недоделанный.

Каждый раз одно и то же. Сломают ему когда-нибудь ноги. И руки.

И всё остальное тоже оторвут. Может быть даже сегодня, потому что от ближайших домов, будто бабочки на огонь, слетались деревенские красавицы всех возрастов.

– Мерф, давай отойдём, а то у меня мозг через уши вытекает, когда Ол глотку дерёт.

– Ты просто мне завидуешь! – прервавшись на середине куплета, выкрикнул Оливер Барк. Слух у него был, как у летучей мыши. – Прошу прощения, милые дамы. На чём мы остановились? А… «...Один спросил неторопливо, где нынче будет нам пожива...»*

Эх, чувствую, не видать мне сегодня спокойного вечера наедине с Лисичкой, как собственных ушей! Я с тоской глянул на телегу, в тени которой возле своего костерка порхала моя подопечная. Интересно, чем она порадует меня сегодня?

– Только не говори, что ты её в замок повезёшь, – с деликатностью дикого борова влез в мои мысли Айерти. – Ты же всегда был против баб в замке.

– А вы всегда мне за это пеняли.

– Что, и вправду повезешь? Любовницу?

– Она не любовница.

Мерфи остановился, глянул на меня тем особенным взглядом, которым смотрят на уличных дурачков, этакая смесь жалости, насмешки и брезгливости.

– Алларей, с тобой всё вообще нормально? Если у тебя даже на эту очаровательную селяночку не встаёт, то пора обратиться к целителю.

Я почувствовал странную злость из-за того, как Мерф это произнёс.

И как при этом смотрел в сторону Мадди.

– Заткнись.

Он хохотнул, а я вдруг схватил его за грудки и прорычал:

– Я тебя предупредил. Увижу рядом с ней – тебя ли, кого другого, – хрен оторву и в задницу засуну! И хватит ржать, как конь на плацу. – Айерти удивлённо моргнул, и я мысленно выругался по поводу своей несдержанности. Расправил мундир на его груди и как ни в чём не бывало проговорил:

– Ты мне лучше вот что скажи. Когда у нас проблемы с порчей начались?

Мы забрели подальше в поле, оставив за своими спинами два десятка лошадей и людей, устроившихся вокруг нашего менестреля. Здесь можно было разговаривать смело, не бояться быть подслушанными, но Айерти всё равно понизил голос:

– Да вроде зимой. А ты почему спрашиваешь?

– Присягнёшь, что это не порченная лихорадка была?

Я снова удостоился пренебрежительного взгляда.

– Нет, Алларей, ты – никто не спорит – гений, когда дело касается изобретений новых заклятий, но как ты, демоны тебя задери, сдал все экзамены в БИА на отлично, если такие идиотские вопросы задаёшь?

– Я не задаю, – скривился я. – Я просто разобраться хочу. Наши полевики когда первые случаи порчи засекли? Уже снег лёг, я помню. А потом по нарастающей до самых праздников, и перерыв.

– Ну и с начала года пару десятков случаев было.

– Из тех, о которых мы знаем.

– Ты к чему ведёшь?

– А к тому, что семья старосты полгода назад порченной лихорадкой переболела, – я махнул рукой в сторону отстроенного дома. - У них там бабке лет триста, и дети тощие, как цыплята, непонятно в чём дух держится. А гляди-ка, все выжили. Даже грамоту от эрэ Бирна получили о том, что незаразные больше.

Айерти недоверчиво шевельнул бровью.

– От нашего эрэ Бирна? И ты её видел?

Я кивнул.

– А дом у них раньше не горел?

– И дом не горел, – ответил я. – И сарай с курятником. И даже старый дед, который единственный из семьи в тот раз помер, на кладбище лежит. Я сегодня по лесочку прогулялся на предмет других «зонтиков», забрёл на погост. Своими глазами видел.

– Брэд какой-то, – согласился со мной старый приятель, а когда я ему про мастера Туга рассказал, стал совсем хмурый.

– И что ты предлагаешь делать? – проворчал он, когда мой короткий рассказ подошёл к концу. – Императору докладную писать?

– Спасибо, это блюдо я уже пробовал, – решительно отказался я. – Сами разбираться будем. Сначала «зонтики», потом остальное. Мне на Предельную надо, но мы обходным путём поедем, чтобы северную часть охватить. Деревень там немного – три?

– Четыре, – исправил Айерти.

– Эти на мне. А вы остальные посмотрите, послушайте. И образцы соберите, если какой ещё «зонтик» найдёшь.

– Ты меня ещё учить будешь, что с образцами делать, – проворчал Айерти. – Разберусь как-нибудь.

– Дней за пять управитесь?

Он задумался, что-то прикидывая.

– Должны.

– Тогда уже в замке увидимся. Всё на сегодня. Иди, отдыхай. – Махнул рукой в сторону шумного костра.

– А ты?

– А я тоже отдохну, но в более приятной компании.

--------------------------------------------------------------------------------------------------------------------

*Слова из средневековой английской баллады

Глава 10. Жжёный сахар

День не задался со вчерашнего вечера, если так можно сказать. Вот же Тьма! Не рогля, а рохля! Так возмутительно меня подвести! И ведь в итоге ещё и я виноватой оказалась, а она только дулась и то в истерику впадала, то в обморок. Я же за ночь, хорошо, если пару часов проспала.

А утром новость: у бабули напрочь отказали ноги, и руки, и спина, и голова, и всё остальное, что только могло отказать, Отэм «до ветру» бегала раз по семь в час, поэтому вдруг оказалось, что голодных мужиков совершенно некому кормить!

Ну правильно. Народ же уже понял, что я даже из жопы могу конфетку сделать. Почему всегда одно и то же? Почему, как только люди узнают, что я взаправду умею готовить, они все дела по кухне спихивают на меня?

С другой стороны, Тура одна бы не справилась. Бесчеловечно лишать её помощи. Мне ведь и в самом деле нетрудно.

Некоторые люди утверждают, что утро начинается в четыре утра, но я категорически не согласна с эти заявлением. Однако в тот раз моим мнением никто не интересовался.

– Мадди, дружочек, – прошептала Тура над моим ухом, тихонько гремя какими-то кастрюльками. – Выручай! Пока я коз подою, картошки начистишь?

– Конечно.

И луку. И чесноку. И порублю мясо. И тесто на блины замешаю – два ведра на такую толпу должно хватить. И испеку…

Отличный выдался день, короче говоря. На зависть вчерашнему.

Поэтому сначала я работала на общественность, потом шлялась с Брэдом по лесу. И знаете, попробуйте сами сказать ему «нет», а потом уже… предполагайте всякое.

И после того, как предположите, не кривитесь.

Как бы там не было, но свой «поцелуй» я начала готовить уже в сумерках, и со сладким ужасом понимала, что опаздываю. Безвозвратно, катастрофически, безжалостно опаздываю.

Я высыпала в чугунок сахар, плеснула воды.

Я тщательно мешала получившийся сироп.

Я добавила в него ароматные травки и, разлив по формочкам в виде сердечек, воткнула в каждую тоненький деревянный прутик. Да, прутик. Где я вам посреди древней деревни шпажки найду?

А когда с полным подносом сладостей возвращалась от холодильной ямы, на меня напала толпа детей. Ну, как толпа? Сначала мальчишка был один. Потом вернулся с сестрой. Потом сестра привела подружку. И как-то так получилось, что три четверти часа спустя вокруг моей телеги собрались все дети деревни. Чумазые и разномастные, они уселись в кружок у костра и с заговорщицким видом облизывали мои «сахарные поцелуи».

И всё бы хорошо, я даже не волновалась, потому что один леденец эти паршивцы мне оставили, но тут из вечерних сумерек появился лохматый мальчуган в смешной шляпе и сапогах не по размеру. Он лишь вскользь глянул на товарищей, а затем вперил в меня тёмный, влажный от горькой обиды взгляд, сглотнул и жалобно произнёс:

– А мне?

Я мысленно прокляла себя за мягкотелость, но отказать маленькому вымогателю в угощении не смогла. И уже потом схватилась за голову. Где я теперь возьму для Брэда поцелуй? Ночь на дворе! Я же ничего не успею приготовить! НИЧЕГО!!

Паника выбила из меня дух в прямом смысле слова. Я обессиленно плюхнулась на землю рядом с детьми и бездумно следила за языками пламени. В конце концов, я ведь сама согласилась на этот договор. Хуже того – условия предложила. Брэд и в мыслях ничего такого не держал. Или держал, да кто ж на его месте признается.

Мне стало грустно и стыдно. Вот что я за человек такой? Изворотливый и гадкий. Мужчина ко мне со всем сердцем. Помогает. Да мне никто в жизни столько не помогал! Да и не только мне! Не такая уж я глупая, чтобы не понимать, что без его помощи деревенские не один день отстраивали бы дом.

А мне для него какого-то поцелуя жалко. Ну не рассыплюсь же я на части, если поцелую его! В щёку.

Он симпатичный. И пахнет от него хорошо. И он не делает сальных комплиментов, не смотрит пугающим взглядом и не преследует.

Хороший он.

Я печально вздохнула, и тут из костра выскочила миниатюрная ящерка, повернула головку налево, направо, а затем задрала хвост и шустро бросилась под мою юбку. Запоздало взвизгнув, я вскочила, задирая подол едва ли не до колен.

– Это саламандра! Саламандра! – заверещали дети, и вместо того, чтобы испугаться, всей толпой бросились её ловить. Но где там! Паршивка вскочила на носок моего ботинка, ловко взобралась по чулку и растворилась в складках нижней юбки.

– Держите её! Ловите! Фру Тауни, мне! Мне отдайте! Я её первым заметил!

Я крутилась на месте, как юла, трясла юбку и ругалась вслух, забыв о сдержанности и приличиях, а малышня скакала вокруг, визжала, совсем не помогала советами и вообще больше переживала за поганую ящерицу, а не за моё здоровье.

– Фру, да не прыгайте! Мы её так никогда не поймаем!

– Снимайте юбку, пока не загорелось!

– Проклятье! – выругалась я вслух и взялась двумя руками за завязки на поясе, и в тот же миг из темноты где-то справа от меня раздался тихий смешок, и в следующую секунду из-под моего подола врассыпную бросилось десятка два миниатюрных ящерок.

– Как не стыдно, Мэтр, подшучивать над несмышлёными детьми! – проворчала я, всматриваясь в темноту.

– И над хорошенькими печальными Лисичками тоже, – добавил он и, довольно ухмыляясь, вышел к костру. – Эти мелкие бандиты докучали тебе?

Бандиты, рассыпавшиеся по окрестностям, как горошины из стручка, радостно повизгивали, загоняя дичь, и я покачала головой.

– Хуже.

Брэд вздёрнул бровь.

– Они уничтожили твой десерт.

– Мерзавцы, – похвалил деревенских вымогателей маг. – Определённо они заслуживают более жестокого наказания.

И в тот же миг из темноты донёсся дружный и совершенно счастливый визг, а в следующий миг в небо над повозкой взвились все сбежавшие из-под моей юбки саламандры и слились в небольшой, но весьма красочный фейерверк.

Хитрая малышня сразу же догадалась, чьих это рук дело, и моментально окружила Брэда со всех сторон.

– Ещё, ещё, ещё! – пищали они, хватали самого сильного мага современности за полы куртки, дёргали за штанины, а тот самый мальчишка в больших сапогах (в одном сапоге) обхватил мужчину за ногу и повис, как паучок на веточке.

– Кажется, твоё наказание пришлось им по вкусу, – хохоча, заметила я. Из-за общего гвалта меня почти не было слышно, но Брэд услышал.

– О, да! – воскликнул он, и в небе снова заплясали волшебные огоньки. Тут даже я не осталась равнодушной и ахнула, не сдерживая восторга.

Веселье длилось до глубокой ночи – сначала возле моего костра, затем дети присоединились к родителям возле огня щитодержцев, и Брэд, не позволив сбежать, потянул меня вслед за ними.

У одного из щитодержцев была с собой лютня, и он не только умел извлекать из неё красивую музыку, но к тому же обладал приятным голосом. Правда, над репертуаром я поработала бы. Уж больно мрачными были песни. Вороны, падальщики, не вернувшиеся из боя рыцари и утопившиеся с горя прекрасные девы – это самое жизнерадостное из того, о чём он пел тем поздним вечером.

Но народу нравилось. Допускаю, не малую роль в этом сыграл аромат жарящегося на огне мяса, печёный картофель и сладкая брага вперемешку с самогоном и лёгким фруктовым вином.

Отлучившись на несколько минут, Брэд принёс его в огромной глиняной кружке.

– Надеюсь, ты не брезгливая, – пробормотал он. – Потому что это последняя посудина, да и ту я добыл с боем. Пополам или по очереди?

Я с сомнением посмотрела на тёмную жидкость.

– Вино очень вкусное. И совсем-совсем непьяное, – проникновенно врал Брэд, и я махнула рукой. Эх! Двум смертям не бывать, а одной не миновать!

– По очереди.

– Отлично!

Он вручил мне горячую кружку и снова куда-то убежал. А вернулся с деревянным блюдом, на котором лежали кривые куски сочного жареного мяса, ломоть хлеба и два зелёных, как огурец, яблока.

Мы так и сидели, вроде у костра, но всё же в стороне ото всех, привалившись спинами к стогу прошлогодней соломы, от которой пахло сыростью и мышами, но это почему-то ничуть не раздражало.

– Мадди, – позвал меня Брэд, когда менестрель сделал короткую паузу, чтобы приложиться к своей фляге, и я вздрогнула от неожиданности.

– Я у тебя спросить хотела, – торопливо перебила я. – Эти огненные ящерки, которых ты создал. Саламандры. Почему малышня бросилась их ловить?

Брэд посмотрел на меня с насмешкой, и я тут же отвела взгляд. Если он хоть слово скажет, хотя бы одно слово...

– Конечно, чтобы завладеть несметными сокровищами, – наконец проговорил он, и я расслабленно выдохнула. – Разве ты не знала? Если пленить настоящую саламандру, то она укажет тебе, где спрятано золото. Когда я был маленьким, у нас с сестрой была самая лучшая нянька в мире. Каких только сказок она нам не рассказывала между чисткой овощей и выпечкой пирогов!..

– Везёт, – протянула я. – А мне вот сказок никто не рассказывал. Сёстрам я, правда, читала, когда подросла. У нас такая книга была большая, с картинками. Называлась «Чайные истории тётушки Сью». Только про саламандр я не помню.

– Не, – вдруг важно произнёс Брэд. – Книжки со сказками – это полная ерунда. Сказки надо рассказывать, чтобы каждый раз чуть-чуть иначе, с новыми подробностями, страшнее, смешнее… Она на то и сказка ведь, чтобы её сказывать. В старину, говорят, сказки вообще пели. Вот вроде нашего Оливера, только лучше. А то от его песен не пойму, чего больше хочется, повеситься или певца повесить.

Я рассмеялась. С моей точки зрения, менестрель был не так уж и плох, но Брэд смешно ворчал, и, глядя на него, просто хотелось улыбаться.

– Я вообще ещё в детстве решил, что если у меня когда-нибудь будут дети, сказки им рассказывать буду только я.

– Про саламандр?

Он искоса глянул на меня, и вдруг в полутьме блеснула белоснежная полоска его зубов.

– А знаешь, нет! – с улыбкой в голосе сказал он. – Моей любимой сказочной героиней всегда была принцесса.

Я рассмеялась, уверенная, что он шутит. Но Брэд покачал головой и голосом, от которого у меня немедленно онемели губы, а сердце стало таким огромным, что едва не выскочило из груди, прошептал:

– Принцесса-лиса. Хочешь, я тебе расскажу о ней всю-всю правду?

– Не надо, – пискнула я, но он уже как-то так переместился, что закрыл своими плечами и костёр, и музыканта, и подпевающий ему народ, и небо с миллионами звёзд, и тощий серп желтоватого месяца.

– Мадди. – Потёрся носом о мою скулу, коснулся сухими и жаркими губами края уха. – Лисичка…

И я не выдержала.

Забыв о своём намерении поцеловать мужчину в щёку, я повернула голову и мягко дотронулась до его губ своими. Он замер на миг, а когда я попыталась отстраниться, обхватил пальцами мой подбородок и ненавязчиво, очень осторожно шевельнул губами, соблазняя и уговаривая сделать поцелуй глубже.

И жарче.

И порочнее. Определённо, гораздо порочнее всего того, о чём я только могла догадываться.

Оказывается, целоваться можно с открытым ртом. Оказывается, мужской язык умеет дразнить. Оказывается, это ошеломительное, невероятно острое наслаждение можно получить даже от того, как мужчина прикусывает твою губу.

Мой вздох, когда Брэд позволил его сделать, прозвучал как всхлип, громкий и такой греховный, что заглушил даже вой менестреля Оливера. Как они его слушают? У мужика и в самом деле отвратительный голос! Отрезвляет похлеще бочки с ледяной водой, в которой господин Тауни, последний мамин муж, купался по утрам после очередного ночного проигрыша.

Брэд качнулся ко мне, чтобы продолжить поцелуй, но я успела накрыть его губы рукой.

– Мадди?

– Будем проверять, как там поживает моя татуировка, или и без того всё понятно? – каким-то не своим, низким голосом пробормотала я и прикрыла глаза, когда мужчина лизнул мои пальцы, прижатые к его губам.

– Кому? – Он не позволил мне убрать руку, и теперь я чувствовала каждый произносимый Брэдом звук. – Кому понятно?

– Т-тебе?..

– Мне? Пожалуй. А тебе?

– Я не понимаю, – прошептала я. – Что ты… что ты хочешь этим сказать?

– Только то, что этот десерт тебе удался лучше остальных. – Облизнулся, и я порадовалась, что в темноте не видно, как вспыхнули мои щёки. – Ещё вина?

Я качнула головой.

– Думаю, мне уже хватит. Пожалуй, я пойду спать. Мы ведь завтра рано выезжаем?

– Так рано, что уже почти сегодня, – ответил Брэд. – Сладких снов, принцесса-лиса. Завтра будет очень утомительный день.

И он оказался прав.

Солнце, которого из-за тумана совершенно не было видно, уже пробежало по небосводу добрую половину своего пути, когда нужда заставила меня спуститься.

Я не знала, как буду смотреть Брэду в глаза, и что говорить после вчерашнего. Жгучий стыд полночи не давал мне спать, да и утром никуда не исчез, хотя счастливая Тьма изо всех сил старалась отвлечь меня от не самых радостных мыслей. О да, она была более чем счастлива, когда с неё спали наложенные Алларэем чары. Она то исчезала, то появлялась, то бегала вокруг меня, радостно попискивая, то мчалась проверять продовольственные запасы, то вдруг начинала рассуждать о преимуществах сыровяленой мансурды перед копчёной… Но всё равно вниз я спускалась с дрожью в коленках и в сердце.

Как разговаривать с мужчиной после вчерашнего? Как вообще себя с ним вести?..

Но оказалось, что волновалась я совершенно напрасно. Мэтр был сама вежливость и предусмотрительность. Он ни взглядом, ни словом, ни полунамёком не смутил меня, даже не пытаясь заговорить о вчерашнем. И я, скажем прямо, была донельзя благодарна за это, в который раз удивляясь его чуткости.

Мы как раз заканчивали завтрак, остановившись на берегу заросшего рогозом пруда, когда разговор зашёл о том, как скоро мы доберёмся до Предельной. Точнее не так. Сначала я удивилась тому, что никого из наших спутников не видно поблизости. Пожалуй, кроме Бруно, который купал своих монструозных лошадей на той стороне водоёма. В ответ на мой вопрос Брэд кивнул на телегу и обронил короткое:

– Так спят все.

Я поначалу изумилась. Где? А потом заметила, что к низу нашей повозки была кое-как прилеплена какая-то грубая ткань, закрывая часть между землёй и дном телеги.

– Только не вздумай винить себя. Для них это привычное дело. Ребята не в первый раз так путешествуют. Что же касается твоего вопроса о Предельной… – Брэд виновато глянул на меня и с сожалением в голосе признался:

– Прости, но наше путешествие немного затягивается. Хочу проехаться по соседним деревням. Не нравится мне эта лихорадка, которая, как ты верно заметила, не такая уж и порченная.

– О…

– Нужно как следует всё проверить, – продолжил объяснять он. – И, как понимаешь, хотелось бы до поры скрыть от злоумышленников свой интерес к этому вопросу. Если они, конечно, есть. Злоумышленники.

Я кивнула.

– И я достаточно хороший предлог для этого путешествия?

– Самый лучший! – заверил меня Брэд. – Помнишь, я говорил, что передвигаться лучше по ночам, когда морозцем прихватит дорожную грязь? Вот. Так мы и сделаем. А днём погуляем по окрестностям, с местными поболтаем. Вон там, видишь? – Он махнул рукой влево, где сквозь серую пасмурную мглу виднелся шпиль то ли ратуши, то ли храма. – Это Болотное. Составишь мне компанию во время прогулки?

Я поначалу испугалась. Как компанию? Мы что же, вдвоём останемся? А что, если Брэд только при своих приятелях такой хороший, а стоит нам уединиться…

То что? Я мысленно отвесила себе отрезвляющую оплеуху. Ну сколько можно! Разве он дал мне повод сомневаться в его порядочности? Из нас двоих именно я была изворотливой обманщицей, готовой из собственной шкуры выскочить, лишь бы отвертеться от выполнения своей части договора.

– С удовольствием! – заверила я, но, видимо, искренность в моём голосе расслышал бы только глухой. А Брэд Алларэй отличался исключительно тонким слухом.

– Мы бы и без тебя прогулялись на пару с Моком, но, боюсь, два боевика привлекут больше ненужного внимания, чем барышня, решившая посетить местную ярмарку в сопровождении двух провожатых.

И ведь нормальным тоном произнёс, без намёка на насмешку, а я всё равно смутилась. Насквозь он меня, что ли, видит?

Вздохнув, я кое-как поборола смущение и всё же сумела спросить:

– Кто такой Мок?

– Мальчишка один из Ордена, – ответил Брэд. – Парень неплохой, но остолоп, каких свет не видывал. Он со вчерашним отрядом приехал.

– Понятно.

– Я бы и без него справился, но с помощником дело быстрее пойдёт.

Бержан Мок оказался симпатичным, немного нескладным парнем с неуверенной улыбкой и пугливым взглядом. Он был предельно вежлив и безупречен в поведении, но мне отчего-то не понравился. Не знаю. Было что-то в его манере говорить такое неуловимое, напоминающее мне Саливана Туга. Впрочем, о своих чувствах я вслух не стала говорить, да и вообще старалась не показывать своего отношения.

Пока Брэд чистил посуду после завтрака какой-то замысловатой магией, я быстро собралась в дорогу. Бросила в холщовую сумку флягу с водой, взяла кошель с монетами (на ярмарку ведь идём!), не забыла и мешочек с сухариками для Тьмы. Она пока не появлялась, но, зная её характер, обязательно возникнет в самый неподходящий момент с целью проинспектировать мои карманы на предмет «чего бы сожрать».

Когда же с приготовлениями было закончено, вернулся с лошадьми Бруно и мы, оставив на него лагерь, со спокойной совестью двинулись в путь.

На ярмарках мне приходилось бывать не раз. Я и товар на них продавала, когда ещё у дедушки Суини работала, и сама покупала, и просто глазела по сторонам, ибо на что поглазеть находилось всегда. Не важно, в столице происходит дело, в Фархесе или в селе Болотное.

Столичные ярмарки отличались шумом и пестротой. На одном из помостов всегда давали представления. Кукольные, марионеточные, бродячие артисты и актёры самых популярных театров. Народ всех встречал одинаково: кто-то свистел, кто-то смотрел, открыв рот, кто-то готовил гнилой помидор.

Всякое бывало. Особенно к вечеру, когда люди уставали от шума, криков зазывал и выпитого вина.

Впрочем, тут и без вина было чем заняться.

Детвора каталась на музыкальных каруселях и лакомилась яблоками в карамели или медовыми орешками.

Бравые молодцы мерились силами в кулачных боях или в стрельбе из лука, а девицы игриво повизгивали, глазея на них со стороны.

Люди постарше предпочитали спускать своё состояние на петушиных боях да тараканьих бегах.

И это я не говорю о лотках с товарами! Тут уж просто глаза от разнообразия разбегались. Вот уж воистину, на столичной ярмарке чего только не найдёшь! А ещё больше потеряешь. Потому что если не спустишь всё, что принесла с собой, на разную чепуху, то твои карманы обязательно обчистят вездесущие воришки.

В Болотном ярмарка не удивляла такими масштабами, хотя народу и тут было немало. Я поначалу даже удивилась, но быстро сообразила, что здесь собрались жители нескольких деревень. Я не увидела музыкантов и модных каруселей, но местные дети прекрасно обходились и без них, играя в горелки.

На кулаках тоже никто не дрался и по мишеням не стрелял. Вместо этого парни с девчатами затеяли игру другого рода. Взявшись за руки, они зачем-то водили хоровод вокруг стоявшей в центре круга девицы в синем сарафане и распахнутом овчинном тулупчике, напевая при этом:

– Шла девица по дорожке,

Потеряла две серёжки.

Две серёжки, два кольца,

Целуй, девка, молодца!

После этого хоровод замер, и к девушке вышел остановившийся напротив неё парень. И я заподозрила неладное.

– Интересно, – пробормотал Брэд. – Я бы сыграл.

– Да ну, ерунда, – отозвался Бержан. – Могла ж и девка к девке выйти. Хотя…

Парочка тем временем прижалась друг к другу спиной, а хоровод начал дружно считать:

– Раз! Два! Три!

Насчёт «три» парень и девушка повернули головы. В разные стороны. Играющие разочарованно выдохнули, вытолкали в центр круга другого парня, а парочка вернулась на свои места, чтобы уже вместе со всеми снова затянуть:

– Шла девица по дорожке…

– Видно, чтобы поцеловаться, надо было в одну сторону повернуться, – догадался Брэд, и я прямо-таки кожей почувствовала его взгляд. – Забавная игра. Я раньше не видел.

– Если ты сюда пришёл, чтобы полюбоваться на игры местной молодёжи, то можем остаться, – не глядя на него, предложила я, и провокационно добавила:

– И даже сыграть. Но мне казалось, у тебя были немного иные цели.

– Иные, – хмыкнув, согласился Брэд, и мы двинулись дальше.

Лотки с товаром стояли в два ряда по кругу. По внешнему краю кольца – живой товар, мясники да рыбаки, по внутреннему – все остальные. А в самом центре был большой деревянный помост. Прямо сейчас никакого представления на нём не показывали, но я успела заметить кибитку бродячих артистов. Забавно будет посмотреть на репертуар деревенского театра.

А ещё на здешней ярмарке не было воров. Это я сразу поняла, стоило мне увидеть, как местные общаются друг с другом. Народу тут, как я и сказала, было порядочно, но даже постороннему было ясно, что все они между собой знакомы, хотя бы шапочно. Ну а после того, как какой-то дед, сначала предложил мне сахарного петушка (по иронии судьбы точно такого же, что готовила и я накануне), а потом подозрительно спросил:

– А ты чья будешь? Пошто не помню? – и последние сомнения отпали.

– Мы приезжие, дедушка, – ответила я. – Телегу за околицей оставили. Не проедет она днём по дороге-то.

– Приезжие? – Дед поджал губы и смерил меня недоверчивым взглядом. – А откеля?

– Тебе-то какое дело? – морща нос, пробормотал замерший слева от меня Бержан. – Про Орден щитодержцев слышал?

Вот баран! Я чуть не застонала от досады. Нет, правильно его Брэд остолопом обозвал. Мы же сюда тайно пришли! Тай-но. Мужчины даже специально в гражданское переоделись, чтобы их по форме не узнали.

– И чё? – старик скривился, как от кислого. – Вы из Ордена, что ля?

– Со станции Предельной мы, – вновь заговорила я. – Она к замку Орденскому ближе всего. Может, слышали? У меня там матушка таверну держит.

– Не. – Дед с шумом высморкался в ладонь, а затем неспешно вытер руку о штанину. – Не слышали. Далече Предельная-то. Мы тудоть не ездим. Так будешь петушка-то? За полушку отдам.

Я с сомнением покосилась на леденец. Интересно, как много соплей и прочих жидкостей организма попадает в сахар во время готовки?

– Я буду, – внезапно пришёл мне на выручку Брэд, протягивая деду монету. – Два мне дайте, дедушка. Уж больно они у вас аппетитно выглядят.

Алларэй так искренне соврал, что даже дед на своё угощение посмотрел с удивлением. Но стоило нам отойти от любопытного старика, как оба петушка были вручены Моку.

– Вот этим себе рот заткни, если держать закрытым не можешь, – зло прошипел своему подчинённому Брэд. – И чтоб я от тебя ни звука до вечера не слышал!

Бержан виновато насупился, но даже от молчаливого него было больше вреда, чем пользы. Потому как вид у него был при этом такой, что народ шарахался в стороны, никак не желая при нас откровенничать. Спустя полчаса Брэду это всё надоело, и он постановил:

– Хрен с ним, твоя взяла! Мы с фру Тауни остаёмся на ярмарке, а ты проверь местное кладбище. Сосчитай мне новые могилы, и магфон проверь.

– А как же конспирация? – мрачно глядя на петушка в своей руке, спросил недотёпа.

– Скажешь, что у тебя в этих краях дед жил. Давно. Или прадед. И ты теперь его могилу ищешь. Придумай что-нибудь!

И добавил, когда Бержан побрёл исполнять поручение:

– Свалился на мою голову! Я его не хотел в Орден брать, но он сам и вправду из местных. К тому же за него очень просили. А теперь куда его денешь-то? И на кухне держал, и на почте. Так он везде отметится так, что потом не разгрести! Пива хочешь?

– Пива? – Я облизала губы и оглянулась на помост. Именно возле него были горкой сложены бочонки, из которых огромный мужик с лихими усами ловко наливал пенный напиток. – Нет, лучше квасу.

– Значит, квасу! – легко согласился Брэд и взял меня за руку.

Правда, напиться сразу у нас не получилось – пришлось дожидаться, пока освободится хотя бы одна кружка, а желающих здесь было немало. Но зато когда мы уже по сложившейся традиции честно поделили купленное пополам, пивовар одобрительно крякнул, да и остальные мужики тоже стали смотреть на нас совсем другими глазами. Я непроизвольно напряглась, но решила, что и близко знать не хочу, с чем это связано. И тут кто-то из мужиков громогласно объявил:

– Вот это я понимаю. А то придумали моду, хвостами крутют. Внучка моя конюха с мельником стравила, коза драная. Я ей говорю: Выберь ужо, хоть кого. А она мне: Ты, дед, не понимаешь ничаво. Им сначала помучиться надо, чтоб потом любилось слашше.

И вслед за ним второй голос, помоложе:

– Чужачки, а дело понимают. Так и надоть, чтобы баба сразу всем показала, по кому она сохнет.

– Март, любый мой, ты только скажи! – В круг вылетела чернявая девка. В двух косах алые ленты, насурьмлённые брови, юбка праздничная, безрукавка белая, из кролика, а в глазах смешинки пляшут. – Я хоть зараз! Ронни, плесни-ка и нам кваску.

Март побагровел и попятился. Народ дружно заржал, заулюлюкал. Видно, эту парочку в деревне неплохо знали

– С тобой, вертихвостка, я и с одного колодезя пить не стану, не то что из кружки!

Девица упёрла руки в бока.

– Ах, из колодезя не станешь! – гневно сощурилась она. – Так пошто ж ты, кобелячье твоё племя, по осени к нам на двор бегал?

Чем закончилась эта трагическая история, узнать нам не довелось, потому как на помосте ударили в гонг, и из-за ширмы, на которой был нарисован густой лес, появился первый актёр. Шатаясь, будто пьяный, он дошёл до середины сцены, где и остановился. Пригладил криво приклеенную бороду и печально взвыл:

– О, Предки! За что вы караете меня? Чем прогневил я вас, что вы лишили меня своей защиты? Не я ли поминал вас добрым словом? Не я ль носил на жертвенник курей и коз? И не моя ль жена для вас разводила каждый вечер огонь в лампадках?

– Видать, это трагедь, – прошептала вставшая возле меня девица с такими же косами, как у той, которая хотела разделить кружку квасу с Мартом, но в более скромном наряде. – Я до них жуть как охочая.

Трагедь на помосте тем временем набирала обороты. Мужик сообщил нам, что у него давеча отошла в бескрайние Луга Предков вся родня, да и ему уж осталось недолго, потому как помирает он от страшной болезни, что наслал на село поселившийся недалече чёрный колдун.

– Силы он из людей пьёт, – жаловался артист. – Только тем и держится. И лет тому магу уж сотня сотен, а всё ему мало.

После этого бедолага осторожно упал на помост и умер. В зрительных массах зароптали. Кто-то всхлипнул.

– Про бакалейщика нашего трагедь, – авторитетно заявила всё та же девица. – У того тоже по осени бабка померла от магической хвори.

Тем временем из-за ширмы воскликнули женским голосом:

– О, Предки!

И на помост выскочила артистка.

Встретили её, надо сказать, не в пример лучше скончавшегося старца. Ну, оно и понятно. На девице был алый облегающий костюм, в котором бывают гимнасты в цирке, белокурые волосы волнительно распущены, за плечами плащ.

– Я опоздала!

Она упала на колени возле почившего страдальца.

– Двадцать лет я искала тебя, о мой пропавший брат, как завещала мне наша матушка! Ты умер, так и не узнав, как сильно мы тебя любили. Так знай же, я отомщу! Не будь я принцесса-лиса!

Я выпучила глаза и повернулась к Брэду. Вид у него был ошарашенный.

– Враньё! – тут же прошептал он. – Мадди, могилой Предков клянусь, и близко не она.

– Ну-ну…

– Она свой народ спасала, – продолжил оправдываться маг. – Днём девушка, а ночью – лиса. Она была хитрая, изворотливая и…

– Тихо ты, – зашипели на Брэда со стороны.

– … и не носила алое трико, – всё же закончил он.

Тем временем на сцене гимнастка подняла восстание и повела народ на дворец, в котором засел проклятый колдун. По ходу дела к ним присоединился принц. Оказывается, именно ему принадлежал этот замок когда-то, но исчадие Бездны обманом завладело домом его предков и теперь оттуда творило своё чёрное дело.

Закончилось всё свадьбой в отвоёванном замке, а когда принцесса-лиса стала прямо на помосте откровенно лобзать своего принца-героя, народ выдал такие овации, какие, боюсь, не снились даже актёрам Большого Императорского театра. Даже Брэда проняло. Стоял с таким задумчивым видом, что меня аж злость взяла.

– Пойдём отсюда!

Внезапно осознав, что разлюбила бродячие театры, я дёрнула мужчину за рукав, и он перевёл на меня рассеянный взгляд.

– Или ты хочешь просмотреть всё шоу на бис?

– Что? – Он моргнул и оглянулся на помост. – Нет. Прости, задумался. Сценарий уж больно… интересный.

Интересный? Интересный?!

Пока я пыталась подобрать слова, он снова взял меня за руку и повёл к лавкам.

– Не проголодалась ещё? Откуда это так вкусно пахнет? Поищем?

Пахло обычно. Костром и жареным мясом. Но прогулка внезапно перестала приносить удовольствие.

– Как хочешь.

– Ну, если не проголодалась, тогда давай бакалейщика поищем. Слышала, что та девчонка про его бабку говорила?

– Слышала, – проворчала я, поглядывая на Брэда. – А тебе и вправду спектакль понравился?

Он споткнулся от неожиданности.

– Что? Нет! С ума сошла. Или тебе, может, да?

Я отрицательно покачала головой и уточнила:

– Но сценарий всё равно интересный?

– Определённо.

Настроение окончательно испортилось, и я ляпнула, не подумав:

– Это из-за поцелуя?

Брэд остановился и заглянул мне в лицо. Смотрел долго, может, целую минуту. Очень внимательно и очень странно. А затем склонился к моему уху, близко-близко, и почти задевая кожу губами, прошептал:

– Лисичка, неужели ты и вправду думаешь, что меня может впечатлить такая откровенная пошлость? Да я после вчерашнего только об одном думать могу!

Я знала, что не надо спрашивать. Знала, но всё равно задала свой вопрос:

– О чём?

– О том, что вечер уже близко, и ты снова ничего не успеешь приготовить мне на десерт.

Звонко чмокнул меня в висок и рассмеялся моему смущению.

– Ну что, идём искать бакалейщика?

– У нас сухари закончились, – тут же сообщили из кармана моего плаща. – Может, сначала проверим, чем это так вкусно пахнет? Вдруг мансурдой?

Брэд закатил глаза и у первой же лавочницы купил кулёк лесных орехов.

Глава 11. Кораллы и бархат

Прилавок с бакалеей мы нашли сразу – он был самым большим, да и народу возле него толклось, как в полковой пивной в увольнительный день.

Дородная баба в белой рубахе, поверх которой была небрежно наброшена безрукавка из линялого кролика, лихо ворочала тяжёлые мешки с сухой снедью и лихо покрикивала на своих помощников: мелкого мужичка в одноухой шапке-ушанке, двух вихрастых парней, которых Бруно легко мог бы вместо лошадей впрячь в свою гигантскую телегу, да ту самую разбитную девицу, которую мы с Мадди видели возле помоста перед началом представления.

Перед началом весьма и весьма занятного представления. Если эти гастролёры по всем окрестным деревням проедутся, особенно по тем, где и «зонтики» не раз встречались, и хвори непонятного происхождения вспыхивали, то я и моргнуть не успею, как под стенками моего замка соберётся весь местный сброд с вилами наперевес.

Буду чёрного колдуна изгонять.

Надо будет Мерфу воробья отправить. Пусть отправит кого-нибудь проследить за этими актёрами из погорелого театра. А ещё лучше не проследить, а сопроводить – отсюда и ровнёхонько до казематов чёрного колдуна.

Я злорадно усмехнулся. А что? Отличная идея! Запугать как следует, запереть в подвале. Пусть посидят пару деньков на хлебе да воде. Глядишь, к тому времени, как я в замок вернусь, и вопросов никаких задавать не нужно будет, сами обо всём запоют. Без подсказок и шпаргалок.

– Брэд, – заговорщицким шёпотом окликнула меня Мадди. – А как ты расспрашивать-то будешь? Мы же тут тайно.

И за кончик перекинутой через плечо косы дёрнула. У меня от этой косы в голове звенит, как в башне звонаря в полдень. Она специально это делает? Вчера эта коса змеёй по спине её вилась. И бантик синий, дурацкий, чуть ниже копчика… Зубами хотелось его содрать. Или укусить. Да, вот там.

На ладонь ниже синего бантика.

Сегодня лента была серой, как пальто Мадди, как моя безрадостная ночь и небо над головой. И волосы Лисичка заколола иначе: собрала как-то сверху, словно укоротила, и бантик с попы переместился на грудь.

Только ещё хуже стало.

– Как? – переспросил я, любуясь ею. Растрёпанная, румяная, глаза азартно горят, карман хрустит орехами – мечта, а не женщина. – Сейчас покажу.

Я переложил её ладошку себе на локоть и сделал приглашающий жест в сторону мешка с сушёными сливами, одновременно задавая вопрос хозяйке прилавка:

– Эй, уважаемая, а товар ваш на пробу можно брать? Не отравимся? А то моя жена опасается.

Мадди протестующе булькнула, но я ей мило улыбнулся и плотнее прижал к локтю задрожавшие пальчики.

– Чего это она опасается? – подозрительно сощурилась бакалейщица. – Чего это вы напраслину возводите?

– В положении мы, – немного понизив голос, поделился я «сокровенным», и Лисичка вспыхнула так, что воздух вокруг нас нагрелся градусов на десять. – А у вас, говорят, родственница от порченной лихорадки померла. По закону всё, к чему покойница прикасалась, сжечь надо бы…

Народ вокруг прилавка тревожно замолчал, а лавочница, наоборот, заголосила:

– Люди добрые! Это что же делается! Посреди белого дня негодники хулу возводят! Да я каждую ягодку вот этими рученьками собирала, сушила каждую, каждую сахаринку сама в ступке домашней перемоло…

– Бина, ты-то ври, да не завирайся! Мои это сливы! – послышался из толпы женский голос. – Ты ж их всегда за бесценок скупаешь, а потом продаёшь втридорога…

– За бесценок? – оскалилась Бина. – Втридорога? Курва ты кособокая, да я ж тебе...

– А соль ты у заезжих купцов в Фархесе покупаешь. И сахар, – сдали с потрохами лавочницу. – Мы у тебя-то добро только потому и берём, что ехать далёко.

Я кашлянул и попытался вернуть разговор в нужное мне русло:

– Да мне, собственно, нет никакого дела до поставщиков уважаемой госпожи Бины. Мне бы насчёт покойницы. От чего она померла-то? От порченной лихорадки?

– От магической, – ответил мужик в одноухой шапке. – А тебе что до того?

– Говорю же. Жена моя слив у вас купить хотела, да испугалась, узнав о лихорадке. – Мужик глянул на Бину. Та больше не причитала на всю ярмарку, но продолжала хмуриться. – Вы и сами можете заболеть. Был у вас лекарь? Сказал, как хворь правильно называется? Потому что если это не порченная лихорадка…

– Лекаря не было. – К моему удивлению, ответили мне не хозяева, а кто-то из толпы. – Целитель к ним приезжал. Важный. С тростью и в зелёном плаще.

– Ого! – присвистнул я. – В плаще? Из самой Цитадели что ли?

– Из Фархеса он, – проворчала с недовольством Бина. – Приехал, посмотрел. Грамоту оставил, что хворь магическая, но не заразная. И уехал. Ясно?

– Чего ж тут неясного? – искренне изумился я. – А кто его позвал?

– Кого?

– Да целителя.

– Сын наш позвал. Бертик. Только я всё равно не пойму, вам то что до него?

– Ой, да нам ваш сын совершенно неинтересен, – капризно пробормотала Мадди. – Но грамоту я бы посмотрела. А то мало ли что…

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍ И ладошку этак к животу прижала, будто прикрывала его ото всех.

– Чужачка дело говорит, – после короткой паузы согласился голос в нередеющей толпе. – Я бы на грамотку ту тоже не прочь посмотреть.

Бина глянула на меня с ненавистью, но при этом обречённо махнула рукой.

– Да делайте, что хотите, – сказала она. – Патрик, проводи.

Патриком оказался один из парней-помощников. «Сыновья, – догадался я. – Второй, видимо, Бертик».

Молчаливый Патрик вышел из-за прилавка и, не говоря ни слова, двинулся по разбитому тракту в сторону основного скопления посёлочных домиков. Большая часть зевак с рынка двинулась вместе с нами.

– Удачно дельце провернули, – пробормотала рядом со мной Мадди. – Тихо. Спокойно. Главное, не привлекая лишнего внимания.

– Язвишь?

– Своему покровителю? Я бы не осмелилась…

– Язвишь.

И меня это невероятно заводит.

К дому бакалейщика наш бравый отряд подошёл, можно сказать, с песнями и плясками. По пути кто-то с кем-то успел подраться, кто-то кого-то ущипнул за филей, какой-то запевала завёл песню про разбитную вдову, а под конец у самых ворот в нужный двор старушка с лицом, напоминающим сушёную грушу, и белёсыми от подслеповатости глазами ухватилась за мой локоть цепкими, сильными пальцами и шепнула:

– А Бертик-то, поди, год никуды не ездить. Как в капкан о прошлой зиме ногой угодил, так дальше околицы и не ковыляить.

Я, к своему стыду, не сразу понял, о ком и что именно мне пытаются донести, а когда понял, задумчиво почесал бровь.

– А вы зачем, бабушка, мне об этом рассказываете?

– А шоб знал, – ответила она, и отчего-то подмигнула не мне, а Мадди.

– И то дело…

Молчун Патрик тем временем толкнул ворота и уверенно шагнул на свой двор.

Шагнул и застыл строго по центру выложенной мелкими овальными камушками дорожки. Прямо напротив отправленного на разведку Бержана Мока, чтоб его Предкам второго солнца икалось!

– Не понЯл, – протрубил Патрик мгновение спустя. – А ты шо тут делаешь? Ты чей вообще?

– Так он с чужаками ж был. Пятушка у меня давеча купляли. Шпиёны, – проговорили за моей спиной, и после этих слов настроение толпы с расслабленного моментально изменилось на крайне агрессивное.

Вернёмся в замок, посажу дурака под арест, а потом и вовсе выпру из Ордена, несмотря на просьбы из дворца. Благо единения со Щитом у него ещё не было, так что можно обойтись малой кровью.

– Мэтр, я… – проблеял Мок, беспомощно оглядываясь по сторонам, и я, пока он не ляпнул ещё чего-нибудь, от чистого сердца наградил дурака Костяным языком. Мычать сможет, говорить – нет. Долго! – Мэ… мэ…

– Не шпион он, – показательно громко вздохнув, произнёс я. – Брат мой младший. Предки его умишком обделили. Часом, что то дитё, сам не знает, что делает.

– Бедненький, – всхлипнула какая-то жалостливая баба.

– Молоденький…

– Симпатишный…

И уже единым строем:

– Ох, бяда…

Бяда – не то слово. Зло зыркнув на потупившегося Бержана, я велел ему подойти и только после того как он с виноватым видом юркнул мне за спину, посмотрел на Патрика.

– Ты прости дурака. Надеюсь, он тут ничего вам навредить не успел?

– Н-нэ… – возмутился Мок, а Патрик небрежно махнул рукой.

– Да он не смог бы. Батя, когда молодой ишшо был, мага из Фархеса привозил, – и уточнил, понизив голос:

– Белого. Он наш дом заколдовал. Таперича никто чужой без приглашения войти не может. Мы и двери-то не запираем… Тут обождите.

«Белого», значит, мага. С каких пор у нас магию на белую и чёрную делят? Впрочем, после увиденного на ярмарке представления я уже не сильно удивлялся. Перешёл на магическое зрение и внимательно огляделся по сторонам.

Действительно, не только на доме бакалейщика, но и на всех окружавших его строениях виднелась красноватая дымка так называемой кровавой охранки. Простейшее заклинание защиты, которое строилось на родовой принадлежности.

Тем временем из дому, сжимая в кулаке желтоватый свиток, появился Патрик.

– Вот она, грамота, – протянул он мне бумагу. – И все посмотритя, шоб по десять раз не показывать. Придумають тожа. Заразныя… Не заразныя мы.

И пока народ пустил ценный документ по рукам, задумчиво почесал в затылке.

Грамота была подлинной, это я сразу заметил. И почерк эрэ Бирна с другим перепутать сложно. Эх… забрать бы её с собой, в придачу к той, что у меня уже лежала в дорожном сундуке, да без лишнего внимания не обойдётся, а мы его к себе и без того привлекли более чем достаточно.

...Когда деревенские, вдоволь прощупав документ и извертев его со всех сторон, вернули грамоту хозяину, мы засобирались восвояси. Скоро темнеть начнёт, а я ещё по местному кладбищу пробежаться хотел. Допускаю, что Мок там уже побывал, но после двух косяков за один день я ему полностью перестал доверять. Одно дело, если парень и в самом деле дурачок, и совсем другое, если действовал умышленно.

Ну, ничего. С этим мы чуть позже разберёмся.

На нас уже никто не обращал внимания. Народ потянулся со двора, рассеявшись за воротами в разные стороны.

– А ты что же, не идёшь? – окликнула Патрика та самая девица, от которой мы с Лисичкой и узнали про трагедь в семье бакалейщика.

Патрик с сожалением глянул на обтянутую белой тканью высокую грудь, провёл языком по губам и покачал головой.

– Не могу. В дом, видать, ласка забралась или хорёк какой дурной. Перевернул всё, наследил. Убраться надоть, покамест маменька с ярмарки не вернулись.

Я с ненавистью зыркнул на дурного хорька, и тот втянул голову в плечи. Ох, чувствую, не доживёт он до замка, я его раньше прибью.

– Ну, как знаешь, – расстроилась девушка и побежала догонять подружек.

– Ты на кой в дом полез? – зашипел я на остолопа. Остолоп замычал в ответ, и для убедительности несколько раз моргнул. Убью паршивца. – За мной. И чтоб ни на шаг от меня не отставал! – Повернулся к Мадди и, сжав в ладони тонкие пальчики, спросил:

– Ты как? Не очень устала? Надо ещё кое-куда заглянуть.

– Нет, что ты! – тряхнула она головой и с азартом уточнила:

– А куда?

– Могилки пересчитать хочу. Покойников не боишься?

Лисичка передёрнула плечами и неуверенно пробормотала:

– Нет. Чего их бояться? Бояться надо живых, от них неприятностей больше.

– Это ты хорошо сказала. – Я посмотрел на Мока, и тот стремительно позеленел. – Тогда давайте-ка бегом. Бруно просил не задерживаться, хочет с темнотой выдвинуться.

Торопливо, оглядываясь по сторонам, будто преступники, мы добрались до окраины посёлка, где за невысоким забором находилось деревенское кладбище.

В воздухе пахло горьковатым дымом, какой бывает обычно по осени, когда крестьяне жгут опавшие листья или гнилую солому. Впрочем, если жечь сырые дрова запах бывает почти такой же.

– Кто-то костёр жёг, – ворвалась в мои мысли внимательная Лисичка. – Может, хотели землю разморозить. Чтобы, например, свежего песочка достать.

– Или ещё зачем-нибудь, – согласился я и отворил скрипучую кладбищенскую калитку.

Мок передёрнул плечами и поспешно шагнул вслед за мной.

Большинство могил здесь были, как говорят в столице, «праздными»: просто холмики, покрытые пожухлым дёрном или мхом, но на некоторых виднелись кусты роз, жасмина или шиповника. А также я насчитал с десяток плит и простеньких бюстов. В стороне от дороги виднелись три оранжево-жёлтых пятна.

– М-мэ, – подал голос Мок, махнув рукой в сторону свежих могил.

– Сам вижу, что «мэ», – буркнул я, переходя на магическое зрение.

Родственника бакалейщика я нашёл сразу, хотя место его захоронения пока ещё не было подписано. Очевидно, родственники ждали тепла, чтобы убрать тут всё согласно традициям и на радость Предкам.

В любом случае, искал я не по подписям, а по магическому следу. И здесь он был. Да ещё какой! Жирненький, со следами чьих-то неудачных попыток его затереть. Забавно!

Я проверил две другие могилы, всё кладбище и даже окрестные кусты, однако магические следы были только здесь.

– Ну что? – громким шёпотом окликнула меня Мадди. Она стояла за кладбищенской оградой, трусливо обхватив себя руками за плечи, и переступая с ноги на ногу. Та самая, которая покойников не боится. Ага. – Нашёл что-нибудь?

– Обязательно. Возвращаемся.

Обратный путь у нас занял чуть больше времени, чем хотелось бы. Во-первых, основательно стемнело. Во-вторых, начал накрапывать ледяной, мелкий, как пыль, дождь, и дорога превратилась в такую кашу, что каждый шаг давался с трудом.

Мадди тихонечко стучала зубами от холода, Мок опасливо молчал, даже не сопел, паршивец.

– Ой! – вдруг ахнула Лисичка и резко оглянулась назад, поджав под себя одну ногу.

Я тут же обвил её талию рукой и прижал к себе, помогая сохранить равновесие.

– Что случилось?

– Я ботинок потеряла! Как его найти теперь-то? Ни зги не видно в этом болоте.

– В Болотном, – хохотнул я. – Это твоя последняя пара?

– Нет, конечно, но…

– Я тебе новые куплю, – отрезал я любые возражения и легко и с удовольствием поднял свою Лисичку на руки. – Удобно?

Даже в темноте было видно, как она покраснела, когда была вынуждена обнять меня обеими руками за шею.

– Да.

– Тогда дыши, – шепнул я в горячее от смущения ушко.

Дождь усилился, под ногами начало чавкать так, словно мы и в самом деле по болоту шли, а не по тракту, шагать стало ещё тяжелее, но своя ноша, она, как известно, не тянет. Разве что стыдливо вздыхает и прячет глаза за пушистыми ресницами.

– И как теперь лошади по такой дороге телегу потянут? – вздохнула Мадди после нескольких минут молчания. – Одни неприятности у тебя со мной.

Я бы поспорил. И если бы не Мок, даже возразил, что приятностей намного больше, но незачем ему слушать, как вкусно умеет Мадди смущаться. И домысливать о том, чего нет – пока! – тоже незачем. И вообще, что он у меня без дела плетётся?

– Мок, давай вперёд. Будешь мне грязь подмораживать. Не до гололёда!

– М-мэ, – понятливо буркнул он, и идти сразу стало легче.

– Вот так и потянут, Лисичка. – Я аккуратно потрогал губами ванильное розовое ушко и вздохнул, когда девушка на моих руках безмолвно охнула. – По подмороженной земле. Это, конечно, затратно, но тут уж ничего не попишешь.

– Тяжело ведь, – возразила она, и тонкие пальцы, лежавшие на моём затылке, неуверенно дрогнули, а у меня от этого намёка на ласку словно крылья выросли. Ох, Лиса-Лиса, что же ты делаешь со мной?

– Не очень легко, – не стал спорить я. – Но терпимо. Нас ведь четверо магов. Пусть и не все одинаково сильны, но мы справимся. Кроме того…

Я замолчал и улыбнулся. И, конечно же, Мадди немедленно клюнула на мою наживку.

– Кроме того что?

Я прикусил нижнюю губу, рассматривая девушку внимательным долгим взглядом, а когда в её глазах жарким стыдом вспыхнуло понимание, закончил предложение:

– Лично меня ждёт весьма желанная награда.

Мадди испуганно глянула вперёд, проверяя, не слышит ли нас Мок, а потом вдруг приблизила своё лицо к моему. Я почувствовал её дыхание на своих губах, и как сильно заколотилось под слоями одежды девичье сердце, и как моё с готовностью подхватило предложенный ритм…

И тут впереди раздался скрип, а вслед за ним лошадиное ржание и, недовольный голос Джери:

– Ну, слава Предкам! Я уж боялся, что мы разминулись. Где вы пропали, демоны вас задери?

Я выругался шёпотом под негромкое хихиканье Мадди.

– Ещё не вечер, – пригрозил я ей, хорошенько прижав к себе, и громко выкрикнул:

– Девушка туфельку потеряла. Не могли найти.

Джери пробормотал какое-то ругательство, неуловимо похожее на слово «подкаблучник». Но я решил, что чуть позже затолкаю ему его назад в глотку. Без свидетелей. Точнее, без свидетельницы. И поинтересовался уже у последней:

– У тебя наверху есть сухие вещи, или надо в повозке искать?

– Есть.

– Тогда молнией переодеваться! Не хватало ещё, чтобы ты заболела.

– А ты? – очаровательно встревожилась Мадди, и я окончательно размяк.

– А я поднимусь к тебе попозже…

За что меня немедленно дёрнули за волосы на затылке.

– Ой!

– Я не об этом! – пропыхтела она. – Ты ведь тоже. Ну, простудишься...

– За меня не переживай, – по-идиотски улыбаясь, велел я. – Готова к полёту?

И когда в миниатюрной каморке в самом верху телеги загорелся крошечный огонёк, я подал Джери знак, чтобы он спустился.

– Да на кой? – выругался приятель. – Сами скорее забирайтесь, чего время зря терять?

С обеих сторон от повозки за удила были привязаны лошади, – ездовые, не тяжеловозы, – но самих всадников видно не было.

– Где все? – спросил я, снова глянув наверх. Если они мне там Лисичку напугают, я…

Но тут за спиной у Джери что-то шевельнулось, и я увидел бледное пятно чьего-то лица. Кажется, это был Давид, один из помощников Бруно.

– Чего шумите?

– Мелкий с барышней и щенком вернулся, а теперь права качает, – ответил возница, немного оборачиваясь назад. – И задвинь эту демонову шторку, не пускай холод внутрь. Брэд, Бержан, давайте скорее. Шевелите своими попками, девочки, а то мы до утра из этого болота не выберемся.

– Джери, – рявкнул я. – Не до шуток!

Он удивлённо вскинул бровь, но спорить не стал, сразу спрыгнув на землю. Я тем временем принялся отвязывать его лошадь от повозки. Предки, надеюсь, что я не глуплю и не совершаю ошибку!

– Брэд?

– Мне надо, чтобы ты доставил в замок важную посылку, – произнёс я. – Как можно скорее, но при этом она должна оставаться в здравом уме и трезвой памяти.

Услышав мои слова, Бержан шарахнулся в сторону, но я ведь с Джери не на балу познакомился, и не на обеде в родительском доме, а на Пределе. Там люди быстро учились понимать друг друга даже не с полуслова – с намёка на мысль. Поэтому и сейчас старый приятель не стал задавать лишних вопросов, а просто сделал подсечку, и когда Бержан Мок плюхнулся мордой в грязь, уселся ему на спину и принялся деловито копошиться в карманах.

– Где-то здесь у меня был подходящий шнурок… точно был… Мелкий, не хочешь объясниться?

– А что тут объяснять? – Я отвязал вторую лошадь, и мы в четыре руки закинули мычащего и брыкающегося Мока поперёк седла. – Просто ты к своим обязанностям приступишь немного раньше, чем планировалось. Лошадь у тебя хорошая. Дорогу знаешь? К обеду завтрашнего дня доберёшься? Я вперёд воробья пошлю, чтобы вас встретили.

– М-мэ! – проорал Бержан Мок, и я снял с мальчишки заклятие Костяного языка. Не то чтобы меня очень интересовали его оправдания, но кое-что хотелось бы узнать прямо сейчас.

– Мэтр! Прошу вас! Это какая-то ошибка! Что происходит? Что происходит, демоны вас задери? – тут же залопотал он, пытаясь отбиться ногами от Джери, который в этот момент вязал паршивцу ноги.

– А происходит то, милый друг, – ответил я, – что даже последний идиот за неделю не наделал бы столько ошибок, сколько ты за полдня.

– Да каких ошибок? Вы из-за того, что я чуть не проболтался этому деду? Да он всё равно ничего не понял, а…

– «Зонтик» на кладбище ты сжёг? – перебил я.

Джери вскинул на меня вопросительный взгляд, а Мок осёкся.

– Что? Думал, я не увижу следов магии? Ну, слушай… Это уже не смешно. Я, конечно, не следователь из МК, но уж такую-то ерунду даже я способен рассмотреть. Ты, милый друг, в следующий раз магический огонь не обычным пламенем прикрывай, а водой. Так следов меньше останется. Хотя какой следующий раз? О чём это я? На медных рудниках узники ведь в блокирующих магию оковах. Я прав, Джери?

Следов на кладбище было столько, что их и слепой заметил бы. Непонятно, на что Мок вообще рассчитывал? Что я не пойду его проверять? Что поверю на слово? Ох, если бы не Лисичка, я бы его ещё там к ногтю прижал, но, во-первых, не хотелось пугать девчонку. А во-вторых, если Мок работает не один, если второй рядом – поджёг же кто-то дом в Крайнем! – Мадди могла бы пострадать.

– Мэтр, вы всё не так поняли!

– Да я ещё толком и не пытался понять, – отмахнулся я. – Пара мыслишек наклюнулась только. Но в одном я уверен: работал ты не в одиночку. С подельниками как связываешься? Через воробья? Через зеркало?.. Хотя переносное зеркало – артефакт дорогой, откуда бы ты его взял? Кольцо хитреца? Ну?

Кольцо хитреца – это любимый артефакт студентов-двоечников. Одно надевает на себя тот, кто идёт сдавать экзамен, второе – у его товарища с учебниками и ответами. Связь между обоими прямая, и отследить злоумышленника было бы проще, чем конфетку у ребёнка отобрать.

А так придётся повозиться.

– Ты вот все эти глупости сегодняшние по собственной инициативе творил, – поинтересовался я, заранее зная, что отвечать мне уже никто не станет, – или надоумил кто? Зуб даю, что по собственной – умишком тебя Предки обделили, это давно установленный факт.

Он глянул с ненавистью и оскалил зубы в злой усмешке.

– Умишком, говоришь? – Сплюнул. – Ну-ну. Посмотрим ещё, кто будет смеяться последним.

– Посмотрим. – Я перевёл взгляд на Джери. – Ты его, главное, не прибей по дороге, дружище. И сильно не калечь, чтобы потом в МК не придрались, что мы из него признание пытками выбили.

– Поучи, поучи меня, как правильно пытать, – проворчал приятель, вскакивая на свою лошадь. – В замке на словах что передать?

– Всё, что нужно, я передам с воробьём.

Мы распрощались, и Джери уехал, а я забрался на козлы и откинул на сторону шторку, за которой от непогоды прятались наши спутники.

– Бруно, не спишь?

Приятель выругался в темноте, и минуту спустя в просвете показалась его лохматая голова.

– Как ты хочешь, чтобы я ответил на твой вопрос? А если сплю?

– Тогда ты отлично разговариваешь во сне, – ухмыльнулся я. – Тащи сюда свой зад. Помощь нужна.

– Тебе? – изумился он, выбираясь наружу. – От меня? А Джери где? И этот твой… юнга.

– Юнга приболел, – скривился я. – А Джери его срочно к лекарю повёз. У меня в замке отличные лекари есть, знаешь ли, мёртвому язык развяжут.

– Вон оно как… – Бруно задумчиво почесал бровь. – А диагноз кто ставил?

– Я. Но сейчас не об этом. Мне нужно пару писем написать и один вопрос с моей Лисичкой утрясти…

– С твоей Лисичкой?

Вопрос я проигнорировал. Всучил Бруно вожжи, а сам бросил Инеем по дороге вперёд.

– Ты же заклятие умеешь держать? Помню, на Пределе у тебя с этим не было проблем.

– Не было.

То, что люди немагического сословия при определённых условиях тоже могут обращаться к дару, которым нас наградили Предки, стало известно относительно недавно, лет двадцать назад. И батюшка тогда с уверенностью заявил, что война закончится буквально со дня на день. Впрочем, матушка рассказывала, что об этом от отца она слышала ещё в день их знакомства.

Как бы там ни было, но новость о том, что люди, обладающие лишь крупицами магии, способны удержать уже готовое долговременное заклинание, совершило переворот в магической науке.

– Тогда лови. – Я помог Бруно уцепиться за петлю Инея, а затем выдохнул, и на мгновение спрятал лицо в ладонях. Безумный получился денёк. – И знаешь что, не сворачивай в Лесное. Поедем на Предельную самым коротким путём. Какое-то у меня предчувствие нехорошее. Держишь Иней?

– Держу.

Бруно выглядел встревоженным, но вожжи и магию держал уверенно.

– Я постараюсь не задерживаться, но если станет тяжело, тормози. Я в тот же миг спущусь.

– Да ладно уж, – хохотнул он. – Не торопись. Не стоит разочаровывать такую хорошенькую фру. Я бы и сам…

Внезапно где-то глубоко внутри меня возникло нестерпимое желание выбить зубы хотя бы кому-то. И старый друг, совершенно неожиданно, показался самой лучшей кандидатурой для этого дела.

– … не стал бы её разочаровывать.

Я выдохнул, и больше не говоря ни слова, взлетел на самый верх телеги. С Бруно я чуть позже разберусь, а сейчас меня ждали более важные дела. Нужно было отправить записку в замок, ещё одну – Айерти. Ну, и насладиться вечерним десертом.

С него и начну.

Из-за двери комнатушки слышалось мелодичное мурлыканье. Лисичка напевала какой-то весёленький мотивчик, и я против воли улыбнулся.

Дурак дураком же. Проблемы множатся, как блохи на бродячей собаке, а я не о том думаю, как их решить, а о том, как соблазнить хорошенькую девчонку! Эх, послать бы к демону все недорешённые дела. Если задуматься, то это не у меня по поводу происходящего голова должна болеть, а у Его Величества и начальника МК. Это если задуматься, а если не думать о разной ерунде, то по всему выходило, что это люди мои. И заботиться о них – мне.

Испокон веков сложилось так, что жители маленьких деревень зависели от политики, которую избирал владелец замка. Искали у него защиты или требовали справедливости. Торговали. Работали на земле.

Война разрушила сложившиеся за столетия связи, и как оказалось, восстановить разрушенное не так-то и просто. Сколько сил я приложил, сколько нервов убил, пытаясь объяснить местным, что работать на замковых полях выгоднее, чем наниматься на фермы зажиточных горожан!

– Это же ваша земля, – с пеной у рта доказывал я. – Ваша! Что ж она у вас пустой стоит? Чем плохо дома-то работать?

– Да чего плохо-то, барич? – бухтели мужики. – Оно-то хорошо, да только кто ж нам заплатит?

Я мозоль на языке натёр, объясняя, что они сами же себе на жалованье и заработают, когда вырастят пшеницу, да продадут её мельнику.

– А чего мельнику-то? – пугался, собственно, мельник. – Я что, крайний? Мне и самому жрать нема чего.

– Потому и нема, – рычал я, – что у фермеров зерно дорогое. Ты ж не зерно у них покупаешь, а жернова им в аренду сдаёшь!

– Тебе, барич, виднее, – соглашался мужик. – Оно, может, и таво… как ты сказал? Чаво я делаю?.

...Но потихоньку дело пошло на лад, и те поля, что к замку ближе, снова стали обрабатываться, в замок по осени десятки подвод съезжаются, а в прошлом году в Городе-под-стеной – том городе, который построил я и мои люди – состоялась первая в истории ярмарка урожая.

Отогревается народ, доверяет. Нельзя мне их сейчас подвести. Что я, не знаю, как МК работает? Приедут, перетрясут всех, перепугают, на дыбу виновников повесят, а может, и не только виновников. А потом уедут.

А мне тут жить.

Мне и моим людям. И детям нашим. Не год и не два – а до тех пор, пока стоит Щит. А он, хочется верить, стоять будет ещё очень-очень долго...

Стукнув костяшками пальцев по косяку, я толкнул скрипучую дверь и, согнувшись, просунул в узкий проход голову и плечи.

– Эй, Лиса, ты так поёшь сла…

– Ой, мамочки!

– ...дко…

Мне в лицо прилетело чем-то мокрым, пахнущим ванилью и клубникой, но я даже не дёрнулся, прикипев взглядом к открывшейся мне картине.

Мокрую одежду Мадди успела снять, но из сухой до моего прихода надела лишь короткую нижнюю юбку из белого хлопка и плотные серые чулки…

Волосы подколоты на макушке, отчего шея кажется совершенно беззащитной, хрупкая линия плеч, тонкие ключицы, мягкие полушария груди с выпуклыми коралловыми сосками. Бархатными. Напряжёнными.

Мой рот наполнился слюной, голова звоном, а член – кровью.

– Отвернись! – взвизгнула Мадди, скрестив руки перед собой и пронзая меня разъярённым взглядом.

– Прости! – Я стремительно зажмурился, вваливаясь в комнату и поворачиваясь лбом к двери. – Я... Прости, пожалуйста! Я стучал.

– Но я не позволила войти! – шипела Лисичка, шурша одеждой и весьма нескромно ругаясь.

– Я почти ничего не успел рассмотреть, – сипло соврал я.

– Лучше молчи!

– Правда. Тут темно, как у демона в заднице… – Бруно крохобор! Расстарался бы на более дорогие маг-лампы, я больше успел рассмотреть! – Прости, Лисичка! Я не хотел тебя смутить.

Вздохнув, я открыл глаза. На двери было несколько довольно широких трещин, из которых тянуло холодом. Машинально провёл по ним рукой, замазывая магией, и не торопясь оборачиваться. Мадди, по всему видно, девица, но вряд ли в наш просвещённый век она сумела сохранить ту степень девичьей наивности, которая позволяет не догадываться о причинах, из-за которых у мужчин между ног внезапно вырастает бугор.

– Мадди?

Но до чего она хороша! А бархатные вершинки груди сами просятся в рот…

– Ты точно ничего не видел.

– Только коричневые чулки, – со всей искренностью соврал я после секундного раздумья. – И нижнюю юбку. Она… – Я замялся, не зная, что сказать, – не очень длинная.

Лисичка снова что-то проворчала.

– Что?

– Можешь поворачиваться.

Синее платье под горло, кофточка с дюжиной мелких пуговиц. Волосы по-прежнему заколоты, а взгляд смущённый.

Смущённый – это хорошо. Это гораздо лучше, чем испуганный.

– Прости, – снова извинился я, поднимая с пола влажное полотенце. Пальцы дрожали от желания поднести его к лицу, чтобы ещё раз вдохнуть аромат, который вот уже несколько дней кружил мне голову не хуже самого крепкого портвейна, но я сдержался. О щёки Мадди и без того можно было обжечься. – Я так задумался о проблемах, что совершенно не принял в расчёт тот факт, что ты можешь быть не одета.

– Да?

– Да врёт он всё, – раздалось из-за миски с водой, и я увидел длинное белое ухо. – Не верь ему, хозяйка. С такой наглой рожей правду не говорят.

Надо сказать, что Тьма в этом вопросе оказалась раздражающе прозорливой.

– Гони его взашей.

– Гони, – покорно согласился я. – И можешь до конца жизни со мной не разговаривать. Даже в обмен на медовые пряники и говяжьи джерки.

Кончик любопытного носа дёрнулся.

– Джерки?

Я глянул на Мадди. Забыв про смущение, она закусила губу и с нежностью и насмешкой во взгляде любовалась мелкой прожорливой шантажисткой.

– Это такие полосочки сушёного мяса. Нежные. Ароматные. Вкусные.

– Мы хотим, – тут же заявила Тьма. – Мы любим эти… Как оно называется? И пряники любим. Много. Десять штук.

Лисичка звонко рассмеялась, и я не выдержал. Шагнул к ней вплотную, обхватил ладонями розовые щёки и слизал ванильный смех с мягких губ.

– Брэд…

– Поцелуй. Прошу.

С тихим стоном она расслабила плечи и чуть откинула голову назад, глянув на меня из-под полуопущенных век.

– Д-да… Конечно… Я ведь должна. Это плата за помощь. И…

И да! Прижалась к моим губам полураскрытым ртом. Сла-адким, нежным, неумелым и совершенно крышесносным. Я с ума схожу от этой девчонки!

В мозгах – пустота. В штанах – камень.

– Мы вообще-то джерки больше на ужин любим. Можно нам их сейчас? А пряники, так и быть, завтра.

Мадди встрепенулась, упёрлась руками мне в грудь.

Я хотел себе собственного рогля? Я идиот.

– Хотя, если что, можно и сегодня.

Интересно, переваривают ли рогли мышьяк? Надо у Бренди спросить – она точно должна знать.

Глава 12. Сестринский пирог

Начиная с памятного похода на ярмарку и по сей момент с неба неустанно что-то сыпалось. Сначала отвратительная изморозь, затем – ледяной дождь. Не холодный, а именно ледяной. Телега снаружи покрылась тонкой корочкой льда, температура резко снизилась, а от завывания ветра у меня кровь стыла в жилах. Одно хорошо – дорога хорошенько подмёрзла, и можно было обходиться без магии.

Я высунула было нос, подумывая перебраться вниз, но желание дышать свежим воздухом улетучилось со скоростью вырывающегося изо рта пара. Поэтому я, размяв ноги и сходив по нужде, вернулась назад.

В комнатёнке наверху было тепло. Тьма уютно сопела, свернувшись калачиком посреди гамака. Лежала недописанной поваренная книга, которую я взялась вести ещё в детстве, но всё не могла найти время, чтобы довести её до ума.

И ещё наверху не было Брэда. Некому было смущать и вгонять в краску. Смотреть на меня так жарко, что в голове плыло, а сердце щекотно сжималось в груди. И нагло врать, глядя прямо в глаза, тоже было некому.

А Брэд, вне всякого сомнения, не был до конца правдив, когда клятвенно уверял меня в своей временной слепоте. Я же не дурочка. Всё он прекрасно рассмотрел. Да и я хороша – просто остолбенела, стоило ему ввалиться ко мне в комнату. Ну, как остолбенела… Так позорно обрадовалась, что никакого десерта приготовить не успела, что позабыла всякий стыд.

Что он сделал со мной, это самый сильный маг современности? Заколдовал? Приворожил? Почему всего за несколько дней я из разумной уравновешенной девушки превратилась в распущенную девку? В блудницу, которая целыми днями думает о мужчинах.

Об одном-единственном мужчине.

Если бы тем вечером на месте Брэда оказался Роберт, я бы не то что дождя, даже снежного бурана не испугалась бы, удрала бы в метель, в чём была, лишь бы подальше от этого безумца. А вот Салливана Тука спустила бы с лестницы.

И только против Мэтра Алларэя я оказалась совершенно бессильна. Может, и в самом деле без приворота не обошлось?

Накануне Брэд в моей комнате провёл не меньше часа. Сначала извинялся, потом целовался, потом строчил какие-то записочки, доставал прямо из воздуха важных всклокоченных милах-воробьёв – страх до чего прелестных! – и выкидывал их прямо в ночную непогоду.

Потом опять извинялся. Так долго, что у меня губы онемели, а из головы утекли остатки последних мозгов.

Но, могилой Предков клянусь, никогда, никогда, никогда мне не было так сладко и так умопомрачительно хорошо. И пусть теперь так же умопомрачительно стыдно, жалеть о том, что случилось, я не стану.

Брэд появился наверху вскоре после моей второй прогулки «в кустики», как деликатно выразился Бруно. Ввалился ко мне измученный, всклокоченный, бледный, как поганка, и по колено в грязи. Ругаясь на чём свет стоит, стянул тяжёлые от разбухшей глины сапоги, посмотрел на меня тяжёлым взглядом и жалобно пробормотал:

– Лисичка, а можно я у тебя посплю? Устал, как собака, да и резерв почти на нуле. Не прогонишь?

Я хмуро смотрела на влажные соломенные пряди, прилипшие к высокому лбу, на потрескавшиеся от усталости губы, на очаровательные ямочки, которыми этот мерзавец щеголял при каждом удобном случае, и с досадой понимала, что в этом мире, пожалуй, не родилась пока ещё женщина, которая смогла бы сказать ему «нет».

И, конечно, я не смогла отказать, а он рухнул прямо на пол, в трёх шагах от гамака, в котором вольготно развалилась налопавшаяся сушеного мяса и пряников Тьма, и громко засопел, не реагируя на мои тычки и просьбы перебраться в более удобное место.

С перепугу и от волнения я вытребовала наверх Бруно, но он, узнав, в чём дело, лишь кривовато ухмыльнулся.

– Ну, а что вы хотели? – изумился мужчина. – Мужик половину ночи и дня по полям носился. Истратился во всех смыслах. Ему бы поспать. Хотите, я его вниз заберу, чтобы он вам тут не храпел?

– Ох, нет! Что вы! – Я даже загородила Брэда юбкой на всякий случай. – Не трогайте. Пусть. К тому же он не храпит.

– Вам виднее. – Бруно подмигнул. – Но если передумаете, сразу зовите.

Я так покраснела, что даже кивнула с трудом. А когда Бруно ушёл, устроилась под ставшей до безобразия яркой маг-лампой со своей книгой, и за несколько спокойных часов сделала больше, чем за предыдущие десять лет.

А потом проснулся Брэд.

– Лись, – хриплым со сна голосом позвал он, и я тут же оглянулась. – Иди ко мне.

Сама не заметила, как оказалась сидящей на пятках рядом с мужчиной.

– Как ты себя чувствуешь? – почему-то прошептала я, с тревогой вглядываясь в по-прежнему бледное лицо.

Брэд свободной рукой обхватил мою косу и мягко потянул на себя, неторопливо, давая возможность вырваться.

– Гораздо лучше, – усмехнулся он, когда я упёрлась ладонями в пол возле его головы. – Надолго меня вырубило?

– Наверное. Я как-то не следила за временем, но на улице сумерки.

Поза была не очень удобная, полусогнутая, с дрожащими от напряжения в локтях руками, я не знала как быть. То ли наклониться ещё ниже, что было бы уже на грани приличий, то ли уйти, вырвав собственную косу из ласкового плена.

– От стоянки давно отъехали?

– Около получаса назад, мне кажется, – ответила я, с трудом выталкивая слова из внезапно пересохшего горла.

Сердце колотилось, как бешеное. Громко, часто, неистово. Губы покалывало от нетерпения, а по позвоночнику прокатилась тяжёлая волна, снизу вверх и обратно.

– Значит, можно не торопиться, – коварно улыбнулся Брэд и, приподнявшись на одном локте, оторвал лопатки от пола, чтобы дотянуться до моих губ.

И я не уклонилась, не отвернулась и, что хуже всего, даже не вспомнила о долге. В тот миг я целовалась с этим мужчиной потому, что мне хотелось с ним целоваться. Хотелось его нежных, но настойчивых губ, бесстыжих касаний языка, жарких ладоней на моём теле.

Без сожаления и смущения.

Просто.

И сложно.

Но упоительно сладко. Слаще любого десерта.

Ох!

Я всё же вспомнила о договоре и, отшатнувшись от Брэда, прижала пальцы к горящим губам.

– Это… Это…

– Это не в счёт, – перебил меня Брэд, поймал мою руку и, закатав рукав платья, мягко поцеловал линии магической татуировки.

Я поспешила с ним согласиться.

– Не в счёт. – А мгновение спустя опомнилась и застыдилась. Ещё подумает обо мне неизвестно что. – То есть как не в счёт?

– А так. – Он сел поудобнее и с хрустом потянулся, а затем отвязно подмигнул мне. – Напомни-ка мне, хитрюга, кто кого сейчас целовал? – Постучал указательным пальцем по своей нижней губе. – Мне кажется, или кто-то решил зажать мой ежевечерний поцелуечный десерт?

– Эй! – Отчаянно невыносимо хотелось смеяться, но я показательно нахмурилась. – Я тебе вчера авансом на месяц вперёд десертов выдала!

– Мадди, Мадди… – Глянул на меня весьма выразительно. – Это же магия, а не счетовод! Какой такой аванс? Ты ещё предложи долг в рассрочку отдавать. По одному десерту в год.

Взгляд его вдруг стал удивлённым, а по лицу мазнула тёмным крылом задумчивая серьёзность.

– Лисичка…

И тут у меня сердце от непонятного ужаса провалилось в пятки, одновременно кольнуло под коленками и застряло в горле. Воздух со свистом вырвался из лёгких, и стало критически важно закрыть Брэду рот. Отчего-то подумалось, что он ни в коем не должен озвучить свою мысль. Поэтому я дёрнулась вперёд и прижалась губами к мужским губам.

Он пытливо заглянул в мои широко распахнутые глаза и замер, отказываясь помогать мне. Светлая бровь лениво изогнулась, как бы интересуясь: «И что дальше?»

Брэд сидел на полу, чуть откинувшись на выпрямленные руки, а я свои сложила на коленях, поэтому соприкасались мы только губами.

Губы у мужчины были мягкие и горячие, мои же, наоборот, внезапно пересохли и ощущались такими жёсткими, что я была вынуждена немедля провести по ним самым кончиком языка. Фактически не размыкая поцелуя.

Брэд громко застонал, и этот звук вибрирующей волной ударил мне в грудь и одновременно в мозг. Мои руки сами собой взметнулись вверх, чтобы опуститься на широкие плечи, и тут же мир опрокинулся и перевернулся, а я оказалась прижатой к полу тяжёлым мужским телом.

Это оказалось так волнительно хорошо, что уже я застонала, бесстыдно изгибаясь, чтобы плотнее прижаться к Брэду.

Не помню, кто остановился первым – сознание полностью покинуло меня, уступив бразды правления острому наслаждению. Но в какой-то момент я ощутила себя сидящей верхом на мужских бёдрах, отчётливо ощущая весьма однозначную твёрдость под собой. Тело ныло и требовало продолжения, в ушах барабанила кровь, часть пуговиц на платье расстёгнута, а неприлично измятая юбка задралась до середины бедра.

Что я творю?

– Кажется, мы немного увлеклись, – откашлявшись, пробормотал Брэд, а затем обхватил ладонями моё лицо и, пытливо заглянув в глаза, шепнул:

– Но это ведь ничего? Не страшно? Ты же не закроешься от меня опять?

– Я…

Не знаю. Не знаю!

– Пожалуйста! – Он прижался губами к моей переносице. – Пожалуйста, Мадди. Я ведь не напугал тебя?

– Нет. – Я сама себя напугала. Вины Брэда в произошедшем нет. – Только это вот всё – это словно бы не я. Понимаешь?

Он покачал головой и уверенно проговорил:

– Отказываюсь понимать, но готов дать тебе время на то, чтобы разобраться в себе. – Чуть нахмурился. – Слышишь?

Я воровато отвела глаза и кивнула, а когда он, наконец, отпустил меня, принялась суетливо поправлять одежду. Брэд поднялся на ноги и занялся тем же самым. Но в отличие от меня, он никуда не спешил, с медлительной задумчивостью застёгивал рубашку, поглядывая на меня искоса, кривовато усмехаясь при этом.

И я открыла было рот, чтобы спросить о причине этого смущающего меня веселья, но тут же с лязгом захлопнулась, осознав, кто именно привёл в беспорядок одежду самого сильного мага современности.

Прижала ладони к горящим щекам и отвернулась к совершенно пустой стене. Лучше трещинки на голых досках считать, чем ловить на себе всё понимающий мужской взгляд.

Как дожить до конца договора-то? Чтобы без ущерба для репутации, чести и сердца?

– Лись, ты голодна? Я сейчас должен буду сменить Бруно, но могу прислать вам с Тьмой остатки ужина. Уверен, ребята на привале и на нас с тобой тоже приготовили.

Я ещё больше покраснела. А ведь это я, я должна была во время остановки заниматься обедом. И что вместо этого делала? Правильно, любовалась на спящего Брэда. Как стыдно-то!

– Н-не…

– Да! – пропищали из гамака. – Мы страх до чего голодны. С самого утра у нас во рту маковой росинки не было. Только четыре малюсеньких кусочка сушёного мяса, три куриных крылышка, две галеты и восемь малюсеньких пряничков! Хозяйка, скажи этому, что мы без перловой каши с тушёнкой до утра не доживём!

– Ну что ж, – рассмеялся Брэд. – Теперь мы знаем, что у нас на ужин. Я пришлю вам порцию.

– Э-э…

– Две. Две порции! – поспешно исправился мужчина, состроив при этом такую забавную рожицу, что я непроизвольно фыркнула.

– Не думай о чепухе, – шепнул на прощание Брэд. – Лучше думай обо мне. Ну или о том, как станешь устраивать в моём замке свою кофейню. Места там – завались, а клиентуры даже больше, чем в Фархесе. И самое главное – он подмигнул, – никакой арендной платы. – Задумчиво посмотрел на мой рот. – Разве что какая-то мелочь…

Я с шумом выдохнула.

И знаете что? До самого утра не сомкнула глаз, перебирая в голове тревожные мысли, как бусины на чётках.

К утру ледяной дождь внезапно прекратился, и из-за горизонта выкатилось умытое до радостного блеска по-весеннему яркое солнце.

Накинув плащ и всыпав в карман остатки купленных на ярмарке орехов – удивительно, как Тьма не уничтожила - пардон, не проинспектировала эти запасы, – я спустилась вниз.

Гигантские лошадки неспешно переставляли лохматые ноги, сонно потряхивая гривастыми головами, возница – к своему стыду, я не могла вспомнить его имя – отчаянно зевал, а в придорожных кустах на все лады надрывались невидимые мне птахи.

– Прошу прощения, что не помог вам спуститься, – извинился Бруно, придерживая меня за локоть, когда я прыгала на землю с последней ступеньки. – Но магом меня назвать можно только с очень большой натяжкой.

– Всё в порядке! – заверила я. – Я и сама прекрасно справилась.

Он кивнул и приподнял уголок рта, обозначая улыбку.

– Мы только что проехали прекрасные кустики. Хотите, чтобы я вас проводил?

Я в ужасе округлила глаза.

– Ой, нет! Что вы! Я сама!

И рванула в указанном направлении так, что только юбки взметнулись. Ноги в лёгких домашних туфлях немедленно промокли – ну, правильно, осенние ботиночки я ведь потеряла возле Болотного! – но я не сильно расстраивалась. Где-то в вещах у меня была ещё одна пара, даже лучше прежней. Вот доберёмся до Предельной, распакую коробки…

Сердце предательски сжалось, а в голове снова зароились, зажужжали тревожные мысли. Брэд ведь не шутил, когда предлагал открыть кофейню в замке Ордена, и я заранее знала, что это дело не прогорит, но… Но как же было боязно! Если я останусь в замке, наши поцелуи, которые уже сейчас назвать невинными было очень сложно, обязательно перерастут во что-то большее.

Ну, как «во что-то»? Я точно знала, во что именно, не такая уж я и наивная, чтобы не понимать столь очевидных вещей. Вопрос в другом: как жить, когда всё закончится? А оно непременно закончится. Потому что Брэд Алларэй – не просто маг, он глава Ордена, наследник рода. Рано или поздно ему придётся задуматься о детях и женитьбе. И что тогда станет со мной? Что станет с моим сердцем, которое уже сейчас так крепко привязалось к этому улыбчивому и невероятно заботливому мужчине? Оно разобьётся!

Я поёжилась и поспешно вернулась к телеге. При свете дня решение находилось так же плохо, как и ночью. И это так бесило…

– Помочь вам забраться наверх? – спросил Бруно, делая несколько шагов мне навстречу.

Я покачала головой.

– Нет. Я бы хотела остаться внизу. Может, на козлах? А где Брэд? Он отдыхает?

Мысль о том, что Брэд предпочёл сон в узком коридорчике из коробок, который мужчины устроили внутри повозки, после того как снаружи разразилось самое настоящее ненастье, ужасно расстроила.

– Да какой отдых! – отмахнулся Бруно. – На перекрёстке рванул в какую-то Рябиновку. Мол, у него там дело неотложное. – От сердца сразу же отлегло. – Сказал, что нагонит ещё до Предельной, не волнуйтесь.

– Да я и не… – попыталась было промямлить я, но замолчала под насмешливым понимающим взглядом, и не без помощи Бруно взгромоздилась на козлы.

Сам мужчина легко вскочил верхом на стройную лошадку и звонко свистнул. Тяжеловозы вздрогнули, шевельнули острыми ушами и, повинуясь приказу сидящего по левую руку от меня возницы, лениво потрусили по залитой утренним солнцем дороге.

Минут пятнадцать спустя нас догнал Брэд. Заметив меня, он засиял не хуже солнца и махнул рукой, требуя остановить повозку. Недовольно ворча, возница натянул вожжи.

– Привет! Не сидится наверху?

Спешившись, Брэд подошёл к телеге. Макушка его была где-то на уровне моих колен, поэтому смотрел он снизу вверх, ослепляя своей улыбкой.

– Надоело, – пожав плечами, ответила я, и тихо охнула, когда мужчина без всякого стыда полез ко мне под юбку. – Брэд!

Краска ударила мне в лицо, а он, обхватив пальцами мою щиколотку, как ни в чём не бывало объявил:

– Я задолжал тебе подарок.

– Что?

Ловко стащил туфельку сначала с моей правой ступни.

– С ума сошла, с мокрыми ногами тут сидеть? – Глянул на меня недовольно. – Заболеть хочешь?

– Мм…

Погладил ступню, легонько пощекотал под мизинчиком, а потом сделал что-то такое, от чего ноге стало приятно и горячо.

– Так-то лучше. Давай вторую.

Возница хмыкнул, когда я без возражений выполнила приказ.

– Мэтр, может, и мне ноги высушите? – оскалился он. – У меня тоже портянки отсырели, хоть вой.

– Портянки тебе пусть жена сушит, – беззлобно отозвался он, а когда закончил согревать мои озябшие конечности, не стал меня обувать, а вместе с туфельками отошёл к своей лошади, чтобы достать из седельной сумки рыжие ботиночки на низком каблуке.

– В Рябиновке отличный мастер живёт. Я и сам у него обувь заказываю. Удача, что у него оказалась готовая пара как раз нужного размера. Давай ножку. Удобно? Не жмут?

Я сначала кивнула, а потом покачала головой, не в силах произнести ни слова. Моё сердце точно не выйдет без потерь из этого договора. В этом можно не сомневаться.

– Всё чудесно, – ответила я после короткой заминки. Подарки мне дарили только сёстры. На день рождения, в основном. – Лучшее из того, что у меня когда-либо было. Спасибо.

– Ты преувеличиваешь, – Брэд улыбнулся, любуясь ботиночками на моих ногах, а потом вскинул взгляд на меня. – Лучшего, Лисичка моя, ты ещё не видела.

«Этого-то я и боюсь».

– Поверю тебе на слово.

Брэд кивнул и опустил юбку моего платья, расправил подол так, чтобы из-под него торчали лишь рыжие острые носики моей обновки и с довольным видом кивнул.

– Да.

После чего вскочил в седло.

Через два с лишним часа мы въехали на окраину Предельной. А ещё через пятнадцать минут монструозная телега остановилась перед домиком, к котором жили мои сёстры и мать.

Маменька ждала меня на пороге. Глаза сияющие, волосы уложены на столичный манер, лучшее платье. Чёрная шаль с алыми маками, которую Нанни связала ей к прошлому дню рождения, подчёркивает хрупкость стройной фигурки.

– Мэтр, такая честь для меня встречать вас в моём скромном доме, – пролепетала она, кокетливо трепеща ресничками. – Мадди, что же ты в своей записке не написала, кто именно помогает тебе решить твою маленькую проблемку? Почему я обо всём должна узнавать от чужих людей?

Меня всегда поражала скорость распространения слухов. Похоже, в этот раз они напялили сапоги-скороходы.

– Не о чем рассказывать, фру Тауни, – вместо меня ответил Брэд. – Любой мужчина не пройдёт мимо попавшей в беду девушки.

– Ох, если бы любой… – пробормотала маменька. – Ваши родители превосходно вас воспитали.

– Я обязательно передам им ваши слова. А сейчас, леди, не хочу смущать вас своим присутствием.

И тут я приняла решение. Вдруг. Словно озарение какое-то нашло. Или помутнение. Уж и не знаю. Но только я взяла Брэда за руку и тихо произнесла.

– Мне нужен час, а потом можем ехать дальше. Посмотреть место для моей новой кофейни.

– Мадди? – взволновалась маменька, а я дождалась, пока Брэд кивнёт, и только после этого обняла её за плечи.

– Здравствуй, мама. – Мы расцеловались. – Ты очень красивая сегодня.

Она зарделась.

– Спасибо, готовилась к встрече. Не каждый день у твоей дочери появляется такой богатый и знатный покровитель. У вас всё серьёзно?

Я испуганно оглянулась, но, к счастью, Брэд был уже далеко и не мог слышать её шёпота.

– Он сделает тебя своей любовницей?

– Мама!

– Я не осуждаю! Не осуждаю! Разве я со своим прошлым имею право?.. Только, пожалуйста, Мадди, помни. Куда бы ни свернула твоя судьба, я люблю тебя.

Сердце заныло так, что я чуть не взвыла. Зажмурилась, чтобы взять себя в руки, и поспешила поменять тему разговора:

– Я не рассчитывала застать тебя дома. Думала, ты в таверне.

– Сегодня там твои сёстры, – отмахнулась маменька. – Ну, а мне нужно было всё приготовить в особняке к твоему приезду. Или Мэтр снимет для тебя домик?

– Мам…

– В любом случае, теперь, когда ты будешь рядом, тебе понадобится больше места в доме и на кухне в таверне. Надо будет всё переделать так, чтобы тебе было удобнее работать. Я знаю, как ты любишь готовить. Поработаешь пока у нас, а там, кто знает, может всё и образуется. Ты что-то говорила про новую кофейню? Жаль, конечно, что у тебя ничего не получилось в Фархесе, но мы это переживём вместе. Ты, твои сёстры, и я. Мы всегда рядом. Как в старые добрые времена.

Добрые? Я вздрогнула. Добрыми я бы старые времена назвала с очень большой натяжкой. Что в них было доброго? То, что маменька, словно блоха, скакала от одного своего мужа к другому? Что я воровать начала, лишь бы спасти её и сестёр? Что работала в мясной лавке с рассвета и до заката, вместо того, чтобы учиться?

Я люблю сестёр. И маму люблю. Я счастлива, что они здоровы и обеспечены. Но…

Но я устала. Хочу, чтобы обо мне заботились, решали мои проблемы и – да, да, да, демоны меня задери, хочу чтобы дарили новые ботиночки! Даже если это будет недолго, даже если ценою в сердце. Я никогда не делала глупостей, старалась наперёд продумать сотню шагов, но сегодня… Сегодня весенний ветер на сельском тракте выдул все умные мысли из моей головы. Не стану думать, надоело! Буду только чувствовать.

– Мэтр предложил мне место в замке Ордена. И я не смогла отказаться.

Плохая, плохая дочь!

– В замке? – мамина улыбка стала неуверенной. – Но, я думала… Мне казалось… Разве ты не на Предельной будешь жить? Сёстры испекли тебе приветственный пирог…

Мама – это мама. Она как-то умудрялась совмещать в себе ласковую мудрость и совершенно детский эгоизм.

– Пирог не пропадёт, мамочка, – рассмеялась я. – Идём в дом. Или, знаешь что? Пойдём-ка лучше к сёстрам.

– Но…

– Я сегодня не могу надолго задержаться. Сама понимаешь – дел невпроворот.

Мы одновременно посмотрели на повозку. Лошадей мужчины выпрягли и увели на лужок возле общественного озера на окраине посёлка, пощипать хилую прошлогоднюю травку.

– До замка недолго ехать, – с сомнением в голосе возразила маменька.

– Недолго. Но надо ведь ещё всё разгрузить. Не к чему задерживать мужчин. Они, конечно, друзья Брэда… Мэтра. Но согласись, некрасиво задерживать их по пустякам.

Зелёные глаза в один короткий миг стали мокрыми, и я мысленно закатила глаза.

– По пустякам?..

Я снова обняла маму.

– Ну, не по пустякам. По мелочам… Мам, пожалуйста! Мы заехали поздороваться. Я не хотела, чтобы ты волновалась. Вот устроюсь в замке – сразу приеду к вам. Да хоть каждый день буду ездить! Или вы ко мне.

– Да?

Я кивнула, неспешно увлекая задумавшуюся родительницу в сторону тропинки, ведущей к таверне.

– Пешком будет не так быстро… – продолжила рассуждать я. – Но ведь мы уже не раз говорили о том, чтобы завести двуколку или дрожки. Раньше вам это было ни к чему, но сейчас, если я буду жить недалеко…

– В будущие выходные на ярмарке можно посмотреть какую-нибудь лошадку поспокойнее. Я попрошу Тимми, чтобы он нам с этим помог. И дрожки он нам с радостью сладит. Такой хороший мальчик. Добрый, заботливый…

И главное, смотрит маме в рот, как влюблённый телёнок. Впрочем, он и на Нанни так же смотрит. Я вздохнула.

– Только не в будущие выходные, родная. Давай для начала дождёмся суда, а потом уже будем строить долгосрочные планы. Хорошо?

– Само собой, милая!

Маменька мечтательно улыбнулась, и мне оставалось только в очередной раз вздохнуть.

Сёстры встретили меня возбуждёнными писками и радостными воплями. Засыпали сотней вопросов. Линни чуть не охрипла, выражая свой восторг по поводу того, что я стану жить в замке. Нанни с Дафной шептались в углу, строя коварные планы по поводу возможных женихов в среде щитодержцев. И только Лейла вытащила меня из кухни, в которой собралось всё семейство, в обеденный зал и, строго хмурясь, спросила:

– У тебя всё хорошо, Мад?

– Что за вопросы? Я вне себя от счастья!

– Вне себя от счастья ты была, когда получилось открыть кофейню в Фархесе, – тихо возразила сестра. – Когда заказчиков становилось всё больше и больше. Когда Линни принесла школьный табель с пометкой от наставницы «Превосходно». А сейчас, Мад, ты знаешь, как выглядишь?

– И как же? – фыркнула я.

– Как в детстве, когда мы заблудились в зеркальном лабиринте. Помнишь? У тебя тогда такое лицо было… Как у фарфоровой куклы: сама улыбаешься, а глаза неживые.

– Неживые?

– От страха, – пояснила Лейла. – Из-за того, что ты потерялась. Поэтому я и спрашиваю. У тебя всё хорошо? Ты потерялась, Мад?

Я даже онемела от неожиданности. Мои сёстры всё чаще удивляют меня. Сначала Линни, теперь вот Лейла. Когда она успела настолько повзрослеть? И где научилась так разбираться в людях?

– Я не потерялась, Лейла, – после короткой паузы проговорила я. – Знаешь, мне кажется, что я почти нашлась. Словно всю жизнь бродила по тому зеркальному лабиринту, а тут вдруг нашла выход.

– Ты и тогда нашла, – напомнила сестра. – Всегда находила. И нас за собой всех вывела. Меня, и Дафну, и Нанни, и малышку Линни. И даже маму.

– Мама с Линни в тот день осталась дома, – отвела глаза я. – Ты просто маленькая была, и что-то перепутала.

– Ага… Пирог тебе с собой упаковать, или тут будешь своего Мэтра угощать?

– Что ты имеешь в виду? – тут же вспыхнула я. – Мне не нравятся твои намёки!

Лейла вздёрнула бровь.

– Ты покраснела.

– Что? Нет.

– Покраснела-покраснела, – захохотала она, и внезапно речитативом пропела:

– Мадди прекрасная, помидорка красная! – довольно громко, между прочим. – Вся засветилась, в кого-то влюбилась!

Чудо, что никто не услышал, и не обратил на нас внимания. А обращать было кому – народу в таверне было не по сезону много.

– Лейла, прекрати! – прошипела я, а она показала мне язык и, звонко захохотав, умчалась к сёстрам. Коза. И это про неё я думала, что она не по годам взрослая?

Повезло ещё, что ни Брэда, ни его друзей рядом не было, а то я бы точно со стыда сгорела!

Глава 13. Откровенность и откровения

Как там Магда говорила? Идеальные любовницы получаются из благодарных женщин? Мне не нужна была Лисичкина благодарность.

Точнее, не так.

Вчера, проснувшись в передвижной конуре Бруно и увидев её, такую тихую, задумчивую, такую невозможно хорошенькую, я со внезапной чёткостью осознал, что, кроме благодарности, я хочу получить все Лисичкины чувства. Все её мысли. Чтобы только я. Только обо мне…

И, боюсь, это действительно надолго.

Внезапно вспомнилось, как много лет назад я насмехался над Даккеем, который по уши втюрился в мою сестру по одному лишь дагеротипу.

– Ну, ты и идиот, – издевался я над более старшим товарищем. – Ты же её не знаешь. Может, это не женщина, а демон в юбке.

И, кстати, не лгал, но Даккей лишь пожимал плечами.

– Смейся-смейся, – говорил он, пряча мой дагеротип себе в свой карман. – Но мне одного взгляда хватило, чтобы понять: эта девушка создана для меня.

Мне, надо признаться, понадобилось больше одного взгляда, но, кажется, я начал понимать, что имел в виду мой будущий свояк, когда мы с ним вместе служили на Пределе.

Мадди Тауни была словно под меня сделана. Мы, будто две ложки из одного набора, совпадали во всех изгибах. Идеально!

Вчера, предлагая Лисичке остаться в замке, я откровенно трусил. А что, если она откажется? Что, если и вправду дождётся суда и вернётся в Фархес, как мы и договаривались с самого начала? Но сейчас, после того как она согласилась… Пряча глаза от меня и краснея, так мило краснея, что захотелось схватить её и зацеловать тут же, наплевав на молодящуюся маменьку и других возможных свидетелей.

Большого труда стоило успокоиться и уйти, чтобы не мешать Лисе разговаривать с родными. И теперь я мотался по Предельной, не зная, куда себя деть, и улыбаясь, будто идиот. По-моему, меня даже слегка шатало. Уверен, без сплетен о том, что Мэтр наклюкался с утра пораньше, не обойтись.

Но плевать! Выжду ещё каких-нибудь полчаса, заберу Мадди и… и… и в замок мы поедем вдвоём. Без надоевших до зубной боли свидетелей.

Я Бруно люблю, он настоящий товарищ и хороший мужик. Однако его рожа, постоянно околачивающаяся возле моей – моей! – Лисички уже порядком напрягает.

Приятеля я нашёл на лугу. Он грыз соломинку, привалившись к несвежему стогу сена, и с мечтательным видом наблюдал за тем, как его тяжеловозов облаивает какая-то мелюзга, по размерам не больше Лисичкиной Тьмы.

– Где твои ребята? – сходу спросил я.

Бруно дёрнул плечом.

– А демоны их знает. Собирались на почту сходить, и где-нибудь пожрать.

– В замке пожрёте. Тут езды меньше часа, а повар у меня отменный.

Тут я самым наглым образом соврал, потому как мой отменный намедни умчался в Фархес к разродившейся тройней жене. И надо было как-то решать этот вопрос, а не перекидывать обязанности замкового кашевара на кого придётся, но не успел.

– А что так? – Наконец посмотрел на меня Бруно. – Вы с твоей фру уже распаковали всё, что хотели?

– Типа того… Мы…

– Мэтр! – внезапно раздалось за моей спиной. – Мэтр Алларэй! Какое невероятное везение, что вы приехали на Предельную!

Орал местный староста Александр Йен. Он катился по желтоватой ещё траве, тяжело дышал, пыхтел и, в общем, выглядел неважно.

– Мэтр, беда! – выпалил он, едва удержав равновесие, споткнувшись об одну из кочек. – На вас только и надежда.

Я мысленно выругался.

– Так что? – Бруно потянулся. – Не едешь в замок? Я без проблем присмотрю за...

– Не надо ни за кем присматривать. Мы с Мадди доберёмся сами. Попозже, – огрызнулся я, но вовремя вспомнил, что друг вообще-то пошёл мне на уступки, согласившись помочь с переездом, и миролюбиво добавил:

– Спасибо за помощь. Правда, выручил. А сейчас езжай со своими в замок, устраивайтесь, отдыхайте. С конюхом моим переговори, двух лошадок мы у тебя, пожалуй, всё-таки купим… Я отправлю воробья, чтобы вас встретили...

Бруно выплюнул соломинку и вдруг громко рассмеялся, заложив руки за голову. Я скрипнул зубами и проворчал:

– На тебя посмотрю, когда на моём месте окажешься.

– Я? Да ни в жизнь!

– Мэтр… – Александр всё же добрался до нас и, согнувшись пополам, пытался отдышаться. – Мэтр, у нас там это… Маньяк наш моего Джека порезал…

И вдруг бухнулся на колени, хватая меня за ноги и причитая:

– Сын единственный, Мэтр. Наследник. Помогите, могилой Предков заклинаю! Я же вам, я за вас, до конца жизни…

Бруно смущённо кашлянул, и мы вместе стали поднимать бедолагу с земли, хотя тот отчаянно сопротивлялся.

– Джеки… мальчик мой… жена не переживёт, у неё сердце…

– Да я-то чем помогу? – всё же сумев поставить мужика на ноги, спросил я. – Я ведь не целитель.

– Ну как же? – Александр вдруг скривился, и из глаз его потекли крупные беспомощные слёзы. – Вы же маг. С Предела… Щит вот поставили… Неужто не поможете мальцу?

Объяснять, что не все маги умеют лечить, не стал. Да и мужик сам прекрасно знал об этом, от паники и горя, видать, забыл. С другой стороны, кое-чему на бойфаке нас научили…

– Показывай дорогу, – велел я, но, сообразив, что без круглого и медлительного старосты доберусь быстрее, исправился:

– Куда идти?

– Так на почту. У нас только там карцер и есть…

Развернувшись, я побежал.

– Я запрягу лошадей и подгоню телегу к почте, – выкрикнул мне в спину Бруно, быстро сообразив, что в замке-то у меня целитель точно должен быть, и что быстрее будет туда отправить раненого, чем оттуда доставить специалиста.

До почты я добрался быстро, и четверти часа не прошло, а внутри громоздкого здания ориентироваться пришлось на звук, потому что ни в холле, ни в приёмном зале, ни за конторкой почтмейстера, ни в коридорах не было видно ни души.

Как я вскоре понял, все собрались внизу, в глубоком подвале, где хранили большие посылки и тюки с письмами, у широко распахнутой, обитой жестью двери.

Трое работников почты, почтальон – фру с седыми буклями за ушами, которая обычно принимала письма, мужик в высоких сапогах и плаще, настолько пропитавшемся ароматом рыбы, что у меня ни на секунду не возникло сомнения в том, чем он зарабатывает себе на жизнь. Ну и ещё с полдюжины человек нервно перешёптывались чуть в стороне.

– Что здесь случилось? – громко спросил я, и все присутствующие вздрогнули, поворачивая ко мне свои лица.

– Мэтр… Мэтр… Мэтр… – зашелестели они.

– Дайте пройти. Кто-нибудь объяснит, что здесь произошло?

В крохотной каморке без окон из мебели были стол со стулом, умывальник и ведро, которое, судя по вони, использовали вместо нужника. На простой деревянной кровати на тонком полосатом матрасе без простыни лежал тощий, как гусёнок, парнишка. Глаза его были закрыты, а грудь вздымалась тяжело и часто, в ногах же у него стоял однорукий инвалид, и, неуклюже сминая в кулаке картуз с поломанным от старости козырьком, виновато бормотал:

– Что мог… я ж не… я ж только…

У мальчишки в правом боку были видны две очень неприятные, воспалённые, словно от ожога, раны. Я наклонился поближе, одновременно переходя на магическое зрение и активируя Третий глаз, заклинание из курса общего целительства, который сто лет назад нам читали в БИА. При помощи этого нехитрого способа любой наделённый магией человек мог найти повреждения, раны, болезни, и определить, насколько они серьёзны.

Жаль только, что это заклинание не умело исцелять.

– Ранение глубокое, – объявил я, – но внутренние органы не задеты. – Народ шумно выдохнул и разочарованно вздохнул, когда я был вынужден добавить:

– Кажется. Я не вполне уверен, что знаю, как они должны выглядеть… Кровотечение очень слабое…

– Я его головешкой прижёг, – пробасил инвалид. – Лекарь наш полковой так делал. Разве что не головешкой, а железкой. У него специальная железка такая была. Он её в спирте мыл, но от неё всё равно палёным мясом воняло.

В подвале за моей спиной кто-то закашлялся, пытаясь сдержать рвоту, и я оборвал рассказ:

– Я понял, спасибо. – У нас, слава Предкам, был целитель, но о том, что раны иногда прижигают, чтобы остановить кровь и избежать заражения, мне тоже приходилось слышать, хоть я и не был уверен в эффективности этого лечения. – Парень, как я могу судить, потерял много крови.

Это я и без Третьего глаза мог сказать – стены комнатёнки были усеяны кровавыми брызгами, а на полу возле кровати собралась весьма внушительная лужа.

– К сожалению, вылечить вашего раненого я не в силах, но… – Я выпрямился и жестом попросил инвалида отойти чуть в сторону, чтобы его случайно не задело следующим заклинанием. Тоже не самым сложным, но весьма действенным. Особенно в тех ситуациях, когда ты не знаешь, чем помочь пациенту. – Но у меня в замке есть отличный лекарь, и совсем скоро на постоянной основе появится целитель.

– На какой основе?

– На стоялой. Видать, старый совсем…

– Ещё бы нам молодого прислали, не дождёшьси…

– Целитель, говорю, скоро приедет! – вынужден был повысить голос я. – И останется в замке. И принимать будет всех, а не только благородных!

– Ох, что делается… Это потому только, что стоялый.

– Что же касается этого молодого человека, – снова перебил я, – то я применил к нему Стазис. Как бы заморожу немножко.

В толпе послышались горестные причитания, и, пока никто не решился поделиться со всеми присутствующими своими домыслами, я объяснил:

– Это не вылечит сына вашего старосты, но зато и состояние его не ухудшится. Всё останется ровно таким, как есть сейчас. Мои друзья с минуты на минуту подгонят к зданию почты телегу, и мы отправим больного в замок Ордена, где ему непременно окажут помощь. А пока мне нужны носилки и два помощника.

Вместо носилок было решено использовать снятую с петель тяжеленную дверь, которую мы вшестером еле-еле подняли из подвала наверх. Когда же мы стали устраивать младшего Александра в повозке, у меня вся спина взмокла: одно дело левитировать лёгкую, как пушинка, Лисичку, и совсем другое – раненого парня, который только выглядел, как гусёнок, а весил как самый настоящий матёрый лось.

К концу погрузки у почты появился толстячок староста, а вместе с ним и его супруга, кругленькая, как булочка, миловидная женщина средних лет с заплаканными глазами и искусанными от волнения губами.

– Всё будет хорошо, – шепнул я ей, но она меня, кажется, не услышала. Я вздохнул и поднял её наверх, к сыну. Староста устроился на козлах. Он был красный, потный, и дышал так тяжело, что я начал опасаться, как бы не прибавил он работы моему лекарю. Упаси Предки!

– Трогай! – крикнул я Бруно, и тут Александр-старший всполошился.

– Как трогай? Как трогай? Мэтр, а вы? Кто нам Джека в замке снимет? Кто из этой вашей стази его отморозит?

– Поверьте, друг мой, в замке Ордена я не единственный маг. И любой из тех, кого вы там встретите, с радостью окажет помощь вам и вашему сыну. А также любому другому человеку, который за этой помощью к ним обратится.

Последнюю фразу я произнёс гораздо громче, и, оглядев собравшихся вокруг меня жителей Предельной, напомнил:

– О чём я не раз и не два имел честь вам сообщить. Мы не враги вам, вы же знаете.

Ответом мне была напряжённая тишина. Скоро восемь лет, как орден обосновался в здешних местах, а люди по-прежнему нам не доверяют и считают чужаками. Удача, что староста ко мне за помощью прибежал. Хотя, если бы дело касалось не его сына, я бы его сегодня, конечно, не увидел.

– Ну, кто-нибудь мне расскажет, наконец, что здесь приключилось, и откуда на Предельной завёлся маньяк?

– Чужак он, господин Мэтр, – проговорил мужичок в форме почтового работника. – Давеча на барышню одну напал, снасильничать хотел, ну мы его и заперли в карцере-то. Всё, как водится. Письмо в Фархес отослали, теперь ответу ждём, а как придёт ответ-то, будем ждать повозку, которая его от нас заберёт. Ежели, конечно, мы его теперь отловим. подлеца.

– Джеки ему обед принёс, – сообщила дама с буклями. – Он ему всегда об этом часе обед носил, а изверг энтот его в бок ножом пырнул.

– Да не ножом, что ты брешешь, чего не знаешь! Ложкой он его пырнул, ложкой.

– Как ложкой-то?

– А так, он её с другого конца об стенку наточил, убивец. А как Джек двери отворил, он на мальчишку-то и наскочил. Ищи-свищи теперь. Где его ловить?

Я почесал в затылке. Давно надо было на Предельной организовать что-то вроде жандармейского участка. Самый большой посёлок в округе, а в роли тюремщика тощий гусёнок выступает. Не дело это.

– Где-нибудь поймаем, – с уверенностью, которой на самом деле не ощущал, произнёс я. – Что вы там про барышню говорили? На кого этот маньяк напал?

– Так на Мадди, – с готовностью отозвалась Букля, и моё сердце с разгону ухнуло в живот. – На старшую дочку трактирщицы нашей… На всю предельную орал, брехло, что он ейный жених. Будто мы не знаем, что никаких женихов у нашей Мадди покамест не было.

Последние слова старушка прокричала мне в спину, потому что я уже припустил к дому маменьки моей Лисы. Отловлю и надеру ей хвост за то, что о такой незначительной мелочи умудрилась мне не рассказать!

К домику матери моей Лисички я примчался так быстро, как только мог, но всё равно опоздал. Об этом мне сказали распахнутые настежь двери, разбитое окно и изувеченная кухня. Просторная светлая комната, которая первой встречала гостей этого уютного особнячка, выглядела просто ужасно. Вся посуда размолочена, мука и специи рассыпаны, ситцевые жёлтые шторки, расшитые симпатичными васильками, разодраны на неровные тряпки, и даже керамическая плита над очагом расколота на две неравные части.

– Да этот псих совсем с катушек слетел, – пробормотал я, и, развернувшись, опрометью бросился в таверну, быстро сообразив, где искать Лисичку и её родных, раз дома их нет.

Улитка до таверны добралась бы минут за семь, а я, подстёгиваемый тревогой и нешуточным страхом, долетел минуты за полторы, если не меньше, и, кажется, всё равно опоздал – уж больно тихо было в это обеденное время вокруг самого излюбленного в Предельной места.

Не слыша ничего за шумом крови в ушах, я ворвался в здание и с ужасом уставился на лежащую посреди обеденного зала женщину – матушку моей Лисички. Две совершенно одинаковые девицы стояли на коленях возле её тела и рыдали навзрыд, третья водила под носом у матери флакончиком с нюхательной солью. Четвёртая молотила кулаками по ведущей на кухню двери.

Все женщины были разными, но при этом их объединяло неуловимое сходство. И вроде бы ничего такого, но любому сходу стало бы понятно, что они родственники.

– Где ваша сестра? – спросил я у девушки с флаконом – она мне показалась самой собранной и разумной, одновременно изучая их мать Третьим глазом. На голове нехорошая шишка, левая щека наливается лиловым цветом, но угрозы для жизни нет. Пожалуй, при участке, который теперь-то я здесь точно открою, будет круглосуточно дежурить лекарь. – У вас есть лёд? Вряд ли вашу матушку обрадует синяк в половину лица.

– Лёд на кухне, – всхлипнула одна из близняшек. – А там Роберт заперся.

– С Ма-адди… – завыли все трое, а четвёртая ещё сильнее заколотила по дверям, ругаясь про этом, как сапожник. Смотри-ка, маленькая, а такие слова знает, что даже мне впору покраснеть.

Впрочем, это я отметил краем сознания, вскользь. Словно вместо меня думал какой-то другой человек, тот самый, который сейчас с удивлением и будто бы со стороны наблюдал за тем, как я выпрямился, подошёл к самой младшей из сестёр, аккуратно отодвинул её в сторону, а затем обхватил пальцами дверную ручку, и, забыв о магии, просто вырвал её из стены.

Мадди лежала на животе поперёк кухонного стола, её руки были связаны за спиной клетчатым полотенцем, ворот серого платья разодран, юбки задраны чуть ли не на голову, в широко распахнутых глазах ужас, а нижняя губа закушена до крови.

– Моя, всё равно моя будешь… – бормотал мужик, стоявший по другую сторону стола. Одной рукой он прижимал мою – МОЮ! – Лису к столу, а второй расстёгивал ширинку.

Дальше – темнота, сквозь которую обрывочными мазками проступают эпизоды реальности.

Вот я отталкиваю насильника от моей женщины. Когда он успел взять в руки нож? И почему я не чувствую боли, когда его лезвие вонзается мне в руку? Моя ладонь на смуглой шее, пальцы побелели от напряжения… Хрустит, ломаясь, нос, когда я молочу головой мужика по стене… Он воет, верещит до отвращения противно и одновременно кто-то жалобно зудит у меня над ухом, не позволяя вырвать из плеча руку, посмевшую ударить ту, что принадлежит МНЕ.

– Брэд, Брэд, пожалуйста! Я прошу тебя, хватит. Ты его убьёшь!

– Если что, земля в саду уже мягкая, – мяукнул другой голос. – Копать могилу будет легко.

– К демонам могилу. Давайте сожжём мудака в печи.

– Брэд, не надо! – жалобно простонала Мадди. И мне не понравился звук моего имени, потому что страх и боль его совершенно не красили.

Наверное, именно это меня отрезвило и помогло прийти в себя.

Оттолкнув в сторону скулящую падаль, я взглядом отыскал Лисичку, рывком прижал её к себе. Она дышала торопливо, судорожно всхлипывая при этом, и цепляясь ледяными пальчиками за мою шею.

– Зря, – шмыгнул носом тот голос, который рассказывал про землю в саду. – Если его сейчас не прикончить, он когда-нибудь опять вернётся.

Глухой удар, сдавленный стон. Хорошие у Мадди сёстры, но слабые. Бить надо так, чтобы мерзавец орал от боли, а не стонал, как пытающийся подняться с кровати старый дед.

– Опять? – хрипло переспросил я, ощупывая Мадди на предмет повреждений. – Это не первое его нападение?

– Нет, – шёпотом призналась Мадди. – Брэд, отпусти меня.

– Я пока не готов.

Потянув за косу, я заставил Лисичку запрокинуть голову и заскрежетал зубами, увидев ссадину на её лице и запёкшуюся кровь в уголке губ. Рано я в себя пришёл!

– Кто он?

Я наконец вспомнил о том, что маг, и в третий раз за последний час применил Третий глаз. Клянусь, за всю свою жизнь до этого я использовал его не так часто.

– Мадди?

– Тень из прошлого, – ответила она, и кончиком языка потрогала ранку на губе. – В некотором роде, поклонник мой.

– Жених, – исправил её будущий покойник, привлекая к себе моё внимание.

Ну что сказать? Учитывая, что обходился я без магии, одними кулаками, избил я его знатно. Вместо лица – кровавая масса, один глаз закрыт, зубы прорежены…

– Девочки, мне нужно несколько полотенец, чтобы как следует связать эту падаль, – обратился я к Лисичкиным сёстрам. – Я заберу его в замок. Больше вы о нём не услышите.

– Слава Предкам, – пробормотала боевая сестрёнка, а Мадди посмотрела на меня испуганным, как у оленёнка, взглядом.

Разодранное платье сползло, открывая взгляду тонкую бретельку нижней сорочки и белоснежное плечико.

– Мне нужно переодеться, – с горечью в голосе констатировала Лисичка, пряча при этом от меня свой взгляд.

– В кладовой мы храним запасную одежду, – откликнулась самая бойкая из сестёр. Та самая, что сначала молотила кулаками в двери кухни, а позже грамотно предлагала прикопать маньяка в саду. Вполне возможно, я ещё воспользуюсь её предложением.

– Спасибо, Лейла, – поблагодарила Мадди. – Я помню.

Она ушла, а я провёл рукой по лицу, оглядываясь по сторонам. Здесь не было того бардака, что я застал в доме лисичек-сестричек, да и тот, что был, устроил я, поэтому и убирать тоже мне.

– Меня Лейлой звать, – обозначила своё присутствие младшая лисичка, и я перевёл на неё взгляд. – Это Дафна и Нанни. Не спрашивайте, кто есть кто, их только Мад различает.

– И мама иногда, – пробормотала Нанни-Дафна. У обеих близняшек от слёз покраснели глаза и нос, но других повреждений я не заметил. – Ох, мама!

Все трое опрометью бросились к матери, чьё отсутствие в кухне весьма однозначно намекало на то, что женщина всё ещё не пришла в себя. И слава Предкам! Незачем матери знать, через какой ужас пришлось пройти одной из её дочерей.

Пока девчата щебетали в зале, я нашёл холодильный шкаф, и для начала вынес им кусок льда, а когда госпожа Лиса очнулась, вернулся в кухню. Залатал окно – и когда успел разбить? – сложил оставшуюся от стула горку к заготовленным у печки дровам. Кое-как приклеил магией дверь, дав себе зарок сегодня же оплатить работу плотника. Вспомнив студенческие годы, применил бытовое заклинание, призванное убирать мусор. Заодно и маньяка спеленал надёжным парализатором. Хотя очень хотелось поступить с ним также, как со сгоревшим в Холодном огне сором.

Тем временем вернулась Мадди. В клетчатом платье с каким-то нелепым белым воротничком она выглядела такой трогательной, что у меня руки зачесались от желания её обнять. Взгляд зацепился за налившийся лиловым синяк, и руки зачесались уже совсем по другому поводу, а ноги сами собой понесли меня к ней. Но я наткнулся на ещё один «олений» взгляд, и нахмурился.

– Брэд, спасибо тебе огромное! – пролепетала Лисичка, внимательно рассматривая что-то за моим левым плечом. – Просто не знаю, как тебя благодарить. Это такой ужас! Если бы не ты, я… Я…

Сглотнула, а потом и вовсе прижала пальчики к разбитым губам, мягким, сладким, и совершенно моим! Всё же напрасно я мерзавца не прикончил!

– Мам? Мама! Ты в порядке? Тебе нужен лекарь!

Ладно, беги пока. Но нам всё равно придётся поговорить, моя Мадди. Не понимаю, чем я тебя напугал (или провинился?), но ты мне обо всём расскажешь. Попозже.

– Как будто меня в первый раз избили, – с напускной бодростью отозвалась мама-Лиса. – А вот твой синяк мне категорически не нравится. – Она сделала страшные глаза и как-то так замысловато шевельнула бровью, что все её дочери (кроме самой старшей) глянули на меня.

Я кашлянул и решил воспользоваться ситуацией.

– Леди! – Улыбнулся самой обворожительной из своих улыбок. – У меня для вас две новости…

– И обе плохие! – ахнул бойцовый лисёнок по имени Лайла, который при ближайшем рассмотрении всё же больше походил на котёнка.

– Ну отчего же, – возразил я, – одна хорошая. Ну, по крайней мере, мне так кажется. Дело в том, что вы не найдёте ваш дом таким, каким его оставили. Там случился… ммм… беспорядок. Не подумайте на меня, я только мимо пробегал. Но эти руки… – Продемонстрировал свои ладони. – … и моя магия в вашем полном распоряжении.

Лисье семейство молча смотрело на меня.

– Ну и плотника я тоже позову.

После этой фразы в таверну ввалилось сразу трое моих щитодержцев, а вслед за ними ещё пяток – из местных. Вот нет бы им прийти получасом ранее, никто бы не пострадал. Ну, кроме младшего Александра.

– Наверное, нам сегодня придётся закрыться, – неуверенно пролепетала мама Лиса, но лисята-близнята встали грудью, в два голоса заявив, что ни в коем случае, что они справятся, и что все могут поспешить пока домой.

Ну, мы и поспешили. Разве что я задержался на пару минут, чтобы объяснить своим людям, куда и в каком состоянии нужно доставить пленённого мною маньяка.

– Запрёте в подвале, – отдавал я последние указания. – Не кормить, лекаря не подпускать. Оставьте говнюку воды, а после закажите из столицы специальный транспорт. Его Императорское Величество лично подписывает смертные приговоры убийцам детей и насильникам.

Поговорить по душам с Лисичкой я смог только поздним вечером, когда, закончив уборку в доме её матери, мы на одолженной почтовой повозке выдвинулись в замок.

Ночь выдалась звёздная и холодная. У меня даже зубы мёрзли, пока я не додумался накрыть нас с Мадди Воздушной волной. Смешно, но это боевое заклинание все боевики без исключения использовали лишь в бытовых целях. Лисичка куталась в пушистую серую шаль, хмурилась и упорно молчала, отказываясь смотреть мне в глаза.

Ладно.

Я потянул за поводья, вынуждая сонную лошадку остановиться на обочине, и решительно повернулся к Мадди.

– А теперь просто расскажи мне, что у тебя на душе, – попросил я. – И пожалуйста, без утайки.

Она вскинула на меня свои невозможные глаза, которые в свете неполной луны казались почти чёрными и, закусив многострадальную нижнюю губку, беспомощно всхлипнула:

– Брэд…

А затем порывисто обхватила мою шею руками и, словно этого показалось ей мало, и вовсе перебралась ко мне на колени. Кто я такой, чтобы возражать? Небрежно бросив поводья на скамью, я обнял свою испуганную девочку так, как давно хотелось.

– Ну что ты? Я же тут. Я успел. Больше тебя никто не обидит. Верь мне, моя нежная Лисичка. Моя принцесса Лиса…

Убейте меня, не вспомню, что ещё я нёс, сцеловывая горькие слёзы с хорошенького личика, что бормотал и в чём клялся – впрочем, клятвы как раз помню, – но, когда Мадди наконец перестала плакать, она всё же заговорила, и начала очень издалека.

Она рассказывала о своём детстве. Жаловалась на маменьку, на дядьку, который выставил ту из дому.

– Как он мог, Брэд? Как мог?! Она же совсем ребёнок, благо, что родила пятерых дочерей. Никогда его не прощу!

Я слушал о том, как они скитались между многочисленными мужьями мамы Лисы, скрипел зубами от бессилия, понимая, как рано моей бедной девочке пришлось повзрослеть. Злился до пелены перед глазами, но ни слова не говорил, боясь спугнуть её откровенность. Наглаживал напряжённые плечики, впитывая историю маньяка Роберта Суини. А потом Мадди начала извиняться.

– Мне так стыдно! – лепетала она, целуя мокрыми от слёз губами мои щёки и шею. – Ты для меня… а я… Я ногтя твоего не стою.

– Мадди, ты… – она беспардонно закрыла мне рот тёплой ладошкой и продолжила:

– Ты защитил, ты помог, ты всё… – Сглотнула и зажмурилась. – Ты спас меня сегодня! А я только и делаю, что думаю о тебе гадости. Нет, молчи! А то я снова разревусь, и не смогу сказать!

Я-то молчу, но куда уж ещё больше «разреветься»? И без того от её слёз я мокрый насквозь.

– Когда ты так набросился на Роберта, я испугалась, – шепнула Лисичка мне прямо в ухо. – Подумала, что … ты только не обижайся!.. что ты такой же агрессивный, как он. Роберт ведь не со зла. Он вообще не злой, но просто рядом со мной с ним что-то приключалось. Как проклятие какое-то, не знаю. Ты не подумай! Я его не оправдываю! Он столько боли и горя мне принёс! А потом мне так стыдно стало. После всего, что ты уже сделал, и как вёл себя со мной, разве я имела право думать о тебе плохо?

– М-м! – попытался возразить я, но Мадди применила нечестный приём. Она подвинулась на моих коленях, чтобы прижаться своей восхитительно мягкой грудью к моему торсу, и я впервые в жизни почувствовал себя извращенцем.

– Сама знаю, что нет! – яростно зашептала Мадди. – И мне теперь невыносимо стыдно, потому что Роберт… О, Предки! Моя мать и мои сёстры, они ведь не такие невинные, как может показаться со стороны, а Роберт об этом знает лучше всех. Он столько лет за нами следил! И теперь, когда все узнают об этом, твоё имя изваляют в такой чудовищной грязи! Разразится жуткий скандал. А всё из-за меня! Из-за того, что ты просто слишком благороден для того, чтобы пройти мимо попавшей в беду девицы!

Лисичка убрала ладошку с моего лица, всхлипнула в последний раз, и, уверенно нахмурившись, заявила:

– Самым правильным для тебя сейчас будет отказаться от помощи мне. Моя семья… мы недостойны твоей помощи.

Не уверен, но, кажется, именно в этот миг я окончательно влюбился в эту невыносимо наивную Лисичку. И эта мысль, эта осознанность была настолько правильной и важной, что я не смог удержаться от того, чтобы попробовать на вкус губы моей женщины в этот судьбоносный момент.

Глава 14. Не пирог

В замок Ордена мы приехали поздним вечером, но величие этого древнего строения мне не позволила оценить, во-первых, темнота, а во-вторых, тот факт, что, нарыдавшись до икоты, я и сама не заметила, как заснула. В объятиях Брэда спалось так хорошо и уютно, что я благополучно проспала и наш приезд, и момент перемещения в спальню. А глаза открыла только тогда, когда солнечные лучи принялись безжалостно щекотать мои ресницы.

Села на кровати, оглядываясь по сторонам.

Комната была не очень большой, но светлой. Внушительная кровать с тяжёлым балдахином из ткани тёмного-вишнёвого цвета занимала большую её часть, по обеим сторонам от изголовья – тумбочки. Книга и свеча в серебряном подсвечнике на одной, и бордовая роза в узком высоком бокале – на второй.

У окна письменный стол, три двери, одна из которых, как я надеялась, вела в уборную, в углу – огромный сундук, поверх которого кто-то положил зелёное платье, ужасно похожее на моё собственное, и аккуратную стопку белья.

В камине тихонько потрескивает огонь, но от моих щёк жаром полыхнуло гораздо сильнее, чем от него, когда я сообразила, что из одежды на мне лишь тонкая сорочка, но, как и кто меня раздевал – я не помню.

Хотя кое-какие догадки у меня на этот счёт имелись.

Тряхнув головой, я спрыгнула с кровати, и на цыпочках подбежала к одной из дверей. Прижалась ухом к замочной скважине, пытаясь определить, что находится снаружи – не хотелось бы полуголой выскочить в коридор. К сожалению, тот, кто находился с той стороны (если там, конечно, кто-то был), хранил гробовое молчание, поэтому после минуты ожидания я была вынуждена потянуть на себя дверную ручку, чтобы заглянуть в образовавшуюся щель, и громко выдохнуть от облегчения – за дверью обнаружилась уборная со всеми удобствами.

Прихватив с собой платье и бельё, я решительно скользнула внутрь и махнула рукой на отсутствующую задвижку, с удовольствием осознав, что бояться здесь мне нечего. Своим поведением и поступками Брэд не раз доказал, что я могу ему доверять.

– Разве не так? – шёпотом уточнила я у своего отражения, которое изумлённо таращилось на меня из зеркала над раковиной. – Красотка, нечего сказать. Мечта любого мужчины.

На голове воронье гнездо, глаза сверкают, щёки залил смущённый румянец, а на горящие припухшие губы без стыда невозможно смотреть. Я прижала пальцы ко рту и опустила веки, чтобы не видеть эту бесстыдницу. Снова тряхнула головой – не стану, не стану жалеть! – и решительно двинулась к ванне, по пути сбрасывая сорочку и начиная расчёсывать пальцами то безобразие, в которое за ночь превратилась моя коса.

На стеклянном столике возле ванны обнаружились баночки с мылом и шампунями. Тут же стоял набор для бритья: острое лезвие, кисточка и стаканчик, в котором мужчины взбивали пену перед тем, как нанести её на лицо. Чтож. Не то чтобы я до этого момента сомневалась, в чьей именно спальне оказалась, однако…

Однако лимит моего смущения уже был давно пройден, поэтому я решила вообще об этом больше не думать. Поэтому, выбрав баночку с шампунем, я включила воду и занялась волосами.

К тому моменту, когда с водными процедурами было почти закончено, в дверь постучали.

– Мадди?

Я застыла, прижав к груди маленькое полотенце – большое пришлось накрутить на голову.

Что сказать? Что сделать?

– Лисичка, у тебя всё хорошо?

– Да, – наконец ответила я, но звук получился таким хриплым, что я была вынуждена откашляться и повторить:

– Да, спасибо.

– Тогда заканчивай и выходи. Я накормлю тебя завтраком, и вкратце опишу ближайшие перспективы.

Пришлось ускориться. Торопливо натянув на влажное ещё тело бельё и платье, я левой рукой пыталась сушить волосы, а правой застёгивала пуговицы. Отражение в зеркале было по-прежнему румяным, но теперь больше походило не на распутницу, а на утопленницу. Без ложной скромности я могла сказать, что волосы у меня очень красивые. Когда с них не стекает вода, и они не прилипают к голове, как болотная ряска к черепу кикиморы.

Брэд ждал меня, развалившись на кровати и заложив руки за голову, но стоило ему услышать звук моих шагов, как он приподнялся на локте и так при этом глянул, что у меня ноги подкосились, а в горле пересохло.

На кикимор так не смотрят!

– Как спалось? – спросил он, протягивая мне свободную руку

– Спасибо, хорошо, – ответила я, Переборов смущение, подошла вплотную к кровати, и дотронулась подрагивающими пальцами до мужской ладони. – У тебя очень удобная кровать.

На смуглом лице заиграли ямочки.

– Рад, что тебе понравилось.

Брэд сел, а затем подтянул меня к себе, сжав своими коленями мои ноги. Смотреть на него сверху вниз было странно, но отчего-то весело. Я улыбнулась в ответ, и положила руки ему на плечи. Он склонил голову влево и потёрся щекой о тыльную сторону моей ладони.

– На русалку похожа, – шепнул он, одновременно путаясь пальцами в моих волосах. – Кто тебе обычно помогает с причёской?

Я хмыкнула.

– Ну уж точно не горничная! Ещё чего не хватало, платить кому-то за то, что он тебе пуговку застегнёт или чулок поправит.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍ – Чулок? – томным голосом переспросил Брэд, а я, кашлянув, с независимым видом закончила:

– Раньше мы с сёстрами расчёсывали друг друга, но, в принципе, каждая из нас справляется с этим нехитрым делом самостоятельно.

Брэд задумчиво кивнул, а затем встал на ноги и жестом предложил мне присесть на край кровати. Стоило же мне опуститься на мягкий матрас, как в мужских руках появилась расчёска.

– Можно?

Спрашивал он скорее для проформы, потому как, не дожидаясь моего ответа, перехватил поудобнее копну моих волос и, прежде чем начать расчёсывать, прижался к ним носом.

– Мною пахнешь. Мне нравится.

– Я… мм, – ответила я, а Брэд рассмеялся и как-то уж очень умело принялся за мои волосы.

– Я рассказывал тебе о своей сестре? – спросил он. – Мы с ней в детстве почти не расставались, даже спали в одной комнате, хотя нам за это и влетало от родителей. Каждый вечер маменька приходила к Бренди, чтобы расчесать её перед сном. У неё был специальный гребень из слоновой кости – я тебе такой же куплю. Им нужно было провести по волосам ровно сто раз – и тогда они непременно станут очень и очень красивыми.

Я слушала молча, наслаждаясь нежными, очень аккуратными прикосновениями, и жмурясь от удовольствия, когда кожи касались тёплые потоки магии.

– Ты считаешь до ста, Лисичка, когда расчёсываешь свои косы перед сном? – мурлыкнул Брэд, прижавшись губами к коже у меня за ухом.

– Нет.

– Я с удовольствием буду делать это вместо тебя. Ты позволишь?

Надо признаться, что конкретно в эту секунду я бы позволила этому мужчине всё, о чём бы он ни попросил. Без стыда и сожаления. Потому что ни с одним человеком в целом мире я за всю свою жизнь не чувствовала себя так хорошо. И я даже открыла рот, чтобы немедленно рассказать об этом Брэду, но в дверь кто-то коротко стукнул, а затем незнакомый мужской голос произнёс:

– Ваш обед, Мэтр! Могу я войти?

– Нет! – Провёл губами по моей щеке. – У меня тут своя собственная русалка, а он говорит, «войти»…

– Я думала, я – Лиса, – хихикнула я, но Брэд не смутился.

– Лисичка, – щёлкнул меня по носу. – Редкой русалочьей породы…

Провёл ладонями по моим волосам от макушки до самых кончиков, делая их в один миг совершенно сухими.

– Мэтр?

– Да иду я! Иду... Демоны тебя задери.

На завтрак были жареные с беконом яйца, кривой солёный огурец, свежее молоко, булочка с корицей по маминому рецепту (она называла их «ленивыми»), и два вида варенья – вишнёвое и грушевое.

– Я думала, замок Ордена только у меня выпечку заказывает, – ревниво заметила я, разламывая булочку на две части и жадно принюхиваясь.

Брэд рассмеялся.

– Жадная Лисичка! Если бы мы только у тебя заказывали, то ты бы с утра до ночи стояла у печи, забыв обо всех своих восхитительных десертах. – Клянусь, я даже не покраснела после этого жирного, как августовский шмель, намёка. – Ты хоть представляешь, сколько в замке живёт людей, и сколько хлеба они съедают за один день?

– Нет. А сколько?

Яичница была слегка пересолена, но я была слишком голодна, чтобы обращать на такие мелочи внимание. Проткнула вилкой ярко-оранжевый глазок желтка и макнула в образовавшуюся лужицу кусочком белого хлеба.

– Много, – хмыкнул Брэд и тоже макнул моим хлебом в мою яичницу.

– Эй!

Мы шутливо подрались за остаток белка, а после того, как я из нашей драки вышла абсолютной победительницей, мужчина мягко улыбнулся и пригрозил взять реванш за обедом.

– Допивай свой чай, – улыбаясь, велел он. – Вернусь через минутку.

Брэд вышел, а я, воспользовавшись его отсутствием, ещё раз сбегала в уборную, чтобы перед зеркалом заплести высушенные магией волосы, и заодно полюбоваться на несходящий со щёк румянец. Затем вернулась в спальню, допила остывший чай и убрала посуду на поднос. Заправила постель и, раскладывая белоснежные подушки поверх бордового бархатного покрывала, вдруг вспомнила матушкино предположение о том, какую роль для меня уготовил Брэд.

Сердце грохнулось об рёбра.

Любовница.

Буду ли я возражать, если такое предложение всё же поступит? Брэд был мне симпатичен – очень. Как никто и никогда. С ним рядом было спокойно. И весело. И уютно. И тепло. И очень-очень волнительно. И целоваться с ним мне нравилось. Не просто нравилось, я пьянела от его поцелуев и – втайне! – кажется, даже мечтала о продолжении. Но любовница… Как это, быть с мужчиной? Не с каким-то, а именно с этим?

Взяв с кровати подушку, я прижала её к лицу, пытаясь уловить аромат Брэда, но, как назло, пахло от неё лишь лавандовым мылом.

– Не скучала?

От испуга я чуть не подпрыгнула на месте, и посмотрела на вернувшегося Брэда с упрёком.

– Ты что тут делала? – Он с любопытством посмотрел на меня.

Я вернула подушку на место и проворчала:

– Уборкой занималась.

– Хозяйственная моя… А у меня для тебя кое-что есть. Держи.

– Что это?

В моих руках оказался женский плащ с капюшоном и прорезями для рук вместо рукавов. Дорогое сукно, меховая опушка. В столице такие вещички могли позволить себе лишь очень богатые дамы.

– Извини, что не новый. – Брэд смущённо улыбнулся. – Да и по росту он будет великоват – Брэнди повыше. Но другой женской одежды в замке нет, а я не хочу, чтобы ты мёрзла.

– У меня, вообще-то, и своя одежда есть.

– И она лежит где-то в одном из сундуков, которые стоят посреди двора напротив Девичьей башни.

Я вздохнула.

– А твоя сестра не станет возражать?

Брэд выразительно закатил глаза.

– Понятно. Спасибо, Брэд! Я верну его, как только распакую вещи.

– Можешь не спешить.

Вынув из сундука короткую куртку военного образца, Брэд набросил её себе на плечи, а затем подхватил приготовленный мною поднос.

– Готова?

Я погладила мягкий мех на капюшоне и улыбнулась.

– Да.

Мы вышли в коридор. Здесь было довольно зябко, и я, мысленно благодаря Брэда за предусмотрительность, поёжилась от неприятного сквозняка, тут же скользнувшего мне под юбку.

– Весь замок мы даже зимой не отапливаем, – словно извиняясь, проговорил мужчина. – Уж больно это накладно получилось бы. Но зато в личных покоях и в казарме всегда тепло.

Покосился на мои ботиночки, те самые, что сам мне накануне подарил. Удобные и очень тёплые!

– Брэд, всё в порядке. Пальто просто чудесное! – заверила я. – К тому же я давно живу в здешних краях, и холодом меня уже не удивишь. Скажи лучше, куда мы сейчас идём. На кухню?

Он кивнул на поднос.

– Ну, мы стараемся сами убирать за собой. Хотя слуги в замке, конечно, есть.

– Обойтись без них в таком огромном строении было бы сложно, – согласилась я. – Кстати, если нужно, я могу помогать на кухне, раз я всё равно здесь. Помнится, ты что-то говорил на эту тему.

– Я? – изумился он, и глянул на меня с сомнением. – Не помню такого.

– Ну, как же… – немного растерялась я. Не то чтобы Брэд приглашал меня на роль своей кухарки, но какой-то разговор на эту тему у нас точно был.

– Серьёзно, Лись. – Брэд толкнул плечом какую-то дверь и, придерживая её ногой, подождал, пока я перейду в другой коридор, ещё более холодный и явно ведущий на улицу. – Ты и в самом деле хочешь тратить свой талант на мужиков, которые сожрут даже подковы, если их перед этим разогреть? Хотя, помочь, конечно, можешь...

Мы вышли во двор, и я с интересом огляделась по сторонам.

– У нас тут музыканты репетиции проводят во второй половине дня, – на ходу рассказывал Брэд. – Если тебе интересно, то удобнее всего за ними наблюдать с галереи возле моего кабинета. Я тебе покажу.

– У вас тут и музыканты есть?

– А как же, – довольно и с гордостью во взгляде фыркнул хозяин замка. – И музыканты, и представления, и благородная публика. За стеной замка уже целый городок вырос. Маленький пока ещё, ну так и Орден здесь всего ничего как обосновался. Вон там конюшня, в домике с жёлтыми витражами больничка, это Девичья башня, сюда мы после кухни забежим. Кстати, о кухне. Твою выпечку мои бойцы сожрут, даже если она будет гвоздями к столу приколочена.

Я улыбнулась. Да уж, замок был моим самым крупным заказчиком, что правда, то правда. Скупали всё, что я им могла предложить, ещё и добавки просили.

– И тебе стоит только моргнуть – должность замкового пекаря твоя. По крайней мере, до того момента, как мы организуем тебе новую кофейню. Но мне казалось, что ты с большей радостью будешь заниматься жгучими поцелуями, клюквой в сахарной пудре и прочими заманчивыми штучками.

– Тебе правильно казалось, – согласилась я, категорически запретив себе смущаться. – Это я по привычке. Постоянно приходится думать о сёстрах. И мама...

– Вполне себе взрослая, и способная позаботиться о себе и своих дочерях, – решительно перебил меня Брэд. – Сегодня ночью ты о многом мне рассказала, Лисичка. Не подумай, я счастлив, что ты решилась. Что открылась мне. И раз уж так получилось, я просто обязан помочь тебе избавиться от всех твоих комплексов.

– К-каких комплексов?

– Махровых, матёрых и жирных, как суп из утки по рецепту фру Кирстин. Нам сюда.

Мы вошли в огромную жаркую кухню, заполненную паром и ароматами готовящейся еды. Мужчина в поварском халате и колпаке не обратил на нас ровным счётом никакого внимания, да и его помощники лишь зашипели на хозяина замка, когда тот пристроил поднос с остатками завтрака на один из больших столов.

– Спокойно! Мы уже уходим, – виновато попятился Брэд и подтолкнул меня к выходу. – Хотел тебе обеденную залу показать, но в кухню сейчас лучше не соваться. Бигсби сегодня какой-то нервный. Идём-ка лучше в Девичью башню. Выберешь себе комнату по вкусу.

– В башню? – шёпотом переспросила я.

– Ну да. Раньше она у нас пустовала. Даже Бренди во время своих наездов останавливалась в гостинице. В Городе-за-стеной есть гостиница. Ты знала об этом? Жильцы там, правда, нечастые гости, но… А почему ты удивляешься? Тебе ведь нужно где-то жить.

Чему удивляюсь? Наверное, тому, что не далее как какой-то час назад я примеряла на себя костюм любовницы Брэда Алларэя. Проснулась в его спальне, в его кровати, умывалась в его уборной, думала, краснея, о том, как бы могло всё быть, окажись он в этот момент в комнате. Надеялась и боялась развития событий, то и дело возвращаясь мыслями к тому, что Брэд говорил. И как при этом смотрел на меня. И на что намекал, заставляя алеть щеками…

Костюм пришёлся впору, сидел, как влитой. И, пожалуй, мне даже нравилось, как я в нём смотрелась.

Или всё-таки не нравилось?

– Я не удивляюсь, – наконец промямлила я. – Просто растерялась. Ты минуту назад про мои комплексы рассуждал, а теперь...

– И про комплексы тоже.

Брэд вдруг остановился, взял меня за руку и проникновенным, до мурашек серьёзным голосом сказал:

– Вы с вашей матерью зачем-то поменялись местами. Нет, ей-то, конечно, удобно, но о тебе она подумала?

Кровь ударила мне в лицо. Фразу, подобную этой, мне приходилось слышать не раз.

– Ты её совсем не знаешь. А уже пытаешься говорить гадости.

– Да помилуй Предки! Какие гадости? – Большими тёплыми ладонями он обхватил моё лицо и не позволил вырваться. – Самой природой задумано так, что сначала родители заботятся о детях, а позже – наоборот. Прости, Мадейлин… – Он впервые, кажется, назвал меня полным именем, и это было так неожиданно, что мне даже захотелось оглянуться, чтобы удостовериться, что обращается Брэд именно ко мне, а не к какой-то моей тёзке. – Прости, мои слова могут показаться грубыми. Но сколько тебе было лет, когда ты удочерила свою собственную мать и её детей? Её, моя нежная девочка, не твоих. И пусть мне понятна твоя забота о сёстрах. Я горжусь тобой, несмотря на всю свою нежность и хрупкость, ты очень сильная, очень ответственная. Но, Лись, разве, отказавшись от собственной жизни, ты сделаешь счастливыми своих родных?

– Я…

– Нет. – Он мягко поцеловал меня. – Не сделаешь. Поверь, я знаю, о чём говорю.

Брэд глянул куда-то мне за плечо и вдруг предложил:

– А знаешь что, давай-ка лучше посмотрим на твою новую кофейню, а комнату оставим на… хм… десерт.

Приступ паники едва не сбил меня с ног. Только что я так смело рассуждала о том, как стану любовницей Брэда Алларэя, а теперь словно язык проглотила.

– На д-десерт? – каким-то чудом выдавила из себя я.

– Ага. – Взгляд у него был честный, открытый и прозрачный. Сама невинность, честное слово. – Или ты передумала?

Я мотнула головой.

– Прекрасно. Идём.

Надеюсь, Брэд говорил всё-таки о кофейне, потому что, если не о ней, я…

Раньше я всерьёз не задумывалась о мужчине в моей жизни. Не было у меня времени на такие глупости. Но сейчас, глядя на Брэда, я отчётливо понимала, что именно такого… нет, именно его я хотела бы видеть рядом с собой. Ох, кажется я всё-таки унаследовала от маменьки умение влюбляться за полсекунды, а потом сразу же пускать всю жизнь под откос.

Спасибо Предкам, что я не так наивна, как она, а потому не жду и не мечтаю. Однако если Брэд… если он всё же захочет сделать меня своей любовницей – я всё же, наверное, соглашусь. Пусть не навсегда, пусть на день, два, месяц или год, но я урву от жизни всё, что она мне даст. Мне!

Прав Брэд. Ох, как прав. Жизнь одна, это не пирог, который можно переделать, если подгорел, или тесто пересолено.

Не пирог.

– А куда мы идём? – опомнилась я, когда очень хорошая каменная дорога, что в здешних местах было редкостью, увела нас от стен замка.

Мы шли вдоль улочки, по краям которой стояли простые, но надёжные деревенские дома. Выбеленные извёсткой, чистые, с обязательными клумбами у крыльца, с деловитыми курочками, снующими по дворам в поисках поживы. И хотя по всему было видно, что в домиках живут простые крестьяне, я не заметила ни одной соломенной или земляной крыши.

– Я же объяснял, – ответил Брэд, не замечая, с каким удивлением я смотрю по сторонам. – Посмотрим, как идут работы на строительстве твоей новой кофейни.

– На строительстве? – Я даже остановилась от неожиданности, пытливо заглядывая мужчине в лицо. – Когда ты успел распорядиться? Я же едва-едва согласилась на твоё п-предложение...

– А у нас тут круглый год стройка, – объяснил Брэд, не заметив моей заминки перед тем, как произнести последнее слово. – Город-за-Стеной – это, можно сказать, моё детище. Слышала, как говорят? Каждый настоящий мужчина должен посадить дерево, построить дом, и родить сына. Деревьев я уже на лес насажал. Город – неплохая замена дому. Сыновей, надеюсь, у меня тоже будет много. Всё детство о братишке мечтал, хотя мы с Бренди, конечно, были лучшими друзьями.

И улыбнулся так открыто и радостно, что у меня защемило в сердце. Когда-нибудь Брэд станет прекрасным отцом. Я искренне завидую той женщине, которой посчастливится прожить жизнь рядом с этим добрым заботливым мужчиной.

– Друзья – это здорово, – пробормотала я и, торопясь уйти от опасной темы, протянула:

– Ты всё делаешь с таким размахом…

– С размахом? – удивился он.

– Ну, я до тебя не знала никого, кто мог бы похвастаться, что построил целый город. Даже мастер Туг… Домов он спроектировал изрядно, но они ведь по всей Империи разбросаны. Это, как чудо!

Брэд заливисто рассмеялся.

– А, ты об этом. – Небрежным жестом отбросил волосы со лба. – Нет, моя милая. Это не чудо. Это чистой воды эгоизм. Я, видишь ли, с восьми лет и до окончания войны по общежитиям и казармам кочевал. Во дворце жил долго, в гостевых комнатах. Никому не говори, но это жуткий клоповник. Уборная на этаже, холодно, уголь или дрова для камина можно добыть только с оружием в руках. Ну, а потом замок. Та же казарма, только в профиль.

– У тебя очень приличная спальня, – возразила я. – И в Девичьей башне всё удобно. Уюта не хватает, но это ведь наживное…

Он покачал головой.

– Нет. И спальня, и башня – это не моё. Не мне принадлежит, понимаешь? Ордену. Что я оставлю своим детям в наследство? Надеюсь, что не должность Мэтра.

И пока я хлопала ресницами, пытаясь осознать услышанное, пояснил:

– А я хочу по пятницам ходить в театр. И в ресторацию по особому случаю. Ярмарку хочу на площади с фонтаном. Школу для детей. Женский клуб для жены. И ездить в гости к друзьям на коляске. По хорошей дороге, а не по тому безобразию, которое местные называют большим трактом. И по этой же хорошей дороге возвращаться из гостей в свой собственный дом. Каждый день. – Я слушала, открыв рот. – Беда лишь в том, что тут ничего нет. Ни театра, ни фонтана, ни ресторации. А щитодержцы от Щита надолго не могут уехать. Три-четыре дня – и всё. Такая ломка начинается, такой откат! Один раз на себе испытаешь, не захочешь повторить. – Отбрасывая хмурые мысли, он передёрнул плечами и тряхнул головой. – Ну, вот я и решил, что нужно брать своё счастье в собственные руки. Строим город потихоньку. Кое-кто из местных сюда перебрался. Приезжим специалистам мы дома в аренду сдаём. Щитодержцы из семейных давно сюда своих перевезли, те, кто помоложе, пока только планируют.

– Перевезти?

Глянул на меня искоса и вдруг изменил тему.

– М… И перевезти, и… Вот ты, к примеру, какой дом хотела бы? Чтобы кофейня на первом этаже, а на втором – жилые комнаты? Или отдельно лавка, отдельно – особняк?

– У тебя разные, что ли, есть? – рассмеялась я, но Брэд не поддержал моего веселья.

– Ответь, пожалуйста.

Я задумалась. В Фархесе у меня квартира над кофейней была. С одной стороны, очень удобно, а с другой – я же домой только ночевать приходила, и то не каждый день. Да и сёстры теперь будут жить недалеко, если захотят в гости наведаться, селить их над кухней как-то не комильфо.

– Ну, допустим, отдельно.

Брэд резко развернулся и бодро сообщил:

– Тогда нам сюда.

В конце узкой улицы, метрах в ста от замкового подвесного моста, обозначились стены будущего небольшого домика с дырами вместо будущих окон-витрин. Работы здесь был непочатый край, но я уже могла представить и место для летней веранды со столиками, и украшения для крыши, и даже клумбы, на которых я сама буду выращивать дикий виноград, розовые кусты и жасмин.

– Брэд…

– Ты только не пугайся! – Он заглянул мне в глаза, а затем поднёс к своим губам обе мои ладошки. – Когда каменщики закончат, это будет прекрасная маленькая лавочка. Ни в какое сравнение с твоей старой не идёт. И даже лучше, что ещё ничего толком не готово, потому что проще внести изменения сейчас, чем переделывать потом. Так ведь? Размеры кухни там, погреба, зала для посетителей. Можно ещё один зал сделать. Я в столице в одном кафе был, там на втором этаже детский зал сделали, вроде пряничного домика. Мои племянники от этого места просто пищат. Можно распорядиться насчёт мансарды…

– Насчёт чего?

Тьма проявилась прямо из воздуха, я и моргнуть не успела. И как она только это делает?

– Насчёт мансурды?.. – Воинственно встопорщила усы. – Мансурда наша!

Брэд шевелением брови обозначил удивление.

– Молчи! – одними губами потребовала я, и уже громче, для своей питомицы:

– Та мансурда – твоя. Тут никто и не спорит. А эта – другая совсем. Она невкусная. И вообще, из камня.

– Из какого камня? – деловито уточнила Тьма, будто это играло какую-то роль. Будто окажись мансарда из известняка или мрамора, то она бы ещё подумала, есть ли её самой или врагам отдать.

– Из самого твёрдого, – с важным видом заверил Брэд, авторитетно добавив:

– Из красного.

– Не копчёный? – уточнила Тьма.

– Пф… Копчёный я и сам бы с удовольствием…

– А нашу мансурду нам когда отдадут?

Ещё какое-то время мы потратили на то, чтобы успокоить Тьму и заверить её в том, что скоро, уже совсем скоро я отдам ей её колбасу. То есть, конечно, мансурду. Да, много. Да, в холодильный шкаф всё не поместится. Да, Брэд обязательно купит.

На строительстве я провела несколько часов. Хозяин замка и Города-за-стеной уходил куда-то по делам, оставив меня со строителями, возвращался, снова уходил. И только ближе к вечеру, когда небо стало наливаться серостью, я внезапно вспомнила, что у меня же вещи не разобраны, и если я не потороплюсь, то ночевать мне снова придётся в спальне у Брэда. Не то чтобы он возражал, но…

В замок я возвращалась без него, выловив по дороге одного из щитодержцев, и попросив его проводить меня к Мэтру. Парень широко улыбнулся и выпалил:

– Конечно, фру Тауни. С радостью!

– Разве мы знакомы? – растерялась я.

– Никак нет! Бонифатий Мартисон, к вашим услугам. – Щёлкнул каблуками и чуть склонил голову. – Я часто видел вас в таверне вашей матушки. И хочу заверить, что я… все мы! Мы все счастливы видеть вас здесь. Моя матушка и сёстры уже спрашивали, на какой день вы планируете открытие вашего кафе. Хотят стать вашими первыми клиентками.

– О… Ваши родственники живут здесь?

– Да! – Его улыбка была невероятно заразительной. – В Городе-за-стеной. Замковая площадь, дом номер тринадцать. С магнолией и диким виноградом. Если вы захотите нанести нам визит, или вступить в местное дамское общество, всё такое, то я скажу маменьке, она всё устроит.

– Что устроит? – осторожно уточнила я.

– Ну, познакомит вас с женским клубом. Так как? Вы согласны?

Вряд ли знатные дамы – а среди магов других не встречалось – захотят впустить в своё общество простолюдинку. Странно что любезный Бонифатий этого не понимает по своей исключительно очаровательной наивности.

– Мартисон! – рыкнули откуда-то из-под замковой стены. – Тебе заняться нечем?

Мой провожатый растаял быстрее, чем первый осенний снег, а его место тут же занял Брэд.

– На что ты тут без меня соглашаешься? – проворчал он грозно. – И на секунду одну оставить нельзя!

– Он просто хотел познакомить меня со своей матушкой и с сёстрами, – честно призналась я.

– Совсем страх потерял, – буркнул мужчина. – С чего вдруг?

– Чтобы я не скучала без женского общества. – Я насмешливо фыркнула. – Словно у меня есть время для скуки. Брэд, я тебе так признательна! Ты даже представить себе не можешь! Никто и никогда не делал для меня столько, сколько ты. Переезд, Роберт, теперь вот это всё. Я…

– Мне приятно заботиться о тебе, – перебил Брэд. – На самом деле.

– Спасибо.

Я на ходу прижалась щекой к его плечу, но мужчину это не устроило. Он остановился, глянул по сторонам, а затем обхватил ладонями моё лицо и прошептал:

– Поблагодари меня ещё раз.

И я поблагодарила. Жарко, до томительной истомы во всём теле и головокружения, окончательно признавая, что поцелуи могут быть намного, намного вкуснее любого из самых изысканных и сложных десертов.

А ночевать мне снова пришлось в спальне хозяина замка, которую он мне с радостью уступил. И нет. Никакого неприличного подтекста. Просто вход в Девичью башню кто-то зачаровал так, что порог здания не мог переступить ни один мужчина.

Я растерянно посмотрела на груду своих вещей, аккуратно сложенных у стены, и перевела взгляд на Брэда.

– Завтра я что-нибудь придумаю, – заверил меня он. – А сегодня… Тебе что-то нужно из личных вещей? Я нашёл вчера твой дорожный сундук, но если…

– Сундука вполне хватит, – отмахнулась я. – Всё же надо было мне вещами заниматься, а не торчать на строительстве целый день.

Брэд пожал плечами.

– Завтра займёшься. Не переживай. Переночуешь у меня, а я пока переберусь в казарму.

Странное чувство из смеси разочарования и облегчения затопило меня. Кажется, я почти сумела убедить себя в том, что ночевать мы станем вместе.

– О. Спасибо!

Меня проводили до комнаты, нежно поцеловали на прощание и пожелали спокойной ночи. Спокойной. Ха! Я часа три проворочалась на кровати, не зная, что и думать. Я была не настолько наивной, чтобы верить, будто Брэд не хочет перевести наши отношения на более интимный уровень. Хочет. Но отчего-то не торопится со своим предложением? Может, боится, что я посчитаю себя обязанной? Ждёт, пока закончится срок нашего договора?

Ох, мужчины! Демон ноги себе переломает, пытаясь разобраться в мотивах их поступков. Что уж говорить обо мне?

Не помню, как заснула, а проснулась с такой жаждой деятельности, что даже Брэд не сумел меня остановить.

Для начала я занялась своими вещами, и так увлеклась сортировкой, что закончила лишь к середине дня. То, что относилось к будущей кофейне, двое юных магов, которых мне выделили в помощь («Нет, я не пользуюсь своим положением, Лисичка! Я помогаю устроиться на новом месте новому, ценному и чрезвычайно полезному для замка человеку. Могу даже поцеловать. В доказательство своих слов!») куда-то спрятали до времени, а вот личный скарб в башню мне пришлось таскать самой, ибо снять наложенное на вход заклятие так никому и не удалось.

Второй этаж был занят, как мне объяснили, новой целительницей, приехавшей в Орден за несколько дней до меня, и я решила устроиться на третьем, где царили хаос и запустение. Пришлось засучить рукава, запастись тазиком и кучей ветоши, чтобы отдраивать, отмывать, отскребать и отчищать многолетнюю, я бы даже сказала, вековую пыль. Кое-какая заминка возникла с мебелью. Здесь была лишь узкая металлическая кровать да кособокая тумбочка, и так как никто из мужчин не мог войти в мой новый дом, мебель на третий этаж они левитировали через окно. Столик для рукоделия, привезённый мною из Фархеса; пара стульев – моих же; огромный сундук, в котором я раньше хранила разный хлам, а сейчас планировала приспособить вместо шкафа. И зеркало в старинной раме – подарок от моего покровителя.

– Это переговорное зеркало, – объяснил Брэд, когда я попыталась отказаться от весьма недешёвого дара, уверяя, что мне вполне хватит того, что уже было обнаружено мною в уборной. – Чуть-чуть тренировки, и ты научишься им пользоваться. Поверь, я знаю, о чём говорю.

– Но я ведь не маг!

– И что? Я тоже родился не магом… – Сморгнув удивление, я недоверчиво глянула на мужчину, но он продолжил меня инструктировать, как ни в чём не бывало. – Сначала научись принимать послание. Вот тут вот сбоку есть такой кружочек. Видишь? Прижми к нему большой палец левой руки, а правую ладонь вот на этот уголок. Запомнила?

Я кивнула.

– А что потом?

– Не потом. – Он быстро клюнул меня в кончик носа. – А сначала. Сначала по стеклу побегут такие голубенькие искорки, ты сразу заметишь. Они ещё потрескивать могут начать, если ты не сразу внимание обратишь. А вот как обратишь, так сразу… Что сделаешь?

– Сюда палец, туда ладонь.

– Умница моя!

Короче, я провозилась до вечера, и уже собралась было бежать на стройку, надеясь ещё застать там каменщиков, когда была отловлена Брэдом и отконвоирована в уютную беседку, где нас ждал то ли поздний обед, то ли ранний ужин. И только в этот момент я поняла, что просто зверски голодна.

– Мне как-то неловко, – призналась я, когда с первым чувством голода было покончено. – Сама говорила о своём желании помогать вашему повару, и при этом именно он не даёт мне умереть с голоду.

Брэд спрятал смешок в бокале с лёгким вином.

– Не переживай. Ты с лихвой наверстаешь упущенное, когда кофейня откроется. Мне сегодня, как минимум, дюжина человек призналась в том, что планирует навестить заведение фру Тауни в день открытия. И ещё вот.

Он вручил мне стопку писем.

– С почтой привезли. Как понимаю, это от твоих постоянных клиентов из Фархеса.

– Ох!

Писем было много, точно больше двадцати. Одно из газетного листка, несколько от злопыхателей, которые пытались достучаться до моей совести, намекая на то, что я уже испортила жизнь двум мужчинам (мастеру Тугу и его внуку), так не мешало бы оставить в покое третьего.

– Если это обо мне, – заглянув мне через плечо, заметил Брэд, – то только попробуй. Я категорически ненавижу покой!

Все остальные записки действительно были от моих постоянных клиентов: они всерьёз волновались, что после случившегося я не захочу возвращаться в Фархес. А Шарлотта Нейди-Остин и вовсе поздравляла с переездом, одновременно интересуясь, не собираюсь ли я в ближайшее время изменить семейное положение.

Сердце ёкнуло так громко, что, по-моему, слышно было даже в столице. Я залилась краской, а Брэд вынул письмо из моих ослабевших пальцев и с улыбкой прочёл:

– «Мэтр Алларэй – очень порядочный молодой мужчина. Мне приходилось слышать о нём только хорошее. И если организованная мною и моей подругой встреча как-то поспособствует вашему счастью, то я искренне счастлива».

– Брэд! – простонала я, закрывая лицо руками. – Прекрати! Не читай. Мне так стыдно!

– А мне приятно, – мурлыкнул он. – Твои друзья хорошо отзываются обо мне, значит, помогут тебя уговорить, если ты вдруг вздумаешь мне отказать.

Сердце второй раз подряд громыхнуло в груди, и на этот раз я сама слегка оглохла.

– Ты удивительная девушка, – признался Брэд, склоняясь к моей дрожащей ладони. – Мне в жизни таких точно не встречалось. Мягкая, ласковая, нежная, заботливая… Ты определённо достойна большего, чем прозябание в занюханной дыре вроде нашего Фархеса, да и мой замок – это не то, о чём мечтают хорошенькие девицы, забираясь ночью в свои постельки. Я, как никто другой, понимаю это, ведь и сам не думал, что однажды окажусь привязанным к этому месту. Однако… Если ты позволишь, я бы хотел…

– Сделать мне предложение? – млея от жаркого стыда и совершенно неправильной надежды, перебила я, обмирая от собственного бесстыдства. Был бы тут один из моих дядек, точно бы сказал, что я вся в маменьку! – Ты хочешь сделать меня своей любовницей?

– Что? – Брэд вскинул брови и посмотрел на меня диким взглядом. – Разве я? Нет! Во имя Предков, Мадди, ты слышала хоть слово из того, что я сейчас сказал?

Захотелось провалиться сквозь землю, отмотать время назад, забыть о своей глупой, абсолютно не свойственной мне смелости и… И что меня только дёрнуло?

– Любовницей? Считаешь, ты не достойна большего? Я… Ты в роли моей любовницы – это очень заманчиво, Лисичка, но недостаточно. Я к полумерам не привык, и тебя от них планирую отучить. Ох уж эти твои комплексы… – Улыбнулся и погрозил мне пальцем, как маленькой. – Я хочу сделать тебя своей женой.

И пока я моргала, Брэд опустился на одно колено и на открытой ладони протянул мне миниатюрную коробочку, шепнув низким голосом:

– Если ты мне, конечно, позволишь.

Многострадальное сердце рухнуло в пятки и там разлетелось в пыль.

– Ш-што?

Вскочив со стула, я попятилась. Дышать вдруг стало больно, а мир вокруг завертелся, как карусель, когда хочется завизжать от страха и восторга, остаться, повторить и одновременно убежать сломя голову, как можно дальше.

– Слишком быстро? – Брэд поднялся и смущённо усмехнулся. – Сам понимаю. У нас с тобой с самого начала отношения, как гонка на ипподроме. Мчимся, будто наперегонки. А я хочу, чтобы у нас всё правильно было. Помолвка, свадьба, родители. Красивая невеста, нетерпеливый жених, первая брачная ночь… – Он с шумом выдохнул. – Ну, или можем пожениться хоть завтра. Правда, в этом случае родители точно меня убьют.

Я закрыла лицо руками и выдохнула:

– Нет.

– Убьют, мне лучше знать, – фыркнул Брэд. – После того, как Бренди с Даккеем прокатили их со свадьбой… – Осёкся. – Или это совсем другое «нет»?

– Я не могу, – не отнимая рук от лица, пробормотала я. – Жена – это слишком. Это навсегда. Это… Я простая лавочница, и магии во мне нет ни капли, и у семьи такая репутация, что, что… а ты… Ты самый сильный маг современности, глава Ордена! Разве мы можем? Нам не позволят!

– Кто? – с такой яркой искренностью изумился Брэд, что я всё же убрала руки от лица и посмотрела на него. – Кто мне не позволит взять в жёны ту женщину, которую я выбрал? Только ты. – Шагнул ко мне и осторожно обнял. – Ты – та единственная, кто может мне не позволить. Ну?

– Что? – Из-за навернувшихся на глаза слёз мне было плохо видно его лицо, а вернувшееся из подпола сердце колотилось в ушах с таким грохотом, что я собственные мысли слышала с трудом.

– Выйдешь за меня?

– Я не знаю, – всё-таки разревелась я. – Я не могу… Я думала, ты любовницей меня хочешь. Или кухаркой, а ты…

– Кухаркой, – оторопело повторил за мной он и прикрыл ладонью глаза. – Кухаркой… Мадди, я тебя кем угодно хочу. Поварихой, любовницей, другом, женой – любой, Мадди. Слышишь меня? Любой!

Радость. Ужас. Неверие. Стыд. Всё смешалось в такой безумный коктейль, что я и думать-то толком не могла, не то что говорить. Поэтому с силами собраться получилось не сразу, а лишь после пятого или шестого поцелуя, но Брэд наотрез отказался прислушиваться к моим доводам.

Глава 15. Неприятные обязанности

Кухаркой она может быть… Или любовницей… Или совмещать две роли сразу. А в противном случае, в противном случае… Все губы себе искусала, пока пыталась этот самый, противный, придумать…

– Я уеду. Вот! – выпалила Мадди, воинственно сверкнув своими кошачьими глазами и вздёрнув остренький носик. – В Фархес. Или ещё дальше… Куда угодно, но не позволю тебе…

Лисичка всхлипнула, и я потянулся, чтобы её обнять, но поймал лишь пустоту.

– Милая, ну что ты говоришь?

– У тебя из-за меня будут неприятности. Ты не можешь жениться на простолюдинке.

– Отчего же?

Я старательно давил в себе улыбку, но она всё равно прорывалась, выдавая меня с потрохами. Поэтому Лисичку в чём-то можно было понять, она мне о серьёзных вещах толкует, а я только что слюни от счастья не пускаю. А всё почему? А потому, что её «нет» было так похоже на «да», что даже идиот обо всём догадался бы без подсказок, а я идиотом никогда не был.

Недоверчиво поглядывая в мою сторону, Мадди рукавом вытерла слёзы.

– Твои родители меня возненавидят, – наконец, сказала она. – А Император…

– Пожелает мне счастья от всей души, – закончил я за неё, и всё же изловчился обнять свою очаровательную строптивицу. – Лись, ты забываешь. Именно я тот человек, который накрыл Щитом Бездну и остановил войну с демонами. Один, без помощников. И если на одной чаше весов спокойствие мира, а на другой моё личное счастье с тобой – он просто закроет глаза. Или даже поздравит меня со свадьбой. Нас. Не сразу, конечно, но…

– Нет!

Лиса взмахнула хвостом, вырвалась и опрометью бросилась прочь, исчезнув за дверью Девичьей башни, а я было сунулся за ней, да только лоб расшиб о непроницаемый полог. Джона Дойл – вредитель. Это официально. Не понравилось ему, видите ли, что к его драгоценному Кузнечику кто угодно может в гости заглянуть. Бахнул защиту со всей дури, да такую, что теперь и сам снять не может. Я этому ревнивцу недоделанному руки с корнем вырву! Из-за его невесты я теперь с собственной объясниться не могу.

– Мадди! – прокричал я, но коварная девчонка даже в окошко не выглянула.

Честно? Я не знал, плакать мне или смеяться. И если смеяться, то над кем. Над судьбой?

– Ладно, Лисичка, ладно, – ухмыльнулся я в темноту. – Прячься в своей норке, а я сначала поставлю точку в истории с порченой лихорадкой, а потом вплотную займусь тобой.

Однако точка ставиться не торопилась, потому что Бержан Мок молчал, как рыба. На выгодные предложения не покупался, угроз не пугался. Вместо этого смотрел на меня с такой лютой ненавистью, что я только недоумевал, где и когда я успел так сильно насолить этому юному идиоту.

Вместе с ребятами я ещё раз прочесал все окрестности замка, но ни «зонтиков», ни новых вспышек заражения лихорадкой обнаружено не было. Два дня спустя из своего вояжа вернулась команда Мерфи Айерти. У этих улов был получше: с десяток уничтоженных «зонтиков» и несколько грамот от эрэ Бирна о том, что пережившие порченую лихорадку люди более не заразны.

И пока мы всё ещё ломали голову над тем, зачем единственному целителю Фархеса нужна была эта ложь, и, заодно, над тем, как бы переговорить с этим скользким человеком, не привлекая к себе ненужного внимания представителей Цитадели, эрэ Бирн нанёс упреждающий удар.

Уж и не знаю, в кого он метил. В меня, или просто боялся, что появление в замке талантливого, пусть ещё и неопытного, целителя подорвёт в среде местной знати его непререкаемый авторитет, однако факт остаётся фактом. Он обратился в цитадель с жалобой на Агаву Пханти, и вместе с представителями зелёных должен был заявиться в замок.

– И к лучшему, – решил я, и распорядился связаться с Джоной Дойлом (гадкий мальчишка выжил меня из собственного дома, а сам умотал вместе со своим драгоценным Кузнечиком). После этого спустился в подвал, где у нас располагался карцер и несколько камер, которые за всё время моей жизни в замке по своему прямому назначению использовались хорошо, если с десяток раз.

Теперь же заняты были обе.

В одной маньяк Роберт Суини, мы ждали жандармов, чтобы отправить его в столицу, где мерзавец предстанет перед судом. А во второй – Бержан Мок.

Пересылать куда-то этого гадёныша мы пока не спешили, всё ещё надеясь разобраться в происходящем без привлечения Его Величества. К тому же, последний привлекаться не торопился, выбрав политику игнорирования моих донесений и просьб.

– Приведи Мока, – велел я встретившему меня охраннику, и пока тот гремел ключами в полутёмном коридоре, достал из сейфа магические оковы: два тонких наручных браслета и ошейник. В старину самых ужасных злодеев приговаривали к пожизненному ношению таких кандалов, и никто из них не выдерживал больше пары лет – накладывали на себя руки. В юности, ещё даже до Предела, во времена моей учёбы в БИА, кто-то из моих одногруппников ради шутки стащил из кабинета нурэ Пранси – нашего артефактора – эти украшения. Не помню, кому пришла в голову гениальная идея на собственной шкуре проверить их действие, но короткая соломинка досталась мне.

Мы хихикали, как идиоты, пока надевали на меня эти, с позволения сказать, украшения. Кто-то, помню, пошутил, что к ним мне не хватает серого платья с белым воротничком, и тогда сходство с сестрой будет полным. А потом внутри меня образовалась дыра размером с Бездну: такая же чёрная и бесконечная. И в самом центре этой дыры находился перепуганный до безумия я. Мне хотелось кричать, но от ужаса я не мог сказать ни слова. Какие слова! Я даже вздохнуть боялся, казалось, одно движение – и эта пугающая дыра проглотит меня целиком.

Мои товарищи поняли, что со мной что-то не так, когда я рухнул на пол, как подкошенный. Бросились снимать проклятые оковы, но, оказалось, что сделать это не так-то просто. Один из них побежал за артефактором, кто-то вызвал мою сестру… Если коротко, то в оковах я пробыл чуть больше часа, но этот час для меня растянулся в вечность. А уж о последствиях я и говорить не хочу. Ректор объявил мне выговор, декан назначил отработку в Больнице магических изменений, а отец явился в БИА с хворостиной размером с оглоблю, но, вместо того, чтобы всыпать мне – весьма заслуженно! – по мягкому месту, посмотрел хмуро и спросил:

– Ты в порядке, сынок?

И я чуть не помер со стыда.

Мы лишь однажды говорили о том, что меня родила не наша с Бренди мама, а какая-то чужая женщина, и что папа купил меня на мосту Менял за пару грошей. Но любили они нас с сестрой одинаково. Возможно, меня, как наследника рода, даже чуточку больше баловали. И я уж не говорю о магии, которой от рождения во мне было едва ли с каплю.

В общем, с тех пор, прежде чем принять участие в каком-нибудь безрассудстве, я вспоминал лицо отца в тот момент, когда он спрашивал, всё ли со мной в порядке, и шалость сразу переставала казаться такой уж весёлой.

Ну, почти всегда.

Когда я надевал на Бержана Мока магические оковы, мальчишка бодрился, явно не представляя, что его ждёт, и держался огурцом. Смотрел на меня с вызовом, и презрительно кривил губы.

Ровно до того момента, как я защёлкнул замочек на его шее.

В обморок Мок не упал, но глаза у него вдруг стали пустые-пустые – как у мёртвой рыбы, а кожа побледнела.

– Это… – пробормотал он, и осёкся, не в силах подобрать нужных слов.

– Это магические оковы, – холодно подсказал я. – И я сниму их с тебя лишь после твоего откровенного рассказа обо всём.

– Сволочь, – прохрипел он. – Палач! Да я лучше сдохну!

– Имеешь право, – согласился я. – Дежурный, уведите заключённого в камеру. И отправьте за мной, если он вдруг передумает умирать.

Мучила ли меня совесть из-за выбранного метода допроса? Нет.

Гадёныш продержался до середины ночи, а когда я второй раз за сутки спустился в подвал, выглядел мальчишка жалко. Заплаканные глаза, красный нос, искусанные, дрожащие губы. И нет, даже в этот момент я не устыдился и не пожалел о принятом решении. Жестоком, не спорю, но действенном. В конце концов, Бержан Мок не селянку за задницу ущипнул, и не наслал на более удачливого соперника проклятие водяных прыщей. Он подлец и убийца.

– Я не убийца! – возмутился гадёныш в ответ на мои претензии. Браслеты я с него снял, а ошейник оставил. Вот он и осмелел настолько, что огрызаться начал.

– Скажи об этом тем, кто умер от порченой лихорадки.

– Простолюдины? Крестьяне? Да я им честь оказал, позволив умереть за своего хозяина!

Поначалу я было решил, что Бержан поехал кукушкой от ужаса и магических оков, но уже следующие слова мерзавца всё поставили на свои места.

– Это мой замок, мой! – кривил он губы, глядя на меня со странной смесью ярости и страха. – А вы пришли, и всё забрали. Сокровища, богатства, земли, леса, озёра. Честь мою родовую, родовое гнездо. Убийца? Я не убийца. Я право имею. Потому что весь этот скот, называющий себя людьми – они тоже мои. Я последний прямой наследник барона Мока. Мне по праву, по праву… Пять столетий назад эти скоты и людьми-то не были. Товар, имущество. Было бы кому-то дело до того, сколько овец я велел прирезать для того, чтобы у моей семьи был сытный ужин? Вот уж вряд ли. Быдло! Они за сотни лет даже жить по-человечески не научились. Возятся в дерьме, как свиньи.

Я слушал и, мягко говоря, обалдевал. Замок Ордену достался в таком виде, что и по сей день мы ещё не закончили ремонт. Фактически, это были развалины. Мне говорили, что замок обветшал ещё при бывших владельцах, что уже тогда земли не обрабатывались, а крестьяне были брошены на произвол судьбы. А судьба в этих краях умела быть безжалостной. Если не холод и дикое зверьё, то демоны из Бездны. А до неё здесь было рукой подать.

Кто владел замком до того, как он за долги отошёл короне, я толком не знал. Да и неинтересно мне было. Ну, разорился какой-то род. Так я слышал, барон этот был страшным пьяницей и развратником, всех девок в округе перепортил, местные до сих пор бояться в услужение идти.

– Мои предки девять столетий жили в этих стенах, – Мок так разошёлся, что, кажется, даже забыл о магических оковах. – И по закону…

– Ну, что ж, – перебил я, – если по закону, то я могу эти стены привести в то состояние, в котором они были, когда я стал владельцем замка, и вернуть их истинным хозяевам. Этого ты хочешь?

Мок промолчал.

– Хозяин недоделанный! Давай проедемся по окрестным деревням и спросим у местных, хотят ли они умирать за былых хозяев замка? Уверен, ты много интересного услышишь в свой адрес.

– С быдлом не общаюсь, – скривился Мок.

Ну, что сказать? Если его предки относились к местному люду так же, то мне не стоит удивляться тому, что я уже восьмой год бьюсь о стену их недоверия, как рыба об лёд.

– Да, я уже понял, что их ты предпочитаешь убивать. Зачем? Хотел волнения организовать? Настроить их против Ордена, против меня лично? Натравить? Бунт устроить?

Мок хмуро глянул, и проворчал:

– А нечего было чужое забирать. Думаете, мой замок – единственное, на что Его Величество соизволили наложить лапы? Да по всей Империи сотни дворян, которые давно уже на него зуб точат.

Облизал губы, голову вскинул, пытаясь казаться смелым, но я видел страх в его глазах. Даже не страх – ужас.

– А он гребёт и гребёт под себя. – Голос он понизил, скорее, по привычке. Так долго боялся быть подслушанным, что уже и не мог говорить об этом деле иначе. – Освободитель. Как же! Единственное, что Его Величество Лаклан липовый Освободитель умеет хорошо освобождать, так это карманы своих подданных от золота. И всё во славу Ордена. Во славу долбанного Ордена щитодержцев. А на кой вы нужны? Щит вон уже сколько стоит, даже не шатается! И столько же простоит. Что вы делаете для него? Что? Окрестности пропалываете – и вся работа. А мы должны свои родовые гнёзда отдавать под ваши нужды, и радоваться оказанной чести? Вот уж нет! Моя бы воля – я бы вас всех повесил, дармоедов!

У меня позвоночник прошибло от ледяного ужаса. О том, для чего на самом деле создавался Орден, щитодержцы узнают в день присяги, когда при помощи созданного мною заклинания связывают свою жизнь и свою магию со Щитом.

Двенадцать лет назад, когда я закрыл двери, сквозь которые демоны проходили в наш мир, целостность Щита зависела лишь от моего здоровья. Умри я – и он рухнет. Поэтому лучшие маги – не только Империи, но и всех стран, окружавших Бездну, – искали способ, как разделить моё заклинание и завязать его на нескольких человек. Сейчас Орден щитодержцев насчитывает три сотни человек, и люди продолжали к нам присоединяться, пусть и не с такой охотой, как восемь лет назад, в прошлом году мне на верность присягнули десятеро, в этом пока лишь один, но…

Я ведь искренне верил, что спокойствие мира демоны уже никогда не нарушат.

Внезапно заговор, который мне ещё несколько минут назад казался глупостью одного жадного мальчишки, заиграл совсем другими красками.

Если по какой-то дикой случайности погибнут все щитодержцы, демоны вернутся в этот мир и, не сдерживаемые Пределом, успеют принести много горя, пока боевики вновь встанут в строй.

Может, напрасно император скрывает от наших соседей природу щита? Может, пора открыть филиалы ордена и за границей? Чтобы в каждой стране, которая когда-то боролась на Пределе, окружившим Бездну, был свой замок с защитниками, которые будут удерживать Щит от падения.

И ещё нужно тщательнее проверять каждого кандидата в щитодержцы. После присяги он уже никуда не денется, но, как мы видим на примере Бержана Мока, может наделать много глупостей до того.

– К счастью, ты на ситуацию никак не влияешь, – наконец произнёс я. – Сколько всего человек в вашем заговоре?

– Много, – ответил Мок. – Я со всеми не знаком.

Что ж, мимо этого донесения Его Величество точно не пройдёт. И, если нужно, я лично доставлю его во дворец. Женитьба наследника престола – это, вне всякого сомнения, важное событие, но не важнее возможного прорыва демонов.

И пусть мне очень хотелось довести начатое до конца, я понимал, что у меня нет ни опыта, ни возможностей. Пришло время отдать узды правления специалистам своего дела.

Вот только кое-какие подробности узнаю.

– Ладно, об этом позже. Сейчас расскажи мне, как именно вы травили местный люд?

– По-разному, – охотно признался гадёныш. – Порчу насылали несколько раз, травили. Но чаще «зонтики» пересаживали. Сначала здесь, потом ближе к городу. «Зонтики» до Фархеса сами долететь не могут – больно далеко. Ну, мы их тут выкапывали, а там уже… У нас среди местных несколько человек есть. Из простых, не из магов. Они на «зонтиках» следов не оставляли, да и не знали, зачем это надо вообще. Хотя, в последнее время догадываться начали.

– К чему такие сложности?

Мок пожал плечами.

– Фархес же близко. А среди тамошних магов с нами только несколько семей сотрудничают. Остальные могли бы заподозрить неладное. Это только в глубинке каждую непонятную хворь порченой лихорадкой кличут, а в городе народ не такой тёмный. Могли понять, что к чему. А так, с «зонтиками», Бирн только грамоту выписывал, чтобы в случае чего отмазаться. Это мы потом сообразили, что по этой грамоте нас всех, как курят, переловят, да поздно уже было.

– Мы – это кто?

Гадёныш насупился и скрипнул зубами. А у меня прямо кулаки зачесались от желания эти самые зубы подровнять. Я на Пределе недолго пробыл, но потерять успел столько и стольких, что до сих пор кошмары снятся. А эти идиоты мечтают об уничтожении Ордена.

Предки, вы-то куда смотрели?

Ладно, о сообщниках я с ним попозже поговорю, а если не захочет говорить – демон с ним. Я, конечно, гордый, но не настолько, чтобы не отдать лавры человека, вскрывшего нарыв этого заговора, кому-то другому.

Вскрывать нарыв – дело грязное и неприятное. Гной, кровь, вонь – я прекрасно без этого всего жил до сих пор, и буду жить дальше.

– Дом старосты вы из-за грамоты подожгли? – спросил я, впрочем, уже заранее зная ответ.

Мок дёрнул одним плечом, то ли соглашаясь с моим предположением, то ли раздражаясь из-за моей прозорливости. Эх, раньше бы мне на всё это внимание обратить. Раньше.

– А почему сейчас только опомнились?

– Так из-за целительницы этой молодой. – Глянул на меня, как на идиота. – Понятно ж, что она не просто так сюда приехала, нос свой всюду совать стала. И главное, сразу к Матэмхэймам* дёрнула, будто знала, куда бежать. А я у них только накануне побывал.

Вот же мразь. У Матэнхэйма, лесничего местного, целая телега детей. Мальчишки, хоть и мелкие совсем ещё, но уже деловые. Сами, бывало, мясо в замок привозили. Помню, как деловито они монетки пересчитывали. Ещё просили у меня вместо монет голубого шёлку на платье маме и сестрёнке. И ошейник с бляхой, как у собак, которые в столичной жандармерии служат, для какого-то Бифштекса.

А этот паразит так спокойно говорит о том, что отравил чем-то этих мировых пацанят.

– Сука. Из-за неё всё, – с отчаянием выкрикнул Мок, и я, задумавшись, не сразу сообразил, что он продолжает рассказывать о Дойловском Кузнечике. – Ничего бы не было, если б эта девка сюда не припёрлась.

Он провёл дрожащими пальцами по магическому ошейнику на своей шее, и, оскалившись, продолжил:

– А я сразу, как только увидел её на Предельной, понял – жди беды. Или сама копать начнёт, или подмогу вызовет. Среди щитодержцев одни вояки, в магических хворях они разбираются, как свиньи в апельсинах. А эрэ Бирн давно говорил, мол, удача, что в замке своего целителя нет, и что он один на весь Фархес и околицу, ибо любой целитель, даже недоучка, с одного лишь взгляда поймёт: лихорадка наша ни разу не порченая. Копать начнут Так и случилось. Можно мне воды?

– Как рассказ закончишь, так сразу и попьёшь, – ответил я, испытывая какую-то нездоровую радость из-за того, что могу доставить этому паразиту хоть какой-то дискомфорт.

Мок вздохнул.

– Всё одно, один к одному. Посыпалось всё. Если б хотя бы Туга не было, ещё, может, и получилось бы соскочить, а так, когда даже вы носом землю рыть начали… Но я хотя бы попытался.

Я не стал разочаровывать и говорить этому идиоту, что если б не его «попытки», я бы его даже не заподозрил.

– И когда вы догадались, что привлекли к себе моё внимание?

Он невесело хмыкнул.

– А когда вы к фру Тауни заявились. Всё зло из-за баб. Не могли вы не почуять, что порченой лихорадкой там и близко не пахнет. А я говорил Салу, предупреждал, что затея глупая, что нас на раз-два раскусят. А он только про наследство твердил. Не могу, говорит, больше ждать, когда старый хрыч копыта отбросит. Мне, говорит, моя доля наследства сейчас нужна, пока я молодой, а не тогда, когда из меня песок сыпаться начнёт.

Я даже присвистнул от удивления. Вот оно как! Среди заговорщиков тот самый Салливан Туг, благодаря которому наши с Лисичкой жизненные пути пересеклись. Вот уж ни за что не угадал бы, кого придётся за это благодарить! Забавная всё-таки штука судьба.

– Ну, общая картина мне ясна. Осталось только узнать, кто ещё, кроме эрэ Бирна и молодого Туга, замешан, – и на этом всё.

– Много кто, – процедил Мок, и, тихонько зарычав, снова попробовал просунуть палец под ошейник. – Жжётся. – Пожаловался, но, не заметив сочувствия на моём лице, выпалил:

– Но их имена я за просто так называть не стану!

Жалкий, жадный, беспринципный идиот. На фоне всего этого предательство уже не кажется таким уж страшным грехом.

– Значит, много кто. – Я потёр двумя пальцами висок, надеясь избавиться от внезапно возникшей головной боли. – И среди щитодержцев тоже?

– Я же сказал, что просто так не…

Не выдержав, схватил мальчишку за горло, прямо поверх магических оков пальцы положил и сжал. Сильно.

– Послушай, сопляк. Я человек не злой, но злить меня не советую. До правды нужные люди и без твоего признания докопаются, разве что времени это займёт больше, чем хотелось бы. И, поверь, ты пожалеешь о каждом дне задержки. А уж если кто-нибудь умрёт или пострадает…

– Палачи, – прохрипел он, глядя мне в глаза. – Ненавижу вас всех! Вас всех! Ваш проклятый Щит… Лучше бы его не было никогда!

Оттолкнул гадёныша от себя и еле сдержался, чтобы не вытереть руки об одежду. Молокосос ни дня на Пределе не провёл, не представляет, о чём говорит.

– Повторяю вопрос. Кто из моих людей вступил в этот заговор идиотов?

– Никто.

– А не из моих?

Мок поджал губы, и я устало закатил глаза.

Ведь знал же, что парень с гнильцой. Сколько раз он в неприятности попадал? Раз в десять больше любого другого из курсантов или новобранцев. Моя вина. Мало времени провожу с новичками.

Даже смешно. Восемь лет назад, когда Орден появился на свет, в него вступали, в основном, ветераны. Позже подтянулись младшие сыновья из многодетных или обнищавших родов. Затем пришла очередь «преступной» волны. Мелкие правонарушители, проштрафившиеся маги, должники – все потянулись к замку, желая связать свои жизни со Щитом и тем самым искупить грехи.

Когда один из парней, сбежавший в Орден от договорного брака, понял, что вернуться к прежней жизни уже не получится, что жизнь рядом со Щитом – это навсегда, когда объяснил всё своей избраннице – той самой ради которой он сюда и сбежал– и, наконец, когда получил отказ… Не выдержал. Если коротко – попытался наложить на себя руки, спрыгнул с Девичьей башни (тогда ещё криворукие некроманты не зачаровали вход в здание), но, к счастью, повис на плаще, который зацепился за торчавший из стены металлический штырь.

Дурака спасли и популярно объяснили, что жизнь одна. Объяснял Мерфи Айерти лично, так что неудивительно, что неудачливый самоубийца стал личным оруженосцем моего приятеля. После того, как зажили рёбра и сошли синяки с лица.

В прошлом году у него родился сын. Но речь сейчас не об этом, а о том, что после того случая в Орден с бухты-барахты я больше никого не брал. Год-два службы на то, чтобы принять решение, от которого уже нельзя отказаться. И только после этого – присяга, и связующее со Щитом заклинание.

Каждого из своих людей я знаю лично. Каждого. И этого тоже знал. Думал, он просто дурак, щенок неопытный. Как неприятно ошибаться! Как хорошо, что он такой лишь один.

– И чего ты хочешь? – спросил я у Мока.

– Ссылку, – тотчас же ответил он. Да так уверенно, словно давно всё продумал. Впрочем, не удивлюсь, если так и есть. – Куда угодно, пожизненную, на любых условиях. Только путь не забирают магию и…

– И?

Мок замялся, и, к моему неимоверному удивлению, даже немного покраснел.

– У меня есть невеста. Мы должны пожениться осенью.

– Свадьбу, так понимаю, собирались сыграть в моём… пардон, в твоём замке?

Гадёныш с вызовом посмотрел на меня и ничего не сказал. Потрясающая наглость.

– Со ссылкой постараюсь помочь, если подробно и без утайки расскажешь обо всём, что вы, скоты, успели сделать, а что только планировали, – не скрывая брезгливости, процедил я. – Со свадьбой же вообще ничего обещать не могу. Не представляю, КАК надо любить, чтобы выйти за такое дерьмо, как ты. Однако это, как говорится, дело вкуса. Садись за стол, бери перо, бумагу, и подробно изложи всё: где, когда, с кем, и почему.

– А оковы?

– Помогут тебе ничего не забыть, пока ты будешь свою историю излагать в письменном виде.

Заснуть не удалось, и за завтраком кусок в горло не лез. Я спустился в подвал, но, увы, Бержан Мок ещё не закончил свои мемуары, поэтому на коротком совете со всеми, кто был посвящён в эту некрасивую историю, было решено не торопиться с арестом тех, чьи имена уже были известны, чтобы не спугнуть остальных. (И, надо уточнить, этот пункт плана выполнить оказалось довольно сложно.) В столицу вызвался ехать Мерфи Айерти.

– Мерф, ты же только что вернулся, – попытался отговорить приятеля я. – Понимаю, что из зоны действия Щита ты фактически не выезжал, но откат всё равно может быть.

– Ты меня ещё поучи, – проворчал он, а я хохотнул:

– И поучу. У нас это семейное. Не даром же моя сестрица тебя, балбеса, уму-разуму учила!

– А по печени?

– Разве что коньяком. Точно сам хочешь ехать?

– Точно не хочу это важное дело доверять кому-то другому. Я последний в своём роду. Всех остальных Предел убил. Мне Его Величество в аудиенции точно не откажет. Уеду тотчас же, а ты, смотри, глупостей не наделай.

– Поучи меня ещё, – проворчал я в ответ.

Эрэ Бирн прибыл в замок к полудню, и с порога принялся ругаться да поливать мою целительницу грязью. Я бы ему этого не спустил, даже не числись за ним грязные делишки, а в свете последних событий аж замутило от злости. Это ж насколько уверенной в себе и наглой скотиной надо быть, чтобы так смело бросаться обвинениями!

– Я потомственный целитель, мне это право Предками и магией дано, – кричал он, брызгая слюной. – А эта недоучка приехала сюда, закон нарушает. Позорит звание целителя одним своим присутствием. Она не имеет права лечить людей! Я имею! А она – нет!

Он оскорблял Кузнечика, но девчонка и без моей помощи не дала себя в обиду. Отбрила так, что я аж губу закусил, чтобы не заржать. А эрэ Бирна несло.

– Как только мне стало известно о молодой целительнице, которая вздумала лечить всякий сброд, я сразу понял, чем дело пахнет, и написал об этом в соответствующие инстанции, – с победным видом вещал он. – Вчера я получил ответ.

Вынул из внутреннего кармана плаща свиток и с победным видом продемонстрировал его мне, после чего развернул послание и принялся читать вслух:

– Уважаемый эрэ… в связи с вашим заявлением было проведено расследование, результаты которого показали, что на вверенной вам территории действительно работает будущая целительница, студентка БИА, не имеющая пока сертификата, лицензии и целительского звания. И далее по тексту, да где же это? А! Вот. На место для вынесения решения отправляется выездная коллегия. Просьба явиться в замок Ордена щитодержцев для дачи свидетельских показаний и…

И тут у меня, что говорится, сдали нервы. Я чётко понял, что если не уберу этого подонка с глаз своих, то весь наш план по задержанию оставшихся преступников вылетит в трубу. Поэтому я выгнал мерзавца к демонам из замка, вот только вернулся он совсем скоро, да не один, а в компании других целителей.

И вот что я вам скажу: умеют они испортить человеку настроение. И нервы. И кровь. Агаву я от них отбил, конечно. После короткой разъяснительной беседы члены братства передумали выдвигать обвинения в адрес моей будущей целительницы, и даже согласились принять у неё экзамен. К сожалению, девушка должна была уехать на некоторое время в Цитадель, что, в свою очередь, привело в бешенство моего единственного некроманта. Джона Дойл, считавший себя женихом Кузнечика, выглядел, как поднявшаяся из огненных глубин земли Смерть. Бледный, глаза горят от желания убивать, кулаки стиснуты.

– Только не наделай глупостей, – сразу предупредил я. – Две недели – и твой Кузнечик вернётся в замок с дипломом об оконченном образовании, и тогда уже ни один мерзавец не осмелится гавкать в её сторону.

– Я понимаю, – проскрипел парень, и я с сочувствием похлопал его по плечу. Бедняга. Боюсь представить, что творится у него в душе. Если бы кто-то решил увезти от меня мою Мадди, я бы…

Кхм.

– А если понимаешь, то беги прощаться со своей зазнобой, а я пока сделаю так, чтобы на надменную рожу Бирна ей больше не пришлось любоваться.

– Вы о чём?

– Потом, – отмахнулся я, и поторопился к Моку. Клянусь, я ему все пальцы переломаю, если он до сих пор не закончил писать своё признание.

К счастью, список уже был готов, и мне оставалось лишь ужаснуться, сколько знакомых имён в нём было обнаружено. Сколько знатных семей ввязалось в этот дикий мятеж. С некоторыми я был знаком лично, кое-кого знал ещё по жизни в столице. Всего пятнадцать имён.

– Это те, с кем я встречался и разговаривал лично, но точно знаю, что за ними стоят птицы более высокого полёта…

И маг-ошейник я с мерзавца не стал снимать.

– Ты обещал мне! Обещал, подонок! – верещал гадёныш мне в спину, когда я выходил из его камеры. – Будь ты проклят, предатель!

– Мэтр?

Молодой парень с необычным именем Мельхиор стоял на страже. Членом ордена этот мальчишка, которому едва-едва исполнилось шестнадцать лет, стал чуть более месяца назад, и он был единственным в замке, кто считал Бержана Мока своим лучшим другом.

Какой идиот поставил его в дозорные в тюрьме?

– Почитай. – Без лишних слов я протянул парню признание второго из наших заключённых. – Только быстро. И скажи, стоит ли снимать с твоего товарища ошейник. А я пока найду, кто заменит тебя на посту.

Замену я нашёл в два счёта, а найдя, с облегчением убедился, что даже самые молодые из моих щитодержцев понимают, что может значить для нашего мира падение Щита.

Парень искренне извинился передо мною за неуместные подозрения, а я вернулся к себе, и, закрывшись в ванной, долго поливал голову ледяной водой и с остервенением тёр лицо. Как? Как я мог упустить? Как не заметил, что прямо у меня под носом созрел этот отвратительный заговор? И самое главное, во что бы он в итоге вырос, если бы Агава Пханти не изъявила желание проходить практику на пределе, если бы Джона Дойл не был влюблён в неё без памяти, и если бы я не решил помочь своей Лисичке с переездом?

Столько «если», что сразу становится понятно – без Судьбы тут не обошлось.

Наскоро вытерев волосы и переодевшись в сухую рубашку, я даже плащ не стал накидывать, а как был, побежал к Девичьей башне. И только у порога сообразил, какой же я болван. До рассвета больше двух часов, внутрь мне не попасть. Какого демона, спрашивается, припёрся?

Запрокинув голову, я молча уставился на Лисичкины окна, и как-то даже не удивился, когда за тёмным окном вспыхнул огонёк свечи, а затем в приоткрытой створке показалось сонное лицо, и перекинутая через плечо растрёпанная коса свесилась вниз, как у принцессы из сказки.

– Спусти свои косы, красавица, – по-идиотски улыбаясь, прошептал я, а Мадди округлила глаза и перепуганно прошипела:

– Ты что тут делаешь? Почему не спишь?

– Иди ко мне, – позвал я.

И она, не колеблясь ни секунды, и даже позабыв захлопнуть окно, выскочила из башни в одной тонкой сорочке и пушистом платке на плечах.

– Что-то случилось?

Даже в темноте было видно, как в зелёных кошачьих глазищах плещется страх за меня. И я не выдержал. Обхватил руками побледневшее личико, поцеловал правую бровку, левую. Переносицу. Скулы поочерёдно. Прикоснулся к верхней губе.

– Ты выйдешь за меня?

Лисичка глянула укоризненно, а я прижал её ладонь к своей груди. Прямо напротив сердца, чтобы чувствовала, как оно там ворочается, встревоженно и нетерпеливо.

– А если я скажу, что влюбился? Так сильно люблю тебя, что больно и страшно. Если я скажу тебе это, принцесса Лиса?

Она закусила губу и зажмурилась. Прижала ладошки к моей груди и смущённо разгладила ткань на рубашке. Потрогала кожу между ключицами. Погладила шею. Запуталась пальчиками в волосах на затылке. И всхлипнула жалобно-жалобно прямо мне в рот:

– А ты не говори. Не говори, Брэд! Пожалуйста, не говори!

– Почему? – Я куснул легонько нижнюю губку и старательно загладил невидимую ранку языком.

Мадди ахнула и больно дёрнула меня за волосы.

– Лись, почему?

– Потому что я тоже… Тоже люблю тебя. И это н-не больно, но так страш-шно… – Она шептала так тихо, что я смысл её слов улавливал не слухом, а на каком-то тактильном уровне. Они будто впитывались в кожу моих губ и лица.

– Ты боишься меня, Мад?

Она яростно затрясла головой.

– Ты что? Нет! Глупый… Я говорю, что люблю тебя. И это страшно.

– Любить?

– Больно сделать. – Лисичка клюнула меня в уголок губ и испуганно отпрянула. Ну, как отпрянула? Попыталась. – Ты всё для меня, а я…

– А ты для меня, – заверил я и в качестве подтверждения прижал Мадди к Девичьей башне (снесу её к Демонам, если Джона, чтоб ему икалось, не исправит своё косорукое заклинание) и целовал её так долго и старательно, что каким-то образом мы умудрились пропустить рассвет.

– Ты выйдешь за меня? – снова спросил я, когда небо окрасилось в серый цвет. – Выйдешь?

Моя будущая жена выглядела до невозможного вкусно и соблазнительно. Зацелованный рот, рассеянный взгляд, сорочка… Сорочка из плотной ткани моими стараниями совершенно испорчена (и слава Предкам!).

– Нет, – ответила Мадди и потянулась ко мне за поцелуем.

Да.

Да, моя нежная.

Да, моя наивная.

Да, моя самая заботливая Лисичка в мире. Ты станешь моей женой, и я научу тебя смелости. Тебе нечего бояться, ведь рядом с тобой отныне всегда буду я.

С трудом отпустил её. И только потому, что у самого дел было выше замковой крыши. И все их нужно было закончить до дня нашей свадьбы, которая состоится, например, недели через две. Крокусы, гиацинты и голубые ирисы. Из-за них по весне весь замок голубой, а Бренди как-то сказала, что лично она не знает ни одной женщины, которая не любила бы этих цветов.

Идеальное сочетание для букета моей невесте.

Моей идеальной невесте…

............................................................................

*Матэнхэйм – эпизодическое семейство из истории «Когда Кузнечики выходят на охоту». Подробности о том, что с ними приключилось, вы можете прочитать в этом романе.

Глава 16. Приятные обязанности

Быть смелой ночью было так легко! Целовать Брэда и неустанно шептать «да» на каждое бессовестно порочное движение его губ. И верить! Так просто было верить ему под светом звёзд! И так чудовищно жаль, что рассвет разбудил мои мозги, и я вспомнила, почему не могу пойти на поводу у собственных желаний.

Брэд – благородный наследник. И это не просто слова, это обязанность. Обязанность передать магию рода сыну, обязанность найти одарённую жену, обязанность вырастить сына настоящим магом.

А я? Разве я могу помочь укравшему моё сердце мужчине в этом вопросе? Единственное, что я могу – научить сына печь пироги.

Того самого сына, который в этом мире просто не может родиться. Именно поэтому я до утра не могла найти себе места. Ворочалась на ещё вчера казавшейся удобной постели, то проваливалась в сон, то подрывалась, как ужаленная. Сходила в уборную и постояла у зеркала, рассматривая своё отражение, и подумывая пореветь. Взялась было за кулинарную книгу, но и тут потерпела поражение.

Когда небо едва-едва посерело, обозначая рассвет, я переоделась и помчалась вниз, заниматься тем делом, которое лучше всего помогало мне очистить голову – готовкой.

Накануне двое из щитодержцев откуда-то приволокли мне целое ведро свежей морошки, и полчаса, пока на них не рявкнул неизвестно откуда появившийся Брэд, рассказывали мне о том, как сильно, трепетно и беззаветно они любят пирожки.

– С любой начинкой.

Намёк я приняла к сведению. Тем более, что обещала же помочь замковому повару. Поэтому с рассветом я спустилась на первый этаж Девичьей башни, где решила организовать свою собственную кухню. Всё равно, судя по поселившимся в каминной трубе летучим мышам, этим помещением уже много лет никто не пользовался.

Первым делом избавилась от жильцов, нелегально заселившихся в камине. Они поначалу пищали, шевелили ушами и жалобно корчили свои уродские мордочки, но вскоре осознали всю тщетность своих стараний, и перебрались на чердак, где им было самое место, а я развела огонь, отмыла каменный пол, покрытый тонкими, похожими на морщины трещинами. Раздобыла длинный дубовый стол – его мне щитодержцы удобно слевитировали прямо к камину. Достала кое-что из утвари. Короче, развернулась так, чтобы всё было под рукой, и, донельзя довольная собой, занялась любимым делом.

В меню у меня были запланированы пирожки с капустой, с мясом, с морожеными вишнями и с той самой морошкой. Тесто одно, а начинок много, и каждой надо уделить внимание. Чтобы не слишком горячей была, и не слишком холодной. Избавиться от лишней жидкости. Не пересолить. Не переборщить с сахаром. В общем, есть чем заняться.

И так я увлеклась работой, что даже не сразу заметила прибытие гостей. Высокая рыжая девушка в зелёном плаще целителя по виду была не старше меня. Взглянув на меня, она сразу же представилась Агавой Пханти, велев называть себя Кузнечиком, а вторую девушку – Пейдж. Огляделась по сторонам и спросила, чем может мне помочь.

– Снять пробу с пирожков, – постановила я.

Ну и за чаем мы разболтались о житье-бытье, и даже успели подружиться. Как это ни печально, но на почве неприятностей.

– Все беды в этой жизни от мужиков, – авторитетно заявляла Пейдж, и я с ней была готова согласиться, а вот Агава хмурилась и кусала губы, подыскивая нужные слова для возражений.

А ведь поначалу я насторожилась, но очень быстро поняла, что, несмотря на свой высокий статус (целители испокон веков у всех были в большом почёте) и родовитость, эта девушка со странным прозвищем Кузнечик была открытой в общении, доброй и очень милой. Мои пирожки она уплетала с таким аппетитом, словно ничего вкуснее в жизни не ела, попутно жалуясь на то, что совершенно не умеет готовить. Тут же попросила меня дать ей несколько уроков, вспомнила, что уже успела познакомиться с моей самой младшей сестрой Линни, и как-то незаметно выложила историю половины своей жизни.

Я представила себе, как здорово будет с ними обеими проводить вечера возле отвоёванного у летучих мышей камина. Подруг, если не считать сестёр, у меня никогда не было, но я была бы рада видеть эту огненную, яркую и смелую девушку среди своих друзей.

Но планы по сближению пришлось отложить из-за вынужденного отъезда обеих женщин. Агава нервничала. То носилась по башне, то выглядывала в окно, то вдруг срывалась и убегала на улицу, но возвращалась с опущенной головой.

– Мне страшно, – призналась она в конце концов. – Я не хочу жить в Цитадели. Разве это жизнь? Не хочу. Боюсь. Поеду с ними и… И кто знает, что случится?

– Не бойся.

Я погладила девушку по плечу и напомнила:

– Брэд… То есть, Мэтр Алларэй сказал ведь, что поможет – значит, всё так и будет.

– Да. Бояться нечего, – встала на мою сторону Пейдж. – Это как мозоль вскрыть. Только кажется, что больно. Но стоит ткнуть раскалённой иглой в пузырь, как сразу понимаешь, что все страхи были беспочвенными.

– Ох… – Агава спрятала лицо в ладонях. – Пусть это будет, как мозоль. Пожалуйста! Пусть, как мозоль!

Когда небо над замком стемнело, и обе женщины поднялись к себе на этаж, я собрала в дорожную корзину пирожки и кое-что ещё из съестного, чтобы моим соседкам было чем подкрепиться в дороге, а затем выбежала на улицу, заранее зная, что Брэд ждёт меня у крыльца.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍ – Ты ведь ей поможешь? – спросила, впорхнув в ставшие родными объятия. – А то ведь в замке живёт много магов. Каково тебе будет, когда люди начнут говорить, что твоя любовница обращается за помощью к чужим людям?

– Чужим людям я десертной ложкой глаза выковыряю, если они только посмотрят в твою сторону, – проворчал Брэд. – И руки с корнем вырву. А моей любовницей ты, хитрая Лиса, станешь только после того, как наши руки искупаются в венчальной чаше. О! Кстати…

– Шантажист! – возмутилась я.

– Ещё какой, – хмыкнул он, и, вдруг принюхавшись, заявил:

– От тебя пирожками пахнет, что ли? А у меня маковой росинки с самого утра во рту не было!

– Бедный мой.

Поцеловав мужчину в подбородок, я быстренько заскочила в башню. На столе, повернувшись упитанной попой к камину, сидела Тьма, и деловито чавкала пирожками.

– Он нам не нравится, – заявила она, шевельнув длинным ухом в сторону двери, за которой меня дожидался Брэд. – Он много ест, а мы из-за него потом голодаем.

– В каком это, интересно знать, месте, ты голодаешь?

– Вот тут! – Тьма ткнула надкусанным пирожком себе в живот, а когда я взяла тарелку и принялась накладывать на неё угощение для своего мужчины, Домовая провожала возмущённым взглядом каждый пирожок, и когда я положила десятый, не выдержала:

– А он не лопнет?

– Ну, ты же не лопнула…

Тьма ахнула.

– Куском хлеба попрекаешь, а мы тебе одеялко новое добыли, пуховое. И щели в окнах заклеили, чтобы не дуло. С утра до ночи, можно сказать, трудились, не разгибая спины. А ты вместо благодарности то пирожки зажимаешь, то мансурду!

Услышав про проклятую мансурду, я зарычала.

– Да будет тебе мансурда! Будет!

– Копчёная. С чесноком и хреном.

Схватив блюдо, я вылетела из башни, и Брэд, конечно, сразу же заметил, что со мной не всё в порядке.

– Что случилось? – всполошился он. – Проблемы? Я убью Джону Дойла! Точно убью!

– Да ничего не случилось, – отмахнулась я. – Только Тьма пирожков для тебя пожалела. А кто такой Джона Дойл?

– Защитник, – фыркнул Брэд.

– Что, прости?

– Персональный защитник Агавы Пханти по прозвищу Кузнечик. Ты дашь мне пирожки, или ты их для красоты принесла? Спасибо! Так вот. Этот персональный защитник охрану на башню… Предки! Как вкусно! Мадди, тебе говорили, что ты волшебная кухарка? Ничего вкуснее в жизни не ел! О чём это я? А, вспомнил. Жених Кузнечика и был тем самым безруким остолопом, который наложил охранное заклятие на вашу башню. И теперь ни один мужчина больше не может сюда войти. Даже он сам. Хо-хо. Слушай, а зачем я тебе про него рассказываю? А! Кузнечик же! Конечно. В общем, вставать у этого остолопа на пути я не собираюсь. Даже для того, чтобы помочь его женщине. А то ведь у него тоже есть десертная ложка, а руки он отрывает не хуже, чем я. Но подстраховать, конечно, подстрахую. Можешь не волноваться, милая.

Он болтал, уплетая пирожки, такой простой, такой… родной, что ли. И мне было так уютно сидеть на крылечке рядом с этим мужчиной. Так спокойно, так хорошо, что в какой-то момент я не выдержала и, придвинувшись поближе, поцеловала его в щёку.

– Спасибо.

Он поставил блюдо с пирожками на ступеньку рядом со мной, и опустил руку мне на талию.

– Ещё раз, – потребовал охрипшим голосом, и встретил мои губы на середине пути. А когда нам обоим перестало хватать дыхания, прошептал:

– Ты станешь моею женой, Лисичка? Станешь?

Я покачала головой.

– Брэд…

– Не смей мне отказывать! – Прихватил зубами кожу на моей скуле, и я ахнула от неожиданности и остроты ощущения. – После всех поцелуев, которыми ты меня соблазняешь вот уже который день… Который, кстати?.. Ты просто обязана это сделать!

– Брэд!

– Скомпрометировала моё доброе имя – потрудись ответить за свои поступки!

– Ты невозможный!

Я стукнула его по плечу, а он поймал мою руку, обвил запястье длинными пальцами и, подцепив рукав, обнажил магическую татуировку. Тёплые губы знакомо и желанно прикоснулись к коже.

Влажное касание языка.

Ласковый и невыносимо порочный шёпот, от которого кружилась голова, а колени становились мягкими-мягкими.

И вдруг растерянное:

– Хм…

И вслед за ним, почти сразу:

– Мадди, а ты когда в последний раз считала чёрточки на своей татуировке?

– Что?

Я поднесла запястье к глазам. В свете тусклого фонаря татуировка сливалась в непонятный узор, но главное я сумела рассмотреть – узор изменился. Горизонтальные линии изменили цвет, а вертикальные превратились в замысловатую волну. Красивую, не спорю, но…

– Это что такое? Брэд, что ты сделал?

– Я?!

Самый сильный маг современности задумчиво почесал переносицу, а затем шальная улыбка расцвела на его губах.

– Я сделал тебе предложение, от которого ты, судя по всему, не смогла отказаться!

– Что? – опешила я, а этот… этот, с позволения сказать, Мэтр, только рассмеялся.

– Помнишь, я говорил тебе, что когда-то давно наши предки при помощи похожего заклинания связывали свои судьбы?

Я кивнула, смутно припоминая нечто подобное.

– Ну, вот! – радостно оскалился Брэд, а мне захотелось его стукнуть. Сильно.

– Что «вот»?

– Магия официально признала тебя моей невестой. О!

– О? – Я не знала, плакать мне или смеяться, а он вдруг начал закатывать рукав камзола и дёргать пуговицы на манжетах белоснежной рубашки, пока полностью не обнажил левое запястье. – О!

– И не только магия, но, кажется, и Предки, – хмыкнул Брэд, с любопытством рассматривая узор на своей руке. Такой же, как у меня!

– У тебя ведь раньше его не было, – в ужасе прошептала я. – Ведь не было? Ну что ты улыбаешься? Что? Когда эта штука появилась на твоей руке? Отвечай немедленно!

– Строгая какая! Ну, не шипи. Ещё утром его не было.

– Ох.

– Ещё какой! – Брэд запрокинул голову и рассмеялся, А затем обхватил меня за талию, и принялся кружиться на месте. Сумасшедший. – Так когда ты станешь моей женою, Лисичка?

И пока я пыталась вздохнуть и одновременно найти подходящие случаю слова, добавил:

– Учти, это магия. Раз уж однажды она нас связала – это навсегда. Поэтому советую сразу признаться. Клянусь, чистосердечное признание смягчит наказание.

– Что ты придумал? Я ничего не делала! Какое наказание? У меня голова кругом! Какое признание, демоны тебя задери?

– Такое, Лись. – Потёрся носом о мой висок. – Магия и Предки способны связать лишь два любящих сердца. Моё принадлежит тебе без остатка, ты же видишь. А твоё…

Я широко распахнула глаза, оглушённая его словами, и неуверенно прошептала:

– Твоё?

– Мадди…

Брэд целовал мои руки, пытаясь добраться до лица, радуясь моему смущению, как мальчишка новой игрушке, и шептал такую изумительно нежную, ласковую чепуху, что я сначала рассмеялась, а потом из глаз неожиданно брызнули слёзы.

– Ну, что ты? – Он обнял меня за плечи, и я прижалась лицом к его груди, продолжая всхлипывать, и отказываясь успокаиваться. – Что, моя хорошая? Ну?

– У тебя будут неприятности из-за меня. Тебя отправят в опалу. Проклянут. Хуже! Если тебя из-за меня… я…

– Лисичка! – Он всё же изловчился подцепить пальцем мой подбородок и заглянуть в глаза. – У меня из-за тебя разрыв сердца приключится, если ты немедленно не перестанешь реветь.

– Знатные господа не женятся на подавальщицах, – всхлипнула я.

– Кто сказал?

Брэд смешно округлил глаза и с хитрым видом продемонстрировал мне свои невозможно очаровательные ямочки, но я не поддалась. Тогда он щёлкнул меня по носу и нравоучительным тоном произнёс:

– Ты права. Знатные господа редко женятся на ком-то за пределами своего круга, но вся беда в том, что я в этот круг попал контрабандой. Поэтому их правила не имеют ко мне никакого отношения. Хотя, в чём-то я с ними согласен. У меня тоже нет никакого желания жениться на какой-то там подавальщице. Я хочу взять в жёны одну определённую хозяйку кофейни. А она боится и плачет, вместо того, чтобы радоваться. Я ведь тебя люблю!

– И я тебя, кажется.

– Кажется?

Он закатал рукав, чтобы мне лучше была видна магическая татуировка, и я, покраснев, призналась:

– Не кажется.

– Мадди!

И снова поцеловал. Я ахнула, когда Брэл прижал меня спиной к кирпичной стене башни. Кожу царапнуло даже сквозь ткань плаща, но это меня уже не тревожило – я с ума сходила в объятиях своего мага. Он отклонился, со свистом втянул в себя воздух. Посмотрел ошалело. Потрогал губами кожу на моих скулах, спустился ниже, туда, где пальцы ласкали шею.

Я застонала. Пальцы у Брэда были шершавые, а губы мягкие, горячие и сухие. Пока он не провёл по ним языком, не размыкая нашего поцелуя. И тогда я вскрикнула, а он одновременно зарычал мне прямо в рот. Волнительно, до тяжести внизу живота, и так сладко-сладко.

Мужская ладонь скользнула мне на затылок и обхватила косу у основания. И поцелуй внезапно из сладкого превратился в невыносимо порочный. Он целовал жадно, словно торопился наглотаться моей ласки впрок. Словно боялся, что я больше не позволю. Гладил мой язык кончиком своего, и всего за несколько мгновений довёл меня до такого состояния, что я, позабыв обо всём, готова была отдаться ему прямо там, у подножия Девичьей башни.

Пока он вдруг не отстранился, дыша тяжело и надсадно, как после долгой пробежки.

– Ох, Мадди! Хорошо, что Джона, которому я уже почти решился вырвать руки из плеч, всё-таки придумал наложить заклятие на башню. А то ведь я до брачной ночи не дотерпел бы! Не дотерплю. Давай не станем со свадьбой тянуть, а?

– А может, всё-таки без свадьбы, – мучительно краснея, проблеяла я. – Может, не скажем никому? Я просто думаю, вдруг ты встретишь девушку...

– Так. Ты всё ещё думаешь куда-то не в ту сторону! – рыкнул он и, скользнув пальцами вверх по рёбрам, волнительно сжал мою грудь. – Фактически, ты уже моя жена. Это во-первых. А во-вторых… – боднул меня ласково в переносицу. – Лись, ну какое «найдёшь»? Ты же видишь, я уже нашёл.

– Брэд…

– И я уже написал о тебе матушке. Она обещала приехать, как только высадит розы. Вместе с отцом. И с Бренди. И с её мужем. И с близнецами.

– Ты с ума сошёл!.. Хорошо ещё, что до роз ещё больше двух месяцев!

Брэд виновато кашлянул и признался:

– Вообще-то родительская усадьба расположена на самом юге Империи. И с розами матушка обещала управиться за пару недель…

– Я тебя убью!

– Милая, у тебя с произношением что-то не так. Какой-то странный акцент внезапно появился. Смотри на меня. Правильно говорить не «Я тебя убью», а «Я тебя люблю». Повторяй за мной. Я…

– Дурак.

– И влюблённый к тому же...

Следующие несколько дней я по замку ходила, как пьяная. Происходящее было таким нереальным, что мне постоянно казалось, будто я сплю. У меня даже синяк на левом запястье образовался на том месте, за которое я себя щипала, проверяя, не сплю ли я.

Для начала Брэд привёл меня на общий ужин. В большой обеденной зале собрались едва ли не все обитатели замка, а мой, страшно сказать, жених усадил меня на скамью рядом со мной, и во всеуслышание объявил:

– Вчера я сделал фру Тауни предложение, и, к моему удивлению, она согласилась стать моей женой.

Я ожидала насмешек, скрытого негодования, презрения, ведь среди магов нет простолюдинов, но вместо этого щитодержцы, все как один, вскочили на ноги и заорали так, что я чуть не оглохла:

– Гип-гип-ура! Гип-гип-ура! – И едва не бросились качать своего Мэтра, но передумали, наткнувшись на предостерегающее выражение его лица.

И, конечно, уже следующим утром в замок примчалась моя маменька. Она рыдала от счастья, пыталась задушить меня в объятиях и один раз попыталась назвать Брэда сынком, но сама поняла, насколько нелепо это звучит, и рассмеялась.

– Я так рада за тебя, детка, – всплакнула родительница, когда пришло время возвращаться на Предельную. – Жаль, что нет времени с тобой обо всём поболтать, обговорить подробности предстоящего торжества. На мне ведь трактир и твои сёстры. Теперь мне придётся учиться заботиться о них самой.

Я открыла рот, чтобы возразить, но Брэд меня опередил.

– Ничего подобного, дорогая тёща, – веско заявил он. – Вы и девочки всегда можете рассчитывать на мою помощь.

И в качестве доказательства своих намерений вручил моей матушке симпатичную плетёную клетку, в которой сидело полдюжины безумно важных почтовых воробьёв.

Рассказывать о том, что сёстры слали мне по семь писем в день, я, пожалуй, не стану.

Через день после визита маменьки Брэд изъявил желание сопроводить меня на стройку моей кофейни, а когда мы выбрались за замковую стену, повёл меня совсем в другую сторону.

– Это сюрприз, – подмигнул мне он, когда я набросилась на него с вопросами. – Тебе понравится.

И мне действительно понравилось. Потому что Брэд привёл меня к белоснежному двухэтажному особняку.

– Дом номер один по улице Щита и Магии, – с гордостью объявил мой жених. – Наш с тобой дом. Строительство я закончил почти два года назад, но до сих пор жил в замке. Надеялся, что когда-нибудь приведу сюда жену. Лись, ты почему молчишь? Тебе не нравится? Хочешь, построим другой? Проклятье! Только не говори мне, что ты опять рыдаешь!

О, да. Я рыдала. Смотрела на свой будущий дом, на своего мужчину, и плакала от счастья.

И снова щипала себя за запястье. Это не сон? Не сон ведь?

Поверить в реальность меня заставил, как это ни странно, мой родной дядька, которого однажды привёз в замок капитан Дрозер. Он был в тёмно-синей форме представителя императорского суда, и я бы никогда в жизни его не узнала, если бы он сам со мной не заговорил.

– Вся в мать, – презрительно бросил он, когда я вышла посмотреть, как Роберта Суини будут усаживать в карету для заключённых. Знаю, мелочно, но мне хотелось своими глазами увидеть, как это случится. – Красивая, бесстыжая, и бессовестная. Мне многое рассказали о тебе, пока я ждал дирижабль в Фархесе. Это какой-то рок. Почему все женщины в нашей семье шлюхи?

– Сочувствую, – со всей язвительностью, на которую только была способна, ответила я, и как раз собиралась добавить парочку крепких словечек, но тут к нам присоединился Брэд.

Решительным шагом подошёл ко мне. Обнял за талию.

– Вы уже познакомились? – Протянул руку для пожатия моему дядьке. – Нет? Сразу предупреждаю, эта женщина уже определилась с выбором, и успела ответить согласием на моё предложение. Мы поженимся в конце месяца.

– Поженитесь?

У дядьки чуть глаза из орбит не вылезли от удивления. А я… Мне безумно хотелось сказать что-то исключительно злорадное, напомнить, как они выкинули из дома мою мать, тогда ещё совсем девчонку. Бесстыжие глаза выцарапать!

Вместо этого я улыбнулась и произнесла:

– Я рада, что именно вы забираете Роберта Суини. Ваш вид вызывает доверие. Одного взгляда достаточно, чтобы понять, что такой человек уж точно не бросит женщину в беде.

Мужчина пристально посмотрел на меня, открыл рот… и закрыл, правильно сообразив, что в его случае правильнее будет сохранить инкогнито.

Уехал он в тот же день, а я, после некоторого размышления, решила, что ни маме, ни сёстрам не стану говорить о его визите. Они ведь нас уже вычеркнули из своей жизни, так стоит ли что-то менять?

А через пару дней напрочь о бывшем родстеннике позабыла, потому что Орден щитодержцев оказался в центре очередного скандала, который газетчики обозвали Заговором Отравителей. Скандал был настолько громким, что содрогнулся не только замок с его окрестностями, но и вся Империя.

Газетчики взяли нас в осаду, охотились на щитодержцев, как на диких уток. С той лишь разницей, что в нашем случае утки отстреливались и, в принципе, не давали себя в обиду. Не стану рассказывать о подробностях. Это неинтересно, неприятно, и весьма грязно. Политика по определению чистой не бывает, а когда в основе дела лежит предательство, так ещё и запашок имеет такой, что…

Скажу лишь одно: все эти события задели нас лишь кончиком крыла, и я точно знала, что не пройдёт и полугода, максимум – год, и о случившемся забудут, как о плохом сне. И жители соседних деревень, и Фархес, и вся Империя. Надеюсь лишь, что хотя бы чему-то научатся при этом.

Кстати, если говорить о забытьи, следует упомянуть ещё одну вещь.

В подвале замка, в камере, которую освободил Роберт Суини, в тот же день поселился эрэ Бирн. И надо сказать, что арест целителя стал для меня шоком. Я-то была уверена, что таким людям всё сходит с рук. Даже не так, я представить не могла, что целитель способен причинить вред людям. Одно дело – поддельные грамоты, но умышленно вредить… Но в ещё больший шок меня ввергла новость о том, что единственный целитель Фархеса лично отравил мастера Туга по просьбе его внука Салливана.

– Я думала, он просто противный тип, – поделилась я с Брэдом после того, как закончила читать статью в газетном листке, том самом, который ещё неделю назад взахлёб рассказывал о творимых мною непотребствах. – А он собственного деда… Ох.

– В жизни и не такие подлецы встречаются.

Жених отобрал у меня газету, и, смяв её в неаккуратный комок, прицельным броском закинул в мусорную корзину.

– Кстати, о подлецах. Полагаю, разбирательство по твоему вопросу не состоится. Уверен, в ближайшие дни ты получишь уведомление из суда. Вот же я везунчик! Успел захомутать такую завидную невесту.

– Паяц…

А на следующее утро из Фархеса и в самом деле пришло письмо, подтверждающее слова Брэда. Салливану Тугу теперь было не до меня, а другие наследники именитого мастера не собирались оспаривать завещание, из-за которого всё и началось.

– Это что же получается? – пробормотала я, закончив читать письмо. – Не только лавка, но и целый дом в Фархесе теперь принадлежат мне?

– Богатенькая моя, – поддел меня Брэд. – Что станешь делать с наследством?

Ответ я нашла сразу:

– Пущу на приданое сёстрам. Пусть сами там кафе открывают. Или в аренду сдают.

Брэд закатил глаза.

– А что не так?

– Всё так. – Смеясь, он покачал головой. – Всё так, моя Лисичка. Уж кто-кто, а я всегда могу подтвердить: сёстры – это святое. Вот я познакомлю тебя с Бренди…

Ох! Приезда родни Брэда я ждала, как праздничный гусь кухарку. От одной мысли, что придётся смотреть в глаза матери моего жениха, разговаривать с его отцом, рассказывать о себе, пытаться подружиться с сестрой…

– А знаешь, я ведь с твоей Бренди, в некотором роде, уже знакома?

– Что? – Брэд с удивлением посмотрел на меня. – Как? Когда? Бренди мне ни слова не сказала!

Я рассмеялась.

– Потому что она не знает, что это я. Да и вряд ли помнит. Помнишь, я рассказывала тебе, как мы жили в столице до того, как я попала в лавку к дедушке Суини? Что мне воровать приходилось, потому что после болезни мама даже ходить не могла, а сёстры… – Я сморщилась от болезненных воспоминаний. – Линни так плоха была. Она и до сих пор у нас слабенькая, слабее нас всех. От любого сквозняка чихать начинает, но я не об этом сейчас. В ту ночь я взломала лавку дедушку Суини. Украла несколько колбасных колец, бутыль самогона и ещё что-то из еды. А когда бежала домой, попалась на глаза твоей сестре и её жениху. Видный такой барич, красивый. Я и попалась-то только потому, что засмотрелась на него.

Брэд ревниво заворчал, а я рассмеялась.

– Да шучу я, шучу. Не смотрела я никуда. Домой торопилась с добычей, а он жандармам меня не сдал, только самогон отобрал и велел прийти к дедушке Суини утром, мол, он похлопочет, чтобы старик меня мальчиком на побегушках взял.

– Девочкой, – исправил меня Брэд, и я снова фыркнула.

– Не-а. Мальчиком. Я тогда стриглась коротко. Вот так. – Чиркнула пальцами по шее, обозначая длину. – И одевалась, как пацан.

– Вот так совпадение!

– Скажи, да? – Улыбнулась я Брэду. – Получается, твоя семья только и делает, что спасает меня из неприятных ситуаций. Это просто…

– Судьба, – перебил меня мой мужчина. – Это просто судьба. Я уже говорил, что люблю тебя?

– Погоди-ка. Дай подумать. М-м… Сегодня точно нет.

За пределами замка гремели скандал за скандалом. В столице, будто нарывы, вскрывали очаги заговорщиков. Фархесское общество бурлило, как вода в котелке. Шутка ли, в этом грязном деле оказался замешанным не только целитель, но и, страшно сказать, сам мэр. Поэтому не стоит удивляться, что на фоне всего этого обо мне совершенно забыли, и жизнь моя постепенно становилась спокойной, как река Вилька, лениво облизывающая берега недалеко от северной окраины Фархеса.

Впрочем, весной Вилька умела удивить. Как и моя жизнь, пожалуй, которую хорошенько встряхнуло возвращение в замок Агавы Пханти.

Кузнечик вернулась победительницей, в обнимку со своим женихом, и ещё до того, как я успела огорошить её новостями, радостно сообщила:

– Мы с Джоной решили пожениться, как только мне исполнится двадцать. А точнее, через две недели!

– О! Это отличные новости!

– И станут ещё отличнее, если кто-нибудь сумеет объяснить этим юным глупцам, какую глупость они делают, – проворчала Пейдж, которая вернулась в замок чуть ранее, чем её хозяйка.

– Во имя Магии, Пейдж! – Кузнечик закатила глаза. – Ты ничего не понимаешь! Пусть старая карга подавится своими деньгами, нам с Джоной они ни к чему.

– Вашими деньгами, а не своими, – возразила Пейдж. – Ваш дедушка их вам оставил, а вы…

– А я так решила! – топнула ногой Агава Пханти. – Всё. Закрыли тему.

Но мы её, само собой, не закрыли. Понадобилось некоторое время, чтобы выпытать у моей новой подруги все подробности, но, в конце концов, она рассказала и о завещании деда, который оставлял ей половину своего состояния при условии, что она выйдет замуж до своего двадцатого дня рождения. И что именно поэтому леди Крейдис, зловредная бабка Агавы, ещё в детстве продала неугодную наследницу в Цитадель.

– И поэтому ты решила сама отказаться от наследства? – дослушав рассказ, уточнила я. – Не обижайся, Кузнечик, но мозгов у тебя, как у комара. Отдать ей то, о чём она мечтает больше жизни, разве же это месть? Месть – это пригласить её на свадьбу, которая состоится за день до твоего дня рождения.

– Мне не нужны её вонючие деньги! – вспылила девчонка. – Мы с Джоной…

– Вполне допускаю, что не нужны, – перебила я. – И верю, вы с твоим будущим мужем не оставите своих наследников с дырой в кармане. Но если вам и в самом деле не нужны эти деньги, зачем оставлять их старухе? Отдайте на благотворительность, раздайте бедным, постройте в Городе-за-стеной больницу. Да мало ли что ещё можно с ними сделать! Гораздо больше, чем без них. Ты так не считаешь?

Агава в задумчивости теребила бахрому на скатерти, покрывавшей стол, за которым мы устроили этот незапланированный девичник.

– Я не знаю…

– А ты подумай, и поймёшь, что я права. И главное, представь, какая рожа будет у твоей бабки, когда она получит приглашение!

Кузнечик прыснула в кулак, а потом звонко захохотала.

– О, Магия! Со всеми теми волосами, что выросли на её лице, она точно будет похожа на Бифштекса.

– Что, прости?

– На Бифштекса, – хохотала Агава. – Уй, я не могу! В-волосатая!

Она так заразительно смеялась, что я присоединилась к веселью подруги и без объяснений. Впрочем, их я получила чуть позже, когда мы смогли немного успокоиться. Выяснилось, что в день своего отъезда из дома Кузнечик подмешала в кабачковый компот своей бабки зелье, вызывающее усиленный рост волос по всему телу. Ну а Бифштексом звали забавного пёсика в доме лесника, где Агава провела несколько дней.

Заболтавшись, мы и не заметили, как наступила ночь. Точнее, это ворчливая, как курица-наседка, Пейдж обратила наше внимание на то, что за окном давно уже стемнело, и что порядочным леди, особенно тем, которые успели пережить демоны знает что, ещё часа два назад надо было лечь в постель.

– Я камин разожгла, и грелки в постель положила. Идите-ка спать, хозяйка. И пусть вам приснится добрый сон, а утром вы проснётесь свежей, здоровой и красивой. А главное – умной. Выбросите вашу невозможную дурь из головы, и потащите эрхэ Дойла к венчальной чаше немедленно.

Воркуя на такой манер, она успела довести опьяневшую от лёгкого вина Агаву до лестницы наверх.

– Опять ты с этим эрхэ Дойлом, Пейдж, – пробухтела моя новая подружка, уже фактически не открывая глаз. – Говорила же, называй Джону Джоной…

– Как только он меня об этом попросит, хозяйка. Как только попросит.

Они едва успели скрыться, как посреди стола появилась Тьма, и посмотрела так укоризненно, что я каким-то чудом вспомнила каждый съеденный Пейдж и Агавой кусок. Я погрозила домовой пальцем и грозно приказала:

– Ты не станешь меня попрекать гостяевами… хозями. Тьфу-ты! Не станешь, в общем...

Тьма задумчиво моргнула, а я решила, что мне надо проветриться и, покачиваясь, с трудом добрела до порога. Ну до чего же коварное это фруктовое вино! Мы-то и выпили всего по два бокала. От силы – по три.

На улице царствовала безмолвная ночь. Луна освещала тихий двор. Звёзды игриво подмигивали мне с небосвода. Пахло сеном, землёй и – наконец-то! – весной. Я вздохнула полной грудью и зажмурилась, наслаждаясь моментом. Для полного счастья мне не хватало только…

Тёплые руки обвили мою талию.

А нет, всего хватает.

Я улыбнулась, не раскрывая глаз.

– Поздно уже, – негромко произнёс Брэд. – Ты почему не спишь?

– А сам почему?

– У меня было важное дело. Я своему некроманту мозги вправлял.

– При помощи виски? – Он хмыкнул и потёрся подбородком о мой висок. – Молодец. Надеюсь, вдвоём мы быстрее справимся с этими глупышами. Ты же не станешь возражать против двойной свадьбы?

– Попробовал бы он возразить, – пропищали из темноты голосом моего персонального демона. – Это ж какая экономия! Расходы на двоих разделим. Красота!

Я безмолвно выругалась, а Брэд сдавлено хохотнул.

– Слушай, а твой демонёнок дело говорит. Хозяйственный такой. Я его кастеляном возьму. В помощники Джери.

– В помощницы, – исправила я, краем глаза заметив, как шевельнулось в темноте острое белое ухо.

– А зарплату буду выдавать исключительно марсудами.

Тьма застонала и выкатилась прямо нам под ноги. На Брэда она смотрела так, что будь на её месте женщина, я бы даже заревновала.

– Мансурдами, – снова внесла коррективы я, и мой жених радостно согласился:

– Ими. И ещё колбасой. По кольцу в день.

– Ах…

– Даже по два кольца.

– О…

Тьма сложила лапки перед грудью, а её хвост изогнулся под каким-то совершенно неестественным углом.

– Но при одном условии, – коварно постановил Брэд. – Если она, это помощница, никогда, никогда больше не будет попадаться мне на глаза после захода солнца. Особенно… Особенно! Меня хорошо слышно? Если я секретничаю со своей женой!

– Невестой, – пискнула я, но Тьма понятливо исчезла без следа.

– И с невестой тоже. Как думаешь, надолго её хватит?

Я рассмеялась и затрясла головой.

– Не знаю. Недельку-другую точно вытерпит, а потом непременно вернётся.

– Пусть возвращается, – великодушно разрешил Брэд. – Мне судьбою предначертано решать все твои проблемы. Даже те, которые связаны с вымогающим колбасу демоном-шантажистом.

Я развернулась в кольце рук своего мужчины, обняла его за шею и, привстав на цыпочки, выдохнула прямо в улыбающиеся губы:

– Я люблю тебя.

Эпилог

– Пц! – вздрогнув от неожиданности, я оглянулась. Кузнечик жалась к стене одной из замковых пристроек, и делала мне страшные глаза. Я улыбнулась.

Наутро после нашего незапланированного девичника подруга завалилась ко мне в комнату, плюхнулась прямо на кровать, и, велев подвинуться и поделиться одеялом, объявила:

– Уговорила! Будет тебе свадьба!

Я почесала левый глаз и заметила:

– Вообще-то мне уже сделали предложение. И я даже ответила согласием.

– А?

Она оторопело посмотрела на меня, а потом хихикнула и попыталась убить меня подушкой. Я в обиду себя не дала, и ответила тем же. Мы носились по всему моему этажу друг за дружкой, пока моё орудие боя не лопнуло у меня в руках.

Белоснежные пёрышки фонтаном взлетели к потолку, а затем стали оседать, кружась медленно и тоскливо. Из-за сундука раздался трагический стон.

– Всё, что нажито непосильным трудом…

– Что это? – ахнула Кузнечик. Пришлось знакомить её с Тьмой. Столько визгу было!

– У тебя есть рогль! – причитала она. – Какой ми-иленький!!!

Я, честно говоря, не особо понимала, почему все вокруг так радуются этому мелкому демону. Да, «ми-иленький», да, забавный, да, умеет вызвать улыбку даже тогда, когда ты готова выть от тоски. А, впрочем, вру. Всё я прекрасно понимала! Повезло мне с домовой, прямо скажу. Ушастая, прожорливая и домовитая. Лишнюю колбасу уничтожает на раз-два, но зато и подушки пуховые крадёт…то есть, я хотела сказать, добывает, как и другие нужные в хозяйстве вещи, с той же лёгкостью.

В общем, с того утра мы с Кузнечиком стали просто не разлей вода. Так что я не особо удивилась, когда она зашипела на меня, трусливо оглядываясь по сторонам:

– Ну, что застыла столбом? Иди сюда скорее, пока она нас не заметила?

– Кто?

Я на всякий случай втянула голову в плечи.

– Да демоны ж тебя… Фру Агустина! А впрочем, как хочешь. Потом не говори, что я тебя не предупреждала.

Потянула на себя дверь, за которой, как я помнила, находилась длинная лестница в глубокий подвал, такой мрачный и холодный, что там даже в самые жаркие летние дни не таял лёд.

– Бывай, подруга! – Агава глянула на меня с жалостью. – Не поминай лихом. Я запомню тебя такой, какая ты есть. Молодой, счастливой, и наивно полагающей, что жизнь можно прожить без знакомства с восковыми полосками.

Кто такая фру Агустина, я не знала. В последние дни в замке появилось столько новых людей, что я уже даже не пыталась запомнить, кого как зовут.

Сначала это были следователи из МК и личной стражи Императора, которые приехали за местными заговорщиками, и чтобы провести самое последнее расследование. Как будто было, что ещё расследовать. После того, как Мерфи Айерти отвёз признание Бержана Мока во дворец, жандармы быстро изловили всех участников заговора. Надеюсь, даже тех, чьи имена не были указаны в списке, составленном мелким мерзавцем.

Целителя Бирна примерно в это же время выпустили из подвала, и в сопровождении представителя Цитадели зелёных отправили в столицу, где его ждал специальный суд. Говорят, тех магов, что давали присягу помогать людям, а вместо этого умышленно вредили, ждала страшная участь.

Я пыталась узнать подробности у Кузнечика, но она только головой крутила.

– И знать не хочу! Раздавить мерзавца, как гниду об ноготь, чтобы небо не коптил.

Правду мне рассказал Брэд.

– Есть такие смертельные проклятия, Лисичка, от которых не может вылечить даже самый сильный целитель. Проклятье можно оттянуть, разделить между несколькими людьми, чтобы отдача была не такой сильной, а можно перевязать на кого-то другого.

– На того, кто это проклятие наслал?

– В идеале, – кивнул Брэд. – Люди из МК ловят подонков, которые не гнушаются такими грязными методами, но, сама понимаешь, если бы ловили всех, то магических преступлений бы не было. Зачем я вообще тебе об этом рассказываю? Нам разве не о чем больше поговорить? Где мой законный поцелуй?

– Вот он, – я обвила руками крепкую шею и без стеснения, с удовольствием прижалась губами к ямочке на правой щеке моего жениха.

– Не распробовал…

Я фыркнула.

– Это аперитив, а основное блюдо только после того, как ты закончишь объяснять.

– Да что там заканчивать? – проворчал он. – Уверен, у Его Величества есть подданные, чья жизнь ценнее и важнее существования нашего, с позволения сказать, эрэ. А так как проклятия переключать можно только на мага жизни – на целителя, то я точно не ошибусь, предположив, что впереди у Бирна будет много наполненных не самыми приятными ощущениями дней. И, хватит об этом! Целуй меня немедленно, пока никто не видит! Не замок Ордена щитодержцев, а проходной двор! Я уже жалею, что позволил себя уговорить на этот балаган. Надо было просто сходить к венчальной чаше, как это сделала Бренди.

Кстати, Бренди, её муж и дети, родители моего жениха, а вмести с ними дедушка некроманта Джоны, моя матушка и сёстры уже третий день ставили на уши не только замок, но и все его окрестности.

Цветочники, музыканты, повара – десятки поваров! – плотники, портнихи заполонили замок, как муравьи поваленное дерево.

Одна из зал – раньше её называли Рыцарской – была едва ли не до потолка завалена рулонами самых разнообразных тканей, лентами и кружевами. Три десятка швей с утра до ночи корпели над двумя свадебными платьями, и ещё дюжиной – для подружек невест. Для матерей. Для сестёр. Для подруг сестёр. Для…

Я мимо этого зала боялась даже ходить. Два дня назад меня туда затащила портниха, и я была вынуждена битых три часа стоять на специальном стульчике, пока с меня снимали мерки, обвивали шелками, ушивали талию, расшивали лиф, подкалывали подол и прочее, прочее, прочее… А затем откуда-то из-под атласного вороха вынырнула миниатюрная женщина с цепким взглядом и бульдожьей хваткой, ухватила меня за руку, и, не слушая воплей портнихи, потащила «выбигать кгасоту».

Наивная, я даже обрадовалась поначалу. Ровно до того момента, пока не поняла, что подразумевалось под этой самой «кгасотой».

Чудовищно, невыносимо, безумно неприличное бельё! Мне на него даже смотреть было стыдно, а эта бесстыжая женщина не только заставила меня облачиться в этот ужас, так ещё и нашёптывала разный ужас.

– Пгедставьте, милая моя, – отчаянно картавила она, – в какой востог пгийдёт Мэтг жених, когда станет снимать с вас эту умопомгачительную вещичку!

Она прищёлкнула языком и потрясла передо мной только что снятой белоснежной прозрачной сорочкой. Совершенно бесполезная, на мой взгляд, вещь приятно льнула к телу, но увы, сквозь неё было видно буквально всё.

Я послушно представила лицо Брэда в тот момент, когда он увидит меня в этом непотребстве, и так отчаянно покраснела, что страшная женщина довольно пропела:

– О-ля-ля! Пгекгасный выбог, моя догогая… К этой вещице в комплекте идут такие тгусики… – Она поцеловала сложенные в щепотку пальцы и выловила из вороха шёлковых панталончиков крохотный кружевной лоскуток.

Я снова подумала о Брэде, сглотнула, и… сбежала на стройку. В моём будущем кафе уже велись отделочные работы, пахло краской, пылью и свежим деревом и – самое главное! – там не было ни одних «тгусиков». Зато была кухня, на которой можно было запереться, отгородившись от всего мира, и в тишине придумывать рецепт нового десерта. Или мансурды для вездесущей Тьмы. (Мансурда, если что, получилась изумительной, не зря я всё-таки в мясной лавке столько лет трудилась. Тонкие колбаски с пряными травами и острым перцем среди щитодержцев расходились на ура.) Или просто сидеть с чашкой горячего чая и, зажмурившись, вслушиваться в плещущееся внутри собственного сердца счастье.

Сейчас, глядя на дверь, за которой скрылась Кузнечик, я немножко подумала, вспомнила свою реакцию на «умопомгчательную вещичку», и от греха подальше последовала за подругой.

Именно там, в тёмной прохладе каменного мешка, нас и нашла та самая фру Агустина, от которой мы так бездарно спрятались.

– Персики мои! – радостно оскалилась она, подняв фонарь над своей головой и едва не задевая рукою потолок. – А я вас обыскалась! Завтра свадьба, а у нас конь не валялся! Аллюром, птички! Галопом! Красота сама собой не наведётся.

Кузнечик тихо застонала, а я, глядя на не по-женски крупные руки фру Агустины, испуганно икнула.

А всё оказалось не так уж и страшно. Необычно только. Всё же я привыкла сама о себе заботиться. Мыть голову, сушить волосы, втирать крем. Впрочем, крем я втирала не во все места. А восковые полоски, от вида которых Кузнечик резко побледнела, не вызвали во мне никакого ужаса. Пока мне не дали прочувствовать всю прелесть их использования.

– Ах, мои птички, – ворковала фру Агустина, кружа над нами, как ястреб над крольчишками. – С вами же одно удовольствие работать! Когда я с вами закончу, ваши женихи слюной захлебнутся! Мамой клянусь! Нижнее бельё уже выбрали, смею надеяться? – Я покраснела, а Кузнечик промямлила что-то невнятное. – Вижу, что выбрали. Последний писк столичной моды. Цените мою заботу! А на примерке сегодня были? Как не были?! Вы с ума сошли? Портниха и так зашивается без моего чуткого руководства, а вы ещё и своими обязанностями манкируете? Так, маникюр оставляем на сладкое, а сейчас аллюром, персики мои, рысью на примерку!

Это был первый вечер с того момента, как я познакомилась с Брэдом, когда мы не пожелали друг другу спокойной ночи. Первый вечер без поцелуя.

Я упала подрубленным деревом на кровать, донельзя опустошённая наведённой красотой, и едва успела прикрыть глаза, как меня вновь начали дёргать, вертеть, наряжать, как куклу, творить какое-то болезненное безобразие с волосами, и при этом восторженно лепеча о том, какой я очаровательный персик, зайчик, мышка и уси-пуси.

Длилось всё это довольно долго. Не знаю, как Кузнечик, но я успела пожалеть не только о том, что согласилась выйти замуж, но и о том, что вообще рискнула родиться на свет. Модистки, портнихи, цирюльники (в нашем случае цирюльницы, потому что наряжались мы в Девичьей башне, а мужчинам вход сюда был по-прежнему заказан) – от всего этого шла кругом голова. Но когда я увидела своё отражение в огромном зеркале, которое фру Агустина вкатила в зал с видом полководца, одержавшего свою самую главную победу, то тихо ахнула, и бросила на эту удивительную женщину полный благодарности взгляд.

Это была какая-то совершенно другая я. Красивая, сильная, уверенная в себе. А как на меня смотрел Брэд, когда я шла к нему по дорожке, усыпанной лепестками миндаля! Стоял у венчальной чаши в чёрном смокинге и белоснежной рубашке, нетерпеливо хмурился, но в глазах его сиял такой восторг, что у меня ноги подкосились, а за спиной выросли крылья, и понесли меня вперёд, понесли, пока я не оказалась в объятиях любимого.

Мы опустили руки в венчальную чашу, жрец начал произносить слова брачной клятвы, а я смотрела в искрящиеся счастьем синие, как небо над головой, глаза, и думала о том, что знаю самый важный в мире, самый жизненный, самый волшебный рецепт. И если меня спросят, я не стану его скрывать, а смело поделюсь с каждым.

Возьмите щепотку надежды, улыбок и слёз – по вкусу, две четверти дружбы, четверть страсти, и четверть доверия, перемешайте это всё осторожно, не расплёскивая. Доведите до кипения, затем остудите, а после прикройте глаза и прислушайтесь к себе. Если оно, всё это мягкое, нежное, страстное составляющее души по-прежнему горит, то этот десерт вам, вне всякого сомнения, удался. Смело можете называть его ЛЮБОВЬ!

Январь-май 2021.

Конец