Хроники летописцев: Настоящее

Утро

Это было самое обычное утро после грозы. Словно какое-то предзнаменование, она пришла и ушла внезапно. И была такой, что смогла вымыть всю усталость из небольшого городка. Всю ночь ливень ни на секунду не ослаблял потоков. Наутро город, казалось, преобразился. Из него ушли грязные пятна и затхлые запахи. С первым лучом солнца их сменили свежие ароматы. В витринах по-новому заблистали разноцветные стекляшки. Редкие кустарники, деревья и клумбы с цветами, несмотря на приближение осени, сбросили накопленную за лето пыль. Все сияло и будто бы провозглашало о своей готовности провести Госпожу Осень по парковым дорожкам, через небольшую речушку, по скромному мостику, устилая ей путь золотым ковром. Хотя с последним никто не торопился. Городок словно медленно и грустно вздохнул по уходящему лету и вступил в новый день, освежившись.

У меня же все началось не лучшим образом – ночная гроза долго мешала уснуть, а потом этот странный сон. Мысли о нем не давали покоя, отгоняя дрему. Сны ведь разные бывают. Яркие и четкие, сразу врезающиеся в память. Мимолетные, о которых тут же забываешь, просыпаясь. Еще мутные и пугающие. Однако есть и такие, которые не запоминаешь, но после них остается беспокоящий тебя осадок. Если сон еще и мимолетный, он может даже вызвать легкий испуг, а порой и самый настоящий ужас.

Уснуть удалось лишь под утро: когда понимаешь, что ночь точно кончилась и день собирается вступить в свои права. А после пробуждения утренняя пора уже заканчивалась, так что теплый завтрак ожидал меня только в неоправданных надеждах.

В этот тихий и скромный городок меня привела тоненькая неизвестная ниточка. При этом с каждым шагом казалось, будто она становится крепче. Интересно, когда колесо судьбы начнет крутиться, и кого приведет за собой? Хотя гадать нет никакого смысла. Возможно, оно давно запустило свой ход.

Пока я пытаюсь не думать, что ждет меня в этом месте, ведь впереди поздний завтрак. Насладиться им ничто не помешает. Ради него я увернулась от пары мыльных тарелок, запущенных в меня то ли разозленным, то ли обиженным домовым. Я старалась пройти мимо незаметно, однако все попытки улизнуть быстро и незаметно погубил незамеченный стул. Теперь о моем личном маленьком геройстве напоминала зудящая боль чуть ниже колена. Когда домовые в гневе – от них лучше держаться подальше.

Долгожданный завтрак оказался наполовину похищен слишком наглым или самоуверенным воришкой. Стоило на секунду закрыть глаза, как половина утренней трапезы переместилась в руки нахала.

– Знаешь, украсть завтрак – самое настоящее преступление! – возмутилась я.

– А помочь голодному человеку – очень хорошее дело, – смачно надкусывая ломтик хлеба с жареным яйцом, приправленным сверху горочкой салата, ответил тот.

Он потянул было ручонки за вторым ломтиком, но требование моего желудка придало мне прыти опередить ловкача.

По улочкам пришлось блуждать довольно долго. В Рекол я прибыла всего четыре дня назад. И хотя городок маленький, бродя по нему в одиночестве, я сильно сомневаюсь в правильности выбранного направления.

Вдобавок недавно появившийся дар переносил мое сознание в чужую голову. Этот «кто-то» был невысокого роста, держался в тени и куда-то торопился. У меня не было никакого желания гулять в чужом сознании, когда мною руководил голод. Поэтому я шла медленно, чтобы не споткнуться и ни в кого не врезаться, старательно пытаясь вернуться в собственную голову.

Не то чтобы я избегала скопления людей – нет. Просто в провинциальных городках человека с белыми волосами, как у меня, опасаются и сторонятся. Цвет волос – это единственное, чем я отличаюсь от окружающих. Так как подобные мне рождаются крайне редко, о нас ходят всякие небылицы, и приходится ощущать на себе косые взгляды. Хвала всем Светлым духам, новые способности никак не отразились на внешности, и цвет волос остался моим единственным неудобством.

Лишь одна маленькая обеденная на окраине оказалась более или менее немноголюдной. К тому же здесь неплохой вид. Потрепанное жизнью двухэтажное здание походило на старика, радующегося собственному возрасту. Ему было плевать на годы: дом все так же ярко отражал солнечные лучи, будто время не тронуло блеска детских глаз. Просыпающиеся голубоватые стебли алого морозника укрывали его, как одеяло, и шлейфом тянулись к небольшой, буквально по пояс, пограничной ограде города. К зиме растение наберет цвет, и среди узорчатых сплетений появятся ярко-алые бутоны. Они распустятся и станут великолепным украшением зимнего пейзажа.

Забрав свою половину завтрака и сделав такой же бутерброд, как съел незнакомец, я решила за несколько больших укусов расправиться с едой и поскорее уйти. Однако ничего хорошего из этого не вышло. Пришлось как следует жевать под пристальным взглядом. И не то чтобы в маленькой обеденной с парочкой столиков на улице, где, собственно, я и расположилась, готовили невкусно. Просто когда тебя внимательно изучают на расстоянии вытянутой руки, даже королевская трапеза может потерять вкус.

Я изредка бросала быстрые взгляды на наглого вора. И единственное, что могла мельком увидеть, – его серые глаза. Они одновременно и притягивали, и пугали. В них, словно в густом тумане, плясали маленькие-маленькие искорки: то ли азарта, то ли чего-то другого, игривого и неугомонного. Они увлекали в неизвестность, навстречу неведомому. Их невозможно спрятать в глубине даже самого густого тумана, как бы он ни старался. А еще светло-золотистые, почти белые волосы. В тени здания казалось, будто они сияют. Тут и дураку понятно: ему что-то надо. Однако ввязываться в какие-то авантюры мне никак нельзя.

Покончив с едой, я поспешно встала, взяла небольшую сумку, которая все это время была у меня за спиной, порылась где-то на дне в поисках кошелька и выудила деньги.

– Вторая половина за завтрак с него.

Вот тебе моя месть.

Я сунула в руку поспешившей к нам девчонке с подносом две монеты, указала на воришку, а сама, как ребенок, совершивший пакость ради забавы, дала деру.

Несколько поворотов в неизвестном направлении, и вот я уже на широкой улице. «Одна и без внезапных попутчиков», – думала я, но…

– Знаешь, ты жадина. А жадин никто не любит, – послышался сзади знакомый голос с нотками чего-то по-детски наивного.

От неожиданности я шарахнулась в сторону, как от мыши, и врезалась в случайного прохожего. Тот что-то пробурчал в ответ на мое «извините» и пошел своей дорогой.

– Чего тебе?

– В любом случае спасибо, что угостила. – Он улыбнулся.

– Не за что. – Я развернулась и пошла по своим делам. – Что-то еще?

Этот тип топал сзади в унисон со мной, как со старым приятелем на прогулке. Вопрос пролетел мимо его ушей.

Порой особо настырные продавцы, пытаясь продать как можно больше, прилипают к тебе словно репей, болтая и расхваливая качество и все остальное. В таких случаях можно просто сделать вид, что ты торопишься, и уйти. А вот как быть с тем, кто идет за тобой и молчит?

– Нам по пути? – Честно говоря, он начал меня немного пугать.

Вопрос опять остался без ответа. Пора от него отвязываться. Я остановилась у ближайшего магазина. Витрина оказалась очень большой. Рамка из подвешенных стеклянных цветов переливалась радугой, а в середине, словно на картине, были выложены различные рулоны ткани. Я обошла ее вдоль и поперек, хотя на великолепные образцы мне было плевать. Хотелось лишь узнать, прошел ли этот загадочный попутчик дальше или нет.

Надежды рассыпались, как только дверь перед моим носом резко распахнулась. Мимо стремительно пронеслась какая-то тень, а в моих руках оказалось нечто длинное, круглое и приятное на ощупь. Следом тяжелая рука железной хваткой сомкнулась на запястье и поволокла за собой.

– А ну, стоять! – прорычал голос.

Тень развернулась, и что-то полетело в нашу сторону. Сковавшая меня рука разжалась. Словно ребенок, мужчина попятился назад, подняв руки. Рулон ткани описал дугу и попал прямо во вспотевшие то ли от ярости, то ли от волнения за драгоценный товар ладони. Его тело, как мешок с чем-то тяжелым, потеряло равновесие и с глухим звуком приземлилось на свое мягкое место. В ту же минуту пришлось бежать: меня снова схватили за руку и потащили.

– Держи вора! – раздалось вслед.

Вот так и случилась неожиданная встреча. К добру или к худу, однако то, что падает на голову как первый снег, навсегда таким и останется – неожиданным и волнующим.

Игра

Каждый мир подобен живому существу. Он рождается, развивается и в итоге погибает. И у каждого есть те, кто наблюдает за его развитием. Они связаны с сердцем мира. С той загадочной энергией, по воле которой любое живое и неживое обретает оболочку, внешность, форму и многое другое. Мы связаны с нашим миром, как паук со своей паутиной.

Эти самые нити и служат указателями для летописцев – тех, кто записывает историю и процесс развития мира. На первый взгляд может показаться, будто это бесполезная работа. Но каждый мир во вселенной оставляет после себя историю как отпечаток, как знак своего существования. Вот для этого и нужны летописцы. Нить, что привела меня в этот город, натянулась крепче. Она начала подсказывать: то, к чему меня тянуло, стало намного ближе.

Бродя по таинственным улочкам и улицам города, я и представить не могла, что придется убегать от разъяренного, словно бык, продавца и, по всей видимости, хозяина магазина. Вскоре на его крики отозвались патрульные офицеры. Да уж, в ближайший год как минимум не стоит совать и носа в этот город. Меня все-таки втянули непонятно во что. И солгу, если скажу, что что-то во мне не затрепетало от восторга.

Я могла бы многое сделать иначе. Остановиться. Сказать, что я просто случайный прохожий и все это недоразумение. Да, я могла так поступить. Однако есть ли возможность подумать, когда ты даже не знаешь, чем обернется следующий шаг?

Спасаясь бегством, мы мчались по самым кривым, темным и захламленным переулкам. Будто они специально появлялись там.

Двое, воришка завтрака и тень, выскочившая из магазина, бежали впереди и казались полной противоположностью друг друга. Низкая фигурка ловко обходила все препятствия, не теряя скорости, и почти растворялась в тени зданий. А вот воришка завтрака пусть и ловко справлялся с преградами, все же создавал слишком много шума. Его светлые волосы привлекали внимание, плащ, демонстрирующий змеиный язык, вызывал легкое раздражение.

Офицеры отлично знали свою работу и улицы города – хоть и отставали, из вида никого не упускали.

Сквозь темноту мы выбежали прямо к шествию пестрых повозок. Толпы как таковой не было, затеряться не получилось бы. А вот все, кто был «здесь и сейчас», остановились и с любопытством разглядывали бродячих артистов и циркачей.

Поначалу яркие солнечные лучи ослепили. Когда глаза привыкли и удалось оглядеться по сторонам, я не обнаружила ни одного воришки и только сейчас ощутила на себе пронизывающий, не суливший ничего хорошего взгляд, впившийся в меня. Даже гадать не надо, чей он.

Неожиданно из рук пропал сверток, а меня снова крепко подхватили под руку и повели вдоль улицы. Мы не бежали, несмотря на то, что «игра в салочки» не закончилась. В один прекрасный момент меня, как куклу, резко дернуло вбок. И опять же, от резкой смены освещения в глазах потемнело. Через минуту взору предстал старый и давно покинутый двухэтажный дом. По крайней мере, так показалось. Воришка завтрака с самым непринужденным видом, будто у себя дома, толкнул дверь, оказавшуюся незапертой. Мы вошли внутрь. На первом этаже, по всей видимости, располагался небольшой магазинчик. А второй был жилым. В нос ударил запах пыли и плесени. Неожиданно со стороны маленькой лестницы, притаившейся рядом с прилавком у кассы, послышались скрип и шуршание.

По ступенькам почти бесшумно спустился подросток лет двенадцати или тринадцати. Понять, был это «он» или «она», не давала мешковатая одежда и сильно надвинутый капюшон.

– Сколько? – Из-под капюшона сверкнули ярко-голубые глаза на нежно очерченном личике.

Все-таки девочка.

– Тридцать, – делая вид, что изучает пустой прилавок, отозвался воришка.

– Восемнадцать! – Ее глаза округлились, а щеки слегка надулись.

– Тридцать, – повторив ту же цифру, он обратил взгляд на собеседницу.

– Восемнадцать!

– Тридцать.

Непонятный спор с одинаковым набором слов продолжался еще какое-то время. На лице парня проступило суровое выражение торговца. А вот девчушка была готова лопнуть от возмущения. Казалось, еще чуть-чуть, и из ушей у нее пойдет пар, как у вскипевшего чайника.

– Тогда играем! – Пар не пошел, зато терпение повторять одно и то же иссякло.

Девчонка демонстративно уселась посреди комнаты и достала колоду карт. Я слышала, что воры используют различные игры в качестве решения возникнувших разногласий. Проигравший вынужден принимать все условия победителя.

– Что ж, игра так игра. – Доставая колоду из кармана и мастерски перетасовывая ее, он тоже прошел к центру комнаты и сел напротив соперницы. На толстый слой пыли им было все равно. Главной стала игра. Меня почему-то заинтересовало, что еще прячется в его карманах, и погоня. Я осторожно подошла к ближайшему окну. Нет, витрина заколочена. В просачивающемся сквозь щели свете можно было заметить, как в воздухе летает пыль. Сразу вспомнились моя маленькая комнатка летним утром в далеком детстве. Сквозь зашторенное окно с узкой полоской света удалось разглядеть маленькие белые точечки, летающие, как им заблагорассудится. Никого из офицеров я не увидела. На душе полегчало.

Посреди зала еле уловимым эхом раздавался шелест карт. Выбора особо не было: либо остаться и наблюдать за улицей, либо посмотреть на игру. Второй вариант приглянулся больше.

Я аккуратно подошла. Игра оказалась самой простой. Ее знают даже дети. А если и нет, научиться легко. Правила такие: колода раздается пополам между игроками. Карта с большей мастью побеждает карту с меньшей. Если попадаются две одинаковые, на них выкидывается еще одна, и также побеждает большая масть. Но наблюдая, как эти двое ведут себя, можно было подумать, будто это игра, которую знают самые заядлые игроки. Не было ни капли азарта, как зачастую случается. Холодный расчет и полная отстраненность от остального мира. Каждому важна только победа. Даже если в прогнившую дверь ворвутся, процесс не остановится.

С каждой брошенной на пыльную доску картой все сильнее казалось, будто они не из бумаги. Игроки словно ножами друг в друга кидались. А поднимающаяся пыль вот-вот готова была вспыхнуть сотнями маленьких искорок.

Я думала, игра планируется одна. Но несмотря на победу утреннего знакомого, на смену одной колоде пришла другая. Началась новая игра.

Наблюдать за поединком оказалось интереснее, чем я думала. Когда вторая партия закончилась, счет был равным. Карты у них оказались меченые. Поэтому каждый победил, играя своей колодой. И оба об этом догадались. Самое интересное ожидало впереди. В третьем бою оба скинули карты в одну кучу и собрали общую колоду. Невошедшие карты положили посреди поля. Все та же знакомая игра, но где-то на середине я заметила, как и лишняя стопочка заметно поубавилась.

Они сыграли еще две партии. К моему удивлению, победила голубоглазая девчушка.

– Ура! – Ее лицо засияло от счастья. – Восемнадцать. У старого колодца на окраине. На закате.

Порхая от счастья, она выхватила рулон нежно-зеленого цвета, который все это время воришка не выпускал из рук, и удалилась тем же путем, что и пришла.

– Вот ведь! – Он явно расстроился. – Слушай, хочешь немного подзаработать?

Дом на окраине города

– Ты вообще кто? – Не то чтобы мне было интересно, просто попытка оставаться спокойной.

За время, проведенное с ним, количество моих проблем резко возросло, что было лишним. Теперь, когда на меня наконец-то соизволили обратить внимание, внутри вскипела злость.

– Шут, – коротко представился он.

Тишина вновь вернулась в забытый всеми магазин. Эмоции, капля за каплей, падали в почти переполненный сосуд. И одновременно медленно, таким же образом, вытекали. Почему-то я ощутила себя дырявым чайником, никому не нужным и случайно попавшимся на глаза. А сейчас его проверяют на исправность.

– Пойми, я тоже жертва обстоятельств. Я просто не мог не помочь этой девчушке. Ты видела того кабана? Страшно представить, что бы с ней случилось, поймай он ее. – Шут развел руками. – Идем. Оставаться здесь – не такая умная мысль, как может показаться.

На пороге воришка облокотился на искаженную временем дверь. Не мог не помочь, сказал он, вот только от его помощи сомнения, как комары, пищали где-то над ухом.

Тонкая ниточка затянулась туже.

– И бродить по городу не лучший вариант.

– По крайней мере, так больше шансов, что тебя не загонят в ловушку. – Мы снова вышли в переулок.

– И что ты предлагаешь? Учти, я не собираюсь заниматься незаконными вещами.

Он глянул на небо, что-то высматривая. На пару секунд лицо стало серьезным. Потом Шут перевел взгляд на меня. Невольно я отступила на шаг.

– Не бойся. Не верю я в эти байки про волшебные волосы, и ничего незаконного мы не будем делать. Обычно я работаю с напарником, но в этот раз… – Он мило улыбнулся.

Я начала жалеть, что согласилась, и видимо, он заметил. Рука дернулась к капюшону. Тот давным-давно слетел. Я вернула его на место.

– Не переживай, нужно заглянуть в один заброшенный маленький домик на самой окраине города и кое-что забрать. Просто это немного рискованно. Если все пройдет хорошо, в награду можешь попросить что угодно. Само собой, мы все официально заверим.

Шут достал из кармана сложенный лист бумаги, снял с шеи какой-то кулон и протянул мне. Бумага оказалась договором, где нужно было вписать имя и выбранную награду. А взглянув на кулон, у меня перехватило дыхание. Это оказалась печать. И не абы какая, а самой настоящей Королевской гильдии. Размером с монету. В центре красовался герб Южного Окололесья – Ветвь с четырьмя бутонами-коробочками. Сомнения накатили гигантской волной. Хотя награда за помощь соблазняла не меньше. Королевская гильдия приводит в исполнение приказы только самого короля. Можно сказать, это именно тот механизм, с помощью которого Его Величество управляет страной, его самые преданные люди. И если член Королевской гильдии говорит что-то подобное… Сомнения усиливаются. Особенно настораживало «немного рискованно». Может, это ловушка, и меня нашли? Тогда почему он один и разыскивает напарника? Вопросы всплывали из ниоткуда. Награда продолжала невероятно соблазнять.

Маленький домик на окраине города. Слыша подобное заявление, на ум сразу приходит мысль об уютном месте, где пахнет свежей выпечкой. Там ты помнишь историю каждого уголочка. Уют греет душу. И даже тот факт, что он заброшен, не помешал предаться фантазиям о милом закутке.

Порой люди слишком преувеличивают или приуменьшают действительность. Может, это происходит потому, что им хочется, чтобы все было именно так, как они представляют? Или они в самом деле видят вещи такими, как их описывают?

В реальности дом расположился таким образом, что было непонятно, часть он города или нет: не слишком далеко, но и не близко к другим, чтобы были соседи. Складывалось впечатление, будто хозяин не любил городской жизни, при этом не желая слишком сильно отдаляться от людей.

В доме могла жить молодая пара аристократов, которым он достался в качестве свадебного подарка. Или важный чиновник, если бы здание расположилось немного ближе к городской стене.

Я уверена, будь у дома хозяин и умелый садовник, он не выглядел бы, как самый страшный сон ребенка. Трава выросла настолько густо, что казалось, фундамент отсутствует. Будто он, как и растения вокруг, возвышается сорняком. А дикий плющ – как хищник, медленно поглощающий добычу. Его сплетения день за днем пожирают особняк. На протяжении долгих лет ветви тянутся все выше и выше, заполняя попавшиеся на пути трещины. Словно змеи, они заползали глубже в камень и дыры в окнах. По крайней мере, таким оказалось первое впечатление.

Почему-то к дому мы шли по торговой дороге. А потом, параллельно особняку, пробирались сквозь море сорняков, росших особо густыми островами то тут, то там. Кое-где проглядывались остатки каменной дороги, выложенной когда-то и тянувшейся к торговому пути. Возможно, у него была весьма большая прилегающая садовая территория. Поэтому он и находился так далеко от основной массы города. Мы преодолели узкую крошащуюся полоску, бывшую когда-то стеной.

Все время Шут не сводил глаз с особняка, внимательно всматриваясь сначала в линию горизонта, потом в заросший сад, который плавно входил в поле, и наконец, в темные окна. Он смотрел так, будто хотел увидеть все сразу, каждую травинку, трещинку и пылинку. Ему явно было необходимо, чтобы нечто оправдало его ожидания. Шут долго изучал пустынную темноту, поселившуюся в доме.

А может, видел нечто большее, чем брошенный особняк? Нечто, что скрывается глубоко в прослойке пространства и времени. Что-то, что несло ответы. Что существовало отдельно от повседневности и истории этого места, к которой все привыкли.

Чем ближе мы подходили, тем больше смешивались чувства. Особняк притягивал и одновременно отталкивал, заманивал тайнами и казался скучной старой развалиной. Даже время не следовало собственным правилам. Ускорялось, замедлялось и останавливалось.

Или же это просто игра фантазии? Нет. Подойдя ближе к дому, стало понятно, почему Шут так долго пытался что-то понять и рассмотреть.

Это та причина, по которой чувства путались, а ощущение времени сходило с ума. Если повезет, удастся однажды вернуться, однако это место навсегда останется жутким кошмаром. А если ошибешься, останешься узником замершего времени. Впрочем, только умалишенный приблизится к такому дому. По крайней мере, так я думала до этого момента. Те безумные истории, которые мне рассказывали, казались выдумками. Страшилками, чтобы напугать. Я никогда в них не верила. Сейчас, стоя совсем близко, это место чем-то меня манило. Восторг и ужас перемешались в бешеном вихре. И я знала: сопротивляться не получится. Все во мне вопило. Но от чего?

Отверженные временем, пространством, всем миром. Бесплотные сущности, пожирающие все на своем пути – магию, жизнь и даже время. Они ненасытны и не оставляют после себя ничего.

То тут, то там длинные, спутанные где-то узелком, а где-то в целые ворохи парили нити, блистая в лучах солнца. Так же в мае летают в воздухе нити паутины. Только эти – черные, как безлунное небо.

– Знаю, глупо спрашивать. Но нам точно сюда?

Судя по всему, у дома богатая история. Люди рассказывают, что попавшим на территорию Отверженной сущности главное помнить: кто ты, откуда пришел и куда идешь. Только тот, кто осмелится подобраться к сущности вплотную, найдет спасение.

– Абсолютно. – В голосе Шута отразились страх и восторг. – Он должен быть здесь.

Флейта

Нежданно-негаданно, словно фокусник, достающий туз из рукава, Шут выудил из правого кармана небольшую флейту. Я ожидала чего угодно: мощных магических артефактов, принадлежностей для какого-нибудь ритуала, на худой конец скляночку с зельем, но никак не музыкальный инструмент.

Шут поднес флейту к губам. За секунду до того, как звук пролетел сквозь туннель, наступила тишина. В то же мгновение из инструмента вырвался холодный поток воды. Он пробежался по бескрайнему полю, словно пытаясь достичь горизонта. Ударяясь о вставшие на пути заросли, он разделялся на множество частей.

Таким же образом он обрушился на неприступные стены города. Образовавшиеся потоки взметнулись вверх, как птица, устремившаяся в свободный полет, и, собравшись воедино, вернулись обратно. Точнее, поток вернулся туда, где должен быть, а именно на тонкие стенки флейты. Он принял истинный облик сияющих линий. Думаю, если хорошенько сосредоточиться, можно услышать шум водопада или бурной и непокорной реки.

Видение закончилось, как только из флейты выпорхнула нежная мелодия. Каждая травинка и листочек всасывали ее в себя, упиваясь каждой звучащей нотой. От любого звука они становились больше, корни сильнее прорастали в почве. Каждый страстно желал откусить как можно больше от зачарованной мелодии. Тем временем в воздухе появились небольшие пузырьки. Они были настолько прозрачны, что виднелся только белый тонкий контур отражаемого света. Создавалось впечатление, будто прозрачные шарики сделаны умелым стеклодувом. Все они стремились окутать дом, как пена грязную посуду. Однако витающие вокруг нити отправляли большинство глубоко «во время». Жадная до чар окружающая местность не давала полной свободы.

Шут внимательно следил за каждым подопечным. Он старательно подбирал мелодию, которая становилась то легкой как пух, то быстрой как мимолетное дуновение ветерка. То сильнее, то слабее.

По ногам пробежались тысячи мелких иголочек. Ничего хорошего это не предвещало. Где-то в груди выразительно прозвенел колокольчик. По телу волнами разливался страх. Даже используя чары недолго, на их запах начали просыпаться хищники. Эти существа обитали где-то под домом и служили ему фундаментом. На самом деле они просто паразиты, рожденные хищником. Он стал самим домом почти наполовину.

Мелодия остановилась.

Оглушительная тишина ударила по голове.

– Нам на чердак, – задумавшись на мгновение, сообщил Шут.

– И как, интересно, это сделать?

– Есть способ. – На губах появилась загадочная и в то же время немного пугающая улыбка. Он посмотрел под ноги, где прожорливая зелень начала «поглощать» обувь.

Отверженные сущности не являются частью одной реальности. Они существуют разом во всех, одновременно являясь чем-то чужим и неестественным в них. Они не живут – они паразитируют.

– И какой? – Я почти не смотрела под ноги, топчась на месте, чтобы избавиться от растительности.

– Держи равновесие, сконцентрируйся и не отставай, – скомандовал он.

Шут снова поднес к губам флейту. На этот раз из нее вырвалась детская озорная мелодия. В воздухе снова появились пузырьки. Только теперь они не пытались куда-то проникнуть, а парили недалеко от стен. Тут нитей было меньше. Шут взглянул на меня и дал знак следовать за ним. Слова о равновесии и концентрации стали предельно ясны. Он довольно легко привычными движениями переступал с одного пузырька на другой, не забывая уворачиваться от опасных витающих сплетений. Легкость, с которой он это делал, вызывала чувство зависти и давала понять: его ничто не остановит. Именно уверенность разжигала огонь интереса. Собственно говоря, ради чего он готов так рисковать? К чему это приведет? Что дальше? Какие тайны хранит разыскиваемое им «нечто»? И самое главное – чем все закончится?

Выбора не оставалось, так что я последовала примеру Шута. По крайней мере, попыталась. На удивление это походило на прыжки по камням. Поначалу я испугалась, что от прикосновения пузырек лопнет. Однако поверхность оказалась весьма крепкой. Вот это уровень чародейства!

Веселая мелодия создавала атмосферу игры. Правда, в какой-то момент чувство равновесия решило напомнить, что игра-то смертельная. Потеряв его, я начала падать, рискуя встретиться лицом с землей. По счастливой случайности или по воле Шута – так или иначе – удалось ухватиться за ближайшие спасительные пузырьки. Мимо носа, ужасая до мурашек и холодного пота, медленно извиваясь, как змея, пролетела тонкая черная нить. Кое-как восстановив равновесие, я неуклюже продолжила свой путь.

Пузырьки, на которые я опиралась, приподнялись и полетели дальше от стены, где нитей было поменьше. Там показалась едва заметная дыра – вероятность успешного маневра по восстановлению равновесия оказалась больше. Мне с трудом удалось встать на обе ноги.

– Большое спасибо, – только и оставалось сказать.

Шут никак не отреагировал. Мы были даже не на полпути, а он уже вымотался: лицо побледнело, на лбу выступил пот, руки затекли от долгой игры на флейте. Его чары вот-вот закончатся.

– Эй, может, стоит передохнуть? – Взгляд уцепился за окно.

На общем фоне его было сложно заметить. Как и все остальные, оно проваливалось в кромешную тьму. Тем не менее окно дружелюбно распахивало створки. К тому же было абсолютно целым – шанс получить рану в такой неподходящий момент был на минимуме.

В знак согласия Шут коротко кивнул и ловко преодолел небольшое расстояние – нужно было лишь немного продвинуться вперед. В этот момент он больше походил на маленького мальчика, который придумал увлекательную забаву для себя самого. Достигнув цели, Шут плюхнулся на победное ложе.

Я постаралась не отставать, но парящие вокруг нити пугали неизвестностью.

Узкий прогнивший подоконник позволил, может, и преждевременно, вздохнуть спокойно. Возможность перевести дух показалась глотком воздуха для утопающего. Она давала надежду и прибавляла сил, которые так необходимы для продолжения борьбы за свою жизнь. Ведь одно неправильное решение – и тебя затянет в пучину безысходности и отчаяния. Самое главное – не исчерпать лимит веры в собственные силы.

Маленькая передышка позволила лучше рассмотреть нового знакомого. Я наконец поняла, что напоминали его волосы – лучи солнца. Хотя они были крепко связаны на затылке шнурком, сразу становилось понятно: волосы весьма непослушны. Они выдавали непокорность и желание следовать только своим правилам. Скорее всего, это удавалось в редких случаях. Особенно «вредные» пряди выпадали то тут, то там. Выражение лица походило на неудобную маску. Интересно, это из-за отсутствия привычки выражать чувства? Или наоборот, они просто не успевали сменять друг друга?

И все же волосы никак не вязались со всем остальным, тем более с серыми глазами. Они существовали словно отдельно и вместе – причем одновременно.

По блестящим переливам на темной ткани зачарованной нити, которой было на порядок больше, чем обычно у других странствующих, сразу становилось понятно: он принадлежит к знатному роду. И даже витиеватые узоры было сложно разглядеть – такого же цвета, как и нити, парящие вокруг. От этого мурашки пускались в бешеный пляс.

– Что будем делать?

Нечто в глубине комнат свалилось набок, привлекая внимание. Медленно прокатилось по какой-то поверхности, давая понять: нам не почудилось. И, как очевидный итог, глухо упало на пол. Напряжение медленной волной разлилось по телу.

– Главное – попасть на чердак.

– Что мы вообще ищем?

В чисто голубом небе прямо над домом повисла маленькая серая тучка. Когда-то она предвещала, что над этим местом скоро начнется дождь, который смоет пыль и напитает влагой землю. Ворвется прохладой в открытое окно и принесет что-то новое. Так подсказывало неизвестное чувство, стоило лишь проследить за задумчивым взглядом Шута.

– Кое-что очень важное и опасное. Попади оно не в те руки, и случится страшное.

Он врал. Хотя эта ложь была какой-то не такой. Шут и сам готов был в нее поверить. В нем теплилась надежда. Большая надежда, что это поможет сделать что-то важное. И ложь совсем не обидная. Во мне крепло чувство, что я в начале очень интересной истории. И ее конец я обязательно увижу собственными глазами. Во мне зажегся маленький, но мощный огонек, открылось второе дыхание. Осталось преодолеть один этаж из трех.

– Хотя бы как оно выглядит?

– Узнаешь, когда увидишь. – Шут широко улыбнулся. – На чердаке способ не остаться тут навсегда. Начнем.

Он глубоко вздохнул, поток кристально чистой воды снова обрушился видением, и заиграла новая мелодия.

Сквозь время

Спокойствие окутало мягким пушистым одеялом. Стало так хорошо, как когда лег в кровать, а за окном развлекается непогода.

Из флейты вырвался маленький пузырек. Он отлетел на расстояние вытянутой руки и начал увеличиваться.

– Постой. Прежде чем пойдем на очередное самоубийство, объясни хоть, как действовать?

Он посмотрел так, будто я задала вопрос, ответ на который даже озвучивать – лишняя трата времени.

– Кхм. Начнем с того, что все эти временные линии связаны с тем, из-за кого или чего они здесь появились. – Шут взмахнул флейтой, как учитель указкой. Пузырь приблизился. – Поэтому сам паук, как маяк, служит ориентиром. Чтобы его найти, нужно двигаться в правильном направлении, поскольку линии постоянно меняют расположение. Из вполне достоверных источников мне известно: какая-то заимствованная часть будет работать как компас, ибо стремится вернуться в свое время. Паук хоть и существует одновременно во всех временных реальностях, натянутых на нитях, в каждой он разный: где-то сильнее, где-то слабее, больше или меньше. Так что сначала позаимствуем пару волосков у того, кто на чердаке. А дальше по обстоятельствам. Нам пора, прыгай в пузырь.

Что ж, если суждено наблюдать за тем, как он медленно теряет рассудок, ничего не поделаешь. В глубине души я все же понадеялась на благополучный исход. Не давая себе возможности передумать, я прыгнула. Напомнило прыжок в воду. Внутри оказалось довольно удобно. От стенок веяло прохладой. Не успела я и глаз открыть, как пузырь пошатнулся.

– Спокойно, – рядом раздался абсолютно ровный голос Шута. Еще бы, он-то, по всей видимости, давно занимается подобными вещами. А у простого человека от такого сердце в пятки падает с невообразимой скоростью. – Это я. Не переживай, скоро привыкнешь. – Он усмехнулся на мои нервные выдохи и снова заиграл на флейте.

Мир вокруг начал увеличиваться. Темные парящие нити уже напоминали крепкую веревку. Небо стало еще больше. Маленькая тучка превратилась в остров, который окутал самый густой туман.

Словно маленькая птичка, мы взлетели к самой крыше и приблизились к разбитой форточке. Она была закрыта, однако в самом центре чернела дыра.

Холод, застывшие капли дождя в воздухе и запах мокрой, давно опавшей листвы заводили шестеренки воображения, как ключик музыкальную шкатулку. Пара минут на пыльном чердаке растянулись в несколько лет и отчетливо врезались в память каждой секундой.

Шут долго всматривался в темноту. Тени играли с крохами света, проникающего в нечестную игру. Чем больше освещения, тем чернее была каждая тень вокруг. А те места, куда все-таки удалось добраться, окружала черная чешуя. Она восхищала своей гладкостью, но вызывала чувство страха и отвращения.

Деревянные коробки, старые или сломанные стулья, стопки книг и газет создавали целую крепость. В центре под огромной дырой в потолке, греясь в лучах солнца, выглянувшего откуда-то из-за тучи, находилась огромная черная клякса. В ее переливающихся сгустках невозможно было разглядеть, что и где начинается и кончается. От сгустков в разные стороны тянулось множество нитей. Сомнений не было. Здесь, на этом чердаке, я воочию узрела Отверженную сущность. Ненасытного хищника, пустившего корни сквозь пространство и время.

Оценив обстановку, Шут повелительно взмахнул флейтой. Он не стал говорить, что собирается делать. Даже и не задумывался. В ситуациях, полных сомнений, нужно одно – не дать себе передумать. Одни сомнения порождают другие, а страх перед последствиями загоняет в угол. Пузырь резко дернулся, набирая скорость. Подобно хищной птице, мы начали кружить по чердаку. Флейта, почти не касаясь пальцев, ловко скользила между ними. И вот, выследив добычу, хищник пошел в наступление. С каждой секундой расстояние уменьшалось, а сердце стучало все быстрее. Губы непроизвольно растянулись в нервной улыбке. Флейта остановилась. Пузырь приземлился в большую черную лужу. Немного подождав последствий, мы дружно тихо выдохнули. Улыбка на лице Шута слегка задрожала. Нет, мы не врезались в черную кляксу, как мне показалось. Снова взлетев к потолку, я поняла: Шут просто выхватил из черной массы нечто похожее на змею. Она крепко обвила его левую руку, порываясь ее сломать. Большая клякса зашевелилась. Шут достал какой-то мешочек, зубами сорвал с него веревочку и высыпал порошок на руку. Черная змея ослабила хватку и растеклась по руке, словно Шут надел перчатку. Флейта снова рассекла воздух.

Голова закружилась, мы опять, с еще большей скоростью, падали вниз. Прямо под брюхо, в черный туннель-нить. Мы отправились в прошлое. В то время, когда этот «маленький домик на окраине города» уже покинули, а обветшать настолько сильно, как в нашем настоящем, он не успел.

Теперь взгляд метался из стороны в сторону. Картинка перед глазами двоилась. Напротив меня – бледная прозрачная стенка пузыря, который начал казаться самым защищенным местом. И тут же я заметила мокрый приближающийся дом с одиноко горящим окном. Свет казался чуждым и пугающим, чем-то ненужным в этом царстве серого и черного.

Тихое шуршание под ногами действовало гипнотически. Ровное дыхание, чтобы успокоить колотящееся сердце. Постепенно взгляд прояснился. А серые глаза моего спутника уже пытались найти лазейку внутрь. Шут смотрел на наполовину открытое и разбитое окно.

Он тенью проскользнул туда, прямо в большой округлый холл. Повторяя форму комнаты, по обе стороны расположились лестницы. Под ними притаились горшки со множеством растений. Они пестрили разнообразием форм и насыщенностью зелени. Лишь местами светились разноцветные фонарики цветов. На толстом замутненном стекле вместо стены и такой же двери, в тонкой лазурной обводке каждого квадратика стекла, остановили свой бег капли воды.

От разбившегося окна и до одной из лестниц вела полоска грязных широких следов. Медленно и аккуратно, выверяя каждый шаг, Шут пробирался сквозь тяжелую массу практически осязаемого мрака. Даже удивительно, что тропа следов осталась видна.

Но что-то постоянно его отвлекало. Как навязчивая мысль, не дающая покоя. Когда Шут вступил на первую ступеньку, что-то издало непонятный булькающий звук. Он показался таким чужим, что по спине в очередной раз пробежал галоп мурашек. Сердце забилось с еще большей силой, а на лбу выступил холодный пот. Свободно гуляющий мрак не упустил этой возможности, поднимая каждый волосок на теле ледяными липкими пальцами и пропитывая каждый сантиметр одежды своей слюной, дыша сквозняком на уровне ушей. Взгляд серых глаз упал на крепкие дубовые двери. Шут глубоко вздохнул. Непонятное тепло нежно разлилось по телу. Нос защекотал легкий запах, сначала ванили, затем корицы и свежеиспеченного хлеба, приятно карамельного цвета с хрупкой, рассыпающейся на осколки от легкого прикосновения, корочкой. Взгляд снова переместился на ступеньки.

По темной лестнице пришлось подниматься, опираясь о стену. Второй этаж встретил Шута приглушенным светом ночных бриллиантов. Эти белые маленькие бутончики одно время было модно иметь в качестве ночного или праздничного освещения. В темное время суток они становились похожи на искусно сделанные из драгоценного камня цветы. Прозрачно-белое сияние отражалось от таких же драгоценных листьев и стеблей, заставляя их переливаться всеми оттенками зеленого. Ночные бриллианты опутывали собой большую часть стен по обе стороны коридора, давая достаточно света, чтобы не споткнуться. Держась ближе к освещению, Шут пробирался вперед. Почти в самом конце коридора он увидел узкую полоску света.

Встреча

Полоска света походила на ящерку, которая задремала под лучами летнего солнца. Но стоит подобраться поближе, и она, резко сорвавшись с места, убежит, петляя среди травы. Шут остановился, выжидая. Ничего не произошло. Он подошел ближе. Сквозь приоткрытую дверь, перепрыгнув через желтый свет, лишь выбежал легкий сквозняк. Он слегка задел листья и растворился в глубине коридора. Шут подошел к двери вплотную.

Маленькая комнатка, с окном почти во всю стену, была наполовину кабинетом, наполовину лабораторией. Почти в центре стоял широкий стол. На нем расположились пара стопок книг вперемешку с бумагой, чернильница с испачканным пером, аккуратно расставленные пробирки с колбами, ряд коробочек разного размера и разнообразные инструменты. От окна тянулись маленькие шкафы, набитые книгами, исписанной сшитой бумагой и разнообразными инструментами для исследований. Над шкафами нависли полки со все теми же пробирками, колбами и баночками. Только эти – с этикетками, и к каждой прилагалась стопка сшитой бумаги. Содержимое некоторых переливалось оттенками всех цветов, светилось, слегка расшатывало сосуд, будто пытаясь вырваться наружу, или же просто шевелилось.

На полу, в неровном небольшом круге, стояли несколько свечей. Вокруг тянулись неровные дорожки из следов. Длинные, короткие, тонкие и широкие отпечатки грязи заплетались в лабиринт, начерченный безумцем. Взгляд Шута начал бегать по полу из стороны в сторону, но «нечто» не находилось. Зато над столом показалась растрепанная кисточка. Она начала энергично раскачиваться из стороны в сторону, как маятник часов, рисуя на невидимом холсте плавные волны. Шут уже потянулся обратно к карману, в который еще у окна отправил флейту, но кисточка исчезла. Вместо нее из-под стола вырвался непонятный комок. Одним прыжком он преодолел расстояние между столом и дверью. Послышались скрежет потревоженной двери и звук запоздалого мягкого приземления. Существо, будто слепленное из грязи, уставилось грязно-желтыми суженными глазками в туманно-серые. Раздвинуло широкие ноздри и с сопением втянуло воздух. Спрыгнуло на пол, распахнуло дверь и вернулось обратно к столу. По лицу пробежал теплый, едва ощутимый сквознячок. Шут немного помялся и шагнул внутрь.

Теплый желтый свет успокаивал. Мрак перестал казаться склизким чудовищем. Стало немного стыдно за себя: Шут сам пришел сюда, осознавая весь риск, а теперь мысли в голове заметались с невообразимой скоростью, путаясь. Он не мог понять, что сделать, и поэтому просто стоял и выжидал.

– Ну, чего встал? – послышалось из-под стола. – Проходи, располагайся. Или ходить разучился? – хохотнуло существо звуком, больше похожим на звук открываемой двери с несмазанными петлями.

Непонятный комок с поддельным безразличием вышел из-за левого угла стола. Глубоко в душе он ликовал просто от возможности вести диалог. Ведь долгие годы он был здесь один, и даже разговоры с самим собой давным-давно наскучили. Так мне почему-то казалось. В правой лапе у него была небольшая горстка каких-то ягод: он насаживал их на коготь левой лапы и клал в пасть. Существо подошло к одной из свечей, насадило очередную ягодку на черный коготь и поднесло к язычку пламени. Та начала морщиться, издавая свистящий нарастающий звук. Ягодка лопнула, и оттуда вырвалась полупрозрачная капля сока. Она сползла по сморщенной кожице на коготь, оставляя после себя влажную дорожку, прокатилась по пальцу и упала на пол. Существо отправил ягодку в рот. Почмокало, распробывая. Затем довольно хмыкнуло и принялось запекать ягоды.

– Не горячо? – поинтересовался Шут, опасливо наблюдая за ним.

– Здесь все существует отдельно друг от друга. Боль там, где боль, тепло там, где тепло, холод там, где холод. Не знал, что ли, куда шел?

– Это как? – спросил Шут, проигнорировав вопрос.

– Ты почувствовал запах булочек внизу? – Существо запихнуло коготь с ягодкой в пасть.

– Да. – Шут отвел взгляд.

– Ну вот так здесь. – Существо подняло тощий указательный палец с очередной насаженной ягодкой. – Если попробуешь съесть, то не почувствуешь ни вкуса, ни даже куска во рту, только запах, потому что они появились раньше, чем сюда проникла паутина этого паразита. Поэтому и время здесь существует по своим правилам.

– По каким же?

– А мне откуда знать? – Кисточка хвоста описала большую волну и согнулась, упираясь в спину. – У меня совсем другие знания.

– Да. – Почему-то ни лохмотья, ни грязный вид, ни когти, ни клыки, торчащие между тонкими губами, ни безобразные конечности, будто у сломанной куклы, которые кое-как потом склеили, не вызывали страха, отвращения или недоверия. Ему хотелось доверять. Может, потому что Шут уже понял, кто он, а говорить казалось неуместным. – Какие тогда твои?

– Дом этот я знаю.

– Тогда, может, знаешь, здесь раньше жил ученый. Его Тораном звали…

– Знаю, – недовольно ответило существо, не дав закончить. – И чего вас так тянет к этим знаниям?

Оно запихнуло остатки ягод в рот, поморщилось и облизнуло коготь и бледно-серую лапу. Подхватило с пола самую длинную свечу и шуршащей походкой прошло мимо Шута.

– Ну что, все-таки ходить разучился? – снова хохотнуло существо, обернувшись в дверях.

В углу, который скрывала открытая дверь, послышалась возня, будто копошилась огромная простуженная мышь. Сначала и правда показалась черная лапа с серыми поломанными когтями. Вслед за ней вывалилось остальное тело. Безумный взгляд метался из стороны в сторону. С густых, мокрых, черных волос кое-где еще капала вода. Мокрая одежда облепила крепкое тело. Тяжелые сапоги оставляли за собой грязные следы.

Безумец заполз под стол, что-то бормоча. Послышалось, как трясущиеся руки стараются открыть ящики. Вот какой-то все-таки открылся, и содержимое то ли нервно перебирали, то ли выкидывали наружу. Шут напрягся, повернулся к столу и попятился к двери. На этот раз из-за стола показалось сначала лицо. Странный мужчина подполз к ближайшему шкафу и начал беспорядочно выдирать книги и бумаги. У самой двери Шут споткнулся и неуклюже сел на пол. Безумец, как испуганный зверек, начал осматриваться по сторонам. Их взгляды встретились. Мужчина прищурился, облизнул губы, слегка качнул головой и снова начал ползать по комнате, продолжая свое занятие.

– Пошли, – вздохнуло существо. В этом вздохе с легкостью распознавалась грусть. – Совсем с ним скучно стало.

Оно подошло к двери и начало ее закрывать.

– Где же? Где? – донеслось в закрывающуюся дверь.

– Он тоже пришел за знаниями, – ухмыльнулся бывший домовой. – Да только пока ключ найти пытался, его паразит и поймал.

– Ключ?

– Каждый, кто приходил сюда, хотел получить знания. И я говорю не только о тех, за которыми ты явился. – Шут и существо прошли вглубь коридора, свернули налево. – Так что здесь «их» полно. А самые ценные хранятся внизу, в подвале, просто так туда не попадешь.

Шут остановился.

– Э-э-э… – протянуло существо. – Чего опять встал-то? Не боись, вам я помогу. – Грязно-желтые глаза опять уставились прямо в туманно-серые.

– Почему? – Шут снова потянулся в карман. – Выслуживаешься или хочешь потешиться?

Существо громко рассмеялось.

– Мир дрогнул сильнее, чем могло показаться человеку. «Он» начал просыпаться.

– И почему обязательно говорить загадками? Это так весело? – сквозь зубы процедил Шут. – У меня и так головной боли хватает. – Существо снова повело его по коридору.

– А я и не говорю загадками. Я говорю то, что знаю. Хотя ничего и не знаю, но чувствую.

– Но…

– Никто не знает. – Существо снова подняло вверх когтистый палец. – Но «он» – это что-то могущественное и древнее всего живого. Хотя парочка, может, и помнит, кто «он», – уже себе под нос бормотало существо.

Они остановились у большой двери.

Существо поднесло свечу ближе к лицу. В грязно-желтых глазах заиграли оранжевые блики. Вся мутная серость, испугавшись света, сползла с радужки на белки. Грязная лапа прикрыла язычок пламени. Притаившаяся тьма сразу оскалила пасть. Острые клыки угрожающе приближались, заставляя напрячься. Существо заговорщицки что-то шепнуло в руку. Язычок пламени бодро зашипел, словно рассмеявшись над услышанным, и увеличился в размерах. Когтистая лапа переместилась на ручку.

Стоило двери приоткрыться, как пламя ловко юркнуло в щель. В ту же минуту комната осветилась теплым светом. Язычок превратился в маленькое подобие змейки. Он ловко скользил между узорами люстры и многочисленных свисающих то ли стекляшек, то ли каких-то драгоценных камней. Они слегка раскачивались из стороны в сторону, почти неслышно выбивая какую-то мелодию.

Комната чем-то напоминала калейдоскоп. По правую руку стена пестрила множеством зарисовок: какие-то бутоны, листья, завивающиеся так, будто неумело и грубо прошитую ткань затянули на конце стежка, и теперь она чем-то напоминала лист салата; пучки и отдельные стебельки. Тут было и что-то похожее на анатомические рисунки растений. Всю стену напротив двери занимали полки, напоминающие пчелиные соты. Почти в каждой стоял совсем маленький аквариум. От некоторых к полу тянулись тонкие нити. Их обвивали совсем редкие стебелечки с едва распустившимися листочками. Каждый аквариум походил на маленькую вселенную. Где-то водную, где-то песчаную или пустынную, где-то болотистую, а где-то скалистую. Но в каждой вселенной обязательно росло древо. Крепкое и могучее или погибшее и засохшее, но от этого не менее манящее. У последней стены стоял стол. Столешница вся была покрыта чернильными пятнами. И только микроскоп, набор пробирок, пустых и наполненных, каких-то приспособлений, стопки книг с одного края, кучкой исписанных листов стыдливо прикрывали грязь. Над столом возвышалась пара полок с уже погибшими в своем заточении бабочками. Коллекция из них же украшала половину стены. Если скользить по комнате взглядом, он натыкался только на одиноко стоящий телескоп. Как-то непроизвольно начинаешь сомневаться, что вызывает большую жалость: засохшие цветы, бабочки или же этот телескоп, который явно лишний. А еще в легком мерцании света улавливалось что-то призрачное.

Легкое уплотнение воздуха. Очень опасное. Самое близкое расположилось в паре шагов от двери, второе чуть правее, ближе к правому дальнему углу, а третье у стола. Призрачные сгустки по большей части были овальными, хотя кое-где торчали отростки. По всей видимости, это руки или ноги тех, кто наведывался сюда раньше.

– Молодец, – похвалило существо.

Шут не спешил заходить. Он внимательно осматривал комнату. И каждый раз деталей становилось больше. Существо без тени страха вошло в комнату. Оно аккуратно пробралось к правому дальнему углу. И даже если бы в комнате не было света, ему это нисколечко не помешало бы пройти через невидимую паутину, заполнившую всю комнату. Более того, оно сделало бы это даже с закрытыми глазами, настолько уверенными были движения. Существо что-то поскребло и аккуратно отошло чуть назад. От пола до потолка засияла полоска символов. Угол начал расширяться.

Внизу

Из угла выросла целая колонна. Часть полок и стены с рисунками исчезли внутри. Самый большой символ, в виде квадрата с ромбом в нем, в центре которого был перевернутый треугольник с витком из правого угла, изменил цвет с золотистого на голубоватый. Он растянулся во все стороны и собрался в небольшой, размером с яблоко, шарик.

Существо свистнуло. Весело кружащаяся змейка в люстре тут же слетела со своего места и приземлилась на когтистую лапу. Тонкие губы снова что-то прошептали. Клубок пламени начал набухать. Когда огненный шарик стал похож на кипящую кастрюлю, существо дунуло. Шарик разлетелся на множество искорок. Они весело поскакали по комнате: садились на пол, стены, потолок и даже на призрачные нити. И несмотря на то, что теперь единственный источник света превратился в крошку, в комнате темнее не стало.

– Ну… теперь-то можешь заходить.

Собравшись с духом, хотя скорее засунув дрожащее нечто в мешочек, туго завязав его на несколько узлов и опустив на уровень груди, Шут глубоко вздохнул и шагнул в комнату. На всякий случай он даже скинул плащ, оставшись в темно-синем жилете поверх белой рубашки. Затем медленно начал пробираться между паутинками. Сидевшие на нитях искорки, как воробьи на бельевой веревке, начинали предупредительно шипеть и плеваться, стоило подойти к ним слишком близко. Существо не сводило с Шута пристального взгляда. А его хвост расчерчивал нервные круги. Пару раз он даже предупредил Шута об опасной близости призрачных нитей.

– Теперь слушай внимательно, – начало существо, когда Шут все-таки преодолел паутину и немного отдышался. – Чары лучше не используй, а если придется, у тебя будет только одна попытка. С тобой я не пойду. – Спрашивать почему не стоило, и так все ясно. Домовые с давних времен почему-то недолюбливают алхимиков. А судя по обстановке в кабинете и этой комнате, жил здесь не один алхимик. – И смотри, не позволяй себя отвлекаться, времени осталось мало.

Шут посмотрел на левую руку. Маленькие кусочки пеплом слетали на пол. Из блестяще черной перчатка медленно, но верно становилась грязно-серой и дырявой.

Шут взглянул на существо. Тот без лишних слов все понял. Он подошел к маленькому голубоватому шарику и потянулся к нему когтистой лапой. Тот отлетел чуть в сторону, не дав к себе притронуться. На секунду послышалось недовольное фырканье. Пару долгих минут Шут наблюдал, как пара лап пытается поймать проворный шарик. Выглядело это довольно забавно. Существо было похоже на танцующего дикаря. Он делал то пару шагов влево, то вправо, и от этого его недовольство росло и росло. Пару раз грозно выругавшись, он бросил попытки.

– Э-э-э… – запыхавшись, протянуло существо, – мы с тобой так не договаривались. В этот раз все точно получится. Ты же сам видел. Паренек-то непростой. Ну давай… а то я ведь и по-другому могу.

Шарик медленно поплелся на свое место. Он поголубел до цвета неба, и из него начали выползать тоненькие веревочки. Они очертили контур двери и слились с колонной.

– Вот спасибо! – поблагодарило существо.

Острый коготок трижды стукнул по темному дереву колонны, а может, и чего-то другого. Послышался щелчок.

Что ж, пришла пора поставить точку. Дверь без единого скрипа мягко открылась. Тяжесть, царившая внизу, навалилась и заставила волосы встать дыбом. И даже так Шут не позволил себе подумать об отступлении. Он смело шагнул в темный проем.

Первая, вторая, третья – Шут спускался по узкой винтовой лестнице. Вслед за ним бисером сыпались искорки. Они прыгали прямо на широкие огрызки свечей. Их мягкий свет отвлекал от ненужных мыслей и немного расслаблял.

Сойдя с последней ступеньки, Шут оказался в комнате, примерно в полтора раза больше той, из которой пришел. Оставшиеся искорки пугливо рассыпались по углам. С одной стороны комнаты находился небольшой камин. Застывший огонь в очаге лентами тянулся к котелку. От него поднимались легкие струйки пара. Рядом расположился стол. На нем были аккуратно расставлены баночки и приготовлена свежая бумага и полная чернильница. Над столом висели несколько исписанных размашистым почерком листов. Полка чуть выше также была уставлена баночками и пробирками. Между камином и столиком стояла абсолютно черная фигура. На ее поясе висели кинжал и лупа, а на оба бедра падало по футляру. Левая нога прочно застряла в каком-то котелке. И с этим фактом высокая фигура, по общим очертаниям мужская, смирилась. Он стоял спиной, поэтому чем заняты руки, не было видно. Только взглянув на ногу, Шут заметил целую крепость котлов разных размеров под столом.

На другом конце комнаты была небольшая печь. Рядом наковальня и пара бочек с мутной водой. По обе стороны от печи висели всевозможные инструменты для ковки и, кажется, для работы со стеклом. Возле стен – несколько ящиков с землей. На крепком широком столе, делившем комнату пополам, расположилось несколько маленьких аквариумов. Совсем как те, что наверху.

Страх снова запульсировал где-то в солнечном сплетении. Коленки задрожали. К ним будто привязали пару десятков килограммов. В голове зазвучали сотни голосов на неведомом языке. Они шептали. Кто-то громко, кто-то тихо, кто-то еле-еле, но все были чем-то обеспокоены и пытались что-то донести. Это «что-то» пугало не меньше голосов. Каждый принадлежал магическому потоку. Их оказалось настолько много, что можно было ощутить физически. Может, они хотели вырваться отсюда?

Небольшая книжечка в потрепанной обложке приковала к себе внимание на долгих пять минут. Среди всего, чье время застыло, небольшая книжонка показалась спящим живым существом. Сразу стало понятно: вот они – знания. Шут на радостях забыл все на свете. Он будто находился не там, откуда возвращаются единицы. А мне книжечка не понравилась. Очень. В ней было что-то, вызывавшее желание немедленно сжечь ее вместе с этим домом.

Шут обошел стол так, чтобы черная фигура оставалась на виду, опустил руку в карман и достал флейту. Магические потоки сразу же откликнулись на ее появление. Голоса в голове стали громче и настойчивее. В воздухе почувствовался легкий толчок. Как на грани сна, когда чувствуешь его дурманящее приближение, но что-то тебя толкает, и ты стремительно падаешь, поэтому приходится просыпаться. Но этот толчок был мягче. Шут медленно опустил указательный палец на старую обложку. Сразу же отовсюду послышался шорох. Шут отдернул палец и огляделся по сторонам. Порой, когда засмотришься в одну точку, она начинает медленно шевелиться. Так случилось и сейчас. В углах комнаты, совсем незаметно, зашевелилась чернота. Шут склонился над книгой: неспешно скользя по ней взглядом, он старался отыскать черную ниточку.

Из-за темноты искорки пугливо исчезали одна за другой. От этого в комнате стало значительно темнее. И даже застывший огонь в камине постепенно уменьшался. Шут, как ни старался, разглядеть ничего не смог. Он выпрямился. В голове, как пчелы, роилось множество идей и теорий. Но ни одна ему не нравилась.

С одной стороны, все проще некуда: хватай книгу и беги, чтобы тебя не поймал паук. А с другой, все слишком просто. Бесплатный сыр, как говорится, только в мышеловке. Но такой дорогой сыр никто в мышеловку класть и не подумает. Плюс слишком много магической энергии. Либо здесь находилось ее хранилище и она для чего-то нужна, либо паучьи лапы сюда добрались не полностью. Это объясняло наличие фигуры и отсутствие паутины. Думать можно долго, а решение принять придется. И лучше ошибиться, чем сдаться и проиграть, поскольку порой проигрыш недопустим, зато ошибка может направить к правильному пути.

Шут схватил книгу со стола. Темнота в углах тут же поползла по стенам. Где-то – и близко, и далеко – раздалось рычание бешеного зверя. Голоса в голове ощетинились и зашипели сотней змей. Шут чудом успел увернуться от летящего в него котелка – тот прошел всего в паре сантиметров от головы. Послышался лязг металла. Котелок угодил почти в самый угол. Со стены осыпалась штукатурка, а в камне осталось небольшое углубление. Шут больно ударился о какой-то ящик. Однако обращать внимание на боль времени не было.

Черная фигура, сделав пару огромных шагов, нависла над Шутом, занося кинжал для удара. Он заполз поглубже под стол. Но даже не успел засунуть книгу во внутренний карман жилета, как под стол что-то метнулось. Казалось, чтобы поднять такую махину, нужно минимум двое силачей. Впрочем, ясное дело, он попал сюда при помощи магии, но речь не об этом. Столешница стремительно взмыла вверх. С нее посыпались аквариумы и превратились в осколки. В лицо ударил поток воздуха. Стол полетел к самой печи, встречаясь по пути с наковальней. По столешнице прошла большая трещина, наковальня свалилась. Один такой удар – и встреча с предками обеспечена.

Шут отступал. Сзади послышались всплеск воды и звук падения. Черная фигура так и осталась стоять на том месте, где недавно был стол. Положение становилось все хуже и хуже. Искорки почти полностью исчезли, а вместе с ними и свет. Все стало еще хуже, когда левую лодыжку обвило словно жгутом. Надо было что-то придумывать, но ужасно мешало шипение в голове. Черная фигура двинулась вперед. И в этом движении Шут увидел точно рассчитанный удар. Удар, после которого тебя ждет лишь смерть. Да, точно, она ждет каждого, кто покусится на сокровищницу этого существа.

Вот именно тот момент, когда без магии не обойтись. Шут направил энергию во флейту и разом выбросил ее плотной волной. Шипение в голове пропало. Оно стало ровным, послушным потоком. А значит, ему можно придать любую форму. Острый, тонкий, отливающий белым мерцанием, он собрался вокруг флейты и стал ее продолжением. Лезвием, которое не сможет разрушить ни один удар, какой бы силы он ни был.

Два острия соприкоснулись. И пусть в прочности ни один клинок не уступал, в физической силе уступал сам Шут, и даже очень. Ему ничего не оставалось, кроме как увести удар в сторону. При этом самому пришлось уворачиваться от кулака, нацеленного в лицо. Однако он забыл о жуткой хватке на лодыжке, полностью сосредоточившись на ударе, поэтому чуть не потерял равновесие. Быть связанным даже так – та еще проблема. Черная фигура наступила одной ногой в лужу, и ее точно так же обвили толстые жгуты. Шут полоснул около ноги и рванул к лестнице. Он слышал тяжелые, быстрые шаги за спиной. Но оборачиваться было бессмысленно. Последняя искорка погасла, когда Шут принял удар кинжала. Он лишь пытался догнать свет, который был впереди.

Послышался громогласный рев, сотрясавший все вокруг. Впереди показались два последних огрызка свечей с теплыми язычками пламени. Между ними стояло, сверкая грязно-желтыми глазками, существо. Кажется, оно что-то говорило или кричало, однако Шут ничего не слышал.

Он собирался выскочить в комнату, и тут кое-что произошло. Прямо перед его носом дверь захлопнулась. Настала пугающая тьма. Сколько она продлилась, он не понял. А потом Шут просто свалился на холодный пол. Вокруг змеями шевелилась густая вязкая чернота. Он снова провалился во тьму, появился и снова провалился, и снова появился, и снова провалился, а затем вывалился прямо на разбитые ступени. Плащ накрыл его одеялом.

Острый черный клинок, насколько можно было судить по звуку, рассек воздух совсем рядом. Шут перевалился через себя, встал на ноги, быстро накинул плащ на одно плечо и бросился вперед.

Отбежав на приличное расстояние, запыхавшись, он дунул во флейту. Из нее вырвались пара ломаных звуков. Но этого хватило. По пузырю прошла волна. И уже спустя полминуты Шут ввалился внутрь. Я передала управление пузырем его хозяину. Флейта легла в левую руку. От черной перчатки осталось чуть меньше половины: она полностью покрывала лишь четыре пальца, а большой чернел лишь на уровне ногтя. Флейта рассекла воздух. Пузырь устремился сначала вверх, а потом очертил дугу.