Чёрное золото

© Виктор Блытов

Об авторе

Блытов Виктор Александрович, родился в 1949 году в Таллине в семье морского офицера. Закончил ВВМУРЭ имени Попова в 1971 году, ВМА имени Гречко в 1984 году, АКОС при ВМА имени Гречко в 1999 году. По специальности – военный инженер радиосвязи. Имел квалификацию преподаватель высшей категории. Одиннадцать лет служил на авианосцах «Москва», «Киев», «Минск» на Черноморском, Северном, Тихоокеанском флотах. Участвовал в 8 боевых службах, побывал во всех океанах и исполнял воинский долг в горячих точках – Египте, Сирии, Анголе, Мозамбике, Йомене, Вьетнаме. На ТАКР «Минск» побывал под китайским воздушным ядерным взрывом в 1980 году в Южно-Китайском море. Имеет правительственные, ведомственные награды и награды за творчество, почетный радист России.

С 1984 по 2001 год преподавал в Калининградском ВВМУ (потом Балтийском ВМИ) в должностях старшего преподавателя и доцента кафедры боевого применения средств связи. ВАК присвоено ученое звание Доцента в 1997 году.

С 1998 по 2001 год параллельно службе работал корреспондентом в газете «Страж Балтики» и «Балтийской службе новостей».

С 2001 по 2004 годы преподавал и руководил обучением в Международном центре социального образования в Таллинне от Российского государственного социального университета в должности проректора по учебе – начальника учебного отдела. Фактически организовывал процесс обучения русских Эстонии на русском языке и получения ими дипломов, признаваемых в Евросоюзе. За что против него было возбуждено уголовное дело.

С 2004 года проживает в Москве. С 2006 по 2016 году работал в НПП «СвязьСтройИнжениринг» в должностях начальника отдела систем безопасности, с 2011 года главного инженера проекта.

С 2000 года – член Союза журналистов России, член Международного Союза журналистов.

С 2014 года – член Союза писателей России и член Союза писателей Москвы.

С детства интересовался и занимался историей России и историей Военно-Морского флота сначала вместе с отцом – морским офицером и участником Великой Отечественной войны. Занимался историей строительства кораблей ВМФ, биографиями выдающихся моряков, командиров, их историей, в архивах занимался поисками погибших экипажей. Задача – назвать имена всех погибших моряков, найти всех пропавших без вести.

С 2001 года начал профессионально заниматься писательской деятельностью. Творчество было весьма многообразным. От фельетонов, рассказов и мемуаров до больших романов. Первой книгой стала книга, изданная в Германии «На вахте». Потом были многие рассказы о жизни флота, которые издавались в серии «Покровский и братья», «Военная книга». Отдельно стоит трилогия «Служил Советскому Союзу» о службе на советских авианосцах, изданная в Литресе, приключенческие романы «За буйки заплывать – разрешается!» (санаторный роман), «Черное золото» (о приключениях военного корабля и его экипажа в районе Малаккского пролива и столкновениях военных моряков с пиратами), «Кузя» (о войне в Чечне), «После вахты» – как продолжение «Служил Советскому Союзу» о жизни в 90-ые годы на военных пенсионеров, военные романы «Агония империи» и «Последний бой Императорской армии» – рассказывают о происходивших событиях 1-ой мировой войны и Революции, роман «Гардемарины» – об учебе в военно-морском училище молодых ребят и становлении будущих морских офицеров и «Мы плавсостав!» о службе на военных кораблях СССР и Российской Федарации. Отдельной строкой стоят исследовательские книги «Живые – помните погибших моряков» – 3 тома и «Наши «Новики». Работает автор над событиями специальной военной операции на Украине. Готовится к изданию роман «Спецназ». В соавторстве с Козловым Александром Васильевичем готовиться к изданию книга «Морской хронограф» о всех событиях, связанных с ВМФ Российской империи, СССР, Российской Федерации. При непосредственном участии автора выходит ежедневное издание Хронографа о событиях в нашем государстве с момента его образования и до наших дней.

Является главным редактором еженедельного Интернет-журнала «За тех, кто в море!», где публикуется уже больше сотни авторов. Является сопредседателем общественного движения военных моряков и членов их семей «Союз ветеранов боевых служб ВМФ».

Чёрное золото – это сплав золота очень красивого мягкого чёрного цвета. Одно из самых дорогих видов золота, получаемое добавлением к золоту различных добавок (рутения, родия и т. д.). Также черным золотом в России условно называется нефть.

Введение

Шёл июнь последних годов столетия. В России разгар так называемых гайдаровских реформ. Десятки тысяч предприятий по стране приватизированы и разорены, а люди, работавшие на них, выброшены на улицу без средств к существованию. По всей стране открылись сотни тысяч различных рынков и рыночков, базаров и просто торговых мест, где продаётся все, начиная от вещей, поступающих из-за границы, остатков продукции разорившихся предприятий, до личных вещей людей, хранившихся в домах.

В стране появилась масса проходимцев, живущих за счёт обмана и ограбления других людей. Разоряются тысячи банков, руководители которых, хапнув побольше денег клиентов, бегут к лучшей жизни за рубеж. Посредники, ранее трактовавшиеся, как спекулянты, стали основной движущей силой и опорой новой российской власти. Как тараканы расплодились финансовые пирамиды, начиная от МММ и заканчивая банками типа «Гермес», отжимающие деньги простых людей. Банки и фонды разоряются, их руководители исчезают в неизвестных направлениях. Власти только разводят руками. Появились черные риэлторы, черные врачи, черные банки, черные строители, на улицах российских городов появились бандиты всех цветов и раскрасок. Государство расписалось в собственной беспомощности, отказавшись защищать обманутых, обобранных и униженных людей.

«Строили рынок, а построили самый плохой базар», – говорил один бывший премьер-министр России про те времена. Людьми, приближенными к власти, воруются многомиллиардные кредиты, поступающие из-за рубежа.

– Врагов-то нет, – утверждают улыбающиеся головы реформаторов со всех трибун и трибунок.

– А армия-то нам не нужна. Если что нас защитят от любых противников наши друзья из ЕС и США, – говорят другие.

Любая попытка не дать разрушать армию и флот натыкаются на резкое противодействие реформаторов:

– Вы совки. У вас старое совковое мышление. Зачем нам нужна такая армия? На нас что, кто-то хочет нападать? Назовите кто?

– Россия нам больше не враг! – заявил в эфире командующий седьмым американским флотом, – зачем им авианосцы, подводные лодки, эсминцы? Если попросят, мы их руководству построим прогулочные яхты, много яхт, – и тихо добавил, – за их деньги. А защитим от их врагов мы сами.

В августе 1996 года генералом Лебедем от имени Президента подписан так называемый Хасавюртовский договор, узаконивший первый в истории распад России. Чечня стала чёрной дырой на теле России, где не действуют никакие законы, а люди побежали в Россию, где их никто не ждал и не оказывал ни помощи, ни содействия.

Врагов ведь нет и можно на распродаже армейского и флотского имущества сделать большие деньги. Продается все – от государственных секретов до самых новейших кораблей и последних разработок конструкторских бюро. Флот потерял гораздо больше кораблей, чем в Цусиме и всех других сражениях

России вместе взятых. Под очень сильный удар «реформаторов» и «перестройщиков» попал Тихоокеанский флот, как наиболее удалённый от столицы. Боевые корабли доведены до такого состояния, что на них стало опасно выходить в море.

Вспомогательный флот, обеспечивавший боевые корабли, продан за бесценок на металл или сдан в аренду. Снабжать боевые корабли в море, осуществлять заправку, буксировку, спасение аварийных кораблей стало нечем. Флот прекратил быть боевой единицей в системе Вооружённых Сил России. Флот выживал. Некогда грозные боевые корабли превратились в груду ржавого металлолома неспособного к выполнению боевых задач.

Глава 1. Флот у пропасти

Начальным моментом в разрушении советского флота стал 1986 год, когда Горбачёв отказался от принятия десятилетних судостроительных программ и государство перестало их финансировать.

Штурман фрегата «Яростного» старший лейтенант Лёха, вернее, правильно Алексей Сергеевич Кузьмин, а по корабельной кличке просто Кузя, лёжа в тельняшке-маечке и брюках на своей нижней койке в каюте, не сняв ботинок и свесив одну ногу вниз, а вторую положив на одеяло не первой свежести, играл на гитаре и тихо подпевал слегка дурным голосом, как ему казалось, весёлую песенку:

Дверь каюты резко распахивается и в каюту входит командир БЧ-4 старший лейтенант Александр Ким, второй жилец этой каюты, высокий, черноволосый и черноглазый парень со слегка с характерным восточным разрезом глаз.

– Что за негатив, Кузя? Что за меланхолия?

Кузьмин, не прекращая играть мелодию и даже не повернувшись, ответил:

– Опять зарплаты не будет. Наш корабельный «финансист – ясный сокол» Боря Покатин сказал, что кто хочет получить зарплату, тот должен отказаться от 30 % в пользу финансового отдела флота. Тот, кто согласится, на следующей неделе может получить. А кто не согласен ничего не получит в этом месяце, как, впрочем, и в следующем. Я не собираюсь кормить за свой счёт всякую финансовую мразь. – И, глянув на Кима, продолжил петь:

– Зря, значит, пришёл? – Ким сел в кресло и улыбнулся. – Гулял бы я себе, занимался своими делами, съездил бы на рыбалку со своими, – он тяжело вздохнул и, обратив внимание на расстроенного штурмана, попытался его успокоить. – Леха, ну чего ты совсем расквасился, – тронул за плечо друга. – Каждый раз, когда ты поешь эту песню, у меня кошки скребут на душе. Чувствую, что тебе плохо. Хочу помочь и не знаю, как. Давай гитару сюда, вместе подумаем, что делать дальше и как быть?

Алексей положил гитару на койку и сел. Потянулся, закрыл правый глаз и, улыбаясь, сказал:

– Саня, ты знаешь, что душа не лежит сегодня проституток «Мамонта» развозить по клиентам! Да и охранять стоянки автохлама тоже занятие не для офицера. А ведь придётся. Денег-то нет совсем. Я же офицер, Саня, блин, штурман, моряк в третьем поколении! Я в море хочу, на боевые задания. Зачем меня только учили? Зачем столько денег было вложено страной в мою подготовку? Чтобы я проституток развозил или привезённый из Японии автохлам охранял? Ты не знаешь, как там наши рапорта по увольнению со службы? – и, тяжело вздохнув и, не дождавшись ответа, продолжил, – к едреней фене поскорее с такого флота! Корабли угроблены, денег не платят, мичмана и, представляешь, даже офицеры, воруют всё медное и бронзовое с кораблей и продают барыгам. Флот практически угроблен. Новые корабли – «Брест», «Смоленск», «Адмирал Грейг», «Адмирал Эссен» списаны и проданы на иголки. Ведь это были почти новые корабли дальней океанской зоны. Им бы сейчас волны Индийского океана пахать. Кто будет Родину от супостата защищать, если понадобится и с чем? А, может, понадобится, – и, не дождавшись ответа и встретив вымученную улыбку, тяжело тоже вздохнув, продолжил, – понадобится. В лес не ходи понадобится! Чем Родину защищать с тобой будем? С дубинками? Луки со стрелами наделаем? На пирогах из брезента?

Ким сидел на крутящемся стуле и, улыбаясь, загибал пальцы.

– Ого, сколько кораблей только первого ранга у нас выведено из строя получается! А ещё подводные крейсера. Мы последние остались с «Уверенным», наверное, из новых кораблей. Неужели там наверху этого не понимают?

Алексей пересел на крутящийся стул, стоявший у секретера, и повернулся лицом к Киму.

– Почему не понимают? Понимают прекрасно. Только не говори мне и никому никогда, что они там наверху, – он показал указательным пальцем наверх, – ничего не понимают, – отрицательно покачал головой.

Улыбка на его лице превратилась в скептическую гримасу. Он немного помолчал, прокашлялся и продолжил:

– Ты прямо, дорогой мой, как не на земле живёшь. Не чувствуешь это корабельное бытие на своей нежной корейской шкурке. Все там, – он опять показал большим пальцем наверх, – понимают прекрасно. Арифметика у них простая. Патриотизмом и заботой о Родине и о защите страны у них и не пахнет. Бытие и алчность определяют сознание и там наверху в Москве и здесь внизу во Владивостоке. С Вашингтона или из Пентагона, или из Лэнгли поступает в Москву команда: этот русский корабль представляет угрозу для флота и национальных интересов США и его союзников, надо его срочно зарезать. В Москве чиновники высшего масштаба берут под козырёк и командуют сначала финансистам, – он снова взял гитару и с силой ударил по её струнам.

Раздался громкий звук.

– Немедленно прекратить финансирование этого корабля! Потом через несколько месяцев командуют нашими адмиралам на Тихоокеанском флоте, – он опять ударил по струнам гитары, – в связи с недофинансированием, плачевным состоянием корабля и недовольством экипажа, живущего в голоде, холоде и нищете – немедленно в срок до такого, порезать и продать этот корабль нашим друзьям, а деньги от его продажи не забыть прислать нам в Москву.

Ким усмехнулся.

– Леха, у тебя паранойя! Везде врагов видишь. Ты хоть сними чёрные очки с глаз.

– А ты розовые сними сначала! А чего врагов страны искать? Они здесь все в наличии, – он третий раз ударил по струнам гитары. – Потом подключается либеральная тусовка из видных, авторитетных и узнаваемых всеми лиц, – он в четвёртый раз ударил по струнам гитары. – В СМИ под это организуется компания о том, что у России нет врагов, а остались одни друзья, флот дорогой и его надо срочно продать и выручить деньги для бедных офицеров. Если надо, т о А м е р и к а и Н А Т О п о м о г у т. А п о к а с т р а н е в т а к о й сложный период нет необходимости держать такой флот, а именно из-за этого корабля не платятся зарплаты шахтёрам, учителям, врачам и не строятся дома для увольняемых офицеров. Голодает трудовой народ. Весь наш любимый народ и даже твои папа с мамой начинают с ненавистью смотреть на этот корабль и весь флот в целом. Устраивается психологическая такая политическая и психологическая буча, что завтра все готовы идти на корабль и рвать его на куски. Корабль без ремонта, с поломанной техникой и недовольным экипажем выводится из строя и продаётся немедленно. И заметь, на ура!

– Не преувеличивай, Леха, особенно про медийных врагов и либеральную тусовку, – Ким корчился от смеха.

– А, может, ты скажешь, где сейчас три противоавианосные дивизии стратегических бомбардировщиков, где два полка палубных штурмовиков? – ожесточился Кузьмин. – Видел в «Огоньке» картинку, где наши бывшие стратегические бомбардировщики лежат перерезанные пополам в трёх, заметь, в трёх местах американскими классными резаками? А где наши классные лётчики, мастера ракетного удара? Проституток разводят на японском хламе?

– Лёха! Ну хватит резаком резать душу! – скривил лицо связист. – Я что ли не понимаю?

Но разгневанного штурмана уже не остановить.

– И самое интересное, что недовольных потом нет! – продолжил штурман. – В Вашингтоне все довольны – угроза исчезла, в Москве тоже все довольны – получили в свои карманы навар, народ аплодирует – выдали один раз зарплату, а для следующей зарплаты на флоте ещё есть корабли и даже уникальные подводные лодки, и что интересно, что даже экипаж списываемого корабля тоже доволен, что их избавили от мучений жить впроголодь и без денег.

– Ну ты преувеличиваешь насчёт откатов в Москву! Ты сам их считал? Откуда ты это знаешь? Корабли продаются за бесценок.

Не обращая внимания на реплику связиста, штурман продолжил:

– Адмиралы тоже кладут изрядную мзду себе в карманы парадных сюртуков, а заодно и награждаются за оперативность в продаже корабля высшими орденами страны и получают очередные воинские звания. Артисты и руководители СМИ ещё сильнее награждаются высшими орденами страны за проведённую компанию. Все довольны и в Вашингтоне, и в Москве чиновники, и артисты, и адмиралы, и даже экипаж, отпущенный с такой службы на вольные хлеба. Страна, возможно, будет потом недовольна, так кто ее спрашивает? Хотя могу, друг мой Кимуля, могу и ошибаться в очерёдности действий. Но ответ сходится все равно, как их не переставляй. Возможно, что команда нашим финансистам даётся теперь прямо из Вашингтона, а в остальном все так. Откуда знаю? А это что, так не видно? Это что, так сложно просчитать? Или надо иметь обязательно юридическое или экономическое образование. А общего интеллекта проанализировать то, что происходит в стране и на флоте тебе не хватает?

Лёша прилёг на свою койку и опять ударил по струнам гитары.

Ким понял, что он опять хочет запеть одну из своих песенок про тётю Надю или лошадей Пржевальского. Он развернулся на своём вращающимся кресле к Кузьмину.

– Погоди, Леха, мы пока не договорили! Не все же адмиралы такие, как Душман и Учитель? Вспомни Сатулайнена, а Гиоева? Камня не брошу в их сторону. Да и ты, наверное, против них ничего негативного не скажешь?

– Согласен с тобой, мой юный корейский друг. Есть нормальные адмиралы. Вернее, все же были. Обрати внимание на слово – были. Но сегодня, как я тебе уже заметил, наступил час негодяя, нормальных адмиралов на флотах не осталось. Всех нормальных и переживающих за страну вымели метлой за эти семь лет. И, судя по нашему бытию, по ситуации на нашем флоте и других флотах решают такие вопросы именно ненормальные, а нормальных никто в этих вопросах даже не спрашивает. А вот если они начинают возникать, то их тут же отправляют на заслуженную пенсию. Выгоняют, если не возбуждают по дутым проблемам уголовные дела. И сначала ласково им говорят, поглаживая по руке – это у вас от высокого давления, психологического неприятия сложных политических процессов. У вас здоровье отказывает, психика вся издёргана многими годами в море. Подлечитесь, успокойтесь, а мы тут пока без вас будем «бубновых» сбивать.

– Леха, а ты что, опять выпил, нашёл где-то? – подозрительно посмотрел на друга Ким и усмехнулся. – Больно ты сегодня разговорчивый.

– А что, видно? Чуть-чуть было, – улыбнулся штурман. – У нашего Федорчука шило нашлось на самом дне банки. Представляешь, ещё с советских времён. Советский спирт – самый лучший спирт в мире. Шило, что надо. Сейчас могут и метиловый подсунуть, а раньше только лечебный давали. Представляешь, какое богатство? Ну как отказать было другу по системе и не разделить с ним тяготы военной службы переходного п е р и о д а? В о т, м ы с н и м п о ч у т ь – чуть, – Кузьмин показал пальцами, по сколько чуть-чуть. – И только исключительно в исследовательских целях и для подъёма общего настроения. Представляешь, как этот советский спирт отличается от того спирта, который нам выдавали полгода назад? Как лето от зимы. Не пахнет и даже не разбавлен мочой молодого поросёнка. Я бы тебе оставил, но мало было.

– Леха, ты же знаешь, что я не пью. У нас, корейцев, ген на восприятие спиртного отсутствует или мутировал в другую сторону, чем у вас. Я в системе как-то выпил с ребятами сдуру, так потом меня всем классом снимали с дерева, куда я залез почему-то в коньках и непонятно зачем. А твоё настроение, кстати, повысилось после принятия шила?

– А настроение почему-то сразу понизилось, – усмехнулся штурман. – Сашка, хватит бередить душу. И так все не так. Бытие отравляет сознание уверенным дурманом и хочется забыться. Ты не видишь, что матросам жрать нечего. Кормят просроченной бурдой, от которой даже крысы отказываются. У нас в кают-компании шаром покати. На первое вода с капустой, на второе капуста без воды, а на третье вода без капусты. Дохлая крыса повесилась у снабженца в продовольственных закромах. Закусить нормально с Федорчуком ничего не нашли, кроме старых сухарей. Дожили.

Штурман прилёг на нижнюю койку, взял начал пальцами быстро перебирать струны:

– Хватит, Леха, так переживать и за флот, и за жизнь, и за зарплату. Да плевать!

– Ким, ты не понимаешь? Чем я буду маме буду помогать? Отец умер. Я один мужчина в семье остался и должен ей помогать. Пенсия у неё не ахти какая. На работе сократили. Пенсию и ту платят нерегулярно и мало. Даже за отца. Я им всегда с сестрёнкой посылал, а сейчас даже послать нечего. Сходил бы в Челюсти (ресторан «Челюскин»), оторвался бы с любимой официанткой Ниной. Она сегодня ждёт меня, а мне не с чем к ней пойти. Цветов не купишь, не говоря уж о шоколадке. Я, офицер флота, даже этого не могу себе позволить! Денег нет! Какой же я офицер? – и опять затянул свою заунывную песню:

Внезапно он ударил по струнам и остановился.

– А ты куда теперь собираешься, мой лучший корейский друг? От тебя так пахнет одеколоном, – принюхался Кузьмин, – что понятно, что собираешься явно не на рыбалку. Девушку себе завёл наконец, наш правильный?

Ким замялся, но, немного подумав, ответил:

– Лёха, я встретил такую замечательную девушку. Светой зовут. Она будет ждать меня сегодня у памятника комсомольцам, – он посмотрел на командирские часы и сказал, – в шесть часов.

– О, Ким, ты меня удивляешь! Ты аскет, делающий по утрам физзарядку, не курящий и не пьющий обратил внимание на женщину? Гормоны заиграли? Тогда не забудь купить презервативы. Сейчас иностранные продаются в сексшопе с пупырышками. «Метро» называются, по-моему. Женщины балдеют от них.

– Дурак ты, Леха, и пошляк с пупырышками! Я из лучших побуждений все тебе рассказал. У нас все строго и правильно. Я думаю, что это, возможно, будет большая любовь. Ты бы видел, какая она воздушная, какая красивая. У нас корейцев не принято соблазнять женщин до свадьбы. Не этично, не принято. Понимаешь?

– Запомни, связист, пока я жив. Секс – любви не помеха, но порой, как говорят, обрати внимание, сами женщины, даже и не повод для знакомства. Женщины это ой как хорошо понимают и используют нас, дуралеев. И прежде, чем жениться, надо обязательно хоть разок проверить, подходит ли она тебе? Ты думаешь, что ты ее ловишь, ты с ней знакомишься, ты ее любишь? Нет дорогой! Это она тебя ловит в свои ловушки, она с тобой знакомится и далее, делая невинные глазки, заманивает тебя в свои ловушки, опутывает своими сетями. И вот когда ты даже дёрнуться не можешь, она тебя обирает до последнего гроша и потом, естественно, бросает. И вообще, в глазах наших владивостокских женщин морской офицер ныне вообще не котируется. Ладно, ладно! Беги, дурачок, тебя ждут! – закричал он, прикрывая голову, увидев, что Ким замахнулся на него подушкой.

Ким опустил подушку.

– Это ты, Леха, такое другу говоришь? Ты что, в любовь совсем не веришь? А мои родители, а твои родители? У них не было любви?

– Родители, запомни, Ким – это совсем другое дело. Это другая эпоха, другие отношения. А сейчас всё не так. Вон в школах, передавали по ящику, провели опрос, аж в-седьмых классах. Девочки хотят стать проститутками, а мальчики бандитами. О какой любви можно говорить? Ладно, беги, не порть настроение!

Ким уничтожающе посмотрел на штурмана, снова потянувшегося к гитаре, хмыкнул, надел фуражку и вышел из каюты.

Утром следующего дня Ким с грустным лицом вошёл в каюту, посмотрел на собирающегося в кают-компанию штурмана и запустил фуражкой в другой угол каюты.

Штурман усмехнулся.

– Ну как? Как успехи? Судя по твоему лицу, видимо, не очень?

Ким махнул рукой, наморщил лоб.

– Расскажи, Кимушка, – настаивал штурман. – Что у вас получилось? Почему ты такой кислый?

Ким махнул рукой и ничего не сказал, открыл ящик стола и стал чего-то искать.

Кузьмин подошёл к связисту, погладил его по голове и ласково спросил:

– Как там, Сашенька, твоя воздушная, ласковая и неземная?

– Как-как? Сам знаешь, как! Как ты и говорил. Все по чертежу, – он усмехнулся. – Только с пупырышками и не хватило для полного счастья.

– Да ты что? У вас что, и до постели дошло? – удивился штурман.

– Слава Богу, нет. Но могло получиться стояком в подъезде. Я понял её так.

– Ни фига себе! – присвистнул штурман. – Неземная, воздушная, ласковая оказалась обычной подъездной проституткой?

– Нет, наверное. Хотя, я затрудняюсь сказать. В женщинах я понял, что ничего не понимаю, – наклонил голову Ким. – Ну не подъездная проститутка. Не пробовал и не платил. Да и нечем было. Просто она предложила сходить в ресторан. Я ей признался, что денег нет, что нам не платят. А она мне говорит, мол, а зачем тогда с женщинами знакомишься? И так выразилась, что даже я повторить тебе не могу. Повернулась и ушла. А я остался. У родителей что ли деньги брать? Мне стыдно. Пошёл ночевать к родителям, а что мне оставалось?

Кузьмин ухмыльнулся, но, увидев, что Ким смотрит на него, тут же сделал грустное лицо.

– Легко отделался, Ким. Не смогла раздеть тебя, так как у тебя ничего нет. Запомни, связист, сейчас нормальных женщин нет. Всем нужны только деньги. Им нужны кооператоры, предприниматели, банкиры, бандиты и прочие, а мы флотские офицеры, что с нас можно взять, кроме анализов в поликлинике? Мы даже теперь своей стране не нужны. А вот ради бизнесменов, новых русских они могут жертвовать собой и отдавать им самое дорогое, что имеют. Будут у тебя деньги, фирма и доход, и они будут с тобой. Нет – ну и не лезь! Оставайся холостым. Бери пример с меня.

Ким постоял, подумал, а потом решился спросить:

– Леха, ты думаешь, что мы и дальше будем здесь страдать без нормальной жратвы, без зарплаты? Нам нужны деньги, но сами они не будут капать нам в карманы? Матросы не будут сытые? Мама и сестра твои не будут довольные? А ты с утра, выпив пятьдесят или сто грамм шила, будешь только наслаждаться вокалом от тёти Нади и ждать, когда тебе подпишут рапорт на увольнение со службы? Или, придя от Ниночки, скажешь, что все хорошо? А она тебя примет, если не найдёт «нового русского», а перед твоим носом просто закроет дверь?

– А я давно ничего не думаю. Те, кто думают так, извини, друг сердечный по жизни и каюте Ким – они стреляются. Слышал, на офицерских классах, опять капитан 3-го ранга с Камчатки застрелился, стоя дежурным? Видимо, ему надоело это существование, когда все вокруг рушится от идеалов до экономики, что другого выхода он не нашёл. Уже в этом году десятый флотский офицер подряд.

– А почему флотские стреляются?

– Не знаю, даже не думал, – удивился Кузьмин. – Может, флотские офицеры более армейских ранимые, может, у них за время нахождения в морях не вырос панцирь, как у носорога? Можно только догадываться и гадать. Стреляются кто? Те, кто ничего не может изменить и видят пагубность всего, что происходит. Честные стреляются, а гниды выживают. А мы с тобой среди этих гнид живём сегодня. Чего стоят эти наши адмиралы Душман и Учитель, которые уничтожают флот и корабли ради своего личного благополучия? В стране наступил час негодяя, и мы в нем в первых рядах. Скоро и до нашего «Яростного» доберутся, не даром уже финансировать перестали. Мы у них на очереди следующие. Куда пойдём? Что делать будем? Я штурман, не ходивший в море, ты связист без какой-либо связи, даже без половой, – рассмеялся Кузьмин своей шутке. – На рыбаки пойдём? Рыбу для японцев ловить, а потом стоять арестованными и голодными в чьих-то там портах? Или сидеть в каталажке за провоз наркотиков или ещё какой-то запрещённой гадости? Сколько сидит наших уже от восточной Азии до Африки? Не пересчитать! Нами задницы подтирают там уже.

– И что, Лёша? Нам стреляться из-за этих гнид? – вздохнул в отчаянии связист. – Да лучше их всех самих перестрелять!

– Если бы это было возможным, дорогой мой корейский друг, и ты думаешь, что что-то решило бы? Застрелишь ты, к примеру, Душмана (Душман – кличка на флоте адмирала Душенова – командующего флотом) или Учителя (Учитель – кличка на флоте контр-адмирала Доскаля, командира эскадры кораблей), а на их место встанут тут же десятки таких же, если не хуже, Душманов и Учителей, которые будут рвать и уничтожать наш флот. Вон молодёжь подмётки режет на ходу. Ты посмотри, какая пена повылезала откуда-то. Про адмирала Литовченко слышал? Это с «Бреста» гнида. Не добили его там. С Федорчуком учился. Говорят, что уже адмирал! Систему эту, Сашка, менять надо. А кто ж ее сменит? И кто нас допустит ее менять? У них знаешь, какая защита? ОМОНы, ШМОНы и прочее.

Он опять ударил по струнам, намереваясь продолжить песню, но Ким его перебил:

– Леха, чего ты хандришь? – Ким уселся на вращающееся кресло, прикреплённое креплением к палубе каюты, крутанулся по кругу, и продолжил, – если ты ничего не можешь изменить, то надо пристроиться к этой системе, и гадить ей изнутри. Пока она не развалится.

– Да ты уж ей нагадишь! Вон ребята на «Бресте» встали на рога и не дали прохиндеям угнать «Брест» за рубеж. И что? Все равно угнали «Брест» в Китай! – он усмехнулся. – А их с флота выкинули, как обгадившихся щенков. Даже особистов, таможенников и погранцов ванинских турнули со службы. Тех, которые их поддержали на первом этапе, да и на втором тоже турнули. Эту систему, Саша, уже не сломаешь, она как раковая опухоль проникла вглубь страны, флота и даже каждого из нас. Нет, флот уже пропал. Из этой «Цусимы» русскому флоту уже не вылезти. Слышал, звания присваивают за баксы? Хочешь каплея – плати четыре тысячи зелёных, хочешь кап три – плати пять, а кап два на восемь тянет, за кап раз надо десять, а за адмирала все двадцать. Платят же и за звания, и за ордена. Ты посмотри на колодки Душмана и Учителя, как у ваших корейских генералов, аж до коленей свисают.

– Не трогай корейских генералов. У них тоже своя болезнь. Но в принципе я согласен с тобой, – Ким посмотрел на штурмана своими черными глазами у дружески улыбнулся. – Я тоже офицер, наверное, единственный из наших приморских корейцев морской офицер. Мной знаешь, как гордились и родители, и друзья, и родственники, и просто знакомые корейцы? А что теперь? Я даже в море после системы почти не ходил. Только когда мазут по кораблям в Стрелок развозили вместо проданных начальничками танкеров – но это же не в счёт. И что, мне звания покупать за баксы, заработанные родителями на рынке? Или самому зарабатывать за службу? Я служить хочу нормально. Я готов служить своей стране.

– Тогда вперёд в корейские адмиралы, Саня! В КНДР! Таких, как ты, у них ещё нет. Слушай, а может, со своего корабля рынду продать на рынке? Какие ни есть деньги. Продадим и пропьём в «Челюстях». Вон, со «Стойкого» мичмана придурки поснимали бронзовые кингстоны на продажу, и он сразу стал «Неустойчивым», и опрокинулся у причала. Куда его теперь? И нас также скоро пустят под газорезку. Америкосы с радостью пришлют своих резчиков и самые лучшие резаки, чтобы наш флот почикать на иголки. Для наших же ткачих, как мечтал это сделать наш великий вождь Ленин и все же сделал второй вождь великий Боря.

Штурман опять сел на своей койке, опять отложил гитару, вытер выступившие слезы рукой, тяжело вздохнул.

– Давай, любимый мой Кимушка, по чайку выпьем, единственное, что осталось нам. Травой можно заваривать и без сахара пить в задумку или вприглядку.

– Это как это в задумку? Расскажи.

– А чего рассказывать? Просто пьёшь горячую воду и представляешь в голове, что там есть сахар и во рту становиться слаще. Так делали в России в голодные годы.

– Да, это точно. Сахара у нас нет. И во рту ни от каких мыслей слаще не станет.

Ким помолчал немного и потом продолжил тихим голосом:

– Леха, хватит хандрить. Давай вставай, одевайся. Поедем деньги зарабатывать, на пропитание нашим матросам и себе немного для полного счастья и для твоей мамы, – он как-то виновато улыбнулся. – Решено, я тебя беру с собой!

– Это куда? – заинтересовался штурман. – Где у нас в стране деньги лежат, что можно просто прийти и взять?

Не обращая внимания на вопросы штурмана, Ким продолжил, почесав голову левой рукой:

– Наши с тобой матросы, Саша, голодными сидят на корабле, коробке или как ее ещё можно назвать. На острове Русском вообще матросики от голода стали помирать в учебке. По телеку показывали, хуже, чем узники в Бухенвальде. А мне рассказали в прокуратуре знакомые, что на «Блестящем» годки (старослужащие) молодых матросов на Светлановскую работать по вызову посылали. Мужской проституцией заниматься, и хоть какие деньги зарабатывать им на выпивку. Представляешь, что раскрыли особисты. Стыдоба. И это флот?

Штурман опять сел, положил аккуратно на койку гитару.

– Что ты предлагаешь, друг мой юный? Где зарабатывать? На Светлановскую выходить с гитарой? Или раком там становиться? Что ты конкретно предлагаешь? Рассказывай!

– Я хочу поехать сегодня и заняться нашим корейским бизнесом. Мне тоже не меньше, чем тебе нужны деньги. Там можно сегодня заработать и неплохо. И планирую тебя взять с собой. Лишние руки не помешают. Хватит в каюте гнить и песенки грустные и похабные петь.

– А что у нас за дело там? – оживился штурман. – Где заработать можно?

Саша немного замялся, а потом сказал:

– Я тебе сказать пока не могу. Не моя тайна. Но возможность заработать есть. Наши корейцы зарабатывают и живут неплохо. Только надо держать язык за зубами, – он потянулся. – Иначе можно не заработать, а погибнуть. Ты согласен или нет?

– Какой вопрос? – усмехнулся штурман. – Это, наверное, все же лучше, чем проституток «Мамонта» вечером развозить. Куда и когда едем? Гитару брать? Девочки будут?

– Гитару не брать. Девочек не будет. Сейчас, если ты согласен, едем, вернее пешком идём домой ко мне. Мама нас накормит, а то ты совсем плохой стал, – улыбнулся Ким и потом добавил, – когда стемнеет поедем, – он хотел сказать куда, но потом передумал и сказал неопределённо, – в общем поедем. Тебе не все ли равно куда? Я везу, – и Ким улыбнулся.

– Ты, старший лейтенант Ким, какими-то загадками говоришь. Но я согласен. А что делать?

– О-о-о-о, какое достижение! Он согласен. Сначала был у тебя Кремом, потом моим юным корейским другом, потом просто Кимом и сейчас ты меня назвал старшим лейтенантом Кимом. Продвижение большое вперёд, – усмехнулся связист.

Он внезапно схватил с верхней койки подушку и ударил по голове штурмана, тот схватил свою подушку, и завязалась драка подушками, как между десятилетними мальчишками в каком-то пионерском лагере.

Внезапно в дверь каюты раздался стук. Драка подушками сразу прекратилась. Разгорячённые офицеры кое-как привели себя в порядок, причесались пальцами, одёрнули форму и повернулись к двери.

– Войдите! – крикнул Александр.

Дверь открылась и робко вошёл молодой матросик с боевым номером БЧ-1 на синей, слегка мятой робе.

– Товарищ старший лейтенант, разрешите обратиться? – спросил он у штурмана.

– Обращайся, Архипенко. Только скорее, видишь, мы со связистом собираемся на сход! – Алексей встал, открыл шкаф, достал оттуда хорошо выглаженную, чистую, жёлтую рубашку с погонами старшего лейтенанта.

– Тут такое дело. Я местный, из-под Уссурийска. Местечко там есть, Келлеровка называется. В честь какого-то Келлера названа.

– Не какого-то, а исследователя Приморья, – усмехнулся всезнающий Кузьмин. – И не просто Келлера, а барона Августа, Иоганна, Марии фон Келлера.

– Понял. Запомню, но сложно их всех запомнить сразу, – почесал затылок Архипенко. – Мы с матерью и сестрой ещё дальше в тайге живём. Километров десять от Келлеровки. Дом у нас там. Прадед ещё поставил, когда их с Украины переселили. Мать руку топором на днях поранила, а мне местные корейцы сегодня сообщили. Надо в тайгу идти женьшень собирать, и делать настойку. Лечить надо.

– Ты из-под Келлеровки? – удивился Ким. – А Пака знаешь?

– Кто у нас Пака Костю не знает? – усмехнулся матрос. – Знатный браконьер. Тигра, медведя бьёт для китайцев. А вы его тоже знаете?

– Нет, лично не знаю, но рассказывали, – замялся Ким. – Родственник он мой дальний, – сказал, усмехнувшись. – Мы все корейцы родственники в какой-то степени. Мало нас осталось.

– Понятно, – протянул матросик. – К нему за заказами из Китая приходят. Лапы там, печень ценится.

– Жить-то надо, – сказал, застегнув сзади галстук, штурман, и, посмотрев на себя в зеркало шкафа, немного поморщился. – Что от меня хочешь, Архипенко? Не тяни Муму за причинные места, извини, хотел сказать за хвост, но сказал, как получилось. Говори быстро, чётко и по сути. Мы спешим. Что я должен тебе сделать? Посочувствовать? Утешить? К груди допустить левой или правой? Дать поплакать в жилетку? Что?

– У меня есть женьшеневая заимка в тайге, – сказал тихо матрос Архипенко. – Мне надо идти туда, собирать женьшень, делать настойку и лечить мать. Для этого мне надо две недели отпуска. Все-равно службы нет здесь никакой. Спим целыми днями в кубриках или вентиляторных. Вам обязательно принесу настойки, товарищу старшему лейтенанту Киму тоже и можно продать будет немного на рынке. Какие ни есть все же деньги. И на питание матросов их пустить. А то таким кормят, что не дай Господь.

Алексей задумался. Потом осторожно сказал, почесав лоб:

– Архипенко, и как я дам тебе отпуск две недели? За какие заслуги? Положено по уставу, обрати внимание, в качестве поощрения, но не более десяти суток, плюс дорога. И то только в случае, если ты отличишься где-т о и в ч е м – то. Что другие матросы скажут? Годки к примеру? Им бы тоже хотелось домой. А ты же ведь недавно прибыл на корабль? А что я командиру скажу? Как я ему аргументирую?

Ким поморщился и сказал:

– Лёша, скажи командиру, как есть. У него мать топором руку разрубила. Надо срочно лечить. Больницы нет. Фельдшер в лучшем случае. В тайге всегда так лечат женьшеневой настойкой. Классная вещь. Мне в детстве мать всегда мазала, когда с царапинами и ранами домой приходил. Заживает моментом.

– А я водку женьшеневую пил. И что? – усмехнулся штурман. – У ваших, кстати, корейцев купил. Чуть Богу душу не отдал. Так голова болела целую неделю. А там, знаешь, какой-то корень. Сказали, что женьшень. А я думаю, что это не женьшень, а что-то вредное для здоровья.

– Знаю! – усмехнулся Ким. – Деньги не корейцы, а китайцы так зарабатывают. А вы верите, что там женьшень? Наивные. Там в лучшем случае корень люпина для балдежа. Это слабый наркотик, но весьма вредный для здоровья. И после него голова болит.

Кузьмин потёр голову, как будто она у него болела.

– И чего раньше молчал, Ким?

Ким усмехнулся.

– А ты спрашивал меня, когда покупал? Вот то-то. В следующий раз спрашивай и не будет проблем. Тебе повезло, ты с местным корейцем в одной каюте живёшь и не пользуешься этим. А зря.

Ким встал и посмотрел на Архипенко и снова сел на диван, положив ногу на ногу.

– Так вот, штурман, по семейным обстоятельствам ты вполне можешь отпуск оформить матросу. А там Архипенко телеграммку на корабль отобьёт, что мол, так и так – заболел, простудился и просит продлить ещё на недельку. Ты ж без него не умрёшь? – улыбнувшись, сказал Ким. – Чего проще?

Архипенко засмущался.

– В вашей Келлеровке фельдшер есть? – спросил он у Архипенко.

– Есть, конечно. Не фельдшер, а фельдшерица есть, Светланка, гарная дивчина.

– Один хрен, что фельдшер, что фельдшерица, я вижу, что для тебя главное, что гарная дивчина. Но кашу маслом не испортишь, главное, чтобы печать была убедительная на твоей бумаге. И ей здесь поверили. Хотя, командир поверит любой печати. Нам повезло, что наш «профессор» (так называли командира корабля на «Яростном») не заморачивается в таких мелочах. Ведь так? А печать в сельсовете или какая у вас там власть – ткнёшь посильнее и все. Главное у нас не человек, а печать теперь! – Ким встал, снял с вешалки и надел на голову фуражку. Проверил, правильно ли ее надел, в зеркало.

– Леха, иди к кэпу, проси отпуск Архипенко по-семейному и з а о д н о с к а ж и, ч т о м ы с т о б о й с х о д и м и будем на коробке послезавтра, к подъёму флага.

– Почему послезавтра, а не завтра?

– Потому что работать будем не покладая рук. А командир поймёт. В море нам все равно не идти, значит, штурмания им не нужна. Ни сегодня, ни завтра. На заправку кораблей идёт на этой неделе «Уверенный», связи тоже не надо, вся техника у меня в заводе уже год. Наверное, продали паразиты кому-нибудь по спекулятивной цене, ну да это их дело. Правда я слышал, что сам завод связи приказал нам всем долго жить. Но на все есть бумаги. Денег нам с тобой не платят, и даже не кормят, – он усмехнулся. – Значит, мы сами должны подумать о наших матросиках и себя не забыть немного, раз Родина о нас совсем забыла, а командиры не хотят заботиться. И потом, у тебя же мать и сестра.

Штурман ещё раз поправил галстук на груди, посмотрелся в зеркало, и, достав чистый лист бумаги, положил на стол вместе с шариковой ручкой.

– Архипенко! Пиши рапорт на отпуск, по семейным. Подпишу сейчас у командира, а заодно и нам добро на сход возьму для себя и связиста.

– Не, Леха, ты, наверное, опять с Федорчуком выпивши.

– Не только маленько, – Кузьмин показал между указательным и большим пальцами сколько он выпил.

– Хоть и немного, но выпивши. Я лучше сам к кэпу схожу с рапортом, заодно к связистам своим заскочу и дам ценные указания на период моего отсутствия. Твоя задача одеться и быть готовым, как юный пионер, следовать по указанному мной маршруту.

Архипенко сел за стол и под диктовку сразу двух офицеров, ожесточённо споривших между собой насчёт формулировок, с третьего раза написал рапорт.

– Всю чистую бумагу перевёл! – проворчал штурман, и подписал рапорт.

Ким взял рапорт, убедился, что все правильно составлено, что стоит дата, подпись и есть разрешение командира БЧ, выскочил из каюты. На выходе он обернулся, улыбнулся и сказал:

– Ждите, я сейчас!

Командир фрегата «Яростного» капитан 2-го ранга Матвеев был интеллектуалом по складу своего характера. Чувствуя, что он ничего не сможет сделать и изменить в нынешней службе, особенно не держал на службе офицеров, а потихоньку отпускал зарабатывать деньги своим семьям. Из всех кораблей Тихоокеанского флота, пожалуй, «Яростный» обладал ещё какой-то боеготовностью и мог ещё выйти в море в случае необходимости. И это было только благодаря авторитету и стараниям командира корабля, который пользовался уважением экипажа и офицеров и никогда не опускал руки даже в самых сложных ситуациях. Правда, его командование эскадры и флота недолюбливало. Не стесняясь, называли «профессором», а он не обижался. В эти трудные годы он активно изучал историю России и флота, писал статьи в «Морской сборник» и «Зарубежное военное обозрение», полемизировал активно с другими авторами и что вообще было странным писал кандидатскую диссертацию и планировал ее защитить в военно-морской академии, откуда ему приходили регулярные предложения перевестись в Питер. А ещё у него было хобби – он играл в шахматы по переписке, в том числе и с заграницей с мастерами и кандидатами в мастера спорта по шахматам. Весь корабль знал об этом увлечении командира и матросы, и офицеры, с удивлением разглядывали заграничные конверты и марки, приходившие в адрес командира.

– Что вы хотите, Александр Юонгович? – оторвался от своей работы командир.

– Товарищ командир! У матроса Архипенко мать разрубила руку топором и ему надо туда срочно выехать лечить её.

– Давай рапорт! – командир не глядя быстро подписал его. – Что ещё?

– Мы сойдём на берег со штурманом до послезавтра?

Командир задумался, вздохнул, посмотрел в иллюминатор и потом сказал:

– На вахту не заступаете?

Он внимательно посмотрел на связиста.

Тот отрицательно покачал головой.

– Вам добро со штурманом! – сказал командир, надвинул очки на глаза и почувствовав, что связист не ушёл, поднял глаза и удивлённо посмотрел на него. – Ещё вопросы есть?

– Никак нет, товарищ командир!

– Тогда идите, мне надо работать! – и командир опять склонился над своими бумагами.

Ким осторожно прикрыл дверь в каюту командира, и заскользил по трапу вниз, практически не касаясь ступенек ногами, держась за поручни одними руками.

Так делают только на флоте. По трапам надо идти как можно быстрее и этой несложной наукой овладевают все моряки. Проходы узкие, а по тревогам любая заминка приводит к пробкам.

«В узкостях не стоять. Бегом, бегом!» – кричали старые кондукторы и боцмана ещё императорского флота и щелкали цепочкой боцманских дудок по тугим задам, задерживающихся на трапах и в коридорах матросов.

Скользя по трапу вниз, Александр вспомнил этот флотский обычай и усмехнулся.

«Надо зайти ещё к своим и проинструктировать» – думал он, скользя в кубрик по трапу.

Минут через десять, после ухода, он вернулся в каюту. Там его ждали Архипенко и Кузьмин.

– Все, подписал профессор? Даже не спросил? А нам разрешил?

– А куда он денется? Архипенко, тебе добро на две недели и не надо делать бумаги от фельдшерицы. Я смотрю, ты расстроился, что не надо идти к фельдшерице?

Матрос виновато улыбнулся.

– Ну сходи к ней, конечно. А сейчас забирай подписанный рапорт и дуй в строевую часть оформлять отпуск по семейным обстоятельства м. И н е з а б у д ь, ч т о с т е б я н а с т о й к а! – он усмехнулся. Когда дверь за матросом закрылась. – Нам тоже добро, Лёша, с тобой. Пошли?

– Саня, а что мы будем сегодня делать? Какая форма одежды? Что брать?

– Форма одежды – штаны, приспущенные вниз до колен, – пошутил Ким. – Сначала едем ко мне, обедаем, ужинаем, переодеваемся, а потом… едем куда я тебя повезу. Все вопросы потом. Больше сказать не могу.

– Гитару брать?

– Гитару не брать. Водку надо взять бутылки две. Спирта же у тебя нет?

Лёша усмехнулся.

– Откуда у бедного еврея деньги и тем более спирт? Третий год не дают вовремя. Водкой компасы заправлены, вместо поддерживающей жидкости. Картушки лупятся. Не тот градус оказался.

– Сливай бутылку, – почесав голову, скомандовал Ким. – Вон из-под шампанского, стоит под столом. Денег заработаем, снова зальём.

– Раз надо, Саня, значит – надо! Жертвую на благое дело самое дорогое, что есть у штурмана – магнитные компасы.

– Для нашего дела надо.

Штурман почесал голову, схватил пару пустых бутылок из-под вина, понюхал их, удовлетворено хмыкнул и побежал сливать так называемую поддерживающую жидкость из компасов.

Мало кто из непосвящённых во флотские дела людей знает, что картушка корабельных магнитных компасов плавает в так называемой поддерживающей жидкости, состоящей из определённой концентрации спирта. Иногда на кораблях этот спирт пьют, в период особого состояния штурманов. Так сказать, в критические дни. Можно сказать, это был, видимо, крайний случай. Без поддерживающей жидкости компасы не работают. И ни один штурман, знающий, что предстоит выход в море, не решится на это.

«Видимо, наступил такой крайний случай» – оправдывал себя штурман, взлетая наверх по корабельным трапам к ходовой рубке.

В голове вертелась дурацкая песня, написанная видимо кем-то из штурманов:

Через минут двадцать он вернулся в каюту с наполненными бутылками.

– Тогда все нормально. Идём пока ко мне домой, поедим, а потом дальше, – Ким почесал затылок, – мать нас накормит, а под вечер поедем по плану.

– Чем накормит? Собачатиной? – пошутил штурман.

– Зачем собачатиной? Это в Корее корейцы иногда собак едят. А мы здесь обрусели изрядно уже. Собак не едим и кошек тоже. Многие у нас даже православные и имеют русские имена. Как у меня. Может, где в тайге и едят некоторые собак, когда есть необходимость. Но я об этом не знаю, – усмехнулся Ким.

Они вышли из каюты и направились по коридору к кормовому трапу.

Когда вышли из надстройки яркое летнее солнце резануло глаза. Офицеры надвинули сразу козырьки фуражек на глаза.

Корабль стоял у 33 причала Владивостока. Рядом стояли такие же «Уверенный» и «Блестящий». Чуть дальше стояли эскадренные миноносцы «Свирепый» и «Строгий», чуть дальше виднелся корпус лежащего на борту «Стойкого». А ближе к гражданским судам стояли гидрографы «Байкал» и «Балхаш» с приваренными к бортам понтонами, видимо, чтобы не утонули. Буксиры через бухту волокли в Дальзавод бывший большой противолодочный корабль «Хабаровск».

У трапа стоял дежурный по кораблю командир группы управления ракетным оружием лейтенант Кромченко и вахтенный матрос, отмечающий карандашом прибывающих и сходящих на специальном пластиковом столике, и они смотрели в сторону причальных кустов. На соседних кораблях уже не было даже вахтенных матросов.

Ким и Кузьмин посмотрели в ту сторону, куда смотрел Кромченко. Там на причале у самых зелёных кустов на скамейке какой-то матрос взасос целовал девицу, залезая рукой даже под коротенькую юбку. И вахтенный матрос, и лейтенант Кромченко, открыв рты, с удовольствием разглядывали эту сцену.

– Трахнет или не трахнет? Давайте пари, господа офицеры! – предложил Кромченко Киму и Кузьмину.

– Как пошло вы говорите и думаете, господин лейтенант! – дурачась, ответил ему Ким.

– И так понятно, что трахнет. Иначе, зачем она пришла? Я бы трахнул, но здесь все зависит от того, что у матроса на уме, – сказал, не задумываясь, Кузьмин. – Запиши, что мы с Кимом на пару дней на сход. Будем послезавтра. За меня мичман Егунов. Передай ему, Сеня, пожалуйста, чтобы он на сход ни-ни. Пока я не вернусь. А послезавтра я его отпущу в город тоже на пару дней.

– А за меня старшина 2 статьи Ушаков, – сказал Ким. – Он все знает, я его предупредил! – и, отдав честь Андреевскому флагу, сбежал быстро вниз по трапу на причал.

– По трапу бегом! – сбежал вниз и штурман, отдавая честь флагу и одной рукой придерживая фуражку.

С борта корабля на уходивших старший лейтенантов с завистью посмотрел Кромченко. Немного постояв, он с сожалением посмотрел на пару, где матросик кроме залезания под юбку дальше пока не пошёл.

– Не трахнет. Тяму не хватит! – сказал он вахтенному матросу и направился в рубку дежурного записывать сошедших в журнал схода.

С сигнального мостика рассматривали в визиры целующихся сигнальщики, отталкивая друг друга.

«Какое ни есть, а все же зрелище» – подумал лейтенант, позавидовав сошедшим на берег командирам БЧ-1 и БЧ-4.

Глава 2. Браконьерство или рыбалка?

(Тайга. Недалеко от посёлка Тихоокеанского)

Браконьерство – охота (а также промышленное рыболовство, любительская рыбная ловля, вырубка леса, сбор растений и т. д.), нарушающая законодательство об охране окружающей среды. Рыбалка – занятие выуживанием рыбы из водоёма с целью прокорма или просто для развлечения.

Дома мать Александра, Анита Туевна, накормила их прекрасным борщом, заправленным вкусно пахнущей зеленью. Такого борща Алексей давно не ел. А на второе был прекрасный ромштекс с варённой и приправленной зеленью картошкой. В качестве гарнира были свежие огурчики и помидорчики.

– Кушайте, мальчики. Какие же вы голодные, – и она рукой погладила светлые волосы Алексея.

– Ма, представляешь, Алексей решил, что мы его собачатиной накормим, – наяривая ложкой, с полным ртом сказал Александр.

– Алексей, в нашем доме ни собак, ни кошек не едят, – улыбнувшись, сказала Анита Туевна.

– Да я пошутил, – начал оправдываться Алексей.

– Не надо так больше шутить. А то обидно все же, – сказал вошедший в комнату отец Александра, почти весь седой Юонг Куанович, работник Дальзавода, находящийся в неоплачиваемом долгосрочном отпуске.

– Пап, чем занимаешься? – спросил Александр.

– Так зеленью на базаре немного торгую, сынок. Брат прислал из Партизанска. У него там теплицы. А ты собираешься съездить помочь дедушке Ану?

– Да, конечно. С Алексеем поедем вместе. У нас на корабле матросы голодные, надо немного заработать.

Отец нахмурил брови. Потом что-то сказал Александру по-корейски. Тот ответил.

Отец улыбнулся, и вежливо сказал:

– Если ты так считаешь, то делай. Дедушке Ану мой привет передай и скажи, что я просил его вам помочь.

– Дедушка Ан – твой дедушка? – спросил Кузьмин Кима.

– Нет, – засмеялся Ким. – Это двоюродный брат моего дедушки. Так, по-моему, по-вашему.

Кузьмин удовлетворённо зажмурил глаза от свежей домашней пищи. Ему даже захотелось замурлыкать и уснуть. Не каждый день он так питался.

– Папа, а мотоцикл твой можно взять?

– Конечно, для дела бери, сынок. Все равно стоит. Мы же все от этого зависим. Ты помнишь куда ехать?

Ранним летом в Приморье темнеет поздно. Почти по пустынной дороге на Находку несся мотоцикл с коляской. За рулем сидел Александр, а сзади, к нему прижавшись, сидел Алексей, старясь не смотреть в вперед. Так как ветер сильно бил в лицо, Александр надел на глаза широкие очки в кожаном обрамлении, почти полностью закрывшие лицо. Они были одеты в камуфляжную форму, высокие сапоги. В коляске мотоцикла лежали теплые куртки, а на ухабах изредка стучали в зеленом рюкзаке бутылки с «поддерживающей настроение жидкостью», как выразился сам Алексей. Александр одел так Алексея в камуфляж и сапоги в гараже, где отец хранил мотоцикл. А форму они оставили в гараже и аккуратно повесили на вешалку.

Дорога поднималась вверх, и впереди на горизонте краснело заходящее солнце. Промелькнули домики Находки, Александр вышел на объездную дорогу. Затем дорога пошла куда-то вниз под гору. Начинало темнеть. В районе начинавшегося у дороги леса Александр свернул на какую-то грунтовую дорогу, промелькнули огоньки какого-то села, а потом он вообще съехал с дороги на тропинку, по которой вроде понеслись ещё быстрее. Так казалось Алексею. Иногда Александр ловко поднимал коляску, мотоцикл наклонялся, и коляска приподнималось над пролетавшими под ее колесом кустарниками.

– Саня, угробишь нас! – застучал по его спине Алексей. – Тише езжай. Зачем ты так несёшься?

Но Александр его как бы и не слышал, и нёсся вперёд. Луч фары мотоцикла вырывал из темноты кустарники и деревья и Алексею казалось, что тропинки нет совсем, а что они давно несутся по кустарникам, непонятно каким образом не падая. Он давно потерял направление куда они едут.

Наконец показалась какая-то полянка. За ней светился уверенным свет. Александр остановил мотоцикл, слез с него, снял очки и шлем и сказал Алексею:

– Жди меня, я сейчас приду.

– Я с тобой.

– Не надо! Могут застрелить! Ты все же чужой человек. Не кореец. Жди меня, я скоро, – тихо сказал он, и направился в сторону света, освещавшего издалека верхушки деревьев.

Где-то рядом противно закричала какая-то птица, а вслед за этим раздался чей-то далёкий крик.

Было жутко и очень хотелось, чтобы Александр как можно скорее пришёл. Захотелось почему-то в туалет. Алексей слез с мотоцикла и подошёл к ближайшим кустам и вдруг увидел в кустах светящиеся глаза, наблюдавшие за ним. В ужасе он побежал к мотоциклу, который был его единственной защитой.

Александр тем временем вышел на полянку. На полянке полным ходом шла работа. Шесть мотоциклов освещали небольшой ручей, у которого находились несколько человек, которые вытаскивали сеть, набитую рыбой, и волокли ее на полянку. Там несколько человек разделывали рыбу, потроша ее икру в коляски мотоциклов, проложенные целлофаном. А выпотрошенную рыбу сбрасывали в вырытые заранее ямы.

Увидев Александра, в его сторону сразу направились несколько стволов автоматов Калашникова. Работа сразу остановилась.

Александр крикнул издалека по-корейски:

– Это я, Александр Ким, не стреляйте!

К нему направился старик с белой бородой и в кожаном плаще. Голову его прикрывал капюшон, под которым виднелась вязанная шапочка. Его сопровождали двое физически сильных корейцев с автоматами.

– А, это ты, Александр! – сказал по-корейски подошедший к нем дедушка Ан и уже вблизи разглядевший его лицо. – Здравствуй, уважаемый, что так поздно?

– Отец просил вам, дедушка Ан, и всей вашей бригаде передать добрые пожелания в вашей работе! – поклонился Александр.

– Спасибо и твоему отцу. Что хочешь мне ещё сказать?

– Я приехал не один. Со мной русский, мой друг, он офицер флота. Если вы скажите нет, то мы уедем. Он ждёт меня в двухстах метрах отсюда и ничего не видел.

Дедушка Ан задумался.

– То, что не видел – это хорошо, но может догадаться. Или он совсем глупый?

– Нет, не глупый. Он свой человек, даже если догадается, никому и ничего не скажет. Я за него ручаюсь, и мой отец тоже.

– Саша, это наш корейский бизнес, и русские здесь ни при чем. Нам не нужны лишние глаза!

– Дедушка Ан, ты меня прости, если бы не эти времена, я бы никогда не осмелился сделать то, что сегодня сделал и даже попросить вас за него. Вы знаете, что творится. Но на флоте нам не платят зарплату, матросов не кормят. Вы знаете, что на острове Русском были даже случаи смерти матросов от голода. Нам надо с Алексеем заработать деньги и накормить своих матросов. Он мой самый близкий друг.

– Хорошо, Александр, что ты все мне сказал. Я понял. Предупреди своего друга, что он ничего не видел и ничего никому не должен рассказывать. У тебя есть мешки для рыбы?

– Есть, дедушка Ан. Я взял два мешка.

– Наберёте в них рыбу. И пусть твой друг не бездельничает, а работает, и заработает питание себе и кораблю. Я разрешу вам это сделать. А заодно поможете нам. Лишними рабочие руки никогда не бывают. Кстати, твоя двоюродная сестрёнка Марина тоже здесь.

– Маринка здесь? Сто лет ее не видел. Когда только выросла?

Дедушка Ан повернулся и пошёл назад на полянку, где сразу возобновилась прерванная появлением Александра работа. А Александр направился к Алексею.

Алексея он застал, прячущимся за мотоциклом.

– Ты что? Что случилось?

– Там, – показал Алексей, – глаза светятся. Они наблюдают за мной.

– Не бойся, Алексей, у всех лесных животных в темноте светятся глаза. Особенно когда свет светит откуда-то.

– Но там кто-то есть!

– Конечно, есть. В лесу, особенно в нашей тайге, животных очень много. Есть и тигры – хорани, есть медведи – ком, есть лисы – ёу, есть волки – ныкте. Даже в темноте глаза светятся у енота – ногури, у ежа – косымточхи, у многих лесных животных. Вспомни, даже у кошек – кояни тоже светятся глаза в темноте. Такие зеленые большие. Не надо бояться. Здесь рядом много людей, мотоциклы и они все обойдут стороной. Животные не такие глупые, как люди. Они любопытные, но не глупые.

– Но этот не уходит. Смотрит на меня.

– Тебе любопытный попался. Вспомни, как матросы смотрели на парочку, сидевшую у причалов. Все разглядывали, и если бы можно было, советы давали. Тоже любопытные. Теперь, прежде чем мы пойдём туда, мне надо поговорить с тобой. Если мои усло в и я т е б я н е у с т р о я т, м ы у е д е м н а з а д, н о т о, ч т о я с к а ж у тебе должно остаться между нами.

– Хорошо, я заранее согласен, даже если это что-то противозаконное.

– Законное что-то сейчас найти очень сложно в нашей стране. Даже наш Президент и Правительство делают много противозаконного, не говоря о простых людях, которым надо выживать. У нас корейцев есть свой бизнес. С незапамятных времён наши предки занимались ловлей рыбы. Вы называете это браконьерством. А мы так живём и выживаем. Здесь находится бригада корейцев по ловле рыбы. Мы ее ловим и забираем икру. Икра – это то, что сейчас очень дорого стоит и за неё можно получить хорошие деньги. На эти деньги можно хорошо жить и кормить семьи, женщин и детей. Ничему не удивляйся, веди себя вежливо со всеми. От того, как ты будешь себя вести и работать, будет зависеть возьмут ли тебя на эту работу снова. И меня тоже. Я поручился за тебя и если я ошибся, то меня ждёт наказание. И никому не делай никаких замечаний и ничего не спрашивай, не шути и вообще молчи. Корейцы работают молча.

– Хорошо, я обещаю!

– Что обещаешь?

– Обещаю три Н и одну Р.

– Не понял?

– Н – это никому, ничего и никогда и Р – работать столько, сколько вы скажете, – улыбнулся Алексей.

– Всё, меня это устраивает. Икра, которую мы будем потрошить в коляску, вся будет наша. Для этого я взял два мешка. Для рыбы, которую возьмём на корабль, дедушка Ан даёт два мешка.

Александр завёл мотоцикл, сел на него, сзади сел Алексей и посмотрел в сторону, где только что были чьи-то глаза. Там уже ничего не было. Мотоцикл тронулся и через пару минут они выехали на небольшую поляну, где кипела работа.

Александр поставил мотоцикл на свободное место, вытащил все из коляски и подал Алексею тёплую зелёную куртку с меховым воротником.

– Надевай, здесь прохладно.

Алексей и сам чувствовал, что стало прохладно.

Александр достал целлофан, развернул его, и стал прокладывать дно коляски. Рядом с мотоциклом положил зелёные мешки.

– Рыбу будем складывать сюда, а икру в коляску.

– Как ты будешь обрабатывать икру?

Саша улыбнулся.

– Корейцы все умеют обрабатывать, но мы все сдаём дедушке Ану. Он наш бригадир, наш президент. А что он дальше сделает, нас не интересует. Даст несколько банок икры для себя и деньги. Тебе тоже будет трёхлитровая банка. Будут и деньги.

В это время корейцы вытащили сеть полную рыбы и все работники стопились вокруг. Они стали разбирать выловленную рыбу в свете включённых фар мотоциклов. Оставшуюся рыбу они выбросили из сети на траву и пошли снова сетью перегораживать маленькую речушку, где оказалось очень много рыбы.

Саша посмотрел на речку и увидел, что вода кишит рыбой от берега и до берега.

– Это горбуша идёт на нерест, – пояснил Александр. – Возьми перчатки резиновые и нож, – он протянул Алексею нож.

– Сколько же рыбы! – сказал Алексей. – Это надо же.

– Когда рыба идёт на нерест, то на берег рек выходят и медведи, и тигры. Они в это время человеку не опасны, но лучше к ним не подходить и не дёргать за хвосты.

Вдвоём они быстро наполняли коляску икрой, а мешки рыбой.

Они не заметили, как к ним подошёл дедушка Ан, поднял рюкзак и заглянул в него.

– Там в бутылках водка, – пояснил Саша.

– Зачем водка, пить будете? На работе пьют только русские. Корейцы не пьют.

– Нет, – засмеялся Саша. – Папа сказал взять, откупаться от рыбнадзора.

– Это раньше надо было откупаться. Сейчас рыбнадзор знает, что мы здесь, и поэтому к нам не пойдут. Им уже заплачено хорошо. И они знают, что мы вооружены. Мы – сила. Нас много.

Дедушка Ан встал рядом с Алексеем, достал из ножен красивый нож, с красным драконом на лезвии и начал ловко потрошить икру в мотоцикл Саши.

– Помогу молодые вам немного, тем более что вы это делаете не для себя, а для своих матросов. У меня внук тоже служит сейчас в армии в Сибири. Может, и ему кто поможет.

Дедушка Ан запевает какую-то заунывную песню, и все остальные корейцы ее подхватывают. Темп песни все убыстряется. Саша тоже поёт вместе со всеми. Лёша с удивлением слушает неизвестные для него слова песни и видит одухотворённые лица новых знакомых, подхватывающих все громче и громче слова песни.

Лёша слышит женские голоса и недоуменно смотрит на Александра.

– У вас здесь есть женщины?

– Да, жены и сестры иногда выезжают вместе с нами, – ответил дедушка Ан. – Сейчас всем выживать приходится.

– Здесь сестра моя двоюродная, Марина, – улыбнулся Ким. – Дочь брата моей мамы.

– Познакомишь? – вдруг спросил Кузьмин.

– И не думай, Алексей. Чтобы я свою сестру познакомил с тобой. Да ты что? У тебя же в голове одни пупырышки.

– Ты не прав, Саня, – ответил Кузьмин, с ожесточением разрезая рыбу. – Я серьёзно хочу познакомиться с нормальной девушкой.

– Ты, Леха, несерьёзный человек. И я своими руками никогда свою сестру тебе не отдам.

Дедушка Ан посмотрел на них и хитро улыбнулся в свои седые длинные усы.

Кузьмин, сжав губы, отвернулся.

Когда песня закончилась дедушка Ан спросил Сашу:

– Твой друг знает, что знаменитый певец России Виктор Цой тоже кореец и его предки были тоже из Приморья?

– Да, конечно, мне кажется, что это знают все. Лёша, ты слышал песни Виктора Цоя?

– Мне он очень нравился, – ответил Алексей. – Я запомнил такие как «Печаль», «Красно-жёлтые дни», «Камчатка», «Кукушка» и много других. У меня на корабле есть целый диск песен Виктора Цоя. И когда мне очень плохо, я слушаю его.

За разговором и песней время побежало вроде быстрее. Рядом шумела тайга. Начинало уже мазать далёким светом нового дня. За работающими людьми наблюдали десятки светящихся глаз, но Алексей их уже не боялся. Корейцы нравились ему все больше и больше.

– Мы скоро уйдём и придут из тайги лисы, волки и даже медведи. Раскопают наши ямы и будут есть рыбу. Это жизнь.

К Ану подошёл низенький кореец, поклонился, и что-то сказал по-корейски.

Саша перевёл, что у него коляска полная, но он может помочь набрать в мешки рыбу для нас с тобой.

– Дедушка Ан сказал, чтобы он брал для нас побольше. Ее женщины засолят, чтобы она не испортилась, Часть рыбы будут ещё коптить. У нас есть шкафы и для горячего, и для холодного копчения. Потом пальчики оближешь. Матросы наши будут сытые.

Все корейцы изъявили желание взять рыбу для матросов.

Первые лучи солнца начали оживлять жизнь в тайге. Где-то начали кричать птицы, послышалось цвиркание цикад. Коляска Саши тоже наполнилась с горкой, тем более, что вокруг стали собираться остальные корейцы, наполнившие свои мотоциклы, и активно помогали Киму. У включённых фар мотоциклов крутилось много каких-то белых бабочек.

«Дружный у них коллектив, – подумал Лёша. – Наверное, так много тысячелетий назад их предки так же помогали друг другу».

– Нам будет плохо если сюда придут китайцы, – сказал дедушка Ан. – Они здесь были много лет назад, до русских. Корейцев они не считали за людей, заставляли работать на себя, уничтожали всю живность в тайге. Убивали много корейцев, гольдов, айнов и других народов. И только когда сюда пришли русские мы поняли, что мы тоже люди. Правда, потом русские зачем-то выселяли корейцев из Приморья в Среднюю Азию, на Амур. Много уехали туда и до сих пор живут там. Много людей сейчас живёт на Амуре. Нам лучше русские, чем китайцы.

– У нас тоже люди разные есть. Есть и хорошие, есть и очень плохие.

– Я знаю, – сказал дедушка Ан. – Но хороших людей у вас больше. Мы это знаем. Вот ты стал нашим. И я приглашаю тебя, если будет время и возможность, приезжай ещё вместе с Сашей. Теперь и мы твоя семья. Твоё горе – наше горе, твоя радость – наша радость.

Он снял с пояса свой нож с изображённым на нем красным драконом и протянул с кожаными ножнами Лёше:

– Теперь ты наш друг и можешь приезжать к нам. Мы будем всегда рады тебе. Это мой подарок. Если будет трудно в жизни, и ты увидишь корейца или китайца, то покажи этот нож ему. Он всегда поможет тебе. Это очень древний нож.

Лёша повесил подаренный нож себе на пояс и обнял дедушку Ана. У него не было слов, и он почувствовал, что глаза его начали намокать. Он никогда не плакал с детства и такое было с ним впервые.

– Саша, я знаю, что я должен встречно отблагодарить дедушку Ана. Такой обычай всех народов. Но у меня ничего нет сейчас.

– Не парься. Будет возможность, отблагодаришь. Он поймёт это.

– Давай, я сейчас спою для них песню Виктора Цоя, если им это приятно. Жаль, что нет гитары.

И, не дожидаясь ответа, он громко на всю тайгу затянул свою любимую песню Виктора Цоя:

Вокруг собрались корейцы и некоторые стали даже подпевать и хлопать руками.

В толпе подошедших корейцев Лёша обратил внимание на хрупкую девушку подростка. Черные волосы красиво гармонировали со сверкающими ярко в свете мотоциклетных фар глазами.

Увидев, что друг Саши смотрит внимательно на неё, она смутилась, и, опустив голову, отошла.

Саша тем временем обтянул наполненную икрой коляску специальной кожаной накидкой, закрепил ее на специальных креплениях, ещё обмотал верёвкой ее так, чтобы икра не могла вылететь или отстегнуться, потом привязал сверху к коляске два мешка, полные рыбой.

Когда песня закончилась дедушка Ан захлопал в ладони и что-то громко закричал. Корейцы побежали к своим мотоциклам, рыбаки быстро стали сворачивать сети. Несколько молодых парней засыпали землёй ямы с рыбой. Было видно, что все собирались домой. Солнце пробивалось сквозь густые листочки.

Лёша взял лопату и пошёл помогать молодым ребятам засыпать ямы. Через полчаса поляна была девственно чистой и только земля, присыпавшая ямы, могла сказать, что здесь что-то было. Мотоциклы были построены в линию для возвращения домой. На заднем сидении одного из них сидела замеченная Лёшей девушка.

Увидев, что Лёша на неё смотрит, она отвернулась. Но он заметил, что она ему все же улыбнулась.

– Саня, это твоя сестра?

– Леха, забудь ее и не вздумай к ней подходить даже! Не посмотрю, что друг – искалечу. Не вздумай портить девчонке жизнь. Ей ещё восемнадцати нет. Это не твоя девушка и никогда ей не будет. Она чистая, как утренняя роса.

Кузьмин тяжело вздохнул и отвернулся.

Дедушка Ан и его помощники инструктировали всех, кто и как поедет, что делать, если остановят сотрудники ГАИ, что говорить.

– Куда сейчас? – спросил Сашу Алексей.

– Сейчас на заимку к дедушке Ану. Это поворот в Тихоокеанском посёлке. У нас он назывался Тинкан – золотое дно. И там по улице Усатого в тайгу на заимку к дедушке Ану. Оставляем рыбу и икру. Деньги и рыба будут через неделю. Такой порядок.

– Через неделю, так через неделю. Все понятно, даже если ничего не будет, это будет одна из самых ярких ночей в моей жизни. Я ее не забуду до конца жизни.

– Ты тоже понравился всем нашим. Теперь мы с тобой одной крови! – и Саша обнял Лёшу.

Дедушка Ан попрощался с каждым за руку. Лёшу обнял и потом в сопровождении нескольких охранников с автоматами скрылся в тайге.

– Куда это он?

– Я не знаю, но он придёт куда надо. И если у кого-нибудь из наших будут проблемы, он всегда решит.

– Он что, вождь вашего племени? Как у индейцев? – Лёша крепко взялся за ручку, находившуюся за спиной у Саши.

– Он выше вождя. Его знают все корейцы Приморья и даже корейцы в двух Кореях. Если бы было можно, его выбрали Президентом обоих Корей. Но это невозможно пока. Он очень большой уважаемый человек.

Глава 3. Операция «Мюнхгаузен»

(борт СКР «Яростный». Приморская тайга)

Карл Фридрих Иероним барон фон Мюнхга́узен – немецкий барон, ротмистр русской службы и рассказчик, ставший литературным персонажем. Имя Мюнхгаузена стало нарицательным как обозначение человека, рассказывающего невероятные истории.

Через неделю Саша Ким привёз на корабль обещанную красную икру в банках.

– Сейчас матросы разгружают копчёную рыбу. Целый грузовик доставили. Хватит, наверное, на неделю. А дедушка Ан подарил нашим офицерам и матросам на кают-компанию и каждый кубрик по трёхлитровой банке красной икры. Это царский подарок. И здесь тебе деньги в размере месячной зарплаты! – он бросил пачку денег на стол.

– Ничего себе! Саня, и чего мы тогда флоту служим? Вернее, Родине? Может, уволиться и пойти служить дедушке Ану? А когда ему понадобится флот, мы с тобой станем его адмиралами.

Саша засмеялся и ударил Леху подушкой.

– Прежде, чем стать адмиралами, нам с тобой надо стать хотя бы капитан-лейтенантами. Это все же первое настоящее флотское звание на кораблях, которого мы с тобой пока не достигли.

Звонковая сигнализация два раза по три отыграла сигнал «Слушайте все» и потом старпом объявил: «Офицерам корабля собраться в кают-компании офицеров!»

Саша и Лёша надели жёлтые рубашки, на ноги надели тапочки с дырками, называемые «тропическими тапочками» или «тапочками подводника» и быстро побежали в кают-компанию.

Через пять минут вся кают-компания наполнилась офицерами.

– Товарищи офицеры! – скомандовал старпом.

Все вскочили, и приняли стойку «смирно».

В кают-компанию энергичным шагом вошёл командир.

– Товарищи офицеры!

Все дружно сели.

– Не буду рассказывать вам долго, – начал командир. – Скажу, по существу. Сегодня на корабль привезли рыбу и красную икру. Это дар благотворительности одного корейского бизнесмена из Приморского края. Я говорил с ним. Спасибо ему и низкий поклон, что в эти сложные годы помогает флоту и нашему кораблю. Разговор с ним навеял мне одну мысль, и он обещал мне, вернее, нам всем, поддержку. Не знаю хорошая она и плохая. Это сейчас сложно сказать. Вам это решать. Этот бизнесмен предложил мне сотрудничество. И я подумал, что мы можем что-то сделать для своего корабля своих матросов и Родины. Сами можем.

– Дедушка Ан приходил к командиру, – толкнул Лёшу рукой связист.

Зам по воспитанию перебил командира, развалившись в кресле:

– Если сказать про эту рыбу, то на бригаде или в нашем политическом органе, вернее, органе воспитания, лопнут от зависти и сразу встанут к нам на довольствие.

– Никому и ничего не надо говорить! – сказал, раздражаясь, всегда спокойный командир. – Если проболтаетесь, пеняйте на себя. Можете загубить бездарно очень большое и нужное нам дело. Все, что привезли – это наше и больше никого не касается. Пусть штабы и политотделы выбивают положенное продовольствие и деньги для нас наверху. Не могут? Мы не виноваты. Пусть работают и не смотрят на наш бутерброд с маслом.

– Я что, товарищ командир? Я ничего. Нем, как рыба.

Все офицеры засмеялись, а командир продолжил:

– Больше не перебивайте меня, я и без вас сам собьюсь! Так вот в чем суть идеи. Сейчас идёт путина в крае. На нерест идёт горбуша. Приморье очень богатый край и голодать здесь, наверное, стыдно. Поэтому я предлагаю, пока нет выходов в море, нет боевых задач, мы будем стараться прокормить себя сами. Предлагаю под руководством помощника командира создать бригаду по ловле рыбы. Здесь водится много различных видов рыбы. У нас на корабле есть японские сети. Мы в девяносто третьем году их снимали по приказанию командования. Помните, было приказание сверху? Кое-что должно было сохраниться, если не продали. Помощник, есть у нас сети?

– Так точно, есть три сети. Не все боцмана продали, – сказал, вставая, помощник командира, старший лейтенант Михайлов.

– Понятно? Вы можете возглавить ловлю рыбы? Как? Удочками, сетями, как сможете. Можете взять для этих целей один баркас. А если будет мало, то берите и командирский катер, все равно простаивает. Обратите внимание на ловлю камбалы и кальмаров. Это можно делать даже здесь в бухте. Здесь за вахту можно надёргать вёдер пять.

– Есть, все сделаем, товарищ командир! Это же не сложно, – ответил помощник.

– Теперь ловля чилимов. Зам, возглавишь с боцманом?

– Боцмана я не отдам, – взвился помощник. – Он мне самому нужен будет.

– Ладно, возьму твоего боцманенка Филюшина. Он тоже нормальный.

– Кстати чилимы – это креветки? Это же деликатес. Он же в городе подаётся в лучших ресторанах. А говорят очень полезный и питательный, – сказал зам по воспитанию, потянувшись.

– Зам, я не спрашиваю, откуда ты знаешь, что подают в самых, самых ресторанах Владика, – усмехнулся командир. – Но, если этими деликатесами будут питаться наши матросы, я против не буду. Дерзайте!

Зам заулыбался и стал шёпотом обсуждать с сидевшим рядом пропагандистом, как лучше все организовать.

– Я думаю, что командир БЧ-5 может возглавить бригаду огородников. У нас есть несколько участков земли на Шаморе. Нам выделил флот под дачи офицеров и мичманов десять участков рядом с морпехами. Дабы мы выживали. А мы отдадим эти участки под большой корабельный огород. Посадим там картошку, зелень, сделаем теплицы, посадим огурцы, помидоры. Семьям поможем. Кстати, чего тут ещё растёт, механик?

– Все растёт. С удовольствием займусь этим. Лучше что-то делать, чем бездарно просиживать штаны на корабле и ждать, когда его продаст очередной прохиндей с адмиральскими эполетами, – сказал механик Венедиктов, поглаживая начинавшую появляться лысину. – Земля здесь благодатная и климат тоже, растёт все вплоть до винограда. Широта крымская, правда долгота колымская, – усмехнулся он. – Можно сажать еще патиссоны, кабачки, тыквы, выращивать клубнику, малину, крыжовник, смородину различную.

– А мёд к столам команды, ульи поставить, – перебил механика лейтенант Кромченко. – У меня дед занимается. У него двадцать ульев есть. Если попросить, может поделиться. Он в Уссурийске живет. Главное дать ему в помощь человека, разбирающегося в этом. Я с ним проконсультируюсь, он поможет.

– Наверняка в экипаже есть человек, способный этим заняться, вот чем можно разнообразить наши столы, а если получится, то и на продажу останется. Товарищи офицеры! Подбирайте себе людей, ищите способы приложения своих сил. Дедушка Ан сказал, что стыдно сидеть голодным в сытом, благоприятном для жизни крае. И я с ним согласен.

У всех сразу появились мысли. Офицеры начали перешёптываться.

– Теперь ещё леса. Предлагаю не упускать. Там, на мой взгляд, тоже полно всяких вкусных и полезных вещей. Ягоды, грибы, черемша, щавель и так далее. Командир БЧ-2! А вы можете создать из наших матросов бригаду лесников по сбору ягод, грибов и зелени?

– Это хорошая идея, товарищ командир. Я с удовольствием возьмусь за неё. Там кедрач, орешки есть, а земляные орехи. Хо, да только начни. Почему эта идея раньше нам не пришла в голову? – рассмеялся старший лейтенант Аюпов.

– А охотники у нас есть? – спросил, улыбаясь, командир.

– У меня матрос Архипенко таёжник из Келлерово. Сейчас в отпуске, но вернётся из отпуска, проконсультируемся у него, – сказал со сверкающим лицом штурман.

– Так точно. Я охотник! – сказал лейтенант Павлов, командир БЧ-3. – Я член общества охотников и рыболовов. У меня дома есть ружье «Ижевка» и разрешение.

– Так это же хорошо, – повеселел командир. – У нас же есть матросы таёжники, как говорит штурман. Наверняка не один. У них имеется опыт охоты. Вот среди них и собирай команду.

– Я тоже охотник, – внезапно сказал Саша Ким, – с детства ходил на охоту с отцом, у меня тоже есть ружье. Запиши меня. Я и места знаю, где и что водится.

– Вот и занимайтесь вдвоём этим делом!

– Помощник по снабжению! А как ты смотришь на идею создать свиноферму и выращивать, к примеру, кроликов и свиней? По-моему, большого ума не надо, надо просто приложение сил и хорошие мысли. А набрать ребят с деревень, кто занимались этим в экипаже, наверное, не сложно?

– А где? Нужно соответствующие помещение, корма, – сказал старший лейтенант Будин.

– Какие для кроликов корма? Трава, – возразил Ким. – Это для свиней нужен хлеб, комбикорма. Но и это не проблема. Корейцы помогут. Я поговорю с дедушкой Аном. А заброшенных свиноферм в крае полно сейчас. Можно договориться об аренде не за деньги, а к примеру, за бартер.

– Вот и думай, Сергей Ярославович. Я поставил тебе задачу, а ты думай. На корабле я хозяин всего, а на свиноферме будешь ты.

– Есть заброшенная свиноферма здесь недалеко от Владика, – вдруг сказал Ким. – Я знаю. Надо поговорить с нашими и узнать.

– Отлично! Я дал вам идею, вы и занимайтесь. Матросы и офицеры не должны голодать в этом благодатном краю. Это моё мнение. И если Родина ничего не делает, чтобы нас накормить, одеть и обеспечить всем положенным, то мы будем делать это сами. И другого пути я не вижу, пока в стране существует этот базар. Сохраним корабль для страны, сохраним экипаж, и это будет наш вклад в оборону страны. У нас есть головы, руки и желание. Но все же прошу делать все без нарушения законов. Чтобы не было проблем. Положено получать лицензию на отстрел или отлов, получайте. Нельзя в это время охотиться – не охотьтесь. Займитесь другим, чем можно заниматься в этой обстановке.

– Товарищ командир! А разрешите я займусь ловлей крабов и гребешков? Морепродукты – это очень здорово, – попросил Лёша Кузьмин. – Соберём ныряльщиков, сделаем краболовушки, можно что-то купить в посёлке Крым, там есть завод. Он уже разваливается. У них наверняка что-то осталось. Может и траулер какой-нибудь из непроданных привести в порядок и в море.

– Называется не траулер, а ярусолов, – подсказал всезнающий Ким.

– Занимайтесь, штурман! Все, что на пользу корабля и команды делать разрешаю!

– А можно я займусь отделочными работами? – попросил внезапно лейтенант Петрыкин. – Я строитель, а сейчас многие делают себе евроремонты в домах и виллах. А у нас на корабле наверняка есть маляры, каменщики, обойщики, плотники, столяры. Думаю, что многие согласятся, чем сидеть на корабле.

– Петрыкин, флаг вам в руки! – повеселел замполит, вернее, зам по воспитанию.

– Признаюсь, что я об этом не подумал, вот что значит светлые головы! – командир наморщил лоб и посмотрел на зама.

Тот кивнул головой и сказал:

– Пусть занимаются!

– А я бы мог антиугонки устанавливать, ремонтировать электрику машин, – предложил командир БЧ-7. – Это несложно и потребность есть. Сейчас много автохлама гонят из Японии и Южной Кореи. У меня знакомец с «Бреста» из лётчиков занимается. Леня Балуевский. У него фирма. Он давно предлагал мне заняться. Да некогда было. А здесь почему же нет? Если для пользы дела и корабля. Надо только место найти, где это делать. Если Лёня предложит на его площади, то и проблема решена. На первое время можно взять инструменты с корабля из ЗИПов. А потом заработаем и купим.

– Насчёт купим. Все заработанные деньги мне. Мы с замом и начфином составим нашу финансовую группу. И раз в месяц отчёт перед вами. Что сколько и куда. Деньги не могут не появиться. Они будут, и если вы доверяете мне и заму, то мы будем этим заниматься. Если доход будет значительным, то можно будет и премии выплачивать и материальную помощь нуждающимся. И вообще, товарищи офицеры, я дал вам направление для вашего творчества. Продумайте все, как следует, подберите себе людей, найдите место приложения своих сил. Я жду вас с предложениями в своей каюте после ужина. Побеседую с каждым. Я думаю, что с замом по воспитанию мы все подробно обсудим предметно. Постараемся учесть все риски. И будем делать. Выживать. Как это сделал барон Мюнхгаузен, который вытащил сам себя за чуприну из болота.

– Товарищ командир, а давайте назовём нашу задумку «операцией Мюнхгаузен». Непонятно со стороны, но здорово, – со сверкающими глазами предложил штурман.

– Мюнхгаузен? – усмехнулся командир. – Пусть будет Мюнхгаузен. Это даже занимательно. Мы все же военные люди и любое действие должно иметь своё название. Но как человек военный я понимаю, что в какой-то мере наши действия будут носить неофициальный характер и в чем-то входить в противоречие с законом о воинской службе и нашими уставами, прошу научиться всех держать язык за зубами, даже с самыми близкими людьми. Иначе вы можете подвести всех нас. И ещё у меня лежат рапорта части наших офицеров и мичманов на увольнение в запас досрочно. Как быть – давать им ход?

– Нет, товарищ командир. Пока верните, – сказал Кузьмин, и его поддержало большинство желавших уйти с корабля.

Командир встал и продолжил:

– Но условие, товарищи офицеры, одно. Корабль должен быть боеготовым всегда. Поэтому не более пятидесяти процентов офицеров и экипажа могут работать, остальные должны служить, нести наряды и вахты, расходничать, заниматься уборкой и так далее.

Кузьмин покачал головой, но с командиром согласился.

– Вот это все продумайте и мне на согласование, – командир встал, и быстрым шагом вышел из кают-компании.

– Товарищи офицеры! – запоздало закричал старпом Мещеряков.

Командир лишь махнул рукой.

– Работайте! Все беру на себя.

Весь день офицеры обсуждали инициативу командира, собирали бригады из матросов и мичманов. Каждому нашлась работа. И что самое главное, идея командира вызвала большое желание всех членов экипажа в ней поучаствовать.

А вечером за ужином и потом за вечерним чаем горячо обсуждали все свои действия и предложения у командира. Обсуждение ушло далеко за полночь. Спорили, горячились, доказывали свою правду и предложения. Все офицеры и мичмана даже забрали у командира свои рапорта на увольнение из армии. Служить становилось интересно.

Уже через неделю в кубриках и кают-компании появились грибы и рыба, гребешки и чилимы.

Корейцы периодически привозили на корабль свои продукты, а много добываемого матросскими бригадами в тайге и в море продавалось на рынках Приморья через корейские фирмы.

Получали за это деньги, живые деньги, на которые можно было что-то приобрести необходимое для корабля.

Когда на корабле нет дела, начинаются различные проступки, происшествия. А здесь всем было дело, которым занимались с огромным удовольствием. Каждый делал то, что умел и что мог.

Фрегат «Яростный» стал уже через полгода резко выделяться в лучшую сторону и по дисциплине среди всех кораблей Тихоокеанской эскадры. Его стали замечать начальники, отмечать в положительную сторону.

Охотничья бригада обосновалась на хуторе матроса Архипенко, за Келлеровкой. Получая лицензии на отстрел тех или иных животных, они поставляли к столу матросов и офицеров экзотическую дичь.

В санчасти корабля стала постоянным лечебным средством женьшеневая настойка матроса Архипенко. Грибы, ягодные варения, мед были на корабле постоянным деликатесом на столах кают-компании и столовых матросов.

Уже через полгода на столы и в кают-компанию начала поступать продукция со свинофермы и кроликовой фермы.

В неофициальном банке корабля появились значительные деньги, которые шли на поддержание корабля в исправности, материальной помощи тем, кто в ней нуждался. Начали выдавать матросам, мичманам и офицерам неофициальную зарплату.

По сути, корабль превратился в большую фирму, работающую с большим положительным эффектом, но без уплаты налогов, то есть с нарушением закона. Да и не могли военные зарегистрировать никак и нигде свою фирму.

Однако командир, собирая офицеров и мичманов, говорил об этом:

– Для меня главное сохранить корабль в боеготовности, чтобы, когда он понадобится стране, он мог выполнить любое боевое задание. А средства, которыми я пользуюсь для этого, могут быть любые.

И офицеры, и матросы верили своему командиру, и экипаж корабля не просто выживал в сложной обстановке, а жил, можно сказать, неплохо.

В краткие встречи на корабле Саша и Лёша обсуждали, почему бы систему выживания корабля не внедрить по всему флоту, но приходили к мыслям, что слишком много на флоте и эскадре прохиндеев, живущих только ради собственного кармана и личного обогащения. А так море и тайга могли бы всех прокормить в эти сложные времена.

– Ты знаешь, Саша, что меня мучает? – спросил штурман друга.

– И что же? Тебе же приобрели великолепное подводное оборудование для твоих работ в любое время года. Что тебе надо для полного счастья?

– Я думаю, – потянулся штурман немного потянулся и протянул ответ, задумавшись, – в с е ж е к а к н и погляди мы занимаемся браконьерством, как ни смотри на это дело. Мы не платим налоги.

– Нет, ты не прав, Лёша. Государст в о н а м н и ч е г о т о л к о м н е п л а т и т. Е с л и с ч и т а т ь т о, ч т о о н и п л а т я т деньгами за ратный труд, то это вообще мелочь по сравнению с той радостью, которую мы имеем, работая и зная, что работаем на свой корабль и на себя. Государство довело корабли Тихоокеанского флота до полного коллапса. Половину кораблей просто надо списывать. Вспомогательного флота нет. Он распродан или работает на адмиральские кошельки некоторых адмиралов. Тех, кто были против, они посадили или выгнали с фота. Квартиры офицеров открыто продают прохиндеям. Обогащаются за наш счёт люди, сумевшие вовремя примазаться к государственному кошельку. На нас сейчас, на это плевать. А мы на своём корабле уже сегодня имеем самую лучшую и исправную технику. Мы заправляемся всем необходимым за свой счёт. Мы готовы хоть завтра выйти в море и решать боевые задачи, если понадобится. Мы сохранили корабль для флота. А у государства нет для этого денег. У них ни на что и никогда нет денег, кроме патриотических речёвок и уговоров всех, что у нас нет врагов, есть только друзья. Но я не вижу, чтобы наступил всеобщий мир. Я не вижу, что наши враги разоружаются, так как это делаем мы. Тогда зачем? Объясни мне простому русскому корейцу, на хрена нам такое государство, такие руководители, которые, как говорил знаменитый ходжа Насреддин, давать не умеют, а умеют только брать?

– Ты прав во всем этом, – вяло сказал Лёша. – Наверное, я слишком законопослушный, чтобы понимать все это.

– Ты просто, Леха, ещё не вышел из СССР и живёшь при социализме. А у нас, корейцев, свой менталитет, своё понимание жизни. Мы люди, всегда зарабатывающие своими руками при любой обстановке. А сегодня страна живёт давно при самом злобном и человеконенавистническом капитализме. Мы нашли некоторые пути решения своих проблем. Но это лишь часть решения. В море от этого мы ходить не стали, выполнять боевые задачи тоже, не совершенствуем боевые навыки. А надо бы, если все же мы патриоты своей страны. Поэтому не хандри и не думай о плохом, а думай только о хорошем. Лучше пойдём в кают-компанию. Сегодня там дадут жареную медвежатину.

– Откуда медведь? Убили? Ведь это браконьерство?

– Не мы убили. Китайские браконьеры убили медведицу, отрезали лапы, вырезали печень, как мы их спугнули. Они сбежали, а что делать с тушей? Бросить для лесной братвы? Вот мы и привезли кое-чего на пробу на корабль. Половину отдали дедушке Ану на реализацию в элитных ресторанах города. Медведица была большая. Все же деликатес отборный. И ещё там же нашли двух медвежат, – Саша усмехнулся. – Забавные такие. Как по-корейски будет медведь? Помнишь?

– Э-э-э-э-э, – задумался штурман. – Волк, по-моему – ныкти, тигр – хорани, медведь? – он задумался и потом, ударив себя по лбу рукой, сказал, – ком. Снежный ком.

– Все правильно, Кузя, только волк – ныкте, а не ныкти. Но рад, что ты запомнил. Мне приятно.

– Мне тоже приятно. Я выучил, ты говорил – хана, туль, сет, нет, тасот, ёсот, ильгоп, ёдоль, ахоп, ёль – ваш счет до десяти. И вообще, мне очень понравилась твоя сестра Марина.

– Забудь, я тебя как друга прошу! Не для тебя она. Она девушка домашняя, работящая, а ты привык с проститутками.

– Нет, Саня, здесь что-то другое. Я понять не могу себя, утонул в ее синих глазах. Она мне по ночам снится. А может, это любовь?

– Ты же сам говорил, что любви нет. Есть только секс с пупырышками.

– Саня, ну не надо издеваться. Познакомь, сам я к ней не смогу подойти.

– Настырный ты, однако, Леха. Подумаю.

– А откуда у неё такие синие глаза?

– Так я тебе же говорил, что у нас дед по матери был русский. Я взял от него свой рост, а она глаза, темно-синие глаза, как вода у острова Путятина.

– Нравится она мне, Ким. Ничего с собой поделать не могу. Поверь!

Ким засмеялся.

– Ладно, о Марине потом поговорим. Посоветуюсь с родителями. Теперь лучше расскажу тебе о медвежатах. Они погибли бы в тайге без матери. Мы их привезли на корабль. Мишка и Машка назвали их матросы. Прокормим их и матросам какая ни есть, все же радость. Смешные они. Матросы довольны. Сейчас коки их молоком отпаивают. На камбузе пристроились жить. Два месяца им только.

– Это флотский закон – подальше от командования поближе к камбузу. А откуда узнали, что Машка и Мишка? Проверяли?

– Архипенко сказал, он у тебя знатный таёжник. Следы читает не хуже корейцев.

– Ого, а я ничего не знаю. Пойдём, посмотрим на медвежат! – заинтересовался штурман.

Они пошли к камбузу. Там их встретила огромная толпа матросов, обступивших двух очень маленьких и потешных медвежат, которые, стоя на задних лапах в коридоре, сосали молоко из бутылок под одобрительные крики матросов.

Протиснувшись сквозь толпу, Саша и Лёша увидели двух очаровательных малышей, сосущих молоко, изредка издающих довольные звуки и поглядывающих своими слегка красноватыми глазками на матросов.

– Будет теперь забава на корабле, – усмехнулся штурман. – А вырастут, что делать будем?

– Отдадим в зоопарк. В тайге они жить уже не смогут. Им мать нужна, чтобы всему обучила. А ее нет и взять негде. Пойдём в кают-компанию. Обед уже скоро.

Внезапно медвежата, отбросив бутылки, бросились сражаться друг с другом и покатились по палубе.

– Который из них Мишка и кто Машка? – кричали довольные матросы.

– А ты возьми и проверь!

– Проверишь тут. Смотри, какие у них клыки!

Офицеры улыбнулись очередной забаве матросов и потом, весело перепрыгивая через комингсы, побежали наперегонки в кают-компанию. Жизнь им больше не казалась такой ненужной и законченной.

– Давай завтра сходим к нам на обед, – предложил Ким. – Может, и Марина придёт. Она иногда заходит маме помогать.

Довольный штурман ударил Кима по плечу.

Марина действительно пришла к Кимам на обед и впервые Кузьмин сидел за одним столом с девушкой, которая ему по-настоящему нравилась, которой хотел понравиться он.

Он делал все невпопад. Невпопад что-то говорил, ронял вилки и ложки, пытался подать ей ее куртку и уронил.

Она весело смеялась, а Алексей чувствовал себя идиотом. Она была совершенством. Ее звонкий, как ручеёк, голосок долго потом звучал в его памяти.

Потом, анализируя своё поведение, свои действия, свои слова – он не мог понять себя самого. Синеглазая кореянка покорила его сердце. Ему хотелось с ней встретиться поговорить, но он не знал, что ей скажет. Весь его опыт общения с доступными женщинами пошёл насмарку.

– Саня, я погиб, я растаял, я полюбил! – говорил он потом Киму. – Мне теперь не нужен никто, кроме твоей Марины. Я готов часами стоять под ее окнами, чтобы ненадолго увидеть ее. Я готов ей подарить все цветы Владивостока. Потому, что только она их достойна. Она не женщина – она королева.

Ким смеялся над ним.

– Леха, не может быть, чтобы ты, главный повеса на корабле, пьяница, полюбил. И все бы ничего, если бы она не была моей сестрой, и я как старший брат обязан ее оберегать от таких как ты.

Обиженный Кузьмин стал уходил от разговоров о Марине и старался больше не делиться с Кимом своими мыслями.

Как-то от мамы Александра Аниты Туевны он по секрету узнал телефон Марины. Но позвонить ей боялся. Боялся, что она его не поймёт, боялся, что Александр расскажет дома о его похождениях во Владивостоке и это узнает Марина.

А флот тем временем медленно умирал. Офицеры и мичмана уходили с флота. Платить и кормить было нечем. Начиналась вторая чеченская война. И на этом кладбище кораблей появился маленький оазис, который должен помочь возродиться всему флоту.

Они ещё не знали, что в это время танкер «Надежда», принадлежавший компании «Русойл» олигарха Рустама Исмаиловича Гусейнова, с танками полными нефти, проходил Суэцкий канал и держал путь в Японию.

И никто тогда ещё не представлял, что его судьба, судьба его экипажа уже тесно связаны с судьбами сотен матросов, старшин, мичманов и офицеров из экипажа фрегата «Яростного».

Глава 4. Пираты

(район островов архипелага Кепалуан за Малаккским проливом)

Пираты – это морские (и речные) разбойники, грабящие корабли. В международном праве пиратство – это преступление международного характера, состоящее в незаконном захвате, ограблении или потоплении торговых или гражданских судов…

Солнце садится за горизонт, быстро падая в безбрежное спокойное море. Вот от него осталась лишь маленькая полоска, разливающаяся по поверхности моря солнечной ярко-рыжей дорожкой. Но буквально ещё секунда и все исчезло. Ещё не темно, но уже и не день. С каждой минутой становится все темнее и темнее. Ночь вступила в свои права.

Капитан Харитонов Михаил Маркович стоит на обходном мостике рядом с ходовой рубкой танкера «Надежда» и смотрит на пропадающую дорожку света. Это далеко не первая ночь, встречаемая им в море. И только Бог знает, сколько таких дорожек он проводил в своей жизни. Наверное, уже не одну тысячу.

Про таких говорят на берегу «старый морской волк». Старым он себя не считает, как и волком тоже. Есть капитаны и постарше его. Ещё недавно он выводил в море большие океанские лайнеры, катал туристов. Его слегка помятая фуражка и позеленевший от морской соли краб видели все моря и океаны земного шара. Но случилась беда и распался Советский Союз. Одесское пароходство приказало долго жить, распродав свои пароходы, лайнеры и корабли. Кто-то обогатился, а большинство экипажей и капитанов оказались выброшенными на улицу. Капитан Харитонов тоже, как и большинство его коллег, вдруг оказался, как говорят на флоте, за бортом. Только вот помочь ему и бросить спасательный круг оказалось некому. Многомесячные его мыканья по различным портам бывшего СССР оказались напрасными. Тысячи выброшенных за борт «капитанов дальнего плавания» обивали пороги кадровых агентств и бывших пароходств, обзванивали знакомых в Министерстве морского флота и даже в Министерстве рыбного хозяйства. Они искали себе работу и готовы были наниматься на любые суда, лишь бы не потерять квалификацию и зарабатывать деньги. Появились сотни агентств, нанимавших опытных капитанов, штурманов и механиков на полуразвалившиеся суда под заграничными флагами. Там им толком никто и ничего не платил, а при случае старались обмануть. Многие такие суда арестовывали в различных портах по всему миру, откуда выбраться даже было весьма проблематично. Все знания, навыки, предыдущий опыт Михаила Марковича оказались одномоментно никому не нужными. Среди ищущих работу капитанов дальнего плавания ходили слухи о различных случаях, когда такие же как они нанимались на суда потом попадали в различные сложные ситуации.

– Ты знаешь, Михаил Маркович, а Виталий Геннадьевич, ну помнишь, Самойлов? Мурманскую мореходку закончил и работал в Ленинградском пароходстве! – рассказывал с придыханием низенький и лысоватый капитан Веновский из Мурманского атомфлота.

– Помню! – соглашался на всякий случай капитан Харитонов, стремившийся не пропустить свою очередь за очередную заветную дверь.

– Так он сидит теперь в испанской тюрьме в Картахене. Задержали его сухогруз, да так сухогрузик, старенький, под флагом Белиза за провоз оружия и наркотиков. Пятнадцать лет дали аж, без права помилования. А капитан Воробьёв из дальневосточного пароходства сидит на арестованном танкере, как заложник, представляешь, в Камеруне. Владелец отказался выплачивать за топливо и продовольствие портовым властям. Теперь ждёт, когда государство о нем вспомнит и поможет хотя бы вернуться домой.

– Воробьёв Василий Павлович? – уточнил Харитонов.

– Нет, по-моему, Александр Станиславович. Он ДВИМУ закончил. А ты его знаешь?

– Тогда не тот. Этот мой знакомый тоже Воробьёв, но закончил калининградскую мореходку в 1976 году. Мы с ним лайнеры параллельно выводили в Одессе, – виновато улыбнулся Михаил Маркович. – Все равно жалко человека. За что страдает? За то, что кто-то угробил наше государство.

– Следующий капитан Веновский. Прошу пройти на собеседование! – прокричала секретарша, выйдя в коридор.

Капитан Веновский, виновато пригладив клок волос, закрывавший лысину, лезший с головы на лицо, оправив форменную тужурку, пошел вслед за секретаршей.

Кому-то везло, но большинству капитанов не везло. Хорошие вакансии слишком быстро заканчивались и расходились, как правило, по блату, кому-то не очень – можно было и в тюрьму где-нибудь в Африке угодить, а хвататься за плохие вакансии капитану не хотелось. Квалифицированных капитанов без работы оказалось слишком много в России и на пространствах СНГ, а хорошей работы слишком мало.

– На городской рынок пойду торговать шампунями к Хасану из Карабаха или к Михайлову Владу рыбой, раз работы нет, а жить-то нам надо, – говорил жене Михаил Маркович в запале. – Ну что ты в глаза мне смотришь? И так тошно!

Он и так подрабатывал по ночам, как мог, на «Жигулях», вывезенных в Калининград из Одессы, куда после распада СССР перебралась его семья. Там все же была квартира, доставшаяся жене от ее родителей после их смерти. Семья – это жена Наталья и тринадцатилетний сын Алёшка. Таксёрить по ночам тоже была не очень безопасная работа. Многих таксистов, подрабатывавших таким образом, убивали бандиты, а их машины продавали. И довольно часто находили их тела, а вот машины практически никогда не находили. Но деньги-то на жизнь были нужны.

Времена были такие аховые или можно назвать их смутными, непонятными, лихими. Можно было за один день заработать кучу денег и так же быстро их спустить, задолжав еще больше. Правил в стране не закон, а бандиты. Бандиты в форме, бандиты в спортивных костюмах, бандиты в модных заграничных пиджаках, бандиты – чиновники во властных кабинетах. Да мало ли их было? Каждый стремился как можно больше и быстрее обогатиться. Хотели все, получалось не у всех. После распада Союза в Калининград хлынули немецкие подержанные автомобили.

– Приходи, капитан, к нам машины из Мюнхена гонять. Доходное дело. Правда, иногда в Польше убивают. Ну так риск стоит денег, – предлагал Харитонову сосед по площадке остроносый и с длинным пуком волос Вадик Щелкалов, занимавшийся машинным бизнесом.

– Не, лучше ко мне иди, капитан. В ресторан швейцарцем. Наденешь парадную форму с позументами. Все уже есть. Ордена и медали, если есть. Ну чем не хороший швейцар? Такая форма пропадает зря, – предлагал на полном серьёзе Харитонову армянин Вазген Делибанян, беженец из Азербайджана, живший в соседнем подъезде, владелец крупного ресторана в центре города.

– Есть вакансия на датском траулере салаку ловить на Даггербанке. Экипаж так негры и малайцы, китайцы, но по-английски вроде понимают, – шёпотом, под большим секретом, рассказывал Харитонову один чин из управления рыбного флота, дышавшего на ладан, но активно распродавшего оставшиеся суда.

Пойти на рыболовный траулер после океанского лайнера «Александр Твардовский» было для Харитонова также, как для военного командира после командования ракетным крейсером все равно, что командовать самым запущенным портовым мусороуборщиком. Своё личное достоинство капитан Харитонов все же старался блюсти. Но все меньше и меньше у него оставалось аргументов для оправдания соблюдения своего достоинства капитана дальнего плавания.

«Пойду или к Вадику, или к Вазгену или рыбу салаку ловить на Даггербанку, если в течении недели не найду работу» – рассуждал он.

Но в течении недели на его улицу все же пришёл праздник, когда он в своей душе осваивал роль продавца рыбой на местном городском рынке. Вечером ему внезапно позвонил старый приятель из Министерства морского флота и под большим секретом сказал, что один «новый русский» набирает команды для танкеров, которые должны возить нефть из Кувейта и Объединённых арабских эмиратов в Японию. Надо уже завтра утром быть в Москве на приёме. Олигарх лично отбирает капитанов после беседы с ними.

Харитонов, как смог, занял у Вазгена деньги на самолёт и первым рейсом вылетел в Москву. Жена, прощаясь с ним, всплакнула и у дверей украдкой перекрестила на дорогу.

Беседа с олигархом оказалось совсем нетрудной и, учитывая большой опыт и прекрасные характеристики, капитан Харитонов был принят на работу капитаном танкера «Надежда».

Плавать под флагом своей страны было пределом мечты для каждого капитана, зная, что защищён в море всей мощью своей страны. Однако, насчёт мощи капитан Харитонов все же сомневался. Он сам видел затопленные боевые корабли в Балтийске, слышал об аукционах по продаже советского флота. Знал, что на ура расходятся бывшие боевые десантные корабли, способные перевозить грузы, ракетные корабли, подводные лодки, вспомогательные и аварийно-спасательные суда.

Ему было предложено срочно вылететь в Гданьск, где принимать только что построенный танкер «Надежда» в заводе. Экипаж уже находился там и ждали только капитана. На танкере был уже перед ним назначенный на эту должность капитан Вася Стомахов, но он вдруг резко слег на операцию по прободению язвы желудка и на освободившуюся вакансию срочно и был назначен капитан Харитонов.

И вот первый рейс. В белой, идеально выглаженной форме, стоял капитан Харитонов на обходном сигнальном мостике своего корабля, облокотившись на леера и задумчиво смотрел, как скрывалась за горизонтом полоска ярко-жёлтого солнца. Все эти воспоминания быстрой неприятной лентой проскочили в его памяти. Он повернулся и вошёл в ходовую рубку и увидел ожидавшего его начальника радиостанции Николаева.

Днём прошли Малаккский пролив. По левому борту остался Сингапур и теперь впереди была Япония, нефтяной порт Йоккайти, находившийся на острове Хонсю, на северо-западном побережье залива Исе.

– Ты моя Хоккайда, я тебя Хонсю, за твою Секоку я тебя Кюсю, – пропел знаменитую считалку для штурманов, плававших вблизи Японии, Харитонов и улыбнулся.

– Михаил Маркович! Вы что-то сказали? – спросил второй помощника капитана Малеев, стоявший на вахте.

– Ничего особенного, Виктор Иванович! Вспомнил штурманскую считалку «Ты моя Хоккайда, я тебя Хонсю».

Малеев рассмеялся.

– Нас в мореходке так учили запоминать японские острова с севера на юг.

– Точно. Так оно есть! – ответил Харитонов и, повернувшись в своём походном кресле, обратился к начальнику радиостанции, – запишите, Станислав Николаевич, радиограмму для Гуссейнова – прошёл Малаккский пролив, координаты, – он посмотрел в сторону Малеева.

Малеев надиктовал начальнику радиостанции с карты последние координаты.

– Утром, – продолжил Харитонов, – в четыре утра, – уточнил он по карте, – будем проходить на траверсе архипелаг Кепалуан. Ориентировочная дата прибытия в порт Йокайти 12 июня 1998 года. Идём по плану.

Николаев протянул Харитонову бланк записанной телеграммы на подпись. Харитонов расписался и, отвернувшись к иллюминатору, откинулся в своём кресле.

Вообще после внедрения на кораблях аппаратуры ГМБССБ – глобальной морской системы связи при бедствии, формально на большинстве судов, плававших под государственным флагом, должности начальников радиостанций и радиооператоров были сокращены. А частные компании избавились от радиооператоров еще раньше. Тогда это с гордостью называли оптимизацией и экономией. Но по личному указанию хозяина концерна «Русойл» Рустама Исмаиловича Гуссейнова на кораблях этого концерна должности начальников радиостанций были временно оставлены. Весь секрет невиданной щедрости олигарха заключался в том, что любимый племянник Гуссейнова, сын родной сестры Фатимы Исмаиловны, закончивший Новороссийскую мореходку с дипломом радиооператора, теперь исполнял должность начальника радиостанции на однотипном с «Надеждой» танкере «Вера». Не сокращать же любимого племянника и, можно сказать, и наследника огромнейшего состояния, проходившего даже в списках журнала Форбс. Отсутствие своего сына наследника было больной точкой олигарха и поэтому он так относился к сыну своей сестры, хотя и носившего другую фамилию.

– Ничего, придет время, и ты сменишь свою невзрачную фамилию Миловидов на нашу гордо звучащую Гуссейнов! – произносил олигарх с придыханием.

Фатима Исмаиловна была замужем за русским инженером и давно уже развелась, а фамилия, доставшаяся сыну, так и оставалось больным местом владельца «Русойла».

Когда начальник радиостанции вышел из ходовой рубки Харитонов тихо сказал второму помощнику:

– Виктор Иванович, я немного подремлю здесь сидя. Не буду спускаться в каюту. Если что не так – сразу будите, не стесняйтесь лишний раз потревожить. Придерживайтесь генеральной прокладки, выданной на фирме. В случае отклонений с курса, каких-то изменений погоды или обстановки и других непредвиденных ситуаций – сразу будите меня. Запомните, коллега, что лучше перебдеть в малом, чем недобдеть в большом! – он зевнул и закрыл глаза.

Сон не приходил. Куча нехороших мыслей лезла в голову. Вспоминались и кадровые агентства, и пароходства, и управления различных морских фирм, которые ему пришлось пройти, вернее, обивать стены в поиске работы. И вечная толкотня капитанов в коридорах, где каждый стремился получить работу, обогнать других менее удачливых. Конкуренция капитанов после развала СССР был гигантской. Слишком много было выброшено капитанов с работы одновременно. Но на продаже кораблей и судов делались очень большие деньги и наживались гигантские состояния. В стране семимильными шагами наступал рынок, соизмеримый только с самым неистовым капитализмом.

Он вспомнил Одессу, где обстановка была гораздо хуже. В России еще что-то удалось сохранить, а там буквально все, за первые пять лет после распада, сразу все распродали. Распродали параллельно пассажирский флот, торговый флот, рыболовецкий флот, корабли, обеспечивающие космическую отрасль. Тысячи выброшенных на берег моряков торговых, пассажирских, рыболовных судов метались по различным портам и странам в поисках работы и были готовы на самых невыгодных условиях получить ее.

Потихоньку мысли стали уплывать, и капитан медленно погрузился в сон.

Часа в четыре, когда уже начинало светать, капитан Харитонов проснулся от того, что его кто-то сильно теребит за плечо.

– Михаил Маркович! Проснитесь! Проснитесь! Четыре скоростных цели курсом от острова на корабль.

– Какие цели? Какой остров?

– На траверсе проходим острова архипелага Кепалуан.

– От черт! – вскочил капитан и взял лежавший на его столике бинокль, – где цели?

– Да вот же пока на локации, но скоро увидим по пеленгу 340 градусов.

– Поднимайте команду! Это могут быть пираты! Была информация, что здесь довольно часто происходят нападения.

– Пресловутая мадам Вонг? – улыбнулся помощник.

По танкеру прозвучал сигнал тревоги, и Малеев громко объявил по трансляции:

– Судовая тревога! Судовая тревога! Нападение пиратов. Приготовить пожарные шланги и противопожарный инвентарь!

– Что-то типа этого. Пусть вооружают пожарные шланги. Пусть вооружаются топориками, ломами и чем можно сражаться. Если пираты так себе, то имеем шанс отбиться, а если серьезно вооружены, то шансов нет, – угрюмо сказал капитан, – нам бы наши военные кораблики сюда. Раньше без всякого сопровождения никто не смел нападать. Теперь, когда у нас государства толком не стало, можно ждать всего что угодно.

Цели приближались, и Малеев с Харитоновым бросились на левый борт с биноклями, чтобы наблюдать их.

Белые точки, едва различимые на горизонте, быстро приближались и превращались из точек в скоростные катера, разрезавшие волны пополам своими форштевнями.

В бинокли стали видны люди, смотревшие на танкер, и крупнокалиберные пулеметы с лентами на высоких стойках.

– Хоть бы один пистолетик был бы, – сказал Малеев.

– Один пистолетик против пулеметов не поможет, – раздался голос боцмана сзади, – только, если очень захочется застрелиться самому. Тогда да. Здесь нужно минимум взвод морских пехотинцев на борту с автоматами и пулеметами, чтобы отбить эту атаку.

Черные узкие глаза боцмана сжались еще больше. Морщины на лбу проявились более рельефно, а ходившие желваки выделили и без того квадратные челюсти. Черная маечка, короткие потрепанные шорты и синие раздолбанные шлепанцы составляли всю его одежду.

Катера приблизились к танкеру и начали кружить вокруг: два в с одной стороны, два с другой. На катерах были видны люди, скорее малайцы или индонезийцы, судя по лицам, все вооруженные штурмовыми автоматами, пистолетами, ножами. Все в яркой одежде с повязанными красными платками на головах угрожающе смотрели на танкер и выкрикивали какие-то непонятные слова.

– Что будем делать, капитан? – спросил боцман.

– Начальника радиостанции наверх! – приказал Харитонов.

Встревоженный Николаев уже стоял за его спиной.

– Николаев, передать сигнал СОС в эфир по всем каналам! И передать, что в точке с координатами такими-то подверглись атаке пиратов. Нужна немедленная помощь!

Николаев все записал и убежал.

Капитан повернулся к боцману, с полминуты разглядывал его и с болью в голосе спросил:

– Артемий Филимонович! Мы что-нибудь можем противопоставить пиратам?

– Только если пожарные шланги и топорики, но против автоматов и пулеметов это не очень подойдет.

– Давай бегом к трапу и по обстановке!

– Понял, Михаил Маркович! Сделаю все, что могу! – прокричал боцман, уже сбегая вниз по трапу.

С одного из катеров раздалась команда на английском языке:

– Сталл зе муве! Хоул тим ин боат! Капитан хев зе документс он зе шип энд карго. Климп даун зе лоадер.

– Застопорить ход! Команде в шлюпки! Капитану иметь документы на корабль и груз. Спустить трап, – машинально перевел Харитонов

– Файф минитс энд старт файр!

– Пять минут и начинают стрелять! – опять перевел капитан.

С одного из катеров раздалась стрельба из пулемета. Пули с грохотом ударились в надстройку и вниз полетели разбитые изоляторы антенн.

– Лишают нас связи, – констатировал Харитонов и потом добавил, – может, чуть-чуть протянем, и кто-то услышит нас и поможет?

Они с Малеевым и боцманом зашли в рубку, где находился один рулевой.

– Файф минитс пайсид, ви оупен файр! Стоп моушен! Климп даун зе лоадер!

– Говорит пять минут прошло. Они открывают огонь. Требуют прекратить движение и спустить трап! – перевел Харитонов.

По ходовой рубке танкера и по палубе хлестнули пулеметные и автоматные очереди.

С грохотом разлетелись иллюминаторы. Видимо, пулей от рикошета сразу был поражен рулевой Горелов. Пуля попала ему прямо в лоб. Без звука он отлетел от рулевой стойки. Танкер резко покатился влево.

Все, находившиеся в рубке, инстинктивно упали на пол, прикрывая головы от летевших в разные стороны осколков стекла и железа.

– Малеев, остановите корабль! Боцман, спускайте трап!

Помощник подполз к машинным телеграфам и перевел их на «стоп». Боцман выскользнул за дверь и побежал по трапу вниз.

Харитонов посмотрел на лежавшего у переборки рулевого Горелова. Его голова была неестественно вывернута в сторону, и из-под тела текла темно-красная кровь.

Выстрелы прекратились и только громко раздавались гортанные выкрики пиратов, видимо, поднимающихся по трапу.

Начинало рассветать. Если раньше было слегка светло, то теперь за горизонтом показалось солнце, разливающее по синему морю свои лучи. Наступил новый день.

– Малеев, запишите в вахтенный журнал: подверглись нападению пиратов! Пиратами убит рулевой Горелов. Поставьте координаты и время!

Горелов не успел встать и выполнить приказание капитана. В ходовую рубку ворвалось человек пять пиратов.

Один автоматом сразу сбил Малеева с ног и забрал навигационный журнал, лежавший на прокладочном столе.

Второй, видимо начальник, невысокого роста, с черной копной волос и красной засаленной повязкой на голове схватил Харитонова за грудь, и закричал:

– Юу киллд хим! – показывал пальцем он на лежавшего у переборки Горелова, – вай нот стоп шип? Вай кантри зис шип? Вот из зис флэг? (Вы убили его. Почему не остановили танкер? Какой стране принадлежит танкер? Что это за флаг?).

– Ю килд хим, – спокойно ответил Харитонов, – ви стопт шип от ванс. Зис шип белонг Руссия. Зис флэг Руссия. Ю вил би риспонсебл фо зе мадер оф руссия Ситизен. (Его убили вы. Мы сразу остановили танкер. Этот корабль принадлежит России. Это флаг России. Вы будете отвечать за убийство граждан России).

Пират посмотрел на Харитонова, улыбнулся ему в лицо и раздельно сказал:

– Май нэйм из Ибрагим Хван Агунг. Ви тэйк ю шип энд карго. Ю анд ю мэнс вил би воркинг виз ас. Ви ар хоум анд вил би нот ансве ту аниван. Руссия из ноу э вери викконтри ту проджект ю. (Меня зовут Ибрагим Хван Агунг. Мы забираем ваш танкер и груз. Вы и ваша команда будете работать у нас. Мы у себя дома и отвечать ни перед кем не будем. Россия сейчас очень слабая страна, чтобы защитить вас).

Он еще что-то добавил на непонятном языке и два пирата с мрачными лицами, закинув автоматы за спину, взяли бывшего рулевого Горелова за руки и за ноги вытащили на мостик. Там, раскачав, бросили его за борт.

– Шаркс олсо вонт ту ит. Рашн евен тайстер озе. Из зе самсинг ю вонт то телл ми? (Акулы тоже хотят есть. Русские даже вкуснее других. Вы что-то хотите сказать мне?) – сказал Хван, улыбаясь в лицо Харитонову.

– Иф ю тайк танке, релейз би команд он боатс. Летс консайде зе опшион. (Если вы забираете танкер, отпускаете команду в шлюпках. Давайте рассмотрим варианты), – сказал Харитонов, глядя в глаза Ибрагиму Хвану.

Тот посмотрел на него, и, сняв автомат, ударил Харитонова в лицо. Кровь залила лицо капитана. Малеев попытался вскочить на ноги, но ударом автомата четвертого пирата он был сбит с ног.

– Зет ис май респонс ту ю опшионс. Вил сэй, вен ай эловд. (Это мой ответ на ваши варианты. Будете говорить, когда я вам разрешу).

Он что-то скомандовал и пираты, подняв на ноги Малеева, подталкивая обоих в спины прикладами автоматов, погнали их по трапу вниз.

На палубе стояла уже вся команда, загнанная в угол между надстройкой и бортом. Рядом стояли пираты и что-то, смеясь, громко обсуждали. Малеева и Харитонова присоединили ко всем.

На палубе лежали пять трупов моряков. Один принадлежал старшему помощнику Лигурнову, отпущенному сегодня капитаном на отдых, второй старшему механику Володаеву, третий радисту Николаеву и два матросам из палубной команды.

– Михаил Маркович, – встал рядом с капитаном третий помощник и дрожащим голосом доложил, – их убили ни за что. Просто взяли и убили, и сказали, что нас всех тоже убьют. Стармеха вытащили из строя и застрелили за то, что он им что-то сказал, старпома тоже.

Капитан оглядел свое войска и понял, что ни о каком сопротивлении разговора быть не может. Убийство пятерых членов экипажа, вернее, шестерых с Гореловым вместе, произвело на членов команды гнетущее впечатление. Люди замкнулись, боялись сказать хоть слово. Оба оставшихся механика стояли с опущенными головами и боялись их поднять.

– Кип хэндс он зе хеад ту би сеен (Руки держать на голове, чтобы были видны), – скомандовал один из пиратов, видимо, знавший английский язык.

Все по команде Харитонова подняли руки и скрестили их за головой.

– Еврибоди ин зе боат. Фест офицерс, зен афте май комманд гоу озе крев. Окей? (Все садимся в катер. Сначала офицеры, потом по моей команде экипаж. Понятно?) – выкрикнул спустившийся с ходового мостика Хван.

Харитонов перевел и ответил Хвану:

– Ес, андестенд еврисинг (Да, все поняли).

Матросы зашумели, видимо, не зная, почему их оставляют. Но поднятые автоматы заставили замолчать.

– Выполнять все, что скажут, если хотите жить! – прокричал Харитонов.

Матросы успокоились и стояли, опустив головы. Среди них выделялся разорванной тельняшкой боцман.

– Боцман, ты старший среди матросов! – прокричал Харитонов.

Подталкиваемые в спину прикладами помощники и механики стали спускаться вниз. Вместе с ним повели и буфетчицу Иванову Светлану Павловну в переднике, видимо, как и захватили, и с замотанной белым платком головой.

В катере Малеев оказался рядом с Харитоновым.

– Михаил Маркович, давайте держаться по возможности вместе.

– Давай, Витя! – ответил капитан и незаметно пожал Малееву руку.

– Прямо фильм какой-то, как пираты двадцатого века получается. Если бы это произошло не с нами ни за что не поверил бы! – сказал Харитонову второй механик Демидов.

– Наш ВМФ продали и теперь все мы пожинаем плоды этого. А дальше будет только хуже, раз к нам так стали относиться, – ответил, пожав плечами, Харитонов.

– Что делать будем, Михаил Маркович? – спросил третий помощник капитана, щупленький с большими залысинами Волков Иван Павлович.

– Пока ничего, – пожал плечами капитан, – что ты сделаешь? У них оружие, а у нас ничего нет.

Катер отвалил от борта. Уже отходя, увидели, как пираты выбрасывают за борт убитых. Тела с брызгами падали в воду и тут же закипали водовороты снующих рядом с бортом акул.

– У деда (стармеха) остались две дочки, – тихо сказал третий механик Петровский, назначенный на «Надежду» перед самым отходом вместо заболевшего воспалением легких Григоренко Семена Степановича.

– А у старпома взрослый сын остался, – тихо сказал доктор Врублевский и потом добавил, смущенно разводя руками, – и чего я в Израиль не уехал, когда все уезжали? Вот идиот. Думал, что там воюют, так избегу. Нет, надо было послушать жену. Дурак, идиот. Да если бы знать, где соломку постелить.

Яркие лучи солнца разливались по водной глади. Катер отошел от трапа, и, резко набирая ход, развернулся почти на месте и взял курс на ближайший остров. Корабль остался позади, постепенно удаляясь. С него раздалось несколько выстрелов. Все повернулись назад и увидели еще всплеск воды рядом с бортом.

Харитонов осмотрелся на катере. С ними было восемь пиратов. Один стоял у штурвала, второй на возвышении у переднего пулемета, один в кормовом отделении у пулемета, трое стояли сзади, направив на пленников свои автоматы и двое, видимо, механики, находились в машинном отделении. У всех за ремнями были широкие ножи. На головах у всех были ярко красные повязки, из-под которых рассыпались по плечам черные, запутавшиеся волосы. Шорты, сделанные из бывших джинсов, с отрезанными штанинами и разнообразные маечки еле прикрывали мускулистые темные тела. Слегка узковатые черные глаза выдавали в них то ли индонезийцев, то ли малайцев. О сопротивлении не могло быть и речи. Любое движение могло привести ни к кому не нужным жертвам.

– Товарищи офицеры! Прошу всех вести себя достойно и меньше болтать между собой, если, конечно, не хотите кормить акул, – тихо сказал Харитонов сбившимся вокруг него оставшимся живыми помощникам и механикам, – пираты ни с кем из нас церемониться не будут, и они это доказали. Им нужен танкер, и мы им не нужны.

Буфетчица Иванова, присев на какое-то сидение, тихо заплакала в снятый с головы белый платок.

Впереди виднелась группа островов, покрытых зеленью.

«Сюда в мирное время отдохнуть, – подумал капитан, – благословенная земля».

Глава 5. Командую флотом – Гуссейнов

(Москва)

Военно-морской флот России – вид Вооруженных сил, предназначенный для решения стратегических, оперативных и тактических задач. Может использоваться для уничтожения промышленно-экономических районов (центров), пунктов управления и связи потенциальных противников, уничтожения сил его флота, защиты своего побережья от высадки десанта и содействия другим видам Вооруженных сил на приморских направлениях.

Рустам Исмаилович Гуссейнов был одним из самых влиятельных олигархов России. По своей значимости он значительно превосходил всех остальных олигархов новой России. Крупнейший холдинг России – «Русойл», занимавшийся добычей, переработкой и доставкой нефти в Европу превосходил все остальные подобные фирмы России и принадлежал ему.

Гуссейнов уже третий год указывался в популярном журнале Форбс как один из самых богатых людей России. С ним советуется даже сам Президент, а когда он собирает в Кремле всех уважаемых людей России для решения жизненно важных проблем, то Рустам Исмаилович всегда сидит у него по правую руку сразу после секретаря Совета безопасности. И его слово не последнее в России и звучит достаточно громко.

Он задумчиво смотрел в высокое окно. Из окна был хорошо виден Кремль с низколетящими над ним облаками, отражавшимися в Москва реке. Золотистые купола церквей в Кремле отражались в его карих глазах.

«Надо бы в Кремле самую большую мечеть в Европе поставить, – подумал он, – некрасиво получается. Мусульмане тоже не последние люди в России».

Он глубоко вздохнул, что-то, видимо, вспомнив: «Не до мечети сейчас получается. Убытки, убытки, убытки, а еще любимый племянник пропал. Сестра каждый час звонит».

– Разрешите, Рустам Исмаилович! – вывел его из состояния задумчивости тихий голос секретаря, – к вам прибыли заместитель секретаря совета безопасности России Войниковский Аркадий Семенович и главком военно-морского флота адмирал Лисичкин.

Рустам Исмаилович не обернулся на доклад своего секретаря, а еще минуту постоял, глядя в окно и о чем-то раздумывая. Потом посмотрел куда-то в сторону, покрутил головой и наконец повернулся лицом к вошедшим.

У дверей стояли два человека. Один низкий, слегка полный, лысоватый, в гражданском пиджаке – Советник заместителя секретаря Совета безопасности Войниковский Аркадий Семенович, второй в черной морской форме с эполетами и тремя большими адмиральскими звездами на погонах – главнокомандующий ВМФ России адмирал Лисичкин Михаил Александрович.

«При царе вроде орлы у моряков были?» – подумал Рустам Исмаилович.

Он кивнул вошедшим головой, подошел к большому письменному столу и сел. Вошедшим он не предложил ни приблизиться, ни сесть. Немного помолчал, видимо, обдумывая, что сказать прибывшим, и не спеша начал:

– Я пригласил вас к себе, господа, чтобы выразить свое неудовольствие тем, как вы исполняете свои обязанности на государственной службе.

Войниковский попытался перебить его, но Гуссейнов остановил его движением руки.

– Подождите оправдываться. Я еще предоставлю вам слово. Но сейчас я хочу для себя уяснить, за что я доплачиваю вам дополнительные вознаграждения? Вчера в Малаккском проливе пропал уже мой второй танкер водоизмещением пятьдесят тысяч тонн с нефтью для Японии. Пропала так необходимая сегодня нашей стране нефть, пропали дорогостоящие танкеры, пропали мои люди, пропали деньги. Срывается многомиллионный контракт на поставку нефти. Ведущая фирма страны теряет лицо в глазах покупателя. А это престиж нашей страны! – голос его повысился, – в конце концов, пропал мой родной племянник, бывший начальником радиостанции на танкере «Вера». Вы чем там занимаетесь адмирал? – усмехнулся он. – Вы куда смотрите в своем Совете безопасности? Вы можете обеспечить безопасность перевозок нашей нефти в этом пиратоопасном районе океана? Прямо пираты Карибского моря какие-то там объявились! Я слушаю вас и ваши предложения, и оправдания! – он поднял глаза на Войниковского.

Люди, стоявшие у двери, переглянулись между собой.

– Подойдите поближе, а то я могу вас не услышать, – тихо сказал Гусейнов и его хорошо услышали.

Оба собеседника подошли к столу и лишь секретарь Гуссейнова подошел к столу Рустама Исмаиловича, включил длинный, черный диктофон и отошел к своему столу, стоявшему у дверей.

«Сони», прочитал название диктофона, на котором светились уверенными, зелеными огоньками какие-то цифры, адмирал Лисичкин.

Затем Лисичкин и Войниковский переглянулись. Кому первым начинать?

Войниковский улыбнулся и вежливо сказал:

– Давайте, вы, адмирал, сначала. А я тоже хочу вас послушать. Что вы скажете на законные упреки нашего ведущего бизнесмена страны? Я, кстати, с ним тоже полностью согласен, понимая обстановку в стране, – и он улыбнулся Рустаму Исмаиловичу.

Но тот никак не отреагировал, а лишь нахмурился.

Адмирал замялся, что-то как бы прожевал губами и потом сказал:

– Рустам Исмаилович, я хотел бы сначала знать, о каких доплатах мне вы сейчас упомянули? Я нахожусь на зарплате у государства.

Рустам Исмаилович улыбнулся, взял какую-то большую коричневую тетрадь, заглянул в нее и сказал:

– Вы получали десять тысяч долларов в прошлом месяце от благотворительного фонда «Защита»?

Адмирал покраснел. Он действительно получал эти деньги, но не знал, что к ним имеет причастность олигарх Гуссейнов.

– Так точно, получал. Но не знал, что это от вас. Мне сказали, что в это трудное время нас поддерживает государство в лице государственного фонда. Он оказывает поддержку некоторым руководителям страны и армии, преподавателям академии Генерального штаба в связи со сложной экономической ситуацией в стране. Для вас же не секрет, что в Чечне идет не просто операция, а настоящая война.

Гуссейнов усмехнулся и продолжил:

– Государство? Помощь? В связи со сложной экономической ситуацией? Война в Чечне? Адмирал, к чему эти слова? – он потер руки, – хотя, считаете так, значит так пусть и будет. Это правильно. Ведь не называть же все это взяткой за исполнение вами своих обязанностей?

Адмирал покраснел еще больше и доложил:

– Разрешите, я доложу по сути вопроса?

Олигарх кивнул головой.

– Я слушаю!

– У нас на флоте очень сложное положение. Флот финансируется сегодня по остаточному принципу. В Чечне идет война и все, что можно, уходит туда. Мои морпехи взяли Грозный. Корабли в плохом состоянии. Много кораблей требуют сегодня капитального и среднего ремонта. Большинство судоремонтных и судостроительных предприятий на грани банкротства и не имеют сил и средств для ремонта. Нам нечем офицерам и матросам зарплаты выплачивать. Продовольствия не хватает.

Он хотел продолжить, но Войниковский перебил его:

– Михаил Александрович! Хватит оправдывать свое безделье ситуацией в стране. Виноват – скажи нам, что виноват. Тогда вместе будем изыскивать средства и возможности. Ты ко мне обращался? А решение задачи простое. Собери группу кораблей со всех флотов, то, что сегодня наплаву и способно выполнять свои задачи по охране судоходства в районе Малаккского пролива. Перерой там весь этот район, найди эти пропавшие танкеры и людей, прежде всего племянника Рустама Исмаиловича. Считай это основной задачей, стоящей перед тобой сегодня. Правильно я говорю, Рустам Исмаилович? – и он перевел взгляд на олигарха.

Гуссейнов усмехнулся.

– Правильно говоришь, – он заглянул в свой блокнот, – Аркадий Семенович. Только за вашими словами нет пока дел. Не видны.

Гуссейнов потянулся, открыл лакированную коробку с инкрустациями и вынул оттуда сигару с какой-то красивой этикеткой. Отрезал ее кончик, взял сигару в рот, потом взял золотую зажигалку в виде лягушки, что-то нажал, появился огонек, и он прикурил.

Чем-то приятно пахнущий дым сигары начал наполнять пространство вокруг него. Он вытянул ноги и, посмотрев внимательно сквозь табачный дым, кивнул головой – мол, продолжайте.

Лисичкин стоял, опустив голову, и рассматривал узоры на большом ковре, лежавшим посредине кабинета и уходившим далеко под массивный стол.

«Какие корабли направить? – думал он, – самые лучшие списаны и проданы по рекомендациям того же Совета безопасности. Сколько бумаг он получает каждый день за подписью этого же Войниковского и его шефа Ольшанского? Списать это, продать то. Прямо указываются названия кораблей. Это с вооружением продать, секретами и всем что на нем есть. А как ослушаться? – он тяжело вздохнул».

– Я лично не вижу. Положите мне сегодня до вечера на стол списки кораблей, способных выполнять эту задачу! – сказал Гуссейнов.

– Положим. Все сделаем! – Войниковский посмотрел на опустившего голову адмирала, – ведь так, Михаил Николаевич?

– Я не знаю, как это сделать. Направить туда нечего! – засомневался адмирал.

Он выпрямился, принял стойку «смирно» и обвел глазами кабинет.

– Вы вот что, снимайте меня с должности! Я не знаю, как выполнить эту задачу! Исправных кораблей у меня нет. А надо посылать не только корабли, но и суда обеспечения водой, мазутом, дизельным топливом, продовольствием. Это же не один корабль придется посылать. Это целый комплекс мероприятий.

– Не лезьте в бутылку, адмирал! Мы все вместе сегодня в одной лодке. И надо не рапорта строчить, а думать надо, как решить задачу. Найти средства и возможности! Да и уважаемый Рустам Исмаилович надеюсь поможет, – Войниковский посмотрел на олигарха.

Тот затянулся сигарой, выпустил дым и сказал:

– Помогу! Только мне надо знать, сколько надо средств и на что, – угрюмо, но твердо произнес олигарх. – И видеть и знать, что от ваших мероприятий будет польза. И ты не думай, Аркаша, что сможешь на этом нагреть руки, я тоже деньги считать умею. Вы поняли меня, уважаемые? – он подчеркнул слово уважаемые.

– Малаккский пролив – это зона ответственности Тихоокеанского флота. А на флоте сейчас очень плохо с кораблями. Паросиловые стоят из-за невозможности провести ремонт машинно-котельной группы. Нет средств и запчастей. Газотурбинные, да … их там почти не осталось, – он задумался.

– Авианосцы вам туда отправлять не надо, там хватит пары маленьких корабликов хорошо вооруженных, способных разогнать пиратов, – перебил его опять Войниковский.

Внезапно заиграла какая-то восточная музыка. Гуссейнов снял трубку телефона и раздражено сказал:

– Я сейчас занят! Перезвоните позже!

Но потом вдруг его что-то как ударило, он встал из кресла и, улыбаясь подобострастно, уже другим голосом доложил:

– Все нормально, господин Президент. Деньги будут. Я как раз сейчас работаю над этим. У меня главком ВМФ и заместитель секретаря Совета безопасности. Но пропали мои два танкера с нефтью. А это миллионы долларов, так нужные вам. Я разбираюсь. Нет, вашего вмешательства не надо, – он остановился и стал выслушивать что-то от звонившего.

Потом продолжил:

– Я сейчас решаю этот вопрос. Надеюсь, что решу. Завтра буду у вас и доложу подробнее. Понял. Буду. Если можно, напрягите Министра обороны, чтобы не мешал главкому ВМФ, а помогал.

Лисичкин и Войниковский переглянулись.

Гуссейнов немного выждал и, видимо, услышав короткие гудки, положил трубку.

– Вот вам и ответ на ваши вопросы, господа, – он сжал губы и воткнул недокуренную сигару в хрустальную пепельницу. – Вы видите, что это государственное дело. И от этого зависит, как завтра будет в Чечне и в стране в целом. Вы думаете, что если олигарх, то сидит на мешке с деньгами и шлет их тайно за границу, где учатся его дети и внуки? Это неправильное впечатление. Мы тоже государственные люди и думаем о стране. И, может, во много раз более вас думаем. Вы все поняли, адмирал?

– Я-то понял. Но мне нечем платить зарплату людям. У меня нет нормального вооружения. То, что было, устарело морально и в большинстве неисправно. Новое вооружение и техника и корабли не поступают. Судоремонта нет никакого. Из-за этого мы списали на тихоокеанском флоте два авианосца – «Брест» и «Смоленск», штук десять новых эсминцев и больших противолодочных кораблей. Кораблей океанской зоны почти не осталось исправных. Матросы живут впроголодь. Кормить нечем. Вы же слышали, что было на острове Русском?

– Слышали, – усмехнулся олигарх, – вы что же, вороватость ваших подчиненных хотите свалить на проблемы страны? Воруют все, что можно: и деньги, и продовольствие, и технику с кораблей. Сколько у вас адмиралов получили реальные сроки за воровство и продажу флотского имущества? У в а с н а ф л о т е адмиралов в три раза больше, чем плавающих кораблей. Ваш предшественник офицерскими квартирами торговал. За это его и сняли.

– Бывают и у нас прохиндеи, – отмахнулся адмирал, – виновные прокуратурой России определены, наказаны. Виновные адмиралы сняты с должностей и будут отданы под суд.

– И что? – спросил с сарказмом Гуссейнов, – их уже реабилитировали в связи с наличием правительственных наград? – и засмеялся, – ваши сложности. Вы сами себе создали такую обстановку и трудности. Сами их и преодолевайте. Нам нужна ваша боевая работа сейчас и ни грамму больше. Два корабля – это не три флота, и я их обеспечить смогу, если понадобится.

– Я не знаю, как решить! – чуть не плакал адмирал.

– Нет, уважаемый адмирал, уж решайте, как-нибудь! – стукнул кулаком по столу Гуссейнов, – позвольте. Это ваше дело. Когда вас назначали на эту должность, я вас поддержал. Кое-кому пришлось заплатить. Большие деньги, между прочим. Не буду скрывать. Мои просьбы очень дорого стоят в этой стране. И все это знают. Теперь будьте любезны отработайте то, что я в вас уже вложил. Много я от вас не требую, всего лишь безопасность мореплавания и моих танкеров. И еще найдите мне моего племянника Миловидова Магомеда Сергеевича и накажите всех виновных. Сестра моя Фатима рыдает – единственный сын пропал. Попросили бы выкуп, было бы понятно, а так. Неясно ничего. Ведь не утонули же они? – он скривил лицо, видимо, представив, как ему придется разговаривать с сестрой, – мне не нужен суд над этими разбойниками. Пусть они исчезнут навсегда. Нет людей, нет проблем!

– Михаил Николаевич, найди и отправь туда пару боеготовых кораблей. Посади на них морскую пехоту, «котиков» своих, в конце концов. Переверните там все, что можно в районе этой, как ее там, Индонезии, найдите пропавшие танкеры, освободите людей и накажите виновных. Большего от вас никто не требует, – Войниковский развел руками.

– Так ведь международное право, чужие территориальные воды. Там же пираты и, возможно, придется стрелять. И потом, сколько они там должны быть? Месяц, два, год?

– Мне плевать на это международное право! Пропал мой племянник, пропали два танкера, плававшие, между прочим, под российскими флагами! – стукнул еще раз кулаком по столу Гуссейнов, – через неделю максимум ваши корабли должны выйти на их поиски. Я за все плачу. И если что-то будет не так, я лично вас поставлю на счетчик. И потом, что вы спросили сколько по времени? Да. Столько, сколько будет надо! Может год, может два, сколько продлится контракт. Продумайте систему замены кораблей в этом опасном районе. Не мне вас учить.

Адмирал побагровел и тяжело задышал. Левой рукой в нагрудном кармане он нащупал нитроглицерин и, вынув стеклянную колбочку, открыл ее, достал таблетку и проглотил.

Секретарь услужливо подал ему стакан с водой.

Гуссейнов наблюдал за этим, потом уже более спокойно продолжил:

– Вы, Михаил Николаевич, вот что. Берегите себя. Вы мне нужны. Но неуспеха я вам никогда не прощу и жду сегодня доклада от вас и Войниковского о готовности кораблей выйти в назначенный район и организовать поиски. Мой секретарь, – он показал в сторону стола секретаря, – передаст вам все данные о произошедшем, с последними координатами кораблей и телеграммами. И помните, что в Арабских эмиратах грузится нефтью уже следующий мой танкер «Светлана», за нефть которого уже заплачено долларами. Он не должен пропасть. Я вас более не держу! И если вы не вернете моего племянника или с ним что-то случится, ты, Аркаша, заплатишь мне тоже своим благополучием. А вам, адмирал, я не обещаю паяльник в одно место, но обещаю, что заставлю вас пожалеть, что родились на этом свете и надели свою форму! – он усмехнулся и показал рукой в сторону двери, которую секретарь уже услужливо раскрыл.

Тяжелые шаги уходящих скрывал тяжелый ворсистый красный ковер, лежавший на полу.

В дверях секретарь Аталгиреев передал и Войниковскому, и Лисичкину две папки с документами по пропавшим кораблям. И когда они вышли, секретарь вышел за ними и закрыл тяжелую дверь.

Гуссейнов еще минут десять посидел за столом, о чем-то думая. Потом встал, подошел к журнальному столику, стоявшему у большого кожаного дивана в углу кабинета, на котором стоял большой кальян. Сел на диван, взял кальян и затянулся. Мысли его ушли далеко, так как в кальян был подмешан легкий наркотик.

– Вот что, Миша, – сказал задумчиво Войниковский, когда они уже ехали в его большой машине сторону Кремля, – давай подумай, как лучше решить поставленную задачу с наибольшим результатом.

– Но как? Если ничего нет! – пытался оправдаться адмирал, теребя свою фуражку-аэродром, лежавшую на коленях.

– А так, глаза боятся, а руки действуют. Нет кораблей – пусть их туда тянут буксиры. Буксиры у тебя есть? Есть, – увидел он кивок головой адмирала, – задачу надо выполнить любыми средствами.

Адмирал тяжело вздохнул. В его словах была безнадега.

– Запроси прямо сейчас командующего тихоокеанским флотом, что он может оперативно выделить. Видишь, паяльник для тебя самое легкое наказание. Помни об этом. Я в любой момент могу в Англию умотать. У меня там домик в деревне. А ты куда побежишь? Некуда! И всегда помни, что Гуссейнов слов на ветер никогда не бросает! – Войниковский хмыкнул и сморщил лицо, потерев затылок.

Сопровождавшая их машина сопровождения службы охраны президента завыла мощной сиреной, распугивая все автомобили в районе Моховой. Работники ГАИ, сверкая желтыми жилетами со светоотражателями, оперативно перекрывали улицы, пропуская вперед VIP машину.

– Понял все! – опустил голову адмирал, – если такой расклад, будем решать. Соберем из десяти кораблей один, из десяти экипажей один. Обеспечим чем возможно, что есть на флотах.

– Вот, слышу голос не мальчика, а мужа. Правильно! Хоть вышел из ступора и начал думать! Нет, тебе точно для улучшения работы мозгов периодически требуется паяльник куда надо вставлять.

Адмирал тяжело вздохнул и продолжил:

– Сегодня не спим. Задача нелегкая, а сложная. Это мне понятно. Если надо все необходимое будем перебрасывать с других флотов. Аркадий Семёнович, а можно я из машины позвоню начальнику штаба флота?

– Звони, – равнодушно сказал Войниковский, протягивая Лисичкину большую черную трубку и включил, на всякий случай, свет в салоне автомобиля.

– Станислав Станиславович! – сказал Лисичкин, набрав номер и услышав ответ начальника штаба, – ты где? Дома? Это плохо. Через час собирай совещание в Главном штабе. Должны быть начальники всех управлений и руководство флота. На Тихоокеанском флоте тоже большой сбор руководящего состава. И что, что у них 5 часов утра? Вопрос государственной важности. Быть всем. Оправдания принимать не буду. Тех, кто не будет на совещании, будут сняты с должностей. Паяльник засовывать н е б у д у, н о п о ж а л е т ь заставлю. Все. Выполняйте! – он закончил, сбросил вызов и протянул трубку Войниковскому.

– Так-то лучше. Молодца! Я надеюсь на тебя, Михаил Николаевич. Мы на этом деле такие бабульки нагреем я чувствую, – потер он руки, чувствуя возможный заработок, – т ы д у м а е ш ь, ч е г о я в заместители секретаря Совета безопасности, зачем подался? – он улыбнулся, потер лысину и продолжил – здесь за одно решалово проблем можно такие бабульки нагреть, что олигархам и не снились. Держись меня, не подводи и ты не останешься в накладе. Я не обижаю своих людей. В море на твоих кораблях пойдет мой начальник военно-морского отдела контр-адмирал Литовченко Максим Юрьевич. Понял?

– Понял, – угрюмо ответил Лисичкин, – твой Литовченко был же вроде капитаном 1-го ранга прошлый

раз?

– Служить надо хорошо, Миша, и ты первым адмиралом флота России станешь, а может, и геройскую звезду получишь. Если задание выполнишь как надо, а если и племянника найдешь живым, то благодарность Рустама Исмаиловича не будет иметь пределов, – он засмеялся.

Машина подъехала к Спасским воротам кремля. Шофер услужливо бросился открывать его дверь. Войниковский, вылезая, сказал шоферу:

– Сережа, сейчас адмирала добрось на Козловский, к главному штабу. А я пешком здесь пройдусь, – потянулся немного, поёжился и, захлопнув дверь машины, направился мимо отдававших ему честь офицеров службы охраны президента в ворота Кремля.

Шофер включил мигалки, и машина с места рванула в сторону Зарядья. Работники ГАИ принимали стойку «смирно» и отдавали ей честь.

«Лучше бы я уволился в запас с Тихоокеанского флота, – думал адмирал Лисичкин, – какого хрена согласился переводиться в эту Москву? Здесь и зарыть могут раньше срока. И фамилию, и звание не спросят. Как министру доложить? Хотя у него одна сейчас забота – Чечня. Ему сейчас не до нас и не до Малаккского пролива. Да и получить протекцию в виде секретаря Совета безопасности и главного олигарха страны дорого стоят. Глядишь, и министром обороны могут назначить. Нет, мне это не надо. Наталья была бы рада, но не дай Господь этому свершиться. Бабы дуры, он не понимают, что их благополучие и хотелки могут обернуться полным крахом».

В свете фонарей мелькали улицы Москвы. Сверкали огнями рестораны и бары. По улицам ходила группами разряженная молодежь. У обочин стояли прижатые услужливыми работниками ГАИ автомобили.

«Где сейчас Гоша? – подумал Лисичкин о сыне? – наверное, так же сейчас где-нибудь гуляет. Но мысли быстро опять вернулись к кораблям, – э-эх! Была не была! Где наша не пропадала? Вот обрадуется Душенов заданию. Подложу ему поросенка. Да и Доскалю придется побегать. Его заведование. И пусть только попробуют через неделю корабли не отправить, – усмехнулся он, представив угрюмое лицо командующего Тихоокеанским флотом, получившим задание, – надо будет и ему про паяльник сказать. Пусть Душман с Учителем пошевелятся».

Лисичкин хорошо знал прозвища командующего флотом и эскадры, прилипшие к ним, как использованная жвачка. И про себя всегда называл их так, хотя знал, что они обижаются.

«Как там у уголовников? Погоняло? – усмехнулся он, – это не новые корабли на железо продавать. Это настоящее боевое задание».

В это время в главный штаб флота начали подъезжать на черных лимузинах начальники управлений флота, руководство главным штабом, которых поздним вечером вырвало уже из домашней обстановки, а кое-кого вытащило из теплых постелей известное приказание Главкома.

Гуссейнов сидел на кожаном диване в шелковом красном халате, расшитом драконами, и курил кальян, стоявший перед ним на журнальном столике. Он думал о своем племяннике.

Затянувшись поглубже и немного затаив дыхание, он выпустил дым и позвонил в серебряный колокольчик.

Почтительно зашел и склонил голову, ожидая приказаний, секретарь Гуссейнова Ахмед Аталгиреев.

Гуссейнов обратился к нему по-азербайджански медленно, произнося слова:

– Ахмед, я все думаю и все больше убеждаюсь после разговора с этими хмырями, что надежды освободить Магомеда у меня нет никакой. Поэтому связывайся по нашим связям с лихими ребятами из Сингапура. Если надо поезжай туда сам. Скорее всего, э т о к и т а й ц ы, н о м о г у т б ы т ь м а л а й ц ы и д а ж е индонезийцы. Надо все узнавать по нашим каналам. Иначе мы потеряем мальчика. Им верить нельзя. Поэтому запускай параллельно вариант освобождения за деньги. И надо сделать так, чтобы этот Лисичкин работал на совесть. Продумай, что можно сделать. Главное, освободить племянника, а там посмотрим, что делать далее. А эти, – он сказал непечатное слово по-русски, – пусть работают. Поднимем цены на бензин и на газ внутри страны и отобьем свои затраты, – и он рассмеялся.

Ахмед поклонился и быстро вышел.

Гуссейнов снова затянулся дымом из кальяна.

«Нет, веры этим Лисичкину и Войниковскому нет никакой, надо их прищемить за что-нибудь самое дорогое, может, тогда они работали бы, не жалея сил и себя. Надо их заинтересовать лично, и заставить работать, – рассуждал он, так как привык действовать в своем бизнесе».

Глава 6. Приказ выполнить любой ценой!

(Владивосток)

Приказ – волевое властное официальное распоряжение руководителя, командира или начальника, отданное в пределах его должностных полномочий и обязательное для исполнения подчиненными!

(Энциклопедия).

Ночью поступила команда со штаба эскадры командиру «Яростного» – быть к девяти часам утра в штабе флота. Быть готовым доложить командующему флотом состояние корабля и готовность в недельный срок выйти на боевую службу в Индийский океан. При себе обязательно иметь ведомости неисправного оборудования, заявки на пополнение всех видов ЗИПа, перечень личного состава, которым необходимо пополнить экипаж до полных норм, а может быть и сверх норм, если в этом будет необходимость. Планировать выход в море минимум на шесть месяцев.

Всю ночь командиры боевых частей, их заместители, офицеры корабля составляли ведомости неисправных технических средств и вооружения, подлежащих замене или ремонту. Вызванный с берега старший механик считал перечень необходимого к заправке топлива, воды, и других необходимых для длительного плавания корабля материалов. Штурман готовил заявку на выдачу необходимых карт. Связист готовил запросы на пополнение документов по связи, для плавания и пополнение документов специальной связи с трехмесячным запасом. Минер и ракетчик готовили запросы в свои управления на пополнение всеми видами вооружения. Помощник командира по снабжению и помощник командира готовили перечень снабжения всеми видами довольствия.

Каждому нашлась работа.

Совершенно случайно командир БЧ-4 старший лейтенант Ким приехал в этот день на корабль и попал под этот аврал.

– Слушай, Кимушка, дорогой, что случилось на флоте?

Ким недоуменно посмотрел на друга.

– Кто сдох? – спросил своего друга штурман, уже подготовивший свои запросы в гидрографическое управление и теперь с удовольствием лежавший на своей койке.

– Отстань, Леха! Не видишь, занят, не успеваю! – ответил Ким, мучительно вертевший во рту шариковую ручку.

– Саня, не злоупотребляй моей терпимостью. Можешь и на грубость напороться. Видишь, не успеваю к шести часам.

– Да ладно, делай. Я чего? У нормального офицера должны быть всегда готовы подобные вопросы, и он по первой команде должен быть готов выложить их на стол командиру по первому приказанию в течении получаса, как это сделал я.

– Леха, закройся, а то разозлюсь и надаю тебе по шапке! – повернулся Ким к штурману.

– Все, все! – замахал руками штурман, – я молчу, нем, как рыба! Вот меху и снабженцу не повезло. Им столько надо написать, что ужас.

И тут же, получив от связиста подушкой по голове, замолк.

– Остался час, – посмотрел Ким на часы, – кажется, успеваю. Надо предохранители всех номиналов запросить в управлении связи минимум по сотне штук каждой позиции.

Никто из офицеров в эту ночь на корабле не спал. Каждые полчаса командиру звонил оперативный дежурный эскадры и просил доложить степень готовности к докладу.

Утром командир, нагруженный, как верблюд, в сопровождении старпома и писаря строевого направился к штабу флота.

– Александр Иванович, может, тревога учебная? Ну, что нам угрожает? Все друзья, врагов нет. Что за боевая служба? Против кого?

Командир посмотрел на старшего помощника.

– Где война? – спрашивал семенивший на своих коротеньких ногах, и не успевавший за высоким командиром, старший помощник.

Почтительно шедший за ними с опечатанными двумя чемоданами в руках командир отделения писарей строевых главный старшина Лалетин старался не наступить шедшему впереди старпому на ноги.

– А кто его знает! Командующий скажет! А мы должны будем выполнить.

– Непонятно кого защищать в Индийском океане и от кого?

У КПП их ждали уже командир эскадры, начальник штаба эскадры и командир бригады, приехавшие на адмиральской «Волге».

– Матвеев, вы, как всегда, опаздываете! Вам ничего нельзя доверить! Вы всегда подведёте!

– Товарищ контр-адмирал! – Матвеев показал часы, – ещё половина девятого, а приказание было без пятнадцати быть.

– Приказание, приказание! Вы хоть знаете зачем нас вызывают?

– Никак нет, кроме вашей информации ничего не видел.

– Тогда я вам говорить не буду. Сейчас подойдет командир «Уверенного» и пойдём.

«Уверенный» фрегат 2-ого ранга, того же проекта, что «Яростный». На флоте такие корабли называют «систершип». Стоял на 33 причале через три корпуса от «Яростного».

Матвеев хорошо знал его командира Левашевского. Анатолий был его однокашником по ВВМКУ имени Фрунзе. Когда-то вместе бегали кроссы, сдавали экзамены, вместе проводили время в увольнении, даже ходили в самоволки.

Минут через десять в дальнем конце улицы, идущей к штабу флота, показались так ожидаемые моряки. Увидев контр-адмирала Доскаля, они сразу перешли с шага на бег.

– А вот и они идут! – вскрикнул Доскаль и сразу перешёл на крик с размахиванием руками, – долго вас ждать, товарищ капитан 2-го ранга? Мы здесь уже два часа стоим! Все на нас смотрят, как на последних идиотов! Ждём ваше величество и опаздываем!

Левашевский и сопровождающий его офицер за десять метров перешли на строевой шаг и, подойдя к контр-адмиралу, Левашевский остановился и, приложив руку к фуражке, доложил:

– Товарищ контр-адмирал! Командир СКР «Уверенный» капитан 2-го ранга Левашевский. Прибыл по вашему приказанию!

Доскаль немного подобрел и спросил:

– Все готово?

Левашевский пожал плечами.

– Заявки подготовлены, но что можно сделать, если машины не в строю?

– Что у вас не в строю? – вскипел Доскаль.

– Левая турбина М-90 неисправна. Холодомашина не работает. Я вам докладывал ещё год назад. Нам в ремонт надо вставать и ремонтировать все в заводских условиях. Без холодомашины идти в тропики – это загубить всю электронику. РЛС воздушного наблюдения «Корвет» тоже надо ремонтировать. Гидроакустика барахлит и тоже требует ремонта, – Левашевский разгорячился и стал повышать голос, – мы же вам каждый месяц подаём наши проблемы в письменном виде. А вы отвечаете, что нет средств на ремонт. А сейчас пожар и что?

– Теперь средства будут вам. Вам повезло, что СКР «Яростный», вышедший из завода на полтора года раньше вашего, тоже без всяких заводских ремонтов, и у них почти все в строю и более в хорошем состоянии, чем вы и почти готов к выполнению поставленных Москвой задач. Корабль надо уметь содержать, товарищ капитан 2-го ранга! Но вам очень надо постараться, чтобы за эти три месяца ввести ваш СКР в строй. Не сможете, снимем и выкинем со службы без всякой пенсии!

Матвеев увидел, как у однокашника мелькнула слеза. Он незаметно пожал руку Левашевскому и шепнул на ухо:

– Толик, будет время, заходи ко мне, до выхода.

Доскаль посмотрел на часы и громко сказал:

– Пойдёмте, товарищи, а то опоздаем! Пропуска для вас уже заказаны. Время приближается к докладу о состоянии кораблей командующему флотом.

Они направились в бюро пропусков. Там старший мичман долго смотрел все списки, что-то шептал, потом нашел нужный документ и в конце концов сказал:

– Для командиров кораблей пропуска заказаны, а для остальных нет. Смогут пройти только командиры!

Мещеряков пожал плечами и взял назад своё удостоверение личности. То же самое сделал старпом «Уверенного». Они проводили командиров до вертушки и передали им опечатанные чемоданы.

На вертушке была заминка. Какие-то люди в гражданском, среди которых был даже один негр в цветной рубашке в цветах американского флага, преградили всем дорогу. Вели себя вызывающе и никого не пускали, отходить не хотели.

Офицеры остановились. Доскаль подошёл узнать, что случилось.

Дежурный по КПП доложил, что это уважаемые люди, которых ждут в штабе флота, но за ними не пришел сопровождающий и он не может пустить их просто так гулять по штабу.

Матвеев покосился на него, но ничего не сказал. Никто из пришедших иностранцев не говорил по-русски. И пришлось Матвееву по приказу Доскаля протиснуться и переводить все с английского на русский и обратно. Кроме него на должном уровне объясниться с американцами никто не мог, пока не прибежал какой-то шустрый подполковник в морской форме и, затараторив по-английски, быстро куда-то их повёл.

Предъявив свой пропуск и удостоверение личности, Матвеев спросил у адмирала:

– Товарищ контр-адмирал, пожалуйста, объясните, почему какие-то американцы проходят на территорию штаба флота без всяких пропусков, а наших старпомов капитанов 3-го ранга не пускают на территорию. Как это понять?

– Не прикидывайтесь дурачком, Матвеев! Вы прекрасно понимаете, что без этой благотворительной организации мы не смогли избавиться от всего корабельного хлама. Они нам поставляют резаки, людей, находят покупателей на наше железо. А от ваших старпомов какая польза флоту? Никакой. Они даже свои корабли не могут содержать в порядке.

– К моему у меня претензий нет.

Доскаль искренне не понимал, зачем Матвеев задаёт ему такие дурацкие вопросы. И, не понимая этого, он раздражался. Его тоже поднял этой ночью командующий флотом и потребовал доложить решение по посылке в течении этой недели к Малаккскому проливу боевого корабля эскадры для выполнения боевых задач.

Последние три года корабли эскадры вообще в море не ходили. Механизмы и техника не ремонтировались, зарплаты не платились, офицеры разбегались. У него на столе лежала папка с рапортами на увольнение в запас, и в этой папке было не менее ста пятидесяти человек, включая и уважаемых командиров кораблей, которым тоже надоело это ничего неделание и развал.

Но что-то вдруг изменилось. Всю ночь начальник штаба и флагманские специалисты эскадры, вызванные по тревоге, согласовывали с флотом вопросы решения поставленной задачи. Такого аврала Доскаль не помнил даже в советские годы. Получалось, что кроме этого задаваки «профессора» Матвеева идти в море через неделю просто некому.

Он давно хотел выгнать Матвеева со службы. Слишком независимым он был, отрицательно отзывался о сокращении флота, о чем на не частых совещаниях он высказывался ему прямо в лицо. С него начали брать пример и другие командиры кораблей. И вот вдруг этот Матвеев оказался на коне. У него почти все оказалось исправным, и он может быть готовым к выходу в море в назначенные сроки.

Они подошли к кабинету командующего флотом, располагавшемся на втором этаже. Со стен коридора, как бы с укором, на них смотрели из массивных портретов боевые советские и русские адмиралы. Бюсты Нахимова, Макарова, Кузнецова и Ушакова стояли рядом с кабинетом командующего.

Доскаль остановился, осмотрел презрительно свою гвардию, посмотрелся в зеркало, потом на часы, висевшие в коридоре, причесался, и, тихо скомандовав «за мной», взялся за медную ручку двери кабинета командующего.

Глава 7. Экстренное приготовление

(Владивосток, борт СКР «Яростный»)

– Командирам боевых частей и начальникам служб прибыть в кают-компанию офицеров! – раздалась команда по громкоговорящей связи.

Почти все командиры боевых частей СКР «Яростного» уже были вызваны из трудовых бригад на корабль. Не прибыли пока только помощник командира корабля Михайлов и начальник химической службы Малевский.

Старпом, проверив прибывших командиров БЧ и начальников службы по списку, довольно потёр руки и когда вошёл командир скомандовал:

– Товарищи офицеры!

– Товарищи офицеры! – махнул рукой командир.

Командир начал раскладывать на столе документы и тетради тихо спросил:

– Старпом, все?

– Никак нет, по уважительным причинам отсутствует помощник командира старший лейтенант Михайлов и начальник химической службы лейтенант Малевский. Вместо них на совещании присутствует главный боцман старший мичман Курцевич, и мичман Олсуфьев – старшина химической команды. Остальные все.

– Где отсутствующие? – спросил командир.

Старпом развел руками.

– Когда будут? – спросил командир старпома, раскладывая на столе свои папки.

– Михайлов занимается ловлей крабов. Вышел в море еще вчера и ожидается возвращением вечером сегодня. Малевский в тайге будет, тоже, видимо, вечером. За ними посланы уже люди.

– Понятно, – ответил командир и, оглядев всех присутствующих, продолжил, – «операция Мюнхгаузен» заканчивается сегодня. Все, товарищи! Начинается служба! Прошу всех бригадиров и ответственных отозвать сегодня же всех своих людей на корабль. Все, что заработано: инструменты, акваланги и прочее вернуть пока сюда.

Раздался ропот, но командир поднял голову, строго посмотрел на офицеров и ропот прекратился.

Командир прокашлялся, видимо, не зная, как начать, и потом все же начал:

– Главный штаб ВМФ поставил задачу нашему кораблю выйти в течении недели в район Малаккского пролива и осуществлять встречу и сопровождение наших танкеров. Пока в течении трех месяцев, потом нас должен сменить «Уверенный».

– Так он же не в строю! – перебил командира старший механик.

– Его ставят в Дальзавод и деньги на ремонт уже изысканы.

– А на получку? – спросил начмед.

Командир усмехнулся.

– А что, Андрей Михайлович, разве вы не получали нормально получку ежемесячно?

– Ха! – усмехнулся начмед, – так это от вас, а от государства ничего же.

– От государства, – потёр командир нос и обратился к помощнику командира по снабжению, – Будин, отправьте сегодня же после обеда старшего мичмана Покатина в финансовый отдел флота. Пусть получит зарплату за предыдущие месяцы и три месяца вперёд. Никто обижен не будет. То, что выдавали мы по операции «Мюнхгаузен» – считайте это премией за отличную службу.

– Так, – потер нос ошеломленный невиданной щедростью командира штурман, – непонятно, а если бы мы не пошли в море, то ни фига не получили бы? А «Уверенный» как?

– «Уверенный» тоже идет по первой категории обеспечения, – пояснил командир, – они будут скоро менять нас. На боевую мы берем полный боезапас. Прошу командиров БЧ-2 и 3 сделать заявки в свои управления и определиться с погрузкой. Артиллерийский боезапас берем десять процентов сверх положенного, – он посмотрел на командира БЧ-2, – ночью грузим боезапас, днем все остальное.

Тот лишь кивнул головой, записывая в свой блокнот.

– На боевую берем с собой взвод морских пехотинцев, группу боевых пловцов спецназа флота, вертолет КА-27ПС, техников и инженеров обеспечения. Главный боцман! Вам с помощником, когда вернется, продумать их размещение на корабле. Если надо потесните команду на боевые посты, но их нельзя обидеть. Сами понимаете, флотское гостеприимство. Командиром похода с нами идет контр-адмирал Литовченко и с ним идет несколько человек его штаба.

– Так это мой однокашник по ВВМУРЭ, – сказал командир БЧ-7 и усмехнулся, – я каплей, а он адмирал. Его же выгнали с «Бреста» на берег, а он уже адмирал. Вот что значит, не имей сто друзей, а имей дедушку адмирала. Парадоксы.

– Ты плохо служил, Саша. Не те задницы лизал! – съязвил штурман.

Раздался дружный смех.

– Прошу тише! У нас времени совсем нет на смех. Тем более, что это не имеет никакого отношения к нашей боевой задаче! – сказал командир.

– Ну, не дай господь с таким в море, – сказал тихо командир БЧ-7, – уж кто-кто, я этого хмыря знаю лучше всех. Он ещё в училище закладывал своих же. Били его за это не один раз.

– А что будем там делать, кроме встречи и проводки танкеров? – спросил молчавший до этого зам по воспитанию.

– Были уже случаи захвата нескольких танкеров, предположительно пиратами. Захвачены наши люди, – пояснил командир, – у нас задача не только проводки, но и поиска и освобождения наших людей, захваченных пиратами. Для этого с нами идёт морская пехота и спецназ. Но их сил не хватит. Значит, надо нам подготовить свою морскую пехоту из числа матросов. И возглавит это дело помощник командира. Нам приказано освободить захваченных любой ценой.

– Товарищ командир, а что значит любой ценой? – спросил озадаченный штурман.

– Не могу сказать точно. Это дословное приказание Главкома. Я задал этот же вопрос. Воевать, спросил, а последствия? Мне ответили, что все берут на себя и отвечать за все будет старший похода адмирал Литовченко.

Кузьмин посмотрел вопросительно на Кима. Ким пожал плечами.

А Федорчук пробурчал:

– Этот прохиндей может и третью мировую развязать. Интеллекта и гонора хватит у него.

Командир сделал жест, чтобы Федорчук замолчал и спросил механика:

– Мех, как у нас с машинами?

– Командир, красиво на бумаге, а на месте там овраги, – встав с кресла, непонятно начал командир БЧ-5, наклонившись над столом, и что-то записал еще в своем блокноте, – у нас хватит топлива и воды, с учетом работы испарителей максимум на тридцать суток. А дальше? СОС подавать будем на переносных радиостанциях? Что-то я танкеров на нашем флоте давно не вижу. Все или проданы, или сданы в аренду. Кто даст кораблю жизнь? Кто нас будет заправлять и обеспечивать? Кто придет на помощь в случае отказа механизмов? Кто нас там заправит всем положенным, в том числе и продовольствием? – он поднял голову, посмотрел командиру в глаза и продолжил, опустив глаза, – непонятно, как это все. Слишком скоротечно, без должной подготовки, без нормального обеспечения. Так и случаются ЧП.

– Ты что же, не хочешь идти на службу, мех? – спросил командир, – боишься?

– Я боюсь? – спросил, усмехнувшись, механик и потом, изменив лицо, сказал, – да боюсь! Больше всего в жизни боюсь таких непродуманных решений и дураков начальников, из-за которых гибнут корабли и люди, случаются чрезвычайные происшествия. Но на боевую пойду и сделаю все, чего-бы то мне не стоило, чтобы претензий по линии БЧ-5 не было.

Командир улыбнулся:

– Радий Петрович! Ты меня ставишь в тупик своими философскими размышлениями. Я также, как и ты боюсь и непродуманных до конца решений, и дураков начальников. На большинство твоих вопросов я пока не могу тебе ответить. Но обещаю, что все их задам начальнику штаба флота и начальнику штаба эскадры и пока не будет ясности, я в море корабль не поведу. Ты меня знаешь не один год, и знаешь, что местом, должностью и званием я своим не дорожу. Для меня важнее своей жизни мои людей. Но там захвачены пиратами тоже наши люди, и мы должны все сделать, чтобы их освободить. Ты правильно сказал, что та же проблема у нас и с горючим, и с продовольствием. Я задал на совещании у командующего этот вопрос начальнику тыла флота, и он заверил, что думают на самом высоком уровне. Москва решает. Пока могу ответить только так. Но заявки на обеспечение прошу подать сегодня же в свои управления и лично встретиться с начальниками управлений и задать им все неясные вопросы. А я буду все тонкие места тоже брать на карандаш и решать по мере поступления, – командир рукой взъерошил волосы, – еще вопросы есть?

– У матросов нет вопросов! – сказал штурман, выражая общее мнение.

Все согласно закивали головами. Если бы у кого-то были вопросы, их задали бы немедленно. Но все пока обдумывали и пережевывали полученную информацию.

– Старпом, есть вопросы? – спросил командир.

– Я думаю, что перед походом будут проверять нашу документацию. Это сложный момент, учитывая, что ЖБП не велись и планы не составлялись. Я думаю, надо подбить, а то нас проверят при проверке готовности к выходу в море и могут быть вопросы.

Командир лишь кивнул головой, внутренне понимая, что заполнение планов, ЖБП будет только отнимать много времени у командиров БЧ, но выразить несогласие не смог. Старпом был прав. Документы должны быть заполнены.

– Я понимаю, что это формальность, но ее надо выполнить и изыскать время.

– Зам, вопросы есть? – спросил командир зама по воспитанию.

Тот встал, одернул темно-синюю куртку и, поморщившись, сказал:

– Товарищ командир, насколько я знаю руководящие документы по подготовке к боевой службе, там на приготовление дается минимум месяц.

– И что, зам? Что ты предлагаешь с этим выйти на флот или эскадру и потребовать месяц? Никто не даст больше недели. Хорошо нас хоть не завтра выбрасывают. У нас не пройдено размагничивание, не пройдена мерная линия, не отстреляны положенные упражнения. И кто нам даст на это время?

Зам что- то записал в своем блокноте.

– Хорошо, я задам эти вопросы в нашем управлении воспитания. Второй вопрос. У нас возможно кто-то не захочет идти на боевую службу или боится. Всякое бывает. Пусть скажут и нам их, наверное, заменят. Я думаю, что нежелающих идти на море брать туда силой не надо. А желающих идти на службу найдется достаточно и на других кораблях эскадры. Всем надоело безделье. Я думаю, что чем раньше мы проведем замены, тем быстрее новые люди втянутся в процесс подготовки. И третий вопрос по годкам. Через три месяца – увольнение в запас очередного года. Что делать?

Командир пометил в своей тетради вопросы и ответил заму по воспитанию:

– Все вопросы правильные, Михаил Прохорович. Товарищи командиры БЧ, до двадцати часов по очереди зайдите ко мне и доложите по всем этим вопросам, плюс ваши вопросы, касающиеся подготовки. Надо поговорить с каждым человеком. Будем тогда решать вопросы о замене, и доложите, сколько у кого в боевых частях и службах старослужащих матросов уходит в запас осенью. Разберитесь. Мне надо представлять, что докладывать в эскадру и на флот, – с этими словами командир встал.

– Товарищи офицеры! – скомандовал старпом.

Все дружно встали.

– Товарищи офицеры! – сказал командир, собрав свои бумаги и направляясь к дверям кают-компании.

Вечером на докладе командиров боевых частей старпом передал, что командир перенес доклады на следующий день, так как его вызвал к себе начальник штаба флота.

Вернулся командир на корабль около двух часов ночи и запретил будить командиров боевых частей.

Флот готовил корабль к выходу, а это весьма непросто дело.

Утром следующего дня на причале выстроился поток грузовых машин из различных управлений флота. Грузилось продовольствие, оборудование, техника, ЗИП.

Боря Покатин вечером получил денежное довольствие. Как называл Кузьмин – «денежное удовольствие» и сразу раздал за много месяцев всему экипажу.

На корабле работали с утра представители промышленности, занимавшиеся ремонтом и обслуживанием технических средств и вооружения. Где-то что-то красилось, приводилось в порядок. Прибывали матросы, старшины, мичмана и офицеры из рабочих бригад, работавших по операции «Мюнхгаузен». На ночь была запланирована погрузка артиллерийского и торпедного боезапаса.

Кузьмин раскладывал карты, проверял штурманские приборы. В ходовую рубку пришел сияющий Ким с представителями промышленности.

– Флот нам выделил новую радиостанцию «Рейд-2», будем устанавливать в ходовой рубке.

– Ким, у тебя что, радиостанций не хватает? – спросил, занятый работой Кузьмин.

– Ты не понимаешь, Леша, это стационарная радиостанция повышенной мощности, есть даже каналы космической связи. Это шедевр, о котором только могут мечтать связисты. Дальность охрененная.

– Товарищ старший лейтенант, там морпехи прибыли к нам! – вбежал в ходовую рубку матрос Архипенко.

Ким и Кузьмин выскочили на сигнальный мостик и увидели, что у разгружающихся машин протискиваются черным ручейком морские пехотинцы в черных курточках с красным якорем в штате на левой руке, в черных беретах с якорьками на красном треугольнике. Каждый из них нес автоматы и вещмешки гигантских размеров. Самый здоровый тащил пулемет. Несколько человек несли еще какие-то зеленые ящики.

– Сколько их, Кузя? – спросил Ким.

– Я думаю, что целый взвод.

– Смотри, офицер пошел на трап. А у трапа мичман стоит.

Подошедшие морские пехотинцы сгрудились у трапа вокруг своего старшего прапорщика, что-то им объяснявшего, и с удивлением смотрели на погрузку продуктов на корабль.

– Это не мичман, а прапорщик, – поправил Кима Кузьмин, – и не просто прапорщик, а старший прапорщик. Ты что, не видишь три звезды на погонах? У них же звания пехотные. Серость ты непробудная, как не знать таких истин. Видимо, вас плохо в ТОВВМУ имени Макарова учили.

Ким покраснел. Он всегда обижался, когда Кузьмин обвинял его в серости. А Кузьмину, видимо, нравилось играть у Кима на нервах.

В обед перед приглашением офицеров к столу командир корабля представил офицера морской пехоты, прибывшего на корабль:

– Прошу любить и жаловать, товарищи офицеры, в наш экипаж влился лейтенант морской пехоты, командир взвода Устюжанин Глеб Иванович. Он с нами идет в поход. Матросы морской пехоты размещены в кубрике двенадцать в корме. С сегодняшнего дня они приступают к несению службы у трапа и противодиверсионной службы. Службу нести надо с оружием. Особенности несения службы, лейтенант, обсудите с помощником командира. Вам все понятно, Глеб Иванович? Где питаются ваши матросы и прапорщик вы разобрались?

– Так точно, товарищ капитан второго ранга! Старший прапорщик Макаров сегодня занимается питанием личного состава в столовой. Столы нам выделили во вторую смену. После обеда заступим на дежурство к трапу и выставим противодиверсионную вахту на баке, левом борту и корме.

– Ваше место питания, Глеб Иванович, будет рядом с начальником медицинской службы, раз вы спите с ним в одной каюте. Андрей Михайлович, возьмите к себе за стол Глеба Ивановича!

Начмед показал лейтенанту, куда садиться за стол.

После обеда командир приказал остаться командирам боевых частей и начальников служб.

На совещании выяснилось, что никто с «Яростного» из офицеров, мичманов, старшин и матросов с корабля уходить не хочет. Все желают идти в море. Как ни странно, даже годки, которые должны были уходить осенью, пожелали идти на боевую службу.

Некомплект личного состава был, как и на всех кораблях того времени. Вакантными были лишь две офицерские должности, пять мичманских и сорок старшинских и матросских.

– Старпом, сегодня же подайте запрос в отделы кадров и комплектования, сообщите цифры на эскадру! – приказал командир.

– Замполит, вернее, – он махнул рукой, – зам по воспитанию, уточни у себя в управлении, что делать нам с годками? Вроде сейчас увольнять рано. Нет пока приказа и в то же время, видимо, будет приказ, когда мы будем на боевой.

– А я уже узнал, товарищ командир. Каждый желающий из годков выйти на боевую службу должен написать рапорт на имя министра обороны с просьбой продлить срок службы на три месяца в связи с выполнением особого задания Родины на боевой службе. И дальше все это надо сдать в отдел комплектования. Тех же, кто не желает идти на боевую службу, приказано списать на «Свирепый». Он стоит здесь рядом. Пусть там ждут приказа и увольняются в запас.

– Значит, завтра надо всех годков, кто не пожелает писать рапорта на имя Министра обороны, списать на «Свирепый» и на их места на эскадре надо срочно запросить опытных моряков. Вопросы есть? Вопросов нет, тогда за работу! Спать нам будет некогда. Ночью погрузка артиллерийского боезапаса по тревоге.

Весь день продолжались работы и к вечеру, когда Ким и Кузьмин собрались спать, вдруг раздался стук в дверь.

– Заходите! – крикнул Кузьмин, взяв гитару.

Дверь открылась и в каюту ввалился офицер в зелёном пятнистом камуфляже с огромным рюкзаком на плечах. Широкое красноватое лицо его расплылось в улыбке.

– Простите меня, товарищи офицеры, что нарушаю ваш покой. Если это каюта штурмана и связиста, то меня поселили к вам. Помощник командира сказал, что спат ь б у д у н а д и в а н ч и к е. А в м о р е в а с п о ч т и н е бывает в каюте. Примете?

– А куда мы денемся, раз помощник сказал, что к нам, – почесал голову Кузьмин, – но тогда представиться надо по полной форме, как положено офицеру. Кто вы, откуда и зачем?

Офицер заулыбался еще сильнее, потом вдруг посерьёзнел и отчётливо сказал:

– Старший лейтенант Полищук Валерий Васильевич. Можно просто Валера. Командир специальной группы «Стилет» разведки флота.

– О-о-о-о-о-о-о! – загорелись глаза у Кузьмина, – разведка, всегда мечтал. Это наши морские котики?

– Можно сказать и так. Хотя мы сами себя так не называем.

– А как называете?

– Спецназ ВМФ.

– А где акваланги ваши? – спросил с интересом Ким.

– Акваланги загрузили в какую-то кладовку рядом с моими мичманами. Им выделили четырехместную каюту с мичманом с морской пехоты.

– А называют?

– Называйте нас, если хотите «стилетами», – усмехнулся старлей.

– И много у тебя личного состава, товарищ начальник стилетов?

– Трое мичманов и один старшина. Старшина срочник будет жить в кубрике с морпехами номер двенадцать, а мичманам и морпеховскому прапору выделили четырёхместную каюту тоже в корме, – улыбаясь, поведал Полищук, – а вы кто будете?

– Я, старший лейтенант Ким Саша, командир БЧ-4, связист корабля! – представился Александр, – а это старший лейтенант Кузьмин Леха – главный штурман корабля.

Они крепко пожали друг другу руки.

Ким обратил внимание, что рука старлея в чёрной перчатке с обрезанными на ней пальцами и потом спросил Кузьмина:

– Леха, а как же мы в море пойдём, если ты все компасы опустошил, когда на рыбалку поехали?

– Все нормально, выписал на флоте новые. Дали уже поддерживающую жидкость. Девиацию всем компасам провели. Нам бы ещё на мерную линию сходить. Там знают, что на кораблях все компасы пьют, дали мне авансом.

– Как это пьют компасы? – заинтересовался Полищук, начавший уже разбирать свой гигантский рюкзак.

– А так, – пояснил Кузьмин, – слушай этого неуча из ТОВВМУ. Штурмана пьют не компасы, а поддерживающую жидкость, держащую на плаву картушку. Мы тут рыбу с Кимом ловили, по случаю, и я слил поддерживающую жидкость, чтобы откупиться от рыбнадзора. Ну а потом так вышло, что мы выпили все случайно. Грелись ночью на катере.

– Понятно, – ответил Полищук, выкладывая на журнальный столик неизвестный пистолет.

– Это что? – спросил Ким, показывая на пистолет, – ты что, с этим ходишь? И он у тебя заряжен?

– Конечно, заряжен, а зачем носить незаряженный?

Полищук вложил пистолет в кобуру, находящуюся у него под мышкой.

– А что за оружие? – спросил Кузя. – Я такого не видел.

– Так пистолет бесшумный ближнего боя, «Вул» называется. Это оружие спецназа. А у нас есть еще пистолеты для подводной стрельбы СПП-1м. Гвоздями без шляпок стреляют даже под водой. Но и над водой огромную доску пробивает играючи. Классная вещь. Кстати, гвозди можно бросать, как ножи. Нас обучают этому.

– Понятно, – почесал голову Ким, – чувствую, нам с тобой будет весьма интересно на боевой службе.

– Надеюсь, – ответил Полищук, и потом, вынув небольшую фляжку и разложив раскладные стаканчики с военно-морским флагом из кармана рюкзака, – вы что-то говорили о представлении как офицера, я готов представиться!

Кузьмин засмеялся, а потом спросил:

– Закусывать чем будем?

Полищук вынул из рюкзака банку тушёнки и буханку чёрного хорошо пахнущего хлеба.

– У разведки всегда все есть.

– Тогда по коням! – скомандовал Кузьмин.

И Полищук стал разливать темноватую жидкость из фляжки по рюмкам.

Ким ножом быстро открывал банку с тушёнкой и резал хлеб.

– А я дверь закрою на всякий случай, а то ненароком к нам зам или старпом забредут, – пояснил Кузьмин, закрывая дверь на ключ, – теперь можно посидеть чуть-чуть.

Когда все было готово, Полищук поднял свою рюмку и доложил:

– Старший лейтенант спецназа Тихоокеанского флота Полищук Валерий Васильевич. Представляюсь по случаю заселения в каюту номер три.

– Молодца! Приветствую тебя в каюте номер три полноправным жильцом. Представление принимается! – сказал Кузьмин и, чокнувшись, выпил напиток. – Что это? – Поморщившись, он схватил шоколад и закусил им.

– Коньяк нам выдают, – пояснил Полищук, – армянский.

– Так, все, иду служить в спецназ, там лучше относятся к офицерам, чем на кораблях! – сказал, шутя Кузьмин.

В это время в коридоре задребезжал звонок боевой тревоги.

Офицеры, поставив свои рюмки, прислушались.

– Боевая тревога, боевая тревога, боевая тревога! – прокричала корабельная трансляция, – корабль к погрузке артиллерийского боезапаса приготовить!

Из коридора раздался топот множества ног.

– Так, Ким, побежали скорей! – сказал Кузьмин.

– Погоди! – сказал Кузьмину Ким, – Валера, ты сиди в каюте и разбирай свой рюкзак. Тебя эта тревога не касается. А потом помойся и ложись спать. Простыни, подушка и одеяло в ящике под нижней койкой. Гальюн вправо от нас через две каюты. В нос бежать по тревоге по правому борту, а в корму по левому, иначе сомнут. Нас не жди – эта волынка на всю ночь. Привыкай, теперь все ночи будут такие. Помойся и ложись. Вода в бачке есть. Но помни, что ее мало и на ночь надо помыться и мне и Лехе.

– Почему воды мало?

Ким посмотрел на Кузьмина и чуть не рассмеялся.

– Вы же у причала? – спросил озадаченный Полищук.

– Потому, друг Валера, – пояснил Кузьмин, – наверху начальников много, а светлых голов практически не осталось и продумать такую простую вещь, как водоснабжение с берега или электропитание не могут или не хотят.

– На боевых кораблях количество воды всегда ограничено, и она подаётся по команде «команде руки мыть». По этому сигналу нажимаешь эту пимпочку, – Ким показал на запорный кран, – и наполняется до верха бочок.

– А как я узнаю, когда до верха? – спросил Полищук.

– Очень просто, – продолжал инструктировать Ким, – когда в эту трубочку вода польется на сток, значит, бачок переполнен и идёт слив и тогда отпускай пимпочку, – он улыбнулся.

– Все, Саня, я побежал! – прокричал Кузьмин, выскакивая в коридор и вливаясь в общий поток бегущих матросов, мичманов и офицеров.

На следующий день доктор делал всем офицерам матросам и мичманам прививки. Оказалось, что их надо сделать аж целых десять штук.

– Запиши, что сделал мне все и закроем это дело, – предложил Кузьмин.

Доктор снял резиновую перчатку и показал ему кукиш.

– Знаешь, Кузя, что просишь меня сделать?

– А что? – спросил озадаченный Кузьмин

– Совершить должностное преступление, за которое следует и уголовная ответственность, если, конечно, будут тяжкие последствия. Ты заболеешь, к примеру, какой-нибудь лихорадкой Денге или гепатитом С или ещё хуже Д, малярией или брюшным тифом. Исход может быть смертельным. А я за тебя отвечать должен? Не получится. Давай оголяйся быстрее, мне весь экипаж надо привить и ни одного не упустить, а таких шустрых, как ты, пол экипажа и ещё прикомандированных полно, – рассердился доктор.

Кузьмин согласился и начал стягивать через голову тельняшку.

Ким поднялся на сигнальный после прививок, оглядел акваторию и причал и увидел, что Полищук со своими четырьмя бойцами отрабатывает приёмы рукопашного боя на торце пирса.

Морские пехотинцы, раздевшись до пояса, таскают на корабль какие-то продукты. Здоровые парни играючи хватали огромные мешки и ящики, которые матросы носили минимум по два человека, и взбегали по трапу.

К обеду на корабль приехали представители авиагруппы. Их возглавлял руководитель полётов капитан Балуев и с ним был ещё один офицер и два прапорщика – техники вертолёта. Прапорщиков поселили к мичманам, капитана Балуева в каюту к командирам БЧ-2 и БЧ-3, а старлея Перепелицу в каюту к командирам БЧ-6 и БЧ-7.

На корабле, как всегда, перед походом с пассажирами, так называли всех, кто не входил в состав экипажа, с расселением их были проблемы. Они всегда решались за счёт экипажа. Флотское гостеприимство обязывало. Офицеров переселяли, как правило, в каюты мичманов, мичманов переселяли в матросский кубрик, а матросов переселяли в коффердамы, вентиляторные и на боевые посты. Другого на флоте придумано не было. Судостроительная промышленность строила корабли для экипажа с весьма небольшим запасом, но его, как правило, никогда не хватало, тем более на такие большие и значимые выходы. Раньше были большие корабли, авианосцы, ракетные крейсера, куда садились штабы и которые были приспособлены для приёма многих дополнительных людей и имели специальные каюты. Теперь же, когда на флоте не осталось практически кораблей первого ранга или они были не в строю, отдуваться за всех пришлось «Яростному».

На корабль прибывали недостающие специалисты – офицеры, мичмана, старшины и матросы с различных кораблей эскадры.

Через три дня на «Яростный» сел в полном составе штаб бригады, а на соседний «Свирепый» штаб эскадры. На «Яростном» вообще не стало мест для жилья и работы офицеров. Все каюты офицеров были освобождены для флагманских специалистов бригады. Даже командир уступил свою каюту начальнику штаба бригады и переехал спать на походный диван в ходовой рубке. Старпом с замом по воспитанию поселились в штурманской, а механик у себя ПЭЖе (пост энергетики и живучести) на диванчике дежурного механика. Так как штурманская рубка была занята начальниками, в каюту командиров БЧ-1 и Б Ч -4 были поселены флагманские специалисты РЭБ (радиоэлектронной борьбы и химической службы), то Кузьмин вместе с Полищуком переехали ночевать в передающий центр. Как-то им неудобно было выселять своих мичманов на боевые посты.

Флагманские специалисты вместо реальной помощи в подготовке только отрывали командиров боевых частей от своих дел постоянными вызовами, расспросами, а что самое плохое, постоянными требованиями шила (спирта) и закуски.

– По сухому нам не работается никак, – говорил начальник РЭБ, – ублажайте нас или мы пойдём сейчас вас проверять и так проверим, что вам не поздоровится! – Выпивали флагмана, а потом ложились спать до обеда, к ужину шли на доклад к начальнику штаба, а вечером опять просили на ночь чего покрепче и повкуснее, чтобы веселее работалось.

Почти весь полученный на складах запас спирта «Яростного» ушёл на ублажение флагманских специалистов бригады и эскадры. А также значительная часть ушла на получение имущества с различных складов, которого вроде на первый взгляд не было, но как только появлялось шило, все сразу таинственным образом обнаруживалось.

Все офицеры «Яростного» валились с ног. Работали и днём, и ночью и через пять дней корабль более или менее был готов к выходу в море. В последний день командир запланировал отпустить на берег попрощаться с семьями женатых офицеров и мичманов.

Но именно за день до выхода на корабль прибыл командир похода контр-адмирал Литовченко. Вместе с ним прибыл смугловатый стройный человек, который отрекомендовался Ахмедом Анверовичем Аталгиреевым – представителем «Русойл».

– Это мой помощник, прошу любить и жаловать. Ему приготовить отдельную каюту, – приказал Литовченко.

Командир пожал плечами и приказал заму по воспитанию уступить свою каюту.

– Ты, Михаил Прохорович, переезжай пока в корабельную библиотеку, а там что-нибудь придумаем.

Замполит развёл руками, но перечить командиру не стал.

– Командир, соберите мне в кают-компании офицеров всех флагманских специалистов бригады и эскадры, командира «Уверенного», – продолжал отдавать приказания Литовченко, – а начальника штаба флота, командующего флота и начальников управления штаба флота, я приглашу сам. Сбор назначим, – он посмотрел на часы, – на шестнадцать часов.

Сам Литовченко разместился в каюте флагмана, откуда он перед этим выкинул командира бригады со всеми документами.

К шестандцати часам стали подъезжать к причалу «Волги» начальников управлений. Последними приехали командующий флотом, начальник штаба флота, и начальник управления воспитания.

Сверкая большими звёздами на золотых погонах, три начальника, что-то оживлённо обсуждая, подошли к трапу. Матросы, занятые погрузкой и белые от муки, остановились прямо с мешками по стойке «смирно».

– Смирно! – скомандовал старший лейтенант Кузьмин, поставленный помощником в честь прибытия командующего вахтенным офицером к трапу.

Командующий легко взбежал по трапу на корабль, приложил руку к козырьку фуражки, отдавая честь военно-морскому флагу. За ним на борт поднялись начальник штаба флота, и начальник управления воспитания.

Поздоровавшись с Кузьминым и вышедшим их встречать командиром корабля за руку, командующий направился в кают-компанию.

Начальник штаба флота остановился у Кузьмина и, ничего не говоря, стал пальцем показывать на мусор, лежавший у трапа и на причале.

– Так погрузка идёт, товарищ вице-адмирал, аврал. Закончим и уберём.

Начальник штаба флотом нагнулся к уху Кузьмина и тихо сказал:

– К приезду командования надо было прибраться и закончить все погрузки, старлей. А если так будешь рассуждать, то быстро леем станешь или мамлеем!

– Так грузимся пятый день, без перерыва. Ведь завтра в море. Не успеем погрузить, придётся что-то оставить на причале.

– Значит, надо грузиться было более интенсивно и быстро, товарищ старший лейтенант, чтобы успеть это сделать раньше! Если надо, поставить два трапа, три, а если мало, то и более. Ну да ладно – работайте! – и начальник штаба повернулся и пошёл в сторону надстройки, где размещалась кают-компания офицеров.

– Чего он тебе сказал? – хмуро спросил подошедший помощник командира.

– Да пошёл он! Говорит, что плохо грузимся. Что надо было поставить два или три трапа на корму, чтобы успеть все погрузить своевременно.

Помощник тяжело вздохнул, махнул рукой и пошёл на бак разбираться с размещением шкиперского имущества.

– Я бы хоть сегодня сбежал из этого дурдома! – сказал Ким, пришедший на ют к трапу, чтобы встретить какого-то специалиста с завода связи.

– Поскорей бы в море, – ответил Кузьмин, – а то здесь так обрыдло, надеюсь, что хоть в море меньше проверяющих и помогающих пить шило будет. Я уже начал ненавидеть, что нам выдают спирт. Лучше бы выдавали яд.

– Не беспокойся, Кузя, – усмехнулся Ким, – если бы не было шила, то наши флагмана заставили бы нас с тобой бегать в магазины за водкой. И не факт, что это было бы лучше. Они же не могут без этого. Один из моих «проверял» или, как ты говоришь, «помогал» из штаба флота все шило, выданное на поход, вынес в канистрочках, а заодно и пол ЗИПа моего разграбил ради своей машины и гаража. И попробуй не дать – тут же начнёт придираться и мешать готовить боевую часть к выходу. Стул-раскладушку, стоявшую у меня в каюте, спёр.

– Хорошо хоть нас в этот дурдом не позвали, – сказал помощник, пробуя ногой натяжение канатов.

– А м ы т а м н е н у ж н ы, – отозвался Кузьмин, – без нас за нас решат. Жаль только, что в море не они пойдут, а мы. И нам придётся бороться со всем, что они здесь за нас нарешали.

В кают-компании офицеров набилось, как селёдок в бочке. Маленькая кают-компания фрегата, хотя и второго ранга, не могла вместить всех вызванных на совещание. Командующий флотом, начальник штаба флота, начальник управления воспитания еле протиснулись к столу. Там их встретил командир эскадры и начальник штаба эскадры.

– Что будем делать? Такая теснотища? – спросил командира эскадры Душенов.

– Хоть переноси совещание на другой корабль. Правда, кораблей с нормальными кают-компаниями уже не осталось в эскадре, – почесал он затылок.

Громко гудела вентиляция, заглушая голоса командования.

– Командир, выключить это безобразие можно? – спросил командующий у Матвеева.

– Если мы выключим, то здесь дышать будет нечем, товарищ командующий!

Командующий поморщился и потом продолжил:

– Откройте иллюминаторы. И давайте тогда почистим наши ряды, понятно, что все здесь не помещаются. Менее нужных попросим удалиться. Если в ком-то появится необходимость, пригласим. Я думаю, что штаб бригады может вполне уйти. Надеюсь, командир эскадры, ваши специалисты справятся и смогут ответить на все вопросы?

– Мои-то смогут, – ответил командир эскадры, – но если подходить с таким мерилом, то и моим флагманам тоже можно уйти, а ваши начальники отделов все смогут доложить без нас.

– Ермолай Филимонович, не лезь в бутылку! Решим! – начальник штаба примирительно улыбнулся.

Офицеры штаба бригады стали протискиваться на выход.

Все равно даже после ухода части офицеров в кают-компании после осталось довольно много народа.

– Командир, доложите Литовченко о готовности к совещанию! – сказал Душенов, садясь за стол.

Командир протиснулся к выходу. На выходе стал старший помощник командира. Увидев командира, он быстро подошёл к нему.

– Сергей Иванович! Доложи Литовченко, что офицерский состав на совещание собран.

Мещеряков быстро стал подниматься по трапу вверх.

Минут через пять в проёме двери показался Литовченко, сопровождаемый одним офицером с погонами капитана.

– Товарищи офицеры! – скомандовал стоявший в дверях командир и все встали, кроме командующего флотом.

Литовченко протиснулся между стоявшими офицерами, стульями и креслами. Когда он подошёл к столу, командующий флотом адмирал Душенов улыбнулся, как при виде старого знакомого, встал и пожал ему руку.

– Товарищи офицеры! – скомандовал Литовченко и командир, оставшийся стоять в дверях, репетовал его команду.

Офицеры и адмиралы, кому хватило стульев, диванов и кресел, сели. Значительная часть осталась стоять, подпирая переборки.

Литовченко встал, надел очки и оглядел присутствующих.

– Алексей Алексеевич, почему так много народа?

Командующий подумал и ответил:

– Лишних уже удалили. Остальные нужны.

– Понятно, – ответил Литовченко, ещё раз над очками, нагнув голову, оглядел присутствующих и продолжил, – товарищи офицеры! Нам главнокомандующим ВМФ и руководством страны поставлена боевая задача – обеспечить нормальное судоходство в районе Малаккского пролива. В течении последнего месяца местными пиратами захвачены два наших танкера. Танкер «Надежда» и танкер «Вера». Захвачены наши люди, осквернён флаг России и потеряны два почти новых корабля и нефть, которую перевозили в Японию. Страна ведёт войну на Кавказе и нам необходимо регулярное поступление в казну средств для обеспечения нормальной жизни страны и людей. Я понимаю, что выполнить задачу сложно, учитывая обстановку на флоте. Группой негодяев и мошенников уже разорены судостроительные и судоремонтные заводы. Корабли, не имея возможности проводить текущий и капитальные ремонты, стоят с неисправной техникой, вооружением и механизмами. Значительная часть совсем новых кораблей группой негодяев списаны и проданы, не выслужив даже половины положенных сроков. Из-за этого послать группу кораблей мы сегодня к Малаккскому проливу не можем по понятным вам причинам. Но приказание руководства страны мы обязаны выполнить любыми средствами. На выполнение ответственейшего задания мы направляем «Яростный», который сегодня может выйти в море и начинаем немедленно готовить другие корабли. В первую очередь мне доложили, что можно подготовить «Уверенный».

Он прокашлялся в кулак и потом спросил:

– А где командир «Яростного»?

Услышав вопрос Литовченко, командир с трудом протиснулся к столу командования.

– Товарищ адмирал, командир эскаэр «Яростный» капитан второго ранга Матвеев! – доложил он командующему флотом.

Литовченко, который вдруг резко помрачнел и бросил:

– А теперь доложите ещё раз и мне. Вы говорите как-то без энтузиазма. Не вижу блеска в глазах. Мне не понравилось.

Лицо его изменилось и стало злым.

Матвеев помрачнел, но повторил:

– Товарищ контр-адмирал, командир эскаэр «Яростный» капитан второго ранга Матвеев!

– Доложите командир, вы готовы выйти в море сегодня вечером для выполнения поставленной задачи?

– Товарищ контр-адмирал, я планировал сегодня отпустить женатых офицеров попрощаться с семьями. А на завтра у нас намечено размагничивание и мерная линия, приём вертолёта. Послезавтра мы готовы к выходу, как нам была поставлена задача. А сегодня на ночь назначена погрузка противолодочного боезапаса.

– Значит так, уважаемый Александр Иванович, выйти на выполнение такого задание мы можем и без противолодочного боезапаса. У пиратов подводных лодок нет. Мерная линия, размагничивание – это все для войны. Воевать мы не собираемся. Что ещё не погружено?

Командир стал перечислять позиции. Литовченко перебил его:

– Значит так, все, что недогрузили, командующий флотом пришлёт к нам на буксире к Малаккскому проливу. Командующий флотом сделает то, что вы не успели. Вам понятно?

Командующий посмотрел на начальника штаба флота и тот записал все в тетрадь.

– Пришлём! – сказал командующий, сжав губы.

Не нравилось командующему, что им командует какой-то выскочка, хотя и контр-адмирал, но из Москвы.

– Хорошо, Александр Иванович. Ждать нам нечего здесь, тем более прощаться с жёнами. Там нас ждут наши люди, сидящие в застенках. В Москве очень беспокоятся за их жизни. Надо действовать быстро и умело. Командир, вам все понятно?

Командир нахмурился.

– Все же я настаиваю на выходе хотя бы завтра утром. Загрузим противолодочный боезапас и вперёд хоть на полгода. И осталась масса проблем, связанных с ремонтом техники и вооружения. За ночь успеют это сделать.

– Хорошо, назначаю выход на завтра на шесть часов утра. Все! Больше я дать вам не могу. Штурмана, когда мы сможем быть в Малаккском проливе?

Встал главный штурман флота.

– Если завтра в шесть часов выход, то к Малаккскому проливу от нас 3200 миль. Вы подойдёте со средней скоростью восемнадцать узлов через восемь дней. Если идти быстрее, то раньше.

– Чуть больше недели, – пожевал губами Литовченко, – нехорошо. Долго! Видите, командир, а вы про сход офицеров. У вас не офицеры, а кисейные барышни служат, без случки с женой в море идти не могут. Вам надо подумать над этим вопросом и уметь выбирать главное, иначе мы ничего не сделаем. Сейчас я буду звонить в Москву и вечером сообщу всем своё решение.

– Максим Юрьевич! Вы офицеров штаба флота и штаба эскадры будете заслушивать?

– Зачем?

– Заслушивать о готовности. Они готовились.

Литовченко поморщился.

– Не надо! Я думаю, что они услышали довольно из того, что надо было услышать. Потом душно здесь и вентиляторы шумят. Нормальное заслушивание не получится, а формализм мы не будем разводить. Пусть Александр Иванович они помнят, что за малейшую неудачу, непродуманность, нераспорядительность они расплатятся своими погонами и личным благополучием. Теперь, второе. Командир «Уверенного» здесь?

– Так точно! – и капитан 2-го ранга Левашевский протиснулся к столу.

– Что вы можете доложить о готовности корабля к выходу в море?

– Проходим ремонт в «Дальзаводе». Надеюсь, что будем готовы к назначенному сроку. Основная проблема турбины и радиоэлектронное оборудование. Сделаю, выйдем быстро.

– Максим Юрьевич, флот растерял за эти годы навыки в отправке кораблей на боевые службы. Первый блин всегда бывает комом! – сказал командующий флотом, – на «Яростном» мы обожглись. Надеюсь, что «Уверенный» будет лучше и быстрее. Опыт, все же дело наживное. Многое учтём и исправим.

– Ну-ну! Посмотрим, каким комом будет для вас «Уверенный»: первым или последним персонально для вас, – съязвил Литовченко.

Командующий флотом побледнел.

– Совещание закончено, прошу остаться здесь командиров кораблей для более подробного доклада, командующего флотом, командира эскадры и их начальников штабов.

Когда все вышли и дверь кают-компании закрылась, Литовченко с облегчением вздохнул:

– Вот так будет, пожалуй, полегче. Теперь, командиры, подробный доклад, что погружено, чего нет, какие проблемы не решаются, укомплектованность кораблей личным составом и готовность личного состава исполнять свои обязанности.

Первым докладывал Матвеев, а адмиралы записывали все в свои блокноты. Когда Матвеев закончил, то командующий флотом сказал, робко глядя на Литовченко:

– Я думаю, вопросов к Матвееву нет. «Яростный» и так собрался в самые короткие сроки.

– Вы, Алексей Алексеевич, молитесь богу, – сказал тихо Литовченко, – тому, чтобы у меня не было вопросов, потому как докладывать я буду прямо в Москву, но не в главкомат и не в Генеральный штаб, а прямо на имя секретаря Совета безопасности, а это значит, что об этом походе будет знать сам, – он поднял указательный палец вверх и тихо произнес, – президент. Делайте выводы! Жалеть никого н е б у д у и б р а т ь лишнее что-то на себя тоже не буду!

Командующий закрыл на минуту глаза и подумал: «Ну и прохиндей этот Литовченко. Сам присылал шифрограмки зарезать этот корабль, зарезать тот, приватизировать этот судостроительный или судоремонтный завод. А теперь вроде мы виноваты. Вот прохвост».

Но вслух ничего не сказал, а лишь тяжело вздохнул.

– Извините, Максим Юрьевич, – вслух спросил начальник управления воспитания контр-адмирал Гурвинчик, – переводчик вам в походе нужен?

– Н е н у ж е н, у м е н я е с т ь с вой переводчик, с отдела спецпропаганды Министерства обороны. Лично я подготовился к этому походу. Товарищ капитан, встаньте и представьтесь!

Поднялся из кресла невысокий, узколиций с глубокими залысинами и лицом, исчерченным глубокими морщинами, капитан в армейской форме и представился:

– Капитан Бергер Петр Дмитриевич – переводчик из отдела спецпропаганды флота. Языки индонезийский и китайский.

«Пьет, зараза!» – подумал командир, глядя на его красноватый нос.

– Видите, как я все продумал, – усмехнулся Литовченко, – командир, предоставьте Петру Дмитриевичу отдельную каюту.

– У нас нет свободных кают. Свои офицеры уже живут на боевых постах, а им вахты надо нести. Не могу же я их на боевые, – доложил Матвеев.

– Плохо командир! Плохо, что не продумали такую простую вещь, как каюты для прибывающих на поход. Найдите все же каюту. Где будут жить ваши офицеры, мне неинтересно даже знать. А вот где будет спать, питаться и жить капитан Бергер мне интересно и не все равно.

Командир сжал зубы и сказал коротко:

– Есть!

После ухода всех с корабля командир собрал всех офицеров в кают-компании и коротко доложил результаты совещания.

– Что, теперь даже жен не увидим? Я ее и так всю неделю не видел. По-скотски это как-то. От нас все, нам ничего! – пробормотал командир БЧ-2.

– Товарищи офицеры! – почесал левый висок командир, – если я обещал, то значит я выполню. Всю ответственность беру на себя. Разрешаю сход сегодня с шестнадцати часов до четырёх утра, неженатым сход только до нулей. Старпом, командир БЧ-3, командир БЧ-5 остаются на корабле. Кто не придёт, во-первых, подведёт не только меня, но Литовченко его объявит дезертиром со всеми вытекающими. И я не шучу. У кого сегодня вечером и ночью погрузки, работы промышленности на технике – прошу обеспечить. Готовимся, завтра в шесть утра съёмка. Мерной линии и размагничивания не будет. Командир БЧ-6 и капитан Балуев, ровно в семь ноль-ноль принимаем на борт вертолёт и сразу берём курс на Цусиму. Это все.

Механик опустил голову.

– Все, совещание закончено?

– Да, мне сказать вам больше нечего, так как я знаю, что каждый из вас выполнит свой долг.

Глава 8. ЧП (чрезвычайное происшествие)

(ресторан Челюскин, Владивосток)

Ким, Кузьмин и Потоцкий, получив разрешение от командира, сошли на берег до нулей, как холостяки.

– С мамой попрощаться, – сказал Ким.

С мамой прощаться не пошли, попрощались по телефону. Путь холостяков лежал теперь в ресторан «Челюскин», иначе флотские офицеры называли его «Челюсти». Так было принято, что перед длительным походом сходить не к семье, а в ресторан.

– Запах женщин понюхать, – сказал Кузьмин, – хочется немного перед походом забыться, выпить коньячку и обязательно пообщаться с женщинами.

Раньше «Челюсти» считался офицерским рестораном. Но прошло время, наступили сложные годы и в морской форме в ресторане, кроме офицеров с «Яростного», никого не было. Правда, с ними поздоровался при входе охранник, в котором они узнали начальника РТС с «Бдительного» Вадика Зеленухина. Но он был на работе. Подрабатывает после службы.

Поздоровавшись с ним и увидев на его лице завистливый взгляд, ребята поднялись на второй этаж.

Знакомая Лёши Кузьмина официантка Ниночка обрадовалась, увидев старого знакомого, сразу показала на столик у стены, в тёмном уголке.

– Сколько лет, сколько зим, Лёша? Вы что, деньги в лотерею выиграли или кого грабанули у кого они есть?

– В море идём, заплатили нам.

– Так ты же с «Яростного»? Понятно, знаем, что три зарплаты вам дали. У нас вас ждут давно уже. А ваших все нет да нет. Не идут почему-то.

– А ты откуда знаешь? – спросил Алексей, оглядывая зал.

Впрочем, он знал, что слухи о выходе корабля первыми узнает женская часть населения Владивостока. Пресловутый телеграф «одна баба сказала» во Владивостоке работал весьма энергично.

Он оглядел зал и опытным взглядом определил, что за четвертым столиком от оркестра сидят симпатичные три девчонки.

«Надо познакомиться», – подумал он.

– Эти с «Дальзавода» – малярши. Ждут, когда их кто-нибудь снимет побогаче, и заплатит за них, а заодно и им за ночь, – презрительно сказала Ниночка, подавая всем офицерам по меню, – ты бы меня подождал, а я вам официанток подберу, таких, что претензий иметь не будут и вам будет весело и нам. А потом нас проверяют каждый месяц медики. У нас точно не словите ничего плохого.

– Это надо будет помозговать, – протянул Алексей, посмотрев на друзей.

Но те уже на него не обращали внимания. Посреди зала шли танцы, и они с восхищением смотрели на танцующих молодых девушек. На сцене танцевали девочки из варьете. По залу неслась зажигательная мелодия и они в такт ей высоко поднимали ноги, показывая чулки с подвязками.

– Что пить-то будете? – спросила Ниночка.

– Давай бутылочку армянского – пять звёздочек. Для начала.

– А закуски?

– Ну, эту вашу фирменную, как ее, – ответил Алексей, восторженно глядя на варьете.

– Солнечные медузы? – рассеяно спросила Ниночка, понимая, что шансы заполучить на ночь Алексея у неё тают.

– Да, конечно, да ты не расстраивайся, Нинок! У нас сход до нулей. Так только, понюхать девочек, а если получится, то хотя бы руками прикоснуться или лучше губами.

Нина расправила блузку на груди.

– Так и быть, нюхай, охальник! Пожалею.

Никто не обращал на них внимания, и Кузьмин, наклонившись, поцеловал Нину в грудь.

Увидевший это Ким погрозил Кузьмину пальцем и сделал серьёзное лицо.

Кузьмин тяжело вздохнул.

Ниночка оглянулась, отодвинулась, задёрнула блузку и игриво сказала:

– Ну что там с тобой делать? Несерьёзный ты человек, Алёшка.

– Почему? – улыбаясь, спросил Алексей, продолжая коситься на ее грудь, уже прикрытую невесомой блузкой.

– Тебе так побаловаться и сбежать. А мне семью строить надо. У меня маленькая дочка Наталка растёт одна.

– А папаша где? – рассеяно спросил Алексей, переключив свой взгляд на танцы и тот столик.

Там высокий блондин в чёрной рубашке выделывал такие па, что весь зал смотрел на него.

– Папаша, такой же, как и ты, ушёл в море и не вернулся. Вернее, вернулся, но не ко мне. А сейчас уже где-нибудь в Москве растит своих детей.

– Вот, если бы ты от меня родила, я бы никогда тебя не бросил, – сказал Алексей, продолжая смотреть в центр зала, – но извини, Нинок, я сейчас занят, и скорее всего навсегда.

– Все вы так говорите. А потом вас только ветер моряков и сыщет. А у меня Наталка знаешь какая хорошая, умненькая девочка. В первый класс уже ходит. Ладно, пойду заказ выполнять, а то тебе все до потолка, как я вижу, – и с этим словами она побежала на кухню.

Алексей успел заметить на ее глазах слезы. Он подвинул стул и сел за стол.

– Сейчас коньячку Нинок принесёт и закуски.

– Леха, а чего ты на ней не женишься? Зачем тебе Марина? Вы ж вроде так гуляли года три или два назад? – спросил Ким, уплетая яблоко, лежавшее вместе с другими фруктами на столе.

– Гуляли, – рассеяно ответил Алексей, беря в руки тоже яблоко, – только ничего не получилось. Тогда был не готов к семейной жизни, а сейчас после Марины я вообще не знаю, что со мной происходит.

– А вот я тоже свою ещё не нашёл, – ответил Ким.

Самый низкий из них Славик Потоцкий отвлечённо смотрел на девушку небольшого роста, плясавшую с высоким светловолосым парнем.

– Саша, а ты должен жениться на своей кореянке или у вас можно по-другому? – спросил Кузьмин.

– Если найду русскую, полюблю ее, я женюсь. У меня же дедушка по маме русский был. Я тебе говорил. Я в него ростом пошёл. Если русская меня полюбит, то можно и на русской. У нас нет такой привязанности и обязанности, как у кавказцев. Если полюблю, мама и папа любую примут. Но хочется хорошую девушку.

Нина прикатила тележку к их столу и накрыла его.

– Из горячего будете что? – спросила она.

– А что есть? – заинтересовался Славик Потоцкий.

– Ну вот, – замялась она, – в меню все написано. Но я бы советовала вам фирменное жаркое по-челюскински. Правда, оно дорогое и вы навряд ли потянете с вашим зарплатами, – она презрительно скривила лицо.

Алексей увидел это и, распустив хвост, сказал:

– Всем по жаркому! Угощаю!

Нина улыбнулась, взяла меню, показала пальчиком стоимость жаркого Алексею. Но того уже было не остановить:

– Плачу. Все нормально!

Она усмехнулась и укатила свою телегу к следующему столику.

– Один раз живём! Так чего жалеть? Завтра будет море и непонятно что, а сегодня гуляем.

Вечер закончился плохо. В принципе, как и всегда это случается, когда отказывают тормоза. А тормоза отказали, правда не у них, а у того высокого светловолосого парня, который так красиво танцевал с низенькой девушкой, понравившейся Славику.

Славик пригласил ее на танец и тут же посредине зала получил оплеуху от высокого парня, которому это не понравилось.

Надо сказать, что Славик был не робкого десятка, и он злобно ненавидел всех высоких парней, которым он считал девчонки достаются даром, только из-за роста. Он тут же ударил головой в живот этого парня и тот сложился пополам. Через минуту посреди зала шла заруба. Подоспевшие друзья парня и Алексей с Кимом уже отбивались посреди ресторана. У гражданских было численное преимущество, зато Ким владел какой-то корейской борьбой и разбрасывал их в разные стороны.

Потасовку остановила милиция. Не успев выпить коньяк, съесть жаркое, офицеры оказались упакованными в «воронок» и доставлены силой в отделение милиции. Гражданских почему-то милиционеры трогать не стали. Алексей видел, как высокий гражданский что-то злобно говорил задержавшему их лейтенанту и, достав из кошелька большие купюры, совал ему в руки.

В военную комендатуру дежурный лейтенант их передавать категорически отказался:

– Та шо тi кажешь, офiцерська гнида. Вi злочiнцi, побили добрих людей и вас судiти будуть за законом. А покi посiдьте напоумтеся тут. Вранцi ми з вами розберемося, – говорил с сильным украинским акцентом он.

После совещания командир корабля закрылся в только что освобождённой каюте старпома с училищным товарищем и командиром «Уверенного» Толей Левашевским и старпомом.

– Толик, мы тебя ждём. Постарайся. Понимаю, что сложно, но нужно. Надеюсь, тебе вместо Литовченко дадут в поход кого другого. С этим плавать надо всегда помнить, что в любой момент он может ударить в спину, даже если все хорошо. Мне ребята с «Бреста» рассказывали про него. Давай за тех, кто в море по одной. Суевернее моряков на земле нет. Если будет возможность не давай садиться на борт штабам эскадры и бригады. Пользы никакой, только выпьют все корабельное «шило». Мы с тобой знаем, что в море все зависит от царя морского. Сергей Иванович – разливай!

Мещеряков закрыл дверь на ключ и разлил в стаканы армянского коньяка.

– За тех, кто в море!

Они тихо чокнулись и выпили.

Услужливый Мещеряков подал каждому по сушке. Матвеев закусил, а Левашевский понюхал сушку, покрутил на пальце и положил с улыбкой ее в карман.

– Ну могёт! – восхитился Мещеряков.

– Не могёт, а могет, – передразнил его Левашевский словами из фильма «В бой идут одни старики», – я сейчас на корабль, скоро буксир подойдёт и нас в док потянет.

– Вам хорошо. Вы даже в доке постоите. А нас погонят и дай господь, чтобы наша техника выдержала.

– Не всегда хорошо быть передовиком, – усмехнулся Левашевский и встал. – Извини, Саня, мне пора!

Матвеев надел фуражку и пошёл с ним к трапу.

У трапа к командиру подошёл дежурный по кораблю лейтенант Малевский – начальник химслужбы корабля.

– Товарищ командир, позвонила из ресторана «Челюскин» официантка Нина Переверзева, – он сверил по бумажке правильность сказанного, – говорит, что трёх наших офицеров задержала милиция за драку. Сейчас они находятся в милиции. Я звонил в комендатуру, там ничего не знают. Судя по всему, они сидят в третьем отделении на адмирала Фокина. Я звонил туда, но дежурный лейтенант отказался давать какие-либо сведения. Похоже, что это Кузьмин, Ким и Потоцкий.

Внезапно из темноты надстройки выдвинулась коренастая фигура в форме капитан-лейтенанта.

– Товарищ командир, уполномоченный особого отдела ФСБ России капитан-лейтенант Шпагин

Петропалыч. Назначен к вам на корабль на поход, – улыбнулся.

Командир вежливо пожал руку офицеру и скомандовал дежурному:

– Малевский, проводите пожалуйста Петра Павловича в его каюту!

Командир знал, что в поход обязательно с ними пойдёт представитель особого отдела. Но рассчитывал, что это будет знакомый ему капитан-лейтенант Соловьев. А здесь дали совершенно неизвестного ему человека.

Командир выдохнул воздух, когда особиста увели и посмотрел на Левашевского и, виновато улыбнувшись, сказал:

– Толик, иди и успехов тебе. А мне тут срочно надо разобраться. Сам понимаешь! – и виновато развел руки.

Левашевский, пожав протянутую руку, быстро сбежал по трапу на причал.

– Товарищ командир! У нас проблемы? – внезапно услышал он голос особиста, стоявшего сзади них и не ушедшего в каюту.

Он повернулся, посмотрел в лицо офицера и увидел там сочувствие. Но Матвеев знал по долгой службе, что особисты весьма опасные люди и от них можно ждать любого подвоха или удара в спину.

– Да нет, все нормально Петропалыч. Есть проблемы, а как без этого, но с ними разбираемся.

– Если вам понадобится моя помощь во взаимоотношениях с милицией, то я смогу помочь. У нас есть связи, кнопки, на которые мы можем нажать в любой момент.

– Нет, Петропалыч, – подумав, сказал командир, – пока справляемся сами. Но я буду иметь ввиду.

– Хорошо, если будет надобность, то я готов приложить все силы.

Через полчаса Матвеев в сопровождении подполковника Кречета, коменданта Владивостока, подъехал на комендантском УАЗике к отделению милиции.

С подполковником Кречетом они дружили ещё с лейтенантских лет. Когда-то Матвеев спас от бандитов жену Кречета и с тех пор они дружили семьями, вместе ездили на шашлыки и даже отдыхали в санатории в Паратуньке. Поэтому, узнав от Матвеева о произошедшем, Кречет даже не стал расспрашивать, а сразу приехал на своём УАЗике на причал.

Когда подъехали к отделению милиции Кречет, не выходя, сказал:

– Саша, ты сиди здесь, а то от тебя такое коньячное амбре, что хочется закусить. И тебя посадят к твоим же офицерам. А я пойду, разведаю, что там и к чему.

Через пятнадцать минут он вернулся.

– Дело плохо, следователь старший лейтенант Николаев хочет возбудить уголовное дело против твоих парней. Они там кого-то покалечили или ударили одного из уважаемых людей города.

– Бандитов? – скептически спросил Матвеев.

– Их самых, – невозмутимо ответил Кречет, – но есть надежда. Мы с их дежурным старлеем с одних мест с Украины. Веселко фамилия его. Земляки, так сказать, с соседних сел на Ровенщине. И он мне расск а з а л, к а к н а д у х у, ч т о э т о т к т о – то – сам знаменитый «Сибиряк». Это самый авторитетный бандит во Владивостоке. Я понял, что он заплатил Николаеву деньги, чтобы их посадили.

– Просьба бандита, это, наверное, весьма хорошо или плохо? – спросил Матвеев.

– Хорошо-то хорошо, да нехорошо. Но если бы ты знал, сколько людей этот «Сибиряк» отправил уже на тот свет? И твоим парням грозит, что если даже их выпустят, то «Сибиряк» их не простит. «Сибиряк» – это огромнейшая проблема всего Владивостока. И я не завидую ребятам, что попали в такой замес.

– Гриша, мы с тобой дружим уже более пятнадцати лет. Можешь мне поверить. Я сегодня в пять часов снимаюсь и ухожу в море к Малаккскому проливу. Без штурмана, связиста и механика я не выйду. Сорвётся задание на уровне государственного. Не выйти я не могу. Сам понимаешь, что не освободить их мы не можем.

Кречет шумно выдохнул воздух, подумал немного и потом сказал:

– Нужны деньги, большие деньги. Они у тебя есть? Или придётся все же ждать утра и потом эта грязь выйдет на командование флотом.

Матвеев представил, что будет, если о происшествии узнает Литовченко.

– А есть другие варианты? Нет. Значит деньги есть.

– Ну, тогда я попробую переговорить с начальником этого отделения майором Сивохлыстом. Интереснейшая личность, но за деньги, по-моему, сделает все.

– Тогда я на корабль за деньгами. Много надо?

– Не меньше десяти тысяч баксов. Если нет, скажи сразу. И не будем пробовать. Сам понимаешь, времена такие сейчас.

– Есть деньги. Будут! – твёрдо сказал Матвеев.

– Тогда ты на машине давай за деньгами, а я перекурю и подожду тебя.

Матвеев уехал. Кречет перекурил, ожидая его у входа в отделение милиции. Милиционеры выходили из отделения и с недоумением смотрели на коменданта, курившего у входа в отделение.

А Кречет думал, как получше решить проблему. У милиции и комендатуры свои счёты, свои пути решения вопросов, свои разговоры. Иногда руководители милиции обращались к Кречету для решения своих проблем, иногда он, когда требовала обстановка, обращался к ним. Так и жили.

Через минут пятнадцать к отделению милиции подъехал Матвеев и передал Кречету пакет с деньгами.

– Портфель есть? – спросил Кречет.

Матвеев подал ему небольшой дипломат.

Кречет небрежно кинул туда пакет и скрылся за дверями отделения.

Через полчаса он показался в дверях с Кимом, Кузьминым и Потоцким. Подал дипломат Матвееву и сказал:

– Деньги все там. Удалось договориться так. Я решу его проблему, а таковая, Слава Богу есть, а он решил нашу без выхода на командование флота. И убирай, Саша, срочно этих ребят из города. Я за их жизни и благополучие ручаться не могу.

Матвеев пожал ему руку.

– Я должен тебе что-нибудь, Гриша?

– Не говори так! – поморщился Кречет, – я тебе жизнью жены обязан. Какие между нами счеты?

В каюте Матвеева стояли, потупив головы, Ким, Кузьмин и Потоцкий.

– Что можете сказать? – спросил Матвеев, окидывая взглядом вошедших.

Кузьмин выпрямился и тихо сказал:

– Это не мы. Это он ударил Славу первым, а Славик ответил, а дальше понеслось. Потом пришла милиция и забрали нас, а их отпустили. В милиции забрали все наши деньги и не вернули.

– Понятно, – зевнул Матвеев. – Бог вас рассудит, а вот то, что вы подрались с самим «Сибиряком» это уже очень плохо. Ладно, уходим завтра в море, а там посмотрим, – он опять зевнул в кулачок, – давайте спать. Завтрак будет завтра. Утром съемка.

– Мы вас никогда больше не подведём. Мы понимаем свою вину, Александр Иванович. А как вы узнали, что мы в ментуре? Комендант сообщил?

– Нет, все проще. Официантка Ниночка позвонила из ресторана на корабль и попросила меня вам помочь. А дальше дело техники. Я не могу завтра выйти в море без штурмана, связиста и одного из механиков. Сейчас бегом в санчасть и отдыхать. Скажите Андрею Михайловичу, чтобы привёл вас в порядок. Ну ладно там Потоцкий или Ким. Они на мостик навряд ли попадут, а вот ты, Алексей, о чем думаешь с этим фингалом делать? Ведь адмирал Литовченко завтра же начнёт вопросы задавать. А нам это не надо. Так что вперёд в санчасть и никаких разговоров.

Толкая друг друга, офицеры вышли из каюты командира.

За дверью раздался дружный смех. Услышав его, командир тоже усмехнулся.

Через минут пятнадцать в дверь командира раздался острожный стук.

– Да, войдите. Кто там?

Дверь отворилась, и в каюту вошёл давешний особист.

– Разрешите, Александр Иванович?

– Да входите, слушаю вас!

– Александр Иванович, я узнал по своим каналам, что офицеры Ким, Кузьмин и Потоцкий попали из ресторана в отделение милиции и против них возбуждено уголовное дело в связи с дракой с «Сибиряком» и его друзьями и охраной. Я правильно излагаю?

Командир поморщился. Откуда особист, прибывший на корабль всего час назад, мог столько знать о корабле и самых насущных проблемах.

Выдержав паузу, он ответил:

– Правильно. Все правильно. Дела вроде нет, а так это моя головная боль. Я не могу идти в море с людьми, которых не знаю, а связист, штурман и механик – э т о о д н и и з г л а в н ы х л ю д е й. И б е з н и х я в м о р е тоже не пойду, ибо не буду уверен, что смогу выполнить поставленную мне задачу.

– Я это понимаю, Александр Иванович. Вы меня не поняли. Я хочу помочь вам. Поэтому предлагаю дружбу. Считайте, что я тот священник, которому можно доверить на исповеди самые сокровенные проблемы. А я сделаю все, чтобы вам помочь. Я особист – это так. Но для меня главная задача, чтобы вы и корабль выполнили поставленные командованием задачи. Вы не можете противостоять этому мошеннику контр-адмиралу Литовченко, а я могу что-то сделать. Дело по ребятам возбуждаться не будет – это мне обещали. Нашли свидетелей мои друзья и их невиновность установлена. И я буду делать все, чтобы помочь вам выполнять свои задачи. Если правильно понимать, то буду прикрывать вашу спину. Это моя основная задача на поход. Она поставлена мне моим командованием. Я понимаю, что задача сложная. Но я сделаю все, что в силах. А если будет необходимость, то я могу помимо вас и Литовченко самостоятельно выйти на командование флота и лично на контр-адмирала Верещагина – начальника отдела контрразведки флота. Я ознакомился с делом контр-адмирала Литовченко и знаю, что можно ему сказать, чтобы он сделал так, как будет это надо для пользы дела. Можете поверить, что полномочия у нас тоже особые. У меня есть личное оружие и в случае чего, то я встану рядом с вами.

Командир выдохнул, посмотрел в лицо Петру Павловичу и улыбнулся.

– Будем работать вместе, Петропалыч! Давайте только мою исповедь перенесём на более спокойные времена. Сейчас мне надо выспаться. В пять приготовление, а в шесть съёмка. Потом я выспаться уже не смогу.

Особист пожал протянутую командиром руку и вышел из командирской каюты.

Глава 9. Отдать концы

(в море)

Ровно в шесть утра СКР «Яростный» со всем личным составом на борту снялся с якорей и швартовых и направился к Корейскому проливу. Провожающих не было.

И только Кузьмин, беря пеленг с пеленгатора, увидел на причале маленькую девичью фигурку, махавшую уходящему кораблю, и он помахал с сигнального мостика девушке. Ему показалось, что она похожа на Марину.

На траверсе острова Русского корабль принял вертолёт КА-27ас.

Кузьмин всячески прятал замазанный доктором фингал от сидевшего в своём кресле Литовченко.

Литовченко курил кубинскую сигару и смотрел в иллюминатор в набегавшие на нос корабля небольшие волны. Нос корабля был направлен в сторону моря, в небольшой дымке таял остров Русский.

Матвеев, чтобы не нюхать дым сигары, вышел проветриться на левое крыло мостика. Туда привёл командир БЧ-6 летчика, штурмана и бортмеханика с прилетевшего вертолёта.

– Капитан Красук Алексей Павлович! – представился улыбчивый лётчик.

– Лейтенант Верейко Олег Игоревич! – представился высокий и светловолосый штурман.

– Старший прапорщик Фещенко Святослав Вадимович! – представился маленький ростом, и щуплый прапорщик в голубом лётном комбинезоне.

– Размещайтесь, товарищи. Поздравляю с прибытием на «Яростный». Будем служить вместе. Мы вышли на боевую службу приблизительно на три месяца, но сроки могут быть изменены. Многое зависеть будет от вашего вертолёта.

С этими словами командир попрощался с лётчиками и вошёл в ходовую рубку.

Контр-адмирал Литовченко сурово посмотрел на него.

– Что там, командир? Теперь мы можем идти?

– Все нормально. Вертолёт на борту.

– Тогда курс на Корейский пролив! – скомандовал Литовченко.

– Вахтенный офицер, курс 207 градусов! – скомандовал командир.

– Есть курс 207 градусов! – ответил вахтенный офицер старший лейтенант Аюпов.

– Есть курс 207 градусов! – отрепетовал старшина рулевых, стоявший у колонки старшина 2 статьи Громов.

– Есть курс 207 градусов! – отрепетовал штурман корабля старший лейтенант Кузьмин, провёл на карте линию карандашом, подписал ее и произвёл запись в новом навигационном журнале аккуратным штурманским подчерком.

– Вахтенный офицер. Средний вперёд! – скомандовал командир и сел в своё кресло.

Раздалось дзинканье машинных телеграфов, репетовавших команду.

– Ход средний вперёд! – доложил командиру вахтенный офицер.

– Вестовой, стакан чаю!

И тут же выросший как из-под земли вестовой в белой форме и белых брюках поставил перед командиром стакан чёрного, хорошо пахнущего чая с лимоном и блюдечко с печением.

Литовченко посмотрел на командира, но ничего не сказал.

«Яростный» начал набирать скорость, из открытой двери слышалось легкое гудение турбин. Нос «Яростного» вспарывал ровную поверхность моря и летел на юго-запад к Корейскому проливу.

– Лево по борту семьдесят, дистанция девяносто кабельтовых, морская малоразмерная цель курсом на Владивосток! – доложил сигнальщик.

Через минуту этот же доклад произвёл корабельный БИП.

– Командир, у тебя что, сигнальщики раньше техники видят цели?

– Бывает и так.

– Плохо это. Твои РТСовцы промухали просто, проглядели, проспали. А это не допустимо. Вызови командира БЧ-7 и накажи как следует всех причастных на всякий случай.

Командир спорить не стал, а лишь кивнул головой.

Вахтенный офицер побежал определять цель визуально в визир.

Глава 10. Сингапур

(Сингапур)

Если хотите мира, готовьтесь к активным действиям. Возможность и способность влиять на оппонента и менять положение дел в выгодную для вас сторону – залог победы. Контроль над ситуацией, безусловно, даст преимущество над соперником.

В ресторане «Талион Империал отеля» с панорамным видом на бухту Сингапура в отдельном кабинете сидели китайский бизнесмен Ван Бао и Ибрагим Хван – главарь Кепалуанских пиратов.

Их охранники невозмутимо в черных костюмах остались стоять у входа в зал.

С китайским бизнесменом присутствовал лишь переводчик, невозмутимо сидевший на табуреточке между ними. На столе стояли заказанные заранее изысканные блюда Бак Кут Тех – суп из рыбных рёбрышек, лапша Вантон Ми, крабы с чили перцем и бирьяни (специально приготовленный рис), напиток Бар Чор Ми, омлет из устриц и десерт Тау Хуай. В отдельной вазочке лежали несколько плодов Дуриан.

– Уважаемый Ибрагим, я очень рад видеть. Слухи о ваших успехах достигают наших ушей даже здесь в Сингапуре. Возможно, вы предпочитаете съесть Ми Сиам или Ми Ребус? Я закажу для вас! – он даже привстал, изображая желание заказать уважаемому гостю.

– Спасибо, уважаемый Ван Бао! – наклонил голову Ибрагим Хван в знак почтения, – я буду есть то, что едите вы. Мне очень приятно сидеть с вами, – он улыбнулся.

Ван Бао улыбнулся тоже, обнажив кривоватые мелкие зубки.

– А что предпочитаете пить, уважаемый Ибрагим Хван, ром, виски или русскую водку?

Он взглядом показал на столик, стоявший у стены, на котором стояли бутылки с различными напитками.

– Я бы предпочёл, уважаемый Ван Бао, русскую водку. Немного. Много она начинает дурить голову. А у меня к вам большое дело и у меня должна быть светлая голова.

– Насколько оно большое? – спросил Ван Бао, наливая в бокал Ибрагим Хвана немного водки.

– На востоке, уважаемый Ван Бао, говорят, что сначала еда – потом дело. Любое дело должно созреть за пищей.

Ван Бао усмехнулся.

– Я хочу выпить за процветание вашей фирмы, уважаемый Ван Бао! – поднял свой бокал Ибрагим Хван.

– Спасибо, уважаемый Ибрагим Хван! – наклонил голову Ван Бао, тоже поднимая бокал, – я буду пить за ваше здоровье, здоровье вашей семьи и ваши успехи!

Они отпили водку и начали молча есть суп Ван Кут Тех.

Когда суп уже заканчивался Ван Бао положил ложку и, подняв голову, внимательно посмотрел на Ибрагима Хвана.

– Вкусно. Мне очень понравилось. Предпочитаю сингапурскую кухню.

– Мне тоже понравилось. Я тоже люблю сингапурскую кухню, – наклонил голову Ибрагим Хван.

– Тогда давайте выпьем за успех нашего дела. Ведь вы не просто так захотели со мной встретиться? – Ван Бао пытливо посмотрел в лицо Ибрагиму Хвану.

– Да, давайте сначала выпьем. У меня, действительно, есть к вам дело, уважаемый Ван Бао.

Они выпили, посидели и помолчали.

Ибрагим Хван прервал молчание.

– Хорошая водка!

– Да, русские умеют хорошо делать бодрящие напитки. Немного выпьешь – бодрит, чуть больше – становишься свиньёй. Главное знать, сколько ты можешь выпить и не выпить больше, – ответил, улыбаясь, Ван Бао.

– Да, и они умеют делать хорошие корабли и танкера.

– Танкера? – улыбнулся Ван Бао. – А какая разница, чьи танкера? Они одинаковые все, что китайские, что японские, что голландские, что корейские.

– Вы меня понимаете, уважаемый господин Ван Бао. Вы понимаете, о чем я вам говорю? – стал серьёзным Ибрагим Хван. – Вы же знаете, почему меня в Малаккском проливе называют Агунгом?

– Да, уважаемый Ибрагим Хван, знаю и поэтому я согласился с вами встретиться. Мы с вами хорошо заработали на продаже той нефти и танкеров. Но время идёт, а продолжения нет почему-то.

– Об этом я и хочу с вами поговорить, господин Ван Бао, – ответил Ибрагим Хван. – Сейчас у нас в районе появился русский военный корабль. Он сопровождает все русские танкера, и мы против него бессильны. У него есть вертолёт, ракеты и большая артиллерия. Наши пулемёты бессильны. Периодически в нашем районе появляются индонезийские корабли, тоже хорошо вооружённые. Мы с нашим вооружением ничего не можем сделать с этими кораблями. Мы вынуждены прятаться и бессильно наблюдать за ними с наших островов.

– Да, неприятно, весьма неприятно, – сморщил лицо Ван Бао, – а что вы предлагаете?

– Я предлагаю? – усмехнулся Ибрагим Хван, – я хотел узнать, что вы знаете об этом русском эсминце?

Ван Бао закрыл глаза, подумал и потом решительно сказал:

– Этот русский корабль принадлежит моим партнёрам из России. На меня вышли люди уважаемого русского бизнесмена Гуссейнова Рустама. Это очень богатый человек. Они разыскивают племянника этого уважаемого человека. Он попал к вам в плен на одном из танкеров, и они мне предлагают хорошие деньги за его освобождение. Это можно хорошо обиграть. И ещё через них я имею договор о поставках топлива, воды и продовольствия на этот военный русский корабль.

Ибрагим Хван закрутил головой и внезапно замычал.

– Что с вами, уважаемый Ибрагим Хван Алисьяхбана? – впервые Ван Бао назвал Ибрагима Хвана полным именем.