ДОМ 2121

Дом

Кам стояла в нескольких шагах от окна, запивая принятую «эйфорию» вином прямо из кувшина, и смотрела на полную Луну. Подумалось, что безмолвный лик, обращенный на них многие тысячелетия, наблюдает и ждёт. Ждёт, когда человечество сметёт с лица планеты, как смело когда-то всё, что было на месте Сектора. Жизнь ещё цеплялась за эти земли остатками общества, одичавшего, первобытного. Если бы в одночасье наместники свернули свои резиденции, полуголодные низведенные до состояния скота аборигены растоптали бы своих надзирателей, а потом истребили и друг друга. Вздрогнув, она отвела глаза от безразличного холодного диска. Взгляд скользнул вниз на голубоватую, в лунном свете, вершину пирамиды. Казалось, между исполинской рукотворной горой, светившейся отраженным светом, и Луной есть связь, энергия смерти бьет лучом в вершину, струится вниз по ребрам и сторонам, расползается мерцающим туманом всё дальше, умерщвляя Сектор, а за ним и всю планету. И, словно в продолжение её мыслей, в тишине раздался крик, сорвавшийся на визг. Кричал мужчина – она не сомневалась, но в этом крике было больше животного, чем человеческого. Жертву разрывали на части. Она застыла в оцепенении, когда в покои ворвался брат, закрыл ставни и наглухо задернул тяжелые шторы.

– иди в спальню и не смей подходить к окнам, – сказал он на родном языке, даже не заметив кувшина с вином в её руках.

Выходя, он столкнулся с отцом.

– Не подходите к окнам, – рявкнул он.

– Что там происходит? – спросила Кам.

– Казнь.

– Надо выйти и сказать, что здесь люди, – предложил брат.

– Лучше оставаться внутри. Здесь нас терпят

– Как и дома, отец.

Они переглянулись и молча вышли.

Глава 1

Вертлявая миловидная брюнетка сидела в кресле нога на ногу, нетерпеливо подергивая остроносой туфелькой, потягивала ароматную сигаретку, запивая сладкий дым горячим кофе.

–Ты в курсе какими активами владеет твой папочка, Кирюш? – с усмешкой спросила Камилла.

Кирилл равнодушно хмыкнул.

– Что ты делал вчера вечером? – Молчание снова. – А позавчера?

– То же, что и вчера, – отозвался Кирилл, не желая вдаваться в подробности, которые Камилла, скорее всего итак знала.

– Ты решил, чем займешься, когда получишь свой диплом?

– Миллка, мне не за чем заниматься хоть чем-нибудь, кроме того, чем я уже занимаюсь. Это, наверное, должно быть грустно, но грустить мне некогда. А в компании и без меня есть, кому помогать папаше, – не без раздражения от понимания этого факта, процедил он последние слова сквозь зубы и глядя в пол.

– Ты должен работать на отца. Должен демонстративно изобразить, что для тебя это важно, – вспыхнула девушка, – притворись, если на то пошло.

   Камилла, когда хотела доказать свою правоту, становилась похожа на диковатую торговку. Хотя и не лишенную привлекательности. Со своими пухлыми черешнями губ, и черными блестящими углями огромных глаз. Её немного портил крупноватый для миниатюрного личика нос. Она знала об этом, но отец не допускал даже мысли о том, что она исправит эту природную несправедливость, признак принадлежности породе. Что было проку от этой «семейной реликвии» представительнице не первого поколения, живущего вне Сектора и страстно желающей иметь любовником какого-нибудь местного красавца.  Всё, что официально было не запрещено трогать мед модуляторам, Кам уже подправила с молчаливого согласия главы семейства и по протекции матери, понимавшей её подростковые страдания. Всё, что было скрыто от глаз родителей и не предполагалось к их обозрению никогда, она тоже подправила к своему двадцатилетию.

Вне семьи с ней могли спорить ещё друзья, только они и были ей ровней, остальные выстилались ковром, стремились предугадать её желания, встречали и провожали мягкой, заискивающей улыбкой.

У Кирилла с окружающим миром отношения выстраивались таким же образом. Разрешалось ему много больше. Правильнее сказать, ему можно было абсолютно всё. Иногда, казалось, его останавливал инстинкт самосохранения и, в некоторых случаях, брезгливость – до многого предстояло ещё «дорасти» морально.

– У Криса день рождения на следующей неделе, – ответил Кирилл, – мы полетим отмечать на пару недель, а потом приеду и сориентируюсь. Не доставай нравоучениями, Миллка?

– а что ты будешь делать после диплома? – спросил почти облаченный в чрезвычайно модный костюм Кирилл.

– Я думаю год поработать в немецком отделении – отозвалась девушка.

– Клерк из тебя не очень, что ты будешь там делать год?

– У меня будет возможность понять, как работает весь бизнес нашей семьи, – ответила Камилла, – много развелось вокруг отца услужливых мальчиков и девочек из коренных. А твоему папе уже шестьдесят пять, кстати, и он тоже не вечный.

– Послушай, Кам, у нас этот вопрос уже решён. Мы все понимаем, кто и сколько получит в компании, и я, и мать. Все и так имеют свои кормушки. У мамы свой бизнес. Ты же знаешь.

– Ты шутишь, – вскинула брови девушка, – пара забегаловок и магазин брюликов сомнительного происхождения в Париже, и ты думаешь – это приносит какой-то ощутимый, для вашей семьи, доход?

– Знаешь, я не думал об этом. Поехали, съедим что-нибудь, – отозвался модный юнец.

Они спустились в слабоосвещенный холл особняка. Крупные тяжелые глянцево-отполированные мраморные плиты, придавали ему угрюмого величия и делали похожим на склеп, хотя особняк на восемь квартир был построен не так давно и специально для нескольких избранных отпрысков из богатейших семей некоренных. Детишки вели себя слишком шумно, чтобы жить вперемежку с более зрелыми богачами. А хлопотливые родители всё же предпочитали держать молодняк под присмотром и строили подобные гнёзда для юных кровопийц. В то же время убранство таких мест было призвано приучить их к исключительной значимости собственных персон.

Нетерпеливый метроном тонких серебряных каблучков Камиллы отбил несколько шагов в направлении выхода и стал в ожидании. Кирилл замешкался в лифте, прилаживая на себе ремень с золотой пряжкой, державший полупрозрачные обтягивающие джинсы с золотыми же задними карманами на тонком флегматичном теле. А левое плечо курточки из крокодила украшал эполет с россыпью драгоценных камней. Камилла, как, впрочем, и Кирилл, никуда не спешила. За всю свою непродолжительную жизнь они никуда и никогда не спешили – весь мир, который они знали, вращался вокруг них.

Кирилл догнал подругу у выхода, тронул её за локоть. Кам смерила его ироничным взглядом.

– Вот за это они нас и ненавидят, – бросила она, со вздохом и накинула хиджаб, провела ладонями вниз по бедрам, туго обтянутым платьем. Она была одета по-вечернему и скорее походила на дорогую содержанку, чем на папину дочку, но именно так она и хотела выглядеть. В ней говорил то ли дух противоречия, то ли потаённое желание грешить.

Яхто-подобный роллс-ройс прошелестел огромными ходовыми сферами по мелкой щебенке к каменному причалу фасада именно в тот момент, когда друзья показались на лестнице, ведущей из мраморного холла. Яхтмобиль замер. Дверь призывно открылась – друзья не шелохнулись. Здоровенный детина Жак в форменной фуражке с гербом отцовской корпорации на кокарде мгновенно и бесшумно оказался с пассажирской стороны и услужливо приоткрыл дверь чуть шире. Камилла молча скользнула в кожано-замшевую кремовую утробу лимузина, Кирилл сел следом. В салоне уже работал трёхмерник, скучным голосом озвучивая иероглифы биржевых сводок. Устроившись, Кирилл раздражённо нырнул рукой под диван сиденья и поверх изображения диктора из новостей наложилось другое, с куда более веселыми картинками вечеринок, модных показов и нескончаемой рекламы джойнт-колы. Звук этой картинки перекрывал биржевые новости.

– Что-то новое? – спросила Камилла

– Папа хочет, чтобы я погружался в его мир, поэтому новости отключить не могу – они крутятся нон-стоп, но заглушить кое-как получается, – смешливо заметил он.

– Что тебе смешно? Для разнообразия слушай – запомнишь умные словечки

– Для разнообразия, – пошловато усмехнулся он, – ты видела мой шкафчик с подружками? А для этой скуки есть специальные люди.

– А если эти люди окажутся умнее, чем ты думаешь? – спросила Камилла, выжидающе приподняв бровь.

– Даже, если они окажутся умнее моего ОТЦА, – выделил Кирилл, – в чём я сильно сомневаюсь, полный контроль всей своры окажется у меня в то же мгновение, когда и если сервер в штабе потеряет отцовский сигнал. Сразу! Мгновенно! Этот протокол запущен с моего 15-ти летия.

– У нас так же, однако, я знаю, что папа и брат собирались придумать ещё что-то. Они говорят, что мы все здесь под колпаком, – нахмурившись, заметила она.

Приятный молодой женский голос прервал её: – этот кашемир обнимет вашу шею, как нежная одиннадцатилетняя девочка и вы никогда не захотите расставаться… ролик свернулся.

– Странно, – задумчиво произнесла девушка

– Что странно? – отозвался Кирилл

– В авто моего папы эта реклама звучит иначе – там говорится о мальчике.

– Мы предпочитаем одну марку теплой одежды, – бросил безразлично Кирюша

Кам покосилась на него, но промолчала.

– Вот вы где! – объемно прозвучало в салоне яхты.

– Я не заметил, чтобы нажимал ответ на вызов, – поморщился Кирюша.

– Прошу простить, – без тени сожаления, прервав Кирилла на полуслове, отозвался девичий голос с подчеркнутым французским акцентом, – ваш отец настоятельно велел вам посетить штаб-квартиру. Приехать желательно сегодня. А в ближайшие два дня вам предстоит деловая поездка. Так же, Сергей Петрович просил передать, что вы не виделись уже три месяца.

– А почему он сам не позвонил, – недоумённо спросил Кирилл

– К сожалению, он не дал мне разъяснений, – язвительно ответил воздух вокруг, – знаю только, что он чрезвычайно занят в эти дни.

Тем временем яхтмобиль подкатил к ресторану.

– Пошли есть, – с досадой сказал сбитый с толку юноша и раздраженно отключил связь, проигнорировав прозвучавшее в воздухе задорное – «до встречи, мсье!»

В ресторане не было незнакомых лиц. Вся молодая поросль, все сливки их замкнутого общества завтракали здесь. Это был лучший ресторан из доступных вблизи района мраморных склепов. Поэтому обычно к полудню большая часть столиков была занята. Все дорогие птички – мальчики и девочки энергично общались, улыбаясь друг дружке.

– Вон Марик, пойдём, – сказала Миллка.

– Твой Марик, напился, нанюхался и лез ко мне целоваться в «Свине» на прошлой неделе. Жак его отгонял от меня – угрюмо отвечал Кирюша, – он не в курсе, что я не из их тусовки?

– Видел бы ты себя в лифте, – хихикнула Миллка, – будешь губы дуть – точно решит, что из их. Идём.

Здание штаб-квартиры в ЛаДефанс, распластанное на берегу Сены, с высоты птичьего полета походило на каракатицу с вытянутыми в сторону реки щупальцами. Свои так его и окрестили. На обращенной к Жан Жорес голове каракатицы располагалась надпись огромными графитовыми буквами actifs combinés du secteur industriel. 1 С тыльной стороны надписи бетонная стена подсвечивалась бледно-голубым – буквы эффектно парили на фоне освещенной серой величественной стены.

У Кирилла этот комплекс зданий вызывал неприятные эмоции, он не был похож на стандартные корпоративные стекляшки – скорее на логово. На подступах аккуратно подстриженный, хорошо просматриваемый газон утыкан высокими деревьями. Гладкие стволы и ровные округлые шапки высоко вверху. Деревья казались стыдливыми бесполыми существами, готовыми скрыться в чаще леса, если б он был где-то рядом, а не выситься здесь в шахматном порядке, прикрывая зелёными верхушками голову каракатицы. Некоторые из штаб-квартир некоренных тоже походили на крепости, хотя и гораздо более скромные, чем эта.

Яхтмобиль резво въехал с Жан Жорес к центральному входу. Водитель материализовался у двери, чтобы выпустить эмбриона из недр авто. Навстречу Кириллу с распростертыми объятиями выплыл Этьен, улыбаясь не искренне широко, одними губами, лишь колючий взгляд не участвовал в улыбке. Он приветствовал прибывшего с видом радушного хозяина.

Кира всегда коробило от вида этого холеного стройного француза в подогнанном аккурат по фигуре костюме спокойного серого цвета. Кир невольно поморщился, но быстро спрятал эмоции. Конечно же, он узнал о прибытии хозяйского сынка минут за десять – система оповещения Каракатицы вела авто уже несколько километров, рассчитала возможные маршруты, соотнесла с временем суток, количеством и составом экипажа, скоростью, уровнем заряда транспорта, отсутствием алкогольно-наркотического опьянения главного седока и доложила нескольким персонам в здании о предстоящем визите.

Кирюха, предпочел бы, чтобы его встретил начальник охраны отца и отвел бродить в зал симуляций, палить по несуществующим комбатантам конкурентов в несуществующих землях, а потом в кафетерий – объедаться мороженым и фруктами, названия которых он даже не пытался запоминать, как бывало ещё лет пять назад. Детство улетучилось, оставив воспоминания чередующихся капризных истерик и моментов короткого счастья, – их результата. Поводов ни того, ни другого он, конечно, припомнить не мог.

Подхватив Кирилла под локоток Этьен, словно провожал его в собственные владения.

– Отец не дождался вас и улетел буквально полчаса назад в Женеву.

– Почему не предупредил меня? – спросил Кирилл

– Дело срочное. Прошу не злитесь. Сергей Петрович просил меня всё объяснить вам. Замечу, что он немного расстроен тем, как вы в очередной раз устраивали свой досуг.

Кирилл поморщился,

– Тебя? Ввести в курс дела меня?

Они проследовали в недра каракатицы. Адъютант направился было в приёмную, однако Кирилл уверенной походкой, смешно потряхивая эполетом подошёл к кабинету отца, где в большом открытом пространстве хозяйничала личный секретарь главы компании. Эмма сидела перед парящим экраном, цокая хищными коготками, по подсвеченному на столе, контуру клавиатуры. Ей, не смотря на возраст, нравилась эта старомодная манера письма. Экран был прозрачен и стоящий напротив мог увидеть набранный текст. Когда Кир приблизился к столу, Эмма бестактно затемнила внешнюю сторону экрана не глядя, но понимая, кто пришёл. Подняв взгляд над экраном она очаровательно улыбнулась и поприветствовала редкого гостя:

– а, мсье Кирилл! Рада видеть вас в нашей обители скуки!

– Мсье Мамонтов, – поправил Этьен.

– Да-да, простите. Мсье Ренар, я часто слышу от Сергея Петровича имя сына и поэтому… – не стала заканчивать вялое не нужное оправдание хозяйка приёмной.

Кирилл, приблизился к двери кабинета, прикоснулся пальцами к массивной ручке. Облегченно выдохнул – замок узнал его и послушно щёлкнул – дверь отворилась. Этьен проследовал на своё привычное место и чуть было не сделал жест, позволяющий Кириллу сесть, рука уже дернулась и Кир это заметил. Это было слишком, и адъютант потупил взгляд. Кирилл устроился в центре любимого дивана, закурил…

Из разговора наследник понял, что отец, возможно, уедет со дня на день и Кириллу придётся некоторое время постоянно присутствовать в штаб-квартире. Но самое главное – перед этим ему предстоит слетать в промсектор, чтобы лично познакомиться с каждым наместником на подконтрольных компании участках. При чём, ни отец, ни Этьен, не составят ему компанию. Однако, с ним будет телохранитель военного образца – жутковатый фарш бионик с человеческой головой. Сначала они прибудут в центральный Хаб, там его должен встретить постоянный управляющий Старший наместник. Далее в ознакомительную поездку по Сектору, где он будет представлен остальным управляющим на предприятиях. Они лично обменяются коммуникационными ключами, чтобы круглосуточно поддерживать прямую шифрованную связь.

Кирилл вышел в приёмную отца. Молча указал Эмме на встроенный в стену за её спиной шкафчик. Девушка, поняв жест, с готовностью достала низкий хрустальный стакан с толстым дном. Размеренными привычными движениями она приготовила ему напиток. Рецепт был прост – виски, полкапсулы «эйфа», замороженные кубики манго. Кирилл молча принял напиток, сделал жест пальцами, чтобы Эмма отдала ему и бутылку. Девушка испытующе глянула на него. Оба знали, что отец не позволял ему перебирать с алкоголем в стенах штаб-квартиры. Кирилл не стал спорить. Он направился в парк, куда можно было попасть только через приемную или кабинет отца, где могли бывать лишь избранные персоны, с дозволения главного здесь человека. Скрытый от любопытных глаз по сторонам щупальцами каракатицы, а сверху густыми шапками деревьев, парк выходил на берег Сены. Кириллу нравилось здесь. Фасад со стороны парка украшали древние колонны и карнизы, придающие схожести с древнегреческим или римским храмом. Эти элементы не были искусственно состарены, отец приобрел их на аукционе и приволок сюда. К берегу реки вели разветвленные теряющиеся в деревьях и кустарнике насыпные тропы, вдоль которых стояли тяжёлые каменные скамьи. Казалось, – по другую сторону здания не было скоростной Жан Жорес с пролетающими по ней яхтмобилями. Ни единого звука не проникало сюда извне. Отец говорил, что научился останавливать время в парке.

Кирилл был растерян и раздосадован – отец внезапно решил распоряжаться его жизнью. Вот уже несколько лет он был абсолютно свободным человеком. Настолько, что о некоторых аспектах своей свободы он не решился бы разговаривать ни с отцом, ни с матерью. И всегда он чувствовал себя в безопасности, словно в коконе.

Мамонтов младший никогда не бывал в П-секторе. Время от времени – раз в полгода отец звал его с собой, но наследника это мало интересовало. Возить своих отпрысков в дикий край – новомодное веяние в кругу общения отца, чтобы детишки хлебнули жизни и не думали, что круассаны растут прямо на деревьях. Он слышал от приятелей о подобных экскурсиях – ничего стоящего кроме жалоб на толпы жалких аборигенов и описаний унылых пейзажей в их рассказах не было. Теперь после разговора с Ренаром ему вспоминалась болтовня Камиллы – она была в секторе дважды под присмотром отца и старшего брата. В локации Центрального Хаба, по её словам, кроме гостевых домов, нескольких ресторанов и вышек охраны по периметру, не было ничего стоящего. Весь Сектор занимал огромную территорию, населенный аборигенами, под присмотром силовых групп и наместника, стерегущих индустрию своих хозяев.

Миллка рассказывала Кириллу, что, например, спецодежда – пластиковые комбинезоны, выдаются аборигенам на 2 недели, на всю длительность вахты, и в цехах переработки сырья стоит жуткий смрад. У неё постоянно слезились глаза. Компактный фильтр в носу не спасал, а одевать респиратор на всё лицо отец запретил, приказал спрятать носовой платок и вести себя достойно, а не как избалованная принцесса. В конце смены люди ели из длинных неглубоких ванн, собираясь по десять-пятнадцать человек. Когда она покидала Сектор во второй раз, они вернулись в Центральный Хаб. Им пришлось ждать транспорт пару дней, и вечером перед отлетом, она слышала казнь человека – именно слышала.

Кирилл не проникся её эмоциональными рассказами, его забавляло, что Кам округляла глаза и искала понимания, в ответ на описываемые картины.

Он вспомнил: как-то они катались на лыжах, и Камилла сломала руку. Она упала вскрикнув. До того, как к ней подбежали друзья, девушка уже сидела на снегу. Не было ни слёз, ни истерики. Она просто ждала, когда придёт помощь. Когда её грузили в вертушку, она спокойно наблюдала за возней медиков вокруг.

Кам время от времени вспоминала об экскурсии на семейный завод и последующем эпизоде в Хабе. Кирюха слушал в полуха.

Все подробности всплывали в памяти сами собой. Теперь перспектива посетить проклятые земли пугала его. По задумке отца ему предстояло остаться за старшего на какое-то время. Несомненно, это было важно. И на этот раз отказаться не было ни единого шанса. Судя по всему, отец был раздосадован его недавними выходками в обществе и упорным нежеланием участвовать в делах компании. Кирюха давно догадывался, что отец получает достаточно полную и правдивую информацию о том, как живет его любимый и единственный отпрыск. Одна лишь реклама в авто не давала повода сомневаться, что его мальчик испортился раньше времени, не успев ни поработать, ни завести семью.

Глава 2

Язь стоял на огромной каменной глыбе и, что есть мочи, молотил полутора метровым куском бревна вдоль внешнего края камня, не прилегающего к внутренней кладке. Удары разносились по наклонной стене. Время от времени он прибегал к помощи металлического инструмента с единственной красной кнопкой сверху и парой крутилок расположенных на боку ниже. Назначения крутилок Язь не знал, да и не задумывался об этом. Если глыбу перекашивало, он откладывал бревно, брал железяку, прикладывал к месту, которое хотел выровнять, жал на кнопку и, напрягаясь всем телом, налегал на рукоятки. С тяжелым угрожающим гулом инструмент изрыгал удар, вибрация через босые ноги мгновенно взлетала по хребту до макушки. По всему телу бежали муращки – Язю нравилось. В какой-то момент он будто впал в транс и так разошелся, что удары бревна стали расходиться звуковыми волнами во все стороны. На него опасливо поглядывали с разных концов склона. Старик, привязавшийся к Язю некоторое время назад, замер на несколько секунд, стоя на его уровне через пяток глыб справа. Он было собрался окликнуть парня.

Внимание господина инженера тоже привлёк, вошедший в раж крепыш на верху. Господин инженер, щелкнув языком, сбросил разговор с транспортником. Указательным пальцем он поправил очки на переносице. Зрачки дернулись, торопя Гласс сфокусироваться на маленькой фигурке на склоне стены. Ещё немного, и дикарь расколет глыбу. Фигурка очертилась красным, Навин дал импульс. Дикарь вздрогнул, схватился за затылок, потерял равновесие и повалился вниз.

Щуплый старик едва успел схватить его за волосы, потом перехватил двумя руками за шею, потянул на себя, и они повалились в сторону от пропасти.

– Ты зачем так колотишь, дурень? – проскрипел старик, недобро глянув вниз на господина.

Язь выпучивал глаза и ловил ртом воздух, виски и затылок разрывало от нестерпимой боли.

Навин, не хотел ронять работягу вниз – ему было всё равно. Увидев, что тот не сорвался, он потерял интерес к происходящему, отвернулся и, щелкнув языком, возобновил разговор.

Навин приехал в сектор около четырех лет тому назад.

Когда, всё же получив образование, не нашёл работу дома, направился в столицу штата, где несколько недель прожил на улице. Так ему не хотелось возвращаться в родной городок. И всё же пришлось. Надежда жениться и родить ребёнка отдалялась на неопределённый срок. Он всё ещё мог иметь детей, несмотря на очередную эпидемию, прокатившуюся по многим штатам и стерилизовавшую десяток миллионов преимущественно молодняка. Его отец, когда они втроём сидели за обеденным столом, говаривал, – мы слишком хороши для их вирусов, и нас всё ещё много. Но они очень стараются, – смеялся он.

После подобных высказываний мать Навина вскакивала, хваталась за голову и причитала, – когда-нибудь они придут и уведут тебя за твой длинный язык, лавку разграбят, а нас забьёт толпа. Отец грустно усмехался и пытался успокоить истеричную хлопотливую жену. Он был учителем истории, но большинство школ закрылись 15 лет назад, и отец открыл лавку, торговля шла скромно, однако, глава семейства смог дать Навину кое-какое образование по прежней программе и даже достал материалы, которые помогли ему подготовиться к поступлению в архитектурный колледж. Правда, на учёбу он пробился чудом – людям его происхождения уже нельзя было учиться после семнадцати лет. А до семнадцати учиться было попросту негде. После неудачной попытки взять штурмом тесный и смрадный, влекущий огнями и ритмом Мумбаи, он помогал отцу в лавке. Родители возлюбленной и близко не подпускали его к дому, – дочь была хороша собой, в их планы входило правильно выдать её замуж. Навину осточертел местный Каматипура2 с его душными, зловонными комнатушками и отталкивающими обитателями всех полов. А о бионических подружках люди его касты не могли и мечтать. Плакаты популярных бионик кэшгерлз, созданных по образу самых красивых богинь, украшали его комнату. В Мумбаи он видел нескольких «живьём», когда околачивал пороги приличных контор на Флора Фаунтин и засиживался до ночи у дорогих заведений. Эти создания прилетали в лимузинах к блестящим и неприступным ледяным глыбам деловых центров. Однажды, сидя у обочины на Марин драйв, он увидел вновь прибывшую яхту. Разодетый грузный водитель в неправдоподобно больших черных усах, красном необъятном сюртуке, застёгнутом на все золотые пуговицы и кобурой с блестящим пистолетом подмышкой, походивший на жука, отворил дверь. Из клетки выпорхнула, словно стрекоза, она. Двумя фарфоровыми ручками девушка приподнимала длинное платье-облако, чтобы не споткнуться, в двух других были сумочка и тлевшая длиннющая сигаретка «эйфа». Навин открыл рот от изумления и чуть шевельнулся. В следующий миг оба огромных глаза, не мигая смотрели в его мозг, считывая импульсы, оценивая позицию. Он не попал во внимание сразу и сейчас на короткое время представлял потенциальную угрозу. Через секунду божество отвело взгляд. Будто его – Навина, голодного, в затасканном отцовском пиджаке, стоптанных натёртых дешёвым черным силиконом туфлях, и не существовало здесь вовсе. Ему захотелось заползти в сточную канаву и остаться там навсегда.

Дома дни тянулись уныло, ливни и наводнение сменились зноем и беспорядками, охватившими всю Махараштру. И навинов никчёмный городок наводнила толпа голодных и безнадежных соплеменников. Бунты вспыхивали стихийно и бесцельно – никто не думал выдвигать требования или что-то вроде, скорее стащить что-нибудь и выплеснуть злобу. Очередного смутьяна подхватывало, как песчинку и уносило с толпой.

А позже, как и всегда, на их усмирение и отлов прибыли гвардейцы. Улицы наполнились басовитым жужжанием дронов, распыляющих газ, плюющихся пулями-метками, сканирующих толпу на самых активных бунтовщиков и коротящих чипы, за милисекунду превращая в калек своих носителей. Лавка была закрыта почти месяц.

Внезапно пришло известие от старшего брата матери. Он много лет работал в Северном Секторе и в семье считался состоятельным человеком. Однако теперь его настигла лейкемия – слишком долго он был в опасных землях. Как ветеран стройки Северного Сектора он мог рекомендовать тамошнему наместнику кого-то из родственников на своё место. К несчастью – в его семье были лишь дочери и те могли остаться без дохода, если кормильца не станет – хотя дяде удалось скопить некоторое состояние, с горя и от страха приближающейся гибели, он стремительно проматывал его, да и прежде жил на широкую ногу.

Итак, двадцатилетний Навин оказался избранником судьбы, счастливчиком. Несмотря на опасность заразиться радиацией, и данное дяде обязательство платить сорок процентов от жалованья вот-вот осиротеющим дочерям, он мог через пяток лет вернуться богачом по местным меркам.

Перед отправкой Навину предстояло пройти курс подготовки. Платил за него дядя, единственный, кому это было по карману. С условием, что Нав отработает долг. Для отца эта сумма была не подъемной – минимум годовой доход с лавочки в лучшие года. В курс входило интенсивное обучение языку сектора, ментальное программирование и обращение с транспортными средствами, протоколы безопасности, протоколы и скрипты разрешения конфликтов с местными, обычаи и ритуалы аборигенов для управления ими, навыки обращения с личным коммуникатором. Язык Навин изучал меньше недели – всего за три урока. В первый день он приехал в шесть утра, прошёл идентификацию, затем служащий провёл его в длинный узкий коридор белого цвета. К удивлению Навина, в коридоре было ослепительно светло, но ни одной лампы. Вдоль одной стены располагалась точно сотня дверей без замков и ручек. Его завели в одну из комнат. Служащий пробежался по светящимся кнопкам на страшного вида кресле, усадил в него молодого человека, пристегнул руки и ноги легкими лентами, велел Наву отклонить голову вперёд и приложил стальной стержень в том месте, где начиналась шея к выступающему на щуплой спине позвонку. Нав почувствовал лёгкий укол и холодок, пробежавший вверх и вниз по позвоночнику.

Служащий указал на изображение, висящее в воздухе, в полуметре над подголовником кресла, и сказал: – Просто смотри. Мужчина проверил крепления на руках и ногах и вышел.

По экрану бежали незнакомые символы, иногда проскакивали цифры. Не прошло и минуты, как в голове Навина прояснилось. Мысли, ранее наскакивающие одна на другую всю его предыдущую жизнь – желание поесть, заняться сексом, стащить что-то ценное, – выстроились в столбец, успокоились и ушли на второй план. Его внимание сфокусировалось на мониторе. Уже через полчаса он смог бы пообщаться с уличным торговцем на этом языке. Навин испытывал восторг. Он помнил, как тяжело ему давалось чтение учебников, припрятанных отцом и уцелевших после обысков. Как мучительно он осиливал абзац за абзацем и забывал почти всё на следующий день. Потом вернулся Служащий, молча приложил стержень. Но Навину удавалось сохранить ощущение восторга ещё несколько минут после урока. Через полчаса всё происходившее в капсуле-кресле застилала сероватая неприятная пелена. Однако, знание азов чужого языка накрепко засело в голове за три занятия.

Отдельный восторг Нав испытал, когда учился обращаться с личным коммуникатором. «Гласс», так называлось устройство. Подобные вещицы он видел на лицах офицеров гвардейцев, патрулировавших кварталы в городах. Гласс одевался, как очки, синхронизировался с мозгом через чип в позвоночнике, какой был у каждого, кого знал Нав. Никто не видел этих чипов, но каждый знал о его наличии в своём теле. Далее, оператор, одевший Гласс, получал информацию обо всём, что попадало в поле зрения окуляров, непосредственно в мозг. Можно было управлять подвижной техникой, взаимодействовать со всеми устройствами, имевшими процессор и алгоритмы функционирования. Но самой приятной функцией была возможность воздействовать на любой органический объект, имеющий чип. Навин высокомерно вспомнил о бионической богине.

Дядя никогда не рассказывал о том, что ему удалось пройти перед трудоустройством.

Таким образом за три недели, перед отправкой в Северный Сектор, Навин стал на порядок более образован, чем после архитектурного колледжа. То, чему его учили в душных, мокрых классах, с плесневелыми стенами, казалось теперь смешным и примитивным.

Центральный Хаб Сектора произвёл на него хорошее впечатление. Умеренный, в сравнении с домом, климат. Отсутствие толп на улицах, самих улиц, кстати, почти не было. Иногда он с напарником выезжал побродить в развалинах – дороги, направления и стены домов кое-где уцелели.

Его знаний языка было вполне достаточно, чтобы объясняться с надзирателями и служащими наместника. Его произношение и словарный запас были даже лучше, пожалуй. Аборигены говорили на странном наречии, которое на слух очень походило, на то, что он выучил дома. Но они, скорее, не то лаяли, не то отрывисто гаркали друг на друга и активно помогали себе жестами. Понять смысл сказанного стоило большого труда. Благо – понимать аборигенов было не обязательно, – их старшие кое-как, но всё же изъяснялись на оригинальном языке.

За прибытием в Центральный Хаб последовала переброска на Север. Как он узнал позднее – вся территория известная миру, как Промышленный Сектор, делится на индустриальные сектора, частные владения под протекторатом цивилизованных секторов. Северный Сектор – лишь обобщенное обозначение основной климатической зоны.

Пребывание здесь его угнетало. Почти круглый год в этих местах господствовал холод. Когда отступал снег, можно было видеть, как природа зализывает раны случившейся трагедии. Трава наползала на громадные воронки, покрывавшие местность, в которой когда-то был большой город. Повсюду встречалось дикое зверьё. На него никто не охотился, аборигенам было запрещено, а приезжий персонал, к счастью для всей этой живности, охотиться не умел. Несмотря на огромное количество зелени летом это всё же была унылая брошенная земля.

Первые два года, как и положено новичкам, Навин работал на вредных химических предприятиях. Там он и подорвал здоровье. Его даже отправили в Хаб на реабилитацию. Парня страшила мысль о возвращении на Север и через старых знакомых дяди, с которыми он сошелся в Хабе, ему удалось выхлопотать себе тёплое местечко здесь – в центре, за хорошую сумму, которую он уже мог себе позволить. Его оставили на строительстве, как здесь это называлось, культовых сооружений. Сама идея подобной стройки приводила его в изумление. Циклопические строения, подобные пирамидам Египта, виденные им в отцовских учебниках по истории, здесь были разбросаны на холмистой равнине на территории около тысячи квадратных километров. Какие-то пять тысяч километров от дома, два часа лёту на транспортнике – и прибывший оказывался за пару тысячелетий до новой эры. Именно этим временем датировались пирамиды в учебнике. Навин командовал здесь рабами. Официально эти человекоподобные значились, как строители.  Однако, после недельного пребывания на Пирамиде, не оставалось никаких сомнений в статусе работающих аборигенов. Фараонов в этих местах не было и не предвиделось, и для кого это строилось было не понятно. Стройку изредка посещал наместник Хаба. Жили тут военные, ждущие переброски, надсмотрщики-инженеры вроде Навина, кучка торговцев и прочий люд со всего света, ловящий крохи, падающие из карманов хорошо зарабатывающего местного сословия погонщиков. Рабы прибывали сюда на старинных грузовых поездах и на баржах, которые сами же и тянули на синтетических тросах посменно вдоль берега реки. На месте, по прибытии, им выдавались комбинезоны. Аборигенам объявлялось, что одежда выдаётся на 3 недели. Далее об этом забывали, и раб ходил в своём одеянии от четырёх месяцев до полугода. Уже через месяц полиамидный костюм превращался в лохмотья. Мыться рабам было негде, и в бараках стоял невыносимый смрад.

Глава 3

– Что ж ты делаешь, Язь, – гаркнул дед, – Глыбу разломаешь – прибьёт тя господин.

– Ну, велено же стучать, – отдышавшись, ответил плечистый парень, меньше минуты назад валявшийся в судорогах на каменной глыбе, на тридцатиметровой высоте.

– Тебя сюда на выздоровление отправили, щенок! Грейся на солнышке, стучи помаленьку, баланду хлебай утром и вечером, воды хоть залейся. Глядишь, и кашель пройдёт. А ты машешь как здоровый! – продолжал Дед назидательно и уже в полголоса.

– Через пару месяцев на баржу и домой на нары на полгода – ешь, да спи. А так увидят, что ты здоровый и обратно тя на рудник, в стужу.

Язь чесал затылок – Дед дело говорит. После того как ему дали отлежаться, и он почувствовал себя лучше, он машинально стал работать, что есть мочи. Ему с младших говорили, что только так и можно жить. А иначе за что мы баланду хлебаем.

Дед глянул на горизонт – солнце садилось, надо начинать спуск, а то поломаемся в темноте и найдут только завтра утром.

А всё равно хорошо, что господин инженер заметил, как я разошёлся, – подумалось Язю, и он довольно и гордо хихикнул. Краем глаза, он видел, как тот пристально смотрел за его работой до того, как ему сделалось плохо. Таких работников, как он, немного – выносливый, сильный, с цепкими лапами, зубами может дерево разгрызть – пробовал даже. Уже много сезонов он работал на Рудниках и всё еще был силён. Глядишь – ещё проживёт. Лучше, чем ходить дряхлым стариком таких никто не уважал. Дед иногда говорил, – «Ты мне во внуки годишься». Язь не понимал, что за «внуки».

Старик рассказывал, что было такое время, когда в одной семье жили младший, старший и старший старшего. Язь и другие слушали бредни и посмеивались.

Своего Старшего он помнил смутно.

Крепкий, грубый человек, он почти не разговаривал в бараке. Он возвращался в Утробу три сезона. Потом сгинул где-то на рудниках, в Кормилице. Старшая нашла себе другого. Язя отдали пропопам. Почти сразу он стал полезен. В Утробе, где старшие отдыхали, работали младшие.

Вот и все воспоминания из той молодой жизни, сохранившиеся в памяти.

Вечером, в бараках у подножия пирамиды все садились есть. В дальних частях Кормилицы ели из общих корыт. Здесь разрешалось пользоваться своими кормушками.

Барак тускло освещался в центре, там на корточках сидел пропоп. Люди собирались с едой вокруг него, ели серые резиновые лепешки и прихлебывали баланду, ложками всё больше чесались.

Язь и Дед садились подальше от центра – там дышалось посвободнее. Раньше Язь не бывал в этой части Кормилицы – его с остальными возили в деревянных коробках без окон по дороге из двух ржавых железных полос.

Уже пять сезонов подряд он ездил на рудники. И теперь ему сказали, что он заболел и должен подлечиться, и отправили сюда на пирамиду.

Такого развлечения, как свой пропоп, на рудниках не было. Там они возвращались в барак, ели руками из корыт и ложились спать. На драку и разговоры ни у кого не оставалось сил. В Утробе, конечно, пропопов хватало, но там они были очень важные и подходить к ним близко было страшно, да и не за чем.

У подножия великой рукотворной горы жизнь проходила несравнимо легче, а вечерами можно было слушать «мудрого старца», так его называли, хотя старым он не был, который всегда ждал их в центре барака сидя на корточках. Всех старших он называл уважительно чушкарями. На рудниках к Язю вообще никак не обращались. Он просто просыпался вместе со всеми, делал то же, что и все, и с удовольствием ел суп в конце дня. Он привязывался к тем, с кем работал целый сезон на руднике. Когда сезон заканчивался, и приходило время ехать домой, люди в блестящих одеждах с овальными зеркалами вместо лиц, ставили всех рядами и, проходя мимо, прикладывали к шее сзади стальную палку. После этого ритуала кого-то оставляли здесь же, как говорили, до следующего поезда, остальных везли в Утробу, где по пути высаживали кучками у разных поселков вдоль дороги, когда состав из коробок замедлял ход. Язь никогда повторно не встречал никого из тех, с кем трудился на рудниках. И каждый раз, только вернувшись в Утробу, начинал ждать времени, когда вновь увидит своих в деревянной коробке на пути в Кормилицу. Но снова и снова с ним ехали новые лица.

Язю казалось, что Старика слушать интереснее, но уж очень убедительно толковал пропоп.

Тот вещал.

– а потом настала она – Вопа, но Он пришёл и спас нас. Целый сектор – Утробу и Кормилицу спас от смерти, голода и войны. Вернее, сам Вопу уже был здесь, когда она проклятая пришла.

Кто- то из сидящих ближе, и совсем молодой, нерешительно спросил: – Как может, настать что-то, что уже было здесь. И, если это был человек, тот как он может настать. Он же не зима или чего такое?

Пропоп, ничуть не смутившись, слыша подобный вопрос в сотый раз, продолжил заученный рассказ.

– До того, как пришёл конец старого мира, он был с нами в другой своей ипостаси, она называлась Влапу. В то время он только говорил Дело, но не мог его делать, потому как не переродился, а пока говорил, его никто не слушал. Все задабривали Его, поднося дары, и прятали глаза от его всепроникающего, полного любви и понимания взгляда. Он хотел помочь всем сразу и говорил, говорил, говорил Дело. А когда всё случилось, Он принял новое обличие, обрёл новое вечное имя. И повелел, что отныне все мы свободные люди, – произнося эти слова, пропоп выпрямился, расправил тощие, бурые от загара и пыли плечи, свёл кустистые, измазанные засохшей баландой брови, вздернул подбородок и посмотрел куда-то вправо и вверх, сфокусировав туповатый взгляд в далеком незримом пространстве героической истории. Замерев в такой позе на мгновение, демонстрируя всем своим видом повадку свободного и избранного народа.

– Все, кто не слушал его, – продолжал со сдвинутыми бровями пропоп, – были изгнаны, за окраину нашего огромного и могучего сектора. А нам, честным людям, он – Вопу, дал Кормилицу, Утробу и Горб. И с той самой поры нам не надо думать, где находить еду и крышу над головой.

Все с пониманием кивали.

– Иногда случается, – продолжал пропоп, – что кто-то из нас не возвращается из дальних уголков Кормилицы. Они гаснут, как свечи, когда приходит их час. Бывает, что Наместник или ещё кто, глянет на кого из наших старших, и тот падает в судорогах, а иногда и того, – пропоп указал пальцем вниз, – в землю, – Так знайте, это Горб отзывается на Око Вопу. Наместник или инженер не сами смотрят на нас, потому на них Око, а они только бошками крутят. Око видит, если зло, какое за нами числится, и оно само решает – есть грех на Горбе или ошибка. Оступился, значит, свободный человек и, если можно его простить, то стеганет его с неба, Тот поболеет малость и встанет. Это я вам точно говорю, чушкари. Я в это верю и вы – верьте. Нету греха за тобой, не хочешь ты зла, так и знай – око это увидит. На том и стой. И помните, когда Кормилица забирает чушкаря, тот оказывается навечно во Въялте.

– А это чего такое? – спросил кто-то.

– Этот такой курорт, куда попадают лучшие из нас.

На несколько секунд воцарилось молчание. Потом кто-то спросил.

– а наш Вопу, злой он или добрый к нам свободным людям?

– Наш Вождь Пути не злой и не добрый к нам, – ответил пропоп, – хоть и карает многих, но не так ужасен он, как другие путевые за границами нашей державы.

Пропоп, решил помочь себе руками и начал активно жестикулировать в такт своей речи, вытянув указательный и мизинец правой руки в козу, символически раскладывая факты на полочки своего мировосприятия. Он глянул на задавшего вопрос и заговорил.

– Ты вот поднялся утром с нар и сразу можешь идти, куда тебе можно ходить. А там, – он мотнул головой за левое плечо, – надо воду искать, чтобы морду умыть, или даже брить её морду-то, одежды на себя много надевать. Иначе нельзя идти. А одежду надо покупать и еду тоже – всё с горба снимают. Мы-то едем в Кормилицу, мотыгами, да кирками помашем, и нам так еду дают каждый день. В Утробу отлеживаться приезжаем – опять же барак дармовой. Очку разрешат завести – на тебе отдельный барак.

– а где ж они столько благодати берут, чтобы за всё платить? – спросил очередной пытливый ум.

– а Вопу их знает. Это их беда и никто за них не думает, что жрать, что пить, где жить… Понял ли? – ответил вопросом на вопрос пропоп, и ткнул в задавшего его растопыренной козой.

– у них, выходит, тоже Горб есть? – удивился кто-то несправедливости, – откуда у них наше?

– Они украли наши технологии, – пропоп погрозил невидимому врагу пальцем, сделав особый акцент на слове «технологии», – думали заживут как мы. Да, что-то не выходит пока, – усмехнулся тощий философ.

Глава 4

Женева.

Совещание проходило на уровне владельцев компаний – никаких управляющих, президентов и прочих нахлебников. Обсуждали масштабы, последствия и направление каналов утечки информации в своих структурах. Вот уже три года, как эти сборища стали регулярными. По сути это был кружок психологической взаимопомощи. Воротилам-владельцам Сектора было необходимо выговориться. Удостовериться, что петля медленно, но верно затягивается и вокруг остальных шей участников благородного собрания.

По завершению официальной части и небольшого фуршета, все разбрелись разминаться перед основной попойкой и оргией.

С террасы кафе на крыше отеля открывался чудесный вид. Здесь – в Швейцарии виды были умиротворяюще скромны, блюда изысканны, девушки и кэшгёлз на мероприятиях очаровательны и внимательны к любым самым экзотическим пожеланиям гостей, а банкиры дьявольски любезны.

Аслан пил коньяк и смотрел на Сергея дружески и проникновенно. Сергей не сомневался, что пристрелил бы он его с таким же выражением лица, если бы на чаше весов было достаточно аргументов «за». Впрочем, и Сергей Петрович не сомневался, что, если бы имелась возможность сделать всё тихо, без свидетелей, он зарезал бы Аслана хоть ножом для бумаг. Аргументов у него накопилось с лихвой.

Когда-то Аслан обратился к нему с просьбой. Он упросил предоставить ему место в Каракатице, для переезда своей относительно небольшой нефтяной компании с активами в известной географической точке. Аслан попал в поле зрения TRACFIN3 и был уверен, что они знают о каждом его шаге. Это было похоже на правду. Его офис был куплен много лет назад у французской компании быстро и на выгодных условиях. Отца Аслана вероятность слежки не беспокоила, старик вёл дела чище наследника, предпочитал дружить с властями, занимался благотворительностью – он грезил быть принятым в свет. В те времена подобные надежды питали многие беглецы. Свою Каракатицу Мамонтов строил сам. Капиталы и дела семьи позволяли сделать это с размахом. Отец Сергея, к тому моменту отошедший от дел, одобрил затею. За интересным архитектурным решением, представленным на презентации проекта в мэрии Парижа, местные власти не увидели, что Сергей Петрович на территории нескольких гектаров престижного делового района на берегу Сены, фактически возвёл семейную крепость и укреп район. В тот раз он переиграл их.

За переезд Аслан предложил долю в компании, однако Сергей предпочёл алмазы и солидную арендную плату, ссылаясь на необходимость оплачивать ссуду, якобы взятую на строительство. На тот момент он не имел ничего против Аслана, однако в сводке личной разведки попадались донесения о сомнительной деятельности компании приятеля. Сергей был не в восторге от возможного соседства. Не смотря на грабительские условия сделки, Аслан согласился. По всему видно было, что припекло его не на шутку. Переезд состоялся. В конце концов, услуги его семьи могли и пригодиться в будущем, да и Аслан не был тем человеком, которому в сложившейся ситуации можно было просто отказать.

Устроившись в дальнем крыле-щупальце комплекса, нефтяной магнат быстро обжился и окопался. Однажды его часть крыла стала не доступной для сканирования стационарным оборудованием. Пришлось бурить бетон снизу с большой глубины и разворачивать дублирующую аппаратуру, которую ещё и приходилось менять – люди из охраны гостя время от времени выжигали сенсоры, наугад активируя глушилки.

Через несколько лет и несколько трупов сотрудников разведки Сергея, купленных гостем и работавших на две кормушки, от приятельских отношений не осталось и следа.

– У тебя что-то есть для них, Серёжа? – медленно и с характерным деланным акцентом, спросил Аслан.

Сергей, не предполагал, что он прямо задаст вопрос и всё же ждал чего-то подобного. Видимо, его люди, постоянно копая, догадывались о скрытной активности, однако из-за скудных технических возможностей не могли дать достаточной информации. Аслан, понимая, что упускает, что-то, не выдержал и решился спросить в лоб.

Примитивно – сдали нервы, – подумалось Сергею. Теперь ясно, что его ходы скрыты даже от соседа по офису. Очевидный минус, что он закипает от безрезультатных слежки, прослушки и прочего. Важно не дать и намека на суть происходящего. Аслан не информирован, не в ладах с властями и полицией, своими теневыми операциями он разрушил репутацию семейной компании, арабский протекторат в Промсекторе с падением экономики Панарабии ослабевает, нефтяной поток с его тамошних месторождених почти иссяк. Отец Аслана – мудрый человек, внезапно отошедший в мир иной – предвидел с погрешностью до трёх-пяти лет происходящие ныне события и с протекторатом, и с естественным спадом добычи, поэтому, как и дед Аслана, стремился избавиться от кровавого шлейфа тянувшегося от истоков их бизнеса, от криминальных сородичей, которым отказал в финансировании и не пускал на порог, рискуя быть устраненным физически. Он не учёл лишь кровожадный нрав сына, тёмные делишки которого привели ещё и к падению сбыта – клиенты не желали, чтобы на них падала его тень. После смерти отца за десять лет Аслан восстановил прежние связи. Наладил контрабанду комплектующих из промсектора для дешевых бионик в Азию, что подразумевало наличие тайной фабрики смерти где-то на подконтрольной ему территории. Азиатские партнёры поставляли по его каналу вещества в десятки раз сильнее и опаснее легального эйфа. В Панарабии его не одобряли, но отказать единоверцу в защите не спешили. Это означало снижение и без того ослабевшего влияния. И это было не всё. Иначе диверсифицировать свои активы Аслан не умел.

И сейчас коварный социопат пытался припереть Сергея к стенке намёком на свою осведомленность.

Ситуация не располагала к открытому противостоянию. Он озадачит Ноэль. Пускай она, пользуясь своим влиянием, подкинет этому бандиту хлопот, чтобы он отвлёкся от операции Сергея.

– Аслан, все мы здесь в гостях. ANDRA4 предлагает мне новый этап сотрудничества. Их специалисты перепроверяют меня в том числе из-за соседства с тобой. Я не лезу в твои дела, однако, интерес ко мне со стороны спецслужб вырос в разы с того дня, когда я пошёл тебе на встречу и разместил у себя. И для того, чтобы сделка с агентством была продлена, я готов к тому, что их люди поселятся прямо в моей приёмной. Всех нас терпят здесь лишь пока мы полезны. Я иду на уступки ради семьи. Мои проекты, которые вызывали подозрения свернуты. Тебе я советовал то же самое. У тебя достаточно денег даже для того, чтобы просто отойти от дел. Но ты не останавливаешься, и это твои проблемы.

Версия о проверке инициированной всесильной ANDRA выглядела правдоподобно.

– Твои поездки в министерство и к Ноэль никак не связаны с ANDRA. Ты не договариваешь, Серёжа. Мы оба это знаем.

Их столик располагался у самого края на крыше Ле Берге Женив за стеклянной перегородкой. Отсюда открывался вид на улицу внизу. Сергей непринужденно взял паузу, глядя на реку. Его взгляд скользил по спокойным водам, перекинулся на мост Мон-Блан и далее, на приветливо махавшую ему пушистую листву деревьев миниатюрного островка Руссо. Сергей уловил странность – между мостом и шапками деревьев, растущих на островке, почти прижавшись к перилам, над водой завис серый блестящий яхтмобиль. Яркие флаги с гербом кантона на перилах моста колыхались над водами Роны по всей его протяженности через каждые 20 метров и создавали дополнительное укрытие для носа и кормы авто. На мосту, чуть в стороне от авто, отвлекая внимание прохожих, стояла симпатичная девушка в ярком откровенном платье, миниатюрном не по погоде. Он присмотрелся к яхте и с удивлением обнаружил сидящего на капоте. Тот был облачен в маскхалат, от чего очертания фигуры размывались, и сама она походила на бесцветную прозрачную медузу. Голова седока обращена в сторону крыши отеля, а взгляд, Сергей это чувствовал, устремлён прямо на них с Асланом. Впервые он мысленно порадовался навязчивой опеке Монседам Майсоннуэв. Ему стало спокойней. Повернувшись, он холодно взглянул на собеседника.

– Сверх того, что я сейчас сказал, Аслан, мне добавить нечего. Подробности сделки с ними я, естественно, раскрыть не могу, – ответил Сергей, – попробуй спросить что-то в том же духе у любого из тех, кто сюда приехал сегодня и получишь похожий ответ. Мы все сотрудничаем с ними. Все прогибаемся под их требования. Все стучим друг на друга. Никто не соскочит, в том числе и ты, дружище.

После этих слов он отпил коньяк и, достав из пачки старомодную Marlboro, не спеша прикурил и выпустил облачко дыма, которое тут же унесло прохладное дыхание Роны.

Сев в машину, Мамонтов старший позвонил сыну.

– Кирилл, здравствуй. Ты уже говорил с Этькой?

– здравствуйте Сергей Петрович, – обиженно отозвался тот, поспешно выключая звук развлекательного канала, где милая ведущая вариативного пола принимала в студии гостей из нового бойсбэнда – почему такая срочность? Почему ты не едешь со мной? Я в чём-то провинился?

– Сын, это очень важно. Просто следуй плану, который тебе изложил Этьен. Я не могу поехать и не могу обсуждать это на расстоянии. И я не злюсь на тебя, хотя ты мог бы быть скромнее на всех этих тусовках. Слетай в Сектор и возвращайся. Будь осторожен – это не место для твоего легкомыслия. Ты мой наследник. Почувствуй это.

– Хорошо, пап, – у Кира отлегло, – отец не сердился. А экскурсию можно и потерпеть, тем более, если отец сам сказал, что это особый случай, а не воспитательная мера, – как скажешь. Сделаю всё, как надо.

– Удачи, сын, – Сергей скинул связь.

Настроение после эйфа с виски и беседы с отцом, улучшалось. Он откинулся на сиденье яхты, прибавил звук программы, где в студии бойсбэнд уже вовсю совокуплялся с вариативной ведущей, не забывая и о друг дружке.

Приближалась ночь – сеанс связи с агентом.

Тот подал сигнал, и Сергей активировал канал.

– Серёжа, мы должны срочно его вывозить. Без пересадок, с охраной и максимально быстро, – прозвучал тяжёлый спокойный голос.

– Транспорт будет в ближайшее время. Отправка в безопасную зону на третьи сутки после прибытия. Мой транспорт имеет несколько задач. – Не годится. Сегодня он чуть не погиб и постоянно подвержен опасности, – ответил голос.

– Ты уверен, что это то, что нам нужно?

– Никаких сомнений, это твой счастливый билет.

– Наш, – поправил Сергей. – когда транспорт будет на месте, я дам знать. Вам не обязательно входить в контакт, под вас будет оборудован контейнер, вы не замёрзнете и не задохнётесь при перелёте, активация по любому твоему идентификатору.

– Меняй расписание. Три дня это слишком долго.

– Ты находишься там годами, а он всю жизнь, – Сергей не хотел ничего менять. За каждым его шагом следили и, как выяснилось, не только Ноэль. С той стороны молчали. Это означало, что агент не согласен с ним и ждёт другого решения, – Ладно, транспорт прибудет днём, и вы отбываете в ночью.

– Принято. Отбой. – вместо «до свидания» эфир выплюнул раздавленный стекло-металлический скрежет, не успев отключиться вместе с голосом. Это могло означать, что на его закрытом канале связи висел еще один участник. Тревожно. Ключ, рассчитанный лишь на двоих участников общения, с помощью сенсора снимал степень напряжения голосовых связок и трансформировал в вибрации непосредственно в среднем ухе собеседника. Необходимо было специально учиться, чтобы общаться таким способом. Со стороны коммуникация выглядела скорее как обмен мыслями – звуков не было совсем.

Входящий вызов –Этьен. Ответ.

– Сергей Петрович, – тщательно выговаривая все «р» – Мамонтов не любил обращения «мсье» от подчиненных или обслуги, от остальных терпел, – добрый вечер. Кирилл, посетил офис. Я проинструктировал его во всех подробностях. Мне показалось – он был расстроен. Он вылетает в назначенное время.

– Я понял, – отозвался Сергей и скинул, не попрощавшись.

Этьена выводило из себя такое обращение. Происхождение предполагало, что кровь его была голубой, как небеса. Его отец – легкомысленный пройдоха, пустил по ветру состояние и родовое поместье, когда был в возрасте Этьена, теперь. Не завидная участь для семьи в обществе, где элитарная верхушка утрамбовалась окончательно лет двести назад, а социум неформально делился на людей с родословной и на всех остальных. Хотя, безусловно, все здесь были равны в известной степени. Толпу в этом уверяли многие десятилетия. Однако, родившись в такой семье, как у Этьена, можно было считать, что партия сыграна уже в день рождения. Если бы этот мерзавец не промотал всё. Теперь молодой граф де Ренар служил на побегушках. Эта должность в действительности была поводом для зависти многих, но его волновало мнение той пены общества, к которой он формально относился, к которой он и сам себя законно причислял. С этими людьми он общался по праву рождения, но его оскорбляли деланные сочувственно грустные лица приятелей, подбадривающих его словами вроде: «старик снова лютует», «видели, как ты загружал своего феодала в лимузин ночью», или «Как ты выносишь такое обращение?». Самого Этьена раздражало странное слово «холоп», которое Сергей произносил на родном языке, в его адрес в беседе со своими, кто был ему ровней по размеру кармана. Молодой дворянин чувствовал кожей, что это безразлично брошенное через плечо – «холоп», гораздо обиднее отборной русской матерщины, которой Мамонтов крыл его на чём свет стоит, пока тот вместе с Жаком тащил его под руки из любимого борделя или казино до яхтмобиля. Этьен тихо закипал от этого слова, но продолжал улыбаться. Мамонтов платил ему солидное жалованье. И по большому счёту он был его правой рукой во многих делах. Ренар знал, что когда-нибудь пытка закончится. Ему это обещали.

Глава 5

Навин, выпил немного рома. Ему захотелось пройтись и подышать. Воздух был свеж, дневная пыль улеглась. Где-то вдалеке слышалось присутствие патруля. Десяток людей бродил по окрестностям, обмениваясь грязными шуточками, посмеиваясь и безобидно, вяло переругиваясь. Иногда ночью вспыхивали стычки между патрулем наместника Хаба и прибывающими вместе с партиями оборудования или припасов подразделениями протекторатов. Случалось – патрули пытались прихватить, что плохо лежит или излишне развязно вели себя на правах хозяев. Случались и жертвы от неожиданных ночных встреч. Сегодня всё как будто было спокойно. Навин взглянул на пирамиду – он так и не привык за эти пару лет к огромному сооружению. С колоссальными размерами могла тягаться лишь столь же колоссальная бесполезность. Через вершину сейчас восходила луна, была видна стая птиц, темными точками кружащих над остывающей после дневного зноя громадиной. Сама по себе рукотворная гора отражала так много света, что с подлунной стороны всё было видно, как днём. С теневой же ночная тьма, усиленная тенью, становилась почти ощутима физически. Пробираясь в ней, так и хотелось разгрести её руками, как чёрную холодную воду. Глассы видели в темноте на ограниченном расстоянии и Навину становилось жутко, от того что кто-то или что-то, может быстро выскочить на него из-за пределов видимого пространства. Поэтому он предпочитал гулять рядом с освещенной стороной, не используя прибор. Если тень пирамиды оказывалась ближе или было темно из-за облаков, он оставался в блоке и предавался мечтаниям, лёжа на кушетке и закинув руки за голову.

Сегодня было спокойно и светло. Нав замечтался на ходу. Мысленно он вернулся в Махараштру, заплатил полиции, чтобы нынешнего мужа его когда-то возлюбленной невесты, упекли за решетку и там тихонько повесили или зарезали. Муж был торговцем средней руки. Навин прикидывал, в какую сумму ему обойдётся затея. Он пришёл к выводу, что вполне сможет себе это позволить. Родителям девушки не останется ничего, кроме как согласиться выдать вдову за Навина. Её отец сообразит, что к чему и, если не захочет последовать за зятем, пойдёт навстречу старому-новому жениху. Да и Нав уже не тот юнец, что был прежде. В своём городке он и вовсе будет богач. Если бы удалось вывезти с собой и Глассы – обойдётся и без полиции, сэкономит деньги.

Господин инженер пребывал в мыслях о собственном превосходстве над будущим покойным зеком, когда на него налетел дикарь. Тот не спешил, а просто шёл уверенной походкой, но был так крепок, что замечтавшийся Нав отскочил от него, как каучуковый мячик. Опрокинувшись на спину, он кувырнулся назад через голову и плюхнулся на живот в холодную песчано-кирпичную пыль. Мгновенно придя в себя, он начал подниматься. Дикарь растерянно стоял, не смея пошевелиться. Навин увидел, что напавшее из темноты существо всего лишь бессловесный абориген – строитель пирамиды. Среднего роста и всё же выше субтильного инженера почти на голову. В лунном свете кожа казалась голубоватой. Хорошо сложенный, с рельефным поджарым торсом и мускулистыми руками, он был словно высечен из камня. Спокойный, хоть и слегка растерянный взгляд, крепкая густая борода, мощная шея, прямой крупный нос и четко очерченные брови. Он был похож на божество. Навин во всем великолепии инженерской формы, защитных латах и Глассах выглядел против него жалким. И, как слабый чувствует сильного, он ощутил это всем телом. Почему-то вспомнилась ночь на Марин драйв. Откуда-то из пяток, где только что было его сердце, поднялась обида, остановилась комком в горле и вытолкнула из глаз господина инженера предательские слёзы, которые быстро скатились вниз по его округлым щекам, остановились на маленьком подбородке и сорвались в пыль между мысками крепких офицерских ботинок смешного детского размера.

Навина охватил гнев. Как смеет это животное стоять перед ним?!

– На колени, раб, – гневно вскрикнул он.

Язь вздрогнул от его визга, но не уловил, чего от него хотят, продолжая растерянно стоять. Навин негодовал.

– На колени, – снова повторил он. И тут только понял, что говорит на родном языке. Он исправился и повторил на понятном.

Обычно инженеры не обращались так к аборигенам. Надзиратели спешно под угрозой оружия или хлыста ставили на колени, обыскивали, если требовалось, или просто били. Здесь, в потемках, без всякой причины его заставляли встать на колени, а Язь долго соображал, для чего это делать. Он не украл, не нападал, не грубил. Тогда для чего,

Пока Язь думал, Глассы подсказали – днём система уже соприкоснулась с этим тугодумом. Нав огляделся. Поблизости ни души. Постройки рядом были темны. Предвкушая пищу для оскорблённой гордости, господин инженер дал импульс.

Напряженное, вытянутое в струну болевым шоком тело дикаря повалилось на спину с вытянутыми руками и ломающимися от боли в неестественных изгибах пальцами. Навин приблизился, угрожающе нависая над корчащимся от боли дикарём. Вместе с импульсом он блокировал и его речевые центры, и тот не издавал ни звука.

– Простите его, господин инженер, – внезапно раздался скрипучий голос откуда-то справа. Навин испуганно обернулся. Из-за постройки, на полусогнутых, зигзагами, пригибаясь как можно ниже и держа руки в молитвенном жесте у груди, приближался старичок, – мы выползли еды поискать, шли к казармам, он молодой, голодный сильно, убежал вперёд. Ему досталось уж от вас сегодня. Простите. Позвольте его в барак отнести.

Навин, глядя на унижающегося старика, только сильнее распалялся. Рабы в Секторе не были основой добычи и транспортировки ресурсов. Все масштабные процессы автоматизированы. Аборигены частично дублировали работу машин. Их лепта была несоизмеримо мала. Этот парадокс он давно подметил, но не понимал, зачем их держат здесь в таком количестве, и кому нужны строящиеся пирамиды. Все знали, и это прописывалось в контракте, что аборигенов нельзя наказывать без причины. На пирамидах тем более. В большинстве своём они слушались гневных окликов и жестов. Все боялись ока Вопу. Им с детства внушалось, что боль от взора ока, есть гнев Вождя Пути. Однако, Нав получал садистское удовольствие, внезапно парализуя кого-то из этих безответных бедолаг. И время от времени развлекался, без свидетелей или в компании одного веселого земляка-напарника. Кроме них были и другие шутники. Офицеры протекторатов смотрели на это сквозь пальцы и вмешивались изредка для поддержания дисциплины.

Тихий скучный вечер преподнёс неожиданное развлечение. В ответ на мольбы старика Навин, зацепив большими пальцами пояс, как герои его любимых стереофильмов, и широко расставив ноги, скомандовал: – «На колени, раб!»

Тот остановился и замер.

Чуть помедлив, он повторил:

– На колени!

Старик начал медленно разгибаться. Согбенная, самоуничижительная поза, мгновение назад исполняемая им выглядела теперь неестественной и притворной. Он изменился в лице. Трансформация была быстрой и пугающей. Так же, как и первый с голым торсом, только худой и жилистый, с бородой, и седой косматой гривой, торчащей в разные стороны. Он выглядел как Яма и смотрел, как хозяин. Два божества за один вечер для Навина были слишком. Подбородок от удивления опустился вниз.

– On your knees,5 – тоном повелителя сказал старик.

Ноги господина инженера невольно подкосились, но он устоял.

Зрачки привычно вздрогнули, подстегивая наведение Глассов. Мгновения превращались в секунды, но окуляр не фокусировался. Система видела органику, но воздействовать не могла – не на что было воздействовать. У раба не было Горба.

– На колени, – вновь повторил старик. Его левый глаз прищурился, а правый наоборот открылся шире и словно выгрызал душу.

Навин пал ниц с ускорением свободно падающего тела. Приземлившись, одним коленом он почувствовал что-то мокрое, сообразил, что за эти секунды успел намочить штаны, полностью опорожнив мочевой пузырь. Страх и унижение, привычные дома, окутали его.

За спиной послышался знакомый нарастающий гул. Последовала отрыжка звукового отбойника. Резкая боль разлилась по позвоночнику. Навин повалился лицом в пыль.

Глава 6

В номере стоял запах свежей крови. Он узнается интуитивно и ощущение опасности пронизывает всё естество. Для Аслана этот запах был привычен и даже вызывал определённое возбуждение, но не для Сергея.

Он вошел в спальню и содрогнулся. Модель японка, которую он прихватил с собой в поездку, смотрела застывшим взглядом в потолок. Вся постель пропитана кровью. Аслан не принял его разъяснений и оценил тон, который выбрал Сергей. «Хорошо, что не взял с собой Эмму», – промелькнуло в голове.

– Мсье, – тонко и жалко прозвучал голос из ванной комнаты.

Сергей помедлил в нерешительности, затем приблизился к проему и через зеркало встретился взглядом со своей бионик. Фантастически сложенная Николь, естественным путем природа никогда не создаст ангельских существ, подобных ей, была прибита к стене. Головорезы с ней развлеклись, убивать её было бессмысленно. Синтетическая кровь покрывала весь пол, в глазах отчаяние от беспомощности и стыда. В присутствии господина она всегда держалась с достоинством, хотя и выполняла любые его прихоти. Её облик сам по себе возвышал её над смертными, аналитические способности вкупе с сенсорами делали сверхсуществом. Практически она умела читать мысли. А недосягаемая красота таких творений вызывала зависть у настоящих женщин, какими бы эффектными они сами ни были. Сейчас все её члены были поломаны и вывернуты. Несмотря на высокий рост, ноги далеко не доставали до пола, её пригвоздили почти под потолок.

С момента появления первых бионик моделей, Сергей был уверен, что их сознание заключает не только способность анализировать, реагировать и взаимодействовать, они осознавали себя и сами боялись этого, потому что себе не принадлежали. Даже те, кто трансформировался из людей в надежде на лучшую участь и имели человеческий мозг, эмоции и характер, становились собственностью дельцов бионической индустрии. Несомненно, они чувствовали и боль, и страх, и унижение.

Николь чувствовала сейчас – Сергей не сомневался.

– Почему ты не освободилась Николь? – сдерживая дрожь, спросил он. И мысленно выругал себя за неуместную безучастность и ровный тон. Они были близки. Как так вышло, он не мог объяснить. Восторг от её присутствия рядом не покидал его с момента покупки. – Мне перебили спину и шею, мсье. Наверное, это лучше, иначе было бы больно, – с извиняющейся улыбкой произнесла Николь. Она употребила «мсье», но Сергей сразу догадался, что после увиденного, пережитого и сильной кровопотери она находилась в состоянии ограниченного функционирования. Мозг с трудом справлялся, производя речь. Странно, что ещё в сознании.

– Кто это был?

– Они сказали – вы догадаетесь.

Сергей вышел в спальню. Вызвал Жака. Посмотрел на девочку японку – ей не было и двадцати. Больной завистливый сосед совсем слетел с катушек. Он терял деньги, влияние, стал неудобен тем, кто его покрывал раньше. Звериное чутье подсказывало Аслану, что Сергей нашёл выход для своей семьи. Он не понимал происходящего, однако был убеждён, что жестокостью, психологическим давлением он добьётся своего, и Мамонтов «вскроет карты». За все эти годы патологический мерзавец не понял, не разглядел его, потому что всегда думал о себе. Люди для него -объекты воздействия, и сам он был объектом. Сергей не раз в этом убеждался, устраивая относительно безобидные провокации, чтобы изучить повадки навязавшегося в друзья бандита. Теперь действовать тонко не было нужды. По окончании операции Мамонтов будет неприкасаем, власти простят ему расправу. Скорее будут довольны, что он избавится от приятеля. Или пусть сами это сделают. Он снова посмотрел на бедняжку японку, взглянул через зеркало на распятого ангела Николь, чуть улыбнулся ей, чтобы приободрить и покинул номер. «Поездку Кирилла надо сдвинуть в последний момент и сменить транспорт», – решил он.

Пропоп крутил в руках часы господина инженера.

– Думаешь очухается он? – спросил Старик.

– Как миленький. Горб контузили, поваляется чуток в больничке, – ответил пропоп, – их там больно хорошо умеют лечить не то что нас.

– Ты чего с этими часиками делать собрался, Полоз? – спросил Старик.

– В Утробу приеду, придумаю, куда их деть.

– Если тебя здесь с ними возьмут, ты на рудники поедешь и там сгниёшь. Да ещё и меня сдашь.

Полоз ухмыльнулся с укоризной,

– Обижаешь начальник.

– Я не начальник. Найдут у тебя этот сувенир. Не спрячешь. Как говорил мой дед – «этим часам не хватает двух камней». Вон видишь красные кирпичи? – указал дедок.

– Ну? – пропоп вопросительно смотрел на Старика.

– Положи сувенир на левый камень.

Тот послушался.

– А теперь возьми правый и прихлопни сверху.

Проповедник загоготал.

Старик улыбнулся,

– Давай-давай, а то придут за ними, наверняка с маяком.

Пропоп с досадой сильно опустил красный крепкий кирпич на Навиновы часы.

– Вот, – одобрительно кивнул старик. И зло продолжил, – а этим кирпичам не хватает ещё миллиона таких же, – и махнул рукой, прогоняя какую-то печальную мысль.

Язь и пропоп непонимающе переглянулись и затихли.

Глава 7

Помощник Ноэль уверял, что она примет Сергея, как только завершится череда совещаний. До того мсье Мамонтов из соображений безопасности должен оставаться в штаб-квартире на набережной, а Кирилл под охраной полиции в своей квартире. Проще говоря – он будет ждать аудиенции, пока его сын в заложниках у Монседам. Жена, как это часто бывало, находилась неизвестно где и не пойми с кем. «Непойми кто», был странноватый любовник из местной около богемной тусовки. Естественно, непризнанный художник. Организация выставок его шедевральных инсталляций регулярно обходилась Сергею в удивительно круглую сумму почти ежемесячно.

Каракатица ощетинилась всеми сенсорами, системами ПВО и пятью десятками стволов личного спецназа. Крыло, арендованное Асланом, потрошили агенты Сергея. Ключевых сотрудников, пойманных прямо на рабочих местах, закрыли в комнатах для допросов в подземной части здания. Несколько родственников Аслана во главе с его сыном попытались пройти внутрь. Их блокировали в лобби. Дружок сына выхватил пистолет и получил пулю. Через пять минут его тело уже было в крематории. Самому отпрыску нельзя было давать уйти. Сергей сделал вид, что пошёл на попятную и пропустил его с небольшой свитой в их крыло, где они и были затем заперты.

Аслан не понял, да и не мог понять, что расправой в женевском отеле подписал себе приговор, показав, что и вне промсектора, на территории старой Европы, правил для него более не существует. Его выходка представляла прямую угрозу не самому Мамонтову, как он думал, а ставила под удар планы ANDRA, в которые входило использование Сергея в государственных интересах. Это худшее, что мог сделать Аслан для себя и семьи. Он уже был мертв, только не знал этого.

Может и к лучшему, что он перешёл черту, думал Мамонтов: теперь перенос поездки Кирилла не будет выглядеть подозрительно. Однако и отправлять его следовало уже сегодня ночью. И даже хорошо, что на ближайшие сутки сын будет в Секторе и не досягаем ни для Ноэль, ни для Аслана. А за это время вопрос с этим бандитом будет скорее всего, решен. А обратно он вернется уже не с пустыми руками.

Начальник охраны принес донесение прослушки. Аслан уговорил дочь Камиллу выманить Кирилла из дома, не посвятив её в подробности конфликта и сославшись на просьбу его отца, находящегося в отъезде. Камилла согласилась, собрала стайку подружек и уже была на полпути. Кирилл без восторга принял затею, однако по своему обыкновению, дух противоречия и обещанная Камиллой тусовка, возымели эффект.

Всё складывалось как нельзя лучше. Требовалось только внести правки в план побега.

– Кирюша, мы подъезжаем. Ты готов и наряжен? – весело и задиристо спросила Кам. Её лимузин бодро мчался в долину мраморных склепов.

– Миллка, мне это всё не нравится. Отец не выходит на связь. Полиция в холле. Они просили меня не покидать квартиру. Но, да, я готов.

– Отлично, красавчик. Мы прибудем через пару минут.

Ему не стоило большого труда улизнуть из квартиры. В стенах находились проход и лестница, ведущая вниз на улицу к маленькой узкой двери скрытой живой изгородью. Через минуту он уже стоял за дверью, прислушиваясь.

Раздался скрип гравия под сферами тяжелого лимо, беглец ринулся наружу. Продрался сквозь зеленую стену кустарника и оказался перед распахнутой дверью отцовского Роллса. Рядом стоял громила Жак. Встретив недоумённый взгляд парня, он сделал приглашающий жест.

– Прошу мсье, – улыбаясь, сказал водитель. В улыбке не было и тени приветливости.

Кирилл стоял растерянно и упрямо вздернув тонкий подбородок.

– Ваш отец распорядился встретить вас здесь, а я как раз заехал выпить чаю с вашей горничной. Будьте добры, не возражайте – на этот счёт у меня также есть инструкции.

Кириллу ничего не оставалось, как проследовать в салон. Садясь, он оглянулся влево на главный вход и увидел лимо, прибывший секунд двадцать назад. Двери распахнуты, Кам и подружки высыпали наружу. Авто упало на брюхо, как обессилевший бегемот, придавив сферы, из салона валил густой черный дым, а из-под капота летели искры. При этом «бегемот» истерично мигал глазами-фарами.

Кир напрягся. Он встретился взглядом с Камиллой, та растеряно воздела вверх руки, он махнул ей и исчез внутри салона.

Натужно взвыли приводы сфер. Роллс как танк развернулся на месте и свирепо рванул вперёд, оставляя за собой гребень каменных брызг.

Жак откинулся в водительском кресле и вызвал хозяина.

– Сергей Петрович, с Кириллом всё в порядке. Я его перехватил.

– Хорошо, Жак. Следуй по обновленным координатам.

– Слушаюсь.

– Кирилл, хорошей поездки.

Связь оборвалась раньше, чем тот успел ответить.

Всё еще разгоняясь, яхтмобиль выруливал на скоростное шоссе.

Кирилл потянулся к бару. Сенсор не реагировал. Он молча покосился на Жака.

– Не сегодня, мсье, – сказал тот, ответив на немой вопрос.

Беглец уставился в сгущавшиеся сумерки. Он покидал Париж. Роллс плавно догнал поезд, выпрыгнувший из тоннеля и сбросивший скорость на наземном отрезке. Экспресс летел совсем близко. В окнах были видны пассажиры. Там в неярком желтом свете сидели парень с девушкой. Она прильнула к нему, он приобнял её. Девушка что-то не спеша рассказывала, водя пальцем по спинке сиденья перед ними. Молодой человек кивал и комментировал. Парочка была одета во что-то неприметное, волосы девушки, небрежно собранные в кулек, служили подушкой для её же щеки, оба выглядели устало и как-то умиротворённо.

Дальше сидел пожилой мужчина в очках и с потухшей трубкой в углу рта. Из-под кофейного цвета старомодного плаща виднелся высокий воротник светлой, давно не новой рубашки. В одной руке мужчина держал прозрачный, мерцающий зелёным лист газеты, -было видно меняющиеся фото и заголовки обновляющейся ленты. Другой он опирался на столик и размеренно постукивал пальцами по полям мятой шляпы, лежавшей перед ним рядом с бумажным стаканчиком не то чая, не то кофе из дешевой привокзальной забегаловки.

В третьем окне сидела симпатичная молодая женщина. Правильные черты лица, на шее лёгкий пёстрый шарф. Она наблюдала за игрой двух своих сорванцов, резвившихся в креслах напротив. Один из них заметил несущийся параллельно с вагоном яхтмобиль и показал брату. Оба уставились на чудо авто. Женщина мельком глянула на Роллс и вновь вернулась к созерцанию своих чад.

Поезд чуть дернулся и, став на секунду металлическим змеем, окрашенным желтой светящейся полоской, исчез в следующем тоннеле, уходящем под гетто впереди.

Кириллу захотелось исчезнуть вместе с ними, с задумчивым мсье, с влюблённой парочкой и молодой мамашей с птенцами, которой нет дела до Роллсов и Кириллов.

– Куда идёт этот поезд, Жак? – с детским интересом спросил он.

– Скорее всего – восточная Европа. Может быть в Прагу. Там будут часа через полтора, – отозвался Жак. Зачем-то добавив – люди едут с работы в сектора победнее.

– а куда направляемся мы?

– К сожалению, не могу сказать, потому что не знаю. У меня были инструкции только по вашему спасению, дальше действую вслепую. Сейчас едем по координатам от вашего отца.

– Моему спасению? – изумился Кирилл, – о чём ты? Я собирался на вечеринку. Отец просто сказал сидеть дома. Его стало внезапно много в моей жизни. Ещё эти копы, – озадаченно произнёс он.

– Мсье, насколько я понимаю, может и не стоит вам этого говорить, однако, я вижу, что вы не понимаете ситуации и не слишком цените опеку своего отца, вас собирались похитить.

– Кам позвала на вечеринку, а тут вы со своей ухмылкой и папиными секретами. Кстати, что с её машиной?

– Ваша подруга не при чём, она выполняла поручение своего отца. Она была не в курсе его планов относительно вас. Её авто вывели из строя намеренно, чтобы я беспрепятственно выполнил задачу.

– Так куда мы едем? Есть предположения?

– Давайте посмотрим, куда нас приведут координаты. Я сказал больше, чем надо. Не сочтите за грубость, но теперь я лучше помолчу.

– Как это могло произойти? Я же сказал, что ты должна выцарапать его из дома, – Аслан рычал и махал руками.

Мама, по обыкновению пока муж был не в духе, предпочитала отсиживаться в дальних комнатах или на кухне.

Расстроенная и растерянная Камилла стояла посреди гостиной. Пока отец отвернулся, она быстро скинула вызывающие туфли и запнула их под массивное низкое кресло на кривых деревянных львиных лапах, чтобы не раздражать бушующего родителя ещё больше.

– Папа, всё было хорошо. Он согласился поехать с нами. Только мы остановились, машина вспыхнула. Хорошо, что никто из девчонок не сгорел.

– Никто бы не горевал по твоим потаскухам, которых ты зовешь девочками, – отозвался он, – Почему ты не остановила его, когда он садился в машину?

– Это была машина его отца и его водитель. Киру запретили водить, и несколько дней уже его возит Жак или ещё кто-нибудь. Всё произошло слишком быстро.

– Я предупредил, что ему угрожает опасность? Как я посмотрю в глаза его отцу, если с ним что-то случится? Ты подумала об этом? – выкрикнул Аслан. Он продолжал давить и не мог остановиться. Ему было необходимо заполучить сына Сергея. Это был вопрос жизни и смерти в прямом смысле. Своего сына он не уберёг, и тот уже был в заложниках у недавнего приятеля. Ходов у Аслана не было, а этот возможный козырь ушёл прямо из-под носа. Теперь он мог только сидеть здесь и ждать. Посвящать Камиллу в реальную ситуацию было лишним, да и не было уверенности, что она согласилась бы в этом участвовать. Оставался штурм, устранение Мамонтова и бегство на территорию Панарабии. Он много знает и приносит пользу своей деятельностью. Ему хотелось так думать.

Глава 8

Роллс снизил скорость и двигался почти бесшумно по извилистой однополосной дороге, фары выхватывали из тьмы могучие стволы деревьев. Вскоре после того, как они съехали на эту тропу, Жак погасил огни. Над приборной панелью перед лобовым стеклом появилась проекция ночного сканера.

Кириллу стало тослкиво и очень захотелось домой. Он никогда особенно не участвовал в планировании своей жизни, а скорее заполнял её отрезки между значимыми вехами приевшимся весельем, ну а теперь и вовсе был посылкой, которую возят туда-сюда, пытаясь пристроить.

Через полчаса, преодоленных в кромешной тьме, авто выкатилось на открытое пространство. Метрах в трёхстах впереди раскинулся особняк, двух этажный и весьма вместительный, напоминавший загородный отель. Всё строение залито светом и снаружи и внутри, при этом вокруг всё было неподвижно. Создавалось ощущение жутковатого сюрреалистичного действа.

– Выходим, – скомандовал Жак.

Кирилл решил, что демонстрировать своё недовольство неподобающим обращением, сейчас будет неуместно и выбрался из авто.

Непривычно свежий прохладный воздух приятно наполнил лёгкие. С разных сторон во тьме слышались негромкие оклики и команды. Тьма вокруг слепящего островка света кипела людьми.

Жак щелкнул языком, ответив на вызов. Слушая собеседника, он махнул рукой, и Роллс за спиной послушно мигнул фарами, на мгновение выхватив ярко-зелёную густую траву перед носом. Однако пучок света растворился в иллюминации освещенного строения, не коснувшись пространства по ту сторону.

– Пошли, – вновь скомандовал водитель.

Они двинулись в обход светового пятна по мягкой густой траве. В нескольких местах они натыкались на другие яхтмобили, притаившиеся во мраке, как жуки, ползущие к одинокому фонарю. Кирилл слышал негромкие голоса. Кто-то шёл в ту же сторону, держась на расстоянии.

Через несколько минут идти стало легче – началась площадка, где трава была аккуратно подстрижена. Иллюминация особняка справа не давала глазам привыкнуть к темноте. Всё это время Кирилл не понимал, куда и с какой целью они идут. Он просто тащился за Жаком в сомнамбулическом трансе. Его немного знобило от ночной весенней прохлады, легкие золоченые кеды утопали в густой поросли и насквозь промокли. Жак продвигался вперёд бодрой, напружиненной походкой, и Кирилл старался не отставать.

Из темноты показался борт гравиджета. Рядом с ним стояли три человека. Один из них в рулевом шлеме что-то негромко объяснял остальным.

Кирилл с провожатым проследовали дальше. В нескольких метрах стоял еще один аппарат покрупнее, в него загружали длинные капсулы, в каких обычно доставляли новых бионик – в этом Кирилл разбирался. Когда они миновали третий джет, его охватила паника – он догадался и был совсем не готов лететь.

Возле следующей машины стоял их пилот со шлемом под мышкой. Он приветливо помахал рукой.

– Добрый вечер, я Стив Чарон. Я ваш пилот на эту поездку, – представился он

– Здравствуйте, я Жак. И у меня для вас ценный пассажир.

– О, меня уже предупредили. Можете не беспокоиться. У вас отличный джет, скажу я вам, – Стив похлопал серый округлый борт сигарообразного аппарата.

– Послушайте, – вмешался Кирилл, нервно дернув рукой, – для чего эта конспирация?

– Сэр? – пилот непонимающе посмотрел на него затем на Жака, который ответил лишь сочувственным взглядом, – Сэр, время от времени люди вашего круга предпочитают летать или переправлять небольшие личные посылки, минуя таможню, контрольные пункты, терминалы. Как вы знаете, частные старты из любых населённых пунктов запрещены уже много лет. Странно, что вы не пользовались нашими услугами.

Кирилл, сконфузился. Он много путешествовал, и один, и с друзьями, но ему не приходилось, ни слышать, ни бывать на подобных стартовых площадках, замаскированных под особняки.

– Какая польза от такой скрытности, – спросил Жак, – вы же не можете летать не замеченными?

Пилот, обрадованный тем, что клиенты, обычно равнодушные и требовательные, вдруг искренне интересуются тонкостями его работы, начал охотно объяснять:

– Здесь поблизости расположен крупный почтовый терминал. Несколько раз в день с его площадки стартуют сотни аппаратов всех мастей, одновременно. Мы стартуем с ними, маскируясь под отраженный сигнал. Отследить нас в момент старта можно только визуально, и тут темнота – наш друг, – улыбнулся он, – затем мы ложимся на курс как гражданские шаттлы. Запрос идентификации с нашей скоростью превращается в формальность. Пока мы обмениваемся любезностями с диспетчером, если он вдруг проверит ИИ вручную, мы уже далеко в соседнем секторе и сгенерированный идентификатор не имеет значения.

– Вы хотите сказать, что это работает и не вызывает подозрений? – изумился Жак.

– Я хочу сказать, что власти закрывают глаза на причуды толстосумов, пока они не делают ничего слишком противозаконного. Никто не пропустит борт с тактическим атомным боеприпасом или небольшой партией рабов. Хотя теоретически и то и другое можно перебросить нашей голубиной почтой. Тогда лавочку прикроют. Но до тех пор мы летаем. Я боевой пилот, когда меня комиссовали, пилотировал Лунные шаттлы и грузовики. Для регулярных рейсов давно используют виртуальных пилотов. А таким, как я, не осталось места в небе, а без него я не могу.

Рассказ прервал выросший из темноты за его спиной солдат.

– Мсье, сопровождающий Веймин Чоу, к вашим услугам, – на идеальном французском представился бионик. С Жака ростом, не мускулист, но очень широк в плечах. Бледная кожа, немного светилась изнутри, длиннющие руки с крупными кистями, длинные ноги колесом, мощные ступни в тяжелых высоких ботинках, толстая короткая шея и белая гладковыбритая голова. Легкий просторный камуфляж, не нужный и надетый по случаю, только чтобы скрыть от глаз модификации, поверх него длинный чешуйчатый многослойный бронежилет, на котором по центру на магнитном держателе покачивался, как маятник, зачехленный автомат без обоймы.

Пилот глянул вверх в лицо прибывшего.

– Сейчас мы тебя пристроим, приятель. Скоро стартуем, – дружелюбно бросил он. – Сэр, вам тоже лучше располагаться.

Кирилл умоляюще глянул на Жака.

Тот пожал плечами и ободряюще улыбнулся:

– Кирилл, сейчас нужно быть подальше отсюда и от людей, пытающихся влиять на вашего отца. Укрыться от них можно только там, – он обратился к пилоту, – мне велено проверить багажный отсек для груза, который вы прихватите на обратном пути.

– Да-да, пойдёмте. А вы, сэр, устраивайтесь поудобнее и после я проверю вашу капсулу. Лететь не так уж и долго, однако, старт проходит чуть быстрее, чем вы привыкли.

Стив и Жак пошли к хвостовой части, а Кирилл направился следом за своим телохранителем.

Жак осмотрел багажное отделение, потом бросил на дно портативный обогреватель, пачку крекеров и бутылку воды, прихваченные из авто.

Пилот слегка нахмурился.

– Когда прибудете на место, не смотрите в сторону чемоданов, которые сюда положат. Если всё пройдёт гладко, наша премия покроет ваши обычные расходы лет на десять вперёд. Мы хорошо оплачиваем подобные услуги. Напомню, ваш пассажир – сын одного из богатейших магнатов промсектора. Сейчас уже поздно отказываться, Мистер Чарон.

Тот кивнул. Он, ничего не имел против хорошей оплаты за лишних пассажиров. Заказчик хотел кого-то вывезти с той стороны, судя по делегации – золотого ребёнка и дорогущего китайского наёмника, точно не партию рабов.

– Жак, я летаю на гравиджете, который принадлежит транспортной копании и о таком великолепном аппарате я могу только мечтать, и не я, а они будут недовольны. Но сейчас им ничего не известно. Ваши заманчивые посулы слишком пространны. Вы понимаете меня, надеюсь? – проникновенно сказал пилот.

Жак нахмурился. Всё организовывалось в спешке, несговорчивый пилот не входил в планы.

– Мне нужно сделать звонок. Сколько у нас времени?

– Не более десяти минут.

Жак, отошёл в темноту и щёлкнув языком вызвал Мамонтова.

– Сергей Петрович, у нас возникла проблема с пилотом и у него хороший аппетит. Если он сообщит компании о лишних пассажирах, полет отменят. У нас несколько минут, чтобы принять решение.

– Это ожидаемо. Я бы волновался, если б он не намекнул, что его надо подмаслить и моего сына встретили бы на обратном пути. Просто дай ему, сколько он просит. Подари ему гравиджет и после полёта пачку анонимных фунтов лет за пять его работы. Мне так будет спокойнее. Он старый вояка, судя по досье. Нам сейчас нужен довольный и преданный пилот. Сообщи, когда стартуют.

– Будет сделано, Сергей Петрович. До связи.

Жак облегченно вздохнул. Хозяин всё предусмотрел.

Пилот расплылся в довольной улыбке, услышав предложенную плату.

– Ну что ж, пойдёмте, упакуем вашего драгоценного подопечного в колыбель.

Кирилл ждал, не решаясь залезть в кабину. Бионик стоял поблизости отрешенно глядя в темноту за аппаратом.

– Так, приятель, сначала ты, – сказал по-хозяйски дружелюбно Стив, – за пассажирской капсулой ниша. Полезай в неё. Хотя, я думаю, вашему брату объяснять не надо. Чувствуй себя как дома.

Боевик Чоу кивнул, кузнечиком подскочил внутрь, по-паучьи перебрался через капсулу сверху, вместо того чтобы протискиваться в узкий проём между ней и створкой люка, и вниз головой нырнул в нишу. Ноги скрылись следом, словно он плавно погрузился в воду. В проёме было видно, как он свернулся на полу. Темный чешуйчатый панцирь бронежилета придавал ему схожести не то со змеей, не то с мокрицей. Всё он проделал в считанные секунды, без спешки. Выглядело это странно и неестественно. Пилот, привыкший за время службы к боевым бионик, только хмыкнул и мотнул головой.

– Гражданские так себя не ведут, верно? – ухмыльнулся он, – их учат не выделяться, а эти мало задумываются о приличиях. Глазом не успеешь моргнуть – руки ноги открутят. Я возил десанты в азиатских секторах, во всех тех заварушках с картелями. Видели бы вы, что они вытворяют в бою.

Жак, и не думал расспрашивать о таких подробностях, а Кириллу и вовсе было не до того.

– Теперь вы, сэр, – Стив пригласил Кира.

Тот поежился, вздохнув, поднялся в кабину и забрался в капсулу. Кресло с готовностью приняло его в объятья. Он попробовал панически шевельнуться, но не смог – поверхность держала, мягко обхватив всё тело сразу по контуру.

– Не волнуйтесь, сэр. Такие штуки используют для пилотов лунных шаттлов, чтобы облегчить перегрузки. Всё для вашего удобства, – улыбнулся Стив.

– Ну что ж, удачного полета. До встречи, мсье, – Жак помахал рукой.

– Вам пора, приятель, все аппараты поднимутся одновременно, лучше держаться подальше в этот момент, – выпалил скороговоркой пилот, глядя на соседние экипажи.

Жак, оглянулся и увидел растворяющиеся в темноте спины других провожающих. Ещё раз махнув, он побежал следом. Добежав до густой травы, встал отдышаться и посмотреть.

Примерно в километре за площадкой светляки почтовых летунов один за другим взмывали вверх, они расчерчивали небо длинными вертикальными полосками света и, набрав высоту, ложились на курс. На их фоне, быстрее чем моргает глаз, появились, как тени гигантских шершней, около десятка гравиджетов. Они зависли метрах в тридцати над площадкой в ожидании следующего залпа летунов и, дождавшись, синхронно прыгнули в ночное небо.

Жак, направился к машине. В ночной тишине был слышен скрип влажной густой травы, попираемой ходовыми сферами лимузинов. Включив слабую подсветку, они разворачивались на месте и воровато уползали в темноту. Угрюмые жирные жуки. Через пару минут Жак остался совсем один в темноте. Он подошёл к авто и прислонился к крылу. Особняк в отдалении плавно тушил огни. Вблизи него по-прежнему не было ни одной живой души. Ещё немного и свет совсем погас. Стало темно и тихо. Он вспомнил детство в маленьком городке на севере Франции. Временами мальчишками они уходили ночью за пределы жилых кварталов и пропадали до зари. Шататься по окрестностям его научил дед украдкой от родителей. А потом Жак подбил на это своих приятелей. Он выбирал тёплые лунные ночи. Все дружки по обыкновению закрывались в своих комнатах, оттуда доносилось жужжание игровых симуляционных капсул. Родители стучали в двери со словами «пора спать», слышали в ответ стандартное «ещё полчасика» и возвращались к своим вечерним шоу, новостям – дремать в объятиях массажных кресел перед стерео театрами. А шайка мелкого Жака уходила в рейд. Странно, но за всё время их ни разу не поймали родители. Хотя сами они пару раз влипали в истории. То наткнулись на бродяг, говоривших на незнакомом языке, то повстречали кочующих компрачикос6 – в то время они снова вернулись в Европу. Оба раза их спасал патруль, от которого тоже приходилось уносить ноги.

Жак вспоминал те времена с ностальгией. Как вспоминает любой, чьё детство было счастливым и полным открытий. И только две мысли страшили его. Что могло быть с ними, с наивными мальчишками, в лапах похитителей детей, если б не гражданский патруль, и каким было бы его детство, если бы старый добродушный авантюрист – его дед, не научил рыскать ночами в окрестностях. До того, как он открыл ночной мир для себя и компании, в его сознании друзья были наброском карандаша, размытым ассорти из лиц, виденных на днях рождения друг друга, ещё каких-то праздниках и образами из симуляций, где каждый выбирал себе внешность, странную и страшную, голос, манеру общения, которые ничего общего с настоящими его друзьями не имели. Они проводили дни и вечера напролет в своих дешёвых капсулах симуляций, встречались в виде оцифрованных уродливых персонажей в бесконечных играх.

Их было пятеро. Если бы не дед, Жак никогда не знал бы, кто из его шайки быстрее бегает, кто легко и не задумываясь, в темноте находит лучший путь между амбаров и заброшенных ферм, кто как натуральная обезьяна молниеносно взбирается на деревья, кто может схватить дохлую крысу голыми руками, без тени брезгливости, и запустить в любого из них, весело гогоча, кто начитанный маменькин сынок и знает всё о созвездиях и планетах. Сколько часов они просиживали, глядя на звёзды, не счесть визгов и смешков от падений и ссадин, заработанных в подворотнях их маленького старого городка, которые потом неделями приходилось скрывать от заботливых мамаш. И каждый в его пятёрке сделал не меньше открытий, чем он сам. И никто из их сверстников не понимал, и при всём желании не смог бы понять, как так вышло, что эти пятеро держались друг за дружку всю юность и ещё в младших классах, пока школы не упразднили совсем они не спускали никому, даже старшеклассникам, ни единой попытки обидеть кого-то из шайки. И позднее, когда они выросли и иногда встречались, им всегда было, что вспомнить. Дальнейшая жизнь не дала никому из них и малой толики тех подростковых впечатлений.

Жак достал из салона бутылку коньяка и пачку Кирилловых сигарет. Ему захотелось оказаться в маленьком городке, войти в гостиную, услышать скрип половиц и посидеть в любимом дедовом кресле.

Он вызвал шефа и отчитался, – чадо на пути в Сектор. Потом уселся на теплый капот Роллса, отхлебнул из бутылки и затянулся сладковатым эйфом. Сегодня он уже никому не был нужен.

Гравиджет за секунды набрал десять километров. На Кирилла накатила дурнота и быстро отступила, когда аппарат лег на курс и пошёл горизонтально. Кресло обняло его, будто извиняясь за бестактность, по-военному стремительного старта. Бронированная капсула имела небольшие иллюминаторы по обеим сторонам, но в них было видно лишь внутренности джета в тусклом зеленом свете. Включился интерком. Пилот что-то напевал себе под нос, прервав куплет, сказал, что лететь менее часа и продолжил с того же места. Кирилл раздраженно отключил интерком, моргнул несколько раз и погрузился в дремоту, согреваясь после прогулки.

Глава 9

День закончился. Кирилл летел в Сектор, Монседам так и не нашла времени для беседы в своём плотном графике, Аслан затаился – за ним присматривали.

Сергею не повезло с партнерами по игре. Что поделать. Но пока всё шло хорошо.

Эмма сегодня не оставляла его ни на минуту, постоянно порхала где-то рядом. Демонстрировала привязанность, и всё же он не доверял ей. Слишком молода и честолюбива. И она, и Этьен – безупречны внешне, испорчены внутри. Они преданы не одному хозяину. Несомненно, Эмма работает на Ноэль. Оставалось неясным: как давно. Было заметно даже сходство в манере держаться. Вероятно, с Ноэль их связывает не только служба, учитывая плотоядность Монседам.

Сейчас они вышли в римский сад на берегу. Сергей потягивал коньяк, Эмма – розовое вино. Он взглянул на утончённые черты помощницы. Определённо она была не на своём месте в роли его секретаря.

Эмма уловила его задумчивость.

– О чём ты думаешь?

– Просто трудный день. Смотрю на тебя и хочу отвлечься.

– Отношения с Асланом испорчены окончательно?

– Это произошло не сегодня. Думаю, ты достаточно наблюдательна, чтобы это уловить.

Эмма и Этьен. Они оба ласково и предупредительно вились у ног, как два хорька с красивой блестящей шерстью, хищные, юркие, ждущие кормёжки.